Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Криминология как гуманитарная и общественная наука. 26
1. История криминологии Общий обзор
В примитивном обществе наказание человека служило цели умиротворения богов, смягчения их гнева в тех случаях, когда на рушалось какое-то табу. Вопросы о причинах нарушения табу не ставились. В древности о преступлении и наказании можно было лишь философствовать. Никаких естественно- и общественно-научных методов исследования в то время еще не было и нельзя было на основе единичного преступления выявить причины пре ступности как массового явления. Тем не менее греческие филосо фы высказывали мысли о причинах преступности, и Платон, на пример, считал одной из существенных причин преступности не достаточное воспитание (Drapkin 1983). В эпоху христианского Средневековья господствовало такое представление о преступле нии и наказании (его в наиболее точной форме выразил юрист Бе недикт Карпцов (1595—1666)), что преступление—это щ только противоправное нарушение норм, установленных государством, но и неизменно грех перед Богом, совращение души дьяволом. Государственное же наказание необходимо, ибо так хочет Бог. За такое теократическое понимание смысла наказания выступал и Фома Аквинский (1225—1274), и Мартин Лютер (1483—1546). Это был важнейший принцип христианского миропонимания в эпоху Средневековья. Считалось, что наказание отводит гнев Божий от страны и она тем самым получает «прощение» за слу чившееся в ней греховное событие. Для достижения преступником вечного блаженства решающим моментом было то, что его стра дания при наказании примиряют его с Богом.
Разумеется, пока правонарушение рассматривалось как прегре шение перед Богом и как одержимость дьяволом, ни о какой кри минологии, серьезно размышляющей о возникновении и предот вращении преступности, не могло быть и речи. Правда, Томас Мор (1478—1535), заметивший, что, несмотря на жестокую прак тику наказаний, в его время преступность не снижалась, а росла, выдвинул в своей книге «Утопия» (1516) мнение, что причины пре ступности заложены в самом обществе. Но эта точка зрения оста валась, пожалуй, единственной, так как теократическое представ-
ление о наказании в эпоху Средневековья основывалось на вне земном объяснении сущности самого преступления, не связыва лось с обстоятельствами места и времени и считалось не завися щим от человеческого рассудка. Только в XVIII в. с развитием ра ционализма перед людьми открылись духовные и социальные просторы, необходимые для того, чтобы подойти реально и кри тически к таким явлениям, как конформизм, отклоняющееся пове дение и преступность.
Историю криминологии можно разбить на три эпохи: класси ческая школа XVIII в., позитивистская школа конца XIX в, и кри минология новейшего времени (с середины XX в.). Помимо этих основных течений и параллельно с ними существовали уголовно-психологическое и уголовно-социологическое направление кри минологии, ставившее перед собой задачи изучить преступную личность как феномен и выявить причины преступности в обще стве. Но они не оказали того решающего воздействия на форми рование сегодняшней криминологии, какое имели на нее три на званные выше главые школы.
Согласно канонам классической школы, интеллект и рассудок являются основополагающими признаками человека; это фунда мент, на котором строится любое объяснение его индивидуально го и общественного поведения. Человек сам контролирует свою судьбу в соответствии со своей свободной волей. И разумный от вет общества на преступление сводится к увеличению цены, кото рую преступник должен за него заплатить, а стало быть, и к уме ньшению его «полезности». Индивидуум, поставленный перед та ким выбором, должен при рассудочном подходе вести себя кон формистски. Позитивистская школа не разделяет этого оптимиз ма: поведение человека определяется многими физическими (те лесными), психическими и социальными факторами, которые не поддаются его контролю. И задача криминологии состоит в том, чтобы изучать психические, физические и социальные черты пре ступника. Позитивисты хотели со всей доброжелательностью за ставить человека быть добродетельным, профессионально поле зным обществу и дисциплинированным. Если классическая школа обращала основное внимание на деяние, а еще раньше — на вину, то позитивистская школа устремляет его на преступника, на его судьбу и его опасность для общества. И если классическая школа ориентирована на защиту интересов правового государства, то позитивистская—на исправление преступника.
Современная школа криминологии открыла для себя новое на правление в изучении реакции общества на отклоняющееся пове дение и преступность, обратилась к исследованию потерпевшего (как феномена) и социального контроля. Теперь уже к причинам преступлений подходят не только с точки зрения статистики, они понимаются скорее как социальный процесс, в котором задей ствованы и преступник, и потерпевший (жертва), и общество. В то же время исследуются и процессы в обществе, в силу которых по ведение людей и сами люди определяются как преступные. В той
66
же степени, в какой современная криминология интересуется по ведением лиц, называемых преступниками, она изучает и поведе ние тех, кто определяет других как преступников (то есть поли цию, суды и органы исполнения наказания). Современная крими нология открыла феномен потерпевшего (жертвы), а также функ ции формального и неформального контроля со стороны обще ства, которые были критически оценены не только с точки зрения их роли в сдерживании преступности, но и в их поддерживающем преступность влиянии. Нынешние криминологи трактуют поня тия «преступность» и «преступник» как относящиеся и к поведе нию, и к личности, видят свою задачу в том, чтобы проанализиро вать ie социальные процессы, вследствие которых становится воз можным использовать подобные клише.
Классическая школа XVIII в.
В 1764 г. едва достигший 26-летнего возраста итальянский юрист Чезаре Беккариа (1738—1794) издал тоненькую брошюрку под названием «О преступлениях и наказаниях», которая прине сла ему мировую известность, поскольку вскоре была переведена на французский, английский, немецкий, голландский, польский, испанский, русский и греческий языки, а затем выдержала более 60 изданий. Беккариа находился под сильным влиянием эпохи Про свещения, его философскими кумирами были Жан Жак Руссо (1712—1778). Шарль де Монтескье (1689—1755) и Франсуа Мари Аруэ (Вольтер) (1694—1778). Он сам был удивлен своим ранним успехом, повторить который он впоследствии так и. не смог. Ибо он фактически не сказал ничего нового и существенно оригиналь ного, ничего, что уже не было бы известно. Чтобы понять исклю чительное влияние книги Беккариа в Европе и Северной Америке, следует вспомнить сложившуюся в XVIII в. практику уголовной юстиции. Уголовные законы и их применение были весьма жесто ки и неопределенны. Были широко распространены коррупция и пытки. Повсюду судьи применяли смертную казнь и телесные наказания. Равенство перед законом не соблюдалось. Между об виняемым и осужденным не делали никакой разницы. В некото рых странах Европы все еще пытали, приговаривали к смерти и сжигали ведьм.
Книга Беккариа кратко и доходчиво излагала основные мысли о реформе уголовного права, в ней использовались ясные и четкие понятия, логично и аргументированно обосновывались рекомен дации законодателю, стиль определялся безыскусной простотой и точностью. Однако не только этим объяснялся успех книги. Она появилась в обществе, которое уже было готово принять изло женные в ней мысли. Беккариа хотел добиться большего счастья для возможно большего числа людей; он стоял за ясные, простые и точные уголовные законы, протестовал против тайного уголов ного судопроизводства и против слишком жестоких наказаний. Беккариа требовал отказаться от права отнимать жизнь людей
посредством смертной казни. Отмена варварских, жестоких нака заний должна была привести к более гуманному отношению лю дей друг к другу и уменьшению числа совершаемых преступлений. Такова была аргументация Беккариа. Эффективность угрозы на казания зависит в первую очередь не от его суровости, а от неот вратимости и быстроты исполнения. Наказание за преступление неизбежно. Человек признается невиновным, пока суд не вынесет ему приговор. Беккариа выступал за то, чтобы наказания устанав ливались только уголовным законодательством и чтобы они со ответствовали тяжести преступного деяния. Фридриха Второго, короля Пруссии, отменившего пытки в 1740 г., Беккариа назвал «одним из мудрейших монархов, философом на троне». В своем письме к Вольтеру в 1777 г. Фридрих Второй писал: «Беккариа не оставил нам ничего неясного. Мы должны только делать то, о чем он писал».
Типично британский прагматический вклад в разработку клас сической школы криминологии внес Джон Говард (1726—1790), когда он в 1777 г. в возрасте 51 года издал на собственные сред ства книгу «Состояние тюрем в Англии и Уэльсе» и раздал ее чле нам британской Палаты общин. Он совершил пять поездок по Европе и посетил свыше 300 мест заключения. В книге «Состояние тюрем...» он дал трезвый и беспощадный по своей откровенности отчет о поездках; он нанизывает один факт на другой, одну стати стическую информацию на другую, один очерк о тюрьме на дру гой и не допускает при этом никаких преувеличений или неточно стей. Д. Говард предоставил британскому парламенту эмпириче ский материал для принятия нового законодательства и предста вил проекты законов об исполнении наказания, которые были приняты в период с 1778 по 1782 г. Говард выступал за права чело века и за поддержание здоровья заключенных, жизненные условия которых он пытался улучшить. В то время все заключенные— должники, правонарушители, бедняки, безработные, бродяги, проститутки, душевнобольные и даже военнопленные—содер жались в тюрьмах вместе. Говард добивался раздельного содер жания заключенных по признакам возраста и пола, рекомендовал строить просторные и светлые тюремные помещения и предостав лять заключенным условия для труда. Его книга, выдержавшая в Англии четыре издания, была переведена в 1780 г. на немецкий, а в 1788-м—на французский язык. Как истинный гражданин ми ра, Говард пытался не только улучшить состояние мест заключе ния в своей стране, но и, нанося визиты европейским монархам, добиться реформирования системы исполнения наказания на кон тиненте. Так, в 1778 г. он вел беседу с императрицей Марией Тере-зией, а в 1786-м—с императором Иосифом Вторым, чтобы дока зать им необходимость улучшения условий существования заклю ченных в австрийских землях.
68
Судебная психология в XIX и в начале XX в.
Фантастический облик уголовного преступника, вызывавший в народе неопределенное отношение, колеблющееся между восхи щением и полнейшим отрицанием, наделялся еще более удивите льными чертами под влиянием наукообразных публикаций, объ являвших себя «судебно-психологическими». В 1734—1743 гг. Франсуа де Питаваль (1673—1743) издал в Париже собрание «Удивительных уголовных дел» в 20 томах. Описав их очень на глядно и захватывающе, Питаваль не сумел, однако, психологи чески обосновать мотивы преступлений. Рассматривая их по про шествии определенного времени, он не смог углубиться в крими нальную психологию событий и раскрыть их суть, что, однако, не помешало успеху, широкому распространению его идей и подра жанию его изданиям («Немецкий Питаваль», «Венский Пита валь», «Пражский Питаваль»). Ведь люди предпочитают фанта зировать о преступлениях в отдалении от них. В свою очередь до стоверное описание судебных дел, собранных Паулем-Йоганном-Ансельмом Фейербахом (1775—1833) в его книгах «Удивительные уголовные судебные дела» (два тома, изданные в 1808 и в 1811 гг.) и «Описание удивительных преступлений, вы полненное по судебным делам» (два тома, изданные в 1828 и 1829 гг.), было проникнуто уже настоящим исследовательским духом. Фейербах подчеркивал все неординарное и драматическое в при веденных судебных делах, искал причину преступления, рациона льный мотив, двигавший преступниками; это были случаи убий ства из-за тщеславия, нищенского положения по собственной ви не, юношеской озлобленности или старческого маразма; был слу чай поджога из женского легкомыслия; был человек, убивавший девушек из чувства мести. Фейербах придавал этим уголовным делам окраску чего-то далекого от жизни, чего-то нереального, но в то же время пытался рационально их объяснить. Чувства, эмо ции были для него всего лишь затуманенной разновидностью мы шления. Бессознательных или неосознанных мотивов не суще ствовало. Ни Питаваль, ни Фейербах преступников лично не об следовали, но даже подобное отстраненное описание обеспечило успех их книгам и работам их бесчисленных подражателей, хотя и добавило трудностей в деле борьбы с преступностью и антиоб щественным поведением. В начале XX в. Эрих Вульффен и Аль берт Хелльвиг отметили связь преступной личности с оккультиз мом (учение о восприятии сверхчувственных сил), с телепатией (восприятие душевных состояний другого человека без использо вания органов чувств), с привидениями и суевериями. Для пони мания преступности и ее предупреждения большой роли эти изы скания не сыграли.
Судебная психология служила все же не только для развлече ния, но и для решения практических задач. Она стремилась найти способы опознания и изобличения преступника в ходе уголовного процесса. В XIX в. в связи с этим пользовались весьма непритяза тельными методами. С помощью протоколирования мимики
69
и жестов, по поведению обвиняемого на суде, выражению его ли ца хотели выяснить то, что происходит у него в душе, какие чув ства он испытывает в процессе вопросов и ответов. В начале XX в. австрийский криминолог Ганс Гросс, основавший в 1898 г. «Ар хив криминологии», считающийся сегодня прежде всего кримина листическим журналом, попытался перенести некоторые серье зные достижения физиологической и экспериментальной психоло гии на психологию допроса и дачи показаний. В своей работе «Су дебная психология» (1905), которая в 1911 г. появилась в США в английском переводе, он ознакомил юристов с полученными тогда новейшими результатами исследований в области психофи зиологии и экспериментальной психологии, в частности в разви тии учения Густава-Теодора Фехнера (1801—1887). А именно: с рефлекторными движениями, внешними проявлениями чувств, с особенностями процесса мышления, с ассоциациями и такими психическими феноменами, как память, воспоминание, воля, чув ство, а также с обманом чувств. Тогда же получила развитие и психология дачи показаний (Marbe 1926, Menkemoller 1930, Stern 1926), которая отделилась от криминологии в качестве основного компонента судебной психологии. Альберт Хелльвиг (1927) со здал психологию допрашивающего—полицейского, судьи, эксперта; психологию допрашиваемого- обвиняемого, свиде теля; а также разработал технику допроса. Роланд Грасбергер в своей работе «Психология уголовного процесса» (1968 а) дал ха рактеристику участников судебного разбирательства и их деяте льности, а также этапам и ситуациям, возникающим в ходе него. С тех пор эта страница уголовно-судебной психологии остается почти позабытой.
С первых дней своего существования и до появления глубин ной психологии в начале XX в. судебная психология ограничива лась простым перечислением негативных личностных свойств и черт преступника, а также характеристикой его социального окружения. Она слишком долго пребывала в состоянии поверх ностной описательной науки, занимаясь статическим фиксирова нием рациональных сторон личности. Она изображала преступ ную личность такими словами, как «лень», «легкомыслие», «непо стоянство», «тщеславие», «беспечность», «месть», «жестокость», «склонность к садизму», «бессовестность», «отсутствие угрызений совести», «отсутствие раскаяния», «лживость», «лукавсгво» и «ко варство». Она клеймила правонарушителей, употребляя эти сло ва, и потому слишком долго оставалась исключительно «психо логией преступника», так как ставила себе цель разработать ха рактеристики определенных типов преступников и не учитывала взаимоотношений преступника, потерпевшего и общества. В своих изысканиях она применяла довольно простые методы: за ключенным выдавались тетради, чтобы они записывали в них без подсказки и контроля свои мысли и чувства. Заметки, автобиогра фии, сочинения, покаяния и стихотворения заключенных затем интерпретировались. Для сочинений заключенным предлагались
70
такие темы, чтобы побудить их ответить на вопросы, интересую щие судебную психологию и содержащие мнение самого преступ ника. Осужденный должен был сам оценить причины своего пре ступления и последствия борьбы с преступностью: предполага лось, что он должен знать это лучше всех. При этом не задумыва лись над тем, что преступник может и не знать глубинных причин своего деяния и что он довольно легко будет склоняться к тому, чтобы найти оправдание своим противоправным действиям и выдвинуть такие аргументы, которые «защитили» бы его от лю бого глубокого анализа.
Один из первых немецких судебных психологов Карл фон Экартсхаузен жаловался на судей своего времени. Он писал: «Как нелепо и жестоко поступают те, кто не желает делать ничего дру гого, как только дать «название» содеянному человеком, найти в своде законов тот приговор, что значится напротив этого «на звания», и, ничтоже сумняшеся, отваживается произнести ужа сающий приговор, какой только способен вынести один человек другому: "Он должен умереть!"» (см. также Kurzinger 1986). Его немецкий коллега Иоганн-Кристиан-Готтлиб Шауманн согла шался с ним, подчеркивая необходимость того, чтобы судья по уголовным делам не только обладал правовыми знаниями, но и умел оценить личность правонарушителя. Он уже тогда считал судебную психологию эмпирической наукой, применяющей такие методы, как наблюдение за поведением, оценка выразительных движений и биографический метод. По мнению Иоганна-Кристофа Хоффбауэра, судебный психолог обязан представить суду экспертное заключение о «состоянии духа» подсудимого в тот момент, когда он совершал преступление. Иоганн-Кристиан-Август Гейнрот выводил преступность из принципа «всемирного зла». Он относил преступление на счет простой чело веческой слабости. Двумя преобладающими чертами личности преступника, на которые ссылался в своей «Психологии престу пления» А. Краусс, были жажда удовольствий и боязнь труда. Другими наиболее распространенными «пружинами преступ ности» он считал корысть, лживость, развитое притворство и се бялюбие. Макс Кауффманн хотя и связывал преступление со сла бостью и духовной пустотой личности правонарушителя, с недо статочной рассудительностью и отсутствием предвидения, тем не менее уже обращал внимание на то обстоятельствро, что преступ ность обусловливается также и реакцией общества на преступле ния. «Наказание очень часто вызывает желание действовать напе рекор, и к тому же оно ущемляет гордость и задевает самолю бие». Поэтому Кауффманн высказывается против чрезмерно строгих наказаний. Пауль Поллитц также разрабатывает пробле му психических особенностей преступника: отсутствие сочув ствия, пониженное ощущение боли, безразличие к наказанию, бес чувственность, тщеславие, склонность к азартным играм, пьянству и сексу. Андреас Бьерре, который вел обстоятельные разговоры с заключенными в стокгольмской центральной тюрь-
ме Лангхольмен и опубликовал написанную на этой основе рабо ту «Психология убийства», видел сущность преступления в слабо сти личности правонарушителя, в его общей непригодности к жи зни, неспособности отвечать тем жизненным требованиям, кото рые определяют существование каждого человека. Преступник бе жит от действительности, с которой он не может справиться. Он ведет придуманную жизнь, обманывает самого себя и ставит на себе крест. Он больше ничему не доверяет. Для него характерны полное отсутствие самоуверенности и жизнеотрицающий эгоизм.
Если все предыдущие усилия сводились к простому описанию личности преступника, то под влиянием Зигмунда Фрейда судеб ные психологи стали пытаться проникнуть с помощью психогене тических методов в инстинкты и побуждения преступника, дойти до подсознательных чувственных глубинных слоев его личности. Англичанин М. Хамблин-Смит одним из первых обратился к пси ходиагностическим тестам для уголовников и исследовал у них сферу подсознательного путем анализа сновидений. По мысли американского криминолога Дэйвида Абрахамсена, нормальный человек способен контролировать свои латентные преступные тенденции и направлять их в признаваемые обществом каналы. Это и отличает его от преступника, у которого не развито «сверх-Я» (суперэго) и нет никакой внутренней контрольной инстанции. У него отсутствует душевный механизм торможения, обычно сдерживающий выход преступных тенденций наружу. Отсутствие эмоций и снижение чувственности влияют, по мнению Вальтера Бромберга, на развитие «эго», на становление психического вы равнивающего и направляющего механизма. Преступление—это результат неудачи «эго» в его попытках удержать под контролем агрессивность, ненависть и фрустрацию. Конфликты, лежащие в сфере подсознательного, как раз и находят свое выражение в уголовно наказуемых деяниях преступника.
Уголовная социология в XIX и в начале XX в.
Если судебная психология занимается вопросом, почему отде льно взятый человек становится преступником, то задача уголов ной социологии состоит в том, чтобы выяснить, насколько часто, каким образом и в чем преступность обусловливается социальны ми факторами (например, экономической ситуацией). В то время как методика судебной психологии сводится к анализу личности правонарушителя, уголовная социология обращается к методике статистического наблюдения за массовыми явлениями, что необ ходимо для понимания социальных закономерностей. Человек как часть общества, конечно, теряет индивидуальные свойства, но зато обретает качество среднестатистического человека, превра щается в некую расчетную единицу, с помощью которой можно сформулировать определенные социальные закономерности, а на этой основе—и социальные причины преступности (Tomiesl 1985).
72
Впервые систематический сбор уголовной статистики был на чат во Франции. Первый уголовно-статистический ежегодник (с данными за 1825 г.) был опубликован в 1827 г. Его составитель Андре-Мишель Герри (1802—1866) опирался в своих изысканиях на цифровой материал за 1825—1830 гг. Он первым признал рас пределение преступности прежде всего по возрастным группам, и в частности показал, что в группе от 25 до 30 лет она достигает апогея. Он обнаружил также, что бедность, как причина преступ ности, не играет определяющей роли: как раз в наибеднейших де партаментах Франции мошенничество и воровство встречались реже всего. Имущественные преступления всецело зависят от раз вития торговли и промышленности. Важнейшей причиной пре ступности Герри считал снижение требований морали в обществе, противостоять которому только развитием интеллекта (обуче нием, образованием) нельзя: для этого необходимо морально от ветственное воспитание в плане надлежащего становления харак тера.
Еще более значительный вклад в развитие уголовной стати стики, чем Герри, внес бельгиец Ламбер Адольф Жак Кетле (1796—1874). Он рассматривал преступность как общественное явление. Человек, считал Кетле,—это продукт своего физическо го и социального окружения, своей среды, а также своей индиви дуальности. Всякое преступление готовит само общество, а пре ступник всего лишь его инструмент. Каждое общественное обра зование с необходимостью приносит с собой определенное коли чество преступлений того или иного типа, которые как бы выра стают из его организации как неизбежные следствия. Кетле писал: «Есть один бюджет, расходы в котором осуществляются с ужа сающим постоянством,—это бюджет тюрем, галер и эшафотов». Он хотел сказать этим, что преступная действительность в обще стве формируется по вероятностному принципу и предопределя ется уголовно-статистически. Он вывел «склонность к преступле нию» в зависимости от возраста, пола, профессии, воспитания, климата и времени года. Под «склонностью к преступлению» он понимал некоего среднего человека, являющегося всего лишь ци фровым выражением, расчетной величиной, позволяющей делать сопоставления, «Склонность к преступлению», быстро усили ваясь, достигает вершины к возрасту между 20 и 25 годами, поскольку в этот период жизни физическая сила и желания челове ка оказываются максимальными и не могут достаточно эффек тивно сдерживаться рассудком. У мужчин «склонность к престу плению» выражена гораздо сильнее, чем у женщин, так как по следние в большей мере находятся под влиянием чувств, им свой ственны стыд и скромность, а также поскольку в силу своей социа льной зависимости и уединенности они имеют меньше возможно стей для совершения преступлений; кроме того, по причине их фи зической слабости им не всегда можно воспользоваться теми об стоятельствами, которые способствуют преступлению. Во Фран ции количество преступлений против личности составляет при-
мерно треть всего объема имущественных преступлений. Значение бедности как причины преступлений часто переоценивается. Кет-ле подчеркивает: преступления вызывает резкая перемена в жизни от благостояния к нищете. Обнищавший везде обуреваем собла знами. Постоянно сталкиваясь с роскошью и большой разницей в имущественном положении его самого и других, он раздражае тся и разочаровывается. Огромное количество деликтов остается неизвестным, потому что потерпевшие о них не подозревают или не доносят о них полиции. По заключению Кетле, для того чтобы преступление свершилось, необходимы три условия: воля совер шить преступление, зависяяяяяяяяяяяяяяяяяяявственности челове ка, благоприятные условия для преступления и возможность использовать эти условия.
Основу уголовно-социологической теории заложили француз ские ученые—Габриэль Тард (1843—1904) и Эмиль Дюркгейм (1858—1917). Тард разработал теорию профессионального пре ступного типа и теорию преступного подражания. Преступле ние—это ремесло, профессиональное действие. Профессиональ ный преступник обучен специальным навыкам и приемам. Он долго учится, постигая свою профессию. У преступника-профессионала свой жаргон, по отношению к своим коллегам он ведет себя в соответствии с определенным кодексом поведения. Могучей, подсознательной и таинственной движущей силой, ле жащей в основе всей деятельности общества, включая и преступ ность, является, по Тарду, подражание. Подражание — это социа льная «форма движения, благодаря которой мысль передается от одного мозга к другому». Чем ближе люди сходятся друг с дру гом, тем больше они друг другу подражают.
Дюркгейм считал отклоняющееся поведение нормальным. Он заложил основу теории аномии, согласно которой избежать от клоняющегося поведения нельзя, поскольку в обществе наблю дается огромное разнообразие различных видов поведения. Нор мально же оно в том смысле, что общество без преступлений ока зывается болезненно законтролированным. Если полностью устранить преступность в обществе, в нем не будет прогресса и ка ких-либо социальных изменений. Преступность логическим обра зом включена в число основных условий существования социаль ной организации. Если у преступника не будет возможности со вершить противоправное действие, то не сможет проявить себя и гений. Под «аномией» Дюркгейм понимал состояние без норм, без законов. В обществе, где царят человеческая солидарность и социальное единство, преступность низка. Процесс социальных изменений, основанный на разделении труда и техническом про грессе, ослабляет объединяющие силы общества. Руководящие принципы и нормы, упорядочивающие общество, устаревают и теряют свое значение, исчезают рамки, сдерживавшие человече ские страсти, воцаряются беспорядок и социальный хаос. Обще ство распадается и раскалывается на мелкие части, индивидуум изолируется, становится безучастным к жизни и опыту других, не
74
чувствует никаких обязательств по отношению к другим. Без дру зей, без личностного своеобразия и без помощи какой-либо груп пы жизнь человека затухает в бесцельном и беспредметном Нич то, города превращаются в цитадели одиночества. Когда социа льная сплоченность распадается и усиливается изоляция индиви дуумов, разрастается отклоняющееся поведение (Mechler 1970).
В то время как американские криминологи стали развивать главным образом уголовно-социологическую теорию, совершен ствованием уголовной статистики занялись два немецких иссле дователя—-Александр фон Эттинген (1827—-1905) и Георг фон Майр (1841—1925). Важными моментами при сборе уголовно-статистических данных Эттинген признал следующие: фиксирова ние не только окончательных приговоров, но и заявлений в поли цию, выяснение соотношения между количеством возбужденных дел и окончательных приговоров, классификация уголовных дел по видам преступлений и основным мотивам, отделение престу плений против личности от имущественных, составление обзоров по вынесенным приговорам (наказаниям), регистрация рецидива, ведение уголовно-статистических учетных карточек, на которых должны особо фиксироваться закоренелые бродяги, попрошайки, воры-рецидивисты и пьяницы, проститутки и профессиональные преступники. Фон Эттинген предостерегал против сопоставления друг с другом абсолютных цифр и против широких выводов на базе недостаточно обширных данных. «Прежде всего недопусти мо грубое сопоставление официальных данных в совершенно раз личных по характеру правосудия странах, поскольку оно бесплод но и вводит в заблуждение». Он также рекомендовал проводить различие между случайной и профессиональной преступностью. На основе уголовно-статистических данных он хотел анализиро вать причины преступлений, чтобы «наряду с юридически уста новленным фактом личной вины отдельного преступника выыы лять и моральную коллективную вину общества».
Георг фон Майр выступал за то, чтобы учитывать в уголовной статистике экономический ущерб, нанесенный преступными дей ствиями, особенно имущественными преступлениями, а также за то, чтобы вести документированный учет тяжких преступлений с публикацией отдельных случаев. Он делал различие между пер вичной и вторичной статистикой. Так, проведение первичного уче та путем опроса потенциальных преступников и жертв, например методом анализа бюджета, он считал неосуществимым. «Вряд ли можно статистически выяснить у понесших ущерб обстоятельства причинения этого ущерба, и еще маловероятнее то, что виновники ущерба сами признаются в своих антиобщественных деяниях» (von Mayr 190411905). Реалистичной он называл только вторичную статистику, которая обеспечивается на основе реакции государ ства на преступление и «под угрозой санкций со стороны государ ства». По мнению фон Майра, уголовная статистика дает пред ставление о «царящих в подоплеке волевых решений, настроениях готовности к преступлению...» (1911/1912). Он добивался введе-
ния «мотивационной статистики», которая должна была бы выяв лять непосредственные мотивы противоправных деяний. От каж дого судьи по уголовным делам он требовал точного заключения о своем впечатлении о личных мотивах преступления при вынесе нии приговора. Уголовную статистику в стране, которая с 1882 г. основывалась на учете судебных дел, следовало дополнить «моти вационной статистикой», фиксирующей приговоры суда, но она так и не была введена, поскольку ее исключительная многослой-ность и трудности установления мотива преступления сделали ее для многих нежелательной. Кроме того, предполагалось органи зовать полицейскую уголовную статистику (1913), которая дол жна была базироваться на полицейской реакции на преступления. Такая статистика существует в США с 1929 г., а в ФРГ—с 1953 г. Майр отмечал, что необходимо установить какой-то критерий тяжести преступлений и что интенсивность уголовного преследо вания, осуществляемого государством, влияет на данные уголов ной статистики. Он придавал большое значение непосредственно му влиянию «спадов и подъемов в продовольственном обеспече нии населения на рост и снижение преступности». Майр провел (1917) параллельный анализ динамики цен на рожь и имуществен ных преступлений в целом для Баварии в период 1835—1861 гг. и пришел к выводу: на каждые 6 пфеннигов увеличения цены на зерно количество осужденных за воровство возрастало на одного человека (из расчета на 100000 жителей). Снижение цены на зерно на 6 пфеннигов уменьшало число осужденных также на одного че ловека. В последующем, однако, эта параллельность роста цен на зерно и роста воровства нарушалась. В период с 1835 по 1861 г. су ществование рабочих в Баварии в значительной мере определя лось ценами на хлеб. Но к концу века положение изменилось: с 1897 по 1913 г. наблюдался спад кривой имущественных престу плений с отрывом ее от кривой роста цен на хлеб. Доходы в эко номически процветающем Германском рейхе (так же, как в Ан глии и Франции) постепенно настолько повысились, что не каж дое повышение цены на зерно, не всякое незначительное подоро жание хлеба влекли за собой нужду и воровство (Ехпег 1949). К тому же стало ясно и то, что нищета почти не способствует ро сту воровства. Английский ученый Уильям Дуглас Моррисон установил, что Англия в конце XIX в. была в шесть раз богаче Италии и тем не менее в период с 1880 по 1884 г. воровство в ней было более развитым. Такое же соотношение было, по Моррисо-ну, между Францией и Ирландией. Здесь впервые наметилось то, что теперь зовется преступностью благосостояния.
Криминология в немецкоязычных странах в первой половине XX в.
В начале XX в. криминологами немецкоязычных стран было признано, что преступление—это индивидуальный, а преступ ность—еще и социальный феномен. В ходе развития немецко-
язычной криминологии этот основополагающий постулат был зна чительно сужен в том смысле, что интерес криминологов теперь ограничился изучением самого преступника и его ближайшего со циального окружения, среды обитания. Тем самым намеревались «постичь» личность правонарушителя.
Правда, Франц фон Лист, основавший в 1881 г. «Журнал об щей науки уголовного права», делал различие между социальны ми и индивидуальными факторами, способствующими соверше нию преступлений, и подчеркивал, что «общественные факторы имеют при этом несравненно большее значение, нежели индиви дуальные». Он придерживался при этом формулы, согласно кото рой «общественные факторы» сводились только к непосредствен ной социальной среде преступника. «Преступление есть продукт своеобразной личности преступника в момент деяния, с одной стороны, и тех внешних, особенно экономических, условий, кото рые окружают преступника в момент совершения преступле ния,—с другой» (von List). Впрочем, Франц фон Лист был прежде всего специалистом в области уголовной политики, воспринимав шим наказание крайне скептически: «Наши наказания не исправ ляют и не устрашают, они вообще не действуют превентивно, то есть они не отпугивают людей от преступлений. Более того, они скорее способствуют усилению тяги к преступлению».
Ученик Франца фон Листа—Моритц Липманн, выступивший против смертной казни и заявивший в своем экспертном заключе нии на «Процессе коммунистов» (1928) о недопустимости пресле дования за политические убеждения,—после поездки в США на учебу (о чем он в 1927 г. сделал отчет) стал критически относиться к воздействию уголовных наказаний. В своей монографии «Война и преступность в Германии», вышедшей в свет в 1930 г., он попы тался показать общие последствия первой мировой войны для развития преступности в стране в ее динамике. В свои рассужде ния он включил и критику законодательства и судопроизводства того времени.
Очень большое влияние на развитие немецкоязычной и амери канской криминологии оказал Густав Ашаффенбург, выпустив ший в 1903 г. книгу «Преступность и борьба с ней»*, изданную в США в 1913 г. на английском языке. Ашаффенбург, основавший в 1904 г. «Ежемесячный журнал по проблемам судебной психоло гии и реформы уголовного права» (ныне—«Ежемесячник по про блемам криминологии и реформы уголовного права»), признал в 3-м издании своей книги ценность такого криминологического анализа, который охватывает и условия развития всего общества: «Преступность — это неотделимая составная часть человеческого общества, с которой оно срослось самым тесным образом и от ко торой оно постоянно получает новую подпитку. Только в обще стве и только во взаимодействии с ним может иметь место пре-
* Книга «Преступность и борьба с ней» была издана также и в России в 1912 г.-Прим. ред.
ступность...» Ашаффенбург выводил преступность из «социаль ной непригодности» правонарушителя. В своем труде он заложил основы уголовной географии, показав взаимосвязь преступности и времени суток, дней недели, времени года и климата, а также четко выявив значение алкоголя как одной из причин совершения преступлений.
Вычленить корни преступности в личности правонарушителя и установить их переплетение с факторами внешнего мира пыта лись, вслед за Зигмундом Фрейдом, австрийский педагог-воспитатель Август Айхгорн и психоаналитики Франц Алексап-дер и Гуго Штауб. Причины преступности они усматривали в от сутствии гармонии в родительском доме, в неправильных взаи моотношениях родителей и ребенка, а также в психических трав мах в раннем детстве. Альфред Адлер вывел следующий тезис: из чувства своей неполноценности и при отсутствии чувства общно сти с людьми вырастает ощущение социальной отрешенности, из которой в свою очередь возникает преступность. Утвердить свои мысли в немецкоязычном обществе эти психоаналитики и сторон ники индивидуальной психологии не смогли. Франц Александер продолжил свою исследовательскую работу в Соединенных Шта тах вместе с Уильямом Хили. Идеи немецкоязычных криминоло гов-психоаналитиков привились в Северной Америке и получили там дальнейшее развитие (Karpman 1935, 1944, Healy, Bronner 1936, Bowlby 1952, Bromberg 1948, Glower 1960). А в немецкоязыч ных странах сложились в противовес этому биологическая и пси хопатологическая школы криминологии, продолжающие дей ствовать и поныне.
В 1923 г. Курт Шнейдер опубликовал свою книгу «Психопатиче ские личности», в которой он описал десять различных психопати ческих типов, взяв все случаи из клинической практики. Среди них были психопаты, страдавшие неуверенностью в себе, фанатиз мом, тщеславием, лабильностью настроения и безволием. Шней-деровская «Психопатология» до сих пор оказывает очень боль шое влияние на немецкоязычную криминологию. (GOppinger 1962 а, Bir.nbaum 1926, 1931). Карл Бирнбаум был первым, кто исполь зовал выводы психопатологии в криминологии. Психопатологи ческая конституция, по Бирнбауму, носит обусловленный харак тер, а аномалии в настроении, в чувственных восприятиях, увлече ниях, состоянии воли являются причинами преступлений. Пре ступный психопат характеризуется абсолютным отсутствием чув ственности и чувствительности в моральном и этическом плане. Так, Побеги детей из родительского дома Бирнбаум объяснял как психопатическую склонность куда-то бежать и где-то праздно ка таться, как психопатическое непостоянство и тягу к развлечениям, 'как необузданность характера. Главным возбудителем противо правного действия являются «психопатические» наклонности под ростка. Когда он становится предрасположенным к преступле нию, динамика жизни в семье нарушается и теряет свое былое зна чение. На подростка «ставится» клеймо «психопата». А поскольку
78
психопатия—явление врожденное, ничего поделать с ней нельзя. Теории Шнейдера и Бирнбаума получили признание и у ведущего польского криминолога Станислава Батавия (1931).
Два юриста из Граца, Адольф Ленц и Эрнст Зеелиг, восприня ли эти уголовно-биологическне постулаты как объяснение лично сти правонарушителя во всех его наклонностях (диспозициях) и структурах. Оба они во многом опирались на уголовную биоло гию. Ленц (1927) писал об этом так: «Биологический подход по зволяет видеть в преступлении психофизический феномен. А это значит, что духовная жизнь рассматривается здесь не побочно, как в уголовной психологии, а в ее тесном единстве с телесной жи знью... Уголовная биология--это логически упорядоченное (си стематизированное) учение о личности преступника и о его пре ступлении как об индивидуальном переживании... Окружающая среда входит в поле зрения уголовной биологии лишь в той степе ни, в какой она отражается в индивидуальной жизни... Высшей це лью уголовной биологии является выявление взаимосвязи лично сти и преступного деяния».
Зеелиг (1936) разделял непосредственные причины преступле ния на связанные с состоянием среды обитания и определяемые личностью правонарушителя во время совершения деликта: «Со стояние окружающей социальной обстановки во время преступле ния включает в себя те обстоятельства, которые непосредственно влияют на него, делают объективно возможным его осуществле ние, равно как и те, которые затрудняют это... На другой стороне располагаются личностные данные преступника во время делик та; иначе говоря, здесь перед нами человек с его сиюминутными переживаниями. Но и эти переживания в свою очередь обусловле ны относительно устоявшимся своеобразием этого человека, ко торое мы именуем его "личностью"». Зеелиг признавал характе ристику преступности как массового явления, но как сугубо вто ростепенную, подчиненную; он не видел причин преступности в широких общественных феноменах. Классификация преступни ков по типам являлась для него методом, позволяющим добра ться до истинных причин преступлений. Эрнст Зеелиг и Карл Вайндлер (1949) различают восемь типов преступных элементов: профессиональные преступники, не желающие работать; имуще ственные преступники, не встретившие большого сопротивления; насильственные преступники; преступники с половой несдержан ностью; преступники, ставшие таковыми в критической ситуации; примитивно реагирующие преступники; преступники по убежде нию и преступники, нарушающие общественный порядок. По мнению Фердинанда фон Нойрайтера (1940), в конечном счете уголовная биология уходит своими корнями «в конституцию че ловека и его наследственную биологию, в медицинскую психоло гию, черты характера и психопатологию». Уголовная биология стремстся «путем типологического выявления тех вредных для общества элементов, которые ради продолжения своего рода под рывают генофонд будущих поколений, улучшить условия для на-
ших потомков и нашей расы». Уже сама фразеология («вредные для общества элементы») свидетельствует о влиянии национал-социалистской идеологии расизма.
На основе исследований биологических свойств близнецов и биогенетического анализа семейных преступных кланов, а также с помощью «систематических и крупномасштабных индивидуаль ных наблюдений» криминологи Германии в 30-е гг. пытались от делить наследственные факторы от факторов среды при объясне нии причин возникновения преступных намерений и придать на следственным факторам гораздо большее и даже решающее зна чение как стимуляторам преступности. Йоханнес Ланге (1929) об следовал 30 пар близнецов, из которых 13 были однояйцевыми, а 17—разнояйцевыми. Он выдвинул следующий аргумент: если какое-то значительное свойство не проявляется, то сопоставление одно- и разнояйцевых пар близнецов не обнаруживает никаких различий между ними; однако, чем больше выражена какая-то на клонность, тем чаще наблюдается совпадающее поведение од-нояйцевых близнецов. Фридрих Штумпфль (1936) использовал метод сопоставления близнецов (обследуя 18 пар однояйцевых и 19 пар разнояйцевых близнецов). Генрих Кранц (1936) сопоста вил 32 однояйцевые пары и 43 разнояйцевые пары близнецов. Ланге, Штумпфль и Кранц очень подробно обрисовали «жизнен ные судьбы» своих близнецов и пришли к выводу, что однояйце-вые близнецы при склонности к преступлениям ведут себя по бо льшей части совпадающим образом, тогда как разнояйцевые, как правило, не проявляют единообразия в поведении. Этот резуль тат они интерпретировали так: врожденная, унаследованная на клонность играет совершенно исключительную роль как стимуля тор преступности. Разумеется, из столь незначительной выборки нельзя делать подобный далеко идущий вывод. Впрочем, близне цы, конечно, оказывают влияние друг на друга, и, в конце концов, разве двое детей в одной семье не живут в одинаковой среде?
В то же время многообразные человеческие взаимоотношения даже в узко ограниченной социальной среде весьма неодинаковы. Фридрих Штумпфль (1935) сделал в этом направлении еще один шаг, сопоставив 195 рецидивистов, совершивших тяжкие престу пления, со 166 мелкими преступниками (по одной судимости). Он обследовал и опросил 1747 родственников этих преступников и 600 лиц, являвшихся источниками разных сведений о них (учи теля, священники, бургомистры). Среди родственников рецидиви стов он обнаружил большее число уголовников, особенно рециди вистов, чем среди преступников с одной судимостью. Почти все первоначально обследованные рецидивисты были признаны им психопатами. Среди же 166 мелких преступников психопатов ока залось только 24 человека (14,5%). Среди родственников рециди вистов было значительно больше психопатов, нежели среди род ственников второй группы преступников. Из этого он сделал вы вод, что наследственные склонности являются главными побуди тельными причинами преступлений, и потребовал проведения
«расово-гигиенических мероприятий» (кастрация, стерилизация и т.п.) в отношении тяжких преступников, ибо «способности к продолжению рода» в преступных семьях и родовых кланах осо бенно высоки. Однако тот факт, что среди родственников рециди вистов обнаруживается также много рецидивистов, вовсе не связан с наследственностью. Рецидивизм среди родственников вполне можно отнести на счет процессов «обучения» в этой социа льной среде. Кроме того, и диагноз «психопатия» оказался дово льно сомнительным. Метод диагностики в этом случае (биогене тическое обследование родственных кланов) методологически не выдерживает критики. И наконец, мы до сих пор не имеем еще данных о доле психопатов среди законопослушного населения.
В то время как психиатры Ланге, Штумпфль и Кранц обращали особое внимание на обусловленную биологией предрасположен ность к преступлениям, юрист Франц Экснер попытался упорядо чить свое криминологическое мышление, взяв в качестве исход ных такие понятия, как предрасположенность, среда и личность, понимая под последней нечто индивидуальное, единичное. Уна следованную предрасположенность он считал не более чем нахо дящимися в зародышевом состоянии специфическими возможно стями развития. Среду он рассматривал как внешний мир, соотне сенный с определенным субъектом: «Даже двое братьев или се стер, вырастающих в «одинаковых условиях», имеют разную сре ду, поскольку не может быть одинаковых условий для разных личностей» (Ехпег 1949). Личность же, по Экснеру, складывается из унаследованного и пережитого: «Наклонность существует, лич ность же становится. Наклонность означает не более чем возмо жность развития, а личность—это то, что уже развилось и про должает развиваться». В плане методики Экснер различал инди видуальное обследование, групповое и массовое наблюдение. Под групповым наблюдением он понимал обследование нескольких отдельных лиц, которые в известных криминологически важных моментах являются равнонаправленными. Массовым наблюде нием он называл обработку всех известных случаев, зафиксиро ванных уголовной статистикой в современных цивилизованных государствах и опубликованных официально. Социальной среде он придавал динамический характер, конкретизируя ее как «поня тие отношений», и совершенно справедливо дифференцировал это понятие, разделяя его на домашние отношения, местные (сосед ские) отношения, профессиональные и государственные отноше ния. Домашнюю, местную и профессиональную среды сейчас объединяют в понятие «ближайшее социальное окружение», на которое и преступник и жертва могут иметь активное влияние. В понятие «макросреда» включаются сегодня общественные фак торы, относящиеся ко всему обществу (это, например, экономиче ские кризисы, безработица, инфляция); с ними в той или иной ме ре сталкивается отдельный индивидуум, но повлиять на них он может лишь в весьма ограниченной степени. Подобный кримино логический анализ массовых явлений, охватывающих все обще-
ство, Экснер осуществил в своей монографии «Война и преступ ность в Австрии» (1927), проделав его с исключительной тщательно стью. В его учебнике криминологии, который в первом (1939) и во втором (1944) изданиях он назвал «Уголовная биология», ма-крообщественные факторы не играли столь важной роли, какую можно было ожидать от него после монографии 1927 г. и его поездки в США (предпринятой в 1934 г. и описанной им в 1935 г.). В этом учебнике, конечно, было упомянуто большое количество американских криминологических работ, однако Экснер не сумел существенным образом встроить американское криминологиче ское мышление в свою криминологическую систему. Он согла сился с принципом «преступной предрасположенности», принял тезис о «наследственной связи между психопатией и преступно стью» и привлек учение о психопатии в значительной мере для объяснения причин преступности. Он писал: «Среди причин пре ступлений унаследованные свойства играют первостепенную роль... Новые изыскания в области наследственности... исклю чают... всякие "теории среды"» (1949). О влиянии психоанализа в североамериканской социологии на криминологию у Экснера сказано мало. В вопросе о возможности предсказания преступно го поведения отдельного правонарушителя он попросту ссылался на результаты американских исследований, однако оценить пол ностью все богатство и ценность этих данных он не смог.
Уголовно-социологический подход характерен также и для Ви льгельма Зауэра (1933, 1950). В его работах еще меньше ссылок на американские и международные источники, чем у Экснера. В гла зах Зауэра причина преступного деяния—это «возбудитель пре ступности», а именно стремление правонарушителя к самостояте льному творческому акту, коренящаяся в глубинах личности сво бодная воля. На фоне этого «возбудителя» предрасположенность (наследуемый фактор) и среда как элементы причинной связи от ступают у Зауэра на задний план. «Чью-то среду можно точно выявить лишь через его личность, и в особенности через его во лю» (1950). В качестве средства борьбы с преступностью Зауэр ре комендует искоренение «возбудителя преступности» и его замену морально-культурными ценностями. Антиподом «возбудителя преступности» является творец культурных ценностей, обеспечи вающий гениальное приложение сил к созданию ценностей куль туры для всего общества. Приемлемым методом для криминоло гии Зауэр считает в этом плане интуитивное вживание в сущность преступности: «Криминология в чистом виде вычленяет из мно гих противоречивых положений истинное понимание предмета; она обладает интуитивным ощущением истины в той же мере, в какой философия права обладает чувством справедливости... Криминологии вкупе с интуитивным познанием и жизненным опытом свойственна, как правило, гораздо большая доказатель ность, нежели статистике» (1950). Теоретическая основа («возбу дитель преступности») и методология подхода Зауэра («интуитив ное вживание») тонут в иррациональном. Они находятся в проти-
82
воречии с криминологией как эмпирической наукой, строящейся на фактах.
Подобно Зауэру очень далеко отходит от социальной действи тельности и Эдмунд Мецгер (1944, 1951), он чересчур односторон не характеризует преступность как индивидуальное явление. Кри минология для него—это «учение о духовно-телесных источни ках преступности». Криминология распространяет биологические и психологические знания и методы на анализ субъекта, нарушив шего правовые предписания. Мецгер склоняется к психопатологи ческому восприятию преступления, «при котором к преступлению подходят как к душевной болезни и душевной ненормальности» (1944). Он считает себя сторонником метода «субъективного чув ственного переживания»; криминологический анализ в масштабе всего общества для него менее важен, а жертва преступления (по терпевший) вообще не упоминается. «Криминология отталкивае тся от единичного случая и нацелена также на единичный случай... Отсюда точный криминологическо-уголовно-психологический анализ единичного случая—это незаменимое средство, а в це лом—важнейшая цель любой криминологии» (1951). Даже если полностью признать значение изучения отдельных конкретных случаев, все равно постулаты Мецгера представляются слишком односторонними. Не вносит ясности и такое его заявление: «Ни какой «уголовной предрасположенности» (склонности к престу плению) не существует, но есть способность совершить преступле ние» (Mezger 1951). Что же касается развития типологии преступ ников, во многом опиравшейся на классификацию психопатоло гических типов, предложенную Бирнбаумом и Куртом Шнейде-ром, то немецкоязычная криминология не смогла достаточно решительно ее продвинуть.
В конце второй мировой войны потерпела крах и немецко язычная криминология. Да и в целом в первой половине XX в. ее развитие сталкивалось с сильными препятствиями:
Две проигранные мировые войны, связанные с этим эконо мические кризисы, периоды инфляции (1923 и 1946 гг.), экономи ческая депрессия (1930—1932) и безработица, что отрицательно повлияло на криминологические исследования и развитие самой этой науки.
— Национал-социализм (1933—1945), который серьезно изо лировал немецкоязычную криминологию, привел к разрыву ме ждународных связей. Ведущие криминологи (например, Ашаф-фенбург, фон Гентиг) и психоаналитики (в частности, Франц Александер) были изгнаны из страны. Преступная сама по себе система национал-социализма не терпела никакой независимой критически настроенной криминологии.
Тем не менее Линманн (1930) и Экснер (1927) сумели осуще ствить серьезный уголовно-социологический анализ войны и пре ступности. На высоте своего времени оказался и учебник Ашаф-фенбурга (1933). В то же время не смогли развиться ни уголовная социология, ни криминология, ориентированная на психоанализ.
Слишком сильное влияние приобрели уголовная биология и кри минальная психопатология.
Криминология в послевоенное время
В послевоенное время немецкоязычной криминологии было исключительно трудно наладить международные связи. То, что предлагала американская криминология, было до удивления бес порядочно и разнопланово. Совершив несколько зарубежных поездок, Вольф Миддендорф (7956, 7959) стал новатором в этой работе, он попытался восстановить международные контакты. В целом же немецкоязычная криминология того периода все еще пребывала в состоянии оборонительного ожидания. Тем не менее Ганс фон Гентиг, возвратившись из США в Германию, попытался использовать свой опыт для подъема немецкоязычной кримино логии. В 1949 г. Карл Бадер выпустил в свет свою работу «Социо логия германской послевоенной преступности», в которой охарак теризовал общие для всей страны причины преступности очень близко к реальности. Однако преобладающим методом исследо вания при этом осталось целостное «понимание» отдельного пре ступника, а психопатология продолжала быть его теоретической основой. К этому добавлялся общий философско-антрополо гический подход, при помощи которого пытались отразить ата ки со стороны психоанализа (Herren 1973) и уголовной социоло гии (Lange 1970). Швейцарский юрист Эрвин Фрей (1951) проана лизировал 160 попечительских и уголовных дел, обращая особое внимание на заключения психиатрической экспертизы. Это бы ли дела, которые слушались в судебных инстанциях Базеля в пери од с 1939 по 1948 г. С целью повторного контроля он опросил часть условно осужденных и выявил тесную связь между психо патией и рецидивной преступностью, а также огромное значе ние биологических факторов рецидивизма. В противоположность результатам биографических изысканий Шоу (1930, 1931, 1938) Фрей пришел к выводу, что «определенные правонарушители-подростки становятся рецидивистами не постепенно (еще и под влиянием неблагоприятной социальной среды) через стадии слу чайных преступлений, а генотипически носят в себе склонность к этому с самого рождения» (1951). Этот исключительно спорный постулат привел его к пессимистической в уголовно-политиче ском плане оценке (что не было обосновано): «Психопатическая предрасположенность характера как таковая во всех случаях ос тавалась резистентной, несмотря на все попытки перевоспита ния: ни в одном случае, какие бы методы ни применялись—чисто педагогические или психотерапевтические,—«исцеления» от пси хопатических аномалий в характере не наблюдалось» (Frey 1951).
По оценке Арманда Мергена, проблема психопатии оставалась одной из важнейших в криминологии: «Тенденция к преступле нию... заложена в каждом человеке изначально. Психопат поддае тся ей, потому что сила этой тенденции получает патологическое
84
преобладание над всем остальным» (1967). У Мергена встречается и определение «прирожденного преступника», который, однако, необязательно должен превратиться в преступника в действитель ности. «Просто он обладает большими криминогенными предпо сылками, чем другие люди...» (1968). Томас Вюртенбергер опреде лял биологию, психологию, социологию и психиатрию как «ос новные криминологические науки» (1957). «Свою золотую середи ну все эти «основные науки», содействующие криминологическим исследованиям, находят... в «философской антропологии», кото рая делает положение человека во всем мире главной научной проблемой» (1970).
Специалист в области уголовного права Рихард Ланге, всегда боровшийся против психоанализа и американской уголовной со циологии, выступил со всей настойчивостью за философско-антропологическую ориентацию криминологии. Не без удовлет ворения он писал: «В Германии по-прежнему непоколебимо ут вердился классический принцип десяти психопатических типов, заложенный в концепции Курта Шнейдера, несмотря на то что сам он внес определенные оговорки в свои первоначальные тези сы» (7970).
Для защиты психопатологического подхода против психоана литического и уголовно-социологического была призвана не то лько «философская антропология». Выдвигался также лозунг, что американские условия и образ мышления для немецких условий не подходят (Lange 1981). «Восприятие англо-американских науч ных открытий (Kaiser 1975) было признано законченным, хотя в действительности произошло лишь поверхностное ознакомле ние с основными постулатами, а не глубокое взаимопроникнове ние и всестороннее обсуждение точек зрения. По мнению Гейнца Леференца (1978), «восприятие социологических теорий преступ ности из англо-американского региона» показало себя как неудов летворительное, как «еще менее эффективное в немецких усло виях, чем в условиях США». Леференц считал правильным, что в немецкоязычной криминологии «психоаналитическая тематика в большой степени оставалась в стороне», поскольку в основе пси хоанализа лежат такие теоретические построения, которые «не могут или не хотят соответствовать стандартам, принятым в эмпирической науке», и поскольку психоанализ претендует даже на положение самостоятельной науки. Социолог Фритц Зак (1968, 1974) был одним из немногих, кто пытался сделать американскую уголовную социологию достоянием немецкоязычных стран. Он предпринял несколько неудачную, правда, попытку связать марк систское мировоззрение с теориями социального взаимодействия. Тем самым он дал противникам всякой уголовной социологии по вод отвергать все уголовно-социологические теории вместе с марксизмом. Первопроходцем распространения в Германии психоаналитической криминологии после второй мировой войны стал Тильманн Мозер (7970 b). В странах Скандинавии в первой половине XX в. наблюдалось
очень сильное влияние немецкой психопатологии, но после вто рой мировой войны положение изменилось. В учебнике, изданном датским криминологом Стефаном Гурвитцем в 1952 г. на англий ском языке, было рассказано о немецкой уголовно-биологической школе, но она подверглась критике; при этом предпочтение было отдано уголовно-социологическим концепциям. Правда, другой датский криминолог, Карл-Отто Кристиансен (1977 а), продол жил наблюдения за близнецами, но он занял в отношении изнача льной уголовно-биологической концепции критическую позицию. Полностью повернулись в сторону уголовной социологии норве жец Нильс Кристи (1965), швед Кнут Свэри (1981) и финские кри минологи Инкери Антилла и Патрик Тёрнудд (1970).
В Великобритании в 1959 г. был основан при Кембриджском университете новый Институт криминологии, руководство кото рым принял Леон Радзинович, который в 1961 г. после исследова тельской поездки по странам Западной Европы и США опублико вал работу, содержащую критический обзор западноевропейской и американской криминологии. Германн Маннгейм, который во время нацизма покинул Германию и продолжил занятия крими нологией в Лондоне, написал учебник, назвав его «Сравнительная криминология». В нем он представил обработанную им преиму щественно англо-американскую, но также и немецкоязычную ли тературу. Учебник вышел в свет в 1965 г. на английском языке, а в 1974-м—на немецком. С 1950 г. в Великобритании издается «Британский криминологический журнал».
Во Франции и Италии было два ведущих криминолога-клинициста в послевоенное время: Жан Пинатель (1963) и Бенио-но ди Туллио (1967, 1969). В обеих странах все большую силу обретали уголовно-социологические теории (Ferracuti, Scardaccio-пе 1981).
В канадской криминологии, находящейся под сильным влия нием криминальной социологии США, в послевоенные годы мно го сделал Денис Сабо (1978 а, 1981), создавший криминологиче ский институт и международный Центр по проблемам сравните льной криминологии при Монреальском университете.
После второй мировой войны большое развитие получила криминология в Израиле (Shlomo Shoham 1966), в Японии (Koichi Miyazawa 1981) и в Австралии (William Clifford 1981).
В послевоенное время криминологи США стали своего рода «катализатором» всего криминологического развития в мире. Был издан целый ряд учебников и монографий. Появились новые исследования по хозяйственной и сексуальной преступности. Ре шающими моментами для дальнейшего развития криминологи ческих исследований и учений, а также для становления уголовной политики явились работы трех экспертных комиссий, опублико вавших свои обширные отчеты в 1967, 1969 и 1970 гг.