Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Такое разграничение весьма условно, поскольку “показания обвиняемого, т. е. его сообщения о тех или иных фактах, обстоятельствах дела, переплетаются с его объяснениями, в которых выражается отношение обвиняемого к предъявленному ему обвинению и при помощи которых обвиняемый защищается от этого обвинения”.2
Нельзя, далее, связывать осуществление права на защиту только с оценочными суждениями обвиняемого относительно предъявленного обвинения, потому что представление доказательств также служит средством защиты. Наконец, показания и объяснения теснейшим образом связаны между собой, поскольку оценочные суждения в большинстве случаев представляют собой обобщенное изложение фактических данных (например, указание на враждебные отношения со свидетелями).
Вместе с тем нельзя согласиться с мнением Р. Д. Рахунова о том, что “любое письменное или устное заявление, сделанное обвиняемым по своей инициативе, может касаться фактов и поэтому представляет собой показание, относящееся к делу”.3 Показания обвиняемого —это лишь такое сообщение, которое сделано на допросе. В отличие от свидетеля обвиняемый может сообщить фактические данные, имеющие значение для дела, не только в процессе его допроса, но и в различных заявлениях и ходатайствах, а равно в прениях (если он сам осуществляет защиту) или в последнем слове. Однако эти сообщения не заменяют показаний. О фактах, содержащихся в сообщениях, сделанных им вне допроса, обвиняемый должен быть допрошен в установленном законом порядке. В соответствии с этим закон содержит, например, правило об обязательном возобновлении судебного следствия в случаях, если обвиняемый в последнем слове сообщит о новых обстоятельствах, имеющих существенное значение для дела (ст. 297 УПК РСФСР).
Дача показаний обвиняемым его право, а не обязанность (гл. VIII). Поэтому он не несет ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний. Последнее обстоятельство является одной из гарантий осуществления обвиняемым права на защиту.
Показания обвиняемого по сравнению с показаниями свидетелей и потерпевших обычно касаются более широкого круга фактических обстоятельств: в одних и тех же показаниях обвиняемый нередко излагает не только ход событий, но и данные о своей пред-
600
шествующей и последующей деятельности, рассказывает о мотивах деяния, его причинах и т. п. Постановление о привлечении в качестве обвиняемого и обвинительное заключение отражают версию органов расследования. Обвиняемый, дающий показания, не связан этой версией и помимо изложения фактических данных, подтверждающих или опровергающих ее, может иначе объяснить события, свою причастность к ним, степень ответственности и т. д. Обвиняемый дает показания прежде всего о своих собственных действиях, однако в определенней их части предметом его показаний могут быть действия других лиц. Он вправе также сообщить все обстоятельства, которые, по его мнению, существенны для собирания, проверки и оценки других доказательств (ст. 77 УПК РСФСР) Орган расследования и суд обязаны в ходе допроса по своей инициативе выяснить не только уличающие, но и оправдывающие и смягчающие вину обвиняемого обстоятельства (ст. 20 УПК РСФСР). Известно, например, что алиби означает, что в момент совершения преступления данное лицо находилось в другом месте, а потому не могло участвовать в приписываемом ему деянии. В связи с этим при расследовании преступлений, характер которых предполагает присутствие обвиняемого в определенное время и в определенном месте, к предмету его допроса должно быть отнесено выяснение обстоятельств, необходимых для проверки алиби.4
Предмет допроса подсудимого определяется содержанием обвинения, предъявленного в стадии расследования и включенного в обвинительное заключение. Поэтому представляется сомнительной правильность утверждения, что допрос на суде гораздо шире, чем на предварительном следствии.5 Такое положение имеет место только в тех случаях, когда обстоятельства, входящие в предмет допроса подсудимого, получают иное освещение, чем в стадии расследования.
Поскольку показания обвиняемого не только средство доказывания, но и средство защиты, в их содержание входят ссылки на
601
доказательства, которыми допрашиваемый оперирует. Однако подобную ссылку не следует смешивать с ходатайствами об истребовании доказательств, как это иногда делается.6 Последние имеют иную процессуальную природу и не могут быть отнесены к предмету показаний обвиняемого.7
В силу того, что предметом показаний служат в первую очередь его собственные действия, обвиняемый, как правило, является первоисточником сведений, о которых он сообщает. Однако в той, части, которая не относится к его собственным действиям, показания обвиняемого могут быть и производным доказательством, если он сообщает сведения, полученные им от иных лиц или из другого источника.
Показания обвиняемого принято классифицировать в зависимости от того, признает ли он себя виновным или отрицает инкриминируемые факты, а также по предмету; дает ли он показания о своих действиях или сообщает сведения о других лицах.
Показания обвиняемого, подтверждающего правильность предъявленного ему обвинения, именуются признанием. Признание может быть полным, т. е. касаться всего объема предъявленного обвинения, или частичным. Так, признавая себя виновным в совершении убийства, обвиняемый может отрицать корыстные мотивы, обвиняемый в разбойных нападениях может признавать свое участие в одних эпизодах и отрицать в других, наконец, признаваясь в совершении преступления, обвиняемый может оспаривать правильность квалификации содеянного.8
Определяющим элементом признания обвиняемого является признание, что он совершил инкриминируемое деяние и согласен с его оценкой в качестве преступного, в связи с чем и признает себя виновным.
602
Вторая разновидность показаний обвиняемого —отрицание им своей вины. Так же, как и признание, показания обвиняемого, отрицающего свою виновность, могут относиться ко всему предъявленному обвинению или к его части. Обвиняемый может также, признавая некоторые факты, отрицать преступный характер деяния (утверждать, например, что он действовал в состоянии крайней необходимости или необходимой обороны). Особую группу составляют показания обвиняемого в отношении других лиц или как их именуют иногда “оговор”. Исходя из буквального значения термина оговор, следует согласиться с теми авторами, которые считают, что оговор всегда направлен на обвинение, а не на оправдание какого-то лица, при этом обвинение заведомо ложное.9
Такое толкование термина оговор соответствует и его применению в законе. Известно, что оговор заведомо невиновного лица является обстоятельством, отягчающим ответственность (п. 11 ст. 39 УК РСФСР). Очевидно, что оговорить заведомо невиновное лицо можно лишь умышленно и ложно.
Отсюда следует, что такой вид доказательств, как показания обвиняемого в отношении других лиц вообще, нельзя именовать оговором до момента, пока это доказательство “не будет рассмотрено в установленном порядке и будет признано ложным, не соответствующим действительности”.10
603
С учетом изложенного представляется правильным применять термин оговор лишь для обозначения заведомо ложных показаний. В остальных же случаях рассматриваемую разновидность показаний целесообразнее именовать показаниями обвиняемого в отношении других лиц.11
Значение показаний обвиняемого в доказывании надо рассматривать в трех аспектах: эти показания могут играть роль средства защиты, доказательства виновности или невиновности и других обстоятельств, могущих иметь существенное значение.12
Действующее уголовно-процессуальное законодательство рассматривает сознание обвиняемого (как и любые другие его показания) как рядовое доказательство виновности, требующее подтверждения иными доказательствами. В ч. 2 ст. 77 УПК РСФСР специально указывается, что “признание обвиняемым своей вины может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении признания совокупностью имеющихся доказательств по делу”.13
Эта норма представляет собой конкретизацию общего положения ст. 71 УПК РСФСР об отсутствии предустановленной силы у любого, вида доказательств. Необходимость в такой конкретизации
604
именно в отношении показаний обвиняемого вызвана не недоверием к этому виду доказательств, а той опасностью, которую таит в себе их переоценка.14
Обвиняемый далеко не всегда говорит правду. Известно немало случаев оговора и самооговора, вызванного самыми различными причинами. В показаниях обвиняемого, так же как в показаниях свидетеля и потерпевшего, встречаются ошибки, возникшие вследствие слабости 'памяти, неблагоприятных условий восприятия или в результате волнения, которое испытал обвиняемый в момент совершения преступления. Поэтому в советской теории доказательств подвергнута решительной критике и отвергнута как противоречащая принципам советского уголовного процесса концепция А. Я. Вышинского относительно значения признания обвиняемого по некоторым категориям уголовных дел.15 Признание обвиняемым предъявленного ему обвинения не может служить основанием для сужения предмета доказывания, сокращения предварительного или судебного следствия.16 Судебная практика твердо стоит на позиции отмены приговоров, основанных
605
только на признании обвиняемым своей вины, не подтвержденном иными доказательствами по делу.
Помимо обстоятельств, входящих в формулировку обвинения и непосредственно связанных с решением вопроса о виновности данного лица, предметом его допроса могут быть и иные известные ему обстоятельства (ст. 77 УПК РСФСР). Следователь к моменту первого допроса лица в качестве обвиняемого, как правило, имеет меньше данных о многих этих обстоятельствах, нежели лицо, которому инкриминируется участие в преступлении. Тем важнее безотлагательно получить сведения о них от обвиняемого, подвергнув их потом проверке.17
Правдивые показания обвиняемого служат действенным средством установления фактов, имеющих значение для дела, так как обвиняемый, действительно совершивший инкриминируемое преступление, знает многие детали противоправного деяния. Он может указать, где спрятаны похищенные ценности, труп или орудие преступления; его показания о соучастниках нередко способствуют пресечению их преступной деятельности.
В показаниях обвиняемого, не признавшего себя виновным, могут содержаться указания на лиц, которые в действительности совершили преступление. Такие показания могут быть отправным пунктом для производства дальнейшего расследования.
Даже в тех случаях, когда обвиняемый, отрицая свою виновность, дает ложные показания, их проверка нередко приводит к обнаружению новых доказательств, способствующих раскрытию преступления в полном объеме.
Значение показаний обвиняемого связано и с доказыванием чистосердечности его раскаяния.18
Уголовный закон расценивает чистосердечное раскаяние как смягчающее ответственность (п. 9 ст. 38 УК РСФСР) и даже при наличии других условий освобождающее от уголовной ответственности (ст. 52 УК) обстоятельство. С другой стороны, уголовный закон такую злостную форму лжи обвиняемого, как оговор невиновного, относит к отягчающим обстоятельствам (п. 11 ст. 39 УК РСФСР).
606
Значение показаний конкретного обвиняемого может быть правильно определено лишь применительно к особенностям каждого дела, независимо от того, признает или отрицает обвиняемый свою виновность, дает показания о своих действиях или в отношении других лиц.
Неправильность подхода к показаниям обвиняемого как к “лучшему доказательству”вовсе не означает, что к ним надо подходить как к “худшему доказательству”или вообще отрицать их значение. Нельзя согласиться с утверждением, что правосудие должно быть организовано таким образом, чтобы все усилия органов расследования и суда направлялись “на поиски доказательств, лежащих вне показаний обвиняемого, его признания, его поведения”.19 Очевидно, что подобное требование может привести не только к утрате важных доказательств, но и к игнорированию показаний обвиняемого, данных им в свою защиту, т. е. к обвинительному уклону. Учитывая значение этих показаний, тенденция вести доказывание, минуя их, представляется не менее вредной, чем установка на получение сознания во что бы то ни стало.
На недоразумении основана и точка зрения М. П. Шаламова о том, что “сознание обвиняемого не является доказательством”.20 По существу им искусственно оторвано сознание как выражение субъективного отношения обвиняемого к предъявленному обвинению от сознания как показаний по существу дела. Между тем значение тех или иных показаний определяется не наличием или отсутствием в них оценочных суждений, а их информационным содержанием и его обоснованностью.21
Выслушав объяснения обвиняемого по поводу предъявленного обвинения, важно еще раз проверить достоверность собранных доказательств. Кроме того, никогда не исключается возможность получения новых, еще неизвестных данных. Наконец, обвиняемый может указать обстоятельства, смягчающие его ответственность. Разумеется, проверка обоснованности предъявленного обвинения не сводится к допросу обвиняемого. Однако —это важнейший ее элемент, отправной этап дальнейшего расследования.
Справедливо отмечено, что “для следователя трудность всестороннего и объективного ведения предварительного расследования до привлечения лица в качестве обвиняемого заключается в том, что фактически он сам является судьей по вопросу об
607
объективности и всесторонности...”.22 После предъявления обвинения следователь получает возможность проверить правильность принятого им решения на более широкой основе, с учетом показаний обвиняемого.
Если обвиняемый не совершил преступления и обвинение ему предъявлено неосновательно, его показания помогают разобраться в обстоятельствах дела с тем, чтобы исправить допущенную ошибку. Нередко обвиняемый дает показания, которые неожиданно для следователя могут существенно поколебать собранные им доказательства.
Обвиняемый может, например, сообщить, где он находился в момент совершения преступления, и назвать лиц, которые могли бы подтвердить его алиби. Он может, далее, разъяснить, как в действительности образовались на его одежде и теле следы, которые были использованы против него как улики. Обвиняемый может также разъяснить смысл и значение документов, содержание которых было истолковано не в его пользу; объяснить, каким образом при нем, в его жилище, у его знакомых или родственников оказались орудия преступления и иные вещественные доказательства.
Показания обвиняемого, отрицающего свою вину, могут помочь разоблачить оговор и лжесвидетельство или выявить ошибки и неточности в показаниях добросовестно заблуждающихся свидетелей и потерпевших. Они могут быть использованы следователем и судом для обнаружения ошибок и неточностей в заключении эксперта. Вместе с тем значение отрицания обвиняемым вины не следует переоценивать. Показания обвиняемого, не признавшего себя виновным, являются отправным пунктом для производства следственных действий, направленных к опровержению или к подтверждению этих показаний.
Такие показания нередко помогают предупредить совершение новых преступлений, привлечь к уголовной ответственности всех виновных лиц и индивидуализировать их ответственность.
При этом все сказанное выше о недопустимости предустановленного подхода к, показаниям обвиняемого распространяется и на случай, когда он не признает себя виновным.
Действующее уголовно-процессуальное законодательство впервые наряду с показаниями обвиняемых и свидетелей выделило в системе доказательств показания подозреваемого.23
Основная цель допроса такого лица —проверить правильность
608
возникшего подозрения и восполнить пробелы в доказательственном материале, препятствующие решению вопроса о достаточности оснований для предъявления обвинения. Поэтому в отличие от свидетеля допрос подозреваемого органически включает элемент изобличения в совершении преступления, в связи с чем у него возникает необходимость в защите. Таким образом, положение заподозренного лица отличается от положения обвиняемого, которому уже предъявлено обвинение, но еще более существенно оно отличается от положения свидетеля, который допрашивается о фактах, не влекущих за собой его ответственности. В отличие от свидетеля заподозренное лицо дает показания, защищаясь от возникшего подозрения, возможно грозящего ему наказанием, поэтому его показания по своей процессуальной природе близки к показаниям обвиняемого и служат не только средством доказывания, но и средством защиты.
Соответственно дача показаний —его право, а не обязанность. Так же как и обвиняемый, подозреваемый не несет ответственности за отказ от показаний и за дачу заведомо ложных показаний.
Без показаний подозреваемого часто оказывается невозможным восполнить пробелы в доказательственном материале на этапе, предшествующем решению вопроса о достаточности оснований для предъявления обвинения. Необходимость в таком допросе чаще всего возникает при расследовании дел, по которым разрешение вопроса, имело ли место событие, послужившее основанием к возбуждению дела, теснейшим образом связано с вопросом о совершении деяния определенным лицом (лицами). К ним относятся дела о выпуске недоброкачественной продукции, автотранспортных происшествиях, дезертирстве, взяточничестве др.
При обнаружении на теле или одежде лица, подозреваемого в совершении убийства или нанесении телесных повреждений,
609
следов крови, борьбы и т. д. возникает необходимость в получения от него показаний, способствующих правильному .определению относимости этих следов к расследуемому преступлению. Не менее важно получить объяснения и в отношении результатов личного обыска, обыска в жилище или по месту работы подозреваемого, если такой обыск произведен до предъявления обвинения.
Важное значение приобретает и допрос должностного лица по поводу преступных действий, связанных с его служебным положением. Предварительный допрос нередко помогает избежать ошибок, связанных с объективным вменением, когда те или иные факты инкриминируются лицу лишь в силу занимаемого им должностного положения, без достаточного исследования фактических обстоятельств дела.
В соответствии со ст. 18 Положения о прокурорском надзоре в СССР при решении вопроса об аресте до предъявления обвинения допрос подозреваемого производится прокурором.
Помимо обстоятельств, послуживших основанием для задержания или применения мер пресечения, подозреваемый может быть допрошен об обстоятельствах, которые необходимы для выяснения его личности, а также об иных обстоятельствах, имеющих значение для дела (ст. 76 УПК РСФСР).
Из изложенного следует, что между показаниями подозреваемого и показаниями обвиняемого есть черты сходства. Но при этом между ними есть существенные различия. Подозреваемому не предъявлено обвинение, в котором четко формулируется инкриминируемое преступление, его обычно не знакомят в полном объеме с собранными против него доказательствами, а этих доказательств меньше, чем это бывает при вынесении постановления о привлечении в качестве обвиняемого. Таким образом, в предмет допроса подозреваемого не включается ряд обстоятельств, необходимость в выяснении которых возникает на более позднем этапе, после предъявления обвинения.
Поэтому допрос подозреваемого не освобождает органы расследования от обязанности подробно допросить это лицо в качестве обвиняемого после предъявления ему обвинения.24
Как уже отмечалось, заподозренному должна быть предоставлена возможность защищаться от возникшего подозрения. Наиболее доступной для него формой защиты на данном этапе расследования является именно дача показаний, в ходе которых он может изложить имеющиеся у него доводы. Защищаясь от воз-
610
никшего против него подозрения, допрашиваемый может сообщить следователю о неизвестных еще обстоятельствах, подвергнуть критике доводы, которыми будет оперировать следователь в ходе допроса, и, наконец, объяснить установленные факты с иных позиций. Поэтому значение показаний подозреваемого нельзя сводить к получению от него лишь признания в совершении преступления, как это иногда утверждается.25
Разъясняя ряд существенных моментов, достаточно конкретизированные и детализированные показания подозреваемых помогают ускорить производство расследования, сформулировать наиболее правильную версию.26
Показания подозреваемого сохраняют свое значение и в тех случаях, когда в последующем то же лицо допрашивается в качестве обвиняемого. Значение показаний подозреваемого тем более возрастает, если после предъявления обвинения следует отказ обвиняемого от дачи показаний или новые показания существенно отличаются от его же показаний, данных им в качестве подозреваемого.27
Сравнение содержания показаний одного и того же лица, данных им до и после предъявления обвинения, нередко помогает установить, какие из них соответствуют действительности. В соответствии со сложившейся практикой и в тех случаях, когда подозреваемое в преступлении лицо не задерживается и не заключается под стражу, оно чаще всего допрашивается перед предъявлением обвинения. Данные различных авторов показывают, что следователь, как правило, не считает возможным предъ-
611
явить обвинение заподозренному лицу без его предварительного допроса.28
§ 2. ОБЕСПЕЧЕНИЕ ПОЛНОТЫ И ДОСТОВЕРНОСТИ ПОКАЗАНИЙ ОБВИНЯЕМЫХ И ПОДОЗРЕВАЕМЫХ. ОСОБЕННОСТИ ИХ ОЦЕНКИ
Обеспечению полноты и достоверности показаний обвиняемого и подозреваемого служат процессуальные и тактические правила их получения и фиксации. Особенностью этих правил являются меры, направленные к обеспечению права на защиту допрашиваемых. Поэтому, в частности, допросу обвиняемого предшествует предъявление обвинения, а подозреваемому в ходе допроса объявляется, в совершении какого преступления он подозревается.
Исходя из того, что подозреваемый допрашивается по поводу действий, которые могут быть ему впоследствии инкриминированы, его вызов и допрос согласно закону производятся по тем же процессуальным правилам, что и вызов и допрос обвиняемого.
Эти правила предусматривают активное участие в показывании как обвиняемого, так и подозреваемого, что достигается не только правом давать показания, но и правом заявлять ходатайства и представлять доказательства, правом, которое может быть реализовано, в частности, в ходе допроса. Право пользоваться родным языком и прибегать к услугам переводчика обеспечивает полноту и точность показаний. Если защитник допущен к участию в деле с момента предъявления обвинения, он имеет право присутствовать при допросах обвиняемого и с разрешения следователя задавать вопросы.
Дача показаний является одним из средств защиты, поэтому обвиняемый должен быть допрошен немедленно после предъявления ему обвинения, а подозреваемый —немедленно после задержания или взятия под стражу (ст. ст. 123, 150 УПК РСФСР). Это позволяет максимально быстро приступить к проверке доводов
612
обвиняемого (подозреваемого). Вместе с тем уменьшается опасность представления ложных доказательств. Отсюда в каждом случае, когда немедленный допрос оказался невозможным, в протоколе допроса или отдельном протоколе оговаривается, чем вызвано промедление.
Исходя из задачи получения полных и правдивых показаний, решается вопрос о месте допроса и мерах, которые надо принять для того, чтобы обвиняемые, вызванные по одному делу, не общались между собой.
Обвиняемый, по общему правилу, допрашивается в месте производства предварительного следствия, но, если следователь признает это необходимым, он может произвести допрос по месту жительства или работы обвиняемого (например, если нужно срочно допросить обвиняемого сразу же после окончания обыска или если обвиняемый заболел и т. д.).
Меры, которые принимаются для того, чтобы обвиняемые, вызванные по одному и тому же делу, не могли общаться между собой или со свидетелями, включают: вызов их на различное время и допрос порознь; указания администрации места заключения о раздельном содержании обвиняемых, находящихся под стражей; предупреждение о возможности изменения меры пресечения, если будут иметь место попытки воспрепятствовать установлению истины и т. д. Имея в виду процессуальное положение обвиняемого и необходимость обеспечить реализацию его права на защиту, закон предусматривает, что допрос начинается с выяснения вопроса, признает ли он себя виновным. У обвиняемого должны быть получены показания по каждому из пунктов предъявленного обвинения, а в случае изменения обвинения вновь —относительно всего объема предъявленного обвинения.
В целях получения наиболее полных показаний постановка вопросов обвиняемому и подозреваемому допускается лишь после того, как выслушан свободный рассказ. Преждевременная постановка вопросов может помешать допрашиваемому свободно и полно изложить свои доводы. По окончании свободного рассказа задаются уточняющие, дополняющие, напоминающие, контрольные и другие вопросы.29
Если обвиняемый признает себя виновным в полном объеме предъявленного обвинения, допрос должен вестись столь же детально, как и при отрицании им своей вины. При частичном признании обвиняемым своей вины необходимо выяснить, какие конк-
613
ретно обстоятельства и эпизоды он отрицает и почему. В тех случаях, когда обвиняемый (подсудимый) от дачи показаний отказывается, ему должна быть предоставлена возможность дать объяснения о причинах отказа.
Законом установлено правило о добровольности показаний обвиняемого; правило распространяется и на подозреваемого, который так же, как и обвиняемый, не несет ответственности за отказ от дачи показаний. Категорически запрещается домогаться показаний обвиняемого путем насилия, угроз и иных незаконных мер (ст. 20 УПК РСФСР). Соответственно показания, полученные с использованием незаконных мер, являются недопустимыми в качестве доказательств, а виновные в применении таких мер несут предусмотренную законом ответственность.30
В отношении несовершеннолетнего обвиняемого и подозреваемого закон устанавливает дополнительные гарантии получения от них полных и правдивых показаний. Вызов и допрос несовершеннолетних производится, как правило, через родителей и других законных представителей. Иной порядок допускается лишь в случае, когда это вызывается обстоятельствами дела.
В допросе несовершеннолетнего обвиняемого (а следовательно, и подозреваемого), не достигшего 16 лет, может участвовать педагог. Участие в допросе педагога, который вправе с разрешения следователя задавать вопросы, а по окончании допроса знакомиться с протоколом и делать замечания о правильности и полноте имеющихся в нем записей (ст. 397 УПК РСФСР), служит дополнительной гарантией получения правдивых показаний и правильной их фиксации.31
По всем делам о преступлениях несовершеннолетних защитник допускается к участию в деле с момента предъявления обвинения, поэтому он присутствует при предъявлении обвинения и допросах обвиняемого (ст. 51 УПК РСФСР). С тем чтобы получить от несовершеннолетнего полные показания, предъявляемое несовершеннолетнему обвинение должно быть изложено в выражениях, понятных обвиняемому.
На допрос подсудимого распространяются все общие положения о порядке допроса обвиняемого. Вместе с тем ст. 280 УПК РСФСР предусматривает и некоторые специальные гарантии полноты я достоверности этих показаний, основанные на использо-
614
вании условий, в которых осуществляется судебное разбирательство.
Следует подчеркнуть прежде всего, что допрос подсудимого имеет самостоятельное значение. Это не только проверка правильности прежних показаний, но и формирование новых в условиях судебного разбирательства. Эти показания могут отличаться (иногда существенно) от полученных на предварительном следствии или дознании. Независимо от результатов выяснения этого вопроса в стадии расследования, начиная судебное следствие, председательствующий спрашивает у подсудимого, признаёт ли он себя виновным.
Момент допроса подсудимого (ст. 279 УПК РСФСР) определяется необходимостью создать условия для получения полных и правдивых показаний.
В ходе судебного следствия председательствующий и народные заседатели вправе задавать вопросы первыми и, кроме того, в любой последующий момент допроса (например, в связи с вопросами, заданными кем-либо из участников судебного разбирательства). Благодаря этому суд имеет возможность допросить подсудимого по тому плану и по вопросам, которые были им намечены, и вести исследование доказательств в направлении, в котором он считает необходимым. Такой порядок допроса подсудимого, обеспечивая активную роль судей в исследовании доказательств, вместе с тем создает необходимые условия для последовательного развития допроса всеми участниками судебного разбирательства в целях обеспечения полного и всестороннего изложения подсудимым фактических данных, которыми он располагает. Вместе с тем в отличие от стадии расследования, где такая возможность предоставляется обвиняемому (подозреваемому) лишь на очной ставке, сам подсудимый в ходе судебного следствия может задавать вопросы другим подсудимым, свидетелям и потерпевшим.32
Систему гарантий, обеспечивающих полноту и точность показаний подсудимого, органически дополняют правила ст. 281 УПК РСФСР о порядке оглашения ранее данных показаний, предотвращающие опасность подмены самостоятельного допроса в суде механическим повторением или оглашением прежних показаний. Так как личное восприятие показаний подсудимого
615
способствует выяснению истины и создает возможность устранения противоречий и неясностей (а также помогает необходимой корректировке пределов допроса), оглашение прежних показаний подсудимого и воспроизведение их звукозаписи может иметь место только в исключительных случаях. Оно допускается, когда необходимо устранить противоречия, возникшие между прежними показаниями и полученными в суде, при отказе подсудимого дать показания или когда дело рассматривается в его отсутствие. Эти же правила действуют и в отношении оглашения показаний подсудимого, полученных от него до предъявления обвинения.
Выше подробно охарактеризовано значение тактических правил для обеспечения полноты и достоверности показаний свидетелей и потерпевших. Рассматриваемые при этом положения о формулировке вопросов, использовании данных психологии, тактике оказания допрашиваемому помощи в воспоминании и уточнении фактов, о которых идет речь, и т. д. могут быть распространены и на допрос обвиняемого и подозреваемого. Вместе с тем тактические приемы допроса этих лиц включают и ряд специфических правил, вытекающих из особенностей их позиции по делу. Так, стремясь скрыть истину, обвиняемый (подозреваемый) нередко заменяет обстоятельства, имевшие место в действительности, вымышленными, которые, по мнению допрашиваемого, могут помочь ему избежать ответственности. Подметить это и найти способ опровергнуть —одна из важных тактических задач. Для выяснения, не искажает ли факты обвиняемый, в ряде случаев допускается, чтобы допрашиваемый в ходе допроса вошел в противоречие с собственными утверждениями или с бесспорно установленными фактами, осведомленность следователя о которых ему неизвестна, с тем чтобы демонстрацией этих противоречий убедить его говорить правду, лишить его возможности “на ходу”приспособить к ним другую ложную версию. Распространенным (хотя и не универсальным) тактическим приемом следует считать фиксацию показаний обвиняемого или подозреваемого по определенному вопросу до того, как ему будет задан следующий вопрос.
Поведение самого следователя, его способность располагать к себе допрашиваемого, не прибегая к “заигрыванию”и не роняя авторитета представителя власти, также входит в тактику допроса. Допрашивая, например, подозреваемого, следователь подчеркивает свое стремление выяснить истину, объясняет со ссылкой на закон, что органы расследования не преследуют цель во что бы то ни стало обвинить, что задачей процесса в равной степени является как изобличение виновного (в меру его действительной вины), так и предупреждение возможности необоснованного привлечения к ответственности и осуждения невиновного. Такое разъяснение способствует возникновению психологического контакта, который является необходимым условием получения полных и правдивых показаний.
В ряде случаев обвиняемому нужно помочь преодолеть стремление умолчать о каких-то обстоятельствах (в том числе оправдывающих его, которые он неверно истолковывает).
Ряд тактических приемов направлен на то, чтобы создать объективную базу для проверки показаний. К их числу относится, в частности, требование максимально детализировать и конкретизировать показания путем постановки контрольных вопросов.
616
Выбор наиболее эффективных тактических приемов, способствующих получению полных и правдивых показаний, зависит прежде всего от той ситуации, которая ожидается следователем при допросе либо определяется уже в ходе его осуществления. Эта ситуация в основных чертах Определяется позицией, занятой допрашиваемым. Тактические приемы существенно меняются в зависимости от того, дает обвиняемый или подозреваемый показания либо отказывается от дачи показаний; признает ли он правильным предъявленное обвинение и возникшее подозрение либо настаивает на своей непричастности к преступлению; дает он, по мнению допрашивающего, правдивые показания либо ложные (полностью или частично); меняет ли свои показания и каким образом.
Наряду с характером ситуации выбор тактических приемов определяют особенности личности допрашиваемого.
С этих позиций следователь должен проанализировать все, что ему известно о допрашиваемом: его прошлое и условия жизни (какое влияние они могли оказать на выбор поведения), образование, общий уровень развития, круг интересов, особенности характера (общителен, замкнут, недоверчив) и т. д.
Тактика допроса несовершеннолетних подозреваемых и обвиняемых определяется в зависимости от особенностей психики подростков различного возраста. Специфика психики несовершеннолетних (повышенная внушаемость, эмоциональность, неустойчивость поведения, незрелость мышления, склонность к подражанию и фантазии, недостаточность опыта и знаний и т. п.) во многих случаях не позволяет применять при их допросе такую тактику, которую следователь избрал бы при допросе взрослого.
По мере приближения к совершеннолетию возрастные особенности сглаживаются или исчезают, а вместе с ними устраняются и препятствия к применению общих тактических приемов допроса.
Поэтому многие 16—-летние подозреваемые и обвиняемые могут допрашиваться с применением тех же тактических приемов, которые рекомендуются при допросе взрослого. Это отнюдь не умаляет значения индивидуальных особенностей психики несовершеннолетних при выборе тактических средств их допроса. Значение этих особенностей тем важнее, чем меньше возраст допрашиваемых. Соответственно тактические рекомендации, ка-
617
сающиеся допроса несовершеннолетних, применяются дифференцирование, с учетом возрастных и иных особенностей..
При допросе несовершеннолетних подозреваемых и обвиняемых учитывается, что раскаяние и осознание вины прямо связаны со способностью к самокритике, которая у них может быть и не развита в достаточной степени. Эту способность необходимо поощрить, что нередко дает положительный результат, так как подросток порой не думает о некоторых сторонах опасности и противоправности своего поступка.33 Осознав их, он обычно искренне раскаивается в совершенном, в то время как взрослые изыскивают возможности оправдать себя в собственных глазах и перед другими. “За внешней самоуверенностью подростка, с его обостренным самолюбием, порожденным “чувством взрослости”, и связанным с ним ростом самосознания, скрываются внутренняя неуверенность в себе, неумение разобраться в собственных достоинствах и недостатках”.34
Имея в виду, что допрос несовершеннолетнего это уже первый шаг к его перевоспитанию, необходимо в первую очередь использовать такие этические мотивы, как раскаяние, любовь и уважение к близким, патриотизм, гордость. Только при бесполезности этих приемов оправданно использование противоречий в его отношениях с соучастниками, внушение бесполезности запирательства, применение элемента внезапности и т. п.
Тактические приемы допроса должны применяться в строгом соответствии с требованиями уголовно-процессуального закона. Основным критерием, определяющим пределы их применения, является запрещение домогаться показаний обвиняемого путем насилия, угроз и иных незаконных мер (ст. 20 УПК РСФСР). К числу таких незаконных мер могут быть отнесены фальсификация и обман, использование юридической неосведомленности допрашиваемого, провокации, соблазн различными выгодами, принуждение к даче определенных показаний и т. д.
Тактический прием должен соответствовать этическим требованиям. Все нормы советского уголовно-процессуального закона нравственны и пронизаны гуманизмом—важнейшим принципом коммунистической морали. Однако справедливо отмечено, что УПК не может предусмотреть все нравственные ситуации, которые возникают при расследовании дела.35 Поэтому, применяя в рамках закона тот или иной тактический прием, следователь дол-
618
жен соразмерить его с общими требованиями коммунистической морали, важнейшее требование которой —уважение к человеческому достоинству.36
Тактический прием должен быть не только законным и этичным, но и отвечать требованиям целесообразности, эффективности и избирательности. В каждом конкретном случае анализируется, какой из тактических приемов наиболее целесообразен, исходя из конкретной ситуации, сложившейся по делу, даст ли он необходимый эффект, будучи применен при допросе данного обвиняемого или подозреваемого, и, наконец, не приведет ли он к самооговору. “Во всех случаях средства психологического воздействия должны обладать избирательным действием. Необходимо, чтобы они давали положительный эффект только в отношении лица, скрывающего правду, препятствующего установлению истины, и были бы нейтральны в отношении незаинтересованных лиц”.37
Таким образом, при допросе обвиняемого (подозреваемого) могут и должны применяться только приемы, обеспечивающие получение правдивых показаний путем правильного психологического подхода, разъяснения значения правдивых показаний, умелого использования разработанных криминалистикой и основанных на законе тактических правил.
Так, следователь для получения достоверных показаний может какое-то время скрывать от обвиняемого источник сведений, используемых в ходе допроса. Однако этот прием должен быть ограничен определенным сроком, ибо обвиняемый должен знать, на каких доказательствах основано обвинение.
Серьезным стимулом к получению правдивых показаний служит, как уже отмечалось, предъявление доказательств, подтверждающих виновность допрашиваемого. В ряде случаев полезно разъяснить значение предъявленного доказательства для установления роли допрашиваемого в совершении преступления. Это особенно важно, если доказательства получены с помощью научно-технических средств или специальных познаний. Но при этом совершенно недопустимо искажать или преувеличивать результат исследования.
Обвиняемый по окончании расследования должен быть поставлен в известность о всех собранных по делу доказательствах, но момент предъявления каждого из них определяет допрашивающий с учетом характера дела и особенностей психологии допрашиваемого. Это помогает убедить лицо, дающее ложные по-
619
казания, в бессмысленности запирательства. Кроме того, то обстоятельство, что обвиняемый (подозреваемый) не сразу ставится в известность о всей совокупности доказательств, позволяет объективно проверить правдивость его показаний путем их сопоставления с доказательствами, содержание которых он в этот момент еще не знает; позволяет исключить предположение, что допрашиваемый сообразует свои показания о деталях события со сведениями, почерпнутыми при ознакомлении с доказательствами.
Ряд особенностей имеет тактика допроса в условиях судебного разбирательства, обстановку которого осложняет реакция публики (в том числе родных и близких допрашиваемого). Это обстоятельство не только определяет необходимость применить приемы, которые помогли бы подсудимому сосредоточиться на предмете допроса, отвлечься от окружающих, но и обязывает учитывать воспитательное значение результатов тактически правильно проведенного допроса. Поскольку допрос осуществляют несколько участников процесса, каждый из которых выполняет свои специальные функции, одной из важных тактических задач является правильное определение последовательности исследования доказательств, что помогает исключить дублирование и обеспечивает четкий порядок судебного следствия. К тактическим приемам, обеспечивающим выяснение в ходе судебного допроса всех обстоятельств, имеющих значение для дела при нейтрализации моментов, снижающих объективность и достоверность показаний, относят: детализацию (конкретизацию), уточнение, сопоставление, напоминание и контроль.38
Правила протоколирования показаний направлены на то, чтобы наиболее точно зафиксировать содержание устных показаний и самый ход процесса.
В ст. 151 УПК РСФСР указывается, что запись показаний должна производиться от первого лица и по возможности дословно, с сохранением индивидуальных особенностей речи допрашиваемого. Это необходимо для того, чтобы протокол отражал не только содержание показаний, но и их характерные особенности. Последнее требование создает условия для правильной оценки показаний.
Закон не требует, чтобы в протокол вносились все заданные вопросы и ответы допрашиваемого. Однако, если это важно для правильной оценки, вопрос фиксируется. Так, в случае, когда обвиняемому предъявляются какие-то доказательства, это оформляется в виде вопросов. Целесообразно также фиксировать вопросы, которые привели обвиняемого (подозреваемого) к изменению
620
позиции в ходе допроса. Практически необходимость в фиксации заданных вопросов при 'допросе обвиняемого возникает гораздо чаще, чем при допросе свидетелей.
С учетом процессуального положения обвиняемого закон предусматривает более подробную, нежели при допросе свидетеля, фиксацию данных о личности. Эти данные рассматриваются как составная часть показаний и служат как для удостоверения личности допрашиваемого, так и для установления некоторых обстоятельств, имеющих значение для дела.
Следователь может разрешить обвиняемому (подозреваемому) записать свои показания собственноручно лишь по просьбе самого обвиняемого. Объясняется это тем, что, как правило, следователь более полно и последовательно фиксирует показания. Для того чтобы эти показания отвечали требованиям полноты, собственноручной записи показаний должен предшествовать устный допрос, в ходе которого необходимо указать допрашиваемому, на каких именно фактах он должен в первую очередь остановиться. Если обвиняемый (подозреваемый) не отразил в собственноручно написанных показаниях важные для дела обстоятельства или некоторые из сделанных им письменных сообщений нуждаются в уточнении или проверке, допрос продолжается и в протокол вносятся соответствующие дополнения.
Закон предусматривает право обвиняемого, его защитника и законного Представителя представлять замечания на протокол судебного заседания, который так же, как и протоколы, составленные в стадии предварительного следствия, должен содержать подробное изложение показаний подсудимого (ст. 264 УПК РСФСР).
Оценка показаний подозреваемого и обвиняемого имеет свою специфику, которая определяется двумя основными моментами:
очевидной заинтересованностью такого лица в исходе дела и презумпцией невиновности, которая, с одной стороны, исключает предустановленную оценку полученных показаний как исходящих от заведомо виновного, а с другой —освобождает обвиняемого (подозреваемого) от обязанности доказывать свою невиновность (в том числе при осуществлении права давать объяснения).
Сведения, содержащиеся в показаниях обвиняемого или подозреваемого, могут использоваться для обоснования принимаемых решений после надлежащей проверки их достоверности.
Независимо от того, признает обвиняемый (подозреваемый) свою виновность или отрицает ее, дает показания —о своих действиях или действиях иных лиц, следователь и суд должны принять меры к полной и объективной проверке полученных сведений.
Основными методами проверки показаний обвиняемого (подозреваемого) являются: анализ содержания показания (вклю-
621
чающий сопоставление его отдельных частей и элементов);
сравнительный анализ нескольких показаний одного лица, сопоставление фактических данных, содержащихся в показаниях, с иными доказательствами, имеющимися в деле, и производство следственных (судебных) действий для сопоставления их результатов с проверяемыми показаниями.
Проверка показаний начинается уже в ходе допроса обвиняемого (подозреваемого), для чего необходимо максимально их детализировать. Допрашивая обвиняемого, следует выяснить, кто из свидетелей может быть допрошен по тем или иным обстоятельствам, в каких документах могут содержаться необходимые сведения и т. д.39 Необходимо уточнить, почему он запомнил те или иные детали и чем они могут быть подтверждены. Должны быть конкретизированы показания лица, привлеченного по групповому делу, о тех действиях, которые совершил он лично, о действиях соучастников, о том, как формировалась преступная группа, об источниках получения орудий преступления, каналах сбыта похищенного и т. д. При этом определению достоверности показаний способствует выявление в них неправдоподобных утверждений и противоречий.
Обвиняемый (подозреваемый), вызванный на допрос, так или иначе готовится к нему. Если им подготовлены ложные показания, очень важно допросить его таким образом, чтобы он вышел за их рамки. В процессе самого допроса трудно придумать новые детали. Допрашиваемый начинает противоречить себе. Анализ возникающих противоречий помогает определить достоверность показаний.
Противоречия в показаниях допрашиваемого чаще всего возникают, когда он дает ложные показания (полностью или частично). Объясняется это тем, что лгущему “приходится как бы изгонять из памяти то, что произошло (поэтому хорошо запомнилось), и запомнить то, чего не было, а лишь им самим придумано; ему приходится лавировать между правдой, которую нельзя говорить, правдой, которую можно говорить, и ложью, которой надо заменять утаиваемую правду”.40
Побудив постановкой соответствующих вопросов допрашиваемого повторить свои показания о тех или иных обстоятельствах, можно в какой-то мере определить, что в них правда, а что ложь.
622
Как правило, та часть показаний, которая соответствует действительности, в своей основе остается неизменной, в то время как надуманные детали постоянно меняются и в них появляется более всего противоречий. Однако, если наличие противоречий позволяет заподозрить ложь, одного этого еще недостаточно для того, чтобы судить о достоверности показаний.
Обязательным элементом анализа показаний обвиняемого должно быть сопоставление его ответа на вопрос о виновности (признает он себя виновным или нет) с содержанием сообщаемых сведений. Если характер ответа находится в явном противоречии с последующими высказываниями допрашиваемого, необходимо определить, какая часть показаний соответствует действительности.
Выслушивая показания, следователь и суд обычно их мысленно сопоставляют со сложившимся по материалам дела предварительным представлением о допрашиваемом.
Внимательное наблюдение за допрашиваемым также иногда помогает разобраться в его позиции и ориентироваться в направлениях и путях ее проверки.
Не всякий человек может скрыть свои чувства. Нередко выражение лица, непроизвольные движения выдают истинные чувства, испытываемые при постановке того или иного вопроса. Однако следует иметь в виду, что защитная реакция присуща не только виновному, а каждому, кто оказался в положении,, при котором необходимо защищаться от каких-либо подозрений или обвинений.
Действительно невиновный человек, напуганный тем, что ему не верят, нередко проявляет на допросе большую нервозность, чем опытный преступник. Поэтому нельзя из результатов своих наблюдений делать вывод о том, что обвиняемый (подозреваемый) лжет.41 Только сопоставление показаний с другими, объективно проверенными доказательствами дает основание для их правильной оценки. Наблюдение же за состоянием обвиняемого может иметь лишь ориентирующий характер.
Сопоставляя фактические данные, содержащиеся в проверяемых показаниях, с доказательствами, полученными из других источников, необходимо иметь в виду, что противоречия могут возникнуть не только потому, что показания ложны. Напротив, недостоверными могут оказаться иные доказательства, использованные при проверке.
623
Для проверки показаний обвиняемого (подозреваемого) могут быть использованы любые из предусмотренных законом следственных действий. Из их числа наиболее специфичны очная ставка и проверка показаний на месте; они чаще всего служат способом проверки, уточнения и дополнения ранее полученных показаний. Для предотвращения неправильной практики их проведения не для проверки, а для “закрепления”показаний, закон предусматривает ряд правил. Так, установленный законом порядок получения показаний на очной ставке и записи их в протокол (ст. ст. 162, 163 УПК РСФСР) не допускает переноса центра тяжести очной ставки с получения сведений по существу имеющихся противоречий на механическое подтверждение ранее данных показаний. Вместе с тем обеспечивается максимальная активность участников очной ставки в выяснении причин противоречий и тем самым в сообщении деталей, которые затем помогут оценить правильность полученных показаний.
Вопросу о соответствии показаний объективной обстановке, в которой допрашиваемый находился в момент события, не всегда уделяется должное внимание при проверке и оценке показаний. Между тем определение этого соответствия (или несоответствия) нередко помогает решить вопрос, что в показаниях достоверно, а что вымысел. В связи с этим важное значение приобретает правильное осуществление проверки показаний обвиняемого (подозреваемого) на месте.
В законодательстве тех союзных республик, где это следственное действие специально регламентировано, указывается, что проверка производится: а) в отношении уже данных показаний; б) путем сопоставления их с обстановкой на месте. Отсюда следует, что подозреваемый не просто повторяет ранее данные показания в присутствии понятых, а детализирует их исходя из обстановки на указанном им месте: рассказывает о своем маршруте, расположении и действиях участников события, указывает соответствующие точки местности (помещения) и предметы.42 В результате в распоряжение следователя поступают дополнительные данные, в том числе и указывающие на степень фактической осведомленности допрашиваемого о тех обстоятельствах, на которые он ссылается в своих показаниях. Проверка ранее данных показаний на месте не всегда сводится только к получению допол-
624
нительных показаний, более подробных, чем предыдущие, она может включать также опытные действия, в ходе которых и даются показания.43
Неверно думать, что обвиняемый, признавший себя виновным, всегда говорит правду, а отрицающий свою вину всегда дает ложные показания. Отрицание вины может быть столь же правдивым, как и признание, а последнее, напротив, нередко является результатом самооговора или заблуждения.
В показаниях одного и того же лица ложь нередко сочетается с правдой, а отношение допрашиваемого к тем или иным фактам может изменяться еще в ходе допроса.
Ложь обычно выражается в сообщении вымышленных данных, умолчании о сведениях, имеющих значение для установления истины или искажении действительности путем частичной замены фактических обстоятельств вымышленными.44
Известно, что обвиняемый (подозреваемый) обычно испытывает борьбу мотивов, которая переживается как глубокий внутренний конфликт, из которого человек должен выйти, приняв определенное решение и совершив необходимые действия (в рассматриваемом плане путем дачи тех или иных показаний). Победивший мотив определяет позицию обвиняемого по тому или иному вопросу, что находит отражение в его показаниях. Отсюда следует, что правильное определение доминирующего мотива является важным элементом оценки показаний, помогающим отличить правду от лжи.45
Наиболее распространенными мотивами ложных показаний являются: боязнь ответственности за содеянное и наказания; надежда на то, что преступление не будет раскрыто без признания; сокрытие соучастников (из боязни мести или по другим причинам); опасение, что будут оглашены интимные стороны жизни,
625
что следователь (ввиду неопытности или необъективности) истолкует факты, соответствующие действительности, против обвиняемого (подозреваемого).
Определению истинных мотивов дачи показаний соответствует изучение особенностей личности допрашиваемого, его окружения, взаимоотношений с соучастниками и т.д.46 Например, по групповым делам несовершеннолетних необходимо учитывать возможность самооговора или оговора под давлением соучастников, когда допрашиваемый старается выгородить или преуменьшить их роль из чувства так называемого товарищества.
Распространено мнение, что лицо, совершившее преступление, признается в этом только в тех случаях, когда у него нет иного выхода или ему это выгодно. Следует согласиться с тем, что часто признание делается по этим причинам. Однако нельзя отрицать возможность получения признания по иным мотивам, несмотря. на то, что показания исходят от лица, совершившего преступление. Известно, что допрашиваемый обычно переживает борьбу мотивов двоякого рода: с одной стороны, это раскаяние, чувство долга, собственного достоинства, искренность и стыд за содеянное, а с другой —страх перед ответственностью, который побуждает его отрицать вину.
Позиция, занятая допрашиваемым, в определяющей степени зависит от того, как он сам расценивает свои действия. Если он внутренне переживает совершенное, понимает в полной мере противоправность своих действий, его защитная реакция носит менее активный характер. Нередко допрашиваемый в таком состоянии сам испытывает потребность “выговориться”, рассказать о своих переживаниях.
Признанию под влиянием положительных эмоций способствует и то обстоятельство, что “притягательность правды и ее сила в ней самой, в то время как ложь требует усилий, непрерывного напряжения, подавления действительных образов мнимыми фактами, что требует постоянного самоконтроля и вносит дезорганизацию в психическую жизнь человека”.47
Убедительным примером признания под влиянием позитивных факторов является чистосердечное раскаяние, которое всегда связано с признанием, но имеет важные дополнительные признаки.
626
К их числу относятся осознание своей вины, осуждение своего поступка, сожаление о содеянном. Известно, что сознавшийся обвиняемый не всегда испытывает подобные чувства, несмотря на положительный ответ о виновности. Поэтому очень важно распознать в сознании чистосердечное раскаяние, являющееся убедительным признаком достоверности показаний.48
Признаки, свидетельствующие о наличии чистосердечного раскаяния, могут быть выявлены путем постановки допрашиваемому соответствующих вопросов, направленных на выяснение его психического отношения к содеянному. При этом следует иметь в виду, что раскаявшийся человек может искажать действительность в своих показаниях в результате добросовестного заблуждения. Поэтому показания раскаявшегося подвергаются такой же тщательной проверке, как и все иные. В частности, важно выяснить, не является ли признание вины следствием такого не столь редкого явления, как самооговор.
Известно немало случаев самооговора, вызванного самыми различными причинами: подозреваемый может оговорить себя в результате психического заболевания, либо стремясь освободить от уголовной ответственности истинного виновника, либо в силу неблагоприятного стечения обстоятельств, либо в результате неправильных или незаконных методов ведения допроса (под влиянием угроз, обещаний и т.д.). Наряду с реакцией враждебности и агрессии у лиц, привлекаемых к уголовной ответственности, нередко наблюдается чувство беспомощности, одиночества, пассивности.49 Самооговор может иметь место и в тех случаях, когда допрашиваемый считает, что он не в силах доказать свою невиновность. Установка допрашиваемого на самооговор может быть
627
усугублена или даже в некоторых случаях вызвана неправильным применением тактических приемов, лишенных необходимой избирательности.
Иногда обвиняемый (подозреваемый) признает вину в силу своей юридической неосведомлённости, не понимая подлинного значения совершенного им деяния. Известны случаи, когда обвиняемый признавался в растрате, в то время как имела место недостача, возникшая по халатности, или признавал себя виновным в умышленном деянии, совершив его по неосторожности.
По делам о наиболее тяжких преступлениях самооговор может быть вызван стремлением отсрочить наказание. Будучи полностью изобличен в совершенных преступлениях и сознавая тяжесть ожидающего его наказания, обвиняемый оговаривает себя, приписывая себе преступления, совершенные другими лицами либо вымышленные.
Наконец, в показаниях, обвиняемого, признавшего себя виновным, возможны ошибки, возникшие вследствие слабости памяти, неблагоприятных условий восприятия или в результате волнения, которое испытал обвиняемый в момент совершения преступления.
Для того чтобы отличить истинное признание от самооговора, необходимо сопоставить сведения, содержащиеся в показании, с другими данными. В показаниях обвиняемого особенно ценно не просто подтверждение тех фактов, которые уже известны по делу. Разумеется, и в этой части сознание имеет доказательственное значение, но в то же время оно не исключает предположений, что соответствующие сведения могли быть подсказаны ему разговорами различных лиц по поводу совершенного преступления и т.д. Объективным критерием достоверности признания обвиняемого прежде всего служит фактическая информация, которая до этого по делу не была известна. Так, обвиняемый может сообщить, что похищенные вещи спрятаны в определенном месте, что на месте происшествия им оставлены характерные следы, которые можно обнаружить при повторном осмотре, и т. д. Обвиняемый может сообщить не только данные, которые подтверждают совершение им преступления, но и указать лиц, показания которых могут подтвердить эти факты. Последующее совпадение содержания показаний обвиняемого с показаниями этих лиц служит одним из оснований для вывода о правильности как тех, так и других.
Определение достоверности показаний лица, отрицающего свою виновность, не менее сложно, чем оценка признания.
Так как на обвиняемом не лежит обязанность доказывать свою невиновность, отрицание им своей вины может быть аргументированно или голословно. Последнее обстоятельство не освобождает органы расследования или суд от обязанности произвести проверку версии обвиняемого. Следует иметь в виду, что в тех
628
случаях, когда обвиняемый привлечен к ответственности неосновательно, он вообще не располагает сведениями о многих обстоятельствах, имеющих значение для дела. Поэтому отсутствие в его показаниях ссылок на факты, имеющие значение для дела, не может расцениваться как свидетельство их недостоверности.
Нередко следователь тем больше доверяет показаниям обвиняемого (подозреваемого), чем ближе они к выдвинутой им версии. Опровержение же этой версии расценивается следствием как ложь.50 Такая позиция не соответствует принципам советского уголовного процесса.
Характер и форму ложных показаний определяют мотив и цель, которую допрашиваемый при этом преследует. Если он действительно совершил преступление, основной мотив лжи —надежда избавиться от ответственности путем дезинформации органов расследования или суда. С этой целью измышляются ложные сведения, создаются лжедоказательства и инсценировки. В тех случаях, когда подозрение или предъявленное обвинение неосновательны, к даче ложных показаний допрашиваемого иногда толкает опасение незаслуженной ответственности. При этом он нередко отрицает и факты, действительно имевшие место, усматривая в этом средство защиты от ошибочных выводов органов расследования. Даже невиновный, будучи заподозрен, иногда не дает правдивых показаний, искажает факты, опасаясь неблагоприятного их истолкования в невыгодно для него сложившейся ситуации.
В литературе обсуждался вопрос о значении факта ложных показаний для системы доказательств вины.51 Представляется правильным, что сам по себе факт дачи обвиняемым ложных показаний не может расцениваться как доказательство его виновности.
629
Если основное содержание ложных показаний обвиняемого (подозреваемого) состоит в отрицании фактов, положенных в основу обвинения (подозрения), органы дознания и суд обязаны доказать несостоятельность такого отрицания.
Для этого необходимо отрицанию фактов “противопоставить положительные факты, признание которых соответствующими действительности влечет признание отрицательного факта ложным”.52
Достоверность показаний лица, отрицающего свою виновность, проверяется столь же тщательно, как и признание.53
Отсутствие подобной проверки неизменно рассматривается судами как основание для обращения дела к доследованию.54
В тщательной проверке нуждаются, в частности, показания лиц, которые в подтверждение своей невиновности ссылаются на алиби.
В тех случаях, когда алиби заявлено обвиняемым (подозреваемым), не исключается, что им заранее сфальсифицированы “доказательства”, подтверждающие его показания. При этом обычно ссылаются на вымышленные события либо на события, действительно имевшие место, но “перемещенные”во времени, чтобы они “совпали”со временем совершения преступления. С учетом этого при проверке показаний, содержащих ссылку на алиби, выясняется: а) имело ли место обстоятельство, на которое допрашиваемый ссылается в подтверждение своих показаний; б) если оно действительно имело место, то не происходило ли в иное время (не изменены ли в показаниях день или час).
Исходные данные для такой проверки можно получить в ходе допроса лица, заявившего алиби, а также при допросе свидетелей, на которых он ссылается в подтверждение сделанного заявления. Такие свидетели допрашиваются по возможности без промедления с соблюдением условий, исключающих предварительное общение с лицом, алиби которого проверяется. Выясняется также, нет ли других лиц, которым известно, где и с кем находился обвиняемый в периоды, предшествовавший и последовавший за преступлением, а равно знавших о наличии и временя возникновения обстоятельств, на которые ссылается обвиняемый,
630
При повторном допросе успешно используются результаты осмотра личной корреспонденции, результаты следственного эксперимента (например, по проверке возможности преодолеть определенное расстояние в данный отрезок времени), а также показания свидетелей, с которыми проводится очная ставка.
Если проверяемые показания можно связать с какими-то событиями, дата и часы которых могут быть точно установлены (начало сеанса в кино, передача по радио, отправление поезда и т. д.), в качестве доказательств, подтверждающих или опровергающих достоверность показаний, используются справки соответствующих учреждений. Однако при этом необходимо помнить, что события, происходящие обычно в одно и то же время, могут иметь отклонения (прибытие поезда, доставка почты и т. д.). Поэтому недостаточно получить официальную справку, а следует выяснить, не имели ли место в данном случае такие отклонения. Необходимо также иметь в виду, что лицо, действительно не причастное к преступлению, нередко хуже припоминает события, связанные с алиби, чем преступник, заранее подготовивший свои показания. В таких случаях допрашиваемому необходимо помочь вспомнить забытые им обстоятельства, которые могут способствовать подтверждению алиби.
Проверка и оценка показаний лица, отрицающего свою виновность, не сводится к выяснению существования и значения фактов, на которые он ссылается в подкрепление своего утверждения (как при заявлении алиби, так и в иных случаях). Следователь и суд обязаны самостоятельно определить факты, имеющие значение для проверки показаний, достоверность которых оценивается, и изыскать необходимые для их установления средства независимо от того, на все ли факты имеется ссылка в показаниях или нет.
При оценке показаний обвиняемого (подозреваемого) против других лиц следует руководствоваться общим правилом оценки доказательств, согласно которому любое доказательство, взятое само по себе и не подтвержденное другими доказательствами, не может быть положено в основу обвинения.55
Как и в отношении признания или отрицания виновности, при оценке показаний против других лиц необходимо определить мотив, которым руководствовался допрашиваемый. Наиболее распространенными мотивами таких показаний являются: стремление
631
переложить с себя ответственность за содеянное или разделить ее, месть, зависть, сокрытие подлинного мотива совершенного преступления, попытка освободить от ответственности третье лицо. Для того чтобы распознать подлинный мотив, важно проанализировать ситуацию, в которой было совершено преступление, положение допрашиваемого к моменту допроса и взаимоотношения с лицом, в отношении которого даются показания. При этом важно определить, какие изменения в положении обвиняемого (подозреваемого) могут последовать, если его показания в отношении других лиц найдут подтверждение: облегчится или ухудшится его участь (а в последнем случае —понимает ли это допрашиваемый).56
Если обвиняемый (подозреваемый) изменил свои показания (целиком или по отдельным вопросам), необходимо определить достоверность каждого из них. Изменение показаний не бывает безмотивным и всегда предопределяется какими-то факторами,, выявление которых помогает определить причину изменений и их характер.
Известно, например, что обвиняемый частично еще в ходе предварительного следствия и полностью в момент его окончания знакомится с материалами уголовного дела. Это обстоятельство может отразиться на его показаниях в том отношении, что его показания в качестве подозреваемого будут значительно отличаться от полученных после предъявления ему обвинения, а эти в свою очередь —от данных на суде. Придя к выводу при ознакомлении с делом, например, что обвинение недостаточно обосновано имеющимися доказательствами, обвиняемый может попытаться уйти от ответственности, отказавшись от своих прежних показаний. Изменение обвиняемым ранее данных показаний может быть вызвано и другими причинами: убеждением в бесполезности далее скрывать правду, чистосердечным раскаянием, воздействием со стороны лиц, заинтересованных в сокрытии правды, и др. Так, отказ от показаний, в которых обвиняемый изобличал в причастности к совершению инкриминируемого ему преступления других лиц, может быть вызван желанием освободить от ответственности своих соучастников и тем самым избежать наказания за совершение преступления организованной группой.
Прежде чем сделать определенные выводы, измененные показания следует проверить и оценить в полном объеме. При этом
632
учитывается, что элементы истины и лжи могут сочетаться как в первоначальных, так и в последующих показаниях и что нельзя предустановленно оценивать их в зависимости от момента появления в деле.
Достоверность вновь полученных показаний определяется путем их сопоставления с прежними показаниями, ранее собранными доказательствами и доказательствами, специально полученными в этих целях.'
В частности, у обвиняемого (подозреваемого), изменившего показания, необходимо тщательно выяснить на допросе, что именно в своих прежних показаниях он считает неправильным, что он изменяет и уточняет, а что подтверждает и как объясняет изменение показаний. При этом важно получить объяснения как по поводу вновь собранных доказательств, так и ранее предъявлявшихся ему.
Если обвиняемый (подозреваемый) отказывается от ранее данных правдивых показаний в надежде избежать тем самым ответственности, он не учитывает при этом, что за время, прошедшее с момента его предыдущего допроса, по делу собраны новые доказательства. С ними в первую очередь и сопоставляются измененные показания, в результате чего в них нередко обнаруживаются существенные противоречия. По поводу этих противоречии следует получить подробные объяснения, которые в свою очередь подлежат проверке и оценке.
Если по делу привлечено к ответственности (или заподозрено) несколько лиц, достоверность обстоятельств, в отношении которых один из них изменил свои показания, может быть подтверждена или опровергнута показаниями других. Путем допроса соучастников иногда можно выяснить, в какой мере показания, от которых обвиняемый отказался, соответствуют фактическим обстоятельствам совершенного преступления.
Важным элементом оценки показаний, в содержание которых обвиняемым внесены изменения, является выявление в них деталей, свидетельствующих о виновной осведомленности допрошенного. Если обстоятельство, сообщение о котором обвиняемый теперь расценивает как неправильное, соответствует действительности и могло быть ему известно только в случае непосредственной причастности к преступлению, правдоподобен вывод о попытке изменить правдивые показания на ложные. И напротив —если такие детали появились в последующих показаниях, опровергающих первоначальные, вывод о достоверности новых показаний становится более надежным.
Независимо от вида показаний обвиняемого (подозреваемого) на завершающем этапе их оценки ход логических рассуждений субъекта доказывания, определяющего достоверность и значение содержащихся в показаниях сведений, должен основываться на рассмотрении материалов дела в их совокупности.
ГЛАВА XI. ВЕЩЕСТВЕННЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА
§ 1. ПОНЯТИЕ И ЗНАЧЕНИЕ ВЕЩЕСТВЕННЫХ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ
В самом общем виде вещественные доказательства определяются как любые предметы, которые могут служить средствами к обнаружению преступления, установлению фактических обстоятельств дела, выявлению виновных, опровержению обвинения или смягчению вины обвиняемого (ст. 83 УПК РСФСР).57
В отличие от показаний, заключений экспертов, документов вещественные доказательства представляют не словесное или иное кодовое (цифровое, графическое и т. п.) описание обстоятельств, имеющих значение для дела, а материальные предметы со следами и признаками, сохранившимися к моменту производства по делу. Иными словами, не описание, а непосредственное материальное отображение признаков события составляет сущность вещественных доказательств.
Вещественные доказательства в виде отдельных предметов, имеющих отношение к исследуемому событию58, представляют собой материальные следы, “отпечатки”исследуемого события.59
634
Как отмечалось, в основу классификации доказательств положена именно специфика способа сохранения и передачи информации о существенных обстоятельствах исследуемого события с тем, чтобы применить такие и только такие методы ее собирания, которые обеспечили бы полноту и точность полученных фактических данных. Сказанное полностью относится и к вещественным доказательствам. Полученные на их основе фактические данные не могут рассматриваться ни как “лучшие”, ни как “худшие”по сравнению с данными, содержащимися в доказательствах других видов, они просто иные по характеру, и это должно учитываться при собирании, проверке и оценке вещественных доказательств.
Слово “вещь”в общеупотребительном его смысле обозначает всякий неодушевленный предмет. Вещь обладает определенными свойствами, т. е. тем, что характеризует какую-либо ее сторону и что выявляется в ее взаимоотношениях с другими вещами или явлениями..
Когда мы говорим о вещах как доказательствах, мы подразумеваем, что эти вещи обладают такими свойствами, которые отображают стороны или моменты исследуемого события в виде следов воздействия, изменений и т. п.60 Доказательством, таким образом, является вещь и ее свойства. Если эти свойства неотделимы от вещи, то только данная вещь может служить доказательством. В некоторых случаях вещество следа со всеми его свойствами может быть отделено от предмета и перенесено на другой предмет. Тогда этот предмет вместе с перенесенным следом становится вещественным доказательством. Поясним это примером. На месте кражи обнаружен потожировой след пальца человека, подозреваемого в совершении этого преступления. След находился на крышке письменного стола. Так как этот след поддавался отделению от вещи {стола) путем перекопировки его вещества на следокопировальную пленку, он стал существовать отдельно от прежнего предмета —стола —на куске следокопировальной пленки, который и стал в дальнейшем фигурировать как вещественное доказательство.
Существенные признаки устанавливаемых обстоятельств, содержащиеся в вещественных доказательствах, обычно доступны непосредственному восприятию следователя и суда.61
Однако это не значит, что установить обстоятельства дела с помощью вещественных доказательств несложно. С учетом характера материальных объектов осуществляется трудоемкая работа
635
по их закреплению, анализу возможных изменений, которые они претерпели до обнаружения. Фрагментарность информации, характерная для большинства вещественных доказательств, требует также сложной работы по закреплению обстоятельств их обнаружения и выявлению других данных, с помощью которых может быть достоверно решен вопрос об относимости объекта. Далее, необходимо принять ряд мер, предупреждающих утрату или подмену обнаруженных объектов, а равно обеспечивающих полноту и точность выявления относящихся к делу признаков.
Информация, содержащаяся в вещественном доказательстве, требует истолкования, расшифровки. “Чтобы извлечь сообщение, —отмечает А. И. Трусов, —т. е. заставить как бы заговорить “немого свидетеля”, нужно найти другие данные и сопоставить их между собой. Для этого вещественные доказательства в совокупности с другими данными по делу анализируются, подвергаются исследованию (осматриваются, предъявляются свидетелям, потерпевшим, обвиняемому, иногда подвергаются экспертному исследованию и т. п.). Подобным путем удается извлекать, например, данные о том, что предмет служил орудием преступления, был объектом преступных действий и т. п.”.62
Объем информации, извлекаемой из вещественных доказательств, возрастает по мере совершенствования способов их исследования. Достижения криминалистики и иных наук, используемые в этих целях, позволяют сегодня обнаружить, зафиксировать и использовать как вещественные доказательства то, что еще вчера нельзя было ни обнаружить, ни зафиксировать. Поэтому значение вещественных доказательств и их роль в доказывании постоянно возрастают. Но при этом, разумеется, речь идет не о замене вещественными доказательствами других доказательств, а о расширении возможностей собирания вещественных доказательств за счет применения средств и способов, которыми ранее не располагали органы расследования и суда.
Вещественные доказательства могут использоваться для установления любых обстоятельств, имеющих существенное значение, —события, отдельных его элементов, виновности (невиновности) определенных лиц, мотивов посягательства, отягчающих и смягчающих обстоятельств, причин и условий, способствующих
638
совершению преступления.63 Они могут быть получены и использованы по делам любой категории. Нельзя поэтому согласиться с мнением, что “вещественные доказательства собираются главным образом на месте совершения преступления”.64 Прежде всего вещественные доказательства, как будет показано ниже, могут указывать не только на наличие, но и на отсутствие преступления. Далее, они могут быть связаны с действиями, предшествовавшими совершению преступления или последовавшими за ним. Наконец, в ряде случаев вещественные доказательства, связанные с самим событием преступления, обнаруживаются не на месте совершения, а в другом месте (на обвиняемом, потерпевшем, в помещении, где скрыто похищенное, и т. п.).
Ошибочно и понимание вещественного доказательства как уличающего доказательства либо доказательства, уличающего или оправдывающего определенное лицо.65
Закон специально подчеркивает необходимость собирания всех вещественных доказательств, могущих способствовать установлению фактических обстоятельств дела, идет ли речь об изобличении или обосновании невиновности лица, установлении отягчающих или смягчающих обстоятельств, доказывании или опровержении наличия преступления.66 При этом оправдательные вещественные доказательства могут опровергать либо виновность данного лица, либо вообще наличие преступления. Круг их может быть столь же разнообразен, как и круг уличающих. Одни из них могут способствовать установлению алиби обвиняемого (например,
637
изъятые у него при задержании билеты в кинотеатр, свидетельствующие о посещении сеанса в -часы, когда было совершено преступление); другие опровергать обвинение иначе (например, тот факт, что кровь, найденная на одежде обвиняемого, не принадлежит потерпевшему); третьи позволяют отбросить предположение о наличии события преступления (например, устанавливать факт причинения смерти своей, а не посторонней рукой); устанавливать состояние необходимой обороны (наличие финского ножа у потерпевшего, которому обвиняемый, защищаясь, нанес удар палкой) ,и т. д. Во всех случаях они подлежат собиранию, проверке и тщательному анализу в совокупности с иными доказательствами по делу.
Основанием для отнесения материального объекта к числу вещественных доказательств служит:
а) отображение в нем признаков, характеризующих личность участников события (указывающих на конкретное лицо), и орудия (оружия), применявшегося ими;
б) отображение в нем условий, в которых происходило событие (обстановка места происшествия);
в) наличие на нем (в нем) изменений, связанных с событием;
г) принадлежность определенному лицу, если этот факт имеет значение для дела;
д) использование участниками события;
е) обнаружение в определенном месте или в определенное время, если этот факт имеет значение для дела.
В уголовно-процессуальных кодексах сформулирован перечень наиболее распространенных видов вещественных доказательств, которые классифицируются по нескольким основаниям.67
1) Предметы, которые служили орудиями преступления. Под ними следует понимать любые материальные объекты, специально изготовленные, или приспособленные, или найденные на месте и т. д., которые были использованы для подготовки или совершения преступления, а равно для сокрытия его следов,
) Предметы, которые сохранили на себе следы преступления. Как уже отмечалось, понятие “следы”может применяться в широком и узком значении. В частности, под следами понимаются: а) отображения материальных объектов, воспроизводящие их внешнюю форму, например следы рук, транспорта, орудия взлома и пр.; б) пятна (частицы) различных веществ и т. п.
638
Именно в этом смысле закон говорит о предметах, сохранивших следы преступления (ст. 83 УПК РСФСР).
С помощью следов внешнего строения оказывается часто возможным идентифицировать предметы, их оставившие, а с помощью следов второй группы —обычно лишь установить групповую принадлежность объектов, которые их оставили. Разумеется, доказательственное значение следов не исчерпывается лишь их идентификационными возможностями; они, как и любые другие вещественные Доказательства, помогают также выяснить обстановку события, его ход и другие существенные обстоятельства.
) Предметы, которые были объектами преступных действий обвиняемого. Под ними понимаются конкретные предметы, на которые было непосредственно направлено преступное посягательство (в этом смысле объект преступных действий —иное, более узкое по смыслу понятие, нежели принятое в уголовном праве понятие “объект преступления”).
) Деньги и иные ценности, нажитые преступным путем. Речь идет о: а) наличных деньгах или документах, дающих право на их получение”, сырье и изделиях из драгоценных металлов и камней, иных ценных предметах, которые приобретены непосредственно в результате преступления (в этой части указанная разновидность вещественных доказательств совпадает с предыдущей); б) вещах, приобретенных на деньги, добытые в результате преступления или реализации ценностей или другого имущества, полученных преступным путем.68
Отсутствие в ранее действовавшем законодательстве упоминания о денежных суммах и ценностях как вещественных доказательствах, приводило к известному ограничению использования факта их обнаружения для установления истины; нередко органы расследования и суд рассматривали этот факт лишь в связи с решением вопросов гражданского иска и конфискации имущества.
Ныне действующее законодательство устранило указанный пробел”ориентировав тем самым органы расследования, прокурора, суд на всестороннюю оценку значения по делу обнаруженных денег и ценностей.69
Подчеркивая, что изложенный перечень носит примерный, ориентировочный характер, законодатель дополняет его указанием на то, что к вещественным доказательствам могут относиться и иные предметы, отвечающие сформулированному в ст. 83 УПК
639
РСФСР общему их определению. К числу, иных вещественных доказательств можно, в частности, отнести “продукты”преступной деятельности (оружие, изготовленное для незаконного ношения или хранения; фальсифицированные товары; изделия, изготовленные в результате занятия незаконным промыслом; вещи, забытые или обнаруженные на месте происшествия, и т. д.).70
Материальная среда, в которой было совершено преступление, и остались его следы, ограничена определенным пространством.Это пространство принято именовать местом происшествия. В пределах места происшествия связь преступления с материальной средой может выразиться в том, что: а) преступление совершено с помощью оставшихся на данной территории орудий; б) преступление направлено на один из объектов, находящихся на данной территории; в) на предметах оставлены следы действий преступника; г) преступление совершено в данной обстановке, хотя сама эта обстановка не претерпела в связи с преступлением видимых изменений.
Все эти виды взаимосвязи преступных действий с окружающей средой обусловливают приобретение последней специфических особенностей, имеющих доказательственное значение, связанное с преступлением причинно-следственными, пространственными и, иными связями. Объекты той среды образуют единый криминалистический комплекс, который и составляет содержание понятия “место происшествия”. Одной из характеристик этого комплекса служит обстановка места происшествия.71
640
Поскольку вещественное доказательство, изъятое из обстановки, в которой оно обнаружено, и приобщенное к делу, обладает свойствами, связанными с обстановкой, в протоколах осмотра места происшествия, протоколах осмотра предмета или иных следственных документах фиксируется место изъятия вещественного доказательства и его отношение к другим предметам обстановки.
Надо отметить, что приведенная классификация вещественных доказательств носит в известной Мере условный характер. Например, оружие, похищенное преступником и затем использованное при совершении убийства, одновременно и объект преступных действий, и орудие преступления, и предмет, который сохранил на себе следы преступления.
Цель приведенной в законе классификации —обратить внимание органов расследования и суда на безусловное значение соответствующих предметов как вещественных доказательств, на необходимость поиска вещественных доказательств во всех названных в законе направлениях.
По большей части вещественные объекты служат косвенным доказательством. Однако в некоторых случаях вещественное доказательство можно рассматривать и как прямое доказательство. Например, обнаруженный при обыске пистолет может служить вещественным доказательством по делу о незаконном хранении оружия. Понятно, что прямое одноступенчатое установление события как элемента предмета доказывают в этом случае возможно лишь с использованием данных, содержащихся в протоколе, где указано, у кого и при каких обстоятельствах этот пистолет изъят.
Отрицая возможность существования прямых вещественных доказательств, Р. Д. Рахунов указывает, что следует исходить из определения прямого доказательства, как непосредственно удостоверяющего или опровергающего виновность или невиновность привлеченного к уголовной ответственности.72 Его позиция не может быть признака правильной. Критерий, отделяющий прямое доказательство от косвенного, —характер связи (одноступенчатый или многоступенчатый) доказательства и устанавливаемого
641
элемента предмета доказывания. Оружие, хранимое лицом без разрешения, —по делу о незаконном хранении этим лицом оружия будет таким же прямым доказательством, как, например, показания свидетеля-очевидца по делу об убийстве.
В то же время поличное по делу о краже, будучи, безусловно, важным доказательством возможной причастности обыскиваемого к совершению кражи, лишь через ряд промежуточных выводов связано с событием совершения кражи, ибо обнаруженный при обыске предмет мог попасть к обыскиваемому и иными путями (найден, куплен, передан на хранение другим лицом, подброшен и т. д.). Между тем доказать надо, что он украден. Такое вещественное доказательство является косвенным.
Важное теоретическое и практическое значение имеет вопрос о первоначальных и производных вещественных доказательствах.
Иногда утверждают, что производных вещественных доказательств (копий) не может существовать, так как характерное свойство вещественного доказательства —его незаменимость, ибо оно создается самим фактом и самой обстановкой исследуемого события. Если вещественное доказательство утрачено, нельзя создать другое, которое бы его заменяло.
Эта точка зрения не может быть признана правильной в силу ее противоречия действующему законодательству и практике его применения. При обысках, осмотрах, экспертизах, следственных экспериментах широко применялось и применяется использование копий обнаруженных следов с помощью средств, обеспечивающих точность воспроизведения в копии признаков, имеющих существенное значение. Речь идет о случаях, когда: а) необходимо сохранить указанные признаки с учетом изменчивости объекта; б) необходимо сохранить сам объект, исследуя его свойства на копиях; в) существуют особые свойства вещественного доказательства, как-то: громоздкость, хрупкость, неотделимость от окружающей среды, невозможность длительного хранения и т. п., что делает необходимым для суда обозрение в судебном заседании только производных вещественных доказательств.
Производные вещественные доказательства закрепляют и сохраняют исчезнувшие или могущие исчезнуть свойства первоначального вещественного доказательства в том виде, в каком они были в момент снятия копии.
Выше мы уже отмечали, что фактические данные извлекаются из некоторых свойств вещи. Такое определение вещественного доказательства позволяет обосновать и принципиальную возможность существования производных вещественных доказательств.
Производное вещественное доказательство может быть получено только в том случае, если требуется копия, слепок, оттиск фиксируемых свойств, относящихся к категории внешних, поверхностных, поддающихся воспроизведению. Нельзя получить
642
полностью адекватную копию вещи, тождественной только самой себе, но можно воспроизвести некоторые ее свойства. Логически это выглядит следующим образом: вещь А обладает свойством Б, имеющим доказательственное значение. Изготовлена вещь В тоже со свойством Б. Совпадение двух свойств вовсе не означает тождественности вещи А и вещи В. Но так как у А и В имеется одинаковое свойство, то достаточно изучить это свойство у одной вещи, чтобы иметь о нем представление и применительно к другой. Если мы можем создать вещь В, обладающую тем же свойством Б, что и вещь А, которая могла бы быть первоначальным вещественным доказательством, то это будет означать, что мы создали производное вещественное доказательство, не повторяющее самой вещи А, но дающее возможность исследовать опосредствованно ее свойства '.
Отличие производного вещественного доказательства от первоначального заключается в том, что оно состоит из иного материала (вещества), имеет в связи с этим другой вес, цвет и т. п. В то же время оно адекватно передает форму (конфигурацию), расположение и характер признаков, имеющих доказательственное значение, и поэтому может быть —в этих пределах —использовано, например, для установления следообразующего объекта.
Невозможность придать производному вещественному доказательству все свойства первоначального объекта вовсе не означает отрицания самого понятия производных доказательств —копий и слепков, как утверждает А. М. Ларин. Он пишет: “Никакая копия не обеспечивает абсолютного тождества. Делая слепок или оттиск, следователь не может априорно определить, какие свойства вещественного доказательства могут оказаться существенными в дальнейшем. Самый совершенный слепок воспроизводит только внешние очертания предмета, лишая представления о химическом составе, цвете, весе, запахе и других качествах вещественного доказательства, которые могут оказаться существенными в будущем”.
' См. Р. С. Белкин, А. И. Винберг, Криминалистика и доказывание, М., 1969, гл. 4.
А. Ларин, Некоторые проблемы теории доказательств, “Социалистическая законность”г. № 8, стр. 53. Не считая слепки и оттиски производными доказательствами (и не рассматривая вопрос, чем же они являются), А. Ларин предлагает считать таковыми предметы, сходные с “подлинными”вещественными доказательствами, но заведомо ими не являющиеся (такой же нож, такие же часы и т. п.). Действительно, следственная и судебная практика знает случаи, когда использование таких объектов необходимо при доказывании (при следственном эксперименте, допросе, предъявлении для опознания, экспертизе), если подлинный объект не обнаружен, утрачен или нельзя подвергнуть его опасности изменения. Однако такие объекты не являются производными от первоначального доказательства, а лишь сходны с ним; они передают неиндивидуальные, а лишь родовые признаки. И, наконец, самое главное, эти объекты “производны”от описания вещественного доказательства —в показаниях, протоколе осмотра и т. п. —и в этом смысле они представляют как бы вещественное, а не непосредственное запечатление существенных для дела признаков (примеч. редколлегии).
643
Отсюда делается вывод, что поскольку нельзя создать объект, обладающий всеми свойствами другого объекта, постольку не имеет смысла создавать объекты, обладающие лишь частью свойства оригинала. В действительности перед следователем вообще не стоит задача воспроизведения при копировании всех свойств первоначального вещественного доказательства, да и само копирование предпринимается только тогда, когда этим способом можно передать интересующие следователя свойства объекта. В частности, копии обычно получают с тех объектов, которые подлежат криминалистическому, исследованию, имеющему обычно дело с внешней формой предмета, вполне поддающейся воспроизведению на новом объекте при помощи современных средств копирования.73
Производное вещественное доказательство —это модель, воспроизводящая определенные свойства оригинала.74 Эта связь производного вещественного доказательства как модели со своим оригиналом обусловливает познавательную функцию производного вещественного доказательства: на нее как бы переносится часть доказательственной информации, содержащейся в оригинале и относящейся к тем ее признакам, которые поддаются копированию. Передаваемая производным вещественным доказательством информация несет в себе данные о первоначальном акте отражения и, следовательно, о воздействующем факте.75
Представляется, что процессуальный режим приобщения к делу, хранения, использования первоначальных и производных вещественных доказательств должен быть одинаков и полностью обеспечивать сохранность как первоначальных, так и производных вещественных доказательств.76
Действующий закон указывает, что в необходимых случаях следователь производит осмотр и изготавливает слепки и от-
644
тиски следов (ст. 179 УПК РСФСР). Копии вещественных доказательств подходят и под общее определение вещественных доказательств, данное в ст. 83 УПК РСФСР (“все другие предметы...”и т. д.).
Приведенные выше соображения дают основание для предложения об уточнении текста закона специальным указанием, что на копии (производные вещественные доказательства), распространяется весь режим процессуального закрепления вещественных доказательств (в частности, приобщение их особым постановлением) . Тем самым порядок введения производных вещественных доказательств в материалы дела наиболее полно обеспечивается средствами удостоверения их подлинности и достоверности.
Значительный теоретический и практический интерес представляют вопросы использования при доказывании образцов для сравнительного исследования.
В процессуальной и криминалистической литературе высказаны различные взгляды на природу образцов:
а) образцы для сравнительного исследования представляют по существу вещественные доказательства, и на них распространяется процессуальный режим вещественных доказательств;77
б) образцы для сравнительного исследования относятся к так называемым заменимым вещественным доказательствам в отличие от приобщаемых к делу незаменимых вещественных доказательств;78
в) образцы для сравнительного исследования не вещественные доказательства, они имеют самостоятельное значение, будучи объектами, призванными способствовать исследованию личности и предметов для установления обстоятельств, имеющих значение для дела;79
г) это вспомогательные “технические средства”, не имеющие доказательственного значения, которое имеют лишь результаты их сопоставления с вещественными доказательствами.80
Представляется, что образцы —это особая категория объектов, используемых в уголовном процессе в связи с необходимостью широко применять сравнительное исследование для установления истины по уголовному делу.
По своей природе образцы близко примыкают к вещественным доказательствам. Однако они имеют иное происхождение, они не создаются исследуемым событием, подобно вещественным доказательствам, не присущи ему.
Иногда предлагают считать образцы для сравнительного исследования вещественными доказательствами на том лишь основании, что без сравнения с образцами теряют свое значение вещественные доказательства.81 Сторонники такого взгляда игнорируют, однако, объективную связь вещественных доказательств с исследуемым событием и наличие у них в ряде случаев самостоятельного значения, приобретаемого не через сравнение с образцами, а в результате таких следственных действий, как осмотр, предъявление для опознания, следственный эксперимент, с помощью которых могут быть установлены связи данного вещественного доказательства с исследуемым событием.
Получение образцов почерка (и иных) от обвиняемого, свидетеля и потерпевшего для сравнительного исследования, осуществляемое по инициативе следователя или суда, —это самостоятельное следственное действие.82
Для него характерны (ст. 186 УПК РСФСР): а) обязательность вынесения постановления (определения) о получении образцов для сравнительного исследования; б) необходимость фиксировать в протоколе условия и методы получения образцов, их количество и признаки с тем, чтобы можно было оценить достаточность базы сравнительного исследования; в) обязательность постановления (определения) для лица, в отношении которого оно вынесено.83
Прд образцами в криминалистике понимаются различные объекты, воспроизводимые и изымаемые по постановлению следователя (определению суда) для сравнительного исследования. Эти образцы при всем их разнообразии могут быть разделены на две группы. К первой относятся образцы, отражающие фиксированные признаки иного объекта. Эти образцы играют роль идентифицирующих объектов. 'К их числу относятся: образцы —непосредственные отображения (отпечатки пальцев, оттиски орудий взлома и т. д.); образцы—сложные отражения навыка, выраженного в почерке, профессиональных приемах и т. д. Ко второй группе образцов относятся объекты, отражающие свои собственные признаки родового или видового характера и служащие для установления групповой принадлежности. К их числу относятся части материала или вещества (кровь, волосы, слюна, краска, бумага и т. п.); так называемые “средние пробы”(например, зерна) и другие образцы, служащие сравнительными объектами при установлении групповой принадлежности (сорт, класс, тип, вид и т. д.).
В любом случае, однако, образцы в отличие от вещественных доказательств не имеют самостоятельного значения по делу; само их появление определяется необходимостью производства сравнительного исследования вещественного доказательства.
Отсутствие самостоятельного значения не есть, однако, отсутствие доказательственного значения вообще. Если бы образцы не имели такого значения, результаты их изучения нельзя было бы использовать в доказывании. В действительности образцы несут доказательственную информацию о фактах, имеющих существенное значение.
Во многих случаях вещественными доказательствами являются документы. Поэтому важно отграничить такие вещественные доказательства от иных документов. Они могут быть классифицированы следующим образом: .
а) документы как средства (орудия) совершения преступления. К ним относятся различные поддельные счета, расписки, отчетные документы, поддельные железнодорожные билеты, трудовые и расчетные книжки, свидетельства о болезни и другие документы, которые были использованы с целью преступного завладения деньгами и товарно-материальными ценностями, незаконного получения льгот или освобождения от обязанностей
647
и т. д.; б) документы как средства сокрытия преступных действий или личности преступника. К этому виду относятся любые документы, которые используются преступником, чтобы скрыть совершенное преступление, направить следствие и суд по ложному пути, а равно способствовать уклонению виновного от следствия и суда; в) документы как средства установления личности преступника, потерпевшего, происхождения похищенного и других существенных обстоятельств по делу. К таким документам будет относиться, например, записка с адресом, обнаруженная в кармане одежды неопознанного трупа, и т. д.
Определение вещественного доказательства было бы неполным, если не упомянуть о необходимости присущей ему процессуальной формы. К элементам этой формы относятся: а) процессуальный документ, содержащий данные о происхождении материального объекта; б) протокол осмотра этого объекта (ст. ст. 84, 179 УПК РСФСР); в) постановление о приобщении данного объекта к делу (ст. 83 УПК РСФСР); г) объект, приобщенный “в натуре”.
Только совокупность указанных элементов обусловливает превращение объекта, могущего быть вещественным доказательством, в вещественное доказательство.
Мнение, что предмет признается вещественным доказательством только тогда, когда после его осмотра выносится специальное постановление, объясняющее, что именно делает этот предмет таким доказательством, в настоящее время общепринято.84 Спорным, однако, оказался вопрос о том, когда нужно выносить такое постановление. Некоторые авторы считают, что это должно быть сделано сразу по обнаружении (осмотре) предмета, возможно запечатлевшего признаки, существенные для дела85; другие же —что предмет нужно приобщать к делу только после того, как будет установлено, что он является вещественным доказательством, т. е. действительно содержит эти признаки.
Сторонники первой из указанных точек зрения ссылаются на то, что, во-первых, закон говорит о предметах, могущих служить средством установления фактических обстоятельств дела, и, следовательно, для признания объекта вещественным доказательством достаточно предположительно решить вопрос о возможном
648
наличии соответствующих признаков. Во-вторых, в тех случаях, когда для окончательного установления у объекта признаков, существенных для дела, требуется экспертиза, она должна иметь своим предметом вещественные доказательства, а не объекты, не имеющие определенного процессуального статута. В-третьих, промедление с приобщением объекта к делу в качестве вещественного доказательства может повлечь его повреждение или утрату.
Эти доводы, однако, не представляются достаточно убедительными.
Прежде всего закон говорит о предметах, которые могут служить средством установления фактических обстоятельств дела в том смысле, что предположительна относимость к делу имеющихся у них признаков (вопрос об относимости по большей части окончательно решается лишь при оценке совокупности собранных доказательств), а не само наличие соответствующих признаков.
В ряде случаев для установления того, что объект обладает признаками, возможно относящимися к делу, достаточно его осмотра. В других случаях необходимы также допросы, следственный эксперимент или экспертиза и т. п. Очевидно, что выносить постановление о признании, вещественным доказательством объекта, на котором имеется пятно, похожее на кровь, было бы преждевременно, пока не будет установлено, что это действительно следы крови, а не ржавчины или другого вещества.
Нельзя согласиться и с другими аргументами сторонников критикуемой точки зрения. В частности, не случайно закон говорит о направлении на экспертизу не вещественных доказательств, а материалов (ст. ст. 82, 184, 191 УПК РСФСР).
Применительно к объектам, изымаемым при осмотре (ст. ст. 179, 182 УПК РСФСР) и при обыске (ст. ст. 170-172, 176 УПК РСФСР), закон также говорит не о вещественных доказательствах, а о “предметах и документах”, одновременно предусматривая необходимые меры, обеспечивающие их подлинность и целостность (осмотр и описание в протоколе, фотографирование, опечатывание, составление описи и т. д.). Таким образом, отсрочка с вынесением постановления о приобщении предмета к делу в качестве вещественного доказательства отнюдь не означает, что не будет обеспечена его сохранность.
Таким образом, постановление о приобщении объекта к делу в качестве вещественного доказательства выносится после того, как будет установлено, что те или иные признаки достоверно имеются у объекта и, возможно, относятся к делу. Иное решение вопроса привело бы к загромождению дела ненужными документами (постановления о приобщении к делу объектов, фактически не являющихся вещественными доказательствами).
649
§ 2. ОСОБЕННОСТИ СОБИРАНИЯ И ОЦЕНКИ ВЕЩЕСТВЕННЫХ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ
Уголовно-процессуальный закон предусматривает ряд следственных и судебных действий, в ходе которых органы дознания, предварительного следствия и суд собирают и проверяют вещественные доказательства. Регламентация порядка и способов собирания вещественных доказательств направлена на то, чтобы с учетом характера содержащейся в них фактической информации обеспечить полноту ее выявления, точность закрепления в деле, сохранность и неизменность. В частности, преследуется цель зафиксировать место и условия обнаружения вещественного доказательства; обеспечить и удостоверить его подлинность (т. е. исключить возможность подмены и подделки); при необходимости возможно более полно использовать вспомогательные способы фиксации существенных для дела свойств вещественного доказательства. Реализация требований закона обеспечивает, с одной стороны, максимальную полноту собирания и проверки имеющихся вещественных доказательств, а с другой —устраняет загромождение дела ненужными для его расследования и рассмотрения предметами, обеспечивает сохранность вещественных доказательств и в случае их порчи или утраты возможность сохранения их копий, описаний, рисунков и т. д.
Процессуальные правила собирания и исследования вещественных доказательств учитывают, в частности, неповторимость в ряде случаев следственного действия, с помощью которого был обнаружен объект, и связанную с этим необходимость удостоверить факт и обстоятельства обнаружения, равно как и наличие в этот момент у объекта тех признаков, которые используются при доказывании.
Существенное значение имеют следующие, правила процессуального регулирования собирания и проверки вещественных доказательств:
а) предусматривается обязательное присутствие понятых при следственных действиях, в ходе которых осуществляется собирание вещественных доказательств и фиксируются обстоятельства их обнаружения. На понятых закон возлагает обязанность удостоверить факт, содержание и результаты действий, при производстве которых они присутствовали, т. е. удостоверить, насколько правильно в протоколе следственного действия отражен процесс его проведения и полученные результаты.86
Отсутствие понятых при обнаружении и изъятии следов и предметов, а равно нарушение органами расследования требований закона относительно состава понятых, по общему правилу, влечет недопустимость приобщенных объектов в качестве доказательств, так как создает неустранимое сомнение относительно факта и обстоятельств их обнаружения и изъятия;
б) устанавливается возможность присутствия при производстве следственных (судебных) действий по собиранию вещественных доказательств лиц, законные интересы которых могут быть затронуты фактом. производства и результатами этих действий или которые могут указать местонахождение следов и других объектов (ст. ст. 169, 179 УПК РСФСР);
в) предусматривается применение научно-технических средств для фиксации вещественных доказательств, а равно запечатления места и обстоятельств их обнаружения (копирование, фотографирование, составление планов, схем и т., д.). В этих же целях используется помощь специалистов. Нарушение указанных требований закона также может создать в ряде случаев сомнение в полноте, объективности, всесторонности результатов осмотра, обыска и т. п.;
г) установлена возможность проведения осмотра для собирания вещественных доказательств, если имеется опасность утраты объектов или изменения их признаков до возбуждения уголовного дела (ст. 178 УПК РСФСР). Предусматривается возможность производства в порядке исключения обыска в ночное время (ст. 170 УПК РСФСР);
д) установлен порядок хранения вещественного доказательства, исключающий его подмену, утрату или изменение существенных для дела признаков. Так, ст. 84 УПК РСФСР устанавливает, что вещественные доказательства должны быть описаны в протоколе осмотра и по возможности сфотографированы. О необходимости упаковать и опечатать предметы, обнаруженные при выемке, обыске, осмотре места происшествия, местности и помещения, говорится и в ст. ст. 171, 179 УПК РСФСР. Храниться вещественные доказательства должны (кроме тех случаев, когда такая возможность исключена) при деле;
651
е) процесс собирания и проверки вещественных доказательств обязательно отражается в процессуальных документах, наличие и содержание которых должно свидетельствовать о соблюдении установленных законом правил.
Собирание и проверка вещественных доказательств осуществляются в течение всего процесса доказывания по делу. Было бы неверно, в частности, игнорировать возможности, которыми обладает суд не только для исследования уже имеющихся в деле, но и для собирания новых вещественных доказательств.
Вместе с тем в силу тех задач, которые уголовно-процессуальный закон ставит перед дознанием и предварительным следствием, основная работа по собиранию вещественных доказательств должна выполняться на этих стадиях производства по делу.
Вещественные доказательства чаще всего собирают в хода таких следственных действий, как выемка, обыск, осмотр, причем следственная и судебная практика свидетельствуют, что неиспользование органами расследования имеющихся возможностей собирания вещественных доказательств часто не может быть восполнено в дальнейшем.
Говоря о фиксации результатов выемки и обыска, закон (ст. 176 УПК РСФСР) требует, чтобы в протоколе было указано, выданы ли предметы и документы, подлежащие изъятию, добровольно или изъяты принудительно, в каком именно месте и при каких обстоятельствах они были обнаружены. Кроме того, в протоколе или в приложенной к нему описи должно быть перечислено все изымаемое”с точным указанием количества, меры, веса или индивидуальных признаков и по возможности стоимости.
Указанные требования закона направлены на то, чтобы гарантировать возможность использования объектов, обнаруженных при выемке и обыске, в качестве вещественных доказательств.
Обыск и выемка могут быть, с .нашей точки зрения, произведены и по усмотрению суда. Найдя это необходимым, суд может, не возвращая дело на доследование, вынести определение об обыске или выемке, поручив его исполнение органу, милиции.
Эта точка зрения находят известное обоснование в тексте ст. 70 УПК РСФСР, хотя сам порядок обыска в присутствии суда закон не регламентирует. Несомненно, что обыск, производимый в присутствии суда (например, для изъятия записки, переданной подсудимому), не требует приглашения понятых. Обыск по поручению суда производится в обычном порядке. Вещественные доказательства, обнаруженные при обыске или выемке в суде, подлежат исследованию и приобщаются к делу определением.87
652
Предоставляя органу расследования и суду возможность отыскивать и принудительно изымать объекты, имеющие значение для дела, путем обыска или выемки, законодатель уделил большое внимание тому, чтобы эти процессуальные действия не применялись в противоречии с их назначением. В частности, закон устанавливает обязательность вынесения мотивированного постановления о производстве выемки и проверку прокурором достаточности оснований для обыска, производимого на предварительном следствии и дознании (ст. ст. 167—УПК РСФСР).
Эти указания закона (как правило, относящиеся к присутствию заинтересованных лиц при обыске, выемке и их участию в составлении протокола, порядку вскрытия запертых помещений и т. д.) —наглядное свидетельство органического сочетания гарантий установления истины по делу и охраны законных интересов граждан как взаимосвязанных сторон единой системы процессуальных гарантий доказывания в советском судопроизводстве.
Предметы могут быть представлены органу расследования (суду) гражданином, представителем общественности, должностным лицом, его обнаружившим (ст. 70 УПК РСФСР). Представление отличается от выемки отсутствием требования лица, осуществляющего производство по делу; предмет передается следователю (суду) Не по его требованию, а по инициативе передающего. Понятно, что передача предмета осуществляется в порядке, который должен обеспечить установление и фиксацию места, времени, обстоятельств обнаружения объекта и его существенные признаки.88
653
Одна из основных задач осмотра, как и обыска, —собирание вещественных доказательств. Однако осмотр и обыск значительно различаются по характеру, так как обыск связан с поиском предметов и документов, находящихся во владении какого-либо лица и скрываемых им.
Вещественные доказательства могут быть обнаружены при производстве осмотра места происшествия, местности, помещений, при осмотре трупа и освидетельствовании живых лиц. Предметы, обнаруженные при выемке, осмотре места происшествия, местности и помещения, следователь должен осматривать для того, чтобы найти признаки, указывающие на возможную относимость к делу. Как правило, этот осмотр осуществляется на месте производства следственного действия и его результаты заносятся в протокол указанного следственного действия. Если же для осмотра предметов требуется продолжительное время или на месте обнаружения нет для этого благоприятных условий, осмотр производится по месту производства следствия. Понятно, что исследуются подробно только объекты, которые могут оказаться относящимися к делу. Нельзя сводить осмотр к механической фиксации всего обнаруженного.89
Закон специально требует фиксировать при осмотре обнаруженное именно в том виде, в какой оно наблюдалось в ходе осмотра. Это относится и к вещественным доказательствам. Заявления лиц, обнаруживших место происшествия или предмет, о том, что те или иные следы и признаки появились позднее (например, оставлены этими лицами), должны быть проверены в ходе расследования. Не следует перед осмотром прибегать к “реконструкции”первоначального вида объектов со слов заявителей. Последние могут ошибаться или вводить следователя в заблуждение. В ходе осмотра также недопустимо осуществлять реконструкцию обстановки, ибо это может привести к утрате реально имеющихся и появлению в деле мнимых вещественных доказательств.90 Реконструкция может быть тактическим приемом следственного эксперимента, но не осмотра.91
Принцип непосредственности требует от состава суда при рассмотрении дела самостоятельно исследовать все доказатель-
654
ства по делу. В частности, закон требует, чтобы вещественные доказательства, находящиеся в деле и представленные в судебное заседание, были осмотрены судом и предъявлены участникам процесса (ст. 291 УПК РСФСР). Если указанное требование не было соблюдено, это означает, что вещественные доказательства на судебном следствии не исследовались и поэтому ни суд, ни участники процесса не могут делать на их основе какие-либо выводы.
Представляется, что осмотр вещественных доказательств целесообразнее всего производить по ходу исследования тех обстоятельств, к которым данное вещественное доказательство имеет непосредственное отношение. Результаты осмотра фиксируются в протоколе судебного заседания.
При проведении следственного эксперимента как способа исследования свойств материальных объектов иногда практикуется замена при опытах подлинного объекта другим, подобным ему объектом (например, перепиливание дужки замка той же системы).
Представляется, что в этих и некоторых других случаях следственный эксперимент, будучи способом исследования имеющихся доказательств, приводит к появлению новых вещественных доказательств, каковыми становятся материальные результаты опытов, используемых при доказывании. Например, если обвиняемый в подделке документов изъявляет желание воспроизвести свои действия и изготовляет в ходе эксперимента поддельные оттиски печатей или штампов, то эти объекты могут быть приобщены к делу в качестве вещественных доказательств.
Исследование свойств предметов может производиться и в ходе судебного эксперимента. Необходимость в нем может возникнуть либо когда у суда вызвали сомнение результаты следственного эксперимента, произведенного на предварительном расследовании, либо когда путем эксперимента представляется возможным должным образом исследовать какое-либо доказательство. Судебный эксперимент производится всем составом суда в ходе судебного заседания.
Вещественные доказательства могут быть обнаружены при проведении такого следственного действия, как проверка показаний на месте. В ходе этого следственного действия нередко обнаруживаются следы и предметы, имеющие значение для дела. Обычно это бывает в тех случаях, когда проверка показаний производится на месте, которое ранее не осматривалось. Факт обнаружения следа или предмета должен отражаться в. протоколе данного следственного действия. Что же касается исследования следа или предмета путем его осмотра, то здесь, на наш взгляд, следует руководствоваться ст. 179 УПК РСФСР. Осмотр следов и предметов, обнаруженных при проверке показаний на месте, может быть произведен как там, где проводилась проверка (с фиксацией его результатов в общем протоколе), так
655
и по месту производства следствия (с составлением протокола?! осмотра). С помощью предъявления для опознания92 осуществляется идентификация по признакам идентифицируемых объектов, запечатлевшихся в памяти опознающего. В результате предъявления для опознания может быть, установлено либо тождество (сходство), либо отсутствие тождества. В зависимости от этого решается вопрос о значении для дела предъявляемого объекта.
Экспертное исследование предмета может иметь место как на предварительном, так и на судебном следствии (ст. 288 УПК РСФСР) (см. гл. XIII).
Рассматривая процессуальные способы собирания и проверки вещественных доказательств, следует остановиться и на таком следственном действии, как допрос.
Путем допроса потерпевшего, свидетеля, подозреваемого, обвиняемого могут быть получены сведения, которые, с одной стороны, способствуют обнаружению объектов, возможно являющихся вещественными доказательствами, а с другой —позволяют решить вопрос об относимости обнаруженных объектов к расследуемому событию, определить их действительное значение для дела.
Наличие в деле подробных показаний, относящихся к характеристике вещественных доказательств, а в случае необходимости —и к обстоятельствам их обнаружения и изъятия, обеспечивает правильную оценку последних. Разумеется, при этом необходимо учитывать не только сведения, содержащиеся в показаниях, но и полученные в результате проведения других следственных действий.
Следует также отметить и то значение, которое имеют обнаруженные по показаниям допрашиваемого вещественные доказательства как средство проверки этих показаний и подтверждения их истинности или как средство изобличения во лжи лиц, дающих неправдивые показания.93
Известный интерес представляет вопрос о доказательственном значении объектов, обнаруженных в процессе оперативно-розыскных действий (ст.ст. 118—УПК РСФСР). Некоторые авторы, уделявшие этому вопросу внимание, полагали, в частности, что объекты, обнаруженные в процессе оперативно-розыскной работы, не могут иметь доказательственного значения.94
656
Как нам представляется; нельзя смешивать два момента: “физическое”обнаружение объекта, могущего служить вещественным доказательством, и его получение органом расследования (судом). В тех случаях, когда объект обнаруживается в ходе осмотра или обыска, эти два момента совпадают. Однако они различны в том случае, когда предметы и следы преступления обнаружили оперативные работники в порядке ст. 118 УПК РСФСР, а затем сообщили об этом следователю и обеспечили возможность собирания их органом расследования или судом.
Закон наделяет правом представления вещественных доказательств органу расследования или суду по собственной инициативе наряду с участниками процесса любых граждан, учреждения, предприятия и организации. Никакого изъятия для оперативных работников при этом не предусматривается.
Важно, чтобы было достоверно известно, кем, где, при каких обстоятельствах предмет обнаружен. Было бы неверно считать, что раз объект обнаружил не орган расследования непосредственно —значит его происхождение неизвестно. Напротив, соответствующие обстоятельства устанавливаются показаниями названных лиц или документами. Последние в свою очередь должны быть приобщены к делу, а затем проверены и оценены. Вопрос о признании предмета вещественным доказательством и в этом случае должен решаться в общем порядке.
Стать на иную точку зрения —значило бы необоснованно ограничить имеющиеся возможности собирания вещественных доказательств, необходимых для установления истины.
К сказанному надо добавить, что действующий закон возложил на органы дознания принятие необходимых оперативно-розыскных мер в целях обнаружения признаков преступления и лиц, его совершивших. При этом могут обнаруживаться объекты, которые, возможно, будут вещественными доказательствами и требуют поэтому немедленного изъятия или закрепления. Очевидно, что соответствующая деятельность органов дознания была бы бесцельной, если бы они не могли передать обнаруженные объекты следователю для решения вопроса об их доказательственном значении.
Если обнаруженные при проведении оперативно-розыскных мер и сфотографированные работником дознания, а впоследствии уничтоженные преступником объекты могут оказаться существенными для дела, возникает вопрос о способе приобщения к делу таких фотоснимков—вещественных доказательств. Можно согласиться с рекомендацией, что условием приобщения такого рода фотоснимков к делу является одновременное приобщение справки или рапорта, устанавливающего время, место и другие обстоятельства произведенной фотосъемки. Если же документальные данные о происхождении фотоснимков такого рода в деле отсутствуют, последние не могут рассматриваться
657
как имеющие доказательственное значение, так как неизвестен источник их происхождения.95
В связи с этим следует подчеркнуть, что установление источника происхождения не самоцель, а средство убедиться в подлинности объекта. Коль скоро сочетание данных, об обстоятельствах его обнаружения оперативным работником и данных исследования самого объекта бесспорно доказывает его достоверность, нет основании отказываться от признания объекта вещественным доказательством только на том основании, что он поступил к следователю от третьего лица. В этом отношении не имеется каких-либо принципиальных различий между объектом, обнаруженным и представленным следователю оперативным работником и представленным участником процесса или любым лицом. Иными словами, рассматриваемый случай —частный случай представления предметов и документов в порядке ст. 70 УПК РСФСР (подробнее см. § 1 гл. VI).
Разумеется, следует самым решительным образом подчеркнуть, что если процессуальным путем не может быть установлена допустимость, достоверность и относимость указанных объектов к событию преступления, то никакого доказательственного значения они иметь не могут. На это обращал внимание Ф. Э. Дзержинский, который писал, что неизвестным источникам, бесконтрольным и не подлежащим проверке, доверять ни в коем случае нельзя.96
Следует остановиться на значении так называемых предварительных исследований вещественных доказательств, осуществляемых следователем.
Предварительным исследованием вещественных доказательств обычно называют их анализ, осуществляемый самим следователем вне процессуальной деятельности (и без включения результатов в материалы дела) для выдвижения и проверки версий и определения процессуальных способов извлечения и использования содержащейся в объектах доказательственной информации. Исследование такого рода “включает в себя выявление, объяснение, а иногда и сравнительную оценку признаков предметов, производимые обычно с помощью специальных приемов и средств”.97
В процессе предварительного исследования следователь, поскольку он обладает соответствующими познаниями, может использовать любую необходимую ему аппаратуру и технические средства, которые применяет в своей деятельности специалист или эксперт. Следователь не вправе лишь проводить исследова-
656
ние, которое подвергает риску сохранность вещественного доказательства. В противном случае это может привести к утрате объектом доказательственного значения, так как нельзя будет произвести экспертное исследование.
Результаты предварительных исследований, поскольку они выходят за рамки следственного осмотра или эксперимента, доказательственного значения не имеют, будучи лишь “ориентирами”для органа расследования.98
Прямое отношение к процессу доказывания имеет вопрос о сроках хранения вещественных доказательств и мерах, принимаемых в отношении их при разрешении уголовного дела.
Соответствующие нормы обеспечивают: а) сохранность вещественных доказательств в течение всего процесса доказывания; б) возврат ценностей и других вещей их законным владельцам по миновании необходимости в использовании этих объектов при доказывании; в) неразглашение обстоятельств интимной жизни граждан; г) изъятие орудий преступления и вещей, запрещенных к обращению, с тем, чтобы предупредить возможность совершения новых преступлений с использованием этих же объектов.
По общему правилу, вещественное доказательство хранится до вступления в законную силу приговора, определения, постановления о прекращении дела.99
В отдельных случаях, если это возможно без ущерба для расследования или судебного рассмотрения дела, вещественные доказательства могут быть возвращены владельцам досрочно (ч. 2 ст. 85 УПК РСФСР). К этим случаям можно, например, отнести возврат потерпевшему похищенных вещей, если вопрос о их принадлежности не является спорным и вещи уже исследованы путем осмотра, экспертизы, предъявления для опознания и т. д.
Однако в указанных случаях владельца вещественных доказательств нужно предупредить, чтобы он сохранял их до окончательного разрешения дела с тем, чтобы они могли быть в любой момент представлены следователю или суду.
Досрочно могут быть возвращены законным владельцам или переданы для реализации скоропортящиеся товары. Однако и в этом случае для того, чтобы доказывание не было затруднено,
659
эти товары должны быть предварительно исследованы с тем, чтобы исключить возможные споры о их фактическом виде и качестве.100
На документы, фигурирующие в деле в качестве вещественных доказательств, законодатель не распространяет установленные применительно ко всем другим вещественным доказательствам сроки хранения, так как хранение их не представляет практически трудностей. Поэтому они остаются при деле в течение всего срока хранения последнего или передаются заинтересованным учреждениям.
Только после того как уголовное дело, к которому были приобщены вещественные доказательства, окончательно разрешено и только в случае, если эти доказательства не имеют значения для доказывания по другим делам, принимаются меры, предусмотренные законом, по их уничтожению, реализации или передаче заинтересованным лицам (ст. 86 УПК РСФСР).
Оценка вещественных доказательств базируется на тех же исходных положениях, что и оценка всех других доказательств, и представляет собой длящийся процесс, охватывающий все стадии прохождения дела и неразрывно связанный с собиранием и проверкой доказательств. Одной из его особенностей является то, что для достоверного установления относимости вещественного доказательства нередко требуется его исследование. Необходимость этого объясняется, во-первых, тем, что существование или несуществование ряда признаков не может быть достоверно установлено в момент обнаружения предмета путем .его непосредственного обозрения, требует поисковых, исследовательских действий. Во-вторых, тем, что без такого исследования не всегда ясен “механизм”образования того или иного признака и, значит, связь его с исследуемым событием. По образному замечанию Н. Н. Полянского, “вещественные доказательства —“немые свидетели”, однако их можно заставить говорить; для этого в процесс и вводится эксперт. Язык вещественного доказательства —это язык исследующего его эксперта”.101
660
Предварительная оценка вещественных доказательств отражается в постановлениях о приобщении их к делу, о назначении экспертизы и т.д. Она может меняться, отражая общее движение доказывания от незнания к знанию, от предположения к достоверности, до тех пор, пока не будет собрана совокупность фактических данных, необходимая и достаточная для того, чтобы произвести их окончательную оценку.
Так, суд, удостоверившись в подлинности вещественного доказательства, т. е. в том, что объект судебного исследования именно тот предмет, который был обнаружен на предварительном следствии, устанавливает, далее, его неизменность, допустимость, отношение к рассматриваемому делу, изучая все обстоятельства, связанные с его обнаружением, фиксацией, исследованием и хранением. Осуществляется это путем допроса подсудимых, свидетелей, потерпевших, экспертов, а в случае необходимости —путем оглашения протоколов и заключений, составленных на предварительном следствии. Окончательная оценка вещественного доказательства дается судом в приговоре.
Следует решительно отвергнуть высказывания, прямо или косвенно противопоставляющие вещественные доказательства как “лучшие”другим доказательствам как “худшим”и, следовательно, ориентирующие на сужение объема проверки вещественных доказательств, на предустановленную оценку их достоверности и значения по делу.
Следует подчеркнуть бесплодность самой постановки вопроса о большей или меньшей достоверности доказательств в зависимости от их вида. Решить, вопрос о достоверности можно на основе анализа конкретного доказательства с точки зрения условий формирования, появления в деле, содержания. Деление доказательств на вещественные, документы, показания, заключения экспертов определяет особенности собирания, проверки и оценки их, но не сравнительную ценность.
На точность и полноту фактических данных, извлекаемых из вещественных доказательств, не влияют те “помехи”, которые приходится учитывать, предупреждать и устранять при оперировании, например, показаниями. Однако и им свойственны свои “помехи”, связанные, в частности, с неочевидностью некоторых существенных для дела признаков объекта; опасностью утраты объекта или изменения его свойств; необходимостью часто оперировать вещественными доказательствами в комплексе с заключением эксперта или показаниями. Нельзя забывать, как правильно указывает М. А. Чельцов, и о возможности фальсификации вещественных доказательств (изменение характера и уничтожение
661
следов, подбрасывание поличного, оставление на месте происшествия предметов, принадлежащих непричастному к делу лицу, и т. д.) с целью отвлечь внимание от истинных преступников, обвинить других лиц и т. п.102
Противоречия между вещественными доказательствами и другими доказательствами, собранными по делу, должны решаться путем исследования причин этих противоречий по существу (в том числе проверки версий о фальсификации или изменении свойств вещественного доказательства), а не за счет признания вещественных доказательств “более достоверными”.
При оценке вещественных доказательств прослеживается весь процесс их формирования (“механизм”образования, обстоятельства обнаружения, условия хранения и т. д.) и только после этого делается вывод о допустимости и относимости к делу. На основании изучения существенных для дела признаков объектов в сопоставлении с другими доказательствами (в том числе с фактическими данными о времени, месте, обстоятельствах обнаружения и условиях хранения), а равно с результатами экспертиз, следственных экспериментов, допросов, осмотров и т. п., проведенных для исследования и проверки вещественного доказательства, делается окончательный вывод о том, какие факты по делу им устанавливаются и какое значение они имеют.
Как уже отмечалось применительно к другим видам доказательств, оценка их (предварительная и окончательная) неразрывно связана с проверкой. Это полностью относится и к вещественным доказательствам. Отсутствие у них предустановленной достоверности и других преимуществ требует в каждом конкретном случае выяснения их действительного значения. Это предполагает необходимость проверки, результаты которой помогут сделать правильные выводы при оценке.
Проверяется: а) подлинность вещественного доказательства; б) неизменность его свойств с момента обнаружения; в) наличие признаков, возможно относящихся к делу; г) “механизм”их образования. В частности, как отмечает А. И. Трусов, при использовании вещественных доказательств, чтобы не ошибиться в оценке достоверности устанавливаемых ими фактов, исходят из наличия или отсутствия по делу гарантий от возможной подмены вещественных доказательств или их фальсификации; из того, насколько вещи отвечают своему назначению; из соответствия
662
вещественных данных другим доказательствам и установленным по делу фактам.103
Проверка эта осуществляется как путем анализа имеющихся в деле данных, так и путем собирания дополнительных данных.
Материалы осуществлявшихся различными путями исследований вещественного доказательства (осмотра, экспертизы, эксперимента и т. п.) сопоставляются между собой для того, чтобы выяснить, согласуются ли их результаты. Осуществляется сопоставительный анализ групп взаимосвязанных по происхождению вещественных доказательств (например, замка с перепиленной дужкой и опилок, собранных с земли). Такой анализ позволяет, с одной стороны, выявить все существенные для дела признаки каждого объекта, входящего в данную группу; причем признаки эти в значительной части раскрываются именно при таком сопоставлении. С другой стороны, сопоставительный анализ позволяет обнаружить наличие “негативных”обстоятельств, если они имеются.
Группировка объектов, связанных общностью происхождения и как бы дополнительных по отношению друг к другу, представляет эффективный прием проверки и оценки вещественных доказательств.104
Вещественные доказательства сопоставляются также с другими доказательствами, имеющими аналогичное фактическое содержание для взаимопроверки.
Так, количество обнаруженных у обвиняемого товаров, сырья для изготовления самогона может опровергать показания лица, обвиняемого в спекуляции или самогоноварении, что у него не было цели сбыта; количество обнаруженных денег и ценностей —устанавливать, что в заключении эксперта занижен размер причиненного расхитителями ущерба, и т. д.
Таким образом, оценка вещественного доказательства строится не на механическом- “принятии”его или “отсечении”, а на установлении внутренней согласованности или несогласованности с другими доказательствами, включении или невключении в их систему. Специфику имеют приемы, но не цели и не существо проверки и оценки.
ГЛАВАXII. ПРОТОКОЛЫ СЛЕДСТВЕННЫХ И СУДЕБНЫХ ДЕЙСТВИЙ. ИНЫЕ ДОКУМЕНТЫ
§ 1. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ДОКУМЕНТОВ КАК ДОКАЗАТЕЛЬСТВ
Документ в уголовном процессе —это материальный объект, в котором официальное лицо или гражданин общепринятым (общепонятным) или принятым для документа специального вида способом зафиксировал сведения об обстоятельствах, имеющих значение для правильного разрешения уголовного дела.
В юридической литературе существуют различные определения понятия “документ”; при этом важное значение придается трем элементам: характеру сведений, содержащихся в документе;
назначению его и связанному с этим авторству; письменности в исполнении его.
С позиций теории доказательств в уголовном процессе документ важен как материально-фиксированная форма сообщения фактических данных.
Эти фактические данные могут относиться к явлениям чрезвычайно разнообразным, что обусловливается конкретными обстоятельствами уголовного дела. Главным и в то же время совершенно обязательным признаком этих данных является их относимость.
Иногда делаются попытки ограничить уголовно-процессуальное понятие документа со стороны содержания фактических данных. Высказывается мнение, что обязательным признаком документа является предназначение его для удостоверения юридических фактов.105
664
Анализ уголовно-процессуального закона, приводит к выводу о необоснованности этого ограничения. Судебная практика стоит на позиции широкого использования документов как доказательств при условии соблюдения требований к форме и содержанию документов, определяющих допустимость и относимость их в качестве доказательств.
Документ, как и доказательство любого другого вида, сам по себе не имеет предустановленного значения. Фактические данные, содержащиеся в протоколах, справках и т. п., подлежат проверке и оценке на общих основаниях.
Материалами документов могут служить: писчая бумага, фотобумага, кинопленка, фотопленка, ткань и др. Запечатление на них сведений может быть осуществлено с помощью букв, цифр, стенографических, телеграфных и других знаков, условных изображений, понятных для лиц, использующих или могущих использовать данный документ. Сведения могут фиксироваться человеком непосредственно, а также с помощью различных приспособлений, аппаратов, машин и др.
В уголовно-правовой литературе в качестве основного признака документа нередко называют его письменную форму, причем эта характеристика в ряде случаев распространяется на определение документа в советском праве вообще.106
Но, как показано выше, письменность —лишь один из способов фиксации информации о существенных обстоятельствах уголовного дела. В доказывании наиболее распространены документы в письменной форме, но они выступают и в иных формах. В связи с этим определение документов как письменных доказательств было бы не вполне точным. Не случайно поэтому в действующем уголовно-процессуальном законодательстве исключено из текста статьи, определяющей понятие документа, указание на его
685
письменный характер.107 В литературе правильно отмечается, что “к документам могут быть отнесены... и акты, выполненные иным способом.., гарантирующим определенную степень объективности и полноты воспроизведения того или иного события”.108
В частности, строительная и технологическая документация, документация по технике безопасности и т. д. в значительной части выполняется с помощью графических изображений (чертежей, схем), математических, химических и иных условных символов и т. п. Такого рода документы широко используются при доказывании по ряду категорий уголовных дел. Не случайно отказ законодателя от применения термина “письменные документы”совпал с законодательной регламентацией порядка использования наряду с протоколированием дополнительных способов фиксации следственных действий —фотографирования, составления планов и схем, звукозаписи (ст. ст. 141, 142 УПК РСФСР). Таким образом, письменные документы представляют лишь одну из разновидностей этого вида доказательств.
Анализ практики использования в процессе доказывания фотографий, схем, звукозаписи и других материалов справочно-удостоверительного характера приводит в выводу, что они играют роль не только иллюстраций. Наглядно воспроизводя описание, имеющееся в протоколе, план, схема и т. п. способствуют точному и правильному усвоению содержания последнего и хотя бы поэтому имеют доказательственное значение. Далее, они позволяют более полно выяснить обстановку и условия, в которых протекало следственное действие, и тем самым как бы расширяют сферу применения принципа непосредственности в судопроизводстве. Наконец, ряд существенных деталей может по тем или иным причинам не быть зафиксирован в протоколе или зафиксирован недостаточно точно. В этих случаях чертеж, план, звукозапись, полученные в ходе следственного или судебного действия, помогут уточнить и восполнить протокол. Как показывает практика, широко используются схемы дорожного происшествия (в качестве составной части протокола осмотра).
Сказанное относительно случаев, когда фотографии, схемы, фонограммы и т. п. изготовляются в ходе следственного действия и приобщаются к протоколу, применимо и к случаям, когда они были изготовлены вне связи с уголовным делом, но содержат све-
686
дения о существенных для дела обстоятельствах. Так, звукозапись истории болезни109 может быть допущена в качестве доказательства по делу.
Доказательственное значение имеют документы, обладающие совокупностью следующих признаков:
а) они содержат сведения, носитель которых известен и которые могут быть проверены;
б) сведения удостоверяются или излагаются органами или лицами, от которых документ исходит, в пределах их должностной компетенции или, если документ исходит от гражданина, в пределах его фактической осведомленности;
в) соблюден установленный законом порядок приобщения документа к делу;
г) фиксируемые в документе сведения о фактах, обстоятельствах имеют значение для данного дела.
Отсутствие в документе хотя бы одного из признаков лишает его доказательственного значения, так как создает неустранимое сомнение в достоверности содержащихся в нем данных или свидетельствует об их неотносимости к делу.
Не будет, например, иметь значения доказательства анонимный, никем не подписанный документ; он не может быть принят как доказательство, хотя бы в нем и содержались важные для дела сведения.110
Протоколы, как и иные документы, исходящие от учреждений, предприятий, организаций, должны иметь официальные реквизиты, установленные для них (штамп, печать, подписи и т. д.).111 Когда сведения а фактах излагаются гражданами, к форме документов могут предъявляться требования лишь в особых случаях (например, доверенность и т. п.). Нарушение порядка составления документа не всегда исключает возможность использования его при доказывании, так как нарушение формы не во всех случаях свидетельствует о неправильности содержания. Поэтому при оценке подобных документов необходимо, не
667
ограничиваясь констатацией допущенных нарушений, выяснить значение и причины последних. Определяя понятие документов как доказательств в уголовном судопроизводстве, закон различает две основные группы:
. Протоколы следственных и судебных действий;
. Иные документы.
Объединяя эти виды доказательств общим именем документов, законодатель исходит из того, что во всех этих случаях речь идет о передаче информации о существенных обстоятельствах дела путем материально-фиксированного отображения сообщений официальных лиц или граждан.
Вместе с тем, будучи сходными в способе запечатления, сохранения и передачи сведений, протоколы и иные документы существенно различаются по времени, порядку, условиям составления, их предназначенности, содержанию сведений и др.
Первоначальным доказательством является документ, содержащий информацию от лица, непосредственно воспринявшего описываемое событие (факт). Между носителем сведений, находящимся в контакте с событием, и содержащим эти сведения документом нет промежуточных носителей информации. Производным доказательством является документ, который отражает информацию, которую его составитель почерпнул из других документов, из сообщений других лиц.
Каждый из названных законом видов документов подразделяется на несколько подвидов по назначению, содержанию и условиям составления.
. Протоколы следственных и судебных действий могут быть разделены на:
а) протоколы допросов;
б) протоколы осмотра, обыска, освидетельствования, выемки, задержания, предъявления для опознания, следственного эксперимента (проверки показаний на месте —в тех союзных республиках, где это действие предусмотрено УПК). Приложениями к протоколам, входящими в качестве составных частей, могут быть: фотоснимки, киноленты, ленты звукозаписи, планы, схемы.112
2. Иные документы могут представлять собой:
а) справки, характеристики, акты ревизий и другие акты, составленные государственными учреждениями или общественными организациями. Они могут быть представлены по требованию суда, органов следствия и дознания либо по инициативе названных учреждений. Они могут составляться в период расследования (рассмотрения) дела либо до этого вне связи с делом.
668
К иным документам относятся также документы, составленные гражданами (частными лицами).
Представляется, что к числу иных документов могут быть также отнесены: заявления, объяснения, протоколы явки с повинной, служащие поводом к возбуждению уголовного дела, документы, удостоверяющие личность.113
Деление на прямые (одноступенчатые) и косвенные (многоступенчатые) доказательства применимой к документам. В протоколах следственных действий, фиксирующих показания свидетелей, обвиняемых, потерпевших, объем и характер информации может быть вполне достаточным для прямого обоснования любого элемента предмета доказывания. Представляется, что некоторые элементы предмета доказывания (событие, время, место, мотивы и т. д.) могут быть прямо установлены протоколами осмотра, обыска и иными дqкyмeнтaми.
Очевидно, что документы могут быть как обвинительными, так и оправдательными доказательствами.
По способу фиксации сведений о существенных для дела обстоятельствах целесообразно различать: 1) документы, исполненные с помощью букв; 2) документы, исполненные с помощью условных графических изображений и специальных знаков (схемы, графики, чертежи, рисунки и т. п.); 3) документы, исполненные с помощью звукозаписи.
Переходя к анализу соотношения документа и вещественного доказательства, следует прежде всего отметить, что в дореволюционной русской (как и зарубежной буржуазной) процессуальной науке господствующим был взгляд, что документы нельзя отграничить от вещественных доказательств: и те, и другие представляют материальные, вещественные объекты. Поэтому документы рассматривались как разновидность вещественных доказательств.114
Эта концепция была воспринята А. Я. Вышинским. “Наш Уголовно-процессуальный кодекс, —писал он, —различает вещественные доказательства и письменные документы, относя те и
669
другие как бы к отдельным видам доказательств. Между тем письменные документы представляют собой лишь вид вещественных доказательств и трактуются обычно как вещественные доказательства”.115 Аналогичная точка зрения высказывалась и некоторыми другими авторами.
С другой стороны, даже авторы, считавшие документы самостоятельным видом доказательств, нередко сопровождали это положение всякого рода оговорками, что усложняло разрешение рассматриваемого вопроса.
Нельзя признать вполне удовлетворительными и предложенные в прошлом рядом авторов критерии для разграничения вещественных доказательств и документов.116
Эти предложения сводятся к различению документов и вещественных доказательств по одному из следующих признаков:
а) документы подтверждают что-либо своим содержанием; вещественные доказательства имеют значение для дела своим внешним видом (следами преступного действия на них); местом и обстоятельствами их обнаружения;117
б) самостоятельным видом доказательств документ, содержащий сведения о существенных обстоятельствах дела, будет в том случае, когда он нужен “не как индивидуальный, незаменимый предмет, а как средство удостоверения описанных в нем фактов”и поэтому его можно заменить другим аналогичным документом или дубликатом.118
Нетрудно заметить, что за основу в обоих случаях берутся признаки, не носящие универсального, присущего каждому документу характера и сами недостаточно определенные.
Действительно, в ряде случаев можно отграничить документ —вещественное доказательство от “просто”документа по тому признаку, что в одном случае важен внешний вид (например,
670
наличие пятен крови), а в других —содержание. Но уже в отношении подложных документов этот критерий не действует: налицо документ —вещественное доказательство, важный именно своим содержанием. Содержанием важно и такое вещественное доказательство, как письмо с угрозами или вымогательского содержания и т. н. В большинстве же случаев значение документа каквещественного доказательства определяется и его содержанием, и признаками, внешними по отношению к содержанию (подлинная накладная, изъятая из делопроизводства и скрытая в тайнике; записная книжка подозреваемого, обнаруженная на месте происшествия, и т. п.).
Критерий индивидуальности, незаменимости также не обеспечивает разграничения двух рассматриваемых видов доказательств.119
Прежде всего в самой формулировке этого положения допущена существенная неточность. С гносеологической точки зрения любой материальный объект индивидуален, неповторим и в этом смысле незаменим. Речь может идти о другом объекте, подобном данному, но не о воссоздании данного объекта. Но даже если говорить только о незаменимости в процессуальном значении для конкретного дела, то и в такой трактовке признак незаменимости не отграничивает должным образом рассматриваемые виды доказательств.
С одной стороны, вещественное доказательство в ряде случаев оказывается заменимым: протоколом осмотра —в тех случаях, когда невозможно изъять или сохранить его в натуре120; протоколом осмотра и показаниями —в случаях утраты вещественного доказательства; копией, воспроизводящей существенные для дела признаки подлинного объекта121; другим объектом (например, другим образцом недоброкачественной продукции и т. д.).
С другой стороны, могут оказаться незаменимыми некоторые документы, не являющиеся вещественными доказательствами. Например, протокол осмотра места происшествия, если обстановка впоследствии была изменена; практически незаменимы иногда документы о рождении (при утере свидетельства о рождении подростка и архивов загса за соответствующий период экспертиза в лучшем случае сможет установить год рождения, но не точную дату).
671
С учетом изложенного представляется, что в основу разграничения вещественных доказательств и документов должен быть положен другой внутренне присущий каждому виду доказательств признак —способ сохранения и передачи информации о существенных обстоятельствах дела. Именно при таком подходе к вопросу удается разобраться в спорных, “пограничных”случаях. Ведь процессуальный режим оперирования каждым видов доказательств построен с учетом особенностей природы соответствующего вида фактических данных, процесса их запечатления и сохранения.
Особенность сохранения и передачи фактической информацией с помощью документов состоит в том, что для этого используются описания событий и фактов с помощью знаковых систем, например с помощью письма или звуковой речи, условных обозначений (чертежей, схем, графиков и т. п.). Сущность же сохранения и передачи фактической информации с помощью вещественных доказательств состоит в непосредственном отображении (в том числе и изображении) определенных объектов, процессов и явлений, а не описании их.
Примером элементарного отображения, сходного с оригиналом, может служить след обуви на грунте, изменение в состоянии предмета, вызванное механическим воздействием на него, и т. п. Частным случаем такого изображения является фотография и кинофильм.122
Документы —вещественные доказательства (ч. 2 ст. 88 УПК РСФСР) сочетают в себе и признаки, свойственные документам, и признаки вещественных доказательств. Их содержание передается с помощью знаковых систем (письмо, условные обозначения). “Вещественные”же признаки их могут быть выражены различно: местонахождение, изменение внешнего вида, следы на поверхности документа и т. д. Для признания документа вещественным доказательством необходимо, чтобы на нем непосредственно отображались признаки существенного для дела обстоятельства (след обвиняемого или потерпевшего; след орудия преступления), чтобы документ был орудием поличным и т. д., чтобы эти признаки были воспроизведены в натуре, а не были переданы в знаковой форме (например, с помощью описания).
672
Рассматриваемый критерий позволяет решить некоторые возникающие в процессуальной теории и практике вопросы. Например, к какому виду доказательств относятся приобщенные к делу о должностном преступлении документы (приказы, резолюции и т. п.), в которых выражены незаконные решения должностного лица, составившего или подписавшего документы. Указанные документы должны быть отнесены в соответствии с ч. 2 ст. 88 УПК РСФСР к вещественным доказательствам. “Просто”документом был бы в данном случае, например, акт ревизора, в котором излагалось (описывалось) содержание незаконных действий должностного лица.
“Документ, в неправильном составлении которого обвиняется то или иное лицо, является вещественным доказательством, которое должно быть обязательно приобщено к материалам уголовного дела”, —подчеркнуто в определении Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССР.123
К какому виду доказательств относятся дневники и письма обвиняемого, в которых подтверждается факт совершения преступления, излагаются связанные с этим переживания и т. п.? Представляется, что эти объекты следует отнести к числу “просто”документов, так как они содержат лишь описание исследуемых событий и действий. В то же время письма клеветнического содержания будут вещественными доказательствами, ибо в их составлении и посылке непосредственно отображено инкриминируемое деяние.
§ 2. ПРОТОКОЛЫ СЛЕДСТВЕННЫХ И СУДЕБНЫХ ДЕЙСТВИЙ
В уголовном процессе под протоколами понимаются письменные акты и приложения к ним, составляемые лицом, производящим дознание, следователем, прокурором, судом при производстве следственных и судебных действий. Мы подробно рассмотрим лишь те из них, которые фиксируют фактические данные, полученные составителем протокола в результате непосредственного наблюдения действий, явлений, материальной обстановки, следов (ст. 87 УПК РСФСР).
Основаниями для выделения протоколов судебных и следственных действий в качестве самостоятельного вида доказательств
673
служит ряд существенных особенностей, характеризующих их появление в деле:
а) протоколы, названные в ст. 87 УПК РСФСР,—основные документы, фиксирующие деятельность органов расследования, прокурора, суда по собиранию доказательств путем производства следственных и судебных действий, включающих результаты непосредственного наблюдения явлений, материальной обстановки,' следов;
б) протоколы фиксируют помимо результатов и самую деятельность лица, производящего дознание, следователя, прокурора, суда —условия и ход следственного (судебного) действия. Будучи средством хранения сведений, протокол излагается в письменной форме как наиболее универсальной; использование иных форм запечатления, сохранения и передачи фактической информации имеет вспомогательное значение (приложения к протоколу);
в) составление протоколов носит процессуальный характер и входит в компетенцию лица, производящего дознание, следователя, прокурора, суда. Порядок составления протоколов детально регламентирован для каждого следственного и судебного действия; нарушение этого порядка может повлечь недопустимость протокола.
В тех случаях, когда в ходе следственного (судебного) действия отдельные действия совершает специалист (например, специалист обнаруживает след, водолаз осматривает затонувшее судно, врач освидетельствует потерпевшего в отсутствие следователя в порядке, предусмотренном ч. 5 ст. 181 УПК РСФСР), протокол составляет следователь.
Процессуальная регламентация касается процедуры составления протоколов данного вида, круга участников, времени и условий составления протокола, его структуры, круга обстоятельств, подлежащих фиксации, последовательности и степени детализации описания, возможности и способа изготовления приложений, удостоверения соответствия содержания протокола происходившему и обнаруженному и т. д. (ст. ст. 102, 141, 264 УПК РСФСР).124 Она направлена на обеспечение полноты и достоверности отражения в деле хода и результатов следственных (судебных) действий соответственно специфике каждого их вида и конкретным условиям производства.125
К числу протоколов следственных и судебных действий как самостоятельной разновидности доказательств относятся в соответствии со ст. 87 УПК РСФСР протоколы осмотра, освидетельствования, выемки, обыска, задержания, предъявления для опознания, следственного эксперимента.
Этот перечень представляется не исчерпывающим. Сюда жеследует отнести протоколы наложения ареста на имущество, проверки показаний на месте (в союзных республиках, где она предусмотрена УПК), получения образцов для сравнительного исследования (ст. 186 УПК РСФСР).
В протоколах осмотра, обыска, следственного эксперимента и т. п. описываются, как указывалось выше, процесс и результаты непосредственного изучения органом расследования или судом действий, явлений, материальной обстановки, следов, в том числе результаты наблюдения за опытными (экспериментальными) действиями.126 В этих случаях следователь, суд выступают в качестве субъектов наблюдения в создаваемых для этого наилучших условиях для полного и точного восприятия и запечатления фактической информации.
Объектом непосредственного наблюдения при этом служат:
а) обстоятельства исследуемого события, продолжающие существовать к моменту производства следственного (судебного) действия (например, обстановка места происшествия); б) материальные следы исследуемого события; в) опытные действия по воспроизведению отдельных обстоятельств и обстановки события и по проверке фактической осведомленности лиц, утверждающих, что им известны эти обстоятельства (следственный (судебный) эксперимент, проверка показаний на месте, предъявление для опознания); г) действия по получению образцов для сравнительного исследования.
В качестве одной из гарантий полноты, достоверности выяснения и запечатления всех существенных признаков наблюдаемых объектов (действий) при производстве названных действий лицом, производящим дознание, следователем, прокурором обязательно присутствие понятых.
При выделении дела в отдельное производство часто используются копии протоколов следственных и судебных действий, надлежащим образом удостоверенные.127 Такие копии являются
675
производными доказательствами. Разумеется, подлинность и держание этих копий подлежат проверке, они ни в коем случае не должны рассматриваться как предустановленно достоверные.128
Основы уголовного судопроизводства (ст. 240 УПК РСФСР) устанавливают обязанность суда первой инстанции непосредственно исследовать доказательства по делу. М. С. Строгович делает отсюда вывод, что материалы предварительного расследования имеют для суда лишь “подсобное значение”. По его мнению, “чрезмерно широкое и частое оглашение на судебном следствие материалов предварительного следствия неизбежно повлечет вытеснение данных судебного следствия данными предварительного следствия, осложнит и затруднит проверку и оценку судом доказательств по делу”.129 В столь общей форме приведенное положение неточно. М. С. Строгович прав, указывая, что протоколы ранее данных показаний могут быть оглашены в суде только в случаях, прямо предусмотренных законом. Однако это не дает оснований ограничивать случаи оглашения в судебном разбирательстве протоколов осмотра места происшествия, обыска и выемки. Эти протоколы в силу прямого указания ст. 240 УПК РСФСР' должны быть оглашены в судебном заседании, ибо без этого невозможна их проверка судом.
Теоретический и практический интерес представляет вопрос о доказательственном значении приложений к протоколам. В силу ст. 141 УПК РСФСР к протоколам могут быть приложены фотоснимки, планы, схемы, слепки и оттиски следов.130
Иногда значение приложений к протоколу сводят к иллюстрации его содержания. Это неправильно. Фотоснимки, схемы, планы
676
и т.п. объекты представляют по существу составную часть протокола, и их доказательственное значение неотделимо от письменного описания.131 Наличие приложений позволяет проверить полноту и точность записей в протоколе путем сопоставления. Иными словами, некоторые фактические данные фиксируются не одним, а двумя или даже тремя способами: запись, фотоснимок, схема. В случаях пробелов в протоколе приложения позволяют их в ряде случаев восполнить. С помощью фотоснимков, киноленты, схемы и т. п. могут быть зафиксированы детали, словесное описание которых затруднительно.132
Таким образом, наличие приложений делает текст протокола более доходчивым, создает при чтении протокола как бы эффект присутствия соответствующего лица при следственном действии133, нередко детализирует содержание протокола; иллюстрационным значением отнюдь не исчерпывается значение приложений к протоколу.
Разумеется, условием использования приложений к протоколу будет запись в тексте протокола о составлении заверенных соответствующими подписями плана, схемы, фото- и киносъемки и т.п., а равно указание основных условий производства соответствующих действий (масштаб плана, способ его съемки, точки и способ фотосъемки, использованная аппаратура и материалы и т. д.). Пояснительные надписи на приложениях должны совпадать по содержанию с записями в протоколе.
Следственная и судебная практика широко используют при доказывании фактические данные, содержащиеся в приложениях к протоколам. Так, фотоснимки группы лиц или объектов, предъявленных для опознания, позволяют проверить соблюдение требования закона о том, чтобы предъявляемые лица (объекты) не имели резких различий по внешности. Отсутствие плана магазина по делу о краже обычно рассматривается как существенный пробел, препятствующий проверке объяснений обвиняемого и по-
677
казаний свидетелей о возможности незаметно остаться в помещении при закрытии магазина.134
Схемы дорожного происшествия в сопоставлении с записями в протоколе осмотра используются для установления дорожной обстановки и определения точных расстояний.
Фотоснимки обстановки места происшествия позволяют нередко уточнить расположение и форму объектов, использовать дополнительные фактические данные, которые в момент осмотра предполагались несущественными и поэтому не были подробно описаны.
Кинодокументы используются для детализации протоколов данными о динамических признаках объектов.135
Можно привести примеры использования результатов киносъемки, производившейся в ходе следственного действия. Так, при расследовании дела водителя автобуса К. и водителя трамвая Т., обвинявшихся в совершении аварии, оба обвиняемых отрицали свою вину, ссылаясь на то, что не могли предотвратить аварию из-за недостаточной зоны видимости. В связи с этим было решено провести следственный эксперимент, чтобы выявить и зафиксировать зону видимости каждого водителя.
В процессе взаимного движения транспорта зоны видимости все время менялись, поэтому нужно было зафиксировать их в различные периоды времени от начала движения до момента столкновения. Это и сделали путем одновременной киносъемки, осуществляющейся с позиции каждого водителя. В результате было установлено, что зоны взаимной видимости водителей обеспечивали возможность предотвращения аварии. Это нашло отражение в протоколе следственного эксперимента. Следователь приобщил кинофильм и магнитофонную ленту с пояснительным текстом к делу в качестве приложения к протоколу следственного эксперимента.
В порядке выполнения ст. 201 УПК РСФСР фильм был по. казан обвиняемым и их адвокатам, о чем был составлен специальный протокол; в протоколе судебного заседания отмечалось, что кинопленка демонстрировалась в судебном заседании.
При перечислении доказательств, изобличающих подсудимых, суд указал в приговоре: “... протоколом следственного эксперимента и киносъемкой производства следственного эксперимента под-
678
тверждается, что зоны взаимной видимости водителей трамвая и автобуса обеспечивали возможность предотвращения аварии”.136
Содержание протоколов следственных и судебных действий (включая приложения к ним) определяется задачей точного и полного запечатления результатов соответствующего действия, а равно хода и условий его производства (с тем, чтобы можно было оценить степень точности и полноты протокола). В этом смысле очевидно, что установленный законом порядок составления протоколов не носит технического характера, он служит гарантией полноты и достоверности фиксируемых протоколом фактических данных. Эти правила оказывают поэтому существенное влияние и на содержание самого следственного действия. В то же время при недоброкачественном составлении протокола доказательственное значение результатов успешно проведенных следственных и судебных действий может быть полностью или частично сведено на нет.
Из протокола осмотра места происшествия не видно, где именно находились пальцевые отпечатки, обнаруженные при осмотре, отметила Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР в определении по делу Р. В результате остались неопровергнутыми объяснения Р., что следы им оставлены в помещении магазина не в связи с кражей, а при производстве там покупок.137
В целом содержание протоколов следственных и судебных действий можно разбить на три части: вводную, описательную, заключительную.138
Первая из них —вводная —в соответствии с указаниями закона (ст. от. 141, 264 и др. УПК РСФСР) фиксирует основания составления протокола, состав участников, время, место следственного (судебного) действия и составления протокола, факт разъяснения прав участникам. Содержащиеся в ней фактические данные имеют важное значение, позволяя обосновать вывод о допустимости и достоверности содержания основной части протокола.
Описательная часть протокола фиксирует последовательность и содержание предпринятых действий, примененные при этом научно-технические приемы и средства139, собранные фактические
679
данные об обстоятельствах, относящихся к предмету доказывания и промежуточным фактам.140 Применительно к обнаружению вещественных объектов фиксируется место обнаружения, характерные и индивидуальные признаки, а равно признаки, в силу которых объект имеет доказательственное значение. При предъявлении для опознания фиксируются конкретные признаки, послужившие основанием для вывода опознающего лица, и т.д.
В заключительной части протокола перечисляется, изъятое указываются меры, принятые для обеспечения сохранности oбнаруженного; фиксируется факт ознакомления с протоколом; излагается содержание заявлений участников следственного (судебного) действия; фиксируется невозможность или отказ со стороны кого-либо из участников подписать протокол (ст. 142 УПК РСФСР). Таким образом, и содержание заключительной части направлено- на обеспечение допустимости и достоверности фактического содержания протокола.
Точность содержания протокола обеспечивается применением правильной и единообразной терминологии, измерением расстояний, размеров, координат, отказом от внесения в протокол приблизительных и неопределенных описаний, предположений и т. д. В протокол вносятся признаки, несомненно наблюдавшиеся его участниками в ходе процессуального действия. Содержание протокола должно обеспечить достоверное отображение хода, условий, результатов следственного (судебного) действия и возможность мысленного его прослеживания в полном объеме.141
§ 3. ИНЫЕ ДОКУМЕНТЫ
Понятие документов как вида доказательств предусмотрено ст. 16 Основ и соответствующими статьями уголовно-процессуальных ко-
680
дексов союзных республик, разграничивающих, как уже отмечалось, протоколы следственных и судебных действий от иных документов. Они могут иметь доказательственное значение независимо от того, составлены ли в связи с возбужденным уголовный делом или нет. С этих позиций “иные документы” могут быть разделены на три группы: а) документы, составленные независимо от производства по уголовному делу, но содержащие описание события, ставшего предметом уголовного дела (например, документы, оформляющие хозяйственную операцию, предоставление квартиры и т.д.), или устанавливающие отдельные факты, обстоятельства, имеющие значение для дела (например, удостоверяющие личность, возраст); б) документы, фиксирующие обстоятельства события, наличие или отсутствие признаков преступления, составленные в стадии возбуждения уголовного дела (акт ревизии, заключение технического инспектора профсоюза, объяснение должностного лица и т. п.); в) документы, фиксирующие фактические данные, известные их составителю лично или из других документов, и составленные по предложению органов расследования и суда или по просьбе участников процесса в период производства по делу (например, справки о расписании движения поездов, характеристики, акты ревизий, проведенных в порядке ст. 70 УПК РСФСР).
Существенное отличие протоколов от иных документов заключается в условиях их составления. Процессуальный закон специально регламентирует порядок составления протоколов следственных и судебных действий, имея в виду обеспечить полноту и точность их содержания.
Иные документы появляются в деле, так сказать, в “готовом виде”. Процессуальный закон регламентирует лишь вопросы их собирания, но не порядок составления. Другими словами, протоколы возникают в ходе следственных, судебных действий, в то время как иные документы обнаруживаются или потребуются в ходе этих действий. Отсюда вытекают особенности проверки и оценки этих документов.
Процессуальный закон, (ст. 88 УПК РСФСР) устанавливает, что документы (речь идет об иных документах), содержащие фактические данные, служат доказательствами, если обстоятельства, удостоверенные или изложенные учреждениями, предприятиями, организациями, должностными лицами и гражданами, имеют значение для уголовного дела. В случаях, когда документы обладают признаками, указанными в ст. 83 УПК РСФСР, они являются вещественными доказательствами (см. § 1).
Таким образом, законодатель считает в равной мере допустимыми при доказывании документы, исходящие от государственных учреждений, предприятий, организаций и должностных лиц; от общественных организаций и их представителей; от отдельных граждан (разумеется, с учетом объема компетенции и фактиче-
681
ской осведомленности составителей). Такое решение —результат последовательного проведения классификации доказательств, принятой в ст. 69 УПК РСФСР, в основу которой положено различие способов запечатления, сохранения и передачи фактической информации.
Письменные документы являются основной формой допускаемых при доказывании в уголовном процессе иных документов. Однако в ряде случаев уголовный процесс сталкивается с иными способами запечатления человеческой мысли, например со звукозаписью. Отвергать такого рода документы, как указывалось, нельзя, особенно имея в виду развитие различных технических средств фиксации человеческой мысли, которые все больше проникают в сферу производства, управления, быта и, следовательно, все чаще могут быть использованы при доказывании.
Так, по делам об авариях на воздушном транспорте важное значение имеет звукозапись переговоров экипажа самолета с землей. Наряду со звукодокументами все шире применяются и такие документы, как схемы, чертежи, графики, таблицы, фиксирующие условными знаками программу и результаты работы приборов, и т. д.
Некоторые из числа иных документов носят производный характер. Речь идет, в частности, не только о копиях, но и о документах, воспроизводящих для сведения органов расследования и суда фактические данные, имеющиеся в других документах, или содержащих определенные обобщения и выводы составителя по результатам изучения других документов.
Так, справка бухгалтера о зарплате, получаемой сотрудником, будет производным документом, основанным на таких первоначальных документах, как приказ, которым руководитель учреждения установил оклад данному сотруднику, и ведомость, в которой тот расписывался в получении зарплаты. Точно так же производными документами будут: справка о судимости, справка администрации о том, что на интересующем следователя сеансе шел такой-то фильм и о времени начала и окончания сеанса; счетные регистры (бухгалтерские книги, карточки), фиксирующие на основании приходо-расходных документов движение имущества, и т. д.
В то же время нельзя согласиться с мнением, что особенность всех документов (не являющихся вещественными доказательствами) —их производный характер как доказательств в процессе.142 Довод, что первоисточником фактического содержания документа всегда является его автор (составитель), а сам документ —производным, неубедителен. На этом основании можно объявить все
682
показания производными, потому что их “первоисточник”—свидетель или обвиняемый.
Документ может быть и первоначальным, и производным доказательством. Это зависит от характера документа, его отношения к удостоверяемому факту. Если в подлинном документе излагаются сведения о каких-либо фактах на основе того, что зафиксировано в другом документе или в объяснениях лица, то такой документ будет производным. Если же документ составлен участником какого-то действия или события, чтобы закрепить полученную в результате этого участия фактическую информацию, то речь будет идти о первоначальном доказательстве, так как изложенные в нем данные получены от первоначального носителя информации. Например, накладная —документ, предназначенный для удостоверения факта передачи имущества одним лицом другому, будет первоначальным документом. К числу первоначальных относятся также акты, составленные ревизором (или контролером) о фактических обстоятельствах, наблюдавшихся им непосредственно в ходе ревизии или проверки (например, о результатах контрольного взвешивания); инспектором —о фактических обстоятельствах, обнаруженных им на месте производственной аварии, транспортного происшествия; дружинниками или другими представителями общественности —о задержании с поличным преступника и т. п.143
Деление документов на первоначальные и производные определяет в значительной степени объем и характер проверки последних, обязывая органы расследования и суд проверить точность передачи и запечатления сведений через посредствующие звенья.
Самостоятельного рассмотрения требует вопрос о доказательственном значении документов, полученных в результате проверочных действий. При характеристике первоначальных и производных документов, используемых при доказывании, упоминались акты ревизоров, инспекторов, контролеров, а равно другие материалы проверочных действий.
Рассмотрим поставленный вопрос вначале применительно к акту ревизии. В зависимости от того, назначена ли ревизия по требованию органа расследования (прокурора) или по инициативе контрольно-ревизионного органа, могут конкретизироваться задания ревизорам, объем проверочных действий, сроки, состав реви-
683
зоров и т. п.144 Вместе с тем сущность самих проверочных действий остается той же. Даже в тех случаях, когда ревизия назначается по поручению органов расследования и суда, процессуальным действием является лишь дача соответствующего поручения; само же производство ревизии процессуальный закон не регламентирует. Поэтому акт ревизии независимо от того, по чьему требованию назначена ревизия, имеет одинаковую природу. Его содержание составляют: а) описание задания и условий производств ревизии с тем, чтобы можно было оценить правильность действий ревизоров; б) описание проверочных действий, осуществления ревизорами, и их результатов (речь идет как об обстоятельствах, непосредственно обнаруженных, например при инвентаризации, так и о результатах анализа документов); в) изложение объяснений заинтересованных лиц и их анализ; г) выводы. К акту прилагается первичная документация, содержащая существенные, по мнению ревизора, данные и различные вспомогательные материалы (промежуточные акты, таблицы и т. п. ).
Очевидно, что содержание акта ревизии полностью соответствует данному в ст. 88 УПК РСФСР понятию “иного документа”. То обстоятельство, что значительная часть фактических данных “извлечена”ревизором из первичных документов, не опровергает этот вывод, ибо в результате сопоставительного анализа последних констатируются факты, ранее неизвестные. Поэтому Верховный Суд СССР неоднократно подчеркивал, что акты бухгалтерской ревизии имеют значение доказательств.145 В ряде случаев акт ревизии непосредственно используется в судебной и следственной практике для обоснования выводов по существу дела —о наличии события преступления, виновности лица, размере ущерба, условий, способствовавших преступлению, и т. д.
Акт ревизии, содержащий определенные фактические данные, может (и должен) проверяться путем обращения к документам, на которых он основан, а иногда путем допроса лиц, его составивших.
Сказанное в полной мере может быть распространено на доказательственное значение документов, составленных различными государственными и общественными инспекциями. При этом не имеет значения, осуществлены ли указанные действия по поручению прокурора (органа расследования) либо произведены соста-
684
вителями акта самостоятельно. Не имеет значения и то, имели они место, до или после возбуждения уголовного дела.
Судебная и следственная практика широко использует указанные материалы при проверке других доказательств, а равно непосредственно при обосновании выводов по делу. “Поскольку заключение экспертизы и выводы ведомственной комиссии о причинах аварии являются одним из видов доказательств, —говорится, например, в определении Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССР по делу С.,—суд имел право входить в оценку этих доказательств, независимо от времени их получения”.146
В процессе проверочных действий органа, разрешающего вопрос о возбуждении уголовного дела, нередко поступают различные заявления и объяснения граждан, объяснения (рапорты) должностных лиц об известных им обстоятельствах дела. Получение, этих заявлений и объяснений по инициативе прокурора и органа расследования предусмотрено ст. 109 УПК РСФСР, а возможность обращения граждан и должностных лиц с заявлениями к прокурору или в орган расследования в стадии возбуждения уголовного дела —ст. ст. 108, 111 УПК РСФСР.147
То обстоятельство, что заявление или объяснение содержит фактические данные об обстоятельствах, которые должны стать предметом допроса заявителя, не лишает самостоятельного доказательственного значения поступившее заявление или объяснение, так же как необходимость производства экспертизы не устраняет само по себе доказательственное значение акта ревизии. Было бы неправильно игнорировать документы, собранные в стадии, возбуждения уголовного дела; они должны использоваться в качестве доказательств.
Известно, в частности, что по делам о должностных и хозяйственных преступлениях документы наряду с вещественными доказательствами, заключениями экспертов, показаниями обычно кладутся в основу установления таких подлежащих показыванию обстоятельств, как событие преступления, характер и размер материального ущерба, а также обстоятельств, способствовавших совершению преступления. При расследовании организованных хищений социалистического имущества в крупных размерах документы количественно занимают первое место среди доказательств, используемых по делу. Содержащиеся в них фактические данные играют весьма важную роль и как самостоятельные доказательства, и как исходный материал для заключений экспертов.
685
В ряде случаев для решения вопроса о возможности привлечения лица к уголовной ответственности и применения наказания необходимы документы о возрасте, состоянии здоровья, перенесенных заболеваниях. Буквально, ни одно уголовное дело не обходится и без такого рода документов, как справки о судимости, характеристики обвиняемых, письма различных организаций, заявления граждан в следственные органы и т. п.
Закон (ст. 88 УПК РСФСР) устанавливает в качестве условия допустимости истребованных или представленных документов прежде всего то, что они должны исходить от определенного предприятия, учреждения, организации, должностного лица или гражданина. Иными словами, должен быть известен автор (составитель) документа148 и содержание документа должно соответствовать компетенции и фактической осведомленности автора (составителя) .
Нарушение хотя бы одного из этих условий влечет недопустимость документа в качестве доказательства в смысле ст. 88 УПК РСФСР. Например, в силу некомпетентности составителей не может быть признана допустимой характеристика, исходящая от произвольно подобранной группы соседей, сослуживцев и т. д., поскольку характеристика должна исходить от администрации и коллектива (общественной организации) по месту работы, учебы, жительства. Точно так же не могут быть признаны достаточными исходящие от частных лиц сообщения о возрасте, состоянии здоровья и тому подобных обстоятельствах: удостоверять их компетентны лишь определенные государственные учреждения.149
Очевидно, что доказательством может быть признан лишь документ, удостоверяющий или излагающий обстоятельства (факты), имеющие значение для дела. Речь идет, во-первых, об обстоятельствах, входящих в предмет доказывания; во-вторых, о фактах, знание которых необходимо для выяснения обстоятельств первой группы; в-третьих, о фактах, значение которых необходимо для отыскания или проверки доказательств.
Статья 88 УПК РСФСР говорит о документах, удостоверяющих или излагающих факты. Речь идет о различии целевого назначения документа в момент его составления, но не о различии доказательственного значения. И справка, “удостоверяющая”факт пребывания лица на работе в определенное время, и объяснение, “излагающее”этот факт, в равной степени подлежат проверке и
680
оценке со стороны органов расследования и суда. Да и само деление документов на “удостоверяющие”и “излагающие”весьма условно, так как документ, удостоверяющий факты, излагает сведения о них и, наоборот, документ, излагающий сведения о фактах, удостоверяет их.
Процессуальная регламентация использования “иных документов”для доказывания включает и порядок соответствующих следственных и судебных действий или иных способов собирания доказательств (обыск, выемка, представление документа лицом или организацией по требованию органов расследования и суда или по своей инициативе). Документы, появившиеся в деле без соблюдения установленного порядка, рассматриваются как недопустимые. Закон требует оглашения документов, исследуемых в судебном заседании, с тем, чтобы довести их содержание до сведения всех участников процесса и обеспечить необходимую проверку.150
Таким образом, режим собирания и проверки “иных документов”, установленный законом, в полной мере учитывает особенности этой разновидности доказательств и позволяет, с одной стороны, максимально широко использовать относящиеся к предмету и пределам доказывания документальные материалы, а с другой —обеспечить в конечном счете отбор достоверных и действительно имеющих значение для дела документов.
Особо следует остановиться на вопросе о новых материалах, представляемых при кассационном (надзорном) рассмотрении дела. Они занимают своеобразное положение в системе доказательств по уголовному делу, охватывают документы, содержащие данные, которые не были получены ни при его возбуждении, ни на предварительном расследовании и судебном разбирательстве по данному делу, а представлены непосредственно в кассационную (надзорную) инстанцию в обоснование (либо в опровержение) жалобы или протеста.151 Возможность представления такого рода дополнительных материалов, служащих наряду с имеющимися уже в деле материалами основанием для проверки законности и обоснованности решения суда первой инстанции, предусмотрена ст. 337 УПК РСФСР.152
681
Следует отличать новые материалы, представленные в порядке ст. 337 УПК РСФСР, от материалов, собираемых при расследовании вновь открывшихся обстоятельств (ст. 384 УПК РСФСР). Последние требуют производства следственных действий с соблюдением правил, установленных уголовно-процессуальным законом.' Между тем характерной особенностью новых материалов, представленных в кассационную инстанцию в порядке ст. 337 УПКРСФСР, является то, что они собираются не путем следственных действий Поэтому вопрос, имеют ли эти материалы доказательственное значение или являются лишь своеобразными “указателями”, требует особого рассмотрения.153
Цель представления новых материалов в кассационную инстанцию состоит в том, чтобы содействовать суду в правильной оценке содержания жалобы или протеста и тем самым —в правильном разрешении дела. Таким образом, эти материалы используются для оценки достоверности и достаточности имеющихся в деле доказательств и правильности принятого в соответствии с этими доказательствами решения по существу дела. При этом они могут послужить основанием для отмены приговора (определения). Анализ характера процессуальных решений, принимаемых с помощью новых (дополнительных) материалов, приводит к выводу, что эти материалы имеют доказательственное значение, так как при оценке правильности состоявшегося по делу приговора (определения) имеют то же значение, что и доказательства, находящиеся в деле.
Обратимся, в частности, к случаю, когда на основе новых материалов кассационная инстанция отменяет приговор с прекращением дела. Кассационная инстанция не должна направлять дело на новое рассмотрение для уточнения обстоятельств, которые могут быть выяснены и уточнены при кассационном рассмотрении дела.154 Так как судебное следствие в заседании суда второй инстанции не производится, отмена обвинительного приговора с прекращением дела может быть, по общему правилу, основана на материалах, которые рассматривались в суде первой инстанции, но получили в кассационной инстанции другую оценку. “Исклю-
682
чением может явиться, например, ...не вызывающий сомнения новый документ, удостоверяющий, что осужденный к моменту совершения общественно опасного деяния не достиг возраста, с которого возможна уголовная ответственность...”.155
Иными словами, в случаях, когда достоверность новых материалов может быть установлена непосредственно кассационной инстанцией присущими ей средствами и способами (т. е. без судебного следствия) и установленный новыми материалами факт исключает возможность производства по делу, эти материалы доказывают необходимость прекращения дела и обосновывают соответствующее решение. Здесь отчетливо проявляется доказательственное значение новых материалов, ибо в данном случае они служат основанием не только для отмены ранее вынесенного по делу решения, но и для принятия нового решения по существу дела. Не случайно п. 1 ст. 349 УПК РСФСР, предписывающий кассационной инстанции прекратить дело при наличии оснований для этого, не содержит в отличие от ст. 350, регламентирующей случаи внесения изменений в приговор, запрета основывать решение на не установленных судом первой инстанции обстоятельствах.
В подавляющем большинстве случаев новые материалы относятся к “иным документам”в смысле ст. 88 УПК РСФСР. Поэтому в ст. 301 УПК Эстонской ССР и ст. 312 УПК Узбекской ССР новые материалы определяются как письменные доказательства (материалы). Документы практически могут быть получены не только в результате следственных (судебных) действий, но и иным путем, причем любым участником процесса или гражданином. Поэтому их собирание возможно и на тех стадиях судопроизводства, на которых не ведется предварительное или судебное следствие.156
По общему правилу, новые материалы относятся к одному из следующих видов документов:
а) документы (справки, характеристики, дополнительно обнаруженные приходо-расходные документы и т. п.), исходящие от учреждений, организаций, предприятий, должностных лиц;
683
б) письменные объяснения лиц, сообщающих новые фактические данные о существенных обстоятельствах дела;
в) письменные мнения специалистов по вопросам, требующим применения специальных познаний.
Материалы первой группы могут, как уже отмечалось, служить и доказательствами необходимости отмены или, наоборот, оставления в силе проверяемого приговора (определения), и доказательствами, обосновывающими решение дела непосредственно кассационной инстанцией в случаях, когда приговор отменяется с прекращением дела. Материалы, относящиеся ко второй и третьей группам, могут иметь значение лишь для обоснования необходимости отмены или оставления в силе приговора (определения).
Более широкие возможности использования материалов первой группы объясняются тем, что достоверность содержащихся в них данных может быть в некоторых случаях установлена без производства специальных процессуальных действий, т. е. непосредственно кассационной инстанцией. Что же касается дополнительно представленных письменных объяснений лиц, которым известны существенные обстоятельства дела, и мнений специалистов, то они служат лишь вспомогательным материалом и не могут заменить показаний этих лиц и заключений экспертов (ст. ст. 72, 78 УПК РСФСР). Так как такого рода материалы могут указывать на ранее неизвестные обстоятельства, или на возможную недостоверность имеющихся в деле показаний и заключений, или на существенные процессуальные нарушения, на этом основании может быть отменен приговор (определение).157
Так, по одному делу о железнодорожной аварии в кассационную инстанцию поступило письмо изобретателя тормозной системы о том, что неисправность, бывшая причиной аварии, не могла быть по своему характеру замечена машинистом. На основании этого мнения специалиста обвинительный приговор был отменен и дело направлено на новое рассмотрение.
Разумеется, письменные объяснения могут быть использованы
684
лишь в том случае, если известно их происхождение, а письменные мнения специалистов —если имеются данные о их компетентности.
В случае отмены приговора (определения) на основании новых материалов последние сохраняют в ходе дальнейшего производства значение доказательств и подлежат оценке в совокупности со всеми материалами дела. Они помогут, в частности, выяснить полноту и достоверность дополнительно полученных заключений экспертов и иных сведений. В этом смысле их значение аналогично значению доказательств, собранных в стадии возбуждения уголовного дела (ст. 109 УПК РСФСР). Будучи непосредственно предназначены для обоснования определенного процессуального решения (об отмене приговора, о возбуждении уголовного дела), и те, и другие материалы имеют в случае продолжения производства по делу доказательственное значение иных документов не только применительно к этому “промежуточному”решению, но и при разрешении дела по существу.
Участвовать в доказывании с помощью новых материалов могут все участники процесса, имеющие право на участие в кассационном производстве, независимо от того, подана ими жалоба (протест) или они согласны с вынесенным решением. Это вытекает из того, что дополнительные материалы представляются не в качестве приложения к жалобам (протестам), а в подтверждение или опровержение доводов, приведенных в них. Следовательно, участник процесса, не обжаловавший приговор, может представить новые материалы, подтверждающие доводы другого участника (например, представитель потерпевшего может представить материалы, подтверждающие протест) или, наоборот, опровергающие их.
В практике имеют место случаи, когда новые материалы, поступившие в кассационную инстанцию, используются для обоснования вносимых в приговор изменений. Так, определением Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССР от 27 февраля 1962 г. О. было снижено наказание на основании данных о том, что он “за весь период нахождения в местах лишения свободы характеризуется положительно”.158 Серьезные сомнения вызывает прежде всего относимость такого рода новых материалов к решению вопроса о мере наказания, избранной в соответствии с данными, характеризовавшими содеянное и личность виновного в период совершения преступления. Но даже если оставить это соображение в стороне, внесение в этом и любом другом случае изменений в приговор на основании новых материалов, с нашей точки зрения, противоречит закону.
Статья 350 УПК РСФСР прямо предусматривает, что “кассационная инстанция не вправе вносить в приговор изменения,
685
основанные на неустановленных судом первой инстанции обстоятельствах”. Аналогичный запрет установлен и для надзорной инстанции (ч. 7 ст. 380 УПК РСФСР). Таким образом, новые материалы могут быть использованы кассационной инстанцией для мотивировки необходимости оставить приговор (определение) в силе, или, наоборот, отменить его и обратить дело на доследование, новое судебное рассмотрение, или прекратить дело, но не для внесения изменений в приговор. Последние могут вноситься только на основе доказательств, собранных по делу в ходе предварительного расследования и судебного разбирательства.
§ 4. ОСОБЕННОСТИ ОЦЕНКИ ПРОТОКОЛОВ И ИНЫХ ДОКУМЕНТОВ
Никакие документы не имеют заранее установленной силы. Это предполагает необходимость их тщательной проверки в ходе доказывания в целях выяснения достоверности, относимости к делу и значения содержащихся в документах фактических данных.159
Надо отметить, что в процессуальной литературе делаются иногда попытки отграничить документы от других доказательств по их значению или выделить в числе документов группу актов, имеющих в силу их происхождения “особое значение”. Так, Р. Д. Рахунов полагает, что “письменное доказательство служит для удостоверения таких обстоятельств дела, когда предпочтительнее прибегать к документам, нежели к показаниям”.160 С этим положением вряд ли можно согласиться.
В ряде случаев существенные обстоятельства дела устанавливаются одновременно и из показаний, и из документов; вопрос о том, каким путем предпочтительнее установить то или иное обстоятельство, решается не априорно, а исходя из имеющихся конкретных возможностей и необходимости обеспечить взаимную проверку полученных данных. В принципе, как уже отмечалось, документы могут быть использованы и используются для доказы-
692
вания любого обстоятельств”, причем документ обычно может быть заменен показаниями его составителя.161
Нельзя согласиться с мнением М. А. Чельцова о том, что “обычные документы не могут приравниваться по их доказательственной силе к процессуальным”.162 Наличие детально регламентированного порядка производства следственных и судебных действий и составления протоколов создает дополнительные возможности для оценки доброкачественности протоколов, но это отнюдь не означает признания за протоколами особой доказательственной силы.
М. С. Строгович выделяет в числе протоколов следственных и судебных действий протоколы осмотров, полагая, что это —“документы особого рода, более связанные с вещественными доказательствами, чем с обычными письменными документами”. Остальные документы (в том числе и протоколы других следственных исудебных действий, поскольку иное не оговорено) М. С. Строгович сближает с показаниями свидетелей.163
Представляется, что и эта точка зрения может повлечь неверный подход к использованию и оценке доказательств. Попытки сблизить протоколы осмотра (как и любых иных следственных и судебных действий) —разновидность документов —с вещественными доказательствами или показаниями, основываясь на отдельных признаках, чреваты опасностью игнорировать специфику составления, проверки, оценки протоколов как самостоятельной разновидности доказательств.
Сказанному не противоречит изложенное в предыдущем параграфе об обязательности при выяснении некоторых обстоятельств получения документальных данных от определенного органа (например, документов, подтверждающих прошлую судимость или ее снятие). Дело не в предустановленном подходе к значению документов такого рода, а в том, что соответствующие органы по роду своей деятельности обладают наиболее полной информацией об определенных фактах. В то же время, если данные, полученные из показаний, документов и т. д., будут противоречить полученным официальным материалам (например, в деле имеется справка о судимости, но обвиняемый утверждает, что она снята), то достоверность и полнота последних дополнительно проверяется.
Причины противоречий между содержанием протокола и иного документа выясняются по существу без придания какому-либо
693
документу преимущественного значения. В ходе доказывания проверяется, соблюдался ли установленный законом порядок составления процессуального документа. В этом смысле сфера для сомнений в подлинности и точности такого документа уже, нежели относительно иных документов. Но коль скоро эти сомнения возникают (например, при обнаружении противоречий между протоколом осмотра документов и актом ведомственной ревизии), они должны быть разрешены по существу, а не путем признания за протоколом преимущественного значения. Констатация факта соблюдения всех правил составления протокола отнюдь не равнозначна окончательному установлению достоверности содержания протокола. Этот вывод может быть сделан лишь по результатам оценки содержания протокола в совокупности с другими фактическими данными, имеющимися в деле.
Сказанное относится и к случаям коллизии между содержанием какого-либо документа и доказательством другого вида: и здесь оценка производится конкретно на основе проверки причин возникновения противоречий, а не исходя из преимущественного значения документа.
Документы подчас содержат не только фактические данные, могущие быть использованы по делу, но и сведения, не относящиеся к нему, а равно предположения, оценочные суждения, не подкрепленные анализом конкретных обстоятельств.164 При этом доказательственное значение будет признано лишь за определенной частью документа. Надо также отметить, что возможна ситуация, при которой различные документы будут фиксировать одни и те же фактические обстоятельства. В случае противоречия между содержанием таких документов нельзя исходить из того, что правилен именно документ, полученный позднее; и тот, и другой должны быть проверены.
Кроме того, нельзя отвергать определенный документ только на том основании, что он представлен позже, с нарушением срока, установленного каким-либо правилом. Это обстоятельство “само по себе не устраняет доказательственной силы, если не опорочена содержание документа и он добыт законным путем”.165 Конечно, в связи с этим может оказаться необходимым проверить, в частно-
684
сти, не оказывали ли заинтересованные лица влияния на составителя документа, не фальсифицировано ли содержание документа и т. п.; знание момента составления документа помогает и при проверке его обоснованности.
Содержание и методы проверки документов и их анализа при оценке направлены на то, чтобы выяснить: а) происхождение документа и время его составления; б) подлинность документа и отношение составителя (автора) документа к делу; в) источник осведомленности составителя документа; г) соблюдение при составлении документа требований закона и ведомственных правил (если таковые имеются), способствующих полноте и точности содержания документа; д) наличие иных данных, подтверждающих достоверность, точность, полноту или, наоборот, указывающих на возможную недостоверность, неполноту и неточность содержания документа.
Для этого проводятся в случае необходимости следственные действия (например, допрос составителей документа, экспертиза); осуществляется сопоставление нескольких документов, документов и вещественных доказательств и т. д. Объем таких действий зависит от обстоятельств конкретного случая, но сама по себе проверка протоколов и иных документов, сочетаемая с их предварительной оценкой, составляет обязательную предпосылку их окончательной оценки. Нельзя поэтому согласиться с мнением А. Н. Трайнина, что значение документов, исходящих от должностных лиц, тем именно и важно, что “публично-правовое их происхождение, печать государственного органа сообщает им авторитет и значение бесспорных актов”.166 Другое дело, что практически объем проверки протоколов и документов, исходящих от должностных лиц, в большинстве случаев меньше, нежели объем проверки документов, исходящих от граждан. Но в принципе “в уголовном процессе все документы подлежат... критической проверке и удостоверяемые ими факты признаются или отвергаются судом по внутреннему убеждению”.167
Если в сфере повседневной деятельности должностных лиц и граждан официальные документы действительно имеют удостоверяющий характер, то при их использовании в уголовном процессе они рассматриваются как обычное доказательство, подлежащее проверке и оценке на общих основаниях и отнюдь не могущее
695
считаться достоверным лишь потому, что имеет характер официального документа. Только в результате сопоставления с другими материалами дела может быть сделан вывод, что, например содержание протокола осмотра, а не противоречащих ему показаний достоверно.168 Когда закон упоминает о документах, в которых “удостоверяются или излагаются”обстоятельства (ст. 88 УПК РСФСР), или о протоколах, “удостоверяющих”обстоятельства;' (ст. 87 УПК РСФСР), имеется в виду не доказательственная сила документа, а цель его составления и степень детализации. В частности, вывод о достоверности и полноте протокола судебного заседания, к которому приходит суд второй инстанции, связан не только с надлежащим оформлением протокола и отсутствием замечаний участников процесса. Этот вывод —результат анализа всего содержания протокола в ходе оценки в совокупности с другими материалами дела. Требуется сопоставление протокола с материалами предварительного следствия, материалами, приобщенными к делу в судебном заседании, новыми материалами, представленными в суд в связи с кассационными протестами и жалобами, и т. д. Никакого ограничения возможности оспаривать содержание протоколов закон не знает, и оно может быть оспорено в любой стадии процесса независимо от соблюдения установленных правил удостоверения протокола и отсутствия ранее сделанных замечаний.169
По одному делу, например, адвокат, обратившийся в надзорную инстанцию с просьбой о принесении протеста на приговор, вступивший в законную силу, указал, что содержание протокола судебного заседания буквально повторяет содержание протоколов показаний некоторых свидетелей на предварительном следствии. От-
696
сюда адвокат сделал вывод, что протокол был составлен “задним числом”путем копирования следственных документов. Несмотря на то что оспариваемый протокол был удостоверен в должном порядке и ранее замечаний на него не приносилось, по делу был принесен протест в порядке надзора со ссылкой на то, что протокол не отражает фактически происходившего в судебном заседании и поэтому лишил кассационную, а затем и надзорную инстанцию возможности проверить правильность приговора. Приговор был отменен, и дело направлено на новое рассмотрение.170
Таким образом, протокол судебного заседания (равно как и любой другой протокол) при наличии в нем существенных пробелов, не дающих возможности проверить правильность и полноту отраженных в нем действии по собиранию и проверке доказательств, может быть признан дефектным со всеми вытекающими отсюда последствиями, вплоть до возвращения дела на доследование или новое судебное рассмотрение.
Неправильно считать, будто установление достоверности протокола или иного документа связано только с анализом его реквизитов и других данных о соблюдении установленной формы, а анализ содержания связан с оценкой его относимости и значения для дела. Анализа одной лишь формы документа недостаточно для вывода о достоверности или недостоверности его содержания. Конечно, это не означает, что анализ формы документа не имеет существенного значения. Отнесение его к числу первоначальных и производных, а равно к числу официальных, частных, нотариально удостоверенных, позволяет, как отмечалось, определять содержание ряда действий по проверке допустимости и достоверности документа.171
Вместе с тем констатация безупречности формы не влечет еще автоматически вывода о достоверности содержания документа, как и, наоборот, наличие нарушений формы не обязательно влечет недостоверность содержания документа.
Оценка достоверности (как и значения) документа невозможна, таким образом, без проверки и анализа его содержания. В принципе этот анализ осуществляется теми же методами, то и анализ содержания доказательств других видов при их оценке: путём сопоставления друг с другом отдельных данных, содержащихся документе, сопоставления содержания документа и других доказательств, выяснения причин выявленных противоречий и т. п. Вместе с тем существуют и специфические методы, присущие
697
анализу содержания именно документов: а) сопоставление нескольких экземпляров одного и того же документа, находящихся в разных организациях (“встречная проверка документов”); б) так называемая комплексная проверка документов (т. е. сопоставительный анализ всех обнаруженных документов, в той или иной степени отражающих соответствующее событие). Оба метода применяются при проверке и оценке официальных документов, их цель —выяснить, насколько полно и точно отражена в документе удостоверяемая им операция.172
При оценке материалов ревизии следует исходить из того, что помимо выяснения вопроса о достоверности документов, положенных в основу акта ревизии, необходим также сопоставительный анализ содержания каждого из них и акта ревизии. Такой анализ помогает оценить полноту и обоснованность выводов ревизии. В частности, содержащиеся в акте ревизии сведения могут быть оценены как достоверные доказательства лишь в том случае, если они подтверждаются первоначальными документами. Важнейшие из последних прилагаются к акту ревизии, на остальные содержатся в нем ссылки.
В следственной и судебной практике отсутствие документов, устанавливающих определенную операцию или же действия, иногда трактуется как бесспорное свидетельство того, что эти действия или операция не имели места. Следует, однако, подчеркнуть, что любые обстоятельства, хотя бы существовали и специальные правила об обязательном документировании их, могут быть установлены и другими доказательствами. В особенности ясно это видно на примере дел о хищениях, должностных и хозяйственных преступлениях. Существуют, в частности, определенные правила оформления письменными документами хозяйственных операций, связанных с передачей имущества от одного материально ответственного лица другому. Эти документы играют весьма важную роль при расследовании растрат, должностных злоупотреблений и др. И все же следователь (суд) по такого рода делам может основывать свои выводы и не на данных соответствующе оформленных официальных документов, а на других доказательствах, в том числе свидетельских показаниях. Отсутствие документа не может помешать суду признать совершившимся определенный факт передачи материальных ценностей, если это устанавливается другими доказательствами.
Особенно важно это положение при оценке материалов дел о крупных организованных хищениях, совершенных с примене-
698
нием изощренных способов, связанных с подлогом документов. В таких делах обычно хищения не фиксируются в учетных документах и не получают отражения в балансе предприятия. Однако отсутствие документов, непосредственно устанавливающих ущерб, причиненный хищением, не лишает возможности следователя (суд) установить этот ущерб, определить его размеры. В этих случаях следователь (суд), оценивая все материалы дела в совокупности, основывает свои выводы на материалах ревизий, бухгалтерской экспертизы, прибегающих к комплексному анализу различных документов, на показаниях свидетелей и обвиняемых и других данных. Отсутствие документов, которые должны были бы отразить имевшие место в действительности хозяйственные операции, не исключает возможности достоверно установить фактическое совершение этих хозяйственных операций.
ГЛАВА XIII. ЗАКЛЮЧЕНИЕ ЭКСПЕРТА
§ 1. ПОНЯТИЕ И ЗНАЧЕНИЕ ЗАКЛЮЧЕНИЯ ЭКСПЕРТА КАК ДОКАЗАТЕЛЬСТВА
Заключение эксперта как доказательство —это совокупность фактических данных, содержащихся в его сообщении следователю и суду, и установленных в результате исследования материальных объектов, а также сведений, собранных в уголовном деле, проведенного лицом, сведущим в определенной области науки, техники или иных специальных знаний и с применением этих знаний. Исследование проводится, его ход и результаты фиксируются с соблюдением указанного в законе процессуального порядка. Оно осуществляется на основе специального задания органа расследования, прокурора или суда.
Таким образом, для заключения эксперта как вида доказательств существенно то, что оно: а) появляется в деле в результате исследования, б) исходит от лица, обладающего определенными специальными познаниями, без использования которых было бы невозможно само исследование, в) дается с соблюдением специально установленного процессуального порядка, г) опирается на собранные по делу доказательства.
Эксперт дает заключение либо только на основе непосредственного исследования материальных объектов экспертизы, либо на основе такого исследования с привлечением сведений, известных из материалов дела, либо только на основе материалов дела. Правильность вывода эксперта, использовавшего содержащиеся в протоколах допроса и других письменных материалах данные, естественно, зависит от достоверности последних.173
Экспертное исследование осуществляется в процессе доказывания, будучи его составной частью: оно подчинено тем же целям. Получив заключение эксперта, суд или следователь используют его в продолжающемся процессе доказывания.
В ходе экспертизы в отличие от других процессуальных дей-
700
ствий установление существенных для дела фактов может происходить в отсутствие следователя (и суда) ..Эта особенность позволяет объяснить, почему законодатель установил систему специальных процессуальных гарантий, соблюдение которых призвано способствовать достоверному, полному и объективному установлению фактов экспертом и всесторонней проверке его выводов следователем и судом. Совокупность этих гарантий образует процессуальную форму, особенности которой отличают экспертизу от других способов доказывания.
Нормы процессуального права, регламентирующие проведение экспертизы, определяют не только цель, порядок, пределы таких исследований, но и взаимные права и обязанности суда, прокурора, органа расследования, участников процесса и эксперта в связи с проведением последним исследований. В случае недостаточной ясности или полноты заключения может быть назначена дополнительная экспертиза, поручаемая тому же или другому эксперту.
'Дополнительная экспертиза назначается, когда правильность заключения не вызывает сомнения, но требуются дополнения или разъяснения. Дополнительные вопросы могут быть поставлены в тех случаях, когда обоснование в заключении выводов или описание произведенных исследований не дает возможности осуществлять всестороннюю оценку этих выводов.
В отдельных случаях, когда для этого не требуется дополнительных исследований, неясность или неполнота заключения может быть восполнена допросом экспертов.
В случае необоснованности заключения эксперта или сомнений в его правильности может быть назначена повторная экспертиза, поручаемая другому эксперту или другим экспертам.
Задание эксперту, производящему повторную экспертизу, включает не только те вопросы, которые были предметом первоначальной экспертизы, но в ряде случаев и вопросы, связанные с необходимостью анализа правильности и полноты методов, которые применялись при первоначальной экспертизе.
Повторная экспертиза назначается, в частности, при выяснившейся профессиональной некомпетентности ранее назначенного эксперта; нарушении процессуальных правил производства экспер-
701
тизы, повлекшем неустранимое сомнение в обоснованности ее выводов (в частности, при выяснении обстоятельств, указывающих на возможную заинтересованность эксперта в исходе дела), а также в случае использования средств и методов, не отвечающих: уровню данной отрасли знаний; при несоответствии исходных данных и выводов; разногласиях членов комиссии экспертов174и т. д.
В распоряжение эксперта, производящего повторное исследование, предоставляется помимо материалов, которые исследовались в ходе первоначальной экспертизы, также предыдущее заключение (заключения).175
Фактическим основанием для назначения экспертизы служит необходимость применения специальных познаний для выяснения существенных обстоятельств по уголовному делу, т. е. таких познаний, какими обладают лица, специализирующиеся в определенной области научных исследований или профессии.
Вопрос о том, необходимы ли научные, технические или иные специальные знания для выяснения обстоятельств с помощью экспертизы, в каждом конкретном случае решают суд и орган расследования.176 Однако назначение экспертизы зависит не от их s субъективного усмотрения, а от объективного характера устанавливаемых обстоятельств.
Закон не определяет содержания понятия “специальные познания”. Не дается однозначной трактовки этого понятия и в юридической литературе, в которой общепризнано лишь мнение, что познания в области законодательства и правовой науки к специальным познаниям в смысле ст. 78 УПК РСФСР не относятся. Можно полагать, что специальные —это те познания, которые не относятся к числу общеизвестных, общедоступных, имеющих массовое распространение, т. е. те, которыми профессионально владеет лишь узкий круг специалистов.177
702
В силу относительной неопределенности такого основания для назначения экспертизы, как “необходимость специальных познаний”, законодатель в некоторых, особо ответственных, случаях прямо предписывает назначение экспертизы. Закон указывает, что в перечисленных в нем случаях применение специальных познаний обязательно.178 Разумеется, это правило не исключает необходимости оценки результатов экспертизы по внутреннему убеждению следователя и суда, как и возможности использовать другие способы доказывания для проверки выводов эксперта.
Разумеется, не следует назначать экспертизу “на всякий случай”, когда обстоятельства и без того достаточно полно выяснены и в проведении экспертного исследования нет надобности.179
Невозможно дать исчерпывающий перечень отраслей знаний, которые могут быть использованы в экспертном исследовании. То обстоятельство, что преступление может иметь место в различных условиях и затрагивать различные общественные отношения, обусловливает принципиальную возможность назначения экспертизы с использованием данных любой отрасли науки, техники, искусства, ремесла.
В практике доказывания наиболее часто назначаются криминалистическая, судебно-медицинская, судебно-психиатрическая,
703
судебно-химическая, судебно-биологическая, судебно-бухгалтерская, товароведческая, автотехническая и пожарно-техническая экспертизы.
Назначение экспертизы закон не ставит в зависимость от того, может ли интересующий следствие и суд вопрос быть выяснен не экспертным, а иным путем. Вопрос о назначении экспертизы peшается в зависимости от особенностей данного дела, если проведение экспертизы в этом случае не является обязательным по закону.
Действующее законодательство проводит четкое различие между функциями эксперта и специалиста. Специалист привлекается к участию в следственных действиях для содействия следователю своими специальными знаниями и навыками в обнаружении, закреплении и изъятии доказательств. Специалист обращает внимание следователя на обстоятельства, связанные с обнаружением, закреплением и изъятием доказательств, и дает необходимые пояснения по поводу выполняемых им действий.180
Закон знает три формы привлечения специалиста к участию в следственном действии: обязательное по закону участие специалиста в следственном действии (судебного медика или врача при осмотре трупа), факультативное участие специалиста определенного профиля и факультативное участие специалиста, профессия которого заранее законом не определена.181
УПК союзных республик предусматривают возможность вызова специалиста для участия в осмотре (ст. ст. 179—УПК РСФСР), освидетельствовании (ст. 181 УПК РСФСР) и других следственных действиях (ст. ст. 159, 186, 397 УПК РСФСР).
Познания специалиста могут быть применены для обнаружения лишь таких следов, признаков, свойств и т. п., в существовании которых можно убедиться непосредственным наблюдением.182 Если же необходимо исследование (безразлично, идет ли речь об установлении самих признаков, недоступных “обычному”наблю-
704
дению, или об исследовании характера совпадений и различий признаков, которые порознь доступны непосредственному наблюдению), то выводы из него фиксируются в заключении эксперта. При этом речь идет именно о цели применения специальных познаний, а не о средствах и методах, используемых в ходе исследования.183
Характер деятельности специалиста и эксперта обусловил различие в процессуальном положении этих участников процесса.
Специалист вызывается в предвидении того, что его познания и опыт понадобятся для обнаружения, фиксации или изъятия доказательств. По общему правилу, следователь может не привлекать специалиста к участию в следственных действиях, если он располагает научно-техническими средствами и специальными познаниями, необходимыми для успешного проведения этих следственных действий (кроме случаев, когда закон прямо предписывает проводить данное следственное действие с участием специалиста).
Эксперты в отличие от специалистов привлекаются к участию в уголовном деле независимо от того, обладает ли следователь (суд) необходимыми для производства экспертизы познаниями.
Экспертиза во всех случаях проводится на основании постановления следователя или определения суда, тогда как вызов специалиста может быть осуществлен на основании устного или письменного требования следователя.
Экспертиза состоит в исследовании и составлении заключения; деятельность специалиста ограничивается обнаружением и изъятием по указанию и под контролем следователя доказательственного материала. Специалист может сделать выводы из установленных при проведении следственного действия фактов (например, предположительно высказаться о времени смерти, орудии убийства и т.д.). Однако такого рода выводы в отличие от выводов эксперта не имеют значения доказательств и не фиксируются в процессуальных документах; они носят характер консультаций, используемых для своевременного построения следственных версий, и т. п.
При анализе соотношения. экспертизы и других процессуальных действий по собиранию доказательств определяющим служит то, что: а) при проведении экспертизы доказательства обнаруживаются и исследуются не самим следователем (судом), а экспертом, который сообщает о них органу, назначившему экспертизу, в своем заключении.
705
Факты, устанавливаемые экспертизой (невменяемость, причина смерти и т. д.), хотя и существуют объективно, однако обычно непосредственно воспринимаются лишь их признаки. Исследование и истолкование этих признаков на основе научных данных, отвечающие их действительному значению, могут быть даны лишь в заключениях соответствующих экспертов.
Соотношение между экспертизой и осмотром изменяется соответственно научно-техническому прогрессу и внедрению достижений в следственную и судебную практику. Новые технические средства раздвигают границы непосредственного восприятия. Они позволяют без каких-либо специальных познаний видеть многие следы и признаки, которые не воспринимаются невооруженным глазом. Представляется поэтому возможным не проводить экспертизу и ограничиться производством осмотра в тех, например, случаях, когда с помощью электронно-оптического преобразователя или ультрафиолетовой лампы достаточно ясно видны текст документа, залитого чернилами, дописка и т. п. Beщественное доказательство —объект такого осмотра —не утрачивает своих свойств, наличие которых, если возникло сомнение, может быть в дальнейшем проверено.
Вместе с тем использование различных технических средств для обнаружения свойств объекта далеко не всегда освобождает следователя и суд от обязанности назначить экспертизу для eго исследования. Суд (следователь) может наблюдать с помощью имеющихся у него приборов отдельные свойства и признаки вещественного доказательства, но он не вправе, не назначая экспертизы, использовать в качестве доказательства выводы, которые можно сделать из наблюдаемых фактов, если для этого нужны специальные познания.
Предполагая, что по делу будет назначена экспертиза, следователь (суд) изучает вещественные доказательства с соблюдением двух условий: во-первых, вещественное доказательство не должно быть утрачено или повреждено; во-вторых, изучение необходимо проводить по правилам, установленным для осмотра. Содержание протокола в этом случае ограничивается указанием метода исследования и непосредственно наблюдаемого результата.
Экспертизу следует также отличать от освидетельствования. В отличие от судебно-медицинской экспертизы освидетельствование, по общему правилу, проводится следователем и понятыми. К участию в освидетельствовании может быть привлечен врач, который в этом случае занимает процессуальное положение специалиста.184
Постановление о производстве освидетельствования не содержит конкретных вопросов: оно ограничивается указанием общей цели освидетельствования (выявление особых примет, следов и т. д.).
Объектами освидетельствования служат следы преступления, пятна, особые приметы и другие признаки на теле человека при условии их очевидности. Фактические данные, установленные освидетельствованием, фиксируются в протоколе, который содержит только такие факты, которые непосредственно восприняты его составителями.185
Подобным же образом решается вопрос об отличии экспертизы от следственного эксперимента. Если постановка опытов не требует применения специальных познаний, а их результат очевиден, проводится следственный эксперимент. Если же постановка опытов и объяснение их доказательственного значения требуют применения специальных знаний, проводится экспертиза.186
Существенное значение для результативности экспертного исследования имеет соблюдение правил хранения объектов, подлежащих исследованию, в органах суда, следствия, дознания и в экспертных учреждениях, правильная организация изъятия объектов-образцов, порядок получения которых регламентирован процессуальным законом (ст. 186 УПК РСФСР). Образцы для сравнительного исследования должны быть представлены эксперту в достаточном для проведения экспертизы количестве и надлежащего качества. Несомненность их происхождения от данного конкретного объекта должна быть зафиксирована в протоколе получения этих объектов.
Достоверность и полнота заключения зависит от правильного назначения эксперта. Некомпетентность или необъективность
707
эксперта служат основаниями для отвода эксперта (ст. ст. 59, 67 УПК РСФСР).
Суд и следователь в принципе вправе назначить экспертом любого компетентного, не заинтересованного в деле специалиста (ст. 78 УПК РСФСР). В то же время УПК ряда союзных республик устанавливают, что некоторые виды экспертизы, по общему правилу, должны проводиться в экспертных учреждениях. Введение такого порядка обусловлено особенностями соответствующих видов экспертизы, носящих, как правило, лабораторный характер и требующих применения сложного оборудования. Кроме того, специфика целей и объектов экспертизы вызвала специализацию и быстрое развитие методик исследования внутри соответствующей науки или даже выделение самостоятельных отраслей, в связи с чем необходимо, чтобы эксперт был компетентен именно в области теории и практики судебной экспертизы данного вида.
Процессуальный порядок назначения экспертизы следователем и судом состоит из: а) вынесения постановления (определения) о назначении экспертизы; б) ознакомления обвиняемого, а если следователь признает это необходимым, и других участников процесса с постановлением о назначении экспертизы и разрешения заявленных ходатайств; в) приведения в исполнение постановления (определения) о назначении экспертизы путем вручения его эксперту или направления в экспертное учреждение.
В постановлении (определении) о назначении экспертизы должны быть указаны: основания назначения экспертизы, т. е. обстоятельства, в силу которых необходимо проведение данной экспертизы; вопросы, поставленные перед экспертом; материалы, представленные эксперту; лицо, которому поручена экспертиза, или наименование учреждения, в котором она должна быть проведена (ст. 184 УПК РСФСР). Вопросы эксперту должны быть сформулированы с учетом состояния объекта исследования, возможностей науки и компетенции эксперта.187
В постановлении (определении) о назначении повторной или дополнительной экспертизы указываются причины, по которым оказалось необходимым производство повторного исследования; в постановлении (определении) о назначении дополнительной экспертизы указывается также, можно ли поручить экспертизу тому же эксперту.
Эти указания, как и указание о назначении комиссионной повторной экспертизы, обязательны для руководителя экспертного учреждения.
После вынесения постановления о назначении экспертизы оно должно быть предъявлено обвиняемому с тем, чтобы он мог вос-
708
пользоваться своим правой предложить эксперта; уточнить объекты экспертного исследования и сформулировать вопросы эксперту, а также чтобы он имел возможность с разрешения следователя присутствовать при проведении экспертизы.
Закон специально оговаривает право следователя присутствовать при производстве экспертизы (ст. 190 УПК РСФСР).
Процессуальный порядок назначения экспертизы в суде включает в себя те же основные элементы, что и на предварительном следствии и дознании, однако он имеет и некоторую специфику, обусловленную гласностью судебного разбирательства и одновременным участием в нем всех участников процесса.
Если экспертиза на предварительном следствии не проводилась, то при необходимости выяснить какие-либо специальные вопросы суд по собственной инициативе или по ходатайству участников судебного разбирательства может вынести определение о назначении экспертизы как в подготовительной части судебного разбирательства, так и на судебном следствии. В определении формулируются вопросы эксперту. В заключении эксперт вправе сослаться на исследования, проведенные на предварительном следствии. В этом случае должно быть оглашено заключение, на которое эксперт ссылается.
При необходимости эксперт должен провести новое или дополнительное исследование тех же и новых материалов для обоснования своего заключения. Он может быть допрошен в суде, чтобы разъяснить или дополнить заключение. Показания эксперта фиксируются в протоколе судебного заседания.188 Допрос эксперта в суде до представления заключения беспредметен, а потому недопустим.
В правоотношении, которое возникает между судом, органами расследования, прокурором и экспертом, наиболее существенно право указанных органов требовать от эксперта производства исследования и представления обоснованного заключения по поставленным перед ним вопросам и соответственно обязанность эксперта провести исследование и представить заключение.
Все остальные процессуальные обязанности эксперта вытекают из указанной выше основной обязанности и служат средством ее наилучшего осуществления. К их числу относятся обязанности: 1) явиться по вызову и принять на себя производство экспертизы или указать основания, исключающие, по его мнению, возможность участия в данном деле в качестве
709
эксперта (в этом случае вопрос об основательности самоотвода решает орган, назначивший экспертизу); 2) произвести такие исследования, которые бы полностью обосновывали выводы; 3) проводить исследования в присутствии следователя (суда), если последний сочтет это необходимым; 4) при проведении исследований в полной мере использовать возможности представляемой им отрасли знания; 5) разъяснить и дополнить свое заключение на допросе.
Важное значение для обеспечения достоверности и полноты экспертного заключения имеют процессуальные права эксперта189, а именно: 1) знакомиться с материалами уголовного дела в пределах, необходимых для составления заключения, и заявлять ходатайства о дополнении этих материалов; 2) с разрешения органа расследования (суда) участвовать в следственных (судебных) действиях; задавать вопросы обвиняемым, потерпевшим, свидетелям при их допросе190, принимать участие в осмотре места происшествия, вещественных доказательств, документов и т.д. в пределах, необходимых для составления заключения; 3) отказаться от разрешения всех или части поставленных вопросов, если он придет к выводу, что для их разрешения материалов недостаточно; 4) отказаться от составления заключения по причине неосведомленности в соответствующей отрасли знания или отсутствия научно разработанной методики экспертного исследования (ст. 82 УПК РСФСР); 5) обжаловать прокурору действия следователя, связанные с назначением и проведением экспертизы (ст.ст. 218-220 УПК РСФСР).
Права участников процесса при производстве экспертизы регламентируются процессуальным законом таким образом, что они имеют возможность своими активными действиями создавать дополнительные предпосылки объективности экспертного исследования и в то же время использовать экспертизу для отстаивания своих законных интересов.
Процессуальные возможности участия обвиняемого при назначении и проведении экспертизы заключаются в следующем:
) согласно ст. 46 УПК РСФСР обвиняемый имеет право ходатайствовать перед следователем и судом об установлении обстоя-
710
тельств, которые имеют значение для полного и всестороннего расследования дела, в том числе и тех, которые могут быть установлены экспертизой. При этом если соответствующие обстоятельства, действительно имеющие отношение к делу, еще не установлены, но могут быть установлены с помощью специальных познаний, то следователь и суд обязаны удовлетворить ходатайство обвиняемого о назначении экспертизы; 2) независимо от того, по чьей инициативе назначена экспертиза, следователь в соответствии со ст. 184 УПК РСФСР обязан уведомить обвиняемого об этом, ознакомить его с постановлением о назначении экспертизы и разъяснить права, предусмотренные ст. 185 УПК РСФСР; 3) обвиняемый вправе ходатайствовать об изменении редакции вопросов, поставленных перед экспертом, о включении в их перечень дополнительных вопросов или об исключении отдельных вопросов; 4) обвиняемый имеет право заявлять отвод эксперту; 5) согласно ст. 185 УПК РСФСР обвиняемый имеет право просить о назначении эксперта из числа указанных им лиц. Это право не создает для следователя и суда обязанности назначить в качестве эксперта или допустить к участию в экспертизе именно этого специалиста. Однако заявленное ходатайство должно быть рассмотрено по существу191; 6) обвиняемый вправе присутствовать с разрешения следователя при производстве экспертизы и давать объяснения экспертам; 7) после составления экспертом заключения обвиняемый имеет право ознакомиться с ним и заявлять ходатайства, в частности о производстве повторной или дополнительной экспертизы и о допросе эксперта.192 Если эксперт отказался от производства экспертизы, то обвиняемый должен быть ознакомлен с сообщением эксперта о невозможности провести экспертизу.
Известно, что с помощью экспертизы в ряде случаев исследуются действия или последствия действий подозреваемого,
711
причем выводы эксперта могут быть в дальнейшем положены в основу обвинения. Очевидно, что чем раньше такое лицо пользуется правом на участие в экспертизе, тем больше возможностей открывается для своевременной проверки возникшего подозрения и установления причастности или непричастности к совершению преступления. Участие подозреваемого в проведении экспертизы, как правило, исключает в дальнейшем необходимость проведения повторных экспертиз.
Процессуальное законодательство РСФСР специально предусматривает лишь один случай, когда подозреваемый пользуется всеми правами, которыми наделен обвиняемый в связи с производством экспертизы: если он в порядке ст. 188 УПК РСФСР помещен на стационарное исследование в медицинское учреждении. Однако представляется, что и в других случаях, когда обстоятельства дела этого требуют, следователь по своей инициативе или по ходатайству подозреваемого может предоставить последнему возможность воспользоваться процессуальными правами обвиняемого.
Защитник на предварительном следствии имеет право знакомиться со всеми материалами дела, в том числе и с заключением экспертов. Защитник может заявить отвод экспертам, ходатайствовать о назначении повторных и дополнительных экспертиз и осуществлять другие предоставленные ему права. В частности защитник имеет право присутствовать с разрешения следователя при проведении экспертизы и допросе эксперта, если эти процессуальные действия были предприняты по его ходатайству (ст. УПК РСФСР).193
Представляется, что к участию в проведении экспертизы на предварительном следствии и дознании может быть привлечен потерпевший, если экспертиза способствует установлению морального, физического или имущественного вреда, причиненного преступлением, а равно гражданский истец и ответчик, если экспертиза устанавливает основания и цену иска.
Что же касается экспертизы, производимой в судебном заседании, то закон прямо оговаривает равенство прав участи судебного разбирательства по представлению доказательств, участию в исследовании доказательств и заявлению ходатайств (ст. 38 Основ). Эти участники (их представители) вправе наравне с обвиняемым ходатайствовать о производстве экспертизы, о включении в состав экспертов названных ими лиц, заявлять отводы экспертам, представлять в письменном виде вопросы эксперту и высказывать свое мнение по вопросам, представленным другими участниками судопроизводства, знакомиться с заключением эксперта при его оглашении и участвовать в допросе эксперта, ходатайствовать о производстве дополнительной или
712
повторной экспертизы. Реализация указанных прав обеспечивается тем, что они разъясняются председательствующим каждому участнику процесса при производстве соответствующего судебного действия.
§ 2. ПРЕДМЕТ ЭКСПЕРТИЗЫ
Предмет экспертизы формулируется следователем и судом с учетом его относимости к предмету доказывания по уголовному делу в целом и зависит, кроме того, от двух условий: а) характера и состояния объектов, направленных на экспертизу; б) уровня развития науки.194
Различают следующие виды заключений эксперта: 1) категорическое положительное или отрицательное заключение (например, след пальца оставлен А или не А); 2) вероятное заключение; 3) заключение о невозможности решить данный вопрос (например, установить, кем исполнена цифра “”, не представилось возможным).
Если же вопрос выходит ,за пределы специальных знаний эксперта или предоставленные ему материалы недостаточны, он не дает заключения, а сообщает об этом органу, назначившему экспертизу (ст. 82 УПК РСФСР).
Если установленных экспертом данных недостаточно для категорического вывода по поставленному перед ним вопросу, то, по мнению одних авторов, эксперт должен дать заключение о невозможности решить вопрос195, а по мнению других, он должен составить вероятное заключение.196
713
Сторонники первой точки зрения указывают, что вероятный вывод эксперта не может быть доказательством по уголовном делу. Выводы по делу должны основываться только на достоверно установленных фактах.
Представляется, однако, что отрицание доказательственного значения вероятного вывода эксперта не должно переходить, как это имеет место в ряде работ сторонников указанной точки зрения, в необоснованное отрицание доказательственного значения”всех данных, установленных экспертом в ходе исследования и изложенных в описательной части заключения. Нельзя забывать, что заключение эксперта отнюдь не сводится только к формулированию вероятного вывода. Оно содержит данные и о достоверно установленных в ходе экспертного исследования фактах, оказавшихся, однако, недостаточными для разрешения поставленных вопросов.
Так, содержащиеся в заключении данные о совпадении или различии частных признаков служат косвенным подтверждением по отношению к факту тождества (различия). Их может оказаться недостаточно для достоверного вывода о наличии или отсутствии этого факта. Если бы указанный факт устанавливался только экспертизой, то, очевидно, возможности доказывания при этом были бы полностью исчерпаны. Но экспертное исследование не изолировано от других способов установления истины по уголовному делу. В интересах максимальной объективности, полноты и всесторонности судопроизводства орган расследования и суд используют одновременно несколько параллельных, не зависящих друг от друга способов для установления каждого обстоятельства уголовного дела.197
Заключение эксперта, содержащее косвенные данные о тождестве, направляет работу следователя на установление тождества с помощью других способов доказывания. После того как другие доказательства данного обстоятельства найдены (например, получены показания о том, что след оставлен данным лицом), их оценка производится с учетом тех фактических обстоятельств (например, совпадений или различий), которые обнаружил эксперт в процессе исследования. Совокупность показаний свидетелей и обвиняемых о том, что определенный след оставлен данным лицом или предметом, заключение эксперта, которым установлены совпадения некоторых признаков, может оказаться достаточной для достоверного вывода следователя (суда) об искомом обстоятельстве —в данном случае о тождестве.
Таким образом, если эксперт установил ряд совпадений или различий в сравниваемых объектах, комплекс которых, однако,
714
не позволяет прийти к категорическому заключению о тождестве или о его отсутствии, доказательственное значение имеет не вероятный вывод эксперта о тождестве или различии, а совпадение частных признаков, определенно указанных экспертом.
Признание вероятного заключения эксперта доказательством противоречит прямому указанию закона: “Обвинительный приговор не может быть основан на предположениях...”(ст. 309 УПК. РСФСР). Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 16 марта 1971 г. “О судебной экспертизе по уголовным делам”указывает, что вероятное заключение эксперта не может быть положено в основу приговора.
Если следователь (суд) сочтет необходимым воспользоваться версией, вытекающей из экспертного исследования, это значит, что версию, которую не удалось доказать экспертными методами, он примет “на вооружение”, превращая ее тем самым в следственную версию, и попытается использовать для ее проверки другие доказательства.
Вероятные заключения экспертов не следует смешивать с заключениями о групповой принадлежности объектов, имеющими вполне определенное доказательственное значение.198
Заключение о групповой принадлежности (например, по типу и группе крови, по химическому составу дроби и т. д.) представляет собой не предположение, а категорическое суждение о факте, которым в данном случае является достоверно установленная принадлежность исследуемого объекта к определенному роду или группе явлений (предметов).
Предположение об индивидуальном тождестве, которое может при этом возникнуть, выходит за пределы экспертного исследования. Оно может служить одним из оснований для построения следственных и судебных версий.
Возможность установления экспертом обстоятельств, не предусмотренных заданием, также требует специального анализа. В процессе проведения экспертизы в ряде случаев выясняется, что в объектах исследования содержится большее количество относящейся к предмету доказывания информации, чем это представлялось следователю (суду) в момент назначения экспертизы.
Уголовно-процессуальное законодательство союзных республик предоставило эксперту право решать по своей инициативе вопросы, не указанные в постановлении (определении) о назначении экспертизы (ст. 191 УПК РСФСР). Эта норма может
715
рассматриваться как исключение из общего правила, согласно которому формулирование вопросов эксперту составляет компетенцию органов, назначивших экспертизу. Она обеспечивает полноту заключения в случаях, когда задание эксперту слишком узко или неполно определило предмет экспертизы. При этом речь идет о фактах, связанных с предметом экспертизы и могущих бы установленными путем исследования тех же объектов.
В соответствии со ст. 78 УПК РСФСР эксперт в осуществляемом им исследовании и в заключении не вправе выходить за пределы своей научной компетенции, т. е. делать вывод по вопросам, которые не могут быть разрешены на основе представляемой им отрасли знания, и предпринимать действия по уголовному делу, не связанные с применением его специальных познаний.199
Уголовно-правовая оценка фактических обстоятельств не составляет прерогативу органов расследования (суда) и в компетенцию эксперта не входит.
Только исходя из этого принципиального положения может быть правильно решен, например, вопрос о праве судебно-медицинского эксперта давать правовую трактовку медицинское случаю, т. е. квалифицировать род насильственной смерти (убийство, самоубийство, несчастный случай).
Такая оценка выходила бы за пределы его компетенции, предметом же заключения в данном случае может быть медицинская характеристика причин смерти.200
Причинение потерпевшему повреждений посторонней рукой является одним из таких устанавливаемых судебно-медицинской экспертизой фактов201, т. е. эксперт может установить факт причинения повреждений, которые потерпевший своей рукой “физически”не мог себе причинить.202 В то же время следует иметь в виду, что эксперт на основе одних только судебно-медицинских
716
данных не в состоянии сделать обратный вывод, т. е, установить, причинены ли саморанения и смерть самим пострадавшим, по той простой причине, что всякое ранение, причиненное себе пострадавшим, объективно может быть причинено и посторонним лицом.
Подобно сказанному установление “особой жестокости”убийства, “жестокое обращение”, повлекшее самоубийство, “обезображение”лица потерпевшего также не входит в компетенцию судебно-медицинской экспертизы, ибо указанные понятия не являются медицинскими. Эти вопросы решаются следователем и судом по совокупности обстоятельств дела. Компетенция эксперта в этих случаях исчерпывается установлением характера причиненных повреждений (включая вопрос об их неизгладимости).203
Сказанное о недопустимости решения экспертом вопросов, составляющих компетенцию органов расследования и суда, относится не только к судебно-медицинской, но и к другим видам экспертиз.
В литературе неоднократно рассматривался вопрос о том, входит ли в компетенцию эксперта вопрос, нарушил ли субъект своими действиями те или иные правила (правила безопасности движения транспорта, правила техники безопасности на производстве и др.). Некоторые процессуалисты формулируют общее правило, согласно которому эксперт вообще не вправе решать вопрос о нарушении норм права, к какой бы отрасли права они ни относились.204 Представляется, что это мнение ведет к необоснованному сужению компетенции эксперта. Если технический норматив или профессиональная норма санкционированы государством, то фактически речь идет не о двух разных нормах, а об одной норме, имеющей научно-техническое содержание и правовую форму.205
Во многих случаях судить о соответствии или несоответствии действий лица определенным специальным правилам можно, лишь располагая специальными познаниями в области сложной технологии производства, технического состояния транспорта, строительства, бухгалтерского учета и т. п.
В связи с этим вывод эксперта о нарушении специальных правил (или об отсутствии такового нарушения) является доказатель-
717
ством по делу. Понятно при этом, что вывод эксперта подлежит оценке следователем или судом, как и любое другое доказательство, и ни в коей мере не предрешает вывода следователя и суда о вине и ответственности.
Нормы права, в которых эксперт находит относящиеся к его компетенции технические и профессиональные правила, могут содержаться в различных правовых актах. Например, при проведении судебно-медицинской экспертизы применяются специальные медицинские критерии оценки тяжести телесных повреждений, выраженные в ст. 108 УК РСФСР и Правилах определения степени тяжести телесных повреждений. Нормы права, устанавливающие специальные профессионально-технические правила, используются также для обоснования заключений судебно-бухгалтерских, технических и прочих экспертиз. Эксперты могут использовать для обоснования своих выводов правила международных полетов, правила и обычаи иностранных портов, правила предупреждения столкновения судов в море и др.
Говоря о компетенции эксперта, необходимо подчеркнуть и то, что он выходит за ее пределы в случаях, когда самостоятельно собирает исходный доказательственный материал для исследования, помимо направленных на исследование объектов и представленных ему для ознакомления материалов дела. Во всех случаях, когда возникает необходимость дополнить объекты экспертного исследования новыми доказательствами, эксперт обязав обратиться с соответствующим ходатайством к органу, назначившему экспертизу.206
Пределы научной компетенции должны учитываться и при иссследовании экспертом обстоятельств, способствовавших совершению преступления. Для того чтобы заключение эксперта не выходило при этом за пределы его специальных познаний, в нем могут найти отражение: а) лишь такие обстоятельства, способствовавшие совершению преступления, для выявления которых необходимы именно эти специальные познания; б) лишь содержательная сторона обстоятельств, способствовавших совершению преступле-
718
ния, без правовой их оценки; в) эксперт может рекомендовать только такие меры технического и организационного характера по устранению указанных обстоятельств, которые вытекают из данных экспертного исследования и специальных познаний эксперта и основаны лишь на материалах дела, относящихся к предмету экспертизы.207
Эксперт выходит за пределы своей компетенции и в тех случаях, когда он при проведении .экспертизы по материалам уголовного дела по своему усмотрению отбирает некоторые из данных, относящихся к предмету экспертизы, оставляя без внимания остальные, т. е. присваивает себе функции оценки доказательств.
Во избежание этого суд и орган расследования перед назначением экспертизы должны принять меры к устранению противоречий в материалах дела, на основе которых эксперту предлагается дать заключение. Если же это в полной мере сделать не представилось возможным, то в самом постановлении (определении) о назначении экспертизы необходимо указать, на каких именно материалах дела эксперт должен основывать свое заключение.
Заключение эксперта, данное по материалам дела, в которых имеются противоречия, может содержать также альтернативу: эксперт предлагает следователю (суду) несколько решений поставленного перед ним вопроса в зависимости от того, какие из противоречивых материалов взяты за основу (например, какие из показаний о скорости движения транспорта следует использовать).
Вопрос о пределах и разграничении научной компетенции эксперта возникает также при комплексном исследовании объектов на основе разных отраслей знания.208
Некоторые процессуалисты отрицают возможность проведения комплексной экспертизы на том основании, что она законом большинства союзных республик прямо не предусмотрена и что ее проведение неизбежно связано с выходом эксперта за пределы его специальных познаний.209
Другие авторы считают, что проведение комплексных экспертиз правомерно и полезно для судебной и следственной практики, хотя среди них нет единства мнений относительно правовой природы комплексной экспертизы.210
719
Комплексная экспертиза —это сложная совокупность экспертных исследований. Каждое из них в процессуальном отношении самостоятельно, поскольку оно проводится экспертом в пределах его научных знаний, которыми не располагают другие эксперты, участвующие в комплексной экспертизе.
В то же время такие экспертные исследования связаны между собой единством цели: установленные с их помощью фактически, данные в совокупности позволяют сделать вывод по вопросу, который был поставлен следователем или судом.
Комплексная экспертиза позволяет полнее охватить объект исследования; изучить его во многихсвязях и опосредствованное сочетание методов различных наук в экспертном исследовании позволяет дать следствию и суду ответы на такие вопросы, решение которых не под силу каждой из этих наук в отдельности.
При проведении комплексной экспертизы объект ее как бы распадается на ряд специальных объектов, самостоятельно исследуемых каждым “узким”специалистом. Комплексная экспертиза хотя и назначается одним постановлением следователя или определением суда, но состоит из нескольких исследований и, как правило, завершается составлением нескольких экспертных заключений, которые в сумме решают какой-то широко сформулированный специальный вопрос.211
Комплексными (т. е. относящимися к нескольким областям знания) специальными познаниями может обладать и один эксперт. Если эти познания необходимы для решения какого одного специального вопроса, то такой эксперт, например судебный медик и криминалист, вправе составить одно заключение. Подписывая такое заключение, он не выходит за пределы своих специальных познаний.
Аналогично решается вопрос о совместном составлении заключения группой экспертов, имеющих одинаковые комплексные специальные познания (например, группой экспертов, каждый которых является судебным медиком и криминалистом).
Разновидностью рассматриваемого случая будет ситуация, когда сравнительно узкие специалисты разных профессий
720
общего образования, специальной профессиональной подготовки и опыта экспертной работы в состоянии достаточно глубоко разобраться во всех частных вопросах общей для них отрасли знания. Например, для решения вопроса о правильности избранного врачом курса лечения могут понадобиться специальные познания терапевта, хирурга, рентгенолога и т. д. В этих случаях совместное заключение будет правомерным, потому что каждый из экспертов, будучи врачом, обладает достаточными познаниями во всех отраслях медицинской науки и, следовательно, может проанализировать результаты исследований, проведенных его коллегами.
Однако далеко не всегда эксперты одного научного профиля могут быть взаимно осведомлены о применяемых каждым из них сравнительно узких, частных методах исследования. В этих случаях эксперты обязаны давать от своего имени заключение лишь в пределах специальных познаний, которыми лично обладают.
Следует прийти к выводу, что объединение разноплановых вопросов, например о скорости движения автомобиля и причине смерти пострадавшего, в постановлении (определении) о назначении экспертизы или экспертном заключении недопустимо.
В заключении эксперта можно выделить следующие группы сведений:
а) сведения, характеризующие условия проведения экспертного исследования, а именно: когда, где, кем, на каком основании была произведена экспертиза, кто присутствовал при ее проведении;
б) сведения о круге объектов и материалов, поступивших на экспертизу, и о задании эксперту;
в) изложение общих научных положений и методов исследования в их применении к объектам исследования;
т) сведения об установленных признаках и качествах исследуемых объектов;
д) выводы об обстоятельствах, установление которых составляет конечную цель экспертного исследования.212
В заключении эксперта обычно не приводятся доказательства того, что примененные экспертом научные положения и методы исследования правильны, научно обоснованны. Доказывание этого
721
тезиса предполагает последовательное изложение основ той отрасли научного знания, которая была использована экспертом, что естественно, невозможно сделать в заключении. Однако представляется, что в тех случаях, когда эксперт применил новый метод исследования, он должен в заключении привести доказательства обоснованности этого метода. Это необходимо для того, чтобы следователь и суд, оценивая заключение, могли судить о том, пользуется ли данный метод признанием и отвечает ли он современным требованиям соответствующей отрасли науки, а также о том, правильно ли эксперт выбрал этот метод.
УПК большинства союзных республик исходят из того, что все факты, установленные экспертом на основе его специальных познаний, должны указываться в заключении. Поэтому представляется, что нет необходимости использовать понятия “акт экспертизы”или “протокол экспертизы”наряду с понятием “заключение эксперта”, так как это может привести к недооценке доказательственного значения исследовательской части заключения эксперта, где изложен весь ход исследования.
Заключение эксперта должно быть дано в письменной форме как на предварительном следствии и дознании, так и в суде (ст. ст. 191, 288 УПК РСФСР). Такая форма обеспечивает четкость формулировок, предполагает составление заключения самими экспертом, повышает чувство ответственности эксперта за свои выводы; исключает возможность ошибок и неточностей; облегчает оценку заключения эксперта в кассационной и надзорной инстанциях.
Давая заключение в суде, эксперт представляет его в письменной форме и оглашает устно. В устной форме отвечает эксперт на вопросы, заданные ему на допросе. Эти ответы должны рассматриваться как составная часть заключения.
Общая правовая природа заключения эксперта и его показаний усматривается, в частности, из того, что показания эксперта не выделены в самостоятельный вид доказательств, и из того, что законом установлены по существу сходные основания допроса эксперта и назначения дополнительной экспертизы (ст. ст. 81, 192, 289 УПК РСФСР). Устанавливая обязанность следователя ознакомить обвиняемого не только с письменным заключением эксперта, но и с протоколом его допроса (ст. 193 УПК РСФСР), закон подчеркивает, что показания эксперта —это устное разъяснение и дополнение его письменного заключения.
Заключение эксперта, содержащее относящиеся к делу фактические данные, в зависимости от характера последних может быть обвинительным или оправдательным, прямым или косвенным доказательством.
Независимо от того, содержит ли заключение эксперта новые фактические данные или подтверждает данные, уже установленные с помощью других доказательств, оно во всех случаях будет
722
первоначальным доказательством. Это объясняется тем, что эксперт пользуется для установления фактов специальными научными методами, применение которых не зависит от того, как были выявлены те же факты другими процессуальными способами доказывания. Таким образом, эксперт устанавливает факты не посредством копирования, воспроизведения данных, содержащихся в других доказательствах, что характерно для производных доказательств, а путем самостоятельного исследования и вытекающих из него выводов.213
Структура заключения эксперта предусмотрена законом (ст. 191 УПК РСФСР). Заключение состоит из вводной и исследовательской частей и выводов. Во вводной части помимо указаний на то, когда, где, кем, на каком основании, в присутствии кого проводилась экспертиза, какие объекты были представлены эксперту, содержится перечень поставленных перед ним вопросов, кратко излагаются материалы дела, сообщенные эксперту. В исследовательской части излагается весь ход произведенных исследований, описываются примененные экспертом методы и полученные промежуточные и окончательные результаты. В выводах даются ответы на поставленные перед экспертом вопросы.
К заключению эксперта прилагаются различные справочные и иллюстративные материалы: таблицы, расчеты, схемы, чертежи, фотографии. Чем полнее иллюстрировано заключение, тем оно нагляднее и доступнее для следователя и суда. Все приложения представляют составную часть заключения.
723
Содержание заключения эксперта должно отражать содержание всех элементов процесса экспертного исследования. К числу могут относиться: экспертный осмотр, раздельное исследование, сравнительное исследование, экспертный эксперимент, оценка полученных результатов и формулирование выводов.214 Процессу собственно исследования предшествует изучение экспертом материалов дела215 и уяснения экспертного задания.
§ 3. ОСОБЕННОСТИ ОЦЕНКИ ЗАКЛЮЧЕНИЯ ЭКСПЕРТА
Заключение эксперта, как и любое доказательство, подлежит оценке лицом, ведущим расследование, прокурором и судом. Характер рассматриваемого вида доказательств не может служить основанием для некритического к нему отношения, принятия на веру содержащихся в заключении положений и выводов, придании им особого доказательственного значения. В связи с этим следует отметить, что в следственной и судебной практике еще не известны случаи некритического подхода к заключениям экспертов, к содержащимся в них данным; случаи, когда заключениям эксперта необоснованно отдают предпочтение. Эта практика нашла в свое время теоретическое оправдание в ряде работ, рассматривавших заключение эксперта не просто как самостоятельный, но именно как особый вид доказательств, обладающий преимущественной ценностью и убедительностью.216
Корни взгляда на экспертизу, как на “особое”доказательств уходят в теорию, которая считала эксперта научным судьей,
724
•Л. Е. Владимиров, Учение об уголовных доказательствах, СПб., 1910, стр. 197—198. Аналогичные положения мы находим и в некоторых работах советских авторов. См., например, Б. Д. Сперанский, Экспертиза в уголовном процессе, Иркутск, 1925, стр. 19; М. А. Ч ельцов, Уголовный процесс, Харьков, 1929, стр. 148; А. А. Абрамов, Б. И. Копелиович, Судебно-психиатрическая экспертиза, Донецк, 1949, стр. 41.
Верховный Суд СССР неоднократно подчеркивал, что заключение эксперта, как и любое другое доказательство, не имеет для суда заранее установленной силы (см., например, постановление Пленума Верховного Суда СССР по делу Г. (“Бюллетень Верховного Суда СССР”г. , № 3 стр. 25}.
Конечно, следователь и суд довольно часто не имеют детального представления о методах исследования, примененных экспертом. Однако, оценивая заключение эксперта, они в состоянии разобраться в его научной обоснованности, используя для этого такие методические и процессуальные средства, как: а) ознакомление с научной литературой и экспертными методиками, рекомендуемыми в инструкциях и правилах о производстве экспертиз; б) личный опыт оценки экспертиз определенных видов; в) консультации у специалистов по поводу научной обоснованности методов исследования, примененных экспертом (такие консультации получили особенно широкое распространение в практике судов кассационной и надзорной инстанции); г) допросы экспертов и проведение дополнитель-
725
Во всех случаях заключение эксперта должно оцениваться в совокупности с другими доказательствами; выводы по делу, подчеркивает Верховный Суд СССР, не могут быть основаны на заключении, противоречащем обстоятельствам, достоверно установленным другими средствами доказывания.217
Доказательственное значение заключения эксперта определяется обоснованностью и полнотой заключения, т. е. качествам анализ которых следователь и суд должны производить без “скидки”на авторитет эксперта.
Нельзя также считать, что заключения “вышестоящих”экспертных инстанций всегда более полны и обоснованны, чем заключения “нижестоящих”экспертных инстанций. Точка зрения, бытовавшая среди части экспертов, о преимущественной силе заключения эксперта “вышестоящего”экспертного учреждения была решительно отвергнута процессуальной теорией, как противоречащая принципам советского уголовного процесса, и не получила признания в уголовно-процессуальном законодательстве.
Не может быть априорно отдано предпочтение и выводам комиссионной экспертизы по сравнению с выводами одного эксперта, хотя обычно комиссионный характер исследования создает дополнительные условия полноты.218
Оценка экспертного заключения не сводится к одному только логическому анализу умозаключений эксперта. Мнение, что оценка заключения эксперта —чисто логическая операция, основано на неверном предположении о том, что орган, назначивший экспертизу, не может правильно понять смысл и значение самих методов исследования, применяемых экспертом. В действительности суд, следователь, прокурор, лицо, производящее дознание, могут и должны проверить не только логику экспертного доказывания, но и разобраться в выдвинутых экспертом научных положениях, чтобы убедиться в достоверности и полноте экспертных выводов. Всякое суждение эксперта должно пройти через призму внутреннего убеждения суда или следователя, прежде чем стать основанием выводов по деду. При этом анализируется по существу доброкачественность и достаточность представленных для исследования материалов, достоверность исходных экспертиз для разъяснения научных положений, примененных экспертами, повторные экспертизы.
Используя эти возможности и сопоставляя установленные экспертом данные с другими имеющимися в деле доказательствами, следователь, прокурор и суд в состоянии глубоко разобраться в существе экспертных выводов и дать им правильную оценку.
726
положений методики исследования, соответствие задания и заключения компетенции эксперта, обоснованность выводов и т. д.
В некоторых работах по криминалистике оценка органом расследования и судом заключений экспертов-криминалистов ставилась в зависимость от наглядности запечатления результатов исследования на фотоснимках.219 В действительности, будучи составной частью заключения эксперта и способствуя наиболее полному, ясному и наглядному запечатлению результатов исследования, фотоснимки не следует считать единственной доступной для неспециалиста частью заключения. Опираясь на свою общеобразовательную и криминалистическую подготовку, включающую изучение возможностей различных видов экспертиз, на жизненный и профессиональный опыт, следователь, судьи анализируют не только иллюстрации, если они имеются, но и содержание заключения, обращая особое внимание на условия и методы проводившихся исследований, с тем, чтобы оценить полноту и точность полученных результатов.
Судебная и следственная практика знает немало примеров того, как критическая оценка следователем и судом содержания заключений, в том числе примененной методики исследования, не только обеспечивает установление истины по делу, но и способствует дальнейшему развитию самой методики экспертных исследований. Приведем один из них.
С., 55 лет, ушел из дома и не вернулся. Через несколько дней его труп был обнаружен в кустарнике на окраине города. В щитовидном хряще имелись два круглых симметричных отверстия.
Эксперт —судебный медик —дал заключение, что “имеющиеся отверстия на пластинках щитовидного хряща —огнестрельного происхождения: входное отверстие —на левой пластинке; выходное—на правой, калибр пули 7,62 мм”. Повторная экспертиза, проведенная в НИИ судебной экспертизы, подтвердила первое заключение.
Заключение экспертов находилось в противоречии с установленными по делу обстоятельствами.
В результате оценки заключений экспертов в совокупности с другими материалами дела следователь пришел к выводу, что заключения об огнестрельном происхождении отверстий на щитовидном хряще трупа научно не обоснованы. Это послужило основанием для назначения еще одной экспертизы.
Эксперты поставили ряд опытов, для которых пришлось заново разработать методику, и убедительно доказали несостоятельность выводов предыдущих экспертиз. Обосновывая свое заключение, эксперты опровергли, в частности, вывод, что оба отверстия
727
в хряще возникли в результате прохождения пули калибра 7,62. Расположение пластинок хряща, как показали эксперимент “исключает прохождение через них пули не только калибра 7,62, но и значительно меньшего калибра.
Рассмотрим более подробно содержание отдельных сторон оценки заключения эксперта.
Анализ соблюдения процессуального порядка экспертизы включает проверку: соблюдения процессуального порядка подбора материалов для экспертизы, в частности получения образцов для сравнительного исследования; законности назначения экспертизы, в том числе соблюдения установленных требований вынесения постановления (определения) о ее назначении; соблюдения при производстве и назначении экспертизы прав обвиняемого и других участников процесса; соблюдения процессуально порядка разъяснения эксперту его прав и обязанностей; наличия всех необходимых по закону реквизитов заключения как процессуального акта.
Каковы последствия допущенных нарушений процессуального порядка назначения и проведения экспертизы? Верховный Суд РСФСР подчеркнул в определении по делу Р., что заключение эксперта не может быть признано имеющим силу доказательства, если оно дано с нарушением правил, обеспечивающих обоснованность его выводов. В частности, если эти нарушения касаются порядка и подбора материалов для экспертизы, в результате чего возникают сомнения в подлинности объектов экспертного исследования, то это делает невозможным использование заключения эксперта при доказывании.220 То же самое относится и к случаям нарушения прав участников процесса (при заявлении отводов ходатайств по поводу состава экспертов, постановке вопросов экспертам и т. п.), которые создают неустранимое сомнение в объективности заключения. “Экспертиза, проведенная по делу с нарушением установленных законом прав обвиняемого, не может быть положена в основу обвинения, —подчеркивается в определи Судебной коллегии Верховного Суда СССР по делу С.—Соблюдение этих норм является гарантией защиты прав обвиняемого и правильного разрешения дела по существу”.221 Следует вместе с тем иметь в виду, что в некоторых случаях обнаруженные при оценке заключения нарушения могут быть устранены дополнительными процессуальными действиями, например допросом эксперта.
Оценивая соответствие квалификации эксперта предмету экспертизы, орган расследования и суд
728
дят прежде всего в имеющихся в материалах экспертизы сведений об образовании, практическом опыте, стаже работы по данной специальности, узкой специализации в рамках данной профессии эксперта. Например, по делу Г. Верховный Суд СССР отметил: “В постановлении следователя о проведении бухгалтерской экспертизы и в заключении этой экспертизы не указано, кем именно и где работает М., а эти данные необходимо иметь для проверки, имел ли он право проводить экспертизу... Надлежит выяснить, имеет ли он познания, которые необходимы бухгалтеру-эксперту, какое М. имеет образование и практический опыт работы”.222
В некоторых подзаконных актах содержатся дополнительные требования к квалификации эксперта. Так, в Инструкции о производстве судебно-медицинской экспертизы указывается: “Судебно-медицинским экспертом может быть лицо, имеющее звание врача, получившее специальную судебно-медицинскую подготовку и занимающее штатную должность судебно-медицинского эксперта”(п. 25). “Судебно-медицинский эксперт должен проходить курсы усовершенствования по судебной медицине не реже одного раза в 5—лет”.
Если вывод о недостаточной квалификации эксперта может быть сделан на основании анализа сведений о нем, имеющихся в деле, то вывод о достаточной квалификации эксперта может быть сделан в результате ознакомления не только с данными о личности эксперта, но и с содержанием заключения, со всем ходом исследования, со степенью использования в процессе производства экспертизы современных методов и достижений науки. Иными словами, этот вывод может быть сделан только в результате оценки научной обоснованности заключения. Таким образом, оценка квалификации эксперта не сводится к анализу анкетных данных о нем.
Для того чтобы дать оценку заключению эксперта, необходимо далее установить, соответствует ли задание и заключение компетенции эксперта.
Оценка заключения эксперта с точки зрения компетентности последнего состоит в: а) изучении вопросов, поставленных перед экспертом, и отнесении их к той или иной отрасли знания; б) изучении фактических данных, установленных экспертом, и решении вопроса о том, какие именно требовались для их установления специальные познания; в) ознакомлении с данными, характеризующими эксперта как специалиста в определенной отрасли знания; г) установлении того, относятся ли к компетенции эксперта науч-
729
ные положения и методы исследования, которые были использованы при проведении экспертизы.
Некоторые авторы считают, что если эксперт признан некомпетентным и на этом основании ему заявлен отвод, то его заключение не должно приобщаться к делу, так как назначается новая экспертиза.223 Такой вывод представляется ошибочным. Основания отвода эксперта должны усматриваться из материалов дела. Поэтому заключение эксперта, признанного некомпетентным, должна быть приобщено к делу, так как именно оно может объясниться почему эксперту был заявлен отвод.
Анализируя полноту заключения, назначивший экспертиза следователь (суд) обращает внимание на: а) полноту использования предоставленных эксперту материалов; б) применение разнообразных, дополняющих друг друга методов исследования, необходимых для достоверного ответа на поставленные вопросы; в) наличие в заключении ответов на все поставленные вопросы; г) полноту описания в заключении проделанной экспертом работы, имеющей значение для выводов.
Анализ научной обоснованности заключения предлагает выяснение: а) имеет ли данная экспертиза необходим научную основу; б) основано ли заключение эксперта на данных науки и специальных познаниях эксперта; в) соответствуют да выводы эксперта проделанному исследованию, связаны ли логически содержание исследования и выводы из его результатов; г) применены ли экспертом наиболее эффективные методы исследования, соответствуют ли они требованиям современной науки и техники; д) достаточен ли исследованный материал для сделанных выводов; е) правильно ли выявлены и оценены экспертом признаки и свойства исследуемых объектов.224
Верховный Суд СССРнеоднократно указывал в своих решениях на недопустимость практики, когда научная сторона заключения фактически полностью принимается на веру без должного анализа, и предлагал судам проверять научную обоснованно заключения экспертов.225
Получив заключение эксперта, в котором выводы изложены в категорической форме, не допускающей, с его точки зрения
730
иных толкований, следователь (суд) должен решить, были ли у эксперта достаточные основания для подобных выводов, правомерны ли они, если учесть характер материалов, бывших в его распоряжении, примененных методов исследования и тех научных положений, которыми он оперировал.
Если выводы эксперта носят вероятный, предположительный характер (о значении такого заключения см. выше), следователь (суд) должен выяснить, не было ли у эксперта в данных условиях оснований дать категорическое заключение. Установление таких оснований предполагает назначение повторной экспертизы по мотивам необоснованности оцениваемого заключения.
В результате оценки заключения следователь (суд) может принять одно из следующих решений: а) признать заключение полным и обоснованным, а фактические данные, в нем содержащиеся, —достоверными и имеющими значение по делу; б) признать заключение недостаточно ясным или неполным и при необходимости назначить дополнительную экспертизу или допросить эксперта для разъяснения или дополнения данного им заключения; в) признать заключение эксперта необоснованным или вызывающим сомнения в его правильности и при необходимости назначить повторную экспертизу или провести иные процессуальные действия, направленные на проверку выводов эксперта.
Некоторые особенности имеет оценка повторных и дополнительных заключений. В таких случаях составной частью оценки является сопоставительный их анализ.226 При этом ни одно из имеющихся заключений не должно заранее оцениваться как “лучшее”или “худшее”, хотя само проведение по делу повторной экспертизы связано с сомнениями, возникшими в ходе предварительной оценки ранее данного заключения. Нельзя с учетом изложенного согласиться с попытками ввести понятие “контрольной экспертизы”. Стремясь обосновать его, некоторые авторы утверждают, что наиболее обоснованно чаще всего третье заключение, которое дается обычно более квалифицированными экспертами, выступающими по сути дела в качестве арбитров между первым и вторым экспертом.227
Само понятие контрольной экспертизы, как и ее сравнение с арбитражем, представляется неудачным, так как вводит элемент предустановленной оценки доказательств. Между тем нельзя подменять оценку заключения по существу ссылкой на авторитет эксперта.
“При наличии противоречий в выводах двух экспертиз суд не может безмотивно отдать предпочтение одной из них, а должен
731
либо мотивировать преимущество одного заключения перед другим, либо... назначить новую экспертизу для .устранения противоречий в предшествующих заключениях”.228
Если неполными или необоснованными признаются все имеющиеся по данному вопросу заключения, то нельзя отказаться назначения еще одной повторной экспертизы, так как это oзначало бы, что следователь или суд берут на себя непосредственное решение вопросов, требующих экспертного исследования. Однако и в этом случае не исключена возможность, что при оценке ранее данных и вновь полученного заключения с учетом всей совокупности собранных доказательств будет пересмотрена предварительная оценка одного из ранее данных заключений, и оно будет использовано для обоснований решения по делу.
Особенностью повторной экспертизы, которую необходимо учитывать при оценке заключения, является то, что перед ней, как правило, ставится задача проверки научной обоснованности первичной экспертизы, а также выявление причин расхождения выводах, предшествующих экспертиз. Таким образом, оценивая заключение повторной экспертизы, следователь (суд) еще анализирует заключение первичной экспертизы.
Одна из особенностей оценки заключения экспертов состоит в необходимости специальной мотивировки оснований, по которым отвергается заключение (ст. 80 УПК РСФСР). Речь идет о случаях, когда: а) отвергаются все имеющиеся по данному вопросу заключения, назначается еще одна экспертиза; б) следователь (суд) согласен с одним из противоречащих друг другу заключений.
Выводы по делу не могут быть основаны на заключении, противоречащем обстоятельствам, достоверно установленным другими путями.229
Статья 80 УПК РСФСР специально подчеркивает, что заключение эксперта не обязательно для лица, производящего дознание, следователя, прокурора и суда.
В рассматриваемом случае, как и применительно к показаниям обвиняемого, законодатель счел необходимым на основе анализа ошибок следственной и судебной практики конкретизировать общее требование ст. 71 УПК РСФСР о правилах оценки доказательств. Включение в закон указанной нормы направлено на предупреждение возможных ошибок, могущих проявиться либо в критическом отношении к заключению эксперта, либо в игнорировании заключения без достаточных оснований.
732
СОДЕРЖАНИЕ
Глава 1 ПОНЯТИЕ И СИСТЕМА ТЕОРИИ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ
§ 1. Задачи уголовною судопроизводства и доказательственное право 3
§ 2. Понятие и содержание теории доказательств ......... 15
§ 3. Теория доказательств в системе научного знания ....... 23
Глава II МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ТЕОРИИ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ
§ 1. Марксистско-ленинская гносеология—основа теории доказательств 35
§ 2. Общеправовые проблемы теории доказательств ........ 73
§ 3. Классовая сущность буржуазного доказательственного права и буржуазной теории доказательств 90
Глава III ЦЕЛЬ, ПРЕДМЕТ И ПРЕДЕЛЫ ДОКАЗЫВАНИЯ
§ 1. Содержание истины как цели доказывания ........... 113
§ 2. Понятие предмета доказывания .............. 139
§ 3. Обстоятельства, подлежащие показыванию .......... 163
§ 4 Пределы доказывания .............. 186
Глава IV ПОНЯТИЕ И КЛАССИФИКАЦИЯ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ
§ 1. Понятие доказательства 197
§ 2. Допустимость доказательств 228
§ 3. Относимость доказательств 246
§ 4 Классификация доказательств 250
Глава V ПРОЦЕСС ДОКАЗЫВАНИЯ
§ 1. Понятие и содержание процесса доказывания 287
§ 2. Психологическая характеристика познавательной деятельности в процессе показывания 304
733
§ 3. Процессуальная форма доказывания
§ 4. Презумпции и преюдиции в доказывании
Глава VI СПОСОБЫ СОБИРАНИЯ И ПРОВЕРКИ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ
§ 1. Общая характеристика способов собирания и проверки доказательств
§ 2. Следственные действия
§ 3. Познавательные методы при собирании и проверке доказательств
§ 4. Версии и планирование в процессе доказывания
Глава VII ОЦЕНКА ДОКАЗАТЕЛЬСТВ
§ 1. Понятие и содержание оценки доказательств
§ 2. Логическая структура оценки доказательств
§ 3. Внутреннее убеждение при оценке доказательств
§ 4. Роль закона и социалистического правосознания при оценке доказательств
Глава VIII СУБЪЕКТЫ ДОКАЗЫВАНИЯ
§ 1. Понятие и классификация субъектов доказывания
§ 2. Обязанность доказывания
§ 3. Роль лиц, ведущих расследование, и прокурора в доказывании
§ 4. Роль суда в доказывании
§ 5. Обвиняемый, защитник и законный представители, обвиняемого как субъекты доказывания
§ 6. Участие в доказывании иных лиц
Глава IX ПОКАЗАНИЯ СВИДЕТЕЛЕЙ И ПОТЕРПЕВШИХ
§ 1. Понятие и значение показаний свидетелей и потерпевших
§ 2. Обеспечение полноты и достоверности .показаний свидетелей и потерпевших. Особенности их оценки
Глава Х ПОКАЗАНИЯ ОБВИНЯЕМЫХ И ПОДОЗРЕВАЕМЫХ
§ 1. Понятие и значение показаний обвиняемых и подозреваемых
§ 2. Обеспечение полноты и достоверности показаний обвиняемых и подозреваемых. Особенностд их оценки
734
Глава XI ВЕЩЕСТВЕННЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА
§ 1. Понятие и значение вещественных доказательств 634
§ 2. Особенности собирания и оценки вещественных доказательств 650
Глава XII ПРОТОКОЛЫ СЛЕДСТВЕННЫХ И СУДЕБНЫХ ДЕЙСТВИЙ. ИНЫЕ ДОКУМЕНТЫ
§ 1. Общая характеристика документов как доказательств Протоколы следственных и судебных действий. Иные документы
§ 2. Особенности оценки протоколов и иных документов
Глава XIII ЗАКЛЮЧЕНИЕ ЭКСПЕРТА
§ 1. Понятие и значение заключения эксперта как доказательства 700
§ 2. Предмет экспертизы 713
§ 3. Особенности оценки заключения эксперта 724
2 М. С. Строгович, Курс советского уголовного процесса, т. I, 1968, стр. 414; Т. Н. Добровольская, Показания обвиняемого как доказательство в советском уголовном процессе. Автореферат кандидатской диссертации, Свердловск, 1950, стр. 6.
3 Р. Д. Рахунов, Доказательственное значение признания обвиняемого по советскому уголовному процессу (“Советское государство и право” 1956 г. № 8, стр. 35).
4 Игнорирование этой части показаний обвиняемого обоснованно рассматривается в судебной и прокурорской практике как существенное нарушение. Из материалов дела, в частности, усматривается, — говорится в постановлении Пленума Верховного Суда, СССР по делу М.,—что И., отрицая предъявленное ему обвинение, сослался на противоречивость, неконкретность и непоследовательность показаний осужденных по этому делу П., Б. и Т., уличавших его как участника преступления. Органы расследования и суд не исследовали причин противоречий, в показаниях указанных лиц, что имеет существенное значение для правильной оценки их показаний”. На этом основании приговор в отношении И. был отменен и дело возвращено на дополнительное расследование (“Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР по вопросам уголовного процесса”, М., 1964, стр. 109—110).
5 Г. П. Саркисянц. Участие защитника в суде первой инстанции в советском уголовном процессе, Ташкент, 1965, стр. 91.
6 М. Л. Якуб, Показания обвиняемого как источник доказательств в советском уголовном процессе, стр. 13.
7 На это обстоятельство обращают внимание Г. Н. Агеева и П. А. Лупинская в статье “Развитие общесоюзного законодательства о доказательствах в уголовно-процессуальных кодексах союзных республик”, “Ученые записки ВЮЗИ”, вып. XIV, М., 1964, стр. 151.
8 В. И. Каминская в работе “Показания обвиняемого в советском уголовном процессе” (М., 1960) предлагает отграничить сознание обвиняемого, которое, по ее мнению, всегда должно быть полным, “от признания обвиняемым правильности отдельных фактов или сторон обвинения, сопровождаемого отрицанием других фактов или квалификации признаваемых им фактов в качестве преступления” (стр. 74). Такое разграничение представляется искусственным. Сознание обвиняемого и признание им правильности предъявленного обвинения суть одно и то же (именно в этом смысле употребляется термин “признание” в ст. 77 УПК РСФСР). В то же время та часть показаний, в которой отрицаются инкриминируемые факты или оспаривается их квалификация в качестве преступных, в равной мере не может быть семантически отнесена ни к осознанию”, ни к “признанию”.
9 М. М. Гродзинский, Кассационное и надзорное производство в советском уголовном процессе, М., 1953, стр. 203; Я. О. Мотовиловкер, Показания и объяснения обвиняемого как средство защиты, в советском уголовном процессе, М., 1956, стр. 27; И. Д. Перлов, Судебное следствие в советском уголовном процессе, М., 1955, стр. 175; Т. Н. Добровольская, Показания обвиняемого против других лиц в советском уголовном процессе, “Ученые записки ВИЮН”, 1957, вып. 1(5), стр. 83; Ц. М. Каз, Доказательства в советском уголовном процессе, Саратов, I960, стр. 85—87; М. Л. Якуб, указ. работа, стр. 77; О. А. Соя-Серко, Допрос подсудимого в советском уголовном процессе. Автореферат кандидатской диссертации, М., 1969, стр. 10, и др.
10 М. М. Гродзинский, Понятие, оговора в уголовном деле (“Социалистическая законность” 1953 г. № 1, стр. 44). На это обстоятельство справедливо обращает внимание и М. С. Строгович, отмечающий, что “само слово “оговор” этимологически означает неправильное, ложное показание на кого-либо. Но в уголовном процессе правильность или неправильность, правдивость или ложность показания заранее не известны и устанавливаются лишь в результате оценки уже полученного и проверенного показания.., если оговором называют показание, ложность которого уже установлена (очевидно, вступившим в законную силу приговором, отвергнувшим данное показание как ложное), понятие оговора теряет процессуальное значение и оно не годится для обозначения доказательства...” (“Курс советского уголовного процесса”, т. I, 1968, стр. 427—428). Однако, далее, он предлагает применять термин оговор для обозначения всяких показаний обвиняемого, уличающего других лиц” (там же); с этим нельзя согласиться, поскольку применение термина не должно противоречить его значению. Утверждение М. С. Строговича, что термином оговор подчеркивается сомнительность такого показания, необходимость его “особо тщательной проверки” не представляется убедительным. Неправильно выделять один из видов показаний обвиняемого как наиболее сомнительный. Если показания обвиняемого есть обычное рядовое доказательство, очевидно, это относится ко всем его показаниям, независимо от их содержания. Кроме того, вряд ли было бы правильным утверждать, что оговор требует “более тщательной проверки”, чем, например, сознание.
11 Предложение вместо оговора к показаниям обвиняемого против других лиц применить наименование “перенесение вины” (С. С. Степичев, Классификация показаний обвиняемого нуждается в изменении, “Вопросы криминалистики” 1964 г. № 10, стр. 51) не представляется удачным. Изобличая другое лицо в совершении преступления, обвиняемый далеко не всегда стремится перенести на него свою вину либо тем самым как-то иначе облегчить свое положение. Кроме того, содержание показаний обвиняемого против других лиц не сводится к случаям, когда он указывает на виновность последних. Напротив, нередко обвиняемый утверждает, что другие липа, версия о виновности которых проверяется, непричастны к преступлению или степень их вины меньше, чем это вытекает из версии обвинения.
12 Последнее нужно подчеркнуть в связи с тем, что в ряде случаев в процессуальной и криминалистической литературе значение показаний обвиняемого исследуется лишь применительно к доказыванию виновности, что приводит к определенной односторонности в освещении вопроса.
13 Очевидно, что это требование в равной мере распространяется на любые показания обвиняемого, что нашло отражение в формулировке соответствующих норм в ряде других союзных республик (например, в ч. 2 ст. 56 УПК Эстонской ССР, ч. 2 ст. 62 УПК Киргизской ССР). Наиболее полной следует признать формулировку ст. 72 УПК Азербайджанской ССР и ст. 57 УПК Узбекской ССР, согласно которым данные, устанавливаемые показаниями обвиняемого, как и другие доказательства, подлежат проверке и оценке в связи со всеми обстоятельствами дела, как в случае признания, так и в случае отрицания обвиняемым своей виновности. Так же решается вопрос о значении признания обвиняемого и в УПК других социалистических. стран. Например, в УПК Чехословацкой Социалистической Республики указывается: “Признание обвиняемого не освобождает органы, участвующие в расследовании, от обязанности исследовать и всеми доступными им средствами проверить все обстоятельства дела”.
14 Известно, что в розыскном процессе, в период расцвета теории формальных доказательств, признание обвиняемого (подсудимого) признавалось “лучшим доказательством всего света”; в то же время оно добывалось с применением к обвиняемому мер физического воздействия. Буржуазная теория свободной оценки доказательства оставалась в отношении сознания обвиняемого по существу на тех же позициях. В англо-американском процессе признание обвиняемого влечет за собой прекращение судебного следствия, а суд непосредственно переходит к вынесению приговора (исключение составляют дела о преступлениях, за которые может быть назначена смертная казнь). Ж. Дюамель, характеризуя целенаправленность действий французской полиции, в свою очередь пишет: “На нас смотрят как на ничтожество, если мы не представляем следственному судье дело, полностью законченное расследованием и увенчанное сознанием... Как же вы хотите, чтобы в этих условиях полиция не пыталась бы иногда любой ценой добиться сознания в течение 24 часов” (пит. по статье А. И. Лубенского “Свобода личности в буржуазной Франции”, “Вестник Ленинградского университета” № 5, серия “Экономика, философия и право”, вып. 1, Л., 1962, стр. 153. Подробнее см. § 3 гл. II).
15 Критику ошибочных положений Вышинского см. в статьях: А. А. Бовин, Истина в правосудии (“Известия” 8 февраля 1962 г.); А. И. Винберг, Г. И. Кочаров, Г. М. Миньковский, Против порочных “теорий” Вышинского в советском уголовном процессе (“Социалистическая законность” 1962 г. № 3); “Советская юстиция” 1962 г. .№ 7—8; Н. В. Жогин, Выше уровень юридической науки и юридического образования в СССР (“Социалистическая законность” 1964 г. № 9) и др.
16 По ранее действовавшим УПК союзных республик в случае получения признания подсудимого суд мог сократить пределы судебного следствия и перейти к прениям сторон (ст. 282 УПК РСФСР 1923 г.). Эта норма не включена в новые УПК.
17 В литературе высказана точка зрения о неправильности применения тактических правил, направленных на получение от обвиняемого еще неизвестных по делу, новых данных (В. .3. Лукашевич, Тактика первого допроса обвиняемого после предъявления обвинения, “Вопросы уголовного права, прокурорского надзора, криминалистики и криминологии”, сб. 2, Душанбе, 1968, стр. 288).Она, однако, не вытекает из закона.
18 Сознание и чистосердечное раскаяние — разные понятия, однако второе не существует без первого. Чистосердечное раскаяние определяется, как “отрицательное отношение к преступлению, осознание своей вины, искреннее, без чьего-либо принуждения к тому, осуждение своего поведения” (Н. С. Лейкина, Значение личности преступника для определения наказания, “Вопросы защиты по уголовным делам”. Л., 1967, стр. 142).
19 И. Л. Петрухин, Имеют ли доказательственное значение ложные показания обвиняемого, “Советская юстиция” 1965 г. № 7, стр. 15.
20 М. П. Шаламов, К вопросу об оценке сознания обвиняемого (“Советское государство и право” 1956 г. № 8). Точка зрения М. П .Шаламова была подвергнута справедливой критике Р. Д. Рахуновым (“Доказательственное значение признания обвиняемого по советскому уголовному процессу”, “Советское государство и право” 1956 г. № 8).
21 Высказанные соображения о значении содержания показаний относятся не только к сознанию, но и к другим видам показаний обвиняемого.
22 В. 3. Лукашевич, Гарантии обвиняемого в стадии расследования и предания суду. Докторская диссертация, т. 1, Л., 1967, стр. 229.
23 Подозреваемый фигурировал и в ранее действовавших УПК союзных республик; однако его процессуальное положение было недостаточно определенным. В результате получила распространение незаконная практика допросов подозреваемых лиц в качестве свидетелей: им ставились вопросы, относящиеся к обстоятельствам, за которые допрашиваемые должны нести ответственность, вместе с тем они предупреждались об ответственности за уклонение от дачи показаний и за заведомо ложные показания. В связи с создавшимся положением вопрос о подозреваемом стая спорным и неоднократно подвергался обсуждению. Часть процессуалистов считала, что допрос подозреваемого является важным способом доказывания и эту процессуальную фигуру необходимо восстановить в нашем процессе, снабдив ее соответствующими процессуальными правами. Противники этой точки зрения утверждали, что допрос в качестве подозреваемого ущемляет права граждан и не вызывается необходимостью. Спор этот разрешен действующим уголовно-процессуальным законодательством, выделившим показания подозреваемого. Следует заметить, что появление подозреваемого определяется не применением к нему мер процессуального принуждения, а, напротив, эти меры применяются в связи с наличием данных, дающих основание для подозрения конкретного лица в совершении преступления.
24 Аналогично решается этот вопрос в законодательстве зарубежных социалистических стран. Например, в УПК Венгерской Народной Республики из положения, сформулированного в п. 2 § 114, следует, что подозреваемое лицо должно быть вновь допрошено после предъявления обвинения уже в качестве обвиняемого.
25 См., например, Л. В. Павлухин, Дознание в советском уголовном процессе. Автореферат кандидатской диссертации, Саратов, 1966, стр. 19. Об этом же ранее писал М. С. Строгович (“О подозреваемом”, “Социалистическая законность” 1961 г. № 2,стр. 36).
26 Именно это обстоятельство отмечали ученые и практические работники Венгерской Народной Республики, участвовавшие в дискуссии по вопросу о подозреваемом, вскоре после принятия нового УПК ВНР.
Введение фигуры подозреваемого (что не связано в ВНР с избранием ему меры пресечения или задержанием) и регламентация его допроса (§ 108 УПК) расценивались участниками дискуссии как возможность повышения эффективности предварительного расследования (см. об этом подробнее Л. М. Карнеева, Привлечение к уголовной ответственности по УПК Венгерской Народной Республики, “Советское государство и право” 1966 г. № 1, стр. 110-112).
27 Поэтому мы не можем согласиться с утверждением М. С. Строговича о том, что “показания подозреваемого, поскольку они имеются в деле и оглашены в суде, сохраняют свое значение доказательства, но их доказательственная сила чрезвычайно низка...” (Рецензия на книгу И. С. Галкина и В. Г. Кочеткова “Процессуальное положение подозреваемого”, “Советская юстиция” 1968 г. № 24, стр. 28). Как известно, советский уголовный процесс не знает деления доказательств на имеющие большее или меньшее значение. Показания .подозреваемого—и это подтверждают следственная и судебная практика—могут явиться столь же надежным средством доказывайте, как и показания обвиняемого или свидетеля.
28 При выборочном изучении уголовных дел, направленных .в суд и находившихся в производстве следователей, установлено, что по подавляющему большинству из них (от 95,8 до 98,5%) лицо, заподозренное в совершении преступления, допрашивалось до предъявления обвинения. Близкие к этому данные получены А. Д. Соловьевым (“Процессуальные вопросы установления истины на предварительном следствии”. Автореферат докторской диссертации, Киев, 1969, стр. 39), Н. С. Алексеевым и В. 3. Лукашевичем (“Ленинские идеи в советском уголовном судопроизводстве”, Л., 1970, стр. 86), Г. М. Резником (“Оценка доказательств по внутреннему убеждению в советском уголовном процессе”. Кандидатская диссертация, М., 1969, стр. 314). Эти данные убедительно опровергают утверждение, что по большинству уголовных дел вообще нет подозреваемого и его показаний (М. С. Строгович, Курс советского уголовного процесса, т. II, М., 1970, стр. 83; т. I, М., 1968, стр. 194).
29 Законодатель не оговаривает специально недопустимость наводящих вопросов; такой запрет установлен лишь для допроса свидетеля (ст. 158 УПК РСФСР). Несомненно, однако, что это правило распространяется и на допрос обвиняемого. Именно так этот вопрос решается и в некоторых зарубежных социалистических странах. В УПК ЧССР, например специально указывается на неправомерность постановки наводящих вопросов обвиняемому.
30 Подробнее см. § 2 гл. IV.
31 Большинство УПК союзных республик предусматривают участие педагога в допросе: несовершеннолетнего обвиняемого (права которого в этой части распространяются и на подозреваемого) по усмотрению следователя или прокурора либо по ходатайству защитника. По УПК Молдавской ССР (ст. 132), Латвийской ССР (ст. 152), Эстонской ССР (ст. 126) участие педагога при допросе обвиняемого, не достигшего 16 лет, обязательно. В УПК Узбекской, Казахской, Армянской ССР этот вопрос не регламентирован.
32 Активное участие подсудимого в исследовании доказательств предусматривается в УПК зарубежных социалистических стран. Так, в ГДР подсудимый может непосредственно или через председательствующего задавать вопросы другим обвиняемым, свидетелям и экспертам (абз. 2 § 229), давать объяснения после допроса этих лиц или оглашения документов (§ 230), заявлять ходатайства о привлечении доказательств, наряду с защитником давать свою оценку собранным доказательствам в заключительном выступлении (абз. 2 § 238).
33 См. об атом в статье А. Долговой и Г. Миньковского “Дефекты правового воспитания несовершеннолетних”, “Социалистическая законность” 1970 г. № 2, стр. 23-24.
34 “Возрастная психология”, под ред. Н. Ф. Добрынина, М., 1965, стр. 215—216.
35 Л. Ароцкер, Судебная этика, “Социалистическая законность” 1969 г. № 9, стр. 33.
36 Последнее обстоятельство нашло выражение в УПК Чехословацкой Социалистической Республики, в котором подчеркивается, что обвиняемого ни в коем случае нельзя принуждать к даче показаний и при допросе необходимо щадить его личное достоинство.
37 А. Р. Ратинов, Судебная психология для следователей, М., 1967, стр. 168.
38 Л. Е. Ароцкер, Криминалистические методы в судебном разбирательстве уголовных дел. Автореферат докторской диссертации, М., 1965, стр. 22.
39 Специфической для проверки и оценки показаний обвиняемого является необходимость их сопоставления с содержанием различных заявлений, исходящих от обвиняемого, а равно с содержанием его последнего слова и защитительной речи, если она произносилась. Если в указанных заявлениях имеются ссылки на обстоятельства, по поводу которых обвиняемый не допрашивался, или фактам дается иная трактовка, необходим дополнительный допрос обвиняемого (см., например, ст. 297 УПК РСФСР).
40 Г. Н. Мудьюгин, Косвенные доказательства, связанные с поведением обвиняемого, “Социалистическая законность” 1961 г. № 6, стр. 31.
41 В зарубежной литературе описаны специальные эксперименты, поставленные для решения вопроса о том, можно ли на основе поведения допрашиваемого, изучения его мимики, жестов и т. п. установить, говорит он правду или лжет. В результате половина правдивых утверждений были признаны ложными; большинство ложных оценены как истинные, правильные же оценки оказались скорее случайными, чем закономерными (см., например, Е. Seeling, Sclim, Liige, Sexuality, Stuttgart, 1955).
42 Подробно это следственное действие рассматривается в ряде работ: А. Н. Васильев, C. С. Степичев, Воспроизведение показаний на месте при расследовании преступлений, М., 1959; И. Е. Быховский, А. Р. Ратинов, Проверка показаний на месте, “Вопросы криминалистики” 1962 г. № 5; С. Степичев, Еще раз о выходе на место, “Вопросы криминалистики” 1964 г. ,№ 12; Л. А. Соя-Серко, Проверка показаний на месте, как самостоятельное следственное действие. Кандидатская диссертация, М., 1968.
43 В связи с этим неоправданной представляется позиция М. С. Строговича, который вопреки нормам закона, содержащимся в УПК пяти союзных республик (Литовской ССР, Латвийской ССР, Таджикской ССР, Туркменской ССР и Казахской ССР), считает, что “недопустим и такой прием, когда сознавшегося обвиняемого выводят на место преступления, где он указывает различные обстоятельства (например, место, где произошло убийство, место, где был оставлен труп потерпевшего, и т. д.), с расчетом, что, если обвиняемый укажет эти обстоятельства так, как они ранее были записаны в протоколе осмотра, указания обвиняемого будут рассматриваться как подтверждение его сознания” (“Курс советского уголовного процесса”, т. II, М., 1970, стр. 423—424).
44 См. об этом Ю. П. Адамов, Факты, влияющие на выбор вида лжи при свидетельствовании, “Вопросы судебной психологии”, М., 1971, стр. 89—90.
45 “Ложь и симуляция у здоровых лиц всегда выступают как хорошо осознанная, целенаправленная, мотивированная умственная деятельность с хорошо осознанными мотивами и целью” (Н. Фелинская, Н. С Танишевская, Использование психологических знаний в уголовном процессе, “Советская юстиция” 1971 г. № 7, стр. 6).
46 При проверке и оценке показаний “следователь отражает в динамической модели конфликтной ситуация и себя самого, и подследственного, имитирует ход его мыслей и его поведение и, оперируя этой моделью, принимает решение. При этом он должен представить не только самого себя с точки зрения подследственного, но и представления самого подследственного о себе в понимании следователя” (А. Р. Ратинов, Теория рефлексивных игр в приложении к следственной практике, “Правовая кибернетика”, М., 1970, стр. 189).
47 Я. Соукуп, Повинная и самооговор. Автореферат кандидатской диссертации, М., 1969, стр. 14.
48 При этом следует иметь в виду, что “чистосердечное раскаяние обвиняемого не обязательно может быть выражено в пространной речи, в которой с предельной ясностью будут изложены. как обстоятельства преступления, так и ясная оценка их общественной опасности... Бывает и так, что обвиняемый, поняв и до конца прочувствовав свою вину за совершенное им преступление, все это вкладывает именно в сделанное им признание, считая его своим чистосердечным раскаянием” (А. Бакакин, О значении сознания обвиняемого, “Советская юстиция” 1958 г. № 5, стр. 51)
49 Психологи отмечают, что “наиболее часты случаи самооговоров у олигофренов. Кроме того, наблюдаются случаи самооговора у психопатических личностей, особенно истерического круга. Мотивы такого рода самооговора различные. У психопатов они могут определяться желанием быть в центре внимания, приобрести “известность”, результатом своеобразного искаженного “самоутверждения” личности. Эти мотивы бывают и у олигофренов как компенсация имеющейся неполноценности или же как результат их повышенной внушаемости” (Н. Фелинская, Н. Станишевская. Использование психологических знаний в советском уголовном процессе, “Советская юстиция” 1971 г. № 7, стр. 6; см. также Т. А. Скотникова, О психическом состоянии лиц, привлекаемых к уголовной ответственности, “Вопросы судебной психологии”, М., 1971, стр. 92).
50 А. Тренкель отмечает невольную тенденцию следователей самые безобидные и нейтральные сведения в показаниях обвиняемого (подозреваемого) расценивать как подтверждение своего предположения, в то время как заслуживающие внимания заявления, находящиеся в противоречии с этим предположением, ими нередко игнорируются. Причем “чем больше он убежден в правильности своего предположения, тем больше риск, что результаты допроса будут им ложно истолкованы...” (А. Тrаnkell, Reliability of Evidence, Stockholm, 1968).
51 А. И. Винберг, Г. М. Миньковский, Р. Д. Рахунов. Косвенные доказательства в советском уголовном процессе, М., 1956, стр. 58—59; Т. Н.. Добровольская, Показания обвиняемого против других лиц в советском уголовном процессе, “Ученые записки ВИЮН”, вып. 5, М., 1957, стр. 83; Я. О. Мотовиловкер, Показания и объяснения обвиняемого как средство защиты в советском уголовном процессе, М., 1956, стр.17; Р. С. Белкин, Собирание, исследование и оценка доказательств, М., 1966, стр. 149—150; Г. Н. Мудьюгин, Косвенные доказательства, связанные с поведением обвиняемого, “Социалистическая законность” 1961 г. № 6, стр. 30; А. Р. Ратинов, Судебная психология для следователей, М., 1967, стр. 210; М. С. Строгович, Курс советского уголовного процесса, т. I, М., 1968, стр. 430, и др.
52 В. И. Каминская, Показания обвиняемого в советском уголовном процессе, М., 1960, стр. 68.
53 Это положение нашло четкое отражение в формулировке ст. 72 УПК Азербайджанской ССР, ст. 57 УПК Узбекской ССР, согласно которым данные, устанавливаемые показаниями обвиняемого, как и другие доказательства, подлежат проверке и оценке в связи со всеми обстоятельствами дела как в случае признания, так и в случае отрицания обвиняемым своей вины.
54 См., например, “Бюллетень Верховного Суда РСФСР” 1970 г. № 8, стр. 8—9.
55 Поэтому представляется неосновательным мнение о специфических особенностях оговора как доказательства (см., например, В. И. Каминская, Показания обвиняемого в советском уголовном процессе, М., 1960, стр. 97). Очевидно, что такая точка зрения в значительной мере объясняется неправильным наименованием рассматриваемого вида показаний обвиняемого термином “оговор”. В силу вполне естественной ассоциации, проистекающей из общепризнанного смысла этого термина, вызывают недоверие и показания в отношении других лиц (см. § 1).
56 Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 17 июня 1959 г. по делу Г. опубликовано под тезисом: “показания одного подсудимого в отношении другого подлежат тщательной проверке, в особенности если имеются основания полагать, что они даны в целях устранения или смягчения своей ответственности или сокрытия действительных соучастников преступления” (“Бюллетень Верховного Суда СССР” I960 г. № 3, стр. 37)
57 Н. А. Селиванов определяет вещественные доказательства как “предметы, которые в силу своей связи с событием преступления и подлежащими выяснению обстоятельствами, исключающими виновность, способствуют предварительному расследованию и правильному разрешению дела в суде, приобщены к делу в качестве таковых специальным документом” (“Вещественные доказательства”, М., 1971, стр. 11). Вызывает сомнение вторая часть этого определения, ибо о доказательствах, являющихся единственным средством установлении истины по делу, нельзя говорить как о чем-то “способствующем” деятельности органов расследования и суда.
58 См. об этом М. М. Выдря, Вещественные доказательства в советском уголовном процессе, М., 1955, стр. 34. Однако нельзя согласиться с мнением о “противоположности” этого и других видов доказательств. Правильнее говорить не о противоположности, а об особенностях, специфике каждого вида доказательств (особенно с учетом того, что условием допустимости вещественного доказательства является использование его в комплексе с протоколом осмотра).
59 М. А. Чельцов, Советский уголовный процесс, М., 1962, стр. 193. В данном случае термин “следы” применен в смысле вообще последствий события. В ст. 83 УПК РСФСР, формулирующей понятие вещественного доказательства, этот термин применен в более узком криминалистическом” смысле.
60 См. об этом Р. С. Белкин, Собирание, исследование и оценка доказательств, М., 1966, гл. I.
61 Подчеркивая именно это свойство вещественных доказательств, М. М. Гродзинский определял вещественные доказательства как “предметы, путем осмотра или исследования которых может быть установлено наличие или отсутствие фактов, имеющих значение для дела” (“Государственный обвинитель в советском суде”, М., 1954, стр. 49). Разумеется, это не значит, что оперирование вещественными доказательствами исключает необходимость их описания, — оно необходимо (протокол осмотра, показания обнаруживших объекты лиц и т. д.), но не взамен информации, непосредственно извлекаемой из вещественного доказательства, а в дополнение к ней. Лишь в случаях, когда объект утрачен, протоколы и показания—в тех пределах, в которых обеспечивается достоверная передача его признаков, — заменяют вещественное доказательство.
62 А. И. Трусов, Судебное докаэывание в свете идей кибернетики, “Вопросы кибернетики и право”, М., 1967, стр. 27.
63 Так, в одном из постановлений Пленума Верховного Суда СССР специально отмечается значение анализа вещественных доказательств — орудий преступления и др.— для установления содержания умысла виновного (“Сборник постановлений Пленума, Верховного Суда СССР”, М., 1970, стр. 446).
О значении вещественных доказательств при установлении обстоятельств, способствовавших совершению преступления, см. “Предупреждение преступлений”, М., 1962.
64 Ц. М. Каз, Доказательства в советском уголовном процессе, Саратов, 1960, стр. 98.
65 Нельзя в связи с этим признать точным распространенное в процессуальной и криминалистической литературе определение вещественных доказательств как следов преступления (М. М. Выдря, Вещественные доказательства в советском уголовном процессе, М., 1955, стр. 35; И. Д. Перлов, Судебное следствие в советском уголовном процессе, М., 1955, стр. 244; М. С. Строгович, Материальная истина и судебные доказательства в советском уголовном процессе, М., 1955, стр. 369—371; М. А. Ч ельцов, Советский уголовный процесс, М., 1962, стр. 198, и др.). Происхождение вещественных доказательств может быть, связано и с обстоятельствами, свидетельствующими об отсутствии состава преступления в действиях лица или даже вообще об отсутствии преступного события.
66 В этом смысле ныне действующее процессуальное законодательство восполнило существенный пробел в определении вещественных доказательств, имевшийся в ранее действовавшем законе, где говорилось об обвинительных вещественных доказательствах (ст. 66 УПК РСФСР 1923 г.).
67 Учитывая значение места обнаружения для решения вопроса об относимости объекта, процессуальное законодательство предусматривает обязательность фиксации не только того, в результате какого следственного действия обнаружен объект, но и где именно (см., например, ст. 176 УПК РСФСР).
68 “Научно-практический комментарий УПК РСФСР”, М., 1970, стр. 125.
69 С учетом изложенного нельзя согласиться с позицией М. А. Чельцова, который, критикуя законодателя за расширение понятия вещественных доказательств, утверждает, что доказательственное значение имеют только деньги в ценности, составляющие поличное, если они обладают индивидуальными признаками, указанными потерпевшим. В остальных случаях, по мнению М. А. Чельцова (“Советский уголовный процесс”, М., 1962, стр. 199), “только приговор суда, которым обвиняемый будет признан виновным в совершении определенного преступления, может установить, что изъятые у него деньги и ценности нажиты путем совершения преступления”.
Представляется, что приведенная точка зрения основана на смешения предварительной оценки доказательств и установленных ими обстоятельств и окончательной оценки, осуществляемой при разрешении уголовного дела судом (следователем — при прекращении дела) и охватывающей все доказательства и все обстоятельства дела, а отнюдь не только вопрос о происхождении денег и ценностей, изъятых у обвиняемого.
70 М. А. Чельцов, Советский уголовный процесс, М., 1951, стр. 185— 186; М. М. Выдря, Вещественные доказательства в советском уголовном процессе, М., 1955, стр. 27—45; Н. А. Селиванов, Вещественные доказательства, М., 1971, стр. 5—6. Говоря о “продуктах” преступной деятельности, необходимо, однако, иметь в виду относительность этого понятия, сливающегося в большинстве случаев с понятием орудия (средства) преступления. Фальшивые деньги, поддельные документы, самогон и другие объекты, упоминаемые различными авторами, действительно являются продуктом, результатом определенного этапа преступной деятельности и вместе с тем служат преступнику орудием (средством) для ее продолжения.
71 См. об этом подробнее Р. С. Белкин, Собирание, исследование и оценка доказательств, М., 1966, гл. 6. Необходимость разработки понятия вещественных доказательств с позиций “не только сугубо научно-технического изучения” объекта, но и анализа всей сложности его существенных для доказывания связей обоснованно отмечает Е. Пальскис (“Гносеологическая природа вещественных доказательств”, “Вестник МГУ”, право, 1970 г. № 6, стр. 89).
72 Р. Д. Рахунов, Вещественные и письменные доказательства в советском уголовном процессе, “Ученые записки ВИЮН, вып. 10, М., 1959, стр. 217. Мнение, что вещественные доказательства могут быть только косвенными, обосновывается иногда тем, что вещи, предметы сами по себе “немы” и поэтому не могут никогда прямо доказывать виновность. Однако в основу деления доказательств на прямые и косвенные положен не способ передачи информации, а ее характер относительно устанавливаемого факта. Подробнее вопрос о понятии прямых и косвенных доказательств рассматривается в гл. IV.
73 Появление новых следокопирующих материалов (например, силиконовых паст) существенно расширяет возможности, оперирования производными вещественными доказательствами, позволяя копировать объекты, которые нельзя изъять или сохранить и признаки которых ранее фиксировались в деле только путем описания.
74 В. А. Штофф, Моделирование и философия, М., 1966, стр. 24.
75 Ф. М. Кудин, Производные доказательства и их источники в советском уголовном процессе. Автореферат кандидатской диссертации, Свердловск, 1967, стр. 7.
76 П. В. Данисявичус, Следы как вещественные доказательства в советской криминалистике. Автореферат кандидатской диссертации, М., 1956, стр. 14; А. И. Винберг, Производные вещественные доказательства и их значение, “Практика применения нового уголовно-процессуального законодательства”, М., 1962, стр. 42—45; Г; М. Миньковский, Процессуальные вопросы применения новых научно-технических средств фиксации результатов следственных действий, “Практика применения нового уголовно-процессуального законодательства”, М., 1962, стр. 50—51; Н. А. Селиванов, Основания и формы применения научно-технических средств и специальных знаний при расследовании преступлений, “Вопросы криминалистики” 1964 г. № 12.
77 “Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу РСФСР 1966 г. Л., 1962,стр.90.
78 И. Л. Петрухин, Экспертиза как средство доказывания в советском уголовном процессе, М., 1964, стр. 178.
79 Р. С. Белкин, Экспериментальный метод исследования в советском уголовном .процессе и криминалистике. Автореферат докторской диссертации, М., 1961, стр. 93; А. И. Винберг, Образцы для сравнительного исследования, “Практика применения нового уголовно-процессуального законодательства”, М., 1962, стр. 45—48.
80 Н. А. Селиванов. Вещественные доказательства, М, 1971.
81 Г. Б. Карпович, К вопросу о классификации вещественных доказательств, “Советская криминалистика на службе следствия”, вып. 8, М., 1956, стр. 14-18.
82 Речь идет об экспериментальных, а не о так называемых свободных образцах, которые хотя и были выполнены в свое время не для целей сравнительного исследования, но могут быть для этой цели использованы (например, образцы несомненного почерка данного лица). Такие образцы не изготовляются по постановлению следователя (определению суда), а изымаются путем обыска, выемки либо путем запроса необходимых материалов у соответствующих органов, где они хранятся.
83 Закон не регламентирует изготовление образцов для сравнительного исследования непосредственно экспертами. В практике при проведении экспертного эксперимента, как правило, изготовляются образцы для сравнительного исследования (отстрел пуль и гильз, получение опытных трасс рабочей части орудия взлома и т. п.). Однако процессуальный статут этих образцов совсем иной. Они входят в состав материалов, которыми оперирует эксперт, и могут быть приложены к его заключению. Высказывалось мнение, что было бы целесообразно упорядочить получение образцов экспертом с тем, чтобы процесс их получения фиксировался бы в специальном протоколе. Разумеется, речь идет о случаях, когда получение экспериментальных образцов: а) не связано с прямым контактом с обвиняемым, потерпевшим, свидетелем, а носит “безличный” характер; б) требует специальных знаний. Если одно из таких условий отсутствует, образцы должны быть получены органом, назначившим экспертизу (возможно, с участием специалиста).
84 В. Д. Арсеньев в статье “Вопросы теории вещественных доказательств в советском уголовном процессе” считает, что неприобщение предмета к делу при точном соблюдении процессуальной формы в остальной части не лишает последнего значения вещественного доказательства, так как в этом случае у следователя и суда будут достаточные данные для того, чтобы судить об особенностях предмета, его отношении к делу и т. д. (“Труды Иркутского университета”, 1957,: т. 22, стр. 94).
85 Г. Б. Карлович, К вопросу о классификации вещественных доказательств, “Советская криминалистика на службе следствия”, вып. 8, М, 1956, стр. 13.
86 Как отметил еще П. И. Люблинский, участие понятых в следственных действиях представляет собой специфическое применение (по терминологии автора, “некоторую замену”) принципа гласности на предварительном расследовании (“О доказательствах в уголовном суде”, М., 1924, стр. 63). В судебных действиях, осуществляемых судом коллегиально и гласно, участие понятых излишне.
Присутствие понятых, с одной стороны, повышает ответственность следователя за полноту, всесторонность, объективность его действий, усиливает охрану прав граждан, ставит орган расследования под контроль общественности, а с другой стороны, ограждает его от необоснованных нареканий, ложность которых было бы трудно доказать, если при следственном действии присутствовали бы только заинтересованные лица (см. “Научно-практический комментарий УПК РСФСР”, М., 1970, стр. 197).
87 По вопросу о праве суда на производство обыска в процессуальной литературе высказывались различные точки зрения. Так, М. М. Выдря в своей кандидатской диссертации “Вещественные доказательства в советском уголовном процессе” (Л., 1953) писал, что “суд не может... производить обыск и выемку вещественных доказательств. Это является... правом следственных органов, и в случае необходимости дело направляется на доследование”. Приведенную точку зрения разделяли Р. Д. Рахунов, по мнению которого производство обыска со стороны суда вообще исключается (“Вещественные в письменные доказательства в советском уголовном процессе”, “Ученые записки ВИЮН”, вып. 10, М., 1959, стр. 237), и А. Р. Ратинов (“Некоторые вопросы производства обыска”, “Вопросы криминалистики”, М., 1961 г. № 1—2, стр. 192).
Напротив, В. Д. Арсеньев считал, что суд имеет право на обыск и выемку (“Вещественные доказательства в советском уголовном процессе”. Автореферат кандидатской диссертации, М.,.1957, стр. 6). На аналогичной позиции стоят и авторы “Научно-практического комментария к Основам уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик” (М., 1961, стр. 233—234). Правильность последней точки зрения, на наш взгляд” определяется тем, что нет никаких оснований ограничивать суд в способах собирания и исследования доказательств вообще и вещественных доказательств в частности. Статья 70 УПК РСФСР по существу предоставляет суду и следствию одинаковые полномочия по этому вопросу.
88 Подробнее см. § 1 гл. VI.
89 Н. В. Терзиев правильно отмечал, что осмотр — это значительно более сложная деятельность, чем только обозрение предметов внешнего Мира, так как в ходе осмотра следователь или суд не только обозревает предметы, но и исследует их (“Некоторые вопросы следственного осмотра места преступления”, М., 1955, стр. 4).
90 На это правильно указывается в учебнике “Криминалистика” (М., 1964, стр. 319).
91 Противоположная точка зрения И. М. Лузгина (“Метод реконструкции в следственной практике”, “Социалистическая законность” 1970 г. № 7) не учитывает прямого указания ч. 2 ст. 182 УПК РСФСР.
92 Г. И. Кочаров, Опознание на предварительном следствии, М., 1955; П. П. Цветков, Предъявление для опознания в советском уголовном процессе, Л., 1962.
93 См. Н. И. Порубов, Допрос, Минск, 1968; А. Н. Васильев, Л. М. Карнеева, Тактика допроса, М., 1970; Н. А. Селиванов, Вещественные доказательства, М., 1971.
94 М. М. Выдря, Вещественные доказательства в советском уголовном процессе, М., 1955, стр. 43.
95 “Научно-практический комментарий УПК РСФСР”, М., 1970, стр. 126.
96 См. “Из истории ВЧК”, М., 1958, стр. 153.
97 Н. А. Селиванов, Вещественные доказательства, М., 1971, стр. 77.
98 Не основана на действующем законе точка зрения С. И. Поташника, который считает, что следователь вправе самостоятельно проводить сравнительные исследования вещественных доказательств, придавая их результатам доказательственное значение путем выражения своего мнения о тождестве или сходстве в постановлении о приобщении вещественных доказательств к делу (“Осмотр и криминалистическая экспертиза следов орудий взлома”. Автореферат кандидатской диссертации, М., 1963, стр. 5).
99 При передаче виновного на поруки необходимо, как представляется, хранить вещественные доказательства до истечения испытательного срока.
100 В случае возможности должны быть сохранены при деле в условиях, исключающих их порчу (например, в холодильнике), образцы товаров в количестве, которое может оказаться необходимый для повторных исследований.
101 H. Н. Полянский, Доказательства в иностранном уголовном процессе, М., 1946, стр. 130. Надо добавить только—и язык протокола, и язык свидетеля (если исследование вещественного доказательства производится путем осмотра, предъявления для опознания и т. п.). Но каким бы способом оно ни производилось, исследование необходимо для того, чтобы вещественное доказательство “заговорило”. Например, как правильно отмечал П. И. Люблинский, “доказательственное значение орудий преступления проявляется в том случае, если можно установить известную причинную связь между употреблением этих предметов и изменениями в состоянии объекта преступления (объяснить характер поражения применением именно данного оружия или смерть — действием данного яда, найденного у подозреваемого)” (“О доказательствах в уголовном суде”, М., 1924, стр. 54).
102 М. А. Чельцов, Советский уголовный процесс, М., 1962, стр. 200. Правильно указывал и С. В. Познышев, что “при оценке вещественных доказательств необходимо прежде всего обращать внимание на их подлинность, на отсутствие в них порчи, подлога или подмены” (“Доказательства в уголовном процессе”, М;—Л., 1929, стр. 144). В частности, подделка вещественных доказательств часто имеет место при инсценировках самоубийства, разбойного нападения и кражи со взломом, совершаемых с целью скрыть другое преступление.
103 А. И. Трусов, Очерк теории судебных доказательств, М., 1960, стр. 100.
104 Например, как правильно указывает С. И. Поташник, “следы орудий взлома имеют, как правило, множественный характер, т. е. образуют группы взаимосвязанных следов. Поэтому при обнаружении хотя бы одного из таких следов необходимо искать и другое, связанные с ним” (“Осмотр и криминалистическая экспертиза следов орудий взлома”. Автореферат кандидатской диссертации, М., 1963, стр. 3).
105 Б. И. Пинхасов определяет документ как “предмет.., призванный удостоверять юридические факты, влекущие возникновение, изменение или прекращение правоотношений” (“Проблемы борьбы с подлогами документов”. Автореферат докторской диссертации, М., 1970, стр. 4).
Б. С. Тетерин идет еще дальше, говоря не просто о предназначенности документа удостоверять юридические факты, а о необходимости специального указания на это в законе. По его мнению, в качестве доказательств по уголовному делу могут выступать лишь те. документы, “за которыми закон признает юридическую силу (завещания, доверенности, договора и т. п.)” (“О способах собирания доказательств в уголовном процессе”, “Правоведение” 1964 г. № 2, стр. 89).
106 “Уголовное право. Особенная часть”, М., 1938, стр. 54; Т. Л. Сергеева, Борьба с подлогами документов по советскому уголовному праву, М.—Л., 1949, стр. 42; А. В. Кузнецов, Ответственность за подлог по советскому уголовному праву. Автореферат кандидатской диссертации, М., 1957, стр. 6; “Комментарий Уголовного кодекса РСФСР 1960 года”, Л., 1962, стр. 317.
Эта точка зрения имела ряд сторонников и в процессуальной литературе, где многие авторы также отождествляли понятия “документ” и “письменный документ” (см., например, М. М. Выдря, Вещественные доказательства в советском уголовном процессе; М., 1955, стр. 48—56; Р. Д. Рахунов, Вещественные и письменные доказательства в советском уголовной процессе, “Ученые записки ВИЮН”, вып. 10, М., 1959; М. С. Строгович, Курс советского уголовного процесса, т. I, М., 1968, стр.458).
107 В ст. 58 УПК РСФСР 1923 г. было сказано “...иные письменные документы”.
Следует заметить, что в гражданском процессуальном праве по-прежнему сохранилось указание на письменность как обязательный признак документа. Более того, документ отграничивается от других видов так называемых письменных доказательств, таких, как акты и письма делового или личного характера (ст. 63 ГПК РСФСР).
108 “Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу РСФСР 1960 года”, Л., 1960, стр. 169.
109 В лечебных учреждениях все более широкое распространение получает применение диктофонный метод ведения историй болезни.
110 В случае ложности сведений, содержащихся в анонимном письме, наличия в нем клеветнических утверждений или оскорбляющих выражений это письмо может выступать в качестве вещественного доказательства.
111 В понятие реквизитов включаются общепринятые или установленные законом, ведомственными инструкциями или положениями необходимые для документа обязательные данные, касающиеся его формы, содержания или материальной части, которые придают документу удостоверительное значение (И. Г. Маландин, К вопросу о реквизитах документов, “Сборник научных работ Саратовского отделения Всесоюзного научного общества судебных медиков и криминалистов”, вып. 3, Саратов, 1961, стр. 293).
112 В качестве приложений к протоколам закон рассматривает также слепки и оттиски следов. Однако эти объекты не могут рассматриваться как разновидность документов (см. § 4 гл. IV).
113 Заявление лица, служащее поводом к возбуждению дела, не освобождает следователя от необходимости допросить это лицо (например, потерпевшего). Однако если окажется, что допросить это лицо невозможно (вследствие смерти, болезни и т. п.), то представляется, что его заявление может фигурировать в деле как документ.
114 С. М. Викторский, Русский уголовный процесс, СПб., t. 1, стр. 201; Н. Н. Розин, Уголовное судопроизводство, СПб., 1914, стр. 289; В. К. Случевский, Учебник русского уголовного процесса, СПб., 1910, стр. 411; И. Я. Фойницкий. Курс уголовного судопроизводства, т. 1, СПб., 1915, стр. 304.
Смешение понятий вещественного доказательства и документа характерно и для современных представителей буржуазной процессуальной науки в силу того, что классификация доказательств строится на сугубо формальных и внешних признаках.
115 А. Я. Вышинский, Теория судебных доказательств в советском праве, М., 1950, стр. 284, 285.
116 Случаи, когда документ является вещественным доказательством (ч. 2 ст. 88 УПК РСФСР), рассматриваются в гл. XI. Здесь рассматривается вопрос о родовом различии между документами, не являющимися вещественными доказательствами (т. е. документами в смысле ст. 87 и ч. 1 ст. 88 УПК РСФСР), и вещественными доказательствами (будь то документы в смысле ч. 2 ст. 88 УПК РСФСР или иные материальные объекты).
117 “Государственный обвинитель в советском суде”, М., 1954, стр. 50—51; М. А. Чельцов, Советский уголовный процесс, М., 1962, стр. 206—207; “Вопросы уголовного процесса в практике Верховного Суда СССР”, М., 1955, стр. 209, и др.
118 М. С. Строгович, Материальная истина и судебные доказательства в советском уголовном процессе, М., 1955, стр. 334—335; М. А. Чельцов также ссылается на признак незаменимости как на вспомогательный при отграничении документов от вещественных доказательств (“Советский уголовный процесс”, М., 1962, стр. 207).
119 “Незаменимость для данного дела” считает неотъемлемым свойством документа — вещественного доказательства М. С. Строгович и в последней работе (“Курс советского уголовного процесса”, т. I, М., 1968, стр. 459).
120 Представляется, что одна из задач составления протокола осмотра — обеспечить запечатление в деле той фактической информации, носителем которой первоначально были вещественные объекты, не могущие быть изъятыми и приобщенными к делу в натуре.
121 О копировании вещественных доказательств и процессуальном значении копий см. § 4 гл. IV и гл. XI.
122 В первом издании этой книги фотоснимки были отнесены к особому виду “описаний”, поскольку плоское изображение объемного предмета всегда связано с некоторым преобразованием информации. Однако после необходимых уточнений было признано, что в случае фотосъемки образуется именно элементарное отображение, сходное с оригиналом, а не знаковое (кодовое) описание факта. Вследствие этого фото- и киноизображения вещественных доказательств будут рассматриваться в качестве вещественных доказательств, Понятно, что фотокопия документа является также документом.
123 “Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР по вопросам уголовного процесса”, М., 1964, стр. 139. Надо заметить, что речь идет о “заменимом” вещественном доказательстве (вместо подлинного приказа к делу может быть приобщена заверенная копия). Таким образом, еще раз подтверждается неприменимость критерия незаменимости для отграничения вещественных доказательств от документов.
124 Применительно к непроцессуальным документам, именуемым протоколами (протокол о привлечении к административной ответственности), столь детальная регламентация порядка их составления и содержания обычно отсутствует. Кроме того, формы этих документов, как правило, определяются не законом, а ведомственными актами или сложившейся традицией.
125 Необходимо учитывать не только правила, относящиеся непосредственно к составлению протоколов, но и правила производства того следственного действия, которое фиксирует протокол.
126 Сказанное относится и к предъявлению для опознания, проверке показаний на месте. Основное назначение указанных действий не в получении объяснений от соответствующих лиц (эти объяснения запечатлены в протоколах допроса), а в осуществлении этими лицами определенных действий, непосредственно наблюдаемых лицом, производящим дознание, следователем, судом (опознание в группе, указание на местности объектов, связанных с расследуемым событием).
127 По правильному замечанию П. А. Лупинской, “понимание непосредственности как категорического требования пользоваться только первоисточниками может лишить суд в ряде случаев важных доказательств, полученных из вторых рук...” (“О понятии судебных доказательств”, “Ученые записки ВЮЗИ”, вып. VI, М., 1958, стр. 114).
128 Своеобразно положение таких копий в случае, если выделяется материал для проверки в порядке ст. 109 УПК РСФСР. Представляется, что, так как данных, содержащихся в этих копиях (выписках), оказалось недостаточно для возбуждения уголовного дела без дополнительной проверки, они должны рассматриваться как материалы, поступившие в стадии возбуждения уголовного дела. Поэтому наличие этих копий (выписок) не устраняет необходимости допроса соответствующих лиц после возбуждения уголовного дела.
129 М. С. Строгович, Гарантии непосредственности и устности уголовного процесса, “Советская юстиция” 1963 г. № 7, стр. 10.
130 К протоколам могут быть приложены также подлинные объекты, обнаруженные при производстве следственного действия; макеты (модели).
рисунки; стенографические запаси; звукозапись (они могут быть получены не только в ходе допроса, но и в ходе проверки показаний на месте, эксперимента, предъявления для опознания). Во всех этих случаях, кроме тех, когда к протоколу приложены изъятые объекты, речь идет о документах, составленных с применением иных способов фиксации фактических данных, нежели письменное описание. В то же время недопустимо считать приложением к протоколу различные акты, справки, заявления и т. п.
131 В практике некоторых органов расследования фотоснимки включаются непосредственно в текст протокола (в ту его часть, где описывается сфотографированный объект). Нередко в соответствующую часть текста протокола включаются и схемы (например, расположения следов), рисунки (например, контур изъятого ножа, полученный путем обводки) и т. д.
132 Следует согласиться с И. М. Лузгиным, который отмечает, что протокольная фиксация позволяет передать главным образом содержание фактов, связь между ними. Что же касается признаков, характеризующих форму предмета, размеры его частей, положение в пространстве, то представление о них значительно полнее и точнее передается в приложениях к протоколам в виде фотографий, зарисовок, схем и т. п. (“Расследование как процесс познания”, М., 1969, стр. 40).
133 Н. С. Полевой, Кинодокументы как судебное доказательство, “Социалистическая законность” 1963 г. № 4, стр. 50.
134 “Сборник постановлений Пленума, Президиума и определений Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР”, М., 1964, стр. 378. См. Г. И. Кочаров, Опознание на предварительном следствии, М., 1955, стр. 27-28.
135 См., например, “Бюллетень Верховного Суда РСФСР” 1963 г. № 7, № 9.
136 Н. С. Полевой, Кинодокументы как судебное доказательство, “Социалистическая законность” 1963 г. № 4.
137 “Сборник постановлений Пленума, Президиума и определений Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР”, М., 1964, стр. 378.
138 В протоколе судебного заседания часть сведений носит общий характер (дата протокола, состав суда и т. п.), а часть излагается применительно к каждому судебному действию.
139 Следует еще раз напомнить, что применение научно-технических средств для фиксации хода и результатов следственного (судебного) действия носит вспомогательный характер по отношению к протоколированию (фиксируются главным образом отдельные моменты следственного действия) и поэтому не может повлечь снижения требований к полноте и точности записей в протоколе.
140 Доказательственное значение имеют и фактические данные, устанавливающие безрезультатность следственного действия с точки зрения определенной версии, фиксируются и данные о действиях обвиняемого (подозреваемого), свидетельствующие о возможной “виновной осведомленности”, например о попытках уничтожить или скрыть вещественные доказательства, обнаруженные при обыске (ст. 176 УПК РСФСР).
141 С учетом изложенного очевидна неточность содержащегося в “Комментарии к УПК РСФСР 1960 г.” (Л., 1962, стр. 143) утверждения, что протокол фиксирует результаты осмотра, обыска и т. п. Закон требует другого: фиксировать в протоколе содержание следственного действия (ст. 141 УПК РСФСР), т. е. не только результаты, но и ход следственного действия и условия его производства. При отсутствии совокупности указанных данных весьма затруднительна оценка полноты в точности результатов соответствующего действия.
142 В. Д. Арсеньев, Вопросы общей теории судебных доказательств, М., 1964, стр. 125.
143 Практика составления указанных документов выработала ряд правил, отраженных в ведомственных нормативных актах и направленных на обеспечение точности и полноты фиксации обнаруженного (приглашение незаинтересованных лиц для участия в их составлении и т. п.). Соблюдение этих требований выясняется в ходе проверки соответствующих доказательств.
144 Детальная характеристика актов ревизии как доказательств дана П. К. Пошюнасом (“Применение специальных бухгалтерских познаний при расследовании уголовных дел”. Автореферат кандидатской диссертации, Л., 1970). Спорным, однако, представляется мнение, что “ревизия может производиться лишь до возбуждения уголовного дела, либо в стадии возбуждения дела” (стр. 11).
145 “Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР по вопросам уголовного процесса”, М., 1964, стр. 123, 127, 151.
146 “Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР по вопросам уголовного процесса”, М., 1964, стр. 51.
147 Подобные материалы могут поступать в органы расследования в суд также в ходе расследования и судебного разбирательства.
148 В ст. 110 УПК РСФСР специально оговаривается, что заявление и сообщение о преступлении должно быть подписано лицом, от которого исходит.
149 В частности, документами, подтверждающими прошлую судимость (или ее снятие), служат копии приговоров, определений, постановлений суда и другие официальные материалы (“Бюллетень Верховного Суда РСФСР” 1961 г. № 1, стр. 11).
150 Применительно к приложениям — фото- и кинодокументам, схемам и т. п. — правильнее говорить не об оглашении, а о демонстрации их в суде.
151 Новые материалы могут быть представлены и в обоснование (опровержение) жалобы потерпевшего, обвиняемого или другого участника процесса на постановление органа предварительного расследования, о прекращении дела. Они имеют такое же процессуальное значение, как и материалы, представляемые в кассационную (надзорную) инстанцию.
152 Уголовно-процессуальный закон не упоминает особо права надзорной инстанции рассматривать новые материалы. Однако в судебной практике правила ст. 337 УПК РСФСР распространяются на надзорное производство. Большинство юристов-теоретиков поддерживают эту практику.
Интересно отметить, что ст. 49 Основ гражданского судопроизводства содержит указание на то, что суд, рассматривая дело в порядке надзора, имеет право пользоваться дополнительными материалами.
153 Материалы, полученные в результате следственных (судебных) действий, могут оказаться среди новых материалов лишь в случаях, когда представляется для обозрения производство по другому уголовному делу (например, для обоснования довода о неправильном назначении наказания или неправильном применении амнистии) либо выписки (копии) из него.
154 Постановление Президиума Верховного Суда РСФСР от 13 июня 1962 г., “Бюллетень Верховного Суда РСФСР” 1963 г. № 9, стр. 13.
155 “Комментарий к УПК РСФСР 1960 г.”, Л., 1962, стр. 311.
156 И. Д. Перлов высказывается за право участников судопроизводства представлять в суд второй инстанции не только письменные документы, но и различные предметы и вещи. См. И. Д. Перлов, Кассационное производство в советском уголовном процессе, М., 1968, стр. 267.
Иную позицию занял М. М. Выдря, который считает,, что “не может быть принята ссылка кассатора на вещественные доказательства, которые не были предметом рассмотрения как на предварительном следствии, так и в суде первой инстанции” (“Вещественные доказательства в советском уголовном процессе”, М., 1955, стр. 73).
Представляется, что указанные авторы при решении данного вопроса не разграничивают понятия предмета как вещественного доказательства и предмета как объективно существующей вещи. Предмет как вещественное доказательство представить в суд второй инстанции невозможно, так как для того, чтобы этот предмет стал вещественным доказательством, необходимо осуществить ряд процессуальных действий, которые могут быть проведены только в ходе расследования или судебного следствия. Непосредственно же в кассационную (надзорную) инстанцию в качестве нового материала представляется предмет, который, возможно, станет вещественным доказательством, и документы, обосновывающие эту возможность и служащие основанием для отмены приговора.
157 Пленум Верховного Суда СССР специально указал, что дополнительные (новые) материалы, представленные в форме мнения сведущего лица, “не могут заменить заключение эксперта и служить основанием к изменению приговора...” (“Бюллетень Верховного Суда СССР” 1971 г. № 2, стр. 11).
158 “Бюллетень Верховного Суда СССР” 1962 г. № 5, стр. 35.
159 М. М. Гродзинский писал, что проверка и оценка документов, сводится к выяснению их подлинности и значения по делу сообщенных. в них сведений (“Государственный обвинитель в советском суде”, М., 1954, стр. 51). Это не совсем полная характеристика. В действительности выясняется не только подлинность документа, но и достоверность его содержания, а для этого необходимо проверить и оценить условия и основания его составления, отношение к делу автора документа и собрать другие данные, характеризующие полноту и точность содержащихся в документе сведений.
160 Р. Д. Рахунов, Вещественные и письменные доказательства в советском уголовном процессе, “Ученые записки ВИЮН”, вып. 10, М., 1959, стр. 229.
161 Обратный вывод не имеет столь универсального характера, так как непроцессуальные заявления и объяснения граждан я должностных лиц, по общему правилу, не заменяют показаний этих лиц (ибо получение показаний осуществляется в условиях, в максимальной степени обеспечивающих их полноту и точность).
162 М. А. Ч ельцов, Советский уголовный процесс, М., 1962, стр. 207.
163 М. С. Строгович, Материальная истина и судебные доказательства в советском уголовном процессе, М., 1955, стр. 310, 332.
164 Применительно к данному виду доказательств наглядно может быть показана неточность мнения об отсутствии доказательственного значения у оценочных суждений. В действительности, не только заключения экспертов, но и показания и документы необходимо включают в себя некоторые элементы оценочного суждения. Например, характеристика обвиняемого по самой своей сути сообщает не только факты, но и оценку поведения лица, его отношения к труду, к общественным обязанностям и т. д. Необходимо лишь, чтобы можно было проверить точность и достоверность фактических оснований этих суждений.
165 “Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР по вопросам уголовного процесса”, М., 1964, стр. 148.
166 “Уголовное право. Особенная часть”, М., 1943, стр. 298.
167 М. А. Чельцов, Советский уголовный процесс, М., 1962, стр. 208. Сформулировав это принципиальное положение, автор вместе с тем считает, что содержание процессуальных документов не подлежит (в отличие, например, от акта ревизии) “доказыванию и оспариваний на общих основаниях” (стр. 207). Очевидно, что эти положения противоречат друг другу. В действительности, процессуальные документы, конечно, подлежат проверке на общих основаниях. Другое дело, что их содержание оспаривается гораздо реже, нежели содержание других документов.
168 Не случайно нормы уголовно-процессуального законодательства, регламентирующие содержание и порядок составления протоколов следственных действий, требуют, чтобы в протоколе указывалось “содержание следственного действия” (ст. 141 УПК РСФСР), описывались “все действия... и все обнаруженное” (ст. 182 УПК РСФСР) и т. п. Таким образом, подчеркивается, что суть протокола в описании происходившего, а не только в “удостоверении”.
169 Поэтому нуждается в некотором дополнении тезис, сформулированный И. Д. Перловым, который полагал, что “протокол судебного заседания... является единственным документом, доказывающим, что было и чего не было в судебном заседании” (“Научно-практический комментарий УПК РСФСР”, М., 1970, стр. 328). Протокол судебного заседания — основной и необходимый документ, доказывающий указанные обстоятельства, но вывод о полноте и достоверности его содержания предполагает необходимость сопоставления его с .другими материалами дела. Неточно и мнение М. Л. Якуба о том, что проверка следственных протоколов представляется необходимой в некоторых случаях (“Вопросы уголовного процесса в практике Верховного Суда СССР”, М., 1955, стр. 215). Эта проверка необходима во всех случаях. Другое дело, что ее методы и пределы различны: иногда достаточно сопоставительного анализа содержания протокола и других доказательств; иногда требуются дополнительные следственные действия.
170 Из практики Верховного Суда РСФСР.
171 Не следует смешивать понятия “подлинность” (несомненность составления документа лицом, значащимся его составителем) и “достоверность” (соответствие его содержания действительности). Установление подлинности и достоверности — не совпадающие задачи при проверке и оценке документа.
172 Значение этих методов особенно велико в связи с тем, что по дедам о хищениях, продолжающихся на протяжении нескольких лет или связанных с большим количеством конкретных хозяйственных операций, свидетели нередко не могут помочь установить многие обстоятельства и документы составляют практически основной источник фактических данных об этих обстоятельствах.
173 ' М. С Строгович считает ошибочной практику, когда эксперт “в основу своих заключении кладет не только результаты исследования им соответствующего объекта на основе специальных знаний, но и материалы предварительного и судебного следствия...” (“Курс советского уголовного процесса”, т. I, М., 1968, стр. 441). Аналогичную позицию занимают М. А. Чельцов и Н. В. Чельцова (“Правоведение экспертизы в советском уголовном процессе”, М., 1954, стр. 139—142).
С этой точкой зрения нельзя согласиться. В тех случаях, когда объектом экспертизы служит факт, который не может в непосредственном виде подвергнуться экспертному исследованию (например, состояние психики обвиняемого в момент совершения преступления), эксперт основывает свои выводы на данных об этом факте, содержащихся в показаниях свидетелей, потерпевших, обвиняемых, документах и т. д.
174 “Научно-практический комментарий УПК РСФСР”, М., 1970, стр. 122, 250. Единогласие экспертов облегчает принятие судом и следователем решения по вопросу, обсуждавшемуся экспертами. Но отсюда не следует, что в случае разногласия экспертов суд и следователь должны назначать новые экспертизы, пока не получат единогласного заключения. Встретившись с разногласием экспертов, суд и следователь вправе положить в основу своих выводов заключение одного или нескольких экспертов, мотивированно отвергнув мнение других экспертов (“Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР по вопросам уголовного процесса. 1946—1962 гг.”, М., 1964, стр. 131).
175 Заключение эксперта, производившего первоначальную экспертизу, из дела не изымается; результаты нового экспертного исследования oцeниваются в сопоставлении с результатами первоначальной экспертивы (“Научно-практический комментарий УПК РСФСР”, М., 1970, стр. 120).
176 Кроме случаев, когда производство экспертизы обязательно по закону.
177 См. А. А. Эйсман, Заключение эксперта, М., 1967, стр. 91.
178 Статья 79 УПК РСФСР устанавливает, что проведение экспертизы обязательно:
1) для установления причин смерти и характера телесных повреждении;
2) для определения психического состояния обвиняемого или подозреваемого в тех случаях, когда возникает сомнение по поводу их вменяемости или способности к моменту производства по делу отдавать себе отчет в своих действиях или руководить ими;
3) для определения психического или физического состояния свидетеля или потерпевшего в случаях, когда возникает сомнение в их способности правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, и дать о них правильные показания;
4) для установления возраста обвиняемого, подозреваемого и потерпевшего в тех случаях, когда это имеет значение для дела, а документы о возрасте отсутствуют.
УПК Узбекской ССР (п. 5 ст. 67), Армянской ССР (п. 4 ст. 68), БССР (п. 5 ст., 75) требуют обязательного проведения экспертизы и для установления половой зрелости потерпевшей по делам о половых преступлениях. УПК Азербайджанской ССР (п. 6 ст. 73) предусматривает обязательное проведение экспертизы для проверки оспариваемых обвиняемым документов ревизии, произведенной без его участия, если они послужили основанием к возбуждению уголовного дела. УПК Литовской ССР (п. 5 ст. 86) требует обязательного проведения экспертизы по делам о подделке денежных знаков и ценных бумаг.
179 В связи с этим Прокуратура Союза ССР обратила внимание на неправильность действий тех следователей и судов, которые “автоматически” назначают стационарную судебно-психиатрическую экспертизу лиц, обвиняемых или подозреваемых в умышленном убийстве или других особо опасных преступлениях, хотя отсутствуют какие-либо сомнения во вменяемости этих лиц.
180 Нельзя согласиться с М. А. Чельцовым, что “если вопрос может быть выяснен другими доказательствами по делу, назначение экспертизы не только бесполезно, но иногда даже вредно” (“Настольная книга следователя”, М., 1949, стр. 426). Аналогичного мнения придерживалась В. А. Притузова (“Заключение эксперта как доказательство в уголовном процессе”, М., 1959, стр. 33). С. В. Бородин и А. Я. Палиашвили подвергли этот взгляд обоснованной критике (“Вопросы теории и практики судебной экспертизы”, М., 1963, стр. 31—33).
181 См. Г. Г. Зуйков, Общие вопросы использования специальных познаний в процессе предварительного расследования, в кн.: “Криминалистическая экспертиза”, вып. 1, М., 1966, стр. 118.
182 Сведения об этих фактах фиксируются в протоколе соответствующего следственного действия, подписываемом не только специалистом, но и следователем и понятыми. Необходимость в допросе специалиста в качестве свидетеля появляется в связи с проверкой, уточнением, дополнением содержания протокола.
183 Нельзя согласиться с Э. В. Мельниковой, считающей, что различие между специалистом и экспертом лежит в области средств и методов, применяемых ими (“Участие специалистов в следственных действиях”, М., 1964, стр. 13).
184 УПК некоторых союзных республик устанавливают, что освидетельствование, при проведении которого необходимо участие врача, может быть проведено последним в отсутствие следователя. Результаты такого освидетельствования излагаются врачом в акте или справке (ст. 193 УПК УССР) либо в протоколе (ст. 207 УПК Азербайджанской ССР, ст.ст. 129, 130 УПК Казахской ССР, ст.ст. 164—165 УПК Узбекской ССР). Однако врач, который проводит освидетельствование самостоятельно, должен ограничиться фиксацией наблюдаемых признаков; не вправе делать в составляемом им протоколе (акте, справке) выводы из обнаруженных фактов, например устанавливать характер, тяжесть, давность телесного повреждения, орудие, которым оно было причинено, и т. п. Следовательно, и в этих случаях освидетельствование отличается от экспертизы, для которой, как уже отмечалось, характерны выводы, излагаемые в заключении.
185 А. Э. Жалинский, Освидетельствование в советском уголовном процессе. Автореферат кандидатской диссертации, Львов, 1963, стр. 6.
186 Р. С. Белкин, Эксперимент в следственной, судебной и экспертной практике, М., 1964, стр. 34—35.
187 С. В. Бородин, А. Я. Палиашвили, Вопросы теории и практики судебной экспертизы, М., 1963, стр. 55—62.
188 О гарантиях достоверности, полноты и объективности заключения эксперта в суде см. “Научно-практический комментарий УПК РСФСР”, М., 1970, стр. 118—124; 357—359. Л. Е. Ароцкер, Использование данных криминалистики в судебном разбирательстве, М., 1964, стр. 164—184; И. Л. Петрухин, Экспертиза как средство доказывания в советском уголовном процессе, М., 1964, стр. 202—253.
189 Обращает на себя внимание целенаправленность регламентации указанных прав в законе. Эксперт вправе знакомиться лишь с теми материалами и задавать те вопросы, которые относятся к предмету экспертизы, объектам, которые должны быть подвергнуты исследованию, и условиями определенного действия (события) или образования следов (признаков). Иными словами, правомочия на активное участие в судопроизводстве эксперту предоставлены лишь в пределах, необходимых для производства исследования и дачи заключения.
190 Вопросы эксперта могут быть отведены следователем, прокурором (на предварительном следствии) и судом, если они не относятся к предмету экспертизы.
191 Действующий закон не сохранил имевшееся в УПК РСФСР 1923 года указание о праве следователя (суда) отклонить ходатайство обвиняемого, если вызов указанного им лица может затянуть производство по делу.
192 Предъявление обвиняемому заключения закон рассматривает как составную часть его допроса. Речь идет о предъявлении заключения эксперта в ходе очередного допроса либо о допросе в связи с предъявлением заключения. Объяснения обвиняемого по поводу предъявленных ему материалов могут касаться как компетенции и объективности эксперта, так и правильности избранной им методики, полноты исследованных материалов, наличия дополнительных возможностей выяснить существенные для дела вопросы.
Вопрос о времени ознакомления обвиняемого с заключением эксперта решает следователь. Чаще всего ознакомление производится сразу же после получения заключения или после предъявления обвинения, за исключением случаев, когда это противоречит интересам установления истины.
193 Подробнее см. “Вопросы экспертизы в работе защитника”, Л.,
194 В случае недостаточной научной подготовки конкретного эксперта или отсутствия в экспертном учреждении необходимого для проведения исследования оборудования экспертиза может быть поручена другому лицу или учреждению, поэтому эти обстоятельства не должны влиять на объем экспертного задания. Пленум Верховного Суда СССР указал, что вероятное заключение эксперта не может быть положено в основу приговора (“Бюллетень Верховного Суда СССР” 1971 г. № 2, стр. 10). Однако в практике производства экспертиз такие заключения встречаются и теперь, а в научной литературе эта проблема продолжает обсуждаться, поскольку вопрос о значении вероятных заключений в других аспектах Пленумом не был решен.
195 Р. Д. Рахунов, Теория и практика экспертизы в советском уголовной процессе, М., 1953, стр. 206; М. С. Строгович, Курс советского уголовного процесса, т. I, М., 1968, стр. 451—452; В. А. Притузова. Заключение эксперта как доказательство в советском уголовном процессе, М., 1959, стр. 107—113; М. П. Шаламов, Теория улик, М., 1960, стр. 167; А. Р. Шляхов, Современные проблемы теории и практики криминалистической экспертизы в СССР. Автореферат докторской диссертации, М., 1971. стр. 29.
196 А. И. Винберг, Основные принципы советской криминалистической экспертизы, М., 1949, стр. 59; 3. М. Соколовский, Оценка заключения криминалистической экспертизы письма, М., 1959, стр. 16, и др.
197 Г. М. Миньковский, Пределы доказывания в советском уголовном процессе, М., 1956, стр. 89—98.
198 Перед экспертом может быть поставлен вопрос о принадлежности объекта к определенной группе. В этом случае результат экспертизы, давшей категорический ответ на этот вопрос, будет соответствовать заданию. В других случаях заключение о групповой принадлежности дается в связи с невозможностью ответа на вопрос об индивидуальном тождестве.
199 В УПК ЧССР (§ 107) содержится прямой запрет эксперту “юридические вопросы”.
200 Вопрос о пределах компетенции судебно-медицинского эксперта получил четкое разрешение в письме Прокуратуры СССР от 23 февраля 1957 г., в котором, в частности, указано: “Следует... учесть, что заключения судебно-медицинской экспертизы по делам об умышленных убийствах и тяжких телесных повреждениях хотя и имеют существенное значение, но представляют лишь медицинскую оценку последствий преступного посягательства на личность, так как эксперт не входит и не может входить в юридическую оценку умысла преступника”. См. также “Бюллетень Верховного Суда СССР” 1971 г. №. 2, стр. 10.
201 “Бюллетень Верховного Суда СССР” 1960 г. № 2, стр.13.
202 Надо, однако, иметь в виду, что установление факта при повреждения, вызвавшего смерть потерпевшего, посторонней рукой равнозначно установлению факта убийства, так как возможен несчастный случай, равно как и использование при самоубийстве действий других (например, провоцирование самоубийцей выстрела часового).
203 См., например, “Бюллетень Верховного Суда РСФСР” 1961 г. № 6, стр. 13.
204 М. С. Строгович. Курс советского уголовного процесса, т. I, М., 1968, стр. 441; М. А. Чельцов и Н. В. Чельцова, Проведение экспертизы в советском уголовном процессе, М., 1954, стр. 119; В. М. Никифоров, Экспертиза в советском уголовном процессе, 1947, стр. 111.
205 П. Е. Недбайло в связи с этим пишет: “Техническая норма может приобрести правовое значение, но не сама по себе, а в силу специального решения государственного органа в установленном порядке, в связи с особой значимостью той или иной технической нормы” (“Советские социалистические правовые нормы”, Львов, 1959, стр. 43).
206 Представляется, что анамнестические данные, сообщаемые эксперту обвиняемым, подозреваемым, потерпевшим, имеют прямое отношение к объекту исследования и, естественно, необходимы эксперту при проведении исследования и составлении заключения. Но если учесть большую заинтересованность указанных выше лиц в установлении или неустановлении заболевания, то становится понятным, что сообщаемые ими анамнестический сведения нуждаются в тщательной проверке, прежде чем стать основаниями экспертных выводов. По общему правилу, эту проверку должен организовать орган, ведущий производство по делу, путем проведения необходимых следственных действий. Не нуждаются в проверке путем проведения следственных действий только такие анамнестические данные, сообщенные эксперту обвиняемым, потерпевшим и т. д., которые находят достаточное подтверждение в объективных данных экспертного исследования.
207 Подробнее см. “Предупреждение преступлений и судебная экспертиза”, М., 1968.
208 В ст. 63 УПК Киргизской ССР говорится: “Для разрешения вопросов, относящихся к компетенции различных отраслей науки и техники, в необходимых случаях назначается комплексная экспертиза, поручаемая комиссии из соответствующих экспертов”. См. также “Бюллетень Верховного Суда СССР” 1971 г. № 2, стр. 8.
209 См. Р. Д. Рахунов, Теория и практика проведения экспертизы в советском уголовном процессе, М., 1954, стр. 217.
210 См., например, А. И. Винберг, Криминалистическая экспертиза в советском уголовном процессе, М., 1956, стр. 26; И. В. Виноградов, Г. И. Кочаров, Н. А. Селиванов, Экспертизы на предварительном следствии, М., 1967, стр. 10—11; Э. Б. Мельникова, И. Л. Петрухин, О комплексной экспертизе в советском уголовном процессе, “Советское государства и право” 1963 г. № 10, стр. 114—117; Я. М. Яковлев, К вопросу о комплексной криминалистической и судебно-медицинской экспертизе, “Вопросы криминалистики и судебной экспертизы”, Душанбе, 1988, стр. 31—41; Р. С. Белкин, Роль криминалистической экспертизы в реализации ленинского принципа неотвратимости наказания, “Вопросы судебной экспертизы”, вып. 9, Баку, 1969, стр. 87, и др.
211 Комплексную экспертизу не следует смешивать с “комиссионной”, т. е. проводимой группой экспертов одной специальности (ст. 80 РСФСР). Каждый из экспертов, входящих в состав комиссии, исследует один и тот же объект и отвечает на одни и те же вопросы.
212 В. М. Смольянинов, К. И. Татиев, В. Ф. Черваков пишут: “Вполне допустимо и практически применяется составление экспертами так называемого предварительного заключения с обязательным представлением окончательного заключения. К такому методу приходится прибегать, например, в связи с необходимостью ожидать результатов лабораторных исследований объектов, изъятых при первичной экспертизе” (В. И. Смольянинов, К. И. Татиев, В. Ф. Черваков, Судебная медицина, М., 1959, стр. 38). С мнением указанных авторов нельзя согласиться: эксперт не может дать заключение до получения результатов лабораторных исследования, если он не отказался от мысли использовать их для обоснования своих выводов.
213 С учетом изложенного следует признать ошибочной точку зрения, согласно которой заключение эксперта является производным доказательством, так как оно всегда основано на уже собранном по делу доказательственном материале (А. В. Дулов, Вопросы теории судебной экспертизы в советском уголовном процессе, Минск, 1959, стр. 33; О. А. Пюсса, Заключение эксперта как судебное доказательство в советском уголовном процессе. Автореферат кандидатской диссертации, Тарту, 1956, стр. 10—11).
Во-первых, заключение эксперта не всегда основано на доказательствах, уже имеющихся в деле. Например, состояние психики или других функций человеческого организма в ряде случаев впервые находит выражение и процессуальное закрепление именно в заключении эксперта.
Во-вторых, если заключение эксперта основывается на фактических данных, содержащихся в других заключениях (показаниях, документах), то доказательственную ценность в нем имеет не копирование этих уже известных данных, а выводы из них, сделанные экспертом на основе его специальных знаний, т. е. факты, которые установлены в результате самостоятельного экспертного исследования. В отличие от этого производное доказательство лить копирует, отображает, воспроизводит фактическое содержание другого доказательства, не прибавляя к нему новых фактов, а, наоборот, обычно утрачивая часть информации.
Кроме того, как правильно отмечает С. В. Курылев, “если производное доказательство всегда можно заменить первоначальным при наличии первоначального источника, то по отношению к заключению эксперта никогда Нельзя осуществить такую замену” (“Основы теории доказывания в советском правосудии”, Минск, 1969, стр. 181—182).
214 О структуре процесса экспертного исследования см. Криминалистическая экспертиза в советском уголовном процессе, гл. 3; Л. Е. Ароцкер. Сущность криминалистической экспертизы, “Криминалистическая экспертиза”, учебник, вып. 1, М., 1966, стр. 60—67.
215 Понятие и содержание материалов дела, ознакомление с которыми может оказаться необходимым для эксперта, анализируется в работе “Вопросы использования экспертом материалов дела”, Харьков, 1964.
216 А. Я. Вышинский писал, что в уголовном процессе преимущество надлежит признать за вещественными доказательствами и письменными документами, с одной стороны, и заключениями экспертов— с другой (“Теория судебных доказательств в советском праве”, М., 1950,). Аналогичные взгляды высказывал В. И. 'Громов (“Материальная” и научно-уголовная техника”, М., 1930, стр. 15—16) и некоторые другие авторы. Однако эти взгляды не нашли поддержки у большинства советских процессуалистов и криминалистов. С. П. Митричев писал: “Придавая большое значение экспертизе, мы все же не должны забывать, что экспертиза является только одним из доказательств, и не больше. Ни о какой особой миссии экспертизы... не может быть и речи” (С. П. Митричев, Экспертиза как судебное доказательство, “Проблемы социалистического права”, сб. 6, М., 1938, стр. 81).
217 “Бюллетень Верховного Суда СССР” 1959 г. № 4, стр. 22.
218 УПК ЧССР (§ 105) предусматривает, что, “если дело идет о факте, имеющем особо важное значение, необходимо привлечь двух экспертов” (в том числе при вскрытии трупа и проведении судебно-психиатрической экспертизы).
219 Ю. М. Кубипкий, Исследование современного огнестрельного оружия, боеприпасов и следов их действия в судебно-медицинском отношении, М., 1947.
220 “Советская юстиция” 1958 г. № 9, стр. 91.
221 “Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР по вопросам уголовного процесса. 1946—1962 гг.” М., 1964, стр. 126—128.
222 См. Л. Е. Ароцкер, Вопросы криминалистической экспертизы в практике Верховного Суда СССР и Верховного Суда УССР, Киев, 1969, стр. 14.
223 Д. Я. Мирецкий, Процессуальные гарантии обвиняемого при производстве криминалистической экспертизы, “Вопросы советского уголовного права и процесса”, 1958, стр. 130.
224 Л. Е. Ароцкер приводит случай, когда Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР в определении от 18 февраля 1968г. до делу С. подвергла критике заключение эксперта о том, что нож, которым было совершено преступление, является холодным оружием, поскольку сомнительны признаки, подтверждающие вывод эксперта (“Вопросы криминалистической экспертизы в практике Верховного Суда и Верховного Суда УССР”, Киев, 1969, стр. 31).
225 “Бюллетень Верховного Суда СССР” 1961 г. № 2, стр. 25—27.
226 В том числе выяснение, были ли представлены для повторной экспертизы те же объекты и в том же (неизменном) виде, что и для первичной.
227 В. А. Притузова. Заключение эксперта как доказательство в советском уголовном праве, М., 1959, стр. 145.
228 “Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Beрховного Суда СССР. 1946—1963 гг.”, М., 1964, стр. 13, 130.
229 “Бюллетень Верховного Суда СССР” 1959 г, .№ 2, стр. 22.