Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Электронная версия статьи:
Демьянков В. З. Конвенции, правила и стратегии общения: (Интерпретирующий подход к аргументации) // Изв. АН СССР. Сер. литературы и языка. 1982. Т. 41. № 4. С.327-337.
This page copyright © 2003 V. Dem'jankov. http://www.infolex.ru
1. Языковая интерпретация и знания
2. Структура аргументации
3. Конвенции общения
4. Правила общения
5. Стратегии общения
Заключение
ЛИТЕРАТУРА
-327-
К оглавлению
Понятие «интерпретация» лежало с самого начала в основе как общелингвистических концепций, так и логических исследований (вспомним классическую работу Аристотеля «Об истолковании»). В последние годы выработался такой взгляд на язык, который можно назвать интерпретационизмом в широком смысле слова, или интерпретирующим подходом. Он представлен как в чисто лингвистических концепциях (в теориях формальных грамматик, в описании дискурсивной деятельности, в теории речевых актов, в социолингвистике, в историческом исследовании языка), так и в исследованиях по «искусственному интеллекту». Согласно ему, в основе владения языком лежит один и тот же интерпретирующий механизм, обслуживающий различные сферы языковой деятельности, при использовании различных видов знаний. Среди этих сфер – говорение, понимание, комментирование, редактирование, перифразирование, рассуждение, аргументация, перевод, исследование и др. Сама же интерпретация, через которую и определяются указанные сферы, представляет собой получение на основе одного, «исходного» объекта (называемого интерпретируемым) другого, отличного от него объекта, предлагаемого интерпретатором в качестве равносильного исходному на конкретном фоне ситуации, набора презумпций и знаний.
В интерпретационизме владение языком и знания рассматриваются как различные понятия: хотя специальные виды знаний (химические, физические, математические и т. п.) вовлечены в понимание речи, они тем не менее не являются объектом лингвистической теории. Так, мы понимаем предложение Камень просвистел у Петра над головой в том смысле, что можем дать ему примерно следующую интерпретацию: «Камень пролетел над головой Петра; камень был тяжелым в той степени, при какой предмет «издает звук», пролетая в непосредственной близи от нас, причем этот звук напоминает свист; и Петр услышал этот звук, оценив его как свист». Однако это вовсе не значит, что такое толкование есть словесное выражение семантической структуры предложения; и вовсе не обязательно среди словарных толкований глагола свистеть помещать такое: «свистеть – о предметах средней тяжести: издавать соответствующий характерный звук при полете». Если остаться в рамках интерпретационизма, то отпадет и необходимость в неограниченно дробных толкованиях языковых единиц, обрекающих составителя словаря на бесконечную работу: ведь с расширением кругозора у добросовестного лексикографа будет постоянно возникать необходимость в ревизии такого словаря, даже если оставить в стороне изменения в составе лексических единиц. Для интерпретациониста такой проблемы нет, хотя и имеется осложнение с другой стороны: строя описание языка, он попутно (но вне
-328-
рамок своих прямых лингвистических обязанностей) должен составлять компендий «схем знания», совместимых с языковым описанием и допускающих моделирование интерпретации высказываний на основе этих схем.
В этом отношении интерпретационизм противопоставлен тому подходу, при котором описание языка включает в себя и описание «обыденного сознания», воплощенного в «наивной картине мира»: интерпретационизм сознательно отвергает противопоставление наивной и «ненаивной» (например, научной) картин мира в рамках языка, отнеся это различие к характеристикам единиц информационного запаса (представляемого указанным компендием).
Противоположен интерпретационизм и тем концепциям, в которых предполагается, что говорение и понимание – это соответственно перекодировка значений в поверхностные структуры и обратно. В интерпретирующей концепции построение высказываний представляется как «обогащение» замысла говорящего за счет информационного запаса (постоянно изменяющегося); переход от выражения к тому или иному виду интерпретации также опирается на знания интерпретатора [1]. Прочитываемый и попутно интерпретируемый текст сам может поставлять данные для дальнейшего понимания – к таким текстовым приемам относятся дефиниции, выражения типа Обозначим А через В, см. выше и т.п.
В данной статье речь пойдет о том знании свойств общения, владение которым позволяет носителям языка как строить и понимать высказывания, так и общаться. Рассматривая эту проблему, мы будем стремиться к тому, чтобы изложить собственные взгляды, интерпретируя и (по возможности) обобщая существующий богатый концептуальный аппарат, – здесь проявляется та общая тенденция, которая отмечена Ю.С. Степановым: «Методика есть стиль. С этим определением, применительно к научной работе, пожалуй, можно согласиться» [2]. В частности, описывая конвенции, правила и стратегии общения, в настоящее время вряд ли целесообразно сводить их к одному из существующих проектов (например, к принципам П. Грайса, см. ниже). Наоборот, целесообразно проинтерпретировать различные проекты в их связи.
К оглавлению
Убеждение и структура аргументации всегда были основным объектом риторики. У Аристотеля [3] различаются «технические» и «нетехнические» способы убеждения; первые – те, которые могут быть созданы говорящим с помощью определенного метода, в меру владения мастерством убеждения, вторые же опираются на использование свойств ситуации общения. В этой концепции различаются три вида способов убеждения: один зависит от характера говорящего, другой – от настроения слушающего, а третий – от свойств речи, т. е. заключен в самом процессе доказывания.
Можно выделить различные «функции», или компоненты, аргументации, см. [4]:
а) данные (или факты),
б) содержание основного защищаемого утверждения, или «заключение»,
в) обоснование (гарантия правильности заключения),
г) обстоятельства, поддерживающие это обоснование (например, аргументы),
д) оценка относительной силы аргументов,
е) уступки, позволяющие доказывающему, не отказываясь от своей основной цели, как бы пойти навстречу потенциально возражающей аудитории.
К «данным» относятся те объекты или факты, относительно которых и делается защищаемое высказывание. Основное высказывание признается истинным, только если относительно него не имеют силы те положения об исключительных случаях, которые содержатся в уступках. Оценки силы аргументов могут подчеркивать или смягчать категоричность заключений (ср. возможно, вероятно, разумеется, вне всякого сомнения).
-329-
Большинство из указанных элементов интерпретации аргументирующего дискурса могут быть даны не только как высказывания, но и как презумпции [5]. Известно, кроме того, что далеко не всегда используются все имеющиеся аргументы. Аргументирующие высказывания могут быть расположены по степени возрастания убедительности на «шкале аргументации» [6]; так, по возрастанию аргументирующей силы составные части высказывания Иван победил Петра на ринге и даже самого чемпиона страны можно упорядочить следующим образом: Иван победил Петра < Иван победил чемпиона страны (и тогда, при некоторой стратегии убеждения, наиболее веский аргумент может быть резервирован в качестве запасного варианта, оглушающего противника). Такая шкала аргументации может рассматриваться как частный случай «прагматической шкалы» [7].
Рассматривая аргументацию как процесс представления доводов, мы сталкиваемся со следующими вопросами. Что делает высказывание уместным доводом? Благодаря чему аргументирующий дискурс интерпретируется как цепь аргументов, при той или иной допустимой степени отклонения от магистральной (объективно регистрируемой собеседниками) линии доказательства? В силу чего смена реплик оценивается как координированное взаимодействие собеседников, направленное на решение обсуждаемой проблемы и в различной степени эффективное при таком столкновении мнений? Разумеется, одни только правила логического вывода не позволяют объяснить названные явления. В связи с этим в некоторых работах (В. Улльмер-Эрих, см. [8, с.188-225]) различаются:
а) правила вывода, т. е. гипотетические высказывания, гарантирующие переход от данных, бесспорных для собеседников, к общему заключению;
б) «поддерживающие констатации» – формулировки логических норм [9], указывающие, в какой степени правило вывода в конкретном случае применимо; эти констатации определяют приемлемые сферы фактов, имеющих отношение к обсуждаемой проблеме, с одной стороны, и критерий приемлемости логического перехода – с другой;
в) правила принятия решения, устанавливающие, когда от конкретного набора посылок возможен переход к заключению (в логике, например, к таким правилам относится modus ponens; здесь же необходимо учитывать то, что некоторые из посылок могут быть и не приняты в качестве бесспорных суждений, а тем не менее решение по ним, приемлемое для спорящих сторон, оказывается допустимым);
г) организующие правила, или процедуры аргументации, устанавливающие допустимые способы постановки главного обсуждаемого вопроса (quaestio), а также последовательность в предъявлении тезиса, антитезиса, заключения (например, во многих обществах принято уступать место в споре старшим по возрасту).
С динамической точки зрения аргументирование – это сложный вид деятельности, в которой участвует убеждающая и убеждаемая сторона и по ходу которой решается задача «развития аргумента» (В. Кляйн, см. [8, с.226-264]): то, что изначально было мнением одной стороны, постепенно (при удавшейся аргументации) становится «коллективным мнением». Тогда логика аргументирования – это принципы построения сети переходов между конкретными высказываниями, а прагматика аргументирования нацелена на исследование того, как воплощается абстрактный аргументационный каркас в реальных обстоятельствах общения. Такая прагматика отражает следующие моменты:
- обоснованность и уместность конкретного высказывания в цепи аргументов,
- уместность самого объекта аргументации в конкретных обстоятельствах общения.
Так, высказывания Все так считают; Наукой доказано; В результате нашего эксперимента оказалось уместны в разной степени, в зависимости от темы обсуждения, уровня квалификации и посвященности в эту область у адресатов убеждения и детальности, вытекающей из предшествующего дискурса. Сама же тема обсуждения входит
-330-
во второй момент: например, водитель, нарушивший правила движения, не будет доказывать регулировщику существование жизни на Марсе (в качестве объяснения своей рассеянности и как аргумент в пользу своей невиновности).
В принципе любое общение может интерпретироваться как ситуация убеждения, однако степень правдоподобности такой интерпретации зависит от различных предпосылок:
- наличие спорного вопроса;
- возможность разумного обсуждения этого вопроса в конкретных обстоятельствах (наличие убеждений, общих для спорящих сторон и имеющих отношение к предмету обсуждения);
- возможность прийти к заключению именно в результате обсуждения; так, в споре трудно решить, сколько лексем содержит конкретный словарь, не пересчитав содержащиеся в нем единицы.
От этих факторов и от информационной структуры высказывания, а также от направленности интерпретации общения зависит аргументационная значимость конкретного речевого акта, а тем самым и эффективность убеждения (О. Дюкро, см. [10, с.487-576]; [11]).
Аргументы могут интерпретироваться как в непосредственном контексте, так и изолированно. В последнем случае, «примеряя» аргумент, убеждающая сторона может стремиться к рациональности, сначала попытавшись проверить оправданность его как с логической точки зрения, так и в плане его выигрышности, осознав для себя:
- содержание (достаточную обоснованность высказывания, его способность противостоять потенциальным возражениям);
- развитие аргумента (при той стратегии, когда начинают с высказываний, выражающих заведомо разделяемое мнение, а далее продвигаются к намеченному заключению, по возможности не отклоняясь от основной линии);
- структурированность аргумента (безукоризненность логических переходов между различными частями дискурса);
- силу аргумента (авторитетность фактического материала);
- «базисность» (более страстно защищаются те суждения, на которые опирается дальнейшее развитие аргументов);
- очевидность (менее очевидные вещи подаются в более детальном освещении, чем остальные);
- непосредственность (сила аргумента может зависеть от того, насколько прям или опосредован переход от посылок к заключениям);
- ясность (формулировка высказываний и связи между ними должны быть достаточно легко воспринимаемы, для того чтобы аргумент обладал силой) [12].
Идеализированный кодекс «прав и обязанностей» участников «практического дискурса» [13] может выглядеть так:
- каждый, кто в состоянии что-либо сказать в данном общении, имеет право на выступление;
- каждый имеет право поставить под вопрос любое из появляющихся высказываний, а также выразить свои установки, пожелания и нужды;
- никому в рамках конкретного обсуждения не разрешено ущемлять названные первые два права других [14]. Однако существует невысказанный набор «фильтров», который маркирует определенные последовательности высказываний как неуместные.
Важную роль при этом играют те ожидания, которые кроются за высказыванием. Так, на вопрос В этом сезоне «Спартак» будет чемпионом? ответить просто Да или Нет было бы неуместно: спрашивающий ожидает, что услышит аргументированное заключение, – этим нормальный вопрос отличается от вопроса оракулу. Поэтому более уместный ответ был бы, скажем: Думаю, что нет: у них в этом году сменился тренер, получили травму несколько игроков… Даже более того, уместный ответ может состоять из одной только аргументирующей части: У них в этом году сменился тренер… – такой способ подачи ответа получил название «двойная энтимема» [15] и «modus brevis»[16].
К правилам убеждения относятся те, которые в свое время пропагандировал Д. Карнеги [17]. Среди них выделимы фоновые и стратегические правила. Фоновые правила – следующие:
-331-
- проявляйте уважение к мнениям других, никогда не говорите оппоненту, что он неправ (ср. правила вежливости, в формулировке работы [18]);
- попытайтесь увидеть вещи глазами оппонента;
- проявляйте симпатию по отношению к его мыслям и интересам;
- пытаясь изменить его мнение, старайтесь апеллировать к благородным мотивам.
К стратегическим правилам относятся следующие:
- если в каком-то эпизоде общения вы почувствовали нелогичность собственного высказывания или его противоречие фактам (не отменяющие основного защищаемого тезиса), признайте это как можно более энергично, пока инициативу не занял оппонент;
- начинайте спор дружелюбно;
- избегайте того, чтобы оппонент мог сказать «нет», – стройте цепь аргументации так, чтобы он всегда был вынужден говорить «да»;
- пусть оппонент говорит основное время (не мешайте ему высказаться – так он скорее обнаружит свое заблуждение);
- пусть он думает в результате обсуждения, что навязываемая ему идея – его собственная;
- если вам известен какой-то самый сильный аргумент, с которым оппонент не может не согласиться, то постарайтесь предъявить его как можно позже (или вообще постарайтесь его не называть: лучше если оппонент сам на него натолкнется);
- излагайте свои мысли не только наглядным образом, но и так, чтобы соответствовать настроениям собеседника;
- если вы хотите привлечь на свою сторону человека остроумного, предоставьте ему возможность продемонстрировать свое остроумие.
Рассматривая эти правила, необходимо иметь в виду, что их автор стремился предложить скорее нечто вроде идеального кодекса социального поведения, чем констатировать реально существующие приемы убеждения.
К оглавлению
Не останавливаясь на общем определении понятия «конвенция» (см. [19], [20], а также Дж. Морган [21, с. 261-280], Э. Парре [10, с. 7-189]), перечислим предложенные в литературе принципы конвенционального общения.
Принцип выразимости. Все, что может иметься в виду, можно адекватно выразить [22], [23].
Принцип ясности. Когда говорящий произносит предложение, истинное только некоторую часть времени, в течение которого произносится (как в случае: Вон что-то мелькает вдали!), то имеет место презумпция, что адресат будет оценивать истинность высказывания относительно именно соответствующего отрезка времени [24].
Принцип правдивости и доверия. Говорящие производят только те речевые акты, которые удовлетворяют условиям уместности (в частности, искренности [22]) в конкретной ситуации общения; слушающие всегда предполагают такую обязанность говорящих [19], [25].
Принцип неточности выражения в контексте. Когда это допускают обстоятельства, употребимы не обязательно самые точные способы выражения [26].
Принцип потенциальной выявимости оснований. Высказывание должно давать адресату ту путеводную нить, которая позволяет выявить, какие именно доводы говорящий предполагает в распоряжении адресата думать именно данным образом [24].
Принцип оптимальности. Говорящий всегда стремится минимизировать сложность поверхностной структуры своего высказывания и максимизировать тот объем информации, который может быть успешно сообщен адресату [27].
Договоренность о новом и старом. «Данное» (в смысле осведомленности) в высказывании должно быть оформлена как тема (в смысле актуального членения), а новое – как рема, при непременном учете знаний и интересов адресата [28], [29].
-332-
К конвенциям общения относятся и восемь принципов рационального поведения Б. Фрейзера [30, с. 187-210].
Принцип выполнения взятых обязательств. Если ничто не предполагает противного, следует ожидать выполнения обещаний и обязательств.
Принцип неконкретизированного времени. Время действия или события, описываемого высказыванием, может быть не уточнено; тогда ожидается, что речь идет о ближайшем по возможности (в прошлом, будущем или настоящем).
Принцип эффективности. Обычно избегают делать избыточные высказывания, однако при этом ведут себя так, как если бы сокращений в высказывании не было, и ожидают аналогичного от адресата.
Принцип временнòй ограниченности. Если утверждение о том, что кто-то в состоянии совершить определенное действие, содержит уточнение времени (скажем, обстоятельство времени типа сегодня, завтра, теперь), то обычно предполагается, что эта способность не существовала или была ограничена до указываемого момента времени.
Конвенция о выражении способности. Если кто-то говорит о своей способности совершить некоторое конкретное действие, то должно ожидаться выполнение этого действия (например, на фразу А я ведь могу и обидеться мы реагируем как на предупреждение, что на нас обидятся, если мы сейчас же не извинимся).
Конвенция о выражении желания. Выражая желание, чтобы нечто произошло, говорящий обычно просит у адресата разрешения на это (например, Я хотел бы закрыть окно интерпретируется как Позвольте закрыть окно). Однако такая интерпретация осмысленна только в том случае, когда просить разрешения относительно конкретного действия в данном обществе уместно (ср. Я хотел бы вздохнуть).
Конвенция разрешения. Когда кто-то просит разрешения на какое-то действие, то следует ожидать, что он это действие совершит, коль скоро разрешение будет дано.
Конвенция о высказывании намерения. Если кто-то говорит о своем намерении сделать нечто, то следует ожидать, что он это, действительно, сделает.
Некоторые из свойств высказываний, объяснимых с помощью приведенных принципов, можно вывести из принципа рационального утверждения. Утверждаемое суждение истинно во многих, но не во всех возможных мирах, индуцируемых конкретным контекстом. Любое утверждение должно выражать суждение относительно каждого возможного мира в конкретном контексте, причем такое суждение должно быть либо истинным, либо ложным в каждом из этих возможных миров. Одно и то же суждение выражается относительно каждого возможного мира в конкретном контексте (Р. Столнейкер [21, с. 325]).
Принцип неизбыточности действия в общении. Необходимо стремиться к неизбыточности высказывания; в частности [31], говорящего нельзя критиковать за то, в чем он уже покаялся (отсюда – правило: если хочешь, чтобы тебя не критиковали за какое-либо твое действие, покритикуй себя сам, как можно искреннее и выразительнее).
Принцип идентифицирования. Существует три способа [22], которыми говорящий может гарантировать передачу конкретного факта:
а) произносимое выражение содержит предикаты, истинные только для одного объекта;
б) высказывание вместе с контекстом дает остенсивное (указательное) представление одного и только одного объекта;
в) высказывание дает сочетание указательных «индикаторов» и описательных словосочетаний, достаточных для идентификации одного и только одного объекта.
Если же выражение не отвечает ни одному из этих условий, то акт референции (входящий в состав акта высказывания)
-333-
может быть эффективным только при том условии, что говорящий способен заменить его, по просьбе аудитории, на другое высказывание, отвечающее одному из названных трех условий.
Принцип буквальности (Д. Стемп, [30, с. 1-39]). Если я говорю буквально, то смысл сказанного мною может ничем не отличаться от (контекстуального) значения моего высказывания (в терминах средневековой логики: в таком случае «сигнификация в замысле» не отличается от «суппозиции», т. е. от контекстного значения высказывания [32]).
В проекте П. Грайса [30, с. 41-58]; [21, с. 113-127], нашедшем большой отклик как в лингвистической литературе, так и в работах по философии языка, многие из приведенных выше принципов объяснимы через основное его положение – принцип сотрудничества (cooperative principle).
Принцип сотрудничества. Каждый собеседник должен делать в разговор тот вклад (в виде реплик), который требуется на конкретной стадии разговора, при конкретной общей для участников цели и направлении обмена репликами. Иначе говоря, собеседники должны учитывать конверсационные нужды друг друга и стремиться к сотрудничеству (о сотрудничестве, или «кооперированности», в рамках теории действия см. статью Л. Апостеля [10, с. 193-315]).
Сформулировав этот принцип, П. Грайс выделяет также и следующие два момента:
- различаются сказанное (проинтерпретированное в некотором предпочтительном смысле) и выводимое из сказанного (получаемое по «импликатурам разговора»);
- различаются «конвенциональная значимость», или значение, высказывания, и то, что в значение не входит, т.е. неконвенционально [21, с. 113-114].
Сам принцип сотрудничества проявляется и как стремление к «кооперативности» со стороны говорящего, и как предположение о таком стремлении говорящего, проявленное в интерпретации, получаемой адресатом. Однако не все виды общения одинаково кооперативны; так, задавая вопросы, не всегда предполагают полное и бескорыстное стремление партнеров по общению к релевантности высказываний, к ясности, к полноте и т. п. [33]: обычно можно говорить о нормативном минимуме в таком стремлении, характеризующем «социально невыделенное» общение. «Отказ от сотрудничества» – это оценка, даваемая либо самим говорящим, либо аудиторией одной из интерпретаций высказывания в тексте и опирающаяся на нарушение синхронности в действиях общающихся сторон; например, прямым поводом для такой оценки является тот случай, когда окончание высказывания не сопровождается обычным типом завершающей интонации [34].
К оглавлению
Правила представляют одностороннее действие со стороны одного из участников общения, в то время как конвенции представляют собой фоновые требования к коммуникации.
К правилам ведения разговора (разновидностью которых являются и правила аргументирования) часто относят обычные презумпции общающихся сторон:
- то, что сообщается, должно быть истинным (ср. принцип правдивости и доверия);
- все необходимое адресату для понимания должно быть представлено в речи;
- говорящий предполагает, что адресат поверит ему;
- вопрос предполагает ожидание ответа;
- «импозитив» (приказ, просьба и т. п.) предполагает выполнение действия [35, 36].
В соответствии с «правилом конверсационной логики» (Дж. Сейдок, см. [30, с. 383-396]), любое предложение должно в результате интерпретации приобретать те «перформатавные» свойства (признак вопроса, приказа, просьбы, утверждения и т. п.), которые допустимы в конкретном контексте (и при конкретных экспектациях – ожиданиях интерпретатора); это положение – антитеза «перформативному
-334-
анализу», в соответствии с которым [37] любое предложение уже при своем построении содержит в качестве главного предиката перформативный глагол, факультативно удаляемый по ходу трансформационной деривации.
Среди так называемых социолингвистических правил [38] различаются:
а) правила альтернации, которые определяют возможные альтернативы высказывания в конкретный момент общения и на конкретном уровне интерпретации, и приписывают каждой из альтернатив ее значимость (например, на лексическом уровне мы можем выбирать между различными формами обращения – ты, вы, Вы, коллега, господа и т. п.);
б) правила сопоявления, в фокусе зрения которых находится совместная встречаемость в данном контексте различных элементов высказывания (в частности, и уместность сочетания северно-русского произношения с рязанской лексикой),
в) правила последовательности, устанавливающие уместность конкретного способа временной упорядоченности единиц дискурса (ср. Алло, Юра? и Юра? Алло!).
К социальным правилам относят также и правила типа: «В конкретной ситуации, обладающей свойствами А, В, С, нельзя говорить на темы, обладающие характеристиками К, М и Т» [22].
Различаются правила, не зависящие от конкретной культуры (это – общие правила ведения разговора или, точнее, оценки уместности и эффективности высказывания в конкретных условиях интерпретации), и правила, привязанные к условиям конкретной культуры. Например, во многих культурах (но не во всех) считается невежливым требовать чего-либо от того, кто на социальной лестнице нам равен или выше нас [40]. Степень владения такими правилами, проявленная в оценке, может ассоциироваться со степенью вовлеченности соответствующих конверсационных знаний или даже со степенью принадлежности к соответствующей культуре.
Сформулированный в предыдущем разделе «принцип сотрудничества» реализуется в виде правил, или максим, следование которым определяет степень кооперативности дискурса, его нормативности, в конечном итоге. У самого Грайса различаются:
- максимы разговора (их четыре группы: максимы количества, качества, отношения и образа действия) и
- «неконверсационные» максимы (типа «Будь вежлив»), представляющие фоновые правила общественно-значимого действия.
Максимы количества следующие:
а) делай свой вклад в разговор в той степени информативным, какая необходима для целей данного обмена репликами;
б) этот вклад не должен быть более информативным, чем того требуют обстоятельства данного разговора (иначе речь получит дополнительные интерпретации, возможно, нежелательные).
Максимы качества:
а) старайся делать только истинные высказывания (главная максима);
б) не говори того, что сам считаешь ложью;
в) не говори того, для чего у тебя нет достаточных оснований.
В частности, максима качества для вопросов может быть переформулирована так: не задавай конкретизирующего вопроса (с вопросительным местоимением), если можно задать простой альтернативный вопрос (т. е. тот, ответ на который – да или нет) [41].
Максима отношения: говори по существу (будь релевантен).
Максимы образа, или выполнения действия:
а) говори ясно (это главная максима);
б) избегай неясности в выражениях;
в) избегай неоднозначности;
г) избегай ненужной пространности речи;
д) излагай все по порядку (подробнее о максимах см. [42], [43]).
Дополнительно к этим максимам в разное время предлагались и следующие:
а) прислушивайся к тому, что тебе говорят другие, храни это в своей памяти [44];
б) «максима самозащиты» – «Покритикуй себя сам до того, как тебя покритиковали другие» [31, с. 45]; ср. одно из правил Карнеги;
в) говори, как принято в данном случае, если нет особых
-335-
причин для иного способа (т. е. если нет причин выделять свою речь) (Дж. Серль, см. [30; с. 59-82]). Например, не следует спрашивать без особой причины у жены Камо грядеши? вместо обычного Куда это ты?
По отношению к альтернативным вопросам, а также и к другим видам общения, справедливы и следующие максимы (У. Эдмондсон, см. [45; с.79-88]):
а) экономь усилия своей аудитории и старайся при этом снизить свои «расходы» на общение (это главная максима);
б) заполняй бреши в разговоре;
в) если ты можешь как-то поддержать говорящего (скажем, поддакнуть, помочь в формулировке вопроса и т. п.), не ленись это сделать.
К оглавлению
Стратегии ведения разговора и построения дискурса позволяют использовать правила ведения разговора в той или иной мере эффективно, оставаясь в рамках принятых в данном социуме конвенций.
Собственно стратегии состоят в применении того или иного правила; «стратагемы», или уловки [46] – в нарушении того или иного правила, что может сочетаться с ненарушением конвенции. Так, нарушив максиму качества, а именно, сознательно солгав, говорящий тем не менее может интерпретировать и собственное высказывание, и реплики собеседника в рамках принципа правдивости и доверия; даже более того, эффективность лжи тем выше, чем менее нарушен принцип доверия.
Можно предложить следующую общую классификацию стратегий. Различаются стратегии, использующие общие свойства коммуникации – как речевые, так и паралингвистические, – и стратегии чисто вербального общения. Пример первых – стратегии приветствия [47]: единицы осознанного набора соответствующих знаний иногда называют «культуремами» (Э. Оксор, см. [45, с. 57-64], И. Бергманн [8]). Второй же вид включает в себя стратегии, использующие:
а) свойства динамики коммуникации («организация разговора»), например стратегии занятия инициативы в разговоре, введения в разговор рассказа, поправки и т. д.;
б) свойства единиц общения (знания семантического потенциала высказывания, т. е. возможностей употребить предложение в том или ином конкретном речевом акте), в том числе знание системы речевых актов и та или иная степень владения ею как системой альтернатив;
в) владение «техникой» проведения конкретных речевых актов (техникой приказания, вопроса, констатации и т. д.), в случае социально-типовых, «учрежденческих» видов общения (когда говорящий выступает в конкретной социальной роли в каком-либо учреждении с закрепленным этикетом, скажем, в роли прокурора на суде, чиновника в канцелярии и т. п.) сюда же включается знание механизма учреждения (опытного чиновника от новичка отличает хорошее знание этого механизма);
г) техника «совершения» высказывания.
Кроме владения грамматикой, лексикой и другими языковыми средствами, к последнему виду знаний относятся знания о мире вещей, понятий, о внутренней логике процессов, а также набор презумпций и ожиданий, общих для конкретной социальной группы.
Техника совершения и понимания высказывания в свою очередь состоит из следующих элементов: 1) владение навыками говорящего (сюда входят стратегии связной речи, называемые «дискурсными стратегиями»), стратегии выражения установок по отношению к тем или иным высказываниям, знаниям (техника выражения искренней веры в говоримое, техника выражения «отчужденности», например иронии, или, наоборот, интериоризованности произносимого суждения, техника передачи чужой речи, в частности цитирования и т. д.); 2) владение навыками слушающего (умение поддакивать, возражать – вслух по ходу чужой речи или только по окончании ее) и т. д.
Имеется и другое «измерение» техники совершения понимания высказывания (ср. [48]):
1) степень формальности (например,
-336-
владение правилами вежливости или умение задеть чужое самолюбие);
2) владение тем каналом, по которому происходит общение (владение письмом, мастерство устного выступления, говорения «на людях» и т. п.).
Любое уточнение этой классификации приведет и к пересортировке видов конверсационного знания. Степень систематичности в овладении этим знанием позволяет отличить чуткого и опытного собеседника от неопытного: здесь, как и в других областях, свободное владение коммуникацией может быть приравнено осознанию необходимости в выборе тех, а не иных средств, в частности в выборе стратегий убеждения и ведения разговора вообще.
Итак, стратегии разговора состоят в «лобовом» применении правил и знаний о конвенциях, это средства показать слушающему замысел говорящего. Уловки в разговоре – это те средства, с помощью которых говорящий добивается своей цели, скрыв ее от адресата. Например, когда новая информация подается в качестве широко известного, с целью обмануть [49]. Другая разновидность уловки – «преднамеренная неоднозначность»: с ее помощью можно избежать лжи, при этом не сказав правды. Так, на прямой вопрос о возрасте можно ответить: Мне – шестнадцать лет (и солгать) – или же прибегнуть к уловке, сказав: На вечерние сеансы в кино меня уже давно пускают, и отвлечь тем самым нацеленность спрашивающего на неприятный (или невежливый) сюжет [46]. Преднамеренная неоднозначность имеет место в тех ситуациях, которые можно охарактеризовать как «сказать и ничего не сообщить», когда в речи злоупотребляют такими элементами, как определенный (объект, круг людей и т. п.), временами, возможно и т. п. Например: Определенным людям, возможно, временами новый фильм покажется интересным, но другим он, видимо, чем-то не понравится.
К оглавлению
Границы между конвенциями (заключенными в принципах), правилами и стратегиями общения не строги: принцип может быть использован в качестве содержания для правила, а правило может быть воплощено в виде стратегии. Эти понятия (если воспользоваться аппаратом «атомарных предикатов») представимы как содержащие в себе абстрактные предикаты типа знать, использовать, не знать, игнорировать и интерпретировать (возможно, и далее разложимые), наряду с другими, более специальными предикатами (типа обещать, предлагать и т. п.) в толкованиях тех высказываний на данном языке, которые описывают общение или употребляются в общении.
Не сомневаясь в наглядности такого представления, подчеркнем, что при этом речь идет именно о способе описания знаний, а не о словарной или грамматической дефиниции в описании языка. Глагол обещать в лексическом толковании вовсе не обязательно давать как сложную предикатную структуру (возможно, с рекурсивными вложениями атомарных предикатов), для того чтобы чисто процедурным путем получить адекватную интерпретацию предложений с ним. Интерпретирующий подход позволяет, не усложняя языкового описания, привлекать формализованные представления различных видов знаний для различных видов толкования.
К оглавлению
1. Демьянков В. 3. Прагматические основы интерпретации высказывания. – Изв. АН СССР. Сер. лит. и языка, 1981, т. 40, Э 4.
2. Степанов Ю.С. Имена, предикаты, предложения: (Семиологическая грамматика). М., 1981, с. 22.
3. Аристотель. Риторика. – В кн.: Античные риторики. М., 1978.
4. Toulmin S. The Uses of Argument. Cambridge, 1958.
5. Eberenz R. Tempus und Textkonstitution im Spanischen. Eine Untersuchung zum Verhalten der Zeitform auf Satz- und Textebene. Tübingen, 1981.
-337-
6. Ducrot O. La preuve et dire. P., 1973.
7. Fauconnier G. Etude de certains aspects logiques et grammaticaux de la quantification et de l'anaphore en français et en anglais. Lilles, 1980.
8. Dialogforschung. Jahrbuch 1980 des Instituts für deutsche Sprache. Düsseldorf, 1981.
9. Ивин А.А. Логика норм . М., 1973.
10. Le langage en contexte. Etudes philosophiques et linguistiques de pragmatique. Amsterdam, 1980.
11. Anscombe J.C., Ducrot O. L'argumentation dans la langue. – Langages, 1976, v. 42.
12. Lakoff G., Johnson M. Metaphors We Live By. Chicago, 1980.
13. Habermas J. Wahrheitstheorien. – In: Wirklichkeit und Reflexion. Tübingen, 1974.
14. Alexy R. Theorie der juristischen Argumentation. Frankfurt/Main, 1978.
15. Boër S., Lycan W. Invited inferences and other unwelcome guests. – Papers in Linguistics, 1973, v. 6.
16. Sadock J.M. Modus brevis: the truncated argument. – In: Papers from the regional meeting of Chicago Linguistic Society (CLS), 1977, v. 13.
17. Carnegie D. How to Win Friends and Influence People? N. Y., 1936.
18. Lakoff R. The logic of politeness; or Mind your p's and q's. – In: CLS, 1973, v. 9.
19. Lewis D. Convention. A Philosophical Study. Cambridge (Massachusetts), 1969.
20. Hansell M., Seabrook C. Some conversational conventions of Black English. – In: Proceedings of the annual meeting of the Berkeley linguistics society (BLS). Berkeley (California), 1978, v. 4.
21. Syntax and Semantics. V. 9. Pragmatics. N. Y. et al., 1978.
22. Searle J.R. Speech Acts. An Essay in the Philosophy of Language. Cambridge, 1969.
23. Bennett A. Strategies and counter-strategies in the use of yes-no questions in discourse. – In: BLS, 1976, v. 2.
24. Kamp Н. Some remarks on the logic of change. Pt I. – In: Time, Tense, and Quantifiers. Tübingen, 1980.
25. Karttunen L., Peters S. Requiem for presupposition. – In: BLS, 1977, v. 3.
26. Holdcroft D. Words and Deeds. Problems in the Theory of Speech Acts. Oxford, 1978.
27. Carroll J.M., Tanenhaus M.K. Prolegomena to a functional theory of word formation. – In: Papers from the parasession on functionalism. Chicago, 1975.
28. Clark H., Haviland S. Comprehension and the given-new contract. – In: Disourse Production and Comprehension. Hillsdale (New Jersey), 1977.
29. Remler J.E. Some repairs on the notion of repairs in the interest of relevance. – In: CLS, 1978, v. 14.
30. Syntax and Semantics. V. 3. Speech Acts. N. Y. et al., 1975.
31. Baker Ch. This is just a first approximation, but… – In: CLS, 1975, v. 9.
32. Джохадзе Д.В., Стяжкин Н.И. Введение в историю западноевропейской средневековой философии. Тбилиси, 1981.
33. Levinson S. C. Activity types and language. – Linguistics, 1979, v. 17.
34. Gumperz J.J., Kaltman H. Prosody, linguistic diffusion and conversational inference. – In: BLS, 1980, v. 6.
35. Lakoff R. Language in context. – Language, 1972, v. 48.
36. Larkin D., O'Malley M.H. Declarative sentences and the rule-of-conversation hypo-thesis. – In: CLS, 1973, v. 9.
37. Ross J.R. On declarative sentences. – In: Readings in English Transformational Grammar. Massachusetts et al., 1970.
38. Ervin-Tripp S.M. Sociolinguistics. – In: Advances in Experimental Social Psychology. N. Y., 1969, v. 4.
39. Robinson W. P. Language and Social Behaviour. Harmondsworth, 1972.
40. Sadock J.M. Toward a Linguistic Theory of Speech Acts. N. Y. et al., 1974.
41. Kiefer F.Yes-no questions as wh-questions. – In: Speech Act Theory and Pragmatics. North Holland, 1980.
42. Булыгина Т.В. О границах и содержании прагматики. – Изв. АН СССР. Сер. лит. и языка, 1981, т. 40, № 4.
43. Арутюнова Н.Д. Фактор адресата. – Изв. АН СССР. Сер. лит. и я-ка, 1981, т. 40, № 4.
44. Mittwoch A. Final parentheticals with English questions – their illocutionary function and grammar (mimeo). Wien, 1977.
45. Angewandte Soziolinguistik. Tübingen, 1981.
46. Weiser A. How to not answer a question: purposive devices in conversational strategy. – In: CLS, 1975, v. 11.
47. Kiefer F. Greetings as language games. – J. of Pragmatics, 1980, v. 4.
48. Lyons J. Semantics. Cambridge et al., 1977.
49. Hutchinson L.G. Presupposition and belief-inferences. – In: CLS, 1971, v. 7.