Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
.Мережковский. Воскресшие боги (Леонардо да Винчи)
ЛЕОНАРДО И ЕГО ВЕЛИКИЕ СОВРЕМЕННИКИ
В романе «Воскресшие боги» Леонардо да Винчи показан во взаимоотношениях со своими великими современниками: Рафаэлем(1483-1520), Микеланджело Буонаротти (1475-1564), Никколо Макиавелли (1469-1527).
Согласно художественной версии Мережковского, Леонардо и по своим человеческим качествам, и по своему творческому видению опередил свое время и многих его выдающихся представителей, в первую очередь, – Рафаэля и Микеланджело.
В третьей главе четырнадцатой книги описывается, как Леонардо созерцает статую Давида, созданную Микеланджело. Статуя стояла возле ворот Флорентинской ратуши. Глядя на нее, художник вспомнил слова Первой книги Царства, где рассказывается о подвиге Давида.
На этой площади, «где был сожжен Савонарола, Давид Микеланджело казался тем пророком, которого звал Джироламо, тем Героем, которого ждал Макиавелли».
Леонардо и Микеланджело были противоположны в главном – в отношении к жизни и вечности: один – созерцатель, другой – деятель. Люди считали их врагами. Леонардо вспомнил начало их соперничества. В складах флорентинского собора Мария дель Фьоре в течение долгого времени лежала огромная глыба мрамора, испорченная неискусным ваятелем. От нее все отказались, полагая, что ничего не выйдет. «Когда Леонардо приехал из Рима, ее предложили ему. Но пока, с обычною медлительностью, обдумывал он, вымеривал, высчитывал и колебался, другой художник, на двадцать три года моложе его, Микеланджело Буонарроти перехватил заказ и с неимоверною быстротою, работая не только днем, но и ночью при огне, кончил своего исполина в течение двадцати пяти месяцев. шестнадцать лет работал Леонардо над памятником Сфорца, глиняным Колоссом, а сколько времени понадобилось бы ему для мрамора такой величины, как Давид, он и подумать не смел.
Флорентинцы объявили Микеланджело в искусстве ваяния соперником Леонардо. И Буонарроти без колебания принял вызов».
Микеланджело – страстная и деятельная натура, не боявшаяся ничего. В Леонардо он видел только соперника и поэтому любой ценой желал морально его уничтожить. Микеланджело подозревал да Винчи в злом умысле и болезненно реагировал на все высказывания великого мастера.
В эпоху Возрождения часто спорили о том, какое из двух искусств важнее: ваяние или живопись. Леонардо считал, что «искусство тем совершеннее, чем дальше оно от ремесла». По его мнению, живопись требует «больших усилий духа, ваяние – тела». Слова художника передали Микеланджело, и последний вознегодовал. Он полагал, то все «искусства все равны, вытекая из одного источника и стремясь к одной цели».
Микеланджело решил превзойти Леонардо в живописи, поэтому он приступил к созданию картины в здании Флорентинского Совета, где уже работал Леонардо.
Леонардо взял сюжет, связанный с победой флорентинцев в 1440г. при Ангиари под началом Николо Починино, военачальником герцога Ломбардского. Великий художник изобразил войну во всем ее ужасе как нечто противное природе человека.
Микеланджело в пику выбрал другой эпизод, связанный с Пизанской войной: «…возражая на картину Леонардо, изобразил Микеланджело войну не как бессмысленную бойню – «самую зверскую из глупостей», но как мужественный подвиг, совершение вечного долга – борьбу героев из-за славы и величия родины».
Толпе было любопытно это противоборство двух творческих титанов, и она превратила его в политику: Микеланджело считался республиканцем, а Леонардо – сторонником Медичи, т.е. личной власти.
После того как кто-то из сторонников Леонардо швырнул камень в Давида, Буонаротти заявил, что это было сделано по наущению да Винчи и на его деньги.
Леонардо мучительно страдал из–за происходивших событий. Однажды он сказал Моне Лизе:
«–Мне кажется иногда, что если бы я поговорил с ним с глазу на глаз, все объяснилось бы само собою, и не осталось бы следа от этой глупой ссоры: он понял бы, что я ему не враг и что нет человека, который бы мог полюбить его, как я…»
Он был уверен в том, что Микеланджело не должен его бояться, ибо он не только равен ему, но и сильнее его. Однако мона Лиза была убеждена в обратном: понимания между художниками никогда не будет, а значит, и мира. Слишком они разные. И, по ее нению, сильнее в этом противоборстве все–таки Леонардо, «как тишина сильнее бури», а Господь – в тишине.
В шестнадцатой книге, названной «Леонардо, Микеланджело, Рафаэль», Мережковский собственно и дает свою художественную версию отношений великих художников.
Без особых симпатий показывает он и Микеланджело и Рафаэля. Один из них – Микеланджело – полон ненависти, которую не хочет и не может скрыть, другой – Рафаэль – «добрый малый», считавший, что в живописи лучше получается, если не думать. Леонардо по своим нравственным качествам выше и того и другого. В нем нет ни ненависти, ни зависти.
В пятой главе шестнадцатой книги описан эпизод, когда Леонардо посещает в Риме Сикстинскую часовню, чтобы увидеть фрески Микеланджело. Увиденное потрясло его. Впервые он почувствовал себя униженным…Не сам ли он был виноват в том, что многие его работы погибли или были не завершены?. .Быть может, он зарыл свой талант в землю?.. Но в то же время художник понимал, что вся его жизнь – стремление к гармонии, которой, например, Микеланджело не знал в своем буйстве. В тишине – Господь, мона Лиза права. Человечество когда–нибудь вернется на путь, указанный да Винчи: от раздвоения – к единству, от бури – к тишине. Он был уверен в том, что прав в своем созерцании. Но это делало «мучительным сознание своего бессилия в действии».
Рафаэль для Леонардо был, может быть, еще страшнее, чем Микеланджело. Юный художник расписывал многие комнаты в Ватикане. Он обладал легкой, воздушной кистью. Исполнение его было совершенным, но замысел?.. В возвышенных образах представляя Рафаэль в своих произведениях сильных мира сего: папу Юлия II, папу Льва Х…ив часть папского двора.
…Мережковский создает отталкивающий образ Рафаэля, который якобы расписывал не только конюшни римскому банкиру Киджи, но и посуду, уничтожавшуюся после однократного употребления.
Мастерская Рафаэля превратила искусство в звонкую монету.
По мысли Леонардо, для будущего искусства легкая гармония Рафаэля была пагубной.
За этими двумя вершинами, полагал Леонардо, нет будущего. Однако они взяли у него науку о тени и свете, анатомию и перспективу – выйдя из него, они уничтожили его.(не закончено)
PAGE 2