Поможем написать учебную работу

Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.

Предоплата всего

от 25%

Подписываем

договор

Имя

Выберите тип работы:

Принимаю Политику конфиденциальности

Скидка 25% при заказе до 2.6.2024

Арсен Меликян
УЧИТЕЛЬ И УЧЕНИКИ

Жизнь Ницше неумолимо определялась метафорами "восхода" и "заката", и чтобы произошло восхождение ему с грустью и тоской приходилось снизойти. Он предчувствовал, а затем и знал, что друзья и женщины оставляют его, знаменуя его "закат", его трагическое одиночество. Но инстинкт судьбы подсказывал ему, что должно за этим последовать восхождение. Что же должно взойти? По всей видимости, его бессмертие, а значит его ученики. Он пишет г-же Мейзенбух:

Я дал людям глубочайшую книгу, но это дорого стоит... Иногда для того, чтобы стать бессмертным, надо заплатить ценою целой жизни. На моей дороге постоянно стоит байретский кретинизм. Старый соблазнитель Вагнер, хотя и мертвый, продолжает похищать у меня тех людей, до которых могли бы достигнуть мои творения.... У меня ведь самый независимый ум в Европе и я единственный немецкий писатель -- это что-нибудь да значит.

Ницше всячески хочет защитить свою израненную душу, свою неосторожную и рискованную открытость, обнаженный нерв своей изнывающей тоски. Друзья занимают известное положение на философском олимпе Германии. Ницше хочет навестить их, чтобы, быть может, попрощаться навсегда. Для дружбы нужна своя прощальная песня. Он едет в Лейпциг к Эрвину Родэ. Родэ был очень занят и не проявил ожидаемой радости при встрече. Ницше несколько устало сказал ему: "Я бы хотел услышать, как ты говоришь". Родэ усадил его среди своих молодых слушателей. Ницше ушел, не дожидаясь завершения лекции. Позже он напишет сестре: "Я слышал в университете лекцию Родэ; я не могу больше никого видеть". Эрвин пытался оправдать свою холодность:

Я видел Ницше. Все его существо было проникнуто какой-то не поддающейся описанию странностью и приводило меня в беспокойство. В нем было что-то незнакомое мне раньше, а в том Ницше, которого я знал прежде, не хватало многих черт. Он производил впечатление человека, вышедшего из страны, где никто не живет.

Ницше приезжает к матери в Наумбург. Он находит ее в отчаянии. Она изводит себя из-за неудач сына и читает его книги, чтобы понять затаенную печаль своего сына. Это было так трогательно, что Ницше истерически воскликнул: "Не читай их, я их пишу не для тебя". И можно заметить, как Ницше все больше сторонится тех немногих людей, которые читают его книги. Так в Тоскане Ланцкий приглашает Ницше в обсерваторию d'Arcetri, на гору San Miniato, где жил чудаковатый астроном Леберехт Темпель, знавший наизусть все произведения Ницше. После встречи Ницше сказал своему спутнику: "Я хотел бы, чтобы этот человек не читал моих книг; он слишком добр и чувствителен; я причиняю ему зло". В другой раз одна хрупкая англичанка в пансионе, где остановился Ницше, и где время от времени развлекал ее, сказала ему:

-- Я знаю, господин Ницше, что вы пишите, я хотела бы прочесть ваши книги (она была трепетная католичка).
-- Нет, -- отвечал он ей, -- я не хочу, чтобы вы читали мои книги. Если бы в то, что я там пишу, надо было верить, то такое бедное, страдающее существо, как вы, не имело бы права на жизнь.

Иногда он сам провоцировал своих знакомых, но все больше в нем было "заметно" своеобразное усилие скрывать. Когда одна молодая девушка спросила его, "был ли он у обедни в соборе", он ответил: "Сегодня я там не был". А когда он за столом сказал: "Через сорок лет я буду европейской знаменитостью", то последовал незамедлительный интерес, -- "Дайте нам ваши книги" просили они его. Ланцкому потом он сказал: "Первые встречные не должны читать моих книг". Кажется, Ницше все дальше уходил в себя, тогда как близкие полагали, что он, скорее, уходил от себя. 14.12.1887 года Ницше посылает письмо в Базель Карлу Фуксу:

Почти все, что я писал, должно быть зачеркнуто. В течение этих последних лет сила моего внутреннего возбуждения была ужасна. Теперь, в тот момент, когда мне предстоит идти еще выше, -- моею первою задачей является -- снова измениться и подавить в себе свою личность настолько, чтобы достигнуть высших форм. Разве я стар? Я не знаю этого; и я не знаю тем более, какая молодость мне еще необходима.

Да, с друзьями было покончено: Штейн умер от разрыва сердца, Вагнер от старости, остальные погибли от своей посредственности. А что же женщина? Неужели он способен изжить в себе и эту привязанность? Ницше в начале 1887 года путешествует с какой-то таинственной г-жой В. Ни писем, ни свидетельств, но только смутные подозрения очевидцев. Они вместе едут в Монте Карло и Сан Ремо. Это была настоящая любовь. Именно вместе с нею они идут на концерт в казино Монте Карло и слушают прелюдию к "Парсифалю". Ницше написал Гасту : "Я любил Вагнера, и я еще люблю его". Но его ли? Нет, он всегда любил Козиму Лист-Вагнер. Она спасла Вагнера, без нее он был бы ничто и никакое предприятие он не смог бы завершить. Ведь она любила и любит его. Вагнер отнял у него все: славу, любовь, друзей. Ницше все еще нуждается в женской ласке. Сестре он пишет: "Где я найду себе жену? И если я найду ее, буду ли я иметь право предложить ей разделить со мною мою жизнь?" 25 января 1888 Ницше пишет Лизбет в Прагвай:

Я должен рассказать тебе об одном маленьком происшествии: вчера, во время моей обычной прогулки, я услышал неподалеку голос, искренний, веселый смех (мне показалось, что это ты смеешься); и потом увидел прелестную молодую девушку, с карими глазами, нежную как молодая козочка. Мое старое сердце одинокого философа забилось сильнее; я подумал о твоих матримониальных советах и в продолжение всей прогулки не мог отогнать от себя образ этой молодой, милой девушки. Без сомнения, это было бы чистое благодеяние иметь около себя такое грациозное существо, но для нее было ли бы это благодеянием? Разве я с моими идеями не сделал бы эту девушку несчастною? И разве не разрывалось бы мое сердце (я предполагаю, что я любил бы ее), видя страдания этого милого творения? Нет, я не женюсь!

Теперь он ясно чувствует, что ширится круг его приверженцев. Он же все больше годится в метры. Но ему катастрофически не хватает денег. Несмотря на экономию (сокращение поездок, выбор дешевых пансионов или отелей), деньги приходили к концу. Он пишет Гасту:

Вы знаете, в течение трех лет я истратил около 500 талеров, уплачивая за печатание; разумеется не получил никакого гонорара, а мне уже сорок три года и я написал пятнадцать книг. Более того: после просмотра этих книг и еще других более обидных выходок, о которых я не могу говорить, я должен констатировать тот факт, что ни один немецкий издатель не хочет меня знать (даже если я отказываюсь от авторских прав!)... Я слишком хорошо знаю, что в тот день, когда меня начнут понимать, я не получу за это никакой прибыли.

Ницше в отчаянии. Он снова начинает принимать хлорал, пьет настойку индийской конопли и, возможно, употребляет опиум. Ланцкий пытается его удержать.

-- Вы жалуетесь на то, что все вас покинули. Кто же в этом виноват? У вас есть ученики и вы приводите их в уныние; вы зовете меня сюда, зовете Петера Гаста, а сами уезжаете.
-- Мне нужен свет и воздух Ниццы, мне нужна бухта Ангелов.

Какое счастье застать Ниццу во время землетрясения:

До сих пор среди этой тысячной толпы, внезапно лишившейся рассудка, я жил, полный чувства иронии и холодного любопытства... Здесь есть нечто непредвиденное, в котором есть свое обаяние.

Что делать философу, на которого накатывается бессмертие и слава, что противопоставить прижизненной смерти? Все вынуждает его к тому, чтобы обречь на смерть своего сына Заратустру. Феогнид и Пиндар, Наполеон и Гете, Бисмарк и Вагнер, -- что делать с этим величием, которое он превзошел. Ницше достает перевод законов Ману, и это будет последней книгой, которую он прочтет. Он выписывает в своем дневнике:

Прежде, чем делать отсечение пуповины, рождению ребенка мужского пола должна предшествовать церемония: ему должны дать смесь очищенного меда и масла с золотой ложки и читать при этом молитву.
Отец должен выполнить церемонию наречения на десятый или двенадцатый день после рождения, или в следующее полнолуние, в благоприятный для этого момент, под звездой, обладающей хорошим влиянием.

Ницше ближе к лету 1900 года увидел маленькую девочку на обочине дороги. Он остановился, поправил ей челку, улыбнулся и сказал: "Не правда ли, вот олицетворение невинности?".
Он умер в Веймаре 25 августа 1900 года.