Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
|
ДИСКУССИИ. СОВРЕМЕННЫЕ МОДЕЛИ ПОЛИТИЧЕСКИХ ПАРТИЙ Автор: В Московском доме общественных организаций регулярно проходят "круглые столы", посвященные обсуждению перспектив развития партийной системы в России. Сегодня мы подводим определенные итоги двух дискуссий, состоявшихся в конце 2002 года. В обсуждении актуальных вопросов партийного строительства принимали участие: Т. А. АЛЕКСЕЕВА, зав. кафедрой политической теории МГИМО(У) МИД РФ; А. П. ВЛАДИСЛАВЛЕВ, депутат Государственной думы; А. А. ГАЛКИН, профессор, академик РАЕН; О. В. ГАМАН-ГОЛУТВИНА, профессор Российской академии государственной службы при Президенте РФ; М. В. ИЛЬИН, профессор МГИМО(У) МИД РФ, генеральный директор журнала "Полис"; А. Н. КУЛИК, старший научный сотрудник ИНИОН РАН; Б. И. МАКАРЕНКО, заместитель директора Центра политических технологий; Ю. К. МАЛОВ, заместитель начальника отдела аналитических разработок аппарата Государственной думы; С. Н. ПШИЗОВА, доцент кафедры политологии и социологии политических процессов социологического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова; А. И. СОЛОВЬЕВ, профессор МГУ им. М. В. Ломоносова; К. Г. ХОЛОДКОВСКИЙ, главный научный сотрудник ИМЭМО РАН. Открывая заседание "круглого стола", А. П. ВЛАДИСЛАВЛЕВ дал оценку перспективам российской многопартийности. Нынешняя ситуация, казалось бы, дает основания для оптимистических прогнозов. По существующим прогнозам более 70 процентов избирателей сегодня проголосовало бы за четыре крупные политические организации: "Единую Россию", КПРФ, СПС и "Яблоко". И таким образом, с одной стороны, налицо явные предпосылки для складывания в России стабильной многопартийной системы. Наподобие тех, какие существуют на Западе. Однако здесь-то и кроется проблема: ведь на Западе в этой сфере далеко не все в порядке. Так, например, недавно на предвыборных митингах в Германии кандидаты от ХДС/ХСС выступали как истинные социал-демократы. А их оппоненты, социал-демократы, делали основной акцент на создании условий для развития предпринимательства. Все смешалось, нарушается привычная привязка к базовым идеологическим ценностям. От идеологического противостояния партии стали приходить к политическому прагматизму или, по определению Т. Блэра и Г. Шредера, "прагматическому идеализму". А это, в свою очередь, стало почвой для активного внедрения политических технологий. В России же, в отсутствие европейских партийных традиций, использование политтехнологий приняло просто фантастический размах. Специалисты по манипулированию общественным мнением выигрывают все региональные выборы. И на этом фоне вопросы, связанные с партийным строительством, могут показаться малозначимыми. Однако необходимо смотреть в будущее. По мнению А. Л. Владиславлева, главные события на ниве партстроительства будут разворачиваться уже после 2004 года. Кандидатов на пост президента страны на выборах 2008 года будут выдвигать политические партии, демократические преобразования получат достойное завершение. К этим событиям нужно готовиться уже сейчас, у нас нет ни времени, ни возможности заново проделывать тот долгий путь развития, который проделали западные партии. Мы должны заблаговременно изучить их опыт, взять из него все лучшее и строить партии не XIX, не XX , а XXI века. Вот в чем состоит смысл и практическое значение сегодняшней дискуссии. Состоялась многопартийность в России на сегодняшний день или нет? Некая структура уже все-таки сложилась, полагает Т. А. АЛЕКСЕЕВА. Следует иметь в виду, что практически все термины, употребляемые сегодня политологами, сплошь и рядом отражают совершенно иную реальность, чем стр. 36 та, которая описана в учебниках - на чужом материале, на чужом историческом опыте и соответственно с учетом совершенно иных реалий. В России одни партии больше похожи на классические образцы, другие - меньше. В любом случае есть возможность говорить о некоторых, вполне значимых игроках на политической сцене, которые действительно будут в значительной степени определять расклад сил на грядущих выборах. Естественно, это КПРФ, у которой ситуация совсем не столь драматична, как это прогнозировали еще год назад. До сих пор муссируется расхожий тезис, будто партия пережила себя, что недалек тот день, когда она окажется партией второго эшелона. Впечатления последнего года приводят к мысли, что картина несколько иная. В целом ряде регионов КПРФ оказалась единственной партией, открывшей свои двери молодому поколению. Вполне понятно, что молодому человеку разговаривать с молодым человеком гораздо легче. КПРФ опирается уже не столько на идеологию, сколько на наличие вполне конкретной и легко фиксируемой субкультуры, которую можно назвать "социал- традиционализмом". В электорате КПРФ, как утверждают социологи, только 7 процентов людей исповедуют коммунистическую идеологию. Остальные - те, кого условно можно назвать консерваторами и карьеристами, сориентированными на вполне конкретный миф, конкретный идеал. И этим идеалом, вне всякого сомнения, является советская модель эпохи Л. Брежнева, то, что мы привыкли называть "застоем". Эти люди мечтают о стабильности - о гарантированной зарплате, о гарантированных социальных вкладах, о перспективах, которые можно было просчитать на много лет вперед. КПРФ - это наиболее мощный игрок, который так или иначе будет встречаться с "Единой Россией" на арене предвыборных баталий. Центризм сегодня оказался поделенным между "Единой Россией" и КПРФ. Он вовсе не является прерогативой ни тех, ни других. И для нормального среднего человека, не занимающегося политикой день и ночь, лозунги начинают звучать одинаково. "Единая Россия" - четвертая по счету партия власти. Сам факт того, что она четвертая, говорит не в ее пользу. Что такое понятие "партия власти" в традиционной российской интерпретации? Любой царь, решив провести реформы, должен был создать структуру, которая могла бы стать ему опорой и помочь преодолеть постоянно повторяющуюся российскую ситуацию сопротивления бояр. Не случайно с самого начала формирования "Единой России" все время всплывает эта идея "опричь", то есть вне бояр, вне системы, идея создания некоей структуры вне коррумпированного чиновничества, с помощью которой можно навести порядок и установить ту систему власти, о которой постоянно говорит президент. Но поняв "Единую Россию" совершенно иначе - не как традиционную российскую партию власти, а как способ делания карьеры, - туда устремились прежде всего чиновники, то есть люди, с которыми, по идее, она должна бороться. Другая крупная субкультура со своей мифологией, наметками ценностей, стереотипами политического поведения - демократическая. Факт ее присутствия в нашем обществе, считает Г. А . Алексеева, сейчас, вероятно, оспаривать никто не будет, кроме совершенно оголтелых сторонников того, что все русские авторитарны по определению. Социологи свидетельствуют: несмотря на то, что само слово "демократия" давно стало жупелом, очень многие демократические ценности на самом деле усвоены. Они вошли в нашу жизнь и сегодня порой имеют определяющее значение. Может быть, это связано и с рядом чисто российских архетипов, нашей безумной любовью к вольнице, практической неспособностью снова войти в дисциплинарную структуру любого характера. В демократической субкультуре очень четко прослеживаются два подвида, которые совершенно ясно выражаются вполне определенными партиями. Первый подвид - так называемые прагматики. Социально зна- стр. 37 чимый миф для "прагматиков" (а в основе субкультуры в отличие от идеологии лежит все-таки миф - не идеал, а именно миф) - это свободная рыночная экономика, неприкосновенность частной собственности и индивидуальная модель карьерного роста. Вот эти три кита для них беспредельно значимы. Обычно такого типа субкультура очень легко сотрудничает с властью. Она открыта для компромиссов. Поэтому в ее рамках вполне возможно нахождение неких точек соприкосновения для той же "Единой России". В наиболее ярком виде это выражается в СПС. "Яблоко" - это второй подвид демократической субкультуры. Утрируя, можно было бы назвать их "идеалистами". Потому что здесь значимы совершенно другие сюжеты - свободы, демократические процедуры, наличие оппозиции. Смогут ли "Яблоко" и СПС договориться? Судя по всему, да. Они договорятся в регионах, договорятся о выдвижении единых кандидатов. У них это хорошо получилось на выборах в Петербурге. Похоже, что это может быть некая структура, сильно напоминающая российского двуглавого орла. Когда начальники якобы смотрят в разные стороны, но тем не менее ствол оказывается достаточно переплетенным. О. В. ГАМАН-ГОЛУТВИНА обратила внимание на то, что речь должна идти не об упадке партии как политического института, а о серьезном кризисе той модели партии, которая сложилась более ста лет назад, то есть модели массовой идеологической партии индустриального общества. Представление, будто эта модель является единственно верной, инвариантной для всех времен и народов, нуждается в уточнении. Устарели не сами партии, а скорее традиционные представления об их функциональном и организационном назначении. Выходом из партийного кризиса стало формирование нового поколения политических организаций - "постмодернистских партий". Их семейство разнообразно и чрезвычайно пестро. Это и "картельные" партии, и всеохватные, и электорально-профессиональные, и медиа-партии, и харизматические, и клиентеллистские, и партии-предприятия. Сверхзадача всех этих образований - обретение нового дыхания в условиях трансформации политического рынка. Сказанное относится и к отечественным партиям, несмотря на чрезвычайную краткость российского партогенеза. Изменилось соотношение партийных функций. Традиционно партии выполняли такие функции, как социальное представительство, политическая социализация, коммуникация, мобилизация, рекрутирование политической элиты и обретение политической власти. Сегодня часть этих функций взяли на себя другие институты. Так, СМИ выступают приоритетными агентами политической социализации и коммуникации. Ряд специалистов утверждают, что в российских условиях СМИ де-факто действуют в качестве политических партий. По всей видимости, это неверно, ибо и партии, и СМИ выступают не как самостоятельные политические акторы, а как ответвления реальных центров политической власти. Что касается иных традиционных партийных функций, и в первую очередь социального представительства, то в российских условиях эту функцию выполняет лишь КПРФ. Функцию рекрутирования элиты отечественные партии не выполняют в принципе. Напротив, реальные центры власти, прежде всего исполнительной, используют институт партий в качестве электоральной машины как в ходе внутриэлитной конкуренции, так и для удержания власти перед лицом протестного электората. Именно эта функция - обретение и удержание политической власти - является главной и для новых партий. Таким образом, несмотря на радикальное изменение облика новых партий - организационной структуры, методов управления и продвижения, их качественная определенность и функциональное предназначение не претерпели радикальных изменений: партии и сегодня являются ин- стр. 38 струментом завоевания политической власти в условиях избирательного формата рекрутирования властного истеблишмента. Отличительной особенностью российских партий является то, что вырастают они не "снизу" (как западные аналоги), а "сверху", создаются центрами реальной власти. На рубеже 1980 - 1990-х годов монопольным субъектом партстроительства выступало государство. В течение последнего десятилетия к государству присоединились новые субъекты партстроительства - олигополии, или политико- финансовые кланы. Политический плюрализм обрел формат жесткой внутриэлитной конкуренции этих новых субъектов политического поля. Это замкнутые, самодостаточные, квазифеодальные образования. Они обладают промышленным и банковским потенциалом, медиа-империями, информационно- аналитическими службами и службами безопасности (которые успешно конкурируют с государственными аналогами), собственными креатурами в органах власти. Обзавелись эти образования и политическими партиями. Таким образом, изменился характер монополии, но не ушел сам монопольный принцип разделения политического рынка - в качестве монополистов выступают исполнительная власть и новые олигополии. Так называемые партии власти - не исключение. По своей природе, задачам и характеру они выражают интересы не государства, а той группировки, которая в конкретный момент находится у власти. Отсюда их недолговечность. Причины ее не в том, что партии создавались нелюбимым народом "начальством", а в том, что "начальство" периодически менялось и вместе с ним сходила со сцены его клиентура в лице партийного аппарата. При этом последний плавно перетекал из ДВР в НДР, из НДР в "Единство". До принятия нового Закона о партиях партии в качестве электоральных машин функционировали как на региональном, так и на федеральном уровнях. Региональные партии в еще меньшей степени, чем федеральные, являлись самостоятельными политическими субъектами. Однако факт, что до принятия нового закона партии активно создавались в регионах, свидетельствует о том, что они достаточно эффективно выполняли функции электорального инструмента региональных властей. Региональные партии создавались либо как опоры губернаторов или мэров, либо как политический инструмент укрепившихся в регионах местных или федеральных бизнес-групп. Конечно, все эти образования мало похожи на партии, да они и не стремятся превращаться в политические партии с выстроенными оргструктурами, массовым членством и т. д. Они действуют как мобильные пиар-агенства, не обремененные громоздким аппаратом, а идеологические программы выступают в качестве необходимого "бантика на капоте". Очевидно, что в связи с принятием нового Закона о партиях произойдет определенное переформатирование партийного спектра, ибо законом предусмотрены только федеральные партии. Они получают эксклюзивное право на выдвижение кандидатов на выборах. Причем победившие на думских выборах партии приобретут значительные преференции. Выигравшие федеральные партии станут крупными политическими операторами, чем-то вроде известных из недавнего прошлого Национального фонда спорта или Союза ветеранов Афганистана, которые, обладая налоговыми льготами, являлись своеобразной "воронкой", через которую шли финансовые потоки. В данном случае в качестве льгот будет выступать монополия на регулирование потоков, а сами партии предстанут посредниками-брокерами в системах взаимодействия между реальными центрами власти (исполнительная власть федерального и регионального уровня, крупный бизнес). При этом партии одновременно выступят и в качестве объекта борьбы реальных политических игроков. Электоральная практика в условиях нового закона приведет к последствиям амбивалентного характера. С одной стороны, усложнится механизм лоббирования: на смену "индивидуальной работе" с депутатами и финансированию отдельных избирательных объединений стр. 39 пришла необходимость создания федеральных структур. С другой стороны, вознаграждением за это станет возросшая эффективность политических инвестиций. Можно прогнозировать введение нормы императивного мандата. Очевидно, что эта норма станет регламентной для всех партийных фракций в парламенте, а фракции еще в большей степени станут "приводным ремнем" для владельцев "контрольного пакета" партийных акций. Таким образом, по мнению О. В. Гаман-Голутвиной, перспективы эволюции российской партийной системы определяются двумя альтернативами. Первая - формирование "полуторапартийной" системы с доминирующей партией. Вторая - становление двухпартийной системы, в рамках которой конкурируют "партия власти" и КПРФ. Что касается оценки тенденций партогенеза, то они представляются частным проявлением общей тенденции - монополизации политического пространства в России. А. А. ГАЛКИН полагает, что нуждается в осмыслении вопрос: как различить стратегические перемены в партийно-политическом процессе и изменения, связанные с конъюнктурой? От этого зависит конечная оценка перспектив самого процесса. Другой вопрос, особенно важный для России: способна ли существовать сегодня неидеологическая партия? Может показаться, что в ряде стран Западной Европы идеологические компоненты политической деятельности отходят на задний план. Но что из этого следует? Превратятся ли политические партии в группы администраторов, борющихся за право управлять политическим процессом и пытающихся в этих целях продемонстрировать свою способность решать конкретные вопросы? На примере Германии реальная картина прослеживается очень четко. Если обратиться к политическим программам и действиям команд Штойбера и Шредера во время недавних выборов, нетрудно установить, что основные задачи, сформулированные ими, действительно различались лишь в деталях. Казалось бы, в обоих случаях доминировали чисто прагматические соображения. Однако одновременно прорезывались и другие тенденции. Стоило социал-демократам ослабить социальный аспект своей политики, как на нем немедленно сосредоточились их противники. В результате возникла парадоксальная для Западной Европы ситуация: основным носителем социальной политики попыталась выступить правоцентристская христианско-демократическая коалиция. Соответственно, социал-демократы оказались перед необходимостью возродить свой традиционный образ - политической партии, отстаивающей интересы социально дискриминируемой части населения. Идеологический фактор вроде бы отступил на второй план. Однако его содержательная сторона сохранилась. Только социальный интерес стал выступать не в идеологической оболочке, а в чистом виде. В России, считает А. А. Галкин, начала формироваться пусть не очень четкая, но все-таки реальная партийно-политическая структура. Существуют три основные политические силы: КПРФ, СПС (вместе с постепенно поглощаемым им "Яблоком") и "Единая Россия". Эти три силы охватывают примерно 70 - 75 процентов электората. И никакие попытки размыть эту поддержку, создавая новые политические партии вроде "Партии жизни", "Народной партии" или "Возрождения России", не удаются и не удадутся. Может ли быть эта структура неидеологической? Два ее элемента уже идеологичны. Центр может не делать упор на идеологию, но все равно, с точки зрения системы ценностей, он неизбежно будет идеологичным. В Западной Европе ослабла острота некоторых социальных проблем, хотя мы и не знаем, как скажется нынешний экономический спад. В России же, с ее перманентной кризисной ситуацией, растущим отчуждением значительной части общества от власти, огромным разрывом в условиях существования, социальные проблемы будут долго оставаться очень серьезными. Не обязательно они приобретут идеологический характер, но идеология будет при- стр. 40 сутствовать, хотя бы подспудно. Иными словами, если центристская партия не сможет доказать обществу, что она не партия богатых, олигархов или бюрократов, а партия, которая знает социальные проблемы общества и будет их решать, то ее перспективы не очень благоприятны. Нельзя игнорировать и тот факт, что центр в значительной степени питается рейтингом президента. А его высокий рейтинг объясняется поддержкой подавляющей части национально мыслящего протестного электората. Сумеет ли объединенная "Единая Россия" сохранить ту поддержку, которую делегировал ей президент? Решение этого вопроса зависит от того, в какой степени партия уделит внимание социальной политике. К. Г. ХОЛОДКОВСКИЙ, начиная выступление, заметил, что исследователям в первую очередь свойственно обращать внимание на новые тенденции и в какой- то степени их переоценивать. В данном случае это выразилось в том, что на некоторое время в дискуссии вышел на первое место тезис об упадке и закате партий. Сейчас все осознали, что партии являются гораздо более живучей формой, чем казалось прежде. Целый ряд аргументов свидетельствует: пока будет существовать представительная система, будут и партии. Меняется соотношение между партиями и гражданским обществом, между партиями и группами интересов, между партиями и рядовыми избирателями. Меняются внутренняя структура и жизнь партий. Ситуация в России резко отличается от западной. Это ситуация кризиса, ситуация, когда деление общества на большие группы является не вчерашним днем, а скорее завтрашним. Ситуация, когда существует отличный от западного конституционный дизайн. На Западе он способствует укреплению роли партий, прежде всего силой парламентских органов. В России все иначе. Здесь партии практически не располагают возможностью прийти к власти. Наоборот, сама власть десантирует в представительные органы какие-то зачатки партий. Но несмотря на это, игнорировать происходящее на Западе политическая система России не может. В России политическими акторами являются только два субъекта: государство со всеми его подразделениями и торгово-финансовые группы. Вечно ли будет существовать эта ситуация? Будут ли появляться акторы иного типа - структуры гражданского общества, выражающие интересы масс? Если порядок, когда единственными игроками являются те или иные акторы из элит, не изменится, то партии сохранят приблизительно тот вид, который имеют сейчас. Если же будут вырастать какие-то мощные структуры гражданского общества, тогда не только партии, но и группы интересов в России приобретут совершенно иной вид. Когда мы сейчас говорим "группы интересов", то имеем в виду элитные группы, финансовые и промышленно-торговые корпорации. Но если изменятся условия, то это будут массовые движения, профсоюзы современного типа. Шанс на будущее получат новые партии, прежде всего левые и левоцентристские. Задачи политических акторов сегодня - во-первых, содействие артикуляции интересов, а значит - работа в самом гражданском обществе. Во-вторых, развитие связей между партиями и структурами гражданского общества, которое принесло бы пользу и тем, и другим. Партии получили бы гораздо большую укорененность в широких слоях. Кроме того, структуры гражданского общества учились бы не только отстаивать узкокорпоративные интересы, но и связывать их с общенациональными. Политическая структура в данной ситуации уже сложилась, и об этом говорит не только устойчивость электоральных результатов, но и уже достаточно определенно выраженные отличия электората. Электорат каждой из партий располагает своими социальными, демографическими и психологическими характеристиками. Поэтому нынешняя политическая структура имеет шанс сохраниться надолго. стр. 41 Б. И. МАКАРЕНКО выделил два главных, по его мнению, фактора, определяющих кризис партийных систем на Западе. Во-первых, эффект постиндустриального общества и глобализации. Меняется система ценностей, причем появившийся консенсусный набор ценностей оставляет все меньше площади для идеологии. Разрушаются традиционные духовные семьи, меняются средства коммуникации, расширяется пространство для больших коалиций, способных приобретать неожиданные конфигурации. Во-вторых, "эффект кумулятивного правления". Традиционные партийные системы существуют как минимум несколько десятилетий. Здания старых демократий построены из кирпичиков разных цветов - консервативных, либеральных, социал- демократических. Примерно выяснился на опыте размах маятника, который каждая партия, придя к власти, может задать. Партии постоянно переживают кризисы. Можно весь XX век рассматривать как кризис расширяющейся инклюзивности партийной системы. Первый кризис, унаследованный из XIX века, - это кризис постепенного расширения суффража, когда партии были вынуждены подстраиваться под все новые категории избирателей, получающих избирательное право. Второй кризис - кризис ассимиляции социализма как политической культуры, от "казуса Мильерана" до "казуса Митеррана". Он начинается с Первой мировой войной, когда почти все социал-демократы голосуют за военный кредит, и заканчивается где-то в 1980-е годы, когда социал-демократия полностью ассимилируется в мейнстрим. Ассимиляция закончилась вовремя, потому что еще десять лет - и социал-демократия могла бы попасть в очень серьезный кризис из-за краха Советского Союза. Меняется и характер политического противостояния. Идеологические расколы сменяются прагматическими расхождениями. Здесь, по мнению Б. И. Макаренко, можно говорить о спиральном развитии. В начале XX века, когда демократии были неинклюзивными, разговор тоже шел о конкретных прагматических проблемах. Вспомним споры о тарифах, об "ирландском вопросе", о биметаллизме. Затем, на протяжении большей части минувшего столетия, основным противостоянием было идеологическое - буржуазного мейнстрима и социал-демократической субкультуры. К концу века спираль завершила свой виток. Противостояние опять стало неконфронтационным, гораздо менее идеологизированным. Все определяется тем, что в избирательной кампании тебе нужно занять позицию противоположную той, которую занимает твой противник. Как правило, выбор позиции коррелирует с традиционными ценностями исходной субкультуры. Это не единственный эффект избирательной кампании. Есть явления субурбанизации, телевизионной эпохи, роста индивидуализма. Поэтому просто меняется технологический набор средств, с которыми партия приходит к избирателю. Появляется нужда в профессиональных менеджерах и политтехнологах, но они не заменяют традиционную партийную культуру и организацию, а просто надстраиваются над ней или нанимаются на время избирательных кампаний. Если противостояние разворачивается вокруг отдельных, частных вопросов - повышается роль лидера. Лидеры становятся глашатаями конкретных различий, а не идеологических программ. Если партия удачно мимикрирует, подстраивается под вызовы общества, то она сохраняется, если нет - эффект может быть разным. В двухпартийной системе она рискует стать третьей, как это произошло в Англии с либералами, которые в 1920-е годы уступили второе место лейбористам и до сих пор не могут его вернуть. В многопартийной системе просто меняется набор партий, которые входят в коалицию. Отсюда еще один важный вывод: судьба партий зависит от избирательной системы. В двухпартийной - возможна смерть партий, в многопартийной - это скорее смена традиционного партийного меню, которое предлагается избирателям. Проблема России в том, что партии есть, а системы нет. Конституционный дизайн, стр. 42 конечно, не идеален, но партиям мало что мешает, а многое даже помогает - пропорциональная система, закон о партиях и т. д. Если мы возьмем процедуру номинирования президентом кандидатов в премьер-министры в российской и французской системах, то по конституции различия будут минимальными. В жизни же различия колоссальные. Парламентский сегмент, вопреки разговорам о закате Думы, становится все важнее. Главная причина - более реалистичные бюджеты. Раньше можно было пролоббировать что угодно, но деньги все равно распределялись не в соответствии с законным бюджетом, а по совсем другим правилам и другими игроками. Сейчас если депутат пролоббировал какую-то поправку в бюджет, то с большой вероятностью эти деньги будут доставлены по назначению. Иное дело, что реальный лоббистский потенциал имеют не все 450 депутатов, а десятка два- три, и фамилии этих людей хорошо известны. Победитель на парламентских выборах получает далеко не все, идет борьба лишь за маленький кусок финансового и политического пирога. Ни формирование программ развития страны, ни выдвижение кандидатур на высшие должности исполнительной власти, ни участие в президентских выборах не находятся в сфере деятельности партий. Б . И. Макаренко не верит в то, что в России в ближайшие два- три электоральные цикла может сложиться полноценная многопартийная система и может через партийную систему смениться власть, победить кандидат оппозиционной партии. На его взгляд, единственный реалистический путь - это формирование полноценной доминантной партии. Сегодня формирование "ответственного правительства" может быть только политтехнологическим шагом, но именно с него способен действительно начаться процесс делегирования партиям функций агрегирования интересов провластной элиты. Только так могут появиться зачатки партийной демократии. Если эволюция партии власти будет протекать в таком направлении и при этом будут сохраняться условия для полноценной деятельности остальных политических партий, то через два-три цикла мы сможем прийти к системе с реальной доминантной партией. Таков оптимистический сценарий. С. Н. ПШИЗОВА подчеркнула, что в основе конвергенции партийных программ и утраты идеологической определенности у большой части современных политических партий (в том числе и российских), а также других перемен в их облике и формах деятельности - новой роли лидеров, преобразования организационной структуры, изменения источников финансирования, нарастания нетрадиционных способов работы с гражданами - лежит процесс маркетизации политической сферы и формирования политических рынков. Причем речь идет не о широко распространенной в политологическом и политическом языке метафоре "рынка", которая используется при описании выборов, и в особенности избирательных кампаний. Маркетизация стала фундаментальным прогрессом, характеризующим современный этап развития демократических систем; происходит маркетизация политической сферы как таковой. Значение "рыночной парадигмы" как аналитического инструмента, объясняющего многое в современной политической жизни (в частности и трансформацию политических партий), недооценивается политологами. Речь идет о превращении политики как сферы жизнедеятельности общества в рыночно-ориентированную, о формировании политического рынка в самом широком смысле, как механизма взаимодействия между управляющими и управляемыми. По мере поглощения рыночными отношениями отдельных отраслей человеческой деятельности (экономики, искусства, науки) происходит их постепенное внедрение и в политику - суперсферу, регулирующую существование и взаимодействие остальных сфер. Отсюда и ведущиеся сегодня дискуссии о вытеснении собственно политического. стр. 43 Маркетизация политической сферы предполагает профессионализацию политической деятельности, с чем напрямую связан и расцвет так называемых политических технологий. Профессионализация означает в данном случае радикальное ослабление любой приверженности партиям, кроме карьерной. В результате сокращаются (на Западе) либо не возникают (в России) массовое членство и институт партийных добровольцев. Партия превращается в организацию профессиональных политиков с подчиненным им бюрократическим аппаратом, находящимся на зарплате. Это корпорация профессионалов, которая гораздо крепче связана с профессионалами из таких же политических партий, чем с собственными избирателями. Возникновение именно такой тесной внутренней связи диагностировали авторы получившей широкое звучание на Западе концепции политического картеля. Между корпорациями профессионалов, конечно, может быть конкуренция, но она не отменяет того, что все они входят в единый политический картель. Основой возникновения картеля стало упрочение связей партий с государством в ущерб их связям с обществом. Сегодня политика приобретает черты сферы услуг, а партии - действующих в этой сфере фирм (некоторые западные исследователи определяют эту модель как "партия - бизнес-фирма"). Механизм представительства, сложившийся на Западе и воспроизводящийся сегодня на нашей почве, постепенно вытесняется механизмом рыночным, когда спрос рождает предложение, которое удовлетворяют профессионалы, получающие за свою работу определенное содержание. Можно согласиться с тем, что политические партии как непременный атрибут демократии были, есть и скорее всего будут существовать впредь. Вопрос, однако, состоит в том, какого рода организация скрывается под этикеткой "политической партии", а главное - какие функции она выполняет. Ведь если всерьез "отвлечься от функций", то партии можно считать вообще практически вечным политическим институтом. Партии существовали при Перикле и Цицероне, партиями именовались средневековые гвельфы и гибеллины. Однако, даже если сравнить, к примеру, западноевропейские политические партии, действовавшие на протяжении большей части XX века, с нынешними российскими в плане выполняемых ими функций, мы обнаружим, что это принципиально различные политические субъекты. В одном случае партии - элемент системы представительства, выполняющий функции артикуляции и агрегирования интересов определенных социальных слоев, в другом - они "электорально-профессиональные" организации, озабоченные преимущественно технологическими аспектами избирательных кампаний и большую часть времени занятые лоббированием интересов своих спонсоров. Логическим развитием этой тенденции было бы превращение их в некое подобие лоббистских контор, которые принимают заказы на проведение в органах власти определенных интересов за согласованную плату. Но в отличие от лоббистских контор, партии получают лицензию на свою деятельность по результатам выборов. Эта необходимость заставляет их рядиться в исторические костюмы предшественников - партий массовой интеграции: придавать себе идеологическое своеобразие, хотя бы видимость массовости и развитой организационной структуры. Тенденция эта общая. Правда, в России она проявляется резче из-за исторических особенностей нашей страны, лишенной демократического наследия. Европейские партии в процессе деидеологизации и профессионализации своей деятельности и ввиду фактического отказа общества поддерживать их традиционными способами все больше переходят на содержание государства. Однако и бюджетных денег партиям сегодня явно не хватает, и они все чаще вынуждены прибегать к поиску средств на стороне - у частных инвесторов и фирм. Наше государство не в состоянии содержать политические партии. Новый закон "О политических партиях" показывает, что стр. 44 оно и впредь не собирается этого делать. На последних парламентских выборах, согласно официальным данным, только 1,5 процента совокупного избирательного фонда политических партий составляли государственные субсидии, а все остальное - частные инвестиции. Таким образом, наши партии находятся преимущественно на частном содержании. Совершенно естественно при этом их желание удовлетворить интересы своих спонсоров. Замечательно, что нередко у нас одни и те же инвесторы финансируют кампании нескольких, порой даже конкурирующих между собой партий и кандидатов. Ясно, что и спонсоры, и спонсируемые таким образом демонстрируют отнюдь не идеологический, а профессионально-рыночный подход к политическому процессу, в соответствии с которым нецелесообразно, как известно, класть все яйца в одну корзину. Политические услуги стоят сегодня настолько дорого, что оплачивать их может только очень узкий круг граждан. Большинство российского населения в силу отсутствия необходимых материальных и организационных ресурсов оказывается практически лишено доступа к каналам репрезентации интересов. Само по себе это не исключает выражения партиями еще чьих-то интересов, кроме интересов олигархий или крупных корпораций, оплативших их избирательные кампании. Но ввиду отсутствия тесных связей политических партий с другими организованными группами интересов, сколько-нибудь прочной зависимости от структур гражданского общества, эта задача определенно оттеснена в партийной деятельности на периферию. Как должна вести себя современная партия, стремящаяся к победе в политической борьбе? Коротко говоря, она должна учитывать радикальное изменение направления взаимодействия между партиями и избирателями, не пытаться воспроизвести уходящую в прошлое модель партии массовой интеграции. Конечно, применение "маркетингового подхода" к политике не означает автоматического успеха, но недооценка этого подхода сегодня практически неизбежно ведет к неудаче. Второй вывод касается интересов общества в целом. Необходимо признать "рыночный характер" политических отношений, складывающихся в нашем обществе, и приступить к разработке соответствующих механизмов защиты прав граждан - потребителей политической продукции. Нужно отказаться от демократической мифологии, в том числе от мифа об изначальной легитимности и представительной природе политических партий, и начать регулировать их деятельность в интересах общества в целом, а не только отдельных финансово- промышленных групп. Это касается, к примеру, бурно обсуждаемой на Западе проблемы транспарентности политического финансирования. Чтобы избирательный процесс не утратил общественного смысла и не превратился окончательно в конкуренцию между частными инвесторами, избирателям должна быть доступна информация о том, кто финансирует те или иные политические силы, борющиеся за завоевание власти. Также во избежание имевших место в 1999 году ситуаций, когда после выборов никто не мог сказать ничего определенного относительно предполагаемых действий некоторых избранных в парламент партий, необходимо законодательно закрепить четкие правила защиты прав потребителей политической продукции, обязывающие соискателей власти до выборов информировать избирателей о составе и качестве будущих политических услуг и предусматривающие ответственность за их невыполнение. В более тщательном регулировании нуждается политическая реклама, участие в политическом процессе СМИ, консалтинговых и имиджмейкерских фирм. Многие правила, обеспечивающие защиту прав потребителей, могут быть при соответствующей корректировке перенесены в политику. Но для того чтобы работа началась, политикам нужно признать реальные факты, попытаться, учитывая их, защитить интересы большинства граждан, а не обманывать себя и избирателей призрачными надежда- стр. 45 ми на формирование в России принадлежащих другим временам и странам моделей гражданского общества и укорененных в нем политических партий. А. Н. КУЛИК заметил, что тема кризиса партийной демократии возникла не сегодня и даже не 20 лет назад. Еще в 1898 году М. Острогорский дал анализ партийных систем, в основном Великобритании и США - "самых демократичных" демократий того времени. Суть его критики можно свести к следующему. Партии - это прежде всего "регулярные армии", с помощью которых завоевывают и эксплуатируют власть. "Связанная с партией постоянная организация из средства превращается в цель, которой в конечном счете подчиняется все: принципы, личные убеждения, веления общественной и даже частной морали". Острогорский называл партию "орудием тирании и коррупции" и утверждал, что партийная жизнь представляет собой лишь длительную школу рабского подчинения. Вопреки претензиям партий, будто что они являются институтом массового участия, на деле они уменьшают возможность массового участия, так как реальная власть в них принадлежит лидерам, окруженным аппаратом. Тема неизбежной олигархизации партий и их несовместимости с массовым участием в политике была продолжена Р. Михельсом. В самом сочетании партийной организации как целефункциональной структуры с массовым участием таится неустранимое противоречие. Чем шире массовое участие, тем меньше эффективность организации, и наоборот. "Тот, кто сказал организация, сказал олигархия" - основная мысль работы Михельса, выводящего "железный закон олигархии": неизбежность контроля элиты во всех политических организациях, включая партии, заявляющие о своей глубокой преданности демократии. В представлении Михельса рядовые члены партии в своей массе апатичны и некомпетентны, а лидеры партий - эгоисты, преследующие собственные цели. Хотя различные политологи предлагали с тех пор многочисленные рецепты решения проблемы, проблема не только осталась сегодня, но даже обострилась. Одно из наиболее распространенных обвинений в адрес современных партий - партийная бюрократия присвоила себе право говорить от имени всех своих членов и избирателей, а партию превратила просто в электоральную машину. Наиболее последовательно с этой проблемой пытались бороться немецкие "зеленые", которые возникли как антипод массовой партии с ее нормами внутрипартийной демократии. Но когда они под этим знаменем вошли в бундестаг, то вынуждены были поступиться принципами в пользу организационной эффективности, чтобы удержать завоеванные позиции. Постиндустриальная цивилизация с ее фрагментацией общества, интересов и постматериальных ценностей оказалась намного сложнее индустриальной, что и стало причиной кризиса партийных систем. Кризис, латентно существовавший со времен Острогорского и Михельса, созрел и вышел на поверхность в середине 1970-х. Массовые партии на Западе защищали коллективные интересы малоимущих слоев, связанные с удовлетворением жизненно важных первичных потребностей (заработок, жилище, социальные гарантии), ради которых люди мирились с генетическими пороками партий. Ныне удовлетворение этих потребностей стало обязанностью государства - то, за что раньше надо было бороться, стало частью неотчуждаемых социально-экономических прав. Выросли уж несколько поколений людей, воспринимающих заботу государства о них "от колыбели до могилы" как нечто естественное, принадлежащее им по факту гражданства. А на смену удовлетворенным первичным, коллективным, материальным потребностям пришли вторичные, индивидуальные, постматериальные. Соответственно, отпала основная причина, по которой люди были готовы мириться с ролью пешек в партийных играх, ушла в прошлое притягательность партий, их авторитет (как и многие другие авторитеты - стр. 46 государства, религии, семьи). Массовые партии сделали свое дело и ушли в прошлое. Современные партии в стремлении выжить прошли эволюцию от массовых (рабочих) и кадровых (буржуазных), через универсальные и электорально- профессиональные, к партиям картеля, которые все больше становятся частью государства, где черпают ресурсы для выживания (за счет средств государственного бюджета), и которые стремятся минимизировать доступ к этим ресурсам аутсайдеров, ограничивая свободу конкуренции на политическом рынке. Эта эволюция партий, наряду с изменением мировоззренческой парадигмы, социальной структуры общества и превращением среднего класса в численно доминирующую группу, а также эволюция информационно- коммуникативных технологий, составляет новое, современное измерение кризиса партийной демократии. Острогорский полагал, что партия как универсальный предприниматель, занимающийся разрешением всех проблем - как настоящих, так и будущих, - должна уступить место специальным организациям, ограничивающимся какими- либо частными проблемами. Сегодня его предвидение реализуется в появлении разнообразных альтернативных партиям форм политического участия, более адекватных социальным и технологическим реалиям конца XX - начала XXI века. Модель демократического правления из мажоритарной, в которой интересы общества актуализированы, аккумулированы, агрегированы и представлены в системе государственного управления политическими партиями, все больше превращается в плюралистическую, в которой агентами разнообразных требований общества к государству выступают группы интересов (профсоюзы, ассоциации предпринимателей, торговые и промышленные палаты). Влияние партий в политической системе существенно снизилось, их функции, принципы организации, идеология значительно изменились. Но сегодня нет иного института, который бы мог успешнее справиться с тремя важнейшими функциями - передача власти, политическая мобилизация масс и легитимация существующих режимов в либеральных демократиях. Партии остаются тем процедурным механизмом, посредством которого обеспечивается функционирование представительной демократии. В целом с партиями дело обстоит, вероятно, так же, как и с самой демократией, которая - согласно часто цитируемому утверждению, ужасная форма организации человеческого общежития, но все остальные - еще хуже. Как проецируется кризис партийной демократии на Западе на перспективы российской многопартийности? Ответ зависит от того, как соотносится режим правления, существующий в России, с партийной демократией, как наши партии выполняют (и выполняют ли) те основные функции (передача власти, политическая мобилизация масс, легитимация режима), которые служат reason d'etre партий в партийных демократиях. Российский конституционный дизайн 1993 года зафиксировал победу Б. Ельцина в противостоянии с Верховным Советом по архаичному принципу "Победитель получает все" и законсервировал традиционную для России модель политической системы, в которой вся власть сосредоточена в одних руках. В этой модели просто нет места для партий как самостоятельных акторов. Единственным реальным обладателем политической власти является президент. Он выделен из всех ветвей власти как глава государства и поставлен над ними, наделен широкими и расплывчато-определенными полномочиями, но при этом не ответственен ни перед одним общественным институтом за свои действия. Система сдержек и противовесов в Конституции, должная обеспечивать баланс различных ветвей власти, заведомо ставит Государственную думу в полную зависимость от президента, который может все время держать ее под угрозой роспуска и досрочных выборов. В то же время Дума не имеет возможности формировать правительство и конт- стр. 47 ролировать его деятельность, она, практически, не может объявить импичмент президенту, как и изменить Конституцию. Даже законодательная власть Думы значительно ограничена двойным вето - президента и Совета Федерации (формирующегося по непартийному принципу). Маргинальное положение Думы в политической системе влечет за собой маргинальное положение партий в обществе. Они пользуются наименьшим среди всех политических институтов доверием общества. В 2001 году партиям, по одним данным, вполне доверяли 7 процентов опрошенных, тогда как совсем не доверяли 37 процентов. По другим данным, уровень доверия к партиям гораздо ниже. Для сравнения: в Испании, во время демократической трансформации, за период с 1971-го по 1976 год доля избирателей, считающих, что политические партии полезны и должны существовать, выросла с 12 до 67 процентов. Лишенные возможности получить реальные властные полномочия, партии не могут рассчитывать по завоевание стабильной социальной базы и, следовательно, не могут стать медиатором между властью и обществом, легитимирующим государственную власть. Все усилия президентской команды по укреплению вертикали власти бюрократическими средствами направлены на консолидацию существующего режима правления, но не государства, легитимность которого (как мера доверия граждан государственным институтам) остается неизменно низкой. В то же время парламентский статус предельно привлекателен для партии как критический фактор ее выживания, так как открывает доступ к государственным ресурсам (административным, финансовым, коммуникационным, информационным, транспортным, материальным и пр.) и позволяет удерживать внимание к себе электронных СМИ. Это обрекает партии, стремящиеся к успеху, на политический конформизм и полную зависимость от Кремля. Большинство из них заявляет о своем центризме, который, в отличие от центризма партий в партийной демократии как позиционирования в поле идеологий, является позиционированием в поле власти, декларацией своей лояльности действующему президенту, не обусловленной никакими программными требованиями. Это делает политический ландшафт уныло-однообразным и уводит политическую борьбу в глубину подковерных интриг. Близость парламентских партий к реальным центрам принятия решений в условиях, когда отсутствует легальная процедура и прозрачный механизм лоббирования групповых интересов, делает их объектом коррупционной деятельности финансово-промышленных кланов. Сегодня существует замкнутый круг, не разорвав которого партии не имеют никаких шансов стать самостоятельными политическими акторами, даже если они создадут мощные административные структуры и доведут персональное членство до 2 миллионов в 2003 году, как об этом заявила "Единая Россия". Они обречены оставаться коррумпированными политическими марионетками власти и бизнеса. Партии действительно обладают множеством функций. Однако есть одна совершенно необходимая функция, без которой не обходилась ни одна партия с конца XVII века вплоть до наших дней, подчеркнул М. В. ИЛЬИН. Это публичное участие в организации власти. Все остальные - рекрутирование элит, политическое просвещение и т. д. - могли появляться и исчезать, становиться крайне важными или второстепенными. Однако в любом случае они были дополнительными. На практике данная функция сводилась к участию в представительных органах власти. С конца XVII века представительные органы власти были и остаются той самой площадкой, где консолидируются партии и где они заняты главным своим делом. Все "довески" к парламентской партии - массовое членство, партийное просветительство, идеологические кампании, PR-деятельность, сете- стр. 48 вые затеи - создаются не вместо партии, а вместе с ней, в дополнение к ней. Нужно ли партиям создавать какие-то структуры или использовать уже существующие? В некоторых случаях интеграция оказывается неизбежной. Однако в основном куда эффективнее не интеграция, а сотрудничество. Создание собственных газет, аналитических центров, школ, структур благотворительности или социальной помощи, во-первых, крайне затратно, а во-вторых, делает партийную структуру сложной и неповоротливой. Если вы интегрируете идеологические, просветительские, социальные и прочие сферы деятельности, получается монстр. Получается то же самое, что и с социальным государством, которое взяло на себя подобные функции и начало задыхаться под этой тяжестью. Для партии гораздо выгоднее вступать в партнерские отношения с теми же журналистами. Зачем создавать собственную газету, собственный чисто партийный телеканал, когда можно договориться с уже существующими? Зачем создавать свое PR-агентство, если можно сотрудничать с уже существующими? Что касается идеологического маскарада, то он осуществляется всегда и везде. Это универсальная черта деятельности партий. Он необходим по одной простой причине, о которой в свое время писал еще Ч. Мэриам, выдающийся американский политолог и политик. В ходе политического процесса создаются очень сложные конструкции в виде доктрин. Под доктриной Мэриам имел в виду весь комплекс идейно-ценностных оснований для определенной политической деятельности. Доктрины слишком сложны. Оперировать ими в практической политике невозможно. Поэтому их приходится редуцировать в упрощенную операционную схему, то есть в идеологию. Практическим политикам можно и нужно легко играть с этими простыми схемами, чтобы их адекватно поняли граждане. Никто не будет разъяснять все идейно-ценностные нюансы. К программам нет интереса, потому что формулируются они либо "топорно", либо усложнено. Некоторые партии пытаются объяснить от начала до конца, какова иерархия моральных ценностей, какие исторические связи существенны. Вместо программы создается своего рода энциклопедия. Такие интеллектуалы перегружают даже собственное руководство, не говоря уж об активистах или потенциальных сторонниках. Зачем? Идейные конструкции должны быть предельно просты. Но делать их примитивными тоже опасно. Получается "топорный" продукт, создающийся уже не интеллектуалами, а недоучками, нынешним племенем PR-овцев. Партийной идеологией должны заниматься не философы и экономисты, тем более не PR-овцы и журналисты, а специальные эксперты, которые знают, как функционируют программы и прочие идеологические конструкции. Это специалисты по политическому дискурсу, которых у нас, к сожалению, крайне мало. Сейчас все отчетливее обозначается необходимость публичной формализации складывающейся структуры власти. Такая формализация будет осуществляться прежде всего в Думе. Пока что данный процесс идет крайне тяжело. Происходит дискредитация Думы и представительных органов в целом. Несмотря на это, процесс начался и будет продолжаться. Участие в организации власти - это уже факт. То, что зародыш партийной системы сложился в виде думской фракционной структуры, - это тоже факт. Опасно загонять процесс консолидации партий и партийной системы в прокрустово ложе искусственных нормативных схем. Плох и опасен закон о партиях, предполагающий создание массовых партий с разветвленной сетью по всей стране. Еще хуже повышенные амбиции самих партстроителей, которые мечтают, чтобы партии делали и то, и это, и просвещали бы, и занимались общественной безопасностью и экологией. Перегружать этим партии безответственно. Оставьте им то, чем они должны заниматься: создавать фракции в Думе и участвовать в организации власти, делать это публично и гласно. Этим пока и надо ограничиться. Захотят они потом брать стр. 49 на себя дополнительные функции, появятся у них силы - слава богу. Если нет - пусть хорошо исполняют главное. Конкуренция политических курсов - дело послезавтрашнего дня. Однако даже это вполне практическая задача, на которую нужно уже сейчас настраиваться. А вот создание массовых ячеек, членской сети, просветительской и идеологической работы - это излишества, от которых можно отказаться. А. И. СОЛОВЬЕВ видит проблему в том, что формирующийся в России политический рынок начинает действовать не по рыночным принципам. Не спрос формирует предложение, а предложение формирует спрос. Это дает простор для полного доминирования информационных технологий. Партии в России переживают процесс качественного видоизменения. Они теряют активную роль в механизме представительства интересов и вообще отрезаны от механизма принятия политических решений. Партии воюют за парламентскую позицию - это пик их политической карьеры. Власть сама себя формирует, и партии если и могут за что-то бороться, то только через административные ресурсы. Это бездна, катастрофический разрыв между механизмом принятия властных решений и партийными структурами. Менять эту систему в ближайшие годы никто не будет. Более того, все партии это поддерживают. Это поддерживается людьми, для которых партийные каналы дают шанс вхождения в элиту. Партия не теряет своего полупосреднического статуса. Но партии уже начинают бороться за маленький сегмент власти. А историческое их предназначение - бороться за высшую власть. Но этого в России нет и в ближайшее время не будет. Как действовать партиям сегодня? Принципиальным вопросом является оценка соотношения двух тенденций: следует партии встраиваться в традиционную или в медиакратическую структуру; сосредоточиваться на идеологическом обеспечении или на развитии политического менеджмента и набирать команду спецов, экспертов, менеджеров, которые будут работать по законам маркетинга, обеспечивая продвижение своих идей. Опыт восточноевропейских стран однозначно свидетельствует, что информационные, маркетинговые, коммуникативные технологии перспективнее. Более того, они дадут возможность, если партия будет контролировать какие-то информационные ресурсы, на равных вести диалог с центральной властью. Общественно-политические источники партийных объединений начинают иссякать. В такой ситуации могут выжить только кадровые партии, организации профессионалов. Особенно характерно это для России, где население слабо поддерживает любые структуры, любые партии, любые организации, играющие на политическом рынке. Сегодня для любой партии главная задача состоит в создании структур, которые могли бы адаптировать ее к власти, если она хочет остаться политическим игроком, и в какой-то мере - к динамике массовых настроений. Искать прообраз неких "правильных" партий за рубежом или в прежней истории совершенно не конструктивно. Сейчас другое время, совершенно другие мотивы у населения. Поэтому надо выстраивать партийные структуры заново, с учетом нынешней реальности. Наиболее конструктивной организационной формой является так называемая партия-холдинг. У нее должны быть, как минимум, три организационных элемента. Это, во-первых, информационно-коммуникативный орган, то есть структуры, непосредственно работающие со СМИ, для которых партия есть не что иное, как логотип. Во-вторых, некий "авторитет". Не обязательно лидер партии - а любой человек, который может своим авторитетом в обществе придать общественный вес и устойчивость всей организации. И, в- третьих, аналитические структуры, тоже обладающие самостоятельным значением. Тот, кто работает на политическом рынке, может действовать только по единой стратегии так называемого уникального торгового предложения. То стр. 50 есть как работают бизнес-структуры в экономической сфере: предполагают раскручивание тех сюжетов, которых нет у конкурентов; делают акцент на тех программных позициях, которых нет у конкурентов; апеллируют к сугубо эмоциональной реакции потребителя. Если подобная гибкая структура создается, партия предстает как живой организм, который адаптируется в ситуации и решает задачу общения с населением и властью. Идеологическое обеспечение деятельности партии должно выстраиваться под конкретные проекты. Ни в коем случае нельзя выбирать в качестве идеологической программы некую жесткую систему. По мнению Ю. К. МАЛОВА многие разговоры о судьбе российских политических партий исходят из естественного желания примерить нашу систему к каким-то западным, классическим образцам. Но едва ли для этого есть серьезные основания. Ни к одной из классических схем создания партий российская действительность отношения не имеет. Для западных демократий и даже для большинства бывших социалистических стран появление партий означало завершение процесса политического оформления общественных интересов. У нас же получилось так, что партии открыли этот процесс. Партии появились раньше, чем обозначились конкретные социальные, политические, экономические интересы Неудивительно, что в результате такого изменения естественного порядка вещей партии возникли не на объективной основе этих интересов, а на энтузиазме харизматических лидеров или на каких-то умозрительных идеологических основаниях. Серьезным тормозом на пути развития политических партий является низкая политическая культура, характеризующаяся как культура подданных. Понятно, что эту культуру мы унаследовали, но и за последние годы ситуация только усугубилась - в плане отторжения рядового гражданина от большой политики, сведения его политического участия только к механическому голосованию на многочисленных выборах. Отсюда апатия по отношению к политическим партиям. Поэтому если мы говорим о формировании гражданского общества, которое является питательной средой для политических партий, то для этого нужны, как минимум, эти самые граждане, из которых сформируется гражданское общество и которые создадут партии. Сегодня этого, к сожалению, нет. Зато есть огромная армия государственной бюрократии, подменившая собою общество. Если общество находится в переходном периоде, то и тип его политических институтов, партий будет только переходным. Выражаясь словами классика, "они обречены на разброд и шатание до тех пор, пока не стабилизируется социальная ситуация, пока они не найдут себе прочную социальную опору общества и не идентифицируют себя с конкретными общественными интересами". Остается только ждать. Но ждать, конечно, не "сидя на берегу синего моря", а мобилизуя общественную активность, создавая оптимальные психологические, социальные, политические, правовые условия, развивая собственные традиции демократии. С приходом В. Путина кое-что в этом отношении сделано. К примеру, закон о партиях или изменения в выборном законодательстве. Конечно, эти акты далеко не безупречны, скроены под три-четыре партии, которые должны будут обслуживать исполнительную власть. Но в современных условиях попытка сверху навязать модель партийной системы скорее полезна. Это шаг вперед по сравнению с прежним пустоцветием почти из 300 партий. Естественно, необходимы следующие шаги, создание условий для подлинно демократической партийной системы, а не просто суммы карманных партий. Другой вопрос, хватит ли у политической власти воли, силы и желания выстраивать такую систему. стр. 51 |
|
постоянный адрес статьи: http://www.ebiblioteka.ru/browse/doc/4854439 |