Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
В КЛЕТКЕ
Морозный серый воздух вертел снежинки вальсом, а он нес в руках пакеты. Жена что-то говорила, но он даже не пытался ее слушать. В преддверии новогодних праздников они покупали продукты, подарки и еще кучу ненужного хлама. Сына не с кем было оставить и поэтому, пока за руку с мамой они обходили торговый центр, глава семейства стоял в очереди в магазине игрушек с коробкой настольного хоккея. Это должно понравиться сыну. Впервые за день, за долгую череду последних дней, а может даже и лет, он чувствовал, как что-то доброе разливается по душе, что-то теплое и приятное, что-то, чего уже долго не было в нем. При мысли о сыне, который будет восторженно радоваться новогоднему подарку, при мысли о том, какое будет овевать его новогоднее настроение, на душе становилось хорошо. Сам он давно потерял атмосферу Нового года. Казалось, ее вообще никогда не было. Расплатившись, он упаковал игрушку и спрятал ее в пакете, чтоб не было видно - нельзя портить сюрприз. Теперь он направлялся к своему семейству. По дороге он на секунду остановился перед маленьким ларьком и купил сыну киндер-сюрприз. Ему захотелось прямо сейчас сделать что-то приятное сыну, увидеть его благодарную улыбку.
А потом все снова вернулось в старый ручей – угрюмость, ненависть, злость. Он шел с пакетами рядом с женой, которая без умолку тараторила что-то несущественное, и с плетущимся чуть сзади сыном, который рассматривал маленькую игрушку, выловленную из шоколадного яйца – мультипликационного вампира с большими фосфорными клыками. Почему это доброе чувство не может длиться вечно?.. или хотя бы подольше. Когда он перестал его ощущать? Может быть, сразу после свадьбы. Он помнил, как радовался на свадьбе, хоть и не хотел ее. Как напился тогда. Он помнил, как радовался рождению сына, хоть и не хотел его. Иногда это теплое чувство перебивало тьму в душе, но, как правило, длилось не долго. И снова наступала тьма. Он сетовал на свою судьбу так часто, что, кажется, это вошло в привычку. Он не хотел на ней жениться. Ее хотел, но не жениться ведь. И после всего, спустя отбиваемые боем часов дни, пришла весть о беременности. Она сказала ему, причем так спокойно, будто рассказывала про ток-шоу или телесериал. Будь он немного циничнее, он бы не поступил, как следует, не женился бы, не загнал бы себя за решетку, когда жизнь в самом расцвете. Но он поступил, как следует, и стал циничнее. И жена это чувствовала. Но что она могла сделать? Что она могла сделать, когда он днями ходил угрюмый, злой на весь мир и в частности на нее? Что она могла сделать, когда он срывался на нее? За что? За то, что упекла его за решетку, лишила жизни, полной краски. Ему было всего двадцать два, когда это произошло. Он лишил себя пьяных вечеринок, беспорядочных половых связей, молодости. Жизнь только для себя стала жизнью только для них. За это он их ненавидел, за это он ненавидел всех. Он стал рабом, служителем своей семьи, полностью стерев себя с лица земли. И что он получил? Жену, которую не любил. Сына, которого не хотел. Низкооплачиваемую работу в фирме по продаже окон, которой стыдился. Скупую комнату в общежитии. И эта комната тоже дала свое. Постоянно сталкиваясь бок о бок с веселыми студентами общежития, живущими той праздной жизнью, которой он был лишен, он становился все мрачнее. Бывало, выходя с работы, он шел под уходящим солнцем домой в расплескавшейся тени цветущих зеленью листьев и думал, что не все так плохо. У него есть семья, которая его ждет, работа, которая приносит хоть какой-нибудь хлеб, тесное, но уютное гнездышко. А потом поднимался в лифте в свою комнату вместе с группкой студентов, которые несли пакеты, полные выпивки, которые весело подшучивали друг над другом. И тогда он падал. Снова и снова падал и разбивался вдребезги. И собрать себя он уже не мог. Мог только пить.
Он вышел из соседней комнаты, в которой жил аспирант. Вместе с ним они частенько выпивали. Выпивали и в этот раз. Коридоры были пусты – большинство студентов на праздники разъехались по домам. С силой дернув дверную ручку и ударившись о дверной косяк, он громко заматерился. Жена вышла с маленькой, размером с кладовую, кухни. Она приложила палец к губам, показывая на единственную комнату – сын спал. Всем своим видом - этим нравоучительным прикладыванием пальца к губам, этим выражением лица, этим испачканным в муке передником, этой выгнутой осанкой – она вызывала отвращение. Он не перестал материться, а только еще громче послал ее куда подальше. Затем с грохотом ввалился в комнату, перевернув тумбочку. Сын спал в своей кровати, примыкающей изголовьем к их большой кровати. Именно кровати занимали почти все пространство комнаты. Места оставалось только для двух шкафов, тумбочки и полки с телевизором. Жена пошла вслед за ним.
- Тише, - умоляющим тоном прошептала она, - он уже уснул.
Он лишь повторил направление, в котором посылал ее минуту назад, добавив при этом «сука». Она словно и не услышала, лишь попыталась взять его под руку и увести на кухню, подальше от сына, но он резко отмахнулся, едва ли не угодив рукой ей по лицу. Почему-то сегодня все гадкие чувства, постоянно переполняющие его, усилились. Как бы накапливаясь с каждой минутой, они уже подбирались к краям чаши. Ему захотелось стереть ее с лица земли, никогда больше не видеть ни ее, ни сына. Сын заерзал в кровати. Жена, на этот раз посильнее, взяла его за руку и повела на кухню. Лишь в коридоре до него дошло, что надо бы отмахнуться. Он не рассчитал силы, и теперь жена летела от него. С силой она прильнула к стене, и лицо ее исказилось от боли. От вида этого искаженного лица его затошнило. Он хотел уйти подальше отсюда, никогда больше не возвращаться, не видеть это лицо. В дверях комнаты показался сын, потирая заспанное лицо.
- Иди в комнату!
- Не ори на него! – теперь и она повысила голос.
В голове что-то щелкнуло. Он толкнул сына внутрь комнаты, с силой захлопнул за ним дверь и набросился на нее.
*****
Сквозь сон он слышал крики. Огромные здания высились над ним, и с них падали осколки. Он открыл глаза. В комнате было темно, только из коридора через открытую дверь доносился отголосок света. Он приподнялся на кровати, затем слез с нее и пошел к свету. Отец, стоя, пошатывался, мама прильнула к стене. Он не знал, что происходит, но чувство было гадкое. Что-то плохое творилось. Вот отец кричит на него, потом толкает в комнату, закрывает дверь и он оказывается в темноте один. Через стену слышны приглушенные звуки, словно кто-то стучит по полу ногами. Он не знает, что делать. Берет игрушечных солдатиков, но играть не хочется. Просто держит их в руках, рассматривает. Они неумолимы. Звуки за стеной прекратились. Но он все равно не выйдет туда. Вместе с солдатиками он ложится обратно в кровать и пытается уснуть. Глаза закрыты. Он чувствует что-то неладное, что-то плохое.
Он проснулся, и в комнате светло. Ни звука. Хочется пить. Выходить в коридор не хочется, он помнит, как отец заталкивал его в комнату. Но пить хочется. Он осторожно приоткрывает дверь, выходит. Мама лежит на полу в коридоре. Рядом краснеет струйка крови. Он помнит, как, когда он порезался на пляже о камень, у него тоже шла кровь, и было больно. Он подходит к маме. Дергает ее за рукав. Но ничего не происходит. Почему она лежит в коридоре? Он идет на кухню. Здесь плохо пахнет. Отец, опустив голову на стол, полулежа сидит на стуле в чем-то плохо пахнущем. Рядом стоит пустая прозрачная бутылка. Он боится пошевелить отца после вчерашнего. На носочках он подтягивается к столу и обеими руками берет тяжелый кувшин с водой. Пьет. Утром мама всегда готовит ему завтрак и если он просыпается раньше, он будит ее. Нужно разбудить ее. Почему она в коридоре? Он идет к маме, дергает ее за плечо. В полной тишине он зовет ее, и его голос, эхом отбиваясь от стен, возвращается к нему. Становится страшно. Ему всегда страшно оставаться одному. Поэтому по утрам он будит маму, если просыпается раньше. Но сейчас он не может ее разбудить. Он идет на кухню и дергает отца за свисающую со стола руку. Отец тоже не просыпается. Он не знает, что ему делать. Почему они не просыпаются? Он пытается припомнить вчерашний день. Он проснулся, покушал, посмотрел мультик, потом они все вместе ходили по магазинам, папа купил ему киндер-сюрприз, из него он достал смешную летучую мышь, чем-то похожую на человека. Когда они вернулись домой, отец ушел, а мама читала ему книжку. Потом они с мамой пошли по коридору и в просторной комнате, она учила его играть на пианино, ему нравился звук, когда нажимаешь на черно-белые кнопки, потом они вернулись домой, и он сидел с мамой на кухне, а она готовила ужин и потом они ели. Они достают еду из холодильника. Он подошел к белому высокому холодильнику, открыл дверцу. Повеяло холодом. Там лежит еда, но он не достает до нее. Он взял табуретку, достал с полки котлеты, слез и закрыл дверь. Холод прекратился.
Поев, он снова попытался разбудить родителей, но те не просыпались. С ними случилось что-то плохое. Что-то плохое случилось и с дедушкой, и он его больше не видел. И он скучал по нему. Дедушка рассказывал ему сказки и покупал мороженое. С родителями случилось что-то плохое. Но что делать? Нужно позвать кого-то взрослого. Он боялся один выходить из квартиры. Но сам он не может помочь родителям, не может их разбудить. Он подошел к входной двери. Он не дотягивался до дверной ручки. Он пошел на кухню, взял табуретку и подставил к входной двери. Встал на нее, подергал дверную ручку, но дверь не открывалась. Она закрыта.
Он видел, как родители открывали дверь ключом. Ключ висел на крючке рядом. Но он был слишком высоко, даже на табуретке не дотянуться. Может, чем-то поддеть? Но чем? Он не знал, что-то такое длинное, что он мог бы удержать и чем бы мог поддеть ключ. Что ему делать?
Мама говорила, что нельзя выходить на балкон. Но с балкона можно позвать кого-то взрослого. Можно кричать и кто-то услышит. Он взял табуретку и понес ее к балконной двери. Поставил у двери, залез на нее, повернул ручку. Открываясь, дверь уперлась о табуретку. Он слез, отставил ее чуть в сторону и открыл дверь.
На улице было прохладно. Снега не было, а ему нравился снег. Он кричал, но его никто не слышал. Никого не было. Было тихо и пусто. Он взглянул вниз, и голова закружилась. Было очень высоко. Он продолжал кричать, но его никто не слышал. Затем он ушел с балкона, закрыл дверь. Что делать? Родители так и не проснулись. Он еще раз попытался пошевелить сначала маму, потом отца. Они не двигались. Ему снова захотелось пить. В кувшине почти не осталось воды. Вода течет из раковины. Он поднес табуретку к раковине, повернул кран. Вода не текла. Он видел, как перекрывают кран, потому что кран течет. Он помнил, мама просила отца починить его. Там, где перекрывают, это внизу, под раковиной. Он нашел это место. Попытался повернуть железную ручку, но она не поддалась. Он не мог ничего сделать.
Он вспомнил, как они с мамой звонили по телефону бабушке. Мама нажимала кнопки на нем, а он говорил в телефон с бабушкой. Он прошел в комнату. Телефон упал с перевернутой тумбочки. Он взял трубку. Нужно было нажать кнопки. Он начал нажимать. Слышались только короткие гудки. Положил трубку. Он не знал, что ему делать. Родители не просыпались. Ему оставалось только ждать, пока они проснуться или кто-то взрослый откроет дверь. Но кто? Он пошел к входной двери стал стучать в нее в надежде, что кто-то услышит и откроет дверь, разбудит родителей. Руки болели, но он продолжал стучать. Он вспоминал, как они с папой ходили гулять к озеру, и папа рассказывал ему много интересных историй, и по дороге, когда они шли, папа обязательно покупал ему киндер-сюрприз, потому что он любил разворачивать мягкую цветную обертку, кушать молочный шоколад и находить внутри шоколадного яйца маленькую игрушку. Он вспоминал, как они с мамой читали книжки, как им было весело, и когда он задавал ей много вопросов, она никогда не сердилась, объясняла ему снова и снова, и как она учила его играть на пианино, как ее тонкие пальцы нажимали черно-белые кнопки и получалась музыка, как она показывала ему, на какие кнопки нужно нажимать, и когда он на них нажимал, слух радовала нежная мелодия. Он хотел, чтобы мама и папа сейчас проснулись, встали и они пошли вместе с ним к пианино, и мама учила бы его играть, а папа тем временем рассказывал бы захватывающие истории. Хоть руки уже немели, он продолжал стучать.
*****
Лифт не работал, я поднимался по ступенькам на девятый, возвращаясь из магазина. Странный сон. Похож на какое-то кино, только припомнить, какое, было невозможно. Неестественный странный сон. Хотя ничего необычного. Просто в голове спроэктировались мысли. «Раньше здесь были частные дома», - говорила старушка в библиотеке. Да, до того, как землю отдали государству, она кому-то принадлежала. До революции земля принадлежала людям, а потом ее отобрали. Ничего необычного, просто, погруженные в этот кошмар, во сне мысли и приняли такой оборот. Но как себя не убеждай, а все же сон этот странный.
По лестнице спускались медики. Носилки были прикрыты брезентом. Я ожидал увидеть их, но внутри все равно что-то съежилось. Проходя через вахту, я слышал, как они говорили. Умерла целая семья. Совсем рядом. От этого становилось не по себе. Обрывки фраз: избил жену… бытовые ссоры… умер, захлебнувшись в блевотине… мальчик… обезвоживание…
Мальчик? Во сне был мальчик. Коридор… обернулся… пропал…
Я сидел на кухне и курил, думая о случившемся. Самым разумным было бы вовсе не думать, но механизм был уже запущен, и его нельзя остановить, как бы ты не хотел. Пазлы складывались воедино, открывая миру ужасную картину. Сначала муж избивает жену до смерти, затем напивается и умирает, захлебнувшись в собственной блевотине, мальчик остается один. Закрыт в квартире с мертвыми родителями. Возможно, он даже не понимал этого. А потом умер и он, с пересохшим горлом, в последнюю минуту думая о глотке воды, о том, почему он брошен на произвол судьбы. Замкнут словно кролик в клетке. И его так никто и не спас. Сколько дней прошло, прежде чем кто-то открыл ту дверь и увидел… все?
Но ведь это была чистая случайность? Просто роковое стечение обстоятельств? Да. И оно послужило катализатором. Оно пробудило землю, которая спала долгие годы, пропитало ее и, проснувшись, она потребовала еще, она пробудилась. И что теперь? Теперь она будет насыщаться? Всеми возможными способами влиять на людей, сталкивать их в стычки, чтобы потом в пылу они совершили ошибку и насытили ее? И когда все закончится?
Я смотрел сквозь балконное стекло на Днепр, на омываемые им берега, на кажущиеся маленькими отсюда домики с заостренной черепицей, на высотки общежитий, тянущихся к небесам, на громадное здание университета, плотно сидящее в промерзшей земле, на тусклый асфальт, на эту землю, которая никогда не успокоится, которая будет снова и снова просыпаться и нести с собой зло. Даже отсюда, сверху, от земли этой веяло немым ужасом.