Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Государственное образовательное учреждение среднего профессионального образования.
на тему: «Жизнь Достоевского на каторге и на солдатской службе».
Выполнила ст. группы С-1а / Трало Александра Юрьевна /
подпись /______/
Проверила преподаватель / Пересторонина Нина Валентиновна /
подпись /_______/
Киров
год
План:
Список литературы:
Скажем только, что это талант необыкновенный и самобытный, который, сразу, ещё первым произведением своим, резко выделился от всей толпы наших писателей, более или менее обязанных Гоголю направлением и характером, а потому и успехом своего таланта.
В.Г. Белинский
Постоянной темой Достоевского является истерическая, с мрачной развязкой, борьба за честь униженного в своём человеческом достоинстве мещанина. Мотивы его творчества складываются из многообразных проявлений патологической борьбы за честь. Дикие нелепые формы принимает эта борьба. Чтобы почувствовать себя настоящим полным, которого никто не смеет обидеть, герой Достоевского должен посметь сам кого-нибудь обидеть.
Если я могу, если я смею обидеть, оскорбить, помучить –значит, я человек; если я не смею сделать этого –я не человек, а ничтожество. Я униженный и оскорблённый мученик, пока сам не унижаю, не оскорбляю, не мучаю, - вот одно из патологических проявлений борьбы за честь. Но это ещё только начало, самое невинное проявление личности, заболевшей жаждой чести. Мало быть обидчиком, оскорбителем, чтобы не быть оскорблённым и униженным. Кто умеет только обидеть, развязно наступить ногой на чужое самолюбие, тот ещё мелко плавает. Человек в полном смысле слова независим, стоит выше всех обид и унижений, когда он всё может, смеет переступить все законы, все юридические преграды и нравственные нормы. И вот, чтобы доказать, что ему всё позволено, что он всё может, герой Достоевского пойдёт на преступление. Правда, преступление неизбежно влечёт за собой наказание, мучительство неизбежно влечёт за собой страдание, но это –страдание уже оправданное. Это законное возмездие, не оскорбляющее достоинство человека. Не бежать нужно от такого страдания, а смиренно нести его. Даже искать его нужно, любить его, как признак высшего достоинства человека. Так патологическое влечение обидеть, помучит, оскорбить, преступить уживается с таким же болезненным влечением пострадать, претерпеть обиду. Униженный и оскорблённый, рвущийся унизить и оскорбить, мученик, жаждущий мучить, мучитель, ищущий страдания, оскорбитель и преступник, ищущий оскорбления и наказания, - вот стержневой образ, вокруг которого вращается всё творчество Достоевского, образ мещанина, корчащегося под двойным прессом сословного бесправия и капиталистической конкуренции.
Судьба этого мещанина, обычно мрачная, разрешающаяся психопатологией, преступлением, смертью, составляет содержание его произведений, начиная с «Бедных людей» и кончая «Братьями Карамазовыми».
2. Детство и семья писателя.
Фёдор Михайлович Достоевский родился 30 октября (11 ноября) 1821 года, в семье врача московской больницы для бедных, на Божедомке. Родители сначала жили в правом флигеле, а через два года, после рождения будущего писателя, заняли левый флигель, в котором теперь находится музей Достоевского.
Внутреннее убранство небольшой казённой квартиры коллежского советника, штаб-лекаря, было очень скромным. Семья, со временем разросшаяся до девяти человек, ютилась в двух комнатах с передней. Была ли семья бедной? Обычно бедность –основной мотив всех рассказов о жизни Достоевского в детстве. Отец дослужился до личного дворянства. Имел частную практику. Прислуживали няня, две горничные; была кухарка, кучер и лакей; когда рождались, дети нанимали кормилиц. Держали четырёх лошадей, и, если маменька «выезжала», лакей стоял на запятках. У матери была зажиточная московская родня (мать происходила из богатого купеческого рода Нечаевых). Особенно была богатой её сестра, тётка писателя, Александра Фёдоровна Куманина. Сами бездетные Куманины помогли воспитывать сестёр Достоевского и выдали их всех замуж с приданым; Фёдор Михайлович в 1844 году получил от Куманиных долю наследства –десять тысяч, которые помогли ему оставить службу и заняться писательством. Семья была большая. Кроме Фёдора, был ещё старший его брат, Михаил, с которым они сдружились духовно. Кроме брата, в среде родных никто не понимал Фёдора Михайловича, все прожили заурядной жизнью, даже не догадываясь, каким гениальным он был.
В раннем детстве у Достоевского была своя «няня», Алёна Флоровна, прожившая потом в семье как родная. Она и особенно кормилица, а потом «лапотница» Лукерья умели усладить воображение юных слушателей о чудесах Жар-птицы, о подвигах Алёши Поповича, о Синей Бороде, о лубочном Еруслане Лазаревиче. Потом началось самостоятельное чтение. Достоевского, ещё «почти младенца», поразила книга «Сто четыре священных истории Ветхого и Нового Завета» (1819).
14-летним мальчиком Достоевский попадает в одно из лучших частных учебных заведений Москвы, пансион Чермака, по окончанию которого (1837) отец отправляет его для продолжения образования в Петербург, в Главное инженерное училище. И 16 января 1838 года Фёдор Достоевский был зачислен в Инженерное училище, помещавшееся в Михайловском замке, бывшем дворце Павла 1, где последний был убит. Из дружной, любящей семьи Фёдор попал в военное учебное заведение, где, например, новичков, или «рябцов», как их называли, нередко истязали воспитанники старших классов.
В чужой среде Достоевский замкнулся. Замкнутости и уединённости Достоевского в училище способствовало не только раннее предчувствие им своего писательского предназначения, но и страшное известие, полученное им летом 1839 года: крепостные крестьяне имения в Даровом убили в поле Михаила Андреевича Достоевского. Это известие потрясло юношу. Ведь совсем недавно умерла мать. После смерти отца жизнь Достоевского в училище становится мучительнее с каждым днём.
В 1841 году в феврале Д. сдает экзамен на чин прапорщика полевых инженеров, а 5 августа того же года последовал приказ о производстве Достоевского из кондукторов в нижний офицерский чин –полевые инженеры-прапорщики. Это был какой-то проблеск свободы, так как прапорщики-офицеры могли жить уже не в стенах Инженерного замка, а на частной квартире. После этого последовали частые смены квартир, причем почти все они в угловых домах, - привычка, сохранившаяся у Достоевского на всю жизнь. Но даже проживание на частной квартире не дает полной свободы, возможности заняться только литературным трудом, и в письмах к Брату снова вечные жалобы на тяготы службы.
октября 1844 года подпоручик Фёдор Достоевский (этот чин он получил в августе 1842 года) выходит в отставку.
Пребывание в инженерном училище не осталось бесследно в творческой биографии писателя: четкая конструкция его романов, умение к конечном итоге «распутать самые, казалось бы, невероятные ситуации, восприятие Петербурга как города, в котором «архитектурные линии» имеют свою тайну», - все это имеет прямое отношение к его первой профессии инженера.
3. Начало служебной деятельности после окончания инженерного училища.
августа 1843 года Достоевский окончил полный курс наук в верхнем офицерском классе.
Неприветливо встречает его николаевская действительность. Увлечённый своими творческими замыслами он закончил училище далеко не первым. Его не назначают на службу для больших военно-оборонительных работ в одну из первоклассных крепостей государства. Он зачислен на скромнейший пост при петербургской команде «с употреблением при чертёжной инженерного департамента». Начальство доверяет ему лишь в узких кабинетных масштабах начертательной геометрии и полевой картографии. Это мало смущает молодого строителя, уже захваченного иными конструктивными заданиями.
Служба не отвечает его запросам: он чувствует себя «поэтом, а не инженером», как вспоминал в 1877 году. Но он не сомневается в своём призвании: «Напротив, твёрдо был уверен, что будущее всё-таки моё и что я один ему господин». Крайнее безденежье Фёдора Михайловича продолжалось около двух месяцев. Как вдруг в феврале он стал расхаживать по залу как-то не по обычному –громко, самоуверенно, чуть не гордо. Оказалось, что он получил из Москвы 1000 рублей.
К 1-му февраля 1844 года Фёдору Михайловичу выслали опять 1000 рублей. На беду, отправившись ужинать к Доминику, он с любопытством стал наблюдать за бильярдной игрой. Какой-то господин обратил его внимание на одного из участвующих в игре –ловкого шулера, которым была подкуплена вся прислуга в ресторане. «Вот, - продолжал незнакомец, - домино совершенно невинная, честная игра». Кончилось тем, что Фёдор Михайлович тут же захотел выучиться новой «невинной» игре –на это понадобилось целых 25 партий, и последняя сторублёвка Достоевского перешла в карман партнёра-учителя.
Всё это объясняет многое в безденежье молодого инженера и вводит нас в драму его зрелого периода, столь ярко отразившегося в повести 1866 года «Игрок». В 1844 году петербургский чиновник инженерного департамента получает командировку в одну из дальних крепостей –Оренбург или Севастополь. Такая поездка требовала значительных затрат и отняла бы несколько месяцев, прервав и начатую литературную работу. Достоевский решается отдаться всецело своему творческому призванию и подаёт в отставку. 19 октября 1844 года Достоевский по прошению уволен со службы, а 17 ноября исключен из списков петербургской инженерной команды.
4. Вступление в кружок Петрашевского.
«Мы петрашевцы стояли на эшафоте и выслушивали наш приговор без малейшего раскаяния».
Ф. М. Достоевский
После ухода со службы Достоевский носится с фантастическими проектами предприятий, по его расчету обещающих скорое обогащение; возлагает большие надежды на свои литературные начинания. В крохотной петербургской комнате мелкий, да ещё отставной, чиновник, окружённый беднотой, мечется в горячке своих мечтаний. Предпринимательские прожек - ты оказывались радугой мыльных пузырей: богатство не давалось в руки. Но счастье литературного успеха улыбнулось Достоевскому. В 1845 году он заканчивает свой роман «Бедные люди», рукопись которого через посредство дружившего с ним Григорьевича попадает в руки Некрасова. Восхищённый произведением Достоевского Некрасов передаёт рукопись Белинскому, у которого она находит столь же восторженный приём. Знакомство с Белинс - ким Достоевский назвал «самой восхитительною минутой» всей своей жизни. Белинский был «верным» идеалом Достоевского. Но Достоевский вскоре отходит от Белинского и его круга, хотя как реалист оставался им близок.
Порвав с Белинским, Достоевский стал посещать кружки: братьев Бекето - вых, Майковых, Ирипарха Ивановича Введенского, где знакомится с петра - шевцами: С.Ф. Дуровым, Н.А. Момбелли, А.И. Польмом, П.И. Ламанским. Кружок Ирипарха Ивановича посещал и брат автора –Михаил Достоевский.
«Петрашевцами» назывались члены одного из главных обществ молодых людей в Петербурге сороковых годов по имени его организатора.
Михаил Васильевич Петрашевский был сверстником Достоевского. После окончания Петербургского «бывшего Царскосельского лицея» он служил в МИД, имел библиотеку из запрещенных книг и давал почитать их друзьям. Не случайно именно он сделался организатором главного кружка. Достоевский на следствии сказал, что «всегда уважал Петрашевского как человека честного и благородного». Познакомились они через Плещеева весной 1846 года.
Достоевский стал посещать его «пятницы» с сентября 1848 года. Писатель брал у него книги, главным образом по так называемом христианском социализме и о коммунизме. Общество Петрашевского наследовало революционное дело декабристов. Но оно уже состояло не из одних дворян, тут были и разночинцы. Какое же место занимает среди них Достоевский? П.П. Семенов-Тян-Шанский «революционером Достоевский никогда не был и не мог быть». У него было мало общего с петрашевцами. Не исключено, как предполагают, нескорые ученые, что Достоевский со временем отошел бы от петрашевцев, как он отошел от Белинского. У него вырабатывался свой путь, свое понимание проблем, которые они совместно обсуждали.
В общество Петрашевского был заслан царский агент, который записывал все, что там говорилось, и по его доносам был составлен список «преступников» и предварительные обвинения. В ночь на 23 апреля 1849 года были произведены аресты по всему Петербургу. Их посадили на пол - года в Петропавловскую крепость. И когда их вывели на эшафот на Семёновском плацу 22 декабря 1849 года они с трудом узнавали друг друга. Достоевский был приговорен в числе девяти, стачало к смертной казни, а потом, после ловко разыгранной царем приговора, к четырём годам каторги и поселению в Сибири.
5. Петропавловская крепость. Приговор.
Стены крепостной толщины. Тройные решетки. Окна забелены. Там, за ними, высокие стены бастиона. Только прильнувши к стеклу, увидишь серый клочок петербургского неба. Иногда проплывает робкое облачко. В одиночке всегда полусумрак. Тают в сырой полумгле табурет, железная койка, стол, умывальник, стены покрыты на сажень от пола черно-зеленой мохнатой завязью плесени. Еле заметна узкая длинная темная щель, пропиленная в массиве тяжеловесной двери. Это глазок. Не поймешь, занавешен ли плотном заслоном или глядят на тебя неслышно и зорко два глаза: коменданта, смотрильного, караульного? Сыро, холодно, голо. Повсюду тесаный камень. Молчание. Безлюдье. Таково новое обиталище Достоевского –Алексеевский равелин. Это самое страшное место самой грозной политической тюрьмы. Оно предназначено для важнейших государственных преступников. Здесь погиб в 1718 царевич Алексей. Сюда заключали «самозванку княжну Тараканову». Отсюда последовал в Сибирь Радищев. В этих казематах томились декабристы Рылеев, Пестель, Каховский, Волконский и Трубедской. Суда же вели теперь петрашевцев. Здание «секретной» темницы отделено от остальной площади острова непреступными стенами и глубоким каналом. Только по мосту, переброшенному над этим искусственным проливом можно достигнуть единственного входа в равелин. Узники этой цитадели утрачивали имя и фамилию, получая взамен номер своей камеры. Вся жизнь здесь регулировалась царскими распоряжениями. Произвол внутренней администрации не знал никаких преград. Никакие ревизии и контроли не допускались. Заключенные считались заживо погребенными. Брошенные без суда в этот застенок, петрашевцы немедленно стали подсудимыми высших военных инстанций: правительство решило использовать их дело в целях широкой антиреволюционной пропаганды. Следствие длилось четыре месяца. Долгое время заключенные были совершенно лишены каких –либо связей с внешним миром. Только в июле им разрешили переписку с родными, получение книг и журналов, письменные занятия.
Несколько месяцев в сырой одиночке не прошли бесследно. В груди появились боли, которых небывало прежде. Пропал аппетит. По временам Достоевскому начинало казаться, что пол в его камере колышется, как в пароходной каюте. А тут ещё подступила петербургская осень, которая всегда имела на него гнетущее и мрачное влияние.
Достоевский сообщает брату о своей бессоннице, кошмарах, нервных явления, физических недомоганиях. Но тон писем неизменно спокойный и бодрый. Федор Михайлович обладал редкой душевной стойкостью, всегда проявлявшейся в самые тяжелые минуты жизни. Этим он был похож на мать. Даже во время своей последней болезни, зная, что умирает, Мария Федоровна нашла в себе силы утешить потерявшего голову мужа. Исхудавшая, коротко остриженная (уже не могла расчесывать длинные густые волосы) она ласково беседовала с детьми, просила читать ей стихи и теперь ее сын, заключенный в одиночку секретного дома, также бестрепетно нес свой крест.
Равелин не сломил его творческий дух. К концу лета им разрешили гулять в тюремном дворике, позволили жечь свечи по вечерам. Во все время заключения арестанты пребывали в тягостной неизвестности –когда кончиться дело и чем оно может кончиться.
Военный суд шел при закрытых дверях и продолжался 6ть недель. 16 ноября вынесенный судом приговор был передан на заключение генерал-аудитору, т.е. верховному прокурору. В приговоре военно-судной комиссии в отношении Достоевского говорить: «Военный суд находит подсудимого Достоевского виновным в том, что он, получив из Москвы от дворянина Плещее копию с преступного письма литератора Белинского, читал это письмо в собраниях сначала у Дурова, потом у Петрашевского, и, наконец, передал его для списания копии Момбелли. Достоевский был у Спешного во время чтения возмутительного сочинения поручика Григорьева под названием «солдатская беседа», а потому военный суд приговорил: за недонесение о распространении преступного, о религии и правительстве письма литератора Белинского и злоумышленного сочинения поручика Григорьева лишить чинов, всех прав состояния и подвергнуть смертной казни расстрелянием».
22 декабря 1849 года приготовленный к смертной казни Достоевский стоит на Семёновском плацу. Жить ему остается не больше минуты. В этот страшный миг в нем начинает умирать «старый человек».
Достоевский был приговорен в числе девяти, стачало к смертной казни, а потом, после ловко разыгранной царем приговора, к четырём годам каторги и поселению в Сибири.
6. Омский острог.
января 1850 года Достоевский прибыл в Омскую крепость, окружённую рвами и валами. Построенная в начале XVII века для отражения степных кочевников, она вскоре превратилась в военный острог. «И никогда ещё человек, более преисполненный надежд, жажды жизни и веры не входил в тюрьму», - записал через тридцать лет в своих черновых тетрадях Достоевский, вспоминая, очевидно, эту трагическую минуту своей жизни.
Достоевский был зачислен в арестантскую роту №55 «чернорабочим», как было определено в «Статейном списке» крепости. Попытка в 1852 году «благородных людей», как назвал их в письмах сам Достоевский, официально –административным путём хоть сколько-нибудь смягчить участь «чернорабочего» - колодника, «повергаемо было на высочайшее государя императора воззрение, но монаршего соизволения на сие представление не последовало», и даже начальство острога получило «высочайшее предписание» содержать «политического преступника Достоевского в полном смысле арестантом, без всякого снисхождения. Известно, что Достоевского пороли в остроге розгами за то, что он пытался вступиться за арестантов.
Первая встреча с главным тюремщиком плац-майором Кривцовым подтвердила его репутацию мелкого варвара и жестокого тирана. Достоевский увидел полупьяного человека с багрово- свирепым лицом под оранжевым околышем засаленной фуражки, в армейском мундире с грязными армейскими эполетами. «Угреватое и злое лицо его производило на нас чрезвычайно тоскливое впечатление: точно злой паук выбежал на бедную муху, попавшую в его паутину». По своему обычаю, он жестоко обругал прибывшего арестанта и пригрозил ему поркой за малейший проступок. Достоевского отвели в кордегардию, или караульную, где ему немедленно же придали новое обличие арестанта. Ему обрили голову, он был облачён в двухцветную куртку с жёлтым тузом на спине и покрыт мягкой бескозыркой. В таком виде он вступил в каторжный каземат.
Это было ветхое деревянное здание, намеченное к слому, с прогнившим полом, протекающей крышей, угарными печами. Голые нары. Общий ушат с сумерек до рассвета, духота нестерпимая. А вокруг несмолкаемый крик, шум, ругань, бряцание цепей. «Это был ад, тьма кромешная», - вспоминал впоследствии Достоевский.
Он увидел здесь в действии и на практике древний грозный устав о наказаниях: клейменые лица «для вечного свидетельства об их отвержении», истерзанные спины наказанных шпицрутенами, распухшие, багрово синего цвета, с застрявшими в них занозами. Омские каторжники были неумолимо окутаны железом. В оковах люди мылись в бане, в кандалах играли комедию, в цепях лежали больными в госпитале.
Достоевского поразила ненависть арестантской массы к приговорённым дворянам. Бывшие крепостные выражали свою вражду к недавним помещикам, утратившим безграничную власть над ними. «Вы, дворяне, железные носы, нас заклевали. Прежде господином был, народ мучил, а теперь хуже последнего наш брат стал». Но обычно сословная вражда между заключёнными не проявлялась столь бурно.
Днём, вечером вечные драки, кражи налёты и обыски со стороны начальства, постоянные побудки ночью. Всё угнетало, всё было направлено на то, чтобы человек забыл что он человек. Особой жестокостью отличался конечно же Кривцов. В его привычке было придираться попусту. Даже если не на том боку спит арестант, и из-за этого одного уже наказание.
По рассказу самого Достоевского, он имел среди арестантов «много друзей приятелей», интересовался их «историями», их песнями, их нравственными запросами.
В пёстром разнообразии острожной толпы, где были представлены все виды преступлений, Достоевский мог наблюдать едва ли не все типы уголовного мира –от контрабандистов и фальшивомонетчиков до истязателей малолетних и грабителей на большой дороге.
Данные «Записок из Мёртвого дома» дают возможность разбить население острожской казармы по методу Стендаля и Толстого на несколько категорий. Основное деление каторжных выразилось бы в двух группах:
Этот второй, наиболее многочисленный разряд, в свою очередь, распадался на несколько видов:
Особое внимание изобразителя сложных случаев совести привлекали «угрюмые и злые». Ему пришлось прожить четыре года бок о бок с мрачнейшими знаменитостями уголовного мира. Убийца детей татарин Газин; отвратительнейший из всех заключённых Аристов, «нравственный Квазимодо», утончённый развратник, паразит и предатель –такова была среда «колоссальных страшных злодеев», окружавшая Достоевского в каторжной казарме.
Но были и другие. В небольшой кучке «добрых и светлых» Достоевский нередко отходил душой от всех острожных впечатлений. К этой группе принадлежали и смиренный простодушный юноша, и пострадавший за веру седой старообрядец, и несколько кавказских горцев, принёсших в грязь и чад арестантской жизни рыцарскую доблесть своих горных нравов.
Писателя заинтересовали и «отчаявшиеся» - люди закалённой воли неукротимого протеста и отчаянного бесстрашия. Из такого разряда выходят в решительные минуты зачинщики и вожаки.
Достоевский сразу почувствовал в поруганном населении омской казармы выдающихся самородков. Это были яркие проблески в густых потёмках заточения: «Всё это только мелькнуло передо мной в этот первый, безотрадный вечер моей новой жизни, мелькнуло среди дыма и копоти, среди ругательств и невыразимого цинизма, в мефитическом (затхлом, удушливом) воздухе, при звоне кандалов, среди проклятий и бесстыдного хохота.
Что больше всего поразило Достоевского, так это ненависть в народе к барам, какой вековечный, неисцелимый раздор, какая пропасть разделяет их. Мера неприязни и ненависти была поистине целым открытием для писателя. Открывшиеся ему страшные бездны жизни приводили к неправильным выводам, что зло присуще самой природе человека, отсюда противопоставление некой «народной правды» правде мыслящей интеллигенции. Говорит Достоевский о тиранстве на каторге и вдруг делает вывод: «Свойства палача в зародыше находятся почти в каждом современном человеке». Или: «Немногому могут научить народ мудрецы наши. Даже утвердительно скажу, - напротив: сами они ещё должны у него поучиться. «Записки из Мёртвого дома» появились после каторги, в 1861 году. В них Достоевский определил своё «учение», гораздо более чётко, чем оно сложилось на каторге. Там оно только зарождалось, но каторга была переворотом в его взглядах.
И сколько в этих стенах погребено напрасно молодости, сколько великих сил погибло здесь даром! Ведь надо уж сказать: ведь этот народ необыкновенный был народ. Ведь это, может быть, и есть самый даровитый, самый сильный народ из всего народа нашего. Но погибли даром могучие силы, погибли ненормально, незаконно, безвозвратно. А кто виноват?
7. Перерождение Достоевского и появление новых убеждений –это есть зарождение «почвенничества».
года Достоевский читает на каторге одну книгу –Евангелие, подаренную ему в Тобольске женами декабристов –единственную книгу разрешенную в остроге. Постепенно рождается «новый человек», начинается «перерождение убеждений». Четыре года страданий невыразимого, бесконечного явились поворотным моментом в духовной биографии Достоевского. Не тяжелый каторжный быт, не ужасы каторги больше всего потрясли Достоевского. Больше всего поразил писателя тот факт, что острожники с ненавистью встретили их –дворян –за их атеизм, за их безверие, за бунт, за стремление свергнуть царя. Ими, верующими в бога, любящими царя, всякий бунт воспринимался как барская затея.
Этот вывод писателя не всегда совпадал с реальной «идеологией» и «практикой» острожников, но он искренне и окончательно поверил в это совпадение, и это, наряду с чтением евангелие, имело решающее влияние на перерождение убеждений Достоевского. И он был, пожалуй, единственным среди всех петрашевцев, кто «в каторге между разбойниками в четыре года отличил, наконец, людей», как признавался сам в том же первом после каторжном письме к брату: «Поверишь ли, есть характеры глубокие, сильные, прекрасные, и как весело было под грубой корой отыскать золото. И не один, не два, а несколько. Иных нельзя не уважать, другие решительно прекрасны… Сколько я вынес из каторги народных типов, характеров! Я сжился с ними потому, кажется, знаю их порядочно… Что за чудный народ. Вообще время для меня не потеряно, если я не узнал не Россию, так народ русский хорошо, и так хорошо, как, может быть, не многие знают его».
Постепенно расшатывалась старая «вера», незаметно вырастало новое мировоззрение. В «дневнике писателя» Достоевский признаётся: «Мне очень трудно было бы рассказать историю перерождения убеждений –разве может быть во всей области литературы, какая –нибудь история, более полная захватывающего и всепоглощающего интереса? История перерождения убеждений –ведь это и прежде всего история их рождения. Убеждения вторично рождаются в человеке, на его глазах, в том возрасте, когда у него достаточно опыта и проницательности, чтобы сознательно следить за этим глубоким таинством своей души.
«Перерождение убеждений» началось с беспощадного суда над самим собой и над всей прошлой жизнью. «Помню, что во время, - писал впоследствии Достоевский о своей каторге, - несмотря на сотни товарищей, я был в страшном уединении, и я полюбил, наконец, это уединение. Одинокий душевно, я пересматривал всю прошлую жизнь, перебирал всё до последних мелочей, вдумывался в моё прошлое, судил себя неумолимо и строго и даже в иной час благословлял судьбу за то, что она послала мне это уединение, без которого не состоялся ни этот суд над собой, ни этот суд над самим собой, ни этот строгий пересмотр прежней жизни. И какими надеждами забилось тогда моё сердце! Я думал, я решил , я клялся себе, что уже не будет в моей будущей жизни тех ошибок, ни тех падений, которые были прежде… Я ждал, я звал поскорее свободу, я хотел испробовать себя вновь на новой борьбе… Свобода, новая жизнь, воскресенье из мёртвых. Экая славная минута!»
23 января 1854 года заканчивался срок каторжных работ Достоевского. 15 февраля того же года писатель навсегда покинул Омский острог.
Рано утром до выхода арестантов на работу он обошёл казармы и в полусумраке рассвета простился со своими клеймеными товарищами. Вместе с ним покидал тюрьму и С.Ф. Дуров, вошедший в острог молодым и бодрым и выходившим из него полуразрушенным, седым, почти без ног и с отдышкой. Их повели в инженерную мастерскую расковать от цепей. Достоевский подошёл к наковальне после Дурова. Кузнецы засуетились. Ногу положили на станок, повернули заклёпку, ударили молотком. Наконец, кандалы, звеня и громыхая, упали. «Свобода, новая жизнь, воскресенье из мёртвых… Экая славная минута!»
Срок каторги истёк, дальше начиналась служба рядовым в ссылке. В марте этого же года зачислен рядовым в Сибирский седьмой линейный батальон, стоявший в Семипалатинске.
8. Пребывание на солдатской службе.
Семипалатинск представлял собой глухой городок, затерянный в киргизских степях неподалёку от китайской границы. Однообразный пейзаж приземистых и бедных строений оживлялся воздушными очертаниями остроконечных минаретов, раскинутых по всему посёлку.
Достоевский был снова водворен в деревянную казарму, но мог уже спать не на голых досках, а на нарах покрытых кошмой. Он должен был со всей строгостью выполнять фронтовые занятия, но от других обязанностей был свободен.
По-прежнему он был близок к народу, но уже к другому его слою –к русским солдатам. Он не отразил их в своём творчестве, но он искренне полюбил своих новых товарищей.
Достоевский всеми силами старается вырваться на действительную волю. Большую поддержку он получил от приехавшего служить в Семипалатинск барона А.Е. Врангеля. Барон был членом прокурорского надзора, знал прежние сочинения писателя, присутствовал на Семёновском плацу, когда осуждённых петрашевцев вывели на казнь. И теперь был преисполнен сердечного участия к писателю. Достоевский получил возможность жить вне казармы, снял квартиру. Он поселился в «русском городе» поблизости от своего батальона среди сыпучих песков, поросших колючками, в полутёмной и закопчённой избе одной вдовы солдатки.
Стал встречаться с культурным, столичным человеком. Вранглер был советчиком во всех его действиях. В октябре 1856 года Достоевский был произведён в прапорщики, стал офицером, положение его резко изменилось к лучшему. Теперь он может мечтать о личной жизни, о любимых занятиях. Весной 1857 года Фёдору Михайловичу возвращают гражданские права и потомственное дворянство. Марте1858 года он подаёт в отставку «по болезни». Ему разрешено выехать в центральную Россию. Правда с запретом жить в столицах. Достоевский выбирает для местожительства город Тверь и прибывает туда в Августе того же года. В ноябре следующего года ему наконец разрешают проживание в Петербурге и Москве.
9. Возвращение в столицу. Журналы «Время» и «Эпоха». Раскрытие теории почвенничества.
В 1858 году Михаил Достоевский испросил разрешение издавать литературный и политический еженедельник «Время» небольшими выпусками, до четырёх печатных листков. Ему разрешают В сентябре 1860 года выходит объявление о журнале «Время». Это манифест нового литературного направления –почвенничества и одновременно ответ Достоевского на самые животрепещущие запросы дня.
Д-ий хочет создать своим журналом «Время» новое общественное течение «почвенничество», занимающее среднее место между западничеством и славянофильством. Своему пониманию русской идеи как примирению всех европейских идей, а русского идеала как общечеловеческого идеала Д-ий остался верен до конца жизни. Революции писатель противопоставляет мирное объединение с «почвой», то есть с народом. С точки зрения Д-го, народ, благодаря сохранившемуся в нём христианскому идеалу «всепримиримости» и «всечеловечности», способен усваивать результаты европейской цивилизации, избегая вражды сословий, свойственной Западу. Хотя консерватизм и утопизм такого плана устранения социальных противоречий были очевидны, Д-ий страстно и искренне считал историческим предназначением русского народа всеобщую реализацию этого идеала. Д-му удаётся привлечь к сотрудничеству двух талантливых критиков Аполлона Григорьева и Николая Страхова, которые и образовали группу «почвенников» в журнале.
Программа почвенничества опиралась на идеалистическое понимание истории, романтический взгляд на русскую действительность и славянофильское учение о смирении и всепокорности русского крестьянина. Ополчаясь на боевые идеи разночинной литературы и отрицая революционные идеи преобразования России, почвенники принимали слагавшуюся буржуазную монархию как наиболее прогрессивную форму правления для всей страны. В этом они усматривали патриархальную идиллию соединения интеллигенции с крестьянством, царя с народом. В крестьянском вопросе почвенники занимали умеренную позицию. Журнал отстаивал консервативные принципы, утверждая отсутствие сословного антагонизма в русской истории и господство в ней мира и согласия между крепостными и помещиками.
Этот скромнейший проект расширяется. Журнал определяется как ежемесячник большого формата; объём книжек увеличивается до тридцати печатных листов. Вводятся вопросы экономические, финансовые и философские. Официально новое литературно-политическое обозрение редактирует Михаил Михайлович, он и принимает на себя всю деловую часть издания. Ведущим сотрудником журнала, его фактическим редактором становится Фёдор Достоевский.
Всего около 2-ух с половиной лет редактировал Достоевский «Время» (с января 1861 по май 1863). Но за этот небольшой срок здесь был напечатан ряд выдающихся произведений, до сих пор сохраняющих своё значение.
Вся история второго журнала братьев Достоевских –это его медленная гибель. Попытка спасти в новом виде прекрасный ежемесячник «Время» оказалась безнадёжной. «Эпох» появилась на свет «мертворождённой», и всего редакторского таланта Фёдора Михайловича недостало на то, чтобы новое издание было столь же блестящим, как первое.
Сотрудники Достоевского сообщили в печати, что его журнал «Время» имел решительный и быстрый успех: в первом 1861 году было 2300 подписчиков, во втором –, в третьем в апреле около 4 тысяч, что к концу года дало бы, несомненно, годовую цифру предшествующего года. Дело сразу стало прочно и приносило большой доход. «Моё имя стоит миллиона!»- заявил Достоевский Страхову в 1862 году
Но в борьбе за спасение своей печатной трибуны Достоевский проявил высокое мужество, и его отчаянная битва за жизнедеятельность второго органа почвенников была полна драматизма. Еще 15 ноября 1863 года Михаил Достоевский обратился к министру внутренних дел Валуеву с прошением о разрешении ему выпускать в1864 году журнал «Правда» - с целью вознаградить подписчиков закрытого в мае «Времени». Направление издания определялось как «в полной мере русское», то есть патриотическое и народное. Это означало что журнал будет придерживаться официального курса.
Правительство заняло сложную позицию. Оно разрешило Михаилу Достоевскому выпускать испрашиваемое издание (под другим названием –«Эпоха»), но дало это дозволение лишь в конце января, когда все печатные органы уже успели провести подписку. При этом от журнала требовалось «безукоризненное направление» и за ним учреждался особый надзор. В таких условиях первый номер «Эпохи» мог выйти только 21 марта, когда никаких надежд на годовую подписку уже не было. Это в сущности подтвердило скорый и неотвратимый крах издания. Судьба «Эпохи» оказалась неотрывной от больших исторических кризисов времени. Как отмечал Н.Н. Страхов, в1863 году совершился перелом общественного настроения: «После величайшего прогрессивного опьянения наступило резкое отрезвление и какая-то растерянность». Это был решительный поворот правительства и общества к реакции, определившей и курс «Эпохи» - полный разрыв с нигилистами и открытая полемика с «Современником».
В объявлении о журнале «Эпоха» говорилось, что редакция твёрдо намерена вести журнал в духе «прежних изданий», стремясь к разработке общественных и земских явлений в направлении русском и национальном. Это было продолжение почвенничества, но уже в духе правового славянофильства. Резко осуждалось обличие существовавшего строя, отвергалась социальная критика, исключалась политическая сатира. Нужно приветствовать своеисторичность России и остерегаться «всёстирающей цивилизации» Запада. Не должно впадать в отвлечённость и жить по чужому (т.е. по докторикам социализма). Всё это усиливало охранительные тенденции «Эпохи» и не оставляло простора для свежих, новых, жизненных суждений о больных явлениях действительности.
Ценным оставалось утверждение, что самобытность и оригинальность народной жизни выразились полнее всего в русской литературе. В «Эпохе» будут участвовать Тургенев, Островский, Ф. Достоевский, Ап. Майков, Плещеев, Полонский и другие известные авторы.
Такую консервативную программу, но с общей ориентацией на великий творческий идеал –русскую литературу –Достоевский и стремился проводить в «Эпохе». Задача в основном оказалась ошибочной и журнал еле выдержал первый и единственный год своего существования.
Он кончился естественной смертью на своей тринадцатой книжке, по календарному счёту февральской, но вышедшей в свет 22 марта 1865 года.
Такова была короткая жизнь и быстрая гибель «Эпохи».
год –это «страшный год» в жизни Достоевского. И, конечно, не только по судьбе его журнала, но и по тягчайшим личным потерям и особенно окончательному мировоззренческому повороту Достоевского. Он занял позицию, на которой самые великие писатели, каким он, несомненно, был, всегда терпели поражение: он стал на защиту редакции, против передового движения времени. Это едва ли не высший трагизм всего его мучительного существования. Достоевский-художник сохранил свой творческий дар. Но как борец и политический мыслитель, он был отброшен шквалом истории в стан её тёмных и зловещих сил.
В этом не только личный трагизм его писательской судьбы, но, быть может, одна из глубоких катастроф русской литературы. Гениальный романтист был сломлен своей эпохой и уж не мог отважно и дерзостно пойти свободным путём Герцена, Гейне или Гюго. Мёртвая хватка царизма прервала наметившийся рост вольнолюбивых мечтаний юного Достоевского, жестоко изломала его молодую судьбу, властно приковала его к своему железному делу, и вероятно, одержала мрачнейшую и печальнейшую победу, насильственно отторгнув эту огромную творческую силу у той литературы «грядущего обновленного мира», к которой так жадно прильнул на заре своей деятельности молодой ученик Белинского и Спешнева.
Раскрытие теории почвенничества.
Почвенники продолжили обсуждение славянофильской –западнической проблематики в новых исторических условиях, когда активно распространялись идеи естественно –научного материализма, классовой борьбы, радикальных преобразований на пути к «единоспасающему» прогрессу. Достоевский подчёркивал, что стремление отыскать общую формулу для всего человечества, отлить готовую форму для всех национальностей ставит под сомнение саму идею прогресса, ибо собственного фундамента и родной почвы «ничего не вырастет и никогда плода не будет», а движение вперёд может обернуться невозможными потерями. В печатавшихся на страницах журнала «Время» «Объявления об издании «Времени», в «Ряде статей о русской литературе», работе «Два лагеря теоретиков» и др. писатель утверждал, что органическое развитие русской культуры и народного самосохранения нарушилось петровскими реформами, которые были исторически необходимы, но проводились не нормальным, естественным путём, а революционным, насильственным, противоречившим народному духу средствами. В результате образовалась определённая пропасть, разделявшая «наша цивилизованное «по –европейски» общество» с народом, далеко разводившая интересы разных сословий.
Главным губительным следствием удаления высшего слоя общества от «земли» Достоевский считал потерю живых связей с традициями и преданиями, сохранявшими атмосферу непосредственной христианской веры. По его мнению, возвышение над народом и атеизация дворянской интеллигенции создавали благоприятные условия для смещения иерархии духовных ценностей, развития болезненной гордыни ума, воззрения наивной и безграничной уверенности в непогрешимости «науки» и незаменимости социальных преобразований в деле нравственного благоустроения человечества. Следовательно, необходимо «примирение цивилизации с народным началом» - в его разных, но самых лучших и наиболее глубоких проявлениях.
Эта «почвенническая логика» логика по-разному и в художественных и в публистических произведениях писателя. Например, в «Записках из Мёртвого дома» (1860) дантовские картины каторжного ада сочетаются, говоря словами самого автора, с осмыслением «возврата к народному корню, к узнаванию русской души, к признанию духа народного». В «Зимних заметках о летних впечатлениях» (1863) Достоевский обнаруживает в природе западного человека «начало особняка, усиленного самосохранения, самопромышления», которое несовместимо ни с каким «братством» - ни с христианским идеалом, ни с социалистическими идеями. Отныне в его сознании существует как бы две Европы: на смену «первой» Европе «святых чудес», высоких идеалов, вдохновенного духа, мощной культуры, которая жизненно угасает и превращается в музей, в «камни и могилы», приходит «вторая» Европа –корыстных побуждений, усреднённых стандартов, мельчайшего вкуса, Европа духовного нигилизма и убийственного позитивизма, где «Бог умер» (нищие), а «средний европеец» становится орудием «всемирного разрушения» (К.Н. Леонтьев). Писатель с горечью обнаруживает, что «чудеса» многовекового и вдохновенного культурно-исторического строительства на Западе молчат, они отступили в тень перед новыми «идеалами», когда «высшее место в Европе отведено миллиону», когда вырабатывается «самый главный кодекс нравственности («накопить фортуну» и иметь побольше вещей), когда лицемерное прикрытие заботы о самообеспечении и самообогащении занимают всё внимание человека, а господствующий индивидуализм отодвигает в сторону всякое помышление об общем благе. В натуре же русского человека, по его убеждению, живёт «потребность братской общины», сумевшая сохранить народ, «несмотря на вековое рабство, на нашествие иноплеменников». Именно поэтому он полагал, что в России возможен «русский социализм», т. е. Устройство общества на христианских основаниях. В 1861 году Д-ий публикует роман «Униженные и оскорблённые», в котором присуще ему в 40-е годы «гуманистическое «изображение» маленьких людей» обогащается элементами будущих романов –трагедий, анализом эгоцентризма человеческой природы, бессилия «естественной морали» перед господствующим злом. И чем дальше, тем больше социальная неполноценность или значительность героев в художественном мире писателя неизмеримо перекрывается величием или ничтожностью их души и местом на духовно –нравственной «лестнице», способностью или непосредственностью осознавать и преодолевать собственное «подполье» на пути к «святости».
С «Записок из подполья»(1864) которые могут рассматриваться, как своеобразное художественно-философское введение к последующим произведениям и в которых заложена скрытая полемика о человеке, начинается принципиально целеустремлённое выражение центральных идей всего позднего творчества Д-го. «Только я один, - писал он, - вывел трагизм подполья, состоящий в страдании, в самоказни, в сознании лучшего и в невозможности достичь его и, главное, в ярком убеждении этих несчастных, что и все таковы, а стало быть, не стоит и исправлять!». Писатель приходил к выводу, что «причина подполья» заключается в «уничтожении веры в будущие правила». «Нет ничего святого». Оторванный от «почвы» и от «святого», т. е. от христианского идеала, герой «Записок из подполья» оказывается заложником не преображенной человеческой природы и свободы, в свете основополагающих закономерностей и возможностей которых Д-ий станет отныне подвергать глубочайшему философско-эстетическому синтезу не только противоречия и тупики в межличностных отношениях, но и ограниченность, и уступчивость в генеральных идеях социализма и капитализма, цивилизации, гуманизма, позитивизма, науки, прогресса и т. д.
В одной из статей о Достоевском. Вл. Соловьёв сформулировал принципиальный итог, который вытекает из художественных раздумий автора «Записок из подполья» и знаменитых романов над неубывными условиями и коренными особенностями пребывания человека в мире: «Пока тёмная основа нашей природы, злая в своём исключительном эгоизме и безумная в своём стремлении осуществить этот эгоизм, всё отнести к себе и всё определить собою, - пока эта тёмная основа у нас налицо –не обращена –и этот первородный грех не сокрушен, до тех пор невозможно для нас никакое настоящее дело и вопрос что делать не имеет разумного смысла. Представьте себе толпу людей слепых, глухих, бесноватых, и вдруг из толпы раздаётся вопрос что делать? Единственный разумный здесь ответ: ищите исцеления, для вас нет дела, а пока вы выдаёте себя за здоровых, для вас нет исцеления».
Мировоззрение самого Достоевского было продуктом беспощадно описанной им эпохи кризиса и краха идеалов. Все страдания, потери, все муки ничтожности, бедности, нравственно-оскорбительного пожелания в обществе людей безвестных и бессильных, но наделенных «душой», отразились в его произведениях. Это настоящий плач по каждодневно погубленной человечности, плач и заступничество перед всеми будущими временами. Такой страстной, мучительной, кровоточащей любви к людям, такого понимания и участия в самом тайном, что прячут люди от других, да и от себя тоже, не было больше в мировой литературе. Это исключительная черта гения Достоевского.
Не было бы нужды говорить обо всём этом, если бы речь шла не о действительно гениальном, захватывающем художнике. Картины жизни, открывающиеся нам со страниц произведений Достоевского, незабываемы, есть целый образный мир Достоевского, который мы столь отчётливо и запечатлённо представляем себе, как, например, мир Толстого. Типы и характеры, выведенные Достоевским, по своей значительность стоят в цепи «вечных» образов мировой литературы, таких, как Гамлет, Фауст, герои мифов и легенд. « Общее» и «индивидуальное» в этих образах воссоздано с почти таинственной, поражающей художественной яркостью, на самом высшем уровне художественного реализма. Достоевский –великий психолог; психическая жизнь человека, всё сознательное и подсознательное, болезненные противоречия души, лава смятённых мыслей, холодное рас - суждение, тайное мерцание чувства и невыносимый натиск переживаний –всё доступно напряжённо-испытующему, серьёзному взгляду Достоевского. Романы Достоевского –каждый из них –это мир поразительных по интенсивности художественных и интеллектуальных впечатлений, обнимающих целые области жизни во всех её предельно выявленных контрастах тьмы и света, вспышек возвышенного романтизма и «бездны падений». Наконец, огромное наслаждение –острохарактерный, неистощаемый, разноречивый язык прозы Достоевского, язык глубоко национальный.
11. Значение периода каторги и солдатской службы для дальнейшего художественного творчества.
Произведения не теряют мысли, после каторги, всё также ведется описание молодых людей некоторых прогрессивных взглядов и других, не желавших уходить от существующего строя. Произведения патриотического настроения.
Записки из мертвого дома воспринималось современниками и как волнующий рассказ о страданиях народа, об ужасах и несправедливости царской каторги, и как книгу о тяжелой судьбе политических ссыльных, об испытаниях, выпавших в мрачные годы правления Николая I на долю одного из деятелей русской литературы и русского освободительного движения. Принципиальное значение для всего мировоззрения Достоевского имеет впервые полемически заявленная в «Записках», занимавшая писателя и позднее проблема среды. Как все писатели-реалисты XIX века, Достоевский признавал значение социальных и культурно-исторических условий места и времени, нравственной и психологической атмосферы внешнего мира, определявших характер человека, его сокровенные мысли и поступки. И в то же время Достоевский восстаёт в «Записках» против фаталистического представления о «среде» как об инстанции, апелляция к которой позволяет оправдать поведение человека её влиянием, сняв тем самым с него нравственную ответственность за совершённое им преступление. Дурное влияние среды не освобождает человека от нравственной ответственности перед другими людьми, перед людьми, перед миром.
Другая трагическая проблема, остро поставленная в «Записках» и продолжавшая занимать мысль писателя до конца жизни, - проблема, которую, - если воспользоваться языком позднейшей художественной литературы и философии, - можно назвать проблемой «сверхчеловека». Характеризуя в «Записках из Мёртвого дома» своих товарищей по каторге –Орлова, Петрова,-людей большой внутренней силы, но развращённых «кровью и властью»,-Достоевский выразил мысль об опасность, которую преставляет для общества способность человека сживаться со злом и преступлением, оправдывать и эстетизировать их. Достоевский проротчески увидел в потере личности ощущения различия между добром и злом соцболезнь, так и всему человечеству неисчислимыми бедствиями. Соглашаясь с тем, что «свойства палача в зародыше находятся почти в каждом современном человеке» и что даже «самый лучший человек может огрубеть и отупеть от привычки до степени «зверя», Достоевский утверждает, что «общество, равнодушно смотрящие на такое явление, уже само заражено в своем основании».
Мысль об опасности, которую несёт победа «звериных свойств человека» над человеческими свойствами, постоянно владела писателем после каторги. Она получила выражение в «Униженных и оскорблённых», «Преступлении и наказании», «Братьях Карамазовых» и других романах.