Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
«Философия тождества» Шеллинга как одна из исторических форм решения проблемы тождества бытия и мышления
Шеллинг ввел в рассуждения Фихте новый мотив, предположив, что основания активно-целесообразного характера человеческой деятельности могут быть выявлены лишь в том случае, если способность к действованию будет «придана миру еще до того, как он стал объектом для такого сознательного действования». Это шеллинговское допущение было результатом стремления распространить фихтевскую теорию знания «на все проблемы, которые только мы в состоянии выдвигать по поводу основных объектов знания».
Уже первые страницы «Системы трансцендентального идеализма» говорят нам о том, что их автор с достаточной строгостью разводит, различает понятия объективного («природа») и субъективного («интеллигенция», «я»). В соответствии с этим весь комплекс познавательной деятельности расслаивается на два региона: «натурфилософию» и «трансцендентальную философию». Поскольку всякое знание зиждется на соответствии между субъективным и объективным, то «неизбежно должны существовать две основные науки, нельзя исходить из одного полюса без того, чтобы не переходить принудительно к другому». Обе эти науки - и «натурфилософия» и «трансцендентальная философия» - взаимопротивоположны по исходным принципам и направленности. Но, несмотря на это, конечный результат должен получиться одинаковым независимо от того, что именно берется в качестве исходной точки. В объяснении указанного соответствия, по мнению Шеллинга, следует видеть основную задачу философии.
Характерно, что шеллинговская «философия тождества» не является некоей метанаукой, гордо возвышающейся над двумя указанными выше теоретическими системами и построенной в полном согласии с формально-логическим законом тождества (А=А), который обобщал бы по каким-либо признакам обе эти системы. Наоборот, таковой она является лишь потому, что призвана объяснить не только формальную их противоречивость, но и их конечное совпадение, т. е. внутреннее их взаимосоответствие как целостных образований. В этом смысле конечное совпадение есть постоянное возвращение к начальному, исходному принципу, в котором только и находят свою тождественность, свою завершенность две взаимно противоположные системы.
Шеллинг отчетливо это понимал. Его «Философия тождества» во всем своем полном объеме и есть не что иное, как последовательное выведение из единого принципа взаимно исключающих друг друга научно-теоретических систем: натурфилософии и трансцендентальной философии. Шеллинг был убежден в том, что «трансцендентальную философию лишь в том случае можно было бы считать завершенной, если бы упомянутую выше тождественность - высшее разрешение стоящей перед этой наукой проблемы - удалось бы обнаружить в ее собственном принципе - в «Я». Своеобразие шеллинговской точки зрения относительно предмета философии состоит в том, что «трансцендентальная философия» должна совпадать с «философией природы», «теоретический интеллект» и «бессознательный интеллект» должны согласовываться друг с другом и это согласование должно стать основанием, требующим доказательства принципом, полное (целостное и систематическое) развитие которого становится главной задачей «Системы трансцендентального идеализма».
Разум выставлен у Шеллинга как идеальный принцип, предшествующий и «природе», и «теоретическому интеллекту». В то же время, он потенциально содержит в себе одни и те же схемы развития природы и человеческого сознания. А это означало онтологизацию разума, ибо рассматривать природу как она существует «в-себе-и-для-себя» есть то же самое, что и рассматривать разум «сам по себе» - как самосознание природы. Только в первом случае мы исходим из «объективного» («бессознательного»), а во втором - из «субъективного» («Я»). Замкнутый мир фихтевской субъективной индивидуальности, его законы и ритмы развития оказались за пределами индивидуальной человеческой головы. Именно в этом пункте происходит действительное размежевание позиций Шеллинга (объективный идеализм) и Фихте (субъективный идеализм).
Итак, «трансцендентальная философия»" своим предметом имеет деятельность «трансцендентального мышления», точнее, тот способ, каким оно созерцает себя в своей собственной продуктивной деятельности. Органом же этой деятельности и оказывается «интеллектуальное созерцание». Вслед за Фихте Шеллинг убежден в том, что методы традиционной (формальной) логики беспомощны охватить бессознательно-сознательную, репродуктивно-творческую деятельность Я, постичь тайную природу актов «трансцендентального мышления». В наличии оставалось фихтевское орудие - генетическая (дедуктивная) развертка сознающей деятельности, представленная в движении категорий, выражающих становление Я. В основе такой деятельности, как было указано выше, лежит механизм продуктивной силы воображения. Однако по содержанию этот процесс Шеллинг толкует неизмеримо более широко, нежели Фихте, - не как механизм субъективно-индивидуальной деятельности «Я», дедуцирующей (порождающей) из себя «идеальный» и «реальный», «сознательный» и «бессознательный» миры, которые в интимных тайниках «Я» суть одно и то же, а как надындивидуальный («онтологизированный») разум, предшествующий и ряду движения «природы», и ряду движения «интеллигенции», в объективно-противоречивом развитии которых только и подтверждаются его изначальная непротиворечивость, самотождественность Я = Я. Индивидуальное же сознание, индивидуальная «интеллигенция», не просле-живающая ритмы, «потенции» («категории») этой существующей вне ее эволюции, в состоянии созерцать в своей индивидуальной голове лишь голый нуль.
Деятельность познания должна быть, таким образом, одновременно индивидуальной («субъективной») и надындивидуальной («объективной»), непосредственной, и в то же время опосредованной, особенной и всеобщей. «Шеллинг в общем и представлял себе дело так, - отмечал Гегель, - но не провел этого своего понимания определенным логическим образом, а оно осталось у него непосредственной истиной, которая подтверждается лишь через интеллектуальное созерцание. Это основная трудность в шеллинговской философии. А кроме того, ее ложно поняли, сделали ее плоской». Плоской сделали как раз потому, что переняли лишь форму шеллинговской философии, мнимую тайну непосредственного усмотрения истины, и не обратили внимания на то, что сама эта форма есть продукт движения вполне опре-деленного, несомненно всеобщего содержания: «В шеллинговской философии, таким образом, содержание, истина, снова сделались главным, тогда как, напротив, в кантовской философии ударение ставилось преимущественно на требовании, чтобы субъективное познание сделалось предметом исследования».
Той единственно адекватной формой, в которой противоречие между субъективным и объективным, всеобщим и единичным, субстанцией и акциденцией, формой и содержанием и т. д. не устраняется и не утрируется, а выражается как основа всякой гармонии между субъективным и объективным, формой и содержанием и т. д., оказывается, согласно Шеллингу, вполне особенная деятельность познания - эстетическое созерцание как синоним интеллектуального созерцания. Интеллектуальное созерцание проснувшегося к сознательной жизни «Я», поднятое с помощью «Системы трансцендентального идеализма» от своей исходной нулевой отметки (Я = Я) через точки пересечения (категории) с деятельностью теоретического естествознания к своей высочайшей вершине - к искусству, усматривает во всей этой «Одиссее духа» но свою голую самодостоверность, а то, «в чем, совершив полный круг, находит себе завершение сознательно творческая природа». Переход от бессознательного состояния «Я» к осознанной деятельности есть творческий процесс, есть формирование универсальной, синтетической, многомерной способности, которая, постигая диалектически противоречивый процесс своего становления («познания»), оказывается в конце концов тождественной творческой деятельности художника, поэта, композитора, скульптора. Во всем этом резонно усматривать не столько гипертрофированный аристократизм Шеллинга, сколько его отчаянную попытку показать, что действительная паука о знании не может быть профессиональным ремеслом, что занятие ею с необходимостью предполагает универсальное освоение всей наличной и прошлой культуры, вернее, не предполагает, но сводится к нему. Поэтому искусство - это «документ философии», «ее единственный извечный и подлинный органон...».
Автор «Системы трансцендентального идеализма» в конечном счете и утвердил диалектику в качестве теории научного и художественного познания. Эвристические же возможности традиционной логики он вслед за Кантом и Фихте оценивал весьма критически. Согласно позитивной точке зрения Шеллинга, дело обстоит совсем не так, будто трансцендентальная философия получается путем абстракции из логики, а скорее последняя является абстракцией первой. Недостаточность всей прежней логики он видит в том, «как обычно объясняют возникновение понятий», т. е. в традиционной теории абстракции, упускавшей из виду (как «несущественный» момент) схематизм познающей человеческой деятельности - собственно деятельность индивида в плане воображения: «Должно быть объяснено, каким образом я доходит до того, что начинает себя созерцать в качестве занятого созиданием. Объяснением здесь послужила абстракция; способ действия, ведущий к возникновению объекта, должен быть отличен от самого возникшего. Это было делом суждения. Но суждение само невозможно без схематизма. Ибо в суждении созерцание полагается чем-то равноценным понятию; для этого необходимо наличие чего-то такого, что служит здесь посредствующим звеном, а таковым может быть лишь схема».
Само понятие схемы Шеллинг заимствует из кантовской «Аналитики основоположений» и последующих разработок его в фихтевском «Наукоучении», где оно трактуется как деятельность воображения, взятая в качестве правила, позволяющего индивидууму судить, т. е. мыслить предмет,- правила, о котором Кант сказал, что оно есть «скрытое в глубине человеческой души искусство, настоящие приемы которого нам вряд ли когда-либо удастся угадать у природы и раскрыть».
Если для Фихте вопрос о происхождении «продуктивной силы воображения» тождествен вопросу о способах организации в каждом индивидуальном сознании субъективной деятельности «я» (а дедукцию этой организации и призвано дать «Наукоучение»), то для Шеллинга указанная дедукция может быть реализована лишь при рассмотрении совокупности всех форм человеческой деятельности через призму наиболее полной и высшей - художественного творчества. Самое примечательное здесь состоит в том, что Шеллинга на этот шаг подтолкнуло и сопоставление деятельности ремесленника и деятельности художника. (Для классиков немецкого идеализма вообще было характерно рассматривать деятельность индивида, пользующегося орудием труда, как вполне правомерный философский аргумент в теоретической полемике.)
«Яснее всего мы представим себе, что такое схема, если приведем в качестве примера механически работающего ремесленника, которому нужно сделать предмет определенной формы согласно понятию - замыслу. Работнику сообщается только то, чем должен быть предмет в понятии, но в то же время совершенно непонятно, как, помимо руководства чем-либо иным, кроме этого понятия, у него могло что-либо получать оформление в процессе работы, не следуй он здесь некоторому правилу, чувственно созерцаемому, хотя бы и чисто внутренним образом. Это правило и есть схема...»- пишет Шеллинг. В ней нет ничего индивидуального, равно как она не есть голое общее понятие. Согласно этой схеме, ремесленник сначала сделает «лишь грубый набросок целого, вслед за тем перейдет к разработке отдельных частой, пока, наконец, в его внутреннем созерцании схема не станет приближаться к снимку (к чувственно воспринимаемому образу.-Авт.), каковой и послужит дальнейшим руководством вплоть до того момента, когда одновременно с внесением полной определенности в картину не получит себе завершение также и сама работа». Образ предмета, который создает ремесленник, уже не есть собственно схема, ибо последняя в отличие от образа содержит в себе не определенность предмета, а определенность деятельности с предметом. И именно вследствие этого, подчеркивает Шеллинг, она является лишь созерцанием правила, согласно которому может быть построен тот или иной определенный предмет.
Художник же в своей деятельности, завершает свою мысль Шеллинг, для воплощения своего произведения в определенных эмпирических условиях нуждается не только «в известных механических приемах», как, например, ремесленник, но и в «идеях», в этих бесконечных регулятивах разума, которые автором «Системы трансцендентального идеализма» трактуются несколько иначе, чем у Канта, а именно как формы имманентного согласия «природы» и «интеллигенции». Вот почему «путь, проходимый тут от идей вплоть до предмета, удваивается по сравнению с тем, который мы имеем в случае механически работающего человека». Деятельность ремесленника «внешня», «частична», «обусловлена», деятельность же художника «свободна» и «безусловна». Движение кисти живописца, резца скульптора, смычка музыканта - это автографы самого Абсолюта. И поскольку «для красоты, для вечности и т. д. пригодны лишь символы», то Шеллингу относительно природы схемы сказать необходимо также и то, «что она является в точности тем же самым для понятий, чем служит символ в отношении идей. Схема поэтому всегда и неизбежно имеет в виду эмпирический, то ли действительный, то ли подлежащий осуществлению предмет».
*С точки зрения философии тождества Шеллинга, природа есть отношение мышления и бытия, субъективного и объективного с перевесом бытия, объективного. Дух есть то же самое отношение с перевесом мышления, субъективного. Истина же, сущность всех явлений мышления и бытия есть лишь количественная неразличенность субъекта и объекта, равновесие идеального и реального. Таким образом, все существующее оказывается по сути тождеством этих противоположностей. Абсолютное тождество является истинным, бесконечным во всех конечных вещах и процессах. Но кроме тождества, в любом конечном существовании есть и различие бытия и мышления, реального и идеального. Именно это несовпадение с вечной истиной делает конечные вещи конечными, т.е. временными и преходящими. Противоречие самого конечного (его тождество и нетождество абсолютному) с необходимостью движет конечное к небытию. При этом переход конечного в небытие есть не исчезновение в ничто, а его возвращение в бесконечное первоначало - в абсолютное тождество субъекта и объекта, из которого оно когда-то возникло.
Поскольку абсолютное есть основание существования всего существующего, сущность любых предметов знания, философия может быть только наукой об абсолютном. Отсюда следует, что она должна быть абсолютной наукой. Ведь знать абсолютное можно только абсолютным, а не относительным способом. Абсолютное знание должно быть совершенно тождественным своему предмету, ничем не отличаться от самого абсолютного тождества идеального и реального, мышления и бытия. Поэтому в познании предмета философии нельзя пользоваться обычным, рассудочным мышлением. Рассудок предполагает различие мышления и бытия и в доказательстве своих положений движется от одного к другому. Дискурсивное, последовательно рассуждающее мышление неизбежно искажает философский предмет. Оно превращает абсолютную истину в нечто относительное и конечное. Но если рассудочным способом нельзя познать абсолют, то философия как наука об абсолютном невозможна, заключает Шеллинг. Ведь интеллектуальному созерцанию, т.е. интуитивному знанию того, что не заключает в себе никакого различия между субъектом и объектом, нельзя научиться. Неразрешимой проблемой оказывается и необходимый переход от полного безразличия мышления и бытия в абсолюте к их действительному различию в природе и духе.
Таким образом, Шеллинг вынужден был признать, что он не в состоянии рационально объяснить происхождение природы и человеческого духа из абсолюта. Чтобы удостовериться в том, что они не случайны и действительно имеют своим источником абсолютное тождество идеального и реального, необходимо, по его мнению, божественное откровение. Философия должна стать истолкованием его сокровенного смысла, т.е. “философией откровения”. В своей философии мифологии и откровения Шеллинг окончательно отказывается от разумного мышления и выступает родоначальником современной мистики и иррационализма.