СУтро тринадцатого января две тысячи одиннадцатого года в Минске выдалось дождливым

Работа добавлена на сайт samzan.net:

Двуличность

роман Сергея Матина

 Автор считает своим долгом предупредить, что миры, в которых живут Сергей Мартов и Алиса Чепухова, являются исключительно плодом воображения автора и не являются сатирой на современную белорусскую действительность в целом либо на отдельные её элементы.

Глава 1-С
Утро тринадцатого января две тысячи одиннадцатого года в Минске выдалось дождливым. Вода неспешно стекала по жестяному карнизу, смывая слежавшийся снег. До рассвета оставалось чуть более получаса. Фонари освещали улицу Якубовского, по которой проезжал очередной автобус. Штор на окнах в комнате не было уже две недели, поэтому любой, кто зашёл бы сейчас в эту комнату, увидел бы будильник, часовая и минутная стрелки которого показывали полседьмого, секундная дрыгалась между цифрами "8" и "9", а жёлтая, указывающая время звонка, стояла на семичасовой отметке. На столе был обычный творческий беспорядок: тетрадь по органической химии, раскрытая на свойствах спиртов, несколько учебников, а также собранный пакет для бассейна. На полу лежала десятирублёвая купюра.
Сергей проснулся и посмотрел на часы. Встал, посмотрел на часы ещё раз и включил мобильник. "07:45" – через минуту высветилось на экране.
— Чтоб его! Хорошо хоть уроки с вечера сделал...
Быстро одевшись, он вышел на улицу и через несколько минут уже зашёл в метро. Показав удостоверение лицеиста ("Мартов Сергей Алексеевич" – прочитала дежурная по станции), он выбежал на платформу. Дойдя до её середины, Сергей обернулся и увидел поезд, показавшийся в этот момент из-за поворота тоннеля. Поезд вылетел на станцию и начал тормозить. Когда поезд приближался к той части платформы, где стоял Сергей, кто-то толкнул парня прямо под состав. Сергей успел обернуться.
— Соня?! — воскликнул он диким голосом, заглушая скрежет тормозов поезда. — За что ты со мной так?
Но та в ответ лишь хитро улыбнулась, наблюдая, как Сергей каким-то чудом ложится точно между рельсов, а состав останавливается точно над ним.
"Не решатся в час пик метро останавливать. Уйдёт состав, этот козёл очнётся и поднимет голову, чтобы её отрезало следующей электричкой..." – холодно рассуждала Соня. Сергей же лежал на шпалах, потеряв сознание.

 

Междумирье

 

Очнувшись, Сергей оказался вовсе не на путях минского метрополитена, куда его бросила Соня, а на круглой бетонной площадке диаметром около пяти метров. Ограждения сбоку не было. Он подошёл к краю и осмотрелся. Во все стороны простиралось безлюдное пшеничное поле с редкими васильками на нём. На горизонте блестела поверхность какой-то речки. Вниз Сергей предусмотрительно не смотрел (мало ли, ещё и упасть можно – и ищи потом трупа в поле!).
В центре площадки стоял круглый стол орехового цвета. Возле стола за то время, что Сергей оглядывался по сторонам, появились два старинных стула с зелёной обивкой. Кто-то поставил на стол две кружки с персиковым чаем. Одна из кружек мерцала и переливалась всеми цветами радуги. Вторая ничем не отличалась от обычной белой китайской кружки, каких полно в любом магазине. Только возле ободка мелким шрифтом было написано:
                                                               «Бар МЕЖДУМИРЬЕ.
                                                          Ваш выбор найдёт вас сам!»
Усмехнувшись, Сергей сел за стол и глотнул чаю из белой кружки.

— Вкусно, не правда ли?

Сергей поперхнулся от неожиданности: напротив него сидела девушка примерно такого же возраста, как и он сам. Она смотрела на него своими каре-зелёными глазами и, казалось, будет делать это бесконечно долго. С трудом отведя взгляд от глаз незнакомки, Сергей обратил внимание на её правильное лицо с чуть вздёрнутым носиком, на рыжевато-русую чёлку, чуть прикрывавшую лоб, на косу такого же цвета, заплетённую на манер Юлии Тимошенко, на коричневое платье несколько необычного для современной девушки покроя, больше напоминавшее советскую школьную форму, на сумку, увешанную множеством значков с надписями на белорусском языке и на то, наконец, что эта девушка, судя по всему, про него знает, но вживую видит впервые.
— Представлюсь сама: Алиса Алексеевна Чепухова. А ты – Сергей Алексеевич Мартов, не так ли?

Он поспешно кивнул.
— Что ж, рада познакомиться. Как ты здесь оказался?

— Упал между рельсами в метро, отключился, очнулся тут. А ты не знаешь, что это за место?

— Знаю и охотно объясню, если хочешь.

— Говори!

— Это, – Алиса начертила рукой круг в воздухе, – Междумирье. Слышал, наверное, о гипотезе множественности миров?

— Что-то слышал, и что с того?

— Так знай же, что это не гипотеза, а чистая правда! Каждый из миров отличается от другого лишь одной деталью, одним событием (которое, правда, тянет за собой ещё кучу изменений, но это неважно), а люди, имеющие развитую интуицию, могут, например, сами решить, каким будет будущее (иногда даже не догадываясь о своём влиянии). Переход же из изменения будущего в скачки по изменённому, по чужому прошлому – всего лишь вопрос времени. А чтоб во время этих жутких скачек Вселенная не лопнула к чертям собачьим (извини, Сергей – зато в рифму...), и было создано Междумирье.

— А кем оно было создано?

— Какой же ты любопытный, братик, даром что родился на три дня позже меня! Если честно, я и сама не знаю ответа на этот вопрос...
— Подожди! – ошарашенно воскликнул Сергей. – Какой же я тебе «братик»?

— Родной, Серёженька, только вот из другой параллели. Впрочем, не лучше ли тут посмотреть на специальном экране, как это было в девяносто третьем году? Кэш Междумирья всё помнит. Ты не против?

— Конечно, Алиса!

После слов Сергея в воздухе, там, где должен был быть западный край площадки (во всяком случае, именно в той стороне сейчас заходило солнце), возник проекционный экран. С противоположной стороны появился квадратик света, но самого проектора видно не было.
— Силовое поле... Как же я сразу-то не догадался! – обескураженно воскликнул Сергей.

— Кстати, этот экран на три десятилетия опережает кинотеатры нашего времени. Мы как будто сами окажемся в прошлом! – восхищённо добавила Алиса.

Но тут проектор включился.
«28 июня 1993 года, двадцать один час ноль минут».
Объёмные буквы зависли в воздухе, а через мгновение Сергея и Алису ослепил яркий свет. Они инстинктивно закрыли глаза, а когда открыли, увидели, что стали размером с муравья.
Сергей первым догадался осмотреться. В комнате, где они очутились, было много интересного. На полу лежала газета с надписью «26 июня 1993, Суббота», рядом, на нижней полке шкафа, были листы талонов на март, а на некотором расстоянии от шкафа стояла двуспальная кровать, на которой лежала женщина лет тридцати. Вдруг дверь, в углу возле которой спрятались наши герои, отворилась, и в комнату вошёл молодой парень.
— Студент, однозначно! – шепнул Сергей Алисе.

— Да мало того что студент! Это же наш папа, Лёша Чепухов!

— Чепухов? Так вот почему моя мама после развода с ним весной девяносто седьмого перевела меня на свою девичью фамилию... – озадаченно пробормотал Сергей.

— А меня он воспитывал. Поскольку маму в сентябре девяносто восьмого убили конкуренты её фирмы...

— Расскажешь, как это было?

— Конечно. Но давай сначала посмотрим, что будут делать наши родители.

— Оля! — неожиданно прозвучал баритон студента.— Я защитил дипломный проект. На троечку, но это неважно. Вот диплом.

Женщина подошла к парню и обняла его.

— Теперь будешь аспирантом-физиком?

— Каким ещё физиком, дорогая?! Разве ты не в курсе, что зарплаты аспиранта сейчас и на десять бутылок пива не хватит? Нет, я буду программистом. Я работал в одной фирме...

— "Реста", кажется? Ты говорил об этом перед Новым годом.

— Именно! А в апреле я получил предложение от известной московской компании с условием, что в случае успешного выполнения тестового задания они пригласят меня к себе на работу.

— Теперь ты этим займёшься, да?

— Всё куда лучше, дорогая – приглашение уже у меня в кармане.

— И когда же уезжаешь?

— Завтра в шесть сорок семь утра. Вернусь в середине декабря.

— Точно вернёшься?

— Милая, разве ты мне не веришь?

— Не отвечай вопросом на вопрос! – Ольга дёрнула Алексея за руку. Тот упал на кровать. В следующую секунду что-то свистнуло, и Сергей с Алисой вновь очутились в Междумирье. На экране горела надпись:

"Два варианта развития событий. Вероятность каждого равна пятьдесят целых ноль тысячных."

— Вот так наша "вилка времени" и появилась... — грустно констатировала Алиса. — Эти вилки всегда появляются при равной вероятности двух и более исходов одного события.

— Слушай, Алиса, а откуда ты всё это знаешь?

— В одной хорошей книге девяносто пятого года издания прочитала. Но в твоём мире эта книга не вышла из-за банкротства издателя.

— А причём тут наша "вилка"?

— Какой же ты недогадливый, братик! Лёша всегда хотел девочку. Когда в твоей параллели Оля огорошила его словами о том, что родился мальчик, он решил остаться в Москве надолго: ему четверых младших братьев по гроб жизни хватило. В моём же мире он вернулся в Минск и счастливо встретил с Олей девяносто четвёртый, девяносто пятый и все последующие годы, включая этот (хотя в Междумирье времени нет, но я по привычке считаю, что сейчас две тысячи одиннадцатый год). А издатель тот разорился из-за намеренной ошибки в программе, написанной нашим папой в твоей параллели: потеря макетов всех книг, подготовленных к печати, стала местью за низкую оплату его труда.

— Как всё сложно...

— А хочешь мою жизнь увидеть, Сергей? Только чур, до июня десятого года – тогда я и нашла книгу!

— Конечно, Алиса! Давай для начала четырнадцатое февраля прошлого года!

— Хорошо. Приготовились... Запуск воспоминания на проектор...Только учти, Сергей, твоё восприятие будет совсем не таким, как в том воспоминании, из девяносто третьего!

...И вновь это непередаваемое чувство полёта по четвёртому, самому загадочному и необъяснимому измерению...

 

Глава 1-А

Алиса сладко потянулась в постели и посмотрела на будильник. Было восемь утра.

— Ничего страшного, — пробормотала она полусонно, — сегодня всё равно к десяти в Лицей...

Сегодня Алиса легла спать в час ночи. И неспроста – ведь вчера, четырнадцатого февраля, она наконец-то обрела своё счастье…

Девушка долго ждала этого дня. За одним месяцем наступал следующий, потом ещё один, и ещё, и ещё, – но все они мало отличались друг от друга: те же уроки, та же ежедневная прогулка от дома в Лицей и обратно, тот же привычный порядок вещей.

Ещё в пятницу Алиса купила три билета в кино, на какую-то комедию, название которой она забыла сразу же после того, как положила билеты в кошелёк. Да и что с того? Важна была сама встреча, а ещё важнее – то, чего она тайно желала все эти долгие пять месяцев...

Без десяти шесть девушка уже стояла у дверей «Комсомольца», сжимая билеты в руке.

— Да, сегодня настаёт тот самый вечер! – улыбнувшись собственному отражению, прошептала она.

С неба мелко сыпались снежинки, блестевшие в свете уличных фонарей. Падая на волосы, на руки, на лицо, запрокинутое вверх в бессмысленной игре с холодным февральским ветром, они таяли, растекались по всей поверхности кожи, заползали под маленькие серебряные часы, под серебряный же крестик, болтавшийся на шее и время от времени вылезавший из декольте на майку, скрытую, в свою очередь, под свитером, а тот – под оранжевой курткой с лисьим воротником. Редкие прохожие, которые спешили домой этим воскресным вечером, пожимали плечами, заметив красивую одинокую девушку, невесть кого ожидающую у дверей кинотеатра, построенного когда-то для рабочих Минского автозавода. Сама же Алиса смотрела то на часы, то на автобусную остановку, то на кинотеатр, то на звёзды, которые виднелись на юге, не обращая внимания на снег и ветер. Это длилось несколько минут.

В очередной раз окинув взглядом окрестности, Алиса увидела семьдесят девятый электробус. Девушка знала, что произойдёт уже через тридцать секунд, когда двери электробуса откроются, и глубоко вдохнула морозный воздух, приятно обжигавший лёгкие.

Двое выскочили из полуоткрытых дверей машины. Они перебежали через полупустую улицу и наперегонки помчались к Алисе, скользя по ледяной дорожке. Пожилой рабочий, посмотрев в заднее стекло отъезжавшего электробуса, остолбенел от увиденного.

Высокая рыжая девушка, улыбаясь, стояла возле старого кинотеатра. Мужчина едва успел себе представить, что было бы, будь он помоложе да посмелее, как увидел необычную пару: зеленоглазую брюнетку примерно такого же роста и низенькую кареглазую шатенку. Обе они бежали к своей подружке. Впрочем, подружке ли? Брюнетка, опередив свою кареглазую спутницу, подбежала к рыжей и обняла её, как равная – равную. Шатенка, разогнавшись на льду, подпрыгнула и повисла на шее у обеих, невольно заставив их поцеловаться. И всё это было не напоказ – жизненный опыт мужчины позволял ему отличать фальшь от правды. Всё это было проявлением силы тех чувств, которые властвовали над на удивление гармоничной троицей.

— В моё время такого не было, — недовольным тоном сказал рабочий, обращаясь к кондуктору.

— Да и вообще в Советском Союзе вообразить себе что-либо подобное было просто невозможно! — поддержала того женщина средних лет со следами косметики на лице. Подумать только, три девушки в воскресенье вечером вместо того, чтобы делать уроки (они же ещё школьницы, судя по их внешнему виду!) или, в крайнем случае, встречаться с парнями, неистово целуются, будто в библейской Гоморре! И куда только комсомол (кстати, как он сейчас называется – БРСМ?) смотрит?!

— Какой ещё БРСМ?! — вмешался в беседу студент. — У нас свободная страна. Как хочешь, так и живи, за кого хочешь, за того и голосуй. Вам не всё равно, что с девушками будет дальше?

Электробус исчез за горизонтом, скрыв от своих пассажиров продолжение истории. Кстати, а как же зовут неразлучных подруг?

— Алинушка! — воскликнула Алиса, обнимая  шатенку. — Ты такая хорошая, что приехала сюда с Алиной!

— Знаю, знаю! — совершенно по-детски засмеялась та.

— Алиса! — крикнула брюнетка. — Ну зачем же ты у меня Алинушку-то отбиваешь?

— Ты же знаешь, Алина, что я люблю тебя так же крепко, как её. И Алинушка одинаково сильно любит нас обеих. Так почему же ты пытаешься относиться ко мне предвзято?

— Ладно, Алисонька, не кипятись. Лучше дай нам с Алинушкой билеты, и пойдём скорее! До начала сеанса полторы минуты!

Подружки втроём вошли в двери кинотеатра, с усмешкой отдали билетёрше билеты с надписью "Госкино СССР" ("И где только они откопали такую древность?" — мимоходом заметила Алина) и сели рядом, в шестом ряду, а точнее — в его середине: Алиса на девятом месте, Алинушка — на десятом, а Алина — на одиннадцатом. В зале погас свет...

Прошло около двух часов. На экране показались титры, загорелся свет, и Алина, взяв за руку Алинушку, в свою очередь взявшую за руку Алису, начала пробираться к выходу.

— Ну, как вам фильм? — спросила шатенка.

— Да совершенно ни о чём! — вскипятилась Алина. — И зачем только ты, Алиса, купила билеты именно на этот сеанс?

— Утихомирься, Алина. Ведь не фильм главное, а то, что мы рядом.

Брюнетка сложила руки на груди.

— Кстати, а поехали ко мне домой? — как ни в чём не бывало предложила Алиса.

— К тебе?! Домой?! — в один голос воскликнули большая и маленькая Алины. — Да нас же твои родители убьют!

— У моих родителей, между прочим, две квартиры в разных частях города. В двухкомнатной на Якубовского живём мы, а однокомнатную на Семёнова, в которой раньше, до того как переехать на дачу навсегда, жили бабушка с дедушкой, мы сдаём. Но очередной студент, снявший эту квартиру в сентябре, провалил зимнюю сессию и уже в армии. Поэтому помещение пустует, — улыбнулась рыжая. — Welcome, как говорится!

— И как только ты это всё в голове удерживаешь, Алиса? — восхищённо прошептала Алина. — Ладно, я еду — всё равно родителям сказала, что буду у друзей и поеду в Лицей утром от них...

— И я, и я! — защебетала Алинушка. — Мои родители улетели в Хургаду, а брат – студент второго курса медуниверситета – никогда не думает о том, где я и что со мной...

— Значит, едем! — радостно крикнула Алиса. — Тогда вперёд, пешком до проспекта, а там на девяносто третьем электробусе доедем!

И снова прыжок во времени. На этот раз на сорок пять минут.

…Сняв обувь и куртку, Алинушка сразу же прошмыгнула на кухню. Но, открыв холодильник, она увидела лишь записку:

                                                                           "Здесь искать нечего.

                                                                           Всё съел я, Пётр Осленко,

                                                                           Перед уходом в армию.

                                                                           Десятое февраля две тысячи десятого года".

И криво нацарапанный на стенке холодильника смайлик.

Алиса сразу же пошла в душ, а вот Алина, сняв куртку и сапоги, пошла на кухню.

— Да уж, весело, — посмотрев на холодильник, сказала брюнетка. — Алиса, ты хоть что-нибудь приготовишь?

Алиса не слышала вопроса. Она пела что-то в душе, но из-за шума воды непонятно было вообще ничего, кроме того, что девушка пела не по-русски.

Отчаявшись дождаться ужина, Алина вошла в комнату и включила свет. Кровать была аккуратно застелена, но, сняв покрывало, она там ничего не обнаружила.

— Что ж, исправлю ошибку студента... — пробормотала Алина, доставая постельное бельё из шкафа.

Обернувшись, Алина увидела свою тёзку, входящую в комнату.

— Ты на спинку кровати смотрела? — мило улыбнувшись, спросила шатенка.

Алина посмотрела туда же, куда и Алинушка, и увидела надпись:

                                                                           "Кровать трёхспальная

                                                                           ЛЕНИН С НАМИ.

                                                                           Трёхспальность подтверждена экспериментально

                                                                           Петром Осленко,

                                                                           Машей Зайченко

                                                                           и Дашей Ивановой

                                                                           на Новый Год 2011."

— И тут порезвились!.. — засмеялась Алина. — Ничего, это нам не помешает. Раздевайся!

— А простыни?

— Совсем из головы вылетело... Хорошо, тогда помоги мне разобраться с этим трёхспальным чудом! — съехидничала Алина.

И ещё двадцать минут промелькнуло за мгновение.

…Комната была мягко освещена синеватым светом ночника. Шторы — задёрнуты. Одежда — брошена на пол. Из магнитофона, стоявшего в углу, играла спокойная музыка.

— Алина... — сладко прошептала Алинушка. — Ты самая... нежная, ласковая, добрая, милая... Обними меня ещё раз!

— Сию минуту! — засмеялась Алина и сжала её в объятьях.

Дверь комнаты приоткрылась, и из тёмной прихожей, как бабочка на свет, выпорхнула Алиса.

Она была одета более чем сексуально. Рыжие волосы, против обыкновения, распущенные, прикрывали соски, не скрываемые ничем, кроме этого, тонкая талия подчёркивалась символической оранжевой ленточкой, а полупрозрачные малиновые трусики были настолько прозрачны, что тот орган, который в украинском языке зовётся словом "піхва", просвечивал сквозь них достаточно отчётливо.

— Ах! — очарованно вскрикнула шатенка. — Ты – лучшая из минчанок!

— Из минчанок? — Алина, прижмурив правый глаз, посмотрела на тёзку. — Не значит ли это, что ты познала тайны любви ещё раньше, и притом не в родном городе?

— Не ёрничай, Алина! Так или иначе, но мир каждой из нас вращается вокруг мира двух других, как Луна вокруг Земли или Земля вокруг солнца.

— Ты выбрала красивую аналогию, Алинушка, — тряхнув волосами, заметила Алиса, — но я позволю себе её уточнить. Ты – маленькая, юркая Венера, а Алина – Земля, что при чуткой заботе даёт всходы.

— В таком случае ты, Алиса, – словно Солнце, способное согреть и влюбить в себя всё живое! — воскликнула шатенка.

— Да, я такая, — твёрдо сказала Алиса. — И мне не нужен ни быстролётный Меркурий, ни воинственный Марс, ни разжиревший Юпитер, ни окольцованный Сатурн, ни далёкий Уран, ни ледяной Нептун — я сама согрею кого хочешь, и никакие мужчины мне не указ!

— Да что нам говорить о них? — удивилась Алина. — Мы же и так знаем, что их существование на нашей планете приходилось до сих пор терпеть лишь из-за того, что без них нельзя было завести детей... Но ведь в прошлом году это стало возможным, в Великобритании активировали человеческую яйцеклетку и заставили её оплодотворить другую яйцеклетку! Так есть ли смысл упоминать о мужчинах?

— Я скажу так — хорошие мои, хватит болтать, и давайте займёмся делом! — засмеялась Алинушка.

— Да, пора! Я ведь так долго ждала этого!.. — прошептала Алиса.

— И я! — поддакнула Алина.

Алиса, в два шага подойдя к кровати, выключила ночник и легла рядом с Алинушкой, чувствуя её тепло, щекочущие брови, мягкие волосы, пьянящие, любящие руки. С другой стороны Алина не прекращала ублажать Алинушку всеми известными ей способами. В свою очередь, Алинушка была просто готова умереть от счастья. Да и все трое...

...Зазвонил телефон Алины, лежавший на подоконнике. Брюнетка встала, стараясь не разбудить Алинушку, уцепившуюся за косы Алисы, и выключила его.

Было полдевятого утра пятнадцатого февраля.

Вчера Алина нашла своё счастье.

Как и все те, кто сладко спал в кровати, видя светлое будущее этого нетрадиционного союза.

 

Глава 2-С

 

***
—Алиса! Ну нельзя же так откровенно описывать такое... — прошептал Сергей, не в силах прийти в себя после увиденного.
— А я что? — пожала плечами Алиса. — Над законами Междумирья я не властна: выбрав время и место, ты должен отдаться власти Проектора целиком и полностью.
— Впрочем, увидеть тебя такой я не смел и надеяться.
— Что ж, теперь твой черёд, братик! Я же имею право ждать от тебя соизмеримой откровенности, не так ли?
***
Жизнь никогда не баловала Мартова, родившегося первого апреля. Достаточно упомянуть о том, что его с детства убеждали никому не верить. И небезосновательно: поверив однажды телевизору, он убежал из дома и дошёл до противоположного конца города, где в этот день Президент лично открывал новую станцию метро. Малыш, из которого ещё не вытравили остатки наивности и человечности, был уверен в успехе. Но в результате он оказался в одном из многочисленных отделений милиции. И надо же было такому случиться, что у бабушки Мартова именно в этот день был инфаркт!
Все родственники были уверены, что малыш дома. Даже в самом страшном сне бедная Ольга не могла бы себе вообразить, что её семилетний сын сейчас в Шабанах. Ведь Шабаны для Минска — то же самое, что Южное Бутово для Москвы. И отношение у большинства жителей обеих столиц к этим районам соответствующее.
Мальчика стали искать лишь спустя трое суток. Только вот нелепое задержание пришлось на тридцатое декабря. И на следующий же день Сергея наспех определили в детский дом №13, что в тех же Шабанах. Благо, оттуда по одному из тех невероятных совпадений, что так часто подкидывает нам судьба, сбежал дальний родственник Мартова, всего на два года старше. Два "глухаря" раскрыты 31 декабря — разве можно было сделать лучший подарок начальнику?
Естественно, утром первого января никто мальчишку не искал — те милиционеры, которые имели на это право, напились ещё в старом году, а те, кто не имел, всё равно не вышли на работу. Ольга за ночь поседела; её мать же пока пребывала в счастливом неведении.
Лишь на сочельник поисками Мартова занялись всерьёз...
...Октябрина Мартова, отметившая своё семидесятилетие в день католического Рождества и слёгшая после этого в больницу с инфарктом, очнулась в семь вечера. К тому времени её кровь уже сутки перекачивал дорогостоящий аппарат.
Первым делом Октябрина посмотрела в окно. Холодное январское небо было затянуто тучами, и лишь далеко на востоке виднелась полная луна. Подошла медсестра.
— Октябрина Леонидовна, с вами всё в порядке?
— Да, благодарю. А как вас зовут?
— Олимпиада. Я родилась как раз в восьмидесятом году...
— Олимпиадушка, можете включить радио? Насколько я понимаю, сейчас будут новости.
— Конечно.
Через пару секунд тишину палаты нарушил бодрый голос диктора:
"А теперь к городским новостям.
Пропавший 30 декабря Сергей Алексеевич Мартов 1993 года рождения до сих пор не найден. Следствие предполагает, что он замёрз в новогоднюю ночь неподалёку от строящегося железнодорожного вокзала. К сожалению, найденный там 4 января труп ребёнка обглодан собаками, и опознать его невозможно. Доколе в нашей европейской стране будут происходить такие дикие случаи?.."
Окончания фразы Октябрина уже не слышала. Металлическое сердце способно вынести любое горе, но один из сосудов, питавших до этого мозг старушки, лопнул от перенапряжения. Сознание Мартовой вновь улетучилось. На сей раз — навсегда.
...В этот вечер Сергей тоже слушал радио, забившись в дальний угол одной из комнат. Заявить о том, что он — не Ян Яцневский (так звали сбежавшего детдомовца), было невозможно. Слишком уж часто дети и подростки, желая выскользнуть из-под крыла воспитателей, выдавали себя за других — лишь бы получить шанс на побег! Ведь жить в «тринадцатом номере» было невозможно, да и выживание стало нетривиальной задачей. Начнём с того, что половина положенных детям на пропитание денег (рассчитанных без учёта сорокапроцентной инфляции) уходила куда угодно, но только не в Шабаны. А за оставшиеся гроши еду кое-как готовил повар, взятый сюда из жалости: больше никто не хотел иметь дела с бывшим карманником, сидевшим в общей сложности сем лет и семь месяцев. И за это пойло (которое не заслуживало самого слова "еда") приходилось бороться! Причём бороться по-звериному жёстко, беспощадно, безжалостно.
Мартов, уставший от такой жизни за эту проклятую "праздничную" неделю, довольно быстро возглавил группу таких же малолеток, объединённых общей целью — бежать как можно дальше!
...Но это было позже. Пока же котёнок, брошенный в стаю волчат, лишь беззвучно всхлипывал, забившись в угол одной из комнат и слушая радио. По всему выходило, что его тут никто искать не будет.
Ведь проще забыть о таких инфернальных местах и смаковать единичные ужасы центра, не так ли?

 

Глава 2-А

***

Алиса испуганно остановила проектор Междумирья. Сергей не в состоянии был говорить, он лишь пытался сдержать слёзы. Видно было, что воспоминания об этом не самом приятном периоде жизни дались ему нелегко.

Неловкая пауза длилась около шести минут. Солнце, которое в этом мире никогда не заходило, а лишь двигалось по кругу, лежащему ровно посередине между зенитом и горизонтом, расположилось максимально близко к реке и освещало оттуда скалу, рождённую на заре времён и лишь изредка попираемую разумными существами, в разные эпохи открывающими для себя возможности Междумирья.

— Прости... Я не знала, что тебе так тяжело приходилось... — прошептала Алиса.

— Ничего страшного, — ответил Сергей. — Я привык к трудностям, особенно после недавних событий, о которых ты узнаешь несколько позже.

— Может, попробовать тебя хоть как-то развеселить?

— Попробуй. Не уверен, что у тебя получится, но я всегда готов улыбнуться перед возвращением в своё угрюмое прошлое.

— Кстати, кто в твоём мире премьер-министр? — неожиданно спросила девушка.

— Какая разница? Решает же всё бессменный Президент!.. — с горьким смехом заметил Сергей.

— У вас есть Президент?! Меня ещё в третьем классе учили, что по конституции две тысячи первого года эта должность отменена...

— Мне уже хочется в твой мир, — грустно улыбнулся Мартов.

  — Подожди ты! Сначала выбери, о чём хочешь узнать раньше: о моём знакомстве с Алиной и Алинушкой, о моих буднях, или о том, что было с моей... то есть с нашей мамой в моём девяносто восьмом?

— Прошлого с меня довольно, и будней тоже. Давай знакомство!

— Да с удовольствием! 

***

Алиса шла пешком в Лицей. От привычной квартиры идти было недалеко — минут тридцать по берегу Свислочи. "Вечная река", как называлась она в неофициальном гимне выпускников, в этот день была на удивление тиха, и, посмотрев на противоположный берег, порой трудно было понять, где же начинается река и кончается набережная. Только круги от мелких капель дождя помогали различить их.

Этот маршрут ещё не успел стать привычным — ведь девять лет подряд Алиса шла вдоль реки в противоположную сторону — в сторону сто второй школы. Но теперь нужно было привыкать идти на север. И в этот сентябрьский день больше всего Алисе не хватало подруг, с которыми можно быть рядом и не задумываться о будничных проблемах и уж тем более о прошлом, похожем на реку, испещрённую каплями дождя. Поэтому пришлось взять с собой наушники, заранее воткнутые в смартфон. Только так Алиса спасалась от скуки.

                                                              "А я и не знала, как люблю дождь,

                                                              Туман в городе моём серый..."

Песня как никогда подходила к утру вторника, первого сентября. Алиса тем временем подошла к мосту, под которым ей нужно было пройти. По мосту ехали привычные электромобили, троллейбусы, велосипедисты и единичные чудаки, что до сих пор не отказались от бензинового двигателя. И делов-то было первому и последнему Президенту: поддержать предложение одной фирмы, связанной со спикером парламента, закупить патент в Японии, наладить выпуск электромобилей в Лиде и с гордым видом отказаться от нефти как топлива. Сделано это было за четыре года. Люди, ничуть не изменившись от улучшения их жизни, равнодушно смотрели на дорогу, иногда мельком, на секунду, боковым зрением замечая Алису...

Прошло ещё семь минут. Алиса отдалилась от реки и остановилась на перекрёстке. Неподалёку замедлил своё движение трамвай, ожидая сигнала светофора.

Алиса начала переходить дорогу. В тот момент, когда она подошла к трамваю вплотную, его передняя дверь открылась, и оттуда вышли две девушки: одна ростом примерно с Алису, уверенная в себе брюнетка, одетая в стильный фиолетово-чёрный костюм, и вторая, сантиметров на пятнадцать ниже, русоволосая, зачем-то нацепившая на себя плащ с капюшоном, под которым ничего не было видно. Брюнетка достала зонт и поспешила на тротуар под руку с русоволосой.

Звонок трамвая отрезвил Алису, и она за несколько секунд перебежала дорогу, да так разогналась, что чуть не сбила с ног вышеупомянутую парочку.

— В Лицей спешишь, да? — спросила брюнетка.

— Конечно. А вы что, сёстры?

— Нет, познакомились вчера вечером. Кто-то крикнул в актовом зале после концерта: "Алина!", и мы синхронно обернулись. Потом оказалось, что живём мы в одном районе, в десяти минутах ходьбы друг от друга...

— Понятно. А я Алиса.

— Красивое имя. Сразу сказка Кэррола вспоминается...

— Заболтались тут! — весело перебила маленькая Алина. — Между прочим, до звонка три минуты, а нам ещё дорогу перейти нужно!

На переходе Алиса спросила:

— А в какой класс вы поступили?

— В "ХБ*3", — синхронно отозвались Алины. — А ты?

— И я там же! Вот совпадение...

В этот миг солнце ненадолго пробило завесу туч, и волосы Алисы засияли отражённым светом, почти не уступающим солнечному. Девушки наперегонки бежали к Лицею, а ветер трепал их волосы, будто паруса яхт...

 

Май 1990

***

— Да у тебя не жизнь, а прямо городская пастораль какая-то! — завистливо заметил Сергей.

— Ты немного ошибаешься, братик. Нельзя судить о моей жизни по эпизоду полуторагодичной давности, точно так же, как нельзя судить о книге по первому десятку страниц, или о фильме по первым пяти минутам, или о бразильском сериале по первой серии. Но то, что мне приходится легче, чем тебе, — однозначно.

— Откуда ты знаешь? О моём настоящем ты почти не осведомлена!

— Ну, судя по тому, что тебя столкнула под поезд какая-то Соня, не везёт тебе знатно.

— Ты же делаешь то, что только что мне делать не советовала: судишь по маленькой части жизни!

— Судить по старту и судить по финишу — разные вещи...

— Ладно, хватит философствовать. Что тебя интересует в моей жизни до падения под поезд? Только не проси закончить историю моего пребывания в детдоме — я просто не выдержу.

— Да я и не была настроена мучить тебя ещё раз... И вообще, хочется немного отойти от наших с тобой жизней. Не забыл ещё о возможности проектора Междумирья показывать даже то, чему никто из присутствующих не был свидетелем?

— И что же мы сейчас увидим?

— Одно заседание Всемирной Организации Здравоохранения, произошедшее в 1989 году. Мне кажется, оно поможет тебе понять мою точку зрения на некоторые вопросы. Возможно, окажется, что ты и сам так думал — я не экстрасенс.

И, повернувшись в сторону реки:

— Включить проектор! Дата — двадцать первое мая тысяча девятьсот девяностого года! Место — Женева! Подтвердить показ!
***

Доминик устало смотрел в окно служебной автомашины, пока шофёр вёз его от женевского "Хилтона" к штаб-квартире ВОЗ. За двадцать пять лет, в течение которых Доминик успел побывать и дворником, и врачом, и чиновником самых различных рангов, он изрядно устал от жизни. Сколько различных законопроектов он помог реализовать — и толку?

"Вот и сейчас то же самое", — думал Доминик. "Мы чуть ли не судьбоносное решение хотим принять — о признании гомосексуальности вариантом нормы — только кому это интересно, когда ? Впрочем, даже без этого фона на меня, Доминика Бейкера, внимания и так никто бы не обратил. Один из нескольких десятков, выступивших за ликвидацию пункта в МКБ, нарушающего права лесбиянок и геев. И что, что я сказал об этом первым, прошлой осенью?"
Бейкер погрузился в недавнее прошлое...
...Жёлтые листья тихо падали с деревьев, окружающих штаб-квартиру ВОЗ. Наступал октябрь прошлого, восемьдесят девятого года. Доминик вместе со своими коллегами сидел в зале и слушал рутинный перечень изменений в МКБ. Это был уже десятый пересмотр за всё время существования данного перечня и третий за то время, что в организации работал Бейкер...
— У кого-нибудь есть предложения по части реестра на букву "Эйч"? – спросила секретарь Кейт Траут.
— У меня есть! — неожиданно даже для самого себя сказал Доминик.
— Пройдите к трибуне, господин Бейкер.
Доминик покорно встал со своего места в середине зала и направился к трибуне, сопровождаемый удивлёнными взглядами.
— Дорогие коллеги! Сегодня, в понедельник, второго октября тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, мне захотелось высказать то, о чём мечтают многие люди во всём мире. То, что актуально сегодня как никогда раньше, ведь проблема дискриминации — одна из острейших проблем современного мира. и эта проблема – присутствие в нашем перечне среди психических расстройств на букву "H" того, что, по моему твёрдому убеждению, является лишь вариантом нормы – "Homosexuality".
По залу пробежал удивлённый шёпот. Кто-то хихикнул: "There's coming out day now for Dominic!"
— Нет, я гетеросексуален, — заметил Доминик. — Но речь не обо мне лично. Вспомним историю. Как известно, в этом году мы отметили 45-летие со дня открытия второго фронта в Европе, а 8 мая следующего года отпразднуем сорок пятый День Европы, день капитуляции нацистов. Человечество осудило подходы нацистов ко всем сферам человеческой жизни. но мне хотелось бы вспомнить о том, как отбирали "ненужных" людей в гитлеровской Германии.
В зале стало тихо. Ведь у каждого из присутствующих здесь были родственники, пострадавшие от деяний сумасшедшего диктатора и его прислужников.
— Так вот, вспомним о концлагерях. Существовало несколько категорий "людей, подлежащих выбраковке" (простите, что использую в своей речи эту антигуманную терминологию). Евреи, безусловно, самая известная (ведь шесть миллионов евреев было уничтожено во время войны! Вдумайтесь в эту цифру!), но не единственная категория. Второй категорией были "политически неблагонадёжные" (деятели французского Движения Сопротивления, советские партизаны и так далее). Третьей – представители "неарийских рас" (например, восточные славяне, которых гитлеровцы хотели превратить в рабов). Но особенно важна для всех здесь собравшихся четвёртая категория – "неполноценные люди".
"К чему он клонит?" – прозвучало в зале. Бейкер оставил вопрос без ответа.
— В данную категорию входили все те, кого нацисты считали "бесполезными для арийского общества". Туда входили инвалиды, умственно отсталые, а также.. гомосексуалисты!
"И что?" – прямо спросил кто-то.
— "И что?" Сейчас, в конце двадцатого века, мы избавились от расовой дискриминации, от политической дискриминации, дали равные со всеми остальными членами общества права инвалидам и намного либеральнее относимся к людям с различными отклонениями в психике (многих из них мы можем вылечить). Но почему до сих пор страдают и должны подвергаться "лечению" гомосексуалы? Разве ориентация – не личное дело каждого? Разве она мешает им быть такими же достойными (или недостойными) членами общества?
"Господин Бейкер, а как вы пришли к такому выводу?" – не унимался голос.
— Во-первых, это согласуется с данными исследований, проведённых европейскими и американскими учёными. Во-вторых, ещё в античные времена подобные мысли высказывал Платон, да и не только он. И наконец, у меня есть подруга-лесбиянка, которая не скрывает своей ориентации, но и не кичится ею. Вне сексуального контекста она абсолютно ничем не отличается от любой из присутствующих в зале дам. Почему мы должны считать людей, подобных ей, неполноценными, как это делали нацисты?!  
Зал оживился.
— Я призываю вас, уважаемые коллеги, быть терпимее и помнить, что сущность прав человека – это право быть самим собой, если это не ущемляет прав других людей. По моему глубокому убеждению, геи и лесбиянки – не сумасшедшие и не лица, которым требуется лечение. Давайте же вместе официально признаем этот научный факт и остановим дискриминацию!..
Окончание фразы утонуло в аплодисментах. Доминик спустился с трибуны с ощущением собственной правоты. Кажется, он всё-таки смог сказать правду...
...Машина подъехала к зданию ВОЗ. Доминик дал шофёру на чай двадцать франков, и спустя несколько минут вошёл в зал. До начала заседания осталось три минуты.
— Господа, проверьте, есть ли кворум! — крикнула в микрофон Кейт.
— Кворум есть! — ответили ей несколько человек из разных концов зала. — Сорок два человека из пятидесяти, а надо не меньше сорока!
— Хорошо. На повестке дня один вопрос: утверждение десятого пересмотра Международного классификатора болезней. Голосуем поднятием рук. Кто "за"?
Руки подняло тридцать девять человек.
— Кто против?
Таких не оказалось.
— 39 за, 0 против, 3 воздержалось! Решение принято! Поставьте свои подписи, господа!
Все по очереди, в том числе и Доминик, подошли к Кейт и поставили подпись под протоколом заседания.
— МКБ-10 утверждён двадцать первого мая тысяча девятьсот девяностого года! На этом заседание объявляю закрытым.
Чиновники потянулись к выходу. Каждый думал о чём-то своём: кто о том, как отдохнёт летом (следующее заседание планировалось на сентябрь), кто о семье, кто о деньгах... А Доминик думал о том, что этот день — настоящий праздник для миллионов человек во всём мире.

 

Глава 3-С

 

***

— Что ты думаешь по поводу речи Доминика Бейкера? – спросила Алиса.

— Я думаю, что эта речь должна стать такой же общеизвестной, как "I have a dream" Мартина Лютера Кинга. Только Кинг боролся с расизмом, а Бейкер – с гомофобией. Но оба они, по существу, добивались одного – реализации прав человека. И если твой взгляд на мир основывается на том же, на чём базируется речь Бейкера, – то я счастлив, что у меня есть такая толерантная сестра. И счастлив, что мы всё-таки встретились, пусть даже и после того, как я упал под поезд.

— Кстати, Сергей, я всё хотела у тебя спросить: как же получилось, что тебя столкнула Соня? Ты в чём-то перед ней провинился?

— Я... Это долго объяснять.

— А ты попробуй!

— Может быть, начать с того, как мы познакомились? Раз уж ты рассказывала о встрече с Алинкой и Алинушкой... 

— Делай, как считаешь нужным. Мне будет интересно в любом случае.

— Даже если это растянется на пять-шесть сеансов Проектора?

— Даже если так. В перерывах я буду рассказывать тебе о своей жизни в Лицее. Там такое случалось... обхохочешься!

— Договорились.

***

Всё шло своим чередом.

Наступивший сентябрь не предвещал ничего особенного. Год назад две школы объединились в одну, и у Сергея появилось множество новых... нет, не друзей. Врагов.

Сергей вообще был крайне недружелюбен. После приснопамятного случая с пребыванием в детдоме он ещё меньше стал любить окружавший его мир. Да и за что, в самом-то деле? За что этот зверёк, росший, не зная своего отца и почти не видя матери, засыпая до её прихода с работы и просыпаясь после того, как она ушла, чуть не оказавшийся в психушке по ошибке, считающий хорошую книжку лучшим в мире собеседником, должен был любить этот город, этот язык, эту культуру?..

Словом, Сергей вырос бы обычным белорусским космополитом, готовым при первой же возможности уехать за тридевять земель искать лучшей доли, если бы не этот день, посеявший в нём зерно сомнения в правильности избранного пути.

Вот этот сентябрьский день две тысячи шестого года.

Точнее, утро.

...Идя к школе, Сергей, как обычно, опаздывал и бежал, не разбирая дороги. Краем глаза он успел заметить что-то белое, но через секунду уже лежал на асфальте. Сергей виновато улыбнулся девочке, которую сбил с ног, и произнёс:

— Извини, я нечаянно...

— Нічога, — произнесла она на чистом белорусском языке без малейшего акцента. — З кожным бывае.

Сказать, что Сергей был шокирован, значит, ничего не сказать. Даже учительница белорусского языка и литературы на переменах разговаривала по-русски. А что уж говорить обо всех остальных!.. Сергей давно привык к мысли, что белорусский язык так же мёртв, как и латынь, и учат этот язык лишь как дань уважения предкам, и вдруг... живая девочка, с лёгкостью изъясняющаяся на нём?!

— Может, будешь говорить по-русски? — неуверенно пробормотал Сергей. — А то я почти не понимаю...

— Хорошо, — с видимым недовольством в голосе согласилась девочка.

— И как тебя зовут?

— Соня. Соня Ковальских. Приехала сюда из Белостока с родителями.

— Белосток? Так ты полячка?

— Белоруска.

— В Белостоке живут белорусы? Я думал, это польский город...

— Я даже больше тебе скажу: белорусы живут по всему миру. Где больше, где меньше, но живут.

— А почему ты переехала?

— Родина тянула... И работу папа себе нашёл. Кстати, ты из седьмого "А" класса, верно?

— Да.

— Я тоже. Кстати, а тебя как зовут?

— Сергей... Мартов.

— Папа – русский?

— Нет, это фамилия по матери.

— Ладно, пошли быстрей, а то опоздаем! — улыбнулась Соня.

Сергей взял её руку в свою и направился к школе. Со стороны это выглядело довольно мило: огненно-рыжеволосая семиклассница с веснушками на щеках, одетая в импортное платьице модного покроя, шла под ручку со своим ровесником, похожим на серого медвежонка из-за волос, костюма и толщины талии. Но её это нисколько не смущало. Сергей же, подумав, выдавил из себя:

— Прыемна... што мы пазнаёміліся!

— І мне прыемна, — ответила та. — Як бачна, ты ўсё-ткі ведаеш беларускую мову, не цураешся яе.

 

Глава 3-А

***

— Как я вижу, тогда ты познакомился с белорусской националисткой, — ехидно заметила Алиса.

— Вот только потом она отошла от всего этого. А я...

— А ты стал таким же человеком с активной гражданской позицией?

— Да, но разве это плохо?

— Братик! — картинно всплеснула руками Алиса. — Ты совершенно неправильно понимаешь жизнь! Ты так и не осознал простой истины: счастье – не в борьбе за фальшивые идеалы какой-то "нации", а в любви, какой бы странной она ни казалась окружающим, и в защите этой любви от посягательств кого бы то ни было! А всё остальное – исключительно приложение к любви.
— Сестра, ты всё-таки преувеличиваешь. Не забывай, что живёшь ты в Беларуси!
— Да какое мне дело до политики? В парламенте спорят – и пускай спорят, значит, чиновникам что-то надо уточнить. Между прочим, это не только моя точка зрения, но и "взгляд среднестатистического европейца", как я недавно услышала по "Евроньюс".
— Алиса, вот вечно я забываю, что мы живём в разных параллельных мирах, и эти линии стремительно расходятся...
— Ладно, хватит об этом, всё равно мы не можем поменяться мирами. Рассказать тебе что-нибудь смешное?
— Хорошо бы. А то воспоминания о Соне вечно заставляют меня грустить. Ведь я люблю её, несмотря на всё то, что она со мной сделала...
— Не печалься, братик! Вот смотри, как я веселилась в Лицее в начале октября... Включить Проектор, дата – 02.10.2009!
***
Начинался очередной урок русского языка. Да, именно урок: несмотря на то, что в Лицее занятия по абсолютному большинству предметов были парными, для языков решили сделать исключение и поделить пополам четвёртую пару пятницы. Надо ли говорить, что 10 "ХБ-3" класс жутко уставал с непривычки и приходил к бедной Наталье Игоревне Зелениной, чтобы сорок пять минут практически не реагировать на все её усилия?..
Впрочем, не все выглядели столь уставшими. Настя Василькова, самая маленькая из всех, что-то рисовала в блокноте, её тёзка и заодно соседка, Настя Забубенская, пересчитывала деньги и думала, что бы ей купить поесть на следующей переменке, учитывая, что до конца этой осталось всего три минуты, а на двух следующих партах о чём-то спорили четверо девочек. Некоторые из них уже знакомы нам по предыдущим сеансам Проектора, но не все. Четвёртую до сих пор вы ещё не видели. Впрочем, в последующем она будет появляться в поле зрения не так уж и часто... Но хватит. Я – всего лишь управляющий механизм Проектора, и мне не к лицу, хоть у меня и нет лица, говорить о том и показывать то, чего от меня не требовали.
— Алиса, у тебя учебник есть? — спросила Алинка, загадочно улыбаясь. — А то Алина тоже забыла...
— У меня-то есть, но, видишь ли, тогда мы с Надей останемся без ничего.
— А давайте тогда сядем все вместе, и никто не обидится! — подала голос Надя, до этого скромно сидевшая в уголке.
— Вчетвером? А мы поместимся? — заволновалась Алинка.
— Поместимся, не волнуйся, — буркнула Алина. — Втроём помещались, значит, и вчетвером поместимся. Двигаемся!
Спустя минуту четыре стула уже стояли за первой партой. Алинка сидела между Алиной и Алисой, а Надя, как обычно, оказалась практически вплотную к стенке кабинета. Учебник лежал в центре стола, так, чтобы любая из девочек могла его видеть. Эта иллюзия подготовки ко внеочередному тесту длилась секунд семьдесят. Почему "иллюзия"? Да потому, что на самом деле серьёзно об учёбе в это время думала только Надя, а Алиса с Алиной предпочли уткнуться в волосы Алинки и релаксировать, зная, что тестик всё равно несложный. В таком положении их и обнаружила Наталья Игоревна. От удивления она даже уронила журнал на пол.
— Знаете, девочки, — своим неповторимым филологическим голосом начала Наталья Игоревна, — здесь всё же Лицей, а не дом свиданий. Поэтому садитесь быстрее на положенные места и доставайте листочки.
— Наталья Игоревна, — начала канючить Надя, — но так же удобнее повторять!
— Да неужели у вас одна книга на четверых? Совсем как двадцать лет назад, ну ей-богу. Вот пускай Митя сядет с Женей, а Женя отдаст свою книгу девочкам.
Митя демонстративно поправил сумку с прикреплённым к ней чучелом норки, лежащую на стуле, и процедил:
— Ещё чего! Женя только что из лаборатории вернулся. Не знаю, с чем он там работал, но воняет от него изрядно, — с издёвкой в голосе произнёс Митя, посмотрел в сторону Жени и сморщил нос.
— Митя, как тебе не стыдно! — всплеснула руками Наталья Игоревна. — Может быть, Игорь поделится учебником? Игорь!
Игорь спал, уткнувшись головой в злополучную книгу. Игоря Князева чуть ли не на следующей неделе после того, как он начал учиться в Лицее, выбрали старостой общежития. А в общаге, как известно, жизнь кипит почти круглосуточно. Вот и приходилось Игорю спать на парах, учитывая, что он уже начал готовиться к республиканской олимпиаде по биологии, и по ночам не только веселился, но и штудировал энциклопедии и справочники. Положа руку на сердце, любой человек, не знавший Игоря, увидев его, подумал бы, что это просто лентяй. Ибо как можно понять человека, не ценящего пребывание в Лицее, если не знаешь, что за этим стоит? Так же воспринимала Князева и Татьяна Игоревна. 
— Игорь, зачем ты пришёл, если так уж спать хочется? Спи в общежитии!
Игорь всё так же мирно дремал.
— Ладно, не будем будить спящего красавца. Может быть, Лена с Настей помогут? Они сегодня весёлые, сияют, как начищенный самоварчик...
— С удовольствием! — чуть не вскочила с места Лена Храмцевич. Одна из отличниц класса и, похоже, единственная претендентка на медаль не упускала случая, чтобы понравиться новым учителям. — Только вот, Татьяна Игоревна, вы говорили, что на тест уйдёт сорок минут, а пять уже прошло...
— Ничего, повторяйте, — ответила Татьяна Игоревна, передавая Алинам учебник и наблюдая за тем, как Алиса и Надя с видимым неудовольствием возвращаются на законные места. — А после теста и спросите у вашего старосты, почему он такой жадный, и у старосты общежития, почему он такой сонный.
...И дальше всё пошло своим чередом, не вызывая никаких конфликтов: так уж было заведено в Лицее. Но Алинка всегда знала: если что – Алиса и Алина всегда рядом и готовы помочь. Это очень сильно поддерживало Алинку, не знавшую одиночества со дня поступления в Лицей. Она надеялась, что все трое спокойно поступят на биофак и ещё как минимум семь лет будут вместе, потому и улыбалась всё время, понимая размер счастья, доставшегося ей.

 

Глава 4-С

 ***
— Нет, ну какая же ты везучая девочка, Алиса! Нашла таких подруг, которые сразу стали к тебе близки... Мои взаимоотношения с девушками намного сложнее, но об этом я расскажу тебе чуть позже. Это связано с прошлым летом...
— Не надоедай, братик. Скажи честно: ты одобряешь то, что я делаю с Алиной и Алинкой... Алинушкой... да какая разница! Может быть, ты уже втайне ненавидишь меня и это место? — улыбнулась Алиса.
— Одобряю или не одобряю — я сам ещё не понял. Моё отношение к жизни и многим её частностям — весьма переменчивая штука. То одного хочется, то другого, то третьего...
— Странный ты человек, братик, как и я, впрочем. Хотя у меня логика есть. Хоть бал и правят эмоции. Хоть я и многого хочу...
— Алиса, ты начинаешь повторяться! — шутливо погрозил пальцем Сергей.
— Ну и что? — Алиса сделала вид, что обиделась. — В конце концов, это я тебя спасла, а не наоборот. Ведь не думаешь же ты, что попал сюда по воле слепого случая или по неведомому закону природы?
Сергей выглядел ошеломлённым.
— Правда? — прошептал он. — А я всё никак не мог понять: ну неужели просто совпало так, что ты испытывала методы погружения в Междумирье, а я провалился туда нежданно-негаданно?.. Теперь многое прояснилось.
— Ещё скажи, что веришь в судьбу, братишка, — хохотнула Алиса. — Ну да ладно. Братик, не мог бы ты показать мне, как ты провёл лето две тысячи восьмого года?
— А почему тебя заинтересовал именно этот год, Алиска? — ответил вопросом на вопрос Сергей.
— Потому что мой неизменный принцип — "Откровенность за откровенность". Расскажешь о своём лете — я расскажу о своём.
Сергей привычно приказал проектору показать конкретное место (село Меджибож) в конкретный день (утро пятого августа), мысленно поблагодарив судьбу за то, что Алиса не назвала прошлый, две тысячи десятый год...

***
За прошедший месяц Сергей отучился следить за временем. Понедельник, пятница, воскресенье, среда, – все дни были равнозначны в украинской глубинке. Вот и этот вторник не предвещал ничего особенного: обычный рассвет, прогулка к колодцу за водой, разговор с соседями, завтрак... и до обеда делать нечего.
В Минске Мартов очень любил читать детективы. Так сильно, что за полгода одолел весь запас школьной библиотеки. Он записался в детскую библиотеку, куда приходилось ездить на автобусе, и стал читать то, что было там, пока не понял одной простой вещи: суть таких книг не меняется – варьируются лишь имена.
Сказать, что Сергей был шокирован, – значит, не сказать ничего. С раннего детства, оставаясь по вечерам в одиночестве, Мартов привык поглощать знания, словно иссохшаяся морская губка. Каждая прочитанная книга несла в себе что-то новое, чистое, доброе, светлое... А что теперь? Всё кончено?
Сергей пытался избавиться от этого ощущения – но куда там! "Алмазный меч, деревянный меч" Перумова оказался очень жестоким произведением, отбившим всякую охоту к дальнейшим поискам. Мультфильмы Мартову давно надоели, интересных фильмов он тоже не знал...
Тупик.
Разве может быть что-нибудь страшнее этого?
...В книге Перумова очень часто встречалось слово "любовь". Но что это – понять было трудно. Чувство, возникающее, когда с человеком интересно поговорить? Или тогда, когда он тебе не мешает? Или тогда, когда вместе с ним можно делать что-то интересное? Сердцем Сергей чувствовал неполноту собственного понимания, но выразить её словами не мог.
Вечером Мартов взял в руки карандаш, лист бумаги и неуверенно начал:
                                                               О солнца луч, ты так сияешь...
— Поэзия?.. — прошептал Сергей. — Я – поэт?..
А карандаш без малейшего напряжения выводил:
                                                               Перед закатом чуть блестя,
                                                               Ты, может, даже не мерцаешь,
                                                               Цветною радугой светя!
                                                               Закат, и ночь уже приходит,
                                                               На крыльях сумерек летя,
                                                               И в этой августа погоде
                                                               Исчез вмиг луч, навек уйдя.
                                                               Короткой ночи век недолог,
                                                               И утром первый луч сверкнёт,
                                                               Но он другой: он слишком тонок,
                                                               Он растворится, не уйдёт.
Сергей отшатнулся от стола.
— Я что, способен создавать что-то своё, а не повторять чужое?.. — не верил своим глазам Мартов.
Но факт оставался фактом.
— А раз так, может быть, любовь – это всего лишь единение людей в совместном творчестве?..
Заходящее солнце, на которое время от времени смотрел Сергей, не могло ответить на этот вопрос, слишком похожий на риторический.

 

Глава 4-А

***

Алиса лежала на площадке возле Проектора и громко хохотала. Такой её Сергей ещё не видел. Время от времени Алиса пыталась успокоиться, чтобы спустя несколько секунд вновь разразиться смехом.

— Сестра, что с тобой? — озабоченно спросил Сергей.

— Ты... такой забавный, братик! — сквозь смех ответила девушка. — Мир книг... заменил для тебя все прочие удовольствия, а ты этого не понял!

— Разве? — возразил Сергей. — Я нуждаюсь не только в своём и чужом творчестве, но и в возможности высказывать гипотезы, предложения и так далее. Ты просто ещё не знаешь абсолютно ничего о моей политической деятельности...

— Политическая деятельность? В семнадцать лет?! — вновь рассмеялась Алиса.

— А разве любить в шестнадцать – не рано? Тем более так... — резко бросил Сергей.

Немного помолчав, он продолжил:

— Сестра, мне кажется, я довольно чётко показал источник моего характера, моего поведения. Ты же сама говорила: "Откровенность за откровенность"! Так что теперь я желаю знать, что сделало тебя той Алисой, которую я знаю. Неважно, летом это было, осенью или зимой — мне хочется увидеть и прочувствовать это.

— Сергей, я не верю тебе. Если это воспоминание о летнем украинском вечере — "источник твоего характера", то почему ты так его боялся? Почему ты не хотел говорить об этом лете? Почему?!

— Потому что я очень скрытный, Алиса! Я с детства скрываюсь от сверстников и сверстниц, боясь насмешек! Ну кто ещё, кроме тебя, сестра, понимает, что такое литература и как эта игра ума важна для меня?!

— Тоже мне, Набоков нашёлся! — саркастически ответила Алиса. — Мы живём на родине, мы молоды, так зачем же стремиться к тем, у кого всего этого не было?!

Сергей бессильно застонал.

— Алиса, это просто невыносимо! Я стараюсь говорить тебе правду и только правду, пересиливая себя, погружаясь в зловонные глубины прошлого, пытаясь достать оттуда жемчужины, иной раз дёрзко выточенные из железа или дерева, но в ответ получаю лишь насмешки и издевательские намёки на гораздо более счастливую жизнь своей сестры! — на одном дыхании прокричал Мартов и чуть не потерял сознание.

Любое слово, сказанное сейчас Сергеем или Алисой, могло стать поводом к драке. Поэтому Алиса вместо того, чтобы едко возразить, отвернулась и стала смотреть на одиноко стоящий столик с двумя кружками на нём. Пыли в них не было, равно как чая, кофе или чего покрепче. Девушка дотронулась мизинцем левой руки до края стола, и прямо возле неё появился чайник, заполнившийся водой словно из ниоткуда.
— Сестра, как это работает? — тяжело вздохнув, спросил брат.
— Чайник собирает водяной пар и нагревает конденсат при помощи солнечной энергии. Когда чайник не нужен, стол надёжно скрывает его от глаз.
— Так что же мы будем делать, Алиса?
— Пить чай. А потом подумаем, что же делать дальше.
В воздухе вновь повисло молчание, спустя пару десятков секунд нарушенное шумом кипящей воды. Сергей зачарованно наблюдал за тем, как пузырьков пара становилось всё больше. Вот их уже пять, десять, двадцать... Поверхность воды начала колыхаться, самовозбуждаясь с каждым мгновением. Наконец, пар пошёл из носика чайника, и раздался сухой щелчок выключателя.
— Братик, неужто и это тебе интересно? — с какой-то непонятной тревогой в голосе спросила Алиса.
— Мне интересно всё, сестра. Даже то, что остальные считают обыденным.
— И обыденность моей жизни тебя тоже интересует? — продолжила Алиса.
— Конечно! Вот чем ты, например, занималась в этот Новый Год? Не ночью, а именно с утра?
— В этот? Первого января две тысячи одиннадцатого?
— Да, сестричка.
Алиса едко хихикнула.
— Братик, разве я не говорила тебе, что любое упоминание о механизме Междумирья приведёт к ужасному результату?
Сергей задумался.
— Кажется, да... Во время нашего первого разговора ты сказала, что в июне прошлого года нашла книгу, которой в моём мире не существует. Верно, Алиса?
— Абсолютно. Но...
— Что "но"?
— Но далеко не каждый день я пользовалась своими новыми способностями.
— И что? — Сергей явно пасовал перед очередным ребусом своей гениальной сестры.
— А то, что эти дни вполне может восстановить Проектор. Если же я ошибаюсь – Проектор автоматически перейдёт к ближайшему безопасному фрагменту времени.
— Подожди! — Сергея пронзила внезапная догадка. — Если опасности нет, значит... тебе просто захотелось поэпатировать меня?!
Ссора могла бы вспыхнуть с новой силой, если бы спустя долю секунды Сергей и Алиса не летели бы в бездну времени. Проектор вновь показал силу своего алгоритма.

***
— Чуток минералки – и я оклемаюсь. Чуток минералки – и я оклемаюсь, — постанывая, бормотал Игорь.
Кто додумался всем классом праздновать Новый Год в общаге – уже никто не помнил. Но идею с удовольствием поддержали все, даже классная. Агата Валентиновна сама попросила коменданта пустить минчан в общагу, и тот согласился. Естественно, две бутылки водки, неожиданно оказавшиеся у него, комендант посчитал подарком судьбы.
Четвёртый этаж был полупустым: адекватные лицеисты уехали домой, равно как и студенты. В итоге любой химико-биолог мог выбрать себе компанию по интересам. Так и вышло: класс поделился на пять неравных частей. Естественно, эти части в большинстве своём были разнополыми, но ещё две бутылки заставили коменданта закрыть глаза и на это. Получив же от Мити литр английского виски, комендант вознёс хвалу богам и благополучно умотал домой: всё равно лицеисты не успеют окончательно уничтожить общагу за одну ночь, даже если они химики.
— Эти дети — как коллективный Дед Мороз, а Агата Валентиновна — Снегурочка... — шептал комендант, осторожно неся в руках драгоценный груз.
Но оставим пьяницу и вернёмся к свободным, весёлым и жизнерадостным лицеистам. Каждая из комнат оказалась по-своему интересной, так что я решил показывать их в случайном порядке: никто не останется обиженным. Ни Сергей, ни Алиса, ни сторонние наблюдатели, в число которых, кстати, не вошла Агата Валентиновна со своим сыном Ильёй — они предпочли скромный семейный праздник нескромному лицейскому.
~
— Алесь Микашевич — слишком уж бесхарактерная фигура...
— И что? Всё равно парламент важнее его!
— Но, Женя, ведь наша страна...
— Успокойся, Сергей! Ты слишком часто думаешь о политике, а нам надо думать о другом: тебе — о биологии, мне — о химии.
— Женя, но ведь я же член БРСМ! И это обязывает меня следовать определённым идеалам...
— Без фанатизма, Сергей, без фанатизма! — отмахнулся Женя.
~
— ...И вот так мы с Машей встретились.
— Митя, да ты ловелас!
— Катя, я знаю!
— Так, что тут? Скандалы-интриги-расследования?
— Аня, иди к Андрею, не мешай нам!
— Ой-ой-ой, уже спелись... А я Маше скажу!
~
— ...Костя, и не надоело тебе пить?
— А что, Андрюша? Пива больше нет?
— Есть, но я хочу живым домой вернуться!
— И вернёшься!
— Может быть, американцев потроллим? У меня ноут с модемом есть...
— Давай!
~
— ...Оля, а шестой сезон будем смотреть?
— У меня от этого "Хауса" скоро в голове полный хаос будет!
— А ты что скажешь, Настя?
— Я не против, Лена.
— Вот и отлично! Сейчас диск вставлю...

~
— Игорь, почему бы тебе не прогуляться с Настей, Настенькой и Надей?
— Мне лень... Спать хочу от этой зоологии...
— Вот и отдохни! Новый Год же!
— Алиса, а куда же мы пойдём?
— Попробуйте к другим компаниям приткнуться! Я не слишком груба, Алина?
~
— А если нам основать партию?
— Зачем? И потом, нам ещё восемнадцати нет...
— Женя, так к тому времени у нас уже должна быть структура!
— Сергей, ты же провалишься на олимпиаде, если отвлекаться будешь!
— А что, я должен зубрить, как Игорь?
~
 — Привет, Митя! А где все?
— Откуда я знаю? А тебе не пофиг?
— Почему ты ответил вопросом на мой вопрос?
— А ты, Маша?
— Ты еврей?
 — Маша, зачем так прямо?
— Митя, мне надоело!
— И мне...
 — Не кидайся на меня! Ах...
~
— Андрей, переведи, что ты там написал!
— Катя, Аня. Костя, я слишком воспитан, чтобы говорить это вслух.
— Фу, какие мы нежные!
— Не нежные, а вежливые! Правда, Костя?
— Да!
— Аня, не закрывай Мозиллу! Ну вот...
— Ты лолифаг, Андрюша?
— Костя, лучше б ты молчал...
~
 — Оля? Ну как тебе Хаус? Оля? Оля!
— Она спит. Наверное, много выпила...
— Настя, так она же не пьёт!
— От "Хауса" любому пить хочется.
— Ты серьёзно?
— Лена, серьёзнее не бывает!
~
— А что теперь, Алиса?
— Алинушка, вспомни февраль — и всё поймёшь...
— Не смущай её, Алиска, ладно?
— Алина, я просто люблю говорить загадками.
~
— Игорь, ты нам надоел!
— Все меня гонят...
— Настя, может, потерпим?
— Если тебе, Надя, он нравится — то и иди с ним! А мы к Мите сходим...
— Удачи, девочки!
~
— Я к вам!
— Лёгок на помине! А мы тут о политике говорим...
— Точнее, ты говоришь, а я слушаю.
— Ну, это уже детали.
— Хоть к Лене иди!
— А кто тебе мешает, Женя? Вы же друзья...
~
 — Митя, мы к вам! Митя?..
— Ещё раз ввалитесь в такой момент!.. — заорал Митя и кинул в девушек Анины туфли.
— Настенька, осторожно! Боже...
— Мои зубы!
— Пойдём, пойдём отсюда...
— Вот дурочки, не правда ли, Митенька?
— Правда, ведь самая умная — ты, Маша!
— Это сарказм?
— Это комплимент.
~
— Блин, и как тебе удавалось так долго это скрывать?
— Я прикидывался Анонимусом и признавался в своих чувствах всему Тиречу.
— Attention whore! (англ. "человек, любящий привлекать внимание к себе")
— Кто бы говорил, Катя... Ты же на меня жаловалась в пятницу?
— Аня, не слушай его!
— А Костя?
— А Косте пофиг. Правда, Костя?
— Да!
~
— Настя, всё хорошо, только Женю бы сюда...
— На чудо надеешься, Лена?
— Я к вам! О, Хауса смотрите? Настя, что с тобой? Головой об стол-то не бейся!
— Ничего страшного, Женя — просто сейчас сбылось её предсказание.
— Лена, а ты веришь в судьбу?
— Я? Нет, я верю только в зубрёжку. А ты?
— А я верю...
— Что-то не похоже.
— Если бы я не верил в судьбу — я бы не пришёл сюда!
— Заманчиво звучит.
— Мне выйти, Лена?
— Пожалуй, да, Настя.
~
 — Не бойся, Алинка! Видишь, мы уже готовы...
 — А если комендант придёт?
 — Скорее конец света настанет. Прыгай к нам!
— А, была не была!..
~
— Как насчёт "Партии любителей природы"?
— "Зелёные" уже есть. Не прокатит.
— А "Союз радикальных антиглобалистов-коммунистов-анархистов?"
— Целиком — длинно и пугающе, аббревиатурой — не воодушевляюще. Хотя...
— А девизом будут слова Ивана Грозного: "Отруби лихую голову!"
— Шутишь, Серёга?
— Нисколько, Игорь!
— Ну-ну.
~
— Хоть стреляйся!
— Блефуешь, Андрей?
— Костя, вовсе нет!
— А почему ты забыл об Ане и Кате?
— Так они же ушли, не так ли, Костя?
— Куда?
— Не знаю! Туда же, куда и мы, наверное. Видишь эти синие горы?
— У меня они красные.
— А, пофиг! А красное море?
— У меня оно жёлтое.
— Фигня! Разве это не красиво?
— Но это же глюки, Андрей!
— Скажи спасибо Жене за синтез!
~
— Женя, ну почему же ты раньше молчал?
— Я боялся, Лена. Но... у нас ведь есть ещё полгода?
— Женя, обещай мне, что у нас целая жизнь впереди!
— Обещаю.
— А теперь делай со мной всё, что хочешь...
~
— Алинка!
— Алиска!
— Алина!
~
— Блин, Игорь, ты на часы хоть смотрел?
— А сколько сейчас?
— Без пяти минут полночь!
— Включай телевизор!
— Так ведь нету же!
— Ну, радио тогда... И побыстрее!
~
— Микашевич крут!
— Маша, а ведь ты права.
— Ох, скоро и год кончится...
~
— Ты жив ещё, Костя?
— Ну да, только скорпионы покусали.
— А меня — слоны потоптали. Как выберемся отсюда — Жене пожалуемся!
~
— Настенька, теперь меньше болит?
— Да, Настя. Спасибо тебе. Ох уж этот Митя!..
— Его тоже можно понять. Не грусти!
— Боже, я чувствую себя героиней аниме!
— Почему?
— Ну, ты так заботишься обо мне, как будто ты — моя сестра, или... кто-то ближе...
— Не забывайся, Настенька!
— Настя, я так хочу тебя обнять...
— Я не вынесу этого! Хотя... Да пошли они к чёрту, принципы!
~
— Лена, ты — моё чудо!
— Нет, Женечка, это ты – моё чудо!
~
— Уже Новый Год?
— Ещё десять секунд...
— Я так рада, Алина!
— А я-то как счастлива, Алинушка...
— Про меня забыли?
— Нет, Алиска, что ты!
~
— Две тысячи одиннадцатый?
— Именно.
~

 

Апрель 1992

***

Алиса ещё не видела Сергея настолько беззаботным. Он улыбался не деланно, как бывало когда-то, не пытаясь скрыть обиду, как случилось после одного из сеансов, а искренне. Словно в подтверждение этому настроению в воздухе Междумирья появились маленькие парашюты отцвётших одуванчиков. Откуда они тут взялись? Куда летят? Алиса, как и Сергей, не знала ответа, но светлое настроение передалось и ей.

— Алиса, огромное тебе спасибо за этот день. Всё здесь было настолько радостным...

— Я так и думала.

Некоторое время брат и сестра молчали.

— Наверное, мне ни разу не удавалось отпраздновать Новый Год хотя бы на сотую долю от того, что пережила ты... — с лёгкой грустинкой в голосе сказал Сергей.

— Всё ещё впереди, братик.

— Так, может быть, хватит воспоминаний? Пора жить и не думать о прошлом...

— Я бы с радостью, братишка, только вот до того, как наши теперешние истории не будут закончены, Междумирье нас не отпустит.

— Сестра, но ведь твоя история ещё далека от финала!

— А твоя? Должна же существовать причина печали!

— Моя история?.. — Сергей выглядел обескураженным. — Моя история ещё никогда не звучала — я скрываю её даже от самого себя.

— Это как?

— Трудно объяснить...

— Попробуй! В конце концов, для этого мы здесь и находимся.

— А не лучше ли нам узнать побольше о наших родителях? — отмахнулся Сергей.

— Хорошо, — неожиданно согласилась Алиса. — Проектор перенесёт нас в очень странное время между распадом Советского Союза и нашим рождением — в апрель тысяча девятьсот девяносто второго года. Честно говоря, я и сама плохо знаю, каким был тогдашний быт, да и не задумывалась об этом. Ещё раз спасибо за идею.

И брат с сестрой, взявшись за руки, понеслись в далёкое для них, но близкое для их родителей прошлое...

*** 

Ольга Ивановна вышла из здания университета, чтобы сесть на троллейбус и поехать домой. На деревьях уже набухли почки, с нетерпением ожидая майских тёплых солнечных лучей, чтобы порадовать горожан светлой зеленью листьев и белыми лепестками цветов. Мало кто обращал на это внимание: в полуторамиллионном городе людям было не до этого. А вот Ольга Ивановна заметила и улыбнулась, подумав о чём-то невероятно далёком...
"Двадцатка" подошла вовремя, и Ольга Ивановна довольно удобно устроилась на задней площадке. После очередного дня напряжённой работы отдых был просто необходим.
— Девушка, можно с вами познакомиться? — услышала Ольга робкий голос справа.
Повернувшись, женщина с трудом удержалась от смеха: какой-то худенький студент в очках, выше её на полголовы, сказав эту фразу, покраснел, будто пятнадцатилетний подросток.
— Да пожалуйста, а то невозможно: с утра до ночи над диссертацией работаю, — ответила она. — Меня зовут Ольга.
Студент ещё сильнее смутился.
— А меня — Алексей. Очень приятно познакомиться. Кстати, как называется ваша диссертация?
— Разработка принципиально нового типа аккумуляторных батарей, — пробормотала Ольга Ивановна.
— Как, неужели и вы занимаетесь физикой? Я учусь на четвёртом курсе физфака, хотя в последнее время больше занимаюсь программированием... — запинаясь, начал Алексей.
— Программированием? А с обработкой статистики дело имели или нет? — заинтересовалась девушка.
— И это тоже. Для одной фирмы вот систему учёта настраивал позавчера, сейчас гонорар получать еду...
— Отлично. Просто у меня возникли проблемы с обработкой результатов на ЕС ЭВМ. Бьюсь уже с неделю, наверное, — а толку чуть.
— А... в субботу у вас можно работать?
— Да, до десяти вечера вычислительный центр открыт. Что, Алексей, хотите мне помочь?
— Пожалуй, да. Ольга, можно ваш телефон записать?
— 21-88-74. Спросите Ольгу Ивановну.
— А как представиться?
— Скажете, что звонит ассистент... Как, кстати, ваша фамилия?
— Чепухов.
— Как-как? — Ольга подумала, что ослышалась.
— Чепухов. Алексей Чепухов. Я позвоню в пятницу, хорошо?
— Хорошо. Кстати, мне уже и выходить пора...
— Приятно было познакомиться, Ольга.
— Мне тоже, Алексей.
Ольга не спеша пошла вперёд, возле перекрёстка повернула направо и оказалась в частном секторе. Неподалёку виднелся и дом — семиподъездная девятиэтажка.
— Странно всё это как-то, — подумала девушка. — Он младше меня лет на десять, а выглядит так, как будто влюбился...
Ольге нравилось морочить голову мужчинам. Впрочем, заниматься наукой ей нравилось ничуть не меньше. А вот то, что сейчас снова придётся стоять в очереди, чтобы отоварить талоны, издевательски названные "визитными карточками потребителя", ей совсем не нравилось.
А деревья всё так же к чему-то готовились, и лёгкий апрельский ветер ерошил волосы прохожих...
Кому всё это было нужно?
Ольга Ивановна не знала ответа, ибо привыкла полагаться лишь на себя и верить в себя. Ну, ещё и в разум, хотя действия доморощенных "парламентариев" заставляли сомневаться в его наличии.
— Странно всё это как-то... — вновь повторила она.

 

Глава 5-С

***

Проектор погас. Сергей долго думал, что же сказать Алисе по поводу увиденного.

— А у тебя тоже есть цель в жизни, как у нашей мамы? Хотя бы временная? Или ты, как и большинство людей на Земле, думаешь лишь о своём личном счастье?

— Я, конечно, забочусь об Алинушке и люблю Алину как равную себе. Я боролась за своё счастье, когда это было нужно. Ты ещё увидишь меня в таком положении!

— Что ж, надеюсь на это, — непривычно сухо заметил Сергей.

— А ты разделяешь мои идеи?

— Как тебе сказать... Я всегда старался быть толерантным и терпимым, пока однажды мне это не вышло боком.

— И когда же? И как это было? — заинтересовалась Алиса.

— Во вторник, двадцать шестого августа две тысячи восьмого года... Всё, больше ни слова!

— Прошу тебя, братик!

— Нет, Алиса! Ты сама ужаснёшься! Слишком тяжело мне это вспоминать, хоть и прошло уже два с половиной года...

— Я настаиваю!

— Ты действительно хочешь увидеть эту чернуху? Зная возможности Проектора...

— Да, я готова ко всему! — с какой-то оголтелой убеждённостью воскликнула Алиса.

— Хорошо... — тяжело вздохнул Сергей. — Включить Проектор! Дата – 26.08.2008! Место — станция Колосово! Включить фильтрацию мата!

— Проектор не предлагает такой возможности, — успела ответить Алиса, прежде чем субреальность их поглотила.

 Впечатлительным дамам и господам рекомендуется перейти к чтению главы 5-А, пропустив остаток данной главы.

***
Сергей стоял на платформе станции "Колосово". Он ждал электричку, чтобы уехать в столицу. Этот день не был ни выходным, ни праздничным – большинство белорусов провели его на своих рабочих местах. Но Сергей мог себе такое позволить: он в эти дни служил перевозчиком винограда, яблок и прочих даров семейного огорода. Сергею ведь всё равно нечем было заняться, так ведь?
Он смотрел на синие занавески домика станционного смотрителя и думал о чём-то своём...
Так продолжалось несколько долгих минут. "Долгих" – потому что Сергей не умел ждать. А делать это на всём протяжении его пока ещё недлинной жизни приходилось не раз и не два.
Электричка, выехавшая из Бреста рано утром, показалась из-за поворота. Люди на станции оживились. Оживление было вполне объяснимо. Уже неделю в это время приходил не привычный рижский электропоезд двадцатилетней давности, а сцепка из двух швейцарских "Штадлеров". По одному взгляду на эту электричку становилось понятно, что она символизирует скорость (до ста шестидесяти километров в час!), модернизацию и прочие прелести сильной и процветающей Беларуси. Вот только люди от появления новой техники новыми не становятся. Подобное в истории бывало неоднократно, так вышло и сейчас.
Сергей спокойно провёл магнитной картой по считывателю на входе в электричку и вошёл внутрь. Удобные мягкие сиденья, телевизор в каждом вагоне, бегущая строка... чего тут только не было! У Мартова просто глаза разбегались от такого великолепия.
— Следующая станция — Негорелое! — объявил спокойный голос автоинформатора.
Сергей уселся рядом с дверью, достал из кармана плеер с наушниками и начал слушать какую-то японскую музыку. Так прошло десять минут.
Поезд остановился. Из открывшейся двери стала доноситься отборная ругань. Самым корректным из услышанного было "Дембель – сила!", повторённое десятком глоток. Через двадцать секунд крики заполнили всё пространство поезда.
— Дембелю всё по хую!
— Проебали два года – теперь, бля, свобода!
— Идут дембеля – долой якоря!
— Нам всё пох! Гражданский – лох!
От ужаса Сергей заткнул уши. Боже мой, ну разве можно так никого и ничто не уважать?!
— Оплачиваем проезд! — к пьяной толпе подошла контролёр, сопровождаемая двумя охранниками в форме.
— Дембелю всё по хую! — было ей ответом.
— Платите, бля! – не выдержал один из охранников.
— Вас двое – нас десять! Можем и за яйца подвесить! — зарычали дембеля.
— Последний раз повторяю!
— Да хоть ещё сто раз! — утробный хохот заставил случайных свидетелей вжаться в сиденья и отвернуться к окнам.
К тому времени Мартов дослушал очередную песню.
— Отстаньте, пожалуйста, от девушки! — кинув плеер на сиденье и вскочив, прокричал Сергей неожиданно даже для самого себя.
— Что?! Пацан, с ума сошёл или жить надоело?! — главный заводила не скрывал своей злобы.
— Мне просто надоело терпеть гнусность и хамство! Хватит! Этому меня учила подруга, этому меня учит музыка, и я говорю так! — совершенно серьёзно ответил Мартов.
— Ой-ой, герой... А не хочешь сквозь себя пропустить весь конвой?.. — захохотал наглец.
— Что бы это ни было – я к этому готов! — Сергей не знал, о чём говорит дембель.
Контролёр упала в обморок, а охранники изменились в лице.
— Пацан, ты серьёзно?.. — пробормотал один из стражей порядка.
— А как иначе? Только правда спасёт мир! — голос Сергея при всей наивности его слов внушал доверие.
— Берём! Берём! — заорали дембеля. — Сторожим возле сортира, чтобы даун не съебал! И пусть только кто попробует нам помешать – мы и его будем ебать!
Пассажиры подавленно молчали, охранники — тоже, ну а контролёр тихо плакала.
— Пацан, кидай шмотьё, пора работать! — проорал главный.
Сергей послушно оставил вещи на сиденье и побрёл в сторону туалета, всё ещё не понимая, что с ним хотят сделать. Избить? Повесить? Застрелить? Или... О том, чем может быть "или", Мартов не знал почти ничего.
Главный завёл Сергея в туалет и заломил его руки за спину.
— А теперь снимай штаны, бля!
— Но... как? Руки же заняты...
— Ах ты сука!
Дембель хлестнул Сергея по лицу солдатским ремнём.
— Снимай, а то буду бить дальше!
Сергей, кое-как дрыгая ногами, снял сапоги и сдёрнул штаны, в клочья разодрав их.
— Труселя, бля!
— Зачем?
— Наивняк... — усмехнулся преступник. — Ни фига не понял до сих пор?
Парень промолчал.
— Наклонись! — приказал дембель.
Мартов послушно сделал то, о чём его просили.
— Ну, держись! — как-то мягко произнёс инициатор всего происходящего.
Сергей успел почувствовать лишь что-то длинное, твёрдое и шершавое, проникающее в него.
— Что вы имеете в виду? — испуганно забормотал Мартов.
— Что имею, то и введу, бля! — усмехнулся дембель. — Точнее, уже ввожу.
— Но... разве вы не понимаете, что это насилие? — прерывисто дыша, пытался остановить непоправимое парень.
— Насилие? — преступник со злобой посмотрел Мартову в глаза. — С нами "деды" обходились куда как жёстче! Будь проклята такая "защита Отечества" от невидимых врагов!
— Кстати, лично я... за контрактную армию... — удивительно, но в голосе Сергея зазвучали довольные нотки.
— Хуй что меняет твоё мнение! — вновь стал звереть безымянный насильник.
Некоторое время оба молчали, понимая ненужность разговора. То, что началось со слова, продолжилось ремнём, а кончилось тупым предметом, подошло к своей естественной кульминации.
— И... подобное повторится ещё девять раз? — Мартов схватился за голову освобождёнными руками.
— Конечно, ёпт! Только размер и продолжительность не совпадут.
Дверь открылась.
— Следующий! — устало рявкнул главарь, выходя из нового филиала Содома.
— Третий!
— Четвёртый!
— Пятый!
— Шестой!
— Седьмой!
— Может, хватит с него? — спросил восьмой. — А то до вокзала не успеем, бля...
— Похуй! — равнодушно ответил дембель. — Иди!
— Девятый!
— Десятый!
Ещё пятью минутами спустя поезд начал тормозить, подходя к вокзалу.
— И пусть только кто попробует пикнуть — прибью, бля! — проорал на прощанье дембель и выскочил на платформу. Остальные девять последовали за ним, прихватив с собой кондуктора и охранников. Пассажиры, постаравшиеся забыть всё увиденное, поспешили в метро.
Опустевший поезд поехал в депо. Про Сергея, естественно, никто не думал — там разберутся!
...Мартов очнулся и осмотрелся вокруг. Очень европейское место, в котором с ним поступили по-дикарски: до сих пор всё тело ноет, особенно та его часть, что пониже спины. Как же это противно...
Сергей встал и натянул на себя трусы, затем – штаны, забытые десятым. Отряхнувшись, поискал сапоги. Бесполезно: кроме огромных солдатских кирзачей никакой обуви поблизости не наблюдалось. О том, чтобы найти плеер и кошелёк, и речи быть не могло. Хоть виноград остался цел, и то хорошо.
— Тут кто-то есть? — прокуренным голосом спросила уборщица.
— Да! И... пожалуйста, не говорите, что кого-то нашли! — Сергей пулей выскочил из туалета и через пять секунд уже бежал вдоль путей. На западе заходило солнце, прикрытое конструкциями нового моста и полуразрушенной тюрьмой. Сергей же бежал на восток, к людям.
— Как я оправдаюсь? Как?! — хватался за голову парень.
Этого не дано было знать никому. Поруганная правда не вызывает ничего, кроме отвращения, а глупое геройство – ничего, кроме смеха. И то, и другое легко могло добить и без того измученного Сергея.
Мартов ясно понял лишь одно: безмятежное детство закончилось, равно как и засушенное отрочество. Пришла юность со всеми её достоинствами и недостатками, а сегодняшний опыт не мешало бы забыть навсегда.
Нет, ошибка.
Запомнить этот день, вырезать на досках своей памяти до мельчайшей детали, как бы натуралистична она ни была! Так, чтобы опыт не захотелось повторить в более благоприятной обстановке.
Удастся ли это сделать? Впрочем... зачем?
Зачем бежать от себя? Катализатор в виде насилия лишь указывает на то, что насилия не следует бояться. А площадная ругань насильников – повод посвятить себя языку Богушевича, Богдановича, Тётки, Купалы, Коласа и Сони. Белорусскому языку.
— Можно же попробовать через искусство научить людей жить красиво, а не вычурно либо до ужаса бедно? — Мартов сам не заметил, как стал говорить вслух. — Сквозь литературу давать им модель поведения, некий идеал... Глупо звучит, но что ещё остаётся?
И в самом деле, что?
Что?..

 

Глава 5-А

***

В Междумирье воцарилось угрюмое молчание. Ни Алиса, ни Сергей ровным счётом ничего не хотели говорить. Да и о чём бы? Всё было понятно и так. Зверства, увиденные Алисой впервые и вспомненные Сергеем через два с половиной года, поражали. Создавалось впечатление пелены тьмы и ненависти, в которой скрывались и наивность, и доброта, и жертвенность, да и сам Мартов целиком.

А одуванчики всё так же летели ввысь, к никогда не заходящему солнцу, и лёгкий ветерок всё так же щекотал щёки брата и сестры... Междумирье не успевало за сменой декораций в Проекторе.

Алисе первой надоело затянувшееся молчание.

— Как я поняла, ты решил сублимировать неприятные переживания высокой целью? — слова девушки были подобны удару плёткой.

— Не ожидал от тебя такого вопроса, сестрёнка. К любому другому я был готов, но к такому!..

— Можно подумать, что ты не читал Фрейда.

— Отчего бы? Я пробовал его читать...
— И как?

— На тридцатой странице заболела голова.

— Хех! А я вот многое почерпнула из трудов гениального австрийца. И главным уроком было умение прямо говорить о том, что чувствуешь. Чувствуешь боль – говори о ней! Чувствуешь любовь – говори о ней! Кстати, я так и не поняла, что мешало тебе обратиться в милицию...
 — В-первых, страх. Ты даже не можешь себе представить, Алиса, насколько я боялся повторения ужасного опыта! Во-вторых, стыд. Я уверен, что уже неделю спустя на меня бы показывали пальцем: "Вот он, вот он!"
Мартов вздохнул.
— Пожалуй, вторая причина даже важнее первой.
— Подожди, а как же программа защиты свидетелей?
— Не смейся, сестра, и не говори, пожалуйста, о том, чего нет в моей субреальности. Кстати, есть и третья причина: не исключено, что один или даже несколько насильников из той группы теперь — милиционеры. В таком случае меня бы и сам Бог не спас.
Алиса застыла с выражением искреннего ужаса на лице.
— Теперь ты поняла, почему в этот раз меня пришлось долго уговаривать?! — чуть ли не прокричал Сергей.
— Да... — еле слышно ответила Алиса. — Прости, братик...
— Поздновато...
— В детском доме тебе и то проще было...
— Возможно, — парень резко бросал слова в лицо девушке. — Но не факт. Далеко не факт.
— Подобного я и представить не могла...
— Даже ты?
— Да, даже я, братик! — Алиса внезапно кинулась Сергею на шею.
— Потише... сестрёнка... это же Междумирье всё-таки, серьёзное место! — попытался было протестовать парень, но вскоре блаженно закрыл глаза и представил себе совсем другие объятья...
Спустя полминуты Алиса резко отстранилась от брата.
— Ну, и чем же мне тебе ответить? — вопрос девушки походил скорее на риторический.
— Пожалуй, лучше всего было бы вернуться к истории наших родителей...
— Нет уж, — Алиса поморщилась. — Сначала я попробую вспомнить совсем уж раннее детство. А после этого заставлю Проектор нырнуть ещё глубже в прошлое. Ты согласен погрузиться туда вслед за мной?
— Куда угодно, сестра, только бы подальше от вновь пережитого.
— Договорились. Проектор, покажи-ка какой-нибудь из весенних дней тысяча девятьсот девяносто девятого года!
Над Междумирьем повисло марево тумана, тут же поглотившее Сергея и Алису. Маховик времени заработал.
***
Алиса зачарованно любовалась маленькими деревцами у детской площадки. Взрослый не нашёл бы ничего особенного в этих тоненьких берёзках, в низеньких дубках, в ёлочках, окружавших величественный клён, но дети умеют удивляться всему, что попадается им по пути, находить красоту в каждой из деталей этого старого мира. Кто дал им такое умение? Куда оно девается потом?.. Пустые вопросы, ибо ни одна теория не способна проникнуть в душу достаточно глубоко для получения ответа. А если бы такая теория и появилась — ни один здравомыслящий человек не решился бы её применить. Что-то должно всегда оставаться в тени, как мох на северной стороне деревьев. Что-то сакральное, непознаваемое, как мысли младенцев.
Алиса только-только начала понимать. кто она, и учиться, как жить среди людей. У девочки уже были подружки: Лиза и Катя. Лиза чем-то походила на Алису: такая же нетерпеливая, совершенно не умеющая спать в "тихий час" и есть манную кашу. Катя же была полной противоположностью обеим: вечно дразнила мальчиков, пряталась от них так, что потом даже мама не могла отыскать малышку, пару раз падала с балкона (хорошо, что дело было летом), обжигалась чаем... всех подвигов этой егозы, пожалуй, и не перечислишь.
— Сколько тебе лет? — попытавшись казаться милым, спросил дворник у девочки.
— Почти пять...
— А точнее?
— В понедельник будет.
— Двадцать восьмого, значит? Понятно... — улыбнулся человек с метлой. — А у твоих подружек?
— Лиза уже большая, ей шесть, но почему-то она ещё не ходит в школу. А Катя маленькая, младше меня на семь месяцев.
— Хорошо же ты умеешь считать!
— Спасибо, — улыбнулась Алиска. — Куда мне без этого, когда папа-программист?
— А вот букву "р" ты ещё не умеешь выговаривать... — пробормотал дворник себе под нос, возвращаясь к работе.
Катя подбежала к подружке.
— Алиса, Алиса, что он тебе говорил? — показала она пальцем на дворника.
— Да так, неважно... — отмахнулась та.
— Скажи. скажи! — Катя дёрнула подругу за розовенькое платьице.
— Не скажу! — заупрямилась Алиса.
— Тише! — Лиза, подкравшись сзади, осыпала обеих малышек сухой травой вперемешку со снегом.
— Лиза! — радостно обняла девочку Алиса. — Что, остаёшься ещё на пару часов?
— Да, мама не пришла... — загрустила та.
— Так мы зато побегаем побольше! — Алиса, наоборот, обрадовалась произошедшему. — Кстати, где Катя? Катя?..
Непоседливая девчонка уже исчезла.
— Зато мы здесь, — Алиса чуть придвинулась к подружке. — Смотри, как красиво вокруг!
— И что? — пожала плечами Лиза. — Каждый день так!
— Лиза, ты что, бука? Посмотри на деревца, травку, листочки, дорогу, людей за забором...
— Не понимаю.
— Говоришь как моя мама... — протянула Алиса и замолчала.
Лиза ушла искать Катю, вновь оставив Алису в полном одиночестве.
— Ой, а кто это? — удивлённо сказала Алиса, когда ей кинулся под ноги какой-то зверь. — Котик? Чёрненький?
— Не трогай! — к Алисе подошла мама. — Он грязный, дочка!
— Мама, ну пожалуйста! — малышка протянула к коту левую руку.
Ольга стукнула дочку по руке.
— Я сказала, не трогай!
— Ну, мама, пожалуйста!
— Нельзя!
Тем временем зверь перескочил через невысокий заборчик. По дороге нёсся джип с тонированными стёклами. Два чёрных тела столкнулись, и мгновение спустя одно из них с шумом исчезло, повернув на улицу Маяковского, а второе безвольно упало на асфальт, окрасив кровью место злополучной встречи.
Девочка закрыла лицо руками и заплакала.
— Ну, не волнуйся так из-за животного... — неумело пробормотала Ольга.
В ответ Алиса заплакала ещё сильнее.
— Ольга Ивановна, что с вашей дочкой? — в голосе воспитательницы звучали нотки испуга.
— Да ничего особенного, Оксана Викентьевна. Опять капризничает.
— Ей уже пять?
— Ещё четыре. Пять будет двадцать восьмого.
— Марта?
— Да.
— То бишь послезавтра, — констатировала пожилая женщина и посмотрела на дорогу.
— Боже мой! Кто убил кота?
— Какой-то мажор на джипе. И чего это вы так удивились?
— Железная вы леди, Ольга Ивановна, — стушевавшись, пробормотала воспитательница. — Кстати, ваша дочка сегодня вела себя хорошо, играла с подружками...
— Неважно, — Ольга Ивановна поправила сумку на плече. — Я могу забрать Алису?
— Конечно, можете. Все вещи на девочке.
— Хорошо. До свиданья, Оксана Викентьевна!
— До свиданья, Ольга Ивановна! Пока, Алиса!
— Подождите! — из корпуса выбежала Катя и отпихнула маму от Алисы. — Алиска, ты не отдала мне куклу!
— Какую куклу?
— Павлинку! Ту, что мне папа подарил!
— Не брала я у тебя куклы! У Лизы спрашивай!
— Подружка, не ври!
— Катя, я не вру!
— Не ссорьтесь, девочки! — Оксана Викентьевна попробовала сыграть привычную роль доброй бабушки.
— Мы не ссоримся, тётя! Алиса мне куклу не вернула!
— Дочка, скажи честно, — вмешалась Ольга, — ты брала у Кати куклу?
— Нет, — обиженно ответила Алиса.
— Я верю дочке, так что мы пойдём. А Катя пусть сама ищет куклу на траве или ещё где-нибудь...
Выходя из ворот, Алиса улыбалась. Ещё бы: научилась хитрить, совсем как мама! И что за бред она говорила сегодня Лизе после обеда? В самом деле, ничего особенного в этих вялых и выцветших прошлогодних листьях нет, как и в позапрошлогодних...
Алиса не знала, что двумя часами ранее научилась абстрактно мыслить и разучилась радоваться мелочам. Не знали этого ни её мама, ни Катя, ни Лиза, ни Оксана Викентьевна...
Пожалуй, лишь сам Бог знает, зачем мы теряем одно, едва получив другое.

 

Глава 6-С.

***

— Интересно, почему ты выбрала именно этот день, Алиска?

— Братик, я просто решила тебе угодить. Надеюсь, впредь ты не будешь утверждать, что моя жизнь — пастораль?

— Не буду. А разве тебя это так волнует, сестрёнка?

Алиса промолчала, вместо ответа поймав одну из последних пушинок.

— Интересно, можно ли из этого сделать вино?.. Впрочем, неважно. Я вполне довольна своей жизнью и не нуждаюсь в забытьи.

— Кстати, сестра, а почему в Междумирье всё происходит так неожиданно? Сначала колосились бескрайние поля, потом на их месте разлилась река, сейчас вот одуванчики откуда-то летели... 

— Не пытайся это понять, Сергей, — это был один из тех редких случаев, когда Алиса назвала брата по имени. — Даже зачитанная мною до дыр книга молчит на этот счёт. Зачем зря ломать голову над загадками, решение которых не даёт ровным счётом ничего?
— Сказала бы ты это профессиональному кроссвордисту, криптографу либо шахматисту...
Сергей немного помолчал.
— Между прочим, сестричка, ребусы, разгадываемые мною, способны приносить неподдельное удовольствие.
— Правда? А можешь показать мне это?
— С удовольствием, Алиска. Заодно и отдохнём от неприятных страниц книги времени...
Проектор послушно выполнил завуалированный приказ.
***
Мартов сидел, вперившись в книгу взглядом. Подойдя ближе, можно было прочитать название "На ростанях", что в переводе на русский означало "На перепутье".
— Так, и что же тут? — то и дело бормотал парень себе под нос. Ещё прошлой весной чтение книг на вроде бы родном языке было пыткой для Сергея, но под влиянием Сони он начал улавливать красоту языка. Заявления, сделанные в пылу августовских чувств, стали постепенно становиться всё реальнее. Маме — сетевому менеджеру средней руки — было, по большому счёту, всё равно, чем занимается сын, лишь бы не хлестал пиво во дворе и не курил за углом школы. Этих вредных привычек, к чести Сергея, у него не было.
— Насколько же аристократичен Лобанович! — только и смог прошептать парень по прочтении первой части трилогии. — Казалось бы, простой учитель белорусского языка — а чувства бурлят похлеще, чем в "Капитанской дочке" или "Герое нашего времени". Невероятно!
Мартов отложил книгу в сторону. Внизу оказалась газета с программой телепередач на уходящую апрельскую неделю.
— Так, ничего интересного... — пробубнил Сергей. — Стоп, а это ещё что?
Между столбцами программы красовалось скромное объявление в зелёно-коричневой рамке:
                                                               «Лицей БГУ
                                                               объявляет набор
                                                               в 10-е и 11-е классы.
                                                               Обращаться по адресу:
                                                               г. Минск, ул. Ульяновская, 8.»
— Хм, а почему бы не попробовать? Соня вроде хотела быть математиком или физиком, так что мне мешает...
Мартов почесал лоб.
— Только на кого пойти учиться? Все предметы мне даются одинаково легко, только вот что-то не тянет меня никуда. Хотя... почему бы не стать филологом? Хуже точно не будет.
Парень снова полистал книгу.
— Я бы хотел быть таким, как Лобанович. Думаю, Лицей даст мне такую возможность. А вот школа – вряд ли... Решено! В понедельник пойду с документами!
Мартов умиротворённо заснул. Голословные утверждения начали обретать почву для своего существования, но парень слабо осознавал это: ему ещё не хотелось запоминать и систематизировать прошлое. А если нет системы, разве может память долго притягивать внимание?
Вряд ли.
Такой была и память Мартова, в которой Соня уже завладела огромной территорией. Огромной, но не исключительной. Ибо до исключительности Сергею было ещё очень и очень далеко — примерно как от Земли до Луны.
Пока же требовалось просто жить.
Или — жить просто.

 

Глава 6-А

***

— Странный какой-то вечер. Слова, слова... Как же это скучно, брат!

— Алиса, на то он и ребус.

— Не для меня такие головоломки... Мои игры выглядят совсем иначе, естественнее и интереснее. Я очень люблю играть с одноклассниками, поддразнивать их, подзуживать, использовать в своих целях, восхищать и разочаровывать...

— Так покажи, как ты это делаешь, сестрёнка!

— С удовольствием!

***

— Алиса! Алиса! — несмело позвал Илья.

— В чём дело?

— У тебя не найдётся флэшки?
Илья Блеск был полной противоположностью своей громкой фамилии: тихий, скромный, нетребовательный... Серый мышонок, что прячется в уголке класса да просиживает целые вечера у телевизора. Скучнейший мальчик.
— Найдётся... Но тебе я её не дам, Илюша.
— Я не маленький, чтобы меня так называть, Алиса!
— Ну, тогда и не получишь желаемого, — Алиса отвернулась к окну, за которым стоял клён с несколькими дрожащими листочками на нём. Обычная картина для октября.
— Пожалуйста, Алиса! Мне надо перекинуть презентацию из медиатеки!
— Сделаешь за меня географию?
— А... что там?
— Контурные карты. Ничего сложного: закрасить нужные части, подписать месторождения, ответить на пару вопросиков... Как сделаешь — дам флэшку.
— Хорошо, Алиса! Я сделаю.
— К следующей перемене!
— А как же математика?
— Ничего особенного. Мефодий Юрьевич всё равно ведь не проверяет тетрадки... Не забывай, Илюша: без флэшки ты не вытянешь историю.
— Алиса, откуда ты знаешь?
— Да так... — отмахнулась девушка. — Я просто обожаю всяческие мелочи. Кстати, у меня есть ещё одна просьба...
— Какая, Алиса? — Илья был готов слиться со стулом и партой, чтобы прекратить импровизированный сеанс вымогательства, только вот это было невозможно.
— Раскрасишь ещё и карты моих подружек: Алины, Алинки, Нади...
— А можно чуть меньше?
— Можно. Надя обойдётся без твоих услуг, а вот остальные ты отдашь мне через пятьдесят минут, — Алиса встала и подала контурные карты мальчику. — И попробуй обмануть — флэшки не дождёшься!
Илья покорно взял в руки один из цветных карандашей (хорошо, когда они всегда с собой, да и нарисовать что-нибудь можно) и начал работу. Каждый, кто вновь заходил в класс, с усмешкой смотрел на Илью, а затем забывал о нём. Кому какое дело до новоявленного Тома Сойера?
Прозвенел звонок, и Мефодий Юрьевич не спеша вошёл в кабинет.
— Итак, сегодня мы продолжаем заниматься тригонометрией. Лена, к доске!
Девочка спокойно вышла вперёд, зная, что любая задача из запасов Мефодия Юрьевича ей по плечу.
— Записывайте: cos2a+3sina-tga/2... А теперь упростите данное выражение.
Минут за десять Лена получила ответ.
— Отлично. Кто следующий — может быть, Игорь?..
Парень оторвался от биологической энциклопедии и нехотя направился к доске.
— Боже, зачем мне эта математика?.. — пробормотал он себе под нос.
Мефодий Юрьевич услышал.
— Математика учит вас мыслить! На одной зубрёжке вечно не проживёшь.
Игорь со смущённым видом вытер доску.
— Вам пример посложнее. Допустим, ctga+ctg(a+20)...
На эту задачу Князеву потребовалось минут пятнадцать, учитывая тот факт, что учитель всячески помогал олимпийской надежде.
— Теперь всё верно. А как насчёт Нади?
Девочка неуверенно поднялась с первой парты. Видно было, что она беззаботно витала в облаках, забыв о синусах, косинусах и прочей ереси.
— Надя, что это ты половину пары делала? Писала письма в Сибирь? Я же вижу, что ты не знаешь, как это решить!
— Да, не знаю! — обиженно надула губки девочка, выглядящая лет на пять младше своего возраста, если не учитывать рост.
— Тогда зачем тебе Лицей? В ПТУ можно обойтись без математики!
— Вы так часто это говорите, Мефодий Юрьевич, — язвительно заметила Алиса, — что если бы ваши слова были правдой, мы давно бы учились в Лицее ПТУ, а не в Лицее БГУ.
— Шутки в сторону! — старый учитель не поддался на провокацию. —Алиса, иди и помоги Наде!
Вдвоём девушки кое-как справились с заданием.
— Так, а теперь кого-нибудь из юношей... — Мефодий Юрьевич критически пробежался глазами по классу. — Илья, к доске! Сегодня вы завершаете пару.
Мальчик, не услышав слов учителя, продолжил усердно работать над картой.
— Илья, за такое отношение к учёбе вы получите двойку!
— Я делаю географию... — пробормотал тот.
— Ну и лицеисты пошли! — Мефодий Юрьевич всплеснул руками. — На математике они делают географию, на географии — химию, на химии учат биологию... У вас что, своё расписание в голове или дома некогда открыть конспект? Впрочем, какой конспект — хотя бы книжку перед сном...
Тирада вполне могла бы затянуться, но звук звонка, диким зверем ворвавшийся в класс, остановил математика на полуслове.
— Не забудьте, что в среду — последняя контрольная четверти! — напомнил он, закрывая портфель.
Химико-биологи, не заставляя себя ждать, наперегонки помчались на коридор.
— Вот карты, Алиса. Остальных я тоже искать должен или ты сама?
— Я сама, Илюша. Можешь получить флэшку, — девушка всем своим видом давала понять однокласснику, что делает невероятный подарок.
— Спасибо, Алиса! — дважды повторять не потребовалось.
— Интересно, что ему мешало попросить флэшку на кафедре информатики?.. — задумчиво пробормотала Алиса, оставшись в пустом кабинете. — А впрочем, неважно — сам бог велел пользоваться неожиданно обнаруженной глупостью.
Усмехнувшись, девушка направилась к своим подругам, гордо неся в левой руке контурные карты. В форточку влетел пожелтевший кленовый лист.

 

Декабрь 1999

***

— В твоём мире флэшки – дефицит? — с улыбкой спросил Сергей.

— Нет, конечно. Я так и не поняла, зачем Илюща связался именно со мной.

— А тебе не показалось, сестра, — Мартов чуток приподнялся, — что этот мальчик влюбился в тебя?

— Блеск? Влюбился?! — Алиса чуть не упала под Проектор. — Скорее в меня бы влюбился Мефодий Юрьевич.

— Понимаю, сестрёнка... — Сергей тоже развеселился.

Отсмеявшись, юноша посерьёзнел.

— Алиса, а ты помнишь о нашем договоре?

— Каком договоре? — девушка сделала вид, будто искренне удивлена.

— Ну, помнишь, ты обещала после нескольких рассказов о себе вернуться к семейным воспоминаниям.

— Допустим, помню. И что?

— Так вот, я бы хотел увидеть то, чем твой мир отличается от моего. А именно — смерть нашей мамы.

— Предупреждаю сразу, брат: это будет грустная история.

— Алиса, я должен увидеть это, несмотря ни на что!

— Что ж... — девушка повернулась лицом к Проектору. — Покажи нам последний день Ольги Ивановны в моём варианте вселенной!

Послушный механизм щёлкнул, унося брата и сестру в не самые счастливые времена...

*** 

Ольга Ивановна аккуратно вела недавно купленную бирюзовую "Хонду" по гродненским улицам. За месяц, проведённый в этом самом западном городе Беларуси, женщине стали привычны эти окраинные микрорайоны, эти центральные улочки, этот неспешный ритм... Чепухова твёрдо руководила порученным ей филиалом фирмы, пресекая какие бы то ни было махинации. Иногда российские друзья в шутку сравнивали Ольгу с Ириной Хакамадой: дескать, вот кто способен осознанно и старательно справиться с любым поручением! Уже ничто не напоминало о полунищем научном прошлом, разве что осведомлённость в технических вопросах.
"Спасибо Станиславу Станиславовичу!" — гласил придорожный плакат, продублированный на другой стороне дороги по-белорусски. Женщина усмехнулась. В самом деле, что решал этот запуганный человек, неизвестно как осмелившийся восемь лет и два месяца назад подписать смертный приговор Советскому Союзу, после вторичного прихода к власти, окончательно ставшей номинальной? Правильно: почти ничего — парламент об этом позаботился...
Мысли Ольги прервал звонок тяжеловесного мобильного телефона.
— Да, Гриша? — так звали брата её мужа.
— Оля, как идут дела у твоего филиала "Потока"?
— Неплохо: две станции в центре, и третья на подходе. Пока хватит?
— Думаю, да.
— Гриша, а как дела у тебя?
— Просто отлично: работники Нацбанка уже ездят на электромобилях, а сам банк выделил кредит в талерах на развитие производства. Оля, скоро мы будем делать трактора и грузовики, которым не нужен бензин! Ты понимаешь масштаб и значимость нашей работы?
— Естественно, — женщина невольно последовала за полётом мысли босса. — Спасибо за беседу, но я за рулём.
— Что ж, до встречи в Минске!
Ольга положила килограммовую трубку на место и едва успела затормозить перед светофором.
— Надо на карту глянуть... — Ольга Ивановна не хотела терять зря ни секунды. — Точно, прямо, потом направо, через мост, там налево до пятиэтажек, а дальше спрошу у кого-нибудь.
Пробормотав всё это, женщина нажала на педаль газа, и "Хонда" понеслась вперёд, едва не сбив незадачливого пешехода с бородой и в рясе. Мужчина обернулся и перекрестился.
— Ходят тут всякие олухи... — Ольга Ивановна всегда злилась, когда сталкивалась с церковью либо с её служителями. Оно и немудрено: слишком уж многое во взглядах бизнес-леди показалось бы церкви ересью.
Продолжая злиться, женщина резко вела машину и уже через двадцать минут была на месте. На стоянке не было ни души, да и весь район в целом напоминал унылые моногорода Центральной России, куда лет семь назад учёную занесло в командировку. Ольга Ивановна поёжилась.
— Вы к Ивану Дмитриевичу? — поинтересовалась старушка у подъезда.
— Совершенно верно. Я записалась к нему на приём заранее.
— Пятый этаж, первая дверь налево, квартира 37.
— Спасибо, что подсказали, — девушка улыбнулась.
Поднявшись наверх, Ольга Ивановна дважды нажала на кнопку звонка тридцать седьмой квартиры. Дверь почти сразу же распахнулась. На пороге стоял крепкий мужчина лет шестидесяти пяти, в очках и с бородкой, но без усов.
— Госпожа Чепухова?
— Да. Кстати, я больше люблю обращение по имени-отчеству.
— Простите, Ольга Ивановна. Очень приятно видеть вас здесь, а не у моих минских коллег. Проходите, располагайтесь.
Женщина зашла в прихожую, повесила дублёнку из лисы на затейливую вешалку с любовно выточенным изображением фавна и пастушки, сняла потрёпанные от нажатий на педали автомашины сапоги, приосанилась и не спеша направилась в комнату, где уже стоял небольшой круглый столик с двумя креслами поблизости, разделёнными углом в сто двадцать градусов: не напротив, но и не рядом. На столике стояли четыре кружки: одна с пивом, одна с кофе и две с чаем.
— Всё для вас, выбирайте, что заблагорассудится, — Иван Дмитриевич проскользнул на кухню.
Ольга Ивановна остановилась у входа в гостиную. Слева от двери стояло пианино "Беларусь", блестящее в лучах заходящего солнца. Ближе к окну – самодельная книжная полка, на которой были расставлены бюсты Сократа, Платона, Фрейда и Юнга. Ещё ближе – мандариновое дерево, на котором висело несколько почти спелых плодов. На окнах – ещё не пожелтевшие жалюзи, прикрывающие стеклопакеты. У правой стены – ранее замеченные кресла и столик. Справа от двери находилась тумбочка со стоящим на ней старомодным дисковым телефоном. Под телефоном примостилась непочатая бутылка "Шардоне".
— Что, любуетесь? — Иван Дмитриевич искренне улыбнулся, вернувшись с кухни. — Я принёс вам собственноручно изготовленные пирожные.
— Да вы просто гений!.. Во всём.
— Ольга Ивановна, не льстите! Я всего лишь отношусь ответственно ко всему, что делаю.
— Мало кто способен так жить, — женщина отпила пару глотков кофе.
— Так что же вас сюда привело, госпожа Ольга?
— Ольга Ивановна. Как и всех, жизненные трудности... А вот вас что привело сюда, Иван Дмитриевич?
Психолог выглядел ошарашенным, но быстро справился с собой.
— Меня? Вы правы, я переехал в данный приграничный город из другого приграничного города. Из Хабаровска. А родился и жил четверть века в Новосибирске.
Помолчав, Иван Дмитриевич продолжил:
— Мама моя была из местных, а папа — из кулаков, сосланных без права вернуться. Такие уж были времена... В итоге он стал почтальоном, а мама всю жизнь занималась домашним хозяйством. Родители очень боялись, чтобы я не повторил судьбу отца...
Психолог отпил чуток чаю.
— ...И поэтому после школы я поехал в Хабаровск. Стал судовым врачом, плавал на кораблях по всему миру, много читал... Весной, лет семнадцать назад, когда очередное судно три месяца стояло в Ленинграде, я решился сдать программу университета экстерном. У меня получилось, а тут как раз и на пенсию надо было выходить. Поработал санитаром в психиатрической лечебнице, лет за пять поднялся до заместителя отделения — а тут дефицит подоспел. Вот и пришлось держать путь на Запад... Ольга Ивановна, вы ещё не заснули?
— Что вы, Иван Дмитриевич! Я внимательно вас слушаю.
— Очень приятно, — психолог усмехнулся, — но, кажется, инициатором нашей беседы выступали именно вы. Так ведь?
— Так... — Ольга Ивановна погрустнела.
— Не стоит печалиться: я готов вас внимательно выслушать. Можете попробовать печенье, мармелад или конфеты, если желаете.
Минут десять от стола доносился лишь хруст поглощаемой пищи.
— Ольга Ивановна, вам лучше?
— Да, пожалуй...
Отлично. Ну-с, с чем пожаловали ко мне?
— Много с чем... Рассказывать всё или только суть?
— По сути, Ольга Ивановна, далеко не всегда можно понять причины событий.
— Вы намекаете, что я должна, как на исповеди, сообщить вам всё без утайки?
— Именно! — Иван Дмитриевич улыбнулся. — А чтобы сподвигнуть вас на это, я могу поведать грустную историю своей первой любви. Вы не против, госпожа Чепухова?
— Не против, — женщина словно не заметила нелюбимого обращения.
— Итак, начнём.
Я пропустил восемь лет своей жизни, сказав, что уехал в Хабаровск после школы. Да-да, я поступил подобно адвокату с его полуправдой. На самом же деле всё было несколько иначе.
На дворе стоял май тысяча девятьсот пятьдесят второго года. Сталин незадолго до этого сказал: "Почва для противоположности между городом и деревней... уже ликвидирована нынешним нашим социалистическим строем". А вы ведь знаете, Ольга Ивановна, насколько ценили в то время каждое слово Иосифа Виссарионовича... И я по собственной воле поехал в глушь, в рабочий посёлок, чтобы ликвидировать рудименты этой противоположности, своим трудом приблизить наступление коммунизма... Иногда я поражаюсь своей тогдашней наивности.
— Неужели все такими были? Просто не верится... — Ольга Ивановна в очередной раз порадовалась, что родилась позже.
— Почти все. Но не перебивайте, пожалуйста, раз уж согласились меня выслушать.
Так вот, я выехал утром после Дня Победы. Семь часов добирался до рабочего посёлка Чаны. Вышел из поезда и понял, что жутко проголодался. Оглянулся по сторонам и увидел в конце Советской улицы ресторан. Туда-то я и направился.
Если вы не знали, Ольга Ивановна: в этих широтах довольно-таки рано темнеет. Такой роскоши, как электрическое освещение улиц, рабочий посёлок меж тремя озёрами позволить себе не мог. Идя по полутёмной главной улице, я начал понимать, что не всё столь радужно, как писалось в газетах. Папа никогда не говорил о политике, а маме эта тема была в принципе неинтересна...
Иван Дмитриевич встал с кресла, остановился у левой стены, задумчиво дотронулся до бюста Сократа, поставил его назад и вернулся на место.
— Когда же я всё-таки открыл дверь ресторана (обычной столовой, как оказалось), моему взору предстал пустой обеденный зал, пустые котлы, пустые подносы... Ровным счётом ничего съестного! Да и людей не было видно, кроме молоденькой уборщицы с шваброй в одной руке и ведром в другой. Девушка даже не заметила моего прихода – настолько она была занята своей монотонной работой.
Я решил подшутить и осторожно подкрался к ней. Она обернулась и от испуга уронила швабру вместе с ведром. Рукоять швабры пришлась мне чуть пониже спины, а вода, вылившаяся из ведра, едва не заставила меня поскользнуться.
— Простите!.. — прошептала девушка. — Вижу, вы только к нам приехали?
— Да. А как вы догадались? — удивился я.
— Ну, у нас посёлок маленький — все друг друга знают, да и одежда ваша на повседневную не похожа.
— Вы наблюдательны! Кстати, разрешите представиться: Иван Дмитриевич Галиченко. Приехал из Новосибирска на трудовую вахту.
— Маша... Ой, простите, — девушка изобразила из себя спесивую барыню, — Мария Антоновна Брыль. Родилась и живу недалеко, на хуторе. А сколько вам лет?
— Полных — семнадцать. А вам, извините за нескромный вопрос?
— Сегодня стало двадцать.
— Подождите, — я замялся, — то есть, сегодня у вас день рождения, и вы его не праздновали?!
— Да. А что здесь такого? — девушка пожала плечами. — Вчерашний праздник в тысячу раз важнее моего.
— Настоящая рабочая, скорее всего, даже комсомолка! Вы состоите в комсомоле?
— Нет... А вы?
— Тоже нет.
— Так зачем говорить о грустном? Может быть, поможете мне управиться с работой? Я почти закончила, когда вы меня отвлекли.
— С удовольствием!
Вдвоём мы справились минут за десять. Мария занесла швабру и ведро в подсобку, после чего закрыла столовую на ключ.
— Мария... Я могу называть вас без отчества?
— Если вам так удобнее — пожалуйста, Иван... или уже Ваня?
— Я рад быть для вас Ваней. Мария, не желаете ли сходить в клуб, на танцы?
— Берёте быка за рога? Я не против. Давненько туда не заглядывала...
И я повёл девушку по узким улочкам Чанов...
Из клуба доносились старомодные вальсы. Я подумал, что в Новосибирске такое не слушают уже лет десять, но не подал вида: вдруг Мария обидится?
Мы вошли в помещение. Неброские цвета, видавший виды патефон, довоенные пластинки, медленно вальсирующие пары и с дюжину девушек у стены...
— Мария, можно пригласить вас на танец?
— С удовольствием, Ваня.
Ещё в мою бытность в Новосибирске я начал учиться танцам. Получалось довольно неплохо. Неудивительно, что здесь, в провинциальном посёлке, мои скромные умения казались чем-то волшебным. В глазах одиноких девушек читалась зависть, а остальные пары из кожи вон лезли, пытаясь достичь нашего уровня. Кто-то упал, кому-то отдавили ногу... Марии было приятно наблюдать за моей победой, а мне хотелось как можно дольше продолжать неожиданное торжество.
— Мария... — шептал я, выделывая всё более и более замысловатые па. — Может быть, будем на "ты"?
— Я не против, — девушка посмотрела на реакцию зрителей, а потом вновь повернулась ко мне.
В этот момент пластинка закончилась.
— Товарищи! — прокричал массовик-затейник. — Объявляется пятнадцатиминутный перерыв! Вы можете посетить буфет, а затем вернуться в здание клуба.
Люди поплелись к двери буфета. Я хотел намекнуть Марии, что был бы не прочь отправиться куда-то в другое место... — Не краснейте, Ольга Ивановна! — Иван Дмитриевич внезапно остановился. — Во времена моей молодости под этим подразумевалась всего лишь невинная прогулка вдвоём безо всяких последствий.
— Если бы так было и в пору моей молодости! — Ольга Ивановна едва сдерживала слёзы. — Всё так тихо, невинно... Я всегда думала, что провинция культурнее любой столицы, но чтоб настолько!.. Зачем только я двадцать один год назад поехала учиться в Москву? Будь у меня возможность заново прожить жизнь — я без колебаний осталась бы в Минске!
Иван Дмитриевич преобразился. Из себялюбивого рассказчика, с теплотой вспоминающего дела давно минувших дней, мужчина вновь превратился в психолога с добрым взглядом, в настоящего инженера человеческих душ.
— Прошлого не изменить... — промолвил он. — Но проанализировав причины своих (лучше, конечно, чужих, но это в идеале) ошибок, можно вновь обрести гармонию и перестать бояться повторения этих огрехов, как бы неисправимы они ни казались. Вы ведь помните конец "Преступления и наказания"? Раскольников, хладнокровный убийца, понял весь ужас своих идей и сдался властям, чтобы заслужить раскаяние. Ведь вы...
Дикий, почти животный крик уже не очень молодой женщины заставил ко всему привычного Ивана Дмитриевича подпрыгнуть в кресле чуть ли не на треть метра.
— Именно! Именно! Я – убийца! И убила-то не больную, злую старушку, а своих детей! И не одного, а семерых! Как мне вообще до сих пор хватало наглости жить дальше и смотреть дочке в глаза?!
Ольга Ивановна перевернула стол и бросилась к окну. Без сомнения, женщине удалось бы выполнить задуманное, но руки Ивана Дмитриевича пресекли эту попытку самоубийства. Заведя руки Ольги Ивановны за спину, психолог неуловимым движением достал из рукава короткую верёвку и связал ей ладони клиентки. Силой посадил её обратно в кресло. Поднял стол и начал убирать осколки кружек с пола, бормоча:
— А вы не такая уж крепкая, какой казались, Ольга Ивановна. Хвала Случаю, что привёл вас ко мне сегодня — кто знает, когда бы вы вышли из себя, не будь этой попытки?..
Завершив уборку, Иван Дмитриевич ссыпал мусор в ведро и сел напротив Ольги Ивановны. Женщина беззвучно открывала и закрывала рот, будто выброшенная на берег рыба. Врач посмотрел пациентке в глаза. Бешеные огоньки безумия практически исчезли, зато появились серые отблески стыда.
— Думаю, вы уже поняли, Ольга Ивановна, — начал Иван Дмитриевич, — что я не просто так исповедовался перед вами. История и впрямь случилась со мной (я не дошёл и до трети), но за годы практики я добавил туда много мелких деталей, имеющих целью задеть человека, пришедшего ко мне с той или иной проблемой. По вашей реакции на слова о прогулке стало понятно, что проблема довольно щекотливая. Я предположил связь с абортами и как бы невзначай упомянул "Преступление и наказание"...
— Иван Дмитриевич! — голос женщины звучал как никогда тихо. — Вы словно Шерлок Холмс...
— Благодарю за комплимент.
Ольга Ивановна взяла со стола несколько сохранившихся мармеладок. Иван Дмитриевич отправился выбрасывать последствия истерики. Женщина осторожна встала с кресла, пересекла гостиную наискось и дотронулась до клавиш инструмента. Зазвучал печальный мотив, давно позабытый и устаревший, но всё ещё способный поразить своей грустью. Сначала Ольга Ивановна неуверенно подбирала ноты, но постепенно огрехи исполнения исчезли, и мотив наполнил собой квартиру Ивана Дмитриевича.
— "До свиданья, наш ласковый Мишка?" — психолог вернулся с конфетами. — Интересно. Неужели вас угораздило сойтись со спортсменом из какой-нибудь социалистической страны?
Женщина кивнула.
— И эта страна далеко от нас?
Она снова кивнула.
— Какой-нибудь Нигер или Эфиопия?
— Заир... — прошептала Ольга Ивановна. — Он был сыном президента и великолепным мужчиной...
— Понятно, госпожа Чепухова. Наверняка вы долго не понимали, в чём дело, и аборт был противозаконным. Ведь так?
— Так... Мне очень повезло с дальней родственницей в Эстонии и с её знакомым-врачом...
— Но эта ошибка была не единственной, и вы наступали на те же грабли снова и снова.
— Именно... Правда, последующие шесть раз я успевала избавиться от ребёнка без серьёзных затруднений...
— Шесть плюс один – семь. Верно. А живые-то дети у вас есть?
— Есть... Алиса. Но я бесконечно виновата перед ней за то, что убила её братьев и сестёр...
— Сколько лет Алисе?
— Недавно шесть исполнилось...
— Дайте подумать.
Иван Дмитриевич встал с кресла и вышел на балкон покурить. За пять минут Ольга Ивановна даже не шелохнулась.
— Я, кажется, понял, — психолог ходил по комнате из угла в угол. — Вы, Ольга Ивановна, считаете себя убийцей и разрушительницей счастья своей дочери. Но подумайте: разве смогли бы вы вырастить восьмерых детей? Да что там восьмерых — как бы на вас смотрели люди после рождения ребёнка от африканца? Хоть ваше решение и было жёстким, но оно было единственно правильным. Вот мой совет вам: живите ради своей дочери и своего мужа, помня, что вы сделали правильный выбор!
— Но как же душа? Как же моя совесть?..
— Ваша совесть чиста, Ольга Ивановна. Вы просто этого не понимаете. Если так случилось — значит, этим детям не повезло, только и всего. Неужто лучше было бы сдать их в детский дом?!
— Нет...
— То-то же. А Алиса себя покажет, помяните моё слово. Алиса будет настолько талантлива, будто она вобрала в себя лучшее от этих семерых и от вашего мужа. Подобные примеры мне известны. Время покажет, госпожа Чепухова!
— Спасибо вам, Иван Дмитриевич! Благодаря этой беседе я могу жить с чистой совестью, будто и не было этих ужасов...
— Не за что: это моя работа. Кстати, об оплате не забыли?
Ольга Ивановна достала купюру с изображением Франклина и положила её на стол.
— Теперь всё верно. Приятно было с вами общаться! Если будут проблемы — приходите ещё.
— Спасибо за приглашение.
Женщина встала из-за стола, проскользнула в прихожую, оделась и подошла к выходу.
— Всего доброго, Ольга Ивановна!
— До свидания!
Бизнес-леди сбежала по ступенькам вниз и распахнула дверь подъезда. У её "Хонды" было разбито лобовое стекло. Ольга Ивановна подошла к машине ближе, чтобы увидеть масштаб повреждений, и почувствовала, как что-то уткнулось ей в затылок.
— Не двигайся, — басом произнёс неизвестный, — одно слово – и ты труп. Думаешь, нам выгоден "Поток"? Ваша Белоруссия хоть и маленькая страна, но быть независимыми и богатыми мы вам не позволим. Вперёд! — женщина увидела чёрный джип с тонированными стёклами. — Залезай на заднее сиденье! Быстро!
Ольга Ивановна поспешно выполнила приказ. Двери закрылись. Оказалось, что между ней и водителем — металлическая перегородка, а сквозь стёкла ничего не видно даже изнутри. Джип резко рванул с места и выехал на какую-то трассу, судя по скорости.
— Мы привезём тебя в Россию, и там ты расскажешь, какие заводы собираются внедрять новые технологии. Выкупим эти заводы, а тебя — на любой из островов Тихого океана, по желанию. Вилла, слуги, море, пальмы — и никакой связи с внешним миром. Идёт?
— А не согласишься... Пеняй на себя. Наш шеф любит издеваться над слабенькими девушками. Ну так что, Ольга Ивановна? Ольга Ивановна!
Из-за перегородки не доносилось ни звука.
Джип остановился на мосту через Нёман. В это время суток здесь никто не ездил. Человек, сидевший рядом с водителем, вышел и открыл заднюю дверь. На сиденье лежала Ольга Ивановна, сжимая в руке, поднесённой к сердцу, электрошокер.
— Мастерски... — констатировал плечистый мужчина. — Что ж, поедем разбираться с Григорием Леонидовичем.
Резким движением человек достал труп из джипа и бросил его в реку. Потянулся. Достал из полочки на двери щётку и убрал оставшиеся в салоне волосинки.
— Вот и всё.
Мужчина закрыл заднюю дверь и вернулся на своё место рядом с водителем. Машина поехала в сторону белорусской столицы.
Из костёла, расположенного в близлежащей деревне, доносились песнопения, посвящённые наступлению Рождества. Лёгкий снежок заметал следы осознанного преступления. На дороге остался разряженный электрошокер, раздавленный колёсами джипа.

 

Глава 7-С

***

Алиса едва успела отскочить от прыгнувшей на неё яблони. Да-да, именно прыгнувшей: минуту назад за рекой появились странные тени, скачущие по полям и выбивающие спелую пшеницу из бесчисленных колосьев, а сейчас эти существа, вблизи оказавшиеся обычными, но весьма активными, яблонями, оккупировали площадку, на которой стояли брат и сестра. Одно дерево прижало левую ногу Сергея к бетону, другое начало веточками щекотать Алису, третье попыталось сбросить Проектор вниз... Вакханалия длилась ровно шестьдесят секунд, после чего незваные гости бесследно исчезли. Парень потёр ушибленную ногу и подхватил сестру, чуть не упавшую от изнеможения.

— А может быть, местные странности всё же связаны с сюжетами, которые предлагает нам Проектор? — нерешительно произнёс Сергей.

— Даже если это и так – без правил никто не способен в этом разобраться. Я уверена, что до нас были не одна и не две попытки. И вообще, разве это важно?
— А вдруг по мере рассказывания нами историй местные сущности будут всё более и более озлобляться и в конце концов убьют нас? Алиса, надо учитывать даже трудно прогнозируемые факторы!
— "Трудно прогнозируемые"? Братик, да это просто случайные галлюцинации! Очень правдоподобные, но призраки! Ошибки материализации! Обрывки воспоминаний!
— Чьих?
— Воспоминаний, которые были показаны до этого!
— Алиса, от твоих слов до моих – один шаг, так сделай же его! Подумай, как связаны призраки Междумирья и призраки нашего прошлого!
— Не кипятись, братик. В Междумирье невозможно умереть по определению.
— Почему?
— Потому что для нас умерли наши миры. Сколько бы мы тут ни были, у тебя и у меня не пройдёт и наносекунды.
Алиса заплела растрёпанные волосы в косу и вздохнула.
— Так что умереть здесь не получится даже при большом желании.
"А вот сойти с ума – вполне," — подумал, но не сказал Мартов. Вслух же он спросил:
— Алиса, а ты знаешь что-нибудь о родственниках Ивана Дмитриевича?
— Никогда не занималась этим вопросом. С какой стати меня должны интересовать дети и внуки человека, лишь косвенно связанного со мной через историю гибели мамы? Впрочем, Проектор можно заставить выдать краткую биографическую справку.
— Сделай это, пожалуйста.
— Если это так важно для тебя, братик...
Монотонный голос начал:
"Иван Дмитриевич Галиченко, родился 27.08.1934 в городе Новосибирске. В 1952-1960 жил в рабочем посёлке Чаны Новосибирской области РСФСР. В 1960-1986 работал судовым врачом. Получил высшее образование в 1987 году в Ленинграде. В 1988 женился на Марии Яковлевне Петровой, учительнице русского языка. Сыновья: Богдан (02.04.1989) и Александр (05.07.1992). Жена умерла от рака в январе 1993 года, в феврале того же года Иван Дмитриевич Галиченко переехал в Гродно. В обоих вариантах развития событий Александр Иванович оказался у родственников в Лейпциге, а Богдан Иванович – в Донецке. В 2007 году Богдан Иванович поступил в КНУ имени Тараса Шевченко, является студентом на момент выдачи справки. Судьба Александра Ивановича..."
— Хватит! — крикнул Мартов.
— Странно... — удивлённо отметила Алиса. — Ни о каком Александре Ивановиче (учитывая его возраст, просто о Саше) я никогда не слышала. Неужто ты каким-то образом связан с этим молодым эмигрантом русско-украинского происхождения?
— Сестра, похоже, ты начинаешь догадываться.
— "Догадываться"? О чём?
— Значит, не начинаешь... — парень облегчённо вздохнул. — Тогда я могу неспешно рассказывать об имевших место событиях и лишь в конце ударить под дых.
Алиса промолчала.
— К слову, это случилось через два месяца после моего поступления в Лицей. И опять коренной перелом был связан с Украиной...
— Странно, я вроде бы росла у тех же родителей, но подобной связи не чувствую.
— Это лишь вопрос воспитания, сестрёнка. Родину мы не выбираем – её выбирают за нас. Так же и с крещением в ту или иную веру, и с детским садом, и со школой... Но без подобного попустительства мы никогда бы не осознали ценности свободы воли.
— Опять в философию ударился? — Алиса нахмурилась. — Пытаешься найти сложное в простейшем... Лучше попроси Проектор показать это, — девушка тщательно скопировала интонацию брата.
— Хорошо. Проектор, место действия — Ялта! Время действия — двадцать пятое июля две тысячи девятого года, три часа пополудни!
***
Сергей лежал под разноцветным зонтиком с книгой в руках, как истинный филолог. Точнее, в руках у Мартова была одна книга, а на песке покоилась другая. Сразу после приезда сюда он пару дней только тем и занимался, что играл с мамой в карты да смотрел телевизор, а потом Сергею это просто надоело. Плеер парень в спешке забыл дома, и оставалось только вникать в непривычно прямую прозу Мураками и в запутанные древнекитайские изречения. Вторые сразу же клонили в сон, а первая была проглочена за день. Точнее, за полдня.
— Как можно описывать такие щекотливые случаи абсолютно нейтрально, словно это – природное явление вроде восхода солнца или шелеста травы?! — воскликнул Мартов, отбросив книгу в сторону. И чуть потише:
— Хорошо, что мама пошла купаться. Но всё равно, как так можно? У Перумова я видел лишь намёки, у Стендаля – умолчание, русские и белорусские классики вообще никогда не опускались до главной фазы отношений в своих книгах... А тут – обескураживающая, естественная прямота.
— Иначе и быть не должно. В этом я полностью поддерживаю японцев, — прозвучал незнакомый голос.
Сергей обернулся. Кто же подслушивал, кто нечаянно узнал о его стыдливом удивлении, да ещё и прокомментировал рваные, неровные реплики? Какой-то парень года на два старше... Точно, ему уже восемнадцать, вот и знает больше вчерашнего девятиклассника. Разве незнакомец сам таким не был?..
— Тут нечего стыдиться, друг, — речь парня казалась нарочито правильной. — В Интернете ещё и похлеще попадаются рассказы, чем у Мураками. И художественный уровень подобных рассказов безусловно ниже.
— Ты... вы... иностранец? — спросил юноша первое, что в голову пришло.
— Более, чем ты, наверное. В Германии живу. Лейпциг. А ты?
— Беларусь, Минск, — Мартов чуть покраснел.
— Я слышал об этой стране. Говорят, там ничего не поменялось после конца восьмидесятых...
— Скажем так: ты... Кстати, а как тебя зовут? — опомнился Сергей.
— Саша. Саша Галиченко.
— Сергей. Сергей Мартов.
— Бонд. Джеймс Бонд! — расхохотался Саша.
— Любишь боевики?
— А то! Подтягиваю английский — с немецким и русским по миру особо не поездишь... Кстати, японский учить не пробовал?
— Пробовал, — честно признался парень. — Но перед экзаменами перестал этим заниматься.
— До иероглифов хоть дошёл?
— Нет, даже слоговые азбуки толком не освоил.
— Ничего страшного, у тебя ещё всё впереди, друг! — Саша улыбнулся.
— Будто у тебя времени мало... — Сергей повеселел. — Кстати, почему ты один?
— Решил отдохнуть. Как раз два события совпали: я перешёл в выпускной класс, и мне исполнилось семнадцать. У нас разрешено выезжать за пределы страны безо всяких формальностей именно с этого возраста. Тётя нашла подходящую гостиницу в Ялте и забронировала номер на три недели. Самолётом до Симферополя, два часа на такси – и я здесь!
— А тётя не волновалась, отпуская тебя без сопровождения?
— Ничего подобного не заметил. Видимо, она мне доверяет.
— Или не очень ценит, — Ольга Ивановна вернулась с мокрым купальником в руках. — Как тебя зовут?
— Саша.
— Я – мама Серёжи, Ольга Ивановна. Ты с родителями?
— Один, Ольга Ивановна.
— Восемнадцать уже есть?
— Нет, но я из Германии. В моей стране так принято, что родственники могут ездить на отдых не вместе, — от бесконечных вопросов парень начал путаться в русской грамматике.
— И где живёшь?
— В гостинице "Палас", минут пять пешком отсюда.
— Мы чуть дальше, в получасе ходьбы. Всегда в это время здесь?
— Почти всегда.
Ольга Ивановна села на покрывало, положила купальный костюм на камни и достала карты из сумочки.
— Саша, будешь в дурака?
— Я предпочитаю покер, но и с этой игрой знаком. Пожалуй, не откажусь.
— А ты, Серёжа?
— Почему бы и нет, мама? — парень незаметно спрятал в рюкзак злополучную книгу.
— Кстати, зачем тебе китайские пословицы?
— Они заставляют задуматься.
— Незачем обо всякой ерунде думать, филолог... Извините, — женщина вовремя опомнилась. — Начнём игру?
— Начнём!
Почти до заката карты летали за зонтиком, передвигаясь вслед за его тенью.
— Может быть, стоит пойти в номера? — неуверенно спросил Саша, когда солнце вплотную приблизилось к поверхности воды.
— Ты прав. Сынок, собирай вещи!
Минут за пять Мартов справился с этой рутинной обязанностью.
— Можно взять сумку? — Саша стоял с небольшим полотенцем в руках.
— Да пожалуйста! — Сергей забрал у парня полотенце и повесил ему на плечо сумку.
— Вы уже подружились? — Ольга Ивановна с интересом посмотрела на них.
— Естественно. У нас много общих интересов, — отметил Саша.
— Саша, раз уж ты здесь: можешь проводить Серёжу до отеля? Я собиралась зайти на рынок за продуктами.
— Почему бы и нет? Иной раз скучно сидеть с ноутбуком возле рецепции.
— Спасибо. До встречи! — Ольга побежала по пляжу.
— Пойдём? — Мартов нерешительно дотронулся до плеча парня.
— Пожалуй, — Саша поправил сумку. — Прямо?
— Если пешком – то мимо твоего отеля, вильнуть в соседний переулок, через шоссе и дальше по извилистой улочке в гору. Можно, конечно, на маршрутке поехать...
— Не надо, друг. Всё-таки я послезавтра уезжаю. Хочется напоследок погулять по уютной Ялте.
— Понимаю тебя. Как вспомню последние дни любой поездки... Пытаешься увидеть всё, до чего не добрался в предыдущие дни, и не успеваешь почти никуда.
Разговаривая, подростки успели выйти с пляжа.
— Ты языковед, как я понял? — спросил Саша.
— Начинающий. По правде говоря, сам удивился факту своего поступления на филологический профиль. А ты?
— Думаю, что буду юристом. Для этого и языки учу: практика сравнения законов разных стран весьма полезна.
— Понятно. Я вот русский и белорусский считаю родными, украинский — почти родным, английский знаю слабо, ну и к японскому вернусь когда-нибудь. Рассказать, что побудило меня узнать больше о земле Восходящего солнца?
— Расскажи, друг, — Саша посмотрел вперёд. — Только давай сначала дорогу перейдём. Мало ли что...
Друзья пересекли довольно оживлённую трассу.
— Началось это со свободного времени на даче и поисков, чем бы его заполнить. Года три назад, наверное. В одной из газет я нашёл штук двадцать судоку. Попробовал решать, понравилось. Это стало моим любимым способом убивания времени. Два года назад я вернулся из родной деревни бабушки, написав стихотворение. Залез в Интернет, через Яндекс вышел на сайт любителей хокку. Раз в месяц стабильно что-то выдавал. На Новый год нечего было делать. Встал с утра, сел за компьютер, начал искать хокку известных поэтов и утонул в море информации...
— А ты давно в Сети?
— Почти пять лет.
— Я тоже. друг. А как подключаешься?
— Через телефон. Заявлено пятьдесят шесть килобит в секунду, реально до восьми килобайт даже доходит с утра. Днём и вечером – вдвое меньше и всемеро дороже.
— Видно, что не в Евросоюзе живёшь. У нас пятьсот двенадцать килобит за смешные деньги подключают. Тётя платит за мегабит, чтобы по Скайпу звонить моему папе в Гродно и брату в Киев...
— С мамой что?
— Умерла, когда я совсем маленьким был.
— Извини, Саша.
Сергей запнулся.
— Смотри: мы уже подходим к отелю!
— Это двухэтажное здание называется гостиницей? Никогда бы не подумал, друг.
— Бывает и хуже, бывает и лучше. Так завтра ты придёшь на пляж?
— Безусловно. Про моё полотенце не забыл?
— Спрашиваешь! А ты – про мою сумку?
— Тоже.
Парни обменялись вещами.
— Ну, до встречи!
— До завтра!

 

Глава 7-А

***

С той же стороны, откуда после предыдущего сеанса Проектора выскакивали деревья, повеяло теплом. Сергей вздрогнул, почувствовав, что это тепло переходит в горячий поток. Парень уже собирался закричать, прося помощи неизвестно у кого, когда ветер мгновенно утих.

— Алиса, ты это заметила? — обратился Сергей к сестре.

— Что? Невинную дружбу с упомянутым тобой Сашей? Этого нельзя было не заметить.

— Да нет же! Ты заметила этот ветер?

— Братик, не заставляй меня снова распинаться насчёт нелогичности и безвредности всего происходящего здесь. Я терпелива, но рано или поздно бессмысленные дискуссии надоедают. Лучше скажи честно: ты специально выбираешь самые неинтересные моменты своей жизни для преломления их Проектором или твоя жизнь настолько скучна, что любопытные моменты закончились за пять сеансов?

Мартов спокойно стерпел тираду, помолчал, явно раздумывая над ответом, и заговорил:

— Во-первых, сестричка, ты сама частенько грешишь будничными историями... но не из них ли складывается наша жизнь? Во-вторых, я не раз говорил тебе, что стараюсь показать логику, ибо очень её ценю, как и ты. И в-третьих, сам механизм Междумирья порождает подобное. Тебе понятен мой ответ?

Алиса даже не слушала брата. После вопроса она торопливо произнесла:

— Понятен. Прости, что я слишком резко возразила тебе.

— Не за что извиняться, сестрёнка. Всё рано или поздно надоедает, если не служит высокой цели.

— "Высокой цели"! — передразнила девушка. — Сколько ещё раз я должна повторить: единственная высокая цель – любовь! Ты видел один из примеров моей борьбы за это чувство. Нужно нечто большее?

— Ежели таковое имеется.

— Проектор! Покажи нам майский день, один из последних майских дней минувшего, две тысячи десятого года!

Брат и сестра исчезли в цветущих каштанах недавнего прошлого...

***

Цветущие каштаны...
Именно они поглощали всё внимание Алисы в данный момент. Прочие составляющие прекрасного дня – безоблачное небо, чистота дорожек, да и весь Центральный парк, – не были первостепенными. Вчера закончился спецкурс по ботанике, и девушка была рада впервые за долгое время просто любоваться цветением деревьев, не думая ни о том, к какому семейству они относятся, ни о том, соответствует ли зрелище календарному периоду, ни о том, какие живые существа опыляют указанные растения, – все эти сведения можно было с чистой душой отложить в дальний угол закромов памяти, не забыв дорогу туда на случай особой надобности. Ибо что может быть практичнее хорошей теории, связанной с будущей сферой твоих профессиональных интересов?
Казалось бы, рано определяться, кем хочешь быть, если впереди – целое лето и новый учебный год. Но Алиса была не из тех, кто в последний момент пытается принять хоть сколько-нибудь обоснованное решение; выбирать что-либо вне профиля она не хотела, а химия привлекала девушку гораздо меньше, нежели биология. Выбор, по сути, был лишь между различными направлениями науки о живом.
Иногда Алиса обсуждала с Алиной и Алинушкой совместные планы. Лицеистки ещё в тот памятный февральский праздничный день решили, что не позволят судьбе разорвать связывающие их мягкие путы обстоятельств. Поэтому вариант дальнейшей учёбы для всех троих должен был выбираться совместно.
Всё это девушка вспоминала, не спеша прогуливаясь по дорожкам парка. На одном из перекрёстков находился указатель с водружёнными наверху часами.
— Семь минут шестого... — пробормотала Алиса. — Игорь скоро будет.
Относительно недавно Князев показал лучший результат на республиканской олимпиаде по биологии среди десятых классов. Словно по мановению волшебной палочки парень стал настоящим героем. Никто не вспоминал о его откровенном равнодушии к некоторым предметам — это, да и многое другое, стало самим собой разумеющимся. Почему-то получилось так, что охотнее всего Игорь помогал с биологией Алисе. Та не оставалась в долгу: она делилась с Князевым итогами мозгового штурма девичьей четвёрки. Пожалуй, обе стороны были довольны создавшимся положением.
— Вечер пятницы... Конец мая... Что же Игорь собрался мне предложить? — недоумевала Алиса, возвращаясь к берегу Свислочи, где была назначена сегодняшняя встреча.
Долго ждать не пришлось: парень в неизменном костюме ("Нечего больше надеть, вот и ходит гоголем!" — усмехнулась Алиса) шёл по набережной с букетом тюльпанов в руках.
— Игорь пытается быть романтичным? Я удивлена, — Алина подкралась к подруге и шепнула ей это на ушко.
— Алина, как ты здесь оказалась?
— Я слышала твой разговор с ним, — девушка махнула рукой в сторону Князева, — вот и решила тоже... помочь несчастному с физикой!
Обе засмеялись. Именно так Князев обосновал необходимость разговора в непринуждённой обстановке.
— Алина, а давай ты спрячешься за дерево? Вот будет сейчас!.. — Алиса подмигнула подруге.
— Тогда уж лучше я притворюсь сосредоточенной художницей, — словно из ниоткуда в руках Алины появились блок и карандаш. — Стану спиной к вам, он и не заметит...
— Гениальный план! Вот за такое я тебя и люблю...
Игорь важно вышагивал по асфальтированной дорожке.
— Ну, маскируйся! — махнула рукой Алиса. Произнеся это, девушка побежала к реке.
— Ты... всё поняла правильно?.. — только и успел пробормотать парень, прежде чем очутиться в объятьях одноклассницы.
— Впрочем, — немного успокоился Игорь, — сложно было не догадаться по цветам. Надеюсь, ты пришла без учебника физики?
— С учебником, конспектом и калькулятором, — девушка говорила совершенно серьёзно. — Я же о твоих намерениях ни сном ни духом!
— А выглядишь романтично, — Игорь отошёл назад и придирчиво рассмотрел наряд Алисы. Фиолетовое платье с декольте, юбка того же цвета, представляющая собой нечто среднее между мини и миди, рыжевато-коричневые босоножки, полупрозрачные чулки, достаточно дорогие часы, серебряный крестик на шее... Девушка явно думала не о физике, подбирая наряд для сегодняшнего вечера.
— Я всегда так выгляжу, Игорь.
— Именно поэтому я и обратил на тебя внимание, Алиска. Сразу же, как только мы начали учиться вместе.
— Не называй меня "Алиской", пожалуйста. Я же не называю тебя "Игорьком"?
— Хорошо. Ну так вот, Алиса, я долго не решался признаться тебе в своих чувствах. Может быть, не считая их чем-то серьёзным. Лишь в понедельник я понял: лето без тебя будет пыткой...
— Признайся, Игорь: ты взял эти слова из дешёвого романа, купленного по случаю пару лет назад. Даже глухая заметила бы, что ты запинался не от волнения, а от невнимательного заучивания этих слов.
— "Этих слов, этих слов"... Какая разница, эти слова я взял или те — чувства-то настоящие!
— Не уверена. Настоящей может быть лишь твоя озабоченность. Кстати, ты заметил художницу неподалёку от нас?
— Нет, — Князев махнул рукой. — Кроме тебя, я никого и ничего сейчас не замечаю!
Парень протянул девушке тюльпаны.
— Не горячись, — холодно ответила Алиса и аккуратно засунула цветы между досками ближайшей скамейки. — Сейчас она расставит все точки над "ё".
— Не узнал со стороны? — Алина повернулась лицом к Игорю. — А зря. Я, между прочим, не теряла времени даром, как некоторые.
— Да вы сговорились, что ли?! Всё "нет" да "нет"... Попугаихи!— в сердцах бросил Князев.
— Ещё больше ты разозлишься, увидев мой правдивый набросок. Вот, — художница передала альбом парню. — Только не порви, а то и я проявлю себя далеко не с лучшей стороны.
Игорь открыл первую страницу блока. Цветная акварель — пейзаж окрестностей Лицея в середине октября. Следующая страница. Осеннее Троицкое предместье. Ещё одна. Дождливый день на улице Независимости возле Художественного музея. И ещё. Полузаброшенный парк, в котором проходила физкультура...
— Красиво ты рисуешь, Алина. Серьёзно тебе говорю, очень красиво.
— Спасибо, Игорь. Ты дальше смотри!
Князев раскрыл наугад одну из страниц в середине и остолбенел. На него смотрела своими голубовато-серыми глазами маленькая Алина Сидоровская, та, которую близкие подруги называли Алинкой. Пытливый взгляд, неизменная улыбка, косая чёлка, на четверть закрывающая лицо девушки... Князев судорожным полушёпотом перечислял эти признаки красоты, пытаясь отвлечься от того, что находилось ниже: Алинка была изображена голышом.
Алиса подошла к своему неудачливому кавалеру и развернула самый конец альбома.
— Я помню эту сцену, — мимоходом заметила она.
— Ты... помнишь? — поперхнулся парень. — Ты... на самом деле оказывалась в таком положении?
— Да. Алина и Алинушка именно так и прижимались ко мне ночью с четырнадцатого на пятнадцатое февраля.
— И... что-то подобное повторялось?
— В других масштабах и в менее удачной обстановке. Однажды мы с Алинушкой уединились возле спортзала за картонными коробками, а Алина так вообще завела меня в туалет перед большой переменой, когда за стенкой проходила наша же пара биологии... — всё это Алиса произнесла без тени смущения на лице.
Парень потерял дар речи: он молча разглядывал откровенный эскиз. Алина была похожа на сытую кошку, а Алиса — на безразличную фламинго.
— Привет! Вы все тоже в планетарий? — прозвучал задорный голосок.
Первым обернулся Игорь. Рядом с ним стояла Алинка в лёгком летнем платьице. Князев густо покраснел, выронил альбом и понёсся к метро с такой скоростью, будто за ним гнался разъярённый бык.
— Что случилось? — смущённо спросила любительница астрономии. — Игорь сам на себя не похож, а Алина будто выиграла миллион в лотерею!
— Посмотри на цветы и на последний рисунок в альбоме.
Алинка кинула взгляд на тюльпаны, затем подняла упавший блок и раскрыла его.
— Алина, ты просто очаровательно точно рисуешь! — восхищённо произнесла она. — Игорь это видел?
— Да, — ответила Алиса.
— И... перед этим он признался Алине в любви?
— Нет, мне...
Алиса, не в силах сдерживаться, села на скамейку и засмеялась. То же сделала Алинка, а затем и Алина, кинув цветы на траву. Букет рассыпался, смешавшись с соцветиями высоких каштанов.
Да и кому теперь был нужен этот знак внимания, попавший не по адресу?

 

Глава 8-С

***

— Как представлю себя на месте Игоря... — Мартов выглядел едва ли не веселее девичьей троицы. — И куда, кстати, он потом делся?

— Это, да и многое другое, я способна лишь пересказать. Ограничения, наложенные книгой, никуда не исчезли.

— А как же встреча Нового Года в общежитии? Если столь значительное по своим масштабам событие лежит в пределах дозволенного...

— Исключение, не более того. Мы с тобой априори в разном положении.

— В равном, а не в разном. Как и все остальные люди на Земле.

— Можно подумать, эти лозунги серьёзны...

Сергей неожиданно обнял Алису.

— Ну вот и зачем это внезапное проявление нежности? — холодно отстранилась та.

— Честное слово, не знаю. Рефлексы...

— Если твои рефлексы срабатывали и раньше – понятно, что ты мог устроить в январе и за что Соня толкнула тебя под поезд.

— Сестра... — Мартов вздохнул. — В который уже раз я вынужден выслушивать версии одна нелепее другой. Придёт время — и всё станет понятно. Впрочем...
— Что "впрочем", братик?
— Впрочем, я могу хоть сейчас перейти к намёкам, а потом и к правде.
— Так переходи же!
— Проектор! Взять промежуток от полудня до полуночи двадцать шестого января!
— А как же год? — успела спросить Алиса.
— Год? Последний введённый горел бледноватым узором на ткани экрана. Ну и что, что цифры не арабские?.. — голос Сергея окончательно размылся и исчез во вневременном промежутке.
***
Звонок возвестил о начале двадцатипятиминутного перерыва. Девушки (Сергей был единственным юношей в классе) побежали в столовую, надеясь оказаться как можно ближе к булочкам и мороженому. Мартов смотрел на них со слабо скрываемым пренебрежением, что-то исправляя в потрёпанной тетради.
В дверь кабинета всунулась тёмноволосая, чуть кучерявая голова.
— Привет, Вова. Как дела? — оторвался Сергей от работы.
— Нормально. О чём пишешь?
— Да всё о том же...
— О человеке, чья фамилия в своей основе имеет имя одного из новозаветных апостолов?
— Именно. Хочешь, зачитаю?
— А, читай! — Вова махнул рукой.
Парень встал из-за стола и подошёл к доске, жестом пригласив приятеля занять любой из стульев. Тот устроился во втором ряду возле окна. Мартов начал декламировать:
                                                                   Солнце восходит на юго-востоке.
                                                                   Месяц январь. Позади Рождество.
                                                                   Знаю, зачем я пишу эти строки:
                                                                   Чтоб в диктатуру не верил никто.
                                                                   Правит диктатор уж три пятилетки,
                                                                   И в Беларуси – сплошь русский язык.
                                                                   Тут белорусы уже очень редки:
                                                                   Русскоязычные все! Я привык
                                                                   К этой ужасной для нас ситуации.
                                                                   ...Дзе ж знiкла ты, беларуская нацыя?..
— Беларуская нацыя нiкуды не знiкала i не знiкне, — в класс вошла женщина лет тридцати пяти. — А вы, Сяргей, нашмат лепей пiсалi па-беларуску, калi пiсалi. Чаму вы кiнулi мастацтва дзеля графаманства?
— Я не бросал искусство и не брошу его, Ирина Григорьевна, — ответил Мартов. — А что касается языка — причины глубоко личные. Вы же знаете, что на уроках я пользуюсь этим языком, уважаю его. Но в быту...
— Поддерживаю друга! — по тону Вовы нельзя было определить, шутит он или нет. — Уважать язык можно и не говоря на нём постоянно. Вот я знаю польский – так что, мне теперь по-польски со всеми общаться?!
— Кстати, я более-менее неплохо знаю английский и японский, — продолжил Сергей. — Предлагаете и на этих языках говорить со всеми подряд?
Ирина Григорьевна молча развернулась и ушла восвояси.
— Хорошо, что она не ведёт у нас белорусский. Ведь правда? — Вова попробовал развеселить друга.
— Правда... Я могу выйти?
— Да пожалуйста. Раз уж хочешь побыть в одиночестве...
Мартов решительно повернул налево и понёсся по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. В дверях третьего этажа он столкнулся с веснушчатой девушкой. Её волосы, как казалось юноше, блистали неземным огнём под лучами полуденного солнца, а глаза напоминали чудесные заводи, подёрнутые ряской.
— Соня? Давно не виделись!
— Ну да. Как дела? — будничный тон совершенно не вязался с внешностью лицеистки.
— Да вот, отбиваюсь от притязаний одноклассниц...
— Не врёшь? — Соня недоверчиво посмотрела на филолога.
— Это такая же чистая правда, как и то, что ты героически посылаешь по определённому адресу всех математиков и физиков. На прошлой перемене сам слышал, как кто-то из них эмоционально выражал недовольство сим фактом.
Соня прыснула.
— Помнишь, что мы друг другу пообещали на выпускном? "Три пункта верности"...
— Пункт первый. "Не маяться дурью и говорить по-русски". Пункт второй. "В Лицее не принимать ничьих предложений, как бы заманчивы они ни были". Пункт третий. "Пойти в загс в августе две тысячи одиннадцатого года". Ведь правда?
— Правда, Соня, — Сергей поцеловал девушку в щёку. — Именно ради этого мы живём и учимся. Ради нашего будущего счастья.
— Да... — прошептала та, стараясь как можно дольше не терять чарующе-томящее чувство близости.
Звонок едва не оглушил влюблённых.
— Ой, у меня же физика! — Соня схватилась за голову.
— И у меня... До встречи, милая!
— До встречи!
Третья пара тянулась медленно. Именно по вторникам Мартов едва не падал под грузом математики, химии и физики, и именно по вторникам Сергей провожал Соню домой, благо жили они в одном районе. Так хороший это день – вторник, или нет? Непонятно. Впрочем, Сергея слабо волновали подобные вопросы. "Три пункта" да ненависть к тёзке царя, отменившего крепостное право, – вот кредо шестнадцатилетнего Мартова.
— Можно почитать? — шепнула юноше соседка по парте.
— Только не вслух, Наташа, — Сергей улыбнулся. — И не показывай родителям.
Кареглазая брюнетка проворно схватила листок и придирчиво его изучила.
— Повторов многовато, — так же тихо отметила Наташа.
— Знаю. Это для усиления мысли...
— С такой логикой тебе давно пора купить попугая и обучить его двум-трём словам. Вот уж будет оппозиционный рупор!..
— Оппозиционный рупор? — учитель с интересом обернулся. — О чём это вы, Мартов и Кондратьева?
Виктор Адамович Криплович обычно вёл физику в профильных классах, но уже неделю его жена, Янина Аркадьевна, была на больничном из-за гриппа. В итоге филологи и историки получили уникальную возможность на своей шкуре понять, как это непросто – честно учить физику.
— Можете посмотреть, Виктор Адамович, — Наташа улыбнулась.
Сергей закрыл лицо ладонью левой руки.
— Волнуетесь, Мартов? Понимаю: стихи... — Виктор Адамович наклонился над партой.
Филологини, до этого старательно делавшие вид, что читают учебник, перестали притворяться и с интересом воззрились на учителя.
Некоторое время ничего не менялось. Затем Виктор Адамович не спеша направился к доске. Остановившись, учитель тяжело вздохнул и сел за стол. В кабинете стало так тихо, что стал слышен грохот поездов метро, проносящихся по тоннелям.
— Однако! — ученики вздрогнули от этого слова, прервавшего семиминутную тишину.
Виктор Адамович чихнул.
— Однако, ваша позиция довольно интересна.
— В смысле – "интересна"?
— Многие ваши предшественники говорили подобные вещи о нашей действующей власти, но настолько радикальных и прямых обвинений ещё не было в истории Лицея.
— Это комплимент? — Наташа не смогла удержаться от ехидного вопроса.
— Почему же... Вы хотите услышать историю из моей жизни? — обратился Виктор Адамович к аудитории.
— Если вы хотите — пожалуйста, — Мартов махнул рукой.
— А остальные?
— Всё равно, — Кристина, в прошлом году ставшая "Мисс Лицей", не боялась говорить правду.
— Ну да, как ещё могут филологи относиться к физике... — в голосе учителя сквозило презрение. — Чем устраивать бесполезную лекцию — лучше преподам вам урок из той жизни, о которой вы в силу своего возраста не знаете ровным счётом ничего.
Виктор Адамович захлопнул учебник.
— Я закончил университет в тысяча девятьсот девяносто первом году. Получилось так, что два года я служил в ликвидируемой Западной группе войск — кстати, кто-нибудь знает, где это?
— Восток Германии. У меня просто в Лейпциге друг есть — вот я и почитал про историю его родных мест...
— А вы любознательны, Мартов! — учитель был по-прежнему серьёзен. — Если сказать коротко – служба была ужасна. В открытую разворовывали всё то, что не успели передать немецким властям. Так что, вернувшись в августе девяносто третьего в Беларусь, я полностью поддерживал курс Верховного Совета на рынок и объединение с западными соседями – в неэффективности старых методов сомневаться не приходилось.
Некоторые девушки испуганно смотрели с задних парт: уж не будет ли физик в пух и прах разносить курс президента?
— Знакомый бизнесмен пригласил меня в недавно открытую частную гимназию. Мол, новому времени нужны новые подходы и свободные от советских догм учителя. Первого сентября состоялось грандиозное, щедро оплаченное шоу, на котором тот же девиз повторялся десятки и сотни раз. На следующий день, в четверг, начались занятия.
Виктор Адамович вздохнул.
— Я собирался устроить гимназистам тест по всему пройденному ранее. Но ученики с порога мне заявили: "Наши предки платят тысячу баксов в год, чтобы ты нам подчинялся, а не наоборот." Не стерпев подобного хамства, я ударил зачинщика по щеке. Тот сразу же помчался в милицию снимать побои...
Учитель развёл руками.
— Новый год и новую весну я встречал в тюрьме. А выйдя оттуда, пошёл работать сторожем. Меня хватило на чёртову дюжину месяцев: сами же рабочие, которым я мешал выносить детали за проходную завода, посоветовали убираться подобру-поздорову. Заводом, кстати, владели итальянцы.
— Виктор Адамович, вы железный человек! — восхитилась Наташа. — А как вы попали в Лицей?
— Очень просто: мой вузовский преподаватель пригласил. Сначала лаборантом, а потом как нагрузили!..
— К чему всё это?.. — прошептал Сергей себе под нос.
— А к тому, уважаемый Мартов, что государство у нас управляется далеко не идеально, но в истории бывало и хуже. Оба варианта "хуже" я испытал на собственной шкуре. Зачем менять испытанное шило на ужасно скользкое мыло, которое к тому же неприятно пахнет?.. — физик улыбнулся и посмотрел на часы.
— Так, сейчас я задам вам домашнее задание, и после этого отпущу. Ваше образование существенно не потеряет в качестве от недостачи пяти минут имитации бурной деятельности.
На доске появились номера семи задач.
— Вон!
Зная, что серьёзный тон учителя ничем им не угрожает, филологи покинули аудиторию. Сергей оказался где-то в середине этого потока. Возле кабинки вахтёра Мартов, повернув направо, шмыгнул в закуток около расписания и стал смотреть на выходящих из двери людей. А вот и она!
— Что нового, Соня?
— Всё отлично, Серёжа! Контрольную я на восемь написала, так что до марта можно спокойно спать на литературе.
— Спать на литературе?!
— Ну ты же спишь на физике!
— У нас на физике теперь не поспишь. Да и не хочется особо...
— Виктор Адамович крут, правда?
— Правда, Соня. Но крут он вне всякой связи с предметом.
— Ладно, пойдём на метро. Мне ещё вечером на танцы надо.
— И откуда у тебя такая любовь к Ирландии?
— А у тебя такая любовь к Японии откуда?
Оба рассмеялись.
— Хотя, зная, что на чемпионат в Кёльн ты ездила с Лизой и мамой...
— И заняли мы первое, второе и третье места в своих группах.
— И было это за три дня до вступительных экзаменов в Лицей... Соня, иногда я по-хорошему тебе завидую.
— А я – тебе. Например, тогда, когда читаю твои сонеты, посвящённые мне. Грущу немного после этого...
— Отчего?
— Оттого, что как бы я ни старалась забыть белорусский — не получается. То же, что и в седьмом классе, только с обратным знаком...
Сергей остановился.
— Знаешь, Соня, — взглянул он на девушку, — c этим ничего не поделать. В нас всегда будут бороться два начала. Есть, правда, путь к избавлению от этого...
— Какой?
— Понять, что настоящая родина не здесь и уж тем более не в России.
— А где же?
— Там, где берёт начало твой род. Там, где ты с первой же минуты чувствуешь себя лучше, чем в городе, в котором родился.
— Интересно... — Соня невольно переняла от любимого привычку делать длинные паузы. — Ты уже нашёл такое место?
— Нашёл.
— И где же оно?
— Пока ты не найдёшь свою родину — все мои слова будут бессмысленны. Это словно попытка объяснить слепому, где находится радуга и как она выглядит.
— Загадочно... — Может быть, пойдём в метро? — девушка заметила снежинку на своей сумочке. — Всё-таки домой надо...
— Пойдём, — Сергей поправил лямки портфеля. — По прямой или вдоль Свислочи?
— Вдоль Свислочи. Прямая – самый короткий путь между двумя точками, но далеко не всегда самый приятный.
Лицеисты спустились с моста.
— Кстати, Соня, а ты когда-нибудь пробовала ступить на лёд, под которым скрывается пятиметровая толща воды?
— Никогда. Я ещё с ума не сошла!
— А я пробовал. Было страшновато, но мне удалось пересилить себя.
Соня выглядела испуганной.
— Надеюсь, подобная смелость никогда не приводила тебя к печальным последствиям?
Сергей покраснел, вспомнив лето позапрошлого года, и вместо ответа поцеловал Соню. Помедлив, он осторожно снял с плеча девушки сумочку и поставил её на парапет перехода, а затем крепко-крепко обнял любимую.
— Сколько бы печальных событий ни было в моей жизни — с тобой мне не страшно ни одно из них. И ни об одном из них не хочется вспоминать.
— И ни об одном из них не хочется вспоминать... — эхом отозвалась Соня.
— А раз так – мы просто будем вместе обходить ямы и капканы на нашей жизненной дороге, — Сергей отпустил девушку. — Пошли в метро, домой опоздаешь!
Соня взяла сумку и повесила её на левое плечо, а правой рукой приобняла Сергея. Так они и направились вниз, к этим привычным синим поездам с белой полосой, – такой же белой, как и пойманная Соней снежинка.

 

Глава 8-А

***

— Ничего не понимаю! — воскликнул Мартов. — Ровным счётом ничего! С какой стати Проектор показал меньше четверти от указанного мной промежутка?..

— Я однажды столкнулась с подобным. Захотела увидеть конец Помпеи, а увидела богатого римлянина в публичном доме. Тогда, к слову, показ прекратился после появления в кадре трёх китайских монет, небрежно сброшенных с тумбочки ногой гетеры.

— И с чем же это связано?

Вместо ответа Алиса легла на площадку, позволив Сергею увидеть экран Проектора целиком.

— "Воспоминание", "Выбор объекта", "Тип демонстрации"... Ага! Вот она, кнопка с надписью "О Проекторе!"

— Подожди... И впрямь. Нормальное меню, написанное по-русски. И почему я его не видела?..

— Может быть, ты не хотела его видеть, потому что не верила в него? Вот и любовалась закорючками древних письмён... — пробормотал юноша, подходя к экрану. — Сейчас мы узнаем всё!

Не успел палец Мартова прикоснуться к кнопке, как по экрану побежала рябь. Гортанные звуки, не похожие ни на один из известных человечеству языков, вырвались из спрятанного в углу динамика. Сергей отпрыгнул назад и остановился справа от Алисы. В тот же миг на экране замелькал текст:
"Проектор. Создан в 14.982.570.311 абсолютном земном году, или на 8303,287516 земных лет ранее вашего перемещения. Проектор является символистическим безличным алгоритмом. Проектор не способен осмыслять. Проектор способен восстанавливать прошлое без искажений. Возможность отдачи приказов Проектору ограничена встречающимися символами. Выбор времени начала показа ограничен промежутком от момента создания Проектора до момента вашего перемещения на Проекционную площадку. Способ отдачи команд – текстовый либо голосовой, выбор летосчисления – свободный в пределах указанного промежутка. Количество сеансов ограничено промежутком времени и количеством разумных символогенерирующих существ. Конец информации".
— И что это значит, Алиса? Сплошная математика...
— Я хотела задать аналогичный вопрос тебе. Это же торжество философии!..
— Скорее – торжество канцелярщины и инопланетной логики. А может, подумаешь всё-таки?
— Не получится. Все мои предположения требуют более-менее сносного знания квантовой механики. Недостаток этих знаний у меня удерживает меня от гипотез, а недостаток этих знаний у тебя удерживает меня от констатации почти очевидного, — всё это было произнесено чуть ли не скороговоркой.
— Равно как и я не хочу забираться в философские дебри, тесно сплетённые с латынью и древнегреческим языком...
— Слушай, братик, а что, если мы сейчас подумаем поодиночке над приемлемым объяснением, а через сотню-другую секунд обменяемся мнениями?
— И вправду может получиться... Давай!
Сергей и Алиса развернулись в противоположные стороны, прислонившись друг к другу спинами.
— Пожалуй, я готова, — наконец произнесла девушка. — А ты?
— Тоже. Предоставляю тебе право начать: после сухих терминов мои мысли будут в самый раз.
— И где же твоё хвалёное равенство? — Алиса усмехнулась.
— Это тот случай, сестричка, когда логика не противоречит традиции. Но мне кажется, что такими темпами мы просидим здесь до скончания веков, обмениваясь язвительными уколами.
— Согласна. В общем, Проектор – штука из 6292 года до нашей эры, а значит, к ней приложили руку шумеры или их учителя. Безличный алгоритм – другое название компилятора... программы для обработки программ, если сказать проще, — поспешила уточнить математик, заметив недоумение в глазах филолога. — С рамками, думаю, и так всё понятно. А символы – это уже твоя стихия.
— Символы... Символы могут быть философскими (символ зла, символ добра), личными (символ предательства, символ неудачи, символ успеха), математическими (ты и сама в них разбираешься, хоть и не так хорошо, как Соня), и типографскими (буква, цифра, дефис, запятая, тире...). Но "символ" в понимании Проектора (точнее, в понимании его создателя, раз Проектор не способен осмыслять) — это некий предмет, выбираемый по непонятной мне логике.
— Подожди, Сергей. Если здесь нет логики – может быть, есть численные критерии? Каждый раз, когда сеанс завершался, заканчивалось некое событие. Словно актёры сходили со сцены. И предмет, который в этот момент становился фокусом Проктора, похоже, называется символом.
— А "символогенерирующие существа" в данном случае – разумные люди, способные общаться между собой. Люди, постоянно живущие в нестабильности. Все люди, по большому счёту, являются таковыми...
— Уточню: все, но не всегда. Если жизнь однородна – символам взяться неоткуда.
— Ну, а если разнообразна – сеанс быстро закончится... Алиса! Мы сделали это!
— Опять...
Не в силах сдержать радости, Мартов крепко прижал к себе сестру.
— Дай тебе волю – ты всю жизнь обнимал бы всех подряд...
— Я – филолог. А филологи без тактильных контактов и дня прожить не способны.
— Ещё бы! Вы с Ромой – что лисы в курятнике.
— Алиса, но ты же видела, как я был верен Соне!
— "Был?" Чего и следовало ожидать, — неожиданно цинично отметила девушка.
— Сестра, ты снова ничего не поняла... — юноша махнул рукой.
— Почему же? Я, например, поняла, что ты заставил себя возненавидеть язык, которому и без этого вечно не везёт исторически.
— Как заставил – так и перестал... Но это случилось незадолго до наступления две тысячи одиннадцатого года. Кстати, Алиса, ты оставалась наедине с Алиной и Алинушкой вне Лицея ещё хотя бы раз после февраля?
— Естественно. На Пасху, например.
— И как вам удалось избежать родительской заботы в этот значимый для многих день?
— Сейчас увидишь, братик, – Алиса встала с пола, отряхнулась и подошла к Проектору. Несколько раз прикоснувшись к экрану, девушка цокнула языком.
— "Подтвердить показ воспоминаний Алисы Алексеевны Чепуховой от 4 апреля 2010, момент начала – семь часов тридцать минут?" — гласила надпись.
— А текстовый способ отдачи команд и впрямь удобен, да и выглядит привычнее... — отметила Алиса, нажимая на кнопку "Подтвердить".
***

Косые лучи солнца проникали в комнату сквозь голые ветви высокой берёзы. От их яркого света Алексей Леонидович с явным неудовольствием открыл глаза. Настенные часы показывали половину восьмого.
— Четыре часа всего прошло... Дочка, ты уже проснулась? — спросил отец. — Христос Воскрес!
— И тебя с праздником, папа. А после чего прошло четыре часа?
— После того, как я закончил и отправил очередной кусок проекта. Израильтяне потребовали, чтобы в шесть утра воскресенья код уже был у них. Вот и просидел до поздней ночи за компьютером... — Алексей любил рассказывать дочери о своей работе. — Алиса, а что ты думаешь сегодня делать?
— Если ты не против, папа, – сегодня к нам в гости придут две Алины.
— А, твои лучшие подружки? Сидоровская и... как же фамилия второй?
— Петровиц. Странно, что ты не запомнил эту чешскую фамилию.
— Бывает. Пускай приходят. Их родители в курсе?
— В курсе.
— Хорошо.
— Ты самый лучший папа на свете! — дочь поцеловала отца в щёку. — Ну кто бы ещё согласился без долгих уговоров впустить двух малознакомых девчонок в несчастную однокомнатную квартиру?
— Квартира эта, кстати, – то место, где ты провела первые несколько лет своей жизни. Разве не помнишь?
— Помню... Как и то, что в конце августа мы перебирались сюда на недельку, пока на Западе делали ремонт. Слушай, папа, а ты уверен, что новые квартиранты не устроят там такой же беспорядок, как тот студент-неудачник?
— Даже если устроят – потом за всё они заплатят двойную цену. В новом договоре я предусмотрел это.
— Отлично, папа! А что ты сейчас будешь делать?
— Спать, дочка, спать. Ты пока завтрак приготовь, хорошо?
— Без проблем!
Алиса, застелив свою кровать, помчалась на кухню, а Алексей, повернувшись так, чтобы солнце не светило ему в глаза, умиротворённо заснул.
Из стопки кулинарных книг Алиса, подумав, достала довольно потрёпанный томик "Кухни народов СССР" и раскрыла его на тридцать второй странице.
— Приготовлю оладьи, — пробормотала девушка, — пирогами заниматься откровенно лень, да и в холодильнике довольно-таки пустовато.
Найдя на полочке над плитой сухое молоко, Алиса поставила кипятиться небольшую кастрюльку.
— Да уж, Александра Фёдоровна явно не смогла научить меня многому за те короткие дни, что я проводила на даче – слишком сильно она была занята моими двоюродными сёстрами, которых становится всё больше с каждым годом... — пробормотала себе под нос старшая из внучек Леонида Павловича Чепухова, депутата двух подряд созывов Верховного Совета.
Рассуждая вслух, Алиса не забывала и о деле: она налила воду в эмалированный тазик, развела там три столовые ложки сухого молока, четверть большой пачки дрожжей, два с половиной стакана муки, размешала всё это, закрыла крышкой и поместила в слегка нагретую духовку.
— Что же мне делать целый час?.. — лицеистка не могла позволить себе сидеть сиднем и любоваться видом из окна. — Порешаю, пожалуй, задачи по генетике: в начале июня обещали лабораторную практику на факультете, и попасть туда смогут лишь те, кто имеет по биологии высший балл – десять.
Занимаясь учёбой, Алиса время от времени поглядывала на часы. Спустя ровно шестьдесят минут она захлопнула тетрадь, вновь завязала передник на груди и вернулась к плите.
— "Два яйца, половина чайной ложки соли, в шесть раз больше – сахара, пятьдесят граммов сливочного масла..." — сверилась Алиса со списком. — Всё точно, можно работать.
Добавив вышеперечисленные продукты в тесто, вновь тщательно перемешав его и поставив в духовку тазик, накрытый крышкой, девушка подошла к радиоприёмнику и включила его.
"За минуту до выпуска новостей. В Минске сегодня ясно, без осадков, плюс десять-двенадцать градусов, в областных центрах прогноз следующий: в Витебске плюс семь-девять, в Могилёве плюс восемь-десять, в Гомеле плюс одиннадцать-тринадцать, в Бресте плюс двенадцать-четырнадцать, в Гродно плюс десять-двенадцать. Во всех городах осадков не прогнозируется," — ведущая говорила на чистом белорусском языке. — "В столице девять часов утра. Главные новости на сегодня:
Белорусские католики, православные и протестанты вместе празднуют Пасху;
Извержение исландского вулкана Эйяфьятлайокудль по-прежнему препятствует полётам над большей частью стран Западной Европы;
Десятого апреля пройдёт церемония памяти жертв Катынского расстрела 1940 года, в которой примут участие президенты и премьер-министры Беларуси, Польши и России, а также министры обороны и представители парламентов этих стран;
Сборная Беларуси по футболу..."
Алиса выключила радио.
— Папе, может быть, это и было бы интересно, но я уж лучше буду печь оладушки, не отвлекаясь на бесполезную информацию.
Молодая кухарка включила большую конфорку и поставила на неё сковородку. Масло сразу же зашкворчало. Алиса достала тесто из духовки и сформовала шесть оладушек, расположенных по углам воображаемого шестиугольника так, что места в его центре уже практически не оставалось. Крышкой, под которой раньше находилось тесто, девушка придала сковородке рабочий вид, Буквально сразу же Алиса сняла крышку и перевернула оладьи. Перевернув последнюю, она быстро выложила готовые оладушки на тарелку и занялась новыми. Со стороны всё это напоминало выступление опытного жонглёра, а не рутинный процесс приготовления пищи.
— Ничего себе! — только и смог произнести Алексей, заглянув на кухню под конец действа. — Как ты научилась так ловко управляться со всем этим? — мужчина махнул рукой в сторону плиты.
— Элементарно, папа! Помнишь, как ты подарил мне на десять лет компьютер с линией ADSL?
— Ну да.
— Как-то, лет пять назад, я наткнулась на видеоуроки "Алхимия кухарки". Американский проект, но какой-то энтузиаст перевёл ролики на наш государственный язык. Я начала учиться, и теперь могу пользоваться кулинарными книгами, в которых почти нет объяснений. Вот этим трудом, например, — Алиса показала пальцем на "Кухню народов СССР".
— Дочка, каждый день благодаря тебе я убеждаюсь, что живу и работаю не зря, — с теплотой в голосе произнёс Алексей.
— Я очень рада. Серьёзно. — у девушки не получилось сказать это мягко.
Мужчина посмотрел на часы.
— Твои подружки уже вот-вот придут?
— Да. Пойду-ка я посуду мыть, — Алиса схватила сковородку с миской и побежала в ванную.
Алексей Леонидович взял одну из оладий и попробовал её.
— Вкусно, ничего не скажешь. Да, готовить дочка определённо умеет.
— Очень рада, что ты меня хвалишь, — ответила Алиса, выходя из ванной. — Папа, ты так и будешь ходить в этом поношенном свитере, старых кальсонах и чёрных тапочках? Извини, конечно, но я привыкла говорить о недостатках как есть.
— Переоденусь, если уж на то пошло. Сама только не забудь поменять передник в горошек на что-нибудь поприличнее.
— Тогда я снова в ванную — переодеваться.
— А я буду в комнате, дочка. Окей?
— Окей.
Пока Алиса обменивалась со своим отцом саркастическими замечаниями, две Алины успели выйти из троллейбуса и повернуть в переулок, в конце которого виднелась искомая девятиэтажка.
— Алина, помнишь, как мы шли тут зимой?
— Конечно, Алинушка, — старшая из тёзок погладила младшую по голове и задумчиво начала перебирать её волосы. — Правда, тогда Алиса была с нами, а не ждала в квартире.
— А как ты думаешь, что она для нас приготовила?
— Что-то вкусненькое. Не будь я художницей, если это не так!
— Ты так уверена? — девочка с кудряшками притворилась удивлённой.
— Уверена. Я всегда уверена в том, что говорю. Это ты позволяешь себе быть переменчивой и наивной, хотя в этом и заключается твоя притягательность.
— А Алиса?
— Алиска? Она занимает промежуточное положение. Что-то вроде неполного доминирования... и не красней так, это же биологический термин!
Неловкого молчания удалось избежать: девушки уже стояли у входа в нужный подъезд, и Алина просто набрала "204" на домофоне.
— Вы – подруги Алисы? — голос в трубке звучал довольно-таки приветливо. — Я – её папа, Алексей Леонидович.
— Очень приятно, Алексей Леонидович, — наклонилась к динамику Алинушка. — Не могли бы вы всё же впустить нас?
— С удовольствием.
Алина открыла дверь и прошла вперёд. Вместо того, чтобы вызвать лифт, она шагнула на следующий лестничный пролёт.
— Четвёртый этаж же! Я могу споткнуться!
— Держись за поручень, Алинка. Или не перепрыгивай через ступеньку. А лучше – и то, и другое сразу.
— Решили заняться спортом? — крикнула Алиса, увидев гостью на лестнице.
— Типа того. От тебя пахнет выпечкой, подружка. Это случайность?
— Нет, конечно же, — обычная осознанная необходимость.
— И объективная реальность, данная нам в ощущениях... — пробормотала Алинушка, пытаясь отдышаться после подъёма.
— Может быть, хватит цитировать классиков ушедшей эпохи? — Алексей Леонидович, одетый во фрак, будто взятый из театрального реквизита, стоял у входа в квартиру. — Заходите уже, и с Пасхой вас!
— Вас также, — сухо ответила Алина.
Девушки вошли в прихожую.
— Оставляйте на кресле свои сумки и заходите в комнату, — Чепухову явно понравилось играть роль сдержанного аристократа.
— Так и сделаем, Алексей Леонидович! — Алинушка поспешно сняла светло-зелёный плащ, поставила под кресло бирюзовые туфли и, оставшись в платье цвета сосновых иголок, пританцовывая, подбежала к дивану и плюхнулась на него с разбега. Алина пошла следом, спокойно созерцая знакомую обстановку, в конце концов оказавшись справа от подруги. Алиса, проследив, чтобы гостьи комфортно устроились на диванчике, села на стул лицом к окну и пригласила отца занять место напротив неё. Тот согласился.
Всё, что было на столе, как нельзя лучше отвечало настроению этого апрельского дня: и старомодная кружевная скатерть, и тарелка с оладьями, и рюмочки с разноцветными пасхальными яйцами, ставшие словно частоколом вокруг оладий, и несколько пакетов сока – каждый мог выбирать себе по вкусу, и задорное весеннее солнце...
— Алиса, ты сама это сделала? — спросила Алина.
— Кружева остались от мамы.
— А остальное?
— Сама.
— Молодец, Алиска... Алексей Леонидович, ну не молчите же, в самом деле, — вы же тут хозяин!
— А что мне говорить? Я вижу, что наши интересы пересекаются очень слабо. Значит, имеет смысл наконец заняться тем, на что вечно не хватает времени.
— Куда же...
Алиса толкнула подругу в бок, и та замолчала.
— Удачи вам! — через силу произнесла Алина, постаравшись не рассмеяться: как бы ни хотелось ей представить себе Чепухова во фраке и туфлях, воображение неизменно подсказывало художнице нечто среднее между пингвином и героями картин Пикассо.
— Твой папа – бизнесмен? — Алинка едва смогла дождаться, пока Алексей Леонидович выйдет.
— Программист-фрилансер.
— Так что же погнало его из дому в этот праздничный день? — Алина переняла эстафету.
— Хотела бы я знать...
Девушки услышали писк отъезжающего электромобиля.
— Меньше чем на пять километров хода хватит, — отметила Алина. — Наша машина точно так же пищит, когда аккумулятор пора менять.
— Ты хотела сказать – "заряжать"?
— Менять. Моим родителям всегда лень тащить батарею по лестнице, вот они и меняют её на СТО каждый раз.
— А разве это не дорого? — Алинушка оторвалась от блинчиков.
— Не волнуйся, малышка: моя семья живёт так, что может себе позволить заплатить лишнюю сотню-другую талеров за комфорт. Да что тут говорить, мы никогда не берём ни шелега из сдачи в магазинах – пусть персонал радуется этим крупицам!
— Я тоже могла бы хвастаться отцовским богатством, не говоря уже о возможностях Леонида Павловича, — Алиса выглядела раздражённой, — но зачем? Хоть что-то это меняет в лучшую сторону? Скорее наоборот: отдаляет от доброты и естественности...
— Хочешь заниматься генетикой – позабудь обо всякой естественности, Алиска, — холодно ответила Петровиц.
Сидоровская отодвинула тарелку в сторону.
— Послушайте! — то и дело срываясь на фальцет, начала она. — Не хватало нам в этот святой день по пустякам ссориться. У кого больше денег, у кого меньше, кто ноги хочет вытирать об людей, кто кланяться им в ноги... Пусть! Главное, что мы все любим друг друга. Как именно и при каких обстоятельствах – тоже ну совершенно неважно, милые, любимые подружки!
Алиса неожиданно перебралась на диван, а Алинка, успевшая забраться наверх, приобняла своих одноклассниц и невольно заставила их поцеловаться.
...Алексей Леонидович оставил машину заряжаться от солнечных батарей, размещённых на набережной Слепянского канала, а сам с достоинством направился к белому зданию в американском стиле. Здание – до него было уже рукой подать – стояло возле небольшой плотины, от которой к нему тянулся кабель. Человек, знающий английский язык, прочитал бы надпись на входе: "Церковь христиан веры евангельской – баптистов". Не знающий вполне мог бы принять этот молодой храм за костёл, кирху или бизнес-центр, причём с равным успехом. Алексей Леонидович относился к первым, поэтому и оказался здесь лет десять назад, после смерти жены. Со временем боль ушла, но какая-то пустота, словно дефект в кристаллической решётке, время от времени о себе напоминала. Некоторые кристаллы, весьма инертные в обычных условиях, способны при наличии дырок проводить электрический ток, ну а некоторые люди, плывущие по течению ради своего удобства и блага своих близких, под влиянием душевных травм способны резко измениться. В лучшую или в худшую сторону? Неизвестно, однако человек испокон веков надеется на лучшее. А если не надеется – значит, дни его сочтены...
Мужчина вошёл в храм, поднялся на второй этаж и нажал кнопку звонка возле средней из трёх дверей.
— Диакон Юрий. Что привело вас ко мне в сей светлый день? — прозвучало из-за двери.
— Многие размышления, — Алексей Леонидович удержался от обращения. — Можно пройти внутрь?
Диакон открыл дверь.
— Добрый день, Алексей Леонидович. Давно вас тут не было. Заходите, присаживайтесь.
Юрий был одет более чем буднично: оранжевая майка, синие джинсы да потёртые чёрные ботинки. Увидев своего старого знакомого, баптист с трудом удержался от смеха.
— Успели уже забыть о неформальной обстановке в нашей церкви, а? — подмигнул Юрий.
— Да, пожалуй... Может быть, всё дело в том, что все важные решения я принимал, находясь в этом костюме? Поступал в вуз, потом – в аспирантуру, женился, устраивался на работу...
— Стало быть, Алексей Леонидович, многие размышления привели вас к тому, что вы собрались принять некое важное решение? — диакон сразу посерьёзнел.
— Да. Я хочу принять крещение в вашей церкви. Принять его осознанно с целью вносить посильный вклад в церковную жизнь.
...Да задёрните же шторы, наконец! Хоть окна и выходят на парк...
Девушка спрыгнула с дивана, подбежала к шторам и задёрнула их.
— Вот так лучше, Алинушка... Ну иди же сюда!
— А если твой папа вернётся, Алиса?
— Я чувствую, что у нас есть время. И ещё у нас есть кровать возле дальней стены.
— Та самая? — усмехнулась Алина.
— Та самая. Обойдёмся без пафоса и лишних слов.
..Вы хорошо подумали над этим?
— Думаю, да. Я читал свод семи основных правил евангельских христиан. Верить в боговдохновенность Библии, жить по её заповедям и помнить, что все баптисты – братья...
— А что значит "братья"
— Это значит, что нет деления на священников и прихожан, а руководство церкви живёт за счёт своих мирских доходов.
— В таком случае, зачем мы даём десятину Богу?
— На дела, угодные ему: печатание Библии и религиозной литературы, лечение и просвещение.
— Совершенно верно... Знаете что? Хоть пока что таинство Крещения вами не пройдено, уже сейчас я готов называть вас братом. Согласны, брат Алексей?
— Благодарю вас, брат Юрий.
...Не останавливайся!
— А я и не собираюсь, Алиска. Так лучше?
— Как там было у Льюиса? "Дальше вверх и дальше вглубь?"
— Совсем по другому поводу же...
— Но как к месту!
...Так вот, брат Алексей: на Троицу вы примете Крещение.
— Насколько я помню, это будет через семь недель, то бишь в конце мая?
— Да. Как раз каштаны расцветут.
...Алиса, Алина, я просто не могу поверить, что всего через семь недель этот учебный год закончится!..
— Да и мы тоже... — не сговариваясь, невесело ответили лицеистки. — А что же хорошего даст это время?
— Отдых – раз. Грибы – два. И зацветёт всё!
— Ну, плодовые деревья уже отцветут к тому времени, — заметила Алина, — из грибов разве что лисички будут... А вот с отдыхом ты, Алинушка, попала в точку.
— Отдых, отдых! — защебетала девушка. — Только представьте себе: поле рапса, жёлтое-жёлтое, небо, синее-синее, как глаза Алиски, и зёлёный-зелёный, словно твои, Алина, глаза, лес...
Алина молча прижала к себе свою кудрявую тёзку.
— Алина, — голос Алисы звучал несколько неуверенно, — всё-таки ты ошибаешься. Чем каштаны не плоды? А деревья эти цветут в двадцатых числах мая.
— И впрямь, Алиса... Что-то я стала слишком нетерпимой к чужим ошибкам.
— Неважно, это совсем не важно, милые... — Алинка очнулась от сладостного сна. — Только представьте: мы будем гулять среди каштанов по Центральному парку, зная, что впереди ещё куча свободного времени, и мы сможем занять его!..
...Таинство свершится возле канала, брат Алексей. И я буду стоять меж двух каштановых деревьев на его западном берегу.

 

Декабрь 2010

***

— Опять каштаны? Создатель Проектора был помешан на этих деревьях, что ли?..

— Не ко мне вопрос, братик. Лучше выскажись по существу, — Алиса лукаво улыбнулась.

— "По существу"? Так бюрократично... Странно.

— Я просто не знаю, как здесь сказать иначе. Хотя... ладно.

Вместо ответа парень отвернулся, и девушка впервые обратила внимание на его одежду. Ничего особенного: кеды, джинсы, футболка, часы "Электроника", в правой руке — калькулятор той же марки... Стоп!

— Что-то ты совсем не по-зимнему одет. Да и калькулятор у тебя такой, каких уже лет пятнадцать не делают.

— Сестра, но ведь и ты не лучше. Коричневое школьное платье раза в два старше этого калькулятора.

— И впрямь... — Алиса ещё раз взглянула на себя и на брата. — Наверное, я просто ни разу не смотрелась тут в зеркало.

— А здесь вообще есть зеркала?

— Пару раз залетали...

— Летающие зеркала? Чем больше я узнаю о Междумирье, тем сложнее мне представить, кто его создал.

— Какая разница, Серёжа? Даже если бы ответ на этот вопрос существовал, он не нёс бы никакой практической пользы.

— Когда ты говоришь о "практической пользе", мне сразу же вспоминается то, что случилось почти за месяц до моего попадания сюда...

— Президентские выборы? Ну да, обычная, демократическая, практически полезная процедура, — скучным голосом ответила Алиса. — Мой дедушка часто об этом говорит, хоть и на пенсии давно. Мне это малоинтересно.

— Понимаю, — Сергей говорил похоронным тоном. — Я даже не буду пытаться что-то объяснять или спрашивать у тебя разрешения... Проектор! Показать Октябрьскую площадь и прилегающие районы! Промежуток — с 19:45 19 декабря 2010 по 00:30 20 декабря того же года! Использовать режим перевода!

— Пытаешься избежать двуязычия, наверное? Прекрасно, прекрасно, белорусский филолог... – девушка зааплодировала. 

***

Дома Старого города, построенные в своей массе лет сто – сто пятьдесят назад, пережили многое: и Первую мировую войну, во время которой Минск без конца переходил из рук в руки, и годы борьбы с религией (лишившись двух церквей и пяти синагог), и Великую Отечественную (оказавшись наполовину в руинах), и эпохальные хрущёвско-брежневские стройки, и разруху девяностых годов прошлого века... Только в двухтысячных годах у власти дошли руки до двух несчастных кварталов, и Старый город преобразился, будто Гадкий утёнок в известной сказке. На излёте десятилетия, наступившего одновременно со столетием и тысячелетием, Старый город стал популярным местом для встреч и прогулок. Но иногда здесь происходили события, которые заставляли вспомнить о кровавой истории белорусской столицы, испокон веков стоявшей на перекрёстке торговых путей, на дороге у бесчисленных завоевателей. Одному из таких событий было суждено случиться этим заснеженным вечером.
...По узеньким улочкам в гору медленно ехал фургон. За рулём был интеллигентный мужчина лет сорока, а рядом – человек вдвое старше него. В пассажире легко можно было узнать одного из десяти кандидатов в президенты, Владимира Прокопьевича Некляева.
Фургон повернул на улицу Энгельса и едва успел остановиться: впереди стояла машина ГАИ.
— Инспектор Маневич, ваши документы...
— Пожалуйста! — с готовностью ответил водитель.
— "Андрей Дмитриев"... Хм, знакомая фамилия. В багажнике что?
— Проходите, смотрите...
Дмитриев включил камеру, взял её в правую руку, затем вышел из машины вместе с инспектором и остановился у дверей. Помедлив, мужчина распахнул их.
— Дизель-генератор, колонки, ещё какая-то аппаратура... Вроде бы ничего запрещённого. Интересно, куда вы всё это везёте?
— На Площадь! — твёрдым голосом ответил пассажир, успевший выйти из салона. — Через пятнадцать минут всё решится!
— А, тот несанкционированный митинг? У меня нет полномочий останавливать вас, так что поступайте, как знаете, — Маневич взял под козырёк и собрался уходить.
Сзади послышался топот тяжёлых ботинок.
— Военные? — нерешительно произнёс Дмитриев. — Или...
Неизвестные действовали быстро. Один из них ударил Дмитриева так, что по стеклу камеры пошла трещина, второй толкнул Некляева в спину, третий перепрыгнул через Маневича и несколькими ударами ног привёл содержимое фургона в негодность. Совершив это, преступники сбежали.
Несколько журналистов, шедших по соседней улице, услышав шум и крики, побежали на Энгельса. Кто-то сразу же начал звонить в "скорую", кто-то попытался взять интервью у пострадавших, кто-то просто снимал произошедшее...
Только кровь со снега стереть уже было невозможно. И забыть о том, что в день выборов было совершено нападение на одного из кандидатов, – тоже.
Октябрьская площадь к тому времени уже была заполнена людьми. Их собралось никак не менее девяти тысяч, и с каждой минутой эта цифра росла. В толпе был заметен корреспондент "Радио Свобода": он задавал один и тот же вопрос всем желающим, а ответы транслировал в прямом эфире.
— Почему вы сейчас здесь?
Молодая девушка в лиловом пальто и чёрных брюках:
— Я голосовала впервые в жизни. За Санникова. Но очень сомневаюсь, что мой голос не исчезнет по воле представителей власти. Потому и здесь.
— Почему вы сейчас здесь?
Дедушка с трёхлетней внучкой на руках:
— Я полжизни мечтал о том, что моя страна станет независимой. Девятнадцать лет назад мечта осуществилась. А шестнадцать лет назад мечту у меня забрали. Надеюсь, что те, кто считает иначе, всё же не звери и не станут применять силу.
— Почему вы сейчас здесь?
Юноша со взглядом монаха и флагом Евросоюза на рукаве:
— Я здесь вместе со своим лидером — Рымашевским. В Германии христианские демократы смогли вывести страну из тупика, и у нас будет так же!
— Почему вы сейчас здесь?
Женщина бальзаковского возраста:
— Меня бросил муж. Полгода назад. Через несколько дней я столкнулась в магазине с Алесем... Алесем Михалевичем. Боже, какой импозантный мужчина! Собирала подписи, разносила листовки, на работе агитировала за Алеся... А здесь я потому, что надеюсь на лучшее!
— Почему...
Голос корреспондента утонул в грохоте мегафона.
— Граждане!
Все невольно обернулись. Николай Статкевич, ещё один кандидат в президенты маленькой европейской страны, стоял на ступеньках Дворца Республики с огромным мегафоном в руках.
— Граждане! — повторил Статкевич. — Только что стало известно, что один из моих коллег-кандидатов, Владимир Некляев, был избит какими-то бандитами по дороге сюда. Разве такое может произойти без указки прислужников режима?! Разве это не говорит о фальсификациях невиданного масштаба?! Разве не говорит это о том, что власть нас попросту боится?!
— Пошли отсюда, — дедушка опустил внучку на землю и начал спускаться к парку Горького. Эти люди не остановятся ни перед чем. Мне воевать уже поздно, а тебе, Яночка, – ещё рано.
На ступеньки взошёл Андрей Санников. В разных уголках площади люди замахали плакатами: "Бобруйск за Санникова", "Слуцк за Санникова", "Барановичи за Санникова", "Лида за Санникова", "Докшицы за Санникова", "Речица за Санникова"... Сам кандидат, взяв мегафон из рук Статкевича, дождался, пока аплодисменты стихнут, и бескомпромиссно заявил:
— Мы победили! То, что нас здесь так много, значит, что мы победили. Кто-нибудь видел столько сторонников Лукашенко в одном месте? Нет? Правильно, потому что их в природе не существует, кроме номенклатуры и чиновничества! Беларусь голосует за демократию, Беларусь голосует за меня, Андрея Санникова!
Толпа взорвалась бурными овациями.
— Позвольте, — к Санникову подошёл немолодой мужчина с волосами пшеничного цвета и такими же колоритными усами, — а как же статистика? Как же демократия?
— Мы за демократию! — гаркнул Санников. — Мой оппонент, Григорий Костусёв, упомянул о статистике. Наша статистика говорит: второй тур выборов неизбежен! Требовать второго тура можно лишь у стен Дома Правительства, официально заявив наш протест премьер-министру. Поэтому... — Санников махнул рукой в сторону площади Независимости, — поэтому наш путь лежит туда! Вперёд, за свободой от рабских пут!
Политики, заставив толпу расступиться, пошли в сторону ГУМа. Вслед за ними потянулись и избиратели. Когда стало ясно, что на тротуаре всем места не хватит, Санников шагнул от "Макдональдса" к Национальному банку и продолжил движение по разделительной полосе. Движение транспорта в центре столицы было парализовано окончательно.
— Ну вот куда это годится, а? Идут непонятно откуда непонятно куда, а мне на вокзал надо! — жаловалась кондуктору женщина в неброской одежде. — Приехала, называется, к дочери на день рождения! Опять на ветер сто тысяч кидать и ночевать непонятно где?..
— Согласен. Работать не хотят, шляются по городу почём зря! Ну всем же и так понятно, что ничего не изменится! Так нет же, идут, словно бараны на заклание...
— Я сама из Украины, из Чернигова, – слышали, наверное? Новый чиновник как придёт в администрацию – так и не успокоится, пока не наворуется. А депутаты, а Ющенко, а Юлька, чтоб её черти!.. У вас хоть порядок поддерживают.
— Порядок? — подросток, стоявший в "гармошке" автобуса, выключил плеер и посмотрел на женщину. — Ну да, в концлагерях тоже порядок был. И при Брежневе.
— Не тебе об этом судить, пацан, ты ещё не родился тогда! — вскипела женщина.
— И чего тебе не хватает? — кондуктор говорил спокойно. — Родители без работы не сидят, у тебя вот бесплатный проезд есть... С жиру бесишься, ей-богу. Мозги отморозил.
— Ладно, открывайте двери, пойду направо, — пробурчал парень.
Кондуктор передал эти слова водителю, и двери открылись. Вслед за подростком вышли почти все, то ли в надежде дойти до вокзала пешком, то ли вдохновившись искренностью юноши. В салоне, кроме кондуктора, осталась лишь незадачливая женщина.
Тем временем голова колонны оказалась у здания республиканского КГБ. Один из идущих, которому с трудом можно было дать двадцать лет, сорвал с крайней колонны государственный флаг и разорвал полотнище на части.
— В тюрьму захотелось? — с некоторой долей участия произнёс Костусёв. — Бороться надо законно.
— Ненавижу эту тряпку, и плевать мне на законы режима!
— Смотри, потом пожалеешь...
— Каждый опрометчивый шаг приближает ответные меры, — добавил брюнет с аккуратной стрижкой, одетый в костюм-тройку и элегантный плащ.
— Это вы, Ярослав? — Костусёв сразу же забыл о борце с тканью. — Приятно встретить здесь умеренного аналитика и экс-коллегу.
— Ага, стало быть, вы тоже уверены, что второго тура не будет? Рад, что нашёл единомышленника.
Разговаривая, мужчины не заметили, как подошли к гостинице "Минск".
— Да это же...
По путепроводу, навстречу колонне, тоже шли люди. Не так много, как с площади, но и не так мало, чтобы не обращать на них внимания.
...Когда возле конечной станции метро образовалась пробка, многие, проклиная оппозицию на чём свет стоит, спустились вниз. Очередной состав был переполнен — и это в полдевятого вечера воскресенья.
— По техническим причинам на станциях "Площадь Ленина" и "Октябрьская" поезд не останавливается, — объявил машинист. — Следующая станция – "Площадь Победы". Осторожно, двери закрываются.
На второй линии составы шли без остановки на "Купаловской". Связь между главными транспортными артериями города порвалась.
— А как мне теперь прикажете ехать домой, в Уручье? — недоумевала блондинка в вызывающе яркой одежде.
— Езжайте до "Первомайской", оттуда по мосту к Лицею БГУ, на трамвае до остановки "Проспект Независимости", чуть пройдёте налево, в сторону монумента Победы и спуститесь в метро, а дальше вы знаете, надеюсь... — ответил Мартов (а это был именно он). — И что вас в район тракторного завода занесло в такое время? Я-то от бабушки домой еду.
— Неважно. Спасибо за подсказку.
На площади Независимости было втрое больше людей, чем часом ранее на Октябрьской. Политики по очереди взбирались на пьедестал памятника Ленину, чьё имя когда-то носила площадь, и пытались объяснить, зачем всё это нужно. Получалось не очень-то убедительно, но это, по большому счёту, уже не играло особой роли: чем больше толпа, тем доверчивее она становится.
— Да выйдет этот Сидорский или нет?! — в ораторе легко можно было узнать того, кто порвал красно-зелёный флаг. — Мы ждём действий парламента!
— Как нелогично... — усмехнулся знакомый нам подросток. — Ненавидеть символику, предложенную сами-знаете-кем, но надеяться на смелость парламента, назначенного им же...
— Бейте двери, и всё тут!
Те, ко стоял рядом, обернулись. Мужичок с початой бутылкой водки в одной руке и куском арматуры в другой говорил грубо, но от души.
— Вы за кого голосовали? — поинтересовался корреспондент "Радио Свобода".
— А ни за кого! Пришёл, потому что метро закрыли. Вижу: стоят с мегафоном, красиво говорят. Ерунда это всё! Если против – так до конца, — произнеся это, пьяница сделал ещё один глоток, — и я готов начать!
Мужичок с размаху ударил по стеклянным дверям Дома Правительства. Железо, пробив стекло, упёрлось в дерево каких-то шкафов.
Увидев это, многие поспешили убраться подобру-поздорову. Некоторые журналисты остановились неподалёку, готовые чуть что вызвать такси, а простые люди поплелись домой с чувством полного разочарования в политике вообще и оппозиции в частности. Нашлись и такие, кто подобрал себе ломик по вкусу, не задумываясь о том, кто же позаботился о них, и с наслаждением принялись уничтожать остатки дверей. Костусёв, Романчук, Рымашевский – все они пытались остановить доморощенных революционеров, но те, возомнив себя невесть кем, едва не накинулись на совершенно обескураженных таким поворотом событий политиков...
С крыши гостиницы "Минск" двое людей в тёмной форме смотрели в бинокль.
— Бьют?
— Ага.
— Угроза массовых беспорядков имеется?
— Имеется. Шеф говорил, что если такое случится – пощады не давать.
По внутренней милицейской связи понеслись резкие команды, а по опустевшему проспекту – автомобили для перевозки заключённых.
Ощутимо похолодало. Разошлись почти все — на площади оставалось не более тысячи человек, если не брать в расчёт журналистов в переулках и проходах.
Омоновцы, выстроившись в цепь, начали продвигаться к противоположному концу площади. Они ритмично стучали дубинками по щитам, стараясь запугать тех, кто ещё оставался у Дома Правительства.
Только вот остались те, кого запугать было непросто. И это не зависело ни от телосложения, ни от пола, ни от возраста оставшихся.
По проспекту снова пошли автобусы. В один из них успел втиснуться и испуганный паренёк.
— Домой едешь? Декабрист, мать твою... — кондуктор заметил знакомое лицо. — Сбежал, значит, к мамочке плакаться?
— Ну да. Ссыкотно стало, — махнув рукой, ответил тот без тени иронии в голосе.
Дородная пенсионерка, которая всё это время смотрела назад, всплеснула руками:
— Боже мой!
Немногочисленные пассажиры прильнули к окнам. Цепь оттеснила толпу к проспекту, а там людей выхватывали по одному и запихивали в бронированные автомобили. Били и тех, кто стоял на месте или имел несчастье оступиться. Белый снег, падавший с неба, смешался со снегом на площади, со снегом, красным от крови.
Автобус, не остановившись у Главпочтамта, понёсся вперёд. Люди в салоне подавленно молчали.
Один из журналистов, автор достаточно гротескного романа "Паранойя", ехал домой на такси и что-то бормотал себе под нос.
— О чём это вы, если не секрет? — поинтересовался водитель, стоя на красный свет.
— Да о том, что любая попытка что-нибудь изменить в Беларуси начинается с крови и кровью же заканчивается. Может быть, потому и символ у нас такой — красная полоса на белом фоне?

 

Глава 9-С

***

— Красная полоса на белом фоне... И кровь на снегу. Сергей, вообразить себе нашу государственную символику в таком контексте я никогда бы не смогла, — тихо произнесла Алиса.

Мартов молчал.

— Спасибо тебе, брат, — продолжала девушка тем же тоном. — Теперь я, кажется, начинаю понимать, почему ты стал таким...

— Ты знаешь ещё не всё, Алиса. Далеко не всё.

— Неужели существует что-то, что для тебя ещё важнее?

— Существует. С минувшего лета, — это прозвучало как бы мимоходом.

— Что ж, позволь Проектору преломить нужные события. Мы ведь здесь ради этого, не так ли, братик?

Сергей молча установил день показа на четверг, тридцатое июня, время – на восемнадцать часов ровно, в качестве места оставил Минск и запустил Проектор. Междумирье привычно замерцало, уступая место выбранному дню.

***

Мартов стоял на балконе и любовался видом из окна. Нижние этажи домов уже были в тени, а верхние из-за игры солнечных лучей напоминали мозаику, меняющуюся чуть ли не ежеминутно. Форточка была открыта, и оттуда дул лёгкий ветерок, не холодный, но и не слишком горячий. Словом, почти идеальный летний вечер.

Почти... 

— Серёжа, ты уже всё собрал для юга? — в комнату зашла Ольга Ивановна.

— Да, мама! И вообще, хватит напоминать мне каждые пять минут о том, что надо сделать, у меня даже паспорт с апреля есть!

— Паспорт у тебя ещё с трёх лет есть, раз уж на то пошло. Это ни на что не влияет. Не хватало ещё, чтобы ты что-нибудь забыл и мне пришлось тратить в Крыму свои деньги на всякую ерунду.

— Но эти деньги даёт мой папа!

— Ха... Его денег там меньше половины. Думаешь, зря я в "Цептере" работаю? Плюс ещё добавки.

Сергею захотелось повторить то, что сказал о БАДах его лицейский биолог, Константин Михайлович, но он сдержался.

— В общем, заканчивай смотреть на город – ты его и так уже тысячу раз видел. Майки взял?

— Три.

— Шорты?

— Две пары.

— Плавки?

— Четыре штуки.

— Книг не слишком много набрал?

— Всего семь.

— Больше пяти брать не разрешаю, хоть ты и филолог.

— Но, мама...

— Всё равно мы только на две недели едем. Плюс там будет куча газет и прочей макулатуры. Спортивный костюм не забыл?

— Не забыл вроде.

— Проверь. Через минут пять-шесть принесёшь мне мешок со своими вещами.

— Хорошо, мама.

Ольга Николаевна вышла из комнаты, а Сергей, со вздохом отойдя от окна, начал перебирать книги.

— Четыре тома Вересаева... Пожалуй, и первого хватит. Солженицына точно возьму, Булгакова – двухтомник, Гоголя брать не буду – рассыпется книга, даром что 1965 года, и сборник начинающих авторов. Вроде бы всё.

Два пакета – пакет с книгами и пакет с одеждой – перекочевали в один из рюкзаков, а Сергей перебрался на кухню, за компьютер.

— "Начинающие авторы"... Надо бы отметить в блоге, что я уезжаю, а то привыкли к моим комментариям... И на форумах тоже подпись поменяю на всякий случай.

Когда Мартов писал очередную рецензию на чьё-то стихотворение, сожалея, что из-за опечаток больше четырёх баллов поставить не может, но очень хотелось бы увидеть более удачные творения, зазвонил телефон. Сергей быстро вернулся в комнату и взял трубку.

— Алло?

— Привет, милый. Чем занят?

— Да вот, вещи собираю...

— Правда? Зачем?

— С мамой завтра в Ялту едем.

— Может, сходим в кино или в пиццерию неподалёку?

— Соня, ну ты же знаешь мою маму c её неизбывным сарказмом. Будет долго смеяться, а даже если и даст пойти – толку от этого не будет никакого.

— Слушай, Сергей, — в голосе Сони появились металлические нотки. — Раз уж мы с тобой – пара, то маменькиным сынком ты больше не имеешь права быть. Это так же очевидно, как то, что натуральный логарифм от е равен единице.

— Натуральный... что?

— Считай это слово заклинанием для вызова духов, если хочешь. Буду ждать тебя у подъезда через десять минут. До встречи!

— До встречи, — ответил Мартов и положил трубку. Затем он вырвал листок из настольного календаря и написал:

"Буду дома не позднее одиннадцати часов вечера. Вещи собраны, ухожу, чтобы не мешать. Сергей Мартов."

Поставив дату римскими цифрами и размашистую подпись, юноша оделся, вышел в прихожую, прицепил записку за край зеркала и покинул квартиру. Ольга Ивановна, будучи в ванной, ничего не заметила.

— Ты на часы смотрел вообще?! — девушка сразу же накинулась на парня, едва он показался на улице. — Полседьмого уже!

— Ну, полседьмого. И что?

— Да то, что ты в двадцать пять минут седьмого должен был быть! Я тебе в четверть седьмого звонила!

— Соня, пожалуйста, не злись. Каких-то пять минут...

— Ещё лучше. Умоляешь, упрашиваешь... Помнишь же, как было в "Мастере и Маргарите"?

— "Никогда и ни у кого ничего не просите, особенно у тех, кто сильнее вас. Сами всё предложат и сами всё дадут," — ответил Сергей без запинки.

— Я и без того давно знала, что сильнее тебя, но чтоб настолько...

— Зато я тяжёлые сумки и рюкзаки таскать могу... Соня, хватит, может быть? Раз ты так спешишь, значит, хочешь мне сказать что-то очень важное.

— Ну да. Ты едешь сотым поездом завтра в десять утра?

— Именно, — удивился юноша. — А...

— Неважно. В этом поезде есть купейные вагоны. Так вот, мои родители, Лиза и твоя мама поедут в одном купе, а мы – в соседнем, — отчеканила Соня. — Я забронировала билеты, в девятнадцать тридцать их надо выкупить.

— Подожди, то есть... ты всё рассказала родителям?! — испуганно произнёс Сергей.

— Естественно, а что там рассказывать было? Собственно, мне пришлось это сделать – они наш Договор нашли.

— Вот этого ещё не хватало. "Три принципа"...

— Папа долго смеялся, — как ни в чём не бывало продолжила Соня, — а мама предложила поехать на юг вместе с твоей семьёй.

— Но откуда ты всё знала? Я же не рассказывал тебе о поездке!

— Забыл, да, что на странице "Вконтакте" написал? Совсем-совсем плохо...

Сергей окончательно стушевался.

— Так мы к твоей маме идём? — не унималась Соня.

— Я бы не рисковал, ещё и пошлёт по известному адресу, чего доброго... — как всегда, замямлил Мартов: хороший теоретик, но нулевой практик.

— Значит, идём. Открой дверь, милый! — до неузнаваемости преобразилась Ковальских за паузу между двумя фразами.

Мартов покорно побрёл к лифту, окончательно отказавшись что-либо понимать.

...Ольга Ивановна обратила внимание на отсутствие сына лишь после того, как, отчаявшись в одиночку застегнуть одну из сумок, забитую донельзя, несколько раз позвала его, и никто не ответил. Выйдя из комнаты, она увидела записку.

— "Ухожу, чтобы не мешать..." Смешной ребёнок! Интересно, куда это он ушёл?

Дверной звонок был ответом на эту реплику, обращённую в никуда.

Ольга Ивановна вышла в коридор между двумя квартирами и посмотрела в дверной глазок.

— Это ты, Серёжа?

— Да, мама.

— А почему просто так не зашёл? Ключи потерял, что ли?

— Сейчас скажу. Открой дверь, пожалуйста!

Недоумевая, женщина открыла дверь.

— Хочу представить тебе свою девушку, Соню Ковальских, — слова звучали эхом по всему дому благодаря странной акустике лестничных пролётов. — Соня, выходи!

Девушка выпорхнула из окололифтового пространства и, остановившись в трёх шагах от Мартовой, сделала реверанс.

— Профессиональная танцовщица? — поморщилась Ольга Ивановна.

— Танцы для меня — всего лишь хобби, — твёрдо ответила Соня. — Профессионально я буду заниматься физикой.

— И какой же из разделов физики тебе нравится больше всего?

— Квантовая механика.

— Со всем её громоздким математическим аппаратом? Даже я, кандидат наук, не уверена, что правильно понимаю эту теорию.

— Это дело наживное. Но не об этом сейчас должна идти речь... кстати, как вас зовут?

— Ольга Ивановна. Мартова.

— Так вот, Ольга Ивановна. Мой папа, узнав о ваших планах на отдых, решил совместить с ними свои. Вы поедете в купе с моими сестрой, мамой и папой, а я – с вашим сыном. Поезд тот же самый. Вы не против?

— Я хотела бы сначала познакомиться со всеми этими людьми, а потом уже соглашаться.

— Есть одна проблема, Ольга Ивановна: билеты надо будет выкупить не позднее чем через сорок пять минут. И второго шанса не будет.

— "Ну вот, всё испортила..." — меланхолично подумал Сергей. — "Разве можно с незнакомым человеком действовать кавалерийским наскоком?"

— Тебе повезло, Соня, что я одета довольно прилично и могу выйти прямо сейчас. Твой папа не подвезёт нас на машине до вокзала?

— Он уже там вместе с мамой и Лизой.

— Надо же... Твои родители настолько не сомневаются в твоей способности уговорить меня на эту авантюру?

Соня промолчала.

— Вопрос один. Кто оплачивает билеты? Каждый за себя? 

— Нет. Вы вкладываете только те деньги, которые получите, вернув плацкартные билеты.

— В таком случае я согласна. Сергей, Соня, подождите пару минуточек, пока я возьму сумку.

Ольга Ивановна пошла в квартиру.

— Как тебе это удалось? — восхищённо прошептал Сергей.

— Я сразу её раскусила, милый, только и всего. Любит точность, уверенность и комфорт. Этими тремя козырями я сыграла без малейшего труда.

— Математик, физик, тонкий психолог, знаток ирландской культуры... Твоя многогранность, Соня, просто поразительна.

— Ну знаешь ли, филолог, поэт, лингвист, японист, ты тоже не обделён талантами, — отшутилась лицеистка. — А то, что твои способности во многом близки, скорее плюс, чем минус.

— Ведь два года назад мы почти ничего не знали друг о друге, правда?

— Правда. А в девятом классе узнали почти всё...

Сергей мог бы заметить, что "всё" о себе Соня узнать так и не позволила, сославшись на отсутствие необходимых обстоятельств, но не сделал этого, предпочтя в который уже раз промолчать. Если бы за каждый такой случай Мартов получал бы по грамму золота, он давно стал бы миллионером, и явно не рублёвым.

— Что-то случилось? — Соня не хотела прерывать начатый разговор.

— Ничего не случилось, просто моя мама сейчас выйдет.

В подтверждение этого послышался грохот механизма металлической двери, вызванный полным оборотом ключа. Очень характерный грохот, который ни с чем не спутаешь, особенно после того, как восемь лет подряд слышишь его почти каждый день.

Сергей подбежал к лифту и нажал на кнопку вызова. Двери открылись сразу же.

— Соня, а где Серёжа?

— В лифте, двери держит.

— Надо же... Тогда определённо стоит поторопиться, — с этими словами Ольга Ивановна запрыгнула в лифт, а за ней последовала Соня. Сергей отпустил двери и лёгким движением руки отправил кабину вниз.

По дороге на вокзал было не до болтовни: все понимали, что сначала нужно выкупить билеты, а уж потом обсуждать планы на крымские каникулы.

— Вечер добрый! — весело воскликнул незнакомый Мартовым мужчина у касс. — Успели всё-таки?

— Это мой папа, Антон Викторович. А это – моя сестра, Лиза, — указала Соня на девочку лет тринадцати, которую мужчина держал за руку.

— Приятно познакомиться. Антон Викторович, — сдержанно ответила Ольга Ивановна. — Так вы на самом деле решили устроить совместный отдых двух семей?

— Да. Давайте сначала уладим формальности, — мужчина указал взглядом на кассы, — а затем обстоятельно обсудим этот вопрос. Кстати, моя жена тоже тут. Оксана!

Женщина, выглядевшая максимум в три раза старше своей младшей дочери, подошла к Антону Викторовичу.

— Оксана Исааковна, — отрекомендовалась она. — Мама этих славных девчонок. Вы, как я поняла, мальчик, который очень нравится Сонечке, и рядом с вами – ваша старшая сестра?

— Я вообще-то его мама.

— Ой, да что вы говорите! Не верю.

— Да вот же, смотрите паспорт, тем более что всё равно я его должна вам дать на время, — улыбнулась вечно молодая Ольга Ивановна.

Антон Викторович, собрав все паспорта, направился к кассе выкупа брони. Оксана Исааковна, подойдя поближе к Мартовой, прошептала:

— Я таки могу задать вам нескромный вопрос, или даже два?

— Пожалуйста.

— Вы и правда родились двадцать девятого февраля?

— Правда. И день рождения не праздновала уже два с половиной года.

— И вам в самом деле... — голос Оксаны стал ещё тише, — пятьдесят лет?!

— Да.

Всплеснув руками, женщина замолчала и отошла к детям. Ольга Ивановна победно улыбнулась.

— Соня, Лиза, Сергей, пройдите сюда, — позвал Антон Викторович. — Кассирша отчего-то захотела на вас посмотреть.

Подростки выполнили указание.

— Они с родителями живут, да?

— Да.

— Тогда всё в порядке. Ваши места: пять, шесть, семь, восемь, девять и десять. Второе и третье купе. Восьмой вагон.

— А плацкартные билеты сдать у вас можно? — спросил Сергей.

— К сожалению, нет. Кассы от шестой до девятой в вашем распоряжении.

— Благодарю вас.

— Всё в порядке? — не сговариваясь, спросили мамы.

Рассмеялись все, даже вечно серьёзный Антон Викторович.

— Ну, теперь идите сдавать плацкарты! — воскликнула Оксана Исааковна.

Ольга Ивановна нехотя встала в конец самой короткой из четырёх, но тем не менее довольно длинной очереди. Оксана Исааковна вскоре присоединилась к ней, помогая скоротать время. Лиза увлечённо занялась какой-то новомодной игрой на телефоне.

— Соня, Сергей, идите сюда, — поманил Антон Викторович.

Лицеисты подчинились.

— Так значит, вы всерьёз намерены быть вместе и чрез пару лет сыграть пышную свадьбу?

— Лично я сделаю всё от меня зависящее, чтобы именно так сложилась наша дальнейшая жизнь, — претенциозно ответил Мартов.

— Если ты, папа, не против, — Соня была лаконична.

— А вы не задумывались о том, что кому-то из вас, возможно, придётся сожалеть о решении, принятом от избытка чувств?

— Для этого мы и решили повременить до совершеннолетия.

— Ты поступаешь умно, Соня. А ты, Сергей, старайся жить так, чтобы со временем стать действительно достойным зятем и мужем.

— Я сделаю всё от меня зависящее, — повторил парень.

— Что ж, тогда остаётся лишь поблагодарить судьбу за то, что надоумила нас переехать в Минск. Правда, категорически отрицать язык предков я бы не стал, но со временем это бахвальство пройдёт. А взаимное уважение останется.

Антон Викторович достал из кожаного портфеля два кольца.

— Я – хозяин ювелирного магазина, и время от времени нам предлагают нестандартные вещи. Эти кольца не из серебра, как можно было бы заключить по виду, и не из золота, как можно было бы заключить по весу. Они – из вольфрама, покрытого осмием. Носите и помните, что настоящие узы подобны этим двум металлам: они настолько же тяжелы, как осмий, и настолько же тугоплавки, как вольфрам.

"Всё-таки папа в душе — театрал..." — подумала Соня.

"Если бы я разбирался во всём этом..." — посетовал Сергей.

"Кольца? Моя сестра выходит замуж здесь и сейчас? Ну и дела..." — Лиза уставилась на происходящее действо.

— С этого дня можете считать, что вы обручены. Я человек светский и не требую от вас подтверждать свои решения древними ритуалами.

Оба кольца были совершенно одинаковы на вид. Соня взяла то, что было в левой руке ювелира, а Сергей – оставшееся.

— Наденьте своё кольцо на безымянный палец.

Сергей сделал это как-то неумело, а Соня – так быстро, что сразу становилось ясно: она втайне готовилась к этому моменту. Тем временем Ольга Ивановна, получив деньги за билеты, отдала их Оксане Исааковне, и женщины подошли к обручённым.

— Это всё таки серьёзно? — Оксана Исааковна была поражена.

— Да. Раз дети хотят быть вместе – почему бы не помочь им?

— Серебро? Вроде не похоже... — Ольга Ивановна, прищурившись, посмотрела на кольца.

— Вольфрам в оболочке из осмия. Штучная работа.

— Да они же потеряют их, и всё – деньги на ветер!

— Во-первых, Ольга Ивановна, это мои деньги. Во-вторых, при моих масштабах торговли это копейки. И в-третьих, детям нужно учиться быть ответственными.

— Давно пора!

Родители ещё долго обсуждали, в какой из ялтинских отелей лучше поехать, какие номера брать, что не забыть прихватить с собой из дому... Блеск колец затмевал всё это как для Сергея, так и для Сони.

Лиза же не замечала ни тех, ни других. 

 

Глава 9-А

***

Как только Междумирье стало текущей реальностью, Сергей во все глаза уставился на Алису. Было чему удивиться! Чепухова не была испугана или ошарашена, как после злосчастного декабрьского вечера или не менее страшного августовского дня; она не смеялась безудержно, как это было после показа каждого из воспоминаний Мартова, связанного с филологией вообще и поэзией в частности; не вопрошала «А что дальше?», как это было после сцен знакомства с Соней и Сашей... Алиса сидела, прислонясь к невидимой стене, приоткрыв рот и прикрыв глаза.

Девушка была до невозможности очарована июльским днём года, который для брата и сестры являлся прошлым, а для будущих читателей, возможно, будет носить тот же эпитет, только в виде существительного с уточняющим прилагательным «седой». Не хочется думать о том, что этот текст способен затеряться в петабайтах информации, накопленной человечеством, а то и вовсе кануть в Лету. Ведь если будет так – зачем тогда прикладывать усилия к его совершенствованию? Самоудовлетворение посредством сублимации, как выразился бы Зигмунд Фрейд, уже упоминавшийся Алисой.

— С тобой всё в порядке? — Сергей несколько раз тряхнул сестру за плечо.

— Да... – в голосе девушки сквозила невыразимая грусть. — Просто у меня в голове не укладывается, что можно обручиться, а потом стать злейшими врагами друг друга.

— Запомни раз и навсегда, Алиса, — бросил Мартов, — я и не думал не то что враждовать – даже ссориться с Соней. Так сложились обстоятельства, которые и станут основой для следующего сеанса Проектора.

— Ну наконец-то, решился, — облегчённо вздохнула Алиса. — Дело в том, что я вплотную подошла к последнему более-менее значимому событию своей жизни – к обнаружению книги, без которой наше общение было бы невозможным. Кажется, я рассказала всё, кроме этого.

— Уверена?

— На девяносто девять процентов. Или у тебя конкретный вопрос?

— Да. Я хотел бы увидеть, каким образом Беларусь, в которой ты живёшь, стала такой, какой стала. Увидеть конкретные этапы преобразований, иначе говоря.

— Это сделать не просто, а очень просто: соответствующая тема есть в нашей программе по обществоведению. Чтобы я ещё и день не перепутала... — Алиса полезла в сумочку за дневником (на его обложке были цифры «1982»). — Секундочку... Понедельник, четвёртая пара. Двадцать шестое апреля.

— Тогда отдавай команду, сестричка, – улыбнулся Сергей.

— Проектор! Показать десятый «ХБ-3» класс Лицея БГУ в понедельник, двадцать шестого апреля, время начала – четырнадцать двадцать!

— Комната триста девятнадцать? – успел спросить Сергей.

— Нет, триста семнадцать. Подтвердить!

***

— Зачем ты раскрыла жалюзи? Глаза же слепит!

— Оля, солнце светит сбоку, а не прямо в глаза. Неужели тебе жарко?

— Да, жарко!

— Значит, ты слишком тепло оделась.

— А ты – слишком легко, Алиса. С таким ветром на улице нельзя ходить в майке, джинсовой куртке, юбочке и тонких колготках: нужны хотя бы джинсы, свитер и нормальное полупальто.

— В конце апреля?.. Ладно, не будем спорить о вкусах, тем более что времени у нас для этого нет. По крайней мере, сейчас.

Раздался звонок, вслед за которым песня, звучавшая в данный момент по лицейскому радио, оборвалась на полуслове.

— Сейчас Оксана Михайловна придёт... — пробормотала Алиса и вернулась на своё привычное место (первая парта в ряду у двери, слева от Нади, Алина и Алинушка – сзади).

— Добрый день, дети, присаживайтесь, — учительница заговорила, не дожидаясь, пока все встанут. — Да, дети: я работаю в Лицее с первого дня, и хорошо знаю, что до студенческой самостоятельности вам далеко, хотя и во много раз ближе, чем обычным школьникам...

— К чему это она? — прошептала Надя своим ангельским голоском.

— Явно какую-то важную тему проходить будем, вот она и готовится.

— Сегодня мы рассмотрим основные события новейшей истории Беларуси, которые привели к современному уникальному положению нашего государства. И начнём мы с тысяча девятьсот девяностого года. Конечно, все вы знаете, что наша страна празднует двадцать седьмого июля. Правда, Сидоровская?

— День принятия декларации о государственном суверенитете.

— Верно, Алина. А что привело к реальной независимости нашего государства?

— Путч в Москве, повлёкший за собой деморализацию парламентского большинства и рекордно быстрое принятие важнейших документов, ставших базой нашего нового законодательства.

— Андрей, тебе совсем не идёт этот чиновничий тон, но по сути ты прав. Именно во второй половине августа тысяча девятьсот девяносто первого года наша страна стала независимой. Беловежские соглашения были лишь формальностью.

— Подождите, как это – «формальностью»? Они не могли бы появиться без референдума о независимости Украины от Советского Союза, прошедшего первого декабря!

— Алиса, ты реагируешь на эти слова так бурно, будто бы сама инициировала этот референдум или, по крайней мере, родилась в Украине. Какое отношение всё это имеет к Беларуси?

— Но мы же ещё были одной страной, пусть и на бумаге!

— Всего лишь конфедерацией, существующей по инерции... Если тебе так уж невтерпёж придерживаться буквы истории, а не её духа, то Горбачёв ушёл в отставку с поста Президента СССР только вечером двадцать четвёртого декабря, притом что днём ранее последние среднеазиатские республики вышли из состава Союза. Я хорошо помню последний указ Михаила Сергеевича: «О присвоении Алле Пугачёвой звания народной артистки СССР».

— И вполне заслуженно, — перебил учительницу Андрей. — СССР уже давно нет, а Пугачёву до сих пор слушают.

— В России, но не у нас. Кто-то на кафедре жаловался, что недавно её минский концерт отменили из-за нерентабельности.

— Неужели Таисия Филипповна?

— Мы отошли от темы, — сдержанно ответила Оксана Михайловна. — Как можно охарактеризовать экономическое положение Беларуси в период с 1992 по 1994 годы?

— Крайне тяжёлое.

— Лена, здесь не реанимация. Можешь выразиться точнее?

— Быстрый рост цен, нехватка самых элементарных товаров, торговля за валюту, остановка многих заводов.

— Так-так, Лена, хорошо. А конкретные примеры?

Отличница замялась. На её счастье, руку подняла девочка восточной внешности.

— Да, Оля Сулейманова?

— У нас в Солигорске в девяносто третьем году долго не повышали зарплату рабочим. Так те собрались и пошли пешком в Минск, чтобы добиться правды. Мне папа рассказывал.

— Им повысили зарплату?

— Да, а ещё дали денег на дорогу домой и продукты для семей.

— Вот она – рабочая солидарность! — не выдержал Андрей.

— Из тебя бы вышел отличный лидер комсомольской ячейки, родись ты лет на тридцать-сорок раньше. Но сейчас ты попросту проявляешь неуважение к учителю. Ещё один подобный выкрик – и я буду вынуждена удалить тебя с урока.

— Извините, пожалуйста, Оксана Михайловна.

— Тихо? Можно продолжать? Хорошо. Когда прошли президентские выборы, Надя?

— Десятого июля, — ответила та.

— Какого года?

— Тысяча девятьсот девяносто четвёртого.

— А кто был избран президентом?

— Александр Григорьевич Лукашенко. Он вступил в должность через десять дней.

— Спасибо, Алиса, но я вообще-то не тебя спрашивала, а твою соседку.

Учительница вздохнула.

— Я сегодня недовольна вашим классом. Такое впечатление, будто на уроке не двадцать человек, а четыре, а остальные, уж простите за выражение, – статисты, восковые куклы из небезызвестной галереи. Я, конечно, понимаю, что обществоведение – не профильный предмет, но такое поведение – чистейшее неуважение к учителю.

Оксана Михайловна села за стол.

— Переходим к самому интересному. К весне тысяча девятьсот девяносто пятого года в нашей стране наметились противоречия между президентом и парламентом. Президент выступал за улучшение отношений с Россией, введение русского языка как второго государственного, возврат к изменённым советским символам и модифицированной советской идеологии. Активная же часть парламента выступала за сотрудничество со странами Западной Европы, западноориентированную внешнюю политику и последовательное развитие национальной культуры. Но оба варианта оказались одинаково далеки от дальнейшего хода событий, что и пояснит нам госпожа Чепухова, — преподаватель улыбнулась.

— Я, конечно, не читала этот параграф, Оксана Михайловна, поскольку, как вы изволили заметить, обществоведение не является для меня профильным предметом, — Алиса с трудом удерживалась от смеха, нарочито подделываясь под тон обращения учительницы, — но тем не менее могу вкратце рассказать об этих прекрасных и печальных событиях, благо мои предки приняли в них деятельное участие.

Девушка поправила чёлку.

— Так вот, важным фактором стали технологии, о которых в суматохе первых лет независимости забыли и думать. «Белкоммунмаш» выпустил вполне адекватный по цене и качеству электродвигатель для автобусов Минского автозавода, а «МАЗ» не преминул провести тестовые испытания. Казалось, ничего из этого изобретения не выйдет: менять батареи через тридцать километров пути, да ещё и восемь часов их заряжать, когда бензин дешевле, чем никогда?! Но тут в дело вмешался частный капитал, а точнее – фирма, основанная моей мамой и моим дядей. «Поток».

— Кстати, Алиса, а не можешь объяснить, почему такое поэтическое название?

— Оно не поэтическое: дядя рассказывал мне, что это – дань физике и высшей математике одновременно. Мол, у магнитного поля есть поток... я честно пыталась вникнуть во всё это, но, похоже, это дано понять не каждому.

— Ничего страшного, Алиса. Продолжай рассказывать.

— Так вот, «Поток» понял, что, если организовать сеть станций по заправке аккумуляторов, да ещё и кредиты давать под закупку экологически чистого транспорта, то рано или поздно это окупится. Мало того, Ольга Мартова вместе со своими коллегами разработала модифицированные батареи, которые благодаря своему размеру можно было поставить и на обычные автомобили. Фирма развивалась, особо не стремясь к огласке. А политические противоречия тем временем всё усиливались... Оксана Михайловна, можно я выйду к доске?

— Пожалуйста, если тебя так проще.

— В октябре 1996 года над парламентом, новых выборов в который не произошло из-за низкой явки, сгустились тучи. Президент откровенно требовал роспуска Верховного Совета, депутаты раздражённо отвечали, что до новых легитимных выборов будут исполнять свои обязанности. И тогда Александр Григорьевич пригласил Леонида Павловича Чепухова, спикера Верховного Совета, — о том, что это был её дедушка, Алиса скромно умолчала, — на личную беседу. Я недавно читала статью, посвящённую дню рождения этого человека (двадцатого апреля ему исполнилось шестьдесят). Процитировать?

— Лучше кратко обозначь основные моменты.

— Если вкратце – Президент прямо сказал, что его не устраивает парламент, «засидевшийся в своих креслах». Леонид Павлович возразил, что парламент не сидел без дела все эти годы, а работал над законодательством, а сейчас даже готов помочь Президенту в реализации его предвыборной программы...

Пока Алиса произносила эти слова, обстановка в комнате медленно менялась. Вот вместо рядов парт появился красный ковёр, стены, раздвинувшись, сменили цвет с фиолетового на белый, доска превратилась в массивный дубовый стол, из окна стала видна Октябрьская площадь с недостроенным Дворцом Республики, на потолке повисла огромная люстра, а из серовато-белого тумана в центре комнаты медленно выплыли кожаные кресла. В левом сидел Президент, а в правом – Леонид Павлович.

— И какой же пункт вы намереваетесь реализовать? — усмехнулся Александр Григорьевич.

— Вернуть людям советские вклады. Только не холодильниками и телевизорами и уж тем более не тракторами и грузовиками.

— А как тогда?! Любой расчёт с учётом инфляции превратит накопления в копейки, а для справедливого расчёта денег в бюджете нет.

Спикер парламента молча положил на стол документы «Потока».

— Поясните чётко и ясно, в чём ваш план, Леонид Павлович.

— Хорошо, Александр Григорьевич. План в том, чтобы дать людям кредиты на покупку электромобилей, зачтя при этом советские вклады. Наши расчёты показывают, что после постройки ста заправочных станций...

— Суть не в этом. Машины нам Березовский даст, или кто?

— «Ниссан» согласен создать совместное предприятие по производству электромобилей в случае предоставления необходимых гарантий, – на стол легла вторая пачка документов.

— Неужели это на самом деле выгодно?

— Понимаете, Александр Григорьевич: сейчас нефть стоит девять, а то и восемь долларов за баррель. А когда она будет стоить сто восемь? Я не хочу видеть лидера своей страны в роли униженного просителя, поэтому и предлагаю вам этот проект.

— Независимость? — воскликнул Президент. — От России? Вы серьёзно?!

 

Обратное превращение комнаты было практически мгновенным.

— Алиса, тебе не кажется, что ты увлеклась этим не то цитированием, не то разыгрыванием пьесы? — перебила Оксана Михайловна. — Пускай Катя кратко охарактеризует итоги принятого решения.

— Ну, в общем, — то и дело заглядывая в учебник, начала Катя, — подготовительный этап длился до начала девяносто девятого года. Был принят бело-красно-белый флаг, но герб сохранился почти в неизменном виде. Выборы были отложены, что вызвало бурные протесты, которые были жестоко подавлены. Нефть дешевела, но после российского кризиса девяносто восьмого года с её поставками возникли проблемы. Тогда началась программа электрификации...

— Достаточно, Катя. Аня, — обратилась Оксана Михайловна к её соседке, — в чём главная особенность этой программы?

— В том, что она провозгласила главной ценностью, которой обладает Беларусь, её природу. Именно ради этого мы отказались от бензина, модернизировали почти все заводы, а самые вредные закрыли. Это позволило нам стать одним из мировых лидеров в экологическом движении.

— Хочешь добавить, Оля? — учительница увидела поднятую руку.

— Да. Тут просто Алиса говорила о языке, так вот, – то, что каждый из нас может учиться на русском, белорусском или английском, но остальные два языка обязан знать на таком же высоком уровне, как и основной, видимо, она и имела в виду, когда говорила о том, что «оба варианта оказались одинаково далеко от истины».

— И последний вопрос, — Оксана Михайловна глянула на часы. — Митя, какие проблемы возникли при реализации экопроекта?

— Ну... особых проблем не было... — развёл руками тот.

Алиса вскочила, чуть не перевернув парту.

— «Особых проблем не было!» — передразнила она. — А то, что мою маму российские бандиты убили в Гродно, а Президента – в Орше, не проблема? А то, что нам пришлось пережить два месяца без газа – не проблема? А то, что нам пришлось увеличить погранвойска в четыре раза – тоже не проблема, Митя?!

Ещё чуть-чуть – и девушка, словно рыжая молния, сорвалась бы с места и вцепилась в горло насмешливому одуванчику, но одинокий звонок смог отрезвить Алису.

— У вас это последняя пара? — спросила Оксана Михайловна.

— Да, — ответил Митя.

— Тогда я вас сегодня отпускаю. В следующий раз пишем итоговую контрольную и выставляем оценки, у кого есть долги – ищите меня и сдавайте. Вопросы есть? Вопросов нет, можете идти. До свидания!

— Алиса, ну зачем ты на неё накинулась? — прошептала Алина подружке на ухо.

— Я не могла сдержать себя, это слишком личное...

— Да плюнь ты на него! — вмешалась Надя. — Он несёт чушь — ну и пускай несёт дальше! На дураков не обижаются.

— Ну что бы я без вас делала? — растрогалась Алиса.

— А я безо всех вас? — надула губки Алинушка.

— Девушки, я закрываю кабинет, — прервала идиллию Оксана Михайловна, — так что собирайте вещи и идите по домам.

— Так и сделаем! — в один голос ответили все четверо.

— Знаете, я по-хорошему завидую вам: такое крепкое братство... Только не потеряйте друг дружку после Лицея, ладно?

— Мы все собираемся на биофак.

— Тогда мне остаётся только пожелать вам удачи, — улыбнулась учительница. — Собирайтесь уже.

Перед уходом Алиса закрыла жалюзи. Луч света пробежал по волосам девушки и исчез так же безвозвратно, как и призраки бед прошлого, вызванные сегодня для пущей уверенности.

Будут ли будущие несчастья подобны минувшим?

Ровно в той же степени, в которой грядущий рассвет похож на предыдущий.

 

Глава 10-C

 

***

 — Алиса, можешь дать тетрадку или хотя бы лист бумаги?

— Нет. А зачем?

— Чтобы записать основные отличия твоего мира от моего.

— Братик, разве ты ещё не понял, что вынести что бы то ни было из Междумирья можно только в голове? Всё, что на нас надето, всё, что есть у нас с собой, всё, что мы видим между сеансами, – лишь иллюзия. Поэтому запоминай, Серёжа, запоминай! — Алиса усмехнулась. — Кстати, что ты там говорил о своём «последнем значимом» воспоминании? Ты боялся предоставить его в распоряжение Проектора настолько сильно, что раз за разом находил отговорки, лишь бы не делать этого. Так, может быть, и не надо? Ты ещё не поведал мне о побеге из детдома, о своей жизни до Лицея, об отношениях с Соней полтора года назад, в конце концов…

— Не хочу тратить время на однообразные сцены. Как и ты, впрочем.

Сергей подошёл к краю площадки.

— Если бы не рассказ об истории страны, в которой ты живёшь, сейчас бы я искал очередную отговорку, — пальцы Мартова бегали по проекционному экрану. — Просто после этого я наконец понял: «единственно правильного» выбора нет вообще — есть выбор, который соответствует обстоятельствам. И то, что Соня не поняла и не приняла моего ялтинского выбора, не значит, что я должен винить в этом себя.

— Десять часов утра третьего июля две тысячи десятого года, Ялта?

— Совершенно верно, Проектор. Разрешить непрерывный показ.

— Время окончания?

— Следующее утро, рассвет.

— Начать показ?

— Начинай! — крикнула Алиса, на какую-то долю секунды опередив брата.

***

Сергей и Соня спали, прижавшись друг к другу. Шторы были задёрнуты, поэтому ничего не мешало подросткам сладко дремать, отдыхая после насыщенного дня на пляже и вечерней прогулки по набережной.

— Доброе утро! — Антон Викторович распахнул дверь номера. — С днём Независимости вас!

— И тебя тоже, папа… — сонно пробормотала Соня. — Сергея разбудить?

— Конечно, у меня для вас двоих подарки приготовлены. Интересно, а как ты называешь его, когда остаёшься с ним наедине?

— Лобанович, — ответила девушка, расчёсывая волосы. — Ты же знаешь, что он не оставил желания стать учителем русского языка и литературы.

— Русского? Тогда почему такое имя?

— Потому что герой Коласа, как и я, романтик… — сказал Сергей, протирая глаза. — При вас, Антон Викторович, я не буду говорить, как называю Соню, хорошо?

— Хорошо, Сергей. Ты ведь знаешь, какой сегодня день?

— День освобождения Минска от немцев. А день Независимости будет через три с лишним недели.

— Опять ты за своё… — Соня толкнула парня в бок.

— Как бы то ни было, это праздник. А по праздникам принято дарить и получать подарки. Я ещё в Минске заказал два билета в театр на сегодня.

— Театр? В Ялте? Да ни в жизнь не поверю! — Оксана Исааковна показалась в дверях.

— Не просто театр, — с достоинством ответил мужчина, — а Большой театр. Летние гастроли. Ставят «Ромео и Джульетту».

— Хороший выбор, папа. Спасибо! — улыбнулась Соня.

— Как я понял, мы идём все вместе? Впятером? — поинтересовался Сергей.

— Конечно. Только мы втроём будем сидеть в середине партера, а вы с Соней — в первом ряду.

— В первом ряду? Я никогда не сидел в театре в первом ряду! Да и в партере-то – всего пару раз…

— Уж не выпячивал бы нашу бедность лишний раз… — в комнату зашла Ольга Ивановна.

— Мама, я ничего не выпячиваю, я просто говорю правду!

— Святая простота… — улыбнулась Оксана Исааковна. — Таких прямых людей, как жених нашей доченьки, ещё поискать надо.

— Слушайте, может, уже на пляж пойдём? — Ольга Ивановна поправила сумку на плече.

— Дайте нам с Лобановичем одеться сначала, что ли! — засмеялась Соня.

— Одеться? — переспросил Антон Викторович. — И в самом деле. Что за комедия!..

Ковальские и Мартова вышли из номера.

— Как тебе этот поворот событий, Лобанович?

— Просто прекрасно, Сонечко! — произнёс Сергей с украинским акцентом.

***

— На шесть часов вперёд! — будто сквозь сон крикнул Мартов.

***

— Не пора ли нам собираться? Как-никак, через два с половиной часа спектакль, а в майке и джинсах в театр не пойдёшь.

— Что? — воскликнула Оксана Исааковна. — Два часа? Всего-то?

— Не волнуйтесь! — махнула рукой Ольга Ивановна. — Чем меньше у нас времени — тем быстрее мы соберёмся. Сергей, ты где?

— Он плавать пошёл.

— Надолго, Соня?

— До буйков и обратно.

— Минут пятнадцать, наверно?

— Все полчаса, Антон Викторович, если не больше. Очень уж он любит на воде лежать в одиночестве.

— Сильнее, чем лежать на кровати с Соней? — хохотнул ювелир.

— Как грубо, папа!

— Шутки шутками – время не терпит! — перебила Оксана Исааковна. — Давайте оставим Сергею полотенце, напишем записку, а сами уйдём.

— Ещё чего! Вместе пришли – вместе и уходить будем.

— Ольга Ивановна, да не волнуйтесь вы за мальчика так!

— «Мальчику» уже семнадцать скоро, вообще-то...

— Знаю, но ничего не могу с собой поделать, — развела руками Мартова.

— Не в обиду будь сказано, но вы же его в конце концов доконаете своей заботой, он возьмёт да и уедет за тридевять земель, и что тогда бедной Сонечке делать?

— Оксана Исааковна, не говорите глупостей.

— Так и вы не говорите!

— Дамы, дамы! — Антон Викторович встал. — Разве нам сегодняшним вечером не предстоит интеллектуальное зрелище? Так отчего же вы сейчас ссоритесь, будто на Привозе, на Ждановичах или на Черкизовском рынке?

— И правда... — будто очнулась Оксана Исааковна.

— Как глупо! — всплеснула руками Ольга Ивановна. — Серёжа, наверное, уже вернулся, а мы тут спорим неизвестно о чём...

— Не вернулся он ещё, успокойтесь.

— Соня? Ты всё слышала?

—- Слышала, конечно.

Женщины стали собирать вещи.

— Антон Викторович, поможете донести всё это? — кивнув в сторону двух сумок, сказала Ольга

— Конечно. Копейка рубль бережёт, поэтому вы и берёте с собой всё, начиная от зонтика и кончая водой?

— Дело не только в деньгах. Во-первых, когда я беру что-то с собой, я знаю, что это моя и только моя вещь, а не ширпотреб, которым пользовалось сто человек. Во-вторых, кое-чего на пляже может и не оказаться — той же чистой воды, например. И в-третьих, от студенческой привычки трудно отучиться.

— Студенческой привычки? О чём вы?

— Когда мне было столько же лет, сколько сейчас Соне, я работала в одном НИИ техником и параллельно училась на вечернем отделении физфака. Уставала просто жутко, сил не было ни на что, — Ольга Ивановна вздохнула. — Был у меня тогда, можно сказать, жених – Серёжа Полозов – кстати, именно в его честь я назвала своего сына — он и предложил поехать в турпоход.

— Куда? — заинтересованно спросил ювелир.

— В Карелию. «Белые ночи на Вуоксе».

— Какая прелесть, мы с Ксаной познакомились там же!

— Правда? А в каком году?

— В восемьдесят восьмом. Ксане только-только девятнадцать исполнилось, мне было двадцать два.

— Да, были люди в ваше время: могучее, лихое племя. Богатыри – не мы! — Сергей умудрился вернуться так незаметно, что Оксана Исааковна даже вздрогнула от неожиданности.

— Вы тоже хороши: молодые – да ранние! Сегодня ночью ведь наверняка...

— Папа! Опять ты за своё!

— Сейчас где-то пять вечера?

— Без одной минуты пять, — посмотрел на часы Ковальский. — У вас, Ольга Ивановна, будто хронометр в мозгу.

— А вы, Антон Викторович, будто родились в начале девятнадцатого века.

— Тогда я будто родилась в Ирландии, а Сергей – в Японии! — совсем по-детски воскликнула Соня.

Все засмеялись.

— Шутки шутками, но нам давно пора идти. Антоний, здесь есть какой-нибудь транспорт?

— Прямо здесь, конечно же, нет, Клеопатра, — ответил мужчина в тон жене, — но от входа на пляж до поворота к отелю ездят троллейбусы.

— А, те старые-старые «Шкоды», которые мы пару раз видели на шоссе?

— Именно они.

— Так точно будет быстрее, чем через парк?

— Намного. Минут пять по Рузвельта до остановки, семь остановок на троллейбусе и десять-пятнадцать минут пешком до «Амазонки».

—Сергей, откуда ты знаешь?

— Ещё дома карты смотрел. А назад – на троллейбусе до Морской улицы, повернуть на Чехова, на Екатерининскую – и вот он, театр!

— Память у тебя на названия, однако....

— Просто люблю карты. Ещё с детства.

— Ладно, пойдёмте уже! — не выдержала Оксана Исааковна.

***

— Плюс пятнадцать минут!

***

В троллейбусе было уютно и не так жарко, как на пляже.

— Кинотеатр «Октябрь», — объявил водитель. — Следующая – «Троллейбусный парк».

Сергей зачем-то посмотрел на двери. В самом деле, зачем? Неужели за тысячу с лишним километров от дома может встретиться кто-то знакомый?..

— Привет, друг! — какой-то парень прямо от дверей подбежал к Сергею и хлопнул того по плечу.

— Кто это?! — в один голос воскликнули Ковальские.

— Сын русских эмигрантов, живёт в Германии. Мы с ним в прошлом году познакомились, когда здесь отдыхали, — сдержанно ответила Ольга Ивановна.

— И как долго вы были знакомы?

— Четыре дня, Соня. Потом иногда переписывались по Интернету.

— По электронной почте? — решил уточнить Антон Викторович.

— Нет, в Фейсбуке.

Сергей встал.

— Соня, Антон Викторович, Оксана Исааковна, – это Саша. Мы с ним в прошлом году познакомились на отдыхе. Саша, это Соня, моя девушка, и её родители, Оксана Исааковна и Антон Викторович.

Ковальский одобрительно кивнул:

— Рад знакомству. Саша, а ты в каком отеле остановился?

— В «Амазонке».

— Это уже похоже на бульварный роман: мы остановились там же.

— А мне кажется, что это свидетельствует лишь о схожести вкусов, и не более того, — Саша опять выразился чересчур книжно. — Вы в каком номере живёте, кстати?

— В «каких», а не в «каком». Триста первый и триста тринадцатый.

— А я в триста восьмом. Лучшее крыло, не правда ли? Я ещё в первый же день походил по всему отелю, сравнивая мелочи...

— Как-то слишком многословен этот «друг», — шепнула Соня Сергею.

— Юрист, что ты хочешь?...

***

— На полчаса вперёд!

***

Саша только успел принять душ и устроиться на кровати, как в дверь постучали.

— Кто там?

— Ольга Ивановна.

— Заходите!

Женщина довольно-таки бесцеремонно уселась на край кровати, чуть не отдавив парню ногу.

— Понимаешь, Саша, тут такое дело: Соня что-то не то съела и поэтому не сможет никуда выйти до завтрашнего утра как минимум.

— Сочувствую ей. Неприятно не попасть на спектакль, особенно когда рядом человек, который тебе нравится.

— Не хочешь пойти вместо неё?

— А вы с её родителями разве не будете пытаться чем-то помочь?

— Антон Викторович сказал, что каждый должен заниматься своим делом, поэтому с ней останется отельный врач.

— Какой-то прямо английский подход: «Что бы ни случилось, но в пять вечера я буду пить чай!»

— Может быть. Ну так что, пойдёшь? Билет двести гривен стоит.

— Двадцать евро? Пожалуй, пойду, не каждый же вечер изучать старые дела... — Саша изо всех сил изображал холодность. — Да и кто его знает, когда Большой театр будет в Лейпциге...

— Мы будем ждать тебя в холле через десять минут.

— Договорились!

Женщина вышла из номера.

— Не было бы счастья, да несчастье помогло, — бормотал Галиченко, надевая на себя костюм. — И такой помощью просто грех не воспользоваться.

Саша открыл блокнот, вырвал из него листок, что-то написал, положил листок себе в карман, надел ботинки, подошёл к зеркалу, подмигнул собственному отражению и вышел из комнаты.

***

— Три часа спустя!

***

Нет повести печальнее на свете,

Чем повесть о Ромео и Джульетте...

Зрители встали и зааплодировали.

— Настоящие мастера! — шепнул Сергей Саше. — Жаль только, что Соня этого не видела...

— Не печалься, друг: куда хуже было бы, если бы она сюда вообще не приехала.

— «Было бы хуже»? Слышал историю про адвоката Плевако?

— Если честно – нет. А когда он жил?

— Больше ста лет назад, но не в этом суть. Плевако брался за любые дела, даже за те, от которых в один голос отказывались самые опытные адвокаты. И всегда свою речь Плевако начинал со слов: «Господа, но ведь могло быть и хуже!»

— Дай угадать: однажды он взялся за защиту убийцы?

— Не убийцы, а насильника. Этот человек изнасиловал собственную дочь.

— Представляю себе суету букмекеров и журналистов!...

Занавес закрылся, но спустя некоторое время открылся вновь.

— Вы можете сфотографироваться с актёрами! Всего пятнадцать гривен за снимок, на ваш фотоаппарат – пять!

— Продолжай, друг, — шепнул Саша.

— С удовольствием. Итак, настал день суда. Зал едва вместил всех желающих поглазеть на то, изменит ли Плевако собственному правилу или последует ему наперекор здравому смыслу. Прокурор выступил с уничижительной речью и предложил для обвиняемого двадцать лет каторги. Наконец, на трибуну вышел Плевако...

— Он сказал: «Господа, но ведь могло быть и хуже»?

— Да! В ответ на это судья вскочил с места с криком: «Уважаемый адвокат, разве могло быть что-либо хуже этой мерзости?!» Плевако возразил: «Господин судья, а если бы он изнасиловал вашу дочь?»

— Сказал, как отрезал! — захохотал Саша.

— Не желаете сфотографироваться с актёрами?

— Нет, спасибо.

— Тогда идите. Или вы здесь ночевать собрались?

Ни Мартовой, ни Ковальских у театра уже не было.

— Наверное, Оксана Исааковна заволновалась за дочь и заставила остальных поторопиться. Сейчас я им позвоню, — Сергей потянулся к карману.

— Постой! У тебя сейчас выключен телефон?

— Да, а что?

— Я просто хотел показать тебе очень красивое место относительно недалеко отсюда. В горах.

— И как мы сейчас туда доберёмся — неужто на такси?

— Я выписал расписание автобусов с остановки поблизости. Если повезёт, успеем и обратно вернуться.

— А если не повезёт? Моя мама пол-Ялты на голову поставит, если к одиннадцати меня не будет в отеле.

— Скажи ей, что пошёл в ночной клуб.

— Тогда наутро меня убьёт Соня.

— Ну, или в казино.

— Антон Викторович явно будет не в восторге, узнав, что я транжирю его деньги.

— Поверить не могу, ты всего на год младше меня, а контролируют тебя, будто ты младше меня раза в два.

— На то есть свои причины.

Мартов махнул рукой.

— Извини, если напомнил тебе о чём-то неприятном. Ну неужели ты, прочитав столько книг, не можешь придумать хоть сколько-нибудь приемлемое оправдание?

— Я сделаю проще всего, — Сергей достал из кармана телефон и нажал на кнопку включения. — Скажу правду. Где остановка, Саша?

— За одну от той, на которой мы выходили по пути в театр. И через дорогу.

— Хорошо, пошли!

— Разве ты не собирался звонить маме?

— Саша, она сама мне позвонит. Может быть, даже раньше, чем мы сядем в автобус.

Мартов ошибся: они успели дойти до остановки, дождаться автобуса, войти внутрь, купить билет и сесть, прежде чем зазвенел телефон.

— Да, мама?

— Где вас с Сашей черти носят? Быстро домой!

— Мы решили съездить в горы.

— В горы?! Да вы же там себе все кости переломаете! Такая темень!

— У Саши есть с собой фонарик. Не волнуйся, мама.

— А ночевать вы в палатке будете, да? — съязвила женщина.

— Мы надеемся вернуться на последнем автобусе.

— Ага, надеются они... Чтобы больше такого не было! Пока!

И, повернувшись к Ковальским:

— Извините за грубость. Выдумали авантюру: лезть в горы ночью, да ещё и в приличной одежде.

— А когда ещё быть авантюристом, как не в молодости? Не будьте столь строги.

— Я бы и рада, но уже не могу. Жизнь научила.

— Давайте поговорим о спектакле! — не выдержала Соня. — Я как раз перечитала «Ромео и Джульетту», пока вас не было.

— Давайте!

— Смотри, друг, какая удобная дорога!

— И впрямь, — согласился Сергей. Камни, на первый взгляд, разбросанные в совершеннейшем беспорядке, складывались в узкую, но удивительно ровную брусчатку. Хотя можно ли называть брусчаткой результат затейливой игры Природы?..

Звёзды светили так ярко, что фонарик включать не пришлось. Саша шёл впереди, а Сергей – за ним. Где-то слева шумела горная река, и отблески звёзд метались по изломанным скалам, поросшим травой и деревьями.

— Какая чудесная ночь!

— Друг, скоро она станет во много раз чудеснее!

— Это почему?

— Сейчас увидишь, — Саша куда-то исчез.

— Ты куда?! — Мартов встал на место, где только что был Галиченко, и осмотрелся. В нескольких шагах от него оказалась пропасть, на дне которой блестела река.

Отблеском звезды

Загорелась вода

Ночью безлунной,

произнёс Сергей, прежде чем сбоку ударил сноп света.

— Заходи, друг!

Сергей обернулся. Огромный прожектор, поставленный в центре небольшой пещеры, светил прямо вверх. Свет отражался от зеркал и озарял даже самые тёмные уголки этой комнаты в скале. Вокруг прожектора был насыпан песок, а остальную часть покрывала солома, на которой, улыбаясь, лежал Саша.

— Ты сам всё это сделал?

— Я? Сам? Друг, ты меня явно переоцениваешь. Кто-то, чьё имя мне неизвестно, создал это убежище, я же лишь пользуюсь им. Изредка.

— И такую красоту до сих пор не разграбили, не уничтожили...

— Тебя это печалит?

— Что ты? Просто удивляет. Сравнить грязь на берегу и здешний уют... Невероятно.

— Заходи! — ещё раз повторил Саша.

Мартов вошёл в пещеру. В тот же миг что-то скрипнуло, громыхнуло — и вход оказался наглухо закрыт стальной дверью.

— Бомбоубежище?

— Именно оно. На реке стоит генератор, да так удачно, что к нему не подобраться. Остальные ещё в девяностые годы разобрали, а этот держится. Правда, чудо?

— Угу, — Сергей любовался стенами пещеры: ни единого подтёка, ни единого скола!

— Гидроизоляция, — поспешил пояснить юрист, увидев в глазах филолога недоумение.

— Ты-то откуда всё это знаешь?

— Специализируюсь на взаимоотношениях хозяйствующих субъектов, не помню, как это по-русски коротко. Поэтому в этом устройстве разобраться было несложно. Уж если я имею доступ к интересному месту – я обязан знать, как в нём всё устроено. Ordnung muss sein, как говорят немцы. А вообще, друг, не об этом я хотел сегодня с тобой побеседовать. Как давно ты знаком с Соней?

— С Соней? Почти четыре года.

— И за эти четыре года ты не заметил, что она тебе не подходит?

— Да как ты смеешь! — Мартов с трудом удержался от пощёчины. — Знаешь человека полчаса и пытаешься делать выводы!

— Не кипятись, друг, а лучше послушай. Соня смотрит на тебя снисходительно, как бы извиняясь перед всеми за то, что ходит с эдаким увальнем. Когда она рассказывала о вашем обручении, её лицо имело очень кислый вид. Да и интересы её с твоими слабо пересекаются...

— Очень смешно, Саша. Все твои домыслы нивелируются тем, что мы с Соней близки.

— Тем, что вы познаёте друг друга, как в Библии? А вот здесь я вижу большую ошибку.

— И какую же?

— А такую, что ты не следуешь примеру Платона, — Саша хитро улыбнулся.

— Платона?.. Ещё чего! Его «Пир» – отражение воинственных женоненавистнических нравов Древней Греции, и только! Ту же Библию вспомни. Разврат и насилие всегда идут рука об руку...

— Ты говоришь так, поскольку они сошлись в твоей жизни. Я прав?

— Прав... — переменившись в лице, махнул рукой Мартов.

Галиченко выслушал сбивчивый рассказ о том, что произошло в позапрошлом году в электричке.

— А тебе никогда не приходило в голову, что можно наоборот и мягче? Не подчиняться грубой силе, а применять силу по желанию другого человека?

— Применять силу? Соня на такое никогда не согласится.

— Об этом-то и речь. То, что ты испытываешь с Соней — просто и незатейливо, будто обычная геометрия. Но существует и геометрия Лобачевского: странная, нелогичная, но по-своему красивая. Я хочу, чтобы ты испил эту чашу.

— Змей-искуситель, да и только!..

— Скорее, Лилит. Только она действовала до появления Евы, а не после.

— Лилит? Так и буду тебя называть, если ты не против.

Саша улыбнулся.

— Только ты не учитываешь одной мелочи, Лилит: мы с Соней обручены, и то, что ты мне предлагаешь, будет предательством.

— Отнюдь. Обручение – это лишь декларация о будущей верности. И потом, с ней ты в принципе не сможешь испытать того, что испытаешь со мной. Любопытство – не порок.

— Странно это всё... Вроде бы ты не врёшь, вроде бы всё логично, но какую-то фальшь я всё же чувствую.

— Это всё костюмы, зеркала и используемый нами язык. Первые давно пора снять, — Галиченко взял в руки две вешалки и кинул одну из них Мартову, — вторые исчезнут, когда прожектор медленно погаснет, словно в театре, ну а третий будет заменён единственным в мире честным языком – языком тела.

— Понял! Я не первый, кому ты это предлагаешь, так ведь?

— Первый. В этом-то всё и дело. У меня просто нет выбора: Адам может быть только один. И моим будешь ты.

— Буду я... — Сергей молча смотрел на то, как Саша не спеша раздевается. — Да, буду я!

Одежда упала на солому. Адам потянулся к своей Лилит, чувствуя, как сомнения куда-то отступают, а та, изогнувшись, словно кошка, прикоснулась к прожектору. Всё происходило без лишних слов и сантиментов: Сергей прижал к себе Сашу, обнял его – и последний луч света погас. Дальнейшее происходило во тьме.

***

— Плюс...

— Никаких «плюс»! Я хочу послушать! — Алиса заткнула рот брату.

***

— Твоё сравнение с геометрией надо поставить с ног на голову, — произнёс Сергей во время одного из перерывов. — То, что происходит сейчас, проще, чем то, что я испытывал с Соней.

— Проще, в силу используемого языка, но и сложнее, в силу применяемых обоснований...

— А ведь твоя правда!

— Разумеется... Осторожнее!

— Осторожнее? Кто говорил, что можно применять силу?

— Я... Но, друг, осторожнее!

Крики оставались безответны.

***

— Можешь пропустить эту сцену. Как-то у нас с Алиной всё не так грубо было. Об Алинушке я и не говорю.

— Плюс шесть часов!

***

Сергей открыл глаза.

— Что за чертовщина: никакой разницы!

— Мы же в пещере...

— Так это был не сон?!

— А ты надеялся, что сон?

— Ну, знаешь...

Дверь пещеры открылась. Резкий солнечный свет заставил прикрыть глаза рукой.

— Однако!..

Солома была хаотично разбросана по полу, костюмы каким-то образом оказались возле входа, а белья вообще не было видно.

— У любого применения силы есть побочный эффект, не так ли?

— Так... Но я всё равно ни о чём не жалею. Как мне теперь тебя называть?

— Пускай будет прежнее «друг», хорошо?

— Спасибо, друг! — Саша повис у Сергея на шее.

— Да хватит уже! А хотя...

— Что «хотя»?

— Хотя если время ещё есть – не стоит торопиться. Когда там первый автобус?..

Солнцу, увидев то, что произошло после этих слов, в самый раз было бы покраснеть, но увы – оно способно к этому лишь на восходе и закате. Может, и к лучшему?..

 

Глава 10-А

 

— Значит, вот какова она, твоя тайна... — задумчиво произнесла Алиса. — И, похоже, я ошибалась.

— В чём?

— В том, что любовь всегда одинаково хороша.

— Но ты же так не говорила, Алиса! Ты говорила, что любовь – это то, ради чего вообще стоит жить!

 — Я говорила о любви как о чувстве, а не как о страсти. Хотя тебе, как мужчине, это понять сложнее: слишком уж сильно влияние гормонов в критические моменты, — девушка насмешливо улыбнулась.

 — Алиса, это начинает походить на какой-то жестокий эксперимент! То, что я твой брат, ещё не даёт тебе права делать меня подопытным кроликом!

— Это право мне дала книга. Желаешь узнать, как именно это происходило?

— Да, чёрт побери, да!

— Проектор! Покажи-ка Черники, — Алиса сделала ударение на первый слог, — пятого июня две тысячи десятого года.

— В субботу?

— Да.

— Данное действие вызовет непредсказуемые последствия. Продолжить?

— Да.

— Вы уверены?

— Да!

— Точно-точно уверены?

— Да!!! — крикнули брат и сестра одновременно.

***

— Леонид Павлович, вы правда всё это сами сделали? — ошеломлённо прошептала Алинушка.

— Не совсем. Стены построили специально нанятые рабочие, крышу уложили они же, а вот окна, двери, проводка и отделка...

— Настоящий замок! И флюгер сверху, как и положено. Кстати, а почему на нём написано «ММ»? «Мастер и Маргарита»?

— Какая же ты всё-таки смешная порой! — взъерошила Алиса волосы подруги. «ММ» – две тысячи. Всё просто.

— Просто? Я, допустим, этого не знала. И что?

— И ничего, Алина: умилительного вида Алинушки это не отменяет.

— Кхе-кхе! — Леонид Павлович поправил очки на носу. — Может быть, дадите мне закончить, госпожа... как вас там?

— Сидоровская. Конечно-конечно, продолжайте, я просто своего восхищения сдержать не могла!

— Запомните, госпожа Сидоровская: во всём важны не столько чувства, сколько выверенность и точность. Учитесь сдерживать себя, вам это пригодится, кем бы вы ни планировали быть в дальнейшем.

— Даже если биологом?

— Особенно, особенно если биологом! Работа с клетками немыслима без точности и усидчивости!

— А если в клетках сидят голодные звери?

— Хм, хм, хм! Такая мысль мне в голову не приходила.

Алиса выразительно посмотрела на дедушку.

— Намёк понят, внучка! Да, что-то я сегодня заигрался в педанта, — Чепухова было просто не узнать.

Не сговариваясь, лицеистки рассмеялись.

— Кстати, о порядке. Алиса, у нас на чердаке старого дома — жуткий бардак. С первого этажа мы с твоими двумя дядями весь мусор давно вывезли, а до второго пока руки не дошли.

— Там, наверное, интереснее, чем в этом новоделе... — вмешалась Алина.

— Там толком со дня постройки уборки не было. Без малого девяносто лет!

— Пошли, Алиса!

— Девяносто лет?! Да это же почти времена Империи! Барышни в кринолинах, кавалеры во фраках, декаденты, тайные клубы, вызывание духов!

— Алинушка! — схватилась за бока Алина. — Всё вышеперечисленное было, мягко говоря, неактуально для глухой деревни в двадцатом году!

— В двадцать третьем. И не в «глухой»: Слуцкий тракт был ближе к ней, чем Слуцкое шоссе – сейчас.

— Сути это не меняет. Ох, ну какая же ты по-детски наивная...

— Алина! — Алиса бросала слова, точно кубики льда. — Незачем было при ней восхищаться этим!

— Будто бы для неё самой это секрет...

— Секрет, конечно! Наивность существует тогда и только тогда, когда не воспринимается отрицательно.

— А разве я давала Алинушке оценку?

— Вот видишь, значит, ты её не похвалила!

— Но и не обругала.

— Этого ещё не хватало!

— Ты всегда так ей командуешь? — Леонид Павлович решил вмешаться.

— Нечасто. Обычно этим занимается как раз Алина.

—Значит, ты сегодня тоже заигралась?

— Это значит, что сегодня просто такой день, и всё!

— Хорошо сказали, госпожа Сидоровская. А вы, госпожа Петровиц, вспомните о своих привычках и попросите остальных девушек помочь вам в уборке чердака.

— Хорошо, — Алина не подала виду, насколько её удивила подобная просьба от человека, у которого она де-факто в гостях. — Алиса, Алинушка, пошли!

— Может быть, сначала пообедаем?

— Кто не работает — тот не ест! — сказал как отрезал Леонид Павлович.

— А поновее лестница есть? — Алина едва успела спрыгнуть с первой ступеньки, которая под её весом переломилась пополам.

— Конечно же, есть. Она в гараже. Заодно и гараж вам покажу.

Девушки упорно пытались не заснуть, пока мужчина упоённо рассказывал им про машину, про гараж, про мастерскую, про строительство вообще... В конце концов Алиса всё же зевнула. От взгляда Леонида Павловича это не укрылось.

— Внучка, разве тебе это не интересно?

— Алине и Алинушке, думаю, тоже. Всё-таки от нас это слишком далеко.

— Надеетесь на то, что возить будет муж? Ваше законное право. Как бы то ни было, вот лестница, — Чепухов указал на левую стену гаража. — Снимете и поставите вы её, надеюсь, сами.

Вскоре Алиса открыла дверь чердака и залезла внутрь. За ней последовали Алина и Алинушка.

— Пыли почти нет. Странно.

— Ничего странного, Алина: дверь-то была закрыта, окно и крыша сделаны хорошо, значит, пыли было просто неоткуда взяться.

— Смотрите, что я нашла! — Алинушка выхватила из кучи мусора книгу в кожаном переплёте.

— Дай-ка посмотреть... На обложке – “Ungvar” латиницей и год. Тысяча восемьсот пятьдесят девятый.

— Должно быть, первый хозяин дома с войны в качестве трофея взял. С первой ещё войны. А Унгвар – теперешний Ужгород на западе Украины.

— Алиса, как ты не понимаешь: это та самая романтика, о которой я так мечтала!

— Совсем не та. Ты мечтала о Российской Империи, а книга – из Австро-Венгрии.

— Не придирайся! Давайте лучше откроем книгу.

— Может быть, не стоит? Мне ещё мама рассказывала, что старые книги, бывает, рассыпаются от свежего воздуха. Рассыпаются прямо на глазах.

— А наша не рассыплется! — Сидоровская открыла застёжку переплёта, чуть не сломав её, и перевернула страницу.

— Ничего не понимаю! Какой это вообще язык?

— Сама не знаю. Похоже на сбитую кодировку кириллицы: куча букв со всякими надстрочными и подстрочными знаками.

— Может быть, венгерский?

— Очень может быть. Покажем Леониду Павловичу?

— Да ты что! Отберёт и продаст кому-нибудь.

— Тогда спрячем.

— Ты не забыла, что вообще-то нам просто надо сделать уборку?

— А если здесь не одна интересная находка будет?

— Тогда скажем Леониду Павловичу. В конце концов, он дом покупал, а не мы.

— Иди кушать, Алиса! Что это ты тут? И кто это с тобой?

— Леонид Павлович попросил нас разобрать мусор на чердаке. А со мной одноклассницы, Алина и Алинушка.

— Не по-людски это – гостей на чердак посылать. Поешьте, девочки, а потом Алиса сама сходит и разберёт мусор. Хотя лучше бы Лёня это сам делал. Эх!.. — женщина махнула рукой и отошла от лестницы.

— Кто это был?

— Моя бабушка, Ангелина Адамовна. Милейшей души человек. Минчанка, причём коренная: один из её прадедов владел поместьем Малиновка близ Боровлян, а ещё один – поместьем Тростенец.

— Ну, мой род, по легенде, восходит к черногорцу Петру Петровичу Негошу – мол, отличился князь во время визита в Россию...

— Я сказала это не ради того, чтобы мы начали что-то сравнивать.

— И вообще, нас же есть позвали! Алина, Алиса, быстрей спускайтесь! — Алинушка, словно кошка, прыгнула на лестницу и проворно спустилась с неё. — Чем горячее еда – тем лучше!

— Меня подожди! — поспешила Алина вслед за подругой.

Перед уходом с чердака Алина ещё раз посмотрела на книгу, подняла её с пола и положила в сумочку.

— Ангелина Адамовна, где вы?

— Здесь! — женщина вышла из-за угла дома. — А где Алиса?

— Спускается по лестнице.

И в самом деле, буквально через десять секунд все лицеистки оказались в сборе.

— А Леонид Павлович рассердится?

— Не рассердится, не беспокойся: мы будем есть здесь же, в старом доме. Только осторожнее заходите, чтобы головой о косяк не удариться.

— Хорошо.

На кухне всякого хлама было едва ли не больше, чем наверху. У входа стояли книжные полки, по левую руку – умывальник, холодильник, плита, шкафчик над ней и газовый баллон, ну а по правую – узенький столик и несколько табуреток под ним.

— Можно включить свет?

— Можно, только вот лампочка утром перегорела, а я как-то не подумала взять новую, – развела руками Ангелина Адамовна.

— Что у нас на обед? — Алинушку, в отличие от тёзки, мало волновала окружающая обстановка: разве может здесь быть хоть что-то загадочное?!

— Драники с мясом и овсяная каша. Уж извините, что так простенько, — женщина подошла к шкафчику и достала оттуда посуду, — знала бы я, что будут гости...

— Бабушка, да это само собой разумеется!

— Ошибаешься, внучка, — с достоинством парировала Ангелина Адамовна, раскладывая кашу по тарелкам и добавляя масло в каждую из порций. — Этикет не всегда подчиняется здравому смыслу, но соблюдать его – долг каждого образованного человека. Иначе только количество денег в кошельке да техники в доме будет отличать нас от механизаторов и доярок. Не для этого я всю жизнь работала в Министерстве образования, чтобы моя внучка уподоблялась неотёсанной деревенщине.

— О ком это вы?

— О четырёх пятых всех белорусов. Как говорится, можно вывезти человека из Слуцка, но нельзя вывести Слуцк из человека.

— Почему именно Слуцк?

— С тем же успехом я могла бы назвать любой другой райцентр, не в этом суть. Для нас важнее всего культура, как для львовян и петербуржцев, а для них – квартира и деньги. Булгаков был тысячу раз прав, обвиняя квартирный вопрос в порче нравов москвичей... — Ангелина Адамовна поставила на стол тарелки с кашей и драниками. — Но хватит об этом. Садитесь за стол!

Алинушка схватила драник, обмакнула его в сметану и откусила четверть.

— Вкусно! Спасибо вам, Ангелина Адамовна!

— Я рада, что тебе понравились драники. Садись за стол и пробуй кашу.

— Она вкусная, можешь быть уверена. Бабушка хорошо умеет готовить.

— Октябрина делает это намного лучше меня. Жаль, что она вернулась в родной Тернополь вместе с мужем...

— Может быть, не будем о грустном? Приятного аппетита всем!

— И тебе, внучка!

— И тебе, Алиса!

Когда девушки поели и помыли посуду, в комнату вошёл Леонид Павлович.

— Вот, значит, где вы прячетесь!

— Лёня, ну разве можно так с гостями?

— Лина, извини, конечно, но иногда ты бываешь слишком непрактичной. Госпожа Сидоровская, — Чепухов взглянул на брюнетку, — интересуется историей. Я не удивлюсь, если она успела найти там что-нибудь интересное даже за те пять-шесть минут, что там находилась.

— Леонид Павлович, вы что, экстрасенс?.. — Алинушка с потерянным видом раскрыла сумку, достала из неё книгу и отдала мужчине.

— Ого! Если бы дело происходило в казино, я бы сказал, что вы сорвали джек-пот. Книга девятнадцатого века в эдакой глуши!

— Девятнадцатого века? — Ангелина Адамовна посмотрела на титульный лист. — И в самом деле. Тебе бы кладоискательницей быть!

Алинушка зарделась.

— Пожалуй, мы сами справимся с этим делом. Не так ли, Лина?

— Конечно, Лёня! А девушкам я в награду разрешаю взять любую книгу с этих двух полок. Ты не против?

— Абсолютно. Ну что, пошли?

— Пошли!

Чепуховы вышли из кухни.

— Между прочим, Ангелина Адамовна только что опровергла свои же слова.

— Как, Алина?

— Очень просто. Она вместе с мужем отправилась наверх в поисках чего-нибудь ценного. Следовательно, деньги для неё важнее культуры, а не наоборот, как она утверждала до обеда.

— И в самом деле... — Алиса задумчиво перебирала книги на полке. Довоенные издания Маркса и Ленина, собрания сочинений Гоголя и Достоевского, изданные в хрущёвские времена, да куча мелких книжонок родом из девяностых... Стоп, а это что?

— Алина, ты веришь в параллельные миры?

— Если бы они существовали, это было бы красиво. А что?

— Тут какая-то брошюра. «Параллельные миры – реальность, а не миф». Достать её?

— Конечно! — оживилась Алинушка. — Вдруг и с этой книгой мне повезёт так же, как и с венгерской?

 

Междумирье. Интермедия

 

На экране Проектора красным по чёрному было написано:

«Дальнейший показ воспоминаний Алисы Чепуховой приведёт к тому, что методика попадания в Междумирье перестанет быть тайной для Сергея Мартова. Это вызовет распад данной конкретной копии Междумирья. Отменить продолжение показа невозможно, но Мартов и Чепухова могут рассказать друг другу всё, что пожелают. После автоматической активации триггера текущего момента показ продолжится автоматически».

— Выходит, я ошиблась.

— В чём?

— В некоторых аспектах метода. И в результате этой ошибки узнать о мотивах Сони уже не получится.

— Не получится лишь с помощью Проектора. Алиса, тебе до сих пор не приходило в голову, что это – банальная ревность? Вполне возможно, что она прочитала нашу с Сашей переписку или маленькую сентябрьскую зарисовку «Жажда жизни», в которой эта переписка превращается в настоящий гимн страсти... — Сергей покраснел.

— Интересно, каким образом тебе удавалось скрывать всё это от меня? Да что там от меня – от Сони. Судя по всему, она хорошо чувствует фальшь.

— Да не было её попросту, вот и всё тут!

— Кого – «её»?

— Фальши! С Соней я был одним, с Сашей – другим. В конце концов, не переживала ли и ты подобной двойственности по отношению к Алине и Алинушке соответственно, если уж на то пошло?!

Мартов схватил Чепухову за плечи и отбросил её в сторону Проектора. Экран спружинил, заставив тело Алисы сбить с ног Сергея. Оба потеряли сознание.

Первой очнулась Алиса.

— Может быть, хватит перепалок?

— Пожалуй, хватит... – пробормотал Сергей.

— Вот и отлично. Итак, выяснилось, что естественный ход событий привёл тебя к двуличию. Сначала это проявилось в языковых и культурных вопросах, а затем перешло и на личные взаимоотношения. Как следствие, твоя невеста решила от тебя избавиться. Видишь, как это плохо – двуличие? Теперь твой ход.

— Отлично. Итак, ты тоже проявляла двуличие, но, во-первых, это двуличие было растянуто во времени – ласкать Алинушку и быть ласкаемой Алиной, значит, максимально приблизиться к Янусу, к одному из древнеримских богов. Непривычный, но возможный идеал. Во-вторых, целью твоего двуличия было объединение вас троих, создание «сестринства лицеисток» наподобие братства мушкетёров у Дюма.

— Верно отметил, — перебила Алиса. — Надя так и не узнала того, что нас объединяет, и вряд ли последует за нами после Лицея.

— Наконец, в-третьих. В-третьих, твоё двуличие осталось лишь в сексе, не переходя в жизнь. И именно это спасло тебя от того, что пережил я перед попаданием сюда.

— «Пережил»? Когда Междумирье распадётся, ты очнёшься на той же самой станции. Главное – не забудь, что это был не сон.

— Чтобы не забыть, надо получить какой-нибудь совет. Тебе я могу лишь пожелать удачи во всех совместных с Алиной и Алинушкой начинаниях.

— Ну а тебе – разойтись с Сашей и с Соней одновременно.

— Одновременно? Зачем?

— Если ты выберешь Сашу – тебе придётся последовать за ним в Лейпциг. Если выберешь Соню — останешься в Минске, рано или поздно вернувшись к вменяемой точке зрения на её культуру и язык. А отказ от обоих позволит тебе уехать в Японию и жить в этой стране, которая так тебе нравится.

— Алиса, я не смогу этого сделать. Допустим, что я смогу задушить страсть, но с любовью я бороться не могу и не хочу. Я останусь в той стране, в которой мне выпало жить, даже зная, что где-то что-то организовано лучше.

— Равно как и я...

Прозвучал звук, похожий на заводской гудок.

— Триггер текущего момента активирован, — произнёс бесцветный голос, и Междумирье исчезло в предпоследний раз.

 

Междумирье. Механизм

 

Алиса взяла книгу с полки и положила её на стол.

— Похоже на свидетелей Иеговы. Те тоже любят рисовать на обложке всякие ужасы, — махнула рукой Алина.

— Да мало ли что на что похоже! Арбуз похож на фрукт, а на самом деле – ягода, богомол похож на ветку, а на самом деле – насекомое...

— Остановитесь! — Чепухова игриво дотронулась до волос обеих подруг и мягко провела по ним руками. — Давайте сделаем так: я открываю книгу и читаю предисловие, а потом мы все втроём решаем, нужна она нам или нет. Идёт?

— Идёт... — несколько смущённо ответили Петровиц и Сидоровская.

Девушка начала читать:

«В наше бурное время, когда человеческая жизнь – ничто, а деньги – всё, когда на юге страны бушует война, а на севере люди замерзают в неотапливаемых квартирах, когда президент – косноязычный пьяница, а правительство – банда жуликов, хочется оказаться от всего этого где-нибудь подальше. Одни уезжают за границу, считая судьбу нью-йоркского дворника лучше судьбы московского профессора, другие собираются в клубы по интересам, где уходят от реальности с помощью наркотиков, религии или ролевых игр, третьи ударяются в бессмысленное философствование – список можно продолжать. Я же верю в то, что всё познаётся к сравнении. Сравнить наш мир с одним из бесчисленного множества параллельных вариантов – вот путь, предлагаемый мной.

Разумеется, вы можете с горькой улыбкой покрутить пальцем у виска и отложить мой труд в сторону – никто не отнимет у вас этого права. Если же вы готовы следовать за мной – тогда вперёд!

Москва, 28 ноября 1994»

— Кажется, нам это ни к чему: похоже на эзотерические сказки.

— Алина, ты что, специалист по сектам? Да, нам это не нужно, потому что мы счастливы и без этого! — Алинушка в порыве нежности обняла двух оставшихся лицеисток.

— Хорошо, — Алиса расстегнула замочек на сумке и положила книгу к себе. — Раз вам не хочется этим заниматься – этим займусь я.

— Отлично. Мне и на рисунки с трудом хватает времени.

— Расскажешь потом, что получилось, хорошо? — Алинушка посмотрела подруге в глаза.

— Конечно, милая. И тебе, и Алине, — с теплотой в голосе ответила та.

Лицеистки ещё немного погуляли по участку.

— Алиса! Через двадцать минут – последний электробус в Минск! — крикнул Леонид Павлович с чердака.

— Спасибо, дедушка, сейчас мы пойдём. Передай бабушке, что мы выбрали себе книжку!

— Обязательно передам. Приезжайте к нам ещё!

— Постараемся!

Двухдверный электробус первых лет выпуска, с трудом взобравшись на горку, подкатил к остановке. Лицеистки сели в него, двери закрылись, и электробус поехал в Минск, часто останавливаясь, чтобы подобрать пассажиров. По прибытии в город девушки попрощались и разъехались по домам.

***

Алиса смотрела в окно. Треугольный сквер имени Якубовского, зажатый между сторонами одноимённой улицы и рассечённый многочисленными дорожками, покрытыми плиткой, был островком спокойствия в трёх минутах ходьбы от метро. В начале двухтысячных годов на его месте хотели возвести многоэтажку, но местные жители встали за сквер горой. Дом в итоге появился на пятачке между входом в метро и северной границей сквера, а сам сквер реконструировали, приведя его к тому виду, который по достоинству могла оценить Чепухова из окон своей квартиры на восьмом этаже. По улице время от времени проезжали электробусы одного из четырёх маршрутов; забавно, что номер каждого из них содержал в себе две единицы.

Послышался грохот механизма дверного замка. Алиса вышла в прихожую.

— Привет, папа!

— Привет, дочка. Ну, как к дедушке с бабушкой съездила?

— Нормально. Алине и Алинушке понравилось. А как у тебя дела?

— Хорошо. Сегодня с братом Юрием показывали Минск гостям из Сиэтла.

— И как, им понравилось?

— Очень. Посмеялись возле памятника Ленину – у них он тоже есть, но скорее как объект всяческих перфомансов, а у нас – на главной площади и на полном серьёзе, искупались в Комсомольском озере, сходили в Купаловский театр – словом, прекрасно провели время. Что ты приготовила на ужин?

— Варёную картошку с солью: лень было особо возиться.

— Ну, и это неплохо.

После ужина, когда Алексей Леонидович ушёл спать, Алиса вернулась в свою комнату и раскрыла книгу. До прихода отца она успела прочитать «подготовительную часть»: о параллельных мирах в целом, об их количестве, о примерах таких миров... Часть завершалась пафосными заверениями в том, что метод, описанный в следующей части, позволит любому читателю попасть в прошлое в качестве наблюдателя, но главное не в этом.

«Междумирье.

Красивое слово? Нет, особое место, где два параллельных мира могут пересечься.

Как?

Так же, как и две линии на бумаге.

Попасть в Междумирье случайно нельзя, преднамеренно – тоже; просто во время очередной попытки погрузиться в прошлое собственного мира вас непроизвольно выбросит туда.

— Погодите! А как же мне попасть в прошлое?

На этот вопрос нетерпеливого читателя я сейчас и дам ответ».

— Странно... — Алиса имела привычку рассуждать вслух, разумеется, тогда, когда никто кроме неё не мог этого услышать. — Вроде бы он несёт полный вздор, ведь всем известно, что машины времени нет и быть не может, и в то же время сам тон вызывает доверие...

«Наверное, многие из вас в детстве боялись зеркал. И неспроста: отражения подчиняются не только законам оптики, но и магическим законам. Тот, на использовании которого построен метод, описываемый в данной книге, не требует больших затрат. Если там, где вы сейчас находится, есть трюмо – вы сможете при должной доле везения освоить метод сейчас же».

За пять лет до рождения дочери Ольга Ивановна купила два трюмо, одно из которых стояло в этой квартире, а второе – в той, где Алисе довелось испытать невыразимо приятные ощущения. С книгой в руках девушка вышла из комнаты, удостоверилась, что её отец крепко спит, и подошла к зеркалу, отражавшему огни ночного города, которые проникали в квартиру сквозь окно на кухне, выходившее на север.

«На трюмо, которым вы пользуетесь, должен падать свет. Его яркость не имеет значения, но поначалу лучше применять не слишком яркие источники, чтобы не отвлекаться на обстановку комнаты. Раскройте трюмо так, чтобы боковые зеркала оказались друг напротив друга, и смотрите в полученный бесконечный коридор. Постарайтесь сосредоточить своё внимание на том, что из собственного прошлого вы хотели бы пережить ещё раз. Чем сильнее воспоминания, тем больше шансы на успех».

Алиса стала вглядываться в тёмный коридор, думая о своих подругах. Некоторое время ничего не происходило, как ни восстанавливала она в памяти тот вечер, но в тот момент, когда она уже почти разуверилась в правдивости авторских указаний, Алиса почувствовала, как несётся по коридору со всё возрастающей скоростью. Вылетев оттуда, она очутилась на площадке перед кинотеатром «Комсомолец» четырнадцатого февраля этого года.

 

Междумирье. Распад

 

Брат и сестра вновь очутились на знакомой площадке. По экрану Проектора побежали буквы:

«Функция данной копии Междумирья выполнена. Начат процесс распада».

С оглушительным звоном небо разлетелось на осколки. Падая, они исчезали вместе с тем, на что им довелось упасть. Образующиеся дыры заполняла непроницаемая тьма.

— Алиса, прощай! — успел выкрикнуть Сергей.

— Прощай!

Крупный осколок неба упал на площадку, поглотив всё, что к тому времени было цело.

 

***

— Очнитесь! Очнитесь!

Сергей открыл глаза.

— Где я?

— На платформе станции «Кунцевщина». Вы упали под поезд, но по счастливой случайности выжили, оказавшись между рельсов.

— Правда?

— Да. Девушка, которая вас толкнула, задержана: она пыталась сбежать, но дежурная не позволила ей это сделать.

— Я могу её увидеть?

— Конечно, если хорошо себя чувствуете.

Врач помог Мартову встать, после чего отвёл его в опорный пункт милиции. Открыв дверь, Сергей увидел Соню в наручниках. Она сидела на стуле, глядя в пол, а на глазах у неё были слёзы.

— Так почему ты это сделала, Соня? — спокойно спросил парень.

— «Жажду жизни» прочитала... — всхлипывая, ответила девушка. — Я сама не знаю, как смогла толкнуть тебя туда! Слава Иисусу и Деве Марии, что ты выжил!

— Кстати, вне зависимости от вашего согласия будет возбуждено уголовное дело по статье 139. Между прочим, минимальный срок – шесть лет.

Соня зарыдала.

— Ну, ну, не плачь, милая, — обнял её Сергей. — всё уладится. То, что ты прочитала – лишь фантазия, такая же, как наши «Три принципа». Правда в том, что я тебя не брошу и женюсь на тебе, когда придёт время. І яшчэ ў тым, — перешёл Мартов на белорусский язык, — што я пойду вучыцца на выкладчыка беларускай мовы і літаратуры.

— Чаму?

— Доўга тлумачыць. А зараз проста памаўчым трошкі.

 

***

— Алиса, что это ты в зеркало на себя любуешься за полчаса до пар?

— Мне сегодня ко второй паре, папа. И неужели это плохо для девушки — лишний раз посмотреть в зеркало?

— Нет, конечно, — рассмеялся Алексей Леонидович.

 

Эпилог

 

***

 «Каб збылося ўсё, пра што мы марылі...» — прошептал Сергей, достав письмо из почтового ящика. Отправителем значился Белорусский государственный университет. Мартов разорвал конверт, сел на ступеньки и прочёл:

«Уважаемый Сергей Алексеевич!

Сообщаем вам, что вы зачислены на филологический факультет БГУ, отделение белорусской филологии. Организационное собрание состоится 31 августа в 14:00 в актовом зале факультера (ул. К. Маркса, 31).

С уважением, декан факультета Иван Семёнович Ровда».

«Значит, я выполнил обещание, данное Алисе,» — подумал Сергей. — «Расправился с собственным двуличием, сделав главной ту из сторон, которая держалась на уме, а не на страсти. Хорошо, но это – только начало. Лишь став учителем, а может быть, и директором – почему нет? – я взвалю на себя достаточно объёмистый груз, чтобы раз и навсегда забыть о том пути, от следования по которому я отказался».

Филолог встал и пошёл по ступенькам вверх.

 

***

— Вы уверены, что хотите работать на кафедре цитологии, Петровиц, Сидоровская и Чепухова?

— У нас есть совместный проект, — ответила за всех Алиса, — который мы и хотим реализовать у вас на кафедре.

— А не слишком ли рано? Хотя бы после второго курса начали, что ли...

— Мы справимся, не беспокойтесь. С лицейским-то опытом...

— А, так вы в Лицее БГУ учились? Сказали бы сразу, я там одно время преподавал. Тогда давайте посмотрим, что у вас там...

Девушки вместе с преподавателем зашли на кафедру.

— Ого, какое планов громадьё! Активировать яйцеклетку, чтобы она могла оплодотворить другую яйцеклетку... Откуда у вас такая идея?

— Отсюда, — Алиса подала профессору вырезку из газеты.

— «Спид-инфо»? Да это же утка!

— Мы знаем, — вмешалась Алина, — проверили уже по базе научных журналов. Ефим Корнеевич, многие изобретения сначала появились в фантастике, а потом уже – в реальности. Почему бы подобному не произойти и в этот раз?

— Нравятся мне ваши задор и авантюризм, ей-богу. В науке, чтоб вы знали, главное – не точность, а личность. Если человека интересуют в первую очередь деньги – он занимает простыми прикладными задачами. Таких, как вы, стремящихся к принципиально новому, мало. Поэтому я вас беру. Приступим с субботы – надеюсь, она у вас свободна?

— Да.

— Вот и отлично. До встречи!

— До встречи!

На выходе из факультета Алинушка остановилась.

— Смотрите, радуга!

— Символ удачи, — Алиса усмехнулась, вспомнив свои зазеркальные путешествия.

— Надеюсь, она нас не оставит... — неудачно сострила Алина.

— Не оставит, не волнуйся. Пока мы вместе, удача будет с нами. А вчетвером можно свернуть горы.

— Впятером: ты Ефима Кондратьевича забыла.

— Впятером так впятером.

— А, может, вшестером? — Игорь подошёл к девушкам.

Алиса выразительно посмотрела на бывшего одноклассника.

— Простите, не буду вам мешать...

— Ничего, недолго осталось, — произнесла Алина вслед Игорю. — Когда мы закончим опыты, мужчины не будут мешать женщинам, если женщины сами этого не захотят.

— Отличная перспектива! Только давайте пока не будем говорить «гоп», хорошо?

— Хорошо.

Радуга висела над вечерним городом, словно мост между двумя мирами. Мост между двумя личностями, соединёнными по прихоти древнего механизма. Молст, похожий на иллюзию.

Хотя как отличить иллюзию от реальности?..

Конец

01.01.2011-19.07.2013

Международный классификатор болезней.

1. Когда на Руси жить хорошо Циклы русской истории
2. 86 Дослідження комптонівського розсіяння рентгенівського випромінювання в твердому тілі Мета- ознайомитис
3. 1850 Независимость Бельгии в 1830 году Чартизм 1838 ~ Народная хартия проект закон
4. РЕФЕРАТ ДИСЕРТАЦІЇ НА ЗДОБУТТЯ НАУКОВОГО СТУПЕНЯ ДОКТОРА ТЕХНІЧНИХ НАУК ЛЬВІВ 1999
5. Obuvi3obuvnyekolodki- Колодки бывают- затяжные отделочные гладильные и прессовые
6. Расчет производственной мощности промышленного предприятия
7.  Аб~ёмнае ўтрыманне вадзяной пары складае ад 02 у палярных шыротах да 25 у экватарыяльных а ў некаторых вы
8. вступает в деловые супружеские родительские родственные и любовные отношения.
9. Николай Иванович Новиков
10. Особенности авторской лексики в произведениях волгоградских поэто
11. Понятие криминалистической идентификации
12. Планування врожайності сільськогосподарських культур ООО Нібулон
13. Лекции по истории философии (начало)
14. тема Российской Федерации
15. йоркской полиции Ева Даллас в детстве подверглась сексуальному насилию со стороны собственного отца.
16. на тему- Числа Фибоначчи- технический анализ
17. Судебная экспертиза на примере рассмотрения гражданского дела об авторском праве
18. Реферат объёмом 26 страниц 1 иллюстрация и 1 таблица 10 используемых источников
19. Антропогеоценоз - елементарний осередок господарсько-культурного типу
20. по теме Философские истоки экономического либерализма Дж

Материалы собраны группой SamZan и находятся в свободном доступе