Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Ап! – и занавес раскрылся. Ап! – и на арене клоун. Ап! – и публика в ужасе! Ап! – и кошмарные сны с цирковыми уродцами, убивающими друг друга не понарошку, снятся с тех пор Алисе и Олегу каждую ночь. И ребятам бежать бы подальше от воспоминаний о странном шапито, а они начинают расследование. И кто бы мог подумать, что безобразные карлики не сбой генетики, а следствие научных экспериментов, призванных решить благороднейшую цель! Бегите, ребята, прочь! Еще немного, и «Ап!» прозвучит для тех, кто навел пистолеты на ваши сердца…
Памяти моего сына Женечки посвящается
Олег Рой
Всем, кто видит сны
Екатерина Неволина
Сначала он принял ее за мешок с каким-то цирковым реквизитом.
Споткнулся о тело в подсобке и даже выругался сквозь зубы: чего, мол, тут накидали? Совсем о порядке забыли! А потом вдруг разглядел…
Она лежала, скорчившись на грязном истоптанном полу, и казалась совсем маленькой, не больше среднего размера собаки. Впрочем, она всегда была невысокой.
Он наклонился над ней, заглянул в остановившиеся глаза и почувствовал смертельный ужас. Они ее убили! Убили на самом деле!
Ее звали Венерой, как богиню любви, и это имя являлось горькой насмешкой. Венера была самой настоящей карлицей – с большой головой, похожим на обрубок телом и короткими пухленькими ручками и ножками. Лицо с большим шишковатым лбом и маленькими глазками цвета ореховой скорлупки казалось поразительно некрасивым. Зато она обладала настоящим величием духа, никогда не обижалась на злые насмешки и являлась самым добрым, самым родным существом на свете. Ближе у него не было.
И вот теперь она лежит, свернувшись калачиком, прижимая руки к животу – там, где старенькое полосатое трико насквозь пропиталось кровью. Он не отрываясь смотрел на ее спокойное неподвижное лицо, а потом вдруг перевел взгляд на ногу. От одной из балеток отскочила розочка, на месте, где она была пришита, темнело не выгоревшее на солнце золотистое пятно. Почему-то именно вид этой пострадавшей балетки переполнил чашу горя. Он издал какой-то дикий, утробный звук – не то вой, не то рыдание, а может быть, и то и другое разом. Затем осторожно поднял Венеру на руки и, медленно, даже величественно ступая со своей ношей, пошел на свет, в сторону арены.
Там еще шла репетиция. Уродливый клоун с всклокоченными неестественно рыжими волосами и криво наклеенной безжизненно-злобной улыбкой подбрасывал в воздух разноцветные мячики; пара гимнастов занималась с воздушной лестницей; девочка, самая юная из них, определенная в цирк еще недавно, наблюдала за всем этим с разинутым ртом. Она еще не успела понять, что цирк – это не чудо.
Да какое уж тут чудо! Их цирк приносит вовсе не радость, а при взгляде на артистов неподготовленного зрителя бросает в дрожь. Они – уроды, монстры, почти что нелюди. Они и сами не умеют смеяться – где уж там с их судьбой! Они несут в этот мир кошмары и неутоленную дикую злость. Их цирк – цирк уродов, цирк кошмаров.
Девочка первой заметила его и его страшную ношу, и вскрикнула, и зажала рот обеими руками. От ее крика клоун выронил мячик и мрачно взглянул на нарушителей спокойствия.
– А, Венерка сдохла, – сказал он хриплым злым голосом. – Отмучилась – и ладно!
Тот, кто нашел ее, скрипнул зубами, но клоун расхохотался.
– Да не переживай ты так! Твоя Венерка была последней дрянью. Вот ты знал, что она моя любовница? Она же добрая, она никому не отказывала! А еще мне, между прочим, денег осталась должна. Теперь не отдаст. Тру-лю-лю, денежки! – Он снова подкинул мячики в воздух, и они замелькали разноцветным радужным хороводом.
Если бы на руках не было маленького, уже остывающего тельца, он схватил бы свои ножи и всадил клоуну в грудь – все семь. Один за другим. Каждый – ровно в сантиметре от предыдущего.
– Эй, Зорро! – крикнул ему сверху гимнаст. – Ты же знал, что когда-нибудь так и случится! Здесь все умирают!
Зорро – это его сценическое прозвище и вместе с тем имя, потому что такому существу, как он, не нужно отдельное имя, с него и прозвища довольно. Ведь его жизнь не существует вне сцены, езды по кругу на огромном вороном коне, рядом с которым наездник кажется еще меньше, еще более жалким, словно блоха, вне серебряного блеска семи ножей, которые всегда летят точно в цель, как бы быстро ни мчался конь, как бы ни была далека мишень…
Здесь и вправду все умирают. Жалкие отбросы, нужные обществу лишь для кратковременной забавы, они все встретят свою смерть. Но то, что это случилось с Венерой! И то, что это случилось сейчас!..
Глаза застилала белесая муть. Он едва различал грязный настил арены, выцветший хлопок старого, давным-давно вылинявшего шатра и уставившиеся на него лица. Вернее, рожи. Злые хищные рожи забытых и богом и чертом существ!
Он сглотнул, пытаясь протолкнуть внутрь вставший в горле ком. Не получилось.
– Он плачет! Наш храбрый Зорро рыдает о судьбе своей бедной сиротки!
Хриплый голос клоуна, как никогда, был похож на карканье ворона.
Ворон каркает к смерти.
Вот она – распахнула свои темные крыла и торжествующе парит над всеми ними. Смерть некрасива, она безобразна, почти как они, и вскоре ее ждет богатое пиршество!..
Уже стемнело. Редкие в этом пустынном районе фонари казались рваными ранами, истекающими бледно-желтой кровью света, тут же жадно поглощаемого ненасытной тьмой, исчезающего в ней. Накрапывал дождь, заливая струйками воды криво висящую под козырьком афишу.
Где-то вдали завыла собака, затем еще одна. Они – не люди, они явственно чувствовали приближающуюся беду, от которой вставала дыбом шерсть, а большое собачье сердце сжималось в крохотный, едва ли больше булавочной головки, комок.
Беда была близко.
Алиса долго не могла прийти в себя после происшествия на чердаке школы. Олег провел несколько часов в районном УВД и вернулся ни с чем. Ему, в присутствии вызванной матери, задали несколько довольно формальных вопросов, списали паспортные данные и отпустили. Алиса тоже дала показания. Кратко, не болтая лишнего, не предназначенного для чужих ушей. На следующий день в школу она не пошла, сослалась на плохое самочувствие. О том, что у них практически полностью сменился преподавательский состав, девушка узнала от Олега, связавшегося с ней по скайпу.
А потом ей позвонила соседка по парте Оля.
– Привет! – затараторила она, едва Алиса сняла трубку. – Как жаль, что ты заболела. Нам такой важный материал дают… Хочешь, приду помогу с уроками?
Алиса всегда неплохо училась, хотя до соседки-отличницы ей было далеко, но сейчас девушка невольно поморщилась: слушать об уроках определенно не хотелось.
– Нет, давай не сегодня. Пока что мне лучше побыть одной, – ответила она твердо.
– Это точно. С вирусами не шутят, – вздохнула Оля, понявшая подругу по-своему.
– Как там в школе? – спросила Алиса, не зная, как продолжить разговор. Некоторое время назад произошли события, навсегда отделившие ее от одноклассников. Тот же Олег Волков, разделившей с девушкой ее тайну, стал ей гораздо ближе и понятнее.
– Да все то же, – удивилась Ольга. – У нас никогда ничего особенного не происходит!
Вот это заявление показалось странным уже Алисе.
– А как же Лиза? – осторожно спросила она.
– Ну… – подруга замялась. – Это, конечно, ужасный случай, но иногда такое бывает.
Алиса поежилась. Вот такого она точно не ожидала.
– Ты это о чем?
– О смерти Лизы, о чем еще?! – удивилась Оля.
– А о том, что случилось после нее… – напомнила девушка.
– А что после нее? – похоже, собеседница действительно не понимала.
– Ну… когда Лиза пришла в школу?
[1]
В трубке замолчали.
– У тебя что, температура? – спросила наконец Оля напряженным голосом.
Алиса молчала. Все видели, как Лиза Сапожникова прыгнула из окна, а потом, уже мертвая, приходила в школу, чтобы написать на доске зловещее предупреждение. И Оля тоже все это прекрасно видела.
– Але? Ты куда пропала? – забеспокоилась подруга.
– Я здесь… – Алиса начинала чувствовать себя странно. То ли она сошла с ума, то ли Ольга.
– Что ты за чушь там несла?
– Я… нет, ничего…
Алиса поспешила закончить разговор, а потом позвонила Олегу Волкову.
– Скажи мне, что произошло с Лизой Сапожниковой? – не тратя времени на предисловия, спросила она.
– Ты шутишь? – голос Олега стал звеняще-ледяным. – Это дурная шутка.
– Спроси о ней еще кого-нибудь, а потом перезвони мне, – попросила девушка и повесила трубку.
Волков перезвонил минут через пять, и голос у него был такой, что Алиса поняла – она не ошиблась.
– Ничего не понимаю, – сознался Олег, – я поговорил с ребятами, и никто из них не помнит ни про то, как Лиза приходила, уже после своей смерти, ни про другие странные вещи. Как такое вообще может быть?!
– Всякие штуки, влияющие на сознание, – выдвинула свою версию Алиса. – Как в фантастических фильмах. Всем просто-напросто внушили, будто ничего не происходило.
– А мы? – спросил Олег почему-то шепотом. – Почему мы обо всем помним?
– Вот это и есть вопрос на миллион долларов, – сказала девушка, а сама вдруг вспомнила о синеглазом парне, которого видела в мире снов. Не его ли это работа? Похоже, он непрост и может очень многое.
– Если мы не сумасшедшие, а лично я точно не сумасшедший, значит, кто-то за нами наблюдает, – заметил Волков. – Интересно, это связано с твоими способностями и хождением по снам?
Алиса и сама очень хотела бы это знать.
Всю неделю девушка сидела дома и думала… Думала она о том, как ей удалось зайти к Олегу в сон, почему у нее получилось и что делать с этим дальше. Она помнила, как детально представляла себе Олегову квартиру, его трость с серебряным набалдашником, помнила, как совсем незаметно для себя оказалась рядом с Олегом в его сне. Теперь Алиса размышляла, как и для чего можно использовать свою способность.
От долгих размышлений на Алису нападала сонливость, и тогда мир вдруг становился серым и размытым. И в этом сером мареве постепенно стали проявляться контрастные детали. Ощущение было такое, словно на экране из плотного дыма неумелый киномеханик пытается показать старое черно-белое кино. Алиса пошла к «экрану». Картинка стала приближаться. Девушка покрутила головой и увидела множество подобных картин. На всех происходило нечто особенное, напоминающее скорее фильмы – иногда романтичные, с прогулками под луной; иногда ужасы. Словно перед ней оказались экранчики телевизора!
Внимание ее привлекла картинка с красивым островом. Там была лагуна, тихо покачивающиеся под легким ветерком пальмы, белоснежный мелкий песок… Это место казалось настоящим раем! Избежать соблазна было просто невозможно! Девушка решила хоть таким странным образом побывать там, куда так стремятся жители Северного полушария, и решительно направилась сквозь серый туман к бесшумной пока полосе прибоя. По мере продвижения стал слышаться шум ветра в листьях пальм, шорох волн на прибрежном песке, многоголосый птичий щебет и другие звуки, характерные для тропического острова.
Алиса пошла прямо к ласковой воде лагуны и не заметила парочку, весьма пикантно расположившуюся в тени раскидистой пальмы. Обнаружила она их только тогда, когда прямо над ухом у нее раздался удивленный и испуганный голос:
– Панова, а ты что здесь делаешь?
Перед ней стояла Светка из параллельного класса, одетая лишь в несколько золотистых полосочек, весьма условно изображающих купальник. Посмотрев ей за плечо, Алиса увидела человека, лицом и фигурой напоминающего известную звезду скандального телешоу.
«Вот где я оказалась! – сообразила вдруг Алиса, оглядываясь. – Это же Светкин сон! Неужели я так легко могу проникать в чужие сны?..» Это было и увлекательно, и страшно.
– Панова, я тебя спрашиваю, ты что тут делаешь? – повторила Света возмущенно и вместе с тем обиженно.
Алиса сначала смутилась – и вправду как-то нехорошо, наверное, видеть чужие секреты, но не нашла ничего лучшего, чем процитировать слова булгаковской Маргариты:
– Я тебе снюсь! – и, не удержавшись, хмыкнула: – Ну и вкус у тебя, однако!
В этот момент Алиса без всякого перехода оказалась сначала в сером тумане, а потом, открыв глаза, и в своей комнате – уютно свернувшейся в уголке кровати.
Любимая кошка Маркиза сидела у ее головы и настороженно, словно за мышью, следила за хозяйкой. Уши животного слегка подрагивали, словно оно тоже пыталось расслышать затихший уже шум моря.
– Ты понимаешь, что со мной что-то происходит, – прошептала девушка, почесывая кошку за ухом. – Сегодня я побывала в чужом сне! Во сне человека, о котором даже не думала! Это так странно, но так увлекательно.
Маркиза чихнула.
– Не соглашаешься? А зря! – Алиса почему-то вздохнула. – Вот я думаю, что не случится ничего страшного, если я иногда буду ходить по снам. Совсем немного. Только загляну – и уйду. Ничего плохого не сделаю, честное слово!
Кошка не ответила, но лизнула руку хозяйки горячим шершавым языком.
А в это самое время в школе происходили свои события…
– Светлана Соболева! Вы что, спите?
Девушка вздрогнула и поспешно замотала головой. Выглядела она очень нелепо, и добрая половина класса с готовностью рассмеялась.
– Понимаю, что сны вам интереснее химии. Наверное, прекрасного принца видели? – продолжала химичка. – Выйдите-ка к доске и для лучшего пробуждения напишите нам формулу реакции присоединения воды к кислотному оксиду…
При слове «сны» Олег, чертивший на последней странице тетрадки угловатые геометрические узоры, поморщился. Сны оказались особенной территорией, где переставали действовать привычные законы и правила, где могло произойти все что угодно. С некоторых пор он стал гораздо хуже спать – с одной стороны, мечтая вновь попасть в серый туман и найти там лабораторию, где в прошлый раз видел пропавшего отца, а с другой – боялся снова очутиться в этом царстве. Ведь без Алисы, без проводника, он, скорее всего, пропал бы там.
Алиса… Еще один пунктик внутренней дисгармонии.
Олег думал, что их сблизит совместная борьба против пытавшегося проникнуть в их мир зла, но в реальности все вышло совсем по-другому. Алиса вдруг резко отшатнулась от него, и сколько Олег ни пытался понять причины этого, сколько ни копался в прошлом, отыскивая собственные ошибки, картина мира не прояснялась. Видимо, понять женскую логику может только женщина. Если, конечно, это вообще возможно. Может, и логики-то никакой нет, есть одни капризы и переменчивое настроение. Сегодня подул южный ветер, и Алиса мила и приветлива, завтра настал черед северного – вот она повернулась, словно флюгер, и замкнулась. Эх, лучше не думать, а то и мозги закипеть могут…
Пока Олег размышлял над всем этим, Светку, всю покрасневшую то ли от неловкой ситуации, то ли от усилий вспомнить законы химических реакций, все-таки отпустили. Прозвенел звонок.
В школе было душно, и Олегу ужасно захотелось выйти на воздух. Он, бросив сумку в кабинете, где должен состояться следующий урок, спустился в холл и вдруг с удивлением обнаружил оживленно переговаривающуюся толпу.
Из любопытства он подошел поближе и наконец смог разглядеть небольшой аккуратный столик, за которым сидела миниатюрная женщина, очень похожая на куклу, с мелкими чертами лица и ярко-блондинистыми волосами. Перед женщиной стоял ящик с прорезями и лежала тетрадка, в которую записывались имена и фамилии.
На стене возле нее висел плакат.
– А сколько можно положить? – спрашивал небольшой пацан с темными всклокоченными волосами.
– Сколько хочешь, – кукольно улыбнулась женщина. – Это добровольное пожертвование.
– А что, если я пятьдесят рублей положу, то тоже смогу билеты выиграть? – Он медлил перед коробкой и, очевидно, никак не мог решить, какую сумму пожертвовать так, чтобы не прогадать.
– Конечно.
– А если десять? – испытывал терпение парень.
– Ты можешь пожертвовать любую сумму, – лицо блондинки оставалось невозмутимым. – Жеребьевка будет случайной. Мы положим листочки с фамилиями участников в барабан, покрутим его и вытащим наугад одну бумажку.
– А если рубль?
В толпе засмеялись.
– Клади десять копеек! – посоветовал кто-то.
– Пять копеек! Копейку! – подхватили ребята. – Буратино, Буратино, дай денежку и попадешь в Страну дураков!
– Он богатенький Буратинко! Ему для детей-инвалидов и рубля не жалко! – смеялась какая-то девочка из средних классов.
– Мне мама больше пятидесяти рублей не дает! – лохматый паренек покраснел до свекольного цвета. – А кусок пиццы сорок рублей стоит.
– Да куда тебе в цирк! Ты сам как клоун! – захихикал тощий рыжий парень на полголовы выше темноволосого.
Олегу вдруг стало стыдно присутствовать при этой сцене и ничего не сделать. Понятно, что мальчишка из небогатой семьи, но это же не повод над ним насмехаться! И наверняка ему тоже хочется в цирк.
– Вот, – Олег, не считая, выгреб из кармана несколько смятых бумажек, – возьмите, пожалуйста, за него.
Ребята расступились, и он опустил бумажки в ящик.
– Сто пятьдесят рублей. Очень щедро, – блондинка улыбнулась, на этот раз более искренне.
Олег пожал плечами – что тут ответишь. А сам он не оголодает – мама всегда держит в холодильнике что-нибудь подходящее для перекусов.
– Спасибо! – пробормотал лохматый. Он явно стеснялся и даже не мог смотреть на своего спасителя.
– Вот что, – объявила женщина, – в розыгрыше будут участвовать обе фамилии. Как тебя зовут? – спросила она Олега.
Играть в эту странную лотерею он вообще-то не планировал, а потому слегка растерялся.
– О, наверное, все девочки вашего класса по тебе сохнут, – блондинка кокетливо взмахнула густо накрашенными ресницами. – Щедрый, добрый и к тому же скромный!
Участвовать в этом спектакле дальше Олег не собирался, но пути назад не было, оставалось только назвать фамилию.
– Олег Волков, – представился он и поспешно пошел прочь.
– Надеюсь, ты выиграешь, Олег Волков… – повторила женщина, склоняясь над тетрадкой.
К концу дня, получившегося довольно напряженным, он вообще позабыл о странной лотерее. Поэтому когда одноклассники бросились к нему с поздравлениями, Олег не сразу смог понять о чем, собственно, речь.
Оказывается, волшебный барабан для жеребьевки уже был запущен, и миниатюрная блондинка жестом фокусника извлекла оттуда бумажку с его именем. Осталось только забрать приз.
– Не, мне не надо. Не пойду, – тут же заявил Олег.
– Да ладно тебе, – рассудительно заявил Володька, главный отличник их класса, – на халяву же! И девушку какую-нибудь сводить можно. Посмеяться. Смех сближает!
Последний аргумент показался Волкову вполне достойным рассмотрения. А почему бы и вправду не предпринять совместный поход в цирк. Вполне дружеский, ни к чему не обязывающий поход. Когда он в последний раз был в цирке? Кажется, в классе втором-третьем. Самое время сходить.
Он спустился в холл и торжественно, под завистливые взгляды, забрал у блондинки билеты.
– Ты счастливчик, Олег Волков! – сказала она, улыбаясь – теперь уже снова профессионально-нейтрально. – Пусть везение и дальше будет с тобой.
– Спасибо, – буркнул он и, привычно похрамывая, зашагал к выходу.
Время представления приходилось на вечер пятницы.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что билеты – не в один из стационарных московских цирков, а в гастролирующий цирк шапито, расположенный где-то на забытой богом окраине.
Пришлось потратить на дорогу чуть более полутора часов.
День выдался мрачным, год уже прочно поворачивал на зимнюю половину, а поэтому, когда они с Алисой вышли из автобуса, было уже темно. С неба падали мелкие колючие снежинки. Первый снег в этом году.
– Судя по карте, нам сюда, – Олег решительно повернул на узкую, плохо освещенную улочку.
– Ты здорово ориентируешься. В тебе как будто компас встроен, – сказала Алиса с легкой завистью. Подул резкий ветер, и девушка поежилась в тонком жемчужно-сером пуховичке. Похоже, зима будет ранней и суровой.
– Ну и забрались! В самую пятую точку мира, – вздохнул Олег. – Теперь понятно, почему билеты дали за участие в благотворительной акции. Небось на эти представления у них вообще никто не ходит. Или окажемся единственными зрителями, или там соберутся точно такие же идиоты, как мы.
– Сто лет, наверное, не была в цирке! – Алиса говорила бодро и немного преувеличенно весело. – Было бы прикольно, если бы представление давали только для нас!
В это время они, согласно карте, еще раз повернули и неожиданно оказались перед большим шатром цирка, раскрашенным в яркие цвета. У входа были намалеваны огромные лица клоунов с неестественно широкими улыбками и красными шариками-носами.
– Вот и пришли. – Олег кинул взгляд на спутницу: не передумала ли, но она спокойно шагала рядом.
– Добро пожаловать на представление! – еще один клоун, на этот раз живой, только миниатюрный, на полторы головы ниже Олега, взял у них билеты и приглашающе отдернул довольно засаленную портьеру, закрывающую вход.
Ребята, не без доли недоверчивой робости, шагнули внутрь.
Цирк оказался очень просторным, даже бо́льшим, чем казалось снаружи.
В нем имелся традиционный манеж и высящиеся полукругом деревянные скамейки для зрителей, образующие амфитеатр. Вопреки ожиданиям народу набралось уже много. Публика, среди которой было неожиданно мало детей, шумно переговаривалась в ожидании представления.
– Куда нам? – Алиса огляделась.
– На первый ряд, в центре, – Олег еще раз сверился с билетами. – Странно, я думал, у нас такие элитные места потому, что никто больше не хочет идти на представление. А тут едва ли не аншлаг!
– Значит, представление хорошее!
Они пробрались на свои места в уже заполнившемся первом ряду, сели прямо перед сценой, и не успели еще толком оглядеться, как заиграли трубы, и на манеж выскочил клоун.
Это был не тот клоун, что встречал их у входа. Этого Алиса и Олег еще не видели – можно даже не сомневаться, потому что, увидев его однажды, навряд ли сможешь когда-нибудь позабыть.
Клоун был настоящим лилипутом. К тому же скорченным лилипутом с безобразным двойным горбом, коротенькими конечностями и перекошенным на одну сторону лицом, из-за чего традиционно нарисованная огромная клоунская улыбка казалась еще более жуткой. Его неестественно рыжие волосы были вздыблены, как у какого-нибудь сумасшедшего профессора из фильма. От вида этого клоуна Олега бросило в дрожь.
– Добренького вечера, дорогая моя публика! – противным писклявым голосом поприветствовал клоун зал. – Добро пожаловать в цирк мутантов! Впрочем, «добро» – это еще надвое сказано. Потому что кому будет добро, а кому и не очень! – Он потер маленькие ручки и захихикал. – Ведь только у нас вы сможете увидеть самые захватывающие и самые жуткие вещи! Только здесь распиливают на части и опускают под землю в настоящем гробу! Только здесь отважный наездник на полном скаку бросает кинжалы в свою бесстрашную и очаровательную ассистентку! Только здесь вас ждут самые настоящие монстры!
Последние слова он прокричал так торжественно и страшно, что по спине пробежала дрожь. Публика отозвалась нестройным шумом, кажется, вполне одобряя предложенную программу.
Олег взглянул на Алису. Она сидела вся бледная и широко распахнутыми глазами смотрела на уродца, который уже вовсю прыгал по сцене, разом подбрасывая в воздух разноцветные шарики, мелькающие так быстро, что получалась настоящая радуга.
– Я не знал, что это какой-то цирк мутантов, – прошептал Волков ей на ухо. – Извини. Хочешь, уйдем?
Алиса бросила беглые взгляды по сторонам, потом посмотрела на сцену.
– Нет, – шепнула она в ответ. – Как-то неудобно уходить… Если бы мы в последних рядах сидели… Посмотрим, может, оно еще ничего будет. Не понравится – сбежим в перерыве. Тут ведь должен быть перерыв?
Олег кивнул. Объявленная программа и выкрутасы несчастного уродца его определенно напрягали. Но, с другой стороны, они так долго добирались до цирка, да и погода на улице не то чтобы приятная, располагающая к прогулкам… В общем, жаль сразу поворачивать обратно. Возможно, Алиса права, и программа будет действительно приличной.
Как раз в это время появилась пара воздушных гимнастов. Мужчина и женщина. Они тоже оказались карликами и свое уродство не только не пытались спрятать, а, напротив, всячески подчеркивали – с помощью блестящих искрами костюмов, убого смотрящихся на толстых, похожих на обрубки телах; с помощью грима, превратившего и без того безобразные лица с шишковатыми лбами и раздвоенными носами в жуткие маски, в которых не проглядывало уже ничего человеческого. Вот уж действительно мутанты!
Однако, поднявшись на тросах под купол, уродцы оказались неожиданно ловкими и подвижными. Они выделывали немыслимые сальто, совершали невероятные прыжки, от которых у зрителей замирали сердца, крутились и повисали вниз головой, держась на перекладине пальцами ног. Казалось, что законы земного тяготения над ними не властны, а тела не имеют позвоночника и прочих костей. При этом Олег не заметил у гимнастов страховки, и от этого становилось еще более не по себе. Так и мерещилось, что вот-вот одна из крохотных фигурок сорвется, чтобы камнем рухнуть вниз и недвижимой остаться на арене.
Это зрелище было противоречивым – и притягательным, и отталкивающим одновременно.
Зрители неистово аплодировали. Очевидно, представление имело успех. Хотя что они в нем находят, Олег никак не мог понять. Ему было страшно, и чем дальше – тем сильнее. Гнетущее впечатление подчеркивала музыка. Сопровождала выступление не обычная веселая цирковая музыка, а что-то мрачное, порывистое. Голоса скрипок звучали надрывными смертными стонами, трубы играли траурный марш, а барабаны били словно в сердце, и каждый их удар, казалось, вколачивал в него сваю.
Бум! Бум! – грохотали барабаны.
Ах, ах! – подхватывали литавры.
Не уйдешь! Пропадешь! – пророчили скрипки.
Всех предашь! Будешь наш! – мрачно подытоживали трубы.
На сцену вышла женщина, похожая на кенгуру, с закругленной спиной, неразвитыми руками и большими скрюченными ногами-лапами. Своими маленькими ручками она ловко подбрасывала разноцветные шарики, а затем повернулась, и Олега затошнило, потому что у женщины обнаружился самый настоящий хвост, похожий на хвост крысы или того же кенгуру. Он торчал из-под блестящей, усыпанной блестками юбочки и волочился по полу.
Олегу уже начинало казаться, что он сходит с ума. На виски давило, в голове туманилось, а в легкие вместо воздуха, подкрашенного кроваво-алыми огнями софитов и сдобренного каким-то восточным курением, казалось, поступал стопроцентный яд.
С детства у Волкова сохранилось совершенно другое впечатление о цирке. Однажды отец – он тогда еще жил в семье – водил сына в цирк. Олегу запомнилось что-то пестрое, многоцветное, веселое. Но теперь… То, что творилось здесь, было в корне неправильно. Да, именно в корне. Как будто у цветка сгнил корень, и от этого цветок, еще почему-то живой, получился неправильный, зловещий, несущий в мир вместо ожидаемого сладкого аромата запах тления и смерти.
В этот самый момент снова загрохотало, и на арену выбежал огромный гнедой конь. В его хвост и гриву были искусно вплетены алые и желтые куски шелка, и, когда скакун несся по кругу, казалось, будто это всполохи огня.
На спине у жеребца неизвестно каким образом держался крохотный человечек, одетый в черное с серебром. Лицо его было раскрашено на манер индейских масок – в черное и белое. Грим не украшал карлика, напротив, затенял глаза и нос, превращая их в черные впадины, обрисовывал белым зубы – в общем, превращал, может быть, не самое приятное, но все же человеческое лицо в лицо самой смерти.
Откуда-то с высоты, из-под потолка, послышался дикий нечеловеческий хохот, от которого все тело снова словно пронзило током.
А из-за кулис вышла карлица – одна нога у нее была короче другой, поэтому она заметно прихрамывала, зато длинные золотистые волосы оказались распущены, маленькое плотное тельце облачено в белое платье, подпоясанное золотистым пояском. Макияж был ярким, но выглядел он на этот раз скорее попыткой приукрасить, чем испугать. Видимо, она – в пару безумствующему на коне чудовищу – должна была изображать красавицу.
Дойдя до центра арены, «красавица» спокойно водрузила на голову яблоко.
Очевидно, часть фокуса заключалась в том, чтобы наездник в гриме смерти на всем скаку швырял кинжалы в яблоко, помещенное на голове у карлицы.
Сама эта идея казалась Олегу небезопасной и вообще бредовой.
– Я не хочу этого видеть! – прошептала Алиса и, найдя руку Олега, крепко-крепко ее сжала.
Вот и правда, оказывается, цирк сближает. Может, не совсем так, как представлялось Олегу, но тут все словно вывернуто наизнанку.
Он взглянул на арену и удивился.
Аттракцион принимал неожиданное направление.
Вместо того чтобы метать в ассистентку ножи, всадник вдруг резко осадил коня, и скакун, поднявшись на дыбы, забил в воздухе копытами.
– Это убийцы! – закричал человечек, удерживающийся в седле, несмотря на опасные маневры коня. – Вы должны знать…
Что именно они должны знать, не было ясным, потому что музыка стала просто оглушительной – от нее едва не лопались барабанные перепонки.
Человек в гриме смерти ловко соскочил на арену и двинулся в сторону зрителей. Ассистентка пыталась его остановить, однако он, не глядя, оттолкнул девушку. Он шел прямо на них – на Олега и Алису, разевая рот в неслышном крике, а в обеих его руках было по узкому стилету.
Что-то пошло не так. Надо бежать, как уже бежали в панике их соседи.
Олег дернул Алису за руку, пытаясь увести ее из страшного места, но она замерла и не сводила взгляда с наступающего монстра.
Грохот музыки сделался невыносимым.
Уродец вскочил на барьер арены. Олег видел его уже очень близко: лицо, покрытое крупными каплями пота, темно-серые, почти черные глаза, сверкающие из-под черной краски, искаженный криком рот… А главное – тускло поблескивающие ножи. В этот миг Олег от крайнего напряжения видел все детали, даже маленькую татуировку в виде галочки или, может быть, латинской буквы V на кисти левой руки карлика.
Нужно было срочно что-то делать, и Волков, оттолкнув Алису, загородил ее своим телом. «Вот так цирк, вот она – благотворительность», – мелькнула в голове паническая мысль.
И в тот самый миг, когда он практически распрощался с жизнью, монстр вздрогнул всем телом, застыл на краю бордюра, словно донельзя чем-то удивленный, а потом рухнул под ноги парню.
Ужасающая музыка наконец смолкла. И по ушам ударила звенящая тишина.
Не веря происходящему, Олег нагнулся над телом и увидел, что из шеи человечка торчит тонкая металлическая спица с оперением. Стрела, или, вернее, дротик.
– Помоги… – послышался тихий голос. Уродец на полу еще раз вздрогнул и вдруг вытянулся, замер.
– Он умер! Все это по-настоящему! – прошептала Алиса хрипло.
Олег вдруг понял, что, оказывается, она до сих пор крепко держится за его руку.
Что же здесь происходит, в этом ужасном безумном цирке?!
– Простите, уважаемые! – к ним подскочил седоволосый взлохмаченный человек. Не слишком высокий, но, похоже, не карлик и не уродец. – Простите за накладку! Мы страшно виноваты! – он прижал к груди руки, на которых Олег с неприязнью заметил массивный перстень и толстый золотой браслет-цепочку. – Наш сотрудник перенес недавно утрату и, видимо, повредился рассудком. У него случился припадок. Наверное, дурная кровь в голову ударила. Но ничего, «Скорая» уже едет.
– А разве его… – Олег посмотрел вниз. Над телом склонялись двое уродцев – один щупал пульс, другой вливал в рот что-то из пузырька. Металлическая спица больше не торчала сбоку шеи. Ее уже не было или не было вообще. Возможно, все только померещилось?..
– Я думаю, сердечный приступ, – седовласый вздохнул, как-то очень театрально махнул большим клетчатым платочком, который неуловимым жестом успел выхватить из кармана, и помощники потащили пострадавшего прочь. Лицо его казалось застывшим и неживым… или в этом виновата черно-белая маска?..
– Так он не умер? – спросила Алиса, не выпуская руки Олега.
– Надеюсь, нет. – В звенящей тишине послышался звук сирены «Скорой». – Ну вот, сейчас ему помогут. А вам полагается компенсация. Хотите билеты…
Алиса так заметно вздрогнула, что седоволосый поспешно замахал перед собой руками:
– Можем предоставить денежную компенсацию!
– Не нужно, – возразил Олег сухо. – Но мы хотели бы знать, что с этим человеком, выжил ли он.
– Благородно! – администратор, или кто он там, захлопал в ладоши. – Боже мой! До чего же благородно! А еще говорят, что мы теряем молодое поколение, что оно растет бездушным! Позвольте, молодой человек, пожать вам руку и выразить мое искреннее и наиглубочайшее восхищение!
Олег не собирался позволять ничего такого, но седой уже схватил его руку и затряс с такой силой, словно собирался оторвать.
– И все же… – решил напомнить Олег, чтобы за всем этим многословием не забылась, собственно, просьба.
– Ах да, – администратор вытащил из-под обшлага красно-зеленого бархатного и донельзя нелепого пиджака уже изрядно потертую и обтрепанную на уголках визитную карточку. – Буду обязательно, обязательно держать вас в курсе дела! Звоните в любое время дня и ночи! Как же я переживаю из-за несчастного Зорро! Бедолага! Как же он так повредился рассудком! Прямо на представлении!
– Зорро? – переспросила Алиса. – Его зовут Зорро?
Седовласый вздохнул.
– Да, Зорро – цирковое прозвище этого несчастного… Может быть, благородный молодой человек и прекрасная леди все-таки согласятся на компенсацию? Я буду в отчаянии! В настоящем отчаянии, – администратор вцепился в свои седые волосы, словно собираясь тут же вырвать их от переполняющих эмоций, – если у вас останется негативное впечатление от посещения нашего цирка! Примите, умоляю, мои множественные пардоны!
Олег никак не мог понять: ломает ли администратор комедию или, возможно, эксцентричная театральная манера выражаться и держать себя стала его второй натурой, накрепко впиталась в кровь.
– Спасибо, ничего не надо. Мы позвоним.
Он потащил Алису к выходу, и на этот раз девушка послушно последовала за Олегом.
Происшествие в цирке произвело на Алису огромное впечатление.
Неудивительно, что в эту ночь ей приснился кошмар.
Она оказалась в богато обставленной комнате. Мебель здесь была явно старинная, массивная, видно, что за этой мебелью тщательно ухаживают. Эту старинную обстановку совершенно не портят вещи двадцать первого века – огромная плазменная панель, монитор компьютера, сотовый телефон…
В комнате находилась женщина. Она была красива, хорошо одета, дорогие украшения матово поблескивали на ее руках и груди. По всему видно, что она более чем состоятельная. Она что-то напевала, с кем-то говорила на непонятном языке. Через некоторое время по характерному грассированию Алиса догадалась, что этот язык – французский.
Вроде бы совершенно мирная, безобидная картина, но девушка чувствовала разлитое в воздухе ощущение беды. Все было напряжено, девушке казалось, что вот сейчас – еще секунда – и произойдет нечто страшное, непоправимое! Тем временем женщина подошла к детской колыбельке. Младенца не видно, но Алиса знала, что он там. Вот женщина медленно склоняется над колыбелькой, отдергивает полог, и ее лицо искажается от ужаса.
Боясь до дрожи и в то же время не в силах противостоять собственному любопытству, Алиса склоняется над ее плечом…
В колыбели лежит мертвый наездник с разрисованным под череп черно-белой краской неподвижным лицом.
Алиса кричит… а в ушах звенит зловещий хохот, под который выезжал на арену Зорро…
Нет, это вовсе не хохот – всего лишь настойчивый звонок телефона…
Все еще содрогаясь от неприятного сна, Алиса скатилась с кровати и схватила разрывающуюся трубку.
– Привет! Еще спишь? – бодрым голосом человека, которому не пришлось только что вырываться из власти кошмара, спросил Олег.
– Вот теперь уже не сплю, – девушка одернула длинную футболку, в которой спала, и полезла обратно под одеяло – в комнате было свежо.
– Извини, уже половина одиннадцатого… – пробормотал Олег. – Я созванивался с администратором, помнишь, он вчера оставим нам визитку… и думал, что тебе будет интересно…
– Конечно, интересно! – подобралась Алиса.
Маркиза посмотрела на хозяйку укоризненно – мало того что спит до обеда, еще и забывает о своих прямых обязанностях: ты в ответе за своевременное кормление того, кого приручила!
– Владислав Иванович, ну, администратор, сказал, что все в порядке, пострадавшего удалось откачать и доставить в больницу. Что никто не погиб! Представляешь!
– Ну… – Алиса почесала за ухом недовольно мяукнувшую кошку: ласка-лаской, а еду она не заменит! – А это точно?
– Вот я тоже забеспокоился, а поэтому попросил разрешения навестить этого Зорро в больнице. И мне разрешили! – обрадованно сообщил Олег. – Сегодня же поеду взгляну на него.
– Я с тобой! – поспешно сказала девушка. – Сейчас, соберусь только…
Она вылезла из-под одеяла и, сопровождаемая нетерпеливо трущейся о ноги кошкой, пошла на кухню. Сначала кормление Маркизы, а уж потом все остальное.
Алиса вышла из подъезда ровно через час.
Олег уже ее ждал.
Он стоял к ней боком, глядя перед собой и словно не видя. В ушах – плеер, воротник короткого черного пальто поднят, в руках – та самая странная тросточка с рукояткой в виде головы мифического чудовища, она сразу выделяла Волкова из любой толпы.
Сейчас, когда Алиса увидела его, у нее защемило сердце. Он казался перенесшимся в наш обыденный мир из какой-то далекой сказочной страны. Он был особенным, а еще… очень одиноким.
Должно быть, почувствовав на себе ее взгляд, Олег повернулся к ней, вытащил наушники и приветственно взмахнул рукой.
– Спасибо, что позвал с собой, – сказала Алиса, чувствуя, что говорит что-то не то, что вместо этих пустых слов нужно сказать какие-то другие, по-настоящему правильные, после которых он перестал бы чувствовать себя одиноким, чтобы улыбнулся по-настоящему широко и солнечно.
– Извини, что втравил тебя в это, – Олег улыбнулся, как всегда, сдержанно и грустно. – Если бы я только мог подумать, чем обернется развлекательный, так сказать, поход.
Вот так всегда. Правильных слов не находилось.
– Пустяки, вдвоем мы живо распутаем это дело, – отмахнулась Алиса.
Дальше они шли к автобусной остановке молча. Неизвестно, о чем думал Олег. Алиса же вспоминала те события в школе, которые свели их впервые, а еще – синеглазого незнакомца, уже спасавшего ее в зыбком мире иллюзий и снов. Он закрыл вход и не выпустил из зазеркалья те силы, что пытались прорваться в наш мир. Он был таким могущественным и надежным. Неужели они никогда-никогда больше не встретятся?
Олег распахнул перед Алисой дверь маршрутки и посмотрел на девушку так, словно прочитал все, о чем она только что думала, и даже то, о чем боялась подумать. Алиса покраснела, ненавидя себя за эту особенность, и поспешно шагнула внутрь.
Серое здание больницы на фоне серого осеннего неба само по себе навевало уныние и смутное беспокойство. На проходной им сразу же выдали пропуск и сказали, где найти гардероб и как пройти в отделение.
В отделении, расположенном на девятом этаже, остро пахло лекарствами и безнадегой.
Дежурная медсестра проводила ребят в палату, где стояла всего одна кровать.
Глаза карлика были прикрыты, обе руки безвольно лежали поверх одеяла, и от одной тянулась трубочка капельницы.
Услышав скрип двери, он с усилием приоткрыл глаза. Вполне обычные, светло-серые. Без устрашающего грима он больше не пугал, скорее вызывал смутную брезгливость из-за несоответствия большой шишковатой головы узким детским плечам и крохотным ручкам.
– Здравствуйте… Зорро? – спросил Олег. Он подошел к самой кровати и разглядывал больного с интересом, показавшимся Алисе не совсем уместным – при виде уродства она инстинктивно отводила взгляд и уж никогда не позволяла себе пялиться на увечных или вот таких уродливых.
– Да, – тихо произнес, скорее выдохнул карлик.
– Мы можем звать вас так? Или у вас есть другое имя? – методично уточнил Олег.
– Это… – карлик сделал над собой усилие, стараясь говорить нормально. – Это мой сценический псевдоним, но все называют меня так, я привык.
– А скажите, Зорро, что с вами случилось? – продолжал расспросы Олег, словно играл в следователя, ведущего допрос.
– Простите, я вас напугал, – Зорро смутился, пошевелил пальцами, теребя одеяло. – Сам не знаю. Словно затмение какое-то. Я очень устал… А еще… как раз накануне умерла моя ассистентка. Мне не нужно было выходить на манеж, но я думал, что справлюсь… Простите…
Олег понимающе кивнул.
– А что вы такое все кричали? Музыка была очень громкая, и я не расслышал… – снова задал он вопрос.
Карлик нахмурился, на лбу проступили глубокие складки, а на висках вздулись вены. Минуты две он напряженно думал, а потом лицо расслабилось, и он виновато посмотрел на ребят.
– Не помню… Увы, ничего не помню. Я, как всегда, работал номер, был в седле… А потом – темнота. Очнулся уже здесь, в больнице.
– Жаль, что вы ничего не помните… – протянул Олег.
Алисе надоела эта бессмысленная игра в полицейских. Не нужно искать подвоха там, где его нет. Они вчера очень испугались, но, к счастью, все обернулось хорошо, все живы.
– Это не главное, – сказала она, кинув укоризненный взгляд на Волкова. – Главное – что вам уже лучше, это ведь так?
– Да, спасибо. Извините меня!
– Все в порядке, – отозвался Олег, наконец-то вспомнивший о правилах вежливости. – Выздоравливайте! У вас впечатляющий номер, и наверняка в цирке ждут не дождутся вашего возвращения.
Карлик подтверждающе кивнул. Выглядел он бледным и уставшим. Алиса, как и все женщины, чувствовавшая тоньше мужчин, поняла, что визит больному в тягость и он с нетерпением ожидает, когда же за ними закроется дверь.
– Вот возьмите, – девушка взяла из рук Олега пакет, о котором тот, похоже, совсем забыл. – Здесь сок и фрукты… Вам нужны витамины. Поправляйтесь быстрее.
– Спасибо! Вы так добры! – в глазах карлика сверкнула слезинка. – Ко мне редко кто так добр! Прошу вас, скажите ваше имя.
Теперь настал черед Алисы отчаянно смутиться.
– Алиса Панова и Олег Вол… – Она вдруг ощутила резкий тычок в область поясницы, но все же договорила: – Волков…
– Очень приятно! Я, как многие, подобные мне, верю в Бога и уповаю на Него… и я буду за вас молиться, – проговорил Зорро и, видимо, окончательно потеряв силы, закрыл глаза.
– До свидания! Выздоравливайте!
Олег и Алиса молча спустились в холл и вышли во двор, где резвился ветер.
– Ты зачем меня стукнул? – спросила девушка своего спутника.
Олег повертел в руках тросточку, покосился на мрачный серый корпус и тяжело вздохнул.
– Зря ты все этому типу выболтала, – сказал он, выходя из калитки проходной.
– Почему бы не назвать свои имена? Мы же не представились, когда вошли, и это очень невежливо…
– Этот тип тоже не представился, – заметил Олег мрачно. – Кроме того, мы вообще не знаем, кто он такой.
– Циркач. Наездник, или как они там называются, – напомнила Алиса.
– В том-то и дело, что нет.
Олег остановился и тяжело оперся на свою трость.
– То есть? Я не понимаю!
– Этот человек не тот, за кого себя выдает. Он не Зорро. То есть и его, конечно, могут звать так же, но он не тот, кого мы видели вчера. – Волков наконец взглянул ей в глаза. – Я, конечно, понимаю, что все уродцы похожи, к тому же Зорро выступал в густом гриме… Но глаза у этого посветлее, у того были почти черные.
– Может, тебе показалось? – предположила Алиса. – Из-за освещения и грима. Знаешь, такие вещи очень влияют. Видела я, например, в магазине одно платье, так на свету…
– А татуировку он тоже с руки свел? Или она пропала из-за особенностей освещения? – прервал ее Олег.
– Какую татуировку?
– В виде буквы V, я разглядел ее вчера очень хорошо.
Олег отвернулся.
– Ладно, пойдем, – он потянул Алису в сторону метро, – за нами, возможно, наблюдают. Не стоит давать им дополнительный повод для подозрений.
С минуту они шагали молча, а потом Алиса не выдержала.
– Ничего не понимаю! Что это все значит?
– Это значит то, что вчерашний Зорро умер, – мрачно произнес Олег. – А еще то, что в этом цирке монстров творятся какие-то страшные дела, по сравнению с которыми морды их актеров покажутся ангельскими личиками.
Алиса поежилась. Похоже, только что они умудрились влезть в новую опасную передрягу…
Он вытащил нож из складок одеяла.
Ну и хорошо, что ни клинок, ни петля не понадобились.
Оружие и отдельная палата – все это входило в комплекс мер, предпринятых на тот случай, если мальчишка и девчонка слишком много знают. Пара умелых движений – и концы в воду, Москва – опасный город, мало ли что случается в нем с глупыми подростками?
Девчонка милая, а вот парень довольно противный, настороженный. Подозревает он что-то или вообще такой по жизни – непонятно. Да это и не его дело. Его дело – проинформировать об этой парочке кого следует, там разберутся, еще и не с такими разбирались. Олег Волков и Алиса Панова – так и запишем… Вам очень повезет, деточки, если эта встреча действительно окажется случайной и последней. Если перед ним поставят задачу разобраться с конкретной проблемой, он разберется. Он – настоящий профессионал. Это подтвердил бы хотя бы тот же Зорро. Ах нет, Зорро уже ничего подтвердить не может. Сдох и присоединился к своей Венерке. Какая жалость! Можно было бы вообразить, что они теперь беспечно резвятся на облачках со свитой толстомордых кудрявых ангелочков. Но нет, никакого рая нет, как нет добра и справедливости ни на земле, ни на небе.
Он знал это абсолютно точно. Лучше, чем кто-то другой!
В этом богом забытом месте, похоже, всегда властвовал холодный колючий ветер.
– Я хотел бы, чтобы ты подождала меня здесь. – Олег посмотрел на Алису, зябнущую в тоненьком пуховике. – Там может быть опасно.
– Вот поэтому я и иду с тобой! – словно глупому, объяснила девушка.
Ну конечно, вдвоем всегда проще и надежнее, чем одному, а о том, что страх тоже делится надвое, то есть становится вдвое меньше, – и говорить нечего!
– Будь очень осторожна! – попросил Олег.
Они прошли уже знакомыми, пустынными даже днем улицами, где ветер гонял по растрескавшейся мостовой обрывки газет и сухие листья, и вышли к куполу цирка. При скудном свете осеннего дня шатер казался еще мрачнее и затасканнее. Алиса разглядела несколько грубо прилаженных заплат.
Никого не было видно. Ребята, держась подальше от самого шатра, чтобы не привлекать внимания, обошли его по широкой дуге и попали на большую стоянку. Сейчас на ней были припаркованы два здоровенных трейлера, на чьих металлических корпусах красовались цирковые эмблемы, не слишком умело нарисованные рожи клоунов и сделанная веселенькими разноцветными красками надпись: «ЦИРК ШАПИТО».
– «Шапито» – это название цирка? – поинтересовалась Алиса.
– Это общее название таких походных цирков с шатром, который можно собрать и разобрать. Все бродячие цирки называются шапито, – ответил Олег, даже не задумавшись.
– Откуда ты всё знаешь?
Кажется, Олег немного смутился.
– Не всё, – отмахнулся он. – Просто вчера немного полазил в Интернете, почитал про цирки. Ты же знаешь, что я могу найти в Сети всё, что нужно.
Ребята осторожно подошли поближе.
У одного из трейлеров имелся прицеп, откуда ощутимо пахло лошадьми и доносилось фырканье. Как раз сейчас дверца этого прицепа открылась, и появилась девочка лет, может, шести, в клетчатой флисовой курточке и длинной синей юбке. По виду совершенно обычная, светловолосая, лицо ее казалось милым благодаря выразительным голубым глазам. В руках девочка несла большой таз. Видимо, она помогала при цирке.
– Привет! Не бойся нас, – Алиса присела перед ней на корточки и улыбнулась.
– Я не боюсь, – девочка смотрела на посетительницу с любопытством.
– Как тебя зовут?
– Зита! – представилась девочка.
Алису удивило экзотическое имя нежной блондинки, похожей на ангелочка.
– Ты, Зита, работаешь в цирке?
– Нет, – она с сожалением покачала головой, – меня только учат. Я пока помогаю.
Зита с охотой отвечала на вопросы и не собиралась никуда бежать, а поэтому Олег молчал, предоставляя Алисе налаживать контакт, раз уж у нее это так хорошо выходит.
– А ты знала Зорро? – спросила Алиса, убедившись, что никто не наблюдает за их беседой.
– Да, – девочка кивнула, – он хороший. А однажды он принес мне конфеты! Настоящие!
Она говорила это с такой радостной похвальбой, что Алиса едва не расплакалась. Нелегко живется этой девочке, если обыкновенные конфеты для нее кажутся чем-то сродни чуду.
– А потом сдохла Венера, и он очень расстроился, – продолжала рассказ Зита.
– Венера – это лошадь? Или собака? – все же решил уточнить Олег.
Девочка взглянула на него, словно на сумасшедшего.
– Венера – это тетя. Его помощница, – пояснила она спокойно. – Она некрасивая, зато смелая. Я тоже хочу вырасти такой же смелой!
Алиса и Олег переглянулись.
– А что было дальше? – поторопила Алиса, шокированная применением слова «сдохла» в отношении человека.
– А дальше Зорро тоже сдох. Мне сказали, что он ушел туда, где ему будет лучше, но я точно знаю, что это обозначает «сдохнуть»! – взмахнув длинными ресницами, объявила девочка.
– Зита, нельзя так говорить! – Алиса взяла девочку за плечи и покачала головой. – Никогда не говори так про людей!
– Мы не люди, – Зита смотрела на нее наивно и в то же время уверенно.
– И кто же вы? – растерялась Алиса.
– Монстры! – не колеблясь ни секунды, ответил голубоглазый ангелок.
– Не говори глупости! – девушке стало казаться, что Зита над ней издевается. – Какой же ты монстр? Ты очень красивая девочка.
– Нет, монстр, – упрямо затрясла головой Зита. – Мы с Гитой монстры, и мы будем выступать вместе!
– С Гитой? – Алиса снова оглянулась. – Вы пока помогаете цирку вместе?
– Нет, Гита очень слабенькая. Хотите посмотреть?
Девочка вдруг расстегнула молнию курточки, и Алиса отчаянно завизжала: прямо из живота Зиты выступало уродливое сморщенное личико вросшей в ее тело сестры-близнеца.
– Кто здесь? – послышался мужской голос, хлопнула дверца фургона.
Олег схватил Алису за руку и потащил прочь.
Они бежали, не останавливаясь, пока не убрались на достаточное расстояние от страшного цирка.
Алису еще трясло, и Олег прижал ее к себе, гладя по волосам и бормоча что-то успокаивающее. Она почти не разбирала слов, но потихоньку затихала, согретая его теплом и защитой, которая в эти минуты ощущалась необыкновенно ясно.
– Видишь, все-таки не надо было идти со мной, – сказал Олег, когда девушка немного успокоилась.
Они зашли в небольшое кафе и взяли по чашке крепкого чая с тягучим, сладко пахнущим медом.
– Это ужасно! – Алиса грела обе ладошки о большую белую керамическую чашку. – Этот цирк мутантов – самое ужасное, что я когда-либо видела!
– Ужаснее тех монстров с головами животных, которые пытались прорваться в наш мир? – уточнил Олег.
Алиса кивнула.
– Самое ужасное, – тихо сказала она, – что это – люди! Почему они такие? Откуда такие берутся?
– Радиация, болезнь, ошибка в коде ДНК, – предположил Олег. – Если хочешь, я поищу в Интернете. Знаю, что в нашей стране была авария на Чернобыльской атомной станции, в воздух попало много радиации, оттуда и многочисленные мутации…
– Но как все эти мутанты оказались в одном цирке? – Алиса смотрела в чашку, где кружилась в водовороте одна несчастная чаинка, и думала, как это хорошо, как, оказывается, чудесно, что у нее самой есть руки и ноги – точно положенное количество рук, ног и одна голова. Не всегда понимаешь, какое это счастье.
– Наверное, они собирали их со всех уголков мира… – задумчиво произнес Олег. – Но знаешь, мне кажется, надо еще разузнать об этом цирке… Плохо, что мы сегодня наделали там шума…
– Я… – Алиса подняла чашку, организовав в ней новый водоворот.
– Ничего страшного, я сам едва не заорал, – сознался Олег.
– Я виновата, – пробормотала девушка, снова ставя чашку на стол. – Не стоило кричать. А еще та девочка… она окончательно поверила в то, что она урод и мутант. Надо было сказать ей что-то… хорошее.
Она подумала о том, что белокурая девочка после этой встречи еще сильнее укрепится во мнении, что ее боятся и не любят, и поверит во враждебность мира, ожесточится.
– Сегодня, думаю, возвращаться бессмысленно и опасно, – предположил Олег. – Но завтра можем приехать с самого утра, подкараулить ее и поговорить. Зита наверняка будет кормить лошадей и так или иначе появится на улице. Идет?
– Идет! Здорово! – обрадовалась Алиса. План показался ей по-настоящему спасительным.
Однако на следующее утро, когда они приехали на знакомое место, цирка уже не было. И вылинявший залатанный шатер, и трейлеры исчезли. Остались только несколько ящиков мусора, следы от шин да порванная афиша, которую лениво трепал ветер.
Цирк мутантов исчез, словно его и не было. А с ним и все его тайны.
После исчезновения цирка жизнь вернулась на круги своя. Олег ходил в школу, занимался со своим щенком Чудом, который удивительно подрос за короткое время, став размером почти с большую собаку, и по этому поводу ревниво утверждал во дворе свой статус, доставляя хозяину массу хлопот. В свободное время Олег пытался отыскать хоть какую-нибудь информацию о цирке монстров. Информации не попадалось, из чего Волков сделал вывод, что в Сети ее нет вообще. И это тоже показалось ему странным. Кто же откажется от рекламы через Интернет? Если странный цирк шапито не задействовал это мощное рекламное средство, значит, что-то там и в самом деле не совсем чисто.
В процессе поисков Волков наткнулся на статью об опытах над людьми, проводившихся в нацистской Германии на базе концлагерей, куда свозились пленные с захваченных территорий. Все эксперименты были чудовищными и в большинстве случаев приводили к смерти, калечили или лишали рассудка. Один из врачей, Йозеф Менгеле по прозвищу Доктор Смерть, проводил опыты и стал причиной гибели тысяч узников Освенцима. После поражения фашистов в войне он бежал, но не отказался от своего «призвания», сделав собственной базой один из маленьких бразильских городков, где прятался от возмездия. В этом городке он продолжал опыты над близнецами и долгое время действовал вполне успешно.
Олег прекрасно знал, что обычно ничего не попадается ему случайно, и статья эта заставила его серьезно призадуматься. Неужели кто-то специально создает уродцев для цирка, чтобы выставлять их на потребу публике? Вряд ли. Это было бы слишком страшно и жестоко.
Как-то вечером, когда Олег в очередной раз бороздил виртуальные пространства, в комнату заглянула мама.
– Что это ты смотришь? – она брезгливо поморщилась при виде уродов на экране. – Гадость какая!
– Это несчастные с врожденными мутациями, – объяснил Олег. – Ошибки в генах. Еще и не такое бывает. Помнишь, я ходил в цирк? Там этих мутантов уйма.
– Плохая тема. Лучше не увлекайся ею, – мама нагнулась, чтобы потрепать за ухом вздумавшего охотиться на ее тапки Чуда. – Знаешь, когда твой отец работал в лаборатории, еще в советское время, у него был коллега, помешанный на разных мутациях. То ли Михаил, то ли Игорь, уже и не вспомню. Очень неприятный тип, – она покачала головой.
– И чем неприятный? – Олег насторожился.
– Ну… – мама задумалась. – Взгляд у него какой-то не такой… И руки. Такие нервные руки с тонкими пальцами. Он еще постоянно ими перебирал, и они казались мне похожими на пауков… Да бог с ним! Ведь сто лет не вспоминала, а теперь вспомнила на ночь глядя! Еще приснится не дай бог!
– А что с ним стало? – Олег даже приподнялся из кресла. Бывают же такие совпадения: вдруг это как раз тот Доктор Зло
[2], которого он ищет?
Чуд, поддерживая хозяина, подал голос.
– Тихо! – прикрикнула на пса мама. – Не знаю я, что с этим странным типом сделалось. Отец твой его всего-то раза два приводил. А потом настали перемены, лабораторию закрыли. Сидит, наверное, тот тип в каком-нибудь захолустном научном институте и до сих пор опыты над крысами ставит.
– А отец?.. – тихо спросил Олег.
– Что отец? – мама, уже повернувшаяся к двери, замерла, словно по спине ей ударили бичом.
– Отец же тоже какие-то опыты ставил? – теперь Олег говорил едва слышно.
Но мама расслышала, потому что не ответила, а сгорбившись, вышла из комнаты.
Когда-то отец говорил, что наука все больше приходит на помощь медицине. Олег помнил белую мышку с механическими лапками, которая жила у них в доме. Это была совершенно обыкновенная мышка, обожавшая морковку и семечки, и только когда она бежала по столу, куда отец выпускал ее иногда, слышалось это душераздирающее: клац, клац, клац…
Что, если Доктор Зло – это…
Нет, не может быть! Нельзя даже думать об этом!
Олег изо всей силы ударил кулаком по столешнице, чувствуя такую отрезвляющую, такую благодатную боль.
Думать об отце такое – значит предать. А это хуже забвения, хуже смерти.
Несколько ночей после встречи с похожей на ангелка девочкой Алисе снились кошмары. И она, чтобы избавиться от них, стала уходить в чужие сны.
Оказалось, это можно делать так, чтобы своим присутствием не потревожить спящих людей. Чтобы ее не замечали, как заметила когда-то Светка. И теперь девушка бродила по этим снам, проникая в чужие жизни.
Алиса поняла, что ей совершенно не интересны подростковые эротические фантазии, ужасы и монотонное перемалывание трудовых будней офис-менеджеров, и стала выбирать для прогулок романтические сны или сновидения творческих людей.
Однажды она подсказала из-за плеча удачную рифму начинающему поэту, тот рассеянно поблагодарил Алису, а когда с удивлением обернулся, девушка из его сна уже сбежала. В другой раз она решила не прятаться и довольно долго проговорила с маститым киносценаристом на тему того, чего ждет современная молодежь от посещения кинотеатра. Несмотря на все Алисино красноречие, мэтр остался при своем мнении и наверняка проснулся злым и раздраженным.
Спустя некоторое время Алиса научилась мгновенно засыпать и так же мгновенно просыпаться. Правда, такое она позволяла себе только дома, ну или на прогулке, сидя в тихом месте, где никого не могла удивить задремавшая на солнышке девушка. А еще некоторое время спустя она уже могла проникнуть в чужой сон не засыпая, а войдя в своеобразный транс с открытыми глазами. Теперь она проделывала этот трюк и в школе, на особо нудных уроках. Одна часть ее сознания находилась в классе и даже следила за учителем, а другая в это время витала во снах. Ведь на земле в любую секунду всегда кто-нибудь да спит, поэтому без развлечений Алиса не оставалась.
Однажды, стоя перед серым «экраном» чужих снов, она вдруг заметила очаровательного карапуза, сидевшего на полу и готового разреветься. Перед ним была высоченная стойка с различным мороженым, конфетами и иными сластями. Только вот беда: как малыш ни пыжился, а достать до стойки не мог, тянулся изо всех сил, терял равновесие и опять и опять падал на попу. И вот слезы навернулись на его глаза уже бесповоротно, мир вокруг него начал таять, и Алиса поняла, что малыш вот-вот со слезами проснется. Недолго думая, она решительно влетела в его сон.
– Привет, горемыка! – весело сказала Алиса. – Ты чего нюни распустил?
Малыш, надо сказать, такого никак не ожидал. Он моментально передумал плакать и уставился на Алису.
– А ты кто? – осторожно поинтересовался он.
Алиса брякнула первое, что пришло ей в голову:
– Добрая фея, не видишь, что ли?
Малыш замотал головой.
– Не-а! Добрые феи бывают с крылышками, у них есть волшебная палочка и вообще, они живут в сказках… – малыш опять пригорюнился.
– Глупенький, а мы где? Ну, посмотри на меня внимательно, чем это я на фею не похожа?
Малыш поднял на нее глаза, и тут пришла пора удивляться Алисе.
Она вдруг оказалась в переливающемся всеми цветами радуги платье, в хрустальных туфельках, и, кроме того, стала обладательницей пары крыльев, как у махаона! Совладав со своим удивлением, девушка сказала:
– Во, так-то лучше! А ну, говори, из-за чего были слюни и сопли?!
Малыш отвернулся и ткнул пальцем в сторону гигантской барной стойки.
– Всего-то? – засмеялась Алиса. – Дружок, в сказке мы или нет?
– Не знаю… – малыш все еще хмурился.
– Так, – скомандовала Алиса, – закрой глаза, вот хорошо, а теперь представь, что этот стол совсем низкий. И представляй его огромным, чтобы уместить на него всего побольше! Вот молодец, открывай глаза!
Когда Алиса уходила из этого сна, малыш, сидя на попе, взмахом руки подгонял к себе очередное лакомство и вгрызался в него. При этом он умудрялся оставаться чистым и мог съесть еще много всяких вкусностей. Где-то в середине стола все ярче и резче проступали детали новенькой игрушечной пожарной машины. Исчезновения доброй феи малыш не заметил.
Стало абсолютно ясно, что Алиса способна помогать другим людям, даже тем, кого не знает в реальном мире. Тогда девушка решила попробовать себя в роли «доброй феи» и стала искать те сны, где нужна ее помощь. Теперь гулять по снам стало гораздо интереснее. Сначала она специально выискивала малышовые сны, но потом круг снов расширился…
Правда, стоило забыться и расслабиться, как возвращался все тот же странный сон, который девушка видела в ночь после ужасного выступления. Он начинался всегда внезапно, только тогда, когда Алиса просто спала, а не гуляла по снам. Он вспыхивал так, будто в темной комнате разом зажигались тысячи прожекторов.
Перед ней возникала все та же богато обставленная комната со старинной мебелью и красивая, ухоженная француженка. Женщина подходила к колыбельке, наклонялась над ней, и вдруг лицо ее искажалось от ужаса. Но теперь Алиса не видела того, кто лежал в колыбельке, потому что в этот момент всегда просыпалась.
Каждый раз она говорила себе, что вот сейчас пойдет и досмотрит этот сон до конца, поймет, что же так ужаснуло француженку, и, каждый раз засыпая, оказывалась совсем не там. А через некоторое время и сам сон прекратился, и Алиса вроде бы забыла о нем навсегда. Так ей казалось…
Мысли об отце не давали Олегу покоя. Он больше не спрашивал о нем у матери, чтобы лишний раз не волновать ее, она и после прошлого разговора несколько дней пребывала в глубокой депрессии. Зато еще раз внимательно пересмотрел все вещи, оставшиеся от отца, зачем-то обстукал все стены в поисках тайников и, наконец, добрался до последнего подарка.
Трость с серебряной рукоятью в виде головы грифона принес курьер, не сообщив имени отправителя, но Волков каким-то глубинным чувством ощущал, что эта вещь связана с отцом.
После тщательного изучения рукояти у Олега почти не оставалось сомнений: перед ним один из хитроумных механизмов, в которых отец был большим мастером. Интересно, а можно ли открыть его, не ломая?
Эта задачка показалась Олегу интересной, и теперь он спешил из школы, чтобы просидеть за изучением трости целый вечер. При повороте рукояти раздавался легкий щелчок, значит, внутри – что-то вроде кодового замка. Олег попробовал разные комбинации, нащупывая правильную, и понял, что требуется что-то еще, какой-то неизвестный компонент. Глаза отлитого на ручке грифона были выполнены из камней и чуть выступали из оправы. Если нажать на них, ничего не щелкало, однако парень не сомневался, что они несут некую функцию. Например, как разделитель. Очевидно, что пароль – какое-то число, которое можно обозначить поворотами рукояти. Если есть разделитель, этим числом может являться дата. Например, день рождения отца – двадцать седьмое марта.
Он попробовал повернуть ручку нужное число раз. Не сработало.
Хитрый механизм так и не желал открываться. Не подошли и другие памятные для отца даты: день рождения мамы, дата их свадьбы, день рождения самого Олега. Он зашел в тупик. Пришлось оставить трость в покое.
Однако весь следующий день в голове вместо уроков крутились различные комбинации. Сдаваться было рано.
Перепробовав массу вариантов, парень вдруг догадался, что не учел один фактор: крутить рукоять можно как в одну, так и в другую сторону. Приходилось начинать все заново. Слава богу, упорства Олегу было не занимать. И вот на третий день наконец повезло.
Подошла дата его дня рождения: третье января – три щелчка в одну сторону, нажатие на разделитель и поворот в обратную. Сработало!..
Раздался легкий щелчок, и клюв грифона раскрылся, словно серебряное чудовище ожило.
Значит, Олег на верном пути, и трость действительно прислана отцом.
Но что же там, в небольшом углублении? Руки немного тряслись, когда Олег вытряхивал из тайника свернутую в трубочку тонкую бумажку.
Парень развернул ее и сразу узнал небрежный почерк отца. Буквы скакали по странице, сталкивались и разбегались, словно, как отец, все время куда-то спешили.
Ему отчего-то стало страшно. Два противоречивых чувства разрывали парня на части – он хотел и в то же время боялся прочитать записку, длил и длил этот миг на пороге, миг, к которому невозможно будет вернуться, отмотать время вспять…
Чуд, настороженный странным поведением хозяина, залаял. Ему совсем не понравились ни манипуляции с тростью, ни записка. Похоже, что щенок был готов разорвать ее в клочья прямо сейчас или сгрызть – чтобы она не расстраивала любимого хозяина.
– Сидеть, Чуд! Все нормально, – скомандовал Олег.
Щенок недоверчиво поднял ухо, но все же сел, впрочем, готовый в любой момент вскочить и спасать из очередной беды своего глупого человека.
– Ты прав, пора с этим покончить, – пробормотал парень и принялся читать.
Мой дорогой Олежик!
Не думай, что я забыл о тебе или твоей маме. Вы оба по-прежнему в моем сердце и будете там, что бы ни случилось. Но обстоятельства складываются так, что я не могу находиться рядом с вами: опасность была бы слишком велика. Может, когда-нибудь ты поймешь мотивы моих поступков и сможешь меня простить. А пока не пытайся меня найти. Я обращаюсь к тебе как к взрослому, как к мужчине, и прошу не говорить об этом письме маме. Она ведь часто плачет по вечерам, я знаю, это так. Не стоит волновать ее понапрасну. Если дела изменятся, я вернусь к вам. Береги эту трость и бумагу, в которую она была завернута, – в них большая часть моей жизни. Остальная – в вас.
Люблю и целую, отец.
Олег перечитал записку несколько раз. Веселенькое дельце! Отец ничего не объясняет, ссылаясь на смутные обстоятельства, и просит беречь какие-то вещи. Он знает, что мама плачет, но его это, видимо, ни капли не волнует. Обделывает где-то свои тайные дела… «Грязные дела» – подсказал другую формулировку внутренний голос.
Отцу на семью наплевать.
Бешенство захлестнуло Олега. Он схватил трость и швырнул ее в стену.
Неужели его отец – негодяй? А что, вполне вероятно. Когда Алиса встретила его в мире снов, он вполне мог сыграть, преследуя какую-то свою цель. Он все время говорил о какой-то опасности. Тогда им показалось, что речь идет только о школе, где находилось что-то вроде портала, связывающего наш мир с зазеркальем, где томились закрытые боги. Но вдруг опасность была связана с экспериментами самого отца? Олегу казалось, что эту версию нельзя отбрасывать.
Чуд, бросившийся за тростью сразу же после броска хозяина, теперь грыз ее с яростным рычанием, словно злейшего врага.
Олег вдохнул поглубже, выдохнул и, подойдя к щенку, забрал у него трость. Не стоит давать волю гневу. Раз отец сказал, что это важная вещь – ее нужно сохранить, но вовсе не обязательно возвращать по первому требованию. А бумага… ах, в бумагу он завернул подаренную Алисе книгу, и девушка наверняка выбросила ненужную упаковку. Какие секреты может скрывать оберточная бумага? Жаль, что он не догадался сразу проверить ее на горячей лампе или под ультрафиолетовым фонариком. Существует множество способов писать невидимыми чернилами…
Чуд насторожился и тихо тявкнул, а вслед за тем послышался звук открывающейся двери. Это вернулась с работы мама, и уже через минуту она заглянула в комнату.
– Что случилось? – спросила она тихо и посмотрела на сына расширившимися глазами.
Он, комкая в кулаке записку, криво улыбнулся.
– А с чего ты взяла, что что-то случилось?
– У тебя такое лицо…
– От тебя ничего не скроешь, – Олег тяжело вздохнул. – Вот пару схватил…
Мама посмотрела недоверчиво.
– И всё? Больше ничего плохого не случилось?
– Тебе что, пары недостаточно? – буркнул Олег, опуская взгляд – лишь бы только не смотреть ей в глаза.
– Дурачок! – мама подошла и обняла его за плечи. – Бог с ней, с этой двойкой, исправишь, ты у меня очень умный. Главное, чтобы с тобой все было в порядке.
– А что мне сделается?! – он хмыкнул.
Когда мама ушла, он тяжело опустился в кресло. В животе было пусто, словно туда, как в воздушный шарик, закачали гелий. Олег солгал. Но это все-таки единственный пока выход. Он не скажет ей об отце ни слова. По крайней мере, до того, пока не убедится, кто его отец на самом деле и чем таким важным и опасным занимается там, вдали от семьи.
Постепенно кошмар, увиденный в цирке, стал не то чтобы забываться – скорее застилаться туманом, тускнеть, как тускнеет вывешенное на яркое солнце цветное белье. Но все же воспоминания о цирке тревожили девушку.
«Надо рассказать об этом странном цирке кому-нибудь… Тому, кто поймет и сможет помочь, – думала она, лежа в постели. – Решено, нужно сегодня же отыскать того… синеглазого… Кто разберется во всем этом, если не он?..»
Синеглазый парень являлся ей во снах и уже помогал Алисе, когда они с Олегом пытались не допустить возвращения в наш мир древних богов. Синеглазый был самым необыкновенным из тех, кого она когда-либо встречала, и каждый раз, когда девушка вспоминала о нем, ее сердце учащенно билось.
И если Олег являлся своим, в целом обычным парнем, то синеглазый представлялся ей существом почти мифическим. Он был идеальным – красивым, уверенным, сильным, а еще загадочным, и от этого еще более притягательным. Как странно, что он исчез и не появлялся с тех самых пор, как закрыл зеркальный путь в наш мир. В ее голову уже приходила мысль разыскать его, но Алиса отказалась от этого намерения, представив, как жалко и глупо будет выглядеть в его глазах. Что ни говори, она никогда ни за кем не бегала! Но теперь у нее был серьезный повод, не какая-нибудь блажь, и искать синеглазого она собирается не ради него самого, а ради дела.
Алиса заснула легко – скользнула в сон серебристой рыбкой, и вот уже оказалась в знакомом мире. Искать синеглазого незнакомца нужно было где-то там, в туманном пространстве, в зыбком мире еще не зародившихся сновидений.
– Где ты? – позвала Алиса, шагая через густой клубящийся туман.
Никто не ответил, но девушке казалось, что она уловила верное направление. Подчиняясь обострившимся, почти кошачьим инстинктам, она уверенно двигалась через туман и вскоре поняла, что идет по дорожке, выложенной желтым кирпичом. Местность, лежащая по обеим сторонам дорожки, утопала в тумане, но Алиса видела на обочине то куст, где вперемешку росли белые и алые розы, то кусочек луга с пасущейся на нем пасторальной овечкой, такой миленькой, пушистой и белой, словно она была облачком. Когда неподалеку от дороги показался хорошенький маленький домик и Алиса разглядела, что черепицей на его крыше служит настоящее шоколадное печенье, а окно подозрительно леденцово поблескивает, ее терпение истощилось.
– Это шутка? – крикнула она в туман. – Ты со мной играешь?
Но ответа не было, только где-то далеко звучала тихая, похожая на зов ветра мелодия.
– Ну хорошо, поиграем!
Алиса сошла с дорожки и пошла напрямик через туман. Она не сомневалась, что синеглазый знает о ее присутствии, ей казалось, что он где-то рядом…
Туман становился все плотнее и плотнее, забивался в легкие, мешая дышать, но девушка не сдавалась.
«Ага! Еще немного!» – с радостью подумала она, почувствовав, что туман начинает редеть, сделала еще шаг и… оказалась на дороге из желтого кирпича. Как раз в том месте, где с нее сошла.
– Значит, вот ты как! – пробормотала Алиса, закусив губу. – Ну ничего, еще посмотрим…
Она сосредоточилась, потянула на себя ручку невидимой двери и шагнула в проем, чтобы выйти уже рядом с тем, кого искала… Но снова оказалась в том же месте, у пряничного домика.
«Может быть, мне нужно туда?» – подумала Алиса. Она двинулась к пряничному домику, но чем ближе девушка подходила, тем меньше он становился и в конце концов оказался лежащим на траве обычным фигурным пряником, покрытым разноцветной глазурью. Возле пряника лежала записка: «Съешь меня».
– Это уже из другой сказки, – пробормотала девушка, но все же подняла пряник и осторожно откусила от него. Пряник оказался вкусным и… всё. Никаких чудес не происходило.
– Так нечестно! – Алиса едва не заплакала от разочарования и удержала наворачивающиеся на глаза слезы только из-за того, что сообразила: за ней наверняка наблюдают. – Поиграли – и, может, довольно?
Никто не отозвался, а легкая незатейливая музыка все так же, дразнясь, вилась где-то неподалеку.
– Здесь становится скучновато! – девушка театрально зевнула и повернулась, ожидая, что ее остановят. Ничуть не бывало.
«Так, наверное, бывает, когда тебя занесли в черный список, как какого-нибудь спамера», – подумала Алиса. Синеглазый довольно очевидно дал понять, что не желает ее видеть. Это было ужасно обидно, но оставалось только проглотить собственную обиду и заняться чем-то другим, и девушка поклялась себе не думать о странном незнакомце, а заниматься уже привычным делом.
С таким намерением Алиса покинула дорогу из желтого кирпича, в ее случае не оправдавшую возложенных надежд и не приведшую к исполнению желания, и вернулась к просмотру младенческих снов. Подбадривая малышей и отгоняя ночные кошмары, она в привычном уже образе доброй феи рассматривала проносящиеся мимо нее картинки, как вдруг одна из них заставила девушку съежиться, как от удара. От этого, несомненно детского, сна веяло такой болью, безнадежностью и отчаянием, что Алисе стало страшно. В первую секунду она чуть было не бросилась в сторону, но вдруг ей сделалось стыдно. Утешить сопливого малыша, дать ему конфетку или рассказать простенькую сказочку может любой, но не каждый решится подставить плечо там, где требуется реальная помощь. И Алиса, зажмурившись, пошла в неведомый кошмар.
Она оказалась в аду. Маленький человечек не знал, как он выглядит, он не представлял, есть ли у него мама и папа и что это такое, он не понимал, где находится. Воспоминания о бодрствовании были сплошной болью, физической и моральной, наяву он не замечал ничего вокруг, он уже не мог кричать от боли, он никогда не ел из женской груди, все необходимое поступало в организм по трубкам.
Ужаснувшись, Алиса вышла из транса и обдумала ситуацию. Что же, могло оказаться так, что малыш родился больным и теперь лежит в реанимации, от этого никто не застрахован. А может быть, он попал в больницу после рождения или это родовая травма, мало ли что может случиться с ребенком? Тем более это не повод отказывать ему в помощи! И Алиса, снова погрузившись в транс, поспешила на помощь маленькому человечку. Малыша Алиса нашла на удивление быстро. Было впечатление, что ее привели к нему за руку. Алиса не сразу сообразила, что это странное, только отдаленно похожее на человеческое тело, да и то только до груди, и есть тот самый малыш. Вместо головы у него была странная бесформенная масса. И Алиса вдруг догадалась, что малыш никогда не видел себя ни в зеркале, ни в материнских глазах. Может быть, ему попадалось собственное отражение в медицинских инструментах, и может быть, именно это заставляет ребенка так ужасно выглядеть в собственных снах. Все это дошло до Алисы сразу, и она даже не очень испугалась. Да и уродливое тело малыша Алиса списала на особенности детского восприятия.
Или… девушка вздрогнула, вспомнив представление в цирке монстров. Может быть, она попала в сон к кому-то из труппы?
Ее внимание напугало малыша. Он вздрогнул и попытался отползти.
– Не бойся, – Алиса улыбнулась, – я тебя не обижу.
Ребенок посмотрел внимательно и серьезно. У него были темные, без белка, глаза, кажущиеся бездонными пропастями.
– Ты меня понимаешь? – снова спросила она, присаживаясь на кровать, где лежал малыш. – Я хочу тебе помочь.
Он молчал, а устремленный на девушку взгляд был таким же непостижимым, как у инопланетянина.
– Не понимаешь, – она вздохнула и медленно поднялась с кровати. – Очень жаль…
Но тут тонкая, словно изломанная, рука сжала запястье Алисы так крепко, что девушка едва удержалась от крика.
– Не уходи, – сказал ребенок хрипло. – Ко мне раньше никто так не приходил и не разговаривал.
Алиса снова села.
– Как тебя зовут? – спросила она ласково.
– Никак… – он наморщил лоб, собирая его, словно гармошку, глубокими некрасивыми складками. – Я не знаю… У меня должно быть имя?
Девушка закусила губу. Что за несчастное, обездоленное существо, лишенное всего, даже имени?!
– Я буду звать тебя Квазимодо, – решила она. Имя Квазимодо принадлежало персонажу Виктора Гюго, книгу которого Алиса как раз недавно прочитала. – Он был некрасивым, но очень добрым.
– А что такое добрый? Что такое некрасивый? – тут же последовали новые вопросы.
Нет, этот малыш, несомненно, какой-то инопланетянин.
– Не уходи, – вдруг попросил он, – когда ты здесь, не так… больно.
Девушка начала возиться с ребенком, успокаивать его, рассказывать ему сказки, петь детские песенки и глупые считалки, которые сама тут же выдумывала.
Разбудила ее мама, обеспокоенная тем, что дочь целый день спит. Да и Маркиза сидела обиженная невниманием хозяйки.
– Ты очень эгоистичная кошка, – укорила ее Алиса. – Тебя любят, за тобой ухаживают, а Квазимодо там совсем один… Ему обязательно нужна моя помощь… в следующий раз непременно спрошу его о цирке. Вдруг он что-нибудь знает.
Тут мысли как-то сами собой переключились на синеглазого. Решила ведь не думать о нем, а думала! Это было очень досадно. Почему же он не хочет с ней встречаться? Может, потому, что она чудовище? Может, она вызывает у него такое же отвращение, как когда-то у собственного отца?
А вдруг это недоразумение? Что, если есть неизвестные Алисе обстоятельства, по которым синеглазый пока не может с ней встретиться? Вдруг за ним следят, и он оберегает Алису?..
Телефонный звонок прервал ее мечты, и, посмотрев на экран, девушка отчаянно смутилась. Ей почему-то стало ужасно стыдно, словно Олег мог откуда-то знать, о чем именно она сейчас думала.
– Привет! – сказала девушка в трубку как можно более беспечно и весело, опасаясь при этом, что ее маленькая игра мгновенно окажется разгаданной, но, похоже, у Волкова были свои проблемы.
– Выйди, пожалуйста, в скайп, – попросил он хмуро.
– Уже… – Алиса согнала со стула Маркизу, которой именно сейчас захотелось запрыгнуть на стул перед компьютером, чтобы получше вылизать правую заднюю лапку.
Вот на экране появилось хмурое лицо Олега.
– Что-то случилось? – забеспокоилась девушка.
– Так… Хотел попросить тебя кое о чем, – Волков уставился куда-то на столешницу своего стола. – Ты же по-прежнему можешь ходить по снам?
– Даже лучше, чем раньше, – призналась она. – Как раз хотела тебе рассказать… Но потом, давай сначала ты.
– Я… – Он помолчал, потом поднял на нее тяжелый взгляд: – В общем, мне обязательно нужно снова найти отца. У тебя уже получалось сделать это в том мире. Пожалуйста, возьми меня с собой.
– Это опасно, – напомнила Алиса, а потом спросила: – Для тебя это действительно очень важно?
– Очень, – подтвердил Олег, глядя ей в глаза.
– Хорошо, – девушка кивнула. – Я постараюсь, но не могу ничего обещать.
– Спасибо, – он скупо улыбнулся. – Кстати, давно хотел спросить: ты ведь выбросила подарочную бумагу, ну, ту, в которую была завернута книга?
Вопрос был очень странным. Букинистическое издание «Трех мушкетеров», подаренное Олегом, лежало у Алисы на столе. Ей нравилось касаться пожелтевших от времени страниц, открывать книгу наугад, гадая на ней, будет ли удачным день, проводить пальцем по расплывшимся чернилам старой благодарственной надписи на первой странице… Эта книга вошла в ее жизнь так плотно, словно была в ней всегда.
А бумага… Да, была и бумага. Тоже старинная, очень красивая. Алисе даже стало жаль ее выбрасывать, и некоторое время она лежала на шкафу, пока ее не заметила мама. Заметила и попросила для знакомой художницы, просто обожавшей подобные вещи.
Конечно, Алиса тут же отдала старинную бумагу, понимая, что у нее бумага станет простым пылесборником, а художница превратит ее во что-нибудь необыкновенное, по-настоящему волшебное.
– Тебе нужна эта бумага? – поинтересовалась девушка.
– Не то чтобы очень… Но, в общем, она связана с моим отцом. Мне кажется, с ней все не так уж просто…
– Я не знала, – Алиса представила, что придется просить у мамы забрать обратно подарок, и как будет неприятно маме, и что подумает об этом ее знакомая… картина получалась безрадостная.
– А, пустяки, – Олег махнул рукой. – Нет так нет. На самом деле вовсе не важно.
– Точно?
– Забудь! Я просто поинтересовался.
Он замолчал.
– А что с цирком? – напомнила Алиса. – Ты узнал что-нибудь новое?
– Нет. Никаких следов. Даже рекламы. И все это очень странно… А ты просто так спрашиваешь?
– Не просто так. Представляешь, сегодня я случайно встретила во сне ребенка… очень странного ребенка… – и Алиса рассказала ему о Квазимодо.
Вечером, как и договаривались, Алиса отправилась искать Олега. До этого, во время своих недавних экспериментов и путешествий, Алиса сознательно избегала знакомых людей. Смотреть их сны было как-то нечистоплотно, словно заглядываешь через плечо в секретный дневник, и особенно это касалось мамы и Олега Волкова.
Сегодня это правило пришлось нарушить.
Он находился на арене, и вокруг бегали мыши со скрипящими механическими лапками.
– Драгоценная, сладенькая публика, посмотри-ка на этого неудачника! Скажите, кто из нас неуклюжий урод? – спросил отвратительный карлик в клоунском гриме, с криво намалеванной жуткой усмешкой и ловко прошелся колесом, затем схватил одну из мышей и принялся жонглировать ею.
Олег метался в круге, не зная, как из него вырваться. Он не видел сидящей в темном зале публики, но слышал ее смех, ощущал ее присутствие и устремленные на него взгляды, как ощущают присутствие невидимого чудовища. Публика как раз и казалась ему ужасным многоглазым чудовищем, притаившимся во тьме в жадном ожидании своего часа.
– Перед нами Олег Волков, – продолжал свой анонс карлик-клоун. – Он подозревает своего отца в чудовищных преступлениях! Вот и прекрасненько! Давайте посмотрим, много ли доброго осталось у него в душе. Давайте-ка вскроем его душу и заглянем в нее. Вот это будет номер! Итак, впервые на манеже…
– Нет! – закричал Олег. Он хотел убежать, но ноги словно приросли к полу.
В этот самый миг на арену вышел человек в черном, с лицом, закрытым глухой черной маской.
– Вот и наш главный распорядитель! – приветствовал появление нового персонажа клоун. – И кто же скрывается под маской? Драгоценная публика, Олег, ваши мнения!
Человек в маске захохотал и потянулся к завязкам.
– Нет! – Олег зажмурился. Он не хотел ничего видеть! Не хотел – и всё!
– Олег! Олег! Ты слышишь меня?
Зовущий его голос оказался знакомым.
– Олег! – Кто-то коснулся его руки и потянул прочь.
Волков осторожно открыл глаза и встретился с пронзительным взглядом желтых кошачьих глаз на нежном девичьем лице.
– Алиса?.. – Олег отер со лба пот и огляделся, пытаясь сообразить, где находится.
Они стояли на высоком зеленом холме, внизу под ними лежала долина и праздничной шелковой лентой блестела река.
– Это один из уголков страны снов, – объяснила девушка. – Здесь всегда спокойно.
Олег кивнул и посмотрел на нее.
– Спасибо, что вытащила меня. Очень… – он замялся, подбирая слово, – неприятный был сон.
– И часто ты такие видишь?
– Почти каждую ночь после посещения того цирка, – признался Олег. – Слушай, а как ты легко ходишь по снам? Можно ли этому научиться, чтобы хотя бы уходить из неприятного сна? Я читал про осознанные сновидения, когда человек берет под контроль свой сон, но рассказывают скорее о том, как проверить, спишь ты или не спишь, реально ли то, что ты видишь. Но мне кажется, главная проблема – как раз усомниться в реальности происходящего. Тот цирк, откуда ты меня забрала, был совсем настоящим… – Парень поежился от неприятных воспоминаний.
– Я не знаю, – призналась Алиса, – у меня все выходит как бы само собой, надо только сосредоточиться на какой-то детали. Например, я смотрю на свои руки, пока не начинаю видеть их четко, без искажений. Потом трогаю предметы. Во сне они другие… как будто немного пружинистые. А потом начинаю подстраивать мир под себя. Вот смотри, я хочу, чтобы на этом месте была дверь.
Девушка сосредоточенно уставилась в пространство перед собой, а потом протянула руку, взялась за невидимую ручку и потянула ее на себя.
В этот момент Олег и вправду увидел, что в воздухе появился четкий контур двери. Алиса ее открыла. В дверном проеме был вязкий плотный туман.
– Это пространство между снами, – объяснила она. – Мне кажется, что из этой массы и создаются сны, поэтому даже твердые предметы в них изменчивые и немного зыбкие.
– Можно я попробую? – попросил Олег.
Алиса закрыла свою дверь, и он нахмурился, пытаясь сосредоточиться и повторить фокус. Ничего не выходило. Взгляд скользил, цепляясь за деревья на горизонте, за проплывающие облака, которые, оказывается, под взглядом постоянно меняют форму…
– Не получается, – признался он наконец.
– С первого раза никогда не получится, – согласилась Алиса. – Но можно пробовать. Хотя, думаю, у тебя просто другой талант. Все люди разные, и способности у них тоже абсолютно разные. Но, пожалуй, один совет я тебе дам.
– Какой? – поинтересовался Олег.
– Если снится кошмар – просыпайся. Это легче. Сделай что-нибудь неожиданное, нарушающее течение сна.
– Попробую, – кивнул Олег и, помолчав, добавил: – Ну что, будем искать отца?.. Я могу тебе как-то в этом помочь?
– Конечно! Между вами связь, – заверила Алиса. – Думай о нем. Отправляй в пространство запрос, как в Интернете. И возьми меня за руку.
Олег, поколебавшись не больше секунды, взял ее руку и стал вспоминать отца. Как тот сидел, склонившись над столом, погруженный в непонятные формулы, как трепал сына по волосам, их немногочисленные совместные походы и то, как ловко его крупные пальцы собирали крошечные детальки, соединяя их друг с другом… Странно, прошло не так уж много времени, а образ отца как-то сгладился, почти стерся. Олег никак не мог воспроизвести его в деталях.
Он покосился на Алису, боясь, что она упрекнет его в неумении сосредотачиваться.
– Это нормально, – успокоила девушка, – у меня тоже не сразу получается найти верный путь. Сейчас мы пойдем сквозь сны, а ты ищи и думай.
В воздухе перед ними опять появилась дверца. Алиса открыла ее и потянула Олега туда, в липкий туман. Идти оказалось тяжело. Туман был пригоден для дыхания примерно так же, как клей для питья. Но, несмотря на трудности, Олег не позволял себе расслабиться. У него была цель, а еще на него полагалась Алиса, нельзя ее подвести.
Он старался не выпустить из внимания образ отца, и постепенно тот становился все более и более четким. Олег видел, как отец хмурится, как характерным жестом трет складку между бровями указательным пальцем… Он видел его палец с коротко подстриженным ногтем, с ожогом, оставленным каким-то реактивом…
– Олег?..
Волков моргнул. Оказывается, они с Алисой вышли из тумана и снова оказались в отцовской лаборатории. Точно такой, как видел ее Олег, в прошлый раз встретив отца в мире снов.
Отец смотрел на него, но в этом взгляде не было радости.
– Вы напрасно пришли, – сказал он. – Я же не раз предупреждал вас, что вы рискуете.
Сердце сжал стальной обруч, во рту стало горько, но Олег не позволил эмоциям взять над собой верх.
– Папа, я должен задать тебе важный вопрос, – сказал он, глядя в глаза сидевшему за столом человеку. – Всего один, а потом мы уйдем, обещаю.
Человек кивнул.
Можно было бы спросить, почему тот бросил семью, зачем скрывается от них и не хочет разговаривать даже здесь, в смутном мире снов и иллюзий. Но важнее всего для Олега сейчас было другое. Вопрос, сидевший в нем, обжигал гортань, причиняя страшную боль, и требовалось непременно от него избавиться, получить на него хоть какой-то ответ.
– Папа, ты проводишь опыты над людьми? – спросил Олег резко. – Поклянись, что никогда не делал ничего такого!
Ученый отвел взгляд и… промолчал.
Олег почувствовал себя так, словно его изо всех сил ударили в живот.
– Ты не знаешь о чем спрашиваешь… – ответил отец. – Я клянусь, что никогда не действовал во зло и никто не сможет заставить меня сделать это…
Слова, слова, слова. Олег задал конкретный вопрос, а получил стандартную отмазку о добре и зле – сомнительную и нечеткую, как и многие философские категории. Отец не сказал «нет», и это уже само по себе являлось ответом.
– Олег, пойми, я никогда…
Отец шагнул к нему, но Олег в ужасе отступил.
– Пожалуйста, не ищи меня! Как бы я хотел тебе объяснить… – сказал ученый, и вдруг его фигура, как и в прошлый раз, стала мигать, становясь все более нечеткой.
Он опять исчезал. Сбегал? А что, если и раньше он сбегал? Что, если тот человек из сегодняшнего кошмара – отец?
– Алексей Михайлович, подождите! – закричала вдруг Алиса, безмолвно присутствовавшая при этой сцене.
Дальше произошло нечто странное – девушка выпустила руку Олега и обеими руками вцепилась в рукав белого халата его отца. А потом они оба пропали.
Олег остался в лаборатории один.
– Надо просыпаться!
Он попытался ущипнуть себя за руку, но нужного эффекта не достиг.
– Это осознанное сновидение. Я сплю, а значит, могу проснуться! Раз… два… – На счет «три» он почувствовал, будто под ногами распрямляется гигантская пружина. Олег резко взлетел в воздух и…
Действительно проснулся в своей кровати.
Потянувшись к столу, парень схватил мобильник и поспешно, то и дело попадая не на ту букву, набрал сообщение Алисе: «ТЫ СПИШЬ?» И только отправив его, подумал, что вообще-то глубокая ночь. Но как дожить до утра? Вдруг Панова что-нибудь узнала?
Ровно через две минуты томительного ожидания, показавшиеся Волкову вечностью, телефон зазвонил.
– Да? – прошептал он в трубку, боясь разбудить чутко спящую в соседней комнате маму.
– Твой отец проснулся, – голос Алисы прерывался от волненья. – Но я была с ним и целую секунду видела его глазами! Я и не знала, что такое возможно!
– И что же ты видела? – губы разжимались с трудом, словно каменные.
– Горел электрический свет, и я разглядела комнату с белыми стенами, а еще человека в белом халате.
– Это врач? Отец в больнице? – спросил с волнением Олег.
– Не уверена… Этот человек почему-то не похож на врача. У него такие страшные глаза… совсем рыбьи, – пробормотала девушка.
– Что значит «рыбьи»?
– Ну, холодные такие, круглые. У меня от них мурашки по коже. Он смотрел, словно сканировал.
– А потом? Что было потом? – поторопил ее Олег.
– А потом меня оттуда выбросило, словно пробку из шампанского, и я проснулась.
Олег почувствовал разочарование: он уже надеялся на нечто большее. Алиса молчала, и он наконец сообразил, что ведет себя практически по-хамски.
– Спасибо, – сказал Волков поспешно. – Ты смогла узнать очень много.
– А польза? – девушка вздохнула. – Мы все равно так и не выяснили, где твой отец.
– Не беда, – успокоил ее Олег. – Ты же запомнила этого, с рыбьими глазами, и узнаешь, если когда-нибудь увидишь… Мало ли, всякое бывает… А я завтра еще в Сети пороюсь. Есть у меня один план…
Попрощавшись с Алисой, Олег лег на кровать, но заснуть так и не мог. Он думал о пропавшем отце, но мысли невольно перескакивали на девушку. Они опять вместе влезли в какое-то дело, она опять рядом, но польза? Разве стала Алиса от этого понятнее и ближе? Она, конечно, всегда готова прийти на помощь и держится с ним как друг… Вот именно – только как друг, и ничего большего. Волков замечал, что девушка продолжает соблюдать дистанцию. Почему? Ответ был очевиден, но печален: она просто-напросто не воспринимала его в другом качестве.
– Ну и ладно, – сказал Олег Чуду, у которого во сне смешно дергались ноги, будто он за кем-то бежал, – мы с тобой – одинокие волки. Нам никто не нужен!
Заявление, как понимал сам Олег, не было правдивым на сто процентов, зато немного успокаивало. Одинокий мальчик-герой и его собака… Это могло бы казаться даже романтичным, если бы не было так грустно.
«Меняю килограмм грусти на килограмм пуха – развею по ветру, – подумал парень. – Или на килограмм конфет, тоже неплохо».
Этой же ночью Алиса снова отправилась к Квазимодо.
Ей хотелось выяснить, что произошло с малышом. Постепенно из небольших деталей, отрывочных воспоминаний, запахов и разрозненных клочков виденного ребенком наяву у Алисы сложилась определенная картина. Правда, совершенно непонятная девушке.
Получалось, что сначала у малыша все было хорошо. Ему было тихо, тепло, уютно и любимо. Почему именно «любимо», Алиса так и не поняла. А потом вспыхнул яркий свет, и то, что было этим самым «любимо», куда-то пропало. И стало опять темно, тепло, но уже не любимо, а больно и все больше и больше страшно.
В этом обрывочном повествовании несколько раз проносился образ какой-то женщины, в которой Алисе что-то показалось смутно знакомым. К образу этой женщины Квазимодо все возвращался и возвращался, словно пытаясь вспомнить то, чего никогда не видел. На заданный вопрос, то ли это «любимо», малыш отвечал категорическим «нет». Но вспоминал эту женщину чаще и чаще.
Стремясь повторить опыт, проделанный с отцом Олега, девушка пыталась последовать за своим подопечным, когда тот просыпался. Но в ту ночь у нее не получилось. Возможно, Алиса слишком устала.
Наутро она долго лежала в кровати, думая о событиях прошлой ночи. А еще ей не давало покоя ощущение, что синеглазый незнакомец где-то поблизости. И в лаборатории, где Олег разговаривал со своим отцом, и позже, у Квазимодо, Алису не оставляло чувство, что за ней наблюдают. Она даже оглядывалась, пытаясь разглядеть среди тумана того, кто следит за ней, но пока что это никак не удавалось. Она решила, будто невидимый наблюдатель – тот самый синеглазый парень, но почему, Алиса не знала. Возможно, просто принимала желаемое за действительное.
В школе они с Олегом почти не общались, а по окончании занятий пошли домой вместе.
– Попробую что-нибудь накопать об отце. Чувствую, что подошел очень близко, а нащупать ничего не могу… – задумчиво говорил Олег, идя рядом с ней по улице.
– Держи меня в курсе, – попросила Алиса.
– Договорились… – Он помолчал. – Какие планы на сегодня? Что-то особенное?
Сердце глухо ударилось о грудную клетку. Звучит почти как приглашение. Чтобы опомниться, пришлось до боли закусить губу. Да, ее тянет к Волкову. Печально, но факт. Зато тянет не настолько, чтобы она потеряла голову и поддалась этому сумасшедшему зову. Он просто привык, что девчонки сами вьются вокруг него. Стоит только поддаться – и адью. Он рассмеется и оттолкнет ее в точности так же, как оттолкнул когда-то отец. И вообще, ей же нравится другой… Разве бывает так, что тянет сразу к двум парням? У нормальных девчонок такого точно не бывает!
– Дела всякие скопились, – ответила Алиса уклончиво.
– Да, дела – вещь важная, – голос Олега звучал спокойно и холодно.
Девушка бросила на него быстрый взгляд: непохоже, чтобы он был расстроен. Обидно. Значит, вопрос задан просто так, без всяких намеков. Она совершенно права, что не повела себя как дура. Только почему-то в горле першит, а в глазах стоят близкие слезы.
– Вот и мой дом. Спасибо, что проводил! – выпалила Алиса, чтобы Волков не заметил ее волнения, и почти побежала к подъезду.
– Счастливо! – крикнул он вслед, но девушка не оглянулась.
«Ну ее! – подумал Олег, возвращаясь домой после странного разговора. – Не хочет – не надо. Не буду я ей навязываться. У меня и без нее забот выше крыши. Девчонки все странные – это факт».
Очутившись в своей квартире, Олег первым делом засел за Большого Брата. Поиск по запросам об экспериментах над людьми в России и о разного рода рискованных медицинских исследованиях выдал кучу материалов – от академических статей, которые даже Волков понимал с трудом, до откровенных эзотерических бредней. Немного подумав, Олег ввел в поисковик имя и фамилию отца, рассчитывая скорее на удачу, ведь, насколько он знал, Волков-старший не вел блогов и вообще мало пользовался Интернетом. Раньше, сколько Олег ни искал, не мог обнаружить следов отца во Всемирной паутине. Большой Брат зашумел кулером и вывалил кучу ссылок.
Парень открыл первую из них. На странице незнакомый ему немолодой улыбающийся мужчина демонстрировал какой-то предмет с выходящими из него двумя трубочками. Далее текст рассказывал об успехах российских ученых в области создания искусственного сердца. Имя отца в статье не упоминалось, но Олег знал, что с ним случайностей не бывает. Выходит, эта ссылка неким образом связана с отцом. Под ложечкой неприятно засосало, и Волков поспешно закрыл страницу. Следующая ссылка вела на форум выпускников биофака МГУ.
– Мам, – крикнул он, – ты не знаешь, в каком году отец закончил университет?
– Чего это ты спрашиваешь? – она заглянула в комнату. – И не пытайся искать его с помощью университетских друзей. Во-первых, он особо ни с кем не общался в Интернете. А во-вторых, твой отец сам нас оставил, и я не вижу смысла его искать, – сказала мама резко. – Если он решит вспомнить о жене и сыне, то позвонит или приедет.
– Ну, мам, – примирительно сказал Олег, – мне же просто интересно. В конце концов, он же мой отец! Если я что-то найду, то обязательно скажу тебе.
«Если, конечно, то, чего я боюсь, не подтвердится, – добавил Олег про себя. – Лучше пусть отец останется в твоей памяти как чудаковатый и безответственный человек, чем как урод, который ставил опыты на людях».
– В восемьдесят втором, – глухим, потускневшим голосом ответила мама. – И если найдешь, не говори ничего. Мне неинтересно.
Она резко повернулась и вышла из комнаты. Но внимание Олега уже вернулось к компьютеру. Никаких следов Алексея Волкова на форуме не оказалось. Единственное, что дал дальнейший поиск – имя в списке выпускников. И тогда Олег решился.
«Всем привет, – пальцы будто сами бегали по клавиатуре. – Я Волков Алексей, год выпуска 1982. Ребята, если есть кто-то из моих одногруппников, откликнитесь».
– Дело сделано, – сказал он Большому Брату, – теперь посмотрим, что притащат наши сети.
– Иди есть! – позвала мама.
Судя по всему, она до сих пор была не в духе, и Олег счел за лучшее заговорить о школе. Но в какой-то момент мама сама подняла интересующую его тему.
– Мы с ним познакомились там же, на факультете, – проговорила она тихо, ковыряясь в тарелке. – Он работал в НИИ трансплантологии, занимался какими-то медицинскими исследованиями. Что-то связанное с пересадкой органов. А еще иногда вел у нас семинары. Я только поступила в институт. Твой отец тогда был одним из самых молодых профессоров и очень обаятельным. Это потом он изменился.
– А что случилось? – спросил Олег.
– Сначала я думала, что у него неприятности на работе. Или, – она сделала рукой неопределенный жест, – что у него появился… еще кто-то. Ну, ты понимаешь, наверное… Он стал раздражительным и очень скрытным, даже, можно сказать, параноиком. А потом исчез. Наверное, впутался в какую-нибудь историю с незаконными пересадками органов или чем-то таким, – закончила она зло.
– Неправда! – эти слова вырвались у Олега помимо его воли.
В тот вечер они с мамой серьезно поссорились. Впервые за долгое время. Уйдя к себе в комнату, Олег постоял минуту, переводя дыхание, подошел к компьютеру и удивленно присвистнул.
Некто, назвавшийся одногруппником отца, не только откликнулся на запрос, но и вывалил кучу подробностей – о том, как сложились судьбы других выпускников, воспоминаний о каких-то древних студенческих приколах, а заодно кинул ссылку на закрытую галерею со старыми фотографиями. Письмо заканчивалось предложением встретиться и посидеть «как в старые добрые времена».
Олег просматривал старые черно-белые снимки. Одна из фотографий привлекла его внимание. Трое парней стояли на фоне какого-то неказистого строения. Подпись гласила «Я, Леша и Лева-Невидимка, ББС– 80
[3]». Отец был крайним справа. Олег долго смотрел на него, стиснув зубы.
Потом, взяв себя в руки, парень свернул окно с фотографиями и занялся проверкой своего корреспондента. Судя по данным в Сети, он действительно окончил биофак вместе с Алексеем Волковым, но быстро оставил науку, уйдя в бизнес.
«Может быть, этот Лева что-то знает об отце?» – подумал Олег и быстро напечатал:
«Рад, что ты откликнулся, но сейчас встретиться не могу. Не в России. А не знаешь, где сейчас Лева?»
Ответ не заставил себя долго ждать:
«Не знаю, говорят, тоже уехал. И вообще ты с ним больше других общался».
Олег закрыл форум и откинулся на спинку кресла. Воспоминания снова теснились в голове, а глаза защипало. Как будто в них что-то попало.
«Ну уж нет! – сказал Олег. – Надо взять себя в руки».
Он попробовал заняться обычными делами, но буквально все валилось из рук. Парень шагнул к окну и долго стоял, глядя на темный двор, лишь слегка освещенный желтыми пятнами фонарей. Чуд, почувствовав, что с хозяином что-то не так, подошел и ткнулся носом ему в ногу. Олег рассеянно погладил щенка.
– Надо хоть кому-то рассказать об этом… Ты, конечно, пес понимающий, но собеседник, сам знаешь, не очень.
К сожалению, близкими друзьями за время учебы Олег не обзавелся. Да и вообще старался держаться подальше от сверстников.
Маму лучше было не трогать. И Волков, ругая себя за слабоволие, загрузил скайп.
Алиса уже битый час пыталась воспроизвести портрет того странного человека, которого она успела увидеть глазами отца Олега. Сначала она вспоминала его лицо. Потом попыталась его нарисовать. Но все было не то, даже программа по составлению фотороботов, найденная в Сети, не дала приемлемого результата. От усилий у девушки заболела голова.
Маркиза, наблюдавшая за потугами хозяйки, презрительно фыркнула.
– Между прочим, я старалась, – сказала девушка, – но ты права. Мне надо передохнуть. О, смотри, нам чего-то пишут, – она повернулась к компьютеру.
Открыв ссылку на старую фотографию, Алиса едва сдержала удивленный крик. На нее смотрело сильно помолодевшее, но все же узнаваемое лицо того, чей портрет она тщетно пыталась воспроизвести.
– Ты уверена? – спросил Олег, когда Панова поделилась с ним своим открытием. – Алисе показалось, что Олег не очень-то рад этой новости.
– Да, – сказала она, – здесь этот человек, конечно, гораздо моложе, но я его узнала. Эти страшные, словно стеклянные или рыбьи, глаза забыть невозможно.
– Мне рассказали, что один тип, как раз с рыбьими глазами, бывал у нас дома, – Олег помрачнел еще больше. – А еще ты знаешь, что мой отец работал в Институте трансплантологии, занимался пересадками органов или чем-то подобным. Как-то плохо все это выглядит.
– То есть ты думаешь, что они с этим типом заодно? – спросила Алиса.
– Похоже на то, и мне кажется, все это имеет отношение к уродам вроде тех, что мы видели в цирке, или того, которого ты опекаешь по ночам. Может быть, какие-то медицинские эксперименты или что-то подобное.
Он выглядел таким расстроенным, что ей невольно захотелось оказаться рядом – взять его за руку, утешить.
– Не говори так, ты же не знаешь наверняка. Как ты можешь обвинять человека без доказательств?! Наверное, есть какое-то объяснение.
– О чем тут говорить, – сухо сказал Олег, – я верю тому, что вижу. И помнишь, когда мы нашли его, он не ответил на мой вопрос.
Девушка промолчала. Что тут скажешь?!
Несколько дней прошли в целом спокойно. Отношения с Олегом продолжали оставаться странными. Встречаясь в школе, они разговаривали, иногда шли вместе домой, и девушка рассказывала о Квазимодо. Но в то же время между ними словно выросла ледяная стена. Иногда Алисе хотелось сломать наконец эту странную стену отчуждения, но она боялась показаться смешной и безмолвствовала. Все внешкольное время девушка вела абсолютно растительный образ жизни: читала, играла с Маркизой, а главное, часто навещала Квазимодо.
С приходом Алисы в сны к Квазимодо тому становилось чуть получше и наяву. Девушка, как могла, успокаивала его, пыталась развлечь и одновременно разобраться, что же все-таки произошло. Все более и более сближаясь с ним, Алиса начинала видеть окружающее его глазами. Как и предполагала девушка, малыш находился в месте, сильно напоминающем больничную палату. Та же мертвенно-белая стерильность, кардиомониторы, стойки для капельниц, мигающие медицинские приборы. Вот только вместо стен почему-то были нетолстые белые решетки.
Еще через некоторое время Квазимодо отключили от всех аппаратов, оставили только капельницу и стали кормить из какой-то бутылки. Это все Алиса видела, каждый день наведываясь к своему подопечному.
Квазимодо на удивление быстро развивался. В русских сказках про такое говорили «не по дням, а по часам». По просьбе Алисы он теперь чаше фокусировал зрение на зеркальных поверхностях, и его образ во сне стал вырисовываться гораздо четче. Конечно, без слез на это смотреть было нельзя. Изуродованное тело, перекрученные под немыслимыми углами конечности, большая голова с низким, словно у питекантропа, лбом и с удивительно большим, непропорционально большим, затылком. При этом глаза у него были большие, хотя и странные, но красивые. Когда Алисе становилось совсем невмоготу смотреть на уродство тела, она переносила все внимание на глаза. И растворялась в этих бездонных озерах вселенской боли и грусти.
Он задавал множество вопросов, жадно познавая мир вокруг себя. Алиса не слишком часто общалась с детьми, но даже она понимала, что Квазимодо учится с нереальной скоростью. Должно быть, это своеобразная компенсация физического уродства и почти неуправляемого тела.
А еще Квазимодо не оставлял попыток вспомнить смутно знакомую Алисе женщину. И однажды девушку осенило: женщина малыша – это та самая француженка из сна! Вот где надо искать!
Алиса долго думала, как найти таинственную француженку. Девушке в голову пришла мысль, что каким-то неведомым образом она оказалась связующим звеном между двумя людьми. А вот что с этим делать? Тогда она решила посоветоваться с Олегом.
На следующий день ребята, как обычно, встретились на перемене.
– Привет, Олег! – Алиса задержала Олега, торопящегося куда-то по лестнице.
– Привет! – Олег перекинул свою трость с серебряным набалдашником, подарок отца, в другую руку и повернулся так, чтобы прикрыть собой Алису от не в меру расшалившейся на лестнице малышни.
– Слушай… – Алиса замялась – У меня к тебе несколько необычная просьба. Можно?
Олег огляделся.
– Можно, конечно! Только давай не на лестнице?! Еще чуть-чуть, и эти вожди краснокожих снесут нас вниз, хотим мы этого или не хотим! Давай уж поддадимся!
Алиса тихонько засмеялась, взяла Олега под руку, и они поддались потоку. Через несколько минут ребята уже стояли на улице, особо не скрываясь, но и не в толпе высыпавших во двор школьников разных классов.
– Я подумала, что поиски можно вести и с другой стороны… – начала она без излишних предисловий. – Ты сам считаешь, что твой отец и этот… рыбьеглазый… связаны с мутантами. Квазимодо помнит свою мать, и мне кажется, что я тоже ее видела. В общем, мне очень, очень-очень нужно узнать, кто она такая!
Олег нахмурился.
– И что ты предлагаешь?
– Сходи опять со мной в сон! – попросила она. – Даже если эта ниточка не приведет к твоему отцу, мы хотя бы поможем малышу. Кроме меня, ему никто не поможет, понимаешь?
Его лицо оставалось бесстрастным, и девушка испугалась, что Волков откажется. Зачем Олегу помогать ей, когда у него и своих проблем навалом? Можно, конечно, думать, что Квазимодо действительно связан с Волковым-старшим, но оснований для этого пока нет. Неужели он откажется?
– Я сделаю все, что смогу, – пообещал Олег и пошел к школе, благо школьный звонок поднял такой трезвон, словно оповещал не о начале урока, а о конце света.
Он смотрел на них издали.
Те самые ребята, что приходили в цирк, а затем к нему в палату. Узок все-таки мир, а любопытные сами виноваты в своих неприятностях.
Мальчишка и девчонка оказались не просто случайными свидетелями весьма неприятного инцидента с этим психопатом Зорро, они уже увязли в деле по самые уши. Надо бы решить дело одним махом – и быть спокойными.
Человек вздохнул. Насчет обоих он получил совершенно определенные распоряжения, и в них особо оговаривалось то, что ни мальчишка, ни девчонка не должны пока что пострадать. Особенно мальчишка. Зря все-таки он всколыхнул мутную воду, совершенно зря.
Ну что же, хоть парень и останется пока жив, неприятные эмоции ему, можно сказать, гарантированы.
Алиса читала книгу и время от времени поглядывала на часы. Когда короткая стрелка подползла к часу ночи, девушка удобно устроилась на кровати. Для начала ей необходимо было попасть в сон Олега и только после этого крепко заснуть самой. Алиса привычно вошла в транс и оказалась перед серой стеной снов. Олега она нашла очень быстро.
В уже знакомом ей кошмаре с цирком мутантов, где властвовал странный человек в маске.
Видимо, этот сон мучил Олега часто, и девушка догадывалась, чем именно он вызван.
«Пора покончить с этим», – подумала она и, шагнув на арену, решительно рванула с незнакомца маску и, не удержавшись, вскрикнула: под маской не было лица – только серая вязкая масса.
Олег, с ужасом наблюдавший за разворачивающейся перед его глазами картиной, заметно вздрогнул и отступил.
– Это только сон! Не бойся! – крикнула ему Алиса и, подскочив к парню, потянула его прочь.
Волков не сопротивлялся. Он тоже хотел покинуть кошмар как можно скорее.
Девушка открыла дверцу прямо в полотнище цирка шапито, и ребята шагнули в уже хорошо знакомый Алисе тоннель.
– Ты, как всегда, вовремя, – хрипло проговорил Олег. Заметно, что он все еще находился под сильным впечатлением.
Алиса посмотрела на Волкова с сочувствием.
– Так и не получается управлять сном? – спросила она.
– Нет, – он бессильно развел руками. – Просыпаюсь, только когда этот человек пытается снять маску… – Парень вздрогнул, вспоминая серое месиво, оказавшееся у властелина цирка вместо лица. – Какая же гадость!
– Хочешь, никуда сегодня не пойдем, – предложила девушка, оглядываясь по сторонам, – найдем какой-нибудь райский уголок и просто отдохнем. Искупаемся в море, поваляемся на солнце… Когда еще представится такая возможность посреди глубокой осени?
Но Олег покачал головой.
– Не беспокойся, я в норме. Пойдем искать твою француженку. Это хотя бы меня отвлечет…
Алиса нашла сон француженки очень быстро. И опять они оказались в самом начале сна. Опять ухоженная женщина ходила, кружилась по комнате, напевая песенку… Алиса из-за серой пелены ткнула в нее пальцем.
– Олег, вот она! Сможешь запомнить?
Олег, дернув плечом, достал телефон.
– Давай-ка попробуем заснять… Вдруг получится? В любом случае, по-моему, хуже не будет…
Девушка кивнула. Странно, простая мысль сфотографировать что-то из сна никогда не приходила ей в голову. Сразу видно, что Волков – технарь до мозга костей.
Олег нажал на кнопку камеры и спросил:
– А поближе мы подойти сможем?
Алиса нахмурилась.
– Тогда мы войдем в ее сон, и она нас увидит. А мне пока что-то не хочется ей показываться.
– Тогда все. Давай завтра посмотрим, что получилось. Как ты думаешь, а я могу прямо сейчас проснуться, чтобы набросать эскиз портрета? Ну, хоть знать, кого искать?
Алиса озорно усмехнулась.
– Не знаю, но давай попробуем, вдруг получится?
Алиса подошла к Олегу вплотную, просунула руки к нему под мышки и одновременно крепко поцеловала его в губы и пощекотала.
Судя по тому, что Олег мгновенно исчез из сна, фокус удался!
Резко, словно подброшенный пружиной, Олег вскочил с кровати. Вытерев губы тыльной стороной ладони, он кинулся к столу, где у него лежали загодя приготовленные альбом для рисования и карандаш.
– Вот ведь дура! – Размашистыми штрихами Олег наносил на бумагу запомнившиеся ему черты незнакомки: узкое лицо, четкие линии асимметричного каре, миндалевидные глаза. – Ага, так просыпаться, недолго и ласты склеить!
Критически осмотрев законченный эскиз, парень бросил альбом на стол.
– Нет, ну точно, дура! – Теперь Олег сказал это совершенно без злобы и тихонько, чтобы не разбудить мать, засмеялся.
Уже собираясь ложиться, он вдруг вспомнил про телефон. Не ожидая чудес, Олег вытащил его из кармана джинсов и открыл последние фотографии.
На них нечетко, словно сквозь толстое и грязное стекло, но все-таки проступал знакомый образ.
После этого Олег еще некоторое время сидел с открытым ртом, а потом решительно включил компьютер. Сна в его глазах уже не было. Когда появились первые результаты, он с ухмылкой потянулся к телефону и ткнул несколько кнопок. Через долгих пятнадцать гудков на том конце раздался хриплый заспанный голос.
– М… да?
– Все получилось! Проснулся я замечательно! И, надо тебе сказать, мне есть что тебе сказать по этому поводу!
И не слушая сбивчивых фраз в трубке, мстительно закончил:
– Спокойной ночи. До завтра!
Олег повесил трубку и отключил телефон. Подумаешь, полпятого утра! Еще целых два с половиной часа можно поспать! Он блаженно вытянулся на кровати и закинул руки за голову.
«Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети». Алиса со злостью швырнула телефон на тумбочку.
– Ну и пожалуйста! А мог бы и сказать…
Злиться Алисе можно было еще несколько часов, до начала учебного дня, но кое-что девушке эти часы скрасило.
Закинув руки за голову и уставившись в потолок, Алиса вспоминала свой первый поцелуй и переживала его снова и снова. Так она и задремала…
Утром Алиса обнаружила у себя на компьютере, в почте, письмо от Олега. Там было краткое резюме и ссылки на ресурсы, где Олег проводил поиски.
Женщина, которую они видели во сне, все-таки существовала! Более того, она оказалась ни много ни мало женой влиятельного французского политика и бизнесмена арабского происхождения. Звали ее Моник Аль-Каддур. Сама она была коренной француженкой, ее предки имели дворянский титул, но, как это часто бывает, не владели ни землями, ни крупным состоянием.
«Надо будет все же поговорить с ней», – решила девушка и побежала умываться.
После почти что бессонной ночи Олег чувствовал себя на удивление бодро. Дела с поиском француженки пошли хорошо – не в пример поискам его собственного отца.
«Может, все-таки не искать его? Мама права, если он не хочет…» – навязчиво крутились в голове мысли. Но в то же время Олег знал, что больше всего страдает от неведения и сомнений. Знать бы точно, что отец непричастен к этим делам с уродами, – и можно было бы спать спокойно. Причем в буквальном смысле.
– Олег! Ты еще спишь? Я налила кофе! Тебе еще до школы с Чудом гулять! – крикнула из коридора мама. Она металась по прихожей, торопливо собирая сумку, – сегодня ей нужно было на работу пораньше.
– Встал уже!
Сна не было ни в одном глазу. Олег выпил кофе, проглотил приготовленную мамой яичницу и взялся за поводок, который щенок уже услужливо притащил хозяину.
Улица встретила Олега холодным пронизывающим ветром, но парень стоически переносил непогоду, дожидаясь, пока Чуд обнюхает все деревья и кучи гниющих листьев.
– И что ты в них находишь? Я, конечно, читал, что собаки во многом воспринимают мир через запахи, но это, по-моему, чересчур, – Олег оттащил Чуда от мусорки, где тот, несомненно, учуял что-то интересное.
Щенок упирался, но вдруг он как будто подскочил на месте. Шерсть у него на загривке встала дыбом, и он негромко, но очень грозно зарычал.
Олег попытался понять, что же так напугало щенка, и уперся взглядом в окна собственной квартиры. Он увидел свет. Это было странно: Олег точно помнил, что выключил его перед выходом. Может быть, мама, убегавшая на работу в спешке, что-то забыла и вернулась?
Несмотря на эту вполне здравую мысль, Волкову стало как-то не по себе. Непонятное и непривычное чувство тревоги вдруг охватило парня.
– Хватит с нас на сегодня, пойдем-ка домой, – сказал Олег.
В этот раз щенок отправился в сторону знакомого подъезда без колебаний.
Дверь в квартиру оказалась открытой. Свет уже не горел. Олег осторожно приотворил ее и прислушался.
– Мам! – крикнул он в тишину.
Никто не ответил.
Волков включил в коридоре свет и шагнул в квартиру. Разумеется, по уму стоило позвонить соседям и вызвать полицию: вдруг грабители, теперь он не сомневался во взломе, все еще там. Но с недавних пор Олег привык больше полагаться на собственные силы.
В квартире было тихо.
Перехватив поудобнее трость с тяжелым набалдашником, он осторожно двинулся вперед. Кругом царил кавардак, вся обувь была выброшена из тумбочки, шкафчик с маминой косметикой в ванной распахнут, а многочисленные бутылочки и флакончики валялись на полу.
Его взгляд упал на зеркало, и собственное отражение вдруг показалось Олегу уродливым и пугающим, так что он поспешно отвернулся. Из комнаты донесся какой-то звук, и парень подскочил от неожиданной мысли, что те, кто ворвался в квартиру, еще тут, прямо у него за спиной.
– Все в порядке, Чуд бы их почуял, – сказал он себе.
Глубоко дыша, чтобы успокоиться, он осторожно шагнул в комнату и застонал от досады. Маленький Брат исчез, а корпус Большого Брата оказался вскрыт, и жесткий диск
[4]выдран, что называется, «с мясом». Осторожно ступая мимо выброшенных из шкафа книг и белья, Олег подошел к окну. Странно. Форточка открыта, и штора возле нее повисла на одной петле.
«Как будто по ней взобралась очень тяжелая кошка, – подумал Олег. Он вспомнил о странной кошке, которая потом оказалась древним божеством, пытавшимся прорваться в наш мир. – Неужели они опять вернулись? Но ведь, как я понял, зеркало разбито и проход закрыт?..»
Утихомирив взбудораженного беспорядком Чуда, Олег тщательно осмотрел всю квартиру, а затем набрал номер Алисы и коротко рассказал ей о случившемся.
– Я не знаю, связано ли это с теми, древними, или с этим странным цирком, или меня посетили обычные воры, но будь, пожалуйста, осторожна. Кто бы это ни оказался, они могут наведаться и к тебе, – закончил он.
– Может, прийти? – голос у Алисы был обеспокоенный, и Олегу стало приятно, что она о нем тревожится.
Но ответил он коротко и почти грубо.
– Сам справлюсь. Только вот на школу сегодня, очевидно, забью.
– Хорошо. Можно я позвоню после уроков?
– Звони, – согласился Олег и нажал отбой.
Потом он позвонил маме. Номер не отвечал, и смутное беспокойство опять кольнуло сердце. Чтобы прийти в себя, Олег начал убирать разбросанные вещи. Несомненно, грабители что-то искали, но нашли ли они что хотели? Связано ли это с запиской, так неожиданно полученной им от отца? На всякий случай Олег проверил мамину шкатулку и ящик в тумбочке под телевизором в ее комнате – деньги и украшения были на месте.
Звонок телефона буквально разорвал тишину квартиры.
– Олег, ты звонил, что-то случилось? – Голос у мамы был озабоченный, но Олег с облегчением выдохнул.
– Да нет, Чуд лапы сильно испачкал, а я тряпку не мог отыскать. Нашел уже, – сказал он первое, что пришло в голову.
В трубке слышался гул метро. Ну конечно, мама еще не доехала до работы, поэтому телефон и не отвечал.
Надо бы, конечно, сказать про взлом, но стоит ли беспокоить маму? С утра у нее какое-то важное совещание. И вообще, странно все это… Проникновение в квартиру стало казаться ему связанным с теми необычайными событиями, участником которых он стал в последнее время.
– Вот и хорошо, что управился! – голос у мамы стал бодрее. – Не опоздай в школу. И, как придешь, поешь. Разогрей еду и не забудь, что поставил ее разогревать. Я сегодня буду пораньше.
– Договорились!
Мама отключила телефон, и Олег с удвоенной энергией принялся за уборку.
– Странные какие-то грабители, правда, Чуд? – чтобы собраться с мыслями, он разговаривал со щенком. Тот, смешно подняв ухо, внимательно слушал хозяина. – Все перевернули вверх дном, но ничего ценного не взяли. Зашли в квартиру через дверь, но зачем-то открыли форточку и оборвали штору, а ведь она и меня не выдержит, не то что взрослого мужика. – Парень невольно шарахнулся от старого плюшевого медведя, пылившегося в комнате еще с тех пор, как сам Олег был маленьким. Туловище игрушки было вспорото крест-накрест, и вылезшая из разреза пожелтевшая вата напоминала внутренности. Неприятное зрелище.
– Либо взломщики приходили за отцовской информацией, либо это привет от наших старых божественных друзей, – сделал заключение Олег, засовывая медведя в большой пакет, чтобы отнести на помойку.
– Тяф! – сказал Чуд, несомненно, соглашаясь с хозяином.
Олег навел в квартире порядок и подсоединил к Большому Брату внешний диск, ускользнувший от внимания грабителей.
– Только дурак не делает бэкапы
[5]или хранит их там же, где и основную информацию, – веско сказал Волков щенку и занялся восстановлением системы.
День показался Алисе длинным до бесконечности.
Но вот уроки наконец закончились. На улице было холодно, и воздух казался белесым от падающего снега. Ранняя в этом году зима. Еще только октябрь, а уже морозно. Натянув на голову капюшон пуховика, девушка направилась к дому, по пути набирая знакомый номер.
– Ну как у тебя? – спросила она, когда Волков принял вызов.
– Нормально, – ответил он все же мрачно. – Приходили за инфой. Я думал, что это связано с бумагами отца, но вдруг дело во вчерашней француженке? Я влезал ночью кое-куда, чтобы собрать о ней как можно больше данных, а теперь думаю, что меня могли засечь и отследить.
– Так быстро? – удивилась Алиса.
– Ну, из Франции за мной приехать бы не успели, но вдруг у них есть кто-то в России? Вдруг это серьезная дамочка?
– Извини.
Особо сильный порыв ветра толкнул ее в спину. Алиса зашла за угол дома и остановилась, прислонившись к стене.
– В смысле? Не понял, – удивился Олег.
– Ну, если все это из-за француженки, получается, я втравила тебя в неприятности…
– Не болтай ерунду! – кажется, он действительно рассердился. – Во-первых, неизвестно, ради чего приходили эти люди. Во-вторых, ничуть не жалею, что помогаю тебе. Я помогаю тебе, ты помогаешь мне. Нормальные дружеские отношения. Ведь так?
Ей показалось или в тоне Олега была издевка?
Что же, Алиса ее вполне заслужила. Но не могла она вести себя по-другому. Не могла – и все.
– Пока, звони, если что, – сказала она вместо ответа и пошла по дорожке к подъезду.
Благодаря особенно мерзкой погоде улица была абсолютно безлюдна, только у самого подъезда стоял, повернувшись лицом к стене, ребенок в яркой оранжевой в горох куртке и таких же ярких, похожих на шаровары, брюках.
Когда Алиса приблизилась, человек резко обернулся, и девушка с ужасом поняла, что перед ней не ребенок, а… карлик. Карлик в ужасном клоунском гриме, с криво нарисованной красной помадой зловещей улыбкой. Маленькие серые глазки, обведенные белым гримом, казались злыми и колючими.
Клоун! Урод из цирка шапито!
Алиса попятилась.
– Слушай меня, милочка, – проговорил клоун грубым сорванным голосом. – Если ты дорожишь своим драгоценным здоровьем и не хочешь, чтобы с тобой что-то случилось, скажи своему другу, чтобы он до завтрашнего вечера принес на Казанский вокзал и положил в камеру хранения бумаги, которые получил от отца.
На миг девушка подумала, что заснула и оказалась в кошмаре, похожем на кошмар, который часто снится Олегу. Она посмотрела на свои руки, на секунду закрыла глаза, пытаясь взять управление сном на себя, но ничего не изменилось – Алиса находилась в самой настоящей реальности.
– Эй, ты меня слышишь? – В руках клоуна сверкнул нож. – Или мне повторить?
– Я слышу. Я поняла…
Собственные слова звучали издали, точно из другой галактики.
– Вот и умница, милочка! – клоун панибратски хлопнул ее по руке, а потом вытащил из воздуха яблоко. – Получи награду! И ждите, завтра с вами свяжутся.
Он сунул застывшей девушке яблоко и, фальшиво насвистывая, пошел по улице.
Алиса стояла, чувствуя, как ее колотит дрожь. Только когда карлик скрылся из вида, она швырнула яблоко и бегом ворвалась в подъезд.
– Получается, это из-за меня. Это я тебя во все впутал…
Олег попытался обнять плачущую Алису, но она отшатнулась.
Маркиза зашипела, намекая на то, что готова встать на защиту хозяйки, но этого и не требовалось. Олег и сам убрал руки.
– Прости.
Девушка сидела на диване в своей комнате, поджав под себя ноги.
– Не надо извиняться, – попросила она, вытирая мокрые от слез щеки. – Еще скажи теперь, чтобы я держалась от тебя подальше, чтобы не подвергаться опасности! Мы уже влезли в это дело, как и в дело с Квазимодо, и доведем его до конца.
Несмотря на появление новых неприятных обстоятельств, Алиса решила не терять времени и продолжать расследование дела Квазимодо, а потому в эту же ночь наведалась к Моник.
Долгое время девушка не могла найти француженку, пока не догадалась, что та, должно быть, еще не легла спать. Но вот, после изнурительного ожидания, ее сон появился перед Алисой в сером облаке. Девушка смело шагнула в него. Хорошо еще, что это был не тот кошмар, что так мучил несчастную француженку.
Алиса оказалась на светском приеме, где госпожа Моник, одетая в элегантное черное платье в пол, красиво открывающее в меру загорелую гибкую спину, вела с кем-то ни к чему не обязывающие разговоры.
К счастью, как уже заметила Алиса, в мире снов не существует языковых различий – язык нашего подсознания один, поэтому во снах мы легко понимаем друг друга.
– Здравствуйте, госпожа Моник, – подошла к француженке Алиса.
Та окинула девушку удивленным взглядом – на Алисе были джинсы и любимый полосатый свитер, в таком виде ей легче всего ходить по снам, такой она привыкла себя видеть.
– Простите, нас не представили. Вы, наверное, дочь болгарского посла? – спросила француженка, улыбаясь и, конечно, воздержавшись от комментария по поводу неуместной одежды. – Рада нашей встрече.
– Я не дочь посла, – покачала головой Алиса. – И вообще, боюсь, не была приглашена на это мероприятие.
– Неужели? – тонко очерченные брови удивленно приподнялись, а изящная рука с беспокойством коснулась длинной нити крупного жемчуга. – И как же вам удалось сюда проникнуть?
– Легко, ведь мы в вашем сне.
– Во сне? – госпожа Моник отступила. – Ты очень странная девушка и говоришь совершенно невероятные вещи.
– Посмотрите, ваши гости не обращают на меня внимания.
Алиса указала на нескольких элегантных дам и джентльменов, разговаривающих неподалеку. Но только она произнесла это, те тут же удивленно уставились на девушку. Послышались возгласы, а потом к Алисе подошел высокий мужчина, по виду охранник, и попросил ее последовать за собой.
– А вот теперь вы обратили на это внимание, и ваш сон тоже изменился, – сказала Алиса госпоже Моник. – Позвольте увести вас отсюда, мне очень нужно с вами поговорить!
Француженка заколебалась, а охранник, уже взявший Алису за плечо, застыл, точно статуя.
– Это касается вашего кошмара про колыбель, – добавила девушка, взяла госпожу Моник за руку и открыла перед ней вырисовавшуюся из воздуха дверь. – Ну что, пойдете со мной?
– Пойду, – ответила та и решительно шагнула в проем.
Девушка привела свою гостью на высокий холм, где недавно стояла с Олегом. Это место казалось прекрасным и умиротворяющим. Трава под ногами была гораздо мягче самых пушистых ковров, небо сияло голубизной, оттененной легкими облачками, в воздухе пахло свежестью и цветами.
– Значит, я и вправду сплю? – француженка с удивлением огляделась. – Здесь очень мило… Это тоже сон?
– Да, кусочек страны снов. Если вам удобнее поговорить в привычной обстановке, можете подумать о своей гостиной, и мы пройдем туда.
– Нет-нет! – поспешно возразила госпожа Моник. – Как давно я не была в подобных местах! Можно я сяду?
– Конечно!
Они уселись прямо на траву. Француженка с удовольствием скинула неудобные туфли на высоченной тонкой шпильке и бросила их на землю.
– Откуда ты знаешь про мой кошмар? – повернулась она к Алисе.
– Я его видела, – и Алиса до мельчайших деталей пересказала тот сон, что мучил француженку с недавних пор.
– Все это странно… – госпожа Моник сорвала травинку и зажала ее в зубах. – Неужели ты и вправду можешь проделывать все эти вещи?.. Но откуда ты вообще взялась? Тебя прислали сюда, чтобы навредить мне? – в тщательно подведенных шоколадно-карих глазах сверкнуло подозрение.
Девушка покачала головой.
– Вовсе нет. Напротив, я хотела бы помочь вам избавиться от того, что вас тревожит… Так получилось, что я вмешалась в это дело по собственным причинам. Мне нужно помочь одному… человеку, и мне кажется, что вы с ним связаны.
Моник помолчала, обдумывая услышанное.
– Почему-то я тебе верю, – сказала наконец она. – И в любом случае хуже, чем сейчас, уже быть не может.
– Расскажите, что случилось, – попросила Алиса. – Мне нужно знать всё.
Женщина тяжело вздохнула.
– Хорошо, – проговорила она, – я расскажу тебе то, что не рассказывала никому… Вот послушай…
Все началось, когда молодая жена крупного бизнесмена и политика, Моник де Верье, теперь уже Аль-Каддур, через некоторое время после свадьбы стала неважно себя чувствовать. Сначала это было хоть и легкое, но постоянное утомление, потом появились боли в суставах, из носа постоянно шла кровь. Моник чувствовала себя все хуже и хуже. Обратились к врачам и услышали страшный диагноз: острая лейкемия. Болезнь прогрессировала очень быстро, и надежд на спасение почти не оставалось.
Фаррух Аль-Бухани Аль-Каши ибн Аль-Каддур в своей молодой жене души не чаял и выложил огромные деньги на различных врачей. Лечение помогало, прямо скажем, неважно. «Рак крови, последняя стадия, что вы хотите», – отвечали ему медики. Смерть подошла так близко, что Моник отчетливо ощущала ее дыхание. Но однажды на Фарруха Аль-Каддура вышли эмиссары какого-то профессора, имя которого было практически неизвестно в медицинских кругах. Элегантная женщина, красивая, явно в возрасте, но в каком – затруднился бы ответить самый маститый стилист. Она предложила Фарруху испробовать новую методику лечения.
Утопающий хватается и за соломинку, поэтому неудивительно, что супруги согласились ее выслушать. Предложенный им метод был странен. По словам профессора, он сумел СОЗДАТЬ эмбрион, который, при вживлении в тело больной женщины, развиваясь, вбирал в себя как фильтр все ее болезни, приостанавливал старение организма, включал систему внутренней регенерации на полную мощь. Затем, при достижении эмбрионом определенного этапа развития, его изымали с помощью кесарева сечения, а женщина оставалась здоровой и помолодевшей.
Стоило такое лечение сумму с восемью нулями, но деньги надо было заплатить только после достижения стабильного результата, и то не сразу, а по частям. В доказательство эффективности метода неизвестного профессора посетительница предъявила паспорт, обратив внимание Фарруха на дату своего рождения. На восемьдесят четыре года дама совсем не выглядела. Конечно, документ можно подделать, но Фаррух, взяв тайм-аут в несколько дней, задействовал свои каналы и убедился в правдивости полученных сведений. После чего, уже не колеблясь, заявил жене, что они должны использовать выпавший шанс.
Звучало предложение фантастически, но Моник, измученная болью и химеотерапией, поколебавшись немного, все же согласилась.
Так что уже через месяц она была где-то в России. Где именно, француженка так и не поняла, да ее это и не интересовало. Она прибыла на личном самолете своего мужа, ее помощник, вылетевший в холодную страну, поставившую жирную точку в судьбе великого Бонапарта, за неделю до прилета хозяйки все тщательно подготовил. Моник встретил роскошный лимузин с тонированными стеклами, через некоторое время женщина оказалась в первоклассной клинике, расположенной так, что было абсолютно непонятно, где она находится: в лесу, в городе или вообще на другой планете. Надо сказать, что Моник это тоже не интересовало.
Через некоторое время, после обследования, сдачи немыслимого количества анализов и забора биологического материала, Моник оказалась на операционном столе. Очнувшись в послеоперационной палате, женщина поняла, что впервые за долгое время она наконец-то выспалась. А потом наступила неделя чудес. Моник стала чувствовать себя все лучше и лучше, мышечные боли прошли без следа, температура спала, кровотечения остановились. Сохранялась лишь ноющая усталость, но ассистент профессора, та самая пожилая леди, сказала, что, как только процедура лечения подойдет к концу, от хвори и следа не останется.
Эмбрион, помещенный в ее организм, развивался. Моник улетела во Францию, где долгое время не показывалась на людях, скрывая свою беременность. Зная о нездоровье Моник, этому никто не удивлялся, и конспирация вполне удалась. За неделю до срока окончания лечения Моник снова оказалась в знакомой клинике. Опять неделя обследований и анализов, снова операционный стол – и вот оно, долгожданное излечение!
Смертельная болезнь была побеждена.
Разумеется, Моник спросила о судьбе зародыша.
– Вы же понимаете, что ни о каком ребенке речь не идет, – ответил профессор, спокойно глядя на пациентку, в волнении комкающую изящный шелковый платок. – Этот эмбрион, взявший на себя болезнь, выполняет сугубо служебные функции. Когда операция началась, он давно был мертв. Никто не мог бы выжить с таким набором пороков. Забудьте о нем и наслаждайтесь жизнью! Теперь у вас есть будущее, будут и дети.
Моник поспешила согласиться с профессором и его ассистенткой, пожалела нерожденного младенца, которого вынашивала долгое время, и улетела домой с искренним намерением забыть прошедшее как страшный сон.
После такого странного «лечения» у Моник действительно началась новая жизнь. Официальные медицинские исследования полностью подтвердили совершившееся чудо: никаких следов рака! Моник блистала в свете, посещала приемы, рауты и вела легкую жизнь типичной представительницы бомонда.
Вроде бы все шло хорошо, но муж все чаще и чаще заговаривал о наследнике. И вот тут Моник была еще не готова сказать «да». Она понимала, что Фаррух выложил огромные деньги за ее лечение, но каждый раз, вспоминая стерильные стены операционной, женщина содрогалась. Поэтому она всячески оттягивала зачатие, объясняя это тем, что еще психологически не пришла в себя после долгой болезни и лечения. Фаррух согласился, что наследник должен родиться и вырасти здоровым, обнял жену и нежно попросил ее не затягивать решение этого деликатного вопроса. Как-никак, он уже не мальчик, так что… Благодарная Моник согласно кивала.
А потом пришли сны. Моник кружилась по комнате, слушала детский лепет, который сначала плавно переходил в хныканье, а потом и в истошный крик. Испуганная Моник подбегала к детской кроватке, отдергивала покрывало и видела… Она никогда не могла вспомнить, что же там видела.
Почему-то Моник считала, что в этой кроватке лежит ее ребенок, своей смертью подаривший ей новую жизнь. Но как он выглядит, Моник не знала. Она всегда просыпалась на одном и том же моменте, некоторое время лежала с открытыми глазами, а потом засыпала уже без сновидений.
Закончив рассказ, француженка долго молчала, а по бледным щекам катились крупные слезы.
– Я больше не могу! – сказала она наконец, схватив Алису за руки. – Уж лучше бы я умерла! Все это сводит меня с ума! Если бы только знать…
– Не плачьте, – девушка приобняла француженку за плечи. – Я постараюсь вам помочь. Мне кажется, я знаю…
Она не успела договорить, потому что в этот миг госпожа Моник исчезла – очевидно, проснулась.
Утром, перед тем как идти в школу, девушка нашла адрес электронной почты Моник, присланный Олегом. Алиса составила письмо, стараясь использовать короткие фразы, чтобы электронный переводчик не запутался в хитросплетениях русского языка, и отослала француженке.
Ответ на прекрасном русском языке пришел уже через полчаса. Личный поверенный Моник Аль-Каддур, месье Серж Граббе, вылетает в Москву первым же рейсом. Не будет ли любезна мадемуазель Эллис предоставить свои координаты?
– А это, пожалуй, неплохо, – заметил Олег, когда они с Алисой на большой перемене забрались в убежище под раскидистыми ветвями дерева, чтобы обсудить создавшееся положение. – Мы сможем продолжить расследование и в то же время попросим французов обеспечить твою безопасность. Мне вовсе не понравились угрозы того клоуна…
– А если окажется, что я ошиблась, и Квазимодо вовсе не сын Моник? – Алиса выглядела уставшей и обеспокоенной, и Олегу вдруг подумалось, что все эти хождения по снам даются ей вовсе не так легко, как пытается показать девушка. Наверняка это отнимает у нее силы, причем немалые.
– Ты же все равно попытаешься ей помочь. Да и нам сейчас очень нужна помощь. Даже не сомневайся. Только на встречу с этим Сержем я пойду с тобой, – сказал он.
Представитель Моник Аль-Каддур позвонил уже через час, и они быстро договорились.
Встреча произошла в уютном номере маленькой гостиницы в самом центре города. Неприметный подъезд старинного двухэтажного дома, ажурный кованый козырек над ним, крохотная, потемневшая бронзовая вывеска, огромная витрина парикмахерской на первом этаже. Если не знать, что это дорогой отель, пройдешь мимо и не заметишь.
Месье Граббе, «… нет-нет, что вы, господа, просто Серж, пожалуйста!», занимал солидный трехкомнатный номер на втором этаже. Несмотря на то что его окна выходили прямо на оживленную улицу, в номере было поразительно тихо. Предложив гостям фрукты, конфеты и напитки, Серж, после короткого протокольного разговора ни о чем, перешел к делу.
– Госпожа Моник, простите, мадам Аль-Каддур, давно беспокоило то, что произошло с ней в клинике, однако она не верила, что плод был… как это называется по-русски?.. живым…
– Жизнеспособным, – подсказала Алиса.
– Да, жизнеспособным… Поэтому до вашего появления мы лишь пытались навести кое-какие справки в клинике, но вторично получили однозначный ответ, что плод мертв. Потом возникаете вы со своей странной историей. Госпожа Моник вам поверила, но если выяснится, что все это розыгрыш или что-то похуже… – Серж обвел обоих взглядом, позволяющим понять окончание фразы без всяких слов.
– Это не розыгрыш и тем более не ловушка, – ответил Олег сухо, – но если вы нам не верите, то можете действовать без нас.
Алиса умоляюще взглянула на него. Олег и сам понимал, что помощь французов не будет лишней, но не ответить на вызов не мог.
– Почему же, я тоже вам верю, – месье Граббе кивнул. – Вы уже взрослые люди, и я напомнил вам об ответственности за свои поступки и о серьезности происходящего. Чтобы между нами не было недоразумений, сразу добавлю, что действую целиком в интересах мадам Моник. Если мы поняли друг друга, переходим к следующей части.
Ребята переглянулись. Что уж тут понимать!
Серж явно не старался завоевать их симпатию, но выглядел настоящим профессионалом, и это подкупало. Олег однозначно предпочитал таких людей любым изворотливым и болтливым популистам. Проникнуть в клинику, понять, что же там творится, а заодно спасти Квазимодо с его помощью окажется значительно легче.
– Я рад, что мы пришли к согласию, – продолжил француз. – Итак, мадам Моник поставила передо мной следующие задачи. Во-первых, выяснить возможное местонахождение плода, изъятого у нее во время операции. Логически рассуждая, он должен быть в той клинике, где лежала мадам. Местонахождение этого заведения мне хорошо известно, я сам отвозил туда мадам Моник. Хорошо известно мне также, что клиника охраняется так, как не охраняется штаб-квартира Моссад
[6], а я хорошо знаю, как она охраняется. – Незаметно для окружающих Серж потер правый бок. – Территория клиники обнесена тремя периметрами охраны, посетители и пациенты передвигаются по строго определенному маршруту, на территории высажен лес с густым подлеском, так что рассмотреть то, что происходит даже в соседнем корпусе, невозможно. В лесу по всей территории установлены камеры и датчики слежения…
Серж говорил в таком духе еще некоторое время, а ребята украдкой переглядывались между собой. Речь месье Граббе выдавала в нем профессионала, способного как проникать на похожие объекты, так и не допускать проникновения туда. И если он говорит, что проникновение невозможно, значит…
– …ничего это не значит. – Голос Сержа вывел Алису из задумчивости. – С помощью мадемуазель Эллис мы сможем проникнуть в клинику через сон кого-то из сотрудников и оглядеться. Эллис, вы сможете в этом помочь?
– Думаю, да.
– Вот и хорошо! Итак, необходимо выяснить, в клинике ли плод? Вторая моя задача сводится к тому, чтобы непременно этот плод разыскать.
Тут Алиса перебила Сержа:
– Серж, между собой мы зовем его Квазимодо, и поверьте, это имя ему очень подходит.
Серж приподнял одну бровь:
– Мадемуазель определенно не лишена чувства юмора! Это приятно! Итак, обнаружив Квазимодо, – легкий поклон в сторону Алисы, – необходимо удостовериться, что это ребенок госпожи Моник. Образцы ДНК у меня с собой. В случае положительного результата возможны два варианта.
Голос Сержа стал сух, как самум
[7]Сахары, и заскрежетал, как ятаган по точильному камню.
– В случае если есть надежда на то, что ребенок сможет реабилитироваться и продолжить нормальную, насколько это возможно, жизнь, то он будет вывезен в нейтральную страну по моим каналам. В случае если полноценная жизнь его окажется невозможна или она будет сопровождаться физическими мучениями, я уполномочен самым гуманным образом ее прервать.
В номере повисла тишина. Алиса смотрела на милого поначалу Сержа широко раскрытыми глазами и не видела его из-за слез. Олег уперся взглядом в набалдашник своей трости и разглядывал его так пристально, как будто видел впервые. Тишину прервал Серж.
– Эллис, я сам всей душой за первый вариант. И, возможно, вы сможете мне помочь остановиться именно на нем.
Алиса с надеждой вытерла слезы.
– Вы же можете общаться с Квазимодо во сне, верно? Хотя я и не понимаю, как это у вас получается, но верю на слово, ибо другого выхода ни у кого из присутствующих просто нет. Когда мы во всем удостоверимся, только молю вас, не раньше, вы зададите Квазимодо вопрос о том, как он видит себе дальнейшую жизнь. И только после этого мы примем решение.
Алиса согласно кивнула.
– А теперь, раз мы обо всем так хорошо договорились, – подвел итог француз, – я слушаю ваши требования. Ведь вы, несомненно, чего-то хотите за свою помощь.
– Нам нужна защита, – тут же откликнулся Олег и коротко рассказал о цирке, бумагах отца, обыске в его квартире и клоуне, встреченном Алисой.
Серж слушал молча, не перебивая.
– Вижу, это непростое дело, – сказал наконец он. – Ну что же, постараемся разобраться. Хотя, признаюсь, уладить все было бы легче во Франции или еще какой-либо стране, мои связи в России не так велики… Не волнуйтесь, с сегодняшнего дня к вам и к мадемуазель Эллис будет приставлена охрана…
– Спасибо! – Олег поднялся с кресла и подал руку сидящей рядом Алисе, помогая ей встать.
– Ну что же, друзья, – Серж встал с кресла неуловимым движением, – рад был нашей встрече. Я с сожалением расстаюсь с вами, но дела, дела… Этот русский Интернет…
Серж обреченно махнул рукой.
Тут Олег убрал уже протянутую было для прощания руку.
– Серж, если у вас какие-то проблемы с «русским» Интернетом или с Интернетом вообще… – он выжидательно посмотрел на Сержа, а тот в свою очередь уставился на парня.
Ситуацию разрулила Алиса.
– Серж, Олег непревзойденный мастер всего того, что связано с компьютерами. А уж поиск чего-то в Интернете для него сущий пустяк. У меня складывается впечатление, что он знает эту Всемирную паутину как свой карман и берет нужные ему сведения, просто протянув руку.
Олег не стал смущаться, а просто кивнул.
– Оля-ля! – Серж совсем по-французски потер руки. – Тогда, Олег, может быть, вы ненадолго задержитесь? Ваша консультация будет щедро оплачена… А вас, мадемуазель, отвезут.
Мужчины направились в соседнюю комнату, а Алиса, махнув рукой, поехала домой.
Время пролетело незаметно. Алиса благополучно добралась до дома и, отзвонившись, сообщила об этом, пока Олег и Серж собирали информацию по странной клинике. Опомнился Волков уже часов в девять вечера.
Посмотрев на часы, он скривился. Странно, что мама не разыскивает его с собаками! Вернее, с одной собакой, впрочем, шум Чуд способен поднять не меньший, чем целая стая!
– О, вижу, что тебе уже пора, – от внимания Сержа, конечно, ничего не укрылось. – Спасибо за помощь, вы, русские, очень способные. Работать с вами одно удовольствие!
– Спасибо!
Олег почувствовал, что похвала ему приятна. В этот вечер, проведенный за работой, он ощущал себя необыкновенно взрослым и так увлекся, что совершенно забыл обо всех своих проблемах.
Уже садясь в машину, за рулем которой был молодой подтянутый мужчина, Волков вспомнил, что напугавший Алису клоун так и не позвонил, чтобы узнать номер ячейки, куда они, предположительно, должны были положить документы отца. Кстати, а что за документы? Отец ничего такого не оставлял, Олег был в этом уверен. Последнее, что от него приходило, – это трость, но в ней никаких документов нет.
«Может быть, это вообще несерьезно, – подумал Олег, откинувшись на удобном кожаном сиденье, пока машина ехала по уже относительно свободным улицам города. – Нас решили попугать, но увидели, что не прокатило, и отступились…»
На всякий случай Олег перезвонил Алисе.
– У меня все хорошо! – ответила она. – Я кое-что узнала про лабораторию. Отыскала Квазимодо. Он, оказывается, очень талантливый и действительно умный. Ты не представляешь, что он смог сделать…
Олег молчал. Внутреннее беспокойство сжигало его, и он не мог думать ни о чем другом.
– У тебя что-то случилось? – спросила вдруг Алиса, должно быть, почувствовав напряженность. – Какие-то проблемы с Сержем?
– Нет, – поспешно выдавил из себя Олег. – Все нормально, наверное, устал.
– Хорошо. Тогда созвонимся.
Кажется, Алиса почувствовала себя слегка обиженной из-за того, что он не стал слушать о ее открытиях, но все это было сейчас не так важно.
Тем временем машина доехала до нужного дома.
Олег поблагодарил шофера, вышел на улицу и уткнулся взглядом в темные окна своей квартиры.
А это еще что? Разве мама еще не пришла?
Сердце тревожно колотилось, пока Олег поднимался в ужасно медленно идущем лифте на свой этаж, дрожащими руками открывал дверь…
Чуд, выскочивший навстречу из темной квартиры, был так рад видеть хозяина, что почти что проигнорировал сопровождавшего его незнакомого мужчину.
– Что-то не так? – шофер, подвозивший Олега, а теперь провожающий его до квартиры, жестом отстранил парня от двери. – Постой пока здесь, я посмотрю.
Мужчина сунул руку под куртку, и только сейчас Волков заметил тускло блеснувшую кобуру пистолета.
«Хорошо, что мы договорились с Сержем. У него серьезные ребята», – мелькнула в голове успокоительная мысль.
Очнувшийся от восторга Чуд попытался было воспрепятствовать постороннему вторжению на охраняемую им территорию, пришлось схватить его за ошейник и удержать. Щенок, искренне не понимающий, почему ему мешают выполнять свой долг, слегка обиделся.
Пока мужчина осматривал квартиру, Олег набрал номер маминого мобильника. Никто не взял трубку, а услужливый механический голос предложил оставить сообщение.
– Мам, ты где? Перезвони! – не помня себя от волнения, сказал Олег.
Тем временем вернулся шофер и сообщил, что все чисто.
– Спасибо, – Олег сглотнул и переступил порог.
– Мне побыть с тобой? – предложил мужчина.
– Нет, спасибо, – он покачал головой. – Мама сейчас уже вернется… Да и собака со мной.
– Хорошо, парень, – кивнул тот, покосившись на Чуда. – Если что, я внизу, давай забью тебе на быстрый набор свой номер.
Оставшись в квартире наедине с Чудом, Олег сам обошел все комнаты. И вправду, никого. Где же мама? Он раз за разом пытался ей дозвониться, но результат был все тот же. Пытаясь успокоить себя, Олег придумывал одно объяснение за другим: на работе устроили совещание во внеурочное время и она не может ответить, потеряла телефон, сел аккумулятор, едет в метро и не слышит. Придумывал, но не верил сам… В квартире было тихо, как на кладбище, и от этой тишины беспокойство многократно усиливалось.
Внезапно зазвонил телефон в прихожей.
Резкий, какой-то неприятный звук заставил Олега вздрогнуть.
Он поспешно схватил трубку. Тишина, и только треск помех.
Вдруг Чуд с громким рычанием бросился на кухню, и оттуда раздался звон разбитого стекла.
– Мама, это ты? – прокричал в телефон Олег, но, судя по звукам, на кухне творилось что-то невообразимое. – Перезвоните, пожалуйста! – он положил трубку и бросился на помощь Чуду.
Стол был засыпан осколками стекла. Щенок, к счастью, оказался цел и сейчас неистово лаял в сторону разбитого окна. А посреди стола лежал небольшой бумажный пакет.
Олег высунулся в окно. Ни сверху под крышей, ни на карнизе никого не было. Он осторожно вскрыл пакет. Внутри лежал CD-диск.
Когда Олег трясущимися руками вставил его в компьютер, обнаружилось, что единственным содержимым диска была видеозапись. Волков увидел комнату без окон с белыми стенами и потолком. На кушетке лежала мама. Глаза закрыты, но дышит ровно.
«Спит или в отключке», – с ужасом понял Олег.
Неизвестный оператор приблизил ее лицо, как бы говоря: «С ней все в порядке, парень, пока что».
И в этот миг снова зазвонил телефон.
– Глупый мальчишка, – послышался из трубки искаженный помехами голос, – ты не принес материалы, а еще решил обзавестись охраной. Но видишь ли, в твоей охране оказалась брешь…
Олег до крови закусил губу. Кто же думал, что угрозы окажутся не пустыми, кто же думал, что в дело вовлекут его маму и успеют проделать все настолько оперативно!
– Чего вы хотите? – спросил он, собравшись с силами.
В трубке захихикали.
– Ты знаешь чего!
Ну конечно, эти проклятые бумаги!
– Бумаг отца у меня нет! – выкрикнул Олег зло.
– А это очень досадно, – голос понизился до шепота и стал таким ощутимо зловещим, что у Олега побежали по спине мурашки. – Не достанешь их в течение недели – твоей маме придется очень плохо. Уж поверь, мне доставит огромное удовольствие по одному отрезать ей пальчики и прислать тебе в подарок чудесное ожерелье из них…
– Вы не можете!..
В трубке раздался хохот, а потом зазвучали частые гудки.
В том, что эти люди, кем бы они ни были, могут все что угодно, сомнений не оставалось.
Олег без сил сполз по стене на пол.
Алисе не терпелось начать действовать. Поэтому, едва приехав домой, она решила войти в транс и найти Квазимодо.
Удалось ей это на удивление быстро. Оказалось, что малыш много времени проводит во сне, ожидая свою, как сказать… подругу, фею, может быть, единственного родного человека?..
Квазимодо обрадовался появлению Алисы. К нему опять подключили какие-то аппараты, было совсем не больно, но малыш почему-то боялся. На подсознательном уровне он чувствовал, что его к чему-то готовят.
– Не бойся, я не дам тебя в обиду, – пообещала девушка, присаживаясь на кровать к несчастному. – Что-нибудь придумаем, мы ведь с тобой умные.
– А ты можешь приходить в сон только ко мне? – спросил вдруг Квазимодо.
– Нет, – Алиса растерялась, не понимая, к чему он ведет, – обычно к тому человеку, которого знаю. Но иногда сны находят меня сами, – добавила она, вспомнив о француженке, предположительно матери малыша.
– Посмотри, – попросил Квазимодо.
Он сосредоточено нахмурился, и у его кроватки стали возникать люди. Женщина с грубым простым лицом в белом фартуке – очевидно, сиделка, подтянутая ухоженная дама без возраста, судя по всему, ассистентка профессора, и, наконец, человек, появление которого заставило Алису вздрогнуть. Она сразу узнала этот равнодушно-рыбий взгляд! Неужели они на верном пути и отец Олега действительно связан с этим страшным человеком и кошмаром, происходящим с несчастными уродами, жертвами их безжалостных экспериментов?! Страшно, до чего же страшно!
– Я сделал что-то неправильно? Ты сердишься? – Квазимодо моргнул, и образы исчезли.
– Н-нет, малыш, – Алиса погладила его по щеке. – Ты молодец. Ты очень сильный и способный, раз у тебя получается управлять снами… Немногие взрослые это умеют.
– Но ты огорчилась? – он казался очень обеспокоенным.
– Я расстроилась, – призналась девушка и, после минутного колебания, решилась: – Взгляни, пожалуйста, на этого человека. Вдруг ты его тоже видел?
И она как можно подробнее представила себе отца Олега таким, каким видела его во снах.
Квазимодо долго смотрел на него, а потом слегка покачал головой.
– Нет, – произнес малыш с явным сожалением, – никогда его не видел.
Алиса вздохнула и позволила образу ученого исчезнуть. Не стоило возлагать на это слишком больших надежд, но проверить следовало. То, что Квазимодо не узнал Алексея Волкова, увы, еще не значит, что тот непричастен к деятельности лаборатории.
– Не переживай, – утешила расстроенного малыша Алиса, – ничего страшного, что ты его не узнал. Можно сказать, даже хорошо. И я поняла твой замысел, ты очень умный. Я войду в сон кого-нибудь из сотрудников лаборатории и, если повезет, узнаю что-то важное.
– Ты меня не бросишь? – Квазимодо проговорил эти слова совсем тихо, едва слышно, но по напряженному лицу, по еще больше скрючившимся пальцам, сжимающим край одеяла, было видно, как много ее ответ значит для малыша. Он, как никто другой, уже знал боль предательства.
– Я тебя никогда не брошу, что бы ни случилось! – ответила Алиса.
Квазимодо вздохнул.
Она смотрела на скрюченные детские пальчики, такие слабые и беспомощные, такие пугающие и жалкие на фоне белоснежного одеяла, и ей хотелось плакать. Никогда. Никогда нельзя предавать того, кто в тебе нуждается!
Вывел из транса Алису звонок телефона. Звонил Олег, и девушка попыталась рассказать ему то, что узнала, но оборвала рассказ, почувствовав, что с Волковым что-то не в порядке.
На вопрос, не случилось ли что-то нехорошее, Олег ответил отрицательно, сославшись на усталость. И Алиса поняла, что расспрашивать его сейчас бесполезно, хотя ее и кольнула легкая обида на то, что Волков не спешит поделиться с ней своими тревогами.
Чтобы отвлечься от этих мыслей, девушка снова принялась перелистывать старое издание «Трех мушкетеров», подаренное ей Олегом. Пожелтевшие страницы приятно шелестели под рукой, и вдруг Алиса заметила, что одна из фраз на странице подчеркнута.
«Самая чистая жизнь, самая неоспоримая добродетель не может оградить человека от позора и преследований», – прочитала она отмеченные простым карандашом слова. Что это? Кому-то из владельцев книги понравилась эта мысль? Или, может быть, это намек?..
Девушка принялась листать уже медленнее, внимательно следя, не оставлены ли где-нибудь еще какие-либо знаки.
Такие нашлись, и вскоре, кроме первой цитаты, Алиса выписала на листок еще несколько:
«Если опасность, которой я подвергаюсь, не может остановить вас, то подумайте об опасностях, угрожающих вам».
«Но у вас есть хоть то утешение, что она покинула вас против воли».
«Ее дружба была роковой и влекла за собой преследования».
Все это, обладая хоть каким-либо воображением, вполне можно принять за секретное послание, оставленное отцом Олега. Интересно только, что за «она», о которой говорится в двух из четырех подчеркнутых строчек? Что, если в дело замешана какая-то женщина?.. Подумав, Алиса откинула эту мысль: вряд ли речь идет, скажем, о любовнице. Скорее всего, на местоимения в женском роде не нужно обращать внимания вообще: строки подчеркнуты по смыслу, и в них подразумевается автор послания. Итак, если ориентироваться на цитаты, выходило, что Алексея Михайловича преследовали, хотя вины за ним не было. И ему, и семье угрожали опасности, а потому он, против воли, был вынужден покинуть жену и сына.
Девушке показалось, что такой ход рассуждений вполне логичен.
Она взглянула на часы и подумала, что Олег так и не перезвонил. Ей стало по-настоящему тревожно, и Алиса поспешно набрала в мобильнике знакомый номер.
Трубку схватили сразу.
– Да! – крикнул Олег напряженным до дрожи голосом, и Алисе стало еще страшнее. Теперь она уже не сомневалась, что произошло нечто по-настоящему ужасное.
– Рассказывай! – потребовала она, сжав трубку так сильно, что заболели пальцы.
– А, это ты… – голос Волкова стал безжизненным.
– Рассказывай! – настойчиво повторила Алиса.
И он рассказал ей о том, что случилось.
Итак, в их защите оказалась брешь, и неведомый враг тут же воспользовался ею. Теперь Алиса уже не сомневалась, что бумаги отца Олега, человек с рыбьими глазами и страшный цирк мутантов связаны между собой.
Плохо было то, что им все-таки придется найти и отдать бумаги, чтобы вернуть маму Олега. Только вот в отличие от друга Алиса не верила в причастность к этому Алексея Михайловича Волкова. После прочитанного послания она все больше считала его жертвой, возможно, тоже угодившей в лапы рыбьеглазого профессора.
Но со всем прочим можно разобраться и потом. Первоочередное дело – найти заметки. Для этого девушка взяла у мамы адрес и телефон подруги, которой та отдала упаковочную бумагу. Шел уже первый час ночи, и было слишком поздно звонить ей в этот же день.
– Мы поедем к ней с утра и поговорим лично, – сказала девушка, – по телефону все будет звучать слишком бредово. У нас еще уйма времени – тебе же дали целую неделю!
Олегу явно хотелось ехать прямо сейчас, посреди ночи, но Алисе, хоть и с трудом, удалось убедить его отложить разговор на завтра.
– Зайду за тобой с самого утра, – пообещал он.
– Договорились, – тут же согласилась Алиса.
Чтобы не терять сегодняшнюю ночь понапрасну, девушка решила осмотреть секретную лабораторию, посетив сон одного из людей, чей образ показал Квазимодо. Проникать в сон профессора Алиса сочла небезопасным, сиделка отпала сразу – так как вряд ли много знала. Оставалась ассистентка, та женщина, что приезжала к Моник. Судя по всему, она прекрасно осведомлена о деятельности профессора, а может, даже знает об отце или матери Олега.
И вот уже, погрузившись в сон, Алиса шла по секретной лаборатории.
Точнее, шла не она, а шла ассистент профессора, та самая дама в возрасте, но с молодым лицом, о которой говорила Моник. Алиса не смогла понять, как эту даму зовут на самом деле, потому что у той было столько имен, что она уже и сама не помнила, какое из них настоящее. Сейчас она откликалась на нейтральное Кати.
Кати шла по лаборатории, а Алиса двигалась за ней, стараясь вести себя в чужом сне так, чтобы никто не заподозрил ее присутствия. Совершая эту прогулку, Алиса поняла, что Серж был прав тысячу раз. Невозможно пройти даже один коридор, чтобы не открыть несколько кодированных бронированных дверей, не миновать нескольких постов охраны. Ворваться сюда можно было только с помощью тяжелой бронетехники, да и то сомнительно, удастся ли такой дерзкий прорыв…
Поплутав по стерильным коридорам, рассмотрев комнаты с различной медицинской техникой, компьютерами, при виде которых Олег бы слюной захлебнулся, Кати и Алиса в сопровождении охранника поднялись на лифте на несколько этажей вверх. Здесь в комнатах уже были окна, из чего Алиса заключила, что свое путешествие они начали с подземных этажей.
Выйдя из лифта, Алиса сначала зажмурилась, к горлу подкатил ком. Она оказалась в большом помещении, посередине которого пролегал широкий пустой коридор. По обеим сторонам коридора находились отсеки, словно тюремные камеры в американских боевиках. Стена, выходящая в коридор, была из той самой нетолстой белой решетки, которую Алиса видела во сне Квазимодо.
За этими решетками находились… монстры, другого слова Алиса подобрать не смогла!
Странные груды плоти, иногда шевелящиеся, иногда совершенно неподвижные, почти все не подающие признаков хоть какого-то разума. Практически все эти несчастные были утыканы иглами с капельницами, подключены к различным медицинским аппаратам.
Кати с незримо сопровождающей ее Алисой прошли в самый конец коридора. Здесь ситуация несколько изменилась. Слева по ходу движения была дверь с большим окном, через которое можно было заглянуть внутрь. В комнате, тоже подключенный к различным аппаратам, лежал обычный на вид мужчина, уже немолодой, но когда-то, наверное, очень сильный. Это Алиса поняла по тому, какой он был большой. Мельком взглянув на него, Кати прошла дальше. В следующей похожей комнате Алиса увидела… Квазимодо!
Он полусидел в обычной больничной кровати и, казалось, дремал. Тело ребенка было безобразно, но Алиса сразу узнала малыша. Лица у него практически не было, сплошное месиво из плоти. Квазимодо оказался подключен к медицинскому монитору и нескольким капельницам. И всё. Почему-то Алиса сразу поняла, что сейчас жизни малыша ничего не угрожает. Девушка не смогла бы ответить, почему она так подумала, но вот так ей показалось. И вдруг, впервые за долгое время, Кати заговорила:
– Кто бы мог подумать, что этот экземпляр окажется таким живучим? Интересно, его стремительное развитие по экспоненте убьет его через полгода или выведет на качественно новый уровень развития живого организма…?
Ассистентка профессора задумалась, а потом продолжила:
– Если он останется жив, из него можно будет выделить ген, отвечающий за столь стремительное развитие, модернизировать, а потом…
Она алчно вздохнула и ударила кулаком по стеклу двери.
– А потом, при необходимости, можно за год получить армию любой необходимой численности. И продать, да хоть кому! Уж этих-то не жалко, не всех же в цирк отправлять…
В цирк? Вот и доказательства! Выходит, они с Олегом были правы в своих догадках! Очевидно, часть уродов из лаборатории действительно отправляют в цирк. Профессор не упускает никакой выгоды!
Пока женщина бормотала, Алиса наблюдала за ребенком. Когда Кати стукнула кулаком, Алиса явно увидела, что Квазимодо вздрогнул. Но они же находятся во сне ассистентки. Неужели малыш наделен талантом видеть чужие сны? А что, вполне может быть – ведь, судя по всему, тело почти не подчиняется маленькому человечку, и всю свою жизнь он проводит в полудреме. Не зря же говорят, что природа старается возместить недостающие органы. Незрячие люди обладают прекрасным слухом, а у Квазимодо, лишенного движения, вероятно, лучше работает сознание.
Тем временем Кати направилась к глухой двери, которой заканчивался коридор. Алиса решила, что ассистентка сейчас покинет питомник, и уже хотела было выйти из ее сна, но чуть промедлила, и, оказалось, не напрасно.
Последняя дверь была заперта на кодовый замок. Открыв ее с помощью пластиковой карточки, Кати, а за ней и Алиса оказались в небольшой, обставленной вполне комфортно комнате. Отличительной особенностью, напрочь портящей весь комфорт, было полное отсутствие окон.
На кровати, у стены, спала женщина, в руку которой была вставлена капельница. Алиса уже была готова встретить здесь очередного монстра, но нет, женщина была совершенно обычной. Хуже того – ее лицо оказалось знакомо девушке.
Мама Олега Волкова! Так вот где она!
Грудь женщины вздымалась спокойно и равномерно. Очевидно, пленница была погружена в глубокий сон. Алиса попыталась проникнуть в ее сновидения, но не смогла: перед девушкой словно встала стена. Наверное, снотворное, поступающее в кровь мамы Олега, было настолько сильным, что перенесло ее не в мир снов, а в какую-то совершенно особенную, закрытую для Алисы область.
Девушка снова посмотрела на Кати и в первый момент не узнала помощницу профессора. Та стояла над спящей, и красивое лицо без следов возраста было искажено гримасой дикой злобы.
– Как же я ненавижу тебя! Была бы моя воля, удавила бы собственными руками… Ну ничего, погоди, придет еще время!..
В этот момент из коридора раздался дикий рев, и всё исчезло.
Проснувшись, девушка тут же села чертить план тех помещений лаборатории, которые увидела.
За двадцать минут до назначенного времени Олег уже стоял на пороге.
– Я готова! – Алиса, смешно прыгая на одной ноге, натягивала на другую высокий сапог с небольшим, но изящным каблучком.
Олег не ответил, только кивнул – в целом ему было не до разговоров.
Так же молча они вышли из дома и проехали на троллейбусе несколько остановок.
– Где-то здесь, – сказала Алиса, сверяясь с бумажкой.
Они вышли.
Дальше девушка засомневалась, в какую сторону идти. Олег взглянул на адрес и решительно повернул в проход между домами. К нужному подъезду он вывел сразу, словно по навигатору.
– Ты уже бывал здесь? – удивилась слегка Алиса.
– Нет, впервые, – пожал плечами Олег. Трудно объяснить человеку, что найти нужный адрес легко – почти так же, как нужный сайт, нужно только знать, чего хочешь.
Алиса нажала кнопку на домофоне.
– Кто там? – спросил приятный женский голос.
– Здравствуйте, тетя Женя! – громко поздоровалась девушка. – Это Алиса Панова. Можно войти?
– Да, пожалуйста. – Домофон пискнул.
Олег и Алиса поднялись на скрипучем лифте на седьмой этаж. Там их уже ждала женщина с распущенными угольно-черными волосами, в неожиданно яркой оранжевой молодежной футболке с дурашливой рожицей и зеленых, до колена, штанах.
– Это мой друг Олег Волков, – представила Олега Алиса. – Мы к вам по очень важному делу.
Женщина оглядела Олега, посмотрела на его тросточку, одобрительно кивнула и широко распахнула перед гостями дверь.
– Ну раз по делу…
Тетя Женя отступила в квартиру, и Олег вслед за подругой вошел в темную прихожую, где на странной литой вешалке висели неимоверные шляпы и яркие пальто с пышными цветами на отвороте воротника, стояла подставка с целой коллекцией зонтов-тростей, на тумбочке красовался черный, необычного вида телефон, как понял Волков, абсолютное ретро. Теперь становилось понятнее, зачем этой женщине потребовалась старинная бумага.
Тем временем хозяйка квартиры прошла на кухню и, больше не задавая никаких вопросов, поставила на газовую плиту чайник (это вместо современных, мгновенно закипающих!) и усадила гостей за стол, покрытый клетчатой сине-красной скатертью.
Даже мимолетного взгляда было достаточно, чтобы понять: хозяйка этой кухни – абсолютно творческий человек. Деревянные табуреты были расписаны силуэтами играющих кошек, на стене висели небольшие картинки с изображением разнообразной еды и тех же кошек в разных видах – от свернувшихся клубком до прыгающих в погоне за мышью.
В центре стола стоял огромный самовар в окружении деревянных красных в белый горох чашек. Видимо, функция у этого набора была скорее декоративная, потому что тетя Женя налила им чаю не из самовара, а из чайника, и не в деревянные, а в глиняные кружки. Также она выставила на стол половину торта-медовика, быстро нарезала сыр и, управившись с хозяйскими обязанностями, села напротив, сложив на столе руки, с явной готовностью слушать то самое дело, ради которого явились нежданные гости.
– Тетя Женя, – бодро начала Алиса, в ходе речи смущаясь все больше, – я должна извиниться, потому что все напутала. Из-за меня получилось одно… ммм… недоразумение. Я, не подумав, разрешила маме отдать вам бумагу, которая принадлежала отцу Олега… и… ну, в общем, простите, пожалуйста, но бумага нам нужна.
– А для чего же? – поинтересовалась хозяйка квартиры, посмотрев на Олега.
И почему взрослые такие любопытные? Их прямые вопросы иногда просто-таки вынуждают на вранье. Ведь не скажешь ей о секретных формулах, которые, вероятно, написаны на этой бумаге невидимыми чернилами, о злом карлике и похищении матери. Не скажешь… А если даже скажешь, то кто в это поверит? Любой взрослый лишь посмеется, решив, что это бред и нереализованная жажда приключений.
– Мой отец пропал два года тому назад, – объяснил Олег, решив ограничиться полуправдой. – Эта бумага – единственная вещь, которую мы получили от отца. И теперь стало ясно, что она может навести на его след.
– Занятная история, – тетя Женя кивнула и отпила из своей чашки. – Только вот в чем проблема… Понимаете, у меня сейчас выставка графики… в Париже… Получив старинную бумагу, я тут же использовала ее для создания одного из рисунков, замысел которого давно витал у меня в голове… Такая текстура сама по себе необыкновенно красива, оставалось только добавить несколько штрихов, чтобы стало ясно, что рисунок исключительно удачный. И, конечно, на выставке без него никак не обойтись.
Олег и Алиса переглянулись: кажется, весь мир сговорился против них!
– И вы уже успели отправить рисунок? – на всякий случай уточнил Олег.
– Да, – тетя Женя развела руками. – Еще вчера. Я же не знала, что он вам потребуется… Но ничего, после окончания выставки я сразу же верну вам бумагу… Надеюсь, рисунок вам понравится и послужит приятным воспоминанием о ваших детективных поисках.
Ну конечно, она все приняла за игру. Ну и ладно. Уж лучше так, чем выкладывать всю правду.
– А когда заканчивается выставка? – задала вопрос Алиса.
– Совсем скоро. Через две недели, – тетя Женя улыбнулась, – ну, что же вы не едите торт?
Две недели – это катастрофа! Если ужасный карлик не врет (а похоже, в данном случае он вполне правдив), маме угрожает реальная опасность.
– А можно забрать его раньше? – закинула удочку Алиса.
– Конечно, нет! Алисочка, это серьезная международная выставка! Ну где ты видела, чтобы с таких мероприятий забирали экспонаты! Попасть на такую выставку для меня большая честь. Поэтому ждите! Я пообещала, а значит, отдам рисунок ровно через две недели.
– Но будет поздно, – буркнул Олег под нос, отодвигая от себя блюдце с так и не попробованным кусочком торта.
Он вышел из квартиры художницы абсолютно подавленным.
Цепь случайный событий, начавшаяся с внезапного выигрыша в лотерею и посещения цирка монстров, закручивалась все туже и уже ощутимо сдавливала горло.
– Не расстраивайтесь! Я о вас не забуду! Если я что-то пообещала, то это наверняка! – кричала им вслед тетя Женя.
Лифта они ждать не стали, спустившись по лестнице.
– Погоди! – Алиса вдруг схватила его за руку. – Это же здорово, что рисунок во Франции!
Олег поднял на подругу тяжелый непонимающий взгляд.
– Франция! Серж! Моник Аль-Каддур! Ее муж – богатый и высокопоставленный человек! Они достанут нам во Франции все что угодно! Мы поможем им с Квазимодо, а они достанут рисунок и спасут твою маму! Я видела ее в сегодняшнем сне. Она в той же лаборатории, что и Квазимодо. Ее держат сонной на каких-то наркотиках, но она жива, с ней все в порядке!
Серж! Моник! Как он сам не додумался до такой простой мысли?! И точно, нужно позвонить Сержу и потребовать от него помощи во Франции. От внезапно вспыхнувшей надежды в голове просветлело.
– Ты гений! – Олег схватил Алису за руки и закружил ее. – Ты просто гений! Так и сделаем!
Даже на экране скайпа было видно, что Моник Аль-Каддур – настоящая француженка – очень стильная и обаятельная. Аккуратное каре казалось зеркально гладким и идеально ровным, а шоколадно-карие глаза были искусно подведены – не слишком ярко, ровно настолько, чтобы подчеркнуть их глубину и выразительность.
Выслушав перевод Сержа, Моник на мгновение нахмурилась, а потом кивнула и быстро заговорила по-французски.
– Моник готова вам помочь, – перевел ее подручный, – но ей потребуется несколько дней, а также точные данные относительно художницы и нужного вам рисунка.
– Вот здесь все есть, – Олег передал французу флешку. – Даже ссылка на выставку. Вы понимаете, что дело серьезно? Не похоже, чтобы те, кто захватил маму, были склонны шутить.
– Мы все уладим, – пообещал Серж, скачивая информацию с флешки. – Но госпожа Моник просит вас продолжать расследование, касаемое ее дела. Тем более что, возможно, ваши интересы лежат в одной области.
– Мы продолжим, – поспешно сказала Алиса. – Только… я хочу знать, как вы все же поступите с Квазимодо. Я общаюсь с ним и думаю, что физически он не такой, как другие люди, зато более развит умственно и, похоже, наделен внутренней силой. Он абсолютно вменяем, если вас волновал этот вопрос.
Моник слушала ее с беспокойством, прядь каштановых волос упала на ее гладкий лоб, но женщина не обратила на это внимания.
Когда Серж перевел, она, не раздумывая ни секунды, что-то ответила. Он попытался, как показалось Олегу, возразить, но француженка, рубанув рукой воздух, решительно перебила своего посланника.
– Госпожа Моник говорит, что примет сына таким, каков он есть, – произнес наконец Серж, и Олегу опять-таки показалось, что в его голосе звучит легкий оттенок неодобрения. Сержу – сильному, по-военному собранному, должно быть, казалось странным и ненужным признавать полноценным человеком ужасного урода, обреченного на инвалидность и почти растительное существование, поддерживаемое с помощью современных медицинских средств.
До сих пор Олег не задумывался о существовании уродцев. Если он встречал такого на улице или в метро, то сначала пялился на него как на чудовищное, почти противоестественное создание, а потом спешил отвернуться. Спроси его тогда, и Волков, не колеблясь, ответил бы, что предпочел бы смерть подобной жизни.
Но теперь судьба столкнула его сразу с двумя уродцами – злым клоуном из цирка и Квазимодо, которого он, правда, знал только по рассказам Алисы. Ни тот, ни другой не виноваты в своем уродстве, оба они – жертвы ужасных экспериментов, и если клоун уже избрал для себя путь зла, то малыша еще можно спасти, дав ему веру в людей и любовь. Единственную любовь, которая может спасти ребенка, – любовь его матери. И эта холеная красивая француженка, которая смотрит на них сейчас так напряженно, действительно готова принять этого ребенка, она уже его любит. Это читается и во взгляде, и в сжатых в отчаянии руках, и в горькой складке красиво очерченного рта. Однажды она, не подозревая о том, обрекла своего будущего ребенка на муки. Но больше Моник его не предаст. Олегу хотелось в это верить.
Он и сам частенько бывал невнимателен к собственной матери, ежедневно предавая ее по мелочам – занимаясь тысячью бесполезных дел в Сети и не находя лишней минуты для того, чтобы просто посидеть рядом. Вот уж воистину говорят: что имеем – не храним, потерявши – плачем.
– Он очень хороший, – сказала Алиса, глядя в камеру.
И Моник поняла ее без перевода, потому что кивнула в ответ и улыбнулась грустно и в то же время очень тепло.
Неужели, несмотря на уродство, Квазимодо повезло? Счастлив тот, рядом с кем находятся люди, принимающие его таким, какой он есть.
Разговор был окончен, ведь предстояла еще напряженная работа.
К счастью, как раз наступили каникулы, поэтому не пришлось придумывать объяснения прогулам уроков.
Олег работал, почти двое суток не вылезая из-за компьютера. Сна не было ни в одном глазу. Освободить ребенка и свою мать стало для Волкова основной целью.
Взломать сеть секретной лаборатории оказалось чрезвычайно трудно. До сих пор Олег, легко достигавший своей цели, не сталкивался с такой умной системой защиты. Пришлось проявить настоящую изобретательность. Под конец работы Олегу стало казаться, что это не программа, а он сам проникает в чужой компьютер, движется, маневрируя между нулями и единицами. Он сам не понял, как обошел-таки систему защиты. На конечном этапе ему померещилось, будто он раздвинул занавес из двоичных кодов рукой.
«Наверное, я схожу с ума», – решил Олег, но тут за спиной послышались шаги.
– Браво! Ты сделал это, мой мальчик! Ты гений! – восхитился Серж, заглядывая в монитор через плечо Олега.
Между тем собранная в секретной лаборатории и из других внешних источниках информация не показалась Волкову слишком обнадеживающей.
Тот, кого Моник называла профессором, действительно являлся сокурсником и, видимо, приятелем отца Олега. Ланской Лев Георгиевич. Лева-Невидимка, так, кажется, называл его еще один папин друг.
Ланской и вправду казался совершенно неприметным и невыразительным, словно вылинявшая пижама. Единственной броской деталью его внешности были глаза – как сказала Алиса, рыбьи. Они казались холодными и пустыми, словно не были настоящими, а являлись искусной подделкой, выполненной из высококлассного стекла. Весьма убедительной и дорогой, но все же несомненной подделкой. В них не было ни жизни, ни чувств.
Олег просмотрел кипу информации, систематизировав которую сделал для себя некоторые выводы.
Итак, после окончания института Ланской долгое время был на вторых ролях в научно-исследовательском институте, работающем в области генетики. С его помощью стали кандидатами и докторами известные светила в области генетики, трансплантологии, хирургии и медицины катастроф. Сам же Лева-Невидимка, в полном соответствии со своим прозвищем, продолжал оставаться в тени, ожидая выхода на сцену.
После перестройки он занимался народным целительством, был не последним человеком в «Белом Братстве», а потом пропал.
Всплыл на поверхность только после двухтысячного года, получив солидный грант от фонда, приказавшего долго жить сразу после выплаты этого гранта. Еще некоторое время строил научную лабораторию и клинику в лесопарковой зоне, потом снова затих, а после про него все забыли.
Клиника посреди леса настолько не мозолила глаза даже аборигенам, что ее давно уже стали воспринимать частью пейзажа, и никто не мог сказать, что находится за высоким, потемневшим и замшелым бетонным забором и как давно здесь стоит. Всем казалось, что всегда. Ланской затих и стал жиреть. Невнятный грант давно уже растворился в финансовом море мировой экономики, а личные счета господина Ланского и его клиники стали пухнуть. Поступления на них были очень редкими, но очень… меткими. Ни разу счета не пополнялись на сумму меньше чем сотня миллионов евро.
Особое внимание Олег уделял упоминаниям рядом с именем Ланского имени Алексея Волкова, но такое сочетание, как ни странно, не встречалось. Отец, занимаясь трансплантацией, все же больше внимания уделял искусственным органам и андроидным разработкам, Ланской специализировался на генетике. Связь, если и существовала, была пока не ясна. И если бы не Алиса, увидевшая Ланского, последовав за просыпающимся Волковым-старшим, подозревать этих двоих в совместной работе не было бы резона.
Неужели отец причастен к опытам Ланского?
Неужели он пошел на то, чтобы похитить собственную жену и угрожать ее смертью их сыну?
Или отец все же заложник Ланского? Но почему тогда тот не предъявил эту козырную карту?
Вопросов было слишком много. Несравнимо больше, чем ответов.
– Знаете, господа… – Серж не торопясь ходил по номеру, механически пиная носком ботинка случайно упавшее со стола яблоко. – Мы с вами решили задачу номер раз, как у вас говорят.
Последовал короткий поклон в сторону Олега.
– Теперь осталось решить задачу номер два, то есть определить, является ли наш Квазимодо плоть от плоти мадам Аль-Каддур? Сама госпожа Моник уверена в этом, но я считаю, что лучше все же проверить. Материнский инстинкт, как говорится, одно, а факты – совсем другое. Так что насчет проверки? – Серж повернулся к Алисе. – Скажите, мадемуазель, вы сможете это сделать?
Алиса замялась.
– Серж, не хочу вас расстраивать… Но брать что-то с собой в сон я не умею… То есть тащить с собой все эти ваши колбочки-шприцы-пробирочки у меня не получится. Может быть, вам хватит того, что я смогу принести из сна? Я, например, могу попросить его плюнуть куда-нибудь… Ведь его слюны хватит, правда?
Серж очень серьезно посмотрел в глаза Алисе.
– Вы очень умная девушка, Эллис! Этого хватит! Попробуйте.
Серж еще походил по номеру, а потом присел на подлокотник кресла.
– Ребята, ситуация складывается такая. Этот центр оздоровления, похоже, финансируют независимо друг от друга множество структур. И каждая структура имеет свой, узкоспециализированный интерес. Поэтому поднять скандал нам не дадут, и не надейтесь. Профессор Ланской пожертвует всем персоналом и материалами, лишь бы не допустить огласки. Нужно придумать что-то такое, чтобы прикрыть этот центр, но так, чтобы никто никому не смог бы предъявить претензий. Вот так-то…
После этого разговора Алиса долгое время провела в трансе. Она общалась с Квазимодо, и из его путаных слов поняла, что, во-первых, ему стали колоть какую-то гадость, постоянно держащую его на грани сна и бодрствования, а во-вторых, в клинике готовятся к какому-то эксперименту, главным подопытным в котором должен стать Квазимодо. Вероятность остаться в живых у малыша есть, но, похоже, его жизнь в серьезной опасности… Алиса, как могла, утешала ребенка, обещала, что всё будет хорошо и она попробует помочь. Квазимодо уже почти совсем успокоился. В этом месте Алису выкинуло в реальность, и больше связаться с Квазимодо она не смогла.
Весь долгий день и всю ночь Алиса пыталась отыскать Квазимодо, и всё напрасно. Малыша как отрезало. Алиса сдалась и провалилась в сон без сновидений. Нужно все-таки и отдохнуть.
Может быть, в этом виновата постоянная тревога, может быть, частые хождения по снам, но Алиса все яснее понимала, что силы уходят словно вода в песок. По утрам вместо бодрости она ощущала усталость, под глазами появились темные круги, а мама стала серьезно переживать за дочь, которая могла погрузиться в прострацию буквально в любую минуту, даже посреди разговора. Вот сидят они за завтраком, Алиса ест мюсли с молоком и вдруг, посреди реплики, замирает, уставившись куда-то в пространство остекленевшими глазами. А еще она начала путаться, где находится и что происходило во сне, а что наяву.
Однажды она чуть не свела с ума свою подругу и соседку по парте Олю, уверяя, что они вместе побывали на литературной олимпиаде, которая должна была состояться только на следующий день. Алиса детально описала зал, в котором проходило мероприятие. Но самое смешное случилось, когда олимпиада все-таки состоялась и Ольга убедилась, что зал в точности соответствует описанию – от желтого паркетного пола до зеленых занавесок.
– Ты меня разыграла! Ты просто бывала здесь раньше! – обиженно заявила подруга.
Алисе оставалось только выкручиваться, соврав, что все так и было.
Сны все активнее вторгались в ее реальность.
В тот день, на конкурсе, Алиса только успела выступить с чтением стихотворения и вернуться на свое место, как вдруг почувствовала, что Квазимодо ее зовет! Девушку так стремительно перебросило из реальности в мир снов, что ей показалось, будто ее силой втащили туда за руку. Вот только что она видела стол, за которым сидело жюри, и своих товарищей, и вдруг перед ней оказался Квазимодо. Его ментальный натиск был столь сильным, что у Алисы сразу разболелась голова. К своему удивлению, Алиса разобрала понятия «больно», «страшно», «помоги», «хочу в никуда». Это последнее ударило Алису сильнее всего. «Хочу в никуда» – это желание умереть… Алиса бросилась к малышу.
Он казался абсолютно материальным. Алиса чувствовала биение крови в выступающих из-под кожи венах, судороги, сотрясающие изуродованное тельце, и наливающееся дурной кровью родимое пятно на правом предплечье. Девушка, как тогда, с отцом Олега, очутилась за пределами сна, в палате, где действительно находился несчастный ребенок.
Квазимодо бился в конвульсиях, его тело скручивала жестокая боль, горло малыша давно охрипло и могло исторгать только слабые стоны. Алиса обняла ребенка и вдруг явственно почувствовала упругие трубки, идущие к его телу. И по одной из этих трубок текло то, что могло убить десяток взрослых людей, если бы у тех хватило дури подключиться к этому дьявольскому трубопроводу.
Ощутив неимоверную боль Квазимодо, Алиса взбунтовалась.
– НЕТ! ОСТАВЬ ЕГО В ПОКОЕ!
Напрягшись, она изо всех сил рванула трубку.
Ну и пусть Алиса находилась по ту сторону реальности – она ОЧЕНЬ хотела не допустить проникновения яда в искореженное жалкое тельце, и она добилась этого. Игла вылетела из тела, и аппарат, к которому был подключен Квазимодо, вдруг тонко и противно запищал.
Девушка не успела обрадоваться собственной победе, когда в палату вбежала медсестра – немолодая грузная женщина с простым топорным лицом и темными, щедро сдобренными проседью волосами. Алиса уже видела ее в воспоминаниях Квазимодо.
– Ах ты боже мой! – воскликнула сиделка, всплеснув руками. – Как же это он смог вырвать?
Она устремилась к аппарату с явным намерением вернуть иглу в руку малыша.
– Не трогайте его! – девушка бросилась ей наперерез, пытаясь остановить, но сиделка даже не заметила препятствия, шагнув сквозь Алису, как через туман.
Вот оно, оказывается, как – быть привидением. Все ясно видишь, но ничего не можешь сделать. Боль, отчаяние, злость наполняли Алису до краев. Зачем она здесь, если обречена быть лишь бесполезным и бессильным свидетелем? Неужели ничто не спасет и так настрадавшегося малыша – сейчас, когда его судьба может измениться к лучшему, когда он находится всего в шаге от спасения?
Сиделка взялась за иглу и вдруг замерла, словно парализованная.
Алиса с удивлением посмотрела на Квазимодо и увидела, что его рука поднята, а пальцы согнуты, словно он держит чью-то невидимую руку.
С минуту женщина стояла неподвижно с застывшим, будто во сне, лицом, а потом сцедила смертоносную жидкость и вылила ее в раковину, находящуюся здесь же, в углу палаты.
– Ну вот, – пробормотала она, глядя на пустой сосуд для внутривенных вливаний, – инъекция сделана, все как хотел профессор.
И сиделка, шаркая, вышла из палаты.
Алиса была потрясена.
– Что это было? Как ты это сделал? – спросила она, сев на кровать Квазимодо.
Тот еще не оправился от боли и страха и смотрел на девушку, словно не понимая, о чем она говорит.
– Как ты это сделал? Как заставил ее повиноваться? – спросила Алиса настойчиво.
– Я не знаю! – ребенок заметался по постели. – Я боюсь! Я не хотел, чтобы она меня мучила! Я хотел, чтобы она вылила эту гадость и оставила меня в покое. Я сделал что-то плохо? Я плохой? Меня нужно наказать?
Он впал в настоящую панику, и Алисе пришлось обнять его, бормоча успокаивающие слова, гладя трясущееся крохотное тельце.
– Ты все сделал правильно. Ты спасся, а это самое главное, – прошептала она, удивляясь, сколько же в этом несчастном искалеченном ребенке силы, если он способен быть одновременно в обоих мирах, если он способен передавать свои мысли на расстояние и внушать что-либо взрослым, вполне сформировавшимся людям.
Этот несчастный малыш, бесспорно, гораздо сильнее ее самой. Он гораздо сильнее всех тех, кого она только знала!
– Скоро мы вытащим тебя отсюда, – пообещала она Квазимодо. – А пока не позволяй им себя обидеть! И зови меня на помощь.
Он посмотрел на нее удивительными, очень большими и темными, словно пронизывающими, глазами.
– Спасибо, – он ткнулся большим шишковатым лбом ей в плечо, прижался и замер.
Девушка сидела, боясь пошевелиться, чтобы не потревожить малыша, а он вдруг глубоко и горестно вздохнул.
– Я хотел бы, чтобы ты побыла здесь подольше, – сказал он грустно, – но тебя зовут. Ты должна вернуться.
– Кто зовет? – удивилась Алиса. Она уже забыла, что происходит с ней в реальности, и вдруг и вправду услышала отдаленный голос.
– Панова! Алиса Панова! Девочке, кажется, плохо!
Еще секунда – и перед глазами снова возник зал, где проходил конкурс. Члены жюри толпились перед ней. Кто-то держал ее за руку, пытаясь нащупать пульс.
– Пришла в себя! Слава богу! – темпераментно воскликнула румяная полнокровная женщина. – Тебе плохо?
Алиса покраснела.
Она ненавидела вранье, но отчего-то ей приходилось врать все чаще и чаще.
– Я… я заснула. Извините, пожалуйста, – пробормотала она, уставившись на носки своих сапог.
– То есть как это заснула?! – изумилась все та же женщина. Кажется, она была откуда-то из министерства, Алиса не очень интересовалась, а потому не запомнила, кто есть кто, когда членов жюри представляли участникам.
– Случайно… Я не хотела…
Послышались смешки, а Алиса из красной стала, наверное, темно-малиновой.
– Да эта девочка издевается, Ирада Тимофеевна, – высказался высокий лысоватый мужчина, тоже один из членов жюри. – Алиса Панова, прошу вас встать и покинуть зал! Вы отстраняетесь от участия в конкурсе!
Алиса медленно поднялась с места.
Оля, сидевшая рядом, посмотрела на подругу сочувственно, но, конечно, промолчала.
– Извините, – громко сказала Алиса и вышла вон.
Ей вовсе не было жаль, что так случилось. В конце концов, гораздо важнее спасти ребенка, чем выиграть какой-то дурацкий конкурс.
В этот вечер все заинтересованные лица снова собрались в номере Сержа. Как-то так случилось, что ни один портье, ни одна официантка не зашли в номер, когда там были ребята, и ни разу ребята не встретили на ресепшене никого, кто задал бы им хоть один вопрос.
Что удивительно, как-то так получилось, что животные, кошка Маркиза и щенок неопознанной породы Чудик, или Чуд, для краткости, стали ездить к Сержу вместе с хозяевами. Чуд приходил на коротком поводке, возле левой ноги Олега и, начиная с крыльца гостиницы, преисполнялся такой светской элегантности, словно привык красоваться на званых приемах. Как он вел себя чуть раньше, рассказывать не стоит!
Маркиза добиралась до нового места дневного обитания у Алисы за пазухой, по приезде, принюхиваясь, обходила номер, благосклонно подставляла спину Сержу, позволяя себя погладить, привычным шипением заставляла Чуда держаться на расстоянии, укладывалась на возвышение так, чтобы держать в поле зрения весь номер, и делала вид, что задремала. Несколько раз поверивший в это Чуд, собравшийся подстроить Маркизе каверзу, огребал когтистой лапой по морде. Не больно, но очень обидно и по заслугам.
– Итак, что происходит? – Серж оглядел обоих ребят, и Алиса взялась рассказывать свои новости, связанные со спасением Квазимодо.
– А где ты была, когда все случилось? – вдруг перебил ее рассказ Олег.
Он явно чувствовал, что девушка недоговаривает.
Она ожидаемо смутилась и пробормотала, что, мол, это вовсе не важно.
– Как раз это – очень важно! – отрезал Волков, поворачиваясь к Сержу. – Мне кажется, у нас проблемы. Я уже замечал, что Алису выдергивает во сны в любое время суток, а еще она начала путать сон с реальностью. Это ни к чему хорошему не приведет!
– Ты не можешь мне запрещать! – Алиса в возбуждении вскочила на ноги, а Маркиза, отреагировав на поведение хозяйки, тоже вскочила и громко, предупреждающе мяукнула.
– Могу! – Олег снова повернулся к ней и, не отрываясь, смотрел девушке в глаза, привычно прикрытые контактными линзами – интересно, хватит ли у нее смелости когда-то избавиться от них? – Мне вообще сейчас не о ком заботиться, кроме тебя… – Щенок возмущенно тявкнул, и Олегу пришлось добавить: – И Чуда.
– Но я же хочу помочь тебе и Квазимодо! – девушка медленно опустилась обратно на кресло. – Я старюсь быть осторожной, но сейчас нам нужно срочно что-то делать, скажите, Серж!
Тот задумчиво покачал головой:
– Мы так еще и не поняли, является ли Квазимодо сыном Моник…
– Какая разница! – запальчиво перебила его Алиса. – Он ребенок, и его хотят убить!
Сейчас, с разрумянившимися от гнева щеками, с прилипшей ко лбу непослушной прядкой волос, она была необыкновенно красива. Настолько, что Олег поспешно отвел взгляд, боясь показать больше, чем планировал.
– Допустим, – медленно проговорил Серж, – но ты сама видела, что проникнуть в клинику совсем нелегко. Штурм будет связан с человеческими потерями.
– Я как раз об этом думала! – неизвестно чему обрадовалась девушка. – Сегодня Квазимодо заставил сиделку вылить ядовитую жидкость. Он очень силен и может влиять на сознание других людей. А это даст нам шанс.
– Ты думаешь, Квазимодо может повлиять на сознание кого-то из персонала и его выпустят из клиники? – сообразил Олег. – Идея хорошая. Но, как понимаю, он же не может ходить?.. А еще там мама…
– Вот и отлично! – к его удивлению, Алиса довольно рассмеялась. – Присутствие твоей мамы вовсе не осложняет, а облегчает задачу… Я уже могу добраться до нее во сне.
Когда с ними связалась Моник, план был уже полностью разработан.
Выслушав его, француженка заметно обрадовалась.
Она сказала что-то безапелляционным тоном. Серж попытался было возражать, но госпожа Аль-Каддур надменно остановила его, и он сразу сник.
– Что происходит? – спросил Олег.
– Она вылетает в Москву. Я пытался убедить госпожу Аль-Каддур, что это слишком опасно, но… – Серж замолчал и безнадежно махнул рукой.
Волков покосился на Алису. Похоже, все особы женского пола склонны рисковать, не думая о последствиях, и ни во что не ставят мужское мнение.
– А я ничего! – поспешно заявила Панова, хлопая длинными ресницами. – Мне еще придется сходить в мир снов. Кто, кроме меня, сможет связаться с твоей мамой, чтобы предупредить ее и согласовать некоторые детали побега? А после того как мы проведем… операцию, я отдохну и целую неделю не буду ходить по снам… без вашего разрешения!
Маркиза, чувствуя приближение завершения беседы, прыгнула на колени к хозяйке и потерлась мордой о ее щеку, выражая полное одобрение.
– И не надейся! Никто тебе не разрешит! – хмыкнул Олег и снова посмотрел на Сержа. – А что там с цирком и этим карликом? Ничего пока не узнали?
– Все темно, – развел руками Серж. – Этот цирк действительно очень темная организация…
Когда сиделка в очередной раз зашла к Квазимодо, он пристально посмотрел на нее.
– Ну же, давай, у тебя все получится! – подбодрила его Алиса.
Сейчас она спала и присутствовала во сне малыша, но благодаря его способности пребывать между сном и явью могла смотреть на происходящее его глазами. Девушка мысленно постаралась придать Квазимодо сил.
Видимо, внушение подействовало, потому что сиделка застыла, глядя в пустоту невидящими глазами, а потом вздрогнула и потерла рукой лоб:
– Что это я хотела? Совсем ум за разум заходит!
Сиделка вернулась к своим обычным делам. Алиса облегченно выдохнула. Они уже несколько раз пользовались способностями Квазимодо, чтобы расспросить ее об устройстве клиники и продумать план побега.
– Ну как? – спросил Олег.
По плану предполагалось, что, пока Алиса во сне глазами Квазимодо будет следить за происходящим, Волков через сеть клиники устроит так, чтобы беглецов не заметили через камеры наблюдения, а электронные двери открывались вовремя.
– Все отлично, – девушка улыбнулась, – Квазимодо справится. Малыш сильный, иначе бы он просто там не выдержал.
Алиса невольно вздрогнула, представляя, каково малышу приходилось в клинике. А выдержала бы она сама, если бы оказалась на его месте?..
Вечером девушка вновь вошла в сон. Время тянулось медленно-медленно. Алиса ужасно боялась, что сиделка все же что-то заподозрила и вот-вот завоет сирена, а в палату ворвется армия врачей, вооруженных самыми сильнодействующими и дурманящими лекарствами. Чтобы успокоить себя и Квазимодо, который тоже был как на иголках, она стала рассказывать ему сказку про трех медведей, местами путалась или придумывала что-то, но, к счастью, он слушал не перебивая.
Наконец дверь палаты открылась, и вошла сиделка, толкая перед собой инвалидное кресло. Женщина удивленно осмотрелась, как бы пытаясь понять, зачем она здесь.
– Быстрее, сейчас она придет в себя! – закричала Алиса.
Квазимодо посмотрел на женщину, Алиса почувствовала, как что-то, похожее на невидимую упругую нить, протянулось между ними.
«Наверное, это и есть его влияние», – подумала девушка.
В какой-то момент ее даже напугала сила этого ребенка, но Алиса отбросила сомнения: Квазимодо добрый, он никому не причинит вреда и не использует силу во зло.
Она не сомневалась в этом.
– Ты молодец, у тебя все получается. Поехали! – обратилась она к Квазимодо.
Тот велел санитарке перенести его на кресло и везти к палате, где находилась мама Олега.
Алиса недавно навещала ее, чтобы проговорить все детали предстоящего побега. Мама Олега восприняла ее появление без особого удивления – мало ли что происходит во снах. Весь вопрос в том, что она будет делать в реальности.
Сиделка легко подняла тщедушное тело, привычно устроила его в каталке и выкатила коляску из палаты.
Коридоры клиники были пусты. Их заливал холодный безжизненный свет люминесцентных ламп, и Алисе казалось, что они страшнее, чем самое страшное и темное подземелье. Часы на стене показывали три пятнадцать. Несчастные пациенты и большая часть персонала клиники крепко спали. Алиса так ясно видела все происходящее, что почти забыла о том, что находится в чужом сознании. Ей казалось, что это она бежит из давно опостылевшей темницы.
Сиделка осторожно выглянула за угол коридора.
– Никого нет, – сказала она и бодро покатила инвалидное кресло с его маленьким пассажиром. Висевшая в коридоре камера подмигнула красным глазком.
«Наверное, это привет от Олега», – подумала девушка. Олег уже успел войти в систему и страховал их, зацикливая изображение камер.
Дверь в секцию, где держали маму Олега, несмотря на кодовый электронный замок, оказалась открытой.
А вот это – точно Олег!
Алисе захотелось как-то подбодрить его, попросить Квазимодо помахать рукой, но она предпочла не рисковать. У палаты сиделка остановилась.
Квазимодо, напрягшись, мысленно дал женщине новое задание.
Ей было необходимо войти в палату и вывести оттуда маму Олега.
На этот раз сиделка послушалась не сразу.
– Не могу. У меня нет допуска в эту палату, – возразила она. Видимо, больничные установки вполне могли конкурировать с настоящим гипнозом.
Квазимодо усилил воздействие, и женщина повиновалась.
Шагая механически, как робот, она скрылась за дверью. Квазимодо тяжело вздохнул.
– Я не могу, я устал, – пожаловался он. – Она сопротивляется и не хочет нам помогать. Очень боится профессора.
– Конечно, не хочет, но нам придется ее заставить, – сказала Алиса. – У тебя хватит сил, вот увидишь.
– Но разве это хорошо? – возразил Квазимодо.
Девушка задумалась. Раньше всякие рассуждения на тему «что такое хорошо и что такое плохо» казались ей занудными и ненужными, ведь и так все понятно. Но как объяснить маленькому человеку, обладающему чудовищной силой, когда можно ее применять, а когда нельзя? Не зря говорят, что ошибки учителей меньше заметны, но иногда приводят к более страшным последствиям, чем ошибки медиков или даже взрывотехников.
– Вообще-то влиять на сознание и заставлять делать что-то не очень хорошо, – признала она, – но для того чтобы спасти хороших людей от плохих, можно. Особенно если плохие хотят их убить. Пообещай мне, что ты не будешь заставлять людей подчиняться себе просто так, или от злости, или если тебе чего-то хочется, а тебе не дают. Этого нельзя делать.
– Хорошо, – ответил Квазимодо, – я верю тебе, обещаю.
Вскоре сиделка и мама Олега, переодетая в медицинскую форму, со штативом и капельницей в руке, вышли из палаты. Увидев Квазимодо, она тихо вскрикнула. Алиса подробно проинструктировала ее накануне, но, похоже, женщина не слишком верила тому, что видела во сне, и теперь не знала, что и думать. В ее глазах читался испуг, а руки заметно дрожали. И немудрено. Если Алиса с Олегом уже давно убедились в реальности непознанного, то для психики обычного взрослого это тяжелый удар.
– Успокой ее, – попросила Алиса Квазимодо, – пусть она верит, что все будет хорошо.
Малыш кивнул, сосредоточился, и от него к маме Олега протянулась еще одна, но более тонкая, почти незаметная нить.
Напряженное лицо женщины разгладилось и стало спокойным.
«Вроде ничего подозрительного, – подумала Алиса, – две медсестры везут больного, который не может ходить. Одна катит кресло, вторая несет капельницу, но я надеюсь, что Олег подстрахует нас с камерами».
В этот момент дежурный охранник пристальнее вгляделся в монитор.
– Что такое? – спросил его напарник.
– Вроде бы изображение дернулось. Пойти проверить?
– Брось, если всю ночь смотреть на пустой коридор, так вообще можно глюки словить, а то и не заметишь, как заснешь, – возразил тот. – Смотри лучше сюда, – он ткнул пальцем в камеры, в которых отображалась территория за оградой больницы. – Если и ждать неприятностей, то отсюда.
Тем временем медсестры прошли до конца этажа, но свернули не в сторону процедурных кабинетов, оснащенных всем необходимым, вплоть до ремней для удержания слишком буйных пациентов, а направились к грузовому лифту, ведущему к хозяйственным помещениям.
В лифте пассажир каталки подвергся чудесному преображению. Его тело полностью скрыл черный пластиковый мешок для мусора с предварительно прорезанными отверстиями для дыхания. Двери лифта раскрылись.
Настало время дать последние распоряжение сиделке, чья помощь сегодня оказалась для них бесценна. Квазимодо велел ей выйти в коридор и отвлечь охранника, а затем забыть все, что произошло этой ночью.
Повинуясь неслышному, но от этого не менее весомому распоряжению, медсестра выплыла в коридор, подобно линкору, прикрывающему более мелкие корабли от вероятного противника.
Мама Олега неуверенно осмотрелась. Алиса с волнением наблюдала за ней: справится или нет?..
Наталья Валентиновна выдохнула и пониже натянула выданную ей вместе с прочей медицинской формой шапочку. После событий последних дней она уже устала чему-либо удивляться, даже навещающей ее во снах и незримо присутствующей рядом подружке сына. Осторожно, чтобы не причинить боль странному ребенку, оставленному на ее попечение, она переложила его на длинную металлическую каталку, помеченную ярко-красной надписью «Мусор», и покатила вперед по коридору.
– Тебе не больно? – спросила малыша Алиса. – Нет? Вот и хорошо. Главное: лежи тихо и ни в коем случае не шевелись.
Когда Наталья Валентиновна проходила мимо охранника, Алиса замерла. Ей казалось, что сейчас он закричит, вытащит оружие и схватит беглецов, но тот мирно и очень увлеченно беседовал с сиделкой.
Слава богу, миновали! Алиса вздрогнула и потянулась, чтобы вытереть со лба испарину, и вдруг поняла, что на самом деле находится совершенно в другом месте. Просто в какой-то момент она забыла, что видит все это во сне, настолько настоящими были и зловещая атмосфера клиники, и страх, и напряжение беглецов.
«Мне показалось, что я на самом деле, по-настоящему, была там, – подумала Алиса, и эта мысль почему-то ее встревожила. – А если бы я забыла, что сплю? Так и осталась бы бестелесным привидением, а на самом деле бы… умерла?..»
Девушке стало так жутко, что пришлось приложить изрядные усилия, чтобы не проснуться немедленно.
Тем временем мама Олега прошла в дверь в конце коридора и оказалась на пандусе, уставленном большими металлическими контейнерами. Весь мусор из клиники вывозился в закрытом виде. Здесь тоже была камера, но, по словам их невольной помощницы, «она все равно что не работает».
– Сюда и не глядит никто. Люди через этот выход на работу и с работы ходят, – поясняла сиделка в ответ на вопрос Квазимодо, когда они старались как можно больше узнать о клинике. – Ну и берут с собой иногда кое-что. От пары пакетов молока больница не обеднеет. А хорошие отношения с коллективом и охране нужны. Главное, меру знать.
С помощью ключа, полученного от сиделки, мама Олега открыла один из контейнеров, забралась туда вместе с Квазимодо и закрыла изнутри дверь. Теперь оставалось только ждать. Вскоре на территорию клиники въехал грузовик. Под бдительным присмотром сонных охранников контейнеры были погружены в кузов. Алиса следила за этим в волнении, ей казалось, что вот-вот – и план сорвется. Но обошлось. Грузовик тронулся с места, заскрипели, открываясь, ворота, и, судя по тряске, машина покатила вдаль по лесной дороге.
В контейнере было душно и темно. Окружающий мир вдруг стал ускользать от Алисы, как будто подернулся дымкой.
«Квазимодо засыпает, – поняла она, – или вот-вот упадет в обморок».
– Потерпи еще немного! Осталось чуть-чуть! Держись, ты сильный, – взмолилась девушка.
Она попыталась передать Квазимодо немного своих сил, и, кажется, это помогло, восприятие снова стало четким. В этот момент зазвонил телефон, переданный маме Олега вместе с медицинской формой и играющий свою роль в плане этого побега.
– Наталья Валентиновна, – услышала Алиса голос Сержа, – мы друзья вашего сына и поможем вам. – Откройте контейнер. Скоро грузовик остановится. После того как задняя дверь распахнется, выбирайтесь с ребенком наружу. Водителя отвлекут.
Действительно, тряска и шум мотора стихли. Залязгали засовы, и непривычно яркий свет ослепил Алису, вернее, Квазимодо.
«Он же никогда не был на ярком солнце!» – с опозданием догадалась девушка.
– Закрой глаза, быстрее! – велела она.
Когда Квазимодо вновь приоткрыл глаза, Алиса увидела, что они уже покинули дорогу и в сопровождении одного из людей Сержа пробирались к замаскированному на обочине джипу.
– Я не сделаю ни шага, пока мне не объяснят, куда мы едем! – возмутилась мама Олега.
– Вас отвезут в надежное место, где похитители не смогут вас найти, – Серж, ожидавший беглецов у машины, галантно открыл дверцу. – А честь дать вам объяснения я предоставлю вашему сыну.
Джип газанул и помчался по дороге.
«Удивительно, но, похоже, у нас все-таки получилось», – подумала Алиса.
– Мы молодцы, слышишь! – сказала она Квазимодо.
Но тот уже крепко спал, Алиса и сама почувствовала, что ужасно устала за эту ночь.
– Несправедливо! Я как бы сплю, но устаю еще сильнее, чем когда бодрствую, – пробормотала она и сама не заметила, как провалилась в глубокий сон.
– Pardon! Je te…
Женщина не договорила, потому что в этот момент наконец увидела его и дернулась, словно от удара.
Карлик, не отрываясь, смотрел ей в лицо, и его рот кривила сползшая набок благодаря большей подвижности левых лицевых мышц улыбка.
Красивая ухоженная женщина в черном стильном пальто всхлипнула и прижала к карминно-красным губам руку, затянутую в тонкую лайковую перчатку с декоративным швом, идущим от указательного пальца и теряющимся в раструбе рукава.
– Смотри, куда прешь, – ответил он по-русски и, развернувшись, пошел прочь, раздувая ноздри, чтобы как можно дольше ощущать обманно-сладкий запах ее духов.
Он впервые видел эту женщину, однако ненавидел ее со всей силой, на которую только был способен. Профессор прав – эта кукушка приехала, чтобы продолжать мучить того, кого уже однажды предала и обрекла на страшные мучения.
Его собственная мать… – если к таким существам, конечно, применимо это слово – наверняка совершенно такая же: богатенькая, приличная, хорошо одетая и вкусно пахнущая. Когда-то она, так же, как эта, обрекла на боль и муки человеческое существо. Просто так. Незаслуженно. Несправедливо.
Он оглянулся. Француженка так и стояла среди толпы, глядя ему вслед.
«Ну что же, госпожа Моник Аль-Каддур, – подумал он, злобно шикнув на замешкавшегося на пути ребенка, – мы с вами еще встретимся…»
Выйдя из душного, забитого людьми здания аэропорта, он остановился у стеклянных дверей и набрал знакомый номер.
– Она прибыла, – сообщил карлик в трубку.
– Вот и хорошо, – удовлетворенно отозвался бесцветный, до того спокойный, что, кажется, вовсе лишенный интонаций мужской голос. – Запомни ее, но пока не трогай. Она будет приманкой, на которую мы поймаем беглецов.
– А потом? – карлик почувствовал почти позабытое волнение, от которого вдруг запершило в горле. – Потом вы разрешите…
– Разумеется. Потом она будет целиком твоя.
Он перевел дыхание и вдруг решился.
– А та… другая… профессор, вы ведь обещали, что назовете мне ее имя, позволите ее найти…
В трубке послышался сухой смешок.
– Ты много хочешь. Я обещал тебе назвать имя твоей матери и сделаю это. Но не сейчас. Имей терпение. Пока с тебя и Моник Аль-Каддур довольно.
– Да, спасибо, профессор.
Карлик нажал отбой и двинулся к стоянке такси. Он не чувствовал разочарования. Напротив, назови профессор имя матери сейчас, пожалуй, это оказалось бы для него слишком много. Ну, убьет он ее. Пусть не сразу, постепенно, чтобы она почувствовала на себе, что такое мучения, чтобы она молила о смерти как о высшем благе… Но потом-то все равно убьет. И что останется? И сейчас-то у него есть только эта ненависть к ней – центр его существа, залог существования. Ненависть живет в нем свернувшейся змеей, составляя весь смысл его жизни. Убери ее – и что останется тогда?
Нет, все идет правильно. Сначала Моник, а самое сладенькое – напоследок.
Он сел в такси и принюхался. Запах ее духов все щекотал его ноздри.
– Здесь пахнет духами? – спросил он плечистого лысого водителя.
Тот удивленно принюхался и помотал головой.
– Врешь!! – карлик исступленно ударил по торпеде
[8]кулаком.
Водитель бросил на него взгляд, явственно говорящий: мало того что урод, так еще и придурок, но промолчал, не желая связываться с явным психопатом.
Всю дорогу и уже потом, когда карлик вошел в знакомый фургон – передвижной дом на колесах, жилище таких же обездоленных страдальцев, как он сам, – фантомный запах преследовал его, словно приклеенный.
Ну ничего, на хвост француженке уже сели. Люди профессора не выпустят ее из вида, а значит, она приведет их прямо к беглецам.
На старой даче в небольшой комнатке было не продохнуть от сизого дыма.
Оглянувшись на хлопок открывшейся двери, мама Олега выронила полено, которым пыталась растопить печь, и бросилась к сыну.
Чуд, которого взяли с собой, чтобы не оставлять на неопределенный срок в пустой квартире, радостно залаял и принялся бегать вокруг хозяйки, грозя разнести весь дом. Пришлось на него прикрикнуть, на что щенок недоуменно тявкнул, укоризненно посмотрел на любимого хозяина, но затих.
Олег молча, как-то по-мужски крепко и надежно обнял мать.
Все это происходило при полном молчании. Алиса, чтобы не мешать, отступила к стенке, а Серж подошел к печи и вытянул из трубы заслонку.
Огонь, получивший наконец нужную тягу, разгорелся и заскакал по дровам проворной рыжей белкой.
Пока мать и сын стояли обнявшись, Серж поманил Алису в соседнюю комнату, вход в которую был закрыт веселенькими, в желтый подсолнух, занавесками.
Там, на старой железной кровати, с тускло блестящими металлическими шариками в изголовье и в ногах, сидел Квазимодо, завернутый в несколько одеял. Алиса уже привыкла к его внешнему виду, но стоящий рядом Серж ощутимо вздрогнул.
Малыш поднял голову, посмотрел на вошедших, и все впервые услышали голос маленького монстра. Голос был очень тихий, скрипучий, слова он произносил неправильно, чувствовалось, что у малыша еще нет навыка общения. Кстати, в мире снов он держался и говорил несравненно лучше.
– Прхивеет… Ты Алис-с-са, моя хфея, я тебя знаю. А это… – Квазимодо пристально посмотрел на Сержа и подошедшего к ним Олега. – Серж, Олег, здуссья.
Олег шагнул вперед и взял Квазимодо за руку.
– Да, мы друзья. Мы искали тебя и нашли, а теперь постараемся помочь.
Из глаз малыша выкатились две слезинки. Он сделал движение, словно пытаясь встать, но тут же откинулся на подушку.
– Устал… – прохрипел Квазимодо и закрыл глаза.
Взрослые вышли в другую комнату. Серж сходил к машине, подогнал ее поближе к дому. Он притащил большую сумку, которую ребята не заметили, пока ехали, и стал ее разбирать. В сумке оказалась одежда для Квазимодо и продукты: консервы, макароны, несколько бутылок воды.
– Будет безопаснее, если вы пока побудете здесь, – объявил он, по очереди оглядев ребят и маму Олега. – Здесь вас никто не потревожит. Разве что Моник. Она уже в Москве, и, чувствую, никакой спецназовский отряд не удержит ее от знакомства с… мальчиком и с вами…
– Эти люди, которые меня схватили, что они хотели? Что вообще происходит? Я ничего не понимаю! Во что вы втянули меня и моего ребенка! – Наталья Валентиновна взяла Олега за руку, словно надеялась вот таким нехитрым способом защитить сына от всех проблем.
– Мам, никто меня ни во что не втягивал! – возразил Олег хмуро. – Это связано… В общем, ты помнишь того прежнего приятеля отца, чье имя ты забыла? Его зовут Лев Ланской, и ты побывала в его лаборатории.
– Лев Ланской… – тихо повторила она.
Алиса видела, что вопрос, повисший на кончике языка, так и остался непроизнесенным: у женщины просто не нашлось сил его задать.
– Я думаю, ваш муж каким-то образом стал жертвой профессора Ланского, – сказала Алиса, многозначительно покосившись на Олега. – Мы обязательно его найдем.
Наталья Волкова кивнула и тяжело опустилась на кровать, где лежал Квазимодо.
– А этот несчастный ребенок…
– Это один из результатов экспериментов профессора, – объяснил Серж, – и, судя по всему, сын Моник, которую я здесь представляю. Пожалуйста, отдохните. Вы многое пережили за последние дни. Вам обязательно надо прийти в себя и восстановить здоровье.
– Да, мам, – Олег бережно взял ее безвольную руку. – Мы очень за тебя переживали, но ты молодец. Не волнуйся, мы разберемся с этой лабораторией. Я уже вошел в их систему, скоро эти гады будут у нас в руках. Мы соберем все свидетельства их преступлений. Все будет хорошо, вот увидишь!..
Она слабо, очень устало улыбнулась.
– Ты совсем как твой отец…
Тем временем Алиса подошла к Сержу.
– Как же моя мама и Маркиза? – спросила она.
Француз улыбнулся.
– Думаю, им будет лучше дома. И… на всякий случай не говори, где находишься.
– Ага, так меня мама и отпустит неизвестно куда, – Алиса вздохнула. – Готова спорить, она сразу решит, что случилось нечто ужасное: меня похитил маньяк, я попала под машину и нахожусь при смерти, или что-то в таком же роде.
– Сейчас что-нибудь придумаем, – Серж взялся за телефон. – Напомни, как зовут вашу классную даму?.. Кажется, был у меня один человечек, у которого хорошие связи в вашем министерстве образования…
Алиса уже перестала удивляться наличию у Сержа всех нужных контактов.
Похоже, он далеко не беспомощен в России. По крайней мере не настолько, как пытался показать. Всего лишь два звонка – и он, улыбаясь, сообщил, что дело улажено.
Когда Алиса позвонила маме, та была весела и спокойна. Она пожелала дочери успехов на олимпиаде и попросила быть внимательнее в чужом городе.
Алиса, вся красная оттого, что приходилось врать (слава богу, по телефону не видно), пообещала, что все будет хорошо, и дала маме инструкции, как лучше заботиться о Маркизе.
На том разговор закончился.
– Не расстраивайся. Лучше, если твоя мама и вправду будет считать, что ты на олимпиаде, – успокоил слегка расстроенную Алису Олег. – Зачем впутывать ее во все это?
И девушка была вынуждена согласиться.
– Как говорят в этой замечательной стране, утро вечера мудренее. Давайте-ка спать… – объявил тем временем Серж. – Все вопросы оставим на завтра.
Расположились кто где. Усталость взяла свое, и все заснули.
Алиса, измученная дневными путешествиями, провалилась в сон, словно в бездонную пропасть. Ей казалось, что она идет и идет через мглу, не различая дороги, не имея никаких ориентиров. В какой-то момент девушка увидела синеглазого парня. Тот пытался ей что-то объяснить, но голова гудела, словно медный колокол, и Алиса не могла понять ни единого слова.
А наутро ее разбудили гудки машины.
– Моник, – объявил, выглянув в окно, Серж.
Он вышел во двор и вскоре вернулся с француженкой. Она оказалась в точности такой, какой видела ее во снах и по скайпу Алиса, разве что еще элегантней. От нее буквально исходила незримая аура стильности и шарма.
Когда Моник, никого не спрашивая, прошла в комнату, где был Квазимодо, и, сев на кровать, обняла его, Алиса, наблюдавшая за ними, вспомнила сказку «Красавица и чудовище». Невероятно, невозможно поверить в то, что уродливый, несчастный Квазимодо – сын этой уверенной в себе и очень красивой женщины.
Некоторое время Моник просто обнимала изуродованного малыша, а потом обернулась к свидетелям этой невероятной картины, вытерла тыльной стороной ладони слезы, увлажнившие ее щеки, и сказала что-то по-французски.
– Она говорит, что чувствует, будто это действительно ее сын, – неохотно перевел Серж. – Она собирается увезти его во Францию и заботиться о нем.
– А экспертиза? Вы будете делать генетическую экспертизу? – спросила Алиса.
Серж перевел, хмуро выслушал ответ и быстро заговорил по-французски, но госпожа Аль-Каддур решительно его прервала, настаивая на своем.
– Она не хочет проводить экспертизу, – наконец перевел Серж. – Она сказала, что ей довольно того, что она уже знает, и она не оставит несчастного мальчика.
– Совсем забыла, – Моник посмотрела на Олега немного смущенно, и ему вдруг подумалось, что не такая уж она бездушная светская красавица, как показалось вначале, – вот рисунок, который вы искали… Наверное, немного поздно, но вдруг еще пригодится.
Олег взял рисунок. На неровной старинной бумаге, обладающей собственной графической структурой, коричневым карандашом была изображена человеческая фигура. Человек стоял, сжавшись, точно для прыжка, прижав к груди сложенные руки, а из напряженных, застывших на половине движения плеч распахивались широкие, сильные перистые крылья. На их фоне фигура человека казалась хрупкой, чувствовалось, что именно в них – особенная сила. От картинки исходило ощущение энергии. Легкая помятость бумаги только усиливала художественный эффект, делала рисунок еще более живым. Олегу он понравился.
Осторожно, чтобы не подпалить бумагу, Волков поднес ее к пламени печи.
Как странно, отец оставил для него так много меток, а Олег в упор не замечал ни одну из них. Не раскрыл книгу, чтобы обнаружить там подчеркнутые строки, не проверил трость и бумагу, в которую был завернут подарок. Он пренебрег всеми знаками, закрыл на них глаза. Не потому ли, что просто не хотел их видеть?.. Не потому ли, что, несмотря на собственные слова, все же уверовал в виновность отца?
На бумаге проступили знаки. Какие-то формулы, рисунки, примечания. Вся она оказалась заполнена убористым мелким почерком отца.
– Что это? – голос Алисы вывел его из задумчивости.
Оказывается, Панова стояла совсем рядом.
– Не знаю пока, – Олег, нахмурившись, изучал написанное. – Надо разбираться. Понимаю только, что все это связано с биохимией. Кажется, что-то про искусственные органы. Я знаю, отец занимался чем-то подобным…
Скряб, скряб, скряб… Так царапали об пол металлические мышиные лапки. Это было нечто за пределами разумного. Это было страшно… Отец, несомненно, совершил значимое открытие. Но как оно повлияет на людей? Поможет инвалидам? Будет использовано для создания армии киборгов, как в фантастических фильмах? Очевидно, что от профессора, который создает уродов, ждать чего-то хорошего не приходится.
– Твой отец не делал ничего плохого, я уверена в этом, – Алиса коснулась пальцами руки Олега, он едва заметно вздрогнул и промолчал.
– Молодые люди, – в комнату заглянул Серж, и девушка поспешно отвела руку, – добро пожаловать к столу. Не знаю, как вы, а я бы съел даже крокодила.
Крокодила на столе не было. Зато имелись самые разнообразные деликатесы, привезенные Моник: от устриц, показавшихся Олегу весьма сомнительными, до знаменитого паштета фуагра и шести сортов сыра – вплоть до розового.
Сама Моник пребывала в превосходном настроении. Она улыбалась, постоянно подкладывала Алисе и Олегу самые лакомые кусочки и то и дело подходила к Квазимодо. Говорила что-то непонятное, но ласковое, дотрагивалась до его лба, заглядывала в глаза. Понять, доволен ли Квазимодо, Олег не мог, но Алиса, глядя на малыша, улыбалась, а значит, все было в порядке.
За обедом Моник с помощью Сержа задала ребятам массу вопросов о них самих, о школе, но очевидно, что более всего ее волновала тема, связанная с Квазимодо. Она тысячу раз переспросила о самых незначительных подробностях и слушала Алису, кивая и улыбаясь. Когда девушка рассказывала о способностях мальчика, Моник сияла и с гордостью поглядывала на Сержа. Очевидно, из нее все-таки выйдет хорошая мать.
Мама Олега, сидевшая рядом с сыном, слушала эти рассказы не перебивая. После обеда она увела Олега во двор.
– Может быть, тебе кажется, что все это интересно и очень круто, – сказала она, кутаясь в чужую кофту, – но я против того, чтобы ты участвовал в этих делах. Моник милая женщина, вы помогли ей, но, пожалуйста, больше ни во что не вмешивайся. И еще… мне бы очень хотелось, чтобы ты держался подальше от Алисы Пановой.
– Мам! Но почему?
– Потому что, – она отвернулась и прошлась вдоль высокой изгороди, отделявшей участок от пустой дороги. – Ты остался у меня один, и я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
– А при чем здесь Алиса? – Олег решительно преградил ей дорогу, и мама все же подняла на него полные печали глаза.
– Она непростая девочка, пойми, Олежка, я чувствую, что из-за нее у тебя могут быть неприятности. Просто поверь моему сердцу…
– Ты говоришь ерунду! – оборвал ее сын. – И схватили тебя вовсе не из-за Алисы и не из-за Квазимодо.
– Я знаю, – она медленно провела рукой по его волосам и просительно заглянула в глаза, – но пообещай, что станешь беречь себя. Твой отец… в нем не было ни капли романтики, стопроцентный прагматизм увлеченного своими идеями ученого… он бредил работой и никогда, даже в самые счастливые мгновения жизни, не принадлежал мне безраздельно. Всегда находилось что-то более важное, и я это чувствовала. Алиса такая же. Для нее тоже важно нечто другое.
– Ты о чем?! – Олег с досадой почувствовал, что краснеет.
– А ты не увлечен ею? Совсем не увлечен?
Теперь настал его черед отвести взгляд и уставиться в землю.
– Подумай. Очень хорошо подумай обо всем, – попросила мама и ушла в дом, оставив его на улице.
Олег постоял немного, слушая, как скрипят на студеном ветру ветви деревьев. Голова была похожа на бурлящий котел. Разговор с мамой затронул какие-то тонкие струны, Олег вовсе не хотел, чтобы они были затронуты…
Наконец, чтобы не думать, он тоже вошел в дом и сел за ноутбук, продолжив расшифровку архивов, скачанных из секретной лаборатории. Это был превосходный шанс отвлечься.
Среди документов попалась папка, содержащая в себе досье клиенток профессора. Похоже, здесь можно отыскать что-то интересное. Но едва Олег взялся за нее, заглянул Серж.
– У меня отличные новости! – объявил француз прямо с порога. – Мои люди нашли цирк мутантов. Пора схватить этого вашего клоуна и побеседовать с ним пристрастно. Ты со мной?
– Конечно! – Олег поспешно вскочил. Папка с информацией никуда не денется, а вот к клоуну-мутанту у него имелись собственные счеты.
Моник, Квазимодо и мама Олега остались в доме, а Серж со своими людьми и Алиса с Олегом на двух джипах поехали разбираться с помощниками профессора. Цирк обнаружился неподалеку от Москвы, в окрестностях города Клина.
Знакомые дико расписанные фургоны стояли на напоминающей свалку заброшенной стоянке, и холодный осенний ветер гонял вокруг мусор и пожухшие мертвые листья.
«Зима на пороге», – подумалось Олегу, когда он шагнул из теплого, хорошо пахнущего нутра машины на промозглый ноябрьский воздух.
Откуда-то навстречу им скользнула едва заметная в наступающих сумерках тень.
– Он здесь, – произнес негромкий голос.
– Спасибо, – Серж пожал исполнителю руку, и тот кивнул в сторону одного из фургонов.
Высокий темноволосый мужчина, один из помощников, прибывших с Сержем, направился к указанному фургону и громко постучал.
Дверь открылась, и наружу выглянула уже знакомая Олегу девочка. Зита или Гита. Впрочем, и то, и другое сразу. При неприятном воспоминании Волков поежился.
Девочка выслушала визитера, что-то ответила и исчезла, а еще минуты через две из фургона вышел уродец. Олег смотрел на него и удивлялся: неужели этот маленький тщедушный человечек, такой жалкий без своего уродливого грима, их враг, один из тех, кто принес им столько несчастий… Один из тех. Главный, конечно, профессор. Но и до него они доберутся.
Клоун, поеживаясь от ветра, подошел к ним и оглядел незваных гостей.
– Ну, чего нужно? – спросил он грубо, и эта интонация показалась Олегу более естественной и правильной, чем когда карлик разливался соловьем и обращался к публике насмешливо и в то же время заискивающе.
– Ты поедешь с нами, – объявил Серж.
– Какого черта?! – уродец отступил на шаг, но тут его схватили под руки с обеих сторон помощники Сержа и мгновенно затолкали в машину.
– Это он? – спросила Алиса, глядя на захлопнувшуюся дверцу.
– А кто же, – Олег пожал плечами. – Правда, без грима они все на одно лицо.
Девушка задумчиво кивнула и повернулась к Сержу.
– Не делайте ему ничего плохого, – попросила она.
Олег едва удержался от того, чтобы не хмыкнуть. Девушки, что с них возьмешь. Они готовы простить всех, даже тех, кто причиняет им боль. Смешно, но, наверное, в этой доброте, становящейся порой жертвенностью, и есть половина их прелести. Непопулярные решения мужчина должен взять на себя – на то он и мужчина, защитник, тот, на ком лежит ответственность за свой дом, за свою семью. И Олег был полностью готов к такой ответственности.
– Все будет отлично, – пообещал Серж, бросив на Олега быстрый взгляд.
Волков кивнул, ощущая ребячью гордость и чувствуя себя равным этому серьезному взрослому мужчине, чувствуя благодарность за доверие и этот тайный сговор. Они все сделают как надо и в то же время не заставят Алису нервничать или идти против своей природы. Мужчины наносят раны, женщины их исцеляют. Так было из века в век, и таков закон жизни.
Уже садясь в джип, он снова увидел девочку.
Она стояла у фургона. Ветер трепал длинные белокурые волосы, а на личике Зиты читалась такая страшная тоска, что у Олега защемило сердце.
– Постойте, – попросил он и шагнул к фургону, но девочка не стала дожидаться его приближения. Испуганно вскрикнув, она бросилась прочь.
Олег не стал ее преследовать и сел в машину.
Они отъехали на достаточное расстояние, затем повернули в небольшой лесок, словно географический атлас, расчерченный пересекающимися тропинками. Должно быть, летом здесь полным-полно грибников, но сейчас было холодно, пусто и сыро. Свет фар вычертил графичные голые ветки, на одной из которых по странному недоразумению еще держался скукожившийся высохший лист.
Олег вышел на улицу. Из второго джипа уже выводили клоуна. Он шел, спотыкаясь, и казался совершенно безвольным. «Кажется, что-то вкололи, чтобы развязать язык», – решил Олег, но озвучивать свою версию не стал, учитывая близость Алисы. Он кинул взгляд на Сержа. Тот едва заметно кивнул. Вот и отлично.
Значит, сейчас они все узнают… А может… Олег не хотел об этом думать, но все же такие мысли бродили где-то на периферии его сознания… может, уже сейчас он услышит что-то об отце. Хорошее или плохое. Впрочем, это не важно. Любой исход лучше изматывающей неопределенности. Он должен знать.
Клоуна поставили перед Сержем, все еще сидящим в машине.
– Оружия при нем не было, – тихо сообщил один из помощников.
Олег пожал плечами: с такой рожей и оружия не требуется. Только покажись – и у неподготовленного запросто случится инфаркт.
– Рассказывай, – потребовал Серж, – что задумал профессор.
Клоун дернулся и затравленно огляделся. На фоне стоящих с обеих сторон от него здоровенных мужиков он казался жалким, и это было неправильно. Что-то неправильное чувствовалось во всей этой сцене. Олег ощутил смутное беспокойство и сжал зубы, пытаясь привести мысли в порядок – что за ерунда. Это Алисина прерогатива – путешествовать по снам и доверять предчувствиям. Он – реалист и твердо стоит на земле.
– Я… я ничего не знаю! – искореженное тельце карлика сотрясла крупная дрожь. – Честное слово, я ничего не знаю! Мое дело – выступать… пугать публику…
– А в свободное от работы время – похищать для профессора заложников и обстряпывать другие грязные делишки, – ледяным, совсем как осенний ветер, голосом добавил Серж.
– Нет! – клоун прижал руки к груди. – Мне ничего такого не доверяют! Мое дело – цирк!.. Я… – его зубы заклацали, и карлик вдруг рухнул на землю. – Пожалуйста, не убивайте меня! Я не виноват! Те, кто приходит на наши представления, сами настоящие уроды! Я не виноват!
– О чем ты? – сурово спросил Серж.
– Ну… – карлик снова затравленно оглянулся и, сфокусировав взгляд на Алисе, бросился к ней и обхватил девочку за ноги. – Пожалуйста, пожалей меня! Не дай им меня убить!
На лице Алисы отобразилась брезгливость, смешанная с жалостью.
– Вы приходили, чтобы напугать меня, а потом похитили маму Олега, – произнесла она не слишком уверенно.
– Нет, добрая девочка! Это не так! Я виноват, но я не трогал ни тебя, ни чьей-либо мамы! Клянусь!
Клоун казался раздавленным и жалким. Не такое он должен производить впечатление, совсем не такое. Притворяется? Играет на публику? Весьма возможно.
Серж, похоже, решил так же, поскольку вышел из машины, брезгливо отряхнул с носка начищенного ботинка прилипший к нему грязно-бурый лист и, взяв карлика за шкирку, немного приподнял его над землей.
– Хватит пустой болтовни! – велел он резко. – Говори, или умрешь.
Клоун вздрогнул всем телом.
– Пожалуйста! – снова взмолился он. – Я не знаю ничего о делах профессора. Моя работа – выступать. Если вы пришли требовать ответа за то, что наша публика сходит с ума и видит кошмары, в этом виноват не один я!
Интересный поворот. Значит, публика сходит с ума? Значит, представления цирка мутантов как-то влияют на сознание? Олег вспомнил собственные кошмары. Когда они начались? Как раз после посещения цирка. Похоже, уродец говорит правду, но ведь не всю же! Кто, как не он…
– Мы знаем, что ты исполняешь поручения профессора! – Серж что есть силы встряхнул карлика. – Похоже, разговор по душам окончен! Придется…
– Погодите! – Алиса вдруг шагнула вперед, загораживая от Сержа карлика. – А если это все-таки не он? Все карлики так похожи. Тот, которого я видела, был в клоунском гриме, но я вовсе не уверена…
– Гуттаперчевый! – вдруг взвизгнул клоун. – Вам нужен Гуттаперчевый! Это он помогает профессору, я знаю!
– Что за Гуттаперчевый? – переспросил Серж, хмурясь.
– Он гимнаст, и это он убил Зорро…
Олег изо всех сил сжал зубы. Ну вот, они схватили не того! Как легко запутаться в этих карликах!
– И где же этот Гуттаперчевый сейчас? – спросил Серж голосом, не предвещающим ничего хорошего.
Клоун сжался.
– Я не знаю, – забормотал уродец, – он постоянно уезжает по поручениям профессора… Пожалуйста, не говорите никому, что я его выдал! Он страшный человек, и он убьет меня!
Вот так поворот! Олег оглянулся на Алису. Лицо девушки не выражало ничего, а взгляд казался остекленевшим.
– Алиса! – Олег схватил ее за руку и затряс. Это вовсе не похоже на шутку. Неужели она опять впала в транс? Знал же он, что добром хождение по снам не закончится! Оно не идет ей на пользу, но Панова не жалеет себя. Словно специально!..
Девушка вздрогнула, моргнула и наконец посмотрела на Олега. Осознанно посмотрела.
– Нам нужно срочно возвращаться! – крикнула она испуганно. – Там беда! Серж, пожалуйста, не теряйте ни секунды!
Проникнуть в дом оказалось парой пустяков. Высокий забор даже не замедлил движения его гибкого, отлично натренированного тела. Карлик перемахнул его не заметив. У ворот дежурил один из людей француза. Единственный человек, представлявший опасность. Снять его тоже не составило особого труда. Один выстрел из духовой трубки – точно такой же, каким он убил в цирке Зорро, – и мужчина тяжело повалился на землю, дернулся и затих. Яд был прекрасный и обеспечивал всякому нормальному человеку мгновенный паралич. Вот Зорро – тот был ненормальным, у него в теле скопилось столько всякой гадости, что наездник прожил еще целую минуту и успел что-то наболтать.
Пнув по пути мертвого часового, карлик открыл засов на воротах, но распахивать створки пока не стал: с теми в доме он справится сам, зачем заранее поднимать панику.
Обойдя дом, он обнаружил удобное для подъема место, подпрыгнул, ухватившись за ветку, и тут же встал на ней на ноги: тяжелая цирковая подготовка сослужила, как всегда, добрую службу. Столь же легко он оказался на следующей ветке. Чердачное окно было закрыто. Добраться до него с дерева стало бы проблемой для обычного человека. Но, конечно, только не для него. Раскачавшись, карлик умело бросил свое тело к окну, уцепился за раму… Рывок – и он уже внутри.
Чердак пах пылью и сыростью. Сразу чувствовалось, что долгое время дом стоял заброшенным.
Без интереса оглядевшись, карлик скользнул по лестнице вниз.
Первая женщина оказалась в небольшом кухонном помещении. Она мало интересовала карлика, пусть люди профессора заберут ее сами, когда придет время.
Он бесшумной тенью двинулся дальше. В комнате были те, кто интересовал его гораздо больше: такой же, как он сам, ущербный уродец и красивая, пахнущая дорогими духами женщина.
Вот и сейчас ноздри его вздрогнули, втягивая знакомый манящий запах, а зубы едва слышно скрипнули.
Француженка сидела у кровати, склоняясь над безобразным ребенком, и бормотала что-то певучее, от чего в глубине нутра Гуттаперчевого скрутилась тугая пружина, а дыхание затруднилось.
Она наклонилась, гладя ребенка по голове, и кровь вскипела от бешенства. Должно быть, она ударила ему в голову и застелила глаза бурой пеленой. ЕГО никогда так не ласкали, никогда не мурлыкали нежную ерунду. То, что должно было достаться ЕМУ, по какой-то нелепой случайности оказалось предназначено другому. Почему? Разве этот немощный хилый уродец, не способный даже двигаться самостоятельно, больше него достоин любви?! Разве он красивее, умнее, благополучнее? Разве он прошел через те ужасы, которые выпали на долю того, у кого даже имени не было – только цирковая кличка Гуттаперчевый?!
Он уже знал, что жизнь несправедлива и пристрастна, что у нее есть собственные любимчики, баловни, не заслужившие счастья абсолютно ничем, мало того, не понимающие собственного счастья и думающие, что все это – нормальное тело, семья, родители – все это дается им просто так, как само собой разумеющееся, задаром. Он знал, что есть и другие – такие, как он, изначально преданные и обреченные на страдания. И тот уродец, над которым так заботливо склонилась сейчас женщина, должен быть таким, как он сам. Почему же судьба вдруг возлюбила его? Почему любовь досталась тому, кто ее не заслужил? Это НЕСПРАВЕДЛИВО. Несправедливо даже для и без того несправедливой судьбы.
Должно быть, зубы скрипнули слишком сильно, потому что женщина вдруг обернулась.
Встретилась с ним взглядом и вдруг всё поняла. Гуттаперчевый почувствовал это по ее побелевшим от страха глазам, по дрогнувшим губам и невольному жесту, которым она загораживала кровать с уродцем. Даже в такой момент она попыталась его защитить!
Это переполнило и без того полную до краев чашу его терпения.
Сквозь стоящий в глазах кровавый туман он смутно различал комнату, зато четко видел… или даже скорее ощущал ту, что причинила ему неимоверную боль. Ту, которой следовало ответить за все, что сделали с ним. За то, что ОНА сделала с ним. Ведь это она – его мать, вторично предавшая его и насмеявшаяся над ним! Она, обрекшая его на нечеловеческие муки!
Нож, выпорхнувший из его руки быстрой серебряной птичкой, вонзился ей под ребро. Не так глубоко, чтобы убить, но достаточно, чтобы дать почувствовать хотя бы тень той боли, что ежедневно испытывал он сам.
Женщина удивленно опустила взгляд на расплывающееся по темно-голубой ткани кажущееся черным пятно крови и только потом закричала.
На улице послышался шум – люди профессора въехали в ворота. Они займутся сейчас той, второй, оставив для него ЭТУ. ЭТУ он не отдаст никому!
Уродец, которого защищала женщина, издал странные булькающие звуки и протянул руки.
На миг карлику показалось, что он попал в липкую паутину. Сознание туманилось, а тело вдруг стало непослушно-вялым. Ему захотелось забыть обо всем и упасть на пол, свернувшись, как в утробе матери. Но нет – даже там, в утробе, не было для него спасения. Даже там его не любили!
Он почувствовал во рту вкус собственной крови. Кажется, прокусил губу, а может, и язык, не важно, зато в голове прояснилось. Разрывая невидимые паутинные нити, карлик шагнул вперед, к кричащей женщине. Она отступила, схватив тяжелую табуретку. Дурочка! Разве это ее защитит?
Уродец на кровати забился, пытаясь встать. Он был жалок, он был смешон, и Гуттаперчевый расхохотался.
В руке у француженки оказался маленький блестящий пистолет – и когда она только успела его вытащить?! Ну ничего, и это не проблема. Еще один метко пущенный нож – и рука с пистолетом повисла. Кровь стекала на растрескавшийся, выкрашенный темно-красной краской пол… Кажется, когда-то он читал, что палубы боевых кораблей специально красили в такой цвет, чтобы враг не увидел пролитой крови. А ее видно! Ха!
Смешно, все очень смешно!
Та, которая стала теперь олицетворением всего, чего его когда-то лишили, остановилась и, вытянув вперед не раненую руку, быстро заговорила по-французски.
Он не знал этого варварского языка, однако понял все, что она говорила. Она просила пощадить беспомощного уродца, она была согласна заплатить за его жалкую жизнь своей собственной жизнью.
Ее слова причинили карлику неожиданно острую боль. Странно, он не думал, что может быть больнее, а вот, оказывается, может. Даже когда перейдены все рубежи боли, она все равно имеет над нами власть. Всегда находится что-то за гранью…
Карлик шагнул к француженке и ткнул ножом ей под коленку. Женщина упала, не отводя при этом взгляда. Ее наполненные мукой и любовью глаза выжигали внутри него все. Там давным-давно остался один пепел, но, дьявол, почему, почему так больно?!
– Эй, карлик! Хватит! – послышался позади грубый голос одного из сподвижников профессора. – Довольно! Знай свое место. Давай, к ноге!
Они часто оскорбляли его, но он терпел, потому что был ВЫШЕ этого, потому что кроме вполне определенных вещей его не интересовало больше ничего. Вот и сейчас он не обратил на оклик никакого внимания, а вместо того намотал на кулак блестящую, пахучую прядь волос женщины. Ее губы дрожали, но она по-прежнему не отводила взгляда. Смотрела прямо ему в глаза.
– Оставь ее! Профессор велел привезти всех живыми. Эй, карлик!
Кажется, этот человек должен был заняться матерью мальчишки. Вот и занимался бы, а не лез не в свое дело.
Чужая рука схватила карлика за шиворот, но он непринужденно вывернулся, по ходу ткнув мешающего человека в живот.
– Ты… – проговорил тот хрипло и удивленно.
Гуттаперчевый не стал уделять уже устраненному препятствию время: сам виноват, если не знает, что никогда нельзя вставать между правой рукой профессора и тем, что эта рука творит.
Убивать его научили уже давно. Он умел делать это, наверное, сотней способов. Может быть, больше, чем сотней, карлик никогда не считал…
– У-убей м-мена-я! – послышалось со стороны кровати.
Глупый, наивный уродец надеялся купить жизнь своей новообретенной мамочки собственной кровью. Дурак! Да кому он нужен!
– Эй, что здесь творится? Вадим… Блин!..
Второй из присланных профессором людей, связавший вторую дамочку, заглянул в комнату и, понятно, тут же наткнулся на труп своего товарища.
Щелкнул пистолет, но карлик, конечно, был наготове. Предназначенная для него пуля вошла в тело женщины. Ее глаза закатились. Нежная птичка – столько боли, конечно, не для нее.
– Чокнутый карлик! – взревел помощник профессора и снова выстрелил. Опять мимо. Да, у них в цирке обучают значительно лучше.
Он снова расхохотался, но вдруг почувствовал, что что-то идет не так. Какой-то посторонний звук с улицы… Шум едущей по дороге машины. Случайных автомобилей здесь быть не должно. А значит, нужно заканчивать быстрее.
Духовая трубка помогла расправиться с последним препятствием.
Он наклонился над женщиной. Еще живая, хотя и без сознания.
Жаль, она так и не попробует все, что он может для нее приготовить.
Увы, одному ему не утащить тело сейчас, когда ее друзья уже близко.
Придется закончить все быстро. Не вовремя они вернулись, ох как не вовремя!
Он в последний раз всмотрелся в ее красивое холеное лицо с тонкой линией бровей, прямым носом и впалыми щеками, на которых лежала густая тень от ресниц, жадно втянул запах – аромат духов и крови – и решительно чиркнул по белому беззащитному горлу ножом.
Все кончено.
Все кончено…
– Ну что, теперь все кончено, – Серж подпер голову рукой. В глазах его читалась такая тоска, что сердце Алисы сжалось от жалости.
Когда Серж нашел убитую Моник, девушке показалось, что он сошел с ума. Он стоял над телом, далекий от всего окружающего, а сквозь сжатые зубы прорывался то ли вой, то ли рычание. Монотонное, на одной ноте, очень страшное.
И вот тогда у Алисы вдруг собралась цельная картинка. Ну конечно, Серж любил свою хозяйку! Любил, но держал это глубоко в себе, его чувства лишь изредка прорывались наружу случайным жестом, быстрым взглядом… Каково это: любить кого-то и потерять – так страшно, не успев произнести ни слова любви…
Но все же Серж был настоящим мужчиной, он сумел взять себя в руки и загнать свое отчаяние куда-то в глубь сердца – туда же, где жила его любовь.
Алисе было его ужасно жалко, и в то же время она не могла не позаботиться о том, кто сейчас больше других нуждался в заботе. Нужно напомнить Сержу, что Моник любила этого малыша, и тогда, ради нее, он позаботится о больном ребенке.
– Моник хотела забрать Квазимодо, – напомнила девушка, встав перед французом. – Вы не можете его бросить. Она умерла, защищая его. Вы понимаете? А еще он очень умный. Он сумел позвать меня на помощь.
Серж усмехнулся одним уголком рта.
– Ну конечно, этот урод ужасно способный! Кажется, ты говорила, будто он может влиять на сознание… Так почему же он не остановил убийцу?!
– Он пытался, – горячо вступилась за малыша Алиса. – Но не вышло. Может быть, дело в том, что этот Гуттаперчевый тоже мутант, а может, у него просто очень сильная воля.
– Такое бывает, – подтвердил Олег. Он сделал шаг и встал рядом с Алисой.
Ей было это очень приятно – то, что они выступали вместе, что он разделял ее цели.
Серж отвернулся, избегая их взглядов. После смерти Моник он держался из последних сил.
– Она полюбила Квазимодо, – напомнила девушка. – Она очень хотела бы, чтобы о нем позаботились…
Серж молчал, а потом все же повернулся к ребятам.
Глаза его были потухшими, словно выцветшими.
– Хорошо, – сказал он тихо, – я позабочусь о ребенке. Можете не волноваться, и… спасибо.
– Вам спасибо, – Олег пожал Сержу руку. – Мы спасли хотя бы Квазимодо и мою маму… Но теперь вы уедете, я понимаю…
Только тут Алиса поняла, что дела Сержа в России закончены, больше его ничего здесь не держит. А значит, они останутся без защиты – наедине с проблемами, убийцей и профессором, который явно еще не готов смириться и успокоиться.
– Не бойтесь, – Серж улыбнулся хотя и грустно, но уже по-настоящему, – я вас не брошу. Моник не хотела бы этого… Я увезу малыша, ему будет безопаснее во Франции. Если хотите, поедем все вместе. Переждете какое-то время, а мои люди попытаются разобраться с профессором.
Предложение было заманчивым. Уехать ото всех проблем, переждать их под надежной защитой. Девушка взглянула на Олега и вдруг поняла, что никуда тот не уедет. По крайней мере до того, как решится проблема с отцом. Об этом говорила и упрямая складка губ, и почти сошедшиеся на переносице брови.
Но Волков молчал, как внезапно поняла Алиса, для того, чтобы не мешать ей с выбором.
– Мы останемся, – сказала она решительно, – но не откажемся от помощи.
– Отлично. Вы замечательные ребята, я горд знакомством.
Серж встал и вдруг склонил голову в изящном поклоне.
– Выйдем, поговорим, – Олег, подхватив Алису за локоть, вытащил ее из комнаты, где происходил разговор.
– Почему ты решила остаться? – спросил он, уставившись на девушку. – Лучше бы тебе уехать. Ты же сама видишь, что это не шутки!
– Но ты же собираешься остаться?
– Я? – Волков усмехнулся. – Это мое дело. Мне действительно нужно решить кое-что, но тебе вовсе не обязательно…
– Обязательно! – прервала его Алиса, рассерженная таким самоуправством. Ну почему парням вечно нужно строить из себя героев, принимать на себя все трудности и воображать себя одинокими волками? То есть, конечно, не всем парням – только таким, как Олег… особенным…
– Алиса! – одернул он ее. – Всем будет спокойнее, если ты окажешься в безопасности. Поезжай с Сержем и Квазимодо. Заодно проследишь, чтобы твоего малыша не обидели.
– Не поеду, – возразила Алиса. – Не бери на себя слишком много. В прошлый раз все получилось, потому что мы работали вместе.
Скрипнула дверь. И в сени, где стояли ребята, заглянул Серж.
– Переговорили? – спросил он, оглядывая обоих. – Тогда едем. Оставаться здесь небезопасно. Я уже нашел место, где мы проведем ночь. Перебазируемся туда, а утром я с ребенком улетаю во Францию. Билеты уже заказаны. Но если кто-то из вас передумал и решил последовать за мной, еще не поздно.
Олег и Алиса переглянулись.
– Мы остаемся, – четко повторила девушка, и Серж развел руками.
На этот раз они остановились в большой пятикомнатной квартире где-то в ближайшем Подмосковье. Утром Алиса собиралась проводить Квазимодо в аэропорт. Малыш был испуган и молчал, глядя перед собой невидящими глазами. Девушка долго говорила с ним, пытаясь успокоить, но вместе с тем прекрасно понимая: единственное, что поможет Квазимодо, – это время. Только оно залечит нанесенные людьми раны. Только оно хоть немного притушит боль.
Ночью, уснув на чужой, пахнущей каким-то цветочным кондиционером подушке, Алиса перенеслась в незнакомое ей место у огромного водопада.
Вода потоками падала вниз, рассыпая вокруг миллиарды сверкающих брызг. Пахло свежестью и молодой, только-только напитавшейся соками травой.
Девушка с удивлением оглянулась, думая, в чей же сон она попала, и вдруг заметила чуть в стороне человеческую фигуру.
Темноволосый парень в голубой футболке и синих джинсах не смотрел на нее, уставившись на пену, взбитую водопадом, но Алиса прекрасно понимала, что он знает о ее присутствии. Более того, он ее сюда и пригласил, вернее, вытащил. Тот самый таинственный парень с синими глазами, которого она так тщетно пыталась отыскать. С чего это он перестал прятаться? Значит, пришла пора поговорить?
Она подошла к нему и встала рядом.
Минут пять они стояли, глядя на водопад, пока Алисе окончательно не надоело это представление.
– Ты позвал меня, – произнесла она без намека на вопросительную интонацию. – Скажешь зачем или так и будешь молчать?
– Ты молодец… – парень кивнул в такт собственным мыслям. – Очень быстро учишься. Но сейчас ты влезла не в свое дело. Профессор – слишком крепкий орешек для вас. В общем, держитесь от него подальше. Мы знаем о проблеме и разберемся сами.
– Кто это «мы»? – разозлилась Алиса. – И как это разберетесь? Почему же не разобрались до сих пор? Почему дали Моник умереть?
– Слишком много вопросов, – синеглазый усмехнулся. – Определись, что именно ты хочешь знать и хочешь ли знать вообще. Слышала поговорку: многие знания – многие печали?
– Слышала, – подтвердила Алиса, – и не надо меня пугать. Похоже, все вокруг только и занимаются тем, что меня пугают. А мне уже недоело бояться. Представляешь?
– Представляю, – парень наконец посмотрел на нее. – Я обещаю, что ты узнаешь обо всем в свое время, но сейчас игра слишком серьезна. Все поступки имеют свои последствия. Из-за Квазимодо уже пострадала Моник. Он стоит такой жертвы?
Алиса рассердилась. Вопрос был, мягко говоря, некорректный.
– Я не понимаю, как можно делать выбор, – начала она, – и вообще, мы же не знали…
– Вот именно что не знали, – синеглазый усмехнулся. – А вы знали, что Моник пострадала зря, что Квазимодо – не ее ребенок?
– Не может быть! Я же видела ее в его воспоминаниях! – возразила девушка.
– Вот именно что видела. Его мать и Моник лежали в соседних палатах, и Квазимодо видел француженку глазами своей матери. И запомнил ее. Он необычен уже по своей природе, а кроме того, наделен особыми способностями. Мне кажется, он чувствовал в Моник любовь и хотел, чтобы она была его матерью.
– Так и получилось… – произнесла Алиса очень тихо.
На миг девушке стало не по себе, но она вспомнила Моник – как та смотрела на Квазимодо, какая любовь светилась в ее глазах, и покачала головой. Нельзя сказать, что жертва оказалась напрасной. Моник приняла Квазимодо таким, каким он был, она не искала доказательств их кровного родства. «Только не стоит говорить Олегу, чтобы не расстраивать его, – решила Алиса, – Моник, похоже, ему нравилась».
– Ты думаешь, что это не важно, – продолжал парень, – а то, что Квазимодо не проживет дольше десяти, максимум тринадцати лет – это тоже не важно? Ты видела, как быстро он развивается. Регресс пойдет еще быстрее. Он сгорает, как свеча.
Алиса молчала, ошеломленная услышанным.
– Вот и подумай, – безжалостно закончил синеглазый, – стоят ли жертв эти пять-семь лет, что еще остались у него?
Горько. Горько и страшно. На такие вопросы не бывает правильных ответов. Девушка, смутившись, молчала.
– Вот и подумай об этом… на досуге.
Алиса закусила губу. Оставался еще один, наверное, самый важный вопрос. И девушка решилась произнести его вслух.
– Скажи, отец Олега связан с профессором?
– Сейчас он, прости за шутку, скорее связан профессором, – ответил парень. – Они были коллегами, и у профессора Волкова имелись очень интересные разработки в области использования искусственных органов. Впрочем, это ты, наверное, уже знаешь.
– Что знаю? Не говори загадками! – потребовала девушка. – Их и так с меня довольно!
– Ну, хотя бы то, что у Олега искусственное сердце. Тогда, в школе, ты запустила его электрошокером. Мальчик должен был умереть давным-давно, и только гений его отца спас Олега Волкова от смерти.
Алиса вздрогнула. Такого она никак не ожидала.
– И что же теперь?.. – спросила она растерянно.
– Теперь Олег живет и, возможно, будет жить еще долго… если не полезет решать проблемы, которые вовсе ему не по зубам. Хочешь сделать ему добро – убеди его не соваться не в свое дело и держаться от профессора как можно дальше. Он понравится Ланскому как подопытный экземпляр.
Слова были в целом правильные и логичные, но Алиса отчего-то почувствовала досаду. Зачем синеглазый появляется на их пути, раздает туманные советы, вытаскивает их из реальных неприятностей, но в то же время не открывает собственных карт? Каков его интерес в этом?..
Помнится, он говорил, что есть люди, наделенные особенными способностями. Такие, как он сам. Ну и где эти люди? Почему они бездействуют?
– Я просто слежу. И помогаю, когда нужна моя помощь, – ответил он на незаданные вопросы.
– Ты читаешь мои мысли? – Алиса в шоке отступила.
– Ты думаешь слишком громко. Извини, не взял беруши, – ответил он. – Да ладно, не беспокойся, не лезу я в твои секреты. Так, поверхностно смотрю.
Несмотря на этот ответ, девушка покраснела и отвернулась. Как же… неприятно, если он понял, что она к нему чувствует…
Вот странно: иногда Алиса почти забывала о синеглазом, но стоило ему оказаться рядом, и она чувствовала себя околдованной.
– Ты… или вы… уж не знаю, сколько вас там, поможете отцу Олега? – спросила Алиса, пытаясь отбросить ненужные мысли.
– Поможем, – синеглазый протянул руку, но Алиса не стала ее пожимать. Все-таки мутный тип, кто знает, что он там себе думает – в отличие от него его мысли оставались для нее закрытой книгой.
– Вот и хорошо. Пойду, пожалуй, – она открыла в водопаде дверь и шагнула, не дожидаясь его ответа – даже не посмотрев, оценил ли он ее умения и красоту жеста.
Один плюс во всем этом есть: Алиса, похоже, заручилась помощью и не солгала – ведь она же не дала обещания, что послушается новоявленного советчика, а значит, и нарушать ничего не придется.
– Итак, – хозяин откинулся в кресле. Его глаза, как всегда, казались равнодушно-стеклянными, и только подвижные руки выдавали истинное настроение профессора.
Карлик знал, что хозяин разгневан, и даже понимал почему. А поэтому без излишних вопросов направился в угол, где висела плетка с ремнями из вымоченной кожи. Он хорошо помнил ее с детских лет и понимал, что наказание необходимо. Он был плохим карликом, он нарушил приказание хозяина и не привез ему тех, кто требовался профессору, более того, он поднял руку на людей хозяина. Если хозяин всего лишь выпорет его за это, можно считать такое действие милостью.
Сняв плеть с плетеной ручкой, он протянул ее профессору.
Тот вздохнул и встал.
Слуга провинился, хозяин должен его наказать – оба прекрасно знали правила.
Взвизгнула плеть, и кожу обожгло болью. Это правильно, Гуттаперчевый привык к боли.
– Я позволил тебе жить! – удар плетью. – Я вырастил тебя, урода! – новый удар. – И ты ответил мне черной неблагодарностью! – удар. – Ты, ничтожество!
Карлик молчал и только вздрагивал при наиболее сильных ударах. Хозяин был очень зол, и вскоре по спине заструилась кровь.
– Слышишь, ничтожество! Как ты посмел пойти против моей воли?!.
После очередного удара Гуттаперчевый все же упал на пол. Плеть свистела, словно ветер. Он слышал такой ветер, когда цирк проезжал через степь. Пронзительный, надрывный, неугомоный ветер.
Он вдруг увидел себя птицей, летящей посреди огромной снеговой пустоши, где нет никого – только бескрайняя, слепящая глаза белизна. А еще – ветер, треплющий перья крыла, поющий в ушах ветер.
Холодная вода, выплеснутая ему в лицо, привела карлика в чувство. Он вздрогнул и прижал к груди колени. Тело болело. Все оно было одной свежей раной.
– Ты понимаешь, что твой поступок заслуживает более сурового наказания? – голос профессора был отдаленным и холодным, как все тот же северный ветер.
– Простите, – прохрипел он, с хрустом сжимая зубы.
– Мне не нужны извинения. Мне нужно знать, что подобное не повторится, – хозяин стоял над ним, буравя стеклянным взглядом.
– Я… я буду держать себя в руках… она…
– Она напомнила тебе о матери, ведь так? – хозяин присел на корточки и, закурив, пустил струйку дыма в лицо лежащему.
Тот скрипнул зубами. Профессор всегда читал его как открытую книгу.
– Ты помнишь, я обещал назвать тебе имя твоей матери… – хозяин замолчал и сделал несколько затяжек. Гуттаперчевому показалось, что за это время его сердце разорвется от ожидания и глупой надежды, но он молчал – задавать вопросы нельзя, это неправильно. – Но ты не заслужил моего доверия. Еще одна подобная выходка – и ты не услышишь этого имени никогда. Ты меня понял?! Ни-ког-да!
Карлик вздрогнул. Вот оно – настоящее наказание, по сравнению с которым жестокая порка – пустяки.
– Я не предам вас больше. Простите, хозяин, – прохрипел он.
– Что? – профессор приставил к уху ладонь. – Ты, кажется, что-то сказал? Повтори, будь любезен, погромче.
– Я буду служить вам! – крикнул он сухим, как пустыня, голосом. – Такого больше не повторится!
– Ну что же, – профессор поднялся на ноги. – Очень рад это слышать. Уходи. И пришли уборщицу, чтобы прибралась. Здесь грязно.
На полу действительно остались потеки крови.
– Спасибо, хозяин, – Гуттаперчевый поднялся на четвереньки, а затем с усилием встал на ноги и побрел к выходу, чувствуя к профессору благодарность: проступок заслуживал гораздо большего наказания. Хозяин добр, хозяин милосерден.
Он разыскал уборщицу и отправил ее в кабинет профессора, а затем прислонился пылающим лбом к холодной стене – сил не оставалось даже на то, чтобы дойти до комнатки, в которой он мог переночевать, оставшись в лаборатории.
– Господи! – легкие шаги прошелестели совсем рядом, и лба коснулась мягкая женская рука. – Что же с тобой случилось?..
Гуттаперчевый разомкнул отяжелевшие веки и посмотрел на Кати. Помощница хозяина, как всегда элегантная, в строгом темно-синем костюме, склонилась над ним, не боясь испачкать дорогую ткань.
– Я был плохим, – прохрипел он, – я предал доверие хозяина.
Кати вздохнула.
– Не следует так делать, – сказала она укоризненно. – Ты должен слушаться, ты помнишь?.. Ну пойдем, я помогу тебе…
Она помогла ему подняться и потащила в сторону комнаты.
Она всегда была к нему незаслуженно добра, и карлик презирал женщину за это.
Он снова находился на арене цирка. Вокруг – уродливые искаженные лица, разинутые в неслышном смехе перекошенные рты. И все это кружится, кружится вокруг него, словно на карусели.
Постепенно в хороводе уродов Олег начинает различать знакомых. Вот размалеванный всадник в черном плаще и шляпе – это Зорро. Рядом с ним – смешная карлица в усыпанном разноцветными блестками сценическом костюме, отчего-то бросается в глаза деталь – на ее ноге балетка с оторванной розочкой. Глаза карлицы смотрят на него ласково и печально. Вот еще несколько незнакомых уродов и клоун, которого они допрашивали вчера. Грим на его лице размазался, от глаз по щекам растеклись черные потеки. Его держит за руку Моник – такая же элегантная и безупречно красивая, какой ее запомнил Олег. Что она-то делает в этом ужасном хороводе? Зачем она здесь?
Неизвестно почему, ему становится очень страшно. Все это не к добру. Этот хоровод не к добру… Кто-то протягивает Олегу руку, пытаясь вовлечь его во всеобщее мельтешение, но он в ужасе отшатывается.
Мимо в страшной пляске снова пролетают знакомые фигуры. Как все же странно смотрится француженка среди уродов! Надо забрать ее, ей здесь вовсе не место.
– Моник! – кричит ей парень, но она не слышит.
Бум! Бум! – грохочут барабаны.
Ах, ах! – подхватывают литавры.
Не уйдешь! Пропадешь! – взвизгивают, куражась, скрипки.
Всех предашь! Будешь наш! – торжественно-мрачно пророчествуют трубы.
На его плечо по-хозяйски уверенно легла чья-то тяжелая рука, от которой по телу стал расползаться парализующий холод.
– Присоединяйся, – послышался странный, лишенный интонаций голос, – в этом круге, как и в моем цирке, есть для тебя место.
Олег поморщился и попытался стряхнуть давящую руку, но не смог даже пошевелиться. Все тело, казалось, превратилось в глыбу льда.
– Ты в моей власти, и только от меня зависит, будешь ли ты жить или нет. Ты и те, кто тебе дорог. Ведь такие есть, не правда ли, Олег Волков, достойный сын своего отца?!
Он скосил глаза и встретился взглядом с тускло блеснувшими в прорезях глухой маски холодными рыбьими глазами.
– Профессор, – прошептал Олег, чувствуя, что губы едва ему повинуются.
– Он самый. Старинный друг твоего отца, между прочим. Многие его разработки оказались мне весьма небесполезны. Ты тоже, мой милый, мне пригодишься, не говоря уж о том, что у тебя есть кое-что, принадлежащее мне.
– И не надейтесь, – выдавил Олег.
Ему уже не было страшно. Он чувствовал только холодную пустоту, наполняющую все его тело. Пустоту и безразличие. Не важно, ничего уже не важно…
– Я рад, что ты проявляешь благоразумие, – рука профессора одобрительно похлопала его по плечу. – Молодец, мальчик, твой отец гораздо более упертый.
Упоминание отца внезапно привело его в чувство. Это какой-то ужасный гипноз! Нельзя ему поддаваться! Нужно что-то сделать. «Сон! – вдруг сообразил Олег. – Это же только сон». Нужно сопротивляться, нужно бежать из него или хотя бы проснуться.
Медленно, очень медленно, преодолевая сопротивление жесткого, как густое сливочное масло, воздуха, Олег поднял руку и попытался представить перед собой дверь. Как тяжело! Как же это так легко проделывала Алиса?
– Куда это ты собрался, мой мальчик?! Не хочешь же ты меня покинуть так внезапно, даже не попрощавшись? А как же шоу?
Щелкнул бич, хоровод уродов, в который была вовлечена Моник, закружился с новой силой.
Закусив губу, Олег закрыл глаза и потянул на себя невидимую ручку двери, и тут же на уши обрушилась оглушающая тишина.
Он медленно поднял ресницы и понял, что находится в незнакомой комнате. Олег приподнялся на локте, и тут же к нему бросилась стремительная тень, а лицу стало горячо и мокро.
– Фу, Чуд, фу! – упрекнул Волков щенка, вытирая щеки. – Можно подумать, ты меня с того света встречаешь. А ведь до чего же мерзкий был сон, просто удивительно мерзкий!
Чуд согласно тявкнул и приподнял ухо, явно спрашивая, что же хозяин собирается предпринять по этому возмутительному поводу.
– Сейчас что-нибудь придумаю, уж будь спокоен, – пообещал Олег.
Встав с кровати, он подошел к ноутбуку и щелкнул мышью, выводя его из спящего режима. Расшифровка добытых папок шла полным ходом.
Клиенты.
Олег сразу нашел Моник Аль-Каддур. Она смотрела на него с фотографии такая же, какой он ее запомнил, только в глубине карих глаз притаились испуг и боль… Этот снимок, видимо, был сделан, когда Моник обратилась к профессору в поисках спасения. Он и вправду спас ее от болезни. Но не от смерти.
Глаза защипало, и Олег поспешно закрыл фотографию и открыл досье. Данные о Моник, во многом носящие ярко выраженный медицинский характер, не говорили ему ни о чем. Дата поступления в клинику, дата выписки. И вот… скупые, в несколько строк, данные о извлеченном из ее тела плоде, вобравшем в себя смертельную болезнь.
Олег медленно прочитал скупой текст, затем, не веря, перечел заново.
Выходит, у Моник родился совершенно недееспособный плод. Квазимодо – вовсе не ее сын. Судя по карте, настоящий сын Моник не прожил и дня.
Что же это получается, она отдала свою жизнь зря, чтобы увидеть того, кто даже не являлся плотью от ее плоти?!
Олег откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Неужели все это зря?
И вдруг откуда-то из глубины существа пришла странная уверенность: нет, не зря. Она полюбила Квазимодо. Он стал для нее родным. Не важно, есть ли кровные узы, гораздо важнее узы любви. Только они истинны. Ну вот скажет он теперь, что Квазимодо посторонний для Моник – и Серж без колебания бросит несчастного, а малыш снова почувствует себя бесприютным и одиноким. Ну уж нет! Пусть лучше его отвезут во Францию и заботятся о нем – сейчас прекрасные программы реабилитации инвалидов, ребенок, несмотря на физическое уродство, сильный и умный, он выживет, он справится. А еще – пусть он думает, что у него была любящая мать. Пусть запомнит Моник и ту нежность, что она ему дарила. Пусть будет так. Нельзя говорить правду. Никому, даже Алисе.
Олег решительно принялся за работу. Удалив сведения о рождении недееспособного ребенка в карточке Моник, он нашел данные о Квазимодо в одном из других файлов (его матерью оказалась какая-то американка, пошедшая на эту страшную процедуру из желания омолодиться, а значит, в отличие от Моник, она не станет искать малыша). Волков поменял данные, вписав Квазимодо в карточку Моник, и только после этого вздохнул спокойно. Вот теперь ее смерть не была напрасной, а значит, все хорошо и правильно. И пусть профессор не торжествует: это отнюдь не конец!
Закончив с основным, Олег скорее ради любопытства стал просматривать другие карточки и вдруг пораженно остановился. Вот он, их враг, вот цепной пес профессора, известный им под именем Гуттаперчевого. Кто бы подумал, что у него тоже есть мать! Кто бы подумал, что его мать – именно эта женщина!
– Олег?..
Он вздрогнул и быстро свернул окно с программой, словно занимался чем-то предосудительным, а затем поспешно поднялся, сделал шаг к Алисе и заглянул ей в глаза.
– Ты как? – спросил Волков с искренней тревогой.
Трудно поверить, что еще совсем недавно этот симпатичный немногословный парень прихрамывая проходил мимо нее и был для нее совсем чужим. Трудно поверить, но тогда она считала его кем-то вроде дешевого выпендрежника, выделывающегося ради завоевания сомнительной популярности. Еще недавно она не знала о нем ничего.
– Была у Квазимодо, – девушка поспешно отвела глаза, чтобы не выдать слишком многого, – он очень переживает, но чувствую, что малыш поправится… – Она помолчала, глядя на темно-синий ковролин, покрывающий пол в этой чужой им обоим квартире, и вдруг спросила: – Почему мир так несправедлив? Почему кому-то достается слишком много боли?
Олег растерялся.
– Я… не знаю. Кто-то считает, что это карма – расплата за прошлые или будущие прегрешения, но я тоже не понимаю, когда страдают дети. Это слишком жестоко.
– Один писатель сказал, что ничто не стоит одной-единственной слезинки, пролитой ребенком, – проговорила Алиса.
Она никогда теперь не забудет полные отчаяния глаза Квазимодо, переживающего смерть только что обретенной матери. Ну и пусть в биологическом смысле Моник ему не мать, она стала по-настоящему родным для него человеком. Первые часы после ее гибели Квазимодо молчал и только дрожал, содрогался в конвульсиях, не реагируя ни какие проявления внешнего мира. Но постепенно стал приходить в себя, а сейчас, когда Алиса была у него, попросил вдруг рассказать о Моник и слушал так жадно, словно от этого зависела его собственная жизнь.
Пожалуй, синеглазый не прав. Сколько бы ни было суждено прожить Квазимодо, Алиса сама рискнула бы ради него жизнью. Ради одного-единственного светлого и счастливого дня – ведь малышу так нужно хоть на миг почувствовать себя счастливым!
– Не плачь, – Олег обнял ее за плечи и прижал к груди, и только тогда Алиса вдруг поняла, что ее щеки мокры от обильных слез. – Моник достигла того, чего хотела, – продолжал Волков, – она нашла своего сына и спасла его. Это правильно. Квазимодо сильный и способный, я уверен, он станет таким, что Моник могла бы им гордиться.
Девушка кивнула, уткнувшись лбом в его надежную грудь. Ей было тепло и уютно. Вдруг ногу обожгло что-то горячее и мокрое. Алиса взглянула вниз и увидела Чуда. Щенок, подняв мордочку, выжидающе смотрел на нее.
Алиса присела, и он, словно ожидая этого, тут же принялся слизывать слезы с ее щек горячим языком.
– Смотри-ка, он совсем тебя признал своей! – удивился Олег. – А раньше ведь облаивал.
Девушка потрепала щенка за ухом.
– Это первая собака, которая меня признала, – сказала она, невольно улыбаясь сквозь слезы. – И первая собака, которую я совсем не боюсь.
Олег тоже присел. Оба молча гладили собаку, пока руки вдруг случайно не соприкоснулись. Это вызвало у Алисы странное чувство – ее словно ударило разрядом тока. А ведь еще недавно она плакала на груди у Волкова и не чувствовала ничего подобного, но случайное прикосновение – и вдруг стало странно и немного страшно.
Слезы высохли на внезапно вспыхнувших щеках, и девушка поспешно поднялась и отвернулась, чтобы Олег, не дай бог, не заметил этого. Боже, что с ней творится?.. Почему она так реагирует на Волкова, когда влюблена в синеглазого? Это ненормально!
Она молчала, и он отчего-то молчал, с преувеличенным вниманием занимаясь Чудом.
Появление Сержа даже обрадовало обоих, разрушив неловкую паузу.
– Все готово, – объявил Серж, заглядывая в комнату. – Документы на Квазимодо, вернее, Пьера Аль-Каддура, сделаны, билеты получены. Сегодня мы улетаем.
Настроение, царившее в салоне машины, можно было назвать подавленным, практически похоронным. Из магнитолы доносилась довольно унылая, на взгляд Олега, французская музыка, а большой микроавтобус вез их по шоссе в сторону аэропорта. Квазимодо не то спал, не то впал в прострацию, а люди Сержа выглядели настороженными и держали оружие наготове.
«И черт нас понес с ними», – подумал Олег. Впрочем, выбора-то не было. Алиса ни за что бы не отказалась проводить Квазимодо, а Серж удивительно легко согласился. В какой-то момент у Олега возникла мысль, что тот собирается похитить их и увезти силой во Францию, руководствуясь своими скрытыми целями, но парень тут же ее отбросил.
«Бред, не стоит искать засаду там, где ее нет. И без того проблем хватает. Проводим и вернемся, мама ждет».
Отпустить сына провожать улетающих Наталья Валентиновна согласилась с трудом, после клятвенного обещания Сержа сразу же по приезде в аэропорт отправить Олега и Алису назад на такси.
В прозрачной пластиковой папке, которую Олег прижимал к груди, были бумаги отца. Выпускать их из рук парень не решался: мало ли что случится, уж пусть лучше будут при нем. Их искал профессор, значит, нужно, чтобы они никогда ему не достались.
В ногах завозился Чуд. Вот уж кто никогда не переживает!
Надо было как-то развеять тягостное молчание.
– Надеюсь… ммм… Пьер не будет сильно скучать, здесь он видел мало хорошего, – сказал Волков. – Но если что, звоните в любой момент. Или сам позвони, как освоишься со скайпом и всем прочим, – обратился он к Квазимодо. – Сны, конечно, хорошо, но вживую тоже надо общаться.
– Не сомневайся, Олег, у мальчика будет все, что ему потребуется, – пообещал Серж, – а с его способностями, я думаю, он сможет найти свое место в жизни. Но в целом ты верно заметил: адаптация в чужой, пусть и дружественной, обстановке – тяжелый и длительный процесс. Возможно, вы смогли бы помочь мальчику.
– Конечно! Мы всегда будем рады! – горячо заявила Алиса. – Пожалуйста, позвоните, как устроитесь.
– Как справедливо заметил Олег, ничто не заменяет живого общения, – проговорил Серж. – Возможно, вы все же, с согласия ваших родителей, согласитесь пожить какое-то время во Франции. После того, что случилось, Пьеру будет трудно прийти в себя. К тому же незнакомая обстановка, чужие пока еще люди. Уверен, господин Аль-Каддур полностью поддержит эту идею. Париж стоит того, чтобы его увидеть. Дайте мне знать, если передумаете.
– Возможно… Потом. – Олег кивнул, а в голове отчего-то всплыло название какого-то фильма: «Увидеть Париж и умереть».
– Шеф, – один из людей Сержа показал вперед, где наблюдалась в общем-то обычная для российских дорог картина. Возле мигающей огнями полицейской машины стояли две фуры. Один из гаишников что-то выговаривал водителям, а второй жезлом показывал машине, в которой ехал Серж с компанией, что надо остановиться.
– Merde!
[9]– выругался француз. – Надо было взять лимузин, но я не люблю эти гробы на колесах. Спрячьте оружие и подготовьте документы.
Микроавтобус начал тормозить. Вдруг фуры тронулись, перегораживая им дорогу спереди и сзади.
Серж схватил Олега и Алису обоих за плечи и увлек на пол. Туда же отправилась коляска с Квазимодо.
– Засада! Уходим через поле! – закричал француз. – Огонь без команды.
Оглушительно загрохотали выстрелы, послышался звон разбившегося заднего стекла, и машина наполнилась кислым запахом сгоревшего пороха. Лобовое стекло лопнуло, осыпав всех брызгами осколков, а водитель, как брошенная кукла, упал лицом на баранку. Вероятно, он задел рукой магнитолу, и в салоне загремел хрипловатый женский голос: «Non, je ne regrette rien»
[10].
Олег знал эту песню и о чем там идет речь: ее часто слушала мама. «Нет, я не жалею ни о чём», – надрывалась Эдит Пиаф.
«Похоже, сейчас все кончится», – мелькнуло в голове, и Олег с острым чувством сожаления подумал, что ему-то как раз жаль. Жаль Квазимодо, который так не вовремя нашел семью. Маму, которая останется одна. И, самое главное, Алису, которая ни в чем не виновата и вообще классная девчонка.
Волков никогда не задумывался о религии, но в этот момент отчего-то взмолился:
«Господи, сделай так, чтобы мы все остались живы! У нас тут еще куча важных дел, которые надо закончить, и негодяев, которых надо проучить, и слабых и беспомощных, которых надо спасти».
Он нащупал руку Алисы и почувствовал ее ответное пожатие.
– Не бойся, – сказал Олег так убедительно, как только мог, – мы выкрутимся, раньше и не из такого выкручивались. Профессор – просто мелкий гад, не то что древние боги. И не такое переживали.
Тем временем Серж вскочил на ноги, спихнул тело шофера с водительского сиденья и сам протиснулся за руль. Мотор зарычал, Олег почувствовал, что машина круто развернулась.
– Правильно сделал, что не взял лимузин! – весело закричал Серж, обернувшись, и Олег увидел, что его лицо разрумянилось, а в глаза, впервые после гибели Моник, вернулся блеск. Микроавтобус перевалил через обочину и запрыгал по пологому откосу. Люди Сержа перестали стрелять, стих и ответный огонь.
«Спасибо, – мысленно поблагодарил Олег, – я схожу свечку поставлю. А лучше сделаю все что нужно и не буду ни боятся, ни колебаться, даже если на моем пути встанет кто-то из родных…»
Ему почему-то даже про себя не хотелось говорить «отец».
Вдруг сзади бабахнуло. Машина проехала еще немного и остановилась.
– Ребята, дальше без меня, – раздался тихий и странно изменившийся голос Сержа.
Олег поднял голову и увидел, как между пальцев француза, прижатых к шее, широкими лентами струится кровь, мгновенно пропитывая рубашку и свитер. Серж смотрел прямо на Олега, и его глаза, еще мгновение назад горевшие азартом боя, тускнели с каждой секундой.
– Извини, пацан, – сказал один из людей Сержа, выбрасывая автомат в окно, – бой окончен. У них снайпер, нас на этом поле как цыплят перестреляют. Зачем умирать зря?
В разбитое заднее окно было видно, как на краю насыпи вырастают фигурки преследователей.
«А ведь мне совсем не страшно. Вообще ничего не чувствую, – с удивлением подумал Олег. – Надо что-то делать. Хватать Алису, Квазимодо и бежать. Те, сзади, они не будут стрелять. Наверняка мы нужны им живыми. И бумаги отца… Нельзя, чтобы они достались профессору!
Он начал подниматься, но в этот момент в разбитое окно влетел какой-то шипящий предмет, а за ним еще один. Глаза и горло взорвались болью, как будто в них плеснули кислотой. Пытаясь удержать мучительные приступы кашля и тошноты, Олег поднес руки к лицу. Мир терял четкие контуры, сознание стремительно подергивалось темной пеленой. Чуд взвизгнул и опрометью бросился вон, через разбитое окно.
«Хорошо, что хоть кому-то удалось сбежать», – успел подумать Олег, прежде чем окончательно потерял сознание.
Голова. В ней били в тысячу барабанов и гремела тысяча цирковых литавр.
Алиса приоткрыла глаза и поморщилась: свет обжог, словно в лицо плеснули серной кислотой. В горле першило, глаза слезились, а голова кружилась. Но, кажется, она была жива. Она жива… а другие? Где Олег? Где Квазимодо? Что с Сержем? Правда ли то, что она видела?
Именно беспокойство заставило девушку окончательно прийти в себя и подскочить на жестком ложе.
Алиса была одна. В небольшой комнатке, напоминающей скорее тюремную камеру: толстая металлическая дверь с решеткой, голые беленые стены, еще более раздражающие больные глаза, зарешеченное окно, сквозь которое и проникал болезненный свет. Девушка тихо застонала и сползла с узкого ложа на холодный каменный пол и тут же согнулась в приступе сильнейшего кашля. Как же ей плохо! Как же хочется так и остаться здесь, на полу, склонив голову к коленям, ни о чем не думать, ничего не знать!
Нет, так нельзя. Она в плену, судьба друзей неизвестна. Нельзя позволить себе слабость. Только не сейчас.
Девушка оперлась о кровать и с усилием поднялась. Ноги дрожали, она едва удерживалась в стоячем положении и без сил – на одной воле – доковыляла до окна. За ним был виден кусок серого, пасмурного неба и голые, качающиеся на ветру деревья. Видимо, сад.
Путь до двери показался ей длиной в целую жизнь.
Решетчатое окно в верхней части двери было плотно закрыто. Ничего не разглядеть.
Алиса заколотила в дверь кулаком. Она стучала, пока не разбила в кровь костяшки пальцев, но никто так и не откликнулся.
Сил добраться до кровати уже не оставалось, и девушка просто сползла по двери на пол, обняла подтянутые к подбородку коленки и заплакала от боли и страха.
Даже хорошо, что сил оставалось так мало, потому что плакать долго она не могла и вскоре погрузилась в какое-то подобие прострации. Алиса со стороны увидела свое скорчившееся в углу тело, показавшееся ей очень маленьким и жалким. На миг ее затопила волна острой жалости к себе, но тут же отхлынула при воспоминании о более важном деле.
Без труда пройдя сквозь толстую дверь, девушка очутилась в смутно знакомом коридоре, из которого выходило множество таких же дверей. Где-то она уже видела это. Ах да, во сне Кати, помощницы профессора.
Значит, они в лаборатории. Нехорошо. Нужно отыскать друзей и как-то выбираться отсюда. Как, Алиса еще не знала. Может быть, с помощью Квазимодо. Удался же ему побег в первый раз, получится и сейчас – нужно не бояться, а действовать.
Хорошо, что двери теперь не препятствие. Девушка заглянула в соседнее помещение. Оно оказалось пустым. Она сосредоточилась и в одной из камер, очень похожей на ее собственную, отыскала Олега Волкова. Он лежал на кровати с неподвижным, как у мертвого, лицом. Алиса очень испугалась, кинулась к нему, попыталась позвать… Олег не откликался.
Что, если он действительно умер? Что, если его механическое сердце не выдержало нагрузки?
Что делать тогда? И вообще имеет ли смысл что-либо делать?
– Олег! – снова позвала она.
Он вздрогнул и тихо застонал.
Слава богу, жив. Еще не очнулся, но это пока не важно. Главное, что жив!
Девушка коснулась невесомой рукой лба спящего, и тот перестал стонать, успокоившись. Она взглянула на него еще раз и отправилась дальше – искать Квазимодо.
В комнатках оказалось много несчастных калек и совершенно ужасающего вида мутантов. Порой Алисе казалось, что она сходит с ума, но девушка держалась – мысль о том, что только она, Алиса Панова, сама, по сути, чудовище и монстр, может спасти тех, кого еще можно спасти, придавала ей сил.
Квазимодо девушка обнаружила в самой дальней комнате – не в той, где его держали прежде. Малыш опять лежал под капельницей и не отзывался, как Алиса его ни звала. Видимо, сейчас он тоже находился в таком глубоком сне, куда ей не было хода. Расстроившись, что не может поговорить с друзьями прямо сейчас, девушка уже было собиралась вернуться в собственное тело, когда увидела у изголовья кровати Квазимодо темный человеческий силуэт.
Фигура появилась так внезапно и совершенно бесшумно, что девушка вздрогнула. И только взглянув на посетителя вторично, она наконец его узнала.
– Алексей Михайлович! Что вы здесь делаете? – произнесла Алиса потрясенно.
Отец Олега шагнул к ней, и она инстинктивно отступила. Мужчина грустно усмехнулся.
– Не бойся, – сказал он успокаивающе, – я не причиню тебе зла. И вообще я нахожусь здесь так же, как ты, не в физической форме. Хотя и мое тело неподалеку. Лучше объясни, что ты здесь делаешь, когда я просил держаться подальше от неприятностей. И… – он огляделся, – где Олег?
– А вы не знаете? – спросила Алиса подозрительно.
Что, если Олег не зря сомневался в своем отце? Подчеркнутые в книге строки еще не являются свидетельством невиновности, они запросто могут быть обыкновенной попыткой оправдаться, ввести в заблуждение.
Волков-старший вздохнул:
– Ты мне не доверяешь. В целом это правильно – нельзя доверять тому, кого не знаешь. Но ты даже не представляешь, в какую серьезную игру ввязалась.
– Представляю, – покачала головой девушка. – Профессор Ланской виновен в нескольких убийствах, и мы знаем, как он «лечит» болезни и продлевает жизни и что потом случается с несчастными, – она с болью посмотрела на неподвижного Квазимодо.
Волков кивнул.
– Мне жаль, что вы столкнулись с этим, – проговорил он с трудом. – Когда-то Лева… профессор Ланской… был неплохим, хотя и весьма своеобразным парнем, погруженным в науку. С ним было интересно поговорить…
– Я знаю, он ведь учился с вами!
– Мы посещали вместе некоторые лекции, – подтвердил Алексей Михайлович. – Потом он пропал из вида, и я узнавал о нем только урывками, сожалея, что такой талантливый человек растрачивает себя по пустякам. А два с половиной года назад он внезапно обратился ко мне за помощью. Он рассказал о своих задумках в самых общих чертах, но уже тогда я пришел в ужас и наотрез отказался с ним сотрудничать. Однако Лев был слишком заинтересован в некоторых моих разработках, и тогда…
– Он принялся шантажировать вас, угрожая вашей семье, и вы сбежали из дома? – предположила Алиса, вспоминая строки из «Трех мушкетеров».
– Ты очень умная девочка. – Отец Олега посмотрел на нее с уважением. – Все было именно так, но погоди, ты так и не сказала, как здесь очутилась и где Олег.
– Здесь же, в клинике, – призналась Алиса. – Нас схватили…
Лицо Волкова-старшего исказилось.
– Только не это! – пробормотал он, в волнении шагая по палате. – Только не это! Случилось именно то, что я желал предотвратить! Нельзя, чтобы Олег попадал в лапы этому чудовищу!
– Из-за того, что у него искусственное сердце?
Миг – и Алексей Михайлович оказался перед ней, с силой схватил девушку за плечи.
– Откуда ты об этом знаешь?! – крикнул он, вглядываясь ей в лицо.
– Знаю, – уклончиво ответила девушка, – а вот профессор Ланской, думаю, еще нет. Нам нужно бежать отсюда как можно скорее – и нам, и вам.
Руки Волкова-старшего разжались. Теперь он выглядел разбитым и совершенно подавленным.
– Меня очень давно держат на наркотиках, – тихо произнес он, – мое тело ослабло. Я теперь скорее живу здесь, во снах, чем там, в реальном мире. За мной строго следят, отслеживая даже биоритмы. Правда, сейчас сиделка отвлеклась, поэтому я и могу говорить с тобой достаточно свободно. Но, повторюсь, я давно без движения и не уверен, что смогу бежать…
– Мы вам поможем! – горячо заверила Алиса. – Квазимодо… мальчик, который лежит в этой палате, обладает особенной силой. Он может влиять на людей и таким образом уже бежал отсюда в первый раз. Мы убежим сами и заберем вас, вот увидите!
Алексей Михайлович вздохнул.
– Лучше бы вы бежали без меня, слишком велик риск, слишком опасно оставаться в клинике хоть одну лишнюю минуту.
– Олег не уйдет без вас! – заявила девушка решительно.
Он снова вздохнул:
– Ну что же, будьте очень осторожны…
Ее с силой трясли за плечо.
Алиса разомкнула тяжелые ресницы и увидела смутно белеющую расплывчатую фигуру, похожую на призрака. Только проморгавшись, девушка поняла, что это всего лишь санитар, одетый в белый медицинский халат.
Видя, что девушка приходит в себя, санитар подхватил ее на руки, перетащил на кровать и сообщил кому-то по громкой связи:
– Очнулась. Очень слаба, пульс едва прощупывается. Лишилась чувств прямо у двери.
Санитар взял шприц. Алиса дернулась.
– Это чтобы привести тебя в чувства, – пояснил санитар уже ей, – укрепляющее.
Игла вонзилась в вену. Алиса закрыла глаза, но мужчина не уходил.
Скрипнула дверь, и сквозь полуопущенные ресницы девушка увидела в комнате новую фигуру.
– Сколько суеты и напрасных жертв из-за одного жалкого уродца, – услышала Алиса равнодушный голос. Если бы голоса были материальными, этот оказался бы лишен всякого объема и выглядел совершенно плоским.
– Где я? – спросила девушка слабым голосом. Глаза ужасно чесались, и Алиса потерла их.
Профессор Ланской усмехнулся.
– Ты не умеешь притворяться, девочка, – кровать скрипнула, он присел рядом с девушкой, и его взгляд показался ей навязчивой жирной мухой, так и льнущей к лицу. – Ты и твои друзья очень много знаете и обо мне, и о клинике. Непозволительно много, я бы сказал.
Алиса с трудом сглотнула. От введенного лекарства ей действительно стало лучше, но профессор, похоже, одним своим присутствием мог убить все живое.
– Ты же умная девочка, – продолжал тем временем Ланской, – вот и скажи, что мне теперь с вами делать?
– Отпустить? – предложила Алиса, холодея от собственной смелости.
Профессор снова сухо хихикнул.
– Ты смелая. Непозволительно смелая в данных обстоятельствах. Ах да, – он потер пальцем переносицу, – ты же еще не знаешь всех обстоятельств и того, что наша встреча весьма для меня полезна. Возможно, ты уже слышала, что я произвожу некоторые… ммм… не совсем законные эксперименты… В каком-нибудь дешевом фильме их назвали бы бесчеловечными экспериментами. Так вот, мне постоянно требуется… как бы выразиться корректнее? Ага, материал… Как ты думаешь, откуда я его беру?
«Он меня пугает! Это не может быть правдой!» – подумала Алиса, стиснув в кулаке край простыни.
– Не веришь, – профессор продолжал сверлить ее буравчиками равнодушных рыбьих глаз. – Полностью с тобой согласен. Я тоже предпочитаю теории практику. Но давай, храбрая девочка, я сначала расскажу тебе, как все пройдет. Прежде всего я сделаю тебе еще один укольчик, после которого ты расскажешь мне все, о чем не рассказала бы даже родной матери. Затем ты под мою диктовку напишешь записку, что сбегаешь из дома с Олегом Волковым, чтобы пуститься в авантюры. Я, конечно, не боюсь полиции, но подчищать за собой тоже надо. Ну и финальная стадия, моя любимая. У меня есть некоторые разработки, которые я хотел бы проверить на субъекте, обладающем определенной ментальной силой. Как понимаю, это как раз наш случай, – профессор с отвратительным шелестящим звуком потер сухие белые руки, – это ведь ты украла у меня подопытный материал! Я допросил сиделку и пришел к выводу, что в дело влез кто-то особенный. Это ведь ты, дорогуша?
Алиса молчала, изо всех сил стиснув зубы.
– Ну что же, – продолжал Ланской, – гарантирую тебе самые яркие галлюцинации, но не психическое здоровье. Признаюсь, прошлый мой опыт в данной области был не слишком удачным – испытуемый выдержал всего один сеанс…
– Вы просто фашист! – не выдержала Алиса.
– О, среди них были интересные ученые, – с готовностью кивнул Ланской. – Доктор Йозеф Менгеле, например, прозванный любящими громкие слова журналистами и политиканами Доктором Смерть… С интересом изучал его опыты. Как и опыты доктора Зигмунда Рашера. Он помещал людей в барокамеру, моделирующую условия нахождения на высоте до двадцати километров над землей. Счастливчики погибали сразу, выжившим доктор лично вскрывал черепную коробку и изучал их мозг. Двести подопытных – все во благо науки.
Девушка непроизвольно вздрогнула. Ей хотелось спросить, зачем профессор запугивает ее, но она боялась сказать даже слово, чтобы голос не выдал страха. Легко быть храброй, глядя, скажем, приключенческий фильм. Сидя в зале, запивая колой попкорн, думать, что на месте персонажа непременно совершил бы что-то героическое. Увы, в реальности все совершенно не так. Иногда даже произнести одно-единственное слово – это уже подвиг!
– Производит впечатление, не правда ли? – рыбьи глаза продолжали с вялым интересом изучать ее лицо. – У этих заслуженных докторов были прекрасные базы в виде концлагерей Дахау и Аушвиц
[11], они могли позволить себе пользоваться тысячными ресурсами, а для меня каждый новый пациент подарок.
– Чего вы от меня хотите? – с трудом выдавила из себя Алиса.
Доктор снова потер руки.
– Сотрудничество, – произнес он, – это отлично. Сотрудничество сближает людей. Возможно, мы можем решить все, как говорится, полюбовно. Чем меньше насилия – тем лучше для психики, ты меня понимаешь? Кстати, у тебя покраснели глаза, и ты постоянно их трешь. Как понимаю, дело в линзах? Сними-ка их!
Алиса заколебалась. Сейчас профессор увидит ее зрачки и окончательно утвердится в своих подозрениях. Но тогда он ни за что не заподозрит Квазимодо. Малыш останется в стороне, как и Олег, а значит…
Девушка осторожно вынула тонкие пленочки, которые и вправду доставляли ей массу неудобств.
Ланской, придвинувшийся так близко, что Алиса с отвращением почувствовала на лице его дыхание, вгляделся в ее глаза и с восхищением присвистнул.
– Кошачий зрачок! Всё еще интереснее, чем я думал. Ты уникальный экземпляр, и я готов работать с тобой аккуратно и бережно. Если мы договоримся, с моей помощью получишь некоторые новые возможности. Меня очень интересует так называемый мир снов. Он же знаком тебе не понаслышке?
Алиса закусила губу. Было понятно, что профессор кое-что знает об этом, если отслеживает мозговые волны и может контролировать отца Олега, но сколь многое ему известно и как сделать так, чтобы не допустить это чудовище в распахнутый мир подсознания миллиардов не подозревающих беды людей?! На спящих можно воздействовать, им можно внушать что угодно. Нет, этого никак нельзя допустить. К тому же полагаться на милосердие профессора Ланского – откровенная глупость. Недаром его идеалы – фашистские «врачи», если можно назвать этих изощренных убийц таким возвышенным словом.
– Вы правы. Я недавно начала ходить по этому миру, – проговорила она, с осторожностью подбирая каждое слово, – и еще мало о нем знаю…
– Но ты встречала кого-то, кто может ходить там так же, как ты?
Профессор склонился к ней, и Алису едва не передернуло от отвращения. От него пахло крахмалом и какими-то медикаментами, он был таким белым, чистым, шершаво-правильным, как чистый альбомный лист.
– Встречала…
Девушка панически перебирала в уме, о чем же может знать Ланской. Знает об отце Олега, это точно, может догадываться про Квазимодо… А вот синеглазый… Что, если синеглазый парень из снов – это тоже агент профессора? Нет, нельзя даже думать об этом! И про Квазимодо лучше бы пока не говорить – пусть это будет их козырной картой в рукаве…
– Я нашла лабораторию, проследив за отцом Олега, – Алиса старалась говорить уверенно и в то же время медленно, взвешивая каждое слово. – А потом наткнулась на сына Моник – Квазимодо…
– Квазимодо? – перебил ее профессор удивленно.
– Я назвала так малыша, – пояснила Алиса.
Профессор кивнул и задумчиво потер переносицу.
– Я часто навещала его во снах, узнала кое-что о клинике, а потом встретила Моник – та как раз искала своего сына.
– Своего сына, говоришь?..
– Да, вы же сделали с ней эту ужасную операцию…
– Эта ужасная операция спасла ей жизнь… на некоторое время, – сухо добавил Ланской. – Ну продолжай же. Ты хотела рассказать о своих друзьях. Например, Олег Волков. Он тоже обладает способностями? – спросил профессор.
Нельзя, чтобы Ланской заинтересовался Олегом. Алексей Михайлович сказал, что это опасно. Значит, нужно переключить внимание профессора на что-то другое – то, на что тот непременно клюнет. И Алиса знала, о чем говорить. Она и без того заинтересовала Ланского, пусть же он сосредоточится на ней одной, а у друзей появится шанс сбежать.
– Нет, Олег не обладает даром ходить по снам, – поспешно сказала девушка. – Он неплохой компьютерщик, но не более того. Все, что связано с миром снов, лежало на мне. Однажды, когда я была во сне Квазимодо, его пытались убить, введя ему смертельную жидкость. Я очень испугалась и хотела это предотвратить так сильно, что все случилось само собой: сиделка выплеснула жидкость в рукомойник. И тогда я поняла, что на нее можно повлиять, заставив выпустить малыша и маму Олега.
– Интересно, весьма интересно! – Ланской разглядывал ее, словно энтомолог, углядевший необычайно редкий и весьма ценный экземпляр насекомого, которого как раз не хватало в коллекции. – Ты молодец, девочка, что сказала мне правду, тебе можно доверять!
Девушка едва удержалась от того, чтобы с гадливой гримасой не смахнуть его взгляд с лица, как смахивают назойливую муху. Она даже пошевелила пальцами, но заставила себя оставаться неподвижной.
Профессор опять со скрипом потер сухие руки и напомнил Алисе богомола – она видела такого на юге, куда они как-то ездили отдыхать с мамой. Богомол был похож на кузнечика, только гораздо крупнее, со сложенными на груди длинными лапами. Он так же, как Ланской, быстро-быстро тер их друг о друга.
Профессор перехватил ее полный непреодолимого отвращения взгляд и растянул сухие губы в подобии улыбки.
– Ну что же, девочка, – он поднялся с кровати, – освобождаю тебя от своего присутствия. Но еще вернусь. Обдумай пока свои перспективы, и, надеюсь, ты придешь к логичному выводу о неизбежном сотрудничестве.
Он вышел, сопровождаемый санитаром, в течение всей беседы неподвижно и безмолвно простоявшим у стены.
Алиса чувствовала странное возбуждение. Она вскочила и принялась ходить по комнате. Пустые беленые стены сводили с ума, слепили глаза, давили на лоб. Избавиться от этих ощущений не получалось. Панова попробовала погрузиться в медитацию, чтобы проведать Олега и Квазимодо, но не смогла. Мысли все время цеплялись за что-то – то за трещинку на стене, то за крохотного паучка, деловито снующего по паутинке, и снова обращались к угнетающе белым стенам.
Это было странно, поскольку Алиса научилась входить в состояние медитации довольно легко. Но хуже всего, что она не смогла заснуть ни с наступлением ночи, когда погас свет в небольшом окошке, ни утром. Сначала девушка списывала свое странное самочувствие на волнение и только к середине нового дня догадалась: ей добавляют нечто то ли в пищу, то ли в воду – что-то возбуждающее, мешающее уснуть. Видимо, профессор серьезно отнесся к рассказу о ее мнимых способностях и испугался, что его пленница сможет повторить тот же номер.
Первая мысль ее была радостной – хорошо, что она все же не рассказала о Квазимодо, он вне подозрений, а значит, сможет действовать… Но тут же пришло отрезвляющее осознание: она отрезана от друзей и не может общаться с ними, а малыш слишком еще мал, слишком напуган и, скорее всего, сломлен. Значит, они в ловушке.
В отчаянии девушка упала на пол и, обхватив ножку кровати, разрыдалась. Но ей не позволили найти утешение даже в слезах: тут же отворилась тяжелая металлическая дверь, и уже знакомый ей шкафоподобный санитар подхватил ее на руки и, не обращая внимания на слабые попытки сопротивления, отнес на кровать. За ее здоровьем тщательно следили. Она была нужна профессору здоровой и невредимой.
«Как же мои друзья? Как же мама и Маркиза? Как они там без меня?» – подумала девушка, барахтаясь в сетях ужаса, словно в морской пучине.
Ответа не было.
Олег очнулся то ли в камере, то ли в палате. А скорее всего, данное помещение с успехом совмещало функции и того, и другого, и бежать из него было совсем не легко. По крайней мере, Олег не нашел ни единой зацепки, хотя изучил камеру со всем пристрастием стремящегося к свободе заключенного.
Папка с бумагами отца, конечно, исчезла. Наверняка ее забрали похитители. Но чего еще они хотели? У Олега не отобрали его любимую трость с серебряным набалдашником, его покормили и оставили в кувшине воды, но с ним не разговаривали, не допрашивали, не пытались запугать. Если бы не кормежка, он бы вообще решил, что о нем забыли. И это был плохой признак.
Волков, сильно хромая и опираясь на трость, долго расхаживал по камере, прокручивая в голове ужасные подробности нападения и гибель Сержа. Это было действительно ужасно! Страшнее, чем можно себе представить. Хорошо, что мама дома, в безопасности – это плюс. Как и то, что Чуду удалось сбежать. Правда, есть и минус: профессор заполучил бумаги отца, а они с Алисой попались ему в лапы. Ничего, они еще выкрутятся. Наверняка можно что-то придумать, ведь Алиса и Квазимодо обладают уникальными способностями, уже позволявшими малышу сбежать из клиники. Это удастся и во второй раз. Надо только дождаться ночи.
Едва только стало смеркаться, Олег заснул, не сомневаясь, что Алиса сама его найдет, кто, как не она, умеет ходить по снам. Всю ночь его мучили кошмары. Одним из самых безобидных стал быстро бегающий на четвереньках человек, пытающийся откусить Олегу фаланги пальцев, и карлик, запустивший руку ему в грудь, чтобы вырвать оттуда сердце.
Он проснулся, чувствуя реальную боль и дыша тяжело, с хрипом.
Хорошие сны – врагу не пожелаешь! Засыпать снова после такого не хотелось, но Волков подумал о встрече с Алисой и заставил себя погрузиться в сон. И тщетно. Его снова терзали кошмары, а Панова так и не появилась.
Утром, проснувшись в холодном поту, он вдруг подумал: а что, если она умерла? Что, если они ее убили?
Эта мысль вызвала дикую боль, скрутившую внутренности, как скручивают, отжимая, белье. Алиса Панова – странная девушка с необыкновенными глазами и смешными «рожками»… Милая, иногда слишком серьезная, иногда колючая… Она как-то исподволь, незаметно стала очень важной частью его жизни. До этого момента Олег не осознавал, насколько важной. И теперь вдруг оказалось, что одно ее существование в одном пространстве с ним придавало его жизни смысл. И если ее больше нет…
«Нет! Этого не может быть!» – Олег застонал и сжал ладонями виски. Ему казалось, что голова треснет, как перезрелый плод. И это стало бы лучшим выходом.
Жить без Алисы не имело смысла.
Цирк уехал – профессор на всякий случай отослал труппу подальше, растревоженный последними событиями. Цирк уехал, а предатель-клоун остался. Он лежал на земле, запрокинув к небу бледное и без всяких белил лицо, и под глазами его темнели не наведенные с помощью кисточки и палитры для грима синяки.
Гуттаперчевый пнул его безвольно откинутую руку, сплюнул и пошел прочь. В этом жалком изуродованном теле больше не теплился огонек жизни. Убийца шел и улыбался, поддевал носком кроссовки прелые листья, тронутые изморозью, словно отделанные изящным белым кружевом, и думал о манеже. Карлик даже скучал по нему, но профессор сказал: нужно остаться, верный слуга потребуется хозяину в ближайшее время, а значит, придется потерпеть. Жаль. Только на манеже, как ни странно, Гуттаперчевый ощущал себя полноценным человеком. Только там он забывал о своем уродстве, о нелюбви и обреченности. Только там у него вырастали крылья, позволяющие легко совершать самые невероятные трюки.
Там, в вышине, на трапециях или тонких летящих качелях он видел счастье. Огни, зажженные на арене, казались ему звездами. А он сам был богом, полновластным хозяином своего царства.
– Не забывай: цирк для тебя не основное. Ты – мои руки и уши, – напоминал хозяин.
Как-то, рассердившись на Гуттаперчевого, он запретил ему выступать целых два месяца. Это было очень тяжелое время, когда тело разламывалось от тоски и боли. С какой же радостью он вернулся! Каким волшебным сиянием встретила его арена, где становилось возможным любое колдовство!..
Занятый воспоминаниями, карлик и сам не заметил, как добрался до клиники. Охранник, прекрасно знавший его в лицо, привычно потребовал пропуск и, только пропустив пластиковую карту через щель турникета, открыл ворота.
– Профессор ждет, – сообщил он бесстрастно, и Гуттаперчевый поспешил в кабинет.
Хозяин сидел за столом, погруженный в бумаги, а за его спиной золотился солнечный свет, создавая вокруг фигуры сияние.
– Все сделано. Он больше не будет болтать, – сообщил карлик.
– Отлично. – Голос хозяина, как всегда, был ровным – просто констатация факта, лишенная даже оттенка похвалы. – Останешься пока здесь, под рукой. С завтрашнего дня начну эксперимент над девчонкой. Если то, что она рассказала, правда, это будет весьма интересно, и я извлеку из нее ее чудесные умения, даже если для этого придется залезть к ней в голову… в самом буквальном смысле…
Можно было бы счесть слова шуткой, но хозяин никогда не шутил. Он вообще вряд ли понимал смысл слова «шутка».
– Что мне нужно делать? – уточнил карлик.
– Пока ничего. Покрутись поблизости. Возможно, она попытается выкинуть какую-то штуку. У нее есть сила подчинить себе кого-то. В общем, следи, но не попадайся ей на глаза. Ты же умеешь быть незаметным.
Гуттаперчевый кивнул. Он прекрасно умел становиться незаметным. Это тоже являлось частью его личности и частью его профессии – разумеется, не акробата, а убийцы.
– Вот и ладно.
Он постоял еще немного, не понимая, закончены ли указания, но профессор занимался своими делами, больше не обращая на него ни малейшего внимания. Значит, инструктаж окончен.
Карлик бесшумно выскользнул в коридор и направился к палате, где содержали девчонку, – пора приступать к своим обязанностям.
Алиса требовала разговора с профессором уже не первый день, но никто ее не слушал. Желая прекратить издевательство над собой, девушка перестала есть и пить, но и это не помогло: похоже, наркотик стали выпускать в воздух в виде газа. А не дышать она уж никак не могла. От не находящего выхода возбуждения и изматывающей бессонницы девушка стала похожа на тень. Осунувшаяся, с огромными, обведенными густой тенью глазами она бродила от стены к стене. Все пальцы давно были разбиты в кровь в тщетных попытках привлечь к себе хоть какое-то внимание. Голова казалась невесомой и находилась в каком-то особом измерении, откуда до нашей Земли – миллиарды световых лет.
Иногда Алиса едва не засыпала. Несколько раз она ясно слышала телефонный звонок – а ведь телефона в палате не было, а мобильные у них, конечно же, отобрали. Невидимый телефон звонил упорно и яростно, но едва девушка пыталась схватить трубку, как снова оказывалась в своей камере, запертая среди белых стен, и вокруг – лишь звенящая тишина.
«Мерещится… Или кто-то хочет связаться со мной, но не может», – поняла Алиса.
Наконец, когда девушка была уже не на пределе, а где-то далеко за границами этого самого предела, профессор удостоил ее повторным визитом.
– Не обижайся на меня, девочка, – заявил он с порога, – я должен был принять эти меры, чтобы немного себя обезопасить.
– Что вы со мной делаете? – хрипло спросила Алиса, пытаясь сфокусировать взгляд на бесцветном пятне – таким ей виделся сейчас профессор. Амеба или, может быть, инопланетянин – размытый нечеткий силуэт.
– Ты устала? Бедная девочка, – в сухом голосе не было даже попытки изобразить сочувствие. – Ничего, сегодня же я дам тебе отдохнуть и прийти в себя. Если только ты кое-что мне пообещаешь.
Он замолчал и с оглушительным бумажным шелестом потер руки. Видимо, это был его любимый жест.
– Чего вы хотите?
– Обещания. Всего лишь обещания. Ты же честная девочка? Я могу верить твоему слову?
Идти на соглашение с профессором было отвратительнее, чем разговаривать с самым грязным, с самым искалеченным бомжом, но выхода не оставалось.
– Чего вы хотите? – повторила она еле слышно.
– Пообещай, милая девочка, что не будешь влиять на разум ни одного из моих людей: ни охранников, ни врачей, ни сиделок, ни санитаров, ни программистов – ни на кого. А еще пообещай, что не станешь бежать отсюда.
Алиса с трудом откашлялась. Горло было совершенно сухим.
– И что мне за это будет? – спросила она.
– О, очень, очень много. Во-первых, я не трону твою маму. А ведь это очень гуманно с моей стороны, не правда ли, вдруг у такой особенной девочки и мама совершенно особенная?..
– Нет! – Алиса отшатнулась.
– На «нет» и суда нет, – заверил профессор. – Если мы договоримся, я поверю, что твоя мама действительно совершенно обыкновенная и неинтересная для моих научных целей…
Девушка закусила губу и почувствовала во рту железистый вкус крови. Как ни странно, это ее немного взбодрило.
– А еще вы отпустите Олега и Квазимодо! – потребовала она.
– Сам хотел предложить тебе отпустить Олега, – Ланской кивнул. – Только не сейчас. После того как ты докажешь, что тебе можно доверять. Не хочу тебя расстраивать, но девочки иногда бывают легкомысленны и лживы. Я не хочу, чтобы ты была легкомысленной и лживой. Согласна?
Это надо было обдумать, но как думать под нацеленными на нее равнодушными стеклянными глазами, похожими на оптические прицелы двух снайперских винтовок?
Алиса дернулась.
– Я не тороплю тебя, – профессор, похоже, без труда считывал все ее мысли. – Поразмышляй тут обо всем в спокойной обстановке, а я вернусь через часик-другой.
Обстановку в тюремной камере никак нельзя было назвать спокойной, но тем не менее после ухода профессора девушке стало немного легче. Когда Ланской вернулся, она уже пришла к решению.
– Я должна знать, что Олег и Квазимодо живы и с ними все в порядке, – заявила она. – Мне нужно их увидеть, иначе я не соглашусь на ваши условия.
– Что же, законно, – профессор кивнул. – Я дам тебе увидеться с ними. Мягкосердечие – моя ахиллесова пята.
Алиса подняла затуманенный взгляд куда-то в область, где должно было находиться лицо профессора, но так и не поняла, шутит Ланской или нет.
Квазимодо лежал в той же комнате, где находила его Алиса, когда, едва пробудившись в лаборатории, принялась искать своих друзей.
Малыш выглядел очень плохо. Он казался сломанной куклой и лежал, тупо уставившись в потолок. Алисе едва удалось до него докричаться. Но даже когда его взгляд сфокусировался на ней, Квазимодо, похоже, не поверил, что видит свою подругу наяву, что она состоит из плоти и крови. Его взгляд, пустой и равнодушный, напугал ее гораздо больше самых изощренных угроз профессора Ланского.
– Я вытащу тебя отсюда! Клянусь! – прошептала она, склонившись к несчастному под пристальным взглядом профессора, даже не соизволившего выйти из комнаты и оставить их наедине.
Квазимодо вздрогнул. На секунду девушке показалось, что в его глазах проскользнула живая искра, но она тут же погасла.
Погладив ребенка по жидким волосам, росшим на уродливом черепе пучками, Алиса повернулась к профессору. Если в мире хоть как-то действует закон справедливости, этот человек должен однажды ответить за все свои поступки. Но пока закон не действовал. Профессор выглядел вполне преуспевающим и довольным жизнью, они же оказались в смертельной западне.
– Посмотрела? – спросил Ланской равнодушно. – Идем к следующему?
Алиса поспешно отвела взгляд и кивнула.
Они прошли по коридору и остановились у следующей безликой металлической двери, и у девушки болезненно сжалось сердце. Что случилось за это время с Олегом Волковым? Она просто не выдержит, если он тоже впал в отчаяние и потерял всякое желание жить! Этого не должно быть! Только не Олег!
Пальцы профессора защелкали кнопками на панели ввода кода, дверь начала открываться, и Алиса закрыла глаза от страха.
Когда дверь открылась, Олег даже не подумал поднять голову. Он сидел на кровати, подобрав под себя ноги, и сосредоточенно представлял, как вскрывает кожух компьютера и подетально разбирает его содержимое. Это нехитрое упражнение помогало окончательно не упасть в бездну безумия, а на приносящих еду санитаров Волков уже давным-давно научился не обращать внимания.
Он как раз извлек оперативную память, когда ощутил на себе пристальный взгляд. Санитар становился навязчивым, и Олег нехотя, не прерывая своего воображаемого занятия, посмотрел на источник раздражения.
Бледная, с запавшими глазами и резко выступившими на лице скулами, без привычных «рожек», Алиса казалась тенью себя прежней, но все-таки это была она. Живая.
Живая! Сердце гулко стукнуло в груди.
Он резко вскочил и, метнувшись к девушке, чтобы обнять, вдруг застыл, не решаясь закончить действие.
Алиса посмотрела на него напряженно, словно ища что-то в его лице, а потом сама обхватила руками за шею и тихо заплакала. Он чувствовал, как ее слезы стекают ему на шею, а одна капля пробежала по груди под белой футболкой, в которую его тут переодели.
Олег погладил девушку по спутанным светлым, блеснувшим в свете электричества медью и золотом волосам и вдруг столкнулся взглядом с тем, кто стоял за ее спиной.
Он сразу узнал профессора Ланского. Эти стеклянные, рыбьи, как сказала Алиса, глаза невозможно не узнать.
– И долго вы еще собираетесь нас здесь держать? – спросил Олег, сжимая худенькие вздрагивающие плечи Алисы.
Ему, как никогда, хотелось защитить ее, и так было больно от осознания, что он не в состоянии этого сделать, что сейчас у него нет ни единого шанса… Хотя… Может, схватить стоящую у кровати трость и стукнуть профессора по голове?.. Но план тут же пришлось отвергнуть. Будучи реалистом, Волков прекрасно осознавал, что даже если сможет действовать быстро и эффективно и Ланской потеряет сознание, выбраться из клиники все равно не получится. Надо сжать зубы и терпеть. Если бы только представился один-единственный шанс, Олег бы его ни за что не упустил!
– Это целиком зависит от твоей подружки, – профессор, наблюдавший за ними с равнодушной брезгливостью, вдруг каким-то, показавшимся Олегу особенно мерзким и суетливым жестом потер руки. – Она согласна помочь мне в кое-каких экспериментах, и, если проявит послушание, ты скоро вдохнешь сладкий воздух свободы.
– Ты же не согласилась? – Олег отстранил от себя девушку и заглянул в заплаканные несчастные глаза. Честное слово, сейчас он бы задушил профессора голыми руками. – И не думай соглашаться!
Алиса опустила голову.
– Не горячитесь, юноша, – Ланской покачал головой, – это совсем не в ваших интересах.
– У нас нет выхода, – проговорила Алиса тихо, – мы в ловушке, и я должна помочь профессору в мире снов.
Олег едва заметно нахмурился. Интересно, знает ли профессор о способностях Квазимодо? Если Алиса окажется в мире снов, она попросит Квазимодо оказать воздействие на кого-то из персонала или найдет за пределами стен клиники того, кто сможет им помочь. Не это ли шанс, о котором он так просил?..
Девушка, кажется, едва стояла на ногах, и Олега захлестнул гнев. До чего нужно было ее довести! Этот профессор – маньяк и садист! Нельзя с ним связываться ни за что на свете! Уж лучше поискать другой способ, чем рисковать жизнью, здоровьем, а может, и рассудком Алисы. Не для того он уже несколько раз мысленно пережил ее гибель, чтобы потерять ее теперь, когда она вернулась.
– Не соглашайся! – потребовал он.
– Твой друг все же слишком горяч. Боюсь, мне придется заняться им отдельно… – Профессор, словно курица склонив голову набок, изучающе посмотрел на них.
– Я согласна, я же говорила, – тихо, но решительно сказала Алиса.
Олег даже не поверил своим ушам.
А профессор удовлетворенно кивнул.
– Пойдем, – он тронул висящую плетью руку Алисы и направился к двери. Девушка последовала за ним будто привязанная.
– Алиса! – крикнул Олег ей вслед.
Она вздрогнула, остановилась, вжав голову в плечи, а потом, так и не оглянувшись, вышла вон. Олег бросился за ней, но промедлил всего лишь секунду, и тяжелая дверь захлопнулась перед его носом.
– Алиса! Не делай этого! Не соглашайся!
Он сорвал голос, крича это изо всех сил, и разбил в кровь пальцы, колотя о металлическую дверь, но никто так и не откликнулся.
Олег в ужасе застонал. Похоже, эта глупая девчонка решила принести себя в жертву. Как она не понимает, что не должна этого делать?! Как не понимает, что без нее он просто не выживет!
Алиса нырнула в сон, словно в глубокий омут. Такой глубокий, что, собственно, снов не было.
Ей казалось, прошло всего лишь мгновение, но сиделка, дежурившая у кровати, сказала, что миновали сутки. Девушке поставили укрепляющую, очищающую кровь капельницу.
– Пока что никаких препаратов, – заверил ее профессор, потирая руки.
Алиса молчала, чувствуя себя подопытной мышкой. Если бы имелась уверенность, что Ланской выполнит обещание и не тронет ее родных и друзей! Но такой уверенности не было.
За окном смеркалось, девушка чувствовала беспокойство и тоску, словно что-то должно было случиться. Но что? Плохое? Хорошее? Нет, ничего хорошего в этой клинике нет и быть не может. Совсем скоро, может, уже завтра, профессор начнет свои адские эксперименты, и ей придется сделать все, приложить какие угодно силы, лишь бы не дать ему того, что он хочет.
Как ни странно, после долгого сна состояние вялой усталости не прошло, а словно даже усилилось.
Стемнело. Она смотрела на окно, в котором отражались лампочки работающих медицинских приборов, и они казались ей глазами неведомых чудовищ. Время текло медленно, сочилось по капле.
И вдруг тяжелую ватную тишину прервали шаги в коридоре, замершие у ее двери. Алисе стало страшно, а руки от волнения сами собой сжались в кулаки.
Девушка почти физически ощущала, что за дверью кто-то стоит.
Но кто и зачем пришел к ней посреди ночи? Легко щелкнул замок, и дверь стала медленно открываться.
«Профессор! – вдруг с ужасом подумала Алиса. – Кто еще, если не он?!» Кровь застыла в ее венах при мысли, зачем профессору являться к ней посреди ночи. Очевидно, задуманный им эксперимент настолько чудовищен, что Ланской не решился провести его днем, на глазах своих многое повидавших подчиненных.
Девушка с усилием поднялась на кровати, ища глазами хоть что-нибудь, что могло бы послужить оружием, дало ей хотя бы долю шанса. Тщетно. Ничего подходящего не было. Профессор предусмотрел всё.
Алиса уставилась в черный проем двери, чтобы посмотреть прямо в глаза своему мучителю, и дверь наконец распахнулась…
Он сам не понял, когда заснул и опять очутился на проклятой, преследующей его каждую ночь в каждом кошмаре арене цирка. Но на этот раз не успело действие развернуться, как Олег почувствовал прикосновение чьей-то руки.
Оглянувшись, он с удивлением узнал Квазимодо.
– Ты? Ты умеешь ходить? – удивился Олег, глядя на малыша, который твердо стоял на собственных ногах.
– Умею, – подтвердил тот, – но только здесь.
Заиграла громкая цирковая музыка, и Квазимодо поморщился.
– Пойдем отсюда, – он потянул Олега за руку и, совсем как Алиса, открыл дверь, неожиданно возникшую в воздухе.
Олег без страха шагнул за своим провожатым и очутился в небольшой уютной комнате.
– Где это мы? – он с удивлением огляделся, понимая, что комната похожа на ту, где Квазимодо жил после побега, только гораздо меньше, а еще в ней было очень много самых разнообразных и неожиданных вещей. Большая деревенская печь соседствовала с плазменным телевизором, прямо на экран которого была наклеена фотография Моник. Старый деревянный стол с потрескавшейся лакированной поверхностью стоял рядышком с современным зеркальным шкафчиком для обуви.
Олег вспомнил, что видел все это в деревенском доме и жилой квартире, где они останавливались с Сержем. Видимо, Квазимодо собрал в своей воображаемой комнате все вещи, которые видел после бегства из клиники, они создавали в его представлении уют.
– Это моя комната, – сказал Квазимодо, указывая Олегу на диван. – Я всегда ухожу сюда, когда нужно отдохнуть. Здесь никто не помешает.
От вида этого по-своему уютного, но ужасно нелепого убежища у парня сжалось сердце.
– Ты должен спасти Алису, – заговорил малыш, сразу же переходя к сути дела. – Ей угрожает опасность.
– Я знаю, – Олег в волнении вцепился в подлокотник дивана, – но как я могу это сделать, когда я – заключенный?
– Ты выберешься из палаты и спасешь Алису, – Квазимодо говорил спокойно, как взрослый, уже составивший план действий. – Они убили мою маму и Сержа, и я не дам им убить Алису. Я так решил.
Разговаривать с ним было совершенно невозможно. Ну конечно, Квазимодо слишком мал, чтобы иметь представление о реальности. Должно быть, ему кажется, что выбраться из палаты для Олега легче легкого.
– Я не смогу выбраться, на двери замок, – терпеливо стал объяснять Олег, – да если даже и выберусь, наверняка не уйду далеко. Там везде двери с кодовыми замками, уйма персонала и охранников.
– Ты хочешь спасти Алису? – спросил Квазимодо, глядя в лицо Олегу огромными глазами, почти лишенными белка – примерно такие рисуют художники, изображая инопланетян.
Похоже, ребенок не слышал или не понял разъяснений.
– Я хочу спасти Алису и сделаю для нее все что угодно, – подтвердил Олег терпеливо.
– Это хорошо, – Квазимодо кивнул. – Надо действовать сейчас, иначе будет поздно.
Олег устало пожал плечами. Бедный ребенок! Наверняка появление, а затем жестокая смерть той, кого он считал своей матерью, серьезно повлияли на его психику.
Квазимодо пристально посмотрел на него, и Олег вдруг проснулся.
Он снова оказался в палате, где был заключен, но ощущение пристального взгляда не прошло. Олег приподнялся на кровати в поиске его источника и понял, что на него смотрят из окошечка в двери.
Поняв, что его обнаружили, наблюдатель отступил.
– Да пожалуйста, смотрите сколько угодно, занимайте места согласно купленным билетам, – буркнул Олег, вставая с кровати. – Может, вам еще и сплясать?
– Не надо плясать, – щелкнул замок, дверь открылась, и на пороге появилась ухоженная женщина, с лица которой, словно тряпкой, стерли любые приметы возраста.
Олег прекрасно знал это лицо. Но что же помощница профессора делает в его камере среди ночи?
– Как скажете, – ответил он, исподволь разглядывая женщину. – Тогда, может быть, спеть?
Она, не обращая внимания на его паясничество, разглядывала его с какой-то жадностью.
– Вот ты какой, сын Алексея Волкова… – произнесла Кати наконец. – Давно хотела посмотреть на тебя. Твою мать я уже видела и не знаю, что пообещал тебе Ланской, но со своей стороны обещаю, что жить она не будет. Как и ты.
Олег опешил от неожиданности.
– При чем здесь мама? – спросил он, шагнув к женщине.
– О! – помощница профессора усмехнулась. Усмешка удивительно не шла к ее кукольному, без единой морщинки лицу, делая его похожим на чудовищную маску. – Ты и твоя мать – это те, кто стоит между мною и человеком, которого я люблю. Он выбрал вас, а не меня, но ничего, все еще поправимо.
Она говорила так яростно, что Олегу стало не по себе.
– Вы сумасшедшая? – спросил он и, заглянув в горящие фанатичным огнем глаза женщины, понял, что это действительно так. Да и немудрено свихнуться, ассистируя явно безумному профессору и проводя все свои дни в клинике уродов.
– Напротив, – женщина покачала головой, – я очень разумна. И я очень, очень долго ждала. К сожалению, твоя мать ускользнула от меня прежде, чем я успела рассказать ей об участи, которая ее ждет. Поэтому я решила поговорить с тобой незамедлительно, пока ты еще жив.
– А что, разговаривать с мертвыми вы не умеете? Еще десяток-другой лет службы у профессора, и станете в этом специалистом! – Олег пытался оценить расстояние до Кати. Вдруг это как раз тот шанс, на который намекал Квазимодо?
Но она разгадала его маневр.
– И не думай перехитрить меня, – сказала женщина, качая головой, – тебе не вырваться. Взгляни, – она показала ему шприц, – там смертельный яд. Приблизишься ко мне – и я всажу тебе укольчик. Один маленький укольчик. Как укус комарика, а последствия… – она захихикала. – Хочешь проверить?
Олег готов был рискнуть – не ради себя, а ради Алисы, но нет, как раз ради нее нужно действовать наверняка, потому что другого шанса не будет. А пока требуется отвлечь, заговорить эту жуткую женщину.
– Вы говорили, что мы с мамой стоим между вами и каким-то человеком, – он сделал еще один, совсем маленький, шаг. – Это мой отец, ведь так? Вы давно его знаете?
– Давно, – помощница Ланского кивнула. – Я была более чем на двадцать лет старше него, но между нами возникло настоящее чувство. А потом появилась эта молодая глупая выскочка, и он меня бросил!
Олег задумался. Методики профессора Ланского и вправду творят чудеса. Он видел дату рождения в личном деле этой женщины, и ее собственные слова подтверждали то, что профессор совершил чудо. Только в данном случае это чудо было темным. Кати или уже являлась сумасшедшей, или рехнулась после знакомства с Ланским. Результат один – ничего хорошего не вышло.
– И за это вы хотите мне отомстить? – спросил Олег, глядя на женщину с легким сожалением. – А что на это скажет профессор? Мне кажется…
– О профессоре можешь не беспокоиться, – она криво усмехнулась. – Мы все уладим, как всегда. Ну все, поболтали и хватит…
Трость стояла слишком далеко, но Олег одним прыжком оказался возле нее и схватил свое единственное оружие. Можно еще поспорить, на чьей стороне окажется удача.
А женщина вдруг отступила, пропуская в палату огромного шкафоподобного санитара.
– Свяжи его, Иван! – крикнула она противным фальцетом. – Но не повреди. Я хочу сделать это сама…
Лицо санитара было совершенно бесстрастным, и Олег понял, что этот человек, привыкший повиноваться, с легкостью сделает то, что ему велели. А потом до него доберется сумасшедшая тетка – и конец. Но хуже того, после него она, как и обещала, займется его матерью.
Олег отступил на шаг, покрепче сжимая в руке трость…
И тут Кати вдруг издала стон и рухнула на пол как подкошенная. За ее спиной возвышался второй санитар, почти что точная копия Ивана, с бесстрастным лицом надвигавшегося на Олега.
Кто это: неожиданный союзник или новый противник? Думать было некогда.
– Ступай отсюда, профессор объявил карантин! Ты что, не знаешь? – выкрикнул Олег в лицо подступающему санитару.
Иван недоуменно моргнул. Как и все здоровяки подобного типа, он был слегка туповат. Олег тут же воспользовался этим, ударив санитара тростью в основание стопы – туда, где располагалась одна из болевых точек, поднырнул под его рукой и бросился к выходу.
Ему удалось выскочить наружу и захлопнуть тяжелую металлическую дверь за секунду до того, как в нее с адским, вызывающим зубную боль грохотом ударили кулачищи разъяренного Ивана.
Санитар, ударивший сумасшедшую помощницу профессора, стоял неподалеку, держа обмякшее тело женщины. Олег нерешительно покосился на него. Его фантазии не хватало на то, чтобы предположить, что же случится дальше, уж по слишком непредсказуемому сценарию развивались события.
– Меня прислал Пьер, – сказал санитар спокойным голосом. – Мы должны спасти Алису.
– Какой Пьер?.. – на секунду Олегу показалось, что он тоже сходит с ума, а потом парень вспомнил. Ну конечно, Моник дала Квазимодо именно это имя! – Ах да, конечно, Пьер, – сказал он поспешно, не зная, как отреагирует на внештатную ситуацию человек, находящийся под внушением. – Сейчас сделаем все, что нужно.
Теперь все встало на свои места. Квазимодо поговорил с ним во сне и тут же приступил к действию. Признаться, очень вовремя.
Санитар равнодушно кивнул и собирался опустить помощницу Ланского на пол, когда Олег сообразил, что надо делать.
– Ты знаешь, где комната этой дамы? – спросил он санитара.
– Направо по коридору, – ответил тот, ожидая распоряжений.
– Идем туда! – объявил Олег. – И не потеряй, пожалуйста, эту милую женщину. Она нам еще понадобится.
Из палаты, где раньше держали Олега, еще доносились звуки ударов, но бронированная дверь даже не дрогнула. На нее вполне можно было положиться, как и на то, что шум никого не заинтересует – Волков прекрасно знал это на собственном опыте.
В кармане Кати обнаружилась именная карточка, очевидно, служившая для доступа в помещения лаборатории. По крайней мере, во всех дверях имелись отверстия для карт, и Олег тут же опробовал ее на двери помощницы профессора.
Замок щелкнул и открылся.
– Заноси, – велел Волков санитару.
Кати сгрузили на кровать, тщательно связали женщину и заткнули ей рот кляпом – чтобы преждевременно не подняла панику. Только потом Олег осмотрелся и с удовлетворением отметил наличие компьютера. Ага, значит, он не прогадал.
Включив компьютер, Олег занялся уже пройденной однажды системой безопасности лаборатории и легко, словно играючи, вышел на камеры. Под наблюдением находились все участки лаборатории. Наверняка охрана тоже отслеживала их через мониторы, но, видимо, не все, а только самые стратегически важные.
Прежде всего Волков отыскал палату Алисы. Девушка неподвижно лежала на спине, и тонкая, почти детская рука безвольно свешивалась с кровати. При виде этого зрелища у Олега сдавило горло. Ему хотелось броситься на помощь и немедленно вытащить оттуда девушку. Но он справился с собой: нельзя действовать безрассудно, нужно держать себя в руках и рассчитать каждый свой шаг.
Проникнуть к Алисе было нелегко. Видно, что профессор охраняет эту добычу с особой тщательностью, и за дверями дежурил охранник. Дело серьезно. Значит, сначала Квазимодо и отец, затем – Алиса.
Он нашел палату Квазимодо и палату, где держали отца. Отец тоже лежал на кровати, и было непонятно, в сознании ли он. Ладно, можно разобраться и на месте. Олег осмотрел прилегающие коридоры. Все чисто. Теперь на всякий случай закольцевать изображение, поступающее на камеры в нужных коридорах, и вот они с неожиданным помощником уже невидимки.
– Привези каталку, – велел Олег санитару, запоминая расположение комнат и коридоров.
Санитар вернулся с креслом-каталкой буквально через пару минут, и они вместе проследовали к палате, где содержали Квазимодо.
– Зач-чем ты плис-сел? – Квазимодо попытался приподняться, но силы хилых рук не хватало. – Спас-си Аису.
– Спасу, – Олег сделал знак санитару, чтобы тот посадил ребенка в кресло-каталку. – Конечно, спасу. Но неужели ты думаешь, что мы оставим тебя профессору? Да и Алиса никуда без тебя не уйдет, можешь быть уверен!
Он старался говорить бодро. Как говорится, уверенность в победе – уже половина успеха. И Квазимодо поверил ему, успокоившись, откинулся на спинку.
Бедный малыш! Он уже поставил на себе крест и даже не надеялся спастись.
– Прежде чем идти за Алисой, мы заглянем еще кое-куда, – проинформировал его Олег.
– Тфой отес, я его видел, – проговорил Квазимодо.
– Когда? Где? – Олег напрягся.
– Не с-сдесь, там, – слабая рука едва приподнялась над подлокотником, и Олег понял, что речь идет о мире снов.
Неизвестно, как там отец. Если его держат в бессознательном состоянии, возникнут проблемы с транспортировкой. Волков покосился на везущего каталку санитара: ничего, он выглядит очень крепким, наверняка справится.
До палаты, где держали отца, они добрались без проблем. Ночью коридоры были пустынны. Только однажды на пути им попался кто-то из персонала, но Олег, будучи настороже, услышал приближающиеся шаги, и они успели укрыться в одном из поворотов коридоров.
Все коридоры, даже в этот час, были ярко и равномерно освещены, и от света, отражающегося от белых глухих стен, начинала болеть голова.
Кажется, теперь Олег начинал понимать Кати. Тут и свихнуться недолго.
Но вот и нужная дверь. Чувствуя, как от волнения колит кончики пальцев, Олег достал карточку Кати и всунул ее в щель приемника. Сработает или нет?
Замок пискнул. И выдал надпись: «Введите код доступа».
Значит, здесь карточки недостаточно. Что же делать?.. Олег едва не взвыл от отчаяния. Что, если у этого дурацкого замка существует система блокировки, и после неудачной попытки дверь заблокируется, а сигнал о попытке незаконного проникновения поступит прямиком на пульт охраны и охранником останется только прийти и взять их, что называется, тепленькими?!
– Не знаешь случайно код доступа? – спросил Олег у санитара.
Тот покачал головой:
– Это не мой отсек.
– Понятно, – Волков вздохнул. Особой надежды он и не возлагал, но можно же спросить: вдруг бы повезло.
Код доступа… Кто же знает этот код доступа? Всего четыре цифры. В голове пронеслись подсчеты. Если можно повторять цифры, например 1111, то это десять в четвертой степени, то есть десять тысяч вариантов. Если нельзя – всего пять тысяч сорок. Хрен редьки не слаще. Даже если замок не блокируется при проваленной попытке, можно провести за подбором всю ночь.
Олег безнадежно посмотрел на панель с цифрами и заметил отпечатки, оставшиеся на некоторых кнопках. Ура! Вот и выход. Теперь вариантов меньше. Можно рискнуть.
Пальцы на миг замерли над панелью, а потом Олег решился и набрал произвольную комбинацию.
Щелчок. Из щели выскочила карточка.
Неужели всё пропало?
И тут дверь открылась.
Везение? Олег не стал раздумывать над этим и шагнул в палату.
Его взгляд сразу выхватил кровать и лежащего на ней человека. Очень бледного, с подбородком, покрытым длинной седой щетиной, худого, с совершенно седыми висками. Неужели это отец? Олег помнил его совершенно другим. А еще, несмотря на постоянную занятость, отец всегда следил за собой.
В тонкую, с сильно выступающими венами руку отца была воткнута игла капельницы, а на голову надет металлический обруч с идущими от него проводами.
При виде отца в глазах у Олега подозрительно защипало.
– Папа?.. – прошептал он и шагнул к кровати.
Лежащий открыл глаза. Глаза у отца остались прежними, а во взгляде читалось то, чего так не хватало Олегу в последнее время, – любовь и нежность.
– Олег… – голос отца был совсем тихим. – Подойди, пожалуйста.
Парень приблизился к его кровати.
– Ты не самый послушный из сыновей. Я же просил тебя и Алису держаться подальше… – проговорил Волков-старший.
– А ты не самый общительный из отцов, – сказал Олег, справившись с тугим комом, вставшим поперек горла. – Трудно вырасти послушным без отцовских наставлений.
Алексей Михайлович едва заметно улыбнулся.
– Ты прав. Твой отец – совершенный болван: и сам застрял здесь, и, как ни надеялся, не смог уберечь своего сына…
Олег с тревогой наклонился над лежащим.
– Папа… – он все никак не мог решиться задать прямой вопрос. – Ты же… с профессором Ланским…
– Нет, я с ним не сотрудничаю, – сказал Волков-старший неожиданно громко и поморщился, словно одна мысль об этом была для него непереносима.
Олег выдохнул. Вот, самый большой страх позади, а значит, все сложится правильно, так, как нужно.
– Мы пришли забрать тебя, – парень вытащил из его вены иглу капельницы. – Ты, наверное, не сможешь идти…
– Ну уж нет! – отец стащил с головы металлический обруч и бросил его на кровать. – Уж на то, чтобы уйти отсюда, у меня хватит сил.
Он спустил на пол ноги, встал, покачнулся, но устоял.
– После того как я дал понять, что не буду работать с Ланским, меня почти все время держали в состоянии сна, – проговорил Алексей Михайлович, продвигаясь к двери. – Но уже несколько дней мне перестали интенсивно вводить усыпляющие препараты.
– У них появился другой объект для опытов, – Олег услышал, как скрипнули его собственные зубы. – Мы еще должны забрать Алису.
– Конечно.
Они дошли до двери, где ждали санитар и Квазимодо.
– Это… – Олег запнулся, вовремя сообразив, что нужно представить малыша именем, данным ему Моник.
– Мы знакомы, – отец ласково дотронулся до щеки сидящего в каталке урода. – Товарищам по несчастью всегда легко найти общий язык.
Они пошли по коридору. Несколько раз отец спотыкался и едва не падал – было заметно, что он очень слаб и ноги плохо его держат, но Олег старался каждый раз ненавязчиво оказываться рядом, чтобы поддержать, не унижая отцовской гордости.
Один раз Олегу послышались шаги. Он остановился. Вроде все тихо. Вероятно, это просто проявление тревожности. Их не должны отследить…
– Что-то не так? – спросил озабоченно отец.
– Нет, все хорошо, – Олег вовсе не хотел его тревожить. – Показалось. Идем дальше.
Они прошли по коридору.
– Кажется, сюда… – Олег открыл дверь, воскрешая в памяти нарисованную Алисой после путешествия по сну карту лаборатории.
За дверью оказалось темное помещение, что-то вроде одежного склада. Сначала Олег хотел было уйти, но вовремя сообразил, как это кстати: на улице уже не лето, хорошо бы прихватить теплую одежду, да и белые больничные робы привлекут излишнее внимание.
Выбор оказался невелик. Видимо, на складе хранили одежду низшего персонала клиники, однако теплое серое, похожее на шинель пальто, пара курток модели «ватник» и теплое ватное одеяло для Квазимодо были не лишними. Олег свалил добычу на каталку, добавив несколько пар такой же неказистой обуви для себя, Алисы и отца.
Таким образом они добрались до палаты, где лежала Алиса.
Олег.
Алиса не поверила собственным глазам, когда он внезапно возник на пороге.
Она моргнула и сосредоточилась, проверяя, не провалилась ли в сон, где подсознание заботливо воспроизвело желаемое, выдавая его за действительное.
Она смотрела на Олега и думала, что он изменился за последние дни. Как-то резко повзрослел, волосы отросли и смешно и вместе с тем очень умильно топорщились, глаза стали ярче – или казались такими на фоне заметно осунувшегося лица. И она сама наверняка изменилась за это время…
Эти мысли пронеслись в ее голове в те доли секунды, пока Олег Волков стоял на пороге, а потом он быстро пошел к ней – совершенно забыв о хромоте. Алиса, еще слабая, поднялась к нему навстречу.
– Ты… – Олег остановился всего в шаге от нее, и Алиса смутилась его неожиданной взрослости. – С тобой все в порядке?
Он не обнял ее, как она того ожидала, и, с одной стороны, это радовало ее, а с другой – огорчало.
– Да, – она кивнула. Голова отчаянно кружилась.
– Тогда пойдем отсюда, – Олег протянул ей руку.
А она вдруг опустила глаза и помотала головой.
– Я… я не пойду, – произнесла Алиса через силу. Собственный голос показался ей чужим и далеким-далеким, словно он доносился с другой планеты.
– Что? – Волков посмотрел на нее как на ненормальную.
– Я не могу пойти, – объяснила Алиса, прижимая ладони к непрошено запылавшим щекам. – Я обещала не пытаться бежать.
Олег хмыкнул и присел на кровать, словно готовясь к долгому разговору.
– Уходи! – попросила его Алиса, чувствуя, как в груди растет снежный ком, перекрывающий дыхание. – Если профессор тебя здесь застанет…
– Вот и не тормози, – Олег пожал плечами. – Ты же знаешь, что без тебя я никуда не пойду.
– Но я обещала, – тихо напомнила она.
– Кому? Профессору? – в его голосе прозвучало откровенное презрение. – Нашла кому обещать! Да ладно, освобождаю тебя от этого обещания!
Девушка закусила губу. Даже в собственных глазах Алиса выглядела абсолютной, законченной идиоткой, но отчего-то не могла поступить иначе.
– Ты не можешь меня ни от чего освободить, – сказала она, словно извиняясь, – я слово не тебе давала. И каким бы ни был профессор, если я его обману, то стану хуже него!
Последние слова она выпалила и, обессиленная, откинулась на подушку.
Кто бы знал, что этот разговор отнимет так много сил?!
– Значит, обещала и никуда не пойдешь?
Девушка кивнула.
Олег медленно встал.
Ну вот, она сама во всем виновата. Он уйдет, оставит ее, и будет абсолютно прав… Скорей бы он уходил – сколько еще может продолжаться эта мука? Алиса чувствовала, что долго не выдержит.
Волков нахмурился и вдруг широко, совершенно по-мальчишечьи улыбнулся, опалив ее этой беспечной радостной улыбкой.
– Вот и отлично! – заявил он. – Не пойдешь так не пойдешь!
А потом сделал нечто и вовсе странное: засунул под мышку свою трость с головой грифона, нагнулся и вдруг подхватил Алису на руки.
– Что ты делаешь? – она слабо дернулась. Сил на сопротивление не осталось.
– Как что? Конечно, несу тебя. И не переживай, условие профессора выполнено: ты не бежишь и даже не идешь, так что совесть твоя останется кристально чиста.
– Но… – она не знала, что сказать, всей кожей ощущая идущее от него тепло.
– И не переживай: ты легкая, легче пушинки.
Это было глупо, но Алиса, уткнувшись головой в его грудь, улыбнулась. Ей вдруг стало хорошо и очень спокойно.
Олег на руках вынес ее из палаты.
А в коридоре их ждали. Квазимодо, сидевший в каталке, радостно и совершенно неразборчиво заговорил о чем-то. Худой, серый, словно тень, мужчина с длинной, цвета соли и перца, щетиной показался Алисе смутно знакомым.
– Я Алексей Михайлович, отец Олега, – представился он, заметив ее растерянный взгляд.
Отец Олега! А ведь точно! Как же она его не узнала сразу? Впрочем, в мире снов он был моложе и крепче на вид. Должно быть, Алексей Михайлович давненько не видел себя в зеркале, и, если честно, это к лучшему.
– Не будем терять зря время! Надо уходить, – сказал Олег, и Алиса снова подумала, какой он взрослый и решительный. Не его отец, а именно он возглавил побег и легко, словно всю жизнь был лидером, вел их за собой.
Олег сделал несколько шагов по коридору, и тут Алиса заметила у стены скорчившегося человека в форме охранника. Девушка вздрогнула. Неужели им пришлось убить кого-то, чтобы освободить ее?
– Спит, – Волков правильно понял причину ее тревоги. – У профессора в лаборатории полным-полно психотропных и усыпляющих веществ, Ланской сам их очень любит, так что грех было не воспользоваться.
Она с облегчением перевела дух.
– Сейчас заглянем кое-куда, подготовимся ко второй части операции, – Олег завернул за угол, потом повернул в один из коридоров и остановился у неприметной с виду двери.
Алиса даже удивилась, как уверенно он разбирается в хитросплетении коридоров – словно ходит здесь каждый день.
Тем временем Олег достал из кармана пластиковую карточку и вложил ее в дверную щель. Дверь пискнула и открылась.
За ней была небольшая по-спартански обставленная комната: только самое необходимое. Массивный стол, на котором стоял компьютер с большим экраном, несколько папок, пачка бумаг, лежащая в специальном лотке; стул с высокой, очень прямой спинкой, закрытый шкаф; стеллаж с книгами и, наконец, в самом углу, узкая кровать. Алиса не сразу разглядела, что на ней лежит связанная женщина.
– Катерина! – удивленно воскликнул при виде нее отец Олега. – Как ты здесь оказалась?
Женщина дернулась, но не ответила: ее рот был заткнут кляпом.
– Это Кати, помощница профессора Ланского, – объяснил Олег, и Алиса поймала его напряженный взгляд, направленный на отца.
– Не может быть, – тот оступился и, чтобы не упасть, облокотился о стену – такую же гладкую, покрытую белыми пластиковыми панелями, как и во всей лаборатории. – Этого просто не может быть!
– А ты разве ее здесь не видел? – голос Олега стал жестким.
– Нет… – Волков-старший казался действительно потрясенным.
– И то, что она собиралась убить меня и маму, тоже не подозревал?..
Алиса никак не могла понять, о чем это Олег. А вот его отец, должно быть, понял, потому что он испугался. И до этого выглядевший неважно, он как-то вдруг побелел еще сильнее, хотя ранее Алиса могла бы поспорить, что такое физически невозможно.
– Я знал эту женщину… – проговорил с усилием Алексей Михайлович. – И даже любил ее когда-то. Она работала в деканате у меня на кафедре… Но это было давно, – поспешно добавил он, – до встречи с твоей мамой.
– Понятно, – Олег поудобнее пристроил Алису на стул и щелкнул мышкой, выводя компьютер из спящего режима. – Надеюсь, сентиментальные воспоминания не заставят тебя отдать предпочтение ей и испортить нам весь план освобождения?
Волков-старший вздрогнул, словно его ударили.
– Я очень виноват перед тобой, Олег, – сказал он, глядя на сына. – Прежде всего из-за того, что не сумел защитить тебя и маму, но мне больно слышать твои слова. Мне больно, что я позволил своему сыну вырасти жестоким.
Этого Алиса уже не могла выдержать.
– Он не такой! – порывисто возразила она. – Олег самый добрый из людей, которых я знаю. Просто он очень долго вас ждал, слишком много на себя принял, и он устал быть сильным. Понимаете?
– Понимаю.
Волков-старший шагнул от стены навстречу сыну, и тот порывисто обнял отца. С минуту они стояли молча.
– Надо с-шпешить, – Квазимодо завозился в своем кресле.
Олег, опомнившись, отпрянул от отца и, вернувшись к компьютеру, быстро – так, что Алиса не могла за ним уследить, защелкал клавишами.
– Все отлично. Путь намечен и расчищен, – объявил он через некоторое время. – Идем дальше.
– Можно, я все-таки пойду сама? – спросила Алиса, отчаянно смущаясь.
– Тебе не нравится, как я тебя несу? – Олег посмотрел на нее, и на щеках девушки тут же вспыхнул румянец.
– Нравится… То есть… – она уставилась в пол.
– Олег, пожалуйста, оставь Алису в покое, – попросил Волков-старший. – Не забывай, наша первоочередная задача – выбраться отсюда.
– И выбрались бы. Мне не тяжело, – заявил Олег, но тут же спохватился, покосившись на девушку. – Но если она хочет пешком, пусть идет.
И отвернулся, демонстрируя, что ей же от этого и будет хуже.
Алиса спорить не стала, как и комментировать то, что Олег вдруг заговорил о ней в третьем лице. Уж лучше так, чем мучиться от неловкости и странного наслаждения.
А еще таким образом он не заметит ее волнения и дрожи пальцев. А если и заметит, то примет за проявление общей слабости. «Ну вот, и от садиста-профессора бывает толк», – подумала Алиса, немного приободрившись.
– Почти дошли! – Олег улыбнулся как можно беспечнее.
Они преодолели уже половину дороги и находились в большом приемном зале, совершенно пустынном в глухой предутренний час. Но оставалось еще самое сложное – пройти мимо охраны, не дав поднять тревогу.
Волков оглядел свою маленькую группу. Алиса брела, все время спотыкаясь, и выглядела в целом неважно. И все равно, заметим, предпочла идти сама, не захотела, чтобы он нес ее на руках. Олег поспешно перевел взгляд на отца. Тот тоже держался из последних сил. Один санитар, кативший каталку с Квазимодо, выглядел бодрым и абсолютно непробиваемым. Да, жалкая, прямо скажем, армия. Остается надеяться, что их группе удастся избежать непосредственных стычек с противником.
Все меры предосторожности Олег предпринял. Камеры были закольцованы и показывали сейчас пустые коридоры. Значит, бояться нужно в первую очередь не охранников, а санитаров, врачей, уборщиц – тех, с кем совершенно случайно можно столкнуться лицом к лицу.
Никаких особых признаков опасности не было, но Олега не оставляло чувство тревоги. Ему все время казалось, будто за ними кто-то идет.
Он старался прислушиваться, вылавливая из океана всевозможных звуков – тихого треска лампочек, шелеста, поскрипывания – то, что могло сигнализировать об опасности, но, конечно, пропустил нужный момент.
Они уже подходили к выходу из зала, когда дверь с тихим жужжанием захлопнулась прямо перед ними. Олег потянул ее, попытался открыть, но она не поддавалась. Самое странное, что в ней не было даже щели-приемника для карточки.
– Что случилось? – Алиса беспомощно огляделась.
И в тот же миг, словно в ответ на ее вопрос, заработала большая плазменная панель, закрепленная на стене.
Перед ними возник кабинет, за широким столом сидел Ланской и крутил в тонких нервных пальцах ручку с золотым пером.
– Уже уходите? – поинтересовался профессор желчно. – И не зашли попрощаться? Нехорошо, Леша, нехорошо! – обратился он к отцу Олега.
Тот болезненно скривился.
– Не ерничай, Лева, – глухо произнес Алексей Михайлович. – Поймал нас – так радуйся.
– Я и радуюсь! – профессор каким-то паучьим жестом потер руки. – А вы думали, что самые умные. Ладно, электронику вы перехитрили, но не учли кое-чего!
Ланской, прямо как злодеи из блокбастеров, обожал поболтать. Олегу даже подумалось, что, возможно, у всех кандидатов в черные властелины еще в детстве открывается словесное недержание. Друзья, естественно, отворачиваются от них, человек остается один, характер его еще более портится. И вот, приветствуйте, очередной Ланской собственной персоной.
Тем временем профессор, бросив на них довольный взгляд, поманил кого-то ближе к камере. Когда его помощник появился на экране, Квазимодо глухо зарычал и рванулся из кресла, словно хотел добраться до врага прямо через жидкокристаллический экран. И неудивительно, ведь в последнюю встречу этот худощавый подвижный карлик жестоко убил ту, которую несчастный считал своей матерью.
– Успокойся, не надо показывать им нашу слабость, – прошептала Алиса, кладя руку на плечо Квазимодо и пытаясь успокоить малыша.
Тот все еще волновался и бубнил себе под нос что-то непонятное.
– Моего маленького друга обмануть вовсе не просто, – сказал профессор с торжеством и повернулся к Гуттаперчевому. – Молодец! Продолжай в том же духе, и узнаешь то, что хочешь!
Олег нахмурился. О чем это Ланской? Что именно нужно его карманному убийце? Разве только… Достаточно вспомнить, как жестоко он убил Моник. Наверняка у карлика есть свой пунктик. Нужно рискнуть.
– Эй, уродец! – окликнул убийцу Олег. – Неужели ты действительно думаешь, что профессор расскажет тебе правду? Сам рассуди: зачем ему это? Пока ты не знаешь, ты у него на коротком поводке!
Теперь уже Гуттаперчевый рванулся, но был остановлен профессором.
– Не слушай их, – сказал Ланской. – Неужели ты больше веришь этим людишкам, чем мне?
Карлик взял себя в руки, и Олег понял, что почти проиграл. Но почти – это не значит совсем. Самое время решительного хода. Если догадка окажется правильной, они, возможно, получат неплохой шанс на выживание.
– Я знаю, кто твоя мать! – крикнул Олег в камеру. – Я взломал и прочитал все файлы профессора!
Ланской, похоже, начал проявлять признаки беспокойства и потянулся, чтобы отключить камеру, но отдернул руку, словно обжегшись. По его пальцам стекала кровь, и профессор смотрел на нее удивленным, остановившимся взглядом.
«Не выносит вида крови? Было бы забавно, если бы он сейчас грохнулся в обморок!» – подумал Олег.
На миг повисла напряженная пауза. Олег чувствовал, как она натянутой струной вибрирует в воздухе. Он угадал и сделал верный ход – именно на этом поводке держал своего убийцу профессор. Пришло время спустить собачку с поводка.
– Твоя мать – помощница профессора Кати! – крикнул он.
В этот миг связь отрубилась, а экран погас, став пустым и серым.
Услышал ли Гуттаперчевый его слова – оставалось только гадать.
– Это правда? То, что ты сказал сейчас, правда? – спросила Алиса, глядя ему в глаза.
– Конечно, – Олег как можно равнодушнее пожал плечами. – Я не любитель вранья.
– Но зачем…
– Чтобы он занялся не нами, а кем-то еще, – отрезал Волков жестко и мельком взглянул на отца – одобряет или нет. По лицу отца нельзя было прочитать никаких эмоций.
– Понятно… – Алиса подошла к двери и пнула ее ногой. – Но ты только отсрочил решение проблемы. Дверь-то по-прежнему заперта. Профессор разберется со своим убийцей, а потом спокойно займется нами.
Олег опустил голову. Поспорить тут нельзя. Они оказались в западне, и выбраться из нее нет никакой возможности. За ними придут и возьмут их тепленькими. Профессор и вправду может не спешить.
– Твоя мать – помощ… – и экран погас, а сам хозяин метнулся к двери из комнаты.
Карлик едва успел выскочить за ним, прежде чем дверь закрылась.
Профессор вбежал в кабинет, где находились главные системы управления.
Всего секунду Гуттаперчевый колебался: не побежать ли за ним, но тут же отбросил всякие сомнения. С хозяином можно разобраться и позже. Сейчас у него есть цель гораздо привлекательней.
Его мать! Расшифровки не требовалось. Карлик и так все понял.
Наконец-то он ее нашел! Подумать только, все это время она находилась рядом. Он мог бы догадаться и сам, но не догадался. Марионетка в руках профессора, глупый карлик, потешающий людей в цирке, а в свободное от этой второстепенной работы время этих самых людей убивающий – вот он кто! Вот этим он был, рожденный не для счастья, для которого, говорят, рождаются дети. Он был рожден для мук и унижения. Его мать, находившаяся все это время неподалеку, спокойно наблюдала, как хозяин натаскивает его. Порой после уроков доброго хозяина все тело превращалось в сплошной синяк, и Гуттаперчевый не мог даже скулить – даже на это не оставалось сил. Знали бы, как далась ему эта гуттаперчевость! Тело словно переплавляли в печи, формировали огромным молотом. Он умирал, наверное, сотни, тысячи раз… Думал, что умирает, мечтал о смерти и звал ее как самую желанную гостью. Он верил, что смерть будет милосерднее людей, быть милосерднее несложно – люди не баловали его добротой.
Порой он завидовал тем собратьям, что, словно животные, обитали в специальных зарешеченных отсеках. Тем, у которых не было разума и которые не знали, на дне какой ямы оказались.
И все это время мать была рядом с ним.
Ноги сами привели его к знакомой двери, и только тут карлик понял, что прогадал: нужно было начинать с профессора и с комнаты управления. Открыть замок без карточки невозможно, мать так близко, всего за тонкой стеной, но добраться до нее нельзя.
Карлик скрипнул зубами. Каждая секунда промедления казалась ему смертельной. Но нечего делать, нужно возвращаться, и он быстро пошел по коридору к комнате управления.
– Самое время уходить отсюда.
Отец произнес эти слова совершенно спокойным обыденным голосом, и Олегу стало страшно. Сойти с ума, находясь в заключении, да к тому же на наркотиках, проще простого, и все же это проявление безумия болезненно отдалось в сердце.
– Пап, мы не можем уйти – двери заперты, – терпеливо объяснил Олег и немного виновато посмотрел на своих спутников. – Все в лаборатории под контролем системы. Если бы у нас был хотя бы плохонький компьютер… ну хоть мобильный телефон – любое средство, чтобы войти в Сеть…
– А зачем тебе компьютер или телефон?
Увы, отец выглядел абсолютно безумным. Олег мысленно досчитал до десяти и только после этого ответил:
– Я мог бы разблокировать замки и открыть все двери, если бы только добрался до их управления. Но сейчас, извини, не могу.
– Можешь, – Волков-старший хранил на лице полнейшую невозмутимость.
Олег с надеждой посмотрел на Алису: возможно, она, занятая своими мыслями, не заметит, что тут происходит. Но, конечно, тщетно.
– Алексей Михайлович, отдохните, – Алиса попыталась усадить отца Олега на большой кожаный диван, – не волнуйтесь, что-нибудь обязательно придумаем.
Однако отец отвел руку девушки и обратился к Олегу:
– Как ты вошел в мою палату? Там нужно было набрать код, и при первой же ошибке срабатывала сигнализация.
Олег пожал плечами: хорошо, что он не знал этого, когда совершал свою попытку, иначе ни за что не решился бы набрать эти несчастные четыре цифры.
– На кнопках были отпечатки, я догадался, на какие цифры нажимали, – ответил он, никак не понимая, к чему это ведет отец.
– А последовательность? Почему ты набрал именно так, а не иначе?
– Не знаю! – учитывая состояние отца, нужно было проявлять терпение и сострадание, но эти глупые вопросы могли вывести из себя и святого. – Повезло.
– Я ученый, и я не верю в везение, – отец покачал головой. – Но знаю точно, как именно ты вошел в мою палату…
Внимание слушателей было завоевано. Даже Квазимодо, неподвижно сидящий в своем кресле, открыл глаза и прислушался.
– Все просто, – продолжил отец, – ты подключился к системе и считал код, даже не заметив.
Этого и нужно было ожидать. Отец, как Олег и боялся, сошел с ума и придумал сверхспособности для своего сына. Возможно, все время, проведенное в мире снов, он воображал, как явится сын – эдакая помесь Бэтмена с Нео
[12]– и вызволит его легким щелчком пальцев.
– Пап… – Олег не знал, что и сказать на это. Рушить иллюзии отца в данном положении казалось ему преступным.
– Ты мне не веришь, – грустная улыбка смертельно уставшего человека скользнула по губам Волкова-старшего. – А зря. Помнишь, в мире снов ты требовал с меня клятву, что я не проводил испытаний на людях, и я не смог тебе ее дать именно потому, что объектом таких испытаний был ты.
– Что? – Олег отступил на шаг и потер виски руками. Вот теперь и он сам сходит с ума.
Отец сел на скрипнувший под ним представительский диван и в изнеможении откинулся на спинку.
– У тебя с рождения было больное сердце, – сказал он тихо, глядя не на сына, а на свои руки, изборожденные выступающими венами. – Ты умирал. Времени на размышления не было, и я поставил тебе механическое сердце. После того как выяснилось, что ты болен, я все время носился с этой идеей и вел непрерывные исследовательские разработки. Когда сердце понадобилось, испытания не были завершены, но я принял решение рискнуть. Врачи не спасли бы тебя…
Все молча слушали, ожидая продолжения рассказа.
Алексей Михайлович вздохнул, переводя дух, и продолжил:
– Я поставил тебе сердце, чертежи которого есть как раз на тех бумагах, что так долго искал Ланской. Оно содержит в себе несколько особых деталей, с помощью которых ты можешь напрямую подключиться к любой компьютерной или электронной системе.
– Но это какой-то бред! – не выдержав, воскликнул Олег. – Такого просто не может быть!
Отец посмотрел ему в глаза и покачал головой.
– Тебе становится плохо от некоторых видов излучения. Вспомни, мы с твоей мамой никогда не пользовались микроволновкой. Тебе наверняка хорошо дается поиск в Интернете и ориентирование на местности. Ты никогда не задумывался, почему это?
– Выходит, я какой-то киборг! Вот ведь сюрприз! Как раз подарочек для профессора! В его коллекции уродов, должно быть, не хватало киборга.
Олегу хотелось плакать и хохотать как безумному или, лучше всего, разбежаться и стукнуться головой о стенку. В общем, сделать хоть что-нибудь, а не стоять здесь как идиот или экспериментальная модель с каким-нибудь восьмизначным номером.
Алиса успокаивающе положила руку ему на плечо.
– Чудовище здесь одно, – тихо сказала она, – это я… Взгляните мне в глаза, – девушка повернулась к Волкову-старшему.
– Глаза с адаптирующимся к свету зрачком. Так называемые кошачьи глаза… – Алексей Михайлович, не отводя взгляда, смотрел на Алису. – Мы встречались с тобой в мире снов, и там твои глаза были настоящими. Я знал, что они такие, с самого начала, и ничего ужасного в этом нет.
Девушка вздрогнула, а Алексей Михайлович вновь посмотрел на сына.
– Ты можешь переживать по поводу своей непохожести на других, а можешь вывести нас отсюда. Выбор за тобой.
Олег сжал зубы. Неожиданная новость не из приятных, но все же отец прав. Чудовищно прав. Если его… ммм… особенности помогут выбраться из лаборатории, это не проклятие, а дар.
– Хорошо. Я попробую, – сказал Олег и закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Знать бы еще, как подключаться к системе…
Ничего. Абсолютная пустота и темнота, глушащая все мысли, все эмоции.
Нет, так не годится. Нужно постараться. Олег напрягся еще сильнее, чувствуя, как на переносице образовалась поперечная морщинка. Не получается. Все бесполезно.
Парень с разочарованием открыл глаза.
– Не могу, – сказал он, качая головой.
– Не можешь или не хочешь? Может быть, боишься? – отец наклонился вперед, вглядываясь в сына.
– Все эти штуки с воображением и сознанием никогда у меня не получались, – признался Олег, глядя на безликое ковровое покрытие пола. – Алиса пыталась показать мне, как ходить по снам, но я так и не научился. Не смог открыть ни одной двери, а ты говоришь…
– Успокойся, – попросил отец, – у нас еще есть бездна времени. Неудивительно, что у тебя не получается ходить по снам – у тебя совершенно другие способности. И не бойся их, просто прими. Вспомни, подключения всегда происходили, когда ты о них не думал, когда был расслаблен. Постарайся сделать так же.
– Попробуй, пожалуйста, – попросила Алиса. – Мы должны выбраться отсюда, хотя бы ради того, чтобы разочаровать Ланского. Постарайся не думать об этом, просто расслабься.
Олег кивнул.
«Не думать о белой обезъяне» – одна из самых сложных задачек. Когда тебе нужно о чем-то не думать, это что-то просто не вылезает из твоей головы. Где уж тут расслабиться?!
Олег, хромая, прошелся по комнате, постоял перед черным плазменным экраном, вспоминая, как впервые обратил внимание на Алису Панову, в самом буквальном смысле столкнувшись с ней в школьном коридоре. Много воды утекло с того времени… Было и плохое, и хорошее, но все, даже самое плохое, отсюда казалось едва ли не милым. Олег улыбнулся, вспоминая недоразумение с инициалами, и повернулся, чтобы пойти к остальным. И как раз в этот момент он почувствовал, что со всех сторон к нему тянутся зеленые светящиеся неоновым светом нити. Он потянулся, взявшись за одну из них, и парню показалось, что он несется с бешеной скоростью на поезде. Информация хлынула в него такой мощной лавиной, что Волков покачнулся, не в силах принять ее всю, и поспешно выпустил световую нить.
Ну что же, всё получилось. Теперь нужно только отыскать правильный канал, и двери откроются. Еще немного неуверенно Олег потянулся к следующей нити.
Проникнуть в комнату управления было несложно. В ней стояло много агрегатов, а поэтому охлаждение и проветривание происходило через особую систему вентиляции. Конечно, обычный человек не протиснулся бы в узкую вентиляционную шахту, но только не карлик. Опять врожденное уродство и приобретенная ловкость сыграли на пользу.
Гуттаперчевый легко добрался до нужного места.
Через вентиляционную решетку он наблюдал за профессором.
Ланской сидел перед монитором, рассматривая там что-то. Карлик смог разглядеть несколько экранчиков. На одном из них – приемная комната и застрявшие там беглецы. На другом – отсеки с материалом. Над лабораторией витала напряженная, нервная атмосфера, поэтому уродцы в отсеках заметно нервничали. Кто-то из них бился в дверь и разевал в неслышном крике похожий на черную дыру рот; кто-то катался по полу; другие, не ходячие, ерзали и раскачивались в своих кроватях. Зрелище было жутковатое, но Гуттаперчевый не стал к нему особенно приглядываться. Профессор слишком занят наблюдением за всем этим, а потому можно сделать все быстро и ловко: беззвучно высадить решетку, а потом подкрасться к хозяину и, приставив нож к его шее, взять у него карточку доступа.
Карлик уже приступил к осуществлению своего плана, когда произошло нечто странное. Мониторы перед профессором вдруг замигали, буквально на секунду взвыла сирена, но тут же умолкла. Свет погас, а когда включилось тусклое резервное освещение, Гуттаперчевый понял, что дверь в комнату управления открыта.
Это было очень странно. Хозяин в недоумении застучал по кнопкам, но мониторы светились ровным серо-голубым светом и не отображали абсолютно ничего.
Не понимая, что происходит и как на все это реагировать, карлик замер. И очень вовремя, потому что буквально полминуты спустя, в течение которой хозяин все еще пытался реанимировать свои аппараты, послышался гул, похожий на гул водопада. Этот звук все приближался и приближался. Ланской, испуганный им, выскочил в коридор, но тут же вернулся и попытался вручную закрыть разъехавшиеся створки двери. Но не успел…
На пороге показались уродцы, содержащиеся ранее в лабораторных отсеках. Те, кто мог ходить, шли. Те, кто не мог, ползли. Их было неожиданно много, и они, словно девятый вал, надвигались на пятящегося профессора.
– Что происходит? – Ланской нервничал. – Кто-нибудь! Помогите мне!
Его голос словно послужил сигналом, и вся эта бурлящая масса, больше всего напоминающая не людей, а монстров, выплеснулась на профессора.
Гуттаперчевый не боялся ничего. Почти ничего. Сжавшись сейчас в вентиляционной шахте, он думал только об одном: о том, что и сам мог бы оказаться там, внизу, в аду, ибо то, что происходило в комнате управления, нельзя назвать иначе чем адом.
Визжа и рыча на разные голоса, толпа монстров – результаты экспериментов и так называемой врачебной деятельности доктора Ланского – голыми руками буквально в клочья растерзала своего создателя. Кто-то с жутким воем рвал его зубами, как дикий зверь. Подопытные уроды, впитавшие в себя болезни и негатив, не могли быть иными.
В воздухе остро пахло свежепролитой кровью, и даже карлик, на чьем счету была далеко не одна человеческая жизнь, сжался, его замутило.
«Надо уходить отсюда, – понял он, – уходить, пока меня не заметили… Раз они все здесь, значит, открылись все двери. Нужно успеть к Кати. Раньше, чем до нее доберутся эти…»
Он пополз назад, стараясь не производить ни малейшего шума. Теперь Гуттаперчевый и сам не знал, спешит он к матери для того, чтобы убить ее, или для того, чтобы спасти.
Сначала замигал свет, а потом двери открылись.
– Ты сделал это! – от переполняющих чувств Алиса захлопала в ладоши. – Ты спас нас!
Она подскочила к Олегу и чмокнула его в щеку и только потом вспомнила обо всех сдерживающих факторах типа их непростых отношений и присутствия Волкова-старшего. Вспомнив, девушка быстро отступила и покраснела.
– А-лис-са, все хо-рошо, – с трудом проговорил Квазимодо.
Она посмотрела на него и встретилась с ласковым взглядом. Таких глаз не бывает у пятилетнего ребенка – слишком мудрые, слишком понимающие. Видно, боль и потери закалили Квазимодо. Он действительно совершенно необыкновенный мальчик. От этих мыслей на ее глаза навернулись слезы, девушка с усилием сглотнула и постаралась улыбнуться как можно беспечнее.
– Пойдемте, – и она наконец взглянула на Алексея Михайловича.
Тот улыбался и, как показалось Алисе, смотрел на нее с одобрением, и это еще больше ее смутило.
«Ну вот, опять краснею! – в панике подумала она. – Хорошо бы никто этого не заметил!»
И тут же, словно в ответ на ее невысказанную просьбу, тусклый свет погас. Стало абсолютно темно.
– Без паники! – раздался в темноте голос Алексея Михайловича. – Отключилось резервное освещение. Должно быть, где-то замыкание. Придется идти на ощупь, терять время нельзя – систему быстро восстановят, и тогда Ланской придет за нами.
Алиса улыбнулась. Ну вот, от ее уродства опять будет польза.
– Мы не пойдем на ощупь, – отозвалась она. – Я прекрасно вижу в темноте.
Они выстроились гуськом: впереди Алиса, за ней Олег, далее санитар, везущий каталку с Квазимодо, и Алексей Михайлович – замыкающий.
Ведя Олега за руку, Алиса чувствовала себя Ариадной, давшей Тезею клубок ниток, с помощью которого древнегреческий герой выбрался из страшного лабиринта Минотавра.
Все двери на пути были открыты, даже ворота. Царила паника, и поэтому процессия легко миновала озадаченных охранников и выбралась наружу.
– Ну вот, – Алиса оглянулась на друзей. – Мы и вышли.
Ей хотелось смеяться и прыгать, несмотря на бесконечную усталость и измотанность. Свежий воздух и ощущение свободы придавали сил. В небе торчала изогнутая половинка луны, темнели деревья, окружавшие клинику со всех сторон, перед ними, едва различимая в темноте, лежала колдобистая проселочная дорога.
Было холодно, хорошо, что Олег успел позаботиться о теплой одежде и обуви. Алисе досталось похожее на солдатское пальто и ботинки размеров на пять больше, но ничего – и это не проблема.
Теперь нужно куда-то идти, прятаться от ожидаемой погони, но все это было в этот момент уже не важным. Самое главное сейчас – дурманящее ощущение победы.
– Надо отдохнуть, – проговорил отец Олега, и Алиса опомнилась: он находился в заточении так долго, что, должно быть, и вовсе забыл вкус свежего воздуха.
Они отошли за ближайшие деревья и уселись на поваленный ствол. Лучше бы было забраться подальше в чащу, но, когда первая эйфория прошла, Алиса тоже поняла, что едва стоит на ногах. Оставалось надеяться на чудо. И оно произошло: клиника продолжала оставаться темной, а погоня все не показывалась.
«Интересно, почему? Знать бы, что там происходит», – думала Алиса, жадно вдыхая холодный осенний воздух, пахнущий хвоей и прелой листвой.
Итак, хозяин был мертв, причем умер такой страшной смертью, которую Гуттаперчевый, не знакомый с понятием гуманизма, все же не пожелал бы злейшему врагу. Значит, нужно схватить мать и бежать из лаборатории подальше, пока их не настигли те, кого хозяин считал безобидным и безропотным материалом. Что делать с матерью, можно решить и потом.
Обдирая в спешке колени и локти, карлик выбрался из вентиляционной отдушины и словно провалился в глубокую темную яму. Было абсолютно темно, хоть глаз выколи. Вероятно, во время свалки в комнате управления замкнуло, и резервное освещение вырубилось.
Он прислушался. Из левого коридора доносился глухой рев. Значит, идти нужно куда угодно, только не туда. Справа звала на помощь молоденькая медсестричка, испугавшаяся темноты. Карлик проскользнул мимо нее не останавливаясь. Скорее всего, еще немного – и на нее наткнется клокочущая, опьяненная пролитой кровью толпа мутантов. Бедная дурочка обречена, но не тратить же драгоценные секунды на ее спасение?..
Цирковая выучка, помогавшая ему и на арене, и в делах, которые он выполнял для профессора, сослужила добрую службу и в этот раз. Преодолев несколько коридоров и разминувшись с мечущимися в беспорядке служащими клиники, карлик добрался до нужной двери.
Мать находилась в комнате. Он ощутил ее присутствие ясно, как ощущают животные, и внутренности в животе вдруг свернулись тугой пружиной. Она – та, которая была виновата во всех его горестях, которая виновата во всем, находилась совсем рядом, всего в паре шагов.
Сколько же раз он убивал ее! Убивая Моник или других женщин, он всегда представлял на их месте именно ее. Она олицетворяла для него весь ненавистный, отвергнувший его мир. Она стала для него всем его миром, если бы только по-настоящему пожалела его, попыталась приблизиться, понять…
С раздувающимися ноздрями Гуттаперчевый подошел к кровати. Женщина, услышавшая шаги, попыталась отползти, но он не позволил. Забыв об опасностях, забыв обо всем на свете, он стоял над ней, и вопрос – самый важный в его никчемной жизни – царапал гортань, вырываясь наружу.
– Почему ты это сделала? – прохрипел наконец он.
Она молчала.
– Почему?! Отвечай же!
Он изо всей силы ударил ее по лицу, а потом вдруг вспомнил, что, должно быть, она не может говорить. Пошарив рукой, карлик обнаружил кляп и вытащил его.
Женщина тихо заскулила.
– Почему ты это сделала? – медленно и страшно повторил Гуттаперчевый.
– Я… – всегда элегантная и невозмутимая помощница профессора Ланского захлебывалась в рыданиях, – мне было нужно оставаться молодой! Он любил меня, а потом отвернулся от меня, нашел себе другую, моложе! Я не могла его отдать! Мне нужен был еще один шанс!
Она снова зашлась в рыданиях.
Карлик и не представлял, кто такой этот «он», в угоду которому Гуттаперчевый появился на свет и стал игрушкой профессора. Всю свою жизнь, несмотря ни на что, он подсознательно ожидал, что его мать, как и эта Моник, приехавшая за сыном из далекой Франции, мучается своим поступком, ищет и не может найти искупления, что она упадет перед ним на колени, попросит прощения, обнимет, согрев замерзшее сердце своей любовью… Да, Кати была иногда добра к нему, но не слишком – не больше, чем к комнатной собачке, да нет, ту же противную громкоголосую собаку Олега Волкова холили и любили больше, чем его.
– Ты последняя дрянь! – он снова ударил рыдающую женщину по лицу, та вздрогнула и резко замолчала.
– Развяжи меня, – попросила она, протягивая связанные руки. – Где Ланской? Мне нужно срочно к нему, чтобы предупредить…
– Ланской?! – прервал ее карлик и дико расхохотался. – Ну что же, если ты, дорогая мамочка, и вправду хочешь к нему, могу тебе это устроить!..
Она почувствовала в его словах какой-то подвох, поэтому напряглась.
– Я не вижу тебя, Гуттаперчевый, – позвала она, – но знаю, что ты меня не обидишь. Профессор тебя мучил, так что давай его бросим. Уйдем отсюда вдвоем – только ты и я! Я не могла заботиться о тебе из-за него… Теперь всё пропало, но у нас еще может быть настоящая семья.
Она лгала. Он чувствовал это всем своим инстинктом дикого животного, которым, в общем-то, и был. Она лгала, и эта ложь ранила его сильнее, чем удары плетки, чем сломанная на манеже рука – больше всего на свете. Именно в этот момент карлик понял, что у него никогда не будет дома – о котором Гуттаперчевый даже не мечтал, но все же лелеял этот образ в подсознании как раз рядом с образом раскаявшейся рыдающей матери.
Реальность оказалась самой жестокой насмешкой над всеми его потаенными иллюзиями.
И тогда он ударил женщину ножом в горло, протыкая насквозь произносимые ею лживые слова, и снова бил и бил, слыша, как она хрипит и захлебывается кровью. Он бил, пока это жалкое тело продолжало еще трепыхаться.
Когда все закончилось, Гуттаперчевый, тяжело и со свистом дыша, оторвался от уже безжизненного тела и вытер ладонью обильный пот, катившийся по лбу. И вдруг понял, что не один. В комнату толпой вливались мутанты – оказывается, они уже успели добраться сюда так быстро. От них до одурения пахло кровью и нечистотами.
Кто-то толкнул Гуттаперчевого, и в мгновение ока тот оказался окружен плотной шевелящейся массой. Вот, значит, и смерть. Карлик знал, что эта дама с остро отточенной косой недолго будет ходить мимо, но не ожидал, что она окажется столь жестока. Ну что же, он сам виноват – забыл об опасности, потерял бдительность… Да и смысла в дальнейшем существовании больше не было. Все, ради чего он жил, исчезло, потеряло смысл.
Карлик закрыл глаза. Он и не собирался сопротивляться.
Гуттаперчевый не знал, сколько времени прошло, когда вдруг понял, что остался в комнате один. Мутанты ушли, не тронув его. Но почему? И тут он догадался. И от этой догадки страшный вопль вырвался из его глотки. Карлик упал на колени, выл и рвал на себе волосы.
Мутанты не тронули его потому, что признали за своего. Потому что на подсознательном, животном уровне сочли полностью подобным себе.
И это было по-настоящему страшно.
Перестав выть, он медленно поднялся на ноги и побрел по коридору, уже без всяких мыслей, и ноги сами вынесли его к выходу. Жизнь потеряла всякий смысл. Рука машинально нашарила пистолет. Карлик снял оружие с предохранителя.
– Надо идти. Уже светает, – Олег поднялся и протянул руку Алисе, а потом отцу. – Дольше здесь находиться небезопасно. Не понимаю, почему за нами не было погони?
– Похоже, они там еще не управились, – Алиса посмотрела на темное и кажущееся сейчас особо зловещим здание клиники. – Но ты прав, лучше поспешить.
Девушка, кутаясь в теплое пальто, от которого остро пахло лекарствами, оглянулась на Квазимодо.
– Можешь отпустить санитара, – попросила она малыша.
Но санитар, поняв, о чем речь, поспешно помотал головой.
– Не прогоняйте меня, – попросил он, смешно сложив на груди огромные сильные руки. – Позвольте уйти с вами! Профессор никогда меня не простит!
Алиса вопросительно взглянула на Олега. Все как-то сразу признали, что именно он – глава их маленького отряда, и решение принимать именно ему.
– Конечно, никто вас не прогоняет, – сказал парень, – но… мы пока не знаем, что можем для вас сделать. Человек, который помогал нам, убит…
Санитар пожевал губами, соображая.
– Ладно, – наконец буркнул он, – хоть до города добраться…
Алиса подумала, что их компания скорее не поможет, а только навредит – если за ними все-таки отправят погоню, но промолчала, понимая, что присутствие сильного крепкого мужчины сыграет в этом случае положительную роль: Олег слишком слаб после пережитого, не говоря уж о его отце.
– Идемте! – повторил Олег.
Они пошли, но вдруг из-за деревьев выскочил какой-то грязный, неопределенного цвета, ком и с лаем бросился к Олегу. Тот подхватил неопознанного зверя на руки, позволил вылизать себе лицо.
– Чуд! Чуд! Ты нашел меня! Какой же ты молодец! – повторял Волков, прижимая к себе щенка.
Тот был не только грязным, но и тощим. Видимо, несколько дней без хозяина дались псу нелегко, зато и радость встречи била через край.
Алиса смотрела на это улыбаясь и не чувствовала, как по щеке медленно ползет слеза.
– Чудушка, ну хватит, хватит! – пытался унять Олег бешено работающего языком пса. – Пап, это Чуд, он теперь живет с нами… Ты же не против?..
Этот вопрос означал, что Олег уже не сомневается в отце, что считает семью вновь соединившейся. Алиса перевела взгляд на Алексея Михайловича, чтобы понять, схватится ли он за новый шанс.
– Спрашиваешь! – отец Олега улыбнулся. – Такой пес на дороге не валяется. Иметь его в семье – большая удача.
…Они вышли на дорогу подальше от клиники. Солнце уже поднималось над кромкой леса, небо было безоблачным, обещая погожий день.
Но опасность пришла, откуда они не ждали. Не со стороны клиники, а оттуда, где, по словам Олега, находилась трасса, прямо на них вылетел огромный черный джип. И резко остановился, заскрипев резиной колес в уже подмерзшей осенней грязи.
Бежать было поздно.
Алиса сжала зубы. Лучше умереть, чем вернуться в клинику профессора Ланского!
Чуд угрожающе зарычал, а Олег почувствовал себя идиотом. Привести свою команду прямо в западню! И это уже второй раз за еще не истекшие сутки. Оказывается, он неудачник, каких еще поискать!
Джип пафосной марки «Гранд-Чероки» стоял неподвижно, и за тонированными, против всех правил, стеклами не было видно водителя. Должно быть, он растягивал удовольствие, наблюдая за беспомощными метаниями своих жертв…
Если бы хоть какое оружие!.. Олег покрепче сжал трость – придется обходиться ею.
Тем временем Чуд забеспокоился, завертелся на месте и вдруг залаял в сторону клиники.
Олег оглянулся, полагая, что вот и конец: их взяли в кольцо, и увидел карлика.
Того самого карлика из цирка. Конечно, все они на одно лицо, но этого всегда отличало нечто особенное. Сейчас он выглядел ужасно: всклокоченный, весь измазанный чем-то красно-бурым. Но самое страшное в нем – это глаза. Безумные пустые глаза потерянного человека.
При виде беглецов карлик остановился, а потом поднял руку, и в ней Олег увидел пистолет. «Он выстрелит!» – с ужасом понял парень. У человека с такими глазами не осталось никаких ограничителей.
Дуло двинулось в сторону Алисы, а потом поползло к Олегу.
На секунду Олег встретился взглядом со своим убийцей и четко понял: это конец.
«Хорошо, что он выбрал не Алису и не папу», – пронеслась в голове последняя мысль.
И тут к убийце метнулась быстрая тень, грохнул выстрел, затем другой.
Олег, не успевавший осознать происшедшее, увидел, как тяжело, в прыжке, упал на землю Чуд, принявший пулю, предназначавшуюся хозяину, но тут же, вслед за ним, сломанной куклой рухнул в грязь и убийца.
– Чуд! – закричал Олег и побежал к щенку.
Ему было уже безразлично, что происходит. Он позабыл о черном джипе и оставшейся за спиной опасности. Главное – его собака.
Чуд тяжело дышал, и с каждым вздохом из его раны выплескивалась кровь, почти невидимая на грязной слипшейся шерсти, но пачкавшая руки Олегу.
– Чудик! Что же ты наделал! – парень наклонился над собакой, и она лизнула его щеку горячим языком. – Чудик, разве так можно! Помнишь, мы же договаривались, мы должны быть вдвоем – герой и его верный пес, его друг!
Пес тихо, словно просил прощения, тявкнул. Его бока ходили ходуном.
– Олег, – на плечи парню опустилась чья-то рука. – Олег, все будет хорошо. Я спасу твою собаку. Ты же знаешь, я занимался трансплантацией.
Он слышал, но не понимал значения слов. Они казались ему незнакомыми, чужими. Все, что было сейчас важно, – это черный вздрагивающий нос и круглые карие глаза, уже подергивающиеся страшной пленкой безразличия – пленкой смерти.
– Олег! – Алиса встряхнула его за плечи. – Твой отец спасет Чуда! Позволь только взять его! Нужно отнести его в машину. Нужно спешить.
«Спасет», «отнести», «в машину»… Эти слова наконец пробились в его сознание. Олег поднял голову и увидел темноволосого парня в черной кожаной куртке, присевшего перед ним на корточки. У парня были ярко-синие пронзительные глаза.
– Все будет в порядке, – произнес синеглазый незнакомец. – Я немного запоздал, но, надеюсь, мы спасем твоего питомца. Залезай в машину, нельзя терять время.
Алиса не поверила собственным глазам, когда ужасный карлик направил в их сторону дуло пистолета. По лицу уродца стало понятно, что он выстрелит… Но тут дверца огромной черной машины распахнулась, и оттуда появился уже хорошо знакомый девушке синеглазый парень. Он всегда являлся вовремя, чтобы спасти ее! Вот и сейчас синеглазый выстрелил в карлика, и тот упал, но, увы, успев перед тем подстрелить Чуда.
Олег бросился к своему псу, бухнувшись на колени в грязь. Алиса закусила губу, стараясь не разрыдаться, но слезы все равно покатились по щекам. Могла ли она предположить, что привяжется к собаке? Нет, не так. Что она полюбит собаку всем сердцем? Если Чуд умрет, это будет равносильно потере лучшего друга.
– Алиса! – отец Олега взял ее за руку. – Помоги, пожалуйста, успокоить Олега. Я могу спасти Чуда. Только не нужно мешкать, понимаешь?
Спасти? Ну конечно, его еще можно спасти! Они не спасли Моник и Сержа, но еще могут спасти Чуда. «Чудо для Чуда», – мелькнул в голове совершенно идиотский каламбур.
– Я отвезу вас. Поторопитесь, – предложил синеглазый.
И вот они уже мчатся в машине, и дорога стелется серой шелковой лентой.
– Ну что, сделали по-своему, – мрачно сказал синеглазый, на полной скорости обходя грузовик и, по мнению Алисы, чудом избежав столкновения с едущей навстречу машиной. – Конечно, зачем прислушиваться к чьим-то словам…
– А что мы сделали? – Алиса не хотела оправдываться, но почему-то эти слова вырвались у нее словно против воли.
Парень хмыкнул.
– Ничего хорошего. Лучше вам не знать, что сейчас творится в клинике. А я ведь предупреждал. Ну ничего, группа уже послана, скоро прибудет на место. Подчистим, нам не впервой.
– Как в школе подчистили? – Алиса, злясь на себя, перешла в наступление.
– Как в школе, – синеглазый снова пошел на обгон, и девушка закрыла глаза, чтобы не видеть. – Такая у нас работа – подчищать… Мы операцию по захвату лаборатории полгода готовили, а тут являетесь вы, такие быстрые…
Алиса приоткрыла глаза. Вроде и на этот раз обошлось. Черный монстр все так же несется по дороге, ловко лавируя среди других машин.
– А что еще было делать? Ждать, пока профессор Ланской из нас подопытный материал сделает?
Синеглазый оценивающе посмотрел на девушку и хмыкнул:
– Интересная идея…
Алиса в изумлении уставилась на него, не сразу сообразив, что их лихой водитель просто шутит. Шутит – какое облегчение!
– Ладно, мы тоже виноваты. Слишком долго за тобой наблюдали, – синеглазый снова уставился на дорогу, и Алиса была очень этому рада, причем не только из соображений безопасности. – Но теперь больше никаких игр. Сегодня же введу тебя в курс дела… Пора тебе познакомиться с Нашей организацией.
Алиса и не знала, что ответить на такое предложение, но вдруг вспомнила о важном, что действительно ее тревожило.
– А как же Квазимодо? – спросила она. – Он остался совсем один. Что делать с ним?
– Об этом не беспокойся, – заверил парень. – Мы позаботимся о нем, поможем освоиться с собственными способностями… Да не бойся так! Мы не такие, как Ланской, увидишь. И согласись, твоему малышу будет лучше там, где его поймут и помогут – в обычном человеческом обществе он навсегда останется изгоем из-за своей внешности и из-за непохожести на других.
– Наверное, – неохотно признала Алиса.
– Конечно, в запасе у него не так много времени, – произнес синеглазый, и Алиса с тревогой взглянула назад: Квазимодо дремал на заднем сиденье и, к счастью, ничего не слышал, – но мы постараемся, чтобы оно не прошло зря… раз уж вы сделали такой выбор.
Да, синеглазый действительно предупреждал ее у водопада. Но разве можно было сделать другой выбор? Разве можно оставить малыша на произвол судьбы, а вернее – профессора Ланского, что значительно хуже?.. Нет, она действительно ни о чем не жалеет. Как там поется в той французской песне… Non Je Ne Regrette Rien…
– Приехали, – сообщил тем временем парень.
Он въехал в открытые ворота больницы и затормозил перед самым крыльцом.
– Алексей Михайлович, – обратился синеглазый к отцу Олега. – Вам наверняка потребуются специфические инструменты. Уж простите, ребята съездили за ними на вашу последнюю квартиру и привезли сюда, так что можете приступать.
Их ждали и сразу провели в операционную, где Олег, белый, словно из него самого вылилась вся кровь, положил Чуда на стол и замер над ним.
– Все на выход! – скомандовал Алексей Михайлович.
– Но… – Олег смотрел на отца умоляюще.
– Пойдем, парень, чем больше будешь мешать отцу, тем меньше шансов, что пса спасут, – потянул Волкова за плечо синеглазый.
Олег взглянул на него так, словно впервые заметил, а потом повернулся и вышел из операционной…
Алиса последовала за ним. Знать бы, что Чуд выживет, а все остальное – уже не важно. Это дело завтрашнего дня, если у них, конечно, вообще будет этот завтрашний день.
Человек проводит во сне примерно треть своей жизни. Немалое время, согласитесь. Поэтому невозможно не придавать значения своим снам.
Чаще всего сновидения возникают из нашего личного опыта и переживаний, поднимают потаенные надежды и страхи, но иногда несут в себе родовую память наших предков или являются откровением, называемым чаще всего вещим сном. И в том, и в другом, и в третьем случае сбрасывать их со счетов не стоит.
Разумеется, не всем снам нужно верить и не ко всему относиться серьезно, поэтому в моем соннике достаточно шутливых комментариев, но есть вещи важные, вполне объяснимые с точки зрения психологии.
Я добавила в перечень некоторые современные предметы, а в остальном этот сонник совершенно такой, каким я получила его от своей прабабушки.
Приятных сновидений!
Алиса Панова
АВАРИЯ– ты увидел во сне аварию? Было страшно? А в жизни тебя может поджидать стихийное бедствие покруче любого цунами: ты по уши влюбишься! В любом случае, будь осторожнее!
АВТОГРАФ– сон, в котором ты стал суперзвездой и раздаешь направо и налево автографы, – это сон, после которого ужасно не хочется просыпаться, правда? И нет, он не значит, что под твоей дверью уже стоит крутой продюсер.
АКРОБАТ– если ты увидишь себя во сне за занятием акробатикой – к неожиданностям. Хотя после такого сна тебя уже трудно будет удивить!
АЛИБИ– ты увидел во сне алиби? Запомни, какое оно было. Вдруг пригодится?
АФИША– сообщение, прочитанное на афише, может стать пророческим. Если слова непонятны – опасайся обмана!
БАТАРЕЯ– увидеть во сне включенную батарею – к скорому приближению зимы, выключенную – лета.
БАЙКЕР– увидеть во сне байкера – к проблемам, связанным с какой-то большой группой людей. Впрочем, если байкер иди байкерша были симпатичными, можно и потерпеть.
БАУНТИ– если во сне ты увидел Баунти, то это может значить две вещи: или же ты попадешь на райский остров, или же ты пересмотрел рекламы.
БЕЗЗУБЫЙ ЧЕЛОВЕК– увидеть во сне беззубого человека или себя без зубов – к трудностям в карьерном росте. Так что, если хочешь сделать хорошую карьеру, сходи к стоматологу.
БЕЗУМИЕ– увидеть себя во сне безумным – к потере каких-то ценных вещей. Ну и что? Зато во сне было прикольно!
БЕСПОРЯДОК– если ты увидел во сне беспорядок, не пытайся его устранить. Все равно сон закончится и беспорядок вместе с ним, а усталость останется.
«БМВ»– для девушки увидеть во сне «БМВ» – добрый знак, особенно если «БМВ» белое, а за рулем – принц; для парня – тоже добрый знак: ты окажешься у руля и сможешь разрулить сложную ситуацию, опасайся только завышенных ожиданий окружающих.
БОГАТСТВО– получить во сне неожиданное богатство – к неудаче.
БОЛЬ, БОЛЕЗНЬ– будь осторожен, сон, скорее всего, имеет под собой реальную почву!
БОЛЬНИЦА– попасть в больницу – столкнуться с проблемами, одиночеством. Навещать кого-то в больнице – ожидай перемены к лучшему.
БУМАГА– если ты видишь во сне бумагу, то наяву получишь записку, если бумага туалетная – получишь 54 метра записок.
ВАРЕНЬЕ– увидеть во сне варенье – к сладкой жизни, главное, чтобы вокруг него не вились мухи.
ВАРИТЬ СУП– девушка, которая во сне варит суп, очень хочет выйти замуж. Если тот же сон видит парень, значит, он еще не готов к браку.
ВЕНЧАНИЕ– если девушка увидела во сне венчание, значит, достаточно хорошо варила суп в прошлом сне. Для парня сон сулит не всегда приятные неожиданности.
ВЕРЕВКА– привязанность к человеку или к месту. Развязать или разрезать узел – к освобождению от надоевших обстоятельств или отношений.
ВЕРТОЛЕТ– обычно вертолеты снятся подвыпившим людям, но это ведь не о тебе, правда? Наверное, ты просто все еще растешь и летаешь во сне.
ВЕРХОВАЯ ЕЗДА– ехать во сне верхом на лошади – к карьерному успеху. Чем быстрее скачешь, тем ярче будет карьерный успех, но главное не отбить себе попу.
ВИРТУАЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ– на самом деле все, что происходит во сне, и есть виртуальная реальность. Это же сон!
ВОДИТЕЛЬ– если кто-то ведет автомобиль, в котором ты едешь, поищи в реальности человека, управляющего твоей жизнью.
ВОР– если девушка увидела во сне вора, скоро встретит нового поклонника. Но на всякий случай пересчитай серебряные ложечки, после того как пригласишь его в гости. Воровать самому – к кратковременному успеху.
ВРАЧ– если тебе приснился высокий, худой, мрачный врач с тростью в руках, говорящий тебе, что у тебя – волчанка, пора прекращать смотреть «Доктора Хауса».
ВЫХОД– что бы тебе ни приснилось, помни, что из любого сна всегда есть выход: пробуждение!
ВЫХОДНОЙ– если в ночь с пятницы на субботу и с субботы на воскресенье тебе приснился выходной, то этот сон – вещий.
ГАДЮКА– увидев гадюку, будь готов, завтра на уроке химичка наверняка тебя спросит.
ГАМБУРГЕР– никогда не ешь во сне гамбургеры! А наяву – тем более!
ГАНТЕЛИ– а вот мимо гантелей не стоит проходить ни во сне, ни наяву, тогда хорошей фигуры тебе не избежать.
ГЕРОЙ– если во сне девушку спасает супергерой, будь начеку: а вдруг это – обычный ботаник, интересующийся комиксами? Если во сне ты стал супергероем, задумайся о нерешенных проблемах. Наверняка их можно решить и обычным образом.
ГЛАЗА– если во сне ты видишь глаза, которые уставились прямо на тебя, помни: большой брат следит за тобой!
ГРУДНОЙ РЕБЕНОК– расслабься, грудной ребенок снится не к скорому пополнению в семействе, просто тебя впереди ждет что-то очень хорошее.
ГУАШЬ– тот, кто рисует во сне гуашью разных цветов, никак не может найти свое призвание: он совершенно всерьез увлекается рисованием, танцами, фотографией, дизайном, готовкой, вышиванием, пением, ну и, конечно, в свободное время немножко катается на роликах, играет в теннис и делает икебаны. И да, все это – его призвание!
ГИМНАЗИЯ ИЛИ ШКОЛА– тебе наверняка доводилось видеть себя опаздывающим в школу, даже если ты ее уже давно окончил. Этот сон ничего не значит, но страшновато, правда?
ГАСТРОЛИ– если тебе во сне приснились гастроли любимого певца, актера или писателя, почитай внимательно афиши в городе.
ДАМА– увидеть во сне даму – к склокам и сплетням. Неудивительно. Как говорили японцы: где две женщины – там сплетни, где три женщины – скандал!
ДАВАТЬ В ДОЛГ– если во сне ты дал в долг кому-то знакомому, будь готов к тому, что больше с ним не увидишься, ведь нет лучшего способа избавиться от человека, чем дать ему в долг.
ДАЧА– если тебе приснилась дача, то минимум одну ночь (пока тебе снится сон) ты будешь кормить комаров и окучивать огород.
ДВЕРЬ– помни, даже во сне, подглядывая в дверной глазок, сначала убедись в том, что она не откроется тебе по лбу. Закрытая дверь – препятствие. Открыть ее – найти выход из затруднительного положения.
ДЕДУШКА И БАБУШКА– увидеть во сне своих дедушку и бабушку – к столкновению с чрезмерной опекой, заботой и участием в твоей жизни, от которых трудно будет избавиться. И фразы «ну, бабушка, я поел» и «да-да, дед, я надел шапку» не помогут.
ДЕРЕВНЯ– если тебе приснилось путешествие в деревню, значит, можешь спрятать подальше всю модную обувь и светлую стильную одежду, этим летом они тебе вряд ли понадобятся.
ДЕСЕРТ– увидеть во сне десерт – к наступлению полной гармонии в отношениях, настало время собирать самые сливки.
ДЖАЗ– если ты услышала во сне джазовую музыку, скоро и тебе придется активно импровизировать.
ДЖИНСЫ– странно, но во сне ты влезла в те хорошенькие джинсики, которые мерила вчера. Хоть во сне мечты сбываются! Если сон про джинсы увидел парень, наверняка он уделяет много внимания собственной внешности.
ДИЕТА– типично девичий сон, ведь каждая девушка мечтает, чтобы ей приснился тот секретный метод диеты, при котором можно кушать все, что хочешь, и при этом худеть, правда?
ДЫМ– иллюзии, заблуждения. Тяжелый черный дым – к опасности. Легкий дымок – к скоротечному счастью.
ЕЖ– увидеть во сне ежа – к материальному благополучию, это куда лучше, чем увидеть ежа у себя под подушкой.
ЕНОТ– если ты увидел во сне енота-полоскуна, завтра тебя ждет большая стирка.
ЕЖЕВИКА– если тебе настолько хочется ежевики зимой, что она даже снится тебе во сне, готовься к прогулкам по супермаркетам и большой трате денег.
ЕДИНОРОГ– встретить единорога – к удаче, счастью и богатству. Если ты встретишь его наяву – это стопроцентно. Но и во сне должно сработать.
ЖАБА– считается, что, если потрогаешь жабу, можно заполучить бородавку. Неизвестно, что будет, если увидеть жабу во сне, но наутро ты, на всякий случай, часик повертишься перед зеркалом: все ли в порядке.
ЖАДНОСТЬ– если во сне тебе довелось пожадничать, это неспроста, наяву у тебя тоже могут начать выпрашивать что-то очень ценное, например дать поиграть на твоем айпаде.
ЗАБОР– тебя будут поджидать трудности: перелезешь через забор – справишься с ними, не перелезешь – не справишься, свалишь забор – трудности будут не у тебя, но у кого-то с тобой, застрянешь на заборе – придется вызывать бригаду спасателей.
ЗАБЫТЫЕ ОТНОШЕНИЯ– увидев во сне человека из прошлого, свяжись с ним. Мы не гарантируем хорошего результата, но иначе ты будешь думать о нем и мучиться.
ЗАНАВЕС– заглянуть за него – узнать секрет. Если занавес в театре, опасайся злого умысла.
ЗВЕЗДА– увидев во сне яркую звезду, успей загадать желание. А если звезд много? Мы в тебе не сомневаемся, у тебя наверняка хватит желаний на все.
ЗОЛОТО– и снова ты увидел во сне самого себя. Кто же у нас еще такое золотце?
ЗУБНОЙ ВРАЧ– снится к неприятностям, да и вообще походы по врачам всегда сулят неприятности, даже наяву.
ИНТЕРНЕТ– если ты видишь во сне Интернет, будь внимателен: может быть, ты уснул прямо на клавиатуре?
ИСКУШЕНИЕ– если ты расскажешь, что во сне ты испытал искушение, кто-то может подумать, что это был эротический сон, но мы-то знаем, что снилась тебе очередная пироженка.
ИСПУГ– если ты во сне испугался, значит, спустя минуту будешь обнимать своего кота или мишку, смотря кто там у тебя на случай испуга рядом.
КАЗИНО– если, играя в казино, ты все время ставишь на одно и то же число и постоянно выигрываешь, ты или в кино, или спишь. Второе более вероятно, чем первое.
КАРАМЕЛЬ– съесть во сне много карамели – к скорому посещению стоматолога.
КАРЛИК– ущерб, неудачные взаимоотношения. Видеть себя карликом – потерять свой статус. Разговаривать с карликом – встреча с неприятным человеком. Доброжелательный карлик – благоприятный знак, предвещающий удачу в делах.
КАРТА– увидев во сне карту мира, зажмурься и ткни в нее пальцем; куда попал, туда ты и поедешь в путешествие. Надеемся, ты попал пальцем в Париж, а не в Магадан.
КЛОУН– видеть во сне клоуна: попасть в смешное или ложное положение. Будь осторожен в принятии решений.
КОЛЕСО– к переменам. Терять колесо от машины – вероятность аварии.
КОРИДОР– стоять в нем – нерешительность, идти – к переменам.
КРОВЬ– потери. Видеть кровотечение у знакомого – чувствовать свою вину перед ним.
ЛЕДЕНЦЫ– увидеть во сне леденцы – к появлению дыр: в бюджете, в памяти, в зубах.
ЛЕНЬ– по-настоящему ленивые люди никогда не видят во сне лень, потому что им лень смотреть сны.
ЛИМУЗИН– увидеть во сне лимузин – к внезапному богатству. Впрочем, это предсказание ни разу не сбылось.
МАДОННА– девушка, увидевшая себя во сне Мадонной, мечтает о славе. И наверняка ее добьется. Ведь едва ли ты видела себя той Мадонной, что на картине. Если Мадонну видит парень, пора ему перестать пялиться в монитор и обратить внимание на реальных девушек.
МИКРОФОН– нередко сон про Мадонну и микрофон объединяется в один, так что и этот сон тоже о славе.
МАМА– если во сне ты видишь маму, которая за что-то тебя отчитывает, возможно, накануне ты что-то натворил, и теперь тебя мучает совесть.
МЕЛОДИЯ– если во сне ты услышал какую-то мелодию, то теперь не успокоишься, пока не найдешь ее наяву. Так и будет крутиться в голове весь день. Знакомо, правда?
НАДОЕДЛИВЫЙ ПОКЛОННИК (ПОКЛОННИЦА) – видимо, тебя преследует кто-то надоедливый, если даже по ночам тебе снится.
НАРКОТИКИ– очень надеемся, что даже в твоем сне наркотики принимал кто-то другой, а не ты.
НЕГР– если во сне ты увидел негра, значит, в скором времени будешь тусить по-черному.
НИЩИЙ– хлопоты, вмешательство постороннего в твои планы. Помочь нищему – возможен успех в будущем. Много нищих – сплетни.
НОВОСЕЛЬЕ– увидеть во сне новоселье – к скорому путешествию, если уж не переезд в новый дом, то хотя бы поход в гости.
НОЖ– к ссоре, спорам. Быть раненным ножом – к болезни.
НОСКИ– если грязные – к сплетням; чистые, красивые – к одобрению окружающих.
ОБМОРОК– если во сне ты упал в обморок, значит, наверняка тебе приснилась мышь, или таракан, или еще какое-то столь же ужасное существо.
ОБОРОТЕНЬ– увидеть во сне оборотня в общем-то не страшно, но на всякий случай повнимательнее приглядывай за своим котом и хомячком.
ОДНОКУРСНИК (ОДНОКУРСНИЦА) – если кто-то из школы или института начал тебе сниться все чаще и чаще – ты влюбляешься. Это верный признак.
ОПЕРАЦИЯ– если тебе снятся операции, то ты или студент медицинского института, или насмотрелся медицинских сериалов. В этих случаях помни о том, что во всем нужно знать меру. Также операция может означать вмешательство в твою свободу.
ПАНИКА– паника во сне – очередной сон к скорой сессии. Что-то уж больно много снов про нее? Ничего не поделаешь, такова жизнь.
ПАЛЬЦЫ– обилие мелких дел, проблем. Обжечь или поранить пальцы – предостережение: не вмешивайся в чужие дела! Потерять палец – ущерб, потеря друга.
ПАЯЛЬНИК– если ты держишь в руках паяльник, да еще и успешно паяешь – это точно сон! Просыпайся скорее.
ПЕРХОТЬ– если во сне тебе приснилась перхоть, подожди, скоро должен присниться и «Хэд энд шолдерс».
ПЕТЬ– во сне петь так же здорово, как и петь в душе: полнейшая иллюзия того, что тебя никто не слышит и что поешь ты потрясающе. Только не забывай, что это – только иллюзия.
ПИРАТ– приятно увидеть во сне пирата, если он похож на Джека Воробья, а не на Одноногого Джо.
ПОГОНЯ– убегать от погони – оставить за спиной нерешенные проблемы. Гнаться за кем-то – заниматься трудной, но успешной работой.
ПОХИЩЕНИЕ– если тебя похитили, обстоятельства вырываются из-под контроля.
ПУБЛИКА– если ты выступаешь на публике, тебе требуется внимание. Попробуй обсудить проблемы с другом.
РАДУГА– увидеть во сне радугу – к безграничному счастью. Здорово, что снится радуга чаще, чем бывает наяву.
РАЗВОД– чтобы увидеть во сне развод, надо сначала увидеть во сне свадьбу, иначе развод будет ненастоящим.
РАНА– быть раненным – огорчения, но они окажутся преодолены. Наносить рану – к ссоре.
РУКА– больная или сломанная – к несчастью. Грязь на руках – признак обмана. Мыть руки – к заботам, хлопотам.
СВАДЬБА– увидеть во сне свадьбу – к исполнению мечты. Нет, не только про то, чтобы выйти замуж, а любой.
СЛЕЗЫ– к радости. Что-то плохое уходит, тебя ждет облегчение.
СТАРИК (СТАРУХА) – добрый – к защите, помощи. Злые старики – к преследованию со стороны врагов.
СТОРОЖ, ОХРАННИК– если тебя не пускают куда-то, задумайся, так ли тебе туда нужно. Возможно, предупреждение, что затеянное дело опасно.
ТАБЛЕТКА– если во сне тебе приснилась волшебная таблетка, которой так не хватает в жизни, значит, какая-то твоя проблема наконец решится сама.
ТАЙНА– если во сне тебе приснилась чья-то тайна, поскорее просыпайся и расскажи ее кому-нибудь!
ТАЧКА– если тебе приснилась тачка, то наверняка «Лексус» или «БМВ», не садовая же тачка имеется в виду, правда?
ТЕЛЕФОН– сейчас видеть во сне обычные телефоны уже не модно – только
«АЙФОН».
ТЕМНОТА– неудача, неизвестные тебе обстоятельства.
ТЕРЯТЬ ВО СНЕ– избавляться от трудностей.
ТЮРЬМА– попасть во сне в тюрьму – к удачному прохождению собеседования на работу в офисе.
УБИЙСТВО– если ты убил незнакомого – к спокойствию. Убить родных, знакомых – к ссоре с ними. Быть свидетелем убийства – возможный конфликт с тем, кто был убит.
УБИЙЦА– будь осторожнее в принятии решений.
УЧЕНЫЙ– к рутине, унылой жизни.
ЧУДОВИЩЕ– бежать от него – столкнуться с неприятной правдой. Убить чудовище – справиться с обстоятельствами.
ФОТОГРАФИИ– фотографии знакомых – к ухудшению отношений с ними. Фотографировать самому – узнавать новости.
ЦИРК– видеть цирк – к хождению по кругу, упущенным возможностям.
ЧИСЛА– отчетливо видимые числа означают, что твои замыслы сбудутся.
Подробнее об этих событиях читайте в романе «Леди-кошка».
Доктор Зло – нарицательное имя злодеев, вошедшее в речевой обиход из серии фильмов «Остин Пауэрс». Этот персонаж является пародией на злодеев из Бондиады и прочих приключенческо-героических лент.
Беломорская биологическая станция МГУ – место практики студентов МГУ.
Носитель информации, записанной в компьютер, именно там хранятся все ваши файлы и папки.
Резервная копия информации (компьютерный сленг).
Моссад – политическая разведка Израиля.
Самум – сухие, горячие ветры пустыни.
Торпедо – приборная доска в автомобиле.
Дерьмо (фр.)
Слова из одноименной песни Эдит Пиаф.
Концлагеря фашистской Германии, в которых погибли сотни тысяч пленных.
Нео – персонаж культового фильма «Матрица», научившийся управлять киберпространством.
-