Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Мигель де Сервантес Сааведра (1547–1616 гг.), чья жизнь сама по себе читается как роман, задумал свое произведение как пародию на рыцарский роман, и на последней странице, прощаясь с читателем, подтверждает, что у него “иного желания не было, кроме того, чтобы внушить людям отвращение к вымышленным и нелепым историям, описываемым в рыцарских романах”. Это была весьма актуальная задача для Испании рубежа XVI–XVII вв. К началу XVII века эпоха рыцарства в Европе миновала. Однако в течение столетия, предшествующего появлению “Дон Кихота”, в Испании было издано около 120 рыцарских романов, которые были самым популярным чтением всех слоев общества. Против пагубной страсти к нелепым выдумкам изжившего себя жанра выступали многие философы и моралисты. Но если бы “Дон Кихот” был только пародией на рыцарский роман (высокий образец жанра — “Смерть Артура” Т. Мэлори), имя его героя вряд ли стало бы нарицательным.
Дело в том, что в “Дон Кихоте” немолодой уже литератор Сервантес пошел на смелый эксперимент с непредвиденными последствиями и возможностями: он поверяет рыцарский идеал современной ему испанской действительностью, и в результате его рыцарь странствует по пространству так называемого плутовского романа.
Плутовской роман, или пикареска — повествование, возникшее в Испании в середине XVI века, претендующее на абсолютную документальность и описывающее жизнь плута, мошенника, слуги всех господ (от исп. picaro — плут, мошенник). Сам по себе герой плутовского романа неглубок; его носит по свету злосчастная судьба, и его многочисленные приключения на большой дороге жизни представляют главный интерес пикарески. То есть материал пикарески — подчеркнуто низкая действительность. Возвышенный идеал рыцарства сталкивается с этой действительностью, и Сервантес как романист нового склада исследует последствия этого столкновения.
Свою старую клячу он переименовывает в Росинанта, себя называет Дон Кихотом Ламанчским, крестьянку Альдонсу Лоренсо объявляет своей прекрасной дамой Дульсинеей Тобосской, берет в оруженосцы хлебопашца Санчо Пансу и в первой части романа совершает два выезда, принимая постоялый двор за замок, нападая на ветряные мельницы, в которых видит злых великанов, вступаясь за обиженных. Родня и окружающие видят в Дон Кихоте сумасшедшего, ему достаются побои и унижения, которые сам он считает обычными злоключениями странствующего рыцаря. Третий выезд Дон Кихота описан во второй, более горькой по тону части романа, которая заканчивается выздоровлением героя и смертью Алонсо Киханы Доброго.
В Дон Кихоте автор обобщает существенные черты человеческого характера: романтическую жажду утверждения идеала в сочетании с комической наивностью и безрассудством. Сердце “костлявого, тощего и взбалмошного рыцаря” пылает любовью к человечеству. Дон Кихот воистину проникся рыцарственно-гуманистическим идеалом, но при этом полностью оторвался от действительности. Из его миссии “исправителя кривды” в несовершенном мире вытекает его мирское мученичество; его воля и отвага проявляются в стремлении быть самим собой, в этом смысле старый жалкий идальго — один из первых героев эпохи индивидуализма.
Благородный безумец Дон Кихот и здравомыслящий Санчо Панса дополняют друг друга. Санчо восхищается своим хозяином, потому что видит, что Дон Кихот так или иначе возвышается над всеми, кого встречает, в нем торжествует чистый альтруизм, отказ от всего земного. Безумие Дон Кихота неотделимо от его мудрости, комизм в романе — от трагизма, что выражает полноту ренессансного мироощущения.
Кроме того, Сервантес, подчеркивая литературную природу романа, усложняет его игрой с читателем. Так, в главе 9 первой части он выдает свой роман за рукопись арабского историка Сида Ахмета Бенинхали, в главе 38 устами Дон Кихота отдает предпочтение военному поприщу, а не учености и изящной словесности.
Как у всякого литературного шедевра, у романа Сервантеса длинная и увлекательная история восприятия, интересная сама по себе и с точки зрения углубления интерпретации романа. В рационалистическом XVII веке в герое Сервантеса видели тип хотя и симпатичный, но отрицательный. Для эпохи Просвещения Дон Кихот — герой, который пытается внедрить в мир социальную справедливость с помощью заведомо негодных средств. Переворот в истолковании “Дон Кихота” совершили немецкие романтики, увидевшие в нем недосягаемый образец романа. Для Ф. Новалиса и Ф. Шлегеля главное в нем — проявление двух жизненных сил: поэзии, представленной Дон Кихотом, и прозы, интересы которой защищает Санчо Панса. По Ф. Шеллингу, Сервантес создал из материала своего времени историю Дон Кихота, который, как и Санчо, носит черты мифологической личности. Дон Кихот и Санчо суть мифологические лица для всего человечества, а история с ветряными мельницами и ей подобные составляют подлинные мифы. Тема же романа — реальное в борьбе с идеальным. С точки зрения Г. Гейне, Сервантес, “сам того ясно не осознавая, написал величайшую сатиру на человеческую восторженность”.
Об особенностях психологии Дон Кихота, как всегда, глубже всего высказался Г. Гегель: “Сервантес также сделал своего Дон Кихота изначально благородной, многосторонней и духовно одаренной натурой. Дон Кихот — это душа, которая в своем безумии вполне уверена в себе и в своем деле; вернее, его сумасшествие в том только и состоит, что он уверен и остается столь уверенным в себе и в своем деле. Без этого безрассудного спокойствия по отношению к характеру и успеху своих поступков он не был бы подлинно романтичным; эта самоуверенность действительно велика и гениальна”.
В. Г. Белинский, акцентируя реалистичность романа, историческую конкретность и типичность его образов, замечал: “Каждый человек есть немножко Дон Кихот; но более всего бывают Дон Кихотами люди с пламенным воображением, любящею душою, благородным сердцем, даже сильною волею и с умом, но без рассудка и такта действительности”. В знаменитой статье И. С. Тургенева “Гамлет и Дон Кихот”(1860 г.) герой Сервантеса впервые был осмыслен по-новому: не как архаист, не желающий считаться с требованиями времени, а как борец, революционер. И. С. Тургенев считает самопожертвование и деятельность его главными свойствами. Такая публицистичность в толковании образа свойственна русской традиции. Столь же субъективен, но психологически более глубок в подходе к образу Ф. М. Достоевский. Для создателя князя Мышкина в образе Дон Кихота на первый план выходит сомнение, почти поколебавшее его веру: “Самый фантастический из людей, до помешательства уверовавший в самую фантастическую мечту, какую лишь можно вообразить, вдруг впадает в сомнение и недоумение...”
Замысел романа М.Сервантеса «Дон-Кихот» несколько раз менялся в ходе создания этого произведения. Первоначально этот роман был задуман как пародия на рыцарские романы. По мнению Сервантеса, их авторы отступали от аристотелевского принципа «подражания Природе» и, тем самым, - от целей и задач подлинного искусства. Сервантес хотел показать нелепость рыцарской бутафории, столкнув мир рыцарских романов с действительностью. Для этого ему был нужен посредник – «персонаж-марионетка», поверивший в истинность рыцарских историй и пытающийся жить по их законам в повседневной реальности. Но почти сразу Сервантес отступил от этого замысла: он решил мотивировать рыцарское безумие своего героя его биографией. Возник характер: человек с живым воображением, тяготящийся повседневной рутиной и бегущий от нее «на свободу» - к рыцарским приключениям. Так был мотивирован первый выезд Дон-Кихота, занимающий пять начальных глав романа. Но тут возникло противоречие: у героя с «объемным» характером осталась прежняя однозначно-пародийная функция в сюжете, что грозило клишированием, обеднением образа.
Сервантес увидел эту опасность и «вернул» Дон-Кихота обратно, чтобы отправить его во второй выезд – уже с иной мотивацией, соответствующей усложнившемуся образу протагониста. В разговоре с пастухами Дон-Кихот говорит, что принадлежит к Ордену странствующих рыцарей, призванному восстановить на земле ушедший Золотой век. Это значит - переделать мир, вернув в него справедливость и гармонию. Эта цель ставит действия Дон-Кихота в совершенно иной контекст, поскольку идея Золотого века – есть не что иное как утопия мировой гармонии, в которую верили люди Ренессанса, а тот, кто восстанавливает ее – титан, способный изменить ход истории в одиночку, и это – еще одна любимая идея Возрождения – мечта о сверхчеловеке, для воли и энергии которого нет никаких преград.
Такое изменение мотивации стало возможным, потому что Сервантес «позволил» своему герою иметь самостоятельную – и в логике Дон-Кихота вполне обоснованную – точку зрения на те особенности рыцарских романов, которые сам Сервантес считал литературными пороками. Дон-Кихот же полагал доказательствами подлинности самих рыцарских романов. Эта вторая точка зрения имела следствием то, что все самые экстравагантные поступки Дон-Кихота могут быть оценены, во-первых, «со стороны», в логике пародии – и тогда они заведомо смешны, но могут быть оценены и в логике самого Дон-Кихота – и тогда они подлинно героичны; но их можно оценить и с учетом обеих этих позиций – и тогда они опасны, поскольку Дон-Кихот в своем рыцарском фанатизме совершенно не считается с желаниями тех, кого собирается спасать и защищать.
Таким образом, персонаж, задуманный как сугубо «служебный», превратился в сложнейший образ «последнего рыцаря», одновременно нелепого до абсурда, благородного до святости и безумного до маниакальности.