Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
PAGE 96
Мэг Кэбот и др.: «Дьявольские балы»
Мистические рассказы Стефани Майер, Мэг Кэбот, Ким Харрисон и других известных авторов. Каждая девушка мечтает хоть раз стать настоящей «принцессой бала»… Но иногда эти балы не развлечение, а жуткий кошмар, из которого трудно выйти живой.
Музыка стучит в унисон с моим сердцем. В груди отдаются басы: бум, бум. В зале почти ничего не видно: мешают извивающиеся тела, дымка от сухого льда и мерцающая светомузыка на потолке в индустриальном стиле.
Но все равно я знаю, что он здесь. Я его чувствую.
И спасибо трущимся друг о друга фигурам. Они скрывают меня от его взгляда и от его чутья. Иначе он бы почувствовал мое приближение. Такие, как он, издалека замечают страх.
Да я, в общем-то, и не боюсь.
Разве что только чуть-чуть.
У меня с собой арбалет «Экскалибур Виксен», скорость – 285 футов1 в секунду, а в нем уже заряжена двадцатидюймовая стрела «Истон ХХ75» (золотой наконечник заменен на осиновый). Чтобы выпустить ее, достаточно лишь легкого движения пальца.
Он и не поймет, что его убило.
Надеюсь, и она тоже.
Главное не промахнуться и покончить с ним одним выстрелом, что непросто в такой толпе. Второго шанса у меня не будет. Либо я его... либо он меня.
– Всегда целься в грудь, – учила меня мама. – Она – самая большая часть тела и не попасть в нее практически невозможно. Конечно, ты скорее убьешь, чем ранишь, ведь грудь – не бедро и не рука, но иначе зачем стрелять? Ведь главное – избавиться от них.
Для этого я сегодня и пришла. Избавиться от него.
Если Лила узнает, что на самом деле произошло и кто его убил, она, разумеется, меня возненавидит.
А чего она хотела? Чтобы я спокойно смотрела, как лучшая подруга рушит свою жизнь?
– Я познакомилась с таким потрясающим парнем! – выдала сегодня Лила, стоя за обедом в очереди к салатной стойке. – Боже, Мэри, он – красавчик! Его зовут Себастьян. Никогда не видела таких голубых глаз!
Многие не понимают, что, несмотря на вульгарный вид (будем уж называть вещи своими именами), Лила – верный друг. В отличие от остальных девчо нок в «Сент-Илигиус» она никогда не презирала меня за то, что мой отец не генеральный директор и не пластический хирург.
Вообще-то, обычно я пропускаю мимо ушей три четверти ее болтовни, поскольку мне не интересно, сколько она заплатила за сумочку от «Прада» на сезонной распродаже в «Саксе» и какую татуировку сделает на пояснице, когда в следующий раз поедет на курорт в Мексику.
Но тут я насторожилась.
– Лила, а как же Тед?
С тех пор как год назад Тед наконец-то набрался мужества и пригласил мою подругу на свидание, она только о нем и говорила. Ну, не считая, конечно, распродаж «Прада» и татуировок.
– У нас все кончено, – сообщила Лила, потянувшись за щипцами для салата. – Себастьян пригласил меня сегодня в клуб, в «Свиг». Он сказал, что сможет нас провести – он в списке VIP.
Я была поражена, но вовсе не потому, что какойто парень заявил, что он – VIP новейшего и эксклюзивного клуба Нижнего Манхэттена. Лила ведь очень красивая, и неудивительно, что именно ее пригласил незнакомец, значащийся в самом популярном списке города.
Меня поразили ее слова про Теда. Лила его боготворит! Они – типичная идеальная школьная пароч ка. Она – красотка, он – спортсмен... Их союз как будто от Бога.
Поэтому до меня никак не доходили ее слова о расставании.
– Лила, ты что? Как это все кончено? – спросила я. – Да вы же всю жизнь встречаетесь! – Ну, не всю, конечно, а с тех пор, как я приехала в подготовительную школу2 «Сент-Илигиус» в сентябре. Тогда, кроме Лилы, никто из девочек не захотел со мной разговаривать (правда, и сейчас ничего не изменилось). – А в эти выходные бал!
– Знаю, – счастливо вздохнула Лила. – Я приду с Себастьяном.
– С Себ...
И тут до меня дошло. Наконец-то.
– Лила, – сказал я, – взгляни на меня.
Подруга опустила глаза – я маленькая, зато шустрая, как любила говорить мама. Как же я сразу не заметила? Затуманенный, тусклый взгляд, мягкие губы... за много лет я тщательно изучила все признаки.
Не может быть! Неужели он добрался до моей лучшей подруги? До моей единственной подруги!
Так. И что теперь? Не вмешиваться, и пусть он делает с ней, что хочет?
Ну уж нет!
Думаете, хоть кто-нибудь обратил внимание на девочку с арбалетом на танцполе модного клуба? Нет, ведь это же Манхэттен. Кроме того, все развлекались, и до меня никому дела не было. Даже...
Боже мой, это он! Собственной персоной! Неужели?
То есть не он, конечно, а его сын.
А он красивее, чем я думала. Золотистые волосы, голубые глаза, губы, как у кинозвезды, широченные плечи. И какой высокий! Хотя по сравнению со мной большинство парней кажутся высокими.
Если он такой же, как отец, тогда я все понимаю... наконец-то.
Может быть. Правда, не...
Боже! Он почуял мой взгляд. Он поворачивается!
Сейчас или никогда! Я поднимаю арбалет.
Прощай, Себастьян Дрейк. Прощай навсегда!
Я навожу прицел на белый треугольник его рубашки, но тут случается невозможное. На месте, в которое я целюсь, неожиданно появляется темнокрасное пятно.
Но я не нажимала на курок!
И у таких, как он, не идет кровь!
– Себастьян, что случилось? – подлетает к нему Лила.
– Вот черт! Кто-то, – Себастьян отрывается от багрового пятна на рубашке и потрясенно глядит на Лилу, – выстрелил в меня.
Точно. Кто-то в него выстрелил.
Но не я.
Кто же? И почему у него идет кровь?
Это невозможно!
Прячусь за ближайшую колонну и растерянно прижимаю арбалет к груди. Нужно сосредоточиться и решить, что делать дальше. Этого не может быть! Я не могла ошибиться. Я провела исследование. И все стало ясно: почему он на Манхэттене, почему охотится именно на мою лучшую подругу, почему у Лилы затуманенный взгляд... все!
Неясно лишь, что же случилось сейчас.
Остается лишь молча за ним наблюдать. У меня была прекрасная возможность для выстрела, но я ее упустила.
А нужно ли было стрелять? Если идет кровь, значит, он – человек.
Правда, если он – человек, и ему выстрелили в грудь, почему он до сих пор стоит?
О господи! Случилось самое страшное. Он меня заметил! Осмотрел взглядом рептилии. И что дальше? Теперь он будет охотиться на меня? А ведь я сама виновата! Говорила мама, охотник никогда не работает в одиночку. А я не послушалась! О чем только думала?
На самом деле, ни о чем. Мной управляли чувства. Не могла я допустить, чтобы с Лилой произошло то же, что и с мамой.
Теперь расплачиваюсь за свой поступок.
Как мама.
Я сжимаюсь от ужаса, представив, как в четыре утра отцу позвонят в дверь полицейские и попросят прийти в морг на опознание тела его дочери. У меня будет дырка в горле, и неизвестно, какие еще зверства сотворит Себастьян. Надо было остаться дома и писать сочинение, которое задала миссис Грегори к уроку истории (тема: «Движение за введение «сухого закона» в довоенных США», две тысячи слов через двойной пробел, срок сдачи – понедельник).
Тут музыка меняется.
– Куда ты? – визжит Лила.
Боже, он приближается!
И оповещает меня об этом! Он играет со мной, как его отец с моей матерью до того, как... в общем, до того как совершил тот поступок.
Вдруг раздается странный звук – вжик.
– Черт! – снова восклицает Себастьян.
ДА ЧТО ЖЕ ТАКОЕ ТВОРИТСЯ?
– Себастьян, – удивленно говорит Лила, – ктото выстрелил в тебя кетчупом.
Что?! Кетчупом???
Я осторожно выглядываю из-за колонны и вижу его.
Не Себастьяна, а того, кто в него выстрелил.
Нет, не может быть!
А он-то тут что делает???
Во всем виноват Тед. Это он решил их преследовать.
Я только спросил:
– Зачем?
– Потому что от этого парня одни неприятности, – ответил Тед.
А он-то откуда знает? Вчера вечером Дрейк каким-то загадочным образом очутился у дома Лилы на Парк-авеню. Со своим соперником Тед даже не знаком. И что ему может быть про него известно? Думаю, ничего.
Я поделился своими соображениями с Тедом, на что он ответил:
– Дружище, ты хоть видел, как он выглядит?
Да уж, в точку. Такое впечатление, что Дрейк сошел со страниц каталога модной одежды. Слишком уж идеален, ему и правда нельзя доверять.
И все же от преследований я не в восторге. Нехорошо как-то. Хотя, по словам Теда, он всего лишь хочет убедиться, что с Лилой ничего не случится. Она – девушка Теда, точнее, стараниями Дрейка, бывшая девушка.
Правда, умом она никогда не блистала.
Но преследовать ее на свидании, по-моему, еще бессмысленнее, чем писать сочинение из двух тысяч слов через двойной интервал к уроку истории миссис Грегори в понедельник.
Когда Тед собрался уходить, он попросил меня принести «беретту» девятимиллиметрового калибра.
Хотя пистолет на самом деле водяной, выглядит он как настоящий, а такие игрушки запрещены на Манхэттене.
Поэтому «береттой» пользовался я не так уж и часто. И Тед это знал.
И твердил, как же будет весело, если мы обольем Дрейка. Знал, что я не смогу устоять.
Но до кетчупа я сам додумался.
Понимаю, детский сад.
Но чем еще заниматься в пятницу вечером? Не писать же сочинение по истории США!
И я сказал Теду, что план просто супер. Но есть одно условие: стреляю я. Теда такой расклад вполне устроил.
– Мне только нужно понять, – покачал он головой.
– Понять что?
– Что есть у Себастьяна, чего нет у меня.
Я мог бы ему объяснить. Да достаточно просто взглянуть на Дрейка, чтобы понять, чего не хватает симпатяге Теду: элитных и модных шмоток.
Но, разумеется, я промолчал. Потому что переживал мой друг очень сильно. И неудивительно. Лила же девчонка непростая... Огромные карие глаза, ну, и другие части тела тоже не маленькие...
Вдаваться в подробности не стану, а то моя сестра и так говорит, что мне пора перестать расценивать женщин как сексуальные объекты, а относиться к ним, как к будущим партнершам в неизбежной борьбе за выживание в постапокалиптической Америке (Вероника пишет на эту тему диплом, поскольку считает, что в следующем десятилетии будет конец света из-за нынешнего уровня религиозного фанатизма и небрежного обращения с природой, наблюдавшихся еще в Риме и других ныне не существующих цивилизациях).
Дядя Теда поставляет в «Свиг» алкогольные напитки, поэтому пропустили нас без проблем и даже не заставили проходить через металлоискатели. Вот так вот мы очутились в клубе и обстреляли Себастьяна Дрейка кетчупом из водяного пистолета «берет та» девятимиллиметрового калибра. Знаю, надо было остаться дома и писать сочинение для миссис Грегори, но как же жить без развлечений?
А повеселились мы здорово. Глядя, как по груди Дрейка растекаются красные пятна, Тед засмеялся, впервые после того как получил эсэмэску от Лилы, в которой она сообщала, что пойдет на бал с другим.
И все бы отлично, но вдруг Дрейк уставился на колонну на противоположной стороне танцпола. Интересно, зачем? Логичнее смотреть на нашу VIPложу (спасибо, дядя Винни!) – кетчуп ведь вылетел отсюда.
И тут я заметил, что за колонной кто-то прячется.
Точнее, не кто-то, а Мэри, новенькая, с которой мы вместе ходим на историю и которая обычно ни с кем, кроме Лилы, не разговаривает.
А в руках Мэри сжимает арбалет.
АРБАЛЕТ!
Как она умудрилась протащить его через металлоискатели? Вряд ли она знакома с дядей Винни.
Хотя неважно. Главное, Дрейк как будто видит сквозь колонну! И взгляд у него... хм... не самый приятный.
– Дурак! – бормочу я, имея в виду Дрейка. Ну, и себя самого в некотором роде. Целюсь и снова стреляю.
– Есть! – радостно орет Тед. – Видел? Точно в яблочко!
Тут Дрейк наконец нас замечает и поворачивается...
Так вот что значит «пылающий взгляд»! Выражение часто встречается в романах Стивена Кинга. Не думал, что когда-нибудь увижу что-то подобное.
Увидел. Пылающий взгляд, которым пронзил нас Дрейк.
«Ну, давай! Вперед! Подходи, Дрейк. Хочешь подраться? Я ведь не только кетчупом стрелять умею!»
Что не совсем правда. Но неважно. Дрейк все равно к нам не идет.
Вместо этого он исчезает.
Нет, не уходит из клуба.
А исчезает! Дымка от сухого льда на мгновение становится гуще, а когда рассеивается, Лила уже танцует одна.
– Держи, – я пихаю Теду «беретту».
– Что за... – Друг оглядывает танцпол. – Куда он делся?
Но я уже убегаю и кричу на ходу:
– Тащи Лилу на улицу! Там встретимся.
Тед матерится, но никто не обращает на него внимания. Музыка грохочет, все развлекаются... К тому же, если уж никто не заметил, как мы стреляли кетчупом, а потом наша жертва в прямом смысле раста яла в воздухе, вряд ли кому-то покажется интересным бранящийся Тед.
Добегаю до колонны и опускаю взгляд.
Она здесь. Дышит, как после марафонского забега, лицо белое как бумага. К груди прижимает арбалет – похожа на испуганного ребенка, кутающегося в одеяло. Негромко здороваюсь:
– Привет! – Не хочу напугать.
Не выходит. Она чуть не падает в обморок и испуганно смотрит на меня.
– Не бойся. Его здесь больше нет.
– Нет? – переспрашивает Мэри, глядя на меня огромными зелеными, как лужайка в мае, глазами. А в них ужас. – Как это?
– Он исчез. – Пожимаю плечами. – Я заметил, что он смотрит на тебя, и выстрелил.
– Что???
Страх исчезает так же внезапно, как Дрейк. Зато появляется злость. Мэри в гневе!
– Боже мой, Адам, ты что, с ума сошел? Ты хоть знаешь, кто этот парень?
– Знаю. – А Мэри хорошенькая, когда сердится. И почему я раньше не замечал? Хотя из-за чего сердиться на уроках миссис Грегори? – Он – новый парень Лилы. Дурак какой-то. Видела его штаны?
Мэри качает головой и немного удивленно спрашивает:
– А ты-то здесь что делаешь?
– Видимо, то же, что и ты, – отвечаю, оглядывая арбалет. – Только огневой мощи у меня поменьше. Откуда ты его взяла? Разве арбалеты разрешены на Манхэттене?
– Ого, от кого слышу?
Поднимаю обе руки, как будто сдаюсь.
– Я стрелял кетчупом! А у тебя арбалет однозначно не присосками заряжен. Могла получиться серьезная рана.
– Этого-то я и хотела, – отвечает Мэри.
В ее голосе звучит неприкрытая вражда (мама обычно просит нас с Вероникой быть помягче в выражениях). И тут до меня доходит! Ну конечно же!
Дрейк – ее бывший!
Чувствую себя странно. Мне нравится Мэри. Она довольно умная – всегда готова к ответу, когда ее вызывает миссис Грегори. К тому же она не сноб – дружит с Лилой, хотя умом та не блещет и большинство девчонок с ней и знаться не желают после того, как всю школу облетела фотография, на которой Лила с Тедом развлекались в ванной на вечеринке.
Хотя, на мой взгляд, ничем особенным они не занимались.
И все же я разочарован. Не думал, что у Мэри такой плохой вкус.
Видимо, права Вероника. Не разбираюсь я в девчонках!
Не может быть! Я в «Свиге» разговариваю с Адамом Блумом (он сидит за мной на уроках истории США миссис Грегори)! А тут еще и его лучший друг – Тедди Хенкок.
Бывший парень Лилы.
Которого она упорно избегает.
Я сняла с прицела стрелу с осиновым наконечником и убрала в портфель. Сегодня охоты не будет.
Вообще-то я должна радоваться, что осталась в живых. Спасибо Адаму. Если бы не он, не стояла бы я тут сейчас и не пыталась объяснить ему необъяснимое.
– Серьезно, Мэри, – Адам хмуро смотрит на меня карими глазами. Как я раньше не замечала, какой он симпатичный? Конечно, он не похож на Себастьяна Дрейка. Темные, как у меня, волосы и глаза цвета сиропа, а не синие как море.
Но все равно он милый – широкоплечий, высокий (чтобы взглянуть ему в лицо, приходится вытягивать шею, я же очень маленькая – всего пять футов), с фигурой пловца. Благодаря Адаму, наша школа уже два года подряд участвует в итоговых региональных соревнованиях по баттерфляю. Кроме того, учится он неплохо и многим нравится, в основном,
конечно, новеньким, чуть ли не падающим в обморок каждый раз, когда он проходит мимо (но Адам их как будто не замечает).
А сейчас с меня глаз не сводит.
– В чем дело? – Адам подозрительно поднял темные брови. – Понятно, почему Тед ненавидит Дрейка – он у него девчонку увел. А тебе-то Себастьян чем не угодил?
– Это личное, – говорю я. Как непрофессионально! Мама бы меня убила.
Если бы, конечно, узнала.
Хотя ведь Адам, сам того не понимая, спас мне жизнь. Дрейк бы меня распотрошил, не задумываясь, прямо на танцполе.
А сначала затеял бы какую-нибудь игру, как его отец.
Так что спасибо Адаму. Большое спасибо!
Но я ему ничего не скажу.
– Как ты пробралась в клуб? – настаивает Адам. – Только не говори, что прошла через металлоискатели.
– Нет, конечно. – Какие же мальчишки глупые! – Я пролезла через окошко в потолке.
– На крыше???
– Ну, потолок часто бывает там, где крыша, – поясняю я.
* * *
– Ты еще ребенок, – мягко, с придыханием, говорит Лила Теду. Слова звучат жестоко, но подруга собой не владеет. На ней чары Дрейка. – И ни на что не способен.
– Да ты с этим парнем всего день знакома! – пристыженно, но одновременно дерзко отвечает Тед, засовывая руки в карманы. – Хотела в «Свиг»? Я бы тебя сводил. Почему ты мне ничего не сказала? Ты же знаешь про дядю Винни.
– При чем тут клубы, Тед? Дело в самом Себастьяне. Он... идеал!
Фу, гадость какая! Хочу возразить, но меня опережает Тед.
– Идеалов не существует.
– Существует. Себастьян! – восторженно заявляет Лили. Ее темные глаза блестят на свету единственной лампочки, освещающей запасный выход клуба. – Он красивый, умный, общительный, нежный...
Ну хватит! Не могу больше это слушать!
– Лила, замолкни! Тед прав! Ты Себастьяна совсем не знаешь. Иначе не говорила бы, что он нежный.
– Конечно, нежный! – Взгляд подруги смягчается. – Ты ведь не знаешь, что...
Через секунду я хватаю ее за голые плечи и начинаю трясти (не понимаю, как так вышло, она на
шесть дюймов3 меня выше и на сорок фунтов4 тяжелее).
Хочу хоть немного ее образумить.
– Он тебе все рассказал, да? – Слышу свой хриплый крик. – Рассказал, кто он такой? Лила, ты дура!!! Полная дура!!!
– Ну-ну-ну, – Адам пытается меня оттащить. – Успокойся.
Лила вырывается и ликующе кричит (ох, как мне знаком этот тон):
– Да! Себастьян все мне рассказал! И предупредил насчет таких людей, как ты, Мэри! Которые не понимают, не в состоянии понять, что он происходит из старинного рода, благородного, как короли...
– Боже мой! – Как же хочется залепить ей пощечину! Но Адам, как будто прочитав мои мысли, хватает меня за руку. – Лила, ты знала? И все равно пошла с ним в клуб???
– Конечно! – подруга презрительно фыркает. – В отличие от тебя, я непредвзято смотрю на мир и не имею ничего против таких, как он...
– Не имеешь ничего против таких, как он??? – Если бы Адам меня не оттаскивал и не бормотал: «Уймись уже!», я бы ее поколотила. Может, тогда бы в ее пустой белокурой головке немного прояснилось. –
А он тебе рассказал, как живут «такие, как он»? Что они едят, точнее, пьют?
– Рассказал, – презрительно отвечает Лила. – Ты делаешь из мухи слона. Он покупает донорскую кровь и никого не убивает...
– Лила!!! – Ушам своим не верю! Понимаю, конечно: Лила есть Лила. Но как она могла купиться на такую чушь? – Да они все одно и то же говорят. Веками рассказывают девчонкам одни и те же байки! «Я не убиваю людей!» Вранье!!!
– Все. Хватит! – Адам слегка ослабляет хватку, но, к сожалению, мне больше не хочется бить Лили. Противно. – Что происходит? Кто пьет кровь? Вы говорите про Дрейка?
– Да, про Дрейка, – коротко отвечаю я.
Адам смотрит на меня изумленно, Тед присвистывает.
– Вот это да! – восклицает он. – Знал же, что-то с ним не то.
– Прекратите! – вопит Лила. – Замолкните все! Вы как фанатики! Да, Себастьян – вампир! И что теперь? Ему запрещено жить?
– Ну, учитывая, что он – ходячая угроза человечеству, веками пожирающая невинных девушек, да, запрещено.
– Так. Стоп! – Адам все еще изумлен. – Вампир?! Да вы что! Это невозможно. Вампиров не существует.
– Да ты еще хуже, чем они! – топает ногой Лила.
– Тебе нельзя с ним встречаться, – говорю ей, не обращая внимания на Адама.
– Но он не сделал ничего плохого! – настаивает Лила. – Даже не укусил, хотя я его просила! Сказал, что слишком любит!
– Да это же еще одна байка! – с отвращением говорю я. – Неужели не понимаешь? Они все говорят одно и то же. И любит он тебя не больше, чем клещ собаку, к которой присосался.
– Зато я тебя люблю, – голос Теда срывается на слове «я». – А ты променяла меня на вампира?!
– Ты не понимаешь! – Лила откидывает назад длинные белокурые волосы. – Он не клещ, Мэри. И не кусает, потому что любит. Но он передумает, ведь мы хотим всегда быть вместе. И завтра вечером все свершится.
– А что у нас завтра вечером? – интересуется Адам.
– Бал, – безжизненно отвечаю я.
– Точно! – лепечет Лила. – Я иду с Себастьяном. На балу он сдастся, хотя сам пока об этом не догадывается. Один укус – и вечная жизнь обеспечена. Здорово ведь! Неужели вы не хотели бы жить вечно, будь такая возможность?
– Нет, не хотела бы, если бы для этого меня должен был укусить вампир. – Внутри разливается
боль. Из-за Лилы и всех девчонок, пострадавших до нее. И из-за тех, кто пострадает после. Если я не вмешаюсь.
– Вы встречаетесь на балу? – с трудом спрашиваю я – мешают подступающие слезы.
– Да, – взгляд Лилы по-прежнему затуманен. – Я приду в платье от Роберто Кавалли с открытой шеей. Нас озарит серебристый лунный свет, и Себастьян не выдержит...
– Меня сейчас стошнит, – заявляет Тед.
– Так. Немедленно веди Лилу домой. – Достаю из сумки распятие и два сосуда со святой водой и протягиваю ему. – Если объявится Дрейк, хотя вряд ли, кинь их в него. А затем проводи Лилу и сам тоже иди домой.
– Постой, и это все? – Тед осматривает сосуды и распятие. – Мы позволим ему убить Лилу?
– Не убить, – весело поправляет его подруга. – А обратить! Сделать такой же, как он.
– «Мы» здесь ни при чем, – говорю я. – Вы сейчас отправляетесь по домам. А с Себастьяном я сама разберусь. Главное, чтобы с Лилой ничего не случилось до бала. Зло не может проникнуть в обитаемый дом без приглашения. – Я прищуриваюсь: – Ты же его в гости не звала?
– Ну, допустим, нет, – Лила вскидывает голову. – Да меня бы отец убил.
– Видите? Теперь идите домой. И ты тоже, – говорю я Адаму.
Тед берет Лилу под руку и уводит. Но Адам, к моему удивлению, не трогается с места. Руки у него в карманах.
– Э... Я могу тебе чем-то помочь?
– Да, – спокойно отвечает он. – Начни с начала. Я хочу знать все. Потому что, если ты сказала правду, без меня Себастьян бы тебя по стенке размазал. Так что, вперед. Я слушаю.
Скажи мне кто, что вечер пятницы я проведу в пентхаусе Мэри, я бы лопнул от смеха.
Но именно так все и вышло. Мы минуем сонного консьержа (которого ничуть не смущает арбалет) и поднимаемся на лифте в квартиру, оформленную, помоему, в викторианском стиле: мебель как будто из любимых нудных сериалов моей мамы, в них еще девчонок часто зовут Гортензия или Виолетта.
Повсюду книги, и не какой-нибудь там Дэн Браун в мягком переплете, а большие толстые тома с названиями типа «Греческая демонология седьмого века» или «Путеводитель по некромантии». Телеви зора нет – ни плазменного, ни жидкокристаллического. Вообще никакого.
– У тебя родители ученые, что ли? – спрашиваю я Мэри. Она кидает арбалет, идет на кухню, достает из холодильника две «кока-колы» и протягивает одну мне.
– Почти.
И вот так всю дорогу! Никаких объяснений.
Хотя никуда Мэри не денется, все выложит. Я ведь ей сказал, что не уйду, пока не узнаю правду. Потому что ничего не понятно. С одной стороны, хорошо, что Дрейк не бывший парень Мэри. С другой стороны... он что, вампир???
– Пошли.
Следую за ней. А что еще остается? Зачем я вообще пришел? В вампиров все равно не верю. Скорее всего, Лила просто влюбилась в сумасшедшего гота, каких иногда показывают по телевизору.
И все же меня гложет вопрос Мэри: как же тогда Дрейк умудрился растаять в воздухе?
В самом деле, как?
В голове крутится еще куча вопросов. Вот один, например, совсем недавно появился: как заставить Мэри смотреть на меня так же, как Лила смотрит на Дрейка?
Жизнь полна тайн, как любит говорить папа, а многие из них окружены еще большими тайнами.
Мэри ведет меня к приоткрытой двери, за которой мерцает свет. Стучит и спрашивает:
– Пап, можно войти?
– Разумеется, – отвечает хриплый голос.
Никогда не видел таких странных комнат! Во всяком случае, в пентхаусах в Верхнем Ист-Сайде.
Я нахожусь в лаборатории. Повсюду пробирки, мензурки и бутылки. Рядом с прозрачным сосудом в клубах пара стоит высокий седовласый зеленоглазый мужчина, похожий на ученого, и варит что-то яркозеленое. Заметив Мэри, он улыбается (очень похоже на нее) и с интересом меня оглядывает.
– Привет. Гляжу, ты с другом. Очень хорошо. А то все одна да одна.
– Пап, это Адам, – спокойно говорит Мэри. – Он сидит за мной на истории США. Мы пойдем ко мне в комнату делать уроки.
– Хорошо, – отвечает отец Мэри. Похоже, ему и в голову не приходит, что вряд ли парень моего возраста решил в два часа ночи пойти к девчонке в спальню, чтобы делать там домашнюю работу. – Смотрите, не перетрудитесь, ребятки.
– Нет, что ты. Пойдем, Адам.
– Спокойной ночи, – говорю я отцу Мэри, а он широко улыбается мне и отворачивается к дымящемуся сосуду.
– Итак, – обращаюсь я к Мэри. Мы снова идем по коридору, но на этот раз в ее комнату... слишком
уж практичную для девочки: большая кровать, комод и стол. В отличие от Вероники, у Мэри все прибрано, кроме ноутбука и МP3-плеера. Пока она что-то ищет в комоде, гляжу на список песен: в основном рок, немного R&B и рэпа. Слава богу, эмо нет. – Что происходит? Чем занимается твой отец?
– Ищет лекарство, – глухо отвечает Мэри.
Прохожу по роскошному персидскому ковру к кровати. Рядом на тумбочке стоит фотография красивой улыбающейся женщины, слегка прищурившейся на солнце. Откуда-то знаю наверняка – это мама Мэри...
– Лекарство от чего? – Беру фотографию, чтобы лучше разглядеть. Точно, губы, как у Мэри. У нее обычно уголки вверх глядят, даже когда она сердится.
– От вампиризма.
Мэри вынимает из комода длинное красное платье в прозрачном пластиковом пакете из химчистки.
– Хм, не хочу тебя огорчать, Мэри, но вампиров не существует. И вампиризма тоже.
– Серьезно? – Уголки ее губ поднимаются выше, чем обычно.
– Вампиров ведь выдумал автор «Дракулы», правда?
Мэри смеется. Ну и пусть. Ведь это же Мэри. А то обычно она меня вообще не замечает.
– Брэм Стокер ничего не выдумывал. – Улыбка на ее лице исчезает. – Даже Дракула – реальное историческое лицо.
– Да, но вряд ли он пил кровь и превращался в летучую мышь. Брось, Мэри, о чем ты!
– Вампиры существуют, Адам, – тихо говорит Мэри. Мне нравится, как она произносит мое имя. Нравится настолько, что я даже не замечаю ее взгляда, устремленного на фотографию в моих руках. – И их жертвы тоже.
Смотрю туда же, куда и Мэри. И еле удерживаю фотографию.
– Твоя мама... – больше ничего на ум не приходит. – Твоя мама... Она...
– Она жива, – Мэри кидает красное платье на кровать и добавляет едва слышно: – Если это можно назвать жизнью.
– Мэри... – произношу я другим тоном. Нет, не верю!
И в то же время верю. Достаточно взглянуть на ее лицо, чтобы понять: она не врет. И как же хочется ее обнять! Вероника бы сказала, что это дискриминация по половому признаку. Ну и пусть!
Прекращаю прикусывать губу.
– Поэтому твой отец...
– Он раньше был совсем другим. – Мэри не смотрит на меня. – Когда мама жила с нами. Он ве рит, что сможет найти лекарство. – Она опускается на кровать рядом с платьем. – Не понимает, что вернуть ее можно только одним способом – нужно убить вампира, который ее укусил.
– То есть Дрейка. – Сажусь рядом. Вот теперь я все понял. Наверно.
– Нет. – Мэри быстро мотает головой. – Его отца – он из рода Дракулы. Себастьян просто думает, что Дрейк звучит современнее и менее вычурно.
– Но тогда почему ты охотишься на сына, если это отец... – не могу продолжать. Но и не приходится.
– Если я убью единственного сына Дракулы, – ссутулившись, отвечает Мэри, – то, скорее всего, выманю из укрытия его отца.
– А это... не опасно? – Не верю, что говорю о подобном. Правда, я также не верю, что сижу в спальне Мэри. – Разве не Дракула у них там самый главный?
– Да, именно он. – Мэри смотрит на фотографию, которую я положил между нами. – Когда он умрет, мама наконец-то будет свободна.
«А твоему отцу больше не придется искать лекарство от вампиризма», – приходит в голову мысль, но я ее не озвучиваю.
– А почему Дрейк не инициировал Лилу сегодня? – задаю волнующий меня вопрос. – В клубе?
– Потому что он любит играть с добычей, – бесстрастно отвечает Мэри. – Так же, как и его отец.
Вздрагиваю. Не могу удержаться. Хотя Лила и не в моем вкусе, неприятно, что ею решил закусить какой-то вампир.
– А ты не боишься, – слегка меняю тему, – что Лила велит Дрейку не приходить на бал, поскольку там его будем ждать мы?
Говорю «мы», а не «ты», поскольку, разумеется, не пущу Мэри в одиночку охотиться на Себастьяна. Хотя Вероника наверняка скажет, что это тоже дискриминация по половому признаку.
Но моя сестра никогда не видела, как Мэри улыбается.
– Шутишь? – похоже, Мэри не заметила «мы». – Я как раз хочу, чтобы она ему все рассказала. Тогда он точно заявится.
Удивленно на нее смотрю:
– Это еще почему?
– Потому что убийство дочери охотника явно поднимет его вампирский статус.
– Вампирский статус?
– Ну да, – Мэри взмахивает хвостиком. – Другие вампиры еще больше его уважать начнут.
– Ага. – Понятно. Не больше, правда, чем все услышанное. – Они называют твоего отца «охотник»? – не представляю его с арбалетом.
– Нет, мою маму, – улыбка меркнет. – То есть она раньше была охотником. И не только на вампи ров, но и вообще на всякую нечисть: на демонов, оборотней, полтергейст, привидений, колдунов, джиннов, сатиров, локи, шеду, титанов, ветел, лепреконов...
– Лепреконов?
Мэри пожимает плечами.
– Мама убивала всякую нечисть. У нее был дар... Настоящий дар. – И тихо добавляет: – Надеюсь, я его унаследовала.
Минуту сижу молча. От событий последней пары часов голова идет кругом. Арбалеты, вампиры, охотники... и кто такие ветлы??? Не уверен, что хочу знать. Нет. Стоп. Уверен, что не хочу знать! Аж в голове загудело.
Но мне нравится! Странно, правда?
Мэри встречается со мной взглядом.
– Теперь ты мне веришь?
– Да, – говорю я, хотя сам не верю. В то, что ей верю.
– Хорошо. Лучше никому ничего не рассказывай. Теперь мне нужно готовиться...
– Отлично. Скажи, что мне делать.
Она волнуется.
– Адам. – Губы так произносят мое имя, что голова идет кругом... хочется одновременно обнять Мэри и радостно побегать по комнате. – Спасибо за предложение. Большое спасибо. Но это очень опасно. Если я убью Дрейка...
– Когда ты его убьешь, – поправляю я.
– Скорее всего, объявится его отец, – продолжает она. – Чтобы отомстить. Может, не сегодня. И не завтра. Но скоро. И это будет настоящий кошмар! Ужас! Просто...
– Конец света, – заканчиваю за нее и чувствую, как по спине бегут мурашки.
– Да. Точно.
– Не бойся. – Решаю не обращать на мурашки внимания. – Я готов.
– Адам. – Она качает головой. – Ты не понимаешь. Я не могу гарантировать твою безопасность. И не могу позволить тебе так рисковать. У меня все подругому – речь ведь идет о моей маме, но ты...
Перебиваю ее:
– Во сколько за тобой зайти?
Мэри удивленно на меня смотрит:
– Что?
– Извини, но одна ты на бал не пойдешь. Разговор окончен.
Наверно, я выгляжу жутко. Мэри хочет возразить и открывает рот, но, взглянув на меня, снова его закрывает и говорит:
– Ну, ладно.
Но все равно добавляет:
– Готовься к своим похоронам.
Хочет, чтобы за ней осталось последнее слово.
Ну и пусть. Я не возражаю.
Поскольку знаю, я нашел ее: мою будущую партнершу в неизбежной борьбе за выживание в постапокалиптической Америке.
Музыка стучит в унисон с моим сердцем. В груди отдаются басы: бум, бум. В зале почти ничего не видно: мешают извивающиеся тела, дымка от сухого льда и мерцающая светомузыка на потолке в индустриальном стиле.
Но все равно я знаю, что он здесь. Я его чувствую.
И вот он идет ко мне по танцполу. В руках два бокала с алой жидкостью. Приближается, протягивает один и говорит:
– Не бойся, он безалкогольный. Я проверил.
Молча глотаю пунш, хотя он и сладковат. Я рада любой жидкости – в горле пересохло.
Знаю, что совершила ошибку, позволив Адаму ввязаться не в свое дело.
Но он... очень необычный! Сильно отличается от тупых мальчишек из нашей школы. Может, я так думаю, потому что он спас меня в клубе, выстрелив в это дьявольское отродье, Себастьяна Дрейка, кетчупом.
Может, потому что он вежливо вел себя с моим отцом и не говорил, что тот похож на Дока из «Назад в будущее». Может, потому что он так внимательно рассматривал мамину фотографию и был потрясен ее судьбой.
А может, потому что Адам потрясающе выглядел, когда зашел за мной без пятнадцати восемь: в смокинге и с красной розой для корсажа. Хотя вчера еще даже не думал, что пойдет на бал (хорошо, что билеты можно было купить на входе).
Папа чуть с ума не сошел от радости и в кои-то веки вел себя как нормальный отец. Фотографировал нас и приговаривал:
– Маме покажем, когда она поправится.
А потом попытался впихнуть Адаму двадцать долларов:
– Угостишь Мэри мороженым после танцев.
Лучше бы он вообще не вылезал из лаборатории!
И все же я совершила ошибку. Надо было отослать Адама. Охота не для новичков. Она... Она...
...прекрасна! Когда проходит в таком шикарном зале. Я вошла под руку с Адамом (он настоял, сказав, что тогда мы будем похожи на «нормальную парочку») и ахнула от изумления. Да, организаторы в этом году постарались на славу!
Забронировать четырехэтажный танцевальный зал в отеле «Уолдорф-Астория» само по себе было не просто, но превратить его в романтическую страну чудес? Изумительно!
Надеюсь, розетки и ленты несгораемые. А то, когда я проткну Дрейка, он самовоспламенится и может начаться пожар.
Мы становимся к стене и молча потягиваем пунш.
– Итак, – прерывает Адам затянувшуюся паузу, – как ты собираешься его убить? Арбалет, гляжу, остался дома.
– Зато у меня есть кол, – приподнимаю разрез на юбке и показываю ему мамину набедренную кобуру с самодельным осиновым колом. – Просто и со вкусом.
– Ага, – говорит Адам, чуть не подавившись пуншем. – Ну ладно.
И пристально смотрит на мое бедро. Я быстро опускаю юбку.
И тут мне впервые приходит в голову, что Адам решил помочь не только для того, чтобы снять с девушки лучшего друга вампирские чары.
Но... разве это возможно? Он же Адам Блум! А я всего лишь какая-то новенькая. Он хорошо ко мне относится, но вряд ли я ему нравлюсь. Быть того не может! К тому же жить мне осталось минут десять, не больше. Если, конечно, не случится чудо, на что я рассчитываю все меньше и меньше.
Вспыхиваю и перевожу взгляд на кружащиеся пары. Учительница истории США, миссис Грегори,
исполняет сегодня роль дуэньи – пытается оттащить девчонок от парней. С тем же успехом она могла бы мешать луне взойти на небо.
– Ты лучше займи Лилу, – говорю я Адаму. Надеюсь, он не заметил, что мои щеки такие же красные, как платье. – А то она может помешать мне проткнуть Себастьяна.
– Для этого я привел Теда. – Адам кивает на него. Тедди Хенкок сидит за столом и скучающе смотрит на танцпол. Он так же, как и мы, ждет Лилу и Себастьяна.
– И все же я не хочу, чтобы ты был рядом, когда... ну, ты понимаешь.
– Ты мне уже миллион раз сказала, что можешь позаботиться о себе сама, – бормочет Адам. – Я понял.
Невольно вздрагиваю. Адаму не слишком-то весело.
Ну и что? Я его не приглашала! Он сам пришел! И мы не на свидании! А планируем убийство! Он знал это с самого начала! И решил играть по своим правилам! Да и кого я пытаюсь обмануть? Какое свидание? Я здесь по важному делу! Я дочь охотника и должна...
– Пошли потанцуем? – спрашивает Адам.
Я испуганно отвечаю:
– С удовольствием, конечно, но...
– Отлично! – Он обнимает меня и вытаскивает на танцпол.
Я слишком изумлена и не пытаюсь сопротивляться. А когда прихожу в себя, то понимаю, что сопротивляться не хочу! Так приятно в объятиях Адама... Уютно... Безопасно... И кажется, что ты обычная девчонка!
А не новенькая. И не дочь охотника. Просто... Мэри.
Я так и привыкнуть могу...
– Мэри, – говорит Адам. Он намного выше меня, и его дыхание щекочет кудряшки, выбивающиеся из моей прически. Ну и пусть. Запах очень приятный.
Я мечтательно смотрю на Адама. Как я раньше не замечала, какой он красивый? До сегодняшнего вечера. Нет, до вчерашнего. Хотя, может, и до этого замечала, конечно, просто сама себе не признавалась. Ну зачем такому парню, как он, такая девочка, как я? Вот уж никогда не думала, что пойду на бал с Адамом Блумом...
И пусть он меня пригласил из жалости, потому что моя мама стала вампиром, ну и что?
– М-м-м? – протягиваю, улыбаясь.
– Э... – Адаму почему-то неловко. – Я подумал, когда все закончится, Дрейк умрет и Лила с Тедом снова будут вместе, может, ты... э...
Боже мой! Он что... он что, правда хочет пригласить меня куда-нибудь??? Позвать на настоящее свидание??? Без всяких колюще-режущих предметов?
Нет. Не может быть. Это сон. Через минуту я проснусь, и все исчезнет. Неужели все наяву? Боюсь дышать. А то разрушу чары, под которые мы попали...
– Да, Адам?
– Ну... – он больше не смотрит мне в глаза. – Может, сходим куда-нибудь...
– Прошу прощения! – Адама перебивает хорошо знакомый низкий голос. – Можно пригласить девушку на танец?
Раздраженно закрываю глаза. Не может быть! Да меня так никто никогда никуда не пригласит! Никогда-никогда-никогда! Навсегда останусь чудачкой, дочкой чудаков! Вообще, зачем я Адаму Блуму? Дочь вампира и сумасшедшего ученого! Надо смотреть правде в глаза! Не судьба.
Все. С меня хватит!
– Эй, ты! – В бешенстве резко поворачиваюсь и натыкаюсь на Себастьяна Дрейка. Он шире распахивает глаза. – Да как ты смеешь здесь появляться...
И умолкаю. Потому что вижу только глаза...
...его гипнотизирующие голубые глаза. Кажется, в них можно утонуть, и их тепло омоет меня сладкими ласкающими волнами.
Да, он не Адам Блум. Зато смотрит так, как будто понимает это, очень сожалеет и готов загладить свою вину... и даже более того...
Вот Себастьян Дрейк обнимает меня нежно-нежно и ведет к застекленным створчатым дверям, за которыми виднеется залитый лунным светом ночной сад, весь в мерцающих китайских фонариках. Иде альное место для свидания со златовласым потомком трансильванского графа.
– Наконец-то мы с тобой познакомились, – говорит Себастьян голосом ласковым, как прикосновение перышка. И кажется, что все, оставшееся позади, исчезает: другие пары, Адам, потрясенная Лила, с ревностью глядящая нам вслед, Тед, с ревностью смотрящий на нее, ленточки, розетки... Есть только я, сад и Дрейк.
Себастьян протягивает руку и убирает с моего лица кудряшки.
Где-то в голове брезжит мысль: я должна его бояться, ненавидеть... Но почему, не помню. Да и как можно ненавидеть такого красивого, нежного, милого юношу? Он хочет, чтобы мне стало лучше. Он хочет помочь.
– Видишь? – произносит Себастьян Дрейк, нежно прижимая мою руку к губам. – Я совсем не страшный. Такой же, как и ты. Отец у меня был чудовищем, будем называть вещи своими именами, а я теперь пытаюсь найти свое место в этом мире. У каждого свой крест, Мэри, и у тебя тоже. Кстати, мама передает тебе привет.
– Ма... ма? – В голове туман, как в саду, в котором мы стоим. Вспоминаю мамино лицо, но не понимаю, откуда ее знает Себастьян Дрейк.
– Да. – Его губы движутся вверх по моей руке, а поцелуи горячи, как огонь. – Она скучает и не понимает, почему ты не хочешь к ней присоединиться. Она не знает ни боли, ни старости, ни одиночества... – Он касается губами моего обнаженного плеча. Становится тяжело дышать, но это даже приятно. – Ее окружает красота и любовь... то же самое ждет и тебя, Мэри.
Губы доходят до моей шеи. Дыхание такое теплое, что немеет спина, но Себастьян поддерживает меня крепкими руками. Мое тело будто по собственной воле отклоняется назад, шея обнажается.
– Мэри... – шепчет Дрейк.
Мне так хорошо, так спокойно, как не было уже давно, с тех пор, как от нас ушла мама. Закрываю глаза.
Тут что-то холодное и влажное ударяет меня в шею.
– Ой! – Открываю глаза, шлепаю рукой по горлу... и отдергиваю ее. Пальцы все в какой-то прозрачной жидкости.
– Прошу прощения. – Неподалеку от нас стоит Адам. Он сжимает свою «беретту» девятимиллиметрового калибра, направленную прямо на меня. – Я промазал.
Через секунду мне в лицо ударяет густой едкий дым, и я судорожно вдыхаю воздух. Откашливаюсь и, пошатываясь, отхожу подальше от человека, только что нежно меня обнимавшего, а теперь хватающегося за свою тлеющую грудь.
– Что... – задыхаясь, кричит Себастьян, ударяя по вырывающемуся у него из груди пламени. – Что это???
– Да так, пустяки. Обычная святая вода, – отвечает Адам, продолжая поливать Дрейка. – Никакого вреда тебе не причинит, конечно, если ты не вампир. А очень похоже на то.
Через секунду я прихожу в себя и вытаскиваю изпод юбки кол.
– Себастьян Дрейк! – Он падает на колени и вопит от боли и ярости, – ЭТО ТЕБЕ ЗА МОЮ МАТЬ!!!
И я всаживаю самодельный осиновый кол прямо в то место, где должно бы биться его сердце.
Если бы оно у него было.
– Тед, – сладким голоском произносит Лила. Она сидит на пластиковой скамейке и гладит по голове своего парня, лежащего рядом.
– А? – отвечает Тед, глядя на нее с любовью.
– Нет, ты не понял. В следующий раз, когда я буду в Мексике, сделаю на пояснице татуировку со словом «Тед». Чтобы все знали, что я твоя.
– Любимая! – восклицает Тед, притягивая к себе ее голову и целуя взасос.
– Ой-ой-ой! – Я отворачиваюсь.
– Ага, – Адам только что бросил светящийся в темноте двенадцатифунтовый шар для боулинга и
теперь возвращается обратно. – Одурманенная Дрейком, она мне больше нравилась. Но, по-моему, «Тед» все же лучше, чем «Себастьян», – не так больно. Кстати, не знаю, заметила ли ты, но я выбил «страйк». – Он садится рядом и подносит листок со счетом к лампе над моей головой. – И теперь выигрываю.
– Не зазнавайся! – Хотя ему есть чем гордиться. И не только победой в боулинге.
Адам наконец стягивает бабочку. Даже после поездки в такси за девять долларов и при странном дискотечном освещении боулинга, куда мы пошли после бала, Блум выглядит на редкость красиво.
– Скажи-ка, а откуда у тебя святая вода?
– Ты же сама дала ее Теду. – Адам удивлен. – Помнишь?
– Но как тебе пришло в голову залить ее в пистолет? – настаиваю я. До сих пор не оправилась от наших приключений. Боулинг ночью – это, конечно, здорово, но что сравнится с убийством двухсотлетнего вампира на балу?
Жаль, кроме нас с Адамом никто не видел, как Себастьян превратился в пепел. Иначе королем и королевой бала объявили бы нас, а не Лилу с Тедом. Они, кстати, до сих пор в коронах... правда, слегка съехавших набок от бесконечных поцелуев.
– Не знаю, Мэр, – Адам вписывает свои очки. – Просто догадался.
Мэр. Меня никто так раньше не называл.
– Но откуда ты узнал, что Дрейк... Что я не притворяюсь, чтобы не спугнуть его?
– Хм... Он почти укусил тебя за шею, а ты даже не пыталась сопротивляться. Конечно же, ты притворялась!
– Я бы точно выкрутилась, – заверяю его с напускной уверенностью, – дотронься он до меня зубами.
– Нет, не выкрутилась бы. – Адам смотрит на меня с улыбкой. Его лицо освещает лишь лампа на столе для счета. В боулинге темно, только шары и дорожки мерцают жутким люминесцентным светом. – Признайся, Мэри, без меня ты бы не справилась.
Он совсем близко, даже ближе, чем был Себастьян Дрейк.
Но мне не кажется, что я сейчас утону, скорее, растаю, и сердце бьется неровно.
– Да... – Не могу отвести глаз от его губ. – Не справилась бы.
– Мы хорошо сработались. – Адам тоже то и дело смотрит на мой рот. – Как думаешь? Особенно, учитывая грядущий конец света. Ведь отец Дрейка рано или поздно узнает, что мы сегодня натворили.
Ахаю и кричу:
– Ты прав! Боже, Адам, он же не только мне будет мстить, но и тебе тоже!
– Знаешь, – говорит он и скользит по мне взглядом, – мне очень нравится твое платье. Оно хорошо сочетается с туфлями для боулинга.
– Адам! Я серьезно! Дракула может в любой момент обрушиться на Манхэттен, а мы играем в боулинг!!! Надо готовиться! Надо разработать план контрнаступления! Надо...
– Мэри, – говорит Адам, – Дракула подождет.
– Но...
– Мэри, – повторяет Адам. – Замолчи.
И я повинуюсь. Потому что отвечаю на его поцелуй и больше мне ни до чего нет дела.
К тому же он прав. Дракула подождет!
Внимание, читатели! На написание этого рассказа меня вдохновила «Обезьянья лапа» У.У. Джекобса, впервые опубликованная в 1902 году. Я прочла ее в подростковом возрасте и испугалась до потери пульса. Будьте очень осторожны с желаниями!
На улице завывал ветер, и слышно было, как скатывается по трубам дождевая вода. Хотя было всего четыре часа, уже стемнело и в пестрой приемной мадам Занзибар ярко горели три настольные лампы, покрытые блестящими шарфами. От них исходили разноцветные блики: ярко-красные играли на лице у Юн Сун, синевато-фиолетовые, пятнистые – у Уилла, отчего он походил на покойника.
– Ты прямо как из могилы, – сказала я ему.
– Фрэнки! – с укором произнесла Юн Сун и кивнула на закрытую дверь кабинета мадам Занзибар – видимо, испугалась, что она нас услышит. На ручке
висела красная пластмассовая обезьянка, обозначавшая, что хозяйка сейчас с клиентом. Потом была наша очередь.
Уилл закатил глаза, вытянул руки и, завывая, произнес:
– Я похититель тел! Отдайте мне ваше сердце и печень!
– Нет, только не это! Похитители тел украли нашего любимого Уилла! – я схватила Юн Сун за руку. – Быстро отдай ему сердце и печень, может, тогда он не возьмет мои.
Подруга высвободилась и угрожающе пробубнила:
– Не смешно. Веди себя нормально, или я уйду.
– Прекрати занудничать!
– Вот сейчас встану и уйду! Быстрей, чем ты думаешь! И лишний вес не помешает!
Юн Сун считает, что у нее слишком толстые ноги, поскольку ее супероблегающее бальное платье пришлось сделать немного пошире. Но у нее, во всяком случае, есть платье! И она абсолютно точно пойдет на бал.
– Ну и ладно.
Из-за ее плохого настроения мог сорваться наш план, а ведь мы ради него сюда пришли. Бал все ближе и ближе, и я не хочу сидеть дома одна-одинешенька, пока все нормальные девчонки мажутся блестками и танцуют на высоченных каблуках. Не хочу и не буду! Тем более в глубине души я знала: меня хочет пригласить Уилл. Его просто нужно слегка подтолкнуть.
– Юн Сун! Мы вдвоем с тобой все затеяли, помнишь? – прошептала я, улыбаясь Уиллу с таким видом, как будто мы просто болтаем о чем-то своем, о женском.
– Нет, Фрэнки! Затеяла все ты! – сказала она, не понижая голоса. – Я-то пойду на бал, конечно, если не раздавлю своего парня. Это ты надеешься, что в последнюю минуту случится чудо.
– Юн Сун! – я взглянула на Уилла, и он покраснел. Вот ведь мерзкая девчонка! Ну как можно говорить вслух о таких вещах?!
– Ай! – взвизгнула она, потому что я ее стукнула.
– Ты меня разозлила!
– Хватит уже стесняться! Хочешь, чтобы он тебя пригласил или нет? Ай!
– Девчонки, что у вас там происходит? – спросил Уилл. Он так восхитительно нервничал! Адамово яблоко то поднималось, то опускалось. Хотя, вообщето, не самое приятное зрелище. Почему-то напоминало игру «достань яблоко», в которую играют в канун Дня Всех Святых.
Но Уилл все равно выглядел восхитительно. И както очень уязвимо.
– Она меня стукнула! – наябедничала Юн Сун.
– Было за что! – возразила я. Дальше продолжать разговор не хотелось – Уилл и так уже узнал немало. Я погладила Юн Сун по совсем не толстой
ноге и сказала: – Но я тебя прощаю. А теперь замолкни.
Юн Сун никак не хочет понять, что не обо всем можно говорить вслух. То есть понимать-то она понимает, но вот поступает всегда наоборот. Да, я хочу, чтобы Уилл пригласил меня на бал, и чем быстрее, тем лучше, поскольку до «весны – поры любви» остается всего две недели.
Понимаю, название дурацкое, но ведь весна действительно пора любви. С этим не поспоришь. Кроме того, я абсолютно уверена: Уилл – моя любовь на всю жизнь! Ему нужно только преодолеть излишнюю скромность и сделать первый шаг. Хватит уже дружески хлопать друг друга по плечу, щекотать, гогоча от удовольствия, и мутузиться, изображая «похитителей тел». Неужели Уилл не понимает, что я хочу быть с ним?
Он почти решился на прошлых выходных. Мы смотрели «Красотку» – романтическую комедию, над которой хочется смеяться вновь и вновь. Юн Сун пошла на кухню за едой, оставив нас наедине.
– Слушай, Фрэнки, – сказал Уилл, постукивая ногой по полу и прижав согнутые пальцы к джинсам. – Можно тебя кое о чем спросить?
Дураку понятно, что должно было последовать, ведь если бы Уилл хотел, чтобы я сделала звук погромче, он бы так и сказал: «Фрэнки, сделай погром че!» Обычным голосом. Напрямую. Без вступительных речей. А так, о чем он мог меня спросить? Конечно же, хотел пригласить на бал! Счастье было так близко.
Но я его спугнула. Он так волновался, что я тоже разнервничалась и испуганно сменила тему. Потому что глупая!!!
– Гляди, как бывает, – указала я на телевизор. Ричард Гир скакал на белом коне, на самом деле оказавшемся лимузином, к дворцу Джулии Робертс, то есть к старому трехэтажному зданию. Затем вылез из машинного люка и взобрался по пожарной лестнице, а все для того, чтобы завоевать сердце своей возлюбленной. – Никакого сентиментального вздора из серии «Ты такая хорошенькая!» – продолжала я нести ерунду. – Только поступки. Вот как красиво можно выразить любовь!
Уилл сглотнул и сказал:
– Ага.
И задумчиво, с видом испуганного плюшевого мишки уставился на Ричарда Гира. Да, до него Уиллу далеко.
Я не сводила глаз с экрана, понимая, что сама лишила себя возможности пойти на бал. Нельзя быть такой глупой! Не нужно мне «красивое выражение любви»! А нужен Уилл! И как я только умудрилась его спугнуть? На самом деле трусила еще больше, чем он!
Но сейчас все в прошлом. Потому-то мы и пришли к мадам Занзибар. Она предскажет нам будущее, и если она хоть что-то соображает, то, конечно, непредвзято подтвердит очевидное: мы с Уиллом созданы друг для друга. И тогда мой друг наконец-то решится пригласить меня на бал. А я ни за что не буду ему мешать.
Обезьянка задергалась.
– Глядите, она шевелится! – прошептала я.
– Ого! – удивился Уилл.
Из кабинета, ковыляя, вышел негр с белыми как снег волосами. У него не было зубов, отчего нижняя часть лица напоминала сморщенный чернослив.
– Здравствуйте, детишки, – сказал он, слегка касаясь шляпы.
Уилл распахнул перед ним входную дверь. Вот какой воспитанный! Порыв ветра чуть не сбил старика с ног, и Уилл поддержал его.
– Осторожней!
– Спасибо, сынок! – шепеляво ответил старик. – Лучше пойду, а то еще начнется ураган.
– Он уже начался, – сказал Уилл. На улице нагнулись и заскрипели кроны деревьев.
– Да это же легкий ветерок! Воет, как ребенок, который проснулся и хочет кушать. Вот к рассвету начнется настоящий ураган, помяни мое слово. – Старик взглянул на нас. – А вы, детишки, почему не
остались дома? Сидели бы сейчас в безопасности, в тепле.
Не стоит обижаться, когда беззубый старичок называет вас «детишками». Но второй раз за последние двадцать секунд? Это уже слишком.
– Мы старшеклассники! И нам нечего бояться.
Смех старика был похож на шуршание опавших листьев.
– Ну ладно, вам виднее. – Он маленькими шажками вышел на крыльцо. Уилл помахал ему рукой и закрыл дверь.
– Сумасшедший старик! – раздался голос позади. Мы повернулись и увидели на пороге кабинета мадам Занзибар в ярко-розовых тренировочных брюках от «Джуси Кутюр» и такой же трикотажной блузке с расстегнутой верхней пуговицей. Грудь у женщины была округлая, упругая и, учитывая отсутствие бюстгальтера, на удивление сильно выдавалась вперед. Губы мадам Занзибар накрасила ярко-оранжевым в тон ногтям. Между двумя пальцами она сжимала сигарету, кончик которой окрасился в тот же цвет.
– Мы заходим или остаемся здесь? Открываем тайны жизни или оставляем их в покое?
Я встала и потащила за собой Юн Сун. Уилл последовал за нами. Мы вошли в кабинет и попытались все вместе втиснуться в мягкое кресло. Уилл понял, что ничего не выйдет, и устроился на полу. Я заерзала, пытаясь отвоевать себе больше места.
– Видишь? Они похожи на сосиски, – сказала Юн Сун, имея в виду свои бедра.
– Подвинься! – скомандовала я.
– Итак, – начала мадам Занзибар, усаживаясь за стол и покуривая сигарету. – Что вас привело сюда?
Я прикусила губу. Как бы получше ей объяснить?
– Ну, вы вроде как предсказательница?
Мадам Занзибар выпустила клуб дыма.
– Браво, Шерлок! Прочли рекламу в «Желтых страницах»?
Я покраснела и одновременно разозлилась. Я спросила, просто чтобы разговор завязать, неужели не ясно? К тому же предсказательница должна сама догадаться, зачем мы здесь.
– Ну, в общем... Ладно. Я это, хотела спросить...
– Давай выкладывай!
Я собралась с духом.
– Задаст ли мне один человек кое-какой вопрос? – Я нарочно не смотрела на Уилла, но услышала, как он издал удивленный возглас. Никак не ожидал такого поворота.
Мадам Занзибар приложила ко лбу два пальца и взглянула на нас пустым взглядом.
– Хм... – задумалась она. – Хм... хм... Все так нечетко. Вижу страсть...
Юн Сун захихикала. Уилл громко сглотнул.
–...но есть некоторые... так сказать... стесняющие обстоятельства.
«Браво, мадам Занзибар, и спасибо! А нельзя ли теперь немного поподробнее? Побольше полезной информации?»
– Но он, этот человек, собирается действовать, руководствуясь своей страстью? – нахально спросила я, не обращая внимания на спазмы в желудке.
– Собирается или нет... вот в чем вопрос, – произнесла мадам Занзибар.
– Совершенно верно. Именно это я и хотела спросить.
– А... все всегда спрашивают одно и то же. А надо задать вопрос себе... – Тут она замолчала. Взглянула на Уилла и побледнела.
– Что случилось? – спросила я.
– Ничего.
– А по-моему, все-таки случилось.
Меня не обмануло ее общение с духами. Хочет, чтобы мы поверили, будто на нее вдруг снизошло необыкновенное мощное видение? Да пожалуйста! Пусть только, черт возьми, ответит на мой вопрос!
Мадам Занзибар театрально пришла в себя и дрожащими руками поднесла ко рту сигарету. Устало посмотрев на меня, она сказала:
– Производит ли падающее в лесу дерево шум, если никто его не слышит?
– Чего?
– Больше мне вам нечего сказать. Хотите – верьте, хотите – нет, – взволнованно сказала мадам Занзибар.
Я поверила. Но когда она отвернулась, я сделала большие глаза и посмотрела на Юн Сун.
Уиллу спрашивать было нечего, но мадам Занзибар почему-то очень хотела сделать для него предсказание. Она поводила руками, словно ощупывая его ауру, и серьезным голосом попросила остерегаться высоты. И попала в точку – Уилл обожает скалолазание. Но любопытнее всего была реакция моего друга. Он поднял брови, а затем на его лице появилось выражение радостного ожидания. Уилл взглянул на меня и покраснел.
– В чем дело? – спросила я. – Почему так хитро смотришь?
– В смысле?
– Уилл Гудмэн, ты что-то скрываешь!
– Ничего, даю слово!
– Не глупи, парень! – гнула свою линию мадам Занзибар. – Прислушайся к моему совету!
– Ой, да не волнуйтесь вы за него. Он у нас сама осторожность! – Я повернулась к Уиллу: – А теперь серьезно. Ты что, решил взять какую-то новую потрясную высоту? Или прикупил фирменный блестящий карабин?
– Юн Сун, твоя очередь. Вперед! – сказал Уилл.
– Вы умеете гадать по ладони? – спросила подруга мадам Занзибар.
Та вздохнула и без особого рвения провела по пухлой ладошке Юн Сун под большим пальцем.
– Ты будешь красива, если сама себе позволишь.
И все. Умнее не придумаешь.
Юн Сун, похоже, была разочарована не меньше меня. Очень захотелось сказать мадам Занзибар, что мы все недовольны! Ну, в самом деле, что это за предсказания? Дерево в лесу, остерегайся высоты, будешь красива, если сама себе позволишь... Как-то жутковато получилось, но, по-моему, нас обманули. В особенности меня.
Правда, сказать я ничего не успела. На столе у мадам Занзибар зазвонил сотовый телефон. Она нажала длинным оранжевым ногтем на кнопку ответа и сказала:
– Мадам Занзибар к вашим услугам. – Слушая собеседника, она начала злиться. – Нет, Сайлас. Это называется... да, совершенно верно: молочница влагалища. Да, именно влагалища!
Мы с Юн Сун в ужасе переглянулись, хотя я и обрадовалась – не могла удержаться. Не тому, конечно, что у мадам Занзибар молочница влагалища, а тому, что она обсуждает это с неким Сайласом при нас. Хоть не зря деньги потратили!
– Скажи аптекарю, что она началась уже во второй раз за месяц, – ворчала мадам Занзибар. – Нужны более сильные препараты. От чего? От зуда, дебил! Или, может, он хочет мне там почесать? – Она заерзала на вращающемся стуле, потирая ноги друг о друга.
Уилл широко распахнул свои карие глаза и испуганно на меня взглянул.
– Не буду я ей ничего чесать! Не хочу! – театральным шепотом заявил он.
Я засмеялась. Уилл передо мной выделывается – хороший знак! Пусть все пошло не по плану, но вдруг я все-таки добьюсь своего?
Мадам Занзибар указала на меня тлеющим концом сигареты, и я виновато склонила голову. А чтобы отвлечься, принялась изучать полки, на которых творился неописуемый бардак. «Магия для служебников», например, соседствовала с «Что делать, если мертвец заговорил, а вы не желаете его слушать». Я пихнула Уилла коленом и указала на книги. Уилл изобразил, как душит беднягу умершего, и я фыркнула.
Над книгами стояла бутылка с крысиным ядом, старинный монокль, банка с чем-то похожим на обрезанные ногти, грязная чашка из «Старбакса» и кроличья лапа с когтями. А полкой выше... очаровательно!
– Это что, череп? – спросила я Уилла.
Он присвистнул.
– Ничего себе!
– Так, – Юн Сун отвела глаза, – если это на самом деле череп, я не хочу ничего про него слышать! Давайте уйдем?
Я повернула ее голову в нужном направлении.
– Гляди! А у него еще волосы есть.
Мадам Занзибар захлопнула крышку телефона.
– Сплошные дураки кругом!
Бледность прошла: видимо, разговор с Сайласом окончательно привел ее в чувство.
– А вы, смотрю, заметили Фернандо?
– Это его череп? – спросила я.
– О боже! – простонала Юн Сун.
– Выплыл на поверхность после ливня на кладбище в Чапел-Хилле, – пояснила мадам Занзибар. – А похоронен был, наверно, в начале прошлого века – гроб у него деревянный и старый такой. Некому было позаботиться о Фернандо, я его пожалела и взяла к себе.
– Вы что, вскрыли гроб? – спросила я.
– Ну да, – гордо ответила предсказательница.
Интересно, а когда она грабила могилу, на ней тоже был костюмчик от «Джуси Кутюр»?
– Но у этой штуковины до сих пор волосы! Отвратительно!
– Не у «этой штуковины», а у Фернандо! Прояви уважение.
– Я просто не знала, что у мертвецов бывают волосы.
– У них не бывает кожи – она сразу же начинает гнить и пахнет ужасно. А волосы могут расти еще несколько недель после того, как человек преставился.
– Ух ты! – Я взъерошила золотистые кудри Уилла. – Слыхал? Волосы иногда продолжают расти.
– Поразительно.
– А это что такое? – Юн Сун указала на пластиковый контейнер, в котором в прозрачной жидкости плавало что-то красноватое, похожее на человеческий орган. – Только не говорите, что оно тоже Фернандо! Пожалуйста!
Мадам Занзибар махнула рукой с таким видом, как будто Юн Сун сморозила жуткую глупость.
– Нет, это моя матка. Мне ее хирург отдал после гистерэктомии.
– Ваша матка? – Юн Сун явно замутило.
– Что, нужно было в больнице ее оставить? Чтобы ее там сожгли? Черта с два!
– А это что? – Я указала на пучок чего-то засохшего на верхней полке. Мадам Занзибар, однако, куда увлекательнее рассказывает о предметах своего интерьера, чем предсказывает будущее.
Она взглянула туда же, куда и я, открыла рот, тут же его закрыла и решительно ответила:
– Ничего.
Хотя, по-моему, с трудом заставила себя не смотреть на странный предмет.
– Ну пожалуйста! Расскажите! – я молитвенно сложила руки.
– Вам не понравится.
– Понравится!
– А мне нет! – вмешалась Юн Сун.
– Да понравится ей! И Уиллу тоже. Правда, Уилл?
– Вряд ли это хуже матки, – ответил тот.
Мадам Занзибар сжала губы.
– Ну пожалуйста! – молила я.
Она еле слышно пробормотала что-то про глупых подростков и про то, что отказывается отвечать за последствия. Затем встала, стащила с верхней полки пучок и положила перед нами. При этом грудь у нее не затряслась, а осталась, как прежде, упругой.
– Ух ты! – выдохнула я. – Букетик для корсажа.
Он представлял собой перевязанные красной ленточкой хрупкие бутоны роз с коричневыми шуршащими краями и сероватое осыпающееся перекатиполе.
– Его заколдовала одна крестьянка во Франции, – сказала мадам Занзибар странным голосом. Как будто кто-то ее заставлял. Нет, скорее, как будто она хотела нам все рассказать, но заставляла себя сдерживаться. – Она хотела показать, что настоящую любовь предопределяет судьба и вмешиваться опасно.
Мадам Занзибар попыталась положить букет на место.
– Стойте! – закричала я. – А как он действует?
– Не скажу! – заупрямилась предсказательница.
– «Не скажу»? Вам что, четыре года?
– Фрэнки! – укоризненно сказала Юн Сун.
– Ты такая же, как все? – спросила мадам Занзибар. – Готова на все, чтобы только заполучить парня? Мечтаешь о головокружительном романе любой ценой?
Я покраснела. Но вот же передо мной и парни, и романы! В душе всколыхнулась надежда.
– Ответьте ей, пожалуйста, а то мы никогда не уйдем, – попросила Юн Сун.
– Нет, – решительно отказалась мадам Занзибар.
– Да вы просто все выдумали! – сказала я.
У предсказательницы вспыхнули глаза. Я ее нарочно спровоцировала. Знаю, это не очень хорошо, но я чувствовала, что мадам Занзибар не врет. И было жутко интересно!
Она положила букет на середину стола. Ничего особенного пока не произошло.
– Он выполнит три желания каждого из трех людей, – сообщила мадам Занзибар. – В этом волшебство.
Мы переглянулись с Юн Сун и Уиллом и рассмеялись. Глупо, конечно, но как красиво сыграно: волнение, смятение и жутковатое заявление.
И все же мадам Занзибар так нас оглядела, что мы умолкли. Особенно странно она посмотрела на Уилла.
Он постарался снова всех развеселить.
– Почему же вы его сами не использовали? – спросил он тоном вежливого и услужливого подростка.
– Я использовала, – ответила предсказательница. Оранжевая помада ярким пятном выделяла ее губы.
– И ваши три желания исполнились? – уточнила я.
– Все до одного, – уверенно подтвердила она.
Мы не знали, что еще сказать.
– А кто-нибудь еще его использовал? – спросила Юн Сун.
– Еще одна женщина. Не знаю, что она пожелала первые два раза, но в последний попросила о смерти. Так букет попал ко мне.
Мы молча слушали ее глупости. Все казалось сном, но тем не менее происходило взаправду.
– Жуть какая, – наконец сказал Уилл.
– А почему он тогда до сих пор у вас? – спросила я.
– Хороший вопрос. – Несколько секунд, показавшихся вечностью, она рассматривала букет, а затем достала из кармана бирюзовую зажигалку и щелкнула ею. После чего схватила цветы с такой решимостью, как будто мечтала об этом уже очень давно.
– Нет! – взвизгнула я и вырвала букет. – Отдайте мне, если он вам не нужен!
– Никогда! Его нужно сжечь.
Я сжала лепестки. На ощупь они напоминали морщинистые щеки моего дедушки, которого я навещала в доме престарелых.
– Ты совершаешь ошибку! – предупредила мадам Занзибар. Она хотела забрать цветы, но вдруг судорожно отдернула руку. Будто что-то помешало – казалось, ею управляет букет. Глупости, конечно!
– Еще не поздно изменить судьбу. – Она пыталась меня уговорить.
– А какова моя судьба? – спросила я дрогнувшим голосом. – Услышать, как падает дерево? А у меня, бедняги, в этот момент будут беруши в ушах?
Мадам Занзибар пригвоздила меня взглядом изпод густых ресниц. Кожа вокруг глаз напоминала гофрированную бумагу, и я поняла, что предсказательница старше, чем кажется.
– Ты грубая, невоспитанная девчонка! И заслуживаешь наказания. – Она откинулась на спинку стула и как будто тут же освободилась от влияния букета. – Забирай его, раз сама так решила. За последствия я не отвечаю.
– Как им пользоваться?
Мадам Занзибар фыркнула.
– Ну пожалуйста! Скажите! – молила я. Не хотелось надоедать, но ведь это действительно очень
важно! – Если не скажете, я могу натворить глупостей. Например... разрушить весь мир.
– Фрэнки, верни букет, – чуть слышно сказал Уилл.
Я покачала головой – ни за что!
Мадам Занзибар пощелкала языком, видимо, удивляясь моей тупости. Ну и пусть!
– Берешь букет в правую руку и вслух загадываешь желание. Но предупреждаю: не выйдет ничего хорошего!
– У вас какой-то странный настрой, – сказала я. – Зря вы думаете, что я такая глупая!
– Зря, – согласилась мадам Занзибар, – ты еще глупее.
Тут вмешался Уилл – он ненавидел ссоры.
– То есть вы бы еще раз им не воспользовались?
Предсказательница подняла брови:
– Я похожа на человека, который о чем-то мечтает?
Юн Сун громко вздохнула.
– А я вот мечтаю кое о чем. Например, о бедрах Линдси Лохан. Пожелаешь мне, Фрэнки?
Обожаю своих друзей! Они – просто чудо. Я взяла букет, а мадам Занзибар ахнула и схватила меня за руку.
– Послушай, девочка, – воскликнула она, – если все же им воспользуешься, так хоть пожелай что-нибудь серьезное.
– Да, Фрэнки, – добавил Уилл. – Подумай о бедной Линдси. Ты же не хочешь, чтобы она осталась без бедер?
– Ей хватит икр, – хмыкнула я.
– И к чему они будут крепиться? Какому продюсеру нужна актриса без ног?
Я захихикала, и Уилл остался доволен.
– Какие же вы, ребята, противные! – не сдержалась Юн Сун.
Мадам Занзибар нервничала. Она, видимо, решила от меня избавиться и поэтому отдала букет, но когда я взяла ссохшиеся бутоны, на ее лице отразился неподдельный страх.
Я осторожно, стараясь не помять, убрала букет в сумку и заплатила мадам Занзибар в два раза больше, чем она попросила. Просто, не думая, отдала ей деньги. Предсказательница взглянула на меня устало, плотно сжав ярко-оранжевые губы. Она как будто говорила: «Ладно, дело твое. Но будь осторожна!»
Была пятница, и мы пошли ко мне домой есть пиццу. Такая у нас традиция. По субботам и воскресеньям чаще всего тоже. Мои родители уехали в Ботсвану на семестр – всем добро пожаловать на вечеринку к Фрэнки. Правда, вечеринок как таковых мы не устраивали. Можно было бы, конечно, – дом стоит далеко от города, у немощеной грунтовой дороги, и
никаких соседей вокруг. Но мы предпочитали свою компанию. Иногда к нам присоединялся Джереми – парень Юн Сун, но вообще-то он считал, что мы с Уиллом странные. К тому же он не любил пиццу с ананасами и фильмы, которые нравились нам.
По крыше пикапа Уилла стучал дождь. Мы ехали по извилистому бульвару мимо магазинов «КриспиКрим» и «Пигли-Уигли» и водонапорной башни, одиноко и величественно устремляющейся в небо. В машине было тесно, но мне нравилось. Я сидела посередине, и когда Уилл переключал скорости, его рука касалась моего колена.
– О! Кладбище! – Друг кивнул на кованые железные ворота слева. – Почтим память Фернандо минутой молчания?
– Давай, – ответила я.
Тут вспыхнула молния, осветив ряды могил, и я подумала, как же все-таки жутко и неприятно на кладбище: кости, гниющая кожа, всплывающие гробы...
Я была рада снова очутиться дома. Прошла по комнатам и зажгла везде свет. Уилл в это время заказал пиццу, а Юн Сун стала просматривать взятые напрокат диски.
– Давайте что-нибудь веселое посмотрим? – прокричала я из коридора.
– «Ночной охотник» не пойдет?
Я подошла к ней и стала перебирать фильмы.
– Может, «Классный мюзикл»? В нем хотя бы нет ничего зловещего.
– Шутишь? – вмешался Уилл, закончив разговор по телефону. – А как же сексуальный танец Шарпей, ее брата и маракаса? Разве он не зловещ?
Я засмеялась.
– Ладно, девчонки, вы давайте работайте дальше, а я побежал. Дела.
– Ты что, уходишь? – удивилась Юн Сун.
– А как же пицца? – поинтересовалась я.
Уилл положил на журнальный столик двадцатидолларовую купюру.
– Ее привезут через полчаса. Я угощаю.
Юн Сун покачала головой:
– Повторяю, ты что, уходишь? И даже не поешь с нами?
– Нет. Дела.
У меня сжалось сердце. Так хотелось задержать его! Пусть еще на чуть-чуть. Я ринулась на кухню и достала из сумки букет мадам Занзибар. То есть уже мой букет.
– Подожди хотя бы, пока я желание загадаю.
Уилл весело на меня взглянул.
– Хорошо. Давай, загадывай!
Я задумалась. Теплая, уютная комната, пицца почти на пороге, а рядом два самых лучших в мире друга. Что мне еще надо?
Понятное дело! Конечно же, бал! Я хотела, чтобы Уилл меня пригласил. Возможно, эгоистично иметь так много и желать чего-то еще, но я решила не обращать внимания на сомнения.
Да вы только взгляните на него! Добрые карие глаза, улыбка одним уголком рта, забавные кудряшки, как у ангелочка. Просто воплощение добра и очарования!
Уилл принялся напевать мелодию из «Своей игры», а я подняла букет.
– Хочу, чтобы мальчик, в которого я влюблена, пригласил меня на бал.
– Ну, вот и все! – радостно воскликнул Уилл. – Неужели найдется парень, который не захочет пригласить на бал нашу потрясающую Фрэнки? Теперь давайте поглядим, исполнится ли...
– Фрэнки? Все хорошо? – перебила его Юн Сун.
– Он зашевелился! – Я бросила букет на пол и отпрыгнула в сторону. Руки были влажными и холодными. – Клянусь, когда я загадывала желание, он зашевелился! И еще запах! Чувствуете?
– Нет, – протянула Юн Сун. – А что, чем-то пахнет?
– Уилл, но ты-то чувствуешь!
Он улыбнулся, пребывая в чудесном настроении с той минуты, как мадам Занзибар попросила его осте регаться высоты. Прогремел раскат грома, и друг толкнул меня в плечо и спросил:
– А гром, наверно, организовали злые колдуны? Хотя, нет! Ты ляжешь спать, а наутро скажешь, что у тебя на одеяле корчит гримасы горбатое существо?
– Пахнет гнилыми цветами. На самом деле не чувствуете или разыгрываете меня?
Уилл достал из кармана ключи.
– Ладно, друзья, увидимся завтра! Кстати, Фрэнки...
– Да?
Снова послышался раскат грома.
– Не теряй надежду. Тем, кто ждет, обычно везет.
В окно было видно, как Уилл пошел к пикапу. Дождь лил как из ведра. Я, трепеща, схватила Юн Сун за руки.
– Слышала? Как ты думаешь, что это значит?
– А что бы это могло значить? Он пригласит тебя на бал, разумеется. Видно, просто... ну, не знаю... просто хочет как-то красиво все обставить.
– Например?
– Да не знаю я. Может, напишет приглашение в небе или пришлет поющую телеграмму.
Я завизжала. И Юн Сун завизжала. Мы бешено запрыгали по комнате.
– Признаю, желание ты загадала очень эффектно! – Она изобразила, как пальцем подталкивает
Уилла к решительным действиям. – А гниющие цветы... Впечатляет!
– Но они правда пахли.
– Ха-ха-ха!
– Серьезно!
Юн Сун, смеясь, покачала головой. Потом взглянула на меня.
– Тебе, наверное, показалось.
– Наверное, – ответила я.
Осторожно, двумя пальцами подняла букет и забросила его на книжную полку за книги. С глаз долой.
На следующее утро я бросилась вниз, по глупости надеясь обнаружить там... даже не знаю что. Может, свое имя из сотни «ЭмЭндЭмс»? Розовые сердечки на смешных тесемках на окнах?
А обнаружила мертвую птицу. Ее крохотное тельце лежало на коврике. Птица, очевидно, влетела в дверь во время грозы и пробила себе голову.
Я завернула ее в бумажное полотенце и, стараясь не обращать внимания на ее легкость, отнесла на улицу к мусорному ведру.
– Прости меня, красавица птичка. Лети на небеса!
Я выбросила трупик и закрыла ведро, громко хлопнув крышкой.
Тут в доме зазвонил телефон. Наверное, Юн Сун жаждет новостей. Они с Джереми ушли в одиннад цать, и подруга заставила меня поклясться, что я позвоню ей сразу же, как Уилл наконец-то совершит храбрый поступок.
На дисплее высветилось имя Юн Сун. Точно, я права!
– Здравствуй, моя дорогая! Прости, но пока что ничего нового.
– Фрэнки... – сказала Юн Сун.
– Я тут думала о мадам Занзибар и о ее рассуждениях на тему «Не спорьте с судьбой».
– Фрэнки...
– Нет, ты сама подумай. Ну, пригласит меня Уилл на бал. И что плохого может случиться? – Я вытащила из морозилки коробку с замороженными вафлями. – Плюнет он что ли в меня, когда рот откроет? Или принесет цветы, а из них вылетит пчела и меня укусит?
– Фрэнки, замолчи. Ты что, не смотрела новости?
– В субботу утром? Нет, конечно.
Юн Сун сглотнула.
– Ты плачешь???
– Вчера вечером Уилл забрался на водонапорную башню, – сказала она.
– Что??? – Высота водонапорной башни триста футов, и внизу висит табличка, запрещающая зале зать наверх. Уилл давно хотел попробовать на нее взобраться, но так и не рискнул, поскольку всегда соблюдает все правила.
– То ли перила были мокрые, то ли виновата молния... пока неизвестно.
– Юн Сун, что случилось?
– Этот дурак что-то рисовал распылителем на башне и...
– Рисовал распылителем? Уилл???
– Фрэнки, да помолчи же! Он упал! Он упал с башни!
Я вцепилась в трубку.
– Боже мой!!! И как он?
Юн Сун не могла говорить – рыдала. И я ее хорошо понимала. Уилл ведь и ее друг. Но я должна была понять, что произошло.
– Он в больнице? К нему пускают? Юн Сун!
Послышался вопль, затем чьи-то шаги. Трубку взяла миссис Йомико.
– Уилл умер, Фрэнки, – сказала она. – Неудачно упал.
– Уилл... что?
– За тобой сейчас приедет Чен. Поживешь у нас, сколько хочешь.
– Нет! – Коробка с вафлями выпала из рук. – Не может быть! Уилл не мог умереть!
– Фрэнки... – очень грустно сказала миссис Йомико.
– Пожалуйста, не повторяйте! У вас такой... такой голос... – Я никак не могла сосредоточиться.
– Знаю, ты его любила. Мы все его любили.
– Постойте. Уилл рисовал распылителем? Но зачем? Он никогда такими глупостями не занимался.
– Приезжай к нам. Тогда поговорим.
– Но что он рисовал? Не понимаю!
Миссис Йомико не ответила.
– Можно я поговорю с Юн Сун? – попросила я. – Пожалуйста, дайте ей трубку!
Послышались приглушенные голоса, и к телефону снова подошла Юн Сун.
– Я тебе скажу, хотя вряд ли стоит.
Внутри похолодело. Наверное, в самом деле вряд ли.
– Он писал послание. – Она помедлила. – А в нем говорилось: «Фрэнки, ты пойдешь со мной на бал?»
Я села рядом с коробкой. А что она делает на полу кухни?
– Фрэнки! – послышался металлический, еле слышный голос. – Фрэнки, ты еще здесь?
Голос мне не понравился. Не хочу его больше слышать! Я нажала на «отбой».
Уилла похоронили в закрытом гробу на кладбище в Чапел-Хилле. Тело было слишком обезображе но, чтобы выставлять его на всеобщее обозрение. Для меня все прошло, как во сне. Я хотела попрощаться с другом, но не будешь ведь прощаться с коробкой? Мама Уилла бросила в раскрытую могилу горсть земли – ужасное зрелище. Но какое-то невероятное. Как будто все не со мной. Юн Сун сжала мою руку, но я не сжала ее в ответ.
Тем вечером шел теплый весенний дождь. Я представила холодную влажную землю вокруг гроба Уилла и вспомнила Фернандо, чей гроб всплыл на поверхность. Друга похоронили на новой, восточной, стороне кладбища – ухоженное красивое место. И могилы сейчас, конечно, роют по-другому, а не просто лопатами.
Гроб Уилла никогда не всплывет на поверхность.
Я прожила у Юн Сун около двух недель. Звонила родителям, и они хотели приехать домой, но я отказалась. Зачем? Уилла все равно уже не вернешь.
Первые несколько дней ребята в школе перешептывались, и я все время чувствовала их взгляды. Ктото считал, что поступок Уилла очень романтичен. Ктото – что глуп. Чаще всего похоронным голосом говорили о «трагедии».
Я двигалась по коридорам, как ходячий труп. Очень хотелось прогулять, но тогда пришлось бы идти к психологу и рассказывать ему о своих чувствах. А я не
хотела. Это мое горе, маленький скелет, который будет всегда греметь в моей душе.
Через неделю после гибели Уилла и ровно за неделю до бала ребята уже реже говорили о трагедии, а чаще о платьях, бронировании столиков и лимузинах. Девочка с землистым цветом лица, ходившая с моим другом на химию, предложила отменить бал, но ее никто не поддержал. Сказали, что Уилл был бы против.
Тогда спросили наше мнение, поскольку мы были его лучшими друзьями (и хотя вслух никто этого не произносил, но погиб он из-за меня). У Юн Сун на глаза навернулись слезы, и некоторое время она сомневалась, но потом сказала, что не стоит рушить планы и что, если все останутся дома и будут грустить, лучше никому не станет.
– Жизнь продолжается.
А Джереми кивнул, обнял ее и притянул поближе.
Главный организатор бала, Люси, поднесла руку к сердцу.
– Верно! – А затем с чрезмерно заботливым выражением лица повернулась ко мне. – А ты как, Фрэнки?
Я пожала плечами.
– Мне все равно.
Она обняла меня, а я пошатнулась.
– Итак, бал состоится, – объявила она. – Трикси, собери цветы на вишне. Джоселин, закажи сотню голубых лент и передай, что отказ не принимается!
В день бала, за два часа до того, как за Юн Сун должен был заехать Джереми, я покидала вещи в спортивную сумку и сказала, что еду домой.
– Что? Нет! – Она отложила раскаленные бигуди. На столике перед ней лежала косметика: блестки для тела и блеск для губ. На крючке в ванной висело сиреневое платье с вырезом в форме сердца. Оно было прекрасно!
– Мне пора. Спасибо, что разрешила пожить у тебя, но мне правда пора.
Уголки губ Юн Сун опустились вниз. Она хотела возразить, хотя и понимала, что я права. Я не была у нее счастлива. То есть не в этом дело, конечно, – счастлива я теперь нигде не буду. Но в доме Йомико я чувствовала себя как в ловушке, а Юн Сун страдала, поскольку ничем не могла мне помочь и считала себя виноватой.
– Но сегодня бал. А ты будешь сидеть одна дома? Оставайся до завтра. Я буду молчать, когда вернусь, честное слово. И не начну во всех подробностях описывать, кто с кем закрутил, а кто рухнул в обморок в женском туалете.
– А почему нет? Приходи поздно, шуми, веселись! Так должно быть, Юн Сун. – Неожиданно на глаза навернулись слезы.
Она дотронулась до моей руки. Я постаралась вывернуться как можно незаметнее.
– Но и ты должна веселиться, Фрэнки, – сказала подруга.
– Да... наверное. – Я перекинула сумку через плечо.
– Звони мне в любое время. Телефон будет включен даже во время танцев.
– Ладно.
– А если передумаешь и решишь остаться...
– Спасибо.
– Или если захочешь прийти на бал, то давай! Все будут рады! Неважно, что у тебя нет парня.
Я вздрогнула. Она не хотела меня обидеть, но на самом деле отсутствие парня было важнее некуда. Потому что я должна была прийти с Уиллом. А не иду не потому, что он выбрал другую девчонку, и не потому, что он тяжело заболел гриппом. А потому, что он погиб! Из-за меня!!!
– О боже... Фрэнки...
Я отмахнулась. Не хотела, чтобы до меня дотрагивались.
– Все хорошо.
Мы неловко молчали.
– Я тоже по нему скучаю, – наконец сказала она.
Я кивнула и ушла.
* * *
Я вернулась в свой пустой дом и обнаружила, что отключили электричество. Великолепно! Последнее время это случалось все чаще и чаще. После грозы кроны деревьев попадали в трансформаторы, и весь район на несколько часов оставался без света. Но иногда электричество отключалось без всяких видимых причин. Возможно, слишком много людей пользовались кондиционерами, и происходило короткое замыкание. Хотя Уилл был не согласен. Он считал, что во всем виноваты привидения. Ха-ха-ха!
– Они пришли, чтобы у тебя молоко испортилось! – говорил Уилл жутким голосом.
Уилл.
В горле встал ком.
Я старалась не думать об Уилле, но ничего не получалось. Тогда я представила, что он жив, жив во мне. Сделала бутерброд с арахисовым маслом, но не стала есть. Поднялась к себе и легла на кровать поверх одеяла. Темнело. Где-то закричала сова. Я смотрела в потолок до тех пор, пока могла еще различать трещины, похожие на паутину.
В темноте мысли потекли не в том направлении. Фернандо. Мадам Занзибар. «Ты такая же, как все? Мечтаешь о головокружительном романе любой ценой?»
Лишь от отчаяния я пошла к мадам Занзибар и загадала это дурацкое желание. А ведь из-за него Уилл начал действовать. Чертов букет! Зачем он мне понадобился?
Я села. Букет!
Схватила телефон и нажала на «3» – быстрый вызов номера Юн Сун. «1» – мамы и папы, «2» – Уилла – я до сих пор не удалила его номер, но и не нужно!
– Юн Сун! – завопила я, когда она ответила.
– Фрэнки! – на заднем плане была слышна «SOS» Рианны. – Как ты?
– Хорошо. Даже отлично! Правда, отключили электричество, в доме темно, как в шахте, а я одна, но скоро ко мне кое-кто присоединится! – Я захихикала и на ощупь пошла в коридор.
– Что? – Сильный шум. Громкий смех. – Фрэнки, я тебя очень плохо слышу!
– Букет! Осталось еще два желания! – Я сбежала по лестнице, ликуя.
– Фрэнки, что ты...
– Я же могу его оживить, понимаешь? И все снова будет хорошо! Мы даже сможем пойти на бал!
– Фрэнки, нет! – резко сказала Юн Сун.
– Ну я и дура! Как же раньше-то не додумалась?
– Подожди! Не надо! Не... – Послышался возглас и пьяные извинения. Затем: «Классное платье!»
Похоже, всем было весело. И скоро я к ним присоединюсь!
Я вбежала в комнату, просунула руку за книги и нащупала мягкие лепестки.
– Я вернулась, – продолжила Юн Сун. Стало тише, видимо, она вышла на улицу. – Фрэнки, знаю, ты очень страдаешь! Но пойми! Это совпадение! Ужасное совпадение!
– Думай, как хочешь, а я загадываю второе желание. – Я выудила букет.
Юн Сун испугалась еще сильнее.
– Фрэнки, пожалуйста! Не надо!
– Почему?
– Он упал с огромной высоты. Его тело было обезображено! Поэтому хоронили в закрытом гробу, помнишь?
– И что?
– А еще он уже тринадцатый день гниет в могиле! – прокричала она.
– Юн Сун, что ты несешь? А если бы речь шла о Джереми? Какие могут быть дискуссии? – Я поднесла цветы к лицу, осторожно дотронувшись лепестками до губ. – Все, мне пора. Пожалуйста, оставьте там для меня немного пунша. И для Уилла тоже! Для него побольше! Думаю, он будет умирать от жажды!
Я захлопнула крышку телефона, подняла букет и торжествующе прокричала:
– Хочу, чтобы Уилл был жив!
Снова запахло гнилью. Букет скукожился, а лепестки как будто стали меньше. Я непроизвольно бросила его, как уховертку, которая однажды упала мне на руку. Впрочем, букет больше не нужен. Я ждала Уилла. Где же он?
Оглянулась, наивно ожидая обнаружить его на диване, как будто говорящего: «Ты что, испугалась пучка сухих цветов? Фу!»
Темные очертания дивана едва виднелись на фоне стены, но Уилла не было.
Я подошла к окну и выглянула на улицу. Никого. Только ветер сотрясает листья на деревьях.
– Уилл?
Тишина. Меня охватило разочарование, и я опустилась в папино кожаное кресло.
Глупая Фрэнки! Глупая, бестолковая, жалкая Фрэнки!
Время шло. Стрекотали цикады.
Глупые цикады!
А затем раздался еле слышный звук, похожий на звук шагов. Потом снова. Я выпрямилась.
На дороге, а может, уже ближе к дому, заскрипел гравий. Шаги приближались. Они явно давались с трудом, будто кто-то хромал или что-то за собой тащил.
Я напряженно слушала.
И тут шаги послышались рядом с крыльцом. Нечеловеческие шаги.
Я с ужасом вспомнила слова Юн Сун: «Тело изуродовано. Гниет». Раньше даже внимания не обратила. А теперь поздно. Что я натворила?
Я вскочила и побежала в коридор. Если кто заглянет в окно комнаты, то меня не увидит. Бог ты мой, кого же я оживила?
Раздался стук в дверь. Я всхлипнула и прижала руку ко рту.
– Фрэнки! – послышался голос. – Черт! Выгляжу я не очень. – Уничижительный смех. – Но главное – я пришел. Чтобы отвести тебя на бал!
– Это необязательно! – завизжала я. – Кому нужен бал? Серьезно!
– Ну да, конечно! Кто бы говорил! Да ты убить готова за романтический вечер. – Затрещала дверная ручка. – Ты меня не впустишь?
Послышались хлопки, будто кто-то выбросил перезревшую клубнику. Затем:
– Черт! Нехорошо получилось!
– Уилл? – прошептала я.
– Неудобно спрашивать... но у тебя есть пятновыводитель?
Боже! Боже-боже-боже!!!
– Ты ведь не злишься? – взволнованно спросил Уилл. – Я очень к тебе спешил! Но знаешь, это так странно... Потому что...
Я представила гробы без воздуха глубоко в земле. Нет! Пожалуйста, нет!
– Ладно, забудь. Просто странно, – он постарался разрядить обстановку. – Так ты меня впустишь или нет? А то я тут на куски распадаюсь.
Я прижалась к стене. Подгибались колени, тело словно чужое. Я понимала, что, пока нас разделяет крепкая входная дверь, я в безопасности. Не знаю, во что превратился Уилл, но он явно из плоти и крови. Частично. Но уж точно не привидение! И вряд ли пройдет сквозь стены.
– Уилл, уходи. Я совершила ошибку.
– Ошибку? То есть? – он растерялся.
У меня заныло сердце.
– Господи... – Я расплакалась. – Мы больше друг другу не подходим, понимаешь?
– Нет. Хотела, чтобы я пригласил тебя на бал? Я пригласил. А теперь не понятно почему... а! Ясно!
– Ясно что?
– Не хочешь, чтобы я тебя видел? Боишься, что плохо выглядишь?
– Э... – Может, ограничиться этим объяснением? Просто сказать «да», и он уйдет?
– Фрэнки, дружище, не бойся! – Он рассмеялся. – Во-первых, ты прекрасна, а во-вторых, по сравнению со мной – сущий ангел!
В его голосе послышалось облегчение. Он как будто догадывался, что что-то не так, но не мог понять что. И вот теперь все прояснилось. У Фрэнки проблемы с самооценкой. Глупая Фрэнки!
Послышалось шарканье и стук маленькой деревянной крышки. Я хорошо знала этот звук и напряглась всем телом.
Ящик для молока!!! Он вспомнил, что в нем хранятся запасные ключи!
– Я вхожу, – сказал Уилл, наваливаясь на входную дверь. – Не возражаешь, Фрэнкс? Мне вдруг жутко захотелось тебя увидеть! – Он ликующе рассмеялся. – Неправильно, конечно, все вышло. Но такова фишка сегодняшнего вечера. Все не так! Серьезно, все!
Я влетела в комнату, встала на четвереньки и принялась лихорадочно прощупывать пол. Господи, ну почему же так темно???
Замок заклинило, и Уилл зазвенел ключами. Дышал он с трудом.
– Иду, Фрэнки! – Бряц-бряц. – Тороплюсь, как могу.
Страх достиг высшей точки, я как будто попала в другой мир. Задыхаясь и плача, шарила и хлопала по полу.
И вот раздался щелчок, и замок наконец сработал.
– Есть! – воскликнул Уилл.
Дверь стремительно распахнулась в тот момент, когда я нащупала на потертом ковре осыпавшийся букет.
– Фрэнки, почему так темно? И почему ты...
Я закрыла глаза и загадала последнее желание.
Стало тихо. Лишь ветер шебуршал листьями, и дверь медленно и ритмично стучала о косяк. Я зарыдала, потому что у меня разрывалось сердце. Нет, оно было разбито.
Через пару секунд цикады вновь затянули тоскливую песню. Я встала, поковыляла к выходу и застыла в дверном проеме, трясясь от холода и вглядываясь в пустынную дорогу, освещаемую лишь тусклым лунным светом.
«Английский генерал, придворная дама и моряк заходят в спортзал», – подумала я, окинув взглядом танцующих. Они двигались в отупляющей неразберихе сдерживаемой неумелой подростковой страсти. Предоставьте дело ковингтонской средней школе, и школьный бал превратится в посмешище. Я уж не говорю о своем семнадцатилетии. Что я здесь делаю? На балу должны быть настоящие платья и живая музыка, а не взятые напрокат костюмы и танцы под фонограмму. А на моем дне рождения... Да все что угодно, только не это!
– Точно не хочешь потанцевать? – проорал мне в ухо Джош, обдавая меня приторно-сладким дыханием.
Я постаралась не скривиться, а сама не отрывала взгляда от часов перед доской счета. Интересно, если
я пробуду здесь час, этого хватит, чтобы избежать папиного допроса с пристрастием? Музыка занудная – сплошное ритмичное бум, бум, бум. И так последние сорок минут. К тому же слишком громкие басы.
– Точно, – Джош хотел поймать меня за руку, но я вовремя увернулась в такт музыке. – По-прежнему не хочу танцевать.
– А выпить чего-нибудь? – еще одна попытка.
Я переступила с ноги на ногу и скрестила руки на груди, чтобы закрыть вырез. Я пока не дождалась своей грудной феи, но корсет платья так все стискивал и приподнимал, что казалось, там больше, чем есть на самом деле, и я ужасно стеснялась.
– Нет, спасибо, – вздохнула я.
Джош меня, наверное, не услышал, но тут же отвернулся и принялся рассматривать остальных, значит, суть уловил. А вокруг отплясывали девицы в длинных бальных платьях и откровенных костюмах барменш вперемежку с хулиганскими пиратами и моряками. Пираты. И этому они посвятили вечеринку?! Бог ты мой! Я два месяца проработала в комитете по организации бала в своей старой школе. Это было бы что-то невообразимое: залитый лунным светом корабль и живая музыка – но не-е-е-ет. Мама сказала, что я очень нужна папе. Что у него кризис среднего возраста и ему надо напомнить о чем-нибудь хорошем – ссоры не
в счет. Думаю, она просто испугалась. Я как-то улизнула выпить капучино, а мама меня застукала – вот и сплавила в этот Скукоград к папе, потому что его я, видите ли, лучше слушаюсь. Ну да, вернулась я уже за полночь. И, может, одним кофеином дело не обошлось. Но я и так просидела под замком все предыдущие выходные за поздние прогулки, вот и пришлось уходить тайком.
Я пропустила между пальцами крахмальное кружево своего пышного платья. Да здесь вообще хоть кто-нибудь знает, что такое настоящая вечеринка? Может, им наплевать?
Джош покачивал головой под музыку и явно хотел потанцевать. Около столика с едой стоял тот парень, что вошел следом за нами, и смотрел в мою сторону. Кто же будет моим кавалером – он или Джош? Поймав мой взгляд, парень отвернулся.
Я снова посмотрела на Джоша, который уже пританцовывал на полпути между мной и остальными. Долговязый и неуклюжий, но в красно-белом костюме английского генерала с эполетами и бутафорским мечом впридачу он смотрелся хорошо. Наверное, это его отец придумал. С тех пор как местная военная база переехала в Аризону, все здесь работали в исследовательском центре, а отец Джоша был там самой большой шишкой. К моему платью – кружев явно
перебор, и корсет чересчур жесткий – генеральский костюмчик вполне подходил.
– Ну давай же! Все танцуют, – начал упрашивать Джош, заметив, что я смотрю на него. Мне даже стало чуточку жалко его. Совсем как те ребята из фотоклуба – они притворялись, что не могут открыть дверь в лабораторию, до того им хотелось хоть какого-нибудь движняка. Это просто нечестно. Я три года училась быть крутой девчонкой, и вот снова оказалась среди милых зануд, которые сражают наповал барышень в спортзале. И к тому же на мой день рождения.
– Нет, – отрезала я. Перевод: «Мне наплевать. Можешь с тем же успехом сдаться».
Это дошло даже до тупоголового, нескладного Джоша в треснутых очках. Он перестал пританцовывать и вылупил на меня свои голубые глаза.
– Ну ты и стерва, знаешь ли! Да я тебя пригласил только потому, что отец заставил. Захочешь потанцевать – я тут рядом.
У меня перехватило дыхание, я смотрела на Джоша, раскрыв рот, как будто он дал мне кулаком в живот. А он с нахальным видом поднял брови, задрал подбородок и пошел прочь, руки в карманы. Две девчонки расступились и пропустили его, а потом склонились друг к дружке и начали болтать, поглядывая на меня.
О боже! Он пригласил меня только из-за отца! Я быстро-быстро заморгала, а то комната уже готова была расплыться перед глазами. Вот черт, я не просто новенькая, мне еще и устраивают подставные свидания! Папа угодил начальнику, и тот заставил своего сынка меня пригласить.
– Сын дохлого щенка, – прошептала я. Интересно, все и правда на меня таращатся или мне просто кажется? Я заправила короткую светлую прядь за ухо и прислонилась к стене. Скрестила руки на груди и попыталась сделать вид, что Джош просто отошел к столу. В глубине души я тихонько умирала. Меня бросили. Нет, меня бросил какой-то идиот!
– Так держать, Мэдисон, – мрачно сказала я себе. А какие сплетни поползут в понедельник! Я увидела Джоша у стола с едой, он притворялся, будто не обращает на меня внимания. С ним разговаривал тот парень в костюме моряка, что вошел за нами следом. Непохоже, что они друзья, хотя парень и подталкивал Джоша локтем, указывая на танцующих девчонок. Они кружились, позабыв про свои чересчур глубокие вырезы. Ничего удивительного, что этот парнишка мне незнаком. Я же всех здесь избегала по одной простой причине: мне тут плохо и я никого не желаю знать.
Нет, я не какой-нибудь тормоз и не зануда, хотя дома и занималась в фотоклубе. Несмотря на все по пытки, куклы Барби из меня не вышло. Я не гот, не заучка, не наркоманка. И не из тех ребят, что хотят играть в ученых, подражая своим мамочкам и папочкам из исследовательского центра. Ни под какую мерку я не подхожу.
«Поправочка, – подумала я, когда Джош и тот морячок засмеялись, – я стерва».
Парень кивнул на другую компанию девчонок, Джош что-то сказал в ответ, и они снова захихикали. Из-под бескозырки незнакомца выбивались завитки каштановых волос, и в чистеньком белом костюме он был точь-в-точь как все остальные мальчики, которые оделись моряками, а не пиратами. Он был высокий и двигался плавно – значит, уже перестал расти. И выглядел старше меня, но не намного. Это же все-таки школьный бал.
«И мне здесь делать нечего», – внезапно подумала я, отталкиваясь локтями от стены. Джош должен был отвезти меня домой, но если я позвоню, папа приедет за мной.
Я начала пробираться сквозь толпу к двустворчатым дверям, но приостановилась, обеспокоенная. Папа спросит, почему Джош меня не отвез, и все всплывет. Лекцию о том, что нужно быть хорошей и со всеми ладить, я еще переживу, но такой позор...
Я подняла глаза. Джош смотрел на меня. Тот парень дергал его за рукав, но Джош взгляда не отводил. Издевался.
Тут-то я и поняла. Не буду я звонить папе. И с Джошем тоже не поеду. Я пойду пешком. Все пять миль. На каблуках. В длинном легоньком платьице. Сырой апрельской ночью. Со стиснутой корсетом грудью. Куда уж хуже? Вот дрянь. Я и правда осталась без машины.
– Так держать, девочка, – пробормотала я, собирая в кулак решимость, а заодно и подол платья. И, не поднимая головы, пошла к двери, то и дело задевая плечами танцующих. Мне здесь не место. Пусть себе болтают, плевать. Не нужны мне друзья. Дружбу вообще переоценивают.
Музыка загрохотала еще быстрее, толпа неуклюже меняла ритм, как будто переключалась. Я на ходу огляделась и резко остановилась – чуть не влетела в кого-то.
– Извини! – крикнула я, надеясь, что меня услышат в таком бедламе, и замерла в изумлении.
Черт возьми, потрясный мистер Капитан пиратов! Где он был последние три недели? А там, откуда он взялся, есть еще такие?
Я торчу в этом городе уже три недели, но его ни разу не видела. Я бы запомнила. Может, и постаралась бы вести себя по-другому. Краснея, я отпустила подол и сразу же прикрыла ладонью вырез. Господи, да у меня все наружу, как у проститутки! На парне был блестящий черный пиратский костюм, в вырезе
воротника виднелся кулон с серым камнем. Маска а-ля Зорро закрывала верхнюю часть лица, широкие шелковые завязки спускались на спину и мешались с волной роскошных черных волос. Он был выше меня почти на полголовы, и, оглядывая его подтянутую фигуру, я гадала, где он так накачался.
«Уж наверняка не на репетиционной базе и не в классе миссис Фейрел, учительницы обществознания», – думала я, глядя, как пляшут по нему разноцветные огни.
– Прошу прощения, – сказал незнакомец и взял меня за руку. У меня перехватило дыхание, но не от его прикосновения. У этого парня был не местный акцент. Он произносил слова медленно и мягко, но с изысканной отчетливостью – похоже, вкус у него что надо. В его речи мне послышались звон бокалов и тихий смех под шум волн на пляже – эти звуки успокаивали и почти всегда убаюкивали меня.
– Ты не отсюда! – брякнула я и наклонилась к нему поближе, чтобы лучше слышать.
Парень улыбнулся еще шире. Его смуглая кожа и темные волосы были для меня почти как целительный бальзам, такие непривычные среди бледнолицых и светловолосых обитателей Среднего Запада – этой тюрьмы, в которой я томилась.
– Я здесь на время, – отозвался парень. – Можно сказать, учусь по обмену. Как и ты. – Он оглядел ся с презрительным видом. Вокруг нас все танцевали – с ритмом у них была беда, а с оригинальностью и подавно. – Сплошные коровы, а?
Я засмеялась. Но только бы он не подумал, что я какая-нибудь тупица.
– Точно! – едва не заорала я и потянула его к себе, чтобы перекричать шум. – Но я не по обмену учусь. Я из Флориды. Мама живет там на Западном побережье, а я застряла тут с папой. Полный ужас, правда? А ты хотя бы уедешь домой.
Кстати, откуда ты, мистер Потрясный Пират?
Словно из глубин его памяти поднялся и долетел до меня сырой, чуть затхлый запах отлива. Может, кому-то он и не по душе, но я едва не расплакалась. Я скучала по своей старой школе. По своей машине. По друзьям. И с чего мама так на меня разъярилась?
– Да, домой, – повторил незнакомец с одурманивающей улыбкой и кончиком языка облизнул губы. – Давай отойдем. Мешаем им... ну, танцевать.
Мое сердце забилось сильнее. Двигаться не хотелось. А вдруг он уйдет или, еще того хуже, кто-нибудь возьмет его под руку да и уведет?
– Потанцуем? – робко предложила я. – Музыка непривычная, но ритм хороший.
Он расплылся в улыбке, и от облегчения мое сердце снова застучало быстро-быстро. О боже! Кажет ся, я ему нравлюсь. Он выпустил мою руку, отступил на шаг и...
На мгновение я забыла обо всем и просто смотрела. Нет, никакого выпендрежа, совсем наоборот. Закружи он меня так, что я вытерла бы тут все полы подолом, это смотрелось бы не так впечатляюще. Но он двигался медленно.
Поймал мой взгляд – глаза у незнакомца были серо-голубые, – улыбнулся из-под своей загадочной маски и протянул мне руку. Я перевела дыхание, мои пальцы скользнули в его теплую ладонь, и он вовлек меня в свой танец.
Музыка стала основой, на которой он выводил узор, а я изо всех сил старалась от него не отставать. Покачиваясь, мы поворачивались на каждый второй удар. Я расслабилась и просто танцевала; не думать было даже проще. Бедра и плечи двигались легко и послушно – и во мне начало расти какое-то волнение.
Все вокруг по-прежнему быстро дергались, а мы танцевали медленно, все ближе друг к другу, глаза в глаза. Я все наполнялась уверенностью и наконец позволила незнакомцу вести, пока бьется музыка и мое сердце вместе с ней.
– Здесь меня обычно зовут Сетом. – Он чуть не загубил этот чудесный миг, но потом его рука нежно обвила мою талию, и я склонилась к нему. О да. Такто лучше.
– Мэдисон, – представилась я. Мне нравилось танцевать медленнее всех. Но от грохота быстрой музыки сердце летело вскачь, и в этом слиянии крайностей танец казался еще более дерзким. – Я тебя раньше не видела. Ты выпускник?
Пальцы Сета на легкой ткани моего платья напряглись, а может, он просто притянул меня еще ближе.
– И лучший в классе. – Он наклонился ко мне, чтобы не кричать.
Отблески цветных огней играли на его лице и фигуре. Я словно летала. Да Джош яйца выеденного не стоит! Вот это, я понимаю, бал!
– Тогда ясно, – я запрокинула голову, чтобы заглянуть Сету в глаза и понять, о чем он думает. – А я младше.
Он улыбнулся, не разжимая губ, и я почувствовала себя маленькой девочкой под надежной-пренадежной защитой. Улыбка расползлась до ушей. На нас уже глазели, вокруг то и дело оборачивались и останавливались. Надеюсь, Джош смотрит как следует. Назови-ка меня теперь стервой!
Руки Сета скользили по моей талии легко, нетребовательно. Он позволил мне танцевать, как хочу, и я дала себе волю: все больше страсти в каждом движении. В здешнем захолустье такое видели только по телевизору! Губы мои дрогнули. Вот он, Джош, и с ним тот морячок, с которым они все это время болта ли. Джош побелел от злости, я жеманно улыбнулась ему.
– Пусть знает, что ты не с ним, да? – желание послышалось в голосе Сета, и я тут же перевела взгляд на него. – Он тебя обидел, – продолжал загадочный пират, и мой подбородок покалывало от прикосновения его смуглых пальцев. – Пусть увидит, что потерял.
Еще мгновение я колебалась, – конечно, это будет уж очень зло, – но потом неожиданно для себя кивнула.
Сет медленно остановился и плавно притянул меня к себе. Он хотел меня поцеловать. Точно. Это было видно по каждому его движению. Сердце заколотилось, я запрокинула голову, чтобы наши губы встретились. Вокруг останавливались посмотреть на нас, одни смеялись, другие завидовали. Я закрыла глаза и чуть качнулась, чтобы поцелуй длился в танце.
Этого-то мне и надо было. Там, где мы касались друг друга, меня омывали волны жара, разливаясь по всему телу и поднимаясь вновь, ведь Сет прижимал меня к себе все крепче. Никто никогда так меня не целовал, и я боялась дышать, чтобы не разрушить очарование. Мои руки лежали на талии Сета, и я тоже прижималась к нему, а он поддерживал ладонью мой подбородок и обнимал меня так бережно, словно я
могу разбиться. На вкус он был как дым от костра. Мне хотелось еще – но нет, я-то знаю, что к чему.
В груди у Сета будто тихо пророкотал далекий-далекий гром. Объятия сделались еще жарче, и я вся задрожала. Это был уже совсем другой поцелуй.
Я в смятении отстранилась, и хотя задыхалась, но голова была ясная, я даже повеселела. В страстном взгляде Сета мелькнуло легкое удивление, он не понимал, почему я отстранилась.
– Это же только игра. Теперь он будет мудрее. И ты тоже. Не стоит из-за него страдать.
Цветные огни бешено вертелись, музыка все гремела, безразличная к нашему поцелую. Все стало другим, но изменилась только я. Моя рука по-прежнему лежала на талии Сета. Я наконец отвела от него взгляд. На щеках Джоша выступили красные пятна, он явно злился.
Я вскинула брови, взяла Сета под руку и сказала:
– Пойдем.
Вряд ли кто-нибудь решится бросить мне вызов теперь. Только не после этого поцелуя.
Я уверенно шагнула вперед под руку с Сетом. Толпа расступилась перед нами, и я почувствовала себя королевой. Музыка грохотала по-прежнему, но все смотрели, как мы шествуем к оклеенным коричневой бумагой дверям – они должны были изображать дубовые двери замка.
«Плебеи», – подумала я, когда Сет распахнул дверь и прохладный воздух из коридора ударил мне в лицо. Дверь за нами закрылась, и музыка стала тише. Я шла, стуча каблуками по кафелю, потом замедлила шаги и остановилась. Возле стены, за накрытым бумагой столом сидела усталая на вид контролерша. Трое ребят замешкались у входной двери, дальше по коридору. Я вспомнила о нашем поцелуе и вдруг всполошилась. Шикарный парень. Почему он со мной?
– Спасибо, – пробормотала я, глядя в сторону, и тут же спохватилась: как бы Сет не подумал, что я о поцелуе. – Спасибо, что помог мне... сохранить гордость, – добавила я, краснея еще больше.
– Я все видел, – Сет вел меня вперед, прочь ото всех. – Либо так, либо ты заехала бы ему кулаком. А тебе... – он колебался, пока я не подняла на него глаза, – тебе хотелось более изысканной мести.
– Думаешь? – я не удержала легкой усмешки.
Он склонил голову – отчего показался гораздо старше своих лет – и спросил:
– Тебя есть кому отвезти домой?
Я остановилась как вкопанная, он сделал еще шаг и обернулся, его серо-голубые глаза тревожно расширились. В коридоре было прохладно, наверное, поэтому меня пробрал озноб.
– Извини... – Сет застыл, виновато моргая, – я не об этом... Подожду, пока за тобой кто-нибудь приедет. Ты же меня совсем не знаешь.
– Нет, не в том дело, – тут же затараторила я. Мне и самой было неловко за собственное недоверие. Я обернулась к женщине у дверей спортзала, та следила за нами с ленивым интересом. – Надо позвонить папе, вот и все. Чтобы он был в курсе.
– Ну конечно, – Сет улыбнулся, блеснув белыми зубами.
Я затеребила свою сумочку. Он немного отошел, пока я выуживала телефон и безуспешно пыталась сосредоточиться и вспомнить домашний номер. Никто не отвечал. Мы с Сетом обернулись на шум открывающейся двери. Из спортзала вышел Джош. Я сжала зубы.
Включился автоответчик, и я выпалила:
– Привет, пап. Это Мэдисон. – Кто ж еще?! – Я поеду домой с Сетом... – Я вопросительно взглянула на него.
– Адамсоном, – тихонько подсказал тот. Взгляд из-под маски устремлен на Джоша.
Черт, красивые глаза! И длиннющие ресницы.
– С Сетом Адамсоном, – продолжала я. – Джош оказался полным придурком. Буду дома через пару минут, ладно? – На другом конце провода никого не было, так что папа особо возражать не стал. Я сдела ла вид, что слушаю, потом сказала: – Все-о-о хорошо. Просто придурок, и все тут. До скорого.
Весьма довольная собой, я закрыла и убрала телефон и взяла Сета под руку. Мы уже повернули к выходу, когда нас догнал Джош, стуча генеральскими каблуками по кафелю.
– Мэдисон... – голос у него был злой, и от этого я только повеселела.
– Привет, Джош! – бодро отозвалась я.
Он зашагал рядом со мной. Как-то стало неуютно, прямо в жар бросило. Я так и шла, не глядя на него.
– Меня есть кому отвезти, спасибо. – Хотя вообще-то не за что, добавила я про себя. Я до сих пор жутко злилась на него. Или на папу, за то, что он все это устроил.
– Мэдисон, подожди!
Джош так вцепился в мой локоть, что меня развернуло на ходу. Я остановилась. Он замер, отступил и выпустил мою руку.
– Ты придурок, – я оглядела его костюм. Теперь он казался мне совершенно идиотским. – И не надо мне подставных свиданий. Просто... отстань, – выкрутилась я. А то Сет еще подумает, что я ругаюсь, как матрос.
Джош подошел ближе, снова схватил меня за руку и оттащил в сторону.
– Послушай, – глаза у него были испуганные, поэтому я даже не противилась, – я этого парня первый раз в жизни вижу. Не дури. Давай я тебя отвезу. Рассказывай друзьям что угодно. Я на все согласен.
Я хотела обиженно вздохнуть, но в этом корсете особенно не повздыхаешь. Так что просто задрала подбородок. Знает же, что у меня нет друзей.
– Я позвонила папе. Все будет хорошо. – За спиной Джоша я увидела того длинного, в костюме моряка, он вышел из спортзала следом за нами.
Но Джош все не отпускал меня. Я начала в негодовании вырываться и уже потянулась к его запястью – сделать защитный захват, – но он, словно угадав мои мысли, сдался и отошел назад.
– Тогда я поеду за тобой, – взгляд его широко раскрытых глаз скользнул по Сету.
– Валяй, – я тряхнула волосами. Втайне я была рада. Может, Джош в конце концов не так уж и плох? – Сет, ты в дальнем ряду запарковался?
– Сюда, Мэдисон, – Сет вышел вперед, в каждом плавном движении – изящество и изысканность, не то что этот Джош, сплошная серость. Я подала руку своему кавалеру, и, мне показалось, глаза его победно блеснули. Еще бы. Он явно пришел на бал один, а теперь уезжать одному придется Джошу.
Мы пошли по коридору к дальним дверям. Я убедилась, что мои каблуки аккуратно стучат, как у на стоящей леди, уверенной в себе. Я была такая изящная в этом платье, а Сет – и вовсе красавец. Джош и его молчаливый приятель тащились следом, как статисты в голливудском фильме.
Сет придержал для меня дверь, предоставив ребятам самим разбираться с качающимися створками. На улице было холодно. Стоило все-таки выпросить у папы еще пятьдесят баксов на подходящую шаль. Интересно, если я пожалуюсь, что замерзла, Сет отдаст мне куртку?
Луна казалась туманным пятном в облаках. Пока мой кавалер вел меня вниз по ступенькам, я слышала, как Джош тихо и насмешливо переговаривается со своим приятелем. Я стиснула зубы и последовала за Сетом к блестящей черной машине, которая была припаркована в запрещенном месте у бордюра. Верх ее был откинут. Улыбка помимо моей воли расползлась до самых ушей. Может, он сначала покатает меня, а уж потом повезет домой. Замерзну я или нет, лишь бы все видели, как я сижу рядом с Сетом в этой машине. Волосы развеваются на ветру, звучит фантастическая музыка... У него наверняка отменный вкус.
– Мэдисон... – Сет открыл дверцу, приглашая меня внутрь.
Чувствуя себя одновременно неуклюжей и совсем особенной, я опустилась на низкое переднее сиденье, платье заскользило по гладкой коже обив ки. Сет подождал, пока я подберу подол, и осторожно захлопнул дверцу. Пока он обходил машину сзади, я пристегнулась. Гладкая черная поверхность поблескивала в тусклом огоньке сигнализации, я провела по ней пальцами и самодовольно улыбнулась, увидев, как Джош топает к своей машине.
Сет так внезапно оказался за рулем, что я вздрогнула. Я даже не слышала, как открылась дверца. Он завел мотор, и мне понравилось его сильное рычание. Включилась музыка – что-то тяжелое и вдобавок не на английском, но и это отлично вписывалось в общую картину. У машины Джоша загорелись фары, и в тот же миг мы тронулись с места, Сет вел одной рукой.
Я взглянула на него в тусклом свете, и сердце забилось чаще. Прикосновение холодного воздуха к коже казалось вязким, мы набирали скорость, и ветер гулял в моих волосах.
– Я живу к югу отсюда, – сказала я, когда мы выехали на шоссе, и Сет повернул, куда я указала. Позади нас покачивались огни фар – это Джош ехал следом. Я устроилась поудобнее. Вот бы Сет предложил мне куртку! Но с тех пор, как мы сели в машину, он не сказал ни слова, даже ни разу не взглянул в мою сторону. Прежде он был весь ловкость и уверенность, а теперь... предвкушение? Не знаю почему, но я встревожилась.
Словно почувствовав это, Сет повернулся ко мне и продолжал вести, не глядя на дорогу.
– Слишком поздно, – сказал он тихо, и я почувствовала, что бледнею. – Так просто. Я ведь сказал им, это будет просто, ты же молоденькая и глупая. Едва ли стоило так стараться ради тебя. И уж, конечно, никакого удовольствия.
– Что, прости? – у меня пересохло во рту.
Сет перевел взгляд на дорогу, потом снова на меня. Он еще прибавил скорости, я отшатнулась от него и схватилась за ручку дверцы.
– Ничего личного, Мэдисон. Ты всего-навсего имя в списке. Или, я бы сказал, душа, которую нужно срезать. Важное, но все-таки просто имя. Они сказали, ничего не выйдет, а теперь ты станешь моим пропуском в высший круг. Ты и твоя маленькая жизнь, которой теперь не случится.
Что за чертовщина?
– Джош... – Я обернулась к фарам позади нас. Они удалялись по мере того, как мы набирали скорость. – Он едет за нами. И мой отец знает, где я.
Сет улыбнулся, лунный свет блеснул на его зубах, и я вздрогнула. Весь мир потонул в неясных лунных тенях и свисте ветра.
– Как будто это что-то меняет.
О господи. Я здорово влипла. Внутри у меня все сжалось.
– Останови машину, – потребовала я, одной рукой схватилась за дверцу, а другой придерживала растрепавшиеся на ветру волосы, чтобы не лезли в глаза. – Останови и выпусти меня. Ты не можешь ничего сделать. Все знают, где я! Останови!
– Остановить машину? – ухмыльнулся Сет. – Да запросто.
Он ударил по тормозам и повернул. Я закричала, стараясь хоть за что-нибудь уцепиться. Все вокруг завертелось. Из груди вырвался пронзительный вопль. Странное чувство: оглушительный шум и ощущение невесомости. Мы съехали с дороги. И тут я с ужасом поняла, что машина переворачивается.
Вот дрянь. Она же с откидным верхом!
Я пригнулась, прикрыв руками голову, и начала молиться. Меня сильно тряхнуло, и все вокруг почернело. Кажется, я висела вверх ногами. Потом меня рвануло в другую сторону. Небо посветлело до серого, я что было сил втянула воздух, машина еще раз перевернулась и покатилась под откос с насыпи.
Небо снова почернело, машина опрокинулась.
– Нет! – беспомощно крикнула я и застонала, когда она с грохотом остановилась. Меня бросило на ремень, и спину тут же пронзила боль.
Тишина. Дышать было больно. О господи, болело все. Ловя ртом воздух, уставилась на разбитое вдребезги ветровое стекло. Осколки слабо поблескивали
в лунном свете. Сета рядом нет. Как же больно! Крови видно не было, но, кажется, я что-то сломала. А я вообще жива?
– Мэдисон! – донеслось до меня сквозь собственное хриплое дыхание. – Мэдисон!
Я с трудом подняла взгляд к двум светящимся точкам на насыпи. Оттуда двигалась туманная фигура. Джош.
Я набрала в грудь воздуха, чтобы позвать его, но лишь застонала – кто-то повернул мою голову в другую сторону.
– Сет? – прошептала я.
Он стоял рядом с разбитой машиной с моей стороны, все в том же пиратском костюме из черного шелка. Казалось, его даже не задело. Его серые глаза и камень в кулоне одинаково сверкали в лунном свете.
– Все еще жива, – сказал он без всякого выражения, и тут у меня полились слезы. Я не могла двинуться, но все жутко болело, значит, меня не парализовало. Черт побери, паршивый получился день рождения. Папа меня убьет.
– Мне больно, – еле слышно сказала я. Ничего глупее и придумать было нельзя.
– А мне некогда, – Сету явно все это надоело.
Я не шевельнулась, только глаза вытаращила, когда из складок костюма он достал короткий клинок.
Хотела крикнуть, но дыхание пресеклось – Сет замахнулся, словно для удара. Лунный луч сверкнул на лезвии, еще красном от чьей-то крови. Потрясающе. Да он псих! Я уехала со школьного бала в компании психа! Я хоть руки поднять могу?
– Нет! – завопила я и все-таки вскинула руки, но клинок ледяным шепотком проскользнул сквозь меня, не поранив. Я опустила глаза. Не может быть! Платье было цело, кровь не шла, но лезвие точно прошло сквозь меня. Сквозь меня и машину сразу.
Ничего не понимая, я удивленно уставилась на Сета. Он стоял теперь, опустив клинок, и смотрел на меня.
– Что за... – но тут я заметила, что ничего больше не болит. Только голос стал какой-то совсем потусторонний. Сет презрительно поднял брови. Все чувства покинули меня, и я ощутила прикосновение абсолютной пустоты, новое и вместе с тем знакомое, как давно утраченное воспоминание.
Пугающее отсутствие всего медленно захватило меня, заморозило мысли. Мягкое туманное одеяло пустоты разворачивалось от краев моего мира. Сначала оно укрыло луну, потом ночь, мое тело, наконец машину. Крики Джоша потонули в затихающем гудении, и остались лишь серебряные глаза Сета.
А потом он повернулся и пошел прочь.
– Мэдисон! – донесся до меня слабый голос, и кто-то легонько коснулся моей щеки. Потом прикосновение исчезло, и не осталось больше ничего.
Туман пустоты медленно отступал, оставляя после себя противные покалывания и звуки двух спорящих голосов. Мне было плохо, но не от боли в спине, из-за которой я едва могла дышать, а от страха и беспомощности – вдруг эти немолкнущие приглушенные голоса вернулись из моего прошлого? Мне даже почудился отдающий плесенью запах, как от шерсти моего игрушечного зайца. Я свернулась клубочком, слушала и страшно боялась этих двоих, в которых заключался весь мой мир. Оба говорили мне, что я ни в чем не виновата, но и это нисколько не умаляло моего горя. Того самого горя, что пришлось держать в себе, пока оно не стало частью меня. Вросло в меня до самых костей. Расплачусь на груди у мамы – значит, я люблю ее больше. Разревусь у папы на плече – значит, его. Вот так я и росла. Паршиво, ничего не скажешь.
Но это... это не родители. Спорили, скорее, двое ребят моего возраста.
Дышать стало легче. Остатки тумана таяли все с тем же покалыванием, легкие работали, но дышать было так больно, словно у меня на груди кто-то сидел. Я сообразила, что лежу с закрытыми глазами, открыла их и обнаружила прямо перед носом какуюто черную пелену. Сильно пахло пластиком.
– Ей было шестнадцать, когда она села в машину. Это ты дала маху! – горячо заговорил парень странно приглушенным голосом. Судя по всему, спорили они уже довольно давно, но я помнила лишь обрывки разговора вперемешку с тревожными мыслями ни о чем.
– Нечего на меня сваливать, – откликнулась девушка, так же приглушенно и так же решительно. – Когда он подбросил ее монетку, ей было семнадцать. Это твой промах. Черт возьми, да она была у тебя под носом! Как ты умудрился ее упустить?
– Упустил, потому что ей не было семнадцати! – огрызнулся парень. – Когда он ее забрал, ей было шестнадцать. Откуда мне было знать, что у него на уме? Почему тебя там не было? Здорово ты оплошала!
Девушка едва не задохнулась от обиды. Мне было холодно. Я вздохнула поглубже и почувствовала прилив сил. Покалывало меньше, но боль не утихала, даже наоборот. Было душно, и тепло дыхания возвращалось ко мне, словно от чего-то отражаясь. Но это не темнота. Это я была внутри чего-то.
– Ах ты, маленький негодяй! – взорвалась девушка. – Хватит меня винить! Она умерла в семнадцать лет. Потому меня там и не было. Меня никто не предупредил.
– Шестнадцатилетки не моя забота! – капризно заявил парень. – Я думал, ему нужен мальчишка.
Я вдруг поняла, что черная завеса, от которой отражается мое дыхание, – это слой целлофана. Я подняла руки и в приливе внезапного страха проткнула его ногтями. Едва сдерживая ужас, села.
Я что, на столе? Похоже на то, он такой твердый. Я сорвала целлофан. Двое ребят, стоявших у грязнобелых открывающихся в обе стороны дверей, удивленно обернулись. Бледная девушка залилась краской, а парень отступил на шаг, словно смущенный тем, что его поймали на споре с ней.
– Ой! – девушка перекинула длинную черную косу за спину. – Ты проснулась. Ну, привет. Я Люси, а это Барнабас.
– Привет. Ты как? – парень опустил глаза и с глупым видом помахал мне.
– Ты был с Джошем. – Я ткнула в его сторону дрожащим пальцем, и парень кивнул, по-прежнему не глядя на меня. Девушка была в шортах и майке, и он в своем бальном костюме выглядел рядом с ней странновато. У обоих на шеях висели кулоны с серыми камнями. Камни как камни, но они бросились
мне в глаза, потому что больше ничего общего у этих двоих не было. Кроме взаимной злости и удивления при виде меня.
– Где я?
Барнабас вздрогнул и зашаркал ногами по плитке.
– Где Джош? – я заколебалась. Кажется, я в больнице, но... Минуточку! Я что, была в этом отвратном пакете для тел? – Я в морге? Что я делаю в морге?
Не помня себя, я высунула ноги из пакета и сползла на пол, едва удержав равновесие, каблуки жутко щелкнули в унисон. На резиновой ленте вокруг моего запястья висела бирка, я оторвала ее, зацепив вместе с ней несколько волосков. Юбка была распорота и вся в пятнах какого-то жира. Я была измазана грязью и зеленью и провоняла травой и дезинфекцией. И как теперь возвращать платье?
– Кто-то ошибся, – сказала я, засовывая бирку в карман.
– Барнабас, – фыркнула Люси.
Тот шумно втянул воздух, а потом снова набросился на нее:
– Да не я! Ей было шестнадцать, когда она села в машину. Шестнадцатилетками я не занимаюсь! Откуда мне было знать, что у нее день рождения?
– Да что ты?! Ну ладно, умерла-то она в семнадцать. Ты и разбирайся!
Умерла? Они что, ослепли?
– Знаете что? – Я чувствовала себя все увереннее. – Можете спорить хоть до скончания века, а мне нужно найти кого-нибудь и сказать, что я цела. – И, стуча каблуками, я направилась к дверям.
– Мэдисон, подожди, – сказал парень. – Тебе нельзя.
– Вы только посмотрите на меня. Папа будет проо-осто в бешенстве.
Я прошагала мимо них, но через двадцать шагов со мной что-то произошло. Странное ощущение нахлынуло из ниоткуда, голова закружилась, и я положила руку на пустой стол. Рука будто прилипла, я отдернула ее, как от огня – казалось, холод металла проник до самых костей. Я стала какой-то... мягкой. Словно таяла. Тихое гудение вентиляторов сделалось приглушенным. Даже стук сердца, казалось, доносился откуда-то издалека. Я обернулась, приложив руку к груди, и постаралась все вернуть.
– Что за...
На другом конце комнаты Барнабас пожал худыми плечами:
– Ты умерла, Мэдисон. Извини. Ты отошла слишком далеко от наших амулетов и стала терять телесность.
Он указал на каталку, и я взглянула туда.
Дыхание пресеклось, колени подогнулись, и я едва не рухнула на пустой стол. Я по-прежнему лежа ла там. На каталке. В порванном пакете, чересчур маленькая и бледная, вечернее платье сбилось в одну кучу – превосходный образчик позабытого и несвоевременного изящества.
Так я умерла? Но я чувствую, как бьется мое сердце.
Ноги подкосились, и я начала оседать на пол.
– Вот замечательно. Совсем слабенькая, – сухо сказала Люси.
Барнабас бросился вперед, чтобы меня подхватить. Его руки скользнули вокруг меня, моя голова безвольно упала. Но как только он прикоснулся ко мне, все нахлынуло вновь: звуки, запахи, даже сердце снова забилось. Руки и ноги дрожали. В нескольких сантиметрах от моего лица оказались стиснутые губы Барнабаса. Он был совсем близко, и я, кажется, уловила запах подсолнухов.
– Придержи язык, а? – обратился он к Люси, усадив меня на пол. – Нет бы посочувствовать. Это же твоя работа, сама знаешь.
От кафельного пола тянуло холодом, и он словно разогнал остатки серого тумана перед моими глазами. Неужели я умерла? Разве мертвые теряют сознание?
– Я же не умерла, – неуверенно сказала я.
Барнабас помог мне сесть поудобнее и прислониться к ножке стола.
– Умерла-умерла. – Он опустился рядом, карие глаза широко раскрыты, взгляд сосредоточенный, искренний. – Мне, правда, жаль. Я думал, он пришел за Джошем. Они обычно не оставляют улик вроде машины. Видно, ты особый случай.
Мысли понеслись вскачь и тут же остановились на всем ходу. Я приложила ладонь к животу. Джош – он ведь был там. Я помню.
– Он думает, я умерла. Джош, я имею в виду.
– Ты и умерла, – язвительно заметила Люси.
Я бросила взгляд на каталку, но Барнабас подвинулся, чтобы мне ничего не было видно.
– Кто вы? – спросила я, когда перестала кружиться голова.
– Мы собираем данные и исправляем ошибки. Служба «Жизнь: направление естественного цикла. Оценка и восстановление», – Барнабас поднялся.
Я подумала. Служба... жнецов?
Вот черт! Сердце снова застучало как сумасшедшее. Я вскочила, не сводя глаз с каталки. Но я же здесь. Живая! Может, это и я – там, на каталке, – но еще одна я стою здесь!
– Так вы – мрачные жнецы! – воскликнула я и обошла стол, чтобы он оказался между нами. Пальцы на ногах начали коченеть, и я остановилась, глядя на амулет на шее Барнабаса. – О, господи, я умерла, –
прошептала я. – Но как же так... Я еще не готова. Я ничего не успела. Мне всего семнадцать!
– Никакие мы не мрачные жнецы, – Люси скрестила руки на груди, словно защищаясь. Видно, я наступила на больную мозоль. – Мы белые жнецы. Черные жнецы убивают людей до того, как придет срок подбросить их монетку. Белые жнецы стараются спасти их. А мрачные жнецы – коварные изменники, много хвастаются, но сами и не доживут до того мига, когда все обратится в первозданный прах.
– Мрачные жнецы – это белые жнецы, которых обманом завлекли... на другую сторону. – Барнабас смущенно зашаркал ногами. – Они нечасто срезают души – черные им не позволяют. Но стоит гденибудь прокатиться волне смертей – они тут как тут, стараются поскорее выхватить несколько душ до срока. Никуда не годные халтурщики.
Последние слова он произнес с горечью. Да у них настоящее соперничество! Я отступила еще на несколько шагов, пока не начала снова таять. Не сводя глаз с амулета, я осторожно двинулась вперед – и мерзкое ощущение опять схлынуло.
– Вы убиваете людей! Сет так сказал. Сказал, что срежет мою душу! Вы – убийцы!
– Да нет, – Барнабас почесал шею. – По большей части, нет. – Он взглянул на Люси. – Сет чер ный, темный жнец. А мы приходим, только когда они метят в кого-то до срока. Или в случае ошибки.
– Ошибки? – я в надежде подняла голову. Может, они вернут меня обратно?
– Видишь ли, – Люси выступила вперед, – ты не должна была умереть. Темный жнец забрал тебя до того, как пришло время подбросить твою монетку. Наша задача – останавливать их, но иногда не получается. Мы здесь, чтобы принести тебе официальные извинения и отправить туда, где теперь твое место. – Она хмуро взглянула на Барнабаса. – И как только он признает свою вину, я уйду.
Я застыла, не в силах смотреть на саму себя на каталке.
– Никуда я не пойду. Ошиблись – отлично. Просто верните меня назад! Я же здесь. – Я шагнула вперед. Мне было страшно до потери сознания. – Вы ведь можете?
Барнабас поморщился.
– Вроде как... поздно. Все уже знают, что ты умерла.
– Плевать! – крикнула я. И тут же похолодела от внезапной мысли. Папа. Он думает... – Папа... – прошептала я в ужасе. Вздохнула поглубже, повернулась к дверям и бросилась бежать.
– Мэдисон! Подожди! – завопил Барнабас, но я толкнула двери и ринулась вперед, и хотя они успе ли открыться всего на ладонь, я уже оказалась в следующей комнате. Кажется, я прошла сквозь двери. Как будто меня и вовсе не было.
За столом сидел какой-то толстяк-лаборант. Услышав скрип приоткрывшихся дверей, он поднял голову. Вытаращил глаза и ахнул, да так и застыл с раскрытым ртом, указывая на меня пальцем.
– Ошибочка вышла, – выпалила я, направляясь к сводчатому проходу в тускло освещенный коридор. – Я не умерла.
Но тут снова вернулось то жуткое чувство. Я опять истончалась, таяла. Растягивалась. Звуки поплыли, и смотрела я словно в тоннель, по краям которого все сделалось серым.
Барнабас вылетел из дверей за мной. И тут же все вернулось в норму. Это и правда амулет дает мне силы. Надо как-то достать себе такой.
– Она умерла, – Барнабас схватил меня за запястье. – Вам все это почудилось. Ее здесь на самом деле нет. И меня тоже.
– Откуда вы взялись? – испуганно выдавил из себя толстяк. – Как вы попали внутрь?
Тут подоспела и Люси и, выходя, так грохнула дверью по стене, что мы с толстяком аж подпрыгнули.
– Хватит упрямиться, Мэдисон. Тебе пора.
Это для лаборанта было уже слишком. Он потянулся к телефону.
Я попробовала вырвать руку, но Барнабас не отпускал.
– Мне нужно поговорить с папой! – воскликнула я, но он дернул меня так, что я чуть не упала.
– Уходим, – глаза Барнабаса снова стали тревожными. – Сейчас же.
Совсем обезумев, я изо всех сил наступила ему на ногу. Барнабас взвыл, неуклюже сложился почти пополам и отпустил меня. Люси засмеялась, а я бегом бросилась в коридор. «Попробуйте-ка меня остановить», – подумала я и тут же врезалась во чтото большое, теплое и пахнущее шелком. Я отпрянула. К моему ужасу, это был Сет. Ему не удалось убить меня, пустив машину под откос, и тогда он заколол меня клинком, который не оставляет следов. Он темный жнец. Моя смерть.
– А почему вас здесь двое? – спросил Сет, глядя на Барнабаса и Люси. Интонации казались знакомыми, но сам звук его голоса резанул мне слух. И пахло от Сета теперь не морем, а тухлятиной. – Ах да, точно, – добавил он, переводя взгляд на меня. – Ты же умерла в свой день рождения. Ну надо же! Мэдисон, да ты прямо как королева на подмостках – сплошные трагедии. Рад, что ты проснулась. Нам пора.
– Не трогай меня! – я отступила, вне себя от страха и подозрений.
– Мэдисон! – крикнул Барнабас. – Беги!
Но куда? Только обратно в морг. Люси загородила меня и раскинула руки, словно одной своей волей могла остановить Сета.
– Что тебе здесь нужно? – голос ее дрожал. – Она уже умерла. Дважды монетку не подбросишь.
Сет самоуверенно расшаркался.
– Ты же сама сказала, это я подбросил ее монетку. И если я захочу, она моя.
Барнабас побледнел.
– Вы никогда за ними не возвращаетесь. Ты... – Он бросил взгляд на камень в кулоне у Сета. – Ты не черный жнец?
– Нет, – Сет осклабился, словно Барнабас удачно пошутил. – Немножко повыше рангом. Тебе не справиться. Давай, Барнабас, уходи, да и все. Тогда останешься цел.
Я беспомощно уставилась в карие глаза Барнабаса. Он понял, как мне страшно. И явно собирал в кулак всю свою храбрость.
– Барнабас! – в голосе Люси звучал ужас. – Не надо!
Но тот уже бросился на темную фигуру в черном шелке. Сет обернулся. Одно небрежное и оттого еще более пугающее движение ладони – тело Барнабаса обмякло, он отлетел назад, ударился о стену и уже без сознания сполз на пол.
– Беги! – крикнула Люси и подтолкнула меня в сторону морга. – Оставайся на солнце. Не позволяй черным крыльям коснуться тебя. Мы найдем подмогу. Кто-нибудь тебя разыщет. Выбирайся отсюда!
– Как? – воскликнула я. – Он загородил единственную дверь!
Теперь Сет направил удар на Люси. Она рухнула где стояла. Я осталась одна. Лаборант куда-то смылся или прятался под своим столом. У меня зуб на зуб не попадал. Я выпрямилась во весь – какой-никакой – рост и одернула платье. Вот я и влипла хуже некуда.
– Она хотела сказать, – голос Сета по-прежнему казался знакомым и чужим одновременно, – беги сквозь стены. Скорее спасешься от черных крыльев на солнце, чем от меня под землей.
– Но я не могу... – начала было я, а потом взглянула на двери. Я же прошла сквозь них, когда они приоткрылись всего сантиметров на десять. Да кто я теперь? Призрак?
От улыбки Сета меня пробрал озноб.
– Рад тебя видеть, Мэдисон. Теперь, когда я и в самом деле тебя... вижу, – он развязал маску, и она соскользнула вниз. Красивое лицо, словно у ожившей статуи.
Я облизнула губы и тут же похолодела, вспомнив о поцелуе. Прижала руку к груди и попятилась – тогда амулеты Барнабаса и Люси перестанут на меня
действовать и я смогу пройти сквозь стены. Раз этот мистер Мурашка думает, что мне такое под силу, – может, он прав?
Сет следовал за мной по пятам.
– Мы уйдем вместе. Никто не поверит, что я срезал твою душу, пока я не брошу тебя к их ногам.
Я отступала, стуча каблуками. Барнабас и Люси были по-прежнему распростерты на полу.
– Спасибо, я, пожалуй, останусь.
Сердце колотилось, и вот я уперлась спиной в стену. От неожиданности вскрикнула. Так далеко от этих двоих я бы уже начала таять. Но нет. Я уставилась на серый камень на шее у Сета. Точно такой же, как у них. Проклятье!
– У тебя нет выбора, – сказал Сет. – Я тебя убил. Ты моя.
Он схватил меня за руку. В мгновенном приливе сил я вырвалась.
– Да черта с два! – И пнула его по голени.
Сет согнулся, хрипя от боли, но не отпустил меня. Зато я сумела дотянуться до его волос и вцепилась в них, а потом двинула ему коленкой по носу. Противно хрустнул хрящ.
Ругаясь на чем свет стоит, Сет выпустил мою руку.
Надо было выбираться. А для этого – оставаться материальной. С колотящимся сердцем я взялась за ремешок и сдернула с Сета кулон. Камень огнем жег
руку, но я только крепче зажала его в ладони. Я готова была терпеть, лишь бы больше не таять.
Сет упал, все лицо его залило кровью, словно он напоролся на стеклянную стену.
– Мэдисон... – прохрипел с пола Барнабас.
Я обернулась. Глаза его были полны боли, и он никак не мог сфокусировать на мне взгляд.
– Беги, – с трудом выговорил он.
Сжимая в руке амулет, я кинулась в коридор. И побежала.
– Пап!
Я стояла на пороге и с бьющимся сердцем прислушивалась. В доме – папа всегда содержал его в чистоте и порядке – было тихо. Только за моей спиной жужжала на утреннем солнце газонокосилка. Золотое сияние лилось внутрь и вспыхивало на паркете и перилах лестницы, ведущей на второй этаж. Я всю дорогу бежала – на каблуках и в этом противном платье. Люди на меня пялились. А я вдобавок совсем не устала, и это меня слегка встревожило. Сердце стучало не от напряжения, а от страха.
– Пап?
Я шагнула внутрь, на глаза навернулись слезы, когда сверху донесся дрожащий недоверчивый голос:
– Мэдисон?
Я перепрыгивала через ступеньки, путалась в подоле, хваталась за перила и наконец взобралась наверх. И вот я на пороге своей комнаты, в горле ком. Папа сидел среди моих открытых, но так и не распакованных коробок. Он словно постарел, худое лицо было совсем изможденное от боли. Я не смела двинуться с места. Просто не знала, что делать.
Он смотрел широко раскрытыми глазами, будто меня здесь и не было.
– Ты даже вещи не разложила, – прошептал папа.
Горячая слезинка капнула из ниоткуда и скатилась мне на подбородок. Увидев папу таким, я поняла, что и правда должна напомнить ему о лучших временах. Я нужна ему. Нужна как никогда и никому на свете.
– Пап... прости, – только и смогла беспомощно выговорить я.
Он перевел дыхание и встряхнулся. Лицо его осветилось любовью. Он вскочил.
– Ты жива?!.. – шепнул он, и вот уже нет тех трех шагов, что разделяли нас, и папа крепко-крепко меня обнимает. – Мне сказали, ты умерла. Ты жива?!
– Со мной все хорошо. – Я всхлипнула, уткнувшись носом в его грудь, мне стало до боли легко. Он весь пропах своей лабораторией, маслом да чернилами, и это был лучший в мире запах. Слез было не удержать. Я умерла – наверное. У меня был амулет, но даже с ним я чувствовала себя совсем беспомощной: я ведь не знала, смогу ли остаться здесь. – Все хорошо, – проговорила я, икая от рыданий. – Но они ошиблись.
Чуть не смеясь от радости, папа слегка отстранил меня и заглянул мне в лицо. Глаза его блестели от слез, а улыбка, казалось, теперь так и останется на лице навсегда.
– Я был в больнице, – сказал он. – Видел тебя. – Воспоминание о той боли промелькнуло в папином взгляде, он дрожащей рукой коснулся моих волос, словно хотел убедиться, что я настоящая. – Ты в порядке. Я пробовал позвонить твоей маме. Она, наверное, подумает, что я окончательно сошел с ума. Я так и не сумел оставить сообщение, сказать, что ты попала в аварию. И бросил трубку. Но с тобой и правда все хорошо.
У меня ком стоял в горле. Я громко шмыгнула носом. Никому не отдам амулет. Никогда.
– Прости, пап. – У меня до сих пор текли слезы. – Не надо было ехать с тем парнем. Ни за что. Прости. Прости, пожалуйста!
– Тс-с-с. – Папа обнял меня и начал укачивать, но я только сильнее расплакалась. – Все хорошо. Ты в порядке. – Приговаривал он и гладил меня по голове.
Вдруг папа затаил дыхание, словно какая-то мысль поразила его. Он опять немного отстранил меня, от его взгляда я похолодела и с последним тихим всхлипом перестала плакать.
– С тобой и правда все хорошо, – удивленно заметил папа. – Ни царапины. – Его рука соскользнула с моего плеча.
– Пап, – я тревожно улыбнулась, – мне нужно тебе сказать... Я...
У двери кто-то тихонько зашаркал, папа взглянул туда поверх моего плеча. Я обернулась. На пороге с неловким видом мялся Барнабас, а рядом с ним стоял коротенький человечек в колышущемся свободном одеянии вроде тех, что носят мастера боевых искусств. Он был худой и прямой как палка, с очень темной кожей и острыми чертами лица. Судя по морщинам в уголках темно-карих глаз и по тому, что его жесткие курчавые волосы поседели на висках, он был уже стар.
– Прошу прощения. – Папа чуть развернул меня, теперь я стояла с ним рядом. – Вы привезли мою дочь? Спасибо.
Физиономия, которую скроил Барнабас, мне совсем не понравилась, и я едва не спряталась за папи ной спиной. Но он по-прежнему обнимал меня одной рукой, и мне не хотелось двигаться. Вот елки! Кажется, Барнабас притащил своего начальника. Я хочу остаться здесь. Черт возьми, я не хочу умирать! Так нечестно!
Лицо старика изобразило сожаление.
– Нет, она добралась сама, – произнес он, приятно чеканя слова. – Бог знает, как ей это удалось.
Я испуганно потерла глаза.
– Они меня не привозили. – Я беспокойно переминалась с ноги на ногу. – Я их не знаю. Парня как-то видела, – добавила я, – а старика – ни разу.
Папа неопределенно улыбнулся, стараясь разобраться, что к чему.
– Вы из больницы? – спросил он, и лицо его закаменело. – Кто сказал, что моя дочь умерла? Кто за это отвечает? Не сносить ему головы.
Барнабас съежился, а его начальник одобрительно фыркнул.
– Точнее и сказать нельзя, сэр. – Он обвел взглядом мою комнату – розовые стены, белую мебель, нераспакованные коробки, – и снова воззрился на меня. И что, интересно, он тут высмотрел? Моя так внезапно оборвавшаяся жизнь совсем как эта комната: все здесь, но так и лежит в коробках. А теперь их снова закроют и уберут в шкаф, и никто не узнает, что же хорошего было внутри. Я еще ничего не успела.
Я вся напряглась, когда старик, умиротворяюще подняв руку, шагнул в комнату.
– Нам нужно поговорить, девочка.
От его слов меня точно холодом обдало. О, боже! Он хочет забрать меня с собой.
Я крепче сжала амулет. Папа поймал мой испуганный взгляд и наконец сообразил, что что-то не так.
– Мэдисон, звони в полицию. – Он встал между мной и теми двумя.
Я потянулась к телефону на прикроватном столике. Уж его-то я распаковала.
– Да всего на минутку, – сказал старик.
И взмахнул рукой, как плохой актер в фантастическом фильме. Гудок прервался, а на улице затихла газонокосилка. Я в недоумении перевела взгляд с телефона на папу, который по-прежнему стоял между мной и гостями. Стоял не шелохнувшись.
Ноги сделались ватными. Я поставила телефон на место и изумленно рассматривала папу. Вроде бы с ним все было нормально. За исключением того, что он застыл как вкопанный.
Старик вздохнул, и я подняла на него глаза. Сын дохлого щенка. Мне было холодно и страшно. Но сдаваться без боя я не собиралась.
– Отпустите его. – Голос мой дрожал. – А то я... я...
Барнабас язвительно скривился, а старик поднял брови. Глаза у него стали серо-голубые. Но я готова поклясться, что раньше они были карие.
– Ну, и что ты сделаешь? – Он стоял на ковре у двери, решительно скрестив руки на груди.
Я взглянула на застывшего папу и пригрозила:
– Закричу. Или еще что-нибудь.
– Кричи. Хлоп! И все – пустота, да так быстро, никто и не услышит.
Я решила попробовать и набрала было воздуха, но старик только головой покачал и шагнул в комнату. Я шумно выдохнула и начала медленно отступать. Но ко мне он не приближался. Вместо этого отодвинул от туалетного столика белый стул и примостился на краешек. Облокотился на спинку и подпер лоб ладонью, словно совсем устал. Странное зрелище: старик, а рядом музыкальный центр и прочее девичье барахло.
– Ну почему все так сложно? – пробормотал он и потрогал пальцем моих керамических зебр. – Это шутка такая? – продолжил он громче, обращаясь к потолку. – Смеешься? Покатываешься над всем этим со смеху, да?
Я взглянула было на дверь, но Барнабас предостерегающе покачал головой. Ладно. Оставалось окно – но если прыгать в этом платье, недолго и убиться. Стоп. Я же и так мертвая.
– С папой все хорошо? – я осмелилась тронуть его за плечо.
Барнабас кивнул, и старик снова перевел взгляд на меня. Судя по выражению лица, он наконец чтото надумал и протянул мне руку.
– Приятно познакомиться, – решительно сказал он. – Мэдисон, верно? Рон, меня обычно так зовут.
Я удивленно уставилась на него, и старик медленно опустил руку. Глаза его снова стали карими.
– Барнабас рассказал мне, что ты сделала. Можно посмотреть?
Я встревожилась, пальцы соскользнули с папиного локтя. Вот гадость. Все в мире остановилось, а я разгуливаю тут мертвая. Так что замороженный папа – это еще не самое страшное.
– Посмотреть что?
– Камень.
Легкая тревога в голосе Рона обожгла меня.
Он хочет его забрать. Но только благодаря камню я остаюсь живой. Или не совсем мертвой.
– Вряд ли.
На лице старика отразилось беспокойство. Значит, камень этот точно ценный. Пальцы скользнули по его прохладной поверхности.
– Мэдисон, – начал уговаривать Рон, вставая, – я просто хочу посмотреть.
– Вы хотите его забрать! – крикнула я с колотящимся сердцем. – Только благодаря ему я не таю. Я не хочу умирать. Ваши ребята перепутали. Я не должна была умереть. Вы ошиблись!
– Да, но ты же все-таки умерла, – Рон протянул руку. Дыхание с шумом вырывалось из моей груди. – Просто дай мне посмотреть.
– Не дам! – завопила я.
– Нет, Мэдисон! – В глазах старика загорелся страх. – Не говори этого! – И он бросился ко мне.
Я стиснула камень и отступила, выйдя из-под сомнительной папиной защиты.
– Он мой! – пронзительно крикнула я и в тот же миг уперлась спиной в стену.
Рон резко остановился и уронил руки, на его старом лице ясно проступил испуг. Казалось, весь мир закачался.
– Ох, Мэдисон, – вздохнул старик, – правда, не стоило.
Я всматривалась в него, не понимая, почему он остановился. Потом ледяная дрожь поднялась от ладони, сжимавшей амулет, и прокатилась по всему телу. Как будто меня током ударило. Биение сердца отдавалось во мне, отражаясь от кожи изнутри, потом заполнило меня целиком, словно я снова была... живая. Мгновение спустя лед сменился огнем, будто для равновесия, а потом... Потом все закончилось.
Дыхание перехватило, и я так и застыла, прижавшись к стене. С бешено бьющимся сердцем я посмотрела на Рона. Бедный старик в диковинном одеянии стоял тихо-тихо и казался совсем несчастным. Я боялась шевельнуться. Но амулет у меня в руке изменился. Он до сих пор чуть искрился той странной силой, и, не удержавшись, я разжала пальцы, чтобы взглянуть на него. От удивления я оторопела.
– Смотрите, – оглушенно сказала я, – он стал другим.
Рон, согнувшись, плюхнулся на стул, еле слышно что-то бормоча. Я потрясенно выпустила камень из рук и держала его теперь за ремешок. Когда я сорвала его с черного жнеца, это был самый обычный серый камень, обкатанный речными волнами. Теперь он стал абсолютно черным, словно с ремешка свисала капелька пустоты. Да и сам черный ремешок отливал теперь серебром, бросая отсветы на всю комнату. Черт. Сломала я его, что ли? Но как он может быть сломан, если стал такой красивый?
– Когда я его забрала, он был другой, – сказала я, но тут же осеклась, увидев, с каким сожалением смотрит на меня Рон. Позади стоял Барнабас, в лице ни кровинки, в глазах едва ли не ужас.
– Это ты верно подметила, – с горечью сказал Рон. – У нас была надежда покончить с этим, как
положено. Но не-е-ет, теперь он твой. – Лицо старика исказилось неудовольствием. – Поздравляю.
Я медленно опустила руку. Он мой. Рон сказал, камень мой.
– Но этот камень... Тот парень был не жнец, но камень у него, как у черного жнеца, – к моему удивлению, в голосе Барнабаса звучал страх. – Она – черный жнец!
– Эй, погодите! – я открыла было рот.
– Черный жнец! – завопил Барнабас. Я остолбенела, когда он достал откуда-то из складок рубашки маленький клинок, точь-в-точь такой, как у Сета, и одним прыжком оказался между мной и Роном.
– Барнабас! – взревел тот и отвесил ему затрещину. Барнабас отлетел назад к двери. – Она не черный жнец, идиот! И даже не белый. И быть им не может. Она человек, даже после смерти. Убери это, пока я не состарил его до ржавчины!
– Но это камень черного жнеца, – заикаясь, проговорил Барнабас и ссутулил узкие плечи. – Я сам видел, как она его взяла.
– И откуда же она узнала, что это такое, а, Барни? – поддразнил его Рон, и парень отступил, смущенно пригнув голову.
Я с бьющимся сердцем стояла у стены, до боли в пальцах сжимая амулет. Рон презрительно смотрел мимо нас обоих.
– Это не камень черного жнеца. Черный жнец не настолько силен, чтобы оставить после себя материальное свидетельство своего существования, или... – продолжил он, подняв руку, чтобы Барнабас не перебивал, – или вернуться за срезанной душой. Она обладает чем-то помогущественнее камня, и они за этим еще придут. Будьте уверены.
Отлично. Просто превосходно.
Барнабас, казалось, пришел в себя, и выглядел теперь обеспокоенным и испуганным.
– Он сказал, что не жнец, но я подумал, он просто хочет нас запугать. А вдруг это правда?
– Я пока не знаю. Но кое-какие соображения у меня есть.
То, что Рон признался в своем неведении, было хуже всего, и мне снова стало страшно. Я вздрогнула, старик заметил это и вздохнул.
– Нужно было следить, – пробормотал он. И, обращаясь к небесам, крикнул: – Хороший вышел бы докладец!
Его слова отдались эхом в приглушенной пустоте, поглотившей мир. Я вспомнила, что эти люди на самом-то деле не совсем люди, и взглянула на папу. Он все стоял без движения, как манекен.
Они же не навредят ему? Чтобы скрыть эту ошибку со мной?
– Снова от пыли к звездам, все сначала, – тихо сказал Рон. – Мы просто сделаем все, что в наших силах.
С тяжелым вздохом он поднялся. Я тут же встала между ними и папой. Рон посмотрел на мою поднятую руку, как скучающая собака – на котенка, который хочет преградить ей дорогу и с которым ей просто лень связываться.
– Я никуда не пойду. – Я встала перед папой, как будто и в самом деле могла что-то сделать. – А вы не тронете папу. У меня есть камень. И мое тело, я больше не таю. Я живая!
Рон посмотрел мне в глаза.
– Камень у тебя есть, но обращаться с ним ты не умеешь. И никакая ты не живая. А притворяться и обманывать саму себя не очень-то хорошая мысль. Но поскольку камень у тебя, а твое тело – у них...
По взволнованному лицу Барнабаса я поняла, что это правда.
– Сет? Мое тело у него? – Мне опять стало страшно. – Почему?
Рука Рона легла мне на плечо, и я чуть не подпрыгнула от неожиданности. Ладонь была теплая, и я сразу почувствовала его поддержку – но поняла, что ничего для меня сделать он не может.
– Чтобы ты не смогла перейти на нашу сторону и отдать нам камень навсегда? – предположил он, и
его темные глаза наполнились сочувствием. – Пока твое тело у них, ты застряла здесь. Этот камень явно могущественный. Он изменился под стать твоим возможностям смертного. Очень немногие камни на такое способны. Обычно смертного, посягнувшего на камень, просто разносит на атомы от перенапряжения.
Я раскрыла рот, и Рон задумчиво кивнул:
– Посягать на божественное, не будучи богом, – верный способ обратить душу в пыль.
Я сжала зубы, сдерживая дрожь.
– Камень у нас, и, вероятно, это дает нам преимущество, – продолжал старик. – Он сейчас пребывает в заточении, как и ты – монетка, что крутится на самом краю.
Его рука соскользнула с моего плеча. Я сразу почувствовала себя совсем одинокой и маленькой, хотя и была выше Рона.
– Пока ты остаешься в материальном мире, они могут найти тебя. – Он выглянул в окно. Все в мире замедлилось и двигалось еле-еле.
– Но Сет знает, где я, – сказала я в замешательстве, и Рон медленно обернулся.
– Физически – да, но он очень торопился с твоим телом из одного мира в другой. А без камня не успел запомнить, где именно ты находишься. Ему будет трудно снова тебя отыскать. Особенно если ты не станешь бросаться в глаза.
Мисс Инкогнито. О да, это я могу. Точно. У меня разболелась голова, и я прижала ладони, одну поверх другой, к груди, стараясь разобраться в том, что говорил Рон.
– Но рано или поздно он тебя найдет. И заберет вместе с камнем. Что тогда? – старик покачал головой и снова отвернулся к окну, темный силуэт на золотом фоне. – Они, не раздумывая, творят ужасные вещи, лишь бы продвинуться в высший круг.
Мое тело у Сета. Я почувствовала, что бледнею. Барнабас это заметил и кашлянул, чтобы привлечь внимание Рона. Старик посмотрел на меня и прикрыл глаза, словно осознал, что наговорил.
– Ну, я могу ошибаться, – добавил он, но мне легче не стало. – Я и правда иногда ошибаюсь.
Сердце в ужасе заколотилось. До аварии Сет сказал, что я – его пропуск в высший круг. Он не просто хотел меня убить. Я была ему нужна. Не камень, который я украла. А я. Я открыла было рот, чтобы рассказать об этом Рону, но передумала. Мой внезапный страх не укрылся от Барнабаса, и он понял, что я чегото недоговариваю. Но Рон уже решительно прошагал через всю комнату и погнал его вон. Барнабас молча вышел в коридор, губы сжаты, голова опущена. Может, боится, как бы не попасть в еще больший переплет, что бы я там ни сказала. Я встревожилась. Они же не уйдут вот так?
– Ладно, оставим все как есть, пока не придумаем, как освободить тебя от власти камня, не разрушив твою душу, – сказал Рон.
– Но вы же только что сказали, что я не могу умереть! – сказала я. И куда это он собрался?! Сет же вернется!
Рон остановился на пороге и обернулся. За его спиной показался Барнабас, лицо омрачено заботами, слишком серьезными для его семнадцати лет.
– Умереть ты не можешь, потому что и так мертвая, – утешил меня старик. – Но есть вещи и похуже.
Великолепно. Кровь прилила к щекам, когда я вспомнила, как мы с Сетом танцевали, как он меня поцеловал, и как его нос хрустнул о мою коленку, и с какой ненавистью он тогда на меня посмотрел. Так держать, Мэдисон. Я не просто загубила свою репутацию в новой школе, но еще и умудрилась оскорбить ангела смерти. Теперь я – его желание номер один.
– Барнабас! – сказал Рон. Я аж подскочила от неожиданности.
– Сэр? – Барнабас и сам удивился.
– Поздравляю с повышением в статусе – теперь ты ангел-хранитель.
Барнабас замер и ошеломленно взглянул на меня:
– Но это же не повышение. Это наказание!
– Отчасти все это случилось по твоей вине, – Рон заговорил нарочито сурово, а сам незаметно для Барнабаса лукаво улыбнулся мне. – Даже по большей части. Вот и разбирайся. И не надо срываться на Мэдисон.
– Но Люси... Это она отвечает! – заныл Барнабас, совсем как маленький.
– Мэдисон семнадцать, – отрезал Рон тоном, не терпящим возражений. – Семнадцатилетними заведуешь ты. Надо было держать ухо востро. – Он повернулся и подбоченился. – Будешь исполнять повседневные обязанности белого жнеца и помимо этого работать ангелом-хранителем Мэдисон. Думаю, за год мы все уладим. – Взгляд его стал отстраненным. – Так или иначе.
– Но, сэр! – воскликнул Барнабас, споткнулся и налетел на стену коридора, когда Рон протиснулся мимо него к лестнице. Я пошла следом, не смея поверить: у меня есть ангел-хранитель?
– Сэр, я не могу! – не унимался Барнабас. Как будто я была для него нежеланным бременем. – Не могу я заниматься своим делом и смотреть за ней! Стоит мне уйти слишком далеко – они ее утащат!
– Значит, бери ее с собой на работу, – Рон спустился еще на несколько ступенек. – Ей надо научиться обращаться с этой штукой. Вот и займись – у тебя куча свободного времени. Кроме того, тебе же не
нужно поддерживать в ней жизнь. Просто пусть ее монетка крутится. И на этот раз уж постарайся получше, – проворчал он.
Барнабас залопотал что-то невнятное, а Рон обернулся и тревожно улыбнулся мне.
– Мэдисон, – сказал он на прощание, – не выпускай амулет из рук. Он тебя, так сказать, защитит. Если ты его снимешь, черные крылья могут тебя найти, а темные жнецы всегда с ними рядом.
Черные крылья. От этих слов по коже побежали мурашки.
– Черные крылья? – Даже произносить эти слова было противно.
Рон остановился на нижней ступеньке.
– Подлые хищники, они остались после творения. Вынюхивают несправедливые смерти до того, как те случаются, и пытаются стащить кусочек забытой души. Не позволяй им касаться тебя. Ты мертвая, поэтому они могут тебя почуять, но из-за камня будут думать, что ты жнец, и оставят тебя в покое.
Я кивнула. Держаться подальше от черных крыльев. Поставим галочку на память.
– Хронос! – взмолился Барнабас, когда тот двинулся дальше. – Пожалуйста. Не надо!
– Постарайся извлечь пользу из этой истории, – пробормотал Рон, уже подходя к двери. – Это всего на год.
Старик переступил порог и исчез в солнечном свете, но не сразу. Он растворялся в золотом сиянии постепенно, от ступней и выше, шаг за шагом. Льющиеся в дом лучи, казалось, ярко вспыхнули, а потом далекая газонокосилка снова зажужжала.
Я глубоко вздохнула. Мир снова пришел в движение, стали слышны пение птиц, шум ветра и чье-то радио. А я стояла рядом с Барнабасом в полном замешательстве.
– Что значит на год? – прошептала я. – Это все, что у меня есть?
Барнабас оглядел меня с ног до головы с явным раздражением.
– А мне откуда знать?
Из моей комнаты раздалось изумленное:
– Мэдисон! Это ты?
– Пап!
Мы столкнулись на пороге. Он радостно обнял меня и с улыбкой взглянул на Барнабаса.
– А ты, наверное, привез ее вечером домой. Сет, верно?
Что за дела? Он ведь уже видел Барнабаса. И как это он так быстро превратился из моего яростного защитника в идеального папочку? А как же авария? Больница? Разбитая машина? Моя смерть, наконец?
Барнабас смущенно переминался с ноги на ногу. По взгляду, который он метнул на мою растерян ную физиономию, я поняла: надо бы прикусить язык.
– Нет, сэр. Я Барнабас. Друг Мэдисон. Я тоже был вчера на балу и остался с ней, когда Джош ушел. Рад с вами познакомиться, сэр. Просто заглянул проведать Мэдисон, может, придумаем, чем заняться сегодня.
Папа, похоже, гордился, что мне удалось подружиться с кем-то без его помощи, но я была скорее озадачена. Папа откашлялся, словно решал, как обращаться с первым моим другом-мальчишкой, с которым ему выпала возможность познакомиться. Пожал протянутую руку Барнабаса, а я стояла и изумленно наблюдала за ними. Барнабас легонько пожал плечами, и я чуть-чуть успокоилась. Кажется, папа начисто забыл о том, что случилось на самом деле, и вместо этого у него остались поддельные воспоминания о спокойном вчерашнем вечере. Мечта любого подростка по полной программе. Надо бы только выяснить, как Рону это удалось. Так, на будущее.
– У вас найдется что-нибудь перекусить? – Барнабас почесал шею. – А то я как будто сто лет не ел.
На папу, словно по волшебству, нашел бодрый отеческий стих, и он потопал вниз хлопотать над вафлями. Барнабас собрался было следом, но я поймала его за локоть.
– Значит, по легенде, Сет привез меня домой, а потом я всю ночь смотрела телек? – Я хотела выяс нить, придется ли осторожничать с папой. Барнабас кивнул, и я добавила: – И с той насыпи никогда не падала? А кто-нибудь вообще помнит про ту ночь?
– Из живых – никто, – ответил Барнабас. – Рон все делает медленно, но наверняка. Видно, ты ему понравилась. – Его взгляд упал на амулет у меня на шее. – Ты или твой симпатичный новый камешек.
Я снова заволновалась, но Барнабаса отпустила, и он вприпрыжку помчался за папой. Из кухни как раз донесся его вопль – папа спрашивал, будет ли мой новый друг с нами завтракать. Я расправила платье, пригладила взъерошенные волосы и медленно, осторожными шажками пошла вниз. Чувствовала я себя отвратительно. Год. По крайней мере, год у меня есть. Может, я и не живая, но, черт побери, окончательно не умру. Я научусь обращаться с камнем и останусь здесь. На своем месте. С папой.
Смотрите, если хотите.
Я сидела в темноте на крыше, швыряла камешки в ночь. Пыталась успокоиться и собраться с мыслями. Я не живая, но и не мертвая. Целый день осторожно расспрашивала папу – как я и подозревала,
он не просто напрочь забыл о том, что я умерла в больнице, он даже об аварии не помнит. Думает, что я отшила Джоша, как только узнала о подставном свидании, приехала домой с Сетом и Барнабасом и всю ночь так и провалялась в платье перед телевизором.
И папа не очень-то обрадовался, что взятый напрокат костюм оказался испорчен. Расплачиваться он решил в счет моих карманных денег, и это мне, конечно, не понравилось, но я не жаловалась. Я здесь, вроде как живая, а остальное ерунда. Папа, кажется, удивился, что я так покорно приняла наказание, и сказал, что я взрослею. Ох, знал бы он...
Целый день я развешивала и раскладывала свои вещи и внимательно наблюдала за папой. Он точно чувствовал: что-то не так, но не мог понять, что именно. Он почти не отходил от меня, то и дело притаскивал что-нибудь перекусить или попить. Я уже готова была на него прикрикнуть. Не раз я ловила на себе его испуганный взгляд, но папа тут же делал вид, что все в порядке. Разговор за обедом не клеился, я двадцать минут ковыряла свиные отбивные, потом извинилась, сославшись на усталость после вчерашней ночи.
Н-да. Должна бы устать, но куда уж там. Два часа ночи, а я, вместо того чтобы спать, сижу здесь, на крыше, швыряюсь камешками, пока мир вращается себе в холодной темноте. Может, мне больше вообще не нужно спать?
Неуклюже ссутулившись, я подняла с кровли очередной кусочек застывшей смолы и запустила в трубу. Он звякнул по металлическому козырьку и отскочил в темноту. Я съехала по плоскому скату крыши и подтянула джинсы.
Вдруг мне стало немного не по себе. Сначала легонько закололо в пальцах рук, потом чувство стало острее, пронзило меня насквозь, словно шипами. Казалось, за мной кто-то наблюдает. Ощущение тут же материализовалось: я обернулась и ахнула, когда с нависающего над крышей дерева обрушился Барнабас и приземлился на все четыре конечности, как кошка.
– Эй! – сердце чуть не выскакивало у меня из груди. – Предупредил бы, что ли!
Он поднялся в разбавленной лунным светом темноте, подбоченился. В слабом лунном мерцании можно было различить и его самого, и написанное на его физиономии недовольство.
– Будь я черным жнецом, ты бы уже умерла.
– Ну-ну, я ведь и так умерла, разве нет? – Я бросила в него камешек. Он пролетел нал плечом Барнабаса, но тот не двинулся с места. – Чего тебе надо? – угрюмо спросила я.
Он пожал узкими плечами и посмотрел на восток.
– Хочу узнать, что ты не рассказала Рону.
– Что, прости?
Он стоял неподвижно, словно каменный, руки скрещены на груди, взгляд устремлен в пространство.
– Сет что-то сказал тебе тогда, в машине. Все остальное время я не спускал с тебя глаз. И я хочу знать, что он тебе наговорил. Будешь и дальше притворяться и играть в жизнь или тебя попросту оттащат к черному двору – есть разница? – Он сердито махнул рукой. – Хватит с меня ошибок. Уж тем более из-за тебя. Ты была нужна Сету еще до того, как стащила этот камень. Вот он и пришел за тобой в морг. И я хочу знать почему.
Я взглянула на мерцающий в лунном свете камень, потом на свои ноги. Неудобный край крыши впивался мне в лодыжки.
– Он сказал, что я всего лишь имя в списке и что он собирается срезать мою душу.
– Это-то ему удалось, – Барнабас опустился на крышу поодаль от меня. – Теперь ты умерла и никакой угрозы не представляешь. Но почему он тогда вернулся за тобой?
Барнабас немного смягчился, и это меня окончательно убедило. В лунном свете его глаза казались серебряными.
– Никому не скажешь? – Мне хотелось довериться ему. Нужно было выговориться, но не стану же я звонить старым друзьям и ныть про то, каково быть мертвой. Тоже мне развлеченьице.
Барнабас заколебался.
– Нет, но постараюсь убедить тебя рассказать самой.
Это еще куда ни шло. Я глубоко вздохнула.
– Он сказал, что конец моей жалкой жизни – его пропуск в высший круг. И вернулся, чтобы доказать, что и в самом деле... срезал мою душу.
Я ждала отклика, но его не последовало. Наконец я не выдержала, подняла голову и встретилась взглядом с Барнабасом. Он словно пытался понять, что все это значит. У него самого ответа явно не было, и он медленно произнес:
– Ты лучше держи это пока при себе. Может, он ничего и не имел в виду. Забудь. Приноравливайся.
– Ага. – Я язвительно хихикнула. – Новая школа – это та-а-ак весело.
– Я о твоей жизни.
– Ну-ну. – Ладно, буду привыкать, не к новой школе, так к новой жизни. Прекрасно. Я вспомнила жуткий обед в папиной компании и закусила губу. – Кстати, Барнабас, я вообще могу есть?
– Конечно. Если захочешь. Я вот не ем. По крайней мере, не помногу, – сказал он почти тоскливо. – Но если ты теперь, как я, то никогда не проголодаешься.
Я заправила короткую прядь за ухо.
– А спать?
Он улыбнулся.
– Попробуй. У меня не получается, пока не станет до одури скучно.
Я снова запустила кусочком смолы в трубу.
– А почему мне не нужно есть?
Барнабас повернулся ко мне.
– Этот твой камень излучает энергию, а ты ее поглощаешь. Греешься в ней. Остерегайся ясновидящих. Они решат, что ты бесноватая.
– М-м-м, – промычала я. Интересно, в церкви мне смогут объяснить, что на самом деле происходит? Но ведь насчет мрачных жнецов они ошибаются, выходит, знают не так много, как им кажется.
Я вздохнула. Сижу на крыше со своим ангеломхранителем – белым жнецом. Чудно, Мэдисон! Может ли моя жизнь – вернее, смерть – еще сильнее запутаться? Я медленно провела пальцем по камню, который поддерживал во мне это странное существование. Что же теперь делать? Ходить в школу. Делать уроки. Быть с папой. Стараться понять, кто я и в чем мое предназначение. По большому счету, мало что изменилось, только вот теперь я не ем и не сплю. И у меня есть проблемы посерьезнее, чем черный жнец, который за мной охотится. И еще у меня есть ангелхранитель. И по всей видимости, жизнь продолжается, хотя я больше и не часть ее.
Барнабас внезапно поднялся, вытянулся во весь рост – черная тень на фоне звезд. Я обернулась.
– Пойдем, – он протянул мне руку. – Мне сегодня больше делать нечего, скучно. Ты же не из тех, кто вопит по любому поводу.
«Вопит? И куда пойдем?» – успела подумать я, но выдавила только:
– Не могу. Ни шага из дома, кроме как в школу, пока не расплачусь за платье. – Но тут же улыбнулась и взяла Барнабаса за руку. Он помог мне подняться. Если уж стараниями Рона папа забыл про мою смерть, Барнабас как-нибудь да отмажет меня за побег из дома на пару часов.
– Ну, с твоим домашним арестом я поделать ничего не могу, – сказал тот, – но там, куда мы отправимся, тебе и не придется ни шагу ступить.
– А? – запнулась я и замерла, почувствовав движение у себя за спиной. – Эй! – Это Барнабас обнял меня одной рукой. Но возмущение мое тотчас растаяло – нас внезапно окутала серая тень. Пахла она совсем как мамина пуховая подушка. Барнабас сжал меня крепче, и мои ноги оторвались от крыши...
– Черт возьми! – воскликнула я. Под нами разворачивалась земля, черная с серебром в лунном свете. – У тебя что, крылья есть?
Барнабас засмеялся. В животе даже заныло, и мы поднялись еще выше.
Может... может, в конце концов, все не так уж и плохо.
– Прости. Не вышло у нас с тобой красивой сказки со счастливым концом, – проговорил мужчина, сжимавший ее горло. Он улыбался, пристально глядя ей в глаза.
– Если ты решил меня убить, то нельзя ли сделать это побыстрее? А то мне, знаешь ли, как-то... дискомфортно.
– Что именно тебе не нравится? Мои руки у тебя на шее? Или осознание того, что ты всех подвела...
– Я никого не подвела.
–...причем далеко не впервые?
Она плюнула ему в лицо.
– Ого, а ты у нас с огоньком. Не теряешься. Знаешь, эта твоя черта всегда меня восхищала. Думаю, при других обстоятельствах мы бы прекрасно поладили. Жаль, не сложилось.
Она предприняла последнюю отчаянную попытку высвободиться, вцепившись сначала в пальцы, сжимавшие ей горло, потом в предплечья... Бесполезно. Он даже не поморщился. Ее руки бессильно упали.
Он наклонился, обдав ее своим дыханием.
– Последние пожелания будут?
– Купи ментоловую жвачку для свежего дыхания. Тебе явно будет нелишне.
Он рассмеялся и сжал пальцы так, что они сомкнулись.
– Прощай.
Следующее мгновение она видела только его поблескивающие зрачки. Потом раздался отчетливый хруст, она почувствовала, что падает на пол... и вокруг стало темно.
За восемь часов до этого...
«Соблазнительная девушка, без сомнения, знает,что молчание – золото. Но! Не дольше четырех секунд. Потому что если молчание длится дольше – добро пожаловать, госпожа Неловкая Пауза».
Миранда прочитала параграф, насупилась. Вновь углубилась в книжку.
«Если ты чувствуешь, что пауза явно затянулась, предложи ему что-нибудь. Что угодно. Пусть даже совершенно банальное! Простенькое: «Орешков хочешь?», произнесенное с игривой улыбкой, мгновенно разрядит ситуацию. Помни, лукавство и обаяние – всегда в одном флаконе!»
Доверие Миранды к новоприобретенному сокровищу – «Как заполучить – и поцеловать! – парня твоей мечты» – стремительно таяло.
В этот теплый июньский вечер она стояла, прислонившись к черному лимузину, на парковке для встречающих муниципального аэропорта Санта-Барбары и вспоминала восторг, охвативший ее у полок в магазине. Книжка выглядела точь-в-точь как материализовавшаяся мечта про «...и-жили-они-долго-и-счастливо». Ну кто устоит перед соблазном узнать «Пять правил мимики, которые изменят Вашу жизнь!» или «Тайны тантры языка, известные лишь мастерам дао»? Однако, посвятив массу времени выработке Обаятельной Улыбки и ежедневному медитативному поглощению винограда (на каждую виноградинку – не меньше получаса), Миранда сильно засомневалась в чудодейственности предложенных методов. Это было далеко не первое ее разочарование в книжках из серии «Помоги себе сам». Перед «Парнем твоей мечты» была «Хватит тянуть время!», а еще раньше – «Заведи себе друзей». И то и другое оказалось в итоге
полной ерундой. Но на этот раз слишком высоки были ожидания. И жестокое разочарование не заставило себя ждать. Некстати вспомнилось недавнее замечание лучшей подруги. Кензи объявила, что старшеклассница, которая, влюбившись, ведет себя, как Миранда, явно нуждается в квалифицированной психологической помощи.
Девушка пробежала глазами еще несколько строк: «Ты можешь вместо ответа повторить его собственный вопрос. Не забудь слегка приподнять одну бровь, будто на что-то намекаешь. Или возобнови разговор какимнибудь остроумным замечанием. Например, ты говоришь: «Мы что, попали в магазин школьных канцтоваров?» Он: «Нет, а что?» Ты: «Просто ты классный!» Если канцтовары тебя не устраивают, можешь воспользоваться следующей формулой, которая никогда еще никого не подводила. Ты: «На тебе что, авиационные штаны?» Он: «Нет, а что?» Ты: «Просто задница у тебя...»
– Привет, мисс Кисс.
Миранда подняла глаза и уперлась взглядом в мужественный подбородок и смуглые щеки младшего сержанта полиции Калеба Рейнолдса.
Вот уж действительно зачиталась, раз он сумел подойти так близко, а она даже не обратила внимания на звук его сердцебиения. Стук был особенный, характерный, с легким эхом после каждого удара. Чемто напоминал ритм «раз-два-три, ча-ча-ча», о котором
Миранде поведал очередной шедевр под названием «Ты можешь танцевать!» (Надо сказать, и этот опыт обернулся грандиозным провалом.) Наверное, в старости столь необычный сердечный ритм еще даст о себе знать, но пока сержанту было двадцать два, и ничто не могло удержать его от частых посещений спортзала, если судить по грудным мышцам, плечам, предплечьям, запястьям...
Прекрати пялиться!
У Миранды была одна особенность. Стоило ей заговорить с симпатичным парнем, как голова отключалась, а на место головы заступал главный враг здравого рассудка, мистер Чокнутый Язык. Калеб Рейнолдс был не просто симпатичным парнем. В свои двадцать два (всего на четыре года старше Миранды) он числился самым молодым помощником шерифа в городе, каждое утро, перед началом рабочего дня, занимался серфингом и вообще выглядел так клево, что темные очки смотрелись на нем потрясающе. Даже после восьми вечера.
Мистер Чокнутый Язык тут же захватил бразды правления и заставил Миранду ляпнуть в ответ:
– Привет, сержант. Часто тут бываешь?
Рейнолдс нахмурился.
– Нет.
– Нет... Ну и правильно, с чего тебе тут часто бывать? И я тоже здесь редко бываю. То есть не то что бы редко... Где-то раз в неделю. В общем, не настолько часто, чтобы запомнить, где тут туалеты. Ха-ха!
В этом месте своей вдохновенной тирады Миранда в который раз пожалела о том, что мироздание не продумало для человека запасного выхода. Эдакой маленькой дверцы, куда можно юркнуть после того, как опустил себя ниже плинтуса. Ну, или куда можно исчезнуть, если просыпаешься с утра, смотришься в зеркало и видишь, что весь покрылся гнойными прыщами.
– Хорошая книжка? – Рейнолдс взял книгу из рук Миранды и прочитал подзаголовок. – «Путеводитель для хороших девочек, которые хотят (иногда) побыть плохими».
Увы, мироздание не продумало запасного выхода.
– Это для школьного проекта. Домашнее задание. Э-э-э... ммм... пишу работу о ритуалах ухаживания.
– А я думал, ты у нас больше криминалом интересуешься. – Рейнолдс растянул губы в полуулыбке; он был слишком хорош, чтобы улыбаться от уха до уха. – Кстати, когда ты у нас планируешь в следующий раз предотвратить ограбление круглосуточного магазина?
Да, в этом была ее ошибка. Не в том, что она обезвредила налетчиков, грабивших «Магазин «У Рона» № 3, открыт 24 часа в сутки», а в том, что не ушла сразу и попалась на глаза полиции. Странно, но в «правдивую» историю Миранды о том, что она просто сто яла, прислонившись к столбу, когда тот рухнул, перекрыв дорогу удиравшим на машине бандитам, почему-то никто не поверил. Печально, что в наше время люди перестали друг другу доверять. Особенно это касается правоохранительных органов. И школьной администрации. Но с тех пор Миранда многому научилась.
– Пытаюсь ограничиться одним ограблением в месяц, – парировала Миранда, отчаянно надеясь, что прозвучит это как «ха-ха, типа шутка!» («Лукавство и обаяние – всегда в одном флаконе!») – Так что сегодня я на своей законной работе. Встречаю в аэропорту VIP-клиентов.
Миранда услышала, как ритм ча-ча-ча, отбиваемый сердцем Рейнолдса, чуть ускорился. Может, он неравнодушен к персонам VIP?
– А что, в этом твоем пансионе, Четсворде... Вас отпускают в любое время или только по определенным дням?
– Старшеклассников отпускают во второй половине дня, по средам и субботам. В эти дни у нас нет занятий, – ответила Миранда, и услышала, как сердечный ритм собеседника ускорился еще больше.
– Значит, по средам и субботам ты вечером свободна. И чем ты занимаешься в свободное время?
Он что, приглашает ее на свидание? Не. Может. Быть. НЕМОЖЕТБЫТЬНЕМОЖЕТБЫТЬНЕМОЖЕТБЫТЬ!
«Флиртуй! – приказала себе Миранда. – Давай, Обаятельную Улыбку! Скажи что-нибудь! Что угодно! Будь лукавой и обаятельной! Немедленно!»
– А ты чем занимаешься в свободное время? – переформулировала она его же вопрос, слегка приподняв бровь, будто намекая на что-то.
Рейнолдс озадаченно помолчал, потом довольно сухо ответил:
– Я работаю, мисс Кисс.
«А теперь поприветствуйте Миранду Кисс, занявшую первое место в конкурсе «Мисс Самая Тупая Девушка года»!» – мелькнуло в голове у Миранды. Она забормотала:
– Да, конечно. Я, в общем-то, тоже работаю. Или развожу клиентов, или хожу на тренировки. Я ведь одна из Пчелок Тони Босуна... Знаешь его команду роллер-дерби «Пчелки»? Поэтому и таксистом нанялась. – Она хотела небрежно указать на лимузин, но вместо этого со всего маху ударилась рукой о капот. – Чтобы попасть в команду, нужно работать шофером в компании Тони «Транспорт класса люкс 5-Будь». Обычно мы играем по выходным, но есть еще тренировки по средам, иногда в другие дни...
Чокнутый Язык наконец-то угомонился, и Миранда замолчала.
– Я видел, как играют «Пчелки». Это же профессиональная команда. Они что, школьников берут?
Миранда сглотнула.
– А, ну да. Конечно.
Рейнолдс взглянул на нее поверх очков.
– Ладно, мне пришлось соврать, чтобы попасть в команду. Тони думает, что мне двадцать. Ты ведь ему не скажешь?
– Он поверил, что тебе двадцать лет?
– Ему нужен был вышибала.
Сержант Рейнолдс усмехнулся.
– Значит, ты вышибала? А ты неплохо играешь. Неудивительно, что Тони сделал для тебя исключение.
Он снова смерил ее взглядом.
– Никогда бы тебя не узнал.
– Ну, знаешь, мы ведь надеваем шлемы, и еще золотые маски, чтобы ничем друг от друга не отличаться.
Именно это нравилось Миранде в роллер-дерби. Анонимность. Уверенность, что тебя никто не узнает, никто не заметит твоих способностей. Так она чувствовала себя в безопасности, практически неуязвимой. Ничто не выделяло ее из толпы других игроков... Никто не замечал чего-либо необычного.
Сержант Рейнолдс снял темные очки и взглянул на Миранду в упор.
– Значит, ты тоже надеваешь атласную форму? Красное, синее, белое? Коротенькая юбочка с симпатичным плащиком? Хотел бы я на это взглянуть...
Он улыбнулся, глядя прямо ей в глаза, и Миранда почувствовала, как коленки слабеют, а в голове начинает прокручиваться какой-то странный сценарий с участием сержанта, но уже без футболки, зато с банкой кленового сиропа и целой тарелкой...
– А вот и моя девушка. До встречи, – и Рейнолдс пошел прочь.
...аппетитных блинчиков. Миранда увидела, как сержант направился к молодой женщине. Возраст – чуть за двадцать, пышные светлые волосы, стройная, спортивного телосложения... Из тех девиц, что носят лифчики с биркой «размер 36C», причем явно не производства «Sanrio». Сержант поцеловал женщину в шею и прошептал на ухо:
– Не терпится попасть домой... Я купил парочку потрясающих игрушек, ты будешь в восторге.
Шепот был хриплый от возбуждения, сердце бешено колотилось.
Проходя мимо Миранды, сержант небрежно дернул подбородком в ее сторону и бросил:
– А ты держись подальше от неприятностей.
– Ага, ты тоже, – ляпнул Чокнутый Язык. Миранде захотелось побиться головой о капот. Она выставила себя полной идиоткой. Попыталась реабилитироваться, обратившись к разученному приему Беззаботного Смеха, но выдала лишь сдавленный смешок.
Когда парочка была на другом конце парковки, Миранда услышала, как девица спросила у сержанта, с кем тот беседовал. Рейнолдс ответил:
– Таксистка. Водит лимузины.
– Она – шофер? – изумилась девица. – Больше напоминает стюардессу с «Гавайских авиалиний». Только моложе. Да и симпатичнее. Знаю я, как ты общаешься с такими девчушками. Уверен, что мне не о чем беспокоиться?
Рейнолдс расхохотался и ответил с искренним недоумением:
– Она? Детка, да она просто школьница, которая неровно ко мне дышит. Поверь, тебе совершенно не о чем беспокоиться.
Запасный. Выход. Срочно. Пожалуйста.
Порой обладание суперслухом оборачивается суперотстоем.
Миранда очень любила аэропорт Санта-Барбары. Здание мало походило на официальное учреждение. Скорее на бар старины Джо где-нибудь в Акапулько. Стены были отделаны под саман, пол устилал прохладный терракотовый кафель, причудливая крыша поблескивала голубовато-золотой чере пицей, по стенам вилась бугенвиллея. Аэропорт был маленький, самолеты останавливались прямо рядом со взлетно-посадочной полосой и ждали, пока к ним подъедет трап. Встречающие толпились тут же, от взлетного поля их отделяла лишь тоненькая цепь на столбиках.
Миранда вытащила табличку, мельком проверила фамилию, «Кумская», и повернула ее навстречу выходящим из самолета. От нечего делать она стала слушать, как женщина в золотистом «лексусе» разговаривает с кем-то по мобильному: «Если она выйдет из самолета, я сразу ее увижу. Да, скажи ему, чтобы готовил чековую книжку». Между лимузином Миранды и «лексусом» стояли четыре машины. Девушка чуть склонила голову и прислушалась к склизкому шелесту – шлеп, шлеп, шлеп. Это улитка ползла по остывающему асфальту к зарослям плюща.
Миранда до сих пор в подробностях помнила тот миг, когда впервые осознала, что не все люди слышат то же, что она. Тогда она поняла, как сильно отличается от окружающих. Это случилось в седьмом классе, в школе Святого Варфоломея, после того как весьма познавательный фильм под названием «Твое тело меняется: пробуждение женственности» был неоднократно просмотрен и изучен вдоль и поперек. В фильме ничего не говорилось о тех изменениях в теле, которые здорово мешали Миранде последнее
время. Например, там ни словом не упоминались неожиданные рывки, когда скорость каждого движения вырастает многократно. Не давалось советов, что делать, если при попытке взять в руки предмет он разваливается на части. Или как быть, когда на физкультуре в обычном прыжке вмазываешься головой в потолок. И почему вдруг становятся отчетливо видны мельчайшие пылинки на одежде собеседника.
Воспитательница, сестра Анна, на все вопросы отвечала: «Не говори глупостей!» – и Миранда решила, что эти странности – штука самая обыкновенная. Настолько обыкновенная, что в фильме о них даже упоминать не стали. Прозрение пришло в тот день, когда она попыталась завоевать вечную любовь и признательность Джонни Войта – посоветовала ему не списывать у Синтии Рилей, так как, судя по скрипу ручки (Синтия сидела в пяти партах от Миранды), все ответы у нее все равно неправильные... Только в тот день Миранда поняла, насколько она «альтернативно одаренная». Вместо того чтобы благодарно упасть на колени и признать ее своей богиней, своей спасительницей в набитом ватой лифчике и клетчатой юбочке, Джонни обозвал Миранду уродиной, потом – длинноносой стервой, а потом и вовсе попытался поколотить.
Вот тогда она и поняла, насколько опасны ее силы для окружающих. Особенно если выходят из-под контроля. И заподозрила, что сильно рискует навсег да остаться изгоем. А еще в тот день она осознала, что намного сильнее мальчишек, и они почему-то не считают это прикольным. Наоборот, им это здорово не нравится. Как, впрочем, и школьной администрации.
С тех пор Миранда научилась прямо-таки профессионально маскироваться: прятать способности, контролировать силу. По крайней мере, она думала, что научилась, пока, семь месяцев назад...
Миранда заставила себя сосредоточиться на людях, выходящих из самолета. В конце концов, она на работе. Вот неподалеку стоит мужчина, светленькая кудрявая девчушка у него на плечах весело машет идущей навстречу женщине и кричит: «Мама, мама! Я так соскучилась!»
Миранда почувствовала что-то вроде удара в солнечное сплетение. У школы-интерната есть, как минимум, одно преимущество: отпадает необходимость ходить по гостям. Созерцать счастливые семьи, дружно поглощающие завтрак за большим обеденным столом, – удовольствие сомнительное. Почему-то каждый раз, когда Миранда пыталась представить себе настоящую семью, перед глазами вставала картина семейного завтрака.
Впрочем, отпрыски нормальных семей редко попадали в Академию Честворд, «лучший пансион в Южной Калифорнии». Миранде всегда казалось, что этому учебному заведению больше подошло бы на звание «Детский склад». Стоило отбросить все условности, и становилось ясным как день: родители (или, как в ее случае, опекуны) просто сдавали сюда детей на длительное хранение.
Исключением, пожалуй, могла считаться ее соседка по комнате, Кензи. С Кензи Чин Миранда жила дольше, чем с кем бы то ни было, – целых четыре года. С тех самых пор, как обе поступили в пансион. Кензи попала в Честворд из самой что ни на есть «идеально-завтракальной» семьи. У нее была идеальная кожа, идеальные отметки, и вообще все было идеальное. Миранда неизбежно возненавидела бы соседку, да только Кензи, сверх всего перечисленного, оказалась преданной и отзывчивой подругой. И к тому же самую малость чокнутой.
Далеко за примерами ходить не надо. Когда сегодня днем Миранда вошла в их комнату, глазам ее предстала следующая картина: подруга, в одних трусах, стояла на голове. Все тело Кензи было густо измазано какой-то сохнущей зеленой грязью.
– Мне полжизни придется лечиться, чтобы избавить свое подсознание от этой картины, – пошутила Миранда.
– Учитывая все, что с твоей семейкой приключилось, ты по-любому от психиатра никуда не денешься. Так что скажи мне спасибо – у тебя будет просто СПБ-тема для консультации.
Кензи знала о семье Миранды больше, чем кто бы то ни было в Честворде. И почти все, что она знала, было выдумкой. Но вот насчет приключившихся неприятностей она определенно была права.
Кензи обожала разные аббревиатуры и то и дело придумывала что-нибудь новенькое. Миранда небрежно кинула сумку, рухнула на кровать и переспросила:
– СПБ?
– Супер-Пупер-Бредовая, – ответила Кензи. – Поверить не могу, что ты пропустишь выпускной. Я столько раз представляла, как мы с тобой туда пойдем.
– Вряд ли Бэт будет в восторге. Третий лишний... все такое...
Бэт и Кензи встречались.
– Пожалуйста, никогда больше не упоминай при мне это создание. – Подруга притворно содрогнулась от отвращения. – Шоу под названием «Бэт и Кензи» официально отменяется.
– И давно его «отменили»?
– А сколько сейчас времени?
– Три тридцать пять.
– Два часа шесть минут назад.
– А... Ну, тогда к выпускному как раз помиритесь.
– Конечно.
Отношения с Бэт Кензи «отменяла» минимум раз в неделю. Она свято верила, что драматические рас ставания и бурные примирения не дают чувствам остыть. Парадоксально, но в чем-то она была права: такой счастливой пары, как Кензи и Бэт, Миранда еще не видела. Кстати, еще один «идеальный» пункт в биографии подруги.
– Так, не пытайся сменить тему. Лично я считаю, что, не появившись на выпускном, ты совершишь непоправимую ошибку.
– О да. Никогда себе не прощу.
– Я серьезно.
– А почему, собственно? В чем проблема? Речь о банальной танцульке с совершенно идиотской тематикой. Ты же знаешь, у меня запущенная форма танцлексии. Мне вообще противопоказано появляться на танцполе, когда там находятся люди.
– Во-первых, небольшая дань уважения нашему звездно-полосатому флагу – еще не идиотизм. Вовторых, ты неплохо танцуешь хастл.
– Боюсь, Либби Джир тебе бы возразила. Если бы ей уже сняли гипс с челюсти.
– Неважно. Ты пойми, выпускной не просто танцулька. Это ритуал. Понимаешь? Переход из одной возрастной категории в другую. Преддверие взрослой жизни. Возможность оставить в прошлом все свои юношеские сомнения, ради того чтобы...
–...напиться и надеяться, что тебе повезет. Хотя, это как посмотреть. Зависит от того, что понимать под везением.
– Если не пойдешь, потом будешь жалеть. Ты что, действительно хочешь всю жизнь тащить на себе чувство вины?
– Представь себе, да! К тому же мне надо работать.
– Ты хотела сказать, «если бы мне надо было работать». Себе-то не ври. Тебе ничего не стоит отпроситься на один-единственный субботний вечер.
Миранда сделала Невинные Глаза. В книжке это выражение лица описывалось как правило мимики номер два.
– О чем ты? Не понимаю.
– Нечего смотреть на меня глазами несчастного спаниеля. Могу напомнить тебе четыре буквы: У-И-Л-Л.
– А я могу напомнить тебе семь букв: Н-И-К-ОГ-Д-А. И еще семь: О-Т-С-Т-А...
Но Кензи уже несло, она не обращала на Миранду внимания. Кстати, получалось у нее это прямотаки виртуозно.
– Да, Уилла действительно хорошо бы отправить на медэкспертизу и сделать пару прививок, так как его решение пригласить на выпускной Ариэль заставляет серьезно опасаться за его здоровье. Но я поверить не могу, что ты вот так просто сдашься!
Об Уилле Джейвелине Миранда мечтала не меньше двадцати часов в сутки. Правда, она пыталась за вязать с этим с тех пор, как узнала, что он пригласил на выпускной Ариэль Вест, наследницу миллионов той самой семейной корпорации, которая «Сахар Вест не надоест!» Ариэль время от времени выдавала шедевры наподобие: «Я назвала свои новые груди в честь наших загородных вилл. А у твоей семьи есть виллы, Миранда? Ах да, я забыла, ты же на попечении».
Надо сказать, забыть об Уилле не очень-то получалось. Дабы не портить себе карму, Миранда осторожно заметила:
– По-моему, Ариэль неплохая девушка.
– Ну да. А если подвергнуть ее пару раз процедуре экзорцизма – так вообще сделается нормальным человеком. – Кензи наконец-то перевернулась и встала на ноги. – Пообещай мне хотя бы, что придешь на вечеринку, которую Шон устраивает дома у предков после выпускного. Будет здорово! Побродим по пляжу, полюбуемся на рассвет... Сможешь пообщаться с Уиллом вне стен пансиона. Кстати, а когда ты собираешься мне рассказать, что между вами произошло? Вообще, что за ПНГ, как только речь заходит об этом парне?
Аббревиатуру ПНГ Миранда помнила.
– Никакой Печати На Губах нет и не было!
Он взяла с книжной полки стопку бумаг и принялась их разглаживать.
– Опять ты за свое! Прикидываешься образцовой домохозяйкой, лишь бы избежать серьезного разговора.
– Возможно... – Миранда смотрела на бумаги. Это были отксеренные газетные статьи, собранные за последние полгода. Первая и самая свежая гласила: «Неизвестный обезвредил карманника! Вор найден привязанным к забору шнурком от игрушки йойо!» Следующая, чуть более давняя статья была озаглавлена так: «Схвачен! Грабитель выпустил оружие из рук, ограбление не состоялось! Свидетель утверждает, что коробочка с леденцами прилетела «из ниоткуда» и выбила пистолет у грабителя из рук». Наконец, статья семимесячной давности: «Упавший фонарный столб предотвратил ограбление круглосуточного магазина. Двое злоумышленников арестованы». У Миранды засосало под ложечкой.
Она тут же попыталась себя успокоить. В конце концов, в подборку попали всего лишь три случая из... из скольких? Из десяти? Но почему-то эта мысль не слишком утешала. Нельзя было допускать, чтобы связь между любыми из этих происшествий заметили. Ни при каких обстоятельствах.
Случай с круглосуточным магазином был самым первым. Смеркалось, с океана на город наползал туман, уличные фонари кутались в загадочные ореолы. Миранда ехала по боковой улочке на очередную тре нировку роллер-дерби, и вдруг из круглосуточного магазина «У Рона» № 3 донеслись угрожающие крики. А потом она просто стала... действовать. Она себя не контролировала, все было как во сне. Тело само знало, что нужно делать, куда направятся грабители в следующую секунду, как их остановить. Все вспоминалось, будто слова любимой песни, не слышанной много лет. Вот только Миранда понятия не имела, откуда она все это помнила...
Следующие три дня после случая с неудавшимся ограблением она провела в постели: свернувшись калачиком, дрожа от озноба. Она соврала Кензи, будто подхватила грипп. На самом деле Миранду мучил страх. Настоящий ужас от осознания, что она потеряла контроль над своими сверхъестественными способностями. Но еще больше пугал тот факт, что мгновения, на которые она отпустила себя и перестала контролировать, стали самыми счастливыми в ее жизни. Это было так хорошо. Так... правильно. Будто впервые она ощутила себя по-настоящему живой. Однако Миранда прекрасно понимала, что случится, если люди узнают ее тайну. Случится с ней и с...
– Откуда у тебя это? – спросила она, протягивая Кензи бумаги.
– Уау, грозный сержант Кисс в городе! – парировала Кензи, отдавая честь. – При всем моем уважении, мэм, не могу не напомнить: как говорят в ар мии, ОГКЖ! Так что нечего и пытаться. Страшные глаза и грозный голос не помогут вам сменить тему.
ОГКЖ означало: «Очень грустно, крайне жаль». Миранда невольно рассмеялась.
– Если бы я пыталась сменить тему, то просто заметила бы, что гадость, которой ты намазалась, стекает прямо на ковер, а дизайнер твоей мамы вез его через три континента лишь потому, что, предположительно, эта вещь принадлежала Люси Лоулесс. Так что я спрашиваю тебя на полном серьезе: с чего это ты заинтересовалась уличными ограблениями в Санта-Барбаре?
Кензи переступила с ковра на паркет.
– Не просто ограблениями, а неудавшимися ограблениями. Это материал для моей курсовой по журналистике. Поговаривают, что в городе появилась некая мистическая сила. Чуть ли не святая Барбара собственной персоной.
– Просто совпадение. Разве грабитель не может облажаться? Такое случается сплошь и рядом, разве нет?
– Люди не любят «простые совпадения». Мне вот, например, совсем не нравится, что ты пытаешься сменить тему, вместо того чтобы ответить на мой вопрос и честно рассказать, что произошло между тобой и Уиллом. Только что все было в шоколаде, вы – в кои-то веки – вместе, и вдруг ты, ни с того ни с сего, возвращаешься сюда. Кстати, испортив мне безумно романтический вечер.
– Я тебе уже все сказала, – проворчала Миранда. – Ничего. Ничего не случилось.
Теперь, понурившись рядом со своим лимузином, наблюдая, как гаснут последние отблески заката, Миранда подумала, что «ничего» – слишком мягко сказано. Все было гораздо хуже, чем просто «ничего». Она никогда не забудет того выражения на лице Уилла – что-то среднее между «ой-у-тебя-что-то-зеленое-в-зубах-застряло» и «привет-Безумный-Профессор». Того выражения ужаса и... ну да, ужаса, которое она увидела, когда наконец-то собрала все свое мужество и...
Вот тогда-то ее и поразила эта мысль. Все статьи в подборке у Кензи были опубликованы в четверг. И повествовали они о «подвигах», которые она, Миранда, совершала по средам.
«Значит, по средам и субботам ты вечером свободна», вспомнила она голос Калеба.
М-да, это серьезно. Крайне серьезно. Придется лечь на дно и какое-то время не высовываться.
Золотистый «лексус» рывком отъехал от обочины, и Миранда, сквозь шум работающего в нем кондиционера, услышала, как в машине скандалит супружеская пара. Женщина, сидевшая за рулем, подъезжая к перекрестку, как раз повернула голову к мужу, чтобы проорать: «Не смей врать мне в глаза! Я знаю, что ты был с ней!» – и одновременно нажала на газ. В ту же се кунду на переход ступила семья с золотоволосой девчушкой...
Что произошло потом, никто толком не видел. Только что машина мчалась прямо через перекресток, по которому шло все семейство, потом что-то мелькнуло, и вот супруги с девочкой на тротуаре: растерянные, но в полной безопасности.
Миранда смотрела, как стремительно удаляется золотистый «лексус», и каждой клеточкой чувствовала прилив адреналина, который всегда накрывал ее с головой, когда она действовала как сейчас, то есть непроизвольно. Когда она спасала людям жизнь. Это чувство вызывало привыкание, как наркотик.
И было опасным, как наркотик, напомнила себе Миранда.
«По-моему, тебе стоит приобрести толковый словарь. Ты не совсем понимаешь смысл выражения «залечь на дно».
Заткнись. Всего лишь небольшое сальто с последующим броском. Не бог весть какой маневр.
«Не следовало этого делать. Слишком опасно. Ты что, считаешь себя невидимкой?»
Но меня никто не видел. Обошлось.
«На этот раз».
В такие мгновения Миранде действительно становилось интересно: у всех ли в голове брюзжит этот голос, у которого одна цель: доказать, что ты полный отстой? Или это ее личная привилегия?
«И вообще, что ты пытаешься доказать? Кого собираешься спасти? Вспомни, что ты не смогла спасти даже...»
– Заткнись!
– Что? – переспросил девчачий голос, и Миранда вздрогнула, поняв, что последнюю фразу произнесла вслух.
Девочка была ростом с Миранду, но младше. Лет четырнадцать, наверное. Выглядела она так, будто насмотрелась клипов с Мадонной двадцатилетней давности. Если в моду вдруг вернутся сетчатые маечки, надетые прямо поверх лифчика, перчатки без пальцев, высоко взбитые волосы, сильно подведенные глаза, пластмассовые браслеты, коротенькие юбочки в крупную клетку и полусапожки, она будет готова.
– Прости, – сказала Миранда. – Говорила сама с собой.
Да, реплика получилась явно недостойной Солидного Взрослого Водителя.
– А... – Девочка протянула табличку с надписью «Кумская». – Тебе это понадобится. И еще вот. – Она сунула Миранде в руки маленькую квадратную коробочку.
Миранда взяла табличку, но от коробочки отказалась.
– Это не мое.
– Теперь твое. И я тоже. В смысле, я – Сивви Кумская. – Девочка указала на табличку.
Миранда сунула коробочку в карман, чтобы открыть девочке заднюю дверь. Про себя она размышляла: что же у ребенка за родители такие, если позволяют четырнадцатилетней дочери в восемь вечера садиться в машину к незнакомому человеку?
– А на переднее место нельзя?
– Клиенты предпочитают заднее сиденье, – строго ответила Миранда, стараясь придать своему голосу как можно больше профессионализма.
– То есть тебе удобнее, когда клиенты садятся на заднее сиденье. А что, если я хочу на переднее? Разве клиент не имеет права делать то, что хочет?
«Транспорт класса люкс 5-Будь» называлась так, потому что ее основатель, Тони Босун, придумал пять принципов, которым должны следовать все сотрудники фирмы: «Будь вовремя. Будь вежлив. Будь услужлив. Будь тактичен. Будь уверен, что тебе заплатят». Хотя Миранда подозревала, что принципы эти Тони придумал, сидя в каком-нибудь баре в сильно нетрезвом состоянии, она все равно старалась им следовать. Под данную ситуацию явно подходил принцип «Будь услужлив». Она собралась распахнуть переднюю дверцу.
Девчонка помотала головой.
– Не надо. Поеду сзади.
Миранда натянула вымученную улыбку. Ну что за дурацкий день! VIP-клиент оказался капризным чертенком, парень ее мечты пригласил на выпускной другую девушку, а младший сержант полиции, на которого она запала, не только все заметил, но еще и шутил со своей пассией по этому поводу! Единственное, что утешало – ничего худшего случиться уже не могло.
«Ну да, вот теперь точно не случится».
Заткнись.
Они не успели толком отъехать от здания аэропорта, а Сивви Кумская уже болтала вовсю.
– Давно работаешь шофером?
– Год.
– А ты здесь выросла?
– Нет.
– А братья есть?
– Нет.
– А сестры?
– Н-нет.
– А машину водить любишь?
– Да.
– А тебе обязательно носить эту скучную черную форму?
– Да.
– А сколько тебе лет?
– Двадцать.
– Хм. Непохоже.
– Ладно. Восемнадцать.
– А ты когда-нибудь занималась сексом?
Миранда хмыкнула.
– Мне кажется, ты задаешь неподобающие вопросы.
В собственном голосе ей послышались интонации доктора Троупа, замдиректора школы. Именно таким тоном он сообщал, что не собирается выслушивать очередные оправдания по поводу столь позднего возвращения в кампус, что правила введены по определенным причинам, и причины эти достаточно веские, и нельзя к ним так наплевательски относиться; и, раз уж об этом зашла речь, думает ли она решать, где учиться на следующий год, или собирается бездарно упустить отведенные ей места в лучших колледжах страны и тем самым подорвать репутацию школы и свою собственную, и что вообще с ней такое происходит в последнее время, и куда подевалась Миранда Кисс, бывшая гордость школы, собиравшаяся стать врачом и спасти мир, и откуда взялась эта девица, которую не сегодня-завтра исключат, «вы этого добиваетесь, мисс?» Начиная с ноября прошлого года ей приходилось выслушивать подобные нра воучения не реже раза в неделю, так что интонации она запомнила очень хорошо.
– Понятно, значит, ты девственница, – заявила Сивви таким тоном, будто наконец-то докопалась до факта, о котором давно подозревала.
– Не...
– Молодой человек у тебя, по крайней мере, имеется?
– В данный момент не...
– Девушка?
– Нет.
– А друзья есть? Ты, знаешь ли, собеседник неважный.
Миранда начинала догадываться, почему родственники этой милой девчушки не приехали ее встречать.
– У меня куча друзей.
– Ну да, конечно. А как ты развлекаешься?
– Отвечая на дурацкие вопросы.
– Пожалуйста, никогда больше не пытайся шутить. – Сивви откинулась на сиденье. – А ты не пробовала подводить глаза? Был бы хоть какой да прогресс...
«Будь вежлив»!
– Спасибо.
– Можешь проехать вперед?
– Кхм... мы на светофоре стоим.
– Самую чуточку... Да, вот так, отлично!
В боковое зеркало Миранда увидела, как Сивви, опустив стекло и высунувшись на улицу, обратилась к молодым людям в соседнем джипе:
– А вы куда, ребята?
– На серфинг при лунном свете. Хочешь с нами, богиня?
– Я не богиня. А что, похожа?
– Пока не знаю. Наверное, если снимешь маечку, будешь похожа.
– Наверное, сниму, если ты меня поцелуешь.
Миранда, недолго думая, нажала кнопку и подняла стекло.
– Что ты делаешь? – возмутилась Сивви. – Ты мне чуть руку не сломала!
– Пристегнись, пожалуйста.
– «Пристегнись, пожалуйста», – передразнила Сивви, резко откидываясь назад. – О боги, я просто хотела пообщаться.
– Так, пока мы не прибудем к месту назначения – никаких больше «пообщаться»!
– Ты вообще со стороны себя когда-нибудь слышала? Как будто тебе не восемнадцать, а все восемьдесят! – Сивви бросила сердитый взгляд в зеркало заднего вида. – Я думала, ты водитель, а не тюремщик.
– В мои обязанности входит доставить тебя по нужному адресу вовремя, в целости и сохранности. Если хочешь, можешь сама прочитать это в бук лете, он заткнут в кармашек сиденья, прямо у тебя под носом.
– И какая такая страшная опасность мне грозит, если я буду целоваться с мальчиками?
– Да какая угодно! А вдруг у парня грибок на губе? Или тебе попадется носитель Поцелуя Смерти...
– Поцелуев Смерти не бывает.
– Уверена?
– Да ты просто завидуешь, потому что я умею развлекаться, а ты – нет. Девственница!
Миранда молча закатила глаза и прислушалась к тому, что творилось в соседних машинах. В основном все болтали по мобильникам. Какая-то женщина сообщала, что садовник уже выехал, какой-то парень таинственным голосом говорил: «Я вижу – тебя ожидает встреча со странным незнакомцем, но не вижу, мужчина это или женщина». Еще один мужской голос рассказывал кому-то, что очень хочет вычеркнуть эту суку из завещания, и плевать ему, что эта сука – любимая собака его матери...
Внезапно раздался громкий возглас Сивви:
– Ой, «Гамбургер на ходу!» Мы просто обязаны заехать!
«Будь услужлива!»
Миранда согласилась, подъехала к окошку заказов и тут же пожалела. Невыносимая девчонка первым делом спросила у парня, принимавшего заказ:
– А если я тебя поцелую, сделаешь мне скидку?
– Так, кроме шуток, – не выдержала Миранда. – Где ты воспитывалась? Что за маниакальное желание целовать парней, которых видишь первый раз в жизни?
– Там, откуда я приехала, не очень много парней. И потом, какая разница, знакомые они, незнакомые... Целоваться здорово. В самолете я поцеловала четверых. Хочу к концу сегодняшнего дня довести это число до двадцати пяти.
Когда они отъехали от забегаловки и Сивви принялась за гамбургер, в ее «послужном списке поцелуев» уже значились два парня, выдававших заказ.
– А что, гамбургеры всегда такие вкусные? – спросила Сивви, когда они выехали на дорогу. Миранда бросила удивленный взгляд в зеркало заднего вида.
– Ты что, первый раз гамбургер попробовала? Где ты живешь?
– В горах.
Миранда услышала, как сердечный ритм Сивви чуть ускорился. Это означало, во-первых, что девчонка солгала, а во-вторых, что она не имела такой привычки. Учитывая ее безбашенное поведение, – странно, что не имела. Ее родителям точно не следовало бы вот так отпускать...
«Ох, не твое, определенно не твое дело! – поспешила напомнить себе Миранда. – Будь тактична».
По дороге Сивви сделала еще четыре попытки увеличить «список поцелуев». До цели оставалось не больше мили, и Миранда уже мечтала поскорей одолеть эту милю, как вдруг Сивви взвизгнула:
– О боги, кафешка с пончиками! Всю жизнь мечтала попробовать пончик! Давай заедем? Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста-пожаааалуйста!
Они опаздывали почти на час. Но отказать человеку в пончике, даже если этот человек говорит «о боги», Миранда при всем желании не могла.
Подъехав к кафе, Миранда заметила внутри компанию молодых людей и подумала, что если она хочет убраться отсюда раньше, чем через три четверти часа, Сивви в кафе пускать нельзя.
– Так, я пойду куплю пончиков, а ты оставайся в машине.
Но Сивви явно успела положить глаз на веселую компанию ребят.
– И не думай! Я пойду с тобой.
– Значит, так, Маньячка Поцелуя. Или твоя задница останется в этой машине, или пончики останутся лежать на прилавке.
– По-моему, обращаться так с клиентами крайне невежливо.
– Вот тебе телефон, можешь позвонить моему начальнику и оставить жалобу, пока я пойду за пончиками. Договорились?
– Ладно. Можно, я хотя бы окно открою?
Миранда колебалась. Сивви настаивала:
– Слушай, бабуля, я обещаю, что моя задница останется в машине. Ты что, хочешь, чтобы я тут задохнулась?
Когда Миранда вышла из кафе, глазам ее предстала следующая картина: Сивви вылезла в окно машины и сидела на дверце, так что туловище и ноги были снаружи, а задница внутри. Девчонка самозабвенно целовалась с каким-то блондином.
– Прошу прощения. – Миранда похлопала блондина по плечу. Тот обратил к ней слегка затуманившийся взгляд.
– Привет, красавица. Что, тоже хочешь поцеловаться? У тебя потрясающие губки, я бы не отказался! Можно и бесплатно, доллар платить необязательно.
– Спасибо, не надо. – Миранда взглянула на Сивви. – Я думала, мы договорились, что...
–...моя задница останется в машине. Как видишь, она по-прежнему там.
Миранда отвернулась – ей безудержно захотелось расхохотаться. Молча протянув Сивви пончики, она скользнула на свое место. Как только девчонка протиснулась обратно в окно и села, Миранда поймала ее взгляд в зеркале заднего вида.
– Ты что, платила парням за поцелуи?
– Ну и что? – тут же взвилась Сивви. – Не каждого парня можно поцеловать забесплатно! – Она
распалялась все больше: – И вообще, у тебя грудь маленькая! У меня и то больше. Ну что за ерунда?!
Наконец Сивви замолчала. Даже к пончикам не притронулась: сидела, надувшись, и время от времени обиженно вздыхала. Миранду кольнуло чувство жалости. Может, она и правда вела себя как «бабуля»? На соседнем сиденье валялась книжка «Как заполучить – и поцеловать! – парня твоей мечты».
«Может, тебе просто завидно, что она на четыре года тебя младше и за один день перецеловала больше парней, чем тебе светит поцеловать за всю жизнь, даже если ты хирургически увеличишь грудь и доживешь до двух триллионов лет».
Заткнись! Как бы взять и раз и навсегда заткнуть это невыносимое второе «я»?!
Нет, все-таки надо быть вежливой... Как-то поддержать разговор.
– И сколько у тебя накопилось поцелуев за сегодняшний день?
Сивви, уставившись в пол, ответила:
– Десять.
Потом вызывающе вскинула глаза.
– Но я заплатила всего за шесть! И один из этих шести стоил всего двадцать пять центов!
– Ну, молодец.
Миранда видела, как Сивви внимательно изучает ее отражение, раздумывая, не издевательство ли
последние слова, и, решив, что не издевательство, наконец-то принялась за пончик. После небольшой паузы девчонка заговорила снова:
– А можно задать тебе один вопрос?
– А что, теперь ты об этом спрашиваешь?
– Слушай, я серьезно, не пытайся шутить. Выглядит жалко.
– Спасибо за подсказку. Ты вопрос хотела задать или...
– Почему ты не поцеловала того парня? Который хотел с тобой целоваться?
– Ну... Наверное, это не мой типаж.
– А какой типаж твой?
Миранда вспомнила о сержанте Рейнолдсе: голубые глаза, мужественный подбородок, густые светлые волосы, ежеутренние занятия серфингом. Из тех парней, что вечно носят темные очки, а когда смотрят на тебя, то чуть прикрывают глаза; из тех парней, которые слишком хороши, чтобы широко улыбаться. А потом перед внутренним взором возник Уилл: смуглая, будто кленовый сироп, кожа, короткие кудрявые волосы, широченная мальчишеская улыбка, накачанный пресс, кубики мышц перекатываются под гладкой, тускло отблескивающей под солнцем кожей, когда он стоит без футболки, только что с лакросса, и смеется, и от звука его голоса она тает, будто кусочек масла на идеально поджаренной горячей вафле...
Да, а потом приходилось сбрасывать напряжение. Например, запрыгивать на крышу лаборатории, когда никто не видел. Одним махом. Не то чтобы ей приходилось слишком часто это делать... Где-то раз в неделю, не чаще.
– Не знаю. Наверное, дело не в типаже, а в чувствах, – выдала наконец Миранда.
– Скольких мальчиков ты поцеловала за свою жизнь? Сто?
– Кхм... нет.
– Двести?
Миранда почувствовала, как щеки неумолимо заливаются краской, и от всей души понадеялась, что Сивви ничего не заметила.
– У тебя есть еще несколько попыток, можешь гадать дальше.
Они подъехали к нужному дому. С опозданием в один час пятнадцать минут. Это было первое опоздание за все время, что Миранда работала шофером.
Когда она открыла заднюю дверцу, Сивви спросила:
– А что, действительно есть разница: целоваться с парнем «своего» типажа или просто с первым попавшимся парнем?
– Все не так просто. – Миранда сама удивилась, как ее обрадовало, что больше объяснять девчонке
ничего не потребуется. А главное, не надо признаваться, что она сама понятия не имеет, есть ли разница...
Провожая Сивви до дверей, Миранда подумала, что это здание больше походит на секретную базу по укрыванию особо ценных свидетелей, чем на жилой дом. Сказать, что оно выглядело неприметно – ничего не сказать. Здание было зажато между двумя другими домами: на газоне одного располагалась групповая композиция. Фигуры Белоснежки и семи гномов явно изображали сцену Рождества Христова. У второго стояли пестрые оранжевые качели. Средний дом отличали лишь занавешенные окна (так, чтобы нельзя было заглянуть) и высокий деревянный забор вокруг заднего дворика (так, чтобы нельзя было пройти). Улица полнилась самыми разнообразными звуками – гдето шкворчали шашлыки, кто-то разговаривал, где-то смотрели мультик «Красавица и чудовище» на испанском... Но сам дом был погружен в тишину, будто стены его звуконепроницаемы.
Впрочем, Миранда уловила доносившийся откуда-то со стороны тихий гул, похожий на шум работающего кондиционера. Она подняла голову и увидела, что к дому не подведены провода. Ни телефонные, ни электрические – никакие. Генератор! Обитатели дома были полностью независимы от городской системы электроснабжения. Все вместе производи ло странное впечатление. Если, конечно, можно назвать странным столь пугающее жилище. Будто тут обосновалась таинственная секта.
А женщина, открывшая дверь? Ее образ весьма соответствовал «пугающему сектантскому» жилищу. Седеющие волосы были собраны сзади в растрепанный пучок, из-под бесформенного свитера выглядывала длинная юбка. Женщине можно было дать и тридцать лет, и шестьдесят: огромные, в пол-лица, бифокальные очки не позволяли определить возраст, внутренние квадратные линзы увеличивали зрачки во много раз. Впрочем, выглядела женщина совершенно безобидно. Она походила на школьную учительницу, которая всю жизнь посвятила уходу за престарелым родственником, и чьей единственной слабостью была страсть к мистеру Рочестеру из «Джейн Эйр».
Или старалась походить? Что-то было не так. Какая-то мелочь, какая-то крохотная неприметная деталь.
«Не твое. Дело. Определенно не твое дело».
Миранда попрощалась, взяла доллар чаевых («Видишь ли, дорогая, ты опоздала сверх всякой меры».) и поехала прочь.
Она проехала полквартала, потом резко ударила по тормозам, развернулась и рванула обратно, к таинственному дому.
«Ну и что ты, по-твоему, делаешь?» – спросила себя Миранда. Вопрос получился чисто риторическим, потому что она уже успела пробраться во двор, где красовалась странная композиция с участием Белоснежки и семи гномов, и влезть на дерево у забора. В данный момент девушка рассматривала задний дворик таинственного дома, куда вошла Сивви.
«Ты представить себе не можешь, как мне не терпится услышать, что ты будешь лепетать копам в свое оправдание...» – «Да, я понимаю, что вторглась в частную собственность. Видите ли, эта женщина показалась мне крайне подозрительной. Она носит накладные ресницы».
Ну не сочетались эти ресницы с «сектантским балахоном»! И проколотая под пирсинг ноздря... И французский маникюр...
«А может, у нее просто очень, ну очень большие поры? И страсть к вышедшему из моды маникюру?»
Она только выдает себя за сектантку.
«Давай-ка честно. Ты все это затеяла с целью помочь девочке или просто ищешь оправдание, чтобы не появляться на выпускном? И не видеть там Уилла под ручку с Ариэль? Не видеть, как он не сводит глаз с ее пышной, мягкой...»
Заткнись!
«...я имела в виду шевелюры!»
Идиотка...
«Трусиха».
За столиком на заднем дворе сидели, склонившись друг к другу, два странных парня. Оба в футболках, защитных штанах и спортивных сандалиях на рифленой подошве. На столе лежала книжка. У одного парня были очки в черной оправе, у другого – всклокоченная бородка. Чем-то они напоминали чудиков-студентов, из тех, что помешаны на ролевых играх типа «Подземелья и драконы». Впечатление усилилось, когда один из них сказал:
– Нет, все не так. Она как бы видит для других, но не для себя. Знаешь, вроде джиннов из сказки, которые могут выполнить любое желание кому угодно, а свое желание исполнить не могут.
Казалось бы, совсем безобидная парочка, если бы не два прислоненных к столу автомата. И не мишени, развешанные по забору.
«Ну и что? Два вооруженных чудика. Может, это охрана Сивви. Езжай домой. Девочка жива-здорова. Ты ей не нужна».
Если Сивви жива-здорова, то почему она еще не выскочила во двор и не целует чудиков? Миранда напрягла слух, пытаясь уловить, что происходит в доме. Да. Стены, определенно, звуконепроницаемые.
Открылась раздвижная дверь, и во двор вышли мужчина и женщина. Они не стали подходить к чудикам. Женщина то и дело нервно и коротко затягивалась сигаретой. Миранда чуть не свалилась с дерева, узнав давешнюю «сектантку»: без вытянутого свитера, очков и длинной юбки, зато с распущенными волосами.
«Что по-прежнему абсолютно ничего не значит».
Женщина прошептала:
– Байрон, девчонка должна назвать нам координаты. Это необходимо.
– Она все скажет.
– Пока она ничего не сказала.
– Я же объяснил: если мне ничего не удастся из нее вытрясти, этим займется Садовник. Он прекрасный специалист.
– Мне не нравится, что он притащил с собой напарницу. Не было такой договоренности. Она будет в доле...
Мужчина по имени Байрон перебил ее:
– Оставь эту тему и, вообще, помолчи. Мы не одни. – Он указал на чудиков, которые выбирались из-за стола, явно собираясь присоединиться к разговору.
Женщина бросила сигарету, раздавила ее каблуком и отшвырнула в сторону.
– Как Она? В порядке? – с придыханием спросил Бородатый чудик. Интонация не оставляла сомнений: «Она» явно подразумевало заглавную «О».
– В порядке. Отдыхает после пережитого испытания.
Испытания? Нет. Не может быть, чтобы они говорили о Сивви.
– Она что-нибудь сказала? – спросил Очкастый чудик.
– Нет. Просто выразила нам благодарность за возможность находиться здесь.
Миранда чуть не поперхнулась.
– А мы сможем Ее увидеть? – вмешался Бородатый чудик.
– Только после того как свершится Переход.
Чудики медленно отошли, с таким блаженно-безумным выражением лица, что Миранда поежилась. Более странного зрелища ей видеть не приходилось.
В любом случае, все это доказывало, что к Сивви здесь относятся чуть ли не с благоговением, а значит, можно с чистой совестью...
– Кстати, а почему его называют Садовником? – поинтересовалась мисс Накладные Ресницы.
– Он прямо-таки мастерски все выдергивает.
– Что выдергивает?
– Все. Зубы, ногти, суставы. Именно так он добывает из людей информацию.
...можно с чистой совестью спасать Сивви.
Миранда спрыгнула с дерева на соседний участок, подняла глаза... И чуть не ткнулась носом в дуло автомата.
– Подними, – проговорил Очкастый чудик. – Я имею в виду: руки подними.
Миранда послушалась. Главным образом потому, что странного парня била крупная дрожь и руки его сильно тряслись. Девушка опасалась, как бы он случайно не нажал на спуск.
– Ты кто? Что ты здесь делаешь?
Голос у него дрожал не меньше, чем руки.
– Я просто хотела одним глазком взглянуть на Нее, – сказала Миранда, от всей души надеясь, что сумела произнести это с правильной интонацией.
Парень прищурился.
– А откуда ты узнала, что Она здесь?
– Садовник сказал. Просто я не знала, где именно Ее держат, и залезла на дерево, посмотреть.
– А из какого ты отдела?
«Я знала, что это плохо кончится. Ну давай, вундеркинд, выворачивайся».
– А из какого ты отдела? – ответила Миранда вопросом на вопрос, чуть приподняв бровь. И добавила, «усиливая впечатление»: – Я в том смысле, что обязательно бы запомнила такого парня.
Сработало! Миранда увидела, как дернулся его кадык. Никогда, никогда больше она не будет сомневаться в гениальности бессмертного труда «Как заполучить – и поцеловать! – своего парня». Чудик неуверенно ответил:
– Я бы тебя тоже запомнил.
Миранда заметила, как снова задвигался кадык, и окончательно сразила бедолагу Обаятельной Улыбкой.
– Если я протяну тебе руку для рукопожатия, ты меня не пристрелишь?
Чудик глупо фыркнул и опустил автомат.
– Нет, – не переставая хихикать, выдавил он. И протянул руку. – Я Крэйг.
– Привет, Крэйг, – ответила Миранда и взяла его за руку. Дальше все случилось за доли секунды. Она бросила парня через спину и молниеносным движением вырубила противника.
Некоторое время Миранда непонимающе смотрела на свою руку. Определенно, раньше ничего подобного ей делать не приходилось. И то, что она сделала, было ну очень круто.
«Знаешь, раз уж ты решила рискнуть всем и вся, может быть, перестанешь пялиться на парня, которого ты вырубила, и займешься делом?»
Миранда наклонилась к бесчувственному телу и прошептала:
– Прости. Когда очнешься, выпей три таблетки аспирина. Тебе полегчает.
Затем она выпрямилась и свернула за угол дома. Наверное, одно из окон было открыто, потому что Миранда услышала голос давешнего мужчины, который спрашивал: «Тебе здесь удобно?», и голос Сивви: «Нет. Мне не нравится этот диван. Поверить не могу, что это самая удобная комната в доме. Тут что, бабульки какие-то живут?»
Ха!
Миранда пошла на голос и вскоре оказалась перед окном. Сквозь щелку в темно-синих плотных занавесках она заглянула в комнату. Там стоял длинный, чем-то напоминающий по форме веретено диван, стул и кофейный столик. Сивви сидела на стуле, в окно был виден ее профиль. Перед ней на столике стояла тарелка с печеньем. По крайней мере, выглядела девочка нормально.
Мужчина, пристроившись на диване, как на насесте, приторно улыбался.
– Так куда мы должны тебя доставить?
Сивви молча взяла со стола печенье и не спеша его съела.
– Я скажу вам. Позже.
Мужчина, не переставая улыбаться, настаивал:
– Я бы хотел знать сейчас. Нам же надо как-то спланировать маршрут. Осторожность никогда не помешает.
– О боги. Да до отправления еще несколько часов. Я бы хотела телик посмотреть.
Миранда услышала, как у мужчины участилось сердцебиение. Кулаки его непроизвольно сжались. Но когда он заговорил, благожелательная интонация ему не изменила.
– Конечно. Как только ты нам скажешь, куда тебя надо отвезти.
Сивви насупилась.
– Ты что, глухой? Я же сказала – потом.
– Видишь ли, сказать мне все сейчас – в твоих же интересах. Боюсь, что, если ты будешь упрямиться дальше, мне придется пригласить кое-кого... понастойчивее.
– Договорились. А пока я буду ждать «кое-кого», можно мне телик посмотреть? Только не говори, что у вас нет кабельного телевидения. О боги, если здесь не ловит MTV, я с ума сойду!
Мужчина поднялся, и выражение лица у него было такое, будто сейчас он что-нибудь сломает. Он резко повернулся к входной двери. Миранда услышала шаги, а потом знакомый сердечный стук в ритме «ча-ча-ча». В проеме возник младший сержант полиции Калеб Рейнолдс.
«Вот видишь. И полиция здесь. Беспокоиться не о чем. Сматывайся».
Калеб обратился к мужчине:
– Почему так долго?
– Она не хочет говорить.
– Я уверен, она скоро передумает, – проговорил Калеб, и сердце его застучало быстрее. Сивви взглянула на вошедшего.
– Ты кто?
– Я – Садовник, – ответил Калеб.
«Плохо. Очень плохо», – подумала Миранда.
– Если честно, газончик у входа не произвел на меня особого впечатления, – сказала Сивви.
– Я не тот садовник. Это моя кличка. Меня так называют, потому что...
– Если честно, меня ни капли не интересует, почему тебя так называют. Не знаю, что ты там замышляешь, Огородник...
Лицо Калеба слегка покраснело.
– Садовник, – поправил он.
–...но если вы все так хотите узнать, где именно меня должен забрать Смотритель, то я нужна вам живая. Значит, смертью ты мне угрожать не можешь.
– Смертью – нет. Но я могу тебе сделать очень больно. Байрон, принеси мои инструменты, – проговорил Калеб, огибая диван. Он остановился прямо перед стулом, на котором сидела Сивви, и склонился
над девочкой, оказавшись спиной к окну. Сердце его внезапно сменило ритм и застучало совсем медленно.
– А теперь слушай меня...
Миранда кувыркнулась через голову и вломилась в окно ногами вперед. Ребром ладони она нанесла молниеносный удар по шее Калеба. Не успев даже оглянуться, тот рухнул на пол. Миранда склонилась над ним, прошептала «прости», решила в качестве наказания не упоминать про аспирин, схватила Сивви в охапку, кинулась к машине и, оказавшись за рулем, вдавила педаль газа в пол.
– Он даже не успел тебя увидеть, – сказала Сивви. – Он вообще не успел понять, кто его вырубил.
– Ну... так и было задумано, – ответила Миранда.
Она припарковалась за старым железнодорожным депо, в которое упирались заброшенные пути. Миранда стала регулярно сюда наведываться месяцев семь назад. С дороги это место не просматривалось, и старое депо стало ее излюбленной площадкой для тренировок. Здесь и только здесь она могла вволю отрабатывать новые приемы. Роллер-дерби, конечно, замечательно развивало чувство равновесия,
скорость, растяжку, там можно было здорово потолкаться, но как прикажете практиковать на стадионе дзюдо? Не говоря уже о работе с различным оружием...
Миранда разглядела вмятины на стенах, оставшиеся с прошлого раза, когда она тренировалась управляться с арбалетом. На земле валялся кусок рельса. Завязанный в узел. Тоже ее работа. Это она отводила душу после того, как ее отверг Уилл. За все время Миранда не видела в депо ни одной живой души. Она могла быть абсолютно спокойна: пока они будут стоять здесь, припарковавшись подальше от дороги, им ничего не грозит.
– Где ты научилась так здорово драться? – спросила Сивви, растянувшись на заднем сиденье. – Можешь меня научить?
– Нет.
– Ну почему? Всего пару приемчиков?
– Я сказала, нет.
– А зачем ты попросила у него прощения?
Миранда развернулась и посмотрела на Сивви в упор.
– Моя очередь задавать вопросы. Кто хочет тебя убить и почему?
– О боги, понятия не имею. Да куча народа. Все не так, как ты думаешь.
– А как?
– Сложно. Но если мы продержимся до четырех часов утра, то потом меня заберут. В безопасное место.
– Значит, нам надо где-нибудь перекантоваться еще шесть часов.
– Ага. За это время я успею перецеловать еще мальчиков десять.
– Ну да, конечно... Весьма подходящее занятие – целоваться взасос со всеми подряд. Особенно когда тебя разыскивают, чтобы убить.
– Меня не хотят убивать. Меня хотят похитить. Это совершенно разные вещи. Ну же, давай... Я хочу повеселиться. Хочу туда, где есть мальчики.
– Хоти.
– Слушай, если ты один из основателей корпорации «Долой развлечения», это не значит, что все вокруг стремятся в нее попасть.
– Я не основательница корпорации «Долой развлечения». Я люблю развлекаться. Просто...
– Зануда.
–...даже не знаю, как так получилось, но мысль пойти потусоваться, когда «куча народу» пытается тебя убить, почему-то не представляется мне удачной. Более того, мне кажется, это гарантированный способ попасть в Книгу рекордов Гиннесса в номинации «Самая глупая смерть». К тому же, когда «куча народа» тебя все-таки найдет, могут пострадать случайные свидетели.
– Не «когда», а «если». И никто не пострадает, ведь им нужна только я.
Миранда закатила глаза и снова обернулась.
– Именно поэтому такие жертвы называются случайными свидетелями. Потому что они случайно оказались рядом и пострадали.
– Ну, тогда нам разумнее было бы расстаться. Нет, правда. Конечно, провести шесть часов в машине, взаперти, один на один с жуткой занудой – перспектива очень заманчивая, но... Не лучше ли нам попытать счастья где-нибудь еще, причем необязательно вместе, а? Например, в кафе-мороженом, которое мы по пути сюда проехали. Ты видела губы мальчика, который стоял у кассы? Просто сказочные! Давай, подкинь меня туда, и все будет в порядке.
– Ты никуда не пойдешь. Точка.
– Да ты что? А вот этот щелчок слышала? Я открываю дверь...
– Да ты что? А вот этот щелчок слышала? Я заблокировала двери.
В зеркале заднего вида Миранда заметила, как Сивви злобно сверкнула глазами.
– Ты ужасно противная, – процедила девочка. – С тобой, наверное, случилось что-то действительно плохое, раз ты стала такой противной.
– Я не противная. Я просто пытаюсь обеспечить твою безопасность.
– Уверена? А может, дело вовсе не в моей безопасности? Может, у тебя просто свой скелет в шкафу? Например...
Миранда включила радио.
– Выключи! Я с тобой разговариваю. Я, между прочим, клиент.
– Уже нет.
– Что случилось с твоей сестрой? – вдруг заорала Сивви.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь! – заорала Миранда в ответ.
– Врешь.
Миранда промолчала.
– Когда я спросила, есть ли у тебя сестры, ты чуть не разревелась, – прокричала Сивви прямо в ухо Миранде. – Почему ты не хочешь мне рассказать?
Миранда выключила радио.
– Назови мне три веские причины, по которым я должна тебе что-то рассказывать.
– Во-первых, ты почувствуешь себя лучше. Вовторых, нам нужна тема для разговора, коли уж мы оказались тут взаперти. В-третьих, если ты не расскажешь сама, я начну строить предположения.
Миранда откинулась на спинку сиденья, глянула на часы и отвернулась к окну.
– На здоровье.
– Ты пилила ее до тех пор, пока она вас не бросила? Или она сбежала, потому что невозможно об щаться с сестрой, у которой постоянно заноза в заднице?
– Не надо беречь мои нежные чувства. Давай, скажи, что ты на самом деле думаешь.
– Про занозу – это было грубовато. Прости, пожалуйста. – Миранда промолчала. – Нет у тебя никакой занозы. Иначе как бы ты водила машину? Ха-ха.
Молчание.
– Но ты ведь первая начала! Взяла и заблокировала двери, будто я маленькая. Я не маленькая. Мне уже четырнадцать.
Молчание.
– Я же сказала, прости. – Сивви сползла пониже и вздохнула. – Ну и ладно. Хочешь так сидеть – сиди.
Молчание. А потом, сама не зная зачем, Миранда проговорила:
– Они погибли.
Сивви быстро выпрямилась и склонилась к переднему сиденью.
– Кто? Твои сестры?
– Все. Вся семья.
– Из-за того, что ты что-то не так сделала?
– Да. А еще из-за того, что я чего-то не сделала. Наверное.
– Знаешь, госпожа Мрачность, как-то неубедительно звучит. Как и то, что ты чего-то не сделала...
Стоп. Погоди. Что значит «наверное»? Ты хочешь сказать, что вообще не знаешь, что произошло?
– Я плохо помню этот период моей жизни.
– В смысле, тот день?
– В смысле, тот год. И следующий тоже. Вообще лет с десяти и до двенадцати я плохо себя помню. Да и потом тоже пробелы случались.
– То есть ты хочешь сказать, что тебе слишком больно все это вспоминать?
– Да нет, просто воспоминания... их вообще нет. Остались одни впечатления. И сны. Очень, очень тяжелые сны.
– Например?
– Например, что меня не оказалось в нужное время в нужном месте. И я всех подвела...
Миранда замолчала и неопределенно повела в воздухе рукой.
– Погоди, значит, ты искренне веришь, будто могла предотвратить то, что случилось? Хотя тебя там даже поблизости не было? И ты была на четыре года младше меня?
Миранда почувствовала, как сжалось горло. С трудом сглотнула. Никогда, никогда и никому она не рассказывала то, что рассказала Сивви. Даже Кензи. Никогда.
– Я могла бы попытаться. Я могла бы оказаться там и хоть что-нибудь сделать.
– О боги, скукотища-то какая. Разбуди, когда закончишь.
Миранда глянула в зеркало заднего вида.
– Ты сама уговаривала меня рассказать. И что теперь? Теперь ты у нас записалась в мэры городка «РасскажиКакВсеБылоНаСамомДеле»? – Миранда снова с трудом сглотнула. – Ах ты, маленькая...
– Да ты вообще не знаешь, что там произошло! Как тебе может быть так плохо, если ты ничего не знаешь? Я вообще не понимаю, с чего ты взяла, будто это твоя вина. Тебя там не было, тебе было всего десять лет. Мне кажется, что надо завязывать с этими заморочками и ловить момент.
– Прости, как ты сказала? Ловить момент?
– Ну да. Перестать копаться в прошлом и заняться настоящим. Взять, к примеру, эту песню по радио. Кошмар. А ведь где-то там, в городе, полно мальчиков, которых я могла бы сейчас целовать.
Миранда сделала глубокий вдох и собралась возразить, но Сивви не умолкала:
– Да-да, знаю, ты просишь прощения у людей, которых вырубаешь, потому что не смогла в свое время попросить прощения у своей семьи. И меня ты защищаешь только потому, что когда-то не смогла защитить семью. Теперь все ясно.
– Да нет, все не так. Я не...
– Бла-бла-бла, я не то, я не это... И вообще, почему, чтобы быть в безопасности, надо обязательно си деть здесь всю ночь? Почему мы не можем куда-нибудь забуриться? Раствориться в толпе? Знаешь, я потрясающе умею растворяться в толпе. Как масло.
– О да, не сомневаюсь. Как масло. Да в этом прикиде под названием «Мадонна-звонила-просилавернуть-ее-костюм-из-клипа-Бордерлайн» ты вообще невидимка.
– Отличная шутка, зануда. Ну давай же, давай куда-нибудь поедем.
Миранда повернулась и отчеканила:
– Так. Давай-ка попробую донести до тебя еще раз. Кто-то. Пытается. Тебя. Убить.
– Нет. Никто. Не. Пытается. Меня. Убить. Они вообще меня убить не могут. Слушай, надо как-то подлечить эту манию – тебе всюду убийцы мерещатся. А я, если честно, начинаю тут смертельно скучать. Что там за станция, по радио? «Маразмики FM»? Нет, на шесть часов я в твоей машине не останусь. И не мечтай.
Миранде пришлось согласиться. Потому что она поняла, что если просидит шесть часов с Сивви в замкнутом пространстве, то убьет ее сама.
И тут ей вспомнилось замечательное место, где действительно можно раствориться в толпе.
– Значит, хочешь куда-нибудь забуриться? – спросила она Сивви.
– Да, и чтобы мальчики были.
– Парни, – поправила Миранда.
– Что?
– Обычные американские девочки в нашем веке не говорят «мальчики». Говорят «парни».
Несколько секунд Сивви выглядела совершенно огорошенной. Потом слабо улыбнулась.
– А. Да. Парни.
– И не «да», а «ага». Если, конечно, общаешься со сверстником, а не со взрослым.
– Ага.
– И никто не говорит: «О боги».
– Я что...
– Ага. И никто никогда не скажет «лови момент».
– Погоди.
– Нет. Ни за что. А, и еще. Не вздумай платить парням за поцелуи. Тебе это не нужно. Если ты выбрала парня и хочешь его поцеловать – считай, что ему повезло.
Сивви нахмурилась.
– А с чего это ты такая добренькая стала? Я ведь тебе даже не нравлюсь.
– Потому что я слишком хорошо понимаю, каково это. Оказаться вдали от дома, в полном одиночестве, и пытаться адаптироваться к новым условиям. Притом что не можешь никому рассказать, кто ты на самом деле.
Несколько секунд они ехали молча. Потом Сивви спросила:
– А тебе приходилось кого-нибудь убивать собственными руками?
Миранда глянула на девочку в зеркало заднего вида.
– Пока еще нет.
– Ха-ха.
– Ты с ума сошла! – воскликнула Сивви, когда они вошли. У девочки явно разбегались глаза. – Ты же сказала, что тут будет страшная скукотища. Это не скукотища. Это... это просто потрясающе!
Девушки проскользнули в Большой актовый зал Исторического общества Санта-Барбары через черный ход. Дверь была широко распахнута и зафиксирована в открытом положении, чтобы счастливые выпускники могли в любой момент выйти покурить. Миранда посмотрела по сторонам и осознала всю заманчивость подобной перспективы. Что угодно, лишь бы не видеть такого оформления. Стены актового зала затянуты синим шелком, на котором вышиты белые звезды. Четыре большие колонны в центре помещения обмотаны красными лентами. Длинный стол уставлен круглыми аквариумами, скатерть по всей длине вышита американскими флагами. Одному богу известно как, но рыбки в аквариумах были раскрашены в красный и синий цвета. В довершение всего вдоль столов стояли макеты основных достопримечательностей Соединенных Штатов. Гора Рашмор, Белый дом, статуя Свободы, колокол Свободы, гейзер «Верный старик»... И все макеты были сделаны из кубиков сахара. Подарок от семьи красавицы Ариэль. Накануне, на школьном собрании, Ариэль заявила, что после выпускного вечера все сахарные творения будут пожертвованы «бедным людям СантаБарбары, которым не хватает сахара».
Под потолком висели бесчисленные шарики, и от каждого отходила кудрявая серпантиновая ленточка. То ли колышущиеся ленточки, которые выпускники задевали головами, были тому виной, то ли просто внезапное дурное предчувствие, но Миранде вдруг стало не по себе.
Зато Сивви была на седьмом небе от счастья.
– Значит, так, запомни. Большинство парней пришли сюда с девушками. Так что будь поделикатнее со своими поцелуями.
– Ага, ладно.
– И как только я тебя позову – сразу ко мне.
– Я что, собачка?.. – начала было Сивви, но, поймав взгляд Миранды, стушевалась. – Ладно, договорились.
– И если почувствуешь что-то неладное, что угодно, любую мелочь...
–...сразу сообщить тебе. Я все поняла. А теперь иди и постарайся хоть немного развлечься. Ах, ну да, ты же не умеешь. Ну, как только попадешь в затруднительное положение, просто спроси себя: «А как бы поступила на моем месте Сивви?»
– Уволь...
Сивви не ответила. Она была слишком занята: пытливо оглядывала актовый зал.
– Уау! А что это за красавчик, вон там, в углу? Который в очках? – воскликнула она.
Миранда поискала глазами «красавчика», но никого, кроме Филиппа Эймори не увидела.
– Его зовут Филипп.
– Привееееееееет, Филипп, – пропела Сивви и прямым курсом направилась к ничего не подозревающему бедолаге Эймори.
Миранда запихнула под стол спортивную сумку и прислонилась к стене неподалеку от гейзера «Верный старик» и Белого дома. С одной стороны, так было удобнее приглядывать за Сивви, с другой – Миранде очень не хотелось попадаться на глаза одноклассникам. В подсобке она успела переодеться. Но хотя по цветам ее наряд полностью соответствовал антуражу, Миранда сильно сомневалась, что спортивная форма для роллер-дерби – подходя щий наряд для выпускного вечера. Просто ничего другого не нашлось. На самом деле, с собой у нее оказалось целых две формы. Домашняя: белый шелковый топик, синий плащик и юбочка в белую, красную и синюю полоску. Если, конечно, можно назвать юбочкой нечто настолько короткое, что под него приходится поддевать специальные шортики. И выходная форма: все то же самое, только с синим топом. Миранда решила, что белый вариант подойдет больше. И все было бы не так плохо, если бы не ужасные ботинки без всякого намека на каблук. Их сменить было не на что.
Миранда простояла так у стены не меньше четверти часа, печально размышляя о том, почему любой человек, ну кто угодно, кроме нее, может выйти на танцпол, потанцевать и никого при этом не покалечить, как вдруг услышала знакомые сердцебиения. Поискав глазами, она увидела, что Кензи и Бэт пробираются к ней через толпу.
– Ты все-таки пришла! – заверещала Кензи, кидаясь Миранде на шею. Миранда обожала подругу именно за это качество: Кензи всегда вела себя так, будто она под экстази – чувствовала себя свободно в любой ситуации, могла кому и когда угодно сказать, что она его любит, лезла обниматься и ни капли при этом не смущалась.
– Как я рада, что ты здесь! Без тебя явно чего-то не хватало. Ну как? Готова стряхнуть с себя подрост ковые метания и вступить во взрослую жизнь? Готова решительно взять будущее в свои руки?
Миранда подумала, что Кензи и Бэт одеты так, что могли бы взять в руки и будущее, и жизнь, и все что угодно. Кензи красовалась в синем, в облипочку, платье с вырезом во всю спину. На спине была искусно нарисована черная пантера, поблескивающая сапфировым глазом. Бэт бесподобно смотрелась в короткой красной шелковой тунике. От плеча вниз по руке вился браслет – золотая змейка с рубиновыми глазами. Миранда знала, что родители Бэт – ярчайшие звезды Болливуда, и могла предположить, что рубины настоящие. Неудивительно, что для этих красавиц взрослая жизнь представлялась сплошной дискотекой, куда можно попасть, только если ты – в VIP-списке.
Миранда скользнула взглядом по своей спортивной форме.
– Я могла бы и сама догадаться, что в знаменательный день, когда мне предстоит взять будущее в свои руки, я буду выглядеть как пародия на героев «Танцев на льду».
– Перестань, ты чудесно выглядишь, – возразила Бэт. Миранда обязательно подумала бы, что сказано это с сарказмом, если бы не знала наверняка, что Бэт вообще не подозревает о таком понятии, как сарказм.
– Точно, – подтвердила Кензи. – ПС как никогда. (ПС означало «Прекрасна и Соблазнительна»). Предвижу, что в будущем тебя ждет удача.
– А я предвижу, что в будущем тебя ждет визит к окулисту, – отшутилась Миранда, краем глаза наблюдая за Сивви. Неугомонная девчонка тащила Филиппа на танцпол.
Миранда повернулась к Кензи.
– Скажи, со мной можно общаться? Или я госпожа Мрачность? Зануда?
– Госпожа Мрачность? Зануда? – переспросила Кензи. – Да что на тебя нашло? Опять ударилась головой на тренировке?
– Я серьезно. Со мной можно общаться?
– Да, – торжественно ответила Кензи.
– Да, – подтвердила Бэт.
– Ну, за исключением тех случаев, когда у тебя возникает ПНГ. Или когда у тебя месячные. Или когда близится твой день рождения. А, и еще в тот раз, когда...
– Забей, – не выдержала Миранда, наблюдая, как Сивви зажигает на сцене. Девчонка выстроила танцующих в цепочку и, оказавшись первым «звеном», весело отплясывала, задавая ритм всему танцполу.
Кензи осторожно положила ладони Миранде на щеки и повернула ее лицо к себе.
– С тобой правда приятно общаться, – сказала она серьезно. – Ты веселая и забавная. Ну кому еще пришло бы в голову нарядиться на Хэллоуин в костюм частного детектива Магнума?
– А разыграть для больных раком детишек целое представление? Помнишь, когда ты придумала устроить в больнице спектакль с фарфоровыми фигурками, взяв за основу сюжет «Бухты Доусона»?
Кензи кивнула.
– Вот именно. Даже дети, больные раком, считают тебя забавной и веселой. И, кстати, не только они.
Прозвучало двусмысленно. Миранда напряглась.
– Что ты имеешь в виду?
– Она была бесподобна, – вставила Бэт.
Вот теперь Миранда встревожилась по-настоящему.
– Расскажи.
– Да ничего особенного, просто провела небольшое расследование, – скромно ответила Кензи.
– Что за расследование? – только сейчас Миранда заметила, что левая рука у Кензи исписана шариковой ручкой.
– Расследование под кодовым названием «Уилл и Ариэль». Они не встречаются. Точно.
– Ты что, спросила у него?
– Я называю это «взять интервью».
– Нет. Нет-нет. Только не это. Скажи, что ты пошутила, – простонала Миранда. Да, не всегда удобно иметь соседку по комнате, которая мечтает стать журналистом.
– Расслабься, он ничего не заподозрил. Мы просто как будто поболтали ни о чем, – успокоила подругу Кензи.
– Она прямо-таки профессионально все провернула, – вставила Бэт.
Миранда снова с тоской подумала о запасном выходе мироздания.
– Короче. Я спросила его, как он считает, почему Ариэль пригласила его на выпускной, и он ответил, – Кензи сверилась с пометками на руке, – «Чтобы ктонибудь приревновал». Ну и, конечно, я спросила, кто именно, а он ответил: «Все равно кто. Ариэль просто подпитывается чужой ревностью и завистью». Скажи, проницательный парень?
– Умный мальчик, – вставила Бэт. – И симпатичный.
Миранда кивнула с отсутствующим видом. Она пыталась отыскать глазами Сивви на танцполе и не могла. Наконец увидела: Сивви стояла с Филиппом в темном уголке. Они не целовались, а просто разговаривали. Миранда невольно улыбнулась.
– Гляди, нам удалось ее развеселить! – воскликнула Кензи. В ее голосе прозвучала такая искренняя радость, что Миранда не решилась разочаровывать подругу.
– Спасибо, что выяснила... – начала Миранда. – Все...
– Погоди, ты не слышала самого интересного! – перебила Кензи. – Я спросила у него, зачем же он согласился пойти на выпускной с Ариэль, если они не встречаются, и знаешь, что он ответил? – Она сверилась с рукой. – «Потому что никто не захотел мне предложить альтернативу получше».
– Причем сказал это со своей фирменной очаровательной улыбкой, – напомнила Бэт.
– Точно, с фирменной улыбкой. И глядя мне прямо в глаза, – подтвердила Кензи. – Господи, да он о тебе говорил! Это было настолько очевидно!..
– Очевидно... – повторила Миранда. Нет, всетаки у нее замечательные подруги. Даже когда несут полную чепуху.
– Миранда, не надо на меня пялиться, будто я только что из клиники, где делают лоботомию! – воскликнула Кензи. – Я уверена, что права. Ты ему нравишься, он свободен. Хватит раздумывать, иди и возьми его. Он твой. Давай, ЛМ!
– ЛМ? – переспросила Миранда.
– Лови момент, – перевела Бэт.
– Не. Может. Быть. – Миранда чуть не поперхнулась.
– В каком смысле? – спросила Кензи.
– Да так, ни в каком, – встряхнулась Миранда. – Ну хорошо, допустим, он ни с кем не встречается. Но с чего ты взяла, что он захочет встречаться со мной?
Кензи прищурилась.
– Так, даже если опустить все дифирамбы о том, какая ты умная и красивая, которые я, по идее, должна сейчас спеть как лучшая подруга... Ты давно в зеркало смотрелась?
– Ха-ха! Поверь мне...
– Ну, все, пока! – вдруг перебила Бэт, схватила Кензи за руку и потащила ее прочь. – Увидимся!
– Не забудь! ЛМ! – успела крикнуть Кензи через плечо. – Не упусти своего парня!
– Куда вы... – начала Миранда и вдруг услышала совсем рядом знакомый сердечный стук. Она повернулась...
...и чуть не задела плечом стоящего рядом Уилла.
– Привет, – сказал он. – Чау, – ответила она. Господи. ГОСПОДИ. Она может хоть раз в жизни сказать что-нибудь нормальное? Спасибо, Чокнутый Язык.
Уилл многозначительно поднял бровь.
– Ты вроде не собиралась приходить на выпускной.
– Я... передумала. В последний момент.
– Классно выглядишь.
– Ты тоже, – ответила Миранда. «Классно» – не то слово. Выглядел он как двойная порция блинчиков с корицей, плюс поджаренный бекон, плюс картошка с суперхрустящей корочкой... Короче, ничего лучше Миранда в жизни не видела.
Она почувствовала, что слишком пристально на него смотрит. Отвела взгляд. Покраснела. Секунду они молчали. И еще одну секунду молчали. «Не больше четырех секунд», – напомнила себе Миранда. То есть молчать можно было еще максимум две секунды... Нет, одну... Да скажи что-нибудь наконец! Скажи...
– На тебе что, авиационные штаны? – спросила Миранда.
– Что?
Господи, как там оканчивалась эта шутка?.. А, ну да!
– Просто задница у тебя... классная.
Уилл посмотрел на нее так, будто мысленно примерял ей смирительную рубашку.
– По-моему... – начал он и замолчал. Неловко прокашлялся и только затем продолжил: – По-моему, окончание у этой фразы: «...просто задница у тебя улетная».
– А. Ну да. Да, так действительно прикольнее. Видишь ли, я читала книжку, ну про то, как нравиться парням, и там было написано, что эта шутка всегда срабатывает, но меня отвлекли на середине фразы, а предыдущая фраза была как раз про канцтовары и
про класс, не в смысле школьный класс, а в смысле тот класс, когда здорово, и, наверное, я перепутала первую шутку и вторую.
Уилл все молчал и смотрел на нее. Миранда вспомнила совет: «Если не знаешь, что делать, предложи ему что-нибудь», схватила со стола первое, что попалось под руку, и протянула Уиллу.
– Орешков хочешь?
Уилл поперхнулся. Потом осторожно взял вазочку с орешками, поставил на стол, сделал шаг вперед – Миранда почувствовала на щеке его дыхание – и спросил:
– Ты что, читаешь такие книжки?
Миранда даже не могла расслышать его сердцебиение, так громко колотилось ее собственное сердце.
– Вообще-то, да. У меня ведь явно с этим проблемы. Согласись, что, когда целуешься с парнем, а он вдруг отскакивает от тебя и смотрит такими глазами, будто твоя кожа превратилась в лиловую слизь... стоит задуматься о том, что именно делаешь не так, и провести пару часиков в книжном, в разделе «Помоги себе сам»...
– Ты много говоришь, когда нервничаешь, – сказал Уилл, не двинувшись с места.
– Нет, с чего ты взял? Бред. Я просто пытаюсь объяснить...
– Ты из-за меня нервничаешь?
– Я не нервничаю.
– Ты дрожишь.
– Мне холодно. Я вообще практически раздета.
Уилл скользнул взглядом по ее губам и снова посмотрел прямо в глаза.
– Я заметил.
Миранда дернулась.
– Слушай, я пойду...
Он поймал ее за запястье.
– В тот раз, когда мы поцеловались... Это был самый потрясающий поцелуй в моей жизни. И я так резко отскочил, потому что испугался, что еще секунда и я начну срывать с тебя одежду. А это, по-моему, не лучший способ окончить первое свидание. Я не хотел, чтобы ты подумала, будто кроме секса мне от тебя ничего не нужно.
Миранда уставилась на Уилла. Снова повисла тишина, но на сей раз Миранде было абсолютно все равно, сколько продлится молчание. Наконец, с трудом проглотив застрявший в горле ком, она проговорила:
– Почему ты мне сразу не объяснил?
– Я пытался. Но каждый раз, когда мы встречались после того свидания, ты куда-то исчезала. У меня вообще сложилось впечатление, что ты меня избегаешь.
– Не хотела попасть в неловкое положение.
– Да уж. Хочешь сказать, что, когда ты в среду пыталась прятаться за кадкой с пальмой, стоило мне
войти в столовую, ты чувствовала себя в ловком положении?
– Я не пыталась спрятаться. Я... я дышала. Кислородом. Ну, от растения... Знаешь... Около растений воздух очень насыщен кислородом.
«Убей себя об стену».
– А, ну да. Как я раньше не догадался.
– Нет, правда. Просто немногие об этом знают. Очень полезно для здоровья.
«Немедленно».
– Ну конечно. Уверен, что...
Миранда не выдержала:
– Ты серьезно? Насчет того, что тебе понравился тот поцелуй?
– Абсолютно. Я никогда не был так серьезен.
Руки у Миранды тряслись мелкой дрожью. Она взяла его за плечи, притянула к себе...
И тут музыка смолкла, над запасными выходами замигали красные лампочки, а из громкоговорителя раздался металлический голос: «Пожалуйста, сохраняйте спокойствие! Немедленно покиньте здание через ближайший запасный выход!»
Миранду и Уилла буквально смела толпа выпускников, хлынувших из актового зала. Секунда – и их растащило в разные стороны. Толпу организованно эвакуировали четверо мужчин в бронежилетах, терпеливо объяснявшие, что поступил анонимный зво нок с сообщением, будто в здании заложена бомба. Металлический голос все повторял и повторял одну и ту же фразу, но Миранда не слышала ни громкоговорителя, ни визга Ариэль, вопящей, что кто бы ни был человек, испортивший ее праздник, ОН ЗАПЛАТИТ, ни насмешливого ответа из толпы, что «это лучшая кульминация выпускного вечера, какую только можно придумать»... Миранда слышала только одно: знакомый сердечный стук в ритме «ча-ча-ча» младшего сержанта Рейнолдса, слегка приглушенный бронежилетом. Тревога была не учебная.
– Все из-за нас, да? – закричала Сивви, подбегая к Миранде. – Это из-за нас сюда вломились штурмовики? Из-за нас?
– Да.
– Ты была права. Надо было остаться в машине и не высовываться. Это я во всем виновата. Не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал. Давай я сама сдамся, и тогда им придется...
– После всего, что было? – перебила Миранда. – После того как нам осталось продержаться всего три часа? Ты этого хочешь, девочка, умеющая растворяться в толпе? Ни за что! Не выйдет. Мы еще поборемся. Мы выпутаемся!
Она пыталась говорить уверенно, но на самом деле у нее коленки подгибались от ужаса.
«Да что ты творишь?» – воскликнул вечно недовольный голос у нее в голове.
Понятия не имею.
Сивви смотрела на Миранду, широко распахнув глаза, с неприкрытым восхищением.
– Ты серьезно? Ты правда можешь вытащить нас отсюда?
Миранда сглотнула, глубоко вдохнула и ответила:
– Следуй за мной.
И тихо про себя добавила:
«Пожалуйста, не подведи».
Все прошло как по нотам. Ну, почти все. Шесть штурмовиков заблокировали входы и выходы, еще четверо стояли у дверей и прочесывали толпу. Всего десять. Все в бронежилетах, все в масках, все с автоматами. Никто из выпускников не поинтересовался, зачем бравым ребятам понадобилось оружие. Никто, кроме доктора Троупа, который подошел к ближайшему штурмовику и сказал: «Молодой человек, будьте добры, держите ваше оружие подальше от моих студентов». Солдат отвлекся всего на пару секунд, но Миранде и Сивви хва тило этого, чтобы смешаться с толпой и устремиться к выходу. Двое штурмовиков уже были за спиной, оставалось пройти еще двоих, как вдруг раздался визг Ариэль:
– Доктор Троуп? Доктор Троуп? Вон она, вон Миранда Кисс! Я же говорила, что это она сорвала мой праздник! Вы должны немедленно...
Четверо солдат резко развернулись и ринулись в толпу, прикладами расчищая себе дорогу. Миранда успела шепнуть Сивви: «Ныряй!» – девочки упали на четвереньки и, скрывшись в людском потоке, поползли обратно в актовый зал.
– Где? Где она? – надрывался доктор Троуп. – Здесь не должно остаться ни одного студента! Это опасно!
– Спокойно! Вы должны немедленно покинуть здание. Не беспокойтесь, мы ее разыщем, – увещевал его один из штурмовиков.
Миранда подумала, что, если ей удастся выбраться из этой заварушки живой и невредимой, она обязательно будет вежливее и внимательнее с доктором Троупом. Если.
Оказавшись у стола, Миранда подтолкнула Сивви в сторону гейзера «Верный старик».
– Прячься. Быстро.
– А почему не в Белый дом? – заныла Сивви. – Почему обязательно в вулкан?
– Белый дом мне самой понадобится, – прошипела Миранда. – Пожалуйста, делай, что говорят. Если у них есть приборы ночного видения, то здесь они тебя не заметят.
– А как же ты? Ты ведь вся в белом.
– А я сливаюсь с белыми декорациями.
– Ничего себе, да ты просто спец! Где ты научилась так...
Миранда и сама неоднократно задавалась этим вопросом. Почему, как только зазвучал громкоговоритель, какая-то часть ее мозга начала холодно и профессионально оценивать ситуацию: каково расстояние до ближайшего выхода, чем вооружены нападающие... С одной стороны, это принесло Миранде облегчение. Придало уверенности в том, что все ее многочисленные сверхъестественные способности могут работать слаженно, координируя деятельность тела. С другой – ей предстояло справиться с десятью вооруженными мужчинами. Никогда прежде ей не приходилось сталкиваться ни с чем подобным. Максимум – три противника, и то без огнестрельного оружия. Значит, полагаться только на силу нельзя. Надо брать хитростью.
– Дай мне свои сапоги, – сказала Миранда Сивви.
– Зачем?
– Хочу избавиться от пары конкурентов и попробовать пробиться к выходу.
– Но мне очень нравятся мои...
– Давай сюда. И еще резинку для волос.
Миранда быстро соорудила ловушку, а через мгновение услышала шаги приближающегося солдата. Он осторожно пробирался в темноте, раздвигая прикладом автомата свисающий с потолка серпантин. Затем раздался его голос, он докладывал по рации:
– У юго-западной колонны. Одна есть. Что за...
В руках у Миранды была самодельная рогатка, наспех сделанная из вилки и резинки для волос. И из этой рогатки она только что запустила в штурмовика увесистый сахарный нос Джорджа Вашингтона. Точно в цель. Солдат без единого звука рухнул на пол и пребывал без сознания ровно столько времени, сколько понадобилось Миранде, чтобы связать ему руки и ноги красными лентами, которыми были обмотаны колонны.
– Мне правда очень жаль, – пробормотала Миранда, переворачивая беднягу на спину и затыкая ему рот салфеткой. – Ой, привет, Крэйг! Тяжелый выдался денек, да? Голова уже прошла? Нет? Ну, ничего страшного, скоро пройдет. Когда тебя развяжут, разотри запястья и лодыжки согревающей мазью, должно помочь.
Миранда подобрала сапожки Сивви, оставленные у подножия колонны в качестве приманки, и услышала слева торопливые шаги. Не теряя ни секунды,
девушка швырнула один сапог в ту сторону и с удовольствием услышала тяжелый звук падающего тела.
Двое выбыли из игры, осталось восемь.
От меткого попадания сапогом штурмовик погрузился в глубокий обморок. Миранда как раз склонилась над ним, чтобы попросить прощения, когда у того на поясе ожила рация:
– Леон, это Садовник. Ты где? Немедленно доложи ситуацию. Прием!
Миранда сняла рацию с пояса солдата.
– Я думала, тебя зовут Калеб Рейнолдс, сержант. Что за прозвище такое, Садовник? Или, как говорит одна моя знакомая, Огородник?
Послышался треск, а затем встревоженный голос Калеба:
– Миранда? Это ты? Миранда, ты меня слышишь? Ты где?
– Я здесь, – прошептала Миранда Калебу в ухо, подкравшись к нему со спины. Не успел сержант опомниться, как она обхватила его шею одной рукой, полностью обездвижив голову, а другой приставила носок сапога к горлу.
– Что у тебя за оружие? – спросил он.
– Думаю, тебе достаточно знать, что, если я пущу его в ход, тебе будет очень больно и... пожалуй, ты рискуешь подхватить какую-нибудь заразу. Так что
в твоих интересах коротко и ясно изложить мне, сколько здесь человек и что они собираются делать.
– Десять человек в зале, еще пятеро ждут снаружи. Но я на твоей стороне.
– Да что ты говоришь? А там, в доме, у меня сложилось совсем другое впечатление, Садовник.
– Ты не дала мне возможности допросить девочку.
– Знаешь, придется тебе придумать что-нибудь получше. Я не кассета, чтобы играть то, что ты захочешь.
– Ты хотя бы представляешь, что она такое?
– Ты сказал «что»?
Сердце Рейнолдса забилось быстрее.
– Она настоящая прорицательница. Сивилла Кумская. Одна из десяти прорицателей, которые якобы знают будущее этого мира и держат его в руках.
– Ух ты. А я, признаться, думала, что она просто невыносимый подросток, у которого гормоны бушуют.
– Сивилла может воплощаться в разных телах. По крайней мере, есть люди, которые в это верят. Группа, в которую я внедрился и с которой работал под прикрытием. Психи. Они говорят, что их цель – защитить Сивиллу, чтобы ее чудовищная сила не была использована в корыстных целях, но, на самом деле, это просто кучка вымогателей. Я своими ушами слышал, как один из них сказал, что они смогут потребовать за девочку выкуп и заработать десятки миллионов долларов.
Миранда услышала, как замедлился сердечный ритм Рейнолдса.
– Мое задание заключалось в том, чтобы выяснить место, где Сивиллу должны передать с рук на руки. Потом эти психи собирались послать какуюнибудь ее безделушку в доказательство, что девочка у них, и Смотритель бы за все заплатил.
Миранде очень не понравилось, с какой интонацией Калеб сказал «безделушка».
– Но ты ведь не собирался?..
– Они просто прикрываются лживой религией, верой в прорицательницу, чтобы обстряпывать свои грязные делишки. Это отвратительно. Я придумал целый план, чтобы их арестовать, а потом, в самый неудачный момент, – он опять занервничал, и сердце его забилось быстрее, – в самый неудачный момент ты вмешалась и все испортила.
Миранда знала, что Калеб сердится не на шутку.
– И как ты собирался их остановить?
– Я должен был выяснить у девочки место, где ее встречает Смотритель, верно? Как раз когда ты вломилась, я собирался объяснить ей, что именно она должна мне сказать. Она бы назвала место, которое наша оперативная группа выбрала заранее. Предполагалось, что затем эти фанатики отправятся туда, и там их повяжут. А я тем временем отвез бы Сивви к настоящему месту встречи. Но тут заявилась ты и все
испортила. Несколько месяцев кропотливой работы целой оперативной группы коту под хвост.
Миранда помедлила немного и отпустила его.
– Мне, правда, очень жаль, что так получилось.
Рейнолдс развернулся, хмуро ее оглядел и собирался отчитывать дальше, но, увидев спортивный костюм, не выдержал и улыбнулся.
– Классно выглядишь.
Он помолчал, разглядывая Миранду, и добавил:
– А знаешь, мне кажется, мы еще можем провернуть это дело. У тебя есть второй такой костюм?
– Вторая форма? Есть. Только синяя.
– Неважно. Главное, чтобы они были похожи. Если вы оденетесь одинаково, мы сможем обмануть их. Пусть думают, что ты – Сивилла. Ты отвлечешь их, а мы переправим девочку в безопасное место.
Калеб быстро обрисовал Миранде новый план.
– Может, нам надеть и маски с капюшонами? – предложила Миранда. – Чтобы нас точно было не отличить.
– Хорошая мысль. Так и сделаем. Бери девочку и иди к служебному входу, туда, откуда вы вошли. Дверь на улицу охраняется, но тебе туда и не надо. Слева по коридору увидишь вход в кабинет. Охрану там не поставили. Сидите в кабинете и ждите меня. Я разберусь с этими ребятами и приду...
Рейнолдс вдруг замолчал, вскинул автомат и дал очередь куда-то Миранде за спину. Девушка оглянулась. Сержант пристрелил одного из штурмовиков.
– Он видел нас вместе, – коротко объяснил Калеб. – И мог проболтаться. Я задержу их в зале. Иди к Сивви, переодевайтесь и ждите меня в кабинете.
Миранда уже пошла, но остановилась на полпути и обернулась.
– А как ты нас нашел?
Сердце Рейнолдса забилось медленнее.
– Объявил твою машину в розыск.
– Логично. Я могла бы и сама догадаться, – ответила Миранда и побежала к Сивви. За спиной послышался голос Калеба, отдававшего распоряжения по рации:
– Внимание! Внимание всем подразделениям!
Когда Сивви увидела Миранду целой и невредимой, восторгу ее не было предела.
– Что? Что там случилось? Тебя ранили?
– Нет. Зато теперь я знаю, как нам отсюда выбраться.
– Как?
Пока они переодевались, Миранда коротко описала план действий. Потом они пробирались к выходу, осторожно, вдоль стенки. То тут, то там слышался голос Рейнолдса, раздававшего приказания. Млад ший сержант старательно следил, чтобы штурмовики не оказались в той части помещения, где были девушки.
– Нет, не включайте свет! Это даст им преимущество! – услышала Миранда голос полицейского в одном конце зала. Всего через несколько секунд в другом конце помещения раздался чей-то хрип и звук падающего тела, как будто кого-то вырубили. Оперативность Калеба впечатляла.
Девушки добрались до кабинета директора, ни с кем не столкнувшись. Сивви уселась в кресло, а Миранда начала вышагивать по кабинету в такт тиканью больших часов на каминной полке. Время от времени она брала в руки разные предметы – хрустальный шар, коробку с канцелярскими принадлежностями, взвешивала и ставила на место. Затем она наткнулась на семейную фотографию: муж, жена, двое детей и собака. За спиной счастливого семейства – пирс, море и красивый закат. На собаку кто-то нахлобучил шляпу. Пес выглядел полноценным членом семьи.
Между Мирандой и фотографией замахала рука.
– Але, Миранда! Ты меня слышишь?
Девушка поставила фотографию на место.
– Прости, что?
– Я спросила, откуда ты знаешь, что права насчет Рейнолдса?
– Просто знаю. Доверься мне.
– Но если ты ошибаешься...
– Я не ошибаюсь.
Часы тикали. Миранда снова сделала несколько шагов. Сивви сказала:
– Ненавижу эти часы.
Тик-так. Шаг. Сивви опять подала голос:
– Не уверена, что справлюсь.
Миранда остановилась и взглянула на девочку.
– Конечно, справишься.
– Я не такая смелая, как ты.
– Прости, что ты сказала? Девочка, которая поцеловала... сколько парней? Двадцать три?
– Двадцать четыре.
– Которая поцеловала двадцать четыре парня за один день? Ты очень смелая. – Миранда поколебалась и добавила: – Знаешь, скольких я поцеловала за всю свою жизнь?
– Скольких?
– Троих.
Сивви секунду непонимающе смотрела на нее, а потом расхохоталась.
– О боги, неудивительно, что ты такая нервная. Знаешь, над этой проблемой надо будет поработать. Иначе тебе предстоит очень скучная жизнь.
– Спасибо.
Через восемнадцать минут младший сержант Калеб Рейнолдс стоял у кабинета и подслушивал девушек через щелку в двери. Чтобы все подготовить, ему понадобилось чуть больше времени, чем он планировал. Зато теперь все было так, как надо, и он не сомневался в успехе операции. Особенно сейчас, когда видел девочек, переодетых в форму роллер-дерби команды «Пчелки»: облегающие топики, коротенькие юбочки и даже капюшоны с масками. Девочки были абсолютно неотличимы, только одна в синем топе, а другая в белом. Как куклы. Да, ему нравилось так думать. Его куклы.
Очень дорогие куклы.
Синяя кукла сказала:
– Миранда, а ты уверена, что твое желание его поцеловать не мешает тебе трезво оценивать ситуацию?
А белая кукла отвечала:
– Кто тебе сказал, что я хочу его поцеловать? Ведь это ты у нас Маньячка Поцелуя.
– «Ты у нас Маньячка Поцелуя», – передразнила синяя кукла. – Я тебя умоляю. Ты должна хоть немножко научиться получать удовольствие от жизни. Лови момент.
– Возможно, я так и сделаю, как только от тебя избавлюсь, Сивви, – отвечала белая кукла.
Синяя кукла так забавно показала язык, что Рейнолдс чуть не рассмеялся. А они здорово смотрятся в одинаковых формах, эти девчушки!
Синяя кукла продолжала:
– Нет, я серьезно. Откуда ты знаешь, что ему можно доверять?
– У него свои планы, – объяснила белая кукла. – И они полностью совпадают с нашими.
Вот тут Калеб действительно чуть не прыснул со смеху. Она и представить себе не может, насколько близка к истине. По крайней мере, в первом пункте.
И насколько далека от истины во втором.
Рейнолдс толкнул дверь. Девушки одновременно повернулись к нему. В глазах у обеих светилось одинаковое выражение: «Ты мой герой».
– Мисс Кумская, вы готовы?
Синяя кукла кивнула. Белая сказала:
– Позаботься о ней. Ты знаешь, как важна ее безопасность.
– Позабочусь, не сомневайся. Я сейчас все устрою, вернусь за тобой, и приступим ко второй части нашей операции. Дверь не открывай никому, кроме меня.
– Хорошо.
Рейнолдс вернулся меньше чем через минуту.
– Все в порядке? Сивви в безопасности?
– Все отлично. Мои люди строго следовали указаниям. Все прошло как по маслу.
– Здорово. Когда мне надо будет сбежать отсюда?
Рейнолдс медленно приблизился к девушке, вынуждая ее прижаться спиной к стене.
– Прости, Миранда, планы слегка поменялись.
– Вот как? Что, перед тем как я притворюсь Сивви и заманю бандитов в ловушку, где их поджидает спецназ, мы тут задержимся ненадолго, и ты меня поцелуешь?
Калебу понравилась улыбка, с которой девушка это сказала. Он протянул руку и погладил ее по щеке:
– Не совсем, Миранда.
Рука скользнула к шее.
– О чем ты...
Она не успела опомниться, как ноги ее уже болтались в воздухе, а горло железными тисками сжали ладони младшего сержанта. Рейнолдс сказал:
– Теперь остались только ты и я. Я все о тебе знаю. Кто ты такая. На что ты способна.
– Вот как? – прохрипела девушка.
– Да. Принцесса.
Он видел, как расширились ее зрачки и она с трудом сглотнула.
– Я знал, что тебя это заинтересует.
– Понятия не имею, о чем ты.
– Я знаю, что за твою голову назначили цену. Разыскивается Миранда Кисс, живая или мертвая. Сначала я собирался оставить тебя на свободе еще на пару недель и только потом арестовать. Но ты сама вмешалась и спутала все карты. Надо было заниматься своими делами, а не совать свой любопытный нос в мои, Принцесса. А теперь я не могу рисковать, иначе ты снова встанешь у меня на пути.
– На каком пути? Ты о Сивви? Так, значит, именно ты хотел получить за нее выкуп! Ты предал напарников, заставил их поверить, будто ты с ними, а потом предал нас.
– Молодец, умная девочка.
– Ты убьешь меня, похитишь Сивви и получишь деньги? Так?
– В яблочко. Все, как в «Монополии». Пройдите через «Старт», получите двести долларов. Только в моем случае речь идет о пятидесяти миллионах долларов выкупа за девочку.
– Ух ты. – Казалось, сумма действительно произвела на нее впечатление. – А сколько ты получишь за меня?
– Пять миллионов. За мертвую. Живая ты стоила бы дороже. Похоже, кое-кто верит, будто ты обладаешь сверхъестественными способностями. Вроде как Суперженщина. Но я не могу рисковать.
– Ты уже это говорил, – прохрипела она.
– А тебе, Миранда, никак скучно стало? – Калеб чуть сильнее сжал пальцы. – Прости. Не вышло у нас с тобой красивой сказки со счастливым концом.
Он улыбался, пристально глядя ей в глаза.
– Если ты решил меня убить, то нельзя ли сделать это побыстрее? А то мне, знаешь ли, как-то... дискомфортно.
– Что именно тебе не нравится? Мои руки у тебя на шее? Или осознание того, что ты всех подвела...
– Я никого не подвела.
–...причем далеко не впервые?
Она плюнула ему в лицо.
– Ого, а ты у нас с огоньком. Не теряешься. Знаешь, эта твоя черта всегда меня восхищала. Думаю, при других обстоятельствах мы бы прекрасно поладили. Жаль, не сложилось.
Она предприняла последнюю отчаянную попытку высвободиться, вцепившись сначала в пальцы, сжимавшие ей горло, потом в предплечья... Бесполезно. Он даже не поморщился. Ее руки бессильно упали.
Он наклонился, обдав ее своим дыханием.
– Последние пожелания будут?
– Купи ментоловую жвачку для свежего дыхания. Тебе явно будет нелишне.
Он рассмеялся и сжал пальцы так, что они сомкнулись.
– Прощай.
Следующее мгновение она видела только его поблескивающие зрачки. Потом раздался отчетливый хруст. Что-то тяжелое опустилось Калебу на затылок. Он пошатнулся, разжал пальцы и без единого звука рухнул на пол.
«Он так никогда и не узнает, что его вырубило, – подумала синяя кукла, сжимая в руках тяжелые часы. – Или кто».
Одетая в синюю форму Миранда отодвинула лежащего без сознания полицейского. На руках у нее звякнули браслеты наручников, с которых свисали обрывки разорванной цепочки. Миранда кинулась к Сивви и дрожащими руками бережно подняла девочку.
– Давай, Сивви, очнись! Открой глаза!
Она не думала, что задержится так надолго.
План был простой. Они должны были поменяться формами и притвориться друг другом. Тогда Калеб Рейнолдс сдал бы своим людям не Сивви, а Миранду. Миранда быстро разобралась бы с бандитами и вернулась спасти Сивви.
По крайней мере, так все было задумано.
– Все, Сивви, хватит, очнись, пожалуйста! – умоляюще прошептала Миранда. Она крепко прижала девочку к груди и побежала. Сердце Сивви билось тихо и слабо, с каждой минутой все слабее.
Этого не может быть.
– Проснись, Сивви! – со слезами прокричала Миранда. Голос ее дрожал. – Давай, подъем!
Она не ожидала, что у выхода будут ждать все пятеро головорезов Рейнолдса. По логике, хотя бы один должен был остаться за рулем машины, куда ее должны запихнуть. Но еще меньше она ожидала, что у женщины, которую Калеб встречал в аэропорту, окажется кастет с алмазными наконечниками. Миранде нанесли такой удар в голову, что она отключилась, да так надолго, что ее успели приковать наручниками к трубе отопления. Несколько драгоценных секунд ушло на то, чтобы вырубить окружающих серией боковых ударов и одним ударом-ножницами. Минута – на то, чтобы порвать цепь наручников. Все это время Рейнолдс был один на один с Сивви.
Гораздо дольше, чем планировалось.
Сердце девочки билось все слабее, Миранда почти не слышала его.
– Сивви, прости! Я должна была прийти раньше. Я сделала все, что могла... Я не справилась, я тебя подвела...
Все вокруг затуманилось, и Миранда поняла, что плачет. Она споткнулась, но продолжала бежать.
– Сивви, ты должна выжить. Ты не можешь уйти. Если ты уйдешь, я клянусь, что никогда в жизни не научусь развлекаться. Никогда.
Сердцебиения почти не было слышно. Девочка у нее на руках побледнела как привидение. Миранда разрыдалась.
– Господи, Сивви, пожалуйста...
Ресницы Сивви дрогнули, щеки слегка порозовели.
– Сработало? – прошептала она.
Миранда едва не задушила девочку в объятиях.
– Сработало!
– А ты...
– Вырубила его часами, как ты и заказывала.
Сивви улыбнулась, протянула руку, погладила Миранду по щеке и снова закрыла глаза. Открыла она их только в машине, когда здание Исторического общества осталось далеко позади. Девочка села и огляделась.
– Я на переднем сиденье.
– Экстремальная ситуация, – объяснила Миранда. – Не привыкай.
– Ладно. – Сивви покрутила головой, разминая шею. – А хороший был план. Поменяться костюмами, чтобы они подумали, будто ты – это я, и не слишком заморачивались с безопасностью.
– И тем не менее все они вышли мне навстречу. – Миранда стянула капюшон. – Цепь я порвала, но вот как снять наручники – ума не приложу.
Почему ей вспомнились слова Кензи: «Ты готова стряхнуть с себя подростковые метания и вступить во взрослую жизнь? Готова решительно взять будущее в свои руки?»
– А что с Огородником?
– Я позвонила в полицию. Анонимно. Сказала, где можно найти его и тела ребят, которых он пристрелил. Наверное, он уже на пути в тюрьму.
– Откуда ты знала, что права? Насчет Рейнолдса? Насчет того, что он нас предаст?
– Я безошибочно распознаю ложь.
– Как?
– По-разному. Незаметные жесты... Но чаще всего по сердцебиению.
– Типа, когда человек врет, сердце у него бьется быстрее?
– Все люди разные. Нужно точно знать, как ведет себя человек, когда говорит правду, тогда можно просчитать, как он будет вести себя, если соврет. Что до Рейнолдса, когда он врет, сердечный ритм у него замедляется. Как будто сердце осторожничает вместе с хозяином.
Сивви внимательно взглянула на Миранду.
– Ты что, слышишь, как у человека стучит сердце?
– Я много чего слышу.
– Знаешь, когда Огородник меня душил, думая, что я – это ты... Он назвал меня Принцессой. И сказал, что некоторые думают, будто у тебя сверхъестественные способности. Будто ты Суперженщина или что-то вроде того.
Миранда почувствовала, как в горле у нее встал ком.
– Вот как?
– И еще он сказал, что за твою поимку назначена награда. За живую или мертвую. Правда, вынуждена тебе сообщить, что я стою в десять раз дороже, чем ты.
– Не время хвастаться.
– Это правда? Что ты Суперженщина?
– Возможно, на тебя так подействовала нехватка кислорода, но вообще-то Суперженщина – персонаж из комиксов. Придуманный персонаж. А я живой, нормальный человек.
Сивви фыркнула:
– Вот еще, нормальный. Да ты конченая психопатка.
Она немного помолчала и добавила:
– Ты так и не ответила. Ты правда принцесса, обладающая сверхъестественными способностями?
– А ты правда провидица, которая знает все, что случится в будущем?
Глаза их встретились. Обе промолчали.
Сивви растянулась в кресле, Миранда включила радио, и некоторое время они просто ехали, молчали и улыбались.
Через пару минут Сивви подала голос:
– Я умираю с голоду. Давай остановимся где-нибудь, перехватим по гамбургеру?
– Хорошо, но у нас мало времени. Так что не вздумай целоваться с кем попало.
– Так и знала, что ты это скажешь.
Миранда задумчиво смотрела, как исчезает за горизонтом моторная лодка, увозящая Сивви туда, куда ей суждено отправиться.
«Расслабляться некогда, – напомнила себе девушка. – Да, Рейнолдса, скорее всего, схватили, но он соврал, когда говорил, как нас нашел. Значит, в Честворде кому-то что-то известно. И еще предстоит выяснить, кто назначил награду за мою голову...»
Тут зазвонил мобильник. Миранда потянулась за курткой и попыталась всунуть руку в карман, но браслет от наручников не пролезал. Тогда она вытряхнула содержимое карманов на колени и схватила мобильник.
– Але?
– Миранда? Это Уилл.
Сердце на секунду перестало биться.
– Привет, – сказала она, чувствуя, как пересыхает во рту. – Эхм... Как тебе выпускной? Повеселился?
– Ну, определенные моменты мне понравились. А тебе?
– И у меня тоже... были определенные моменты.
– Я всюду тебя искал после того, как нас эвакуировали, но нигде не нашел.
– Да, тут... пришлось немножко подсуетиться.
Они помолчали и заговорили одновременно, Уилл сказал: «Говори ты», Миранда сказала: «Нет, ты». Они снова замолчали, затем Уилл кашлянул и всетаки продолжил:
– Слушай, я не знаю, собиралась ли ты в гости к Шону, на ночную вечеринку. Тут все собрались. Весело и все такое, но...
– Но что?
– Я подумал, может, лучше где-нибудь позавтракаем? Например, в Вафл-хаусе? Только ты и я?
Миранда поняла, что не дышит, и пролепетала:
– Это будет просто потрясающе.
Потом вспомнила, что нельзя быть слишком напористой, и пробормотала:
– То есть я хотела сказать: да, почему бы и нет?
Уилл рассмеялся мягким, бархатистым смехом, тем самым, от которого Миранда боялась растаять, как теплый кусочек масла на вкусном горячем завтраке, и добавил:
– Я тоже думаю, что это будет просто потрясающе.
Миранда дала отбой, руки ее дрожали. Романтический завтрак. С парнем. И не просто с парнем, с Уиллом. С парнем, который выглядит так, будто носит авиационные штаны. И который считает ее сексуальной.
«И немножко сумасшедшей. И вряд ли пара наручников на запястьях его в этом разуверит».
Миранда снова попыталась стянуть наручники. Тщетно. То ли металл какой-то необычный, то ли она ослабела, вырубив десять человек за один вечер – хотя нет, восемь, учитывая, что некоторых пришлось вырубать дважды. Любопытно: оказывается и у ее сил бывает предел. Вопрос следовало изучить внимательнее. Позже.
А пока у нее было полчаса на то, чтобы избавиться от наручников. Миранда принялась закидывать все, что высыпала на колени, обратно в куртку, и наткнулась на коробочку.
Ту самую коробочку, которую вручила ей Сивви, когда они встретились в аэропорту... неужели всего восемь часов назад? Что она тогда сказала?.. Что-то странное... Миранда вспомнила. Сивви протянула ей
тогда табличку с именем и коробочку и сказала: «Это твое. Теперь это твое».
Миранда открыла коробочку. Внутри, поблескивая на черном бархате, лежали ключи от наручников.
«Ты готова взять будущее в свои руки?»
Да. Пожалуй, стоит попытаться.
Габриэль, нахмурившись, оглядел площадку для танцев. Как только его угораздило пригласить Селесту на бал? И совсем уж загадка: с чего бы это она согласилась? Тем удивительнее казалось это сейчас, когда, повиснув на шее у Хита Макензи, девушка прямо-таки душила парня. Тела их раскачивались в каком-то своем ритме, далеком от грохочущей по залу песни, и не сказать уже было, где Селеста, а где Хит, чьи ладони бессовестно бродили по ослепительно-белому платью девицы.
– Что, Гейб, не повезло?
Гейб, оставив отвратительное зрелище, повернулся к приятелю.
– Привет, Брайан. Надеюсь, хоть у тебя все как надо?
– Да уж получше твоего, друг мой, получше твоего... – осклабился Брайан. Словно в тосте, он поднял бокал ядовито-зеленого пунша. Гейб со вздохом поднял бутылку минералки в ответ.
– Я и представить не мог, что Селеста так западет на Хита. Они что, раньше дружили?
Брайан глотнул зеленого пойла, скривился и покачал головой.
– Сомневаюсь. Я что-то прежде не замечал, чтобы они общались.
Оба уставились на Селесту: та, казалось, потеряла что-то очень важное у Хита во рту.
– Ффу... – выдавил Гейб.
– Просто девочка перебрала пунша. – Брайан попытался поддержать друга. – Похоже, алкоголя туда плеснули щедро. Да ты посмотри, она и не соображает, что не с тобой целуется!
Брайан хлебнул еще и снова скривился.
– Ты-то зачем пьешь эту дрянь? – не удержался Гейб.
– А черт его знает, – пожал плечами Брайан. – Может, проглочу порцию, и музыка станет получше.
– Да уж, уши никогда не простят мне этого издевательства – надо было захватить с собой айпод, – усмехнулся Гейб.
– Куда же запропастилась Клара? По-моему, девицы приняли закон: на любом мероприятии каждая обязана потрепаться с подругами в туалете.
– Ага, и нарушительницу ждет страшная кара!
Брайан хохотнул, но вдруг осекся и принялся нервно теребить бабочку на шее.
– Кстати, насчет Клары...
– Не надо никаких объяснений, – спокойно ответил Гейб. – Она – просто чудо, и вы очень друг другу подходите. Этого только слепой не заметит.
– Так ты не злишься?
– А разве не я посоветовал тебе ее пригласить?
– О да, благородный рыцарь Галахад!.. Нет, серьезно, ты о своем счастье когда-нибудь думаешь?
– Естественно! Каждый час, но не больше одного раза. Да, кстати, коль скоро речь зашла о Кларе. Смотри, чтобы ей сегодня все понравилось, не то расквашу тебе нос. – Гейб улыбнулся от уха до уха. – Мы с ней остались хорошими друзьями, обязательно позвоню и обо всем разузнаю.
Брайан закатил было глаза, но потом до него дошло, что приятель не шутит. Если Гейб Кристенсен решит расквасить ему нос, дело станет за малым, – Гейб не боялся замарать кулаки в борьбе за справедливость.
– Кларе не на что будет пожаловаться... – Брайан понял, что погорячился: его слова прозвучали как клятва. Было что-то такое в пронзительно-голубых глазах Гейба – сразу хотелось в чем-нибудь поклясться. Например, что постараешься изо всей силы. Тьфу, даже противно.
Поморщившись, Брайан опрокинул остатки пунша в кадку с пластмассовым фикусом.
–...если она все-таки выйдет из туалета.
– Вот и молодец, – одобрил Гейб. Однако улыбка тут же растаяла на его губах – Селеста и Хит растворились в толпе.
Интересно, а как себя вести, размышлял Гейб, если избранница бросает тебя прямо на балу? И как теперь проводить ее домой? Или об этом пусть думает Хит?
Он опять сам себе поразился: с чего ему пришло в голову приглашать ее на бал?
Ну да, броская девочка, прямо-таки гламурная красотка. Блондинка с волнистыми локонами и широко расставленными карими глазами, изящным изгибом рта и ярко-розовой помадой. Да и не только губы у нее изящных очертаний... У Габриэля просто мозги набекрень съехали, когда девушка появилась в полупрозрачном платье в облипку.
Однако не из-за внешности же он ее пригласил! Тут что-то другое.
Да нет, глупости все это на самом деле. Расскажешь кому – засмеют. Он бы ни за что и никому не рассказал, что иногда – иногда! – нисходило на него странное-престранное ощущение, будто комуто надо помочь. И помощи ждут от него, Гейба. Именно такой необъяснимый зов он услышал от Селесты, словно под безупречным макияжем эффектной блондинки пряталась беззащитная девушка, попавшая в беду.
Взбредет ведь такое в голову! Глупости, конечно. Глядя на Селесту сейчас, не скажешь, что Гейб мог бы ей чем-то помочь.
Он снова обвел зал внимательным взглядом, но золотых локонов нигде в толпе не было. Поди разберись, что делать...
– Что, Брайан, соскучился? – Из стайки девчонок выпорхнула Клара, окатив ребят блеском темных волос. Ее подружки сразу куда-то исчезли. – А где Селеста, Гейб?
Брайан приобнял девушку.
– Я уж решил, ты сбежала. Значит, теперь придется отменить все, что мы запланировали с...
Кларин локоть с размаху впился Брайану в солнечное сплетение.
–...миссис Финкл, – закончил он сдавленным хрипом, ловя воздух ртом, как рыба. Брайан только и успел кивнуть в сторону завучихи. Та метала яростные взгляды из противоположного угла. – Мы собирались проверять тетради при свечах.
– Ну разве можно мешать таким планам!.. По-моему, у столика со сладостями я видела Лодера, нашего физрука. Пойду уговорю его поподтягиваться со мной вне зачета.
– А еще можно просто пойти потанцевать, – предложил Брайан.
– Согласна!
Хохоча, они направились сквозь толпу на танцпол, и Брайан обнял Клару за талию.
Гейбу оставалось только порадоваться, что девушка не стала дожидаться ответа на свой вопрос. Собственно, ответить-то нечего, вот что грустно.
– А где Селеста, Гейб?
Поморщившись, Гейб повернулся на голос Логана.
Логан был один. Наверное, теперь настала очередь его подружки кучковаться с девчонками.
– Понятия не имею, – пожал плечами Гейб. – Ты ее не видел?
Логан поджал губы, словно размышляя, говорить или нет, а потом нервно пригладил жесткую черную шевелюру.
– Э-э... Вроде, видел. Только вот не уверен. Она в белом платье?
– Да, и где она?
– Мне показалось, я заметил ее в фойе. Но не уверен, лица не разглядел... оно, знаешь ли, было плотно прижато к лицу Дэвида Альварадо.
– Дэвида Альварадо? Не Хита Макензи?
– Хита? Не-а, это точно был Дэвид.
Хит – светловолосый и светлокожий здоровякполузащитник, Дэвид – смуглый брюнет-коротышка. Этих двоих не спутаешь.
Логан печально покачал головой:
– Извини, Гейб. Новость так себе...
– А, не переживай.
– По меньшей мере, не одного тебя сегодня кинули, – потерянно сообщил Логан.
– Да ты что! А где твоя девушка?
Логан пожал плечами.
– Здесь где-то, бесится и рычит на всех подряд. Танцевать она не хочет, болтать она не хочет, пунша она не хочет, фотографироваться она не хочет, ну, и со мной она быть не хочет. – Логан скрупулезно подсчитал все «не хочет» по пальцам. – Зачем она меня вообще пригласила? Наверное, не терпелось показать всем свое платье. Крутое платье, ничего не скажешь. Но теперь ей, похоже, и хвастаться расхотелось. Лучше бы я с кем-нибудь другим пошел. – Задумчивый взгляд Логана неприкаянно бродил по группе девушек, лихо отплясывавших в своем кругу, без мальчишек. Гейбу показалось, что Логан смотрит не на всех, а на одну из них.
– Что ж ты Либби не пригласил?
– Сам не знаю, – печально вздохнул Логан. – Думаю... думаю, она бы мне не отказала. А, что теперь говорить!..
– А с кем ты?
– С новенькой, ее зовут Шеба. Какая-то дерганая, но изумительно красивая. Нездешняя, что ли. Я прямо обалдел, когда она меня пригласила. Что ответишь такой девушке, кроме «да»? Мне-то думалось, с ней будет интересно. – Логан совсем расклеился. На самом деле Шеба не приглашала его, а буквально приказала ее сопроводить. А о том, о чем ему «думалось», в приличной компании не расскажешь. Гейбу вот не расскажешь. Да и вообще, мало что приличного происходило тем вечером на танцах. Но с Шебой... С Шебой все было не так. Когда она предстала перед Логаном в красном кожаном платье, у него просто крышу снесло; юноша заглянул в глубь темных глаз, и то, о чем мечталось, показалось совсем даже и не непристойным.
– Шеба? Что-то не припомню... – Голос Гейба ворвался в захлестнувшие Логана мечты.
– О, поверь, такую встретишь и не забудешь.
Хотя Шеба забыла о существовании Логана, стоило им порог переступить.
– Слушай, а ты не знаешь случайно, Либби одна пришла или нет? Ч�о-то я не слыхал, чтобы ее ктонибудь пригласил.
– Гм... Она пришла с Диланом.
– Что ж, – удрученно пробормотал Логан и, кисло улыбнувшись, добавил: – Вечеринка и так ниже плинтуса, а тут еще и уши добивают. Разве мы не заказывали живую музыку? Я бы этого диджея...
– Я бы тебе помог. Похоже, мы здесь отбываем наказание за грехи.
– Грехи? Тебе-то откуда знать, что это такое, сэр рыцарь Галахад Добродетельный!
– Шутишь? Да меня сюда едва пустили: толькотолько кончилось временное отстранение от занятий. – Ох, уж лучше бы не кончилось: не пришлось бы сюда идти, подумал Гейб. – Повезло, что вообще из школы не выперли.
– Мистер Рис сам напросился, всем известно.
– Уж это точно, – ответил Гейб с внезапно появившейся в голосе сталью. Ученики держали ухо востро с мистером Рисом, но поделать ничего было нельзя, пока однажды математик сам не переступил черту. Старшеклассники-то о нем знали, и Гейб не собирался смотреть со стороны, как тот подкарауливает новичка... Хотя, по-любому, «вмазать» преподавателю – это уже через край. Наверное, был и другой, лучший выход из ситуации... Впрочем, родители его, как всегда, поддержали.
Логан вывел Гейба из раздумий:
– Может, нам лучше свалить?
– Неудобно как-то... А Селесту кто проводит?
– Она совсем не для тебя, Гейб! – Логан хотел добавить, что Селеста – просто воплощение зла, да и шалава еще та, но такими словами про девушек при Гейбе не говорят. – Пусть ее провожает тот, кто сейчас взасос целует.
Вздохнув, Гейб покачал головой.
– Я все-таки подожду. Вдруг ей понадобится моя помощь?
– Поверить не могу, что ты ее пригласил, – простонал Логан. – Давай все-таки сбежим и привезем приличную музыку. А потом возьмем в заложники все диджеевы диски...
– Это ты здорово придумал. Вот бы еще водитель лимузина не возражал против левой поездочки...
Логан и Гейб сцепились в шутливом споре о том, какие диски стоит привезти. Первая пятерка была очевидной, а вот дальше вкусы расходились. Это горячее обсуждение здорово скрасило вечер обоим парням.
Забавно, но именно в процессе спора Гейб отметил, что лишь им двоим и хорошо. Все вокруг были чем-то недовольны. В уголке, у столика с засохшим печеньем, вроде бы плакала девушка. Эви Гесс?.. А у Урсулы Тейтем тушь размазалась вокруг красных глаз. Может, дело не только в отвратной музыке и отвратном пунше? Похоже, у Клары и Брайана все шло как нельзя лучше, но, помимо них, лишь Гейб и Логан – недавно униженные и отвергнутые – казалось, были рады спокойно побеседовать.
Менее восприимчивый, чем Гейб, Логан не заметил мрачноватых настроений, витавших в воздухе. И только когда Либби и Дилан разругались и девушка бросилась, спотыкаясь, с танцпола, Логан встрепенулся, провожая взглядом удаляющуюся фигурку.
– Слушай, Гейб, извини, я отлучусь.
– Давай, давай, не упусти момента.
Оставшись в одиночестве, Гейб совсем растерялся. Может, найти Селесту и, извинившись, сказать, что он уходит? Но удобно ли мешать ей сейчас? А вдруг она занята, разговаривает с кем-нибудь?
Он решил взять еще бутылочку воды, забиться в самый тихий уголок и просто подождать, когда унылая вечеринка закончится.
Как вдруг поиски тихого уголка были прерваны – Гейб отчетливо услышал чей-то зов. Ого! Такой сильной тяги ему не доводилось чувствовать ни разу в жизни. Словно кто-то тонул в темных водах – и кричал, звал на помощь. Осматривая помещение, Гейб пытался понять, откуда исходит этот отчаянный зов. В нем слышалась необъяснимая и неутолимая, животная боль. Нет, ничего подобного он прежде не ощущал.
Лишь на мгновение глаза выхватили из толпы девушку или, скорее, ее удаляющуюся спину: иссинячерные волосы с зеркальным отливом; изумительное платье цвета пламени, длинное, до пола. Алые серьги сверкнули драгоценными искрами.
Юноша побрел за ней, влекомый непреодолимым зовом. Незнакомка полуобернулась, и Гейб увидел профиль – орлиный, бледный, полные губы и взлетевшую смоль брови. А потом все это исчезло за дверью дамской комнаты.
Ох, и тяжело же далось Гейбу усилие не кинуться за ней туда, куда мужчинам вход заказан! Боль девушки засасывала его, словно зыбучий песок. Он прислонился к стене напротив туалета, скрестил руки на груди и принялся себя успокаивать. Безумное шестое чувство наверняка безбожно обманывает его. Ну разве Селеста тому не доказательство? Ему все просто кажется. Надо уйти, и дело с концом.
Однако ноги не слушались Гейба, и он не сдвинулся ни на шаг.
В девушке и на шпильках-то не было метра шестидесяти, но выглядела она значительно выше. Может, потому, что была гибкая, как плеть, и стройная, как рапира.
Да и кроме роста в ней хватало необычного, противоречивого. И темная, и светлая – волосы цвета воронова крыла и кожа белее мела; и нежная, и грубая – с чертами изящными, однако резкими; и привлекательная, и отталкивающая – с чарующими округлостями тела и явной враждебностью на лице.
Лишь одно в ней казалось бесспорным: платье – совершенное произведение искусства. Ярко-алые язычки кожаного пламени обнажали бледные плечи и струились по грациозным прелестям до самого пола. На танцполе все девчачьи глаза горели завистью у нее за спиной, все мальчишечьи – желанием.
И еще кое-что происходило у нее за спиной – словно рябь на воде от брошенного камешка, распространялись крики ужаса, боли и досады; впрочем, ничем, кроме совпадения, эти загадочные завихрения объяснить невозможно. То, будто назло, переламывался высокий каблук, то атласное платье некстати лопалось по шву от бедра до талии; то контактная линза предательски выпадала из глаза; то подло рвалась очень важная бретелька; то бессовестный бумажник выскальзывал из кармана; то неожиданные спазмы напоминали о преждевременных месячных; то вдруг чужое жемчужное ожерелье, взятое «поносить», разлеталось брызгами по всему полу.
И так без конца – мелкие неприятности сплетались в кольца горя.
Бледнокожая брюнетка улыбалась, словно смакуя беду, витающую в воздухе; и упиваясь ей, может даже чувствуя вкус несчастья, девушка постоянно облизывала губы.
Вдруг она нахмурилась, поведя бровью в напряжении воли. Мальчишка, уставившийся ей в лицо, увидел жутковатое алое сверкание у висков, разлетающиеся рубиновые искры. В этот момент все повернулись к Броуди Фэрроу, который, крикнув от боли, схватился за руку, – от какого-то движения в медленном танце юноша вывихнул плечо!
Девушка в алом платье злобно ухмыльнулась.
Звякая каблучками по напольной плитке, она твердо шла по коридору к дамской комнате. И со всех сторон ее сопровождали невнятные вопли боли и досады.
Стайка школьниц кружилась в туалете перед зеркалом во всю стену. Лишь на мгновение они раскрыли рты, уставившись на поразительное платье и отметив, что хрупкая девушка задрожала, словно от холода, в душной жаркой комнате. Но их тут же отвлекла поднявшаяся суета. Началось все с того, что Эмма Рональд случайно ткнула себе в глаз кисточкой для туши. Покачнувшись, она задела стакан пунша в руке Бетани Крэндалл. Платье Бетани и платья еще трех девиц тут же оказались заляпаны в самых неподходящих местах. Атмосфера в комнате резко накалилась, когда одна из девиц с жутким зеленым пятном на груди заявила, что Бетани облила ее намеренно.
Бледная брюнетка лишь улыбнулась, порадовавшись назревающей ссоре, прошагала к самой дальней кабинке в длинной комнате и заперла за собой дверь.
Вы бы сильно удивились, узнав, зачем она заперлась в кабинке. Не побоявшись, мягко говоря, нестерильной стены, девушка прислонилась лбом к холодному металлу и плотно закрыла глаза, упершись в стену маленькими острыми кулачками.
Будь девчонки в дамской комнате не так заняты ссорой, они бы заметили красноватое сияние, тускло мерцающее сквозь щель у дверного косяка. Увы, никто даже не посмотрел.
Девушка в алом платье сжала зубы. Между ними скользнул язычок яркого пламени и прожег черные знаки в тонком слое желто-коричневой краски на стене. Девушка стала задыхаться, борясь с навалившейся незримой тяжестью, и пламя вспыхнуло ярче, скребя толстыми алыми щупальцами по холодному металлу. Огонь охватил волосы, но не опалил гладких смоляных прядей. Струйки дыма пошли из носа, а из девичьих ушей пыхнул сноп искр, когда она шепнула одно лишь слово:
– Мелисса!
Мелисса Харрис недоуменно оглянулась в танцующей толпе. Кто только что звал ее по имени? Но нет, голос прозвучал тихо, а за спиной никого. Наверное, почудилось... Мелисса вновь повернулась к своему ухажеру, пытаясь уследить за его болтовней.
И зачем она только согласилась пойти на вечер с Купером Силвердейлом? Он ведь ей совсем не нравится. Самовлюбленное ничтожество, явно себя переоценивающее. Весь вечер все хвастал да хвастал своей семьей, положением, богатством...
И вдруг снова как будто шепнули за спиной: Мелисса опять обернулась.
С другого края танцующей толпы, слишком далеко для такого тихого звука, на нее пристально смотрел Тайсон Белл. Он смотрел на Мелиссу поверх головы девушки, с которой танцевал. Мелисса тут же опустила взгляд, подрагивая всем телом и стараясь не подать виду, что ей страсть как хочется знать, с кем танцует Тайсон. Она прямо-таки заставила себя не смотреть.
Мелисса прижалась к Куперу. Да, зануда. Да, пустозвон. Но уж получше Тайсона. Да кто угодно, только не Тайсон!
Неужели? Значит, Купер для тебя лучше? Чужая мысль ворвалась в Мелиссины думы. Сама того не желая, девушка встретилась взглядом с темными глазами Тайсона под густыми ресницами.
Конечно, Купер лучше Тайсона. И неважно, что Тайсон – красавчик. Такой красоты и надо остерегаться.
Купер продолжал что-то мямлить, путаясь в словах и пытаясь привлечь внимание Мелиссы.
Вы с Купером не одного поля ягоды, шепнул ктото в мыслях. Мелисса потрясла головой. Голос внушал стыд, то был голос тщеславия.
Тайсону он и в подметки не годится. Помнишь, как все было?..
Мелисса изо всех сил старалась отогнать воспоминания: и ласковые глаза Тайсона, исполненные желания... и руки на ее коже, такие нежные и решительные одновременно... глубокий голос, от которого даже самые простые слова звучали лирикой... губы на кончиках ее пальцев... горячие волны, захлестывающие с головой...
Сердце забилось в страдании.
Мелисса нарочно выудила из памяти другой образ, чтобы замазать прелестные картинки. Железный кулак Тайсона внезапно бьет ее по лицу – черная пелена застилает мир; и вот она уже на полу, задыхается в собственной рвоте... боль в каждой клеточке тела...
Он извинился. Как он извинялся! И обещал. Никогда больше. И вновь кофейные глаза Тайсона... Слезы застилают взор Мелиссы, мешают видеть... Нет, эту картинку нарисовала не она сама.
Ах, она уже ищет его глаза. А он все не отводит взгляда. И брови хмуры, и на лице печаль...
Мелисса вновь содрогается.
– Ты замерзла? Наденешь мой?.. – Купер почти стянул с себя смокинг, как вдруг сообразил и замер, смущенно покраснев. – Да что я говорю, здесь такая жара, – произнес он жалким голосом, застегивая смокинг.
– Я не замерзла. – Мелисса заставила себя смотреть на его желтоватое мальчишеское лицо.
– Лажово тут как-то, – выдал вдруг Купер, и она радостно кивнула – ну хоть в чем-то они сходятся! – Можно поехать в отцовский загородный клуб. Не откажешься от десерта? Ресторан там просто чудный. Нам и столик ждать не придется. Когда они узнают, кто я такой...
Мелисса снова поплыла.
Что я здесь делаю с этим мелким выскочкой? – спросил тот же незнакомец в голове, хотя теперь незнакомец говорил ее голосом. Какое ничтожество! Ну и что, что Купер и мухи не обидит, разве главное в любви – безопасность? Мое лоно не исходит истомой, когда я смотрю на Купера. Когда смотрю на любого, кроме Тайсона... Себя не обманешь, мне его отчаянно недостает. Не любовь ли это, когда так сильно кого-то недостает?
Ох, как пожалела Мелисса, что выпила столько обжигающего пунша. Теперь все мысли путались.
Тайсон вдруг покинул свою спутницу, пересек танцзал и остановился прямо перед ней, прекрасный, широкоплечий. И посмотрел так, словно Купер был пустым местом.
– Мелисса... – Голос обжигал точно пламя, прекрасные черты искажала печаль. – Пожалуйста, Мелисса... – Он протянул ей руку, не замечая безмолвного протеста Купера.
Да, да, да, да, да! – подсказывал кто-то в голове.
И сразу нахлынули воспоминания. Затуманенный разум рванулся из последних сил...
Мелисса неуверенно кивнула.
Тайсон облегченно улыбнулся, оттеснив Купера, и заключил девушку в объятия.
Как же с ним легко! Кровь Мелиссы вспыхнула в каждой жилочке...
Готово! Раздвоенный язычок пламени обагрил светом лицо бледнокожей брюнетки в туалете. Ах, как взревело пламя! И услышали бы, услышали бы его наверняка, не будь развизжавшиеся перед зеркалом девчонки так заняты выяснением отношений.
Пламя угасло, и брюнетка глубоко вздохнула. Веки ее затрепетали и вновь опустились. Кулачки сжались так, что побелевшая кожа готова была треснуть на острых костяшках. Изящная фигурка извивалась, словно саламандра в огне. Аура страсти, решимости, воли и напряжения сил почти материализовалась вокруг нее.
Чего жаждало это существо? Какой цели алкало? Одно ясно: та цель достойна любой жертвы.
– Купер! – шепнула она, и пламя хлынуло изо рта, носа, ушей; пламя омыло лицо девушки.
...Словно ты червяк! Словно и нет тебя! Купера трясло от ярости; подкидывая слова обиды в топку гнева, он распалялся все больше.
Надо открыть ей глаза! И Тайсону показать, кто здесь главный!
Рука машинально потянулась к грузно оттопырившемуся над копчиком пиджаку. Купер даже заморгал, будто очнувшись ото сна: ведь у меня пистолет! Что ж я время теряю?!
Холодные мурашки мгновенно разбежались по шее. Пистолет? На дискотеке? Ты спятил?
Придурок!.. С другой стороны, что оставалось делать, когда Уоррен Бидз взял его на «слабо», напомнив о глупой похвальбе? Охрана в школе мух не ловит, можно протащить что угодно. Вот и доказал всем, вот и молодец. Стоишь теперь как дурак, с пистолетом за спиной... Утер нос Уоррену Бидзу?
Вон она, Мелисса; головка на плече у наглого качка Тайсона, глаза томно закрыты. Уже и забыла, что на свете есть Купер.
Ярость вскипела мгновенно – рука метнулась за спину.
Но Купер лишь энергичнее помотал головой. Идиотизм! Не за этим же он, в самом деле, пистолет принес! А просто шутки ради, так, для прикола.
Взгляни на Тайсона, на его самодовольную ухмылку! Он же смотрит на тебя свысока! Да что он о себе возомнил?! У него вообще отец – садовник! Плевать он на меня хотел, ему и в голову не придет, что я могу расквитаться за такое оскорбление. Поди, уже и не помнит, кто ее сюда привел. А для Мелиссы я – пустое место.
Пылая обидой, Купер вновь заскрипел зубами. Перед его мысленным взором самодовольная улыбка стекала с лица Тайсона, сменяясь испугом... нет, ужасом при виде ствола в руках Купера.
Ледяная волна страха вернула парня в танцзал.
Пунша мне. Еще пунша, больше пунша! Тошнотворной, крепкой дряни. Еще несколько хороших бокалов пунша, и я разберусь в ситуации!
Вдохнув поглубже, чтобы не упасть, Купер ринулся к столику с напитками.
Черноволосая в дамской комнате нахмурилась и раздраженно мотнула головой. Успокоилась немного и гортанно, по-кошачьи промурлыкала себе под нос:
– Ладно, спешить некуда... Немного выпивки? Пусть. Пусть забудется, утратит волю... Подождем. Так много остальных, так много приятных мелочей...
На сей раз веки порхали дольше прежнего.
– Сначала Мэтт с Луизой, потом Брайан и Клара, – говорила она себе, будто сверялась со списком важных дел. – А потом Гейб – нечего совать везде свой нос! Почему это он до сих пор не горюет? – Еще один успокоительный вдох. – Пора бы моей милой помощнице возвращаться к работе!
Зажмурившись, она сдавила виски кулаками.
– Селеста!
Селеста с радостью услышала знакомый зов. В последнее время этот голос подсказывал все самые лучшие мысли.
А не слишком ли хорошо Мэтту с Луизой?
Взглянув на парочку, Селеста обнажила зубки.
Ах, они веселятся? А кто разрешил?
– Я пошла. Мне нужно... – вглядываясь в лицо партнера, девушка силилась вспомнить его имя, – Дерек.
Пальцы юноши, касавшиеся девичьего стана, замерли.
– Это было великолепно, – успокоила парня Селеста, вытирая рот тыльной стороной ладони, и высвободилась из его рук.
– Но я думал...
– Все, пока.
С улыбкой, смертоносной, как лезвие бритвы, девушка поплыла к Мэтту Фрэнклину и его подружке, этой серой мышке, как там ее зовут? Попутно Селесте вспомнился парень, который привел ее сюда, весь из себя правильный Гейб Кристенсен. Просто смех! Сегодня ему досталось. Сколько унижения она вылила на его голову! Пожалуй, не зря она пришла сюда в его компании. Впрочем, Селеста до сих пор не могла понять, как так вышло, что она согласилась. Вот ведь был гадостный момент! Он поднял на нее свои небесно-голубые глаза, и какое-то время – целых полминуты! – ей искренне хотелось ответить: «Да!» Хотелось прижаться к нему. Даже пришло в голову бросить великолепный план и просто приятно провести время.
Но – тьфу, тьфу! – все эти телячьи нежности растаяли. Ох, и веселая же вечеринка получается! Никогда еще Селеста так не оттягивалась. Для половины девчонок дискотека превратилась в кромешный ад; половина мальчишек перессорились из-за нее самой. Парни все одинаковые. Она может получить любого, стоит только захотеть. И пора бы остальным девчонкам это понять! О, вдохновение, какая чудная муза напела либретто этой вечеринки, где я – хозяйка бала!
– Привет, Мэтт, – проворковала Селеста, проведя пальчиками по его плечу.
– Э-э... Привет, – ответил смущенный Мэтт, уже не глядя на свою девушку.
– Можно тебя на минутку? – спросила Селеста, хлопая ресницами и распрямляя плечи так, чтобы выставить напоказ содержимое декольте. – Хочу тебе кое-что... показать. – Она провела кончиком языка по губам.
Мэтт громко сглотнул.
Селеста почувствовала спиной пристальный взгляд только что брошенного партнера и подумала: «Отлично! Ведь Дерек – лучший друг Мэтта». Девушка подавила желание расхохотаться. Какой чудесный план!
– Мэтт? – Голос серой мышки звучал так жалобно, когда руки Мэтта покинули ее талию.
– Я только на секундочку... э-э... Луиза.
Ха! Он теперь и сам едва вспомнил имя подружки. Селеста сверкнула ослепительной улыбкой.
– Мэтт?.. – снова раздался жалобный голосок, удивленный и обиженный; но прозвучал он уже вслед Мэтту, ведущему Селесту под руку в центр танцзала.
Самая дальняя кабинка туалета погрузилась во тьму. Брюнетка обессиленно стояла у стены, успокаивая дыхание. Она дрожала, хотя в помещении и висела неприятная духота.
Ссора затихла, девчонки ушли, и уже новая группка кружила перед зеркалом, проверяя, не размазалась ли косметика.
Выдыхающая Пламя пришла в себя и разразилась снопом искр из ушей; школьницы у зеркала как по команде отвернулись к входной двери, а девушка в красном вынырнула из кабинки и открыла узкое окно. Никто и не заметил, как она выскользнула таким необычным способом, – девочки продолжали глазеть на дверь, недоумевая, что за звук привлек их внимание.
Липкая, влажная южная ночь в Майами вполне сошла бы за ночь в аду, – так здесь неуютно дышалось. Девушка в платье из красной кожи облегченно вздохнула и потерла обнаженные руки.
Привалившись к омерзительно грязному мусорному контейнеру, она склонилась над его открытым зевом, где вонь от гниющих остатков пищи висела тошнотворным облаком. Глаза ее блаженно закатились, девушка вдохнула глубоко и довольно улыбнулась.
Откуда-то принесло еще один запах, – словно протухшей, опаленной плотью засмердело в душной ночи. Ах, какой чудный запах! Девушка втягивала болезненно-сладостный аромат, будто то были прекраснейшие духи.
И вдруг глаза ее распахнулись, а тело замерло и напряглось.
Тихое хихиканье донеслось из бархата сумерек.
– Что, Шеба, соскучилась по дому, милая? – промурлыкал женский голос.
Губы девушки обнажили собачий оскал, когда из ниоткуда появилось тело той, чей голос только что раздался.
Женщину со смоляными волосами окутывал медленно клубящийся туман. Ног ее не было видно – а может, их и вовсе не было, изо лба торчала пара полированных полосатых рожек.
– Дщерь Иезавель Баал-Мальфус! А тебя сюда чего принесло? – прорычала девица в красном.
– Ну разве так называют сестренку?
– Плевать я хотела на сестренок!
– И то правда. У нас родственников – тьма-тьмущая. Все равно, согласись, обращение уж очень формальное, и не выговоришь. Знаешь, ты зови меня Иза, а я тоже не буду выговаривать всю эту тягомотину: «дщерь Вирсавия Баал-Мальфус», а буду звать тебя Шеба, годится?
Шеба презрительно фыркнула.
– Ты вроде в Нью-Йорке служишь?
– Да я так, отдохнуть решила. Как и ты. – Иезавель многозначительно посмотрела на бак. – НьюЙорк – просто чудо какое-то, там злобы – как в аду, но даже убийцам нужен отдых. Вот я и заскучала. Дай, думаю, посмотрю, как проходит твой бал, все ли получается... – Иезавель аж замурлыкала от удовольствия.
Шеба угрюмо промолчала.
Ее мысли были целиком заняты подростками в танцзале, – не вмешивается ли кто в ее планы? А ну как Иезавель примчалась сюда, чтобы все испортить? Зачем же еще она здесь? Большинство учеников-чертей готовы полмира облететь, чтобы напакостить своим однокашникам. Да что там, они ради этого готовы даже добро творить! Как-то раз, лет десять назад, Балан Лилит Хадад Хамон проникла под личиной человека к студентам, над которыми Шеба работала. Шеба все никак не могла взять в толк, отчего это ее хитроумные планы разваливаются один за другим! А потом, когда узнала, в чем дело, не хотела поверить в потрясающую наглость: бессовестная чертовка Лилит подстроила три зарегистрированных случая истинной любви! И все лишь для того, чтобы Шебу понизили в должности! К счастью, она в последнюю минуту блестяще провернула измену и разрушила две пары. Шеба до сих пор вздрагивала, вспоминая, как чуть было не провалилась в тот раз. А могли ведь и на переподготовку отправить!
Шебу перекосило от зависти к прекрасной дьяволице, мерцающей перед глазами. Везет же некоторым, получают вон работу мечты – «черт по уголовным делам»! Лучше и не придумаешь... Вот тут бы Шеба развернулась, тут бы устроила такой кошмар! И никогда бы больше не занималась мелкими пакостями!
Мысли ее незримо клубились меж танцующих в здании за спиной. Нет, вроде никаких признаков диверсии. Все идет по плану, уровень страданий растет. Разум девушки наполнился изысканным ароматом человеческого горя.
Иезавель лишь усмехнулась, наблюдая за волнением Шебы.
– Не переживай, – наконец сказала она. – Я вовсе не намерена тебе мешать.
Шеба снова фыркнула. Какая чушь! Ну конечно, Иезавель здесь только для того, чтобы мешать! А для чего, интересно, еще существуют черти?
– Милое у тебя платьице, – заметила Иезавель, – шкура Цербера... Нет лучше средства пробудить похоть и зависть.
– Я свое дело знаю!
Иезавель расхохоталась, и Шеба, не удержавшись, подалась к восхитительному серному аромату ее дыхания.
– Бедняжка Шеба, все еще взаперти в человеческом теле, – поддразнивала Иезавель. – Я-то помню все эти запахи... Приятные запахи человеческого мира. Брр... А холодища! Люди просто жить не могут без мерзких кондиционеров.
Шеба успокоилась, с лица исчезли признаки нервного напряжения.
– Да ничего, я привыкла и справляюсь. Работы полно, беды на всех хватит.
– Вот это сила духа! Еще пара столетий, и дорастешь до моего уровня.
Шеба не сдержала ироничную ухмылку.
– Да неужели? А может, и не так долго?
Смоляная бровь изогнулась удивленной дугой на белой коже лба, взметнулась до антрацитового рожка.
– Какие козыри скрываешь, сестренка? Наверное, что-то жутко гадкое, да?
Шеба промолчала, лишь слегка напряглась, почувствовав, как Иезавель прощупывает собравшихся в танцзале. Сжав зубы, приготовилась отбиваться, если Иезавель решит вмешаться в интриги. Но Иезавель лишь наблюдала, ничего не трогая.
– Ммм... – мычала она себе под нос, – ммм...
Кулачки Шебы побелели от напряжения, когда Иезавель «коснулась» Купера Силвердейла, однако старшая дьяволица только заметила, довольно мурлыкая:
– Ух ты, Шеб! Сказать, что это впечатляет, – ничего не сказать. Да у тебя целая пушка в игре! И есть кому спустить курок; к тому же стрелок пьян в стельку, свободный выбор не для него.
В улыбке рогатой дьяволицы теперь читалось чтото удивительно и непостижимо похожее на искренность.
– Настоящая жуть! Конечно, для полубеса, специализирующегося на убийствах, беспорядках и злостном хулиганстве, устроить такое на школьном балу не проблема, но для обычной вредоносной малявки, да еще в личине... Тебе сколько, двести? Триста?
– В последнее извержение только сто восемьдесят шесть было... – Шеба ответила как школьница, все еще ожидая подвоха.
Иезавель присвистнула, и язычок пламени сорвался с ее губ.
– Молодчина! И дело свое знаешь неплохо, горя и беды у тебя на балу – хоть отбавляй, – хохотнула она. – Ни от одного из более-менее приличного знакомства ничего не осталось; десятки друзей не разлей вода теперь враги, а ведь всю жизнь были вместе. А еще три драки намечаются... нет, четыре. Ого, пять! – подсчитывала Иезавель, витая мыслями среди людей. – Ты даже диджея приручила! Все до мелочей продумала! Хо-хо! Да на пальцах одной руки можно пересчитать тех, кто еще не порыдал сегодня.
Шеба мрачно улыбнулась.
– У них все впереди.
– Мерзко-то все как, Шеб; по-настоящему отвратительно. Ты прославишь наш род! Будь на каждом балу такая чертовка, весь мир лежал бы у наших ног.
– Брось, Иза, ты меня в краску вгоняешь. – Шеба не скрывала сарказма.
Иезавель хохотнула.
– О, да у тебя тут помощница!
Мысли Иезавель оплели Селесту, которая и сама только-только оплела руками очередного парнишку. Брошенные девчонки рыдали, а парни, которых Селеста так легко отправила в отставку, сжимали кулаки и бросали яростные взгляды на соперников. Охваченный страстью, каждый из них уже видел себя провожающим Селесту домой, – та сама справилась с половиной работы!
– Я привыкла пользоваться подручными средствами, – объяснила Шеба.
– А имя-то у нее какое, имя! И смех и грех... Что за чудные злокозненные мыслишки у этой девицы! А она действительно человек?
– Я специально прошла мимо нее в коридоре. – Шеба кивнула. – Пахнет настоящим человеком, то есть омерзительно.
– Вот как? Готова поклясться, у нее в роду были черти. В любом случае, находка – просто прелесть. Однако как ты могла напроситься на свидание? Вступать в физический контакт...
Подбородок Шебы дернулся, как от пощечины, но девушка молча проглотила обиду. Иезавель права: пользоваться телом человека – прием грубый, да и времени уходит больше. Однако победителей не судят, ведь Шеба вовремя помешала Логану осознать, кого он по-настоящему любит.
– Ну да ладно, твои сегодняшние достижения все равно хороши, – назидательно произнесла Иезавель. – Завершишь эту операцию удачно – попадешь в учебники для начальной школы чертей.
– Спасибо. – Шеба держалась по-прежнему сдержанно. Неужели Иезавель и впрямь решила, что может лестью заставить ее расслабиться?
Иезавель улыбнулась, и, словно в улыбке, приподнялись края мглистой завесы.
– Маленький совет. Не позволяй им очухаться. Если получится с куперовским пистолетом, кто-нибудь из этих любителей поиграть в «войнушку» обязательно решит: вот оно, началось! – От раскрывающихся перспектив у самой Иезавель перехватило дыхание. – Да у тебя здесь такую заварушку можно устроить! Конечно, если так все и пойдет, на помощь пришлют беса по массовым беспорядкам... но твоей заслуги уже не отнять.
Шеба недовольно скривилась, и у ушей заплясали алые отблески. Что это Иезавель так разошлась? В чем подстава? Цепкими мыслями она ощупала подростков, однако аромата серы, указывающего на Иезавель, в танцзале не было. Ничего там не было, кроме несчастья, которое Шеба сама устроила, ну и нескольких островков омерзительной радости, которыми она скоро займется.
– От тебя сегодня столько помощи! – Шеба постаралась, чтобы это прозвучало как можно более оскорбительно.
Иезавель тяжело вздохнула. Даже мглистые складки тумана вокруг нее как-то поджались, словно сконфузились. Тут Шебе и подумалось, что, может, она все же ошибается... Да нет, исключено. Иезавелью движет только злоба. Ибо ничто иное бесами не движет.
С горестным выражением лица Иезавель тихонько спросила:
– Значит, ты не веришь, что я хочу помочь твоей карьере?
– Чушь!
И снова Иезавель тяжко вздохнула. И снова так жалостливо куталась мгла у ног Иезавели, что Шеба засомневалась.
– Зачем тебе это? Какая тебе выгода?
– Да знаю я, что так неправильно – вернее, правильно, – давать тебе полезные советы по работе. Не очень-то и злобно с моей стороны, да?
Шеба сдержанно кивнула.
– Такова наша природа – пакостить всем, будь то человек или демон; если повезет, то и ангелам напакостим. Мы – зло. Мы всегда готовы ударить в спину даже таким же, как мы сами. Да и какими бы мы были чертями, если бы нами не правили зависть, жадность, похоть и гнев? – Иезавель усмехнулась, – Помнится, Лилит как-то чуть было не устроила тебе понижение...
Алые язычки пламени взметнулись в глазах Шебы при этом воспоминании.
– Чуть было не устроила...
– Однако ты умеешь держать удар получше иных. Ты ведь нынче одна из самых отвратительных специалистов по страданиям, знаешь?
Снова лесть? Шеба подобралась.
Подцепив пальцем туманную мглу у ног, Иезавель описала над головой круг, и на фоне ночного неба появился дымчатый шар.
– Но мир велик, Шеба. Черти вроде Лилит не видят зла дальше собственного носа. Люди принимают миллионы решений ежеминутно, день и ночь напролет. Мы успеваем извратить лишь малую их толику. Мне вот, с моей колокольни, все чаще кажется, что мы проигрываем, а ангелы побеждают.
– Что ты, Иезавель! – Шеба всплеснула руками, – похоже, оправдывались ее худшие подозрения. – Мы побеждаем! Достаточно посмотреть новости... Совершенно очевидно, что мы побеждаем.
– Даже несмотря на войны и разруху, все идет не так, Шеба. Взгляни, как много счастливых на свете. Вот я превращаю грабеж в убийство, а на другом конце города какой-нибудь ангелочек при помощи прохожего мешает другому грабителю. Или вообще наставляет его на путь истинный. Фуу... Вот так мы отступаем.
– Ангелы слабы, Иезавель. Они так помешаны на любви, что не в состоянии сосредоточиться на работе. Половина этих безмозглых придурков влюбляются в людей и бросают крылья, получая человеческое тело. Кстати, никак в толк не возьму, зачем ангелу, даже если он – идиот, человеческое тело. – Шеба с отвращением глянула на свое пристанище – тело человека. – Как в клетке.
– А мы почему носим это полтысячелетия? Темным повелителям, наверное, приятно наблюдать за нашими муками.
– Копай глубже! Это для того, чтобы ты научилась по-настоящему их ненавидеть. Я имею в виду ненавидеть людей.
Шеба уставилась на нее с непониманием.
– Учиться ненавидеть? Ненависть – моя работа, моя жизнь.
– Всяко бывает, знаешь ли, – промолвила Иезавель. – Не только ангелы бросают работу. Есть и черти, отказавшиеся от рогов ради любви к человеку.
– Врешь! – Глаза Шебы округлились, затем недоверчиво прищурились. – Или преувеличиваешь. Бывает, черти забираются в постель к людям, чтобы их потерзать. Это ведь по-настоящему, по-черному прикольно.
Иезавель поморщилась, закрутив мглу восьмерками, однако спорить не стала. Тогда-то Шеба и поняла, что та не шутит.
Шеба проглотила ком, застрявший в горле.
– Ничего себе...
Невообразимо! Взять и запросто расстаться со злом, отринуть его от себя. Распрощаться с парой рожек, заработанных таким трудом. Да Шеба за эти рожки чем угодно пожертвовала бы! А взамен получить лишь слабое, смертное тело...
Вдруг погрустнев, Шеба пожирала глазами полосатые рожки Иезавель.
– Даже не представляю, как можно на такое пойти.
– Помнишь, что ты сказала об ангелах? Помешанных на любви? Учти, что на ненависти тоже можно помешаться. Взгляни, например, на Лилит и те добрые мерзости, которые она сотворила. Может, все начинается с гадостей по отношению к младшим чертям, но кто знает, к чему это ведет? Добродетель развращает.
– Вряд ли мелкие проделки по отношению к другому черту превращают тебя в безмозглого идиота, – задумчиво пробормотала Шеба.
– Ангелов нельзя недооценивать! – резко оборвала ее Иезавель. – Никогда не смей с ними связываться. Даже такие сильные полубесы, как я, избегают стычек со спинокрылыми. Они к нам не лезут, и мы их не трогаем. Пусть с ангелами разбираются Темные повелители.
– Да знаю я, Иезавель. Не в прошлом веке родилась.
– Извини. Я опять до неприличия распомогалась... Иногда просто срываешься; такое впечатление, что от доброты и света никуда не скрыться.
Шеба лишь покачала головой.
– Не согласна с тобой. Кругом горе и страдание.
– Но и счастье тоже, сестренка. Посмотри вокруг, – печально молвила Иезавель.
Повисла долгая тишина. Теплый ветерок ласкал кожу Шебы. Майами, конечно, не ад, однако здесь чертям, по меньшей мере, вольготнее.
– Только не на моем балу! – решительно и гневно выдала она.
Иезавель широко улыбнулась, обнажив зубы чернее ночи.
– Вот! Как раз из-за этого я так бездьявольски тебе помогаю. Все потому, что нам нужны здесь именно такие чертовки. На передовой требуются наихудшие. Пусть всякие Лилит развлекаются глупыми шалостями; мне же нужны Шебы! Тысячи Шеб! Тогда победа будет за нами, раз и навсегда.
Шеба призадумалась, прочувствовав яростную целеустремленность в голосе Иезавель.
– Зло выглядит очень странным, когда ты так говоришь. Слишком похоже на добро.
– Ага, в том-то и суть извращения.
Они впервые рассмеялись вместе.
– Ну, давай, пора возвращаться к работе. Задай им перца.
– Уже лечу. Иди к черту, Иезавель.
– Спасибо, Шеба. И тебя туда же.
Иезавель подмигнула и улыбнулась так широко, что, казалось, черные зубы скрыли все лицо. Затем она растворилась в ночи.
Шеба не смогла заставить себя выбраться из подворотни, пока чарующий аромат серы не выветрился совсем, и лишь после этого перерыв закончился. Ах, как воодушевила ее мысль о том, что она, Шеба, – в авангарде вселенской битвы! Что ж, вперед, к страданиям!
Вечеринка была в адском разгаре, все шло как нельзя хуже. Счет Селесты в ее злой игре уже зашкаливал, девушка могла смело записать себе очко за каждую бывшую подружку, рыдающую в темном уголке танцзала. И по два очка за каждого парнишку, замахнувшегося на друга.
По всему залу взошли семена раздора. Ненависть распустилась и благоухала; похоть, гнев и отчаянье дозревали. Просто адский сад какой-то!
Шеба спряталась за пальмой в вазоне и наслаждалась зрелищем.
Нет, принудить людей к нужным действиям она не могла. У них ведь есть свободная воля, поэтому она в силах лишь соблазнять, искушать. Всякая мелочовка – сломанные каблуки, разорванные швы, незначительное воздействие на тело – это ей по зубам, этим можно управлять. Только мозг подчинить невозможно. Люди сами должны выбрать, кого слушать. И сегодня они слушали ее.
Прежде чем взяться за осуществление главного плана – Купер уже совсем разомлел от выпивки и был полностью готов к ее указаниям, – Шеба решила еще раз пройтись мыслями по толпе и погасить маленькие гадкие лучики счастья.
Никто не уйдет с бала, не получив свое. Пока в Шебе бьются искры адского пламени, никто не уйдет невредимым.
Что это там? Брайан Уокер и Клара Херст уставились мечтательно в глаза друг другу, не чуя гнева, отчаяния и отвратной музыки вокруг. Им хорошо.
Шеба обдумала варианты и решила, что вновь пришло время Селесты. Ей это понравится – нет веселухи злобнее, чем вмазать со всей силы по нежным чувствам. К тому же Селеста приняла все, абсолютно все предложения, подброшенные Шебой. И каждая дьявольская проделка пришлась ей по душе.
Не спеша действовать, Шеба продолжала осмотр.
Совсем скоро выяснилось, что она зря оставила вечеринку. А не тот ли это юноша, который пригласил ее саму? Оказывается, Логан счастлив и веселится? Невероятно. Значит, он все-таки нашел свою Либби, и теперь они непозволительно счастливы вместе. Надо исправить! Сейчас она пойдет и заявит права на своего парня, а Либби пусть похнычет в одиночестве. Придется опять вмешаться физически. Грубо? И все же лучше, чем позволить счастью одержать одну, хоть и маленькую, победу.
Все было почти готово для главного удара. Оставался лишь один крошечный островок спокойствия, на сей раз даже не парочка, а одинокий парнишка, околачивающийся в дальнем углу зала. Надоеда Гейб Кристенсен.
Шеба нахмурилась, глядя на юношу. Ему-то чего радоваться? Отвергнут и одинок, а его девушка – бич вечеринки. Да любой нормальный парень с ума бы сходил от боли и ярости! А этому, видите ли, мало! Ну, сейчас ты получишь!
Шеба принялась внимательнее изучать его мысли. Гмм... Он, в общем-то, и не счастлив. Он, оказывается, очень взволнован и кого-то ищет. Причем не Селесту – та извивается под медленную песню в руках у Роба Карлтона, а бедняжка Памела Грин в бессильном гневе взирает на эту сцену, и вокруг нее восхитительными струйками растекается в воздухе отчаяние. Нет, он ищет кого-то другого.
Так, значит, он не счастлив. Шеба почувствовала нечто иное, витающее в атмосфере всеобщего уныния. От парня исходила добродетель. Даже кое-что похуже.
Укрывшись за пальмой, Шеба ринулась в атаку. Дымок взвился из ноздрей, когда она произнесла имя жертвы:
– Гейб!
Гейб отрешенно покачал головой и продолжил поиски.
Он прождал уже полчаса. Все это время девушки группками выходили из туалета, стайка за стайкой. Изредка Гейб чувствовал зов – зов отчаяния, но ничего похожего на тот крик о помощи, тот безудержный вопль утопающего.
Когда вышли и растворились в толпе три отдельные группки девушек, Гейб остановил Джил Стин.
– Брюнетка в красном платье? Нет, там такой нет. По-моему, там сейчас вообще никого нет.
Наверное, она каким-то образом проскользнула мимо.
И вот Гейб вернулся в танцзал, размышляя о таинственной девушке и ее печали. Что ж, хотя бы у Брайана с Кларой все нормально, да и Логан с Либби, похоже, счастливы. Вот и ладненько. А остальные... Похоже, для большинства одноклассников вечеринка не задалась.
И вдруг – вот оно, опять! Гейб мгновенно напрягся в поисках безудержного отчаяния, которое почувствовал. Ну где же она?
Шеба аж зашипела от бессилия. Парень владел собой, и мысли его были недоступны коварному шепоту юной чертовки. Ну, этим-то ее не остановить. Есть в запасе и другие инструменты.
– Селеста!
Пора натравить записную злодейку на собственного парня.
Шеба лишь слегка надавила на Селесту, предложив направление. В конце концов, темноволосый Гейб – по человеческим меркам – красавчик: высокий, мускулистый, с правильными чертами лица. Светло-голубые глаза вызывали у Шебы особое отвращение – настолько они были беззлобными, почти небесными, – но как раз это и привлекало земных девчонок. Именно заглянув в его ясные глаза, Селеста ответила «да» на приглашение омерзительно, до скрипа чистенького благодетеля.
Да уж, благодетель... Глаза Шебы сузились в змеином прищуре. Гейб попал в ее черный список давно, раньше, чем посмел ослушаться здесь, на балу. Ведь именно он развалил все ее планы, выстроенные для распутного и похотливого учителя математики. Когда Шеба не была занята учениками, – следовало удостовериться, что они сделают самый неверный выбор партнера, – она развлекалась тем, что подталкивала развратный мозг учителя. И если бы Гейб не помешал мистеру Рису в самый ответственный момент, в момент соблазнения... Шеба заскрежетала зубами, из ушей посыпались искры. На учителе можно было бы поставить крест, да и совершенно невинная девчушка познала бы падение... Мистер Рис, конечно, не бог весть какая шишка, однако скандал вышел бы отменный. А теперь математик поджал хвост, так его припугнули эти небесно-голубые глаза. Сидит тихо, носа не кажет, даже виноватым себя чувствует. Мало того, подумывает, не обратиться ли ему к психоаналитику! Вот гадость-то!
Так что за Гейбом Кристенсеном должок. Скажем, фунт лиха. И долго ждать ему не придется.
Шеба полыхнула злобным взглядом по Селесте. Чего это она к своему парню не идет? Обвилась вокруг Роба, наслаждается горем, которого с лихвой хватила Памела... Ну, все, повеселилась, и хватит! Пора выпустить пар. Шеба зашептала свои мысли Селесте, натравливая девушку на Гейба.
Селеста оторвалась на мгновение от Роба и украдкой посмотрела на Гейба. Тот продолжал напряженно прочесывать толпу взглядом. Ее карие глаза встретились с его голубыми лишь на секунду... А затем она отвернулась, скорее даже отпрянула, укрывшись в руках Роба.
Непонятно. Светлоглазый Гейб был столь же отвратителен развратной блондинке, сколь и Шебе.
Шеба поднажала еще раз, но Селеста – впервые! – просто стряхнула ее, пытаясь отвлечься от мыслей о Гейбе в жадных губах Роба.
Гм, тупик! Шеба принялась мысленно просчитывать другие варианты, как уничтожить этого противного мальчишку, но ее внимание неожиданно привлекло нечто гораздо более важное, нежели какойто там хороший парень.
Купер Силвердейл прямо-таки трясся от ярости у края танцплощадки, не сводя горящих глаз с Мелиссы и Тайсона. Склонив головку на плечо Тайсона, Мелисса и не догадывалась, что ее партнер дразнит Купера наглой ухмылкой.
Пора действовать. Купер прикидывал, не выпить ли еще стакан пунша, чтобы приглушить боль. Этого Шеба ему позволить не могла – вырубится в любое мгновение. Чертовка принялась за парня так, что дымок вновь повалил из ушей, а Куперу подумалось: «Какая мерзость этот зеленый пунш, все, больше ни капли дряни!» Швырнув полупустой стакан на пол, Купер попытался навести пылающий взгляд на Тайсона.
Она считает меня ничтожеством, начал голос в голове Купера. Нет, она вообще никем меня не считает, я для нее пустое место. Ничего, сейчас она получит! Сейчас она увидит такое, чего никогда не забудет.
Голова кружилась от алкоголя. Купер сунул руку на поясницу и провел ладонью по стволу пистолета, спрятанного под смокингом.
Шеба затаила дыхание; искры так и брызнули из ушей.
И вдруг в это важное-преважное мгновение осознала, что кто-то внимательно на нее смотрит.
И здесь, в танцзале, его манил тот же самый иссушающий зов, словно тонет кто-то, вопит о помощи. Никогда в жизни Гейб не слышал такого требовательного, настойчивого зова.
Его взгляд метался между парами на танцполе, однако самой «утопающей» видно не было. Тогда юноша прошелся по краю танцпола, вглядываясь в лица стоящих у стен. И там ее нет.
Гейб заметил, что Селеста вновь сменила партнера, но решил не отвлекаться. Если Селеста прямо сейчас не потребует, чтобы он отвез ее домой, пусть этим озаботится кто-нибудь другой.
Вновь прозвучала страстная мольба, влекущая его так, что Гейб даже усомнился в своем рассудке. Может, девушка в платье из языков пламени ему лишь привиделась? Может, зов – не более чем галлюцинация?
И вдруг он наконец-то наткнулся на то, что искал.
Обойдя стороной закручинившегося здоровяка Хита Макензи, Гейб приметил крошечную, но звездно-яркую багровую искорку. Да вот же она, притаилась за искусственным деревом, мерцая серьгами; вот она, его девушка в огненном платье! А вокруг нее сгустком энергии билось и тянуло то, что он считал зовом. Гейб двинулся вперед, не задумываясь. Наверное, он не смог бы остановиться, даже если бы очень захотел.
Нет, конечно, нет: он никогда раньше не встречал этой девушки; она ему совершенно незнакома.
Темные миндалевидные глаза смотрели уверенно и внимательно, хотя – Гейб был готов поклясться! – просто кричали о помощи. В них-то и пряталась страстная мольба, которую чувствовал Гейб. И не слышать этой мольбы он не мог, как не мог заставить свое сердце не биться.
Он ей нужен.
Нет, не может быть: Гейб Кристенсен идет прямо к ней! Увидев свое отражение в его мыслях, Шеба вдруг поняла: это ведь ее Гейб искал весь вечер! Что ж, на минутку можно и отвлечься от работы. Купер теперь никуда не денется, такого стоит пальцем поманить, и он твой. Несколько минут ему не помогут. – Вот как забавно-то все повернулось. Значит, Гейбу не терпится получить свое персонально от Шебы? Ладно, устроим. Ему будет больно, а ей еще приятнее оттого, что он сам полез в капкан.
Соблазнительно распрямившись, Шеба использовала возможности платья на всю катушку. Она прекрасно знала, что должен чувствовать мужчина, увидев это платье.
Но несносный мальчишка смотрел вовсе не на платье, а в глаза!
Ох, и опасное это занятие – смотреть в глаза чертовки. Если человек не успевает отвернуться, его песенка спета. Раз угодив в капкан, он до конца жизни сгорает от бессмысленной страсти.
Придержав улыбку, Шеба встретила взгляд юноши, ринувшись в глубину небесно-голубых глаз. Глупый человечишка...
Гейб подошел к ней совсем близко, так, чтобы не надо было перекрикивать громкую музыку, и остановился. Он понимал, что смотрит слишком уж откровенно – еще подумает, что он какой-нибудь грубиян или придурок. Однако она заглянула ему в глаза таким же внимательным, изучающим взглядом.
Гейб едва успел открыть рот, чтобы представиться, как вдруг ее внимательный взгляд сменился удивленным испугом, а потом и ужасом. Бледные губы приоткрылись, девушка ахнула, пошатнулась и осела.
Гейб рванулся к ней и успел подхватить на руки прежде, чем она рухнула на пол.
Огонь погас, колени непослушно подогнулись. Адский пламень в душе утих, исчез, словно фитилек, оставшийся без воздуха.
Комната уже не казалась такой холодной, и здесь не пахло ничем, только потом, парфюмерией и сухим кондиционированным воздухом. Шеба не ощущала больше восхитительного вкуса беды и горя. Не ощущала вообще ничего, кроме того, что во рту пересохло. И что ее держат крепкие руки Гейба Кристенсена.
Платье девушки было мягким и теплым. Наверное, в нем-то все дело, подумалось Гейбу, когда он притянул ее к себе. Наверное, душный запруженный зал вкупе с таким теплым платьем оказались для нее непосильным испытанием. Гейб заботливо смахнул шелковистые волосы с лица девушки. И все это время она не отводила своих темных зачарованных глаз от его светлых.
– Ты как? Стоять можешь? Извини, не знаю, как тебя звать.
– Да, могу, – ответила девушка тихо. Голос был слабый, но в нем звучало столько же удивления, сколько отражалось в глазах. – Ничего, все в порядке.
Она выпрямилась, но Гейб ее не отпускал. Просто не хотел. Да она и сама не вырывалась. Маленькие ладони забрались на его плечи, словно сейчас начнется танец.
– Кто ты такой? – с трудом проговорила девушка.
– Гейб... Габриэль Майкл Кристенсен, – произнес он с улыбкой, – а ты?
– Шеба. Шеба... Смит.
– Может, потанцуем, Шеба Смит? Если ты, конечно, хорошо себя чувствуешь.
– Да, – выдохнула она едва слышно. – Почему бы и нет?
Они все смотрели и смотрели в глаза друг другу.
Не сходя с места, Гейб и Шеба принялись покачиваться в такт очередной ужасной песне. На сей раз Гейб и не подумал возмущаться музыкой.
И тут до него дошло. Новенькая. В изумительном платье. Шеба. Значит, именно она пригласила Логана на бал, а потом избегала беднягу. А правильно ли он поступает, отбивая девушку у друга? Но эти мысли мгновенно пропали.
Во-первых, Логану хорошо с Либби. Какой смысл вмешиваться, если у людей все так прекрасно складывается?
Во-вторых, у Шебы с Логаном все равно ничего бы не получилось.
Гейб всегда инстинктивно чувствовал, могут ли люди быть вместе, гармонично ли свяжутся их судьбы. Ему частенько приходилось попадать под град насмешек за это ощущение, его даже дразнили сводником. Да разве стоит обращать внимание на ерунду, если ему просто нравится, когда люди счастливы?
Эта серьезная девушка с бездонными глазами совсем не подходит Логану.
Ощущение ненаполненности унялось, как только Гейб обнял ее. Да ему и самому было с ней хорошо, когда утих и утолился тот странный зов. С ним она в безопасности, не тонет, не потеряна. Нет, он ее больше не отпустит, не позволит ее боли вернуться.
С ней у Гейба все как в первый раз, и – странно! – кажется, что он всегда был с ней, что он единственный, кто ей подходит. Были у Гейба девушки и раньше, он многим нравился. Однако их общение не перерастало в серьезную привязанность. Всегда находился кто-то, кто подходил им больше. И Гейб им не был по-настоящему нужен, ну разве что как друг. Да, они всегда расставались хорошими друзьями.
Может, вот она, судьба? Оберегать эту хрупкую девушку, держать ее в объятиях и никогда больше не отпускать?
Глупости, фатализм какой-то... Гейб собрался и решил действовать естественно.
– Ты новенькая в школе, да?
– Пару недель назад приехала, – кивнула она.
– Мы нигде на занятиях не пересекались?
– Нет, я бы запомнила.
Странно она это как-то произнесла. Не отрывая взгляда от его глаз, девушка крепче обняла Гейба за плечи. Юноша притянул ее к себе.
– Тебе здесь нравится?
Гейб почувствовал, как она вся затрепетала в его руках, когда ответила отрешенно-спокойно:
– Теперь – да. Очень нравится.
Попалась! Как дура, как свежеизвергнутый щенок, как неопытный новичок!
Шеба прижалась к Гейбу, не в состоянии сопротивляться. Не в состоянии хотеть сопротивляться. А каждый раз заглядывая ему в глаза, не могла подавить нелепое желание вздохнуть.
И как только она умудрилась прохлопать все признаки катастрофы?
И то, как он, словно в латы, облачен в добрые дела. И то, что ее призывы отскакивали от него, как от стены. И что только его друзья, те, кто подошел к нему, поболтал с ним, остались не затронутыми ее злом, сохранили радость и счастье.
Да одних его глаз было вполне достаточно для предупреждения!
Селеста оказалась умнее Шебы. Во всяком случае, она интуитивно держалась подальше от этого опасного парня. Как только Шеба оставалась слепа ко всем знакам? И даже то, что Гейб выбрал Селесту и пригласил ее на бал! Естественно, его тянуло к ней. Все теперь стало на свои места.
Музыка грохотала вовсю, но ее ритм укачивал Шебу; ах, как прекрасно, как спокойно и уютно под защитой сильных рук!.. Крохотные, незнакомые ростки счастья пробивались в опустошенной душе.
Если счастье уже захватило ее, то и все остальное, лучшее, было не за горами. Неужели никак нельзя избегнуть ужасного чуда любви?
Вряд ли, если уж попала в руки ангела.
Ненастоящего ангела. У Гейба не было крыльев; он никогда их не носил, он не из тех пустоголовых олухов, выменявших человечью любовь на перья и вечность. Хотя один из его родителей в свое время...
Гейб был самым настоящим полуангелом, хотя и не догадывался об этом. Иначе Шеба услышала бы его мысли и избежала божественного ужаса. Да, поздно ты спохватилась, девочка; зато теперь ясно чувствуешь лилейный запах на его коже, правда? Ну и, понятное дело, он унаследовал глаза своего ангельского родителя. Небесно-голубые глаза, что выдали бы его, не будь Шеба так занята дьявольскими кознями.
Не без причины даже такие опытные дьяволицы, как Иезавель, опасались ангелов. Если для человека опасно смотреть в глаза зла, то черту вдвойне опасно смотреть в глаза ангела. И если черта угораздит засмотреться, то – пшик! – гаснет адский пламень, и черт пойман, теряет способности, пока ангел не передумает спасать его душу.
Ибо в том и состоит работа ангела – спасать.
Перед Шебой лежала вечность, однако теперь Гейб завладел ее вечной жизнью. И будет владеть, пока не передумает.
Настоящий ангел сразу раскусил бы Шебу и изгнал ее, будь у него достаточно сил; или обошел бы стороной, если бы понял, что ему не справиться. Шебе оставалось только гадать, что подсказывал Гейбу инстинкт «спасателя», пока она бродила рядом. Он ведь и не догадывался о своей природе; ее проклятая душа, должно быть, ревела в его сознании как сирена.
Теперь, не в силах оторваться, девушка любовалась прекрасным юношеским лицом, тело ее наливалось счастьем, и тревожила лишь одна мысль: как долго продлится эта пытка?
Во всяком случае, на идеально испорченный бал уже можно махнуть рукой.
Без адского пламени в душе Шеба утратила способность нашептывать смертным, однако она чувствовала, что творится в их сердцах, и теперь с беспомощным спокойствием наблюдала, как разваливаются все дьявольские козни.
Купера Силвердейла перекосило от ужаса, когда он увидел мерцающую сталь пистолета в собственной трясущейся руке. Что это ему в голову взбрело?! Сунув ствол за пояс, парень бросился со всех ног в туалет – выливать ядовито-зеленый пунш в унитаз.
Вырвало Купера так громко, что Мэтт и Дерек даже приостановили разгорающуюся драку, затеянную прямо в туалете. Секундной заминки было достаточно, чтобы в двух парах озлобленных глаз возникло недоумение: а чего это мы деремся? Из-за девицы, которая нам даже и не нравится? Вот глупость-то!.. Друзья тут же кинулись наперебой извиняться друг перед другом, и вот, уже обнявшись, они возвращаются в танцзал.
Дэвид Альварадо и вовсе забыл, что хотел подкараулить и отметелить Хита после бала, ведь Эви простила его за «побег» с Селестой. Он прижался к теплой и нежной девичьей щеке, покачиваясь с Эви под медленную музыку. Нет, он больше никогда не огорчит свою девушку, не уйдет ни с кем и ни за что!
И так чувствовал не только Дэвид. Для всех в зале музыка вдруг превратилась из отстойной в волшебную, и как-то сами собой образовались пары – правильные пары. Каждый нашел того, с кем и должен был прийти на этот вечер, того, кто обратит в счастье любые невзгоды.
Грустный и одинокий физрук Лодер оторвал взгляд от лежалого печенья и встретился с тоскливыми глазами завучихи Финкл. Похоже, и ей одиноко. Физрук несмело улыбнулся и пошел в атаку.
Мелисса Харрис словно очнулась от тяжелого сна, даже встряхнула головой и поморгала. Что это с ней? Отстранившись от Тайсона, она бросилась к выходу. Быстрей к портье, пусть вызовет такси...
Накаленная до предела атмосфера на школьном балу вдруг разрядилась, словно кто-то открыл вентиль на перегретом котле. Если бы Шеба оставалась Шебой, если бы адское пламя не угасло, котел точно взорвался бы. Однако печаль, гнев и ненависть исчезли. Слишком долго люди в зале томились в их когтях, и теперь, придя в себя, все кинулись на поиски счастья, с головой ныряя в любовь.
Даже Селеста утомилась от устроенной бойни. Песня сменяла песню, а девушка пряталась в объятиях Роба, лишь слегка подрагивая и вспоминая прекрасные голубые глаза.
Гейб и Шеба вовсе не замечали, что музыка менялась.
То был крах всей ее изысканной боли и отчаяния. Освободись она сейчас от его чар, все равно теперь ей место в школе переподготовки. Где же несправедливость?!
А Иезавель? Неужели это она все подстроила? Отвлекла внимание Шебы от этого опасного полуангела? Или все-таки она расстроится, узнав о крахе? Может, она приходила поддержать Шебу? Теперь об этом не узнать. Шебе больше не увидеть Иезавели – ни хохочущей, ни опечаленной. Дьявола не видно без адского пламени в душе.
Какая же я мерзкая, думала Шеба, счастливо вздыхая. А Гейб такой хороший. И как хорошо в его руках!
Нет, надо срочно что-то делать, пока счастье и любовь не захлестнули ее! Неужели теперь на веки вечные она связана с отпрыском белокрылых?
Гейб улыбнулся, и девушка вновь счастливо вздохнула.
Шебе ведомо, что он сейчас чувствует. Ангелы счастливы, когда дарят счастье другим. И чем сложнее осчастливить человека, тем счастливее ангел, любующийся результатом своего труда. А уж учитывая, насколько несчастна была Шеба, сколь велико было ее проклятие, Гейб должен испытывать чувство парения – полета! У него сейчас словно выросли крылья!.. Нет, он никогда ее не отпустит.
У Шебы оставался только один шанс, только одна дорожка домой – к горю, несчастью, огню и адской вони.
Гейб мог приказать ей отправиться в ад.
От таких дум Шебе стало хуже, нахлынула волна былого горя. Тогда Гейб, чувствуя, как она ускользает, обнял девушку крепче – и горе утонуло в удовольствии.
Однако надежда у Шебы не пропала.
Она глядела в его влюбленные голубые глаза и мечтательно улыбалась.
«Ты – воплощение зла, – говорила Шеба сама себе, – у тебя талант: нести людям горе. О страдании ты знаешь все, что можно, и даже больше. А уж из этой западни способна выбраться в любой момент. И все будет по-прежнему».
В конце концов, с таким-то талантом причинять боль и поднимать бучу сложно ли будет вынудить этого мальчика-ангелочка послать ее к черту?
Мэг Кэбот – автор популярных книг «Дневники принцессы», одобренных критиками и экранизированных компанией «Уолт Дисней». Другие книги для подростков: серии «Посредник» и «Миссия ясновидения», «Отчаянная девчонка», «Отчаянная девчонка-2», «Кумир и поклонницы», «Школа Авалон», «Как стать знаменитой», «Горящие брюки», «Никола и виконт», «Виктория и румяна». Также пишет книги для взрослых: «Просто сосед», «Парень встретил девушку», «Дело не в размере» и «Королева сплетен». Мэг Кэбот живет в Ки-Уэст и в Нью-Йорке вместе с мужем, целым семейством разных кошек и их предводительницей, одноглазой кошкой Генриеттой. Вы можете посетить сайт писательницы: www.megcabot.com.
Лорен Миракл – автор повестей для среднего и старшего школьного возраста «Все, как у ведьм» и бестселлеров «Нью-Йорк Таймс» «TTYL» и «TTFN». У нее степень магистра искусств по детской и юношеской литературе, полученная в Вермонтском колледже. Лорен живет со своей семьей в Колорадо. Она знает толк в вампирах, зомби и прочей нежити! Зайдите к Лорен на www.laurenmyracle.com.
Ким Харрисон – по мнению «Нью-Йорк таймс», одна из самых популярных писательниц. Автор таких книг, как «Мертвая ведьма пошла погулять», «Хороший, плохой, неживой», «Как ни крути, помрешь» и «За пригоршню чар». Сейчас Ким Харрисон трудится над следующим романом, а в свободное от работы время ходит по магазинам – покупает диски с хорошей музыкой, шоколад и красивые туфли. Вы можете посетить сайт писательницы: www.kimharrison.net.
Мишель Яффе – автор «Киски-бяки» и еще нескольких повестей, включая «Девочку-бяку» и «Любовничка». Родилась Мишель в Лос-Анджелесе, но живет в Лас-Вегасе. У нее есть муж, зеркальный диско-шар и ковер из (искусственной!) шкуры зебры. Пообщайтесь с Мишель на сайте www.michelejaffe.com.
Стефани Майер – автор бестселлеров «Сумерки» и «Новолуние». Окончила Университет Бригама Янга, получив диплом бакалавра английской литературы. Живет с мужем и тремя сыновьями в Аризоне. Стефани ждет вас по адресу www.stepheniemeyer.com.
1 Фут равен 30,48 см.
2 Подготовительная школа – дорогостоящая частная школа по подготовке абитуриентов к поступлению в колледж, особенно престижный.
3 Дюйм равен 2,54 см.
4 Фунт равен 453,6 г.