Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Название - «Том, власть и персиковый блеск» (Эксклюзивные мемуары Билла Каулитца)
Автор - Unendlichkeit_im_Herz a.k.a Billy_Cherry
Бета - Confetka (которую прошу не винить в моих завёрнутых фразах и проч)
Рейтинг - NC-17
Пейринг - Bill/Tom, Tom/Bill
Жанр - Slash, Twincest, Romance, Fluff, Grapefruit, Аngst, Pov Bill/Tom
Размер/статус - MAXI / ЗАКОНЧЕН ( 102 вордовские страницы)
Краткое содержание: Близнецы Каулитц переезжают в ЛА, Билл начинает писать о том, как они с Томом стали любовниками. Что будет дальше – не расскажу, читайте.
Посвящение: Tom Kaulitz.
Предупреждение: Гомосексуализм и Томопассив (кто не любит не читайте)
Дисклеймер: Просто мысли, просто личное мнение, и ни коим образом не переносите услышанное на отношения Кау.
Размещение: С моего разрешения.
Пролог
Ну что ж, давайте знакомиться. Я - Билл Каулитц, если вы вдруг не в курсе. А разве такое возможно? Но, если вы не в курсе, то вам тогда будет просто неинтересно всё то, что в этой книге, можете смело ставить её назад на полку и никогда не вспоминать, потому что я собираюсь вам рассказывать о своём брате-близнеце. Ведь эта тема так интригует именно вас, дорогие мои поклонники. Слушайте теперь. Пока я в этой добровольной ссылке, я буду писать, очень много писать. Бэверли Хиллз всегда навевал на меня желание написать какие-нибудь мемуары, но поскольку, я ещё для подобного слишком молод, а написать уж больно хочется, то я напишу о моём братишке, вернее всю правду о том, каким бывает пуленепробиваемый мачо - Том Каулитц. Надеюсь, прочтение моих скромных мыслей доставит вам удовольствие.
Глава 1
Это началось ещё, когда нам было лет по шестнадцать. По-моему…? Да, так оно и есть, это было на шестнадцатый день рождения. Мы отмечали его в ресторане, где было много шампанского, музыки и тортяра размером с диван. Когда Том наклонился к этому торту и случайно запачкал щёку, то моим первым желанием было… о да, я предсказуем, слизнуть крем с его щеки и подбородка. Но это сделала за меня Хелен, такая себе вечная блондинка моего брата. Я говорю вечная, потому что он их меняет со скоростью мысли, но они вечно белобрысые и на одно лицо. А мне обидно, опять обидно, потому что когда мы были маленькими, то я часто засматривался на него, он казался мне таким красивым, я носил ему весенние цветы из ближайшего сквера, сам срывал, сыпал ему на подушку, пока он спал. Он просыпался и бежал ко мне, ложился в мою кровать и обнимал, обнимал так нежно, гладил по голове, шептал какие-то добрые глупости. Так продолжалось вплоть до 12-ти лет, он приходил, клал голову мне на плечо, жалуясь, что оно острое и твёрдое, но потом в него же целовал и, часто, мы даже засыпали под утро вместе, поскольку он мог придти и в 3 ночи. Он сопел и сладко причмокивал мне на ухо, обнимал, а я лежал и мечтал, чтобы он (тогда мне было стыдно за мои мысли) он целовал меня не как брата, чтобы мы не просто спали вместе, а СПАЛИ. Но бесполезно было надеяться. Просыпаясь, он всё так же нежно обнимал меня и всё так же, как и все годы до этого, шептал всякие шутки, приятные слова, без намёка на пошлость. А мне хотелось этого больше всего! Я хотел, чтобы он вдавил меня в кровать и властно ворвался своим языком в мой рот, чтобы он ласкал мои соски и живот, чтобы, разрывая всё внутри, натянул меня на свой член, который я так часто гладил, пока он спал. Это, кстати, отдельная тема. Однажды, когда нам было уже лет по 13, он сильно устал после школьной тренировки по баскетболу, придя домой и приняв душ, зашёл сказать мне спокойной ночи. Я утянул его к себе на кровать, и он отрубился буквально через минут десять, так и не договорив того, что хотел, на полуслове. Пока он говорил, я смотрел на его губы, это было волшебно, он лежал на спине, на краю кровати, а я у стенки, на боку. Лампа на моём письменном столе горела, и поэтому я наблюдал тёмный силуэт его профиля. Смотрел, как шевелятся любимые губы и пирсинг, который он периодически поправлял кончиком языка, как спокойно поднимается и опускается грудь, как вздрагивают пушистые реснички, и как он периодически крепко сжимает мои пальцы, заключённые в его ладонь. Так он уснул. Я дождался, пока пройдёт минут 40, что было сложно, и осмелился выполнить задуманное: легонько забираю свою руку, которую он так и не выпустил, засыпая, и почти невесомо касаюсь его живота кончиками пальцев – ах, Томми, надо было одевать футболку! Потом привстаю и провожу языком сначала по одному соску, затем по другому. Дую на них, они сжимаются - Том даже не шелохнулся. Я удостоверился в том, что он не реагирует и пошёл дальше, прикусил эти затвердевшие бусинки - он рвано вздохнул и заёрзал, а я быстро отпрянул – в случае чего, скажу, что он охал во сне, пусть думает, что это был эротический сон. К счастью он не перевернулся на живот или на бок, и я смог продолжить изучение. Как только он задышал ровно, я снова навис над ним, только в этот раз уже значительно ниже… тихонько потянув за свободную резинку пижамных бермудов , я еле сдержался, чтобы не впиться губами в низ его живота. У самого основания ствола, который был как будто напряжённым. Тяну дальше, и начинаю терять самоконтроль – Том спокойно дышит. В ушах стучит пульс, я даже не соображаю, что сейчас может зайти мама, например, мне всё равно, я хочу увидеть его член. Стараясь подавить шумное дыхание, я мысленно благодарен себе, что вовремя заменил лампочку в настольном светильнике на 50 ватт. Этот приглушённый свет возбуждает меня, и я могу увидеть каждый рельеф на его теле. Теле моего брата, таком желанном и … сексуальном? Стянув вещь до конца, я почувствовал, что у меня потемнело в глазах – зря лампочку всё-таки менял. Так аккуратно, насколько только можно обхватываю его член пальцами и медленно обнажаю головку тёплого члена Тома. Ещё не совсем твёрдого, но и не мягкого. Так приятно двигать эту нежную кожу. Открыв это чудо, я мягко касаюсь кончиком языка маленькой дырочки на кончике головки – меня прошибает током, я весь дрожу, сердце вот-вот разобьётся о стенку грудной клетки – Том недвижим, сопит ровно и мерно. Я хочу его. Боже, как же я хочу своего брата сейчас; обхватываю головку губами, присасываюсь и начинаю дуреть от его интимного вкуса и запаха, мне так сладко и страшно. Просто медленно посасываю, глядя на Тома одним глазом. Я вижу, как его грудь начинает вставать и опускаться всё чаще, рот приоткрывается, и недавно тихое дыхание становится шумным, каким-то похожим на… сплошной стон. Мой член давно ломит от желания, но я не понимаю этого сейчас, я хочу лишь смотреть на его метания по подушке, и плевать, что он проснётся и побьёт меня… даже. Я сосу его уже полностью налитый ствол, я так стараюсь, мой пирсинг в языке задевает чувствительные точки, и он легонько ёрзает, тихо, но уже разборчиво постанывая от моих движений. Протягиваю руку и мягко тереблю пальцами его левый сосочек. Том как-то скованно прогнулся, я увидел, как втянулся его дрожащий последние две минуты живот и Том выдал тихий, протяжный стон. В этот же момент сперма моего Тома (хотелось бы сказать брата, но язык не поворачивается, с одной стороны совесть не даёт ему бедняге повернуться, а с другой – член Тома) резко ударяет мне в горло, но я не отпускаю, и чуть не закашлявшись, выпиваю до последней капли эту влагу. Том лишь рвано вздыхает, в последний раз, и лениво переворачивается на правый бок, лицом в комнату. Я легко увернулся, чтобы он не задел меня ногами и не проснулся. Я сижу в ступоре и пытаюсь осознать, что только что сделал минет своему родному брату-близнецу. Мысли и чувства рвутся вон из головы, ровно как и член из треников. Я быстро соображаю, что делать - ложусь вплотную к нему, на бок, и уткнувшись носом в его шею, отодвинув дреды и замечая, что он прилично вспотел, и начинаю дрочить сам себе. Вдыхаю его запах, такой родной и такой возбуждающий. Мне хватило двух минут, не более. А Том, Том так и не проснулся. Настроение после оргазма резко испортилось. Потому что я только во сне смог это сделать, вернее, в его сне, а мне остаётся реальность, в которой я для него – просто любимый брат и не больше. Завтра утром будет вспоминать и связывать это с очередной подружкой (наверняка приснившейся ему, пока он кончал мне в рот) коих у него много – аж… две.
- Билл, Билли, ты сколько шампанского выдул, а? – мои мысли прервал никто другой, как Дэвид, наш милый и прекрасный Дэвид Йост.
- Оу, сорри, я не перебрал, честно, просто задумался.
- Ты не знаешь, где Том? – Дэйв присмотрелся ко мне, как бы проверяя, не вру ли я насчёт выпитого.
От этого вопроса у меня снова всё вскипело внутри – ну сколько можно это терпеть. Нет, я должен, должен взять своё!!! Через пару минут, которые длились невероятно долго, к нам подрулил Томас, собственной персоной, а вслед за ним в зале появилась Хелен, немного неловко потягивая коротенькое платьишко вниз – чёрт бы побрал этих девок, они не могут поправить свои туалеты где-нибудь в уборной, чтобы не делать этого на людях. Хотя мне иногда кажется, что они делают это именно тогда, когда хотят похвастаться перед другими тем, что с ним сейчас произошло. Том наклонился ко мне, я ведь сидел на диване, оказывается, и чмокнул меня в щёку. Фу, от него воняет этой сиськастой тёлкой, а если… если он вообще целовал её сейчас этими губами не в рот, даже, а… !!! Я еле сдержал рвотный рефлекс и резко встал, чуть не ударив Тома головой, ибо все эти мысли пронеслись со скоростью ветра пока он отстранялся от меня. Меня покачнуло.
- Билли, ты в порядке, может, в отель вернёмся?- Том очень заботливо взял меня пол локоть.
- Если тебе больше некого тут отыметь, то почему бы и нет? – сам поразился своей наглости, обычно я вёл себя сдержанней. Том лишь посмотрел на меня непоколебимым взглядом. Через пять минут мы уже ехали в машине, не говоря ни слова и глядя в разные окна. В моей голове уже не было ничего, ни томных воспоминаний «детства», ни тоски по сердцу и телу брата , ровно ничего. Он знал, что я не в духе, и казалось, понял почему. Мы выглядели оба очень подавленно, вовсе не как именинники, и даже Гео с Густи не стали нас задерживать, отрывались там с Анди, Алексом и другими на дискотеке.
Зайдя в номер, Том сразу же потащился в душ, я же… тоже потащился в душ. Потому что наш люксовый номерочек, обходящийся нашему продеру в немалые денежки имеющий в добавок холодильник с кучей сладостей и мини-бар, имеет две ванны, ровно как и две спальни. Стоя под горячущими струями (люблю вариться в кипятке) я не ощущал ровно ничего, впал в какую-то прострацию. Выйдя из ванной я увидел, что у Тома тоже зажёгся свет в комнате – значит, он тоже вышел из душа. Мы часто делаем одинаковые вещи, в одинаковое время и с одинаковой скоростью. Но осознав, что сейчас он стоит наверняка в одном полотенце вокруг бёдер, и с сверкающими капельками воды на торсе, я шумно сглотнул и бросился в его комнату, успев наспех завязать на себе тёмно-синий шёлковый халат.
- Билл? – глаза Тома округлились, я не ошибся он стоял перед зеркалом, подсушивая дреды полотенцем, а на бёдрах красовалось ещё одно… тёмно красное. Мои тормоза сорвало вместе с полотенцем с его талии, и обхватив его сзади руками я прижался к нему со всей силой. Он стоял напрягшись как струнка, не говоря ни слова, а я… я сверлил его взглядом через зеркало. Его руки стали медленно опускаться от его головы вместе с влажным полотенцем, которое через секунду валялось у нас в ногах рядом с первым. Сердце Тома стало отбивать мне в правую ладонь странный ритм, похлестче Густавских барабанов. Я понял, что сейчас что-то будет, мы стояли так не менее двух минут, и я только осмелился опустить свой взгляд через зеркало на его член…….
*ВКЛЮЧАЕМ Kelly Rolland – Commander – feat. David Guetta СЛУШАЕМ ДО КОНЦА*
Он резко разворачивается ко мне и впивается в мой рот своими нежными губами, которые становятся в момент таким властными, такими страстными и неудержимыми. Том с треском сдирает с меня халат, обнажая мои плечи, тут же впиваясь зубами в мои ключицы и следуя руками по бокам и спине. В голове начинает всё плыть, а сердце бешено колотиться от его тяжёлого дыхания и моих собственных громких стонов. Том, не говоря ни слова, подхватывает меня под попу, автоматически раздвигая мне ягодицы и прижимаясь своим животом к моему уже вставшему члену, его собственный горячий ствол упирается мне прямо между половинок. Он несёт меня в гостиную на огромный, чёрный, кожаный диван, и, бросив туда, открывает холодильник. Что он задумал?
-Тооом…Томми… прошу тебя… - он всё так же, ничего не говоря, достаёт оттуда баллон со сливками-аэрозолью. (Ты умница Томми!) Глядя мне в глаза каким-то полусумасшедшим взглядом, он подходит ко мне, и оседлав мои бёдра, прикасаясь своим членом к моему, плавно нажимает на кнопочку баллона и… мой правый сосок окутывает возбуждающая прохлада. Потом на левый, точно так же, неторопливо. Я лежу под ним, и смотрю на его лицо – приоткрытые, раскрасневшиеся губы, кажущиеся ещё более пухлыми от наших первых страстных поцелуев, быстрое дыхание и каким-то нездоровым блеском сверкающие глаза. Он всё колдует прохладными дорожками аэрозоли, спускаясь всё ниже и, наконец, обхватывает пальцами мой истекающий соками страсти член. Прохладная, пенящаяся струя обволакивает головку ствола и я вскрикиваю непроизвольно от того, что в этот момент Том резко нависает надо мной и, буквально прорычав мне «Мой самый шикарный торт», начинает слизывать горячим языком холодные сливки с моих сосков и груди. Я извиваюсь под Томом, хватая за плечи, впиваясь ногтями, крича его имя, сходя с ума от его языка. Он постанывает, вылизывая кожу у пупка, и идёт ниже, хватая мой член губами. Его горячий рот в контрасте с холодными сливками – настоящая пытка. Облизав мой член как следует, Том начинает гладить мои бёдра… в этот момент во мне что-то щёлкает, я быстро выскакиваю из-под него, получая ошалевший взгляд и тихое «Билл?» и молниеносно оказываюсь верхом на нём, резко развернув его за плечи и укладывая на спину. В его глазах испуг, удивление, который мгновенно улетучиваются, когда я начинаю кусать горошинки его сосков, быстро переходя на напряжённый живот, чувствуя, как влажная головка его члена упирается мне в грудь. Его рваный выдох-писк награждает мои уши, когда я мягко кусаю его член вдоль ствола, дразня, не задевая головки, он выгибается и тянет меня за ещё влажные волосы, но я лишь покрываю мелкими поцелуями внутреннюю поверхность его бёдер – ведь я выгодно оказался между его разведённых ног! Выдавливаю немного сливок на свои пальцы, я вхожу сразу двумя в него, от чего его подбрасывает на диване и, он даже заскулил от боли. Но меня это не интересует, я резко ввожу и третий палец.
- Том, прошу тебя, расслабься… - еле выдавливаю из себя эти слова, и пока он пытается что-то мне возразить, я резко всаживаю член в его анус почти наполовину. Том вскрикнул и протяжно застонал, сжав пальцы в кулаки, впиваясь ногтями в свои ладошки. Подожди, мой мальчик, сейчас тебе станет лучше. Я меняю угол и начинаю медленные фрикции, постепенно учащая движения. Мои мысли уносятся как журавли в небо, я ничего не понимаю, кроме того, что мой любимый, желанный Том, лежит сейчас передо мной с раздвинутыми ногами и беспомощно стонет моё имя. Крепко сжимаю мокрый член брата в ладони и дрочу ему в такт своим ударам. Он почти кричит, выгибается от боли, но вдруг расслабляется и закатывает глаза – значит, я нашёл простату. Двигаюсь в нём быстро, наращивая бешеный темп, схожу с ума от его тесноты, несколько направленных движений по волшебному бугорку и, мой Том с криком «Билл!» кончает мне в руку, а мой член взрывается оргазмом вместе со мной, в окружении шёлковых мышц его нутра.
- Билл, мой сладкий, мой любимый, - из его глаз начинают литься слёзы, а я падаю на него сверху и слизываю эти солёные капельки, целую искусанные им самим губы, ведь пока я пронзал его, ему больше ничего не оставалось, как искусать свои прелестные, такие желанные губки. Он обнимает меня и беспорядочно водит руками по спине, я лежу на нём полностью довольный. Довольный тем, что получил его, завладел им, хотя изначально предполагалось, что в пассиве буду я, но я не знаю, что на меня нашло, и мне почему-то его не жалко. Но я всё же проникаю юрким языком в его ротик:
- Прости, я не хотел сделать тебе больно, я так хотел тебя, я так хотел, чтобы ты стал моим, только моим… - не успеваю договорить, как слышу его дрожащий голос:
- Я тоже безумно хотел тебя, я не думал, правда, что так, но Билл, Билл, я счастлив, я хотел это ещё с той… - он прервался, уткнувшись носом в мою щёку.
- С той? Договаривай.
- Ну Билл, понимаешь, была одна ночь, я точно знаю, что мне не приснилось, это было три года назад…
- Продолжай, – внизу живота снова потянуло тяжестью.
- Ты… ты тогда… ласкал меня ртом, - он выдохнул и зажмурился. Он так интересно сделал упор на последних словах, что я поразился. Он так всегда отвязно рассказывал про своих девок, что по идее должен был сказать нечто вроде «отсосал» или хотя бы «сделал минет», а тут… ласкал ртом.
- Стоп! – тут до меня доходит смысл фразы, - Так ты не спал?!
В ответ я получаю только взгляд собачонки и тихое: «Нет, я притворился спящим, а потом… просто боялся, что ты давно об этом пожалел и не захочешь больше».
- Глупыш! – я оттянул его нижнюю губу зубами, вырвав вздох из вздрогнувшей подо мной груди, - А хочешь, повторю?
Его карие глаза потемнели ещё больше, и он сильно сжал меня в объятиях. Коснувшись языком ямочки между ключиц, я стал поцелуями опускаться по груди и животу к его снова встающему члену. Уже через пять минут игр пирсинга в моём языке с членом Тома, я услышал долгожданный стон. Именно тот, который слышал тогда, и о котором мечтал все эти три года. Такой же, только громче, потому что теперь он не боялся и знал, что я очень хочу его услышать.
POV Tom:
Перелёт прошёл хорошо, но это для тех, кто любит полёты, а я их просто не переношу. У меня в конце случился обморок, и я плохо помню, как меня вообще вытащили из лайнера. Сейчас просто лежу в постели, уже третий день, и не знаю, чего ожидать от нового места. Всё чужое, всё холодное. Нас выжили, нас просто выжили из родной страны, где мы имели полное гражданское право находиться, вынудили, убрали. Ведь это недобровольный отъезд, не творческий отдых для новых идей и возвращения. Это не попытка улучшить свои условия, это изгнание. Это бегство, потому что нас уже ничто не может защитить там. А всё дело в Билле. Это из-за него сходят с ума на концертах и режут вены. Это он завораживает или шокирует, привязывает навсегда или уничтожает навеки. Его имидж не даёт спокойно спать ни критикам, ни сталкерам. Это всё из-за него. Но ему нравится это. Кажется, что все его дни проходят в продумывании планов, как бы ещё эпатировать окружающих. О своей аудитории он не волнуется – им, его, любым подавай. А вот тем, кто его ненавидит, он всегда говорит одно: «Вы просто меня безумно хотите, ведь так?»
Он какой-то странный стал, я уже не помню, чтобы он каждую свободную минуту не проводил за ноутом. Мы только успели приехать, так вместо того, чтобы лечь отдыхать или, хотя бы, разложить вещи, он опять сел за написание чего-то. Он всегда быстро закрывает это окно, когда я подхожу.
Вдруг в комнату входит объект моих размышлений.
- Твой кофе, - Билл протягивает большую чашку с парящимся эликсиром бодрости. Моё давление упало после перелёта вконец (не просто перелёта). Он нежно целует меня в лоб и выходит. Оборотень.
Допив, я забрался под одеяло с головой и, поскольку в сон больше не клонило, я попытался вспомнить то, о чём я думал в самолёте, но так и не успел закончить это увлекательное занятие – поиск выхода там, где его никогда не было. Моя жизнь это именно то, из чего нет выхода. Правда, есть один, но такой не особо вдохновляет. Попытаюсь вспомнить.
***
Салон. Открытые иллюминаторы. Солнце слепит прямо глаза. Головная боль. Давление заставило меня уснуть даже под солнечными лучами и под не менее ярким, пристальным взглядом моего брата. Кстати, в этот момент ему было всё равно, что мне плохо – ему хотелось солнца. Когда я проснулся, то посмотрев в иллюминатор, увидел прекраснейшую картину: Облака величественно парили над землёй, белые и пушистые. Я невольно залюбовался этой потрясающей картиной, забывая, что болит голова, что Билл явно чего-то хочет. Мне захотелось распустить крылья и лететь…. Улететь.
- Я ревную тебя к облакам, - тихий шепот, похожий на шипение змеи, в самое ухо, - Неужели я не могу заменить тебе все облака и всех ангелов вместе с ними? – сзади нежно подползают две змеи и обвиваются вокруг моего тела. Как же он похож на змею, этот нагло гуляющий по губам язычок.
После последней фотосессии для Ауди, меня уже бьёт в судорогах от беспомощности, потому что я не считаю, что каждое движение и взгляд должны быть сексапильными. Это глупо. Он знает, что наши фанатки визжат и падают в обморок от подобных вещей и специально бросает им это, как кость собакам. Наши фанатки. Одно ведь название – «наши». Это всё его, а я лишь дополнение, потому что я не один раз уже натыкался на девчонок, которые после бурной ночи, нежно гладя по щекам, сладко произносили: «Ты так похож на своего брата». И я ненавижу их всех, они все просто подстилки, не более. Пока все эти мысли шли в моей голове крупным шрифтом, на заднем плане моей реальности и тела шли ожесточённые бои Биллового здравого рассудка и его же прихотей:
- Ну, Том! Хватит молчать и тупо лупиться в облака, они красивые, конечно, но ведь есть ещё и я! Я понимаю, что у тебя вечно болит голова, но мне… мне скучно!!! - и снова этот до боли знакомый жест – наигранно надувая губы, вскинул бровь, руки в боки. Всё моё, такое родное, такое любимое. Тот, кто руководит моей жизнью и даже мыслями.
- Билл, голова…- не успеваю договорить, убирая прохладные ладошки, которые нежно исследуют мой торс.
- Я тоже скучаю, уже скучаю по дому, не меньше тебя! – прошипел он мне в ухо, – Но ТАМ, - он указал пальцем в сторону, противоположную той, куда мы летели, - ТАМ нас больше нет. Нет нашего дома и нет нас с тобой!
Билл одним движением развернул меня в кресле к себе лицом и раскрыл мой рот властным, грубым, жадным поцелуем. Таким, который вот уже пять лет подчиняет меня. Всем известный, шикарный парень, великолепный Том Каулиц, непревзойдённый мачо, тра*атель, коего хотят все в возрасте от 11-ти и до умопомрачения, крутой самец и просто циничный ублюдок, является безотказной подстилкой своего больного нимфоманией братишки. Сладкого, хрупкого Билла, которого все считают «девочкой». Как обманчива внешность, как примитивны штампы! Кто бы знал, что настоящим самцом буду вовсе не я, а это полупрозрачное создание, в котором идёт вечная борьба Дьявола с Богом? И только я знаю, какой он на самом деле, а он знает, какой, на самом деле я. Потому что мы – отражения друг друга, нет разницы, нет первого и второго…
- Нет разницы, нет никого, кроме нас с тобой, нет желающего и желанного, мы одно, Томми… Билл говорит эти слова мне в рот, задевая языком мои губы, повторяя мои мысли, читая все мои желания, кроме одного… Я хочу освободиться, но не могу, потому что люблю.
- Люблю тебя… - с этим стоном я окунаюсь в бездонную черноту его глаз, и сумасшествие порывов его дыхания. Билл поднимает подлокотник и прижимается ко мне всем своим трепещущим телом. Я хочу, чтобы он продолжал, мне всё равно, что Йост сидящий неподалёку, лишь делает вид, что спит. Потому что он мне - не соперник. Пока все считают, что Билл – его «девушка», пишут об этом язвительные статьи, даже фанфики, я знаю, что это невозможно. Потому что Билл, который сейчас нагло залазит мне на колени и гладит меня, перебирая пальцами косички, является самым чудовищным активом, который только может быть.
- Может, ммм… в пункт встречи со стюардессой сходить? – оторвавшись от моих губ, Билл встал и легонько потянул меня за руки вверх.
- Ребятки! Нам через полчаса приземляться! – зазвучал Йост, который, как я и полагал, лишь создавал видимость мирного сна.
- А мы успеем и за три минуты! – бросил ему Билл, а я поразился его нахальности. Ведь и Йост не подозревает, что Билл за человек. Он не трогает его лишь потому, что боится вызвать мою ревность, а ко мне снисходительно относится. Просто считает, что я озабоченный, который имеет всех подряд, в том числе и собственного близнеца. А мне, мне неловко от того, что всё наоборот и я , всего-навсего… С этими мыслями я поднялся и поплёлся вслед за ним. Его заводила мысль о сексе в туалетной кабинке самолёта. Было много других, более приглядных мест, маленькая кладовочка, например. Ну чем не романтика? И не мокро, и краны не мешают, и ручки всякие. Но он так хотел. ЭТО продолжалось до посадки, и подробностей я не помню. Так как очнулся я, на самом деле, только в машине по дороге из аэропорта в наш новый дом.
***
Вот так и прошёл полёт. Вспомнить то, о чём я думал тогда, и это показалось мне рациональным, невозможно. Это замкнутый круг.
Глава 2
Вынужден признать, что Лос-Анджелес – прекрасное место. Это для меня. Я любил бывать здесь раньше, а теперь я просто очень доволен находиться тут. Первое, что я сделал, когда занялся шопингом – купил персиковый блеск для губ, Chanel , лёгкий тёрпкий аромат. Надеюсь, мой Томми будет доволен?
Ну что ж, вы теперь понимаете, что во мне проснулись все, ранее не свойственные мне, звериные инстинкты. После нашей первой ночи наступило наше первое утро, которое мы встретили на полу, просто лёжа на ковре, под пледом, который был на диване. Картина была очень пикантной. Баллончик со сливками, опрокинутая бутылка «Мартини». Мой брат был абсолютно голым, и плед давно сполз с его тела. Я стал им любоваться. Пробивающееся сквозь шторы солнце, силуэт профиля. Прямо как той ночью, о которой проболтался Том. Я помню каждую свою мысль в то утро…
***
Так, он же сам рассказал, что просто делал вид, а сам, зраза, наслаждался пока я «ласкал его ртом». Ещё и сказал так красиво. Надо бы сейчас его разбудить и всё подробно расспросить. Я лежу на боку, глажу его ключицы, легонечко, стараюсь запомнить каждую его чёрточку, каждое углубление, каждую родинку и каждую венку. Наклоняюсь к его уху:
- Я люблю тебя, Томми, - лизнул мочку, - я так люблю тебя… - продолжаю шептать какие-то глупости, зарываясь носом в дрэды. Как же я люблю его запах, свой, тёплый, от которого мне спокойно. От которого я забываю все те потоки грязи, которые льются на нас вместе с вязким сиропом славы. Мои руки сами собой тянутся к его шее, я глажу все его изгибы, обвожу пальцем родинки на шее, иду рукой вниз, ниже, на живот, рассматриваю, провожу рукой по спящему стволу, ещё ниже, к бёдрам… О чёрт! Что это?! – вскакиваю и рассматриваю ближе. Я скотина! Боже, какая же я скотина! На его гладких, нежных бёдрах следы спермы и… запёкшейся крови. Боже, а ведь он даже не закричал, не остановил меня! Терпел, терпел мои животные повадки. Слёзы брызнули из глаз, и я зарыдал в голос, обнимая и целуя низ его живота, бёдра, колени.
- Билл? Да ты чего? – я разбудил Тома, и теперь он привстал на локтях, сонно хлопая веками и пытаясь понять - чего это я там убиваюсь над его красотами?
- Том…Тооооом….- одни мои рыдания в ответ, и только бессвязно машу руками, показывая… туда.
- Да, что ты там страшного увидел? Вроде же, все дела на месте, - он хихикнул, - правда, я боялся вчера, что ты откусишь, ты так страстно…- он договаривал фразу, переходя в сидячее положение, - Ааааай! Больно!
- Я…Том, я… я порвал тебя там. Ну, по-моему… - заливаясь слезами ещё больше, сказал я более понятно.
- Угу, я уже понял.
Том болезненно поморщился и лёг набок, спиной ко мне, явно боясь сделать лишнее движение. Я стал рассматривать его бедный зад, так несправедливо обиженный мною этой ночью, потом посмотрел на плед, и на диван… О господи, как будто бы тут творилось групповое насилие, и это натворил один я? Снова переведя взгляд на спину Тома, я стал медленно поглаживать ему поясницу и провёл ребром ладони между половинок, он тут же сжался:
- Ну, Билл, что ты там сидишь? Иди ко мне, приляг рядом, – с этими словами он перетащил меня за руку, по другую сторону от него, и прижал к себе.
- Прости меня, родной, прости, прости, – шепчу ему в губы, нежно трусь кончиком носа о его носик.
- Я люблю тебя, Билл, слышишь?
В этот момент, как будто всё смазалось, в глазах запрыгали радуги, а в животе запорхали бабочки. Сердце стало отстукивать латиноамериканский ритм. Я набрал в лёгкие воздуха и попытался что-то ответить, но безрезультатно. Том просто продолжал лежать с закрытыми глазами, видимо, ожидая моей реакции. Я думал, что сойду с ума. Никогда не забуду этого момента. Это первое признание, которому я верил, которому хотел поверить. Ведь только десять минут тому назад я шептал ему на ухо те же самые слова. Я просто восторженно посмотрел на него. Но… почему-то не ответил.
Том открыл глаза, посмотрел на меня, и снова закрыл их, тяжело вздохнув. Я же зарылся лицом в его шею, и тихонько дышал, боясь нарушить этот момент. Но его нарушил Том:
- Сильно там, что ли? Ну это… эээм, крови много?
В ответ я только закивал головой, так чтобы не отрываться от его дрэдов и так, чтобы он понял меня.
- Да ладно тебе! Сам меня порвал и плачет тут. Вон даже я не плачу, хотя всё болит. – Я чувствую, как он доброжелательно улыбается. Значит, не сердится?- Давай, помоги мне дойти до ванной.
Я встал и начал помогать ему подняться. С третьей попытки мы уже твёрдо стояли на ногах, так как на первой мы потерпели фиаско – ему было больно, я не удержал равновесия, и мы завалились на пол, причём он упал на меня и тихо выругался, что если бы ни эта боль, он бы непременно отомстил бы мне тем же, оказавшись в столь пикантной позе. А на второй мы просто не поднялись. Теперь же, по дорогое в ванную, он бесконца охал, и хватался рукой за поясницу, а я глотал слёзы, придерживая брата под мышки и извиняясь.
Когда мы, наконец, добрались, я запихнул его в душевую кабинку, снял сетку и стал сам смывать с него доказательства своих подвигов. Том стал лицом к стенке, прижавшись к ней ладонями и отставляя назад попку, чтобы я мог ею заняться. Чертёнок. А я присел перед любимой попой на корточки, направив туда струю тёплой воды. Аккуратно поглаживаю пальцами ягодицы, потом между половинок, потом он вздрагивает, когда я касаюсь дырочки. Выдавливаю на руку вишнёвый гель для душа и плавно наношу его на любимую кожу, намыливаю, поглаживаю. Любимую поясничку, бёдра, голени. Смыв водой пену, начинаю облизывать его. Том как-то непонятно стонет и забирает у меня сетку. Направляет её себе на плечи, от чего горячая вода стекает и на меня тоже. Я стал заводиться. Мой язык стал проскальзывать между половинок к истерзанному месту, Том неразборчиво шипит что-то и громко выдыхает. Я безудержно облизываю вход в это такое желанное тело, он вдруг делает осторожное движение навстречу моему языку и… немного расслабляется. Я мягко, почти невесомо провожу языком по сфинктеру.
- Ай, щиплет! - буквально пискнул Том, «закрываясь» от моих ласк.
- Прости, - встаю и разворачиваю его лицом к себе, резко прижимая спиной к стенке кабинки.
Он приподнимает руки над головой, чтобы закрепить сетку над нами, и я пользуюсь моментом, чтобы намылить его грудь и живот. Он замирает, так и оставив руки на перекладине с сеткой, открывая мне красоту своего стройного тела.
- Том… - я громко выдыхаю его имя, когда чувствую под руками его уже горячую кожу. Скольжу руками по торсу, периодически возвращаясь к соскам – моя страсть. Когда все остатки геля смыты, я начинаю зацеловывать его тело, сверху на нас льётся вода, Том стонет от каждого моего прикосновения. Я эхом повторяю каждый его стон, я отражаю каждое его движение, как зеркало.
-Билл, свяжи меня, - он так стонет моё имя, я с ума сойду.
-Том, любимый…- раскрываю губами его рот. Почти что тра*аю его языком, глажу кончиком нёбо, кусаю его губы, всасываю его язычок. – Что ты сказал? – в моей голове загорелась красная лампочка.
- Привяжи меня, я хочу быть твоей игрушкой, - Том приоткрыл глаза совсем чуть-чуть, глядя на меня из под опущенных мокрых ресниц, - я хочу, чтобы ты делал со мной всё, что тебе хочется, хочу… Билл!
Он почти крикнул, все мои предохранители перегорели. Я не контролирую себя, я хватаю первое же попавшееся полотенце и привязываю его за запястья к этой сетке, или перекладине – не вижу. Как-то соображаю плохо. Он мой, он только мой! Уже смело сжимаю его тело, глажу спину, поднятые над головой руки, бока. Кусаю, засасываю ароматную кожу. Мой Том извивается, стонет, просит не останавливаться, и почти переходит на крик, когда я, быстро укусив его за оба соска, резко опускаюсь на колени и хватаю губами его член, по которому стекают струйки воды сверху. Через несколько секунд он решается опустить на меня взгляд. Я поднимаю взор, и наши раскосые глаза встречаются… не выпуская его член изо рта я смотрю ему прямо в глаза. Немного разжимаю губы и показываю ему, как глажу языком головку его налитого члена, снова причмокиваю, всасывая в себя его ствол. Я вижу, как у моего Тома плывёт взгляд, что он будто бы сейчас потеряет сознание от наслаждения. Я решаю его не мучить – несколько движений ладонями по внутренней части бёдер, пару глубоких захватов и, в итоге, язык и сжатые губы на головке его члена, делают своё дело, и мой Том кончает мне в рот с протяжным стоном и дрожа, как в ознобе. Его горячая сперма, о вкусе которой я так долго мечтал, лишает меня последних капель разума:
- Том, Том… я хочу всегда отсасывать тебе, слышишь? – обнимаю его колени, - это я – твоя игрушка, Томми… - мне реально срывает крышу, и я говорю пошлости, ведь я так и не получил разрядки. Хочу, но я же не могу его тра*нуть по-настоящему, у него там всё болит. Поэтому я просто выпрямляюсь и прижимаюсь, тело к телу, к своему близнецу. Его голова склонена набок, представляя все имеющиеся на шее родинки, на суд моих губ, руки всё так же привязаны вверху, грудь тяжело вздымается, дыхание сбивчивое.
- Отвяжи меня, малыш, я хочу выпить немного… - он замолчал и посмотрел мне в глаза безумным взглядом.
- Чего-то покрепче? – забыв о своём неуемном желании, спросил я.
- Тебя, например? – игриво изогнул бровь. Точь-в-точь как я. На этом моменте я развязал его руки, поцеловав покрасневшие запястья, и выключив воду, мы оба вышли из этой «камеры пыток». Том развернул меня к себе, осторожно (бедняга, всё ещё болит задик) опустился передо мной на колени и….
Дальше я не скажу вам. Многовато будет. В общем, это выглядело так: губы, язык, стоны, оргазм.
Так начался наш первый день, я просто ещё не знал, как он закончится…
POV Tom:
Вот мы уже неделю тут. Проклятое место. Или это просто неспособность быстро привыкать к новому месту? Просто ностальгия, тоска по родине? Никогда бы не подумал, что могу маяться хе*нёй, но выходит, что могу. Может быть, это просто ясное понимание того, что того, что было, больше не будет, никогда? Просто нежелание свыкнуться с мыслью, что меня выперли из собственной страны, и что ни за какие деньги не купишь спокойствия? Или это просто потому, что я люблю своего брата и хочу, чтобы он любил меня точно также? И я хорошо понимаю, что это невозможно.
Да господи, вспомнить только наш первый раз! Я, как сопливая девчонка, выпалил сразу, что люблю его, пока он там убивался по поводу состояния моей пятой точки. А что Билл? Хихикнул как-то неестественно, и просто поцеловал меня. О чём ты думаешь, Том, о чём? Если с самого первого раза ты стал для него просто секс-машиной и всё. Безотказной тенью, что всегда повторяет движения хозяина. И, что самое главное, я не могу этого не делать. Когда он приходит поздно, когда от него веет чужими духами, или когда мы на гастролях, и в очередном отеле вместе с нами живут какие-то мальчики, готовые лететь за ним на край света то, каково моё положение? Если он вдруг подходит и впивается в меня наглым, пьяным поцелуем, то я не отказываю. Я просто его люблю всеми возможностями своего тела и своей души, которая никогда не была ему нужна.
Через два дня Дэвид ждёт нас в Нью-йорке. Мне нравится этот город. Наш самолёт послезавтра вечером. А сегодня, почему бы не погулять по Голливудским холмам? Я чертыхаюсь на это место, но на самом деле мне очень нравится тут. Главное, чтобы не начались пожары, о которых мы наслышаны. Да и вообще, Америка – Дикий Запад. В полном смысле слова, тут бесконечные торнадо, наводнения, циклоны, цунами и прочие фейерверки матери-природы.
Билл целыми днями сидит за ноутом, тщательно скрывая монитор от моих глаз. Потом он таскается по модным бутикам, потом приходит и тащит меня в какое-нибудь уютное кафе, потом мы приходим, и я исполняю свой братский долг… Почему я называю это долгом? Потому что я должен. Тут не играет роли, хочу я, или не хочу. И всё равно, что я действительно хочу, и что люблю. Ему главное, чтобы я не возражал, не предъявлял претензий. Он видит, что я несчастен, но ему легче думать, что это тоска по родной Германии. Да, отчасти. Два дня назад мы были в «Авалоне», я, по обыкновению, просто сидел и пил, а на мне тоже сидели и пили какие-то милые девушки. Мне понравился вечер, всё было классно, много хорошей музыки, девчата на любой вкус. Коктейли имеют другой вкус, но очень понравилось. А главное, первый раз, когда можно было не бояться объективов. Их просто не было. Всё было бы прекрасно, можно было бы расслабиться, если бы не одно «но». Я, как всегда, всё время следил за Биллом, а он за мной. У нас такая традиция вот уже пять лет. Мы идём в клуб вместе, на мне виснут девушки, которых я никогда не обижаю, а он выкручивается перед парнями - смотреть противно. Потом мы расходимся по гнёздышкам, сверля друг друга взглядами, находимся там некоторое время, а потом почти одновременно выходим и снова начинаем мучить друг друга.
Если Билл остаётся недоволен партнёром, то это значит, что сегодня я буду бедный. Если более-менее, то могу рассчитывать на нежный секс. Так происходит в клубах. Если же мы на гастролях, просто в отеле, то всё приблизительно также. Просто клуб сменяется номером, а просто скучающие девушки сменяются фанатками, группиз и прочей нечистью, которой Билл тоже не брезгует. Тут я и даю волю своему ущемлённому самолюбию. Когда очередное милое создание заканчивает свою «работу», я могу вышвырнуть её из номера с несколькими матерными словечками в нагрузку. Я могу тра*нуть грубо и быстро, и как только она кончит, с театральными стонами, вмазать ей пощёчину и сказать, что она была отвратительна. Я могу взять себя в руки и не реагировать ни на какие ласки, и когда это дурная вдруг спросит, в чём дело, я просто могу сказать, что она никакая. Я могу…. Так, чего это я? Ну да, проблема в другом, что я не «могу», а «мог». А сейчас всё по-другому. Уже где-то с год. Меня никто не заводит. Я не могу. А с моим давлением регулярно принимать виагру нельзя. Опыт этой весны стал последней каплей. Не из-за медиа, не из-за подколок друзей и хихиканья фанаток, а из-за Билла. Он мастерски состроил в камеры беспокойство за меня, но на самом деле… Он перегнул палку, он не имел права говорить мне это, но он прав. Я не могу, я не хочу, я хочу только с ним.
Итак, недоела эта муть. Настроение ни к чёрту, надо сходить в спортзал. У нас выбор немаленький, правда, по близости особо престижных нету. Поеду на машине, а так хотелось пройтись пешком.
-Том, - мои сомнения по поводу того, куда же и как пойти, прерывает родной голос. – Том, пойдём, посидим у меня, я соскучился по тебе.
-Ага.
Я кивнул и захлопнул свой ноут, в который так ни разу и не заглянул, хотя открыл уже час назад. Никогда не думал, что смотреть в окно настолько интереснее интернета. Соскучился – это другое название понятия «скучаю». Ну что ж, Билли, я твоя игрушка. Я встал и поплёлся за ним, в коридоре он взял меня за руку, и меня прошибло током. Я плавлюсь рядом с ним.
***
Мы уже час просто лежим в его кровати и болтаем. Мой брат действительно соскучился по мне. Он не лезет ни целоваться, ни отпускает пошлостей, и не делает своего коронного трюка, заключающегося в мгновенном освобождении от джинсов и белья, и томного стона: «Оближи меня…» Сегодня он такой, каким бывает очень редко. Такой, каким и должен быть любимый брат. Любимый близнец. На его губах новый оттенок блеска, очень ему идёт, чувствую, что пахнет персиком. Он так сладко шевелит своими губками, когда говорит…
- Я принесу конфеты, а ты пока возьми Dior Svelte, ты же сделаешь мне массаж?
-Билл… - я же знаю, чем заканчиваются массажи, ещё и с этим маслом.
Он хихикнул и выбежал из комнаты. Я стал рыться в тумбочке и наткнулся на коробочку, похожую на ювелирную упаковку. Её размер не предвещал ничего хорошего, я лишь повертел её в руках и даже не стал заглядывать, потому что я не хочу видеть там очередное предложение руки и сердца от какого-то му*ака. Зашвырнул её назад и достал любимое масло Билла. Оно и моё любимое, хоть и женское, правда, ну да, я же в чём-то женщина… Усмехаюсь сам себе и залажу обратно на кровать. В дверях возникает Билл с фиолетовой пиалой, наполненной огромным количеством местных конфет, которые он так любит. Забирается на кровать, стягивает с себя майку, украшенную каким-то японским принтом, джинсы – у меня уже начинает колотиться сердце, но оставляет (слава богу) бельё на месте и ложится на живот, одной рукой доставая несколько конфеток и кладя перед собой. Разворачивает бумажки. Одну кладёт мне в рот, а другую - себе.
- Я готов, начинай.
Аккуратно наливаю масло, растираю его между ладонями и тянусь к спине Билла, так страшно, я боюсь почувствовать сейчас шёлк этой кожи, потому что у меня патологическая страсть ко всему, что с этим связано. Мягко кладу обе ладони на лопатки, начинаю делать круговые движения. Чёрт!!! У Билла зазвонил мобильный.
- Да. Ой, привет! Я даже не узнал тебя сразу, как дела?
-……………..
- Нет, у меня всё в порядке, вот, сейчас собираюсь пойти погулять.
-……………..
- Ну как же я мог забыть? Конечно же, нет. Безусловно, я буду, я обязательно буду.
-……………..
- Пока.
Остальное, после пока я не расслышал, но щёки Билла предательски зарозовели пару раз, и по разговору я уже догадывался, КТО это может быть, и о чём они говорили. И мои предположения тут же оправдались.
-Это звонил Йооп. Ну, ты же знаешь, у него день рождения 18-го, он будет отмечать в Ницце. Ты же отпустишь меня? – Билл протараторил быстро и смотрел на меня, ожидая ответа. Но я чувствую, что сейчас я либо убью его, либо закажу билет и улечу убивать этого старого пердуна – он здорово мотает мне нервы последний месяц.
- Езжай куда хочешь! – почти кричу и вскакиваю с кровати, - вот пусть он тебе и делает массажи!
- Том…- он крепко ухватил меня за запястье, сев в кровати, - Том, закончи начатое.
*включаем MADONNA – «HOLLYWOOD» *
Мы долго смотрим друг другу в глаза, он прищуривается и снова:
- Том, я жду, - взгляд хозяина.
Я опускаюсь назад, он лежит на боку, подперев щёку рукой, я смотрю на безупречный изгиб его тела, на тату в низу плоского животика, на любимый пирсингованый сосок – нервно сглатываю – поднимаю взгляд снова на лицо – приоткрытые губы, я хочу до них дотронуться. Билл ложится на спину, раскинув руки в стороны, закрывает глаза. Я тянусь к его губам, уже в миллиметре от его лица, он резко распахивает глаза: «Сделай массаж». Я понятливый, я должен заслужить ещё это тело. Снимаю свою безразмерную футболку, чтобы не испачкать, снова беру с тумбочки флакон и дрожащими руками начинаю растирать масло по его телу. Сначала грудь. Мягко поглаживаю ключицы и плечи, не отрывая от кожи ладоней, пальцами ползу вверх по шейке, невесомо скольжу по ней и возвращаюсь назад на грудь. Снова беру несколько капель масла, задерживаю руки на сосках, чуть оттягиваю их – Билл сдавленно застонал и прогнулся навстречу, не открывая глаз. Спускаюсь пониже, чувствую под ладонями выпирающие рёбра. Ещё ниже – живот, пупок. Наношу ещё масла и втираю в бока. Потом ещё и поднимаюсь к предплечьям, полностью покрываю руки ароматной жидкостью. Для удобства я практически сижу на его паху, и если честно, то меня это заводит, я уже представляю, как буду сам насаживаться на его член, который подо мной уже встаёт, я чувствую. Последний штрих – поднимаюсь руками от его подмышек к ладошкам раскинутых рук. Таким образом, дойдя до конца, я склонился над ним и уже прикасаюсь своей грудью к его и, наконец, получаю долгожданный поцелуй в губы. Билл снова открывает глаза: «Продолжай». Я начинаю вылизывать его рот, но он отстраняется: «Массаж продолжай» - дьявольская улыбочка. Хорошо, сладкий, как хочешь. Взяв ещё немного масла, я нежно развёл его ноги (о боже!) и, удобно устроившись между них, стал растирать его бёдра, голени, тонкие щиколотки. Он громко вздохнул и согнул свои стройные ножки в коленях. Я стал растирать одну коленку, иногда спускаясь рукой прямо к ягодицам, и оттуда назад рукой снова вверх на колено и вниз - к щиколотке. Когда я принялся за вторую ножку, то он кокетливо поставил мне стопу на плечо. Умница, Билл, мне так удобней. Но теперь я за своей ладонью следую губами. От самых пальчиков, через голень до бедра. Вот уже обе ноги перекинуты через мои плечи, он притягивает меня к низу живота. Нахожу губами его напряжённый ствол через ткань белья и кусаю головку:
- Тооом…ааах, милый, ну ты же не закончил, аааааа….- я не прекращаю истязания крайней плоти, - Том, я прошу тебя….ооой!- я сжал зубы чуть сильнее.
- Как прикажете, Ваше Высочество, – я с ехидной улыбкой выныриваю из оков этих великолепных ног, и резко переворачиваю его на живот. Сходя с ума от грации его движений – сколько же усилий стоит мне терпеть и ждать, когда же он захочет, наконец! Он уже очень прерывисто дышит, комкает покрывало, уткнувшись лицом в подушку.
Я забираюсь верхом на него и сильными движениями начинаю массировать его плечи, затылок. Капаю несколько капель прямо между лопаток и начинаю пересчитывать позвонки подушечками пальцев. Сначала вниз, прямо до копчика, залезая пальцами под резинку белья, доходя до самого интересного места. Потом возвращаюсь рукой назад, повторяя губами путь своей руки, от самой попки до линии волос на шее. Он стонет, что-то неразборчивое шепчет в подушки. И там, конечно же, звучит очередное выражение восторга, которые у него не всегда из классической литературы. А мне так хочется услышать простое: «Я тебя люблю». Разглаживаю ладонями нежную, тонкую кожу на боках, и снова иду вниз. Не спрашивая, тяну его бельё вниз, пощипываю и похлопываю эту шикарную попку. «Сними» - слышу я глухую команду. Быстро освобождаю его от ненужного предмета и занимаю место между его ног, разводя их в стороны. Работаю руками, полностью покрывая шикарное тело Билла ароматной субстанцией. Он приподнимается на коленях и принимает потрясающую позу. Стоит на четвереньках, прогнувшись как кошка, покачивая своим задом прямо перед моим лицом. Я больше не могу. Чуть растягиваю его половинки в стороны и веду языком по сфинктеру. Одной рукой перехожу к мошонке и начинаю ласкать член своего брата. Язык уже погружается внутрь его тела. Второй глажу поясницу, чуть надавливая, заставляя его прогнуться ещё больше. Вдруг он резко отпрянул от меня и перевернулся на спину.
- Том, хочу… - смотрит на меня из под густо накрашенных ресниц, глаза сверкают.
Я быстро срываю с себя треники, под которыми ничего нет, и провожу намасленной рукой между своих половинок. Грудь Билла тяжело встаёт и опускается. Облизываю головку его ствола и мигом оказываюсь уже на нём. И вот снова по телу проходит волна тупой боли, тут же сменяющаяся безумным желанием.
- Ааах… Билл… - насадился на него до конца, запрокинув голову, а он сильно сжал мой член в руке, пальцами другой нещадно мучая головку. Он помогает мне встречными движениями, как может. Я уже чувствую, что нашёл нужный угол и начинаю подскакивать энергичнее, косички беспорядочно ударяют по моим плечам.
- Том…Томии, да, любимый, тааак… - сжимает мои бёдра пальцами до синяков.
Конец близок, в голове бешено стучит пульс, и сердце заходится от стонов моего близнеца. Он, то приоткрывает глаза, и смотрит на меня бессмысленным взглядом, то снова прикрывает, чуть закатывая. Облизывает свои пухлые губы, которые беспрестанно шепчут моё имя. Билл ставит точку на моих «страданиях» на его члене – мягко подрачивая мой, он ноготком касается уретры, вдавливая его туда: «Билл!» - мой крик вызывает у него блаженную улыбку, и он продолжает, увидев нужный результат.
- Билл… - замираю на мгновение, прогнувшись и запрокинув голову, чувствую, как изливаюсь и начинаю снова двигаться. Опускаю голову и вижу брызги своей спермы на его животе и груди. Он тут же кончает вслед за мной, с каким-то тигриным рыком, извиваясь всем телом, всё ещё сжимая руками мой член.
По-настоящему соскальзываю с его тела, ведь он в масле, и я уже тоже. Ложусь рядом на бок, он, тем временем, собирает пальцами, со своего живота и груди, мою сперму и слизывает её. Я не успел ещё и дыхание перевести, как он снова забирает из меня воздух глубоким поцелуем. Ещё чувствую свою же тёрпкость на его губах. Он мягко берёт меня за подбородок и серьёзно смотрит в глаза:
- Мне не нужен этот старый пень, сколько бы бабок он не давал, - чмокает меня в кончик носа.
Падаю на подушку и прижимаюсь к нему. Он обвивает меня лианами своих рук. Проваливаемся в сон.
***
Остаток дня прошёл очень даже здорово. Я даже забыл, как был расстроен с утра. Я видел, что Билл тоже очень хочет наладить то, что и не рушилось никогда. Беда лишь в том, что и построено оно не было. Мы – это бесконечный, безумный, безотказный секс, в котором один по-настоящему любит, а другой просто хочет. Мы с Биллом решили пройтись по улицам, просто подышать воздухом. Город погружался в сумерки, Голливудские холмы, пока не включено освещение на улицах, кажутся страшноватыми гигантами. Мы зашли в ресторан на крыше 20-ти этажного здания. Просидели там часа два. Я не выпускал рук Билла из своих, у него было настолько хорошее настроение, что даже стихи стали появляться в его голове. Он говорил о новых идеях, о том, какие бы каверы хотел сделать. Он был таким, как когда-то давно – смеялся, не отпускал моей руки, оживлённо жестикулировал и много говорил о творчестве и нарядах (это же Билл).
Теперь мы лежим в постели. Вместе. В его комнате. Такого тоже давно не было. Может, у нас всё наладится, после этого переезда?
От него всё ещё пахнет этим шикарным маслом и нашей любовью… любовью?
Для кого-то недостижимый Голливуд - это место, где мы находимся, а для меня им является мой брат.
Глава 3
Я собирался рассказать вам о нашем, с Томом, первом вечере вместе. Вам, конечно же, представляется либо море цветов в моей кровати, либо вечерок в уютной кафешке со свечами, либо же просто беспрерывный секс двух шестнадцатилетних, которые, наконец, дали волю инстинктам. Кому как. И это ваш выбор – верить мне или нет.
Остаток того дня, который начался с потрясающего утра, моей жалости к заднице брата и полного разврата в душе, а затем на тумбочке умывальника, мы провели стандартно для любого 2-го сентября. А значит, продолжили отмечать 1-е. Мы просто должны были пойти в клуб, и потусить с ГуГами, и ещё всякими нужными людьми. Банально, но мне нравились эти сходки. Тем более, что в этот раз, я шёл со своим бра… со своим ПАРНЕМ, для меня это было наивысшим счастьем и исполнением заветной мечты.
Но то, что вечер обернётся глобальной катастрофой, стало понятно сразу. Том целый день смотрел на меня влюблёнными глазами, что-то шептал о любви, ласкал меня своими нежными, пухлыми губами каждую минуту, гладил руками моё тело, и порядком меня этим достал. Конец моему терпению настал, когда он стал мне говорить что-то, пока я красился. Я резко отпихнул его, потому что понимать сейчас глубокий смысл его изречений было сложно – он слишком тихо говорил, а если не слушать, а воспринимать ушами только тембр голоса, при этом чувствуя его изящные пальцы на талии – было выше моих сил. Я бы просто послал к чёрту вечеринку и утра*ал его до беспамятства. Я уже не говорю о том, что из моей головы всё никак не хотело улетучиваться его лицо в момент, когда он кончает. Испарина на лбу, над верхней губой, приоткрытый рот и полуприкрытые глаза, разметавшиеся по подушке дреды и стоны-полувскрики, таким тембром, которого я раньше от него не слышал никогда.
Когда я пихнул его локтём, он обиженно что-то пробормотал, и ушёл. Но потом, когда мы уже заходили в клуб, он казался нормальным, даже в машине не особо дулся. Но переступив порог клуба, он переменился мгновенно. Всё, что он сказал мне: «Билли, ты пойди, найди себе компанию, а мы с Аннет пока поболтаем». Я просто стоял и смотрел на то, как Том, МОЙ Том, удаляется в сторону танцпола с этой Аннет. Он произнёс это таким голосом, будто бы между нами никогда ничего не было. Будто не было ни вчерашней ночи, ни целого дня признаний. Что же тебе надо, Том?- подумал я. И это было последней мыслью того вечера. Т.к. я моментально опрокинул в себя два стакана виски, подсунув бармену пару купюр, чтобы не пел песен о совершеннолетии. Следующим шагом стал танец на барной стойке, на что Том безразлично посмотрел и ушёл в чилл-аут с Аннет и её сестрой. В это же время самыми бурными аплодисментами взрывались двое блондинов. Я даже не помню, как их зовут. Они пожирали меня глазами, а алкоголь уже так ударял в голову, что я скинул футболку, оставшись в одних джинсах и с кучей цепей на шёё. Бармен еле уговорил меня спуститься, и эти два блондина… короче, я даже не помню, как мы оказались в комнатке с приглушённым красным светом. Я вернулся к осознанным действиям лишь тогда, когда вдруг, с громким стоном кончая в рот одному из них и подскакивая одновременно на члене другого, увидел полуразмытый силуэт Тома в дверях ...
- Не присоединишься? – я еле ворочал языком, но помню до сих пор свой голос, мне до сих пор стыдно, так по-бля*ски он звучал. А Том только молча закрыл лицо ладонями и выскочил… Но почему? Ведь он тоже удалился куда-то с двумя тёлками. Ответа на этот вопрос я так и не нашёл. Для меня тоже что-то рухнуло тогда. Я просто понял, что эти отношения не разовьются, а так и останутся незаконной связью двух близнецов, которые буду всегда ненавидеть друг друга только из-за того, что больше никого, никогда не полюбят.
Назад в отель мы ехали молча. Распрощавшись и расцеловавшись, напоследок с блондинами я залил в себя ещё бокальчик Мартини, и Том с пыхтящим Дэйвом еле дотащили меня до лимузина. Ночью меня рвало, а Том терпеливо убирал за мной всё, так как сидеть на полу в туалете я категорически отказывался, а значит, Том бегал с тазиком от ванной к спальне, постоянно подносил воду, давал какие-то таблетки. Он не брезговал ни капли, ведь первый раз я выдал всё прямо на него – мы спали, и спросонья я вообще не мог понять, что мне тошнит, привстал и… бедный Том, он только начал засыпать. Так мы и просидели всю ночь, вернее, сидел я, а Том всё бегал, то с мокрым полотенцем, то с тазиком. Наутро мы должны были уезжать. Я был никакой, Том собирал всё за меня и за себя. Пришёл Густ и сообщил, что Дэйв в ярости – какие-то девочки сфотали меня, пока я развлекался с парнями в клубе. Ему пришлось хорошо заплатить им, а мне он попросил передать: «что если Билл хочет быть не певцом, а порнозвездой, то он всегда будет рад договориться об этом». Эта ирония ещё больше добавила дурноты в ощущение собственного свинства. Но все эти нравоучения были окрашены цветом ревности и любви одновременно. Потому что в то утро Том, абсолютно не выспавшийся, всё бегал вокруг меня, то и дело, целуя в лоб, в макушку, в ладошки. В его взгляде читалась забота, боль и любовь. И всё это никак не вязалось со вчерашним вечером, клубом, Аннет, с сестрой Аннет и теми парнями, имени которых я не знаю.
POV Tom:
Сегодня нам уже улетать в Нью-Йорк, Билл очень радостный. Впрочем, как и я. Мне почему-то кажется, что всё хорошо, депрессия отпустила и можно вздохнуть. Надо подумать, что дальше? И о Стефани… на удивление я ни разу ещё не вспомнил о ней, с тех пор как мы прилетели сюда. Интересно, в Нью-Йорке ли она вообще? Меня это всё не удивляет, т.к. я абсолютно не люблю её. Зато любит она, мне этого достаточно. Дэвид обещал помочь и всё уладить - Билла уговорить, и капитал поделить. У нас договор заключен, что если кто-то из нас решает отделяться, то забрать свою половину можно только с добровольного согласия второго. Я, конечно, не ожидал, что когда-то до этого дойдёт. Но я больше не могу терпеть этих мук. Её отец - довольно влиятельный человек, это достойная пассия по расчёту. Может быть, когда появятся дети, всё наладится? Я бы хотел иметь сына. Кареглазого, высокого, как… Боже, перестану ли я когда-нибудь думать о НЁМ?!
- Томми, как ты считаешь, мне брать с собой этот медальон?
- Конечно, – да, безусловно, антикварный кулон кого-то из вельмож Людовика XIV, подаренный ему этим придурком Йоопом. Надо же было набраться наглости и назваться отлученным близнецом Билла… При живом-то мне! А что Билл? Опять поулыбался и всё. Я бы, на его месте, сразу дал понять, что один единственный брат-близнец у него уже есть. Но Билл так не будет. Он виляет задом перед каждым, кто может принести выгоду.
- Томми, я так хотел в Мадриииид… - прохныкал он мне прямо в ухо.
- Ты - маленький, невыносимый, кусочек меня, я… аааха, – он языком обвёл ушную раковину и начертил линию по скуле к подбородку. Меня снова начинает бить мелкая дрожь, всё, что я хочу, это снова лечь под него и как неконтролируемая малолетка просить его не останавливаться, когда он резко раздвинет мои ноги, вжимая меня в кровать… всё Том, мысли полетели. Ты, кажется, собирался жениться на ком-то там?...
- На ЭМУ, там так здорово… ты помнишь, наш первый раз? – Билл задумчиво отвлёкся от моей шеи – а я только начал получать удовольствие...
- Насколько я помню, это был чёрный диван.
- Идиот! – он отпрянул от меня и теперь смотрит глазами полными слёз, о нет… что ещё?
Я так и остался сидеть, ничего не понимая. О чём он? Сам спросил про первый раз и тут на тебе, истерика у Дивы.
- Придурок! – услышал я из другой комнаты, - он же был и последний!!!
Ничего не понимаю, о чём он? По-моему мы после первого раза тра*ались ещё, и не раз. Мысленно хихикнул. И тут до меня доходит….. MTV 2007!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Срываюсь и бегу за ним, он закрылся в комнате.
- Билл, Билли открой! Я придурок, прости меня, я понял!
- Слава Богу.
- Так ты откроешь?
- Если будешь хорошим мальчиком и съездишь со мной в Картье.
- А это ещё зачем? Нам же выезжать в аэропорт через 4 часа.
Дверь открылась, а мой вкусный мальчик был, мягко говоря, не одет. При этом он держал тарелку с шоколадным пирожным, от которого сразу же взял серебряной вилкой кусочек и поднёс к моим губам. Весь его вид выражал такую невинность, что я даже почувствовал себя грязным извращенцем – разве можно хотеть этого милого ребёнка, пусть и совсем голого, но так сладко уплетающего пирожное? Я послушно съел предложенное и воззрился на него, взглядом спрашивая о дальнейших планах, при этом, унять шухер в джинсах было просто выше меня.
- Если ты готов, то пошли.
- …………..
- И перестань пялиться, как будто никогда не видел.
***
Через несколько часов походов, которые к Картье имели самое последнее отношение, и окончившихся тем, что бутики Беверли-Хиллз выполнили план на месяц вперёд, мы уже носимся по квартире и собираем бесконечные чемоданы. Я ведь тоже, не рыжий, у меня куча шмотья. Наш сосредоточенный процесс был прерван злобным криком телефонной трубки, звучавшей родным голосом Йоста. Дэйв чертыхался и орал, ибо прекрасно узнал, что Билл не выполнил главного условия – не пошёл с агентом Юниверсал, которого приставил Дэйв, на вечеринку у некоего голливудского папочки Ника Сарандона. Этот Ник был очень большой шишкой, который мог записать тебя на любой студии мира, предложив при этом, самые выгодные условия. Он не обирал своих подопечных и не шантажировал, но была одна трудность – ему понравиться очень сложно. Билл же должен был пойти на его закрытую пати вместе с ассистентом Дэйва и применить все свои чары. Однако в Хэллоуин мы были до того заняты собой, что просто не вспомнили даже о самом Хэллоуине. Нам напомнило об этом лишь появление соседей в масках в нашей гостиной – мы в тот день, после прогулки, ввалились в квартиру и даже не закрылись. Билл отымел меня на комоде в гостиной, сбросив на пол дорогущую японскую вазу, а соседи, пришедшие нас пугать, впали в ступор надолго. Они до того очумели, что даже на их масках читался полный шок. А что? Парень, до боли похожий на девку, с пошлыми стонами вколачивается в своего куда более мужественного брата, который развалился на комоде. И то обстоятельство, из-за которого Билл пропустил пати, льстило мне предельно – стоит мне взять его член в рот, он забывает даже о карьере, которая никогда не была на последнем месте.
Кое-как успокоив орущую трубку, Билл вздохнул и сказал: «Пора». Я чмокнул его в щёку, на что водитель лимузина, приехавший за нами, покосился и громко закашлялся.
***
Самолёт. Звук работающих двигателей. Сухой воздух. За иллюминаторами уменьшающиеся огни Города Ангелов и густая темнота высоты. Билл задремал, а я сижу и любуюсь его лицом, абсолютно не представляя, как смогу сказать ему, что надумал завести семью. Какая, к чёрту, семья? Моя семья – это он. Но я должен сделать последний рывок и оторваться, наконец. Я не могу быть его слугой всю жизнь. Я не могу больше терпеть этих взглядов, кричащих о том, что мы – два пи*ора. Хотя так оно и есть. Но нет сил, стимула терпеть это. Потому что я не получил ответа на главный вопрос – Билл, ты любишь меня? Каждый раз я слышал всё, от звука поцелуя, до лёгкого смешка в ответ на это, но только не долгожданное «люблю». В конце концов, перестал ждать, а потом и спрашивать. Поэтому лучшим способом будет просто отделиться. Просто вырваться из этого рабства, в котором, помимо меня, ещё куча рабов. Не умрёт.
POV Tom:
Я уже три часа сижу и слушаю тираду Билла. Она началась, как только мы вошли в специально арендованный для нас пентхаус, и за Йостом, пообещавшим вернуться завтра по полудни, закрылась дверь. Йост, как и обещал, завёл со мной разговор о Стэфани и о том, что она просила меня перезвонить. Это было сделано невзначай, пока мы ехали в такси, и Билл уже был совершенно сонный. Однако при первом же моём слове на эту тему, его сон как рукой сняло и теперь эта самая рука никак не вернёт его обратно. Уже были и слёзы, и угрозы, и попытки сделать мне минет (даже!), и проклятия, и мольбы. Я уже успел зайти в душ, помыться, выйти из него, выпить какао и лечь в постель. А Билл Каулитц всё вещал, убивался, упрашивал. Единственное, что звучало неубедительно, так это… всё, что он мне говорил. И главное, КАК он это всё говорил. Я не мог понять, в чём настоящая причина. Ко мне в голову вот уже четвёртый час ничего не шло, но вдруг залезла одна предательская мысль, бойко пробравшись сквозь дебри моих сомнений и предположений. А не рад ли он вообще, что всё так сложилось?
***
Манхэттенский рассвет я встречал один, сидя на полу. Витражи в этой квартире от пола и до потолка. Я прокурил всю ночь с тех пор, как Билл уснул на полуслове, сидя в кресле, выронив бокал с мартини. Только мягкое ковровое покрытие не дало хрупкому стеклу разбиться на мелкие кусочки. Я посмотрел на этот знак и понял: не будет ничего. Но так как я уже всё решил и даже выдержал все эти подозрительно холодные истерики Билла, я просто посмотрел на него, расслабленно спящего в кресле. Его короткие волосы закрывали лоб, сон был тревожным, пересохшие, покусанные, приоткрытые губы. Боже, что я делаю?! Но нельзя поворачивать назад.
12:36 дня. Я сижу на кухне, попиваю уже третью чашку кофе и смотрю новости в интернете. Из гостиной послышались возня и раздражённое: «Scheisse!»
Билл появляется уже свежий, после душа, скромно зачесав волосы назад, без макияжа и вообще какого-либо выражения на лице. Он бледен, под глазами синяки, и по тому, как он держит увесистую чашку с кофе, становится понятно, что его руки дрожат. Так ни разу и не подняв на меня глаз, не проронив ни слова, он покидает кухню. Через минут 15 слышу звук закрывающейся двери. Билл ушёл. Ушёл?! А к Дэйву кто поедет? Опять мне выгораживать его, оправдывая нервной ночью и ссорой. Хотя есть надежда, что Йост войдёт в положение. Вчера, например, оставив меня «во рве со львами», он незаметно пожал мне руку с ободряющим: «удачи, малыш».
14:35. Сидим с Дэйвом в его просторной квартире, которую он специально, наверное, снял на другом конце Нью-Йорка. Чтобы нам было не так легко бегать к нему и жаловаться. Поскольку Билл исчез в неизвестном нам направлении, за не имением модели, фотосессию отложили. Йост открыл мне дверь, и мы прошли в холл, затем на террасу, где стоял большой светло-серый диван, гармонирующий с остальной отделкой помещения и квартирой в целом. Всё в серебристо-жемчужных тонах минимализма, но с формами модерна – оригинально. Дейв плюхнулся на диван, приглашая меня присоединиться, что я и сделал. Через несколько минут подошла горничная и осведомилась, чего нам принести. Наш продер закрыл ноутбук и уставился на меня вопросительно-понимающе. Что-что, а это его качество я ценю больше всего – он умеет спрашивать, не открывая рта, и смотреть не спрашивая.
- Том, ты точно решил?
- Никаких сомнений.
- Тогда я могу обращаться к адвокатам? Это же долгая процедура – сначала запрос в Гамбург, потом они должны будут сами туда съездить, потом…
- Я всё знаю и на всё согласен, – прервал я его.
- В таком случа,е я должен встретиться с Биллом, чтобы объяснить ему всё это. Но дело в том, что об этом обязательно узнает общественность. Ты готов к этому? – Дейв прищурился, я набрал в лёгкие воздуха, чтобы выдать пылкий ответ:
- Я….
Пронзительно запищал домофон. Кто ещё, и почему так не вовремя? Пожилая горничная-мексиканка подошла к динамику и включила громкую связь.
- Дейв! Я знаю, что ты дома! Открой мне, мать твою!
Дейв закатил глаза, а я уронил голову на руки. Этот голос я узнаю из тысячи. Буквально через минуту перед нами нарисовался Билл собственной персоной. Его лицо было белым как мел. Он влетел на веранду, грубо оттолкнув горничную у двери, которая громко запричитала что-то по-испански.
- Ага, вас тут двое? Ну ладно, это даже лучше. Не нужно будет ничего повторять! – произнёс он глухим голосом. Мой брат был в ярости - ноздри раздувались, на щеках вдруг заиграл нездоровый румянец, волосы были растрёпаны, глаза гневно сверкали. – Дорогой Йост, надеюсь, ты помнишь, о чём я тебе рассказывал?
- Ну, разумеется, - Дейв произнёс это как-то неуверенно и заёрзал на диване. Его лицо было сосредоточено и серьёзно.
- Тогда, может быть, ты огласишь Тому условие, при котором я соглашусь подписать контракт о разделе капитала и вложений?
- Несомненно. Мальчики, давайте пройдём в кабинет.
Стоп. Какое ещё условие? У Билла ещё и условия?! Ну-ну, посмотрим. Мы все вместе вывалились с террасы и прошли в кабинет, где Дэйв сразу занял место за письменным столом, и, жестом пригласив нас сесть в удобные креслица напротив, стал что-то сосредоточенно искать в папках, в ящиках стола, на полках. Билл, тем временем, сидел с лицом цвета побелки и так ни разу и не посмотрел на меня. Его дыхание тяжёлое и шумное. Но и моё не лучше. С момента, когда он влетел к нам, моё сердце забилось как бешеное, пульсируя, при этом, где-то в голове. Последняя, кстати, болит ещё с утра. Ведь снова перелёт, потом ночь бессонницы и выяснений, а теперь ещё и это…
- Итак, есть что-то, чего я не знаю, Дейв, но знаешь ты? Ты не просветишь меня? – стараюсь говорить как можно спокойнее, но пульс стучит в ушах, и голова начинает кружиться.
- Ты уверен, что хочешь всего этого, милый? – Билл протягивает каждое слово, наслаждается, смотрит в упор, вскинув бровь.
Я даже не нахожу, что ответить, он встаёт, и, бросив: «Желаю приятно провести время! Кстати, прошу учесть, что тираж будет оплачен из общей, пока что, суммы. Дейв, я заеду к тебе позже, после издательства», выпархивает из комнаты, оставляя нас с Йостом наедине. Какой тираж? Какое, к чёрту, издательство? Что за условие? Дейв. Получается, он давно знает что-то, чего не знаю я, и что Билл ему говорил. Всё это вместе накатывает на меня с очередной волной головной боли, крепко сжимаю виски пальцами. Йост первым нарушает воцарившуюся тишину:
- Том, я знаю, что сейчас время тебе задать мне вопросы, на которые я должен буду ответить. Поэтому я начну говорить, а ты постарайся воспринять всё правильно и, поверь, тебе не о чем беспокоиться. Я уже обо всём везде договорился и уладил заранее, можно сказать. И…
- Просто говори, - измучено выдавил я, так и не открывая глаз, откинувшись на спинку кресла.
Дейв открывает мини бар и достаёт оттуда пузырь Хенесси. Каждое его движение кажется тяжёлым и настораживающим, по лицу ясно, что он должен сейчас высказать какую-то претензию. Прямо как адвокат при разводе в мексиканском сериале, пи*дец вообще.
- Видишь ли, твой бр… Билл, - Йост сделал ударение на имени, упустив слово «брат», - предвидел такую расстановку. Ещё после тура этой весной, он пришёл ко мне с просьбой посоветовать ему хорошее издательство. Мне было странно такое слышать, согласись, Билл и полиграфия не особо ассоциируются.
- Да, - так ничего и не понимая, киваю.
- Я попросил его объяснить мне, зачем ему это. Ведь издательство, с каким бы проектом он ни пришёл, будет стремиться разузнать о звезде всё, вытянуть денег, а потом и шантажировать ещё. Том, я действительно всё уладил и, при надобности, улажу впоследствии…
- Да говори уже! – я почти закричал.
- Билл пишет книгу.
- И?
- Она о вас.
-..?
- То есть о характере ваших с ним отношений.
- Пусть пишет на здоровье, если ему есть, что написать. Надо же, Кау-младший в писатели подался!
- Ты. Не. Понимаешь, - глухим голосом говорит Йост, сжимая в пальцах стакан с золотистой жидкостью, - Там. Пишется. О вас, – расстанавливая слова, говорит он.
- Что именно? – у меня от голоса и взгляда Дейва всё холодеет внутри, и я чувствую, как по спине, под майкой, прочерчивают дорожки капельки холодного пота.
- Ему нужен был издатель, который бы смог быстро раскрутить эту…хмм, книгу. И я дал ему своего человека. Это Елке, ты его знаешь, он ещё занимался нашей рекламой на заре. Теперь он начальник редакторского отдела одного из крупнейших немецких издательств. Я заплатил ему хорошо, чтобы он хорошо играл роль. А в случае… ну вот в таком, как сейчас, выполнил все условия тво… Билла, не делая при этом ровно ничего. Поэтому я даже не могу объяснить это, как условие твоего близнеца. Это скорее то, что он пригрозил сделать в случае, если ты надумаешь от него уходить. И ему удалось бы это сделать, если бы мы с Елке не разыграли чрезвычайную занятость. Книга должна будет издаваться на английском и немецком. Но она никогда не выйдет, я гарантирую. Том…
- О чём книга?
- Том, я же сказал, о вас. – Йост смотрит на меня виноватым взглядом, в котором одновременно чувствуется и сочувствие, и понимание и непонимание, - Там описаны некоторые вещи, которые не должны быть опубликованы. Том, ты должен знать, я не допущу этого. Но ты также должен знать, что Билл серьёзно вознамерился сделать это и…
- О чём книга?
- И он не отступится, пока ты не передумаешь, - Дейв будто бы не слышит моего повторяющегося вопроса, - Он звонил мне сегодня рано утром и сказал, что пора сообщить тебе об этом. Том, прости, я даже не знаю, что сказать на это. Я не понимаю, что у вас происходит. Главное, не волнуйся только. У меня конкретный план. Мы всё подгадаем по времени, Билл будет счастлив ожиданием выхода книги на прилавки, а мы тем временем, заставим его подписать все банковские бумажки. Так что, всё хорошо.
- Так о чём эта книга, Дейв, ты её читал?
- Признаться нет, Том. Я начал, но я не смог бы никогда. Я не понимаю, зачем он это сделал, - Йост заметно погрустнел.
- Я же говорю, просто для того, чтобы попортить мне, нам всем, нервы и сделать себе очередной скандальный пиар, - усмехаюсь.
- Нет, я не могу понять, зачем он сделал такое… с тобой?
- Дай мне текст.
- Том, я думаю, не стоит.
- Дай мне текст, говорю тебе, я должен знать, что там.
- Я не считаю, что это хорошая идея, - прячет глаза.
- Дай мне сюда этот чёртов текст! И только попробуй сказать, что его у тебя нет!!! – я взметнулся вверх, подлетая к столу продера и нависая над ним, опершись руками на стол.
Скорее всего, мой вид произвёл впечатление на, уже привыкшего к нам, Йоста. Он медленно, не разрывая со мной зрительного контакта, тянется рукой к выдвижному ящику стола, не глядя, достаёт и опасливо протягивает мне папку. Голову резко сдавило новой волной боли.
- Я оставлю тебя ненадолго. Думаю, тебе захочется побыть наедине с собой, - его последние слова звучали как-то неоднозначно.
- Да я сам уйду. На террасу, например.
- Как пожелаешь.
* включаем The Rasmus – “Livin in the world without you”*
На ватных ногах дохожу до террасы и проваливаюсь в мягкий диван. Боюсь открывать папку, но всё же… С первых же строк я понимаю, что никогда не знал своего брата:
«Глава 1, Это началось ещё когда нам было лет по шестнадцать. По-моему? Да, так оно и есть, это было на шестнадцатый день рождения …, …Он резко разворачивается ко мне и впивается в мой рот своими нежными губами, которые становятся в момент таким властными, такими…, кроме того, что мой любимый, желанный Том, лежит сейчас передо мной с раздвинутыми ногами и беспомощно стонет моё имя...» - глаза застилает красной пеленой, мне трудно дышать. С каждым предложением я не вижу ничего, кроме сумасшествия. Для него это просто секс, ничего интимного, ничего родного, ничего особенного. Он готов выложить это на прилавки…О нет, а это… Боже, за что?! Мои глаза ошалело бегают по строчкам, я уже не понимаю, кто я, где нахожусь, зачем вообще живу? Между строк, между глав… Боже, помоги мне. Я вырвусь.
«Глава 2, ……Том, я… я порвал тебя там…» - зачем он пишет это? Зачем?! - «…Любимую поясничку, бёдра, голени. Смыв водой пену, начинаю облизывать его. Том как-то непонятно стонет…» - Билл, зачем ты так со мной?! Ты всё это время просто использовал меня , просто игрался моей душой и использовал тело. Теперь ты, облекши это в романтичную форму неземной любви брата к брату собираешься отдать всё самое сокровенное чужим, грязным умам? Билл… слёзы градом катятся из глаз, скатываясь по листам бумаги. Утирая слёзы продолжаю: «…Мой Том извивается, стонет, просит не останавливаться…,» - Билл! Навзрыд плачу, я уже не могу себя контролировать. Мне больнее, чем когда-либо раньше. Мне больнее не от того, что он открыл мою правду несокрушимого мачо, не то, что представил меня всем своей шл*хой, а то, что он отдал на растерзание всё самое сокровенное, самое личной, он отдал мою любовь… Я вырвусь, ты никогда больше меня не увидишь.
«Глава 3,… Вам, конечно же, представляется либо море цветов в моей кровати, либо вечерок в уютной кафешке со свечами, либо же просто беспрерывный секс двух шестнадцатилетних… , … Не присоединишься? – я еле ворочал языком, но помню до сих пор свой голос, мне до сих пор стыдно, так по-бля*ски он звучал. А Том только молча закрыл лицо ладонями и выскочил….» - я помню этот ужасный вечер. О Боже, Билл, зачем это всё?! Зажимаю рот ладонью, чтобы не взвыть во весь голос. Я ведь люблю его, такого грязного, развратного, капризного, МОЕГО. Дальше начало каждой главы, несколько строк, и снова рыдания, снова тупая боль в сердце:
«Глава 4, … он стал на колени прямо в этом коридоре, прямо рядом с гримёркой, сюда может пробраться любой фотограф! Мне хочется завизжать от удовольствия. Мой Том… запускаю пальцы в дреды и задаю темп движениям его влажного рта…, …. Кончаю ему в рот с каким-то нечеловеческим стоном, он так и стоит передо мной на коленях, облизывая мой член смотрит на меня по-собачьи. Это, похоже на картинку из ада, скорее всего. Ведь в в тот период у меня причёска – взрыв на макаронной фабрике, я похож на приведение…
Глава 5, …он попросил меня остаться, но я не собираюсь. У меня на сегодня запланирован Анди…., …Нет, мой милый братишка, теперь и у меня полно любовников, не одному тебе же с тёлками таскаться…., ….мне так нравится, когда Анди стонет подо мной, я ведь знаю, что за стенкой Том, сходит с ума…» - Билл, Билл….только и могу сказать, читая эти строки.
«Глава 6, …стрижка «ирокез» новый образ, новый мальчик, я уже при Томе сажаю себе на колени своего кукольного любовника, совсем не такой, как Том. Изящный, хрупкий.» – За что?! Глотая слёзы.
«Глава 7, …. мы так и не договоримся. Ну что ты смотришь на меня так, Том? Неужели ты и дальше собираешься всем вокруг доказывать, что ты у нас великий натурал и никогда не тра*ался с собственным братом?...Том только часто и тяжело дышит и пытается открыть рот, ему неприятно слышать о себе правду. А именно то, что его давно перестали заводить самые великолепные девушки, ему нужен для этого его дистрофичный я» - и это ведь правда…
«Глава 8, … а особенно теперь, после инцендента с виагрой. Он же хотел сделать это назло мне, доказать, какой он жеребец! Ха ха, придурок, доказал, ну как же. С его-то давлением ещё и такие таблеточки принимать, а потом пытаться марафонить…, ….скажу вам по секрету, у моего брата ни на кого, кроме меня, добровольно не встёт уже давно. Для этого нужны мои пальцы, язык или член в его растраханной дырочке. Но когда я сказал ему об этом, он закатил скандал. Скандал, чтобы потом опять прийти ко мне и раздвинуть ноги. Том, мой козлик упрямый, моя любимая шлюшка…
Глава 9, …после переезда. Конечно, сейчас многое изменится, но не изменится главное – он так и будет со мной. Всегда. Сегодня. Например, пока мы летели в самолёте, он попытался отвертеться, сославшись на головную боль. Но я утащил его в туалет… О боже, я брал его так грубо на тумбочке раковины, он впивался ногтями в мои плечи, кусал мои губы, смотрел на меня сумасшедшим взглядом и шептал моё имя: «Целуй, Билл, целуй, хочу...». И так будет всегда. Прошло 5 лет, а каждый раз, как первый. Страстно, безудержно….Так будет ВСЕГДА.»
Нет! Мне всё равно, кто будет это читать, мне на всё плевать. Пусть печатают! Я вырвусь и смогу без него жить, я вырву его из сердца, с кровью, я переживу эту ломку. У меня будут дети. Я научусь жить без него. Слёзы так и льются нескончаемыми потоками, смывая с меня остатки поруганной любви. Смывая его прикосновения, которых больше никогда не будет, не будет больше «нас»…
- Том! Кажется у нас проблемы… - на веранду влетел мертвенно-бледный Йост, - Билл оказался умнее нас…
***
Я смотрю на Йоста, а он на меня. Воцарилась пауза. До меня по-тихоньку начинает доходить, что он ведь, тоже, читал это. Значит, он всё знал, он знал обо мне. Какое-то непонятное чувство разливается внутри. Мне кажется, что это кровоточит моя душа, голова становится ватной, звуки улицы далёкие и приглушённые. Я не хочу знать, что это я, что меня зовут Том Каулитц, что я близнец своего брата, что я люблю его и только его. Боже мой, я ведь по уши в дер*ме. Мне всё равно, что это «произведение искусства» никто не увидит. Хватит того, что это увидел Дейв и парень из издательства, которому он поручил Билла. А самое главное – того, что Билл это написал, сумел показать другим и ещё тиражировать хочет. Строчки отрывками всё ещё мелькают перед глазами. Я никто сейчас… Из оцепенения меня вывел голос Дейва:
- Его только что видели в “Ace Books”, Том?
- А? Да, и что это означает?
- Том! Одним из совладельцев этого издательства является Джереми Уокен!
- Т.е. это его частью владеет отец Стефани? - это звучит не столько, как вопрос, но как утверждение. Дейв только кивнул и снова стал набирать кого-то по телефону. Он говорил с разными людьми в течении минут пятнадцати. Потом сел напротив меня, скрестив пальцы, и спросил: «Ты понимаешь, ЧТО будет, если…?»
- Нет.
- И не догадываешься.
- И знать не хочу.
Слёзы начинают заново течь по щекам, окончательно пугая Дейва. Он зовёт горничную, которая снова громко запричитала что-то и даёт мне убойную дозу успокоительного. Гладит меня по голове и говорит по-английски. Плохо, но понятно. Что-то о том, что меня обидел этот чёрный Дьявол, который был тут около часу назад. Когда она ушла, Йост продолжил:
- Он каким-то образом вышел на агента «Асе Books», я не знаю как, потому что это не так просто, а главное, что об этом никто не знает. Он кому-то заплатил. Том, ты должен знать, я всегда держу целую армию народа, которые следят за всем, что происходит в вашей жизни. Иначе нельзя, надеюсь теперь ты это понимаешь. Но нам сейчас нужно подумать о том, что с ним делать. Этим ребятам я сейчас позвоню и договорюсь… за вознаграждение, разумеется. Но мы же не можем заплатить все издательствам земного шара. Том, ты вообще меня слушаешь?
- Да.
- И что ты намерен делать… ну, с Биллом?
- Ничего.
- Каулитц, ты только представь, что об этом не только заговорит весь земной шар, но и ты со своей Стэфани вместе уже не будешь. Её отец не имеет прямого отношения к напечатанию книг, но такая книга, выпущенная его издательством, раскрывающая тайну странного поведения его будущего зятя… Том, да кто же это захочет, чтобы его дочь вышла замуж и имела детей с парнем, который является…. – Дейв осёкся, - прости, Том.
- Я всё понимаю. Но мне всё равно. Если Стэф откажется, то я не помру. Я уеду в какой-нибудь дальний уголок земли , там где меня никто не знает. Да куда угодно, изменю имидж, не буду светиться. Мне нужен большой тайм-аут.
- Значит, к группе ты уже не вернёшься?
- Дейв, я оплачу тебе все расходы со своей стороны. Если это будет означать все мои деньги – пожалуйста. Я начну жить с нуля.
Мы встали и Йост по-отечески приобнял меня за плечи.
- Прости, малыш. Я всегда к твоим услугам. И знай, я всегда буду рад что-нибудь сделать для тебя. Я не собираюсь брать твои деньги, ты ничего мне не должен. Мы всё уладим, обещаю. Но считаю, что ты должен сам поговорить со Стэфани. Она должна быть к этому готова. Она же любит тебя…
Я обнял Йоста в ответ и вышел из квартиры, ничего не говоря. Мексиканка перекрестила меня на прощание и пожелала поскорее победить Дьявола. Ха, проницательная.
Я иду по Hadson River Greenway. Дует пронизывающий ветер с затоки. Мне холодно. Мне не хочется жить… Мои мысли крутятся вокруг одного – неужели он не любил меня ни капельки, никогда? Это скрытая ревность из-за любви мамы? Это что? Боже, бедная мама. Я представляю, что будет с ней, когда она узнает об этом новом таланте своего любимого сына.
***
Вхожу в квартиру. На телефоне уже три неотвеченных звонка от Стэфани. Милая, мне не до тебя, как-то. Мне хочется выть, биться головой о стену и, наконец, её разбить. Голову.
Захожу в свою комнату. На моей кровати лежит Билл. У меня внутри всё сжалось, потому как знаю, что стоит ему сейчас протянуть ко мне руки, как он обычно это делает, мою крышу снова сорвёт. По простой причине – я люблю его. Да, я слабый, я не могу удержаться от секса, но его я люблю. Я ни в чём и никогда не могу отказать этому человечку, который просто-напросто является частью меня. Подхожу беззвучно. Наверное, уснул. Дыхание ровное и редкое. А что мне делать? Я уже настроился либо на скандал, либо на то, что его вообще не будет дома целый день. А так… наверное он просто уснул, ожидая моего появления, чтобы выпустить когти. А я вообще не спал сегодня. Поэтому просто падаю на кровать, даже не сняв толстовки. Он не шелохнулся. Я кашлянул – он не реагирует. Я стукнул дверцей прикроватной тумбочки – ноль эмоций. Набрался храбрости и покачал его за плечо: «Билл?» Но голова на подушке безвольно как-то опустилась набок… Билл!!!!!
***
19:48, NewYork–Presbyterian Hospital
Уже три часа сижу возле палаты реанимации. Йост сидит рядом. Мама позвонила и сказала, что прилетит завтра днём. Я просто тихо схожу с ума, я понимаю, что могу больше никогда его не увидеть. Его жизнь была моей жизнью. Я так хочу растрясти его и закричать, что люблю его! Но ему ведь это никогда не нужно было, или нужно? Я уже не знаю. Когда приехала скорая, врачи стали делать ему кардиограмму, и, задрав его майку, слегка оторопели – на груди, карандашом для глаз, было написано: «Я люблю тебя». Больше ничего. Я помню только, как в глазах потемнело. Потом они делали ему промывание желудка, потом снова кардиограмму, ставили капельницу. В госпиталь я добился ехать в карете скорой, с ним. Ни на секунду не оставляя его рук. Целовал его холодные пальцы, пытаясь согреть эти нежные ручки дыханием и горячими слезами, которые никак не хотели высыхать. Но на его лицо смотреть я боялся. Зачем ты сделал это, Билл, зачем? Ты же собирался воевать. Ты собирался устроить мне невыносимую жизнь. И тебе удалось. Ведь пару часов назад Дейв был вынужден выложить очень немалые деньги редактору, который уже взялся за его произведение. До семьи Стэфани пока ничего не дошло, но мне нету никакого дела до этого, как и до собственной жизни. Он захотел отомстить мне. Я не могу понять. А то, что он написал… Билл, мой Билл, он не хотел, чтобы полиция в случае… (слёзы опять покатились из глаз) чтобы расследуя его самоубийство кто-либо обвинил меня. Слова ведь могли быть обращены к кому угодно. А может и не ко мне вовсе… Дурацкая мысль. Я знаю, что ко мне, ведь я чувствую его, пока ещё... Именно это и убивает меня в данной ситуации всё больше.
Из палаты меня, естественно, выгнали. И дали много успокоительного. Подходя к большой стеклянной двери я смотрю на него и понимаю, что в этой палате, в чужом городе, в тысячах километров от дома, теплится моя жизнь. Просто этот фитилёчек ещё кое-как горит, но если он угаснет, то я не смогу существовать дальше. Также, как и он не смог без меня…
Упёршись лбом и ладонями в стекло, я простоял очень долго. Звонил Густав, Георг, Натали пообещала приехать через три дня. И каждый из них говоря кучу разных слов, просто молчал. Именно сейчас я понял, что они всегда всё знали, но просто не подавали виду. Они. Жалели. Меня….
Главврач и дежурный давно сказали, что Билл выкарабкается. Ещё по дороге в госпиталь медработники отвечали уклончиво, хотя мы и ехали всего минут 10, но мне они показались вечностью. Оказалось, он наглотался снотворного. Очень три максимальные дозы. Чудом смог выжить после такого. Просто всё было вовремя. И я не хочу сейчас думать о том, что было бы, если бы я, по совету Дэйва, пригласил бы таки Стэф пообедать. Я пошёл домой, меня туда звал он… А самое страшное, что баночки от снотворного мы так и не нашли. Никто не нашёл. Он сделал это так, чтобы никто сразу не догадался – в квартире было убрано, никаких признаков того, что парень, спящий в спальне, собрался уснуть навсегда…
Теперь я понимаю одно. Я постоянно жалел и жалею себя. Даже сейчас, когда ОН, мой единственный, в таком страшном состоянии, я всего лишь жалею себя – о как же я без него буду? А что переживает он? Что переживал все эти годы? То, что происходит сейчас с группой, все наши перемены. Он всегда был очень восприимчивым и воспринимал всё слишком эмоционально. Я даже представить себе не могу, что он переживает. Хотя… в его строках всё читалось однозначно.
Не успел я выйти из этих мыслей, как почувствовал на плече ладонь подошедшего сзади Дэвида. Рядом с ним стоял невысокий шатен, лет 30-ти, с папкой в руке.
- Я думаю, это должно быть у тебя, - Дэйв берёт папку у парня и отдаёт мне, - нам удалось забрать это у главреда «Асе Books». Прости, это не моё дело, конечно, - он потеребил кончик носа, - Но я считаю, что тебе нужно повнимательнее прочитать. Ты был днём не в том состоянии, и…
- Я понимаю, - делаю жест рукой с тем, что мне не нужно ничего объяснять.
- Держись.
В эту же минуту выходит врач и говорит, что можно зайти внутрь. В голове начинает сильно шуметь, тело не слушается. Пока я входил в открывшуюся передо мной стеклянную дверь, мне показалось, что я пробежал 300 метров с препятствиями. Стойкий запах медикаментов и размеренное пиканье аппарата искусственной вентиляции лёгких и кардиомонитора, разбавляющее глухоту герметичного помещения. Приглушённо-белый свет ламп, чистые светло-серые стены. Я подхожу к нему.
Веки закрытых глаз периодически подрагивают, как будто бы он видит страшный сон. Я люблю тебя, Билл. Дыхание регулярное, но неровное. Я люблю тебя, Билл. Сероватого оттенка щёки, кажущиеся ещё бледнее при этом освещении. Я люблю тебя Билл. И снова слёзы градом катятся из глаз, когда я думал, что их больше не осталось. Мой мальчик, мой сладкий, мой единственный, только не уходи. Приседаю на кресло рядом и прижимаюсь губами к руке, застывшей в безжизненном жесте. Боже мой, сколько игл вогнали в эту тощую ручку, такое впечатление, что вколи они эти иглы поглубже, так проткнули бы насквозь.
Насмотревшись вдоволь на своё чудо, я нашёл в себе силы открыть папку в которой лежала наша история. Пробежав глазами по ранее прочитанным главам, я решил посмотреть на конец. Появилась последняя, 13-ая, глава. В версии у Дэйва её не было… ещё…
Глава 13
Сегодня очень особенный день. В какой-то степени именно благодаря ему, вы держите в руках эти «записки сумасшедшего». Я не буду уточнять и думаю, что вы сами всё поймёте. На самом деле любая история всегда имеет «своих» и «не своих» читателей. И едва ли один оказывается тем, ради кого она появилась на свет. И я знаю, что один такой читатель у меня точно будет… или уже есть. Если же после всего сказанного вам не понятны мои мотивы и побуждения – значит я такой же плохой писатель, как и музыкант, раз за столько времени вы, мои милые фанаты, не удосужились увидеть во мне нечто большее, чем слащавую мордашку и офигительную задницу. Если то, как я облизнул губы или прищурил глаза, намного важнее смысла моих песен или хотя бы даже моего голоса, который вы все так любите (или говорите, что любите), то это лишь мой провал. Это значит, что ничего, кроме мыслей о сексе и деньгах я донести не в состоянии.
Последние несколько дней казались мне очень расслабленными. Я даже передумал издавать данное произведение. Но у кого-то там, наверху, были совсем другие планы.
Сейчас я сижу в Нью-Йоркской квартире, которую для нас с Томом снял наш обожаемый продюсер. Я не спал всю ночь, потом проспал даже своё любимое время суток – 6 утра и рассвет. Манхэттенский рассвет… Но у меня ещё будет время посмотреть на него, если я не перережу себе вены или не выброшусь из окна нашего роскошного пентхауса, после очередной ссоры с человеком, о котором я имел удовольствие рассказывать вам все предыдущие 12 глав. Шучу. На самом деле сейчас, сидя на пушистом белом ковре с ноутбуком и потягивая любимый малиновый чай, я просто пытаюсь передать вам то, чего сам в полной мере никогда не имел.
Поэтому, дорогой единственный читатель, я хочу сказать тебе следующее. Борись, борись до последнего за своё право на счастье. Выгрызай его зубами, пробирайся на вершину самыми непроходимыми путями. Держи «своё» так, как никто другой. Держи его чем угодно, только никогда не отпускай.
Мы с Томом сейчас переживаем очень сложный момент. Я не знаю, будем ли мы теми, кем наши поклонники нас знали. Я не знаю даже увижу ли я его когда-нибудь. Но я хочу, чтобы все знали: Я, Билл Каулитц, люблю до безумия своего брата-близнеца и готов ждать его всю жизнь. Скажете - зачем? Чтобы снова утра*ать его и унизить? Да, возможно и так. Но это МОЙ брат. Это МОЯ жизнь. Это МОЯ любовь. Просто в какой-то момент я отчётливо понял, что могу держать его лишь сексом и разрешением ходить направо и налево. Он такой же молодой и красивый, как и другие молодые и красивые люди. Он имел право на бурную молодость и на мою любовь одновременно. Кроме как безудержным сексом я не смог бы держать его ничем. Ну а на вопрос, зачем же я сам ему изменял, я уже ответил в самом начале. Сначала из мести, а потом просто, чтобы не выть в подушку одинокими ночами, не захлёбываться слезами, когда из соседнего номера доносятся пошлые вскрики нескольких девиц сразу, не терять рассудок только от одного его присутствия. Незакрытым остался только один вопрос: Кому в итоге отомстил я, и мщу сейчас, когда мстил ему? И я снова предсказуем! Себе.
Ну что ж, ваш маленький извращенец сейчас умрёт от спермоинсульта, если не отправится в ванную и не помастурбирует, прижавшись спиной к прозрачной стенке кабинки, стоя под горячим душем. Уж больно смелые фантазии обуревают меня, когда я начинаю вспоминать о Томе, его чувственных губках и похотливом взгляде, которым он ласкает меня действеннее, чем руками. Я обожаю танцевать перед ним полностью обнажённым. Да да, вам не верится, наверное, что незграбный Билл умеет танцевать, ещё и стрип-дэнс. Но, как говорится, инстинкты порой сильнее нас. Первый раз это случилось, как сейчас помню, на Мальдивах, два года назад. У нас был очень красивый номер с кучей элементов интерьера из бамбука. В том числе и псевдо-колонны из довольно толстых бамбучин в гостиной. Всё остальное было выполнено соломой и другими деревянными элементами, а свет можно было включать в любой части комнаты. Насколько я понял, то стены были обыкновенными, но на них сплошняком висели соломенные панно, а лампочки были между стенами и соломой, поэтому вечером мы включали не резкое главное освещение, а вот эти светящиеся стенки. Приглушённый, тёпло-жёлтый свет.
*Включаем Timbalahd ft. Keri Hilson - The way I are*
Мы вернулись с побережья около 9-ти вечера. Сходили в душ, выпили парочку коктейлей. Мне стало прохладно и я одел джинсы, по-моему синие, и тонкую белую футболку. Том попросил натереть его цветочным маслом, на что я согласился весьма охотно, но мне так захотелось его подразнить. Я включил музыку и просто подурачившись, сделал несколько круговых движений вокруг этого стилизованного «шеста» (т.е. бамбуковой колонны)присел, встал, делая характерные движения тазом. Я до сих пор помню лицо Тома, его дико блеснувшие в полутьме глаза, приоткрытые губы, и какой-то прерывающийся стон: «Повтори это ещё раз…Билл» Я хохотнул и стал двигаться наугад, в такт музыке покачивая бёдрами, извиваясь вокруг шеста. Одним лёгким движением я распустил волосы, до того собранные в высокий конский хвост, стал двигаться быстрее, выгибаясь и постанывая. Потом стал забираться руками под футболку, приподнимая её. Каждое моё движение сопровождалось его вздохом, я видел, как пересохли губы и как он пытался облизнуть их не менее сухим языком . Что, мальчик, дыхание перехватило? Подожди. Через несколько секунд верхняя часть одежды полетела в него, я стоял спиной, нахально виляя попой почти в метре от него. Потом, развернувшись к нему лицом, отступил на несколько шагов и прислонившись спиной к шесту стал тереться о него, легонько поглаживая свои грудь и живот. Пробрался пальцами под линию джинсов, и одной рукой расстегнул пряжку… Проворно из них вывернувшись я заставил Тома передёрнуться в какой-то судороге. Он сидел на диване не в силах пошелохнуться, с открытым ртом и опьяневшим взглядом. Я ведь был без белья… Его дыхание заглушало даже звуки музыки. Вскоре я почувствовал, что нужно двигаться не в такт ей, а в такт его вдохам и выдохам. Что я и стал делать, а значит, интенсивность движения учащалась. Я взял несколько капель масла и растёр по своей груди, обведя несколько кругов пальцами вокруг сосков, от чего Том снова передёрнулся всем телом и громко застонал: «Билл… ещё…» Следующей частью тела, которую умастили маслом стали моя попка и член, потому что Том подорвался с дивана и, став передо мной на колени, принялся бережно растирать ароматную субстанцию по моему телу. Мы оба были в меру загорелыми, а этот тёплый свет только усиливал эффект. Я наклонился и стал наносить масло на его плечи, спину, крепкую грудь, то и дело задевая ногтями уже затвердевшие соски Тома. Он выгибался, ровно как и я, в этот момент мы представляли из себя какую-то неразборчивых очертаний фигуру, нечто сплетенное, как две лианы. Потом Том, вдоволь насладившись моими гладкими бёдрами, мягко обхватил мой член во влажное колечко своих губ. В этот момент сотни звёзд засверкали у меня в глазах. Я сдавленно вскрикнул и крепко схватил его за дреды, а он даже не подал виду, только поморщился и взял мой член глубже, сводя меня с ума уверенными движениями языка. Выпустив его изо рта, он принялся поочерёдно засасывать мои яички, сладкие причмокивания сливались в одну мелодию с нашими стонами и вздохами, а я хаотично порхал кончиками пальцев по его бровям, закрытым глазам, лбу, щекам. Когда он снова перехватил ртом мой член, я стал поглаживать его верхнюю губку, так сильно прижимавшую меня. Я пытался сдерживаться, не толкаясь в его рот, я не хотел сделать ему неприятно, но не мог, я сходил с ума от одного взгляда на его сдвинутые брови, сбившееся дыхание и вздымающуюся грудь. Он стонал… Моё сердцебиение уже отстукивало где-то в голове. Нет, мне казалось, что сердце моё сейчас разобьётся об клетку из рёбер. Том проскользил руками на мою грудь, обведя пальцами вокруг сосков. Я накрыл его кисти своими, прижимая их, как в бреду шепча его имя. Пульс гулко стучал прямо в ушах. Он открыл глаза и посмотрел на меня снизу вверх абсолютно отрешённым взглядом. Том… Он медленно, мучая, выпустил изо рта мой член, создавая ниточку из слюны и смазки, подул на головку, мой вскрик стал ответом на все старания. Он начал обводить её языком, иногда только зацепляя кончик губами, а потом, пару раз прикусив, он сильно сжал ладонями мои ягодицы и несколько раз всосал моё достоинство во всю длину, я почувствовал его гортань. Это сорвало крышу и я стал толкаться не сдерживая себя, а он… никак не споротивлялся. Задрожав всем телом, я излился в него, а он, с довольными стонами глотал мою сперму, как будто бы это был по меньшей мере банановый ликёр, а по большей – небесный нектар. Его лицо в этот момент выражало столько наслаждения, он до последней капли выпил всё, высосав из меня, причмокивая и облизывая головку. Открыв заслезившиеся глаза, он посмотрел на меня своими абсолютно чёрными сейчас глазами, и сказал: «Я хочу тебя, в себе, сейчас…» . Я никогда не забуду этой дикой ночи. Он отдавался мне до четырёх утра, в разных позах, с разным настроением, но с одинаковой страстью. Его тело было таким податливым, таким нежным, таким неповторимо прекрасным. Стоило мне отдышаться, как Том снова начинал дразнить меня своим языком, исследуя им все, доступные и не очень, изгибы моего тела. Я доводил его до крика, до такого состояния, когда для того, чтобы умирать от оргазма, не нужно было даже прикасаться к его члену. Я не пропустил мимо ни одной капли его спермы, я слизывал с него и своих пальцев тёрпкую на вкус жидкость и сам терял голову от этого. Мы уснули тогда на полу, абсолютно обессиленные, в четыре часа утра, шепча друг другу самые сладкие слова. Но Бог мой, я не смог стать перед ним на колени и сказать, что люблю его. Я до сих пор не смог сказать ему это открыто. Я хочу, чтобы он знал это. Может, тогда бы всё изменилось, а если нет… то я, наверное, уже давно бы свёл счёты с жизнью. Ведь дело не в том, КАКОЙ у нас секс, а ПОЧЕМУ он такой. Потрясающих любовников у меня было и есть немало. Но где-то глубоко внутри я знаю, что мы любим друг друга, хотя никогда не признаемся в этом. Нам легче будет облечь это в грязную похоть, чем сказать, что безумно любим друг друга. Именно поэтому «наши» дни и ночи – это слияние воедино того, что никогда не должно было разделиться.
Что ж, после этих, внезапно нахлынувших воспоминаний, мне и впрямь придётся пойти в душ и сделать небольшую гимнастику Ну и писать уже, в общем-то, не о чем, вы и так всё узнали. А чем закончится моя роковая любовь…? Посмотрим. Во всяком случае я сдаваться не намерен и пройду этот путь до конца. С высоко поднятой головой и персиковым блеском на губах, который так любит слизывать мой Том.
Целую всех. Надеюсь, мы ещё встретимся.
Искренне Ваш,
Билл Каулитц
POV Tom:
Утро, солнечный свет заполняет палату. Но это и всё, что есть от утреннего настроения. Потому что за герметичностью палаты не слышно ни щебета птиц, ни шума только что проснувшегося города. Не слышно аромата кофе, который обычно заполняет любой офис, фойе любой больницы. Потому что в этом отделении нету обычных больных. Это реанимация. Солнце снова начинает пытку надо мной, как тогда в самолёте…. Боль ударяет в сердце при одном воспоминании. Потому что я теперь хочу вернуть каждый миг и каждый вздох рядом с ним. Я хочу снова увидеть эти искрящиеся глаза, которым в мире нет равных, хочу услышать заливистый смех, хочу смотреть на его изящнейшие кисти, когда он так оживлённо жестикулирует. Но он, бледный и почти безжизненный, прикован к кровати бесконечными датчиками и… иголками. Билл… Снова глаза невольно скользят от кончиков пальцев, по рукам вверх. Сквозь тонкую, бледную кожу вина синяя паутинка венок, нещадно исколотых врачами. Даже за одну ночь медсестра меняла положение иголки три раза для каждой руки. Так ещё же не всегда попадала с первого раза – тут и там видны точки запёкшейся крови. Со всеми этими иглами, с растрёпанными по подушке волосами, своим полупрозрачным телосложением и красотой не накрашенного лица, он сейчас напоминает прекрасную бабочку, приколотую булавкой кусочку дерева.
За ночь сменилось много чего: две медсестры, четыре капельницы, Йост сходил домой и вернулся с новостью о том, что мы были награждены EMA. Потом приходила Стэф, как-то странно себя вела. И мне было абсолютно нечего ей сказать. Хоть она и не была никогда для меня близким человеком, но ведь я собирался на ней жениться. О чём-то это говорило, должно было говорить. Но видимо ничего нас не связывает. Я почему-то, удивляясь про себя, не испытал никакого желания с ней поделиться. Даже просто пожаловаться на жизнь, услышать так необходимые иногда глупые слова утешения. Он попыталась поцеловать меня, но ничего не вышло. В итоге я увидел даже лёгкое раздражение. Но неужели не понятно, что пока мой брат лежит без сознания, я не могу думать ни о чём, кроме него. Даже.. даже если бы он не был моим возлюбленным. Я даже не помню точно момент её ухода. Мне было всёравно. И мне всёравно до сих пор.
Последняя глава не выходжит из моей головы. Что-то не сходится, но пока я не могу сказать что именно. Я слишком невыспавшийся, уставший и мысли плохо собираются в единое целое, чтобы продолжать взаимодействовать. Погрузившись в раздумья я так и не заметил, как оказался на подоконнике. Сижу и сам себе удивляюсь тому, что мне до сих пор не хочется курить. Подхожу и целую его в родинку на плечике. Он такой изящный, что горловина больничной рубашки, сползши в сторону, полностью обнажила острое плечо, цвета молочного мрамора. Нежное, тонкое, хрупкое. Усевшись в кресле рядом, я взял его за руку и положил голову к нему на кровать.
***
- Мистер Каулитц, нам нужно провести кое-какие гигиенические процедуры, - голос медсестры разбудил меня и я сонно вышел наружу. Я даже не знаю, во сколько зашёл, и во сколько вышел. Йоста не было, но ко мне сразу подошла дежурная по этажу и протянула конверт.
« Я отлучился не на долго, нужно выяснить кое-какие обстоятельства. Я расскажу тебе всё, когда вернусь. Деньги внесены на 10 дней, ни о чём не беспокойся. Твой мобильный у меня, позвони мне, если нужно что-то привезти.
P.S. Не отлучайся от Билла, пока меня нет.
Д.Й. »
Быстро вернувшись в палату я не застал уже сестру и уборщицу. Они сделали своё дело быстро и аккуратно. В моей голове возникает один чёткий и очень ясный вопрос – как может быть, что заявив о том, что он собирается бороться до конца, он просто отнёс написанное в редакцию и просто выпил тройную дозу снотворного? Как? Агрессивный Билл с Йостовской террасы никак не вязался с Биллом, обречённо напившимся снотворного из-за не разделённой любви, так и не дождавшись моей реакции на его «книгу». Бред! Это не логично! Меня прервал врач, который зашёл и сказал, что Дэвид уже обо всём договорился, он не будет переводить нас в обыкновенную палату. Он тихо сообщил мне, что приставлена охрана на этаже. Честно говоря, понять что-либо было сложно. Врач был серьёзен и я видел, что он недоговаривает чего-то. К тому же я никогда не был великим знатоком английского, а тут ещё и термины медицинские, недосып, беспокойство за любимого, всё сложилось в букет устойчивого тугодумия, видимо, ярко выразившегося на моём лице, и врач говорил расстановкой, стараясь так, чтобы я понял его.
- Мистер Каулитц, это кома первой степени, и она может продлиться до трёх дней.
-…….
- Будьте спокойны, мы сделаем всё от нас зависящее.
Сейчас, как никогда раньше мне захотелось обнять его, прижать к себе, попросить прощения. За всё. Я понял врача, который тоже что-то уже понял за это время. Мне кажется, что он смотрит на меня и считает меня виноватым в состоянии Билла. Билл, мой Билл…
Подхожу обратно к его кровати. Ровное дыхание, недвижимое тело. Я просто знаю, что если он не выживет, то я отправлюсь за ним. Это не горькое заключение, это не пафосная констатация факта. Это моя реальность. Я смогу продолжать дышать после его последнего вздоха? Я смогу смотреть на окружающий мир, когда его глаза навсегда закроются? Я смогу произнести «Прах к праху» и бросить горсть земли, похоронив самое дорогое в моей жизни? До этого дня я даже ждать не буду. Нас похоронят в один день, в одном месте. На самом деле представлять всё это у меня уже не хватает сил, слёзы начинают жечь в глазах. Я зажмуриваюсь и они чертят эти страшные дорожки по моим щекам, выжигают моё сердце, обдавая жаром правды. Правды, в которую я всё никак не хотел поверить – без моего Билла жизнь мне не нужна. Слёзы и немой крик сдавили горло, и теперь я просто в голос зарыдал, уткнувшись лицом в тонкую шею своего брата.
Целую его лоб, глаза, мои слёзы стекают по его щекам так, что кажется, будто плачет он. У меня, наверное, истерика, целую его руки , шейку, плечи. Я хочу чтобы он просто сказал, что притворился. Просто спит, просто не хочет разговаривать со мной после всего случившегося. Прости меня – обнимаю его худые ноги. Прости меня – стягиваю покрывало и покрываю нежными поцелуями его прохладные стопы. Прости меня – целую каждый изящный пальчик, глажу. Прости меня! Хочу согреть его этим кипятком, льющимся из глаз. Забери меня с собой, забери меня, я хочу видеть всё то, что видишь ты, пусть это пустота, чернота, ад с котлом и чертями. Я люблю тебя, прости меня, простииии… - уже просто вою, потому что сил больше нету. Неизвестность, я даже не знаю, сколько это продлится.
- Том… – тихо позвали, незнакомый голос.
Тонкая стопа под моими губами вздрогнула… Я боюсь поднять глаза, но поднимаю голову, так и не глядя на лицо любимого брата.
- Том… что это? – внутри всё сжимается, я понимаю, что этот металлический голос принадлежит ЕМУ. Взяв волю в кулак, поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с испуганными карими непоседами.
- Билл! Билли, мой мальчик, любовь моя… - быстро помогаю ему снять кислородную маску, - Мой нежный, мой драгоценный, мой самый самый любимый! Билл… - нажимаю на кнопку вызова дежурного.
- Том, что происходит? – не продолжая вопросов он впивается в мои губы слабым, сухим поцелуем, - Кажется я хочу пить, и без этого не смогу поцеловать тебя, - заулыбался он тут же оторвавшись. Я спотыкаясь бегу за водой, сталкиваясь в дверях с доктором, который тут же начинает измерять Биллу давление, смотрит на кардиомонитор, отмечает что-то в листе. Прибежав уже с водой, доктора я не застал, а с Биллом возилась сестра, фиксируя спинку кровати в полусидящем положении, она собрала какие-то вещи и ушла. Осталась только одна капельница. Билл скривился, потирая исколотые запястья. Я протянул ему бутылку. Он отпил, подержав воду во рту пару секунд, и потянул ко мне руки. Я бросился к нему, крпко прижимая к себе.
- Томми, я такой идиот, ты простишь меня? Том, пожалуйста, Томми… - чувствую, как на основании моей шеи что-то запекло, - Том, что произошло, почему я тут? Поверь, я не хотел издавать это, ты простишь?
Слова о том, что я прощаю его попытку самоубийства, так и застряли у меня в горле. И наверное это к лучшему. Он что, действительно ничего не помнит? Или что это за новая игра?
- Билл, я люблю тебя ты же знаешь, теперь всё хорошо, малыш. Может лучше ты мне объяснишь, зачем ты это сделал? Я всё пойму, Билл, если бы ты не выжил…- мой голос сорвался, - Если бы тебя не стало… Я бы ушёл вслед за тобой… - слёзы снова потекли из глаз.
- Том? – Билл отстранился немного, не снимая рук с моих плеч, и глядя на меня в полном недоумении.
- м?
- Том, ты должен мне объяснить, что к чёрту здесь происходит. Это ты или Йост упекли меня сюда, а? Чтобы я замолчал? Чтобы теперь внушить мне, что мне просто стало плохо и вот я лежу в реанимации? Том, ТОМ!!!
Я смотрю на своего брата и явно не врубаюсь.
- А как же надпись..? – как-то по-дурацки совершенно спрашиваю человека, который явно не понимает что вообще с ним произошло, вместе с тем наблюдая, как снова просыпается прежний, «живой» Билл Каулитц.
- Какая ко все чертям надпись?! – слабо но уже раздражённо вскрикивает Билл, всё же не убирая от меня рук.
- Билл, ты не… - и тут до меня доходит. Вот оно то, что до сих пор не давало мне покоя! Йост, надо срочно ему звонить, надо срочно искать, искать того, кто это сделал… Я подскакиваю и вылетаю в коридор оставив брата в полной растерянности.
- Дэйв, мне нужно что-то сказать тебе очень важное. Когда ты будешь?
- И тебе привет, Том (боже, он неисправим и тут сыронизирует), мне тоэе, кстати, есть что тебе сказать.
- Кстати Билл пришёл в себя.
- Вот и ладушки, буду через час.
Вернувшись через минуту я застал Билла в том же положении, только он отчаянно кусал наманикюренный ноготок. Его глаза были широко раскрыты и он просто смотрел перед собой в никуда. Может, он прольёт свет на это всё?
- Билл, любимый, мне нужно тебя спросить.
- О чём угодно, только не о книге, - закатил глаза.
- Да нет же, Билл. Ты помнишь, что было вчера, как ты вернулся домой, что делал там?
- От вас я поехал в издательство, - начал он, нервно кусая губы и опустив глаза, - потом поехал домой, пришёл, и мне просто до боли в висках захотелось спать. Я… мне стало тошнить, но как-то странно, в голове стало глухо, в глазах темно. Я решил, что переутомился… Том, я должен признаться, я искал в твоей тумбочке то, что ты купил ещё в Лос-Анджелесе. Прости Том, я не имел на это права, я понимаю, Стэф, семья, твои мечты. Это было глупо, я захотел выбросить то кольцо, но мне стало жаль, всё таки, синий сапфир… я положил его обратно, Том, прости. А потом мне стало совсем тяжело, я просто лёг на твою подушку, Том…
Я обнял его, а он уткнулся носом мне в шею, судорожно вздыхая и щедро поливая слезами мою чёрную футболку. Глажу его по голове, а он дышит мной, приговаривая: «Мне просто был нужен твой запах, только он успокаивает меня». В моей голове спуталось всё, но тут же стало на места. Хорошо, что я не договорил и не спросил Надпись стёрли ещё в первую процедуру, хорошо, что он этого не знает. С одной сторонй где-то бьются мысли о том, что он конечно же не стал бы из-за меня что-то с собой делать, но это говорило скорее самолюбие, которое сейчас было на самом последнем месте. Ведь он жив, и это главное. Моё сердце заходится в груди, я просто не знаю, что делать.
- Ты совсем ничего не помнишь? – нарушил я пятиминутную тишину, разбавляемую лишь шелестом наших с Биллом всхлипов и вздохов.
- Том, мне стало просто плохо. Я не помню даже, как отключился, просто… я подумал, что если это уже конец, то… я хочу хотя бы слышать твой запах. Я люблю тебя, Том…
Мне кажется, что я теряю дар речи, слуха, зрения. То, что я услышал сейчас, перевернула враз весь мой мир. Мой Билл сказал мне, что любит меня, что ему нужен был я…
- Том, я должен был сказать это раньше, пока не потерял тебя. Но я не сделал этого. Прости, я всегда буду любить только тебя, если тебе не будет противно…Том, - он стал всхлипывать громче, - я согласен, я буду твоей проституткой, я буду подчиняться во всём, Том, буду ждать. Ты же будешь иногда ко мне приезжать? Том….
- Да что ты говоришь, глупый? – прижимаю к себе и целую мочку ушка, - Куда я к тебе буду ездить? – Билл испуганно заглянул мне в глаза, - Я никуда от тебя не уеду, для начала, - улыбаюсь ему сквозь слёзы, целую его заплаканные, раскрасневшиеся глаза, - Билл, то, что ты сейчас сказал - правда?
Он только кивнул и, взглянув на меня своими раскосыми глазами и прошептав «люблю только тебя», впился в мои губы поцелуем, которого я так долго ждал. Целуя его, смешивая вкусы слюны и слёз, я ни на секунду не прекращал попыток понять происходящее. Он мягко перебирал своими тонкими пальцами мои косички, гладил затылок, игрался с моим языком, стонал моё имя мне в губы. Я почувствовал, что нужен ему. Просто так, просто нужен.
- А мы получили награду от EMA, знаешь?
Да? -Билл в секунду отпрянул от меня и захлопал в ладоши. Как тогда, когда был маленьким. Таким он и остался. Он снова бросился мне на шею, в этот раз просто крепко прижимая к себе так, что я отчётливо слышал каждый удар его сердца. Сердца, которого, как мне казалось, я бы никогда не достиг. Моё сердце билось в унисон с его, мы просто сидели так, переодически обмениваясь вздохами и поцелуями.
- Хотя бы шторку задвинули! Я только что спугнул медсестричку! – в палату зашёл Дэйв.
***
- Билл!
- Дэйв!
Они обнялись, в глазах у Дэйва видно беспокойство, у Билла – любопытство.
- Ребята, я рад, что мы все вместе, но я пришёл с неутешительными новостями. О, Билл, - Йост покосился на Билла взглядом «горе ты моё луковое», и вот уже открыл рот, как…
- Мой маленький! – тонкий, родной голос заполнил палату и наши уши. Ах мама, понятно, в кого пошёл наш Билли.
Пронесшись мимо нас с Дэйвом, мама сжала в объятиях Билла, который аж пискнул, так крепко она его обняла.
- Солнышко, зайчик, котик… - эпитеты, которыми она обычно награждала Билла не кончались , поняв, что бесполезно пережидать, она ведь так переволновалась, Йост глазами показал мне на дверь и мы вышли. Пока я вставал, мама резко ко мне повернулась: «Томас, а с тобой нам нужно будет поговорить.» Ну да, мама, конечно же, это я виноват. Как же ты всегда необъективна.
Наконец-то выдалась возможность закурить. Йост, затянувшись, протянул мне несколько листов бумаги:
- Тут записаны все наблюдения моих агентов. Том, это серьёзно, если сейчас же не обратиться в полицию, то может быть ещё одно покушение. А если обратиться, - он выдохнул дым несколькими рваными кольцами, - ты сам понимаешь. А что у тебя?
Я смотрел на написанные даты и время. Пытался сосредоточиться, но толком ничего понять не мог – какая шатенка, на каком Бугатти? Куда приехала…? Что? Тут до меня начинает доходить смысл прочитанного, Дэйв только испытывающее смотрит на меня. В моей голове складывается картина. Деньги, Дэйв, контракт, книга, издательство Уокэна, Стэфани…
- Это ты?!!! – в два голоса выпалили мы с ним.
- Ты что?!!! – снова одновременно, и выкатив глаза друг на друга.
-Том, подожди, я просто хотел спросить…
- Что? Не я ли отравил собственного брата, подослав Стэфани? Да ты вообще думаешь, что говоришь?! – заорал я на Йоста, который зажмурил глаза, выставляя руки в примирительном жесте.
- Том, подожди, уже точно известно, что это было подстроено. Известно, что Стефани сделала это через несколько подставных лиц, понятно, что единственной целью было убрать Билла любой ценой, представив всё это как его попытку самоубийства на почве ревности. Ты не понимаешь, что это ТВОЯ подруга?! Это не девочка с улицы, это не бесконечная цепочка подставных лиц, которыми мог пользоваться бы кто-нибудь из моих конкурентов. Прости Том, но если бы я захотел убрать Билла, - Дэйв передёрнул плечами и встряхнул головой, явно не желая произносить этих слов, - Тогда бы я не стал делать всё как в плохой мыльной опере. В ходе закрытого расследования федералы установили, что была отравлена вода в чайнике-фильтре. Вода в нём, однако, была заменена сразу после того, как мы уехали со скорой помощью. Прислуга была куплена, Том! А это не мог сделать никто, кроме, - Дэйв поморщился, ёжась, будто на ветру, - Кроме очень заинтересованной персоны.
В голове начинает медленно отстукивать пульс, перед глазами плывут белые пятна. Опускаюсь на стул у двери палаты. Эта су*а попыталась убить моего Билла?! Подстроить всё, как самоубийство? Она поглумилась над нашими чувствами, она просто решила всё за меня вот таким «простым» способом? Сильно сжимаю виски ладонями, голову пронзает боль, сердце заходится.
- Но как? – только и смог выдавить я.
- Том, это она дала поручение отравить воду снотворным. Консьерж и его помощник уже задержаны и дают первые показания. Там был ещё один парень, негр, который наблюдал через воздуховод за Биллом, когда тот отключился. Это всё, что знает консьерж. Что было дальше, он не знает. Он только пропустил этого парня. А помощник его всё не колется. Мы узнаем его часть, может быть, вечером. А пока я показал тебе лишь то, что для меня собрали мои люди. Еще одну копию и две видеосъёмки, с камер стоянок, я передал ФБР. Они, пока что, сопоставляют данные и некоторые улики.
- Улики? – я смутно представлял себе, какие могут быть улики, когда в доме ничего не было.
- Например волос. Пока не готовы результаты теста ДНК, мы не можем сказать, кому точно он принадлежит. Крашеный, но может принадлежать и Биллу. Его нашли в спальне, ковровое покрытие белое, на нём много, чего было, а этот волос сильно отличался. Так же взят на экспертизу стакан с отпечатком губ. Остатки снотворного были найдены в самом фильтре чайника. Их сложно было быстро вымыть. А потому, как, в общем, непродуманно оно выглядело, сразу стало ясно, что это не дело рук профессионала.
Я молчу, пытаюсь вникнуть в каждое слова Дэвида. Сложно, больно и страшно. Никто не поможет нам, мы уязвимы. С такой охраной и армией агентов Дэйва, мы оказались совершенно беззащитны. Я чуть не потерял любимого. Билл…Чёрт, за что же это? И так слабый, бледный, худой, ещё и это.
- Я просто хочу спросить, - зазвучал снова Дэйв, - Ты будешь подавать официальное заявление? Или ты всё ещё…
- Да я сам прибью её!
- Кого прибьёшь, сынок? - в дверном проёме появилась мама.
Дэйв, перекинувшись с мамой парой фраз, куда-то испарился, в своём недоумении и с головной болью, я мало чего замечаю сейчас. Больше всего я хочу просто забрать Билла и уехать, уехать из этого города серых небоскрёбов и суеты. Вернуться в ЛА, в Германию, да куда угодно, лишь бы только мой Билл поправился и был в безопасности.
***
Мой разговор с мамой был недолгим. Пока медсестра заменяла постельное бельё в палате, и ставила капельницу, мы присели с мамой на диванчик в коридоре, под раскидистой пальмой. Я как можно мягче объяснил ей ситуацию, чем ввёл её в полнейший ступор. Она просидела в нём минут 20, после чего две огромные слезы скатились по её щекам.
- Том, я же просила тебя хорошо подумать, прежде чем… -всхлип, - Я же предупреждала…- ещё один всхлип.
-Прости меня, мама… - я стоял на коленях перед ней, а она гладила меня по уже мокрым щекам, уткнувшись носом в мою голову.
***
Зайдя в палату мы увидели довольно таки весёлого Билла, который вовсю уплетал фруктовый салат, политый йогуртом. Он сидел на койке, свесив свои худющие ножки, и болтая ими в воздухе. Солнце светило сзади него, и белоснежная больничная рубашка отсвечивала так, что он казался маленьким ангелочком, только с чёрными, страшно растрёпанными волосами.
- Тебе не мешало бы побриться, Томми, - вымолвило это чудо, ткнув вилкой с кусочком папайи, в воздух, в моём направлении. Хихикнул так сладко, а я не удержался и поцеловал его в лохматую макушку.
- Мальчики, я хотела сказать, что мой самолёт назад чрез 3 часа.
- Но мама! Как же? И ты же только приехала?! – Билл погрустнел, даже побледнел и сразу сжался, отставив пиалу на тумбочку.
- У меня выставка, но дела ведёт Гордон. От него тебе персональный привет, Том. Но в виду того, что всё хорошо, - последнее слово мама проговорила неуверенно, - Я считаю, что вам сейчас нужно всё выяснить без меня.
Билл побледнел, а потом снова залился краской, но опустился на подушку.
- Билл, прошу тебя, - мама подошла к нему, и, наклонившись, стала целовать лоб и глаза, - Я считаю, что Том сейчас должен всё объяснить, рассказать, ввести в курс дела. Моё единственное напутствие тебе, прошу тебя, Билл, выслушай.
- Да, мама, - произнёс он трепещущими губами.
- Когда чувствуешь, что поступаешь опрометчиво, лучше не поступай никак. Просто подожди, время решает всё, - она уронила слезу на его лоб.
- Ну мам, не надо, - он вытерся и они оба засмеялись.
- Я провожу тебя.
- Нет, останься с Биллом, ты нужен ему, а он тебе. И ты же знаешь, оставлять его сейчас ни на секунду нельзя. Я люблю вас.
С этими словами она крепко обняла меня и вышла из палаты, специально не оглядываясь. Я знал, что её сердце обливается кровью и что она не может и не хочет уходить. Но это было НАША мама.
- И как ты это объяснишь? – мой бра повернул ко мне лицо, на котором уже не предвещая ничего хорошего сдвинулись чёрные брови.
- Что именно?
- Это всё, - он «нарисовал» в воздухе три больших круга руками, - Ты что делаешь?
- Просто следую совету Дэйва,- сказал я, запирая палату изнутри и опуская жалюзи.
***
Мы просто лежим и целуемся, безудержно, беспрерывно, только иногда позволяя себе сделать несколько рваных вздохов. Билл такой красивый, даже когда бледный, с синяками под глазами, непричёсанный. Но он мой. Закинул на меня, по-хозяйски ногу, и водит кончиком мизинца по моим губам. Улыбается, щекоча мою щёку ресницами. Мы просто говорим, обо всём. Сначала я рассказал ему по пунктам всё, что он хотел узнать, опустив, правда, несколько подробностей, которые, как я считал, могли бы его поставить в неловкое положение. Когда я только рассказал ему всё, что знал сам, он немного поплакал, уткнувшись лицом мне в шею, потом даже попытался поколотить меня кулачками, вызвав во мне только взрыв смеха. Я просто придавил его к матрасу, зацеловав до довольного постанывания, но тут же отпрянул, потому что Билл никогда не отказывает себе во мне, а этого, сейчас, ему категорически нельзя.
- Том, - бусины тёмных, родных глаз прямо напротив моих.
- Да, любовь моя.
- Ты много сказал мне по поводу прочтённого, но я понял, что ты прочитал не всё… Я…
- Не начинай пожалуйста я прочёл достаточно, чтобы понять всё, - смотрю ему в глаза так же серьёзно, как и он.
- Нет, ты не понял и не прочёл до конца, ты явно смотрел только в первых абзацах.
-И мне этого надолго хватило, - закусываю нижнюю губу и отвожу взгляд.
- Томми, если бы ты прочитал каждую главу до конца…
- Этого ещё не хватало! – уже раздражаюсь.
- Да дослушай же! – взвизгнул Билл, оглушая меня своим невыносимым тембром.
- Слушаю, - целую его в ладошку, щекоча её языком.
- ммм… Тооом… - блаженно закрывает глаза.
- Буду знать, как унять твой поток, - улыбаюсь одними глазами.
- Ну послушай, - глухо выдохнул Билл.
- Я весь во внимании, - провожу языком вдоль его указательного пальчика.
- Ну Том! ааа…
- Да, Билл? – прикусываю кончик пальца, тут же переходя губами средний и причмокивая на подушечке.
- Ну ты пошляк, - Билл придвигается ко мне, просовывая свободную руку мне по голову, целует мои брови.
- Я же твоя шлюшка? – мучаю его средний пальчик, обхватив губами и имитируя кое-что, беру глубоко в рот.
- Даааа…., - выдох, он начинает мягко играть пальчиком с моим языком.
- Твоя собственность? – беру в рот ещё и безымянный пальчик, который тут же присоединяется к игре среднего.
- Тоооом… - резко выдёргивает пальцы из моего рта и впивается в него уже своими губами. Такой сладкий, такой дерзкий поцелую, мои мыли улетают, забрав с собой остатки рассудка, я отрываюсь от этих долгожданных поцелуев и мигом оказываюсь между его ног (вот и плюс от больничной рубашки, а я до сих пор не пользовался им). Хватаю губами давно затвердевший член и начинаю энергично посасывать уже солёную головку.
- Осторожней! – он болезненно шикнул, - после чёртового катетера болит.
- Прости, - уже мягко, нежно глажу языком во всех направлениях, пробегаю кончиками пальцев по стволу, ласкаю языком яички, снова возвращаюсь к головке.
Нескольких секунд моих вкусных причмокиваний и его постанывания хватило для того, чтобы я мог полакомиться его спермой. Если честно, то мне было не до разрядки. Стресс за последние дни сказался, видать, на моей вечной готовности очень плачевно.
- А ты, Том? – Билл приподнялся на локтях, глядя на меня, удобно лежащего на его животе, провёл рукой по моей голове. Поистине картина сейчас заслуживала внимания - полулежащий, с задранной до шеи рубашкой и разведёнными ногами, Билл. И я, блаженно распластавшийся на его паху, всё ещё поглаживающий его ослабевший орган.
- Мне и так хорошо.
- Да ладно! – он игриво посмотрел на меня, фирменно выгнув бровь. Я лишь усмехнулся.
***
Уже час, как он спит. Отключился через три минуты, как кончил. А я вот так и лежу в его ногах, просто наслаждаюсь тем, что могу быть рядом сейчас, что он со мной. Голова снова разрывается, я снова не могу решить. Сейчас уже многое ясно, я, безусловно, подам заявление, я всё сделаю, но просто хочу хоть как-то себя настроить. Придёт Дэйв и мы с ним всё решим. Во всяком случае мы должны обговорить всё, и уже при Дэйве я попрошу Билла полностью рассказать нам всё, что он помнит о вчерашнем дне.
Дверь дёрнулась, ручкой защёлкали. Я быстро выскользнул из под конечностей Билла, которые он уже успел на меня водрузить, и, поправив его «униформу» и накрыв покрывалом, пошёл открывать.
***
- Есть продвижения? – открываю дверь, оказывается, это Йост посмел нарушить наш покой. Отхожу, пропуская его внутрь.
- О, малыш спит? – шепчет Дэйв.
- Можно и так сказать, - меня шатает, а Дэйв внимательно смотрит на меня.
- Смотрю, вы вняли моему совету, - Йост кивнул в сторону жалюзи на двери.
- Дэйв…ну, не надо, ты теперь будешь надо мной издеваться? – я скривился, а Дэйв всё пялится на меня. И какого, спрашивается?
- Том, ты это… эээм… - Дэвид рукой провёл по своей правой щеке, как-то вымученно улыбаясь - У тебя что-то там.. может, умоешься?
Захожу в ванную и смотрю в зеркало. Чёрт! У меня на левой щеке светлое пятно, очень характерное для того занятия, которым я был увлечён до прихода Йоста. О боже, и тут! Блин, что я делал?! Сперма Билла у меня по всему лицу, давно высохшие, смазанные пятна – благо, я не вышел так к врачу, например. Бедный продер, чего он только не насмотрелся за всю долгую жизнь с нами…
Возвращаюсь я, густо краснея до кончиков ушей. Дэйв молча смотрит на безмятежно почивающую, черноволосую фурию.
- Пошли, выйдем, ты должен кое-что услышать.
***
- Потому что я ненавижу этого ублюдка, мать его! Какого х*я сунулся мразь?!
- Мисс Уокэн, я прошу вас рассказать о том, что вы сделали, когда зашли в квартиру?
(тишина)
- Этот пи*ор уже лежал на кровати, в комнате Тома, бл*дь, я просто зашла, чтобы всё проверить, проверить его пульс, и вообще, я хотела найти все копии той гадости, которую он написал, бл*дь, ну дрянь же просто! Чтоб он сдох!
- Дальше?
- Он лежал на боку, свернувшись калачиком, прямо в подушку носом уткнувшись , педик несчастный, так и надо было оставить, хоть задохнулся бы. Я перевернула его на спину, потом расстегнула рубашку и написала то, что написала.
- Что вы написали?
- Ну вы же знаете всё, мать вашу!
- Вы не ответили на вопрос.
- Я тебя люблю… (еле слышно)
- Зачем вы это сделали?
- А что, и так не понятно?! Брат собрался жениться, он решил ему помешать, а когда понял, что брат его больше не хочет и не испугается даже выхода компроментирующей книги, то решил покончить с собой. Жаль, надо было его изуродовать. Кожа тонкая, белая, как у девки, бл*дь…
- Что вы использовали для этого?
- И так же ясно, бл*дь, он же как шл*ха, бл*дь, красится! Его же ху*вым карандашом для глаз.
- Где вы его взяли?
- Из тумбочки. Там ещё была коробочка с кольцом, я не трогала его. Но Том мне его приготовил! Мне! А этот сучёнок всё испортил!
- Вы общались с Томом Каулитцем в этот день?
- Да, я приходила… в больницу (нечленораздельный мат)
- Вы ссорились в этот день?
- Нет.
- До покушения вы разговаривали с Томом, встречались?
- Нет. Он позвонил мне позавчера, поздно вечером и сказал, что не приедет на ночь, бл*дь, выяснял же со своим ублюдком отношения.
- Вы звонили Тому сразу после того, как покинули их дом?
- Нет, прямо из его спальни. Эта бл*дь всё равно не проснулась бы.
- Вы сказали, что искали копии текста?
- Я открыла ноут, но там всё на паролях, мать его, а потом нашла флэшку… но на ней ничего не оказалось.
- Где эта флэшка?
- У меня в сумочке, которую ваши сучки забрали!
- Как вы покинули квартиру Каулитцев?
- Тем же путём.
(шум, голоса, шорох, шаги)
- Мисс Уокэн, ваш отец внёс залог, вы освобождаетесь под подписку о невыезде. На время, пока будет идти следствие, вы не имеете права выезжать за пределы города, ваши телефонные номера будут прослушиваться. В случае попытки побега, вы будете повторно задержаны нашими агентами, и вам предъявят соответствующие обвинения. Вы будете находиться в камере предварительного заключения вплоть до суда и вынесения окончательного приговора. В повторном внесении залога вам будет отказано.
***
Я молча сижу и пытаюсь понять то, что сейчас накатывалось на меня лавиной ледяного ужаса. Эта запись с допроса, представленная мне Дэвидом, привела меня в состояние первобытного страха. В момент я осознал, что всё происходящее – только моя вина. Результат моей слабости и неспособности самостоятельно решить всё. Мы с Дэйвом оставили спящего Билла, закрыв дверь снаружи и предупредив нашу доверенную медсестру. Он подробно рассказал всё, что удалось узнать федералам, пока он занимался конфиденциальностью следствия. А именно: через знакомых повлиял на комиссара, облагодетельствовал следователя, заплатил секретарю, чтобы тот не выдал чего лишнего газетчикам, которые тоже имеют свои связи. Я не знаю, насколько мы обеднели, но пока можно быть спокойными хотя бы за это. Оказалось, что волос, найденный в моей спальне, действительно принадлежал Стэф. Даже без ДНК-теста это стало ясно. Волос был испачкан помадой ярко-малинового цвета, в лаборатории сразу определили, что это Диор 815, которого у Билла в помине не было. Он всегда пользовался персиковыми оттенками. Именно с этим её и удалось взять. Ведь с момента нашего приезда в Нью-Йорк, я с ней не виделся, а значит, на себе принести его не мог. Она появилась только в больнице, а в наш дом, открыто, она не заходила. К тому же раскололся помощник консьержа, который рассказал, как именно проводил в квартиру рядом, сначала подельника Стэф, а потом её саму. Даже этот простой перуанский парень, с типичной рожей уголовника (Йост имел в своём смартфоне всё, от секретных записей, до письменных документов и фоток их всех), и тот сказал, что был поражён хладнокровием молодой леди, тому, с каким упоением и ненавистью она проделывала все манипуляции, включая надпись на груди Билла. Следует отметить, что хотя всё было сделано довольно просто, но не так уж глупо. Если бы не я, который вовремя вернулся, и не Йост со своей оперативностью, а она явно не взяла его в расчёт, то никто бы не догадался и не узнал ни о чём. Я бы сейчас горько рыдал ей в жилетку, а она стала бы хозяйкой наших несчастных 30 миллионов, за которые пахал всё это время мой брат. Он стал нервным, больным анорексиком, у него не было детства, не было юношества и простых забав. Он каждый день принимал на себя тонны грязи, которые выливали на него даже собственные фаны. И всё для того, чтобы какая-то су*а купила на его денежки пару домиков и навороченные часы? От этого всего меня морозит и коробит. Её голос, то, с какой ненавистью она говорила о НЁМ, теперь пытка для меня. Мне противно, что я не предвидел этого, не знал.
- Том, я думаю, что пока, оставаться тут вам будет безопаснее.
- Её должны повторно задержать, Дэвид, я заплачу любые деньги, мы…
- У полиции недостаточно оснований, чтобы держать её, ведь Билл… идёт на поправку, а у её отца достаточно будет средств, чтобы переплатить наши расходы, - протягивает мне мой мобильный, - А то опять забуду. С больничного автомата лучше не звонить.
- То есть, поскольку Билл остался жив, то убийцу можно отпускать, - у меня в голове начинает шуметь, слышу хруст сжавшихся кулаков.
- Нам просто сейчас нужно время, Том… мы не местные, не забывай этого.
Дэйв похлопал меня по плечу и вышел, оставив меня, в ярости, горячо материться на всю пустую палату. Я должен забрать Билла куда-то, где нас никто не тронет. Мне действительно всё равно, что сделают с этой су*ой. Только бы любимый сейчас был в безопасности и… я просто безумно соскучился по нему, по нам…
***
Вернувшись к Биллу я нежно поцеловал его в закрытые веки, которые тут же задрожали, как крылышки бабочек, и распахнулись. Свет ночника, который нам заботливо предоставил врач, рассеивал приятный желтоватый свет, мягко освещая любимое лицо и поблёскивающие глаза моего близнеца.
- Я люблю тебя, Томми… - притянул руками мою голову, мои губы - к своим.
Нежный, тёплый язычок обвёл контур моих губ и задержался на пирсинге. Мягко засосал мой язык. Я смаковал эти слова вместе с влажным поцелуем, в котором, как я чувствовал, он дарил мне себя. Дарил мне то, о чём я мечтал всё это время.
- Когда мы уже отсюда выберемся? – сказал Билл, глядя мне прямо в глаза. Это не очередной каприз, я вдруг увидел в его глазах настоящее страдание. Мольбу, сожаление и страх.
- Скоро, я обещаю. Я уговорю Йоста, и мы должны на время уехать куда-нибудь, но не оставаться здесь и не возвращаться в ЛА. Я не могу обещать, может, и завтра.
- Иди ко мне, - он потянул меня, чтобы я лёг на него, что я и сделал, - Том?
-Что, любовь моя?
- Ты не оставишь меня? – опять это страдание в глазах.
- А ты хочешь, чтобы я был с тобой? – смотрю на него в упор.
- Очень, - вздыхает. И снова глубокий, нежный поцелуй. Без напора и власти, без агрессии и собственничества.
- Ты хочешь, чтобы я повторил недавнее? – ехидно улыбаюсь ему в губы, лизнув в подбородок.
- Нет, я хочу стать твоим, – произносит тихо, чуть краснея и отводя глаза. С чего б это?
- Ты и так мой.
- Ну Том, ты не понял… - ещё больше смущается. Это мне показалось, или…?
- Ты хочешь, чтобы …?
- Да, хочу…- нервно выдыхает мне в губы, обдавая их горячим воздухом, и приподнимает бёдра, прижимаясь пахом ко мне.
Честно говоря, у меня так сейчас шумит в голове и так зашкаливает пульс, что мне абсолютно всё равно, что мы находимся в палате и, что он, вообще-то, ещё слаб. Я полностью накрыл его собой, а он, плавно раздвинув ноги и высунув их из под покрывала, обнял ими мои бёдра. Сгребаю его в охапку и начинаю безудержно целовать, оставляя на длинной шее и ключицах красноватые следы. Билл постанывает, и ещё сильнее жмётся ко мне, пока я, задрав на нём больничный балахон, нежно присасываюсь к тонкой, прохладной коже на груди, медленно переходя к соску с пирсингом. Вытягиваю из него томный «Аааах!» - это я, держа пирсинг зубами, оттянул сосок. Тут же отрываюсь и, мелкими шажками из поцелуев, перехожу ко второму. Наградой, за тут же зализанный укус, становится хриплое «Том, ну пожаааалуйстаааа…ааа!» - я снова укусил. Его нежные ладони давно гуляют у меня под футболкой, а я спускаюсь губами на живот, мой язык исполняет восточный танец в его пупке, иду ниже… Мой дружочек-мучитель уже давно готов, но, минуя его, начинаю покрывать сладкими, облизывающими поцелуями внутреннюю поверхность бёдер моего Билла. Он мой. И снова слышу всхлипы и глухой стон: «Тоооом, ну сделай уже…» Крышу срывает, я в момент оказываюсь у его губ:
- Ты действительно хочешь этого?
- Хочу, прошу тебя, - кусает меня за нижнюю губу.
- Но тебе же будет больно, - мне действительно не хочется причинить ему боль сейчас.
- Пусть будет! Я хочу твой член в себе, Том, ты что, бл*ь , не можешь меня трахнуть?- шипит.
- Могу, - кусаю его шею, он выгибается, - а смазка?
- Да вот же на столике, это гель для УЗИ, подойдёт, давай уже! – ишь, какой нетерпеливый!
- Ну что, ты - моя сучка теперь? – расплываюсь в довольной улыбке, беря со столика флакон, пока Билл расстёгивает мою ширинку.
- Да! – крикнул он, дёргая вниз мои джинсы вместе с бельём, - и теперь всегда ею буду! – вспыхнул огонёк в глазах.
Ну вот оно, счастье – Билл лежит передо мной, широко расставив ноги, его дыхание глубокое и тяжёлое, он специально поглаживает своё тело, знает, как меня это заводит. Его член стоит, истекая соком от предстоящей любви. Выдавив на пальцы немного геля, мягко провожу по сфинктеру брата, вхожу сразу двумя пальцами, мягко надавливая на его живот другой рукой. Ах Билл, сколькие же тут побывали? Он совсем не сжался, так свободно, ввожу третий палец – Билла подкинуло на кровати и он задрожал, сжав в руках простыню. Наклоняюсь и беру ртом влажную головку его члена, снова нахожу простату и повторяю движение. Он завыл и заметался по подушке. Вынимаю пальцы, вызвав обиженный стон, слетевший с его искусанных, пухлых губ – о Билли, да разве есть хоть кто-то на земле, кого ты с ума не сведёшь? Ты же само совершенство…
- Ты сводишь меня с ума, Билл.
- А ты меня, Том, прошу, начинай – злая тигрица куда-то ушла, оставив место ласковой кошке.
Устроившись поудобнее, вхожу в него, очень медленно, мне даже страшно - он такой нежный и хрупкий. Он сам насаживается глубже, пододвинувшись ко мне. Плотно зажав в кулак его член, я начинаю двигаться, сначала плавно, но услышав громкий стон, убыстряю движения. Каждый свой вдох он шумно выдыхает моим именем, каждое моё правильное движение отдаётся в его великолепном теле. Я наклоняюсь, чтобы собрать языком несколько жемчужинок пота над его верхней губой. Тут же прохожусь по его ключицам, отвлёкшись от его члена, пробегаюсь кончиками пальцев по твёрдым соскам. Билл начинает вскрикивать, и хватает меня за плечи.
- Том, ааах… Томми я сейчааааас… Ааах! – он приоткрыл глаза, но они тут же закатились.
Мне всё понятно, я и сам держусь из последних сил, в нём так тесно, так сладко. Участив движения под нужным ему углом, я снова схватил его член и, сделав несколько входов до конца, излился в своего брата, чувствуя, как его член сокращается в моей ладони. Теперь мы просто лежим и пытаемся вернуть дыхание в нормальный ритм, и всё ещё стонем, потому что ощущения были непередаваемыми. Я брал Билла глубоко, жадно, полностью погрузившись в него, сливаясь с ним, ощущая его. А он давал мне себя, полностью доверяя, раскрываясь, тая в моих руках. Кульминация нашего слияния ознаменовалась громким, протяжным стоном. Просто очень громким. Теперь я понял, что герметичность палаты, оказывается, классная штука.
Медленно выйдя из тела своего Близнеца, я легонько чмокнул его в висок, потом в плечико, потом лег рядом на бок, и стал целовать его руки, он тоже развернулся ко мне, открыв, наконец, свои бездонные глаза. Я накрыл нас покрывалом. Его ресницы стали опускаться и подрагивать. Вскоре он мерно засопел, а его руки, по-прежнему, лежали в моих ладонях. Так было когда-то, когда я засыпал с ним много лет назад, когда почти каждое утро просыпался и в моей постели лежали цветы. Когда он любил меня, а я этого не видел. Мне пришлось самому, год за годом, проходить ад, заставил проходить и его через него. Я довёл его до нынешнего дня, только из своей циничности и эгоизма. Билл, я никогда больше не причиню тебе боли, ты никогда больше не заплачешь из-за меня.
Лежу, упиваясь красотой его расслабленного лица. Придвинулся ближе, чтобы касаться его носа кончиком своего. Его тёплое дыхание, опущенные ресницы, волосы, прилипшие к влажному лбу – аккуратно убираю их, чуть касаясь кожи пальцами – поморщился. Чувствую, что проваливаюсь в сон…
Чёрт! Опять стучат в дверь! У них всех, что? Датчики стоят?! Почему, как только мы трахнемся, так сразу кто-то стучит в дверь?! Подскакиваю, быстро натягивая штаны и толстовку на голое тело, попутно отшвыривая ногой трусы под тумбочку, и набрасывая покрывало на Билла, до самой шеи. Если это врач или сестра с осмотром, то как я им объясню, почему пациент раздет и у него, извините, следы спермы на бёдрах, животе, а ещё из попки вытекает. Плохи мои дела…
О боже! Облегчение – в дверях стоит Натали и как-то нерешительно поглядывает в палату.
- Может, впустишь уже?
- Натали, чёрт, я так рад тебе! – обнимаю её, я действительно рад. Она всегда была нам лучшим другом.
- Бл*дь, Том, вы опять трахались? Ты сдурел совсем, ему же нельзя, ну!
- Не начинай, - и откуда она знает каждый раз, что мы делали? Никогда не могли утаить от неё этот факт.
- Я сам захотел, - вдруг подало голос моё черноволосое чудо, - Привет, Натали, как ты?
- Маленький мой! – взвизгнула Нат, и помчалась к нему, раскрывая объятия. Где-то я уже это видел… женщины, как они одинаковы.
- Кстати, Том, куда ты дел мой балахон?
Натали с укором воззрилась на меня, пока я искал то, что должно было прикрыть наготу Билла, который абсолютно не смущаясь вылез из под покрывала, чтобы одеться. До сих пор гадаю – было ли у них что-то, когда-то, или нет. То, что со мной было, и не раз, это понятно, но с ним?
- Я только что от Дэйва, он рассказал всё, я в шоке. Ну ты, Билл, с тобой я ещё поговорю, - она сердито зыркнула на Билла, а тот невинно захлопал ресницами, - А если серьёзно, то что у вас произошло?
- Нат, прошу тебя, у меня уже голова пухнет от этого всего, - замычал я.
- Не, чего это вдруг? Давай, расскажи Натали, как ты решил жениться на этой шлее, чего ж теперь молчать?- затарахтел Билли, резко взмахивая руками.
- Том? – она вылупила и без того круглые глаза так, что мне стало страшно – не застучат ли они сейчас по полу?
- Так, вы давайте щебечите тут себе, я пойду покурю.
Они остались, а я вышел в коридор. Сильно захотелось курить. Выхожу во двор и набираю номер Йоста – надо выбираться отсюда.
***
Я и не удивлён, собственно, словам Дэйва. Он сказал всё очень правильно. Тур по латинской Америке, так или иначе, пришлось отменить. Билл не оклемался бы за десять дней. А значит, нам просто нужно уехать на время. Либо в Германию, либо куда-нибудь на острова. Если честно, то мне очень хочется живого солнца. Это солнце, зимнее, которое вылазит из-за туч, когда его не просят, только усиливает мои приступы мигрени. Кстати, ни одного за последние три дня. Стрессотерапия какая-то. Надо съездить на квартиру, собрать вещи, потом собрать Билла и слинять отсюда ночью, покамест папарацци не дежурят у входа. Ах, сталкеры, что вы только пропускаете!
Докурив пятую сигарету за полчаса, направляюсь в палату. Опаньки! Я так и знал, Натали припёрла этому чудовищу ноут. Всё, уже тыкает вовсю своими тоненькими пальчиками по кнопкам.
- Нат, побудешь с ним, пока я съезжу домой, вещи соберу.
- Не вопрос. Кстати, как вам удалось так быстро выпроводить вашу маму?
- Вот я тоже хотел всё тебя спросить, что это с ней такое было?
- Здравствуйте, проснулись. Это же надо, за целый день ты меня спросить не мог, значит? Молодец-сын. Что, что, а то, что она поняла – нам с тобой нужно время, нам есть о чём поговорить.
- Не понял, - глаза близнеца недоумённо расширились.
- Мама просто чудо, - вставила Нат.
- А что не понимать? После того, как ты собирался сделать то, что тебе почти удалось, она не поняла, что у нас есть темы для выяснения?
- А… она… - раскосые глаза открылись ещё больше, - Тооом… ты ей рассказал ВСЮ историю?
- А ты как думал? Естественно.
Ситуация потрясающая. Билл только ртом хватает воздух, Натали попеременно взирает, то на меня, то на него. Я точно так же смотрю на них. И тишина.
- То есть, ты прямо рассказал, что Билл собирался вынести на показ детали вашей половой жизни? – первой тишину разорвала Натали. Причём сказала это так, будто мы тут обсуждаем последнюю коллекцию Лагерфельда. Хотя, пардон, мода – это у нас святое. Ну, значит так, будто мы сериал обсуждаем.
- То есть, ты прямо рассказал, что мы спим? – Билл завершил логическую цепочку, - но зачем? Как ты смог такое ей сказать? – что-то не пойму, он что, сам ей не признавался? Уже и мне не по себе от такого.
- То есть, ты хочешь сказать, что ты никогда не говорил с мамой на эту тему?
- Н-н-нет… - Билл побледнел, потом щёки вспыхнули, и со стоном опустился на подушку.
- Замечательно, значит, ты хотел, чтобы наша мама скончалась от инфаркта, узнав о выходе твоей книги! – констатировал я, забирая толстовку со спинки кресла, и выуживая свои трусы из-под кровати, - Нат, отвернись на секунду.
- Ты скоро придёшь?
- Ну что за детский вопрос, Билл? Конечно скоро, - я поцеловал близнеца в макушку и проследовал за дверь.
Там меня уже ждал Саки, прибывший вместе с Натали, с ним мне всегда спокойно. Даже десять телохранителей не заменят мне его.
- Кто-то устроил на вас охоту, - совершенно невозмутимым тоном, сказал он мне.
Знаю. А главное знаю, кто устроил, чёрт дёрнул меня связаться с этой истеричкой. Ну кто бы знал? Хотя ведь, дело не в ней, а во мне самом. Я, в первую очередь, должен был думать своей головой. Как сейчас я не видел ничего, кроме первых строк, написанных Биллом, и оценивал по ним всю книгу, так и тогда, четыре года назад, я просто не увидел того, в чём он так нуждался. И кого обманывать? Я ведь безумно люблю его и мне больше никто не нужен. Когда выберемся отсюда, когда всё более-менее успокоится, я, первым делом, нормально признаюсь ему в любви и попытаюсь немного загладить вину. Потому что опять всё было как-то неправильно. Он мог подумать, что я просто хотел его отыметь и бесился из-за этого. В итоге получил своё и теперь всё хорошо. Но наша проблема куда глубже, и я хочу, чтобы он об этом знал.
С этими размышлениями и молчаливым Саки, я не заметил тех пятнадцати минут, что мы ехали по Манхеттену. В фойе были какие-то девушки, которые застыли на месте и замолчали, когда мы вошли, и молчали они до тех пор, пока за нами не закрылись двери лифта. Ещё бы – приехала легенда в виде нас и сразу успела оставить глубокий след в истории этого дома. Консьерж был уволен, его помошник тоже. Подозрительно одно – Дэвид не мог же обойти все тридцать квартир в этом доме и заплатить каждому, чтобы они не проболтались? Предположим, что никому не объяснялась причина его увольнения, но ведь у каждого есть друзья, друзья друзей… почему в прессе до сих пор ничего нет? Не кажется ли странным? Кажется. Но сейчас нету времени думать об этом. О, Скарлетт, ты была права – я подумаю об этом завтра. Дома всё было не вверх-тормашками, как я ожидал, но и не на своих местах – криминалисты поработали. Саки, как всегда, сказал умную вещь – даже не полоскать рот водой из-под крана. Бак, на наш пентхаус, был отдельным, как и на остальные элитные квартиры. Дэвид уже заказал билеты на 7 утра, Франкфурт. Оттуда полетим в Инсбрук, в Альпах посидеть пару недель. Надо, чтобы Билл отошёл немного, а там и сделать фотосессию для PETA, этого уже нельзя пропустить. Турне по Латинской Америке перенесли на январь. Надеюсь, фанаты нас не найдут и не сожрут. Хотя меньше всего хочется сейчас… выступать. Но Билл хочет, и я знаю, что он без этого не сможет жить. А я не могу видеть его несчастным. Мне хватило тех мук, когда он потерял голос. Тогда мне казалось, что это умираю я.
Мысли о Билле начинают постепенно переходить от деловых к романтическим. Я зашёл в его комнату и стал складывать его вещи а это означает – его запах. Сейчас мне не хочется ничего, так сильно, как обнять его и снова… Ведь в этой всей суете я пытаюсь отойти от шока, приятного шока. В глазах стоит потрясающая картина - стонущий подо мной Билл, с раскрасневшимися щеками, извивающийся в моих руках, и просящий «ещё». Приоткрытый чувственный рот моего мальчика, мутные глаза, дрожащие руки, впивающиеся в мои плечи ногти. Я до сих пор не верю, что это произошло.
Заглянув в комнату, Саки нашёл меня сидящим на кровати в обнимку с подушкой Билла, которую он везде с собой возит. Улыбнувшись, он закрыл за собой дверь. Мне теперь абсолютно без разницы, что я прослыву на весь мир извращенцем, который буквально дохнет за своим братом. Я уже не первый раз ловлю себя на мысли, что жалею о том времени, когда нас никто не знал… Мы могли делать, что захотим.
Закрываю дверь на ключ, который отдаю Саки, а он потом отдаст Йосту, и надеюсь больше никогда не вернуться в этот злосчастный дом, теперь ассоциирующийся у меня с персональным адом.
Глава 14
Я до сих пор не понимаю до конца, что произошло. Но за всё это время, что я писал, уяснил одну вещь – записывать свои мысли и переживания нужно. Раньше мне казалось, что вести дневник может только полный дебил, но психика иногда требует этого. В итоге, я писал дневник, просто не называя это своими словами. Поэтому я продолжу писать. Разумеется, для себя.
Натали устала и легла спать на диванчике рядом. Преданный человечек. Спасибо, что принесла ноут. Теперь я могу продолжить любимое дело. Именно продолжить. Буду писать. Много сейчас не получится, скоро ведь приедет Том и, скорее всего, мы куда-нибудь да уедем. Хоть куда, только бы с ним и навсегда. Итак, я снова начинаю писать.
За последние два дня я многое переменилось. Вернее, оно всё вернулось на прежние места. Я же получил урок – не считать себя хозяином всех и вся. А тупая подружка брата может оказаться не такой уж тупой. Я ведь, знаю теперь, что это она меня траванула и знаю когда. После сцены на террасе у Йоста, я взял такси и уехал в издательство, со злорадными мыслями о том, что продер даже не догадывается, что я вовсе не в подсунутое им, и им же купленное, издательство направляюсь. Том, мне сейчас очень больно вспоминать этот момент. У него были такие глаза. Но и мне было тяжело. Я не раскаиваюсь ни в чём вообще. Да, я хочу исправить ситуацию, но я ни о чём не жалею. Поговорив с редактором, который очень оживился, когда меня увидел и услышал, что я хочу, я спустился в холл на первом этаже и выпил там кофе. Официанточка попросила автограф, который я соизволил дать, и решил идти домой пешком. Мне очень хотелось побыть одному… хотя, нет. Единственное, чего я хотел, так это быть со своим близнецом, чтобы всё было как раньше. Я шёл по набережной и мечтал, чтобы он был рядом. Конечно же, я знал, что совладельцем и одним из директоров издательства АСЕ был отец Стэф. Я знал, куда я иду и зачем. Но у меня не было выбора. Когда я пришёл домой, то просто выпил воды, потом меня потянуло в сон, и я решил прилечь. Но прежде, зашёл в комнату Тома, опасаясь, что если он прийдёт сейчас, то просто вышвырнет меня отсюда или будет игнорировать. И тут мне стало плохо – голова сначала закружилась, потом стала ватной, потом стали дрожать руки и ноги, потом… я только помню, что в голове промелькнуло, что это у меня от стресса. А перед тем, как навалилась темнота, я лежал на его кровати, уткнувшись лицом в его подушку, в руках сжимал его толстовку, потому что просто нуждался в нём. Если пришёл конец, пронеслось у меня в голове, то я хочу до последнего вдыхать его запах и чувствовать его рядом. Уходя во что-то чёрное и вязкое, я вспоминал его глаза.
Боль, свет, какие-то глухие звуки. Потом белая пелена и полусон. Казалось, очень короткий. Потом я очнулся. Мой Том, мой единственный, мой любимый Том, плакал. Он целовал мои ноги. Я даже сразу подумал, что это я где-то в раю. Потому что видел я плохо, ещё мне что-то мешало перед носом прямо. Но попытавшись пошевелит рукой, я понял, что сейчас нахожусь совсем не в раю. Голова снова стала болеть и кружиться, руки болели от капельниц. Помню его глаза, красные от слёз. Помню руки, как он снимал кислородную маску. А потом… потом начался действительно рай. Потому что он ни на секунду не отходил от меня. Чёрт, я не знаю даже, которое число и который час. Но с того момента и до сих пор, я жил в раю. Оказывается, нас даже ЕМА наградили. Потом мама. Я не знал, что Том давно с ней это обсудил. Он не говорил ничего. Если бы я только знал это. Она святая. Она по прежнему любит меня, хотя я испортил жизнь собственному брату. Мама…
Потом я попросил его поменяться местами. И я до сих пор не могу прийти в себя после этого. На удивление, мне понравилось. Я не люблю быть в пассиве вообще. Но с ним всё по-другому. Я хочу ему отдаваться, я хочу, чтобы он командовал и управлял мной. Я хочу быть его игрушкой. И роль хозяина ему подходит. Он был неповторим, я хочу этого снова, мне мало. Надеюсь, что когда-нибудь мы отсюда выберемся, и мы устроим марафон дня на три-четыре. Хочу его, страшно хочу. Ну и он , тоже, артист. Даже я бы так не смог. Достал из-под кровати трусы с таким видом, будто бы там их обычное место, а потом ещё и попросил Нат отвернуться, а сам, скинув джинсы прямо передо мной, всё также невозмутимо, одел бельё и ушёл. О, уже звук поворачивающейся ручки двери. Том вернулся. Интересно, какие новости?
***
Сидим в VIP зале ожидания, летим, как оказалось, во Франкфурт. Поразительно, как всё быстро устроилось. Мы решили сейчас не рисковать, поскольку неизвестно, кому ещё придёт в голову нас убирать, и поэтому летим обычным рейсом. Честно рассчитывая на то, что вряд ли кто-то будет убирать вместе с нами ещё 400 человек. А поэтому, лететь на частном самолёте не стоит. Том уснул, поэтому я могу писать.
Натали пока поживёт у нас в ЛА. Она улетела туда час назад. Когда Том приехал в больницу, она тут же ушла, и мы снова остались один на один. Я встал с постели и закружилась голова. Но Том тут же оказался рядом и крепко обнял меня. А я с удовольствием повис на нём, потому что нигде не чувствую себя настолько защищённым, как в его руках. Конечно же, сразу стали бешено целоваться, и всё закончилось бы исполнением моего моментально возникшего желания, если бы ни те несчастные полчаса, что остались до приезда такси. Он провёл меня до ванной и точно также забрал меня из душа – просто взял на руки и отнёс обратно в постель. Пока я одевался, он смотрел на меня с нескрываемым восторгом. Как будто бы мы вообще только начали встречаться. Когда я был готов, он подошёл, и взяв в ладони моё лицо, нежно поцеловал. И снова сказал: «Я тебя люблю». А я ответил, что если бы он женился, то я бы действительно наложил на себя руки, путём, который мне только что подсказали. Он только зажмурился и крепко обнял меня, я знаю, что он сдерживал слёзы.
По дороге в аэропорт он рассказал, что мама знала, о нас с ним, с самого начала. Оказывается, он спрашивал у неё совета, что делать со мной, что я ведь встречаюсь не только с ним и всё такое. Бедная мама, откуда ей-то было знать, что 16-летнему мальчику делать с братом, с которым он стал спать, чтобы тот ему не изменял? Учитывая то обстоятельство, что оба – твои дети, как вести себя в такой ситуации? Но мама всё приняла, поняла и смирилась. Потому что она нас любит. Я хочу быть таким, как она.
***
POV Tom:
Нет, Билл, такой смешной! Я всё равно, даже после его объяснений, понять не могу – как он собирался объяснить матери свой поступок, если считал, что она ничего не знает. Я поражён. Но пытаться понять моего брата – всё равно, что объяснить Господу Богу, что ты хочешь грешить, но при этом хочешь в рай. Это глупо, так же, как и пытаться уловить логику в поведении Билла.
Теперь у нас есть время побыть наедине. Господи, как же я хочу его, дико хочу. А ещё, хочу, наконец, рассказать обо всех своих чувствах, просто поговорить с ним об этом и объяснить, что никогда не смог бы выкинуть его из головы. Вед, мне он – не бойфренд, а любимый брат. Который стал любимым во всех смыслах и… позах (я – извращенец). Но я действительно люблю его, всеми возможными видами любви.
Такой забавный, он думает, что я сплю. Я просто лежу и наблюдаю за ним. За тем, как он строчит в своём ноуте. Ведь знаю, про меня же строчит. Приятно. Интересно потом будет почитать его «отзывы» на наш первый раз… Он так классно описывает – обкончаться можно от одного прочтения. О чёрт, заметил, что я подсматриваю.
- Том.
- Я сплю.
- Я знаю, что нет – лукавая улыбка.
- Сплю. А ты что? Уже продумываешь, как будешь трахать меня в туалете самолёта?- смеюсь.
- Ну Тоооом! Почему ты такой приземлённый?! – наигранное возмущение «озарило» его лицо.
- Да нет, чего ж приземлённый, я мечтаю о полёте, как раз. Ах да, я забыл, ведь всё наоборот. Мечтаешь, что бы Я трахнул тебя там! – меня хозот разбирает при виде его быстро вспыхнувших щёк.
- Убью тебя, придурок! – это длинноногое чудо вскакивает с места и бросается на меня. Пара дородных янки, в дорогих костюмах и с Ролексами на руках, внимательно смотрят на нас. Ещё какая-то арабка в парандже повернулась, а муж встал и поспешил её увести. Смешные.
- Так, Каулитц, успокойся и не привлекай внимание. Тебе мало его? Если сейчас же не успокоишься, то на тебя нападут страшные, клыкастые папарцциусы. Они беспощадно съедят тебя, а я найду себе новую невесту и буду себе жить спокойно и счастливо.
Кажется, я переборщил. Билл сначала смеялся, но когда я произнёс два последних слова, он просто сник, и, захлопнув свой ноутбук, встал и ушёл к витражам, смотреть на взлётную полосу. Я подошёл сзади и сжал руками его плечи. Но он только дёрнулся и снова отошёл. Я дурак. Он ведь ещё окончательно не выкарабкался из того, что с ним произошло. Я ведь, даже представить не могу, как можно себя чувствовать, когда знаешь, что тебя хотели убить. А ещё из-за кого. Я не должен был так шутить. Для него – это не шутка! Я идиот конченный.
Объявили рейс, Билл схватил свою сумку и пошёл к выходу. Я поплёлся за ним. Глупый, в моей же сумке все его лекарства, куча глюкозы и витамина С. Его часто тошнит сейчас и голова почти всё время кружится. Я не знаю, как перенесёт он этот полёт. О себе я вообще не говорю – хронический недосып вкупе со стрессом, моей дистонией и мигренью. Главное, добраться до Альп, а там уже отлежимся.
Прошёл уже целый час полёта. Народ успешно позавтракал и воцарилась привычная атмосфера дальних перелётов – тюрлюкание «застегнуть/отстегнуть ремни», суетящиеся с подносами стюардессы, и шелест газет. Мы сидим рядом, я постоянно смотрю на Билла, а он – в иллюминатор. Мы взлетали над городом на восходе. Это так красиво, мне хотелось обнять его и сказать хоть что-то. Но он закрылся. Надеюсь, к концу полёта отойдёт, и мы поговорим. Ну сглупил, но я же просто пошутил, почему так всё серьёзно воспринимает? Меня страшно клонит в сон и голова начинает побаливать. Лучше закрыть глаза. Проваливаюсь в сон, в мыслях прося у него прощения и глядя на его профиль.
*Включаем Gregorians and Amalia Brightman - Join me in Death Click*
- Сэр, сэр, проснитесь, пожалуйста, нужно пристегнуть ремни безопасности.
Что? Так быстро? Мы уже прилетели? Пытаюсь сфокусировать взгляд на лице молоденькой стюардессы, которая уже вовсю трогает меня со всех сторон, так как найти ремень безопасности в моих парашютоподобных одеждах весьма нелёгкая задача. Только она больно перепуганная. Вокруг какая-то возня, и звук… странный звук. Билл сидит бледный, эта же девушка подбежала и сунула ему бутылку воды и какую-то таблетку. Он выпил и повернулся ко мне.
- Они не сообщают, но что-то с самолётом.
- Да брось! Небось в зону турбулентности попали, - и вправду, трясёт немного и салон наклонен вниз, как для посадки, - сейчас вылетим из воздушной ямы и всё нормально будет.
- Мы теряем высоту, Том, - у него стальной голос и я понимаю, что он не шутит, а судя по тому, как обеспокоенно ведут себя люди и как бегают стюардессы с широко раскрытыми глазами, то мы, сейчас серьёзно попали.
- Почему ты не разбудил меня сразу? – краем глаза вижу, как он тянет ко мне руку и перехватываю её, сплетая пальцы. Самолёт ещё больше наклонился носом вниз, в животе что-то неприятно колыхается и голова начинает очень резко, сильно болеть.
- Сначала они говорили, что это воздушная яма, потом, что сейчас устранят неполадку и беспокоиться не стоит. А потом… - он замолк, потому что самолёт тряхнуло очень сильно, и звук моторов стал невыносимо громким. И я уже отчётливо слышу, как плачет женщина во втором отделении. Потом ещё какие-то причитания. Билл сильнее сжал пальцами мою руку.
- Потом?
- Том, я подумал, что если вдруг, то… я не хотел, чтобы ты … - из его глаз брызнули слёзы и он потянулся ко мне, обнимаю его. Он рыдает. За иллюминатором только плотность облаков.
- Я понял, любимый, не надо, - внутри всё свело от боли. Моральной и физической. Я отстёгиваю ремень и убираю подлокотник. Билл прижался ко мне. Вот и пришёл момент, который расставит всё по своим местам. Вокруг началась паника - люди пытаются вскочить с мест, стюарды еле их сдерживают, повсюду слышны крики, рыдания, молитвы. Только одна пожилая пара, рядом с нами, спокойны - просто обнялись и закрыли глаза. Какие молитвы? Какие причитания? Моя Молитва сидит рядом со мной и содрогается от рыданий, а что я могу сделать.
- Томми, спаси нас… - всхлипывает мне в ухо, - Том…
- Я же не Бог, Билли, я… - договорить не могу, в горле стал ком, и уши совсем заложило, я еле слышу.
- Нет, Том, ты не понял, спаси НАС! – кричит мне на ухо, и я осмеливаюсь заглянуть в его глаза. Там страх, ужас, боль, там уже поселилась смерть. И это меня как будто кипятком обдаёт, я знаю, о чём он говорит. Этот страшный гул усиливается.
- Билл, послушай, - я прижал его покрепче к себе и пытаюсь говорить чётко и громко, - Билл, я люблю тебя, ты это знаешь?
- Да, - закивал головой.
- Мы будем вместе всегда. Ты и я. Где бы мы ни были. Даже там, где мы можем скоро оказаться, - ещё один громкий всхлип, он уже дрожит всем телом, - Прости меня за всё, Билл. Я - только твой, а ты – только мой. Мы никогда не расстанемся, слышишь? Никогда! Я люблю тебя!
В голове всё плывёт, меня сильно тошнит, Билл, как будто и не дышит вовсе. Мне страшно. Я увидел, как обнимаются две стюардессы, и понял, что это конец. Самолёт трусит изо всех сил, и я уже очень хорошо вижу океан внизу. Даже волны. Билл попытался обернуться в окно, но я ему не дал. Не нужно. Пусть он не видит этого. Мы обнялись очень крепко, и я буду держать его до последнего вздоха.
- Я люблю тебя, Том, - шепчет мне в губы.
- А я тебя, - наверное, это последний поцелуй.
Как в сказке – они жили долго и счастливо, и умерли в один день. Снова резкий приступ головокружения, какой-то странный звук и полная темнота.
***
Глава 15 (POV Bill)
- Том… Томми! Солнышко, что с тобой? Открой глаза, Том! – трясу его за плечи, а он не реагирует, бью по щекам, зову – глаза закрыты. Ведь он только что ответил мне, мы поцеловались, а потом… объятия ослабели, лицо вдруг побледнело, а глаза закатились. Это давление. Ещё несколько раз зову его, но понимаю, что лучше не надо. Пульс есть, но… Лучше, пусть он ничего не чувствует. Гул двигателей стал тише, они отключились? Мы просто планируем над морем, ещё несколько минут до конца... Уши заложило.
Том пообещал никогда не расставаться, значит, не расстанемся? Вот как, оказывается, близнецы рождаются и умирают в один день. И это лучше, я не смогу без него.
Переползаю на его колени, со своего сидения. Всё как в замедленной съёмке. Какая-то стюардесса подскочила ещё, стала кричать, чтобы я сел на место и пристегнулся. А какая разница, как падать? Но я пристёгиваю Тома покрепче, и накрываю его собой. Обнял за шею одной рукой, а другой держусь за спинку кресла. Пусть, сначала, меня.… На самом деле Том уже ушёл. Он ушёл и оставил меня. Поэтому, чем раньше, тем лучше, чтобы догнать его там, на облаках. Я ревновал его к ним не зря. Сердце заходится, пульс в висках зашкаливает, командир экипажа что-то говорит в микрофон, кругом хаос. Но это где-то далеко, как за стеклянной стеной. Одно из многочисленных лиц смерти. А мой мир тут, с ним. Том такой бледный, такой чертовски красивый, даже сейчас.
- Я всегда буду с тобой, Том, - шепчу ему на ухо, потом целую в прохладные губы, последний раз чувствую любимый вкус. Уже не плачу, - Я живу тобой, дышу и вижу только с тобой. Возьми меня к себе… - прижимаюсь к нему крепче, уткнувшись носом ему в шею – последний раз вдохнуть родной запах. А вокруг шум, гул и крики. Всего лишь одно из лиц смерти, всего лишь…
Что? Аварийная посадка?! Отдалённо слышу крики. Судно подкинуло, затрясло, потом повело в сторону, толчок, треск, сильная боль в затылке и спине, темнота…
***
Эти моменты снятся мне каждую ночь, только закрываю глаза. Каким-то чудом трое пилотов дотянули эту падающую махину до островов, и мы сели на Мадалене. Садились жёстко, тем более, их аэропорт не предназначен для больших самолётов. Въехали в бетонное ограждение, вернее, пилот попытался развернуть самолёт, но вырулить было невозможно и крыло было полностью оторвано, а одно шасси подогнулось. Самолёт клюнул носом, и говорят, что были искры и какое-то небольшое возгорание в кабине.
Я пришёл в себя очень быстро, под струями пены, которой пожарники нас щедро заливали. Я лежал на полу, не смог удержаться, идиот. Говорила же стюардесса – пристегнись. А я? Но в тот момент страшнее всего было отпустить брата, а не пробить себе голову. И, всё-таки, я надеялся, что смогу закрыть его собой, я не могу объяснить это желание. Просто надеялся, что хоть он выживет. Это уже был бред от страха. Если бы мы упали, то никого, ничего бы не спасло.
Когда Том приходит в себя, начинается мой личный ад – ему всё время кажется, что я уйду. А первые дни было ещё хуже. Нас положили в разные палаты. И когда он приходил в себя, то начинал громко звать меня, я слышал, что он плакал и просил врачей отвести его ко мне, потому что думал, будто они скрывают от него, что я погиб. А я сходил с ума за стенкой, на мокрой от слез подушке, потому что встать нельзя было. Закрытая черепно-мозговая травма и куча капельниц. Опять капельницы. Нас соединили только на третий день, когда позвонил Йост и «вежливо объяснил», что у нас есть средства оплачивать наши «капризы». Сегодня вечером прилетит мама. Снова это - палата, мама, депрессия. У Тома сильное сотрясение. А вчера сделали МРТ и обнаружили множественные гематомы. Когда нас перевели в отдельную палату, и мы, наконец, увиделись, то оба повели себя, как полные идиоты. Мы встали, сделали шаг друг к другу, и, естественно, тут же оказались на полу. Нет, никаких трагических падений посреди комнаты, так и не дойдя друг до друга, не было. Мы просто тихонько опустились на пол, я дополз до него, и мы обнялись, облокотившись на тумбочку между наших коек. Именно тогда я заметил, что он периодически отключается. Сначала мы просто сидели и рыдали, пытаясь насмотреться друг на друга, а потом Том стал целовать меня, по-настоящему... До этого, наши губы лишь беспорядочно порхали по лицам друг друга, по новой изучая мокрые щёки и глаза. А Томми начал целовать меня так слабо, но в этом была какая-то особенность, нежность. Я шептал ему на ухо всякие глупости, а он повторял только одно: «Не оставляй меня, Билл». Потом, вдруг, просто отключился. Я нажал на кнопку, и через пару минут палата наполнилась медсёстрами и всевозможными специалистами. Мне помогли вернуться на моё место, а Тому сделали новый укол и поставили декстрозу.
Сейчас он спит, и я могу немного посидеть за чудом уцелевшим ноутом. Моя мечта – переписать свою жизнь. Переписать моменты, когда я был не прав по отношению к нему. Хочу вернуться в тот день, когда, после первой ночи, я пошёл с двумя парнями в чилл-аут, вместо того, чтобы просто дождаться Тома, а потом спросить его. Просто спросить о нас с ним. Просто высказать свою боль. Ведь он – мой самый родной, он бы понял меня, тем более что раз он говорил об этом с мамой, значит, ему было не всё равно.
Ничего не идёт в голову. Я просто не знаю, когда закончится это сумасшествие. Всё началось с переезда. А может, оно просто продолжилось и усугубилось, совпав с переездом? Оно – это наше непонимание. Мама позвонила и сказала, что из-за погоды рейс задерживают. Голова раскалывается, спать хочу. За компом мне, сейчас, долго сидеть нельзя.
***
Мама прилетела и забрала нас. Теперь мы во Франкфурте, Том проходит реабилитацию, после множественных гематом его обычное, и без того, не самое хорошее состояние ухудшилось. Без Метапролола он уже не выходит на улицу. Постоянные головные боли и таблетки, таблетки.… А я, потихоньку схожу, с ума. Турне по Южной Америке пришлось отложить на неопределённый срок, а теперь Дэйв давит на нас, чтобы мы решали, что делать с Tokio Hotel? Георг с Густавом прилетели, кстати, вместе с нашей мамой на Мадалену, и до сих пор помогают, чем могут. Тому, ведь тоже, нужна компания, а по состоянию здоровья ему сейчас нельзя ничего. Ничего, значит, НИ ЧЕ ГО! Я невероятным образом уже второй месяц обхожусь без секса. Тому нельзя, пока. Только по окончании реабилитационного периода невропатолог с нейрохирургом объявят о результатах терапии, тогда будет известно, что «нам» можно, а что нет. Последние события сильно меня встряхнули, вообще, поменяли меня очень сильно. Хочется ли мне, как раньше, просто развлечься и просто кончить раз семь за ночь? Нет. Я хочу только его, теперь. Но то ли он ещё не отошёл от травмы, то ли он охладел ко мне, я не знаю. Но он изменился. Или просто переживает те же перемены, что и я? Томми, я так хочу уже прижиматься к тебе, чувствовать электрические разряды, пробегающие по нашим обнажённым телам, заласкать тебя до смерти, удовлетворять тебя, слушать твои стоны, смотреть в помутневшие, от моих прикосновений, глаза.
POV Tom:
Бесконечность. Так можно назвать нас и то, что с нами происходит. А от бесконечности всегда исходила безысходность, для меня, по крайней мере. Билл, наверное, скрывает от меня свои похождения. Я знаю, что Георг несколько раз брал его с собой в клуб. Я понимаю. И я не могу винить его в этом. Из-за меня и моих головных болей и без того уже не раз отменяли концерты, ссылаясь на всевозможные обстоятельства. А теперь группы вообще может не стать. А Билл привык быть на сцене, ему нужен восторг зрителей, феерические шоу, громкая музыка, а не серая жизнь с братом-инвалидом. Я не знаю, что со мной. Но мне кажется, что я ничего не смогу, даже если… я люблю его так же, как и любил, я обожаю его, я дышу им, но… не хочу?
- Томми, любимый, можно? – вот и пришла моя фея.
- Иди ко мне.
- Как ты спал? Ты всё время стонал во сне, - отпивает из чашки, проверяя температуру кофе, и протягивает мне.
- Может, мне просто снилось что-то, или кто-то?- отпиваю, я не должен показывать.
- Да, - он опустил глаза, заметно погрустнев.
- Когда там, уже, эскулапы эти придут?
- Завтра, милый, надеюсь услышать от них, что ты здоров.
- Конечно, Билл, всё будет нор… - не успеваю договорить, как Билл резко поднимает взгляд:
- Том?
- Что? – ставлю чашку на тумбочку.
- Скажи честно, ты ничего не чувствуешь? – в глазах страх, боль, почти паника.
- О чём ты, маленький? – пытаюсь, тщетно пытаюсь сделать вид, что не понимаю, о чём он.
- Том, я о… - он замялся, - ты чувствуешь что-нибудь, когда я рядом?
- Милый, перестань, - у меня даже щёки вспыхнули.
- Нет, Том, не перестану. Если бы я был просто бой-френдом, то была бы надобность скрывать от меня. Но я – твой близнец. Не брат даже, Том, а близнец. Это большая разница. И если у тебя проблемы, то и у меня тоже, Том! – он переходит на высокие ноты.
- Билли, малыш… - я глубоко вздохнул, а он вскочил с края кровати и упал рядом, обнимая меня.
- Я вылечу тебя, любовь моя, я всё сделаю для того, чтобы ты был счастлив, - содрогаясь всем телом, Билл начинает рыдать, а что делать мне? Я прижимаю его к себе, пытаюсь успокоить, но чем я смогу успокоить его?
- Я и так счастлив. А ты – нет. Билл, давай ты будешь жить так, как хочешь, я всё пойму. Ты не должен сейчас из-за меня гробить жизнь и сидеть дома. К тому же, я не против, чтобы всё было по-прежнему, то есть, ты можешь… ну, как раньше, и тогда никаких проблем.
- Замолчи, я не хочу это слушать! Ты понял? Замолчи! Я не маньяк! Я люблю тебя, ты не понял ещё? Люблю! Я хочу только с тобой! Так сложно понять это?!
Истерика Билла была недолгой, но бурной. В результате этого мы получили разбитую чашку, сломанный ноготь и пробитое окно – чашка полетела именно туда, благо, оно выходит на небольшой газон с садиком, и там никого не было. Теперь мы лежим вдвоём, у меня в кровати, и ждём приезда стекольщика.
- Мне нужен только ты, любимый, - целует мои закрытые веки.
- Я знаю, - а внутри всё переворачивается и разрывается от боли, я не могу мучить его.
- Только дай мне шанс, я сделаю всё от меня зависящее.
- Что говорит Дэвид?
Затянулась пауза. То ли Билл не знал, что мне сказать, то ли скрывал, то ли ему не хотелось переводить тему. Но мне хотелось.
- Что в Юниверсал не намеренны больше ждать, и продлевать контракт не будут.
- А что твой этот, Йооп?
- Он не мой.
- Не огрызайся.
- Приглашал на свой показ.
- Так чего же ты? – я и вправду удивлён.
- В качестве модели, - так спокойно, будто окурок тушит.
- Так чего же ты?! – буквально подпрыгиваю на кровати.
- Ты бы услышал, как именно он «приглашал», понял бы.
Как и следовало ожидать, Вольфганг просто переборщил со страшилками. Получалось так, что малоизвестная звёздочка, Билл Каулитц, будет полностью предана забвению со своей «эмо-группой», ибо после перерыва растеряют всех поклонников. Поэтому Билл должен «всерьёз задуматься над тем, как оставаться на виду, чтобы его не забывали». Ну и, естественно, он, Йооп, делает большую услугу всем нам, «спасая» Билла от безызвестности. Проще говоря, он оформил самое непристойное предложение в обёртку помощи, попавшим в беду, Каулитцам. Ведь вместе с этим, он предложил и меня взять на показ: «Том сейчас достаточно похудел, поэтому для него тоже найдётся у меня место».
Билл говорил это всё со слезами обиды на глазах, обнимал меня и говорил, что ему очень стыдно за тот раз, когда он не возразил Йоопу против их близнецовости. Я же просто смеялся, потому что для меня это просто балаган какой-то. А Билл так убивается, он ранимый и гордый. Конечно же, без наших обычных гонораров, нам придётся жить чуть поскромнее. Но я думаю, что мы сможем прожить без лишних двух пар обуви и курток. Я не говорю уже о недвижимости. Но это мой брат. Ему нужен блеск, власть и… теперь уже, я. Хорошее словосочетание – Том, власть и блеск, персиковый.
***
- Герр Каулитц, ваше состояние стабильно. Вчера собирался консилиум, и мы считаем, что вы в состоянии выносить обыкновенные нагрузки, путешествовать и, - доктор прокашлялся, - иметь полноценную половую жизнь.
Билл как-то нервно дёрнул плечами, я сказал: «Спасибо, Герр Франц», а Герр Франц выписал счёт, дал рекомендации относительно дальнейшего наблюдения, и удалился. Воцарилась тишина, опять. Мёртвая тишина, которая стала заполнять его и моё пространство с тех пор, как мы приехали в этот город. А мне так хотелось побыть в Гамбурге. Первым наш «покой» прервал Билл:
- Я закажу билеты на завтра, и пойду собираться.
- Билл, я хочу тебе что-то сказать, - я почувствовал, будто что-то крепко сжало горло, голова закружилась, но я нашёл силы подойти к нему.
- Тооом, - выдохнул он, обвив меня руками.
Так мы простояли минут десять, может, больше. Я стал целовать его, сначала медленно, нежно лаская любимые, мягкие губы. Боже, как я скучал по нему. Билл углубил поцелуй, нежно гладя меня по затылку кончиками пальцев. Всегда прохладные пальчики моего брата – отдельная тема. Я обожал, когда он, давно в детстве, садился летним вечером ко мне на кровать и начинал смазывать моё лицо кремом. Его руки всегда были прохладными, и когда он, кончиками пальцев слегка пошлёпывал меня по обветренным и загоревшим, за день, щекам, я млел от удовольствия. Он первый раз сделал мне этот массаж лет в 11, и я больше не давал нашей маме это делать. Только Билл. На самом деле у меня уже тогда скользили мысли о нём. Не самые невинные, как тогда мне казалось. Это сейчас я понимаю, чт о они были самыми обыкновенными, какими только и могли быть в том возрасте. А именно – я просил его намазать меня всего. Я видел, что он немножечко смущался, когда его ладони оказывались на моей груди, даже щёки краснели. А я наслаждался. Я помню, как целовал его, нежно, в щёки, когда он спал. Но он не знал об этом. Он не знал, также, что с Мелиссой я встречался только из-за того, что она пользовалась тем же шампунем, что и он, и была такой же худой. Я так хотел его… Если бы только я мог так захотеть сейчас!
- Томми, прошу тебя, пошли в спальню, - эти слова, на одном сплошном придыхании, в другой раз сорвали бы крышу, но сейчас я только чувствовал нежность и любовь к Биллу, который уже сдирал с меня футболку и покрывал мои плечи рваными, влажными поцелуями. Я только отвечал ему, я хотел доставить ему удовольствие. По-моему, всё возвращается на круги своя.
Вот мы уже лежим на кровати, полностью обнажённые. Билл накрыл меня собой, он ласкает меня страстно, изголодавшись, изнывая. И я хочу. Хочу хотеть его. Но не получается. Да, я схожу с ума от его вида, от стонов, вырывающихся из его груди, когда я целую его, от укусов, которыми он меня награждает, но ощущение, будто меня завернули в целлофан.
Глава 16 (POV Bill)
Бесконечные дни и ночи, похожие друг на друга. Именно теперь, когда всё так изменилось, я потерял то, чего теперь хочу больше всего на свете. Сегодня вечером мы приехали в Naturhotel Waldklause Тут прекрасный воздух. Надеюсь, это поможет Тому… Поможет. Нет, я же понимаю, что это безуспешно. Вчера была моя первая и, скорее всего, не последняя попытка.
- Любимый, я так хочу тебя, я не могу больше, - почти выстонал это прямо ему в губы, не для того, чтобы завести его, а потому что хочу, действительно хочу. Чтобы он сейчас вышел из своего оледенения и отымел меня по полной программе. Так, как он делал это со своими девками, когда они орали на пол-отеля.
- Возьми меня… - он тихо прошептал мне на ухо.
Я и не думал иначе, но всё же. Значит, всё остаётся по-прежнему, только с одним «но». Он не хочет, по-настоящему, даже этого. Но может, я смогу пробудить его?
Сажусь между его ног, мягко разводя их. Он посмотрел на меня сверху вниз и согнул в коленях - сейчас сойду с ума. Начинаю нежно ласкать внутреннюю поверхность бёдер руками и языком, и я вижу его реакцию, ему не всё равно – это уже хорошо, может… ? Перехожу выше, покусываю, засасываю нежную кожу в низу живота – стон, очень лёгкий. Смазываю заветное колечко кремом и вхожу на одну фалангу – резко сжимается. Второй – болезненно поморщился. Том, бедный, ноль желания. Ну за что мне это? Беру в рот его член, обсасываю, облизываю – почти никакой реакции. А я не могу, мой уже давно стоит, твёрдый как камень, мне кажется, что весь горю. Растянув его сильнее, сменяю пальцы своим членом и сразу начинаю двигаться, стараясь задевать его простату – за столько лет я знаю его тело, как своё. Но ничего не выходит. Его гладкие мышцы крепко обхватили меня и через две минуты толчков, я кончил. Оргазм был долгим, сильным, но будто бы глухим. Я опустился на Тома, уткнувшись носом куда-то в основание его шеи. Он дышал глубоко и прерывисто. Не открывая глаз, я потянулся рукой к его лицу – о Боже… на пальцах почувствовались горячие капли.
- Томми, - я вышел из его тела, и подполз выше, - Том, ну что ты? – чувствую, как подкатывает удушливая волна, - любимый, перестань…
Пытаюсь поцеловать его, он начинает плакать сильнее, уже навзрыд. И я за ним. Он шептал мне какие-то извинения, я пытался его успокоить, а он снова просил прощения, обещал, что постарается. А я, от этих слов, плакал ещё сильнее. Он нежно обнимал меня, уговаривал заняться своей жизнью, а его оставить. Он просил у меня прощения за всё, за сорванный тур, за неспособность удовлетворить меня в постели. Создавалось впечатление, что просит прощения за всю жизнь. А мне было слишком больно и горько слушать всё это. Я не хотел выпускать его из объятий, прижимал его к себе крепче и клялся, что никогда его не оставлю. Хотя глубоко внутри я понимаю, что это невозможно. Не смогу я мучить и себя и его. И он прав сто раз, когда говорит об этом прямо. Но я не могу. Я стал выкручиваться и убеждать, что даже так, мне больше никто не нужен. Да, никто – это правда. Мне не нужен кто-то, потому что кем-то уже давно является он. Но мне нужно что-то. И я знаю, что однажды не выдержу, позвоню Джулиану, или Дэни, или ещё кому-нибудь из тех, кто примчится по первому моему зову, и буду трахаться с ними. Так, как делал это всегда. Так, как я люблю – грубо, страстно, а главное – взаимно. И знаю ещё одну вещь, что Том узнает об этом. Он всегда чувствовал, где я был, он увидит это по моим горящим глазам и зацелованным губам. Он всегда заметит засос даже там, где его трудно увидеть. Потому что это Том, мой близнец.
Мой несчастный брат уже давно посапывал на моём плече, на улице стемнело. Мы пролежали часов шесть, не меньше. Он вспоминал разные моменты из детства. Что-то из это я помнил, а что-то нет. Он даже рассказал мне о том, как хотел, чтобы я мазал его кремом на ночь. Я это помню. Его красные щёки, загоревшие плечи. Помню, как он просил помазать его грудь, помню, как хотелось прикоснуться к его соскам, но как было страшно. А он хотел. И я узнал об этом только теперь.
Завтра нам уезжать в Альпы, а вещи ещё не собраны, и сил на это нету. Всё же, нужно оставить тёплую постель с Томом и пойти приготовиться. Выйдя на кухню я закурил, выпил кофе, для бодрости и стал собирать вещи, полностью погрузившись в свои тяжёлые мысли.
Сегодня, ровно в 3 часа дня, мы приехали сюда, в Naturhotel Waldklause. Тут очень красиво, заснежено и даже таинственно. Потому что лес рядом. Люксовские коттеджи здесь славятся своим богатым убранством, состоящим непременно из охотничьих трофеев. Думаю, не сложно было бы догадаться, что мы сделали первым делом, по прибытии… Верно! Всевозможные рога, шкуры, охотничьи рожки, декоративные ружья – всё это было вынесено на веранду, где тут же разкудахталась хозяйка этого кемпинга. Она долго не могла понять, что мы вовсе не требуем никакого декора взамен, а просто не хотим держать того, что связано с насилием. Для того, чтобы убедит её окончательно, Том позвал её внутрь, и показал наш ролик для РЕТА, объяснив наши идеи. Она уважительно покачала головой и постаралась скрыть своё непонимание этого момента. Разложившись, мы сразу же спустились в маленький уютный ресторанчик, где о нашем меню уже были предупреждены, и прекрасно пообедали.
Всю дорогу назад, мы с Томом просто разговаривали, смеялись, вспоминали всякие придурошные шутки Гео, который обещал к нам приехать через неделю, и бросались снежками. К счастью, никто из медиа даже не подозревает, где мы. Местность тут хорошо защищена. Охрана у нас есть, но мы даже не стали их брать с собой. Нет надобности.
Когда мы, наконец, дошли до коттеджа, то увидели там одинокий силуэт. До боли знакомый.
- Билл, это кто ещё? – Том подозрительно глянул на меня. А мне откуда знать? Мы прибавили шагу, нечёткие очертания ожили, и перед нами ожил Йост.
***
- Простите, но я не в состоянии что-либо ещё сделать. Но я всегда буду рад вам помочь. Простите ещё раз, ребята.
С этими словами он покинул нашу гостиную. А мы сидели и не могла ни слова вымолвить, ни пошевелиться. Tokio Hotel больше нет. Легенда окончена, нас нет. Я удосужился включить телефон, там уже было 26 неотвеченных звонков от Георга, и примерно столько же от Густава. И несколько смс. Они пока не могут приехать. Может, это и лучше. Нам нужно побыть одним. Позвонили маме. Он, как всегда, рассудила мудро, успокоив нас тем, что мы можем просто по-другому называться через, скажем, года два, и начать новый проект. Тем более, что мы ведь, через пару месяцев, вернёмся в Штаты.
Тома я усыпил успокоительным, которое мне тайком дал доктор Франц. Том не выносит эти вещи, и мне приходится идти на ухищрения. Я сижу и пишу. За окном поднялась метель. На душе паршиво,я просто не могу поверить в то, что всё это происходит с нами. Жизнь изменилась. Но я знаю одно – Том не хотел больше выступать. Но он готов был делать это ради меня.
Самое неприятное – это то, что я прекрасно вижу, что Йост совсем не так спокоен, как пытается показать. Доброжелательная улыбка – не настоящая. Он играет, и играет круто. Ещё чуть-чуть, и я бы поверил в то, что он действительно расстроен лишь из-за того, что нет группы, с которой он так сроднился, что это почти отеческие чувства. Но увы, я не ребёнок уже. Я не та детка, что была раньше. Проще говоря, чуточку ума прибавилось, за пять лет. Неспокойно мне, неспокойно.
***
Неделя прошла незаметно. Том по-прежнему холоден в плане секса. Мы решили, что ещё через неделю будем готовы снова вернуться в ЛА. Том стал очень спокойным, даже чересчур. Защитная реакция психики? Да. Он очень обижался, что ГуГи не пожелали приехать. А я их, на удивление, понимаю. Мы всегда с Томом были семьёй, у них же этой семьи, рядом, не было. Сейчас им хочется не к нам, которые только напоминают о прошлом, а быть с семьями, девушками. А нам
нужны только мы. Мы – самые несчастливые счастливцы в этом мире.
POV Tom:
Потрясающее утро – солнце лепит в окно, Билл порхает вокруг меня, как бабочка. Нужно отдать ему должное – сколько я «болею», он ни разу не выглядел плохо, неухожено. Иногда даже чересчур. Не по-домашнему, как-то. Всегда безупречный макияж, парфюм, одежда. Так и сейчас. Только раннее утро, а он уже готов, уже принёс мне кофе, уже лопочет что-то сладкое. Я смотрю на него, он будто светится. Он стал, как раз, спиной к расшторенному окну, сзади образовалось что-то наподобие, как его там называют, нимба. Потом наклонился ко мне, чмокнул в лоб (меня обдало шлейфом аромата, кажется Dior) и сказал, что хочет сходить за молоком и грецкими орехами к какой-то женщине, с которой познакомился в ресторане пару дней назад. Через несколько минут входная дверь скрипнула, а я подскочил к окну, посмотреть на него. Он выглядел очень мило, т.к. лёгкой походки от бедра не получилось – ноги проваливались в снег, и он был похож на журавля, ступающего по воде. Смешной.
Я успел сходить в душ, перехватить пару бутербродов с сыром, не ответить на звонки Георга, звучавшие из обоих наших телефонов, и одевшись, сесть в ожидании орехов и молока, в виде моего брата. Стук в дверь прервал поток мыслей, которые хаотично прыгали в голове: группа, распад, ЛА, моё новое положение… импотент… когда-то, это звучало бы, как приговор, который бы я пытался оспорить или решил бы покончить с собой. Сейчас это уже исполненный приговор, и я давно уже мёртв. Да, мне плохо. У меня уже были проблемы, но тогда это было вызвано животным желанием быть только с Биллом, угасание влечения к девушкам. Теперь же это стабильно и во всём. Бывший гитарист популярной некогда группы Tokio Hotel Том Каулитц – импотент. Шикарный заголовок газеты!
Стук в дверь нарушил мои сумрачные думы: «Ваша пресса!» Пожилой почтальон, как из прошлого века, приходит каждое утро. Учтивый, аккуратный старик, который очень плохо видит. Я открываю дверь, он протягивает мне стопку газет и, раскланявшись, уходит. Заваливаюсь на диван в гостиной и раскрываю первую попавшуюся. Заголовок заставляет меня зажмуриться и судорожно хватать ртом воздух – БЛИЗНЕЦЫ БИЛЛ И ТОМ КАУЛИТЦЫ, ИЗ НЕДАВНО РАСПАВШЕЙСЯ ГРУППЫ TOKIO HOTEL – ЛЮБОВНИКИ!
Глава 17(POV Bill)
Сегодняшний день перевернул всё с ног на голову. То, что вчера не стало группы, как оказалось, ещё не самое сильное потрясение. Утром я ушёл за молоком к фрау Штольц, милая женщина, жена одного из совладельцев МЕТРО. Мы познакомились вчера в ресторане, вернее, она узнала «того мальчика с плаката в комнате младшего сына». И её мнение о накрашенном чудище заметно улучшилось к концу нашей беседы. Чуть ли не расцеловавшись, мы расстались, и она пригласила зайти к ней утром, ей приносила местная тётка хорошее молоко и орехи. Но когда я пришёл, то никак не мог понять перемены в ней. Она была до чёртиков вежлива, но так зажата и так торопила закончить разговор, что не заметить этого мог только слепой и глухой. В итоге она отдала мне всё своё молоко и орехи, сославшись на плохое самочувствие и отсутствие аппетита, пожелала приятного дня и сообщила, что по той же причине не будет сегодня выходить из дому. Все эти факты, вкупе с её ошарашенным взглядом, сложились в одно – она что-то обо мне узнала… И я посмеивался всю дорогу, так как это звучит крайне глупо, в Европе, по крайней мере. Узнать что-то плохое о Билле Каулитце – короткий анекдот, ведь и так всё известно. Я наркоман, алкоголик, гей и проститут. Что ещё можно такого узнать, чтобы так орать взглядом? Альпийское солнце ласкало щёки, снег искрился под его лучами и вокруг была атмосфера умиротворения. Я даже на минуту подумал, что не так уж это и плохо – быть просто человеком. Хотел набрать Тома, но мобильный в кармане не обнаружился, и решил идти домой, чтобы он не волновался зря. Хотя… может вообще, позвонить Джулиану? Тут по соседству есть ещё один коттедж-городок, не такой крутой, но Джул может там пожить, а я, под видом походов за молочком, похожу к нему… Так, стоп. Я осёкся, воспоминания о брате накатили на меня тяжёлым грузом. Потому что я люблю его, я не могу разбивать ему сердце таким подлым обманом. Но если он не узнает? Том не узнает? Смешнее нет. Но и я не могу так. Когда я думаю о нём, то на меня накатывает тяжесть и темнота. И если это – бремя для меня, то долго подобное не просуществует. Либо взорвусь, либо Том узнает и будет вынужден терпеть. А я тоже не могу, мне нужно ответное желание, я не могу просто его тра*ать, как игрушку. Он старается, постоянно делает мне комплименты и минеты, но… ничего не чувствует сам. Сейчас жизнь вообще превратится в болото, непроглядное, засасывающее, без каких-либо эмоций.
Во всех этих мыслях сияющее солнышко потускнело, и снег перестал казаться таким безупречно-белым. А я и сам не заметил, как оказался у нашей двери. Сунул ключ – не открывается. С каких это пор Том запирается изнутри? Постучал. И только через несколько минут дверь отворилась… Бледный, с абсолютно оборзевшим взглядом, Том.
- Томми, ты в порядке? – чмокая его в щёку.
- Билл, ты уже знаешь?
- А что, есть ещё что-то, чего я не знаю? По-моему у нас, в последнее время, достаточно новостей.
- Вот это… - протягивает мне газету.
Хорошо, что я успел поставить бидон с молоком на пол. Я не понял такого искреннего ужаса Тома, по поводу появления наших имён в заголовке – не впервой. Этого и следовало ожидать, так я Тому и сказал. Я так и ждал, что все издания сейчас затрещат о распаде Легенды Века. Брат же тряхнул шелестящей стопкой прямо перед моим носом: «Прочитай!»
- О чёрт, - я закатил глаза, - ну, и? Что тут странного, подумаешь – Братья. Билл. И Том. Каулитцы.- стал я прочитывать слова с расстановкой, - Из. Недавно. Распавшейся. Группы. Tokio Hotel. Любов…. ЧТО?!!! – тут же опечатка, наверное…
- Читай, читай.
«Сегодня рано утром в интернете появилась информация о книге, выпущенной Дэвидом Йостом , бывшим продюсером группы, который только вчера вечером сообщил о её распаде. Теперь Герр Йост подтверждает этот факт, говоря, что книга, с характерным названием «Том, власть и персиковый блеск» является настоящим произведением пера скандально-известного рок-певца Билла Каулитца. В опровержение слов Герра Йоста было много сказано за последние несколько часов, в т.ч. и бывшими членами группы – Георгом Листингом и Густавом Шэффером. С матерью братьев (братья – идентичные близнецы, - прим. ред.) нам связаться не удалось. Однако, появился источник, пожелавший остаться неузнанным, который утверждает, что имеет неопровержимые доказательства факта существования сексуальных отношений между братьями Каулитц. Предоставить их он пообещал в течении 24-ёх часов. Сами близнецы, как сообщили нам близкие друзья, уже улетели в Лос-Анджелес. Напомним также, что ранее этой осенью, братья чуть не погибли в авиакатастрофе, случившейся на острове Мадалена, когда самолёт с 320 пассажирами был вынужден совершить аварийную посадку в результате отказа всех двигателей и навигационной системы. Чудом выжившие, они вернулись в Германию чартерным рейсом, но очень быстро покинули родину, дабы избежать соприкосновения с чуть не обезумевшими, от волнения за кумиров, фанатами.
Эксклюзивные мемуары Билла Каулитца вы можете приобрести, заказав в любой части света в интернет-магазине ACE Books, купив непосредственно (на территории США) в любом магазине издательства, а также скачать с официального сайта издательства, а также с itouchbook.com и sensationsbook.com. Цена издания, как в электронном, так и в печатном виде, колеблется от 130 до 180 евро.»
Бедная мама…
POV Tom:
Пришёл Билл. Пока он читает, я смотрю на его быстро покрывающиеся нервными пятнами щёки, на его грудь, вздымающуюся от тяжёлого дыхания, на дрожащие руки. После каждого предложения он нервозно кусает и облизывает губы.
- Том, прости меня, прости меня, я сволочь, мразь, шл*ха, простииии…. – не успеваю я опомниться, как он упал передо мной, обнимая меня за колени.
- Билл, перестань малыш, - пытаюсь его отодрать от своих ног, но получаю только громкие всхлипывания. – Отпусти, сейчас всё соплями мне штаны вымажешь!
Кое-как поднимаю это мокрое чучело. Чёрт бы побрал тебя, братишка, какого х*я настрочил ты эту книженцию? Он перевешивается на мою шею, а мне так жаль его. Он только и повторяет: «Бедная мама. Прости меня, Томми.» И что с этого придурка взять? Козёл, дурью маялся, блин.
- Том, а Том? Что нам теперь делать, а? – шепчет он, глядя мне в глаза. Оу, наш безупречный макияж, кажется, остался у меня на шее.
- Забить на всех и мотать в ЛА. Кстати, я уже созвонился с ребятами. Билл, мне пришлось не сладко.
- Георг, поржал, значит….
- Да ты что! Они так волнуются, спрашивали, как нам, что с тобой. Я сказал, что ты ещё ничего не знаешь. И мама, Билл, мама в шоке. Она надеялась, что этого не случится. Я потратил ещё минут двадцать, убеждая её, что это не твоих рук дело, и ты не знал о том, что её издадут.
- Я позвоню ей сейчас. Том, ты простишь меня? – снова жалобный взгляд.
- Я давно простил тебя, - нежно целую его в губы, проводя рукам и по дрожащей спине.
Пока Билл пошёл хныкать с мамой, я решился открыть ноут. Bild.de, как же я вас люблю! Почти все баннеры, сегодня, пестрят одним и тем же. Спасибо, Дэйв, ничего не скажешь. Ну что тут пишу? Всё то же. Отрывки из книги… неприятно. Но то только открытки, а когда весь тираж разойдётся по рукам наших фанатов – вот рай для недо*банных слэшеров! Tokio Hotel умерли, но их форум будет жить вечно. Ладно, чёрт с ними всеми, ничего нового уже не найдёшь, и обидно же, обидно, что не любовники уже, теперь все снова говорят о том, чего нет на самом деле. Ирония судьбы. Ясно, можно отключаться, хотя… а ну-ка, ну-ка… Чёрт!
«Полчаса назад всемирную сеть взорвал ролик с участием братьев Каулитц, отрывки которого Вы можете просмотреть, нажав сюда .» Нажимаю, предупреждение: «Если вам ещё нет 18-ти лет, мы настоятельно просим Вас отказаться от просмотра». Чёрт! Захожу, нажимаю на PLAY … сначала только звук: «Аааах… ооо, Томми, ещё, пожалуйстааааа…. Тооом….аааах..» голосом Билла. А появившееся изображение в один момент сносит крышу. Так, стоп, где это? Бляяя! Да это же в Нью-Йоркском госпитале! Ракурс скрытой камеры откуда-то с угла потолка. А вот и заветное объявление, мать его! «Для дальнейшего просмотра выберите, пожалуйста, способ оплаты» а дальше пошли значки Webmoney, Visa electron, Yandex (раздолье для русских) и т.п. Ну что? Гулять так гулять! Нажимаю на значок, автоматом выкладывая 15 евро за просмотр порно-ролика собственного секса с собственным братом – мир стал с ног на уши.
Так, это когда я делал ему минет. Чёрт, я же когда занят его членом, вообще не знаю, как это выглядит со стороны! И камера была не одна! Два ракурса. Мы лохи, конечно, но Дэйв - сволочь. Мамочки, да мы же просто порно-звёзды! Ни хрена себе я вылизываю его. Билл, чёрт, так выгибается. Бляяя, а стонет-то как. Оу, кусаю его за сосок, так, а это мои пальцы уже что-то ищут в нашей попе. Чёрт, а я вульгарен, оказывается – облизал свои пальцы после его зада. Взял его член поглубже. Боже, да это же экзекуция… как он расставил ноги, Билл, ну и суч*а же ты! Стонет, кончает… Так, а это следующее, ой, мама! Да это же с ума можно сойти!
Смотрю это, а сам, тем временем, запустил руку в штаны. А вот и момент, когда я, наконец, в него вошёл, вот он начинает меня просить… А слышно хорошо: «Томми, пожалуйста…». Да я сейчас снова кончу, глядя на это всё! Что? Что я сейчас? Я не успеваю подумать, как в наушниках раздаётся наш кульминационный стон, Билл выгибается на койке, я смотрю, как оттягиваю его соски, и чувствую что-то тёплое и мокрое в своей руке… Я кончил?
POV Bill:
- Я тоже люблю тебя, мам, прости ещё раз.
Моя мама – святая. Она, конечно, прочитала мне лекцию, но так было всегда – что бы я ни утворил, она никогда не давала мне почувствовать себя выродком из выродков. Так и теперь. Она просто пожелала мне пережить это, ни разу не сказав, как ей стыдно будет смотреть в глаза друзьям и знакомым.
Захожу в комнату к Тому, он как-то пугливо захлопывает свой ноут, и странно как-то встаёт со стула, оборачивая толстовку поверх штанов. Смотрит как-то дико, очень дико.
Том? – после долгого разговора с мамой вышло как-то хрипло.
Я хочу тебя… - он в мгновение пересекает комнату и прижимает к себе, - хочу сейчас, сейчас же! – срывает с меня кофту, футболку, жадно впивается в мои губы, а я ничего не могу понять. Только просовываю руку на его пах… там мокро!
- Я хочу тебя, страшно! – это уже я не выдерживаю. Падаю на колени перед ним, сдирая толстовку и штаны с бёдер, слизываю остатки спермы. Плевать, что холодная, я хочу его, мне приятно, вылизываю весь его пах, яички, потом нежно обхватываю губами головку его твердеющего (!) члена и поднимаю на него глаза. Том стоит зажмурившись, запустив одну руку в мои волосы.
- Ммм… Билл! Ааах – задыхается уже от пируэтов моего языка на его стволе. А у меня у самого уже каменный член в джинсах, я так хочу его. Чёрт, но он же захочет меня сам оттра*ать сейчас. Ладно.
- Любимый, - выдыхаю ему в губы, отпустив его член, - возьми меня сейчас, здесь. Наконец сдираю с него футболку, припадая губами к твёрдым горошинкам сосков, рукой лаская его низ. Кусаю их, оттягиваю зубами, сильно сжимаю, он попискивает, снова зализываю. Он, наконец, подхватывает меня и несёт на стол. Кладёт на спину, ноут очень кстати пришёлся – подушка. Медленно, глядя только мне в глаза, расстёгивает чёртову пряжку и джинсы, выхватывая оттуда мой истёкший смазкой член. Лизнув, оттянул зубами пирсингованный сосок, прижал мои запястья к столу.
- Попроси меня, Билл, как ты это любишь?
- Ну Тооом, ну… аааах – срываюсь на вскрики, когда он начинает пытки своим языком, я уже не в силах держать себя.
- Давай, моя сучка, попроси папочку тра*нуть тебя. – он шепчет мне на ухо, капельки пота проступают на его лице. Такой возбуждённый, щёки раскраснелись. И что с ним, всё таки, случилось?
- Я хочу, чтобы ты всадил в меня свой член вместе с яйцами, - я знаю, что его так заводит.
- Билл, ты шлю*а…
- Зато только твоя, - специально облизываюсь.
Мои последние слова дают нужный эффект. Том срывает с меня джинсы и резко раздвигает мои ноги, подтягивая к себе, его член упирается в меня, он наслюнил свои пальцы, а я останавливаю его руку:
- Нет, хочу без растяжки, больно хочу, - шепчу так по-бл*дски, что сам себе дивлюсь.
И он слушается. Не грубо, но быстро входит в меня, я только, с громким стоном, шире раздвигаю ноги. Соприкосновение кожи сводит с ума. Том обхватывает мой член и начинает дрочить в такт своим движениям, я держусь руками за столешницу, а он вколачивает меня в неё с такой силой, что спине больно. Специально выгибаюсь и смотрю на него из под ресниц, он выстанывает моё имя, а я его. Потом я чувствую изменение фрикций в мою пользу.
- Дааа, Томми, так! Ещё! Натяни же ты меня… ооох… сильнее!
- Моя портовая шлюшка решила кончить?
- Да, чёрт бы тебя побрал, ты чего делаешь?!
Он вдруг выходит из меня и ничего не сказав уходит и садится на диван, я оторопело смотрю на него, всё так и лёжа на столе.
- Иди сюда и поскачи на мне, - тон как у хозяина.
- А.. да. – слажу со стола, и плетусь к нему на ватных ногах. Смотрит на меня снизу вверх, пожирает глазами, теребя языком свой пирсинг.
- Садись на него, - глаза в глаза.
Я сначала забираюсь к Тому на его горячие бёдра, смотрю вниз на его блестящий ствол, и с глухим стоном насаживаюсь на него, сразу, до конца. Тома бросает в дрожь, когда я начинаю медленно двигаться на нём, пощипывая его соски. Глажу по плечам, спускаюсь руками на спину, потом резко впиваюсь в его губы, зацелованные, он стонет мне в рот. Я схожу с ума, пахнет сексом и нами, так только у нас бывает. Его член кажется мне огненным, он крепко сжимает мою талию, иногда гладя мои бёдра, задавая быстрый темп. Оба начинаем задыхаться, когда он хватает пальцами мой ствол и ласкает головку. Последний раз, резко и до конца насадившись, кончаю, и Том вслед за мной. Бурно, дико, громко, с пошлыми стонами. Прижимаясь друг к другу, впиваясь друг другу в губы.
- Том, что это было? – не спешу слазить с него, люблю это ощущение, когда он во мне расслабляется.
- Это была терапия порнухой, - расплывается в развратной улыбке.
- Чего?
- Ролик с тобой и мной в главных ролях. Я посмотрел и…
- Какой, к чёрту, ролик, Том?! – что он несёт?
- А такой, он шутливо спихивает меня с себя и идёт к столу. Открывает ноутбук.
***
- Бля* , Билл, ну чего ты так взъелся-то?! Подумаешь!
- Отстань, не хочу тебя ни видеть, ни слышать! Пошёл нах*р!
- Разве что на твой, Билли, - ржет за дверью. Ну, кобель!
Я уже полчаса сижу в ванной и рыдаю. Увидев это в интернете, он, видите ли, кончил. Симулянт хренов. Импотент, сволочь. Ему пофиг, что на мой оргазм теперь смотрят хороших пару миллионов фанаток, и ещё чуть больше просто любителей гей-порно!
Прошло ещё полчаса. Почему-то от Тома больше ни звука. Может, обиделся или уснул? Тихо выхожу из своего убежища. Дверь на распашку… верхняя одежда Тома на месте, а его… НЕТ!!!
***
POV Tom:
Я часто думал раньше – что такое ад? Все мои пафосные фразы – гореть мне в аду с тобой, Билл! Если бы, если бы я мог сейчас гореть где угодно, в каком угодно котле, только бы с тобой… Билл… Вот уже две недели я сижу где-то, я не могу сказать точно где. Где-то в горах, но мне не дают даже позвонить. Один раз мне дали позвонить маме, другой – Георгу. Сказать, что с нами всё хорошо, и мы срочно улетели в ЛА. У меня есть всё для жизни, меня никто не бьёт. Но никакого интернета или других средств связи. Только телевизор и MP3 . Вчера ко мне пришли и сказали, чтобы я подписал какие-то бумаги. Проблема в том, что я не знаю, кто держит меня здесь. Я понятия не имею, кто и зачем? Бумаги… я же не дурак, и прекрасно понимаю, что это будут наши банковские счета. Счета? Наши? Я даже не знаю, жив ли… НЕТ! Если бы… если бы его не было, я почувствовал бы это. Но где он, я всё так де не знаю, как не знал в первый день, когда в наш с Биллом коттедж, в Waldklause, постучали и после этого я ничего не помню, кроме вони хлороформа. Потом ощущение ваты вокруг, потом проясняющееся сознание и понимание, что меня похитили. Тьфу, даже звучит противно, как девчонку сопливую. И я понимаю, что Билл точно также мучается где-то. Меня хорошо кормят, вернее, стараются хорошо кормить, потому что я не могу есть. Я тщетно добиваюсь от этих людей сведений о Билле, но кто мне скажет? Только гробовое молчание.
- Том, сейчас вы поговорите с братом, - раздался голос одного из моих тюремщиков.
Ни жив, ни мёртв, я приподнимаюсь с кровати и пытаюсь вникнуть в смысл услышанной фразы. Наконец-то мне дадут поговорить с Биллом?
Ну где же он, почему так долго? Всё не идёт и не идёт. Я уже успел сто раз умереть за этот момент. За дверью послышались долгожданные шаги. Дверь скрипнула, и бугай сразу протянул мне трубку.
- Билл!
тишина
- Билл, не молчи! Билл!
Связь оборвалась. Я замер, обливаясь холодным потом. Я не услышал ни звука, уставился на трубку, а бугай на меня. Потом, будто опомнившись, он быстро забрал её у меня и сказал, что подождёт следующего звонка.
Мы сидим так уже полчаса. Вдруг раздаётся долгожданный звонок. Мужик неуверенно смотрит на экран и протягивает трубу мне.
- Говорите…
Невнятные звуки
- Билл!
- Ты мне омерзителен! Ты слышишь? Том! Я тебя ненавижу, ты испортил всю жизнь мне. Ты больше меня не тра*нешь!!!
Связь оборвалась. Я сижу, пытаясь унять сердце, которое вот-вот выпрыгнет из груди. Это был голос Билла. Такой визгливый. Какой обычно бывает, когда у него истерика. Я слышал каждое слово в отдельности. Бугай забрал у меня трубку, и молча ушёл, оставив меня наедине с кошмаром, в который не хочет верить ни одна фибра моей души. Самое странное, это то, что сейчас мне просто хочется взять гитару и играть. Играть и петь. Все наши песни, всё то, что мы сочиняли и пели. Вместе… Что я и делаю. Пальцы дрожат, и я не могу сразу взять аккорд, мне хочется умереть и летать одновременно.
- Есть снова не будешь? – в дверь просунулась голова Клауса, человека, который готовит, как я понял по его фартуку. Я лишь покачал головой и продолжил мучить струны, отзывавшиеся на мои прикосновения срывающимися голосами. Голосами моей души.
Вечер плавно перешёл в ночь, а я лежу в полной темноте, заткнув наушниками уши, слушаю. Я слушаю его. И только сейчас сознание начинает возвращаться ко мне, я будто прозреваю, в голове начинают повторяться слова, которые я от него услышал. В голове сразу складывается чёткая картина: Билл изначально хотел избавиться от меня. Я никогда не был нужен ему, он меня использовал. Для того, чтобы окончательно уничтожить всё, он взялся за эту книгу. Он подыграл, когда удивился тому, что она вышла в свет. Он знал всё и заранее договорился с Йостом, относительно этой афёры. Теперь же, он хочет забрать и мою часть денег. Всё очень просто. Он инсценировал похищение. Я сижу тут, умираю от неизвестности о том, где мой бедный Билли, и кто меня тут держит, а он, тем временем, и является моим главным тюремщиком. Что же, дорогой, я подпишу все бумаги и отдам тебе всё. Мне больше ничего не нужно. Вообще ничего. Я подпишу документы и прощай…
Никогда больше не пожалею о том, что я сделал. Сегодня утром я подписал бумаги об отказе от своей части наших общих вложений, недвижимости, акций и т.п. Люди, пришедшие ко мне с документами, сочувственно смотрели на то, как я со скрипучим звуком водил шариковой ручкой по бумагам. Потом один из юристов сунул мне конверт, сказав, что я должен увидеть то, что внутри, и корректно отвернулся. Снимки. Снимки, на которых Билл тра*ается с Йоопом, и, как можно судить, не по принуждению. Красивая спальня, за окном солнце. Я видел это как в тумане. Человек подошёл и забрал конверт назад.
Теперь же, когда всё решено и сделано, я могу спокойно сделать то, о чём мечтаю с того самого момента, как услышал визги своего… а кто он мне? Брат, близнец, любовник, любимый? Кто? Теперь никто. Я не нужен ему, группы нет, денег тоже. Достаю из несессера остатки Амлодиппина и Барбовала. И их хватит, Стэф подала хорошую идею тогда. Я давно не пил никаких лекарств, мне намного лучше стало в горах, тут другой воздух и другое давление.
За окном, белыми шариками, сыпет снег. Я высыпаю на ладонь сначала содержимое одной баночки, потом другой. Такие же белые, круглые и приятные. Ассоциация дурацкая в голове. Вспомнил белоснежную улыбку, ЕГО. Последние два дня я не могу переносить его имени. И думаю о нём исключительно как «он», но не мо-имени, не брат, не любимый. Просто ОН. Он был моей жизнью, он был моей любовью, моим братом.
Прости меня, родной, любимый, прости. Сейчас мне, как никогда раньше, хочется просто обнять тебя. Петь вместе, смеяться, ругаться и жить. Но не судьба. Ты видишь, все были правы, и священники, и просто какие-то люди. Мы грешники, которые будут сурово наказаны. Я наказан уже. У тебя ещё всё впереди, и ты придёшь, в итоге, и мы будем страдать вместе. Ты всё ещё должен мне. Должен за то, что я тебя люблю. Прости меня мама, я люблю тебя, ты знаешь. Но не могу больше жить этой грёбаной жизнью. Не хочу.
В голове становится глухо, я опускаюсь на подушку, закрываю стопудовые веки. В ушах звон, который каким-то образом превращается в его заливистый смех. В глазах темнеет, а я вижу, как он сидит передо мной с чёлкой, полностью закрывающей глаза, потом вскидывает её и улыбается. Протягивает ко мне руки: «Томми…» Да дорогой, это я, я всё ещё люблю тебя. Видение вдруг меняется, ОН сереет, под совершенно красными глазами чернеют болезненные круги, губы потрескавшиеся, запястья в страшных синяках. Он всё так же тянет руки ко мне: «Том, спаси…» И темнота.
***
Писк и звон. Грохот страшный. Мне больно, я пытаюсь открыть глаза, мне страшно больно. Слишком. Наверное, это уже ад. Меня выворачивает наизнанку, но сил, открыть глаза, нет. Мне всё равно, что со мной делают. Я только знаю, что это теперь не кончится. Слышу мат, крутой мат, причём очень знакомый голос . В меня снова что-то всовывают, прямо в рот, в горло, сначала вливают что-то, и через секунду меня снова рвёт. И боль, дикая боль во всём теле. Знакомый голос не утихает, всё продолжая браниться прямо у меня над ухом. Потом меня поливают тёплой водой, уматывают во что-то. Пронизывающая боль в руке. Игла. С ужасом понимаю – я не умер.
- Тебя прислал мой брат?
- О чём ты, Том?
- Прекрати Дэйв, хватит делать из меня идиота!
- Успокойся, я даже не знаю, где твой брат.
- Да неужели? И ты думаешь, я поверю в твои байки теперь? После того, что ты сделал? Что ты мне обещал, что ты нам обещал?
- Том, это сделал не я…
- Тогда говори, су*а, кто?! - меня эта перебранка уже бесит, я не понимаю, что происходит, я не верю ни Дэвиду, ни тому что он говорит или может сказать. Их странная дружба с Биллом всегда меня сипала.
- Вольфганг… - Дэвид звучал глухо и понуро.
- Ах вот оно что? И ты, бл*дь, не знал об этом, и даже не догадывался, и потому сейчас не знаешь, где Билл?
- Нет, ты должен меня выслушать.
Как я и предполагал, Дэвид, со смиренным видом, рассказал мне слишком душещипательную историю. Всё оказалось гораздо проще, чем я думал, но что делать сейчас, не знали мы оба.
Похитили Билла, изначально, люди Дэйва. Оказывается, когда книга и материал в газете вышли в свет, он действительно был в шоке. Но не только в шоке, а и в доле. В доле Йоопом. У последнего же был очень хорошо просчитанный план. План, в который он взял Дэйва давно. Оказывается, наш дурачок-Билли давно жаловался Йоопу на проблемы со мной, а он и надоумил Билла написать о нас книгу, то есть «Блеск». Оказывается, они знакомы давно. Ну да, чего ещё я не знал об этом малом ушлёпке..? Только Йооп не предвидел, что Билл попрётся в то самое издательство. Но эффект от книги Билл решил усилить походом в редакцию. Потом всё пошло наперекосяк. Но и из этого старый идиот сумел извлечь выгоду. Тогда-то он и нашёл подход к Дэйву. Они совместно уже установили камеры в палате, совместно решили сделать деньги на всех полученных материалах. У Йоста был повод – то, что группа больше не приносит дохода, а Йоопу дали силы выбрыки Билла. А ведь надежд Билли ему оставил целый ворох. Поэтому модельер решил хотя бы заработать на этой неколющейся рыбке. Однако договор с Дэйвом он тоже нарушил, опубликовав всё раньше времени. Потом, увидев масштабы развернувшегося вокруг нас скандала, Йооп решил использовать это в воздействии на Билла. Дэйв, славившийся умением засылать шпионов, сразу узнал о плане бл*дского старика.
***
POV Bill:
- Придурок, бля**, может быть ты соизволишь объяснить, какого х*я меня тут держат?!
Моему возмущению не было границ, когда в странную, тёмную комнату, вошёл Йост. После того, как я босиком выбежал на крыльцо коттеджа, поскольку в доме Тома не нашёл, на меня набросились сзади и закрыли лицо какой-то тряпкой. Дальше я не помню ничего. Проснулся я в этой самой комнате, в которой не было ничего, кроме мебели. Никакой техники, моего айфончика, естественно, тоже не было. Я просидел тут часа три, никто не заходил и не говорил ничего. Я орал, барабанил в дверь руками и ногами, теперь руки ноют и в синяках, ногти сломаны, на лице потекла краска. И я не знаю, что с Томом, что с моим любимым, с моим… Слёзы не раз душили меня, я думал, что его убили, что он сейчас где-то мучается, ждёт, что я приду и спасу его, а я не прихожу, потому что не могу. А он не знает этого.
Когда открылась дверь, я ещё не видел, кто в проёме. Просто бросился на него и стал впился ногтями в его рожу. Этот кто-то, однако, заорал голосом Йоста, от чего я сразу отпрянул в сторону, а он разразился нецензурной тирадой. Оказывается, этот е*арь ещё и шантажист, и похититель. Однако, услышанное от него меня порядком насторожило. Меня? Спасать? От Йоопа? Я не тот дурень, которому можно навешать.
- Ну не отдам же я тебя ему?! – Йост выкатил глаза на расцарапанным мною лице.
- А что хочешь от меня за это? Большей выгоды я уже не принесу.
- Ты и твои миллиончики.
- Они так быстро к тебе придут, ты думаешь? О себе вообще молчу, - я злорадно хихикнул.
- Это мы решим. Ты же не думаешь, надеюсь, что я сейчас позвоню Тому, чтобы успокоить его, сказав, что ты со мной.
- А где Том?
- В хорошем месте, не волнуйся за него. А вот бумаги он подпишет, а как его заставить – я придумаю.
- Ну ты и дрянь, ты сволочь, Дэйв, я…
Но договорить я не смог. Дэвид впился в меня наглым, бля*ским поцелуем, заведя мои руки мне за спину, и крепко перехватил их. Я попытался вырваться, но это было бесполезно. Тем более, что целоваться Дэвид умеет, это правда. Раньше мы регулярно застревали в студии, у него дома, иногда и в отелях. Да, это было. Только Том этого не знал.
Мы с Дэвидом переместились на кровать. Он уже стягивает с меня рубашку, а я раздеваю его, забравшись на него сверху. Ах, Дэйв, ты такой слабый и доверчивый. Ну смотри… Буквально раздираю его ширинку, хватаю его возбуждённый член, впиваюсь в губы страстным поцелуем. Бля, я же сам завожусь, а мне это сейчас не нужно. Эх, твоя дурацкая привычка, Дэвид, галстук надевать. Стягиваю с него этот галстук.
- Я хочу тебя привязать… Дэйв… - уж я-то знаю, если смотреть в ему прямо в глаза, и шептать вот так, ему сносит крышу. Он послушно поднимает руки над головой, а я, не переставая целовать его шею, крепко привязываю их к кованным завитушкам кровати. Его стоны заводят меня, чёрт, что же делать?
- Билл, не тяни… - его глаза не выражают сейчас ничего, кроме одного единственного желания.
- Прости Дэйв, - кусаю мочку уха, сжимая его соски.
- За что-ооох… Бииил… аааа!***
POV Tom:
- А потом, этот сучёнок, врезал мне по яйцам, по морде и по всему, чему только можно, козёл! – не унимался Дейв, - И ушёл! Вообще придурок! И я не знаю ничего о его местонахождении.
- Я что ты вообще, тогда, знаешь? – снова вскипел я. Честно говоря я раз пять за весь его рассказ, сдерживал себя, чтобы не вмазать ему по роже. Он красиво описал их постельную сцену, и хотя я знаю, что Билл – обыкновенная шлю*а, пусть очень дорогая, и слышать такое о нём не впервые, я всёравно хотел вмазать Йосту по его ухоженной морде. Козёл надушенный.
- А какого я должен возиться с тобой, Том? Я приезжаю сюда, в надежде, что с тобой вместе мы сможем его найти, а ты наглотался какой-то дряни, прямо латиноамериканский, какой-то, сериал! Да если бы я не приехал, то ты бы сейчас уже сдох! В общем, не знаю я. Мой Порше, который он использовал для своего блистательного побега, нашли на выезде из Гамбурга. Пустой, с ключами, оставленными в нём. И где твой брат сейчас, я не знаю.
- Тогда, может, выпустишь меня отсюда? И вообще, я же так понимаю, что ты сюда меня упёк?
- Том… - устало протянул Йост. Я ведь думал, что освобожу тебя на следующий же день. Но Билл пропал. Я не предвидел этого и надеялся, сперва, найти его, а потом уже разобраться со всем остальным.
- Значит, я – это остальное.
- Не цепляйся к словам, а?
Ну-ну, Дэйв, уж я-то понял, чего ты хотел и хочешь от моего братца. Но я не расскажу тебе о том, что я уже подписал бумаги. Я ведь, тогда, буду тебе не нужен. И ты явно не в курсе, ни об адвокатах, ни о снимках, показанных мне. Твои люди куплены. Ты меня, сначала, вытащи отсюда, а я уже сам соображу, где искать Билла, вернее, Йоопа. А там… не знаю, что. Единственное, чего мне хочется, так это выбить из дурной башки моего брата весь этот перетр*х.
- Ладно, проехали. Надо начинать поиски.
Когда мы вышли наружу, я, поморщившись от ярко-белого снега, стал оглядываться по сторонам. Ведь та веранда, на которую меня выводили раз в день, выходила на склон горы и густой сосновый лес. А тут я заметил, что это место, оказывается, совсем недалеко от того, где мы жили с Биллом. Йост бодро прошагал к машине, а я еле плёлся за ним.
- Том, только давай договоримся, - сев в машину, Йост уставился на меня, - Что ты не будешь делать глупостей. Я отдаю тебе телефон, ноут, ты можешь пользоваться всеми средствами связи, общаться, с кем считаешь нужным, но… Ни слова о Билле, его исчезновении. Маме позвони и скажи, что ты вернулся уладить какие-то финансовые вопросы, а Билл остался в Калифорнии.
- Да да, никаких проблем, - я поднял руки в примирительном жесте. Ну да, ещё бы, именно так я и сделаю, разбежался.
- Ты, ведь, понимаешь, Каулитц, что он мог элементарно сбежать? Просто сбежать? Он ведь, даже, не ищет тебя. За эти две недели он бы как-то себя проявил. Я не думаю, право, что он сам бы пошёл в руки к этому старпёру. Но зная Билла… Том, неужели ты веришь ему ещё?
- Не знаю.
Мы ехали долго, очень долго. Потом проехали на территорию аэропорта, прямо к взлётно-посадочной полосе. От этого меня, правда, затошнило. Я теперь вообще не могу переносит самолёты. И увы, в данный момент рядом находится не Билл, а Йост.
Поздно ночью мы были уже в Гамбурге, и поехали в тот самый дом, куда Йост привозил Билла. Старый, хорошо обставленный дом, хотя явно нежилой, местами приличный слой пыли. Располагайся в любой комнате, Дэйв сунул мне в руку сумку с моими вещами, которые были аккуратно перенесены из нашего коттеджа в моё место лишения свободы. Я побрёл наобум, поднялся на второй этаж, и открыл одну из комнат. Зашёл, включил свет. Тёмно-зелёные, шёлковые обои на стенах, с набивным рисунком, ещё более тёмные, бархатные шторы. А вот и письменный стол, и кресло, и кровать. Тёмное дерево. Паркет дубовый, красиво уложенный. Торшер, комод. Всё просто и недёшево. Да, Дэйв, и сколько ещё бабуличек ты на нас заработал? Сходив в ванную, я вернулся и разложил вещи. Лёг, устало потянувшись и собираясь, наконец, выспаться, как вдруг почувствовал то, что так хотел, но в тоже время, боялся почувствовать. Запах. Подушка пахла Биллом. Это не духи, не сильный вовсе, смешанный с чем-то ещё, но это был его запах. Который я в жизни не спутаю ни с чем. Я включил бра и посмотрел на подушку. Снова уткнулся в неё носом – почти нет ничего. Потом ещё раз – еле уловимый оттенок. И вот, рядом с ней, я увидел длинный чёрный волос. Тут до меня стало доходить, что это и есть та комната, где был Билл. Вот же она, близнецовская интуиция. Точно, и спинка кровати кованная. Чёрт! Я подскочил с неё. Он же трахался тут с Дэвидом! В голове сразу возникают красочные картинки того, как Билл восседает на нём верхом. Но осознание этого не могло перекрыться одним важным фактом – ОН был здесь. Это последнее место, известное мне, где он был. Ложусь обратно, прикладываю ко лбу шёлковый волос. Я так сильно люблю тебя, Билл. Где ты?
***
POV Bill:
Дэвид, безусловно лох, но главное, что я смог этим воспользоваться. Да, в штанах было очень даже тяжело. Всё таки, заводит вид привязанного Дэвида, да и вообще, он классный любовник. Но удовольствие от того, как я его продинамил, да ещё и врезал. А что, пусть поплатится, чёртов уё*ок. Он, су*а, пообещал мне 50% дохода от видео, причём Натали - свидетель, а теперь клянётся, что кто-то выложил это без его ведома. А на х*ра было давать его «кому-то»? Ну да, прямо не знал, бедняга. Но одно благо, всё же, от этого есть. Мой брат оказался вполне ещё при силах, хоть какая-то польза мне с этого есть. Да и за книгу все денежки Йост решил прикарманить. Ну ничего. Я с ним разберусь. Главное, сейчас, найти Тома.
Я уже час еду в машине. Ещё точно не знаю, куда, но, наверное, к Георгу. У него хоть есть дом, тут в пригороде. Сейчас ему позвоню, пусть открывает его мне и вместе подумаем, что делать. Йостовский портмоне неизменно хрустит наличными и банковскими карточками. Хорошо, что я догадался «обокрасть» нашего екс-продюсера. Телефончик я также прикарманил. Сейчас остановлюсь у банкомата, сниму как можно больше денег, а то ведь, хватиться могут скоро, а по этому вычислить – семечки. А деньжата, сейчас, ой как нужны. Что ж, я собой доволен. Оставив привязанного, недотраханного избитого Йоста в спальне, я тихо выглянул в коридор – пусто. Спустился вниз, никого. Потом послышались два мужских голоса с кухни. Охрана. Ладно мальчики, вы пока попивайте кофеёк, надеясь, что мы с Дэйвом сильно заняты, а я покажу вам класс. Хвата. Связку ключей с тумбы, тихо выскальзываю, через дубовую дверь, на улицу. Потом тихо проворачиваю ключи в обоих замках. Ха ха, на окнах, ведь, решётки. Сразу не выйдут. Потом прохожу к машине Йоста… и вот, теперь я в ней.
Погружённый в совим мысли и продумывание плана дальнейших действий, я замечаю, вдруг, что сзади меня давно пристроились две серебристые машины. Седан и джип. Паранойи мне не занимать – я сбавил скорость, пропуская их. Одна проехала вперёд, а джип остался сзади. Потом я чуть быстрее – они так же. Я резко нажал на газ и сразу набрал 230 км. – они рядом. По-моему, Йост уже очнулся, - пронеслось в моей голове. Ладони вспотели, руль стал скользить в них, дрожь пробивает меня насквозь. Scheisse!
- Хватай его, быстро!
- Держи!
- Подожди, звони боссу.
Меня таки зажали и вынудили остановиться. Бля! Теперь отвезут, хрен знает куда. К машине они подбежали быстро, и хотя двери я сразу заблокировал, они бахнули чем-то по дверному стеклу и оно вдребезги разлетелось, я только успел прикрыть лицо. Громила одной рукой сжал моё горло сразу так, что я не мог ни в дохнуть, ни выдохнуть, а другой молниеносно снял блок и мигом выволок меня за горло из машины, сильно приложив головой об капот. Сознания я не потерял, но в голове всё поплыло. За спиной защёлкнулись наручники, и я услышал телефонный разговор. Чёрт бы побрал Йоста! Это всё – его враги. Ну ещё бы, машина-то с тонированными стёклами. В голове промелькнула успокоительная мысль – им нужен не я, а Дэвид.
- Он сказал брать! – эта фраза убила последнюю надежду. Всё тот же бугай схватил меня за волосы и поволок в их машину, - и телефон забери, вообще проверь, что у него в карманах.
- А тут и кошелёк даже, далеко собрался, детка.
- Об этом можно боссу и не говорить…
- Заткнитесь оба и кошелёк забрось в машину.
Меня привезли куда-то, голова, всё ещё, гудит после того удара. Глаза мне завязали сразу, как только сели в машину. Теперь завели в помещение, холодно, пахнет пылью.
- Где я, кто вы и что вам от меня нужно? – стараюсь сделать тон спокойным.
- Сейчас узнаешь, детка.
Послышался звук каблуков где-то в коридоре, через который меня провели. Металлическая дверь грохнула и раздался звонкий женский голос: «Оу, наш сладкий мальчик уже готов?» Чёрт, где я слышал его? В это же момент с меня содрали рубашку, так, что звук падающих пуговиц эхом рассыпался по помещению. Руки всё ещё в наручниках за спиной, рубашка так на них и повисла. Следом содрали джинсы… Меня кинули на какую-то твёрдую, холодную поверхность, больно. Женский голос гаденько хихикал, а я вдруг почувствовал, как меня перевернули на спину и развели ноги.
POV Tom:
Вот никогда бы не подумал, что найти человека – это так сложно. Я не сплю, не ем, не живу уже месяц. Никаких следов. Йост сам, явно выбился из сил. Но и он понимает, что Билл с Йоопом, так и я, только я знаю это наверняка, а он только понимает. Я стал приезжать к Георгу, общаться. Сначала он не особо придавал значения моему молчанию о Билле. Вероятно, скидывал это на последние события. Ржун-Георг был неугомонен, однако такта ему не заимствовать. Он умеет себя вести и не задавать дурацких вопросов в по-настоящему серьёзных ситуациях. Но однажды пришёл момент. Он не мог не спросить, а я не смог не рассказать, взяв с него обещание хранить это в тайне. Я знал, что он расскажет всё Густаву, но если в своём брате я никогда не был уверен, то в них – на все сто.
Вот мы и сидим, теперь, третий день, и ломаем голову над тем, что можно сделать, не привлекая полиции и в тайне от Йоста. Я смотрю за окно, там падают хлопья мокрого снега. Всё же, март на носу.
- Ты бы хоть в клубешник сходил, девчонку снял, что ли? – прерывает тишину звучный голос Гео.
- Да какой там, Жорж, я ведь… - блин, а что я ему скажу? Что страдаю за близнецом и его узкой попкой и потому не хочу никакую девку?
- Понимаю, прости. Но нельзя же так… - я уже собирался его заткнуть, чтобы он не начинал снова лекции по здоровой половой жизни, как в дверь позвонили.
- Том Каулитц? – я кивнул, -Распишитесь, вам бандероль.
Поставив свой ценный автограф, я закрыл дверь и вернулся в гостиную, где сидел Гео и курил.
- А кто это на мой адрес тебе посылки шлёт? – рыготнул Георг и выхватил у меня коробку, - Ба! Тому Каулитцу, в память о любви! Чёрт Том, а тебя никогда не забудут! – он снова заржал, отдавая мне коробку, - Я наверх. Захочешь – заваливай ко мне.
Проследив, как друг поднялся по лестнице и грюкнул своей дверью, я стал спешно открывать коробку. С непрекращающимся чувством приближающейся опасности. И был прав.
***
- Том… Том, спаси меня, Томми…. – на его губах запеклась кровь, он еле ими шевелит, глаза завязаны. Он лежит на спине, с заведенными за неё руками. На какой-то бетонной тумбе. Один , страшного вида качок, толкается в его слабое тело, перепачканное кровью и пылью, грубо сжимая его бёдра, а другой вовсю хлещет его кнутом, прямо по груди… Сдавленный вскрик с каждым ударом, болезненный стон с каждым толчком. Потом второй бросает кнут на пол и резко разворачивает его лицо к себе и грубо впихивает ему в рот свой здоровенный х*й. Потом хватает за горло, и сжимает до тех пор, когда жертва уже перестаёт дёргаться. Потом со страшной силой ударяет по лицу, но он же без сознания… В этот момент первый поддонок резко всаживает свой член до конца и с животным стоном кончает. Оператор меняет ракурс и даёт крупный план. Они порвали его, из него вытекает кровь и сперма этого ублюдка. Много крови, он не шевелится. Потом второй также располагается между его разведенных ног, Всё повторяется сначала. А он всё без сознания. Он - это мой мальчик, мой бедный, мой Билл. Снова крупный план, с его глаз срывают повязку. Лицо всё в синяках, красные, опухшие глаза полузакрыты, дыхание почти незаметно. Кадр плывёт по телу – оно всё в красных и фиолетовых кровоподтёках. Бёдра в крови. Его резко разворачивают на бок – спина вся в синяках и ссадинах – отстёгивают наручники. А у него ноль реакции. Крупным планом берут запястья. Почти чёрные синяки, волдыри и царапины. На заднем плане слышен разговор. Говорят про нашатырь. Подносят. Слипшиеся от слёз ресницы начинают трепетать. Он открывает глаза, морщась от боли.
- Смотри, бля**, в камеру. Давай, это подарочек твоему братику, мать вашу! – заливистый смех.
Он смотрит невидящим взглядом: «Спаси…» глаза закатываются. А до меня начинает доходить смысл того, что я только увидел. Я не могу сейчас понять, что со мной происходит. Наверное, ничего. Только где-то на заднем плане я слышу свой истошный крик. Каким-то сторонним зрением вижу Георга, трясущего меня, и пытающегося удержать. Каким-то десятым чувством я ощущаю, как бью кулаками в пол, и сильные руки Георга, оттаскивающие меня куда-то. Я хочу никогда не рождаться, я хочу навсегда выжечь из памяти сегодняшний день и эти кадры. Я хочу собственноручно убить, жестоко убить каждого, кто принимал в этом участие.
Я очнулся, когда было совсем поздно. Рядом с Георгом уже сидел Густ. Я провёл ладонью по лицу и почувствовал, что щёки абсолютно мокрые. Они шепчутся, рассматривая записку, которая была вложена в посылку вместе с флешкой. Это хуже ада. Перед глазами только невидящий взгляд таких красивых, обычно, а сейчас запухших глаз: «Том, спаси». Нет, не может быть, этого не может происходить со мной!
А женский голос - это голос Стэфани.
***
POV Bill:
Вот уже три недели я живу у Вольфганга. И я уже не возражаю ни против чего. В конце-то концов, человек спас меня, отмыл, выходил, вылечил. Я никогда не поверил бы, что Дэйв был способен так со мной поступить. Но это стало для меня уроком. Дэйв портил нам с Томом всё с самого начала. Том всегда хотел петь, и у него хороший голос, но Йост же упирался как мог. Теперь, видя, насколько он подлый и непредсказуемый, я понимаю, что он изначально делал всё так, чтобы у нас ухудшались отношения с братом. Брат… А ведь он действительно, даже не ищет меня. Что ж, он наверняка считает, что я мёртв, теперь может забрать мои деньги (ведь Йооп советует мне оставаться в тени, чтобы не настигли люди Дэвида, пусть думают, что меня нет в живых), и жениться на ком захочет. Вольф прав, брат, с такими связями, с такими деньгами, давно бы уже нашёл способ меня разыскать. Тем более, что Вольфганг дал мне позвонить ему, а он не хотел брать трубку. Просто видел номер и не брал. Он сам спланировал всё это. Они с Йостом… заодно. Чёрт, ещё тогда на террасе, в Нью-Йорке, я заметил их переглядки, какие-то тайны от меня. Теперь ясно, какие.
Боже, неужели мне придётся делать пластику? Не буду же я сидеть всю жизнь на этом чёртовом острове и ждать неизвестно чего в объятиях этого старого извращенца! Не буду! И я придумаю способ вырваться. Честно говоря, у меня уже есть план. Когда-то у меня хорошо получалось копировать девушек. Сейчас многое во мне поменялось, но попробовать всегда можно.
- Как поживает малыш? – в комнату заходит «папочка» и садится на салатного цвета диван.
- Нормально, зайчик, вот, думаю, какой бы мне лак да блеск выбрать, - начинаю капризно перелистывать страницы каталога Chanel . - А ещё хочу себе вот такой топик, а ещё хочу вот эти джинсы и эти босоножки, и чулки!
- Мой драгоценный хочет поиграть, не так ли? Право, Билли, я считаю это отличной идеей!
Бэээ, меня сейчас вырвет от его плотоядного взгляда, но я, плавно покачивая бёдрами, медленно подхожу к нему и сажусь на колени. Его руки тут же пробираются под мою футболку, скользя по бокам и груди. Мне приятно, тело начинает откликаться на ласки. Тело. Вернее та его часть, о которой мечтает половина земного шара. Ведь если они и мечтают о «любимом Билле», то какого Билла они представляют и хотят. Я прекрасно это понимаю, поэтому все эти визги девок, все их разглагольствования о неземной любви к чёрному ангелу – фальш. Они просто считают меня привлекательным и каждая вторая, клянясь, что просто наслаждается эстетически, трахает меня по ночам, в своих извращённых фантазиях. Разве никто не заметил, что меня могут хотеть только извращенцы – собственный брат, старики, типа Йоопа и Йоста, и бизонки? Поэтому и говорю – извращения. Потому что я просто страшный. Да что там? Я позавчера заходил в ванную с утра. Да как увидел себя – мама родная! А когда-то был красивым, был счастливым. Мы были счастливы. Боже мой, Том, Томии, что же мы наделали? Но я убегу отсюда, не знаю как, но убегу. А ведь и паспорта нет у меня, и денег нет. Да и что я буду делать там, в мире, где нет охраны, комфорта, я ведь ничего не умею, не знаю.
Все эти мысли, которые только что я перебирал в уме, покинули меня всего на пару минут. Пока я кончал в рот Вольфгангу. Да да, вы не ошиблись, все эти душевные ёрзания были вызваны именно тем, что мне кто-то делал минет. А мне пофиг, тело ещё отзывается, а внутри ничего. Я даже не пытаюсь в такие моменты думать о Томе. Больно, слишком. А теперь, вместе с разрядкой, пропала и цепочка мыслей, так хорошо складывавшаяся. Просто сижу на диване, широко расставив ноги, а на полу, между них, сидит Йооп, и самозабвенно вылизывает мой пах. Что-что, а это он умеет. Старый конь борозды не испортит – хорошая пословица.
- Ну как Билли? Всё ещё возражаешь?
- О чём ты? – фирменно приподнял правую бровь.
- А кто тут кричал, после нашей первой ночи: «Ты мне омерзителен! Ты слышишь? Я тебя ненавижу, ты испортил всю жизнь мне. Ты больше меня не тра*нешь!!!» - Йооп с усмешкой повторил тираду, которую я ему тогда выдал.
- Ну я же не знал, что ты такой пе*ик, что не будешь меня насиловать! – глупо захихикал я. А как же, ведь не в счёт та ночь в Париже, когда я был в стельку пьян и извивался под ним как последняя бл*дь.
- Но и своего братца ты звал на помощь – Том! Томми! Ах, насилуют!
Но не успел он договорить, как я вмазал ему пощёчину. Не сильную, но обидную. Он перекривлял меня, он прикоснулся к самому сокровенному. У кого-то сокровенное – это член, а у кого-то… Том. Глаза Йоопа сверкнули молниями. Ещё бы, только что отсосал какому-то сопляку, а он тебе оплеуху вмазал, когда ты, можно сказать, ещё сидишь с его членом во рту. Вот так, мра*ь, и ты теперь почувствуй себя шл*хой. Я резко встал, застёгивая джинсы, и переступив через него, вышел из комнаты. Надо покурить и подумать. Стратегию с ним продумывать нечего. Он всё равно ничего не сделает, что бы я ни учудил. Сила молодого тела – великая сила. Но вот что мне делать с собой..?
***
POV Tom:
- Том, нельзя просто лежать и умирать, мы должны что-то делать! Ты можешь мучиться тут, когда с ним неизвестно что делают там?!
Последние слова Георга, как всегда, отрезвляют меня полностью. Он знает, чем заставить меня встать с постели. Пусть это будет очередной бесполезный, в смысле поисков, день. Но он будет. Я уже которую неделю тщетно пытаюсь выяснить о возможном местонахождении Билла. Безрезультатно. Измотавшись днём, я не могу уснуть ночью, отому что меня начинает мучит кошмар. Тот самый. Его пустые глаза, кровь на измождённом теле, слабые крики, тёмный подвал. Я никогда не сплю. Но спасибо Георгу, сам бы я ни за что не справился с этим.
Наведя справки о Стэф, я узнал от её папаши, что она давно сбежала с каким-то чуваком, он знает, что в Аргентину, но в Аргентине мы никаких справок не навели. Детективное агентство сообщило, что в Аргентине вообще не появлялась никакая Стэфани Уокен за последние пять месяцев. И мы сами это прекрасно понимали, к тому же её отец, разумеется, желанием общаться не горел. Да и что бы я ему сказал? Моего брата насилуют в тёмном подвале, не знаете ли вы, где ваша дочь? Не тупо ли? Более, чем. И да, она, конечно же, без прикрытия открыто участвует в преступлении. Когда мы обратились в курьерское агентство, которое доставило адскую бандероль, оказалось, что курьер заносивший её, уволился на следующий день. И найти его не представлялось возможным по той причине, что никакого Колина Штока, из Магдебурга, кстати, вообще не существует. Отец Густава помогал нам, как мог, разыскивая новые связи через старых знакомых, но пока мы не нашли ничего. Ещё через неделю я был вымотан окончательно. Ещё и мысли о том, что Билл сам это всё мог подстроить, не оставляли. Я ведь знаю брата достаточно, чтобы сказать, что… Нет, я идиот. Он бы никогда не опустился до Стэфани и того, чтобы на пару с ней разыгрывать такие спектакли. К тому же, есть ещё и Йооп, вернее, не «ещё и», а есть. И он не пешка в этой партии. Что до Дэйва, так он переживал не меньше меня, всё это время, и помогал чем мог. Ещё бы, тра*нулся с Биллом, ему уже жизнь мёдом кажется и ещё хочется. Х*й тебе, Дэйв, вот такооой в задницу, для поддержки головы!
Одним невесёлым утром я сидел на балконе и курил. Неужели это всё безрезультатно? У меня даже глаза не плачут больше. Слёз нет, глаза сухие. Чёрт, я умираю. От любви и тоски. Потому что даже если брат окончательно забил на меня, то я – нет. Кручу между пальцев догорающую сигарету… как Билл. На улице холодно. 0 градусов. Просто 0, так же, как и у меня в душе. В кармане тюрлюкает мобильный.
- Слушаю.
- Герр Каулитц?
- Да.
- Меня зовут… я Клаус Хотке. Мы с вами были…
- Да да, я вас помню. – а как же тебя не помнить, тюремный повар.
- У меня к вам дело, думаю, вас это заинтересует. В 16,00 на старой заправке, можете взять товарища, только не Йоста.
***
POV Bill:
Ну, и что я говорил? Конечно, выйдя на террасу, я закурил, пытаясь сдерживать сбивчивое дыхание. Но Вольф тут же оказался рядом, спиной чувствую его еле сдерживаемый гнев. Молчу и не поворачиваюсь.
- При всей вашей сексуальности, Билл, я не позволю вам так со мной обращаться! – когда он бесится, то всегда переходит на Вы.
- Я в курсе, что я – сука, и что с того? – всё так же, не оборачиваясь и выпуская дым колечками, как Том…
- Позвольте вам напомнить, где вы, что вы, и на чьи деньги! – о боже, как избито, как в дешёвом фильме.
- Позвольте вам напомнить, что я пока живу на свои деньги! А за бесплатно, если вы и потратились на моё освобождение, тра*айте свою старую жену! – перекривлял я его, меня уже это бесит.
- Не смей! – что? Он ещё будет замахиваться?
Но я резко разворачиваюсь к нему, и впечатываю его в стену. – Не смей, слышишь? Не смей упоминать имени моего БЛИЗНЕЦА!
- Позвольте сообщить вам одну неприятную новость, Каулитц. Вашего брата не нашли, но зато нашли снимки, которые могут быть вам интересны. Не желаете ли взглянуть? - буравит меня взглядом. Я отпускаю его плечи, а он продолжает смотреть мне в глаза.
- Желаю.
- Тогда пойдёмте ко мне в кабинет. Но есть ещё одна неприятность, вы были в таком состоянии, когда я вас нашёл, - делает ударение на двух последних словах, - что я не хотел вас беспокоить этим.
- Что ещё? – я тащился за ним по тёмному коридору.
- Когда вы были в том страшном месте, вас заставили подписать кое-какие бумаги.
- И что же?
- Ваших денег у вас нет. – спокойно, как о семечках произнёс Йооп.
Внутри всё неприятно ухнуло. Но что делать? Вполне, а как же! Ведь это значит, что Тому даже не пришлось доказывать, что я пропал без вести. И хотя я подозревал, что своих денег (при своём нынешнем положении) я могу не увидеть, тем не менее, мною же подписанные документы говорили громче любых догадок. От этих мыслей, путь по коридору в кабинет Йоопа показался мне дорогой в ад. Войдя, он усадил меня в кресло, а сам стал копошиться в письменном столе. Достаёт конверт, протягивает.
***
Истерика продолжается неделю. Со мной всё время сиделка. Как только я просыпаюсь, она колет мне успокоительное, спаивает валерьянку и ещё какие-то транквилизаторы. Ночь и день давно потеряли для меня прежнее значение. Медикаментозный сон продолжается недолго, и на последок мне снится всё то же: На полу, поза неестественная, лицо бледное, глаза закрыты, губы посиневшие. В руке белая баночка из-под таблеток. Потом: Вокруг люди, двое в белых халатах с электрошоком, какой-то трубкой в руках и огромным шприцом. И последнее: Почти новая бумажка, хрустящая с каким-то адским звуком – «Свидетельство о смерти», Том Каулитц, 01.01.1989 – 14.02.2011. Три недели назад, когда… почему же я не умер тогда?! Зачем этот старый гон*он меня спас?! Фотография плачущей мамы, с телефоном в руках, и плиты, чёрной, мраморной... Стоит мне открыть глаза, как тут же катятся слёзы. Я хочу выждать, чтобы ушла медсестра и оставила мне все эти заветные баночки. Барбовал, то же самое. Как он, хочу к нему. Хочу навсегда. Когда Стэф попыталась убить меня в первый раз, это было не страшно. Просто уходишь в темноту. Но тогда я была там один, в темноте. А теперь я буду там с ним.
Прошло ещё десять дней, но сиделки подменивали друг друга не оставляя меня ни на секунду. Йооп приходил каждый раз, как я просыпался, гладил меня, успокаивал. Как он мог так говорить о моём брате, когда знал, что его уже нет?
- Как вы могли?
- Билл, ведь…
- Но вы молчали!!!
- У тебя был стресс, я боялся, что потеряю тебя, что ты не переживёшь.
- Лучше бы умер! – слёзы снова начинают катиться по щекам, нет, я не хочу!
- Не говори так, Билл, я люблю тебя…
С этими словами, он развернулся и вышел. Мне показалось, что он сказал это искренне. И действительно, зачем вот ему за просто так со мной возиться, если он не любит? Денег у меня уже нет и он давно об этом знал. Тогда что? Тело? Да бога ради. Я сейчас просто должен притвориться выздоравливающим, тогда они дадут мне свободу, и я осуществлю задуманное.
***
Шли дни, а я стремительно шёл на поправку, дабы получить долгожданную «свободу». Можно сказать что моя смерть станет для меня началом жизни, в то время, как то, что я имею сейчас – настоящая, непрекращающаяся смерть. Вольф был очень осторожен со мной, и по-прежнему удовлетворял любой мой каприз. Необходимость бежать отпала сама собой, так как бежать было уже не к кому. Поэтому на его осторожный вопрос, не забыл ли я о том, что хотел себе заказать себе женские вещи, я посмотрел на него дико, и он быстро сменил тему. Спал я, по прежнему много, только со снотворными. Плакал точно также долго, тоже со снотворными. Меня ничто не успокаивало. Только сейчас вот, лежу уже полчаса, 2 часа ночи, а Йооп, решив, что я уснул, тихо встал и вышел. Свойство успокоительных – дыхание ровное и поверхностное, словно человек спит. Но мне наскучило лежать и я решил спуститься на кухню, заварить кофе, что ли! Хотя мне его категорически запрещают. Но если Йооп в кабинете, я могу безнаказанно это сделать. Спускаясь по лестнице, я заметил услышал его тихий голос, доносящийся из спальни.
- Smoke уже выполнила заказ? – а ну-ка, интересно…
- Даже так?! Ну что же, похвально, молодец, земля пухом мисс Уокен! – он заржал, а меня прошиб пот. Минуту он молчал, слушая кого-то на другом конце.
- И что? Вы не можете отследить его местонахождение? – его голос сел.
- Да какого же х*я платил я вам такие деньги! – пытается говорить тихо, но в бешенстве.
- Мне всё равно, что вы сделаете, как вы сделаете, но близнеца вы уберёте, я дважды не повторяю!
Смысл сказанного доходил до меня недолго. Сначала мне показалось, что пол уходит из под ног и что я сейчас упаду, но в следующий момент наружу будто вырвалось что-то. И мне тоже, не нужно повторять дважды, чтобы я понял, что он говорил о моём брате. О моём живом брате!!! Я хотел убежать наверх, пока он не вышел, но…
- Что ты тут делаешь? – всё ещё прижимает трубку к уху.
- Я, я просто ходил на кухню, хотел выпить кофе, но вспомнил, что мне нельзя, - придумываю на ходу.
- Подожди, Крис, кажется для тебя намечается двойная работа.
***
POV Tom:
То, что я сейчас делаю, вообще не вписывается ни в какие рамки. С Йостом я решил всё очень просто – это моя жизнь, и я что хочу, в ней, то и делаю. Мама, естественно, места не находила себе от того, что уже столько времени не слышала Билла. Она просила меня отвезти её к нему, говорила, что я знаю, где он. На что я говорил, что не знаю точно, а знаю, что просто сейчас где-то в Майами. Зачем я врал? А потому что мне нечего было делать больше. К счастью, у неё хватило выдержки, тогда, когда грохнула вся инфа, связанная с нашими с Биллом отношениями. Вот этим всем и приходилось объясняться – творческий кризис, разоблачение личной жизни, и т.п. Итак, теперь, я делаю одну из самых больших глупостей - покупаю пистолет. Нет, конечно же, у меня он есть давно, но маленький. А мне нужна серьёзная игрушка. Благо, всех знакомых Шэфера-старшего хватило для того, чтобы не только оформить оружие за один день, но ещё и устроить перевозку агрегата в самолёте. А ещё, у меня хватило средств, чтобы облагодетельствовать их всех. Да, наконец-то я лечу искать Билла. Хотя понятия не имею, как я буду это делать. Если Йооп-мать-его с властями, там, на короткой ноге, то идти в эти самые органы власти не имеет смысла – сам без органов останешься. Сообщать в интерпол тоже нецелесообразно, им и к нам есть за что прикопаться. Я опускаю уже тот факт, что для спокойного передвижения по улицам, мне пришлось подстричься, вынуть пирсу, и ходить в костюмах, и брюках в облипку, дабы скрыть то обстоятельство, что я Том Каулитц, вообще-то.
Люди, вызвавшие меня на встречу два дня назад, оказались теми самыми «тюремщиками» дяди Йоста. Правда чьими именно были они, я уже сказать затрудняюсь. Это просто люди, которые умеют извлечь выгоду отовсюду. Те самые, чтобы нанять которых, нужно иметь увесистый кошелёк и ещё более увесистые мозги. Заказные убийства, шантаж, вымогательство = деньги. И они это хорошо выучили, а Йост, видимо, слегка оплошал и кое-где поскупился.
От Клауса я услышал страшную, по своему существу, историю, но она помогла мне составить кое-какие наброски в голове и кое-что прояснить для себя. Как я и полагал (точнее сказать – надеялся в глубине души) тот телефонный разговор был сфабрикован. Вернее, это была запись, которую Йооп сделал. И я злорадствовал до бесконечности, представляя, как Билл орал всё это ему. Ещё я узнал, что фотографии, показанные мне нотариусом, были сделаны ещё в Париже, осенью (Билли в своём репертуаре) и, что Йооп наметил себе наши миллиончики давно. Ещё меня «заботливо» предупредили, что это пи*орское чмо меня заказало. Как мило! Безусловно, делали они это не из чистого альтруизма. Меня просто поставили перед фактом, приставив дуло к виску. Честно, оказавшись на той заправке, я успел трижды пожалеть, что поверил им и приехал. И приехал с Георгом, который до сих пор бледный и не жрёт второй день. И, конечно же, они делали это не за те пару сотен тысяч евро, что оставались мирно лежать на моём счету в банке. Дело в том, что Йооп заплатил им всё и сразу. И оставался должен около пятидесяти тысяч долларов, которые их, уже, не особо прельщали. У них был я, вернув деньги которому, они смогли бы здорово поживиться. Как они сказали, они давно следили за мной и знали, что я правдами и неправдами, из-под земли вытащу братишку.
Объявляют конец регистрации на мой рейс, и объявляют начало посадки. Я уже час сижу, с Гео, в зале ожидания, периодически выходя покурить. Листинг сидит недвижимо, как загипнотизированный, глядя в одну точку и не реагируя даже на запахи еды, доносящиеся из кафе. Тряхнуло парня. А мне всё равно. Мне всё равно, даже если я больше не вернусь в Германию, не вернусь никуда. Ведь что скрывать? Я не могу без него жить.
Стэфани убили. Я не могу сказать, что не заулыбался, узнав об этом. Нет, я был более, чем рад. На моём лице, видимо, была такая недобрая усмешка, что и Клаус как-то странно прищурился. Неужели он думает, что я могу быть хоть как-то к этому причастен. А почему бы и нет, с другой стороны? В мире, к которому привыкли они, и в который так внезапно грохнулись мы, всё построено на взаимном недоверии, продумывании запасных выходов и человеческой мести. Поэтому, вполне логичным было бы мне избавиться от бывшей невесты (тьфу, даже вспоминать её отвратно), покусившуюся на жизнь моего брата. Йооп позвал её поиздеваться над Биллом. Для пущей убедительности. Ведь это он и нанял тех самых бугаёв, что… от одной этой мысли меня передёргивает и начинает морозить. Я чувствую физическую боль. Они выкрали его тогда, под Гамбургом, завезли в подвал дома, который был не так далеко от того заброшенного особняка Йоста. Они же создавали моему брату все условия в том адском месте, а потом Йооп сыграл в благородного рыцаря, ворвавшись туда с этими самыми людьми, которые рассказали мне всё это, и «спас» Билла из лап плохих дядек и Стэф. Их четверых, и её, нашли мёртвыми в Гамбургском порту. Просто по пуле в голове у каждого. А жаль, я бы хотел, чтобы они все помучились. Вместо облегчения, я даже почувствовал некоторое разочарование, я сам хотел их убить, хотя понимал, что даже если бы они были живы, то я вряд ли нашёл их след. Заказ выполняла та самая Smoke, русская киллерша, бывший снайпер спецслужб, которая держала и меня на мушке, во время нашей, с Клаусом, беседы. Она будто прочитала мои мысли. – Не расстраивайся, сладенький, твоей суч*ке я ещё кое-что сделала, - зло усмехнулась она, - ей было ох как «хорошо»… Ненавижу этих бля*ей! – что именно, она не уточнила.
- Нью-Йорк, посадка, выход №6. – пропела девушка из динамика. Сначала Нью-Йорк, там пересадка на рейс до Нассау.
POV Bill:
*Включаем Katy Perry - Kiss me* Click (можно с повтором)
- Детка, ну иди же ко мне… - брат возлежит на широкой кровати, в одних джинсах, а у меня сразу тяжелеет внизу. Чёрт, как же я соскучился по нему.
- Нафига ты стригся?
- Что, тягать за косы теперь не сможешь? – ох знает, что я кончу без рук, если он так смотрит, теребя кончиком языка пирсинг.
- Я тебя ещё за кое-что, бл** , тягать могу, - шиплю, сбрасывая на пол свою кожанку. Медленно направляюсь из гостиной к проёму спальни.
- И что же это, неужели что-то ещё есть длинное и твёрдое? – издевается, су*а.
- Я тебе покажу сейчас, Томми. – стягиваю с себя футболку и отбрасываю за спину, видя, как разгораются его глаза, лежит, подперев голову рукой.
- А я тебе, Билли , - перекривлял он меня, просовывая руку под пояс джинсов.
- Хватит Том, я тебя сейчас изнасилую, говорю тебе! – расстёгиваю ширинку своих кожаных брюк.
- Давай, любимый, сначала я тебя натяну, а потом ты меня, как захочешь и сколько захочешь, - его охрипший голос будит во мне самые извращенные мысли, - в любых позах, я исполню любую твою прихоть, - специально приглушает голос. Хочу его.
Большего мне не нужно было, я запрыгнул на него сверху, как пантера, и впился в его губы. Я так скучал по его поцелуям, именно по таким его поцелуям, только он так умеет – сначала впускает к себе в рот, а когда начинаешь вылизывать его, дразнишь нёбо языком, он тогда прикусывает, и начинает посасывать его. При этом, рукой он ласкает тебя между ног так, что оторваться ты не в силах, начинаешь задыхаться и стонешь ему в рот, как шлю*а придорожная. Делаю имитирующие движения пахом. А Том это страшно любит. Выпутавшись из плена его губ, я смотрю в его глаза, полуприкрытые, взгляд чёрный, затягивающий и обволакивающий, как смола. Длинные ресницы, на щеках румянец, губы, уже зацелованные мной, раскраснелись, влажные, приоткрытые.
Спускаюсь на шею, вдыхая его запах. Givenchy - немножко дымного, и его собственный. Под языком чувствую его пульс, такой частый, ведь я ёрзаю на нём, а он почти не дышит. Задохнись от меня, умри, и не живи больше ни для кого, и никогда. Засасываю кожу, языком провожу дорожку вниз, к его ключицам, вылизываю ямочку, он хрипло стонет и начинает стягивать с меня кожаные штаны. Я отрываюсь и снова заглядываю ему в глаза.
- Хочешь меня? – знаю, что да.
- Ты сволочь, конечно хочу, ааах… - я укусил его за сосок.
- А как, во мне или в себе? – шепчу, глядя снизу вверх.
- Как хочешь… Бииилл…- выгнулся, закрыв глаза – я укусил через джинсы его стоящий член.
Начинаю вылизывать живот и грудь Тома, не снимая с него этой последней одежды. О да, братик знает, что я не люблю нижнего белья на нём, и нас разделяет только этот кусок джинсовой ткани. Я уже из своей выскользнул, специально завожу его, а его руки блуждают по моему телу, дрожат, чувствую. Теперь он сверху, оттягивая зубами мои соски, почти с рыком разводит мои ноги, выгибаюсь ему навстречу. Он делает всё быстро, но нежно, целует мой живот, оставляя засосы, спускается ниже и легонько проводит языком по моему члену, от основания до головки, присасывается к дырочке, дразня языком. Я расставляю ноги шире, он берёт в рот мои яички, покусывает, руками сжимая мои бёдра, в голове слышен только собственный пульс и свои же отдалённые вскрики. Он проникает в меня языком, я таю от этого, он знает, что я ни за что не откажусь от этого. У Тома длинный язык…
Я уже почти кончаю от его языка в себе, и от движений его пальцев на моём мокром члене, как он вдруг останавливается и замирает, еле нахожу силы открыть глаза. Он рассматривает моё, проводит рукой вдоль груди, по животу, медленно, потом хватает мой член в рот, засасывает пару раз, а когда я уже чувствую, что оргазм начинается, резко выпускает его изо рта и одним рывком входит в меня до конца.
- Билли, если бы ты знал, какой ты сейчас… - аааах, Том издевается, срываясь на пошлые стоны, прямо мне на ухо, - ты такой грязный извращенец, а стонешь как! И тушь размазалась, моя шлю*а….
- Перестань, дай мне кончить уже…
- Дам, - и начинает быстро двигаться во мне, не переставая стонать и молоть всякие гадости, - ну, детка, нравится? А так? – закидывает мои ноги себе на плечи.
- Дааа…
- Вижу, ааах… простыню всю скомкал под собой, ааа… Бииилл!
Сначала я, а вслед за мной Том, глядя на мой член с выплёскивающейся из него спермой.
Потом он вылизал меня всего, от раст*аханной дырочки, до груди, слизав каждую капельку. Извращенец, Том, а про меня говорит ещё. Я, правда, сделал то же самое, потому что дурею от его запаха, от всего, что с ним связано. Это его слабость – вылизываться в промежутках, тем самым восстанавливая боевую готовность. И я тоже полюбил это. Поэтому сейчас я получу, наконец-то, свой десерт. Солнце светит на улице, в нашей спальне очень светло, и эффект усиливается бледно-шафрановыми стенами и бело-серебристого цвета мебелью. Это у нас новая фишка – заниматься сексом при свете, чтобы видеть друг друга, чтобы ничего невозможно было скрыть.
- Ну что, я могу начать к тебе приставать? – заползаю на Тома, укладываясь на нём.
- Начинай, хочу, я так хотел этого, Билл, - взгляд такой щенячий. Что, уже наигрался в актива?
- Конечно, хотел, потому что тебе бы, такого, никто, никогда не сделал бы.
Облизываю его лицо, щёки, нос, лоб, подбородок, уши, всего. Он так тяжело дышит, уже чувствую, как его ствол упирается мне в бедро, а мой в его – кайф! Отрываюсь от лица, спускаюсь на плечи, покусываю, потом ниже, один сосок, засасываю так, чтобы больно было, чтобы потом вокруг было красное пятно – вырываю из него болезненный стон. Я не люблю нежничать, Томми, я - не ты. Он гладит меня по плечам, по голове, а я кусаю за второй и снова сильно засасываю - выгибается подо мной, сдуреть от него можно. Мои руки у него под поясницей, перехожу языком на рёбра, провожу вдоль каждого мокрую линию. Его член упирается мне в грудь – Томми-младший хочет ко мне в ротик. Удовлетворим просящего. Комкает измученную простынь, что аж пальцы побелели, стонет. Ложусь между его стройных ног, и начинаю пытку. Губами к яичкам, потом вдоль ствола, короткими поцелуями, языком по венкам, обнимая его бёдра, на которые тут же переключаюсь, специально оставляя дорожку из засосов. Потом вставляю в него сразу два пальца – громкий стон и неразборчивые просьбы, которые пойму только я. Ах, какой же он узкий, мой братец - гладкие, горячие стенки сжимают мои пальцы, и за это ощущение я готов отказываться от маникюра с длинными ногтями. Добавляю третий, и нащупываю внутри изнемогающего Тома заветное место – вскрик. Его бьёт мелкая дрожь и просит не прерываться, а я дальше не могу терпеть, так хочется войти в него, разлиться в нём. Что я и делаю. Быстро сменяя пальцы своим членом, и до конца, сразу. Одну его ногу – себя на плечо, покусываю колено, глажу руками влажные бёдра. Томми протянул руку к своему члену, а я шлёпнул его, – Кончишь без рук, милый. Такой красивый, каждое его движение, всхлип, затуманенный взгляд. Ещё несколько толчков, задевая простату внутри, и мы кончили, одновременно, задыхаясь, и выстанывая имена друг друга. Я подставил руку, чтобы он излился в неё, собрал всё, и слизал с ладони и пальцев белые капли, специально глядя, при этом, ему в глаза.
Устроился на его животе, всё так же, между его ног, а он обвил ими меня. Солнце уже пошло на запад, в комнате розовеет. Том гладит меня по голове, я понимаю, что всё самое страшное позади, мы теперь вместе и нас никто, никогда не разлучит больше. Чувствую, как его пальцы вздрагивают, сжимая мои волосы, потом всё тело – засыпает, любимый.
Йооп в тюрьме, за размещение чужого порно-видео, Дэвида хотели судить, но он откупился от судьи тем самым домом, в который привозил нас с Томом. Мама была вне себя от счастья. Люди, помогавшие Тому, весьма своеобразно, тоже спросили с нас ни много ни мало – 2 000 000$ Зато мы живы.
- Том, а Том? – тормошу его, - а как ты брал Йоопа, ну расскажи?! Я же отключился сразу, как увидел тебя.
- Блин, ты меня издолбал, а теперь ещё спать не даёшь, ну Бииилл…- морщит нос, смешной такой.
- Ну скажииии, Томмиии, - заныл я, ну действительно, такая мечта жизни – Том с огромной пушкой, пришёл меня спасать, - ты был такой сексуальный - злой и с огромной стрелялкой!
- Тебе мало сейчас было стрелялок? – ржёт зараза, - Ну что, что? Мы с Гео прилетели туда, искать домик Йоопа было непросто, но нашли. Потом я отправился ночью в разведку, нашёл тот подвал... - глаза Тома мгновенно наполнились слезами.
- Ну, перестань, Том, - я подполз выше и обнял его за шею, - я же живой, это прошло, перестань.
- Я слышал, как ты звал на помощь, а потом увидел, как этот…. Этот урод пошёл туда, со свечками и цепью, а потом…
- Я не хочу об этом, забудь, как я забыл, - я оглядел свои запястья и тело – следы ещё не прошли.
- А на следующий день, - прерывисто выдохнув, Том продолжил, - я сказал Гео сидеть в гостинице снова, и не вылазить. Взял пушку и пошёл. А он, мать его, вздумал в полицию бежать, бля**. Кто просил его? Я бы пристрелил этого у*бка, я сам хотел, а тут, только приставил дуло к его роже, как сзади: Freeze! Уселся какой-то бугай сверху, чуть спину не сломал мне. А тут Георг продирается, орёт! Мол, это же брат похищенного, о котором я вам сообщал! Они спросили тогда документы. На оружие, на тебя и мои. Наше родство доказывать не пришлось, и они нас врачам передали. Так я и не вышиб мозги этому идиоту. Кстати, Билл, а на хера было тра*аться с Йостом, ну только честно?
- Я с ним не трахался! – у меня глаза чуть не вылезли из орбит.
- А он мне рассказывал, причём в точности. Там, на кроватке, бл**, с кованными завитушками.
- Ах, то! – у меня от души отлегло сразу.
- Ах, это! – перекривлял меня Том.
- Да перестань, я его раздразнил, а потом въехал по этому самому месту, пока налитый был, так же больнее, нафиг мне его удовлетворять-то было, чтобы потом чуть не оскопить! – я заржал.
- Проехали. – Том водрузил на меня свою ногу, властно обнимая за талию.
- Слушай Том, я же говорил тебе, что он нас заказал?
- Кто, Йост? – лениво улыбнулся брат.
- Да нет, не Йост, а Йооп. Вот дурак, он же не знал, что киллеры наши к тебе пойдут.
- Подожди-ка… - Том привстал, с ужасом глядя на меня, - это он тебе сказал?
- Да нет, перед тем, как оттащить меня в подвал. Он же чего тащил? Я подслушал его телефонный разговор, как он справлялся о Стэфани, а потом ему сказали, что ты жив, он потребовал тебя убить. Ну ты же знал! А когда увидел меня в коридоре, сразу же и сказал кому-то на том конце, что будет двойная работа. И когда связал меня, позвонил и уточнил. Меня-то должны были ещё там… Да всё прошло, Том, всем заплачено и все довольны.
- Блин, почему же ты сразу не рассказал?! Билл!!! Это же не те киллеры!!!
- Что? – до меня начинает доходить…
В этот момент, из коридора доносятся странные звуки, открывается дверь, в одно мгновение на пороге возникает силуэт. Это кто ещё? Мы с Томом сели на кровати, уставившись на фигуру.
- Натали! Бля**!!! Да разве можно так пугать?! Какого чёрта? Привет! – в один голос выпалили мы.
- Можно, дверь была не заперта, - она подошла ближе, - всё трахаетесь?- насмешливо протянула она, доставая руку из кармана плаща.
- Ты чего?!!!
Хлопок, Том падает на подушку, по которой растекается чёрно-красное пятно. Я падаю на него, инстинктивно закрывая, прижимаясь губами к его холодеющему лбу. В голове ни единой мысли. Ещё один хлопок. Острая боль в затылке. Темнота.
***
Мой эпилог
Моя жизнь – одно сплошное противоречие, но я не жалею ни о чём. В моих глазах каждый читает то, что хочет, не обращая внимания на то, что я хочу сказать. Моя любовь – это только моя любовь и моё горе. Но никто и никогда не сможет сказать обо мне что-то наверняка. Я самая видная невидимка в этом мире, а ещё, я до боли скромный и кошмарно развратный. Я таким был, и таким останусь, а вы все будете пускать слюни на мои фотки и совать руку под одеяло глубокой ночью, потому что только с моим именем на губах вы можете так красочно самоудовлетвориться. Ну неужели я не прав? Ну же, давай, мамина дочка, которая втихаря купила себе книжечку от кумира, признавайся! Тебе же, сколько бы тебе ни было лет, нравятся крашеные, женоподобные мальчики, тра*ающие всё движущееся, но поющие при этом (или стонущие) песни о небесной любви и высокой морали. Да, угадал. А ещё вы, шальные девчата, которые с ума сходят тут за своим «Томми-деткой», ха-ха, проглотили?! Теперь знаете секрет своего мачо. И знаете, почему я перестал отращивать длинные ногти – чтобы не расцарапать любимого брата.
Меня жизнь не жалела, так с какой стати я должен кого-то жалеть? Пока существует Tokio Hotel, все вы будете с нами, даже если сейчас плюётесь, читая эти строки: «Ушлёпок, как он мог, бля**, так нас прокрутить за всю книгу, ещё и облил грязью в итоге?!» Я не облил. Это я вас так люблю. По-своему, как умею. Захотите – будете со мной, нет – дверь прямо и налево. Было это на самом деле, или это плод моей извращённой фантазии, решать вам. А сегодня, пока ещё, 25 декабря 2010 года, и мы, вроде бы, живы. Я же вам какое поздравление наговорил! И Том ещё не стригся.
А мне больше ничего не нужно. У меня есть Том, власть и… персиковый блеск.
Искренне ваш,
Билл Каулитц