Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
ТЕКСТЫ
Самодержавие есть палладиум России, целость его необходима для ее счастья; из сего не следует, чтобы государь, единственный источник власти, имел причины унижать дворянство, столь же древнее, как и Россия. Оно было всегда не что иное, как братство знаменитых слуг великокняжеских или царских. Худо, ежели слуги овладевают слабым господином, но благоразумный господин уважает отборных слуг своих и красится их честью. Правда благородных суть не отдел монаршей власти, но ее главное, необходимое орудие, двигающее состав государственный... Дворянство есть наследственное; порядок требует, чтобы некоторые люди воспитывались для отправления некоторых должностей, и чтобы монарх знал, где ему искать деятельных слуг отечественной пользы. Народ работает, купцы торгуют, дворяне служат, награждаемые отличиями и выгодами, уважением и достатком. Личные подвижные чины не могут заменить дворянства родового, постоянного, и хотя необходимы для означения степеней государственной службы, однако ж, в благополучной монархии не должны ослаблять коренных прав его, не должны иметь выгод оного. Надлежало бы не дворянству быть по чинам, т.е. для приобретения некоторых чинов надлежало бы требовать благородства, чего у нас со времен Петра Великого не соблюдается: офицер уже дворянин. Не должно для превосходных дарований, возможных во всяком состоянии, заграждать пути к высшим степеням, - но пусть государь дает дворянство прежде чина и с некоторыми торжественными обрядами, вообще редко и с выбором строгим... Дворянин, облагодетельствованный судьбою, навыкает с самой колыбели уважать себя, любить отечество и государя за выгоды своего рождения, пленяться знатностью - уделом его предков - и наградою личных будущих заслуг его. Сей образ мыслей и чувствований дает ему то благородство духа, которое, сверх иных намерений, было целью при учреждении наследственного дворянства, - преимущество важное, редко заменяемое наследственными дарами простолюдина, который в самой знатности боится презрения, обыкновенно не любит дворян и мыслит личной надменностью изгладить из памяти людей свое низкое происхождение... И так, желаю, чтобы Александр имел правилом возвышать сан дворянства, коего блеск можно назвать отливом царского сияния, - возвышать не только государственными хартиями, но сими, так сказать, невинными, легкими знаками внимания, столь действительными в самодержавии...
Как дворянство, так и духовенство бывает полезно государству по мере общего к ним народного уважения. Не предлагаю восстановить патриаршество, но желаю, чтобы Синод имел более важности в составе его и в действиях; чтобы в нем заседали, например, одни архиепископы; чтоб он, в случае новых государственных постановлений, сходился вместе с Сенатом для выслушивания, для принятия в свое хранилище законов и для обнародования, разумеется, без всякого противоречия... Не довольно дать России хороших губернаторов, - надобно дать и хороших священников; без прочего обойдемся и не будем никому завидовать в Европе.
Дворянство и духовенство, Сенат и Синод, как хранилище законов, над всеми - государь, единственный законодатель, единовластный источник властей. Вот основание Российской монархии, которое может быть утверждено или ослаблено правилами царствующих.
Державы, подобно людям, имеют определенный век свой: так мыслит философия, так вещает история. Благоразумная система в жизни продолжает век человека, благоразумная система государственная продолжает век государств. Кто исчислит грядущие лета России? Слышу пророков бесконечного бедствия: но, благодаря всевышнего, сердце мое им не верит! Вижу опасность, но еще не вижу погибели.
Еще Россия имеет 40 миллионов жителей и самодержавие, имеет государя к общему благу; если он как человек ошибается, то без сомнения с добрым намерением, которое служит нам вероятностью будущего исправления ошибок.
Карамзин. Записка о Древней и Новой России. СПБ., 1914. С. 1-133.
Записка К. С. Аксакова "О внутреннем состоянии России", представленная Александру II в 1855 г.
Русский народ есть не государственный, т. о. не стремящийся к государственной власти, не желающий для себя политических прав, не имеющий в себе даже зародыша народного властолюбия. Самым первым доказательством тому служит начало нашей истории: добровольное призвание чужой государственной власти в лице варягов. <...> В 1612 году народ призвал государственную власть, избрал царя и поручил ему неограниченную судьбу свою, мирно сложив оружие и разошедшись по домам.
… На Западе идет постоянная вражда и тяжба между государством и народом, не понимающими своих отношений. В России этой вражды и тяжбы не было, ... но государство в лице Петра посягнуло на народ.
Так свершился разрыв царя с народом, так разрушился этот древний союз земли и государства ... Так русский монарх получил значение деспота, а свободно-подданный народ - значение раба-невольника!
Федоров В. А. Сборник документов по истории СССР для семинарских и практических занятий. Первая половина XIX века. Высш. шк. , 1974. С. 230-231.
Н. М. Карамзин о царствовании Петра I.
Явился Петр. В его детские лета самовольство вельмож, наглость стрельцов и властолюбие Софьи напоминали России несчастные времена смут боярских. Но великий муж созрел уже в юноше и мощною рукою схватил кормило государства. Он сквозь бурю и волны устремился к своей цели: достиг - и все переменилось!
Сею целью было не только новое величие России, но и совершенное присвоение обычаев европейских <...> Он имел великодушие, проницание, волю непоколебимую, деятельность, неутомимость редкую: исправил, умножил войско, одержал блестящую победу над врагом искусным и мужественным; завоевал Ливонию, сотворил флот, основал гавани, издал многие законы мудрые, привел в лучшее состояние торговлю, рудокопни, завел мануфактуры, училища, академию, наконец, поставил Россию на знаменитую степень в политической системе Европы. Петр нашел средства делать великое - князья московские приготовляли оное. И, и славя славное в сем монархе, оставим ли без замечания вредную сторону его блестящего царствования?
<...> Петр не хотел вникнуть в истину, что дух народный составляет нравственное могущество государств, подобно физическому, нужное для их твердости. Сей дух и вера спасли Россию во времена самозванцев; он есть не что иное <...> , как уважение к своему народному достоинству. Искореняя древние навыки, представляя их смешными, хваля и вводя иностранные, государь России унижал россиян в собственном их сердце. Презрение к самому себе располагает или человека и гражданина к великим делам? Любовь к Отечеству питается сими народными особенностями, безгрешными в глазах космополита, благотворными в глазах политика глубокомысленного. <...> Государство может заимствовать от другого полезные сведения, не следуя ему в обычаях. <...> Петр ограничил свое преобразование дворянством. <...> Русский земледелец, мещанин, купец увидел немцев в русских дворянах, ко вреду братского, народного единодушия государственных состояний. <...> С честью и достоинством россиян сделалось подражание.
Семейственные нравы не укрылись от влияния царской деятельности. Вельможи стали жить открытым домом; их супруги и дочери вышли из непроницаемых теремов своих; балы, ужины соединили один пол с другим в шумных залах; россиянки перестали краснеть от нескромного взора мужчин, и европейская вольность заступила место азиатского принуждения... Имя русского имеет ли теперь для нас ту силу неисповедимую, какую оно имело прежде? И весьма естественно: деды наши, уже в царствование Михаила и сына его, присваивая себе многие выгоды иноземных обычаев, все еще оставались в тех мыслях, что правоверный россиянин есть совершеннейший гражданин в мире, а Святая Русь - первое государство. Пусть назовут то заблуждением; но как оно благоприятствовало любви к отечеству и нравственной силе оного! Теперь же, более ста лет, находясь в школе иноземцев, без дерзости можем ли похвалиться своим гражданским достоинством? Некогда называли мы всех иных европейцев неверными, теперь называем братьями; спрашиваю: кому бы легче было покорить Россию - неверным или братьям? <...> Мы стали гражданами мира, но перестали быть, в некоторых случаях, гражданами России. Виною Петр. Он велик без сомнения; но еще мог бы возвеличиться гораздо более, когда бы нашел способ просветить ум россиян без вреда для их гражданских добродетелей. <...> Петр, любя в воображении некоторую свободу ума человеческого, долженствовал прибегнуть ко всем ужасам самовластия для обуздания своих, впрочем, столь верных подданных. Тайная канцелярия день и ночь работала в Преображенском: пытки и казни служили средством нашего славного преобразования государственного <...> В необыкновенных усилиях Петровых видим всю твердость его характера и власти самодержавной. <...> Петр объявил себя главою Церкви, уничтожив патриаршество, как опасное для самодержавия неограниченного. Но заметим, что наше духовенство никогда не противоборствовало мирской власти, ни княжеской, ни царской: служило ей полезным оружием в делах государственных и совестью в ее случайных уклонениях от добродетели. <...> Со времен Петровых упало духовенство в России. <...> Церковь подчиняется мирской власти и теряет свой характер священный; усердие к ней слабеет, а с ним и вера, а с ослаблением веры государь лишается способа владеть сердцами народа в случаях чрезвычайных, где нужно все забыть, все оставить для отечества, и где Пастырь душ может обещать в награду один венец мученический. Власть духовная должна иметь особенный круг действия вне гражданской власти, но действовать в тесном союзе с нею. <...>
Утаим ли от себя еще одну блестящую ошибку Петра Великого? Разумею основание новой столицы на северном крае государства, среди зыбей болотных, в местах, осужденных природою на бесплодие и недостаток. ... Можно сказать, что Петербург основан на слезах и трупах. о великий муж самими ошибками доказывает свое величие: их трудно или невозможно изгладить - как хорошее, так и худое делает он навеки. Сильною рукою дано новое движение России; мы уже не возвратимся к старине! <...>
Карамзин Н. М. Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях. М. , 1991. С. 31-37.
C. М. Соловьев о значении реформ Петра I.
<...> во второй половине XVII века русский народ <...> после многовекового движения на восток <...> начал поворачивать на запад, поворот, который должен был необходимо вести к <...> болезненному перелому в жизни народной, <...> ибо здесь сближение с народами цивилизованными, у которых надобно было учиться. <...> Западные европейские народы в описываемое время относительно цивилизации своей стояли высоко над русским, <...> но для этих самых западных народов не прошло еще тогда время рабства чужому, нерадения о своем, презрения к нему; ослепленные блеском античной цивилизации, с неодолимою силою потянулись они к ней, доходя иногда вначале до диких увлечений, отдались в науку грекам, римлянам, даже италианцам, прежде других познакомившимся с греками и римлянами; свое было в опале, к своему относились, как к варварскому, значения, величия своей истории в сравнении с историею греков и римлян не понимали. Очередь поработать чуждому началу дошла и до русского народа. <...> Долговременное пребывание в удалении от Западной Европы и ее цивилизации, <...> необходимость удовлетворить вдруг всему должна была неминуемо сообщить нашему так называемому преобразованию характер революционный. Наша революция начала XVIII века уяснится через сравнение ее с политическою революциею, последовавшею во Францию в конце этого века. <...>
Если такой общий закон, если наша революция в начале XVIII века была необходимым следствием всей предшествовавшей нашей истории, то из этого вполне уясняется значение главного деятеля в перевороте, Петра Великого: он является вождем в деле, а не создателем дела, которое потому есть народное, а не личное, принадлежащее одному Петру. Великий человек есть всегда и везде представитель своего народа, удовлетворяющий своею деятельностью известным потребностям народа в известное время. <...> Но переворот сопровождался страшною борьбою, преобразователь встретил сильное сопротивление в народе, следовательно, дело преобразования было делом насилия со стороны верховной власти. <...> Цивилизованное, развитое общество сжимает личную силу, <...> в обществе цивилизованном люди являются не в таких богатырских размерах, как в обществах юных. <...> В России более чем в какой-нибудь другой европейской стране, общество <...> предоставило простора для деятельности верховной власти, и поэтому неудивительно, что в России XVIII века мы встречаем двоих государей с неимоверною деятельностью - Петра I и Екатерину II. <...> вследствие тех же общественных условий увидим впоследствии на другом поприще многообразную деятельность Ломоносова. Петр со своими сподвижниками заканчивает <...> древний, богатырский отдел русской истории. <...> Петр Великий имел правилом не возводить иностранцев на первые места в государстве. <...> Петр старался, чтоб Россия переставала нуждаться в иностранных мануфактурных товарах, чтоб начинала пробавляться своими, начинала обделывать сырые материалы и обделанные отпускать за границу.
<...> распоряжения относительно промышленности во многом касались крестьян: они должны были изменять, усиливать свою деятельность по указаниям преобразующего правительства. Изменения в их отношениях к землевладельцам не могло быть произведено; крепостное состояние произошло вследствие бедности страны, финансовой несостоятельности государства: эта несостоятельность не исчезла, принимались только сильные, более или менее деятельные меры к обогащению народа и казны. Вольный труд был невозможен: доказательством служило то, что правительство набирало работников, как солдат; другое доказательство: когда понадобились заводы, к ним начали приписывать окрестных крестьян, и явился новый разряд заводских крестьян, крестьян, крепких не земле, но фабрике или заводу [приписные и посессионные, купленные к заводу, крестьяне - ред.]. Об основном изменении участи крестьян, повторяем, нельзя было думать; эпоха преобразования была еще очень близка к древней России, прикрепившей крестьян. <...>
<...> западные историки <...> не хотят оценить по достоинству всемирно-исторического значения явлений, происходящих в Восточной Европе <...> , однако, они принуждены обращаться к результатам этих явлений, т. е. к решительному влиянию России на судьбу Европы, всего мира, и в России должны признать представительницу славянского племени, чем и уничтожается монополия племени германского. Отсюда <...> стремление умалить значение Русского народа, внушить страх <...> , перед грозою, которая собирается с Востока над цивилизациею Запада. Но эти нелюбезные отношения Запада к России всего лучше показывают нам ее значение и вместе значение деятельности Петра, виновника соединения обеих половин Европы в общей деятельности. <...> Мы имеем полное право не сочувствовать крутым переворотам в направлениях народной жизни. Бури очищают воздух, но опустошения, которые они по себе оставляют, показывают, что это очищение куплено дорогою ценою. Сильные лекарства условливаются сильными болезнями, и мы знаем, что допетровская Россия накопила в себе много болезней, и явления преобразовательной эпохи всего лучше указывают на них. Не дело историка, безусловно, восхищаться всеми явлениями этой эпохи, безусловно, оправдывать все средства, употреблявшиеся преобразователем для лечения застарелых недугов России; но, изображая деятельность человеческую с необходимою в ней темною стороною, историк имеет право изображать деятельность Петра как деятельность великого человека, послужившего более других для своего народа и для человечества. <...>
<...> Выставив значение государства, заставив, по-видимому, принести этому новому божеству тяжелые жертвы и сам подавал пример, Петр, однако, принял меры, чтоб личность не была подавлена, а получила должное, уравновешивающее развитие. <...> В допетровской России был силен родовой союз <...> , который стеснял развитие личности; государство не могло дать личной заслуге силы над родовыми правами. Преобразование нанесло удар окончательный решительным, исключительным вниманием к личной заслуге. Относительно низших слоев населения удар родовому союзу был нанесен подушным окладом. <...> Не только прежние родовые отношения должны были исчезать; и в самой семье, требуя глубокого уважения от детей к родителям, Петр признал права личности, предписывал, чтоб браки совершались без произвола родителей. <...> Наконец получило признание личность женщины вследствие освобождения ее из терема. <...> [Представления Петра I о назначении царской власти передают воспоминания Неплюева, которому он говорил, отправляя резидентом в Константинополь - ред.]: "Не кланяйся, братец: я вам от бога наставник, а должность моя смотреть того, чтоб недостойному не дать, а у достойного не отнять; буде хорош будешь - не мне, а более себе и отечеству добро сделаешь, а буде худ - так я истец: ибо бог того от меня за всех вас востребует, чтоб злому и глупому не дать места вред делать; служи верою и правдою! в начале бог, а по нем и я должен буду не оставить тебя".
Народ проходит трудную школу. Народ действительно учится, учится гражданским обязанностям, гражданской деятельности. Что нам кажется теперь простым и всем доступным, то предки наши узнали впервые из указов Петровых. <...> Что могло погубить общество одряхлевшее, народ, неспособный к развитию, - треволнения преобразовательной эпохи, незнание покоя, - то развило силы молодого и крепкого народа, долго спавшего и нуждавшегося в сильном толчке для пробуждения. <...>
Никогда ни один народ не совершал такого подвига, какой был совершен русским народом в первую четверть XVIII в. На исторической сцене явился народ малоизвестный, бедный, слабый, не принимавший участия в общей европейской жизни; неимоверными усилиями, страшными пожертвованиями он дал законность своим требованиям, явился народом могущественным, но без завоевательных стремлений, успокоившийся, как только приобретено было необходимое для его внутренней жизни. Человека, руководившего народом в этом подвиге, мы имеем полное право назвать величайшим историческим деятелем.
Соловьев С. М. История России с древнейших времен. В пятнадцати книгах. М.: Изд-во Соц. - эконом лит-ры, 1960-1962. Кн. 8. С. 474, 481; Кн. 9. С. 541-549
В. О. Ключевский о реформах Петра I.
Петр родился в Москве, в Кремле, 30 мая 1672 г. Он был четырнадцатое дитя многосемейного царя Алексея и первый ребенок от его второго брака - с Натальей Кирилловной Нарышкиной. Царица Наталья была взята из семьи западника А. С. Матвеева, дом которого был убран по-европейски, и могла принести во дворец вкусы, усвоенные в доме воспитателя. <...> Петр был великан, без малого трех аршин ростом, целой головой выше любой толпы. <...> От природы он был силач; постоянное обращение с топором и молотком еще более развило его мускульную силу и сноровку. Он мог не только свернуть в трубку серебряную тарелку, но и перерезать ножом кусок сукна на лету. <...> В продолжение своего царствования он исколесил широкую Русь из конца в конец, от Архангельска и Невы до Прута, Азова, Астрахани и Дербента.
<...> Он вечно и во всем спешил. <...> Если Петр не спал, не ехал, не пировал или не осматривал чего-нибудь, он непременно что-нибудь строил. Руки его были вечно в работе, и с них не сходили мозоли, <...> он в совершенстве знал до 14 ремесел. <...> Этот властительный человек, привыкший чувствовать себя хозяином всегда и всюду, конфузился и терялся среди торжественной обстановки. <...> Обыкновенные расходы двора, поглощавшие прежде сотни тысяч рублей, при Петре не превышали 60 тысяч в год. Обычная прислуга царя состояла из 10-12 молодых дворян. <...> Впрочем, с последние годы Петра у второй его царицы был многочисленный и блестящий двор, <...> добрый по природе как человек, Петр был груб как царь, не привыкший уважать человека ни в себе, ни в других; среда, нам уже знакомая, в которой он вырос, и не могла воспитать в нем этого уважения. Природный ум, лета, приобретенное положение прикрывали потом эту прореху молодости; но порой она просвечивала и в поздние годы. <...> В тот век пили много везде в Европе, не меньше, чем теперь, а в высших кругах, особенно придворных, пожалуй, даже больше. Петербургский двор не отставал от своих заграничных образцов. Бережливый во всем, Петр не жалел расходов на попойки. <...> Заключение Ништадтского мира праздновалось семидневным маскарадом. <...> даже со штрафом за уклонение (50 рублей, около 400 рублей на наши деньги). Тысяча масок ходила, толкалась, пила, плясала целую неделю, и все были рады-радешеньки, когда дотянули служебное веселье до указанного срока. <...> Иноземные наблюдатели готовы были видеть в этих безобразиях политическую и даже народовоспитательную тенденцию, направленную будто бы против русской церковной иерархии и даже самой церкви, а также против порока пьянства. <...> И Петр был не свободен от этой церковно-народной слабости: он был человек набожный, скорбел о невежестве русского духовенства, о расстройстве церкви, чтил и знал церковный обряд, <...> и, однако же, включил в программу празднования Ништадтского мира в 1721 г. непристойнейшую свадьбу князя-папы, старика Бутурлина, со старухой, вдовой его предшественника Никиты Зотова. <...> Здесь не тонкий или лукавый противоцерковный расчет политиков, а просто грубое чувство властных гуляк. <...> Несчастье Петра было в том, что он остался без всякого политического сознания, с одним смутным и бессодержательным ощущением, что у его власти нет границ, а есть только опасности. <...> Как ни мало был Петр внимателен к политическим порядкам и общественным нравам Запада, он при своей чуткости не мог не заметить, что тамошние народы воспитываются и крепнут не кнутом и застенком, <...> он стал понимать крупные пробелы своего воспитания и вдумываться в понятия, вовремя им не продуманные, о государстве, народе, о праве и долге, о государе и его обязанностях. Он умел свое чувство царственного долга развить до самоотверженного служения, но <...> если несчастья молодости помогли ему оторваться от кремлевского политического жеманства, то он не сумел очистить свою кровь от единственного крепкого направителя московской политики, от инстинкта произвола. <...>
Вся преобразовательная его деятельность направлялась мыслию о необходимости и всемогуществе властного принуждения: он надеялся только силой навязать народу недостающие ему блага. <...> Потому, радея о народе, он до крайности напрягал его труд, тратил людские средства и жизни безрасчетно, без всякой бережливости. <...> Петр вышел непохож на своих предшественников, хотя между ними и можно заметить некоторую генетическую связь. <...> Петр был великий хозяин, всего лучше понимавший экономические интересы, всего более чуткий к источникам государственного богатства. Подобными хозяевами были и его предшественники, цари старой и новой династии; но те были хозяева-сидни, белоручки, привыкшие хозяйничать чужими руками, а из Петра вышел подвижный хозяин-чернорабочий, самоучка, царь-мастеровой. Петру достались от предшественников две [внешнеполитические - ред.] задачи, решение которых было необходимо для того, чтобы обеспечить внешнюю безопасность государства: во-первых, надо было довершить политическое объединение русского народа, едва не половина которого находилась еще за пределами Русского государства; во-вторых, предстояло исправить границы государственной территории, которые с иных сторон, именно с южной и западной, были слишком открыты для нападения.
При первом взгляде на преобразовательную деятельность Петра она представляется лишенной всякого плана и последовательности. Постепенно расширяясь, она захватила все части государственного строя, коснулась самых различных сторон народной жизни. <...> К каждой реформа подступала по несколько раз, в разное время, касаясь ее по частям. <...>
I. Военная реформа.
II. Меры для поддержания регулярного строя сухопутной армии и флота.
1) Распространение воинской повинности посредством рекрутских
наборов на неслужилые классы (на холопов, на людей тяглых, вольных-гулящих и церковных).
2) Перемены в положении дворянства, направленные к поддержанию его служебной годности:
а) отделение военной службы сословия от
гражданской (инструкция герольдмейстеру 5 февр. 1722)
б) обязательная учебная подготовка дворянства к той и другой
службе (указ 20 янв. 1714г. );
в) порядок отбывания обязательной службы сословием (февральский указ 1714г. о непроизводстве в офицеры дворян, не служивших рядовыми в гвардии; табель о рангах 24 янв. 1722г.);
г) установление неделимости недвижимых дворянских имений (указ
23 марта 1714г. о единонаследии).
III. Подготовительные меры для увеличения государственных доходов.
1) Перемены в положении городского и сельского населения,
направленные к увеличению количества податного труда (числа
податных плательщиков):
а) отмена холопства и состояния вольных-гулящих людей посредством распространения податной и рекрутской повинности на оба эти состояния указами о ревизии (указы 26 ноября 1718г. о подушной переписи, 19 января 1723г. о распространении подушной подати на всех крепостных слуг);
б) расширение крестьянского хлебопашества под влиянием подушной
подати.
2) Меры для повышения качества или усиления производительности
народного труда (улучшение земледелия, скотоводства, лесоохранение, разработка нетронутых богатств страны - фабрики и заводы, устройство сбыта, пути сообщения).
IV. Общие средства обеспечения успешного исполнения военных и экономических реформ.
1) Замена сословно-бюрократического центрального управления бюрократическими учреждениями в центре для устройства военных сил и финансовых средств (Сенат, коллегия).
2) Замена сословно-бюрократического областного управления сословными учреждениями, дворянскими и купеческими, для ближайшего руководства народным хозяйством, земледельческим трудом и торгово-промышленным оборотом.
3) Устройство учебных заведений (морская академия, школы артиллерийская и инженерная, медицинская школа для подьячих, школы московские математические, латинские, немецкие, "гимназия" пастора Глюка, элементарные школы цифирные, гарнизонные; предписание магистратам в регламенте 1721 г. заводить городские "малые школы").
V. Финансовые нововведения.
1) Новые прямые и косвенные налоги (до первой ревизии - сборы гербовой, с мельниц, пчельников, с доходников и др.).
2) Объединение прямых налогов подушной податью на содержание армии.
Я говорил, что реформа по своему исходному моменту и по своей конечной цели была военно-финансовая. <...> Звание преобразователя стало его [Петра - ред.] <...> исторической характеристикой. Мы склонны думать, что Петр I и родился с мыслью о реформе, считая ее своим провиденциальным призванием. <...> Он просто делал то, что подсказывала ему минута, он и сам не замечал, как этими текущими делами он все изменял вокруг себя, - и людей, и порядка. <...> Петр стал преобразователем как-то невзначай, как будто нехотя, поневоле. Война привела его и до конца жизни толкала к реформам. Обычно война - тормоз реформы, требующей мира. В нашей истории действовало иное соотношение: война с благополучным исходом укрепляла сложившееся положение, наличный порядок, а война с исходом непристойным вызывала общественное недовольство, вынуждавшее у правительства более или менее решительную реформу. При нем [Петре - ред.] война являлась обстановкой реформы, даже более - имела органическую связь с его преобразовательной деятельностью, вызывала и направляла ее. Колыбель реформы в другие времена, война при Петре стала ее школой, как и называл ее сам Петр. Но и при нем складывалось это неестественное соединение взаимно противодействующих сил: война оставалась тормозом реформы, а реформа затягивала войну, вызывая глухое народное противодействие и открытые мятежи, мешавшие собрать народные силы для окончательного удара врагу.
Всего запутаннее вопрос о силе влияния, о глубине действия реформы. Ее следует рассматривать под тройным углом зрения:
1) по отношению Петра к Западной Европе,
2) по его отношению к древней России и
3) по влиянию его дела на дальнейшее время. <...>
Петру достались от древней Руси своеобразно сложившаяся верховная власть. <...> Но Петру принадлежит важная заслуга первой попытки дать своей бесформенной и беспредельной власти нравственно-политическое определение. До него в ходячем политическом сознании народа идея государства сливалась с лицом государя, как в частном общежитии домохозяин юридически сливается со своим домом. Петр разделил эти понятия, узаконив присягать раздельно государю и государству. <...> Самые эти выражения государственный интерес, добро общее, польза всенародная, едва ли не впервые являются в нашем законодательстве при Петре I. <...> Устав от 5 февраля 1722 г. о престолонаследии <...> Петр заменил соборное избрание и наследование по обычаю или по случаю личным назначением с правом переназначения, т. е. восстановил завещание, узаконил отсутствие закона и повернул государственное право назад, на отжившую вотчинную основу. <...> Старые сословные повинности он осложнил новыми. Установив обязательное обучение дворянства и разделив его обязательную службу на две особые колеи, военную и гражданскую, он плотнее сомкнул городские тяглые состояния <...> на верхний городской класс, гильдейское гражданство, возложил сверх прежних казенных служб еще особую повинность, по добывающей и обрабатывающей промышленности, сдавая казенные фабрики и заводы принудительно образуемым из купечества компаниям. Фабрика и завод при Петре, как мы видели, не были вполне частными предприятиями, руководимыми исключительно личным интересом предпринимателей, а получили характер государственных операций, <...> не изменяя сущности крепостного права, Петр изменил социальный состав крепостного состояния: разные виды холопства, юридические и хозяйственные, теперь окончательно слились с крепостным крестьянством в один класс тяглых крепостных людей, <...> не трогая в нем старых основ и не внося новых, он либо довершал начавшийся в нем процесс, либо переиначивал сложившееся в нем сочетание составных частей, <...> и <...> другим приемом создавалось новое положение с целью вызвать усиленную работу общественных сил и правительственных учреждений в пользу государства. Как относился Петр к Западной Европе? <...> Он не питал к ней слепого или нежного пристрастия, напротив, относился к ней с трезвым недоверием и не обольщался мечтами о задушевных ее отношениях к России, знал, что Россия всегда встретит там только пренебрежение и недоброжелательство. <...> Петр писал, <...> что все народы особенно усердно старались не допустить нас до света разума во всем, особенно в военном деле; но они проглядели это. Сближение с Европой было в глазах Петра только средством для достижения цели, а не самой целью. <...> Петр заводил в России то, что он видел полезного на Западе и чего не было в России. <...> Он хотел не заимствовать с Запада готовые плоды тамошней техники, а усвоить ее, пересадить в Россию самые производства с их главным рычагом, техническим знанием. Мысль, смутно мелькавшая в лучших умах XVII в., о необходимости предварительно поднять производительность народного труда, направив его с помощью технического знания на разработку нетронутых естественных богатств страны, чтобы дать ему возможность вести усиленные государственные тягости, - эта мысль была усвоена и проводилась Петром, как никогда ни прежде, ни после него: здесь он стоит одиноко в нашей истории. <...> Но осязательные признаки этого обогащения обнаружились не в подъеме
общего уровня народного благосостояния, а в ведомостях казенного дохода. Война со своими последствиями перехватывала все излишки народного заработка. Народнохозяйственная реформа превратилась в финансовую, и успех, ею достигнутый, был собственно финансовый, а не народнохозяйственный. <...> Петр не оставил после себя ни копейки государственного долга, не израсходовал ни одного рабочего дня у потомства, напротив, завещал преемникам обильный запас средств. <...>
Итак, Петр взял из старой Руси государственные силы, верховную власть, право, сословия, а у запада заимствовал технические средства для устройства армии и флота. Правя государством из походной кибитки и с почтовой станции, он думал только о делах, а не о людях и, уверенный в силе власти, недостаточно взвешивал пассивную мощь массы. Преобразовательная увлекаемость и самоуверенное всевластие - это были две руки Петра, которые не мыли, а сжимали друг друга, парализуя энергию одна другой. <...>
Реформа сама собою вышла из насущных нужд государства и народа, инстинктивно почувствованных властным человеком с чутким умом и сильным характером. <...> С этими свойствами, согретыми чувством долга и решимостью "живота своего не жалеть для отечества", Петр стал во главе народа, из всех европейских народов наименее удачно поставленного исторически. Этот народ нашел в себе силы построить к концу XVI в. большое государство, одно из самых больших в Европе, но в XVII в. стал чувствоваться недостаток материальных и духовных средств поддержать свою постройку. Реформа, совершенная Петром Великим, не имела своей прямой целью перестраивать ни политического, ни общественного порядка, установившегося в этом государстве, не направлялась задачей поставить русскую жизнь на непривычные ей западноевропейские основы, ввести в нее новые заимствованные начала, а ограничивалась стремлением вооружить русское государство и народ готовыми западноевропейскими средствами, и тем поставить государство в уровень с завоеванным им положением в Европе, поднять труд народа до уровня проявленных им сил. Поэтому реформа, <...> начатая и введенная верховной властью, привычной руководительницей народа, она усвоила характер и приемы насильственного переворота, своего рода революции. Она была революцией не по своим целям и результатам, а только по своим приемам и по впечатлению, какое произвела на умы и нервы соотечественников. Это было скорее потрясение, чем переворот. <...> Реформа Петра была борьбой деспотизма с народом, с его косностью. Он надеялся грозою власти вызвать самодеятельность в порабощенном обществе и через рабовладельческое дворянство водворить в России европейскую науку, народное просвещение, как необходимое условие общественной самодеятельности, хотел, чтобы раб действовал сознательно и свободно. Совместное действие деспотизма и свободы, просвещения и рабства - это политическая квадратура круга, загадка, разрешавшаяся у нас со времени Петра два века и доселе неразрешенная. <...> Вера в чудодейственную силу образования, которой проникнут был Петр, его благоговейный культ науки насильственно зажег в рабьих умах искру просвещения, постепенно разгоравшуюся в осмысленное стремление к правде, т. е. к свободе. Самовластие само по себе противно как политический принцип. Его никогда не признает гражданская совесть. Но можно мириться с лицом, в котором эта противоестественная сила соединяется с самопожертвованием, когда самовластец, не жалея себя, идет напролом во имя общего блага, рискуя разбиться о неодолимые препятствия и даже о собственное дело. Так мирятся с бурной весенней грозой, которая, ломая вековые деревья, освежает воздух и своим ливнем помогает всходам нового посева. <...>
Народное внимание было обращено не на те образовательные интересы, которым старался удовлетворить преобразователь, а на те противоцерковные и противонародные замыслы, какие чудились суеверной мысли в его деятельности. При таком отуманенном настроении реформа представлялась народу чем-то чрезвычайно тяжелым, темным. <...> Эти легенды питали и нравственно освящали порожденное государственными тягостями и немецкими новшествами общее недовольство всех сословий. <...> Разоруженную тяжбу с властью народ перенес теперь в высший суд мирской совести. <...>
Высшие классы общества, стоявшие ближе к преобразователю, были глубже захвачены реформой и могли лучше понять ее смысл. <...> Многообразными нитями эти классы успели связаться с западноевропейским миром, откуда шли преобразовательные возбуждения, <...> сотрудники реформы поневоле, эти люди не были в душе ее искренними приверженцами, не столько поддерживали ее, сколько сами за нее держались, потому что она давала им выгодное положение. Петр служил своему русскому отечеству, но служить Петру еще не значило служить России. Идея отечества была для его слуг слишком высока, не по их гражданскому росту. Ближайшие к Петру люди были не деятели реформы, а его личные дворовые слуги. <...> Но когда в лице Екатерины I на престоле явился фетиш власти, они почувствовали себя самими собой и трезво взглянули на свои взаимные отношения, как и на свое положение в управляемой стране: они возненавидели друг друга, как старые друзья, и принялись торговать Россией, как своей добычей. <...> Дело Петра эти люди не имели ни сил, ни охоты продолжать, ни разрушать; они могли его только портить. <...> Недостроенная храмина, как называл Меншиков Россию после Петра, достраивалась уже не по петровскому плану, и Феофан Прокопович взял на душу немалый грех, сказав в своей знаменитой проповеди при погребении Петра в утешение осиротевшим россиянам, будто преобразователь "дух свой оставил нам".
Ключевский В. О. Сочинения. В 9 т. Курс русской
истории. М.: Мысль,
1987-1989. Т. I. C. 116-118, 126-127, 137-
138, 140, 144, 148-149, 151-156, 159-160, 162, 165, 174-
176, 177-178; T. 2. C. 147-150, 154, 156-158, 160, 165, 167-
172, 175-187; T. 4. C. 5, 27, 29, 34-36, 38-39, 42-46, 183,
189, 190, 192-198, 201-204, 214-216, 232, 234-235; Он же.
Краткое пособие по русской истории. - М.: Рассвет,
1992. C. 122-124.