Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
О. В. ВИШЛЕВ
«ВЕЛИКО БЫЛО ЖЕЛАНИЕ ОТТЯНУТЬ ВОИНУ...» (О ПРИЧИНАХ ПРОСЧЕТА И. В. СТАЛИНА НАКАНУНЕ 22 ИЮНЯ 1941 Г.)
Вечером 21 июня 1941 г. в связи с получением тревожных со общений о намерении Германии утром следующего дня напасть на СССР И. В. Сталин собрал в Кремле совещание. Выслушав при глашенных на него военных во главе с наркомом обороны мар-[ шалом С. К. Тимошенко, настаивавших на незамедлительном из дании директивы о приведении войск приграничных округов в состояние полной боевой готовности, Сталин заметил: «Такую ди рективу сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных дей-' ствий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложне ний».
Требование «не поддаваться на провокации», которое Сталин неоднократно повторял в начале лета 1941 г., не раз подробно комментировалось как в мемуарной литературе, так и в работах историков. Но что стояло за словами «может быть, вопрос еще j уладится мирным путем»? Развернутого объяснения им нет на страницах книг и статей, посвященных проблеме 22 июня 1941 г., хотя, как следует из сказанного Сталиным, именно мирный путь преодоления кризиса в советско-германских отношениях считали в . Кремле предпочтительным и вплоть до последнего дня полагали, ^ что сохраняется шанс предотвратить конфликт. ! Предыстория советско-германской войны содержит немало за гадок. Не заключают ли в себе сталинские слова отгадку некоторых из них, не дают ли они ответ на ряд принципиальных вопросов, вы зывающих дискуссии среди историков: почему советское руковод ство настороженно относилось к стекавшимся к нему сведениям о сроках возможного нападения Германии на СССР? Почему эти тревожные сигналы воспринимались им во многом как дезинфор-) мация, как происки политических сил Запада, стремившихся спро-i воцировать советско-германский конфликт? Почему частям Крас-1 ной Армии, стянутым к западной границе СССР, своевременно
не был отдан приказ о развертывании в боевые порядки?
: Советское политическое и военное руководство того времени ) вряд ли можно заподозрить в беспечности и доверчивости. По-. этому весьма странным представляется сам по себе тот факт, что Кремль, мобилизовавший все ресурсы страны на подготовку к
отражению германской агрессии и считавший войну с «третьим рейхом» в конечном счете неизбежной, в решающий момент, когда война оказалась у порога, вдруг начал предаваться иллюзиям относительно возможности сохранения мира. Видимо, для таких иллюзий имелись веские основания. Попытаемся разобраться в этих вопросах, рассмотрев для этого международную ситуацию и отношения между СССР и Германией накануне 22 июня 1941 г.
«Брак по расчету». Новый этап в отношениях между Берлином и Москвой, начатый договором о ненападении от 23 августа 1939 г., Гитлер в кругу своих приближенных однажды назвал «браком по расчету». Если бы такую характеристику ему дал кто-то из ме нее значительных политиков того времени или какой-то сторонний наблюдатель, то ее еще можно было бы поставить под сомнение. Но кто-кто, а уж фюрер точно знал, что пакт между Германией и СССР был заключен отнюдь не по любви, что обе стороны, всту пая на путь партнерства, руководствовались своими собствен ными интересами. Советский Союз рассчитывал остаться «вне империалистической войны», вернуть себе территории, отторг нутые в ходе гражданской войны и иностранной военной интервен ции, использовать промышленные и военные поставки из Германии для укрепления своего оборонного потенциала. «Третий рейх», в свою очередь, был заинтересован в том, чтобы не допустить учас тия СССР в европейском конфликте на стороне антигерманской группировки держав и тем самым избежать войны на два фронта, которая, как показал опыт прошлого, не сулила немцам ничего хорошего, а также использовать сырьевые поставки из СССР для нужд войны против Англии и Франции. Вне рамок этих конъюнк турных интересов не было ничего, что придавало бы пакту между Германией и СССР стабильный, долговременный характер.
Да и могло ли быть иначе? Общественные системы и государ ственные идеологии сторон были не просто не совместимы, а по лярно противоположны и враждебны. Каждый из участников пак та ставил перед собой стратегические задачи, предусматривав шие не в последнюю очередь подрыв позиций и уничтожение (со циально-классовое в одном случае и национально-государствен ное — в другом) своего партнера. Естественно, такое сотрудниче ство, как бы громко Берлин и Москва не заявляли о мире между ними «на многие поколения», не могло быть сердечным. За его парадной вывеской скрывались затаенная взаимная смертельная ненависть, недоверие и постоянная настороженность по отношению друг к другу. Каждый из партнеров знал цену другому, не обма нывался относительно прочности связывавших их уз и понимал, что «дружба, скрепленная кровью», рано или поздно закончится схваткой не на жизнь, а на смерть. До поры до времени лишь не знали, когда она произойдет.
То, что «медовый месяц» советско-германской «дружбы» под ходит к концу. Кремлю стало ясно уже летом 1940 г. С конца июня, после капитуляции Франции, в Москву начали поступать сведе-
ния о переброске частей вермахта из Западной Европы к советской границе и о военных приготовлениях Германии на Балтике. В ок тябре в Москву пришло первое сообщение о разработке герман ским верховным командованием планов войны против СССР. С этого момента, по мере того как приближался день германского нападения на СССР, поток тревожной информации становился все шире.
Да и Берлин своими внешнеполитическими акциями, предпри нятыми начиная с лета — осени 1940 г. (заключение Тройственно го военного пакта с Италией и Японией, ввод германских войск на территорию Финляндии и Румынии, политика на Балканах), прямо давал понять, что намерен пересмотреть курс в отношении СССР. Все это не оставляло Кремлю особых надежд на сохранение того характера советско-германских отношений, который был закреп лен его договорами с Берлином в августе — сентябре 1939 г. (кон сультации, размежевание интересов сторон, взаимные обязатель ства не предпринимать враждебных действий). Москва сделала для себя выводы из происходившего и с конца 1940 г. начала еще интенсивнее готовиться к войне.
Почему Сталин хотел предотвратить войну. Готовясь к войне с Германией, советское правительство тем не менее хотело избежать ее начала в 1941 г. Причины были отчасти те же, что и в августе 1939 г.: понимание сохранявшейся слабости руководства Красной Армии, выбитого предшествовавшими «чистками», не завершенность перевооружения, слабая боевая выучка войск, их неготовность пользоваться современной техникой и т. п. Все эти недостатки особенно наглядно продемонстрировала советско-фин ляндская война. В Кремле считали, что лишь с завершением перестройки Красной Армии в 1942 г. она будет в состояний вести современную маневренную войну и сможет на равных противо стоять вермахту.
Серьезные опасения у советского руководства вызывала и ситуация в мировой политике. На международной арене Совет ский Союз находился в изоляции, так что с Германией, опирав шейся на потенциал почти всей континентальной Европы, ему пришлось бы, случись война, бороться в одиночку. Что касается Англии, то в Кремле опасались, что она в любой момент может сговориться с Берлином и заключить с ним мир, причем мир на антисоветской основе.
Стремление советского правительства избежать войны с Гер манией определялось и внутриполитическими причинами: война, тем более если бы ее ход оказался неудачным для Москвы, могла привести к политической дестабилизации СССР, обострению межнациональных противоречий и поражению социализма. Военное столкновение с Германией Сталин стремился пред отвратить, основываясь на трезвой оценке внутри- и внешнепо литического положения СССР, состояния его вооруженных сил ч понимании того, какую величайшую опасность для Советской
страны таила в себе германская агрессия. Именно этим, а не «симпатиями к Гитлеру и фашизму» и не иллюзиями относительно «дружбы» с Германией, как это пытаются сегодня представить некоторые авторы, определялось все то, что делалось Москвой, особенно с весны 1941 г., для того, чтобы избежать войны с. «треть им рейхом».
«Германская политика» СССР (осень 1940 г.— весна 1941 г.). Было бы ошибкой упрощать внешнеполитическую стратегию СССР в 1940—1941 гг., представляя ее как линию на дости жение соглашения с Германией путем уступок и непротивления гитлеровским планам агрессии. Подчеркивая свою склонность к мирному диалогу и поддержанию нормальных отношений, совет ское руководство в то же время последовательно проводило курс на то, чтобы реализовать внешнеполитические интересы СССР, создать международные условия, которые затруднили бы Герма нии выступление против Советского Союза, наращивало оборон ный потенциал страны и готовилось отразить возможное нападение.
Учитывая природно-климатические условия СССР и состояние коммуникаций на его территории, советское руководство полага ло, что напасть на Советский Союз Германия может решиться лишь в летние месяцы. Географический фактор плюс сохраняв шаяся связанность Германии войной с Англией позволяли ему считать, что вплоть до весны — лета 1941 г. СССР может чувство вать себя в относительной безопасности.
Уверенный в том, что до этого времени Германия не решится на военное наступление, Кремль в период с сентября 1940 г. по апрель 1941 г. проводил в отношении Берлина довольно жесткий курс, преследовавший цель не только заставить нацистское руководство отказаться от военных намерений в отношении Советского Союза, но и укрепить позиции СССР на между народной арене.
Воздействовать на Берлин Москва пыталась с помощью дипло матических демаршей и подчеркнуто твердой, бескомпромиссной позиции, которую заняли ее представители на проходивших в то время двусторонних советско-германских переговорах по погра ничным, переселенческим, имущественным и прочим вопросам (она была продемонстрирована и в ходе визита В. М. Молотова в Берлин в ноябре 1940 г.), а также с помощью экономических мер. Развивая хозяйственные связи с Германией, советское правитель ство использовало сырьевые поставки, в отдельные моменты «замораживая» их, в качестве рычага политического дав ления на Берлин. Кремль добивался от нацистского руководства прежде всего выполнения всех ранее достигнутых советско-гер манских договоренностей и отказа от распространения военно-по литической активности рейха на те районы Восточной Европы, которые СССР считал своей зоной безопасности (восточная часть Балканского полуострова и бассейн Черного моря, территория Финляндии).
94 ^
Одновременно советское правительство прилагало активные усилия к тому, чтобы улучшить отношения с сопредельными го сударствами (Румынией, Финляндией, Словакией, Венгрией), по мешать Германии объединить их в коалицию для войны против СССР.
Однако ни одну из поставленных задач решить Кремлю не удалось. Он не смог добиться ни пересмотра Берлином ориенти ров своей «восточной политики», ни изменения отношения к СССР граничивших с ним государств, которые немцы успели полностью подчинить своему влиянию. И все же, несмотря на неудачи, со ветская дипломатия в этот период смогла записать в свой актив две очень важные победы: в конце марта 1941 г. Анкара подтвер дила советско-турецкий договор о ненападении, заявив, что сохра нит нейтралитет, если СССР будет вынужден вступить в войну (тем самым укреплялась безопасность советских границ на юге), а 13 апреля в Кремле был подписан советско-японский пакт о нейтралитете, благодаря которому для СССР снижалась опасность войны на два фронта.
В политическом планировании советского руководства нака нуне и в начальный период второй мировой войны всегда при сутствовал расчет на то, что германский вермахт будет связан и обескровлен войной против других государств, и это исключит воз можность его выступления против Советского Союза. Такие на дежды Кремль испытывал и когда Германия начинала войну про тив Польши, и когда ее армия совершала бросок в Северную Евро пу, и когда вермахт разворачивал активные боевые действия про тив Франции и Англии в Западной Европе. Расчет на увязание Гер мании в новой войне присутствовал, видимо, и в советских пла нах весной 1941 г. Государственный переворот в Югославии в конце марта 1941 г., в результате которого к власти пришло анти германски настроенное правительство Д. Симовича, отказавшееся ратифицировать договор о присоединении Белграда к Тройствен ному пакту, привел к обострению германо-югославских отношений. Возникновение на южной границе рейха серьезного очага напря женности позволяло Кремлю надеяться на то, что вермахт дви нется на юго-восток и это даст СССР выигрыш во времени. Сти мулировать сопротивление балканских стран Германии и ее союз никам (в это время уже шла война между Италией и Грецией) Москва попыталась, заключив с Югославией в ночь с 5 на 6 апре ля 1941 г., всего за несколько часов до вторжения на ее террито рию германской армии, договор о дружбе и ненападении.
Однако надежды на то, что балканская кампания приобретет для Германии затяжной характер, не оправдались. 17 апреля ка питулировала Югославия. Через несколько дней была предрешена участь материковой Греции. Серьезного выигрыша времени Крем лю добиться не удалось, и теперь он уже не мог не считаться с опасностью выступления Германии против СССР в самое бли жайшее время.
95
«Германская политика» СССР (апрель — май 1941 г.). По нимая всю серьезность обстановки, советское руководство тем не менее считало, что еще не все потеряно и у него остается шанс предотвратить германское нападение в 1941 г. В Москве решили еще раз попытаться воздействовать на Берлин, но теперь с по мощью иной тактики: продемонстрировав свою готовность к поиску политического компромисса, с одной стороны, и военную мощь — с другой. Ставка делалась на то, чтобы втянуть Германию в пере говоры и затянуть их до осени 1941 г. В условиях распутицы, а затем холодов, полагали в Кремле, Гитлер не решится на выступ ление и СССР выиграет время до весны 1942 г.
С апреля 1941 г. в руководстве «третьего рейха» начали отме чать перемены в подходе Кремля к отношениям с Германией. После откровенного срыва советской стороной январских и фев ральских поставок в Германию, предусмотренных двусторонним хозяйственным соглашением от 10 января 1941 г., в марте — апре ле был не только выполнен, но и значительно перевыполнен их объем за весь квартал, в результате чего у немецкой стороны возникли даже серьезные проблемы с транспортировкой грузов. В начале апреля советское правительство без каких-либо проволочек подпи сало соглашения о товарообороте и платежах с оккупированными Германией Бельгией и Норвегией, в мае — с Данией. В это же время оно заключило с Берлином дополнительные соглашения о расширении поставок в Германию из СССР нефтепродуктов, цветных металлов, зерна и хлопка. 15 апреля на переговорах по пограничным вопросам, к полному удивлению немецкой стороны, НКИД СССР «безоговорочно принял» немецкие предложения, против которых до этого резко возражал. Не остался без внимания Берлина и дружественный жест Сталина в адрес Германии во вре мя проводов из Москвы 13 апреля 1941 г. министра иностранных дел Японии И. М'ацуоки. В присутствии многочисленных пред ставителей дипломатического корпуса Сталин «несомненно на мерение», как подчеркивалось в телеграмме германского посла в Москве Ф. В. фон Шуленбурга, особенно горячо приветствовал немецких дипломатов и, обращаясь к ним, дважды подчеркнул: СССР и Германия должны остаться друзьями.
Как бы в подтверждение изменения курса СССР советское правительство 9 мая закрыло дипломатические представительства стран, оккупированных Германией (в том числе югославское по сольство) . Из советской прессы исчезло все, что Берлин мог ква лифицировать как проявление недружественной позиции в отно шении Германии.
Жестом, рассчитанным на определенный резонанс в Берлине, явилось установление советским правительством в конце апреля 1941 г. дипломатических отношений с вишистским правительством Франции, а в первой половине мая — с прогерманским прави тельством Ирака, пришедшим к власти в результате государст венного переворота.
Стремясь продемонстрировать готовность к мирному диалогу и поиску новой надежной политической базы для советско-герман ских отношений, Кремль в апреле-мае 1941 г. неоднократно по давал Берлину сигналы о том, что СССР готов к сближению и сотрудничеству с Тройственным пактом.
6 мая 1941 г. Сталин возглавил Совет Народных Комисса ров СССР. Этому решению Москва придавала исключительно важное значение в деле дальнейшего развития советско-герман ских отношений. Выдвижением на ключевой государственный пост «признанного и бесспорного вождя народов Советского Союза», как назвал Сталина в этот период в одном из своих посла ний в Берлин Шуленбург, советское правительство дало нацист скому руководству понять, что сознает всю серьезность положения и призывает его сделать выбор: либо сохранение мира, и в этом случае Сталин, зарекомендовавший себя как политический дея тель, способный к компромиссу с Германией, будет гарантом дру жественной позиции СССР, либо конфронтации, и тогда автори тет личности Сталина станет залогом того, что все силы страны будут мобилизованы на войну против Германии.
Подавая Германии сигналы о желании сохранить мир и по нимая, что одних дипломатических средств и дружественных жес тов может оказаться недостаточно, чтобы повлиять на нацист ское руководство, Кремль подкреплял свои инициативы и весьма весомым «аргументом»—демонстрацией силы. Весной 1941 г. к западным границам СССР двинулись эшелоны с красноармей цами и военной техникой.
Усилению группировки войск в приграничных районах Москва придавала не только военное, но и политическое значение. Пере дислокация значительного количества войск на запад, судя по опровержению, которое было дано ТАСС 9 мая 1941 г., не маски ровалась, а скорее, наоборот, подчеркивалась. Гитлеру давали по нять, что на легкую победу ему рассчитывать не стоит, что вер махту противостоит грозная сила и лучше выяснить отношения за столом переговоров.
Расчетом на устрашение Германии были продиктованы круп ные учения воздушно-десантных частей Красной Армии, проведен ные в мае 1941 г., призыв на сборы «нескольких сотен тысяч резервистов» для обучения их «пользованию новыми образцами оружия». Эти мероприятия, в отличие от той практики, которой советское руководство придерживалось в предшествующие годы, были широко разрекламированы. Подчеркнуть, что Советский Союз занят очень серьезными военными приготовлениями, было призвано введенное с 17 мая 1941 г. ограничение на передвижение по стране иностранных дипломатов и журналистов, и прежде всего запрет для них поездок в западные приграничные районы СССР. Грозные предупреждения в адрес Германии советское прави тельство делало по дипломатическим и агентурным каналам. Однако попытки военного устрашения Берлина, равно как и
4 3.1К. .1514 г. И. Севостьянов '47
воздействия на него с помощью дружественных жестов, успеха Кремлю не принесли. В нацистском руководстве были твердо уве рены в том, что даже при численном превосходстве Красной Армии над вермахтом в два-три раза (не говоря о том соотношении сил, которое было в действительности) она не сможет противо стоять ему. Нацизм, заряженный идеей завоевания «жизненного пространства» и «крестового похода против большевизма», был преисполнен сознанием своей военной силы и не реагировал ни на мирные инициативы, ни на акты устрашения.
Сегодня, когда мы можем проследить от начала и до конца те процессы, которые предшествовали германскому нападению на СССР, ясно видно, что никакие действия Москвы уже не могли остановить Гитлера. Однако то, что дано знать нам сегодня, не могли знать в Кремле в те тревожные месяцы 1941 г. Была на стоятельная потребность избежать войны, были надежды на то, что эту задачу решить удастся, оставались, как казалось, еще средства, которые для этого можно испробовать. Советское пра вительство не могло предполагать, что его стремление урегули ровать отношения с Германией мирным путем не только не прине сет успеха, а, наоборот, будет обращено против него же самого, что нацистские политики используют надежды Москвы на со хранение мира для обеспечения вермахту стратегических преиму ществ, что стягивание частей Красной Армии к границе, призван ное подчеркнуть военную мощь СССР, не только не устрашит «третий рейх», а будет им с выгодой для себя использовано при нанесении удара по СССР.
Концентрация в непосредственной близости от границы круп ных военных сил, не приведенных в повышенную боевую готов ность, представляла собой в складывающейся обстановке серьезную ошибку. В случае, если бы немцам удалось нанести сокрушительный первый удар, они могли полностью захватить стратегическую инициативу. В Берлине это поняли. Военный про счет, допущенный Москвой, полагали там, может стать залогом успеха всего восточного похода, и с напряжением следили за тем, чтобы не начался отвод от границы, рассредоточение и приведение в боевую готовность частей Красной Армии. Вот что записал в дневнике по этому поводу германский министр пропаганды И. Геб-бельс 16 июня 1941 г.: «Русские сосредоточились прямо у грани цы — лучшего просто нельзя было и ожидать. Будь они рассеяны шире, то представляли бы большую опасность. По этому скопле нию в один прекрасный день мы и ударим из 10 тыс. стволов... Мы используем новую мощную артиллерию, которая предназна чалась для (штурма) «линии Мажино», но так и не понадобилась... Это будет удар величайшей силы. Такой, какого, пожалуй, еще не было в истории». На рассвете 22 июня 1941 г., использовав всю мощь своей артиллерии, авиации и бронетехники, немцы нанесли этот удар. Планировал ли Сталин нападение на Германию? Прервем на
время освещение событий, предшествовавших 22 июня 1941 г., и остановимся на одной концепции, которая в последние годы по лучила довольно широкое распространение в нашей стране. Ссы лаясь на факт передислокации частей Красной Армии к границе с Германией, некоторые авторы пытаются доказать, что СССР го товился летом 1941 г. напасть на гитлеровский рейх, что герман ская агрессия против Советского Союза являлась «превентив ной» и что Гитлер лишь опередил Сталина с нанесением удара.
Данная версия, повторяющая аргументы, с помощью которых нацисты пытались оправдать свое нападение на СССР, опровер гается не только советскими, но и германскими документами. Они свидетельствуют, что ни Гитлер, ни другие представители нацист ской верхушки не верили в возможность нападения Советского Союза на Германию летом 1941 г. Верховное командование и генеральный штаб вермахта оценивали боевые возможности Крас ной Армии, прежде всего ее способность вести наступательные операции, крайне низко. В оперативном планировании немцев (от первых разработок сценариев войны против СССР, сделанных летом 1940 г., и до самого нападения на СССР) вариант насту пательных действий Красной Армии в расчет даже не принимался. Известно, с каким трудом германское правительство выискивало основания для предъявления СССР обвинения в подготовке агрес сии, но никаких убедительных доказательств собрать так и не смогло. В официальном заявлении от 22 июня 1941 г. ему пришлось ограничиться перечислением лишь фактов антигерманской ориен тации внешней политики СССР в 1940—1941 гг., указанием на факт увеличения численности советских войск вблизи границы да декларацией о якобы возникшей для Германии опасности «полу чить удар в спину во время ее смертельной схватки» с Англией.
Версия о подготовке советским правительством нападения на Германию опровергается и внешнеполитическими акциями СССР весны — начала лета 1941 г. Как уже говорилось выше, начиная с апреля 1941 г. Москва прилагала активные усилия, чтобы пред отвратить германо-советский конфликт, постоянно сигнализиро вала Берлину о стремлении сохранить добрососедские отношения, о готовности вступить в переговоры для урегулирования мирным путем всех спорных вопросов.
Концентрация советских войск в приграничных округах была ответной мерой на германские военные приготовления. Неприве дение частей РККА в состояние повышенной боевой готовности свидетельствовало о выжидательно-оборонительной, а не наступа тельной позиции советского руководства. Сама же эта концентра ция рассматривалась Москвой прежде всего как средство сдержи вания агрессора, предотвращения войны, хотя, безусловно, в слу чае нападения части Красной Армии вступили бы в бой с против ником.
Нападать на Германию в условиях, когда еще не завершились перестройка и перевооружение Красной Армии, когда у СССР не
было даже союзников, означало бы для него сознательно отка заться от тех выгод, которые давал ему статус нейтральной дер жавы, и навязать себе войну с очень сильными опасным против ником, по многим экономическим и военным параметрам превос ходившим СССР, причем войну, в которой Советский Союз мог оказаться вынужденным в одиночку вести борьбу против всего Тройственного пакта, если не против еще более широкой вражес кой коалиции. Напасть на Германию означало бы для СССР в этих условиях пуститься в опаснейшую авантюру. Сталин же не был авантюристом, он был очень осторожным и расчетливым политиком. Обо всем этом, к сожалению, забывают приверженцы концепции «превентивной войны».
«Английскаяякарта» Берлина. Надеялся ли Сталин, что Гитлер еще может повернуть на запад и до нападения на СССР пред принять ^бросок через Ла-Манш»? На такого рода предположении строятся некоторые объяснения допущенного советским руко водством просчета в определении времени возможного нападения Германии на СССР, и поэтому этот вопрос тоже нельзя оставить без внимания.
Готовя нападение на СССР, нацисты придавали первостепен ное значение тому, чтобы дезинформировать Москву, внушить ей, что концентрация германских войск у советской границы является лишь отвлекающим маневром, маскировкой предстоящего десанта на Британские острова. Наряду с «британской версией» по дипло матическим и прочим каналам распространялись и другие объяс нения причин стягивания вермахта к границе СССР. В апреле 1941 г. активно использовался тезис, согласно которому усиление группировки германских войск в Румынии было вызвано необхо димостью прикрытия тылов вермахта на время его балканских операций. С мая Советскому Союзу стала подбрасываться еще одна версия: следующий удар Германия нанесет на Ближнем Востоке с целью захвата колоний Англии в этом районе, и кон центрация германских войск в Восточной Европе объясняется не в последнюю очередь тем, что оттуда их проще перебросить в Палестину, Египет, Сирию и Ирак.
В Москве к версии о возможной высадке вермахта в Велико британии, можно с уверенностью сказать, весной —летом 1941 г. не питали доверия. Для проведения такой операции Германии необходимо было добиться превосходства над Англией на море и в воздухе. Ни первого ни второго Берлину достичь не удалось. Уже в марте 1941 г. советское правительство получило несколько со общений о том, что Гитлер отказался от планов вторжения на Британские острова и что в Лондоне не исключают возможность примирения с Германией. Полет заместителя Гитлера Р. Гесса в Англию 10 мая 1941 г. еще больше укрепил подозрения Кремля относительного того, что назревает англо-германский сговор, идея которого, как там полагали, имела широкую поддержку в руководящей верхушке «третьего рейха». Высадка германского
десанта на Крите в конце мая 1941 г., преподнесенная немецкой пропагандой как генеральная репетиция операции «Морской лев» (десант на Британские острова), также не могла обмануть Москву. В июне 1941 г. в министерство иностранных дел Германии не однократно поступали сообщения о том, что советское руковод ство интересует не проблема германского десанта в Великобри танию, а вопрос о том, «не ведет ли действительно Германия пе реговоров о мире с Англией и не ожидается ли в дальнейшем по пытка (со стороны Германии) добиться компромисса с США».
Если Москва и допускала возможность дальнейшей эскалации военных действий Германии против Великобритании, то наиболее вероятным мог считаться удар по британским колониальным вла дениям на Ближнем Востоке. С завоеванием Балкан и Крита Гер мания получила стратегический плацдарм, с которого угрожала главным коммуникациям, связывавшим Великобританию с ее ко лониальными владениями. Массированные бомбардировки гер манской авиацией английских военно-морских баз в Восточном Средиземноморье, действия «африканского корпуса» генерала Э. Роммеля, посылка в Ирак немецких советников, авиационных подразделений, военного снаряяения, мощный дипломатический нажим Германии на Турцию, приведший к подписанию 18 июня 1941 г. германо-турецкого договора о дружбе и нейтралитете, ожесточенные бои между вишистскими войсками и англо-фран цузской группировкой в Сирии, развернувшиеся с начала июня 1941 г.,— все это свидетельствовало о том, что ближневосточный театр военных действий приобретал для немцев все более важное значение.
В Кремле, по-видимому, имели определенные надежды на то, что по мере укрепления позиций Германии в Восточном Среди земноморье центр тяжести германской экспансии может сместить сяяна Ближний Восток. Там полагали также, что Гитлер может не решиться на выступление против СССР, пока не завершит войну против Англии, поскольку в противном случае ему придется вести войну на два фронта.
В условиях, когда выыадка десанта на Британские острова была весьма проблематичной, у немцев оставался единственный шанс переломить ход войны против Англии в свою пользу — за хватить ближневосточные владения английской короны, являв шиеся ключевым звеном всей британской колониальной империи, и тем самым нанести ей сокрушительный удар, от которого она уже вряд ли могла бы оправиться. На таком ударе настаивали, кстати, определенные круги в Берлине, прежде всего командо вание нацистских военно-морских сил, а также союзник Гитлера — Муссолини. Этого удара очень опасались и сами англичане, считая его вполне вероятным.
Однако тот, кто ожидал, что до нападения на СССР Герма ния предпримет попытку нанести поражение англичанам в их
101
собственных колонияя, глубоко просчитался. Гитлер решил дей ствовать иначе и убить сразу двух зайцев: разгромить СССР, пока тот еще не подготовилсяяк войне и не стал опасен, а «в Рос сии победить и Англию» — лишить Лондон последнего возможного союзника на континенте и тем самым отнять у него надежду на то, что он сумеет вырвать у Германии победу.
Как бы ни хотелось советскому руководству поверить в то, что острие германской экспансии обратится на Ближний Восток и благодаря этому СССР получит серьезный выигрыш времени, суроваяядействительность не позволяла ему предаваться особым иллюзиям. Вдоль западных границ СССР были сосредоточены очень крупные силы вермахта, и их концентрация продолжала неуклонно нарастать.
«Большая игра» Гитлера. И все же, почему в грозные июнь ские дни 1941 г. Сталин медлил с директивой о боевом развертыва нии частей Красной Армии, выдвинутых на запад? Действитель но ли он надеялся на то, что «может быть, вопрос еще уладится мирным путем»?
Такая надежда, видимо, была. Либо имелось твердое убеж дение, что войне будут предшествовать переговоры. 23 июня 1941 г. статс-секретарь министерства иностранных дел Германии Э. фон Вайцзеккер записал в дневнике: «Столь осторожные русские дали возможность застигнуть их врасплох в политическом и военном отношении... Очевидно, Москва рассчитывала на нормальную дипломатическую процедуру: «жалоба, реплика, ультиматум, вой на» — и ни разу не вспомнила об образе (наших) действий против Югославии, который является совершенно новой вехой в полити ке». Говоря об «образе действий против Югославии», Вайцзек кер имел в виду внезапное, без объявления войны нападение Гер мании на эту страну.
Но чтобы заставить «столь осторожных русских» поверить в возможность желанного для них мирного урегулирования совет ско-германских отношений либо «нормального дипломатического пути» объявления войны, требовалось дать основания для такого рода надежд.
В Берлине понимали, что, несмотря на демонстративное стя гивание к границе войск, советское правительство всячески хочет избежать войны и не нанесет удара первым. Более того, оно даже не будет приводить войска в боевую готовность и не объявит мо билизацию (что могло быть использовано Германией как повод для объяяления войны) до тех пор, пока будет сохраняться хотя бы минимальный шанс на сохранение мира. Поэтому гитлеровцы видели свою задачу в том, чтобы поддерживать у Кремля уве ренность в том, что этот шанс остается, а пока Москва будет медлить в ожидании переговоров, завершить сосредоточение час тей вермахта и затем всей мощью внезапно ударить по против нику, не развернутому в боевые порядки. Ставилась и еще одна важная задача: не допустить прекращения поставок в Германию
советского сырья и продовольствия, представлявших «значитель ную ценность в военно-экономическом отношении». Они должны были продолжаться «до последней минуты».
Но как можно было убедить советское руководство в том, что Германия тоже настроена на переговоры, хотя и продолжает наращивать силы у границы? Добиться этого нацисты рассчиты вали с помощью широкомасшабной дезинформационной акции, к осуществлению которой они приступили в мае 1941 г.
Цель этой акции состояла в том, чтобы создать такую атмос феру, в которой относительно следующего хода Германии могли бы строиться только догадки. Выступит она против Англии или против СССР или, может быть, нанесет удар в другом направлении — на Ближний Восток? В этих вопросах должна была царить полная неопределенность. Неясным должно было оставаться и время воз можного выступления немцев. В атмосфере неопределенности русским, по замыслу Берлина, следовало изредка намекать, что шанс сохранить мир остается, и тем самым подвести их к мысли, что наращивание Германией военных сил у советской границы является лишь средством политического давления на Москву, что Гитлер хочет от СССР каких-то далеко идущих уступок и вот-вот выступит с инициативой переговоров или наоборот, ждет, что Сталин возьмет эту инициативу на себя.
Чтобы Кремль поверил в реальность перспективы переговоров, ему решили подбросить и информацию относительно возможных германских требований. Эти «требования» были очень серьезными (иначе зачем Германии стягивать к границе такие силы?!) и но сили территориальный и военно-политический характер. Нацисты постарались сформулировать их так, чтобы у Москвы не осталось и тени сомнения в их реальности. Поскольку Кремль знал о дав них видах Германии на Украину, Кубань, Кавказ, то ему решили поставить «сведения», будто бы Берлин намеревается предъявить СССР ультимативное требование сдать ему на длительный срок в аренду Украину и обеспечить германское участие в эксплуа тации бакинских нефтяных промыслов.
Но на этом дезинформация не кончалась. Развивая версию о предстоявшем якобы ударе Германии на Ближнем Востоке, Берлин решил довести до сведения Москвы, что потребует от нее согласия на проход вермахта через южные районы СССР в Иран и Ирак, т. е. в тыл ближневосточной группировки англичан и французов. Тем самым советское руководство рассчитывали подвести к «раз гадке» всей германской стратегии весны—начала лета 1941 г. Там должны были окончательно убедиться в том, что военные при готовления Германии у советской границы — это двойной блеф, что не будет удара ни по Англии, ни по СССР, а будет удар на Ближнем Востоке, что концентрация вермахта в Восточной Европе предназначена лишь для того, чтобы заставить Кремль принять требования Берлина. Акция по дезинформации преследовала и еще одну стратеги-
чески важную для Германии цель — помешать сближению Москвы с Лондоном и Вашингтоном, которое могло спутать планы Гит лера. Берлин стремился посеять еще большее недоверие между своими противниками, зная, что те и так подозревают друг друга в готовности к закулисной сделке с Германией. Поэтому дезинфор мационные сведения, которые распространялись Берлином в мае-июне 1941 г. (о возможности мирного урегулирования германо-советских противоречий, о проходе вермахта через территорию СССР на Ближний Восток), были рассчитаны на то, чтобы ввести в заблуждение не только Москву, но и Лондон, подогреть там антисоветские настроения и тем самым исключить возможность антигерманской советско-англо-американской политической ком бинации. Кремлю же, наоборот, поставляли «сведения» о том, что «пробритански настроенная» часть нацистской верхушки уси ленно работает в направлении урегулирования отношений с Анг лией и США и эти усилия якобы находят положительный отклик в Лондоне.
Основную роль в осуществлении акции Берлин отводил проти воречивым слухам, которые подбрасывались германской агентурой прессе нейтральных стран, политикам в европейских столицах, а также иностранным дипломатам и журналистам в Германии. Нацисты были твердо уверены в том, что вся эта «информация» по дипломатическим и разведывательным каналам будет доходить и до Москвы. Фабрикация и распространение слухов были пору чены Геббельсу и группе его ближайших сотрудников по мини стерству пропаганды, министерству иностранных дел. К акции были привлечены также силы из военных штабов, абвера и служб безопасности.
Просчет Сталина. Слухи, которыми нацисты наводнили столи цы европейских государств, полностью дезориентировали мировую общественность. Под их влиянием многие политики в нейтраль ных странах, в Англии и в США стали открыто высказывать мысль: подготовка Германией нападения на СССР — это блеф. Мирное урегулирование германо-советских противоречий неизбежно. Со дня на день немцы пригласят Сталина или Молотова с визитом в Берлин и подпишут с ними в обмен на определенные уступки новые соглашения о мире и сотрудничестве.
Как сами слухи, так и мнение западных политиков доводи лись советскими дипломатами и органами разведки до сведения руководства СССР. Последнее оказалось в весьма сложном поло жении. С одной стороны, в Москву непрерывным потоком шла информация, что Германия вот-вот начнет войну против Совет ского Союза, с другой — что войны может и не быть, что Германия осуществляет лишь «психологический нажим» и готовит себе «позицию силы» к предстоящим переговорам.
Сталин очень боялся допустить ошибку и поэтому не сбрасы вал со счетов ни ту ни другую информацию. Он допускал, что концентрация германских войск у советской границы может яв-
ляться пока лишь средством давления на СССР с целью заста вить его пойти на серьезные уступки, которые позволили бы немцам активизировать войну против Англии. Если военному столкнове нию между Германией и СССР и суждено случиться, полагал он, то это произойдет позднее. Конфликту будут предшествовать пе реговоры, и поэтому у СССР еще достаточно времени, чтобы при вести войска в боевую готовность.
Надеясь, что шанс предотвратить войну еще остается, Сталин опасался, что он может быть упущен в результате нелепой слу чайности или провокации. В Москве располагали «данными» (сфабрикованными с целью ее дезинформации в Берлине) о том, что по вопросу о дальнейших отношениях с СССР в нацистском руководстве существуют острые разногласия, что Гитлер и министр иностранных дел Германии Риббентроп выступают за со хранение мира с СССР, за урегулирование отношений с ним на новой договорной основе и за продолжение войны против Англии, в то время как верховное командование вермахта во главе с В. Кейтелем, командование «люфтваффе» во главе с Г. Герингом, командование СС и СД во главе с Г. Гиммлером, а также влия тельные круги нацистской партии, рупором которых являлся Геб-бельс, наоборот, настаивают на примирении с Англией и выступ лении против Советского Союза. В условиях, когда германская и советская армии стояли на границе друг против друга и не было ясности, какая политическая линия возьмет в Берлине верх, в Кремле опасались, что нацистская военщина захочет наперекор политическому руководству спровоцировать конфликт. Этими опа сениями, видимо, и объяснялось категорическое сталинское тре бование «не поддаваться на провокации» и его недоверчивое отношение к сообщениям о возможных сроках начала войны.
Последние тоже могли иметь провокационный характер. Что значило принять в расчет определенную дату начала войны? Это значило, что к этому дню надо было осуществить мероприятия в соответствии с планами военно-стратегического развертывания, объявить мобилизацию и т. п. А если бы информация оказалась ложной? Тем самым, к радости «оппозиционной» Гитлеру и Риб-бентропу германской военщины (да и Лондона, не оставлявшего попыток втянуть СССР в войну против немцев), советское пра вительство собственными руками уничтожило бы шанс на сохране ние мира, а Германия получила бы не только повод для объяв ления войны, но и основания для того, чтобы представить ее в ка честве меры защиты от якобы готовившейся «советской агрессии». Да и была ли стопроцентная гарантия того, что германское на падение произойдет именно 22 июня? Информация о возможных сроках начала войны поступала в Москву самая разная. Сначала назывался март, затем 14—15 мая, 20 мая, конец мая, начало ию ня, середина июня, июль-август, 21 или 22 июня, наконец 22 июня. Сроки проходили, предсказания не сбывались, и это несколько успокаивало советское руководство. Дата 22 июня тоже могла оказаться очередным ложным прогнозом. 105
Попытки СССР предотвратить войну (июнь 1941 г.). В мае — начале июня 1941 г. в отношениях между Германией и СССР воз никла парадоксальная ситуация. Обе стороны вели лихорадочные военные приготовления, но делали вид, что ничего существенного не происходит. На дипломатическом уровне в советско-германских отношениях наступило, казалось, полное затишье. Германские дипломаты в Москве, а советские в Берлине регулярно наносили визиты в правительственные инстанции стран пребывания. Но эти визиты имели протокольный характер — в ходе их обсуж дались лишь мелкие текущие вопросы. По-прежнему приезжали и уезжали торговые делегации.
Пресса Германии корректно высказывалась о СССР, а советская пресса не менее корректно о Германии. Лидеры обоих государств не делали никаких заявлений, которые позволяли бы судить об изменении их политики и атмосферы советско-германс ких отношений.
Однако это затишье было весьма обманчивым. За завесой про токольных любезностей и показной беспроблемности отношений шло напряженное противоборство, в котором каждая из сторон разыгрывала собственную партию.
Настраиваясь на переговоры с Германией, советское руковод ство ожидало, что с инициативой их проведения выступят нем цы. Они первыми начали стягивать войска к границе, и потому Москва вправе была надеяться, что Берлин даст объяснение своим действиям. Брать инициативу переговоров на себя Кремль считал не только неуместным — он не являлся виновником осложнения отношений, но и нежелательным. Такой шаг СССР мог быть ис толкован как свидетельство его военной слабости.
Но время шло, а Берлин никак не проявлял своей заинтере сованности в переговорах и, казалось, даже не замечал подавав шихся ему Москвой сигналов о готовности к диалогу.
Молчание немцев тревожило советское руководство. Ситуация, при которой армии двух стран разделяла лишь узкая полоса гра ницы, была чревата любыми неожиданностями. «Война нервов» — а именно так оценивали обстановку в Москве — легко могла пе рерасти в настоящую войну. Далее откладывать переговоры было нельзя, и советское руководство решило «поторопить немцев».
Зная, что в Берлине опасаются сближения СССР с Англией и США, Кремль решил подбросить немцам «свидетельства» такого сближения. Это должно было встревожить Гитлера и побудить его выступить с инициативой переговоров.
С начала июня 1941 г. в Берлин начали поступать сообщения о том, что Кремль старается наладить политические контакты с Лондоном и Вашингтоном. В частности, докладывалось, что 1 июня Сталин принял для беседы британского и американского послов, что к активной деятельности в НКИД СССР вернулся бывший нарком иностранных дел М. М. Литвинов, являвшийся активным сторонником союза СССР с западными демократическими дер-
жавами, направленного против Германии. Вслед за этим немцы получили информацию о том, что в одной из европейских столиц советские дипломаты приступили к консультациям с американца ми об образовании союза двух государств, который «будет пред ставлять собой величайшую военную и экономическую силу в ми ре».
Уверенное в том, что Гитлер тоже не хочет войны, а лишь оказывает политический нажим на СССР, советское руководство давало немцам понять, что такая политика может завести их слишком далеко, что уже сейчас советско-германские отношения подошли к той опасной черте, за которой могут оказаться невоз можными ни возврат к добрососедству и партнерству, ни дости жение мирного компромисса, что пора сесть за стол переговоров и урегулировать отношения.
Чтобы немцы почувствовали всю опасность последствий своей политики, правительство СССР начало вывозить на родину детей советских граждан, работавших в Германии, а представительство ТАСС в Берлине демонстративно обратилось в швейцарскую мис сию с запросом о возможности своего перебазирования в Берн, Цюрих или Женеву. Одновременно по агентурным каналам в Берлин была подброшена информация о том, что советское руко водство очень обеспокоено военными приготовлениями Германии и что Сталин испытывает мощное давление со стороны командова ния Красной Армии, требующего от него якобы занятия более жесткой позиции в отношении рейха и ориентации не на перего воры, а на военное противоборство.
Однако политические акции Москвы впечатления на нацистов не произвели. Германское правительство прекрасно понимало, чего добивался Кремль, и уверенно продолжало свой прежний курс.
Правда, в Берлине с некоторой тревогой был воспринят отъезд из Москвы в первых числах июня 1941 г. британского посла в СССР С. Криппса. Нацисты гадали, не отправился ли тот в Лон дон, чтобы действительно согласовать вопрос о советско-англий ском сотрудничестве. Однако их опасения на этот счет рассея лись очень скоро. Еще до прибытия Криппса в Англию в британской прессе и прессе нейтральных стран появились статьи антисовет ского содержания, в которых высказывалось предположение, что Берлин и Москва ведут тайные переговоры, и обсуждался вопрос, пойдет или не пойдет СССР ради предотвращения войны на далеко идущие уступки немцам. В Берлине поняли, что Москва, Лондон и Вашингтон ни о чем пока не договорились, что разговоры о воен ном союзе СССР и США — маневры советской дипломатии, рас считанные на запугивание Германии, а русские и «демократии» по-прежнему испытывают друг к другу неприязнь и недоверие.
В Москве же публикации в западной прессе вызвали большую тревогу. Проводившаяся в них мысль о том, что Германия может попытаться добиться от СССР принятия своих требований воен-
ными методами, была расценена как сознательная попытка Англии обострить советско-германские отношения и спровоцировать кон фликт между Берлином и Москвой. Кремль в общем-то был неда лек от истины, оценивая британские газетные публикации как провокационные. В Лондоне, как и в Москве, не имели ясного представления о намерениях Германии и опасались, что Гитлер может пойти по пути эскалации военных действий против Велико британии. Возможность такой эскалации англичане связывали с «новым сговором» Гитлера со Сталиным и всеми средствами пытались сорвать этот «сговор», столкнуть Германию и СССР.
Публикации в британской прессе в начале июня 1941 г. окон чательно запутали мировую общественность и осложнили и без того непростые советско-английские отношения. Не желая того, Лондон действовал на руку немцам, и те не замедлили восполь зоваться ситуацией.
В ночь с 12 на 13 июня 1941 г. нацистское руководство осуществило акцию, которой придавало исключительно важное значение. По согласованию с Гитлером Геббельс подготовил статью, содержавшую косвенный намек на возможность герман ского вторжения в Англию в ближайшее время. Статья была по мещена в органе НСДАП газете «Фёлькишер беобахтер». Номер газеты со статьей Геббельса «по личному распоряжению Гитлера» в срочном и «совершенно секретном порядке» был конфискован до поступления в розничную продажу (иностранные посольства его тем не менее получили), а по Берлину пущен слух, что Геббельс попал в большую немилость к фюреру и дни его политической карьеры сочтены.
Публикация в «Фёлькишер беобахтер» произвела эффект ра зорвавшейся бомбы. Нацисты достигли поставленной ими цели. Англичане еще больше укрепились во мнении, что германское вторжение на Британские острова состоится и что между Гер манией и СССР существует тайный сговор. Этому служил и пу щенный Берлином одновременно с публикацией статьи Геббельса слух, как бы развивавший мысли, высказывавшиеся в англий ских газетных публикациях, о том, что германским и советским правительствами найдена, наконец, «хорошая основа для пере говоров». В Москве, наоборот, поняли дело так, что «пробритан-ски настроенный» Геббельс и его сторонники пытаются сорвать планы Гитлера и Риббентропа в отношении Англии и добиться германского выступления против СССР и что, возможно, «про-британская группировка» уже ведет тайные переговоры с Лон доном и Вашингтоном, рассчитывая «развязаться на западе, чтобы иметь возможность нанести удар на востоке».
Не получая откликов из Берлина на подаваемые сигналы о готовности к переговорам и опасаясь, что причиной тому могут быть тайные германо-британские контакты, Кремль решил пере ломить ход событий и, отбросив все дипломатические соображения, взять инициативу урегулирования советско-германских отношений
на себя. 13 июня 1941 г. в 18.00 московское радио огласило за явление ТАСС, в котором слухи о предстоявшем германо-совет ском столкновении были объявлены «неуклюже состряпанной про пагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении и развязывании войны», и подчерки валось, что ни СССР, ни Германия к войне не готовятся, а воен ные мероприятия, осуществляемые ими, не имеют касательства к советско-германским отношениям.
Заявление ТАСС политиками разных стран было воспринято по-разному. Одни сочли, что оно отразило страх Москвы перед возможностью столкновения с Германией, другие — что таким пу тем советское правительство пытается возложить ответственность за обострение советско-германских отношений на Берлин. Третьи же — их было большинство — расценили заявление как предложе ние Кремля германскому правительству приступить к переговорам. Особое внимание обращалось на пункт заявления ТАСС, гласив ший: «Германия не предъявляла СССР никаких претензий и не предлагает какого-либо нового, более тесного соглашения, ввиду чего и переговоры на этот предмет не могли иметь место». Из этого делался вывод, что Москва ждет германских «претензий» и «пред ложений», готова обсудить их и, может быть, пойти на уступки.
Однако декларированная Кремлем готовность выслушать гер манские претензии еще отнюдь не означала, что он был готов эти претензии удовлетворить. Для советского руководства было даже не столько важно выяснить характер этих претензий (насколько далеко идущими они могли быть, в Москве имели представление), сколько констатировать сам факт их предъявления. Появлялась зацепка, позволявшая втянуть германское правительство в пере говоры.
На заявление ТАСС официальной реакции Берлина не после довало. Германское правительство продолжало упорно молчать. В то же время советскому посольству в Берлине через германскую агентуру была подброшена информация о том, что заявление ТАСС не произвело на немецкое руководство «никакого впечат ления» и там не понимают, что вообще хотела Москва этим заяв лением сказать. Кремль провоцировали на новые бесплодные ини циативы в полной уверенности, что пока он с ними будет высту пать, приказ Красной Армии о боевом развертывании отдан не будет.
Отсутствие какой-либо реакции германского правительства на советские политические инициативы и акции все больше насто раживало Москву. Немцы продолжали усиленно наращивать силы у советской границы. Отбросив всякую маскировку, развернула подготовку к войне против СССР Румыния. 18 июня началась мо билизация в Финляндии и переброска войск в направлении со ветской границы в Венгрии. В этих условиях, считали в Кремле, выяснение отношений с Германией откладывать больше уже нель зя, поэтому советское руководство решило выступить с новой ини-
циативой. Если верить дневниковым записям Геббельса и началь ника штаба сухопутных сил вермахта Ф. Гальдера, в период между 18 и 20 июня советское руководство обратилось в Берлин с прось бой принять с визитом Молотова. Прямой диалог с руководством Германии позволил бы составить ясное представление о его наме рениях. Но такой диалог как раз и не входил в планы гитлеров цев. Усиленно внушая Москве мысль о возможности советско-германских переговоров, они отнюдь не намеревались затевать эти переговоры в действительности. На просьбу правительства СССР был дан «решительный отказ».
В Москве понимали всю взрывоопасность обстановки, однако не решались отдать приказ о боевом развертывании войск. «Мини мальный шанс» на сохранение мира оставался, да и Германия не предъявляла пока СССР своих претензий, без чего, как полагали в Кремле, война объявлена не будет. Там упорно продолжали цепляться за идею советско-германских переговоров, находя ей, видимо, подтверждение в той дезинформации, которую продолжал поставлять Берлин.
Каналы же дезинформации работали на полную мощность и в последние предвоенные дни и часы. 21 июня в советское по сольство в Берлине немцами была подброшена информация о том, что высокие чины в германском министерстве иностранных дел проявляют якобы «полное спокойствие», дают понять, что «ника ких далеко идущих решений в ближайшее время не предвидится», и даже выражают удивление, как вообще могло случиться та кое, что «почти все поверили слухам, что предстоит именно гер мано-русский конфликт». Серьезно дезориентировали Кремль и со общения советских дипломатов из Лондона, Виши и других мест, выражавших сомнения относительно возможности выступления Германии против СССР.
21 июня советское правительство в очередной раз попыталось добиться диалога с германским руководством. В 21.30 Молотов пригласил в Кремль Шуленбурга и попросил дать объяснение причин недовольства германского руководства правительством СССР и слухов о близящейся войне. Советское правительство, заявил Молотов, было бы признательно, если бы ему сказали, чем вызвано современное состояние советско-германских отношений и почему отсутствует какая-либо реакция германского правитель ства на заявление ТАСС от 13 июня. Однако Шуленбург ушел от ответа на эти вопросы, сославшись на то, что не располагает не обходимой информацией.
В это же время в Берлине советский посол В. Г. Деканозов под предлогом вручения вербальной ноты о продолжавшихся нару шениях границы СССР германскими самолетами предпринимал тщетные попытки добиться встречи с Риббентропом, чтобы «от имени советского правительства задать несколько вопросов, ко торые ... нуждаются в выяснении». Сообщения об этой встрече очень ждали в Москве. Но Риббентропа «не было в Берлине», и
Деканозова в конечном счете принял Вайцзеккер. В Москве в это время была половина двенадцатого ночи. То совещание в Крем ле (с которого мы начали разговор), где решался вопрос, отдавать или не отдавать войскам директиву (к этому моменту уже за поздалую) о переходе в состояние полной боевой готовности, за кончилось. Не имея информации из Берлина, Сталин решил не форсировать события, надеясь, что, «может быть, вопрос еще уладится мирным путем».
Вайцзеккер принял от Деканозова ноту, но, когда тот попытал ся поставить «несколько вопросов», свернул беседу, заявив, что сейчас лучше ни в какие вопросы не углубляться. «Ответ будет дан позже»,— закончил он разговор.
Не прошло и нескольких часов, как ответ был действительно дан, но, к сожалению, не тот, на который рассчитывали в Кремле.
Готов ли был Сталин пойти на уступки Германии? На что на деялся Сталин, добиваясь переговоров? Готов ли он был удовлет ворить претензии Германии и пойти на заключение с ней «нового, более тесного соглашения», лишь бы избежать войны?
Исследователям не известны документы, исходившие от со ветских правительственных инстанций, в которых немцам накануне 22 июня 1941 г. делались какие бы то ни было предложения усту пок политического, военного, территориального характера либо намекалось на готовность СССР к таковым. Нет свидетельств и о предлагавшихся советским правительством Берлину экономиче ских уступках. Тем не менее анализ советско-германских эконо мических отношений позволяет высказать предположение, что в этой области советское правительство в чем-то могло пойти на встречу пожеланиям немцев, если бы такие пожелания были вы сказаны. Однако германское правительство не предъявляло Со ветскому Союзу никаких требований уступок, в том числе эко номических. Оно целенаправленно подготавливало внезапный удар, и втягивание в переговоры с Москвой по какому бы то ни было вопросу в его планы не входило.
Думается, что Молотов был откровенен, когда на вопрос писателя Ф. Чуева, надеялся ли Сталин втянуть Гитлера в переговоры и с какой целью, ответил следующее: «Надо было пробовать! Конечно, в таких случаях с такими зверо подобными людьми (как Гитлер.— О. В.) можно увидеть и надувательство, и не все удается, но никаких уступок не было по существу, а пробовать вполне закон но... Велико было желание оттянуть войну хотя бы на полгода еще... Если бы мы на лето оттянули войну, с осени было бы очень трудно ее начать. До сих пор уда валось дипломатически оттянуть войну, а когда это не удастся, никто не мог за ранее сказать».
Никто не решался «давать твердый прогноз». Говоря о причи нах исключительно тяжелого для Красной Армии и всей Совет ской страны начального этапа войны с Германией, мы вправе предъявлять счет советскому руководству тех лет за допущенные просчеты и ошибки. Однако в пылу полемики и разоблачений все же не будем забывать, что 22 июня 1941 г. Советскому Союзу
готовил не Сталин, а германский фашизм. Именно он спланиро вал и тщательно подготовил, а затем развязал войну, использо вав при этом в своих военно-политических интересах стремление советского правительства избежать конфликта.
Не будем забывать и то, что обстановка накануне фашистского нападения на СССР была крайне запутанной. Вплоть до последне го дня в ней не могли разобраться не только советское прави тельство, но и политики в Лондоне, Вашингтоне и других столи цах. Поток самых противоречивых слухов, домыслов, взаимо исключающих дипломатических, агентурных донесений, эксперт ных оценок, обрушившийся в то время на руководителей госу дарств, создал, как отмечалось в воспоминаниях бывшего посла Румынии в СССР Г. Гафенку, ситуацию, когда «никто в мире не мог дать ясный ответ на вопрос, чего же хочет Гитлер от России». Даже иностранные дипломаты, аккредитованные в Берлине, под черкивалось в донесении одного из ближайших сотрудников Риб-. бентропа, вплоть до ночи с 21 на 22 июня 1941 г. «не решались давать твердый прогноз» относительно дальнейшего развития советско-германских отношений. В этой обстановке ни один поли тик не был застрахован от просчетов и ошибок.