Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Название: Не убоюсь я зла
Автор: Alix
Есть такой анекдот, про чёрную и белую полосу. Все его знают. Встречаются как-то два друга, Джош и Майк, один другому жалуется, что, дескать, у него чёрная полоса. Потом спустя какое-то время встречаются снова, и Майк спрашивает: Джош, старина, ну как, наладилось? А Джош отвечает: Майк, старина, оказывается, то была белая полоса...
Все этот анекдот знают, и никто над ним не смеётся. Потому что у каждого так бывает: сперва всё хреново, потом ещё хуже, а потом приходит такой день, когда понимаешь, что по-настоящему плохо ещё вовсе и не было... что по-настоящему плохо - это сейчас.
В жизни Джареда такой день тоже в конце концов наступил. Не сказать, конечно (во всяком случае Джаред бы так не сказал), что его жизненный путь и раньше был устлан розами. Кое-кому, может быть, так и казалось, но в лексиконе Джареда была парочка ёмких словечек, которыми он исчерпывающе определил бы, что собой представляет жизнь как таковая, если б его кто спросил. А потом, ровно как в том анекдоте про Джоша с Майкой, Джаред осознал одну простую истину: как бы ни было плохо, всегда есть куда ещё хуже. Всегда.
Это горькое осознание он заливал смесью текилы, виски и маленьких красных таблеток, названия которых он не запомнил, потому что был уже слишком пьян, когда их глотнул. Только и было у него теперь радости в жизни, что эти маленькие красные таблетки - как в "Матрице", выпьешь и всё забудешь, и всё станет опять, как было. Джаред понимал, что ничто уже не станет, как было, но это ничего не меняло, а вернее, меняло всё. Клуб был тот же самый, что прежде, он бывал здесь десятки раз; так же резали глаз вспышки лазерного шоу, так же гремела, вдавливаясь в барабанные перепонки, музыка, таким же густым и колышущимся от сигаретного дыма был воздух и так же извивались вокруг, сплетаясь друг с другом то в танце, то в поцелуе, разгорячённые полуголые тела. Всё было как всегда в клубе, название которого не имело никакого значения - только Джаред спускал там сейчас последние деньги и не хотел думать о том, что будет делать дальше. Только это отличалось, и ничего больше...
Хотя нет. Из нового был ещё этот парень. Джаред его называл Веснушкой, потому что имени его не расслышал - а может, парень и не назвался, Джаред не помнил, потому что к тому времени, когда они встретились среди дыма, музыки и неонов, маленькие красные таблетки уже действовали вовсю.
У Веснушки были нереально громадные оленьи глаза в длиннющих ресницах - хотя Джаред не исключал, что маленькие красные таблетки несколько искажали его восприятие. Интересно, думал Джаред, вливая Веснушке в пухлые губы текилу изо рта в рот, интересно, член у него такой же нереально громадный? Таблетки там или не таблетки, а клёво будет забраться на этот член... Может быть, он произнёс это вслух, потому что Веснушка растягивал свои пухлые губы в мягкой, всепрощающей улыбке, гладил Джареда по шее ребром ладони и мял его ягодицу, и красные точки лазеров плясали между россыпью рыжих крапинок на его носу и щеках. Джаред вдруг подумал в той лихорадочности отчаяния, которая приходит только в самые чёрные дни, что, возможно, он даже смог бы полюбить этого парня. Джаред ни разу не любил никого, и ему казалось, что сейчас, именно сейчас, и именно здесь, в тот день, когда жизнь его покатилась чертям под хвост, именно в этом клубе Бог должен сжалиться над ним и послать ему если не кейс с миллионом баксов, то хотя бы любовь на всю жизнь. Веснушка был красив и здорово целовался, и руки у него были тёплые и большие - он был ничем не хуже других претендентов на эту роль.
Джаред не помнил, как они оказались на улице: только ощутил, что холодный мартовский воздух опаляет его лицо, шею и член, уже выпростанный из джинсов. Он застонал, когда Веснушка втиснул его в стену и с силой засосал кожу у Джареда на шее. Джаред обмяк, бессильно тычась бёдрами в бёдра Веснушки - он хотел, чтобы Веснушка ему подрочил, но язык заплетался, и Джаред не мог выговорить такую длинную и сложную фразу.
- М... н-н... м-м... - пытался объяснить ему Джаред, а красные точки лазеров всё прыгали-прыгали-прыгали под его опущенными веками, и твёрдый Веснушкин член вжимался ему в бедро, и было так хорошо, так хорошо...
Так хорошо, что Джаред не сразу понял, что это такое холодное и острое упирается ему в горло, там, где только что были Веснушкины губы. Джаред толкнулся вперёд, продолжая бессвязно поскуливать и выпрашивать ласку, и в тот же миг это острое пропороло кожу у него на горле. Горячая струйка щекотно побежала по шее вниз. Кровь, подумал Джаред, и, открыв глаза, моргнул. Это же кровь. Меня только что кто-то подрезал. Кто? Где Веснушка? Что...
- Не рыпайся, - прошипел ему в самое ухо голос, который только что казался почти любимым. - Не рыпайся, сука. Стой смирно, и ничего тебе не будет.
Как же не будет, хотел спросить Джаред, я же думал, мы с тобой... Но Веснушка явно не собирался тратить времени на объяснения: уперев лезвие ножа Джареду в кадык, он быстро и деловито обшаривал его карманы. Звякнули, вываливаясь, ключи от машины, хрустнул мобильник (Веснушка досадливо фыркнул, похоже, сочтя его устаревшим).
- Чёрт, - выругался Веснушка, добравшись до бумажника Джареда и выпотрошив его содержимое на землю. - Твою мать, тут же и полсотни нет! Твою мать! Я видел, как ты брал у Грэя "летучки", у тебя должно быть дохрена бабла!
Джаред сказал бы ему, что у него совсем нет дохрена бабла, что у него нет вообще никакого бабла, больше нет. Но маленькие красные таблетки (летучки"? да, им это название подходило...) всё ещё вязали узлами его язык, и ноги, и руки, и мысли, и Джаред лишь всхлипнул бессильно, не замечая, что снова тычется своим обнажённым членом Веснушке в бедро. Ну и что, что любовь всей его жизни - он же решил, что это любовь всей его жизни, так какого чёрта! - цинично и грубо грабит его, пока он стоит тут со спущенными штанами. Джареду всего лишь хотелось ласки, нежности или хотя бы потрахаться, чтобы этот хреновый день стал хоть чуточку, самую чуточку лучше...
- Что, сука, всё ещё хочешь меня? - Веснушка раздвинул пухлые губы в злой улыбке, хватая Джареда за волосы и оттягивая ему голову назад. И Джаред вдруг понял, что нет, на самом деле не хочет. Совсем не хочет - внезапно всё, чего ему захотелось, это свернуться клубком на земле и тихонечко умереть. Лезвие больше не даво на его горло, но облегчения он не почувствовал. Он коротко выдохнул, когда Веснушка, убрав нож, крутанул Джареда на месте и втиснул в стену, быстро и грубо стаскивая джинсы ему на бёдра. Джаред издал сдавленный звук протеста и дёрнулся, но Веснушка не обратил на это никакого внимания, ведь у Джареда по-прежнему был стояк... А если бы даже и не было, что могло помешать этому парню взять то, что он хочет? И так ведь уже взял.
Джаред прижался щекой к стене и закрыл глаза. Какая, в конце концов, разница. Он закрыл глаза и попытался расслабиться, инстинктивно готовясь к боли - он не боялся её, просто знал, что она будет, и надеялся, что вырубится в процессе. Что-то тупое, твёрдое и холодное ткнулось ему в задний проход, и он понял только, что это не член, но не успел запаниковать по-настоящему. Потому что ещё через миг утробное пыхтение Веснушки у Джареда над плечом сменилось короткий болезненным вскриком. "Это я кричу? - подумал Джаред. - Нет, не я, но тогда кто..." Крик повторился, сопровождаемый глухим звуком удара, а потом ещё одним, крик-удар-крик-удар, как песенка. Джаред сполз по стене вниз и упёрся коленками в землю, часто дыша и старательно жмуря глаза. Надо было, наверное, обернуться, посмотреть, что там происходит, но так не хотелось... так не хотелось ничего, совсем ничего, только прыгнуть в корзинку воздушного шара и улететь.
- Эй. Парень. Ты в порядке? Парень, ты меня слышишь? Эй...
Кто-то трогал его за плечо и за лицо, за подбородок, и Джаред приоткрыл губы - он был не против, чтобы его поцеловали, только бы нежно... Это был не Веснушка, а кто - Джаред не знал, ведь чтобы узнать, надо было открыть глаза, а этого так не хотелось. Джаред вспомнил, что собирался свернуться калачиком и умереть, и поспешил этим заняться, потому что сейчас или никогда, так ведь? Так?..
- Ты сможешь идти? Ну-ка...
Кто-то обхватил его поперёк туловища и потащил вперёд, так настойчиво и упрямо, что Джаред невольно стал перебирать ногами, спотыкаясь и путаясь в приспущенных на бёдра джинсах. На краткий миг сознание вдруг прояснилось, и его обожгло вспышкой мучительного, кроваво-красного стыда; но потом это прошло, и он безропотно, как младенец, позволил отволочь себя к машине и затолкать на заднее сидение. Он подумал про собственную машину, ключи от которой забрал Веснушка, и решил, что ну её нахер. Под щекой у него скрипнуло кожаное сидение, и Джаред подтянул колени к груди, смутно слыша, как позади захлопывается дверца.
- Сп-пасибо, - пробормотал он заплетающимся языком - и тут же, буквально в ту же секунду вздрогнул всем телом, потому что кто-то дёргал его за ноги и твердил, чтобы он поднимался, шевелился, выбирался, ну же!
Джаред опять подчинился, хотя и не понимал, зачем было запихивать его в машину и тут же выгонять из неё. Те же сильные руки, что подняли его с земли минуту назад, поддержали его, когда он выкарабкался из машины. Джаред открыл глаза и с изумлением обнаружил, что он больше не возле клуба. Он стоял перед небольшим многоквартирным домом, и вокруг было темно, только ровно горел над входом золотисто-жёлтый фонарь.
- Идём, идём... уже немного осталось. Нет, мистер Смит, не надо, я сам справлюсь.
Джаред хотел спросить, с чем это он собирается справиться, но не сумел. Пара ступенек (шесть, он это запомнил), щелчок, мягкое гудение лифта, ещё пара шагов, ну-ка, вот так, почти пришли. А потом его втолкнули в бархатный, мягкий мрак, пахнущий хвойным освежителем и ещё чем-то странным.
Щёлкнул выключатель, и Джаред зажмурился, ослеплённый, а потом беспомощно вскинул руки перед собой, не зная, то ли падать, то ли не надо.
Сильные руки решили не тратить больше времени на уговоры и просто потащили его вперёд, к ванной. Там руки нагнули его над раковиной и сунули его взлохмаченную голову под кран. И повернули смеситель.
- Блядь! - завопил Джаред, вполне чётко и внятно выговаривая каждый звук, когда струя ледяной воды ударила его по затылку. Он задрыгался, но сильные руки удержали его на месте и заставили постоять так с минуту. Потом отпустили, и пока Джаред, ошеломлённый, отфыркивался и пытался проморгаться, стащили с него рубашку и футболку, ботинки, джинсы и носки. Джаред стоял босиком на холодном кафельном полу в одних трусах и дрожал, мокрый, замёрзший и несчастный. Сильные руки затолкали его в душевую кабинку и захлопнули дверцу.
Джаред постоял там минуту. Потом дрожащей рукой повернул кран.
Тёплая вода потекла по его телу, и только тогда он понял, до чего же у него всё болит. Горло саднило, плечи и бёдра ныли так, словно он неделю не слезал с велосипеда. Тёплые струи, омывавшие его тело, были как блаженство, как избавление. Джаред заплакал от облегчения и, привалившись спиной к стенке кабинки, позволил воде просто течь.
Он не знал, сколько времени там простоял. Наверное, долго, потому что в конце концов сильным рукам пришлось самим вытаскивать его из кабинки, обтирать полотенцем, лохматя его и без того растрепанные волосы, а потом закутывать в большую махровую простыню и вести куда-то по мягкому настилу на полу.
Потом его уложили на диван, заставив поджать под себя ноги, потому что они были слишком длинными и на диване не уместились. А потом его укрыли сверху пледом, тёплым, кусачим, и Джаред с тихим стоном натянул его до самого подбородка. Он едва ощутил, когда чья-то рука слегка взлохматила, а потом пригладила ему волосы. Он понял только, что это была другая рука, не одна из тех сильных, что дёргали его, будто куклу - те руки были уверенными и жёсткими, а эта была такой нерешительной, такой робкой...
- М-м... м... Джаред, - пролепетал он, поворачивая голову навстречу эту руке, надеясь, что она скользнёт ему с темени на лицо. - А ты?..
Рука дрогнула и убралась.
- Спи, - сказал голос того, сильного, и Джаред уснул.
Он проснулся от запаха кофе и потрескивания бекона на сковороде, и, как это всегда бывает в подобных ситуациях, долго не мог вспомнить, что случилось и где он находится. Со вчерашнего он помнил Веснушку и что-то плохое, что случилось потом; и, конечно, всё то плохое, что случилось до того. Ничто из этого никак не вязалось с небольшой, уютной, полутёмной из-за опущенных жалюзи комнатой, где он оказался. Комната переходила в кухню, такую же маленькую и уютную, стены не было, и квартира пропахала вкусным, соблазнительным запахом, от которого Джаред невольно задвигал кончиком носа. Он выглянул из-под пледа и, пытаясь выморгать забивающий глаза песок, облизнул сухие губы таким же сухим языком, глядя на мужчину, стоящего у плиты спиной к нему. Джаред видел только его коротко стриженный затылок, прямую спину, упругую задницу над широко расставленными ногами и руку в прихватке-варежке, покачивающую над плитой сковороду. Джаред не знал, что эта была за рука - одна из тех сильных или, может быть, та нерешительная и робкая, что погладила его по голове перед тем, как он отключился. И с этой мыслью он вспомнил всё разом - вчерашний вечер, пригоршню "летучек", царапающий горло нож и что-то тупое, тыкающееся в его задний проход. От последней мысли, сполна осознав, что ему тогда грозило, Джаред содрогнулся так сильно, что чуть не рухнул с дивана на пол.
Он удержал равновесие в последний момент, но шуму навёл достаточно, чтобы мужчина возле плиты обернулся к нему. Джаред увидел его лицо, и его прежде и больше всего поразило, как похоже и не похоже было это лицо на лицо Веснушки. Тоже большие глаза в густых ресницах, тоже пухлые губы, и даже несколько рыжих пятнышек на щеках - хотя реже и не таких ярких, как были у того парня. Собственно, они совершенно не были похожи, никак, ничем, и Джаред удивился, почему в первый миг ему показалось иначе.
Увидев, что он проснулся, и встретив его пялящийся взгляд, мужчина ничего не сказал. Он молча поставил сковороду на плиту, подхватил со столешницы стакан и решительным шагом направился к Джареду.
- Пей, - приказал он, сунув стакан ему под нос, и Джаред послушно выпил.
Чтобы через секунду прыснуть жидкостью на свою голую грудь и завопить.
- Господи Боже твою мать! Что это?! - Он рванул руку к лицу, боясь, что его вот-вот вывернет наизнанку. Мужчина посмотрел на него тяжёлым взглядом и сказал:
- Тебе лучше не знать. И просто выпить до дна.
Что-то такое бесконечно убедительное было в его тоне и взгляде, что Джаред, поколебавшись, всё-таки выполнил указание. Пойло на вкус было как моча, и тем не менее, допив, Джаред вдруг понял, что чувствует себя не так паршиво, как должен бы.
- К-какой-то абсорбент? - пробормотал он, опасливо заглядывая в стакан, на дне которого задержались несколько вязких капель.
Мужчина посмотрел на него с удивлением, словно не ожидал, что Джаред знает такие умные слова. А потом слегка улыбнулся, одними глазами, и, молча забрав стакан у Джареда, вернулся к фыркающему на сковородке бекону.
Джаред неловко спустил ноги на пол и ещё раз осмотрелся. Он был в одних трусах и совершенно не помнил, куда подевалась его одежда. Эта мысль его неожиданно смутила.
- Э... - начал он. - Мистер? Сэр? Как там тебя?
Мужчина не обернулся..
Джаред неловко прочистил горло. Ему вдруг расхотелось интересоваться судьбой своих штанов. От кухни по-прежнему пахло амброзией, и Джаред, сглотнув, понял, что голоден. Он ничего не ел с позавчерашнего дня, и в животе у него, несмотря на принятый накануне ядрёный коктейль, заурчало в унисон с шипящим на сковородке маслом.
Он снова прочистил горло и поёрзал, поглядывая на плиту голодными глазами. Хозяин бросил на него косой взгляд через плечо, снял сковороду с плиты и, вытряхнув бекон на тарелку, кивком подозвал Джареда к столу.
Джаред сорвался с дивана и кинулся вперёд с энтузиазмом спринтера на олимпийском забеге.
Пока он яростно пожирал бекон и яичницу, запивая её здоровенными глотками кофе, его спаситель сидел напротив, медленно попивая молоко из стакана, и разглядывал своего гостя, что почему-то не причиняло самому гостю ни малейшего дискомфорта. Джаред терпеть не мог, когда на него пялились, но этот парень - он не пялился, он... просто смотрел, как смотрят на голубей, клюющих печенье в парке. Ничего же плохого нет в том, чтобы кормить голубей, так?
Когда бекон уютно улёгся внутри, приятно оттягивая желудок, Джаред рыгнул, снова смутился, спрятался за салфеткой и, торопливо промакивая ею рот, украдкой кинул взгляд на сидящего напротив мужчину. За весь завтрак они не проронили ни слова. На холодильнике мирно тикал будильник.
- Наверное, надо кому-нибудь позвонить, - сказал мужчина.
Джаред покачал головой.
- Некому звонить, - пробормотал он, неловко отодвигаясь от стола вместе со стулом. Ему вдруг стало неуютно, в первый раз за всё утро.
- Почему? Ты убежал из дома?
Ха... хотел бы он убежать из дома. Да уж, чертовски хотел бы.
- Было бы откуда сбегать, - сказал Джаред с горечью, которой сам от себя не ждал. Чёрт, ну такое славное, хорошее утро, и голова у него болит куда меньше, чем можно было бы ожидать, и яичницы вкусней он в жизни не ел - ну зачем же надо было всё портить?
- Но у тебя же есть семья, - спокойно и рассудительно сказал мужчина, глядя на Джареда пристальней, чем можно было судить по его ровному тону.
- Нет. Больше нет. Нет у меня семьи, понятно? Нет.
Джаред выпалил это как-то совсем по-ребячески, запальчиво и сердито, и тут же порозовел от сознания того, что выглядит сейчас глупым мальчишкой - тем, кем и считает его этот невозмутимый мужчина... вернее, парень. Точно, парень - Джаред только сейчас присмотрелся к нему как следует и понял, что его спаситель всего на пару лет старше него самого. От этой мысли ему полегчало. По крайней мере не станет тянуть волынку про то, что его родители наверняка о нём беспокоятся и бла-бла-бла...
- Твои родители, - сказал спаситель Джареда, глядя на него внимательно и серьёзно, - наверняка места себе не находят. Ты должен им позвонить.
- Слушай, мне некому звонить, ладно? Мне правда некому звонить! Никаких родителей у меня нет! - закричал Джаред, вскакивая из-за стола.
Но через секунду ему опять стало стыдно - вопящий, растрёпанный полуголый мальчишка, орущий на человека, который накануне в буквальном смысле вытащил его из канавы. От этой мысли Джареду внезапно стало так тяжело и так горько, что ноги у него подкосились, и он почти что упал обратно на табурет, уронив голову на кулаки.
- Прости. Я просто... У меня умер отец, его похоронили два дня назад, а вчера моя мачеха выставила меня вон. Поэтому некому мне звонить и возвращаться некуда. Всё.
Он это сказал и поёжился от того, насколько необратимо это звучало. Отец умер. Его нет и больше не будет никогда. Джаред стоял в своей комнате перед зеркалом и медленно стягивал с шеи чёрный траурный галстук, пытаясь принять эту мысль и то, какой она была огромной, когда жена его отца вошла и сказала, чтобы к вечеру духу его не было в этом доме.
- Ты хотя бы совершеннолетний? - голос, донесшийся до Джареда сквозь пелену вновь накатившего отчаяния, заставил его очнуться. Он возмущённо вскинул голову.
- Да! Мне двадцать! Будет в июле, - добавил Джаред вполголоса и насупился, разглядывая своего немногословного собеседника. Самому-то, небось, и двадцати пяти ещё нет. Внезапная мысль пришла ему в голову, и Джаред сощурился. - А почему тебя это беспокоит? Мы же не... - Он выгнул бровь, и мужчина, слегка вздрогнув, резко поднялся с места.
- Не говори глупостей, - отчеканил он, забирая у Джареда тарелку. Однако потом его взгляд смягчился. - Но всё равно, твоя мачеха не имела права так поступать.
- Ещё бы, - мрачно отозвался Джаред. - Только расскажи лучше об этом её адвокатам. Она заставила отца перед самой смертью оставить всё состояние в её пользу. Обещала ему, что позаботится обо мне. У него была болезнь Альцгеймера, так что он ей поверил. - Джаред усмехнулся, на сей раз скорее зло, чем горько. - Хотя как по мне, старик двинулся мозгом ещё тогда, когда женился на этой суке. Но меня он никогда не слушал - с чего бы? Я ему был никто.
Он замолчал, вдруг почувствовав, что слишком разоткровенничался. Да и вообще - было нелепо вести такие разговоры на кухне, сидя в одних трусах перед человеком, которого видишь впервые в жизни. Но почему-то Джаред хотел говорить - вернее, он не мог не говорить, словно знал, что, если его не выслушает этот молчаливый парень, то не выслушает никто.
- Я проверил вчера, она аннулировала все мои счета и все кредитки. А мне как раз пора платить за колледж. - Эта мысль пришла ему в голову только сейчас, и Джаред умолк. Потом добавил почти что про себя, размышляя вслух: - Можно было бы продать тачку, она на моё имя. Но тот урод из клуба вчера, наверное, уже катает на ней своего дружка. - Он опять умолк, а потом сказал, не поднимая глаз: - Кстати, я не помню, говорил ли тебе спасибо, за... ну, вот. Спасибо.
- Пожалуйста, - после паузы ответил тот, и Джаред услышал, как полилась из крана вода - пришла пора мыть посуду. Минут пять не было слышно ничего, кроме шума этой воды и стука тарелок и чашек в мойке.
А потом Джаред раскрыл рот и выпалил, не успев задуматься о том, что именно хочет сказать:
- Можно, я останусь у тебя? Только на пару дней? Пожалуйста!
Чашка громыхнула в раковине. Шум воды оборвался.
Мужчина с пушистыми ресницами и бледными пятнышками на щеках стоял и смотрел на Джареда, а Джаред сидел и смотрел на него. Джаред очень, очень усиленно смотрел - он умел так смотреть, у него это хорошо получалось. Мэган называла этот его взгляд "щенячьим" и говорила, что убойнее этого оружия - только нейронная бомба и массовый гипноз. Джаред не мог объяснить ей, что он не нарочно, что этот взгляд он не может включать и выключать по собственному желанию, так, как она - свои женсике штучки. Мэган была кокетка, и Джаред, наверное, тоже - но в отличие от своей сводной сестры, он пользовался бронебойными приёмчиками бессознательно, иногда даже не подозревая, что использует их, в то время как они уже начинали действовать.
Парень, спасший его накануне от грабежа, изнасилования и Бог знает чего ещё, смотрел на Джареда несколько бесконечно долгих мгновений, а потом сказал:
- Ну хорошо. Только на пару дней.
И прежде, чем Джаред успел глотнуть воздуху и подскочить на стуле с радостным воплем, добавил своим спокойным, негромким голосом:
- Меня зовут Дженсен.
2.
Целую кучу вещей не замечаешь вокруг себя, пока они не становятся частью твой жизни. Джаред никогда не обращал внимания на людей, ездивших на автобусах или ходивших пешком. Он не замечал мини-маркеты эконом-класса, из тех, что выдают накопительные карточки постоянным клиентам. Он не замечал многоквартирные дома с прачечными в подвале, объявления о работе на телеграфных столбах, длинные очереди перед зданием на биржу труда.
Он не знал, как звонить из телефона-автомата, и ему пришлось попросить монетку у женщины, торговавшей мороженым неподалёку. При этом Джаред на неё усиленно смотрел, и женщина не смогла отказать, может быть, потому, что видела, как ему стыдно.
Впрочем, он забыл о стыде, когда десятицентовик с щелчком провалился в щель, и в трубке раздался гудок. Телефон-автомат, надо же. Джаред всё никак не мог поверить, что это теперь его жизнь.
- Привет, - сказал он, когда гудок оборвался, и на том конце ответил сонный женский голос. - Это я.
Короткая пауза, в течение которой она, вероятно, раздумывала, не бросить ли трубку. А потом она сказал:
- Джаред?!
И Джаред даже на секунду поверил, что она о нём волновалась. Ну, так... самую малость.
- Джаред, Господи, где ты? Я тебе всю ночь звонила!
- Всё хорошо, - он прикрыл глаза, прижался лбом к стенке кабинки. Хорошая штука эти телефонные кабинки: спрячешься там, и как будто совсем один. - То есть... нихрена не хорошо, но я в порядке.
- Откуда ты звонишь? Номер незнакомый...
- Из автомата. - Он помолчал. - Меня вчера ограбили. Телефон, машина, кредитки - всё... хотя от кредиток толку теперь всё равно ноль.
- О, Господи... Джаред... - Похоже, ей в самом деле было искренне жаль. - Какой ужас...
- Да уж, хорошего мало, - отрывисто сказал Джаред, выпрямляясь. - Так что, сама понимаешь, мне придётся заехать. Забрать мой ноутбук, ещё кое-какие вещи, мне надо будет... Мэган? - Она молчала и дышала в трубку, и Джаред осёкся. Скверное предчувствие липким червяком поползло по спине. - Мэгс? Только не говори, что она...
- Утром, - выдохнула та. - Клянусь, я пыталась её остановить, говорила, что нельзя так с тобой, надо тебя найти... Но она слышать ничего не хотела - ты же знаешь её. Сказала, что ты не вернёшься. И что она позаботится, чтобы тебе... было незачем возвращаться.
- Она выбросила всё на помойку? - спросил Джаред с надеждой - если так, то был шанс, что контейнеры ещё не вывезли, и он сможет забрать хотя бы ноутбук. Мэган развеяла его надежды тяжёлым вздохом.
- Приказала Ройсу, чтобы отдал какому-нибудь бездомному. Всю коробку целиком. Джаред, мне очень жаль... я пыталась ей сказать...
Какому-нибудь бездомному, тупо повторил Джаред про себя. А я теперь кто? А? Я теперь кто?!
- Да ладно, - процедил он, не замечая, что до боли стискивает трубку в пальцах. - Ничего другого я от этой суки и не ждал.
- Джаред! Она всё-таки моя мама и...
- И твоя мама - сука. Мне очень жаль, - передразнил её Джаред.
Он думал, что она бросит трубку - он бы её в этом не винил. Но, кажется, ей в самом деле было стыдно за свою мать. Кому угодно было бы стыдно.
- Ты... ты хотя бы нашёл, где жить?
- Да, не волнуйся, сестрёнка, - с сарказмом ответил Джаред. - Не пропаду. Вписался пока что у одного парня.
- О... - сказала Мэган и замолчала.
Даже теперь, когда они вышвырнули его из дома, они продолжали осуждать его за то, кто он есть. Какие же они грёбаные суки. Обе. Обе!
- Не в том смысле, - голос Джареда резал, словно стекло, и ему приятно было услышать, как Мэган слегка задохнулась на том конце провода. - Хоть это и не твоё собачье дело. Я просто переночевал у него, и, может, останусь ещё на какое-то время. А там будет видно.
- Джаред, я... мне...
- Пока, Мэгс, - сказал Джаред и повесил трубку.
Только по дороге назад он понял, насколько хреново то, что он только что узнал. Выходит, у него действительно не осталось ничего своего. Совсем. Он думал продать ноутбук и заработать на этом хотя бы пару сотен... хотя бы те пару сотен, которые вчера так тупо спустил в клубе. Джаред не понимал, каким идиотом надо было быть, чтобы вот так истратить последнее, что у него было. Но на самом деле он просто не верил, что Лора выгнала его всерьёз. До разговора с Мэган он надеялся - хотя и не признаваясь себе в этом, - что его мачеха уже пожалела о сказанном, уже устыдилась перед лицом памяти о его отце... Ага. Как же. Ещё чего. Она не шутила, Джаред, она тебя не в шутку, а всерьёз ненавидит, всю твою жизнь, и особенно сильно - с тех пор, как ты перестал скрывать свою ориентацию. Хотя, по правде, Джаред никогда её не скрывал. Просто отцу было настолько плевать на него, насколько это вообще возможно: он был рад, что Джаред уехал в колледж и убрался с его глаз и с глаз его драгоценной Лоры. Джаред, что и говорить, тоже был рад. Вот только теперь колледжу конец, да и всему конец. Всё, что у него теперь есть - пара ночей под крышей у незнакомца, оказавшегося рядом с тем чёртовым клубом и пожалевшего обдолбанного мальчишку, которого насиловали, приперев к стене. Мир не без добрых людей... и как это всё-таки хорошо.
Джаред немного приободрился от этой мысли и зашагал быстрее. Войдя в подъезд, он направился мимо консьержа к лифту, и консьерж окликнул его строгим голосом учителя старшей школы:
- Молодой человек! Куда это вы направляетесь, хотелось бы знать?
- Э... - сказал Джаред, останавливаясь и моргая. Он вдруг понял, что не знает ни номера квартиры, ни фамилии Дженсена. - Я...
- О, погодите, я не узнал вас. Вы гость мистера Эклза, верно? - осуждение в голосе консьержа не ослабело, и Джаред понял, что вчера он, должно быть, видел, как Дженсен волоком тащил своего гостя в квартиру. Джаред потупился и кивнул. Консьерж с суровым видом протянул ему ключ. - Мистер Эклз просил передать вам, если вернётесь раньше него. Квартира 415.
Джаред сгрёб ключи и, пробормотав слова благодарности, поспешил убраться с глаз консьержа.
Дженсен оставил ему ключи. И как это надо понимать? Джаред решил понять это оптимистично, и, воодушевившись, осмотрелся в квартире получше. Комнат в ней было, судя по всему, две - соединённая с кухней гостиная и спальня, в которую вела боковая дверь. Туда Джаред пока соваться не стал - успеется, - и вместо этого сунул нос в холодильник, битком-набитый полуфабрикатами и овощами. Всё было сложено аккуратными стопками - мясо отдельно, рыба отдельно, овощи отдельно. Джаред сморщил нос и, хмыкнув, вытащил из холодильника почти наугад то, что попалось под руку. Это оказался замороженный ростбиф, рисовые брикеты, шпинат и морковь. Подумав, Джаред добавил к ним банку оливок и зелёного горошка, и засучил рукава.
Он умел и любил готовить, и Ланс, его предпоследний парень, утверждал, что влюбился в него именно поэтому. Вероятно, потому они и пробыли вместе рекордно долгое для Джареда время - целые две недели. Большую часть этих двух недель они трахались, потом Джаред готовил, они съедали приготовленное и снова трахались. Это были идеальные отношения, и когда Ланс бросил Джареда ради капитана футбольной команды колледжа, Джаред очень страдал.
Но любовь к кулинарии у него никуда не делась, и готовка всегда отлично развеивала его хандру.
Он провозился на кухне минут сорок, потом поставил всё в духовку и, выставив таймер, огляделся, думая, чем бы ещё заняться. В ванной обнаружилась битком-набитая корзина для грязного белья. Джаред собрал его в охапку и понёс вниз, в прачечную. Он никогда в жизни сам не стирал, и ему было интересно попробовать.
Он минут десять провозился с настройками стиральной машины, в которых ни черта не мог понять. Но потом победил, и уселся на стул возле стены, поджав под себя ноги и разглядывая подвальчик. Стены здесь были выкрашены солнечно-жёлтой краской, кое-где висели искусственные цветы и небольшие картины. Здесь было дёшево, но уютно - прямая противоположность огромному, роскошному, холодному дому, оформленному в стили модерн-минимализм, в котором прошло Джаредово детство. Он разглядывал стены и вдруг подумал, что не так уж плохо было променять тот дом на эту немного безвкусную, но такую милую прачечную. И что всё, может быть, не так уж и плохо; что он рад будет здесь остаться...
Хотя с чего он, собственно, взял, что ему позволят?
Дожидаясь, пока закончится стирка, Джаред сбегал наверх в квартиру и проверил, не пригорает ли жаркое, а потом опять спустился вниз. Выстиранное бельё озадачило его своим изжёванным видом, и он рискнул спросить у консьержа, как бы его можно погладить.
- Утюгом, - тоном, не оставляющим сомнений в умственных способностях Джареда, ответил тот. - Энн Брокли из 212-ой квартиры поможет вам с этим, если хотите.
Джаред поблагодарил и отправился в квартиру 212. Энн Брокли оказалась полной блондинкой за сорок. Сперва она посмотрела с удивлением на лохматого незнакомого парня, выросшего на её пороге с ворохом белья, но, когда Джаред объяснил, кто он и чего хочет, смягчилась.
- Разумеется, миленький, - сказала она, и Джареда почему-то даже не покоробило такое фамильярное обращение - он чувствовал, что, топчась на её пороге с ворохом мятых рубашек и простынь, выглядит именно "миленьким", и никаким другим. - Я запишу на счёт комнаты 415. А что, - добавила она, когда Джаред уже простился и повернулся к двери спиной, - ты будешь жить с Эклзом? Правда?
"Если это ещё одна грёбаная гомофобка, сейчас она увидит, какой я миленький", - подумал Джаред, поворачиваясь к женщине с резиновой улыбкой. Но та смотрела на него без брезгливого осуждения, столь привычного ему по извечному взгляду Лоры. В глазах Энн Брокли было, скорей, недоверие и некоторая тревога.
- Ты с ним полегче, миленький, - попросила она так, словно Джаред собирался выставить Дженсена из квартиры за неуплату налогов. - Он у нас... такой, чудаковатый немного. Чуть-чуть нелюдимый. Я никогда не видела, чтобы у него кто-нибудь жил.
Джаред сказал "спасибо", сам не зная, зачем - наверное, чтобы отделаться от неё. И, идя по коридору, задал себе вопрос, с которого на самом деле следовало бы начать: а как долго он, на самом деле, собирается оставаться у Дженсена?
Ответить на этот вопрос он не успел, потому что уже достиг четвертого этажа, и настойчивый запах из-за двери с номером 415 напомнил ему о жарком. Чёрт!
По счастью, ужин спасти удалось, хотя ещё чуть-чуть - и было бы поздно. Джаред как раз вытряхивал мясо с овощами на тарелку, когда скрипнула дверь - это вернулся Дженсен.
- Ты очень вовремя, - сообщил Джаред, сверкнув на него улыбкой, и удивление на лице Дженсена сменилось недоверием, а потом - лёгкой растерянностью. Словно он ждал, что Джаред за день очистит его квартиру, устроит пожар или потоп, или притащит сюда кого-то из своих обдолбанных дружков из гей-клуба - словом, сотворит что угодно, но только не ужин. Мысль эта читалась на малоподвижном лице Дженсена так явно, что Джаред даже обиделся.
- Надеюсь, тебе нравится соус чили, - сказал, он, стараясь быть поприветливей, и Дженсен, молча взглянув на него, повесил на вешалку плащ и уселся за стол.
Они поели. Джаред, не спрашивая разрешения, поднялся посреди ужина и поставил чайник, налил кофе, наугад положил сахару и сливок и, улыбаясь, подсунул чашку Дженсену под локоть. Дженсен выгнул бровь, отпил, и изгиб его брови стал ещё резче, изящной дугой уходя от переносицы к виску. Джаред глядел на его бровь, будто заворожённый. Дженсен что-то одобрительно хмыкнул, снова поднося кружку с кофе к губам. И Джаред, не выдержав, опять улыбнулся, радуясь, что угодил.
- Послушай... - заговорил вдруг Дженсен ни с того ни с сего, так, что Джаред едва не подпрыгнул - уютное молчание между ними уже становилось для него подозрительно привычным.
- Джаред, - подсказал тот, когда Дженсен запнулся. Дженсен кивнул.
- Джаред, да. У тебя что, совсем нет друзей?
Джаред пожал плечами. Вряд ли Грэя Мерфи, у которого он покупал время от времени травку, экстази и прочую дрянь, можно было назвать закадычным другом. А ведь это был один из наиболее постоянных и надёжных контактов Джареда.
- Подружка? - продолжал настаивать Дженсен, глядя на Джареда тем внимательным, изучающим и серьёзным взглядом, который тот уже видел утром. - Бой-фрэнд?
Джаред поморщился.
- Нет у меня никаких бой-фрэндов, - пробормотал он - и покосился на Дженсена, следя, как тот прореагирует на эти слова. Конечно, вряд ли парень, околачивающийся по ночам возле гей-клуба, был гомофобом, но...
Нет, гомофобом Дженсен не был - во всяком случае, о бой-фрэнде он спросил так же просто, как и о девушке. И не похоже, что его удивил ответ Джареда.
- У меня нет никого, к кому я мог бы въехать, - сказал Джаред, подняв глаза и глядя Дженсену в лицо. - Если ты об этом.
- А ко мне, значит, можешь, - заметил Дженсен - без сарказма, без раздражения. Просто как будто ему казалось, ну, несколько странным, что этот чужой, незнакомый парень, очутившийся в передряге, с чего-то вдруг решил приготовить ему ужин из его собственных продуктов. Джаред, подумав, согласился про себя, что это и впрямь немного странно.
Но разве у него был выбор? Хотя бы какой-нибудь?
- Ты меня спас! - заявил он.
- Не преувеличивай, - поморщился Дженсен, и Джаред яростно замотал головой.
- Спас! Чёрт, я всё помню, я был не в такой отключке, как... выглядел. - Он покраснел, вспомнив, в каком виде был, когда Дженсен оттащил от него Веснушку. Глаза в кучку, штаны на бёдрах, член - колом в расстёгнутой ширинке... Дженсену ведь, наверное, пришлось застегнуть её ему, когда он тащил Джареда мимо консьержа. При мысли об этом Джаред облизнул губы.
- Я не знаю, что бы со мной было там вчера, если б не ты, - тихо проговорил он. - Если б тот парень меня и не прирезал, это мог бы сделать кто-то другой, пока я там валялся... так что да, ты меня спас. Не отвертишься.
Дженсен отхлебнул кофе.
- Ну ладно. Пусть так.
- Вот! - воодушевившись, Джаред навалился грудью на стол. - А мы ведь в ответе за тех, кого приручили!
- Джаред, - сказал Дженсен очень спокойно, глядя ему в лицо своими ясными светло-зелёными глазами, - ты не можешь остаться. Я даю тебе неделю на то, чтобы найти себе другое жильё. Потом тебе придётся уйти.
Он аккуратно протёр рот салфеткой и встал. На его тарелке ничего не осталось, и кофе он тоже выпил до дна. Джаред посмотрел на его пустую тарелку и сглотнул, раскрыл рот, ещё не зная, что именно хочет сказать...
Дробный стук в дверь остановил его. Деловитый голос из-за двери возгласил:
- Бельё, миленький!
Дженсен в недоумении обернулся, когда Джаред вскочил, едва не перевернув табурет и тараторя: "Это ко мне, то есть, ну..." Он подскочил к двери раньше, чем Дженсен успел спросить, какого, собственно, чёрта, и распахнул её с такой силой, что чуть не сбил бедную Энн Брокли с ног.
- Да-да-да, спасибо, - выпалил он, выхватывая у женщины выглаженное бельё и поспешно захлопывая дверь у неё перед носом. - Глажка, - пояснил он в ответ на тяжёлый взгляд Дженсена, медленно оглядывающий его вместе с бельём. - То есть, стирка... я постирал... я в спальню отнесу, - сказал Джаред, чувствуя себя конченным идиотом, и, спотыкаясь, ринулся по направлению к боковой двери.
- Джаред!
Окрик Дженсена достиг его слишком поздно - он уже толкнул дверь коленом, и она поддалась, качнувшись внутрь комнаты. Джаред перешагнул порог, ступил к маячившей в полутьме кровати, чтобы свалить на неё бельё. И застыл.
Спальня была вдвое больше гостиной, и кровать занимала лишь небольшую её часть. Едва ли не половина комнаты была отведена под огромный стол (точнее, как понял Джаред уже потом, это были несколько столов, сдвинутых вместе), на которых стояло... чего там только не стояло.
Сикстинская капелла. Собор Парижской Богоматери. Башни-близнецы Всемирного Торгового Центра. Египетские пирамиды. Тадж-Махал. Казалось, альбом "Шедевры мировой архитектуры" обрёл трёхмерную проекцию и вольготно разлёгся под неоновыми лампами подсветки. Двадцать квадратных ярдов безупречности, склеенной из белого картона.
- Как... как здорово, - выдохнул Джаред, расширившимися глазами разглядывая открывшуюся перед ним панораму. Макеты были сделаны с потрясающей точностью и искусством. Самый крупный из них был не больше фута в высоту, воспроизводя при этом мельчайшие детали оригинала. Джаред выронил бельё и невольно подступил ближе, пытаясь рассмотреть получше.
И тогда уже знакомые ему сильные руки сгребли его за плечи и вытащили назад в гостиную.
Там было светло, и Джаред заморгал, как будто резко вернувшись с небес на землю. Хватка Дженсена на его плечах была, наверное, излишне жёсткой, но Джаред не обратил на это внимание и спросил:
- Это ты? Это твои макеты? Ты сам их делал?
- Не надо было заходить в спальню, - ответил Дженсен сквозь зубы. - И стирать бельё тоже.
- Прости, я не... но это ведь правда ужасно здорово! Ты архитектор? Мне...
- Ты слишком много болтаешь, - сказал Дженсен, уже не скрывая досады. - Я от тебя устал. Слышишь? Я от тебя устал! Ты можешь просто заткнуться, а? Просто заткнись!
Вспышка ярости была такой внезапной и такой беспричинной, что Джаред отступил, глядя на Дженсена в молчаливом изумлении.
- Извини, - сказал он наконец. - Я ничего такого не... извини.
Дженсен пропустил пальцы сквозь свои коротко стриженные волосы. Наверное, они мягкие у него, подумал Джаред, невольно проследив за его движением и опять облизнув губы.
- Это ты извини, - голос Дженсена звучал измученно и глухо. - Просто, правда, не надо туда заходить.
- Хорошо, - тихо ответил Джаред.
Они постояли немного друг против друга, ощущая неловкость, которой не было раньше. Джаред разглядывал свои ботинки и думал, что это не та неловкость, которую чувствуешь, когда у тебя трескаются штаны на заднице, или когда тебя отшивает парень, на которого ты запал. Эта неловкость была... правильной, хорошей - неправильным было то, что она возникла только теперь, что её так долго не было между ними. Это было странное, непривычное, но хорошее чувство.
- Я постелю тебе на диване, - нарушил наконец Дженсен повисшую тишину.
И Джаред сказал:
- Да. Хорошо. Спасибо.
Ночью он лежал, закинув руки за голову, и смотрел в потолок, по которому изредка проползала линия света от фар проезжавших снаружи машин. Мысли у него путались, вернее, никак не соприкасались друг с другом, существовали по отдельности, все как одна болезненно яркие: прачечная с жёлтыми стенами, полное лицо Энн Брокли, дрогнувший голос Мэган в телефонной трубке, взгляд мороженщицы, давшей ему монетку, холод ночного ветра на члене, сухость во рту, маленькие красные таблетки и картонные здания, тускло белевшие в полутьме... "Господи, что я делаю? Что я здесь делаю? Что теперь будет?" - подумал Джаред и закрыл глаза, чувствуя, как линия света сползает с потолка ему на лицо.
У него не было ответа на этот вопрос. У него не было вообще никаких ответов. Просто жизнь распалась надвое: то, что было до того вечера в клубе, и то, что после, и он пытался сейчас жить этой второй жизнью так, как будто не было первой. Он вспомнил, как засыпал кусочки размороженного мяса консервированным горошком, и прошептал:
- Что я делаю?
Он пролежал час или два, не меняя позы. Потом тихо встал и, стараясь не шлёпать босыми ногами, подкрался к двери в спальню и вошёл внутрь.
Картонные замки выделялись ярким пятном, так, что примостившаяся у дальней стены кровать совершенно терялась во тьме. Ступая как можно тише, Джаред подкрался к ней.
Дженсен спал, положив ладонь под щеку и вытянув руку поверх одеяла. Его профиль был едва различим в темноте.
Джаред сел на кровать и сидел так какое-то время. Потом протянул руку и легонько тронул лоб Дженсена самыми кончиками пальцев.
Дженсен тут же открыл глаза. Его взгляд остановился на Джареде. Он не двинулся с места и ничего не сказал. Просто смотрел на него тем внимательным, изучающим, чуть напряжённым взглядом, который делал его таким непохожим на всех, с кем Джаред встречался раньше.
Джаред наклонился и поцеловал его. У Дженсена оказался мягкий, сухой и тёплый рот. Губы не шевельнулись, когда Джаред накрыл их своими. Джаред чуть-чуть высунул кончик языка и нерешительно провёл им по нижней губе Дженсена, не очень уверенный, правильно ли поступает.
- Не на... - сказал Дженсен, но Джаред во внезапном порыве протолкнул свой язык ему в рот целиком, схватив его за лицо обеими руками и подтягивая ноги на кровать. Миг - и он оказался на Дженсене сверху, вжимаясь в него всем телом поверх одеяла, целуя его так поспешно, как будто отпущенное ему на поцелуй время измерялось по запущенному таймеру, и таймер тикал.
Он не заметил, когда Дженсен сомкнул руки у него на талии - он был слишком занят, вылизывая и зацеловывая Дженсену подбородок, челюсть и шею. Дженсен не прижимал его к себе, только обнимал за пояс, не отталкивая, но и не отвечая на ласку, просто принимая её так настороженно, как принимает кусочек сахару пугливая лошадь. Потом его руки чуть сжались, совсем немножко, прижимая Джареда самую чуточку теснее. И Джаред почувствовал это даже сквозь шквал собственного возбуждения, накативший на него так внезапно, что он сам был ошеломлён этим шквалом не меньше, чем Дженсен. Джаред сдёрнул с Дженсена мешавшее им одеяло и вжался Дженсену в пах своим горячим, твёрдым членом, обжигающим даже сквозь ткань трусов. Дженсен тоже был в трусах, и Джаред горячо потёрся об него пахом, застонав, когда Дженсен инстинктивно подбросил бёдра в ответ.
Джаред снова поцеловал его, не так глубоко, как в первый раз, и ещё более торопливо, а потом заёрзал, спускаясь вниз по его телу, пока не упёрся пятками в спинку кровати. Его пальцы на рёбрах Дженсена слабо дрожали, он цеплялся ими за Дженсеновы бока так, будто пытался удержать равновесие. Когда он рванул трусы на Дженсене вниз, тот издал короткий стон, в котором удивления и замешательства было больше, чем вожделения. Однако он приподнял бёдра, помогая Джареду, и через секунду трусы полетели во мрак. Джаред рывком развёл Дженсену ноги и одним движением заглотил его член, жарко ударившийся головкой ему в горло. Джаред издал голодный стон и принялся сосать, перекатывая яйца Дженсена в ладони, сжимая, потом отпуская и сжимая опять. Он знал, что это здорово, не столько из-за реакции Дженсена, сколько из-за неистовой силы собственного возбуждения. Когда так сильно хочется, просто не может не быть хорошо. Он убрал руку с мошонки Дженсена и, не выпуская его член изо рта и продолжая с силой ласкать его губами, языком и всем своим влажным горячим ртом, обвил ладонью собственный член и принялся дрочить изо всех сил. Дженсен стонал под ним, выгибая спину и едва касаясь пальцами его вздрагивающего плеча. Джаред кончил первым, его губы разомкнулись, инстинктивно хватая воздух, и в ту же секунду их оросила сперма Дженсена, заливая Джареду подбородок.
Он вытерся ладонью и, задыхаясь, подполз к Дженсену ближе, целуя по дороге его живот и грудь. Потом прильнул к нему, вытянувшись вдоль его горячего, вздрагивающего бока, и ткнулся носом ему в плечо, обжигая кожу Дженсена своим неровным дыханием.
- Ладно, - сказал Дженсен во мрак. - Две недели.
3.
Джаред и сам не понял, когда именно они стали парой. Вернее, он даже не знал, пара они, в сущности, или нет. Две недели прошли как во сне, потом наступила третья, а Дженсен так и не велел ему уходить. Он вообще мало разговаривал с Джаредом, и Джаред, пожив с ним это недолгое время, уже начинал понимать, что имела в виду Энн Брокли, называя Дженсенса "чуточку нелюдимым". Он как будто жил в каком-то собственном мире, где ему было хорошо и спокойно, и не любил, когда кто-то вмешивался в этот мир извне. Что это за мир, Джаред пока не знал, а Дженсен явно не собирался его посвящать в тонкости своей внутренней жизни. Он по-прежнему не позволял Джареду рассматривать его макеты. Так что Джаред делал это, когда Дженсена не было дома, и когда он сам не таскался по городу в поисках хоть какой-то работы.
Это была идея Дженсена, про работу. Любой другой на его месте стал бы уговаривать Джареда, чтобы тот нашёл способ вернуться в колледж - одолжил денег, нанял адвоката, поискал хоть какой-то поддержки. Ведь среди друзей его отца были влиятельные люди, и хоть кто-то из них должен был оказаться достаточно порядочным, чтобы возмутиться тому беспределу, что сотворила вдова Роберта Падалеки с его единственным сыном. Это всё были разумные, рациональные, взрослые подходы к делу - а Дженсен ведь был взрослым, ну уж точно более взрослым, чем Джаред. Джаред на самом-то деле ни черта о жизни не знал - его двадцать лет прошли в холодном, но комфортабельном мире, где он получал всё, что хотел, а того, чего ему не доставало, компенсировал оргиями в ночных клубах и травкой, дававшей ему весь, или почти весь, спектр эмоциональных переживаний, которые нормальному человеку обеспечивает семья. Нет, Джаред ни черта не знал о настоящей жизни. Но в какой-то момент ему начало казаться, что Дженсен о ней знает ещё меньше.
- Найди работу, - вот и всё, что Дженсен ему сказал, когда Джаред в очередной раз начал жаловаться ему на свою несчастную долю. И это был большой прогресс, потому что раньше Дженсен вообще ничего на это не говорил. Он просто слушал, внимательно, но спокойно, не проявляя ни сочувствия, ни гнева. Джаред счёл бы его бездушным сухарём, если бы только этот бездушный сухарь не спас его от насильника и не отвёз к себе домой. Как-то это нехарактерно было для бездушного сухаря, Джаред так считал.
В ответ на конструктивное предложение Дженсена Джаред моргнул. Это был один из его привычных способов реагировать на что-то, что не вязалось с его картиной мира.
- М-м, - сказал он, и мысли об адвокате, судебном разбирательстве и высшей справедливости разом улетучились из его головы. - А ты... ты мне не поможешь?
- Нет. Ищи сам, - сказал Дженсен и, встав из-за стола, принялся мыть посуду. Ему очень нравилось мыть посуду - так же, как Джареду нравилось готовить - и он никогда не позволял Джареду это сделать. На самом деле удивительно было то, как быстро и молчаливо они разделили на двоих свой быт: Джаред готовил, следил за стиркой и чистотой (последнее заключалось в своевременном вызове приходящей горничной), а Дженсен покупал продукты, мыл посуду и приносил почту. И когда она садились вечером ужинать, и Джаред начинал тараторить, а Дженсен - разглядывать его в ответ, это казалось настолько привычным и правильным, словно они провели так всю жизнь, и никому из них не хотелось что-то в этом менять.
Что было для Джареда вдвойне, втройне поразительно, ведь он никогда раньше не жил ни с одним парнем и в страшном сне не мог вообразить, что станет. Ланс не считается, потому что они не жили вместе, а только вместе спали.
Секс у Джареда с Дженсеном тоже был, но какой-то странный. После той первой ночи Дженсен больше не поднимал вопрос о диване, и Джаред с тех пор спал с ним рядом в его постели. У Дженсена было только одно требование: чтобы Джаред не трогал его макеты, и, желательно, вообще на них не смотрел. И это было нетрудно сделать, потому что, хотя макеты эти и были изумительно хороши, и но Дженсен был ещё лучше. Его можно было разглядывать до бесконечности, как барельефы Конарка. Чем дольше Джаред был с ним, тем красивее Дженсен ему казался. Он мог подолгу лежать часами, подперев голову рукой, и разглядывать лицо Дженсена - неподвижное, с безмятежно опущенными ресницами и ровными, мягкими линиями скул, подбородка и рта. Дженсен был не из тех, в кого влюбляешься с первого взгляда - встретив его случайно на улице, Джаред, может, обернулся бы на него, но потом сразу забыл бы. Но находясь с ним рядом, он чувствовал, как его день за днём, час за часом всё сильнее затягивает в какую-то глубокую, вязкую воронку. из которой он не мог, да и не хотел выбраться. Смотреть на Дженсена, быть рядом с Дженсеном, заниматься любовью с Дженсеном - было словно пить солёную воду: это не утоляло жажду, но делало её ещё сильнее. Дженсен впитывал его в себя: своим молчанием, своей отгороженностью, своим принятием. Джареду казалось, что в нём есть какая-то тайна, и она интриговала его до такой степени, что он почти забывал собственные неурядицы - они казались такими неважными и незначительными рядом с Дженсеном.
Так вот секс как раз и был одной из таких загадок. Первое время Дженсен упорно не подпускал Джареда к себе. В том смысле, что он определённо торчал от минета, от петтинга и всяких невинных ласк, но стоило Джареду подобраться к его заднице, и Дженсен превращался в каменный столб. Он не отталкивал Джареда, но его взгляд стекленел и становился непроницаемым, как сланец. Давай, говорил это взгляд, валяй, делай что хочешь, меня здесь нет. Джареду стало страшно, когда он увидел этот взгляд впервые, и, движимый всё той же интуицией и неописуемым словами инстинктом, которые привели его в спальню Дженсена в первую ночь, он тут же оставил зад Дженсена в покое и сосредоточился на его члене, который был куда более отзывчив к его губам и рукам. Дженсен оттаял, и после этого Джаред не решался возобновлять попытки. Они тёрлись друг о друга, целовались, отсасывали друг другу (мягкий рот Дженсена был неумелым, но очень старательным, и эта старательность искупала недостаток опыта). Джаред подумал было, что Дженсен просто не хочет давать ему в зад, но вряд ли станет протестовать, если Джаред даст в зад ему. Он выбрал момент, когда они оба были возбуждены так, что каждый вздох вырывался из груди с яростным хрипом, и попытался пристроиться Дженсену на член. Реакция его ошеломила: Дженсен оттолкнул его с такой силой, что Джаред повалился навзничь и ударился затылком о край кровати, так, что у него потемнело в глазах. Дженсен тут же сел и привлёк его к себе, ощупал его затылок дрожащими руками, и Джаред поморщился, чувствуя, как под пальцами Дженсена вздувается шишка. Он немножко сердился, но Дженсен выглядел таким испуганным и трогал его так трепетно, проверяя, не ушибся ли он где ещё, что Джаред невольно фыркнул, давя смех, и зарылся лицом ему в шею. Ладно. Может быть, парень просто ярый противник анального секса. Это бывает, особенно с новичками. Джаред находил забавным, что этот взрослый парень так мало знает о том, на чём Джаред в свои неполные двадцать собаку съел. Впрочем, ему почему-то казалось неуместным этим гордиться.
Другой загадкой в Дженсене был род его занятий. Он где-то работал, потому что у него всегда водились хоть и небольшие, но деньги, и каждое утро, иногда даже по воскресеньям, вставал в семь, принимал душ, брился, завтракал и уходил, неся в руке спортивную сумку, к которой Джареду также запрещалось прикасаться. По тому, как легко Дженсен её поднимал, Джаред заключил, что там какие-то инструменты или одежда. И почему-то Дженсену очень не хотелось, чтобы Джаред их видел.
- Где ты работаешь? - приставал к нему Джаред.
- Это секрет, - невозмутимо отвечал тот.
- На правительство, что ли?
- Не лезь не в своё дело, - сухо говорил Дженсен на это, и Джаред, насупившись, умолкал. Правда, долго дуться он не мог. Какая, в конце концов, разница, где работает Дженсен? Он возвращался домой всегда ровно в восемь, изредка уходил в ночную смену - Джаред начинал подозревать, что он работает в больнице, или, может быть, клерком в какой-то конторе, и ночами дописывает какие-то срочные отчёты. Было очень легко представить себе Дженсена, сгорбившегося за компьютером и часами стучащего по клавиатуре с одним и тем же непроницаемым выражением на лице. Такие, как он, созданы быть офисным планктоном, и, в отличие от большинства людей, не чувствуют себя на такой работе несчастными. Впрочем, дома у Дженсена компьютера не было - только старенький видеоплэйр (Джаред таких даже в глаза не видел, и в жизни не держал в руках видеокассету), на котором Дженсен просматривал фильмы из своей фильмотеки. Кассеты из видеопроката он никогда не брал - у него был устоявшийся список любимых фильмов, которые он пересматривал раз за разом. А поскольку это всё были кассеты, то от многоразового просмотра они совсем затёрлись, изображение иногда подёргивалось, потрескивало и шло косыми линиями, и это было так странно в век цифровых технологий и прочей херни, создающей в жизни иллюзию неизнашиваемости. Иногда вечером Дженсен с Джаредом садились в гостиной на диван и смотрели "Криминальное чтиво", или "Трамвай Желание", или "Амадея", или "Ребёнка Розмари". Джаред спросил, когда у Дженсена день рождения - он подумал, что надо будет купить ему нормальный DVD-плэйр и коллекцию его любимых фильмов в формате blu-ray. Он не сразу сообразил, что такой подарок потребует денег, которых у Джареда нет. У него вообще больше не было ничего - ничего, кроме Дженсена.
Работу он в конце концов стал искать, больше потому, что ему было скучно торчать дома целый день одному. По клубам он, к своему удивлению, совсем не тосковал - даже странно, как легко он смог отказаться от того, что раньше было неотъемлемой частью его жизни. Что ж, значит, не настолько уж его была та жизнь. Он стал прочитывать газеты, сайты и объявления о работе, но везде требовался опыт, или образование, или достижения, которых у него не было. А может, он просто плохо искал. Дженсен не расспрашивал его, как идут поиски: похоже, ему было всё равно, работает Джаред или нет, живёт с ним или не с ним - всякий раз, когда Джаред начинал ныть и вздыхать, как несправедлива жизнь, на лице Дженсена появлялось выражение "только-не-впутывай-в-это-меня". Джареда не раз подмывало спросить, зачем Дженсен привёз его к себе домой в ту ночь, почему не сдал, ну, хотя бы в больницу, где ему залепили бы пластырем царапину на горле и, дав отоспаться, выставили бы вон. На что Джаред сдался ему тогда, в ту ночь, если теперь Дженсен его просто терпит с собой рядом, не прогоняя, но и не пытаясь никак удержать. И это тоже было загадкой - одной из множества загадок, складывавшихся в головоломку под названием Дженсен Эклз.
Однажды Дженсен не вернулся после работы в восемь, как обычно. Заканчивался первый месяц пребывания Джареда в его доме, и Джаред думал, стоит ли им отпраздновать эту первую "годовщину", или это будет чересчур глупо. Что-то подсказывало ему (наверное, это было то же самое "что-то", которое толкнуло его тогда в спальню), что у Дженсена это тоже рекорд длительности отношений. Но говорить об этом вслух, наверное, не стоило - ну, просто потому что.
И всё-таки это что-то значило, по крайней мере, для Джареда - он понял это в тот вечер, когда Дженсен не пришёл домой вовремя. Ужин остывал на плите, и Джаред завернул жаровню пледом (он видел, что так делали в одном из фильмов, который они с Дженсеном недавно смотрели), но вот уже и под пледом всё остыло, а Дженсена по-прежнему не было. Джаред нервно мерил шагами гостиную, поглядывая на часы - он сам не мог взять в толк, почему волнуется, ведь, в конце концов, шлялся же Дженсен возле ночного клуба в два часа ночи, когда подобрал его - значит, не такой уж он паинька, каким выглядит... Джаред мысленно ругал себя за то, что не спросил у него номер мобильного - но сам он мобильником новым так и не обзавёлся, а бегать звонить из автомата по-прежнему было слишком непривычно. Стрелки будильника сошлись вместе, знаменуя полночь - и, как будто в какой-то дурацкой сказке или как в одном из любимых Дженсеновых фильмов, в этот же миг дверь открылась и Дженсен возник на пороге.
Джаред с первого же взгляда на него понял, что что-то не так. Дженсен был бледней, чем обычно, и в привычной неподвижности его лица было что-то каменное - вроде того, что в нём появилось в тот единственный раз, когда Джаред попытался приласкать его анус. Джаред испуганно посмотрел на него, остановившись посреди комнаты.
- Где ты... - начал он - и осёкся, задохнувшись, когда Дженсен медленно ступил с порога в комнату, на свет, и Джаред увидел, что его руки покрыты кровью.
Ошеломление длилось секунду, не больше. Ни слова не говоря, Джаред кинулся к Дженсену и, рывком разведя его руки в стороны, распахнул его плащ. Вот отчего эта ужасная бледность, этот потухший взгляд - он истекает кровью, чёрт, надо сделать что-то, сделать сейчас же! Джаред торопливо расстегнул Дженсену плащ (тот не сопротивлялся, просто стоял неподвижно, безучастно наблюдая за его действиями) и со свистом выпустил воздух сквозь зубы: весь перёд рубашки Дженсена был в крови.
- В ванную, - приказал Джаред и, уцепившись за Дженсена, потащил его за собой. Тот пошёл, двигаясь покорно, но вяло, словно во сне. Наверное, вот так же он сам тащил Джареда в ванную в ту первую ночь. Джаред стащил с него плащ и осторожно, боясь задеть рану, расстегнул рубашку. Ткань отяжелела и пристала к коже Дженсена где-то на уровне рёбер: крови было так много, что ничего нельзя было разобрать.
- Порядок, - дрожащим от напряжения голосом сказал Джаред, снимая с Дженсена рубашку, а потом поспешно поворачивая кран в душевой. - Иди-ка сюда, надо посмотреть, что тут у тебя...
Ярко-розовая вода побежала вниз, стекая в водосток. Джаред шарил трясущимися руками по телу Дженсена, пытаясь нащупать рану. Дженсен молча смотрел на него, а потом положил окровавленную ладонь ему на темя усталым, медленным движением.
Прошло ещё минуты две, прежде чем большая часть крови стекла и Джаред понял, что Дженсен не ранен. Что это не его кровь.
Джаред какое-то время смотрел на живот Дженсена, гладкий, невредимый, хотя ещё и покрытый красоватыми потёками. Потом отступил, споткнувшись о бортик душевой кабины. Штаны и футболка у Джареда вымокли спереди и мёрзло, противно липли к коже.
- Что за... - прошептал Джаред. - Что... Дженсен? Что случилось? Ты кого-то... ты что...
Договорить он не смог. Дженсен ступил из кабинки на кафельный пол, и Джаред попятился, глядя на него во все глаза. Мягко, очень мягко и осторожно, сложно каждое движение причиняло ему боль, Дженсен взял Джареда за плечо и вывел из ванной. Джаред был так ошарашен, что подчинился, и очнулся только тогда, когда дверь закрылась за ним с тихим щелчком.
Джаред сделал несколько шагов от двери и сел на диван, очень кстати оказавшийся рядом.
Что это было? Господи... Что произошло? Он ехал вместе с кем-то и попал в аварию? Но почему тогда крови нет на плаще - Дженсен как будто снял плащ, прежде чем... прежде чем что-то случилось, а потом снова надел, чтобы скрыть пятна крови. Но почему тогда он не позаботился о крови на своих руках? Как будто просто её не заметил... или... может быть, у него шок? Господи, да у него ведь совершенно точно шок! Он и прежде не отличался бурным изъявлением эмоцией, но сейчас двигался точно пьяный, хотя алкоголем от него не пахло. Боже, надо же сделать что-то... позвонить в полицию... или хотя бы поговорить с Дженсеном, добиться, что произошло, пусть он как-то это объяснит, как-нибудь, как угодно...
А что, если он киллер? Или наркодилер? Или сутенёр, устроивший среди ночи разборку с клиентом одной из своих шлюх? А, Джаред? Об этом ты не думал прежде, верно? Тебе было любопытно, куда он уходит и откуда приходит каждый день, но не более того. Тебе всё равно на самом деле было, кто он такой, пока он даёт тебе крышу над головой и занимается с тобой неуклюжим, но нежным и страстным сексом под покровом ночи. Джаред вдруг подумал про макеты, занимавшие большую часть спальни Дженсена - большую часть его жизни, возможно, - и, сам не зная почему, содрогнулся с головы до пят. Он же ничего, совсем ничего не знает о Дженсене. И только думает, будто хочет знать. А хочет ли, на самом-то деле?
Джаред сидел на диване, дрожа, вскидываясь от каждого звука. Часть его хотела кинуться в ванную, вышибить дверь, вытрясти из Дженсена хоть немного правды, хоть немного живого чувства. Другая его часть вопила, чтобы он немедленно, сию же минуту убирался отсюда куда глаза глядят, всё равно куда, лишь бы подальше. Он сидел на диване, разрываемый этими двумя порывами, и в результате не делал ничего: просто сидел, кидая время от времени безумный взгляд то на входную дверь, то на дверь в ванную, из-за которой не доносилось ни звука.
Он не знал, сколько времени прошло. В конце концов дверь в ванную открылась, и Дженсен вышел из неё - чистый, но такой же бледный, каким он появился на пороге. Он прошёл мимо дивана, на котором сидел Джаред, как будто совершенно его не заметив, вошёл в спальню и закрыл за собой дверь. Джаред сидел и слушал, как он что-то делает там - из спальни доносился негромкий стук, как будто открывали и закрывали ящик, движение, шуршание бумаги. Под дверью зажглась полоска света. Джаред сидел на диване и смотрел на неё, до тех пор, пока у него не стали слипаться глаза. В конце концов он уснул, уронив голову на спинку дивана, и глаза его под опущенными веками всё так же резала эта полоска жёлтого света.
Когда он проснулся утром, дверь в спальню была приоткрыта. В квартире было тихо и светло. Дженсена нигде не оказалось. Джаред с трудом продрал глаза и поплёлся в душ, вздрогнув, когда его ладонь коснулась смесителя и он вспомнил, как вчера окровавленный Дженсен стоял под струями воды, глядя на Джареда внимательным тихим взглядом. Может, ему всё это просто приснилось? На секунду его окатило облегчением от этой мысли, но потом он увидел рукав рубашки, торчащий из корзины для грязного белья. На рукаве были засохшие красные пятна.
Определённо, эту рубашку Джаред в прачечную не понесёт. Ни за что.
Душ немного освежил его гудящую голову. Так. Теперь, наверное, надо что-то сделать. Вот только что? Допустим, Дженсен действительно убил кого-то... или ранил - не обязательно же убил, так? Но, может быть, всё это не так ужасно, как навоображал себе Джаред. Может, он просто делал свою работу - и вот так вот оно обернулось. Может, Дженсену никогда прежде не приходилось причинять кому-то вред - потому он и впал вчера в такой ступор. Или он оказался свидетелем чужого преступления, и кто-то умер у него на руках. Почему бы и нет? Зачем сразу думать про всякие ужасы? Наверняка всему этому есть логичное объяснение. Просто вчера Дженсен был слишком ошеломлён случившимся, чтобы объяснять что-то такому же ошалевшему Джареду. В конце концов, он же спас Джареда, так? И самое меньшее, что Джаред ему теперь за это должен - это хотя бы выслушать его, прежде чем осуждать.
От этих мыслей Джареду полегчало. Он убрал в холодильник остывший с вечера ужин, выпил кофе (есть совсем не хотелось), и, вынув из корзины рубашку Дженсена, осмотрел её ещё раз. Чёрт, как же много всё-таки было крови. Не отстираешь - придётся выбросить. Но сделать это без ведома Дженсена Джаред почему-то не решился, и, сглотнув, затолкал рубашку обратно, на сей раз поглубже, чтоб наружу ничего не торчало. Чтобы хоть чем-то себя занять, он засел за газеты с объявлениями о работе, до которых у него в последние дни не доходили руки.
Дженсен вернулся в тот день раньше, чем обычно. Увидев Джареда, он остановился на пороге и послал ему взгляд, полный недоумения, словно совершенно не ожидал его здесь увидеть. Потом слегка нахмурился, и Джаред не сразу понял, отчего. Дженсен сделал движение пальцами, словно через разделяющее их расстояние хотел пригладить Джареду волосы. Джаред запустил пятерню в растрёпанную шевелюру и попытался представить, как она сейчас выглядит. Он не расчесывался после душа - как-то забыл. В сочетании с покрасневшими от недосыпа глазами это, наверное, выглядело впечатляюще.
Дженсен слегка улыбнулся, и эта улыбка была полна грусти - так улыбаются вслед уходящему поезду, на котором уехал кто-то, кого ты любишь. И в этот миг Джаред понял вдруг, что никуда от него не уедет. Никуда. Не сейчас.
- Привет, - сказал он, прочистив горло, и Дженсен ответил:
- Привет.
Они съели вчерашний ужин, и Дженсен похвалил его тихим, застенчивым голосом, украдкой поглядывая на Джареда поверх тарелки. Джаред видел, что он хочет что-то сказать, но не знает, как. И Джаред тоже не знал, надо ли ему помогать, надо ли расспрашивать. Разум твердил, что это необходимо сделать, но интуиция и инстинкт велели другое. И Джаред, как часто делал, послушался инстинкта. Закончив ужин, он взял Дженсена за руку, не позволив ему привычно вымыть посуду, и потянул на диван. Потом торопливо включил видеомагнитофон и сунул наобум первую кассету, которая попалась под руку. Это оказалось "Достучаться до небес". Джаред скользнул на диван и, поджав под себя ноги, прильнул к Дженсену всем телом. Дженсен не был твёрдым и деревянным, как он ожидал - наоборот, мягким, податливым. Он дрогнул, когда Джаред к нему прижался, и неуверенно обнял Джареда за плечо - не сильно, оставляя достаточно места, чтобы Джаред мог высвободиться и отстраниться, если захочет.
"Я могу тебе сказать, я всё могу тебе рассказать, только, пожалуйста, не надо спрашивать", - говорило это прикосновение и это тело, и Джаред закрыл глаза, прижавшись щекой к крепкому, тёплому плечу рядом с собой.
Они досмотрели фильм до середины, когда Дженсен взял Джареда за подбородок, приподнял ему голову и поцеловал. Он никогда раньше не целовал его первым, никогда не был инициатором близости. Джаред замер на миг, прислушиваясь к себе. Он ждал - он боялся - что после того, что он видел ночью, между ними появится отчуждённость. Но её не было: он понял, что просто верит Дженсену, верит тем словам, которых тот не сказал, тем объяснениям, которых не предоставил. Джаред раскрыл губы, углубляя поцелуй, и закинул руку Дженсену на шею, притягивая его ближе. Дженсен потянул его бедро на себя; Джаред не сразу понял, что он хочет сделать, а потом Дженсен перехватил обе его ноги ниже колен одной рукой и перебросил через свои ноги, так, что Джаред оказался у него на коленях. Так определённо было удобнее, и Джаред положил ему на шею другую руку, сцепляя пальцы в замок и ероша запястьями волосы у Дженсена на затылке.
Они целовались весь остаток фильма, и ещё долго после того, как закончились титры и пустая плёнка зашипела, покрывая экран чёрно-белой рябью. А потом Дженсен осторожно потянул Джареда на себя, ложась на спину и увлекая его за собой. Джаред открыл глаза и понял, что лежит у Дженсена между ног, упираясь животом ему в пах. У обоих стояло изо всех сил. Пальцы Дженсена проскользнули Джареду за резинку штанов, пробрались в трусы и легко поглаживали его ягодицу.
Джаред выпрямился, опираясь на вытянутые руки, и пристально посмотрел Дженсену в лицо. Губы у Дженсена были красные и припухшие. Он шевельнул ими едва заметно - и кивнул, заглядывая Джареду в глаза виновато и как будто просяще.
Джаред никогда раньше не видел его таким... таким... податливым? нежным? открытым? Всё это были не те слова, и в то же время - те.
- Ты точно... - начал Джаред, слегка задыхаясь, и Дженсен снова кивнул, пробираясь пальцами ему в трусы ещё глубже. Его ладонь задела Джаредову мошонку, и Джаред выдохнул, сцепив зубы - он боялся, что может кончить вот-вот, а это было нельзя.
- В спальне в ящике есть презервативы, - хрипло сказал Дженсен, и Джаред, лихорадочно кивнув, неловко слез с него и кинулся в спальню.
Он едва заметил краем глаза, что макеты на краю стола сдвинуты, и там лежит груда картона, клея и чего-то ещё. Но Джареду было сейчас не до макетов. Он обнаружил пачку презервативов в тумбочке у стола, там же была и смазка. Всё это лежало с той стороны, где спал Джаред, и выглядело заранее приготовленным. Джаред не успел подумать о том, что это могло значить. Он вернулся в гостиную и обнаружил Дженсена уже голым, вытянувшимся на диване с призывно расставленными в стороны ногами. Это был первый раз, когда Джаред видел Дженсена обнажённым при ярком свете - раньше они всегда занимались любовью в темноте, и Джаред только на ощупь мог оценить гладкие, плавные линии этого мускулистого, гармонично развитого тела. Он был красив как бог, этот Дженсен Эклз, его тело было создано для того, чтобы нежно, сильно, вдумчиво трахать его, любить, возносить на Эверест блаженства. И Джаред был рад, что наконец-то может заняться всем этим.
Он натянул презерватив и покрыл смазкой свой налившийся кровью член уверенным и быстрым, доведённым до автоматизма движением. Потом наклонился над Дженсеном, беря его за ноги и заводя их немного вверх, так, что сжатое, бледное отверстие, поросшее редкими светлыми волосками, оказалось прямо на пути. Джаред не знал, был ли Дженсен в этом отношении девственником, но понимал, что должен вести себя так, будто это так и есть. У него никогда раньше не было девственников, и, самое главное, у него никогда раньше не было Дженсена. Поэтому сердце у Джареда колотилось где-то в ушах, и ему было ещё страшнее, чем во время его собственного первого раза.
Но когда он пристроил головку своего члена к заду Дженсена и толкнулся внутрь, всё изменилось.
Джареду приходилось и раньше трахать парней старше себя. Собственно, он чаще оказывался сверху, чем снизу - как-то так получалось. Его высокий рост, большие руки и широкие плечи ставили его наравне с более взрослыми мужчинами, и, если он трахал их сзади, так, что они не видели его слишком уж детское, слишком смазливое лицо, им казалось, что они дают отыметь себя кому-то такому же большому и сильному, как они сами. Но Дженсену не нужно было, чтобы Джаред трахал его сзади. Дженсен хотел смотреть ему в лицо, он жадно ловил взгляд Джареда, когда тот толкнулся внутрь - и выдохнул с досадой, причины которой Джаред сперва не понял. Дженсен опустил руку и провёл пальцем по члену Джареда, ещё не до конца погрузившемся в его тело, а потом с нахмуренным видом показал Джареду блестящий от смазки палец. Джаред сглотнул и прохрипел:
- Без смазки тебе было бы больно...
И Дженсен вздохнул, так, словно было нечто такое, чего Джаред никогда бы не смог понять. А потом накрыл ладонью его щеку, и в этом прикосновении было столько нежности, что Джаред, окончательно потеряв контроль над собой, рванулся вперёд.
Он хотел быть осторожным и трепетным, правда, хотел. Он же помнил, как больно было ему самому в первый раз - его первый партнёр был пьян вдрызг, настолько, что не позаботился поинтересоваться возрастом Джареда и тем, был ли он раньше хоть раз снизу. Джаред помнил те грубые, торопливые толчки, которые всё время задевали что-то у него внутри, только он никак не мог понять, что именно, и чего в этом больше - боли или удовольствия. Позже он осознал, что ему просто не повезло с первым любовником, и с тех пор сам старался не связываться с девственниками - его собственная молодая кровь слишком бурлила, чтобы размениваться на осторожничанье. Бурлила она и сейчас, но впервые Джаред отчаянно пытался сдержаться, не толкаться вперёд так грубо, так резко - и не мог, не в последнюю очередь потому, что видел: Дженсен хочет именно грубо, Дженсен хочет именно резко, Дженсен хочет, чтоб было больно. Он не для себя приготовил эту смазку - для Джареда, но почему-то трахнуть Джареда не хотел, он хотел, что Джаред трахал его, жёстко, может быть, даже жестоко. Вот угораздило же связаться с мазохистом, мелькнуло у Джареда в голове - но эту мысль тут же вымыло слепящим потоком наслаждения, нет, кайфа, такого, какого не давала ни травка, ни другие лёгкие наркотики, которыми он не брезговал, потому что ему в его девятнадцать лет было проще достать их, чем алкоголь. Но все ощущения, которые давала наркота, блекли и распадались прахом рядом с пьянящим, слепящим, дух вышибающим наслаждением проникать в Дженсена, двигаться в Дженсене, быть в Дженсене и с Дженсеном рядом. Это было как... это было как не передать что. И Дженсен наслаждался этим тоже: обхватив ногами талию Джареда, он втягивал его в себя, насаживался на него, хрипло и сдавленно вскрикивал в унисон с размашистыми толчками. Джаред чувствовал сопротивление его плоти, он понимал, что движется слишком резко, что Дженсену больно - и он видел в расширившихся глазах Дженсена, в открытом рте Дженсена, в распахнутом настежь лице Дженсена, что Дженсен именно этого хочет, именно этого просит, именно поэтому согласился. Джаред видел это, даже когда заметил струйки пота, льющиеся у Дженсена по виску, и следы от зубов у Дженсена на нижней губе.
Дженсен хотел, чтобы его оттрахали сильно и больно. Чтобы его наказали. И это делало его счастливым.
Джаред задохнулся, кончая, и повалился на Дженсена, вжимаясь в его липкий от спермы живот и чувствуя своей кожей его обмякающий пенис. Дженсен обнял его за плечи, и Джаред сжал его в ответ, с такой силой, что Дженсен под ним задохнулся. Джаред приподнял голову и поцеловал его вслепую, куда попало. Он чувствовал, как солёный душный комок подступает к горлу, и зажмурился, пытаясь его сдержать. Он не знал, что они только что сделали, не знал, было ли это отвратительно или прекрасно. Всё, что он знал - что не может разжать сейчас руки. Просто не может.
Они так и уснули, обнявшись, на том диване, а утром вместе приняли душ, целуясь и слизывая мокрые капли с кожи друг друга. Потом опять занялись любовью - Джаред прижал Дженсена к стенке кабинки, и Дженсен стонал, хватая губами его пальцы, пока Джаред двигался в нём гораздо медленней, чем вчера, и гораздо дольше. Потом Джаред отсосал Дженсену, потом они опять целовались, а потом Дженсен пошёл на работу, а Джаред взял пачку газет и пригоршю десятицентовиков и пошёл в телефон-автомат вызванивать насчёт собеседований.
Через несколько дней он получил работу курьера в фирме по продаже канцелярских товаров. И первое, что он купил на заработанные деньги, была большая пачка самых лучших презервативов.
Джаред никогда нигде не работал, да и учился спустя рукава, и куда больше привык корпеть над растянутой задницей своего очередного дружка, чем над конспектами и учебниками. Поэтому в первые недели работы он не просто уставал, а уставал адски. Фирма выделила ему велосипед (на самом деле то, что Джаред умел на нём ездить, послужило едва ли не главной причиной, по которой его взяли на это место), и за день Джаред наматывал миль по сто, развозя пакеты, содержимое которых интересовало его только в первые дни - потом ему просто стало не до того. Он приходил домой к Дженсену совершенно выдохшимся, и падал на диван, со стоном вытягивая затёкшие ноги. Дженсен подходил к нему, клал ладонь ему на шею, или слегка ерошил его вечно лохматые волосы, или просто его целовал, и уже через несколько минут Джаред забывал об усталости и был готов к бою. С той загадочной ночи Дженсен каждый день позволял ему трахать себя, по нескольку раз - столько, сколько у Джареда хватало сил. Но взять Джареда он по-прежнему отказывался категорично и молча, так, что и пробовать было нечего, и Джаред вскоре оставил попытки. После секса он мгновенно засыпал, прижавшись щекой к Дженсеновой груди. При таком безумном режиме не было ни времени, ни сил задуматься о том, что происходит между ними и к чему всё это идёт. И вспоминать тоже не было времени.
Однажды, когда Джаред отвозил последний на сегодня заказ, дорогу, по которой он всегда ездил в этот район, преградило полицейское заграждение: впереди была авария. Джаред мысленно застонал - теперь ему придётся делать здоровенный крюк через три квартала, - и уже повернул было назад, но тут выхватил взглядом одну из машин, сплющившихся друг о друга ярдах в тридцати от заграждения. Одна из машин была темно-вишневый "бьюик". У Джареда подскочило сердце. Точно такую же машину водила Лора, его мачеха.
Джаред слез с велосипеда и откатил его на тротуар, пройдя немного по газону и вытягивая шею, чтобы получше рассмотреть место аварии. Она случилась, наверное, давно, зеваки уже почти все разошлись, пострадавших увезли, и возле покорёженных машин остались только копы да рабочие транспортёра, в обязанности которых входило расчистить дорогу. Джаред жадно выхватил взглядом номер "бьюика". Чёрт, нет, это всё-таки не машина Лоры. А жаль, подумал Джаред, скрипнув зубами. Он бы хотел, чтобы эта дрянь подохла. Это было бы по меньшей мере справедливо после того, что она сделала с Джаредом и с его жизнью.
Это злобная, мстительная, полная ненависти мысль вдруг испугала его. Он мотнул головой, дёрнул уголком рта, разворачивая велосипед. И уже занёс ногу над седлом, когда услышал голоса полицейских, переговаривавшихся с рабочими: первые требовали, чтобы дорогу расчищали поживее, вторые оправдывались, что тут без тягача не разберёшься. Один из голосов ударил Джареда в спину, словно с силой запущенный камень, и Джаред порывисто обернулся, чуть не свалившись вместе с велосипедом.
Так и есть. Чёрт, ему не почудилось. Дженсен Эклз, его Дженсен Эклз стоял неподалёку от заграждения, чуть в стороне от парочки копов, ругавшихся с рабочими. На нём была форменная голубая рубашка и брюки, он что-то записывал в блокнот, стоя к Джареду вполоборота. Потом как будто почувствовал на себе взгляд, обернулся, и прикреплённый к его груди значок сверкнул в лучах заходящего солнца.
Он увидел Джареда и побелел, как простыня. Джаред улыбнулся и махнул ему через разделявшее их расстояние, не понимая, чего Дженсен так всполошился. Джаред хотел было приблизиться к нему, но Дженсен торопливо надвинул на глаза фуражку, словно страус, сующий голову в песок в надежде быть незамеченным, и отвернулся, подступая ближе к своим коллегам. Джаред только головой покачал. Ну надо же! Дженсен работает не где-нибудь, а в дорожной полиции! Это всё объясняло. Чёрт, это практически всё объясняло, и домой Джаред не шёл - летел.
- Так ты коп? - спросил он Дженсена, едва тот показался на пороге. - Правда, что ли?
Дженсен впервые не снял свою униформу по дороге домой. Вот что было у него в той спортивной сумке - он переодевался где-то в другом месте, потому что форма выдала бы Джареду место его работы. Теперь всё стало ясно - куда он, бывало, пропадает ночами, и что делал ночью возле гей-клуба, и, главное, ту кровь, которую Джаред всё старался выкинуть из головы и не мог. Теперь всё стало ясно. То есть подробностей Джаред по-прежнему не знал, но теперь они были не важны.
- Почему ты это скрывал? - Джаред улыбнулся, подойдя к Дженсену, неловко застывшему посреди гостиной, и успокаивающим движением положил руки ему на плечи. - В этом же нет ничего такого...
- Я не хочу, чтобы ты знал обо мне слишком много, - отчеканил Дженсен, глядя на него неожиданно злым, пронзительным взглядом. Улыбка Джареда дрогнула было, но потом опять стала шире. Он видел, что Дженсен ужасно раздосадован от того, что его "страшная тайна" так банально раскрылась. Но это должно было случиться рано или поздно, и Джареду казалось немного смешным упорство, с которым Дженсен переодевался в лифте, украдкой от него.
- Почему? - спросил он, накрывая губами трепещущую жилку у Дженсена на шее, и медленно засосал её, дразня языком. Он устал после работы, и Дженсен ещё не поел, но сейчас, Джаред нутром это чувствовал, им придётся срочно потрахаться, а ужин уж как-нибудь подождёт.
- Потому, - Дженсен взял его за плечи и оторвал от себя. - Ты не должен привязываться ко мне.
- Почему? - прошептал Джаред, снова потянувшись к его шее губами.
- Из этого не выйдет ничего хорошего.
- Почему?
- Не выйдет и всё, Джаред.
Джаред посмотрел ему в лицо, пытаясь понять, серьёзно ли он говорит. Он, впрочем, не мог вспомнить, чтобы Дженсен хотя бы раз шутил, но... всё это было так глупо. Ему было хорошо с Дженсеном, так хорошо, что он не думал о ненависти к своей мачехе и о своей поломанной жизни вплоть до сегодняшнего дня и этой аварии. И Дженсену, Джаред видел, тоже было с ним хорошо. Ему было девятнадцать лет, тот возраст, в котором "тебе хорошо и мне хорошо" складывается в неизбежное "нам хорошо", и не может быть больше никаких "но".
- Очень жаль, - заломив брови домиком, с наигранным разочарованием протянул Джаред, чуть отступая и делся вид, что хочет высвободиться из рук Дженсена, которых тот, вопреки своим словам, так и не разомкнул. - А я-то думал, что теперь станет ещё интереснее. У меня раньше никогда не было копа. А это же так здорово. Чего стоит хотя бы твой галстук. - Он подался вперёд и, ухватив форменный галстук Дженсена, быстрым движением намотал его на кулак. Дженсен слегка задохнулся, невольно наклонив голову, и Джаред накрыл его рот глубоким, жадным поцелуем, потёршись промежностью о его бедро. Дженсен схватил его за ягодицу, но Джаред уже оттолкнул его, опять отступая, окидывая Дженсена с ног до головы лукавым, томным взглядом.
- Или фуражка. М-м, - сказал Джаред и, сдёрнув её у Дженсена с головы, нацепил себе на темя, опустив козырёк к самому носу. Потом пробежался по козырьку кончиками пальцев, скользнул большим пальцем себе на губы, приоткрывая рот и высовывая кончик языка. Дженсен протянул к нему руку, резко, почти умоляюще, но Джаред опять отступил, сдёрнув фуражку с головы и зашвырнув её себе за плечо.
- А ещё, - прошептал он, опять приникая к Дженсену всем телом и запуская пальцы в задние карманы его форменных штанов, - ещё у тебя же наверняка есть пистолет, правда? И, может быть, даже наручники...
Его пальцы ткнулись во что-то твёрдое, и Джаред умолк, на сей раз отнюдь ненаигранно оборвав дыхание. Дженсен застыл, стал совершенно неподвижным, негнущимся, как дерево, когда Джаред медленно-медленно вытащил у него из-за пояса пару тяжёлых стальных браслетов, соединённых короткой цепью. Он взвесил их на ладони, опустил ресницы, словно не замечая, как жадно и отчаянно Дженсен пытается поймать его взгляд.
- Какие тяжёлые, - прошептал он. - Я и не знал... меня никогда раньше не арестовывали... прямо жаль.
Дженсен выдохнул в его волосы, ткнувшись ему в висок губами. Джаред чувствовал грудью, как колотится его сердце. Дженсен опустил руки к молнии на штанах - его распирало так же, как Джареда, - но Джаред остановил его, придержав за руку.
- Я бы хотел, - проговорил он, отступая назад и упираясь задницей в кухонный стол, - чтобы ты приковал меня ими к ножке стола. А потом бы ты меня трахнул, ты бы трахнул меня крепко-крепко, а я бы плакал и говорил: "Пожалуйста, пожалуйста, господин офицер, не надо..." Они бы стучали, вот так, - Джаред клацнул стальными браслетами друг о друга одновременно с последним словом, и Дженсен вздрогнул всем телом, глядя на него широко распахнутыми глазами. - И я бы стонал под тобой, а ты бы гладил моё лицо пистолетным дулом и уговаривал бы, чтобы я вёл себя тише... тише...
Он замолчал. Он чувствовал, что трусы и даже джинсы у него насквозь мокрые от смазки. Дженсен стоял в трёх шагах от него, тяжело дыша, сжимая и разжимая кулаки. Галстук у него съехал набок, короткий ёжик волос потемнел надо лбом от пота, глаза горели лихорадочным блеском, которого Джаред в них прежде ни разу не видел. Ему хотелось завопить - от нестерпимого, невыносимого желания и от какого-то странного, глубинного ощущения, вдруг шевельнувшегося в животе и тут же растаявшего без следа. Джаред прикрыл глаза, не позволяя Дженсену поймать его взгляд, и, подняв левую руку, держа её у Дженсена на виду, защёлкнул у себя на запястье захват наручников. За левым запястьем последовало правое. Наручники правда были ужасно тяжёлыми и оттягивали руки вниз, и Джаред с усилием протянул Дженсену свои скованные запястья, упираясь задницей в стол и рвано дыша сквозь призывно приоткрытые губы.
- Пожалуйста, господин офицер, - шепнул он, и Дженсен, сорвавшись с места, бросился на него.
Он был ужасно сильным, и Джареда окатило волной восторга, когда вся эта сила, которой он неосознанно и безотчётно просил, обрушилась на него, не сминая, не ломая, но увлекая на себе и за собой. Дженсен опрокинул его на спину, с рычанием рванул ремень у него на джинсах, хватая ртом его пальцы. Джаред выдохнул, ударившись спиной о стол, задёргал ногами, пытаясь выпростать их из штанин. Дженсен дёрнул на нём рубашку, пуговицы с треском поотлетали, обнажив мускулистый живот Джареда, к которому он прижимал руки, потому что иначе просто не получалось. Холодный металл наручников обжёг ему кожу, и Джаред слабо вскрикнул, когда Дженсен, стащив с него наконец штаны, с нетерпеливым рычанием натянул презерватив и засадил Джареду сразу на всю глубину.
Член у него был не самый большой из тех, каким доводилось орудовать у Джареда в заднице, но и не самый маленький. И совершенно точно никто никогда не входил в Джареда так стремительно, так резко и глубоко, даже тот парень, который был у него первым. Джаред задохнулся от боли, чувствуя. что ещё чуть-чуть - и слёзы брызнут из глаз, и он протяжно застонал, откидывая голову и подставляя её губам и зубам Дженсена, прихватывающим и оттягивающим его кожу. Невзирая на боль, Джаред подался вперёд, сдвигаясь ниже, и обхватил талию Дженсена ногами, уцепившись для равновесия скованными руками в его плечо. Дженсен трахал его так, что Джареда подбрасывало на столе и с глухими шлепками кидало обратно; рот Дженсена кусал его пальцы, захваты и цепь наручников на его запястьях, казавшихся почему-то такими тонкими и хрупкими в обрамлении ледяного железа. Джаред начал кричать, и крик нарастал вместе с наслаждением, выше и выше, разрывая ему горло и голову, так, что это становилось почти невыносимо. Джаред кончил, крича, не прикасаясь к своему члену, и забрызгал спермой себя, Дженсена и наручники на своих бессильно упавших руках. Дженсен тоже кончил, но Джаред этого не заметил: он обмяк, осел Дженсену на плечо, закинув ему руки на шею, и тихонько хныкал, безотчётно целуя подрагивающие пальцы, которые утирали его лицо и гладили по губам.
- Прости, прости, прости, прости, прости, - шептал ему Дженсен, а Джаред пытался набрать воздуху в грудь и сказать, что нечего прощать, что это был самый, мать его, охрененно классный секс в его жизни. Но у него не было сил. Дженсен поднял его на руки и отнёс в спальню, положил на кровать, и долго лежал с ним рядом, гладил всё его тело и шептал что-то бессвязное и такое нежное, что темнело в глазах. Джаред не заметил, когда Дженсен снял с него наручники. Он подумал, что это классная игрушка, и надо бы отвести ей побольше места в их постели.
Потом, уже глубокой ночью, они лежали на кровати рядом, на боку, Джаред к Дженсену спиной и лицом к заставленному картонными макетами столу. Дженсен вжимался в него сзади и лежал неподвижно, изредка касаясь губами его плеча. Они занимались любовью уже пять раз, и три раза из пяти Джаред был снизу, так что внутри у него теперь сладко, приятно горело.
- Как же я люблю, когда меня трахают, - сказал Джаред, не оборачиваясь. - Делай это почаще, ладно?
Дженсен вместо ответа зарылся лицом ему в шею. Ни одному из них не хотелось спать.
Джаред смотрел прямо перед собой на макеты, которые Дженсен обычно ограждал от его глаз столь ревниво, что не разрешал Джареду ложиться с того края кровати, с которого их можно было лучше рассмотреть. Свет уличного фонаря заливал экспозицию бледным светом, отбрасывая вытянутые, искажённые тени, и стол казался гротескным, диковинным городом, сложенным из множества чуждых друг другу стран и эпох, по прихоти творца оказавшихся рядом. Джаред подумал о людях, которые могли населять этого город. Странная это должна быть жизнь.
- Что это? - спросил он вдруг шепотом, заметив с края стола конструкцию, которая раньше ему не бросалась в глаза.
Дженсен, конечно же, не ответил, и Джаред пошевелился, высвобождаясь из его объятий. Когда Дженсен убрал руку, Джаред встал и, подойдя к столу, опустился на колени, так, что его лицо оказалось прямо напротив макета. Дженсен смотрел на него, подперев голову рукой, и ничего не сказал, не потребовал, чтобы он держался от макетов подальше. Джаред наклонился вперёд, пытаясь рассмотреть лучше.
Он учился на юриста, по настоянию отца, и факультатив по истории архитектуры, куда он записался от нечего делать, был единственным, что ему взаправду нравилось в колледже. Их преподаватель говорил, что самые красивые в мире здания - это музыка, застывшая в камне. И Джаред один из немногих студентов понимал, что он имеет в виду. В музыке он мало что смыслил - для него она делилась на клубную и всю остальную, - но в словах преподавателя была та красота, которую Джаред видел в стройных, изящных анфиладах знаменитых образчиков зодческого искусства. И эту же музыку Джаред ощущал теперь в том, что видел перед собой - в хрупком картонном домике, стоящем, словно над пропастью, на самом краю стола.
Это был просто домик, что-то вроде загородного особняка в викторианском стиле. Странным и необычным его делала башня - длинная, тонкая, как копьё, уходившая из мансарды вверх, словно на одной из безумных картин Дали или Магритта. Башня была покрыта барельефами, которых Джаред в полутьме рассмотреть не мог: но он видел, что она искрится музыкой, пахнет музыкой, что музыка пронизывает её всю, от основания до вершины, увенчанной круглой крышей с трогательно крошечной трубой дымохода, гармонировавшей по стилю со всем особняком. Эта башня должна была казаться чужеродным элементом всей композиции, но не казалась - благодаря этой крыше и ещё чему-то неуловимому, неслышному, наполнявшему комнату теплом и покоем. Джаред положил подбородок на локоть, уперев его в край столешницы, и смотрел, смотрел.
- Где это? Откуда? - спросил он, вовсе не надеясь получить ответ.
Но Дженсен ответил:
- Нигде. Это... просто. Какое-то место.
- Просто какое-то место, - повторил Джаред и, подняв голову, обернулся. Дженсен лежал в постели в той же позе, в которой Джаред его оставил, и смотрел на него без напряжения, без пристального внимания, без той сланцевой отгороженности, которую выстраивал между ними почти всегда, даже когда они были в постели. Джаред встал и пошёл к нему. Хрупкая картонная башня у него за спиной мерцала, то тускнея, то снова отсверкивая в свете качавшегося на ветру фонаря.
4.
Джаред проспал до двух часов пополудни. У него был выходной, но это ровным счётом ничего не меняло: выйти на работу и шесть часов кряду наворачивать на велосипеде он был сегодня просто физически неспособен. Первое, что он увидел, открыв глаза, были макеты. залитые ровным солнечным светом, и та башенка, которую он рассматривал ночью, ещё более хрупкая и изящная при свете дня. Джаред сонно улыбнулся и легонько поёрзал, перебирая складки простыни пальцами ног. Задница болела просто адски, и, твою мать, до чего же это было классно.
- Дже-ен... - протянул Джаред, поворачиваясь на бок - и увидел, что постель с той стороны, где спал Дженсен, пуста. Подушка была примята, и Джаред провёл рукой по остывшему следу длинного гибкого тела, отпечатавшегося на простыне. - И куда тебя понесло с утра пораньше... - проворчал он, но тут же опять улыбнулся, а потом, потягиваясь и зевая, сел в постели. Таким насытившимся, таким ленивым, таким бесконечно довольным жизнью он не чувствовал себя уже... по правде, он вообще никогда раньше так себя не чувствовал. Был чудесный погожий денёк, солнце светило в окно, и, мурлыча себе под нос, Джаред пошлёпал босиком на кухню ставить чайник.
Он едва успел включить плиту, когда в дверь настойчиво постучали. Дженсен никогда не стучал - у него были свои ключи. Джаред шагнул было к двери, но вдруг заметил, что стоит посреди кухни в чём мать родила. Он крикнул: "Минутку, сейчас!" и торопливо натянул штаны на голое тело. Здорово будет, когда Дженсен вернётся и полезет ему в штаны. А там такой сюрприз.
Стук повторился, и Джаред открыл дверь, удивляясь, кому это так неймётся.
На пороге стояли двое мужчин в длинных серых плащах.
- Мистер Эклз? - смерив Джареда взглядом с взлохмаченной головы до босых ног, осведомился один из них.
"Пока нет, - мечтательно подумал Джаред. - Но как только в Пенсильвании начнут регистрировать однополые браки - так сразу".
- Дженсен Эклз? - повторил мужчина, видимо, не расположенный и дальше наблюдать идиотскую улыбку, блуждающую у Джареда на лице.
- Джаред Падалеки, - ответил тот наконец. - Дженсена нет... а что случилось?
Он очнулся от своего рассеянного упоения и заметил, что оба мужчины крайне мрачны и держат руки в карманах. А ещё он заметил у одного из них полицейский значок на лацкане плаща.
- Детектив Дживз, детектив Дуглас, - сухо представил себя и своего спутника тот, который заговорил с Джаредом. - Вы живёте у мистера Эклза?
- Вроде того, - Джаред снова перевёл взгляд с одного на другого.
- Давно он ушёл?
Джаред открыл рот, чтобы сказать: "Не знаю", и изумился, когда ложь внезапно и легко слетела с языка:
- Только что. Вы с ним, наверное, разминулись на выходе.
"Зачем я это сказал?" - подумал он, а детектив тем временем настойчиво расспрашивал дальше:
- И он был здесь всю ночь? А сами вы были где?
- Да здесь же. Мы были вместе.
- Всё время? Ни один из вас никуда не отлучался?
- Слушайте, детектив, мы трахались. Всю ночь. Без перерыва. И нет, мы никуда не отлучались, нам было и так хорошо.
По ошеломлению на лице обоих полицейских Джаред понял, что такого прямодушия они от него не ждали. Но чёрт, его просто достали эти напористые расспросы! И то, как на него пялился второй коп - будто на блядь с видимыми признаками сифилиса на роже.
Ошеломление копов быстро сменилось мимолётной брезгливостью, а потом - непробиваемой холодностью, которую всегда напускают на себя натуралы, поняв, с кем связались.
- А в чём, собственно, дело? - спросил Джаред, раздражаясь всё сильнее. Он теперь был рад, что соврал им про Дженсена - нечего совать нос не в своё дело, пусть они...
- В вашей соседке, - отрывисто сказал второй коп, молчавший до сих пор. - Энн Брокли из квартиры 212. Вы её знали?
- Да... то есть почти нет, она просто гладит наше бельё.
- Гладила, - сухо поправил первый коп. - Мисс Брокли была убита сегодня ночью или ранним утром.
Джаред в изумлении посмотрел на него, а потом на его напарника, словно проверяя, не шутят ли они оба. Но нет, это была бы очень-очень дурацкая шутка,. правда?
- К-как убита? - заикаясь, спросил он. - Я ведь только вчера... то есть позавчера...
- Ножевое ранение в грудь. Она умерла на месте, - сказал второй детектив и сумрачно уставился на Джареда. - Следовало бы спросить, не слышали ли вы сегодня ночью или под утро какого-то подозрительного шума... Но если вы правда занимались... тем, чем вы сказали - вряд ли бы вы что услышали.
- Дживз, - одёрнул его первый коп, и, вытянув из кармана карточку, сунул её Джареду двумя пальцами. - Позвоните нам, если вспомните что-нибудь. И будьте готовы, что вас и мистера Эклза вызовут в участок для дачи показаний.
- К-конечно, - всё ещё запинаясь, сказал Джаред.
Он закрыл за детективами и дверь и, держа карточку обеими руками, дошёл до дивана и сел.
Энн Брокли мертва. Как он сказал? Ножевое ранение в грудь... Наверное, было много крови... Где её убили? У неё в квартире, в лифте, на лестнице? Этого детектив не сказал... кажется... чёрт. Джаред провёл трясущейся рукой по волосам. Когда ушёл Дженсен? Джаред мог поклясться, что они заснули, когда уже начинало светать, обнявшись, тесно прижавшись друг к другу. Детектив сказал, что убийство было совершено ночью...
"Или под утро", - холодно напомнил ему внутренний голос, и Джаред, сглотнув, всмотрелся в карточку. Обычная визитка - имя, должность, телефон. Джаред положил визитку на стол, потом, передумав, снова взял её и отнёс в спальню, сунув в ящик тумбочки с той стороны постели, где спал обычно.
Он же не собирается скрывать от Дженсена визит копов? Не собирается ведь, так? Дженсен просто пошёл на работу - да, на работу, он ведь тоже коп и часто работает по воскресеньям. Правда, обычно он Джареда об этом заранее предупреждал. Джаред опять посмотрел на вмятину в форме тела, оставшуюся на скомканной постели. Вмятина остыла, и давно - заломы на простыне успели опасть и смяться. Дженсен ушёл по меньшей мере часа два назад, а может, и раньше...
"Глупость какая-то", - подумал Джаред, пытаясь улыбнуться. Но ничего не вышло. Он опять думал про кровь у Дженсена на рубашке - целое море крови, которая была не его и медленно, вязко стекала по стене душевой в водосток...
На плите засвистел чайник, и Джаред, тряхнув головой, пошёл на кухню.
Дженсен вернулся к шести. Он был спокойным, радостным и довольным, таким же, каким был Джаред с утра, до прихода детективов Дживза и Дугласа. Глаза у Дженсена лучились, и это было так непривычно, что Джаред забыл на миг о своей тревоге и посмотрел на него с удивлением.
- Где ты был? - сорвалось с его губ прежде, чем он успел себя одёрнуть - это был тот вопрос, который Джаред Дженсену, по молчаливому соглашению между ними, никогда не задавал. Но Дженсен не помрачнел и не нахохлился, как можно было бы ожидать, а улыбнулся - застенчиво, как ребёнок, попавшийся на подготовке сюрприза.
- Да так, - уклончиво ответил Дженсен, украдкой поглядывая на Джареда - когда он так делал, это значило, что он хочет ласки и не знает, как её попросить. - Сходил прогулялся. Погода такая хорошая... Я тебе кое-что принёс тут, смотри.
Он жестом фокусника раздвинул складки плаща и извлёк небольшую коробку в обёрточной бумаге.
- Бери, - сказал он чуть-чуть неловко, протягивая коробку Джареду, который не сделал движения, чтобы её взять. - Это тебе, ну. Возьми.
Джаред постоял ещё немного и всё-таки взял. Дженсен улыбнулся облегчённо и радостно, и принялся торопливо снимать плащ. Джаред всё так же стоял, держа коробку в руках, и смотрел на него, пытаясь понять, что же во всём это неправильно.
- Открой, - попросил Дженсен, повесив плащ и снова оказавшись с Джаредом рядом.
Джаред сел за стол (почему-то у него чуть-чуть подрагивали колени) и разорвал обёрточную бумагу. Он сам не знал, что ожидал увидеть, и почему ему вдруг стало так страшно, словно он был жертвой сталкера, и мог получить в подарок от него только какие-нибудь человеческие органы или ещё что-то в таком духе. Но ничего подобного - под праздничной упаковкой оказался всего лишь мобильный телефон. Не такой навороченный, какой был у Джареда раньше, но хороший - с mp3-плэером, качественной видеокамерой и всем таким прочим.
- Я подумал, ты Бог знает когда ещё себе сможешь купить, - неловко сказал Дженсен, садясь с ним рядом. - А тебе ведь надо звонить как-то... ты же не виноват, что я ненавижу людей и что у меня дома телефона нет.
Он улыбался, говоря это (чёрт, за последние пять минут он улыбался больше, чем за предыдущие два месяца), но Джаред почему-то вздрогнул. Как он сказал... что ненавидит людей... ну, а за что их любить, в самом-то деле? Он выдавил улыбку, почему-то не в силах заставить себя смотреть Дженсену в глаза.
- Спасибо, - сказал он, кладя телефон на стол.
- Я тебе и мобильный пакет тоже купил. Там в коробке...
- Я же сказал, спасибо, - оборвал его Джаред с внезапной резкостью и порывисто встал.
Дженсен посмотрел на него пристальным, длинным взглядом.
- Что случилось?
Сердце у Джареда ёкнуло. Почему? Чёрт, что происходит? Почему ему стало так холодно? Он обхватил плечи руками, но под пронизывающим взглядом Дженсена невольно опустил руки.
- Энн Брокли умерла.
Взгляд Дженсена не дрогнул, не изменился. Джаред ощутил, как волна облегчения окатывает его с головы до ног. Это не он! Это всё-таки не...
- Какая Энн Брокли? - спросил Дженсен.
- Наша... твоя соседка. Из 212-ой. Ну та, толстая, гладила нам бельё.
Дженсен опустил и поднял ресницы. Чуть медленнее, чем обычно, чтобы это можно было принять за простое моргание.
- А, - сказал он. - Я не знал, что её звали так.
Он поднялся и открыл холодильник. Джаред смотрел на него во все глаза.
- Её убили. Зарезали... Приходили копы, спрашивали, где ты... где мы были этой ночью...
- А где мы были этой ночью, Джаред?
Джаред сглотнул. Боже. Нет, это безумие просто какое-то, нет... что за чушь, зачем бы Дженсен вдруг стал...
- Что это за одежда? - выдохнул он внезапно, не успев задуматься над тем, что говорит и надо ли это говорить.
- Где? - спросил Дженсен. Его голос опять звучал так же спокойно и ровно, как прежде, как в тот первый день, когда Джаред, почти ничего не помня, проснулся у него на диване.
- На-на тебе, - опять заикаясь, как с копами (да что за хрень, никогда раньше он не заикался!), выдавил Джаред. - Это не.... не твоя одежда. Я у тебя раньше не видел такой.
Помимо униформы дорожного полисмена, у Дженсена был плащ, пальто, две пары джинсов и три рубашки на все сезоны, и Джаред знал всё это очень хорошо, потому что всё это ему уже доводилось с Дженсена снимать. Он снова судорожно сглотнул - и это оказалось больно, - когда Дженсен повернул к нему голову и послал тему безмятежный, абсолютно непроницаемый взгляд.
И Джаред увидел, что из воротника, у него на затылке, торчит край несрезанного ценника.
- Эта одежда? - переспросил Дженсен, поддевая пальцем манжет. - Я её купил в магазине. Сегодня.
- А старая где?
- Испачкалась. Я был на месте аварии, - пояснил Дженсен, глядя Джареду прямо в глаза. - Тяжёлая авария, три машины всмятку. Шесть жертв. Много крови. Бывает.
Бывает... так буднично, так равнодушно - "бывает".
Джаред стоял, не в силах двинуться с места и изо всех сил стараясь не задрожать, когда Дженсен поставил на стол вынутую из холодильника бутылку молока, подошёл к нему и, бережно взяв его за шею, поцеловал. Это был расслабленный, глубокий, хозяйский поцелуй, от которого у Джареда кругом пошла голова и подкосились ноги. Пах обдало жаром, и Джаред сам не заметил, как вскинул руку и ухватил Дженсена за загривок, ероша ему волосы и прижимаясь к его губам с беззвучным стоном...
Он не сразу почувствовал, что под пальцами у него мокро.
Он застыл, и в тот же миг Дженсен мягко отстранился, придерживая его за талию. Потом провёл тыльной стороной ладони по его щеке.
- Иди в спальню, - шепнул он, потеревшись носом об его ухо. - Я быстренько в душ, а потом к тебе.
Джаред повернулся и пошёл в спальню.
И только там, закрыв дверь и привалившись к ней спиной, посмотрел на кончики своих пальцев, только что побывавшие у Дженсена в волосах.
Они были красными.
"Авария. Он сказал - была авария. Пять жертв... или шесть? Какая разница. Много крови... Он коп... Он же коп. Он был на месте аварии. Вот и всё".
Джаред не замечал, что стоит и дышит себе в ладонь, зажимая рукой рот изо всех сил. Осознав это, он убрал руку ото рта и резко выдохнул. Потом подошёл к кровати, сел и вытащил из ящика карточку детектива Дугласа. Красная влага на кончиках его пальцев оставила кровавый отпечаток на белом кусочке картона. Джаред отдёрнул руку, а потом снова сжал карточку, и сидел, глядя на неё изо всех сил, пока не услышал в гостиной шаги.
Когда дверь в спальню открылась, он быстро сунул карточку под подушку и, натянув на лицо улыбку, от которой трескался рот, повернулся к двери.
Свет в окне не горел. Джаред стоял через дорогу от дома, который за последние два месяца привык считать своим, и смотрел на фасад, сунув руки в карман и перебирая пальцами новенький мобильник, молчаливо и мёртво лежащий там. Было уже поздно - заполночь, и очень холодно. Ветер пронизывал до костей, и Джаред натянул капюшон курточки, зябко сжимая в кулак руку в левом кармане. Смена у него закончилась в пять, и он до ночи просто ездил на велосипеде по городу без единой мысли в голове - как в детстве, когда его отец только начал встречаться с Лорой и выставлял восьмилетнего Джареда "погулять", пока он будет трахать свою подружку на столе в кабинете. Джаред тогда тоже вот так брал велосипед и нёсся куда глаза глядят, подпрыгивая на кочках и перелетая канавы, и ветер свистел в ушах, а спицы велосипеда звякали и трещали под его бешено работающими ногами. Было проще сделать так, чтобы не работала голова, когда было занято тело.
Он не знал, что ему делать. Не знал, должен ли возвращаться туда, в этот дом, в эту маленькую квартиру с кухней-гостиной и огромным столом-экспозицией в тёмной спальне. У него не было неопровержимых доказательств своих подозрений, и только это его всё ещё останавливало... во всяком случае, он думал, что только это. Спросить Дженсена напрямик он не мог - не после того, как тот напропалую врал ему накануне днём, вернувшись в одежде с неснятыми ценниками и с кровью в слегка растрёпанных волосах. То, что он именно врал, сомнению больше не подлежало. И Джаред должен был понять намёк - должен был уйти, пока у него была ещё возможность не влезать по уши в новое дерьмо. Ему бы от старого отмыться - хорошо бы было...
Но в конце концов ноги, бездумно крутящие педали, опять привели его к этому дому. Джаред остановился, след с велосипеда и, прислонив его к фонарю, просто стоял и смотрел на окно гостиной, выходившей на эту сторону здания. В окне было темно. Дженсен мог быть в спальне, сидеть над своими макетами, или просто спать. А мог быть... не дома. Он мог быть Бог знает где. Бог знает с кем. И делать Бог знает что.
Джаред опять погладил в кармане мобильник, разрываясь между неуверенностью и судорожным желанием знать. Ветер задувал ему в капюшон, трепал волосы надо лбом и холодил щёки, но он совсем этого не чувствовал, не отводя напряжённого взгляда от окна наверху.
"Позвоню ему, - решил он в конце концов. - Позвоню и спрошу, где он... если дома, то... то тогда поднимусь. А если нет - ну это всё к едреной матери..."
Приняв решение, он торопливо достал телефон из кармана, боясь струсить и передумать. Номер мобильника Дженсена он знал наизусть - приходилось звонить ему пару раз из автомата, уточняя, где лежит лавровый лист и что точно Дженсен хочет на ужин. Заботливая жёнушка, мать его так... Джаред сцепил зубы и, с силой надавливая на клавиши, набрал номер. Гудки. Гудки... Дженсен не брал трубку. Сердце колотилось у Джареда в горле так громко, что он не сразу услышал какой-то звук, раздавшийся неподалёку. Звук был знакомый, и поэтому привлёк внимание Джареда.
Мотив "We will rock you" в шестнадцатиголосной полифонии - примитивно и очень громко. У Дженсена был древний телефон, который сорокоголоску не поддерживал, не говоря уж про mp3. Дженсен редко говорил по телефону, современный аппарат ему просто не был нужен.
И именно мелодия его телефона неслась теперь из увитого тьмой переулка почти напротив того места, где стоял Джаред.
Ветер рванулся, подхватил с земли обломок консервной банки, швырнул её о колесо велосипеда. Вокруг было безлюдно, на весь квартал горел только один фонарь, тот, под которым стоял Джаред, и ничего не было слышно, кроме воя ветра и мелодии телефона, назойливо звенящей в кромешной тьме.
Держа мобильник в руке, Джаред медленно двинулся вперёд. Десять шагов - и сумрак, а потом и мрак сгустился вокруг него, приникая к коже, залепляя глаза. Джаред сделал ещё два шага. И ещё два.
- Пожалуйста... пожалуйста, господин офицер...
Кто-то стоял возле мусорных баков, в самой глубине переулка. Двое: один прижимал другого к стене между контейнерами, вонь от которых напрочь вышибала дух. И этот другой - другая, с одуряющим головокружением понял Джаред, это была женщина - всхлипывал и причитал, уговаривая господина полицейского не трогать, оставить в покое, не делать больно... И, перекрывая этот севший от ужаса голос, гремело "We will rock you".
Джаред нажал на клавишу сброса. Мелодия оборвалась.
- Дженсен? - хрипло сказал Джаред во тьму.
И тьма, подняв голову, посмотрела на него.
Двое, слившиеся в одно между контейнерами, разлелились. Мгновение звучала оглушительная тишина, а потом её прорезал пронзительный женский визг:
- ПОМОГИТЕ! Кто-нибудь, помогите, меня убивают!
Джаред стоял, оцепенев, и просто смотрел, нелепо выставив в сторону мобильник - он не знал, что ещё сделать. Тени между контейнерами зашевелились, задёргались, та, что стояла до сих пор неподвижно, вдруг неловко качнулась в сторону и отступила, когда женщина, поняв, что это её единственный шанс, с силой оттолкнула напавшего от себя и выскочила на свет, не переставая вопить. Они с Джаредом оказались лицом к лицу: она была бледной, с громадными глазами и растёкшейся тушью, и на лице её был такой ужас, что Джаред даже не понял, старая она или молодая, красивая или нет. Не прекращая орать, женщина с силой толкнула его, видимо, совсем ничего не соображая от страха, и Джаред отступил на шаг или два, глядя, как она проносится мимо, и её белая юбка-клёш развевается за ней во тьме, словно крылья огромной птицы.
Джаред смотрел ей вслед, пока она не исчезла и пока истошные крики её не отдалились и стихли. А потом посмотрел назад в переулок, туда, где всё так же неподвижно стояла мужская фигура.
"Уходи-уходи-убирайся-отсюда-немедленно!" - истерично взвыл в голове у Джареда голос, подозрительно напоминающий голос женщины, только что чудом вырвавшейся из рук убийцы. Это был голос разума, тот самый, которого Джаред в своей жизни почти никогда не слушал. Потому что кроме разума, был ещё инстинкт. Чёрт его знает, какой - явно не инстинкт самосохранения, потому что, не слушая разум и поддавшись этому инстинкту, Джаред шагнул вперёд и подошёл к человеку, неподвижно стоящему между мусорными контейнерами.
Человек не сделал шага ни к нему, ни прочь от него. Он просто стоял там, и Джаред во тьме не мог рассмотреть его лица. Но он знал, кто это. Просто знал.
- Дженсен, - он услышал чей-то тихий, твёрдый и совершенно спокойный голос, и с изумлением понял, что это говорит он сам. - Дженсен, посмотри на меня. Посмотри на меня.
Тот посмотрел. Белки его глаз поблескивали во тьме, и блестело что-то ещё - не кровь, понял Джаред мгновением позже с невыносимым облегчением. Это не кровь, нет, это...
О, господибожечёртподери. Нож. Дженсен держал в руке нож, лезвием вверх. Так, как будто совершенно не понимал, что это за штука у него в руке и что с ней делать.
Джаред вытянул руку ладонью вверх. Она не дрожала. Совсем.
- Дай, - тот же самый спокойный и жёсткий голос. О Боже, как Джаред завидовал этому парню - вот это нервы! "Что-ты-делаешь-он-убьёт-тебя-убегай-убегай-убегай!" - продолжал вопить разум, а голос тем временем повторил, поскольку Дженсен стоял всё так же неподвижно: - Ты меня слышал? Эй! Сейчас же отдай мне нож!
"Нет-что-ты-делаешь-ты-его-только-сильней-разозлишь!" - разум бился в истерике и в конвульсиях катался по полу, но Джаред не обращал на него никакого внимания. Он боялся, что если обратит, то в лучшем случае намочит штаны, а в худшем... он не хотел думать про худшее, но ведь всегда есть куда хуже, так?
- Дженсен. Пожалуйста. Это я. Джаред. Отдай мне нож.
Дженсен поколебался ещё немного. Потом отдал.
Тёплая, нагретая его ладонью, рукоятка легла Джареду в ладонь. Джаред стиснул пальцы, и на миг ему показалось, что сейчас он сам ударит, завопит и ударит изо всех сил... он не знал, Дженсена или себя. Он выпустил воздух сквозь сжатые зубы.
- Вот так. Молодец. Теперь иди сюда. Идём.
Он вывел Дженсена вперёд, ближе к фонарю, но не настолько близко, чтобы их мог заметить кто-то, кто мог наблюдать из соседних домов. Он подумал, что соседи, услышав вопли той женщины, могли вызвать полицию. От этой мысли его как будто ожгло огнём. И в эту секунду свет упал Дженсену на лицо.
Оно было пустым. Совершенно пустым. Не отгороженным, не закрытым, не спокойно-непроницаемым, как в самом начале их отношений. Просто как будто кто-то ластиком стёр всякое выражение с его лица, оставив только пустой белый лист. И от этой оглушающей, слепящей пустоты Джареду стало так страшно, как не было ни разу, даже когда он увидел на Дженсене кровь в самый первый раз.
Ты хотел знать, что это была за кровь, Джаред? Что же: теперь ты знаешь.
- Дженсен, - сказал Джаред чуть слышно, касаясь его лица кончиками пальцев. Дженсен не шевельнулся. Он как будто впал в ступор: его взгляд не обратился на Джареда, когда тот к нему прикоснулся. Он шёл за Джаредом, но сам ничего не делал. Он был как кукла, как марионетка с обрезанными верёвочками. Джаред почувствовал, как глаза у него начинает щипать, так сильно, словно в них насыпали соли. Он знал - разумом знал - что должен спасать свою жизнь. Он это знал.
Вдалеке завыла сирена.
Джаред отдёрнул пальцы от щеки Дженсена, схватил его за рукав и решительно поволок к освещённом подъезду, сиявшему в полуквартале от них.
Когда они проходили мимо фонаря и брошенного Джаредом велосипеда, Джаред ещё раз окинул Дженсена взглядом, проверяя, нет ли на нём крови. Но нет: похоже, женщина в самом деле успела уйти невредимой. Дженсен брёл за ним, спотыкаясь и шатаясь, как пьяный, и Джаред подхватил его под мышки, забросив его руку себе на шею. Голова у Дженсена болталась, свешиваясь на грудь, словно он в самом деле был мертвецки пьян.
Джаред втащил его в подъезд - и напоролся на каменный взгляд консьержа.
Так, Джаред. Глазки. Срочно глазки. Жизнь Дженсена зависит от того, насколько ты сейчас сможешь быть убедительным.
И хотя его меньше всего на свете должна была заботить сейчас жизнь Дженсена, он об этом даже не думал.
- Надрался, - жалобно протянул Джаред, изображая среднюю степень опьянения. - Вы представляете, с-сэр, надрался, как свинья. Я ему говорил, чтоб поменьше, а он хле-хлестал и хле...стал...
- Проходите, - консьерж брезгливо замахал пухлой рукой, отводя глаза, так, словно боялся замарать свой сиятельный взор о двух вусмерть надравшихся пидоров, портивших своим жалким существованием репутацию его подъезда. Это было очень кстати; к тому же консьерж, наверняка, всё ещё был смущён и расстроен загадочным убийством мисс Брокли. Когда такая трагедия стряслась, прочие досадные мелочи проходят почти незамеченными. - Спсиб, - пробормотал Джаред, волоча Джаред через подъезд к лифту. Ну давай, давай, мысленно умолял он индикатор, равнодушно мигавший сменяющимися номерами этажей: пять... четыре... три... Давай скорее, он тяжёлый, я долго ему не удержу. Два, один. Створки с щелчком разошлись в стороны. Джаред ввалился в лифт, фактически упав внутрь вместе со своей непосильной ношей. Оказавшись внутри, Дженсен прислонился к стене и безучастно уставился в пол. Джаред не помнил, как дотащил его до квартиры, раздел и засунул в душ. Он надеялся, что это поможет, но Дженсен просто стоял под струями ледяной воды, лившейся ему на голову, и взгляд его был таким же пустым, как раньше. Начиная чувствовать отчаяние, Джаред вытащил его из душа, наскоро отёр полотенцем и, отведя в спальню, усадил на постель. Дженсен, не мигая, смотрел прямо перед собой. Он послушно сложил на коленях руки, когда Джаред его отпустил. Холодная вода капала с кончиков его коротких волос ему на шею. Джаред знал, что если полиция, приехавшая на вызов, станет обходить дома и увидит Дженсена таким, то он пропал. Надо было как-то привести его в чувство, сейчас же. Но сперва следовало избавиться от ножа. Джаред сунул его за пояс и спрятал под курткой перед тем, как взяться за Дженсена. Консьерж вряд ли заметил, иначе сказал бы... Джаред вытащил нож из-за пояса, кинулся в кухню и, схватив полотенце, тщательно вытер лезвие и рукоятку. Дженсен не успел порезать ту женщину - это хорошо, нет преступления, нет и орудия. То, где оказался бы этот нож и орудием чего стал бы, не очутись Джаред в ту минуту возле переулка... но нет, об этом думать было нельзя. Джаред торопливо сунул нож в ящик к остальным приборам - это был обычный кухонный нож, один из тех, которыми Дженсен не раз разрезал мороженые брикеты. Он тут же затерялся среди остальных ножей, ложек и вилок, выглядя совсем безобидно. Джаред ещё секунду смотрел на него, а потом пулей метнулся назад в спальню. Дженсен сидел на том же месте, в той же позе, в которой Джаред его оставил. Ладони его спокойно лежали на коленях. Джаред сел перед ним на пол и взял его за руки. Боже, какие же они были холодные. - Джен, - умоляюще прошептал он, вглядываясь в его пустое лицо. Ничего. Никакой искры, никакого просвета. Как будто что-то сгорело внутри - так выглядит экран телевизора, в котором перегорел предохранитель. Пустая, бесполезная коробка. Нет. Нет! Он там внутри. Настоящий он. Он есть. Джаред видел его. Видел же, так какого чёрта... Джаред отстранился, отвёл руку так далеко, как мог, и ударил Дженсена по лицу - изо всех сил. Голова Дженсена дёрнулась на бок и вернулась назад. Джаред ударил его опять, по другой щеке. - Дженсен! - крикнул он и встряхнул его, схватив за плечи. - Твою мать, НУ ДЖЕНСЕН! Очнись! Подействовало? Джареду показалось, что да - что-то мелькнуло, как будто рябь прошла по застоявшейся болотной воде, в которую превратились его глаза. Джаред ударил снова, глядя, как разгорается кожа у Дженсена на щеке. Дженсен чуть шевельнулся, и в его взгляде скользнуло смутное, глухое недовольство. Он определённо не понимал, за что его бьют. - Так, - выдохнул Джаред, изо всех сил стискивая его руки. - Эй? Слышишь меня? - Джаред... - сипло проскрежетал тот, и Джаред, задохнувшись, сжал его руки крепче. - Да. Я. Я здесь. Слушай меня. Ты со мной. Ты дома, всё хорошо. Только слушай меня. - Да, - сказал Дженсен. Жизнь возвращалась в его глаза, он сидел, не отнимая у Джареда руки, и казался ужасно удивлённым, как потерявшийся ребёнок. - Хорошо. Слушай. Какая твоя любимая сцена в "Криминальном чтиве"? Ну? Дженсен тяжело моргнул, словно не понимая, чего от него хотят. Джаред хлестнул его по щеке ещё раз. - Дженсен! Отвечай! Какая? - Ума Турман танцует твист с Траволтой, - ответил Дженсен, и Джаред кивнул, чувствуя, как к горлу подкатывает комок. Джаред сглотнул его и опять схватил руки Дженсена в свои. - Да, клёвая сцена, - он сжал пальцы Дженсена ещё крепче, и они неуверенно сжались в ответ. - А как они потом домой шли, а? С этим призом, который там выиграли. И танцевали танго. Помнишь? Классная сцена, вся линия с женой Марселоса Уоллеса классная, да? И вообще, кино что надо. Посмотрим завтра? Он говорил, а Дженсен внимательно слушал его, чуть склонив голову набок. Его взгляд больше не был пустым. Он смотрел теперь встревоженно, почти испуганно, и, когда Джаред, захлебнувшись, умолк, осторожно высвободил руку из его пальцев и провёл по его лицу, как слепой. - Что случилось? - спросил он громким, испуганным шепотом, который был бы даже комичным, если бы всё остальное не было так ужасно. - Джаред? Что случилось? Где мы? - Дома. Всё хорошо, - Джаред неуклюже вытер мокрое лицо рукавом. Он так и не снял капюшон с головы, и от этого движения тот свалился сам. - Давай ложиться спать, а? Уже поздно. - Хорошо, - в тревоге сказал Дженсен, явно не убеждённый его словами. Но он лёг, и позволил Джареду укрыть себя одеялом, а потом уснул - вырубился в момент, словно кто-то опять отключил рубильник. Правда, не было большей той чудовищной пустоты: лицо Дженсена во сне было усталым и мирным. Джаред вышел из спальни, прикрыв дверь, и подошёл к окну в гостиной. Внизу всё было тихо, никакой суеты, и сирен больше слышно не было, никто тут не устроил на них облаву. Только собрался дождь, и шелестел, нарастая, набирая силу, падая всё загустевающей пеленой с беззвёздного неба. Джаред спустился вниз. Как посмотрел на него консьерж, он не знал - он не заметил консьержа. Он вышел из дома и пошёл вперёд, туда, где бросил велосипед. Усиливающийся дождь колотил его по голове и плечам, так сильно, будто хотел причинить боль. Не доходя до фонаря, Джаред перешёл на бег, и помчался вперёд, разбрызгивая воду в быстро скапливающихся лужах. Он пробежал, не разбирая пути, сотню или две ярдов, потом споткнулся и упал на колени в грязь. - Боже, - простонал он, хватаясь кулаками за виски и сгибаясь под хлещущей с неба водой. - Боже. Блядь. Б О Ж Е! - закричал он изо всех сил, запрокинув голову к небу. Дождевая вода струилась ему на лицо, заливаясь в рот. Он бил грязную землю кулаками и кричал, уже без слов, просто кричал и кричал, пока не охрип. Когда он вернулся, Дженсен по-прежнему спал, сунув ладонь под щеку.
5
. - Падалеки! Ты-то мне и нужен. Побудь тут ещё минут пять, я тебе сейчас дам пакет для офиса на Овер-драйв. Джаред кивнул, давая понять, что слышит, хотя на самом деле это было не совсем так. Офисная суета казалась какой-то далёкой: люди сновали вокруг него, спешили куда-то, шумели, ругались, щёлкали степлерами и проливали кофе, а он двигался как во сне, будто робот, автоматически выполняя поручения и возвращаясь за новыми. "Эй, Падалеки, что-то ты какой-то тихий сегодня. Жаркая ночка?" - спросила его Стеффи, секретарша менеджера по персоналу, и Джаред вздрогнул. Жаркая - было совершенно неверным словом. Но эта ночь в самом деле вымотала его до предела: он чувствовал себя так, как в те дни, когда, бывало, накачивался непроверенной наркотой и встречал рассвет с раскалывающейся башкой и рядом с каким-то голым телом, холодным и скользким, как кусок мяса. Он думал тогда, что хуже быть просто не может, но всегда есть куда хуже, верно, Джаред? Всегда есть куда хуже. Сейчас у него был небольшой передых, и он присел в коридоре главного офиса фирмы, ожидая, пока ему вынесут новый пакет. Он ни о чём не думал. Мыслей просто не было, по крайней мере, до этой минуты - он просто делал свою работу и крутил педали, стараясь притвориться, будто в его жизни ничего больше не существует. Но сейчас, сидя в бездействии на жёстком кресле и глядя на дверь в конце коридора, он всё-таки начал думать. Мысли были неповоротливыми и тупыми, в них почти не было никаких чувств. Только простая констатация факта. Он живёт с серийным убийцей. С маньяком, который убивает ночами женщин. Он сообщник этого маньяка. Он по меньшей мере дважды покрывал его и не давал полиции до него добраться. Джаред смотрел на дверь и видел мысленным взглядом Дженсена, входящего в гостиную с плотно запахнутым плащом и окровавленными руками. Видел Дженсена, застенчиво протягивающего ему коробку с подарком, и необорванный ценник, торчащий из его воротника. Джаред видел Дженсена с пустым, совершенно пустым лицом, сжимающего нож в руке и смотрящего на него и сквозь него. Он видел густую красную кровь на кончиках собственных пальцев, только что погладивших Дженсена по волосам. Господи. Господи, он убивал их, а потом возвращался домой и ложился со мной в постель. И я его трахал. А потом он трахал меня. Джареда вдруг затошнило, с такой неимоверной силой, что он понял: сдержаться не получится, сейчас его вывернет прямо при всех. Он зажал рот рукой и сорвался с места, понёсся по коридору, распихивая встречных локтями, влетел в туалет и едва успел рухнуть перед унитазом на колени, когда его вывернуло наизнанку, избавив его желудок от вчерашнего завтрака - последнего, что он съел за эти два дня. Тяжело дыша и опираясь руками на край унитаза, Джаред поднял голову. Вроде стало немного легче... немного. Мысли прояснились, с сознания как будто спала пелена. Только лучше бы она не спадала, потому что полное осознание того, во что он влип, накрыло Джареда одуряюще гигантской волной. Он вспоминал теперь, каким странным казался ему Дженсен - с самого начала, с того первого утра, когда рассматривал его поверх кухонного стола с лёгким, отстранённым интересом, который Джареда почему-то совсем не коробил. И Бог ведь знает, что было тогда у Дженсена в голове. Вспомнилось всё: минуты неподвижности и неотзывчивости, когда Джаред обращался к Дженсену и не получал ответа - он относил это на счёт замкнутости Дженсена, он ведь сразу понял, что этот парень себе на уме, и решил, что не стоит настырно лезть ему в душу - захочет, раскроется сам... Он вспомнил, как они могли часами лежать на диване и смотреть кино вместе, и просто молчать, и, Боже, до чего же уютно было в этом молчании Джареду - тому самому Джареду, который в любой компании вечно всех ставил на уши и не затыкался, пока не принимал дозу, вязавшую ему язык морскими узлами. Джаред вспомнил их странный секс, стеснительность и неопытность Дженсена, сменившуюся затем животной, неистовой страстью, его порывистость, его любовь к боли и то, как он закрывал глаза и раздвигал колени пошире, словно прося Джареда трахать его ещё жёстче, ещё сильнее... Джаред вспомнил, как впервые увидел его в униформе копа, и, Господи, даже сейчас у него потеплело между ногами от этой мысли - ну какого же чёрта!.. Он вспоминал, как намотал галстук Дженсена на кулак, и как тёрся об него пахом, и как - огосподибоже... - защёлкнул наручники у себя на запястьях и протянул ему руки нарочито беспомощным жестом, играя в жертву, и хныкнул: "Пожалуйста, господин офицер..." "Ты был близок в тот момент к смерти больше, чем когда-либо в твоей сраной жизни", - сказал в его голове голос разума, на удивление спокойный и равнодушный. Вопить и метаться он уже перестал - толку-то? Поздно паниковать. Теперь можно говорить только что-нибудь вроде "а я ведь предупреждал, но разве ты меня когда-нибудь слушал?" Джаред выпрямился и поднялся на ноги, тряско утерев рот тыльной стороной ладони. Он подошёл к умывальнику и, избегая смотреться в зеркало, вымыл руки и прополоскал рот. И потянулся к бумажному полотенцу, когда в кармане джинсов у него коротко завибрировал мобильник - два раза. Пришло SMS. И отправить его мог только один человек, потому что никто больше не знал новый номер Джареда. Очень медленно, словно боясь обжечься, он вынул мобильник и нажал клавишу просмотра. Сообщение было коротким: "Вечером уйду. Можешь зайти и забрать свои вещи. Ключ у консьержа". Ни просьб, ни угроз, ни банального "береги себя" - которое, впрочем, в сложившейся ситуации можно было бы расценить и как просьбу, и как угрозу. Джаред читал сообщение снова и снова, надеясь увидеть за этими сухими, строго информативными фразами хоть какой-то намёк на чувства и намерения Дженсена, о которых Джаред не имел теперь ни малейшего представления. Разум, отчаявшийся до него достучаться, но отказывавшийся умолкнуть совсем, напомнил, что в кино обычно маньяки, подружки которых узнают о них правду, направляют свои садистские устремления прямиком на бывших возлюбленных. Это значило, что Джареду надо было идти куда угодно, только не снова туда, где он провёл последние два месяца... Ещё додумывая эту мысль, он уже нёсся по коридору назад, а потом вниз. Возле лифта стояла толпа народу. и Джаред, круто завернув за угол, бросился к лестнице. - Падалеки! - выстрелило ему в спину. - Падалеки, ты куда? А как же мой пакет? Падалеки! Он нёсся через город так быстро, как мог, срезая углы через газоны и перекрёстки, заставляя машины резко тормозить и яростно сигналить ему вслед. У подъезда он соскочил с велосипеда и, бросив его валяться посреди тротуара, бегом кинулся наверх, в квартиру 415. Дженсен стоял у раковины и мыл посуду, когда Джаред ворвался внутрь. Он удивлённо обернулся, услышав, как грохнула дверь. - Ты... - Тарелка едва не выскользнула из его опустившейся руки. Взгляд был ужасно растерянным. - Я же написал, что уйду только вечером... - Куда? - задыхаясь, спросил Джаред. - Куда ты собрался идти?! Дженсен сжал тарелку крепче. Он опять стал уплывать: не отгораживаться, а уплывать, его взгляд принялся выцветать и тускнеть, как медленно гаснущая лампа. Джаред подскочил к нему и встряхнул за плечи. - Не смей! - рявкнул он, с трудом удерживаясь, чтобы снова, как ночью, не залепить ему пару пощёчин. - Отвечай на вопрос! Дженсен молчал. Джаред стоял, сжимая его за плечи изо всех сил и не позволяя отвести взгляд. - Я хотел пройтись, - сказал Дженсен наконец. - Просто прогуляться и дать тебе возможность забрать твоё... - Что моё? Что у меня тут есть? - с горечью спросил Джаред. - Пара рубашек, - пояснил Дженсен. - Зарядное устройство для мобильного. И карточка детектива Дугласа. Ты её оставил под подушкой. Джаред разжал руки и отступил. Дженсен аккуратно поставил тарелку в сушилку и закрутил кран. Какое-то время они оба молчали. - И... давно? - спросил Джаред хрипло. - С семнадцати лет. - Дженсен сразу понял, что он имеет в виду, и ответил легко, охотно даже. - И, предупреждая твой следующий вопрос: шестерых. Не считая той, которая тогда убежала. - Господи, - прохрипел Джаред, и сам не понял, как сел на пол.
- Джаред, я лечился. Когда был подростком, два года провёл в психиатрической клинике. У меня шизофрения. Это не проходит, только купируется лекарствами. Мне стало лучше и они меня выпустили. Им не надо было этого делать.
Джаред закрыл кулаками глаза. Сердце после бешеной езды и не менее бешеного бега стучало, как ненормальное, дышать было больно. Дженсен стоял над ним, и Джаред не знал, хочет ли тот до него дотронуться или, наоборот, боится этого больше всего на свете. - Я старался, - голос Дженсена звучал совсем не так, как раньше: глухо, устало, и равнодушие в нём было не сланцевой маской, а самым настоящим, самым жутким равнодушием, приходящий на смену отчаянию. - Я правда старался сдержаться, сделать что-то... но я не владею собой. Это не зависит от меня, я даже почти не помню, что случилось, когда всё заканчивается. Как будто кто-то... что-то... забирается в мои руки. Как перчатки, только не снаружи, а изнутри, понимаешь?.. и делает это мной... Он вдруг осёкся, словно осознав, что понять Джаред этого не сможет, даже если бы и захотел. И Джаред в самом деле не понимал. Он не понимал, что происходит, как могло дойти до такого, и что делать теперь. Он должен был чувствовать ужас, гнев, отвращение. И он чувствовал всё это... просто... было что-то ещё, и этого-то он как раз и не мог понять. - В ту ночь, - сказал он, не отрывая кулаков от глаз. - Когда ты меня подобрал. Ты был в патруле? - Да. - Один? - Напарник поехал домой. У нас как раз закончилась смена. Я решил прогуляться. Прогуляться... Время от времени ночами Дженсен ходил прогуляться. Он и сегодня тоже хотел. Джаред вдавил кулаки в глаза с такой силой, что перед взглядом запорхали чёрные бабочки. - Когда ты меня сюда привёз, ты... собирался меня убить? Дженсен молчал так долго, что Джаред едва не сточил в крошку судорожно стиснутые зубы. - Не знаю, - сказал наконец Дженсен, и Джаред разжал челюсти. Он убрал руки от глаз и поднял голову. Дженсен стоял перед ним, ссутулившись, поникнув головой на грудь. Не ближе и не дальше, чем когда Джаред сел перед ним на пол. Джаред шатко поднялся, качнувшись. Дженсен чуть заметно вздрогнул, но не сделал попытки его поддержать. - Мне... - Джаред прочистил горло. - Мне надо подумать. Молчание. - Я не... не буду пока что забирать... вещи. Просто посплю на диване сегодня... хорошо? Снова молчание и тяжёлый, внимательный взгляд. Разум Джареда, окончательно сорвав голос, теперь уже только шептал: "Беги, беги" - но знал, что его мольба останется без ответа. Что-то другое, какое-то чувство, которого Джаред не понимал, заглушало шепот, делало его несущественным. - И пожалуйста, никуда не уходи сегодня вечером. Ладно? Пожалуйста, - сказал Джаред умоляюще, и Дженсен, моргнув, неуверенно кивнул. Остаток дня прошёл в полном молчании и в отчуждении. Дженсен ушёл в спальню - должно быть, к своим макетам, - а Джаред просто сидел за столом перед чашкой холодного кофе и пытался думать. Вечером Дженсен вышел, дал ему свежее постельное бельё и опять ушёл в спальню. Джаред постелил себе, выключил свет и лёг, чувствуя себя собакой, вытянувшейся на пороге, который она должна сторожить. По крайней мере, пока он здесь и не спит, Дженсен не сможет выйти и... снова причинить кому-нибудь вред. В сущности, это было так дико - если бы Джаред не видел собственными глазами ту жуткую сцену у мусорных баков, он бы в жизни не поверил, что Дженсен может кого-то ранить. Он никогда не был с Джаредом грубым; никогда. Даже во время самого жёсткого секса он ни разу не переходил предел, за которым мучительное наслаждение превращалось в настоящую боль - он словно нутром, кожей, каждой клеткой тела чувствовал тело Джареда, чувствовал, где находится его грань, и умудрялся, подходя к ней вплотную, не заступать за неё. Именно потому с ним и было так здорово: это балансирование на грани между дозволенным и недопустимым, правильным и неправильным, рассудочным и безумным. В постели с Джаредом Дженсен держался на этой грани. Так почему же... Джаред сел в постели. Ну-ка, напрягись. Отбрось животный ужас и отвращение перед существом, убивающим себе подобных; думай о Дженсене как о Дженсене - не о чокнутом маньяке, а о парне, с которым ты живёшь уже восемь недель. Сделал ли этот парень хотя бы раз что-нибудь, что пробудило в тебе чувство опасности? Ёкнуло ли что-то хоть раз, когда он прикасался к тебе, гладил тебя, обнимал рукой твою шею? Несмотря на все его странности, мелькнула ли у тебя хотя бы раз мысль, что с ним что-то не так, что от него надо держаться подальше... Нет. Нет, нет и нет. Конечно, в Джареде не ёкнуло и в тот роковой вечер в гей-клубе, когда он беспечно вышел на улицу с Веснушкой - чужим, незнакомым мужчиной, который мог отсосать ему, а мог ограбить, изнасиловать и убить. Чувство самосохранения никогда не было отличительной чертой Джареда Падалеки. Но то ведь совсем другое. Веснушка был просто ещё одним из бесконечной череды безликих парней, очередным кусочком аляповатой мозаики под названием "колледж-трах-наркота", составлявшей всю жизнь Джареда до встречи с Дженсеном. А с Дженсеном было иначе. С ним было действительно хорошо, тепло, безопасно. Он сказал, что не знает, хотел или нет сделать Джареду что-то плохое в ту ночь. Но Джаред знал - знал ответ лучше, чем сам Дженсен. И ответ этот был: нет, Дженсен не мог причинить ему вред. Если бы он стал уверять Джареда в обратном, вот тут бы, наверное, разум Джареда всё-таки пересилил - потому что когда мясник в забрызганном кровью фартуке доказывает тебе преимущества вегетарианства, только полный кретин не поймёт, что ему вешают лапшу на уши. Но Дженсен не уверял Джареда, будто не представляет для него никакой опасности. Наоборот. Он не хотел, чтобы Джаред был с ним; он пытался выставить его вон, настолько, насколько умел; он пытался не впускать Джареда в свою жизнь, в свой мир - даже таким нелепым, наивным способом, как скрывая от него место своей работы. Он не раз повторял, что у них с Джаредом ничего не выйдет. Он всё делал, чтобы Джаред ушёл - всё, кроме того, чтобы прогнать его самому. Потому что он просто не мог прогнать Джареда - так же, как и Джаред не мог уйти. Дженсен помог ему, когда он остался в целом мире один, без дома, без денег, без друзей и без желания жить. Дженсен не бросил его в беде. Так разве может теперь Джаред, разве имеет право бросить в беде Дженсена? Пусть даже беда Дженсена - это сам Дженсен. С этой мыслью решение оформилось окончательно. Джаред поднялся с дивана и тихо, как в самую первую ночь, прошёл через комнату в спальню. Дженсен лежал на своей половине кровати и не спал, напряжённо глядя на дверь. Когда Джаред открыл её и шагнул внутрь, Дженсен беззвучно выдохнул, но не двинулся с места. Джаред подошёл к кровати и забрался к Дженсену под одеяло, осторожно обвив рукой его пояс и вжимаясь всем телом ему в бок. Ноги у него были как ледышки, и он зябко потёрся ими об ноги Дженсена, такие же холодные, как его собственные. Дженсен с минуту лежал неподвижно, потом чуть-чуть пошевелился, обмякая, и неуверенно накрыл ладонью его плечо. Мне не страшно, думал Джаред, закрыв глаза и прижимаясь губами к коже Дженсена прямо над его быстро и тяжело колотящимся сердцем. Мне не страшно. Не страшно. Нет.
Утром он проснулся первым и приготовил яичницу с беконом - болтушку, обжаренную с двух сторон, так, как Дженсен любил. Услышав скрип двери и шаги за спиной, он обернулся и слегка улыбнулся через плечо - не слишком сияюще, чтобы от этого не отдавало фальшью, но так, чтобы Дженсен заметил. За завтраком он несколько раз подливал Дженсену кофе, спрашивая, не добавить ли ещё сахару или сливок. Дженсен смотрел на него запавшими глазами в тёмных ободках синяков. Кажется, он не мог поверить, что Джаред остался.
- Интересно, уволили ли меня с работы, - задумчиво проговорил Джаред, когда в его голове вдруг всплыла мысль о брошенном снаружи велосипеде. - Я вчера сбежал оттуда, и сегодня уже опоздал... Позвонить, что ли, чтобы напрасно не ехать.
- Джаред...
Голос Дженсена звучал так слабо, словно он был тяжело болен. Джаред поднял глаза.
- Ты... ты, наверно, не понял... я не могу. Тебе на самом деле лучше уйти.
- А тебе лучше заткнуться и пить свой грёбаный кофе, - прорычал Джаред, и Дженсен заткнулся, и допил. Потом он пошёл в душ и пробыл там минут тридцать, а когда вышел и стал одевать свою полицейскую форму, Джаред подошёл и вынул галстук из его неуклюже заплетающихся пальцев.
- Дай сюда, - сказал он, загибая петлю. - Я как-то раз спал с мужиком, баллотировавшимся в сенат. Он научил меня завязывать галстук, его это заводило.
Он говорил о сексе, как о чём-то совершенно будничном - так, как перед тем говорил о работе. Они ещё не касались друг друга так и не целовались с тех пор, как... словом, давно; и ни один из них не сделал сейчас такой попытки, потому что оба чувствовали её неуместность. Они молча стояли посреди гостиной рядом, почти соприкасаясь бёдрами, пока Джаред неторопливо и аккуратно повязывал Дженсену галстук. Дженсен стоял с опущенной головой, ожидая, пока он закончит. Джаред осмотрел свою работу, поправил узел и вдруг почувствовал почти неудержимое желание поцеловать Дженсена в уголок рта, потрогать языком его мягкие, чуть подрагивающие губы.
Но это желание казалось неправильным, почти преступным после всего случившегося, и Джаред, подавив его, отступил назад.
- Джаред, - начал Дженсен, - ты...
- Уверен, - оборвал его тот. - Иди. И чтоб после работы сразу домой, - добавил он тоном ревнивой жены. Дженсен кивнул.
Ни один из них не улыбнулся.
Когда Дженсен ушёл, Джаред взял свой телефон. Но вместо того, чтобы звонить на работу, он позвонил Бобу Шейви - давнему другу его отца, криминальному юристу, одному из самых известных в городе. Джаред представился, выслушал соболезнования по поводу недавней смерти родителя, поблагодарил и спросил, не мог бы Шейви устроить ему встречу с кем-нибудь из психологов-профайлеров ФБР. Шейви сказал, что ему повезло - как раз сейчас в городе есть такой специалист, приехавший на общенациональный семинар. Джаред связался с ним - федерала звали Кевин Вудхауз, - сказал, что звонит от Шейви, и Вудхауз ответил, что до трёх часов будет занят на семинаре; сможет ли Джаред подъехать в центр города к половине четвёртого?
Джаред сказал, что сможет.
Он был на перекрёстке Первой и проспекта Кеннеди в три. Открытое кафе на углу Центрального парка, где Вудхауз назначил встречу, было набито битком, и Джаред порадовался, что пришёл раньше и занял столик. Когда ровно в три тридцать возле кафе показался высокий темноволосый мужчина в идеально отутюженном дорогом костюме, Джаред привстал и махнул рукой. В парне за милю было видно фэбээровца.
Они поздоровались и пожали друг другу руки. Вудхауз блеснул на Джареда улыбкой, которая приносила его стоматологу не меньше трёх тысяч долларов в год, и, заказав лёгкий ланч, уселся на плетёном стуле, откинув непринуждённым жестом полы своего пиджака.
- Мистер Шейви сказал, вы пишете какой-то доклад для колледжа, - проговорил Вудхауз. Голос у него был глубокий и вкрадчивый, как у страхового агента. - По криминалистике?
- По криминальной психологии, - уточнил Джаред. Он включил диктофон на мобильнике, взглядом спросив у Вудхауза разрешения на запись. Тот махнул рукой. - Психология серийных убийц, страдающих шизофренией.
- Ну, юноша, на эту тему сотни томов написаны, а вы хотите, чтобы я уложился в получасовую лекцию, - засмеялся профайлер. Он был такой лощёный, ухоженный, довольный собой, что Джаред не мог сдержать удивления, глядя на него. Как можно оставаться настолько невозмутимым и благодушным, не понаслышке зная, какие страшные вещи творятся на улицах за твоей спиной?.. Вудхауз поймал его взгляд и снисходительно улыбнулся.
- Я закурю, вы не против? - спросил он и тут же достал сигареты. Предложил одну Джареду, но тот качнул головой.
- Мне не нужны совсем уж детали, так, просто общая картина. Начать хотя бы с того, почему они это делают?
- Кто, маньяки? Вы меня спрашиваете, почему они убивают?
- А что, вы не знаете?
Вудхауз пожал плечами, прикурил и откинулся на спинку стула.
- У каждого из них собственная причина, вернее, повод. То, что в криминалистике называют мотивом, но с точки зрения психологии... ведь вас интересует именно этот срез? - уточнил он, и когда Джаред кивнул, продолжил: - С точки зрения психологии всё немного сложнее. То, что сами убийцы определяют как мотив - ревность, к примеру, или расовая нетерпимость, - на самом деле лишь прикрывает истинную причину - психическое заболевание. Шизофрения, отягчённая психозом, сама по себе единственная и достаточная причина агрессии, хотя далеко не все больные шизофренией агрессивны. Если на заболевание накладывается травма или серия травм, полученных в детстве, или просто течение болезни приводит к расщеплению сознания, при котором поступки человека становятся абсолютно нелогичны и непредсказуемы - вот тогда получается взрыв, который может принять форму навязчивых, чаще всего повторяемых действий.
- То есть убийств.
- Да, как пример. Шизофреники среди серийных убийц - одни из самых опасных. Их тяжело ловить, особенно при недостатке информации о личности преступника. Чаще они попадаются потому, что совершают ошибки и недостаточно хорошо заметают следы - в отличие от, скажем, больных паранойей или маниакально-депрессивным психозом. Они неорганизованны и хуже продумывают свои преступления. Редко бывает так, что убийца-шизофреник убивает годами - обычно их ловят почти сразу.
- И что потом? - вырвалось у Джареда. Он слушал, затаив дыхание, и попытался придать лицу и голосу менее заинтересованное выражение. - Их казнят?
- Смотря в каком штате. Но обычно нет. Если медэкспертиза доказывает заболевание, уголовное наказание заменяется принудительным лечением в клинике. Но они редко выходят оттуда, слишком велик риск рецидива.
То есть арест для Дженсена - это пожизненное заключение в психушке. Джаред закусил губу.
- Разве не бывает так, что они выздоравливают? Современная медицина...
- ...не способна на чудеса, юноша. Увы, пока нет. - Официант принёс ланч, и пока Вудхауз принимал свой омлет с перепелиными яйцами и брюссельской капустой, Джаред думал, как его бесит, что это хлыщ называет его "юноша". Самому-то ещё и тридцати нет. Официант ушёл, и Вудхауз продолжил, заправляя салфетку за накрахмаленный воротник сорочки: - Современная медицина не знает средств полного излечения шизофрении. Особенно при такой тяжёлой форме, которая приводит людей к убийствам. Конечно, состояние можно улучшить - медикаменты, психотерапия, электрошок...
- Электрошок?! Я думал, его давно не используют.
- Да, во многих штатах это запрещено, но в Пенсильвании пока нет. И, если хотите знать моё профессиональное мнение, это одна из причин, почему в Пенсильвании регистрируется так мало преступлений, совершаемых душевнобольными. Вы себе ничего не закажете? Хотите, я вас угощу? - безо всякого перехода предложил он, и Джаред мотнул головой.
- Нет, спасибо, я только что пообедал. Вы что-то упоминали о психотерапии...
Они проговорили около получаса - точнее, говорил Вудхауз, а Джаред лишь изредка задавал вопросы. Главное он уже знал: Дженсен сказал ему правду. Это не лечится. И это нельзя никак контролировать, кроме как ограничив свободу больного.
- Наиболее распространённая форма - голоса, - рассказывал Вудхауз, энергично поглощая омлет и время от времени прерываясь на затяжку сигаретой. Джаред считал, что это просто мерзость - курить во время еды, но Вудхауз явно так привык. - Один или несколько голосов, звучащих снаружи или внутри головы больного, приказывают ему убивать. Также бывает бред навязчивых идей - Уэсли Морган, к примеру, считал всех проституток воплощением мирового зла и стремился очистить мир. А некоторые утверждают, будто их действиями руководит кто-то или что-то, что в моменты убийств их тело им не принадлежит. Такая форма часто сопровождается амнезией, полной или частичной, иногда потом наступает ступор, полное невладение своим телом. Все эти синдромы могут быть вместе или по отдельности, что-то слабее, что-то сильнее...
"Как будто кто-то... что-то... забирается в мои руки. Как перчатки, только не снаружи, а изнутри, понимаешь?.. и делает это мной..."
Джаред слушал, иногда кивая, иногда сглатывая, и несколько раз нервно кидал взгляд на включенный мобильник - он боялся, что Дженсен позвонит ему во время этого разговора. Федерал в конце концов заметил это.
- Вы спешите?
- Нет... то есть... да, у меня в колледже факультатив в пять. Но пара минут ещё есть. Скажите, а может быть так, что они перестают убивать? Пусть болезнь не проходит, но хотя бы прекращаются убийства?
Вудхауз, кажется, заметил надежду, звучащую в его тоне. К счастью Джареда, он явно отнёс её на счёт гипертрофированного гуманизма, свойственного многим людям в этом невинном возрасте. Он коротко усмехнулся, вынимая салфетку из-за воротничка и откладывая её на стол.
- Если бы было так, я бы в конечном итоге остался без работы. Нет, мой друг. Они не перестают убивать. Криминалистика знает буквально несколько таких случаев - самый известный из них, это, разумеется, Джек-Потрошитель, который просто исчез, прекратив убийства. Гипотез на его счёт множество, но на самом деле, если маньяк прекратил свою кровавую жатву, то это значит одно из трёх: или он умер, или уехал, или его осудили за какое-то другое преступление. Ну и, конечно, они болеют и теряют дееспособность, как и все люди, но потом восстанавливаются и снова принимаются за своё. Они убивают до тех пор, пока их не поймают.
- Пока их не поймают, - эхом откликнулся Джаред и на секунду закрыл газа. Ему надо было обдумать всё, что он услышал, но не сейчас и точно не здесь, в этом шумном открытом кафе, битком набитом людьми, рядом с этим холёным, чужим человеком. Он увидел, что фэбээровец перебирает банкноты в бумажнике, готовясь оплатить счёт, и сказал:
- Последний вопрос, мистер Вудхауз...
- Кевин, - поправил тот, поднимая на него глаза. - Зовите меня Кевин, о'кей? Я ненамного старше вас, Джаред.
- Да. - Он лихорадочно пытался поймать мысль, которая пришла ему только что и казалась ужасно важной. - Вы упоминали, что шизофрения вызывает расщепление мышления и распад личности, и, как следствие, общую деградацию. Значит ли это, что те люди, о которых мы говорим... что они неспособны творить? Создавать что-то прекрасное?
Вудхауз выгнул бровь, сунув в рот следующую сигарету.
- Ну, Джаред, у них своё представление о прекрасном. Росписи кровью, орнаменты из кишок...
- Нет, нет. Просто красивое, такое, что могут оценить обычные люди. Стихи, картины, скульптуры... макеты зданий...
Вудхауз пристально посмотрел на него. Джаред прикусил язык. Чёрт, ну как у него сорвалось про эти макеты? Он же говорит с профи, надо следить за словами...
- Это не такой простой вопрос, - сказал Вудхауз медленнее и не так самоуверенно, как прежде. - Некоторые больные действительно проявляют креативность не только в том, что они считают "искусством убийства", но и в более общепринятых сферах. У Мелвина Уоша, задушившего двадцать человек, дома была целая картинная галерея... Но, понимаете, Джаред, настоящая природа любого творчества - это сублимация. Вы, я, любой нормальные человек - мы творим, потому что пытаемся дать выход энергии, бурлящей в нас. Творчество - апогей человечности, потому что оно выражает нашу способность превращать свои животные потребности и инстинкты в нечто такое, что несёт в себе гармонию и красоту. Серийный убийца, шизофреник, просто не способен воплотить такую концепцию даже бессознательно. Ему нет нужды перерабатывать эту бурлящую энергию в творчество - он просто даёт ей выход так, как она есть, в насилии, жестокости, гневе. Можно сказать, что у таких людей отсутствуют защитные механизмы, позволяющие нам с вами сохранить адекватность и социализироваться, заводить семьи, строить отношения... А психика без защиты - это водородная бомба. Поэтому ответ на ваш вопрос - скорее нет, чем да. Серийные убийцы не способны творить, потому что если бы они были на это способны, они бы не убивали. А если они и производят что-то, как тот же Уош, то оно всегда несёт на себе отпечаток их безумия. Вы никогда не спутаете картину, написанную шизофреником, с картиной, созданным психически здоровым человеком.
Джаред кивнул. Он чувствовал себя так, словно огромная тяжесть свалилась с его плеч, так что даже дышалось легко - впервые за последние дни. Должно быть, это выражение облегчения и почти что радости преобразило его лицо, потому что Вудхауз приостановился вдруг и улыбнулся ему.
- Что ж, вижу, эта информация была вам полезна. - И, когда Джаред заверил его, что очень полезна, Вудхауз добавил: - У меня есть с собой несколько книг как раз на эту тему. Когда ваш доклад? Я остановился в отеле тут неподалёку. Можем продолжить разговор там. Что скажете, Джаред?
Его рука с тяжёлым "Ролексом" на запястье лежала на столике в нескольких дюймах от руки Джареда. Достаточно близко, чтобы дотронуться, не отнимая ладонь от стола, но не настолько близко, чтобы это можно было счесть приставанием. Пока ещё нет.
- Да ладно, - Вудхауз обнажил свои ослепительно белые зубы, и Джаред опять подумал про то, как здорово живётся его стоматологу. - О чём ты думал, когда шёл на встречу с профайлером? Я же тебя насквозь вижу. Кстати, на каком именно факультете ты учишься? Кто твой декан? Я много кого здесь знаю - мог бы за тебя замолвить словечко...
Обручальное кольцо на его пальце поблескивало в солнечных лучах. Джаред улыбнулся, забрал со стола мобильник и встал.
- Спасибо, мистер Вудхауз, - сказал он, бросая на стол пять долларов за свой кофе. - Очень познавательная вышла беседа. Но у меня уже есть бой-фрэнд. Так что всего вам хорошего, и удачно потрахаться с кем-то другим.
Он едва успел вернуться до того, как Дженсен пришёл с работы. Дженсен сдержал слово и после смены сразу отправился домой, и Джаред поблагодарил его за это горячим взглядом, открывая ему дверь. Пока Дженсен переодевался (свою форму полисмена он терпеть не мог, и всегда старался побыстрее от неё избавиться), Джаред подогревал вчерашний ужин, надеясь, что Дженсен не спросит, где он был целый день и чем занимался. Не то чтобы он собирался врать Дженсену и скрывать от него то, что делал... просто у него пока что было недостаточно информации.
И он вдруг понял, что проще всего её получить от самого Дженсена.
- Как прошёл день? - надо было с чего-то начать, поэтому Джаред задал самый идиотский вопрос из возможных. Дженсен настороженно посмотрел на него - ну ещё бы, ведь Джаред никогда его о таком не спрашивал. Всегда как-то само собой разумелось, что день прошёл хорошо - а если нет, то это сразу было понятно.
- Ничего, - сказал Дженсен. - А у тебя? Как работа?
Да, хороший вопрос - как его работа... Джаред мысленно выругался. Если утром у него работа ещё и была (в чём он сомневался), то теперь...
- Да ну её нахер, - признался он. - Всё равно она фиговая была - вкалывал, как проклятый, а платили гроши.
- Я видел там снаружи велосипед. Вроде бы твой, - сказал Дженсен смущенно, как будто чувствовал, что лезет не в своё дело.
- Да? Я про него забыл... отвезу его им завтра, сдам. Слушай, - неловко добавил он, поняв, что всё равно не сумеет изящно построить беседу, и лучше переходить сразу к делу. - А как так вообще получилось, что ты стал копом?
Дженсен как раз закончил переодеваться и подошёл к столу. Дома он носил мягкую клетчатую рубашку и старые вылинявшие джинсы - на самом деле вылинявшие, не с модной искусственной потёртостью, какие продаются в бутиках. И небольшая рваная дырка чуть повыше колена на левой штанине тоже была настоящей. Джаред сглотнул, глядя на него и не в силах понять то чувство, которое не позволило ему уйти и которое он ощутил сейчас с новой силой.
Дженсен подошёл и мягко забрал у него из рук сковороду. По его кивку Джаред сел за стол. Ладно. Пусть готовит сам. Может, это тоже его... успокаивает.
- Семейная традиция, - сказал Дженсен, выкладывая спагетти на сковородку. - Мой отец был дорожным полицейским, и дед тоже. Само собой разумелось, что я после школы пойду в полицейскую академию. Я и пошёл.
- Но ты же... - Нет, это всё-таки надо было сказать, раз уж он решил идти до конца. - Ты лежал в психиатрической клинике. Разве после такого могли взять в академию?
Дженсен повернулся к столу и поставил на стол тарелки.
- Клиника была в Иллинойсе, - сказал он после затянувшейся паузы. - Частная. Я лёг добровольно, так что информация обо мне как пациенте распространению не подлежала. Конечно, если бы кому-то вздумалось поглубже копнуть... Но при приёме в академию достаточно было того, что у меня нет судимостей и арестов, и к тому же три поколения копов в семье.
- Твой отец... он жив ещё?
- Нет, - коротко сказал Дженсен, и Джаред прикусил язык, жалея, что спросил.
Дженсен вдруг повернулся и посмотрел на него со странной жалостью.
- Ты меня боишься, да? - тихо спросил он, и Джаред издал короткий нервный смешок.
- Да. Нет. Не знаю. Вопрос на миллион долларов. Ваш вариант, мистер Эклз?
- Можно, я воспользуюсь помощью зала? - серьёзно спросил Дженсен.
И внезапно они улыбнулись оба, одновременно. Это были измученные, ломкие, царапающие лицо улыбки. Но всё же лучше, чем ничего.
- Я хочу тебе помочь, - вырвалось у Дженсена, и он протянул руку и накрыл запястье Дженсена ладонью, чувствуя мягкие волоски у себя под пальцами.
- Знаю, что хочешь. Но ты не сможешь, Джей. Никто не сможет.
"Как ты меня назвал?" - хотел переспросить Джаред, но промолчал. Он потёр большим пальцем запястье Дженсена. Волоски стояли немножко дыбом, словно Дженсена бил озноб.
- Я могу хотя бы попробовать.
Дженсен смотрел на него с такой болью, что у Джареда сжалось сердце. Перед ним стоял сумасшедший, убивший, по его собственному признанию, шесть человек. И всё, что Джаред сейчас чувствовал к этому сумасшедшему, было... было...
Кончики пальцев Дженсена скользнули Джареду на лоб, под растрёпанные тёмные пряди.
- Я боюсь, что причиню тебе вред, - прошептал Дженсен, мучительно, голодно вглядываясь в его лицо.
- Я тоже. Давай бояться вместе? Вместе веселей, - сказал Джаред и, наклонив голову, вжался сухими губами в его запястье, в тёплую, гладкую кожу, под которой лихорадочно бился пульс.
Дженсен застонал, то ли от удовольствия, которого не мог удержать, то ли просто от бессилия. Он что-то пробормотал - очередное "не надо", "не выйдет", "ты не должен", - но Джаред не слушал его. Он встал, оттолкнул тарелку и, развернув Дженсена и усадив на край стола, развёл ему ноги и шагнул между них, так, что его бёдра оказались зажаты у Дженсена между колен. Он не расстегнул ни свои джинсы, ни его, и не стал целовать его, хотя губы сами собой тянулись к этому пухлому, мягкому рту, и так хотелось смять его, кусать, посасывать до тех пор, пока они оба не кончат в трусы, как парочка перевозбуждённых школьников. Но было нельзя. Джаред знал это так же, как и многое другое, то, что никто не объяснял ему - оно приходило само, вместе с тем чувством, которое, вопреки всему, нарастало в нём всё сильнее.
И, вжимаясь лбом в лоб Дженсена и накрывая рукой его губы, Джаред понял наконец, что это чувство было любовью.
- Замолчи, - прошептал он, и Дженсен, всё ещё пытавшийся что-то сказать ему, подчинился. Они стояли рядом, вжавшись друг в друга, неловко обнявшись.
"Я спасу тебя, чего бы мне это ни стоило", - подумал Джаред, и Дженсен вздохнул ему в шею, так, словно услышал.
6.
Джаред ушёл с работы, и с этого дня всё своё время и всю свою нерастраченную, бьющую ключом юношескую энергию, которую прожигал сперва на вечеринки, а потом на изматывающий труд, тратил на то, что он про себя называл "проблемой Дженсена".
В этой проблеме было несколько сторон, каждая из которых требовала внимания Джареда. Во-первых, копы, расследовавшие убийство Энн Брокли. Вызов в участок всё-таки пришёл мистерам Эклзу и Падалеки на той же неделе, и Джаред целый вечер провёл, вкладывая в голову Дженсена то, что он должен был говорить в участке. Они всю ночь были вместе. Трахались в гостиной на диване и на столе, потом в спальне, перевозбудились, не смогли уснуть до рассвета, снова трахались, и Дженсен, невыспавшийся и усталый, ушёл за молоком как раз в ту минуту, когда их навестили детективы Дживз и Дуглас. Джаред боялся, правда, что консьерж их слова опровергнет. Но это было бы слово служащего, который мог прозевать или задремать на своём скучном посту, против слова офицера дорожной полиции. Так что был шанс, что поверят им, а не консьержу.
Так и случилось, и на какое-то время Джаред мог забыть о полиции. Карточку детектива Дугласа он спрятал подальше, хотя выбрасывать всё же не стал - просто на всякий случай.
Второй, не менее важной, проблемой была необходимость предотвратить новые нападения Дженсена на женщин. Джаред так понял из своих осторожных расспросов, что жертвами всегда становились женщины - почему, Дженсен не объяснил. Он вообще очень мало и сжато говорил на эту тему, и Джаред, видя, каких неимоверных усилий ему это стоило, боялся давить на него ещё больше. Решить эту проблему оказалось неожиданно просто: Джареду всего лишь надо было не выпускать Дженсена из виду и всегда знать, где он находится. Он взял с Дженсена слово, что из дома он сразу будет идти на работу, а после работы - сразу домой; за продуктами Джаред теперь бегал сам. Кроме того, Дженсен должен был каждый час отправлять ему SMS о том, что с ним всё в порядке - Джаред предпочёл бы звонки, но Дженсен ненавидел говорить по телефону, и Джареду пришлось пойти на уступку. Всё это немного походило на домашний арест, но как ещё ограничить Дженсена, не прибегая к помощи властей, Джаред просто не знал. Со временем он обнаружил ещё одну вещь, укрепившую его в намерении держать Дженсена на коротком поводке: находясь рядом с ним, Дженсен расслаблялся и успокаивался. Нападать на людей ему приходилось всегда в состоянии сильнейшего напряжения: он как-то сказал Джареду, что может просто идти по улице и не чувствовать совсем ничего (это означало, что ему на самом деле очень, очень хреново), и это "совсем ничего" в какой-то момент становится таким сильным, что его сознание отключается, а когда он приходит в себя, то видит свои руки, наносящие удары, или уже мёртвое тело в луже крови перед собой. Какими эмоциями сопровождается это "пробуждение", Дженсен не уточнял, а Джаред, опять-таки, не решался расспрашивать. Дженсен всегда открывался ему до какого-то предела, с каждой неделей всё сильнее, но потом вдруг, внезапно, посреди разговора замыкался снова, и из него нельзя было вытянуть больше ни слова на ту тему, которую они перед тем обсуждали.
Собственно, это была третья сторона "проблемы Дженсена". Самая большая и самая главная. Как сказал Кевин Вудхауз, любой мотив убийцы-психопата - не мотив на самом деле, а только повод.
Главной проблемой и истоком всех прочих проблем Дженсена была его шизофрения.
Пока Дженсен был на работе, Джаред часами просиживал в интернет-кафе и в библиотеках, читая всё, что только мог отыскать об этой болезни. Несколько книг и распечаток он даже принёс домой и читал украдкой, когда ему не спалось ночами - что бывало довольно часто. Он сам не знал, что именно ищет - какая-то часть его отчаянно и нелепо надеялась, что всё-таки существует лекарство, избавление, живая вода - он не знал, что, но хоть что-нибудь, чем Дженсена можно вылечить. Книги полнились описаниями десятков методов терапии и сотен названий медикаментов, которых Джаред не мог даже выговорить, не то что запомнить, но ни одно из них не имело репутацию панацеи. Впрочем, почти во всех книгах подчёркивалось, что постоянное употребление лекарств при тяжёлых формах (а у Дженсена, без сомнения, всё было очень и очень запущено) является необходимым условием; что без этого никак. Но Дженсен не пил никаких таблеток - иначе бы Джаред заметил. Купить без рецепта их было нельзя, а если бы даже и можно, Джаред всё равно не рискнул бы заниматься самолечением - ведь от таких экспериментов Дженсену могло стать только хуже.
Хотя иногда Джаред думал, что куда уж хуже. И, как уже бывало прежде, жизнь лишний раз наглядно показывала ему, что всегда есть куда.
Когда Джаред только начинал понимать, во что вляпался, он не сознавал ещё всей глубины и сложности того положения, в которое ставит себя, решив остаться с Дженсеном. Тогда ему казалось, что самое страшное - то, что Дженсен убивает людей, и, в сущности, в любой момент может убить самого Джареда; это было тем более вероятно, что свои приступы агрессивного помешательства он совершенно не контролировал. Но даже если бы этого не было, сама по себе жизнь с человеком, страдающим шизофренией, была очень нелегка. Его замкнутость, непредсказуемость реакций и настроений, которые он подавлял так тщательно, что большую часть времени казался бесстрастным; его постоянная настороженность и неловкость; негибкость его привычек и предпочтений, доходящая иногда до ослиного упрямства; и его полная беспомощность во всём, что касалось инициативы в построении отношений - всё это было ох как непросто терпеть. Кроме того, Дженсен врал, причём так непродуманно и неуклюже, что во вранье не было никакого смысла. Было просто чудом, что его до сих пор не арестовали. Даже то, как он пытался скрыть от Джареда место своей работы - переодеваясь в форму в лифте; или то, как забыл снять ценник с только что купленной в целях маскировки одежды; и то, что он снял плащ, убивая одну из жертв, но забыл после убийства счистить кровь с рук - всё это было настолько в характере его безумия, настолько явственно отражало его рассеянную, наивную скрытность, что Джаред поражался непрофессионализму копов, которые до сих пор его не поймали.
Джаред не понимал теперь, как мог не догадаться раньше, и ещё меньше понимал, как могут не догадываться те, рядом с кем Дженсен живёт, работает, ходит по магазинам каждый Божий день. Энн Брокли говорила, правда, что он "немного чудаковатый" - но она явно не сознавало всей силы этого преуменьшения до той минуты, когда Дженсен всадил ей нож под левую грудь. Самое страшное было то, что, если не знать, со стороны действительно можно было ничего не заметить: ну, просто чуть-чуть нелюдимый парень, неразговорчивый, тихий, явно себе на уме, но в сущности безобидный. Возможно, свою роль играло и то, что Дженсен был очень хорош собой - трудно поверить, что зло и безумие может таиться внутри красивого человека. Конечно, вся история мира и все искусства предоставляют множество примеров того, как красивое снаружи оказывалось отвратительным внутри - это один из мощнейших человеческих архетипов, положенных в основу множества мифов. Но всё дело было в том, что Дженсен не был отвратителен внутри. Отвратительной была его болезнь, но не он сам. Внутри у него была красота - исстрадавшаяся пленница в тесной железной клетке, безъязыкая, слепая, глухая; всё, что было у неё - это руки и искорка света, тлевшая в окружающей темноте. И эта частичка Дженсена, эта искра жизни, теплившаяся в его больном рассудке, пыталась творить, хотела любви и мучилась стыдом и ненавистью к той клетке, в которой была заключена до конца своих дней.
Эта искра - именно она, а не тупое стремление убивать - заставила Дженсена помочь Джареду и приютить его в самом начале их отношений. И из этой искры рождались его макеты. Сперва они восхищали Джареда, потом, когда он понял, кто такой Дженсен - пугали до дрожи в кишках. Теперь, когда он вновь переменил своё отношение к Дженсену, он присмотрелся к ним повнимательнее, потому что они и были сам Дженсен, в большей степени, чем что-либо ещё.
Дженсен рассказал ему, что начал делать их, когда лечился в больнице. У больных шизофренией бывают плохие дни (иногда переходящие в плохие недели, плохие месяцы и бесконечно плохие годы), а бывают хорошие. И в один из таких хороших дней терапевт Дженсена разложила перед ним краски, кисти, картон, пластилин - целую кучу разных предметов для творчества, и предложила попробовать, что ему захочется. И тогда, рассказывал Дженсен, его как будто вдруг осенило. Он даже не раздумывал (и это было не то пустое бездумье, которое сваливалось на него в плохие дни - напротив, вполне осознанная уверенность), просто потянулся и взял картон, белый листок картона, и за пятнадцать минут склеил из него домик, изображавший ферму, на которой жил у тёти в раннем детстве. Терапевт тут же принялась расспрашивать, что это за дом и кто там живёт, и нравится ли Дженсену этот домик - куча дурацких вопросов, которых он просто не слушал, так что в конце концов терапевт вздохнула и оставила его в покое, сказав, что он может оставаться тут, сколько хочет. Дженсен остался на два часа, и с тех пор каждый день приходил в комнату арт-терапии и клеил здания из картона: школу, в которой учился до больницы, конюшню на тётиной ферме, дом девочки, которая ему нравилось. Терапевт заметила его настойчивость в этом увлечении и принесла ему каталог особняков; Дженсен просмотрел его и выбросил; но на Рождество получил в подарок большой красивый альбом с крупными, качественными фотографиями шедевров мировой архитектуры. Так всё и началось. Макеты, которые Джаред видел в коллекции Дженсена, были не всеми из тех, что он делал - только самыми любимыми, теми, в которые он вложил больше всего души и труда. Не все они были технически совершенными, кое-где, при внимательном рассмотрении, Джаред заметил потёки клея, заломы на картоне, неидеальные углы. Но всё это дышало жизнью, запертой в тесной клетке - запертой в картоне точно так же, как Дженсен был заперт в своём сумасшествии. Собственных проектов он не создавал - Джаред спросил, почему, и Дженсен тут же замкнулся. Единственным не скопированным, уникальным во всей экспозиции была та башенка на викторианском особняке, которую Джаред заметил совсем недавно. Дженсен сказал, что склеил её как-то в выходной, пока Джаред был на работе, и что это первый макет, сделанный им за последние полтора года.
Картонные замки - вот всё, что у него было, но это всё-таки было лучше, чем совсем никаких.
И таким странным, таким жутким и ледяным контрастом к этой частичке тепла были мёртвые женщины, погибшие от тех самых рук, которые так бережно и аккуратно делали красоту. Джаред старался не думать об этих женщинах, находясь рядом с Дженсеном; но иногда ночами, лёжа в его объятиях и чувствуя его дыхание у себя на щеке, он не мог перестать представлять себе неживые, окровавленные тела. Счастье ещё, что он никогда их не видел - наверное, он не смог бы тогда остаться с Дженсеном, несмотря ни на что. Он думал о том, что всё это были люди, такие же живые, как Дженсен или он сам, что они были матери, дочери, жёны, подруги, что кто-то любил их и кого-то любили они, и вот теперь их нет больше на свете из-за того человека, который лежит сейчас рядом с Джаредом. От этих мыслей становилось невыносимо. Ужас и жалость к безвинно погибшим жертвам и ненависть к их убийце захлёстывали Джареда с головой, и он думал: "Господи, что я делаю? Кого я жалею, кого хочу защитить? Он же чудовище! Он безумное, больное чудовище..." И вот так его корёжило, разрывая между гневом и состраданием, и он засыпал перед самым рассветом, забываясь тревожным, прерывистым сном, а утром вставал и снова шёл в библиотеку, не забывая отправлять Дженсену SMS каждый час, а на обратном пути покупал молоко.
Как-то раз, в один из хороших дней Дженсена (он был веселей и разговорчивей, чем обычно, почти до болтливости), Джареда вдруг осенила одна мысль, и он спросил Дженсена, сколько раз тот нападал на женщин с тех пор, как у него поселился Джаред. Дженсен нахмурился, но ответил: "Три".
Если он не врал - Джаред думал, что нет - то так и выходило: три. Первый раз, когда вернулся с окровавленными руками, второй - когда убил мисс Брокли, и третий раз - когда Джаред увидел его в переулке и успел остановить.
Выходило, что из семи нападений почти половина произошла в течение двух последних месяцев, и ещё половина - в течение семи лет. Выходило так, что от присутствия Джареда Дженсену не делалось лучше; ему делалось хуже.
Джаред сидел, обмякнув на диване, чувствуя дурноту от этой внезапной мысли. И, как это иногда бывало в хорошие дни, Дженсен словно прочёл его мысли, и, наклонившись к нему (они сидели с попкорном на коленях и смотрели кино, когда Джаред задал этот роковой для себя вопрос), взял его за руку. Он редко теперь прикасался к Джареду первым, и Джаред вздрогнул, ощутив, какой тёплой и надёжной была эту рука.
- Я боялся, что ты узнаешь, - тихо сказал Дженсен, глядя на него своим пристальным и, в эту минуту, на удивление ясным и чистым взглядом. - Что узнаешь и уйдёшь. Мне с тобой хорошо, Джей. Сразу было хорошо, и от этого было плохо. Я слишком привык быть один. Я не люблю людей. И то, что с кем-то может быть так хорошо... то, что это в любой момент может кончиться... от этого становилось только хуже, понимаешь? Я иногда думал, лучше бы тебя не было вообще никогда, чем чтобы ты был, а потом тебя вдруг не стало.
Он сказал именно так - "тебя не стало", а не "ты ушёл" или "бросил меня". Он по-прежнему не исключал, что может сам стать причиной "исчезновения" Джареда. И это пугало его, наверное, ещё сильнее, чем его потенциальную жертву.
- Я никуда не денусь, - сказал Джаред, сжимая его руку в своей. Дженсен чуть улыбнулся уголками губ.
- Знаю. Поэтому теперь мне гораздо легче. И больше не... ну, я не чувствую такого сильного напряжения. Такого сильного ничего.
- Это хорошо, - Джаред слабо улыбнулся ему и погладил его руку кончиками пальцев. Они досмотрели кино в тот вечер и заснули, обнявшись.
Сексом они больше не занимались. Вообще. Не целовались даже, не считая лёгкого прикосновения губ ко лбу или щеке. Джаред не знал, почему; он хотел Дженсена до боли, до ора, у него почти постоянно был адски сильный стояк. Он никогда не воздерживался так долго - неделями, обходясь одной мастурбацией, которой разряжался наскоро во время душа. Это было так странно: они с Дженсеном стали, определённо, ближе, чем были прежде - но в то же время между ними появилась прозрачная стена, скорей даже плёнка, мешавшая им слиться в одно, как было раньше. Как будто безумие Дженсена было заразно и могло передаться половым путём. Джаред просто не мог заставить себя спать с ним, и знал, что Дженсен мгновенно почувствует, если он пойдёт на это через силу, почти против воли, и так будет только хуже.
Шли месяцы. Наступило лето. До дня рождения Джареда оставалось несколько дней: ему исполнялось двадцать, он был в самом расцвете, на самом пике своей юности, сил, здоровья и красоты. Он смутно чувствовал, что в любой миг может потерять всё это, и жизнь от этой мысли становилась как будто слаще - муторно приторным и пьянящим, как шоколад с ликёром, был привкус каждого мгновения на языке. Джаред не знал, как долго сможет выдерживать всё это. Он начинал понимать, какую огромную ответственность взвалил на себя. Он любил Дженсена и не собирался бросать его на произвол судьбы; но... было какое-то "но". Всё равно было.
Оно давило на Джареда очень сильно, он думал об этом чересчур долго; и, погрузившись в раздумья, в кои-то веки, не о Дженсене, а о себе самом, пропустил момент, когда у Дженсена наступили плохие дни. Джаред жил с ним ещё слишком мало и не умел пока что их предвидеть: ухудшение не наступало резко, у него были свои признаки, появлявшиеся задолго до того, как болезнь сжимала на мозге Дженсена цепкие когти. Но Джаред просто прохлопал эти признаки. Он был занят мыслями о том, что ему рано или поздно придётся найти новую работу, что они просто не проживут на не слишком большую зарплату Дженсена. Да и вообще - Джаред не хотел хоронить себя в четырёх стенах, навечно превратившись в смесь сиделки с надсмотрщиком при психически больном убийце. В конце концов, он ещё так молод, у него вся жизнь впереди. Ему всего девятнадцать лет и триста шестьдесят четыре дня.
- А ты никогда не думал опять лечь в больницу?
Этот вопрос Джаред задал рассеянным тоном, скорее отвечая своим мыслям, чем вызывая Дженсена на беседу. Дженсен сидел на полу в гостиной, скрестив ноги, и что-то клеил - Джаред в первый раз видел его за изготовлением макета, но не задумался о том, что это может значить. Услышав вопрос Джареда, Дженсен застыл, сжимая в руке кисточку с поблескивающим на ней клеем. Его настороженность была настороженностью зайца, учуявшего волков, но Джаред и этого не заметил.
- Ты говорил, что в Иллинойсе тебе стало лучше, - продолжал Джаред, теребя край рубашки и глядя в окно гостиной на улицу, залитую солнечным светом. - И что тебя выписали слишком рано. Ты никогда не думал, что стоит вернуться и...
- НЕТ!
Крик был таким пронзительным, таким яростным, и в то же время полным такого животного ужаса, что мало походил на человеческий голос. Джаред круто обернулся к Дженсену, широко раскрывая глаза, шокированный этим криком. Дженсен поднялся на ноги, перемазанный в клее; кусочек картона в форме арки прилип к его колену, но он этого явно не замечал.
- Т-тише, - сдавленно проговорил Джаред. - Всё хорошо. Я просто спросил...
- Нет! - повторил Дженсен почти так же громко, глядя на него со смесью страха и ненависти, который Джаред в нём раньше никогда не видел. Боже...
- Дженсен, - пробормотал он, делая движение, чтобы подойти, но Дженсен отступил от него, споткнувшись об диван и чуть не упав навзничь.
- Ни за что, - сказал он, глядя на Джареда и не видя его; глаза у него стремительно пустели, голос начинал замирать, словно кто-то невидимым ластиком торопливо стирал из него все эмоции. - Я ни за что туда не вернусь. Лучше сдаться полиции и сесть на электрический стул. На электрический стул. Это будет один раз и быстро. Один раз и быстро.
- Тише, тише, - умолял Джаред, проклиная себя за то, что ляпнул такое. - Конечно, ты туда не вернёшься. Просто ты сказал, что лёг туда добровольно, и я...
- Я не знал, что они делают. Я тогда не знал, что они делают. Если бы я знал... если бы я знал... если бы я знал...
Его как будто закоротило, он повторял одну и ту же фразу снова и снова. Это было так ужасно, что у Джареда затряслись ноги. Он бросился к Дженсену, обхватил его за голые плечи руками, задвигал ладонями по его бицепсам. Они были напряжены до окаменелости, словно их свело судорогой, и холодны, как лёд.
- Всё хорошо, - бормотал Джаред. - Я с тобой. Я здесь. Ну же, Джен, посмотри на меня. Вот так, всё хорошо. Ты никуда не поедешь, останешься здесь. И я останусь. Давай сейчас поедим, обедать пора. Ну, посмотри на меня, Джен, посмотри, ну пожалуйста...
Он шептал и шептал, гладя Дженсена по плечам, по груди, по шее, по лицу. Дженсен стоял неподвижно, оцепенев, как в ту ночь, когда Джаред предотвратил очередное убийство. И Джаред сам не заметил, когда поглаживания и сбивчивый шепот перешли в поцелуи, в прерывистое дыхание, обжигавшее кожу. Дженсен был как будто заледенелый, и Джаред просто не знал, как ещё его отогреть. Он потёрся об Дженсена пахом - у него в штанах было вяло, и у Дженсена тоже, но движение продиктовало ему инстинктом, и Джаред сделал это, а потом, обхватив лицо Дженсена обеими руками, поцеловал, пытаясь разомкнуть языком его холодные неподвижные губы. Это было как целовать мертвеца, и Джаред беззвучно заплакал, мысленно проклиная себя и прося у Дженсена прощения: нет, нет, я никогда тебя им не отдам, не отпущу, никто больше не сделает тебе больно, и ты никому не сделаешь больно, всё наладится, всё будет хорошо... Он шептал и целовал Дженсена, и наконец почувствовал, как кататония спадает. Дженсен обмяк достаточно, чтобы Джаред смог усадить его на диван. С неистовой силой, подкреплённой отчаянием, чувствуя себя чуть ли не некрофилом, он вытянул безвольное тело Дженсена на диване и принялся покрывать поцелуями, с головы до пят, ни на миг не переставая поглаживать его кожу. Дженсен слегка шевельнулся под ним, когда Джаред дошёл до бёдер, и Джаред удвоил усилия. Ещё немного - и Дженсен еле слышно застонал, двигаясь всё сильнее, пытаясь нашарить рукой голову Джареда. Джаред ткнулся макушкой ему в ладонь, и Дженсен сжал его волосы, потянув на себя. Джаред поддался его движению и поднялся выше, его рот оказался на уровне гениталий Дженсена, уже наполовину затвердевших. Джаред набросился на них и всосал с такой силой, что у него запали щёки. Слёзы брызнули у него из глаз - он не знал, почему, только чувствовал, как неистово нарастает желание, в котором муки и страдания было, наверное, больше в тот миг, чем любви. Плёнка, натянувшаяся между ними, лопнула; Джаред снова мог утолять с Дженсеном жажду, которой полнилось его тело, давая одновременно Дженсену то, в чём нуждался сам. Близость, тепло человеческих прикосновений, чувство доверия, настолько полного, что оно было сильнее животного страха перед безумием - это было общее у них, одно на двоих, и они потянулись друг к другу, одновременно ощутив, что больше не могут без всего этого обходиться. Дженсен кончил Джареду в рот и сразу же стал твердеть снова - он ведь тоже долго обходился без секса и, как подозревал Джаред, даже не дрочил, так что сейчас ему приходилось несладко. Джаред взглянул ему в глаза - они опять были живыми и знакомыми, и опять просили. Не давая ни ему, ни себе времени на раздумья, Джаред торопливо выпутался из штанов и уселся на Дженсене сверху, пристраивая его член к своему заднему проходу, направляя рукой. Они впервые делали это без презерватива, и это было неправильного, плохо - Джаред долгое время вёл беспорядочную половую жизнь, и хотя всегда предохранялся, всё же не мог быть уверен в себе на все сто процентов, и ещё меньше мог быть уверен в Дженсене. Но было уже поздно: Дженсен толкнулся в него жаркими, длинным движением, и Джаред, чувствуя, как содрогаются мышцы на бёдрах, насадил себя на него на всю глубину, ощутив ягодицами бархатистость Дженсеновых яичек. И это было так полно, так тесно, так близко, что всё остальное больше не имело значения. В конце концов, один из них каждый день мог умереть от руки другого, после чего этот другой мог оказаться в тюрьме или окончательно сойти с ума. Им нечего было терять; или они думали, что нечего, неистово трахаясь посреди гостиной, залитой ярким светом летнего солнца.
Когда мучительное, слишком долго сдерживаемое желание у обоих иссякло, Джаред повалился Дженсену на грудь, обвив рукам его скользкие от пота плечи. Дженсен тоже обнял его, и за одно это движение Джаред отдал бы целый год непрерывного роскошного траха. Он вернулся. Дженсен опять был с ним, тёплый, живой. И Джаред понял, что не должен больше его отпускать, позволять ему уходить так далеко; никогда.
- Прости, - хрипло сказал Дженсен. Джаред мотнул головой, развозя щекой пот и сперму по его груди.
- Проехали, - сказал он так же хрипло, чувствуя тепло солнца на своей обнажённой спине.
Решение позвонить Мэган пришло спонтанно. Джаред не вспоминал о ней несколько месяцев - та жизнь, которую он оставил, переступив порош Дженсеновой квартиры, казалась далёкой и подёрнутой дымкой. Однако новая жизнь, та, что пришла взамен, была для Джареда всё-таки чересчур тяжела. У него по-прежнему не было друзей, но именно сейчас он как никогда в них нуждался - нуждался в ком-то, кому можно было бы выговориться, и если не попросить совета, то хотя бы облегчить душу. Он не осознавал всего этого - просто однажды, в очередной раз сидя дома в ожидании очередной SMS от Дженсена, взял трубку и по памяти набрал номер своей сводной сестры.
Когда она ответила. он услыхал на фоне какой-то шум - наверное, она шла по улице.
- Мэган? - спросил Джаред, невольно повысив голос. Она прокричала в ответ, так. что он невольно отнял трубку от уха:
- Да! Кто это? Ничего не слышу, я возле фонтана! Кто говорит?
- Это Джаред.
- Кто?
- Джаред! - заорал он изо всех сил, и несколько секунд не слышал ничего, кроме бурлящего гула в наушнике.
Потом гул отдалился и немного утих, и Мэган переспросила:
- Джаред?! Господи, это ты?
- Я.
- Джаред! Ну что же ты так пропал, я уже не знала, что думать, всех твоих друзей обзвонила!
Всех его друзей? Немного это времени заняло, наверное.
- Мэгс, ты занята сейчас? Мы можем встретиться?
- Да, конечно, можем! У меня как раз выдались свободные полдня, я в Центральном Парке. У тебя всё в порядке?
И что он должен был на это ответить?
Джаред сказал:
- Я буду через двадцать минут. Возле фонтана, да? Дождись... пожалуйста.
Он был на месте спустя четверть часа.
Фонтан звенел и стучал, роняя россыпи капель на изумрудную траву. Вокруг фонтана рядами стояли скамейки, на которых, разумеется, было негде сесть: студенты, парочки, мамаши с детьми, выбежавшие на ланч клерки - все пытались урвать глоток благословенной прохлады в знойный июльский день. Некоторые девушки и парни снимали обувь и садились прямо на бортик, полоща ноги в просторном бассейне, усыпанном цветным гравием и монетками, которые в фонтан кидали на счастье.
Мэган была там, и замахала Джареду, увидев его ещё издалека. Она поменяла причёску: постриглась и осветлила волосы, и ветер бросал чёлку ей на глаза.
- Привет! Ох, как здорово тебя видеть! - воскликнула она, когда он подошёл, и, запрыгнув на бортик босыми ногами, повисла у Джареда на шее. Бортик был высокий, но всё равно, даже стоя на нём, Мэган была ростом ниже, чем Джаред. Он невольно улыбнулся и заправил ей светлую прядку за ухо.
- Хорошо выглядишь, - сказал он, чувствуя к ней нежность, которой не испытывал уже давно. - Причёска тебе идёт.
Мэган порозовела от удовольствия и заправила прядку с другой стороны.
- А ты похудел. И бледный такой... ты совсем не загораешь? Садись, я тебе тут место заняла.
Она стащила свою сумочку с влажного камня, и Джаред, тоже разувшись, сел, спустив ступни в журчащую холодную воду. Вода приятно обжигала, солнечные лучи ласкали лицо, и он вдруг почувствовал себя так хорошо, как давно не чувствовал.
- Ну рассказывай, куда ты пропал? - потребовала Мэган, устраиваясь с ним рядом. Напротив них двое малышей прыгнули в бассейн и, вереща, принялись брызгаться; к ним тут же заспешил смотритель парка, на ходу отчитывая их мамаш, что не следят за детьми. Джаред смотрел на них и думал: вот это жизнь, нормальная жизнь, которой у меня и раньше не было, и теперь уже точно не будет.
- Сперва ты расскажи, - проговорил он, почему-то оттягивая то, ради чего ей позвонил. - Как дела... ну, у вас?
- Да как, - Мэган фыркнула, дёрнув ножкой в воде. - Я по-прежнему, вот только бросила Фрэнка и покрасилась, видишь... Мама выглядит совершенно довольной жизнью. По Роберту, - Мэган звала отчима по имени, так же, как и Джаред - мачеху, - она убивалась недолго, но вряд ли это кого удивит... Купила себе две новых машины. Закрыла на ремонт левое крыло дома, порядок там наводит. Переделала половину комнат, из твоей решила устроить гостевую спальню... прости, - Мэган вдруг осеклась, поняв, что сказала бестактность. Но Джаред только махнул рукой.
- Ничего. Я давно уже перестал считать тот дом своим. Рад слышать, что ей доставляет удовольствие прожигать мои деньги.
Мэган закусила губу. Конечно, она была дочь своей матери. Роберт относился к дочери Лоры от первого брака почти как к родной, тем более что она была совсем малышкой, когда они поженились. Но, в отличие от Лоры, Мэган не была помешана на деньгах и - Джаред подозревал, что это тоже играет роль - не была яростной гомофобкой. Когда-то она с любопытством расспрашивала Джареда о его первых парнях, и даже покрывала его, когда он впервые стал убегать по ночам в гей-клубы - за что ей потом порядком влетало от матери. Мэган была... ну, она была неплохой девчонкой. Джареду было жаль, что они по разные стороны баррикад, но зла на неё он не держал. И ему правда не к кому больше было обратиться.
- Ну а ты-то как? - спросила Мэган чуть-чуть поспешно, пытаясь скорей сменить неприятную тему. - Всё ещё живёшь с тем парнем?
Джаред слегка вздрогнул. Потом кивнул.
- Его зовут Дженсен.
- Красивое имя.
- Он и сам красивый, - вырвалось у Джареда, и Мэган улыбнулась.
- Ну, значит, всё не так уж и плохо? Сколько вы уже вместе? Несколько месяцев, да? Для тебя это очень долго.
- Для тебя тоже, - поддразнил он её, и Мэган, рассмеявшись, пристукнула кулачком по его плечу.
- Не обо мне сейчас речь! Расскажи мне про этого Дженсена, кто он? У него свой дом, я правильно поняла? Он хорошо зарабатывает?
И всё-таки она была дочь своей матери. Джаред на мгновенье прикрыл глаза. Лёгкие брызги воды падали ему на лицо.
- Мэгс... слушай... представь, что ты стала встречаться с кем-то... с кем-то хорошим. Вправду хорошим, или тебе так, по крайней мере, сначала кажется. Он о тебе заботится. Он всегда рядом. Ему на тебя не плевать, понимаешь? Он...
- Любит тебя? - с улыбкой закончила Мэган, хитро поглядывая на брата. Она пока ещё не понимала. Джаред тяжело кивнул.
- Да. Наверное. По-своему. Но потом ты узнаёшь... узнаёшь о нём что-то такое, что всё меняет. Ты узнаёшь, что этот человек делал плохое с другими людьми. Не с тобой, но с другими. Что бы ты сделала?
Мэган больше не улыбалась. Она наморщила лоб - дурацкая привычка, за которую Лора ещё в детстве её ставила в угол.
- Насколько плохое? - спросила она, невольно понизив голос.
Джаред повёл плечом, не глядя ей в глаза.
- Достаточно плохое. Но тебе он ничего не делает. Только другим.
- Господи, Джей, - Мэган взяла его за руку, и он посмотрел на неё с удивлением - она не делала так много лет, с тех пор, как они оба были детьми. - Что случилось? Он что, бандит? Этот твой Дженсен?
- Нет, - Джаред едва не рассмеялся, хотя смех вряд ли прозвучал бы весело. "Бандит" - это определённо было совсем не то слово, которое характеризовала Дженсена. Но какое тогда слово его характеризует более точно? Как объяснить Мэган, не сказав слишком много и не напугав её до полусмерти?
- Он не бандит. Но он наделал много ошибок и... я боюсь, что может наделать ещё. Он... иногда бывает опасен. Для других.
- Почему ты так уверен, что не для тебя?
"Я не уверен", - подумал Джаред, а вслух сказал:
- Потому что я его знаю. Успел узнать. Я понимаю, - добавил он, когда она открыла рот, собираясь возразить, - пара месяцев - это не так уж и много, чтобы узнать человека как следует. Но я его правда знаю, Мэган, поверь. Ему нужна помощь. И я... ему просто некому больше помочь. Так же, как никто, кроме него, не мог помочь мне.
Она выпустила его руку. Какое-то время они сидели, глядя на воду и на людей вокруг.
- Зачем ты тогда мне всё это рассказываешь? - спросила Мэган наконец, и Джаред сказал:
- Не знаю. Наверное, мне просто захотелось поговорить... с кем-нибудь. Это же просто ужас, я ни с кем не говорю теперь, кроме него. Раньше ходил на работу, но...
- Ты работал? Ты?! - Мэган вытаращила свои подведённые синей тушью глаза, да так, что Джаред невольно хохотнул. Да уж. Он бы и сам так же вытаращился, скажи ему кто год назад, что он до такого докатится.
- Ага, - его голос прозвучал почти весело. - Возил курьерскую доставку по городу. Вкалывал, как ненормальный, по сорок часов в неделю. Было клёво.
- Было клёво, - повторила Мэган, неверяще покачала головой. - Да уж... ты, я вижу, тоже порядком переменился. Хоть волосы и не осветлял.
- Мне нравится мой естественный цвет. К тому же, - Джаред скорчил надменную гримасу, - только пидоры делают мелирование. А я не пидор. Я гей!
- Тихо ты, - захихикала Мэган, кидая взгляд на мамашу, всё ещё спорившую с смотрителем парка недалеко от них. Джаред ухмыльнулся и подмигнул ей. Да, хорошо всё-таки, что он ей позвонил. Он ждал от себя, что начнёт жаловаться, просить помощи, что скажет: "Мэган, свяжи меня и сдай в дурдом, мне там самое место, а потом позвони копам". Но нет, ему не хотелось жаловаться на Дженсена. То, что он сказал, не было жалобой - это было правдой. Он живёт с парнем, который представляет собой опасность для окружающих. И... счастлив с ним? Да, наверное, так.
- Ты спросил, что бы я сделала, будь у меня такой парень, - сказал Мэган, и Джаред повернулся к ней - он уже и забыл, что построил свою немногословную исповедь как вопрос. - Помнишь Фрэнка?
- Того перекачанного отморозка с ушами торчком?
- Он не перекачанный, неправда, но насчёт отморозка - это ты в точку. Я его бросила.
- Ты говорила.
- Да. Потому что он меня бил.
Джаред резко выпрямился.
- Мэган...
- Уже всё в порядке, - она заправила чёлку за ухо, болтая ногами в воде. - Я сама с этим справилась. Матери не сказала, потому что, ты знаешь её, она бы сразу ор подняла, что я сама виновата и всё такое... К тому же это и было-то только раз. Мы были в его компании, он выпил, и ему показалось, что я флиртую с его приятелем. Словом... На следующий день я позвонила и сказала ему, что всё кончено. Он ревел, как буйвол, но я пригрозила, что расскажу всё матери, и его посадят. Он знает, какие связи у нашей семьи.
Джаред жалел, что не узнал об этой истории раньше - хотя вовсе не факт, что Мэган рассказала бы ему. Несмотря на деспотизм Лоры, Мэган умудрилась вырасти довольно самостоятельной девушкой. Быть может, благодаря эгоизму матери, которая, хоть и пыталась её контролировать, на самом деле больше и прежде всего заботилась о самой себе.
- Я что хочу сказать... я потом пожалела, что не пошла в полицию. Потому что если он избил меня, то может избить и какую-то другую девушку. И я буду в этом виновата, понимаешь? Потому что могла остановить его, остановить совсем. Но потом решила, что мне не нужны неприятности. И... я не знаю, правильно ли поступила.
Джаред кивнул. Господи, Мэган, знала бы ты.... избиение - это ещё такая мелочь. Бывает настолько хуже...
- Я понимаю, - проговорил он. - И я... тоже думал об этом. Но тут другое...
- Почему другое? - с внезапной резкостью спросила она. - Ты сказал, что он делал кому-то зло. А зло должно быть наказано! Мы не наказываем его, вот потому-то оно и ширится, потому столько плохого происходит вокруг нас, что мы думаем только о себе, а не о тех, кто ещё может пострадать! Если твой парень делает что-то плохое, ты должен ему помешать. Так правильно, Джаред, так будет...
- А почему ты не помешала твоей матери меня грабить? - спросил Джаред, и Мэган, задохнувшись, умолкла.
В его вопросе не было того вызова и злобной обиды, что прежде. На этот раз он не собирался её ни в чём винить, и в подтверждение этого положил руку ей на плечо.
- Джаред... ты не понимаешь... она ведь... она моя мама...
- Я тебя очень хорошо понимаю, Мэгс. Лучше, чем ты думаешь. Потому сейчас про это и спросил. Ты ведь могла позвонить адвокатам отца, рассказать, как Лора подделала завещание, потребовать расследования. Тебя бы они послушали, ведь ты её родная дочь и не стала бы наговаривать на неё зря. Ты могла бы им даже заплатить - ты ведь знаешь, я потом вернул бы тебе всё до последнего цента. Но ты не сделала ничего. И не потому, что ты такая же, как она - ты хорошая, Мэгс. Но она твоя мать. Ты её любишь. Поэтому не важно, какое зло она делает - предать её ты не можешь.
Он убрал руку с её плеча и опять посмотрел на воду. Струи фонтана переливались всеми цветами радуги на свету, словно миллионы крохотных осколков стекла.
- Я люблю его, Мэгс. Просто люблю, и поэтому... как-то так.
Он замолчал, и Мэган молчала тоже. И они ещё долго сидели там, держась руками за мокрые бортики и болтая ногами в воде.
Встреча с сестрой подействовала на Джаред лучше, чем он надеялся. Думать всё то, что разрывало его несчастную голову в течение многих недель, становилось едва выносимо. Но когда он попытался проговорить это вслух, всё оказалось так просто, как он даже и не надеялся. Период мучительных сомнений остался позади. Джаред теперь знал, что дороги назад нет - не потому, что выйти на неё невозможно, а потому, что он сам не хочет её искать. Что бы ни происходило между ним и Дженсеном Эклзом, Джаред принял это, и теперь должен был идти до конца. И это больше не пугало его. Совсем нет.
Дженсен как будто заметил, что ему полегчало - в свои хорошие дни он был почти так же чуток к настроениям Джареда и так же беспокоился за него, как и сам Джаред. Он спросил, не хочет ли Джаред сегодня сходить в кино - они уже очень давно никуда не выбирались. Дженсену не нравились общественные места - лужайка вокруг фонтана с кучей людей, едва не задевавших друг друга, повергла бы его в ужас. Так что Джаред оценил его жертву и, широко улыбнувшись, сказал, что да, конечно, это было бы очень здорово.
- А что идёт? - добавил он, и Дженсен пожал плечами.
- Понятия не имею. Да какая разница?
И это Дженсен, так воротивший нос от всего, что не укладывалось в его представление о классике кинематографа! Даже двойная жертва с его стороны - ну надо же, с чего бы...
- День рождения у меня только завтра. - подозрительно напомнил Джаред, и Дженсен послал ему ещё одну сияющую улыбку.
- Я помню. Завтра будет завтра. А сегодня так, разминка перед главным действом, - он подмигнул Джареду, и, хотя тот тут же принялся приставать и канючить, требуя рассказать про сюрприз раньше срока, остался непреклонен, и, смеясь, повторял: "Завтра, всё завтра!"
Было так здорово разговаривать с ним вот так - как будто всё было совершенно нормально, и они были просто два парня, влюблённые друг в друга, и собирались отлично провести вечер, а потом - Джаред в этом не сомневался - ещё лучше провести ночь. И на секунду Джаред поверил, что всё в самом деле можно исправить. Дженсена можно вылечить. Ему уже стало лучше - он был гораздо живее, и разговорчивее, и улыбался чаще, чем несколько месяцев назад, когда Джаред его только встретил. Как будто он многие годы сидел в раковине, вытачивая в ней, как жемчуг, свои макеты; а потом створки раковины сломались и он вышел на свет. Сперва ему было больно, он съёживался и искал уголок потемнее, но теперь привыкал. Если всё и дальше будет вот так хорошо, то он в конце концов может совершенно оттаять и забыть про все на свете плохие дни. Джаред был уверен в этом в тот вечер, как никогда прежде.
И именно в это время, когда они как раз собрались на сеанс и уже вышли из квартиры к лифту, Джареду позвонила Лора.
Увидев на экране мобильника номер Мэган, Джаред удивился, но ответил на звонок, ничего не подозревая. Истошный визг мачехи оглушил его - Джаред вспомнил вдруг перекошенное лицо женщины, размахивавшей руками наподобие ветряной лестницы и с воплями убегавшей от мусорных баков в ночном переулке. Лора Падалеки вопила очень похоже. Хотя за ней, определённо, сейчас не гнался маньяк с ножом.
- ...сраный ублюдок! Сукин сын, чтобы тебе подохнуть в той яме, в которой тебя родила твоя блядская мать! Как ты посмел?! Я же велела тебе держаться от нас подальше, я велела, чтоб ты убирался к чёрту! Надо было мне сказать Ройсу, чтоб переломал тебе ноги, впредь была бы наука! Не лезь к нашей семье! Мы тебя знать не хотим, педик проклятый, ублюдок, гнида! Не смей больше лезть к Мэган, не смей ей звонить никогда, никогда, ты меня понял?
- Да пошла ты знаешь куда?! - заорал Джаред в ответ, как только первый шок миновал и к нему вернулся дар речи. - Ты сказала мне из твоей жизни свалить - я свалил, ну и всё, расквитались, пошла ты нахуй! И доченьке своей передай, чтобы отправлялась туда же, вам обеим полезно будет мозги прочистить, пусть бы и через жопу! А позвонишь ещё раз - я тебе самой ноги переломаю. Сука!
Он не стал дослушивать новую лавину захлёбывающихся угроз и брани, хлынувшую в ответ, и оборвал звонок, чуть не сломав клавишу сброса. Его трясло от ярости, от обиды, но больше всего - от злости на вероломство Мэган. Конечно, тут же побежала доносить ненаглядной мамаше о свидании с изгнанным из лона семьи. А он-то думал, что может ей доверять. Что он хоть кому-то может доверять, кроме Дженсена...
Чёрт. Дженсен.
Джаред совсем забыл, что они вышли из квартиры и стоят возле лифта, и ругательства в телефон он выкрикивает, пиная стену ногой. Дженсен стоял рядом с ним непривычно тихо - точнее, привычно тихо, и это Джареду совсем не понравилось.
- Извини, - выдавил он, пытаясь просунуть выскальзывающий телефон в карман джинсов. - Это была моя мачеха.
- Я понял, - голос Дженсена был мягким и ровным, как в самые первые дни их знакомства. Джаред провёл ладонью по лбу, убирая с глаз волосы и пытаясь успокоиться.
- Фигня, - криво усмехнулся он. - Мы с ней всегда так общаемся. Содержательно, что тут сказать... Я днём встречался с сестрой, соскучился по ней. Она неплохая девчонка... была... Ну да что уж. Яблочко от яблоньки, - он скрипнул зубами, глуша в себе порыв снова выхватить телефон, позвонить Мэган и наорать на неё так, чтоб маленькой сучке заложило уши. - Настучала матери. Ну да и хрен с ними обеими.
- Ты расстроился, - мягко сказал Дженсен, кладя ладонь на его плечо - сильную, тёплую ладонь. Джаред устало накрыл своей рукой его пальцы.
- Нет. Это скоро пройдёт. Идём, а то опоздаем на сеанс. Нечего портить вечер из-за какой-то дуры.
Дженсен согласно кивнул. Подъехал лифт. Они вышли из дома, и свежий вечерний воздух остудил голову Джареда и слегка поунял его ярость. В самом деле, всё это глупо. Даже если Мэган сказала матери о Дженсене, сделать они ничего не смогут - они даже не знают его фамилии и где он живёт. Да и по сути-то Джаред ничего ей не рассказал - и теперь был этому очень рад. Всё-таки проблемы свои надо решать самому. Иначе они только множатся, как грибы после дождя; а ему вполне достаточно тех, что уже есть.
В кинотеатре шло "Возвращение Супермена" - летний блокбастер из числа тех, которые Дженсен на дух не выносил. Однако они просидели весь сеанс, держась за руки, и это было так хорошо, что под конец Джаред почти забыл об этом дурацком звонке и даже стал получать удовольствие от кино. Покидая кинотеатр через тёмный задний выход, Джаред остановился и, закинув Дженсену руку на шею, поцеловал его, не смущаясь взглядов других зрителей, проходивших из зала мимо них. Какой-то мужчина бросил на них осуждающий взгляд, но Джаред лишь прижался к Дженсену теснее. Всех к чёрту. Он не собирался оправдывать свой выбор ни перед кем.
Вечер был тёплый, и домой они возвращались пешком. Они не разговаривали - магия кино развеялась, и Джаред опять начал думать про звонок Лоры, снова злясь. Дженсен шагал рядом, не вмешиваясь в его мысли; но Дженсен никогда в них не вмешивался, так что всё было как всегда.
Всё это Джаред говорил себе позже, мучаясь чувством вины от того, что не догадался вовремя, не предвидел то, что случилось потом. Всё было как всегда, чёрт побери, даже лучше, чем всегда! Он даже подумать не мог, даже не мог представить... Господи, если бы он только задумался, ничего могло бы не быть...
Они подошли к дому и стали подниматься к лифту, когда Дженсен вдруг сказал, что уронил бумажник. Джаред остановился, и Дженсен, на ходу обшаривая карманы, забормотал, что точно чувствовал бумажник в кармане ещё минуту назад, он должен быть где-то здесь... Джаред был так раздосадован, что не стал удерживать его и не предложил пойти с ним. Он должен был предложить, Боже, это ведь было священное правило, это была догма: никогда не позволять Дженсену шастать по улицам одному, особенно ночью. Но они стояли в подъезде, за ними наблюдал консьерж, и Джаред решил не устраивать сцену. Он сказал, что поднимется наверх, и рассеянно бросил Дженсену, чтоб тот не задерживался. Дженсен сказал: "Хорошо", и исчез за дверью.
Джаред поднялся наверх, вошёл в квартиру. Минут через пять он подумал, что, наверное, надо было пойти с Дженсеном, вдвоём они быстрее нашли бы этот чёртов бумажник. А потом его как будто ударило током: у Дженсена ведь нет никакого бумажника! Он не носит с собой наличку, только кредитки, рассовывая их по карманам, и вечно не может вспомнить, куда какую засунул...
Обливаясь холодным потом, Джаред бросился к окну гостиной, выходившему на парадный вход дома. Свет фонаря заливал площадку перед домом. Она была пуста.
Сбиваясь с ног и прыгая через две ступеньки, Джаред слетел по лестнице вниз. Он промчался мимо консьержа и выбежал на улицу, крича, повторяя имя Дженсена снова и снова. Тишина. Темнота. Дженсена нигде не было. Как в воду канул, или как будто...
"Ты расстроился", - прозвучал в его голове мягкий, спокойный голос - тот самый голос, который сказал ему: "Спи", пока надёжные сильные руки, погладив его по голове, укрыли его одеялом. Спи спокойно, мой сладкий, я обо всём позабочусь.
Дженсен ведь тоже заботится о нём - на свой лад. Он позволил ему остаться, кормил, одевал, пока Джаред искал работу, купил ему мобильник, водил в кино, и завтра на день рождения готовил сюрприз... "Он меня тоже любит", - подумал Джаред с мучительной болью, стискивая кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони. Дженсен никогда не говорил этого, так же, как и Джаред ни словом не упоминал о своих к нему чувствах. Это просто было понятно и так. То, что они делали друг для друга, то, с каким усилием оба переступали через то, что было самой их сутью - ради другого; всё это говорило об их отношении друг к другу лучше всяких слов.
Дженсен заботится о Джареде. Джаред расстроился. Джаред считает свою мачеху и сводную сестру вздорными сучками, испоганившими ему жизнь.
И хотя это была правда, но, Господи, это же не причина их убивать...
Хотя шизофреникам ведь не нужны причины, верно? Им нужен всего лишь повод.
Джаред выудил из кармана мобильник и, с трудом попадая по клавишам, набрал номер Дженсена. В трубке щёлкнуло, и механический женский голос сказал: "Ваш абонент недоступен, пожалуйста, перезвоните позднее". Джаред скрипнул зубами. Так, ладно. Спокойно. Дженсен опережает его всего на каких-то пару минут. К тому же он ведь не знает, где находится дом семейства Падалеки...
Или знает? Может быть, он о тебе знает куда больше, чем ты думаешь, Джаред? Ты разнюхивал про его жизнь - так может, и он кой-чего разузнал про твою. Господи, он же коп. Он грёбаный коп, и, наверное, неплохо делает свою работу, раз его всё ещё не выперли из полиции, несмотря на все его странности. Даже если он пока ещё не знает адреса, он узнает его в два счёта - позвонит кому-нибудь из своих коллег, наврёт чего-нибудь... уже наврал, и прямо сейчас едет к ним, к двум беспомощным женщинам, на которых он, Джаред, натравил маньяка-убийцу.
Господи, он же никогда. никогда себе не простит, если они погибнут из-за него. Он их ненавидел, но не настолько. Никого нельзя ненавидеть так сильно, чтобы всерьёз желать настолько ужасной смерти. И Дженсен... если он это сделает... если снова... Джаред просто не мог этого допустить.
Он кинулся вперёд, к стоянке такси, на ходу набирая номер Мэган. Она не отвечала. Проклятье, да что же это! Он звонил ей снова и снова, метаясь по площадке, на которой обычно стояло две или три жёлтых машины с шашечками на крыше. А сейчас не было ни одной, чёрт, ни одной! Он попытался поймать попутку, но дом Дженсена был почти на окраине, движение тут не было оживлённым, а редкие машины проезжали мимо парня с дикими глазами, махавшего руками посреди дороги. Чёрт, чёрт! Господи, что же делать? У него даже велосипеда не было, а пешком дорога заняла бы не меньше часа. Джаред судорожно пытался вспомнить номер Лоры - и не мог. Ему не слишком часто приходилось ей звонить.
В конечном счёте ему пришлось поехать ночным автобусом, который как раз, на его счастье, подошёл к остановке. Автобус плёлся, как черепаха, пассажиров в нём почти не было, и Джаред с трудом удерживался, чтобы броситься в кабину, встряхнуть водителя за ворот и заорать, чтобы ехал, мать его, побыстрее! Но это бы кончилось тем, что его просто выставили бы вон, и он опять потерял бы время. А оно было сейчас слишком дорого. Джаред надеялся на то, что Дженсену никогда прежде не приходилось совершать запланированные убийства. Все убитые им были жертвами не столько самого Дженсена, сколько внезапных припадков его безумия. Поэтому был шанс, что сейчас Дженсен не сможет действовать достаточно быстро, хладнокровно и продуманно. Был шанс, что Джаред успеет.
Через двадцать минут Джаред оказался в районе, где прожил большую часть своей жизни. До особняка Падалеки отсюда было ещё семь или восемь кварталов - и опять, как назло, кругом ни одного такси. Он побежал, так быстро, как только мог, на бегу опять пытаясь дозвониться до Мэган. Щёлк! Она взяла трубку! Джареду было всё равно, кто её взял - Мэган или её мать, и он выпалил, задыхаясь:
- Где ты?
- Дома, - голос Мэган звучал легко и беспечно. Слава Богу, пока ещё ничего не стряслось. - Я видела, ты раз двадцать звонил. Что стряслось?
- Где ты была? - он задохнулся сильнее и чуть не упал, споткнувшись о валявшуюся на земле бутылку.
- Гуляла, я мобильник забыла дома... Джаред, в чём дело?
Она ничего не знает, понял Джаред внезапно и чуть не застонал. Ну конечно! Она просто забыла мобильник дома - вполне в характере Лоры совать нос не в своё дело, рыться в чужом телефоне. Наверное, Мэган внесла номер Джареда в адресную книгу, Лора увидела его имя, увидела вызов в списке звонков... Она даже не знала, что они встречались! Звонка ей уже хватило. Боже... И теперь только из-за этого грёбаного звонка...
- Твоя мать с тобой?
Наверное, он как-то странно это сказала, потому что Мэган переспросила каким-то чужим голосом:
- Что?
- Лора с тобой? - заорал Джаред. Осталось всего четыре квартала. - Твоя мать там сейчас?
- Да... кажется, она наверху, я её не видела ещё...
- А Ройс? Ройс там?
Если телохранитель Лоры (с которым она, разумеется, трахалась ещё при жизни отца) на месте, то он их защитит... только, Господи, кто тогда защитит Дженсена? Джаред едва не взвыл.
- Нет, кажется, у него выходной. Джаред, что происходит? Ты меня пугаешь...
- Бери мать и уходи. Сейчас же. Слышишь? - выдохнул Джаред, прижимая трубку к губам. - Забирай её и сейчас же уходите оттуда! Садитесь в машину и едьте к... Мэган? Мэгс!
Он услышал звуки борьбы, стук падающего на пол телефона и слабый, тут же оборвавшийся вскрик. Джаред сжал телефон в кулаке и ускорил бег. Только бы не опоздать. Их двое. Он не убьёт их обеих сразу. Хотя бы одну из них Джаред должен успеть спасти. Боже!
Дом стоял на возвышенности среди фонарных гирлянд, белый, высокий, богатый дом семьи Падалеки, которая никогда не была его семьёй. Машина Мэган стояла воле дорожки - ей вечно было лень отогнать её в гараж, обычно этим занимался Ройс. Машины Лоры видно не было, но Джаред знал, что она в доме: свет в верхних этажах ярко горел, во всех комнатах - Лора страдала астигматизмом, плохо видела в темноте и любила, чтобы повсюду было побольше света. Подбегая к воротам, Джаред не отрывал от окон взгляда, пытаясь уловить хоть какое-то движение за занавесками Он был уже возле дома, когда увидел в одном из окон фигуру Дженсена. Он был в столовой, и наклонился куда-то вперёд, кажется, к буфету... и что-то достал оттуда...
- Дженсен! - набрав полную грудь воздуха, закричал Джаред.
Но фигура уже отошла от окна.
Джаред ворвался в дом. Дверь была не заперта - может быть, её взломал Дженсен, может, Мэган забыла закрыть, а может, открыла ему сама, увидев на пороге через стекло красивого молодого человека... Джаред побежал на второй этаж, продолжая звать Дженсена. Он ринулся прямиком в столовую.
И успел. Слава тебе, Господи, он успел.
Дженсен стоял над стулом, отодвинутым к центру комнаты, и наматывал скотч на заведённые за спину запястья сводной сестры Джареда. Мэган была оглушена, но не потеряла сознание, и, слабо шевелясь, стонала сквозь полоску скотча, залеплявшую ей рот. Её мать была здесь же, тоже связанная и с заклеенным ртом; она мычала и мотала головой, тараща глаза. Увидев Джареда, она задёргалась сильнее, кидая на него умоляющие взгляды, полные дикого, первобытного страха. Джаред уже видел раньше такой взгляд - точно так же на него смотрела та женщина, от которой он оттащил Дженсена в ночном переулке три месяца назад. И, Джаред знал: если бы Лора могла кричать, крик её был бы точно таким же.
Он понял, что просто стоит на пороге и молчит, глядя на развернувшуюся перед ним безумную сцену. Дженсен закончил связывать Мэган и выпрямился, глядя прямо на Джареда.
В руке у него был кухонный нож.
- Дженсен, - Джаред шагнул и остановился, напоровшись на холодный, невозмутимый и отстранённый взгляд Дженсена. К счастью, не совершенно пустой, как тогда в переулке - значит, он вменяем сейчас, с ним можно говорить, его можно убедить...
- Дженсен, - выдохнул Джаред. - Прекрати. Что ты делаешь?
Дженсен посмотрел на него пристально и ничего не сказал. Только повернулся к связанным женщинам, не теряя, однако, из виду и Джареда. Словно раздумывал, с которой из них начать.
- Дженсен!- голос Джареда огрел его, словно плеть. Дженсен вздрогнул. - Смотри на меня, твою мать, я с тобой разговариваю!
Дженсен неохотно повернул к нему голову. Так, хорошо. Это было сейчас главное: отвлечь его внимание от женщин. Мэган окончательно пришла в себя и ёрзала на стуле, испуганно глядя на то Джареда, то на молчаливого, красивого парня, неподвижно стоявшего над ней с ножом.
- Послушай меня. Послушай очень внимательно, - Джаред изо всех сил старался говорить спокойно. - Положи нож. Потом иди сюда. Всё хорошо, всё будет хорошо, только...
- Они мешают, - сказал Дженсен так легко и спокойно, что Джаред, осёкшись, подавился словами, в успехе которых почти что не сомневался.
- Мешают? Кому?!
- Тебе. Нам. - Дженсен слегка нахмурился, стоя со скрещенными руками. Нож, крепко зажатый в руке, лежал плашмя на его предплечье. - Они сделали тебе больно.
- Да, было дело. Но послушай, это того не стоит. Это не важно, слышишь? Мне на них наплевать, честное слово. Я же теперь с тобой. Пожалуйста, перестань. Развяжи их. Пойдём домой и...
- От женщин одни проблемы, - медленно и веско проговорил Дженсен, оглядывая съёжившихся жертв внимательно и тяжело. - Они зло. Я всегда знал, что они зло. Они обокрали тебя. Лишили дома. Они... - Он замолчал, а Джаред стоял, затаив дыхание. Дженсен говорил не с ним, и не о нём: Джаред видел это теперь так же ясно, как и осознавал, что на этот раз не может им управлять. Он никогда ещё не чувствовал себя таким беспомощным. - Они не нужны, - заключил наконец Дженсен, и это звучало как приговор. - Не нужны. Ни тебе, ни мне.
- Они нужны самим себе, - сказал Джаред, подходя к нему ещё немножечко ближе. Дженсен как будто не замечал, что с каждой фразой Джаред делает к нему ещё один шаг. Или, может быть, ему было попросту всё равно. - Любой человек в мире нужен хотя бы самому себе, Дженсен, поэтому никого нельзя убивать. Господи, что за хрень у тебя в голове, а? Кто в тебя это вдолбил? Людей нельзя убивать! Ни плохих, никаких! И не важно, мешают они или нет! Так просто нельзя!
Он понимал, что пытается танцевать на острие иглы - невозможно было найти логические доводы и переубедить маньяка, забравшего себе в голову навязчивую идею. Однако слова Джареда, или, может быть, сам Джаред, всё-таки задели что-то в глубине больного сознания Дженсена. Дженсен заколебался. Но облегчение, тут же нахлынувшее на Джареда тошнотворной волной, было минутным. Уже через мгновение Дженсен снова нахмурился. Шизофреникам не нужна причина: им нужен повод. Он чувствовал потребность убить этих женщин. Может быть, подумал Джаред с нарастающим ужасом и отчаянием, я тут вообще ни при чём.
- Если они обе умрут, ты получишь назад своё наследство, - сказал Дженсен с холодной рассудочностью, которая сделала бы честь адвокатам, работавшим на Лору Падалеки.
Мэган мучительно застонала сквозь кляп. Она лучше Лоры понимала, что происходит, кто этот человек, от которого веяло смертью. Её мать совсем ослабела от страха и теперь только молча переводила помутневшие глаза с Джареда на Дженсена, кажется, решив, что они сообщники и пришли убить её, чтобы завладеть её деньгами.
Но Джареду насрать было на её деньги.
- Мне не нужно это наследство! - он повысил голос и сделал ещё шаг вперёд, не позволяя Дженсену отвести взгляд. - И не надо мне этих денег! Тем более - таким путём! Ты что же, воображаешь, что я преспокойно вернусь в тот дом и буду жить дальше как ни в чём не бывало?!
- Ты сможешь уйти, - сказал Дженсен неожиданно тихо. - Сможешь жить сам. Не оставаться со мной.
Джаред вытаращился на него.
- Ты что... всерьёз думаешь, что я с тобой из-за денег?
Это было так нелепо, Боже, так глупо, что из горла у Джареда вырвался рваный смешок. Да уж. Жалование дорожного полицейского, определённо, было веской причиной, чтобы жить и трахаться с маньяком-убийцей, больным шизофренией.
- Боже, - простонал Джаред, качнув головой. - Ты с ума меня сводишь... Если бы я не хотел оставаться с тобой, я бы не оставался, неужели ты этого не понимаешь? Я просто хочу, чтобы мы были вместе, и всё. Хочу, чтобы ты поправился. Дженсен, - его голос теперь звучал умоляюще, без следа тех жёстких командных ноток, которые выводили Дженсена из ступора лучше всего. Но у Джареда просто не было сил сейчас манипулировать им, он мог только быть честным, и больше ничего не мог сделать. - Дженсен, не делай этого. Ради меня. Ты ведь знаешь - ты настоящий знаешь, что так нельзя. Ты же ведь тоже этого боишься, я знаю, ведь я тебя знаю... Не надо, пожалуйста. Нам ведь и так хорошо вдвоём. Я останусь с тобой, мы уедем куда-нибудь, я о тебе позабочусь... Только ради меня, ради нас, не нужно этого делать.
- Не останешься, - сказал Дженсен пустым, холодным голосом. Как будто только эту часть из всего сказанного Джаредом и услышал. Джаред встрепенулся:
- Останусь! Клянусь! Только...
- Не останешься, Джаред, - пустота вдруг ушла, и голос Дженсена звучал теперь мягко и нежно. Уголки его губ дрогнули в полуулыбке, извиняющейся и печальной. Как будто он знал; в отличие от Джареда, он всегда знал и всегда говорил, что ничего хорошего из этого не выйдет. - Не с кем будет оставаться.
И, сказав это, он резким движением выбросил нож, крутанул его в руке и всадил лезвие себе в грудь по самую рукоятку.
Лора дико закричала сквозь кляп. Джаред тоже хотел, но не смог, и с беззвучным: "Нет!" кинулся вперёд, падая на колени и подхватывая Дженсена, уже оседавшего на пол. Нож выпал из его руки, лицо быстро бледнело, глаза закрылись. Ярко-алая кровь толчками хлестала из раны: он ударил себя туда же, куда бил своих жертв. Не прямо в сердце, но очень близко к нему.
- Что ты наделал, что ты наделал, что ты наделал, - твердил Джаред, пытаясь его поднять, так, как будто стоило ему поставить Дженсена на ноги - и всё бы прокрутилось назад, как на одной из его любимых кассет, всё бы стало как было, до того, как они оказались здесь, до кинотеатра, до звонка Лоры, до всего, что было и чего не должно было случиться.
Посеревшее лицо Дженсена было спокойным и мирным, как будто во сне. Когда первый шок миновал, Джаред шатко поднялся, тупо взглянул на свои руки, по локоть покрытые кровью (кровью Дженсена, Боже, на этот раз это и правда кровь Дженсена), потом поднял с пола нож и перерезал скотч, которым были стянуты запястья Мэган. Пока она дрожащей рукой отдирала клейкую ленту со своих губ, Джаред вернулся к Дженсену и, подхватив его под мышки и забросив его руку себе на шею, с усилием поставил его на ноги.
- Не спи, только не спи, - бормотал он, не зная, слышит Дженсен его или нет. - Только не теряй сознание, Джен, не теряй, нет... Мэгс, позаботься о матери, - бросил он, не оборачиваясь, и потащил Джареда к выходу. Он не знал, что сделает Мэган, и что сделает Лора, как только освободится. Наверное, они вызовут полицию. И он даже не мог их в этом винить. У Джареда было минуты три, от силы пять, чтобы вытащить Дженсена из дома, посадить в машину Мэган и забраться на водительское сидение. К счастью, его глупенькая сестрёнка совсем не знала цену деньгам и частенько забывала ключи в замке зажигания.
- Не спи, только не спи, - без умолку повторял Джаред, выруливая на дорогу и направляя машину в ночь. - Дженсен? Эй! Поговори со мной, чувак, ну, поговори же...
Дженсен лежал на заднем сидении молча и неподвижно. Джаред слышал, как капает кровь на кожаную обивку сидения. Он осознал вдруг, что понятия не имеет, куда его везёт. В больницу было нельзя - оттуда Дженсен отправился бы прямиком на тюремную койку, а для него это равносильно смерти. Но что же с ним делать? Джаред знал, что не заштопает такую рану - нечего было и пытаться. Он ни черта в этом не смыслил. Год в сраном колледже на юридическом факультете - коту под хвост. Лучше бы уж пошёл в медицинский.
- Дженсен? Не спи! Кевин Спейси сегодня классно играл в этом дурацком фильме, что мы смотрели, правда? Настоящий Лекс Лютор. И корабль у него был что надо. Ну правда же?
Он говорил что-то ещё, просто нёс всякую чушь, зная, что Дженсен должен слышать звук его голоса - только это ещё могло удержать его на шаткой грани между сознанием и беспамятством, от которого Дженсен уже, скорее всего, не очнётся. Джаред не знал даже, жив ли он ещё - он боялся остановить машину и проверить, так что просто продолжал говорить; это было нужно ему, так же, как Дженсену.
Когда он проехал кварталов десять, его осенила счастливая мысль. Грэй Мерфи, в прошлой жизни поставлявший ему наркоту, наверняка знает какого-нибудь костоправа, лишённого судом врачебной лицензии, который латает таких, как Грей, и, может, даже таких, как Дженсен. Телефон Грэя он помнил наизусть. Только бы Грэй ответил. Боже, я сделаю что угодно, я даже согласен не трахаться целый год, только бы он ответил.
- Что за блядский урод не даёт человеку поспать? - загудело в трубке, и Джаред чуть не завопил от радости.
- Грэй! Это Падалеки! Джаред Падалеки!
- А-а, Падалеки, слышу, слышу. Зачем так орать? Я тебя по первому воплю узнал. Какого...
- Слушай, времени нет. Я для тебя сделаю всё, что хочешь, отдам натурой, я тебе отсосу, как ты давно хотел, только помоги мне сейчас.
- Совсем прижало? - в голосе Грэя слышалось искреннее сочувствие. - Это бывает. Но ты обратился по адресу, детка. У меня тут вся таблица химических элементов, назови только номер. Ты это серьёзно, насчёт отсосать? Не шути таким, ты ведь в курсе, я по тебе давно сохну...
- Я не за этим. Ты знаешь врача, который мог бы прямо сейчас залатать ножевую рану? Очень хреновую. Срочно.
Он почти услышал, как Грэй открывает и закрывает рот.
- Тебя подрезали?
- Не меня. Моего парня. Я его везу по городу в машине, он истекает кровью на заднем сидении. Грэй, я сделаю что угодно...
- Ладно. Понял, - голос Грэя зазвучал жёстко, все развязные нотки из него тут же пропали. - Есть один чувак на Олбанси-Роуд, здание старых складов, там подпольная клиника в подвальном помещении. Принимает, как правило, ночью, так что должен сейчас быть на месте. Но если ты скажешь кому-то ещё, или если окажется, что твоего дружка можно было отвезти в больницу, я откручу тебе яйца. И минет тебя не спасёт.
- Я никому не скажу. Спасибо, Грэй. Я твой должник, - сказал Джаред и отключил телефон. - Ещё немножко, Джен, почти приехали, - проговорил он, бросая взгляд в зеркало заднего вида. Дженсен не двигался. Ничего, Олбанси-Роуд была совсем рядом. Всего пара минут. Продержись только пару минут.
7.
Рыжий доктор с трёхдневной щетиной был сильно пьян, но выполнил свой долг эскулапа с такой тщательностью, какой позавидовали бы дежурные хирурги городской больницы. Он страшно ругался, осматривая рану Дженсена, так, что Джаред решил уже - помочь тут ничем нельзя. Но потом он, продолжая ругаться, взялся за скальпель и велел Джареду убираться прочь. Джаред убрался, вымыл руки от крови в туалете, потом вернулся и Бог знает сколько времени сидел на пластиковом стуле возле двери, ожидая новостей.
Доктор вышел через час, зажигая на ходу сигарету, и сказал, что Дженсен выживет. А потом назвал цену.
Джаред попытался всучить ему свой мобильник в качестве платы. Доктор посмотрел на него, как на ненормального, и спросил, правда ли Джаред сейчас сказал, что у него, блядь, нет нихуя денег, или, может быть, доктору от усталости после дьявольски тяжёлой операции это послышалось. Крут он был на поворотах, этот подпольный доктор, но Джаред, видимо, выглядел так ужасно и был в таком отчаянии, что даже сердце этого матёрого волка дрогнуло - ведь, в сущности, среди врачей редко попадаются совсем уж плохие люди.
- Ладно, - сказал он, глядя на Джареда с нескрываемой неприязнью. - Вернёшь гонорар до конца недели. Если задержишь хоть на день, я отрежу Грэю яйца, аккуратно, под корень, совершенно стерильным скальпелем. После чего, полагаю, он гораздо мене технично отрежет яйца тебе. Так что лучше тебе заплатить.
Джаред поклялся, что заплатит, и спросил, можно ли ему к Дженсену. Доктор кивнул на дверь, и Джаред, обмирая, вошёл.
Дженсен лежал на кровати голый, прикрытый по пояс простынёй. Его рёбра были туго перевязаны, в сгибе локтя торчала игла капельницы. Он очнулся, и, увидев, что Джаред вошёл, отвернулся к стене. Джаред подошёл и сел возле его кровати на пятки прямо на пол.
Потом протянул руку, взял Дженсена за подбородок и повернул его голову к себе.
Дженсен плакал. Его лицо было неподвижным, спокойным, в глазах не было той бури чувств, которая, наверное, была сейчас во взгляде Джареда. Просто глаза у Дженсена были мокрые, и он плакал. Джаред даже представить не мог, что он сейчас испытывает. Но это что-то было, оно было, и это самое главное.
- Я знаю, - сказал Джаред, и по хриплому тону своего голоса понял, что и сам, вообще-то, готов вот-вот зареветь белугой. - Всё очень хреново. Но я с тобой. Слышишь, Джен? Я всё равно останусь с тобой. Не брошу. Не выдам копам. Я никому не позволю причинить тебе вред. И тебе не позволю причинить вред кому-то. Можно быть счастливым, Дженсен, можно просто быть, не причиняя никому вреда. Я знаю. Я тебя научу.
Дженсен смотрел на него. Слёзы стояли в его глазах, не проливаясь. Он не моргал, не двигался, просто смотрел, не пытаясь стряхнуть руку Джареда со своего лица.
- Я хотел тебя освободить, - сказал Дженсен наконец. Его голос звучал тихо, но, когда он это сказал, Джаред понял: он выживет. Ему очень больно, но он действительно выживет. И Джаред даже не знал, хорошо это или плохо.
- Не хочу, - сказал он. - Не хочу освобождаться от тебя. Куда мне идти? Что я в жизни видел лучше, чем ты? Ничего. Есть, как есть, Джен. Какую-то такую херню я в прошлой жизни напорол, что теперь мне достался ты. И если я буду с тобой терпеливым, твою мать, то, может, хотя бы очищу карму. И в следующем перерождении буду как Пэрис Хилтон: куча бабок, ноль мозгов и вот такие буфера.
У Дженсена дрогнули губы. Улыбается? Или всё-таки плачет? Не важно: это была эмоция. Дженсен хотел освободить его, но Джаред отказывался освободить Дженсена от себя, до тех пор, пока способен хоть что-то в нём пробуждать.
- Который час? - спросил Дженсен, и Джаред устало моргнул.
- А? Не знаю. За полночь, точно. Он тебя латал часа полтора.
- Уже восемнадцатое. Твой день рождения, - пояснил Дженсен, и Джаред безучастно кивнул. Да уж. С днём рожденья тебя. Наш Джаред - хороший парень, приятно, что он среди нас.
- А что ты мне хотел подарить? - с внезапным любопытством спросил Джаред. Было глупо об этом спрашивать, но, чёрт возьми, глупо было вообще всё, так что уж теперь... Он не заметил, как пальцы его свободной руки переплелись с пальцами Дженсена. Было так хорошо касаться его, просто касаться и не испытывать страха ни за него, ни за себя, ни за кого-то ещё.
- Я хотел тебя отвезти на озеро, - сказал Дженсен. - За городом. Устроить пикник. Там хорошо летом, и много людей. С детьми и собаками. Как ты любишь.
- Можем поехать позже. Когда ты поправишься. Мы можем поехать куда угодно, Дженсен. - Джаред не сказал, что теперь им, скорее всего, придётся как можно быстрей убираться из города. Лора не замедлит донести копам, что её пасынок-гей со своим дружком пытались её убить. Да и Мэган поддержит... - Только тебе надо отлежаться чуть-чуть, встань на ноги, а потом поедем.
- Нет. На озеро я уже не хочу, - сказал Дженсен и замолчал.
Джаред слегка водил по его скуле костяшками пальцев.
- А куда хочешь?
И тогда Дженсен посмотрел на него внимательно и серьёзно, и ответил, куда.
Дженсен оставался в подпольной клинике рыжего доктора ещё три дня. Джаред за это время обналичил все его кредитки (Дженсен назвал ему пин-коды без каких бы то ни было колебаний). К счастью, этого хватило, чтобы расплатиться с доктором, и осталось ещё, чтобы уехать из города и засесть где-нибудь, пока всё не утихнет. Машину Мэган Джаред у одну из ночей отогнал и бросил за два квартала от дома Лоры. Он не решился вернуться в квартиру Дженсена, и был почти уверен, что его арестуют во время обналичивания кредиток, или что вокруг особняка Падалеки будет засада. Но всё прошло тихо. Он вернулся в клинику и сидел рядом с Дженсеном, пока доктор не начинал ворчать, что штопал этого парня не для того, чтоб тот скопытился теперь от перенапряжения.
Наконец, Дженсен окреп достаточно, чтобы ходить. Джаред пожалел, что избавился от машины; а с другой стороны, всё равно они не смогли бы ею воспользоваться - их замели бы на первом же перекрёстке. Поэтому Джаред опять обратился за помощью к Грэю - которому, на удивление, хватило благородства не напоминать Джареду о его давешнем паническом обещании. Грэй только спросил, выжил ли его приятель, и сказал, что тачка обойдётся им в пять штук наличкой. Это была почти треть того, что у них было, но Джаред не мог торговаться.
Он смотрел, как Дженсен медленно (не столько из-за своей обычной медлительности, сколько из-за раны) одевается, и думал, куда бы им лучше поехать. По-хорошему, надо было валить из штата, но Джаред даже направления себе толком не представлял.
Когда у него зазвонил телефон, Джаред вздрогнул и посмотрел на Дженсена. Дженсен, остановившись, тоже посмотрел на него.
Звонила Мэган.
Джаред сперва решил не брать трубку - почти наверняка за спиной у его сестры стояли копы, готовящиеся перехватить и отследить звонок. Так говорил разум, но у интуиции, как всегда, было своё собственное мнение. Джаред сделал Дженсену успокаивающий знак и, выйдя в коридор, ответил на звонок.
- П-привет, - с запинкой прозвучало в трубке, и Джаред осторожно ответил:
- Привет.
Мэган шумно дышала в трубку, как будто пытаясь собраться с духом.
- Как ты? - спросил наконец Джаред, поняв, что кто-то из них должен заговорить первым. Мэган тут же ответила:
- Ничего. Я в порядке. И мама тоже. Упала в обморок, когда вы ушли, но почти сразу очнулась. А как... - она запнулась, и Джаред закончил вместо неё.
- Дженсен в порядке. Мы... уезжаем. Он решил, что... Словом, не волнуйся, - добавил он торопливо, не зная, сколько у него есть времени. - Мы вас больше не тронем. Прости... прости, что так вышло.
Мэган долго молчала в трубку. Потом сказала:
- Я хотела пойти в полицию. Джаред... ты сам должен был пойти в полицию давным-давно. Он же сумасшедший.
- Я знаю, - Джаред прижал трубку к уху крепче и закрыл глаза. Как она сказала: "я хотела пойти в полицию"? Неужели... - Знаю, Мэгс. Но тут уж ничего не поделать.
- Он опасен для окружающих. Господи, Джей, я же видела, какие у него глаза - он правда может убить кого-то! Он может убить тебя!
Джаред промолчал. Было бесполезно переубеждать Мэган: у неё были основания судить так, как она судила. Но и мнение Джареда тоже не на ровном месте взялось.
- Когда он со мной, он... другой, - проговорил он. - Немного, но другой. Мне просто надо быть рядом с ним и следить, чтобы он не сорвался.
- Быть рядом с ним? И долго?
- Не знаю. Сколько понадобится.
Мэган всхлипнула в трубку. Джареду захотелось погладить её по голове, как в детстве. Но он ничего не мог для неё сделать. Он выбрал.
- Ладно... Господи... я поверить не могу, что до такого дошло, но... тебе решать. Я надеюсь, ты понимаешь, на что идёшь.
- Спасибо, - поблагодарил её Джаред, искренне и горячо. В глубине души он любил свою сводную сестрёнку, за то, что она, в отличие от своей матери и его отца, давала Джареду, казалось бы, так немного: право решать самому. - Не звони в полицию, хорошо? Пожалуйста. Я сам во всём разберусь, только дай мне шанс. И... - он заколебался, не зная. имеет ли права её просить. - Если Лора...
- О, она в полицию не позвонит, - горько рассмеялась вдруг Мэган. - Я её всю ночь уговаривала это сделать, но впустую. Она так перетрусила, что хотела забаррикадироваться в подвале - боялась, что вы вернётесь. Вбила себе в голову, что вы с Дженсеном сговорились её убить. Как будто не видела, как ты там стоял, что ты для нас сделал. Боится, что вы вернётесь.
- Мы не вернёмся. Скажи ей, что...
- Ей бесполезно что-нибудь говорить, - раздражённо сказала Мэган. - Ты же знаешь. Собственно, я звоню сейчас по её просьбе.
Джаред открыл рот. Это ещё что за дела?
- Она думает, - продолжала Мэган, - что это всё из-за денег, которые... которых она тебя лишила. И надеется, что сможет от вас откупиться. Джаред, она сказала, что вернёт тебе всё до последнего цента, что причиталось тебе по первому завещанию твоего отца. Это около пятисот тысяч долларов. Она говорит, сейчас у неё такой суммы нет, и спрашивает, устроит ли тебя выплата в рассрочку. Клянётся, что за два-три месяца выплатит всё.
- Это какая-то ловушка? - вырвалось у Джареда, и он почти увидел, как Мэган замотала головой.
- Нет. Она действительно сильно перепугалась. Полиции она не верит, говорит, там все продажные твари. - Да уж, подумал Джаред, вспомнив всю эту аферу с завещанием. Ей видней. - Можешь проверить свой старый банковский счёт: она только что перевела на него двести тысяч. - Мэган умолкла. Джаред услышал чей-то голос с ней рядом, и понял, что Лора стоит возле дочери и слушает их разговор. - Она говорит, что будет выплачивать по пятьдесят тысяч в неделю, пока не выплатит всё. Спрашивает, согласен ли ты.
Джаред ушам своим поверить не мог. Это было так... так... он не знал, смеяться ему или плакать. Или просто послать их к чёрту.
Но он не мог. Хотя бы ради Дженсена, да и в конце концов, надо же когда-то начинать слушать голос разума.
- Согласен.
- Спасибо, - сказала Мэган и опять ненадолго умолкла. - Мама говорит, ей искренне жаль, что она так нечестно с тобой поступила.
Джаред молча кивнул. Ему тоже было жаль. Он хотел сказать что-то ещё, но не нашёл слов. Мэган тихо сказала:
- Удачи. И береги себя.
И он ответил:
- Ты тоже.
Он вернулся в комнату и увидел, что Дженсен уже одет, сидит на кровати и смотрит на него ясным, по-детски доверчивым взглядом. Во что же ты всё-таки впутался, Джаред Падалеки? Взвалил на себя пятилетнего ребёнка с динамитом в руке. И, кажется, собираешься нянчиться с ним до конца ваших дней. Ты точно уверен, что именно этого хочешь?..
Не важно, чего я хочу, ответил Джаред себе. Кто-то должен заботиться о нём и вовремя гасить шнур. Кто-то должен.
Так пусть это буду я.
Эпилог
Психиатрическая клиника фонда Роджерса в Орегоне считается одной из лучших в стране. Особенно знаменита она своей специализацией на тяжёлых формах шизофрении, так же как и высоким показателем ремиссий среди таких пациентов. Лучшие врачи съезжаются туда на симпозиумы и практику, используя самые современные и надёжные методы медикаментозного и психотерапевтического лечения. Клиника стоит посреди долины, которая в мае сплошь покрывается нарциссами, там свежий деревенский воздух, мягкий климат и очень хорошие, почти как в отеле, условия содержания пациентов. А кроме того - для Джареда это самое главное - в этой клинике более двадцати лет назад, ещё до законодательного запрета, перестали использовать электрошоковую терапию. Это стало решающим, когда они выбирали место.
Конечно, лечение в этой клинике стоит недёшево. Но Джаред с Дженсеном могут себе это позволить.
Джаред живёт в городке, от которого до клиники - десять минут на машине и полчаса - велосипедом. Он подумывает вернуться в колледж, только на сей раз поступить в медицинский, на психиатрию. Доктор МакКормик, лечащий врач Дженсена, говорит, что это неправильно, потому что им движет личный мотив. Он всё равно не сможет лечить Дженсена сам, даже если станет специалистом: нельзя лечить своих близких, это одно из главных табу врачебной этики. Но Джареду всё равно. Он просто хочет знать как можно больше о болезни Дженсена, и ещё - со временем - он понимает, что в мире много таких, как Дженсен, и не у каждого из них есть свой Джаред, но ведь кто-то же должен им тоже помочь.
Впрочем, колледж всего лишь в планах. Пока что у Джареда нет на это времени: он каждый день ездит в клинику навестить Дженсена. Деньги, которые исправно перечисляет на его счёт Лора, пошли в оборот и приносят неплохой доход, так что Дженсен смог уволиться из полиции и полностью отдать своё время и силы борьбе с болезнью. Джаред делает то же самое. В клинике его уже узнают и встречают, как одного из персонала: санитары здороваются с ним по-приятельски и могут посплетничать в курилке тайком от главного врача. Ни к одном другому пациенту посетители не приходят так часто, как к Дженсену, но доктор МакКормик не возражает - совсем напротив. Она говорит, что Джаред - это самое главное и самое действенное лекарство для Дженсена. Джаред рад, что она это понимает. Время от времени они с Дженсеном занимаются любовью в его палате. Смотровое окошко в это время закрыто. Доктор МакКормик знает, хотя они никогда с ней этого не обсуждали.
Что обо всём этом думает Дженсен? Джаред не может сказать с определённостью. Решение вернуться в больницу не было для Дженсена лёгким, и сразу после зачисления в клинику наступило ухудшение. Но оно продлилось недолго. Доктор МакКормик своё дело знает, да и Джаред всё время рядом, день за днём доказывая Дженсену, что не солгал, что действительно не оставит его. И понемногу Дженсену становится лучше. Это очень медленный и почти незаметный глазу процесс, и даже при самом благоприятном исходе Дженсену до конца жизни придётся сидеть на таблетках. Но с течением времени у Дженсена становится всё меньше плохих дней, и всё больше - хороших. Джаред теперь довольно часто видит, как он улыбается. И он совершенно забросил свои макеты - даже и не вспоминает о них, и ничуть не жалеет об экспозиции, которую оставил в своей пенсильванской квартире. Картонные замки уже не нужны, когда у него есть настоящий.
Единственное, на что жалуется доктор МакКормик (с ведома и разрешения Дженсена она обсуждает с Джаредом некоторые аспекты его лечения), это на то, что Дженсену очень трудно даётся психотерапия. Он не любит говорить о себе, и до сих пор не рассказал о своём детстве и о том, что с ним происходило тогда. Доктор МакКормик уверена, что он должен был пережить очень тяжёлую травму, возможно, ряд однотипных травм. Осмотры показали, что повреждение мозга у него совсем несильное, обратимое; значит, дело именно в его опыте, в чём-то, что когда-то очень давно свело его с ума. Как ни странно, доктор МакКормик утверждает, что это хорошо. Экзогенные заболевания такого рода лечатся лучше, чем эндогенные. Но ей всё равно было бы много проще, если бы она знала хотя бы примерно, что именно произошло с Дженсеном.
Джаред слушает её молча, не споря, но и не соглашаясь. Он знает, на что она пытается намекнуть: если Джареду известно хоть что-то... Но Джареду не известно ничего, и он считает, что так лучше. Он не хочет оправдывать Дженсена тем, что ему пришлось трудно в детстве. Всем нам приходится трудно время от времени. Но в какой-то момент дела всегда идут на поправку. Это точно такая же правда, как и старый анекдот про чёрную и белую полосу. И если бы Дженсен захотел, если бы это в самом деле имело такое большое значение, он рассказал бы Джареду. Может быть, он расскажет когда-нибудь. Но Джаред не собирается его торопить.
Год спустя, на свой двадцать первый день рождения, Джаред просит доктора МакКормик отпустить с ним Дженсена на один день. У Дженсена уже целых три месяца не было ни одного плохого дня, и доктор, подумав, соглашается. Джаред заезжает за Дженсеном на машине, они возвращаются в Пенсильванию и едут на озеро за городом, в котором выросли оба и встретились больше года назад. Там они расстилают плед на траве, раскладывают сэндвичи и салат, и Джаред выпивает свою первую законную бутылку пива. Вокруг них много людей, тоже сидящих на пледах, кругом бегают дети и лают собаки. Джаред впервые видит, как Дженсен смеётся. От смеха у Дженсена появляются ямочки в уголках губ, и блеск озёрной воды отражается в его зелёных глазах. Они сидят там до самого вечера, до темноты. И ни один из них не чувствует страха.
Два человека могут быть адом друг для друга, а могут - раем. А иногда случается так, что кто-то из нас - ад для одних людей, и рай - для других.
13-18 июня 2009