Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Елена Александровна Ершова
Царство медное
Елена Ершова
Царство медное
…а на восьмой день увидел он медное озеро. На берегу медный дворец стоит. Вокруг медного дворца медный сад цветет: трава – желтой меди, цветы – красной меди, на медных яблонях медные яблоки висят…
Пролог
«Данный текст копирован с документа, найденного в катакомбах Дара во время второй исследовательской экспедиции.
«…И семь Ангелов, имеющие семь труб, приготовились трубить.
Первый Ангел – град и огонь, смешанные с кровью; и третья часть деревьев сгорела, и вся трава зелёная сгорела.
Второй Ангел – большая гора, пылающая огнем, низверглась в море; и третья часть моря стала кровью.
Третий Ангел – упала с неба звезда Полынь; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки.
Четвёртый Ангел – затмилась третья часть солнца, луны, звезд, и третья часть дня не светла была – так, как и ночи.
Пятый Ангел – звезда, падшая с неба на землю, отворила кладезь бездны; и вышла саранча; и дано ей мучить пять месяцев только тех людей, которые не имеют знака Зверя на руках своих или на челе своем.
Так было написано в священном Писании. И разве не это принесла с собой Сумеречная эпоха? Разве не эти порождения бездны наполнили землю, чтобы мучить люд и приносить и глад, и смерть, и болезни? Они идут – и земля содрогается под их стальными когтями. Они оставляют следы, подобные ужасным язвам, и там, где падает пена с их жвал, вырастают ядовитые травы. Они питаются болью и страхом, как пчела нектаром. Господи! Защити! Сегодня я встретился с одним из них. Господи, дай мне сил. Пусть моя смерть будет легкой…
(конец цитаты)
Как мы видим, начало представляет собой вольное переложение откровения святого Иоанна, предсказывающего конец света или Апокалипсис. Автор также соотносит видения пророчества с началом Сумеречной эпохи, а также с последствиями этой катастрофы. Особое внимание заслуживает описание так называемой «саранчи», вышедшей из бездны. Вероятно, именно эти строки являются аллюзией на известное полумифическое подразделение, якобы развернувшее свою деятельность в северных землях Дара. Несмотря на оставшееся со времен очистительных войн наследие, мы склонны видеть в этом скорее легенды, нежели реально существующие персоналии. Фактами, подтверждающими существование т. н. васпов в современном мире, на данный момент ученые не располагают.
Примечание: рукопись представляет собой дневниковую запись. В каземате обнаружен прикованный цепями скелет, содержащий серьезные повреждения костной ткани. Согласно проведенной экспертизе повреждения носят скорее искусственный, нежели врожденный характер (фотографии прилагаются).
Идентификация скелета с автором рукописи не подтверждена.
Материал предоставил ведущий научный сотрудник кафедры биологии и антропологии, профессор Виктор Торий».
1. Улей
К вечеру ударил мороз.
Это ощущалось по слабому потрескиванию стен и заиндевевшим стеклам. Виктор поднял ворот меховой куртки и отхлебнул обжигающий кипяток из алюминиевой кружки. Его пальцы стали красными и распухшими, словно разваренные сардельки.
– Надень варежки, руки отморозишь, – сказал Монгол, сощурив и без того узкие глаза.
Глядя на его жидкие усы, свисающие по бокам крупного губастого рта, Виктор подумал, что наутро на концах этих усов будут звенеть крепкие сосульки. Если, конечно, экспедиторы переживут эту ночь.
– Сколько еще осталось? – спросил он, послушно натягивая на одеревеневшие руки колючие шерстяные рукавицы.
– Километров двести разменяем по болотам, к полудню и прибудем, – откликнулся из кабины Савелий. – Если с утра пораньше в путь двинуться. Главное, границу прошли, слава те Господи! Правительственный пропуск – хоть в ад с ним лезь.
– Вот ты первым и полезешь, – проворчал из-за руля Дерек.
Все засмеялись, но Савелий не обиделся.
– Я-то, допустим, не полезу, – возразил он. – Мне бы вас, ребята, к месту доставить, да обратно привезти. А что между этим делать будете – хоть к дьяволу лезьте, хоть на головах пляшите – наше дело сторона.
Больше никому говорить не хотелось – несмотря на работающую на максимальной мощности печку, холод пробирал насквозь. Виктор откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза.
Сколько времени прошло в дороге? Кажется, он потерял счет дням.
Будто еще вчера лаборант положил ему на стол приказ о начале экспедиции в северные земли. Всего было отобрано пятеро: Монгол оказался майором внутренних войск и начальником экспедиции, лейтенант Савелий Кушев получил должность штурмана, Дерек Ларкин – пилот гусеничного вездехода, Мириам Адлер – врач, и он, Виктор Торий, ведущий научный сотрудник Института Нового мира. До Виктора доносились слухи, что экспедиторов должно быть больше, но то ли цифра девять суеверно считалась несчастливым числом, то ли правительство отдало распоряжение держать проект в секрете, и чем меньше народу владеет информацией – тем лучше.
– Это будет иметь большое значение для науки, – сказал тогда Монгол, явно повторяя чьи-то чужие, однажды услышанные слова. – Настолько большое, что это может коренным образом изменить наследие Сумеречной эпохи.
Фраза прозвучала интригующе, но не слишком правдоподобно. Действительно, сколько уже длились Сумерки? Лет двести? Триста?
Наступление Сумеречной эпохи оказалось катастрофой. Земля отравлена, люди – кто-то погиб, кто-то сошел с ума. Оплот надежды остался далеко позади, на юге, в средоточии Южноудельных земель, где человечество научилось разгонять ядовитые тучи. Но на севере солнце было по-прежнему скрыто плотной пеленой тумана и пепла.
Все время, пока они находились в пути, Виктор старался не думать о том, что ему предстоит увидеть. Конечно, после зачисток остались документы, фотоматериалы и показания очевидцев, но биологи подвергали сомнениям всю фантастическую ерунду. Сошествие Сумерек не слишком изменило существующую фауну и вопреки фантазиям романтиков, новые монстры не плодились в непролазных таежных чащах. Также не изменился генофонд человечества – мутации, проявляющиеся в основном на зараженных территориях, были либо нежизнеспособными, либо настолько незначительными, что это не имело решающего слова для последующих поколений. Что бы там ни говорили фантасты и религиозные фанатики, дьявол не сошел на землю, и раса супермутантов выведена не была.
Исключением оказалась военная база за пределами северной границы страны, в местечке, носившем кодовое название «Дар».
Но разве его солдаты не были людьми?
«Это мы и узнаем завтра », – подумал Виктор, проваливаясь в тягучий сон.
Утро принесло с собой неожиданное тепло. Направление ветра изменилось – он подул с юга, растопил противную корочку наста, и снежные сугробы осели, покрылись черными тающими метинами.
В то утро даже облака, стягивающие землю наподобие кокона, посветлели, и сквозь них проглянуло еле заметное, тусклое, похожее на слюдяное блюдце, но все-таки настоящее солнце.
Наступило обманное лето. Обманка, как его называли в народе.
Такая погода наступала осенью и держалась неделю, а потом, сразу после недолгого тепла, землю накрывала суровая и холодная зима.
Но люди (те, что остались на севере) все равно радовались этой отсрочке, и протягивали плошке солнца исхудавшие руки, словно надеясь молитвой удержать его на стылом небе.
Открыв глаза, Виктор улыбнулся, с удовольствием подставляя лицо теплу и свету, а потом вспомнил, где находится, и подскочил.
– С пробуждением! – пропела Мириам, доставая из термосумки консервы и початую бутылку коньяка. – По пятьдесят?
– Давай уж по сто, – заржал Монгол, протягивая две кружки – свою и Виктора.
– Вам, ребята, не предлагаю, – обратился он к пилотам. – По прибытии отпразднуем.
Виктор проглотил обжигающую горло жидкость, неумело занюхал рукавом.
– Хорошо, – прокомментировал, чувствуя, как в животе разливается тепло. – Скоро, что ли?
– Скоро, скоро, – отозвался Савелий. – Сам жду не дождусь. Ух, руки чешутся рыбалку устроить. Говорят, в здешних озерах карпы в шесть локтей водятся.
– В прошлом году Гиршам щук чуть ли не с человека ростом привез, – поддакнул Дерек.
– Щуки-то, может, и с человека ростом, – возразила Мириам. – Только есть вы их не станете. А если станете – ко мне с ботулизмом не приходите.
– Да где вы их найдете, озера эти, – махнул рукой Монгол. – К озерам надо западнее брать. А мы на север прем, в тайгу да болота. Не лягушек же ловить будете.
Все снова засмеялись, и Виктор в том числе. Но затем почему-то сделалось грустно. Подумалось:
«Если бы лягушек… »
Видимо, так подумали и все, потому что шутливый разговор сам собой затих, люди посерьезнели и стали укладывать в вещмешки разбросанный скарб. Каждый чувствовал близость конечной цели, и это осознание накладывало отпечаток ответственности, даже какой-то торжественности, будто должно случиться что-то очень важное.
Виктор прицепил к поясу патронташ, вставил в кобуру пистолет, положил рядом винтовку с боевыми патронами. Стрелять Виктор умел из рук вон плохо, но считал, что лучше иметь под рукой собственное оружие, чем надеяться на чужую помощь.
Тем временем вездеход перевалил через холм, подмяв под себя поваленный сосновый молодняк, дернулся и остановился.
– Приехали, – доложил Дерек.
Сердце сразу ухнуло и провалилось куда-то в желудок. Виктор столько раз прокручивал в голове этот момент, что, казалось, заучил план действий наизусть. Однако, достигнув цели, он вдруг ощутил, что все заученное на инструктаже разом выдуло из головы – то ли ветром, то ли страхом.
Из оцепенения его вывел тяжелый шлепок по пояснице.
– Пошли, профессор, – послышался над ухом голос начальника экспедиции. – Разевать рот потом будешь. Дома расскажешь – не поверят.
Черные глаза Монгола смеялись.
Пилоты уже спускались по ступенькам на землю.
– А все равно холодно, – прокомментировала Мириам, застегивая на верхнюю пуговицу воротник комбинезона.
Ей никто не ответил – все смотрели прямо перед собой. Виктор осторожно опустился в мешанину прошлогодней хвои и подтаявшего снега и тоже глянул.
Впереди, насколько хватало глаз, простирались величественные стволы сосен. Они уходили на немыслимую высоту – гораздо выше тех, которые попадались экспедиторам в самом начале их путешествия. Кроны деревьев образовывали в вышине что-то вроде паутинного свода, сквозь прорехи которого проглядывала молочная хмарь зимнего неба. Тусклое солнце, появляющееся порой из-за туч, подсвечивало хвою золотистыми бликами, и казалось, будто с неба льется дождь из тумана и света. Это могло бы казаться даже красивым, если бы Виктор не отметил то тут, то там налипшие на красно-коричневой коре великанов черные хлопья сажи. Они же шуршали и под ногами, пеплом ложились на снег, и только сейчас Виктор вспомнил про защитную маску и поспешно опустил ее на лицо.
– Сколько же здесь рентген? – спросил он у Монгола.
Никто не ответил. Экспедиторы и так знали, чем может закончиться неосторожная прогулка в зараженной зоне.
Согласно инструкции, Дерек остался в машине, держать связь по рации. Савелий должен был сопроводить оставшихся экспедиторов к пункту назначения и ждать, пока те собирают образцы.
– Идти совсем недалеко, – сказал он. – Я проложил маршрут в максимальной близости от объекта. Ближе подобраться не могу – фон зашкаливает, да и дальше сплошной бурелом. Навернешься, так не соберешь костей.
– Куда идти-то? – спросил Виктор, все еще завороженный зрелищем конкурирующей борьбы между небесным золотом и земной чернотой.
– Сам не видишь? – ответил Монгол.
Виктор вгляделся в молочную хмарь на горизонте. Показалось: сквозь стволы деревьев явственно проступили очертания чего-то огромного, веретенообразного, чему он еще не мог подобрать название, но Мириам уже сняла с языка вертевшееся слово:
– Улей…
– Их цитадель, – мрачно кивнул Монгол и обернулся к товарищам. – Пошли, что ли?
Экспедиторы двинулись вперед: молчаливые, похожие на серых призраков в своих защитных комбинезонах.
Идти было достаточно легко – сухостой хрустел под подошвами ботинок, лишь слегка утопающих в ноздреватом насте. Через буреломы перебирались также молча. Только раз Монгол со сдержанной руганью перетащил на другую сторону пискнувшую от страха Мириам, под ногой которой обломилась хрупкая ветка.
Чем дальше продвигались люди, тем сильнее менялся окружающий пейзаж: казалось, реальный мир отступал, обращался в бегство с каждым новым шагом вглубь зараженного леса. Стволы сосен становились бурыми, рыжела и хвоя, отчего воздух вокруг казался налитым медью, а льющийся с вышины свет, того и гляди, зазвенит, подобно струнам арфы.
– Мертвый лес, – нарушил молчание разговорчивый Савелий. – Я слышал про него от дедов. Слишком много здесь осело радиоактивной пыли. Говорят, он светится по ночам…
– Это всего лишь взаимодействием ферментов с радиоактивными частицами, – обронил Виктор. – Думал, подобные леса давно снесли бульдозерами и захоронили.
– Везде, но не здесь, – ответил ему Монгол.
И это было правдой. Конечно, со временем зачистку планировали провести и в здешних местах, если бы …
– Говорят, – снова нарушил молчание Савелий, – много лет назад эти твари чуть не прорвались через восточную границу. Помните про осаду в Волноречье?
Виктор помнил еще из курса истории то ли за седьмой, то ли за восьмой класс. Правда, вместо мифических монстров нападающих представляли в виде каких-то диких северных племен, которые просто устали от вечного холода и недоедания, а потому искали лучшей доли.
Теория была хороша всем, кроме одного пункта – вряд ли у диких племен были вертолеты. Но эту досадную мелочь тоже объясняли то играми правительства, то вмешательством черных археологов, и, в сущности, какая разница, откуда и зачем над Волноречьем взялись вертолеты? Атака была отбита, и это событие так и осталось где-то между доказанным историческим фактом и легендой.
Он так и хотел сказать об этом Савелию, как вдруг лес расступился, и перед взорами экспедиторов появилась конечная цель их путешествия.
У Виктора захватило дух и, кажется, закружилась голова, когда он поднял лицо, пытаясь рассмотреть вершину этого исполинского сооружения. Но изъеденные коррозией и отшлифованные ветрами стены уходили ввысь, и ввысь, и ввысь, на недосягаемую высоту, выше верхушек сосен, так что у Виктора вскоре защипало глаза, и он зажмурился и ухватился за руку стоящей рядом женщины, стараясь удержать равновесие.
– Не смотри, – запоздало сказала она.
– Я никогда не видел… ничего подобного, – виновато пробормотал Виктор.
Это походило на гигантское веретено, расширяющееся с боков и сужающееся книзу, установленное прямо посреди леса. Стены сооружения имели красно-бурый оттенок, где-то пустыми глазницами зияли выщерблины и проемы, и было сложно определить, являлись они частью архитектуры или же были созданы стараниями матушки-природы.
– Почему же никто не обнаружил эту махину раньше? – спросил Савелий.
– Может, потому, что до севера еще не дошли руки, – ответил ему Монгол. – А, может, потому, что цитадель удачно маскируется под выбранную местность. Что скажете, профессор?
Виктор развел руками.
– Это действительно похоже на улей, – признался он. – Но я до последнего буду утверждать, что это дело рук человека, и только его. Видите? Там, сбоку.
Он указал на стену исполинского творения, где под слоем ржавчины отчетливо угадывалась широкая ровная трещина, отходившая от земли на полторы сажени в высоту и, преломившись, шла уже параллельно плоскости, теряясь дальше в хлопьях грязи и рыжего налета.
– Видите? – повторил Виктор. – Евклидова геометрия. Природа не терпит прямых углов. Мне думается, это дверь.
– Тебе лучше остаться здесь, – сказал Монгол штурману. – Никто не знает, что случится дальше. Здесь пока еще безопасно и можно будет легко вызвать помощь.
Савелий кивнул. Кажется, он не слишком рвался посетить неприветливое место.
Ближе к цитадели земля стала тверже, ровнее. Нагнувшись, Монгол внимательно осмотрел чистый от снега и хвои участок.
– Бетон, – прокомментировал он.
На душе почему-то стало легче. Каким бы зловещим не казался радиоактивный лес, каким бы внушительным не было чуждое сооружение, знание, что все это сделано руками человека, воодушевило экспедиторов. Страх отступил и не проявился даже тогда, когда люди подошли к основанию веретена. Вблизи стена уже не казалась такой прямой и ровной. На самом деле, она была испещрена многочисленными наростами, выщерблинами, а то, что издалека люди приняли за прямую полосу щели, оказалось чем-то вроде широкой трубы, состоящей из множества сочленений, но до того окостеневшей, что можно было только догадываться, чем же это являлось раньше и для чего предназначалось. Тем не менее, просунув пальцы под трубу, Монгол действительно нащупал пустоту и предположил, что это не труба, а своеобразная перемычка дверной коробки, либо наличник, служащий элементом декора.
Пока Монгол возился у стены, отыскивая дверь, Мириам сошла с бетонной полосы и взяла пробу грунта. И Виктор понял, почему именно ее отправили в это путешествие – за все время женщина не высказала ни слова недовольства и не показала ни тени страха перед неизвестностью.
– Ага! Нашел! – послышался ликующий возглас.
Монгол нажал часть трубы, и она отошла в сторону, открыв небольшое прямоугольное углубление. На мгновение Виктор засомневался в успехе предприятия, вспомнив, что двери южных фортов открывались с помощью цифрового кода, но вместо множества кнопок на панели красовалось только две. Наверное, когда-то они были выкрашены в соответствующие цвета, теперь же обе представляли собой бесформенные куски ржавчины.
Не мудрствуя лукаво, Монгол нажал сразу обе. Верхняя застопорилась и не хотела уходить в паз, зато нижняя после секундной задержки вошла, как по маслу.
О том, что Монгол угадал, возвестило длинное и визгливое шипение, как бывает, когда от станции отходит тепловоз.
Осторожно, двери закрываются. Следующая станция…
«…Улей », – мысленно закончил Виктор. И какое-то время наблюдал, пока громадная ржавая плита с мучительным лязгом уходила в невидимые пазы. Из открывшегося провала тугой струей ударило облако пара и пыли, ломкая короста ржавчины взметнулась на манер пепла. Дверь открылась на треть, издала стонущий скрежет и остановилась.
– Все, приехали, – прокомментировал Монгол.
Он включил рацию и произнес:
– Кушев? Ларкин? Прием. Как слышно?
– Слышно хорошо.
– Связь установлена. Прием, – в один голос откликнулись Дерек и Савелий.
– Мы готовы войти в объект, – сказал Монгол. – Здесь все закостенело от времени, но механизмы все еще работают.
По инструкции он протиснулся в проем первым. За ним следовала Мириам. Замыкал шествие Виктор.
Проход поглотил людей, будто беззубый рот, и тьма сомкнулась над ними. Но тут же зажегся фонарик Монгола, выхватив из мрака покатые своды тоннеля. Вдоль стен переплетались трубы, напоминающие кровеносную систему какого-то исполинского животного, с потолка свисали причудливые каменистые образования.
Экспедиторы шли гуськом, подсвечивая путь фонариками, и через несколько метров тоннель стал выше и шире, а вскоре вовсе оборвался. Люди оказались на пороге огромного зала, по форме напоминающего пещеру. Вырастающие один над другим ярусы уходили ввысь. Экспедиторы так и не смогли разглядеть, насколько высоко – свет фонарика растворялся в непроглядной тьме. Пол здесь был ровный, покрытый хлопьями ржавчины и пепла. По периметру первого яруса отчетливо виднелись отверстия, похожие на соты.
– Не хватит и недели, чтобы осмотреть здесь все, – сказал Виктор, и умолк, поразившись, насколько громким и чужим показался его голос в этой гнетущей, какой-то оцепенелой тишине.
– У нас три дня, – отозвался Монгол.
Виктор подумал, что так, наверное, впервые чувствовали себя археологи далеких столетий, опускаясь в лабиринты египетских гробниц. Тогда люди шли за знаниями и сокровищами. Какие открытия ждали их теперь?
Рация пискнула.
– Внимание, – послышался искаженный помехами голос Савелия. – Ребята, тут что-то странное. Над лесом появился объект.
– Какого рода объект? – удивленно отозвался Монгол.
– Я не знаю, это… *помехи *… становится больше… *помехи *
– Прием, прием! – закричал Монгол. – Что со связью?
В рации что-то шелестело и щелкало.
– … оранжевый, похожий на стрекозу, по крайней мере… хвостовая часть длиннее любого знакомого нам…
– Это вертолет? – одними губами прошептала Мириам.
– …снижается, – продолжала отщелкивать рация. – Я попробую…
Что-то загрохотало, отрывисто и гулко, будто град размером с гусиное яйцо рассыпался по железным крышам.
– Всем на выход, – скомандовал Монгол. – Но осторож…
Снаружи прокатился грохот.
Своды пещеры ответили на это легкой вибрацией, рядом с экспедиторами упал и рассыпался в крошку осколок сталактита.
– Что, черт возьми… – начал Виктор.
Потом что-то прогремело во второй раз, но теперь это больше походило на звук колокола – раскатистый, патетический. Земля застонала и поплыла под ногами. Виктор сгреб Мириам в охапку, спиной прочувствовав укусы осыпавшихся дождем камешков. Краем глаза он видел, как упал и закрыл голову руками Монгол. Нарастающий гул разрывал барабанные перепонки.
А потом внезапно все закончилось, и наступила тишина.
2. Предатель
Они остановились у выхода, беспомощные и изумленные.
Оледенелый склон оврага поблескивал извилистым масляным следом. Клочья травы и земли были разметены по бетонной дорожке, неподалеку продолжало крутиться дымящееся колесо вертолета. А сам вертолет лежал в стороне, брюхом вспахав бурую землю. Оранжевая морда представляла собой смятую груду металла, хвост изогнулся и торчал перпендикулярно земле. Из-под обломков тянулись струйки густого дыма. Лопасти еще продолжали вращаться, но ход их замедлялся, приближаясь к неизбежному концу и смерти.
А неподалеку от входа в цитадель лежал Савелий.
Его серый комбинезон был окрашен красным, из правой части лица торчал обломок железа. Кровь пузырилась, ленивыми толчками стекая на снег.
Кажется, Мириам хотела закричать, втянула в легкие воздух, но Виктор обнял ее, зажал ладонью рот. Она тряпичной куклой обмякла в его руках. Сквозь ватное облако оцепенения Виктор слышал, как Монгол вызывает по рации Дерека, но на том конце слышалось только потрескивание помех, и Монгол страшно матерился. В сердцах отключил рацию, снял с предохранителя пистолет, после чего широкими шагами направился к упавшему вертолету – подошвы ботинок с хрустом давили осколки стекла.
Стряхнув оцепенение, Виктор потянулся следом. Мириам вцепилась в его рукав, но тут же отпустила, робко побрела вслед за мужчинами.
Вертолет был действительно чужим.
Фактически, Виктор не мог припомнить ни одного подразделения, где бы технику выкрашивали в оранжевые цвета. Или выпускали такие зазубренные с одной стороны лопасти, будто ножи для разделки мяса. Или где эмблема, черной краской нанесенная на двери и хвост, напоминала насекомое: шесть лучей-ножек, вытянутые эллипсы крыльев и в брюшко вписана заглавная латинская W .
– Ждите тут, – велел Монгол.
И только потом осторожно заглянул в остатки кабины через зияющее отверстие, по краям обрамленное колючей бахромой стекла. Виктор осторожно глянул через его плечо.
В кабине находилось двое людей. Вернее, то, что от них осталось. Тела были изуродованы и изломаны, будто пережеваны чьими-то исполинскими челюстями. У пилота в лице торчали осколки стекла, но ладони намертво влипли в штурвал: до последнего момента он пытался избежать катастрофы, спасти жизнь своего пассажира.
Одежда мертвецов были пропитана кровью и изорвана, однако легко угадывался ее изначальный цвет – желто-коричневый, почти горчичный. Нашивка на рукаве пилота была точной копией эмблемы с обшивки вертолета.
– Это военные? – глупо спросил Виктор.
Монгол покачал головой:
– Я не знаю…
Разом вспомнились все известные легенды. И только теперь Виктор ясно осознал, что они, трое напуганных людей, находятся вдалеке от цивилизации, посреди зараженного таежного леса, а за их спинами высится молчаливая цитадель исчезнувшей культуры.
Только – исчезнувшей ли?
– Тут есть кто-то еще, – внезапно сказал Монгол.
Немудрено, что третьего пассажира вначале никто не заметил – он лежал в густой тени, завалившись вбок на сиденье. Вначале Виктору показалось, что мертвец с головы до ног покрыт запекшейся кровью. Но иллюзия создавалась лишь благодаря ржавой окраске мундира (в каких еще лесах, как не в этих, зараженных радиацией, военный камуфляж будет выкрашен в красные тона?) . Тускло поблескивал черно-золотой кант. Голова с коротким ежиком выгоревших волос была опущена, глаза закрыты.
– Вдруг он еще жив? – за спиной прошептала Мириам.
Мертвец шевельнулся.
Страх океанской волной вдруг окатил Виктора, и он почувствовал, как волосы сами собой зашевелились на затылке.
Этого не могло быть. Он мертв. Точно – мертв.
Такая нездоровая бледность, и заострившиеся черты лица, и впалые щеки бывают только у мертвого….
Он открыл глаза.
Точнее, только один: второй был скрыт кожаной нашлепкой на узком ремне. Но и в этом единственном зрачке, по цвету напоминающем желтовато-зеленую болотную ряску, полыхало столько расчетливой жестокости, что ступор моментально отпустил Виктора. В одну секунду, повинуясь скорее инстинкту, нежели разуму, он выдернул оружие и отскочил вбок.
В тот же миг страшно грохнула и отлетела дверь вертолета. Непосильный груз навалился на плечи, пригнул к земле, не давая пошевелиться. Виктору хватило сил только на то, чтобы повернуть голову, и увидеть, как падает Монгол. Выпущенная им обойма с визгом вошла в хвостовую часть вертолета, кажется, пробила и бак – на обломках занялись рыжие язычки пламени. Сам Монгол лежал навзничь, суча ногами и хватаясь скрюченными пальцами за перерезанное горло. Рядом вскрикнула Мириам, и ее голос превратился в беспорядочное бульканье – в основании шеи торчало что-то черное, длинное, подрагивающее, похожее на тонкое копье. Виктор застыл от ужаса, глядя, как падает его недавняя спутница.
«Как же так… как же так? – крутилось в голове. – Ведь она же не нападала…»
Холодный ветер с размаху дал пощечину. Виктор поперхнулся и рефлекторно нажал на спусковой крючок. Дуло дернулось, осветилось короткой вспышкой.
«Мимо!» – пронеслась лихорадочная мысль.
В горле стало сухо, как в выкипевшем чайнике. Все это произошло в долю секунды. Округлившимися глазами Виктор видел, как приближается человек в ржавом мундире, целый и невредимый.
Он шел неуклюже, как бы неуверенно, впечатывая каблуки глубоко в мерзлую землю. Виктору казалось, что она стонет и трескается, не выдерживая веса незнакомца, хотя тот и уступал ученому в росте и телосложении. Но с ним надвигалась какая-то невидимая, сокрушительная сила, готовая навалиться, подмять под себя, раздавить. Наклонившись над конвульсивно подергивающимся телом Мириам, незнакомец вытащил из ее горла тонкий прут, оказавшийся стеком с заостренным лезвием на конце. Из раны фонтанчиком брызнула кровь.
Виктор стряхнул оцепенение и закричал:
– А ну, стоять! Не приближайся, иначе я выстрелю снова!
И выругался.
Человек остановился, втянул голову в плечи. Руки безвольно болтались вдоль тела, единственный глаз сочился болотной мутью. Зомби – вот кого он напоминал. Мертвеца, ожившего только наполовину.
– Опусти пистолет, идиот, – скучно произнес он.
Его свистящий, полностью лишенный эмоций голос был отлично слышим в застывшем воздухе, промозглым туманом заполз под черепную коробку.
Виктор сжал зубы, стряхивая гипнотическую паутину ужаса, процедил:
– Я дважды не повторяю! Еще шаг и…
Незнакомец тяжело передвинул ноги. Виктор краем глаза отметил, как его рука, обтянутая кожей перчатки с гранеными пластинами, крепче обхватила гибкий прут стека.
«Стреляй! Иначе будет поздно!»
Виктор выстрелил снова.
Резкий, заставивший ученого вздрогнуть, свист оборвался приглушенным всасывающим хлопком. Виктор увидел, как правая штанина незнакомца, прямо над коленом, наливается багряной, влажной тяжестью. Он покачнулся, но не отступил. Вместо этого тонкие губы стали растягиваться и кривиться – широко, счастливо, словно незнакомец только и ждал этого решающего выстрела.
А в следующую минуту запястье Виктора вдруг пронзили тысячи болевых игл, пистолет выпал, стукнувшись о мерзлые камни. Он даже не сразу понял, что крик, взорвавший настороженную полуденную тишь, был его собственным. Гибкий стек хлестнул его по ногам, рассекая ткань и кожу на лодыжках, и Виктор упал на колени. Холодная рука ударила по щекам – не острыми гранями черепаховых пластин, – ладонью, но достаточно сильно, чтобы маска соскочила и из левой ноздри Виктора полилась кровь. Потом к его запрокинутому вверх лицу придвинулось лицо незнакомца (когда он успел подойти, этот неповоротливый зомби? ), и Виктор почуял легкий запах: букет из озона, нагретого металла и гари. Виктор почему-то вспомнил детство, деревянный дом на краю села, бушующую грозу, и как следствие этого перегоревшую проводку по всему дому. Черный кружок повязки на косом ремне был похож на впадину открытого электрического щитка, показалось: если сдвинуть повязку, можно увидеть микросхемы и обрывки проводов.
– Это первый и последний раз, когда я позволяю тебе сделать такое, – снова раздался над самым ухом ровный хрипловатый голос. – Уясни урок.
Виктор хрипел и хватал ртом воздух, пытаясь безуспешно выкарабкаться из мертвого захвата незнакомца. Где-то на периферии зрения он видел лежащую в снегу и хвое Мириам. Все это казалось нереальным. Сном. Сил на сопротивление не осталось, и он только и мог, что коротко кивнуть.
Незнакомец склонил голову набок, будто к чему-то прислушиваясь. Его ноздри дрогнули, втягивая воздух, принюхиваясь.
– Идем.
Хватка на горле ослабла. Вместо этого руки Виктора больно заломили назад, толкнули в спину. Сквозь пелену полуобморочного состояния ученый успел заметить, что незнакомец грубо заталкивает его обратно в цитадель, сквозь мрак и тишину тоннеля, в нижние ярусы-соты улья. Он уткнул Виктора лицом в окаменевшую стену, навалился сверху сам.
– Тихо.
Сначала Виктор не слышал ничего, кроме биения собственного сердца. Потом ему почудились шаги – тяжелые и шаркающие. И тихие голоса, усиливающиеся акустикой пещеры. Разговаривали двое.
– Здесь вертолет, – сказал один.
– И чужаки, – отвечал ему другой.
– Чужаки мертвы.
– Солдаты мертвы тоже.
– Их было трое.
– Двое солдат. Один офицер.
– Все мертвы.
– Где тело?
– Разбилось.
– Я чую запах.
– Это запах Улья.
Виктору казалось, что он бредит. Короткие рваные фразы спорящих людей кружили голову, звучали все быстрее, будто взмахи лопастей ветряной мельницы.
– Он мог уйти, – тем временем снова сказал первый.
Второй возразил ему:
– Никто не уйдет от Королевы.
– Он мог спрятаться в Улье.
– Тогда мы взорвем Улей.
– Да. Это по уставу, – наконец согласился первый.
Голоса стихли. Сердце Виктора колотилось, едва не выскакивало из горла. Он не сразу заметил ослабевшую хватку на своей руке и очнулся лишь когда незнакомец шепнул ему:
– Идем.
– К-куда? – Виктор соображал с трудом. Все, что он понимал сейчас – этот человек убил его друзей, но не убивает его самого по какой-то неведомой причине.
– Вниз, – ответил незнакомец. – В катакомбы. Улей взорвут.
– Кто они?! – почти закричал Виктор.
«Кто ты?»
– Васпы.
– Меня будут искать, – Виктор еще хватался за обрывки того знакомого мира, в котором осталась его работа, его друзья.
Остался в лесу Дерек…
Слова незнакомца окончательно растоптали эту надежду.
– Нет. Думаешь про вездеход? Тот солдат умер тоже.
В этот момент Виктор вывернулся из захвата и пнул своего мучителя в колено. Тот со свистом втянул воздух, но даже не покачнулся. Вместо этого пальцы снова сжали Виктору горло так, что перед глазами радугой вспыхнули разноцветные искры.
– Что… тебе нужно? – прохрипел Виктор.
– Симбиоз.
– Я… не понимаю…
Он снова начал задыхаться, и вдруг почувствовал резкую боль и жжение, – лезвие стека крест-накрест располосовало ладонь.
– Пока ты нужен, – сказал незнакомец, – никто не причинит вреда. Пока жив я – жив и ты.
Он убрал пальцы с горла Виктора и больно стиснул пораненную ладонь. На пол закапала кровь. Когда он отнял руку, Виктор увидел, что на ладони незнакомца тоже сделан надрез.
– Договор скреплен кровью, – сказал незнакомец. – Теперь я не смогу тебя убить. Даже если захочу. Пока срок договора не истечет.
– Когда же он истечет? – машинально спросил Виктор.
Незнакомец холодно улыбнулся.
– Когда я получу желаемое. Теперь спускаемся. Скорее.
Глаза Виктора почти адаптировались к темноте. Он видел, как незнакомец произвел ряд каких-то манипуляций над выщербленной поверхностью стены, и пол зашевелился, разошелся в стороны, как разошлась недавно кожа на горле Мириам. Вниз уходила узкая каменная лестница.
Лезвие стека не сильно, но настойчиво кольнуло его под ребро, вынуждая сделать первый шаг. И начался спуск в подземелье. В голове еще колыхался туман, и все сказанное незнакомцем не дошло до сознания в полной мере, но единственное, что Виктор уяснил твердо – не стоит перечить этому человеку, пока он является хозяином положения.
– Переждем здесь, – сказал незнакомец.
В подземелье пахло сыростью и гнилью. Коридор уходил вперед, раздваивался, уходил снова и раздваивался еще – бог знает, на сколько миль растянулся этот подземный лабиринт.
«Не хватит и недели, чтобы раскрыть все тайны цитадели…»
Виктор мысленно рассмеялся.
Не хватит и жизни. Тем более что она так коротка, и дни свои ведущий сотрудник Института Нового мира закончит здесь, вдали от цивилизации, в затхлом и сыром подвале наедине с сумасшедшим маньяком, убегающим…
А действительно, ведь не за Виктором же пришли те двое? И не из-за Виктора должна быть уничтожена цитадель.
– Разве ты не один из них ? – спросил у незнакомца Виктор.
Тот кивнул.
– Но ведь они гонятся за тобой? Почему?
– Я предатель.
Точно таким же непринужденным тоном он мог сказать «холодное же нынче выдалось утро» или «как вы поживаете, дорогой сэр?»
Виктор почувствовал, как из груди рвется истерическое хихиканье. Тем не менее, он подавил его и не нашел ничего лучше, как переспросить:
– То есть?
– Я предал Устав, – ответил незнакомец, продолжая прислушиваться к звукам наверху. – Хочу получить то, что никто еще…
– Ложись! – вдруг страшно закричал он.
И накрыл собою Виктора.
Где-то наверху прогрохотал громовой раскат. Будто великан ударил в землю своим многопудовым молотом. Земля просела под тяжестью навалившейся на нее ноши, сверху просыпался дождь камней и сажи. Волны подземного гула, почти не слышимого человеческим ухом, но осязаемого кожей, накатывали и прошивали каждую косточку Виктора. Вместе с ними накатывала тошнота, и уши заложило тугой ватой.
«Вот и все », – подумалось ему.
И пришла тьма.
3. Договор
Очнулся Виктор оттого, что его резко рвануло вверх, едва не вывихнув руки из суставов. Прямо перед глазами возникло незнакомое посеревшее лицо. Следом вернулась память.
«Убийца. Это он убил…»
Виктор зло вскрикнул, не слыша собственного голоса, толкнул убийцу в грудь.
Человек в ржавом мундире перехватил его руку, что-то процедил сквозь зубы и нахмурился, ожидая ответа. Потом звонко ударил Виктора по щеке. Тот дернулся, втянул слюну. Противная вата, заложившая уши, исчезла. Остался только призрачный далекий звон.
– Лучше? – холодно поинтересовался незнакомец.
Виктор дотронулся дрожащими пальцами до ушей.
– Что это было?
– Был Улей, – в обычно бесстрастном тоне послышалась издевка. – Теперь уже нет. Тебя контузило. Помоги.
Он опустился прямо возле стены, и, хотя в подземелье было довольно темно, Виктор заметил, что правая нога незнакомца теперь промокла насквозь от голенища сапога до кителя.
Кровь.
Что делают убийцы с теми, кто стреляет в них и попадает?
Незнакомец достал стек. При виде отточенной стали Виктор отступил. На губах незнакомца появилось что-то вроде улыбки.
– Я не собираюсь трогать тебя. Надо вынуть пулю.
Он натянул заскорузлую ткань. Осторожно поддев острием стека край крохотного отверстия – след пули, незнакомец сделал надрез. Кровь полилась сильнее.
– Я же сказал помочь! – в тоне незнакомца появились нетерпеливые нотки.
– Да почему? – закричал Виктор. – Почему я должен тебе помогать?
Некоторое время они буравили друг друга взглядом. Виктор – с отвращением и недоверием, незнакомец – с холодной расчетливостью.
– Ты должен довериться мне, – наконец сказал он.
– Довериться? – Виктор выругался. – Ты убил людей!
– Это было необходимо.
– Необходимо убить?
– Они могли убить меня.
В этом был смысл. Виктор вспомнил, как Монгол снимал пистолет с предохранителя, осторожно подступая к упавшему вертолету.
Если это враг – он должен быть повержен.
– Тогда почему, черт побери, ты не убил и меня?
Незнакомец спокойно выдержал взгляд ученого.
– В этом не было нужды.
– Но почему?
– Нужен только один.
– Почему я ?!
– Интеллект против силы, – ответствовал незнакомец. – Я выбрал интеллект.
Виктор в раздражении вскинул руки.
– Ты сам пришел в Дар, – заметил незнакомец. – Тебе нужен ответ. Я могу дать его тебе.
– Это черт знает что такое, – пробормотал Виктор. – Какой уж тут ответ, когда все мертвы, а цитадель…
– Есть еще.
Виктор замер.
– Еще?
– Дальше на севере, – прошелестел незнакомец. – Никто из ваших там не был. Есть заброшенные ульи. Есть целые и действующие, вроде того, откуда прилетел я.
– Ты? – Виктора обожгло волной понимания и страха.
– Я, – отчеканил незнакомец. – Я васпа .
Свистящее слово, сорвавшееся с его губ, послало вдоль позвоночника Виктора колючие иголочки мурашек. В ноздри вновь ударил запах озона и гари. И к нему примешивался другой – его Виктор тоже теперь безошибочно выделял среди остальных. Запах, подобный запаху нагретого металла, возможно, меди. Узнаваемый генетической памятью всех прожитых поколений. Запах страданий и надвигающейся смерти. Крови.
Под ногой незнакомца натекла целая лужа. Но он даже не обращал на это внимания, словно на ничего не значащую деталь.
– Тебе нужны такие, как я, – продолжил он. – Что нужно? Исследования? Я дам это тебе. Доказательства? Оно перед тобой. Может, ты хочешь сокровища Королевы? Я добуду и это. Все, что пожелаешь. Я могу. Я имею власть.
Виктор снова почувствовал головокружение.
– Ты убил людей, – процедил он, тоже приваливаясь к стене.
– Мы это обсудили, – нетерпеливо прервал незнакомец.
– А тех, в вертолете… – продолжил Виктор. – Ты ведь убил и их тоже?
– Они не люди.
– Убил?
– Они жертвовали ради меня. Я – офицер претории. Я важнее. У меня власть. Без меня ты не доживешь до утра.
– Это угроза? – спросил Виктор.
– Ничуть, – спокойно отозвался незнакомец. – Вы, чужаки, пришли в опасное место. Если тебя не убьет радиация, убьют васпы. Или те, кто бродит ночью по болотам. Без меня ты не выживешь. Посмотри на свою руку.
Виктор посмотрел. Кровь уже не сочилась из крестообразной раны, и надрез затягивался, словно прошла неделя, а никак не пара часов.
– Симбиоз, – сказал незнакомец. – Я поделился с тобой. Это доказательство моей силы.
– Усиленная регенерация, – пробормотал Виктор.
Некоторое время он молчал, потом спросил:
– Что же ты хочешь взамен?
Незнакомец улыбнулся холодно, одними губами, ответил:
– Для начала – вытащить пулю.
Виктор кивнул. В конце концов, много ли он терял? Все его друзья были мертвы. Незнакомец был прав – в зараженной зоне скрывалось куда больше опасностей, чем он мог себе представить. А кто знает, сколько времени он еще пробудет здесь и вернется ли домой живым?
Виктор присел рядом с незнакомцем и взялся за окровавленную ткань. На его руки брызнул целый фонтанчик крови, когда лезвие стека вонзилось в рану. Виктор отвернул лицо, стараясь не смотреть на хирургические манипуляции незнакомца. Уже в который раз за прошедшие сутки его подташнивало. Возможно, еще и потому, что последний раз он ел на рассвете.
– Достаточно, – наконец сказал незнакомец.
О пол звякнул продолговатый кусочек свинца. Виктор поспешно отдернул руки и вытер ладони о собственные штаны.
Что же дальше?
– Послушай, – начал он и запнулся.
Только теперь он понял, что не знает, как обращаться к незнакомцу.
– Послушай, – еще раз попробовал он. – У тебя вообще есть имя? Я никогда раньше не общался с… подобными тебе.
– Ян, – имя незнакомца было таким же кратким, как взмах его стека, как четкие фразы тех спорящих (васпов ).
– Я Виктор, – угрюмо буркнул ученый в свою очередь и поглядел наверх. – Как теперь выбраться отсюда? Если цитадель взорвана, мы погребены под ее обломками. Может, здесь есть другой вход?
– Есть, – согласился Ян. – Идем.
Он начал вставать, опираясь о стену. Кровь еще толчками вытекала из раны, но никак нельзя было сказать, что это доставляло ему какое-либо неудобство.
– Нечувствительность к боли? – как истинный ученый, вскользь поинтересовался Виктор.
– Нет, – отозвался Ян. – Но я умею это контролировать. Скоро пройдет.
Он шагнул в темноту, вглубь лабиринта. И Виктору ничего не оставалось, как последовать за ним.
Вскоре он снова потерял счет времени и совершенно заплутал в пространстве. Ландшафт не менялся – те же покатые своды, те же сплетения труб, бесчисленные повороты. Виктор почувствовал, что начал уставать.
– Может быть, сделаем передышку? – предложил он.
– Нельзя, – отозвался идущий впереди Ян. Он прихрамывал на раненую ногу, но темпа не снижал. – На рассвете нас будут искать.
– Тогда тем более, лучше переночевать здесь.
– Нельзя. Здесь слишком холодно ночью. Ты не выдержишь. Должны успеть к заходу солнца. Будет время, чтобы найти твой вездеход.
– Ты сказал, что Дерек мертв.
– Он мертв, – с жесткой уверенностью ответил Ян. – Но если вездеход цел, можно переночевать там.
– Но ты сам сказал, что с рассветом нас будут искать? – Виктор был совершенно сбит с толку. Ему казалось, что этот сумасшедший издевается над ним.
– На рассвете нас будут искать васпы. К тому времени мы уедем.
– Тогда почему, – Виктор запнулся. – Почему мы не можем уехать ночью?
Ян коротко вздохнул, будто сожалея, что приходится разъяснять непонятливому ученому прописные истины, терпеливо ответил снова:
– Нельзя ночью. Открываются болота.
И, подумав, добавил:
– Опасно.
Больше Виктор не стал ничего спрашивать. Манера Яна разговаривать утомляла его.
Они шли еще какое-то время, а потом Ян вдруг остановился.
– Здесь, – сказал он.
– Как ты узнал? – спросил Виктор.
На его взгляд, коридор ничем не отличался от только что пройденного. Затхлость и сырость все также чувствовались в воздухе.
Ян не ответил. Вместо этого, он обследовал стену, точно так же, как делал в первый раз, открывая подземный ход. И точно также, незаметно для Виктора, из стены с грохотом вдруг выдвинулись ступени.
– Следуй за мной, – велел Ян.
Подниматься ему было трудно – хромота давала о себе знать. Тем не менее, он достиг вершины лестницы и откинул крышку люка. На Виктора повеяло свежестью морозного вечера. После длительных переходов в сыром подземелье это было почти счастьем. Только одна мысль омрачила его недолгую радость.
– А если здесь засада?
Ян отрицательно качнул головой.
– Нет. Я бы их учуял.
Они выбрались на воздух.
Солнце перевалило за полдень и скрылось за завесой туч. С севера надвигался осенний ранний вечер. Небо вплотную прижалось к земле, напоролось сизым брюхом на островерхие макушки сосен. Морозец ощутимо принялся пощипывать лицо и руки, и Виктор плотнее запахнул куртку. Местность была ему не знакома.
– Куда теперь идти?
Ян указал рукой вправо.
– Туда.
Теперь Виктор не стал спрашивать, откуда он узнал: по левую руку за кронами деревьев поднимался серый столб дыма или пепла – нельзя было сказать с уверенностью. Но это было все, что осталось от некогда величественной цитадели.
Все, что осталось от экспедиции. Три (четыре? ) трупа в заснеженном лесу.
Виктор сглотнул застрявший в горле ком.
Бежать!
Ученый лелеял эту мысль с момента первого же знакомства с Яном. Теперь, когда враг был ослаблен и ранен, это было бы легче осуществить.
Виктор напрягся, высматривая пути к отступлению.
– Не пытайся, – Ян словно прочитал его мысли. – Один ты погибнешь.
Он ухватил Виктора за плечо, отчего тот вздрогнул, развернул к себе лицом.
– Я клянусь, – произнес он с напором. – Ты нужен. Я спас тебя. Никто не причинит тебе вреда, пока я рядом. Я не причиню вред никому, пока не попросишь ты. Это, – он поднял разрезанную ладонь, – договор. Ты понимаешь?
Виктор мало что понял, но кивнул согласно. Контакт с этим (существом ) человеком пугал его. С одной стороны, иллюзия, будто это какой-то розыгрыш, бутафория не покидала Виктора. Однако что-то неуловимое, что витало в воздухе (запах? ) почему-то настойчиво кричало об обратном.
В конце концов, он сдался и положился на судьбу.
Они двинулись вглубь леса.
Но стресс прошедшего дня давал о себе знать, и тело Виктора постепенно налилось свинцовой усталостью. Ноги двигались с трудом, хотелось есть и спать. Близость Яна усугубляло положение: невидимая сила как магнитом пригибала Виктора к стылой земле, и он тащился как старая кляча на бойню, под стать своему спутнику.
Ян шел, еще больше ссутулившись, спрятав подбородок в узкий воротник, стараясь не коснуться заиндевевших металлических застежек. И вскоре он начал сдавать позиции. Это было нелегко заметить, так как и обычная походка Яна была походкой смертельно больного человека. Но все же по колебаниям земли Виктор смог уловить разницу. Сначала Ян замедлил шаг, потом и вовсе стал подволакивать правую ногу, отчего вмятины в насте получались неравномерными.
– Кровь не останавливается, – резюмировал Виктор.
Ян кивнул.
– Нужно восстановить силы. Грядет ночь.
– Почему ты думаешь, что твои… гм… васпы не будут искать нас ночью? – спросил Виктор.
– Ночью васпы спят, – объяснил Ян. – Разве люди не делают того же?
Виктор сплюнул. Ему показалось, что васпа улыбается.
Вскоре подошвы стали слегка погружаться в почву. Хотя к вечеру мороз крепчал, Виктор отчетливо слышал хлюпанье под ногами.
– Не знал, что здесь болота, – обратился он к своему спутнику. – Когда мы шли к цитадели, ничего подобного не обнаружили.
– Болота подступают с запада, – пояснил Ян. – Здесь они совсем мелкие. Все равно опасно. Те приходят из глубоких.
– Кто? – спросил Виктор.
Ян не ответил ему. Вместо этого указал вперед.
На пригорке лежал Дерек. Он был совсем белый и окоченевший, неумело засыпанный снегом и хвоей. На виске коркой запеклась кровь.
Один удар. Колкий, как укус змеи.
– Он не мучился, – без эмоций, констатируя факт, произнес Ян.
Виктор сжал кулаки. Ком в горле появился снова.
– Я хочу похоронить его, – твердо сказал он, но Ян схватил его за плечо.
– Нет, – возразил он не терпящим пререканий тоном. – Это откуп.
У Виктора больше не осталось сил сопротивляться. Он только вытер варежкой покрасневшие глаза и побрел к вездеходу.
На счастье, машина оказалась цела, лишь слегка кренилась на бок, упираясь в покрытый ледяной коркой сугроб.
Внутри ничего не изменилось.
Стоял на электрической плитке чайник, в термосумке лежали консервы, в кружке плескался недопитый чай. Будто ничего не произошло. Будто вот-вот откроется дверь и в вездеход первым впрыгнет Савелий, опустит руки и примет хохочущую Мириам, потом войдет Монгол, усмехнется в ус и скажет: «Что расселся, профессор? Наливай, обмоем твое открытие».
Виктор в изнеможении опустился в кресло. Усталость подмяла под себя, оглушила. Он почувствовал, будто проваливается в теплую вату. Хотелось спать, но спать было нельзя: рядом находилось одноглазое чудовище, для которого человеческая жизнь значила меньше, чем жизнь комара. Усилием воли Виктор заставил себя разлепить отяжелевшие веки.
Ян стоял рядом и протягивал ему открытую банку консервов:
– Ешь.
Виктор послушно взял, зачерпнул ложкой, проглотил, почти не почувствовав вкуса.
– Умеешь управлять?
Он не сразу понял, о чем говорит Ян, а, осознав, с сомнением качнул головой.
– Не знаю… не очень хорошо, – медленно произнес Виктор. – У нас было два пилота. Оба мертвы.
Ян пожал плечами.
– Не страшно. Разберусь. Я знаю многие виды вашей техники. Сейчас нужно пережить ночь. Нужно тепло.
– Можно включить печку, – устало ответил Виктор. – Но я не знаю, на месте ли ключи…
Словно отключившись от происходящего, он медленно поглощал холодную тушенку, и как в тумане видел, как Ян выходит из вездехода, как (это было видно в переднее стекло) идет к лежащему на снегу Дереку. Как обшаривает его куртку и возвращается назад с ключами. Как, наконец, начинает мерно гудеть двигатель, а потом и вентилятор, нагревая оледеневшую кабину. Виктор уже более осмысленным взглядом оглядел машину, увидел, что Ян сидит теперь в стороне и сосредоточенно перебинтовывает раненую ногу.
Сейчас, в свете электрической лампы, он уже не казался таким страшным. Виктор не отличался атлетическим телосложением, но и по сравнению с ним Ян выглядел довольно щуплым. Еще у него оказались слегка оттопыренные уши, почти незаметные на бледном лице веснушки и белесые, под стать волосам, брови. Если бы не паутинные нити шрамов, выбегающих из-под кожаной повязки на щеку – заурядное, совсем не старое лицо.
Закончив, Ян встал и неспешно захромал к шкафчику с вещами и припасами, выгреб оттуда ватные одеяла, которыми экспедиторы укрывались во время сна, достал пакет лапши, оглядел, отбросил в сторону. Хлеб постигла та же участь. Наконец, вытащил коробку рафинада. Достал один кусок, понюхал, потом лизнул.
– Сахар, – довольно сказал он.
Засунул кубик в рот. За первым отправился второй.
– А потом что? – спросил Виктор. – Когда пройдет ночь?
– Уедем.
– Куда?
– На юг.
– Если тебе нужно на юг, – сказал Виктор, – почему ты не отправился туда сам?
– Не могу. Ты чужак здесь. Я чужак там, – пояснил Ян, хрустя сахаром.
– И для этого тебе обязательно нужен я?
– Обязательно.
Подумал и добавил:
– Уже ничего не исправишь. Договор. А теперь надо поспать.
И, видя, что Виктор открывает рот, чтобы возразить, добавил:
– У тебя пара часов. И если вдруг у тебя появятся мысли о том, как избавиться от меня – настоятельно рекомендую подумать.
4. Аспирантка
В тот час, когда Монголу, Савелию Кушеву и Мириам Адлер оставалось каких-то пару часов до смерти, на другом конце мира, в однокомнатной квартире на улице Новой города Славен, проснулась девушка по имени Лиза Гутник.
Проснувшись, первым делом она отметила два факта: первый – выпивать она не умеет совершенно, и лучше бы не бралась, и второй – ее карьера на поприще науки, кажется, была завершена.
Как раз по этому поводу она еще вчера сидела на кухне своей подруги Вероники, размазывала по щекам слезы и жаловалась, что ее никто не понимает, ректорат разгромил ее статью как лженаучную, а научный руководитель Пеш домогался до нее грязным образом.
– Трогал меня за колено! – с ненавистью говорила Лиза. – Представляешь? Положил свою мерзкую лапу мне на колено! Ты только подумай!
Вероника сочувственно вздыхала и подливала подруге шампанское. Такими темпами Лиза очень быстро напилась до состояния, когда горе от пережитого унижения было вытеснено заботой о том, как бы дойти до кровати на своих ногах.
Теперь наступил новый день, а вместе с ним груз забот, намедни отодвинутых на второй план, навалился с новой, пугающей силой.
– Что же мне теперь делать? – спросила себя Лиза.
Всю свою жизнь, сколько она себя помнила, она стремилась стать кем-то. Стать лучше.
Она осталась сиротой в три года и до десяти лет жила в детском доме, среди таких же обделенных детей. Родителей своих она не помнила, в памяти остались лишь какие-то неопределенные обрывки, и уж тем более никто не мог сказать с уверенностью, что с ними стало. Кто-то говорил, что произошла авиакатастрофа, кто-то толковал про пожар, во время которого сгорели все важные документы, а все, что помнила трехлетняя малышка – это свое имя.
В возрасте десяти лет Лиза попала в приемную семью к Гутникам, и надо было отдать им должное – добрые люди хорошо постарались, чтобы дать девочке воспитание и образование, и окружить той заботой, в какой нуждался ребенок. Лиза даже была похожа на свою приемную мать – такая же пухлощекая, курносая и русоволосая. Единственное, что выдавало в ней приемного ребенка были глаза – зеленые, а не карие, как у остальных родных детей Гутников. Впрочем, со своими сводными братьями Лиза также общалась прекрасно, она была покладистой девочкой, а мальчишки опекали новоявленную сестренку и до сих пор продолжали ее любить, потому что она всегда оставалась для них – младшенькой.
В учебе Лиза была прилежна, поэтому ей не составило особого труда окончить институт, получить специальность по биологии и продолжить обучение в аспирантуре. Ей пророчили неплохое будущее на этом поприще, пока однажды Лиза не наткнулась на архивы в разделе «Криптозоология Сумеречной эпохи».
Очарованная открывшимся ей пластом тайной науки, Лиза проводила вечера в библиотеке, и со страниц древних фолиантов и новейших псевдонаучных журналов в ее знакомый, привычный и живущий по логическим законам мир просачивались таинственные чудовища: Рованьский зверь, ворующий домашнюю птицу и съедающий только головы, червь из глубин вулканической Ерты, исполинский озерный змей Йоркум, бесформенный и страшный кровосос Укело-Момба, и прочие, прочие…
Значительную часть криптидов легенды помещали в северные территории, малозаселенные людьми и еще не изученные учеными. Там еще выпадали радиоактивные дожди, и высились рыжие леса, вобравшие в себя столько рентген, что светились в темноте, и это царство тумана и меди всей душой тянуло романтичную Лизу.
Потом ей в руки попалась статья «Сумеречная эпоха: эволюция мифов» молодого, но перспективного ученого Тория, и это окончательно определило ее будущее. Заминка оказалась лишь в том, что криптозоология всегда считалась направлением неакадемическим. И то, что сошло с рук ведущему ученому Торию, не нашло одобрения, будучи написанным никому неизвестной двадцатитрехлетней аспиранткой Гутник.
Для Лизы это был провал.
Заварив зеленого чая и немного поплакав, Лиза решила взять себя в руки и действовать.
«Подумаешь, Пеш, – размышляла она. – Не одним Пешем мир полнится, и не ему одному решать, выгонять меня с аспирантуры или не выгонять. Да кто такой Пеш, в общем-то? Ублюдок и извращенец! Ух, мне бы только подняться, я все ему припомню!»
Она сжала кулачки, на мгновения погрузившись в сладкие мечты о мести. Потом вздохнула, тряхнула копной русых волос.
– Нет, – сказала себе. – Не получится. Против меня выступил весь ректорат, а это уже не один Пеш. Значит, надо что? Надо найти единомышленников, кто разделяет мои взгляды и сможет доказать, что это все вовсе не выдумки и не голословные фантазии, а реально существующие, научно обоснованные факты.
Решив так, Лиза воспрянула духом. Приготовив геркулесовую кашу и нарезав сыру, девушка начала перебирать всех знакомых ей ученых, проводивших исследования в этой области.
Абт был старым пердуном, Шехтель был замечен за подделкой чучела виррской свистухи из подручных материалов и шкур хорьков обыкновенных, Хене и вовсе никто не принимал всерьез после скандальных статей в желтой прессе.
И когда Лиза уже начала отчаиваться, в голову пришла немного сумасшедшая, но такая реальная мысль. Она даже удивилась, почему не подумала об этом заранее?
«Сумеречная эпоха: эволюция мифов» была для нее настольной книгой.
«В самом деле, почему не Торий? – подумала она. – Не убудет же с меня, если я запишусь к нему на собеседование? Даже если прогонит… что ж. Попытка не пытка, а терять мне нечего».
В глубине души она лелеяла надежду, что Торий и примет ее, и выслушает. Она не будет слишком фанатична или настойчива, верно? Она ведь не станет подделывать ничьи чучела, а у Тория есть, чему поучиться. Разве не он занял очень удобную позицию, балансируя на грани строгого научного подхода и детской веры в тайных чудовищ? В его вере как раз сомневаться и не приходилось – если не веришь, не ищешь ульи мифических васпов.
Убедив себя таким образом, ободренная Лиза побежала собирать вещи. До столицы было восемь часов на тепловозе, а еще надо заказать билеты, и собрать все свои наработки, и заказать в аптеке несколько упаковок инсулина.
Еще одной причиной, по которой Лиза не переносила спиртное, был ее сахарный диабет.
5. Встающие из болот
Виктор проснулся от какого-то неясного чувства: казалось, кто-то пристально наблюдает за ним, выжидает, дышит в затылок зловонием тины и гнили. Неприятное чувство.
Он открыл глаза и первым делом увидел своего конвоира – Ян горбато сидел в кресле, кисти рук свободно болтались между колен, подбородок касался груди. Спит.
Была глубокая ночь, но сквозь заиндевевшие окна сочился зеленоватый, призрачный, какой-то глубоководный свет.
«Странно, – подумал Виктор. – Здесь нет луны, только облака. Что же тогда…»
Догадка пришла мгновенно. Конечно, это фосфоресцировал зараженный лес. Разве не об этом говорилось в легендах?
Виктор почувствовал горячую волну, прокатившуюся по его телу.
Весь остаток дня он провел без маски, в разорванном комбинезоне. Сколько же рентген он успел поймать? И как скоро начнутся необратимые последствия облучения?
Во рту разом пересохло, однако странность заключалась в том, что Виктор чувствовал себя хорошо. На редкость хорошо, надо заметить. Подействовал ли кратковременный сон, или немудреный ужин, но Виктор никогда не чувствовал себя таким отдохнувшим и полным сил.
Будто открылось второе дыхание.
Может, так и приходит смерть…
В это время снаружи кто-то постучал.
Сначала Виктор подумал, что ослышался. Замер в своем кресле, склонив голову вбок, прислушался. Не было никаких звуков, кроме низкого гула работающей печки. Никакого движения вокруг. Липкая, выжидающая тишина повисла в воздухе, будто липучка для мух.
Стук раздался снова.
Это был робкий, какой-то царапающий звук. За дверью кто-то ощутимо вздохнул.
Кто-то?
Во всем лесу на многие мили вокруг не было никакого человеческого жилья. Не было ни одной живой души, кроме Виктора и его неподвижного спутника. А еще в каких-то пяти метрах от вездехода, в рыжей грязи и хвое, лежал труп Дерека.
Стук повторился. На этот раз настойчивее.
Виктор подскочил, будто в нем развернулась пружина.
– Да что это такое, в самом деле? – вскричал он. – Кто там?
– Молчи.
Это сказал Ян.
Он проснулся, но позу не сменил, только приподнял посеревшее лицо. Его тусклый взгляд (взгляд покойника ) уперся в облупленную дверь.
– Если это шутки… – начал Виктор.
– Шш! – зашипел Ян, призывая его к тишине.
Виктор умолк.
И тогда прямо под дверью раздался тихий и печальный девичий голос:
– Виктор, открой… Разве ты меня не узнал? Это я, Мириам.
Виктору показалось, что его взяли за волосы и с головой окунули в ледяную прорубь – настолько нереально прозвучали эти слова. Закостенев на одном месте, он несколько раз открывал рот, будто хотел что-то сказать, но, не придумав ничего, снова закрывал.
– Виктор, – шепнули из-за двери.
– Не открывай, – предупредил Ян.
Он по-прежнему не менял позы. Свесившиеся серые кисти болтались, будто дохлая рыба. Под глазами залегли глубокие черные тени. В лице – ни кровинки.
Виктор вдруг рассердился.
«Пугают, как мальчишку! – пришла в голову злая мысль. – Мне не десять лет, чтобы вестись на эти шутки!»
В два шага пересек кабину и отщелкнул засов. Дверь распахнулась широко, словно черный рот облизнулся ржавым языком, впустив вовнутрь болотное свечение зараженного леса. Деревья выступили из ночной черноты, будто зубы морского удильщика. Зеленоватые полосы причудливо ложились на снег, и казалось, что земля шевелится и дышит.
А еще прямо перед вездеходом стояла Мириам.
На ней был серый комбинезон, во многих местах покрытый грязью и инеем, в меховую оторочку набилась хвоя. Лицо девушки было бледным и жалобным, даже испуганным, мокрые волосы, тусклые и неживые (будто дождевые черви – отчего-то подумалось Виктору) в беспорядке падали на плечи.
– Мне холодно, – не сказала, скорее, выдохнула она.
Черный рот открылся, и зеленая жижа выплеснулась на подбородок. В воздухе начал разливаться запах болотной гнили.
Она сделала неуверенный шаг – словно кто-то с размаху ударил ее под колени, и ноги подломились, и вся фигура девушки сложилась вдвое, как детская поделка из бумаги.
Тогда Ян сорвался с места. В одно мгновение он подлетел к двери, хлопнув ею так, что затряслась кабина, задвинул засов. Его лицо, подсвеченное зеленью, было искажено в неживой гримасе, и от этого он сам казался ожившим трупом.
– Мириам… – растерянно произнес Виктор.
– Это не она.
– А кто?
В дверь что-то ударило. Не сильно, но достаточно для того, чтобы заставить ученого подпрыгнуть, а его желудок совершить небольшое сальто и сжаться, подобно бумажному пакету.
– Пусти, – вздохнуло рядом.
Холодея, Виктор осторожно приблизился к окну. В оттаявшее по краю стекло он увидел, что Мириам стоит совсем близко. То, что Виктор принимал за грязь на воротнике, оказалось засохшей кровью. Словно зная, что на нее смотрят, Мириам повернула голову. В основании ее шеи чернело отверстие – след от стека.
– Не смотри!
Предупреждение Яна отрезвило Виктора. Он откачнулся от окна, и в то же время снаружи по стеклу забарабанили ладони.
– Пусти! Пусти! Пусти! – визжало что-то голосом Мириам.
Виктор сполз по стене, зажал уши ладонями, чувствуя, что еще немного, и он сам провалится в тошнотворное и темное беспамятство. Визг существа рос, и поднимался, и звенел, и когда уже от звона и ужаса начала разламываться и плыть голова, вдруг оборвался каким-то икающим смешком.
– Гос. споди, – прошептал ученый. – Что же это такое?
Ян не ответил. Он сгорбился, вжал голову в плечи. Снаружи было тихо.
Так тихо, что Виктор слышал биение собственного пульса. Это успокаивало его, морок уходил, и когда Виктору все происшедшее уже стало казаться сном, под дверью снова кто-то вздохнул. Он подполз к окну и глянул в самый краешек стекла, страшась увидеть зеленое лицо покойницы с черной раной на шее, но вместо Мириам напротив окна маячила другая девушка.
Она была совсем юной, почти ребенком, и стояла босиком на стылой земле. Белоснежная сорочка, едва прикрывающая бедра, просвечивала насквозь, открывая все прелести молодого, едва сформировавшегося тела. Ладони девушки были прижаты к груди. Она мелко дрожала на ветру и казалась совсем тонкой, почти прозрачной – снегурочка из старинных сказок.
– Ян… – жалобно вздохнула она.
Виктор метнул взгляд на своего спутника. Меньше всего он был готов услышать его имя в прошитом морозной зеленью воздухе. Но Ян будто не слышал, и по-прежнему сидел тихо, вперив в пустоту неподвижный взгляд мертвеца.
Девушка между тем заплакала.
– За что ты так со мной, Ян? – всхлипывала она. – За что ты меня оставил одну, в темноте и холоде? Мне страшно. Мне душно. Давит на грудь…
Она скрюченными белыми пальцами потянула ворот сорочки. Ткань затрещала, начала расползаться туманом.
– Не прячься от меня, Ян, – продолжала шелестеть она. – Я знаю, что ты здесь. Я чувствую твой сладкий запах. Почему ты избегаешь меня? Разве я не любила тебя, не отдала тебе свою чистоту, свое тепло, свою сладость?
Ладони девушки скользнули вниз, между ног, под подол сорочки. Бедра затрепетали и сжались.
– Разве тебе не было сладко, Ян? Когда взрезал меня, как ножом, когда погружался в мою мягкую плоть? – она начала извиваться сладострастно. – Я часто тебя вспоминаю, когда лежу в глубине земных хлябей. Ряска укрывает меня одеялом, и болотная жижа втекает в меня мягко, сладко… Мы все вспоминаем тебя, мой хороший. И Званка, и Марция, и Зейнар… Все, все, кого ты любил, кого оставил лежать в тишине и темноте болот…
Она начала хихикать. Ладони гладили бедра, живот, груди. Ногти впивались в тело, оставляя кровоточащие раны. Голова запрокинулась к небу и дергалась, сотрясаемая хохотом.
– Возьми меня, Ян! – кричала она. – Возьми меня! Люби меня!
Виктор отполз от окна. Сердце колотилось с удвоенной силой, но Ян сидел тихо. Казалось, ничто из сказанного существом не достигло цели. Он молчал. Замолчали и крики снаружи.
Прошло много времени прежде, чем Виктор снова глянул в окно.
Морок ушел. Ночь летела над лесом, будто огромная птица лениво взмахивала громадными крыльями. В кронах деревьев протяжно стонал ветер, сосны стояли неподвижно и скорбно, будто поминальные свечи. Вдалеке, то тут, то там, вспыхивали и гасли болотные огоньки. Где-то раздавался хруст, будто чьи-то тяжелые лапы подминали многолетний бурелом.
Виктор поднялся тяжело и пошел к двери.
– Не ходи, – сказал Ян.
– Я по нужде.
– Терпи.
– Там же никого нет!
– Они вернутся.
Виктор махнул рукой. Сейчас все происшедшее казалось ему сном. Не было ни Мириам, ни призрачной девушки-снегурки.
«Может, я сплю, – подумал он. – Может, все это путешествие сон…»
Виктор вышел на воздух. На этот раз Ян не стал его останавливать, за что Виктор даже был ему благодарен. На всякий случай, далеко отходить он не стал и справлял малую нужду, просто зайдя за машину.
В том, что все ему привиделось, говорило и отсутствие следов возле вездехода. Воздух привычно пах хвоей и смолой. Застегнув штаны, Виктор повернулся.
Прямо перед ним стояла женщина.
Обычная женщина в обычной одежде, с меховыми наушниками в курчавых волосах, с почтальонкой через плечо. Женщина из далекого прошлого. Женщина, которую Виктор похоронил не более трех лет назад.
– Линда, – слово упало с его губ оледеневшим камнем.
В груди вдруг мучительно сжало, заныло, заворочалось сгустком памяти и боли.
Она приложила палец к его губам.
– Шш… Не говори ничего, – ее голос был теплый, знакомый.
– Это действительно ты? – все-таки сказал он.
– Конечно, глупый, – она улыбнулась, и сгусток боли в груди начал плавиться от теплоты и облегчения.
Это была его Линда. Линда, которая встречала Виктора в его рубашке, накинутой на голое тело. Та самая Линда, которая отчаянно боялась мышей. Которая готовила лучшие в мире котлеты по-киевски и которая хотела от него сына.
Линда, которую грузовик тянул за собой по асфальту несколько метров, пока ее голова не превратилась в разбитый сосуд…
– Ты похоронил не ту Линду, милый, – сказала она. – Врачи перепутали. Сначала я лежала в коме, потом меня заново учили ходить и говорить… а потом я поехала искать тебя.
Это было правдоподобно. Настолько правдоподобно, что просто не могло быть правдой.
– Как же ты меня нашла?
«Здесь. В тайге, – хотел добавить он. – После всех этих убийств, после взрыва…»
– В институте мне сказали, куда ты поехал, – объяснила она. – Все это время я шла по твоему следу.
«По запаху…»
Линда обняла его за плечи и потянулась губами. Он закрыл глаза, проваливаясь в тягучий водоворот, в запахи хвои, вымороженной земли, женских духов. Будто что-то теплое обхватило все его существо, прижало крепко, и целовало долго, сладко, жадно. Казалось, его погружают в плотную грязевую жижу, горячую и влажную, погружают с головой, не давая вздохнуть. Виктору стало не хватать воздуха, и он с трудом отстранился от губ Линды, чтобы сделать передышку.
«Я люблю тебя, – хотел сказать он. – Я всегда буду тебя любить».
Но не сказал ничего.
У Линды не было лица.
В памяти возникла картина разбитого глиняного кувшина, из которого вытекает сироп (как из разбитого черепа вытекала мозговая жидкость). А само лицо оплывало, будто воск, пузырилось, стекало болотной жижей. Руки превратились в корявые сучья, которые держали цепко и больно впивались в лопатки. Из вздувшегося горла исходила серия булькающих звуков. В ноздри ударил смрадный запах гнили.
Виктор хотел закричать – и не мог. Он задыхался. Перед глазами кругами расходились желто-зеленые огни. Смерть пришла к нему в облике любимой женщины. И теперь была готова забрать его с собой.
В земные хляби, в темноту и тишину болот, набить рот тиной, забить плотной тягучей грязью ноздри, рот, уши …
Существо начало смеяться. Оно раздувалось все больше, будто вспучиваясь одним гигантским пузырем грязи, заслоняло деревья, небо, весь мир. Виктор почувствовал, что теряет сознание.
И тогда оглушительный грохот вспорол собой плотную пелену беспамятства. Виктор почувствовал, как ослабла хватка чудовища, но не упал, а повис в чьих-то поспешно подставленных руках.
– Убирайся, – сказал кто-то над ухом голосом Яна. – Вот откуп. Бери его.
Что-то недовольно заворчало, забулькало, и Виктора вырвало в снег.
Потом его втащили в вездеход, бросили в кресло, сунули в руки бутылку водки.
– Пей.
Он глотнул, закашлялся. Голова сразу прояснилась.
– Там была Линда, – пожаловался он.
– Нет, – последовал жесткий ответ. – Не было. Это болотники. Морок. Пей.
Ян снова насильно всунул горлышко бутылки в рот Виктора. Он пил, шмыгая носом и кашляя, утирая варежкой распухший нос.
Снаружи, в каких-то метрах пяти за обшивкой вездехода, кто-то сытно чавкал и булькал.
6. Ведьма
Всю оставшуюся часть ночи Виктор не спал, плакал, пил водку и рассказывал что-то про Линду, про болота, про затерянные племена в таежных лесах. Под утро он погрузился в беспокойный сон и не заметил, когда Ян вывел вездеход на прямую дорогу.
Проснувшись, Виктор первым делом ощутил ломоту во всем теле, к горлу подступала тошнота.
– Останови, – болезненно просипел он.
И вывалился на обочину, сотрясаясь в конвульсиях рвоты. Когда, обессилевший и уставший, он вернулся в машину, Ян сидел за штурвалом и спокойно жрал шоколад.
Виктор посмотрел на него почти с ненавистью.
– Не слипнется? – ехидно поинтересовался он.
– Кто?
– Не кто, а что. Место одно.
Ян продолжал смотреть своим невыносимым взглядом мороженой рыбы и не говорил ни слова. Шуток он явно не понимал.
Поэтому Виктор просто заварил чай и с удовольствием принялся прихлебывать ароматную жидкость. Голова постепенно прояснялась, но события прошедшей ночи все еще покалывали иголочками беспокойства.
– Слушай, то, что случилось, – наконец не выдержал он. – Это ведь было реально?
Ян кивнул и отправил в рот новую плитку шоколада.
– Я слышал, ты обещал откуп, – сказал Виктор.
– Они его взяли.
– Какой?
– Труп вашего пилота, – прозвучал ответ.
Виктор смутно догадывался об этом, но все равно поморщился и сказал:
– Почему тогда они не… взяли его раньше?
– Надеялись на свежее мясо, – ответил Ян. – Почти получили.
Виктора передернуло от отвращения, едва он вспомнил обволакивающую его тело жирную грязь, текущее лицо существа (Линды ).
– А ты ведь спас меня, – сказал Виктор.
Ян доел шоколад и выкинул обертку в окно.
– Таков договор, – просто ответил он.
– Откуда они взялись вообще? Почему никто никогда не видел их раньше?
Он прокручивал в голове все знакомые ему статьи по криптозоологии, по мифологии Сумеречной эпохи и древнего мира. То, с чем пришлось ему столкнуться ночью, было чем-то новым, неизведанным, о чем вовсе не было никаких упоминаний в околонаучных книгах.
«Если бы я был осмотрительнее, я мог бы взять образец той грязи, – подумал Виктор. – Интересно узнать, из чего эти существа сделаны. Придут ли они еще?».
В нем начал просыпаться дух исследователя, но спрашивать про возвращение болотников он все же не осмелился. Вместо этого спросил:
– Что ты планируешь делать теперь?
– Навестить Нанну.
Виктор поднял брови.
– Кто это? Еще одна твоя поклонница? – попытался отшутиться он.
«…и Званка, и Марция, и Зейнар… Все, кого оставил лежать в тишине и темноте болот…»
– Она ведьма, – ответил Ян.
Виктор почти не удивился. Может, на ум пришли легенды о северных шаманах, а, может, он уже начал привыкать к этому странному миру. Как уже привыкал к человеку, убившему его товарищей.
Убил других – но спас самого Виктора .
«Наверное, – подумал он, – я слишком устал, чтобы сейчас отягощать себя вопросами морали».
Потом он снова задремал.
В полусне ему виделись рыжие леса, и черные, гигантские ульи, вырастающие из земли на головокружительную высоту. Ульи были испещрены отверстиями сот, куда ныряли длиннохвостые, похожие на стрекоз, вертолеты с иззубренными лопастями. В едином оранжевом потоке они текли к сводчатому куполу, и оттуда расходились в туннели, узкие, как венецианские улицы и стерильные, как операционные. Лампы сияли подобно десяткам солнц, но их свет был искусственен. Он не нес в себе ни тепла, ни жизни. В помещениях, похожих на лаборатории, за матовыми стеклами угадывались веретенца коконов. Они были ослепительно белыми, будто первый снег, и воздушными, как сахарная вата. Там, прикрепленные к стенкам прочными нитями пуповин, ворочались зародыши. Туннели расходились и сходились в причудливой путанице лабиринтов, но все они вели вверх, под самый купол, где в непроглядном мраке притаилось что-то огромное и страшное. Что-то, поблескивающее медью и золотом, но что никак нельзя было разглядеть. Резко пахло озоном и гарью. И чем-то сладковато-приторным, не то карамелью, не то медом. А, может, и тем и другим вместе.
Силясь распознать очертания существа, притаившегося во тьме, Виктор тяжело дышал во сне, и пот катился с него градом. Когда уже показалось, что вот-вот истина откроется ему во всей своей пугающей наготе, протяжно заскрипели тормоза. Вездеход дернулся и остановился.
Виктор тоже вздрогнул и проснулся.
Болела правая ладонь. И не так, чтобы сильно, просто неприятно покалывало и пощипывало, как бывает всегда при заживлении серьезной раны. Виктор ногтем поскреб крестообразный шрам, и на время это принесло облегчение.
– И где же эта твоя ведьма? – сонно поинтересовался он, выглядывая в окно.
Лес несколько поредел, сосны стали ниже и светлее. Где-то выбивал свою дробь дятел. В природе царили тишина и умиротворение, и аккуратный бревенчатый домик, приютившийся под сенью раскидистой сосны, как нельзя лучше вписывался в этот безмятежный пейзаж.
Ян так ничего и не успел ответить, потому что дверь избушки открылась и на пороге появилась стройная, молодая женщина с длинными светлыми волосами.
– Входите скорее! – закричала она. – Утром я слышала вертолеты, они кружили над рекой, но потом полетели на северо-запад!
– Не страшно, – сказал Ян, уверенно пересекая порог, будто не впервые был здесь. – Это последний рубеж. Дальше они не сунутся.
– Кто это с тобой? – спросила женщина, поворачивая к Виктору лицо.
Она была привлекательна, с теми точеными чертами лица, что присущи северянам. Но вместо живых и умных человеческих глаз Виктор увидел два молочно-белых опала и понял: женщина была слепая.
– Не бойся! – она схватила его за руку. – Я слепа, но вижу больше, чем любой из вас, зрячих. Я – Нанна.
Виктору было немного неловко, когда чужие пальцы цепко и сильно ощупывали его плечи, грудь, ладони.
– С юга, – резюмировала женщина. – Твои дела настолько плохи, что ты связался с паразитом?
– Легче, ведьма, – из дальнего угла предупреждающе отозвался Ян.
Он наклонился над столом, где, словно ожидая их, дымились на блюде пироги, стояла широкая тарелка с кутьей, и в старинной пузатой посудине плескался густой золотистый напиток.
Пальцы Нанны нащупали на ладони Виктора шрам. Он снова начал зудеть, и улыбка Нанны тотчас исчезла.
– Меченый, – сказала она.
Виктору не понравилось это слово. Равно как и тон, с которым оно было произнесено – смесь разочарования и жалости. Он вежливо выпростал руку и отступил.
– Зачем ты приехал в эти земли? – спросила Нанна. – Что тебе нужно? Сокровища? Власть?
– Я ученый, – сдержанно ответил Виктор.
Она печально улыбнулась.
– Знания, – и покачала головой. – Вы и ко мне явились за знаниями.
– Ты мой должник, – сухо сказал Ян. – Мы голодны.
– Все мое – ваше, – сказала Нанна.
Жилище ведьмы было ухоженным и чистым. Под потолком сушились связки грибов и яблок, разносился приятный запах сушеных трав.
Ян не притронулся к пирогам, зато налег на кутью и налил в кружку густой сыты.
– Ешь, – сказал он Виктору, видя, что тот медлит. Потом усмехнулся и добавил:
– Не бойся. Помни договор.
«Что нас не убивает, то делает сильней?»
Виктор усмехнулся в ответ и потянулся к тарелкам тоже.
После пустого чая и консервов домашняя еда была райским угощением. Казалось, он не ел ничего вкуснее. Нанна к еде не притронулась, но присела рядом с Яном, подперев подбородок кулаком.
– Ты еще не отказался от своей идеи, оска? – спросила она, повернув в его сторону светлое лицо.
– Назад дороги нет, – ответил Ян. – Я предал Устав.
– Это не первое твое предательство, – Нанна задумчиво разглаживала салфетки. Ее руки слегка подрагивали, пальцы невесомо пробежали по скатерти, как бы невзначай коснулись руки Яна, погладили по сбитым костяшкам. Тот молчаливо отстранился, и из груди ведьмы вырвался легкий вздох.
– Как вы пережили ночь? – спросила она. – За тобой еще таскаются все эти бедные девочки?
Виктор вздрогнул.
«…Все, кого оставил лежать в тишине и темноте болот…»
Нанна засмеялась.
– Не бойся. Здесь жилище ведьмы, сюда болотницы не сунутся.
Ян не повел и ухом. Допил сыту, аккуратно поставил кружку на стол.
– Думаешь, – продолжила Нанна, – с хозяином тебе будет легче завершить ритуал?
– Он проведет меня, – сказал Ян. – Меньше слов, ведьма. Выполняй свое обещание.
Она молча поднялась со скамьи. Виктор отметил, с какой уверенностью двигается Нанна по гостиной. Ее пальцы порхали по полкам, выискивая необходимое, на столе перед Виктором очутилась толстая низкая свеча с оплавленными краями, неглубокая плошка, в которую Нанна аккуратно плеснула немного золотистой сыты, кинула в тягучую жидкость пучок сухой травы.
– Дай руку, – обратилась она к Виктору, присаживаясь рядом. – Правую.
На почерневшем свечном фитиле заалело пламя. Тени за спинами тотчас выросли, вклинились в бревенчатые срубы стен.
– Ты тоже, – Нанна протянула ладонь к Яну.
Он повиновался молча.
Нанна наклонила голову к миске, вдохнула душистый запах, наклонила голову к одному плечу, потому к другому, словно прислушиваясь.
– Да. Ты нашел правильного человека, – подтвердила она.
– Я не ошибаюсь, – отчеканил Ян.
Губы Нанны тронула мягкая улыбка.
– Но ты ошибешься, – возразила она. – Не теперь. Гораздо позже.
– Как?
Ведьма качнула головой.
– Я не вижу. Пока это скрыто от меня. Возможно, это только одна из вероятностей.
– Я найду ее ? – нетерпеливо спросил Ян.
– Да. Ритуал будет завершен, – подтвердила Нанна и склонила голову в сторону Виктора. – Теперь ты. Тебе ничего не будет угрожать. Но ты сам станешь угрозой.
Виктор поднял брови.
– Как это понимать?
– Твоя жажда знаний будет угрожать тебе, – пояснила ведьма. – Получишь много ответов, но тебе этого будет мало. Ты захочешь большего. Но только когда захочешь, – она выдержала паузу и сильно сжала Виктору ладонь, – не ходи дальше. Остановись.
На это Виктор не нашелся, что ответить.
Ночь упала на избушку траурной вуалью. Сразу похолодало, ветер протяжно застонал в ветвях сосен, будто жалуясь на вечный холод и одиночество. Виктору подумалось, что он уже давным-давно не видел солнца. И тоска по дому заскреблась под ребрами.
Сколько он еще пробудет в пути? И увидит ли вообще дом?
Виктор долго не мог уснуть, прислушиваясь к потрескиванию стен и тихим ночным шорохам. Прошедшую ночь он старался не вспоминать, но картины расколотого черепа Линды и вздувающейся пузырями жижи еще долго мучили его.
Потом он заснул.
Проснулся оттого, что почувствовал тяжесть с одной стороны кровати. Кто-то опустился рядом с ним и мягко взял за выпростанную из-под пледа руку.
Виктор взвился, сбрасывая остатки сна. Но это был не болотник и не домовой, а Нанна, что сидела, поджав ноги, и ласково улыбалась в темноте.
– Что тебе надо? – сердито спросил Виктор.
– Не бойся, – ее голос был нежным и ласковым, как журчание родника. – Хочу с тобой поговорить.
– Не хочу я ни о чем говорить! – за злостью Виктор скрывал свой испуг. В темноте русоволосая ведьма напомнила ему ту, что приходила прошлой ночью к Яну – юную девушку с распущенными волосами.
– Я хочу тебя предупредить, – Нанна снова взяла его за руку. – Я не могла сказать этого, пока рядом находился Ян. Но теперь он спит, поэтому, пожалуйста, выслушай меня.
Ее настойчивый и ласковый голос успокаивал, пальцы гладили руку Виктора, как гладит своего малыша мама, если тому вдруг приснился ночной кошмар.
– Я хочу, чтобы ты был осторожнее, – продолжала она. – Не доверяй ему. Да, они действительно умеют позаботиться о свом хозяине. Они будут выполнять все твои капризы, пока ты будешь им нужен. А потом… потом они выпьют твою душу. Оставят пустую оболочку.
– Я не собираюсь доверять ему, – возразил Виктор. – Я видел, как он убил людей.
– И он убьет еще, – сказала Нанна. Она постепенно переползала ближе к Виктору, ее поглаживания становились все нежнее, ладонь скользнула к его груди.
– Ко мне редко заходят мужчины, – прошептала ведьма. – Только когда хотят чего-то, как ты. И я даю им это. И они дают мне взамен свою ласку…
Теплая женская ладонь скользнула ниже. Виктор вздохнул прерывисто, дернулся.
– Не бойся, – повторила Нанна, прильнула к нему, крепко обвила руками. – Не бойся, я умею любить, хотя и слепая.
Ее губы мягко коснулись его губ, в них было тепло, и нежность, и душистое разнотравье. Кожа – белее белого, жаркая после бани, бархатистая. Тело – горячее, податливое. Все ночные страхи отступили, попрятались до времени в темные углы.
Сорочка давно упала в ноги, ладони мужчины скользили по телу, поцелуями Виктор покрывал шею Нанны. Но остановился, наткнувшись на порезы и шрамы, пересекающие ее тело от ключицы до грудей.
Ведьма вздрогнула, вздохнула сквозь сжатые зубы.
– Кто тебя так? – Виктор с тревогой заглянул в ее лицо.
Белые глаза ничего не выражали. Но гримасу боли на ее лице сменила печальная улыбка.
– Ян? – догадался Виктор прежде, чем Нанна ответила ему.
– Да, – она стыдливо склонила голову и добавила, будто оправдываясь:
– Осы больно жалят… Не умеют по-другому. Но я не виню его. Я обязана ему жизнью. Знаешь, – она прильнула к нему на грудь, зашептала тихо, – когда мне было двенадцать… У меня начали проявляться способности. Я могла сделать так, чтобы заболел пастух, который обругал мою мать. Могла сделать, чтобы у соседской сплетницы коровы прекратили давать молоко. Не было никого, кто научил бы меня контролировать это. И потом, – она вздохнула. – Потом мужчины этой деревни вытащили меня из родительского дома, с кровати, ночью, отвезли в лес и избивали до смерти. Били по телу, по голове… – она коснулась дрожащей рукой своего лба. – Поэтому я ослепла. А потом пришли они . Васпы, – Нанна перешла на свистящий шепот. – Ян спас меня. И сжег мою деревню дотла…
Она замолчала, снова потянулась к Виктору губами.
– Я обязана ему, понимаешь? – вдохнула она в самые его губы.
– Он тебя любит?
Нанна улыбнулась горько.
– Осы не умеют любить. А я… я умею.
Она поцеловала Виктора долго, сладко.
– Мой человек с юга, – шепнула она. – Пожалуйста. Подари мне немного своей ласки?
Потом наступило утро, и они снова засобирались в путь.
Нанна стояла на пороге, босая, будто не ощущала холода. Ее длинные волосы трепал ледяной ветер.
– Спасибо, – шепнула она Виктору, когда тот набросил на ее плечи шаль. Он наклонился и мягко поцеловал ее в висок.
– Я буду о тебе помнить, – пообещал он.
Ведьма вздохнула, укутала в шаль руки.
– Будь осторожен, – на прощанье сказала она.
И ухватила за рукав проходившего мимо Яна.
– Ты тоже остерегись, оска.
Он резко отдернул руку.
– Я знаю, ведьма.
Нанна отступила виновато, прислонилась к дверному косяку.
– Почему-то у меня ощущение, – прошептала она, – что мы встречаемся в последний раз…
Вездеход набирал скорость, и Виктор видел, как уменьшается тонкая фигурка Нанны. На его сердце почему-то было тепло и спокойно.
– А ведь она любит тебя, – начал Виктор, но Ян резко его оборвал:
– Это неважно. Важно – скоро мы прибудем в город. Оттуда мы сможем уехать на юг.
– А зачем тебе на юг? – наконец оторвавшись от окна, осведомился Виктор. – Я слышал, Нанна сказала, что ты хочешь найти кого-то.
– Да.
– И кого?
– Девушку.
Брови Виктора удивленно поднялись, он переспросил:
– А на севере они уже перевелись?
– Она особая, – пояснил Ян.
– И что же в ней особенного, в этой странной южной девушке? Чего нет во всех остальных девушках мира?
На этот раз Ян улыбнулся почти человечной улыбкой.
– О! – с благоговением сказал он. – Это самая сладкая девушка на свете.
7. Институт Нового мира
В столицу поезд пришел в семь часов утра.
Лиза Гутник сонно поплелась в конец вагона, где ей пришлось дождаться своей очереди. Потом ей пришлось выполнять акробатические трюки, пытаясь не потерять равновесия, умудряясь одной рукой удерживать носик рукомойника, другой – возить по зубам растрепанной щеткой. Вода текла ржавая, набирать ее в рот было неприятно, и Лиза поспешно сплевывала ее вместе с пеной пасты, краем глаза следя, чтобы кто-то дергающий дверь снаружи, не сорвал и без того хлипкий засов. Потом она сделала себе инъекцию инсулина, выкинула использованную бумагу и пустую ампулу в унитаз, и отправилась собирать чемоданы.
Кроме необходимых в дороге вещей Лиза взяла научно-популярные журналы, книги, заметки и фотографии, которые она кропотливо собирала во время практики.
– Учиться приехала? – спросил ее черноусый мужик, куривший в тамбуре.
Он выпустил струю вонючего дыма как раз в тот момент, когда поезд остановился и издал свое утробное «пшшшш….»
– Я все уже умею, – невежливо буркнула Лиза, отмахнулась от сигаретного дыма и с укором поглядела на мужика. – Помогли бы лучше девушке!
Мужик ухмыльнулся, но чемоданы спустить на перрон помог.
Платформа была грязной, заплеванной. Перед зданием вокзала валялись окурки и пустые бутылки, двое бородатых бродяг распивали какую-то мутную жидкость. Их глаза тоже были мутными, масляными – Лиза еще долго чувствовала на себе эти липкие взгляды, словно забирающиеся к ней под кофту.
«Вот тебе и столица, – думала она. – Вот тебе и очаг культуры. Приехала ты, дорогая, в самую настоящую клоаку».
А чего она ожидала, собственно? Чем больше город, тем больше возможностей, но и дерьма в нем больше.
А уж Сумеречная эпоха постаралась, чтобы максимально увеличить объем нечистот в этом мире.
Решив не откладывать дела в долгий ящик, Лиза сразу же заказала пропуск в Институт Нового Мира, оставив чемоданы в уютном и на удивление чистом гостиничном номере. По сравнению с душным вагоном это был почти рай, и она долго нежилась под теплыми струями душа прежде, чем собраться на важное мероприятие, ради которого и проделала весь этот изнуряющий путь.
Лиза глядела на столицу со смешанным чувством разочарования и трепета.
Осень добралась и до здешних широт – природные краски пестрели золотом и медью, воздух полнился ни с чем несравнимым запахом костров и сухой листвы. Словно обломанные зубы, высились над кронами деревьев серые высотки. Еще выше, над иглами антенн, вздымался ярус далеких коричневых скал, чьи острые вершины терялись в ватном одеяле облаков.
А солнца не было.
И это было самым большим разочарованием Лизы.
Она так и спросила об этом у водителя, пока ехала (лучше сказать – тряслась) до Института в обшарпанной, ржавой банке автомобиля. Таксист не удивился вопросу и охотно пояснил:
– Не сезон. Облака у нас летом разгоняют, а потом как у всех. Вы летом приезжайте, летом у нас и фрукты свои, оранжерейные, без химикатов почти.
Лиза грустно вздохнула. Одно из ее заветных желаний так и оставалось мечтой. Посмотрим, что будет со вторым.
Вскоре за домами плеснуло антрацитовой гладью. Такси повернуло на перекрестке вправо, затем еще – и однотипные коробки домов расступились, открывая изумленному взору Лизы исполинский каменный лотос, распустившийся прямо посреди городского квартала.
Он был выстроен (как читала Лиза в путеводителе) из блоков черного мрамора и отполирован до ослепительной зеркальной гладкости. Восемь лепестков вздымались к небу благородной короной, и пандусы, будто струи водопада, ниспадали к подножию. Расположенные по периметру фонтаны рассыпались крошевом брызг, и казалось, что каменный цветок пульсирует и дышит.
– Наша жемчужина, – сказал таксист, довольный эффектом, произведенным на пассажирку. – Черный лотос, Институт Нового Мира. А вечером здесь еще и подсветка включается, так что советую вам дождаться – зрелище непередаваемой красоты. Все туристы довольны.
Все еще пораженная до глубины души, Лиза молча расплатилась с водителем и еще долго стояла в молчании, не решаясь сделать шаг навстречу чуду. Наконец, она стряхнула благоговейное оцепенение и, не без удовольствия отметив, что не она одна такая, двинулась к лотосу.
Зеркальные двери, затемненные и оттого сливающиеся с гладкостью стен, бесшумно раскрылись, пропуская Лизу внутрь помещения. Интерактивная карта быстро подсказала, где найти кафедру биологии. По широким коридорам гуськом шли туристы в сопровождении уставших гидов, прозрачные бочкообразные лифты мягко скользили между этажами. Выше третьего начиналась закрытая территория, и Лизе пришлось предъявить свое удостоверение личности, чтобы получить от вахтера запаянный в пластик пропуск.
«Билет в новую жизнь».
Будто на крыльях, Лиза взлетела на восьмой этаж.
В отличие от нижних этажей, посещаемых туристами, коридоры здесь были пустынны, а помещения разделены на секции. Лизе пришлось немало поплутать прежде, чем она наткнулась на нужные ей двери.
Здесь ей тоже пришлось задержаться, потому что секция биологии и антропологии напоминала музей.
В демонстрационных ящиках лежали образцы – минералы, окаменелые растения, кости животных и человека. По стенам были развешаны большие портреты ученых, фотографии конференций и экспедиций. Виктора Тория она узнала сразу – его портрет был таким же, что и на обороте книги «Сумеречная эпоха: эволюция мифов». Лиза подумала, что и в жизни сразу бы узнала этого симпатичного брюнета с умными серыми глазами и мягкой улыбкой. Ее ладони вспотели, когда она поняла, как скоро встретится с ним.
Перевесив сумку с наработками на другое плечо, она пошла вдоль стен, рассматривая экспонаты и фотографии. Здесь были и те, которые она уже видела – смазанные любительские фото Ертского червя, зеленой лысухи и прочих, прочих представителей легенд с разных концов света. Были и те, которые Лиза увидела впервые. На одной что-то светящееся и бесформенное на фоне развалин крепости. На другой – похожее на гориллу существо, присевшее за буреломом. Третья картинка – не фото, а рисунок – изображала веретенообразный силуэт на горизонте, перед которым на переднем плане стояло несколько существ, напоминающих вставших на задние лапы насекомых. Под картинкой в застекленном ящичке лежало что-то тонкое, заостренное, но изъеденное коррозией, так что Лиза затруднялась сказать, чем это было ранее.
– Жало васпы, – сказал кто-то прямо над ее ухом.
Лиза круто повернулась от неожиданности, сумка углом ударилась в стекло, но к счастью не разбила.
– Тише, тише! Я и не думал вас пугать!
Тощий высокий парень в белом халате предупредительно подхватил Лизу под локти. Она пискнула, вырвалась и с гневом поглядела на юношу.
– Вы всегда так подкрадываетесь к девушкам? – гневно осведомилась она.
Парень виновато улыбнулся, поправил на переносице очки.
– Простите, если бы вы разбили этот стенд, клянусь, я бы заплатил из собственного кармана. Просто вы были так увлечены разглядыванием рисунков с этими муравьями.
– Васпами, – машинально поправила Лиза, покосилась на стенд.
Стекло не разбилось и нечто, названное жалом, все так же спокойно лежало на подставке.
Жало?
Величиной оно было почти с ладонь. Если это часть живого существа, каких же размеров было само существо? И не зеленью ли яда отсвечивает острие там, где его покрывает толстый слой ржавчины?
– Они не муравьи, – машинально продолжила она. – Это осы. Привычное нам название – всего лишь калька с латинского «wasp ». Что и значит – оса.
Парень добродушно улыбнулся и пожал плечами.
– Муравьи. Осы… какая разница? Этот миф тоже может быть развенчан, как и многие другие. Если, конечно, профессор Торий не привезет доказательство.
– Как раз за этим я сюда и пришла, – Лиза показала свой пропуск. – Поговорить с профессором, для меня это очень важно. Вы здесь работаете, не так ли?
– Э… Ну, в общем, да, – парень вздохнул. – Но, боюсь, поговорить с профессором вы сегодня никак не сможете.
– Почему? – возмутилась Лиза. – Пропуск…
– Не сможете, – перебил парень, – так как профессор Торий сейчас находится далеко на севере, в Дарских землях, в экспедиции. Возвращение планируется никак не раньше, чем через две недели, – он сочувственно глянул на разом сникшую Лизу и добавил:
– Простите…
Она этого уже не услышала. Голову наполнил какой-то тошнотворный звон, колени стали ватными, подогнулись.
Этого она не могла предусмотреть. После всех унижений, долгой дороги, всех надежд судьба подложила ей свинью.
Лиза опустилась на корточки и безутешно заплакала.
8. Выгжел
Они достигли городских ворот к полудню, когда Виктор уже успел основательно вымотаться и почти перестал верить в то, что город Выгжел существует, а не просто отмечен на карте крохотной черной точкой.
Но город и в самом деле существовал, и что-то подобное Виктор видел разве только в учебниках истории – Выгжел был окружен высокой стеной частокола с каменными стрелами башен, деревянные ворота обиты железом.
– Будто к войне готовятся, – пробормотал Виктор.
– К осаде, – как всегда кратко уточнил Ян.
Он остановился в стороне, под развесистой кроной старого кедра. Здесь вездеход не был виден ни со стороны городских стен, ни с воздуха, что обеспечивало защиту и пути отступления на случай, если вдруг что-то пойдет не так.
– Ты пойдешь первым, – сказал он Виктору, неуклюже спрыгивая из кабины на землю.
– Боишься? – ехидно поинтересовался ученый, не упустив возможности отпустить в отношении Яна маленькую шпильку.
– Это расчет, – спокойно ответил ему Ян. По всей видимости, ирония его не задевала, или же он просто не понимал, что это такое. – Меня убьют прежде, чем я приближусь на десять футов.
– Это можно проверить.
– Тогда к вечеру ты умрешь тоже. И они все умрут, – равнодушно отозвался Ян, ткнул пальцем в сторону городских стен. – Запоминай. Это Выгжел, последний форт севера. Здесь заканчиваются дарские территории. Отсюда отправишься в Южноуделье. В твоих интересах попасть в Выгжел как можно скорее.
– Вместе с тобой, разумеется.
– Разумеется. У меня ценная информация.
В этом Виктор не сомневался. Какие бы мотивы не были у Яна, действовал он расчетливо и планомерно.
«Как убил всех спутников ученого просто потому, что они оказались не нужны».
– Хорошо, – сказал ученый. – Что я должен сделать?
Как и сказал Ян, приблизиться ему не дали и на десять футов. В срубах стен открылись бойницы, а потом раздался усиленный громкоговорителем голос:
– Стой!
Виктор послушно остановился и, как учил Ян, поднял ладони.
Ему было немного страшно. Сзади, скрытый тенями кедров, стоял убийца его товарищей по экспедиции, который, возможно, даже не был человеком. Впереди же на него ощетинились дулами автоматы, и один Бог знает, что на уме у этих перепуганных северян, отгородившихся от враждебного леса крепостными стенами.
– Кто ты такой? Что тебе нужно? – меж тем последовал вопрос.
Ученый набрал в грудь побольше воздуха и прокричал в ответ:
– Не стреляйте! Я профессор Торий, из Дербенда! Мои товарищи погибли в экспедиции, мне нужна ваша помощь!
За воротами помолчали. Затем голос раздался снова:
– Хорошо. Можешь подойти, но никаких резких движений.
Виктор подходил очень медленно. Ворота открылись, и двое вооруженных мужчин втащили его внутрь. Еще один человек тут же обыскал его быстрыми и выверенными движениями.
– Чисто, – доложил он.
Тогда Виктор увидел четвертого мужчину, который до этого держался в тени, и был одет в темную фуфайку и меховую шапку.
– Капитан Сванберг, – представился он. – Расскажите еще раз, что с вами произошло. К нам нечасто приходят из леса незваные гости.
Виктор понимающе кивнул. Ему вдруг стало легко, словно упала с плеч тяжелая, гнетущая ноша.
«Я в безопасности. В безопасности , – мысленно повторял он. – С людьми…»
И дьявол с ним, с кровавым призраком за стенами форта, с болотниками, с ведьмами, с трупами в далеких чащах. Все это было сном.
Все это могло кончиться прямо сейчас.
– Капитан, смотрите, – сказал часовой.
Ловким движением он перехватил правую руку Виктора и перевернул ее ладонью вверх.
Воздух со свистом вышел из легких, как выходит гелий из воздушного шарика. А вместе с ним – надежды на спасение.
– Меченый!
Его руки сейчас же заломили за спину, в подбородок больно ткнулось холодное дуло автомата.
– Что тебе нужно? – зашипел Сванберг. – Гад! Говори правду!
– Я… сказал правду! – слезы помимо воли брызнули из глаз Виктора.
Хватка у солдат оказалась не менее жесткой, чем у Яна.
– Я действительно ученый, – снова попробовал объясниться он. – Я… мы… не желаем зла…
– Ты привел сюда васпу !
– Нет! – закричал Виктор. – Он… это… мой! Я его хозяин! У нас договор! Он клянется!
Виктор не знал, подействуют ли эти слова, но на его удивление хватка все-таки ослабла, автомат опустился до уровня груди. По крайней мере, дышать стало куда легче.
Виктор сделал несколько жадных глотков воздуха и продолжил:
– Он передал вам, что не тронет. Он передал, что у нас договор.
– Я вижу, – на лице капитана отразилось презрение. – Что вам нужно здесь?
– Я хочу только вернуться домой, – устало сказал Виктор. – Пожалуйста. Он… убил моих товарищей. Но меня оставил…
– Естественно, – тем же издевательским тоном поддакнул капитан.
– Пожалуйста, – умоляюще повторил Виктор. – Он сказал, что это очень важно. Он сказал… что сегодня на закате васпы совершат на ваш город налет.
Воцарилось молчание. Капитан даже отступил назад и долго, пытливо всматривался Виктору в лицо.
– Ты не натравишь на нас своего паразита, – наконец сказал он.
Виктор не понял, вопрос ли это или утверждение, но на всякий случай замотал головой.
– Хорошо, – капитан поджал губы и махнул часовым рукой. – Впустите. Но всем быть наготове.
Виктора отпустили. Он привалился спиной к стене, почувствовал, как затряслись колени. Какой раз он уже подвергается смертельной опасности? Виктору хотелось рассмеяться над нелепостью его ситуации, но он стоял тихо.
В таком же полном молчании в крепость вошел и Ян.
Виктору на мгновение показалось, что все часовые, включая капитана стражи, вздрогнули и отступили. Кто-то изумленно присвистнул и произнес тихо:
– Преторианец…
– Молчи, – прошипел другой.
Ян поднял ладонь – так в старых историях приветственно поднимали руку индейские вожди, – и произнес кратко:
– Договор.
– Мы в курсе, – ответил ему капитан (как показалось Виктору – излишне сухо), и спросил:
– Что твой хозяин говорил о налете?
– Проводите нас к начальнику, – сказал Ян. – Я офицер. И не говорю с рядовыми.
Кто-то из часовых присвистнул снова:
– Каков…
Капитан недовольно скривился, но, тем не менее, спорить не стал, а произнес два коротких слова:
– Хорошо. Идемте.
И сделал знак часовым следовать за ним тоже.
Следующие несколько минут напоминали Виктору затянувшееся шествие на эшафот. Один из постовых косился на ученого едва ли не с жалостью. Наверное, он умирал от желания что-то спросить (например, как ученого угораздило связаться с дарским отродьем), но молчал, натыкаясь любопытным взглядом на угрюмое лицо. После чего постовой принимал нарочито равнодушный вид, но потом снова его взгляд нет-нет, да и натыкался на красный мундир васпы.
Капитан Сванберг нарочно старался выбирать наименее людные улицы. Но и здесь, среди обжитого человеческого жилья, сгорбленная, надломленная фигура Яна стала выглядеть еще более гротескно. Он походил на слетевшую с башенного карниза горгулью, и сознавал свое уродство, пытался сделаться незаметнее, привлекать как можно меньше внимания.
При виде его немногочисленные прохожие поспешно сворачивали в переулки и прятались в домах. Родители встревожено подзывали детей и прижимали к себе, провожая ненавистную фигуру испуганными взглядами. Какой-то маленький мальчик громко заплакал, выронив ярко раскрашенный мяч.
– Бука, мама! Бука! – кричал он, направив на Яна палец.
Тот молчал по-своему обыкновению, только еще сильнее втянул голову в плечи.
На счастье, цель их путешествия находилась за четыре квартала от городских ворот. Виктору даже показалось, что при виде здания городской ратуши провожающий их капитан вздохнул с облегчением.
Площадь возле ратуши тоже была почти пуста. Патрульные тихо переговаривались у главных дверей, изредка придирчиво разглядывая пропуска гражданских. Несколько человек, в ожидании свой очереди, бесцельно бродили возле здания, нервно поглядывали на часы, курили. Группка молодых людей пристроилась на ржавом капоте покореженной легковушки: ходила по кругу пивная бутылка и шелестела оберткой немудреная закуска.
Но каждый человек, пусть и занятый своим делом, однажды чувствовал смутное беспокойство (запах? ). Вздрагивал, тревожно озирался, пытаясь понять причину неожиданно нахлынувшего дискомфорта. И всякий раз безошибочно выделял ржаво-красный офицерский китель. Тогда гул голосов стихал, движение останавливалось, головы уходили в плечи. Идя в мучительной тишине, под прицелом сотни настороженных глаз, Виктор почти физически ощущала зарождающуюся волну мутного ужаса. Страх сочился сквозь кожу, сквозь одежду. Стлался по асфальту тяжелыми серпантинными лентами, похожими на липучки для мух. Страх передавался, как инфекционная болезнь. Им пропитались даже чахлые деревья, привыкшие к выхлопным газам и копоти.
Страх был паутиной, за прочные нити которой дергал голодный паук – васпа , чудовище из бабушкиных сказок.
Ян по-прежнему не глядел по сторонам, целенаправленно хромая по направлению к кирпичному зданию, и лицо его оставалось бесстрастным. Каменным. Но Виктор разглядел, как дернулись кверху уголки губ в едва заметной ухмылке самодовольства.
«Он знает, какой эффект оказывает на окружающих, – подумал ученый. – И это ему определенно нравится…»
Они подошли к пропускному пункту. Здесь тоже стояли люди, и все они разом, будто сговорившись, расступились, пропуская без очереди их самый потаенный кошмар, в одночасье обратившийся в реальность.
Охранник, сидевший по другую сторону прозрачной преграды, что-то сосредоточенно писал в пухлой тетради. Может поэтому, в силу своей занятости, он не поддался всеобщей панике.
– Ингвар, нам к мэру срочно, – сказал капитан Сванберг, наклоняясь к окошку.
Ян остался стоять чуть поодаль, и это устраивало Виктора. За короткий период общения с этим существом ученый заметил у него тенденцию держаться на расстоянии.
– Никак нельзя, – важно отозвался охранник, не отрываясь от тетради. – День не приемный. Пожалуйте завтра.
– Срочно, Ингвар! – с нажимом повторил капитан. – Есть достоверная информация о налете.
Эти слова подействовали на охранника, будто холодный душ.
– Господи помилуй! От кого же?!
Он наконец-то оторвался от тетради и взглянул через стекло.
Кровь моментально отхлынула от его лица. Потому что за спиной капитана маячил багряный призрак.
– Господ-ди вссс… – охранник издал звук проколотого воздушного шарика и несколько раз судорожно сглотнул.
Виктор криво улыбнулся. Он отлично понимал состояние охранника, хотя жалость оказалась лишней. Это не его Ян тащил сквозь таежные дебри за какой-то непонятной, но оттого страшной целью, и не из-за него убил четверых человек, и не к нему приходила мертвая жена и убитые девушки, спящие глубоко в болотных хлябях.
– Теперь вопрос «от кого» снят? – язвительно поинтересовался капитан.
Охранник беспокойно заметался в своей клетушке. Шустро подтащив телефон, принялся накручивать дребезжащий диск.
– Ясечка, милая, – закричал он в трубку, – свяжись с мэром! Да-да, очень важно! Его хочет видеть господин Дарский офицер… Кто-кто, васпа , я тебе говорю!… Именно, я прекрасно отличаю красный цвет от коричневого! Ну, откуда мне знать?! Господи! Да пусть лучше меня уволят, чем… И побыстрее, здесь все гражданские перепуганы!
Он с силой вдавил трубку в рычаг и вымученно улыбнулся.
– К нам, знаете ли, не часто заглядывают васпы, да еще из преторианской гвардии Дара, – дрожащим голосом пояснил он, выписывая пропуск и с искренним ужасом косясь в сторону Яна.
На этот раз бледные губы васпы разъехались в видимой всем улыбке.
– Это ненадолго, – ответил он. – Через шесть часов откроется сезон охоты.
То ли подействовали его слова, то ли убедительным оказался истеричный тон охранника – но дальнейшие события разворачивались для Виктора на удивление быстро.
Без лишних слов их провели через полутемные коридоры, на лифте поднялись на верхний этаж, где уже стояли охранники с автоматами наперевес. Вопреки ожиданиям Виктора, мэр города не сидел важно за дубовым столом, а нервно расхаживал по кабинету. Он оказался коренастым бородатым мужчиной в серой косоворотке и потертых штанах, которые пристало носить скорее работяге, нежели городскому голове.
Увидев Виктора, он кинулся к нему и долго тряс руку, как самому дорогому гостю.
Может, еще и потому, что из двоих гостей только Виктор был человеком.
– Для нас это честь… большая честь, – горячо бормотал мэр. – Вы, наверное, голодны?
– Сначала дело, – оттесняя Виктора в сторону, сказал Ян.
– Конечно, конечно, – с энтузиазмом закивал мэр. – Но это… так удивительно! Никто не ожидал, что сам господин преторианец…
– Сегодня на закате, – перебил его словоизлияния Ян. – Взвод из девяти солдат. Один офицер. Атака будет произведена в два захода – на главную и восточную башни. Через пять… с половиной часов. Успеете?
Мэр всплеснул руками.
– Да, боже мой! Я мобилизую всех… сам полезу на укрепления! Уму непостижимо… Но что вы желаете взамен, господин преторианец?
– Безопасность мне и моему хозяину, – ответил Ян. – И когда все закончится – соединить с Южноудельем и день на сборы. Договоримся?
– Вечно буду ваш должник!
Ян тонко усмехнулся.
– Вечно – это долго. Нужен главнокомандующий и подробная карта города. Но сначала мне нужно в медицинский блок.
Мэр согласно кивнул, махнул куда-то рукой.
– Идите, идите, – сказал он. – Я вижу, вы ранены… Ланс проводит. Я вам полную безопасность гарантирую. Господи. Только бы успеть…
– Успеем, – Ян схватил Виктора за плечо. – Ты идешь со мной.
– Чем я-то помогу? – огрызнулся ученый.
– Узнаешь.
Медицинский бокс не отличался ничем от прочих, виденных Виктором ранее – яркие лампы-жучки, кушетка у стены, возле нее штатив капельницы, столик и шкаф с медицинским оборудованием. Пахло лекарствами и спиртом. Женщина в белом халате испуганно вжалась в стену при виде вошедших.
– Спокойно, – сказал Ян. – Ты поможешь.
– У вас нога ранена? – тихо спросила она.
Ян отмахнулся.
– Пустяки. Где шприцы?
Врач непонимающе уставилась на него, но Ян не был настроен на долгие разъяснения.
– Садись, – велел он Виктору и сам уселся на кушетку, расстегивая пуговицы мундира. – Сними куртку.
– Зачем?
– Мне нужна твоя кровь.
У Виктора засосало под ложечкой. Сразу вспомнилась рана в горле Мириам, из которой била тугая багряная струйка.
– Не бойся, – сказал Ян. – Мы обменялись кровью при договоре, но нужна другая. Более чистая. От тебя – ко мне. Это укрепит симбиоз.
– Вам нужно переливание? – догадалась врач.
– Один шприц, – ответил Ян. – Этого достаточно. Ты позволишь?
Он обращался уже к Виктору. И этот тон удивил его.
Просит? Васпа?
– Да ради бога! – в сердцах воскликнул ученый. – Делай, что тебе надо, и покончим с этим!
Он снял куртку и закатал рукав. Женщина осторожно наложила жгут, проколола острой иглой кожу, и Виктор сжал зубы и отвернулся – ему никогда не нравилась эта процедура.
– С вами все, – сказала врач, прикладывая к ранке смоченную спиртом ватку. – Теперь вы, – она повернулась к Яну. – Вы уверены, что вам это нужно?
– Совершенно, – ответил тот.
Он уже снял мундир и остался в шерстяной рубашке с воротником-стойкой и такими же полосами, что и на кителе. Затем снял и ее.
И Виктор замер, увидев его торс.
Грудь, спину, плечи и живот Яна пересекали шрамы, словно он перенес десятки операций или однажды попал под ножи зерноуборочного комбайна. На шее Яна болтался незамеченный ранее шнурок с цилиндрической металлической гильзой величиной с палец.
Рядом ошеломленно ойкнула врач, но ничего не сказала, а также молча обернула руку Яна резиновым жгутом и ввела кровь Виктора в выделившуюся вену.
– Это не совсем правильно, – сказала она, уже вытаскивая иглу. – Если вам нужно переливание, можно было…
– Не нужно, – перебил ее Ян и другой рукой снял с шеи шнурок. – Теперь это.
Он отвинтил металлический колпачок и осторожно вытряхнул на ладонь крохотную колбу с какой-то желтовато-зеленой, переливающейся жидкостью.
– Что это? – спросила врач, повторяя мысленный вопрос Виктора. – Лекарство?
Ян улыбнулся снова, и эта улыбка совсем не понравилась Виктору – было в ней что-то фанатичное, почти сумасшедшее и такое мечтательное, что Яну не могло быть свойственно вовсе.
– Это лучше лекарства, – ответил он. – Это эссенция Дарской королевы.
9. В осаде
Выгжел вовсю готовился к обороне.
По периметру стен были установлены зенитки и прожектора, над крышами домов взмыли аэростаты заграждения. Горожане закрывали окна ставнями, запирали двери на засовы, детей прятали в подземные убежища.
Виктору было нехорошо – его мутило и неприятно покалывало в висках. Возможно, тело реагировало на душевные волнения, или сказывалась усталость последних дней. Больше всего на свете ему хотелось сейчас лечь в свою постель, спать часов десять или двенадцать и проснуться отдохнувшим, бодрым и знающим, что все случившиеся с ним ужасы – не более чем дурной сон.
Кто-то схватил его за рукав.
– Отворилась бездна, и вышла саранча, – захрипел над ухом старческий голос, – и дано ей было мучить людей, которые не имеют знака Зверя.
Виктор вздрогнул и обернулся. Старик в изношенном пиджаке снова открыл рот, дохнув на ученого сивушным перегаром и луком, забормотал неистово:
– И он сделает так, чтобы всем, малым и великим, богатым и нищим положено будет начертание на правую руку их…
Старик перевернул ладонь Виктора, больно впился обломанными ногтями.
– Знак Зверя! – закричал он прямо ученому в лицо. – Знак Зверя! Знак Зверя!!
Виктор отдернул руку. В затылке заломило, холодок разлился по позвоночнику.
– Знак Зверя!
Крик старика продолжал звенеть в ушах. Виктор отступал, чувствуя, что еще немного и обратится в паническое бегство.
– Пошел вон, пьянь!
Какой-то проходивший мимо солдат отпихнул старика в сторону. Тот сразу замолчал, будто ему завязали рот. Виктор видел, как ходил ходуном его кадык, мутные старческие глаза беспокойно обшаривали площадь. Потом старик наклонился, подобрал оброненную шапку, и, что-то бормоча под нос, поплелся в сторону убежища.
– Не обращайте внимания, – сказал солдат. – Это местный пьянчуга, у него давно крыша поехала. Но мы его жалеем, когда-то хорошим кузнецом был.
– Все в порядке, – пробормотал Виктор.
И соврал.
В ушах продолжали звенеть каркающие вопли старика, и в груди Виктора нарастал тянущий ком, будто предвестник беды.
– Вам бы не разгуливать здесь одному, – заметил солдат, и теперь Виктор узнал в нем охранника Ингвара. – Почему вы не остались в ратуше?
Действительно, почему? Может, потому, что командованию и без него было, чем заняться? А, может, потому, что Виктору осточертело терпеть присутствие васпы?
– Я там не нужен, – сказал он. – Может, я буду полезен чем-нибудь здесь?
Ингвар дружелюбно улыбнулся.
– Может быть. Я иду к восточной башне. Идемте со мной?
Тучи на западе сгустились, отяжелели. Верхушки сосен и кедров слились в сплошную черную щетину. Надвигался вечер. Возможно, к ночи пойдет первый снег.
«Неуютный мир, – подумал Виктор. – Наверное, только в таком мире, где нет ни тепла, ни радости, ни света могли появиться….»
– Почему о них не знают в Южноземелье? – прерывая собственные мысли, спросил он у Ингвара. – Вернее, знают, но считают не более чем легендами?
Тот задумался.
– Не знаю, – признался он. – Они всегда были тут. Правда, сейчас их стало много меньше. Последние ульи спрятаны глубоко в тайге, и если после сегодняшнего напора мы останемся в живых, вы расскажете о них в большом мире.
– Я слышал, что Дар был когда-то военной базой, – заметил Виктор. – И что там проводились эксперименты…
– Так было раньше, – пояснил Ингвар. – Я не знаю, что случилось потом. Может быть, эксперимент военных вышел из-под контроля. Но теперь васпы не подчиняются человеку, они дикие и очень злые. И давно не входят в контакт с людьми. Поэтому мы очень удивились, когда увидели вашего васпу, да еще и преторианца королевы.
– У них есть королева? – с превеликим любопытством спросил Виктор.
В нем проснулся дух исследователя. Сам Ян не слишком распространялся о себе, а узнать о быте легендарных васпов из уст очевидца было весьма любопытно.
– Они же наполовину насекомые. Конечно, у них есть королева, – удивленно ответил Ингвар. – Разве он вам ничего не рассказывал?
– Он немногословен.
Этот ответ полностью удовлетворил Ингвара. Он понимающе закивал.
– Да, конечно. Вы ведь ученый, так? Тогда вы знаете, как живут общественные насекомые: пчелы, муравьи… осы, опять же. Здесь все то же самое. Самую черную работу по обустройству Улья выполняют непереродившиеся особи – генетические мутанты, шудры. Говорят, они почти неразумны, но никто их никогда не видел, шудры живут в подземных лабиринтах Улья. Из переродившихся основной костяк и «пушечное мясо» составляют солдаты. Куда выше по иерархии стоит офицерский состав – это преторианская гвардия, телохранители королевы. Их куда меньше и они весьма редко выбираются из Улья. Встретить преторианца – к большой беде, – Ингвар помолчал, вздохнул и продолжил. – Ну, и королева, разумеется. Она никогда не покидает Улья и отвечает за общую организацию и появление новых особей.
Как раз особенности размножения васпов Виктор представлял себе неважно.
– Она откладывает личинки? – спросил он.
– О, нет, нет! – замахал руками Ингвар. – Как бы вам сказать… она делает куколок. А потом… я не знаю точно. Оплодотворяет их, наверное.
– А из кого получаются куколки?
Ингвар, до этого воспринимающий расспросы Виктора как само собой разумеющееся, на этот раз поглядел на него с неприкрытым изумлением.
– Вы правда не знаете? – недоверчиво спросил он.
– Правда.
Ингвар сжал кулаки. Его глаза сузились от сдерживаемого гнева.
– Она делает куколок из наших детей, – сквозь зубы процедил он. – Именно поэтому нам так важно отбить сегодняшний налет. Теперь ясно?
– Ясно, – ошеломленно ответил Виктор, помолчал, потом сказал снова:
– Можно последний вопрос?
– Ну?
– Что такое «эссенция королевы»?
Ингвар раздраженно пожал плечами. Похоже, разговор затронул болезненную тему, а потому стал выводить его из себя.
– Впервые слышу. Спроси об этом своего паразита.
Больше никаких вопросов Виктор не задавал.
У восточной башни забрала бойниц были давно подняты, в них выставили узкие дула пушек. Военные принимали с грузовиков ящики со снарядами, укладывали возле крепостных стен.
– Вы можете помочь разгрузить ящики, – сказал Ингвар. – Но предупреждаю, они тяжелые.
«Взялся за гуж – не говори, что не дюж», – подумалось Виктору.
Он молча подошел к грузовику и принялся таскать ящики. Физический труд был изнурителен, но отвлекал Виктора от дурных мыслей. Ему даже показалось, что прошла ноющая боль в виске. Пахло смазочными маслами и древесиной, и этот запах почти полностью вытеснил из памяти запах васпы, преследующий Виктора все последнее время. Единственное, что не давало ему покоя – слова Ингвара.
«Она делает куколок из наших детей…»
Виктор помнил свой недавний сон. Или, скорее, видение. Плотные белоснежные коконы, похожие на шары пломбира, которые украшают вафельные стаканчики в руках малышей. Или на кучевые облака, что горделиво и неспешно плывут над морем там, на далекой родине. Или снеговые шапки на вершинах гор…
Неестественная, стерильная белизна.
И темные кольца эмбрионов, спящие внутри.
Виктор снова почувствовал подкатывающую тошноту. С него уже градом лился пот, но боеприпасы закончились. Военные заняли позиции, и вновь повеселевший Ингвар приветливо замахал ему рукой.
– Идите сюда! Подкрепимся! Аскольд, плесни-ка еще кипятка!
Вихрастый солдат налил чая в алюминиевую кружку и сунул ее в озябшие натруженные руки Виктора.
– Спасибо, – поблагодарил тот. Отхлебнул горячей жидкости. Сразу стало теплее, тошнота отступила.
Солдаты заулыбались.
– Скажите, – стеснительно произнес вихрастый. – А… как это – быть хозяином васпы ?
Он покосился на руки Виктора, но ладони плотно обхватывали кружку. Ученый перехватил его взгляд и смутился.
– Я не знаю… правда, не знаю, – он покачал головой.
– Ты дурень, Аскольд, – сказал другой солдат. – Во-первых, он такой же человек, как и ты, и я. А во-вторых, это проявляется не сразу или не проявится никогда. Скажи лучше спасибо, что они пришли к нам сегодня.
– Что проявляется не сразу? – почему-то шепотом переспросил Виктор.
Но получить ответа не успел.
Где-то раскатисто грохнуло. Потом натужно застрекотали пулеметы. Над городскими крышами взвился и начал набирать силу тревожный вой сирены.
– Началось, – одними губами произнес Ингвар.
Солдаты подскочили со своих мест, бросая кружки и хватаясь за автоматы. Вдалеке снова заухала зенитка.
– Они у главных ворот, – сказал Ингвар. – Вам лучше в укрытие…
Сирена завыла снова. На тот раз ей вторил раскатистый, свистящий звук. Что-то с воем неслось по небу, оставляя за собой крученый столб черного дыма.
– Подбили! – закричал кто-то из военных. – Вертолет подбили!
Виктор вспомнил грохот, от которого задрожали своды Улья, в тот момент, когда падал вертолет Яна. Теперь ему казалось, что все повторяется снова – громовой раскат прокатился над лесом и городом, земля поплыла под ногами. Дымовой столб четко отметил место, куда упал подбитый вертолет. Вслед за ним к тучам взметнулось оранжевое пламя.
– Не ожидали? – мстительно оскалился Ингвар. – Получайте, твари.
– Смотрите! – закричал вдруг кто-то из военных.
Виктор осторожно глянул через плечо Ингвара в окно бойницы.
К частоколу приближался высокий, полностью лысый человек в том же ржаво-красном мундире, который Виктор привык видеть на Яне. Странным показалось то, что у него не было видно никакого оружия. Вместо него верзила держал над головой белый платок.
– Изрешетить его, Ингвар? – спросил вихрастый солдат.
– Погоди. Разве не видишь? Это переговорщик.
– Ничего нового они нам не скажут, – возразил вихрастый.
Однако Ингвар уже поднял громкоговоритель и прокричал в него:
– Одно неверное движение – и мы открываем огонь. Говорите, что вам нужно!
Верзила в красном мундире сложил ладони рупором и закричал в ответ:
– Отдайте предателя! Отдайте – и мы уйдем!
Ингвар опустил рупор и со значением поглядел на Виктора.
– Я им не верю, – сказал ученый.
– Я тоже, – сказал Ингвар. – Но вы слышали. Зовите своего…
– Как? – скептически хмыкнул Виктор. – Хлопнуть три раза в ладоши?
– Вы не знаете, как позвать своего васпу?
– Нет.
Ингвар помял нижнюю губу.
– Хм… хм… Тогда, наверное, я просто позвоню в штаб, – сказал он.
– Этого не потребуется, – снова вмешался вихрастый.
Он оказался прав – по направлению к башне пылил автомобиль. Остановился и на землю спрыгнул городской главнокомандующий, вслед за которым появилась угловатая фигура Яна.
Ингвар отдал командиру честь и по всей форме доложил обстановку.
– Где другие? – кратко спросил Ян.
– Переговорщик только один, – ответил Ингвар.
– Проверьте по периметру, – сказал Ян. – Они не отступят.
Он отобрал у Ингвара рупор, и тот отдал без претензий, отдернул руку так, будто боялся ядовитого укуса. Военные опасливо разошлись, пропуская Яна к бойницам. Виктор посторонился тоже.
– Рихт, охота провалена! – тем временем прокричал Ян в рупор. – Уходите!
Через его плечо Виктор видел, как верзила опустил белый платок и неприятно осклабился в хищной улыбке. В вечерних сумерках это выглядело жутковато. Пламя сбитого вертолета пылало за его спиной, окружая фигуру незнакомца оранжевым ореолом, отблески плясали на золоте канта и гладко выбритой лысине верзилы, и казалось, что человек в красном восстал из глубин ада.
– Выходи, предатель! – прокричал он. – Мы оставим город, если ты выйдешь к нам! И отдашь украденное!
– Невозможно, – ответил Ян. – Эссенции больше нет.
– Тогда ты умрешь! – закричал верзила. Его лицо побагровело от напряжения и злости. – Меньше чем через двадцать четыре часа! И не надейся на иммунитет хозяина! Все равно сдохнешь, только гораздо позже! И мучительнее! Донора тебе точно не отыскать!
– Ты отвратительно многословен, Рихт, – сказал Ян. – Королеве следовало оторвать тебе голову.
– А тебя следовало держать подальше от претории, предатель! – злобно проорал верзила. – Сдайся и мы даруем тебе быструю смерть! И никогда не вернемся в этот город!
Снова застрекотали орудия. Небосвод озарился вспышками, над головами поплыл запах пороха и гари.
– По нашим ПВО палят, – сквозь зубы процедил Ингвар. – Только и мы не лаптем за печкой деланы!
Верзила снаружи по-прежнему ждал.
– Мы можем снять его отсюда, – предложил главнокомандующий.
Ян качнул головой.
– Нет. Укрепите позиции. Я пойду.
Он медленно захромал к воротам, и Виктору почему-то стало не по себе. Да, убийца. Да, возможно, даже не человек… но были падающие стены улья, и болотные чудища в радиоактивных лесах, и была Нанна, обнимающая так сладко, что все горечи забывались разом…
Все это было частью странного и страшного мира. Все это крутилось вокруг одноглазого монстра, жило ради него.
И еще был крестообразный шрам на правой ладони Виктора.
Знак Зверя .
Он неосознанным движением вытер ладонь о брюки и продолжил смотреть, как Ян медленно движется к стоящему за воротами верзиле.
По сравнению с щуплым Яном он казался просто гигантом. Его руки расслаблено висели по бокам туловища, но Виктор не обманывался этой расхлябанностью – слишком быстро васпы умели выхватить стек и слишком ловко орудовали им, чтобы нанести несовместимые с жизнью раны.
Ян остановился перед верзилой, не доходя нескольких шагов. Кажется, они о чем-то тихо переговаривались – понять было трудно. Никто не смотрел в глаза собеседнику: верзила глядел вбок, Ян – в землю. Губы обоих почти не шевелились.
– Воркуют, голубки, – нервно хихикнул кто-то сзади.
На него тотчас зашикали и снова воцарилась тишина.
Виктора вдруг обуяло беспокойство. Такое чувство бывает, когда собираешься на какое-то важное мероприятие: отвечать ли экзамен или выступать перед большой аудиторией. В животе болезненно заныло, руки и ноги сделались ватными.
«Да что со мной? – подумал он. – Неужели волнуюсь из-за этого…?»
Васпы все также неподвижно стояли друг напротив друга. Но чувство беспокойства не проходило, напротив. Виктор чувствовал, как по его шее сползла щекочущая струйка пота.
«Справа» .
Он вытер ее ладонью, мотнул головой, стараясь сбросить неприятные ощущения. И краем глаза заметил короткую вспышку.
– Ложись! – закричал Виктор.
Упал, потащив за собой стоявшего рядом Ингвара. Что-то с треском разорвалось, рядом закричали страшно – от боли и смертной муки. Кто-то грязно выругался над ухом. Затем воздух взрезали автоматные очереди. Виктор закрыл голову руками, зажмурился. Мелкие камешки больно жалили кожу лица и рук, во рту появился металлический привкус – падая, Виктор до крови прикусил губу.
– Ах, ты ж зараза! Получай! – ревели над головой.
Вспыхнуло снова. Земля вздрогнула, вспучилась под телом Виктора, потом грузно осела.
Он открыл один глаз и увидел груду окровавленного тряпья, бывшего когда-то васпами. У одного из них еще судорожно сгибалась и разгибалась нога, но головы у тела не было – ее оторвало снарядом, и ошметки кости и плоти разметало по мостовой, окрасив землю в густой багрянец.
Рядом стонал от боли тот самый вихрастый парень, что наливал Виктору чай – его живот окрасился красным, он хрипло дышал и сжимал дрожащими пальцами автомат.
– Держись, брат. Держись, брат. Держись… – механически повторял Ингвар, поддерживая его голову.
– Отступают, – доложил незнакомый Виктору лейтенант, который в этот момент говорил по рации. – Броневик только что подбили артиллеристы у главных ворот.
Раненого уложили на носилки. Ингвар всхлипывал нервно и глазами, полными суеверного ужаса, смотрел на Виктора.
– Как ты… узнал? – наконец спросил он. – Как узнал, что они приближаются?
– Я не знаю, – ученый удивленно покачал головой. – Я просто… почувствовал …
Еще пребывая в шоке от происшедшего, он мимолетом взглянул через окно бойницы.
Как раз в этот самый момент взвился офицерский стек Яна и наполовину вошел в левый глаз верзилы.
Тот взревел, как умирающий зверь. Военные всполошились, разом подскочили к бойницам.
Верзила крутанулся на месте. Сохранив равновесие, он с гневным рычанием взмахнул стеком. Ян отклонился. Но лезвие все же рассекло ткань на животе. По краю разреза выступила кровь.
– Сейчас я сниму гада, – один из солдат вскинул винтовку.
– Нет! – Виктор схватил его за плечо. – Можно задеть его…
Действительно, теперь было сложно отследить, где был верзила, а где Ян – оба сцепились в один красный клубок. Верзила держал Яна мертвой хваткой медведя, но нанести удары у него не получилось – Ян перехватил стек и лезвием вспорол руку верзилы от запястья до локтя. Тот снова заревел от боли и разжал руку. Ян упал на землю и быстро подкатился верзиле под ноги. Не давая врагу опомниться, он вонзил лезвие верзиле в пах. Теперь верзила ревел, не переставая. Его руки беспорядочно молотили воздух, пытаясь схватить своего мучителя. Но Ян все глубже вгонял лезвие, вспарывая верзиле живот от паха до пупка. Из разверстой раны выплеснулись скользкие ошметки внутренностей. Верзила еще раз взревел мучительно, и грузно упал навзничь. Кровь пузырями вспучивалась возле его рта. Стек пропорол его насквозь и вышел из поясницы. Руки и ноги верзилы дергались в судорогах. Тогда Ян подошел к упавшему, склонился над ним и точным и резким движением свернул ему шею. Пальцы верзилы в последний раз судорожно поскребли мерзлую землю, дернулись и затихли.
Не утруждая себя тем, чтобы стереть с лица чужую кровь, Ян спокойно подобрал своей стек, привесил его на пояс и, пошатываясь, побрел обратно к городу. На половине дороги он поскользнулся и упал на одно колено.
– Черт, да помогите же ему! – первым пришел в себя главнокомандующий.
Военные встрепенулись, начали открывать ворота, но никто не сделал попытки выйти навстречу человеку, с головы до ног облитому свежей кровью. Виктор подумал, что теперь понимает, отчего для мундиров преторианцев выбран красный цвет.
Ян поднялся, сделал пару неверных шагов и упал снова. По его телу прошла волна судорог, а потом Яна несколько раз мучительно вырвало. Он попытался подняться опять, но ослаб совсем и упал.
В этот момент черная туча накрыла собой город, и, напоровшись на шпили башен, разродилась первыми снежинками. Они падали на Яна, таяли и стекали на землю розовыми ручейками.
В Выгжел пришла зима.
10. В болезни и здравии
– Ну? Что стоим? – повторно рявкнул главнокомандующий, обводя взглядом подчиненных. – Мне на себе это дерьмо тащить?
Люди заколебались, переминаясь с ноги на ногу, послышались вздохи.
– Полковник, а может… это, – отозвался один из военных, – и не нужно никого никуда тащить?
Виктор непонимающе воззрился на говорившего – румяного молодчика с жидкими усиками на верхней губе.
– Я хочу сказать, – продолжил тот развивать свою мысль, – это же васпа , верно?
Виктор почувствовал горячую волну, которая прокатилась по его телу и схлынула также быстро, как появилась. Ему снова представился шанс – освободиться от страшного попутчика. Обрести свободу и легкость, наконец-то вернуться домой и залезть в горячую ванну, и лежать, пока кожа на пальцах не сморщится и все события последних дней не обратятся в пар.
– Кларк, не дури! – это произнес Ингвар.
Все это время он устало сидел на ступенях, отрешенно глядя перед собой, но теперь поднял голову и выглядел сердитым и возмущенным.
– Если бы они не предупредили нас, – сказал он, – кто знает, пережил бы ты эту ночь. И не твой ли младший братишка оказался бы завтра в коконе.
Румяный Кларк нетерпеливо махнул рукой.
– Ерунда! – убежденно выпалил он. – Кто его хватится? Все другие васпы мертвы. И этот – если не сдох сейчас, то сдохнет скоро, так или иначе. Или его сожрут болотники. Или волки сожрут.
Болотники …
Виктор сглотнул нервный комок в горле. Разве Ян не спас его там, на болотах?
«Ему нельзя верить», – сказала потом Нанна.
Но это не отменяло факта, что Ян, рискуя и своей жизнью, увел Виктора в подземные катакомбы, когда васпы взрывали Улей, и вытащил его потом из лап болотных чудовищ.
Разве после этого он не заслужил хоть немного благодарности?
– Мы не можем оставить его там, – начал Виктор.
– Да, да! – перебил Кларк. – Слушайте меченого! Будто он бросит своего паразита, как же! Они все заодно!
Виктор почувствовал, что начал закипать. Этот горлодер теперь перешел на личности. А такого Виктор стерпеть никак не мог.
– В таком случае, – сердито сказал он, сам не замечая, как сжимает кулаки, – я иду к мэру. И пусть он решает, нарушать свое же слово или нет.
– Да? А кто поручится за нашу безопасность потом? – не унимался румяный.
– Кларк, ты придурок, – устало сказал Ингвар.
– А ты слюнтяй! – огрызнулся Кларк. – Хватит уже ныть по своему дорогому братику!
– Заткнись! – Ингвар вскочил, побелев как полотно.
Его кулаки сжались до того, что побелели костяшки. Казалось, он вот-вот бросится на обидчика, но зычный рев главнокомандующего пресек зарождающуюся ссору.
– Отставить! – рявкнул он. – Сию минуту, или отправитесь на гауптвахту! Оба!
Кларк, криво усмехаясь, привалился к стене плечом. Ингвар все еще стоял со сжатыми кулаками, но попытки к драке не предпринимал.
– Профессор прав. Приказ был доставить обоих обратно в целости и сохранности, – продолжил полковник. – А уж потом мэр разберется, что делать. У кого еще есть возражения?
Солдаты молчали. Главнокомандующий удовлетворенно кивнул.
– Отлично. Ты и ты, – он указал на Кларка и Ингвара, – за носилками. Остальным приступить к зачистке.
Кларк закатил глаза, но перечить командованию не посмел.
– Позвольте, я помогу, – поспешно сказал Виктор.
– Конечно, – сдержанно ответил полковник и поджал губы.
Снегопад усиливался. Теперь снег покрывал тело Яна сплошным пуховым покрывалом. В сугробе утонула часть лица, изуродованная траурной повязкой, слипшиеся от крови волосы, сейчас подернутые инеем, приобрели какую-то чистую, торжественную белизну.
«Будто коконы в далеких ульях Дара».
Виктор вдруг подумал, что Ян гораздо моложе, чем ему показалось вначале. Теперь он не дал бы ему больше тридцати.
Солдаты приблизилась к поверженному васпе осторожными рывками, преодолевая отвращение. Словно с каждой минутой ожидая, что он поднимется, схватит их за руки или полоснет стеком. Они останавливались всякий раз, как только тело Яна сводили судороги. Но боялись напрасно. Ян так и не открыл единственного глаза, и почти не шевелился, только дрожь сотрясала его тело. Посеревшие губы были полуоткрыты и стянуты корочкой. Грудь под мундиром тяжело вздымалась, дыхание было хриплым, учащенным. Осмелев, Виктор дотронулся пальцами до бледного лба – будто коснулся раскаленного железа.
– У него жар, – удивленно прокомментировал ученый.
– Тогда его нужно срочно доставить в медицинский блок, – ответил Ингвар.
Кларк не сказал ничего, просто молча положил носилки рядом и с видимой брезгливостью с помощью Ингвара перетащил обездвиженного Яна на носилки. Голова Яна отяжелела и моталась из стороны в сторону, так что повязка съехала на бок, приоткрыв давно заросшую впадину раны на месте глаза. Виктор отвел взгляд, почувствовав подступающую дурноту. Ему снова вспомнился открытый электрический щиток с обрывками проводов, а вслед за ним в памяти всплыло разбитое лицо Линды – осколки черепа смешались с кашей из крови и грязи.
Виктор поспешно отвернулся, сделав вид, что подбирает стек – его он хотел положить на носилки рядом с Яном, но передумал и оставил при себе.
Когда Яна доставили в медицинский блок, он покрылся той восковой бледностью, что бывает у покойников, и Виктору почему-то стало очень страшно. Несмотря на то, что Ян был весь в крови, а мундир разорван в нескольких местах, кажется, сильных повреждений ему нанесено не было. И, тем не менее, состояние продолжало стремительно ухудшаться.
«Меньше чем через двадцать четыре часа ты умрешь », – вспомнил Виктор слова верзилы Рихта. Но Рихт умер сам, и сейчас его тело превращалось в снежный сугроб далеко за воротами Выгжела. Ночью полакомиться им придут волки или болотники. Не побрезгуют.
Что, если этой ночью им наконец-то достанется и мертвое тело Яна?
– Кладите его сюда, – доктор в стерильном зеленом костюме указал на каталку.
Яна переложили довольно небрежно, так что он стукнулся затылком о поручень, но так и не очнулся, и ни одного звука не сорвалось с посиневших губ. С чувством выполненного долга Кларк поспешил прочь, тщательно вытирая ладони о штаны, будто имел дело с куском гнилого мяса. Ингвар задержался в дверях.
– Доктор, как брат? – с надеждой в голосе осведомился он.
– С ним все в порядке, подлатали – будет жить, – успокоил его врач.
Ингвар кивнул, по-дружески хлопнул Виктора по плечу и закрыл за собой дверь.
Потом доктор аккуратно, не без опаски приблизился к васпе, осмотрел осторожно и быстро. С особым интересом оглядел рану над коленом, потрогал пальцем.
– Рану надо было лучше обработать, – сказал он. – Выйдите пока из бокса, здесь стерильно. Марта, подойди!
В дверях Виктор столкнулся с той самой женщиной, что брала у него кровь.
– Простите, – машинально пробормотал он и в изнеможении опустился на скамью.
«Да пошло оно все! – в сердцах подумал Виктор. – Пошло оно все с ульями, с болотниками, с васпами, да и с Сумерками в придачу! Господи, я бы сейчас все отдал за горячую ванну и чистую постель».
Он устало, круговыми движениями потер лицо. И тут только вспомнил про офицерский стек Яна. Виктор осторожно взял его в руки. Это был гладкий и гибкий прут цвета красного дерева и толщиной примерно в два пальца. С одного конца к стеку была приделана черная прорезиненная рукоять с петлей, другой оканчивался узким лезвием длиной чуть больше ладони. Сейчас на нем виднелись следы запекшейся крови.
Виктор снова почувствовал подступившую к горлу дурноту и отвернул стек острым краем от себя, продолжая нервно поигрывать на рукояти. Большим пальцем он нащупал какое-то мягкое углубление на торце, которое тут же машинально нажал. Лезвие исчезло.
Виктор удивленно моргнул. Он снова повернул к себе стек другим концом и осмотрел тщательно. Теперь он увидел узкий и почти незаметный разъем на конце. Тогда Виктор нажал на рукоять снова. Лезвие выскочило из паза и остановилось в нескольких сантиметрах от его лица.
«Совсем как жало », – подумал Виктор.
На всякий случай он опять нажал на потаенную кнопку, скрыв лезвие в глубине стека. Так Виктору было гораздо спокойнее.
Потом из бокса вышел доктор. Виктор напряженно поднялся.
– Как? – сорвалось с губ только одно слово.
– Он жив, – сказал доктор, помолчал и добавил. – Пока.
– Он ранен?
– Не существенно. Неглубокие порезы на животе и груди. Но их мы зашили. Рану на ноге тоже… Скажите, это было огнестрельное ранение?
Виктор сразу понял, о чем хочет спросить доктор, и согласно кивнул.
– Да. Пулю он вынимал сам.
– Понятно, – печально ответил врач. – Я так и думал. Вы знаете, эти болваны самоуверенны до идиотизма, когда дело касается антисептики. Пуля засела, по-видимому, глубоко, а операция вряд ли была произведена стерильно…
– Это ведь не сепсис? – Виктор, наконец, сказал то, что давно вертелось у него на языке.
– О, нет, не волнуйтесь! – отозвался врач. – Это могло быть им, но все обошлось. Как ни крути, организм у этих… эээ… существ достаточно крепкий. Но вот что я хотел спросить…
Доктор сделал паузу. Снял очки, подышал на стекла, протер рукавом и снова водрузил на переносицу.
– Марта сказала, что делала ему укол, – наконец сказал он. – Точнее, два. В одном была ваша кровь. В другом что-то еще… вы не знаете, что именно?
«Это лучше лекарства…»
– Я не уверен точно, – растерянно ответил Виктор. – Какая-то жидкость… Она была у него в колбе, на шее… Он сказал, что это какая-то эссенция. Так он ее назвал. Эссенция королевы.
«А теперь ее не было. И Ян умрет менее чем через двадцать четыре часа».
Но если дело не в ранении и не в заражении крови, тогда…
– Что же с ним, доктор? – холодея, спросил Виктор.
– Анафилактический шок.
Круглыми от удивления и непонимания глазами Виктор смотрел на врача.
– Мне думается, он принял яд, – пояснил врач. – Скорее всего, яд какого-то насекомого. Либо в очень большой, либо в очень концентрированной дозе. Мы ввели ему раствор адреналина и гидрокортизона, но улучшения пока нет. Вы не знаете, почему он сделал это?
Виктор молча покачал головой. В животе снова заворочался неприятный сгусток в преддверии беды. В правой руке появился зуд, и он неосознанным движением поскреб ладонь ногтями.
«Но разве Рихт не говорил что-то про иммунитет? » – вдруг вспомнил Виктор.
– Постойте, – вслух сказал он. – Но ведь он ввел себе и мою кровь? Ведь это что-то для них значит, так?
– Знаете, я не силен в генетике васпов, – с сожалением ответил доктор. – Могу только предполагать, что таким образом он пытался вакцинировать себя. Иногда так делают, чтобы приобрести иммунитет. Я имею в виду, вводят готовые антитела в виде сыворотки. В таком случае, есть два выхода. Либо эта своеобразная вакцина окажется сильнее яда, либо…
Доктор покачал головой и закончил:
– Я знаю, как лечить людей, но здесь… не совсем то, вы понимаете? Лекарства могут не помочь. Боюсь, если ваш товарищ впадет в состояние коллапса и комы, мы больше ничего не сможем для него сделать.
Виктор почувствовал слабость в ногах и снова опустился на скамью.
– Но зачем он это сделал? – в недоумении произнес он.
– Как раз об этом я спрашивал у вас, – напомнил доктор. – И мой вам совет: последите лучше за своим здоровьем. А еще лучше сдайте анализы. Хотите, мы сделаем это прямо сейчас?
– Это еще зачем? – спросил Виктор.
– У вас раздражение и отек на правой руке, – указал врач. – Вы ведь заключали с ним договор, значит, и его кровь попала в ваш организм. А разве вы не знали, что васпы ядовиты?
– Что?!
Виктор подскочил, как ужаленный, и с пристрастием оглядел ладонь. Действительно, в районе крестообразного шрама виднелась припухлость, и кожу покрывали мелкие красные пупырышки крапивницы.
– И насколько они ядовитые? – спросил Виктор.
– Примерно, как осы, – улыбнулся доктор и протянул Виктору мензурку. – Стаканчик возьмете?
Виктор молча забрал стакан.
Его вдруг обуяла страшная злость на Яна. Ведь с момента его появления проблем в жизни ученого стало куда как больше, не говоря уже о подстерегающих на каждом шагу опасностях (также и в лице самого Яна).
«Пусть сдыхает к чертям, – мстительно думал Виктор, совершая в туалете унизительную процедуру, а затем стеснительно отдавая мензурку дежурной медсестре. – Пусть сдыхает и катится к своим болотницам и ведьмам».
А он, Виктор, скоро отправится домой. Мэр как раз должен был связаться с Институтом, и скоро ученого заберут обратно в Дербенд.
Конечно, Виктор немного побаивался разговора с министерскими шишками, которые наверняка начнут расспрашивать о результатах экспедиции и будут очень недовольны отсутствием материалов, равно как и отсутствию большей части экспедиторов. Но Виктор уже сейчас поклялся себе, что ни слова не скажет про черные ульи, про вертолеты, про налеты на северные города. Никаких васпов не было в помине. Все это были бабкины сказочки. Все это лишь для того, чтобы пугать вечерами непослушных детишек.
«Вот не будешь слушаться, и за тобой прилетят ядовитые чудища, заберут тебя далеко-далеко на север, в вечную мерзлоту, чтобы закатать в противный кокон и сделать одним из них».
Пусть они останутся в фантазиях – гигантские насекомые с клешнями и жалами. Саранча, насланная древним богом за человеческие грехи.
Виктор вернется домой и выкинет все свои прошлые статьи. Порвет все экземпляры книги и напишет большое опровержение.
Нет васпов. Не было и не будет. А когда умрет последний – и память о них будет стерта.
Конечно, потом он, возможно, расскажет о Дарском подразделении военным. Но лишь для того, чтобы сбросить на их мерзкие гнезда бомбы.
«Так и будет, – злорадствовал Виктор, наконец-то забираясь в постель в комнате, которую мэр любезно предоставил гостю. – И не останется никаких упоминаний. И всем тогда станет жить лучше. Мир станет куда чище без них…»
Так думал он, погружаясь в сон.
А снился ему дым….
…Черный дым до самого горизонта… Даже вечные хмурые тучи – наследие Сумерек – теперь полностью скрыты за его плотной завесой. Глаза разъедают слезы, в ушах – истошные крики и низкий гул моторов. Мальчик ползет по камням, обдирая колени. Он знает, что ему не убежать. Ведь они чуют… Всегда чуют терпкий запах свободы, и стекаются стаями, жадно сверкают голодными глазами. Они приносят мрак и холод. От них нет спасения.
Даже земле больно, когда по ней идут васпы…
Мальчик слышит их голоса: совсем близко, может, всего в полутора саженях. Они напоминают ровное жужжание работающих механизмов, лишены эмоций, и смысл сказанного почему-то ускользает от мальчика. Ему нужно затаиться, подождать, но растет беспокойство за сестру. Она осталась одна, в пустом доме, где-то в середине этого бурлящего пламени, за стеной зловонного дыма.
Почему дым так пахнет? Пылают бревенчатые избы, плавятся стекла окон… К горлу подкатывает тошнота. Запахи дурманят голову. И к ним примешивается еще один.
Почему-то мальчику вспоминается теплая ночь, ветви ив, склоненные к воде, прыгающие языки костра, и печеный на углях хлеб с тонкими ломтиками телячьей грудинки…
Мальчик узнает его – запах горелого мяса…
Виктор поднялся на постели, обливаясь потом. В голове еще раздавался гул моторов, к горлу подступала тошнота. Но не было ни черного дыма, ни пылающей деревни.
Странный сон.
Виктор прошлепал босыми ногами в ванную и стал пить воду прямо из-под крана. Ночной кошмар постепенно уходил в небытие, но чувство беспокойства не проходило. И вскоре ученый вспомнил, что было тому причиной.
Ян.
Теперь ему было даже неловко за те злорадные мысли, что посетили его перед сном. Анализы ничего страшного не показали, разве только чуть повышенный сахар, но и тот был в пределах нормы. Поэтому доктор просто выдал Виктору пачку таблеток и строго велел отслеживать самочувствие. И вместе с тем, как проходило опасение за собственную жизнь, так же разрасталось в душе чувство вины перед Яном.
Мысли по кругу ходили в голове Виктора. Он снова попытался уснуть, но вместо этого вздыхал, вертелся с одного боку на другой, и сон не шел.
Промучившись так без малого час, Виктор решил успокоить свою совесть. Медицинский блок находился недалеко, так что быстренько сбегать туда и обратно представилось ему делом не трудным. Заглянуть в бокс, просто посмотреть, все ли в порядке. Или на худой конец спросить о состоянии пациента у дежурной сестры.
Виктор быстро оделся и проскользнул в коридор.
Он помнил, что по пути в бокс они сворачивали налево, потом еще раз налево, а потом уже прямо по коридору и находилась дверь с нарисованным на ней красным крестом. Пару раз ему приходилось поспешно прятаться за колоннами, когда мимо проходили часовые, но лишь оттого, чтобы не возникало лишних вопросов.
В медицинском блоке стояла тишина, лишь слабо потрескивали лампы, и не было видно ни души. Виктор осторожно прошел к боксу, куда вечером занесли Яна. Никакой дежурной медсестры здесь не было, но у дверей мирно посапывали двое солдат – на всякий случай мэр приставил охрану к опасному пациенту. Никто из них не проснулся, даже когда Виктор дернул дверь. Она оказалась не заперта.
В полумраке ночника Виктор увидел пустую теперь каталку – Ян лежал на кушетке возле стены. Он по-прежнему находился без сознания. Болезненные хрипы вырывались из его легких, но становились все слабее и реже, пока вдруг Виктору не показалось, что Ян не дышит вовсе.
– О, Господи, – сказал он, а потом закричал:
– Сюда! Скорей, он умирает!
Похолодев, Виктор ворвался в бокс, но остановился, пораженный зрелищем.
Потому что в боксе Ян был не один. Возле его кушетки сидело что-то, чему Виктор сначала не мог подобрать название – оно было бело-голубым и прозрачным, так что сквозь него Виктор мог видеть белый подоконник и капельницу у кушетки.
Потом это что-то повернуло голову, и Виктор узнал…
Длинные льняные волосы, тонкий нос породистой северянки и молочно-белые глаза, которые ученый видел только у одной женщины.
Нанна.
Это действительно была она, или ее призрак. Но, кажется, ведьма тоже узнала Виктора. Потому что улыбнулась ему и приложила палец к губам.
Шшш…
Виктор замер, не веря своим глазам.
Тогда бесплотный призрак ведьмы склонился над Яном, узкие ладони нежно и ласково погладили его по лицу. А потом Нанна наклонилась и поцеловала его в губы – очень долго, словно делала искусственное дыхание, словно вдыхала в него жизнь.
Ян дернулся. Раз, другой. Его грудь снова начала вздыматься и опускаться. Тогда только Нанна отстранилась и снова погладила его по щеке, по шрамам, выбегающим из-под черной повязки. Еще раз поцеловав Яна, но уже нежно, мягко, она повернула к Виктору прозрачное лицо. Ее губы шевельнулись беззвучно, но в голове Виктора вспыхнули слова:
«Не позволяй ему сделать это… »
Затем она начала таять.
Сначала растворился подол платья, затем грудь, лицо… Последней растаяла ладонь, гладившая Яна по изуродованной щеке.
И, хотя Ян все еще находился без сознания, теперь он дышал ровно и свободно. Исчезла восковая бледность и синюшность с губ.
«В болезни и здравии…»
Теперь Виктор видел в этих словах смысл.
11. Разрушители мифов
Лиза твердо решила для себя, что не уедет из Дербенда, пока не встретится с профессором Торием лично. В связи с этим она позвонила приемным родителям и попросила перевести немного денег на свой счет, что те исполнили без лишних расспросов.
Обосновавшись в гостиничном номере, Лиза заимела привычку наведываться в Институт нового мира и сдружилась с лаборантом Тория, которого звали Феликс.
Паренек был чуть младше Лизы, и куда менее осведомлен о фауне современности, что в свою очередь приводило Лизу в изумление. Ей казалось, что, работая бок о бок со знаменитым профессором, она бы ловила каждое его слово и впитывала каждую мелочь, но Феликс только смеялся над ее пылкостью и порой поддразнивал, рассказывая уж совсем нелепые небылицы о чудищах и затерянных племенах. Лиза сначала слушала с восхищением, потом понимала, что ей просто-напросто вешают на уши лапшу, и это вызывало в ней бурю негодования. Она сердилась, дулась и не подходила к телефону, но в итоге сдавалась, ведь она была совсем не злой девушкой. Да и подтрунивания Феликса носили миролюбивый характер.
Больше всего ее волновало возвращение профессора из экспедиции.
С какими артефактами он появится? Что найдет в радиоактивных северных лесах? Найдет ли ульи удивительных васпов или опровергнет их существование, навсегда занесет этот вид в раздел о вымышленных существах?
В Институте Нового мира она подолгу расхаживала по музею, рассматривая фотографии и карандашные эскизы, с особой придирчивостью осматривала экспонат, который Феликс назвал жалом васпы.
– Знаешь, что, – однажды сказал он, когда Лиза в очередной раз стояла над стеклянным ящиком и задумчиво мяла нижнюю губу. – Ты бы не напрягалась сильно с этой штукой. Мне кажется, это подделка.
– Почему ты так считаешь? – с любопытством спросила Лиза.
– Мой прадед воевал в первую десятилетку после прихода Сумерек, – сказал Феликс. – После него остался целый склад – патроны, винтовки, даже деактивированные мины. Что-то мы сдали на металлолом, что-то в музеи. Кое-что обнаружили только спустя много лет.
– А какое отношение это имеет к васпам?
– Да, по сути, никакого, – пожал плечами Феликс. – Просто однажды мы нашли зарытый в земле штык. Он был совсем ржавый и изъеденный коррозией. Так вот, этот штык жутко смахивал на вот эту штуку. Видишь? Это не что-то биологическое и окаменелое. Это просто ржавый металл.
Первой же реакцией Лизы было возмутиться и начать доказывать, что это все-таки жало, но, оглядев экспонат еще раз, она вспомнила все, ранее виденное в музеях, и с неохотой признала, что Феликс прав.
– Действительно, похоже… А, знаешь, – решительно сказала она. – Я думаю, что это все же принадлежало васпам. Ты ведь помнишь, что говорят про них легенды? Будто это были секретные разработки военных и все такое. Может, действительно, это «жало» вовсе не часть биологического вида, а что-то, созданное руками человека?
– Почему же тогда в легендах говорится, что это гигантские летающие жуки с жалом и прочим? – скептически хмыкнул Феликс.
– Сам-то подумай, – снисходительно улыбнулась Лиза, которая уже была воодушевлена идеей и на волне вдохновения была готова развивать свои догадки дальше. – В легендах всегда все приукрашено. А что касается жала… Помнишь, как в учебниках истории нам рассказывали про завоевание индейцев испанскими конкистадорами?
Феликс не помнил, но на всякий случай согласно кивнул, и Лиза продолжила:
– Для индейцев самым страшным оказались не стреляющие огнем пушки, а всадники на лошадях. Индейцы думали, что всадник и лошадь – это одно целое, страшное многоногое и многоголовое божество. Почему бы тогда нашим предкам, увидевшим вдруг существо с диковинным оружием, на странном летательном аппарате, не могло показаться, что это единый живой организм? – с торжественными нотками в голосе завершила она.
– Прекрасно! – зааплодировал Феликс. – Мадемуазель Гутник только что совершила переворот в современной биологии! Она доказала, что ядовитые жуки на самом деле мутанты на летающих тарелочках! Ура профессорше Лизе!
– Дурак! – девушка ткнула Феликса в плечо и надулась.
Но на душе было почему-то радостно. Во-первых, «профессорша» для нее прозвучало комплиментом. А во-вторых, идея о происхождении васпов прочно засела у нее в голове. Лиза только удивлялась, почему никто не додумался до этого раньше? А, может, додумывались? Только им не дали рассказать об этом?
От всех этих волнующих мыслей ночью Лизе спалось плохо.
Наутро, разбитая и сердитая, она заварила зеленый чай и задумчиво развернула утреннюю газету, которую администрация гостиницы любезно поставляла в номера постояльцев.
Новости спорта, политики и пересуды о жизни эстрадных артистов мало интересовали Лизу, но она все рано вяло пролистала страницы, пока взгляд не уперся в заголовок:
«Загадки северного леса ».
И ниже шрифтом помельче значился анонс:
«Вчера завершилась четвертая экспедиция в северные земли Дара. В результате катастрофы погибли почти все члены экипажа. Что послужило причиной их гибели, а также что скрывают непроходимые дарские леса? Об этом нашему корреспонденту рассказал единственный уцелевший член экспедиции, профессор кафедры биологии и антропологии Виктор Торий ».
Лиза поперхнулась, едва не расплескав на колени горячий чай. Сон как рукой сняло. Вцепившись трясущимися руками в газету, она стала жадно читать.
«Ни для кого не секрет, – говорилось в статье, – что север нашей страны является уникальным памятником Сумеречной эпохи. Все еще являясь опасными для жизнедеятельности человека, эти территории не обжиты и малоизучены. Немудрено, что север стал оплотом для всевозможных легенд и ареалом обитания многих вымышленных существ. Однако попытки изучить флору и фауну этих мест предпринимаются уже сейчас. Ведущий научный сотрудник Института Нового мира В.Торий, только вчера вернувшийся домой, любезно предоставил нам рассказ и фотоматериалы, полученные им в результате экспедиции.
Кор.: Добрый день, профессор. Во-первых, разрешите мне принести соболезнования от лица всех наших сотрудников и читателей в отношении ваших погибших товарищей. Наверное, для вас это было шоком?
В.Торий: Добрый день. Да, все случилось очень внезапно для меня.
– Тела уже доставили в Дербенд?
– Еще нет. В Даре сейчас работают спасатели. Хочется надеяться, что все тела погибших будут доставлены на родину. О похоронах мы сообщим позднее.
– Расскажите, как это произошло? Насколько я знаю, целью вашей экспедиции было найти и исследовать т. н. «улей», место, где по легендам живут некие таинственные чудища севера? Расскажите немного о них.
– Собственно, рассказывать особо и нечего. Подробно я рассмотрел этот вопрос в своей книге «Сумеречная эпоха: эволюция мифов». Но если говорить вкратце, то эти чудища, (их называют – васпы или северные осы), являются персонажами многих народных сказаний. По преданию, это полулюди-полунасекомые, которые строят ульи в глубине леса. Некоторые северные народы читают, что васпы утаскивают в свои гнезда человеческих детей для пропитания и выхаживания потомства. Согласно другому мнению, это особое военное подразделение, появившееся в результате эксперимента. Что-то вроде мутантов-суперсолдат, крайне агрессивных и отличающихся большой силой и выносливостью.
– Вы говорите «бытует мнение». То есть подтвердить это вы не можете?
– Не могу. Напротив. Нами не были обнаружены никакие следы жизнедеятельности т. н. васпов.
– А как же мифический улей? Его вы нашли?
– Да, это была цель нашей экспедиции. Но то, что было принято за улей, оказалось причудливым скальным образованием вследствие эрозии горных пород. Мы сделали несколько фотографий.
(на фото – обломок скалы, с определенного ракурса действительно отдаленно напоминающий осиное гнездо).
– Так вы утверждаете, что это природный объект?
– Целиком и полностью. Более того. Именно это образование и послужило причиной гибели группы. В скале имелись ниши и туннели. В тот момент, когда мы исследовали их, с гор произошел сход лавин. Снеговая плита полностью погребла нас под собой и разрушила скалу. Я долгое время находился без сознания и до сих пор считаю чудом, что мне удалось живым выбраться из завала. Но больше этого не удалось никому. Я смог вытащить на поверхность тело нашего врача, Мириам Адлер, но не знаю, что с ней произошло потом. В тех лесах водится много хищных животных.
– Животных или существ?
– Именно животных. Волки, медведи, рыси. Никаких других существ, а тем более васпов, мы не видели.
– Вас забрали из одного из северных городков, Выгжела.
– Да, но, к сожалению, я плохо помню этот момент. Кажется, группа охотников, которые периодически выходят в тайгу на зимовье, нашли меня в бессознательном состоянии и привезли в город.
– Я слышал, что один из ваших чудесных спасителей прибыл с вами в Дербенд.
– Да, это так. До этого он побывал в схватке один на один с диким зверем. Выгжел небольшой городок, и их медицина не так развита, как в столице. К тому же вы знаете, насколько губительна атмосфера Дара. Поэтому я предложил ему полететь со мной в Дербенд, где он сможет получить квалифицированную медицинскую помощь и ознакомиться с культурой Южноуделья.
– Ну что ж, надеюсь, гостю понравится в нашем гостеприимном городе. И подытоживая наш сегодняшний разговор, расскажите читателям, какие находки вы обнаружили еще?
– К сожалению, мы не нашли ничего такого, что могло бы представлять интерес для науки: только остатки боевой техники, оружие, останки солдат времен первых войн… По понятным причинам, экспедиция не была доведена до конца. Но могу сказать с достоверной точностью, что еще не пришло время для исследования и тем более для массового заселения Дара. На сегодняшний момент это место сильно загрязнено радиоактивными элементами и проводить дальнейшую работу там не представляется возможным. После того, как тела погибших будут привезены в Дербенд, границы будут закрыты.
– В заключение беседы, что бы вы хотели пожелать нашим читателям?
– Хочу пожелать всем хорошего настроения и продолжать верить в добрые сказки. Даже если большинство из них навсегда останутся таковыми.
– Спасибо за интервью, профессор.
– Всего доброго».
Статья закончилась. Лиза аккуратно сложила газету, отодвинула на край стола, а затем застонала и опустила лицо в ладони.
Господи, ну и на что она только надеялась?
Размечталась, как дурочка. Навыдумывала себе удивительных чудовищ, нафантазировала признание в ученом мире. И что теперь ей остается? Ржавый штык, разрушенный обломок скалы и книга о вымышленных существах? А границы Эридана закроют, и теперь долгое, очень долгое время в Дарские земли никого не будут пускать. И никогда, никогда и никто не узнает, есть ли что-то дальше, на севере, или это просто несчастный случай не позволил Виктору Торию закончить свои исследования.
Но ведь что-то еще можно было сделать, чтоб спасти хотя бы свою репутацию?
Лиза вытерла нарождающиеся слезы.
– Так. Возьми себя в руки, – строго сказала она. – Ты ведь приехала сюда не за жалом васпы, верно? Приехала просто поговорить с профессором и получить от него рекомендации. Вот и делай, что задумала!
Она быстро допила уже остывший чай, умылась холодной водой. Это прибавило ей бодрости, и хорошее настроение вернулось снова.
Жизнь налаживалась, и большой удачей было ее знакомство с Феликсом. Не будь его – не было бы у Лизы пропуска на закрытые этажи Института. Теперь же она с полным правом могла подняться на кафедру биологии и попробовать добиться аудиенции у Тория.
В конце концов, даже если она придет без приглашения – ведь не спустит же с лестницы девушку этот интеллигентный и симпатичный ученый?
Черный лотос института встретил ее уже знакомым оживлением. Поздоровавшись с охранником, которого она уже знала по имени, и которому Феликс всегда бегал за сигаретами, Лиза прошла в секцию биологии и, радостно распахнув двери, перешагнула порог.
И сейчас же улыбка на ее лице сменилась выражением крайнего удивления: в помещении царил жуткий беспорядок.
Во-первых, все фотографии и рисунки со стен были сняты. Что не могло быть снято – было оторвано и клочьями бумаги и пластика разлетелось по полу. Стенды с экспонатами были свалены в кучу в дальнем углу музея, не было ни звериных чучел, ни ящика с жалом-оружием васпы. Не было здесь и Феликса.
Вместо этого Лизе навстречу выбежал взлохмаченный и небритый мужчина в потертых джинсах и свитере, рукава которого были закатаны по локоть. Мужчина держал в руках груду скоросшивателей, поэтому не сразу обратил внимание на посетительницу. Но Лиза узнала его сразу – по фотографиям в газетах и книгах. Это был профессор Торий.
– Ээ… здравствуйте, профессор, – начала она.
Тот вздрогнул, чуть не выронив папки. Рассеянным взглядом пробежал по девушке.
– Вы кто? – быстро сказал он, даже не удосужившись ответить на приветствие.
– Меня зовут Лиза Гутник, я аспирантка, – затараторила девушка. – Не вашего института, я из Славена. Но приехала специально для того, чтобы увидеться с вами.
– Кто вас пропустил? – спросил Торий.
– То есть как? Касьян, конечно, – удивленно ответила она.
И прикусила язык. Кажется, профессор был не в восторге, как от подобного заявления, так и от самого охранника.
– То есть, простите, – она попыталась спасти положение, – просто мы с ним уже знакомы. Я уже приходила сюда несколько раз, когда познакомилась с Феликсом… ой!
Глаза Лизы округлились. Она поняла, что снова сболтнула лишнее. Ее щеки стали медленно наливаться румянцем.
– Все понятно, – сухо сказал профессор Торий. – Я поговорю и с Касьяном, и с Феликсом. Ну, и с вами, раз уж вы пришли. Только поскорее: вы видите, я занят.
– Делаете перестановку? – поинтересовалась любознательная Лиза.
– Очищаю кабинет от хлама, – несколько резковато поправил ее Торий.
Лиза снова округлила глаза.
– От хлама? – воскликнула она. – Это же музейные экспонаты! А ертский червь? А жало васпы? Это тоже хлам?!
– И еще какой, – Торий подошел к сваленной куче и бросил сверху папки. – Вы по этому поводу хотели со мной поговорить?
– По этому! – Лиза была вне себя от возмущения. – Именно по этому поводу и хотела! Я сама изучаю криптозоологию, «Эволюция мифов» моя настольная книга! Я бы никогда не подумала, что вы…
– Девушка, – устало перебил ее профессор. – Я вам очень советую: выкиньте и вы свой хлам. И из ящиков, и из головы.
Лиза как стояла, так и замерла с приоткрытым ртом.
– Займитесь лучше стоящим делом, – продолжил Торий. – Я имею в виду, действительно стоящим. Ведь еще столько неизученного в отрасли антропологии, собственно биологии. Зачем вам эти нелепые сказки про никогда не существовавших чудовищ?
– Но ведь вы сами писали, – начала говорить Лиза, чувствуя, как комок подступает к ее горлу.
– И я дал опровержение, – перебил ее профессор. – Вы читали сегодняшнюю газету?
Девушка смогла только кивнуть головой. Торий мягко и грустно улыбнулся.
– Ну, вот видите. Никаких чудищ нет. И васпов нет тоже.
Лиза затрясла головой.
– Нет. Я не верю, – пробормотала она. – А, может…
В ее голосе снова появилась надежда.
– В газете писали про того охотника с севера, – вспомнила она. – Может, вы дадите мне его координаты? Может, он видел что-то…
– Боже милостивый, – профессор в раздражении воздел руки. – Этим борзописцам больше писать не о чем? И зачем они это включили в статью тоже? Послушайте, – он снова обратился к Лизе. – Никто никого не видел, это вам ясно? Езжайте-ка домой, милочка. И забросьте все бредни куда-нибудь подальше.
Лиза тряхнула головой.
– Нет! – сердито сказала она. – Я не могу поверить, что вы можете вот так взять и разом перечеркнуть все наработки своей жизни. Я видела «жало» васпы. Я читала про индейцев и конкистадоров…
– Девушка! – Торий повысил голос. – Какие индейцы? Какие конкистадоры? Какие васпы? Я говорю вам человеческим языком: если вам нравится копаться в пыльных и никому не нужных легендах – поступите лучше на фольклор. Возможно, там вы найдете свое призвание. А сейчас оставьте меня в покое! Идите домой! И лучше сами, пока я не позвал охрану.
Лиза круто повернулась.
Она забыла про существование лифта и бежала вниз по лестнице, будто душа рвалась наружу из тела. Слезы душили ее, но не находили выхода. Теперь, наконец, все было кончено. Конец карьере. Конец надеждам. Сегодняшняя статья и разговор с профессором Торием разрушили не просто очередной миф. Они разрушили жизнь аспирантки Гутник.
12. To be
Виктор спешил: было несколько вопросов, ответы на которые ученый хотел получить, чем скорее, тем лучше. Поэтому, закончив все дела на кафедре, Виктор сразу направился за город. Именно туда, на профессорскую дачу, подальше от любопытных глаз, был переправлен Ян.
Виктор был немного раздосадован тем фактом, что в интервью упомянули про «охотника с севера». И корил себя за длинный язык. С другой стороны, как было не упомянуть про него, если все – и военные, и журналисты, своими глазами видели, что Виктор прилетел в столицу не один.
Когда за профессором прибыли спасатели, мэр Выгжела был только рад избавиться от опасных постояльцев, поэтому с радостью поддержал все выдумки Виктора. А уж он постарался сделать так, чтобы вызвать как можно меньше кривотолков.
Только Ингвар, вместе с другими помогающий переносить все еще находящегося в бессознательном состоянии Яна в вертолет, шепнул ученому:
– Вы бы поостереглись. Везти преторианца в большой город – рискованная затея.
Виктор сухо пообещал быть начеку.
Осень в Дербенде в этом году выдалась на удивление теплая. Спеша насладиться последними погожими деньками, за город стекались влюбленные парочки, сбежавшие с уроков гимназисты и просто любители отдохнуть на природе. Однако многие дачники уже готовились к переезду в город и суетились на участках, закрывая теплицы и убирая в пристройки летние тенты и шезлонги.
Сосед Виктора, Тибор, переносил плетеное кресло в крытый брезентом грузовик. Видимо, физической работой он занимался давно, поэтому весь вымок и раскраснелся. Рядом, привязанная длинным поводком к калитке, исходила истошным лаем собака Тибора.
– Уже уезжаете? – вежливо спросил Виктор после обмена приветствиями.
– Да, решили в этом сезоне пораньше дела свернуть, – отозвался Тибор. – Жена пилит, что и дома дел невпроворот. Дочку вот в больницу повезла… Да еще Буран как с цепи сорвался… Буран, фу!
Тибор прикрикнул на пса, и тот беспокойно забегал вдоль калитки, поскуливая и поджимая хвост.
– Что с дочкой? – сочувственно спросил Виктор.
Дочь Тибора, Анита, нравилась ученому. Она была естественной и открытой девчушкой, и Виктор с удовольствием угощал ее сладкими печеньями и чаем с вареньем.
– Полезла, понимаешь, паданцы собирать, а ее шершни и покусали, – расстроено ответил Тибор.
Его пес снова визгливо залаял, и Виктор почему-то вздрогнул.
– И сильно покусали? – спросил он.
– Бог миловал. Главное, чтоб аллергия не началась, – со знанием дела ответил Тибор.
Он вытер шею скомканным полотенцем и закинул его вслед за креслом.
– Ничего, – бодро улыбнулся он. – Впредь будет осмотрительней. Только я оглядел участок сегодня, все облазил – а гнезда не нашел. Откуда бы тогда им тут взяться, а?
– Да мало ли. Прилетели на паданцы, – рассеянно ответил Виктор.
Ему вдруг стало как-то неуютно, будто налетел порыв ледяного ветра, однако ни один листочек не колыхнулся в сухом прогретом воздухе.
– Ну что ж, желаю вашей дочурке скорейшего выздоровления, – поспешил распрощаться Виктор и побрел к своей даче, на ходу разбирая связку ключей.
За его спиной звучал надрывный лай Бурана.
В доме царила тишина.
Такая обычно бывает в необжитом помещении. Тишина, плотным ватным тампоном затыкающая все щели в оконных рамах и рассохшихся досках пола.
Тишина дома, в котором находится мертвец.
Но Ян не был мертв.
Виктор знал это также хорошо, как и то, что солнце, пусть и скрытое теперь пеленой облаков, каждое утро поднимается на востоке и садится на западе, за снеговые вершины гор. Он ощущал знакомый уже запах озона и перегоревшей проводки, чувствовал это на интуитивном уровне, и крестообразный шрам на ладони теперь не ныл и не чесался, но давал какую-то приятную прохладу и расслабленность. Будто успокаивал, будто говорил, что все в порядке, скоро все закончится.
Виктор поднялся по лестнице на второй этаж, где лежал Ян.
С того самого момента, как Виктор увидел призрак ведьмы, состояние Яна как будто стабилизировалось. Его тело больше не билось в конвульсиях, дыхание стало ровным и поверхностным. Биение сердца также было едва ощутимо, и все эти соматические проявления в совокупности очень напоминали Виктору состояние комы.
Но все же не являлись ею.
Ян спал.
Виктор не мог с достоверностью сказать, был ли это летаргический сон или что-то иное. В одном он не сомневался – жизнь Яна не находилась больше под угрозой.
И именно поэтому Виктор предпочел пристегнуть его, спящего, наручниками к спинке кровати. Так было спокойнее.
Сегодня утром, едва закончив разбираться с журналистами, Виктор отправился в один из госпиталей, где работал его хороший друг Марк Вайда.
– Хочу сразу тебя обрадовать, Вик, – с порога заявил Марк. – Лучевой болезни у тебя нет. Ни пункция, ни анализ крови ничего не показали.
Виктор вздохнул с облегчением.
– Спасибо, Марк! – искренне сказал он. – Я действительно боялся…
Доктор махнул рукой.
– Ничего-о! – бодро протянул он. – Здоров, настоящий богатырь!
– Это меня и волнует, – заметил Виктор. – Понимаешь, я же пробыл в дарских лесах достаточно длительное время, без защитного костюма, без маски… Неужели за все эти дни я так и не схватил ни доли радиации?
Марк развел руками.
– Здесь я ничего не могу тебе сказать, дружище. Но буду откровенен – я давно не видел настолько здорового человека. Сказал бы даже, что эта поездка пошла тебе на пользу.
Виктор смущенно рассмеялся.
– Ну… скажешь тоже.
Потом понизил голос и спросил:
– А… что по поводу того образца, который я тебе дал?
– Знаешь, это даже любопытно… – глаза Марка возбужденно заблестели за стеклами очков. – Я изучал его весь вечер, и вот что удивительно… Кажется, эта кровь ядовита, – Виктор вздрогнул, но Марк продолжил, чуть повысив голос, – ядовита для всех известных видов болезнетворных микробов. Абсцессы, пневмония, любые воспаления – все это быстро уничтожается кровеносными тельцами.
– Вот как, – спокойно произнес Виктор.
По его лицу не было заметно, что он удивлен или озабочен. Скорее, принял это, как факт. Марк в возбуждении пропустил его ответ мимо ушей, и сказал:
– А еще в этом образце содержится гаплоидный набор хромосом. Что ты на это скажешь?
Марк выдержал паузу, но Виктор лишь пробурчал что-то маловразумительное.
– Вспомним школьный курс, – продолжил тогда врач, – у людей наследуется диплоидный набор – материнский и отцовский. Но у насекомых, например, у перепончатокрылых, самцы развиваются из неоплодотворенных яиц и имеют гаплоидный набор. Так чья, говоришь, это кровь?
– Мы называем его «образец номер четыре», – завуалировано ответил Виктор.
– Это что-то экспериментальное, верно?
– Вроде того. Но пока это должно остаться между нами, – Виктор со значением поглядел на друга.
– Разумеется, – понимающе отозвался Марк. – Мне все равно, какие эксперименты вы, ребята, проводите в своем институте. Я когда-либо тебя подводил?
– Нет, не подводил, – с улыбкой подтвердил Виктор.
Он почувствовал облегчение. Хорошо иметь верных друзей, на которых всегда можно положиться. Марк определенно был из таких.
И вот теперь, сидя над одеревеневшим телом Яна, фиксируя все полученные сведения в тетрадь, Виктор грыз сочный бок груши и размышлял над тем, что будет, когда он проснется.
Понятное дело, что если образец крови попадет в чужие руки, возникнут ненужные проблемы. Ученые не дураки и мигом разберутся, что к чему. А потом будут последствия вплоть до того, что васпу на опыты заберут военные, да и Виктора вместе с ним в придачу. И никто никогда не увидит больше ни первого, ни второго.
С другой стороны, если Виктор пойдет на небольшой риск, то в его карьере может много что измениться. Первые же исследования открывали перед Виктором простор для творчества. Иммунитет к болезням? Виктор подарит миру абсолютное лекарство. Усиленная регенерация? Инвалиды получат новый шанс на полноценную жизнь.
Разве не поэтому Виктор забрал Яна с собой? Надо только сохранить его происхождение в секрете. Закрыть дарские границы, чтобы никто… никогда…
Ему это почти удалось. Но вот появление этой девочки…
И откуда она только взялась? Будто у Виктора не доставало собственных проблем. Мало того, что ему сразу же после прибытия пришлось выдержать разговор с генералом Андриясом Кертесом, который долго и нудно выспрашивал подробности пребывания Тория на севере, мало утомительных интервью с журналистами, так теперь еще эта аспирантка…
Виктор устало протер лицо. Он вдруг вспомнил себя в студенческие годы – еще неуверенный, но уже строящий планы молодой ученый. Вспомнил, как точно также приходил за рекомендациями к именитым старикам, ночами просиживал в библиотеке, искал свой путь…
Что случилось бы, если б ему тогда необдуманными словами сломали карьеру и жизнь?
Виктору стало стыдно.
Спустившись вниз, профессор положил недоеденную грушу на тарелку и набрал номер своего лаборанта.
– Мм… Феликс, добрый вечер, – заговорил он в трубку. – Ко мне сегодня заходила одна девушка… Да-да, сказала, что ее фамилия Гутник. Боюсь, я был с ней не слишком вежлив, ты не мог бы дать мне ее телефон? Угу, записываю…
Виктор начеркал на бумажке продиктованный номер и засмеялся в трубку на взволнованный вопрос Феликса:
– Немного сержусь. Но все в порядке. Да, я с сегодняшнего дня беру отпуск… Буду заглядывать, разумеется. Ты уж постарайся больше не устраивать сюрпризов. До свидания.
Виктор отключил связь и задумался.
«To be, or not to be: that is the question…»
Что там выбрал принц датский? Ученый решил для себя: быть.
И набрал номер Лизы.
Сначала долго шли гудки, так что Виктору показалось, что он ошибся номером или вся эта затея с извинениями изначально оказалась сплошной нелепицей. Но когда он уже хотел сбрасывать вызов, гудки оборвались, и робкий настороженный голос спросил:
– Алло?
– Лиза Гутник? – Виктор постарался придать своему голосу теплоту. – Здравствуйте еще раз. Это профессор Торий беспокоит…
В трубке наступила тишина. Виктору показалось, что сейчас вслед за ней снова последуют короткие гудки, поэтому поспешно сказал:
– Вы уж извините меня за резкость, хорошо? Для меня это тяжелое время. Еще не пришел в себя окончательно. И вовсе не хотел вас обижать.
– Ах… – в трубке раздался печальный вздох. – Ну… хорошо. Все в порядке, правда.
– Постойте, – снова поспешил перебить Виктор. – Вы ведь за рекомендациями приходили, так? Что если мы встретимся в каком-нибудь нейтральном месте и все обсудим? Скажем, в восемь, в кофейне на углу седьмой и восьмой линий? Вас устроит?
В трубке не то всхлипывали, не то взволнованно сопели.
– Дадите негодяю последний шанс на исправление? – шутливо подтолкнул Виктор. – Клянусь честью джентльмена, вы можете ни о чем не волноваться. Просто… поговорим, вы расскажете о своих наработках, а я поделюсь своими. Только как коллеги, договорились?
В трубке посопели еще немного, а затем коротко, но уже смягчившимся голосом, проговорили:
– Хорошо. Я принимаю ваше приглашение.
– В восемь жду, – закончил разговор Виктор и отключился.
– To be, or not to be, – пробормотал он, рассеянно глядя в окно, где ветер слегка перебирал золотыми листьями яблонь.
По огрызку груши медленно ползла сонная мохнатая пчела. Наверное, залетела в форточку на сладкий запах фруктов.
– To bee, – повторил ученый и усмехнулся своему каламбуру.
Сейчас в его доме находилось что-то, куда хуже пчелы. В конце концов, пчелы – всего лишь безобидные маленькие самоубийцы. Каждый укус влечет за собой смерть особи.
Другое дело осы…
У ос гладкие жала. Они могут кусать тебя, сколько заблагорассудится. Осы – хищники, слетающиеся на сочное мясо, на истекающие сиропом гниющие фрукты и мед.
Неприятные агрессивные твари.
Виктор выдвинул нижний ящик комода, где лежала свернутая в аккуратный рулон форма Яна. На металлических застежках кое-где виднелись мелкие брызги засохшей крови. Кровь же виднелась и на стеке, который Виктор хранил в том же ящике. Лезвие стека сейчас было спрятано внутри полости, но Виктор хорошо помнил, как оно входило в гортань Мириам, как багряные струи толчками вытекали между скрюченными пальцами Монгола.
«У ос гладкие жала».
Виктор положил поверх мундира кипы прошлогодних газет и задвинул ящик обратно.
Время двигалось к восьми.
К означенному месту встречи он приехал вовремя, минута в минуту, однако она уже была там.
Виктор с порога заметил фигурку девушки, присевшую за столиком в углу. Перед ней на столе лежали какие-то книги, а сама девушка настороженно глядела по сторонам из-под золотистой челки, будто поджидающий опасность зверек. Заметив вошедшего, она выпрямилась и подхватила книги, словно хотела сейчас же убежать прочь из кофейни. Но осталась, лишь ее поза говорила о сильном внутреннем напряжении.
Виктору сразу захотелось сказать, чтобы она не боялась. Что он не сделает ничего плохого и вообще никак не обидит девушку. Но тут же подумал, что это может прозвучать глупо или даже оскорбительно для нее, поэтому не сказал ничего подобного, а приветливо улыбнулся и сел по другую сторону стола.
– Ну, здравствуйте, Лиза.
Она ответила на приветствие и, положив книгу на стол, подвинула к Торию.
– Вот…
Это была его «Сумеречная эпоха: эволюция мифов».
– Поставите автограф? – попросила она.
– С удовольствием, – рассмеялся Виктор. – Но сначала, может, сделаем заказ? Вы что будете? Чай? Кофе?
– Чай, – чуть стеснительно произнесла Лиза, и добавила. – Без сахара…
– Тогда предлагаю к нему вкуснейшие булочки, – посоветовал ученый. – Такие пекут только в Дербенде. Не прощу себе, если не попробуете их.
Он подозвал официантку, та аккуратно записала в блокнотик заказ и удалилась.
– Итак, – сказал Виктор. – Вы простили меня, раз уж согласились на встречу?
– Простила, – заулыбалась Лиза. – Вы тоже меня простите, что я вот так, непрошенным гостем, ворвалась в ваш кабинет. Еще и распоряжаться начала…
– Да, вы вели себя по-хозяйски, – шутливо поддакнул Виктор.
И оба рассмеялись.
Принесли чай и посыпанные сахарной пудрой булочки.
Теперь, когда барьеры были разрушены, Лиза разговорилась. Она рассказала Торию про свою учебу в Славене, про наглеца Пеша и разгромленную в пух и прах статью.
– Как же, как же, – вспомнил Виктор. – Я помню. Конечно же, Гутник… Ну, вы были довольно резки в своих суждениях.
– Я должна была, – возразила Лиза. – Ведь если не верить в то, что делаешь, не верить в результаты своей работы – зачем тогда вообще заниматься наукой?
– Вы по-своему правы, – не мог не согласиться Виктор. – Что ж, мне нравится ваша пылкость и приверженность идеалам. Пожалуй, я мог бы дать вам рекомендации.
Лиза расцвела.
– Это было бы прекрасно! – воскликнула она. – Но теперь вы понимаете, почему меня так огорчила и возмутила ваша статья? Неужели вы действительно ничего так и не обнаружили?
– Увы, – развел руками Виктор. – В нашей работе знаете, что главное, Лиза? – он доверительно наклонился к ней. – Главное, не потерять трезвости суждения. Вы понимаете? Все это, – он постучал ногтем по обложке своей книги, – не более чем собрание фольклора, пока не подтверждено точными научными фактами. А вы должны подтверждать или опровергать их, если не хотите быть поднятой на смех. Вы ведь не хотите?
– Не хочу, – согласилась Лиза.
– Вот поэтому мы должны быть максимально непредвзяты, – закончил Виктор. – Если хотите стать хорошим ученым – умейте поступиться собственными надеждами и мечтами. Вот тогда вам будут открыты все пути. Вы меня понимаете?
Лиза ответить не успела. Затрезвонил телефон. Виктор вынул его из кармана и прислонил к уху.
– Да…
На том конце что-то коротко ответили. По лицу Виктора разлилась бледность.
– Я уже еду, – ответил ученый.
Он вдруг лихорадочно засобирался.
– Прошу меня простить, – виновато проговорил он. – Дело неотложной важности.
– Да, я понимаю, – в голосе Лизы прозвучало разочарование, но она быстро взяла себя в руки.
Что ж, дела есть дела…
– Тем не менее, мне было очень приятно с вами познакомитсья, Лиза, – дружелюбно заверил ее Виктор. – Всего вам доброго.
– Спасибо, – она улыбнулась тоже. – И вам.
И, когда Виктор уже шел к выходу, окликнула его:
– Профессор!
Виктор обернулся.
– Да?
– Можно, – она запнулась, тряхнула головой и выпалила на одном дыхании. – Можно, я вам позвоню еще?
Виктор улыбнулся широко.
– В любое время, – ответил он и вышел на улицу.
В конце концов, почему бы и нет? Быть или не быть?
Эта девочка понравилась ему. Но в голове теперь крутилась только одна короткая фраза, услышанная им по телефону:
– Освободишь меня? Или я сделаю это сам.
Фраза была произнесена ровным, слишком хорошо знакомым голосом Яна.
Виктор не хотел допустить этого.
13. Чужой среди своих
…Они наклоняются над мальчиком – угловатые тени, кажущиеся черными на фоне алого зарева пожарищ. Их лиц не разглядеть, их очертания размыты.
Но почему-то очень хорошо видны нашивки с изображением шестиногих тварей.
– Не подходите! – мальчик выставляет нож, слишком хорошо зная, что ему уже не спастись.
Ледяные пальцы выхватывают нож с ловкостью фокусника. Мальчик видит, как с них капает что-то красное – может, он успел все-таки полоснуть лезвием?
Мальчик мстительно улыбается, и чье-то бледное лицо напротив улыбается в ответ.
– Хороший, смелый мальчик! – произносит неприятный голос, тягучий, как смола. – Как тебя зовут, смелый мальчик?
Он отвечает что-то, почти не слыша своего голоса, не в силах противиться гипнотическому взгляду всплывших перед его лицом прозрачно-голубых глаз.
– Сюрприз! – гудит голос. – Твое имя отлично подходит для Дара! А я – Харт. С этого момента – твой наставник Харт.
Мальчик чувствует исходящий от существа запах крови и нагретой кожи. В ушах почему-то стоит звон цепей – они обязательно должны быть с толстыми крюками, подобно тем, на которые насаживают свиные туши. И мясник – в пропитанном влагой отяжелевшем фартуке, с закатанными по локоть рукавами, потрясает – нет, не мясницким тесаком – металлическим кастетом. Его тусклый блеск сводит с ума. Одного удара достаточно, чтобы в крошку раздробить кость.
Краем глаза мальчик видит маленькую фигурку, пересекающую дорогу. Развеваются распущенные ленты в лохматых волосах – как траурные хвосты. Сквозь дымную пелену весь мир кажется черным, но эту фигурку нельзя не узнать.
– Беги, Лисенок, беги! – кричит мальчик.
Только бы услышала!
Он бросается на чудовище разъяренным зверьком, колотит кулаками в тугой живот. А потом его самого швыряет о камни. Что-то с хрустом ломается внутри. Глаза широко раскрываются, но весь мир темнеет, проваливается куда-то вниз, в чернильную бездну Эреба, быть может.
Остывающие хлопья пепла. Крохотный силуэт с развевающимися лентами…
Голоса удаляются. Наплывает тьма, забирается под черепную коробку. Небесный свод опускается ниже и где-то слышится далекий зловещий гул, от которого начинает шевелиться земля.
Последний обрывок памяти перед тем, как наступают сумерки.
…За миг до пробуждения ему казалось, что он еще слышит это низкое гудение. И, разлепляя веки, на какую-то долю секунды видел жаркое марево пожаров и чувствовал ударивший в ноздри запах нагретой меди и крови. Тело горело и ныло, и последнее, что он помнил, был Рихт, захлебывающийся своей кровью.
– Око за око, Рихт, – даже не пробормотал – еле слышно прошелестел он в бреду.
Говорить тоже было трудно: болели зубы, а вместе с ними и челюсти, и скулы, и весь череп. Но физический дискомфорт всегда был наименьшим из зол.
Взгляд постепенно выхватывал из полумрака бревенчатые стены, густо смазанные лаком, и потолок с круглыми лампами, и тумбочку рядом с кроватью. Здесь, в реальности, не было места ночным кошмарам.
Если только он сам не вызовет их из небытия.
Ян попробовал пошевелить рукой, но ему это удалось с трудом, острая боль отдала в предплечье. Руки будто затекли, и при каждом движении слышался металлический лязг.
Подобно лязгу цепей с мясницкими крюками.
Повернув голову, Ян понял, что его правая рука заведена назад и пристегнута к изголовью кровати. Левая просто лежала под неестественным углом и, скорее всего, действительно затекла от долгой неподвижности.
Он снова попробовал пошевелиться, и мелкие болевые иголочки начали прокалывать мышцы от плеча до кончиков пальцев. Это вызвало в его памяти какие-то смутные, почти неуловимые образы, когда он переживал свое второе рождение – через удушье и страх остаться в густой, обволакивающей тьме кокона. Через боль от разрываемой пуповины, от яда, циркулирующего по его кровеносной системе, перестраивающего организм подо что-то совершенно иное…
Ни тогда, ни теперь Ян не спешил.
Конечно, поскорее избежать опасности было частью инстинкта. Но за все время своего обучения от неофита до преторианца Ян уяснил, что спешка никогда не доводит до добра. Он сам поплатился за свое заблуждение глазом. А Рихт… где теперь Рихт?
Кроме того, пока что никакой опасности замечено не было.
Чем сильнее Ян стряхивал с себя оцепенение сна, тем яснее ему становилось, что находится он не в Даре и не в Выгжеле.
В воздухе витал запах древесины и подопревших фруктов (приятный, сладкий, почти дурманящий аромат ), а, значит, здесь все еще стояла ранняя осень. В единственное зарешеченное окно, располагающееся на другой стене комнаты, скреблись ветви яблонь. Извилистые тени, будто тонкие живые щупальца, ползли по потолку и сплетались в причудливые паутинные узоры. В комнате становилось темнее.
Боль в теле постепенно отступала. Ян попробовал приподняться и отметил, что лежит на кровати совершенно голый. На животе и груди он видел прошитые синтетической нитью раны. Они уже не выглядели вздувшимися и болезненными, и Ян провел по ним пальцем, подушечкой ощущая крохотные узелки. Надо отдать хирургам Выгжела должное – шили они аккуратно. Даже принимая во внимание тот факт, что их пациент не был человеком. Ян откинул одеяло и осмотрел рану на ноге. Она была обработана с не меньшей аккуратностью.
Почему-то это вызвало у него подобие улыбки, но она быстро пропала, когда Ян увидел на тумбочке тетрадь в матерчатом переплете. Перекатившись на бок, Ян дотянулся до нее и открыл на середине.
Листы были испещрены аккуратными буквами и цифрами. Дата. Время забора крови. Измерение температуры тела. Давление. Пульс. Краткие результаты тестов и прочее, прочее…
Ян пролистал страницы. Везде было одно и то же, менялось лишь время, дата и некоторые показатели. Но Ян сразу понял, о чем говорилось в тетради – это был его собственный полный анамнез.
Ему больше не потребовалось складывать два и два, чтобы понять, где и почему он находится. Он это ощущал обонянием и тем чутьем, которое бывает присуще только васпам.
Даже если бы на тумбочке не лежал телефон с клочком бумаги, на котором был написан номер, и стояло одно имя «Виктор Торий».
Ян ни минуты не сомневался, для кого это предназначалось. Единственное, чего не знал Виктор, так это того, что в Дарских ульях телефоны не использовались вовсе. Но Ян уже видел эти штуки в человеческих домах, в Выгжеле, и еще раньше до этого (когда небо становилось черным от копоти, и гудение огня сотрясало землю, превращая целые города в сплавленные остекленевшие струпья ). А потому быстро, по наитию разобрался в его устройстве и уже через минуту коротко произнес в трубку:
– Освободишь меня? Или я сделаю это сам.
Ян не бравировал и не кривил душой. Выбитый сустав пальца не казался ему большой проблемой, как не казалось проблемой пулевое отверстие в ноге и уж тем более не поверхностная рана на животе, куда его полоснул стек Рихта. Другое дело, что хозяину не нужно было об этом знать. Равно как и о многом, многом другом. Для дела Ян был готов и потерпеть.
За окном потемнело совершенно. В стекло мелко забарабанили дождинки.
Ян зажмурился и прислушался к своим внутренним ощущениям.
Организм уже полностью абсорбировал яд, и теперь на смену болевого шока пришла расслабляющая волна опьянения. Он почувствовал себя словно подвешенным в воздухе, или падающим с головокружительной высоты в мягкий засасывающий водоворот. Ян понимал, что и это ощущение недолговечно, поэтому полностью отдался ему. Это было новое рождение. Через боль – в радость. От тьмы – к свету.
Рождение, которое осуществилось благодаря эссенции королевы.
Когда дождь усилился, и внизу послышалось сердитая ругань и шаги, пьянящее чувство почти окончательно покинуло его тело. Ян открыл глаз и со спокойным ожиданием устроился на подушке.
Вместе с хозяином в комнату проникли запахи влажной одежды и стылой земли. Сам Виктор выглядел довольно раздраженным – он весь вымок и продрог. Но не это обеспокоило Яна.
Васпы не любили дождь. Он смывал все запахи. Точно так же и теперь дождь помешал почуять всю полноту эмоциональной составляющей хозяина. А без знания не было контроля.
Это создавало дополнительные проблемы, но Ян не собирался просвещать человека еще и в этом вопросе.
– Освободи, – вместо этого сказал он, стараясь, чтобы это прозвучало как нечто среднее между приказом и просьбой.
Виктор, казалось, не торопился.
– Гораздо спокойнее видеть тебя в наручниках, – сказал он.
Ян ожидал, что человек выскажет что-нибудь глупое, поэтому быстро нашел готовый ответ:
– Не обманывайся, – возразил он. – Ты знаешь, я могу освободиться сам. Но это достаточно больно.
Кажется, человек раздумывал, все еще стоя на достаточном расстоянии от кровати.
– У меня ведь нет никаких гарантий, так? – спросил он.
Ян почувствовал, как в нем начинает зарождаться одно из немногих знакомых ему чувств, и на этот раз это было раздражение.
Люди настолько глупы, чтобы много раз пережевывать одну и ту же жвачку, когда ответ очевиден. Точно так же, как бывают глупы, когда повторяют одни и те же ошибки. Или рискуют жизнями ради смешных идеалов, ради других людей, которые представляют собой меньше рабочего муравья. Это не было логичным.
Слава Королеве! Как хорошо, что для него это все теперь позади. Это лишь мешающая, архаичная скорлупа, которая отпала сама собой вместе с последними обрывками кокона.
– Я ведь не убил тебя раньше, – как можно более убедительно произнес Ян.
– А если… если вдруг я захочу… избавиться от тебя? Выдам военным?
– Нет, – уверенно сказал Ян. – У тебя была возможность. Но я тебе нужен. Я прочел твой дневник. Ты изучал меня.
Ян указал на тетрадь, чтобы подкрепить свои слова доказательствами. Это было правильно. Люди любят доказательства. И любят, когда их убеждают в чем-то.
Потом подумал, и добавил:
– Или я прямо сейчас намочу твою кровать.
Виктор округлил глаза и поспешно выхватил из кармана ключи от наручников.
– Хорошо, сейчас…
Ян сдержанно улыбался. Сейчас не было нужды пугать человека, а лучший способ установить контакт – это разговаривать с ним на его собственном языке.
Наручники звякнули, снова вызвав в памяти лязг и скрежет металла из недавнего сна. Но если тебе почти каждую ночь снятся кошмары, учишься не обращать на это внимания.
– Туалет и ванна внизу, налево, – сказал Виктор. – Я поищу что-нибудь из одежды. Хотя моя тебе наверняка велика будет.
– Тогда найди мне новую, – рассудительно ответил Ян. – И поесть. Я голоден.
– Как пожелаете, о, мой господин, – расшаркался Виктор.
Ян пропустил это замечание мимо ушей, потому что понимание иронии никогда не относилось к его сильным сторонам. Но в целом он был доволен своим выбором.
Несмотря на общую бестолковость и нелогичность, присущую всем Homo sapiens , Виктор умел правильно расставлять приоритеты. Еще в нем чувствовалась та страсть, которая не дает успокоиться на достигнутом, а заставляет узнавать новое, искать, творить. Вообще, для васпов эта черта являлась чуждой. Но только не для Яна.
Разве не поэтому он пошел на предательство?
Ян вышел из душа, завернутый в махровое полотенце. Дождь все еще сплошной пеленой затягивал окна. Кажется, это теперь на всю ночь.
Виктор сидел за столом и угрюмо жевал что-то, лежащее перед ним на тарелке.
– Пельмени в кастрюле, – сказал он при виде Яна. – Возьми сам, сколько хочешь. Я не собираюсь разыгрывать из себя еще и официанта.
Ян поднял крышку, принюхался. Уголки его губ презрительно поползли книзу.
– Что сдохло? – спросил он.
– Или ешь это, или проваливай! – зло ответил Виктор и принялся еще более ожесточенно орудовать вилкой.
Ян не стал перечить. В походных условиях он еще и не таким питался, поэтому послушно положил в тарелку слипшееся нечто из теста и кусочков фарша. С сахаром это оказалось вполне съедобно.
Некоторое время Виктор молча наблюдал за ним исподлобья, потом сказал:
– У тебя в крови содержание сахара зашкаливает.
– Читал дневник, – спокойно ответил Ян. – Это часть моего метаболизма. Нужно много глюкозы.
– Кома – тоже часть твоего метаболизма? – скептически хмыкнул Виктор.
Ян удивленно поднял брови.
– Ты несколько дней провалялся без сознания, – пояснил ученый. – Какого лешего тебе приспичило травить себя? Этой эссенцией, или как ты ее назвал. Что это было вообще?
– Яд, – улыбнулся Ян. – Ты верно угадал.
Он немного поколебался, говорить ли хозяину правду. Но в итоге решил, что для установления доверительных отношений нужно быть максимально честным, поэтому слегка прояснил ситуацию:
– Эссенция королевы используется при перерождении. Я хотел узнать, что случится, если использовать эссенцию на взрослой особи.
– И как? Есть результаты?
Ян качнул головой.
– Пока не знаю.
Он немного помолчал, пережевывая еду, потом произнес:
– Кстати, спасибо.
Это было сказано его привычным ровным тоном, поэтому Виктор не сразу осознал смысл услышанного. А, осознав, скептически воззрился на гостя.
– Что я слышу! Васпа меня благодарит? Чем обязан такому счастью?
Ян снова пропустил иронию, и ответил:
– Ты не оставил меня в лесу. И не оставил в Выгжеле. Они могли убить меня.
– Не думаю, – возразил Виктор. – Фактически, ты их спас.
Ян доел пельмени и принялся за конфеты, горстями отправляя их в рот.
– Я враг, – напомнил он. – Врага надо уничтожать. Это заложено в инстинктах.
– Человек – это нечто большее, чем просто инстинкты, – парировал Виктор.
– И в этом ваше несовершенство.
Ян захрустел карамелью и довольно откинулся на спинку кресла. Сытость приятным теплом разливалась по телу. В доме было сухо и уютно, и от человека снова потянулись тонкие струйки эмоций и запахов. Контроль постепенно возвращался к Яну. Так было хорошо и правильно.
– Мир прост, – сказал он. – Слабых жрут сильные. Сильных жрут еще более сильные. Люди жрут всех остальных. А мы, – Ян взял новую конфетку, – мы жрем людей.
Виктор в возмущении фыркнул.
– Надеюсь, фигурально выражаясь?
И, не дождавшись ответа, продолжил:
– То есть, по-твоему, тебя надо было бросить подыхать в лесу, как того, другого?
– Рихта, – подсказал Ян и кивнул. – Да. Было бы логично. Но ты не сделал, – он широко улыбнулся, стараясь, чтобы улыбка получилась доброжелательной. Но этого у него не вышло, потому что на лице Виктора отразился испуг.
– Все в порядке, – поспешил исправить положение Ян. – Это было нелогично, но правильно. Ты мне нужен. Я чужой в твоем мире.
Дождь усилился. Мерный шелестящий звук убаюкивал, и измученный организм снова запросил покоя. Он ждал столько времени… Ничего страшного не случится, если он подождет еще несколько часов.
Ян начал подниматься с кресла.
– Я спать, – сказал он. – И ты отдохни тоже.
Виктор что-то ответил, но Ян уже не слушал его. Это уже было не важно. Скоро мир изменится, и ничто больше не будет важным.
Проваливаясь в упругость и темноту постели, Яну казалось, что он снова слышит звон металла и нарастающий подземный гул. Но сны в эту ночь ему больше не снились.
14. О войне и мире
Дождь лил, и лил, и лил всю ночь. Казалось, что разверзшиеся небесные хляби выплакивают всю накопившуюся в них скорбь. Как раз в этот момент далеко на севере спасатели вытаскивали из-под обломков останки членов четвертой экспедиции и грузили в цинковые гробы, чтобы перевезти на родину.
В отличие от Яна, Виктор спал отвратительно. И сны, явившиеся ему, были беспорядочны и странны. То он видел раскинувшиеся до самого горизонта рыжие сады, будто иллюстрацию к какой-то давно прочитанной сказке о медном царстве. То виделись бесформенные, пузырящиеся черной жижей существа, и у каждого из них было разбитое лицо Линды. То на краю сознания со свистом мелькало лезвие стека, и Виктор просыпался весь в поту и долго не мог уснуть, прислушиваясь к шорохам наверху. Ему казалось, что это не дождь стучит по крыше и стеклам, а чудовище, которое он так необдуманно приютил на своей даче, тяжело прохаживается из угла в угол, и что человеческая оболочка – только обман. А на самом деле Ян – это огромный жук, покрытый твердым хитином, у него острые когти и ядовитые жвала, и в каждом сегменте фасетчатого глаза вспыхивают хищные болотные огоньки.
Поэтому не было ничего удивительного в том, что Виктор наутро поднялся с головной болью и в дурном расположении духа.
Мысли о том, что нужно ехать в Институт разгребать последние архивы, потом заехать за венками к похоронам, а потом еще и за одеждой для Яна казались ему отвратительными.
Примерно, как и сам Ян, сонной мухой сползающий вниз по лестнице. На нем были только старые джинсы Виктора, которые болтались на его тощих бедрах и были для верности перехвачены ремнем. Выше пояса он был голый, и Виктор отвернулся, не в силах смотреть на его исполосованное рубцами тело.
– Позавтракаешь, чем найдешь, – грубовато сказал ученый. – Есть макароны и пельмени. Можно разогреть котлеты. Тут, – он открыл шкафчик, – твой любимый сахар. Лопай, сколько в тебя влезет. Сам приготовишь? Потому что в повара я тебе не нанимался.
– Я сделаю, – по своему обыкновению спокойно ответил Ян, то ли действительно не обижаясь на тон Виктора, то ли просто не понимая его злости.
Сейчас он тихо стоял, привалившись плечом к перилам лестницы и низко опустив голову. После ночных кошмаров его худощавая фигура прочно ассоциировалась не с человеком, а с каким-то причудливым, и оттого еще более мерзким насекомым. Виктор старался держаться на расстоянии, и в этом ключе теперь прекрасно понимал военных Выгжела.
– Никуда не выходи, пока я не приду, – продолжал давать наставления профессор. – И не дай бог, я услышу любые жалобы от соседей. Хоть что-нибудь. Сразу же звоню генералу Кертесу, и тебя забирают на опыты. Это ясно?
– Ясно, – повторил Ян, глядя исподлобья. – Угрозы излишни.
– Это не угроза, а предупреждение.
Виктор окинул его скептическим взглядом и добавил:
– Кухню мне не спали, Кутузов. Не Москва.
Ян в недоумении приподнял брови.
– Вот держи, – Виктор прошел к книжным полкам и снял пухлый том. – «Война и мир», тебе понравится. Займись до моего прихода.
Он положил книгу на край стола – прикасаться к васпе ему тоже не хотелось. Думал съязвить на тему, умеют ли васпы читать, но вовремя вспомнил, что Ян читал уже его дневник, а потому сказал просто:
– Будь тише воды и ниже травы. И давай, просвещайся. А то совсем одичали на своих болотах. Так хоть будет, о чем с девушкой поговорить.
Он усмехнулся, довольный собственной шуткой, хлопнул дверью и уехал.
Конечно, на душе у него еще скребли кошки, но крайне своевременным оказался отъезд соседа Тибора, ведь лишние проблемы были Виктору ни к чему, а васпа обладал редким даром притягивать неприятности (равно как и создавать их).
Может, оттого, что небо за одну ночь досуха выплакалось дождями, на все последующие дни установилась теплая и сухая погода, что на памяти Виктора случалось не так уж часто.
Заехав в Институт, профессор разобрал оставшуюся часть бумаг и без сожаления выбросил все в мусорный ящик. Ему не было жалко архивных записей, а с появлением Яна многое из написанного утратило смысл и теперь казалось в чем-то даже нелепым. Что по-прежнему интересовало Виктора, так это появление васпов как таковых. Имеют ли под собой основания эти слухи о проведении экспериментов на военной базе? Или это просто очередной красивый миф?
В кабинет к нему заглянул Феликс и спросил, можно ли будет прийти на завтрашние похороны. Виктор ответил утвердительно, хотя сам толком ничего не знал про организацию. Потом ему начали звонить родные погибших и приглашали уже официально. Виктор раздавал соболезнования, а на душе было кисло, будто он сам был отчасти повинен в их смерти.
Под конец Виктор так себя накрутил, что мысль о возвращении на дачу казалась ему невыносимой. Он тянул время, сытно пообедал в кафе института, заехал домой и принял душ, переоделся, потом долго философствовал на тему бытия с работниками ритуальных услуг, и только потом, едва ли к не закрытию магазинов, успел схватить первые попавшиеся под руку вещи и направился обратно.
«Ну что может случиться за несколько часов моего отсутствия? » – подумал он.
На даче было тихо. Виктор поставил машину в гараж, прошел от калитки к веранде. А потом он увидел дохлую ворону.
Птица лежала прямо на порожках, приоткрыв клюв и распластав крылья. Ее перья были измазаны кровью. Виктор брезгливо носком ботинка спихнул ее с порожек и увидел еще одну – эта лежала на лестничных перилах, а еще у нее была отсечена голова.
Виктор почувствовал дурноту, в мозгу зазвенели первые колокольчики тревоги. Холодея, он ухватился за дверь – так и есть. Дверь не была заперта.
Тогда ученый пулей влетел в помещение, борясь со страхом увидеть в доме что-то похуже мертвых птиц. Но увидел только Яна, который, сгорбившись, сидел за столом и перелистывал страницы книги. А еще он играл кухонным ножом Виктора, расслабленным жестом бросал его с высоты своего локтя прямо в полированную поверхность стола.
Виктор сначала стоял, оцепенев и не веря своим глазам, потом издал гневный рык и кинулся к Яну.
– Сейчас же положи нож! – завопил он.
Лезвие в последний раз вонзилось в стол, и осталось там, слегка покачиваясь от тяжести рукоятки. Ян убрал руку, но голову не поднял.
– Ты… ты, – Виктор задыхался, не находя слов. – Я предупреждал, чтоб ты сидел тише воды, ниже травы! А ты…
– Я сижу, – логично заметил Ян.
– Да неужели? Скажи на милость! – ученый едва не взвыл, видя, во что превратился новый кухонный стол. – Это антарийский кедр, твою-то мать!
Ян промолчал.
– Да вы там все неандертальцы, что ли? – Виктор был вне себя от злости. – Как вести себя не понимаете? Как ты вообще умудрился выйти?
– Здесь простой замок.
Ученый в раздражении вскинул руки.
– Отлично! Ты мне еще и замок сломал! А что за дохлые вороны раскиданы по всей веранде?
– Прилетели на паданцы, – ответил Ян, пролистнул еще одну страницу и пояснил:
– Мешали читать. Немного потренировался.
– Голову себе потренируй! – Виктор выдернул из стола нож и кинул его в мойку.
Ян аккуратно закрыл книгу, заложив страницы фантиком конфеты.
– Если ты продолжишь говорить со мной в подобном тоне, – скучным голосом произнес он, – я вырежу тебе печень.
Виктор осекся и замолчал.
– Странный рапорт, – меж тем сказал Ян, указывая на книгу. – Излишне подробный. Много внимания уделено гражданским. Почему?
Виктор едва не рассмеялся, сощурился недоверчиво – не шутит ли? Ян не шутил. Поэтому и ученому смеяться перехотелось.
– Это не рапорт, – ответил он хрипло, прокашлялся и повторил. – Это не рапорт, а художественное произведение. О жизни людей до Сумеречной эпохи.
– Все придумано?
– Не все. Какие-то герои вымышлены, какие-то существовали реально. Понравилось?
Виктору вдруг стало интересно узнать мнение существа, выросшего в чуждой культуре. А, может, у них и культуры-то никакой не было.
Ян задумчиво склонил голову на бок.
– Многое непонятно, – ровно произнес он. – Нелогично. Война нелогична.
– Вот тут ты прав, – согласился Виктор. – Война сама по себе крайне нелогична.
– Не так, – возразил Ян. – Война логична. Нелогично слишком много рассуждать об этом. Все просто. Есть цель. Есть пути достижения. Есть результат.
– Это не только исторический, но и философский роман, – заметил Виктор. – Не только о войне. О жизни вообще, о человеческих взаимоотношениях, о мужестве…
Ян приподнял брови.
– Моему бывшему наставнику, – ответил он, – осколок распорол живот. С вывороченными кишками он дотащил до Улья ракетную установку. Ночью. Через болота. Потому, что есть долг. Есть Устав. Принял решение – иди и выполняй. Не принял – сиди и не дергайся. Каждый делает только то, что он должен и может сделать. Зачем столько болтать?
– Да при чем тут это! – рассердился Виктор. – Я тебе о литературе толкую! Да и вообще, то техника, а то люди.
– Люди – это сырье, – отрезал Ян. – А ракеты у нас дефицит.
Виктор махнул рукой, чувствуя, что снова начинает раздражаться. Так бывало всегда, когда ему приходилось общаться с Яном дольше десяти минут, поэтому решил перевести тему:
– Ну, так что с этим твоим наставником? Наградили его?
– Это как?
– Ну… – Виктор запнулся. – Орден дали? Или медаль? Или почетную грамоту? Или что там у вас дают в качестве поощрения?
– Ничего не дают. Зашили и в строй. Правда, недолго служил.
– Погиб? – интуитивно догадался Виктор.
– Я его убил, – поправил Ян, потом вдруг улыбнулся и доверительно, будто старому другу, признался:
– Мечтал об этом с момента перерождения.
На это Виктор не нашелся, что сказать. Еще меньше, чем сам васпа, ему нравился васпа улыбающийся – выглядело это крайне неестественно, а порой и жутко.
Прошла еще одна ночь, и на этот раз она была спокойна. Правда, половину ночи Виктору отчего-то снился князь Болконский в красном преторианском кителе, но это он списал на усталость и стресс.
Наутро сквозь облака наконец-то проглянуло солнце, и Виктор подумал, что этот теплый и погожий денек никак не годится для такого печального мероприятия, как похороны.
Виктор собирался тщательно – начисто выбрился, надел новую черную рубашку и черный костюм. Он думал про всех своих погибших товарищей, и не представлял, как смотреть в лица их родным, что говорить… Волна вины снова начала захлестывать его с головой. И настроение только ухудшилось при появлении Яна.
Ученый отметил, что с потерей военного мундира Ян растерял половину своей демонической харизмы, и новые брюки и рубашка в сочетании с черной повязкой через голову смотрелись достаточно нелепо. Ян тоже осознавал это и, как тогда в Выгжеле, старался стать незаметнее, поворачиваясь к Виктору здоровой, не изуродованной частью лица. Ученый подумал, что встреть он васпу впервые у себя в институте – принял бы за одного из аспирантов.
– Я еду с тобой, – сказал Ян.
Виктор прекратил укладывать волосы и сердито воззрился на него в отражение зеркала.
– Вообще-то, сегодня похороны, – как можно более сдержанно ответил ученый. – Потерпи еще один день.
– Нет, – отрезал Ян. – Довольно ждать. Я здоров. Выгляжу как человек. Едем.
Виктор в раздражении швырнул расческу и повернулся к Яну лицом.
– Ты что, не понимаешь? – повысил он голос – Я еду на похороны своих товарищей! Людей, которых убил ты !
– Фактически, я убил только двоих, – рассудительно ответил Ян.
– Да? – вспылил Виктор, сжимая кулаки. – А Савелий? Он погиб, когда падал твой вертолет! А Дерек? Его застрелили твои соплеменники, разве нет? Все они погибли из-за тебя !
Виктор вдруг почувствовал жжение в глазах.
«Только бы не расплакаться перед этим… Как он сказал вчера? Люди – сырье?»
– Да, черт возьми! – с ненавистью в голосе продолжил он. – Пусть двоих – но это люди! Ты отнял жизни! Ты – убийца! У Мириам сын сиротой остался, между прочим!
Ян демонстративно повернулся к ученому спиной и принялся надевать куртку.
– Сбавь тон, – бросил он через плечо. – Это не первый сирота.
– Оставить бы тебя в тайге, болотникам на радость, – мстительно произнес Виктор. – А еще лучше морду набить.
– Ты не сделаешь этого, – спокойно отозвался Ян.
Самым мерзким было то, что он был прав. Васпа порой мог выглядеть нелепо, но Виктор не обманывался внешностью – в воздухе все еще ощущался легкий аромат озона и гари, и половицы куда более громким скрипом отзывались на шаги Яна, и шрам на ладони никуда не подевался тоже.
– Зачем тебе идти со мной на похороны? – угрюмо спросил Виктор.
– Незачем, – сказал Ян. – Я не иду.
– Тогда что тебе нужно в городе?
– Информация. У вас есть место, где можно узнать о событиях последних тридцати лет? Имена людей? Даты рождения, смерти?
– Тебе нужно в главный информационный центр, – буркнул Виктор. – В архивный отдел. Но не знаю, справишься ли сам…
– Я справлюсь, – уверенно ответил Ян. – Отвези меня туда.
И Виктор сдался.
Некоторое время они ехали молча, не глядя друг на друга. Ученый сосредоточенно смотрел на проселочную дорогу, объезжая попадающиеся на пути рытвины. Ян сидел неподвижно, привычно ссутулившись и опустив голову, и Виктор не мог сказать, спит васпа или бодрствует: кидая редкие косые взгляды на пассажира, он видел лишь черный кружок повязки и изрезанную шрамами щеку. Поэтому Виктор едва не подпрыгнул на месте и дернул руль, когда Ян первым нарушил молчание.
– Я прочел книгу, – сказал он. – Ты прав. Я не понимаю. Многое мне кажется бесполезным и нелогичным.
– Я в этом и не сомневался, – отозвался Виктор.
– Объясни.
Ученый стрельнул взглядом вбок. Теперь лицо Яна было повернуто к нему в анфас и выражало крайнюю сосредоточенность.
– Есть три основных инстинкта, – строго произнес васпа, – самосохранение, размножение и добывание пищи. Когда мне что-то нужно – я просто иду и беру это. Без разговоров.
– Veni, vidi, vici? – Виктор криво усмехнулся. – Ну, а если не дадут?
– Невозможно. Я всегда получаю, что хочу.
– А как же дружба? – не сдавался Виктор. – А любовь? Любовь твоих родных, любовь женщины, в конце концов?
– Бессмыслица, – ответил Ян. – Шелуха. Женщин я беру, когда пожелаю. Если что-то становится ненужно – я просто избавляюсь от этого.
– Вот это прекрасно! – саркастично воскликнул Виктор. – Значит, когда я стану тебе не нужен – от меня ты избавишься тоже?
– Но пока ты нужен, – возразил Ян. – Зачем болтать об этом сейчас?
– Вот уж спасибо, утешил!
– Ты судишь своими мерками, – спокойно сказал Ян. – Эмоциями. Но мы их не испытываем. Излишняя эмоциональность губительна.
– Способность чувствовать, переживать, испытывать те или иные эмоции – это естественный процесс эволюции, – заспорил Виктор. – Это развивается из простейших инстинктов и это то, что отличает человека разумного от остального животного мира.
– Неверно, – перебил его Ян. – Животные знают, что такое страх или боль. Но контроль – вот, что отличает разум. Если бы я не научился контролировать себя, я бы не пережил и первую зиму после перерождения. А Рихт поддался эмоциям и потерял контроль. Поэтому я легко смог его убить. Все бесполезное должно быть отсечено.
– Постой, постой, – вспомнил вдруг ученый. – А как же вопросы нравственности? Я помню, та ведьма, Нанна, рассказывала мне, что ты спас ее от односельчан. Ты уже тогда знал, что она понадобится тебе в будущем?
– Нет, – признался Ян. – Не знал.
– Тогда с твоей стороны это был высоконравственный поступок, не находишь? Значит, не такие уж вы бездушные механизмы, как любите о себе говорить? – торжествующе закончил Виктор.
Ян задумался. Думал долго. Похоже, слова Виктора привели его в замешательство. Наконец, он произнес:
– Может, ты прав. Я был еще солдатом. И многое не понимал. Но потом я понял.
Он помолчал еще и добавил:
– Она похожа на меня.
– То есть? – уточнил Виктор.
Ян улыбнулся.
– Люди отвергли ее, – сказал он. – Травмировали. За то, что она была другой . Она могла умереть. Но выжила. Это было ее перерождение. И я почувствовал это, потому что переродился тоже, – его улыбка теперь стала похожа на оскал. – Ваш мир оттолкнул нас. И мы отгородились от него. Перестали быть его частью. Я учил ее жить с этим, как учили меня. Разница лишь в том, что я – окончательная, закрытая система. Она же продолжает цепляться за внешний мир, – он озадаченно нахмурился. – Я не знаю, почему…
– Возможно, ей нужно что-то большее, – ответил Виктор.
– Я могу дать все.
– Нет, – покачал головой Виктор. – Любовь, верность… То, о чем рассказывается в книгах. Все, что кажется тебе бесполезным. Этого ты ей дать не можешь.
Машина въехала в город. Извилистая дорога сразу сменилась строгими улицами, преломляющимися под прямым углом на перекрестках, тишина пригорода сменилась гомоном толпы и шорохами автомобильных шин. Ян сразу притих, и Виктор вспомнил, каким чужаком казался васпа в Выгжеле. Что же говорить о многолюдной столице? Дербенд проглотит его, как песчинку.
Информационный центр представлял собой высотное здание, у которого сновали толпы народу. Виктор припарковался и некоторое время подробно разъяснял Яну, как найти архивный отдел, что спросить и как вызвать такси при необходимости. В последнюю очередь отдал ему телефон и карту города, где указал и свой адрес, и местоположение дачного поселка.
– Запомнишь? – спросил он под конец.
Ян утвердительно кивнул и сказал:
– Я запоминаю информацию с первого раза. В Даре не повторяют дважды.
– Ну тогда, – сказал ученый, – запомни еще вот что: не привлекай к себе внимание. И не ввязывайся ни во что без надобности.
Ян снова согласно кивнул и вышел из машины.
Виктор еще несколько минут понаблюдал, как его фигура движется сквозь толпу. Думал о том, как должно быть неуютно чувствует себя существо, всю жизнь прожившее в глухих лесах и вдруг попавшее в суету большого города.
И, хотя на Яне теперь не было его мундира, и никто из людей не догадывался, кто находится рядом с ними, Виктор все равно замечал, как они неосознанно отходят, отодвигаются в сторону, освобождая Яну дорогу. Будто чувствовали движение некой силы, одно появление которой могло разрушить весь привычный уклад их жизни.
«Оса в муравейнике », – почему-то пришло на ум.
Виктор подождал, пока Ян не скроется в дверях центра, развернул машину и двинулся на запад. До похорон оставалось около получаса.
15. Letum non omnia finit
Он все же немного опоздал к началу.
Когда Виктор подъехал к кладбищу, священник уже начал отпевание. По воздуху разносился тяжелый запах ладана. С телами погибших пришло проститься довольно много народу, и Виктору пришлось аккуратно протискиваться в толпе, выставляя перед собой венок, будто щит. Люди пропускали его молча, и ученый неуместно вспомнил, как также молчаливо и аккуратно расступалась толпа перед Яном.
«А они мертвы , – подумал Виктор. – Все мои товарищи… Зато их убийца каких-то полчаса назад преспокойно заходил в информационный центр. И привез его сюда я… »
В глазах снова защипало, не то от ветра, не то от пронзительных звуков молитвы, не то от нахлынувшей вновь ненависти к Яну, к себе, ко всей этой чертовой экспедиции.
Две старушки в черных платках тихонько перешептывались за спиной Виктора.
– В закрытых гробах хоронят, – услышал он. – Говорят, везти нечего было: звери поели.
– Да и что говорить, – поддакнула вторая. – Места гиблые. Найди, попробуй.
Виктор протиснулся еще ближе.
Четыре гроба стояли в ряд. Облака расползались дымными клочьями, пропуская сквозь прорехи медные языки солнца: они жарко облизывали полированные бока гробов. Виктору вдруг вспомнилось, как хоронили его жену – тогда гроб тоже был закрытым (разбитое лицо едва удалось собрать по кусочкам), и тучи, будто еще одна гробовая крышка, низко нависали над кладбищем. Виктор помнил, как порывистый ветер швырял ему за ворот пригоршни снежинок и подумал, что непогода больше пристала бы такому печальному мероприятию. Тогда бы казалось, что природа вместе с родными скорбит по погибшим, укрывает их стылым саваном. И так было бы всем легче.
Гораздо легче, чем слушать, как молитвы и плач вплетаются в веселый гомон грачей, в сухой шелест осенней листвы, и поднимаются выше золоченых макушек тополей, где в прозрачной белизне вертит свои жернова рыжее солнце.
И это создавало в сознании Виктора некий специфический контраст: черный траур – на земле, золото и медь – вверху. Полосатый мир.
Священник закончил отпевание. Приглашенные на церемонию военные выступили вперед и дали три залпа в воздух. Настало время прощания с покойными.
Муж Мириам, прямой и строгий, подошел к гробу одним стремительным рывком – как в омут головой. Быстро и сухо приложился губами к нагретой солнцем крышке, и также быстро отошел, словно этим стремительным рывком больно и быстро разрывал оставшиеся нити, связывающие его с погибшей женой. Сына Мириам на похоронах не было – мал еще.
Жена Монгола, Айгуль, пришла вместе с двумя мальчиками-близнецами, обоим было лет по четырнадцать, оба – в одинаково строгих костюмчиках. Во время отпевания они не плакали, только угрюмо смотрели в землю. Подошли к гробу отца, погладили бока. Один из них утер красные глаза рукавом. Айгуль положила на гроб венок «От семьи», заплакала и отошла к стоявшим поодаль родителям мужа.
У Савелия, самого молодого в группе, жены еще не было, но пришли его родители и брат. Пожилая мама долго плакала над гробом, обняв обеими руками, а брат гладил ее по плечам и говорил:
– Не надо, ма… пойдем… не надо…
К Дереку пришла проститься целая семья – и его родители, и родители жены, и многочисленные родственники. Каждый из них счел необходимым отдать последний долг усопшему. Хотя Виктор слышал, что от Дерека совсем мало что осталось, и не хотел вспоминать, по какой причине это произошло.
Потом настала очередь сослуживцев, коллег и просто друзей. Виктор подошел тоже, поставил венок к подножию памятника – было решено сделать братскую могилу, с высеченной в граните эпитафией, которую Виктор перечитал дважды, но смысл все равно ускользал от его сознания. Лишь только солнечные искры плясали на медной табличке с именами. Глаза снова отяжелели слезами, и Виктор отошел, моргая и растирая пальцами щиплющие веки. От жары и духоты толпы на его лбу выступили капли пота, и Виктор махнул рукой, отгоняя назойливо вьющуюся муху. Краем зрения он увидел, как поджал губы брат Савелия и шагнул навстречу.
Он что-то сказал Виктору, но ученый не расслышал, а потому просто сказал:
– Я соболезную…
– Засунь соболезнования себе… – с ненавистью выдохнул парень и плюнул Виктору под ноги.
Ученый остановился, отстраненно глядя в побелевшее лицо юноши. Но перед глазами все еще плавали солнечные круги, и жужжала над ухом муха. Виктор отмахнулся снова.
– Подонок! – сказал тогда парень. – Что ты с ними сделал, гад?
Виктор моргнул, стряхивая оцепенение, разлепил пересохшие губы.
– Я… это был несчастный случай…
– Лжец! – выкрикнул парень. – Ты один выжил, и ни царапины на тебе нет! Как это получилось, скажи? Мерзавец!
Он замахнулся кулаком, но ударить не успел – сзади навалились мужики, скрутили парню руки.
– Ну, тихо! Тихо, тихо… – примирительно и настойчиво заговорил кто-то и крикнул в сторону:
– Водки там налейте! Не видите, человеку плохо?
Парень отбивался, но потом ослаб и повис в руках мужчин безвольной марионеткой. Его плечи затряслись от рыданий.
– Уходите пока поскорее, – посоветовал незнакомый Виктору усатый мужчина. – И не сердитесь, такое горе у человека…
– Да… я понимаю, – ошеломленно пробормотал Виктор и скользнул обратно в толпу.
Ему казалось, что все смотрят на него с болезненным любопытством, и пот снова заструился по шее.
Они знают?
Виктор отмахнулся от этой мысли, как от насекомого, снова усевшегося на отворот его пиджака. Но теперь увидел, что это не муха, а оса. Она взлетела над его плечом, и Виктор отшатнулся, ударил по ней ладонью наотмашь. Она спикировала вниз и упала куда-то в траву. Ученого почему-то затрясло от омерзения. Он несколько раз вытер ладонь о брюки.
Гробы опустили в могилу. Родные покойных снова заплакали, когда комья земли застучали о крышки, и этот глухой звук вызвал в памяти стук падающих камней, когда рушился Улей.
Виктор подумал, что куда более справедливым было, если бы Ян убил и его тоже. Так было бы проще. Теперь же ему предстоит жить с этим чувством вины, жить с клеймом «единственный, выживший», со знаком зверя на ладони…
Ученый поежился. Пот теперь сполз за воротник, под рубашку, неприятной струйкой стек между лопатками. Это вызвало волну какого-то щемящего чувства, словно кто-то стоит за спиной и пристально смотрит в затылок. Но никто на Виктора не глядел, одни были погружены в собственные мысли, другие тихо переговаривались друг с другом. Тем не менее, ощущение преследования не проходило.
Печальная церемония завершилась. Люди начали понемногу расходиться, и Виктор тоже побрел прочь. Он подумал, что надо бы заглянуть на могилу Линды, и свернул к кладбищенским воротам, где всегда стояли бабульки с живыми цветами. Ритуальные услуги во все времена пользовались спросом – будь то похороны, рождение или свадьба.
Виктор размышлял между гвоздиками и хризантемами, когда чувство преследования появилось у него снова. Это было похоже на ледяные иголочки, покалывающие его лопатки и бегущие вверх, к затылку. В это же время знакомый женский голос произнес рядом:
– Возьмите хризантемы…
Виктор обернулся, и волна настороженности схлынула с него, как и появилась, а вместо нее пришло чувство облегчения. Потому что рядом стоял никакой не тайный преследователь, а Лиза Гутник, аспирантка из Славена.
– Добрый день, – улыбнулся ей Виктор. – Значит, хризантемы?
– Они красивые, – смущенно пояснила девушка и слегка покраснела.
– Ой, берите, молодой человек! – прошамкала старуха-продавщица, будто продавала букет на любовное свидание. А, может, ей было все равно, кому и для каких целей продавать цветы. – Смотрите, какие пушистые, где еще такие найдете!
Виктор молча расплатился и забрал букет.
– Вы тоже на похороны пришли? – спросил он у Лизы.
– Да… Об этом писали в газетах, – призналась она и вдруг пылко попросила:
– Только не думайте, что я вас преследую! Вы ведь не думаете так?
Виктор рассмеялся. Несмотря на то, что находились они в обители смерти и скорби, на душе почему-то стало светло и радостно.
– Что вы, Лиза, я вовсе так не думаю, – успокоил он девушку.
Она удовлетворенно закивала головой.
– Наверное, у вас здесь еще дело? – спросила она, намекая на только что купленный букет. – Что ж, не буду вам мешать…
– Вы мне и не мешаете, – возразил Виктор.
Ему вдруг показалось, что все напряжение последних дней, от общества Яна, от похорон и удушающего чувства вины – в общем, все, что беспокоило и мешало ему жить, – куда-то улетучилось. Словно действительно после продолжительной бури и обложного ливня проглянуло теплое солнце. Даже воздух стал светлей и чище – или это просто солнечные блики заиграли в медовых волосах Лизы.
– А знаете что, – сказал Виктор. – Если хотите, прогуляйтесь со мной? Конечно, это не лучшее место для прогулки, но я обещаю вам, что не задержусь здесь долго и мы сможем найти какое-нибудь более уютное место. Вы согласны?
На лице Лизы расцвела смущенная улыбка.
– Согласна, – просто сказала она.
Они пошли вглубь кладбища, по утоптанной дорожке меж аккуратных изгородей. На солнце наползли перистые облака, и в мире воцарились покой и умиротворение.
– Кто у вас здесь похоронен? Родители? – спросил Лиза.
Виктор отрицательно качнул головой.
– Нет. Жена…
Лиза широко раскрыла глаза и с неподдельным сочувствием воззрилась на ученого.
– Простите… я… соболезную…
– Ничего. Спасибо, – Виктор грустно улыбнулся и сказал:
– На самом деле, вам не за что извиняться. Это случилось достаточно давно…
Когда же?
Виктор напряг память. Время – хороший лекарь. И образ женщины постепенно тускнел в его сознании. Кажется, теперь он уже не мог вспомнить цвета ее глаз.
До того момента, как нечто предстало перед ним в облике Линды… но об этом лучше не вспоминать вовсе.
– Три года назад, – сказал ученый. – Да. Три года…
– Что с ней случилось? – спросила Лиза, но в ее голосе не было пустого любопытства. Скорее – сопереживание.
– Погибла в автокатастрофе, – ответил Виктор.
Он почувствовал прикосновение к своей руке. Тонкие пальцы девушки дотронулись до его запястья – нежно, сочувствующе. Это был легкий и трогательный жест искреннего дружеского участия, и у Виктора странно защемило сердце.
– Вы до сих пор помните ее, – сказала Лиза утвердительно.
– Да, – не стал спорить с ней Виктор. – Я помню…
Они дошли до выкрашенной в небесно-голубой цвет оградки. Любимый цвет Линды.
«Конечно , – подумал про себя Виктор. – Голубой. Ее глаза были голубыми… »
Он прошел за изгородь и положил букет на аккуратный холмик. Смахнул пыль и листья с таблички. Линда серьезно смотрела на него с фотографии – строгое, даже немного грустное лицо. Красивое.
Теперь оно навсегда останется таким – строгим и застывшим, как маска.
«Пусть будет так, – подумал Виктор. – Не раздутым комом грязи… Люди не должны приходить из глубоких северных болот. Да, они умирают, их тела обращаются в прах, но прах питает новую жизнь. Так и должно быть в круговороте бытия».
Сердце защемило снова, но уже не так сильно, как бывало раньше.
– Прощай, Линда, – почти неслышно, одними губами произнес Виктор. – И прости.
Смерть – еще не конец…
Лиза стояла в стороне, опустив голову. Не подходила. Не мешала. И тоска, все прошлые годы грызущая душу ученого, начала отступать, растворяться, как растворяется сахар в кружке с кипятком.
– Letum non omnia finit, – сказал ей Виктор. – Смерть еще не конец…
И улыбнулся.
– Ну? Пойдем, что ли? Я угощаю.
Он выбрал действительно уютное и светлое кафе буквально через четыре квартала, и только теперь понял, что проголодался. На душе было немного грустно, но грусть эта была светлая. Будто груз прошлого наконец-то начал отпускать его, и плечи теперь распрямлялись, и можно было дышать полной грудью.
– Вы не женились после… после ее смерти? – проницательно спросила Лиза, прихлебывая ароматный чай со вкусом вишни.
– Нет, – признался Виктор. – Я очень горевал, и так и не смог ни с кем связать судьбу. Мне казалось, что я предам ее. Предам память о ней…
– Но вы не предали, – мягко возразила Лиза. – Вы ведь помните ее! Вы правильно сказали: смерть еще не конец. Не конец для вас. Вы-то еще живете! Уверена, ваша жена была доброй и хорошей женщиной. Она бы хотела для вас счастья….
– Да, наверное. Ты права, – от этих слов Виктору стало так легко на душе, что он сам не заметил, как перешел на «ты».
– Вот видите! – обрадовалась девушка. – И прошу вас очень, не вините себя за смерть ваших товарищей тоже!
Виктор вздрогнул и поднял брови.
– О, я знаю! – с жаром сказала Лиза. – Я чувствую, что вы вините. Не нужно! Так уж случилось, вы не виноваты в их смерти.
Виктор вздохнул.
«Милая, добрая девочка, – подумал он. – Ты не была там. Ты не видела входящее в горло Мириам лезвие. Ты не слышала хруст костей, когда болотные чудовища пожирали Дерека… Ты не стояла бок о бок с убийцей, и не носишь знак зверя на своей руке…»
Лиза пискнула, прерывая мысли Виктора, взмахнула руками.
– Что такое? – он вернулся обратно в реальность и обеспокоено огляделся по сторонам.
– Оса! – Лиза указала на тарелочку с джемом. – Прямо сюда села!
– Где же?
– Улетела уже…
– Тогда тебе нечего бояться, – улыбнулся ученый.
– Ооо! – протянула Лиза, доверительно наклоняясь к Виктору над столом. – Вы бы знали, как я боюсь насекомых! В детстве всегда орала, как резаная, и просила папу или братьев скорее меня спасти!
Она рассмеялась. Виктор засмеялся тоже, шутливо погрозил пальцем.
– Ай-ай. Нехорошо, мадемуазель Гутник. Вы же биолог!
– А этих не люблю, вот! – надула губы Лиза. – Откуда взялись осенью? Нашествие какое-то. Феликс тоже говорил, что под домом целое гнездо нашел. Едва вытравил.
– Погода стоит теплая, вот и не впали в спячку, – рассеянно ответил Виктор.
Он вдруг вспомнил жалобы соседа Тибора не далее, как дня три назад, когда шершни покусали его дочку.
Все облазил – а гнезда не нашел. Откуда бы им тут взяться?
Действительно…
В реальность его снова вернул голос Лизы.
– Ой! – испуганно воскликнула она. – Совсем забыла, мне же в банк нужно, пока не закрылся. Родители перевод выслали.
– Ну, до закрытия есть еще время, – логически рассудил Виктор, поглядев на часы. Было без малого пять. – Могу подвезти.
– Если вас не затруднит, – Лиза одновременно смутилась и обрадовалась.
– И сколько ты еще планируешь пробыть в столице? – спросил Виктор, когда они уже ехали по городу в сторону отделения.
– Неделю. Может, другую, – ответила девушка. – Вообще-то, – стеснительно добавила она, – я хотела, прежде всего, повидаться с вами. Ну, по поводу рекомендаций. А сейчас мне просто интересно погулять по столице, посмотреть достопримечательности. Когда еще представится шанс?
– Мы могли бы совместить приятное с полезным, – шутливо предложил Виктор. – У меня как раз отпуск, так что можем и делом заняться, и на достопримечательности полюбоваться.
Получилось почти в рифму, и оба рассмеялись.
– Это было бы здорово! – восторженно сказала Лиза.
Виктору было легко общаться с этой девушкой. Поэтому ему даже стало грустно, когда машина подъехала и остановилась у дверей банковского отделения.
– Я могу подождать… – осторожно предложил ученый.
Лиза смутилась окончательно.
– Ой, ну что вы, – пролепетала она. – Я и так слишком воспользовалась вашей добротой сегодня. Нет, нет. Не хочу больше доставлять вам проблемы. Вы езжайте, а я уж потом своим ходом…
Виктор начал было возражать, чем совершенно засмущал девушку, но, в конце концов, сдался.
– Ну, хорошо, – сказал он. – Но позвоните мне, когда доедете до гостиницы, договорились?
Лиза утвердительно закивала, помахала ему рукой и легко побежала вверх по ступенькам. Виктор с легкой улыбкой глядел ей в след. Похороны, неприятный инцидент с братом Савелия словно случились давным-давно и сглаживались из памяти, вместо них на смену приходила радость и тепло, которое принесло ему знакомство с этой девочкой.
Ему было хорошо настолько, что Виктор почти забыл думать о Яне.
Шел шестой час пополудни, но от Яна не поступало никаких сообщений. Нельзя сказать, что ученый волновался по этому поводу. Скорее, он чувствовал ответственность за других людей, которые сейчас находятся в обществе васпы. Виктор решил, что может заскочить к себе на квартиру, переодеться, а потом уже заехать за Яном в информационный центр.
Приняв это решение, он отправился домой. Заехал по пути в продуктовый магазин и купил несколько пачек пельменей, пачку котлет, овощи, баллон очищенной питьевой воды и целый мешок сахара.
«Все для дорого гостя», – ухмыльнулся он про себя.
Загрузив продукты, Виктор привычно проверил телефон.
И удивился, увидев несколько пропущенных звонков подряд. Все они были от Лизы.
Быстро набрав ее номер, он приложил телефон к уху. На том конце трубку взяли сразу же после двух-трех гудков.
– Виктор…
Ученый обмер. До этого Лиза обращалась к нему не иначе, как «профессор Торий». И тон, с каким говорила девушка, очень не понравился ему.
– Виктор, приезжай, – сказала она. – Приезжай прямо сейчас… сможешь?
Голос сорвался и захлебнулся хлюпающим звуком, похожим на рыдания.
Ледяная волна дурного предчувствия, которая накатила на Виктора во время похорон, возвратилась снова. Он почему-то понял сразу и бесповоротно: с Лизой произошла беда.
– Говори адрес! – без обиняков ответил он.
– Я в сквере… на улице Южной, – прерывисто захлюпало в трубке. – Я спряталась в кустах… Пожалуйста, приезжай скорее!
– Что случилось? Ты в порядке? – Виктор не скрывал своего беспокойства, и его голос дрогнул.
В трубке снова всхлипнули.
– Я – да, – ответила девушка. – Кажется, да… Но кто-то не в порядке…
Она громко сглотнула и выпалила на одном дыхании:
– Я видела, как убили человека…
И зарыдала теперь в голос.
16. Тигр на свободе
Небо окрасилось киноварью. Тени стали длиннее и контрастнее, стекла окон загорались медными сполохами. Виктор летел на машине через город, и ему мерещилось, что вслед за ним катится набухший небесной кровью вал. Почему-то казалось очень важным успеть добраться до места назначения прежде, чем закатный свет хлынет и затопит собою южную часть города.
Виктор сигналил всем машинам и однажды едва не проехал на красный, но этого казалось недостаточно. Он задыхался, запертый в раскаленной коробке автомобиля, и рев двигателя разрастался в ушах оглушающим гулом, от которого, чудилось, трескается и плавится асфальт.
Не особо утруждая себя вопросами парковки, Виктор оставил машину у обочины и принялся лихорадочно набирать телефон Лизы. Она ответила сразу же, и будто гора с плеч свалилась. Но где-то позади все еще надвигалась кровяная волна, и Виктор не сбавлял шага, двигаясь по тенистым аллеям и суеверно перепрыгивая длинные черные тени деревьев.
Лиза вылетела к нему внезапно, едва не сбив с ног. Вцепилась в него, будто в спасательный круг.
– Спасибо, спасибо… – забормотала она, сглатывая слезы. – Как хорошо, что вы приехали, у меня ведь здесь никого нет …
Виктор крепко обхватил ее плечи, сжал ободряющим жестом – теперь безопасно, теперь все будет хорошо.
– Ты звонила в полицию? – сразу спросил он.
Она отняла залитое слезами лицо от его куртки, отрицательно затрясла головой.
– Я боюсь… – прошептала она. – Пожалуйста, давайте поскорей уедем отсюда?
– Хорошо, – Виктор взял ситуацию в свои руки и снова крепко сжал плечи девушки. – Давай ты мне все расскажешь, я отвезу тебя домой, и подумаем, что делать.
Лиза снова шмыгнула носом и согласно кивнула. Она буквально повисла на нем, пока они шли до машины, ученый помог девушке забраться на сиденье. В боковом зеркале он видел, как потемнело и отяжелело небо.
– Где это произошло? – спросил Виктор. – Здесь? Возможно, этому человеку нужна помощь…
Девушка снова затрясла головой, так что волосы растрепались и прилипли к заплаканному лицу мокрыми прядями. Лиза сердито откинула их назад.
– Нет, недалеко отсюда, в Дорожном переулке… Ох, я не знаю…
– Лиза! – Виктор постарался, чтобы его голос звучал успокаивающе и решительно. – Постарайся успокоиться, хорошо? Расскажи, что ты видела?
Она протерла ладонями лицо, сглотнула несколько раз.
– Я была далеко, – сказала она. – Достаточно далеко, но видела… Их было двое… был нож… я не знаю, наверное, это были грабители. Они остановили того человека, а потом пырнули его ножом…
Лизу снова затрясло.
– Вдруг, они меня видели? – она подняла на Виктора полные ужаса глаза. – Я убежала быстро… Но вдруг?
– Мы должны сейчас же сообщить об этом полиции, – сказал Виктор.
Лиза отчаянно вцепилась в его куртку.
– Не говорите, что я видела! – попросила она. – Вдруг меня будут разыскивать? – она заплакала снова. – Я не хочу, не хочу сидеть в участке, отвечать на все эти вопросы… И что я скажу родным?! Я боюсь… я еще не готова!
– Ну, хорошо, хорошо! – успокоил ее Виктор. – Я позвоню с уличного автомата. А потом отвезу тебя домой.
Он вырулил на соседнюю улицу и остановился у телефона-автомата. Возможно, Лиза была права. И не было нужды сообщать свои имена, как свидетелей происшествия. К тому же, все могло быть не так страшно, как могла нафантазировать себе перепуганная и излишне впечатлительная девушка. Тогда Виктору пришлось бы отвечать за ложный вызов.
Он просто назвал полицейским место происшествия и кратко описал увиденное, а потом, дождавшись ответа, что заявка принята, быстро повесил трубку.
– Все в порядке, – сказал он Лизе, которая в бессилии привалилась плечом к двери и со страхом глядела, как небо наливается тяжелым багрянцем. – Теперь я отвезу тебя домой.
Она не ответила и сидела тихо, будто погрузившись в транс. Виктор подбадривал ее и говорил, что все будет хорошо, а она только смотрела мутным взглядом сквозь лобовое стекло и всхлипывала изредка.
«Бедная девочка, – подумал ученый. – Увидеть такое …»
Он сам был свидетелем убийств не далее, как на прошлой неделе. Но не хотел думать об этом, выбрасывая из головы образы бьющей из взрезанных артерий крови, выпущенные на снег внутренности лысого верзилы и розовые струйки, скатывающиеся с золоченых погон преторианского мундира.
Виктор мельком глянул на электронное табло.
«Седьмой час… Почему он не звонит?…»
Он довел Лизу до гостиничного номера, помог ей снять верхнюю одежду. Лиза села на кровать, обхватив себя за плечи руками.
– Сделать тебе чай? – предложил Виктор. – Хочешь?
Она рассеянно кивнула.
Ученый вскипятил воды на электрической плитке, бросил в кружку заварной пакетик. Лиза жадно обхватила кружку руками.
– Осторожно, чай горячий, – предупредил Виктор.
Она, не слушая, отхлебнула. Ойкнула, сразу же пришла в себя.
– Обожглась?
– Немножко…
Лиза отставила кружку и более осмысленным взглядом поглядела на Виктора.
– Что мне теперь делать? – жалобно спросила она.
– Теперь – отдыхать! – строго ответил тот и глянул на часы.
Семь .
Через час центр заканчивает свою работу. Где же его носит?
Виктор потрепал Лизу по плечу.
– Ну, все, все, – утешающее проговорил он. – Все теперь позади. Отдохни, отвлекись и не думай ни о чем.
– Уже уходишь? – Лиза подняла на ученого грустные глаза.
Сердце дрогнуло, и Виктор подумал, что с большим удовольствием остался бы с этой девушкой, чем вернулся в общество монстра. Но был долг. Была ответственность.
– Мне нужно идти, – извиняющимся тоном ответил он. – Если хочешь, завтра я приеду снова.
Она согласно кивнула.
– Да…
– Звони мне, хорошо? Если вдруг что… Мне или менеджеру гостиницы.
– Я буду… – печально прошептала Лиза.
Виктор дружеским и ободряющим жестом приобнял ее за плечи.
– Уверен, полиция и скорая уже на месте, – сказал он. – А уж они разберутся.
Лиза снова кивнула, и тогда Виктор ушел.
Последние медно-красные вспышки еще изредка высвечивали на шпилях домов, но небо быстро темнело. Фары машин стали ярче. Кое-где в окнах уже загорались огни.
Виктор успел за пятнадцать минут до закрытия.
Администратор любезно указал ему, где находится архивный отдел, но напомнил, что времени у него в обрез. Виктор уверил его, что не задержится долго, и поспешил подняться по лестнице на второй этаж.
Архив был разделен на несколько отсеков. В одном от пола до потолка тянулись книжные стеллажи со всевозможными печатными изданиями. В другом рядами стояли столы с электронно-вычислительными машинами. Третий был отведен полностью под читальный зал, но сидело там от силы человек пять, да и те поспешно завершали свои дела.
Яна среди них не было.
Улыбчивая девушка-консультант сразу поднялась из-за стола и спросила Виктора, чем она может быть ему полезна.
– К сожалению, мы уже закрываемся, так что… – она развела руками.
– Нет-нет, мне ничего не нужно, – поспешил заверить ее ученый. – Я ищу одного человека. Он должен был придти сюда утром, часов в одиннадцать… Знаете, – Виктор поколебался, подбирая слова. – Мужчина, светловолосый. Рост примерно такой, – он показал рукой на уровне своих бровей. – Повязка через глаз…
– Ах! – сразу вспомнила девушка. – Сказали бы сразу! Да, такой здесь был. Но он ушел.
– Давно? – спросил Виктор.
– Около, – девушка сверилась с циферблатом часов, – часов трех назад. А что?
Виктор вздохнул.
– Нет, ничего, – ответил он. – Боюсь, мы с ним разминулись…
– Сожалею, – посочувствовала девушка.
Виктор подумал, потом осторожно спросил:
– Скажите, а он… ээ… не вел себя… странно ?
Девушка удивленно вскинула брови, и Виктор внутренне покраснел за всю нелепость своего вопроса.
– Я имею в виду, его поведение… за время его пребывания здесь ничего не случилось?
Девушка рассмеялась.
– Нет, что вы! – добродушно ответила она. – Очень тихий и скромный молодой человек, – она заулыбалась снова. – Я поняла, что нездешний. Вы не беспокойтесь, я ему все тут показала и рассказала. С электронной базой помогла разобраться, так что все в порядке.
– Нашли что-нибудь? – не мог не поинтересоваться Виктор.
– К сожалению, нет. Но он обещал прийти снова.
Виктор поблагодарил девушку за помощь и попрощался.
В небе запекшаяся кровь заката сменилась антрацитовой мглой. Поднялся ветер, и белые огоньки фонарей вспыхивали в сумерках, будто огни святого Эльма. Устало полз трамвай, поливая улицы тусклым светом расколотых фар.
В животе у Виктора снова начал зарождаться тяжелый сгусток страха. Что-то должно было случиться.
Сначала он несколько раз звонил на телефон, который оставил Яну, но ему почему-то никто не отвечал. Потом Виктор начал набирать домашний номер своей городской квартиры, но и здесь гудки были глубокими и густыми. Виктор представлял, как разрывает телефонная трель мертвую пустоту комнат, и это почему-то напоминало ему холод и глубину общей могилы, где стоят в ряд цинковые гробы с останками его друзей.
За городом темнота стала плотнее, мерцающее море огней осталось далеко позади. И теперь Виктору казалось, что он пробирается через толщи воды где-то на неизмеримой глубине океанской впадины, где всегда царит тишина и сумрак, лишь только свет его фар напоминает о наличии жизни в этом безмолвном мире.
Дача встретила его той же тишиной, и чувство панического страха – Виктор не мог сказать, за Яна или же за жителей столицы, – усиливалось с каждой минутой.
Девять…
Что, если он не придет? Где искать человека (существо ), никогда не покидавшего границы Дара? И чем это может грозить ему, людям, самому Виктору?
Ученый уже сто раз пожалел, что оставил васпу без присмотра. Это было крайне глупо с его стороны. Все равно, как выпустить на свободу тигра.
Вечерняя тишина давила на ученого, и он включил радио. Неспешное бормотание успокаивало его. Затем принял душ, переоделся в домашнюю одежду, поужинал. Попробовал снова дозвониться по обоим номерам – тщетно.
Внезапно Виктор уловил ухом что-то, что заставило его прибавить громкость. Передавали сводки за сегодняшний день.
– В семь часов вечера, в Дорожном переулке, – говорил диктор, – полиция обнаружила трупы двоих мужчин с признаками насильственной смерти. Руководитель оперативного отдела полиции Матеуш Тышкевич сообщает, что личности погибших установлены – это 25-летний Стан Домбаль, и 28-летний Юстас Клин, оба неоднократно привлекались полицией за вооруженное ограбление, на текущий момент разыскивались полицией за кражу со взломом. В результате экспертизы выяснено, что убийство обоих мужчин было совершено с особой жестокостью, пострадавшие скончались от многочисленных колото-резаных ран. Капитан Тышкевич не исключает, что убийство было совершено на почве разногласия с конкурирующей бандой…
Виктор убавил звук. Сердце бешено колотилось.
Семь вечера? Как раз к этому времени он и позвонил в полицию. Но Лиза говорила, что это нападавших было двое. Что, если…
Виктор не успел додумать мысль.
За окном послышался шорох шин, блеснули автомобильные фары. Он подбежал к окну, но увидел лишь уже отъезжающее от калитки такси. А по усыпанной гравием дорожке к дому приближалась знакомая фигура.
Ну, наконец-то, господи!
Виктор выдохнул с крайним облегчением и пошел открывать дверь.
– Слушай, мы так не договаривались! – сердито начал он, всем своим видом выражая недовольство. – И кто говорил про следование договору, а? Когда сам же…
– Тише, – спокойно ответил ему васпа, и снял куртку.
Виктор так и остался стоять с приоткрытым ртом, потому что новая рубашка была разрезана с левой стороны, и благодаря темному окрасу ткани расползшееся мокрое пятно не было хорошо видно, но Виктор сумел разглядеть его, как только Ян повернулся к нему боком.
«Они остановили человека, а потом пырнули его ножом…»
Виктор снова почувствовал, будто проваливается в липкий водоворот страха. В животе мучительно заныло, заскреблось, как уже было утром, и позже, перед звонком Лизы.
Предчувствие беды.
– Что случилось? – тем не менее, требовательно спросил Виктор. – Куда ты вляпался?
Ян остановился посреди комнаты, повернулся к ученому, но не глядел на него. Руки болтались плетьми, лицо казалось омертвевшим.
– Пустяки, – проговорил он голосом, которым, наверное, мог бы говорить труп.
– У тебя кровь идет, – сказал Виктор и осведомился. – Почему ты не отвечал на звонки? Где мой телефон?
– Потерял…
Не шевелясь, он продолжал стоять посреди комнаты, и Виктору вдруг стало жутко.
«Да он живой вообще?» – промелькнула сумасшедшая мысль.
Он постарался взять себя в руки.
– Только что, – сказал ученый, – я слышал новость о двойном убийстве. Это произошло буквально несколько часов назад, в Дорожном переулке. Ты имеешь к этому отношение?
Ян покачнулся с пятки на носок, приподнял голову и наконец-то поглядел на Виктора. Ученого будто облили ушатом ледяной воды – у Яна был взгляд хищника.
«Выпущенный из клетки тигр».
– Да, – прозвучал спокойный ответ васпы.
Он наконец-то двинулся с места. Медленно, чуть прихрамывая, прошел к шкафу, достал сахарницу. Виктору же, напротив, захотелось сесть: так вдруг ослабли его колени.
– Я же сказал тебе: не ввязываться без надобности! – устало произнес ученый.
– Сказал. Но они напали на меня, – пояснил Ян, зачерпывая полную ложку сахарного песка. – Были назойливы, – он облизал ложку и улыбнулся. – Ты сказал: не привлекать внимания. И я не привлекал. Пока один не попытался ранить меня. Я защищался.
Ян только теперь опустил голову и осмотрел рану.
– Пустяки, – повторил он. – Задели шов. Немного разошелся. Заживет.
– Какого черта ты вообще забыл в этой части города? – с горечью спросил Виктор, а про себя подумал:
«Какого черта я его вообще притащил в Дербенд?…»
Но сделанного не воротишь.
– Изучал местность, – ответил на поставленный вопрос Ян.
Опустошив половину сахарницы, он, кажется, пришел в хорошее настроение и разговорился.
– Я проголодался, – сказал он, – Женщина из архива была любезна. Проводила в кафе. Это правильно. Я оценил.
Виктор мысленно расхохотался, настолько абсурдной казалась ему эта ситуация. Значит, Ян пошел поесть, а заодно и поглядеть на город, и на него напали уличные грабители. Несчастные идиоты!
– И ты один справился с двумя? – спросил он.
– Было просто, – ответил Ян. – Люди не умеют сражаться. Я забрал нож. Выпустил обоим кишки.
Виктор сразу перестал усмехаться. Память снова услужливо подсунула ему картины прошлого.
– Да, драться ты умеешь, – хрипло проговорил он. – Сломал бы руку, в конце концов. Зачем нужно было убивать?
Брови Яна приподнялись, словно ученый сморозил величайшую чушь.
– Зачем? – повторил он. – Да потому, что я могу.
Ледяной сгусток, снова заворочавшийся у Виктора в желудке, начал подниматься к горлу.
Так все просто. Хищники не всегда убивают ради пропитания или защиты. Они убивают потому, что могут убить.
– Это неправильно, – сказал Виктор. – Нельзя отнимать жизни безнаказанно, даже если эти люди преступники. Тебя будут искать.
– Неважно, – перебил Ян. – Важно завершить ритуал.
– Посмотрим, как ты завершишь в тюрьме, – едко заметил ученый.
Ян поставил сахарницу на стол, и, казалось, задумался.
– Возможно, ты прав, – согласился он. – Мне показалось, кроме тех двоих был кто-то еще…
Ледяные мурашки страха прошили тело Виктора от макушки до пяток.
«Кто-то в переулке? Ну конечно, Лиза!»
Ян тем временем нахмурился и покачал головой.
– Запах крови сбивает, – признался он. – Я не помню… Жаль. Свидетелей оставлять нельзя. А ты… ты меня не сдашь.
Теперь это был не просто страх. Это был панический ужас – за жизнь и здоровье Лизы. Что, если хищник доберется до нее? Если учует ?
Виктор внутренне застонал от отчаяния. Что ж, пока в его силах – он постарается сделать все, чтобы пути Яна и Лизы никогда не пересеклись.
– Конечно, я тебя не сдам, – вместо этого сказал ученый таким ровным и спокойным тоном, что сам себе удивился. – Ты нашел сегодня, что искал?
– Нет, – ответил Ян. – Это оказалось труднее, чем я думал. Но ты поможешь.
– Помогу, – согласился Виктор. – Если ты скажешь, что искать.
Ян задумался снова. Он молчал некоторое время, словно взвешивая все «за» и «против». Наконец, решился.
– Хорошо, – сказал он. – Слушай.
17. Ретроспектива
…Им запретили разговаривать друг с другом.
В вертолетной кабине темно и почему-то пахнет больницей. Пол чистый, почти стерильный. Наверное, поэтому всем мальчишкам перед посадкой велели разуться и снять одежду. Так они и сидят на деревянных скамейках вдоль бортов: голые, съежившиеся, одинаково испуганные. И на выходе вальяжно развалилось чудовище в ржавом мундире. Он улыбается, ощупывает каждого колючим взглядом. Стылые глаза поблескивают, как у хищника в предвкушении добычи. Мальчику даже кажется, что на пол капает густая слюна. Как живая, подползает к его ногам, облизывает, липнет к худому голому телу. Мальчик дрожит и незаметно проводит ладонями по животу, коленям, груди, стряхивая невидимую гадость. Но она уже впиталась в кожу, ходит по обнаженным мышцам густыми волнами. Мальчик видит, что остальные ребята тоже дрожат от омерзения, но все видится, будто в тумане. Вместо позвоночника – раскаленный прут. Кажется, он сильно повредил спину. А, может, и ребра сломаны: внутри все горит.
Монстр не отводит гипнотических глаз. Это невыносимо.
Мальчик откидывается на сиденье и крепко зажмуривает глаза.
И открывает только тогда, когда вертолет снижается на широкой крытой площадке.
– На выход!
Ребята жмутся, неуклюже спрыгивают на землю. Мальчик прыгает тоже, но боль молнией прошивает тело, и он валится навзничь, хватает воздух широко открытым ртом.
Где-то в темной вышине слышится незнакомый голос:
– Хлипковат набор, Харт. А этот до первой тренировки загнется.
– Посмотрим, – шелестят в ответ. – Шустрый щенок. Видишь, как мне руку исполосовал? Сдается мне, он еще покажет свои способности.
Надвигается темнота. Она обволакивает тело, туго стягивает в узел. В ноздри бьет резкий запах грозы и карамели. А потом из непроглядного мрака всплывают жаркие золотые глаза.
В их глубине дрожит и переливается сгусток жидкого пламени. Оно кажется живым, будто распускающийся бутон невиданного цветка. Сердцевина пульсирует, и на лепестках потрескивают белые электрические сполохи.
И тогда мальчика настигает еще один, на этот раз смертельный удар.
Боль разрывается в голове вспышкой, превращающейся в сверхновую. Золотой жар поглощает его без остатка.
Тогда он просыпается обновленным…
– Как давно это произошло? – спросил Виктор.
После насыщенного событиями дня он чувствовал себя, будто на сумасшедшем аттракционе: его вагончик летел вниз по рельсам с головокружительной высоты, и мимо проносились деревья, люди, и непонятно было уже, где находится небо, а где земля. Именно поэтому Виктор решил снять стресс наиболее доступным и старым, как мир, способом.
– Клюква на коньяке, – прокомментировал он, демонстрируя выуженную из недр холодильника запотевшую бутыль. – Ты как, уважаешь?
– Не по Уставу, – коротко ответил Ян.
– Брось! – отмахнулся Виктор. – Не в строю уже.
С этим Ян не мог не согласиться, а потому молча пододвинул рюмку.
Иное существо или нет, но алкоголь действовал на него, как на любого обычного человека: вскоре язык у него развязался. Это было на руку ученому – незаметно от Яна он положил рядом включенный диктофон.
– Так как давно? – повторил свой вопрос ученый.
– Я не знаю…
Виктор удивился.
– Постой, постой, – сказал он. – Ты говоришь, что вы воруете детей, чтобы вырастить из них новых солдат, так?
– Неверно, – отрезал Ян. – Не воруем. Изымаем материал. Люди сырье. Мы перерабатываем их в новую форму.
Эти слова покоробили Виктора, но на этот раз спорить он не стал.
– Ну, хорошо, хорошо, – примирительно проговорил он. – Пусть так. В общем, вы берете детей…
– Мальчиков до полового созревания, – подтвердил Ян.
– А что ж девочки?
– Невозможно. Женская особь только одна.
– Королева?
– Да.
Виктор удовлетворенно кивнул. Это походило на организацию колоний многих социальных насекомых. За исключением, пожалуй, того, что в таких колониях роль рабочих и солдат выполняли бесплодные женские особи.
Но васпы не были насекомыми в чистом виде, разве нет?
– Значит, тебя похитили в детстве, – резюмировал Виктор. – И ты не помнишь, сколько тебе было лет? Десять? Двенадцать?
– Нет.
– Сколько тебе сейчас?
– Я не знаю.
Виктору снова показалось, что Ян издевается над ним. Ни по лицу, ни по тону не поймешь…
– Воспоминания о прошлой жизни неустойчивы, – сказал Ян, подливая себе еще настойки. – Я не могу быть абсолютно уверен. Иногда я вижу одно. Иногда – другое. Я видел много снов, пока пребывал в спячке.
Он осушил рюмку одним залпом, а потом улыбнулся той улыбкой, которую Виктор уже научился расценивать, как дружелюбную.
– В коконе время движется по-другому, – пояснил Ян. – У каждого это происходит по-своему. Я не знаю, как долго менялся сам. Знаю только, что с момента перерождения прошла двадцать одна зима.
– Ты искал в архиве сведения о последних тридцати годах, – вспомнил Виктор.
Ян кивнул, соглашаясь.
– Так. Не думаю, что больше.
– А тебе, предположительно, было от десяти до четырнадцати.
– Предположительно.
– Ну, так это же совсем меняет дело! – саркастично развел руками Виктор. – Очень сужает круг поисков! Я уже боюсь спрашивать, в каком месте это произошло.
– На севере.
– Неужто? – едко подхватил ученый. – Конкретнее ты, конечно, не вспомнишь.
– Нет.
Виктор фыркнул прямо в рюмку. Взвился фонтанчик розовых брызг. Он поперхнулся, закашлялся. Прочистив горло и утерев выступившие слезы, Виктор сказал:
– Ладно. Хорошо. Допустим. Рассказывай дальше.
– Однажды мы держали осаду Кочмы, – продолжил Ян. – Деревня недалеко от Выгжела. Меня подбили. Оставили в тайге…
…он не знал, сколько прошло времени с того момента, как утихли последние залпы. Лишь сквозь забытье иногда прорывался удаляющийся стрекот вертолетов. Будто снежные осы, они величаво плыли над могучими вершинами сосен, взрезая иззубренными лопастями сизую шкуру зимнего неба.
Они уходили дальше на север. Тащили добычу в цитадель.
Солдаты – расходный материал. Сегодня он выполнил свою миссию.
Ночь сомкнулись над ним, будто черный кокон. В мире больше не осталось красок: зима выпила их. Теперь его кровь – единственное яркое пятно в унылой пустыне одиночества и безысходной тоски. Ярко-красные капли крови на грязно-сером снегу.
Потом время просто перестало существовать. Разделилось на кусочки, вспышки, проникающие из реальности в его воспаленное сознание.
Балансируя на зыбкой грани реальности и бреда, ему казалось, что где-то рядом оседает наст под тяжестью исполинских шагов. Слышались мучительные шорохи, словно чье-то тело тащили по вмерзшей в землю хвое. Над ухом прозвучало голодное урчание, ноздри наполнил резкий запах аммиака, от которого сознание плыло, проваливалось в небытие…
Когда он очнулся снова, чьи-то заботливые руки подносили кружку к пересохшим губам. Он чувствовал влагу. Глотал, захлебываясь и кашляя. Вода стекала по горлу, но болевые спазмы выталкивали ее обратно.
– Ничего. Это ничего, – ласково говорил знакомый голос.
Теплые женские ладони заботливо вытирали рот. Он пробовал разлепить склеенные ресницы, но веки не слушались. Вместо этого левую половину лица пронзала боль. Он сжал кулаки, потому что его учили: кричать нельзя. Ласковый голос продолжал журчать в уши, но он не понимал слов. Все это было безразлично: боль ходила в теле стылыми волнами.
Сколько времени он провел в бессознательном состоянии? Нанна (а это была она) сказала, что не меньше недели. И когда он окончательно пришел в себя и впервые, без ее помощи, смог вставать и есть – она рассказала ему, как подобрала его в тайге. Раненого и брошенного. И если бы она пришла на несколько минут позже… что ж, он знал, что бывает с теми, кому не посчастливилось столкнуться с болотниками.
– Тебя сильно контузило, – грустно сказала ему тогда ведьма. – Но еще бы немного, и тебя постигла бы моя учесть.
И он даже не сразу понял, о чем идет речь. Пока не ощупал лицо и не увидел себя в зеркале. Как оказалось, одна из пуль попала в висок, пробила пазуху носоглотки и вышла через левую глазницу.
Немудрено, что его бросили в тайге. Васпы не дорожат своими кадрами. А кому нужен смертельно раненый васпа? Теперь еще и калека…
Он прожил у Нанны еще две недели. Иногда ему хотелось сказать ей что-то важное. Может, поблагодарить за спасение. Может, напротив, обвинить в том, что обрекла его на жалкое существование. Но нужные слова почему-то не находились, и он продолжал молчать, и молча принимать ее помощь, и любить ее ночами, как умели любить только васпы, слишком часто переходя грань дозволенного. Но она терпела тоже. И тоже молчала.
– Не ходил бы ты, оска, – однажды произнесла она в одну из таких ночей, когда лежала с ним рядом, склонив русую голову ему на плечо. Ее пальцы мягко поглаживали шрамы на его груди, и у основания ее шеи тоже свежей влагой блестели порезы – свидетельство его извращенной, садистской любви.
От ведьмы пахло свежими травами. Она казалась хрупкой, словно льдинка. И он думал, что с легкостью мог бы одним сжатием пальцев искрошить ее кости, или вогнать нож еще глубже, вскрывая мышцы и сухожилия, как он обычно поступал с прочими своими любовницами. Но почему-то не делал ничего.
Они были подобны друг другу – две отверженных, искалеченных души. Одинокие в этом мире снега и мрака.
– Не возвращайся туда…
– Я должен, – ответил он.
И он вспомнил и рассказал ей, как офицер Рихт бросил его в заведомо проигрышную атаку. Он и раньше считал Рихта неважным тактиком. Но именно этой операцией тот расписался в полной своей некомпетентности.
– Я куда умнее его, – сказал он. – Я отомщу. Я займу его место. А потом убью.
Тогда Нанна вздохнула и сказала слова, которые до сих пор звучали в его ушах.
– Ты бы мог изменить все, оска, – произнесла она. – Ты бы мог изменить всю свою жизнь.
Это было нелепым и даже смешным. Эти слова ошеломили его. Перевернули сознание. Но он сразу поверил ей – она была ведьмой. Будучи незрячей, она видела незримое.
– Это невозможно, – сказал тогда он. – Уничтожается весь род неофита. Харт один из лучших. Он не мог ошибиться.
– Но он ошибся, – возразила ведьма. – Есть еще… женщина…
И тогда первые воспоминания нагнали его и раскрылись во всей своей красочной полноте. И это сначала испугало его.
Но только сначала…
– Я решился на этот шаг, – сказал Ян. – Я был хорошим воином. Я дослужился до преторианской гвардии. Так я смог получить доступ к Королеве.
– А на что похожа ваша Королева? – спросил Виктор.
Воображение услужливо подсунуло ему картинку склизкого чудища с жвалами и клешнями, и он помахал ладонью перед лицом, отгоняя наваждение.
– Королева это Королева, – строго ответил Ян. – Ты не поймешь, пока не увидишь.
Сейчас электрический свет придавал его лицу нездоровый желтушный оттенок. Комната плыла, или это у Виктора от хмеля расплывалось в глазах.
Он спросил:
– Кто тебе эта женщина? Сестра?
– Я не знаю, – снова выдал свой излюбленный ответ Ян. – Нанна не сказала. А я не могу вспомнить. Я даже не знаю, насколько близко наше родство. Я знаю, что у нас одна кровь. И этого достаточно.
– И сколько ей лет ты не знаешь тоже? – с усмешкой догадался Виктор.
Ян отрицательно покачал головой.
– Вот эта задача мне нравится! – расхохотался Виктор. – Пойди туда – не знаю, куда. Найди то – не знаю, что.
Ян недовольно сощурился.
– Я узнаю, – сухо ответил он. – А ты поможешь мне.
– Поднять архивы двадцати-тридцатилетней давности? – съязвил Виктор. – Отыскать упоминания о боях, происходивших предположительно где-то на севере? А потом найти упоминания о мальчике то ли десяти, то ли четырнадцати лет и его родственниках, тоже неопределенного возраста? Без имен? Без фамилий? – он фыркнул с нарочитым презрением. – Тю! Нет ничего проще! Я-то уж думал…Дело-то совсем плевое!
Он разлил остатки наливки по бокалам и вскинул руку в тосте.
– За удачу! – сказал он. – Она тебе понадобится.
И опрокинул наливку в горло.
Ян молчал и медлил. Дождавшись, пока Виктор стукнет пустым стаканом о стол, он вдруг больно схватил его за руку и склонился над столом.
– Ты мне должен помочь, – прошипел он таким тоном, что все веселье разом покинуло Виктора. – Если не найду ее в течение месяца, я умру. Я принял эссенцию Королевы. Назад дороги нет.
Он еще некоторое время подержал Виктора за запястье, потом отпустил и откинулся на спинку кресла.
– Мне будет достаточно образца крови, – снова ровным тоном произнес Ян. – Это все. Ритуал должен быть завершен.
Виктор потер запястье. И хотя спорить с васпой уже не хотелось, он все же не мог не отметить:
– Но ты так мне и не сказал. Что это за ритуал такой?
– Метаморфозы, – ответил Ян. – Яд Королевы перерождает человека в васпу. Но он же действует в обратном направлении.
– То есть?
– Я хочу снова стать человеком.
Виктор недоверчиво сощурился.
– Человеком? – с издевкой протянул он. – Уж не ослышался ли я? А кто из нас двоих полчаса назад говорил, что люди – это сырье, а васпы – высшая форма?
– Я говорил, – отозвался Ян.
– Так какого, прости, лешего ты мне тут вешаешь лапшу на уши? Что б ты, право имеющий, да снизошел до нас, тварей дрожащих? Зачем это тебе?
– Надо.
– А все-таки? – не сдавался Виктор.
– Ты не поймешь.
– Это еще почему?
– Ты – не васпа.
– А если я не поверю?
– Несущественно, – Ян начал подниматься из-за стола. – Заключен договор.
– А если я откажусь? – Виктор тоже приподнялся.
– Тогда, – сказал Ян, – ты будешь бесполезен.
Его шатнуло в сторону, и чтоб удержаться, он ухватился за спинку кресла.
– А если… – заикнулся Виктор.
– А если не заткнешься, – с раздражением перебил Ян, – ляжешь спать без языка.
Более он ничего слушать не стал, и нетвердой походкой начал подниматься по лестнице. Когда он уже скрылся из глаз, Виктор услышал гулкое «бах! ». Ученый злорадно усмехнулся.
Наверху возились в полном молчании, затем нетвердые шаги послышались снова. И только когда, наконец, хлопнула дверь спальни, Виктор выключил диктофон и тоже побрел спать.
18. Зерна и плевелы
– Не спешила бы ты с отчетом, Каранка, – сказал Петер, когда инспектор следственного отдела Майра Каранка запросила у него результаты криминологической экспертизы.
– Тышкевич требует, – небрежно ответила та, привалившись плечом к шкафу и со скучающим видом разглядывая развешенные по стенам плакаты, фотографии разыскиваемых преступников, график дежурств и прочее, что обычно можно найти в полицейском кабинете.
– Честно говоря, я не знаю, чем его порадовать, – Петер развел руками. – Мы только пробиваем отпечатки по базе.
– Плохо работаете, – с ухмылкой пожурила его Майра. – Домбаль с Клином где только не засвечивались, уже наизусть выучить можно. Думаю, их конкуренты из того же теста слеплены.
– В том и дело, – возразил ей криминалист. – Обнаруженные отпечатки не проходят ни по одной базе данных.
– Значит, убийство совершил кто-то посторонний, – подытожила она. – Жаль, конечно, что звонивший остался неизвестным.
Это, действительно, было несколько странно.
За время работы в полицейском управлении Майра сталкивалась с различными случаями. И по результатам осмотра места происшествия было ясно, что произошла борьба между двумя бандитами и третьим лицом. Возможно, рассуждала Майра, эти молодчики, уже зарекомендовавшие себя в качестве рецидивистов, были инициаторами конфликта. Но результат оказался неожиданным даже для них. Майра видела нечто подобное только на вскрытии: ровный и прямой надрез шел от горловины до паха, внутренности были отсечены и вытащены. Кроме этого, у обоих было взрезано горло. Инспектор полагала не без основания, что вряд ли один из бандитов спокойно бы ожидал своей участи, пока незнакомец вскрывает брюхо другого, поэтому летальный исход, скорее всего, возник благодаря именно рассечению сонной артерии и трахеи. Но если этот удар оказался смертельным, для чего тогда требовалось таким садистским способом потрошить людей?
Майре это совсем не нравилось. Получалось, целью преступления было не просто лишение бандитов жизни, но и получение от убийства удовольствия. А, значит, в Дербенде появился не то мститель, не то маньяк, не то псих. Ни один вариант не казался Майре привлекательным.
Дело осложнялось еще и тем, что оружия на месте преступления обнаружено не было. Скорее всего, убийца унес его с собой. Единственное, что удалось установить следствию, так это узнать, кому принадлежал найденный неподалеку телефон.
Майра без труда нашла владельца – им оказался ведущий научный сотрудник кафедры биологии и антропологии Института Нового мира. Виктор Торий… она уже слышала эту фамилию раньше. Тот самый ученый, о котором недавно кричали газеты. Единственный выживший в экспедиции.
И именно с ним Майре предстояло встретиться после того, как она покинула отдел криминалистики.
Майра просмотрела все входящие и исходящие вызовы, изучила список контактов. Но не обнаружила ничего такого, что могло бы навести на подозрения.
«В конце концов, – размышляла она, – телефон мог быть просто украден или потерян».
Но долг требовал тщательной проверки.
Первое впечатление оказалось положительным. Аккуратный, вежливый мужчина, выглядящий разве что несколько настороженно, если не сказать – испуганно. Но кто не выглядел бы настороженным в полицейском участке?
– Добрый день, господин Торий, – Майра постаралась придать своему голосу дружелюбие. Опыт подсказывал ей, что профессор мог знать что-то важное, и меньше всего ей хотелось, чтобы он замкнулся в себе.
– Мы нашли ваш телефон, – она положила аппарат на стол.
Профессор поднял брови. Он не стал выглядеть более испуганным или встревоженным. Напротив, новость, казалось, обрадовала его.
– Ох, а я уже отчаялся его найти, – заулыбался он. – Спасибо вам!
Он протянул руку, но Майра жестом остановила его.
– Расскажите, при каких обстоятельствах вы лишились телефона? – спросила она.
Профессор думал не долго.
– Даже не могу вам сказать, – признался он. – Я потерял его дня два назад. Должно быть, выпал из кармана. Или вытащили незаметно. Вы знаете, есть такие умельцы. Я только дома обнаружил пропажу. Вы за этим меня пригласили?
– Не только, – ответила инспектор. – Дело в том, что этот телефон обнаружен неподалеку от места преступления. Было совершено убийство, господин Торий.
Вот теперь на лице профессора явственно отразился испуг.
– Вы хотите сказать, я причастен к этому? – Торий возмущенно начал подниматься со стула. Голос его дрожал.
Майра подумала: сколько раз она уже наблюдала что-то подобное? Люди всегда реагировали одинаково – и невиновные, и виноватые. Ее работа в том и заключалась, чтобы выяснить, кто есть кто.
Отделить плевелы от зерен.
– Ну-ну! Прошу вас, присядьте! – Майра встала тоже.
Она налила в пластиковый стакан воды из графина, подала Торию. Сказала примирительно:
– Постарайтесь успокоиться. Вас ни в чем не обвиняют.
– Разве? Но вы только что…
– Мы должны рассмотреть все варианты, – развела руками Майра. – Возможно, вы могли бы быть свидетелем?
– Я ничего не знаю об этом, – быстро сказал профессор, но тут же поправился:
– Вернее, знаю, но не более чем об этом говорилось в новостях.
Он все-таки сел и взял предложенный Майрой стакан.
– Значит, ничего рассказать вы нам не можете? – подытожила инспектор.
– Сожалею, – Торий отхлебнул воды и поставил стакан на стол.
– И вы не были вчера вечером в Дорожном переулке?
– Нет, не был.
– Вы можете сказать, где были между шестью и семью часами вечера? – спросила Майра, пытливо разглядывая лицо профессора. Тот наморщил лоб, вспоминая.
– Не помню точно, – наконец сказал он. – Ездил по магазинам, оплатил коммунальные услуги… ничего существенного.
– Кто-то может это подтвердить?
Профессор снова занервничал.
– Вы же сказали, что не обвиняете меня, не так ли?
– Мы просто должны все проверить, и только, – примирительно ответила инспектор. – Не волнуйтесь.
– Тогда я могу идти? – все еще раздраженно спросил профессор.
– Да, – улыбнулась Майра. – И спасибо за помощь.
Торий поднялся, но на пороге вспомнил о чем-то, повернулся к инспектору.
– Телефон, я так понял, вы мне не вернете? – спросил он.
Майра снова развела руками, виновато улыбнулась.
– Простите. Но мы вам сообщим!
– Что ж, буду ждать. Всего доброго.
Профессор стремительно вылетел из кабинета, хлопнув дверью несколько сильнее положенного. Майра подождала некоторое время, потом нажала кнопку внутренней связи.
– Петер, зайди на минутку, – попросила она криминалиста.
Она убрала телефон профессора обратно в пластиковый пакет, достала еще один и аккуратно обхватила им стакан, из которого пил Торий. Потом в дверь просунулась очкастая физиономия Петера.
– Как прошла очная ставка? – сразу же с порога поинтересовался он. – Во всем сознался?
– Кто ж сознается? – засмеялась Майра.
– Так ты его не расколола? – с разочарованием протянул криминалист. – Теряешь навыки, теряешь…
Он сокрушенно покачал головой. Майра ухмыльнулась снова.
– Презумпция невиновности, – напомнила она и добавила. – Вообще для убийцы двух рецидивистов он слишком интеллигентен. Да и физическая форма не та.
– Как раз интеллигентные хлюпики в большинстве случаев и оказываются маньяками, – возразил Петер.
– Вот это ты мне и проверишь, – Майра протянула ему стаканчик. – Держи пальчики.
Петер рассмеялся.
– И хитра же ты, Каранка! – восхитился он, принимая пакет. – Недаром тебя Лисой кличут.
Он подмигнул инспектору. Майра невинно похлопала ресницами. Потом сразу посерьезнела и спросила:
– Ты слышал когда-нибудь про антропомантию?
– Нет, – удивился Петер. – Что это еще за диво?
– Это гадание на человеческих внутренностях, – пояснила Майра. – Древний ритуал. Был известен еще до Сумеречной эпохи. Например, жрецы гадали на собственную судьбу или на исход битвы путем иссечения внутренних органов человеческих жертв.
– Ты что же, думаешь, что убийца выпустил своим жертвам кишки, чтобы погадать на будущее? – хмыкнул Петер. Заявление инспектора показалось ему смехотворным. Но Майра не смеялась.
– Я вовсе не это хочу сказать, – возразила она. – Но извращенный способ убийства навел меня на определенные мысли. Сначала я вспомнила про антропомантию. А что такое антропомантия, как не ритуальное жертвоприношение, по сути?
– Ритуальное убийство… – Петер тоже задумался и помял нижнюю губу.
– Может быть. Отчасти. Посуди сам, – предложила Майра. – История знает множество примеров. Графиня Батори убивала девушек и купалась в их крови. Влад, господарь древней Валахии, пировал рядом с посаженными на кол. Жиль де Рэ купался во внутренностях еще живой жертвы. И многие другие, которых история связывала с изуверствами и занятиями черной магией.
– Брр! – Петер передернул плечами. – Жуть какая! Слушай, – вдруг вспомнил он. – А этот профессор. Он разве не изучает что-то подобное? Затерянные племена. Монстров…
– Вот-вот, – кивнула инспектор. – Я сразу об этом и подумала. Тем более, как сказали газетчики, он недавно вернулся из Дара. А по слухам, там можно встретить всякое…
– Это точно, – подтвердил Петер. – Но я вот еще думаю… а разве при ритуальном убийстве не используют какие-нибудь магические символы? Предметы? Но ведь ничего подобного обнаружено не было.
Майра согласилась и с этим.
– Но ты знаешь, – сказала она. – Когда я беседовала с профессором, я заметила некоторую странность…
– Какого рода странность? – полюбопытствовал Петер.
– Шрам на руке, – пояснила она. – Во всю правую ладонь у него шрам в виде креста. Явно сделано умышленно.
– И что это доказывает?
– Наверное, ничего, – Майра вздохнула. – Ты все же проверь отпечатки.
– Прямо сейчас и займусь, – пообещал Петер.
Майра заранее поблагодарила криминалиста. Но на душе было неспокойно. Сейчас ей очень хотелось оказаться неправой в своих рассуждениях. Именно потому, что если она права – вслед за этими убийствами последуют еще.
И вот тогда это будет самой настоящей проблемой.
19. В патоке
Виктора разбудило низкое отдаленное гудение.
Еще мучимый утренним похмельем, он прошелся по комнате, прислушиваясь к отдаленному гулу. Гудение будто шло откуда-то снаружи и напоминало не то жужжание работающих механизмов, не то гудение высоковольтных проводов. В помещении почему-то было темно, хотя часы показывали девять утра. И сначала ученому показалось, что окно задернуто плотными черными шторами, но почему-то не изнутри, а снаружи, с улицы. Шторы колыхались, мерцали золотыми искрами и шевелились, будто живая масса. Все еще пребывая в недоумении, Виктор подошел к окну.
И тут же спазм едва не вывернул его желудок наизнанку, потому что вся наружная поверхность стекла оказалась облепленной осами.
Словно единый живой организм, они двигались, переползали с места на место, и издавали тот самый гудящий звук, который выдернул ученого из сна.
Насекомых было так много, что за ними не было видно ни единого просвета. Преодолевая омерзение, Виктор протянул трясущуюся руку и стукнул в стекло.
В тот же момент кишащая масса поднялась в воздух. В уши хлынула звуковая волна, которую мог бы издать поднимающийся в воздух небольшой вертолет. Виктор в ужасе зажмурился, повинуясь скорее инстинктам, нежели здравому смыслу. А когда открыл глаза, окно уже очистилось, и между рамами проглядывало серое утреннее небо.
Некоторое время Виктор просто ошалело стоял у подоконника, напряженно вздрагивая от каждого шороха листвы, вслушивался в тишину комнаты. Биение собственного пульса в ушах казалось ему зловещим гудением вернувшегося роя.
А еще он ни на минуту не сомневался в причине такого странного поведения насекомых.
Он знал, почему осы активизировались в эти последние теплые осенние деньки. И знал, откуда в саду появились шершни, покусавшие соседскую девочку. И виноваты были не погода, и не миграция, и не какие-то еще естественные причины.
Осы чувствовали присутствие васпы.
Виктор вдруг почувствовал крайнюю усталость. Ему страстно захотелось, чтобы все оказалось просто сном. Чтобы не было ни экспедиции, ни похорон его товарищей, чтобы дарское подразделение так и осталось мифом. Но в нижнем ящике комода лежал свернутый рулоном ржавый мундир, и лежал стек с пятнами крови на лезвии. И, конечно, никуда не делся Ян – хищник, попавший из диких джунглей в джунгли городские. И, надо отметить, очень быстро адаптировавшийся в них.
Виктор еще жутко злился на него за доставленные неприятности. И чувствовал раздражение из-за разговора с рыжей инспекторшей, который состоялся этим же утром, сразу после нашествия ос. А уж она, судя по всему, знала куда больше, чем хотела показать.
И умудрился же Ян потерять телефон! А еще называет себя высшим созданием, безупречным воином. Какой, позвольте спросить, воин будет терять порученные ему вещи, да еще при подобных обстоятельствах?
«Тот, которому наплевать на последствия», – сразу же ответил себе Виктор.
Но ему-то было не наплевать.
Самому Виктору было не наплевать ни на свою репутацию, ни на свою карьеру, ни тем более жизнь.
Теперь единственное, что мог сделать ученый, это поскорее решить свои проблемы.
Именно поэтому он первым делом позвонил своему давнему знакомому Глебу, историку, который имел обширные связи во многих сферах.
Конечно, сначала запрос Виктора показался историку странным. Странным, но не таким уж трудновыполнимым.
– Знаешь, если брать статистику, как раз в этот период пришелся последний пик чрезвычайных ситуаций в северных регионах страны, – с интересом заметил он. – Действительно, неурожай и суровые условия тех лет послужили предпосылками для случаев мародерства, нападений на целые деревни, пожаров и прочее. Не все, конечно, заканчивалось так фатально. Ты говоришь, эта деревня была уничтожена полностью?
– Скорее всего, – подтвердил Виктор. – Сам понимаешь, трудность в том, что очевидцы были в достаточно нежном возрасте. Но если верить рассказам, то в живых осталось совсем незначительное количество человек.
– В том числе, интересующая тебя семья, – понимающе кивнул Глеб.
– Не взрослые. Только дети.
– Имен ты не знаешь тоже?
– Девочки нет. Мальчика, предположительно, звали Ян.
– И сейчас им примерно от двадцати до тридцати лет, – подытожил Глеб. – Что ж, я сегодня же распространю информацию по своим каналам. Если удастся, то попробую вывести на разговор директоров приютов и детских домов. Информация, конечно, конфиденциальна, но обычно они идут навстречу, когда поднимается вопрос о восстановлении родственных связей.
На этом разговор завершился, но Виктор почувствовал некоторое облегчение. Кто и мог ему помочь в этом деле, так это Глеб.
Так что теперь Виктору осталось беспокоиться только о Лизе.
После разговора с инспекторшей ученый созвонился с девушкой, и тон, с которым говорила она, очень не понравился Виктору. Ее речь показалась какой-то болезненной, порывистой, чрезмерно возбужденной, с теми нервными нотками, которые могут предшествовать разрастающейся истерии. Виктор обеспокоено спросил, все ли у нее в порядке, и тогда она ответила, что просто нехорошо себя чувствует. Но, видимо, это перенапряжение. Она полежит немного и все пройдет. Конечно, она будет рада его видеть.
Виктор для себя решил, что рассказывать Лизе о разговоре с инспектором полиции он не станет. Для чего усугублять и без того неспокойное душевное состояние? Он прекрасно помнил тот момент, когда стал свидетелем убийства. Эти сцены до сих пор приходят к нему в кошмарах. А каково увидеть что-то подобное для молодой девушки, еще и нездешней? Нет, определенно, пока ей лучше пребывать в неведении. А там поглядим…
Для начала Виктор постарался успокоиться сам. Он снова и снова убеждал себя, что ни в чем не виноват.
– Не ной, – так и сказал ему Ян в ответ на очередную попытку Виктора заикнуться о вчерашнем инциденте. – Дело сделано. И оставим эту тему.
Спорить с непробиваемой логикой Яна было сложно, да и ни к чему. Погибшие действительно были преступниками, и только их вина, что они нарвались на кого-то сильнее и бесчеловечнее себя. А уж если сам виновный ведет себя так, будто ничего не случилось, то Виктору тем более не в чем себя упрекнуть. Не так ли?
«За исключением того, что привез чудовище в столицу».
Он обязательно компенсирует это. Когда-нибудь в будущем люди будут только благодарны ему за новые замечательные лекарства от неизлечимых болезней, и разве не благородные помыслы движут им сейчас, и не в древности ли говорилось кем-то, что цель оправдывает средства?
Размышляя так, Виктор добрался до гостиницы, где остановилась Лиза. Первые звоночки беспокойства появились, когда он только поднимался к ее номеру. Это было то самое, шестое чувство, которое появилось у него в экспедиции, сразу после знакомства с Яном. И ученый уже успел уяснить на собственном опыте, что чувство это приходило не зря.
Именно поэтому он не ушел сразу, когда на его настойчивый стук никто не отозвался.
Виктор стучал и стучал, но за дверью царила пугающая тишина. К телефону также никто не подходил. И это было странно, потому что разговор с Лизой состоялся каких-то полчаса назад. Не могло же что-то случиться за это время?
Или могло?
Обливаясь холодным потом страха, Виктор в мгновение ока спустился к администратору в холле и осведомился, не сдавала ли ключи на вахту постоялица Гутник.
– Это из сорок третьего номера? – уточнил администратор.
Он сверился с журналом, покачал головой.
– Нет, ключи она не сдавала.
– Тогда, быть может, она выходила около получаса назад?
Администратор снова ответил отрицательно:
– Нет, из гостиницы сегодня выходило всего двое, и оба мужчины. А что-то случилось?
– Боюсь, что да, – упавшим голосом сказал Виктор.
Теперь он испугался по-настоящему. Предчувствие беды давило на него, будто гранитная плита. Его волнение, которое почти физическими ощутимыми волнами распространялось в воздухе, передалось и администратору.
– Я попробую позвонить по внутреннему телефону, – сказал он.
Набрал номер, прислушался. Из трубки до Виктора донеслись визгливые прерывистые гудки.
– Трубка снята, – прокомментировал администратор. – Странно…
– У вас есть запасные ключи? – выпалил Виктор.
Администратор кивнул. Снятая в номере трубка действительно была предвестником беды, поэтому без лишних слов вдвоем они поднялись на четвертый этаж.
И, как оказалось, очень вовремя.
Когда они вошли в номер, Виктор увидел картину, заставившую его колени предательски задрожать.
Лиза лежала на ковре рядом с туалетным столиком. Сброшенная с телефона трубка мертвым грузом висела на витом шнуре – видимо, была снята достаточно давно. Возможно, Лиза хотела в последний момент позвать на помощь, но не успела.
– Боже! – донесся до Виктора возглас администратора.
Слова казались далекими и бессмысленными. Опустившись рядом с девушкой, Виктор первым же делом наклонился к ее груди. И едва не расплакался от облегчения, когда услышал глухое биение сердца. Лиза была жива, но без сознания. Виктор отметил бледную, влажную кожу, подрагивающие кисти рук. Приоткрыл ее веки пальцами – зрачки были расширенными и не реагировали на свет.
Краем уха он уловил, как администратор вызывает неотложную медицинскую помощь. И был благодарен ему за это. Все прошедшие события почему-то стали неважны. В памяти всплывали картины разбитой головы его жены и масляный, жирно поблескивающий след на дороге…
«Только не снова, – лихорадочно крутилось в голове. – Боже милостивый, только не …»
Он вдруг понял, что если Лиза сейчас умрет, он не простит себе этого. Однажды Виктор уже потерял дорогого ему человека. Не смог помочь. Как не смог помочь оседающей на землю Мириам. Почему-то отчетливо вспомнился запах крови. Паника захлестнула его с головой, тугой волной залила уши. В голове зазвенело, словно внутри церковного колокола, перед глазами все смазалось и поплыло. Виктору показалось, что он тоже теряет сознание. И он не мог сказать, сколько времени провел в этом состоянии. Не так много, наверное. Кажется, он тряс девушку за плечи, говорил что-то о том, что никогда не простит себе, и чьи-то руки оттаскивали его в сторону.
– Сделайте же что-нибудь, она умрет! – кричал Виктор. – Ее надо срочно с больницу! Почему вы не везете ее в больницу?
– Прошу вас, успокойтесь! – успокаивал его дежурный врач. – С ней все будет в порядке.
Ему насильно всучили пару каких-то таблеток, подтолкнули к губам кружку. Виктор отхлебнул и закашлялся. Но то ли подействовало лекарство, то ли отрезвила холодная вода – противная, заложившая уши вата постепенно пропала, а вместо запаха крови Виктор почувствовал разлившийся по комнате запах лекарств.
– Что с ней? – прошептал он непослушными губами.
Сознание теперь полностью вернулось к нему, и ученый заметил и медсестру, складывающую свой чемоданчик, и врача, который вытаскивал шприц из правой руки Лизы. И саму Лизу, которая теперь лежала на кровати, и хоть была слабой, но – живой и в сознании.
– Виктор, прости, – виновато прошелестела она и тихонько заплакала.
– А ну! Успокойтесь оба! – строго велел врач. – Что за истерики еще устроили? А вам вообще должно быть стыдно, молодой человек! – он обратился к Виктору. – Девушке помочь надо было, а вы сами расклеились. Нехорошо.
– Что с ней? – повторил ученый.
– Гипогликемия, – ответил тот. – Случается у диабетиков при передозировке инсулином или неправильном питании, или в результате стресса. Девушке надо всего лишь следить за собой. Мы ввели ей внутривенно раствор глюкозы. Теперь, думаю, все будет в порядке. Поправляйтесь.
Врачи уехали. Администратор, который все это время тоже присутствовал в номере, пролепетал что-то о том, что надеется на скорое выздоровление, начал говорить что-то про оплату, но тогда Виктор просто молча достал кошелек и, не глядя, сунул мужчине несколько купюр.
– Я побуду здесь, – сухо сказал ученый. – Если что-то понадобится, сообщу.
Администратор скосил глаза, оценил выданную наличку и испарился с ловкостью факира. Виктор подошел к кровати на трясущихся ногах, присел на краешек. Лиза попыталась отодвинуться, натянула покрывало на подбородок, глядя поверх него виноватыми глазами.
– Прости, я тебе не сказала…
– Все в порядке, – Виктор тепло улыбнулся. – Никто не виноват в своей болезни.
– Я не помню, как это случилось, – пожаловалась она. – Я так устала вчера…
– Ты просто переволновалась.
– Я еще вчера заметила слабость, – согласилась Лиза. – И много спала… А утром стало нехорошо, но голова была, как в тумане… Все эти события… ты слышал новости? Про тех убитых…
Она поежилась и жалобно поглядела на Виктора. Он ободряюще положил ладонь на ее колено.
– Не думай о них, – сказал он. – Тебе не о чем теперь волноваться. Отдыхай и ни о чем не думай.
– Ты сердишься на меня?
Виктор вздохнул.
– Ну что ты, – успокаивающе сказал он и усмехнулся. – Я сам хорош. Устроил истерику.
– Значит, ты волновался за меня?
Ясные зеленые глаза девушки смотрели настороженно, с надеждой. Ее пальцы подрагивали, нервно разглаживали ткань покрывала. Будто случайно, коснулись руки Виктора.
– Волновался, – признался он, и сжал ее пальцы.
Она пододвинулась к нему. Доверчиво, как домашний зверек. Он погладил ее по плечам, коснулся растрепанных волос.
– Все теперь будет хорошо, – пообещал он, привлекая ее к себе. – Ты мне веришь?
– Верю, – выдохнула она в самые его губы.
Виктор почувствовал сладкий привкус меда и, может, еще молока, а кожа оказалась теплой, шелковистой, податливой. Тогда нахлынула пьянящая и теплая волна, затопила комнату, отгородив от внешнего мира двоих людей. И, увязнув в тягучей любовной патоке, они не слышали ни приглушенного пиликанья телефона, ни жужжания осы, попавшей в ловушку между оконными рамами.
20. Западня
…Сколько их прошло, однообразных, темных дней, месяцев, лет? Время остановилось. Сжалось в комок, будто в неподвижности было избавление от боли.
Мальчик цепенел вместе с ним. Некогда огромный мир сначала уменьшился до размеров Улья, затем ограничился замкнутым пространством каземата, и, в конце концов, сомкнулся на мальчике, как защитная скорлупа. Она нарастала новыми слоями, костенела, но под ней еще шевелились не вытравленные до конца воспоминания прошлой, далекой жизни.
Они воплощались в рисунках. Это помогало мальчику выдержать окруживший его ужас бесконечных тренировок и пыток, слабым лучиком света вонзалось в непроглядный мрак, не давая сердцу окаменеть окончательно.
Но Дар не поощряет романтиков и мечтателей. Дар ненавидит любые проявления человеческих чувств. И когда наставник Харт обнаружил исчерканные карандашом наброски, Улей содрогнулся от подземных казематов до верхушек смотровых башен.
– Случай неслыханный, не достойный дарского воина, – жаловался Харт коллеге, в то время как неофит, подвешенный на дыбе, захлебывался собственной кровью. – Из-за этого упрямца мне самому приходится подвергаться наказанию. А ты знаешь, как рады господа преторианцы заполучить в когти нашего брата.
Харт указал на заплывший гематомой глаз. Он давно работал с молодежью, нахватался от них затейливых словечек, а потому мог себе позволить быть красноречивее прочих.
– Я предупреждал, – отвечал второй. – Силы потрачены впустую.
– Я прочил его в свои преемники, – вздыхал Харт, наблюдая за конвульсиями мальчика. – Не часто находишь идеального кандидата на должность наставника. Беда в том, что он еще цепляется за внешний мир. Однако я найду способ сделать из него васпу. Он готов. Надо только подтолкнуть.
И вот неофиты стоят на склоне холма, а хлесткий зимний ветер выжигает щеки и забирается под воротники коричневых гимнастерок. Внизу, у подножия, лежит деревенька в пять дворов, похожая на ту, оставшуюся в прошлой жизни. Мальчик видит ребятишек, играющих в чистом выпавшем снегу, лошадь, волочащую поклажу. Из печных труб валит дым, и до мальчика долетает запах свежеиспеченного хлеба.
Этот маленький кусочек прошлого зовет его, и мальчик начинает спускаться с холма. Но земля почему-то колеблется под тяжелыми башмаками, и непонятный груз давит на плечи. Мальчик глубоко увязает в снегу, останавливается, пытаясь совладать с невыносимой тяжестью собственного тела. Земля под ним дрожит и шевелится, будто старается избавиться от навалившегося на нее гнета. Будто каждое движение причиняет ей боль.
Тотчас до него долетает встревоженное ржание лошади. Дети прекращают свои игры и как один устремляют бледные лица в сторону холма. Кто-то начинает плакать, но выскочившая женщина сгребает малыша в охапку и уносит в дом. Становится тихо-тихо. Так тихо, что в голове у мальчика начинает звенеть. И слышно только, как стонет в черных ветвях ветер.
Тогда странные чувства захлестывают мальчика с головой. Этот мир больше не его. Он отталкивает, отвергает мальчика, боится, потому что знает: мальчик живет по своим, не зависящим от окружающей среды законам.
Тогда вдалеке нарастает стрекот вертолета. Небосвод лопается, горизонт расходится по шву, а от земли вздымается алое облако ревущего пламени. Рядом раздаются сухие, отрывистые слова приказа, и мальчик не может не подчиниться им.
Отныне он – чуждый и страшный пришелец, враждебный всему живому. Отныне его место – в Даре. И он возвращается туда, опустошенный и мертвый.
Ловушка захлопывается…
Некоторое время он заворожено смотрел на фотографию обугленного бревенчатого остова, на бесформенную черную груду тряпья и костей, бывшую некогда человеком. Черно-белый снимок почти тридцатилетней давности околдовывал его, выхватывал из памяти давно забытые картины прошлого. Будто наяву, гудение огня, крики людей, рев машин смешивались в один сплошной гул, от которого вибрировал воздух, и земля, и все тело.
Приятное, опьяняющее чувство было сродни легким электрическим импульсам, которые зарождались где-то глубоко в нервных ганглиях, и распространялись через позвоночник по всему телу.
Это возбуждало его.
Ян облизал кончиком языка пересохшие губы, и только теперь заметил, что неосознанно потирает правую ладонь о шершавый подлокотник кресла. Время от времени шрам невыносимо зудел, но в целом это было терпимо. И долгое время Ян просто не понимал, отчего вдруг новым Уставом было запрещено вступать в симбиотические отношения с людьми.
Если верить старым рапортам, договор между васпой и человеком когда-то был неотъемлемой частью их жизни. Возможно, когда-то они объединяли свои усилия для достижения общей цели. Но потом все изменилось, и Дар отделился от остального мира, и появились новые законы, и появилась первая Королева, а вместе с ее появлением изменился и Устав.
Узнав об этом ритуале от Нанны, Ян сразу выделил для себя положительную сторону этого симбиоза, хотя еще не успел воспользоваться всеми преимуществами своего положения в деле. Возможно, ему еще не представилось подходящего случая. Или же требовалась определенная практика. Некое знание, которое было утеряно за давностью лет, и которым Ян не обладал. Но кровь хозяина, его жизненная энергия обновила его организм, защитила от яда Королевы. Хотя была и обратная сторона, о которой не говорилось в рапортах. И Ян теперь понимал, почему.
Устанавливая над Виктором контроль, Ян постепенно терял контроль над самим собой.
Сначала это проявлялось в ночных кошмарах. Тех самых воспоминаниях о прошлой жизни, о которой он позабыл за все годы службы в Дарском Улье. И, черпая от Виктора энергию, он черпал что-то еще, чему пока не мог подобрать название.
Это дезориентировало его.
Наверное, поэтому он прочел ту книгу о жизни людей до Сумеречной эпохи. Поэтому с жадностью подмечал и впитывал все нюансы незнакомого ему мира, в котором чувствовал себя не слишком комфортно.
Прежде всего, это заключалось в реакции людей на его появление. Наверное, срабатывали древние инстинкты самосохранения, как это бывает у диких животных при появлении более крупного хищника. Но где бы ни находился Ян, вокруг него сразу образовывался некий вакуум. Люди старались свести до минимума свое общение с ним, и даже в зале информационного центра посетители предпочитали ютиться по несколько человек за столиком, чем подсесть на свободное место рядом с васпой.
Исключение составляла девушка-консультант.
Именно ее настойчивый голос выдернул Яна из задумчивости.
– Возьмите ваши копии, – дружелюбно произнесла она.
Ян все еще не сводил взгляда с фотографии выжженной дотла деревни, но пьянящее возбуждение постепенно спадало, и реальность снова возвращалась к нему.
Четырнадцать небольших городов и деревень.
Столько было уничтожено по различным причинам за почти десятилетний отрезок времени. Шесть из них были полностью стерты с лица земли, не осталось ни одного свидетеля. В остальных восьми выжило несколько очевидцев происшедшего, и именно их рассказы Ян изучил наиболее внимательно.
Вообще васпы не ставили своей целью уничтожать северные поселения. Рабочих особей – тех, кто не прошел перерождение до конца, – в Ульях было немного, и васпы слишком многое получали от людей – еду, технику, женщин… не говоря уже о новом биологическом материале. В каком-то смысле это был тот же симбиоз. Ведь не просто так к дарским воинам приклеилось презрительное прозвище «паразиты».
Ян немного посторонился, пока девушка выкладывала перед ним стопку отпечатанных листов. Обычно, если не было надобности, васпы избегали прямого физического контакта с людьми, и прекрасно чувствовали их неприязненное отношение. Но здесь девушка не спешила убирать от листов руку, а наоборот – выкладывая копии, будто невзначай коснулась его кисти.
Прикосновение обожгло его. Он поднял на девушку удивленный взгляд и встретился с ее улыбчивыми глазами.
– Наверное, вы историк? – предположила она.
Наклонилась над столом так, что ее груди упруго натянули ткань блузки.
– Ужасные времена были, – она вздохнула, обводя фотографию аккуратным алым ноготком. – Страшные трагедии. Сколько людей погибло… Наверное, надо быть очень сильным человеком, чтобы выжить в этих условиях. Вы ведь с севера?
– Да, – машинально ответил Ян.
– Я еще вчера поняла, что вы нездешний, – прощебетала девушка. – Но вы быстро учитесь. Вы давно приехали в Дербенд?
– Недавно.
– И который день сидите в душном офисе? – засмеялась она. – Неужели нет никого, кто бы устроил вам экскурсию? Дербенд стоит того!
– У меня дела.
– Даже от важных дел требуется отдых, – заметила девушка. – Например, перерыв на чашечку кофе. Как вы на это смотрите?
Вообще Ян смотрел на ее выпирающую под блузкой грудь, но при этих словах отчего-то стушевался и отвел взгляд.
За всю его жизнь впервые кто-то обращался к нему дружелюбно и по доброй воле. Не говоря о том, что обращалась женщина. Привлекательная женщина.
Ян сгреб листы, засунул их во внутренний карман куртки.
– Мне нужно позвонить, – сказал он, старательно глядя мимо девушки.
– Конечно, – сладко пропела она и поманила его за собой. – Пройдемте.
Пока он набирал номер Виктора по стационарному телефону, девушка сбегала куда-то, и вернулась уже в верхней одежде и с напарницей, которой что-то жарко зашептала в ухо. Та скептически усмехнулась, но кивнула согласно. Девушка-консультант улыбнулась в ответ и вернулась к Яну.
– Как успехи?
Он повесил трубку на рычаг.
– Не отвечает.
– Вы можете перезвонить позже, – предложила она. – А сейчас я приглашаю вас в кафе… Вы ведь не откажете девушке в этой любезности?
Она взяла его под руку, и Ян вздрогнул снова. Напор этой красивой женщины был незнаком ему, а потому настораживал.
– Не волнуйся насчет денег, – она истолковывала его заминку по-своему. – Я угощаю. К тому же, Ольга заменит меня сегодня.
День клонился к закату. Небо на западе снова постепенно набухало кровяной гематомой, и воздух стал жарче, а запахи острее. Вся эта мешанина просачивалась внутрь, сквозь отвердевшую оболочку Яна, будоражила его. Так могла чувствовать себя гончая, сбитая со следа обилием новых запахов. Это опьяняло с одной стороны. С другой – беспокоило.
Как беспокоило его присутствие женщины.
Еще Ян был недоволен Виктором, который почему-то не отвечал на его звонки, вынуждая снова терять время. Сколько вообще дней отпущено ему? Ян не мог этого сказать. Пока что он занимался восстановлением потраченных сил и доедал уже четвертое пирожное под восхищенные взгляды своей спутницы. Карина – так звали девушку, – пододвинула к нему пятое и засмеялась, когда Ян взял и его.
– Впервые вижу мужчину, который так любит сладкое! – воскликнула она.
Ян осекся и положил пирожное назад. Карина рассмеялась.
– Нет-нет, я не в обиду, – дружелюбно возразила она. – Ты ешь, если хочется. А то вон какой худой, будто в голодный год родился.
Она засмеялась снова и подмигнула ему:
– У вас на севере, наверное, таких сладостей и нету.
– Нет, у нас нет, – подтвердил Ян.
– Что ж вы там кушаете, бедненькие? – посочувствовала Карина.
Ян промолчал, но девушка и не ждала ответа. Вместо этого она подвинулась ближе, положила ладонь на его плечо. Ян неосознанно отпрянул, чем вызвал у Карины новый взрыв смеха.
– Глупый! – сказала она. – Я ж не кусаюсь. У вас на севере девушек нет, что ли?
– Есть.
– Е-есть, – беззлобно передразнила Карина и покачала головой. – Дикий ты какой-то. И странный… – она задумалась. – Вроде и тихоня, а есть в тебе что-то такое… сила какая-то, что ли… Кто ты?
Она протянула руку, но Ян перехватил ее, больно сжал пальцы.
– Тебе не понравится ответ, – жестко сказал он.
– Ай, больно, пусти! – пискнула Карина. – Маньяк!
Она вырвала руку, ее щеки покраснели от возмущения. Ян отодвинул стул.
– Мне пора.
– Подожди!
Она тоже вскочила с места и ухватила его за ладонь. Ян вскинул голову, ощутив, какой жар исходит от девушки. Ее глаза были широко раскрыты, дыхание стало сбивчивым.
– Любишь жесткие игры, да? – промурлыкала Карина. – В тихом омуте черти водятся?
– Мне пора, – повторил Ян, но девушка вцепилась в его рукав мертвой хваткой. Прильнула к нему, задышала в ухо.
– Куда же ты пойдешь, сладкий? – зашептала она. – Друг твой не отвечает, другими делами занят. Так и ты займись. Девушка тебя приглашает.
Ее тело было упругим, податливым. Ян чувствовал биение ее пульса, ее кожа источала аромат желания. И этот запах оглушил его, перекрыл все другие запахи в мире.
– Идем, – он грубо перехватил ее ниже талии.
Карина захихикала.
– Не при людях же, – укоризненно произнесла она. – Пойдем ко мне. Здесь недалеко.
Закат теперь обрел полную силу. Кроны деревьев загорались огненными сполохами, асфальт будто плавился под ногами, и неясно было, стекает ли это жидкий закатный огонь с раскаленных крыш, или ревущее пламя вырывается из подземных глубин Эреба. Под твердой скорлупой Яна тоже вскипало пламя, и голова шла кругом, когда Карина жадно целовала его на пороге квартиры.
– Как тебе это удается? – страстно шептала она. – Сводить меня с ума… Какие-то феромоны? Магия?
Дверь захлопнулась за их спиной, и замок хищно щелкнул, словно сомкнулись железные челюсти капкана. Карина сдернула с Яна рубашку, и ее глаза округлились от смешанного чувства страха и возбуждения.
– О-о… – протянула она. – Ты плохой мальчик.
Она провела пальцами по свежим ранам и уже застарелым рубцам. Ян сжал ее запястье, и Карина охнула от боли.
– Всегда знала, что тихие мальчики любят погорячее, – простонала она, спиной падая на кровать. Грудь ее тяжело вздымалась, от тела исходил жар. Он захлестывал Яна с головой, а собственное сердцебиение отдавалось в ушах рокочущим гулом пожара, что плотной стеной отгородил людей от остального мира, где нет места холоду и мраку, а есть только очищающий огонь.
Он больше не мог контролировать свои инстинкты.
Ян подмял под себя податливое тело, погружаясь в него, как погружается нож в размякшее масло. А женщина кричала и извивалась под ним, и в ответ на каждое движение впивалась острыми ногтями в его спину, что еще больше распаляло обоих. Потом напряжение достигло пика, мышцы сокращались судорожно, движения стали чаще и быстрее, и, наконец, это взорвалось внутри, подобно фейерверку.
Карина стонала протяжно, долго и сладко, выбрасывая все накопившееся в молодом организме напряжение. Потом обмякла и только повторяла бессвязно:
– Ты дьявол… дьявол…
В голове Яна еще ревело пламя, а перед внутренним взором расходились алые и черные полосы.
– Я должен идти, – тем не менее, сказал он.
Карина приподнялась на локте.
– Вот так просто уйдешь?
Ян промолчал и взял рубашку. Тогда она кинулась к нему, обвила руками бедра.
– Еще не время, – сказала она. – Ни один мужчина не уходил так рано из моей западни. Не уйдешь и ты, мой дикий дьявол.
– Я должен, – повторил Ян.
Но она продолжала ласкать его, и бурлящая стихия возвращалась, снова затапливая его сознание огненной жижей неистовой страсти.
– Теперь я не отпущу тебя, – продолжала шептать Карина, вновь притягивая его к себе. – Ты ведь еще покажешь мне, на что способны дикие дьяволы с севера?
Он увяз в этом, как оса в патоке.
Ловушка захлопнулась.
Карина охнула, когда он навалился сверху, закрыла глаза, отдаваясь во власть исступления. И поэтому не видела, как в полумраке комнаты тускло сверкнуло лезвие.
– Да, – произнес дьявол. – Я покажу.
21. Последствия…
– А если бы я предложил тебе экспериментальное лечение? – спросил Виктор у Лизы, когда они сидели в обнимку и прихлебывали из кружек ароматный чай.
Она поглядела на него с сомнением.
– Что за лечение?
– Не буду врать, все свойства сыворотки еще не изучены, – серьезно ответил ей Виктор. – Но прогнозы достаточно солидны. Этими разработками сейчас занимается мой друг, Марк Вайда. Не слышала?
Лиза отрицательно покачала головой. Слова Виктора затронули больную для нее тему. Конечно, она мечтала избавиться от инсулиновой зависимости, от ограничений, от утомительных диет. В общем – жить, как нормальные люди. С другой же стороны, ей было страшно.
– В действительности, разработки только начались, – уловив ее заминку, сказал Виктор. – И пройдет какое-то время, прежде чем мы будем готовы опробовать сыворотку на человеке. Но ты могла бы быть первой…
– Это лекарство именно от диабета? – Лиза пугливо прижалась к плечу мужчины, поглядела на него снизу вверх растерянным взглядом ребенка. – А почему от него? Почему не от рака, например?
Виктор ласково погладил ее по медовым кудрям.
– Вообще, мы думаем, что это будет чем-то вроде панацеи, – пояснил он. – Я обнаружил вещество, которое в считанные секунды уничтожает все виды вредоносных бактерий и обладает высокой способностью к регенерации тканей.
– Шутишь? – Лиза отстранилась недоверчиво, но в ее глазах уже загорался возбужденный огонек исследователя.
– Вовсе нет, – возразил ученый. – Ты же знаешь, что я несколько дней провел в зараженных лесах Дара. Я вполне мог схватить лучевую болезнь, но вернулся абсолютно здоровым.
Он со значением поглядел на Лизу, и, поймав ее выжидающий взгляд, добавил:
– Абсолютно! Понимаешь все значение этого слова? У меня даже насморка не было! Хотя мне долгое время пришлось гулять по морозу.
– Это говорит о твоей хорошей закалке, – промурлыкала девушка, погладив пальчиком мускулы на груди мужчины.
Виктор усмехнулся тоже, поймал ее ладошку, поцеловал.
– Как бы я хотел производить впечатление крутого мачо, – с улыбкой сказал он. – Но, увы… Я могу подхватить простуду даже на легком сквозняке. То есть, мог раньше, – поправился он. – А теперь прошла даже моя аллергия, и шрам от аппендицита почти затянулся. Смотри.
Он повернулся к девушке боком, указывая на светлую, почти исчезающую полоску на коже.
Лиза недоверчиво покрутила головой.
– А что же тогда вот это? – она перевернула правую руку Виктора ладонью вверх.
Он выдернул руку, нахмурился.
– Я не помню, – буркнул он. – Поранился где-то.
– Почему тогда не зажило? – не отставала Лиза. – Ты уверен, что поранился случайно? Очень похоже, будто сделано нарочно.
Виктор вздохнул, обнял девушку за плечи.
– Я действительно не помню, маленькая, – мягко признался он. – Может, это сделали те охотники, что нашли меня… я не задавался этим вопросом.
– Кстати, ты познакомишь меня с ним?
– С кем? – удивился Виктор.
– С охотником. С тем, что приехал с тобой в Дербенд, – напомнила Лиза. – Ты же сам говорил в интервью.
– Я давно его не видел, – ответил Виктор. – Думаю, у него здесь свои дела и заботы.
Лиза открыла рот, чтобы спросить еще что-то, но в это время в куртке Виктора повторно затрезвонил телефон.
– Ну, кому я мог понадобиться в одиннадцать вечера! – в сердцах буркнул он.
– Не отвечай, – предложила Лиза.
Но Виктор уже взял трубку и сразу изменился в лице. Лизе показалось, что она уже видела это выражение раньше – смесь отвращения, раздражения и страха. В тот день их первого знакомства, когда они сидели в кафе, и внезапный звонок телефона вынудил Виктора уйти раньше, чем он сам этого хотел.
– В моей квартире? – тем временем говорил в телефон ученый. – То есть как в моей? Зачем?… Нет, не могу. Я занят… – он нахмурился, выслушивая ответ, побелел совершенно, заорал:
– Почему ты не можешь просто….
И осекся, заметив настороженный взгляд Лизы. Он повернулся к ней спиной, прикрыл трубку ладонью и зашипел еле слышно:
– Да, черт тебя раздери! Хорошо! Я приеду! Только ради бога не выходи никуда и ничего не трогай!
Он оборвал связь и засунул телефон обратно в карман, хотя Лизе показалось, что он хочет бросить трубку в стену.
– Господи боже, как надоели… – процедил Виктор сквозь зубы.
Он болезненно скривился, спрятал лицо в ладонях.
Лиза поднялась с кровати тоже.
– Кто это был? – спросила она.
– Так, вечные проблемы с родственниками, – криво усмехнулся ученый. – Приходится решать… Ты простишь меня, Лиз?
Она подошла к Виктору, поцеловала его в губы.
– Езжай, если нужно, – шепнула она. – И спасибо за все.
Виктор пообещал позвонить, когда все утрясется. Но на самом деле он не очень в это верил. Потому что звонившим снова был Ян – вездесущий Ян, теперь находящийся в его , Виктора, собственной городской квартире. Ученый не задавался вопросом, каким образом он туда попал – адрес был Яну известен, и, как показала практика, слишком сложных замков для него не существовало. Вопрос был в другом – зачем?
– Кое-что случилось, – отрывисто произнес Ян. – Приезжай скорее.
И в его голосе было что-то странное, что напомнило Виктору встревоженный голос Лизы, когда она оказалась свидетельницей разбойного нападения.
Васпа? И встревожен?
Виктор сначала рассмеялся, но потом испугался не на шутку. Если уж в обычно бесстрастном тоне Яна появились истерические нотки, значит, случилось что-то действительно экстраординарное.
Виктору показалось, что он добрался до своего дома за считанные секунды. В квартире было темно – ни в одной из комнат свет не горел, но ученый с порога уловил знакомый запах.
– Ну и что случилось на этот раз? – с раздражением вопросил Виктор, щелкая выключателем. – Какого лешего ты приперся ко мне на квартиру, а не вызвал такси и не поехал на дачу?
– Не смог, – коротко сказал Ян и добавил, – в таком виде…
Только теперь в свете искусственных ламп Виктор увидел его, сидящего на корточках возле стены. Его почему-то трясло. Взгляд, пустой и безумный, на миг задержался на ученом, потом отправился бродить по стенам, по собственным рукам и одежде, забрызганным чем-то темным и масляным (кровью? ).
В последнее время обоняние Виктора обострилось, а с момента знакомства с васпой он уже мог безошибочно определять этот терпкий, горчащий, пахнущий нагретой медью аромат.
Это действительно была кровь.
– Что ты опять натворил? – нашел в себе силы спросить Виктор, хотя и так знал ответ.
Губы Яна дернулись и разошлись в болезненном оскале.
– Я убил ее, – сказал он. – Убил Карину.
– Кого? – закричал Виктор.
– Карину! – Ян тоже повысил голос и теперь смотрел на ученого в упор. В единственном глазу плескалось безумие.
– Я не хотел, – оправдываясь, забормотал он. – Должен был уйти сразу. Но остался. И потерял контроль.
Обычно бесстрастное лицо Яна перекосила страдальческая гримаса, брови прыгали, как при нервном тике, кадык ходил ходуном.
– Единственная. Кто принял, – Ян заговорил отрывисто, в лихорадке потрясения не в состоянии подделываться под человеческую речь. – Сама. Я убил. Потерял контроль. Перерезал горло. Потом жи…
Он сложился пополам, затрясся в мучительных спазмах.
Виктора тоже затрясло, но только от озноба. Словно зимний ветер, преодолев многие мили расстояния, ворвался в его комнату, выстудил стены, проник под самую кожу. Виктор будто вернулся в ту ночь, когда дарский лес наполняли болотные огни, и томный шепот звенел в выстуженном воздухе…
«…и Званка, и Марция, и Зейнар… Все, кого оставил лежать в тишине и темноте болот…»
…теперь еще и Карина.
– Ты… ты псих, – едва разлепляя губы, прошептал Виктор.
Ян начал подниматься, утирая мокрое лицо рукавом и оставляя на щеках алые полосы.
– Я не хотел.
– Ты псих! – теперь уже кричал Виктор.
Он схватил Яна за грудки, встряхнул, словно безвольную плюшевую игрушку.
– Я не…
Васпа не успел закончить. Кулак Виктора впечатался в его рот, съехал на скулу, сдвинув вбок черную повязку. От удара Яна отбросило к стене. Он глухо стукнулся затылком и мешком осел на пол, оставляя на выкрашенной стене маслянистые следы. Из разбитой губы на воротник рубашки закапала кровь.
– Убирайся, – с отвращением процедил Виктор.
Ян пытался встать, но у него это плохо получалось. Его колотило не то от истерики, не то от удара – Виктор сейчас не хотел анализировать. Все, что он хотел – чтобы это существо убралось сейчас подальше. Из его, Виктора, квартиры. Из города, а, еще лучше, из жизни.
– Ты должен мне помочь, – прохрипел Ян. – Договор…
Виктора снова затрясло, но теперь от возмущения.
– Плевать я хотел на твой договор! – заорал он. – Я ничего тебе не должен! Ни-че-го! Ты сам нарушил его, и нарушил дважды! Что случилось с пунктом «не причинять никому вреда»?
– Я не хотел, – снова повторил Ян. – Она мне нравилась…
И добавил жалобным тоном растерянного ребенка:
– Зачем мне было ее убивать?
Виктор запрокинул голову и истерично расхохотался.
– Зачем? – издевательски передразнил он. – Ты об этом спрашиваешь меня? – он презрительно сощурил глаза и ткнул в Яна пальцем. – Да потому, что ты чертов садист! Маньяк! Ты это понимаешь?
Теперь Ян снова смотрел на Виктора. Его перекошенное лицо было мертвенно-бледным, единственный глаз широко распахнут, словно от глубокого потрясения. Съехавшая повязка обнажала красновато-белые гребни изуродованной плоти.
– По… жалуйста… – пробормотал Ян.
Это слово он произнес через силу, будто впервые пробуя на вкус. Но именно поэтому в душе Виктора разросся новый взрыв негодования.
– Не говори о том, о чем не имеешь понятия! – зло выплюнул он.
– Так научи меня! – теперь Ян кричал тоже.
И эта эмоциональная волна, до сей поры не свойственная ему, ошеломила ученого, сшибла с ног, и он только и мог, что оторопело смотреть в мокрое, изуродованное лицо Яна.
– Ты не знаешь, – лихорадочно продолжил тот. – Как жить с этим. Когда не значишь ничего. Лишь расходный материал. Когда в теле не осталось ни одной целой кости. Когда есть только боль. И смерть. Испытываешь сам. Питаешься этим. Изо дня в день, – он судорожно сглотнул и начал неуклюже подниматься по стене. – И не знаешь другой жизни. Только страх. Только боль. Только насилие. Меня так долго учили этому. Я не умею по-другому.
Теперь он поднялся во весь рост. Стоял, привалившись плечом к стене, и казался еще более жалким, чем обычно. Виктор отступил на шаг. Он вдруг подумал, что не смог бы ударить Яна снова – трогать его сродни тому, что трогать таракана. От этой мысли он слабо застонал, и показалось, сейчас его самого стошнит от омерзения. Если Ян задержится здесь еще хоть на мгновение – его вывернет наизнанку сытным обедом, который они вместе с Лизой заказали в кафетерии гостиницы: тыквенным супом и бараньими отбивными.
– Я не хочу так, – сказал Ян, и его голос почему-то дрогнул. – Я хочу понять, чего был лишен. Все это время. Хочу знать. Чувствовать…
Он выдержал паузу. По лицу градом катился пот, оставляя на коже полосы из грязи и крови. Но мутный глаз подернулся ряской мечтательности, не свойственной ему раньше.
– Любить… – почти неслышно, одними губами закончил Ян.
Виктору показалось, что он сходит с ума. Этот демон, с головы до ног облитый чужой кровью, на счету которого не одна жизнь, сейчас как ни в чем не бывало стоит в его квартире и мечтает – о любви ?
Виктору снова захотелось истерически рассмеяться, но вместо этого он сказал:
– Я не верю. Уходи.
Яна затрясло сильнее.
– Пожалуйста, – тихо проговорил он.
Дрожащими пальцами подтянул повязку на место, тыльной стороной ладони утер окровавленный рот. Виктор со злорадством отметил, как на щеке васпы разливается багрянец гематомы.
– Уходи, – повторил он.
– Нет! – Ян подался вперед. Пошатнулся, но не упал.
– Помоги мне, – исступленно попросил он. – Если не ты, то кто?
– Я тебе не верю, – Виктор отступил снова.
– Прошу…
Тогда Виктор сжал кулаки и закричал, распаляясь от отвращения и злости:
– Убирайся, я же сказал! Уходи, ну? Уходи, или я уйду сам!
Он повернулся к Яну спиной.
Холод разливался по комнатам волнами, вздымал ламбрекены штор. Будто снаружи рвалось что-то невообразимое, гнетущее. Что-то, гораздо страшнее, гораздо могущественнее Яна, и частью чего был Ян.
Первобытный страх, возникший из ниоткуда, захлестнул Виктора с головой. Он страстно захотел сейчас оказаться от этого места (и этого существа ) как можно дальше.
– Виктор…
Раздавшийся голос, впервые обратившийся к нему по имени, будто хлыстом опоясал ученого по спине. В этих звуках было столько отчаяния и боли, что Виктор содрогнулся. Он повернулся через плечо, холодея от дурного предчувствия.
Ян все еще стоял, привалившись к стене плечом. Его руки висели плетьми, но теперь в них было что-то, сверкающее бело-голубыми сполохами оточенной стали.
– Я все равно умру, – произнес Ян и поднял нож. – И лучше умереть сейчас. Чем жить чудовищем.
Лезвие вошло в его шею прямо над воротником рубашки. Виктор испуганно вскрикнул, что-то горячее брызнуло ему на лицо и одежду.
(…фонтанчик, бьющий из раны в горле Мириам…
…алые капли на свежем снегу…)
Лезвие ножа слева направо прочертило глубокую борозду, выпало из разжавшихся пальцев. Комната наполнилась сырыми, хлюпающими звуками. Виктор видел, как Ян выкатил глаз, задыхался, пытаясь глотнуть хоть немного воздуха, инстинктивно поднял к горлу скрюченные руки – организм все еще боролся за жизнь. Но для него теперь все было кончено. Багряный поток толчками изливался между пальцами и липкими черными лужами растекался по новому профессорскому паркету.
22. Призрак в городе
Убитую обнаружила ее подруга, которая зашла узнать, почему Карина Полгар не вышла на работу. Дверь квартиры оказалась открытой, а что увидела там девушка – об этом Майра предпочла не вспоминать. Конечно, она навидалась всякого, но этот стиль убийства, больше напоминающий работу мясника на бойне, казался ей наиболее отвратительным.
Кровь настолько пропитала постельное белье и ковер на полу комнаты, что о химической чистке не могло идти и речи – только выбрасывать после того, как истечет срок хранения вещественных доказательств. В помещении стоял и соответствующий запах, вдохнув который, приехавший на вызов молодой полицейский выбежал на улицу, не в силах сдерживать тошноту.
По результатам предварительного расследования, Карина Полгар была изнасилована, замучена и зверски убита. Убийца нанес ей несколько ножевых ранений в области груди, живота и бедер, затем перерезал ей горло, но, не удовлетворившись и этим, вспорол тело от ключицы до паха.
– Облегчил работу патологоанатомам, – мрачно пошутил Адам из отдела дознания.
Майра не смеялась. Она уже видела подобное раньше, каких-то день или два назад.
– Брось, Каранка, – сказал тогда Адам. – Одного трупа явно недостаточно для того, чтобы говорить о появлении маньяка.
– Труп не один, – возразила та. – Именно так были убиты двое рецидивистов в Дорожном переулке.
– Ну, кроме похожего способа убийства, эти преступления не связаны между собой, – возразил дознаватель. – Одно дело – бандиты, которые, честно говоря, сами нарвались на нож. И совсем другое – изнасилованная девушка. Пари держу, здесь не обошлось без любовной связи.
Отчасти Майра была с этим согласна.
Проанализировав отчет с места преступления, она поняла, что вряд ли девушку застали врасплох. Замок входной двери не был взломан, ставни окон – закрыты. Не было обнаружено и следов борьбы, а, значит, жертва привела своего убийцу по собственному почину.
Вообще, покойная оказалась весьма темпераментной барышней. Об этом в голос говорили ее подруги и сослуживицы. У Карины Полгар всегда было много поклонников, и мужским вниманием она не была обделена никогда. Более того, полгода назад она развелась с мужем. По словам тех же подруг, Карина погуливала от него на стороне, за что подвергалась преследованиям и угрозам. Даже после развода бывший муж Карины, Мирослав Полгар, преследовал женщину, угрожал ей и ее любовникам. Однако дальше слов дело не шло.
В тот же день муж погибшей был доставлен в отделение полиции на допрос.
На допросе Мирослав вел себя совершенно некорректно, плакал, валялся в ногах и клялся в любви к бывшей жене. Да, ревновал. Да, угрожал. Но чтобы убить… Такое ему в голову не могло бы и прийти. Нет, алиби у него не было – в ту злосчастную ночь он в одиночку напился до чертиков и очнулся в похмелье только тогда, когда за ним приехала полиция.
Мирослав Полгар был отпущен под подписку о невыезде и стал главным подозреваемым по данному делу.
– Знаешь, что я думаю? – сказал дознаватель, хотя Майре вовсе не требовалось его мнение. – Я думаю, что эта девица вовсю развлекалась с любовником, когда бывший муженек, пьяный вдрызг, ввалился в квартиру и порезал неверную супружницу к чертям!
Майра допускала подобный исход, но все же возразила:
– А как же любовник? Почему Полгар не убил и его?
– Сбежал, – уверенно ответил Адам.
Майра скептически хмыкнула.
– А отпечатки? – спросила она. – Виновен Полгар или нет, но его отпечатков на месте преступления не найдено. Сперма тоже не его.
– Понятное дело, – кивнул Адам. – Сперма любовничка, не иначе. Спрыгнул с бабы – и поминай, как звали.
Майра задумчиво хмурилась. В ее голове сейчас шла сложная и очень кропотливая работа. Во-первых, она интуитивно связывала это преступление с предыдущими убийствами. Хотя жертвы были не знакомы, происходили из разной социальной прослойки, и не были связаны ни по половому признаку, ни как-то еще, их объединяла общая жестокость совершенного убийства и точность нанесения ран. Как ни крути, а и в том, и в другом случае убийца был хорошо осведомлен об анатомическом строении человеческого тела, и, судя по точности нанесения ран, делал подобное не раз и не два.
Во-вторых, вопреки ожиданиям следователей, отпечатки пальцев профессора Виктора Тория ничего не прояснили – они были оставлены только на утерянном им телефоне, по остальной базе профессор не проходил и нигде больше не привлекался. Больше тревожить чудаковатого профессора Майра не посчитала нужным.
Оставленные образцы спермы и крови тоже ничего не проясняли, а, пожалуй, даже затуманивали следствие. Медицинский эксперт Петер даже попросил Майру избежать в отчетных рапортах конкретной формулировки того, что он обнаружил в этих образцах. Если верить ему (а инспектор Петеру верила), то человек, вступивший в контакт с Кариной Полгар, был неспособен к репродуктивной функции. Что же касается образца чужой крови, то здесь все было куда более странным – Петер утверждал, что хромосомный набор, содержащийся в образце, не является хромосомным набором человека и даже млекопитающего. Но об этом Майра, естественно, упоминать не стала. Она просто попросила провести повторные тесты, что Петер с неохотой согласился сделать. По его виду было понятно, что он сомневается в успехе.
Ничего существенного не могли сказать и подруги погибшей.
С их слов, Карина Полгар частенько меняла своих любовников, у нее были странные вкусы и взгляды на мужчин, со многими из которых знакомилась прямо на рабочем месте. На вопрос следователя, с кем в последний раз видели Карину, сослуживица задумалась, а потом покачала головой:
– Нет, не вспомню. Я согласилась ее подменить, потому что у нас вообще-то были хорошие дружеские отношения, и Карина сама не раз выручала меня. Но вот была ли она с кем-то, этого я вспомнить не могу.
Она подумала и добавила:
– Вернее, могу, но… – она нахмурилась, подыскивая слова. – Я просто не обратила внимания. Какой-то совсем неприметный человек… честно говоря, мне даже не хотелось смотреть в его сторону.
– Это еще почему? – удивилась Майра.
Девушка смутилась совершенно и не нашлась, что ответить. Она только могла вспомнить, что у посетителя было что-то с лицом, но в итоге сослалась на свое плохое самочувствие и только этим могла объяснить свою невнимательность и нежелание общаться с клиентами в тот день. Вместо этого она предложила Майре список зарегистрированных посетителей, кто присутствовал в этот день в архивном отделе Информационного центра. Но и разговор с каждым из них не прояснил ровным счетом ничего. Ни один из присутствующих в этот день не видел никого подозрительного, и быть убийцей никак не мог. Похоже, следствие зашло в тупик.
Капитан Тышкевич торопил следственный отдел, прокуратура уже оперативно готовили ордер на арест Мирослава Полгара, а дело так и не сдвинулось с мертвой точки.
Но Майра была уверена: неуловимый убийца, которого никто не видел, который призраком ходил, куда ему вздумается, потрошил людей, словно овец, среди бела дня, и оставлял кучу бесполезных вещественных доказательств, так и оставался недосягаемым для правосудия.
23. …и причина
Историк связался с Виктором сразу же, как только изучил полученные от него бумаги.
– Я проверил информацию, – сказал он. – Среди оставшихся жителей оказалось несколько детей в возрасте от двух до десяти лет. Кого-то отправили в детские дома, над кем-то установили опеку родные, у кого-то оказался в живых один из родителей.
– Как я понял, родители тех детей погибли, ― ответил Виктор.
– Я отсеял этот вариант сразу, – согласился Глеб. – Очень жаль, что ты не знаешь фамилий и хотя бы примерного возраста. Слишком большой разброс. Но все же я сейчас устанавливаю связь с детскими домами и интернатами. А их немало по всей стране.
И, заметив расстройство в голосе Виктора, усмехнулся:
– Но ты не волнуйся. Хорошо, что ты обратился ко мне. Иначе решать тебе эти проблемы до следующего апокалипсиса.
Виктор с облегчением вздохнул.
– Спасибо тебе. Более точной информации пока нет?
– Пока нет, – эхом отозвался Глеб. – Когда будет что-то – сразу же тебе сообщу.
Виктор не спешил рассказывать о результатах своих поисков Яну.
Как не спешил признаваться, что едва не потерял сознание в ту ночь, когда Ян вспорол себе горло ножом. И как в панике носился по всей квартире, плача от страха и в лоскуты разрывая собственные рубашки, чтобы остановить хлещущий фонтан крови. И как звонил Марку, умоляя его приехать срочно. Срочно! И чем скорее – тем лучше.
– Повреждены артерии и трахея, – по приезду констатировал Марк. – Но у него на удивление крепкий организм. Обычно хватает нескольких секунд, чтобы умереть от потери крови.
Рану он зашил на совесть, хотя и сетовал на упрямство Виктора, который ни в какую не соглашался везти суицидника в больницу. Все, на что согласился Виктор – это рентген черепа и грудной клетки. Марк хотел убедиться, нет ли более серьезных повреждений внутри, учитывая плачевное состояние организма снаружи. Оказалось, беспокоился он не зря.
– Видишь, темные пятна? – спросил Марк, обводя снимки карандашом. – Это костные мозоли. Не знаешь, где наш приятель получил эти травмы?
– А разве костная мозоль не образуется вследствие естественного процесса заживления перелома? – вопросом на вопрос ответил Виктор.
– Обычно да, – подтвердил Марк. – Но она перестраивается в нормальную кость где-то за год, если нет никаких патологий. И посмотри еще, – он снова указал на снимки. – Здесь я вижу, по меньшей мере, три перелома ключицы, и нет ни одного целого ребра. Два из них и вовсе срослись неправильно. И это наводит меня на мысль, что твой товарищ попал в серьезную передрягу за последний год. Может, даже не одну.
– Он охотник, – заметил Виктор. – И не раз сталкивался с дикими зверями.
– Ах, ну это все объясняет, – с облегчением вздохнул Марк.
Конечно, об этом ученый тоже не стал рассказывать Яну. Да и не было такой возможности. Потому что сразу после отъезда врача у васпы случился самый настоящий истерический припадок.
На грани сознания и бреда он снова и снова говорил о Карине, пытался срывать с горла бинты, просил Виктора прервать его ничтожное существование в качестве урода и убийцы. Клялся, что как только станет человеком, сразу же отправится в полицию с чистосердечным признанием, что готов понести наказание.
Это было настолько несвойственно ему и непривычно, что пугало Виктора не меньше, чем попытка самоубийства. Виктору пришлось снова звонить Марку. Тот приехал без лишних слов и ввел Яну лошадиную дозу успокоительного, но после этого сразу же засобирался.
– Прости, Вик, в больнице такой завал, – оправдываясь, сказал он. – За сутки уже восемь человек с анафилактическим шоком доставили. Все палаты забиты.
– Конечно, конечно, – рассеянно закивал Виктор. – И спасибо.
После чего Марк уехал снова, а Ян заснул. И проспал двенадцать часов.
Уснул и Виктор, измученный последними событиями. Но его сны были беспокойны и странны.
Ему казалось, что он раздвоился. Он будто находился в чужом теле, но одновременно видел все происходящее со стороны. Видел помещение, похожее не то на тюремную камеру, не то на хирургический бокс. Вдоль стен возвышались столы с разложенными на них инструментами, в углу стоял причудливый механизм, сверкающий хромированными боками. Слепящий свет, льющийся с потолка, обжигал роговицу. Резко пахло гарью и озоном. А еще кровью…
…от запаха крови кружится голова. Тошнота подступает к горлу, и кастет выскальзывает из мокрых ослабленных пальцев. К тому же грубая кожаная петля фартука угодила под распахнутый воротник гимнастерки и сильно натирает шею.
Но эти неудобства не идут ни в какое сравнение с той мукой, какую сейчас испытывает голый бритоголовый мальчишка, что корчится на механизированной дыбе.
– Пожалуйста, господин! Не надо… я буду послушным… я больше не буду проситься домой…
– Тренера следует называть «сержант» или «наставник», – поправляет Харт, стоящий тут же и наслаждающийся представлением. – Я не какой-то там офицер, – он поворачивается к преемнику. – Ян! Что смотришь? Забыл, что полагается за обращение не по уставу?
Ян послушно бьет паренька под ребра гранями кастета. Но не так сильно, как хотелось бы Харту, и сам получает за это чувствительный удар по лицу.
– Ты сержант или бесхребетный слизняк? – рычит Харт. – Разве я плохо тебя учил? Разве я жалел тебя? А ты сам разве мало тренировался с шудрами?
– Нет, наставник Харт, – глухо отвечает Ян. – Но…
– Никаких «но» быть не может! – пресекает Харт. – Твоя обязанность сделать из этого сопляка Дарского воина. А в Даре нет места жалости. Но я все еще твой наставник. И научу, как вести себя с неофитами.
Он перехлестывает тело парнишки ржавыми металлическими цепями.
– Нет, пожалуйста, не надо! – мальчик кричит, извивается, чувствуя прикосновение железа к своей коже.
– Молчи! – Ян сжимает его горло цепкими пальцами. От парня несет мочой и страхом. Он хрипит, его лицо белым пятном маячит в кровавом тумане. Кровью пропитались стены. Кровь на мясницком фартуке Яна. Расширенные от ужаса глаза паренька смотрят обреченно.
– Опустить взгляд! – доносится сквозь липкий туман приказ Харта. – Ты никто! Личинка! Не сметь поднимать глаза в присутствие старшего по званию! Уяснил?
Ян отпускает горло паренька, ожидая ответа. Тот судорожно глотает слюну, дергает подбородком, но голова отяжелела, не слушается. Он пробует снова, и вместе с головой дергается все тело. Сержант Харт заходится сухим смехом.
– В чем дело, ученик? – издевательски осведомляется он, и паренек инстинктивно сжимается, ожидая удара кастета по любой из частей тела, но почему-то сержант медлит.
– Вчера у тебя получалось много лучше, – продолжает он. – Или четырех часов для усвоения этих простых правил для тебя не достаточно? Хочешь еще? Учти, если не сдашь экзамен, все придется начинать сначала!
Харт подает знак Яну. Тот поворачивает рычаг книзу, и ржавые шестеренки начинают крутиться с надсадным лязгом, натягивая цепи. Визгливые жалобы паренька вторят им:
– Пожалуйста… не надо!
Кости хрустят, выворачиваясь из суставов…
– …не надо…
Он открыл глаза, но не сразу понял, где находится.
Не было дыбы и цепей. Не было человека в кожаном фартуке, ни бритоголового мальчишки. Вместо этого он узнал обстановку собственной комнаты, журнальный столик с пузатым графином на нем. А еще напротив дивана, сгорбившись, сидел Ян. Мягкий свет ночника выхватывал из полумрака его бледное лицо с ввалившимися щеками, под глазами и в складках губ залегли черные тени. Виктор вдруг подумал, что, сколько бы не было Яну лет на самом деле, его душа старше всего, что жило когда-либо в этом мире.
Если, конечно, у васпы вообще имелась душа.
– Ты видел, – его губы шевельнулись, голос звучал как шипение змеи. Всего лишь последствие травмы, но этого хватило, чтобы снова пустить по коже Виктора мурашки страха.
– Видел что? – переспросил ученый.
Ян сидел неподвижно, будто горгулья. В лице не было ни кровинки, лишь кадык ходуном ходил под тугой марлевой повязкой.
– Ты связан со мной, – просипел он. – Поэтому ты можешь видеть. Можешь чувствовать. Что-то от меня. От моей жизни.
– Это просто кошмары…
Виктор поднялся. В ушах еще звенели жалобы паренька. Лязг и скрежет механизмов отдавался биением пульса.
– Я убил того мальчика, – сказал тогда Ян.
Ученый замер. Дальше притворяться не было смысла: Ян всегда был проницателен.
– Почему? – только и мог спросить Виктор.
– Смерть – это избавление, – ответил Ян. – Легкая смерть – милость.
Он запнулся, подбирая слова.
– Мой наставник хотел сделать из меня преемника, – сказал он. – Но я провалил экзамен. Не желал, чтобы этот неофит повторил мою судьбу. Чтобы он стал монстром. Убийцей…
Его голос срывался. Виктор видел, как двигается повязка на его горле – вверх и вниз.
– Я перерезал ему горло. Он умер быстро.
– Зачем вы вообще это делаете? – спросил Виктор.
Легенды вдруг предстали в совершенно новом свете. Саранча, вышедшая из бездны. Они перерождались не только из спящих в коконах эмбрионов. Но и выйдя оттуда, перекраивали свои тела и души в угоду какой-то чудовищной, нечеловеческой морали.
– Воин должен знать свое тело, – жестко произнес Ян. – Контролировать его. Если ты слаб, ты не только бесполезен. Но и опасен. Если попадешь в плен к врагу, тебя легко сломают допросами. Пытками. Голодом. Ты предашь себя. Предашь своих соотечественников. Я знаю, как легко ломаются люди, – он криво усмехнулся, глядя куда-то в пустоту, мимо Виктора. – Сильны единицы. Но васпы сильны все. Без исключения. Чтобы овладеть оружием, надо хорошо узнать его. Смерть, боль, страх – наше оружие. И я познал их в высшей степени.
Виктор молчал. И Ян молчал тоже. Может, перед его глазами проносились картины из прошлого – по его лицу никогда нельзя было сказать точно.
– Я понес наказание, разумеется, – наконец хрипло продолжил он. – Устав запрещает убивать неофита во время обучения.
– Как? – не сдержал возмущения Виктор. – Я удивляюсь, как вы вообще выживаете после… такого?
– Наставники опытны, – ответил Ян, продолжая глядеть в темный угол комнаты. – Харт был одним из лучших. А я тренировался на шудрах, – брови Виктора недоуменно поползли кверху, поэтому он поспешил пояснить:
– Шудры – это те, кто не прошел перерождение. Мы до сих пор не выяснили, в чем причина. Но из десяти неофитов кто-то всегда оказывается генетическим уродом. Они живут под землей. В катакомбах под Ульем. Выполняют черную работу – чистят Улей, чинят технику… Иногда на них тренируются молодые васпы. Я тренировался тоже. Поэтому, когда мне привели неофита, я хорошо знал пределы выносливости.
– Это чудовищно, – прошептал Виктор.
Он был до глубины души потрясен рассказом. Ян говорил об этом слишком буднично. Говорил о пытках, о мутантах, ведущих жалкое, полуразумное существование в грязных подземельях Дара, о страшных и ненормальных с точки зрения человеческой морали вещах. Потому что для него все это было нормальным. Это была единственная жизнь, которую он знал.
«И которую теперь перенес в Дербенд».
– Харт думал, я тоже не смогу переродиться, – между тем с усмешкой произнес Ян. – У меня был поврежден позвоночник. Но я оказался сильнее. И сейчас я сильнее их всех. Поэтому я хочу покончить с этим раз и навсегда. Теперь ты понимаешь?
Он наконец-то прямо поглядел на Виктора. Тени от ночника стали еще гуще, темнее. Они расползались по стенам, будто стаи насекомых. И Виктор вспомнил живую шевелящуюся массу за окном. И снова показалось, что под черной повязкой Яна скрываются микросхемы искусственного организма, а весь человеческий облик – только маскарад для какого-то куда более страшного и отвратительного монстра. Механического насекомого, присланного из адской бездны за все прегрешения человечества.
Но разве Ян сознательно хотел этого? Разве он выбирал эту жизнь, полную мучений и жестокости? За него решил кто-то другой. Кто-то, возможно, являющийся человеком еще меньше, чем любой васпа.
Именно поэтому вместе с отвращением и страхом Виктор чувствовал еще и жалость к искалеченному существу.
– Если ты хочешь покончить с этим, почему продолжаешь убивать? – спросил он.
Ян опустил голову, ответил:
– Почему пчелы жалят? Это инстинкт. Они не могут иначе. Будучи васпой, я тоже не могу ничего изменить.
– Ты же сам говорил о контроле, – напомнил Виктор.
– Не в этом случае, – возразил Ян. – Я подчиняюсь Уставу. Вся моя жизнь и все действия подчинены определенным правилам. Служат определенной цели. Но я устал. Однажды меня насильно лишили права выбора. Мне слишком долго говорили, что так надо. Что это единственная правильная жизнь. Слишком долго лгали. Но теперь я понял, что хочу сам распоряжаться своей судьбой. И если ты не поможешь мне, лучше убить себя или умереть от яда королевы, чем остаться рабом.
Виктор поежился: когда васпа начинает изъясняться развернутыми предложениями – дела совсем плохи. Тогда он сдался окончательно.
– Хорошо, – сказал он. – Ладно. Я помогу тебе.
Улыбка Яна стала извиняющейся.
– Ты можешь не делать этого, если ты не хочешь…
Виктор скептически хмыкнул.
– Ты привык всегда получать желаемое, верно?
Ян втянул голову в плечи, но все же ответил:
– О, да… Я всегда получаю это.
А вообще он был довольно тихим все последующие дни. И нельзя сказать, что Виктора это не устраивало.
24. Пересечение
Иногда Лизе казалось, что сама природа вторит ее чувствам, одаривая мир солнечным светом и теплом. Каждое утро несло с собой радость, и ложкой дегтя была лишь постоянная занятость Виктора в последние дни. Он честно старался проводить с Лизой больше времени, но девушка видела, что вертикальная складка беспокойства обосновалась между его бровями, и напряжение никогда не покидало его.
Сегодня утром, едва проснувшись, Виктор поцеловал ее в ушко и снова засобирался по делам. Он ссылался на проблемы с родственниками и не до конца решенные вопросы по работе. И у Лизы не было оснований не доверять ему.
Ближе к четырем часам Виктор позвонил ей и сообщил, что сейчас доделывает дела на кафедре. И если у Лизы есть желание, они могут встретиться перед Институтом, у фонтана.
После обеда солнце снова затянуло облаками, но погода стояла теплая. Поэтому, сев в салон такси, Лиза начала опускать боковое стекло.
– Я бы не стал этого делать на вашем месте, – остановил ее таксист.
– Почему? – удивилась Лиза.
– Ос много развелось, – пояснил мужчина. – Недавно к моему приятелю в салон целый рой залетел. И его сильно покусали, и авария случилась. Сейчас в больнице лежит. А я на всякий случай «Антижук» вожу.
Он указал на баллончик инсектицида в бардачке.
Лиза слышала об этом в новостях. Говорили, что из-за сухой и не по-осеннему теплой погоды Дербенд подвергся атаке насекомых. На улицах бесплатно раздавались памятки об оказании первой медицинской помощи при укусах, а также брошюры по уничтожению осиных гнезд и методах борьбы с насекомыми.
Наверное, люди еще никогда так не ждали прихода зимы, как в эту «осиную осень».
Действительно, в погожие дни Институт Нового мира выглядел весьма внушительно. Искры вспыхивали и гасли на черных отполированных лепестках. Над водяными гривами фонтанов горбато повисла радуга.
Лиза посмотрела на часы. Она приехала несколько раньше назначенного срока, но это не смутило ее. Наоборот. В голове вдруг промелькнула лукавая мысль – а не сделать ли Виктору сюрприз, поднявшись в его кабинет? А потом с ребячливым возгласом прыгнуть ему на шею, задрыгать в воздухе ногами, пока изумленный и обрадованный, он будет целовать ее в горячие губы и кружить, кружить…
Голова тоже шла кругом. Под сердцем разливалось приятное томление.
Лиза уверенно поднялась на кафедру, помахала охраннику рукой.
– Привет, Касьян! – пропела она. – Я к Торию ненадолго, пустишь? Только, чур, не говори, что я тут! Это сюрприз!
Она подмигнула пожилому мужчине, и тот добродушно улыбнулся в ответ. Лиза нравилась ему. Она вообще обладала особенностью вызывать у людей симпатию.
Лиза с теплом вспоминала, как впервые оказалась в секции биологии и антропологии. Тогда ее встретил настоящий музей, и чего тут только не было – от фотографий до экспонатов. Жаль, конечно, что после экспедиции Виктор выкинул почти все…
Лиза до сих пор не понимала этого поступка, но спрашивать не решалась. Да и не до того было.
Кафедра встретила ее тишиной. Этого следовало ожидать – у студентов занятия. Преподаватели заняты тоже. Лиза прошла к кабинету Виктора и дернула дверь. Она оказалась не заперта, но Виктора там почему-то не было.
Оглядываясь по сторонам, Лиза осторожно вошла в кабинет. Она впервые была здесь, но ничего бросающегося в глаза не обнаружила. Обычная рабочая обстановка – шкафы, тумбочка, письменный стол. Под пресс-папье лежала тонкая кипа альбомных листов. Движимая любопытством, девушка взяла один из листов в руки и удивилась увиденному.
Это был карандашный рисунок, изображающий небольшую деревеньку. Дома были объяты пламенем, на переднем плане лежала женщина, обнимающая ребенка. Несмотря на схематичность изображения, сомнений не было – и женщина, и ребенок были мертвы. На заднем фоне из клубов дыма выступало несколько скособоченных фигур.
Рисунок был выполнен достаточно подробно, тщательно, и хотя пропорции соблюдались далеко не везде, а лица людей практически не были прорисованы, Лиза подумала, что так мог бы рисовать не обученный, но от природы одаренный человек. Она отложила лист и взяла следующий.
С картинки на нее глядел человек в военной форме. Его лицо также было изображено весьма схематично, набросками выражены глаза, нос и рот. Зато очень тщательно были прорисованы знаки отличия на кителе, узоры на поперечных погонах, и странная эмблема на рукаве, похожая на крылатое насекомое с вписанной заглавной W. Поэтому девушка ни на минуту не усомнилась, что человек не принадлежал ни к одному из известных ей родов войск.
Глядя на следующий рисунок, Лиза усомнилась, можно ли называть человеком изуродованное до отвращения существо с приплюснутым носом и глубоко запавшими глазами, без признаков разума на перекошенном лице. Существо было обряжено в какие-то лохмотья, а внизу стояла корявая подпись «sudra ».
Следующую картинку Лиза посмотрела, но быстро отложила в сторону, потому что на ней не было ничего, кроме густо замазанного грифелем фона. Но в центре темноты было что-то еще, что изображалось настолько черным, что от нажима стержень карандаша сломался, прочертив на бумаге длинную царапину. И в этой густой черноте желтым маркером было нарисовано что-то вроде глаз – без зрачков, с мелкими черными вкраплениями. Но почему-то именно они произвело на девушку сильное – до отвращения, – впечатление.
Наконец, она взяла последний лист, и в области сердца вдруг появился предательский холодок. Потому что она узнала эту картинку – когда-то она висела на стене музея. Веретенообразный объект на заднем плане и перед ним – фигуры, напоминающие насекомых. Рисунок отличался от предыдущих: бумага была пожелтевшей от времени, грифель – выцветшим. Однако Лиза ни на йоту не усомнилась, что и все эти картины были выполнены одним и тем же человеком, уж слишком узнаваемой была манера исполнения.
– Лиза…
Прозвучавший за спиной голос заставил девушку подскочить на месте. Альбомные листы вывалились из рук, в беспорядке разметались по кабинету. Она круто повернулась на каблуках, уже придумывая в голове слова оправдания, но удивленно застыла. На пороге стоял вовсе не Виктор. Это был его лаборант Феликс.
Девушка испустила долгий свистящий вздох.
– Бож-же… Как же ты меня напугал! – она присела на корточки и стала сердито подбирать листы. – Вот зачем так подкрадываться, а? Дурной ты, Феликс, ей богу! Но все же я рада! Рада встретить тебя снова…
Она поднялась. Положила листы обратно на стол и с улыбкой повернулась к парню. Феликс не улыбался. Он все так же стоял в дверях и молчал, только желваки ходили по его скулам, будто от сильного нервного напряжения.
– Фел, ты чего? – добродушно спросила девушка. – Ты…
– Почему ты забыла про меня, Лиза? – перебил ее лаборант.
– Я? Забыла? – удивилась та. – Ну что ты несешь ерунду? Ты мой друг!
Она попробовала улыбнуться, но Феликс был по-прежнему серьезен, и улыбка сошла с лица девушки так же быстро, как и появилась.
– Друг, – с горечью произнес он. – По-твоему, я просто друг. А если я не хочу быть просто другом? Если я не хотел никогда?
Он сделал шаг вперед. Лиза инстинктивно отодвинулась назад. В ее мозгу смутно забрезжило понимание.
– Феликс, ты что? Уж не хочешь ли ты сказать, что…
– Я люблю тебя! – закричал он, и в этом крике вылилось все накопившееся от времени напряжение и боль. – Я люблю тебя! Неужели ты не видела? Люблю! А ты…
Он снова стиснул зубы, процедил с ненавистью:
– А ты выбрала этого… старого пердуна.
Лиза возмущенно вскинула голову.
– Виктор вовсе не старый! – заспорила она. – Он всего на девять лет меня старше. Не говори так! К тому же, – она пожала плечами. – Откуда мне было знать о твоих чувствах? Ну, правда, Феликс…
Она чувствовала неловкость. Вспомнила все встречи с парнем в кафе и здесь, в институте. Вспомнила его улыбку, его беззлобные шутки. Феликс нравился ей. Действительно, нравился. Но – как друг. У нее и в мыслях не было, что она является объектом его страсти.
С одной стороны это было лестно…
– Я очень разочарован, Лиз, – теперь голос Феликса звучал угрожающе. – Очень.
Он снова приблизился на шаг. Лиза снова отступила. Что-то твердое больно ударило ее по бедру. Она завела руку за спину и дрожащими пальцами нащупала край письменного стола. Дальше отступать было некуда.
Теперь ее с головой накрыл страх. Она не знала, что задумал Феликс. И никогда не видела его в таком состоянии, но до нее долетал легкий запах алкоголя, и она уже догадывалась о причине. Но даже если парень был пьян, это не отменяло факта – она была в кабинете. Одна. Перед пьяным, обезумевшим человеком, виноватая во всех его бедах.
– Феликс, – она постаралась, чтобы ее глосс звучал как можно мягче. – Ты мне очень дорог. Правда. Я тебя очень люблю. Как друга, но, тем не менее… – она говорила сбивчиво, но убедительно. – Прошу тебя, успокойся. Мне кажется, тебе надо отдохнуть. Давай ты сейчас поедешь домой, отдохнешь, а завтра мы встретимся и все обсу…
– Нет! – закричал Феликс.
Он вдруг кинулся вперед головой, совсем как пловец при нырке в воду. Выставил вперед руки. Лиза пискнула, отшатнулась. Феликс всем своим весом навалился на нее, и она надломилась, больно стукнулась спиной и затылком о поверхность стола.
– Уезжать домой, да? – с горечью просипел он в лицо девушке, дохнув на нее запахом перегара. – Пока ты будешь здесь развлекаться с моим начальником? Шлюха!
Он отвесил ей пощечину. Из глаз Лизы брызнули слезы. Она взвыла, пнула его коленом в живот. Феликс зашипел от боли, но хватку не ослабил. Его руки задрали на девушке блузку, скользнули по обнаженному телу.
– Сейчас, – срываясь, зашептал он. – Сейчас я покажу тебе, как должен любить настоящий мужчина. Сейчас…
Лиза с ужасом чувствовала, как трещит ткань на ее юбке. Она билась, как вытащенная из озера щука, ногтями впивалась в шею, щеки, плечи Феликса. Но парень был куда выше и куда сильнее ее. Вот с характерным звуком разошлась молния. Лиза закричала надрывно, отчаянно.
И поэтому не сразу поняла, что произошло в следующие несколько секунд.
Давление на ее тело вдруг ослабло. Наоборот – что-то рвануло ее в воздух, потом отпустило. Лиза по инерции снова повалилась на стол, встрепанные волосы залепили глаза. Сбросив с лица мокрые пряди, она увидела, как скорчился у стены Феликс. Он катался, подвывая и сжимая ладонями пах. А над ним стоял незнакомый человек в пальто и джемпере с высоким горлом. Стоял спокойно, будто любуясь делом рук своих. Потом наклонился, поднял Феликса за шиворот.
– Еще раз увижу тебя с этой женщиной, – донесся до Лизы тихий, немного хриплый голос, – вырву яйца. Понятно?
Феликс выл. Незнакомец еще раз встряхнул его для острастки, пнул ботинком под зад, от чего Феликс рыбкой перелетел через порог кабинета, а затем плотно закрыл за ним дверь.
Все это произошло за какое-то мгновение, и слезы все еще текли по лицу Лизы, а мысли разбегались, как тараканы от света карманного фонарика. Но постепенно сознание возвращалось к девушке и первое, что ей пришло на ум, это тихо прошептать:
– Спасибо…
Незнакомец теперь повернулся к ней. Он не был особенно высок ростом и имел слегка оттопыренные уши и светлые веснушки на носу. А еще его лицо справа налево пересекал черный ремешок повязки, отчего Лиза вдруг вспомнила старые сказки про одноногих и одноглазых пиратов, которые когда-то бороздили моря в поисках сокровищ, и не смогла сдержать рвущееся из груди нервное хихиканье. Но тут же смутилась и поспешила извиниться:
– Простите… Я вовсе не над вами. Я все понимаю, просто… Знаете, Феликс хороший парень. Я не знаю, что на него нашло… Огромное вам спасибо! Вы даже не представляете, насколько вы вовремя появились! Вы ведь не думаете, что я над вами?…
Она выпалила этот сумбур на одном дыхании и осеклась, понимая, что сболтнула лишнее, и, возможно, что-то не слишком приятное для ее спасителя.
В лице мужчины не изменилось ровным счетом ничего.
– Пустяки, – без эмоций, тем же свистящим голосом ответил он.
Только теперь Лиза заметила, что стоит все еще в расстегнутой блузке и задранной юбке. Ойкнула, не сводя круглых глаз с незнакомца.
– Простите, – прошептала она и принялась поправлять одежду. – Я такая неловкая…
Она густо покраснела и воскликнула:
– Подумать только! Вы, наверное, думаете: вот девушке любезно помогает мужчина, а она вместо того, чтобы отблагодарить его как следует, болтает здесь всякий вздор и вообще выглядит ну просто неприлично!
Лиза застегнула последнюю пуговку на блузке, пригладила волосы и смущенно покосилась на незнакомца. Он стоял, не двигаясь и склонив голову набок. На девушку он не смотрел.
– Вы ведь так не думаете, правда? – с надеждой переспросила Лиза.
– Нет.
Она вздохнула с облегчением, протянула руку.
– Приятно познакомиться тогда. Меня зовут Лиза Гутник. А как зовут моего спасителя?
– Ян.
Протянутую руку он проигнорировал. Вместо этого обогнул девушку, наклонился возле стола и принялся подбирать вновь разлетевшиеся во время драки рисунки.
Лиза немного обиделась, но этот человек все еще был ее спасителем. Поэтому она проглотила обиду и сказала:
– Вы, наверное, работаете здесь? И хотите знать, что я тут делаю? Я просто близкая знакомая профессора Тория. Ждала его в кабинете, когда пришел этот, – она сглотнула ком в горле и закончила, – когда пришел Феликс. Вы не волнуйтесь. Я ничего не трогала тут. Просто смотрела эти рисунки. Очень любопытно. Вы не находите?
– Нет.
Он аккуратно сложил листы, подсунул под пресс-папье.
«Не слишком разговорчивый тип», – подумала Лиза, но попробовала снова:
– Тем не менее, весьма любопытная техника исполнения. Вы не знаете, чьи они?
– Знаю, – ответил Ян. – Мои.
Это почему-то очень впечатлило Лизу.
– Правда? – воскликнула она. – Так вы художник?
– Нет.
Ян снова повернулся к ней, их взгляды пересеклись. Лиза вздрогнула, увидев вблизи его левую половину лица – выбегающие из-под повязки шрамы, уже заживающий синяк на скуле.
– Виктор просил нарисовать, – спокойно пояснил он. – Я сделал.
– У вас это хорошо получилось! – с жаром ответила девушка.
«Подумаешь: шрамы, – строго сказала себе она. – Разве внешностью только ценится человек?»
– Так вы ученый? – полюбопытствовала она. – Коллега профессора?
– В некотором роде, – уклончиво ответил Ян.
Больше ему не удалось сказать ничего. Дверь кабинета открылась снова, и вошел сам Виктор. Лиза подскочила от радости и кинулась ему на шею.
– Боже, какое счастье! – закричала она. – Наконец-то! Вик, ты даже не представляешь, что было со мной и что…
– Что ты делаешь здесь?
Лиза удивленно замерла. Отпустила Виктора, растерянно глядя в его вдруг окаменевшее лицо.
– Я? – ее губы надулись сами собой, в глазах защипало. – О! Я всего лишь приехала по твоему звонку, между прочим! Хотела сделать сюрприз!
Голос предательски задрожал. Она отвернулась, чтобы не видно было ее намокших глаз.
Почему так получается всегда? Хочешь, как лучше, а получается…
– Лиза, успокойся, – теплые руки обняли ее за плечи, притянули к себе. – Я вовсе на тебя не сержусь, ну что ты? Я слышал крики, сразу побежал сюда… Не плачь, девочка.
Виктор подцепил ее лицо за подбородок, его глаза были улыбчивыми и теплыми. Так что сердце Лизы вмиг растаяло и забилось сильнее. Все тревоги ушли, растворяясь в этом родном и нежном взгляде.
– Ты знаешь, что-то случилось с Феликсом, – обеспокоено сказала она. – Он словно не в себе был. Мне кажется, пьяный… Напал на меня прямо в твоем кабинете, представляешь?
– Феликс? – удивился профессор.
– Я тоже удивлена, – закивала девушка. – Он был всегда такой… предупредительный… И вдруг такие перемены.
– Кто знает, – сердито ответил Виктор, сжимая кулаки. – Что подталкивает человека на подлость? И сколько времени пройдет, пока он решится на неблаговидный поступок? Главное, чтобы с тобой все было в порядке.
– Я в порядке, – улыбнулась Лиза. – Мне помог, – она обернулась через плечо. – Ян. А еще он хорошо рисует. Это ведь он нарисовал ту картинку с васпами и ульем, да?
Человек в пальто все также стоял возле стола, сгорбившись. Опустив голову. Совсем не похож на торжествующего победителя.
– Ян? – повторил ученый. Его губы поползли книзу в саркастической улыбке.
– Ну что ж, спасибо, – сказал он.
Ян молчал тоже. Вопрос девушки остался без внимания, и она не стала повторяться.
– Ты только не ругай его, ладно? – она с мольбой посмотрела на Виктора. – Я имею в виду, Феликса. Мне почему-то очень жалко его…
– Посмотрим, – жестко ответил Виктор. – Я поговорю с ним, когда он проспится. И в его интересах прийти сразу с извинениями.
Лиза вздохнула. Все это было таким нелепым. Таким неправильным.
– Пойдем, Лиз, – сказал Виктор. – Нам теперь нужно успокоиться обоим и все обсудить. Решим, что делать с этим подонком.
Девушка согласно кивнула.
– Да. До встречи, Ян! – она помахала спасителю рукой. – И еще раз спасибо за помощь, очень рада знакомству! Надеюсь, в следующий раз вы будете разговорчивее?
Она засмеялась.
– Пойдем, пойдем, – Виктор сгреб ее в охапку и подтолкнул к двери.
– Я буду, – раздался за ее спиной бесстрастный голос Яна. – Но и ты подумай. Где я мог видеть тебя раньше?
25. Повелитель ос
На все расспросы Виктор только отмахивался.
– Не бери в голову, – настоятельно посоветовал он. – Ян нездешний и в Дербенде всего-то несколько дней. Вы не могли с ним видеться.
– Он так уверенно говорил… – с сомнением протянула девушка. – А кто он вообще? Твой приятель?
– Вроде того, – уклончиво ответил Виктор.
Больше он не пожелал говорить ничего. Лиза немного надулась, но поняла, что в этом вопросе Виктор непреклонен, а потому решила отложить все расспросы до более благоприятного времени.
Но слова нового знакомого не выходили у Лизы из головы. Она не забыла об этом ни вечером, ни на следующий день. А утром ее ожидал сюрприз.
Виктор снова отлучился по своим неотложным делам, а Лиза быстро съездила в аптеку за инсулином. Настроение было хорошим, в окнах мелькали столичные пейзажи, и поэтому она не сразу всполошилась, когда проехала свою остановку.
Спрыгнув на проезжую часть, она даже не посмотрела по сторонам, и обогнула автобус с намерением быстренько перебежать дорогу. Дальше она услышала только визг тормозов, а потом ее дернули в сторону, едва не вывихнув плечо из сустава. Она вскрикнула испуганно, почему-то прикосновение показалось ей неприятным до отвращения: так бывает, когда вдруг с ветки на голову сваливается гусеница. Лиза дернулась, пытаясь выбраться из захвата. Но потом человек втащил ее на тротуар, и Лиза узнала выгоревшие волосы и косую повязку через глаз.
– Ой! Это вы!
– Все в порядке? – кратко спросил Ян.
Мимо с ревом пронесся грузовик. Водитель, красный, как вареный рак, высунулся из кабины и что-то гневно проорал. Из его тирады Лиза разобрала только слова «слепая» и «курица». Она покраснела в ответ и смущенно покосилась на Яна.
– В порядке? – терпеливо переспросил тот, сделав вид, что не услышал ругательств.
– Ох… да, – она поправила волосы и улыбнулась смелее. – Удивительно! Вы уже второй раз спасаете меня! Какими же судьбами вы оказались здесь?
– Я ждал вас, – ответил Ян.
Лиза удивленно распахнула глаза. Это незатейливое признание затронуло ее сердце. Стало вдруг стыдно и за свою неловкость, и за первую реакцию на прикосновение этого человека. Чем он отличался от всех других, нормальных? От того же Феликса, например? Только тем, что имел причудливую внешность? Но поступки его были настоящие, человечные.
– Ждали? – смущенно улыбнулась она. – Почему?
Она с любопытством и жалостью вгляделась в его лицо.
Когда-то он выглядел обычным мужчиной. Возможно, даже привлекательным мужчиной…
– Я думаю о вас, – ответил между тем Ян. – С тех пор, как увидел.
Девушка удивленно замерла.
Сердце вдруг подскочило и забилось сильнее, разнося по всему организму приятное тепло. Словно над городом разошлись облака, и солнечный луч ласково погладил ее по щеке.
Это были те слова, которые всегда приятно слышать молодой девушке.
– Я видел вас, – продолжил Ян. – Видел. Но не могу вспомнить, где…
– Ох, – Лиза вздохнула, пригладила ладонью непослушные кудри. – Я даже не знаю… вообще-то я нездешняя, и приехала в Дербенд недавно. Из Славена. А вы?
– Из Выгжела.
Лиза подумала, что уже слышала это название. Вернее, читала о нем. Это был тот самый город на севере, откуда спасатели привезли Виктора, и откуда родом был его таинственный спутник.
– О! – с трепетом протянула она. – Я знаю, кто вы! Вы один из тех охотников, что спасли Виктора в Даре?
Губы Яна разошлись в легкой улыбке.
– Возможно…
Только теперь Лиза заметила, что стоят они посреди тротуара, а люди обходят их с видимым неудовольствием. Какая-то женщина нечаянно ударила ее по ноге сумкой, и Лизу откачнуло в сторону. Чтобы не упасть, она вцепилась в рукав пальто Яна. Тот вздрогнул (как показалось Лизе – от неожиданности), но предупредительно подставил ладонь ей под локоть. Лиза вздрогнула тоже. Ей показалось, что от прикосновения к мужчине ее кожа покрылась мелкими пупырышками мурашек, и защипало, закололо где-то в нервных окончаниях, словно через ее тело прошел электрический разряд. Она испуганно отпрянула. Ян медленно опустил руку тоже.
– Наверное, мне пора, – смущенно пробормотала девушка. – Простите, ради бога… И спасибо!
Она решительно шагнула вперед, но голос Яна, прозвучавший тихо, и, тем не менее, достаточно отчетливо даже на фоне городского шума, заставил ее замереть.
– Останьтесь… – произнес он. – Я… прошу…
Он больше не сделал попытки дотронуться до нее, а просто стоял, слегка подавшись вперед, будто хотел кинуться за ней, удержать.
– Не пугайтесь, – поспешно продолжил Ян. – Я не сделаю ничего плохого. Я знаю. На меня неприятно смотреть… – он запнулся, опустил голову еще ниже. – Но я ничего не прошу. Просто не уходите сейчас…
Лиза обернулась.
Какой же он растерянный, одинокий… Отрезанный от всего мира клеймом своего уродства, живущий с этим слишком долго, чтобы научиться осознавать и принимать его. Каждый раз видеть на лице собеседника чувство гадливости, или еще хуже – жалости…
И она, Лиза, ничем не лучше других.
«Курица !» – сказала она себе.
Правильно обругал ее водитель грузовика. Курица и неблагодарная дура.
– Простите меня, – она шагнула ему навстречу, взяла за руку.
Он вздрогнул снова, но руки не отнял. Только отвернулся, скрывая от взора Лизы изуродованную половину лица.
– Знаете что? – решительно сказала девушка. – Давайте немного прогуляемся? Погода чудесная, а здесь недалеко есть уютный скверик, где можно посидеть и поесть мороженое. Вы любите мороженое?
– Люблю, – чуть стеснительно ответил Ян.
– Вот и хорошо, – Лиза улыбнулась ободряюще и легонько, но настойчиво потянула его за рукав. – Ну? Идемте!
Ветер дул им в спину, трепал волосы и подгонял по тротуару опавшую листву. Над головами шелестели кроны тополей, словно позвякивали золотыми цыганскими монистами. Лиза шла справа от мужчины, и изредка посматривала на него из-под челки. Она была уверена, что скоро привыкнет и к шрамам, и к повязке через глаз, и не будет замечать их вовсе. Но ей требовалось время, и Лиза была благодарна Яну за то, что он не торопил ее.
– Расскажите немного о себе? – предложила девушка.
– Что именно?
– Например, что это за город такой – Выгжел? Это ведь на севере, верно?
– Верно, – подтвердил Ян. – Не город. Скорее форт. Остался с давних времен. Не знаю, как давно построен.
– Я слышала, это на границе с Даром… – почему-то вполголоса произнесла Лиза, тревожно оглядываясь назад, словно боясь, как бы ее не услышали.
Дар …
Это название всегда было связано с чем-то таинственным, мифическим. С древними легендами, порожденными Сумерками.
Вы могли бы сколь угодно высмеивать или отрицать это, сидя в дружественной компании, жарким летним днем, когда солнце слишком долго стоит в зените. Но куда только девается бравада, когда остаешься в одиночестве долгими зимними вечерами. И метель стонет под окнами, и страшно выглянуть в непроглядную темноту.
– Там вы и познакомились с Виктором? – спросила Лиза.
Ян согласно кивнул.
– Я спас его, – сказал он.
Не хвастаясь, просто констатируя факт.
Лиза развела руками.
– Да вы просто ангел-хранитель! – шутливо заметила она. – Сначала спасли Виктора. Потом меня… Я очень рада познакомиться с вами!
День был рабочим, поэтому в сквере почти никого не было, за исключением старушки, которая кормила булкой голубей, да еще компании подростков в дальнем конце аллеи. Лиза купила обоим по стаканчику с мороженым, и некоторое время они молчали, поглощая холодное лакомство.
– И все же, вы мне не сказали, – первой нарушила молчание девушка. – Как вы нашли меня? Это Виктор дал адрес?
Ян отрицательно мотнул головой.
– Нет. Он не сказал бы.
– Тогда как же?
– Пусть это будет моим секретом, – тонко улыбнулся он.
– Как же это интересно! – воскликнула Лиза. – Вы… очень интересный человек. Кто вы по профессии? На самом деле?
Ян нравился ей все больше. Несмотря на недостатки внешности и какую-то непонятную скованность, было в нем что-то такое, что привлекало внимание девушки. Какой-то внутренний стержень, присущий настоящему мужчине. Сила, которой хотелось покориться.
– Воин, – сказал он.
Лиза недоверчиво сощурилась.
– Вы не похожи на военного, – с сомнением произнесла она.
Обычно военного человека можно отличить, даже если он одет в штатское, по выправке, осанке, по точным действиям и продуманным фразам – каждая профессия накладывает на человека свой отпечаток. Но в Яне не было той подтянутости, хотя и расхлябанным назвать его было нельзя. Скорее, он выглядел, как только что вернувшийся с поля боя ветеран: в движениях видна осторожность, словно он боится разбередить еще не зажившую рану, голос надломленный, усталый, и в глазах – теперь Лиза видела это совершено точно, – в его единственном уцелевшем глазу, в самой глубине притаилась боль.
«Может, в этом все дело?» – подумала она, а вслух спросила:
– А разве сейчас идут военные действия?
– Да, – ответил Ян. – Далеко. На севере.
– И кто воюет с кем?
Он не успел ответить.
Откуда-то со стороны послышались крики:
– Отдайте! Сволочи! Гады!
И громкий издевательский гогот.
Лиза подскочила, озираясь по сторонам. На другом конце аллеи группка подростков, до этого момента спокойно сидящих на лавочке, сгрудилась вокруг какого-то паренька. Четверо ребят лениво перебрасывали друг другу школьный рюкзак, сопровождая все это гадкими шуточками и смехом. Чуть в сторонке стояло двое девчонок. На шее одной из них висела фотокамера. В момент очередного броска она подняла камеру и щелкнула затвором. Ребята снова заржали.
– Эй, вы! – закричала Лиза.
Ребята остановились, оглянулись на ее крик. Мальчишка сделал очередную попытку допрыгнуть до своего рюкзака, но парень поднял его повыше, а второй ткнул мальчика кулаком в живот, отчего тот согнулся пополам и заплакал.
– Да что ж вы делаете, а! – Лизу захлестнуло возмущение. – Четверо на одного? А вы что смотрите? – набросилась она на наблюдательниц этого шоу. – Вы же девочки! Как вам не стыдно?
– И что же ты нам сделаешь? – гаркнул в ответ самый старший из них. И, подумав, добавил:
– Сучка!
Лиза покраснела от гнева, сжала кулаки.
– Это… это неслыханно!
Она обернулась на Яна. Тот почему-то сидел молча, отвернувшись в сторону. Будто все происходящее ничуть не заботило его.
– Сделайте же что-нибудь! – сердито закричала она.
Ян сгорбился еще больше, ответил тихо:
– Я не имею права…
– Что-о?
Лизе показалось, что Ян издевается над ней. Этот человек, поставивший на место Феликса, испугался нескольких зарвавшихся подростков?
Те в свою очередь крикнули что-то обидное в ее сторону и дружно засмеялись снова.
– Это неслыханно, – сказала она, чувствуя, что комок слез начинает подступать к горлу. – Я и не думала, что вы просто трус!
– Не так, – Ян вскинул голову. Кажется, слова девушки задели его.
– Это естественный отбор, – жестко сказал он. – Выживают сильнейшие. Слабые погибают. Так было всегда.
– Но четверо на одного? Разве вы не видите, что это несправедливо? А если бы на его месте были вы? А?
– Я был, – Ян по-прежнему был спокоен.
Это признание поразило Лизу. Она замерла, во все глаза глядя на Яна.
– Мой первый урок, – продолжил он, глядя мимо девушки. – Ни на кого не надейся. Это учит быть сильным.
– Ну, нет, – твердо ответила та. – Вы не правы. Это учит только жестокости, а не силе. Если вы не собираетесь ничего делать, я позову полицию. Но вы меня больше не увидите.
Она решительно повернулась, чтобы уйти. Тогда Ян поднялся тоже и взял ее за руку.
– Подождите, – сказал он. – Я сделаю.
Ребята увидели их движения, закричали что-то обидное в его адрес. Ян пропустил это мимо ушей, да и вообще не тронулся с места. Вместо этого в стороне послышалось гудение.
Желудок Лизы сжался в комок от страха и нехорошего предчувствия. Ребята сначала не обратили никакого внимания, но по мере нарастания гула тревожно заозирались по сторонам. А потом все увидели это.
Черный смерч несся над ухоженной тропинкой аллеи. Он надвигался со стремительной скоростью, мерцал золотыми искрами. Что-то в его глубине шуршало, потрескивало и гудело, будто от трения друг о друга тысяч хитиновых тел.
– Осы! – истошно взвизгнула девочка, что держала камеру.
Лиза завизжала тоже.
Она хотела броситься прочь, но Ян еще крепче вцепился в ее плечо.
– Спокойно, – сказал он.
Но спокойной Лиза не была. Она ненавидела этих тварей с детства. Возможно, это был какой-то подсознательный, темный страх, не всегда поддающийся логическому объяснению. Но, кажется, сейчас она понимала, почему так боится ос.
Черная туча накрыла ребят, словно покрывалом. До ушей Лизы донеслись вопли – сначала гневные, затем перерастающие в крики боли. Она зажмурилась, закрыла уши ладонями, чтобы не видеть этого кошмара. Будто в неведении было спасение – так маленьким ребенком она накрывалась одеялом с головой, прячась от ночных страхов.
Мимо пронесся топот ребячьих ног, сопровождающийся все теми же криками. Лиза вся сжалась, рванулась снова куда-то в сторону – все равно куда, лишь бы подальше от этого места.
– Прошу вас, не бойтесь, – прозвучал спокойный голос Яна. – Сядьте.
Она открыла глаза.
Ребят нигде не было. В пыли валялись брошенные сумки и разбитая камера.
– Все убежали, – терпеливо пояснил Ян. – Вы можете не волноваться больше.
– Нет, нет! – замотала головой Лиза. – Вы даже не представляете, как я их ненавижу! Этих тварей! Пожалуйста, уйдемте отсюда!
Она едва не плакала.
– Сядь!
Это единственное слово прозвучало, как приказ. От былой мягкости не осталось и следа, и Лиза даже не сообразила, что Ян внезапно перешел на «ты». Она просто с размаху шлепнулась обратно на скамейку, огромными от ужаса глазами глядя на своего спутника.
– Я кое-что тебе покажу, – сказал он. – Смотри.
Ян вытянул правую руку ладонью вверх. В центре его ладони Лиза заметила пересекающиеся линии шрамов, и подумала, что где-то видела это раньше. Но вовсе не это сейчас привлекло ее внимание, потому что в следующую минуту на руку Яна села оса.
Первой реакцией девушки снова было вскочить и бежать, куда глядят глаза. Но что-то удерживало ее на месте. И она лишь следила, как насекомое ползет от безымянного пальца к большому, прямо по ровной белой полоске шрама. К первой осе присоединилось еще две. Они поползли ей навстречу, шевеля усами и подрагивая тонкими слюдяными крыльями. Скоро ос стало уже шесть. Потом десять. Потом она уже потеряла им счет, и вскоре рука Яна до запястья была черна от ползающих по ней насекомых. А потом Лизе пришлось удивиться еще сильнее.
Ян подкинул ладонь, и осы с недовольным жужжанием взмыли в воздух. Лиза закрылась руками от страха и зажмурилась, но голос Яна настойчиво повторил:
– Смотри.
Теперь осы роились прямо перед ее лицом. В едином порыве они взлетали вверх, растекались черными струями в стороны и собирались снова. Они были похожи на черное облако, принимающие в вышине очертания парусника, или человеческого лица, или птицы. Движения их носило столь слаженный характер, словно чья-то воля управляла всеми ими, как единым организмом.
– Вытяни руку, – сказал Ян. – Не бойся.
Сама Лиза ни за что не сделала бы это по доброй воле. Но он помог ей, взял твердо, решительно, разворачивая ладонью вверх. Лиза втянула воздух сквозь сжатые зубы, почувствовав шершавое прикосновение к коже. Ей казалось, что душа сейчас же отделится от ее тела и воспарит над кронами тополей, умчится куда-то в верхние слои стратосферы. Лиза даже не могла дышать от объявшего ее страха. Но осы вели себя спокойно. Они лишь облепили ее руку, словно пестрая перчатка. Ян улыбался, довольный ее реакцией. Потом махнул рукой, и черно-золотой рой поднялся вверх. На грани обморока и изумления, Лиза увидела, как осы прямо в воздухе выложили собой имя «LISA », какое-то время висели так перед ее лицом, а потом Ян провел ладонью, будто вытирал с доски меловую надпись. Осы в последний раз мелькнули в воздухе, и пропали насовсем.
Девушка еще некоторое время сидела молча. Потом стряхнула с себя оцепенение и подняла на Яна ошалелые глаза.
– Что… это было? – прошептала она.
Ян продолжал улыбаться.
– Теперь видишь? Бояться нечего.
Лиза сглотнула слюну и нервно пригладила волосы.
– Невероятно, – сказала девушка. – Просто невероятно… Я не видела ничего подобного… Это какой-то фокус? Они будто… – она запнулась, помотала головой. – Будто слушались тебя! Как это получилось?
Ян рассмеялся.
– Возможно, они думают, я их королева.
– Да уж! – Лиза засмеялась тоже и вдруг с облегчением поняла, что все страхи отступили прочь. – Ты просто волшебник! Повелитель ос! Наверное, твои родные гордятся тобой!
Она лишь сейчас заметила, что он все еще держит ее руку. Но теперь прикосновение не было таким неприятным. Наоборот. Лиза чувствовала исходящее от него тепло.
Она доверчиво придвинулась ближе, но Ян сразу посерьезнел от этих ее слов, ответил тихо:
– У меня никого нет…
Девушка удивленно вскинула брови.
– Серьезно? А родители?
– Они давно умерли.
– А любимая? – не сдавалась Лиза. – Есть же кто-то, кто тебя ждет и любит!
– Никого, – сказал Ян и повторил:
– Никто не ждет. И никто не любит. Ты сама видишь. Меня нельзя любить.
Его голос дрогнул и умолк, и сердце девушки сжалось от сострадания.
– Не говори так! – сердито выпалила она. – Только потому, что ты пережил однажды что-то страшное, не делает тебя недостойным любви!
Ян молчал. Тогда она схватила его за руку и очень удивилась, почувствовав под тканью пальто металлическую твердость его мускулов.
– Послушай! – решительно сказала она. – Ты хороший человек. Да-да! Не спорь! – поспешно добавила она, видя, что Ян собирается что-то возразить. – Ты отзывчивый. Смелый. Очень талантливый! Ты умеешь такие фантастические вещи… К тому же, я знаю, Виктор не стал бы дружить с дурным человеком! Я знаю, у тебя все будет! У тебя все обязательно будет, только обещай не падать духом! Ты обещаешь?
Ян по-прежнему молчал, опустив голову.
– Обещаешь? – повторила Лиза.
Он, наконец, поглядел на нее тоже, и девушка вздрогнула. На миг ей показалось, что взгляд мужчины окажется ледяным и жестоким, нечеловеческим. Она не знала, откуда пришли эти мысли, и сама же рассмеялась собственной глупости. Потому что ничего холодного или жестокого в его взгляде не было – только бесконечная усталость, только тишина и гладь заболоченного пруда.
– Хорошо, – сказал Ян. – Я обещаю. Но…
Он покачал головой.
– Что «но»? – переспросила девушка.
Она держала его руку, и сердце билось отчего-то часто и жарко. То ли это ситуация с осами так ее напугала, то ли от Яна действительно исходила какая-то притягательная сила.
– Я расскажу тебе кое-что, – медленно заговорил он. – Когда я был ребенком. Я нашел в тайге птицу. Ястребиную сову. У нее оказалось повреждено крыло. Я отнес ее домой и ухаживал за ней.
– Это так мило! – воскликнула Лиза.
– Я тогда учился в военной школе, – не слушая девушку, продолжил Ян. – Мой наставник узнал о птице. Это было запрещено. Был скандал. Потом он потребовал, чтобы я избавился от нее…
– О… – протянула девушка.
Она легонько сжала его руку своими пальцами, глядя на него во все глаза.
– Он убил эту сову, – закончил Ян, и Лиза возмущенно охнула. – Размозжил голову камнем. Из этого я извлек еще один урок…
Он повернулся к Лизе и теперь смотрел прямо в ее распахнутые глаза.
– Ни к чему нельзя привязываться слишком сильно, – закончил Ян.
Лиза молчала, не зная, что ответить. Этот рассказ потряс ее до глубины души. Ее родители всегда потакали ей, баловали, и она даже не могла себе представить, что кто-то мог жить не так, что кого-то воспитывали, используя столь драконовские методы. Она открыла рот, чтобы сказать что-то в утешение. Но в этот же момент вдруг зазвонил ее телефон.
Лиза поглядела на экран и подскочила со скамейки.
– Это Виктор! – воскликнула она и с сожалением поглядела на Яна. – Прости, пожалуйста… Мне надо идти.
– Конечно…
Он отпустил ее руку, и сердце девушки снова зашлось от жалости к этому человеку.
– Мы обязательно встретимся еще, – решительно сказала она.
– Как насчет завтра? – предложил Ян.
Лиза засмеялась и кивнула согласно.
– Договорились.
Ян тоже поднялся со скамейки, и хотя он не улыбался, Лиза видела загоревшийся теплый огонек в его взгляде.
– Тогда до завтра – сказал он. – И еще одно…
– Да? – Лиза выжидающе поглядела на него.
– Не говори Виктору о нашей встрече.
26. Вслепую
На самом деле, не Харт убил больную сову. Тут Ян соврал, прекрасно понимая, что реакция Лизы на правду могла быть весьма резкой. Он же не хотел спугнуть ее раньше времени, и умолчал о том, что собственноручно опустил камень на голову бедной птицы. Конечно, он не мог бы объяснить и то, что нельзя было поступить иначе. Дарский Устав был непреклонен и безжалостно отсекал все человечное, что еще оставалось в его неофитах. А расплата была слишком жестокой.
Тогда Ян не плакал. Он уже разучился плакать, как разучился надеяться на избавление. Он молчаливо перенес и те страшные дни истязаний и страха, что последовали за смертью его несостоявшегося ученика. И наставник Харт отрекся от него, как от бесполезного, выбракованного материала. Но Ян выкарабкался. Прошло еще две зимы, и он не вспоминал ни о птице, ни об убитом им мальчике. Это было то время, когда Дар окончательно переломил его. И сам Ян считал также, и был рад этому.
Пока в его жизни не появилась слепая девочка.
…она действительно была слепой.
Односельчане потрудились на славу, было повреждено несколько ребер и костей, и все равно Ян считал, что девочке повезло. Если бы ее били не наугад, куда попало, а по всем правилам дарского наставничества, от нее мало, что осталось бы.
Ян отнес ее в уцелевший дом на краю одной заброшенной деревеньки. Он сам утеплил стены, обвесив их шкурами, заткнул щели ветошью и даже наносил дров для печи. Это было для него в новинку – никогда раньше Ян не занимался ничем подобным, всю черную работу делали отбросы Дара, шудры. Поэтому рукоять топора быстро натерла его ладони до кровавых волдырей, но Ян недаром прошел свой путь от неофита до солдата шестого Дарского блока, и не был бы васпой, если бы обращал внимание на подобные мелочи.
Однозначным плюсом было и то, что теперь Ян не был под постоянным надзором Харта. И пусть наставническая карьера не удалась ему, жизнь на этом не закончилась.
Шестым Дарским блоком командовал преторианец Бун – рябой, с залысинами, неимоверно худой и долговязый мужчина, похожий на поджарого волка. В отличие от Харта, он никогда не выступал с пространными рассуждениями, был молчалив и недружелюбен, а на глаза появлялся и совсем уж редко – лишь дважды в день на построении. Он никогда не проявлял неоправданной жестокости, однако солдаты боялись его до дрожи. Ходили упорные слухи, что Бун знает все и обо всех. И если уж дает некоторую вольность – только потому, что уверен в своем авторитете. Это подтверждалось и тем, что провинившиеся жили недолго, а умирали мучительно. Поэтому никто не хотел лишний раз проверять Буна на прочность.
Волка не проведешь.
Так или иначе, но под командованием Буна Ян чувствовал себя спокойно, и мог выделить время на свою «забаву», как он про себя называл эту девочку.
Ян навещал ее раз в день, ближе к закату. Он привозил ей зелья и мази, которые составлял сам (и эту науку он тоже перенял от Харта – ведь бессмысленно познавать пределы выносливости, не умея быстро заживлять смертельно опасные раны). Девочка шла на поправку быстро, но побои озверевших людей оставили свой несмываемый отпечаток – были повреждены зрительные нервы, и девочка ослепла навсегда.
Наверное, поэтому она не сразу поняла, кто ухаживает за ней. Сначала она плакала, потом благодарила сбивчиво, пыталась поцеловать его руки. Ян прикрикнул не нее: мол, нечего! Пройдя через мясорубку ученичества, он не любил лишних прикосновений.
Осознание пришло к ней гораздо позже.
Она потихоньку свыкалась со своей слепотой, уже могла встать с кровати и дойти до печки, ощупывая ладонями стены. Может, она узнала его по запаху. Или по тяжелым шагам, от которых слегка проминалась земля. Или по нашивке, которую случайно нащупала на рукаве его гимнастерки. Но тогда она закричала высоко, страшно. Повалилась на дощатый пол, обхватывая его колени тонкими руками.
– Пожалуйста, господин! Пожалуйста, господин! – причитала она, целуя разбитыми губами его сапог.
– Довольно! – он грубо отбросил ее в сторону, и девочка с мучительным стоном опустилась возле стены. Ее тело содрогалось в конвульсиях, из незрячих глаз выкатывались слезы.
– Пощади, господин! – хныкала она. – Пощади… Лучше… убей быстро …
Кажется, тогда его затрясло тоже. Он пробормотал, что не для того спасал ее жизнь, но тут же запнулся – слов не хватало. Не хватало понимания, как утешить насмерть перепуганного ребенка. Вместо этого он развернулся и молча вышел из дома. А вслед ему неслись сбивчивые слова благодарности:
– Спасибо, господин! Благослови тебя бог, господин!…
Но у них были разные боги.
В тот же вечер на построении Бун вызвал Яна на личный разговор.
– Ходят слухи, – без обиняков начал офицер. – Ты слишком много проводишь времени в лесу. Что ты скрываешь?
Ян чувствовал, как пот растекается по его спине под тканью гимнастерки. Лгать преторианцу он не мог. Слишком долго он хранил эту тайну. А потому сразу признался во всем.
Бун выслушал его молча. По лицу нельзя было сказать, рассержен он или нет: васпы всегда скрывали свои эмоции. Если вообще испытывали их. А, выслушав, он сказал:
– Избавься от нее.
И этого тоже стоило ожидать. Ян не мог держать эту девочку взаперти вечно. Как не мог скрывать ее существование от командования.
Он вернулся в избушку на следующее утро, и удивился тому, что девочка ждала его.
Она сидела на кровати, прямая и строгая. Совсем не так, как подобает ребенку.
– Я знаю, зачем ты пришел, – сказала она, поворачивая в сторону вошедшего свое нежное лицо. – Ты убьешь меня.
– Я должен.
Он снял с пояса широкий искривленный нож. Девочка даже не шелохнулась.
– Ты спас мою жизнь. Ты вправе и лишить ее. Только, пожалуйста. Сделай это быстро.
Он молчал.
– Обещаешь?
– Хорошо, – медленно ответил он. – Я обещаю.
Ян приблизился, поднеся острое лезвие к ее худому и белому горлу. Девочка закрыла глаза, инстинктивно вскинула руки. Ее пальцы вцепились в его плечи. Ян попытался высвободиться, нож скользнул по коже вниз, через ключицу прочерчивая белую полосу, которая сразу же начала наливаться алой влагой. Вместе с кожей лезвие рассекло и рубаху, обнажив острый конус маленькой, едва начинающей формироваться груди. Он смял ее ладонью, и почувствовал, как гулко бьется под его рукой живое горячее сердце.
От этого гулкого биения, от запаха крови и травяной свежести кружилась голова. И тогда Ян навалился на девочку всем телом, подмял под себя. Он взял ее напором, грубо прорвав последнюю преграду. Девочка забилась под ним, заголосила от боли или от страха. Инстинкт толкал его вперед, в сладкую тесноту разгоряченного тела. И это было с ним в первый раз. И, когда все завершилось, он не сразу понял, что именно девочка говорит ему сквозь слезы и безутешные рыдания.
– Спасибо, господин… Спасибо, что дал мне любовь. Теперь я спокойно умру любимой… и любящей…
Он медленно поднялся с кровати. Нож выпал, глухо звякнул о доски. По худому телу девочки, по шее и бедрам еще струилась кровь.
И тогда Ян понял, что не хочет ее смерти. Ведь и преторианец ничего не говорил о смерти, а только об избавлении – любыми способами.
Тогда Ян отвез ее к одной из самых спокойных и небольших деревушек. Он не мог проводить до самых домов, чтобы не вызывать излишнюю суету и не создать дополнительных проблем.
– Теперь ты принадлежишь мне, – сказал Ян перед прощанием. – Никто не посмеет тронуть тебя, пока ты принадлежишь мне.
– Я принадлежу тебе, – повторила девочка, и ее дрожащие пальцы дотронулись до его щеки – робко, ласково. – Я всегда буду любить тебя.
Потом Ян остался в тени сосен, наблюдая, как девочка бредет по направлению к деревне, ощупывая путь тонкой тросточкой. И возвращаться в Улей было страшно, как никогда. Но в этот раз преторианец не спрашивал ничего. Только подцепил за подбородок своими жесткими пальцами и прочитал ответ в расширенных зрачках Яна.
– Ты не убил ее, – сказал Бун.
– Был приказ – избавиться, – ответил Ян.
Он прекрасно понимал, на что шел. Он ожидал чего угодно – удара, наказания. Но Бун только засмеялся.
– Запомни два правила, – сказал он. – Хорошенько запомни. От этого будет зависеть твоя жизнь. Первое: ищи лазейку. Что не запрещено, то разрешено. Именно это сделает тебя победителем. Второе: ни к чему не привязывайся. Забота, доброта, любовь – лишь инструменты для манипуляции. Они ослабят тебя.
И это Ян запомнил на всю жизнь.
А через четыре зимы Буна не стало: он пропал в тайге, и поговаривали, что в это была замешана мертвая женщина, встающая из болот. Тело его так и не нашли. Тогда весь шестой блок был переведен под командование Рихта, чьи методы в корне отличались от привычных методов покойного Буна…
Сейчас эти события с поразительной ясностью всплыли в его памяти. Эта девушка, Лиза, словно всколыхнула в нем какие-то забытые чувства. И, проснувшись утром, он явственно ощущал в своем теле покалывание электрических разрядов – словно в предвкушении чего-то важного. Чего он ожидал давно, и что вот-вот должно было, наконец, случиться.
Но в то утро Ян был не первым, кто добивался внимания Лизы.
Она стояла в условленном месте, на остановке автобуса, и вяло отмахивалась от скачущего вокруг нее Феликса. Он говорил что-то бессвязное, пылкое. Возможно, просил прощения за свой недавний поступок. И, судя по виду, появление Яна не входило в его планы.
– Прочь, – приказал Ян коротко и сухо.
Феликса как ветром сдуло, что в свою очередь обрадовало Лизу.
– Он проходу мне не дает, – пожаловалась она. – Понимаешь, мне гадко видеть его теперь. Но он все лезет и лезет. И только утомляет меня своими извинениями. Неужели он не понимает этого? Удивляюсь, откуда у человека в душе столько… гадости…
– Так случается, – ответил ей Ян. – Однажды происходит что-то. Что кардинально меняет тебя. Переламывает. Ты удивишься. Если узнаешь, на что на самом деле способен человек.
– И не хочу знать! – решительно ответила Лиза.
Она была все еще сердита и чувствовала неловкость. Это было видно по ее зарумянившемуся лицу, по напряженной позе и нервным движениям. Ян чувствовал едва уловимый запах ее беспокойства.
Правда была слишком болезненной для нее. Она хотела пребывать в неведении, потому что так было легче. А Ян всегда давал людям то, что они ожидали получить.
– Не бойся, – сказал он как можно спокойнее и убедительнее. – Он больше не потревожит тебя.
Теперь все будет по-другому.
Ян улыбался всю дорогу, пока они ехали в такси до профессорской дачи. Его волнение словно передавалось всему окружающему его миру, в который он вошел настороженным чужаком, но все лучше ассимилировался в нем.
В воздухе ощущалось напряжение, какое обычно бывает перед грозой. По левую руку небо затягивало свинцом – возможно, к ночи пойдет дождь или снег. Ян чувствовал себя, как неисправный барометр. К тому же, духота притупляла обоняние, изводила его, привыкшего к низким температурам Дара. Это напоминало ему нахождение в жаркой темноте кокона, и он выбирался из этого состояния вслепую, на ощупь.
– Я хочу показать тебе кое-что, – перед поездкой сказал Ян. – То, над чем работает Виктор. Мы оба.
В глазах Лизы сразу загорелись огоньки любопытства.
– Я так и знала, что вы, ребята, что-то от меня скрываете! – воскликнула она. – Ваше знакомство. Постоянная занятость Виктора. Те твои рисунки…
– Пока это тайна, – улыбнулся Ян. – Для всех других. Но не для тебя. Правда, Виктор говорил, еще не время…
– Нет, нет! – Лиза судорожно схватила его за рукав. – Я не скажу ему! Честное слово! Это ведь касается его экспедиции?
– Именно, – подтвердил Ян.
Он наклонился к девушке и доверительным шепотом произнес:
– Виктор пишет книгу.
– О-о! – протянула Лиза.
Сказать, что она была впечатлена – ничего не сказать. Мечтательность и любопытство в ее глазах разгоралось еще сильнее, и этот порыв был приятен Яну.
– Я консультирую, – пояснил он. – Многое видел. И кое-что привез сюда. Я хочу поделиться этим с тобой.
Еще одно, третье правило Буна, гласило:
«Дай людям то, что они хотят от тебя получить ».
Небо придвинулось еще ниже, теперь оно почти сливалось с порыжевшими осенними полями. Ян чувствовал запах нагретой меди, пропитавший воздух. А еще сладковатый запах меда, исходящий от Лизы. Дурманящий аромат.
– Проходи, – он посторонился, пропуская девушку вперед.
Его рука, подрагивающая от напряжения, осторожно и легко касалась женской талии. Лиза не сбросила ее, и ничего не сказала. Возможно, ей было приятно галантное прикосновение мужчины. Или любопытство вконец заглушило все остальные чувства.
– Это здесь, – Ян присел на корточки перед комодом, выдвинул нижний ящик. Он никогда не пытался заглянуть туда раньше, но точно знал, что оно там.
– Это был настоящий Улей, – негромко произнес он.
За спиной послышался взволнованный вздох Лизы. Яну не нужно было оборачиваться, чтобы понять: она ловит каждое его слово.
– Не пещера. Не обломок скалы, – продолжил он. – Настоящий Улей. Только очень старый. И заброшенный.
– Почему же Виктор не захотел рассказать об этом сразу? – воскликнула девушка.
– Сложно сказать, – Ян достал что-то длинное, завернутое в старые газеты. – Люди еще не готовы. Ведь это так долго было легендой, – он начал разворачивать сверток. – В это еще продолжают верить на севере. Но не здесь…
Последний лист газеты упал на пол, и Ян извлек гибкий темно-красный прут стека. Легкая улыбка дернула уголки его губ в стороны, когда рукоять привычно легла в ладонь, будто ждала его возвращения. Пальцы нащупали углубление в торце.
– Жало васпы, – прокомментировал Ян.
Кажется, Лиза слегка вскрикнула от удивления и испуга. Тусклые блики рассыпались по лезвию – оно не заржавело от длительного простоя, и ничуть не потеряло своей остроты. Только бурые пятна (кровь Рихта ) по-прежнему покрывали стальную поверхность.
– Я видела такое на кафедре биологии, – прошептала Лиза. – Очень старое и ржавое, оно слишком долго пролежало в земле… И я уже тогда поняла, что это не часть живого существа, а только оружие!
– Ты умна, – сказал Ян.
Он рассеянно произвел несколько простеньких упражнений, которым учили его в претории, перебросил стек из одной руки в другую, спрятав и выдвинув лезвие.
– Как ты это делаешь? – в восхищении ахнула Лиза.
Ян улыбнулся самодовольно и рукоятью вперед протянул стек девушке.
– Пробуй.
Она протянула дрожащие пальцы, боязливо дотронулась до прорезиненной рукояти, но сейчас же отдернула руку.
– Ой, нет. Я такая трусиха… Да и не женское это дело, – она засмеялась и покачала головой. – Невероятно! Кто бы мог подумать? Так это действительно? Действительно оружие васпов?
– Да.
Теперь за окном потемнело совершенно. Стихия надвигалась на город с севера, и Ян чувствовал ее приближение каждым нервом. Он знал, что грядет вместе с ней, но отступать было поздно. Отступать было глупо, а от девушки сладко пахло медом и молоком, и ее эмоции затапливали и ее саму, и Яна, и комнату до самого потолка.
– Ты видел их ? – спросила она.
Он мог бы не отвечать ей, но все же сказал:
– Да. Видел.
– О-о… – она теперь не сводила с Яна взволнованного взора и попросила. – Расскажи! На что они похожи? Это действительно люди, или…
– Или, – эхом повторил Ян.
Теперь от окна текли черные тени. Они полосами ложились на его лицо, параллельно черной повязке. Ветер с мучительным стоном швырнул в окно пригоршню листьев. Но Лиза не понимала предупредительных намеков. Она была слепа, как спасенная им девочка. Но эта слепота была душевной – она видела только то, что хотела видеть. И следовала за своими природными порывами – жалостью, любознательностью, пылом.
Поэтому он достал из нижнего ящика другой сверток.
– Форма дарского командования, – сказал Ян, вынимая ржаво-красный китель.
– Где ты это взял?
На этот раз она подошла ближе, без боязни дотронулась пальцами до материала, провела по пластинам погон и нашивке.
– В Улье, – честно ответил он.
– Значит, они все же люди?
– Не совсем, – возразил Ян. – Они только выглядят, как люди. Но внешность лжет.
– Я бы умерла со страху, если бы встретила хоть одного! – выдохнула Лиза.
Это насмешило Яна.
– Я ведь не умер, – возразил он.
Девушка подняла на него восторженные глаза.
– Но это потому, что ты такой храбрый! Подумать только! Ты видел живого васпу !
Все еще улыбаясь, Ян отложил форму в сторону, положил ладони на ее плечи.
– Ты тоже можешь.
Лиза затрясла головой.
– Это поразительно! – она все еще не сводила взгляда с формы и стека. – Это настоящие доказательства, понимаешь? Да на этом можно не только диссертацию защитить! Это перевернет весь научный мир!
– Ты права, – серьезно подтвердил Ян. – Это действительно перевернет мир.
Он поддел ее за подбородок, заставив посмотреть прямо в свое лицо. В помещении стало темнее, и черные расширенные зрачки девушки дрожали, будто две капли ртути.
– Будь со мной, – сказал он. – Тогда ты прозреешь.
Ян наклонился над ее губами, на него дохнуло ароматом карамели и цветов. Божественный нектар, созданный самой природой. Тот единственный аромат, по следу которого Ян шел так долго, от самого севера. И голова снова стала плыть в блаженстве опьянения. Пальцы глубже вонзились в ее плечи, и Лиза испуганно пискнула.
– Не бойся, – в самые ее губы шепнул Ян. – Иначе нельзя. Любое рождение проходит через боль. Чтобы создать новое, надо разрушить старое… Я покажу.
Их губы сомкнулись.
Электрические волны ходили по телу, вспыхивали искрами в каждой клеточке. Что-то ударилось в стекло снаружи, потом еще…
Из груди Лизы вырвался вздох. Она вдруг уперлась в его грудь ладонью.
– Ян, не надо, – забормотала она. – Не надо, ну…
На губах все еще чувствовался ее сладкий аромат.
– Прости меня… – тихо продолжила Лиза, пряча лицо. – Ты хороший парень. Правда, хороший. Ты очень мне нравишься, но…
Она боялась посмотреть в его сторону, стыдилась своего порыва и своей доверчивости. Она боялась обидеть его.
– Я не могу, пойми, – мягко произнесла девушка. – Я… я люблю Виктора. Мне надо ехать. Прости…
Она попыталась отстраниться, но руки Яна удерживали на месте.
– Пусти же, – она подняла лицо, и вздрогнула, встретившись с его ледяным взглядом.
Теперь в нем не было ни растерянности, ни усталости. Только холодный расчет. Только бушующая стихия, несущая с собой лед и смерть.
– Мне жаль, – без тени сожаления произнес он. – Я не могу этого допустить.
Одним точным ударом он отбросил Лизу на диван, прижал ее бунтующее тело, и она закричала громко и надрывно. Лезвие стека почти неощутимо кольнуло основание шеи.
Все повторялось. Чтобы проснуться богом, надо было умереть. И чтобы прозреть, надо было сначала ослепнуть.
Когда ревущая тьма запутала их в свой чернильный кокон, снаружи, на стекла окон, начали садиться осы.
27. Прозрение
Надо отдать Глебу должное: он провел непростую и кропотливую работу по сбору информации. Пожалуй, если бы Виктор не имел таких связей, он никогда и не вышел бы на детские дома в Осколе, в Кобжене и в Вендене.
Однако, проверяя полученные данные, Виктор увидел, что дело и здесь обстояло не так-то просто.
Воспитанницу интерната из Кобжена забрала родная тетка в загорские земли десять лет назад, и с тех пор ее след потерялся. Девочка из Оскола тоже уехала, но не в Загорье, а в соседнее государство Объединенного Эгерского Королевства. Услышав ее фамилию, Виктор немало удивился – это была Ева Форсса, известный в узких кругах специалист по биоинженерии. Несмотря на довольно молодой для ученого возраст, ее личность была окутана ореолом тайны и всевозможных (зачастую нелепых) слухов. Лично Виктор не встречался с ней никогда, свои работы доктор Форсса не афишировала тоже, но кто и мог быть связан с секретными разработками – так это она. Виктор с простым человеческим любопытством осмотрел детскую фотографию Евы: светловолосая девчушка, чем-то обиженная в момент съемки.
На расспросы Виктора, как ему удалось найти столь секретную информацию, Глеб загадочно ухмыльнулся и заявил, что, во-первых, надо знать места, во-вторых, обладать соответствующей харизмой настоящего мачо (да-да, именно рокового соблазнителя, и не меньше!), а в-третьих: «меньше слов, выше градус». Намек был понят, и настоящему роковому соблазнителю был торжественно вручен набор коллекционных Эриданских вин.
Выпускницам интерната Вендена повезло меньше.
Первая же претендентка не далее, как дней десять назад, была найдена мертвой в квартире своего сожителя. Оба были склонны к употреблению горячительных напитков, за что и поплатились жизнью: находясь в состоянии опьянения, оба задохнулись угарным газом.
Двадцатисемилетняя Олли Бек благополучно вышла замуж и стала Ольгой Рашель, родила двойню и остановила свой выбор на преподавании геометрии и алгебры в одной из школ в столичном регионе. На своем детском фото она вовсе не была похожа на северянку – смуглая, темноволосая. Скорее, юго-восточное направление, примесь чужой крови. Да и деревенька, из которой девочку привезли в интернат, находилась чуть-чуть не доходя до границы северных земель. Возможно, по официальным данным двадцатилетней давности граница находилась ближе, но все же Виктор с сомнением отложил ее досье в сторону.
Наконец, третья и последняя претендентка, как и Ева Форсса, имела более выраженный северный типаж: светлое округлое личико, курносый нос с веснушками, большие выразительные глаза. В золотистые волосы были вплетены огромные белые банты. Ильса Вереск – значилось в сиротском паспорте. Под таким именем она поступила в детский дом Вердена. Но ушла она совсем с другим.
После того, как на нее официально оформили документы об удочерении, Ильса стала зваться по паспорту Лизой и носить фамилию Гутник.
Это имя было Виктору знакомым.
Разве не так звали молодую аспирантку из Славена, явившуюся в Дербенд пару недель назад?
Он почувствовал, как холодок обкладывает его тело от макушек до пальцев ног. Этого просто не могло быть. Виктор хотел, чтобы это оказалось неправдой. Разве она не говорила, что у нее есть семья? Есть братья?
«Родители были приемными», – тут же ответил себе он.
Конечно, по старому затертому фото трехлетнего ребенка мало что можно было выяснить. Но чем больше Виктор глядел на него, тем больше подмечал деталей. Снова и снова он сопоставлял в памяти милое личико Лизы с изуродованным лицом Яна. Конечно, черты лица могли измениться, волосы – выгореть (или поседеть?). Да и разве мало в мире веснушчатых зеленоглазых блондинов? Но все же в глубине души Виктора поселился червячок беспокойства.
Единственное, что могло прояснить ситуацию – это анализ ДНК. Но пока будет произведен забор крови, пока придут результаты… есть ли на это время?
А если это она?
Виктор с все нарастающей тревогой вспоминал, с каким выражением глядел на девушку Ян. Вспомнил его слова «где я мог видеть тебя раньше?… ». И разве, несмотря на все старания Виктора, судьба не столкнула их не единожды, сначала в Дорожном переулке, где Лиза оказалась свидетельницей стычки между васпой и бандитами, а потом в собственном кабинете Виктора? Будто Ян шел по следу… по запаху .
«Я найду ее по запаху , – сказал он когда-то давно. – Это самая сладкая девушка на свете ».
Виктор едва не заскулил от страха, уткнув лицо в ладони. Девушка, которая слаще меда. Которую безошибочно выделяют из толпы осы. Диабетик.
Рывком поднявшись с места, Виктор схватил куртку. Его руки дрожали, путались в рукавах, а в голове стучало только одно – боязнь не успеть.
Где Лиза теперь?
Где Ян?
Первым делом Виктор заехал в гостиницу. Администратор подтвердил его опасения – Лиза ушла утром и до сих пор не появлялась. Ушла одна. И где она сейчас находится – неизвестно. Трубку она не брала.
Квартира ученого также была пуста. Глупо было думать, что строгий наказ Виктора удержит васпу на месте, когда у того есть цель и нужда. А еще он умел быть незаметным. Конечно, повязка через глаз казалась весьма броской приметой здесь, среди здоровых и беспечных столичных жителей. Но именно здоровье и беспечность позволяла людям обращать на Яна внимание не более чем на пролетевшего возле носа жука. Да, неприятно. Да, лучше отскочить в сторону, чтобы избежать столкновения с чуждым для человека существом. Но это настолько несущественно и (чего уж таить греха) мерзко, что лучше поскорее забыть об этом.
Я не хочу обращать на это внимание. Следовательно – этого не существует.
Неосведомленность играла против Виктора. И сейчас он понимал, почему жители Выгжела с таким сомнением относились к идее нахождения васпы в большом городе.
Только теперь ученый заметил, что давно выехал за пределы города и мчит по проселочной дороге в сторону дачного поселка. Он сам удивился этому своему решению, но что-то удерживало его от того, чтобы остановиться, повернуть назад, а, напротив, толкало вперед. Будто невидимая сила ветром вздула паруса его интуиции и не давала опомниться, проанализировать, потому что если не послушаться – будет поздно. Что-то страшное случится с Лизой, или с самим Виктором. А, может, со всеми людьми в целом.
И Виктор гнал автомобиль, полностью покорившись этой силе и не смея спорить с ней.
Чем ближе он подъезжал к дачному домику, тем он явственнее ощущал какую-то особую вибрацию в воздухе. Тишину осеннего вечера разбавляло низкое гудение, похожее на гудение высоковольтных проводов или далекий гул работающих турбин. Ни дуновения ветерка, деревья стояли неподвижно и скорбно, подпирая медными шапками завесу свинцовых облаков. Будто боялись чего-то. Боялись пошевелиться, чтобы не привлечь внимание… чего?
Виктор увидел это сразу же, как только миновал железные ворота своего участка.
Дачный домик, ветви яблонь и даже трава была покрыта движущимся черно-золотым ковром.
Осы.
Желудок Виктора будто в одно мгновение сделал сальто, во рту сразу появился кисловатый привкус желчи – вся съеденная за день пища требовала выхода наружу. Ученый задышал через рот, и вместо того, чтобы остановиться, резко нажал на газ.
Автомобиль взревел, поднимая колесами живое черное облако насекомых. Виктор инстинктивно вскинул от руля руки, зажмурился, одновременно со всей силы вдавливая в пол педаль тормоза. Уши заложило от ревущего гула тысяч и тысяч потревоженных ос.
«И имя им – Легион».
Автомобиль дернулся и остановился. По стеклам застучало, будто с небес просыпались мелкие градины, мир заволокло густой пеленой взлетающего роя. Некоторое время Виктор сидел, оцепенев и до скрежета стиснув зубы. Первобытный страх переворачивал внутренности, вопил об опасности. Но Виктор понимал, что гораздо лучше в его положении будет переждать время в машине. И лишь когда он понял, что в мире установилась тишина, а отголоски осиного гула – только биение его собственного пульса, ученый позволил себе открыть глаза и оглядеться.
Мелькнул и пропал в тучах черный хвост роя. Между дворниками и лобовым стеклом лежали тельца нескольких мертвых ос. Но это и все. От смертоносной живой тучи не осталось и следа.
Тогда только Виктор выскочил из машины и, будто опасаясь возвращения насекомых, пулей взлетел на крыльцо своего дома.
Он сразу увидел выдвинутый ящик комода, осколки посуды на полу и валяющуюся здесь же преторианскую форму. А на диване, прижатая оседлавшим ее Яном, распласталась Лиза. Она издавала хрипловатые звуки, и голова с гривой растрепанных медовых волос металась по подушке.
Виктор даже не сразу понял, что это именно он испустил этот крик гнева и боли, от которого оба любовника отпрянули и воззрились на вошедшего мужчину. Ян сразу отошел в сторону, деловито подтянул брюки. Его лицо не выражало ни удивления, ни смущения. Чего никак нельзя было сказать о Лизе.
Она сразу подскочила с дивана, будто ужаленная (осой? васпой? ), запахнула разорванную на груди блузку, и вдруг заплакала – громко, горько, навзрыд.
– Вон, – леденея от ярости, сказал Виктор, и добавил – будто выплюнул:
– Шлюха!
– Виктор, это не то, что… – плаксиво начала она.
– Вон! – заорал ученый, и этот его крик мог вполне вспугнуть еще один осиный рой.
Он почувствовал, что его сердце словно оборвалось с поддерживающих его нейлоновых нитей, и теперь летело вниз, вниз… в бездну Эреба, в чернильную пустоту небытия, где нет места свету и радости, а есть только всепоглощающая боль.
– Виктор, прошу… – Лиза бросилась к нему, протягивая руки.
Боль скручивала его изнутри. Мир заволокло пеленой слез или, может быть, завесой тумана, который обычно сопровождает безумие.
Виктор видел, будто со стороны, как взметнулась его рука, как отвесила Лизе звонкую пощечину.
– Убирайся! – вышло из его рта даже не слово, а клокочущее шипение.
От удара она отпрянула. Но Виктор не видел ее лица. Почему-то вместо него перед глазами маячила потертая фотография трехлетней девчушки с белыми бантами и веснушками на вздернутом носу.
Виктор в бессилии опустился на диван и застонал мучительно и страшно. Кажется, хлопнула входная дверь – это Лиза выбежала из домика в звенящую тишину вечера. Но Виктору было все равно. Фотография трехлетней девочки перед его внутренним взором исказилась, пошла трещинами. Рассыпалась, будто части мозаики, и вместо лица девочки проявилось другое – лицо взрослого мужчины, с теми же бледными веснушками и белесыми бровями, со шрамами, выбегающими на щеку из-под косой повязки.
– Ненавижу! – в бреду прошептал ученый. – Как же я вас ненавижу!
Ян деловито застегивал пуговицы на манжетах, будто не случилось ничего. И это циничное спокойствие оказалось последней каплей.
Виктор налетел на него в порыве отчаяния и гнева, словно смерч. Кулак вошел в солнечное сплетение, потом впечатался в челюсть. Ян даже не пытался защититься, покачнулся, но не упал.
– Ублюдок! – орал Виктор. – Мерзавец! Урод! Н-на!…
Голова шла кругом. Виктор вкладывал в удары всю свою боль, все страхи последних дней. Ему хотелось разорвать подонка в клочья, чтобы он захлебывался собственной кровью, чтобы просил пощады, пока Виктор будет его бить, бить, бить до смерти…
Он запыхался, остановился. Натянутые жгуты мышц болели страшно, кажется, с костяшек сошла кожа, и Виктор не знал, его ли это кровь обрызгала диван или кровь Яна.
– Ты закончил?
Голос васпы прозвучал сипло, но все в том же бесстрастном тоне, что выводил ученого из себя.
– Это приятно, да? – продолжил Ян, приподнимаясь с пола и проводя пальцами по своим разбитым губам. – Теперь ты видишь. Как сладка власть. Как это опьяняет. Чем же ты отличаешься от меня?
– Тем, что ты выродок! – с ненавистью выплюнул Виктор, и снова занес руку для удара.
Но теперь Ян не позволил ему это сделать. Он обхватил ладонью его кулак, и сжал так сильно, что захрустели хрящи.
– Хватит.
Кость не выдержала давления и сломалась. Колени Виктора подкосились, он закричал от боли.
– Это тебе урок, – ровно произнес Ян. – Не спорь с тем, кто заведомо сильнее тебя.
– Подонок!
Виктор осел на пол. Его рука горела огнем. И тот же огонь выедал его изнутри, а на глаза навернулись слезы ненависти и бессилия.
– Отчего же? – возразил васпа. – Только оттого, что она выбрала меня? Не тебя, человека. А меня, монстра.
Он тихо засмеялся. Виктор захлебнулся слюной, закашлялся.
– Ты хоть знаешь…? – прохрипел он. – Знаешь, кто она? Она может быть… твоей сестрой…
– Знаю, – все так же холодно отозвался Ян.
– Тогда как ты… как ты можешь? – Виктор поднял на него мокрое от слез и пота лицо. – Ты ведь говорил, что раскаиваешься… ты же, черт возьми, хотел покончить с собой!
Улыбка Яна теперь стала хищной, похожей на оскал. Он оттянул книзу ворот рубашки, продемонстрировав розовый, уже зарубцевавшийся шрам поперек горла.
– Это? – спросил он и ухмыльнулся снова. – Пустяки. В Даре со мной делали гораздо более страшные вещи.
– Ты лгал! – теперь Виктор готов был убить себя за излишнюю доверчивость. В Яне не было ничего человечного. Не было, и быть не могло.
– Я даю то, что от меня ждут, – жестко ответил тот. – Считаешь себя хозяином? Пусть так. Считаешь себя сильнее? Я достаточно вынослив, чтобы вынести пару ударов. И почему я не могу позволить вам пожалеть меня, если вы так этого хотите? – Ян усмехнулся и добавил:
– На деле, штурм крепости ничем не отличается от штурма женщины. А ты действительно подумал, будто бы я захотел умереть из-за самки?
Он рассмеялся неприятно, колюче. И, отсмеявшись, сказал:
– Довольно. Я должен завершить начатое. Ты все еще со мной?
Виктор замотал головой, сплюнул тягучую слюну.
– Будь ты проклят! – прошептал он.
– Это значит «нет»?
Виктор закричал снова. Боль прошила его от плеча до груди, в ушах стоял неприятный звук ломающихся костей. Кажется, теперь это была ключица.
– Отвечай, слизняк, когда спрашивает господин Дарский офицер! – взревел Ян, изо всех сил поддав носком ботинка под ребро.
Внутри снова что-то лопнуло с мучительным треском. Виктор взвыл, скорчившись на манер эмбриона. Перед глазами теперь стояла мутная пелена, к горлу подкатывала тошнота, и ученый подумал, что вот-вот потеряет сознание.
– Нет любви, – механически сказал Ян, снова пнув Виктора по ребрам, и с каждым словом продолжая наносить точные и размеренные удары. – Нет доверия. Нет привязанности. Нет благодарности. И справедливости тоже нет.
Подошва башмака с силой опустилась на сломанное плечо, из горла Виктора вместе со стоном пузырями выплеснулась кровь.
– Я бы мог выпотрошить тебя прямо сейчас, – ровно произнес Ян. – Но ты привел меня в свой мир. Спасибо тебе за это.
Он улыбнулся и добавил мечтательно:
– Доверчивый, слабый мир… Я сомну его, как фантик.
Ян в последний раз пнул Виктора в пах, и пока тот корчился на полу, задыхаясь и отплевываясь розовой пеной, подобрал пальто и вышел вслед за Лизой в холодеющую тьму.
Туда же, во мрак и холод, проваливался и Виктор. Но перед тем как окончательно потерять сознание, его рука нащупала спрятанный в кармане телефон.
Сдерживая рвотные позывы и балансируя на краю реальности, он набрал скользкими от крови, дрожащими пальцами номер.
– Инспектор следственного отдела Каранка слушает, – сразу же отозвались в трубке.
– Это Торий, – прохрипел Виктор.
Говорить было больно, с каждым словом с губ срывалась пузырящаяся слюна. Виктор прокашлялся, собрал всю волю в кулак и произнес четко:
– Я знаю, кто убил Карину Полгар.
28. Человек ниоткуда
Когда рядом с полицейским участком остановилась машина с правительственными номерами и оттуда вышли двое мужчин в одинаковых серых костюмах, инспектор Майра Каранка ни на йоту не усомнилась, по чью душу они пришли.
Не было ни беготни, ни суеты. Просто капитан Тышкевич очень вежливо провел их в свой кабинет и вызвал туда Майру с полным отчетом о проделанной работе.
– Специальные агенты Баэр и Динику, – представил их капитан.
Мужчины молча сидели в кожаных креслах. Пожилой седеющий Динику докурил сигарету и потушил окурок в любезно предложенной ему пепельнице.
– Благодарю за радушный прием, – любезно сказал он. – Но к делу. Вы что-то можете рассказать о подозреваемом в убийстве Карины Полгар?
Майра сдержанно кивнула, открыла досье на первой странице.
– На самом деле, мы не знаем о нем многого, – начала она. – Предположительно, его имя Ян Вереск. Возраст: около тридцати лет. Документов не имеет, место жительства не установлено. Приезжий, предположительно из Выгжела. Сразу после его ареста мы послали туда запрос, но подтверждение до сих пор не пришло.
Мужчины переглянулись.
– А вы не слышали? – очень вежливо и осторожно спросил Динику. – Выгжела больше не существует. Вчера на город сошла лавина. Восемьдесят процентов населения уничтожено…
Уловив замешательство инспектора, агент добавил:
– Сейчас там идут спасательные операции. В новостях прошел первый репортаж, но вы, вероятно, пропустили его?
– Вероятно, – пробормотала Майра.
Стало не по себе. Меньше всего инспектору хотелось выглядеть глупо – и перед начальством, и перед выхолощенными типами из правительства. Но, кажется, Тышкевич сам был не в курсе происшествия.
– Мы послали запрос более двух дней назад, – сухо парировал он. – Может, вернемся к делу и поскорее с этим покончим?
Майра не первый год знала шефа, чтобы понять – вся эта процедура очень и очень ему неприятна. И неприятно не только вмешательство в дело правительственных агентов, но и невозможность установить даже личность таинственного убийцы.
Человека, в одиночку расправившегося с пятью полицейскими.
– А что случилось со свидетелем? – спросил второй агент, Баэр.
До этого он молчал и вообще выглядел куда скромнее своего старшего товарища.
– Подозреваемый напал на него, – ответила Майра. – Свидетель получил множественные ушибы и переломы. Сейчас он находится в госпитале.
– Как и сам подозреваемый, – отметил Динику.
Майра согласно кивнула.
Была версия, что свидетель и не свидетель вовсе, а соучастник. Иначе откуда бы взяться одинаковым крестообразным шрамам на ладонях и настолько полной осведомленности обо всех похождениях убийцы? В этом деле было слишком много совпадений, чтобы поверить в их чистую случайность. Но, конечно, агентов не заботили умозаключения штатного инспектора. Их заботил только «человек ниоткуда» – Ян Вереск.
А ведь он действительно вошел в Дербенд, будто пришелец из иного мира. Майра даже не была уверена, настоящее ли у него имя: не было ни документов, ни каких-либо фактов, подтверждающих личность. Только голые, ничем не подкрепленные слова самого подозреваемого.
Майра снова раскрыла папку, но сухие слова рапортов не могли передать всего, что случилось в ту ночь на трассе К-48…
…он пришел с севера, почти одновременно с черными снеговыми тучами. И мир накрыла непроглядная тьма. Свет фар растворялся в чернильной густой жиже, и поэтому патрульные не сразу увидели вынырнувшую из мрака красную машину.
Она ехала с выключенными фарами, будто водителю было наплевать на видимость. И полицейские определили приближение автомобиля только по реву двигателя и отражению фар их собственных автомобилей на лобовом стекле.
Человек за рулем был или слепым, или сумасшедшим. Или тем и другим, вместе взятым. Все произошло мгновенно.
На полном ходу незнакомый автомобиль протаранил заслон из патрульных машин. От удара его круто развернуло. Заскрипела резина, оставляя на асфальте черные полосы. Машина еще раз ударилась боком, затем багажником. Веером брызнули осколки фар. Наконец, автомобиль дернулся в последний раз и заглох. Из-под решетки радиатора валил белый пар.
Три патрульные машины также находились в плачевном состоянии. Оставшийся за рулем нерасторопный полицейский теперь сидел, упершись разбитым лбом в кнопку гудка. Воздух разрывали резкие, тревожные звуки. Один из патрульных бросился помогать товарищу. Четверо других кинулись к красной машине.
– Полиция! Не двигаться!
На их удивление, за рулем не оказалось никого. Кто-то сунулся в салон, подсвечивая себе фонариком. Слишком поспешное решение, как оказалось.
Потому что в следующую секунду прямо в его яремную впадину вошло тонкое лезвие копья. Полицейский выкатил глаза, приоткрыл почерневший от крови рот. Из горла вырвались булькающие звуки, словно его сейчас стошнит. Фонарик выпал из обессилевших пальцев, а сам мужчина начал заваливаться на бок.
Кто-то выматерился. Сразу же заскользили взад-вперед затворы. Серия пуль вошла в пахнущую топливом и перегоревшей проводкой тьму салона. Раненый патрульный, все еще хрипя, взмахнул руками на манер марионетки. Несколько пуль вошли в его грудь, одна прошила щеку.
– Не стреляйте! – взвизгнул самый молодой из полицейских.
Человек, находившийся за рулем красного автомобиля, использовал тело мертвого патрульного, будто щит. Перекатившись через бок, он отпрыгнул за колесо и выстрелил тоже. Вторая пуля попала молодому патрульному в шею – подозреваемый учитывал снаряжение полицейских, поэтому стрелял в незащищенные участки. И стрелял на удивление точно. Еще две пули вошли вслед за первой, и парень упал с коротким всхлипом.
Полицейские рассредоточились. Используя собственные машины, как укрытия, они открыли огонь. Двое начали короткими перебежками обходить с другой стороны.
Несколько пуль ушли с короткими тихими хлопками. Силуэт за красной машиной дернулся и скрылся снова.
– Попали?
Если и так, подозреваемый ничем не обозначил свое ранение: он не издал ни звука, ни лишнего шороха. За красной машиной установилась тишина.
– Патроны кончились? – шепнул кто-то.
На вопрос никто не ответил, но вместо этого крикнули:
– Вы окружены! Сдавайтесь!
Ответом была все та же тишина. Полицейские, отбежавшие к другой стороне дороги, подняли большие пальцы.
Вперед рванул самый нетерпеливый.
Из-за красной машины полыхнуло огнем. Патрульный замер, будто его дернули за невидимые нити, и повалился лицом на асфальт без единого вскрика.
Полицейские снова открыли огонь. С асфальта взвились фонтанчики пыли. Лопнули пробитые насквозь шины. Стекла разлетелись крошевом…
– Как вам удалось его взять? – перебил Динику.
– У подозреваемого оказались проникающие ранения груди, – пояснила Майра.
Она сверилась с записями в досье и зачитала по пунктам:
– Поступил в госпиталь в тяжелом состоянии, с выраженным цианозом, одышкой. Пульс 110 ударов в минуту, ритмичный. Далее показатели давления, температуры… Так. Вот: ранение средостения, без повреждения крупных сосудов и органов. Отека окружающих тканей нет. Приложена рентгенограмма. Инородное тело (пуля) удалено хирургическим путем. Сейчас состояние стабилизировалось. Температура в норме…
– Сколько он в госпитале? – снова поинтересовался Динику.
– Дней пять.
Агенты со значением переглянулись снова.
– Передайте нам результаты анализов, пожалуйста, – очень вежливо попросил Баэр.
Майра молча отдала ему папку.
Это было ее головной болью. С того момента, как медицинский эксперт впервые получил образцы крови. Майре казалось, что будет гораздо легче, если она просто примет это, как данное, и не станет задавать лишних вопросов. Уж правительство определенно знает, что делать с монстром, только выглядящим как человек, но по хромосомам больше похожим на…
– Насекомое, – под нос себе пробормотал Баэр, будто закончив мысль инспектора. – Этого следовало ожидать.
– Что ж, господа, – поднялся с кресла Динику и кивнул в сторону Майры, – и дамы. С этого момента мы берем дело в свои руки. Полагаю, капитан не будет против, если рапорт окажется несколько видоизмененным?
Тышкевич неопределенно качнул головой, и Майра поняла, что теперь от его желания не зависит по сути ничего. Монстр появился в городе. И за монстром пришли спецслужбы. И ни она, ни ее начальство, ни кто-либо еще не может помешать этому.
– Постойте, – заволновалась она. – А как же убийство Полгар?
– У вас был подозреваемый и до Вереска, разве нет? – спокойно отозвался Динику.
– Кто? Муж Карины? – Майра задохнулась от возмущения. – Но если Вереск настоящий убийца!
– Тогда найдите кого-то еще, – раздраженно отмахнулся Динику.
Он аккуратно сложил досье и убрал его в кожаный портфель. Щелкнули полированные замки, будто сомкнулись железные зубы. Так исчезло последнее доказательство существования монстра.
– Вы проводите нас? – спросил агент.
На самом деле, он не нуждался в ответе. Это был последний долг Майры перед тем, как положить дело об убийстве Полгар в картотеку нераскрытых.
– Я провожу, – тем не менее, ответила она.
В западном крыле госпиталя, где держали обычно всех преступников, было тихо. Шаги посетителей гулким эхом отдавались от стен, и Майра видела, как возбужденно подрагивают пальцы агентов, и дергаются губы Динику в усмешке, навеваемой какими-то ведомыми ему одному мыслями.
Конечно, они волновались. Кто бы не стал?
– Как он выглядит? – шепотом спросил Баэр.
Его вопрос был очевиден: к делу не было приложено фото.
– Увидите, – кратко ответила Майра.
Охрана у дверей посторонилась, искоса посматривая на агентов. Динику сделал глубокий вздох – будто перед нырком.
Майра понимала его возбуждение. Она сама видела подозреваемого только однажды, когда его везли на каталке, опутанного проводами капельниц. Но и теперь перед глазами пронеслись сумбурные картины…
«… пылающие глаза… двигающиеся челюсти-жвалы… капли яда на гладком жале…»
Они отбросили предрассудки и вошли в палату.
Ничего этого не было. Чуда не случилось. Монстр не сошел с картинок фантастических книг.
На кровати лежал человек, опутанный проводами и бандажами, из-за чего он походил на древнюю мумию. В свете люминесцентных лап поблескивали хромированные сочленения капельниц. Мерно попискивала система жизнеобеспечения, заставляя сердце Майры биться в том же ритме.
– Он совсем не похож… – вырвалось у Баэра.
Это насмешило Майру, и она издала короткий нервный смешок.
«Полное разочарование, господа правительственные агенты, не так ли?»
– Гм… Вереск?
Ее голос прозвучал хрипло. Майра мысленно выругалась: меньше всего ей хотелось выглядеть глупо перед агентами.
Майра откашлялась и попробовала снова:
– Ян Вереск? Я инспектор полиции Каранка, а это специальные агенты Динику и Баэр. Мы пришли поговорить с вами.
Человек оставался неподвижным. Его грудь тяжело вздымалась. Белесая щетина скрыла часть шрамов, но черная повязка лежала рядом на столике, и при виде затянувшейся впадины на месте глаза Майру едва не затошнило.
– Позвольте, я поговорю с ним сам, – вежливо предложил Динику.
Он мягко отстранил ее в сторону, и это был жест, означающий, что роль Майры в этом деле сыграна, и человеку ниоткуда пришел срок снова уйти в никуда.
Динику подошел к кровати и тронул человека за плечо.
– Встать, солдат.
Его голос прозвучал по-военному отрывисто и грубо.
Человек на кровати по-прежнему не пошевелился, но все же открыл глаз. Динику улыбнулся ему радостно и тепло, будто наконец-то повстречал старого и горячо любимого друга.
– Вставай, сынок, – уже мягче произнес он. – Погулял и хватит. Пришло время забрать тебя домой.
29. Кошки-мышки
Зима овладела Дербендом в считанные часы, и тот сдался без боя. Склонился перед могуществом стужи, очистившей город от нашествия ос. За одну ночь листья на деревьях потемнели, застыли тонкими омертвелыми пластинками. Иней лег на провода и звездчатым полотном покрыл крыши домов. Снежная буря обошла Дербенд стороной, но там, откуда она явилась, вовсю уже царствовали метели.
Чистый, словно только что вышедший из-под рук мастерицы снеговой рушник укрыл развалины далекого Выгжела. Оставшиеся в живых никогда не расскажут об истинной причине разрушения города, и только будут тихо оплакивать тех, кто навсегда пропал в молочной круговерти.
Плакала и слепая ведьма в своей одинокой зимовке, и шептала, уставивши в морозную тьму незрячий взор: «Остановись, оска… остановись… ». Но ее шепот не был слышим за многие мили в ревущей зимней кутерьме. И белая муть заливала ее глаза. Высокие снежные столбы вырастали под окнами, и буря стонала от бессилия и тоски, и неслась дальше, на север.
Там, под тяжестью торфа и болотной тины лежали мертвые девушки: их упругие тела почернели и высохли, когда-то сияющие глаза сомкнулись навеки, в волосы набился ил. Хотелось встать – но не было сил пошевелиться. Хотелось любить – но не бились больше нежные сердца. И тоска от этого становилась еще невыносимее, и голод еще мучительней. Тогда вздымался над замерзшими болотами саднящий вой. И снежный вихрь летел дальше. До макушек заметал порыжевшие от радиации мертвые леса, и казалось, что теперь это царство не меди, а серебра. И уже не призрачный звон колоколов прокатывался над тайгой, а ревела труба пятого архангела, отворяющего бездну.
И в бездне – в самой сердцевине Дара, окруженная роем своих послушных подданных, – притаились она.
Богиня зимы и меда, пыток и плодородия. Королева Дара.
Кто видел ее, сокрытую в сгустке клубящегося тумана? Кто осмеливался заглянуть в глаза, полные сладострастия и безысходной тоски? Не было ни зверя, ни птицы, ни человека, ни существа, познавших суть единственного, милостивого и вечно голодного древнего бога. Отзываясь на далекий рев ангельской трубы, она беспокойно ворочалась в своем логове и стонала протяжно, жалуясь на вечную тьму и одиночество. И чуяла приближение чего-то гнетущего, невообразимого, еще более голодного, чем она сама.
Или это все же надрывно выла метель, высоко вскидывая крылья над мертвой землей. Туда, где границы мира раздвигались, образуя водоворот белого огня, в котором исчезали болота, деревья, дома…. Звезды дрожали и падали колючими льдинками. Наплывали и рушились спиральные облака галактик.
И в палате госпиталя Виктор тоже стонал во сне, и слабо вскидывал руки, защищаясь от надвигающегося апокалипсиса.
– Не надо…
И, вздрогнув, проснулся.
Безудержное верчение прекратилось. Неизмеримо далекие бездны затянула корочка наста – обыденная, посеревшая от копоти. Вместо луны – одинокое око фонаря, сочащееся тусклым мертвенным светом.
Краткий миг обманного лета закончился, и в мире воцарилась зима.
И зима же обосновалась в душе Виктора.
Поначалу он старался держаться, списывая свое состояние на боль физическую. Но вместе с тем, как постепенно срастались его изломанные кости, душу продолжал терзать пожар горечи и обиды.
Его друзья теперь покоились под слоем земли и глины, и их знакомые улыбчивые лица обращались в черный прах. Прахом стала и Линда, но осталась в памяти не манящей красивой женщиной, а разбитым вдрызг сосудом из кости и крови.
И следом за всеми ушла Лиза.
Виктору было страшно признаваться, но иногда ему хотелось, чтобы и она умерла тоже. Так было бы легче перенести предательство, так было бы проще сохранить теплые воспоминания.
Что теперь Линда? Цветущий холмик за выкрашенной в небесно-голубой цвет оградой. Покой и умиротворение. Боль, прошившая сердце и оставившая после себя затянувшийся, но теперь уже почти невидимый рубец.
Пусть бы и Лиза была потерей горькой, но со временем рана бы затянулась. И новый покой сошел бы на душу Виктора, как сошло понимание и прощение погибшей когда-то жены.
Но Лиза была жива. Об этом ежедневно сообщал телефон, разрываясь звонками с ненавистного номера. В конце концов, Виктор не выдержал и снял трубку.
Он почти не слышал оправданий девушки. Да и не хотел слушать. Боль и обида голодными акулами ходили в его душе. Их изогнутые плавники вспенивали кровь, и оттого Виктору хотелось самому стать хищником, чтобы рвать – тело или душу, не имело значения, – и причинять боль. И в этом он очень хорошо теперь понимал господина Дарского офицера.
Лиза была такой же.
«Яблочко от яблоньки…»
Поэтому Виктор говорил сам – говорил много, жестко (даже порой жестоко), и сам радовался своей жестокости, смаковал ее (как смаковал свои удары Ян ). И когда, в конце концов, Лиза расплакалась и отключила связь, он обрадовался, на миг почувствовав облегчение.
Но затем боль вернулась снова, чтобы с еще большей силой возобновить мучения.
Тогда Виктор плакал перед единственным человеком, с кем еще сохранил хороший отношения. И это был его друг Марк.
Ему Виктор выплескивал все, накопившееся на душе за последние недели. И было это и страх, и отчаяние, и разочарование, и боль, и мука, и много чего еще. Марк выслушивал его, утешал и говорил, что та девушка приезжала в больницу и спрашивала о состоянии здоровья Виктора. Но на этом месте ученый всегда его обрывал и продолжал выплескивать желчь и злобу. Таким Марк его не видел никогда. В конце концов, он подумал, что Виктору просто нужно время, чтобы все переосмыслить и проанализировать. И, может, пожалеть о сказанном в запальчивости.
Так он и посоветовал сделать Лизе во время ее следующего посещение больницы. Они еще встретятся и еще выяснят отношения, но – не теперь.
– Не нужно форсировать события, – так и сказал Марк.
И Лиза согласилась с ним. Только, уходя, она повернулась и сказала грустно, даже виновато, будто оправдываясь:
– А ведь все было совсем не так… Жаль, что Виктор не хочет мне поверить.
Ученый не верил теперь ничему: слишком глубоко в его сердце забралась лютая стужа. В нем сейчас не было места для новой весны.
Виктора выписали домой через две недели. Кости срастались на удивление быстро, но на какое-то время ученому пришлось бы мириться с бандажом и гипсовой повязкой. Впрочем, это беспокоило его меньше всего.
Вернувшись домой, Виктор первым делом собрал тетрадь с записями наблюдений за васпой, рентгенограммы и показания температуры и давления, чтобы в последующем сжечь все это добро. Его не интересовало, куда пропал Ян и почему от самого Виктора вдруг отстали полицейские, которые терпеливо ждали его выздоровления и дачи показаний. Он справедливо думал, что люди разберутся без него. И даже если он исчезнет вдруг – мир по-прежнему будет вращаться, люди будут влюбляться и разочаровываться, а сезоны сменять один другой. Он был лишь винтиком в гигантском механизме жизни, и, осознав это, еще больше замкнулся в себе.
Стужа окончательно заковала его в броню. И теперь в его собственном, свернувшемся под ледяной скорлупой мирке (коконе? ) не осталось места для радости, или мечтаний, или надежд.
Так думал Виктор ровно до той поры, пока в его квартиру не постучали.
Уверенный в том, что это снова ищет встречи с ним ненавистная предательница, Виктор не сразу подошел к двери. Но стук продолжал раздирать тишину его холостяцкой квартиры, становясь все более настойчивым. Тогда он порывисто прошел по коридору и рывком распахнул дверь.
– Да?
На пороге стоял пожилой представительный мужчина в дорогом пальто.
– Профессор Торий?
– В чем дело? – раздраженно осведомился Виктор. – Мне вызвать полицию?
– В этом нет нужды, – вежливо улыбнулся незнакомец, стряхивая с воротника пальто налипший снег. – С полицией мы уже все обсудили. Разрешите представиться.
Он продемонстрировал ученому синюю корочку.
– Штефан Динику, управление государственной безопасности.
Виктор окаменел.
– Что вам нужно? – только и смог выдавить он.
– Во-первых, давайте пройдем и все обсудим, как цивилизованные люди, – предложил агент, будто квартира профессора была его собственным кабинетом.
Виктор молча посторонился.
Черные живые глаза специального агента только раз скользнули по убранству гостиной, но ученый был уверен, что ни одна мелочь не ускользнула от пристального взгляда. И – что скрывать? – Виктор нервничал.
Ему страстно хотелось ошибиться в причине этого неожиданного визита.
– Не буду ходить вокруг да около, – сразу перешел к делу Динику. – У меня есть предложение, от которого, уверен, вы не сможете отказаться.
Виктор недовольно сдвинул брови. Напор мужчины был ему неприятен. Вся эта встреча казалась одним сплошным испытанием.
– Что за предложение и почему вы уверены в том, что оно меня заинтересует?
– Но по-другому и быть не может, – уверенно возразил ему Динику. – Это же очевидно. Хотя бы, судя вот по этим записям.
Он подхватил лежащий на столе дневник. Первой реакцией Виктора было дернуться, возмущенно выхватить из рук наглеца свою собственность. Но весь его напор разбился о снисходительную улыбку агента.
– Мне не нужно даже раскрывать его, чтобы понять, о чем идет речь, – сказал он. – Об этом кричат ваши работы, ваши книги. Ваша недавняя экспедиция. Вам не придется делать что-то сверх того, что вы обычно делали. Я предлагаю всего лишь завершить свою работу.
– Завершить работу? – эхом повторил Виктор.
– Именно так, – Динику положил тетрадь на место и наклонился вперед, сцепив пальцы в замок. – Мы знаем, что вы нашли в Даре. И мы знаем, кто такой Ян Вереск.
Прозвучавшее имя кольнуло Виктора, словно в висок вошла раскаленная игла. Он поморщился и поправил перевязь загипсованной руки.
– Будем называть его тем именем, которое он сам выбрал, – с улыбкой продолжил Динику. – Думаю, вы уже поняли, что сейчас он находится у нас. Видите ли, генерал Кертес, который отрядил вашу экспедицию, еще не последнее звено в цепочке. Также, как и я, в общем-то говоря.
– А кто последнее? – машинально спросил ученый. – Президент? Парламент? Иностранная разведка?
– Я не могу вам этого сказать, – снова снисходительно улыбнулся Динику, и Виктор ответил ему почти ненавистным взглядом. Сама тема для разговора была крайне неприятна ему, как неприятен и этот человек, похожий на сытого кота. Пока он лениво развалился у камина и наблюдает. Но сделай одно неверное движение – и хищник прыгнет.
Виктор никогда не любил игр в кошки-мышки.
– Но, – продолжил Динику, – мы очень ценим ваш вклад в общее дело. Действительно, очень! Ведь вы привезли гораздо больше, чем мы планировали получить.
Виктор почувствовал, как его внутренности медленно закручиваются в штопор. Все тайное однажды становится явным. И теперь его тайна открывалась, натужно, один за другим, снимая пласты спокойной, благополучной и беспечной жизни.
«После встречи с монстром ничего не будет идти так, как раньше».
– Что вы хотите сказать? – тем не менее, сухо спросил Виктор.
Динику достал из кармана пачку сигарет, открыл крышку, но оглядел помещение еще раз и с вздохом убрал пачку в карман.
– Курите, если нужно, – позволил Виктор.
Агент вздохнул снова, отозвался виновато:
– Пытаюсь бросить, – после чего снова придал своему голосу уверенность и продолжил, – Так вот, профессор. Вы сами знаете, о чем я говорю вам. Естественно, ваши труды не останутся незамеченными. Представьте только, как щедро оплачивается работа, в которой заинтересованы государственные службы.
Виктор молчал. Больше всего ему хотелось выпроводить незваного гостя за порог. Но с правительством шутки плохи. И он слишком хорошо понимал, что, начав игру, невозможно выйти из нее чистым.
– У меня ведь нет выбора, – сказал Виктор.
Динику вежливо улыбнулся снова.
«Но посмотри на это с другой стороны, – сказал себе ученый. – Разве после всех обид ты не можешь позволить себе реванш? Разве не достоин того, чтобы твое имя узнал мир?»
– А если я соглашусь? – спросил он.
Агент откинулся на спинку сиденья, снял очки, старательно протер стекла, надел их снова и ухмыльнулся.
– Я рад, что мы пришли к пониманию и оставили эти глупые детские ссоры. Мы разумные люди, не так ли?
– Ближе к делу! – сухо перебил Виктор. – Что конкретно вы можете предложить?
Динику написал сумму на клочке бумаги и показал его Виктору.
– Неплохо, – скупо одобрил тот.
Бумажка отправилась в урну.
– Что ж, профессор, – Динику поднялся, давая понять, что разговор закончен. – Я был очень рад с вами познакомиться. Надеюсь, наше сотрудничество будет долгим и плодотворным.
Виктор поморщился, нехотя пожал протянутую руку.
– Когда мне приступать?
– Я заеду за вами, как только будут произведены некоторые приготовления, – ответил агент. – А пока отдохните, соберитесь с мыслями. Вы ведь недавно из госпиталя?
Виктор кивнул молча, и Динику усмехнулся снова.
– Вот видите, – нравоучительно сказал он. – Сколько бед может наделать всего один неконтролируемый зверь. Подумайте об этом.
Затем Динику распрощался и ушел.
Виктор проводил его до двери, после чего вернулся в квартиру, опустошенный и уставший. Ныли сросшиеся заново кости, ныла изломанная душа.
«Дай людям то, что они хотят получить. И, когда они расслабятся и поверят, нанеси ответный удар».
Виктора не покидало чувство, что его поймали, словно мышь на кусочек сыра.
30. In vivo
Было раннее утро, и солнце еще не успело взобраться на остывшее за ночь небо. Это был один из тех дней, которые люди называют «неблагоприятными».
Виктор не хотел подниматься с кровати. Не хотел встречаться с спецслужбами. Он хотел только одного: просто лечь и умереть, чтобы избавиться, наконец, от жуткой мигрени.
Ученый выпил обезболивающее, и это принесло ему облегчение, но ненадолго. Вероятно, измотанный организм, исчерпав все ресурсы, наконец-то дал сбой.
– Не рановато ли для встречи? – съязвил он, неуклюже вползая на заднее сиденье автомобиля.
В отличие от ученого, Штефан Динику имел цветущий и довольный вид.
– Кто рано встает, тому бог подает, – нравоучительно сказал агент. – Бросьте, профессор. В нашем деле промедление совершенно излишне, и даже вредно.
Улыбка Динику выглядела вполне искренней, но напряжение еще держало нервы Виктора в состоянии натянутых струн. Он задыхался. Он был утомлен этими играми: Яном, Лизой, военными и спецслужбами…
…он только хотел, чтобы это поскорее закончилось.
– У меня с утра адски болит голова, – мрачно ответил Виктор. – И я хочу поскорее добраться до дома, принять ванну и лечь в постель.
– Я не задержу вас долго.
Виктор выругался про себя. Эта сделка была адом. Вся его жизнь была адом.
– Хорошо, только поскорее покончим с этим! – пробормотал он.
Динику усмехнулся по своему обыкновению, но ничего не ответил. Вместо этого приказал шоферу ехать, и Виктор закрыл глаза, стараясь расслабиться и не смотреть на пролетающие мимо деревья. Это мельтешение походило на ткацкий станок в его голове.
– Чем именно мне придется заниматься? – наконец спросил он.
– Тем, что вы уже начали делать, – повторил когда-то сказанное агент. – Мы в основном работаем в сфере биомедицинских технологий, а вы будете нашим консультантом. Ведь вы первый, кто вошел в контакт с васпой, и кто уже достиг некоторых результатов в сфере синтеза новых лекарственных средств.
– Это был, скорее, эмпирический путь, – рассеянно ответил Виктор, не глядя на агента. – Считайте, я застопорился на этапе доклинических исследований. In vitro .
– Ну, на основе ваших наблюдений и записей мы зашли чуть дальше. Теперь мы на стадии in vivo , – в тон ему сообщил Динику.
– На живых организмах? И каковы результаты?
– Наши технологи на основе образцов клеток и тканей синтезируют совершенно новые препараты. Мы подтвердили наличие противомикробной активности на микроорганизмах, которую заметили и вы. А также наличие гипогликемической активности по способности понижать уровень сахара в крови подопытных животных.
– Меня это не интересует, – быстро сказал Виктор и спросил снова:
– Так вы взяли ткани для исследований у… него ?
– Именно так, – подтвердил Динику. – Вы оказали нам просто неоценимую услугу! Знаете, – он понизил голос, – мы почти отчаялись уже выловить одного из них. Но по иронии судьбы он сам пришел к нам в руки!
Динику торжествующе засмеялся, и Виктор натянуто улыбнулся ему в ответ.
«А так и надо!» – мстительно подумал он.
Пусть теперь этот самоуверенный и лживый сукин сын, ни во что ни ставящий жизнь людей, побудет в роли подопытного кролика.
– Откуда они только взялись вообще? – вслух пробормотал он. – Какую цель вы ставили?
Динику стрельнул черными глазами вбок.
– То есть, вы не думаете, что васпы это космические пришельцы или демоны из преисподней, или биологические мутанты?
– Если только фигурально выражаясь, – угрюмо буркнул Виктор.
Динику засмеялся.
– Знаете, профессор. Настолько это волнительно: увидеть детище рук своих. Узнать, во что эволюционировал проект, который когда-то пошел по своему собственному пути развития. Независимо от твоего желания и первоначальной цели.
– И что это было? – все еще хмуро спросил ученый. – Генная инженерия? Евгеника?
– Немного того, немного сего, – туманно ответил Динику. – Я сам не ученый, я лишь курирую проект. Но вы знаете, как это бывает. Не для прессы, конечно…
– Это ваши игры, – с раздражением отмахнулся Виктор. – А я в своей работе не допускал ничего сомнительного. Чего нельзя сказать о вас.
– Любой эксперимент изначально сомнителен, – возразил агент. – Надо обладать не только умом и соответствующим нюхом, но еще и смелостью воплотить в жизнь свои самые безумные идеи. Именно это отличает настоящего ученого. И я рад, что сегодня вы наконец-то решились.
Виктор на это не ответил ничего, но сказал:
– История знает немало примеров, когда подобный подход оказывался не только вредным, но и бесчеловечным.
– Как правило, осуждают только провальные проекты, – спокойно парировал агент. – Но когда цель достигнута, когда человечество получает такие качества, как увеличение силы и выносливости, продление молодости, усиление регенерации тканей, снижение риска различных инфекционных заболеваний – кто вспомнит, насколько человечными были начальные разработки? Есть непреложное правило, профессор. И оно справедливо для всех эпох, и гласит: победитель всегда прав.
Слушая агента, Виктор вдруг подумал, что понимает, откуда взялась бесчеловечная логика Яна. Логика силы и власти, логика холодного ума, не обремененного моралью, но четко обозначившего цель и напролом идущего к ней.
Эта модель поведения проверялась веками. Возможно, она была единственно верной с эволюционной точки зрения.
– Мы исправляем порочность средств чистотою цели, – вспомнил Виктор. – Такая поговорка была в ходу у ордена иезуитов.
– И они были совершенно правы.
– А какая цель у вас?
– Модификация генома человека, конечно.
– Недурно! – Виктору захотелось язвительно рассмеяться, настолько пафосно прозвучало это заявление. – Создание высшей расы?
– Скорее, улучшение старой, – мягко поправил его Динику. – Человечество задавалось этим вопросом на протяжении веков. Но в Сумеречную эпоху, после того, как последствия катастрофы были минимизированы, появилось больше возможностей осуществить это.
– Радиация, раковые заболевания, нежизнеспособные мутации…
– Не будьте так скептичны, – Динику недовольно поджал губы.
– Васпы не тот вид, на который я хотел бы быть похожим через несколько сотен лет.
Динику вдруг рассмеялся и замахал руками.
– О, нет, нет! – воскликнул он. – Вы меня удивляете, профессор! Только не говорите мне, что всерьез приняли солдафона за будущее человечества!
Виктор угрюмо молчал.
– Так вы приняли! – агент всплеснул руками и покачал головой. – Что ж… Признаю, что иногда они могут быть довольно внушительны и даже зловещи. Но поверьте. Это лишь побочный продукт селекции. Второй сорт. А иначе, зачем бы нам понадобился образец? Наука не стоит на месте, профессор.
– То есть, что значит – побочный продукт? – переспросил удивленный Виктор.
– Понимайте буквально, – сказал Динику. – Так называемые васпы – только начальная ступень в эволюции. Но она была необходима, понимаете? Страна нуждалась в сильных солдатах. Выносливых, абсолютно послушных. Тех, кто мог бы защитить будущее человечества. Разработки в этом направлении велись всегда. И в сфере биотехнологий, и в сфере кибернетики. Но так уж вышло, что сошествие Сумерек не только изменило окружающую среду, но и отбросило науку почти на столетия назад. Выбор был очевиден.
Машина тем временем выехала за город и свернула с трассы на узкую гравийную дорогу, припорошенную снегом. Местность была незнакомой.
– Но почему именно осы? – спросил Виктор.
Головная боль отступала обратно пропорционально тому, как возрастал его научный интерес ко всему, что рассказывал спецагент.
– Честно говоря, я сам задавался этим вопросом некоторое время, – развел руками Динику. – Изучал архивы. Вы знаете, насекомые вообще удивительные создания. Это самый многочисленный класс живых существ на земле. Насекомые разнообразны и так непохожи на нас. Вы знаете, почему многие люди интуитивно боятся насекомых? Испытывают к ним от отвращения до панического страха?
Виктор поежился.
И жители Выгжела, и граждане Дербенда, да и он сам старались держаться от Яна на расстоянии. И дело было не в его шрамах, и даже не в манере держаться. Было в нем что-то такое, что сразу выделяло его из толпы. Что-то, навсегда встроенное в геном васпы. И каждый, встретивший его, интуитивно понимал: перед ним чужак.
– Это не просто переживание опасности, – будто подтвердил его мысли агент. – Это осознание того, что бок о бок с тобой на одной планете живут неизвестные монстры. Как и мы, они едят, спят, размножаются. Но живут по своим законам, зачастую непонятным нам. Мы можем видеть их каждый день, но мы слишком озабочены собственными проблемами, слишком уверены, что именно человек является царем природы, чтобы замечать их. Но эти существа… Они куда древнее нас. Возможно, именно они, а не мы, являются хозяевами планеты.
– Из вас получился бы хороший энтомолог, – пробормотал Виктор.
Динику засмеялся.
– Это не моя стезя, – возразил он. – Я лишь пытался разобраться в мотивации. Но все оказалось куда проще. Насекомые всегда использовались в экспериментах. Они просты, многочисленны, разнообразны и выносливы. Вы знаете, что гусеницы некоторых видов бабочек способны выдерживать температуры до минус семидесяти градусов по Цельсию? А чернобрюхая дрозофила и вовсе является одним из основных модельных организмов.
– Дрозофила действительно используется для изучения механизмов, которые лежат в основе иммунитета или рака, например, – подтвердил Виктор. – Или диабета… Все потому, что в ее генетическом коде пятьдесят процентов белковых последовательностей имеют аналоги у млекопитающих. Но почему были взяты осы?
– Думаю, дело в общественной организации. Кастовый полиэтизм общественных насекомых, фиксированное разделение функций внутри одной группы так напоминает субординацию военных, вы не находите?
– Почему же тогда ваши послушные и такие дисциплинированные солдаты вышли из-под контроля? – съязвил Виктор. – Или обретение автономности было запланированным ходом?
– Увы, нет, – с вздохом согласился Динику. – Васпы должны были остаться тем, кем являлись вначале – слепым оружием в руках командования. Именно поэтому такое значение придавалось муштре и опытам по увеличению иммунитета, выносливости в экстремальных условиях. Недаром для экспериментальной площадки были выбраны северные области Дара. Перелом произошел с появлением первой матки.
Дорога сделала петлю, и взору Виктора открылись стены военной базы. В воображении ярко вспыхнула картинка кружевной паутины. Именно такую аналогию вызывали переплетенные ограждения с колючей проволокой поверху.
Машина подъехала к пропускному пункту и встала перед шлагбаумом. Динику был вынужден прервать свой рассказ, пока часовые проверяли его документы. После чего автомобиль еще некоторое время продвигался по территории базы, и Виктор рассматривал круглые невысокие строения ангаров, лабораторий и административных зданий, чем-то напоминающие скопления опят в осеннем лесу. Стройными рядами стояла военная техника, вокруг которой муравьями деловито сновали люди. Воздух наполнился запахом смазочных масел и топлива.
Проехав еще несколько ярдов, автомобиль остановился перед очередным куполообразным зданием.
– А теперь я покажу вам нашу небольшую лабораторию, – любезно сказал Динику.
«Небольшая лаборатория» оказалась громадным помещением с таким интенсивным освещением, что Виктор почувствовал жжение в глазных яблоках. Это напоминало ему сны о Дарских ульях, где свет был белым, слепящим и холодным, и где спали законсервированные в коконах эмбрионы будущих чудовищ.
Он слегка протер веки и два раза тряхнул головой, прежде чем зрение пришло в норму.
И тогда он заметил еще кое-что…
Все люди, работающие в помещении, смотрели на него.
Не прямо, конечно. Это были косые, быстрые взгляды, едва заметные повороты головы, напряжение в позвоночнике и чрезмерная сосредоточенность на выполняемой работе, когда Виктор в ответ смотрел на них…
…ученый не был уверен, что такое внимание ему по душе.
– Не беспокойтесь, профессор, – уловил его заминку Динику. – Вы здесь что-то вроде легенды. После стольких лет вы первый человек, установивший контакт с васпой, и оставшийся после этого в живых.
– Вы в курсе всех событий, не так ли? – холодно осведомился Виктор.
Его правая рука сейчас находилась в гипсе, и крестообразный шрам на ладони был скрыт повязкой. Но это не мешало ученому чувствовать себя не в своей тарелке.
Будто он сам стал частью эксперимента, который давно уже перешел за рамки опытов «в пробирке».
– Так что насчет королевы? – снова спросил ученый.
– Да. Королева… – задумчиво отозвался Динику, сворачивая в широкий и безлюдный коридор. – До сих пор мы можем лишь предположить, откуда она взялась. Возможно, она тоже оказалась очередным детищем генной инженерии. Или именно здесь проявила свою силу матушка природа. На самом деле у нас нет никаких записей, подтверждающих ее происхождение. Зафиксирован только сам факт ее появления в Даре – более семидесяти лет назад.
Как раз тогда впервые в северном фольклоре появились упоминания о васпах. К этому же периоду относились и археологические находки, и письменные источники. «Кладязь бездны» была открыта руками не ангела, но человека.
– Мы думаем, что образовалась связь между маткой и мужскими особями-солдатами, – сказал Динику. – Именно поэтому послушные рабы вдруг превратились в убийц своих собственных хозяев. По крайней мере, первый улей был построен аккурат на месте дарской военной базы. Тогда же вероятно и образовались касты. Первые солдаты стали гвардейцами Королевы. Последующие поколения – солдатами.
– Вы рассказывали это ему ? – спросил Виктор.
Динику удивленно вскинул брови.
– В этом нет необходимости, – беспечно отозвался он. – Вы ведь не станете разъяснять свою мотивацию дрозофиле, не так ли?
Он засмеялся, довольный шуткой, затем добавил пылко:
– Не думайте, что военные не пробовали уничтожить матку и созданных чудовищ! Но творение не всегда оказывается подвластно своему творцу. Но теперь мы надеемся возобновить опыты и наконец-то взять ситуацию под контроль.
Виктор молчал. Фактически, холодное чувство опасения начало расползаться вдоль его спинного хребта. Ему показалось, что все это уже было когда-то. История повторялась по спирали. Безрассудная игра в бога, ответственность за сделанные открытия. И он, Виктор, был ответственным тоже. За все случившиеся убийства, за стертые с лица земли города, за своих коллег, позволивших создать настолько чудовищное, бесчеловечное подразделение, как Дар.
«Чем же ты отличаешься от меня?» – вспомнился насмешливый вопрос Яна.
Виктор потер вновь заломившие виски.
– Я не смогу, – слабо проговорил он.
Твердая ладонь агента легла на его плечо.
– Сможете, – с уверенной холодностью сказал Динику. – Начинать всегда страшно. Но вы удивитесь, когда узнаете, на что способен ради науки настоящий профессионал.
31. К солнцу
…Сияние ламп ослепляет. Они похожи на скопление маленьких солнц, и жар растекается по всему телу. Гимнастерка становится липкой от пота и крови.
Кровь бьет тугой струей из глубокой раны в горле Харта, его глаза смотрят в упор. Но в них нет страха, только удивление: почему? разве я плохо заботился о тебе, мой маленький Ян?
Он поворачивает нож, плашмя втыкая его между ребер. У огнестрельного оружия есть свои преимущества, но ничто не сравнится с удовольствием физического контакта, когда расстояние между тобой и жертвой сокращается до величины лезвия.
Харт хватает ртом воздух. Глаза наливаются кровяной влагой. Руки сжимают Яна за локти, но он вырывается и глубже загоняет лезвие. Оно идет рывками, туго, преодолевая сопротивление мышечной ткани. Живот Яна тоже становится горячим и влажным от чужой крови. Он молчит, и Харт молчит тоже. Только бульканьем содрогается горло и по телу проходят конвульсии, похожие на прибой у дальних берегов Эгерских фьордов. Когда-нибудь Ян побывает и там, и воды окрасятся темнеющей медью, а бриз насквозь пропахнет нагретым железом.
Ян знает это совершенно точно. Ему не чуждо некоторое тщеславие, и власть опьяняет его не меньше, чем ощущение липкой влаги на собственной коже.
Он отбрасывает обмякшего, но все еще дергающегося Харта, как сбрасывал когда-то оболочку кокона. Тело заваливается на пол с сырым шлепком выпотрошенной рыбы, но умирает не сразу. Смертоносный механизм отлаживался годами непрекращающихся пыток и бойни, и сапоги еще некоторое время скользят по разлившимся на бетоне лужам. Потом изо рта выплескиваются темные сгустки. Налитые глаза стекленеют.
Прощай, наставник Харт, садист и палач. Ты умер быстрой и милостивой смертью. Теперь твоя тень обречена на долгие страдания в Эребе.
Ян молчит и только слегка улыбается помертвевшими губами. На душе становится легко. Так легко, будто густая тьма разом озаряется слепящей вспышкой новорожденного солнца. Тепло охватывает его за плечи, входит через глаза и разливается по артериям кипящей лавой.
Она так горяча и ее так много, что тело не может справиться с переполнившим его бременем и раскрывается, подобно распустившемуся бутону цветка. Ян видит, как отслаивается его плоть, сползает с груди вместе с тканью гимнастерки. Кожа чувствует прикосновение металла. И, распахивая глаза, Ян понимает, что это пришли за ним преторианцы, чтобы покарать за совершенное убийство. Но не противится этому. Ведь это справедливо и правильно.
Потом огненная лава начинает вытекать из него волнами, сгущается и жирными каплями падает вниз, в трепещущую тьму. Солнца вспыхивают в его мозгу с каждым щелчком ломающихся костей. И этот все нарастающий жар медведем наваливается на него и лижет пламенным шершавым языком прямо в лицо. Тогда боль становится такой нестерпимой, что мир просто перестает существовать. Внутреннее солнце, пылающее позади его глаз, гаснет.
А затем, спустя целую вечность, вспыхивает снова.
Но несет в себе не могущество, а слабость. Не обновление, а боль.
Ян едва сдерживает крик, втягивая воздух сквозь сжатые зубы. Уцелевшее глазное яблоко пульсирует, словно в него воткнули раскаленный прут. И хотя стены каземата еще расплываются радужными пятнами, он видит перед собой аккуратно сложенный медно-красный преторианский китель. И знает, что это приготовлено для него. Мягкое северное сияние вспыхивает над погонами и застежками мундира. На поясе висит длинный прут стека – символ высшей власти.
Ян хочет смеяться, но губы его стиснуты плотно. Только кадык ходуном ходит в тощем горле. И чей-то шепот, похожий на шелест листьев, проникает прямо в его мозг:
– Смотри…
Он поднимает взгляд, и это взрывается в его голове снова: медная вспышка, превращающаяся в сверхновую. Ян невольно отшатывается назад и слепнет. Слезы текут по щеке, но он даже не может вытереть их, и только сквозь мутную пелену заворожено смотрит на Дарскую Королеву, богиню севера и солнца. Ее лучи не ласкают, а выжигают дотла.
Она наклоняется над ним. Ее поцелуй пахнет приторной сладостью и свежестью только что выпавшего снега.
Яд мгновенно ударяет в голову.
На секунду Яну становится дурно. Он отшатывается назад, чувствуя, что его вот-вот вывернет наизнанку. Горячий водоворот с чудовищной быстротой засасывает его в свою мерцающую глубину. Сердце останавливается, а потом начинает работать в удвоенном ритме, разнося по сосудам восхитительную и смертоносную смесь.
Ее поцелуи избавили от всех печалей и страхов…
…сознание было еще одурманено наркотиками, но глубоко в мозгу, перекрывая все мысли и ощущения, продолжал отщелкивать секунды неумолимый таймер, потому что время теперь играло против него. Запертый в каменной коробке, в темноте и тишине, Ян сидел на жесткой постели, уставившись в одну точку, не обращая внимания на окрики и насмешки, не различая ни голосов, ни лиц.
Он вслушивался в пустоту вокруг себя, и иногда ему казалось, что он слышит ее шепчущий голос, похожий на атмосферные помехи в радиоприемнике, или на тоскливый шелест листьев в осеннюю ночь.
Единственное существо, которое любило его. Заботилось о нем. И которое он предал.
Если бы не препараты, которыми Яна накачивали ежедневно, он мог бы испытывать даже что-то вроде сожаления.
– Вы его на чем-то держите?
Голос доносился издалека и казался знакомым.
– Разумеется, – прозвучал ответ. – Мы ведь не хотим лишних проблем.
Ян разлепил ресницы и с трудом сфокусировал взгляд.
Ему были знакомы люди, стоящие по ту сторону матовой стены. Но Ян смотрел мимо них, потому что за их спинами, выплывая из бесцветной пустоты, раскрывался бутон живого огня.
– Ян?
Имя прозвучало откуда-то издалека, словно раскат медного колокола. В средостении нового солнца сворачивались электрические сполохи, похожие на тонких ленточных червей.
– Вы уверены, что он нас видит?
Человек, привезший Яна в Дербенд, взволнованно всматривался через стекло. От него пахло тревогой и лекарствами. Правая рука покоилась на перевязи.
– Думаю, да, – отозвался стоящий рядом черноволосый цыган (тот самый, что привез Яна на базу). – Не стоит его недооценивать. Хотя мы накачали его лошадиной дозой, васпы на самом деле очень устойчивы к ядам.
Самодовольство сияло вокруг этого мужчины, будто гало. Это было знакомо и понятно, а потому не страшно. Очень скоро сияние поглотит его, и мужчина вспыхнет, как пропитанная керосином бумага.
С тонким шипением дверь камеры отъехала в сторону, пропуская внутрь профессора Тория. Его силуэт казался темным на фоне закручивающегося в спираль сияющего облака. Взбухало и пенилось жидкое пламя.
– Ты слышишь меня?
С профессором вошло еще два человека в белых халатах. В руках одного из них короткая палка с раструбом на конце – когда разъем соприкасался с телом, из него бил голубоватый электрический разряд. Яну уже пришлось познакомиться с этим устройством однажды, и он схватывал урок с первого раза, а потому сидел тихо.
– Ян? Ты будешь говорить со мной?
Он с трудом поднял голову. Ее будто нашпиговали свинцом, и сознание плыло, растрескивалось, словно лед на озере, обнажая бездны, полные огня и мрака.
– Все равно… найду, – даже не пробормотал – еле слышно прошелестел васпа. – Вырежу всех… всех!
Его лицо исказилось, задергалось. Люди в халатах отступили. Профессор отступил тоже. Его глаза были похожи на ледяные проруби, в зрачках плескался страх.
– Он ничего вам не сделает, – произнес рядом кто-то, но голос не звучал слишком уверенно.
– Не сделаю, – послушно повторил Ян. – Договор.
– Твой договор довел меня до больницы, – сердито ответил ему Виктор.
Губы Яна дрогнули в улыбке.
– Было необходимо.
– Помолчи уже, бога ради! Пока я не прибил тебя прямо здесь!
В голосе человека слышалась крайняя степень раздражения. Ян чувствовал, как жажда мести эмбрионом пульсировала под его сердцем. Кажется, из Яна все-таки мог получиться хороший наставник: умел он привить нужные взгляды даже такому хлюпику, как профессор.
Раструб электрошока врезался под ребра, но это была лишняя мера: Яна крепко держали кожаные ремни. Он со спокойным безразличием глядел, как профессор берет образец его крови. Масляная жидкость почти мгновенно наполнила колбу шприца. Кровь – это квинтэссенция жизни. Власть и сила. В этом она сродни огню – очищающему, послушному в умелых руках.
– Где она? – спросил Ян.
Профессор сморщился и дернулся, будто его самого только что ударило током.
– Где Лиза?
Между бровями Виктора легла страдальческая складка. Уголки губ задрожали, покривились.
– Не знаю и не хочу знать, – слишком резко отозвался он, поворачиваясь к васпе спиной. За ним дышал и пенился зародыш нового солнца.
Почему говорят, что конец мира обязательно будет отмечен тленом и мраком? Нет. Он будет прозрачен и светел. Он будет румян, как пропитанное ядом яблоко. Как расцвеченные закатным солнцем сосульки на исполинских кедровых лапах.
Когда солнце вспыхнет – ничто не будет важным для всех живущих на земле.
Ян опустил тяжелую голову на грудь.
– Жаль, – прошептал он. – Я любил ее…
На этот раз Торий обернулся так стремительно, что полы его халата взметнулись на манер крыльев. Медное пламя услужливо лизнуло их изнутри.
– Ты? Любил? – в голосе профессора насмешка и яд.
По его одежде начали расплываться чумные пятна, ткань закручивалась бахромой по краям, будто вокруг разверстых ран. Резко пахнуло гарью.
Когда васпы шли – земля дрожала под их сапогами. Они оставляли за собой следы, подобные ужасным язвам, воздух становился таким горячим, что его нельзя было глотать. Небо содрогалось. Земля содрогалась. И над всем миром восходило медное солнце, словно исполинское колесо, грохоча и лязгая железными спицами. Белым шрамом проступал след чудовищного обода, возвещая прибытие Дарской Королевы.
– Да, – сказал Ян. – Я пожертвовал собой. Чтобы жила она.
Жар докрасна накалил стены камеры. Ян прикрыл ресницы, пытаясь приглушить сияние, от которого плыла и тяжелела голова. Но и тогда видел плавающие в его собственном внутреннем океане жаркие золотые искры.
– Скажи ей, – в бреду продолжил он. – Я был сломлен – она любима. Я истекал кровью – она смеялась. Я был убит – она обрела жизнь. Это ли не любовь?
(…когда солнце без остатка вошло в его глаза, он умер для всего, что было значимо в его прошлой жизни…)
Ян снова поднял взгляд. В оплавившемся воздухе перед ним дрожало мокрое от пота и ужаса лицо профессора. Торий отступал – черный бумажный силуэт, – прямо в разверстую пасть вечно голодного солнца.
Прощай, профессор Торий. Жалкий творец, нелепый в своем напускном величии. Все твои желания, и надежды, и мечты осыплются мишурой с пришествием нового бога.
Стены начали оплывать свечным воском. Двери из прочного бронированного стекла вспучились болотными пузырями, потекли вниз раскисшим тестом.
– Разве я не заслужил немного благодарности?
Двери камеры разошлись, будто раскрылся гниющий рот. Люди уходили, снова оставляя его одного в темноте и тишине камеры. Но он все еще слышал – тихо-тихо в своей голове. Слышал отчаянье и шепот, похожий на белый шум в радиоэфире или на тоскливый шелест листьев промозглой ночью.
Может, Королева тоже была одинока. Как одинок любой из богов – крохотная крупица огня во всей тьме и холоде Вселенной. Может, она просила его вернуться…
Но прошлое таяло за его спиной, погружаясь в гниющий мрак и небытие. Утонул в небытие и наставник Харт, и Рихт, и девы, лежащие в холодных болотах. Больше ничто не имело значения, только оно – только спелое, взбухающее свежей кровью молодое солнце.
– Она обязана мне всем…
Тогда бутон солнца раскрылся.
Протуберанцы живого огня вырвались на свободу, и медно-красное пламя воссияло на лицах людей, будто божественное благословение. Всего на какую-то секунду. Потом кожа на их лицах начала чернеть и трескаться. Плоть изъявлялась насквозь, облетала хлопьями золы, обнажая ломкие кости.
Жаркая волна подняла Яна на восходящем потоке, и бросила в кипящий водоворот огня. Кружилась ли это отяжелевшая голова, или весь мир вращался под ним?
(…Ян помнил миг, когда солнце без остатка вошло в его глаза. Тогда он умер. И воскрес богом…)
32. Ларец Пандоры
Уже который день Виктор жил с ощущением неотвратимой беды.
Он втягивал это с первым глотком утреннего кофе. С морозным ветром, прорывающимся через открытое окно автомобиля. Беда шла за ним неотступно ровно с того момента, как Виктор впервые увидел перед собой исполинскую цитадель Улья.
Возможно, вся экспедиция была ошибкой. Некоторые тайны должны оставаться таковыми.
Работа не приносила ему удовольствия. Он приезжал на базу к десяти утра, прохаживался по лаборатории, изучая заметки дежурных. Лабораторные животные при его появлении забивались в углы клеток. Но не оттого, что Виктор ассоциировался у них с болью или другими неудобствами. Нет. Виктор почти ни к чему не прикасался, а только изредка давал советы по тем или иным возникающим вопросам, и до двух часов пополудни запирался в кабинете, изучая образцы через микроскоп или заполняя формуляры. Но что-то было в нем тревожащее, неуловимое, словно тонкий аромат мыла, который остается на коже еще некоторое время после принятия душа. Запах, который могли почуять только звери с куда более развитым обонянием, нежели у человека.
«Или знак зверя на правой ладони».
Виктор почти забыл о шраме, скрытом гипсовым панцирем. И никакой зуд больше не беспокоил его, кроме покалывающего зуда в срастающихся костях. Но в памяти периодически всплывало искаженное лицо Яна – накачанного наркотиками, почти обезумевшего существа, обреченного до скончания своих дней быть подопытным кроликом. И хотя сердце грело осознание того, что такое обращение этот садист и убийца заслужил, как никто другой, в камеру к васпе Виктор больше не совался.
Еще одной причиной, по которой ученому больше не хотелось видеть Яна, были его ночные кошмары. Не каждую ночь, но достаточно часто для того, чтобы Виктор осознал необходимость в круглых капсулах, отпущенных ему Марком Вайдой без рецепта. После них Виктор спал спокойно и крепко, и его больше не тревожили ни пузырящиеся гноем болотные чудища, ни призрак слепой ведьмы, ни сам господин преторианец.
Не тревожили его и мысли о Лизе. По крайней мере, уже далеко не в том трагичном ключе, когда хотелось свести счеты с жизнью и отправиться туда, куда несколько лет назад отправилась его жена Линда.
Перелом случился с появлением письма в его почтовом ящике.
Это было письмо от Лизы. Виктор знал это, лишь только заметив уголок конверта в зияющей щели. Знал, когда брал письмо в руки, еще не переворачивая его лицевой стороной, чтобы увидеть аккуратно выписанные инициалы Л.Г.
Еще не вскрывая конверта, Виктору казалось, что от бумаги пахнет свежестью жасмина – любимыми духами Лизы. Так пахла ее блузка, когда она стягивала ее через голову и небрежно бросала на спинку стула, оставаясь обнаженной и светлой, как карамельный ангел.
Виктор почувствовал жжение в глазах. Здоровая ладонь вдруг стала влажной, а пальцы мягкими, так что ему не с первой попытки удалось разорвать конверт. Виктор подумывал и о том, чтобы сразу опустить письмо в мусорный бак, но сокрытая тайна манила его. Точно также несколько недель назад он попался на крючок тайны, отправляясь в Дар. Некоторые тайны должны оставаться неприкосновенными. Должны – но какая-то сила, могущественная и неотвратимая, толкающая людей как на великие открытия, так и на великие беды, считала иначе.
Зажав конверт зубами, Виктор окончательно порвал его и вытащил немного помятый тетрадный лист. На него снова дохнуло запахом цветов, и комната вдруг смазалась и поплыла вбок, словно Виктор оказался на воздушной карусели.
«Здравствуй… – так начиналось письмо. – Если ты все же решился прочитать первые строки этого письма, молю, не делай поспешных решений и выводов! Молю, дочитай до конца…»
Он вдохнул воздух сквозь сжатые зубы, и он показался горячим и сухим, словно в пустыне. В горле тут же заскребли песчаные коготки.
«Я не имею права оправдываться перед тобой. Как не имею права просить, чтобы ты поверил мне, – читал он дальше. – Моя ошибка заключается в том, что я глупая, доверчивая дурочка. Я, в самом деле, слишком быстро начинаю доверять, и вот теперь это вышло мне боком… Я знаю, что ты не поверишь, но я полюбила тебя всей душой (как бы не банально это звучало в эпистолярном изложении). Полюбила, только увидев твои книги. Но если бы я призналась себе в этом еще тогда, то никогда бы не решилась приехать в Дербенд. И у меня никогда и в мыслях не было обманывать тебя. То, что произошло – лишь моя ошибка. И мне за нее расплачиваться. Но знай: я ничего не питала к Яну, кроме дружеской симпатии. Но он воспользовался моим доверием точно также как и Феликс. И между нами ничего не могло бы и быть, если бы он не применил силу…»
Влажная пелена снова заволокла мир. Виктору хотелось застонать – не то от тоски, не то от отвращения. Сознание будто раздвоилось, и одна часть кричала, что Лиза лживая дрянь, что все написанное ею лишь гнусная попытка выйти из воды сухой. Другая же спрашивала: но разве ты сам не знаешь, кого привез в Дербенд? Монстра без морали и человечности, насильника и убийцу…
«Я понимаю, какими глупыми оправданиями звучат сейчас мои слова. Ты с одинаковой вероятностью можешь как верить мне, так и нет. И я не смею упрекать тебя за неверие. Просто знай: я никогда не обманывала тебя. Не обманываю и теперь…»
Виктор стиснул зубы. Щемящая волна подкатывала к горлу, так что стало трудно дышать.
«Знаешь, раньше я была уверена, что человек сам творит свою судьбу. Но сейчас мне кажется, что в этом мире от нас не зависит ничего вообще. Мы всего лишь маленькие люди в мире больших обстоятельств. Но ведь и тут мы можем бороться. Я ничего у тебя не прошу. Только хочу, чтобы тебе было как можно лучше. Я очень дорожу тобой… Ведь тебе самому тяжело. Я знаю, что тяжело. И мне тоже. Я хочу увидеться с тобой. Я любила тебя и люблю. Я просто хочу, чтобы ты всё это знал…
Прости меня, если сможешь…»
Дочитав, Виктор аккуратно сложил листок и убрал его в карман. Песчаная карусель в его голове еще вращалась, и дыхание сбивчиво и хрипло вырывалось из груди, будто он только что пробежал стометровку. Сердце щемило от боли, так что ученый даже приложил руку к груди и надавил, ощущая под своей ладонью тревожную пульсацию.
«Я ничего не питала к Яну, кроме дружеской симпатии…»
Дружеской или сестринской?
Виктора снова разобрало зло. В своем воображении он вдруг очутился в камере у Яна. Виктор ударил его кулаком в челюсть, потом в нос, так что лицо (веснушчатое лицо Лизы ) с мокрым хрустом перекосило на сторону. Кровь оросила кулак ученого, как плевок слюны…
Но ничего подобного не случилось. И случиться не могло.
Ян был навечно заключен в камеру и останется там, пока кто-то из руководства не посчитает задачу выполненной или окончательно растерявшей свой возможный потенциал. Потом его убьют, а тело сожгут в печи крематория, как трупы всех остальных подопытных животных. Он никогда не скажет своей сестре тех страшных слов, что сказал Виктору на днях (и лучше ей вовсе не знать об этом ). И не станет снова человеком, потому что все человеческое было вытравлено долгими годами пыток и насилия. И Дербенд никогда больше не увидит солнца, потому что теперь Виктор знает: новое солнце, которое так жаждет мир, не принесет с собой ни тепла, ни свободы, ни счастья. Только ненасытный голод и агонию. Тогда протрубит пятый ангел, и звезда, упавшая с неба, отворит «кладязь бездны» с той же легкостью, как Пандора открыла запретный ларец.
И сила, толкнувшая самого Виктора приоткрыть завесу тайны над мрачным Даром, теперь толкала его завершить начатое (в этом мире от нас не зависит ничего вообще ). Сила эта звалась «любопытство».
Именно она заставила его в тот день принять решение и постучаться в знакомый номер гостиницы.
Девушка, открывшая дверь Виктору, сначала показалась ему незнакомой. Некогда округлое лицо выглядело осунувшимся, глаза не были подкрашены даже тушью, волосы безжизненно ложились на плечи, как мятый серпантин. Все же это была Лиза – но Лиза чужая. Лиза из Зазеркалья или вовсе с другой планеты. Бесцветный и мертвый двойник наивной хохотушки, чьи персиковые щеки Виктору так хотелось целовать.
Она широко распахнула глаза и отступила. Будто увидела не человека, а привидение (монстра – услужливо подсказало сознание).
– Привет, – совершенно по-дурацки произнес Виктор.
И его голос тоже показался чужим, словно преодолел длинный тоннель, набитый осколками стекла и ватой. Он откашлялся и попытался снова:
– Ты не пригласишь меня войти?
Она бесшумно посторонилась – бледная тень человека.
– Входи, конечно.
Комната была знакома до тошноты. Кровать педантично застелена цветастым покрывалом. Возле нее – кресло и журнальный столик. Из стеклянной вазочки торчал высохший и почерневший стебель когда-то подаренной Виктором розы. Дверь ванны была приоткрыта, и оттуда доносился тягучий и свежий аромат жасминного мыла.
Все как раньше. А с какой стати чему-то меняться?
– Я получил твое письмо, – сказал Виктор.
Та Лиза, которую он знал, подпрыгнула бы от радости и бросилась ему на шею. Или заревела от горя и раскаяния. Но двойник Лизы с планеты, где властвовали стужа и тьма, не сделал ничего подобного, а лишь стоял, глядя на Виктора темными, ничего не выражающими глазами. И сейчас как никогда она была похожа на Яна – такого, каким Виктор встретил его впервые у разбитой кабины вертолета.
Механическая заторможенность зомби, рана открытого электрического щитка с обрывками проводов…
Когда одного маленького мальчика поцеловала снежная королева, его сердце превратилось в кусочек льда. Он изменился, и вырос, и, встретив Виктора, изменил его тоже. Потом он изменил Лизу (а для этого он постарался сделать что-то более весомое, нежели невинный поцелуй, правда? ). И пришел в большой мир, чтобы изменить и его согласно собственной, извращенной морали.
– Я пришел как раз потому, что много думал и размышлял над этой ситуацией, – сказал Виктор.
Он опустился в кресло, где совсем недавно сидел, забравшись с ногами, и рассказывал Лизе случаи из собственной практики. А она смеялась и хрустела яблоком, и взгляд ее был полон любви.
– Мне не следовало пускать все на самотек. Если бы я вовремя вмешался, ему не удалось бы добраться до тебя. В этом я виноват сам, – Виктор помолчал, и Лиза молчала тоже. На ее шее, прямо в вырезе воротника, Виктор заметил пожелтевшие пятна синяков.
– Я допускаю, что твоя версия правдива. Но только потому, что знаю его . Он действительно способен на страшные вещи. Это он убил двух людей в Дорожном переулке. И еще одну. Девушку… И мог бы убить еще.
Ученый высказал это спокойно, механически, словно на одном дыхании, не делая театральных пауз, не ожидая какой-либо реакции от Лизы. Но ее глаза загорелись недоверчивым и болезненным огнем, а губы разжались и округлились. И это почему-то обрадовало Виктора – сейчас она выглядела более человечной и похожей на ту, знакомую Лизу, которая любила фруктовый чай и боялась насекомых…
«…что не помешало ей заиметь насекомое в собственной родне».
– Что ты такое говоришь, – пролепетала она.
Только лишь для того, чтобы хоть что-то сказать.
Виктору эти слова были неважны. Он пришел совсем не за этим и поднял ладонь, призывая Лизу к молчанию.
– Да, это так. Не спрашивай, откуда я это узнал и почему не рассказал полиции сразу. Считай мое решение банальным страхом, – он намекающее продемонстрировал загипсованную руку и усмехнулся. – Не красит меня, как мужчину, верно? Но сейчас это уже не важно.
– Его поймали?
По голосу девушки ученый понял – она сразу и безоговорочно поверила ему. Двойник или нет, но Лизина доверчивость осталась прежней.
– Поймали. Но сейчас это тоже не важно. На самом деле я пришел к тебе по совершенно иному делу.
Сказав это, Виктор отметил, как сразу опустились плечи девушки, как ее приоткрытые губы снова сжались в полоску. Он улыбнулся криво, прекрасно зная, чего она ждала услышать. Но какая-то его часть (темная часть, проникшая в его душу через крестообразный надрез на ладони и щедро сдобренная побоями) желала причинить Лизе часть той боли, которую он ощутил сам.
– Помнишь, я говорил тебе об экспериментальном лекарстве от диабета? – спросил Виктор, и ему не требовалось получить ответ, чтобы удостовериться – Лиза помнила.
– Так вот. Сейчас мы заканчиваем стадию доклинического исследования, но нужно провести еще некоторые тесты на образцах крови или тканей, чтобы перейти к следующей стадии клинических испытаний. Ты тогда сказала, что могла бы помочь. И вот я пришел к тебе.
Ученый пытливо осматривал Лизу. Ее лицо, побелевшее и осунувшееся, не выражало ровным счетом ничего. Возможно, она тоже умерла в тот роковой вечер, или же слова Виктора окончательно добили ее теперь. Но времени не было, и не было желания разуверять ее в его намерениях – в душе еще царствовала зима и тьма.
– Хорошо, – наконец произнесла она. – Да. Как скажешь. Что от меня требуется?
– Пока что только твой биологический материал. Образец крови и эпителия. Обещаю, это совсем не больно.
Виктор с готовностью достал походную аптечку.
Когда со всем было покончено, он собрался молча и деловито, как собирается доктор после осмотра пациента. Работа выполнена, а впереди ждет еще столько неотложных дел…
Лиза проводила его до двери, ступая все также бесшумно. Ничего не выспрашивая больше, ни о чем не умоляя. Пожалуй, она сделала все, что могла. И только теперь, на пороге номера, на Виктора вдруг нахлынуло сбивающее с ног чувство горечи и щемящей любви.
Она тоже была одна перед всеми чудовищами этого мира.
Именно поэтому Виктор оглянулся на пороге, и по его губам впервые за многие дни скользнула теплая человеческая улыбка.
– Дай мне время, – попросил он. – Просто дай мне время справиться со всем этим, хорошо? И не держи на меня зла.
На дне ларца Пандоры оставалось кое-что еще – и это была надежда.
33. Метаморфозы
…он снова находился в Выгжеле – ныне мертвом городе, опустошенном не сходом лавины, но нашествием чудовищ. Сумерки тянулись и густели, заволакивая мир серой хмарью.
Виктор брел между почерневших остовов домов, торчащих из серого наста, словно обломанные зубы. За бесформенной каменной кладкой форта ржавыми копьями вытянулись кедры – прямые и неподвижные, словно ожидающие чего-то.
– На тебе знак зверя, – произнес каркающий голос.
Виктор повернулся и узнал старика, так напугавшего его тогда в Выгжеле. Старик раскрыл беззубый рот, дохнув на Виктора сладким запахом лука и гнили, и сказал снова:
– Упала с неба звезда Полынь и отворила бездну. И увидел я выходящего зверя с семью головами. Одна из голов его была смертельно ранена, но эта смертельная рана исцелела.
– Я не понимаю… – пробормотал Виктор.
– Ты поймешь.
Голос старика изменился, стал плавным, женственным. Пахнуло свежестью трав и хвои. И теперь это был не старик уже, а Нанна – северная ведьма, и только глаза оставались прежними – выцветшими, пустыми, незрячими. Ветер взметнул ее волосы, словно льняное покрывало, распахнул ворот расшитой бисером рубахи, обнажив розовые росчерки рубцов на бумажной белизне кожи. Клеймо, оставленное ее любовником.
Она протянула тонкую руку, указывая куда-то за ржавый частокол леса.
– Он идет.
«Кто идет?» – хотел спросить Виктор, но не успел.
Кроны деревьев осветила короткая и слепящая вспышка – словно вспыхнул в ночи прожектор космического маяка. Виктор зажмурился на мгновение, и, приоткрыв ресницы, увидел, как над тайгой вспучивается волдырями небесная жаровня.
В оглушающей тишине голос Нанны звучал особенно зловеще:
– И дивилась вся земля, и поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему? и кто может сразиться с ним?
Добела раскаленный шрам расщепил тучи надвое.
Оттуда, словно язык исполинского пса, вынырнуло багровое пламя. Оно жадно облизало лежащую внизу землю, и кедры занялись мгновенно, словно сухие щепки.
Вслед за багряным заревом, разрывая тишину, пришел звук – будто где-то внизу, в космической глубине гулко и надрывно застонала, заворочалась гигантская черепаха, несущая на своей спине всю земную твердь. Почва задрожала под ногами, сбрасывая с себя шелуху прилепившейся к ней жизни, как собака сбрасывает со своей шкуры паразитов.
Теперь Виктор понял, о ком предупреждала Нанна. Это происходило снова – пришествие нового бога. Но не древнего полубезумного бога хаоса, и не бога христиан. Никого из любой существующей религии. Это было совершенно новое божество – вечно голодный бог трансформации. Бог порядка. Но не той гармонии, о которой грезил мир, а беспрекословного подчинения единой системе, может даже не имеющей ничего общего с человеческой моралью.
Далекий стон теперь обернулся могучим ревом, от которого закладывало уши. Воздух раскалился добела, и жаркий язык огня лизнул Виктора в лицо. Задыхаясь и проваливаясь в плавильный горн апокалипсиса, он еще видел краем глаза, как в кипящем мареве выступили очертания чего-то исполинского, выше самых высоких кедров, сверкающего накалившимся медным панцирем – это шел новый хозяин мира…
Впервые за последнее время Виктор снова проснулся в поту. Он с раздражением смел со стола коробку с пилюлями и босыми ногами прошлепал к окну, почти не чувствуя прохлады от соприкосновения с полом – кожа еще несла на себе печать огня. Распахнув ставни, он некоторое время вдыхал морозный воздух. Порывистый ветер быстро остудил его пылающую голову, дыхание выровнялось, но Виктор закрыл окно только тогда, когда почувствовал, что начал основательно замерзать. Рассеянно смахнув паутину, он вдруг зацепился взглядом за темное веретенце, прилепившееся в самом углу, в тени и пыли.
Виктор осторожно дотронулся до него ногтем. Поверхность была сухой и шероховатой. Присмотревшись, Виктор увидел плотные сегменты, образовывающие веретенце и ножку, которой оно было прикреплено к раме.
Куколка. Скорее всего, мотылька.
В животе снова начала раскручиваться огненная мельница. Тошнота подобралась к горлу, хотя ничего подобного Виктор не замечал за собой раньше. Отвращение к насекомым пришло к нему недавно – после чертовой экспедиции в Дар. Именно там в его сне появился новый бог трансформации и порядка.
Трансформации?
В мозгу вдруг забрезжило что-то, зажужжало назойливой мухой. Виктору показалось, что с его глаз будто сдернули пелену, и со всей ясностью обнажилось что-то важное, единственно верное. Но ставни уже захлопнулись с визгливым звяканьем стекол, и приоткрывшаяся завеса снова упала вниз со всей тяжестью театральной кулисы. Краткий миг прозрения завершился, как завершился его очередной ночной кошмар.
Наконец, в руки к Виктору попал долгожданный отчет из отдела молекулярной генетики. Он был однозначен: вероятность родства достигла требуемого уровня достоверности. А это означало, что исследуемые являются полными сибсами – родными братом и сестрой. Нельзя сказать, что результаты удивили Виктора. Скорее, подтверждение родства было ему неприятно. Но было и поздно, и глупо устраивать из этого трагедию. Кроме того, оставалась некоторая степень вероятности ошибки – генетический материал васпы был слишком причудлив, чтобы что-либо утверждать с уверенностью.
Сейчас Виктору хотелось одного – чтобы о проведенных анализах не узнал Динику.
Они виделись лишь изредка, но, несмотря на некоторое затишье, Виктор продолжал чувствовать присутствие агента – словно всевидящее око пристально наблюдало за каждым его шагом. Потом – еще только раз, – Виктор встретился с Яном.
Тот шел мелкими шажками, низко опустив голову, в окружении военных и людей в белах халатах. Металлические браслеты, соединенные системой цепей, позвякивали при каждом шаге, и Яна время от времени клонило то в одну, то в другую сторону – видимо, сказывалось воздействие психотропных препаратов. Но, поравнявшись с Виктором, он вдруг поднял голову и улыбнулся доброжелательной, по-человечески теплой улыбкой – такой обычно приветствуют старого знакомого.
«Эй, приятель! – словно говорила он, – помнишь, как я спас тебя от болотников? И как вытащил из-под обломков Улья? И как провел тебя по всем северным землям, чтобы вернуть в твой паршивенький слабый мирок? Правда, я еще убил твоих товарищей и позабавился с твоей самкой, но разве это помеха настоящей дружбе?»
Виктор вжался в стену, всей душой желая сейчас стать невидимкой. Но процессия прошла мимо, и что стало с Яном потом – Виктор не знал, да и не хотел узнавать.
Предчувствие беды ползло за ученым по пятам, словно липкая тень, живущая своей собственной, уже не зависящей от хозяина жизнью.
Это чувство стало еще сильнее, когда сразу после обеда он увидел отгрузку реактивов и биологического материала. Склянки аккуратно опускались в белые контейнеры, из-под крышек которых вырывались облачка ледяного пара. Но внимание Виктора привлек лишь один штатив с пробирками, который теперь погружался лаборантом в клубящуюся дымку переносного резервуара. Пробирки были пронумерованы от одного до шести, и Виктор хорошо помнил, что в одной из них были образцы крови Лизы. Он сам вывел на наклейке жирную шестерку, и сам отследил, чтобы материал доставили в отдел генетики.
Но пробирка снова была здесь.
И это совсем не понравилось Виктору.
– Это еще зачем? – остановил он лаборанта.
Тот непонимающе выпучил глаза и ответил испуганно:
– Направляем материал для исследований.
– Это я понимаю. Я ведь уносил шестой образец.
– А! – лицо парня озарилось рассеянной улыбкой. – Распоряжение сверху, образцы будут направлены в другую лабораторию для дополнительных тестов.
– В какую еще «другую» лабораторию?
Лаборант не ответил. Возникший в дверях лысоватый мужчина в очках прикрикнул:
– Эл, пошевелись, наконец! Я не буду торчать здесь до ночи!
Парень засуетился, защелкнул крышку контейнера, подхватил его и бегом направился к выходу. На боку ящика синим цветом была выведена маркировка «FORSSA».
Что-то в этом слове казалось знакомым Виктору, но он никак не мог вспомнить, что именно. Одновременно живот словно обхватили мягкие, но очень холодные ладони, как всегда бывало в предчувствии беды.
Виктор был уверен, что распоряжение поступило от агента Динику. Догадывался ли он о чем-то? Или узнал, чем на днях занимались в отделе генетики? Видел результаты?
Виктору вдруг вспомнилось, как безутешно плакала на его груди Лиза, став свидетельницей нападения в Дорожном переулке. Как он ее утешал и уверял, что теперь все будет хорошо, и как всеми способами скрывал девушку от знакомства с Яном.
«Но ведь в этом мире от нас не зависит ничего вообще, не так ли?»
Роковая встреча случилось. И это сломило их обоих. И теперь вдруг Виктору стало страшно за нее снова. Если заключение о родстве действительно верное, Лизу может ждать что-то гораздо более скверное, чем допрос в полиции.
Что-то (или кто-то) сделает из нее безвольное, полубезумное существо, обреченное закончить свое существование в закрытой (другой ) лаборатории.
Но тут же перед внутренним взором вставала картинка разметавшейся на диване Лизы, и ухмыляющееся лицо Яна, а заживающие кости в теле отзывались ноющей болью.
В конце концов, Виктор постарался успокоиться и выкинуть это из головы. Но на следующее утро, и еще через день, и еще спустя два дня мысли о белых ящиках с синей маркировкой и о запертой в лабораториях Лизе не только не ушли, а полностью подчинили себе его сознание. Это было подобно распространяющемуся вирусу. Виктор просто не мог не думать об этом, как ученик мудреца не мог не думать о белой обезьяне.
«Надо что-то делать», – сказал Виктор себе однажды утром, почистив зубы и побрившись. Он взглянул на отражение в зеркале – и не узнал себя в этом бледном человеке с лихорадочным взглядом и волосами, которые уже давно следовало постричь.
Это был его двойник – такой же, какой жил сейчас в Лизе. Двойник с планеты Зима.
«Ты хочешь спасти ее после всего того, что она сделала?» – шепнуло из зеркала.
– А что она сделала? – с вызовом вслух произнес Виктор.
«Ты забыл? – голос двойника показался таким же реальным, как бормотание радио за стенкой. – Ты забыл, как она смеялась над тобой? Изменяла за твоей спиной с чудовищем?»
– Ее изнасиловали.
«И ты поверил в эти выдумки, не так ли?»
Голос двойника был тихим, вкрадчивым. Он промозглым туманом заползал в мозг, и казался Виктору до боли знакомым.
«Она врала тебе. Всегда врала. Она заслуживает наказания».
Знакомый механический голос… Виктор вспомнил, где уже слышал его.
Зеркальный двойник говорил голосом Яна.
Пальцы ученого сжались, ногтями впились в ладони.
«Шлюха».
– Нет!
Он выкрикнул это, словно изверг всю накопившееся в организме желчь. Даже почувствовал ее привкус – обжигающе-кислый.
– Довольно, – повторил он, и призрачный шепот умолк. – Хватит с меня безумия. Хватит экспедиций и экспериментов. И тем более хватит лелеять эту боль.
Он нырнул под текущую из-под крана струю, ловя губами обжигающе ледяную воду. В горле сразу запершило, заскреблось ледяными коготками. Но кисловатый привкус пропал, как пропал и шепот зеркального двойника.
Да и самого двойника не было – Виктор теперь видел это совершенно ясно. Не какой-то монстр, не раздвоившийся вдруг безумец, лелеющий мечту отомстить своей девушке.
– Я не такой, – проговорил ученый, и обрадовался тому, насколько твердо звучал его голос. – Я не стану таким, как…
«Это проявляется не сразу или не проявится никогда», – вспомнилось когда-то услышанное им в Выгжеле.
А что, собственно, проявляется?
«Изменение , – так решил для себя Виктор. – Конечно же, это оно…»
«Вы удивитесь, когда узнаете, на что способен человек…»
Это проявляется только тогда, когда тебя предают близкие люди. Когда по твоей душе и костям прохаживаются грубые офицерские сапоги. Когда ты находишься с чудовищем достаточное время, чтобы перенять часть его сути, чтобы поверить в его реальность и примерить на себя его мораль, как маску, забывая порой, что под ней находится твое собственное лицо.
Виктор прошелся по самому краю и едва не сорвался.
Ученый закрыл воду и начал поспешно одеваться. Ему вдруг показалось, что времени страшно мало. Что он может не успеть доехать до Лизы прежде, чем случится что-то невообразимое.
– Тебе надо уехать, – с порога сразу же заявил Виктор.
Лиза подняла на него непонимающий взгляд. В нем была боль, и надежда, и страх, но угроза катилась за Виктором, нарастая, словно снежный ком. И часы с механической холодностью отсчитывали секунды, приближаясь к тому страшному моменту, о котором Виктор пока имел лишь смутное представление. Что именно – он еще не мог объяснить, но интуитивно чувствовал, что это было связано с другой лабораторией, и восходящим над Даром новым солнцем, и почему-то с куколкой мотылька, прилепившейся между рамами в его квартире.
– Ты хочешь, чтоб я уехала? – переспросила она. – Прямо сейчас?
Он взял в ладони ее лицо, и какое-то время смотрел в распахнутые глаза – два чистых изумруда в оправе рыжеватых ресниц. Потом наклонился и поцеловал ее в губы – мягко, едва касаясь. Поцелуй принес с собой привкус карамели и молока, и в сердце тут же защемило, будто таяла сидящая в нем ледяная игла. Тело Лизы обмякло. Она вдруг быстро спрятала голову в складках его шарфа и заплакала беззвучно, лишь мелко подрагивая и стискивая пальцами его плечи. Виктор гладил ее по спине и волосам, и утешал неумело. Потом она успокоилась и отерла слезы. И сразу стала рассудительной и прозорливой Лизой, которую Виктор знал всегда.
– Это из-за Яна? – спросила она.
– Возможно.
Она кивнула.
– Хорошо. Если ты считаешь, что так нужно, я уеду.
И перед тем, как он ушел, она задала, наконец, вопрос, мучавший ее все это время:
– Ты ведь простил меня?
Теперь Виктор не мог врать, поэтому ответил только одним коротким словом:
– Конечно.
34. Рождение
Биение пульса отдавался в голове таким гулом, словно барабанные перепонки были тамтамами, и кто-то исполнял на них варварские мотивы. Оставалось лишь надеяться, что к тому времени, как Виктор попадет на территорию военной базы, Лиза уже будет ожидать прибытия поезда на столичном вокзале. В Славене она будет в безопасности.
Ровно до того момента, пока новое, поднявшееся из бездны солнце не протянет свои протуберанцы во все стороны света. Как писал когда-то физик Эрнест Лоуренс, описывая испытания ядерной бомбы: это был такой восход, какого никогда не видел мир.
Виктор без труда прошел пропускной пункт на базу – об этом позаботился Штефан Динику, однажды снабдив ученого соответствующей карточкой. Однако вход в восьмой блок, где все это время содержался Ян, оказался перегорожен охранником.
– Ваш пропуск дает вам право на секретность класса «В», – пояснил он. – А этот блок помечен классом «Д». Сожалею.
Для Виктора это было новостью.
– Что это значит? – переспросил он. – Я уже был здесь с агентом Динику.
– Возможно, – не стал спорить охранник. – По личному распоряжению агента Динику вы сможете пройти. Но пока – извините.
Виктор готов был выругаться. Ругательства уже вертелись на языке, но смысла в этом было не больше, чем в детской истерике. В конце концов, что мешало выяснить это раньше? Торий не интересовался судьбой Яна с того первого и единственного раза, когда забирал у васпы биологический материал для исследований. Тогда Ян произвел на него не только отталкивающее, но и удручающее впечатление – не свирепый монстр, не маньяк, а только галлюцинирующий, накачанный наркотой под завязку сумасшедший. Еще немного – и он превратится в ничего не соображающий овощ, и на этом бесславно закончит свое существование офицер преторианской гвардии Дара.
– Мне нужно пройти, – повторил Торий.
– Нет.
– Позвоните тогда Динику, черт возьми! – заорал Виктор.
Охранник подобрался и сделал предупредительный шаг вперед – еще не трогая профессора, но уже явственно показывая, что такое поведение здесь неуместно.
– Я попрошу вас уйти.
Будь профессор спортивным, бескомпромиссным героем какого-нибудь детективного романа, он без колебаний бы показал, где зимуют раки, и охраннику, и высокомерному агенту, и всем остальным, кто только посмеет встать на его пути. Но Виктор не был ни бойцом, ни спортсменом, да и безрассудность не входила в обычный круг его качеств. Поэтому он просто отступил сам, не дожидаясь, пока охранник применит к нему силу, но ответил холодно и упрямо:
– Если я имею право находиться в зоне класса «В», то здесь я и останусь.
Он отошел на некоторое расстояние, расстелил на полу халат и сел прямо на него, поджав ноги. Охранник вытаращенными глазами покосился на него, но промолчал. Это было мальчишество, даже бравада, но Виктор торжествовал.
Отсюда его теперь никто не выгонит – сиди хоть до второго пришествия.
(…пришествия нового бога трансформации, зверя из бездны…)
Кажется, ученому удалось даже задремать, и кому-то пару раз посчастливилось споткнуться о его ноги и не слишком культурно выразить свое отношение к молчаливому протесту Виктора. Ему показалось, что прошло довольно много времени. Однако, сверившись с циферблатом, профессор с удивлением отметил, что прошло не более двух с половиной часов. И то ли звезды в этот день были расположены благоприятно, то ли какая-то невидимая сила помогала ему, но ожидание было вознаграждено.
Едва лишь в конце коридора показалась знакомая фигура в сопровождении пожилого человека в белом халате, как Виктор подскочил с места и кинулся им наперерез. Динику явно не ожидал ни самого появления Тория, ни обнаруженной у него прыти – поэтому отступил назад и досадливо поморщился.
– Идите, Олав, – сказал он к спутнику. – Я догоню.
И только после этого обратился непосредственно к Виктору:
– Кажется, сегодня я не назначал с вами аудиенции.
– Не страшно! – беспечно отозвался профессор и поразился собственной наглости. – Я располагаю временем, чтобы получить интересующие меня ответы.
– К примеру, какие? – излишне вежливо осведомился Динику.
– К примеру, что сейчас происходит с Яном?
Динику некоторое время буравил ученого своим темным масляным взглядом, потом к нему пришло понимание.
– Ах, да. Вы про своего паразита… Я не сразу понял. Видите ли, мы не даем имен подопытным животным.
Агент усмехнулся снова, проследив за реакцией профессора. Потом сказал, словно утешая его:
– Не волнуйтесь. Для него скоро все закончится.
– Что это значит?
Продолжая загадочно улыбаться. Динику обогнул Виктора и направился к лаборатории.
– Что это значит? – повторил Торий и схватил агента за рукав.
– Спокойно, – предупреждающе сказал тот.
Охранник у двери шагнул им навстречу, и Виктор сразу же опустил руки. Динику аккуратно отряхнул пиджак, одернул рукава.
– Все в порядке, – сказал он. – Не будем устраивать драки.
В душе Виктор был другого мнения на этот счет, но прекрасно понимал, на чьей стороне перевес. Бессилие выло в нем, и узел злости скручивался внутри, где-то в районе солнечного сплетения.
– Я имею право знать! – тем не менее, выкрикнул он.
Это была довольно жалкая попытка, продиктованная скорее отчаянием. И умом Виктор понимал, что проиграл уже. Но что-то заставило Динику остановиться у самых дверей и обернуть к профессору смуглое, высокомерно улыбающееся лицо. И Виктор тотчас вспомнил их первую встречу и впечатление, которое произвел тогда агент – кот, играющий с мышью.
Возможно, хищнические инстинкты и теперь взяли над ним вверх. Потому что Динику сказал:
– Ну что ж. Раз вы так хотите… Да, полагаю, вы действительно имеете право. Ведь это вы привезли васпу в Дербенд!
Он сделал широкий приглашающий жест, и двери лаборатории бесшумно разошлись в стороны.
Первое, что Виктору сразу бросилось в глаза, так это то, что на этот раз в помещении было куда больше народа, чем в его прошлое посещение.
У дальней стены как всегда мерно попискивали приборы. Люди, сидящие за ними, как один настороженно обернулись на появление Виктора. Ему показалось, что их глаза смотрят недобро. Затем все снова вернулись к работе, но этого короткого момента было достаточно, чтобы почувствовать себя не в своей тарелке. А еще кроме ученых в лаборатории были военные. Профессор не мог вспомнить, находились ли они здесь раньше. Но сейчас их присутствие показалось даже ему необходимым, как необходимы дополнительные ограждения возле клетки с опасным и очень агрессивным животным. Потому что вовсе не Яна охраняли эти люди в камуфляже. Вернее, не того, кем Ян был раньше.
Сначала в памяти вспылили образы величественных снеговых шапок, лежащих на вершинах гор. Стерильная, нетронутая белизна, контрастно выделенная яркостью ламп, резала глаза, но не сверкала, как сверкают на солнце снежинки. Напротив, она будто поглощала свет. Была матовой и вязкой, как сахарная вата. А потом вспомнились слова Ингвара из далекого, и ныне мертвого города: «Она делает куколок из наших детей».
Тогда Виктор понял, что видит перед собой кокон.
Он занимал собой добрую половину камеры и спускался от потолка горкой, как осевший с крыши сугроб. Виктору почудилось, что внутри можно разглядеть шевеление темного и бесформенного сгустка. Однако это было только его разыгравшимся воображением – стены кокона, свитые из невесомых нитей, больше похожих на махровую плесень, были плотными и непрозрачными.
Скорлупа, внутри которой прямо сейчас рождается что-то невообразимое.
Сразу же вспомнился кокон мотылька между рамами, найденный прошлой ночью, и Виктору подумалось, что именно такого исхода он должен был ожидать. Должен был, как ученый, как биолог, как просто разумный человек.
– Там внутри… это ведь он там? – спросил Виктор, и не узнал собственного голоса, настолько тот показался далеким, чужим, охрипшим.
– Я вас предупреждал, профессор.
Динику сделал попытку подхватить Тория под локоть, но тот дернул плечом и отступил в сторону.
– Что вы с ним сделали? – потребовал он ответа. – Какой из ваших экспериментов дал подобные результаты?
– Сожалею, но теперь это не в вашей компетенции, – сухо ответствовал агент.
Виктор ощущал на своем затылке впивающиеся взгляды военных. Сейчас Динику стоило отдать короткий приказ – и его выведут под белые ручки из лаборатории, с базы, может вообще вышлют из города (или что делают секретные правительственные агенты с теми, кто узнал их сокровенную тайну? ), но Динику молчал.
– Можете не говорить, – буркнул Виктор. – Я знаю, с какими образцами вы работали.
Глаза Динику были черными и горячими, как все кипящие смолы ада. И эта пылающая ненависть жутко контрастировала с вежливой – даже чересчур вежливой, – речью агента.
– Тогда я не скажу вам ничего нового, – плавно произнес он.
– Отчего же? – едко возразил профессор. – Я бы очень хотел узнать, какой из шести образцов произвел подобный эффект.
Он махнул рукой в сторону кокона, и военные напряглись. Виктор уловил краем глаза, как крепче они перехватили приклады автоматов, как ученые на всякий случай отступили к дальней стене.
«Здесь скоро будет очень горячо, – подумал Виктор. – Независимо от того, спровоцирует ли это Динику или я, или, что вероятнее всего…»
Он старался больше не смотреть на кокон. Его стерильная белизна пугала.
«Белый – цвет смерти», – подумал Виктор.
– Так какой образец, Динику? – повторил он.
– Боюсь, что эта информация конфиденциальна. Извините, профессор.
Никакого намека на извинение в голосе агента не было, и быть не могло. И это разозлило Виктора. Он непроизвольно сжал кулаки, и почувствовал покалывание в правой, недавно освобожденной от гипса.
– Вы ведь знали, к чему это приведет?
Всегда знали. Но – боже! Каким же дураком тогда выглядел Виктор!
– Каким дураком, – вслух пробормотал он. – А я ведь почти поверил, что Ян действительно хочет снова стать человеком!
Профессор тихо засмеялся. Во взгляде Динику теперь читалось отвращение, но Виктору было все равно. Он смеялся над собственной глупостью, над наивностью, над всеми своими идеалами – и Яну не нужно было даже слишком стараться над достоверностью своих театральных эффектов (… лезвие ножа входит в основание горла, рана набухает кипучей кровью…), чтобы его провести.
«В Даре с ним делали более страшные вещи…»
– Королева делает куколок из детей, – пробормотал Виктор. – И мы все думали, что васпы – это и есть конечная форма развития. Но это не так. Теперь я понимаю.
Не первый, кто предал Устав. Но единственный, кто пожелал приоткрыть завесу тайны. Пройти дальше по ступеням эволюции, завершить трансформацию (ритуал), а ведь для этого Ян скрупулезно реализовал все необходимые условия.
– Вы знаете, что играете с огнем? – спросил ученый и сам же ответил на свой вопрос:
– Конечно, знаете… Не знаете только одного – каким именно окажется ваш имаго .
– Мы предполагаем, – ответил Динику. – Взрослая форма развития васпы – Королева.
– Женская особь?
– Не обязательно, – сухо, словно делая большое одолжение, возразил агент. – В конце концов, в природе не так уж редки случаи гермафродитизма, когда особь способна одновременно продуцировать и мужские, и женские гаметы, либо и вовсе сменить фенотип. Думаю, это не лишено логики. Учитывая, что донором для подобного превращения обязательно должна была выступить женщина.
Виктор сглотнул комок слюны, как ему показалось – раздувшийся в горле едва ли не до размеров теннисного мяча. Не потому ли васпы так настойчиво шли по следу Яна, что одно его существование угрожало привычному порядку всего Улья и Королеве в частности?
– Возможно, взрослая особь будет иметь чисто мужской фенотип, – продолжил Динику. – Но это не столь важно. При положительном исходе эксперимента мы сможем синтезировать Королеву из женской особи.
Из женской? Из сестры ?
Теперь Виктору стало по-настоящему страшно. За ничего не подозревающую Лизу, за себя, за весь мир (…доверчивый, слабый мир, я сомну его, как фантик…) , который скоро поглотит немыслимое чудовище, зверь из бездны. Бездны, отпертой руками человека.
«Кто донор васпы? Чья кровь послужила катализатором для метаморфозы? Кто потенциальная Королева?» – хотел спросить Виктор. Но не спросил.
Образцы поставлялись в «другую» лабораторию, в контейнерах под маркировкой FORSSA . И еще тогда это слово показалось профессору знакомым, но только теперь он вспомнил, где уже встречал его.
Буквально недавно, когда пролистывал отчет Глеба о возможных родственниках Яна.
Насупленная девочка с плюшевым медведем в обнимку. Воспитанница интерната из Кобжена, а ныне ведущий специалист в области биоинженерии – Ева Форсса.
– Эгерское Королевство! – потрясенно проговорил Торий, и его изначально полупустой непонимающий взгляд начал наливаться гневом. – Вы отчитываетесь перед Эгерским Королевством?!
– Я называю это «сотрудничество», – с ухмылкой поправил Динику.
– А закон называет это «шпионаж»! – выпалил Виктор. – Вот, кому это нужно! Вот, кто стоит за всем этим! Вражеское государство!
– Довольно пафоса, – поморщился Динику. – Вы ведь тоже в одной с нами лодке, не правда ли, профессор? – его голос стал до отвратительного мурлыкающим. – Вы согласились на сотрудничество с нами. Вы привезли один из шести контрольных образцов. В конце концов, вы привезли сюда васпу…
Он развел руками и покачал головой, как бы осуждая.
Все, что хотел сделать Виктор – это ударить в лоснящуюся ухмыляющуюся физиономию. Динику был ему противен до дрожи. Куда противнее Яна. И теперь уж точно не Ян был воплощением всех существующих чудовищ. Не любой из васпов, и даже не Королева.
Чудовища имели человеческий облик, они думали как люди и действовали, как люди. Но их цели, их мораль были вовсе не человеческими. Именно с согласия таких, как Штефан Динику, появилось Дарское подразделение, под их руководством жестоко измывались над людьми, делая из них послушных солдат.
– Вы чудовище, – сказал Виктор.
– Как вам угодно – ухмыльнулся Динику. – Но теперь вы удовлетворили свое любопытство? Если да, вы свободны. Я освобождаю вас от должности консультанта, а пропуск оставите у проходной. Всего хорошего.
Считая разговор завершенным, агент подал знак военным. Из строя отделилась парочка людей, и неспешно двинулись к Виктору. Бессилие и гнев душили его, но, все еще стараясь сохранить достоинство, он направился к выходу сам. Но покинуть помещение не успел.
Позади него, за плотным стеклом бокса, что-то лопнуло с треском рвущейся ткани.
Холодея от предчувствия, но, уже понимая, что случилось на самом деле, Виктор медленно повернулся и увидел, как белизну кокона наискось перечеркнула зияющая рана трещины.
35. Зверь
…И дивилась вся земля, и поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему? и кто может сразиться с ним?…
Сначала удивляться было нечему – Виктор не видел ничего, кроме густой черноты между разорванными стенками кокона. Завораживающая тьма глубоководной впадины, где рождается неведомая, и оттого еще более пугающая форма жизни.
Хлоп!
Треск повторился снова, и теперь рядом с первой трещиной возникла вторая – стенки кокона разошлись, как расходится операционный шов. Виктор видел натяжение нитей, обрывающихся под давлением изнутри, по краям расщелины выступили густые прозрачные капли – отошедшие воды при родовых схватках.
Хлоп!
Вслед за очередным звуком разрываемого панциря последовал высокий жалобный стон. Краем глаза профессор видел, как осела на землю молодая женщина в белом халате. Другие ученые разом обернулись в сторону Тория, и по их лицам можно было понять, что этот человек пугал их не меньше, чем рождающееся чудище внутри бокса. Тогда Виктор, будто загипнотизированный, сделал шаг вперед. Динику тенью двинулся следом, и дула автоматов тоже послушно повернулись за ним. Но Виктор уже не обращал ни на кого внимания.
Там, за прозрачным бронированным стеклом, поверхность кокона вспучилась, пошла многочисленными трещинами, и верхушка раскололась на тонкие невесомые ломти, как яичная скорлупа.
Медь и антрацит – так можно было описать то, что сейчас предстало их взгляду.
Сначала белоснежную хрупкость оболочки прорвал округлый, будто полированный купол. Некоторое время он дрожал и вибрировал, словно внутри его работал встроенный кем-то двигатель. Затем купол вытянулся и развернулся, и Виктор понял, что не купол это, а только один сегмент исполинского тела. Вслед за ним показался второй, затем еще один, и профессору пришлось запрокинуть голову, чтобы разглядеть вырастающего к самому потолку громадного зверя. А сегменты все разворачивались и разворачивались – ленты червленой меди. По блестящему панцирю жидко перетекали черные узоры, будто принадлежащие кисти авангардного художника. И от этой завораживающей мешанины цветов, от яркости ламп защипали, заслезились глаза. Наверное, поэтому выбирающееся из кокона чудовище (бог ) казалось Виктору ослепительным в своей красоте и мощи. Смотреть на него было все равно, что смотреть на солнце.
Существо теперь заполнило собой почти весь бокс. Где-то вверху часть его тела надломилась и опустилась к стеклу. Перед взором Виктора возник громадный – чуть ли не с его собственную голову, – шар тускло клубящегося пламени.
Сразу же вспомнилась первая ночь в Даре – зеленоватый свет, падающий на снег, мерцающие вдалеке болотные огни, зияющая глубина хлябей…
Существо смотрело ни Виктора единственным глазом (еще бы, ведь Ян был одноглаз ), похожим на многократно увеличенный огонь святого Эльма. Но на некотором расстоянии от него Виктор заметил и другой – еще только рудимент, но со временем он разовьется в полноценный орган.
«Одна из голов его была смертельно ранена, но эта смертельная рана исцелела».
Тогда Виктор услышал звук – он походил на гудение высоковольтных проводов, низкий электрический гул. Хотелось закрыть уши ладонями, но вряд ли это помогло бы – звук отзывался в теле легкой вибрацией.
Дальнейшее произошло слишком быстро.
Стены бокса начали оплывать и таять, словно были выполнены не из бронированного стекла, а из тонких восковых пластин. Едкий запах химикатов ударил в ноздри. Затем тугая медная пружина развернулась.
Были сдавленные крики и высокое шипение, словно от работающих механизмов. Потом – глухие удары отброшенных тел и короткая автоматная очередь…
…такая же бесполезная в данном случае, как легкий дождик в середине лета.
Новорожденное божество прошло по лаборатории ураганом, ломая тела, словно сухие ветки. Виктор успел увидеть кровь, вытекающую из разбитых голов, видел разломанные автоматы, искры, гейзером бившие из какого-то оборудования. Успел увидеть до того, как что-то гибкое, острое – не то коготь, не то жало, – вошло аккурат между глаз стоящего рядом агента.
Динику не успел издать ни звука, деревянно рухнул навзничь, и аккуратная круглая дырочка была так похожа на рану в горле давно погибшей Мириам.
Спираль истории завершила свой виток. И сейчас все повторялось – но по-другому.
В этом кровавом аду Виктор снова остался единственным выжившим. Только не человек в красном мундире стоял перед ним, а исполинский зверь – существо, чей яд легко плавил металлические перекрытия. Не похожее ни на одно из живущих на земле. Божество новой эры.
Оно склонилось над Виктором, дохнув на него знакомым запахом нагретого металла и озона. Глаз существа был лишен зрачка, но профессор был уверен, что его разглядывают с любопытством, как разглядывает мальчишка попавшегося на его пути невиданного жука. Раздавить или унести с собой в спичечном коробке?
Виктор опасался, что выбор в любом случае будет сделан не в его пользу.
Однако существо, некогда бывшее Яном, стояло не шелохнувшись. От потрясения, или от слепящих отблесков на медном панцире, или пелены слез – но Виктор так и не мог разглядеть целиком представшего перед ним монстра (кто подобен зверю сему? ), хотя мог протянуть руку, чтобы его пальцы уперлись в полированный горячий бок существа.
Между тем монстр наклонил голову – или то, что должно быть головой, – и принюхался.
Жар окутал Виктора, словно окунул в бушующее вулканическое жерло. Он вибрировал, накатывал густыми волнами, и его хватило бы, чтобы растопить вечные льды обоих полюсов. Дышать стало невыносимо, каждый вдох причинял режущую боль в легких. Казалось, кожа вот-вот начнет вспучиваться волдырями, лопаться, истекая мутной сукровицей. Затем обуглится, свернется хрустящей корочкой, и все что останется от Виктора – это голый почерневший скелет.
Когда новое, жаркое солнце взойдет над миром, ничто больше не будет важно…
«Пожалуйста, – подумал Торий. – Сделай это быстро…»
Он до боли стиснул кулаки, зажмурился, стараясь не двигаться, почти не дышать. Он не знал, сколько еще прошло времени. Но только почувствовал, что плита смертельного жара больше не давит на него, воздух стал свежее, а на смену ослепляющим медным сполохам пришла благословенная темнота.
Виктор потихоньку открыл один глаз, затем второй.
Он по-прежнему был жив и находился в разрушенной лаборатории, среди груд мертвых тел и разбитых аппаратов. Но зверя не было.
Исполинское чудовище обогнуло Виктора, как попавшийся на пути камень, и последовало дальше, прочь из лаборатории.
(Отворилась бездна, и вышла саранча…)
Волны вины и боли нахлынули на Виктора, сбили с ног. Единственный выживший… почему снова?
(…и дано ей было мучить людей, которые не имеют знака Зверя. …)
Он в изнеможении опустился на пол. Из груди вырвался мучительный стон, эхом отразившийся от безмолвных стен.
(…начертание на правую руку их…)
Все так же, как и тогда в Даре.
(…меченый…)
Виктор запустил пальцы в волосы.
Это было слишком страшным, чтобы быть реальностью. Но все же зверь вышел из отворенной руками не ангела, но человека бездны, и принес с собой смерть и разрушение. И Виктор был тем, кто помог ему в этом – прямо или косвенно. И если предположить наличие чувства благодарности у монстров – то это вполне могло быть проявление оной.
И самоуверенный создатель – Штефан Динику, – лежал сейчас с пробитым черепом. А где-то далеко на северо-западе, в средоточие Объединенного Эгерского Королевства, за экспериментом с интересом наблюдает теневая корпорация FORSSA .
А еще прямо сейчас в поезде ехала на родину ничего не подозревающая Лиза.
Все чувства вдруг разом схлынули, уступив место одному – страху.
«При положительном исходе эксперимента мы сможем синтезировать Королеву из женской особи».
Так сказал агент Динику. И Виктор сразу же понял, куда направилось чудовище.
Он подскочил, едва не споткнувшись о валявшийся под ногами обломок арматуры. Двери лаборатории были оплавлены и вырваны с мясом, на полу виднелись неровные вмятины (они оставляют следы, подобные ужасным язвам, и там, где падает пена с их жвал, вырастают ядовитые травы…)
Стараясь не смотреть на оставленные за спиной переломанные тела, Виктор двинулся к выходу. Но то, что его ждало снаружи, можно было описать одним словом – хаос.
Новый Шива – разрушитель миров, – прошел здесь каких-то двадцать минут назад, оставив после себя сорванные двери, оплавленные, искореженные стены и разбитую аппаратуру. Осколки стекла и листы отслоившегося металла на полу.
И, конечно, здесь тоже были жертвы.
Люди лежали в неестественных позах – в проходах или возле стен. Белые халаты были присыпаны осколками и штукатуркой. Военные выносили раненых из-под обломков бетона. На выходе из здания он столкнулся с человеком в камуфляже. Тот схватил его за плечо, заорал кому-то:
– Сюда! Еще один гражданский! – и, повернувшись к профессору, с тревогой цепко оглядел его с головы до ног. – Вы не ранены?
– Я в порядке, – слегка ошеломленно ответил Виктор.
Мимо быстрым шагом прошли солдаты, на носилках волоча стонущую молодую женщину. Ее волосы на затылке были слипшимися и почерневшими от крови, и в груди у профессора заледенело – такой он видел Линду после того, как грузовик…
Подбежавший сержант перехватил его, выдернув из оцепенения, и настойчиво начал подталкивать к дверям.
– Проходите, проходите, не задерживайте! Вы видите, сколько раненых? Не создавайте панику!
– Я и не создаю, – пробормотал Виктор.
Сержант вывел его через черный ход и повел между двумя ангарами, один из которых напоминал бесформенный ком пластилина. Земля вокруг была почерневшей и оплавленной – след зверя.
«Вы знаете, что васпы ядовиты?»
– Он прошел здесь?
Сержанта скосил на профессора глаза. По его лицу было видно, что он колеблется – военная тайна должна была остаться таковой, даже если от нее уже мало что осталось.
– Вы его тоже видели? – наконец, спросил он.
– Видел.
Сержант покачал головой.
– Никогда в жизни не встречал ничего подобного. Что же это, а?
– Бог, – бездумно слетело с языка Тория.
Казалось, сержант вовсе не удивился его словам. Только пробурчал что-то нечленораздельное, откашлялся и уже окрепшим голосом доверительно сообщил Виктору:
– Так и есть. Его ни пули не берут, ни гранаты…
Трудно ожидать чего-то иного от закованного в броню имаго.
Они вышли к грузовикам, в которых уже сидели уцелевшие люди, готовые к эвакуации. Воздух наполнялся взволнованными голосами, криками боли и стонами. Хрипло и гортанно раздавались приказы военных. И Виктор подумал, что эвакуация могла быть вовсе бесполезной. Ведь скоро весь мир погрузится в плавильный горн нового апокалипсиса, и не будет спасения нигде – ни в Славене, ни в Даре, ни в Эгерском королевстве, ни в Загорье.
Солнце не пощадит никого. Оно начисто вымоет своим жарким языком постаревшее лицо планеты. И принесет то, что не смогли принести первые десятилетия Сумеречной эпохи – стерильность и пустоту.
– Что вы планируете делать дальше? – спросил он у сержанта.
– Это не мне решать, – буркнул тот. – Мое дело провести эвакуацию.
– А кто решает?
Виктору показалось, что сейчас-то его и пошлют по матери. Поэтому поспешил добавить:
– Я профессор биологии. И был причастен к эксперименту. Возможно, я мог бы быть полезен…
– Да в чем? – зло выкрикнул сержант. – Мы почти все перепробовали!
«Васпы ядовиты почти как осы…»
– А яды?
Кажется, это застало сержанта врасплох. Но Виктор уже не боялся показаться нелепым. Он думал о шершнях и об осиных гнездах. О лаборанте Феликсе, который когда-то окуривал ос возле своего дома.
– Многие виды насекомых подвержены воздействию токсинов, – поспешно заговорил он. – В целях защиты зерновых культур от насекомых применяются некоторые виды ядов. Например, на основе зета-циперметрина. Вы ведь не пробовали токсичные вещества, не так ли?
Сержант, казалось, медлил с ответом.
– Отведите меня к командующему, – предложил тогда Виктор. – Кажется, я знаю, как остановить зверя.
36. Прятки
Вокзал был на удивление пустынным. Может быть, этому способствовало наступление зимы. И люди, повинуясь древним инстинктам, стремились больше к оседлости, нежели к путешествиям. Поэтому и в купе Лиза оказалась одна.
Прежде довольно аккуратная, теперь она в беспорядке забросила чемоданы в проход, переоделась в спортивный костюм и свернулась на нижней полке, положив под щеку кулачки. Мысли ее вертелись снежной каруселью, ни на чем не останавливаясь толком. Но все они были беспокойны и болезненны – эти воспоминания прошедших дней. В конце концов, Лиза не выдержала эмоциональной нагрузки и расплакалась.
Плакала она долго и от души, и это принесло ей облегчение и усталость. Поэтому, выплакавшись, девушка провалилась в сон и проспала около двух часов.
Сны были также бессюжетны, полные туманных образов. Это было сродни предчувствию чего-то гнетущего и опасного. И, проснувшись, Лиза ощутила болезненную тяжесть в затылочной части головы.
Поезд давно миновал столичные пригороды и теперь несся по лесистой местности – за окном проносились буковые леса, почти сбросившие свою листву. Кое-где оставшиеся пожухлые листья привносили коричневый оттенок в общую серость неба и снега, и это тоже создавало довольно угнетающую атмосферу, так что Лиза отвернулась от окна и опустила босые ноги в кроссовки. Некоторое время она сидела тихо, потирая сонные глаза и раздумывая, не сходить ли к проводнице за чаем. Когда вдруг к стуку колес добавился еще один звук.
Сначала Лизе подумалось, что поезд слишком близко прошел к плотной стене леса, так что разлапистые ветки деревьев протяжно заскрежетали по стеклам и крыше. Потом она почему-то испугалась: в памяти всплыли все слышанные когда-либо истории о железнодорожных катастрофах. И словно в подтверждение этих мыслей вагон ощутимо тряхнуло. Он подпрыгнул, будто на ухабе. Лиза подпрыгнула вместе с ним. С полок полетели сумки. Наспех зашнуровав кроссовки и накинув куртку, девушка выбежала в тамбур.
Там уже находились несколько таких же обеспокоенных пассажиров. Проводница вежливо отбивалась от нападок долговязого мужчины, который самоуверенно потрясал какой-то корочкой и грозился жаловаться на компанию вышестоящим инстанциям.
– Прошу вас, беспокоиться не о чем, – возражала ему проводница. – Вы видите, теперь все в порядке. Машинист уже сообщил о неполадке, и этот участок дороги проверят рабочие. Вам не о чем волноваться, поезд прибудет на станцию по расписанию.
Поезд действительно на всех парах несся дальше, не было больше ни тряски, ни зловещего скрежета. Успокоенные пассажиры принялись потихоньку разбредаться по купе. В тамбуре постепенно не осталось никого, кроме проводницы, Лизы, пожилой женщины и долговязого, который все еще недовольно бубнил себе под нос. Но и он сдавал свои позиции, и вскоре эта история закончилась бы и забылась. Как вдруг послышался топот бегущих ног, с лязгом разомкнулись двери тамбура, впустив запыхавшегося молодого парня в униформе проводника. С первого взгляда он чем-то напомнил Лизе Феликса, заставив ее сердце болезненно сжаться.
– Бегите! – закричал он. – Быстрее, в первый вагон!
Распахнув от удивления глаза, Лиза безмолвно воззрилась на парня. Теперь он уже не так походил на Феликса, как ей показалось сначала. Но больше всего ее поразил неподдельный испуг на его лице. Словно он увидел что-то из ряда вон выходящее. Что-то, не на шутку взволновавшее его. Да что там – повергнувшее в состояние паники.
– Что? Что такое, Ник? – недоуменно вопрошала его проводница.
Парень протяжно застонал, нелепо взмахнул руками, произнеся быстро-быстро что-то вроде «идет …» и «спасайтесь !». Но кто идет и от кого надо спасаться – так добиться и не удалось. Лиза даже не поняла, кто первым делом крикнул это слово – пожар! Возможно, это была пожилая женщина, оставшаяся в тамбуре. Но слово вылетело, и было подхвачено побледневшим долговязым, и затем разнеслось на все лады по вагону. Паника накрыла всех волной, как накрывает людей общее веселье в разгаре вечеринки. Лиза опрометью метнулась в свое купе, начала поспешно запихивать разбросанные вещи в чемодан. И тут вагон тряхнуло во второй раз.
Было такое чувство, словно чья-то великанская рука вдруг с силой дернула поезд за хвостовую часть. Вагоны содрогнулись, заскрежетали колесами по рельсам. Лизу бросило на холодный пол, и она едва избежала удара головой о нижнюю полку. Опасаясь нового толчка и удара, девушка как была – на четвереньках, – вывалилась из купе и увидела, как в панике несутся в головную часть тепловоза перепуганные пассажиры.
Крики «пожар !» звучали все громче и чаще. И даже проводница больше не пыталась никого успокоить, а только с растерянностью крутила диск внутренней связи, тщетно пытаясь соединиться с машинистом.
Затем двери тамбура снова захлопали, пропустив через себя десятки пассажиров из других вагонов. Лиза поспешно подскочила на ноги, и побежала тоже.
Они миновали один вагон, второй, и перебирались в третий, подгоняемые инстинктом самосохранения и криками о пожаре, когда поезд тряхнуло снова. Лизу кубарем отбросило к стене, и она закрылась в ужасе руками, и вовремя – локти обезумевших от страха людей болезненно проехались по ее лбу, груди и животу. Она повернулась к несущейся толпе спиной и уперлась горячим лбом в металлическую обшивку вагона. Именно тогда она ощутила надрывный и мучительный скрежет, отозвавшийся вибрацией в стенах. Что-то упало с грохотом, с каким, должно быть, падают с крыш вызревшие за зиму сосульки. Краем зрения она уловила, что окно снаружи заволокла тень, и внушительный лист железа – должно быть, это была наружная обшивка вагона, – пронесся мимо, процарапав стекло острым краем. Затем он упал под откос, поднимая клубы снежной пыли. Следом отправилась перекрученная связка колес, и Лиза зажмурилась, потому что не могла поверить в реальность происходящего.
«Это не пожар! – лихорадочным пульсом билось в ее голове. – Это не пожар. Какой же это пожар? Но, милостивый боже, что же тогда это такое?!»
Скрежет и лязг теперь раздался совсем близко.
Превозмогая невесть откуда взявшуюся тошноту и страх, Лиза бросилась вслед за остальными пассажирами, но далеко они убежать не смогли. Позади них, словно трещина, образуемая движением тектонических плит, образовалось зияющее отверстие. Оно неровно переломило вагон надвое, слепящий свет брызнул в глаза. Воздушная волна отбросила людей к разлому, и Лиза зажмурилась снова, закричала – и ее крику вторили десятки других. Морозный воздух наполнил легкие, пальцы сразу окостенели, пытаясь схватиться за металлические поручни и остатки обшивки. Мучительно разлепляя веки, девушки видела проносящиеся прямо перед ее взором лезвия рельсов, и оледеневший гравий насыпи, и редкие обломки веток, торчащие между шпал. Затем последовал очередной толчок. Поезд застонал, захрипел, будто зверь на последнем издыхании. Колеса взбили снопы искр с накалившихся рельсов. Они больше не неслись дальше, на восток, по установленному маршруту. Какая-то невидимая, но бесспорно враждебная сила одним махом остановила несущийся состав, разрубив его на части, выдернув людей из привычной реальности в неведомый мир, в котором теперь каждый должен был полагаться на себя.
Этот новый толчок был такой силы, что оставшихся в вагоне людей просто вышвырнуло на снег. И Лиза успела лишь подобраться, как ее когда-то учили братья, прикрыв голову и живот, чтобы не покалечиться при ударе.
Но все же она не обладала большой физической подготовкой.
Земля ударила как профессиональный боксер, под дых, на миг выбив весь воздух из легких. Камни и ветки больно исхлестали ее тело, пока она падала и кувыркалась вниз по склону, в негустой подлесок. Распластавшись на снегу, девушка в первую очередь подумала о том, что ей жаль исчезнувших в никуда дорогих книг с подписью Виктора и теплых варежек, что ей вязала мама. Потом она подумала, что легко отделалась, и хотела повернуться, чтобы посмотреть, что случилось с поездом и его пассажирами. Потом пришла боль.
Лиза застонала, пытаясь принять сидячее положение. Оперлась на руки. Подтянула одну ногу. Вторую. Кажется, ничего не было сломано. Но куртка порвана, штаны, конечно, тоже…
Оттерев озябшими ладонями слезы с век и щек, Лиза увидела искореженную груду металла, некогда бывшую вагонами поезда. По насыпи рассредоточились фигурки людей. Кто-то убегал прочь, увязая в снегу по колено. Кто-то неподвижно лежал на рельсах и у подножия железнодорожного полотна. И первым же делом девушке захотелось бежать к ним, чтобы удостовериться, что все в порядке. Помочь, если нужно…
Но сразу же вслед за этим ее внимание привлекло нечто другое. Какое-то движение прямо за разорванными и неподвижными вагонами.
Это что-то поднималось из-за насыпи, подобно гигантскому смерчу, который сперва появляется у линии горизонта крохотной точкой, а затем вырастает и заслоняет собой все небо. Но это не было ни смерчем, ни каким-либо другим стихийным явлением. Оно было живое, блеснувшее проржавевшим панцирем. Исполинское тело взметнулось в воздух на невообразимую высоту – так издалека со страха показалось Лизе, – а затем рухнуло вниз. Длинные и тонкие иглы когтей вонзились в мерзлую землю, издав тот самый мучительный и зловещий скрежет, который впервые услышала Лиза, проснувшись в своем купе. Земля пошла трещинами, протяжно застонала, словно тоже была живым существом.
«Они идут – и земля содрогается под их стальными когтями. Они оставляют следы, подобные ужасным язвам…» – подумалось вдруг. Где она слышала это?
Девушка упала на живот, всем телом ощутив вибрацию. Вместе с этим накатил страх. Лизе показалось, что все ее внутренности разом сжались и оледенели – словно Снежная Королева настигла ее своим поцелуем. Потом инстинкт самосохранения все решил за нее – подобно каракатице, Лиза начала быстро-быстро отползать назад. Пару раз ее штаны цеплялись за выступающие из земли ветки, и тогда ей казалось, что ее ноги хватают когти чудовища, а сердце будто бы проваливалось в живот от страха. И Лиза пятилась так, пока насыпь не скрыла полностью от ее взора невиданного монстра. Только тогда она отважилась подняться на трясущиеся ноги, и, пригибаясь и постанывая от ужаса, опрометью кинулась вглубь леса.
Бежать было трудно: чем дальше она углублялась в лес, тем выше становились сугробы и тем чаще ветки деревьев били ее по рукам, которыми она инстинктивно прикрывала голову. В конце концов, одна особенно длинная и упругая ветвь так больно хлестнула по костяшкам пальцев, что Лиза вскрикнула. Ее ноги подогнулись, и девушка осела в сугроб всем телом. И только теперь она почувствовала, что устала.
Ее ноги тряслись и казались ватными. Дыхание было сбивчивым, и с каждым вздохом ощущалось болезненное покалывание в правом боку. Щеки уже начал ощутимо прихватывать мороз, но рукам отчего-то было тепло. Поднеся их к лицу, Лиза увидела, что по обеим ее ладоням струится кровь. Особенно досталось правой – вся кисть была в глубоких ранах, пальцы опухли и не хотели слушаться, поломанные ногти саднило. От страха и жалости к себе Лиза тихонько заплакала.
«Почему я? Почему со мной?» – промелькнуло в голове.
Левой рукой девушка принялась расстегивать карманы куртки, и в одном из них обнаружила заботливо свернутый платок. Лиза не слишком аккуратно, но крепко обвязала им поврежденную руку. Главное, чтобы не началось воспаление. И если помощь придет достаточно быстро…
А с чего она вообще взяла, что помощь придет?
Лиза огляделась.
Со всех сторон ее окружали деревья. Мощные коричневые стволы, вздымающиеся из снежных заносов, поднимались вверх, вспарывая голыми ветвями зимнее небо. Подлесок здесь был гуще, и где-то вдалеке слышался монотонный перестук дятла.
Сколько прошло времени с момента крушения тепловоза? Лиза подумала, что совсем немного. А, значит, диспетчера наверняка еще не начали волноваться и проверять, почему тепловоз не подошел на станцию вовремя. А если и начали – сколько пройдет времени прежде, чем спасатели обнаружат искореженный состав, начнут поиски всех раненых (и погибших) пассажиров.
«И наткнутся на чудовище, разорвавшее поезд, словно это была плюшевая игрушка» .
Лиза облизала пересохшие губы. Немного помедлив, она, наконец, зачерпнула пальцами немного снега и отправила его в рот.
А видела ли она чудовище? Не была это игра ее воображения? Просто очередной кошмар пережитого стресса? Возможно, что и чудовища-то никакого не было. А если так, то не умнее ли будет вернуться назад, к железнодорожной насыпи, где ее найдут гораздо быстрее, чем затерявшуюся одну в зимнем лесу?
Некоторое время Лиза обдумывала это решение. Оно казалось ей достаточно разумным – а ведь она была разумной девушкой.
Утерев со щек слезы и высморкавшись прямо в снег, Лиза начала медленно подниматься из сугроба. Ей было тяжело: тело еще отзывалось ноющей болью, и ноги в кроссовках увязали в нетронутом насте. Поврежденную руку она старалась держать навесу, но помогала себе локтем, выставив его вперед и раздвигая сплетенные ветки. Внимательно оглядываясь вокруг себя, девушка начала размышлять, в каком направлении она начала свое паническое бегство. Кажется, она больше забирала вправо. Но сказать точно пока не представлялось возможным. Немного поразмыслив, Лиза приняла решение повернуть ровно назад и идти строго по прямой, пока не увидит что-либо похожее на насыпь.
И тогда она снова услышала скрежет.
Это было похоже на то, как если б кто-то проводил чем-то острым по стеклу или грифельной доске. И от этого протяжного звука по коже разом пробежали неприятно покалывающие мурашки. С дальних крон поднялась и с гомоном потянулась вдаль стая птиц. Затем земля дрогнула снова, и, словно в страшном сне, Лиза увидела, как на горизонте слева от нее покачнулось и медленно рухнуло буковое дерево. В образовавшейся прогалине плеснуло медью.
Только тогда пришло понимание, что это все было на самом деле. Монстр существовал на самом деле. И теперь он шел за ней, Лизой.
Вот тогда отступившая волна паники вернулась снова и затопила собой весь мир.
Издав какой-то всхлипывающий звук – нечто среднее между повизгиванием и плачем, – девушка бросилась в сторону, уже не разбирая дороги. Ей казалось, что вся природа ополчилась против нее – сугробы чавкали и засасывали ноги, будто болотная трясина, ветви путались, тянули ее назад, хлестали еще больнее. Несколько раз девушка падала, и тогда страх наваливался на нее непосильной ношей, и с каждым разом вставать было все труднее.
Она бежала долго. Бесконечно долго. Может, целую вечность. Ей не приходило в голову, что в безлюдном лесу оставленные ею четкие следы более чем однозначно указывали преследователю на местонахождение жертвы. Но она продолжала бежать, с трудом вытаскивая ноги из наста. Сделав еще несколько шагов, Лиза вдруг почувствовала, что ее нога не встретила под собой никакой опоры. Девушка невольно вскрикнула и провалилась в снег по пояс. Потом снег начал оседать, сползать вниз, увлекая девушку за собой. А затем обвалился окончательно, и Лиза полетела в овраг.
Некоторое время она лежала неподвижно, ощущая только набившийся под куртку и в кроссовки снег и вслушиваясь в настороженную морозную тишь. Овраг был неглубок, и падение не причинило Лизе никаких неприятностей, кроме одной – упущенного времени. Теперь стало совершенно ясно – от монстра не убежать. И девушка заплакала от бессилия и страха.
Она подумала о своей неудавшейся жизни, о Викторе, об оставленных в Славене родителях и братьях, которых она никогда не увидит больше. Весь ее жизненный путь теперь закончится здесь – в безлюдном лесу. И если ее не сожрет монстр, то в скором времени она сама погибнет от переохлаждения или (что случится скорее) без своих лекарств впадет в диабетическую кому.
Скрежет раздался снова – кажется, совсем рядом. Но Лиза боялась повернуть голову, чтобы определить источник звука. Боялась, что увидит рядом с собой гладкий панцирь чудовища. Она лишь немного скосила глаза.
Справа от нее из земли торчали громадные вывороченные из земли корни. Они образовывали нечто вроде свода, или шалаша. Между корнями набился снег. Но идея уже забрезжила в мозгу, и смекалка сработала мгновенно.
Быстро, как ящерка, Лиза бросилась к спасительному дереву. Не обращая внимания на возобновившуюся в руках боль, выгребла из-под корней спрессованный снег. Затем она юркнула в образовавшуюся пещерку и затаилась, зажала ладонями рот, чтобы даже дыханием не выдать своего присутствия.
Земля протяжно застонала и прогнулась снова. Лиза невольно подпрыгнула, испуганно хрюкнула в ладони.
– Лис-саа…
Новый протяжный звук заставил ее насторожиться. Он раздался тут же, совсем рядом – не то возле уха девушки, не то прямо в ее голове.
– Лиииссаа! – повторилось снова.
Вместе с этим мощно и быстро в землю ударил коготь.
Девушка подобралась и онемела, боясь даже дышать. Коготь – или нечто, похожее на него, – находился теперь в какой-то сажени от тайного убежища Лизы. Она видела его трехгранную форму, ровную поблескивающую поверхность, в которую могла бы смотреться, как в зеркало. На высоте примерно фута с одной стороны когтя шли зазубрины. Тут же рядом с первым когтем в землю вонзился второй, вызвав новую волну вибрации. Теперь сомнений не оставалось – чудовище было рядом. И, возможно, оно знало, где прячется Лиза.
– Не… прячься… – заговорщицки шепнуло прямо в уши.
Девушка сжала виски ладонями, затрясла головой. Но голос не исчезал.
– Не… бойся… я… знаю… где… ты… будь… со… мной…
Теперь он звучал тихо-тихо в ее голове, похожий на атмосферные помехи в радиоприемнике, или на шорох листьев в осеннюю ночь. Тихий механический голос, не принадлежащий человеку.
Слезы снова потекли по щекам девушки. Голова кружилась наравне с мерным шуршанием слов, льющимся в ее уши.
– Мир… теперь… нашшшш…
Тогда Лиза не удержалась и вскрикнула. И в ту же секунду дерево, служащее до этого ее убежищем, взлетело на воздух. Вокруг девушки взметнулся смерч из снега и просыпавшейся коры. И, подняв вверх испачканное, исхлестанное ветками лицо, во всем ужасающем великолепии увидела склонившуюся над ней смерть.
37. Обрыв
…если смотреть прямо наверх и при этом прищурить глаза – кажется, что сквозь завесу туч проглядывает золотое сияние солнца. Облака наливаются медью, расползаются клочьями, и вот оно вспыхивает прямо перед глазами – сочное яблоко светила, дающего миру свет и жизнь. Слепящими брызгами рассыпаются у побережья волны, и чайки мечутся, плаксиво кричат над морем:
– Ан! Дай! Дай!
Маленькие ладошки тянутся вверх. Настойчивый тонкий голосок возвращает из мира грез в реальность, и солнечное сияние превращается обратно в колышущиеся на осеннем ветру кроны деревьев. Над ними по-прежнему плывут бесстрастные серые облака, а шум волн превращается в журчание лесного ручейка.
– Да тише ты, Лиса! – мальчик поднимает руку с ножом выше. – Еще не готово!
– Ова? – брови девочки поднимаются домиком, и глаза становятся круглыми, словно у настороженного зверька.
– Не го-то-во! – по слогам повторяет он, и снимает ножом тонкую берестяную кожицу. – Вот это будет парус.
Примостившись на мшистом, пахнущем лесной сыростью камне, мальчик аккуратно прилаживает бересту к выструганной плоской чурочке. Лезвие ножа тускло поблескивает, словно чешуя только что пойманной отцом плотвы. Так же, как мать счищает с нее чешую, он аккуратно срезает с деревянных брусочков лишние сучки. Оставшиеся от них округлые следы похожи на иллюминаторы настоящего корабля.
Когда-нибудь (когда вырастет) он поедет на юг, чтобы стать моряком. Тогда и сестра немного подрастет, и не нужно будет столько времени проводить с ней, пока родители заняты на работе. Правда, мать хочет, чтобы ее сын стал художником или музыкантом, и собирает деньги, чтоб отправить его весной на учебу в большой город. Надо лишь пережить одну зиму…
Мальчик спрыгивает с камня и убирает нож за пояс. Кораблик вышел неказистым, но в глазах сестры это верх мастерства. Она снова тянет к нему маленькие ручки.
– Кобаль!
– Корабль, – поправляет ее брат. – Держи, только аккуратно. Сейчас мы спустим его вниз по ручью.
Девочка торжественно кивает белокурой головой. Ее личико сосредоточенно и даже насуплено, как бывает всегда перед каким-то очень ответственным событием – вроде запуска по ручью самодельного кораблика. Они осторожно спускаются по скользким камням, и мальчик поддерживает сестру за капюшон.
– Ты должен защищать сестру, как старший брат и мужчина, – так всегда говорит мама.
Но девочка дергает плечом, сбрасывает его руку. Ей не терпится приблизиться к ручью. Кораблик лежит в ее ладошках, словно самое дорогое сокровище. Она торопливо переступает ногами, перепрыгивает через камни.
– Стой! – кричит ей мальчик.
Но она не слушает. Наклоняется над бегущей водой. Мелкие буруны водоворотами вспениваются у камней, катятся вниз, несут на себе веточки и опавшие листья. Девочка всем телом наклоняется вниз, протягивает кораблик, как подношение доброму лесному богу.
– Стой, Лиска!
Мальчик тоже перепрыгивает сразу несколько камней. Поскальзывается, но не падает. Но эта секундная заминка оказывается решающей: девочка теряет равновесие, взмахивает руками. Кораблик с гулким всплеском падает в воду, и его сразу закручивает в потоке.
– Ай! Кобаль! – пищит она.
И соскальзывает вниз.
Но брат уже рядом – в последнюю секунду он хватает сестру за рукав ее курточки. Тяжесть тела тянет вниз, и мальчик едва не падает сам, но упирается коленями в мокрые камни. Руку девочки выкручивает, и она испуганно плачет. Ее ноги в новых кожаных ботиночках заносит влево по течению. Шерстяные гетры сразу набухают водой.
– Держись! – кричит мальчик.
Он подтягивает сестру за рукав, второй рукой перехватывает ее за капюшон, потом за плечо.
– Больно! – плачет она.
Она почти выскальзывает из куртки, но брат тянет ее наверх. Перехватывает за другую руку. Вес трехлетнего ребенка теперь кажется непосильной ношей. Руки устают почти сразу, но последнее усилие – и они оба валятся на камни, мокрые и испуганные одновременно.
Девочка плачет – не столько от нависшей угрозы, сколько от боли и обиды.
– Кобаль… – всхлипывает она.
Мальчик дышит тяжело, отбрасывает со лба мокрые волосы. Первым делом ему хочется закричать, может даже врезать сестре подзатыльник, но сестра плачет растерянно и безутешно. Возможно, она даже не осознает всю серьезность нависшей над ней опасности. И лишь утрата кораблика – ее детского чуда, – кажется невосполнимой.
– Ну, хватит реветь! – грубовато говорит мальчик.
Он еще напуган и рассержен, но счастливое спасение и слезы сестренки уже смягчили сердце. Где-то далеко слышится стрекот лопастей, и сам вертолет грязно-оранжевым пятном проплывает над переплетенными лапами елей. Но мальчику не до него, да и мало ли вертолетов пролетает над их деревней по воздушному пути от границы и дальше на север и северо-восток.
– Сделаю я тебе завтра другой корабль. Ну? Пошли домой, Лисенок!
Он подхватывает сестру под мышки, одергивает мокрую куртку.
– Дугой кобаль? – сквозь всхлипы переспрашивает девочка.
– Да, сделаю завтра, – обещает он. – Еще лучше. С парусами и даже с матросами. Обещаю. Но маме мы об этом не скажем, хорошо?
Девочка сглатывает слезы и кивает. Она уже готова забыть о случившемся, ведь брат сделает ей новый корабль, лучше и красивее прежнего. А уж он всегда сдерживает свои обещания.
Но только не в этот раз. Завтра для них так и не наступает…
…завтра не наступит и в том случае, если монстр доберется до Лизы раньше Виктора.
Сейчас он чувствовал себя, словно летящим с высокого обрыва вниз. Ветер, будто поршневая помпа, беспрерывно накачивал воздухом легкие. Сердце колотилось от волнения и переизбытка кислорода, в такт реву вращающегося вертолетного винта.
– Смотрите, профессор!
Виктор приоткрыл глаза.
Ощущение падения не проходило, но даже усилилось, как только он проследил за вытянутой рукой сержанта Матьяса (того самого, что сопровождал Виктора из разрушенной лаборатории). Проплывающее внизу море деревьев расступилось, обнажив извилистый шрам железнодорожного полотна. Вертолет снизился, так что теперь можно было увидеть поврежденные и изъязвленные до черноты рельсы.
– Вы были правы, он прошел здесь, – резюмировал сержант.
Виктора вовсе не обрадовало признание его правоты. По правде говоря, он бы предпочел ошибиться. Но вскоре на насыпи стали появляться обломки железа и стекла. А затем и целые вагоны – разорванные, смятые, словно были сделаны не из металла, а из обычной бумаги. Среди этой мешанины железа и копоти то тут, то там виднелись точки распластавшихся на снегу людей. Некоторые фигурки двигались, и Виктор вопросительно поглядел на сержанта. Тот успокаивающе махнул рукой.
– Не волнуйтесь, следом за нами вылетели спасатели.
Конечно, было глупо думать, что военные выделят всего два вертолета для подобной операции. Но они вылетели первыми, имея под фюзеляжем аэрозольные установки для распыления яда.
– Поверни-ка к северо-западу, – крикнул Матьяс пилоту.
В стороне от насыпи виднелось несколько поваленных деревьев. Кора на них также была разъедена, словно из колбы капнуло химическим реактивом – Виктор не хотел знать, является ли это слюной чудовища или какой-либо другой секрецией. И сам удивился собственному равнодушию. Ведь еще совсем недавно он душу продал бы за подтверждение существования затерянного племени и оплакивал невозможность собрать в пробирку жижу, оставленную болотниками. Совсем недавно… но не теперь.
Иногда ему казалось, что он вовсе потерял некоторую долю фанатичности, присущую всем увлеченным людям. Но сейчас это ни в коей мере не волновало его. Все его мысли были сосредоточены на Лизе. На Лизе – и чудовище, по пятам следующем за ней.
Поваленные деревья и оставленные на снегу черные язвы следов безошибочно вели их в верном направлении. Но цели они достигли даже раньше, чем предполагали.
Когда из-за деревьев блеснул медный панцирь, Виктор почему-то подумал о тевтонских рыцарях. О тех захватчиках, кто величественно и уверенно шел по льду Чудского озера, не думая о тяжести своих доспехов, не имея ни тени сомнения в собственной победе.
То же упорство вело и монстра, и Виктор был склонен думать, что это именно сознательное действие, а не инстинкт – изменившись внешне, бывший дарский офицер вряд ли утратил присущий ему ум. Но теперь это играло против него.
«Васпы излишне самоуверенны», – сказал когда-то Виктору безымянный хирург из Выгжела.
Виктор сощурил глаза и смахнул выступившие от напряжения слезы: снег и небо сливались в одну белесую пелену, панцирь чудовища сверкал, узоры на его спине хаотично менялись, словно картинки в калейдоскопе. В этом было что-то завораживающее, гипнотическое. Виктору тут же захотелось велеть пилоту не смотреть. Но второй вертолет тем временем вырвался вперед. Визгливо застрекотал пулемет, огненный дождь веером просыпался на землю. Спину монстра в нескольких местах озарили белые сполохи.
– Идиоты! Кто там открыл огонь?! – завопил Матьяс.
Тело монстра заворочалось. Словно фонарь глубоководного удильщика, вспыхнул круглый фасетчатый глаз. Узорчатая спина выгнулась дугой, затем начала распрямляться, поднимая вверх первые сегменты туловища, на котором Виктор разглядел зарождающиеся слюдяные рудименты крыльев.
Под ним на снегу голубело что-то крохотное и неподвижное, и профессору стало нехорошо – он узнал голубую куртку Лизы.
– Не стреляйте, – тем не менее, успел выдавить он. – Там…
И не договорил.
Над деревьями развернулась лента медного пламени. Воздух наполнился таким грохотом, словно прямо под ними разверзлись глубины Эреба. Нечто острое и длинное, похожее на многократно увеличенное лезвие стилета, прочертило горизонтальную полосу между кабиной парящего неподалеку второго вертолета и вращающимся пропеллером. Вошло мягко, как в топленое масло.
В то же мгновенье винт отделился от кабины. Все еще продолжая вращение, он некоторое время бумерангом пикировал над лесом. Затем его лопасти взрезали кроны деревьев, перемалывая их в черную труху. Сам же летательный аппарат тяжело рухнул вниз, будто провалился в воздушную яму. Матьяс только успел, что выругаться, когда внизу прогремел взрыв.
Тугое оранжево-черное облако («Похоже на толстую осу », – подумалось Виктору) с утробным гулом взметнулось над деревьями. Жаркая волна опалила профессору лицо, и он отшатнулся и прикрыл глаза, не в силах глядеть, как части упавшего вертолета разлетаются крошевом.
Там, внизу, он видел голубую куртку Лизы…
Виктор почувствовал слабость в коленях. Сквозь гул и грохот он слышал, как сержант велит пилоту не упустить тварь. Скосив глаза в сторону, профессор увидел мелькнувшую между деревьями медную спину чудовища. Голубой куртки не было видно.
– Мы не можем распылять яд, – слабым голосом сказал он. – Внизу женщина. Я говорил вам.
– Она может быть уже мертва! – Матьяс перекрикивал рев винта. – Вы видели, что это существо сделало с тепловозом!
Виктор упрямо затряс головой. Он был уверен – Лиза все еще была там и была жива.
– Он не убьет ее.
Единственное, на что он надеялся, это добраться до девушки раньше зверя. Но чуда не произошло и на этот раз. Поэтому он поспешил добавить:
– Зета-циперметрин опасен для человека тоже. Он может вызвать отравление и спазмы верхних дыхательных путей. А доза у нас достаточно велика.
– Тем не менее, мы должны попробовать! – возразил Матьяс. – Я не хочу подвергать сомнению ваши слова, но подумайте сами! Рисковать жизнями миллионов живущих на земле людей?
Виктор молчал. Ветер хлестал в лицо, и глаза начало сильно щипать. Он опустил подбородок в воротник.
– Эта тварь может уйти в тайгу или в пещеры, – продолжал сержант. – Представьте только последствия этого для всех нас! И потом, – он ухватил Виктора за плечо, и тот нервно вздрогнул, – за нами следуют спасатели и военные. Если ничего не получится у нас, они целиком зачистят этот участок! А если получится – мы спасем и девушку!
Виктор слабо кивнул.
Он должен был предусмотреть это. В конце концов, для насекомых эти яды куда опаснее, чем для человека. Если они все сделают быстро, Лизу действительно удастся спасти.
Если она все еще осталась Лизой.
– Тогда следуем первоначальному плану, – хрипло произнес он.
Пилот аккуратно повел вертолет на снижение.
На установленных под фюзеляжем баках открылись заслонки. Ядовитый порошок, прошедший через направляющие трубы, был выброшен через патрубки воздушным потоком. Серое облако, оседая вниз, смешивалось с дымом и пеплом. И некоторое время Виктор не видел ничего, кроме огня, сизой пелены и копоти.
– Он идет на нас, – вдруг сообщил пилот.
Откуда-то издалека донесся скрежет и глухой рев, словно прозвучала труба пятого архангела. Из облака дыма прямо под вертолетом возникла чудовищная голова зверя – его глаз пылал, будто все огни болот сплелись в один-единственный клубок. Зверь беззвучно раскрыл жвала, и на какое-то мгновение Виктору показалось, что он ухмыляется. Тогда сержант Матьяс закричал пилоту:
– Давай!
Снаряд вошел прямо в разверстую пасть.
Зверь поперхнулся, и пламя занялось тут же, окружив его морду оранжевым ореолом.
– Получил, сука! – закричал сержант Матьяс и расхохотался.
Издав трубный рев, монстр поднял коготь и наотмашь полоснул им по боку вертолета. Его тело тяжело рухнуло вниз. Пламя потекло по броне, словно волны морского прибоя. Вертолет отнесло в сторону, его еще крутило по инерции от удара зверя, но они уже теряли высоту.
– Сядем, Крис? – обеспокоено спросил Матьяс.
– Попробуем, – процедил пилот сквозь сжатые зубы.
Виктор снова закрыл глаза. Тошнота подкатывала к горлу, дым разъедал легкие, мешал дышать. К нему примешивался какой-то химический привкус, и это было совсем нехорошо. Они вполне могли сами получить отравление, но сейчас это меньше всего беспокоило профессора.
Попали они или нет? Кроме отравляющего препарата в снаряд было заложено и взрывчатое вещество – военные действовали наверняка.
Сержант Матьяс что-то ободряюще кричал ему в уши, но о собственной смерти Виктор не думал. Затем грубый толчок снизу подбросил его, так что он не сильно ударился макушкой о потолок кабины.
– Сели, мать твою! – радостно прокомментировал Матьяс.
Виктор расклеил веки. Кабина вертолета вибрировала, внизу текли ручьи подтаявшего снега. Позади них вздымалась пелена огня и дыма.
Виктор уперся ладонями о края кабины и высунул голову.
– Лиза! – закричал он.
Стрекотание винта поглотило его слова, и он попробовал снова.
– Лиза!
На его плечо легла рука сержанта. Он сказал что-то, но профессор сбросил руку и спрыгнул из кабины на снег. Его колени подогнулись, и Виктор едва не упал. Но все же удержался и шагнул по подтаявшему насту вперед.
– Лиза!
На трясущихся от усталости и переживаний ногах Виктор обогнул вертолет. Там, где деревья были повалены, на коре и снегу виднелись черные отметины. Там прошел зверь. А, значит, там могла быть и Лиза.
Он закричал снова и прислушался. Тишина, разбавленная лишь гудением огня да щелчками вертолетных лопастей, пугала его. Он сделал еще несколько шагов. И тут увидел.
Прикрытая снегом земля в нескольких саженях от него обрывалась вниз. Туда стекали мутные черные струйки, от которых тянулся сизый дымок. Краем глаза Виктор заметил, как на дне обрыва что-то шевелится, взбухает болотными пузырями. Но он уже не обращал на это внимания, потому что на краю лежала Лиза.
Ее голубая куртка была порвана, волосы спутанными мокрыми прядями ложились на снег. Виктор с шумом втянул в себя воздух. Спотыкаясь и увязая в снегу, он бросился к девушке. Упал на колени рядом с ней, прямо в вязкую чернильную лужу. В нос ударил запах аммиака. Виктор осторожно перевернул ее за плечи, и тело поддалось чересчур легко. Голова Лизы запрокинулась, волосы отяжелели и свесились вниз, открыв ее закопченное и поцарапанное лицо.
Лиза была без сознания, но с ее губ слетали белые облачка пара. Трясущимися руками Виктор погладил ее по щекам, прижал обмякшее тело к груди. К запаху аммиака почему-то примешался другой – тонкий, еле уловимый запах ацетона.
– Как она? Жива? – к ним уже бежал сержант Матьяс.
Виктор нашел силы лишь на то, чтобы кивнуть. Матьяс помог ему поднять девушку с земли, и вдвоем они донесли ее до вертолета.
– Кажется, с чудовищем покончено, – сказал сержант. – Я видел, эта тварь горела, как хороший факел. А повреждения у нас не значительные, так что, думаю, мы сможем вылететь прямо сейчас.
Виктор аккуратно положил Лизу на сиденье, пригладил волосы. Потом повернулся к сержанту и сказал твердо:
– Летите без меня.
Матьяс недоуменно наморщил лоб.
– В чем дело?
– Летите! – повторил Виктор. – Лизу надо срочно госпитализировать, у нее может развиться кома. Но я не могу сейчас сопровождать вас.
Он коснулся губами ее бледного лба, потом решительно поднял лежащий на полу кабины автомат.
– Меня подберут спасатели! – крикнул он, снова спрыгивая на снег. – Я должен кое в чем удостовериться!
И бросился обратно к обрыву.
Ему сейчас было все равно, что подумает о нем сержант. Главное, чтобы они как можно скорее доставили Лизу в больницу. Запах ацетона в выдыхаемом воздухе – признак диабетический кетоацидоза. Сколько она пробыла без инсулина? И каким образом повлияла на нее встреча с монстром? Виктор скрипнул зубами. Но за спиной у него с удвоенной силой заработали вертолетные лопасти. И он на миг остановился, чтобы проводить глазами поднимающийся в воздух вертолет.
«Теперь Лиза в безопасности, – повторял он про себя. – В безопасности… Но я начал это. И я должен завершить».
Согнув колени, Виктор начал осторожно спускаться вниз по склону. Вязкие ручьи напоминали расплывающиеся в воде нефтяные пятна. Чем ниже спускался ученый, тем шире становились эти черные потеки, то тут, то там натекали целые лужи, в которых плавало что-то вроде обломков скорлупы. На их испачканных вязким веществом боках плясали язычки пламени.
На самом дне оврага ручьи и лужи становились больше, они соединялись в один большой вязкий поток, и этот поток клубился и омывал густой болотной жижей лежащую на земле человеческую фигуру.
Виктор крепче стиснул приклад автомата и мелкими шажками, стараясь не вступить в пахнущие аммиаком лужи, подошел ближе.
На теле человека кое-где еще виднелись сверкающие медью обломки панциря, но и те истончались, растрескивались, оплывали пузырящейся черной смолой. Дымок с шипением поднимался от тела, в некоторых местах через обожженную плоть проглядывала кость. Но даже не это заставило Виктора похолодеть от страха, а булькающий, истеричный смех, срывающийся с почерневших губ.
– Ведьма… права… – разобрал Виктор гортанные слова. – я ошибся… ошибся…
Безумная ухмылка расколола лицо пополам, словно все чувства, годами копящиеся под спудом, теперь прорывались наружу.
– Все равно… – прохрипело существо. – Однажды она придет за мной…
Он закашлялся, изо рта выплеснулась черная жижа. Его тело дергалось и вскипало пузырями, а безумный смех рвался из горла вместе с истеричным, все нарастающим криком:
– И она придет за мной… Она придет за мной! О! Моя Королева придет за мной!
– Нет, – коротко отрезал Виктор.
Крик оборвался на высокой ноте. Выпученный налитый кровью глаз глянул на ученого в упор.
– Никто не придет, – произнес профессор, и нажал спусковой крючок.
Коротко и почти беззвучно полыхнула вспышка. Но Виктор больше не смотрел вниз. Он смотрел на свою правую ладонь – испачканная смазочным маслом и копотью, она теперь была абсолютно, девственно гладкой.
Эпилог
В избушке душисто пахло высушенными травами. Помещение озарялось только сполохами огня, горевшего в печи, и по потолку текли живые черные тени. Не отрывая глаз, Виктор следил за ними, стараясь не смотреть туда, где поблескивал стерильной белизной саркофаг с темнеющим внутри телом.
Подобно кокону, в котором зарождается жизнь.
– Значит, ваши военные решили уничтожить все Ульи? – спросила ведьма.
Она стояла, опираясь ладонью о стол. Как всегда прямая и строгая. Отблески пламени играли на ее вышитой бисером сорочке. И только по подрагивающим плечам можно было судить о ее внутреннем волнении.
– Бездна должна быть закрыта, – сказала она. – А новая Королева не должна родиться. Спасибо, что не допустил этого.
Виктор поджал губы.
Недавние события еще отзывались в памяти острой болью. И Лиза все еще лежала в госпитале, хотя ее состояние и оценивалось, как стабильное. Криз миновал, а, значит, была надежда на выздоровление. Виктору хотелось быть рядом с ней. Но он не мог отказать ведьме, как не мог отказаться от сопровождения военных в Дар в качестве консультанта.
– Я бы хотел этого, – сказал он. – Но я не могу быть уверенным, пока жив хоть один васпа.
Это как зараза. Как инфекция, что проникает в организм и разлагает – если не плоть, то человеческие души. Как уберечься от нее? Спастись? Разгрести эту грязь и – не запятнаться?
– Не бойся этого, – возразила Нанна. – Больше он не причинит никому вреда.
Это тоже было правдой. Ни один взятый Виктором анализ крови больше не подтверждал чудесных регенеративных и антибактериальных свойств васпы. В сознание он так и не пришел.
– Он умирает.
– Да… Спасибо, что разрешил побыть с ним еще немного…
Лицо Нанны стало печальным, и Виктору вдруг стало ее жаль. Он протянул руку и дотронулся до подрагивающих холодных пальцев.
– Обещай, – категорически сказал он. – Обещай сделать все возможное, чтобы не допустить повторения … ты ведь можешь, я знаю…
Она грустно улыбнулась и легонько сжала его руку.
– Я постараюсь.
На пороге избушки Виктор оглянулся и в последний раз посмотрел на белеющую в сумерках фигуру Нанны.
– Я ведь не совершил ошибки? – спросил он.
Ведьма улыбнулась кротко, и ее ответ не понравился Виктору.
– Все мы совершаем их, – сказала она.
Тогда Виктор вышел на мороз, и дверь захлопнулась за ним, навсегда отделив друг от друга представителей двух полярных миров.
У опушки леса стоял готовый к отлету вертолет. Высунувшийся из кабины сержант изо всех сил махал ученому рукой, призывая его поторопиться. Но Виктор медлил. Запрокинув голову, он следил, как высоко над ним, взрезая лопастями сизые тучи, величественно плыли вертолеты. Дюжина, две… Виктор сбился со счета.
Пятый архангел так и не протрубил, и саранча не вышла из бездны. А теперь все Ульи будут уничтожены. И пусть потом сколько угодно проводится грязных экспериментов в Эгерском королевстве – так ли это важно теперь?
Небо и земля слились в одну сплошную дрожащую пелену. Глаза уже щипало от боли, и слезы катились по щекам.
Но Виктор все продолжал смотреть.
Конец