Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение
1. Коэволюция человека и природы
2. Роль природного фактора
3. Человек в перспективе меняющегося мира
Заключение
Список используемой литературы
ВВЕДЕНИЕ
Сравнительный анализ процессов становления человечества и развития природы позволяет отметить признаки совпадения этапов антропогенеза и материальной культуры общества с критическими фазами в истории природы, которые, однако, не являются детерминирующим фактором. Скорее следует говорить о природно-динамическом факторе отбора, действовавшем наряду с другими его категориями. В регионах с различной динамикой смен природных событий имела место замедленная или более ускоренная смена материальных культур. Устанавливается, что формирование нового уровня типа хозяйства связано не только с передачей информации из прежнего уровня, но в значительной степени с мобилизацией интеллекта на создание технических инноваций.
Предстоящая быстрая смена климата в случае реализации парникового эффекта требует активизации исследований в области адаптации к нему человека. Особое внимание необходимо обратить на проблемы адаптации народов Крайнего Севера.
Роль кризисов. Новейшая история человечества отмечена возрастающим числом нарушений допустимых пределов рационального вмешательства в окружающую среду. Это, конечно, не делает менее призрачным миф о гармоничном сосуществовании общества и природы, их «сотворчества» (по определению Ю. Г. Саушкина).
Такие нарушения, прежде всего локального характера, часто весьма пагубные для здоровья человека, хотя и возникающие по его же вине, легко отслеживаются, например, в крупных центрах металлургической или химической промышленности с высокой концентрацией населения. С ними могут сочетаться нарушения регионального уровня, таящие в себе угрозу возникновения зон бедствия, подобных Аральской.
Наконец, в последние годы широко обсуждается вероятность экологического кризиса уже глобального характера. Такой кризис связывается с так называемым парниковым эффектом в атмосфере, вызванным опять же хозяйственной деятельностью человека. Заметим: не парадоксально ли, что человек затронул самое необходимое условие своего существования? Можно сомневаться в том, что Homo sapiens всегда и во всем человек разумный. Но бесспорно, что он является вечно-дышащим, причем воздухом — какого бы качества он ни был.
На протяжении долгого пути своего становления человечество испытывало, как известно, сложнейшие трансформации. Представляется, что рассмотрение некоторых особенностей этих преобразований будет способствовать более четкому представлению о перспективах, ожидающих человечество в дальнейшем. Разумеется, мне хотелось бы коснуться указанных проблем в аспектах, позволяющих обнаружить признаки качественного влияния природного фактора на развитие человечества, в том числе на этапах, которые по своим условиям рассматриваются нередко как критические.
В общем виде под кризисом следует понимать такое состояние динамической системы, когда ее функционирование совершается на крайнем пределе режима, позволяющем сохранять присущие ей свойства. Кризис в любой динамической системе может наступать как в результате внутренних факторов (автономные нарушения в деятельности ее отдельных элементов или даже из-за неконтролируемого саморазвития), так и под влиянием внешних факторов.
Граница между двумя указанными группами факторов всегда условна. Они взаимно генерируют, и в особенности это относится к такой многоуровневой системе, как человек — общество — природное окружение. Это отчетливо проявляется на примере с парниковым эффектом. Человечество в процессе решения своих внутренних (можно употребить слово эгоистических) задач, связанных с удовлетворением расширяющихся потребностей в ходе осуществления этой целеполагающей деятельности, в качестве непреднамеренного загрязняющего «отхода» поставляет усиленные дозы углекислого газа и метана в атмосферу. Это способствует истощению ее озонового слоя.
Следствием такого загрязнения стали кардинальные сдвиги в состоянии природной среды (вначале в климате, а затем в ландшафтных компонентах). А это в свою очередь оказывает качественное воздействие на жизнь самого человека (человечества) — ее биологические и социально-экономические стороны в их неразрывном единстве.
Система, находящаяся в крайнем критическом состоянии, но энергетический запас которой еще не до конца использован, располагает высокой вероятностью преодоления кризиса и возврата к функционированию в нормальном режиме. Система же, на которую воздействуют силы, вызывающие кризис, превышающий ее энергетический потенциал, испытает деструкцию. В результате она либо преобразуется в иную систему, либо распадается на отдельные элементы, которые затем войдут в состав других систем.
Степень критического состояния определяется количеством энергии и ее расходом во времени. Биокосные системы, относящиеся, например, к ландшафтной оболочке, не преодолевшие кризиса, чаще всего перестраиваются из одной системы в другую. Примером может служить переход ландшафтной оболочки из зонального состояния в гиперзональное. Однако вероятен и вариант дезинтеграции биокосной системы. Главным условием такой дезинтеграции послужит уничтожение биологического компонента на уровне, соответствующем данной системе. Таковым будет необратимое уничтожение растительности, например в равнинных ландшафтах умеренного пояса.
Трансформации в подобных вариантах происходят и с самими биологическими организмами как системами. Для них особое значение будет иметь время воздействия критического фактора. Кратковременное воздействие высокой силы либо позволит выжить организму и сохраниться в прежнем состоянии, либо приведет к его дезинтеграции. Однако относительно долговременное воздействие фактора, качественно влияющего на функционирование организма, может привести его не к дезинтеграции, а к преобразованию в новую систему. Многочисленные примеры таких трансформаций можно найти в истории биосферы, в том числе в истории становления человека.
Попытка провести ретроспективные исследования взаимодействия системы человек — общество — природное окружение чрезвычайно осложняется, прежде всего, тем, что эта система не относится к классу стабильных. Начать с того, что указанная трехкомпонентная система проистекает по существу из единой, чисто естественной экосистемы. В ней были синтезированы различные элементы ландшафта, а среди них и такие представители фауны, как дриопитеки, а затем и австралопитеки. На определенном этапе (вероятно, с появлением Homo habilis) в этой экосистеме происходят принципиальные изменения, и она расщепляется на отдельные компоненты. Они начинают выступать не только как самостоятельные субъекты, но и как взаимодействующие, а значит, в определенных отношениях и как противодействующие (принцип отчуждения) категории.
При этом первые два компонента — собственно человек как биологическое звено и общество в целом — способны к автономному самосовершенствованию, а третий (природное окружение) обладает свойствами направленных и вместе с тем колебательных (циклических) изменений во времени.
1. Коэволюция человека и природы
Если проводить простое, чисто прямолинейное сравнительное исследование главных событий во всех трех звеньях (компонентах) рассматриваемой системы, то в генеральной смене этих событий можно усмотреть определенный параллелизм. Так, общий процесс формирования семейства древних человекообразных обезьян, в том числе дриопитеков, совпадает с направленным, хотя и неравномерным похолоданием, проявляющимся особенно отчетливо в первой половине кайнозоя, после эоценового климатического оптимума (около 43—45 млн. лет назад). Завершение этого оптимума означало вместе с тем зарождение нового геологического периода — ледникового, так как около 40—37 млн. лет назад зафиксированы первые ледники в горах Антарктиды.
Время расцвета более продвинутых представителей древних человекообразных понгид — кениапитеков, проконсулов, дриопитеков — приходится на первую половину миоцена.
Еще более близкие к человеку представители этого семейства — сивапитеки, рамапитеки — были широко распространены во второй половине миоцена — 15—5 млн. лет назад, а некоторые (гигантопитек) доживали до 1 млн. лет назад, т. е. переживали весь палеоген и начало четвертичного периода.
Однако около 5—6 млн. лет назад происходит чрезвычайно важное событие в становлении семейства гоминид. В это время появляются представители рода австралопитеков — «обезьянолюдей». Древнейшая находка австралопитеков — челюсть австралопитека африканского из Лотегема в Кении датируется временем около 5,5 млн. лет назад.
Нельзя не обратить внимания на то, что именно с этим временем совпадают существенные изменения в состоянии ландшафтной оболочки. К ним относятся резкое усиление процессов аридизации, вытеснение в сторону экватора вечнозеленых лесов, замещение их в прежних областях распространения саваннами, а местами и опустыненными ландшафтами; происходит экспансия гиппарионовой фауны.
Этот этап получил в геологической и палеогеографической литературе название мессинского кризиса. Он сопровождался таким необычным явлением, как практически полное высыхание Средиземного моря и распространение по его дну мощного слоя эвапоритов. Признаки существенного похолодания в это время фиксируются в донных осадках океана.
По представлениям некоторых ученых, мессинский кризис сопровождался распространением оледенения уже в Северном полушарии.
Новый, более сильный импульс в сторону похолодания проявляется 2,5 млн. лет назад. В Арктике начинается устойчивое формирование морских льдов, а на суше на Северо-Востоке Азии распространяется многолетняя мерзлота, образуются тундровые экосистемы. Некоторыми специалистами для этой эпохи реконструируется древнейшее покровное оледенение в Скандинавии, а в тропических широтах ей отвечает фаза усиления аридизации, сопровождавшаяся некоторым похолоданием.
Как известно, появление самых древнейших представителей рода Homo — Homo habilis (человек умелый) совпадает с указанной фазой похолодания и аридизации в плиоцене. Напомним о находках нескольких гоминид, близких к Homo habilis, ниже слоя туфа возраста 2,6 млн. лет формации Кооби-Фора на восточном побережье оз. Туркана. Эта эпоха отмечена, таким образом, началом развития ветви собственно рода Homo.
Столь же ранний возраст (2,5—2 млн. лет) имеют древнейшие каменные орудия, обнаруженные в формации Хадар в Эфиопии — орудия на гальках так называемой олдованской культуры. Несколько более поздним возрастом (1,75 млн. лет назад, т. е. вблизи границы двух геологических этапов — плиоцена и плейстоцена) датируются первые признаки наземной конструкции в Олдувее. А в Кооби-Фора обнаружены и зачаточные признаки хозяйственной организации жизни людей, напоминающие базовый лагерь.
В этих находках запечатлены самые ранние структуры социально-хозяйственной (культурной) организации. С указанным этапом совпадает и появление древнейших представителей вида Homo erectus — человека прямоходящего. В частности, об этом свидетельствует находка скелета мальчика Homo erectus в формации Кооби-Фора на оз. Туркана в Кении.
Около 1—1,5 млн. лет назад, когда в умеренном поясе уже отчетливо проявлялись волны похолодания с интервалом 200—300 тыс. лет, человек прямоходящий уже продвинулся к границам внутритропического пространства (местонахождение Убедив на Ближнем Востоке). Возможно, в это же время или несколько позже (по крайней мере около 1 млн. лет) человек проникает в Европу (стоянки Валлоне, Солейхак), распространяется в умеренных районах Азии (Дманиси).
Данной фазой отмечен важнейший перелом во взаимоотношении древнего человека с природным окружением. Распространяясь за пределы внутритропического пространства, он покидает экологическую нишу, связывавшую его со всеми прежними представителями семейства гоминид, вторгается в экосистемы умеренного пояса. Тем самым нарушалось чисто биологическое правило соответствия того или иного вида определенной экологической нише, а также устранялась эта зависимость.
Последующий длительный этап, охватывающий нижний и средний плейстоцен, характеризуется дальнейшим усложнением филогении рода Homo, совершенствованием навыков не только собирательства, но и охоты в широком диапазоне ашельских культур. Человек прямоходящий существовал по крайней мере до середины среднего плейстоцена (возраст черепа из Петралоны, Греция, около 300 тыс. лет назад). Близкий возраст — около 360 тыс. лет (а возможно, несколько моложе) имеют и поздние находки синантропа из Чжоукоудяня.
Однако в это время наряду с ними уже обитали и более прогрессивные формы — так называемые пренеандертальцы. Они имели признаки, позволяющие рассматривать их как возможное звено, предшествующее человеку современного вида. В частности, к ним отнесены некоторые антропологические остатки из пещеры Тотавель на юго-западе Франции, Штейнгейм в Германии и некоторые другие. В среднем же плейстоцене, возможно в его второй половине, начинают распространяться и так называемые узкоспециализированные неандертальцы (преимущественно с челюстью без подбородочного выступа, с мощным надглазничным валиком). Таковы находки из Эрингсдорфа и Понтневидда, возрастом около 200—250 тыс. лет назад. В среднем же плейстоцене имели место резкие перестройки в состоянии ландшафтной оболочки — от межледниковых зональных к перигляциальным гиперзональным.
Однако основная группа так называемых узкоспециализированных (западноевропейских) неандертальцев обитала в первую половину последней (валдайской, вислинской) ледниковой эпохи (неандертальцы типа Ля Шапелль, Ля Феррассии). Многими специалистами, особенно раньше, разделялась точка зрения, согласно которой такая группа узкоспециализированных неандертальцев сформировалась под влиянием угнетающего сильного климатического похолодания ледниковой эпохи в условиях изоляции. Но известно, что наряду с этими формами в параперигляциальной зоне раннего валдая существовали и группы неандертальцев, имевших более прогрессивные (сапиентные) черты. Проведенное нами специальное исследование природных условий существования позднеплейстоценовых неандертальцев в Европейско-Ближневосточной области показало, что похолодание в эпоху их существования (первой половины валдая — вюрма) не было столь суровым, как после них, во второй половине последней ледниковой эпохи. Тем более условия ледниковой эпохи среднего плейстоцена не были столь суровыми, как в конце плейстоцена. И если уж привлекать к проблеме неандертальцев природный фактор, то скорее следует говорить, что как раз благодаря тому, что условия не были крайне суровыми, неандертальцы, в том числе и не узкоспециализированные, еще не располагавшие всем необходимым комплексом защитных средств против крайне суровых условий, и смогли выжить даже в приледниковой зоне. И вероятно, смогли участвовать в автохтонном переходе от мустьерских культур к позднему палеолиту .
О том, что такой автохтонный преемственный процесс мог быть одним из вариантов перехода к позднему палеолиту, а не только путем замещения населения, живущего в данном районе, пришельцами, свидетельствуют многослойные стоянки на Днестре, где мустьерские слои сменяются позднепалеолитическими с взаимной диффузией типов орудий. Не менее показательны такие памятники, когда в мустьерском слое обнаруживаются антропологические останки человека с сапиентными чертами (Староселье в Крыму) или в ранних верхнепалеолитических слоях присутствие останков классического неандертальца (стоянка Сен-Сезер во Франции).
Самое резкое похолодание, по крайней мере, за всю историю человечества и его понгидных предков, произошло в эпоху расцвета позднепалеолитических культур и первобытно-общинного строя, во время максимума последнего оледенения, 20—18 тыс. лет назад. В это время за краем ледниковых покровов широко распространилась многолетняя мерзлота. Ее южная граница проходила от Бискайского залива до Каспийского моря и далее через Северный Казахстан к югу Сибири, в Монголию и Северный Китай. Зимние температуры в эту эпоху даже на юге перигляциальной зоны (например, на широте Среднего Днепра) опускались до —30°. Лесной пояс деградировал, будучи замещенным тундростепями. В столь, казалось бы, крайних критических условиях, характеризовавшихся резкой континентальностью, аридностью, низкими температурами, господством мерзлоты, человечеству не приходилось существовать ни до этого криогенного рубежа, ни после. Огонь, жилища, пещеры, высокая социальная организация, совершенное охотничье хозяйство обеспечивали преодоление рубежа.
Наконец, не менее резким и важным рубежом явился переход от позднего плейстоцена к голоцену. Тогда начали развиваться природные процессы противоположного знака — происходят активное потепление климата, деградация многолетней мерзлоты на обширных пространствах Европы и частично Азии, восстановление бореального лесного пояса, увлажнение аридных районов. Эти природные трансформации сопровождают переход человечества от эпохи палеолита к неолиту.
Приведенная выше весьма сокращенная характеристика переломных фаз в развитии природных условий, групп гоминид и археологических культур позволяет увидеть некоторые совпадения во временных рубежах основных смен состояния всех трех категорий. Это дает основание для высказывания представления о коэволюции человеческого общества и природной среды и о том, что выделение рода Homo, как и всего длительного этапа его становления, сопровождалось глобальными изменениями природной среды в позднем кайнозое. Хотя, конечно, синхронизация развития компонентов системы находится в пределах современных возможностей геохронологии и корреляции.
2. Роль природного фактора
Однако если, по крайней мере, в прошлом, тезис о коэволюции системы человек — общество (как социально-культурно-экономическая категория) — природная среда может иметь некоторое реальное основание, то значительно труднее ответить на наш «извечный» вопрос — было ли влияние критических переломов (переходов) в состоянии природной среды определяющим хотя бы на ранних этапах антропогенеза, в интервале первобытной истории. Если да — то, когда и каким образом такое определяющее влияние осуществлялось конкретно. Несмотря на то, что в науке эта проблема рассматривалась не раз, в том числе и автором, остается много неясного в механизмах, с помощью которых природное окружение могло бы детерминировать свое воздействие, неясно, было ли вообще это воздействие решающим. В публикациях по данному вопросу, особенно в археологической литературе, можно найти немало высказываний, содержащих глубокий скепсис в отношении определяющего влияния природного фактора на процесс становления человечества. Если анализировать возникшую систему человек — общество — природное окружение по степени реакции первых двух звеньев в ответ на изменения в третьем звене, или, говоря по-иному, оценивать роль воздействия резких природных изменений на человека и общество, то можно отметить следующее. При резких, критических перестройках в состоянии природной среды (например, при сменах ледниковых и межледниковых эпох на земном шаре) перед человечеством возникало как бы три выбора, которые можно представить в виде следующей принципиальной схемы: 1) автохтонный процесс подстраивания субъекта к новым условиям в данном районе (автохтонная адаптация), в этом случае должна происходить смена адаптивного типа в понимании Т. И. Алексеевой; 2) миграция: субъект не меняет своего адаптивного типа, но перемещается в том направлении, где сохраняются прежние условия; 3) разрушение.
Последний «выбор» нетипичен. Он проявляется скорее при стечении случайных обстоятельств (геоморфологическая изоляция, землетрясение и т. д.).
Пропорция первых двух «выборов» не остается неизменной во времени. На начальных этапах становления человечества логично допустить, что преобладающее значение имел второй «выбор» (т. е. миграция), так как адаптация какого-то одного вида к меняющимся условиям требует весьма серьезных энергетических затрат. Однако такой вывод будет грешить большими упрощениями. Как раз на ранних стадиях антропогенеза мы как будто бы встречаемся со случаем реализации первого (автохтонного процесса подстраивания), а не миграции. Это явление служит одним из оснований предложить для обсуждения концепцию, позволяющую отойти от упрощенной интерпретации роли природного фактора, сводящей все к ответу на вопрос: определял или не определял?
В процессах эволюции древних человекообразных понгид и собственно гоминид наряду с трудовой деятельностью определенная роль принадлежала внутривидовому отбору и одному из его составляющих — половому отбору в понимании Ч. Дарвина. Вероятно, благодаря этим процессам сообщества древних человекообразных понгид, а затем и гоминид характеризовалось высоким полиморфизмом. Напомним: сивапитеки, рамапитеки, гигантопитеки в миоцене; австралопитеки — африканский, могучий, афарский, бойсов — в плиоцене. Можно полагать, что каждый из них имел свою специфику в предпочтении тех или иных особенностей условий обитания в различных стациях. При определенной смене ландшафтных условий, например при саваннизации, аридизации, некоторые из них имели больше навыков обитания в этих условиях, чем другие. Роль природного фактора должна была проявляться, как нам кажется, в рамках принципа предпочтительности. Для более приспособленной к новым условиям группы обитателей природа предоставляла большую возможность для «вживания» в ландшафт.
Роль принципа предпочтительности проявлялась, как нам кажется, и позже. Высокая полиморфность неандертальского населения внетропической Евразии связана была, помимо других причин, и с широким спектром природных условий. Однако по мере усиления суровости климата и возрастания степени однородности перигляциально-степных ландшафтов внетропической Евразии принцип предпочтительности способствовал распространению тех популяций среди полиморфного населения неандертальцев, которые легче адаптировались к ухудшающимся условиям.
Дальнейший рост суровости климата и смена параперигляциальных условий собственно перигляциальными еще больше суживали возможность «вживания» в новые условия многих групп. Сохранялись лишь наиболее приспособленные.
В этом случае можно говорить о том, что функция предпочтительности экосистемы переходила как бы в категорию фильтрующей системы (мембраны) или барьера, через который проникали лишь самые приспособленные, выносливые популяции. Именно такую роль могло сыграть распространение все более суровых условий в середине позднеплейстоценовой ледниковой эпохи, когда совершалась смена неандертальцев людьми современного типа. Изложенная интерпретация позволяет выдвинуть для обсуждения тезис о природно-динамическом факторе отбора наряду с внутривидовым, в том числе половым.
Другой совсем непростой проблемой является генеральный процесс расселения человека на протяжении всего палеолита (его можно рассматривать как панмиграцию). В этом процессе немало парадоксального. Действительно, распространение первобытного человека сопровождается направленным похолоданием, и оно проявляется наиболее существенно в районах последовательного распространения человека. Он как бы стремится уйти из благодатных мест и заселить наименее комфортные в климатическом отношении районы. Конечно, необходимо принимать в расчет возрастающее совершенствование и приумножение приспособительных систем (орудия, одежда, жилища) и социальный организации. Можно также принимать в расчет охотничье богатство перигляциальных угодий. Однако подобные же угодия имелись и в более южных — степных и саванных ландшафтных системах. Ведь освоение новых, существенно иных ландшафтных систем, адаптация к новым условиям требует колоссальных энергетических затрат и проходит, как отметил В. П. Алексеев, весьма мучительно. Вряд ли проникновение Homo erectus, Homo neanderthalensis, а затем Homo sapiens в необжитые, неведомые пространства умеренного пояса можно объяснить неизбывной тягой человека к поиску нового.
Нам представляется, что процесс глобальной панмиграции объясняется, прежде всего, не столько преднамеренным устремлением освоить какие-то новые районы, а в первую очередь естественным процессом непрерывного расселения. Он определялся прогрессирующим ростом общей численности первобытных охотников-собирателей, для обеспечения, питания которых были необходимы огромные пространства, пригодные по своим условиям для обеспечения пищей. На определенном этапе этот процесс расплывания (расползания) первобытного населения достиг границ внетропического пространства и человек, уже располагая определенными защитными средствами для взаимодействия с природой, продолжал расселяться далее на север, адаптируясь в эпоху мустье к параперигляциальным условиям, а в позднем палеолите — к перигляциальным. Таковым представляется главный фактор глобального первичного расселения человека.
Конечно, этот процесс не протекал равномерно во времени и пространстве. Он носил ступенчатый характер и очевидна его связь с глобальными особенностями строения ландшафтной оболочки Земли — с широтной зональностью, рельефом и т. д.
Проникнув около 1,5—1 млн. лет назад во внетропическое пространство, человек надолго задержался в пределах горного пояса, в транзитной зоне между бореальным и внутритропическим пространством. Во всяком случае, такая особенность была характерна для Восточно-Европейского и Азиатского секторов, климату которых в плейстоцене, как и сейчас, была свойственна континентальность с глубоким проникновением на юг полярных и арктических воздушных масс.
Неадаптированные к бореальным условиям первобытные первопришельцы находили укрытие в горных пещерах, чаще всего защищенных с севера высокими хребтами. Оттуда они делали как бы все более активные вылазки в бореальные открытые пространства. Этот процесс был уже ранее прослежен на примере Русской равнины, Крыма и Кавказа.
В ашельскую эпоху первобытный человек ограничивался лишь весьма нерегулярным проникновением в южную периферию Русской равнины, здесь известно всего лишь несколько местонахождений такого возраста (хутор Михайлов, Выхватинцы, а также Королево в Предкарпатье). В мустьерскую эпоху уровень адаптации позволил неандертальцам не только осваивать юг равнины, но и совершать отдельные рейды на север, вплоть до бассейна Верхнего Днепра (стоянка Хотылево 1 на Десне). В позднем же палеолите произошла широкая экспансия первобытного населения в среднюю часть перигляциальной зоны с проникновением отдельных групп в районы Крайнего Севера (стоянки Бызовая, Талицкого). Подобный тип процесса заселения был свойствен и для Сибири.
Авторами различных публикациях уже высказывались представления о замедляющем и ускоряющем воздействии природных условий (Величко, 1980). В частности, было обращено внимание на то, что в областях с меньшей амплитудой и динамикой природных изменений процесс смены культур проходил более замедленно. Например, в низких широтах в позднем плейстоцене более длительное время сохранялись проявления мустьерской культуры, тогда как в умеренных широтах, где смена межледниковых и ледниковых эпох была ярко выражена, в это же время шло бурное развитие позднепалеолитических культур. Подтверждением такой закономерности является и вывод В. П. Алексеева о том, что среди африканского населения на протяжении всего позднего плейстоцена в значительной степени преобладал неандертальский компонент.
Далее, нами отстаивалось известное представление о том, что, когда древний человек сталкивался с более трудными природными условиями, это служило стимулом для совершенствования его хозяйства, защитных средств. И этот вывод мы не собираемся ревизовать.
Дело в другом. Нельзя, по-видимому, представлять общий социально-экономический процесс как единый и непрерывный по локалитету и времени, когда каждая последующая фаза прогресса непосредственно проистекает (вырастает) из предшествующей. Так, например, древнейшие фазы развития палеолитических культур наиболее яркое проявление получили во внутритропическом пространстве.
Однако культуры позднего палеолита достигли своего совершенства в умеренных широтах. Их расцвет проявился в первобытном охотничьем хозяйстве обширной перигляциальной области позднего плейстоцена, в наиболее прогрессивной форме социальной организации — первобытно-общинном строе. Произведения искусства того времени — настенная графика и живопись, скульптуры из бивней и камня, искусные орнаменты — отражают всю сложность духовного, интеллектуального мира обитателей этой области.
Но наиболее ранние признаки становления нового, следующего этапа социально-экономического прогресса — переход к земледелию — происходил совершенно в другом регионе (Ближний Восток, субтропики), т. е. отнюдь не прорастая из наиболее продвинутых структур предшествующего типа хозяйства. В тех же районах, где процесс его функционирования, пройдя свой пик, завершился, проявились признаки угнетенности в развитии культуры. Примером может служить Восточно-Европейский регион, где как раз охотничье хозяйство достигало высочайшего уровня, а пришедшие на смену культуры мезолита носят значительно более упрощенный облик.
Несколько другую трактовку места первобытному охотничьему хозяйству перигляциальной области в общей смене типов хозяйственных укладов предлагают К. Гэмбл и О. Соффер . Они склонны считать эту линию развития как вообще тупиковую (в их терминологии — «арктическая история»), рассматривая линию развития культур более южных районов (в том числе и Ближнего Востока) как основную.
Социально-экономический прогресс на протяжении, по крайней мере, длительного периода предыстории человечества обладал свойством дискретности, как в пространственном, так и культурно-хозяйственном отношении. Процесс социально-экономического развития не имел вида простой прямолинейной преемственности, проистекающей последовательно из тех форм предшествующей экономической организации (типа хозяйства), которые достигли наибольшего совершенства. Следовательно, на тех этапах развития общества не было и прямой передачи интеллектуальной информации накопленных технологических навыков через носителей таких наиболее совершенных форм. Скорее общий процесс в экономике на тех этапах можно представить в виде древа, у которого от ствола по мере его роста отходят ветви, символизирующие собой наиболее полный расцвет каждого типа хозяйства (социально-экономического устройства).
Выявляемая дискретность, конечно, не предполагает какой-либо хаотичности, беспорядочности в общем ходе хозяйственно-культурного прогресса. Общий ход в глобальном масштабе един, но новые точки его роста могут напрямую не сопрягаться с предшествующей линией в пространстве, т. е. непосредственно не прорастать из наиболее совершенных структур предшествующей культурной стадии.
Отчасти указанная дискретность общего культурно-хозяйственного прогресса находит объяснение в принципе предпочтительности природных условий. Действительно, перигляциальные пространства, богатые стадами крупных животных, но характеризовавшиеся суровым, резко континентальным климатом, требовали от позднепалеолитического населения высокого совершенства и многогранности в культурно-хозяйственных формах, связывающих его именно с этим типом природного окружения. Однако комплекс навыков, выработанных в процессе развития узкоспециализированного охотничьего хозяйства, и связанное с ним интеллектуальное совершенствование, и, наконец, ландшафтно-климатические условия не содержали в себе необходимого потенциала для становления земледелия.
В ту же эпоху более южные районы, куда входил и Ближний Восток, не располагали столь богатыми охотничьими ресурсами, как в перигляциальной зоне, и человек здесь в большей степени совмещал охоту с собирательством. При начавшейся в позднеледниковье смене климата в сторону потепления и увлажнения собирательство, никогда до этого не являвшееся определяющей экономической категорией в позднем палеолите, послужило той точкой роста, с которой зародилось самое раннее земледелие в Восточном Средиземноморье между VIII и VII тысячелетиями до н. э. Однако наиболее высокой ступени развития, уже на государственном уровне, общество, жизнь которого базировалась только на одном типе хозяйства — сельском хозяйстве, достигло не в Восточном Средиземноморье, а в Египте.
Вместе с тем нельзя забывать о том, что реализация принципа предпочтительности природных условий становится возможной лишь тогда, когда интеллектуальный уровень общества и его потребности создают предпосылки к использованию конкретного ресурсного источника. Например, природные условия, благоприятные для развития земледелия, существовали в отдельных регионах и в более ранние эпохи четвертичного периода, но общество еще не было готово к такому типу хозяйства, как земледелие, и не нуждалось в нем.
Пространственная дискретность экономического прогресса на этих ранних, но наиболее продолжительных этапах развития человечества во многом объясняется тем, что его существование в каждую отдельную эпоху базировалось лишь на одном, достаточно узко специализированном типе хозяйства. Это ставило его в строгую зависимость от природно-ресурсных условий. Поэтому велика была роль принципа предпочтительности природных условий.
Последующие девять тысячелетий, отделяющие зарождение земледелия от современности, характеризуются чрезвычайным усложнением взаимоотношения компонентов внутри триады человек — общество — окружающая среда. Одним из важных факторов усложнения явилось становление многоотраслевого хозяйства, а также межтерриториальной кооперации через торговые связи. Это позволило человечеству освободиться от жесткой зависимости от какого-либо одного ресурсного источника. Вместе с тем нельзя не отметить, что зарождение мануфактурных форм хозяйства и связанная с ним волна изобретений в сферах механики, физики, химии и т. п. в основном происходили не в областях, наиболее благоприятствовавших развитию сельского хозяйства.
В целом можно сделать вывод о том, что формирование нового уровня типа хозяйства связано не только с передачей информации из прежнего уровня, но в значительно большей степени — с активной мобилизацией интеллекта на создание и освоение хозяйственно-технических систем, инноваций, мало связанных с максимально продвинутыми системами предшествовавшего уровня.
3. Человек в перспективе меняющегося мира
Опыт, почерпнутый из далекого прошлого человечества о его взаимоотношении с природным окружением, небесполезен при выработке стратегий на ближайшее и отдаленное будущее. Основные заключения, которые можно сделать из анализа этого опыта, заключаются в следующем.
Влияние природного фактора на становление человека и человеческого общества выражалось в замедляющем или ускоряющем воздействии на развитие материальной культуры в различных районах. Благодаря принципу природно-динамического отбора существенные изменения в окружающей обстановке играли роль фильтра, барьера.
Вместе с тем даже кардинальные перестройки в состоянии ландшафтной оболочки в прошлом не приводили к кризису в общем процессе развития гоминид. Важным препятствием служил масштаб времени, в течение которого происходили такие перестройки.
Наиболее резкие естественные трансформации ландшафтной оболочки глобального характера свойственны переходным фазам от ледниковой эпохи к межледниковой. Одним из колебаний такого типа было быстрое похолодание, известное как эпоха «молодой дриас», но и оно продолжалось около 700 лет (от 11 000 до 10 300 лет назад). Население даже тех районов, где похолодание проявлялось особенно сильно, имело возможность при такой длительности изменить адаптационный тип, использовать адаптационные механизмы — миграционные или автохтонные. Тем более времени было достаточно для адаптации при сменах ледниковых эпох межледниковыми, несмотря на то что они сопровождались колоссальными амплитудами трансформации ландшафтной оболочки за весь период существования человечества.
Можно с уверенностью сказать, что и в перспективе человечество будет располагать временем для того, чтобы постепенно адаптироваться к перестройкам ландшафтной оболочки, вызванным естественными причинами, в том числе и к переходу к условиям предстоящего в координатах естественного процесса к новой ледниковой эпохе через несколько тысячелетий.
Однако такой вывод не может быть отнесен к предполагаемым антропогенным изменениям глобального характера, какими, в частности, являются изменения климата в результате парникового эффекта. В этом случае трансформация ландшафтно-климатических условий будет происходить (а по мнению некоторых ученых, уже происходит) в течение ближайших десятков лет. Проблемы антропогенного глобального потепления, как и сценарии возникающего в этих условиях состояния климата и ландшафтов в течение ближайших 50 лет, широко обсуждаются.
Полученные данные свидетельствуют о том, что ожидаемые изменения будут весьма существенными. По своим параметрам климатические условия будут приближаться к условиям оптимума последнего межледниковья — микулинского (земского) 125 тыс. лет назад, а возможно, превосходить их. Несмотря на общий положительный баланс последствий, в ряде районов будут возникать и отрицательные явления, к которым следует подготовиться обществу. Например, на сибирском побережье Северного Ледовитого океана начнут таять ледяные берега, в области многолетней мерзлоты увеличится глубина сезонноталого слоя, а в горах Кавказа и Центральной Азии в результате увеличения количества осадков возрастет опасность лавин и селей. Однако мы здесь не будем останавливаться на конкретных сценариях (с ними можно ознакомиться в упомянутых выше работах).
В данной работе я хотел бы обратить внимание на реакцию самого человека. Быстрые и достаточно существенные климатические изменения, даже если они по обычным меркам представляются благоприятными для человека, все равно требуют его психологической и физиологической подготовки, поскольку может быть нарушен адаптивный синдром. На это указывает, в частности, установленная Т. И. Алексеевой высокая степень связи морфологических признаков человека с такими климатическими показателями, как годовое количество осадков и среднегодовая температура. В связи с этим увеличение осадков, числа пасмурных дней при некотором снижении летнего температурного фона в аридных районах Казахстана и Центральной Азии у жителей этих районов, привыкших к сухому воздуху при господстве солнечного лета, может вызвать чувство дискомфорта. Повышенная влажность воздуха может иметь неблагоприятные последствия для жителей горных районов на Кавказе и в Центральной Азии (в условиях гипоксии).
Не останутся безразличными обитатели центральных районов Русской равнины. Западной Сибири к увеличению числа засух, которые предполагаются в начальных этапах (первые 10—15 лет) потепления. Это означает рост числа суховеев, пыльных бурь, а в некоторых районах, богатых торфяными залежами, увеличение частоты их самовозгорания. Возрастает в целом опасность лесных пожаров, что повлечет за собой сильную задымленность атмосферы и дополнительный рост содержания в ней СО2.
Тем не менее, степень воздействия подобных неблагоприятных для состояния человека явлений, как и сам их масштаб, при соответствующей подготовленности общества могут быть уменьшены.
С наиболее сложными проблемами в случае реализации полученных сценариев столкнутся малые народы Севера. Повышенный температурный фон (на 4—8° летом и на 6—12° зимой) при увеличении осадков (на 100—200 мм в год) сами по себе создадут необычные условия, требующие физиологической адаптации.
Антропоэкологические исследования показали, что даже в современной приатлантической Арктике, несмотря на относительную мягкость ее климата, условия жизни являются очень тяжелыми из-за высокой влажности, недостатка солнечной радиации, частых сильных ветров. Но именно все эти неблагоприятные явления будут серьезно усиливаться при реализации парникового эффекта в западном секторе Арктики. А условия, похожие на те, что сейчас в этом секторе, распространятся в более континентальные сибирские районы Арктики. Здесь смена адаптационного типа окажется еще более тревожной из-за контрастности смены условий от резко континентального климата к влажному, неустойчивому.
Как это ни парадоксально, адаптироваться к более теплым условиям физиологически сложнее, чем к холодным. При похолодании человек обладает возможностью для индивидуальной защиты с помощью специальной одежды. При потеплении таких индивидуальных, массовых средств защиты значительно меньше.
Однако еще более существенно на населении Севера, как береговых, так и тундровых групп, скажутся изменения в окружающей их среде. Разрушения побережий, таяние многолетней мерзлоты и полигональных льдов, солифлюкция, рост заболоченности, т. е. общая неустойчивость подстилающей поверхности, неблагоприятно скажутся на условиях поселения и сезонных кочевок.
Весьма серьезными будут последствия для оленеводства — главного средства существования населения многих районов севера Сибири. Увеличение толщины снежного покрова, ледяные корки будут препятствовать добыче корма в зимних условиях, а повышение неустойчивости грунта, заболоченность затруднят сезонные миграции.
Малые северные народы имеют многовековую традиционную ориентацию на моноотраслевое хозяйство. В новых условиях хозяйство оленеводов, определяющее весь их образ жизни, может оказаться дестабилизированным. В этом снова радикально скажется роль ресурсного фактора во взаимодействии общества с окружающей средой, опасная зависимость типа хозяйства лишь от одного ресурсного источника.
Очевидно, что увеличение числа типов используемых природных ресурсных источников, как и освоение технологий и производств, основанных не только на переработке материалов этих источников,— важное условие повышения степеней защиты общества от последствий резких изменений в окружающей среде. Нужно признать, что в спектре изысканий, касающихся последствий, связанных с глобальным потеплением за счет парникового эффекта, сценарии, посвященные состоянию самого человека, разработаны слабее других. Между тем данная проблема должна занять ведущее место в программе «Человеческое измерение» («Human dimensions»), которая совершенно закономерно приобретает значение одной из самых актуальных сфер исследований, тесно связанной со всей Международной геосферно-биосферной программой («Global Change»).
Прошло двадцать пять тысяч веков с тех пор, как на Земле начал развиваться человеческий разум. С этого «момента» возник процесс самопознания биосферы, ибо человек является ее частью. Возможно, состояние биосферы в этот длительный этап, связанный со становлением человечества, следует рассматривать как «познаваемую биосферу» или «предноосферу». Ибо, согласно учению В. И. Вернадского, «ноосфера» — последнее из немногих состояний эволюции биосферы, когда человечество, взятое в целом, своей мыслью и трудом перестраивает биосферу в интересах свободно мыслящего человечества, как единого целого.
Исходя из таких представлений, вряд ли можно говорить о том, что уже наступила ноосфера. Люди, конечно, уже далеко ушли в своем вмешательстве в естественное состояние биосферы, но вряд ли это делается в интересах всего человечества, скорее наоборот. Ведь если в интересах всего человечества, то это безусловно означает: при всестороннем знании законов функционирования глобальной природной системы Земли, т. е. при строго отрегулированном взаимодействии с окружающей средой, что близко к условиям гармоничного развития человеческого общества с окружающей средой.
Однако такие условия не наступили в процессе коэволюции человека и природы на протяжении тысяч веков. Наступят ли они в далеком будущем? Задача такого прогноза осложнена тем, что наше сознание вынуждено проецировать в то будущее представителя рода Homo с его современным менталитетом и физическим строением. И насколько, пользуясь термином Д. Дана, цефализация грядущего Homo будет отличаться от современной — предугадать невозможно.
Зато можно с большой степенью определенности сказать, что в обозримом будущем, т. е. в XXI в., продолжится эпоха «предноосферы». Существующие уже сейчас количественные прогностические оценки и сценарии развития экономики, состояния экологии свидетельствуют о том, что в глобальном воздействии человечества на окружающую среду будут преобладать еще деструктивные тенденции над конструктивными.
Такая тенденция находит объяснение в стратегии выживания человечества, мало изменившейся с древнейших времен и до настоящих дней. Каждый новый шаг в познании окружающего, его осмысление всегда были направлены человеком, прежде всего на освоение природной среды в интересах устойчивого обеспечения своих постоянно расширяющихся материальных и духовных запросов. Такая целеполагающая установка требовала максимального использования ресурсов, привлекаемых на данном этапе развития общества. Негативные последствия при такой стратегии как побочный эффект принимаются во внимание лишь тогда, когда они начинают ощутимо влиять на качество жизни и хозяйство (например, распашка активизирует эрозию на используемых площадях, и тогда рост оврагов ограничивается обваловыванием). Но тревогу за вероятные более отдаленные, хотя и более существенные негативные последствия, эффект которых не проявляется, перекрывают ближайшие экономические интересы.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Такова, по моему мнению, современная ситуация с загрязнением глобальной атмосферы и воздействием на ее газовый состав. Общая стратегия ликвидации этого побочного эффекта хозяйственной деятельности еще не выработана. Вряд ли можно считать реальным решением призывы к простому сокращению выбросов углекислого газа и метана. Согласно оценкам IРСС (Межправительственная программа исследований климатических изменений), за счет инерционных механизмов их инерционный эффект сохранится и в XXI в. С другой стороны, такое общее сокращение (если бы оно и было реальным) означало бы простой возврат эколого-экономических условий на несколько десятилетий назад. Порочность, неприемлемость такого подхода четко показана в последней, очень яркой публикации С. С. Шварца (1976). Им же убедительно доказано положение о том, что свои экологические проблемы человек может решать только с учетом закономерностей развития ландшафтной оболочки и ее разнообразия.
Опыт коэволюции системы человек — окружающая среда свидетельствует, что выход из критического состояния общества, связанного с использованием определенных видов ресурсов, лежит в области смены технологий и опоры на новые виды ресурсов. Но такая смена требует весьма крупных энергетических затрат у общества, и общество подталкивается как бы к этому шагу естественным ходом развития системы. Очевидно, и в обозримом будущем человечеству предстоит пройти через этот этап.
Список используемой литературы
1. Алексеев В. П. Историческая антропология и этногенез. М.: Наука, 1989. 445 с,
2. Алексеев В. П. Становление человечества. М.: Политиздат, 1984. С. 462.
3. Алексеева Т. И. Географическая среда и биология человека, М.: Мысль, 1977. 302 с.
4. Будыко М. И. Климат в прошлом и будущем. Л.: Гидрометеоиздат, 1980, 352 с.
5. Величко А. А. Природа у колыбели человечества // Природа. 1985. № 3, С. 35—45.
6. Величко А. А. Связь динамики природных изменений в плейстоцене с развитием первобытного человека // Вопр. антропологии. 1971. Вып. 37. С. 3—18.
7. Величко А. А. Природный процесс в плейстоцене. М.: Наука, 1973. 195 с.
8. Величко А. А. Зональные и макрорегиональные изменения ландшафтно-климатических условий, вызванных парниковым эффектом // Изв. РАН. Сер. геогр. 1992. № 2. С. 89—101.
9. Герасимов И. П., Величко А. А. Проблема роли природного фактора в развитии первобытного общества // Первобытный человек, его материальная культура и природная среда в плейстоцене и голоцене. М„ 1974. С. 7—24.
10. Голицын Г. С., Макбейн Г. А. Изменения атмосферы и климата // Изв. РАН. Сер. геогр. 1992. ¹ 2. С. 33—44.
11. Гричук В. П. Древнейшее материковое оледенение в Европе, его признаки и стратиграфическое положение // Вопросы палеогеографии плейстоцена ледниковых и перигляциальных областей. М.: Наука, 1981. С. 7—35.
12. Елинек Я. Большой иллюстрированный атлас первобытного человека. Артия, 1985. 560 с.
13. Иванова И. К. Геологический возраст ископаемого человека. М.: Наука, 1965. 190 с.
14. Кондратьев К. Я. Рамочная конвенция об изменении климата: проблемы и перспективы // Изв. РАН. Сер. геогр. 1992. № 2. С. 52—63.
15. Дамберт.Д. Доисторический человек. Кембриджский путеводитель. Л.: Недра, 1991. 256 с.
16. Climate Change. The IPCC Scientific Assessment / Eds Haughton J. Т., Jenkins G. J., Ephroums J. J. Cambridge Univ. Press, 1990. 365 p.
17. Freniel В. Die Klimaschwankungen des Eiszeitalters. Braunschweig, 1967. 296 s.
18. Gamble С., Suffer 0. Pleistocene polyphony the diversity of human adaptation at the last glacial maximum // The World at 18000 В. P. L., 1990. V. 1. P. 1—23.
19. The pleistocene old world, regional perspectives / Ed. Soffer 0. N. Y.; L.: Plenum Press, 1987. 380 p.
20. Velichko A. A., Kurenkova E. 1. Environmental conditions and Human occupation of Northern Eurasia during the Late Valdai//The world at 18000 В. P./Eds Soffer 0., Gamble C.L., 1990. V. 1. P. 255—263.
21. Velichko A. A. Geoecology of the mousterian in East Europe and the adjacent areas // L'Homme de Neandertal. Liege, 1988. V. 2. P. 181—206.
22, Wobst H. Afterword. Minitime and megaspace in the Paleolithic at 18 К and otherwise // The world at 18000 В. P. / Eds Soffer 0., Gamble C. L., 1990. V. 1. P. 331—343.