Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
День рождения личной чести
Подобного рода факты и тексты можно приводить до бесконечности, однако думается, что в этом нет большой необходимости: сказанного достаточно, чтобы составить впечатление о том понимании чести и о том отношении к достоинству личности, которые бытовали в России первой половины XVIII века. Только после Манифеста 1762 г., освободившего дворянство от обязательной службы, и особенно после Жалованной грамоты 1785 г., законодательно обеспечившей имущественные, политические и личные права/привилегии благородного сословия, в России народилось поколение, по Н.Я. Эйдельману, "непо-ротых дворян" и стала формироваться концепция сословной дворянской чести как особого социального института. Только тогда, когда процесс отделения государства от государя перерос в процесс отделения общества от государства, когда началось мучительно долгое становление российского сш180С1е1у и возникла новая, по сравнению с официально-служебной и семейно-приватной, социальность, — стали возможны сначала индивидуально-единичные, а затем и коллективно-массовые акции протеста против оскорбления чести дворянина вышестоящими лицами, вплоть до членов самой императорской фамилии22. При Александре I, и еще больше при Николае I, честь уже выступает чем-то таким, что является не принадлежностью табельного чина, а неотъемлемым достоянием дворянина вне зависимости от его положения в таблице рангов. Более того, в это время становится возможным поставить вопрос и о чести нижних чинов — так, генерал А.Ф. Орлов (сын одного из знаменитых братьев Орловых, чей фавор у Екатерины II измерялся 45 тыс. душ и 17 млн. рублей, начавший кампанию 1812 г. 24-летним кавалергардским штаб-ротмистром, а закончивший войну в чине генерал-майора, будущий граф и князь), командуя в 1820 г. пехотной дивизией, в специальной инструкции для полковых командиров приказывал: "Унтер-офицеров и кавалеров от телесных наказаний вовсе освободить, в них первых должно стараться поселить дух чести и гордое познание собственного достоинства"; в другом приказе он убеждал "господ полковых командиров и всех частных начальников", что "солдаты такие же люди, как и мы, что они могут чувствовать и думать, имеют добродетели, им свойственные, и что можно их подвигнуть ко всему великому и славному без палок и побоев"23. Отсюда было уже рукой подать и до "гоголевской шинели", до либерально-демократических представлений о том, что честь и достоинство могут и должны быть у каждого человека, вне зависимости от его сословной, половой, возрастной, национальной, расовой и прочей принадлежности; впрочем, в первой половине XIX века это оставалось делом еще довольно отдаленного будущего.
Но тем дальше было это светлое будущее для русского человека первой половины XVIII века, даже для дворянина, сановника, вельможи. Разумеется, они обладали теми или иными представлениями о должном и недолжном поведении, отличали честное от нечестного и достойное от недостойного; но даже будучи исполненным всяческих достоинств, русский дворянин 40-х гг. XVIII в. был весьма непохож на русского дворянина 40-х гг. XIX в., их разделяли сто лет и пять поколений, а это немалый срок для истории Нового времени. История — это не царство тождества, а праздник различия; не будем же портить его грубыми анахронизмами.
СМЕРТЬ И УМИРАНИЕ: ВЗГЛЯД ИЗ РАЗНЫХ КУЛЬТУР
©2007
С. Миллер
Введение
Многие из существовавших в прошлом социальных, этических, религиозных, политических и медицинских норм, относящихся к смерти и умиранию, претерпевают сегодня существенные изменения. Современное понимание ценности индивидуальной человеческой жизни, с одной стороны, и возрастающие возможности медицинских технологий в лечении острых и хронических заболеваний, с другой, порождают новую сферу философских размышлений. Знакомство с такими понятиями и нормами, как патернализм, автономия, правдивое информирование пациента, информированное согласие и информированный отказ, право на медицинскую помощь, конфиденциальность, уход за умирающими, помогает врачам ориентироваться в широчайшем спектре проблем, возникающих при оказании медицинской помощи. Но хотя ясное понимание и применение этих этических предписаний и обеспечивает фундамент для морально обоснованных действий врача, их бывает недостаточно, когда по роду профессии ему приходится сталкиваться со страданием.
Страдание представляет собой универсальный человеческий опыт, однако что мы можем сказать о роли врачей в его облегчении? Могут ли этические учения помочь в смягчении страданий — эмоциональных, духовных или физических? И может ли художественная литература чем-то помочь врачам, пациентам и обществу?
В начале своей профессиональной карьеры я руководила клиникой для ВИЧ-инфицированных. Тогда, в конце 80-х годов, единственным лекарственным средством, одобренным для лечения ВИЧ-инфекции, был зидовудин. Поскольку зидовудин не приводил к излечению, то мои пациенты по большей части были обречены на преждевременную смерть. Медицинское образование не дало мне достаточной подготовки для того, чтобы справиться с безжалостной тяжестью и скоротечностью этих смертей. Озарение пришло совсем из других источников.
Цель этой статьи — показать, что повесть Льва Толстого "Смерть Ивана Ильича", впервые опубликованная в 1886 году1, может выступать как своего рода образец анализа того опыта, который обретает человек в длительном процессе умирания. Кроме того, я намереваюсь противопоставить типу лечения, который характерен для больницы и основан на резких вмешательствах в организм больного, другие виды медицинской помощи, такие как паллиативное лечение и хоспис.
ГУМАНИТАРНАЯ ЭКСПЕРТИЗА
Миллер Сьюзен —
доктор медицины, адъюнкт-профессор медицинского колледжа им. Вейла Корнельского университета США. В журнале "Человек" публикуется впервые.
1 Толстой Л.Н. Собр. соч. В 12 т. М.: Правда, 1984. Т. 11.
105
ЧРППВРК' К/9ПП7
ЧЕЛОВЕК 6/2007
ЖЖЖЖЖЖ
ГУМАНИТАРНАЯ ЭКСПЕРТИЗА
жжжжжж
2 См.: Келли М.,
Миллер С, Соловье
ва С.А. Этика палли
ативной помощи
и ВИЧАТБ: опыт, полученный в Томске. Бюлл. сибирской медицины. 2006. Т. 5. № 5. С. 151-157.
3 См.: ОеЗреИег 1..А.,
31п'ск1апс1 А.1.. Тпе
1_аз1 Рапсе: Епсоип-
1еппд Оеа!п апа1
Эу1пд. 5 ес1. Моип1а1п
\Ле\л/, Са1Когп1а:
МауИеМ РиЬНзпюд
Сотрапу. 1999.
Р. 41-76.
4 КиЫег-Нозз Е. Оп
Оеа(п апа1 Оу1пд. 1М.У.:
ТоиспзЮпе. 1969.
5 См.: ОеЗреИег 1.А.,
31пск1апс1 А.1.. Ор.сИ.
Р. 227-228.
6 Ш. Р. 229-230.
106
Немного истории
Паллиативное лечение — это такая форма медицинской помощи, основу которой составляют клинические вмешательства, направленные на смягчение тяжести физических и эмоциональных симптомов, переживаемых терминально больными пациентами. Слово "раШайоп" (временное облегчение) происходит от лат. "раШаге", что означает "прикрывать", "прятать". Его цель не в том, чтобы излечить, а в том, чтобы смягчить симптомы. Хосписная помощь — это одна из форм паллиативной помощи. Это слово также происходит от лат. "позрШигл", что значит "гостеприимство" или "временное прибежище". Хосписную помощь обычно получают те пациенты, которые смертельно больны и жить которым осталось не более полугода2.
Характер специализированной подготовки, которую получает медицинский персонал этих учреждений, позволяет опровергнуть распространенные заблуждения, касающиеся сути паллиативной помощи. Паллиативная помощь — это не прекращение всякой помощи, когда на пациента просто "махнули рукой". Назначение обезболивающих препаратов не ведет к возникновению наркозависимости у терминально больных пациентов. Коллективный опыт медицинских бригад этих учреждений направлен на оказание дополнительной моральной поддержки как самим пациентам, находящимся в процессе умирания, так и их семьям. Хотя главное внимание, естественно, уделяется умирающему человеку, эти учреждения также учитывают эмоциональные трудности, переживаемые остальными членами семьи. Смерть они рассматривают как дуэт того, кто умирает, и того, кто остается в живых, а исцеление, которое оказывается не только телесным, — как затрагивающее всех вовлеченных в этот процесс людей. Антропологические и теоретические корни такого идеального переживания смерти обнаруживаются во многих культурах3.
В 1969 году психиатр Элизабет Кюблер-Росс предложила "стадиальную модель" для описания психологических реакций на смерть. Хотя она, видимо, придерживалась излишне жестких представлений о сменяющих друг друга последовательных стадиях переживания смерти, разработанные ею понятия о различных психологических реакциях не утратили своего значения и сегодня. Она выделила пять таких эмоциональных стадий: а) отрицание; б) гнев; в) сделка; г) депрессия и д) принятие4.
Описание процессов, сопровождающих смерть, можно найти в опубликованной в 1980 году работе Дж. Боулби5. Он изображает не линейную последовательность, а колебания между фазами. Кроме того, он уделяет особое место роли, которую в процессе умирания играют потребности тех, кто остается в живых. Вместо реакции отрицания он говорит о психологической реакции оцепенения как механизме, позволяющем совладать с болью страдания в период умирания любимого человека. Часть последующего процесса исцеления включает переопределение собственного "я" того, кто остается в живых. Будучи первым теоретиком скорби, Боулби подчеркивает, что она является адаптивной реакцией на утрату. С его точки зрения, переживание скорби — это активный процесс, который позволяет встречать и принимать реальность утраты.
У. Уорден6 — еще один исследователь, сконцентрировавший свое внимание в первую очередь на том, какие задачи решаются с помощью траура. Тот, кто остается, должен не только принять интеллектуальную и эмоциональную реальность смерти, но и пройти через эту экзистенци-
альную боль на физическом, эмоциональном и поведенческом уровне. "Смерть Ивана Ильича" — такое литературное произведение, которое вполне можно соотнести с этими теоретическими моделями, с тем чтобы прийти к их эмоциональному пониманию.
Описание ситуации
Иван Ильич — 45-летний судья, у которого обнаружили неизлечимую опухоль. Несмотря на все усиливающуюся боль, его семья, доктор и друзья не раскрывают ему, насколько тяжела болезнь и каков прогноз. Во время своих визитов доктор всегда демонстрирует жизнерадостное выражение лица. Персонажи повести Л. Толстого не знают, что Иван Ильич осознает эту ложь и испытывает из-за нее тяжелые экзистенциальные страдания. По мере того как Иван Ильич пытается постичь смысл своей уходящей жизни, он оказывается во все большей изоляции от окружающих. Единственным источником утешения для него остается Герасим, человек малограмотный и не очень культурный.
Обсуждение
Первой реакцией на проблемы, обсуждаемые в повести Л. Толстого, могло бы быть обращение к этическим предписаниям. Л. Толстой тонко и тщательно описывает страдания, испытываемые Иваном Ильичом. Эти страдания не ограничиваются физической болью, которую вызывает рак — Л. Толстой описывает и те эмоциональные и психологические муки, которые обусловлены взаимным непониманием между главным героем, с одной стороны, и его семьей (которая не может принять физические реалии процесса умирания) и доктором (отсутствие правдивого информирования), с другой.
В конце XIX века врачам был свойственен патерналистский образ действия. Пациенту надлежало подчиняться решениям и рекомендациям врача. А когда пациент все же набирался храбрости и задавал вопросы, то, даже если врач этому и не препятствовал, ему было сложно на них отвечать. Дело в том, что тогда не существовало культурной парадигмы (включая нормы информированного согласия и информированного отказа), в рамках которой врач и пациент могли бы искать совместное решение. Не было принято и предоставлять выбор окончательного решения пациенту как автономной личности.
Л. Толстой описывает социальную роль Ивана Ильича как роль судьи, старающегося полностью удалить из своих взаимоотношений с обвиняемыми человеческую симпатию или сострадание. Отмечая отчуждение и безразличие, с которыми сталкивается его герой, Л. Толстой сопоставляет такое бессердечное отношение с безжалостными суждениями, исходящими от врача (когда он формулирует диагноз и прогноз), от семьи (которая считает, что Иван Ильич должен только предпринять некоторые действия, и тогда его здоровье восстановится) и от самой смерти (которая не оставляет места для компромисса). В современной культуре при получении медицинского образования снова начинают обращать внимание на важность таких профессиональных качеств, как честность, сочувствие, сострадание, доброжелательность и "самопожертвование", которые являются основой достойного поведения. От врача требуется не только ставить диагноз и рекомендовать те или иные медицинские вмешательства. Перечисленные качества приобретают особое значение тогда, когда дело касается заботы о терминально больных пациентах.
МАНИТАРНАЯ (СПЕРТИЗА
жжжжж
Л. Толстой описывает дополнительные страдания, которые ложатся на Ивана Ильича в его взаимодействии с врачом. Из-за отсутствия правды общение между врачом и пациентом в корне подорвано. Кроме того, недостаток реального сострадания со стороны семьи, друзей, врачей и общества порождает постоянную экзистенциальную боль. Немногие из персонажей повести готовы пожертвовать своими планами или удовольствиями во имя того, чтобы находиться у изголовья постели своего умирающего коллеги и члена семьи. Обсуждая взаимоотношения Ивана Ильича с другими персонажами, Л. Толстой очень умело описывает неудобства, вызываемые смертью. По ходу повествования он отмечает как важность, так и отсутствие достойного (в противоположность "социально корректному") поведения со стороны не только пациента, но и его семьи, друзей и врачей. Единственным персонажем, присутствие которого оказывает целительный эффект и является временным противоядием, оказывается Герасим. Возникает соблазн счесть вполне достаточным то описание ключевых этических проблем (таких как правдивое информирование, патернализм, автономия, информированное согласие и т.д.), которое представлено Л. Толстым в явном виде.
Однако гениальность повести Л. Толстого лежит в тех истинах эмоционального плана, которые составляют ее подтекст. Я попытаюсь показать эту мудрость, обратившись к стадийной модели Кюблер-Росс, появившейся спустя почти 75 лет после повести Л. Толстого.
Первая из стадий смерти — это отрицание, которое затрагивает и самого пациента, и тех, кто его окружает. Вместо того чтобы признать надвигающуюся смерть, Иван Ильич делает вид, что он болен, а не умирает. Он ищет совета у множества докторов, у гомеопата, у своей знакомой, которая верит в целительные свойства икон. По мере того как физические симптомы усиливаются, он пытается подходить к смерти как к метафоре. Вводится роль судьи, и читателю предлагается провести параллель между юридическим кассационным судом и экзистенциальным судом смерти. Профессиональные отстраненность и безразличие, которые Иван Ильич демонстрирует в качестве судьи, налагаются на профессиональную отстраненность множества его врачей, выносящих свои клинические суждения. И хотя читатель, как и персонажи Л. Толстого, вполне знакомы со смертью на теоретическом уровне, автор заставляет каждого из нас задуматься и о своей собственной смерти. Поскольку Иван Ильич вынужден сталкиваться с ложью, окружающей его болезнь, ему приходится осознать и те ложь и фальшь, которыми он руководствовался в своей прежней жизни.
Даже когда его жена замечает, что "он не делает чего-то того, что нужно, и сам виноват, и она любовно укоряет его в этом", она жалеет в сущности саму себя, поскольку смерть Ивана Ильича скажется на ее финансовом положении. В своем стремлении психологически дистанцироваться от окружающей лжи Иван Ильич отмечает: "Опять пошли вы-слушиванья и значительные разговоры... о почке, о слепой кишке и вопросы и ответы с таким значительным видом, что опять вместо реального, вопроса о жизни и смерти, который уже теперь один стоял перед ним, выступил вопрос о почке и слепой кишке, которые что-то делали не так, как следовало".
В конечном счете Иван Ильич пришел к выводу, что его врачи не были столь же блестяще интеллектуально подготовленными, как он в роли юриста. И это еще больше усиливает горечь его разочарования в отношении той помощи, которую он может получить от врачей.
Вторая стадия смерти, описываемая Кюблер-Росс и Л. Толстым, — это гнев. Хотя Иван Ильич осознавал свой гнев, он ощущал, что окружа-
ющие его люди усугубляли это его неприятное чувство и что порождаемая этим злоба губительна для него. Вот примеры такого гнева из повести Л. Толстого:
"Здоровье, сила, бодрость жизни во всех других людях оскорбляла Ивана Ильича";
"Главное мучение Ивана Ильича была ложь, — та, всеми почему-то признанная ложь, что он только болен, а не умирает";
"Эта ложь вокруг него и в нем самом более всего отравляла последние дни жизни Ивана Ильича";
"Он ненавидел ее всеми силами души в то время, как она целовала его, и делал усилия, чтобы не оттолкнуть ее".
Следующая стадия, о которой идет речь у Кюблер-Росс и у Л. Толстого — это сделка. Получая медицинские советы от множества людей, Иван Ильич пытается унять свои страхи и строго следовать рекомендациям. Психологически сделка может фокусироваться на продлении жизни ("Займусь службой, ведь я жил же ею".) или на временном облегчении страданий ("То капля надежды блеснет, то взбушуется море отчаяния, и все боль, все боль, все тоска и все одно и то же... Хоть бы опять морфин — забыться бы".). Даже тогда, когда Иван Ильич пытается излечиться от болезни, "голос" его рака становится все более властным, не позволяя забыть о себе: "что-то страшное, новое и такое значительное, чего значительнее никогда в жизни не было с Иваном Ильичом, совершалось в нем. И он один знал про это...".
Далее Л. Толстой описывает ту стадию, которую Кюблер-Росс называет депрессией. Депрессия Ивана Ильича выражается в его бессилии перед приближением смерти и в нарушении эмоциональных взаимоотношений с окружающими:
"...На робкий вопрос, который с поднятыми к нему блестящими страхом и надеждой глазами обратил Иван Ильич, есть ли возможность выздоровления, (доктор — СМ.) отвечал, что ручаться нельзя, но возможность есть".
Его дочь негодует "...на болезнь, страдания и смерть, мешающие ее счастью".
"Он плакал о беспомощности своей, о своем ужасном одиночестве, о жестокости людей, о жестокости Бога, об отсутствии Бога".
Самые сильные эмоциональные страдания у него вызывало осознание того, что скрыть от себя приближение смерти никак не удается, что "он не может избавиться от нее".
Однажды вечером, после того как ушли его друзья, "Иван Ильич остается один с сознанием того, что его жизнь отравлена для него и отравляет жизнь других и что отрава эта не ослабевает, а все больше и больше проникает все существо его". И именно в этот момент он осознал, что он действительно один, "на краю погибели... без одного человека, который бы понял и пожалел его".
Далее Л. Толстой описывает последнюю предсмертную стадию, которую Кюблер-Росс называет принятием. Иван Ильич вступает в диалог со смертью и на вопрос "Чего тебе нужно?" отвечает: "Не страдать. Жить... жить, как я жил прежде: хорошо, приятно". Однако вскоре Иван Ильич осознал, что "того человека, который испытывал это приятное, уже не было". Он обретает психологическое равновесие, которого не было прежде: "И когда ему приходила, а она приходила ему часто, мысль о том, что все это происходит оттого, что он жил не так, он тотчас вспоминал всю правильность своей жизни и отгонял эту странную мысль".
Смерть приближается: "она проникала через все, и ничто не могло заслонить ее".
С. Миллер
Смерть
и умирание:
взгляд из разных
культур
ЖЖЖЖЖ1
ГУМАНИТАРНАЯ ЭКСПЕРТИЗА
Ж11НПНШ1НН
' 1ЫЙ. Р. 262-265.
110
Иван Ильич даже осознает, что он должен освободить семью: "Да, я мучаю их, — подумал он. — Им жалко, но им лучше будет, когда я умру".
И, наконец:
"А смерть? Где она?
Он искал своего прежнего привычного страха смерти и не находил его. Где она? Какая смерть? Страха никакого не было, потому что и смерти не было.
Вместо смерти был свет.
— Так вот что! — вдруг вслух проговорил он. — Какая радость!".
И в этот переходный момент Иван Ильич осознает истинный смысл и подлинность своей жизни.
Заключение
Чтение Л. Толстого открывает для врача возможность проанализировать и упорядочить свои соображения по поводу смерти и умирания. Хотя этика и представляет собой фундаментальный элемент в структуре взаимоотношений между врачом и пациентом, она не может быть всеобъемлющим руководством для разрешения разнообразных психологических проблем, с которыми приходится сталкиваться людям. В произведениях Л. Толстого тонко отражены универсальные истины о человечестве. Главный герой, карьера которого поначалу была связана с судебными разбирательствами по социальным и человеческим взаимоотношениям, превращается под пером Л. Толстого в индивида, который по-человечески хрупок, и только пройдя через физические страдания, страх и отрицание к признанию смерти, оказывается в состоянии понять тончайшие оттенки морального поведения. По мере приближения смерти у человека возникает потенциал экзистенциального исцеления и искупления. Жизнь больше не фокусируется на искусственных смыслах или на чем-то второстепенном.
Шнейдер7 описывает другие психологические подходы к смерти, понимая ее как ряд перекрывающих друг друга концентрических кругов, которые включают борьбу, осознание потери, выработку перспективы, интеграцию потери в свой опыт и потенциальную трансформацию. Он полагает, что скорбь может быть не отчуждающим, а объединяющим человеческим опытом. По мере приближения человека к смерти его взаимоотношения с другими изменяются, но не прекращаются полностью. У тех, кто переживает процесс умирания близкого, появляется возможность изменить свои верования и ценности и в ходе этого процесса выработать более широкое понимание жизни. Аутентичная жизнь уже не воспринимается как отсутствие страданий, а основывается отныне на свободе, проистекающей из осознания истины.
Современная медицина слишком часто не отделяет пациентов от их болезни и не облегчает понимания того, что болезнь есть часть жизненного опыта. Поэтому для врача так важно развить свои собственные воззрения на жизнь, смерть и мораль. Такой интроспективный анализ представляет собой основание для выработки профессиональных умений, столь важных в паллиативной медицине, при оказании помощи пациентам, находящимся в процессе умирания. Врач, обогащаясь таким персональным опытом, обретает ту мудрость, которая позволит ему лучше оценивать, диагностировать и облегчать многообразные страдания, выпадающие на долю пациентов и их семей.
Художественная литература обладает фундаментальной способностью воспитывать всех нас в вопросах морали; благодаря такого рода
урокам она создает невидимые нити, позволяющие поддерживать в обществе гуманность. Слуга Герасим — единственный герой повести, который не боится смерти, а потому способен проявлять сострадание и симпатию в отношении Ивана Ильича, а не бежать от его эмоциональных и физических нужд. Герасим по-своему осознает смертность в ее сложности и разнообразии оттенков как универсальное свойство человека, и именно это является моральным основанием такой заботы об умирающем, которая исходит из уважения человеческого достоинства.
Врачи обладают уникальными умениями, и вместе с тем доверие общества и отдельного пациента налагает на них моральные обязательства. Врачи и хосписные службы способны помочь обществу признать смерть, а значит помочь и отдельному человеку, и его семье, когда они оказываются перед лицом смерти. Благодаря накопленному опыту и пониманию проблем, с которыми сталкиваются люди в этой ситуации, смерть перестает быть табу, а врачи, пациенты и общество получают возможность внести ту ясность, которая необходима для морально обоснованного выбора поведения в самые последние моменты. И хотя эти заключительные мгновения всегда будут сохранять неизбежную неопределенность, создание такой поддерживающей среды, которая облегчает общение и эмоциональное приготовление к смерти, позволяет минимизировать чувства отчуждения и безразличия, охватывающие нас, когда мы стремимся избежать вопросов "почему?" и "почему я?".
© 2007 Перевод с английского Б.Г. ЮДИНА
НОВЫЕ КНИГИ
м.
Александров И.О. Формирование структуры индивидуального знания.
Ин-т психологии РАН, 2006. 560 с.
Арзаканян М. Де Голль. М.: Мол. гвардия, 2007. 268 с: ил.
ва
Бехтерева Н.П. Магия мозга и лабиринты жизни. М.: АСТ; СПб.: Со-2007. 349 с: ил.
Блюдина У. Борьба с наркоманией в современной России: взгляд социолога права. Ульяновск: Изд-во Ульянов, гос. ун-та, 2006. 300 с.
Бъюженталь Д. Наука быть живым: Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии / Пер. с англ. М.: Независимая фирма "Класс", 2007. 336 с.
Варъяш О. И. Пиренейские тетради: Право, общество, власть и человек в Средние века. М.: Наука, 2006. 451 с.
Васильев В.И. Дмитрий Сергеевич Лихачев и книга: Из истории акад. книгоиздания: К 100-летию со дня рождения. М.: Наука, 2006. 96 с: ил.
Вебер Марианна. Жизнь и творчество Макса Вебера / Пер. с нем. М.: РОССПЭН, 2007. 656 с.
Возрастная психология: Детство, отрочество, юность: Хрестоматия / Сост., науч. ред. В.С. Мухина, А.А. Хвостов. 6-е изд., стереотип. М.: Изд. центр "Академия", 2007. 624 с.
Гайнутдинов И.К., Рубан Э.Д. Медицинская генетика: Учебник для сред. проф. образования. Ростов н/Д.: Феникс, 2007. 320 с.
С. Миллер
Смерть
и умирание:
взгляд из ра
культур
-1^г»г-!Х С/ОПЛ7