избранной рады он пытался объяснить и оправдать свой побег
Работа добавлена на сайт samzan.net:
Найти в тексте как автор определяет причины, цель, содержание, итоги и последствия опричнины.
Платонов С.Ф. Полный курс лекций по русской истории
… в 1564 г. успел бежать в Литву князь Андрей Михайлович Курбский, бросив вверенные ему на театре войны войска и крепость. Принадлежа к составу "избранной рады", он пытался объяснить и оправдать свой побег "нестерпимою яростию и горчайшею ненавистью" Грозного к боярам его стороны. Грозный ответил Курбскому обличительным письмом, в котором противополагал обвинениям боярина свои обвинения против бояр. Обе стороны — монарх, стремившийся "сам править", и князь-боярин, представлявший принцип боярской олигархии, — обменялись мыслями с редкой откровенностью и резкостью. Бестужев-Рюмин в своей "Русской Истории" первый выяснил, что в этом вопросе о царской власти и притязаниях бояр-княжат основа была династическая. Потомки старой русской династии, "княжата", превратившись в служилых бояр своего сородича московского царя, требовали себе участия во власти; а царь мнил их за простых подданных, которых у него "не одно сто", и потому отрицал все их притязания. В полемике Грозного с Курбским вскрывался истинный характер "избранной рады", которая, очевидно, служила орудием не бюрократически-боярской, а удельно-княжеской политики, и делала ограничения царской власти не в пользу учреждений (думы), а в пользу известной общественной среды (княжат).
… Такой характер оппозиции привел Грозного к решимости уничтожить радикальными мерами значение княжат, пожалуй, даже и совсем их погубить. Совокупность этих мер, направленных на родовую аристократию, называется опричниной. Суть опричнины состояла в том, что Грозный применил к территории старых удельных княжеств, где находились вотчины служилых князей-бояр, тот порядок, какой обыкновенно применялся Москвой в завоеванных землях. И отец, и дед Грозного, следуя московской правительственной традиции, при покорении Новгорода, Пскова и иных мест выводили оттуда наиболее видных и для Москвы опасных людей в свои внутренние области, а в завоеванный край посылали поселенцев из коренных московских мест. Это был испытанный прием ассимиляции, которой московский государственный организм усваивал себе новые общественные элементы. В особенности ясен и действителен был этот прием в Великом Новгороде при Иване III и в Казани при самом Иване IV. Лишаемый местной руководящей среды завоеванный край немедля получал такую же среду из Москвы и начинал вместе с ней тяготеть к общему центру — Москве. То, что удавалось с врагом внешним, Грозный задумал испытать с врагом внутренним. Он решил вывести из удельных наследственных вотчин их владельцев — княжат и поселить их в отдаленных от их прежней оседлости местах, там, где не было удельных воспоминаний и удобных для оппозиции условий; на место же выселенной знати он селил служебную мелкоту на мелкопоместных участках, образованных из старых больших вотчин. Исполнение этого плана Грозный обставил такими подробностями, которые возбудили недоумение современников. Он начал с того, что в декабре 1564 г. покинул Москву безвестно и только в январе 1565 г. дал о себе весть из Александровской слободы. Он грозил оставить свое царство из-за боярской измены и остался во власти, по молению москвичей, только под условием, что ему на изменников "опала своя класти, а иных казнити, и животы их и статки (имущество) имати, а учинити ему на своем государстве себе опришнину: двор ему себе и на весь свой обиход учинити особной". Борьба с "изменою" была целью; опричнина же была средством. Новый двор Грозного состоял из бояр и дворян, новой "тысячи голов", которую отобрали так же, как в 1550 г. отобрали тысячу лучших дворян для службы по Москве. Первой тысяче дали тогда подмосковные поместья; второй — Грозный дает поместья в тех городах, "которые городы поимал в опришнину"; это и были опричники, предназначенные сменить опальных княжат на их удельных землях. Число опричников росло, потому что росло количество земель, забираемых в опричнину. Грозный на всем пространстве старой удельной Руси, по его собственному выражению, "перебирал людишек", иных "отсылал", а других "принимал". В течение 20 последних лет царствования Грозного опричнина охватила полгосударства и разорила все удельные гнезда, разорвав связь "княженецких родов" с их удельными территориями и сокрушив княжеское землевладение. Княжата были выброшены на окраины государства, остававшиеся в старом порядке управления и носившие названия "земщины", или "земского". Так как управление опричнинскими землями требовало сложной организации, то в новом "дворе" Грозного мы видим особых бояр (думу), особых "дворовых", дьяков, приказы, словом, весь правительственный механизм, параллельный государственному: видим особую казну, в которую поступают податные платежи с опричнинских земель. Для усиления средств опричнины Грозный "поимал" в опричнину весь московский север. Мало-помалу опричнина разрослась до громадных размеров и разделила государство на две враждебных одна другой половины. Ниже будут указаны последствия этой своеобразной "реформы" Грозного, обратившего на свою землю приемы покорения чужих земель; здесь же заметим, что прямая цель опричнины была достигнута, и всякая оппозиция сломлена.
… Можно не верить вполне тем россказням о казнях и жестокостях Грозного, которыми занимали Европу западные авантюристы, побывавшие в Москве; но нельзя не признать, что террор, устроенный Грозным, был вообще ужасен и подготовлял страну к смуте и междоусобию. Это понимали и современники Грозного; например, Иван Тимофеев в своем "Временнике" говорит, что Грозный, "божиими людьми играя", разделением своей земли сам "прообразовал розгласие" ее, т. е. смуту.
…Ряд наблюдений, изложенных выше, ставит нас на такую точку зрения, с которой существующие объяснения опричнины представляются не вполне соответствующими исторической действительности. Мы видим, что, вопреки обычному мнению, опричнина вовсе не стояла "вне" государства. В учреждении опричнины вовсе не было "удаления главы государства от государства", как выражался С. М. Соловьев; напротив, опричнина забирала в свои руки все государство в его коренной части, оставив "земскому" управлению рубежи, и даже стремилась к государственным преобразованиям, ибо вносила существенные перемены в состав служилого землевладения. Уничтожая его аристократический строй, опричнина была направлена, в сущности, против тех сторон государственного порядка, которые терпели и поддерживали такой строй. Она действовала не "против лиц", как говорит В. О. Ключевский, а именно против порядка, и потому была гораздо более орудием государственной реформы, чем простым полицейским средством пресечения и предупреждения государственных преступлений. Говоря так, мы совсем не отрицаем тех отвратительно жестоких гонений, которым подвергал в опричнине Грозный царь своих воображаемых и действительных врагов. И Курбский, и иностранцы говорят о них много и вероподобно. Но нам кажется, что сцены зверства и разврата, всех ужасавшие и вместе с тем занимавшие, были как бы грязной пеной, которая кипела на поверхности опричной жизни, закрывая будничную работу, происходящую в ее глубинах. Непонятное ожесточение Грозного, грубый произвол его "кромешников" гораздо более затрагивали интерес современников, чем обыденная деятельность опричнины, направленная на то, чтобы "людишек перебрать, бояр и дворян и детей боярских и дворовых людишек". Современники заметили только результаты этой деятельности — разгром княжеского землевладения; Курбский страстно упрекал за него Грозного, говоря, что царь губил княжат ради вотчин, стяжаний и скарбов; Флетчер спокойно указывал на унижение "удельных князей" после того, как Грозный захватил их вотчины. Но ни тот, ни другой из них, да и вообще никто не оставил нам полной картины того, как царь Иван Васильевич сосредоточил в своих руках, помимо "земских" бояр, распоряжение доходнейшими местами государства и его торговыми путями и, располагая своей опричной казной и опричными слугами, постепенно "перебирал" служилых людишек, отрывал их от той почвы, которая питала их неудобные политические воспоминания и притязания, и сажал на новые места или же совсем губил их в припадках своей подозрительной ярости.
В основании московского государственного и общественного порядка заложены были два внутренних противоречия, которые чем дальше, тем больше давали себя чувствовать московским людям. Первое из этих противоречий можно назвать политическим и определить словами В. О. Ключевского: "Это противоречие состояло в том, что московский государь, которого ход истории привел к демократическому полновластию, должен был действовать посредством очень аристократической администрации". Такой порядок вещей привел к открытому столкновению московской власти с родовитым боярством во второй половине XVI в. Второе противоречие было социальным и состояло в том, что под давлением военных нужд, вызванных необходимостью лучшего устройства государственной обороны, интересы промышленного и земледельческого класса, труд которого служил основанием народного хозяйства, систематически приносились в жертву интересам служилых землевладельцев, не участвовавших непосредственно в производительной деятельности страны. Последствием такого порядка вещей было недовольство тяглой массы и стремление ее к выходу с "тяглых жеребьев" на черных и частновладельческих землях, а этот выход, в свою очередь, вызвал ряд других осложнений общественной жизни. Оба противоречия в своем развитии во вторую половину XVI в. создали государственный кризис, последним выражением которого и было так называемое смутное время.
…московская власть была властью абсолютной и демократической. Рядом же с этой властью в XV—XVI вв. во главе административного и социального московского порядка находилось московское боярство… в среде высшего московского боярства господствовал именно княжеский элемент с его родословным гонором и удельными воспоминаниями.
Но, кроме родословца государева, который давал опору притязаниям бояр-князей на общественное и служебное первенство, у них был и еще один устой, поддерживающий княжат наверху общественного порядка, — это их землевладение. Родословная московская была и земельной знатью. Все вообще старые и служилые князья Московской Руси владели наследственными земельными имуществами; нововыезжим князьям и слугам, если они приезжали в Москву на службу без земель, жаловались земли. Малоземельным давали поместья, которые нередко, за службу, обращались в вотчины. Можно считать бесспорным, что в сфере частного светского землевладения московское боярство первенствовало и, заметим, — не только количественно, но и качественно. В XVI в. еще существовали, как наследие более ранней поры, исключительные льготы знатных землевладельцев. Представляя собой соединение некоторых правительственных прав с вотчинными, эти льготы сообщались простым боярам пожалованием от государя. Но у княжат-землевладельцев льготы и преимущества вытекали не из пожалования, а представляли остаток удельной старины. Приходя на службу к московским государям со своими вотчинами, в которых они пользовались державными правами, удельные князья и их потомство обыкновенно не теряли этих вотчин и на московской службе. Они переставали быть самостоятельными политическими владетелями, но оставались господами своих земель и людей со всей полнотой прежней власти. По отношению к московскому государю они становились слугами, а по отношению к населению своих вотчин были по-прежнему "государями". …нет сомнения что в своих вотчинах они имели все атрибуты государствования: у них был свой Двор, свое "воинство", которое они выводили на службу великого князя московского; они были свободны от поземельных налогов; юрисдикция их была почти не ограничена; свои земли они "жаловали" монастырям в вотчины и своим служилым людям в поместья. Приобретая к старым вотчинам новые, они и в них водворяли те же порядки, хотя их новые земли не были их родовыми и не могли сами по себе питать владельческих традиций.
Таким образом, создался в Московском государстве особый тип привилегированного землевладения — "боярское" землевладение. Самыми резкими чертами оно было ограничено от других менее льготных видов владения.
Это были "государи" Русской земли, суд которых "посужался" только "великим государем"; это были "удельнии великие русские князи", которые окружили "московского великого князя" в качестве его сотрудников-соправителей. С первого взгляда кажется, что этот правящий класс поставлен в политическом отношении очень хорошо. Первенство в администрации и в правительстве обеспечено ему его происхождением, "отечеством"; влияние на общество могло находить твердую опору в его землевладении. На самом деле в XVI в. княжата-бояре очень недовольны своим положением в государстве. Прежде всего, московские государи, признавая безусловно взаимные отношения бояр так, как их определял родословец, сами себя, однако, ничем не желали стеснять в отношении своих бояр, ни родословцем, ни преданиями удельного времени.
… одновременно с политическим авторитетом боярства, стало колебаться и боярское землевладение, во-первых, под тяжестью ратных служб и повинностей, которые на него ложились с особенной силой во время войн Грозного, а во-вторых, от недостатка рабочих рук, вследствие того, что рабочее население стало с середины XVI в. уходить со старых мест на новые земли. Продавая и закладывая часть земель капиталистам того времени — монастырям, бояре одновременно должны были принимать меры против того, чтобы не запустошить остальных своих земель и не выпустить с них крестьян за те же монастыри. Таким образом, сверху, от государей, боярство не встречало полного признания того, что считало своим неотъемлемым правом; снизу, от своих "работных" оно видело подрыв своему хозяйственному благосостоянию; в духовенстве же оно находило в одно и то же время и политического недоброхота, который стоял на стороне государева "самодержавства", и хозяйственного соперника, который отовсюду перетягивал в свои руки и земли и земледельцев. Таковы вкратце обстоятельства, вызвавшие среди бояр-князей XVI в. тревогу и раздражение.
Бояре-князья не таили своего недовольства.
…всякий уезд, взятый в опричнину со служилыми землями, был осужден на коренную ломку. Землевладение в нем подвергалось пересмотру, и земли меняли владельцев, если только владельцы сами не становились опричниками. Можно, кажется, не сомневаться в том, что такой пересмотр вызван был соображениями политического порядка. В центральных областях государства для опричнины были отделены как раз те местности, где еще существовало на старинных удельных территориях землевладение княжат, потомков владетельных князей.
Итак, опричнина была первой попыткой разрешить одно из противоречий московского государственного строя. Она сокрушила землевладение знати в том его виде, как оно существовало из старины. Посредством принудительной и систематически произведенной замены земель она уничтожила старые связи удельных княжат с их родовыми вотчинами везде, где считала это необходимым, и раскидала подозрительных в глазах Грозного княжат по разным местам государства, преимущественно по его окраинам, где они превратились в рядовых служилых землевладельцев. Если вспомним, что рядом с этим земельным перемещением шли опалы, ссылки и казни, обращенные прежде всего на тех же княжат, то уверимся, что в опричнине Грозного произошел полный разгром удельной аристократии. Правда, она не была истреблена "всеродно", поголовно: вряд ли это и входило в политику Грозного, как склонны думать некоторые ученые; но состав ее значительно поредел, и спаслись от погибели только те, которые умели показаться Грозному политически безвредными …Политическое значение класса было бесповоротно уничтожено, и в этом заключался успех политики Грозного. Тотчас после его смерти сбылось то, чего при нем так боялись бояре-княжата: ими стали владеть Захарьины да Годуновы. К этим простым боярским семьям перешло первенство во дворце от круга людей высшей породы, разбитого опричниной.
Ключевский В.О. Курс русской истории.
Изложу наперед обстоятельства, при которых явилась эта злополучная опричнина.
Разные причины - частью домашние недоразумения, частью несогласие в политических взглядах - охладили царя к его избранным советникам. Разгоравшаяся неприязнь их к родственникам царицы Захарьиным повела к удалению от двора Адашева и Сильвестра, а случившуюся при таких обстоятельствах в 1560 г. смерть Анастасии царь приписал огорчениям, какие потерпела покойная от этих дворцовых дрязг… Наконец бегство князя Курбского, ближайшего и даровитейшего сотрудника произвело окончательный разрыв. Нервный и одинокий Иван потерял нравственное равновесие, всегда шаткое у нервных людей, когда они остаются одинокими.
Опричнина при первом взгляде на нее … представляется учреждением, лишенным всякого политического смысла. В самом деле, объявив в послании всех бояр изменниками и расхитителями земли, царь оставил управление землей в руках этих изменников и хищников. Но и у опричнины был свой смысл, хотя и довольно печальный. В ней надо различать территорию и цель. Слово опричнина в XVI в. было уже устарелым термином, который тогдашняя московская летопись перевела выражением особной двор. Не царь Иван выдумал это слово, заимствованное из старого удельного языка. В удельное время так назывались особые выделенные владения, преимущественно те, которые отдавались в полную собственность княгиням-вдовам, в отличие от данных в пожизненное пользование, от прожитков. Опричнина царя Ивана была дворцовое хозяйственно-административное учреждение, заведовавшее землями, отведенными на содержание царского двора. ... Сам царь Иван смотрел на учрежденную им опричнину как на свое частное владение, на особый двор или удел, который он выделил из состава государства; он предназначал после себя земщину старшему своему сыну как царю, а опричнину - младшему как удельному князю…
… Но, спрашивается, зачем понадобилась эта реставрация или эта пародия удела? Учреждению с такой обветшалой формой и с таким архаичным названием царь указал небывалую дотоле задачу: опричнина получила значение политического убежища, куда хотел укрыться царь от своего крамольного боярства. Мысль, что он должен бежать от своих бояр, постепенно овладела его умом, стала eго безотвязной думой. В духовной своей, написанной около 1572 г., царь пресерьезно изображает себя изгнанником, скитальцем. … Итак, опричнина явилась учреждением, которое должно было ограждать личную безопасность царя. Ей указана была политическая цель, для которой не было особого учреждения в существовавшем московском государственном устройстве. Цель эта состояла в том, чтобы истребить крамолу, гнездившуюся в Русской земле, преимущественно в боярской среде. Опричнина получила назначение высшей полиции по делам государственной измены. Отряд в тысячу человек, зачисленный в опричнину и потом увеличенный до 6 тысяч, становился корпусом дозорщиков внутренней крамолы. Малюта Скуратов, т. е. Григорий Яковлевич Плещеев-Бельский, родич св. митрополита Алексия, был как бы шефом этого корпуса, а царь выпросил себе у духовенства, бояр и всей земли полицейскую диктатуру для борьбы с этой крамолой. Как специальный полицейский отряд опричнина получила особый мундир: у опричника были привязаны к седлу собачья голова и метла - это были знаки его должности, состоявшей в том, чтобы выслеживать, вынюхивать и выметать измену и грызть государевых злодеев-крамольников. Опричник ездил весь в черном с головы до ног, на вороном коне в черной же сбруе, потому современники прозвали опричнину "тьмой кромешной", говорили о ней: "...яко нощь, темна". Это был какой-то орден отшельников, подобно инокам от земли отрекшихся и с землей боровшихся, как иноки борются с соблазнами мира. Самый прием в опричную дружину обставлен был не то монастырской, не то конспиративной торжественностью…
…Таково было происхождение и назначение опричнины. Но, объяснив ее происхождение и назначение, все-таки довольно трудно понять ее политический смысл. Легко видеть, как и для чего она возникла, но трудно уяснить себе, как могла она возникнуть, как могла прийти царю самая мысль о таком учреждении. Ведь опричнина не отвечала на политический вопрос, стоявший тогда на очереди, не устраняла затруднения, которым была вызвана. Затруднение создавалось столкновениями, какие возникали между государем и боярством. Источником этих столкновений были не противоречивые политические стремления обеих государственных сил, а одно противоречие в самом политическом строе Московского государства. Государь и боярство не расходились друг с другом непримиримо в своих политических идеалах, в планах государственного порядка, а только натолкнулись на одну несообразность в установившемся уже государственном порядке, с которой не знали что делать. Что такое было на самом деле Московское государство в XVI в.? Это была абсолютная монархия, но с аристократическим управлением, т. е. правительственным персоналом. Не было политического законодательства, которое определяло бы границы верховной власти, но был правительственный класс с аристократической организацией, которую признавала сама власть. Эта власть росла вместе, одновременно и даже об руку с другой политической силой, ее стеснявшей. Таким образом, характер этой власти не соответствовал свойству правительственных орудий, посредством которых она должна была действовать. Бояре возомнили себя властными советниками государя всея Руси в то самое время, когда этот государь, оставаясь верным воззрению удельного вотчинника, согласно с древнерусским правом, пожаловал их как дворовых слуг своих в звание холопов государевых. Обе стороны очутились в таком неестественном отношении друг к другу, которого они, кажется, не замечали, пока оно складывалось, и с которым не знали что делать, когда его заметили. Тогда обе стороны почувствовали себя в неловком положении и не знали, как из него выйти. Ни боярство не умело устроиться и устроить государственный порядок без государевой власти, к какой оно привыкло, ни государь не знал, как без боярского содействия управиться со своим царством в его новых пределах. Обе стороны не могли ни ужиться одна с другой, ни обойтись друг без друга. Не умея ни поладить, ни расстаться, они попытались разделиться - жить рядом, но не вместе. Таким выходом из затруднения и была опричнина.
… Но такой выход не устранял самого затруднения. Оно заключалось в неудобном для государя политическом положении боярства как правительственного класса, его стеснявшего. Выйти из затруднения можно было двумя путями: надобно было или устранить боярство как правительственный класс и заменить его другими, более гибкими и послушными орудиями управления, или разъединить его, привлечь к престолу наиболее надежных людей из боярства и с ними править, как и правил Иван в начале своего царствования. Первого он не мог сделать скоро, второго не сумел или не захотел сделать. В беседах с приближенными иноземцами царь неосторожно признавался в намерении изменить все управление страной и даже истребить вельмож. Но мысль преобразовать управление ограничилась разделением государства на земщину и опричнину, а поголовное истребление боярства осталось нелепой мечтой возбужденного воображения: мудрено было выделить из общества и истребить целый класс, переплетавшийся разнообразными бытовыми нитями со слоями, под ним лежавшими. Точно так же царь не мог скоро создать другой правительственный класс взамен боярства. Такие перемены требуют времени, навыка: надобно, чтобы правящий класс привык к власти и чтобы общество привыкло к правящему классу. Но несомненно, царь подумывал о такой замене и в своей опричнине видел подготовку к ней. Эту мысль он вынес из детства, из неурядицы боярского правления; она же побудила его приблизить к себе и А. Адашева, взяв его, по выражению царя, из палочников, "от гноища", и учинив с вельможами в чаянии от него прямой службы. Так Адашев стал первообразом опричника…
…Во всяком случае, избирая тот или другой выход, предстояло действовать против политического положения целого класса, а не против отдельных лиц. Царь поступил прямо наоборот: заподозрив все боярство в измене, он бросился на заподозренных, вырывая их поодиночке, но оставил класс во главе земского управления; не имея возможности сокрушить неудобный для него правительственный строй, он стал истреблять отдельных подозрительных или ненавистных ему лиц. Опричники ставились не на место бояр, а против бояр, они могли быть по самому назначению своему не правителями, а только палачами земли. В этом состояла политическая бесцельность опричнины; вызванная столкновением, причиной которого был порядок, а не лица, она была направлена против лиц, а не против порядка. В этом смысле и можно сказать, что опричнина не отвечала на вопрос, стоявший на очереди. Она могла быть внушена царю только неверным пониманием положения боярства, как и своего собственного положения. Она была в значительной мере плодом чересчур пугливого воображения царя. Иван направлял ее против страшной крамолы, будто бы гнездившейся в боярской среде и грозившей истреблением всей царской семьи. Но действительно ли так страшна была опасность? Политическая сила боярства и помимо опричнины была подорвана условиями, прямо или косвенно созданными московским собиранием Руси. Возможность дозволенного, законного отъезда, главной опоры служебной свободы боярина, ко времени царя Ивана уже исчезла: кроме Литвы, отъехать было некуда, единственный уцелевший удельный князь Владимир старицкий договорами обязался не принимать ни князей, ни бояр и никаких людей, отъезжавших от царя. Служба бояр из вольной стала обязательной, невольной. Местничество лишало класс способности к дружному совместному действию. Поземельная перетасовка важнейших служилых князей, производившаяся при Иване III и его внуке посредством обмена старинных княжеских вотчин на новые, перемещала князей Одоевских, Воротынских, Мезецких с опасных окраин, откуда они могли завести сношения с заграничными недругами Москвы, куда-нибудь на Клязьму или верхнюю Волгу, в чужую им среду, с которой у них не было никаких связей. Знатнейшие бояре правили областями, но так, что своим управлением приобретали себе только ненависть народа. Так, боярство не имело под собой твердой почвы ни в управлении, ни в народе, ни даже в своей сословной организации, и царь должен был знать это лучше самих бояр. Серьезная опасность грозила при повторении случая 1553 г., когда многие бояре не хотели присягать ребенку, сыну опасно больного царя, имея в виду возвести на престол удельного Владимира, дядю царевича. Едва перемогавшийся царь прямо сказал присягнувшим боярам, что в случае своей смерти он предвидит судьбу своего семейства при царе-дяде. Это - участь, обычно постигавшая принцев-соперников в восточных деспотиях. Собственные предки царя Ивана, князья московские, точно так же расправлялись со своими родичами, становившимися им поперек дороги; точно так же расправился и сам царь Иван со своим двоюродным братом Владимиром старицким. Опасность 1553 г. не повторилась. Но опричнина не предупреждала этой опасности, а скорее усиливала ее. В 1553 г. многие бояре стали на сторону царевича, и династическая катастрофа могла не состояться. В 1568 г. в случае смерти царя едва ли оказалось бы достаточно сторонников у его прямого наследника: опричнина сплотила боярство инстинктивно - чувством самосохранения.
… В молодости, как мы видели, начав править государством, царь с избранными своими советниками повел смелую внешнюю и внутреннюю политику, целью которой было, с одной стороны, добиться берега Балтийского моря и войти в непосредственные торговые и культурные сношения с Западной Европой, а с другой - привести в порядок законодательство и устроить областное управление, создать местные земские миры и призвать их к участию не только в местных судебно-административных делах, но и в деятельности центральной власти. Земский собор, впервые созванный в 1550 г., развиваясь и входя обычным органом в состав управления, должен был укрепить в умах идею земского царя взамен удельного вотчинника. Но царь не ужился со своими советниками. При подозрительном и болезненно возбужденном чувстве власти он считал добрый прямой совет посягательством на свои верховные права, несогласие со своими планами - знаком крамолы, заговора и измены. Удалив от себя добрых советников, он отдался одностороннему направлению своей мнительной политической мысли, везде подозревавшей козни и крамолы, и неосторожно возбудил старый вопрос об отношении государя к боярству - вопрос, которого он не в состоянии был разрешить и которого потому не следовало возбуждать. Дело заключалось в исторически сложившемся противоречии, в несогласии правительственного положения и политического настроения боярства с характером власти и политическим самосознанием московского государя. Этот вопрос был неразрешим для московских людей XVI в. Потому надобно было до поры до времени заминать его, сглаживая вызвавшее его противоречие средствами благоразумной политики, а Иван хотел разом разрубить вопрос, обострив самое противоречие, своей односторонней политической теорией поставив его ребром, как ставят тезисы на ученых диспутах, принципиально, но непрактично. Усвоив себе чрезвычайно исключительную и нетерпеливую, чисто отвлеченную идею верховной власти, он решил, что не может править государством, как правили его отец и дед, при содействии бояр, но, как иначе он должен править, этого он и сам не мог уяснить себе. Превратив политический вопрос о порядке в ожесточенную вражду с лицами, в бесцельную и неразборчивую резню, он своей опричниной внес в общество страшную смуту, а сыноубийством подготовил гибель своей династии. Между тем успешно начатые внешние предприятия и внутренние реформы расстроились, были брошены недоконченными по вине неосторожно обостренной внутренней вражды.
Таким образом, положительное значение царя Ивана в истории нашего государства далеко не так велико, как можно было бы думать, судя по его замыслам и начинаниям, по шуму, какой производила его деятельность. Грозный царь больше задумывал, чем сделал, сильнее подействовал на воображение и нервы своих современников, чем на современный ему государственный порядок. Жизнь Московского государства и без Ивана устроилась бы так же, как она строилась до него и после него, но без него это устроение пошло бы легче и ровнее, чем оно шло при нем и после него: важнейшие политические вопросы были бы разрешены без тех потрясений, какие были им подготовлены. Важнее отрицательное значение этого царствования. Царь Иван был замечательный писатель, пожалуй даже бойкий политический мыслитель, но он не был государственный делец. Одностороннее, себялюбивое и мнительное направление его политической мысли при его нервной возбужденности лишило его практического такта, политического глазомера, чутья действительности, и, успешно предприняв завершение государственного порядка, заложенного его предками, он незаметно для себя самого кончил тем, что поколебал самые основания этого порядка. Карамзин преувеличил очень немного, поставив царствование Ивана - одно из прекраснейших по началу - по конечным его результатам наряду с монгольским игом и бедствиями удельного времени. Вражде и произволу царь жертвовал и собой, и своей династией, и государственным благом. Его можно сравнить с тем ветхозаветным слепым богатырем, который, чтобы погубить своих врагов, на самого себя повалил здание, на крыше коего эти враги сидели.
Кобрин В.Б. Иван Грозный. – М., 1989.
Так был ли все же какой-то смысл, и если был, то какой, во всей этой вакханалии казней, убийств, во всех этих странных, часто противоречивых извивах правительственной политики, во внезапных возвышениях и столь же внезапных падениях временщиков? Речь, разумеется, не идет о поисках оправданий для опричнины. Каковы бы ни были прогрессивные последствия опричнины (если были), все равно у историка нет морального права прощать убийство десятков тысяч ни в чем не повинных людей, амнистировать зверство. Выбросив из истории моральную оценку, мы окажемся сторонниками давно осужденного, но все еще, увы, живого тезиса: “Цель оправдывает средства”. Но такая позиция не только морально уязвима, она антинаучна, ибо, как в физике, измерение подчас меняет свойства объекта, так и в жизни цель меняется под воздействием средств. Нельзя достичь высокой цели грязными средствами.
Вопрос о значении и роли опричнины давно пытается решить наша наука. Долгое время спор шел исключительно в моральной плоскости (чрезвычайно важной, но не единственной, определяющей решение проблемы).
Прежде всего выяснилось, что в опричнину вовсе не были взяты те уезды, где были особенно сильны традиции землевладения бывших удельных князей. Например, хотя в опричнину вошел Суздальский уезд (оттуда происходили князья Шуйские, ветвь суздальских князей), но, во-первых, кое-кто из Шуйских, видимо, сам стал опричником, а во-вторых (и это главное), основные их вотчины остались в соседнем Нижегородском уезде, который был земским. …
Итак, опричнина не была антибоярским мероприятием. Более того, она даже не изменила структуру русского феодального землевладения. Крупное землевладение, в том числе и княжеское, сохранилось. Например, в начале XVII века средний размер княжеских вотчин и поместий в 2 раза превышал средний размер имений нетитулованных феодалов. Даже в конце XVII века большинство князей, входивших в Боярскую думу, владели хотя бы символическими вотчинами в своих родовых гнездах. В 20-х годах XVII века князья Оболенские сохранили в своем бывшем княжестве большую часть пахотных земель.
Так что же, опричнина всего лишь прихоть полубезумного деспота, несчастный случай? Думается, положительный ответ на этот вопрос упростил бы историческую действительность. Ведь какой бы яркой ни была историческая личность, какой бы глубокий отпечаток (приятный нам или неприятный) ни наложила она на ход конкретного исторического развития, не уйдешь от вопроса: какие причины, коренившиеся в развитии социальных отношений, в национальных традициях, в соотношении сил позволили этой личности проявиться именно так?
У царя Ивана, разумеется, были и какие-то отклонения от психической нормы (хотя я бы поостерегся просить врача-психиатра через четыре века с лишним ставить точный диагноз на основании фрагментарно сохранившихся источников). Но "медицинское" объяснение большого периода истории огромной страны явно неудовлетворительно. В самом деле, возможно ли, чтобы в правовом государстве, хотя бы и абсолютистском, не вполне нормальный психически монарх казнил десятки тысяч невинных людей? Уже при первых признаках проявления его бешеного нрава он был бы легально, по заранее разработанным правовым нормам отстранен от реальной власти, которая перешла бы к наследнику или регенту, возможно, коллективному-регентскому совету. Такие случаи известны в европейской истории XVIII-XIX веков.
При недостаточном развитии правовых норм и правосознания возможна и другая ситуация: нежелание господствующего класса смириться с попранием своего достоинства, с нарушением своих освященных традициями привилегий. Тогда возможен дворцовый переворот, как не раз бывало в России XVIII века. Недаром об этом времени говорили, что в России существует самодержавие, ограниченное не парламентом, а цареубийством. Нет, не выходит решать вопрос об опричнине только через призму сумасбродств Ивана IV.
Поставим еще один вопрос. Случайно ли, что во времена, когда идет становление единых государств, на престолах, как по заказу, появляются тираны? Людовик XI во Франции, Генрих VIII в Англии, Филипп II в Испании... Нет ли и здесь какой-то закономерности?
В поисках ответа на вопрос о смысле опричнины попробуем обратиться к ее результатам. Здесь, впрочем, необходима одна оговорка. Объективные результаты того или иного события, явления, действия, учреждения необходимо строго отделять от субъективных намерений политических и государственных деятелей. Вряд ли Иван Грозный ставил перед собой большие государственные задачи, сомнительно, чтобы им реально руководили какие бы то ни было стремления кроме укрепления личной власти. Но результат политики, да еще столь импульсивной, как у царя Ивана, часто оказывается непредсказуемым.
Итак, к результатам! Казнь Владимира Андреевича Старицкого. Судя по всему, ни сам старицкий князь, ни его мать, ни тем более его жена и дочь ни в чем не были виноваты. Это была гнусная расправа над невинными людьми. Но мы ищем не оправданий, а смысла. Результатом гибели князя Владимира оказалась ликвидация последнего удельного княжества на Руси. ...ознаменовала конец удельной системы на Руси.
Другой важный эпизод опричнины - дело митрополита Филиппа. Надеюсь, даже при беглом чтении видно, что Филипп не вызывает у автора иных чувств, кроме восхищения мужеством, героизмом, с которым он выступил против опричного террора. Филипп - одна из самых светлых личностей в нашей истории. Но вспомним про объективный результат этого дела. Церковь была союзницей, а не служанкой центральной власти, сохранила относительную самостоятельность. Такое ее положение во многом поддерживалось огромными земельными владениями митрополичьей кафедры, сравнимыми по размерам и объему власти митрополита с удельными княжествами. Это был такой же пережиток удельной старины, как и Старицкое княжество. Гибель митрополита Филиппа, казни архиепископов Германа, Леонида и многих других духовных лиц нанесли удар, хотя и не окончательный, по этому особому положению церкви в государстве. Хотелось бы лишь отметить, что автор вовсе не уверен, что независимая, хотя бы отчасти, церковь - вредна, а подчинение ее государству - во всех случаях - благо. Речь идет лишь о реальных политических итогах.
Наконец, новгородский погром: варварский, вызывающий чувства негодования и омерзения. Но и Новгород не случайно был избран царем Иваном для нанесения удара. Ведь там буквально все дышало воспоминаниями о прежней независимости от Москвы, что отразилось и в новгородском летописании. Да и в политическом строе здесь сохранялись некоторые особенности, уходившие корнями во времена феодальной раздробленности. Можно назвать традицию, согласно которой наместниками в Новгород назначали только людей с княжескими титулами (как бы новгородских князей), что эти наместники имели к тому же право самостоятельных сношений с некоторыми иностранными государствами. Особым было и положение новгородского архиепископа. Он, например, единственный из архиепископов и епископов носил белый, а не черный клобук. Белый же клобук был знаком митрополичьего достоинства.
Таким образом, получается, что вне зависимости от желаний и намерений царя Ивана опричнина способствовала централизации, была объективно направлена против пережитков удельного времени.
существовала ли в реальной жизни альтернатива тому пути, по которому пошел царь Иван, вводя опричнину? Да, существовала. Это показала деятельность Избранной рады, при правлении которой, как было показано выше, были начаты глубокие структурные реформы, направленные на достижение централизации. Этот путь не только был не таким мучительным и кровавым, как опричный, он и обещал результаты более прочные, и исключал становление снабженной государственным аппаратом деспотической монархии. Но этот путь не обещал результатов немедленных; повторю сказанное выше: структурные реформы дают плоды не сразу, а потому нередко обманывают нетерпеливые ожидания. Возникает соблазн утопического, волюнтаристского, командно-репрессивного пути развития. Ведь эти три эпитета жестко связаны: любая утопия - волюнтаристична, а потому для своего осуществления требует строгих приказов, подкрепленных репрессиями.
Путь Избранной рады был основан на реальных тенденциях развития страны, быть может, не столь познанных (ведь в ту эпоху господствовал еще донаучный уровень мышления), сколь, по крайней мере, уловленных чутьем умных и реальных политиков. Путь же опричнины основывался на произвольном хотении.
Таким образом, в середине XVI века опричная дорога развития была не единственно возможной. Идея альтернативности исторического развития, возможности разных вариантов хода истории в сегодняшней исторической науке медленно, но верно пробивает себе дорогу. Но она не стала еще привычной: слишком долго над нами нависала догматическая вульгаризация марксизма, воплощенная в "Кратком курсе истории ВКП(б)". Мучительно труден процесс высвобождения мысли, и даже те, кто искренне и радостно стремятся к раскованному, свободному мышлению, все же невольно испытывают, подчас незаметно для себя, давление обветшавших догм.
Разумеется, автор этих строк - не исключение. Как часто ловишь себя на привычном желании доказать свою мысль не столько фактами, сколько ссылкой на непререкаемые авторитеты! Потому-то, быть может, до сих пор многие серьезные историки уверены, что в XVI веке произошло лишь то, что неминуемо должно было произойти. Попытаемся же выяснить, каковы были шансы на успех у двух альтернатив развития страны.
Казалось бы, альтернатива опричнины во многом опиралась на прочные традиции. Когда Курбский писал, что московские князья "обыкли... крове братии своей пити", он, вероятно, напрасно считал такой "обычай", присущим лишь московскому княжескому роду, но был прав в том, что процесс объединения Руси сопровождался применением насилия в самых разных, порой отталкивающих формах. Внешняя опасность, необходимость свержения ордынского ига заставляла ускорять преодоление феодальной раздробленности, опираться чаще на военную силу и военные методы управления. Поэтому с самого начала во власти государей всея Руси легко обнаружить деспотические черты. Казненный при Василии III за "непригожие речи" Берсень Беклемишев (см. о нем выше) считал, что только при этом государе нарушились отношения между великим князем и его подданными, только Василий Иванович стал решать государственные дела "сам третей у постели" и пресекать всякие споры. Его же отец, Иван III, по мнению Беклемишева, "против собя стречу любил".
Да, власть Василия III действительно приобрела невиданный до того характер. Побывавший дважды в России во времена Василия III посол германского императора барон Сигизмунд фон Герберштейн, хорошо знавший русский язык, оставил подробное и объективное описание страны. Он писал, что Василий III "всех одинаково гнетет... жестоким рабством".
"Властью, которую он имеет над своими подданными, - пишет Герберштейн, - он далеко превосходит всех монархов целого мира". В другом месте он отмечает, что из советников, которых он имеет, "ни один не является столь значительным, чтобы осмелиться разногласить с ним или дать ему отпор в каком-нибудь деле. Они прямо заявляют, что воля государя есть боля божья, и что бы ни сделал государь, он делает это по воле божьей". Да и сама казнь Берсеня Беклемишева - мрачное подтверждение справедливости его слов. Но все же, думается, погибший из-за неосторожной искренности придворный несколько идеализировал времена Ивана III. Что же, людям свойственно искать "золотой век" в прошлом, тем более что в правление Ивана III отец Берсеня - Никита был одним из самых близких к государю людей, да и сам Берсень успешно начинал карьеру. Действительность же при Иване III была весьма суровой.
Обращу внимание лишь на один эпизод. В последние годы жизни Ивана III в великокняжеской семье сложилась запутанная ситуация. Государь колебался, кого из своих потомков назначить наследником: внука Дмитрия (отцом его был умерший молодым старший сын Ивана III - Иван Иванович) или сына Василия. Первоначальный выбор был сделан в пользу внука, дед даже торжественно венчал его при жизни на великокняжеский престол, но через некоторое время перерешил. Дмитрий попал в заточение, а наследником был назначен Василий, будущий государь всея Руси. Соответственно и придворные раскололись на сторонников Дмитрия и Василия. Перемены курса сопровождались опалами, а то и казнями тех, кто проиграл. Спустя несколько лет после казни одного из таких неудачников - князя Семена Ряполовского Иван III напоминал в виде предостережения о его судьбе двум своим служилым людям и советовал им не "высокоумничать", как Ряполовский. Знаменательный совет! Неприязнь к "шибко умным" извечна для всех тиранов - в масштабах государства или миниатюрной конторы. Это своего рода тест на авторитарность мышления.
Не менее любопытна аргументация Ивана III, которой он обосновывал опалу на внука. "Чи не волен яз, князь велики, в своих детех и в своем княжении?" - восклицал он. А его дипломатам рекомендовалось разъяснять своим зарубежным коллегам, что внук "учял" государю "грубити", а "всякой жалует дитя, которое родителем норовит да служит, а которой не норовит, да еще грубит, ино того за что жаловати?".
Так решение важного государственного вопроса о престолонаследии сводилось (по крайней мере, в идеологическом его обосновании) к личной воле государя и проблеме почтительности внука к дедушке.
Итак, традиции деспотизма существовали. Это и неудивительно. Не может реально существовать и тем более победить альтернатива, не имеющая корней в историческом пути страны. Но только ли эта традиция существовала? Можно ли к отдельным проявлениям деспотизма свести деятельность не только Ивана III, но и Василия III? Я не говорю уже о том, что по масштабам расправ Иван IV оставил далеко позади своих деда и отца, он оторвался от них настолько, насколько олимпийский чемпион по бегу опередит нетренированного участника районной эстафеты. Существеннее другое: используя для объединения страны и ее движения к централизации в полной мере насильственные методы, правители второй половины XV - первой трети XVI века прибегали не только к ним. Они щедрыми посулами и действительными привилегиями успешно привлекали на свою сторону и бывших независимых князей, и их вассалов, умело использовали реальную заинтересованность всего господствующего класса феодалов в централизации. Именно на эту традицию опиралась в своей реформаторской деятельности Избранная рада. Потому и не беспочвенна ее деятельность. Так что и впрямь существовала реальная возможность торжества этого, менее болезненного пути развития.
Скрынников Р.Г. Иван Грозный. – М.,1975.
Сведения об опричных репрессиях и Государевом дворе проясняют вопрос о характере и целях опричнины в момент ее учреждения.
Казнь боярина Александра Горбатого-Суздальского, зачисление Суздальского уезда в опричнину, конфискация вотчин у суздальских землевладельцев и ссылка в Казань ростовских, ярославских и стародубских князей не оставляют сомнений в том, на кого обрушила опричнина самый тяжкий удар.
Среди старомосковской знати более всего пострадали три знатные фамилии: Шереметевы, Морозовы и Головины.
Старомосковская знать численностью превосходила суздальскую. Но от указа о казанской ссылке она пострадала несравненно меньше.
Учреждая опричнину, Иван IV преследовал четко выраженную политическую цель — ввести в стране самодержавные порядки, утвердить свою неограниченную власть.
Если главный удар опричнины пал на голову суздальской знати, то это значит, что именно она ограничивала власть монарха в наибольшей мере.
Объединение русских земель вокруг Москвы привело суздальских князей на московскую службу. Покинув великие и удельные престолы, князья собрались в Москве, чтобы управлять Русской землей вместе со своей «братией» — московскими князьями. Суздальская знать находилась в прямом родстве с правящей династией: их общим предком был владимирский великий князь Всеволод Большое Гнездо.
Суздальские князья далеко разошлись в своем родстве, и в их среде постоянно царили раздор и соперничество. Но всех их объединяло сознание своих исключительных политических прав. Младшая «братия» московских государей, полная зависти к правящей династии, плотной стеной окружала трон. Политические притязания и могущество суздальской знати внушали царю наибольшие опасения.
Именно по этой причине опричнина при своем учреждении имела отчетливо выраженную антикняжескую направленность.
Иван Грозный не помышлял о том, чтобы полностью избавиться от своей меньшой братии. Однако с помощью опричных конфискаций царь старался подорвать родовое землевладение суздальских князей и тем самым покончить с их исключительным влиянием.
Некогда Иван III подверг опале новгородских бояр и сослал их в московские города. Иван IV лишил родовых и прочих земель около 80-90 семей опальных княжат и попытался превратить их в мелких казанских помещиков — опору царской власти в неспокойном инородческом Казанском крае. Таким образом, опальные были сохранены для царской службы.
Указ об опричнине предусматривал конфискацию «животов» (имущества) у опальных ссыльных. Очевидцы … подтверждают, что опричники грабили опальные семьи, а затем увозили их в ссылку. Соседи-землевладельцы спешили вывезти из опальных имений крестьян. Лишившись господ, княжеские гнезда разорялись и пустели. Катастрофа была столь велика, что никакие дальнейшие амнистии и частичный возврат родовых земель опальным князьям не могли ликвидировать ее последствий.
Согласно данным официальной летописи, при учреждении опричнины были публично казнены пятеро. По размаху эти репрессии никак не соответствовали военным приготовлениям опричнины. Сколь бы влиятельными ни были казненные люди, царь мог уничтожить их без разделения государства и учреждения опричной гвардии.
Факты, относящиеся к казанской ссылке, позволяют объяснить парадокс. Особая вооруженная сила понадобилась царю в тот момент, когда он замыслил осуществить широкую конфискацию княжеских земель. Власти сознавали, что незаконное с точки зрения традиций отчуждение вотчин — без суда, без всякой провинности со стороны землевладельцев — вызовет сильнейшее негодование, и готовились подавить противодействие знати вооруженной рукой.
До поры до времени Грозный преследовал в думе сторонников удельного князя Владимира Старицкого, но не трогал его самого. К концу первого года опричнины Грозный мог торжествовать победу над суздальской знатью. Трудности были позади, и ничто не мешало самодержцу вмешаться в жизнь брата, возможного претендента на царский трон. Подданным был преподан еще один урок. Если государь имел право беспрепятственно забирать в казну родовые вотчины Суздальских князей, то он мог на основании чрезвычайных полномочий проделать то же самое в отношении удела князя Владимира.
Попытаемся проанализировать прежде всего, каким традициям следовал Грозный, учреждая опричнину. Традиции оказывали огромное влияние на формирование московской политики. По существу, в основе опричнины лежала схема, разработанная и претворенная в жизнь дедом и отцом Грозного: образование удела, вывод знати и конфискация у нее земель, испомещение в уделе верных слуг — детей боярских. Открытие этого факта показывает, какую роль в учреждении опричнины играла традиция,
Действуя по примеру деда, Грозный попытался отобрать у своих слуг наследственные родовые вотчины.
При своем учреждении опричнина имела резко выраженную антикняжескую направленность. Опалы, казни и конфискации, обрушившиеся на суздальскую знать в первые месяцы опричнины, ослабили политическое влияние аристократии и укрепили самодержавную монархию. Объективно подобные меры способствовали преодолению остатков раздробленности, глубочайшей основой которых было крупнейшее княжеско-боярское землевладение. Однако опричная политика не была чем-то единым на протяжении семи лет ее существования, она не была подчинена ни субъективно, ни объективно единой цели, принципу или схеме. Следом за короткой полосой компромисса (1566) пришло время массового террора (1567-1570). Стержнем политической истории опричнины стал суд над сторонниками Владимира Андреевича и разгром Новгорода. Причиной террора явился не столько пресловутый новгородский сепаратизм, сколько стремление правителей, утративших поддержку правящего боярства, любой ценой удержать власть в своих руках. В обстановке массового террора, всеобщего страха и доносов аппарат насилия, созданный в опричнине, приобрел совершенно непомерное влияние на политическую структуру руководства. В конце концов адская машина террора ускользнула из-под контроля ее творцов. Последними жертвами опричнины оказались они сами.
Традиционные представления о масштабах опричного террора нуждаются в пересмотре. Данные о гибели многих десятков тысяч людей крайне преувеличены. По Синодику опальных, отразившему подлинные опричные документы, в годы массового террора было уничтожено около 3000-4000 человек. Из них на долю дворянства приходилось не менее 600-700 человек, не считая членов их семей. Опричный террор ослабил влияние боярской аристократии, но нанес также большой ущерб дворянству, церкви, высшей приказной бюрократии, то есть тем социальным силам, которые служили наиболее прочной опорой монархии. С политической точки зрения террор против этих слоев и группировок был полной бессмыслицей.
Самодержавие было официальной доктриной и в известном смысле политической формой монархии, хотя глава государства в XVI столетии, по существу, не обладал неограниченной самодержавной властью. Монарх управлял страной совместно со знатью, заседавшей в думе, и с князьями церкви. Образование опричнины знаменовало собой своего рода верхушечный переворот, имевший целью утвердить принципы неограниченного правления. В опричнине царь смог осуществить такие меры, проведение которых в обычных условиях было невозможно без согласия на то думы и высшего духовенства. На время царь избавился от опеки со стороны боярской аристократии.
Опричнина существенно ограничила компетенцию думы, прежде всего в сфере внутреннего управления. В годы реформ дума постоянно выделяла боярскую комиссию, ведавшую столицей и всем государством в отсутствие царя. При Адашеве руководство этой комиссией осуществляла титулованная знать. После введения опричнины царь изгнал княжат из московской боярской комиссии и заменил их нетитулованными боярами. Под конец опричнины бояре вовсе были удалены из московской комиссии.
Отныне столицу «ведали» одни приказные люди. С упразднением семибоярщины была ликвидирована одна из самых важных привилегий Боярской думы. По традиции члены думы непосредственно возглавляли важнейшие приказы. Глава Конюшенного приказа — конюший — считался старшим боярином думы. После казни Челяднина-Федорова должность конюшего была фактически упразднена, а управление приказом перешло к ясельничим из дворян. В годы опричнины царь почти никогда не созывал думу в полном составе и перестал регулярно пополнять ее новыми членами. Боярская дума лишилась почти всех своих авторитетнейших вождей. Ее численный состав резко сократился, влияние ослабло.
Полагают, что в конце опричнины на Руси сложился новый тип служилой знати, и «в этих условиях уже не было необходимости в целенаправленном подавлении знати».
Так ли это? Аристократия была ослаблена опричным террором, но все равно осталась аристократией. Знать сохранила в своих руках крупные земельные богатства и отнюдь не отказалась от своих претензий на власть. Парадокс состоял в том, что самодержец жаждал неограниченной власти, но не мог управлять царством без непосредственного участия могущественной знати. Поместная система давала большие выгоды аристократам, чем рядовым детям боярским, и они должны были примириться с принципом обязательной службы с земли. Но сам по себе этот принцип не мог уничтожить аристократию.
Задолго до опричнины Иван Пересветов настоятельно советовал царю создать охрану наподобие янычарского войска и обрушить грозу на голову непокорных вельмож. Многое из того, о чем писал Пересветов, сбылось через полтора десятилетия. Пророчества публициста столь удивительны, что некоторые исследователи склонны были отнести его сочинения к послеопричному периоду и увидели в них литературное выражение опричной трагедии. В действительности Пересветову удалось предвосхитить будущее. Непосредственного влияния на опричную политику его проекты, по-видимому, не оказали. Дворянский радикализм и рационалистические элементы воззрений Пересветова были чужды царю Ивану и его ближайшему окружению. Опричная политика, хотя и имела точки соприкосновения с идеологией дворянских публицистов, на практике оказалась весьма далекой от идеальных замыслов. Террор опричнины обернулся не только против «вельмож», «ленивых и богатых», но и против «простых воинников». Пожелания Пересветова относительно «царской щедрости до воинников» и идеи дворянского равенства получили уродливое воплощение в опричных привилегиях. Мечты дворянства о сильном монархе, правящем «с грозою», стоящем за «великую правду», воплотились в кровавом деспотизме и злоупотреблениях опричнины. В борьбе с непокорной боярской знатью монархия неизбежно должна была опираться на дворянство. Но этой цели она достигла не корпоративной организацией мелкого и среднего дворянства в целом, а путем организации привилегированной опричной гвардии, укомплектованной служилыми людьми нескольких «избранных» уездов и противостоящей всей остальной массе земского дворянства.
Опричнина обнаружила тот факт, что в XVI в. среднее и мелкое дворянство еще не обладало ни моральными и политическими потенциями, ни достаточным образованием и влиянием, чтобы оттеснить боярскую аристократию от кормила управления и занять ее место. Свое выступление на исторической арене «худородные» дворяне-преторианцы ознаменовали лишь кровавыми бесчинствами, бессовестным грабежом и всякого рода злоупотреблениями.
В опричнине окончательно сложился институт думных дворян. В связи с развитием приказной системы внутри Боярской думы образовалась курия думных дьяков.
После опричнины политический вес приказной служилой бюрократии, несомненно, возрос. Высшие ее представители, занявшие место в думе, стали играть наряду с думным дворянством роль своеобразного противовеса боярской знати внутри думы. С появлением двух новых курий дума из чисто аристократического по своему составу учреждения постепенно стала превращаться в более представительный орган. Но развитию сословно-представительного начала в наибольшей мере способствовали земские соборы. Непременной частью любого собора XVI в. были Боярская дума и Священный собор, то есть князья церкви. Лишь в некоторых исключительных случаях власти приглашали для участия в работе собора представителей дворянства. Самым представительным собором середины XVI в. явился Земский собор 1566 г., созыв которого был связан с короткой полосой компромисса в истории опричнины.
Опричное правительство неизменно покровительствовало крупному купеческому капиталу. Царь Иван заявил однажды английскому купцу Дженкинсону: «Мы знаем, что нужно выслушивать речи о купеческих делах, так как они опора нашей государственной казны…» Царь пожаловал из опричнины громадные земельные владения купцам Строгановым и предоставил обширные привилегии английской купеческой компании. Он заботился о внешней торговле и старательно поддерживал «нарвское мореплавание». Именно в опричнине появились первые в русской истории концессии, предоставленные иностранному промышленному капиталу. Монархия поддерживала купеческий капитал в той мере, в какой это ей было выгодно.
Случалось, что опричные власти подвергали купцов прямому грабежу.
Опричные погромы деморализовали жизнь общества, но не могли изменить основных тенденций общественного развития, отчетливо обнаружившихся в период реформ.
Развитие приказной системы управления вело к усилению централизации. Возросло значение служилой дворянской бюрократии. Возникли более представительные соборы, органы будущей сословно-представительной монархии. Проведенные в начале опричнины земельные конфискации привели к известному ослаблению боярской аристократии и укреплению самодержавия. Террор оставил глубокий след в жизни русского общества. Кровавые призраки опричнины еще долгое время тяготели над умами вождей господствовавшего сословия. Но опричнина не изменила общей политической структуры монархии, не уничтожила значения думы как высшего органа государства, не поколебала местнических порядков, ограждавших привилегии знати.
Опричнина дорого обошлась стране. Кровавая неразбериха террора унесла множество человеческих жизней. Погромы сопровождались разрушением производительных сил.
Бесчинства опричников были беспрецедентными и не имели оправданий.
2. Антонио Доменико Виральдини
3. девиантными и им подобными детьми попадающими в приюты
4. Исследование рынка драгоценных металлов и камней
5. Тема лекции семинара Тема семинара СРСП 1 1
6. пособие по безработице; в заработная плата рабочего полученная за работу в другой стране; г доходы иностран
7. змейка Что нужно сделать- Подъехать к линии
8. Внешнеполитические проблемы Китая
9. 111974 35 лет На пенсии с 1989 года
10. Солнце - друг и враг
11. тема содержит принцип разделения власти на три ветви- законодательную судебную и исполнительную
12. Распределение Z- Область принятия гипотезы H0 для двустороннего критерия
13. Причал ’1 Прочесть обязательно Ну для начала хотел бы выразить благодарность ПЕРВОПРОХОДЦАМ Амазо
14. Дипломная работа- Школа софістів- уявлення про державу і право
15. Красноярский медицинский техникум группы курса специальности 060501 Сестринское дело
16. реферату- Організація соціологічних досліджень методи збирання та аналізу соціологічної інформаціїРозділ-
17. . Как печатается текст документов на бланках формата А4- через 1 межстрочный интервал; через 15 межст
18. 1 Напруження і деформації при кручені стрижнів круглого поперечного перерізу Деформація кручення б
19. Статья- О нормализации гомосексуальности
20. . архивное дело в Российской Федерации далее также архивное дело деятельность государственных органов о