Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
13
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ УКРАИНЫ
СЕВАСТОПОЛЬСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
КАФЕДРА ФИЛОСОФСКИХ И СОЦИАЛЬНЫХ ДИСЦЕПЛИН
КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА
на тему: Диоген синопский и школа киников
по дисциплине "Философия"
Выполнила: студентка группы АУ-11з
Щербакова О.Е.____________________
________ "__"_______2001г.
Научный руководитель:
Шенгелая И.Ш._____________________
_________ "__"______2001г.
Севастополь 2001
Список использованных источников………………………..……………………………….13
ВВЕДЕНИЕ
Диоген Синопский родился в 400г. до н. э. в городе Синопе (Понт). Время жизни Диогена, как философа относится к досократовской философии. Школа киников, к которой относился и Диоген, представляла собой течение в греческой философии исповедывающее отрицание всего материально – ценного в жизни т.е.: богатства, удовольствий, моральных канонов и т.д. Диоген был самым ярым сторонником такого стиля жизни из всех участников данного течения. Даже его учитель Антисфен, основоположник течения был более мягок в крайностях. Благодаря своему уму и поступкам киника, Диоген прославился и оставил свой след в истории, но они же часто приводили Диогена в противоборство с моралью общества, в котором Диоген часто проигрывал.
1 Диоген Синопский и школа киников
Когда Диоген был изгнан из своей родины, он пришел в Афи ны. Там он застал немало слушателей Сократа — Платона, Аристиппа, Эсхина, Антисфена и Эвклида Мегарянина. Диоген вскоре проникся презрением ко всем им, кроме Антисфена, основателя школы киников (Кинизм — название, связанное с поименованием гимназии Киносарг («Белая собака»), или cynicos (киники) от суоn «собака», а не от Cynosarges) с ним он общался охотно, но хвалил, впрочем, не столько его самого, сколько его учение, полагая, что только оно раскрывает истину и может принести пользу людям.
Сравнивая же самого Антисфена с его учением, он нередко уп рекал его в недостаточной твердости и, порицая, называл его боевой трубой — шума от нее много, но сама она себя не слу шает; Антисфен терпеливо выслушивал его упреки, так как он восхищался характером Диогена.
- С того времени, как Антисфен освободил меня, я перестал быть рабом. Как же это произошло? Он научил меня различать, что являет ся моим и что мне чужое. Богатство, имущество — не мои; родные, близкие, друзья, слава, привычные ценности, общение с другими — все это — чужое. Что же принадлежит тебе? — Твои представления. Они, учил Антисфен, абсолютно свобод ны, никому не подвластны, никто не может им ни помешать, ни заставить воспользоваться иначе, чем я этого хочу.
Узнав, что, по Платону, человек определяется как двуногое жи вотное, лишенное перьев, Диоген ощипал петуха и, принеся его в Академию, объявил: «Вот человек Платона».
/После этого к определению было добавлено: «И с широкими ногтями»./
Когда Платон распространялся о своих идеях и говорил о «стольности» и «чашности», Диоген заметил: «Что касается меня, Платон, то стол и чашу я вижу, а вот «стольности» и «чашнос ти» нет». На что Платон ему якобы ответил, что для чаши и стола у Ди огена есть глаза, а для «чашности» и «стольности» у него нет разума.
Любовь проходит с голодом, а если ты не в силах голодать, пет лю на шею — и конец.
Однажды Диоген закричал: «Эй, люди!» Сбежался народ, он за махнулся палкой: «Я звал людей, а не дерьмо». Для того, чтобы жить как следует, надо иметь или разум, или петлю.
Однажды он рассуждал о важных предметах, но никто его не слушал; тогда он принялся верещать по-птичьему; собрались люди, и он пристыдил их за то, что ради пустяков они сбега ются, а ради важных вещей не пошевелятся. Он удивлялся, что грамматики изучают бедствия Одиссея, но не ведают своих собственных; музыканты ладят струны на лире, а не могут сладить с собственным нравом; математики следят за солнцем и луной, а не видят того, что у них под ногами... Когда кто-то привел его в роскошное жилище и не позволил плевать, он, откашлявшись, сплюнул в лицо спутнику, заявив, что не нашел места хуже.
Увидев однажды, как мальчик пил воду из горсти, он выбросил из сумы свою чашку, промолвив: «Мальчик превзошел меня про стотой жизни».
Когда кто-то читал длинное сочинение и уже показалось неис писанное место в конце свитка, Диоген воскликнул: «Мужай тесь, други: виден берег!»
Человеку, спросившему, в какое время следует завтракать, он ответил: «Если ты богат, то когда захочешь, если беден, то когда можешь». Рукоблудствуя на глазах у всех, он приговаривал: «Вот кабы и голод можно было унять, потирая живот!» Кто-то корил Диогена за его изгнание. «Несчастный, — ответил он. — Ведь благодаря изгнанию я стал философом». Он просил подаяния у статуи; на вопрос, зачем он это делает, Диоген сказал: «Чтобы приучить себя к отказам».
На вопрос, почему люди подают милостыню нищим и не подают философам, он сказал: «Потому что они знают: хромыми и сле пыми они, может быть, и станут, а вот мудрецами — никогда».
Он просил милостыню у скряги, тот колебался. «Почтенный, — сказал Диоген, — я же у тебя прошу на хлеб, а не на склеп!»
На вопрос, что дала ему философия, он ответил: «По крайней мере, готовность ко всякому повороту судьбы».
Человеку, сказавшему «Мне дела нет до философии!», он воз разил: «Зачем же ты живешь, если не заботишься, чтобы хоро шо жить?»
О влюбленных говорил он, что они мыкают горе себе на ра дость.
Нет ничего дурного в том, чтобы украсть что-нибудь из храма или отведать мяса любого животного: даже питаться человечес ким мясом не будет преступно, как явствует из обычаев других народов. В самом деле, ведь все существует во всем и через все: в хлебе содержится мясо, в овощах — хлеб, и вообще все тела как бы парообразно проникают друг в друга мельчайшими ча стицами через незримые поры.
Когда Филипп, царь Македонии, отец Александра Македонско го, объявил, что идет войной на Коринф, и все бросились гото виться против него, Диоген принялся катать туда и сюда свою собственную бочку. Его спросили: «Зачем это, Диоген?» Он от ветил: «У всех сейчас хлопоты, потому и мне нехорошо бездель ничать; а бочку я катаю, потому что ничего другого у меня нет».
Однажды Диоген плыл на корабле в Афины. Все было хорошо, как вдруг у о. Крит на судно напали морские пираты. В итоге Диоген в качестве раба попал на невольничий рынок. Последующая сценка, написанная на основании древних сви детельств и легенд, рисует незаурядный облик этого необычного человека.
«Хотя Диоген изнывал от зноя, он весело улыбался. Потом без разрешения хозяина уселся на песок.
— Куда! — зарычал на него торговец в персидском халате и белой чалме. — Кто тебя, сидячего, здесь увидит?!
— Почему же? — возразил Диоген. — Рыба лежит, а своего по купателя находит!
Работорговец удивленно захохотал и дозволил рабу сесть на песок. Тут Диоген, приободряя заморенных жарой невольников, зак ричал на весь базар:
— Эй, люди! Вы что же носы повесили?.. Уж не потому ли, что не в силах дольше слушать голодное урчанье собственного чре ва? Ничего, это дело поправимое! — И, обращаясь к работор говцам, продолжал: — Граждане наши хозяева! Послушайтесь голоса разума! Ведь овец и поросят вы откармливаете на со весть, как и подобает делать рачительным владельцам, не так ли? Так не глупо ли тогда человека, самого дорогого из живот ных, морить на продаже голодом?!
В толпе послышался смех рабов и их хозяев, потому что шутку любят все. И подобревшие работорговцы сказали: «А ведь, по жалуй, их и в самом деле не мешает покормить!» И потянулись к невольникам руки с ломтями хлеба, с сушеной рыбой, гроз дьями винограда и даже бурдюки с водой. Утолив слегка голод и жажду, повеселевшие рабы со всех сторон благодарили си дящего Диогена улыбками. Тогда его хозяин, снисходя к тако му необычному рабу, спросил:
— А что ты умеешь делать, старик?
— Я? — переспросил Диоген, отправляя в рот остатки подан ных ему оливок. — Властвовать людьми! Торговец захохотал:
— Ты, конечно, шутишь?
— Нисколько.
— Да кто же купит раба, который корчит из себя господина?
— Как раз такого-то купят всех быстрей, — ответил Диоген. — Ведь обычный раб не в диковинку. Впрочем, ты можешь сам в этом убедиться, стоит только тебе объявить обо мне.
— Нет уж! Если хочешь, сам о себе объявляй. А я погляжу, что из этого выйдет!
Диоген поднялся и громко закричал, покачиваясь из стороны в сторону:
— Граждане! Кто хочет купить себе хозяина?! Кто хочет купить хозяина, спешите сюда!
Все вокруг потешались, но тут к Диогену приблизился какой-то пожилой человек в голубом хитоне и, смеясь, спросил:
— Уж не ты ли и есть хозяин, продающий себя?
— Представь себе, это я! — гордо ответил Диоген.
— А я, — вмешался здесь работорговец, — хозяин этого «хо зяина»! Беру за него три мины!
Покупатель в сомнении покачал головой, собираясь отойти, но Диоген задержал его:
— Это совсем недорого, клянусь богами! Ведь три мины — сто имость рабочей лошади, а я умом скакун!
И, улыбнувшись, покупатель сказал:
— Прекрасно! И куда же скачет твой ум?
— В просторы философии, милейший!
— Ты изучаешь явления космоса?
— Диалектика мертвой материи меня не занимает. Диалекти ка души — вот предмет моих занятий!
— Что ж, в таком случае ты сгодишься моим сыновьям как вос питатель. Согласен?
— Согласен, — сказал Диоген, — но с одним условием... Вокруг рассмеялись, а хозяин Диогена насмешливо сказал:
— Этот тип еще смеет условия ставить!
— Да, ставлю условие, — упрямо кивнул Диоген.
— Какое? — спросил покупатель.
— Следовать за мной и делать только то, что я тебе скажу... И снова в толпе рассмеялись, а покупатель, желая намекнуть на пословицу, что яйца не учат курицу, насмешливо продекла мировал:
- Вспять потекли источники рек!
— Ты прекрасно знаешь Еврипида, господин хороший, — уга дав, чей это стих, сказал Диоген. — Но позволь тебя спросить, если ты нанял, к примеру, врача, а он предупредил тебя, что нужно следовать его советам, ведь ты не стал бы упрекать его изречениями Еврипида? И, пристально вглядевшись в Диогена, покупатель сказал:
— Я беру этого человека! — И, отсчитав положенную сумму торговцу, добавил: — А вот тебе еще одна мина к запрошен ным! Когда работорговец ушел, Диоген спросил нового хозяина:
— На какую кличку ты отзываешься?
— Я торговец Ксениад...
— А моя кличка — Собака. Не удивляйся, это мое прозвище, а звать меня Диоген, что значит богорожденный! — И он с шут ливым величием поднял вверх палец. — Так куда мы отправ ляемся?
— Ко мне домой, в Коринф.
Прекрасно! — одобрил Диоген. — Я всю Элладу обошел, а быть в знаменитом Коринфе мне до сих пор не довелось».
В Коринфе он не нанял себе жилья и не поселился ни у кого из гостеприимцев, а стал жить под открытым небом;
изрядно потрескавшаяся от времени бочка (а точнее: большая глиняная амфора для хранения жидкостей и зерна — по-гречес ки «пифос») служила ему убежищем и пристанищем;
Александр Македонский, беседуя с 70-летним Диогеном в Коринфе, в пригородной кипарисовой роще Кранеоне, сказал, что он, Александр, великий царь. Диоген довольно беззастенчиво, если не прямо нахально, ответил ему: «А я — собака Диоген».
- Ищу человека, а не негодяя.
/Такой ответ Диоген дал, когда его, озабоченно что-то разыскивающего днем с зажженным фонарем, спросили о том, что он делает./
Александр Македонский о Диогене:
- Если бы я не был царем, я хотел бы быть Диогеном.
Антон Павлович Чехов о Диогене:
- Свободное и глубокое мышление, которое стремится к уразумению жизни, и полное презрение к глупой суете мира — вот, блага, которых никогда не знал человек. И вы можете обладать ими, хотя бы вы жили за тремя решетками. Диоген жил в бочке однако же был счастливее всех царей земных.
Однажды Диоген держал речь на городской площади. Много народа слушало его слова с большим удовольствием. Как вдруг он оборвал свою речь, сел на землю и на глазах у всех испражнил ся. Все сразу же отшатнулись от него, называя кто полоумным, а кто бесстыдником.
Однажды некий «прыгун» сказал Диогену:
— Как жаль, Диоген, что ты, с такой закалкой, никогда не уча ствовал в Олимпийских состязаниях. Наверняка ты был бы пер вым!
— Зато я участвую в состязаниях более важных, чем Олимпийские.
— В каких же это? — не понял «прыгун».
И, укоризненно качнув головой, сказал Диоген:
Одна из притч Диогена:
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Диоген умер 13.06.323 г. д.н.э., съев сырого осьминога и заболев холерой; но есть и такая версия, что смерть наступила «от задержки дыхания».
Соотечественники воздвигли Диогену много медных памятни ков и на одном из них, на родине философа в г. Синопе, выре зали эпитафию:
Время точит и камень, и бронзу,
Но слова твои, Диоген, жить будут вечно!
Ведь ты учил нас благу довольствоваться малым
И наметил пути продвижения к счастливой жизни!
Многие киники, как и Диоген, жили подаяниями, но в этой своей бед ности были, следуя и подражая Диогену, довольно остроум ны. Один из них, Телес (III в. до н. э.), говорил богачу: «Ты даешь щедро, а я принимаю мужественно, не пресмыкаясь, не роняя своего достоинства и не ворча».
В качестве более односторонней формы этой стоиче ской моральной философии следует рассматривать кинизм, который снова выходит на сцену в начале хри стианской эры. Чем больше научные составные части стоической философии отступали на задний план перед ее практическими требованиями, тем ближе она подхо дила к кинизму, из которого некогда вышла; и чем хуже становились, начиная с последнего века римской республики, нравственные и политические условия жизни, тем настоятельнее должна была казаться по требность противодействовать развращенности и бед ствиям времени в резкой, но успешной форме древних киников. Тень этих киников вызвал уже Варрон в своих «Менипповых сатирах», чтобы как можно резче сказать правду своим современникам; письма Диогена, по-видимому, уже ставили своей прямой целью настоя щее возрождение кинической школы. Но различить эту школу мы можем лишь в эпоху Сенеки, который среди киников своего времени чрезвычайно восхваляет Деметрия. Из позднейших киников самые выдающиеся суть: Эномай из Гадары при Адриане; Демонакс, который умер в почти столетнем возрасте в 160 г. после Р. X. в Афинах; Перегрин, который позднее назывался Проте ем и который публично сжег себя в 165 г. в Олимпии, и его ученик Феаген. Однако эта школа, интересная в культурно-историческом отношении, имеет для исто рии науки лишь косвенное значение как показатель распространенных настроений. Кинизм, который даже у лучших своих представителей не был свободен от некоторых злоупотреблений, для многих служил толь ко поводом к праздной бродяжнической жизни, к не пристойному поведению, к удовлетворению тщеславия через посредство хвастливых выходок, возбуждавших сенсацию. Ни от одного из этих позднейших киников до нас не дошло ни одной новой мысли. Деметрий, а также, несмотря на свои эксцентричности, Перегрин (которого Геллий, Noct. Att. XII, 11, прославляет, на зывая его vir gravis et constans) высказывают те нрав ственные принципы, которые уже давно сделались об щим достоянием через посредство стоицизма; Демо накс, который в качестве философа был эклектическим сократиком, пользовался всеобщим уважением за свой мягкий, любезный, человеколюбивый характер; Эно май в отрывках своего «Изобличенного обманщика» резко нападает на оракулов и в связи с этим защищает свободу воли против стоиков. В качест ве проповедников морали эти лица и их единомышлен ники оказали значительное и в общем, без сомнения, благотворное влияние на образ мыслей и настроение своей эпохи. Однако ни один из них не прославился какими-либо научными заслугами. Но именно потому, что этот позднейший кинизм был скорее образом жизни, чем научным мировоззрением, его почти не косну лась смена философских систем; он пережил все шко лы, за исключением неоплатонической, сохранился доV века и имел еще отдельных приверженцев даже вVI веке.