Будь умным!


У вас вопросы?
У нас ответы:) SamZan.net

ПОСЛЕ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ

Работа добавлена на сайт samzan.net:

Поможем написать учебную работу

Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.

Предоплата всего

от 25%

Подписываем

договор

Выберите тип работы:

Скидка 25% при заказе до 3.6.2024

МИР "ПОСЛЕ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ" В КОНЦЕПЦИЯХ ЯПОНСКИХ ПОЛИТОЛОГОВ

©1999 г. С.Чугров

Удивительно, но полтора-два десятилетия назад едва ли было возможно с достаточным основанием говорить о японской политологии и науке о международных отношениях как о самостоятельной школе. Японские политологи в своей массе следовали в русле американской политологической мысли. Когорты исследователей переезжали в США и преподавали в американских университетах. Это, несомненно, обогащало японское обществоведение, но в свою очередь еще более усиливало зависимость японской политологии от американской.

Трудно, естественно, определить тот водораздел, который мог бы считаться отправной точкой для более самостоятельного развития японской политологии и науки о международных отношениях. Вместе с ростом финансового могущества Японии и закреплением практики принятия самостоятельных решений во второй половине 70-х и в начале 80-х годов заметно стала возрастать независимость японской политической мысли, которая к 90-м годам стала проявлять себя как вполне самостоятельное направление. Бывший заместитель министра торговли и промышленности Наохиро Амая неоднократно повторял тезис о неизбежном наступлении эпохи "гобэй", то есть эпохи "после Америки". Параллельно с известным гарвардским профессором Робертом Кеохейном о постгегемонистском мире писал видный японский экономист Ясусукэ Муроками, подчеркивая то, что гегемонистские циклы, наблюдавшиеся в течение нескольких последних столетий, уже исчерпали себя. В основном, считает японский политолог Такаси Иногути, это произошло в связи с тем, что мировая экономика отходит от базирования на национальных экономиках и приобретает черты более интегрированной структуры^

Этот обзор не претендует на полноту анализа всех направлений японской политологии и науки о международных отношений. Здесь, к сожалению, не удалось перечислить даже малую часть имен японских исследователей, которые заслу-

Исследование проводилось в университете Хосэй (Токио) в 1998 г. Автор признателен профессору Нобуо Симотомаи, а также Японскому фонду и его представителю в Москве г-ну Эйдзи Тагути, которые обеспечили поддержку этого исследования.

' Т. Inoguchi. Japan's International Relations, London, 1991, p. 161.

живают упоминания, и совсем не названы представители школы страновиков, которая традиционно сильна в Японии. Автор лишь сделал попытку дать самое общее представление о наиболее любопытных, с точки зрения российского исследователя, и характерных сдвигах, происходящих в японской политической мысли 90-х годов уходящего века и имеющих влияние на формирование

внешнеполитического курса^.

Японских политологов, изучающих текущий период, собственно, интересуют такие проблемы, как перемены, которые происходят сейчас в мире, и их возможные последствия; трансформация в Азиатско-Тихоокеанском регионе и ее значение; и роль, которую предстоит играть Японии в свете этих глобальных и региональных перемен. Политолог Хидэо Сато (Университет ООН, Токио) считает наиболее фундаментальными три процесса: 1) отход от конфронтации Востока и Запада и окончание холодной войны; 2) усиление глобализации и взаимозависимости государств; и 3) относительное экономическое ослабление Соединенных Штатов и выдвижение на передний план Японии и других экономических конкурентов. Рассмотрим по порядку эти позиции.

ОТПРАВНАЯ ТОЧКА: СИММЕТРИЯ ЭПОХИ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ

Окончание холодной войны поставило перед политологами массу вопросов, подчас совершено непривычного свойства, связанных с определением природы происходящей трансформации. Японская политическая мысль представляет интерес для исследователей этих процессов хотя бы в силу того, что она видит проблемы в своего рода "дальневосточном" ракурсе, несколько отличном от американского или европейского, оперируя, однако, теми же исходными критериями.

Взгляды японских политологов на роль и место России в меняющемся мире специально обозначены лишь пунктирно. Концепции таких специалистов по России, как Харуки Вада, Хироси Кимура, Сюго Минагава, Кимитака Мацуд-зато, Нобуо Симотомаи, Сигэки Хакамада и др., должны стать предметом отдельного анализа. Син кокусай сисутэму токубэцу пуродзэкуто (Специальный проект по новой международной системе), под. ред. X. Сато, Цукуба, 1997, ч. 1, пп. 3-4.

98

МИР "ПОСЛЕ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ"

99

Еще одна особенность японской политической мысли, находящейся в той же плоскости, что и отмеченная выше, - ее нежелание усматривать в глобальных сдвигах рубежа 80-х и 90-х годов однозначной победы Запада. Как считает, например, политолог Такаси Фудзии, крушение коммунистической системы вовсе не означает победы капитализма и поражения социализма. Вывод этот можно считать весьма характерным для системы взглядов, не склонной к традиционной западной дихотомии. Здесь мы опять наблюдаем модель мышления, отличную от дилеммы ("или-или, третьего не дано"). Здесь зримо "дано третье": отказ от конфронтации - это скорее сдвиг в сторону плюрализма. "Плюралистический релятивизм", подразумевающий многообразные формы зависимости от внешних и внутренних условий, - это то поле анализа, в котором японская политическая мысль, по нашему ощущению, чувствует себя вполне уютно.

Для ряда японских обществоведов важнейшим вопросом представляется причинно-следственная связь между концом холодной войны и изменениями в мировом политическом ландшафте. Говоря более конкретно, проблему они формулируют следующим образом: стало ли окончание холодной войны причиной трансформации международных отношений? Или оно стало лишь проявлением действия более глубоких процессов? Можно ли определять нынешний этап истории как период "после холодной войны", используя этот термин в качестве отправной точки для новой стадии мирового развития?

То есть, всем понятно, что новый период кардинально отличается от предыдущего. Но правильно ли давать ему дефиниции, используя название первого? С той же долей очевидности правильно предположить, что холодная война и период "после холодной войны" - это последовательные стадии одного мирового процесса. Японская политология, похоже, склонна искать глубинные исторические рычаги тектонических сдвигов в мировом политическом ландшафте.

В представлении "мейнстрима" японской политологической мысли холодная война - явление, состоявшее из нескольких элементов. Во-первых, она была противостоянием двух социально-экономических систем (капитализм-социализм), во-вторых, противостоянием политических систем (либеральная демократия - коммунистический тоталитаризм). Кроме того, холодная война была конфликтом между двумя сверхдержавами, учитывая их способность к сверхуничтожению ("военную эсхатологичность конфликта", по японской терминологии). Политические различия в

ходе этого противостояния отходили на второй план. Россия (СССР), имеющая собственные геополитические интересы, уже только по этой причине являлась противником США. Наложение идеологического противостояния на геополитическое однозначно предопределяло соперничество.

В этом, по мнению японских исследователей, на уровне восприятия проявлялась некая внеисто-рическая сущность конфликта, которая основывалась на субъективном ощущении, будто холодная война должна была продолжаться бесконечно. Кроме того, преобладало убеждение, что "угроза мировой революции" или же "империалистической контрреволюции" исходила извне, от противоположной системы и будто не существовало возможности внутренней трансформации

или мутации системы^.

Политолог Ёсикадзу Сакамото рассматривает исторический конфликт между двумя социальными системами в трех измерениях:

- капитализм-социализм (С vs. S);

- национализм-интернационализм (N vs. 1);

- демократия-авторитаризм (D vs. А).

Эти противоречия считаются всеобщими, фундаментальными и порождающими наиболее глубокие изменения. Особую роль исследователь придает неравномерности развития. Согласно этой схеме, в трех измерениях происходит следующее:

- неравномерность экономического капиталистического развития приводит к структурным дисбалансам, к примеру, доминированию метрополий за счет периферии;

неравномерность национального развития порождает систему "военно-политического империализма", включая "внутренний империализм" по отношению к национальным меньшинствам.

- неравномерность демократического развития приводит к конфликту между политическими идеологиями, например, между принципом примата прав человека и авторитарным попранием гражданских свобод,

Естественно, все три измерения взаимопересе-каются. Развитие капитализма как правило сопровождается развитой формой национализма и демократии. Тем не менее пропорции могут значительно разниться. Развитие национализма и демократии, согласно этой концепции, вовсе не являются функцией развития капитализма.

В своих исследованиях Ё. Сакамото следует в русле известной западным политологам модели при анализе трех основных моделей, однако он привносит свои собственные характеристики.

^ Т. Фудзии. Сэкай то Нихон (Мир и Япония), Токио, 1992, пп. lfr-12.

^ Y. Sakamoto. "A perspective on the changing world order: A conceptual prelude". Global Tranformation. Challenges to the State System. Ed. by Y. Sakamoto, Tokyo, 1994, pp. 16-18.

МИРОВАЯ ЭКОНОМИКА И МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ № 9  1999

100

ЧУГРОВ

1. Первая модель К-Н-Д (капитализм-национализм-демократия) характеризует развитие таких стран, как США, Великобритания, Франция, которые совершили "ранний старт".

2. Вторая базовая модель К-Н-А (капитализм-национализм-авторитаризм) исторически характеризуют политические системы таких стран, как Германия, Япония, Италия до 1945 г. (известные также в западной политологии как "страны второй волны"). Первая половина нынешнего века ознаменовалась борьбой этих стран с первой группой за передел сфер влияния.

3. И, наконец, модель С-Н-А (социализм-на-ционализм-авторитаризм) представлена в истории нашего века такими странами, как СССР, Китай, Куба и т.д.

Примечательно, что именно страны авторитарного капитализма способствовали с помощью внешней агрессии приходу и закреплению социализма. Германия была, возможно, более других виновна в развязывании Первой мировой войны, в ходе которой Россия оказалась не в состоянии противостоять волне большевистского натиска. Вторая мировая война была во многом спровоцирована государствами оси, то есть опять-таки странами авторитарного капитализма, и в результате возникла мировая система социализма.

Вряд ли можно оспаривать трактовку японскими исследователями роли социалистической идеологии в нашем веке. Социалистические движения на Западе привели к укреплению демократии, будучи частью системы сдержек и противовесов в странах, в которых изначально существовало сильное гражданское общество. Российские социалистические движения начала XX в. с их ориентацией на антицаристскую, антиавтократическую демократию, наоборот, привели к появлению извращенной демократии во имя "мобилизации масс". По сути это был социализм без демократии, с гипертрофированной ролью государства.

"Империи Востока" - Россия и Китай - нуждались в сильном государстве для того, чтобы успешно конкурировать со странами первой и второй группы. Внутренний фактор - отсутствие (или крайне слабое развитие) гражданского общества в обеих странах - гармонировал с целями государственной формы социализма. По сути дела, фактор внешней угрозы сыграл, по мнению политолога, выдающуюся роль в становлении конфронтационной системы, самым существенным образом сказавшись на характере системы международных отношений периода холодной войны. Сочетание внешнего и внутреннего факторов привело к диспропорционально большой роли государства в России (СССР) и Китае.

Довольно оригинальна интерпретация, которую Сакамото дает сочетанию национального и

интернационального в системе международных отношений периода холодной войны. По, его выражению, социалистические идеология и движение были парадоксальным образом "национализированы" Советским Союзом, и в результате его усилиями был создан интернациональный Варшавский блок. Это был даже не интернационализм, а его извращенная форма - гегемонистский этатизм. С другой стороны, считает политолог, США "национализировали" идеологию либерального капитализма, сделав ее альфой и омегой западной модели развития. Во внешней политике, по словам Сакамото, узурпация Вашингтоном права толковать принципы либерализма вылилась в создание западного блока под эгидой США. Возможно, здесь звучит завуалированная критика "избыточного" либерализма, который в своем воинствующем обличий всегда был несколько чужд японскому мышлению.

В восточном и западном блоках времен холодной войны, конечно, было очень много различного. Но различия были удивительно симметричными. Холодная война, как утверждает политолог, стала возможной именно благодаря тому, что порождала симметрию. Распад симметрии как раз и породил нынешние трудности самоидентификации обеих сторон^. Здесь хотелось бы предложить гипотезу (очевидно, нуждающуюся в подробной проработке), согласно которой японское мышление хорошо ассимилируется в асимметричном многополюсном пространстве. Если американская политическая мысль привыкла высоко ценить красивую схему с симметричными или мо-ноцентричными компонентами, то японское восприятие окружающего мира - "аналоговое", модальное, дискриптивное, по своей природе не стремящееся к симметрии - по-своему, более разнообразно реконструирует политические пространство и архитектуру.

МОДБРНИЗАЦИЯ, АДАПТАЦИЯ И ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗАЦИЯ

Среди японского академического сообщества, на наш взгляд, нет существенных разногласий относительно сущности и направления происходящих процессов глобализации. Даже левое крыло сообщества, иногда претендующее на оппозиционность, не вносит диссонанса в общий унисон. Например, Фукудзи Тагути и Кадзуто Судзуки, выступающие обычно с позиций, которые в марксистской науке принято называть прогрессивными, рассматривают транснациональные процессы в сфере экономики и технологии, международных отношений, контактов в области обеспечения безопасности, процессы взаимопро-

^Ibid., pp. 19-28.

МИРОВАЯ ЭКОНОМИКА И МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ № 9 1999

МИР "ПОСЛЕ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ"

никновения культур и т.д. в рамках концепции тотальной глобализации^.

Споры идут в основном вокруг границ применения терминов - "глобализация", "адаптация", "модернизация", "вестернизация", "интернационализация". Здесь едёа ли можно разобраться: чаще всего имеются ввиду вкусовые, а не сущност-ные различия. Проблема для Японии - более чем актуальная, поскольку в историческом ракурсе можно говорить о трех "интернационализациях" Японии - в эпоху Мэйдзи (последняя треть XIX в.),

после Второй мировой войны и в последние пол-

g

тора десятилетия. Особое место в политологических дискуссиях занимает соотношение "модернизации" и "адаптации" Японии и других

"9 стран к системе западных ценностей.

Термин "интернационализация" (кокусайка) стал активно использоваться еще в 1980-е годы и стал, пожалуй, самым модным в японской поли-тологии. Анализ английского и японского толкования термина "интернационализация", увы, не внес большой ясности в границы его употребления, но обнажил совершенно разные нюансы, восходящие к историческому опыту. В японской интерпретации политическое определение термина "кокусайка" означало "попасть под международный контроль или протекторат", то есть подчеркивалась объективность действия. В толковании англоязычного термина intemationaliza-tion скорее чувствуется иной - активный, субъектный акцент - "поставить страну под международный контроль", - отмечает политолог Эбути

Кадзукоми^.

В ключе процессов глобализации в 1992-1997 гг. группа японских политологов провела исследование основных параметров новой международной системы, контуры которой обозначились после окончания холодной войны. Эта работа, одновременно эмпирическая и теоретическая, демонстрирует значительную степень независимости японской научной школы от американского мейнстрима.

По мнению Кэйдзи Маэгавы, "модернизация" относится к понятийному ряду мышления, тогда как "адаптация" относится к практике. Отвечая Сэму Хантингтону, он подчеркивает, что неза-

Ф. Тагути, К. Судзуки. Гуробаридзэсён то кокумин кокка (Глобализация и национальное государство), Токио, 1997, п. 16.

Q

См. В. Молодяков. Три интернационализации Японии. Япония и глобальные проблемы человечества (под ред. В. Рамзеса). М 1999.

См., в частности, статью автора "О традиционализме в японском политическом сознании", "МЭ и МО", № 1, 1999 г. Э. Кадзукоми. Кокусай сисо-но хикаку бунсэки (Сравнительное исследование теории интернационализации). Ни-хондзин-но кокусайка (Интернационализация японцев), Токио, 1990, п. 17.

падная культура никогда не станет западной, даже через значительный период времени. Западная политическая культура (а в значительной степени и незападная) долгое время ложно толковала процесс исторической адаптации как одностороннюю вестернизацию. Запад, действительно, традиционно оценивал незападные общества с позиций своего доминирования.

В действительности, имела место более сложная цепочка. В течение длительного периода Япония была объектом для давления со стороны Запада. Однако она сама развязывала агрессивные войны и рассматривала Корею, Китай и государства Юго-Восточной Азии как объект своей политики. Исторический опыт и конкретные политические векторы последних пятидесяти лет привели к закреплению некой двойственности в японской политике. "В результате Япония к сегодняшнему дню достигла экономических успехов в качестве современного (модернизированного) капиталистического государства адаптивного типа," - делает вывод Маэгава^ ^).

Политологи (прежде всего американские) склонны подчас выделять один-два фактора, которыми стремятся объяснить все грани подчас очень сложных явлений. Особой популярностью пользуется культурологический подход, который пытаются сделать универсальным. Культуролог Тамоцу Аоки утверждает, что японцы всегда были склонны весьма скептически смотреть на стремление некоторых американских и европейских политологов видеть в культурных и цивили-зационных различиях коренной фактор международных отношений. Тем не менее с окончанием холодной войны японские исследователи не могли не признать, что роль идеологического фактора практически сошла на нет, тогда как социо-культурный фактор стал играть куда более значительную роль.

На Западе, пожалуй, и по сей день господствует концептуальная модель, которая подчеркивает различия в культурах и тем самым практически способствует закреплению этих различий в общественном сознании. Преодолеть эти различия в итоге оказалось гораздо сложнее. Хотя культурологический подход становится популярным инструментом японской политологии, установка несколько отличается, делая акцент на имманентности различий и подталкивая к поиску сходства. Единственный путь гармонизации новой международной системы - это признать неизбежность различий между нациями как норму, считает, например, политолог Такаси Миядзаки. То есть строить отношения надо так, как будто бы разли-

Син кокусай сисутэму..., ч. 1, пп. 159-172. Ито Кэнъити (сост.), 21 сэйки сэкай-э-но мити аннай (До-

рога в XXI век), (Мига сюппанкай: Токио, 1995), п. 282. МИРОВАЯ ЭКОНОМИКА И МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ  № 9  1999

ЧУГРОВ

чий нет. Нации могут идти различными путями, но при этом сотрудничать в любых сферах без того, чтобы жертвовать чем-либо. Или же они должны стремиться к согласию относительно принципов или основополагающих для них ценностей^. И здесь мы усматриваем скрытый упрек Западу, стремящемуся вестернизировать незападные общества. Дискуссии вокруг модернизации продолжаются и, видимо, далеки от завершения. Общий вывод, однако, уже просматривается с достаточной очевидностью: не навязывание ценностей, а гармонизация, не отторжение, а адаптация должны стать непреложным принципом международных отношений XXI века.

Японские политологи, отмечая особую роль структурных и системных перемен, выражающихся в форме углубления процессов глобализации, как и их западные коллеги, обращают внимание прежде всего на активную вовлеченность в политические процессы многонациональных корпораций, различных неправительственных и международных организаций. Несомненно, такая деятельность может привести к окончательному распаду системы международных отношений, сложившейся с заключением Вестфальского мира. Человечество вплотную подошло к глобальной системе, которая пришла на смену старой, основанной на системе государства-нации. Юдзо Ябуно указывает на постепенный распад существовавшей сети государств, которые полностью контролировали международные отношения не только с точки зрения разрешения военных конфликтов, но и с точки зрения торговых и культурных вопросов. Глобализация, по мнению Ябуно, существенно трансформирует все три уровня в государстве-нации - государственное управление, которое находится на вершине пирамиды; политическое общество, которое располагается внизу, и, наконец, политический процесс, который

находится между ними^.

Однако глобализация и взаимозависимость вовсе не обязательно ведут к углублению международной кооперации. Многие страны зачастую стараются защитить национальную экономику. Японские политологи, естественно, в первую очередь имеют в виду свою страну, выступая с апологией японского протекционизма. Поэтому важнейшую часть в работах японских политологов традиционно занимает анализ роли США в меняющемся мире ияпоно-американские отношения.

ЭПОХА "ГОБЭЙ" -ПОСТАМЕРИКАНСКИЙ МИР

^Синкокусайсисутэму...,ч. 1,п.272. ^Ю. Ябуно. Гуробару сисутэму-но хэнъё (Трансформация глобальной системы). "International Relations", vol. Ill, Feb. 1996, pp. 2-3.

Японские политологи (Хидэо Сато, Такаси Иногути и др.) отмечают наличие четырех возможных сценариев будущего мирового порядка, который может возникнуть в ближайшие 25-50 лет: 1) Pax Americana; 2) Pax Nipponica (или, например, Pax Teutonica); 3) появление соперничающих региональных блоков; и 4) совместное лидерство основных держав при том, что США будут играть роль primus inter pares.

Первый сценарий - Pax Americana - принято рассматривать как малореалистический. С накоплением усталости от конфронтационных процессов США, как указывают японские политологи, постепенно начинают терять мотивацию для своей политики единоличного вмешательства во все мировые и региональные процессы, и Вашингтон ищет более прагматическую роль, преследуя более партикуляристские интересы в новой мировой системе. Его линия в торгово-экономической области становится все более жесткой; полагают японские исследователи. Экономическое ослабление США усматривается прежде всего в том, что непосредственно после Второй мировой войны американский ВВП составлял более 40% мирового, а к середине 90-х годов - около 23%. Вашингтон постепенно потерял ведущие позиции в ряде отраслей, начиная с таких трудоемких, как текстильная и обувная, хотя американские автомобили и продукция полупроводниковой промышленности постепенно возвращает свои некогда пошатнувшиеся позиции. Еще более убедительный пример американского ослабления, по мнению японских исследователей, - превращение США в крупнейшего мирового должника. Вашингтон уже не стремится в одиночку покрывать расходы на поддержание мира и экономического порядка. Это отчетливо видно из падения интереса США к оказанию помощи иностранным государствам и к ООН. Следующие причины заставляют японских ученых задумываться о характеристиках эпохи "гобэй" ("после гегемо- 1 нии США").                              J

Второй сценарий - Pax Nipponica (или Pax Teu-l tonica) также представляется маловероятным. Ни1 одна из держав "второго ряда" потенциально не^ может перехватить у США доминирующую роль, поскольку разрыв в экономической и военной мощи слишком очевиден. Россия в этом ряду^ увы, даже не упоминается. Правда, неясно, по^ му в рассуждениях концептуального поряд японские исследователи недооценивают потешз альную роль Китая или его сближения с Россие хотя в некоторых конкретных исследованиях и. прессе такого рода предсказания делаются до( точно регулярно.

МИРОВАЯ ЭКОНОМИКА И МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ № 9 1999

МИР "ПОСЛЕ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ"

103

По мнению японских политологов, укрепляются некие те.нденции, которые могут привести к реализации последних двух сценариев (появление соперничающих региональных блоков или совместное лидерство основных держав). Рост взаимозависимости приводит к реакции двоякого рода: 1)в виде роста националистических тенденций; 2) в виде стремления географически или культурно близких стран к созданию региональных сообществ, которые позволили бы им противостоять внешним влияниям^. Основной предпосылкой к этому японским специалистам представляются растущие противоречия между двумя противостоящими тенденциями - глобализацией (интеграцией) и локализацией (фрагментизаци-ей), которые, по их мнению, определяют картину

современных международных отношений^.

Регионализм набрал значительную силу за последние полтора-два десятилетия. Здесь японские политологи указывают прежде всего на такие очевидные процессы, как европейская интеграция в рамках ЕС и на регионализм НДФТА (1994 г.), на Декларацию принципов Майами, подписанную в 1994 г. с целью создать зону свободной торговли обеих Америк до 2000 г., а также усилия АСЕАН по образованию АФТА (ASEAN Free Trade Area). Регионализм и глобализм вовсе не исключают друг друга. Создание региональных группировок не ведет к эксклюзивности или закрытости. Например, Сато уверен, что усиление регионалист-ских тенденций может сосуществовать с глоба-лизмом в форме политической координации и сотрудничества на мировом уровне. Представители трех или четырех региональных групп могут осуществлять лидерство совместно. Другой вопрос -научатся ли лидеры Японии, США и других основных стран эффективно совмещать региональное и глобальное лидерство.

Регионализм, подчеркивают японские ученые, вовсе не означает, что мир становится мозаичным, распадается на блоки, как это было в 30-х годах уходящего века. Любое региональное соглашение о свободной торговле имеет двойственные последствия. В этой системе США играют первую скрипку, однако лидерство в одиночку это уже едва ли возможно, появляются элементы неустойчивости. Мир без гегемонистской державы или группы держав, считают японские политологи, обречен на нестабильность и, возможно, хаотичность, поскольку некоторые страны захотели бы действовать "излишне вольно", внося дестабилизирующие "шумы" в мировое развитие. В большой группе всегда возникает желание одного или нескольких авантюрно настроенных партнеров пойти на риск свободной игры, если цена

^Синкокусайсисутэму...,ч. 1,д.5. ^Ито Кэнъчта. Указ. соч., п. 284.

игры по правилам выше возможной индивидуальной выгоды.

Например, специфические трудности могут возникнуть из-за проблемы "передачи власти" от слабеющего гегемона какой-либо определенной группе государств. Соединенные Штаты, по мнению Сато, сохранили гегемонистскую менталь-ность и, призывая на словах к тому, чтобы разделить бремя ответственности с Японией и др. странами, на деле "еще в недостаточной степени хотят

поделиться реальной властью и влиянием"^. В случае затянувшейся конфронтации, обескровленные спором соперники неизбежно отойдут на второй план, а на авансцене неожиданно могут появиться лидеры из числа групп, считавшихся аутсайдерами. (Справедливости ради следует отметить, что Такой тревожный лейтмотив звучит и в работах некоторых американских политологов.)

ЯПОНСКИЕ ПЕРСПЕКТИВЫ В МИРЕ "ПОСЛЕ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ"

Япония лишь недавно приобрела статус экономической сверхдержавы, и ей пока не приходилось сталкиваться с реальными трудностями преодоления изоляционистского, "островного мышления", привычно отмечают японские политологи. Япония и сейчас в большой мере остается в основном пассивным участником мировых процессов, далеко не в полной мере несет ответственность за миротворческие коллективные акции и пока еще не осуществляет функции, присущие мировым лидерам.

Может ли Япония преодолеть пассивность и инертность в будущем веке? В мирное время, по мнению ученых, национальным политикам весьма трудно изменить институты и политический стиль. Традиции умирают долго. "Пассивная и реактивная природа японской внешней политики" может быть объяснена прежде всего историческим, культурным и некоторыми иными факторами, а также, с другой стороны, в рамках политических институтов и процессов^.

Наследство, доставшееся Японии от довоенной эпохи, заставило страну пойти по пути экономической перестройки, отодвинув задачи внешней политики и безопасности на второй план. Отсутствие природных ресурсов и растущая зависимость от их экспорта заставляет Японию уходить от антагонистических и конфронтационных отношений. Именно этим обстоятельством многие японские политологи объясняют отсутствие прямолинейности в японской внешней политике. Традиция принимать политические решения

^Син кокусай сисутэму..., ч.1, пп. 6-10.                 i . также X. Сато. Тайгай сэйсаку (Внешняя политика), Токио. 1989, пп. 14-30.

МИРОВАЯ ЭКОНОМИКА И МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ № 9 1999

ЧУГРОВ

путем достижения консенсуса затрудняет принятие смелых и быстрых политических решений, которые могли бы нарушить баланс (или зачастую иллюзию баланса) национальных интересов. США, наоборот, по ряду исторических и культурных причин, как признают японские политологи, способны проводить прямолинейную и наступательную политику. Более того, считают японцы, у США нет европейской зашоренности, которая мешает проводить эксперименты в области демократии и экономики. Будучи свято уверенными в своей правоте, США смогли спроектировать свою ценностную структуру на остальной мир, как будто бы она являлась универсальной. В этом взгляды японских политологов в чем-то пересекаются с цивилизационной теорией Хантинг-тона.

Особенности политической культуры Японии и США в значительной степени определяют различие внешнеполитических стилей и традиций двух стран. К примеру, американский президент в отличие от японского премьер-министра имеет гораздо больше возможностей для гибкости во внешней политике. К тому же японский премьер был вынужден до самых недавних пор отдавать должное внутрипартийным фракционным пристрастиям, а затем - считаться с межпартийными интересами в коалиционном правительстве. Он также существенно зависит от бюрократической элиты - как в формулировании внешнеполитических приоритеров, так и в проведении курса. Президент США может требовать лояльности со стороны членов кабинета, большинство из которых не имеют независимой властной базы. Он также может свободно "перетасовать колоду", то есть поменять значительную часть кадрового состава правительственных чиновников.

Так сложилось, что США все более усиливали свою роль ведущего, а Япония по большей мере послушно реагировала на директивы Вашингтона. На первый взгляд, это может выглядеть как идиллическая картина. В реальности это далеко не так, считают японские политологи. Прежде всего, стараясь приспособиться к американским требованиям, японская сторона часто ожидает от Вашингтона, что он будет в свою очередь также учитывать и интересы Токио. Отсутствие желания понять и учитывать эти интересы вызывает нескрываемое разочарование в Японии. Во-вторых, как отмечает Сато, в Вашингтоне сложилось впечатление, что Токио не желает ничего делать без внешнего давления.

Два вопроса останутся особенно важными для японцев - это изменение конституции и международная роль Японии. Общественное мнение страны не только расколото по этим вопросам, но и весьма поляризовано. Общественное мнение настроено противоречиво: абсолютное большинст-

во японцев (около 70%) выступает за то, чтобы страна стала постоянным членом Совета Безопасности ООН, но при условии, что она не должна брать обязательство участвовать в военных акциях. Противники постоянного членства в СБ. не будучи столь многочисленными, тем не менее весьма активны.

Так может ли "пассивный и реактивный стиль" японской внешней политики измениться в ближайшем будущем? Некоторые знаковые перемены уже произошли в связи с переменами в международном политическом климате. Иракское вторжение в Кувейт в августе 1991 г. кардинальным образом изменило ситуацию, обнажив давно зревшее раздражение и недовольство США и их западных союзников тем, что они считали нежеланием Токио брать на себя бремя ответственности в разрешении глобальных политических кризисов. Действительно, японские законодатели, слишком занятые тогда подготовкой к церемонии приведения к присяге нового императора, бюджетными закавыками и перетряской кабинета, не потрудились позаботиться о том, чтобы вовремя принять закон об использовании японских войск за границей. В результате Япония ограничилась выплатой 4 млрд. долл. на операцию по усмирению Ирака, тогда как США вкладывали по 100-200 млн. долл. ежедневно в ходе подготовки к "Буре в пустыне" и более 1 млрд. ежедневно во время проведения самой операции. Это весьма характерный пример, иллюстрирующий маргинальную роль Токио в мировой политике, находящуюся в явном противоречии с ее экономической мощью.

Под давлением этих обстоятельств Япония в июне 1992 г. завершила ввод в действие законодательных актов, разрешающих направление вооруженных сил за рубежи страны для участия в операциях ООН. Тогда же Япония созвала конференцию по урегулированию камбоджийского конфликта, и с 1993 г. она участвует в операциях ООН по поддержанию мира в Камбодже и в других местах^. Газета "Иомиури" в ноябре 1994 г. опубликовала проект новой конституции, в котором ст. 9 разрешает расширять функции Сил самообороны.

Тем не менее японское правительство пока придерживается осторожной позиции в отношении участия сил самообороны в военных действиях. Очевидно, Япония не будет принимать участия в иных военных акциях, кроме как в операциях ООН, и будет придерживаться традиционной политики в области безопасности, которая основывается на трех китах- "американо-японской систем^ безопасности, способности Японии к самообороне и дипломатии, направленной на сохра-

Син кокусай сисутэму..., пп. II—13.

МИРОВАЯ ЭКОНОМИКА И МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ № 9 1999

МИР "ПОСЛЕ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ"

нение стабильных международных отношений". Эта дипломатическая активность, как считает Сато, будет все более приобретать форму многосторонних усилий, например, в рамках ООН или Форума по безопасности АСЕАН.

Несмотря на минимальное участие Токио в военных операциях, немаловажен его вклад в невоенных областях. Япония в течение послевоенного периода традиционно полагалась на пассивную дипломатию, основанную на "доктрине Иосида" (по имени покойного премьер-министра Сигэру Иосида), провозглашавшую необходимость самоограничения во внешней политике с целью концентрации сил на экономическом развитии. Постепенно Япония стала объектом критики, став своего рода колоссом на глиняных ногах и получив прозвище "экономического животного", то есть оставаясь, по широко распространенной в японских академических кругах терминологии, "политическим пигмеем". Этот контрастный образ - "экономический гигант, но политический пигмей" - стал предметом специального анализа

в японской политической литературе.

Однако, отметим, время играет на Японию: роль и влияние военной мощи в мировой политике уже подорваны, чему, в частности, значительно способствовало окончание холодной войны. Концентрация Японии на экономических целях тем самым получила большую легитимизацию.

Многие японцы считают, что Япония может стать хорошей моделью "торгующего государства", если только избавится от неприятного меркантилистского имиджа. Он накладывается на имидж агрессивной державы, который сохранится у Японии в странах Юго-Восточной Азии. Политическое маневрирование, касающееся использования вооруженных сил за рубежами Японии, вызывает нервическую реакцию у государств региона. Это удивляет некоторых японских экспертов, призывающих принять во внимание низкий уровень военных расходов и ограничения, налагаемые конституцией на использование вооруженных сил. Видимо, они недооценивают стойкость стереотипов-символов: репутация государства складывается из представлений, унаследованных от предыдущих поколений стран, подвергшихся агрессии.

Концептуальный лозунг "Продвижение демократизации и мира посредством экономического роста" - призван стать своего рода индульгенцией Японии. Провозглашаемые цели внешней политики - процветание, демократия и мир - концептуально взаимосвязаны. Они основаны на декларируемом намерении Японии помочь другим азиатским странам и всему развивающемуся миру достичь экономического роста и таким образом

содействовать процветанию. И не только потому, что она стремится преследовать собственные экономические интересы (например, расширяя рынки сбыта своей продукции), но и потому, что она намерена поддерживать процессы демократизации. Японские политологи подчеркивают, что, в отличие от Латинской Америки, развитие азиатских стран показало, что экономическое развитие тесно связано с демократизацией, и так называемые "азиатские тигры" - Южная Корея, Тайвань, Сингапур и Гонконг - самое наглядное тому подтверждение.

Весьма вероятно, считают японские эксперты, что в будущем существенно возрастет роль Японии как потенциального посредника также между Китаем и США. Действительно, у двух стран достаточно очевиден разный подход к Китаю. Вашингтон делает основной упор на соблюдение прав человека и проблемы интеллектуальной собственности. Поскольку эти проблемы занимают Японию куда в меньшей мере, хотя в официальных заявлениях защита прав человека отнюдь не замалчивается, возможно, поэтому Токио будут доверять обе стороны. На этом поприще Японии будет легче преодолеть имидж "меркантильной страны, бедной привлекательными и универсалистскими идеями'^. Китай, судя по всему, как считают японские специалисты, сохранит достаточно высокие темпы экономического развития и будет постепенно продвигаться к политическим

свободам^.

Нам кажется, что, говоря о демократизации как о цели японской внешней политики, эксперты не очень критически подходят к официальным заявлениям. Япония всегда демонстрировала достаточно спокойное отношение к уровню развития демократии и к нарушению прав человека в странах, с которыми развивала торгово-экономические отношения. Среди критериев на более видное место ставилась политическая и экономическая стабильность в государствах-партнерах. В этом, по признанию многочисленных собеседников, одна из причин, по которым Токио предпочитает развивать отношения с теми центрально-азиатскими республиками, где дела с правами человека обстоят далеко не благополучно, зато - в отличие от России - налицо политическая стабильность.

Роль Японии как абсорбента импорта из стран Азии будет расти год от года. Постепенно число "стран, которым нечего терять", будет уменьшаться за счет "стран, которым есть что терять" -набирающим экономическую мощь благодаря формирующемуся "сообществу безопасности".

См., например, Т. Inoguchi. Japan's International Relations..., p. 183.

^ Син кокусай сисутэму..., пп. 17-20. ^ Там же, пп. 14-16.

МИРОВАЯ ЭКОНОМИКА И МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ №9 1999

106.

ЧУГРОВ

В этом контексте роль Японии в новой системе международных отношений видится японским международникам в "содействии развитию мировой и региональной свободной торговли". Японии предписывается играть в этой области роль, соизмеримую с ее экономическим и финансовым весом. Она является единственным среди развитых стран государством с положительным торговым балансом. Таким образом, полагают эксперты, Япония может способствовать развитию таких организаций, как ВТО и АТЭС.

Основная задача Японии в формирующейся-но-вой системе международных отношений XXI века, довольно единодушно утверждают японские политологи, - это помощь развивающемуся миру. Роль Японии, возможно, будет увеличиваться в связи со свертыванием роли США, которые в 1995 г. в связи с кампанией на Капитолийском холме по свертыванию бюджетных расходов резко переместились со второго на 4-е место среди крупнейших доноров помощи. Япония стала более уверенно брать на себя обязательства по строительству экономической инфраструктуры в развивающихся странах и субсидирование экологических мероприятий в рамках программы Рио-де-Жанейро. В декабре 1997 г. на конференции в Киото Япония сыграла видную роль в формулировании задач международных акций по преодолению последствий парникового эффекта. В частности, Токио берет на себя обязательства по довольно дорогостоящим поставкам экологической технологии для десульфуризации и денитри-фикации в Мексику и Китай, экологической технологии по производству стали в Китай и т.д. Судя по всему, такая роль Японии в наступающем веке не только сохранится, но и будет возрастать.

Можно с уверенностью прогнозировать усиление позиций Токио как посредника между Азией и Западным миром. Однако в Японии растет убеждение, что она должна научиться лучше контактировать со странами Азии и более активно представлять их интересы в международных отношениях, особенно в Северной Америке и Европе, а также в отношениях с региональными организациями.

Можно предвидеть постепенное возрастание доли азиатских стран в японских экономических контактах. По подсчетам компании "Toe кэйдзай симпося", с 1992 г. японские фирмы открыли 403 представительства в азиатских странах по сравнению с 236 за пределами азиатской зоны (в расчет принимались лишь 10 ведущих стран с точки зрения инвестиций). Видимо, наиболее значительно возрастет посредническая роль Японии в АТЭС.

Во время встречи лидеров в Богоре (Индонезия) осенью 1994 г. США при содействии Индонезии убедили принять концепцию достижения свободной торговли 2010 г. для индустриальных

стран и к 2020 г. для развивающихся экономик. Встреча в Осаке в ноябре 1995 г. была посвящена анализу способов и методов достижения этой цели. США настаивали на примате принципа свободной торговли и институционального подхода, тогда как азиатские страны приветствовали более гибкий подход, основанный на консенсусе. Роль Японии - найти способы примирения этих позиций.

Япония может с большими политическими выгодами использовать свою принадлежность к различным группам государств. Вообще, на пороге нового века японцы все чаще задумываются над вопросом: являются ли они только лишь японцами? Контуры "новой самоидентификации" у жителей страны видны уже достаточно явственно. В Японии эпохи Мэйдзи акцентировалось становление национального самосознания - именно в качестве японцев. Сейчас, по нашим собственным наблюдениям, у японцев начинает складываться самоощущение принадлежности к азиатскому континенту и к человечеству в целом. Уважение к национальным традициям в ряде известных нам типичных случаев не исчезает, а чаще органично встраивается в новую, более широкую, систему ценностей. В результате возникает, по выражению политолога Фудзии, "диалог с

миром"^.

Роль представителя и донора азиатских и - шире - развивающихся стран может выдвинуть Японию на ведущие позиции в связи с тем, что уменьшается значение военной безопасности и определяющим моментом развития государств в следующем столетии станет энергетическая безопасность. И здесь, пожалуй, можно согласиться с видным политологом, профессором Университета Аояма Гакуин и Токийского университета, Сигэки Хакамадой: "Когда в XXI в. развивающиеся страны захотят иметь столь же высокий жизненный уровень, что и развитые страны, наступит мировой энергетический кризис и энергетическая политика превратится в вопрос стратегической

важности'.

Выше перечислены достаточно очевидные миссии Страны восходящего солнца в наступающем веке. В связи с усилением противоречий в экономическом и внутриполитическом развитии более развернутые прогнозы затруднены. Японские ученые (в частности, Харухиро Фукуи из Университета Цукуба и Сигэко Фукай из Университета Окаяма) в статье под многозначительным заголовком "Конец японского чуда" утверждают, что высокий уровень непредсказуемости в япон-

^ Т. Фудзии. Указ. соч., пп. 21-22.

^С. Хакамада. К. Мори, X. Вода. Рэйсэнго. Тохоку Адзиа-яо тиики тицудзё (После холодной войны. Региональный порядок в Северо-Восточной Азии). "Сэкаи", 1.1.1998, и. 123.

МИРОВАЯ ЭКОНОМИКА И МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ № 9 1999

МИР "ПОСЛЕ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ"                      107

ской внутренней политике не снизится, а возмож-  внешнеполитического курса Японии. Трудно по-но и возрастет^                               ^ говорить о единой внешнеполитической стра-

Трудно найти общий знаменатель или общий ^™ ^"™ ^ " ^-^ отлитом в строгие вектор для развития многополюсного мира в формы. Для японской внешнеполитической мыс-XXI веке. Анализ специфики мирового развития в ли характерны поиски новых формул. Во всяком наступающем веке постепенно становится веду- ^лучае размышления японских политологов об щей темой в японских политологических исследо-   эпохе после гегемонии США наводят на мысль, ваниях. Эти представления достаточно эффектив- что Япония готовит концептуальный прорыв, за-но ретранслируются на уровень формирования думываясь над своей ролью в мире и стремясь на-_______________                             полнить свои притязания на роль одного из миро-^Син кокусай сисутэму..., пп. 75-97.                  вых лидеров конкретным содержанием.




1. Інформаційні технології в біології.html
2. Чернігівський молокозавод16 2
3. статьями 264 266 и 166 УК РФ Пленум Верховного Суда Российской Федерации руководствуясь статьей 126 Конституции Р
4. Советское военно-стратегическое планирование накануне Великой отечественной войны в современной историографии
5. О соревнования Зимняя трудовые коллективы Зимняя пенсионеры Со
6. Тема 1 КЛИНИЧЕСКАЯ ФАРМАКОЛОГИЯ
7. ОДЕСЬКА ЮРИДИЧНА АКАДЕМІЯ Факультет соціальноправовий Кафедра трудового права та права соціальног.html
8. Статья- Текстовый редактор глазами пользователя.html
9. IV вв до нэ в Греции происходил бурный расцвет культуры и философии
10. Лабораторная работа 12 Выполнили- студенты группы УПП4.
11. Державне будівництво та місцеве самоврядування в Україн
12. Дипломная работа- Расчет параметров тягового электродвигателя
13. а самоутверя самоуважения каждого ее члена
14. Russin Idioms От составителя Думаю любому человеку сталкивавшемуся с необходимостью ос
15. Бизнес план Выращивание плодовоовощной ягодной злаковой продукции грибов экологически чистым способ
16. По чести или честное слово это так
17. варіанту Оцінювання за правильні відповіді 2бали
18. волков ч-з 23ч перем в прав подвздош
19. Асимметрия общества
20. Курсовая работа- Троянская война