Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
РЫНОЧНАЯ РЕФОРМА В РОССИИ: ПЕРВЫЙ ШАГ. 9
Строго говоря, заголовок можно оспорить: подготовительная работа, которую можно расценивать как начало движения к рынку, велась уже не менее пяти лет до того, как началась "гайдаровская реформа". Начиная с 1987 г. были осуществлены: легализация индивидуальной и кооперативной трудовой деятельности, принятие закона о предприятии, снятие ограничений на рост зарплаты, создание элементов рыночной инфраструктуры в виде бирж и коммерческих банков, либерализация оптовых цен, первые подходы к либерализации розничных цен (регулируемое повышение цен в марте 1991 г. и полное прекращение регулирования цен на овощи и фрукты).
Однако все это еще укладывалось в рамки "совершенствования" прежней административной системы, все это еще не делало переход к рынку необратимым. Два основных элемента экономической поли-
3 Заказ № 3891 65
тики 1992 г. придали ей принципиально новое качество по сравнению со всем, что делалось после свертывания нэпа в 1928 г.: общая либерализация розничных цен, которая справедливо считалась политически самым трудным шагом в ходе реформ, и начало массовой приватизации, делающее переход к новой системе отношений необратимым. Именно эти факты дают основание констатировать: переход от разговоров о рыночной реформе к ее реальному осуществлению следует датировать 2 января 1992 г., когда правительство решилось на либерализацию розничных цен.
Итак, есть основания утверждать, что шаг к рынку в 1992 г. был по-настоящему первым. Второй вопрос: был ли он успешным?
Существует немало людей, которые говорят о провале экономической политики правительства в 1992 г. как о чем-то очевидном, будто бы даже не требующем особых доказательств. И определенные аргументы в пользу таких суждений, несомненно, существуют. Если исходить из критериев старой, планово-распределительной системы, то бросаются в глаза спад промышленного производства (примерно на 20% в 1992 г. и примерно на треть за три года, т. е. по сравнению с уровнем 1989 г.), сокращение инвестиций (не менее чем наполовину), уменьшение экспорта, рост внешнего долга, сокращение реальных доходов населения (по разным расчетам, на 3050% за год). Если же судить по критериям рыночной экономики, то приходится признать, что не выполнена ни одна из экономических задач финансовой стабилизации, которые ставило перед собой правительство. Сокращение дефицита консолидированного бюджета до 5% ВНП и замедление темпа инфляции до ежемесячной однозначной величины (вместо трехзначной в январе 1992 г. и двузначной во все последующие месяцы) планировалось сначала на первое полугодие 1992 г., затем на второе, а в конце концов перенесено на конец 1993 г., да и к этому сроку остается трудновыполнимой задачей.
Все это так. Но российская экономика 1992 г. не была ни планово-распределительной, ни нормальной рыночной. Это переходная экономика, трудности которой усугублены уникальным, . невиданным в современной истории набором отягчающих обстоятельств: историческое по масштабам (не менее чем на 40 лет) запаздывание рыночной реформы по сравнению с объективными требованиями общественного развития, фантастическая милитаризация экономики, последствия развала СССР, последствия крушения всей прежней политической системы и соответственно утраты управляемости всей экономической и политической жизнью. Если попытаться коротко расшифровать только один из перечисленных факторов запаздывание реформ, то можно отметить, что оно сопровождалось катастрофическим снижением запаса прочности экономики вследствие накопления чрезмерного внешнего и внутреннего долга государства, нарушения воспроизводства основных фондов, накопления экологических проблем, деградации кадрового потенциала, и прежде всего кадров высшей квалификации, из-за многолетней недоплаты им по сравнению
даже с самыми скромными общественно признанными нормами. В этих условиях внезапный крах остатков прежнего государственного каркаса после провала авантюристического августовского путча 1991 г. поставил под вопрос уже не эффективность процесса воспроизводства, а его элементарную функциональность, т. е. способность к продолжению работы. В последние дни 1991 г. стали прослеживаться признаки того, что всякая производственная деятельность вот-вот замрет совсем.
Поэтому, не отвергая обычных критериев оценки экономических результатов, следует вместе с тем оценить выполнение совершенно особой, почти невыполнимой задачи: "подхватить" буквально на лету падающий механизм российской экономики и заставить его продолжить функционирование на базе непривычных для него, давно забытых рыночных стимулов. Поскольку экономический коллапс выражался в прогрессирующем разрыве связей между предприятиями в связи с утерей какой-либо мотивации для продолжения производства (тотальная бартеризация означала предсмертную стадию существования этих связей), то первейшей целью была реанимация рубля, восстановление интереса к рублю как стимулу продолжения производства. То, что это удалось осуществить буквально в считанные месяцы, говорит прежде всего об огромной жизненной силе рыночной экономики вообще. Это свидетельствует также о достойном уважения терпении народа и его готовности перенести трудности во имя обновления страны и создания надежной перспективы развития в дальнейшем. Наконец, это говорит о том, что правительство избрало в общем целесообразный способ действий. Что же касается конкретных программ, включая количественные цели, привязанные к точным срокам, то в создавшейся обстановке они могли служить не более чем ориентиром, помогающим выдерживать некоторое общее направление движения.
Что же реально удалось сделать за этот первый год и что не удалось?
Многое можно понять, если проследить прежде всего траекторию движения индекса цен в течение года. В январе индекс цен на потребительские товары составил 345%, в феврале 138, в июле сентябре колебался уже на уровне 110112%, и предложенная Международным валютным фондом норма (не более 109%) казалась уже совсем близкой. Но в октябре индекс подскочил до 125%, а в январе 1993 г. за одну первую неделю цены на основные продовольственные товары подскочили почти на 10% таких инфляционных всплесков не наблюдалось с февраля 1992 г. Чем же объясняется такое волнообразное движение инфляции?
Поскольку цены были отпущены впервые с 20-х гг., индекс января 1992 г. отразил инфляционное давление, накапливавшееся годами перед тем. Здесь проявился главным образом эффект перевода подавленной инфляции в открытую. Затухающие индексы последующих семи месяцев отражали, казалось, довольно успешную борьбу российской экономики с собственными болезнями. Но болезни оказались запущенными, а успех кратковременным.
Если в декабре 1991 г. деньги (рубли) никому не были нужны, поскольку на них ничего нельзя было купить, то с января отчаянная нехватка денег (наличных и безналичных) у предприятий и у населения стала определять всю панораму экономической жизни. Строго говоря, создание такой ситуации и было ближайшей целью правительства, для этого оно и пошло на столь смелое решение о либерализации цен. Но все хорошо в меру. В данном случае меру соблюсти не удалось.
Шоковое сжатие покупательной способности предприятий и населения позволило решить критически важную задачу: спасти находившийся при последнем издыхании рубль, оживить денежную систему и укрепить хозяйственные связи на новой, рыночной основе после того, как прежняя, административная основа рухнула. Одновременно ожила и розничная торговля, в течение января февраля в магазинах вновь появились исчезнувшие было товары, разумеется, по значительно более высоким ценам. Однако достигнутое таким образом равновесие не могло быть долговременным. Розничный товарооборот, например, в январе по сравнению с декабрем сократился (в сопоставимых ценах) почти вчетверо. Это означало, что население живет в значительной степени за счет домашних запасов. Лишь в последующие месяцы физический объем розничного товарооборота постепенно поднялся до 6070% дореформенного уровня, но так и не был восстановлен в полном объеме.
Что же касается предприятий, то, столкнувшись с острейшей нехваткой оборотных средств, они нашли своеобразный "денежный ресурс" в огромных повальных взаимных неплатежах, объемы которых у отдельных крупных предприятий исчислялись миллиардами рублей. Отсутствие закона о банкротстве и практики санации несостоятельных должников породило специфическую ситуацию: оказалось, что можно не платить по счетам и при этом продолжать существовать, выплачивать коллективу зарплату. Некоторое время продолжалась проба сил кто раньше уступит: государство ли начнет поддерживать должников дотациями и льготными кредитами или предприятия изменят свое поведение, пойдут на снижение цен, чтобы активизировать продажу своей продукции и добыть оборотные средства.
Вероятно, объективно неизбежные трудности момента, связанные с большими потерями для населения, можно было бы преодолеть благодаря общей готовности реформы и высокому уровню политического доверия к Президенту и правительству реформ на первом этапе. Но к объективным трудностям добавились слабости недостроенной политической системы российской демократии и определенные ошибки правительства. Несомненной слабостью политической системы явилось отсутствие единой государственной политики реформ: политика парламента, правительства. Центрального банка, а в отдельных случаях также Президента и вице-президента была различной. И не просто плохо согласованной, а конкурирующей, вплоть до враждебного противостояния законодательной и исполнительной властей. Вскоре стало очевидно, что кризис неплатежей в равной
степени поразил все предприятия эффективные и неэффективные, производящие нужную рынку и ненужную продукцию. Ситуацию усугубляла крайняя неразбериха в работе Центробанка, где денежные переводы предприятий задерживались месяцами и даже терялись. Наконец, к этому добавился возникший из-за ряда элементарных просчетов кризис наличности, в результате которого даже предприятия, имевшие деньги на счетах, порой не могли выплачивать зарплату. Нажим парламента и профсоюзов плюс сознание ответственности за собственные ошибки, а также опасение социального взрыва из-за задержек зарплаты вынудили правительство отступить от жесткой финансовой политики. Еще раньше эта жесткость была нарушена деятельностью парламента, активно вмешивавшегося в функции исполнительной власти, и кредитной активностью Центробанка, руководство которого в 1992 г. объявило своей приоритетной целью "поддержку производства", а не защиту прочности национальной валюты.
Итогом совместных уступок правительства и Центробанка в мае июле стало предоставление предприятиям в разной форме субсидий примерно на 1,5 трлн руб. без жесткой связи этой помощи с реальной эффективностью производства, больше по политическим соображениям, чем по экономическим. Спустя один-два месяца эта денежная волна обрушилась на рынок. И если в июле победа над инфляцией казалась совсем близкой, предприятия-монополисты дрогнули и готовы были снижать цены, то со второй половины сентября инфляция вновь стала набирать силу. Осенний подъем цен был значительно слабее январского, но в политическом и социальном отношении оказался более тяжелым. Он не был неизбежным, он противоречил политическим обещаниям властей и оказался неожиданным для населения, которое верило, что инфляционный шок придется пережить только один раз. Когда выяснилось, что испытание высокими ценами может длиться неопределенно долго, это не могло не повлиять на доверие избирателей к политике реформ. В декабре 1992 г. на VII Съезде народных депутатов России это было использовано объединенной парламентской оппозицией для смещения исполнявшего обязанности премьера Егора Гайдара и для попытки ограничения полномочий Президента. С этого начался конституционный кризис, обострившийся к весне 1993 г.
Вполне очевидно, что оценка этой цепи событий с точки зрения стандартных критериев успешности экономической политики не только бессмысленна, но и практически невозможна, поскольку основные цели и действия тех, кто эту политику осуществлял, отнюдь не были стандартными. Не вызывает сомнений только одно: российское правительство в 1992 г. смогло осуществить те первоочередные реформаторские действия, на которые союзные правительства предшествующих лет и десятилетий не решились. В числе этих действий не только такой взрывоопасный шаг, как либерализация цен после шести десятилетий их государственного назначения. В 1992 г. впервые, пожалуй, с начала 20-х гг. стала реальностью политика демилитаризации экономики. Это достижение важно в социально-экономическом
плане, поскольку непомерно высокая доля военного производства, в течение десятилетий сохранявшаяся на уровне военного времени, стала главным генератором экономического кризиса. Это важно в политическом плане, поскольку неспособность совладать с неумеренными аппетитами военно-промышленного комплекса стала одной из глубинных причин поражения перестройки М. Горбачева. Он лишился поддержки демократически настроенной части общества в решающей степени после того, как отказался от Программы "500 дней", не дав ясного объяснения этого неожиданного шага и оставив весьма обоснованные подозрения в том, что подлинной причиной было давление военно-промышленного лобби. Резкое сокращение военного заказа решилось осуществить только правительство Ельцина Гайдара.
Наконец, 1992 г. стал годом массового разгосударствления (акционирования), а затем массовой приватизации предприятий. Организаторов этой работы часто обвиняют в том, что приватизация проводится "не по правилам". Нет смысла опровергать фактическую точность такой констатации. Действительно, ни в одной стране мира правительство не предпринимало столь массовую приватизацию в столь сжатые сроки, дав себе так мало времени на подготовку. Но ведь нигде в мире и не было страны, в которой в течение шести десятилетий практиковалось почти стопроцентное огосударствление народного хозяйства. Нигде так не запаздывали с проведением назревших реформ, что привело к развалу не только государства, но и основных систем жизнедеятельности. В этих условиях реформа "по правилам" стала просто невозможной, и это относится не только к приватизации. Верно и то, что вообще нежелательно проводить либерализацию цен, не устранив монопольной структуры экономики, как это было сделано в 1992 г. в России. Эти и многие другие нарушенные "правила" реформ отнюдь не были секретом для реформаторов. У них просто не было иного выхода, кроме как действовать аварийными, "пожарными" методами ради продолжения функционирования производства. В таких условиях и основным критерием оценки результативности проводимой политики становится сам факт выполнения тех или иных задач, которые казались невыполнимыми, начиная с либерализации цен.
Помимо всего перечисленного нельзя не отметить важные события во внешнеэкономической сфере, которыми отмечен первый год российской рыночной реформы, Россия (как и другие бывшие республики СССР) стала членом Международного валютного фонда, и рекомендации МВФ использовались правительством как один из ориентиров политики. Правда, правительству не удалось добиться полного выполнения этих рекомендаций, а международное сообщество не оказало в 1992 г. такой широкой финансовой поддержки российским реформам, какая была первоначально обещана. Главным успехом, достигнутым благодаря вступлению России в МВФ, оказалось согласие кредиторов на отсрочку большинства приходившихся на 1992 г. платежей по обслуживанию непомерного внешнего долга, унаследованного правительством России от правительства СССР. Эта поддержка
оказалась решающей, прежде всего для снабжения населения: она позволила сохранить жизненно важный импорт продовольствия,
Правительство В. Черномырдина, сформированное в декабре 1992 г., приступило к работе на старте второго года реформы в условиях, когда переход к рынку ни на одном из направлений не достиг решающего успеха и ни на одном из направлений не потерпел поражения. "Кавалерийская атака" на безрыночную экономику перешла в "позиционную войну". Дальнейшие действия правительства (если исключить самоубийственные шаги, влекущие экономический коллапс) ограничены весьма узким спектром возможностей.
С одной стороны, необходимо как можно быстрее замедлить до приемлемых темпов инфляцию. Сохранение ее с октября 1992 г. по февраль 1993 г. на ежемесячном уровне 2530% делает порог гиперинфляции опасно близким. В сущности, уже при этом темпе роста цен производственные инвестиции сопряжены с неприемлемым уровнем риска, и вместе с тем товарные и валютные спекуляции становятся самым привлекательным направлением вложения капитала. Такая инфляция исключает стабилизацию производства. Нечего и говорить, что она исключает также нормализацию условий жизни населения, особенно пенсионеров и других лиц с фиксированными доходами. Правительство просто не может не признать борьбу с инфляцией своей первостепенной целью.
С другой стороны, для усмирения инфляции необходимо перекрыть ее главный источник дефицит государственного бюджета. Но в короткий срок невозможно резко увеличить доходы бюджета можно лишь резко сократить расходы. Однако и здесь выбор невелик. После радикального сокращения расходов на производство вооружений существенным источником остается только сокращение государственных дотаций и льготных кредитов убыточным предприятиям. Короткое время, отведенное для "мягкой" структурной перестройки при государственной поддержке, уходит в прошлое. Все более значительное место будет занимать структурная перестройка путем ликвидации неэффективных производств, санации и банкротства не сумевших перестроиться предприятий.
Но здесь вступает в действие другой неизбежный ограничитель свободы действий государства угроза массовой безработицы. Теоретически она не является неизбежной при структурной перестройке и, разумеется, не является желательной. Но для того чтобы массовое высвобождение занятых не превратилось в массовую безработицу, необходимо создавать в большом количестве новые рабочие места, обеспечить возможность переквалификации кадров, а в ряде случаев и перемены места жительства работников. Потребность в новых направлениях приложения труда (особенно в сфере услуг), несомненно, существует, но массовое изменение профиля занятости и при более значительном, чем в современной России, опыте в этой области, при более высокой организованности, при более обширных финансовых возможностях является делом весьма сложным. Поэто-
му, чтобы не создавать чрезмерной социальной и политической напряженности, потребуется и в структурной перестройке соблюдать разумную постепенность. Все это означает, что в ближайшем обозримом будущем любое реалистически мыслящее правительство России должно будет осмотрительно выбирать путь между Сциллой гиперинфляции и Харибдой массовой безработицы. Решение такой задачи дело реальное, но далеко не простое.
Все сказанное выше укладывается в рамки чисто прагматического анализа ситуации и событий первого года рыночных реформ анализа, посвященного исследованию возможностей и достижений в деле стабилизации экономики, вывода ее из кризиса, в который она была ввергнута чрезмерно долгим господством милитаризованной планово-распределительной системы. Наряду с этим немало политиков, ученых и публицистов пытались и пытаются оценить происходящее с привычных в прошлые десятилетия позиций борьбы между социализмом и капитализмом. Такие авторы обычно бурно протестуют против "реставрации капитализма" или, напротив, приветствуют "строительство капитализма". Если оставить в стороне довольно прозрачные политические интересы, связанные с таким подходом к проблеме, и сосредоточиться на ее научном аспекте, то можно признать, что и такой анализ в принципе возможен. Но тот, кто к нему прибегает, не вправе игнорировать целый пласт научных проблем, которые необходимо разрешить, прежде чем оценивать в указанном плане современную российскую действительность. Необходимо прежде всего определить, что такое социализм, поскольку общепринятого научного определения не существует. Необходимо, далее, уточнить современные представления о капитализме, поскольку нельзя не видеть разительных изменений капиталистической экономики по сравнению с временами "классического" капитализма. Необходимо затем с научной точностью установить, каким был на деле существовавший в СССР общественный строй и что в нем было социалистического. После этого останется только рассмотреть, каковы практические последствия нынешней рыночной реформы: увеличивает или уменьшает она на деле степень реального обобществления капитала, надежность социальных гарантий, справедливость распределения. До тех пор, пока такая предварительная работа не проделана, разговоры о социалистическом или капиталистическом характере преобразований не выйдут за пределы более или менее добросовестной пропаганды.