Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
№28 Публицистика Г.И. Успенского. Образ русской деревни в прессе
Успенский (Глеб Иванович) - известный писатель. Родился Учился в тульской и черниговской гимназиях; поступил сначала в Петербургский университет, по юридическому факультету, потом перешел в московский, но по недостатку средств не мог окончить курса и вышел из университета в 1863 г.
начиная с 1868 г. он стал печатать свои произведения почти исключительно в "Отечественных Записках", лишь изредка помещая мелкие вещи в других изданиях, Литературную деятельность Успенского можно разделить на два периода. В первом - приблизительно до конца 70-х годов - Успенский является преимущественно бытописателем разного мелкого городского люда - мастеровых, мещан, маленьких чиновников и т. п. "обывателей", с их ежедневными нуждами и тревогами в борьбе за существование и с их смутными порываниями к лучшей жизни. Сюда же примыкают картинки из жизни провинциального и столичного "мыслящего пролетариата", с его идеальными стремлениями, надеждами и тяжелыми разочарованиями, и путевые очерки из заграничных поездок Успенского, побывавшего во Франции (после коммуны), затем в Лондоне и, наконец, в Сербии, вместе с русскими добровольцами 1876 г.
Во втором периоде своей деятельности Успенский является представителем так называемого "народничества", избирая предметом своих изучений и очерков почти исключительно различные стороны деревенской жизни.
В первом своем более крупном произведении: "Нравы Растеряевой улицы" Успенский явился правдивым изобразителем жизни того мелкого серого люда, к которому он присмотрелся у себя на родине - его нравов и понятий, дикого невежества и горького пьянства, ничтожества, бессилия и почитания "кулака", того, "что изуродовало нас и заставило нутром чтить руку бьющего паче ближнего и паче самого себя"... - От этого статического изображения общества Успенский переходит к динамическому - к изображению того движения, которое началось в пору перелома русской жизни, "когда в наших местах объявились новые времена" и одни стали подниматься снизу вверх, другие, наоборот, падать сверху на самое дно, так как старый, питавший их склад жизни, уже отошел в историю, а к новому приспособиться они были не в силах. Это перемещение центра тяжести - все в той же общественной среде, которую Успенский изображал и ранее - составляет содержание ряда новых очерков: "Разоренье", "Новые времена - новые заботы" и др. Рассчитавшись в первых своих произведениях с той "биографией", которую ему необходимо было забыть, чтобы начать новую жизнь "собственными средствами", Успенский обратился к этой новой жизни. "Все, что накоплено мной собственными средствами в опустошенную забвением прошлого совесть", говорит он в автобиографии, "все это пересказано в моих книгах, пересказано поспешно, как пришлось, но пересказано все, чем я жил лично. Таким образом, вся моя новая биография, после забвения старой, пересказана почти изо дня в день в моих книгах. Больше у меня в жизни личной не было и нет". Эти слова как нельзя точнее обрисовывают и отношение самого писателя к изображаемой им жизни: он - не посторонний; более или менее равнодушный наблюдатель проходящих мимо него явлений; он переживает их на самом себе, отзываясь на них всем своим существом, глубоко чувствуя своим отзывчивым сердцем весь трагизм захватывающих его положений, пробивающийся наружу нередко из-под комической внешности. На дне каждого его рассказа, говорит Н.К. Михайловский , "лежит глубокая драма"; впечатления, для него самого мучительные, "льются как жидкость из переполненного сосуда". Чаще всего жизнь дает ему ряд положений внешне комических, под которыми чувствуется глубокий внутренний трагизм; впечатление усиливается и обостряется этой противоположностью внешности с внутренним содержанием наблюдаемых фактов. Самый мелкий, повседневный случай, виденный, слышанный или просто вычитанный из газет, случай, мимо которого большинство проходит совершенно равнодушно, ничего не замечая, ни о чем не думая, для Успенского получает серьезное и общее значение, глубоко западает в его ум и душу и "сверлит" их до тех пор, пока не найдет себе исхода в простом, безыскусственном, но проникнутом страстной силой рассказе, где каждое слово пережито написавшим его.
Правда настойчиво предъявляет свои права среди насыщенной всевозможной тяготой действительности: "никогда еще так не болели сердцем, как теперь", говорит Успенский. Эта болезнь наблюдается им повсюду - и среди людей темных, инстинктивно порывающихся осмыслить свое существование, и среди "интеллигентных неплательщиков": всех гложет тот же "червяк", у всех "душа не на месте" и тревожно ищет равновесия, утраченной цельности. Всего сильнее и мучительнее болел сердцем сам писатель, чутко подмечавший и отражавший в своих произведениях это общее беспокойное состояние.
Вторая половина 70-х гг., когда Успенский возвратился в Россию из заграничной поездки, также оставившей свой след в том, что он называл своей "душевной родословной", характеризуется в нашей литературе развитием так называемого "народничества". Это было время, когда впервые получило ясную формулировку сознание "неоплатного долга" интеллигенции народу, послышались призывы "в деревню" и началось "хождение в народ", отразившееся в литературе, на первых же порах, расцветом "мужицкой" беллетристики. Это общее веяние той поры не могло не захватить и Успенского, в глазах которого мужик рисовался тогда "источником" искомой правды. Случай доставил Успенскому возможность стать с этим источником в непосредственные отношения: он приглашен был заведовать крестьянской ссудосберегательной кассой в одном из уездов Самарской губернии и, таким образом, мог проверить на опыте свои теоретические представления о деревне. Эта проверка, результатом которой явился ряд новых очерков деревенской жизни, произвела на самого Успенского крайне удручающее впечатление: она разрушила те кабинетные иллюзии, которым предавались народолюбцы, идеализировавшие мужика, как носителя всевозможных добродетелей. Деревенская жизнь повернулась к Успенскому своей оборотной стороной; он увидел в ней господствующее стремление - "жрать", которое разрушает все нравственные понятия, сводя всю жизнь к измышлению способов добычи денег и отдавая деревню во власть "кулакам". спасти его от этого расстройства может только "власть земли", то есть полная зависимость всего строя крестьянской жизни от ее основной цели - земледельческого труда, который дает мужику хлеб, но за то и создает для всей его деятельности строгие рамки.
В этом духе написаны им "Власть земли" и другие позднейшие очерки из народного быта. - Внешняя форма произведений Успенского отличается недостаточностью литературной отделки: он не мог заботиться о слоге и художественности не только потому, что не имел времени этим заниматься, но в особенности потому, что это противоречило бы его нервной, страстной натуре, побуждавшей его как можно скорее передавать свои впечатления в том самом виде, как они ложились ему на душу. Он дает читателю обрывки, недосказанные рассказы, торопливо набросанные мысли, которые он и сам называет "черной работой литературы", в широкой мере примешивая к изображению типов и сцен из жизни публицистические рассуждения. Все, им написанное, производит впечатление возбужденной речи нервного человека, который спешит поделиться с другими тем, от чего в данную минуту болит его сердце. Несмотря на это, Успенский обладает большим художественным талантом: при полном отсутствии каких-либо украшений речи, картинность его изображений большей частью очень сильна, благодаря способности метко уловить и наглядно передать виденное и слышанное. Самое выдающееся и самое ценное свойство Успенского - его безусловная и всегдашняя искренность.
№34 «Русское слово». В.Д. Дорошевич – король фельетона.
В. Дорошевич - русский журналист, публицист, театральный критик, один из виднейших фельетонистов конца XIX — начала XX века. Писал сначала в "Развлечении", "Будильнике" и других московских изданиях, не исключая и "Московского Листка", а также в "Петербургской Газете". В 1890 годах стал деятельным сотрудником одесских газет. В 1897 г. на средства "Одесского Листка" предпринял поездку на Сахалин и написал ряд очерков каторги, вышедших под заглавием "Сахалин" (Москва, 1903). Один из задетых в очерках тюремных надзирателей возбудил против Дорошевича обвинение в клевете, но процесс закончился полным оправданием обличителя. С основанием в 1899 г. "России" Дорошевич становится главным сотрудником этой газеты, которой доставляет огромный успех своим блестящим остроумием. Публике больших газет, привыкшей к солидности наших серьезных политических органов, впервые пришлось ознакомиться с легкой, прежде всего заботящейся о занимательности, манерой "мелкой прессы". Но в фельетонах Дорошевича, сразу сумевшего понять, пред какой аудиторией он говорит, эта манера явилась в облагороженной форме. Заимствовав от своего первоначального образца только его достоинства - доступность и занимательность, - фельетоны Дорошевича соединяли в себе блеск и легкость формы с полнотой серьезных публицистических задач. Поражала в Дорошевиче и его плодовитость: он писал ежедневно, неутомимо отзываясь на все события дня. Успех Дорошевича был всеобщий; его фельетонами зачитывались в самых разнообразных кругах; к нему сочувственно относились и такие журналы, как "Русское Богатство" и "Мир Божий". Этот успех заметно поднял творчество даровитого, но еще недавно совершенно безразличного в общественном отношении писателя. Кроме остроумия и занимательности, он приобретает новое качество - силу. Его насмешка сплошь да рядом переходит теперь в удары настоящего сатирического бича. Большое значение имели и некоторые его "дознания". Так, например, он поднял и блестяще провел кампанию в пользу пересмотра известного дела невинно осужденных братьев Скитских. Недолго, однако, Дорошевич продержался на достигнутой им высоте. Уже под конец существования "России" фельетоны Дорошевича часто переходили в простое балагурство и смех для смеха. С прекращением "России" (1902) прекратилась крупная роль Дорошевича в нашей журналистике. Он переходит в московское "Русское Слово", где продолжает писать с прежним внешним блеском, но уже не обращает на себя общего внимания. Удаляясь в значительной степени от жгучих тем, он пишет ряд восточных легенд, описывает свои путешествия по Востоку, Испании, Индии. В 1905 г. Дорошевич предпринял собрание своих фельетонов в 12 томах (издание продолжается). Во вторичном чтении фельетоны много теряют: блеск злободневных откликов почти исчез, резче выступают все особенности газетного шаржа. Из отдельно изданных Дорошевичем книг серьезное значение имеет "Сахалин". Это потрясающая картина сахалинских порядков и нечеловеческого зверства как тех, кого ссылают, так и нередко тех, кто бесконтрольно распоряжается жизнью и смертью каторжников. Книга написана не без обычной газетной размашистости, но, в общем, очень правдиво. Дорошевич дает в ней и ряд высокоинтересных психологических очерков отдельных преступников. Наряду с книгой Мельшина (Якубовича) , "Сахалин" Дорошевича занимает одно из первых мест в ряду материалов для изучения мира преступников последних десятилетий.
№ 48 Особенности писательской публицистики периода ВОВ: очерки Б. Горбатого, К. Симонова, Н. Тихонова, А. Толстого, А. Фадеева, М.Шолохова
Публицистика стала главной формой творчества советских мастеров художественного слова - А.Толстого, М.Шолохова, Н. Тихонова, К.Симонова, И. Эренбурга, Л.Соболева, Б.Горбатова, Л.Леонова, В.Вишневского, М.Шагинян, В.Величко, За годы войны Алексей Толстой написал около 100 статей. Эренбург воспитывал у народа ненависть к врагу: «О ненависти», «Оправдание ненависти», «Одесса», «Киев». За годы Великой Отечественной Войны написано около 1,5 тысяч памфлетов, корреспонденций, статей. Цикл памфлетов «Бешеные волки», статьи и корреспонденции для зарубежного читателя. Симонов писал о том, что видел лично: «Части прикрытия», «Истребитель истребителей», «Юбилей», «В праздничную ночь», Гроссман - газета «Красная звезда»: «Волга-Сталинград», «Власов». Шолохов: «Наука ненависти», «По пути к фронту», «Люди Красной Армии», «Гнусность». Лейтмотив всех произведений - любовь к Родине приведет к победе. В конце войны создается большое количество путевых очерков (Л.Славин, Б.Полевой, А.Малышко, Павленко). Радиопублицистика. Регулярные выступления у микрофона Гайдара, Кассиля, Кармена, Мануйлова, Паустовского, Фрама, Соболева, Петрова. Фотопублицистика представлена именами фотопублицистов: Устинов, Калашников, Кудояров, Бальтерманц, Бронштейн, Темин, Трошкин, Хомзер, Капустянский, Лоскутов, Халип, Шагин. С августа 1941 г. стал выпускаться литературно-художественный журнал «Фронтовая иллюстрация». Сатир жанры представлен Кукрыниксами (Куприянов, Крылов, Соколов), еще один представитель - поэт Маршак. Сатирические журналы «Фронтовой юмор», «Сквозняк», в конце 30-х годах в советской стране полностью возобладал тоталитаризм. Его формированию и утверждению сталинизма способствовала журналистика.
А. Толстой работал в «Правде», «Красной звезде».27.06.1941 в «Правде» - «Что мы защищаем». Толстой противопоставил агрессии фашистов уверенность советского народа в правоте своих действий. 18.10.41 - «Москве угрожает враг», где обращается к историческим аналогиям. Русский человек не может смалодушничать, потому что для него нет ничего дороже сердца Родины - Москвы. Использует эпитеты (грозная опасность, бессмертная слава), метафоры (враг захлебнулся в крови), короткие предложения. 7.11.41 - «Родина» (в «Правде» и «Красной звезде»)-стихотворение в прозе, в нем выражено отношение русских людей к России. Толстой призывает следовать героизму народа, доказывает мысль о том, что любовь к Родине поможет выстоять ее защитникам. Использует пословицы, поговорки, сказочные образы. Заканчивается фразой: «Ничего, мы сдюжим!», которая стала народным выражением. Использует приемы ораторской речи, много высокой книжной лексики, эмоций, исторической аналогии.
17.07.41 в «Правде» вышла статья Толстого «Кто такой Гитлер, и чего он добивается». За время войны он написал более 100 статей, все публикации многопроблемные. Идейный стержень - вера в победу, в наш народ. Источники победы - единство фронта и тыла, дружба народов, героизм армии. Последние статьи написаны в период наступления наших войск, это переплет публицистики и художественной литературы. Основные темы публицистики: 1.освещение военного положения страны, хроники боевых действий. 2. героизм и мужество со стороны бойцов на фронте.3.единство фронта и тыла. 4. военные действия советской армии, их характеристика. Толстой создал цикл рассказов. «Рассказы И.Сударева» - тесная связь с публицистикой и художественной литературой. Начал работу в августе 1942 года. Особенности рассказа-очерка: 1.предельная достоверность.2.документальность. 3.слияние публицистики и художественности.4.сочетание реалистичности и романтичности.5.соединение публицистики и лиризма. Главная задача-осмысление сущности русского характера. Цикл из шести произведений: Как это началось, Страшная история, Ночи в сенях на сене, 7 чумазых, Нина, Русский характер. Это художественное исследование русского характера, который проявлялся в годы Великой Отечественной войны.
Один из самых известных рассказов - «Русский характер» (7.05.44 в «Красной звезде»). Тема рассказа отражена в его названии. Начинается со вступления- размышления о том, что это такое. От лица И.Сударева рассказывается о подвигах его друга Егора Дрёмова. Во время курского сражения танк Дремова загорелся, и боец чудом остался жив. Величие его проявляется в том, что никогда не поведал о своей душевной драме. Он добивается, чтобы его снова зачислили в часть. Едет домой, но его там не узнают. Материнские чувства заставляют поехать в часть. Характерно мастерство детали, ее конкретность. Используется ирония, добродушная усмешка. Основная тема-изображение духовной красоты. Идейно-нравственная категория играет решающую роль в победе над гитлеровцами.
Среди статей и очерков, призывавших к мести гитлеровцам, особое значение имел очерк М.А. Шолохова «Наука ненависти», появившийся в «Правде» 22 июня 1942 г. Рассказав историю военнопленного, которого фашисты подвергли жесточайшим пыткам, писатель подводит читателей к мысли, вложенной в уста главного героя: «Тяжко я ненавижу фашистов за все, что они причинили моей Родине и мне лично, и в то же время всем сердцем люблю свой народ и не хочу, чтобы ему пришлось страдать под фашистским игом. Вот это-то и заставляет меня, да и всех нас, драться с таким ожесточением, именно эти два чувства, воплощенные в действие, и приведут к нам победу. И если любовь к Родине хранится у нас в сердцах и будет храниться до тех пор, пока эти сердца бьются, то ненависть мы носим на кончиках штыков».
Человеческая красота защищавших свою Родину, и испепеляющая ненависть к ее поработителям – главное и в военной публицистике Н. Тихонова, регулярно присылавшего в центральные газеты статьи, очерки, стихотворные произведения из блокадного Ленинграда. В статьях, очерках, рассказах Н. Тихонова воссоздан немеркнущий подвиг героев-тружеников города-фронта, чье беспримерное мужество вошло в историю, как «чудо Ленинграда».
За девятьсот дней блокады Н.С. Тихонов, бывший начальником группы писателей при Политуправлении Ленинградского фронта, кроме поэмы «Киров с нами», книги стихов «Огненный год» и «Ленинградских рассказов» написал свыше тысячи очерков, статей, обращений, заметок, которые публиковались не только в центральных газетах, но и часто печатались в «Ленинградской правде», в ленинградской фронтовой газете «На страже Родины». Пусть знают враги, гневно заявлял в тяжелейшие дни блокады писатель, что мы будем сражаться всюду: и в поле, и в небе, на воде и под водой, мы будем сражаться до тех пор, пока на нашей земле не останется ни одного вражеского танка, ни одного вражеского солдата.
Имеются убедительные свидетельства того, как помогало его вдохновляющее слово громить фашистов. В ноябре 1942 г. в «Известиях» появилась его статья «Будущее», в которой говорилось о скорой нашей победе. «Газета с этой статьей, – читаем в воспоминаниях писателя, – попала в партизанский край, в Белоруссию. Партизаны выпустили статью отдельной брошюрой. Молодой, беззаветно храбрый партизан Саша Савицкий погиб в неравном бою, не сдавшись врагам. Было это 25 июня 1943 г. Фашисты нашли у погибшего только эту брошюру»[33].
Публицистика военной поры отличалась глубокой лиричностью, беззаветной любовью к родной земле, и это не могло не затронуть читателей. Называя Смоленщину самым милым сердцу краем, К. Симонов так передает свои сокровенные думы: «С особенной болью, которая живет во мне, не оставляя ни на минуту, я вспоминаю деревенские кладбища... Когда смотришь на такой деревенский погост, чувствуешь, сколько поколений легло здесь в могилы, в свою землю, рядом со своими дедовскими, прадедовскими избами, чувствуешь, какая это наша деревня, какая это наша земля, как невозможно отдать ее, – невозможно, так же как невозможно вырвать у себя сердце и суметь после этого все-таки жить»[34]. Что можно чувствовать к тем, кто осквернил эти святые места, усеял их трупами невинных стариков, женщин и детей? Каждый, прочитавший очерк К. Симонова «На старой Смоленской дороге», запомнит такую сцену: «Немолодой рыжеусый сапер долго, внимательно смотрит в овраг на мертвую женщину с ребенком. Потом ни к кому не обращаясь, поправив на плече винтовку, говорит глуховатым, простуженным голосом:
– Робеночка не пожалели...
Он больше ничего не прибавляет к этим словам – ни ругательств, ни крика негодования, ничего... Но за словами его чувствуется тяжелое, навсегда созревшее у него решение: не пожалеть их – тех, которые не пожалели»[35].
Очерк «На старой Смоленской дороге» появился в «Красной звезде» 17 марта 1943 г., а месяцем раньше в этой же газете под названием «Письмо другу» напечатано одно из лучших стихотворений К. Симонова «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины...» Тематическая связь этих двух замечательных произведений очевидна.
Той же лиричностью, беспредельной любовью к жизни, к Родине и той же ненавистью к фашистам проникнуты знаменитые «Письма к товарищу» Б. Горбатова: «Товарищ! Если ты любишь Родину, – бей, без пощады бей, без страха, бей врага!»[36].
Одна из основных тем военной публицистики – освободительная миссия Красной Армии. Без нас, писал А.Н. Толстой, немцам не справиться с Гитлером, а помочь им можно только в одном – бить гитлеровскую армию, не давая ни дня, ни часа передышки.
Военная советская публицистика вдохновляла на борьбу за освобождение все народы Европы, над которыми опустилась черная ночь фашизма. В пламенных словах, обращенных к партизанам Польши и Сербии, Черногории и Чехии, не смирившимся народам Бельгии и Голландии, растерзанной Франции, суровой и гордой Норвегии, звучал призыв как можно скорее очистить родные земли от фашистских насильников и засеять их «никем уже более, отныне и до века, непопираемой национальной культурой».
Особенность публицистики Великой Отечественной войны и в том, что традиционным газетным жанрам – статье, корреспонденции, очерку – перо мастера слова придавало качества художественной прозы. Многими удивительно тонкими наблюдениями запоминаются фронтовые корреспонденции М.А. Шолохова «По пути к фронту»: «На мрачном фоне пожарища неправдоподобно, кощунственно красиво выглядит единственный, чудом уцелевший подсолнечник, безмятежно сияющий золотыми лепестками. Он стоит неподалеку от фундамента сгоревшего дома. Среди вытоптанной картофельной ботвы. Листья его слегка опалены пламенем пожара, ствол засыпан обломками кирпичей, но он живет! Он упорно живет среди всеобщего разрушения и смерти, и кажется, что подсолнечник, слегка покачивающийся от ветра, –единственное живое создание природы на этом кладбище»[37].
Нельзя не отметить, что в годы войны все чаще проявляется солидарность с Советской Россией в публицистике русского зарубежья. Поистине гимном «боевой мощи Красной армии» стала статья П.Н. Милюкова «Правда о большивизме», посвященная победе советских войск под Сталинградом и опубликованная в газете «Русский патриот», издававшейся в Париже с 1943 по 1945 год.
Острое чувство времени трансформировалось в годы войны не только в газетных жанрах, но и в стихах, регулярно публиковавшихся в газетах, журналах, звучавших по радио. Даже в самых жарких сражениях бойцы не расставались с полюбившимся томиком стихов К. Симонова «С тобой и без тебя», с «Василием Теркиным» А. Твардовского, со стихами М. Исаковского «В лесу прифронтовом», «Огонек», А. Суркова «В землянке», многими другими, ставшими популярными песнями.
Правдивой летописью войны стала фотопублицистика. Зрительное восприятие всего, что происходило на фронте и в тылу, оказывало самое сильное воздействие. Снимки Д. Бальтерманца, М. Калашникова, Б. Кудоярова, В. Темина, П. Трошкина, А. Устинова, Я. Халипа, И. Шагина навсегда сохранят, через какие испытания, лишения, утраты шел к победе советский народ. Корреспондент фотохроники ТАСС Я. Халин увековечил подвиг советского солдата Алексея Еременко всего за несколько мгновений до его гибели. «Комбат», так он назвал свой снимок, который побывал на всех крупнейших фотовыставках мира, стал символом Великой Отечественной и отлитый в бронзе поднялся у того украинского села, где погиб ставший всемирно известным герой.
Шолохов продолжает тему ненависти. В годы ВОВ он становится военкором «Правды» и «Красной звезды». В первые месяцы войны Шолохов публикует в «Правде» очерк «На Дону» (описание того, как донское казачество провожает своих сыновей на фронт).31.07.1941 в «Красной звезде» появляется очерк «В казачьих колхозах» (о том, как собирают урожай, чтобы накормить Красную армию). Шолохов принимает участие в боях под Смоленском - об этом повествует путевой очерк «На смоленском направлении» (рассказ о подвиге майора Войцеховского, который направляет огонь артиллерии на себя) .Одно из главных мест среди публикаций занимает рассказ-очерк «Наука ненависти» («Правда» от 22.06.1942). Шолохов начинает рассказ-очерк с описания деревьев. Массивный участок леса был срезан огнем артиллерии, однако ствол березы уцелел, и ствол старого дуба, в котором зияла рваная рана, похож на главного героя. Портретная характеристика. Увидев пленных немцев, лейтенант Герасимов вспыхивает лютой ненавистью. Шолохов подводит читателя к пониманию того, из-за чего это произошло - Герасимов побывал в плену у немцев. Идет подробный рассказ и описание злодеяний фашистов. Шолохов заканчивает такими фразами: «Воевать научились по-настоящему, и ненавидеть и любить», «Пока сердца бьются, пока хранится в сердцах любовь к Родине, ненависть будет храниться на кончиках штыков». Используется кольцевая композиция: в финале опять образ дуба, рассказ в рассказе, повествование Герасимова о себе, и это яркое и пафосное повествование. Образ Герасимова - один из первых образов защитника Родины в журналистике. В судьбе Герасимова отражен народ русский. Затем выходит роман «Они сражались за Родину».13.05.45- рассказ «Победа, которой не знала история» в «Правде».
Симонов: Ярко проявил себя, когда работал военкором газеты «Красная звезда», где очень оперативно добывал материал, находясь в гуще событий. Первым отправился на подводную лодку, бывал на Крайнем севере. Названиям его корреспонденции дали названия маршруты - «Полярные ночи», «Письма из Крыма», «В осажденной Одессе». Симонов находился там, где решается исход войны. Очерки «Солдат слава», «Дни и ночи», «Бой на окраине» появляются одновременно с появлением информационных сообщений информбюро о сражениях под Сталинградом. Известно стихотворение «Жди меня» (опубликовано в «Правде»). Стихотворение о военкорах стало песней. Работает в разных жанрах - статьи, очерки, рассказах. Много произведений на стыке жанров: статья-очерк «Русская душа» - о подвиге лейтенанта-сапера Холодова, который пожертвовал жизнью и взорвал мост, на котором ехали немецкие войска.
Выпускает сборник «От Черного до Баренцева моря. Записки военкора» (в годы ВОВ), являющийся талантливым материалом. Фашисты потерпели поражение под Сталинградом и Курском, это становится главной темой, затем идет освобождение территории СССР от немецких войск. А затем - освобождение стран Европы от фашистского ига, раскрываются темы, связанные с взятием Берлина, капитуляцией Германии.
Борис Горбатов, например, обратился к эпистолярной форме разговора с читателем. Его «Письма товарищу»[28] несут в себе огромный заряд патриотизма. Они не только личностны, но и очень лиричны. Большинство из них было написано, когда приходилось отступать, и линия фронта подошла к Москве. Первые четыре письма под общим заглавием «Родина» были опубликованы в сентябре 1941 г. в «Правде». Перу Б. Горбатова принадлежат также очерки «Алексей Куликов, боец», «После смерти», «Власть», «Из фронтового блокнота», вошедшие в сборник «Рассказы о солдатской душе», вышедший в 1943 г.
В конце войны создается большое количество путевых очерков. Их авторы Л. Славин, А. Малышко, Б. Полевой, П. Павленко и других рассказывали о победных боях советских войск, освобождавших народы Европы от фашизма, писали о взятии Будапешта, Вены, о штурме Берлина...
С публицистическими и проблемными статьями в печати и на радио выступали партийные и государственные деятели страны: М. Калинин, А. Жданов, А. Щербаков, В. Карпинский, Д. Мануильский, Е. Ярославский.
На страницах советской печати правдиво запечатлен в публицистике Б. Агапова, Т. Тэсс, М. Шагинян и других беспримерный трудовой подвиг миллионов людей тыла. Проблемам обеспечения фронта и населения страны продовольствием посвящали свои очерки Е. Кононенко, И. Рябов, А. Колосов и др.
№49 Памфлет в системе военной публицистики (И.Эренбург, Я.Галан и др)
Перо Эренбурга, отмечал маршал И.Х. Баграмян, «было действеннее автомата»[23].
За годы войны опубликовано около 1,5 тыс. статей и памфлетов писателя, составивших четыре объемистых тома под общим названием «Война». Первый том, увидевший свет в 1942 г., открывался циклом памфлетов «Бешеные волки», в которых с беспощадным сарказмом представлены главари фашистских преступников: Гитлер, Геббельс, Геринг, Гиммлер. В каждом из памфлетов, на основе достоверных биографических сведений, даны убийственные характеристики палачей «с тупыми лицами» и «мутными глазами». В памфлете «Адольф Гитлер» читаем: «В далекие времена увлекался живописью. Таланта не оказалось, как художника забраковали. Возмущенный воскликнул: «Увидите, я стану знаменитым». Оправдал свои слова. Вряд ли найдешь в истории нового времени более знаменитого преступника»[24]. Примеров, подтверждающих, что у Эренбурга был свой, ни на чей не похожий «почерк» можно привести предостаточно из любой статьи писателя, а не только памфлета. В октябре – ноябре 1941 г. в «Красной звезде» одна за другой появились статьи писателя: «Выстоять», «Дни испытаний», «Мы выстоим», «Им холодно», в которых он прозорливо писал о неизбежном разгроме фашистов под советской столицей: «Москва у них под носом. Но до чего далеко до Москвы. Между ими и Москвой – Красная Армия. Их поход за квартирами мы превратим в поход за могилами! Не дадим им дров – русские сосны пойдут на немецкие кресты»[27].
По короткой энергичной фразе, которая по словам редактора «Красной звезды» Д. Ортенберга, «по накалу чувств, тонкой иронии и беспощадному сарказму звучала, как «строфы стихов», безошибочно угадывалось авторство его статей. В одном из писем в «Красную звезду» фронтовик Сепан Фесенко сообщал: «Однажды замполит Метелица прочитал статью. Мы ее с вниманием выслушали. Кончив читать, он спросил: «Кто писал статью?» Мы ответили в один голос: «Илья Эренбург»[28]. Писатель работает быстро, откликается на события очень оперативно. 23.06.1941 года в газете «Красная звезда» вышла статья «В первый день», затем «Гитлеровская орда». Главную задачу видел в том, чтобы воспитывать у советского народа ненависть к фашистским захватчикам, и в этом основной пафос. Самые известные статьи автора - «О ненависти» и «Оправдание ненависти». Эренбург подчеркивает, что сердца фашистов испепеляет темная злоба, «злоба захолустных Наполеонов», которые хотят войти в историю хотя бы из черного входа. Эренбург объяснил суть фашизма обращением к истории. Он подчеркивал, что атрибуты фашизма - черная форма, череп, скрещенные кости, взяты из средневековья, черная злоба. Эренбург подводит к пониманию того, что злобе фашистов нужно противопоставлять ненависть. Ненависть присуща только чистым и благородным сердцам, ненависть должна вдохновлять на борьбу. Она рождается тогда, когда солдаты узнают о факте злобы фашистов. «Гитлеровцы сжигали наши хаты». Завершается ярким примером, как 7 бойцов защищали небольшую высоту, пафос здесь в заключительных строках. Страстный пафос статей Эренбурга привлекает читателей. 12.10.41 года в «Красной звезде» выходит статья «Выстоять». За годы войны Эренбург опубликовал более 1500 статей, корреспонденций, которые были собраны в 4 тома под общим названием «Война». Первый том (1942) - «Бешеные волки»- разоблачать фашистских главарей. Гитлер объявил Эренбурга личным врагом. Особое место занимает статьи для зарубежного читателя, они передавались через совинформбюро, телеграфные агентства, газеты Америки и Англии. Всего более 300 публикаций- «Летопись мужества».
№50 сельская тема и ее культурно-исторический смысл (В. Овечкин, Е.Дорош и др.)
Осенью 1953 г. по инициативе Н. Хрущева, занявшего к тому времени пост первого секретаря ЦК КПСС, были приняты меры по оказанию материально-технической помощи сельскому хозяйству и усилению материальной заинтересованности колхозов и колхозников в результатах своего труда.
В течение весны, лета и осени 1953 г. на страницах «Правды», «Социалистического земледелия» и других газет шло обсуждение назревших проблем сельскохозяйственного производства.
Появление в «Правде» и журнале «Новый мир» острых публицистических выступлений В. Овечкина явилось началом нового этапа глубокого и правдивого отображения колхозной жизни. Овечкин первым из публицистов заговорил о наболевших вопросах колхозной деревни, в частности о вреде партийного руководства сельским хозяйством, подменявшего руководителей хозяйств и специалистов. Очерки Овечкина «Районные будни», «В том же районе», «Борзов и Мартынов», «На переднем крае», «Своими руками», «Два костра» обратили на себя внимание не только высоким мастерством, но главное – показом жизни без всякого затушевывания недостатков[16].
С большим интересом встретила читательская аудитория и очерк А. Калинина «На среднем уровне», опубликованный в «Правде» и раскрывавший инертность и склонность к перестраховке руководителей районного масштаба[17]. Сельской проблематике посвящали свои очерки и статьи А. Колосов[18], И. Рябов[19], Г. Троепольский[20], В. Тендряков[21], В. Величко и др.
Среди мер, призванных поднять уровень производства зерна, важное место должно было занять использование пустовавших пахотных угодий. Движение за освоение целинных и залежных земель нашло широкое отражение в советской журналистике 50-х гг.
«Комсомольская правда» в течение полугода публиковала серию целевых полос, посвященных молодым целинникам – участникам патриотического движения молодежи за освоение целины. В ноябре 1954 г. «Правда» поместила очерк И. Шухова «Покорители целины». Его герои – «люди одной судьбы», которые в близких к фронтовой жизни условиях «перешли... в развернутое наступление на целину во всех 93 новых зерновых совхозах Казахстана»[22].
Газеты печатали письма новоселов, рассказывали об их трудовом порыве, о трудностях освоения целины. Практически во всех центральных газетах и изданиях районов освоения целинных земель стали постоянными такие рубрики и подборки: «Письма новоселов», «На целинных землях» и др. И снова пресса обошла стороной вопросы экологии.
В период освоения целины возродились многие формы массовой работы редакций газет 30-х гг., и в первую очередь выездные редакции. Они выпускали не только представляемую ими газету на целине: «”Комсомольская правда” на целине», «”Правда” на целине» и т.д. Выездные редакции газет республик Средней Азии и Казахстана готовили обменные полосы и объединенные номера. В 1958–1959 гг. регулярно стали выходить целевые номера с единой целинной проблематикой. Они создавались творческими усилиями редакций пяти республиканских газет: «Казахстанской правды», «Правды Востока», «Советской Киргизии», «Туркменской искры», «Коммуниста Таджикистана».
В декабре 1947 г. редакция газеты «Труд» положила начало новой форме массовой работы – «стахановским вторникам». Проводились они редакцией совместно с отраслевыми профсоюзами и министерствами и преследовали цель распространения передового опыта в различных отраслях промышленности. «Стахановские вторники» регулярно проводились в дальнейшем и другими редакциями: николаевской областной газеты «Бугская заря», ростовской областной газеты «Молот» и др.
Стремясь использовать различные формы работы с массами, редакции часто приглашали рабочих и сельских корреспондентов принять участие в общественных рейдах. Материалы рейдовых бригад «Ленинградской правды», «Уральского рабочего», «Горьковской коммуны», «Советской Киргизии» и многих других газет касались важнейших вопросов организации производственных процессов на заводах машиностроительной и металлообрабатывающей промышленности, экономии сырья, материалов, бережного расходования электроэнергии, вскрывали серьезные упущения в работе трудовых коллективов.
Среди вопросов, повседневно освещавшихся в прессе послевоенного десятилетия, неизменной оставалась международная проблематика. В первую очередь это были циклы статей, посвященные показу всемирно-исторического значения разгрома гитлеровской Германии и фашизма.
В первые послевоенные годы главное внимание пресса уделяла задачам восстановления народного хозяйства, провозглашенным в планах четвертой пятилетки, возрождению из руин войны десятков тысяч городов и сел. К концу 40-х гг. довоенный уровень промышленного и сельскохозяйственного производства был превзойден. Средства массовой информации распространяли опыт передовиков в промышленности и сельском хозяйстве, поддерживали массы в их стремлении досрочно выполнить первую и вторую послевоенные пятилетки, освоить целинные и залежные земли. В своей организаторской деятельности печать, радио и телевидение использовали многочисленные формы и методы работы, в творческой – обращались к различным жанрам.
В деятельности советской журналистики послевоенного десятилетия много позитивного. Вместе с тем, будучи целиком подчиненной требованиям административно-командной системы, она стремилась во что бы то ни стало добиться выполнения ее директив. Такого рода действия центральной и местной печати стали причиной многих ошибок в ее работе, когда она любой Ценой добивалась реализации постановлений ЦК ВКП(б) по идеологическим вопросам, когда проводила кампанию по борьбе с космополитизмом, не смогла предусмотреть пагубных народнохозяйственных и экологических последствий насильственного преобразования природы.
За реальными и мнимыми успехами выступавшие в прессе не видели серьезных упущений в руководстве отдельными отраслями экономики, в частности сельского хозяйства. Это вело к тому, что в печати приукрашивалась действительность. Появление в газете «Правда» острых публицистических выступлений В. Овечкина явилось началом нового этапа глубокого и правдивого отображения колхозной жизни.
№52 Освещение культурной жизни страны («Новый мир» А. Твардовского, «Литературная газета» и др.). Гонения на интеллегенцию в СМИ
Журнал «Новый Мир» ведет историю своего существования с 1925 года. В 1950-60 годах занимал особое место в литературной и общественно-политической жизни страны, главным редактором был Твардовский. Он смог собрать коллектив единомышленников (Овечкин, Лакшин, Виноградов). Публиковались острые статьи, «легенды и факты» Кардина, обращались к истории страны, о том, как часто факты в ней противоречат легендам. Твардовский поднял журнал на новый уровень. Самоопределение журнала началось в 1952 году. В этом же году Твардовский опубликовал роман Гроссмана «За правое дело». Великая Отечественная война предстала в нем с непривычной широтой и жестокой подлинностью. Журнал единственный питал надежды на светлой будущее после смерти Сталина. И его как крамолу старались задушить на корню, постоянно подвергали гонениям. В середине 50-х наметились силы, противостоящие режиму. «Новомирство» складывалось под воздействием разных, далеко не всегда совпадающих направлений (от очищенного Ленина, до Солженицына и Сахарова), но оно не обрело четких контуров. В нем отразилось то, что именуется шестидесятничеством, была предпринята попытка исследования феномена «фашизм». Твардовский пытался даже опубликовать научный труд о Гитлере, но его запретили из-за «неконтролируемого» подтекста. Описывалась истинная жизнь народа, без прикрас. В 1968 году, по разрешению Брежнева, опубликован «Один день Ивана Денисовича» Солженицына. «Новый мир» был флагманом отечественной журналистики. Твардовскому рекомендовали «укрепить» коллектив, но он отказался, и в 1970 году принудительно была сменена редколлегия, однако Твардовский отказался работать с новыми людьми и подал в отставку.
50-60-е годы в жизни журнала прочно связаны с именами К. М. Симонова (рис.6) и А. Т. Твардовского (рис.9).
С 1946 по 1950 годы «Новым миром» руководил Симонов. В этот период активно печатаются такие авторы, как С. Наровчатов, И. Эренбург, В. Василевская, Р. Гамзатов, К. Паустовский, А. Твардовский, Ю. Нагибин, Ю. Трифонов.
В 1950 году главным редактором журнала был назначен Александр Твардовский.
Благодаря этому выдающемуся писателю, «Новый мир» вырвался из сомкнутого журнального ряда, занял свое место в литературе и в общественно-духовной жизни, стал центром притяжения для многих авторов и читателей, стремился поднять их литературно-эстетический уровень, стал первой ласточкой общественного обновления.
Появление в журнале романа Василия Гроссмана «За правое дело» стало главным литературным событием своего времени. Война у Гроссмана была показана так всеохватно и глубоко, как никогда еще не показывалась в советской литературе. (2, с. 72-73)
10 августа 1954 года было проведено заседание партийной группы правления ССП СССР по рассмотрению решения секретариата ЦК КПСС «Об ошибках журнала „Новый мир“». На нем присутствовало 56 коммунистов, в основном членов Правления. Твардовского и его помощников – Дементьев и Смирнова – обвиняли в ошибочности позиций журнала и идейной вредности поэмы «Теркин на том свете», ведь именно в этой поэме Твардовский пересматривает свои взгляды на И. Сталина и сталинизм. Однако руководители журнала до последнего времени не желали признавать допущенных ими ошибок. Твардовский заявил, что «Теркин на том свете» - дорогое для него детище. ЦК посоветовал Писателю уничтожить это произведение. (11)
После этого события Твардовский покидает пост главного редактора на четыре года, его место снова занимает К. М. Симонов.
В 1958 году Александр Трифонович возвращается к руководству журнала. Во второй период редакторства Твардовского в "Новом мире", особенно после XXIII съезда КПСС журнал становится прибежищем антисталинских сил в литературе, символом "шестидесятничества", духовным оазисом тех лет. В 1968 году в журнале появляется очерк Валентина Овечкина «Районные будни», освещавший и критиковавший положение деревни и сельского хозяйства. В рамках этой переоценки Твардовский, получает разрешение Хрущева на публикацию рассказа «Одного дня Ивана Денисовича» А. Солженицына (рис.10). «Один день Ивана Денисовича» связан с одним из фактов биографии самого автора - Экибастузским особым лагерем, где зимой 1950-51 г. на общих работах был создан этот рассказ. Главный герой рассказа Солженицына - это Иван Денисович Шухов, обычный узник сталинского лагеря. В этом рассказе автор от лица своего героя повествует о всего одном дне из трех тысяч шестисот пятидесяти трех дней срока Ивана Денисовича. Но и этого дня хватит чтобы понять то, какая обстановка царила в лагере, какие существовали порядки и законы, узнать о жизни заключенных, ужаснуться этому. Лагерь - это особый мир, существующий отдельно, параллельно нашему. Здесь совсем другие законы, отличающиеся от привычных нам, каждый здесь выживает по-своему. Жизнь в зоне показана не со стороны, а изнутри человеком, который знает о ней не понаслышке, а по своему личному опыту. Именно поэтому рассказ поражает своим реализмом.
Такая позиция журнала вызвала недовольство неосталинистов. В течение нескольких лет велась литературная полемика журналов "Новый мир" и "Октябрь" (редактор Вс. Кочетов). После снятия Хрущева в прессе (журнал "Огонёк", газета "Социалистическая индустрия") была проведена кампания против "Нового мира". Ожесточенную борьбу с журналом вел главлит, систематически не допускавший к печати самые важные материалы. Поскольку формально уволить Твардовского руководство Союза Писателей не решалось, последней мерой давления на журнал было снятие заместителей Твардовского и назначение на эти должности враждебных ему людей. В феврале 1970 года Твардовский был вынужден сложить редакторские полномочия, коллектив журнала ушел вместе с ним.
В этот период жизни журнала в нем публиковались многие талантливые поэты. Это Анна Ахматова, Ираклий Абашидзе, Маргарита Алигер, Геннадий Айги, Николай Асеев, Ольга Берггольц, Константин Ваншенкин, Самуил Галкин, Расул Гамзатов, Николай Заболоцкий, Михаил Исаковский, Римма Казакова, Сильва Капутикян, Владимир Корнилов, Аркадий Кулешов, Семен Липкин, Инна Лиснянская, Михаил Луконин, Новелла Матвеева, Самуил Маршак, Сергей Орлов, Давид Самойлов, Ярослав Смеляков, Владимир Соколов, Дмитрий Сухарев, Александр Твардовский, Вероника Тушнова, Вадим Шефнер, Борис Чичибабин, Баграт Шинкуба. Печатались С. Залыгин, Ф. Искандер, В. Астафьев, С. Наровчатов, В. Шукшин, Д. Драгунский, Е. Дорош. Журнал знакомил своего читателя с такими иностранными писателями, как Э. Хэмингуэй, Дж. Д. Сэлинжер, Р. П. Уоррен, Антуан де Сент-Экзюпери, Лао Шэ.
Умер Александр Твардовский во сне. Похороны поэта состоялись 21 декабря 1971 года. Москва прощалась с крупнейшим русским поэтом советской эпохи, творчество которого было глубоко народным, прощалась с великим сподвижником – главным редактором журнала «Новый мир», в одиночку противостоявшим жестокой идеологической системе ограничений и запретов, отстаивавшим право писателя говорить в своих произведениях правду о реальной жизни народа.
53. Самиздатовская журналистика, характеристика основных изданий («Хроника текущих событий» и др.).
Нельзя сказать, что журналисты не видели негативных явлений в жизни страны, не пытались вскрывать недостатки, бороться с показухой. Работая в условиях жестких ограничений, известные советские публицисты – А. Аграновский, В. Песков, Г. Радов, И. Руденко, А. Стреляный, Т. Тэсс, Ю. Черниченко и многие другие создавали произведения, вызывавшие мощный общественный резонанс, боролись за справедливость, помогали конкретным людям и служили по мере возможности прогрессу страны в целом. В прессе, на радио, телевидении идет много критических, сатирических материалов. Например, большой популярность пользовались фельетоны Л. Лиходеева, И. Шатуновского, на телевидении регулярно выходит в эфир сатирический журнал «Фитиль», где остро и талантливо рассказывается о лодырях, хапугах, беспринципных руководителях. Следует отметить, что на все критические выступления журналистов обязательно давались ответы о принятых практических мерах и не позднее, чем через два месяца. В «Правде» в начале 80-х гг. существовало около 10 рубрик, посвященных действенности выступлений – «Получен ответ», «После критики», «Возвращаясь к напечатанному», «Правда» выступила. Что сделано?» и др. Реагировать на критические материалы должны были даже высокие должностные лица. К примеру, в «Литературной газете» летом 1981 г. был опубликован материал, рассказывающий о случаях взяточничества, спекуляции, хищений. В установленный срок за подписью Генерального прокурора СССР в редакцию был прислан ответ, в котором сообщалось, что факты, приведенные газетой, подтвердились, а лица, названные в статье, «получили суровое уголовное наказание, незаконно присвоенное ими имущество конфисковано»[23]. Однако для критики существовали четкие рамки, все недостатки трактовались как частное явление (по принципу «кто-то кое-где у нас порой»), а не болезни системы.
Доверие к прессе, радиовещанию и телевидению постепенно падало. Так, например, в 1983 г. подписка на районные газеты снизилась на 110 тыс. экз. Высокие тиражи многих изданий поддерживались за счет обязательной подписки для членов партии и комсомольцев, а рост тиражей других газет и журналов – «Литературной газеты», «Огонька», «Иностранной литературы», «Нового мира», «Советского спорта», «За рулем» и т.д., напротив, искусственно сдерживался лимитами на подписку.
Реакцией общества на запреты и сокрытие информации, на отсутствие в стране свободы слова, подавление духовной свободы и инакомыслия, на искусственное ограничение круга чтения явился самиздат. Самиздатовские издания представляли собой оппозиционное, альтернативное официальной, доминирующей идеологии явление, средство политической борьбы оппозиции. В издательском плане самиздат – это самореализующееся, выходящее без правовой регистрации и соблюдения принятых редакторских стандартов и положений явление неподцензурной периодической печати, реализуемое в рукописном, машинописном или (на более поздних этапах) компьютерном варианте.
История самиздата в СССР начинается с 20-х гг., однако сам термин стал функционировать во второй половине 50-х гг., и после публикации в газете «Известия» о выходе в свет машинописного журнала «Синтаксис» начал использоваться широко. Становление самиздата нового времени произошло в период хрущевской «оттепели», а наибольшее развитие он получил при Л.И. Брежневе. Уже в 60-х гг. нелегальные рукописные и машинописные издания стали представлять собой достаточно массовое явление. Провозвестником многих самиздатовских традиций стал журнал «Синтаксис». Вышло всего три номера журнала – № 1 – в декабре 1959 г., № 2 – в феврале 1960 г., № 3 – в апреле 1960 г., после чего редактор журнала А. Гинзбург был арестован и сослан.
Другие издания 60-х гг. – это, в основном, художественные произведения, статьи, документы и материалы, относящиеся к общественно-политической жизни страны. В самиздате вышли романы А. Солженицына и «Доктор Живаго» Б. Пастернака, «Технология власти» А. Авторханова, сборники стихотворений И. Габая и Н. Горбаневской, запрещенные произведения В. Аксенова, А. Кузнецова, А. Галича, брошюры А.Д. Сахарова «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» и Р.А. Медведева «Перед судом истории», «Правда о современности» и пр.
Среди документов и материалов следует отметить письма А. Твардовского и В. Каверина – К. Федину, П. Антокольского – П. Демичеву, три письма Л. Чуковской – М. Шолохову, А. Маковскому и в редакцию «Известий». В последнем из названных писем автор говорит о той огромной, еще не оцененной роли, которую играет самиздат в духовном возрождении страны: «В наши дни один за другим следуют судебные процессы: под разными предлогами – открыто прикрыто и полуприкрыто – судят слово устное и письменное. Слово подвергают гонению как бы для того, чтобы еще раз подтвердить старую истину, полюбившуюся Льву Толстому: «Слово – это поступок». Наверное, слово и в самом деле – поступок, если... не в силах пробиться к читателю великая поэзия и великая проза, насущно необходимые каждому. Я бы сказала: необходимые как хлеб, но на самом деле своей пронзительной правдой они нужнее, чем хлеб»[24].
До 70-х гг. советский самиздат представлял собой, в основном, листовки, брошюры, книги, т.е. непериодические издания. Попытки издания журналов были, но они носили, в основном, разовый характер: зафиксированы, наряду с упоминавшимся «Синтаксисом»(1960), по одному номеру «Бумеранга» (1960), «Феникса» (1961), «Коктейля» (1961), «Фонаря» (1963), «Времен года» (1962), «Мастерской» (1964), «Чу» (1965), «Сфинксов» (1965) и три номера «Сирены» (1962). Лишь в конце 60-х – начале 70-х гг. наметилась тенденция выпуска в самиздате продолжающихся и периодических изданий, которая становится одной из наиболее устойчивых тенденций дальнейшего развития.
Путей создания самиздатовской периодики было два. Первый: вышедшие в свет сборники-брошюры продолжили свое существование под первоначальными названиями с обозначением на титуле нумерации выпусков (например, «Общественные проблемы», сост. В.Н. Чалидзе) и превратились в продолжающиеся или периодические издания. Второй путь – это создание собственно периодических изданий с характерными для периодики типологическими признаками.
Несомненно, самым ярким явлением собственно периодического издания конца 60-х – начала 70-х гг. была «Хроника текущих событий», которая готовилась и самиздатовским способом издавалась в Москве, передавалась на Запад и печатным способом воспроизводилась издательством «Хроника» в Нью-Йорке, после чего вновь завозилась нелегально в СССР. А.И. Солженицын: Она сообщала, хотя и в очень неполной мере, фамилии, даты, места, тюремные сроки, формы преследований, она выносила из пучины незнания на поверхность хоть малую-малую долю чашей ужасной истории – и за то разгромлена и растоптана...»
Разгром «Хроники текущих событий» – это временное приостановление ее путем репрессий в 1972–1973 гг. Однако весной 1974 г. «Хроника» вновь вышла в свет и издавалась еще в течение нескольких лет, несмотря на репрессии в отношении ее авторов и распространителей С. Ковалева, Т. Великановой, Т. Ходоровича и др.
«Хроника текущих событий» представляла собой тетрадь журнального формата объемом в несколько десятков страниц. Наиболее типичная структура ее – разделы «В лагерях и тюрьмах» со списками политзаключенных, информацией о переводах, хроникой протестов и болезней, «В психиатрических больницах» с аналогичным содержанием, публикации в защиту подвергнутых репрессиям по политическим мотивам, материалы по проблемам национальных меньшинств (крымских татар, евреев, немцев) и преследования верующих. Особое внимание «Хроника» уделяла различным явлениям протеста, политическим процессам, оппозиционным публикациям в прибалтийских республиках. Под рубрикой «Письма и заявления» публиковались материалы в защиту осужденных, протесты в связи с политическими репрессиями. «Новости самиздата» сообщали о выходе в свет различных материалов, изданных в СССР и за рубежом, «Краткие сообщения» воспроизводили хронику действий известных правозащитников, факты задержаний, изъятий материалов, действий следователей. При этом информация журнала отличалась конкретностью, насыщенностью, указывались конкретные фамилии, часы, места и т.д.
Всю совокупность самиздатовской литературы 70-х гг. можно разделить на следующие основные группы: 1) оригинальные тексты, созданные авторами, проживающими на территории страны, и нелегально размноженные; 2) перепечатки политических и художественных произведений с зарубежных изданий, нелегально ввезенных в страну (использовались текстологические публикации институтов славистики и русистики западноевропейских стран, издания ИМКА-пресс, публикации изданий русского зарубежья «Посев», «Грани», «Континент», «Русская мысль» и др.); 3) воспроизведения текстов запрещенных авторов по книгам и журналам прежних лет, сохранившимся в личных собраниях и спецхранах государственных библиотек.
Следует отметить, что создатели и распространители самиздатовской литературы проявляли большое гражданское мужество, так как их действия попадали под статьи 190 («распространение заведомо ложных... порочащих... измышлений») и 70 («Агитация и пропаганда, проводимая в целях подрыва...») Уголовного кодекса, и многие из них понесли наказание в виде лишения свободы. Несомненно, самиздат 60–70-х и начала 80-х гг. сыграл роль возбудителя общественных перемен, предвосхищая более поздние политические изменения. Во времена перестройки самиздат вышел из подполья.
Тридцатилетний период развития отечественной журналистики, включающий в себя и «оттепель», и «застой», характеризуется многими, подчас противоречивыми, тенденциями. Система журналистики пополнилась новым компонентом – телевидением, изменения вносились в типологические структуры, освещалась новая тематика и проблематика, но все это никогда не затрагивало основной принцип советской журналистики – принцип коммунистической партийности. В соответствии с этим принципом официальное право на жизнь имели только издания, выражающие ортодоксальную коммунистическую идеологию. Появление самиздата разрушило партийно-государственную монополию на информацию, открыло запретные для советских журналистов темы, сыграло важную роль в формировании общественного мнения и переходу к политике гласности.
Слово самиздат подарил родному наречию поэт Николай Глазков в конце 1940-х гг. Постоянно сталкиваясь с нежеланием редакций печатать его произведения, он начал ставить на титульных листах своих машинописных текстов, на месте предполагаемого названия издательства, Самсебяиздат. (Здесь очевидна аналогия со словом Госиздат — так сокращенно называлось в то время одно из центральных государственных издательств.)
Где-то в середине 1960-х годов ироническое новообразование сократилось, и появился термин самиздат. Потеряв ироническую окраску, он стал полноправной лексемой, обозначающей целую систему подпольных или кустарных изданий и публикаций. Это одно из слов, вошедших транскрипцией в международный словарь: с русского оно не переводится.
Советский самиздат — явление очень широкое. В 1960—1980-х гг. в списках, машинописных слепых копиях, в черно-белых фотографиях книжных разворотов ходила литература не только политическая, но и художественная, не умещавшаяся в жесткие цензурные рамки, которыми определялось количество информации, надлежавшей быть полученной советским гражданином.
В 1970-е и в 1980-е гг. с самиздатом сталкивался всякий хоть чуть-чуть любопытный человек. В глубоком ящике или за выставленными на полки томами Георгия Маркова вполне могли скрываться стихи расстрелянного в 1921 г. Н.Гумилева и слепая копия не издававшегося тогда «Собачьего сердца» М.Булгакова, из заключения дошедшие стихи Даниила Андреева и сильно разнящиеся текстуально перепечатки самого «списочного» поэта — О.Мандельштама. Воспоминания разведчика-коминтерновца Дм.Быстролетова. Папка со стихами Бродского, рядом — стихи и поэмы «глашатая империализма» Р.Киплинга (почти не издававшиеся — при том, что отрывки из «Книги Джунглей» и «Просто сказки» были в числе самых популярных детских книг) или католического гуманиста К.С.Льюиса. Списки 70 лет дожидавшегося публикации на русском языке джойсовского «Улисса»... Всего не перечесть. В списках ходили отрывки блистательного перевода (В.Муравьева и А.Кистяковского) «Властелина колец» Дж.Р.Р.Толкиена.
Собственно, яркие литературные явления без надежды на официальную публикацию при советском режиме отправлялись прямехонько на самоиздание. По свидетельству архивариуса Архива Восточной Европы в Бремене Габриэля Суперфина, наиболее массовыми произведениями самиздата были повести братьев Стругацких и «Москва—Петушки» Венедикта Ерофеева.
На своих полках тогдашний читатель, склонный к офицально не одобряемому самообразованию, вполне мог держать, например, «Новый класс» М.Джиласа. Далее — литература «непролетарских идеологов» (ее непубликуемость была очевидна для читателя той поры). Древнеиндийские тексты или тексты «New Age», с Карлосом Кастанедой во главе. Нобелевская речь Альбера Камю. Обязательно — современная русскоязычная литература борьбы, протеста (или просто — «несоветская», как «Доктор Живаго» Б.Пастернака): Солженицын, Авторханов. Политические и литературные журналы.
Конечно — на все времена, всем тоталитарным режимам прописанный Оруэлл. Литература «по интересам» — например, активными публикаторами были любители и исполнители джазовой языки — перепечатывались ноты, книги по гармонии, по теории импровизации..
«Хроника текущих событий»
30 апреля 1968 г. в Москве выходит первый выпуск «Хроники текущих событий» — значительнейшего правозащитного журнала, просуществовавшего 15 лет. Собственно, история самиздата политического четко делится на два периода: до и после появления ХТС. Точно так же важной вехой в истории советского диссидентства вообще стала состоявшаяся в том же году демонстрация на Красной площади: 28 августа 1968 г. на площадь в знак протеста против советской интервенции в Чехословакии вышли 8 человек: Т.Баева, К.Бабицкий, Л.Богораз, В.Делонэ, В.Дремлюга, П.Литвинов, В.Файнберг, Н.Горбаневская.
Наталья Горбаневская была первым редактором «Хроники». Первоначально издание не планировалось как периодическое. Оно имело надзаголовок «Год прав человека в СССР» — поскольку драматический 1968-й, год чешских событий, год ужесточения цензуры и преследований инакомыслящих, действительно был объявлен ООН годом прав человека в честь 20-летия принятия Всеобщей декларации. Эпиграфом «Хроники» стал текст 19-й статьи этого документа — о праве на информацию.
Одной из главных тем ХТС было нарушение прав и свобод человека в СССР; в издании были постоянные рубрики о положении политзаключенных и «пациентов» специальных психбольниц, о внесудебных преследованиях, о репрессиях и притеснениях по национальному и религиозному признаку. Первоначальная рубрикация менялась и уточнялась, но неизменным оставался стиль — подчеркнуто фактографический, внеэмоциональный, без призывов и лозунгов.
Обширная информация поступала в редакцию, во-первых, от читателей. Как говорилось в пятом выпуске ХТС, «каждый, кто заинтересован в том, чтобы советская общественность была информирована о происходящих в стране событиях, легко может передать известную ему информацию в распоряжение “Хроники”. Расскажите ее тому, у кого вы ее взяли “Хронику”, а он расскажет тому, у кого он взял “Хронику” и т.д. Только не пытайтесь единолично пройти всю цепочку, чтобы вас не приняли за стукача».
Во-вторых, информацию этому самому авторитетному из борющихся журналов предоставляли появившиеся в 1970-е гг. правозащитные организации; самой известной из который была Московская хельсинкская группа. Приходила информация от религиозных и национальных групп: от баптистов-инициативников, от литовских католиков, адвентистов, пятидесятников, украинцев, католиков восточного обряда и иудеев.
ХТС несколько раз прекращала свои выпуски — но возрождалась, с новым составом редколлегии в случаях арестов. Редакция объясняла читателям причины своего вынужденного молчания: «Причиной приостановления издания “Хроники” явились неоднократные и недвусмысленные угрозы органов КГБ отвечать на каждый новый выпуск “Хроники” новыми арестами — арестами людей, подозреваемых КГБ в издании или распространении новых или прошлых выпусков. Природа нравственной ситуации, перед которой оказались люди, поставленные перед тяжелой необходимостью принимать решения не только за себя, не нуждается в пояснениях. Но и дальнейшее молчание означало бы поддержку — пусть косвенную и пассивную — тактики заложников, несовместимой с правом, моралью и достоинством человека. Поэтому “Хроника” возобновляет публикацию материалов, стремясь сохранить направления и стиль прежних выпусков» (Хроника текущих событий. 1974. Вып. 28).
Чтобы лишить власти возможности шантажа путем массовых арестов людей, имеющих лишь косвенное отношение к журналу, в 1974 г. редколлегия решилась на немыслимый шаг: созыв пресс-конференции, где общественности были открыто переданы 3 последних выпуска журнала и сделано заявление для прессы.
ХТС освещала судебные процессы, по-прежнему давала информацию об арестах, обысках, допросах, о положении заключенных в тюрьмах и психиатрических больницах, о преследованиях верующих, о нарушении прав на выезд, о преследованиях национальных меньшинств. Появлялись обзоры «по страницам советской печати»; очень часто редакция рассказывала о новостях самиздата.
Авторы неподцензурного издания писали о положении в советской математике, о дискриминации евреев при поступлении в вузы, о насильственном переселении таджикских горцев, о пленумах ЦК КПСС, о бедности народов, о гонениях на религию, о выходящих самиздатовских журналах («Память», «Поиски», «Перспектива», «37» и других), о книгах Л.Копелева, Р.Лер, об информационных бюллетенях и т.д. Публиковались аналитические обзоры Московской хельсинкской группы, например «Оценка влияния Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе в части, касающейся прав человека в СССР (1 августа 1975 г. — 1 августа 1976 г.)».
Во второй половине 1970-х ХТС часто печатала интервью академика А.Д.Сахарова иностранным корреспондентам. Деятельность этого журнала находилась в тесной связи с другими акциями диссидентов и правозащитников и стала одним из факторов, формировавших политические реалии страны.
«Хроника» попала на Запад уже летом 1968 г., и вскоре ее материалы были озвучены «вражьими голосами». Западные радиостанции на русском языке вообще играли тогда: тот же тамиздат, только совсем малоуловимый.
Состоящие в значительной степени из советских политических эмигрантов, русские службы BBC, «Голоса Америки», «Немецкой волны», «Свободы», «Свободной Европы», финансируемые из бюджетов США, ФРГ и Великобритании, вели борьбу за права человека в СССР. В эфире звучали приветы и пожелания, создавалось общее информационное поле.
Радиостанция «Голос Америки» начала вещание на русском языке в 1947 г., а в середине 1980-х уже имела около 30 млн слушателей на территории СССР. В 1950 г. вышла в эфир «Свободная Европа» (глушение ее передач началось через 5 часов после начала работы мюнхенской штаб-квартиры радиостанции). Русская служба радио «Свобода» дебютировала в 1953 г. и поначалу (до 1959 г.) называлась «Радио освобождения от большевизма». В 1973 г. «Свобода» и «Свободная Европа» объединились. «Немецкая волна» начала вещание на русском языке в 1962 г. — после строительства Берлинской стены, ставшей символом разделения Европы на два лагеря.
Следует упомянуть и Отдел самиздата, созданный на радио «Свобода» в 1968 г. Питером Дорнаном. Поступавшие в этот отдел документы проверялись, снабжались комментарием и аппаратом, еженедельно публиковались в «Материалах самиздата». Документы, не попадавшие в издание, поступали в Архив самиздата. С 1986 г. самиздат перестал поступать, отдел был закрыт в 1990 г. Радиостанция переехала в Прагу, а архив — в будапештский Центральноевропейский университет.
В 1977—1979 гг. стали выходить и другие правозащитные информационные бюллетени: «Бюллетень Рабочей комиссии по расследованию использования психиатрии в политических целях», «Бюллетень Инициативной группы защиты прав инвалидов в СССР», а также издания группы «Право на эмиграцию» и СМОТа. (СМОТ — Союз межпрофессиональных объединений трудящихся — был создан в 1978 г. Организация была задумана как независимый от властей профсоюз. Ее деятельность осложняли постоянные аресты, но информационные бюллетени выходили достаточно регулярно.)
Хотя издание ХТС прекратилось в 1983 г., на ее традиции опирались впоследствии издатели «Экспресс-хроники» и бюллетеня «Гласность» (1987).
Семидесятые
— один из самых интересных периодов отечественной неподцензурной журналистики: возникали и развивались общественные идеи, восходившие к теориям русских просветителей XVIII—XIX веков, к полемике западников и славянофилов, к православным религиозно-философским поискам, к мыслям Л.Н.Толстого и Ф.М.Достоевского.
Отметим несколько значительных общественно-политических журналов той поры.
В 1971—1974 гг. выходил журнал национально-патриотического направления «Вече», сыгравший роль объединительного центра национал-патриотического движения. Его редактором-составителем был историк Владимир Осипов. Ранее, в 1961 г., он уже привлекался к ответственности за антисоветскую деятельность (за издание журнала «Бумеранг — 1960»).
С 1976 по 1982 г. выходил периодический сборник «Память» (примерно два раза в год, объемом около 600 машинописных страниц; это издание не следует соотносить с одноименным одиозным обществом перестроечного времени).
Редакцию составили Лариса Богораз, Наталья Горбаневская, Арсений Рогинский и другие. Издание полагало своей задачей «сбор исторических свидетельств и публикацию их», как говорилось в первой же редакционной статье. «Поскольку знания о прошлом — особенно о послереволюционном периоде — постоянно искажаются, фальсифицируются или умалчиваются в официальной печати, реальность советской истории вытеснена мифологией, и сохранение исторической памяти предстает жизненно необходимым...
В 1970-е гг. весьма плодотворно развивался и литературный самиздат (впрочем, в условиях противостояния режиму было трудно четко разграничить литературную и политическую деятельность).
Напомним, что в 1979 г. вышел литературный альманах «Метрополь». Это самое, пожалуй, известное событие литературного самиздата. (Интересно, что расправа с авторами альманаха была на удивление «вегетарианской»: репрессивная машина коммунистического режима в те годы, видимо, теряла обороты.)
№55 Основные идеи оппозиционной публицистики 1960-1980-х годов. А.Д. Сахаров и А.И. Солженицын о цензуре, свободе творчества и о будущем страны. Причины полемики.
СОЛЖЕНИЦЫН Александр Исаевич (р. 1918 г.). Русский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе (1970). Участник Великой Отечественной войны, капитан артиллерии. В феврале 1945 г. был арестован, лишен звания и отправлен в Москву, в следственную тюрьму на Лубянке. Приговорен к восьми годам заключения с последующей ссылкой в Сибирь за антисоветскую агитацию и пропаганду: в руки НКВД попали письма Солженицына к другу с критикой Сталина. Был осужден на восемь лет лишения свободы. Около года Солженицын сидел на Лубянке, затем был переведен в Марфино, специализированную тюрьму под Москвой («шарашку»), где математики, физики, ученые других специальностей вели секретные научные исследования (это заведение писатель описал в романе «В круге первом»). Спустя четыре года Солженицына переводят в Казахстан в лагерь для политических заключенных, где у него обнаружили рак желудка и считали обреченным. Освободившись в марте 1953 г., Солженицын прошел успешную лучевую терапию в ташкентском госпитале и излечился (эти события нашли отражение в повести «Раковый корпус»). До 1956 г. он жил в ссылке в различных районах Сибири, преподавал, а в июне 1957 г., после реабилитации, поселился с женой (Н. Решетовской) в Рязани, где работал учителем математики в школе.
В 1962 г. в журнале «Новый мир» А.Т. Твардовский (главный редактор журнала) с санкции Хрущева опубликовал повесть Солженицына «Один день Ивана Денисовича» — первое описание лагерей ГУЛАГа. Повесть вызвала сенсацию, а критика отметила появление талантливого и самобытного писателя. Через год, в том же журнале, Солженицын опубликовал несколько рассказов, в том числе — «Матренин двор».
В 1967 г. Солженицын направил Съезду писателей СССР открытое письмо, в котором призвал покончить с цензурой. Писателя сразу же подвергли преследованиям и газетной травле, исключили из Союза писателей, а его произведения были запрещены, изъяты из библиотек и отправлены в спецхраны. А после того, как его романы «В круге первом» (1955-1958) и «Раковый корпус» (1963-1966) были изданы на Западе, положение Солженицына стало особенно тяжелым. В это время он получил убежище на даче Мстислава Ростроповича и Галины Вишневской в Переделкино под Москвой.
В 1970 г., узнав о присуждении ему Нобелевской премии по литературе («...за нравственную силу, почерпнутую в традициях великой русской литературы»), писатель заявил, что намерен получить награду «лично, в установленный день». Однако брежневское правительство сочло решение Нобелевского комитета «политически враждебным», и Солженицын, боясь, что после поездки он не сможет вернуться на родину, на церемонию награждения не поехал. Через год после получения премии Солженицын дал разрешение на публикацию своих произведений за рубежом. В 1972 г. на английском языке выходит его роман «Август четырнадцатого» — первая книга многотомной эпопеи о русской революции «Красное колесо». Это произведение Солженицын рассматривает как главный труд своей жизни. По его словам, это — «трагическая история о том, как сами русские... уничтожили свое прошлое и свое будущее». После конфискации КГБ рукописи Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» он опубликовал это произведение во Франции.
В «Архипелаге» Солженицын, используя собственные записи, которые он вел в лагерях и ссылке, и свидетельства заключенных, воссоздал трагедию народа в период сталинских репрессий. Писатель заявил, что Сталин не только в 1937 г. сводил счеты с номенклатурой, но все десятилетия коммунистического режима последовательно и беспощадно истреблял собственный народ.'
Первый том «Архипелага» увидел свет в декабре 1973 г., а в феврале 1974 г. Солженицын был арестован, обвинен в государственной измене, лишен советского гражданства и депортирован в ФРГ.
Сначала он остановился у Генриха Бёлля.2 Два года Солженицын жил в Цюрихе, а затем переехал с семьей в США и поселился в штате Вермонт, где завершил третий том «Архипелага» и продолжил работу над циклом «Красное колесо». В сентябре 1990 г. «Комсомольская правда» опубликовала программную статью Солженицына «Как нам обустроить Россию». В том же году ему была вручена Ленинская премия за «Архипелаг ГУЛАГ».
В 1990-е годы основные произведения Солженицына были изданы в России, в том числе мемуары «Бодался теленок с дубом» (1990). Значение личности Солженицына и его трудов для русской (и не только для русской) истории и литературы полностью признано. Все обвинения против него были официально сняты, гражданство восстановлено, и в 1994 г. Солженицын вернулся в Россию.
Критика Солженицына с 1962 года, когда был опубликован «Один день Ивана Денисовича», составляет довольно сложную картину; часто бывшие союзники спустя 10—20 лет обрушивались на него с резкими обвинениями. Можно выделить две неравные части — объёмную критику литературного творчества и общественно-политических взглядов (представители почти всего общественного спектра, в России и за рубежом) и спорадические обсуждения отдельных «спорных» моментов его биографии.
В 1960-х — 1970-х годах в СССР проводилась кампания против Солженицына, с разного рода обвинениями в адрес Солженицына — «клеветника» и «литературного власовца» — выступали, в частности, Михаил Шолохов[50], американский певецДин Рид[8], поэт Степан Щипачёв (автор статьи в «Литературной газете», озаглавленной «Конец литературного власовца»)[51].
В СССР в диссидентских кругах в 1960-х — начале 1970-х годов критика Солженицына приравнивалась если не к сотрудничеству с КГБ, то к предательству идей свободы. Писатель Владимир Максимов вспоминал[52]:
Я принадлежал к среде, которая окружала его и Андрея Сахарова (…) Его позиция в те поры представлялась всем нам абсолютно правильной и единственно возможной. Любая критика в его адрес, официальная или частная, воспринималась нами как плевок в лицо или удар в спину.
Впоследствии (сам Солженицын датировал потерю им «слитной поддержки общества» периодом между выходом «Августа Четырнадцатого» в июне 1971 года и распространением в Самиздате «Великопостного письма патриарху Пимену» весной 1972 года) критика в его адрес стала исходить также и со стороны советских инакомыслящих (как либерального толка, так и крайне консервативного).
В 1974 году Андрей Сахаров критически отозвался о взглядах Солженицына[53], не соглашаясь с предложенным авторитарным вариантом перехода от коммунизма (в противовес демократическому пути развития), «религиозно-патриархальным романтизмом» и переоценкой идеологического фактора в тогдашних условиях. Сахаров сопоставлял идеалы Солженицына с официальной советской идеологией, в том числе сталинского времени, и предупреждал о связанных с ними опасностях. Диссидент Григорий Померанц, признавая, что в России для многих путь к христианству начался с чтения «Матрёниного двора», в целом не разделял взгляды Солженицына на коммунизм как на абсолютное зло и указывал на российские корни большевизма, а также указывал на опасности антикоммунизма как «захлёба борьбы.
Критики указывают на противоречия между приводимыми Солженицыным оценками числа репрессированных и архивными данными, которые стали доступны в период перестройки[59] (например, на оценки числа депортированных в ходеколлективизации — более 15 млн[60], критикуют Солженицына за оправдание сотрудничества советских военнопленных с немцами во время Великой Отечественной войны[61][62].
В 1948 г. А. Д. Сахаров был включен в научно - исследовательскую группу по разработке термоядерного оружия. Руководителем группы был академик И. Е. Тамм. "Последующие двадцать лет, - писал А. Д. Сахаров, -непрерывная работа в условиях сверсекретности и сверхнапряжения сначала в Москве, затем в специальном научно-исследовательском секретном центре. Я не сомневался в жизненной важности создания советского сверхоружия для нашей страны и для равновесия сил во всем мире. Увлеченный грандиозностью задачи, я работал с максимальным напряжением сил, стал автором и соавтором некоторых ключевых идей".
В основе действия водородной бомбы лежит реакция термоядерного синтеза, сопровождающаяся выделением колоссального количества тепловой энергии, в несколько раз превышающем то, что выделяется при взрыве атомной бомбы. Для начала реакции необходимо нагреть дейтерий до температуры в несколько десятков миллионов градусов. Такая температура на Земле возможна только в одном месте - в эпицентре атомного взрыва. Энергия, выделившаяся при взрыве атомной бомбы, должна была нагреть и поджечь дейтерий. Казалось бы, сделать это очень легко и для этого достаточно заложить слой дейтерия в обычную атомную бомбу между делящимся веществом (полушариями из урана -235 или плутония-239) и окружающей их оболочкой обычной взрывчатки, кумулятивный взрыв которой переводит делящееся вещество из подкритического состояния в надкритическое. Однако выяснилось, что при этом дейтерий не успевает достаточно нагреться и сжаться, так что термоядерная реакция практически не идет.
Приступив к работе над бомбой, Сахаров уже через два месяца нашел чрезвычайно остроумный способ разрешения проблемы - он предложил окружить дейтерий в описанной конструкции оболочкой из обычного природного урана-238, который должен был замедлить разлет и, главное,
существенно повысить концентрацию ядер дейтерия. В самом деле, при взрыве атомной бомбы этот урна превращался в тяжелый ионизированный газ с большим количеством свободных электронов, которые не позволяли ядрам дейтерия разлетаться. Концентрация дейтерия повышалась более чем в десять раз, что способствовало началу синтеза. Кроме того, ядра урановой оболочки под действием быстрых нейтронов начинали делиться, в результате чего мощность взрыва существенно возрастала. Идея Сахарова оказалась очень плодотворной и сразу направила работу советских физиков в нужное русло. В дальнейшем он внес еще несколько важных усовершенствований в конструкцию бомбы. Вообще его вклад в создание бомбы оказался настолько велик, что его стали называть «отцом термоядерной бомбы». (Впрочем, сам Сахаров никогда с этим не соглашался).
Почти одновременно с началом работ по термоядерному оружию, с лета 1950 года, Сахаров вместе с Таммом стал думать об осуществлении управляемой термоядерной реакции, то есть об использовании термоядерной энергии в мирных целях. В этой перспективной области ему также принадлежит несколько основополагающих открытий. Так, в 1950 он выдвинул идею магнитной термоизоляции высокотемпературной плазмы. В отличие от разрушительного термоядерного взрыва, при котором вся энергия освобождается за считанные мгновения, управляемая реакция должна протекать медленно, синтезирующееся вещество берется при этом в очень небольших количествах (доли грамма). Технические условия, необходимые для протекания реакции, очень сложны. Чтобы осуществить термоядерное горение дейтерия при интенсивной замене выгоревшего горючего свежим, необходимо, во-первых, каким-то образом нагреть его до температуры в несколько десятков миллионов градусов, а, во-вторых, удержать плазму водорода от их соприкосновения со стенками реактора, потому что никакое вещество не способно вынести такой чудовищной температуры.
Сахаров был первым, кто предложил решить две эти проблемы с помощью магнитного поля и разработал конструкцию магнитного реактора, выполненного в виде соленоида, свернутого в тор, то есть имеющего вид «бублика», заполненного дейтерием. Дейтерий в этом реакторе должен был разогреваться мощными зарядами тока, текущего по обмотке. Этот же ток одновременно создавал внутри «бублика» магнитное поле, препятствующее соприкосновению ядер водорода со стенками тора. Конечно, это была первая, еще несовершенная схема, далеко не учитывавшая всей сложности проблемы. Однако важно заметить, что все дальнейшее развитие термоядерных реакторов пошло по пути, указанному Сахаровым.
В 1950 году Сахарова перевели на работу в закрытый Всесоюзный научно-исследовательский институт экспериментальной физики. «В течение следующих 18 лет, - писал Сахаров позже, - я находился в круговороте особого мира военных конструкторов и изобретателей специальных институтов, комитетов и ученных советов, опытных заводов и полигонов». Самый плодотворный период его деятельности в ВНИИЭФе пал на 50-е годы. Тогда Сахаров предложил несколько оригинальных способов, с помощью которых можно было бы начать термоядерную реакцию, не прибегая к атомному взрыву. Один из них заключался в использовании сверхсильного магнитного поля. Создание таких полей тоже представляет сложную техническую задачу, нов 1952 году, Сахаров придумал оригинальную установку, в которой сверхсильное магнитное поле получалось за счет сжатия магнитного потока сходящейся взрывной волной.
В июле 1953 года Сахаров защитил докторскую диссертацию, в августе того же года на Семипалатинском полигоне была взорвана первая водородная бомба. И потом еще десять лет тут регулярно проводились надземные взрывы, вплоть до подписания договора в 1963 г. о запрещение испытаний ядерного оружия в трех средах.
«Все мы тогда были убеждены в жизненной важности этой работы Для равновесия сил во всем мире и увлечены ее грандиозностью.». Сахаров.
Особая роль Сахарова в этом важном успехе была оценена по заслугам: в декабре ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Вскоре он был избран сразу действительным членом Академии наук, минуя ступень члена-корреспондента, и получил Сталинскую премию в 500 тысяч рублей - совершенно фантастическую по тем временам сумму. Поток материальных благ, пролившихся на него в это время (в виде квартиры, персональной машины, академической дачи, премий и пр.), не иссякал и последующие годы. В 1956 году после успешного испытания модифицированной водородной бомбы, сброшенной с самолета, Сахаров получил вторую звезду Героя Социалистического труда и крупную Ленинскую премию. (Третью звезду Героя ему дали в 1962 году после испытания на Новой Земле сверхмощной водородной бомбы.)
Работая на «объекте» Сахаров не оставлял и теоретической физики. Андрей Дмитриевич взошел в нашей отечественной физике как звезда первой величины. По своим задаткам, по зачину, по результатам он сразу зачислен был в разряд физиков мирового класса. Конечно, секретность, вернее сверхсекретность, работ над термоядерным оружием мешала нормальному научному общению, мешала публикациям. Сахаров не мог бывать на международных симпозиумах, его не знали, о нем не могли узнать. Секретность губительна для науки, сврехсекретность Сахарова приковывала его цепью, и остается лишь поражаться, как, несмотря на все, могло взмыть творчество ученого, поднять его так высоко, а главное - сохранить в нем независимость ума и духа.
В 1967 году Сахаров выпустил несколько глубоких статей, посвященных фундаментальных проблемам космологии. В одной из них содержался оригинальный подход к проблеме гравитации, которая трактовалась Сахаровым как метрическая упругость пространства. Другая фундаментальная работа Сахарова была посвящена происхождению барионной (барионы - собирательное название протонов и нейтронов) асимметрии Вселенной. (Здесь Сахаров попытался разрешить одну из важнейших проблем современной космологии - объяснить процессы, происходившие во время так называемого Большого Взрыва, послужившего отправной точкой и началом существования Вселенной. Одна из проблем этой теории - взаимоотношение вещества и антивещества. Суть ее в том, что в момент рождения Вселенной количество частиц и античастиц должно было быть одинаковым, в связи с чем уже в первые мгновения они должны были взаимно уничтожаться. Однако этого не произошло. Пытаясь объяснить этот феномен, Сахаров построил теорию, объяснявшую, почему в начальные мгновения Большого Взрыва вещества было значительно больше, чем антивещества (в чем как раз и состоит асимметрия). Однако для этого ему пришлось предположить нестабильность протона. Для конца 60-х годов это было очень смелое утверждение, поэтому теория Сахарова поначалу не получила признания. Но позже, когда нестабильность протона была доказана экспериментально, теория барионной асимметрии Сахарова приобрела большую известность.
В 60-х годах научные интересы отступают у Сахарова на второй план. Это было связано с тем, что в 1953-1968 годах его общественно-политические взгляды претерпели сложную эволюцию. После XX съезда, осудившего культ личности Сталина, он стал все более и более задумываться о проблемах мира и человечества, в особенности о проблемах ядерной войны и ее последствий. По словам Сахарова, «Участие в разработке термоядерного оружия, в его испытаниях "сопровождались все более острым осознанием порожденных этим моральных проблем"». Начиная с 1957 года он все настойчивее выступает против ядерных испытаний, которые вели к быстрому радиоактивному заражению Земли. Эти усилия не остались тщетны. Позже он очень гордился тем, что сыграл в 1962 году существенную роль при подготовке международного соглашения о запрещении ядерных испытаний в трех средах. «Я горжусь тем, что был одним из инициаторов Договора о запрещении ядерных испытаний в трех средах.» писал А. Д. Сахаров. К этому времени уже несколько лет между державами, владевшими ядерным оружием, шли переговоры о запрещении его испытаний. Но все упиралось в трудности контроля за подземными взрывами. Однако радиоактивное заражение возникает лишь при взрывах в атмосфере, космосе и океане. В 1962 году Сахаров убедил министра атомной промышленности СССР ограничить соглашение об испытаниях этими тремя средами. В 1963 году был заключен Московский договор, в котором эта идея была реализована.
Начиная с 1964 г. круг волновавших А. Д. Сахаров вопросов все более расширялся. Его стали занимать глубокие проблемы взаимоотношения государства и научной интеллигенции. В 1968 г. появилась статья Сахарова "Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе", за которую он был отстранен от секретной работе. В работе были изложены мысли Сахарова о важнейших вопросах, стоявших перед человечеством, - о войне и мире, о диктатуре, о запретной теме сталинского террора и свободе мысли, о загрязнении среды обитания и той роли, которую сможет сыграть в будущем наука и научно-технических прогресс. Он писал, что со второй половины XX человечество вступило в особо ответственный, критический период своей истории: опасность термоядерной гибели, отравление окружающей среды, истощение ресурсов, перенаселение планеты, неумеренный рост городов, дегуманизация общества, безумный темп жизни - все это возлагает на политиков, в руках которых находится власть (в особенности на руководителей сверхдержав), огромное бремя ответственности. Ради решения этих проблем Сахаров призывал забыть о вражде, об идеологических разногласиях и объединиться ради будущего планеты.
«Отойти от края пропасти всемирной катастрофы, сохранить цивилизацию и саму жизнь на планете - настоятельная необходимость современного этапа мировой истории. Это, как я убежден, возможно лишь в результате глубоких геополитических, социально-экономических и идеологических изменений в направлении сближения (конвергенции) капиталистической и социалистической систем и открытости общества... Нужно новое мышление человечества!» - писал А.Д. Сахаров.
В Советском Союзе работа Сахарова распространялась нелегально в качестве «самиздата». За рубежом она была переведена на несколько языков, опубликована огромным тиражом и вызвала поток откликов в прессе многих стран. Советское руководство очень болезненно отреагировало на это выступление Сахарова. Хотя в его книге не было ничего антисоветского, сам факт, что он позволил себе «вмешаться» и говорить партийному руководству о его ошибках в управлении экономикой, о просчетах в его внутренней и внешней политике, вызывало огромное раздражение. В том же году Сахарова отстранили от секретных работ.
№56 Общественная деятельность А.Д. Сахарова и движение правозащитников
После издания статьи Сахарова "Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе", к нему потянулись многие из тех, кто был оппозиционно настроен к советскому режиму и кто был готов участвовать в правозащитном движении. Фактически с этого времени правозащитное движение нашло в Сахарове своего идейного вождя.
Это было очень трудное для него время. В 1969 году умерла от рака первая жена Сахарова Клавдия Алексеевна (через несколько лет он женился на Елене Боннэр). Во время болезни жены Сахаров передал почти все свои сбережения в фонд государства на строительство онкологической больницы и в Красный Крест.
Сам он не без труда, лишь после многомесячной волокиты, смог вернуться на работу старшим научным сотрудником в Физический институт, в котором проработал последние двадцать лет жизни. Но главным делом его в эти годы стала правозащитная деятельность. Именно на этом поприще Сахаров приобрел огромную известность как в СССР, так и за рубежом. В 1966 г. А. Д. Сахаров принял участие в коллективном письме XXIII съезду КПСС против возрождения культа личности Сталина. В том же году послал телеграмму в Верховный Совет РСФСР против введения статьи 190 УК РСФСР, открывавшей возможность для преследования за убеждения. Он выступал за отмену смертной казни, за полную реабилитацию народов, подвергшихся депортации в годы сталинщины. В 1970 году вместе с Чалидзе и Твердохлебовым он образовал Комитет прав человека. Этот акт привлек большое внимание в стране и за рубежом. В первые в стране социализма появилась подобная ассоциация, и ее участники не очень точно представляли, что и как им нужно делать. Однако комитетом была проведена большая работа, в частности в изучении вопроса о принудительных психиатрических госпитализациях по политическим мотивам. Само существование комитета как независимой от властей свободной ассоциации, так же как и существование несколько ранее созданной «Инициативной группы», для нашей страны имеет уникальное нравственное значение.
В марте 1971 г. А.Д. Сахаров направил Л.И. Брежневу "Памятную записку", в которой изложил свои предложения о тех демократических реформах, которые необходимо провести в стране. Через 15 месяцев, не получив никакого ответа, Сахаров передал ее для опубликования за границу, дополнив "Послесловием".
Из "Памятной записки" А.Д. Сахарова Генеральному секретарю ЦК КПСС тов. Л. И. Брежневу:
Я высказываю мнение, что было бы правильным следующим образом охарактеризовать общество, к осуществлению которого должны быть направлены неотложные государственные реформы и усилия граждан по развитию общественного сознания:
а) Основной своей целью государство ставит охрану и обеспечение основных прав человека выше других целей.
б) Все действия государственных учреждений целиком основаны на законах (стабильных и известных гражданам). Соблюдение законов обязательно для всех граждан, учреждений и организаций.
в) Счастье людей, в частности, обеспечено их свободой в труде, в потреблении, в культурных и общественных проявлениях, свободой убеждений и совести, свободой информационного обмена и передвижения.
г) Гласность содействует контролю общественности за законностью, справедливостью, целесообразностью всех принимаемых решений, способствует эффективности всей системы, обуславливает научно-демократический характер системы управления, способствует прогрессу, благосостоянию и безопасности страны.
Во внешней политике б) стремиться к невмешательству во внутренние дела других социалистических стран и к экономической взаимопомощи...
В социальной области а) рассмотреть вопрос о возможности отмены смертной казни....принять меры по совершенствованию пенитенциарной системы, с использованием зарубежного опыта и рекомендаций ООН.
В правовой области: а) ликвидация явных и скрытых форм дискриминации - по убеждениям, по национальному признаку и т.п.
б) фактическая гласность судопроизводства во всех случаях, где она не противоречит основным правам граждан....
Советское руководство в бессильном раздражении наблюдало за всем, что делал и говорил Сахаров. Писатель Лев Копелев писал: «Его вызывали прокуроры и руководители Академии. Предостерегали. Уговаривали. Угрожали... Но он не сдается. Снова и снова продолжает отстаивать права человека, призывать к справедливости и к политическому здравому смыслу»
"У Андрея Дмитриевича, - вспоминал писатель Виктор Некрасов, -много странностей... ,но есть одна, к которой никак не могут привыкнуть, просто понять люди, считающие себя руководителями нашей страны. Этот человек ничего не боится. Ничего! И никого!"
"Наше общество заражено апатией, лицемерием, мещанским эгоизмом, скрытой жестокостью. Большинство представителей его высшего слоя -партийно-государственного аппарата управления... - цепко держатся за свои явные и тайные привилегии и глубоко безразличны к нарушениям прав человека, к интересам прогресса, к безопасности и будущему человечества. Другие, будучи в глубине души озабочены, не могут позволить себе никакого "свободомыслия" и обречены на мучительный разлад самих с собой... Для духовного оздоровления страны необходима ликвидация условий, толкающих людей на лицемерие и приспособленчество..." (А. Д. Сахаров).
Сахаров сознательно выбрал из всех возможных форм протеста правозащитную деятельность, так как считал, что советское общество более всего нуждается в защите человеческих прав и идеалов, а не в политической, борьбе, которая, по его словам, неизбежно «толкает на насилие, сектантство и бесовщину». Он считал своим долгом являться на каждый из них. Если его не пускали в зал суда, он никуда не уходил - часами и днями простаивал перед закрытыми дверями, демонстрируя таким образом свой протест. Вместе с тем он ходатайствовал, обращался в разные инстанции, взывал к международным организациям и Верховному Совету, помогал заключенным чем только мог.
На первый взгляд все это выглядело бессмысленной тратой сил. На его ходатайства не отвечали или давали понять, что он вмешивается не в свое дело, его протестов не замечали - власть продолжала свое дело. Приговоры не смягчали, арестовывали тех, кто помогал Сахарову, высылали его близких. В этом противостоянии слабого человека могучей и отлаженной государственной машине, казалось, было даже что-то нелепое.
Многие знавшие Сахарова искренне недоумевали: как он мог променять свое былое высокое положение, славу, деньги, престиж на эту мелочную и никчемную деятельность? Но Сахаров смотрел на происходящее другими глазами, понимая, что в деле защиты человеческих прав нет и не может быть никаких мелочей. Любой факт такого нарушения должен получить оценку в обществе - только таким образом можно заставить государство считаться с общественным мнением. И поскольку советское в основной своей массе было пока не готово адекватно реагировать на нарушение своих прав, Сахаров и его незначительные единомышленники должны были делать это одни. Конечно, своим протестом они не могли ничего добиться, но сам факт этого протеста был очень важен. Нельзя не признать, что в этой позиции (как бы не относились мы к самим взглядам Сахарова) было много личного мужества. Противопоставляя себя мощному идеологическому аппарату КПСС, он, конечно, понимал, что будет ошельмован, облит потоками грязи, подвергнется яростным нападкам обывателей, не имея возможности даже слова сказать в свое оправдание. И тем не менее, вступив на выбранный им тягостный путь, он в последующие годы ни на йоту не поддался назад. В апреле 1972 года Сахаров составил текст обращения к Верховному Совету СССР об амнистии политзаключенных и об отмене смертной казни. Отмена смертной казни - исключительно важный в нравственном и социальном отношении акт для любой страны. В стране социализма, с ее очень низким уровнем правосознания при широко распространенной озлобленности этот акт был бы особенно важен. Под обращением Сахарову удалось собрать около пятидесяти подписей. Каждая из них - это очень весомый нравственно-общественный акт подписавшегося.
В сентябре 1971 года Сахаров обратился к членам Президиума Совета СССР с письмом о свободе эмиграции и беспрепятственного возвращения
Долгое время, расправляясь с его сторонниками, советские власти не решались трогать самого Сахарова. Открытые гонения на А. Д. Сахарова начались с письма сорока академиков, опубликованного в "Правде" в августе 1973 г., (Поводом к этому письму послужило первое интервью Сахарова иностранному корреспонденту шведского радио Улле Стенхольму). и продолжались более десятилетия. Но они оказались не в состоянии сломить его дух, веру. Андрей Дмитриевич продолжал выступать и письменно, и устно, отстаивая общечеловеческие ценности, защищая права конкретных граждан. /
За рубежом правозащитная деятельность Сахарова, напротив, получила высокую оценку. В 1974 г. А. Д. Сахаров получил международную премию Чино дель Дука. На эти деньги был основан фонд помощи детям политзаключенных. В 1975 году была написана книга «О стране и мире». В том же 1975 году ему была присуждена Нобелевская премия мира. Получать ее поехала его жена, так как самому Сахарову было отказано в выезде за границу. В своей Нобелевской речи (ее зачитала жена Сахарова), в этот момент торжества своей борьбы, Сахаров настойчиво, не считаясь ни с какими традициями, перечислит десятки имен советских политзаключенных, узников совести, просит считать, что все они «разделяют со мной честь Нобелевской премии Мира». И далее идет огромный список: «За каждым названным и не названным именем - трудная и героическая человеческая судьба, годы страданий, годы борьбы за человеческое достоинство». Для него это не просто список, за свободу многих он боролся, как мог.
Между тем тучи над опальным академиком сгущались. Из «отца водородной бомбы» он стал «диверсантом», «предателем», «провокатором», «отщепенцем», «антисоветчиком». В чем только его не обвиняли, какую только брань не вешали на него. Вся пропагандистская машина огромной страны с 1973 года обрабатывала общественное мнение, всех граждан страны, все было пущено в ход - радио, телевидение, газеты и журналы, книги, лекторы - чтобы заклеймить Сахарова, сделать его чуть ли не «врагом номер один». На Рейгана, на профессионалов-антисоветчиков не затрачивали столько усилий, как на этого кабинетного ученого, человека с тихим голосом, не имеющего в своем распоряжении ничего, кроме мысли.
В Памятной записке 1971 года Сахаров поднимает вопрос о гласности, о законе, обеспечивающем беспрепятственное право на выезд за границу и возвращение. Он разбирает проблему прав человека. Он бесстрашно вскрывает психологию высшего слоя партийно-государственного аппарата, который цепко держится за свои явные и неявные привилегии. Он выдвигает конкретные меры для духовного оздоровления страны. Почти все предложения Сахарова вошли, спустя 15 с лишним лет, в программу перестройки - стали и становятся реальностью.
«Бесплатный характер здравоохранения и образования - не более чем экономические иллюзии в обществе, где вся прибавочная стоимость экспроприируется и распределяется государством»
Так раскрывает Сахаров механизм бесплатности, которым манипулировала в то время пропаганда. Его даже ранние работы семидесятых годов имеют не просто исторический интерес, вызывают не только удивление, нет, это актуальный анализ противоречий нынешнего развития и проблем нового мышления.
Почему ополчились на Сахарова? Если бы он выступал с разоблачением прошлого, преступлений сталинизма, политики репрессий, все это не могло вызвать такой ярости, как его, казалось бы, простые, демократические предложения. Они обнажали перед всеми мертвящее доктринерство брежневского правления, его фальшь и демагогию, бесправие человека, беззаконие всей жизни народной. Сахаров с неумолимой логикой научного метода раскрывал бесплодные подходы тех лет к проблемам разоружения. Он показывал лживость разговоров о правах человека. Он вмешивался! Он позволял себе указывать правителям, что надо делать, и показывал, как плохо и глупо они управляют и экономикой, и внешней политикой, и внутренней. И это оказывалось и убедительно, и доказательно, и куда прогрессивней и конструктивней, чем речи и планы профессиональных вождей страны. В прямую полемику вступать с ним избегали, пытались пренебрежительно высмеять - куда, мол, суется этот физик, что он понимает, он невежда, профан в политике и т.п. но Сахаров не умолкал. Это, конечно, было нестерпимо. Тем более что мировая общественность жадно прислушивалась к одинокому спокойному голосу этого человека.
Поскольку политическое разоблачение Сахарова как-то не получалось и, чем дальше, тем менее убеждало, то пустились на самые примитивные, низменные способы: «много денег получает, жена сионистка, и вообще он связан с сионистами, может он их агент». Дальше еще гаже, уже шли намеки подлейшие и на Сахарова, и на его жену.
Вскоре после ввода в конце декабря 1979 г. советских войск в Афганистан бесстрашно прозвучал в стране голос протеста: А. Д. Сахаров трижды выступил с заявлениями, организовал пресс-конференцию, где осудил эту акцию и призвал советских руководителей вернуть войска на свою территорию. Наконец, он направил открытое письмо Брежневу. Дальше терпеть это советское руководство уже не могло. 22 января 1980 г. А. Д. Сахаров был задержан, лишен всех правительственных наград, затем без суда и следствия отправлен вместе с женой в Горький - город, закрытый для иностранцев.
В Горьком, вдвоем с женой он жил под постоянным надзором КГБ в течение семи лет. У квартиры А. Д. Сахарова, расположенной на первом этаже, был установлен круглосуточный милицейский пост. Без специального разрешения к Сахаровым никого не допускали. Телефона в квартире не было. Вне дома Сахаровых сопровождала охрана, следившая, чтобы они ни с кем не встречались. У Сахарова трижды украли и трижды изъяли на обысках его рукописи.
Андрей Дмитриевич трижды (1981, 1984 и 1985 гг.) объявлял голодовку. Его помещали в больницу, где он провел за эти годы почти 300 дней, насильно кормили. "Умереть мы вам не дадим. Но вы станете беспомощным инвалидом", - говорил главный врач О. А. Обухов. После одного из сеансов кормления у Андрея Дмитриевича произошел, по всей видимости, спазм сосудов головного мозга. Унизительную процедуру принудительного кормления сам Сахаров описывал так: «Меня валили на спину на кровать, привязывали руки и ноги. На нос надевали тугой зажим, так что дышать я мог только через рот.. Чтобы я не мог выплюнуть питательную смесь, рот мне зажимали, пока я ее не проглатывал». В то же время врачи из КГБ насильно вводили ему различные психотропные препараты.
Сахаров не имел возможности встречаться с журналистами, вести из Горького доносились случайные, и то больше через зарубежное радио. Контакты Андрея Дмитриевича с внешним миром осуществлялись главным образом через жену Елену Георгиевну Боннэр, которая бесстрашно использовала для этого поездки из Горького. С мая 1984 г. эта возможность была пресечена. Но, странное дело, личность Сахарова, физически выключенная, лишенная голоса, все это время ощущалась в гражданской жизни. Незримое его присутствие активизировало инакомыслие, или свободолюбие, как угодно это можно называть.
В Горьком А. Д. Сахаров написал одну из своих основных общественных работ - "Опасность термоядерной воины" (1983 г.), в которой высказал соображения о конкретных путях всеобщего разоружения. Несмотря на отсутствие нормальных условий для научной деятельности, Андрей Дмитриевич в Горьком написал ряд теоретических работ по физике.
Положение Сахарова изменилось с началом перестройки. В декабре 1986 года в его квартире установили телефон. На другой день ему позвонил Горбачев и сказал, что принято решение о его освобождении, первое, что ответил ему А.Д Сахаров после благодарности, - что его беспокоит участь узников совести, продолжающих томиться в лагерях, и что радость от выслушанного решения омрачена вестью о гибели в тюрьме правозащитника Анатолия Марченко.
Вскоре после приезда в Москву Сахаров вернулся к активной политической деятельности. Кандидатом в народные депутаты СССР А. Д. Сахаров был выдвинут от многих десятков организаций. Однако на расширенном пленуме Академии наук СССР он не был зарегистрирован кандидатом. Лишь после активного выступления в поддержку А. Д. Сахарова широких слоев научной общественности при повторных выборах его избрали народным депутатом от Академии наук СССР.
На съезде его встретили враждебно: освистывали, захлопывали, не давали говорить. Так настроены были многие в зале. Они забыли, а большей частью и не знали, что Сахаров был первым в нашей стране, кто осмелился подать свой голос против войны в Афганистане. Но он упрямо выстаивал свою очередь к трибуне и вновь говорил о демократизации общества и о защите человеческих прав.
Андрей Дмитриевич был избран на I съезде народных депутатов СССР в состав комиссии по выработке новой Конституции страны. Сразу же он приступил к работе над проектом Конституции, воплотив в него свои представления о целесообразном государственном и экономическом устройстве СССР. В конце ноября А. Д. Сахаров представил свой проект Конституционной комиссии. Однако до его обсуждения Сахаров не дожил. 14 декабря 1989 г. - последний день жизни Андрея Дмитриевича Сахарова: 3 часа дня - заседание межрегиональной группы. 6 часов вечера - съемки: интервью "КАЗАХФИЛЬМу" о Семипалатинском полигоне. Ужин дома. Последние слова (обращены к жене): "Я пошел отдыхать. У меня завтра трудный день. Предстоит бой на съезде."
Крупнейший ученый современности, он был автором выдающихся работ по физике элементарных частиц и космологии. Ему принадлежит основная идея осуществления термоядерного синтеза. Его мысль о нестабильности протона поначалу казалась нереальной, но через несколько лет мировая наука провозгласила поиски распада протона "экспериментом века". В равной мере оригинальные идеи он выдвинул и в космологии, дерзнув проникнуть в раннюю историю Вселенной.
Весь мир знает А. Д. Сахарова как выдающегося общественного деятеля, бесстрашного борца за права человека, за утверждение на Земле примата общечеловеческих ценностей. Много сил отняло у него политическое противостояние. Человек глубоких гуманистических убеждений, высоких нравственных принципов, А. Д. Сахаров всегда оставался искренним и честным
Его деятельность многогранна, он успел внести свой вклад и в развитие науки, и в правозащитную деятельность, его гражданская и политическая активность оказали влияние на последующие перемены в нашем обществе.
№43. Писатели и журналисты на стороне «белого» движения: П.Б. Струве, А.Т. Аверченко, А.Н.Толстой, Н.Тэффи, В.А. Амфитеатров и др.
Рецензент журнала "Красная новь" Н. Мещеряков в 1921 г. писал что "чуть не вся литературная Россия после октябрьской революции ушла в белогвардейский лагерь"1. Это, конечно, гипербола. Однако проще перечислить тех литераторов, которые пошли на службу к большевикам2. Конечно, масштабы дарований не принявших новой власти писателей были столь же различны, сколь и роль их в Белом деле, Поэтому остановимся лишь на самых выдающихся и наиболее деятельных из них.
"Сторонник Добровольческой армии"
Первенство среди писателей, бесстрашно, последовательно и до конца своих дней отстаивавших Белое дело, безусловно, принадлежит лучшему и талантливейшему русскому писателю XX в., нашему последнему классику И.А. Бунину. До 1917 г. он не принадлежал к числу писателей какого-либо политического (как, впрочем, и эстетического) направления. Однако после всероссийской катастрофы во весь рост встал Бунин-гражданин. 26 мая 1918 г. он пересекает границу, "оставив за собой развалины России".
Революция была отвратительна Бунину и этически, и эстетически, и физиологически ("Я как-то физически чувствую людей", – неоднократно повторяет он столь близкие ему слова Л.Н. Толстого в своих публицистических заметках). Поэтому страстный Бунин чувствовал в себе все более крепнущую потребность бороться с большевиками не только словом, но и делом. В марте 1919 г., когда Добровольческая армия терпела поражения и банды атамана Григорьева готовились войти в Одессу, в газете "Наше слово" появилась статья Бунина, где он "открыто заявил себя сторонником Добровольческой Армии". Несмотря на смертельную опасность и отсутствие заработков (печать закрыта), писатель не идет ни на какие компромиссы с новой властью, ожидая ее падения. После того как 24 августа 1919 г. Добровольческая армия входит в Одессу, Бунин участвует во всех торжествах по случаю освобождения города: присутствует в соборе на молебне и панихиде по убиенным, на параде добровольцев на площади, выступает с речью на банкете в честь главнокомандующего Вооруженными силами Юга России А.И. Деникина, а также при огромном стечении слушателей писатель дважды читает лекцию "Великий дурман", посвященную большевистской революции и ее деятелям.
Когда Добровольческая армия основывает в Одессе ежедневную общеполитическую и литературную газету "Южное слово", Бунин сначала входит в ее редакцию, а с 21 октября становится ее соредактором (совместно с академиком-византинистом Н.П. Кондаковым). В числе ее сотрудников – И.С. Шмелев, К.А. Тренев, С.Н. Сергеев-Ценский, А.М. Федоров. ("Впервые Ян (Бунин. – И.Ш.) на службе. Ему нравится, что он ездит на машине с национальным флагом", – записывает в дневнике В.Н. Бунина). На страницах "Южного слова" регулярно появлялись бунинские стихи и статьи, полемика с левонастроенными газетами "Одесские новости" и "Южный рабочий".
После поражения Добровольческой армии Деникина Бунин с женой в конце января 1920 г. навсегда покидают Россию.
В июне 1920 г. Бунин знакомится с П.Б. Струве, приехавшим в Париж для ведения переговоров о признании Францией правительства Врангеля (в котором Струве был министром иностранных дел). На вопрос политика о планах писатель ответил, что больше всего ему хотелось бы уехать в Россию.
В середине августа 1920 г. Струве от имени правительства Врангеля приглашает Бунина в Крым: "Переговорив с А.В. Кривошеиным, мы решили, что такая сила, как Вы гораздо нужнее сейчас у нас на Юге, чем за границей. Поэтому я послал Вам телеграмму о Вашем вызове"". Ответа Бунина на эту телеграмму в архиве Струве нет. Поездка писателя в Крым по неизвестным причинам не состоялась. Возможно, просто из-за плохого самочувствия после всех тягот, перенесенных после бегства из Одессы.
15 ноября 1920 г. В.Н. Муромцева-Бунина пишет в дневнике: "Армия Врангеля разбита. Чувство, похожее на то, когда теряешь близкого человека"'.
Хотя Бунин и не стал политическим деятелем, он до конца своих дней продолжал бороться с большевизмом своим самым мощным оружием – словом. Заслуживает внимания вопрос о политической позиции писателя. По мнению О.Н. Михайлова, виднейшего отечественного специалиста по русской эмигрантской литературе, Бунин был "одним из лидеров белого движения", который с первых дней своей "горестной эмигрантской жизни" занял "крайне правые позиции"'". Действительно, страстность и резкость бунинских статей выделяет его во всей эмигрантской публицистике.
Однако это еще не основание для вывода о принадлежности Бунина к "крайне правым" и дело здесь не в нереализованности участия в политической деятельности и не в признании им идеи демократии (хотя и не для России). Для любой идеологии Бунин был "слишком чистым художником" (по словам Гиппиус). Сам же он в 1919 г. так выразил свое политическое "кредо": "Я не правый и не левый, я был, есть и буду непреклонным врагом всего глупого, отрешенного от жизни, злого, лживого, бесчестного, вредного, откуда бы оно не исходило".
При учете всего, что нам известно о политических взглядах и деятельности Бунина, его позицию можно назвать правоцентристской.
"…Страшен для всего мира"
Более весомый вклад в Белое дело совершил А.Т. Аверченко, сатирик, которым, по словам Н. Тэффи, "зачитывались все… начиная с императора Николая II и кончая ссыльной эсеркой". Заняв резко отрицательную позицию по отношению к захватившим власть большевикам, Аверченко прожил в Петрограде до момента, когда в августе 1918 г. по постановлению советской власти был закрыт его журнал "Новый Сатирикон". Впоследствии Аверченко так рассказывал о своих странствиях в фельетоне "Приятельское письмо Ленину": "Я на тебя не сержусь, хотя ты гонял меня по всей России, как серого зайца: из Киева в Харьков, из Харькова в Ростов, потом Екатеринодар, Новороссийск, Севастополь, Мелитополь, опять… Севастополь. Это Письмо я пишу тебе из Константинополя, куда прибыл по своим личным делам".
В белом Ростове-на-Дону Аверченко кроме устройства вечеров юмора сотрудничал в газете "Приазовский край". В большевистских "Известиях" за 14 февраля 1919 г. упоминается о том, что на Кубань и на Дон "слетались все желтые журналисты и писатели", и там занимаются "почетным делом лизания союзных и генеральских пяток". В Заметке перечисляются имена публицистов и журналистов, среди Которых указывается и Аверченко, про которого сказано: "Нагоняет строчки о большевиках Аркадий Аверченко". Приехав в свой родной Севастополь в марте или апреле 1919 г., Аверченко счастливо избежал там участи многих врагов советской власти и дождался освобождения города войсками Деникина в июне того же года. В Севастополе он прожил немногим более полутора лет, т.е. до начала ноября 1920 г
Вскоре после того как Севастополь был занят войсками Деникина здесь начала выходить "беспартийная общественно-политическая и литературная" газета "Юг" (впоследствии "Юг России"). Ее первый номер вышел 25 июля 1919 г. с сообщением о том, что в газете принимает участие ряд известных журналистов (главным образом из числа бывших сотрудников московского "Русского Слова"), профессоров, общественных деятелей и писателей. Среди последних упоминаются, кроме Аркадия Аверченко, писатели И.Д. Сургучев, Е.И. Чириков и И.С. Шмелев. В первом же номере газеты "Юг" появляется фельетон Аверченко, а через несколько дней в той же газете находим его призыв к состоятельным гражданам Севастополя жертвовать на нужды Добровольческой армии, оканчивающийся так: "Прижимая руку к сердцу, умоляю вас: докажите, что вы, прежде всего дети измученной, страдающей России, а потом уже богатые буржуазные человечки".
Свою деятельность в театре Аверченко начинает с устройства платного вечера-кабаре, чистый сбор с которого поступил в пользу "Комитета по оказанию помощи вдовам, сиротам и чинам Добровольческой армии, пострадавшим в борьбе с большевиками".
2 ноября 1919 г. в Севастополе отмечалась годовщина основания Добровольческой армии. По этому случаю в театре Городского собрания был устроен большой спектакль-концерт, где вместе с Аверченко выступила другой популярнейший сатирик – Надежда Тэффи. В сообщении об этом вечере в газете "Юг" Аверченко вновь призывал севастопольских граждан проявить жертвенность, памятуя о том, что жители города были спасены добровольцами от террора большевиков.
За время работы в газетах "Юг" и "Юг России" Аверченко напечатал более 190 фельетонов и рассказов. В своих произведениях писатель выражает надежду на успех антибольшевистской борьбы, призывает русских людей к исполнению гражданского долга, к жертвенному служению делу сопротивления надвигающейся стихии разрушения и бесправия. Осуждая партийно-политических деятелей-доктринеров, своими раздорами подрывавших, по его мнению, единение в лагере белых, Аверченко в то же время энергично выступал против попыток соглашательства с большевистской властью. Так, например, когда стало известно о переговорах Ллойд Джорджа с представителями большевиков, Аверченко напечатал фельетон, озаглавленный "Большевизм в образах". В этом фельетоне, обращаясь к политическим деятелям типа Ллойд Джорджа, писатель делает следующее заключение: "…большевизм страшен не для одной России – что Россия. Он страшен для всего мира!".
Верность Белому движению писатель сохранил и в эмиграции (он скончался в Праге в марте 1925 г.). Сборник рассказов "Дюжина ножей в спину революции" (1921 г.) удостоился похвалы и рецензии самого Ленина. "Вождь" отметил, что в ряде рассказов искусно изображена старая, "объевшаяся и объедавшаяся Россия". Назвав книгу "высокоталантливой", он, тем не менее, констатировал, что она написана с позиций "озлобленного почти до умопомрачения белогвардейца". "Таланты нужно поощрять", – резюмировал Ленин и распорядился об издании сборника.
"Святая Белая борьба"
Рассматривая интересующую нас проблему, невозможно пройти мимо четы Мережковских, пожалуй, самых политизированных русских писателей. (Говоря о Д.С. Мережковском и его жене 3. Н. Гиппиус, следует помнить и о третьем участнике "мистического треугольника" – литераторе Д.В. Философове.) "Политика, – писала Гиппиус, – была нашим первым жизненным интересом". Все трое ненавидели самодержавие и сочувствовали эсерам, считая эту партию наиболее органичной для России. Мережковские, как и подавляющее большинство представителей творческой интеллигенции, с восторгом встретили Февраль (Философов несколько более сдержанно) и крайне враждебно – Октябрь. Объясняя свою работу над "эсеровскими манифестами" для Учредительного собрания, Гиппиус записывает в своем дневнике 1-2 января 1918 г.: "Почему же я им помогаю…? А потому, что сейчас у нас (всех) только одна, узкая, самая узкая цель: свалить власть большевиков. Другой и не должно быть. Это единая, первая, праведная: свалить. Все равно чем, все равно как, все равно чьими руками. И вот в эту минуту подставляются только одни вот эти руки. В них всего 1% возможности успеха. Но выбора нет".
Весьма иронично относится писательница к формировавшимся в 1918 г. подпольным интеллигентским организациям ("Союз возрождения России", "Национальный центр" и др.) и крайне негативно – к Белому движению. "Не вижу я ни успеха "белых генералов" (если они одни), ни целесообразности движения с юга"; "ни к чему, кроме ухудшения нашего положения, не поведут наши "белые генералы", старые русские "остатки", – даже если они будут честно и определенно поддержаны Европой. А что у Европы нет прямой честности – мы видим"; "Деникин обязательно провалится"; "если они (войска Юденича. – И.Ш.) не могут взять Петербурга… они бы должны понимать, что, идя бессильно, они убивают невинных"; "Преступное движение Юденича"; "Генеральско-южные движения обречены, как и генеральско-северные, оказывается" – такими записями пестрят дневники Гиппиус за 1919 г. Из подпольщиков она делает исключение лишь для Б.В. Савинкова (своего литературного "крестника"), из генералов – для Л.Г. Корнилова ("Корнилов – наш единственный русский герой…", "единственная личность").
Очень характерны для Мережковских такие мысли: "С неумолимой, роковой однообразностью каждая русская сила, собиравшаяся на большевиков, начинала с того, что кого-нибудь "не признавала": даже Финляндию (фатальная архиглупость!), уж не говоря о Латвиях, Эстониях и т.п….они со всей преступной тупостью (честной, может быть) объявляли, что не позволят "расчленять Россию"… Россию, которой сейчас нет! Это косвенное признание большевиков и России большевистской… А мы отсюда, мы, знающие, и, уж конечно, не менее русские, чем все это, по-своему честное, старье – мы не только не боимся никакого "расчленения" царской России: мы хотим этого расчленения, мы верим, что будущая Россия, если станет "собираться", то на иных принципах и в тех пределах, в каких позволит новый принцип. Этот дикий патриотизм в сущности ставит знак равенства между Большевизией и Россией (в их понятии). "Не признаем частей, отделившихся от России!" – читай: от большевиков. Безумие. Бесчеловечность".
Негативное отношение Мережковских к Белому движению было одним из тех факторов, которые привели к охлаждению, а затем к разрыву с их ближайшим другом Философовым. Правда, отношение всех троих к Польше, куда они бежали в начале 1920 г., было одинаково положительным.
В Минске Мережковский читает лекции о большевизме. По его мнению, "свергнуть иго большевиков (и даже не трудно) можно только:
1. Вооруженной борьбой с крайне демократическими лозунгами (Савинкова) и с чисто большевицкими методами борьбы (вроде Балаховича);
2. При непременном условии опоры на регулярную армию другого самостоятельного воюющего государства".
Поэтому 25 июня 1920 г. Д. Мережковский встретился с Ю. Пилсудским, который одобрил идею формирования на польские деньги русского отряда в составе Войска Польского для борьбы с большевиками. Кроме того, с 17 июля 1920 г. в Варшаве начала выходить "политическая, литературная и общественная" газета "Свобода"; которую издавали Б. Савинков, Д. Мережковский, 3. Гиппиус под редакцией Д. Философова (с 4 ноября 1921 г. по 1932 г. газета выходила под названием "За свободу!").
После крушения надежд на Польшу (заключая перемирие с РСФСР, Пилсудский обязался выслать русские войска со своей территории) и разочарования в Савинкове (который стал восхвалять мир Польши с большевиками) Мережковские уезжают в Париж.
Впоследствии Мережковские полностью пересмотрят свое отношение к Белому движению: "…если б добровольческой войны не было, – вечный стыд лег бы на Россию, сразу нужно было бы оставить надежду на ее воскресение. И прав Д.С. (Мережковский. – И.Ш.) сказав, что не о прощении грехов убитых следует нам молиться, а у них просить прошенья… Главная причина гибели Добровольческой армии – это ее полная покинутость. И внутренняя, и внешняя. Она была покинута не только русскими, но и коварными вчерашними союзниками… При этих условиях какой же успех могла иметь святая белая борьба с зараженным русским народом? Я подчеркиваю "святая", потому что такой она была".
Конечно, ни столь талантливые и известные писатели, как Бунин, Куприн, Аверченко, Мережковские, ни те, одаренные, но малоизвестные литераторы, которые с оружием в руках сражались против Красной армии (С. Бехтеев, И. Савин, Л. Зуров и др.), не смогли одолеть большевизм. Тем более что подавляющее большинство русских писателей-эмигрантов было организационно и идейно разобщено.
Но духовная победа была на стороне тех, кто активно не принял тоталитарный режим и на чужбине сохранил лучшие традиции русской культуры. Поэтому, на наш взгляд, ко всем этим художникам слова можно отнести слова, обращенные к Бунину А. Жидом: "Благородством своего изгнанничества" так же, как и своим творчеством.