Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
383
Академия управления
при Президенте Республики Беларусь
Система открытого образования
Философия
Части III-IV
Курс лекций
(под редакцией профессора В.Ф. Беркова)
2-е издание
Минск
2004
УДК 1(075.8)
ББК 87
Ф56
Под редакцией профессора В.Ф. Беркова
Авторский коллектив: Н.С. Щекин (лекция 8); Г.И. Касперович (лекция 9); В.Ф. Берков (лекция 10); И.Г. Подпорин (лекция 11); В.Т. Новиков (лекции 12,13); И.И. Таркан (лекция 14).
Серия основана в 2001 году
Рекомендовано к изданию Комиссией по приемке и аттестации электронных версий учебных и учебно-методических материалов Академии управления при Президенте Республики Беларусь.
Печатается по решению редакционно-издательского совета Академии управления при Президенте Республики Беларусь.
Ф56 Философия. Ч.III-IV. Курс лекций. 2-е издание / Под ред. проф. В.Ф. Беркова: – Мн.: Академия управления при Президенте Республики Беларусь, 2004. – 394 с.
ISBN 985-457-313-3 (ч.III-IV)
Курс лекций предназначен для студентов системы открытого образования Академии управления при Президенте Республики Беларусь, обучающихся по специальности "Государственное управление и экономика".
УДК 1(075.8)
ББК 87
|
ISBN 985-457-313-3 (ч.III-IV) |
|
Авторский коллектив, 2004 |
|
ISBN 985-457-288-9 |
|
Академия управления при Президенте Республики Беларусь, 2004 |
СОДЕРЖАНИЕ
|
[1] ЧАСТЬ III [2] ТЕМА 3. ОНТОЛОГИЯ [2.1] Лекция 8. Философия бытия [2.1.1] Философский смысл проблемы бытия [2.1.2] Материя [3] Ленин В.И. Полн. Собр. Соч., т. 18, с. 131 [3.0.1] Движение и развитие [3.0.2] Пространство и время [3.0.3] Диалектика [3.0.4] Универсальные связи бытия [3.0.5] Контрольные вопросы
[4] [4.1] Лекция 9. Философская антропология [4.1.1] Бытие человека [4.1.2] Образы человека в истории философской мысли [4.1.3] Проблема происхождения и сущности человека: загадки и факторы антропосоциогенеза
[4.1.4] Человек как биосоциальное существо: единство природного,
[4.1.5] [4.1.6] Философский смысл проблемы сознания и трудности ее решения [4.1.7] Метафора сознания в космоцентристской культуре античности [4.1.8] Христианство: открытие внутреннего духовного мира [4.1.9] Переоткрытие проблемы сознания в Новое время: идеалистическая философия [4.1.10] Маркс: диалектико-материалистическая концепция сознания [4.1.11] Сознание и бессознательное: Маркс и Фрейд [4.1.12] Контрольные вопросы
[5] [5.1] Лекция 10. Познание как деятельность. Проблема истины в познании. Особенности научного познания [5.1.1] Понятие деятельности
[5.1.2] [5.1.3] Ценности, идеалы, нормы [5.1.4] Чувственное и рациональное в познании [5.1.5] Практика – основа познания [5.1.6] Что есть истина? [5.1.7] Научное знание
[5.1.8] [5.1.9] Методы науки [5.1.10] Формы развития научных знаний [5.1.11] Специфика социально-гуманитарного познания [5.1.12] Контрольные вопросы
[6] [7] ТЕМА 6. СОЦИАЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ [7.1] Лекция 11. Общество как предмет философского анализа [7.1.1] Социальная структура общества [7.1.2] Этническая структура общества [7.1.3] Демографическая структура общества [7.1.4] Поселенческая структура общества [7.1.5] Классы и классовые отношения [7.1.6] Социальная стратификация [7.1.7] Профессионально-образовательная структура [7.1.8] Природная и социальная история. Проблема направленности исторического процесса [7.1.9] Объективное и субъективное в социально-историческом процессе [7.1.10] О прогрессе общества [7.1.11] Проблемы современного информационно-технического общества [7.1.12] Контрольные вопросы [7.2] Лекция 12. Развитие общества как цивилизационный процесс. [7.2.1] Понятие цивилизация: многообразие смыслов и определений [7.2.2] Экономические процессы в цивилизационном развитии общества [7.2.3] Сущность и социальный смысл рыночных отношений [7.2.4] Нравственно-психологические устои экономики [7.2.5] Сущность и составляющие социально-экономического управления [7.2.6] Техника как цивилизационный феномен. Социально-экологические аспекты технического прогресса [7.2.7] Человек, общество и природа: проблемы экологии [7.2.8] Контрольные вопросы
[7.3] [7.3.1] Политика и право как феномены власти [7.3.2] Идея права: право власти и власть права [7.3.3] Либеральная демократия, права человека и достоинство личности [7.3.4] Контрольные вопросы
[7.4] [7.4.1] Культура как предмет философского рассмотрения [7.4.2] Основные подходы к исследованию культуры [7.4.3] Мораль как форма духовного опыта человечества [7.4.4] Эстетическое сознание и философия искусства [7.4.5] Контрольные вопросы
[8]
[9] |
Основные понятия:
онтология; бытие; апейрон; субстанции; мироздание; живая природа; неживая природа; мир; небытие; материя; субмикроэлементарный уровень; идеалистический монизм; материалистический монизм; материалистическая диалектика; структурность материи; движение материи; движение; покой; развитие; физическое движение; механическое движение биологическое движение; химическое движение; социальное движение; деградация; распад; регресс; пространство; время; параметрическое время; предвремя; хаос; реляционная концепция; субстанциальная концепция пространства; прошлое; будущее; статическая концепция пространства; социальное время и пространство; биологическое пространство-время; диалектика; диалектическое противоречие; майевтика; законы диалектики; внутреннее противоречие; внешнее противоречие; антагонистическое противоречие; материалистическая диалектика; кумуляция; деструкция; конструкция; мера; случайность; необходимость; причина; следствие; возможность; действительность; категория; связь; закон; динамический закон; структура; содержание; полная причина; специфическая причина; внутренняя причина; внешняя причина; возможность; стопроцентная вероятность; необходимость; диалектический детерминизм; механистический детерминизм; реальная возможность; абстрактная возможность; непосредственные причины; главная причина; условие; субъективные причины; объективные причины.
Термин «онтология» хотя и употребляется в философии только с XVII в., но имеет греческие корни («ontos» — сущее, «logos» — слово, учение) и означает учение о сущем. Онтологии принадлежит особое место в философии. Две с половиной тысячи лет активных философских поисков отсортировали, выделили в системе философского знания, помимо онтологии, и такие его составные части, как гносеология, аксиология, социальная философия, этика, эстетика, логика и другие разделы, имеющие важное философское содержание. Однако все они, так или иначе, имеют своим основанием онтологию, которая в свою очередь составляет основу любого философского мировоззрения и тем самым во многом предопределяет понимание и интерпретации других, не входящих в онтологию философских и мировоззренческих проблем.
В ряду многочисленных философских категорий, составляющих категориальный аппарат большинства философских систем, категория «бытие» неизменно занимает центральное место. Она по праву считается исходной и наиболее общей категорией философии, так как выражает самую главную, сущностную характеристику любого предмета, явления, события и т.п., а именно — их способность быть, прямо или косвенно проявляться, взаимодействовать и т.п. Это всеобщее свойство любого объекта, любой части реального мира и является тем, с чем, прежде всего, сталкивается человек при первых же попытках понять самого себя и окружающую его действительность. Все, с чем сталкивается человек, с чем ему приходится иметь дело, пребывает здесь и теперь, воздействует на его органы чувств, воспринимается им сейчас, в настоящий момент как некая данность, как то или иное «нечто» А другого «нечто» уже нет, оно было раньше как вещь или предмет, но разрушилось, разложилось, сгорело, или было как событие, явление, но уже прошло, исчезла, т.е. перестало существовать; теперь его уже нет, и, может быть, только память хранит о нем какую-то информацию. А еще «чего-то» пока нет, но оно должно появиться, стать реальностью, обрести свое существование, как, например, в скором будущем яблоки на цветущей сейчас (весной) яблоне. Об этом говорит человеку его опыт, а также опыт его предков, который многие века закреплялся в сознании людей, передаваясь из поколения в поколение первоначально в мифологической форме, а затем, по мере развития сознания в форме религиозных, философских и, наконец, научных представлений.
Таким образом, можно сказать, что мы имеем дело с отправной точкой, коренной основой всех вопросов, с которыми человек столкнулся при первых же попытках рационально осмыслить мир. Вопрос о том, существует или не существует нечто, оказался в центре его внимания, как только он проявил «любомудрие», стал философствовать. Не случайно, поэтому главную задачу всей мифологии — рассказать, «кто родил все сущее?», философия заменяет на другую — рационально объяснить «что есть все сущее, откуда оно произошло и куда девается?»
Наиболее ранние попытки философски осмыслить проблему бытия обнаруживаются уже в древнеиндийской и древнекитайской философиях, истоки, возникновения которых, восходят к началу первого тысячелетия
до н.э. Так, в Ведах (первых памятниках древнеиндийской мысли) и религиозно-философских комментариях к ним — Упанишадах — содержатся идеи о целостной духовной субстанции, о бессмертной душе, а также материалистические и атеистические представления о мире, в соответствии с которыми основу всего сущего составляют естественные начала — огонь, воздух, вода, свет, пространство, время. Пытаясь постичь тайну бытия, мыслители Древней Индии задумывались над тем, где Солнце ночью, куда деваются звезды днем и т.п., и отразили эти представления в древнейшей книге, которая известна человечеству, — Ригведах.
Философия Древнего Китая была ориентирована, прежде всего, на социальные проблемы, и потому в ней большое внимание уделялось бытию человека, а также общественному бытию. В значительно меньшей степени, но все же проявлялся интерес и к первоосновам природы, что нашло отражение в учении о пяти стихиях (вода, земля, дерево, металл, огонь), из которых состоит все многообразие вещей и явлений. Несколько позже в «Книге перемен» называется уже восемь таких первооснов, образующих все многообразие действительности.
Именно космогонические мифы, повествовавшие о происхождении богов, их жизни, делах, противоборстве и отразившие, таким образом, представления древнейших людей в возникновении и эволюции мира послужили основой, первоисточником греческой философии, которая зарождалась и развивалась вплоть до Сократа, прежде всего как философия природы. В пользу этого говорит и то, что ранние греческие философы традиционно называли свои произведения «О природе», а их самих зачастую именуют натуралистами, «физиками».
С момента зарождения древнегреческой философии они искали первопричину всего сущего в самой реальной действительности, определяя ее, то, как воду (Фалес) или воздух (Анаксимен), то как некое вечное и беспредельное начало, которое всем управляет, — «апейрон». Так считал, например, Анаксимандр (ок. 611—545 гг. до н.э.), который даже высказал идею естественного происхождения живых существ. По его мнению, они зародились в морских водах и появились из влажного ила. Затем на сушу вышли рыбообразные существа, в чреве которых развились люди. Аналогичные взгляды высказывал и Ксенофан (580—490 гг. до н.э.), утверждая, что «все, что рождается и произрастает, есть земля и вода», и даже «мы все родились из земли и воды».
Отвечая на главный философский вопрос того времени — «что есть все?», Пифагор (580—500 гг. до н.э.) сделал вывод, что «все есть число». Он впервые выдвинул идею о шарообразности Земли, которую затем поддержал и письменно сформулировал Парменид (540—480 гг. до н.э.), первый из философов, выделивший бытие как категорию и сделавший ее предметом специального философского анализа. В отличие от философов Милетской школы и Гераклита, говоривших об изменчивой природе вещей, он выдвинул идею о неизменной сущности истинного бытия. Его онтология строится на том, что бытие, сущее определяется как нечто реальное, о котором он говорит, что оно «Есть» и противопоставляет ему небытие, несущее, давая ему название «Не есть». Мыслить можно только бытие, иначе говоря — то, что существует, есть; наряду с этим, никоим образом нельзя помыслить то, что не существует, чего нет. Истинному бытию, т.е. тому, что есть, присущи, по мнению Парменида, отличительные признаки или свойства бытия, которые он сформулировал следующим образом: бытие не возникло и оно не подвержено гибели, так как помимо него ничего нет и быть не может. Бытие едино (непрерывно), неподвижно и совершенно. Имея свои пределы, оно похоже «на глыбу совершенно круглого Шара». Учение Парменида о едином, неделимом, неизменном и неподвижном бытии получило широкую известность в эллинском мире, и было продолжено, в частности, Мелисом с острова Самос, представителем школы элеатов. В основном, соглашаясь с Парменидом, Мелис в труде «О природе, или о сущем» отмечал, что бытие не имеет границ. По его мнению, это вытекает из того, что если признать границы бытия, то это будет означать, что оно граничит с небытием. Но так как небытия нет, то и бытие не может быть ограниченным.
Итак, в досократический период древнегреческой философии онтология получает значительное развитие: практически все наиболее яркие философы того времени прямо или косвенно рассматривали проблему бытия, соотнося ее, как правило, с вечным и совершенным космосом, «единой природой», т.е. отождествляли бытие с предметно-чувственным миром. Например, Эмпедокл (484—421 г. до н.э.) хотя непосредственно и не употреблял термин «бытие», но, говоря о «четырех корнях всех вещей» (огонь, воздух, вода и земля), приписывал миру (космосу) яйцевидную форму и рассуждал о происхождении жизни из влажного и теплого ила. Демокрит и Левкипп, говоря об атомах как о неком веществе, отождествляли их с «полным» или «твердым» бытием в противовес «пустоте» — небытию, которое, кстати, также полагали существующим.
В этот же период впервые проявляется диалектический подход к пониманию бытия, выраженный наиболее ярко у Гераклита (544—483 гг. до н.э.), который рассматривал весь мир в постоянном становлении и изменении и отмечал в этой связи, что «одна и та же вещь существует и не существует». Основу мироздания, считал он, составляет космос, который «один и тот же для всех, его не создал никто из богов, никто из людей, но он всегда был, есть и будет вечно живой огонь, мерно возгорающийся, мерно угасающий».
Значительно расширил понимание бытия Платон (427—347 гг.
до н.э.). Он впервые в истории философии указал на то, что бытием обладает не только материальное, но и идеальное. Платон выделял «истинное бытие» — «мир объективно существующих идей», — противопоставляя его «чувственному бытию» (как его понимали досркратики). При этом он указывал и на бытие понятий, самостоятельно существующих в человеческом сознании, впервые включив, таким образом, в понятие «бытие» практически все сущее.
В дальнейшем в истории философии мы находим множество различных подходов к пониманию бытия, но так или иначе все они выстраиваются вокруг чувственных и рациональных представлений о сущем. При этом обнаруживается весьма широкий разброс мнений.
Так, в средневековой христианской философии выделяется «истинное бытие» — «бытие Бога» и «неистинное», т.е. «сотворенное Богом бытие». Другая крайность обнаруживается у философов-материалистов XVII—XVIII вв., которые нередко связывали понимание бытия с физической реальностью. Натуралистические взгляды этих философов были обусловлены бурным развитием механики и отражали их естественнонаучные представления о природе, которую они понимали как некий заведённый и самостоятельно действующий механизм, где человек оказывался лишь одним из ее винтиков. Отсюда проистекала и «натурализация» бытия, наиболее ярко проявившаяся в мировоззрении французских философов-материалистов (Гольбах, Гельвеции, Ламетри).
Новое время, а затем эпоха немецкой классической философии привнесли более глубокое содержание в понимание проблемы бытия, выделив такие философские категории, как «субстанция» (некая сущность, лежащая в основе миропонимания, относительно устойчивая и самостоятельно существующая), «свободная, чистая деятельность абсолютного «Я» (Фихте), «объективно развивающаяся идея» (Гегель) и т.п. Для Шопенгауэра субстанция-материя, для Юма – фикция, сосуществование свойств. Марксистская философия трактовала субстанцию как «материю» и одновременно как субъект всех изменений. В то же время Энгельс предлагает развернутую классификацию видов бытия с точки зрения науки: механическое, химическое, физическое, биологическое, социальное.
XX век предельно расширил трактовку бытия, связав его понимание с историзмом, человеческим существованием, ценностями и языком. А такая философская школа, как неопозитивизм, вообще истолковала проблему бытия в философии в качестве псевдопроблемы, полагая, что прежняя онтология есть предмет частных наук, но не философии. Хайдеггер говорит о новом условии усмотрения бытия (отличного от существования)- о поэтическом мышлении. Бытие - вечно проясняемое раскрытие присутствия (конкретного единства вещей и человека). Однако представленная отдельными частными дисциплинами наука сама по себе не дает интегративного понимания бытия, ибо такая задача решается, прежде всего, на философском уровне. Об этой принципиальной роли философии, о ее специфических возможностях в познании сложнейших явлений, коим является и бытие, хорошо сказал русский ученый В.И.Вернадский: «Я смотрю на значение философии в развитии знания совсем иначе, чем большинство натуралистов, и придаю ей огромное, плодотворное значение. Философия всегда заключает зародыши, иногда даже предвосхищает целые области развития науки...»
Бытие не может отождествляться с тем, что в естественных языках обозначается существительными, местоимениями или их признаками, т.е. с тем, что в познании выступает или может выступать объектом или субъектом познания. В то же время ни один из этих объектов или субъектов не может быть помыслен без того, чтобы не зафиксировать факт его наличия или отсутствия. Именно на это обратил внимание Парменид, когда говорил, что «бытие есть, а небытия нет». К бытию, следовательно, неприменимы прилагательные типа: хорошее, плохое, правильное, неправильное, веселое, соленое, белое, черное, большое, маленькое и т.п. Его нельзя поместить в какую бы то ни было систему координат, его можно помыслить только во времени. Если кратко суммировать, то бытие можно определить как, всеобщую, универсальную и единственную в своем роде.
Философская категория «бытие» является понятием не только важнейшей, но и наиболее часто употребляемой среди других категорий. Объяснить это можно тем, что ее происхождение связано со словом, которое в наиболее распространенных языках мира обозначает одно и то же — «быть», «существовать», «присутствовать», «являться», «наличествовать». Глагол «быть», который составляет основу перечисленных выше и близких ему по значению глаголов, во многих языках мира, помимо собственного непосредственного значения, активно употребляется и как вспомогательный, намного превосходя по частоте употребления все остальные глаголы. Объяснение данному факту следует искать в природе человеческого мышления, логика и законы которого не зависят от языковой формы изложения мысли, но обязательно должны опираться на нечто, что можно было бы помыслить (хотя бы в принципе), что выступало бы как нечто универсальное и неизменное и потому могло бы служить отправной точкой всякого рассуждения. Именно этот факт су-ществования (или не существования) того, на что направлена мысль, и от-ражается в первых же фразах любого языка поистине универсальным гла-голом (и его модификациями): «быть», «есть» — в русском языке, «is» — в английском, «its» — в немецком и т.д.
Таким образом, специфика категорий «бытие» и «небытие», их уникальность и универсальное значение состоят в том, что в различных языках, где определяется их философский смысл, они являются отглагольными понятиями, т.е. образованы от глагола «быть» (или его отрицания) и указывают на наличие или отсутствие чего бы то ни было, а не на само «что-то», например, стол есть, дождя нет, белизна есть, отражения нет, сознание есть, идеи нет, здоровье есть, счастья нет и т.д., и т.п. способность, существовать, которой обладает любая реальность.
Приведенное рассуждение позволяет сделать вывод, что о бытии имеет смысл говорить тогда и только тогда, когда дело касается чего-то конкретного, т.е. бытием может обладать только что-то, нечто. О таком «нечто» еще можно сказать «сущее», Оно имеет место быть здесь и теперь, наличествует сейчас, в настоящее время. «Небытие» же в любом языке отождествляется с «ничто» и никаким образом не может быть помыслимо. Иначе говоря, небытие отрицает бытие, и именно в этом смысле употребляется термин «небытие», когда вещь, тело, явление, сознание... (т.е. то, что может существовать) перестают быть самими собой, и о них говорят, что они «ушли в небытие». Однако в строгом философском смысле это не совсем так. Между бытием и небытием существует диалектическая взаимосвязь.
Во-первых, согласно современным представлениям о мире наша Вселенная появилась из вакуума, что «делает его особым состоянием материи. Вакуум оказывается не самым бедным, а самым богатым типом физической реальности, представляя своего рода потенциальное бытие, ибо в нем содержатся все возможные частицы и состояния, но в то же время актуально в нем ничего нет».
Следует также принять во внимание и то, что, с точки зрения физиков (Д.АЛандау, И.Д.Новиков и ДР.), и сама наша Вселенная не единственная в мире, так как он состоит из бесконечного числа различных Вселенных, проходящих разные циклы развития. В этом свете проблема взаимосвязи бытия и небытия также становится относительной.
Во-вторых, в небытие уходит объективное существование того, что было, но если о нем, тем не менее, говорится, а, следовательно, оно определенным образом мыслится как нечто конкретное, то это «что-то» опять-таки существует, но уже в сознании и, следовательно, сохраняет свое «второе» бытие, оставаясь в этом случае копией первоначального объекта, в виде идеального образа.
Суть этой коллизии заключается в том, что вещи, тела, явления и т.п., которые существуют независимо от сознания, т. е. имеют свое объективное бытие, могут получить и второе (независимое от первого) бытие — субъективное, в сознании конкретного человека, в виде идеальных представлений о них, если эти вещи стали объектом чувственного и рационального познания. Более того, они могут утроить
(а может быть, и многократно увеличить) свое бытие, если, будучи преобразованными, в идеальный образ затем запечатляться в каком-то носителе информации или если это произойдет естественным путем, помимо идеализации, например, в виде реликтового растения, отраженного в куске каменного угля. В такой форме бытия они могут пребывать до тех пор, пока будет обладать бытием сам носитель информации, но только как носитель информации. С другой стороны, идеальный образ объективной или некогда существовавшей реальности может воплотиться в аналогичный, но другой объект, также обладающий объективным бытием. Таковыми, например, являются точные копии картин, восстановленный храм Христа Спасителя и т.п.
Возвращаясь к рассмотрению того, что когда-то обладало независимым от сознания бытием, но утратило его, т.е. перестало существовать, быть тем, чем оно было, отметим следующее. Оно (это «что-то») ушло в небытие в полном смысле этого слова лишь в том случае, если никогда не отражалось в сознании и никаким другим образом не оставило о себе информацию. При этом оно навсегда, бесследно и безвозвратно исчезло, уступив место бытию другого нечто, но после себя не оставив ничего.
Таким образом, можно сказать, что бытие в прошлом есть ничто. Бытие всегда в настоящем, и только в настоящем оно проявляется, если актуально и имеет реальную возможность проявиться, если потенциально, т.е. содержится в источниках информации или его появление предопределено логикой объективного развития. Так, некую наличность, переставшую существовать как нечто, можно помыслить. Иначе говоря, ей можно придать форму идеального бытия в виде идеального образа. И только в этом смысле мы можем говорить о бытии применительно к прошлому, полагая, что-то или иное нечто обладало бытием, сохранившимся в каком-то индивидуальном сознании или ином носителе информации, способном дешифроваться (распредметиться).
Именно в этом смысле мы говорим о «бессмертии» идей, вещей, событий, исторических личностей или близких нам людей, имея в виду, что они не превратились в ничто, а обрели новое существование, иное бытие в виде памяти, запечатленной в носителях информации любым из возможных способов.
Исходя из определения сущности «бытия» как философской категории, отметим, что самим фактом существования чего бы то ни было, она позволяет выразить весь мир как единое целое, во всем его многообразии и формопроявлениях, когда вещи, предметы, явления берутся в их единстве со своими характеристиками, особенностями, свойствами. Этим важным шагом познания мира и нас самих, как его составной части, задается как бы исходная система координат рассуждений о природе и сущности мироздания, его многообразии, различных уровнях, характеристиках, атрибутах, формах, как целого, так и отдельных его частей и т.п. Для этого вводятся новые философские категории: сущность, явление, субстанция, материя, сознание, пространство, время, закон и многие другие. Субстанция - философское понятие для обозначения объективной реальности в аспекте внутреннего единства всех форм ее саморазвития. В античной философии она трактовалась как субстрат, первооснова всех вещей («вода» Фалес и т.д.). В средние века вопрос о субстанции решался, прежде всего, в споре о субстанциальных формах (номинализм, реализм). В построении общей картины бытия получается как бы пирамида, в основании которой находится неживая природа. Над ней, включая, и ее, надстраивается живая природа, а еще выше — человек, как единство духа, живой и неживой природы.
Выделяя эти наиболее общие формы бытия, необходимо отметить, что каждая из них обладает своей спецификой, неповторимой сущностью.
Бытие вещей и процессов неживой природы — это весь естественный и искусственный мир, а также все состояния и явления природы (звезды, планеты, земля, вода, воздух, здания, машины, эхо, радуга, отражение в зеркале и т.п.). Собственно, это вся первая (естественная) и вторая (созданная или преобразованная человеком) природа, лишенная жизни.
Бытие живой природы включает в себя два уровня: Первый уровень представлен живыми неодухотворенными телами, т.е. всем тем, что имеет способность к размножению и осуществляет обмен веществ и энергии с окружающей средой, но не обладает сознанием (вся биосфера во всем ее многообразии, представленная фауной и флорой планеты).
Второй — это бытие человека и его сознания, где в свою очередь можно выделить: а) бытие конкретных людей; б) общественное (социальное) бытие; в) бытие идеального (духовного).
Перечисленные выше различные формы бытия полностью включают в себя все то, что сегодня известно науке достоверно, что может быть предметом наблюдения, исследования, анализа, контроля и т.п.
Понятие “материя” одна из наиболее фундаментальных философских категорий. Термин “материя” имеет немало определений, но, пожалуй, наиболее ёмко и лаконично выглядит то, которое закрепилось в марксисткой философии, где понятие материя определяется как философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них .
В основе современных научных представлений о строении материи лежит идея ее сложной системной организации. Любой объект материального мира может быть рассмотрен в качестве системы, то есть особой целостности, которая характеризуется наличием элементов и связей между ними.
Основные структурные уровни материи: Упорядоченность материи имеет свои уровни, каждый из которых характеризуется особой системой закономерностей и своим носителем. Основные структурные уровни материи таковы. Субмикроэлементарный уровень — гипотетическая форма существования материи полевой природы, из которой рождаются элементарные частицы (микроэлементарный уровень), далее образуются ядра (ядерный уровень), из ядер и электронов возникают атомы (атомный уровень), а из них — молекулы (молекулярный уровень), из молекул фор-мируются агрегаты — газообразные, жидкие, твердые тела (макро-скопический уровень). Сформировавшиеся тела охватывают звезды с их спутниками, планеты с их спутниками, звездные системы, объемлющие их метагалактики. И так до бесконечности (космический уровень).
Кроме сконденсировавшегося в виде небесных тел вещества во Вселенной имеется диффузная материя. Она существует в виде разобщенных атомов и молекул, а также в виде гигантских облаков газа и пыли различной плотности. Все это вместе с излучением и составляет тот безбрежный мировой океан разреженного вещества, в котором как бы плавают небесные тела. Космические тела и системы не существуют от века в данном их виде. Они формируются в результате сгущения туманностей, ранее заполнявших обширные пространства. Следовательно, космические тела возникают из материальной среды в результате внутренних закономерностей движения самой материи.
Любая молекула тоже является системой, которая состоит из атомов и определенной связи между ними: ядра атомов, входящие в состав молекулы, как одноименные (положительные) заряды подчиняются силам электростатического отталкивания, но вокруг них образуются общие электронные оболочки, которые как бы стягивают эти ядра, не давая им разлететься в пространстве. Атом также представляет собой системное целое — состоит из ядра и электронных оболочек, расположенных на определенных расстояниях от ядра. Ядро каждого атома, в свою очередь, имеет внутреннюю структуру. В простейшем случае — у атома водоро-
да — ядро состоит из одной частицы — протона. Ядра более сложных атомов образованы путем взаимодействия протонов и нейтронов, которые внутри ядра постоянно превращаются друг в друга и образуют особые целостности — нуклоны, частицы, которые часть времени пребывают в протонном, а часть — в нейтронном состоянии. Наконец, и протон, и нейтрон — сложные образования. В них можно выделить специфические элементы — кварки, которые взаимодействуют, обмениваясь другими частицами — глюонами (от лат. gluten — клей), как бы «склеивающими» кварки. Протоны, нейтроны и другие частицы, которые физика объединяет в группу адронов (тяжелых частиц), существуют благодаря кварк-глюонным взаимодействиям.
Изучая живую природу, мы также сталкиваемся с системной организацией материи. Сложными системами являются как клетка, так и построенные из клеток организмы; целостную систему представляет собой вся сфера жизни на Земле — биосфера, существующая благодаря взаимодействию своих частей: микроорганизмов, растительного, животного мира, человека с его преобразующей деятельностью. Биосферу можно рассматривать как целостный объект, как и атом, молекулу и т.д., где есть определенные элементы и связи между ними.
Материальные системы всегда взаимодействуют с внешним окружением. Некоторые свойства, отношения и связи элементов в этом взаимодействии меняются, но основные связи могут сохраняться, и это является условием существования системы как целого. Сохраняющиеся связи выступают как инвариант, то есть устойчивые, не изменяющиеся при вариациях системы. Эти устойчивые связи и отношения между элементами системы и образуют ее структуру. Иными словами, система — это элементы и их структура.
Любой объект материального мира уникален и нетождествен другому. Но при всей уникальности и непохожести объектов определенные их группы обладают общими признаками строения. Например, существует очень большое разнообразие атомов, но все они устроены по одному типу — в атоме должно быть ядро и электронная оболочка. Огромное многообразие молекул — от простейшей молекулы водорода до сложных молекул белков — имеет общие структурные признаки: ядра атомов, образующих молекулу, стянуты общими электронными оболочками. Можно обнаружить общие признаки строения у различных макротел, у клеток, из которых построены живые организмы, и т.д. Наличие общих признаков организации позволяет объединить различные объекты в классы материальных систем. Эти классы часто называют уровнями организации материи или видами материи.
Все виды материи связаны между собой генетически, то есть каждый из них развивается из другого. Строение материи можно представить как определенную иерархию этих уровней.
Уровни организации неживой природы:
Согласно современным научным взглядам, глубинные структуры материального мира представлены объектами элементарного уровня. Это, прежде всего элементарные частицы. За исключением электрона, исследования которого начались еще в прошлом веке, все остальные были обнаружены в XX столетии. Их свойства оказались весьма необычными, резко отличающимися от свойств макротел, с которыми мы сталкиваемся в повседневном опыте. Все элементарные частицы обладают одновременно и корпускулярными, и волновыми свойствами, а закономерности их движения, изучаемые квантовой физикой, отличаются от закономерностей движения макротел, описанных в классической физике.
До открытия элементарных частиц и их взаимодействий наука разграничивала два вида материи — вещество и поле.
Еще в конце XIX — начале XX века поле определяли как непрерывную материальную среду, а вещество — как прерывное, состоящее из дискретных частиц. Однако развитие квантовой физики выявило относительность разграничительных линий между веществом и полем. Только на макро уровне, когда можно не принимать во внимание квантовые свойства полей, их можно считать непрерывными средами. Но на микро уровне поля предстают как состоящие из квантов, которые можно рассматривать в качестве частиц, обладающих одновременно и корпускулярными, и волновыми характеристиками.
Современная наука о строении материи:
Первым большим успехом на этом пути было открытие кварковой структуры адронов. Кварки оказались экзотическими объектами не только потому, что у них дробный электрический заряд ('/з или 2/з от заряда электрона, принимаемого за 1). Само взаимодействие кварков, осуществляемое благодаря обмену глюонами, таково, что увеличение расстояния между кварками внутри адронов приводит к резкому возрастанию связывающих их сил. Поэтому в отличие от ранее известных элементарных частиц (протонов, нейтронов, электронов и др.) кварки пока не обнаружены в свободном состоянии. Они оказываются как бы запертыми внутри адронов. Но в эксперименте их можно прозондировать: при столкновении частиц больших энергий внутри адронов обнаруживается несколько своеобразных центров, на которых происходит рассеяние частиц и которые физика отождествляет с кварками.
Кварки и лептоны выступают в качестве базисных объектов в системе элементарных частиц. Они являются главным строительным материалом для вещества нашего мира, поскольку ядра атомов существуют благодаря взаимодействию кварков, а формирование электронных оболочек вокруг ядра приводит к образованию атомов.
Выявление общих глубинных структур частиц, участвующих в сильных взаимодействиях, и установление единства слабого и электромагнитного взаимодействий стимулировали разработку идеи объединения сильных, электрослабых и гравитационных взаимодействий в рамках единой теории. Иными словами, речь уже идет об исследовании субэлементарного уровня организации материи, о выяснении единой природы всех элементарных частиц.
Элементарный уровень организации материи включает наряду с элементарными частицами еще и такой необычный физический объект, как вакуум. Физический вакуум — не пустота, а особое состояние материи. В вакуум погружены все частицы и все физические тела. В нем постоянно происходят сложные процессы, связанные с непрерывным появлением и исчезновением так называемых «виртуальных частиц».
Виртуальные частицы — это своеобразные потенции соответствующих типов элементарных частиц, их «вакуумные корни», частицы, готовые к рождению, но не рождающиеся, возникающие и исчезающие в очень короткие промежутки времени. При определенных условиях они могут вырваться из вакуума, превращаясь в «нормальные» элементарные частицы, которые живут относительно независимо от породившей их среды и могут взаимодействовать с ней. Из элементарных частиц строятся атомы, которые являются качественно специфическим видом материи.
Элементарные частицы, ядра атомов, ионы (атомы, потерявшие часть электронов на электронных оболочках) могут образовать особое состояние материи, подобие газа, которое называется плазмой. Огромные плазменные тела, стянутые электромагнитными гравитационными полями, образуют звезды, представляющие особый уровень организации материи. В их недрах протекают ядерные реакции, в ходе которых одни частицы превращаются в другие, и за счет этого звезды постоянно излучают энергию.
Звезды выступают как своеобразная кузница атомов. Благодаря протекающим в них превращениям элементарных частиц образуются ядра атомов, а на периферии и в окрестностях звезд, при понижении температуры, а также в результате выбросов вещества из звезд при их взрывах, возникают атомы. В результате взаимодействия атомов формируется следующий уровень организации материи — молекулы. За молекулами следует уровень макротел (жидких, твердых, газообразных). Особый тип макротел, который можно считать специфическим видом материи, образуют планеты — тела со сложной внутренней структурой, имеющие ядро, литосферу, а в ряде случаев атмосферу и гидросферу. Звезды и планеты составляют планетные системы.
Огромные скопления звезд, планетных систем, межзвездной пыли и газа, взаимодействующих между собой, образуют особые объекты, которые называют галактиками. Земля принадлежит к одной из таких галактик, которая представляет собой гигантскую эллипсовидную спиралеобразную систему. Основная масса звезд, относящихся к нашей галактике, сосредоточена в диске размером 100 тыс. световых лет по диаметру и толщиной в 1500 световых лет (напомним, что скорость света около 300 тыс. км./с). Наше Солнце находится на окраине галактики и вращается вокруг ее ядра, делая полный оборот за 200 млн. лет (так называемый галактический год).
Ядро галактики, состоящее из очень плотного скопления звезд, разогретого межзвездного газа и пыли, а возможно, и включающее гипотетические сверхплотные тела, мы непосредственно наблюдать не можем. Солнце движется в настоящее время в той части галактического пространства, где ядро закрыто от Земли обширной пылевой туманностью. Через несколько миллионов лет Земля выйдет из-за этого «экрана», и тогда она будет подвержена излучениям, идущим от ядра. Сейчас ядро нашей галактики спокойное; оно излучает постоянный поток энергии. Но в принципе ядра галактик могут быть и активными, способными к выбросам за короткий промежуток времени (за несколько месяцев и даже недель) чрезвычайно больших количеств энергии. Не исключено, что ядро нашей галактики через определенные (хотя и весьма длительные) промежутки времени тоже может проявлять взрывную активность. Возможно, что если бы в периоды взрывных процессов Земля не была экранирована пылевыми туманностями, а была открыта, то излучения ядра влияли бы на состояние и развитие жизни на ней. Важно осознавать, что и земная жизнь, и человечество как ее часть зависят от организации космоса.
Галактики разных типов образуют скопления — системы галактик, которые представляют собой особые объекты, обладающие свойствами целостности. Если, несмотря на огромные расстояния между галактиками (в десятки, сотни миллионов и более световых лет), провести аналогию между молекулами макротела и галактиками в скоплениях, то оказывается: такие скопления можно уподобить весьма вязкой среде.
Наконец, кроме скопления галактик есть еще более высокий уровень организации материи — Метагалактика, представляющая собой систему взаимодействующих скоплений галактик. При этом взаимодействуют они так, что удаляются друг от друга с очень большими скоростями. И чем дальше отстоят они друг от друга, тем больше скорость их взаимного разбегания. Этот процесс называется расширением Метагалактики и представляет ее особое системное свойство, определяющее ее бытие. Расширение Метагалактики началось с момента ее возникновения. Согласно представлениям современной космологии, Метагалактика возникла примерно 20 млрд. лет назад в результате Большого Взрыва.
Сам этот взрыв наука связывает с перестройками структуры физического вакуума, с его фазовыми переходами от одного состояния к другому, которые сопровождались выделением огромных энергий. Так что рождение нашей Вселенной (Метагалактики) — не акт ее творения из ничего (как это пытаются трактовать современные теологи), а результат развития, качественных преобразований одного состояния материи в другое.
Современная наука допускает возможность возникновения и сосуществования множества миров, подобных нашей Метагалактике и называемых. Вне метагалактическими объектами. Их сложные взаимоотношения образуют многоярусную Большую Вселенную — материальный мир с его бесконечным разнообразием форм и видов материи. Причем не во всех этих мирах, возможно, то многообразие видов материи, которое возникает в истории нашей Метагалактики.
Представления о строении материи на биологическом и социальном уровнях:
Постепенное усложнение молекул углеродистых соединений привело к образованию органических соединений (органический уровень). Постепенно образовывались все более сложные органические соединения. Наконец возникла жизнь (биологический уровень). На определенном этапе развития Метагалактики, в рамках некоторых планетных систем, создаются условия для формирования из молекул неживой природы материальных носителей жизни. Как и неживая природа, жизнь имеет ряд уровней своей материальной организации. Можно выделить: системы до клеточного уровня — нуклеиновые кислоты (ДНК и РНК) и белки; клетки как особый уровень биоорганизации, самостоятельно существующей в виде одноклеточных организмов; многоклеточные организмы (растения, животные). Особые уровни организации живой материи образуют надорганизменные структуры. К ним относятся, прежде всего, популяции — сообщества особей одного вида, которые связаны между собой общим генофондом, скрещиваются и воспроизводят себя в потомстве.
Любая популяция представляет собой особую системную целостность. Кроме популяций к надорганизменным уровням организации живой материи относятся виды и биоценозы. Последние образуются в результате взаимодействия некоторого множества популяций между собой и с окружающей средой. В целостной системе биоценоза эти популяции связаны так, что продукты жизнедеятельности одних становятся условиями жизни других. Так, лес — это биоценоз, в котором популяции живущих в нем животных, а также растений, грибов, лишайников, микроорганизмов взаимодействуют между собой, образуя целостную систему. Благодаря такому взаимодействию, сложным обменным процессам между продуктами жизнедеятельности разных популяций, создаются условия для их совместного существования. Многие популяции могут жить только в рамках определенного биоценоза.
Наконец, взаимодействие биоценозов образует глобальную систему жизни — биосферу. В этой целостной системе различные биоценозы взаимодействуют не только между собой, но и с воздушной оболочкой, через которую идет теплообмен Земли с космическим пространством, с водной средой, с горными породами. При нарушении этих взаимодействий меняется вся сфера жизни на Земле. Для того чтобы поддерживалось ее динамическое равновесие, необходимо не только воспроизводство определенных условий обитания различных организмов, популяций, биоценозов, но и некоторый уровень их разнообразия. При уменьшении этого разнообразия ниже определенного уровня вся биосфера начинает вырождаться. Люди являются частью сферы жизни на Земле. Развитие биосферы, связанное с появлением в ней все новых уровней организации, является результатом ее функционирования и эволюции как целого в рамках еще более широкой целостности — развивающейся Вселенной. И подобно тому, как в неживой природе формирование каждого нового уровня материальных систем обусловлено целым Метагалактики, так и дифференциация биосферы на качественно специфические уровни организации живой материи обусловлена ее развитием как сложной развивающейся системы.
Таким образом, на определенном этапе развития в биосфере возникают особые популяции живых существ, которые благодаря развивающейся орудийной деятельности трансформируют биологические формы своего существования в социальную жизнь. Эволюция живого шла от примитивных, доклеточных форм существования белка клеточной организации, к формированию сначала одноклеточных, а потом многоклеточных организмов с все более и более сложной структурой — беспозвоночные, позвоночные, млекопитающк приматы. Наконец, мы видим самих себя стоящими на самой последней ступени величественной лестницы поступательного развития (социальный уровень). Правомерно допущение, что за пределами земной цивилизации существуют гигантские космические цивилизации, созданные разумными существами (метасоциальныъ уровень).
В рамках биосферы начинает развиваться особый тип материальной системы — человеческое общество. Здесь то же возникают особые подструктуры — семья, классы, нации и др., причем многие из этих подструктур исторически изменчивы, существуют только на определенных этапах человеческой истории и преобразуются в новые подструктуры усложняющегося разнообразия человеческой общественной жизни.
Как особый уровень организации материи, человеческое общество существует благодаря деятельности людей и включает в качестве обязательного условия своего функционирования и развития их духовную жизнь. Взаимодействие с окружающей природой, осуществляемое человеком в его практике, представляет собой не просто потребление вещества природы, которое преобразуется человеческой деятельностью. Само это преобразование опирается на законы развития мира и может быть представлено как реализация маловероятных для естественной природной среды линий ее развития.
Большинство предметов и процессов искусственно созданной человеком «второй природы» не могут самопроизвольно возникать в нашей Метагалактике. Природа не создала ни колеса, ни автомобиля, ни ЭВМ. Хотя какие-то, иногда отдаленные, их аналоги можно обнаружить среди объектов естественной природной среды. Самосборка автомобиля или счетной машины на полупроводниках в самой природе без человека неосуществима, но как воплощение в материал природы человеческих целей, как опредмечивание человеческого духа эти объекты обретают реальное бытие. Эволюция создаваемой человеком искусственной природной среды, которую К. Маркс образно назвал «неорганическим телом человека», есть особая линия развития материи, возможная только в рамках человеческого общества.
В человеческой жизнедеятельности как бы сталкиваются различные линии саморазвития материи: с одной стороны, естественная эволюция неживой и живой природы, с другой — искусственная, только в обществе реализуемая эволюция материи. Причем вторая, возникающая благодаря человеческой деятельности, линия эволюции материи реализуется не только в формах развивающейся предметной среды, которую создает человек в процессе производства, но и в форме развития самого человека, который развертывает свои природные возможности, строит новые разнообразные формы общения и социальных отношений и в этом процессе изменяет самого себя.
Понимание истории человечества как особого этапа грандиозного развития материи ставит интереснейшие мировоззренческие проблемы возможности существования иных цивилизаций, путей их развития, космического будущего человечества. Эти проблемы имеют общекультурный смысл и обсуждаются в современной философии.
Картина взаимосвязи всех уровней, организации материи, включая человека и человеческое общество, понимание каждого материального объекта, в том числе и человека, как продукта глобальной космической эволюции, проливает новый свет на одну из древнейших проблем философии — на проблему единства мира. Всякая материалистическая философия, и материалистическая диалектика в том числе, отстаивает принцип единства мира, выступая в качестве монистической философии. Но философский монизм может быть различной природы. Идеалистический монизм считает первоначалом всего сущего идеальное, рассматривая материю как всего лишь инобытие этого идеального. Напротив, материалистический монизм утверждает единство мира через его материальность. Последовательное проведение материа-листического монизма возможно лишь при понимании материального единства мира как диалектического, противоречивого единства много-образия. В противном случае материалистический монизм ведет к вульгар-но-материалистическим трактовкам сознания и мышления и к отрицанию качественного своеобразия различных уровней организации материи.
Это диалектическое единство проявляется двояко. Во-первых, как своеобразная дискретность в строении объективной действительности, то есть наличие в ней качественно различных, отграниченных друг от друга вещей, явлений, процессов, систем. Во-вторых, как иерархические отношения между системами разной степени сложности, организованности, выражающиеся во «включении» менее сложных систем в более сложные и вместе с тем в не сводимости специфических закономерностей последних к первым.
Диалектическое понимание материального единства мира все глубже проникает и в современное естествознание, и в науки о человеке и обществе. Метафизическое мышление видит мир составленным из различных субстанций, не просто качественно отличных друг от друга, но разделенных между собой непроходимыми барьерами. Тем самым, по сути дела, отрицается монистический подход к реальности. Материалистическая же диалектика, а вместе с ней и все современные науки о природе и обществе исходят из того, что в основе всего многообразия существующих явлений и процессов лежит движение единой материи.
Материя, как уже отмечалось, имеет разнообразное, прерывистое строение. Она состоит из частей различной величины, качественной определенности: элементарных частиц атомов, молекул, радикалов, ионов, комплексов, макромолекулу коллоидных частиц, планет, звезд и их систем, галактик. Ныне обнаружено более 30 различных элементарных частиц, а вместе с резонансами (частицами, живущими очень короткое время) их насчитывается около 100. Предпринимаются попытки найти, глубокую внутреннюю связь между элементарными частицами и создать для них нечто вроде таблицы Д.И. Менделеева. Элементарные части! различаются по массе покоя и в соответствии с этим разделяются на пептоны (легкие частицы), мезоны (средние частицы) и барионь (тяжелые частицы). Наряду с этим существуют частицы, не обладающие массой покоя, например фотоны.
С «прорывными» формами материи неотделимо связаны «непрерывные» формы. Это разные виды полей — гравитационные, электромагнитные, ядерные. Они связывают частицы материи, позволяют им взаимодействовать и тем самым существовать.
Все частицы независимо от их природы обладают волновыми свойствами. И наоборот, всякое непрерывное поле является вместе с тем и коллективом частиц. Таково реальное противоречие в строении материи.
Материя не просто зерниста, дискретна — ее дискретные элементы (макроскопические тела, молекулы, атомы, ядра атомов, элементарные частицы) являются неделимыми в определенной области взаимодействий.
Итак, мир и все в мире — это не хаос, а закономерно организованная система, иерархия систем. Под структурностью материи подразумевается внутренне расчлененная целостность, закономерный порядок связи элементов в составе целого. Бытие и движение материи невозможны вне ее структурной организации.
Также материя обладает еще одним атрибутом - несводимостью одного структурного уровня материи к другим. Любой предмет и процесс в мире возникает только из других предметов и процессов и не может исчезнуть, не породив какого-либо другого предмета или процесса. В этом заключается фундаментальное положение всех форм материализма. Принципиальное отличие диалектики в понимании материи состоит в отрицании возможности сводить материю к какой-либо одной простейшей форме или к немногим простейшим формам, что характерно для механистического материализма. Каждая форма материи — будь то космическая система, атом, молекула, организм или человек — качественно своеобразна. Поэтому она не может рассматриваться как простая совокупность образующих ее элементов, свойства которой сводятся к свойствам этих элементов. Качественное своеобразие предмета создается особой формой связи его частей.
Физика не сводится к механике, химия — к физике, биология не сводится к совокупности механических, физических и химических явлений, а общество — ко всем остальным формам организации сущего. Биологическая организация имеет особый смысл, необъяснимый в пределах физической картины мира. В царстве живого мы имеем дело с такими специфическими явлениями, как приспособление, обмен веществ, рост и размножение, борьба за существование, изменчивость и наследственность. Все это отсутствует в неорганической природе. В живом организме даже чисто химические и физические действия направляются как бы к совершенно определенным биологическим задачам и целям.
Неуничтожимость материи. Одним из атрибутов материи является ее неуничтожимость, которая проявляется в совокупности конкретных законов сохранения устойчивости материи в процессе ее изменения. Исследуя фундамент материи, современная физика открыла всеобщую превращаемость элементарных частиц. В непрерывном процессе взаимных превращений материя сохраняется как субстанция, т.е. как основа всех изменений. Превращение механического движения вследствие трения приводит к накоплению внутренней энергии тела, к усилению теплового движения его молекул. Тепловое движение в свою очередь может превратиться в излучение. Закон сохранения и превращения энергии, гласит: какие бы процессы превращения ни происходили в мире, общее количество массы и энергии остается неизменным. Любой материальный объект существует лишь в связи с другими и через них он связан со всем миром. Ни один элемент материи не уничтожается ни в «ничто», а оставляет определенное следствие и не возникает из ничего, а всегда имеет определенную причину. Гибель конкретной вещи означает лишь ее превращение в другую. Рождение конкретной вещи означает возникновение ее из другой. Мир сохраняется лишь благодаря постоянному разрушению самого себя. Изменение материи осуществляется только в связи с ее сохранением. Сохранение материи в свою очередь выявляется лишь в процессе изменения ее форм.
Принцип неуничтожимости и несотворимости, неисчерпаемости, сохраняемости, структурности материи имеет большое методологическое значение. Руководствуясь им, наука открыла такие фундаментальные законы, как закон сохранения массы, энергии, заряда, четности и многие другие, позволившие глубже и полнее понять процессы, которые происходят в различных областях природы. Важнейшие законы научного познания служат и орудием критики ошибочных воззрений, например идей креационизма. Также атрибутами материи являются: протяженность, дискретность.
Структурность материи, существование в ней определенного типа материальных систем предполагает взаимодействие как внутреннее, так и внешнее по отношению к каждому выделенному объекту. Взаимодействие приводит к изменению его свойств, отношений, состояний. Все эти изменения, рассмотренные в самом общем плане, представляют собой неотъемлемую характеристику бытия материального мира. Изменение в философии обозначается понятием движения. Под движением материи нужно понимать не только механическое перемещение тел в пространстве, но и любые взаимодействия, а также изменения состояний объектов, которые вызываются этими взаимодействиями. Движение — это и взаимное превращение элементарных частиц, и расширение Метагалактики, и обмен веществ в клетках организма, и обмен деятельностью между людьми в процессе их социальной жизни.
Материя не может существовать вне движения. Любой ее объект существует лишь благодаря тому, что в нем воспроизводятся определенные типы движения. При их уничтожении объект прекращает свое существование, переходит в другие объекты, которые, в свою очередь, характеризуются определенным набором типов и форм движения. Иначе говоря, движение внутренне присуще материи. Оно так же абсолютно, как абсолютна сама материя.
В обыденной жизни движение часто отождествляется с перемещением тел в пространстве. А так как одни тела могут перемещаться относительно поверхности Земли, а другие покоиться, то обыденное сознание противопоставляет эти два состояния — покой и движение, считая их как бы равноправными.
Однако всем, кто знаком хотя бы с общими принципами механики, ясно, что говорить о покое можно только по отношению к некоторой системе отсчета. Наш дом покоится относительно поверхности Земли, но он вращается вместе с Землей вокруг ее оси, перемещается вместе с Землей в пространстве относительно Солнца. Вместе с Землей и Солнцем он вращается вокруг центра нашей галактики, совершая движение относительно ее ядра со скоростью примерно 250 км. Наконец, вследствие расширения Вселенной вместе с нашей галактикой он может удаляться от других галактик. Таким образом, те предметы, которые мы называем покоящимися, на самом деле находятся в состоянии движения.
Далее, когда говорится о состоянии покоя какого-либо наблюдаемого предмета, то неявно предполагается, что предмет имеет определенную пространственную конфигурацию, сохраняет свою структуру, воспроизводит определенную организацию своих элементов. Но если посмотреть на прочно стоящий кирпичный дом в электронный микроскоп, то обнаружится, что у дома нет жестких пространственных границ, что на уровне того слоя молекул кирпича, который граничит с воздухом, осуществляется постоянная диффузия, проникновение молекул воздуха в пограничный слой молекул кирпича и наоборот. Более того, как свидетельствует современная физика, между этими молекулами должен происходить обмен электронами, а в самих молекулах — движение электронов, взаимопревращение протонов в нейтроны внутри ядер и т.д. Выходит, что наблюдаемый нами дом находится в состоянии какого-то бурлящего движения, где одни частицы постоянно переходят в другие. И это можно сказать о любом объекте окружающего мира, в том числе и о нас самих, поскольку постоянно меняются не только состояния нашего духа (возникают новые ощущения, переживания, мысли), но и непрерывно происходят изменения нашего тела: через определенный промежуток времени вследствие обмена веществ молекулы нашего тела меняют свой состав.
Американский философ Ст. Чейз как-то сказал: когда я вижу корову, гуляющую на лугу, то это вовсе не корова, а бешеная пляска электронов. В этой метафоре заключена некоторая верная мысль, только надо помнить, что та структура и динамика электронов, которая образует клетки, в любом живом организме воспроизводится во времени. Благодаря этому «повторению во времени» способов и видов движения, образующих предмет, он существует как качественно специфический объект, отличный от других объектов. Таким образом, понятие покоя представляет собой обозначение тех состояний движения, которые обеспечивают стабильность предмета, сохранение его качества. Поэтому покой относителен, а движение абсолютно, оно есть неотъемлемое свойство, атрибут материи.
Основные типы движения: Правомерно говорить о двух основных типах движения. Первый — это движение, связанное с сохранением устойчивости предмета, его качества. В предмете всегда происходят некоторые изменения, и он никогда не бывает, тождествен самому себе во времени. Но можно ли говорить об устойчивости предметов, их тож-дественности себе, если предметы изменчивы? Это очень древняя фи-лософская проблема. Известно изречение Гераклита: «Нельзя дважды вой-ти в одну и туже реку, ибо на входящего каждый раз текут новые воды».
Другой философ античности, Кратил, довел этот тезис до крайнего релятивизма, утверждая, что и один раз нельзя войти в реку вследствие ее постоянной изменчивости. Кратил полагал, что текучесть вещей не позволяет их даже назвать, поскольку они в момент наименования уже становятся другими. Поэтому, считал он, выделить вещь можно, только указывая на нее пальцем. Идеи релятивизма в понимании существования вещей не раз воспроизводились в истории философской мысли. В философии XX века они были основополагающим принципом в так называемой общей семантике. Его рассуждения о предметах как «бешеной пляске электронов» поясняли так называемый принцип не тождественности, согласно которому любой предмет никогда не равен самому себе. И значит, обозначение, словом индивидуальных объектов невозможно. В подобных рассуждениях мы сталкиваемся с противопоставлением вещи и процесса, устойчивости и изменчивости.
Обыденное человеческое мышление, как правило, расчленяет действительность на устойчивые вещи с жестко фиксированными границами и на процессы, которые рассматриваются как взаимодействие устойчивых вещей. Но философский анализ, опирающийся на научные данные, убеждает нас в том, что любая вещь есть тоже процесс. Когда даже о таких простых предметах, как стол, стул, дом, говорится, что они сохраняют свое качество, тождественны себе, то это не значит, что в них не происходят многообразные изменения. Ни положение электронов относительно ядер в молекулах древесины, из которой построен стол, ни состояния протонов и нейтронов в ядрах не являются одними и теми же. Даже тогда, когда стол освещают солнечные лучи, в нем происходят изменения: фотоны, падающие на поверхность стола, выбивают электроны (так называемое явление фотоэффекта). Однако при всех подобных изменениях сохраняется, воспроизводится некоторый набор признаков, который позволяет говорить о столе как определенном предмете, отличном от других предметов.
Итак, первый тип движения — это движение, которое сохраняет качество предмета. Но кроме него существует еще один тип движения, связанный с переходом от одного качества к другому, с изменением качественного состояния предмета. Это может быть разрушение предмета, распад его на составляющие элементы, которые представляют собой особые качества, возникающие в результате преобразования исходного предмета. Но может быть и более сложный процесс, когда благодаря взаимодействию объекты образуют более сложную систему, новый объект.
В практике мы постоянно сталкиваемся с этими процессами. В ходе развития производства человечество научается синтезировать из материалов природы все более и более сложные системы. Сквозь призму наших практических взаимодействий с миром можно рассматривать и процессы, происходящие независимо от нас в самой природе. Здесь есть процессы, связанные с такими качественными преобразованиями, где происходит усложнение предметов, появление более сложных состояний объекта из более простых. Процессы, связанные с преобразованием качества предметов, с появлением новых качественных состояний, которые как бы развертывают потенциальные возможности, скрытые и неразвернутые в предшествующих качественных состояниях, характеризуются как развитие. Процесс развития — это всегда переход одного качества в другое, направленное формирование новых систем, новых типов организации, которые рождаются из предшествующих им систем. Здесь же ограничимся тем, что выделим две разновидности процессов развития. Первая разновидность — это процессы качественных превращений, не выходящие за рамки соответствующего вида материи, определенного уровня ее организации. Вторая — процессы перехода от одного уровня к другому. В неживой природе ярким примером первой разновидности развития может служить эволюция звезд.
В рамках биологической формы материи также можно обнаружить рассматриваемый тип. Пример тому — формирование новых видов животных и растительных организмов, последовательные стадии развития отдельных организмов и т.д. В общественной жизни в качестве образцов этой разновидности развития выступают смена общественно-экономических формаций, а также переходы от одной качественно специфической стадии развития формации к другой.
Наряду с данной разновидностью развития материи можно выделить вторую разновидность, связанную с переходом от качественных состояний, характерных для одного уровня материи, к качественному состоянию другого уровня организации материи. Формирование из элементарных частиц атомов и молекул, переход от неорганической природы к биологическим уровням организации, становление человека и его общественной жизни — все это примеры развития, сопровождающиеся усложнением уровней организации материи, появлением новых уровней такой организации, новых видов материи.
Формы движения материи:
Соответственно иерархии форм материи существуют качественно разнообразные формы ее движения. Идея о формах движения материи и их взаимосвязи выдвинута Ф. Энгельсом. В основу классификации форм движения он положил следующие принципы: 1) формы движения соотносимы с определенным материальным уровнем организации материи, то есть каждому уровню такой организации должна соответствовать своя форма движения; 2) между формами движения существует генетическая связь, то есть форма движения возникает на базе низших форм; 3) высшие формы движения качественно специфичны и несводимы к «низшим формам.
Исходя из этих принципов и опираясь на достижения науки своего времени, Ф. Энгельс выделил пять форм движения материи и предложил их следующую классификацию: механическое, физическое, химическое, биологическое и социальное движения материи.
Современная наука открыла новые уровни организации материи и соответственно обнаружила новые формы движения. Все формы движения, можно разбить на три блока соответственно трем важнейшим этапам развития материи и трем возникшим в этом развитии сферам материального мира: неживой природе, живой природе, обществу. Неживую природу характеризует взаимосвязь физических и химической форм движения, живую — биологическая, а общество — социальная форма движения. Основные генетические связи между этими блоками правильно выявлены в энгельсовской классификации. Что же касается их внутреннего расчленения и представлений об их материальных носителях, то современная наука вносит сюда ряд серьезных корректировок.
Наиболее значительные изменения касаются соотношения механической, физической и химической форм движения. Наука XX века открыла новые формы физического движения, неизвестные в XIX столетии: процессы микромира, связанные с превращениями элементарных частиц и взаимодействиями субэлементарного уровня; процессы мега мира — галактические взаимодействия и расширение Метагалактики. По-новому поставлена и проблема взаимоотношения физических и химических форм движения: химическая форма движения, с одной стороны, возникает из взаимодействий микромира, а с другой, является условием появления таких форм, как молекулярно-физическое движение. Она как бы обеспечивает переход от физики микромира к микрофизическим процессам.
В новом свете предстала также проблема соотношения механического и физического движения. В своей классификации Ф. Эн-гельс исходил из представлений науки второй половины XIX века, согласно которым любое физическое движение (электромагнетизм, теплота и т.д.) является результатом механического движения частиц эфира, атомов, молекул. Поэтому механические процессы рассматривались им как генетическая основа физической формы движения. Наука XX века изменила эти представления. Она не только отказалась от концепции мирового эфира как механической среды, свойствами которой объясняются электромагнитные взаимодействия, но и вообще перестала рассматривать механическое движение как фундамент всех физических процессов. Скорее наоборот, механическое движение тел обусловливается глубинными процессами взаимопревращения элементарных частиц, сложными переплетениями сильных, слабых, электромагнитных и гравитационных взаимодействий. Механическое движение не связано с каким-либо отдельно взятым структурным уровнем организации материи. Это скорее аспект, некоторый срез, характеризующий взаимодействие нескольких таких уровней. Причем надо различать квантовомеханическое движение, характеризующее взаимодействие элементарных частиц и атомов, и макромеханическое движение макротел.
Современная наука внесла много нового и в понимание природы биологического движения. Были уточнены представления о ее первичных материальных носителях (кроме белковых молекул в качестве молекулярного носителя жизни были выделены ДНК и РНК). Сложилось представление о целостности биосферы как условии дифференциации и развертывания всех уровней организации живой материи и соответственно формирования различных подвидов биологической формы движения.
Будущий прогресс науки приведет, бесспорно, к открытию новых форм, как материи, так и движения, уточнит и разовьет современные представления. И в процессе этого развития диалектико-материалистическое учение о формах движения материи будет конкретизироваться, обогащаться новым содержанием, а в ряде отношений и пересматриваться.
Одной из важнейших сторон учения о формах движения материи является трактовка общественных процессов как социальной формы движения материи. Эта трактовка стала возможной благодаря открытию и разработке материалистического понимания истории. Поэтому она свойственна марксистскому философскому взгляду на мир. Выделяя в общественной жизни материальные и духовны процессы, диалектический материализм подчеркивает первичность материальных процессов, но не отрывает их от духовной жизни общества. Лишь в абстракции можно отделить друг от друга эти стороны общественной жизни. В реальной же действительности они взаимодействуют, благодаря чему только и существует общество как особый уровень организации материи.
Человеческое сознание, обеспечивая отражение человеческого бытия и проектирование его возможных будущих состояний, активно влияет на процессы материальной жизни людей. Идеи, овладевая массами людей, направляют их деятельность, а в процессе этой деятельности перестраивается само общество. Не случайно К. Маркс подчеркивал, что идеи, овладевая массами, становятся материальной силой. Следовательно, когда речь идет о социальном движении материи, имеется в виду не просто взаимодействие материальных элементов, а такое взаимодействие, которое предполагает существование и развитие идеальной реальности человеческого сознания и в котором сознание принимает активное участие. Сознание как идеальная реальность не существует вне и независимо от ткани общественной жизни. Оно как бы встроено, вплавлено в эту жизнь, выступает в качестве ее аспекта, обеспечивая функционирование и развитие общества как целого.
Учитывая эту особенность социального движения, Ф. Энгельс иногда определял человеческое мышление как специфическую форму движения материи. Тем самым он как бы подчеркивал, что социальное движение не может осуществляться без идеального плана человеческой деятельности, складывающегося в сознании, а значит, без развития индивидуального и общественного сознания.
Высшие формы движения материи нельзя свести, редуцировать целиком и полностью к низшим формам, скажем, нельзя описать биологические процессы, исходя только из физико-химических свойств, не учитывая качественную особенность биологического уровня организации, игнорируя процессы биоэволюции, естественного отбора и т.д. Точно так же развитие человеческого общества невозможно понять, опираясь только на биологические закономерности, не принимая во внимание особенности социального развития.
В домарксистском материализме редукция высших форм движения к низшим совершалась очень часто. В рамках механистического материализма XVIII столетия существовали даже программы объяснения всех состояний мира, исходя из законов механики. Редукция сложных форм движения к простейшим называется механицизмом. Последний может выступать не только в форме сведения социальных, биологических, химических процессов к механическому движению и его законам, но и в более тонких формах. Попытки объяснить биологические процессы только из закономерностей физико-химического взаимодействия, а социальные процессы только из особенностей биологического развития человека — тоже разновидности механицизма. Можно, например, расценить как вариант механицизма современные взгляды сторонников так называемой социобиологии, поскольку они основаны на редукции социальных процессов к биологическим. Это касается, прежде всего, попыток сведения нравственных качеств человека (альтруизм и т.п. к биологическим
(в частности, генетическим) проявлениям «человеческой природы».
Нельзя забывать и об органической связи между различными уровнями организации материи, о том, что каждая высшая форма рождается из низшей и поэтому ее нельзя понять, если игнорировать эти ее генетические связи с низшей формой. Диалектико-материалистическая методология выступает как против ограниченностей редукционизма, так и против односторонностей антиредукционизма, который, подчеркивая качественную специфику форм движения, отрывает их друг от друга, не принимает во внимание взаимосвязь и преемственность этих форм. Игнорирование генетических связей между качественно различными формами движения может привести к серьезному искажению истины при научном исследовании тех или иных объектов материальной действительности.
Прослеживание связей между различными формами движения материи на основе данных современной науки позволяет создать целостную картину их развития во Вселенной. На его разных этапах возникают все новые уровни организации материи и соответствующие им формы движения, причем появление каждой новой формы движения связано с состоянием развивающейся Вселенной как целого. Например, сразу после Большого Взрыва 20 млрд. лет назад не было ни молекул, ни атомов, а значит, и форм движения, присущих этим уровням организации материи. Химическая и молекулярно-физическая формы движения возникли на определенном этапе эволюции Вселенной.
Современная наука показывает, что наша астрономическая Вселенная, мир, в котором мы живем, по-видимому, является только одним из возможных миров. Причем оказывается, что уже в особенностях взаимодействия элементарных частиц заложены определенные предпосылки, возможности для развертывания более сложных форм движения. Существуют физические величины, так называемые мировые константы, которые определяют характер действия законов тяготения, электромагнетизма, сильных и слабых взаимодействий, управляющих превращениями элементарных частиц и образованием из них более сложных материальных систем. Эти константы удивительным образом «подогнаны» друг к другу так, что они позволяют сформироваться сложным формам движения материи из более простых. Возможно, будущая наука обнаружит корреляции между мировыми константами, рассмотрит их как систему, где один элемент обусловливает второй, но пока они считаются независимыми Друг от друга. От их значения зависит характер объектов, которые могут возникнуть в процессе эволюции Вселенной. Например, константа электромагнитного взаимодействия, так называемая «постоянная тонкой структуры» — это безразмерная величина. Если бы она была иной (допустим, несколько меньше или несколько больше), то электроны не могли бы образовывать оболочки вокруг ядра атома. Они либо падали бы на ядро и сливались с протонами, образуя нейтроны, как бы вдавливаясь в ядра атомов, либо вообще не удерживались бы на электронных оболочках. Это значит, что в таком мире, где указанная константа имела бы другое численное значение, не было бы атомов и молекул. В таком мире невозможна ни жизнь, ни человек. Точно так же если константа, которая определяет сильное взаимодействие, так называемый барионный заряд, была бы меньше известного значения, то протоны, из которых состоят ядра атомов, распадались бы за сравнительно короткое время. Тогда бы не было ядер атомов, а значит, и самих атомов, сложных молекул, жизни и человека. Оказывается, значения всех мировых констант таковы, что они в принципе позволяют в нашей Вселенной появиться химическим взаимодействиям, возникнуть жизни и человеческому обществу.
В современной космологии описанные идеи входят в содержание так называемого антропного принципа, согласно которому наш мир устроен таким образом, что он в принципе допускает возможность появления человека как закономерного итога эволюции материи. Но возможны и другие миры, с другими значениями фундаментальных мировых констант, характеризующих базисные физические взаимодействия. Современная космология допускает существование и таких миров, которые бедны, пусты, в которых, есть только примитивные формы движения материи и нет высших форм. В этом смысле человек и человеческое общество предстают как такая организация материи и такая форма движения, которые обусловлены свойствами целого нашей Вселенной, свойствами всей Метагалактики, фундаментальными характеристиками космоса. Таким образом, социальная форма движения является космическим феноменом. И сейчас, когда большинство стран встало на путь ускорения научно-технического прогресса, когда человечество вышло в космос, оно начинает себя осознавать не просто как нечто внеположенное, противостоящее враждебному космосу, а как его органичный элемент. Возникает понимание уникальности человеческой жизни и вместе с тем — ощущение сопричастности ее всему развитию природы.
Определенный тип связей и взаимодействия образует направление, тенденцию — откуда и куда. Во Вселенной нет ничего окончательно завершенного. Все находится в пути к иному. Развитие — это определенно направленное, необратимое изменение объекта: или просто от старого к новому, или от простого к сложному, от низшего уровня к все более высокому.
Развитие необратимо: через одно и то же состояние все происходит лишь однажды. Невозможно, скажем, движение организма от старости к молодости, от смерти к рождение. Развитие — это двойной процесс: в нем уничтожается старое и на его месте возникает новое, которое утверждает себя в жизни не путем беспрепятственного развертывания своих потенций, а в суровой борьбе со старым. Между новым и старым есть и сходство, общее (иначе мы имели бы лишь множество не связанных между собой состояний), и различие (без перехода к чему-то другому нет развития), и сосуществование, и борьба, и взаимоотрицание, и взаимопереход. Новое возникает в лоне старого, достигая затем уровня, не совместимого со старым, и последнее отрицается. Старое рано или поздно должно умереть, чтобы молодое могло жить. Вечная игра жизни безжалостна, как смерть, неотразима, как рождение.
Старое — это, прежде всего возрастное понятие: старый дуб, старая истина, старая картина и т.п. Под старым имеется в виду и то, что устарело, отжило свой век и потеряло право на существование, что превратилось в тормоз развития той или иной системы. Новое вообще — это просто иное, чем- то, что было. Новое — это совсем не обязательно что-то более совершенное: оно может быть и более совершенным, и на том же уровне совершенства, что и старое, и даже на более низком уровне. Под новым подразумевается также и то, что стимулирует развитие, а не тормозит его. Это — типично новое. Оно выражает общую тенденцию развития; нетипично новое составляет боковую ветвь или просто до того не имевшее места свойство. «Простое» и «сложное» — это соотносительные понятия. Например, строение амебы проще, чем строение обезьяны, а жизнь современного общества значительное сложнее жизни первобытного стада. Аналогичным образом обстоит дело и с понятиями «низшее» и «высшее». Более высокий уровень развития объекта характеризуется тем, что его движение значительно богаче: оно происходит в более многообразных формах видов, вымирающих в силу неспособности приспособиться к новым условиям. Когда деградирует система в целом, это не значит, что все ее элементы подвергаются распаду. Регресс — противоречивый прогресс: целое разлагается, а отдельные элементы могут прогрессировать. Далее, система в целом может прогрессировать, а некоторые, ее элементы — деградировать, например прогрессивное развитие биологических форм в целом сопровождается деградацией отдельных видов. Наряду с процессами восходящего развития существует и деградация, распад систем — переход от высшего к низшему, от более совершенного к менее совершенному, понижение уровня организации системы. Например, деградация биологических. Определенный тип связей и взаимодействия образует направление, тенденцию — откуда и куда. Во Вселенной нет ничего окончательно завершенного. Все находится в пути к иному.
Идея развития складывалась в человеческом сознании на протяжении веков. Было время, когда представления о развитии как таковом вообще не существовало. Для этого недоставало конкретных знаний о развивающихся объектах (геологических, биологических и других). Античные диалектики, рассматривая космос как связное целое, больше всего интересовались процессом возникновения и превращения одних явлений в другие. Они считали, что становление предполагает взаимодействие и взаимный переход противоположностей: холодного и теплого, сухого и влажного, света и тьмы, многого и единого, добра и зла. Но, правильно представляя мир непрерывно движущимся, изменчивым, а все явления взаимосвязанными, переходящими друг в друга, греки в то же время не смогли подняться до понимания развития как постоянного возникновения чего-то принципиально нового, необратимого. Это объясняется особенностями их культуры, мировоззрения.
Для греческой культуры высшей ценностью была яркая жизнь, наслаждение прекрасным; в это мировосприятие плохо вписывались представления о неизбежности смерти. Выход был найден в концепции великого круговорота. Согласно ей, все в мире повторяется, и после великого года, равного многим тысячелетиям, все снова возвращается «на круги своя». Получалось, что в мире все подвержено циклическим возвратным изменениям. Воспроизведение раз навсегда установленной структуры считалось то мудрым творением высших сил, то естественным порядком вещей. Даже диалектик Гераклит утверждал: «Мир единый не создан никем из людей и никем из богов, но был, есть и будет вечно воспламеняющийся и угасающий огонь». Признавая, следовательно, мир вечным и несотворимым, он вместе с тем провозглашал постоянную циклическую повторяемость «воспламенений» и «угасаний». Понять развитие как процесс качественных изменений, появления принципиально нового по сравнению с прошлым можно было, только осмыслив время как особое объективное свойство окружающего мира. Шаг в этом направлении был сделан в средние века в христианской философии истории. Для христианского мировоззрения жизнь есть напряженное ожидание будущего (грядущего пришествия спасителя, мессии). Она устремлена вперед, как бы развернута от прошлого в будущее. Так, хотя и на идеалистической, религиозной основе, возникает представление о временной направленности, неповторимости событий индивидуальной и общественной жизни. Ранний христианский философ и богослов Августин уподоблял историю общества человеческой жизни: младенчеству, детству, отрочеству, юности, зрелости, старости, смерти. Рождение человека он сопоставлял с началом истории, а смерть — со страшным судом. Эта схема в известной мере преодолевала цикличность античной модели.
Важный шаг к идее развития мира сделал Декарт. Бог, создавая мир, полагал он, дал ему импульс, толчок, подобно тому, как часовщик, заводя часы, сообщает им движение. Получив этот импульс, природа начала «распутывать первоначальный хаос», порождая новые формы. У Декарта понятие развития не распространялось на общество. Но эпоха буржуазных революций заставляла задумываться и об этом, пробуждала интерес к истории. Французские просветители Вольтер и Руссо выдвинули идею исторического развития, включающего и этапы революционных преобразований. Кондорсе дополнил их взгляды учением о непрерывном прогрессе как преобладающей форме общественного развития. Движущими силами развития общества у всех этих мыслителей оказывались духовные факторы (моральные, религиозные я другие идеи).
Синтез разных догадок и формирование теории развития были осуществлены в немецкой классической философии. Применив понятие развития к Солнечной системе и другим звездным мирам, Кант вместе с тем поставил вопрос и о развитии нравственности, о социальном развитии человека. Его ученик Гердер предпринял первую попытку последовательного рассмотрения исторического развития народов и культур.
Целостную концепцию развития, прежде всего исторического развития человечества с позиций объективного идеализма, разработал Гегель. «Гегелевский способ мышления,— писал Энгельс,— отличался от способа мышления всех других философов огромным историческим чутьем, которое лежало в его основе... Он первый пытался показать развитие, внутреннюю связь истории...» Учение Гегеля явилось необходимой предпосылкой для следующего серьезного шага — разработки Марксом и Энгельсом материалистической диалектики — богатого, емкого учения о развитии природных, общественных, духовных явлений.
Представления о пространстве и времени не всегда так сильно зависели от физико-геометрических знаний, как это характерно для сегодняшнего сознания, что дает повод задуматься о том, а не являются ли они также моментом исторического развития, который, возможно, будет преодолен, и не рано ли мы отбросили те представления о них, которые господствовали в более ранние моменты человеческой культуры.
Человек всегда живет в неком пространстве, осознавая свою зависимость от таких его характеристик, как размеры, границы, объемы. В первобытном сознании, проникнутом представлениями мифопоэтического мышления, пространство выступает как некоторая противоположность «не пространству», т.е. хаосу — некоторому образованию, в котором еще отсутствует порядок. Хаос — потенциальный прообраз пространства, некая разверстая бездна, пустота, в которой все пребывает. Так, из Хаоса возникает «Эвринома, богиня всего сущего», которая обнаруживает, что ей не на что опереться, поэтому она отделяет небо от моря (пелагический миф). В олимпийском мифе творения из Хаоса возникает мать-Земля, у Гесиода в его философском мифе творения все происходит от союза Темноты и Хаоса. Таким образом, пространство возникает как упорядочивание хаоса посредством его заполнения различными существами, растениями, животными, богами и т.д. Это некоторая особым образом организованная совокупность данных объектов. Пространство здесь не отделено от времени, образуя с ним некоторое единство — «хронотоп», что проявляется в том, что они часто обозначаются в разных культурах словом, происходящим от сходной корневой основы.
Из свойства пространства древние отмечали, прежде всего, это свойство развертывания, растекания, распространения пространства по отношению к особому мировому центру, как некой точке, «из которой совершается или некогда совершилось это развертывание и через которую как бы проходит стрела развития, ось разворота». И в современном языке, в частности в русском, пространство ассоциируется с понятиями, обозначающими расширение, открытость.
Кроме того, что пространство развертывается, оно состоит из частей, упорядоченных определенным образом. Поэтому познание пространства изначально основано на двух противоположных операциях — анализе (членении) и синтезе (соединении). В мифологическом сознании это реализуется, например, в характерном для многих культур годовом ритуале расчленения жертвы (образ старого мира) и затем собирания в единое целое ее отдельных частей на стыке старого и нового года, что символизирует распадение старого мира (пространственно-временного континуума) и переход к новому. Более позднее понимание пространст-
ва — это понимание его как «относительно однородного и равного самому себе в своих частях», что в свою очередь приводит к идее его измерения. Однако основной характеристикой пространства все же остается разнородность и прерывность.
В мифологическом сознании для пространства характерна определенная культурная заданность значения места, в котором может оказаться человек. Центр пространства — это место особой сакральной ценности. Внутри географического пространства оно ритуально обозначается некими ритуальными знаками, например храмом или крестом. Периферия пространства — это зона опасности, которую в сказках и мифах должен преодолеть герой. Иногда это даже место вне пространства (в неком хаосе) — «иди туда не знаю куда». Победа над этим местом и злыми силами обозначает факт освоения пространства, т.е. «приобщение его космизированному и организованному «культурному» пространству.
Итак, можно сказать, что пространство в мифологическую эпоху трактовалось не только как некая физическая характеристика бытия, а представляло собой своеобразное космическое место, в котором развертывалась мировая трагедия борющихся друг с другом богов, персонифицированных добрых или злых сил природы, людей, животных и растений. Это было вместилище всех предметов и событий, жизнь которых была в пространстве определенным образом упорядочена и подчинена неким закономерностям. Это был образ, прежде всего культурного пространства, которое было разнородно, а поэтому его отдельные места были заполнены специфическими смыслами и значениями для человека.
От времени человек ощущал в древности еще большую зависимость, так как с этим было связано понимание смерти как остановки индивидуального времени. Человек жил во времени и боялся его. Таким образом, время в архаическом мифологическом сознании — это, прежде всего некоторое «первовремя», которое отождествляется с «прасобытиями», своеобразными кирпичиками мифической модели мира. Это придает времени особый сакральный характер со своим внутренним смыслом и значением, которые требуют особой расшифровки. Позже, указанные «первокирпичики» времени преобразуются в сознании человека в представления о начале мира, или начальной эпохе, где время может конкретизироваться либо как «золотой век», либо, наоборот, как изначальный хаос. Мифическое время обладает свойством линейности, «но эта модель постепенно перерастает в другую — циклическую модель времени». Свойство цикличности (повторяемости) времени глубоко закрепляется в сознании человека и проявляется в соблюдении календарных ритуальных праздников, основанных на воспроизведении событий, далеко отстоящих от нас во времени.
Мифологические представления о пространстве и времени, как показывает современная наука, содержали в себе интуитивные догадки, до которых наука доходит только сегодня.
Пространство есть форма координации сосуществующих объектов, состояний материй. Порядок сосуществования этих объектов и их состояний образует структуру пространства.
Время - это форма координации сменяющихся объектов и их состояний.
Понятия пространства и времени всегда оказывались в центре внимания философов, особенно когда речь шла о моделировании общего представления о мире, т.е. построении онтологической системы. Однако указанные сложности в понимании категорий пространства и времени придают данной проблеме широкий комплексный характер и не могут быть сведены лишь к их физическим интерпретациям. Поэтому философское понимание пространства и времени, с одной стороны, всегда сопряжено с развитием наук (и не только физики), а с другой стороны, осуществляется в рамках общего онтологического и гносеологического подхода. Остановимся на различных интерпретациях данных понятий в философии и науке.
Пространство понималось как:
- абсолютная протяженность, пустота, в которую включались все тела, и которая от них не зависела (Демокрит, Эпикур, - Ньютон);
- протяженность материи и эфира (Аристотель, Декарт, Спиноза, Ломоносов) или форма бытия материи (Гольбах, Энгельс);
- порядок сосуществования и взаимного расположения объектов (Лейбниц, Лобачевский);
- комплекс ощущений и опытных данных (Беркли, Мах) или априорная форма - чувственного созерцания (Кант).
Время трактовалось как:
-длительность существования и мера изменений материи (Аристотель, Декарт, Гольбах) или форма бытия материи, выражающая длительность и последовательность изменений (Энгельс, Ленин);
-форма проявления абсолютной вечности, как преходящая длительность (Платон, Августин/Гегель);
-абсолютная длительность, однородная для всей Вселенной (Ньютон);
-относительное свойство вещей, порядок последовательности событий (Лейбниц);
-форма упорядочивания комплексов ощущений (Беркли, Юм, Мах) или априорная форма чувственного созерцания (Кант).
Большинство данных представлений о пространстве и времени можно свести к двум основным концепциям.
1. Субстанциальная концепция.
В научной модели мира, начиная с Ньютона и Галилея, время и пространство рассматриваются как особого рода сущности, как некоторые не телесные субстанции, которые существуют сами по себе, независимо от других материальных объектов, но оказывают на них существенное влияние. Они представляют собой как бы вместилище тех материальных объектов, процессов и событий, которые происходят в мире. При этом время рассматривается как абсолютная длительность, а пространство как абсолютная протяженность. На данную трактовку пространства и времени опирался Ньютон при создании своей механики. Данная концепция превалирует в физике вплоть до создания специальной теории относительности.
2. Реляционная концепция.
Пространство и время в ней рассматриваются как особого рода отношения между объектами и процессами.
Физика, как и любая иная наука, дает описание мира, опираясь лишь на те знания и представления, которые она может обобщить на данном этапе. Полнота научной картины мира часто базируется на введении сил и представлений, которые являются не чем иным, как идеальными конструкциями, созданными вследствие недостаточности физического обоснования. Л. Кар утверждал «Так же и времени нет самого по себе, но предметы сами ведут к ощущению того, что происходит теперь и что воспоследствует позже… никем ощущаться не может время само по себе, без движения тел и процесса». Так, ньютоновская физика вводит понятие эфира в качестве особой универсальной среды. Считалось, что эфир пронизывает все тела, и что им заполнено пространство. С помощью этого понятия, как казалось, удавалось объяснить все известные тогда явления в физическом мире, на нем строились физические теории (например, волновая теория света). При этом физики долгое время просто игнорировали тот факт, что сам эфир оставался недосягаемым для физического эксперимента. Дабы обосновать реальное существование эфира как особой светоносной среды, возникла идея проверить относительно него скорость Земли. Начиная с 1881 г. Майкельсон, сначала один, а затем, с 1887 г., совместно с Морли, ставит, а этой целью серию опытов («опыты Майкельсона— Морли»). Результат оказался негативным.
Отсюда следовало два вывода, которые выглядели парадоксально, так как и тот и другой противоречил науке того времени:
1. Земля неподвижна.
2. Эфира нет.
В 1905 г. А. Эйнштейн излагает свою специальную теорию относительности, отрицая при этом существование эфира. Из данной теории следовал целый ряд выводов относительно пространства и времени, которые уже существовали в философии в рамках реляционных представлений. Главный вывод заключался в том, что пространство и время должны трактоваться как взаимосвязанные. Все в мире происходит в пространственно-временном континууме. Следующий вывод: пространство и время относительны и зависят от систем отсчета. И, наконец, что проблема установления одновременности событий решается через конвенцию — соглашение по процессу синхронизации часов с помощью светового сигнала. Таким образом, в философском плане пространство и время суть важнейшие атрибуты бытия, представляющие собой на конкретном уровне системы физических отношений между объектами. Позже в общей теории относительности пространство и время связываются также с другими материальными свойствами, например с тяготением, с распределением массы.
В новой физической теории пространство и время трактуются с позиции реляционной модели, как более адекватной современным физическим представлениям. Мы обращаем внимание именно на момент выбора модели для интерпретации, так как в современной физике существуют и представления, базирующиеся на модернизированном понимании субстанциальной концепции. Итак, с реляционных позиций время — это форма бытия материи, выражающая длительность существования и последовательность смены состояний различных систем. А пространство — форма бытия материи, выражающая структурность и протяженность различных систем. Пространство и время имеют целый ряд атрибутивных, т.е. неотъемлемых, свойств.
2 Атрибутивные свойства пространства и времени:
а. Атрибутивные свойства пространства:
- протяженность, т.е. рядоположенность и сосуществование различных элементов. Это означает, что к каждому элементу можно добавить или от него отнять другой элемент пространства. Протяженность порождает структурность объектов, которая проявляется в системе внутренних связей, собирающих элементы в единое целое;
- непрерывность, которая проявляется в характере перемещения тел от точки к точке и в распространении воздействий посредством полей как процесс передачи материи, энергии, информации;
- относительная дискретность (прерывность), которая обеспечивает относительно раздельное существование тел в природе;
- трехмерность, которая носит всеобщий характер. Все создаваемые в науке n-мерные пространства есть лишь абстракции, удобные для описания. Реальное пространство трехмерно, и все явления можно отобразить в трех пространственных координатах.
Б. Атрибутивные свойства времени:
-длительность, т.е. последовательность сменяющих друг друга состояний. В природе нет ничего застывшего, все движется и длится во времени;
- одномерность времени;
-необратимость, означающая, что время протекает из прошлого через настоящее к будущему. Прошлое — все те события, которые осуществились. Оно воздействует на настоящее и будущее. Будущее — те события, которые могут произойти, возникнув из настоящего. Настоящее охватывает все события и системы, которые реально существуют. Следовательно, взаимодействие возможно лишь при одновременном существовании объектов. Объекты, существовавшие в прошлом, недоступны воздействию, так как они перешли в иное состояние. Мы можем лишь менять наши представления о прошлом, что, конечно, может изменить и трактовку некоторых событий дня сегодняшнего. На будущее же воздействовать, возможно, создав систему причин и предпосылок возникновения какого-то события. Существует и статическая концепция, согласно которой прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно, рядоположенно, а, следовательно, между ними возможно и взаимодействие.
В современных концепциях супергравитации, где сильные, электрослабые и гравитационные взаимодействия связываются между собой и рассматриваются как своеобразные расщепления глубинного взаимодействия, в котором они первоначально неразличимы, вводится представление о десятимерном пространстве-времени. Таким образом, пространство и время-это, всеобщие формы существования, координации объектов.
Однако пространство и время — это не только физические понятия, но и особые феномены культуры. Поэтому их понимание в большой степени зависит от исторических и иных социокультурных условий. Как показывает лингвистический анализ, представители разных культур даже воспринимают время по-разному. Различия в понимании пространства и времени существенно влияют не только на специфику их восприятия, но и на специфику их использования даже в физике. Культура, которая выражается через язык, детерминирует образы и представления о мире, в том числе и научные, окрашивает науку в национальные цвета. Так, напри-мер, у Декарта пространство — это, прежде всего «распространение — протяжение — растекание некой полноты — жидкости». Для Декарта пространство — это растекание как таковое и вовсе неважно куда. Тогда как для германца важнее понять сам адрес этого растекания. А это разные предпосылки объяснения мира. «Итак, по Декарту, важнее вытяжение, чем куда вытягиваться: само вытяжение и творит себе «место». Ньютон, напротив, пошел по пути разрыва материи-полноты и пространства. Он «собрал ее в сгустки — города частиц: тела с определенными массами. Далее и их упразднил, заменив математическими точками в центре тяжести тел, так, что и понятие массы лишилось совсем своего самостоятельного смысла, а стало лишь коэффициентом». В отличие от мифопоэтического представления мир в физической картине стал бес-смысленным, измеряемым и ограниченным пространством и временем. То же самое и со временем. Разные понимания времени порождают и раз-личные понимания мира. И здесь действительно стоит задуматься, а не был ли прав И. Кант, говоря о пространстве и времени как об априорных формах нашего рассудка, который интерпретирует мир соответствующим образом. Таким образом, пространство и время различаются в куль-турном смысле «по горизонтали», т.е. в разных одновременных культурах.
В разновременных культурах существует «вертикальное различие» пространства и времени. Так, например, в Древнем Китае время трактовалась не как некая последовательность равномерных и направленных в будущее событий, а, напротив, как совокупность неоднородных отрезков. Поэтому историческое время получает свои личные имена, связанные с жизнью конкретных людей, императоров. Соответственно, такое понимание времени требовало и иного пред-ставления о пространстве. Замкнутое пространство и цикличное время — вот модель мира, в которой живет человек. Поэтому будущее рассматривалось в Китае не как нечто стоящее впереди и еще неосуществленное, а скорее как нечто уже бывшее. Поколения уходили в небытие, которое уже обладало реальностью.
3. Социальное пространство и время.
Возникновение социально организованной материи связано с формированием новых, качественно специфических пространственно-временных структур.
Пространственные структуры, характеризующие общественную жизнь, не сводятся ни к пространству неживой природы, ни к биологическому пространству. Здесь возникает и исторически развивается особый тип пространственных отношений, в котором воспроизводится и развивается человек как общественное существо. Социальное пространство, вписанное в пространство биосферы и космоса, обладает особым человеческим смыслом. Оно функционально расчленено на ряд подпространств, характер которых и их взаимосвязь исторически меняются по мере развития общества.
Уже на ранних стадиях человеческой истории формируются особые пространственные сферы жизнедеятельности, значимые для человека. Функционально выделены из окружающей среды пространство непосредственного обитания (жилище и поселение), территория вокруг него, включающая особые зоны хозяйственных.
А.Я. Гуревич, исследуя проблему восприятия времени у древних скандинавов, также отмечает его существенные отличия от современных представлений. Время здесь «не течет линейно и без перерывов, а представляет собой цепь человеческих поколений. Дело в том, что время ощущается и переживается этими людьми еще в значительной мере циклично; как повторение». Время — это, прежде всего течение жизни людей, оно индивидуально. Это закрепляется даже в практике заключения договоров, которые «сохраняют силу, пока они живы». С таким пониманием времени связано и убеждение людей в том, что они могут воздействовать на время через систему сакральных действий. В отличие от современных представлений физики, что прошлого уже нет, будущего еще нет, а есть лишь настоящее, древние скандинавы понимали, что прошлое хотя и миновало, но когда-то вернется. «Будущего еще нет, но вместе с тем оно уже где-то таится, вследствие чего провидцы способны его с уверенностью предрекать. Время мыслилось подобным пространству: удаленное во времени (в прошлое или будущее) представлялось столь же реальным, как и удаленное в пространстве»
Таким образом, понимание пространства и времени зависит не только от знания их физического смысла, но и от их субъективного восприятия. А.Я. Гуревич писал время «есть мера социально-исторического и всякого иного бытия, мера социально-исторической и всякой иной его связи и последовательности. Как такая мера оно может быть измерено и сосчитано в тех или иных отвлеченных единицах, как-то: год, месяц, час, или еще в более отвлеченных единицах частоты колебаний атома какого-либо удобного для этого элемента, но оно всегда есть нечто иное и большее, чем этот счет и это измерение. Оно есть мера человеческой жизни и человеческого ее определения».
Поскольку мир представляет собой иерархическое, многоуровневое образование, мы можем выделять и соответствующие этим уровням понятия, характеризующие специфические пространственно-временные отношения. Например, мы можем говорить об историческом или социальном времени. Оно имеет свою специфику. Это не просто физи-ческое время, опрокинутое на историю. Для естественных наук время — это совокупность однородных отрезков. А история — совокупность неоднородных событий. Есть периоды, когда время как бы застывает, а есть периоды таких исторических преобразований, когда в жизнь одного поколения как бы вмещаются целые века. К тому же история развивается таким образом, что насыщенность событиями и изменениями постоянно нарастает. Для историка не так уж важно, сколько лет потратил Цезарь на завоевание Галлии, а Лютер — на проведение Реформации, в любом слу-чае не более одной сознательной жизни. Поэтому историческое время — это длительность, текучесть конкретных событий с точки зрения их значения для людей как своего, так и нашего времени. Так, в средневековье было присуще динамическое восприятие времени, когда прошлое рассматривается лишь как пройденный этап для настоящего, теряя свойства какой-либо устойчивости.
Таким образом, время трактуется как смена состояний, как постоянные метаморфозы (превращения). Время движется поступательно, «линейно, прямо и только вперед, от изначального хаоса, через бесконечные превращения, приближаясь к нашим дням — дням торжества Рима, римской цивилизации и римского полубога-императора». Кстати, такое восприятие времени всегда характерно именно для имперских государств, рассматривающих себя как некоторую вершину мирового общественного развития. Отсюда и сопровождающие их лозунги, призывающие в той или иной форме «покорять» время.
Пространство для человека также всегда выступает, прежде всего, как некоторое локализованное (индивидуальное) пространство, как более крупное — государственное, этническое пространство и, наконец, как некое мировое, космическое пространство. Каждое из этих пространств наряду с физическими характеристиками имеет свой собственный смысл, который, кстати говоря, не всегда доступен представителю иной культуры или иного этноса. Это проявляется в особой форме поведения человека в локальных пространствах (таких, как жилище, ритуальные места и пр.). Человек другой культуры, не знающий смысла этого поведения, может оказаться в смешной и нелепой ситуации, например, не сняв головной убор или слишком шумно выражая свои эмоции там, где этого не следовало бы делать. Таким образом, пространство для человека — не просто географическое, зафиксированное место, а некоторое особое смысловое пространство, внутри которого и рядом с которым он существует.
Г.С. Кнабе приводит пример особой роли и значения понимания жилого пространства, без знания смыслов которого мы просто не сможем понять другую культуру в силу временной или пространственной удаленности от нее. Так, например, римский город — это закрытое пространство, не только от врагов, но и от чужеземных богов. Город олицетворяет собой, прежде всего жизнь, поэтому «его оскверняло бы всякое соприкосновение со смертью.
Указанные свойства локального пространства часто переносились и на понимание мира в целом (всего пространства), придавая исключительность, избранность народу, живущему в этом локальном пространстве, и определяя его нетерпимость к другим народам. Причем оба эти свойства человек должен был демонстрировать.
В естественных науках пространственно-временные представления, также, хотя и базируются на физическом представлении, тем не менее, значительно различаются в зависимости от материальных уровней существования бытия. Так, понятие времени имеет здесь два основных значения. Это «предвремя» — как обозначение существующего в мире феномена изменчивости и параметрическое время — как способ количественного описания изменчивости с помощью изменчивости эталонного объекта, называемого обычно часами». Соответственно, различаются и исследования феномена времени в естественных науках. С одной стороны, для различных областей материального бытия вырабатываются специальные описания изменчивости, которые весьма отличаются друг от друга и от базового физического представления. А с другой — исследуется проблема относительного времени, т.е. времени, фиксируемого теми или иными часами. Таким образом, оказывается, что только физическая интерпретация времени не удовлетворяет естествознание по многим параметрам. Прежде всего, не устраивает «физический контекст представлений о времени, которое измеряется физическими часами и мыслится точками действительной оси. Физика «опространстливает» время, исключая становление». В свою очередь различия в организации систем материальных объектов порождают и специфику свойств пространственно-временных отношений. Идея качественного многообразия пространственно-временных структур — важнейший компонент диалектико-материалистической концепции пространства и времени. Утверждая неразрывную связь пространства-времени с движущейся материей, эта концепция предполагает, что развитие материи и появление новых форм ее движения должно сопровождаться становлением качественно специфических форм пространства и времени.
4. Особенности биологического пространства-времени.
Появление живой природы также было связано с формированием специфического типа ее пространственно-временной организации. Возникает особое, биологическое пространство-время, как бы вписанное во внешнее по отношению к нему пространство-время неживой природы. Особенности биологических пространственно-временных структур проявляются на разных уровнях организации живого. Пространственную организацию живых молекул характеризует асимметрия «левого» и «правого» в группировках атомов. Большинство органических молекул может существовать в двух формах, отличающихся пространственной ориентацией одних и тех же группировок атомов, причем форме с «правосторонней» группировкой соответствует зеркальная ей «левосторонняя» форма. Что же касается живых систем, то в составляющих их молекулах имеются только «левосторонние» формы.
Хотя эта особенность пространственных характеристик живых систем известна уже давно, она не получила пока общепринятого объяснения. Еще Л. Пастер считал, что асимметрия является результатом действия каких-то внешних природных факторов, к которым приспосабливалась жизнь. Неравенство правизны и левизны проявляется не только на молекулярном уровне, но и на уровне организмов, выражаясь в их строении и динамике. Существует не только симметрия, но и асимметрия в строении органов, в композиции частей тела сложных организмов. Такое сочетание симметрии и асимметрии обеспечивает активно-приспособительные реакции организмов, разнообразие движений и функций, необходимое для их выживания.
В.И. Вернадский неоднократно указывал на специфику биологического пространства, называя ее «неевклидовостью». Действительно, «прямая не отражает реального расстояния между объектами ни в эндоплазматическом ретикулуме, ни в кровеносной системе, ни в тропическом лесу или коралловом рифе». Биологическое время также обладает своей спецификой, поскольку в биологических системах необратимость выступает как универсальное и абсолютное свойство. «Такие процессы, как метаболизм, размножение, морфогенез, экологическая сукцессия и эволюция видов, представляют собой практически непрерывные последовательности подобных переходов. Это говорит о высочайшей организации биологического времени — ведь каждый такой необратимый переход является барьером, который можно сравнить со стеной с клапаном. Наличие целых пачек (кассет) таких барьеров приводит не только к абсолютной необратимости, но и к канализованности или креодичности биологических процессов». Изменяется в биологии и понимание настоящего. Биологическое настоящее может быть разной продолжительности в отличие от физического времени, что позволяет говорить о специфике «толщины» времени. Кроме того, прошлое, настоящее и будущее сосуществуют в едином организме. «При этом физическое настоящее делит биологическое настоящее на память и целенаправленное поведение». В биологии также выявляется значение биологических ритмов, генетически заданных человеку (и иной биологической системе), по которым происходят внутренние процессы жизнедеятельности организма. Даже в нашей обыденной жизни мы сталкиваемся с чувством времени (своеобразные биологические часы), основанном на физиологических стадиях организма.
Относительно биологических систем в настоящее время активно разрабатывается понятие органического времени, связанное с исследованием проблемы роста живых организмов, в том числе и людей. Одно из первых исследований по данной проблеме было осуществлено еще в 1920—1925 гг. Г. Бакманом, который писал: «Рост лежит в корне жизни и является надежным выражением самой внутренней сущности жизни... Возможность предсказания событий течения жизни из роста заключается в знании того, что организмы обладают своим «собственным временем», которое я "обозначаю как "органическое время". В рамках данной концепции биологическое время можно считать функцией физического времени, с помощью которой можно построить математическую модель кривой роста организма, основанную на выделении специфических циклов роста любого организма. Каждому циклу свойственен свой характерный темп органического времени, и поэтому таковой должен определяться отдельно. Сравнение ступеней возраста организмов позволяет сделать, например, вывод о соотношении качественного состояния организма и параметров физического времени, когда увеличение возраста на равномерной шкале физического времени сопровождается неравномерным (нефизическим) уменьшением органического времени. В результате возникает такое пространственно-временное описание живых организмов, которое можно выразить в системе логарифмических кривых. Это своеобразный логарифмический мир, где пространственные и временные измерения имеют логарифмический масштаб.
Другая концепция времени, которую можно обозначить как типологическую, имеет место, например, в биологии и геологии. Здесь нет физической равномерности протекания, а, напротив, приходится оперировать понятиями эпохи, эры, геологического периода, стадий индивидуального развития и т.д. «Например, каждый геологический период характеризуется своей флорой и фауной, каждое время года — определенными фенофазами растений, каждая стадия развития животно-го — характерным набором морфологических и физиологических признаков. Время оказывается не вместилищем мира, а самой его тканью, оно не фон, на котором происходит изменение объекта, а само это изменение». В рамках данного понимания выделяется психологическое время как особое изменчивое состояние наблюдателя за соответствующими геологическими или биологическими процессами. Это связано с тем, что время протекания жизни наблюдателя не соотносится по масштабам, например, с периодами протекания геологических процессов. Изменчивость наблюдателя (психологическое время) служит фоном, на который проецируется время наблюдаемого объекта. Это перекликается с представлениями И. Канта о том; что время — внутренняя форма, привносимая в мир наблюдателем. Наблюдатель в некоторой степени конструирует исследуемые временные процессы. В результате перед нами предстает сложная временная структура описания мира, фундаментом (или архетипом всего класса материальных объектов) которого выступает физическое время, которое интерпретируется специфическим образом относительно конкретных материальных систем. Эта интерпретация связана с наблюдателем и особенностью наблюдаемых процессов, т.е. она объективирована конкретной предметной областью и достигает лишь той степени объективности (в общем смысле), которую позволяет само качество объекта. Одновременно, поскольку наблюдатель может оказаться внутри исследуемых взаимодействий (внутри соответствующего времени), последние оказывают влияние и на конструируемое время. В результате некоторых взаимодействий индивидуальное время может вообще исчезнуть, как исчезает время жертвы при ее предании хищником.
Следующая проблема связана со спецификой измерения времени в различных областях исследования действительности. Оказывается, что накладывание на все процессы некой единой астрономической шкалы не позволяет исследовать специфику данных объектов, и необходима особая внутренняя шкала времени, отражающая особенности данной системы. Именно характеристики биологического, а не астрономического возраста важны при определении временных границ профессиональной пригодности человека. Собственный возраст и собственные стадии развития имеют любые экономические и социальные системы. Без маркеров стадий духовного развития личности невозможна реалистическая концепция обучения и тем самым модель школы.
В современной науке ставится также вопрос о выделении особого геолого-географического представления о времени и пространстве. Здесь, прежде всего речь идет опять же о пространственно-временном континууме, в рамках которого происходит эволюция Земли. «Геологические серии напластований оказались психологически слиты с движением времени, стрела которого направлена в нормально залегающих слоях снизу вверх. Географы внесли в науку представление о ценности времени, а также об эмоциональном моменте, связанном с оценкой длительностей и давностей. Поскольку, как мы отмечали, физические представления о времени выступают в качестве фундаментальных в естественных науках, то в геологии это привело к своеобразной двойственности в понимании геологического времени. Геологический процесс реализуется одновременно внутри физического времени, безотносительно к специфике данных объектов, и внутри «реального геологического времени», которое, напротив, зависит от специфики данной развивающейся системы. Поэтому относительно геологических процессов вводится понятие «характерного времени», которое отражает специфичность и относительность скорости протекания процессов. Одновременно это привело к мысли найти некоторый эталон (метку), относительно которого можно выстроить хронологическую цепочку событий. Поскольку лишь ритмическое повторение дает нам возможность фиксации явлений, необходимо было сравнить ритмы различной длительности, наложив, их друг на друга.
Более того, развитие науки и техники порождает совершенно неожиданные ситуации, когда может быть смоделирована система, которая будет выступать полным аналогом некоторой реальной системы, но внутри которой характер протекания естественных процессов по законам природы будет совершенно иной. Речь идет о виртуальном мире, где течение времени может принимать любой характер.
Таким образом, можно сделать следующие выводы. Время выступает как мера, фиксирующая изменение состояний развивающихся объектов, и в этом качестве оно может быть применимо к самым различным природным системам. Но специфику протекания временных процессов, их скорость задают особенности строения исследуемой системы, для которой физические или астрономические параметры хотя и выступают некоторой фундаментальной базой, но могут быть значительно проинтерпре-тированы. Пространство, выражая свойство протяженности различных систем, также интерпретируется в зависимости от организации прост-ранства конкретной системы. Поэтому физическое описание мира по его пространственно-временным характеристикам представляет собой очень абстрактную (идеализированную) модель, свойства которой не отражают разнообразия состояний мира. « Значит, что мир слишком сложен, чтобы допускать единственное однозначное логически непротиворечивое описа-ние. Следовательно, не существует единообразного мира, а есть единство структурных различных уровней мира, которые, как мы указывали выше, описываются как различного рода локальные картины мира.
Пространство не только выражает структурность и протяженность различных уровней бытия (часть из которых можно описать языком современной физики), но и представляет собой социокультурный компонент как индивидуальной; так и общечеловеческой жизни. В этом смысле пространство включено человеком не только в область его объективного познания, но и в область эмоциональных оценок и рассуждений. Время также несводимо лишь к выражению физической длительности существования и последовательности смены состояний, а представляет собой особый способ переживания человеком мира. И в этом смысле оно имеет отношение не только к временной (физической) длительности, но и представляет собой время «человеческого становления» и восхождения к целям человеческого существования. И если человек есть существо этого мира, а не гость в нем и не пришелец из какого-то другого, если сам этот мир не есть один только мир веществ, элементарных и простейших физических частиц и их взаимодействий, то реальное человеческое время, а в конечном счете и реальное время мира самого по себе есть время произведения этих двух величин, есть время осуществления и самоосуществления мира.
Проблема полиструктурности социального пространства-времени, его изменения на различных этапах человеческой истории в настоящее время является предметом дискуссий и обсуждений в философской литературе. Особую важность приобретает анализ пространственно-временной структуры на разных этапах истории общества, изучение механизмов ее изменения и развития как важного аспекта динамики социально организованной материи, что своеобразно проявляется в индивидуальной жизни людей.
Понятие диалектики (от греч. dialektiketechne — искусство вести беседу, рассуждать) употреблялось в истории философии в разных значениях. Родилось оно в древнегреческой культуре, где — с развитием античной демократии — стало высоко цениться умение полемизировать, доказывать, убеждать, обосновывать свою правоту и таким образом приобретать сторонников при обсуждении государственных, судебных и других дел. В конце V — начале IV века до н. э. ведение диалога требовало уже большого мастерства и специальной подготовки. Согласно античным представлениям, искусство диалога предполагает, что его участники задают друг другу вопросы, стремясь понять альтернативные точки зрения и доказать преимущества своих собственных позиций. Рассуждение движется от одних утверждений, разделяющих собеседников, к другим, в которых с обоюдного согласия сглаживается категоричность их взглядов, сближаются, становясь более правильными, позиции. В результате преодолевается односторонность суждений, учитываются разные точки зрения, вырабатывается более верное понимание политических или иных событий, правовых, моральных норм и т.д. Под диалектикой понимали искусство спора, дискуссии, умение плодотворно развивать обсуждаемую тему.
Практика общественной полемики, как было показано в первой части учебника, получила философское выражение в учении Сократа, величайшего мастера диалога, выработавшего ряд общих приемов развития мысли в процессе полемики. Сократ рассматривал диалектику как искусство обнаружения истины путем столкновения и согласования различных и даже противоположных мнений. Он практиковал ведение ученых бесед (диалогов) о смысле общих понятий (таких, как справедливость, мужество, красота). Целью этих бесед был переход от частных случаев использования понятий (красивая девушка, красивый конь, прекрасный кувшин; мужество в морском, в сухопутном сражении, в гражданских делах) к искомым общим их определениям. Обобщив опыт Сократа, его ученик Платон представил диалектику как метод анализа и синтеза понятий, как движение мысли от многообразных конкретных их значений (случаев употребления) к общим понятиям — идеям, выражавшим, по его убеждению, истинно сущее.
По отношению к мнениям, дающим одностороннее и потому упрощенное понимание того или иного вопроса, Сократ применял метод иронии, побуждая собеседника признать, что он прав лишь частично. Искусство диалога философ называл майевтикой (от греч. maieutike — повивальное искусство), подразумевая, что диалог помогает рождению истины как чего-то нового, того, что отсутствовало в начале спора, но появилось в процессе обсуждения. Такой подход иногда называли и эвристическим (от греч. heurisko — открываю, отыскиваю). Этим подчеркивалось, что новое решение — результат своеобразного творчества участников диалога. Развитие мысли, более глубокое понимание вопроса выковывается в столкновении взглядов путем разрешения противоречий, выявления общего в различных, даже противоположных подходах и установления определенного согласия разноречивых мнений.
Диалектика как искусство спора развивалась в средние века. Вершиной средневековой диалектики стали труды Пьера Абеляра. Свою книгу «Да и нет» он построил по античному образцу, как систему вопросов, задаваемых учителем, и ответов учеников. Учитель подводил учеников к заведомо неверному выводу, а потом неотразимым и бесспорным доводом опровергал их рассуждения, заставлял принять свою точку зрения. В средние века искусство диалога культивировалось как средство проповеднического мастерства, выработки методов опровержения доводов инакомыслящих. Но, несмотря на эту ограниченную цель, оно внесло определенный вклад в европейскую культуру и содействовало подготовке той современной формы диалога, которая используется в наши дни в продуктивных научных, философских, экономических, юридических и других дискуссиях.
Накопленная в веках культура диалектической полемики — умения обсуждать сложные проблемы, выявлять, понимать, уточнять разные, порой противоположные точки зрения — имеет непреходящее значение. Не подавление, не духовное уничтожение оппонента, а стремление в ходе разрешения противоречий выработать правильный, обоснованный подход к сложным проблемам — таковы цель и назначение диалектики творческого диалога.
Со временем было осознано, что приемы столкновения мнений и диалектического разрешения противоречий применимы не только в ситуациях живого спора реальных людей. Они важны также при анализе противоборствующих взглядов, позиций, направлений мысли, которые утверждались в разное время, в разных странах, социальных системах, культурах. Тексты и другие средства информации позволяют вступить в реальную или мысленную полемику с людьми, находящимися далеко или жившими задолго до нас. Возможен диалог поколений, эпох, культурных, национальных, политических, религиозных, философских традиций, школ. Схемы спора различных сторон воспроизводятся в общих чертах и в процессе поиска истины одним лицом. Постепенно зрело представление: творческое мышление диалогично по своей сути.
Постигалось и то, что диалектика присуща не только человеческим размышлениям. Способы разрешения разногласий между людьми оказались незаменимым средством уяснения сложных ситуаций бытия, по поводу которых возникали споры. Навыки творческого спора помогают понять реальную многогранность и подвижность, изменчивость бытия. Эти черты реального мира подмечались давно, но при их осмыслении всякий раз возникали затруднения.
Трудности понимания изменений. Диалектическое противоречие — это наличие в объекте противоположных, взаимоисключающих сторон, свойств, моментов, тенденций, которые в то же время предполагают, друг друга и в составе данного объекта существуют лишь во взаимной связи, в единстве. Диалектическая противоположность — это сторона противоречия. Следовательно, диалектическое противоречие отражает двойственное отношение внутри целого: единство противоположностей и их «борьбу». Предельным случаем обострения противоречия является конфликт. История науки, искусства, техники, общественной практики показывает, что ткань всей жизни мира сплетена из нитей двух родов: положительных и отрицательных, нового и старого, прогрессивного и реакционного и т.д. Между ними происходит столкновение, «борьба», т.е. существует противоречие. Разумеется, если рассматривать объект в статическом состоянии, отвлекаясь от его развития, можно усмотреть в нем лишь различные свойства, связи и отношения и не заметить «борьбы» противоположностей. Но когда мы берем объект в его изменении, развитии, мы непременно замечаем в нем наличие взаимодействующих, борющихся противоположностей, т.е. обнаруживаем противоречия. В мире нет развивающегося объекта, в котором нельзя было бы найти противоположных свойств, моментов, тенденций: устойчивого и изменчивого, старого и нового и т.д.
Противоположности могут приходить в столкновение лишь постольку, поскольку они находятся в связи, образуя целое, в котором один момент так же необходим, как и другой. Эта необходимость противоположных моментов и составляет жизнь целого. Таким образом, развитие предметов есть раздвоение единого на противоположности, «борьба» между ними и разрешение противоречий. При этом единство противоположностей, выражая устойчивость объекта, оказывается относительным, преходящим. Всякое развитие есть возникновение различий, противоположностей, их разрешение и в то же время возникновение новых противоположностей противоречий. Изменения вызываются постоянными внутренними противоречиями: где ничего «не задевает», там нет движения вперед.
Характер противоречия зависит от специфики противоположных сторон, а также от тех условий, в которых развертывается борьба. Различают внутренние и внешние, антагонистические и не антагонистические, основные и не основные, главные и неглавные противоречия. Внутренние противоречия — это взаимодействие противоположных сторон внутри данного объекта, например внутри данного вида животных (внутривидовая борьба), внутри данного организма, данного конкретного общества и т.д. Процесс развития объекта характеризуется не только развертыванием внутренних противоречий, но и постоянным взаимодействием; его с внешними условиями, со средой. Внешние противоречия—это взаимодействие противоположностей, относящихся к разным объектам, например, между обществом и природой, организмом и средой и т.п. При этом решающими в развитии являются, в конечном счете, внутренние противоречия. Антагонистические противоречия — это взаимодействие между непримиримо враждебными социальными группами и силами.
Противоречия можно проследить в природе, обществе и человеческом мышлении буквально на каждом шагу. С момента возникновения какого-либо объекта и до его превращения в другой объект в нем действуют специфические противоречия: притяжение и отталкивание в форме приближения и удаления масс, положительные и отрицательные электрические заряды, химическое соединение и разложение, ассимиляция и диссимиляция в организмах, возбуждение и торможение нервного процесса.
Биологические формы движения характеризуются своими особыми противоречиями. Наиболее общим из них является противоречие между организмом и условиями его существования, разрешение которого ведет к преобразованию внутренней формы и типа обмена веществ организма; последний также имеет свои внутренние противоречия. Обмен веществ слагается из двух процессов, образующих противоречивое единство: ассимиляции — построения свойственных данному живому телу веществ путем усвоения поступающей из внешней среды пищи и диссимиляции — химического расщепления веществ живого тела с освобождением нужной для организма энергии. Примерно половина белков человеческого тела в результате обмена веществ заменяется в течение 80 дней; в крови ежедневно разрушается 350—500 млрд. эритроцитов и столько же создается вновь.
Все формы и виды бытия подвержены изменениям. Для изменений, сколь бы ни были они малы, требуется время, в течение которого предмет (явление, процесс) утрачивает некоторые свойства и приобретает другие. Философское осмысление мира как сложного и изменяющегося издавна сталкивается с трудностями, противоречиями. Долгое время считалось, что космос, растения, животные, люди неизменны. Представления об изменчивости мира когда-то стали большим открытием. Мысли об изменении мира высказывались в философских учениях Древнего Китая, Индии, Греции. Древние философы не располагали еще научными данными о различных формах, видах движений, тем не менее, сумели верно, схватить общую суть — подвижный характер бытия. Одним из первооткрывателей был Гераклит. Мир представлялся ему в образе «живого огня» или потока (реки), в убегающие струи которого нельзя «войти дважды». Философские положения об изменчивости бытия подкрепляются множеством наблюдений, согласуются с жизненным опытом людей. Казалось бы, что, будучи раз открыты, эти истины должны восприниматься далее как совершенно бесспорные. Однако в истории философского осмысления мира все обстояло гораздо сложнее. Очевидная для каждого человека изменчивость всего, что его окружает, расце-нивалась в ряде учений лишь как внешняя, поверхностная, наблюдаемая черта действительности. Глубокие же уровни, суть бытия считались стабильными. В предполагаемой их мобильности усматривалась немалая опасность: этим как бы исключалась всякая определенность, устойчивость, надежность человеческого существования, знания и действия. В результате учению о подвижности бытия Гераклита было противопоставлено понимание его как устойчивого, неизменного (элейская школа).
В рассуждениях о движении, изменении бытия подобные затруднения заявляли о себе вновь и вновь. Еще древнегреческий философ Зенон в своих знаменитых апориях выявил трудности в понимании механического движения. Если представить себе, рассуждал он, что в каждый момент полета стрела находится (как бы покоится) в определенном месте, то получается, что движение невозможно: ведь сумма покоев дает покой. Аналогичные противоречия предстают в парадоксальной форме и в других апориях: мысленный анализ движения неожиданно приводит к результатам, резко расходящимся с очевидностью наглядного восприятия. Стрела летит, оставаясь в покое, герой Ахилл не может догнать черепаху. Если Кратил подчеркнул непрерывность движения, то Зенон обратил внимание на его противоположную черту — прерывность. Но могут ли быть одновременно истинными два противоположных суждения об одном и том же предмете? Перед нами уже обсуждавшаяся выше типичная ситуация спора — на сей раз спора теоретического — о характере бытия. В поисках пути к решению непростых задач такого типа древние философы развили диалектику — способ рассуждения, при котором противоположные позиции не перечеркивают, а дополняют, обогащают, уравновешивают одна другую. Гегель позже выразил такие ситуации в формуле: тезис — антитезис — синтез. Диалектика открыла путь к осмыслению, освоению противоречий, на которые непременно наталкивается человеческая мысль при попытках понять суть изменения.
Многообразие, в том числе противоположность точек зрения на один и тот же предмет, порождается не только различием людей, их личных позиций. Оно обусловлено и чертами самого бытия: многогранностью предметов, сочетанием в них «полярных» свойств, сил, тенденций. Вот почему «разногласие» суждений и даже их противоположность во многом «созвучны», «соразмерны» реальности. Диалектика мира постигается через диалектику мысли. Расслоить их сложный «сплав», отделить от него отношение «мир — человек» (ситуация, типичная для философии) невозможно. Они развиваются в тесном союзе. Совершенствование диалектической мысли позволяет глубже и полнее понять сложный, изменяющийся мир.
Для философских учений, которым чужд диалектический поиск, подвижное, «текучее» бытие непостижимо. Дефицит диалектики не обязательно ведет к отрицанию движения как такового. Он может выливаться в упрощенное толкование движения как простого увеличения, уменьшения, повторения одного и того же, в трактовку всякого движения как циклического. Принципиальные трудности возникают при уяснении наиболее сложной формы изменений — развития.
Материалистическая диалектика:
Формирование диалектики прошло долгий путь. Среди исторических форм диалектики выделяют диалектику древних философов, идеалистическую диалектику классической немецкой философии и материалистическую диалектику.
Древние диалектические учения, как правило, базировались на пытливом уяснении различных явлений, доступных обычному наблюдению (Гераклит). Размышления о соотношении единого и многого, единичного и общего опирались на опыт общественных обсуждений, сопоставления разноречивых мнений, взглядов, позиций. Нередко философская мысль, казалось, заходила в тупик (апории, парадоксы, антиномии, дилеммы). Обнаружение таких затруднений и попытки их осмысления получили название «отрицательной диалектики» (Зенон и другие). Это — своего рода «стояние у врат» диалектики. Поиск выхода из трудных ситуаций, способов разрешения противоречий стимулировал развитие позитивной диалектики.
Опыт античных диалектиков и их продолжателей поучителен и сегодня. Ценны практически все диалектические догадки, приходившие на ум философам разных веков.
Диалектика в ее зрелом теоретическом виде — позднее детище человеческой культуры. В виде стройной теоретической системы диалектика впервые предстала в идеалистической философии Гегеля. Постоянное движение, изменение философ находил и в природе, но подлинное развитие выявил в истории общества, прежде всего в духовной культуре. Гегель проанализировал историческое движение человеческой мысли и выразил ее целостное, закономерное развитие в понятиях «абсолютной идеи», «мирового разума». Духовные процессы общественной жизни представлялись ему наиболее важными, определяющими все остальные. Реальная история стран, народов осмысливалась как воплощение развития духа, идей.
Ряд черт существенно сближал гегелевское учение с научными построениями. Рождение любой области научно-теоретического знания связано с формированием системы понятий, выражающих основные «смысловые узлы» в содержании данной науки, их взаимосвязь. В историко-философской мысли Гегель выявил, развил, привел в систему понятийный аппарат диалектики. Причем это была не жесткая система понятий с неизменными, раз навсегда заданными, резко очерченными значениями. В «горниле» гегелевской мысли философские понятия как бы «расплавились», стали гибкими, способными выразить подвижные связи, переходы, развитие мира.
Формирование научного знания сопряжено также с установлением законов соответствующей области явлений. Через взаимосвязь категорий Гегель сформулировал совокупность закономерностей, отражающих универсальные связи мира и познания. Диалектика предстала в виде знания о диалектических закономерностях. Кроме того, теоретическая система включает в себя принципы — положения, содержание которых как бы «пронизывает» всю теорию, определяет ее общую направленность, суть. В качестве таких принципиальных идей гегелевской диалектики можно выделить идеи универсальной связи явлений, единства противоположностей и развития через диалектические отрицания.
Научно-философское миропонимание базируется на изучении реальной действительности, развивается по мере обобщения массивов все новых и новых знаний. Концепция Гегеля о развитии Духовной культуры обобщала огромный исторический материал. Сознанию в истории придавалось очень большое значение, и это во многом справедливо. Но духовное развитие понималось как особый самостоятельный процесс, заключающий в самом себе свое содержание, движущие силы и законы собственного развития. Реально же духовные аспекты исторического процесса органически включены в общественную жизнь, имеющую практический характер, во многом порождаются ею. Действительная история общества развивается далеко не так, как чистая мысль,— она имеет свои, притом весьма существенные особенности, закономерности.
Для того чтобы учение о диалектике стало применимо к природе и обществу, к политике и естествознанию, к техническому прогрессу и обыденной жизни, его необходимо было поставить на материалистическую основу. Именно так и сформулировал задачу Маркс: «Мистификация, которую претерпела диалектика в руках Гегеля, отнюдь не помешала тому, что именно Гегель первый дал всеобъемлющее и сознательное изображение ее всеобщих форм движения. У Гегеля диалектика стоит на голове. Надо ее поставить на ноги, чтобы вскрыть под мистической оболочкой рациональное зерно».
Переосмысление и развитие под таким углом зрения гегелевского учения требовало синтеза диалектики и материализма. Решение этой задачи выпало на долю Маркса и Энгельса. «Местом встречи» материализма и диалектики явилась история общества — наиболее яркое поле действия диалектики. Преодолевая гегелевский идеализм в понимании общества, Маркс высоко оценил, сохранил, переосмыслил, развил его историческую диалектику. Это привело к диалектико-материалистическому пониманию общественной жизни в единстве ее материальных и духовных проявлений. Затем, с новых позиций, Энгельсом были обобщены результаты изучения живой и неживой природы. В отличие от четко выстроенной и замкнутой гегелевской системы материалистическая диалектика носила открытый характер, предусматривала самый широкий выход к изучению действительности. Под учение диалектики был подведен солидный конкретно-научный фундамент. При этом главное значение придавалось обобщению исторического развития общества, культуры в единстве, взаимодействии ее форм, проявлений. В материалистической диалектике широко используются приемы научной аргументации, корректировки, углубления теоретических положений в соответствии с развивающимся знанием и практическим опытом. Кроме того, диалектика в новой ее форме нашла успешное применение в науке (начиная с политэкономии) и практике.
Все это обусловило высокую степень научности нового миропонимания, его эффективность при осмыслении процессов реальной действительности. Материалистическая диалектика составляет ядро марксистского философского мировоззрения, метод изучения различных явлений, раскрытия закономерностей, тенденций развития и революционного преобразования действительности. Через диалектику форм, методов, приемов познания раскрывается сложный, противоречивый, изменяющийся мир. Диалектика — несомненное достижение культуры. Гибкое, творческое мышление все больше осознается сегодня как общечеловеческая ценность. Его значение в наши дни не только не уменьшается, но возрастает. Вместе с тем как никогда актуальна критика недиалектического, догматического мышления и действия.
Диалектика и догматизм.
Нельзя понять мир, не упростив его, не огрубив, не прервав непрерывное, не омертвив живое. Такова «техника» мышления: человеческие понятия гораздо статичные и обладают большей дискретностью, чем реальность, которую они выражают. Так, при изучении организма методом препарирования от исследователя может ускользнуть его живое функционирование. Нечто похожее случалось и случается с мысленным «препарированием» бытия. Для его постижения нужны методы, позволяющие приноровиться к «биению пульса» реального мира.
Чувствительными, уязвимыми перед «скальпелем» мысли, легче всего разрушаемыми в процессе их теоретического осмысления чаще всего оказывались изменчивость бытия, а также целостность, единство его многообразных составляющих. Впрочем, одно тесно связано с другим: трудности заключены в осмыслении связей, пронизывающих мир и обеспечивающих взаимодействие явлений, развитие.
Глубина постижения развивающегося мира и степень огрубления существующих в нем реальных связей в разных философских учениях неодинакова. Исторически сложились два альтернативных способа философского понимания связей и развития: диалектическое и догматическое (его иногда именуют метафизическим). Догматическое мышление слабо учитывает связи, взаимодействия явлений. Такому мышлению присущи разграничение и фиксация отдельных элементов, свойств, сторон предметов, рассмотрение их как независимых друг от друга. Теряя из вида связи, взаимодействия, переходы, недиалектическое мышление лишает себя возможности раскрыть многосторонность и единство реальных предметов, явлений, процессов.
Мир многогранен и многообразен. Каждый предмет имеет множество свойств, качеств, сторон, взаимоотношений со всем миром.
Наиболее сложным типом связи, оказавшимся непосильным для догматического мышления, является взаимодействие противоположностей. Суммируя различные характеристики предмета, догматическая философия односторонне выделяет некоторый их набор, исключая противоположные. Скажем, признав устойчивость мира, исключает его изменчивость, живое мыслит как резко противо-поставленное мертвому, прямое — кривому, доброе — злому и т.д. Такое мышление знает лишь жесткие противопоставления (по схеме «или — или»). Его сегодня образно называют «черно-белым» мышлением. Люди с таким мышлением не улавливают оттенков, переходов между полюсами, их связей, взаимодействия. За рамками понимания остается, например, единство национального и интернационального в отношениях народов, индивидуального и общественного, личного и коллективного и т.д. Опыт осмысления связей вплоть до единства противоположностей — достижение диалектической мысли. Благодаря ему стала доступной для понимания и самая сложная связь — развитие, служившая камнем преткновения для мышления, не овладевшего диалектикой.
Исторически в исходном понимании диалектики (искусство спора) выделялись, обогащая его, все новые смысловые пласты. В философских учениях внимание концентрировалось то на одних, то на других аспектах диалектики. Высвечивая те или иные грани диалектики, философы различным образом определяли ее суть. Это может создать впечатление, будто речь идет не об одном сложном, многомерном явлении, а о многих и разных. Между тем в разных обличьях диалектики, начиная с ранних форм, проявляется и некоторая самая общая ее суть.
Диалектика — такое понимание мира и такой способ мышления, при котором различные явления рассматриваются в многообразии их связей, взаимодействии противоположных сил, тенденций, в процессах изменения, развития.
Чтобы понять сложные черты реального мира, нужны соответствующие средства: микроскоп — для открытия микроорганизмов, спектральный анализ — для выявления химического состава веществ и т.д. Всеобщие связи, изменение, развитие бытия тоже не раскрываются сами собой. Для их понимания требуется особый мыслительный «инструментарий» — диалектика. В философском учении о диалектике тесно связаны друг с другом приемы гибкого мышления и понимание подвижного бытия, которое раскрывается с помощью этих приемов. Иначе говоря, «субъективная» диалектика мысли выступает как отражение и способ постижения «объективной» диалектики.
Диалектическое мышление — не прирожденная способность. Это — достижение культуры, требующее освоения. Но выучить, затвердить диалектику в готовом виде нельзя. Владение диалектикой, умение диалектически объяснять самые разные явления предполагают не только знание теоретических положений, но и навык, тренировку. Диалектика — не просто теория, но и метод творческого, конкретного осмысления все новых и новых граней бытия, конкретных ситуаций, проблем. Овладеть таким методом непросто. Диалектическому мышлению присущ постоянный поиск новых способов постижения мира. Учение о диалектике многомерно и включает в себя разнообразные элементы. Ключевой и самой емкой проблемой, охватывающей весь комплекс диалектических связей, противоречий, закономерностей, является понимание процессов развития. Успешное продвижение в решении этой едва ли не самой трудной философской задачи требует всего веками формировавшегося мыслительного инструментария диалектики, глубокого изучения всех ее элементов в их взаимосвязи и целостности.
Законы диалектики:
(а). «Единство и борьба» противоположностей.
Формула «единство-и-борьба» противоположностей выражает напряженное взаимодействие «полярных» свойств, функций, сторон того или иного целостного предмета. Диалектические противоположности неразрывно связаны друг с другом, подобно полюсам магнита. Качество и количество, причина и следствие, случайность и необходимость, часть и целое, форма и содержание — эти и все другие парные категории диалектики являют собой примеры единства противоположностей, представляют противоположные факторы, явления, черты реального мира. Вместе с тем они неразрывно связаны (скоррелированы) между собой, предполагают одно другое. Каждое из таких парных диалектических понятий подразумевает, как говорил Гегель: «свое другое»: единичное предполагает соотнесенность с общим, конечное — с бесконечным, прогресс — с регрессом и т.д. Все эти понятия воплощают в себе реальную диалектику соответствующих им моментов, сторон бытия. И понятия, и соответствующие им явления взаимосвязаны, взаимодействуют, переходят друг в друга, каждое из них подразумевает, заключает в себе элементы другого.
Диалектическим противоположностям и выражающим их понятиям присуща универсальная гибкость, доходящая до тождества противоположностей.
Единство противоположностей — эффективный способ познания самых различных явлений, процессов. Так, осмысление познавательного процесса связано с разграничением и многоплановым, конкретным соотнесением его компонентов, аспектов, уровней — чувственного и логического, опытного и теоретического, субъективного и объективного.
Единство противоположностей проявляется в том, что их нельзя резко обособить: они взаимосвязаны настолько, что взаимопроникают друг в друга, образуют множество сочетаний, переходов. Диалектические противоположности настолько тесно переплетены между собой, что стоит акцентировать на практике или в теории — один из этих полюсов, как о себе тут же заявляет другой. Скажем, в сознании человека, в общественной жизни, культуре неразрывно переплетены индивидуальные, личностные черты и черты общественно-исторические, социальные.
Диалектическое познание предполагает поляризацию единых, целостных явлений, процессов, выделение в них как бы чужеродных, но неразрывно взаимосвязанных, «живых» противоположностей, гибкое взаимодействие которых выражает существо того или иного объекта и потому дает «ключ» к его функционированию, изменению, развитию. От первичной теоретической поляризации противоположностей познание движется к пониманию их взаимодействий, многообразных, гибких сочетаний на основе развернутого, дифференцированного анализа, углубления в существо дела.
Диалектические противоречия не лежат на поверхности явлений, а связаны с глубинной внутренней сутью предметов. Для их выявления требуются серьезные усилия теоретической мысли.
(б) Отрицание отрицания.
В философии Гегеля, согласно принципу тождества бытия и мышления, ритм разрешения диалектических противоречий мысли и связанных с ними диалектических отрицаний был перенесен и на бытие. В материалистической диалектике также были предприняты попытки осмыслить диалектические «противоречия» и «отрицания» в бытийных (онтологических) понятиях.
«Отрицание» как реальный аналог логического, мысленного отрицания (антитезиса) при этом было истолковано как непременный момент, многократно повторяющийся в любом процессе, где имеет место смена фаз, периодов, этапов изменения того или иного объекта. Маркс писал: «...не может происходить развитие, не отрицающее своих прежних форм существования». В самом деле, скажем, эмбриональное формирование человеческого детеныша сменяется младенчеством, которое в свою очередь уступит место детству, оно затем будет вытеснено подростковым возрастом, перейдет в юность, позже наступит взрослое состояние, в свою очередь проходящее через ряд фаз. Орудия из железа некогда вытеснили в процессах производства каменные орудия, ручной повсеместный труд уступил место все шире применяемому труду механизированному и т.д. Каждая новая фаза «отрицает» предыдущую.
В отличие от метафизически толкуемого «отрицания», подчеркивающего разрыв, противоположность черт предыдущего и последующего этапов изменения, диалектическое «отрицание» предполагает связь, переход от одного этапа к другому. Диалектическое «отрицание» включает в себя триединый процесс: деструкции (разрушения, преодоления, изживания) прежнего, кумуляции (его частичного сохранения, преемственности, трансляции) и конструкции (формирования, созидания нового). Первый момент — преодоление пройденного, его «сбрасывание», изживание — обеспечивает необходимую почву для следующей фазы данного процесса. Но сама по себе деструкция, возобладай она, отбрасывала бы процесс вспять, разрушала бы предпосылки продвижения к последующим фазам. Нормальное продолжение процесса, его связь, единство, целостность обеспечиваются вторым моментом — сохраняемостью, преемственностью. Без этого условия процесс всякий раз возвращался бы к исходной точке, а потому в целом напоминал бы некое «топтание на месте», а то и вообще становился бы невозможным. Нарастание процесса, движение его к новым фазам требует также третьего момента — новаций (формирование качественно новых связей, функций, черт).
В реальной истории, в том числе в истории нашей страны, не раз происходили и происходят «голые», «зряшные» отрицания, приносящие большие потери и жертвы, отбрасывающие общество назад. Реальная история далека от идеализированной картины движения к более совершенным стадиям, притом без утраты достигнутых ценностей, представленной Гегелем. Противоречия, выступавшие как импульс развития мысли, в реальной действительности тоже далеко не всегда могут считаться «источником развития». В огромном множестве случаев это проявляется со всей очевидностью. Нарастание противоречий, ждущих своего безотлагательного решения, приводит к глубоким нарушениям, дисбалансам, рассогласованию в функционировании различных систем. Чем успешнее снимаются, преодолеваются сегодня противоречия, накопившиеся в нашем обществе и международной жизни, тем более нормализуются, оздоравливаются общественные процессы.
Как видим, открытые Гегелем идеализированные ритмы диалектического мышления нельзя целиком приравнять к реальному развитию духовной культуры, а тем более к общественной практике во всем ее объеме. Еще меньше оснований буквально переносить их на природные процессы. Это не значит, что в мире отсутствуют аналогии «единства-и-борьбы» противоположностей и «отрицания отрицания», различные «полярности», напряжения, горячие точки, к которым должно применяться искусство диалектической мысли, нарабатывавшееся великими философами.
Реальным аналогом «отрицания отрицания» и в природе, и в обществе служат, в частности, «спиралевидные» процессы, сочетающие в себе цикличность, относительную повторяемость и поступательность. Циклических процессов — различных циклов, кругооборотов — существует в мире великое множество. Цикличность формирования и гибели, рождения и смерти, обновления и старения и т.д. проявляется во всех процессах природных и общественных изменений. Глубокие догадки заключены и в мыслях о противоборстве противоположностей, ритмическом чередовании их сбалансированности, гармонизации и нарушении равновесия как постоянно воспроизводящихся циклах. Эти высказывавшиеся еще в древности догадки в дальнейшем развитии диалектики были уточнены, получили свое развитие. Идея цикличности была дополнена идеей поступательности, прорыва, преодоления исходного уровня бытия, выхода за рамки того, что существовало на предыдущем уровне, формирования качественно новых уровней бытия. В материалистической диалектике отношение противоположностей толкуется не просто как чередование нарушений и восстановлении их равновесия, но и как их асимметрия, приводящая к направленному поступательному изменению, развитию.
(в) Диалектика количественных и качественных изменений.
Качество и количество выражают противоположные и в то же время неразрывно связанные между собой характеристики предметов. Эта их связь в философии выражается понятием меры. В древнегреческой философии данное понятие применял Демокрит, считавший, что мера как бы соединяет объективные черты того или иного явления и ценностное отношение к ним (чувство меры). Второй момент еще сильнее был акцентирован в мысли софиста Протагора: «Человек есть мера всех вещей...» Действительно, поскольку люди соотносят себя с окружающим миром и с другими людьми, они осмысливают, учитывают свойства вещей в своих действиях. В этом нет ничего странного — ведь философские понятия, проблемы включают в себя «человеческий аспект». Понятие меры используется в производственной, художественной практике (соразмерность, согласованность частей, пропорции, гармония и т.д.), а также применительно к человеческому поведению (чувство меры). Вместе с тем с развитием науки и ее философским обобщением оно сосредоточило в себе познавательно-теоретический смысл.
Мера — диалектическое единство качества и количества или такой интервал количественных изменений, в пределах которого сохраняется качественная определенность предмета.
Закон перехода количественных отношений в качественные выражает взаимосвязь количественных и качественных изменений. Общий смысл данного закона в материалистическом его истолковании Энгельс выразил так: «...качественные изменения — точно определенным для каждого отдельного случая способом — могут происходить лишь путем количественного прибавления либо количественного убавления материи или движения (так называемой энергии)».
Иначе говоря, суть закона состоит в том, что постепенные количественные изменения, постоянно совершающиеся в предметах, но до поры до времени не меняющие их основных черт, при достижении границ меры приводят к качественным изменениям. Гегель в связи с этим заметил: кажущееся невинным количественное изменение представляет собой хитрость, за которой улавливается качественное изменение.
Конкретные формы связи количественных и качественных изменений выражены во многих естественнонаучных законах. Таков, в частности, периодический закон химических элементов Д. И. Менделеева. Но закон перехода количественных изменений в качественные отличается от конкретно-научных законов. Он носит предельно общий, философский характер и выполняет мировоззренческую функцию, прежде всего, разрушая долго господствовавший чисто количественный механистический подход к миру. Критикуя ограниченное понимание изменений лишь как уменьшения и увеличения, Гегель сравнивал его с «дурной бесконечностью», однообразным и монотонным, не имеющим предела накоплением количественных изменений. Закон перехода количественных изменений в качественные ориентирует на понимание мира как сложного, многокачественного, включающего в себя элементарные частицы, атомы, молекулы, кристаллы, горные породы, планеты, системы планет, галактики, метагалактики... Все они отличаются друг от друга не просто размерами, массой и другими количественными характеристиками, но представляют собой разнокачественные образования, специфические, многообразные виды бытия. Иначе говоря, закон раскрывает многокачественность мира в ее неразрывной связи с различными количественными характеристиками «вещей».
Скачки: Качественное изменение, в отличие от количественного, выражается понятием скачка. Скачок — переход количественных изменений в качественные или переход из одного качественного состояния в другое (в результате превышения меры).
Примеры скачков: образование звезд и планет, в частности Солнечной системы, возникновение жизни на Земле, формирование новых видов растений и животных, человека и его сознания, возникновение и смена общественно-экономических формаций в истории человеческого общества, социальные революции.
В природе, обществе, культуре можно найти немало примеров скачков. Длительно, постепенно происходят многие геологические процессы (образование угля, нефти, руд). Длительным был процесс возникновения жизни на Земле, в течение долгого времени формировались новые виды растений и животных.
Некоторые виды качественных изменений могут протекать как в интенсивной, так и в постепенной форме. Сопоставьте парообразование в процессе кипения воды и ее испарение из водоемов в естественных, природных условиях, вяло протекающую химическую реакцию и такую же реакцию, протекающую бурно при добавлении катализатора или при нагревании. К скачкам в природе и обществе, связанным с большими разрушениями, бедствиями для людей, относят катастрофы. Примерами могут служить извержения вулканов, принесшие столько бед землетрясения, смерчи, другие стихийные бедствия. Однако и катастрофы могут быть «ползучими», незаметно подкрадывающимися. Так, исподволь и давно надвигается экологическая угроза человеческому существованию, нарастает истощение природных ресурсов и т.д.
В чем же отличие постепенных скачков от количественной постепенности изменений? Критерий скачка — качественное изменение. Скорость же изменения, его интенсивность не являются специфическими чертами качественных изменений. Быстрыми, интенсивными могут быть и количественные изменения, в то время как скачки могут растягиваться на сотни, тысячи, миллионы лет.
Соотношения «изменения количественные — качественные» и «постепенные — быстрые» обычно почти отождествляют. Постепенные изменения приравнивают к количественным, а быстрые — к качест-венным. Иначе говоря, скачки нередко считают быстрыми и «краткосрочными», а количественные изменения — плавными, посте-пенными, «гладкими» или медленными. Между тем с философской точки зрения критерием количественного или качественного изменения является не продолжительность процесса, а его характер.
Все понятия, выражающие данный закон, диалектичны, а значит, гибки, относительны. Крупные качественные градации (природа и общество, живая и неживая природа, растительный и животный мир) не исключают более дробных разграничений (веществ, химических элементов, видов растений, животных и т.д.). Это означает, что каждый предмет включен во множество общих и специфических классов однотипных с ним предметов. А это предполагает, что, в зависимости от масштаба рассмотрения, одни и те же предметы могут быть отнесены то к одной качественной группе, то к другой.
Этим определяется и известная относительность понятия скачка. Возможны скачки крупного масштаба: астрофизические, биологические (появление жизни, человека), социальные (возникновение общественно-экономических формаций). Но вместе с тем существует и множество скачков менее крупных и малых. В результате об одном и том же качественном переходе можно говорить как о скачке и как о количественном изменении. Скажем, переход от феодализма к капитализму — смена формаций, крупный скачок. Переход же капитализма от свободного предпринимательства к монополизму — скачок в пределах той же формации. Не уточняя масштаба качественного изменения, трудно ответить на вопрос, скачок это или нет. Перестройка советского общества сегодня предполагает революционное преобразование; это скачок в рамках социализма — переход от социализма казарменного, бюрократического к социализму гуманному, демократическому. Но в процессе развертывания перестройки общество должно пройти целый ряд преобразований в различных областях общественной жизни. С философской точки зрения картина качественных изменений в природе и обществе складывается таким образом, что различие между качественными и количественными изменениями относительно. Малые скачки происходят на каждом шагу, а крупные складываются из скачков меньшего масштаба. Имея в виду это обстоятельство, Энгельс говорил, что природа не делает скачков, она вся состоит из скачков. Но не исчезает ли тем самым количественное изменение? Нет, диалектика такова, что меньшие скачки по отношению к более масштабным скачкам выступают как их количественная подготовка.
Категория «качество», или «качественная определенность», и отражает относительную устойчивость системы в определенном промежутке времени. Иначе говоря, качество выступает целостной характеристикой «вещей» как систем с определенной структурой, выполняющих те или иные функции, существующих во взаимосвязи и отношениях с другими «вещами».
Каковы же качественно-образующие факторы с точки зрения системного подхода? Возможны три позиции в этом вопросе. В основе качественной определенности предмета может лежать его вещественный состав. Это хорошо видно на примере изменения состава элементов в химических соединениях. Однако субстратный подход не раскрывает всех причин качественного изменения. Известны качественно различные вещества, имеющие одинаковый состав, но разную структуру (уголь, алмаз, графит). Важным фактором качественной определенности предмета является его структура — определенный способ связи элементов в системе. В свете структурного подхода качество выступает как устойчивое взаимоотношение составных элементов объекта, характеризующее его специфику и позволяющее отличать один объект от другого. Но и этот подход имеет ограничения. Существует подобие структур (изоморфизм) качественно различных систем. Наконец, качественную определенность связывают с функциональными свойствами системы (функциональный подход). Лишь в совокупности эти три подхода дают целостную картину факторов, от которых зависит качественная определенность предмета. Что же касается процессов изменений, появления качественно новых образований, то их изучение предполагает использование генетических методов, разрабатываемых в рамках системного подхода. Динамика количественных и качественных изменений и ее современное осмысление в понятиях системного подхода имеет большое значение для анализа процессов развития.
Важное место в диалектике занимает идея всеобщей взаимосвязи явлений. Сам факт связи вещей, событий заметить нетрудно: жизнь ежечасно, ежеминутно дает тому массу примеров. Труднее понять, что взаимозависимость, переходы одних явлений в другие отражают всеобщее свойство движущейся материи, выступают как проявление всемирной универсальной связи объектов, «всего со всем». Человечество шло к этой идее долгим и сложным путем.
В поле внимания диалектики издавна попали универсальные связи, пронизывающие все бытие. Так, одной из центральных проблем античной философии, в размышлениях над которой формировалось диалектическое искусство, была проблема «единого и многого». Она не утратила своего значения и по сей день. Различия стран, народов, людей и общечеловеческие ценности, интересы — вот одно из современных проявлений этой «вечной» проблемы. И в веках она приобретала все новые обличья: связь единичного, а общего, части и целого, инвариантного и варьируемого и т.д. Такие универсальные связи бытия стали важным предметом диалектики. Формой познания сложных, гибких, противоречивых универсальных связей бытия служат категории диалектики. Категориальные связи постепенно осмысливались как диалектические закономерности.
* Категории диалектики: Философское мышление открывает всеобщие черты, отношения, присущие не каким-то отдельным видам явлений, процессов, а всему бытию. Знания такого рода выражаются в универсальных формах человеческого мышления — категориях. Философские понятия, в которых универсальные связи бытия осмысливаются в их сложной, гибкой, противоречивой динамике, образуют группу категорий диалектики. Их взаимосвязи выражают всеобщие принципы разумения, исследования.
Для диалектики характерно формирование парных категорий, отражающих «полярные» стороны целостных явлений, процессов. Диалектический характер отношений «причина — следствие», «случайность — необходимость», «возможность — действительность» и других выражается в противоположных, но неразрывно связанных понятиях, их единстве, переходах друг в друга, взаимодействии. В со-четании, взаимодополнении категории диалектики образуют подвижную сеть универсальных понятий, способных отражать живую подвижность, переходы, противоречия бытия. В жестких формах мышления этого сде-лать нельзя. Хорошо разработанный аппарат диалектических понятий — показатель зрелости философской мысли, миропонимания.
Категории диалектики формируются на определенных ступенях исторического развития общества. Постепенно знание человечества об универсальных связях бытия углубляется, обогащается, приводится в систему. Так обстояло дело, например, с познанием связей качественных и количественных характеристик предметов. Начиная с наивных догадок, оно со временем достигло зрелого выражения. Были разработаны специальные философские понятия (качество, количество, мера, скачок) и с их помощью сформулирован соответствующий закон.
По мере развития материальной и духовной культуры человеческое мышление обогащается новыми категориями. Знания о категориальных отношениях, результаты осмысления действующих в мире универсальных связей вызревают, кристаллизуются, шлифуются, хранятся в языке. Языки различных народов — носители человеческой интеллектуальности. Их основу составляет категориальный «каркас» — система категорий, отражающая схему универсальных связей бытия и выступающая как своего рода «грамматика» миропонимания. Такие понятийные схемы формируются и действуют в мышлении различных эпох. Философская же мысль делает их, как уже говорилось, предметом специального внимания. Философский анализ выявляет (эксплицирует) категориальные схемы из реальных структур мышления (текстов и т.д.), осмысливает взаимосвязи категорий, дает им более четкое выражение. В результате категориальный аппарат из стихийно работающего превращается в продуманный, осознанный. Это придает диалектическому мышлению как явлению культуры огромную силу, делает возможным познание, освоение, сознательное применение диалектики при решении разнообразных теоретических и практических задач.
В категориях диалектики тесно связаны объективное знание о соответствующей форме связи явлений (причинность, закон и другие) и форма мысли — познавательный прием, посредством которого постигается, осмысливается такая связь. И чем совершеннее понятийные средства, способы осмысления определенных связей, тем успешнее может в принципе осуществляться их реальное открытие, истолкование. Одно предполагает другое. Философы говорят в связи с этим о единстве онтологического (объективное знание бытия) и гносеологического (познавательные приемы) смысла категорий.
Среди бесконечного многообразия связей реального мира философское познание исторически выделяло различные типы всеобщих связей. «Единичное — общее», «многое — единое», «сходство — различие», «качество — количество», «простое — сложное», «часть — целое», «конечное — бесконечное», «форма — содержание» и другие понятия о такого рода связях могут быть объединены в группу категорий, выражающих «устройство», «организованность» бытия. В истории познания прослеживается также другой категориальный ряд, выражающий универсальные связи детерминации: «явление — сущность», «причина — следствие», «случайность — необходимость», «возможность — действительность» и др. Первый подход к анализу универсальных связей можно условно назвать «горизонтальным», второй — «вертикальным». Смысловое разъяснение тех и других начнем с представляющих их категориальных пар «единичное — общее» и «явление — сущность».
* Основные категории философии: Все, что человек знает об окружающем его мире и о самом себе, он знает в форме понятий, категорий. Категории — это наиболее общие, фундаментальные понятия той или иной науки, философии. Все категории суть понятия, но не все понятия категории. Даже самая простая мысль, например: «Три желтых листа упали на землю», заключает в себе такие понятия, как «предмет» (листья, земля), «качество» (желтый), «количество» (три), «движение» (падать). Без понятий, категорий не возможны мышление, познание свойств, предметов, их связей с другими предметами, их развитие. Если мы, воспринимая объекты, не подводим их под какие-либо понятия, категории, то мы вообще обречены на то, чтобы бессмысленно смотреть на вещи. Итак, о мире в целом, об отношении человека к миру мы мыслим категориями, т.е. предельно общими понятиями.
Каждая область знания имеет свои особые категории. Например, физика пользуется такими категориями, как «атом», «масса», «энергия» и др. Биология использует понятия «организм», «наследственность», «изменчивость» и др. Но наряду с этими люди пользуются категориями, которые свойственны любой науке и знанию вообще. Конкретные науки изучают особые связи явлений, существующие в той или иной области действительности. Задача философии состоит в изучении наиболее общих связей, законов, свойственных всем явлениям мира и мышлению. Возьмем, например, причинные связи. Они имеются и в физических процессах, и в живой природе, и в обществе, и в мышлении. Каждая наука исследует причинные связи применительно к своей области: физик изучает физические причинные связи, биолог — биологические и т.д. Общее же во всех этих причинных связях является предметом изучения философии.
Категории — это формы отражения в мысли универсальных законов объективного мира.
Это, прежде всего категории материи, движения, пространства, времени, конечного, бесконечного и др. Но этим далеко не ограничивается система категорий. История философии выработала и такие категории, как причина и следствие, форма и содержание, необходимость и случайность, возможность и действительность и др. Эти и другие категории формировались в сознании по мере того, как человек миллиарды раз сталкивался и учитывал реальные причинно-следственные, пространственно-временные отношения вещей, их .качественную и количественную стороны. Логические категории являются формами мысли и определениями бытия.
Выражая как бы каркас мира, категориальная структура мышления очень устойчива, но вместе с тем изменчива, исторична. Особенно подвижным является содержание категорий. Сравните, например, то, как понимали материю в древности и как эта категория осмысливается в системе современной картины мира.
Являясь результатом отражения объективного мира в процессе его практического преобразования, категории становятся средством познания действительности с целью ее дальнейшего более широкого и более глубокого преобразования. Следовательно, категории играют большую методологическую роль в науке. Без них вообще невозможно научное мышление ни в одной области знания.
Каждая из категорий отражает какой-либо общий закон, принцип бытия сущего, а все вместе они охватывают мир как целое, отношение человека к миру. Единая система категорий отражает единство мира, всеобщую связь, взаимодействие и развитие вещей. Порядок расположения категорий основывается на учете возрастающей сложности объективных связей и движения познания от простого к сложному. Процесс развития явлений состоит в том, что они шаг за шагом переходят от простых к сложным, от низших к высшим. В такой же последовательности совершается и познание.
Исходной философской категорией является категория бытия. По существу, все остальные категории с различных сторон характеризуют содержание, всевозможные проявления свойств, отношения, развитие су-щего: движение — способ существования сущего, пространство и время — формы его существования. Качество, количество, причина и следствие, и другие категории- все это также характеристика бытия.
Категории взаимосвязаны между собой и в определенных условиях переходят друг в друга: случайное становится необходимым, единичное — общим, количественные изменения влекут за собой изменения качества, следствие превращается в причину и т д. Эта текучая взаимосвязь категорий есть обобщенное отражение взаимосвязи явлений действительности. Все категории являются категориями историческими, так что не существует и не может существовать какой-нибудь одной неподвижной системы категорий, данной раз и навсегда. В связи с развитием мышления и науки возникают новые категории (например, информация), а «старые категории наполняются новым содержанием. Любая категория в реальном процессе человеческого познания, в науке существует только в системе категорий и через нее.
* Всеобщая связь и взаимодействие: В мире нет ничего стоящего особняком. Любой предмет — звено в бесконечной цепи, соединенное как бы «крючочками» с окружающими звеньями. И эта вселенская цепь нигде не разорвана: она объединяет все предметы и процессы мира в единое целое, она носит всеобщий характер. В бесконечной паутине связей — жизнь мира, его история. В неорганической природе существуют механические, физические и химические связи, предполагающие взаимодействие либо через различные поля, либо путем непосредственного контакта. Живая природа характеризуется более сложными связями — биологическими, которые выражаются в различных внутривидовых и межвидовых отношениях особей, а также в их отношениях с внешней средой. Например, вся жизнь на Земле связана с Солнцем. А как многообразны связи клеток, органов внутри организма. В общественной жизни связи усложняются: образуются производственные, классе-вые, семейные, родственные, национальные, государственные, меж-дународные связи и др. Связи существуют не только между предметами в рамках данной формы движения материи, но и между всеми ее формами, образуя как бы единый, бесконечно гигантский клубок. В нашем сознании не может возникнуть мысли, которая не выражала бы реальных связей и в свою очередь не была бы связью представлений, понятий.
Связь — это зависимость одного явления от другого в каком-либо отношении. К основным формам связи относятся: пространственные, временные, генетические, причинно-следственные, существенные и несущественные, необходимые и случайные, закономерные, непосредственные и опосредованные, внутренние и внешние, динамические и статические, прямые и обратные.
Связи бывают самыми причудливыми и замысловатыми. Так, существует связь между количеством кошек в данной местности и урожаями клевера. Клевер опыляется шмелями. Полевые мыши разрушают гнезда шмелей. Кошки, истребляя мышей, защищают тем самым клевер. Связь — это не предмет, не субстанция, она не существует сама по себе, вне того, что связано. Любая связь имеет свое основание, благодаря которому возможна та или иная связь. Например, гравитационные свойства материальных систем обусловливают силовую связь космических объектов; заряд ядра атома — связь в периодической системе элементов; материальное производство и общность интересов служат основанием связи людей в обществе. Для реализации той или иной связи необходимы определенные условия. Они различны для различных систем. Так, гравитационная связь возможна лишь при условии определенного расстояния между объектами.
Явления мира находятся не только во взаимной зависимости, они взаимодействуют: один предмет воздействует определенным способом на другой и испытывает его воздействие на себе. При рассмотрении взаимодействующих объектов необходимо иметь в виду, что одна из сторон взаимодействия может быть ведущей, определяющей, а другая — производной, определяемой.
Игнорирование принципа всеобщей связи и взаимодействия пагубно сказывается в практических делах. Во Вселенной в целом значительное место занимают циклические процессы, например взаимопревращение элементарных частиц. Если в одних конкретных системах Вселенной преобладает поступательное развитие, то в других возможна деградация. Согласно современным представлениям, известная науке ветвь поступательного развития состоит из до звездной, звездной, планетной, биологической, социальной и гипотетической метасоциальной ступеней структурной организации сущего.
Принцип развития имеет огромное методологическое значение. Чтобы проникнуть в тайну вещи, нужно разведать тайну ее происхождения. Правильное понимание истории становления явления помогает уяснить суть развитого явления. Вместе с тем по мере углубления в настоящее состояние объекта мы открываем все новые углы зрения на прошлое: низшие формы развития лучше понимаются лишь в свете тех тенденций, которые полностью выявляются на уровне зрелого состояния изучаемого объекта.
* Идея закона: Познание мира убеждает нас в том, что в мире всюду имеется некоторый порядок: планеты движутся строго по своим причудливым путям, осень сменяется зимой, молодое старится и уходит из жизни, ему на смену нарождается новое. Все в мире, начиная от движения элементарных частиц и кончая гигантскими космическими системами, подчинено определенному порядку. У Вселенной есть свой «кодекс законов», все введено в их рамки. Так, закон всемирного тяготения гласит: все тела притягиваются друг к другу с силой, прямо пропорциональной их массам и обратно пропорциональной квадрату расстояния между ними. Строение кристалла, организма животного и человека и вообще всего существующего подчинено определенным законам. Закон всегда выражает связь между предметами, элементами внутри предмета, между свойствами предметов и в рамках данного предмета. Но не всякая связь есть закон: связь может быть необходимой и случайной. Закон — это необходимые, устойчивые, повторяющиеся, существенные связи и отношения вещей. Он указывает на определенный порядок, последовательность, тенденцию развития явлений.
Необходимо различать законы строения, функционирования и развития системы. Законы могут быть менее общими, действующими в ограниченной области (закон естественного отбора), и более общими (закон сохранения энергии). Одни законы выражают строгую количественную зависимость между явлениями и фиксируются в науке математическими формулами. Другие не поддаются математическому описанию, например закон естественного отбора. Но и те, и другие законы выражают объективную, необходимую связь явлений.
Различают динамические и статистические законы. Динамический закон — это такая форма причинной связи, при которой начальное состояние системы однозначно определяет ее последующее состояние. Динамические законы бывают разной степени сложности. Они приложимы ко всем явлениям вообще и к каждому из них в отдельности, разумеется, из числа тех, которые подвластны данному закону; так, каждый брошенный вверх камень, подчиняясь закону тяготения, падает вниз.
Наука, не имея возможности предсказывать поведение индивидуальных компонентов некоторых систем, точно предсказывает поведение целого. Случайность в поведении индивидуального подчиняется закономерностям жизни целого. Статистическая закономерность характеризует массу явлений как целое, а не каждую часть этого целого. Если несчастный случай должен произойти на каждом миллионе километров пути, то это не относится к каждому, кто прошел этот путь: случай может «настигнуть» человека и на первом километре.
Посредством раскрытия закономерностей, действующих в мире, достигается предвидение будущего, осуществляется претворение теории в практику. Отраженные в мышлении закономерности составляют сердцевину любой науки. Власть человека над окружающим миром измеряется объемом и глубиной знания его законов.
* Единичное, особенное и общее: Как похожи, к примеру, листья на клене! Но среди них мы не найдем ни одной совершенно тождественной пары. Нет ничего абсолютно тождественного ни другому, ни даже самому себе. Вещи различны и внутри себя, и между собой. Есть выражение: похожи, как две капли воды. Но две капли воды, говорит Г. Лейбниц, рассматриваемые через микроскоп, оказываются различными. Чистое тождество может существовать лишь в абстракции, как формальное тождество, согласно которому А = А. Реально же существует только конкретное тождество, предполагающее внутри себя различие. Тождество и различие — это отношение объекта к самому себе и к другим, характеризующее устойчивость и изменчивость, равенство и неравенство, сходство и несходство, одинаковость и неодинаковость, повторяемость и не повторяемость, непрерывность и прерывность его свойств, связей, а также тенденций развития. Тождество и различие имеют свои степени, градации. Вся история развития общества от первобытного состояния до современности — это различие стадий развития одной и той же формы бытия. Весь путь развития, начиная от элементарных частиц до предполагаемых космических цивилизаций — это различные стадии развития сущего. Тут и тождество, и различие. Не существует ни чистого тождества, ни чистого различия.
Вещи, события абсолютно неповторимы. Ничто не происходит дважды. Нет повторений в жизни и в истории: каждое мгновение ново, небывало и своеобразно.
События бывают сходными, подобными, но не абсолютно тождественными. Повторное событие отличается уже тем, что оно происходит в другое время и, стало быть, в новых условиях, накладывающих на него свой отпечаток.
Единичное — это объект во всей совокупности присущих ему свойств, отличающих его от всех других объектов и составляющих его индивидуальную, качественную и количественную определенность. Отражаясь в нашем сознании в виде чувственного образа или понятия, единичное обозначается именем собственным (Л.Н. Толстой, А.С. Пуш-кин, Москва, Солнце, Земля и т.п.), или указательным местоимением (этот, тот и др.), или другим конкретизирующим средством языка.
Представление о мире только как о бесконечном многообразии индивидуальностей односторонне, а потому неверно. Бесконечное многообразие — это лишь одна сторона бытия. Другая его сторона заключается в общности вещей, их свойств и отношений. С той же определенностью, с какой мы утверждали, что нет двух абсолютно тождественных вещей, можно говорить, что нет двух абсолютно различных вещей, не имеющих между собой ничего общего. Все звезды обладают общими чертами, отличающими их от всего другого. То же можно сказать про минералы, растения, животных и т.д. Общее — это единое во многом. Единство может выступать в форме сходства или общности свойств, отношений предметов, объединяемых в определенный класс, множество. Общие свойства и отношения вещей познаются на основе обобщения в виде понятий и обозначаются нарицательными именами: «человек», «растение», «закон», «причина» и т.д.
В каждом единичном заключается общее как его сущность. Предметы могут обладать различной степенью общности. Единичное и общее существуют в единстве. Их конкретное единство есть особенное. При этом общее может выступать в двояком отношении: по отношению к единичному оно выступает как общее, а по отношению к большей степени общности — как особенное. Например, понятие «русский» выступает как единичное по отношению к понятию «славянин»; последнее выступает как общее по отношению к понятию «русский» и как особенное к понятию «человек». Итак, единичное, особенное и общее — это соотносительные категории, выражающие взаимопереходы отражаемых предметов и процессов.
Тот или другой предмет приобретает конкретную форму своего существования в зависимости от того процесса, в движение которого он оказывается вовлеченным. Конкретной формой своего существования единичная вещь обязана той системе закономерно сложившихся связей, внутри которых она возникла и существует в своей качественной определенности. Единичное умирает, но род живет. Вместе с тем единичное служит предпосылкой общего.
Действие общей закономерности выражается в единичном и через единичное, а всякая новая закономерность вначале выступает в действительности в виде единичного исключения из общего правила, будь то рождение нового биологического вида, новых общественных отношений и т.д. Ничто не может возникнуть иным путем. Единичное, будучи вначале случайным, постепенно увеличивается в числе и набирает силу закона, приобретая власть общего. Так возникли нормы морали, так появляются новые моды на что-либо и т.п. При этом в общее превращаются такие единичные «исключения», которые соответствуют тенденции развития, пребывания, вытекающей из всей совокупности условий. Случайные единичные отклонения отсеиваются и исчезают, взаимно погашая друг друга» дают среднюю равнодействующую, общую закономерность. Общее не существует до и вне единичного, точно так же единичное не существует вне общего. Их единство и есть особенное. Эта категория преодолевает односторонность, абстрактность того и другого и берет их в конкретном единстве. Особенное есть всегда качественно определенное, конкретное бытие соответствующего класса объектов. Таким образом, особенное богаче общего и единичного.
* Часть и целое, система: Система — это целостная совокупность элементов, в которой все элементы настолько тесно связаны друг с другом, что выступают по отношению к окружающим условиям и другим системам как единое целое. Элемент — это минимальная единица в составе данного целого, выполняющая в нем определенную функцию. Системы могут быть простыми и сложными. Сложная система — это такая, элементы которой сами рассматриваются как системы.
Любая система есть нечто целое, представляющее собой единство частей. Категория части выражает предмет не сам по себе, не как таковой, а лишь в его отношении к тому, составным компонентом чего он является, во что он входит (например, какой-нибудь орган есть часть организма). Следовательно, категории целого и части выражают такую связь между предметами, когда один предмет как некое сложное единое целое является объединением других предметов и образован из них как из своих частей. Еще Аристотель отметил, что целым считается объект, в составе которого имеется полный набор частей. Часть подвержена действию целого, которое как бы присутствует в своих частях. Так, обладая относительной индивидуальностью, микрочастица в каждый момент как бы «чувствует» влияние системы в целом, свободный атом существенно отличается от атома, входящего в состав молекулы или кристалла. Вместе с тем части влияют на целое: организм — целое, расстройство его части ведет к определенному нарушению целого.
Категории целого и части — соотносительные категории. Какую бы сколь угодно малую частицу сущего мы ни взяли (например, атом), она представляет собой нечто целое и вместе с тем часть другого целого (например, молекулы). Это другое целое есть в свою очередь часть некоторого большего целого (например, организма животного). Последнее есть часть еще большего целого (например, планеты Земля) и т д. Любое доступное нашей мысли сколь угодно большое целое, в конечном счете, является лишь частью бесконечно большого целого. Так, можно представить себе все тела в природе частями одного целого — Вселенной.
По характеру связи частей различные системы делятся на три основных типа целостности. Первый тип — неорганизованная (или суммативная) целостность, например простое скопление предметов, подобное стаду животных, конгломерат, т.е. механическое соединение чего-либо разнородного (горная порода из гальки, песка, гравия, валунов и т.п.). В неорганизованном целом связь частей носит механический характер. Свойства такого целого совпадают с суммой свойств составляющих его частей. При этом, когда предметы входят в состав неорганизованного целого или выходят из него, они не претерпевают качественных изменений.
Второй тип целостности — организованная целостность, например атом, молекула, кристалл. Солнечная система, Галактика. Организованное целое обладает разным уровнем упорядоченности в зависимости от особенностей составляющих его частей и от характера связи между ними. В организованном целом составляющие его элементы находятся в относительно устойчивой и закономерной взаимосвязи.
Свойства организованного целого нельзя свести к механической сумме свойств его частей: реки «потерялись в море, хотя они в нем и хотя его не было бы без них». Ноль сам по себе ничто, а в составе целого числа его роль значительна.
Вода обладает свойством гасить огонь, а составляющие ее части порознь обладают совсем иными свойствами: водород сам горит, а кислород поддерживает горение. По словам М.А. Маркова, утверждение, что атом водорода состоит из протона и электрона, строго говоря, неверно: здесь допущена ошибка, похожая на ту, которая допускалась бы во фразе: «Дом построен из сосен...» Эта аналогия призвана образно подчеркнуть тот факт, что масса атома водорода строго уже не равна сумме масс протона и электрона, она несколько меньше: при «подгонке» протона и электрона в систему атома водорода «снята стружка» с массы элементов этой конструкции, которая в виде излучения уносится в пространство.
Третий тип целостности — органическая целостность, например организм, биологический вид, общество! Это высший тип организованной целостности. Ее характерные особенности — саморазвитие и самовоспроизведение частей. Части органического целого вне целого не только теряют ряд своих значимых свойств, но и вообще не могут существовать в данной качественной определенности: как ни скромно место того или иного человека на Земле и как ни мало то, что он делает, но все же он осуществляет дело, необходимое для целого. Органическое целое образуется не путем объединения уже имеющихся в готовом виде частей, например (как полагал Эмпедокл) носящихся в воздухе отдельных органов: голов, глаз, ушей, рук, ног, волос, сердец и т.д. Органическое целое возникает вместе со своими частями. Оно образуется как саморасчлененное на части целое: ощущения, восприятия, представления, понятия, память, внимание не есть нечто разрозненное, они как бы связаны в один узел, именуемый душой личности. Элементы, входящие в состав целого, обладают некоторой индивидуальностью. И вместе с тем они «работают» на целое. В целом содержатся такие части, изъятие которых нарушает или даже разрушает целое, но есть и такие, без которых не происходит органических нарушений целого: конечности и желудок ампутируют, а сердце — нет. У частей целого разная степень относительной самостоятельности. В соотношении целого и части есть такая закономерность: чем сильнее и сложнее - связь между частями, тем больше роль целого по отношению к своим частям и, следовательно, меньше относительная независимость частей от целого.
Принципиально нет предела делимости предметов. Но их деление будет означать переход к качественно иному целому: когда горшок разбивают на части, то получают не уменьшенные горшки, а черепки. Дробление «обезличивает» даже камень. Однако отсеченные куски камня не гниют, а сохраняют «свое каменное лицо», тогда как отрубленная ветвь дерева вянет и гниет, разлагается. Это в большей мере применимо к живым организмам: курица с отсеченной головой:— не курица.
У организма имеются не части в собственном смысле слова, а органы: само слово «организм» указывает на это. Высшей формой выражения органической целостности является общество и различные социальные образования — семья, государство, наука, искусство и т.д.
Чтобы вести научный анализ в нужном направлении, необходимо, чтобы изучаемый объект постоянно «витал» в нашем сознании как нечто целое. Этот метод характерен и для художественного творчества. Метод художника также представляет собой восхождение от целого к частям. Так, первоначально идея «Гамлета» возникла у Шекспира как нечто целостное, а на основе представления о целом он создал различные характеры действующих лиц. Исследуя какое-либо целое, мы путем анализа выделяем в нем соответствующие части и выясняем характер связи между ними. Та или иная система может быть понятна как целое лишь в результате уяснения природы ее частей. Например, природу атомов нельзя было определить до тех пор, пока не были получены данные об их сложном строении и пока теоретически они не были представлены как системы. Недостаточно изучить части без их связи с целым: знающий только части еще не знает целого. Обилие частностей может заслонить целое (это характерная ошибка «ползучего эмпиризма»). Любой единичный предмет может быть правильно понят тогда, когда он анализируется не в отрыве от целого, а в связи с ним.
Каждый орган выполняет соответствующую функцию, и его строение организовано в согласии с этой функцией. По способу своего действия он определен не только своим внутренним строением, но и природой того организма, органом которого он является. Мы заведомо обрекли бы себя на бесполезную трату сил, если бы попытались понять природу человека вне его связи с обществом.
С точки зрения механицизма части целого всегда обладают меньшим числом свойств, чем целое, и, в конечном счете, качественное многообразие вещей рассматривается лишь как различные комбинации частиц материи. Такой взгляд позволяет мириться со всевозможными упрощающими построениями.
Отвергая так называемый суммативный подход, механически сводящий целое к сумме частей, мы не должны и фетишизировать целостность.
Итак, целое — это не сумма частей, а нечто большее, и это большее создается за счет определенного способа связи элементов данной структуры. Известно, что масса ядра меньше суммы масс всех входящих в ядро частиц протонов и нейтронов. Это объясняется тем, что масса ядра не складывается механическим образом из масс слагаемых частиц: она зависит также от энергии связи этих частиц.
Никакая область знания не может обойтись без категорий части и целого. Эти категории имеют огромное методологическое значение не только в науке, но и в искусстве. Художники, например, хорошо знают, что в правильном соотношении части и целого хранится сокровенная тайна художественности произведения. Когда слушаешь хорошую музыку, то чувствуешь, что в ней каждая нота определена общей темой. Проблема ансамбля в архитектуре точно так же связана с удивительным отношением целого и его частей.
* Содержание и форма, симметрия и асимметрия: Каждый объект как-то оформлен, структурно организован, содержателен. Содержание — это единство всех составных элементов объекта, его свойств, внутренних процессов, связей, противоречий и тенденций. В содержание входят не только составляющие тот или иной объект элементы, но и способ их связей, т.е. структура. Структура — это как бы душа содержания. При этом из одних и тех же элементов могут быть образованы различные вещи. Например, записи разных слов — «ток» и «кот» — состоят из одних и тех же элементов — букв, и хотя эти объекты обладают общностью элементов, они отличаются друг от друга структурой. По способу связей элементов в данном предмете мы узнаем его структуру, которая придает относительную устойчивость и качественную определенность объекту. Структура — это не только способ расположения элементов объекта в пространстве, но и строение определенного процесса во времени, это определенная последовательность и ритм изменения процесса. Она есть единство содержания и формы. Форма — это способ выражения и существования содержания. Форма может быть внутренней и внешней. Например, внутренней формой художественного произведения является, прежде всего, сюжет, способ связи художественных образов, идей, составляющих содержание произведения. Внешнюю форму составляют чувственно воспринимаемый облик произведения, его внешнее оформление, например в литературном произведении — художественный язык, стиль. Внутренней формой воды является способ связей посредством электрических сил притяжения ее молекул Н2О в жидко-капельном состоянии, а принятие водой формы ведра, в которое ее помещают, — это ее внешняя форма. Внешняя; форма выражает связь данного объекта с другими.
Формы различаются по степени своей общности. Форма может; быть способом организации и законом жизни « развития единичного предмета, некоторого класса предметов и бесконечного множества предметов».
Форма и содержание едины: нет, и не может быть бесформенного содержания и формы, лишенной содержания. Их единство выявляется в том, что определенное содержание «облачается» в определенную форму. Ведущей стороной является содержание: форма организации зависит от того, что организуется. Изменение обычно начинается с содержания. Форма, соответствующая содержанию, способствует, ускоряет развитие содержания. В ходе развития неизбежен период, когда старая форма перестает соответствовать изменившемуся содержанию и начинает тормозить его дальнейшее развитие. Наступает конфликт между формой и содержанием, который разрешается путем ломки устаревшей формы и возникновения формы, соответствующей новому содержанию. Новая форма оказывает активное воздействие на содержание, способствует его развитию. Так, в развитии живых организмов изменения, как правило, начинаются с изменений деятельности органов тела под влиянием изменяющихся условий жизни. Строение же органов остается до поры до времени без существенных изменений. Противоречие между новым содержанием жизнедеятельности организма и старой формой разрешается тем, что происходит изменение строения. Заметьте: то, что птица умеет летать, видно и тогда, когда она ходит. Об этом свидетельствуют «обтекаемые» линии ее тела, приспособленного рассекать воздух, легкость и тонкость костной системы, наличие и форма крыльев. Внешность птицы являет собой как бы овеществленную идею полета. Таким образом, функция организует структуру. Функция зрения определила строение глаза, а труд — наши руки. Но, будучи организованной, форма производно определяет функцию. Единство формы и содержания предполагает их относительную самостоятельность и активную роль формы по отношению к содержанию. Проникая в тайны жизни, биохимия показала, что огромное разнообразие белковых веществ зависит преимущественно от порядка последовательного расположения аминокислот в молекулах. Относительная самостоятельность формы выражается, например, в том, что она может несколько отставать в развитии от содержания. Изменение формы представляет собой перестройку порядка связей внутри предмета. Этот процесс развертывается во времени, осуществляется через противоречия, коллизии, поэтому он «запаздывает» по сравнению с изменением самого содержания. Отставание формы от содержания означает несоответствие одного другому. Относительная самостоятельность формы и содержания выявляется и в том, что одно и то же содержание может облекаться в различные формы.
Категории формы и содержания, их гармоническое единство имеют колоссальное значение в процессе художественного творчества, где без свободного владения формой невозможно создавать произведения значительного содержания. Чем больше форма художественного произведения соответствует его идее, тем оно удачнее. И великие творения искусства очаровывают нас своей красотой потому, что их форма и содержание находятся в органическом единстве.
Понятия симметрии и асимметрии возникли в рамках частных наук: математике, кристаллографии и др. В последнее время они начали приобретать более общий характер, становясь философскими категориями, имеющими существенное методологическое значение. Симметрия — это соразмерность частей в составе целого. Структурное многообразие мира обусловливает многообразие форм симметрии. В природе даже кристаллы по своей структуре далеки от идеальной симметрии: в них всегда наблюдаются элементы асимметрии. Уже давно было подмечено, что по мере повышения структурной организации материи в противоречивом единстве симметрии и асимметрии все более преобладает асимметрия. Исследование свойств симметрии живого вещества на молекулярном уровне показало, что наиболее существенные структурные элементы — белки, нуклеиновые кислоты, углеводы и т.п. — организованы асимметрично. Асимметрия- отсутствие или нарушение симметрии.
Ученые придерживаются разных взглядов на симметрию и асимметрию, но все едины во мнении, что эти категории в истории познания природы служили существенным средством теоретического предвидения, способом открытия ранее неизвестных явлений. Так, кристаллограф Е.С. Федоров и математик Г. Шенфлис на основе идей симметрии и принципов атомизма предсказали существование в природе 230 типов кристаллических решеток. Принцип единства корпускулярно-волновых свойств, лежащий у истоков квантовой механики, связан с идеей симметрии.
Категории симметрии и асимметрии играют большую роль в современных теориях элементарных частиц.
* Идея внешнего и внутреннего: Каждый объект состоит из внут-ренних и внешних сторон, свойств и отношений. Все, что мы видим, — это жизнь в ее внешних проявлениях. Внешнее— это обнаружение вовне внутреннего, это то, что характеризует предмет со стороны его связи с предметами другой системы отношений. Так, растение обладает рядом внешних свойств — цветом, запахом, размерами и т.д., но ни одно из этих свойств в отдельности, ни их совокупность еще не определяют растение. Процесс общественного развития, взятый со стороны своего внешнего проявления, выступает как переплетение и чередование множества исторических событий и фактов, как результат столкновения бесчисленных отдельных стремлений и отдельных действий.
Категория внешнего выражает и необходимые условия суще-ствования и развития предмета. Например, среда, в которой живет орга-низм, — это внешнее по отношению к организму; природные условия — внешнее по отношению к обществу.
Внутреннее — это то, что характеризует содержание, сущность, причину, противоречия, законы движения и развития вещи Понятия внешнего и внутреннего соотносительные: одни предметы внешние по отношению к другим, а внутри этих предметов одни части внешние по отношению к другим частям. То же самое с внутренними.
Внешняя и внутренняя стороны вещей всегда находятся в единстве, взаимно проникают друг в друга. На скорлупу и на ядро бесцельно. Делить природу, все в ней нераздельно... Внешние особенности выражают так или иначе внутренние свойства вещей. В единстве внешнего и внутреннего определяющим является внутреннее: в конечном счете, источник всякого развития — внутренние противоречия. Внешние факторы определяют жизнь организма, лишь преломляясь через специфику внутренних условий. Внешнее для организма действие микроба оказывает влияние на его внутреннее состояние. Как внешнее микроб может действовать лишь в том случае, если его действие становится элементом внутренней системы жизнедеятельности организма. При этом патогенез представляет собой, прежде всего внутренний механизм защиты организма, детерминированный всей его родовой и индивидуальной историей жизни.
Единство внутреннего и внешнего противоречиво. Например, между духовным содержанием личности, ее внутренним, душевным миром и «выражением» есть и определенная связь, единство, и порой разительное несоответствие.
«Как при рассмотрении природы, так и при рассмотрении духовного мира очень важно надлежащим образом понять характер отношения внутреннего и внешнего и остерегаться ошибки, будто лишь первое есть существенное, что только оно, собственно говоря, имеет значение, а последнее, напротив, есть несущественное и безразличное».
В процессе познания мы идем от внешнего к внутреннему: вначале схватываем существенные внешние стороны вещей, потом во внешнем вскрываем внутреннее, т.е. сущность, закон, причину. Таким образом, внутреннее выступает как одна из ступеней научного познания мира; Понять внутреннее в предмете — значит вскрыть присущие ему противоречия. Познание внешнего означает раскрытие того, как обнаруживается внутреннее. Если внутреннее можно понять лишь через внешнее, то истинная природа внешнего может быть понята только при условии понимания внутреннего, глубинного, сущности, которая нам является во внешнем.
* Понятие сущности и явления: Развитие познания есть непрестанное движение мысли от поверхностного, видимого, от того, что является нам, к более глубокому, скрытому — к сущности. Сущность вещей — нечто лежащее за пределами непосредственных восприятий. Понятие сущности близко, но не тождественно понятиям общего, целого, содержания, внутреннего. Сущность — это главное, основное, определяющее в предмете, это существенные свойства, связи, противоречия и тенденции развития объекта. Она не есть нечто неуловимое, самостоятельное, «сидящее» в вещах. Язык образовал ее из сущего, а ее реальный смысл проще выражается понятием «существенное», что значит важное, главное, определяющее, необходимое, закономерное. Любой закон окружающего нас мира есть существенная связь между явлениями. Законы науки суть отражения этих существенных связей.
Явление — это внешнее обнаружение сущности, форма ее проявления. В отличие от сущности, которая скрыта от взора человека, явление лежит на поверхности вещей. Но явление не может существовать без того, что в нем является, т.е. сущности.
Сущность как-то проявляется. В сущности, нет ничего, что не проявлялось бы. Но явление богаче, красочнее сущности хотя бы потому, что оно индивидуализировано и происходит в неповторимой совокупности внешних условий. В явлении существенное связано с несущественным, случайным. Явление может, соответствовать своей сущности или не соответствовать ей, степень того и другого может быть различной. Сущность обнаруживается и в массе явлений, и в единичном существенном явлении. В одних явлениях сущность выступает полно и «прозрачно», а в других наоборот. Диалектический метод мышления позволяет отличать существенное от несущественного, являющегося, усматривая критерий для этого различия в практике. Вместе с тем он указывает на то, что их объективное различие не абсолютно, а относительно. Например, в свое время существенным свойством химического элемента считался атомный вес. Потом выяснилось, что таким свойством является заряд ядра атома, но атомный вес не перестал быть существенным свойством. Оно существенно в первом приближении, являясь сущностью менее высокого порядка, и свое объяснение оно получает через свойство более высокого порядка — заряд ядра атома.
* Видимость, или кажимость и действительность: В процессе чувственного восприятия мы нередко сталкиваемся с тем, что явления кажутся нам не такими, каковы они есть на самом деле. Это и есть видимость, или кажимость. Но видимость не порождение нашего сознания. Она возникает в результате воздействия на субъект реальных отношений в условиях наблюдения. Видимое зависит и от глаз, которые, смотрят. Тот, кто признавал вращение Солнца вокруг Земли, тем самым принимал видимое явление за действительное. Глядя на убегающие вдаль железнодорожные рельсы, можно подумать, что они скрещиваются. Как заметил кто-то из футуристов, мы видим, что у бегущей лошади не 4, а 24 ноги. Категория видимости, или кажимости, выражает, прежде всего, факт несоответствия сущности и ее внешнего обнаружения. Это несоответствие нередко принимает характер явной противоположности. Действительность - в метафизическом смысле бытие того сущего, к которому приложим предикат «действительный», т. Е. действительное бытие сущего. Действительность- то, что реально существует и развивается, содержит свою собственную сущность и закономерность в самом себе, а также содержит в себе результаты своего собственного действия и развития. Понятие действительности употребляется и в смысле лишь наличного, непосредственного бытия: действительность противопоставляется или соотносится с возможностью, т.е. с тем, что существует лишь в качестве зародыша чего-то иного. Например, желудь — это дуб в возможности. Действительность — это то, что уже возникло, осуществилось, что живет и действует. Понятие действительного употребляется и в значении полноты проявления какого-либо качества. Так, о том, кто живет полной, богатой творческой жизнью, говорят: «Это настоящая, действительная жизнь, а не прозябание!» Из анализа категорий сущности, явления и видимости вытекает важный методологический вывод: чтобы правильно понять то или иное событие, разобраться в нем, необходима критическая проверка данных непосредственного наблюдения, четкое различие кажущегося ирреального, поверхностного и существенного. Быть и казаться— это такие стороны объекта, которые требуют постоянного различения, необходимого и в науке, и в искусстве, и в быту, и в личных отношениях.
* Идея причинности и следствия: Когда одно явление при определенных условиях видоизменяет или порождает другое явление, то первое выступает как причина, второе — как следствие. Причинность есть связь, всегда вызывающая к жизни нечто новое, превращающая возможность в действительность, являющаяся необходимым источником развития. Следствие- то, что логически необходимо вытекает из чего-то другого (своего основания). Цепь причинно-следственных связей объективно необходима и универсальна. Она не имеет ни начала, ни конца, не прерывается ни в пространстве, ни во времени.
Принцип причинности имеет огромное значение в научном познании действительности. Первейшей предпосылкой всякого научного исследования всегда было, по мысли М. Планка, предположение, что во всех событиях естественного и духовного мира имеет место закономерная связь, которая именуется законом причинности.
Любое следствие вызывается взаимодействием, по крайней мере, двух тел. Поэтому явление-взаимодействие выступает в качестве истинной причины явления-следствия. Иными словами, характеристика явления-следствия определяется природой и состоянием обоих взаимодействующих тел. Лишь в простейшем частном и предельном случае можно представить причинно-следственную связь как одностороннее, однонаправленное действие. Например, причиной падения камня на Землю является их взаимное притяжение, подчиняющееся закону всемирного тяготения, а само падение камня на Землю — результат их гравитационного взаимодействия. Но поскольку масса камня бесконечно меньше массы Земли, то можно пренебречь действием камня на Землю. И в итоге возникает представление об одностороннем действии, когда одно тело (Земля) выступает активной стороной, а другое (камень)— пассивной. Однако в более сложных случаях нельзя абстрагироваться от обратного воздействия носителя действия, на другие взаимодействующие с ним тела. Так, в химическом взаимодействии двух веществ невозможно вычислить активную и пассивную стороны. Еще более справедливо это при превращениях друг в друга элементарных частиц.
Понимание причинности как одностороннего действия затрудняет понимание развития, его внутреннего источника, состоящего во взаимодействии противоположных сторон внутри данной системы. Временное отношение между причиной и следствием заключается в том, что существует временной интервал в виде запаздывания между началом действия причины (например, взаимодействия двух систем) и началом проявления соответствующего следствия. Какое-то время причина и следствие сосуществуют, а потом причина угасает, а следствие, в конечном счете, превращается в новую причину. И так до бесконечности.
Внутренний механизм «причинения», связанный с переносом материи, движения и информации, есть процесс взаимодействия причины и следствия. Следствие распространяет «щупальца» своего влияния не только «вперед» (в качестве новой причины, рождающей новое следствие), но и «назад», на производящую его причину, видоизменяя, истощая или увеличивая его силы. Взаимодействие причины и следствия именуется принципом обратной связи, который действует во всех самоорганизующихся системах, где происходит восприятие, хранение, переработка и использование информации, как, например, в организме, электронном устройстве и обществе. Без обратной связи немыслимы устойчивость, управление и поступательное развитие системы.
Причина выступает как активное и первичное по отношению к следствию. Но «после этого» не всегда означает «поэтому». Например, день следует за ночью, а ночь — за днем, однако день не есть причина ночи, а ночь не есть причина дня. Причина их взаимно смены состоит во вращении Земли вокруг своей оси.
Познание причинных связей имеет большое значение для жизни человека, общества, развития науки: вся наша уверенность в жизни покоится на признании причинности и закономерности.
* Причинная и функциональная связь: Одним из путей проникновения в причинные связи является изучение функциональных связей. Так, выяснение причин изменения электрической проводимости металла потребовало установления функциональной зависимости, например, между электрической проводимостью и температурой. Познание причин болезней связано с уяснением нарушений соответствующих функций организма. Функциональная связь — это такая зависимость явлений, при которой изменение одного явления сопровождается изменением другого. Функциональными важнейшими связями применительно к экономике являются связи между накоплением и потреблением, национальным доходом и капитальными вложениями, производством средств, производства и производством предметов потребления.
С помощью функциональных зависимостей могут выражаться закономерные связи сосуществующих свойств и явлений. В этом случае имеет место обратимость, т.е. возможность перестановки местами независимых переменных и зависимых от них функций. Таковы соотношения между радиусом и площадью круга, между давлением и объемом газа в замкнутом сосуде.
Посредством функциональных связей могут описываться также законы, характеризующиеся необратимостью связей.
Функциональный подход особенно важен, когда предметом изучения являются процессы, внутренний причинный механизм которых пока неизвестен и выступает как своего рода «черный ящик». Когда же мы хотим объяснить какое-либо явление, нам приходится ставить вопрос о причине.
В науках, особенно естествознании, различают полную причину и причину специфическую, главную и неглавную. Полная причина — это совокупность всех событий, при наличии которых рождается следствие. Установление полной причины возможно только в довольно простых событиях, в которых участвует сравнительно небольшое число элементов. Обычно же исследование направлено на раскрытие специфических причин события. Специфическая причина — это совокупность ряда обстоятельств, взаимодействие которых вызывает следствие. При этом специфические причины вызывают следствие при наличии многих других обстоятельств, уже имевшихся в данной ситуации до наступления следствия. Эти обстоятельства составляют условия действия причины. Специфическую причину определяют как наиболее существенные в данной ситуации элементы полной причины, а остальные ее элементы выступают в роли условий действия специфической причины. Бывает так, что причиной события выступает сразу несколько обстоятельств, каждое из которых необходимо, но недостаточно для наступления явления. Главная причина — это та, которая из всей совокупности причин играет решающую роль.
Причины бывают внутренними и внешними. Внутренняя причина действует в рамках данной системы, а внешняя причина характеризует взаимодействие одной системы с другой. Так, развитие производства является внутренней причиной движения человеческого общества. Существенное значение имеют и внешние причины, такие, как взаимодействие организма и среды, общества и природы, взаимоотношения государств.
Причины могут быть объективными и субъективными. Объективные причины осуществляются помимо воли и сознания людей. Субъективные причины заключены в целенаправленных действиях людей, в их решимости, организованности, опыте, знании.
Следует различать непосредственные причины, т.е. те, которые прямо вызывают и определяют данное действие, и опосредованные причины, которые вызывают и определяют действие через ряд промежуточных звеньев. Например, человек получил сильную психическую травму. Ее действие может сразу не сказаться. Но по прошествии многих лет влияние этой травмы при соответствующих условиях выразилось в определенном симптоме болезни. Это опосредованная причина.
Причина, условия и повод. Для того чтобы причина вызвала следствие, требуются определенные условия. Условия — это явления, необходимые для наступления данного события, но сами по себе его не вызывающие. Если сами по себе условия не могут вызвать соответствующего следствия, то без них причина бессильна. Причину необходимо отличать от повода — внешнего толчка, способствующего проявлению причины. Так, убийство австрийского эрцгерцога в Сараево привело в действие причины Первой мировой войны.
* Диалектический и механистический детерминизм: Детерминизм — это философский принцип, согласно которому явления природы, общества и сознания связаны друг с другом естественной причинной связью и обусловливают друг друга. Причина, обусловленность бесконечна: не может быть ни первой (т.е. беспричинной) причины, ни последнего (т.е. беспоследственного) следствия.
Диалектический детерминизм исходит из признания многообразия типов причинных связей в зависимости от характера закономерностей, действующих в данной сфере явления. Он несовместим с механистическим детерминизмом, который трактует все многообразие причин лишь как механическое взаимодействие, не учитывая качественного своеобразия закономерностей различных форм движения. Отрицая объективный характер случайностей, он ведет к фатализму. Такой детерминизм применим при некоторых инженерных расчетах машин, мостов и других сооружений. Однако с данных позиций нельзя объяснить, например, закономерности поведения микрочастиц, биологические явления, психическую деятельность, общественную жизнь.
Причинность и целесообразность. Издавна существует воззрение, согласно которому все в природе устроено целесообразно и всякое развитие является осуществлением заранее предопределенных целей. Эта позиция называется телеологией (от греч. teleos — цель и logos — учение). В доказательство своих взглядов сторонники телеологии обычно приводят факты целесообразного строения организмов в природе. Стоит только, говорят они, присмотреться к устройству крыла какой-нибудь бабочки, поведению муравья, крота, рыбы, чтобы убедиться, насколько целесообразно все устроено. Наиболее наивной и грубой формой выражения телеологии является утверждение, что, например, кошки, созданы для того, чтобы пожирать мышей, а мыши — чтобы служить пищей для кошек. Мухи, по едкому замечанию Вольтера, рождаются для того, чтобы их съедали пауки, а люди — для того, чтобы их глодали скорби. Целью всего процесса эволюции животного мира является человек, а животные созданы для того, чтобы человек оказался в благоприятных условиях жизни.
Изменения в мире животных и растений обусловлены взаимодействием их с условиями жизни. Если эти изменения оказываются полезными для организма, т.е. помогают ему приспособиться к среде и выжить, то они сохраняются в результате естественного отбора, закрепляются наследственностью, передаются из поколения в поколение, образуя то целесообразное устройство организмов, ту приспособленность к среде, которые так часто поражают воображение людей. Углубляющееся познание выходит за рамки простого установления причинных отношений. Оно проникает в связи вещей и с других сторон. Отношения между причиной и следствием могут выступать как в форме необходимости, так и случайности.
* Необходимое и случайное: Нет таких сил, которые остановили бы движение небесных тел и развитие материи. Невозможно повернуть историю вспять. Люди давно подметили, что события в природе и обществе совершаются с неумолимой силой. Из этого делались и верные, и неверные выводы. Что бы ни случилось с человеком, люди говорят: «Чему быть, того не миновать». Вера в судьбу — фатализм — базируется на том положении, что в мире, в жизни человека все заранее предписано и предопределено. Были философы, которые считали, что в мире абсолютно все свершается с необходимостью: все, что мы наблюдаем, не может быть иначе, чем оно есть.
Из правильного положения о причинной обусловленности явлений природы и общества многие ученые и философы делали неверный вывод о том, что в мире есть только необходимость, а случайных явлений нет. Так, Б. Спиноза утверждал, что случайным явление называется исключительно по причине недостатка наших знаний. В подобном утверждении отождествляются два разных понятия: необходимость и причинность. Случайные явления причинно обусловлены. Но от этого случайные явления не становятся необходимыми. Не все, что возникает, возникает по необходимости. Случайности в объективном мире принадлежит определенная, хотя и ограниченная, роль. Она обладает своей долей права. Если необходимость выражает лишь существенные связи, тенденции, то на жизнь каждого индивидуального предмета влияют и существенные, и множество иных связей и тенденций. Случайность не имеет своего основания в существенных свойствах и отношениях объекта. Она не есть нечто исторически подготовленное ходом развития данного объекта. Случайность — это то, что в данных условиях может быть, но может и не быть, может произойти так, но может произойти и иначе.
Случайность может быть внешней и внутренней. Вот пример внешней случайности. Человек наступил на арбузную корку и упал. Налицо причина падения, но она не вытекает из логики поступков упавшего. Он мог и не упасть. Здесь случай как бы врывается извне в нормальное течение человеческих действий.
Что такое внутренняя случайность? Согласно теории Ч. Дарвина, незаметные случайные изменения организмов, полезные для них, закрепляются наследственностью, усиливаются в ходе эволюции и приводят к изменению вида. Внутренние случайности вытекают из самой природы объекта, они являются как бы «завихрениями» самой необходимости.
В окружающем мире и в жизни людей совершаются и необходимые, и случайные события. Отрицание объективной случайности ложно и вредно с научной и практической точки зрения. Признавая все одинаково необходимым, человек оказывается неспособным отделить существенное от несущественного, необходимое от случайного. При таком взгляде сама необходимость низводится до уровня случайности. Необходимость — это такое развитие явлений, которое с неизбежностью вытекает из внутренних, существенных свойств, взаимоотношений этих явлений. Если случайное имеет причину в другом — в пересечении различных причинно-следственных связей, то необходимое имеет, быть может, причину в самом себе.
Необходимость также бывает внутренней и внешней, т.е. порожденной собственной природой объекта или стечением внешних обстоятельств. Она может быть характерной для множества объектов или единичного объекта. Необходимость — это существенная черта закона. Как и закон, необходимость может быть динамической и статистической.
Неверно думать, будто явления могут быть только необходимыми либо только случайными. Диалектика необходимости и случайности состоит в том, что случайность выступает как форма проявления необходимости и как ее дополнение. Следовательно, случайности имеют место и в лоне необходимости. Почему необходимость проявляется в виде случайности? Общее, закономерное проявляется только через единичное, а в «лепке» единичного, как уже говорилось, принимает участие бесчисленное множество обстоятельств, накладывающих на него печать неповторимости. Случайности оказывают влияние на ход развития необходимого процесса, ускоряя или замедляя его, и сами превращаются в необходимость:
Случайность находится в многообразных связях с необходимостью, в силу которых в форме случайности проявляется необходимость, и граница между случайностью и необходимостью никогда не бывает закрыта. Однако главное направление развития определяет именно необходимость.
Учет диалектики необходимости и случайности — важное условие правильной практической и творческой деятельности. Человек не должен делать ставку на случайное, но вместе с тем нельзя упускать благоприятные случайности. Немало научных открытий и изобретений в технике осуществлено в силу благоприятного стечения случайных обстоятельств. Как бы ни были рассчитаны наши поступки, они связаны с тем, что мы что-то оставляем на долю случая. Пожарные лестницы на домах, страхование жизни и имущества, усиленное дежурство медицинского персонала в праздничные дни и т.д. — все это рассчитано на возможную случайность.
Задача научного познания заключается в проникновении через видимые случайные связи в необходимые. Но наука улавливает не только необходимое, она учитывает и случайное.
Возможность, и вероятность: Прежде чем дать определение возможности необходимо напомнить, что действительность есть процесс, и для нее существен внутренний, скрытый момент возможностей — этих своего рода «надежд» бытия. Всякое изменение объекта есть переход от возможности к действительности. Бытие возможности связано с изменением, развитием. Вне этого немыслимы никакие потенции, зародыши, стремления, тенденции, составляющие суть возможности. Возможность — это будущее в настоящем, это то, чего не существует в данной качественной определенности, но что может возникнуть и существовать, стать действительностью при определенных условиях.
Во времени возможность предшествует действительности. Но действительность, будучи результатом предшествующего развития, является в то же время исходным пунктом дальнейшего развития. Возможность возникает в данной действительности и реализуется в новой действительности. Наличное бытие, «непосредственная действительность содержит в себе зародыш чего-то совершенно другого. Сначала это другое есть только возможность, но эта форма затем снимает себя и превращается в действительность. Эта нова действительность, которая таким образом рождается, есть подлинно внутреннее непосредственной действительности, которое пожирает последнюю».
Сторонники механистического детерминизма полагают, что все существующее полностью предопределено прошлым точно так же, как будущее предопределено настоящим. Подобно тому, как росток содержит в себе всю природу дерева: его форму, цвет, вид и вкус плодов, так и газопылевое облако, породившее Солнце, планеты и нашу Землю, уже заключало в себе всю последующую историю Солнечной системы, в том числе голубые глаза, румяные щеки и все прочие особенности конкретного человека. Это значит, что все дано разом, что будущее можно прочесть в настоящем. Но если бы все возможности были даны раз и навсегда, и никаких новых возможностей в развитии не могло бы возникнуть, тогда миру грозило бы неизбежное истощение возможностей, и он походил бы на известного бальзаковского героя из «Шагреневой кожи», дни и часы которого сокращались с выполнением каждого желания.
На самом деле развитие — это не просто развертывание свитка готовых возможностей. Как вследствие, имеется нечто большее, чем в причине, так и в действительности постоянно рождаются все новые и новые возможности. Живое, например, возникает из предпосылок, не имеющих свойств живого. Известно, что любая причина определяет лишь непосредственно вытекающее из нее следствие и не ответственна за то, что вызовут к жизни сами эти последовательные следствия, становясь причиной в отдаленном будущем. Подобно этому, и каждое данное состояние вещей определяет не все последующие, а лишь непосредственно из него вытекающее. В силу этого отдаленное будущее станет таким, каким оно и не «снится» настоящему. «Туман будущего» объективно «сгущается» по мере его удаления от настоящего.
Как скрытые тенденции, выражающие различные направления в развитии объекта, возможности характеризуют действительность с точки зрения его будущего. Чтобы возможность перешла в действительность, необходимы два фактора: действие определенного закона и наличие соответствующих условий. Любая система заключает в себе больше возможностей, чем может реализовать. Любой живой организм обладает возможностью воспроизвести колоссальное потомство: микроорганизмы могли бы в течение нескольких дней дать массу живого вещества, во много раз превышающую массу земного шара. Но огромное число возможностей остается неосуществленным. А разве человек реализует все свои возможности? На пути к реализации каждой возможности лежит множество препятствий, происходит борьба между ними. Жизнь производит как бы отбор одних и браковку других. Все, что существует в действительности, — результат этого отбора. Всегда ли он удачный — это другой вопрос. Жизнь постоянно создает коллизии между тем, что есть, и тем, что должно быть. Все в мире пронизано противоречиями. Это относится и к возможностям, которые могут быть как прогрессивными, так и реакционными.
В природе превращение возможности в действительность происходит в целом стихийно. Совсем иное дело в человеческом обществе. Историю делают люди. От их воли, сознания, активности зависит очень многое.
Вероятность — это мера возможности, степень реализации данного события приданных условиях и при данной закономерности. Например, вы бросаете монету. Пока монета не брошена, в ней заключены две возможности: «орел или решка». Каждый опыт бросания реализует случайно какую-то одну возможность. И лишь колоссальное число опытов бросания реализует равное распределение вероятностей. Стопроцентная вероятность или необходимость — это полная достоверность события. Отсутствие всякой вероятности — это полная недостоверность, или невозможность, события. Между этими крайними полюсами располагается шкала различных степеней вероятности, исчисляемых математической теорией вероятностей. Необходимость существует не только в форме уже реализованной возможности, актуально, но и потенциально. В историческом процессе бывает несколько возможностей. Люди борются за реализацию различных возможностей, но исторический процесс, в конечном счете, приходит к однозначной исторической необходимости. Превращение возможности в действительность обусловлено тем, насколько необходима реализация именно этой возможности. Необходимость превращения возможности в действительность может усиливаться или ослабляться до полного истощения, что связано с изменением условий.
Вероятностная связь данных событий выявляется при многократном повторении данных условий. Вероятность — это свойство множества событий. В малом числе бросаний монеты и тем более в единичном действии невозможно предсказать, что выпадет. Здесь царствует случай. Но его власть как бы передается статистическому закону: когда количество бросаний достигает, например, 24 000, обе возможности реализуются с одинаковой необходимостью. Монета симметрична. Это и есть основная причина равнодействующей.
Устойчивость осуществления некоторых случайных возможностей при массовых явлениях поражает наше воображение, а у некоторых вызывает какое-то мистическое чувство роковой предопределенности и неумолимой власти чисел.
Статистическая закономерность, существующая объективно в массе единичных явлений с ее специфическим взаимоотношением между необходимым и случайным, единичным и общим, целым и его частями, причиной и следствием, возможным и вероятным, является той объективной основой, на которой воздвигается могучее здание статистических методов научного познания мира. Методы теории вероятностей и непосредственно связанные с ними статистические методы активно применяются буквально во всех областях современной науки. Еще в рамках классической физики сложилась статистическая физика, а в квантовой механике вероятностные принципы приобрели фундаментальное познавательное значение. Теория информации, лежащая в основе кибернетики, базируется на теории вероятностей. Биологи, экономисты, социологи, инженеры широко пользуются вероятностными методами. Возникла и интенсивно развивается специальная отрасль логической науки — вероятностная логика.
Практика, философские размышления и теория вероятностей говорят о том, что возможности могут быть реальными, конкретными, и формальными, абстрактными. Реальная возможность — это закономер-ная тенденция развития объекта. При данных условиях она может реализовываться. Абстрактная возможность — это несущественная тенденция развития предмета, которая может превратиться в действительность лишь при весьма случайном стечении обстоятельств. В ее пользу можно привести только формальные основания.
Формальная возможность потому формальна, что она может осуществиться только при отсутствии всех других возможностей и только, при отвлечении от них она может рассматриваться как возможность. Огромная масса формальных возможностей никогда не превращается; в действительность. Вполне реальная возможность может оказаться упущенной или объективно нереализованной в силу каких-то обстоятельств. Она превращается в формальную возможность. Вместе с тем формальная возможность может превратиться в реальную. Например, возможность полета человека в Космос была лишь формальной, а теперь она стала реальной.
В общественных явлениях возникают совершенно другие типы противоречий и формы их разрешения: между обществом и природой, производством и потребностями людей, между различными партиями, между государствами, между старым и новым во всех их проявлениях. Общественные противоречия могут иметь либо антагонистический, либо неантагонистический характер.
Объективная противоречивость бытия и мышления находит свое выражение в противоречивости процесса познания человеком действительности. Уже сам по себе факт констатации противоречий в науке представляет собой выявление и постановку проблемы, что имеет огромное значение для развития познания. Не бойтесь противоречий, говорил Клод Бернар: каждое противоречие таит в себе зачаток открытия.
Единственный способ преодолеть противоречия, возникающие перед теоретическим мышлением, — найти их более глубокую основу, выявить переход одной противоположности в другую и раскрыть определяющие моменты этого диалектического перехода.
Основные понятия:
бытие человека; философская антропология; ценностные формы знания; космоцентризм; антропоцентризм; социоцентризм; теоцент-ризм -провиденциализм; идея креационизма; ренесансный гуманизм; позиция разумного эгоизма; ригористическая этика; категорический императив Канта; феномен отчуждения; деятельностная парадигма; антропосоциогенез; факторы антропосоциогенеза; человек; личность; дух; душа; тело; биологическое и социальное смысл жизни; сознание.
Бытие человека представляет собой синтез всех известных основных форм бытия: природного, социального и духовного, и потому является суперсложным объектом исследования для науки и философии. “В человеке, - писал Н. Бердяев,- пересекаются все круги бытия”.
Частные проявления и свойства человека изучают естественные и гуманитарные науки (биология, меди цина, психология, социология и др.). Наука исследует человека предметно, с определенной стороны. Философия же всегда стреми лась к постижению его особой целостности, прекрасно понимая, что про стая сумма знаний частных наук о человеке не дает искомой сущ ности, и потому всегда пыталась выработать собственные средства познания человека и с их помощью выявить его место в мире. Философскую программу постижения человека сформулировал еще Сократ: “Познай самого себя и ты познаешь Вселенную”. И. Кант, в свое время, пришел к выводу, что в философии существует всего четыре вопроса, на которые она призвана ответить: Что я могу знать? Что я должен делать? На что я могу надеяться? Что такое человек И сводятся все эти вопросы по их сути к одному: что такое человек?
Но что же такое человек? На первый взгляд, этот вопрос ка жется совершенно простым: кто же не знает (пусть интуитивно, хотя бы поверхностно, на житейском уровне), что такое человек?! Однако если бы явление человека и его сущность совпадали, то всякое исследование его было бы излишне. Но, как говорил испанский философ X. Ортега-и-Гассет, философия оправдана тем, что выходит за пределы очевидности, раскрывая неисчерпемую сложность человеческого бытия. Не случайно столь многообразны и различны образы человека, представления о его сущности у разных мыслителей.
Д. Дидро считал человека высшей ценностью, единственным создателем всех достижений культуры на Земле, разумным центром Вселенной, тем пунктом, от которого все должно исходить и к которому все должно возвращаться. У. Шекспир устами Гамлета говорит: “Что за мастерское создание — человек! Как благороден разумом! Как беспределен в своих способностях, обличиях и движениях! Как точен и чудесен в действии! Как он похож на ангела глубоким постижением! Как он похож на некоего Бога! Краса вселенной! Венец всего живущего!”
“Что же это за химера – человек - восклицал Блез Паскаль в своих знаменитых “Мыслях”. – Какая невидаль, какое чудовище, какой хаос, какое поле противоречий, какое чудо! Судья всех вещей, бессмысленный червь земляной, хранитель истины, сточная яма сомнений и ошибок, слава и сор вселенной. Кто распутает этот клубок ...Узнай же, гордый человек, что ты – парадокс для самого себя. Смирись, бессильный разум! Умолкни, бессмысленная природа, узнай, что человек бесконечно выше человека... Опасное дело – убедить человека, что он во всем подобен животному, не показав одновременно и его величия. Не менее опасно убедить его в величии, умолчав о низменности. Ещё опаснее – не раскрыть ему глаза на двойственность человеческой натуры. Благотворно одно – рассказать ему и о той стороне, и о другой. Человек не должен приравнивать себя ни к животным, ни к ангелам, не должен и пребывать в неведении о двойственности своей натуры. Пусть знает, каков он в действительности”10.
Следует прямо сказать, что, хотя многое в человеке уже осмыслено (и конкретно-научно, и философски), еще немало оста ется загадочного и невыясненного в самой сущности человека. (Это и понятно: человек — это вселенная во Вселенной, микрокосм в структуре макрокосма! И в нем не меньше тайн, чем в мироздании. Более того, человек — это главная тайна мироздания. И если мы говорим о неисчерпаемости для познания материального мира, то тем более неисчерпаем чело век — венец развития природы. Загадочность этого феномена становится тем больше, чем больше мы пытаемся проникнуть в нее. Однако бездна этой проблемы не только не отпугивает от нее, а, напротив, все сильнее притягивает к себе, как магнит.
Человечество всегда стремилось к построению целостного фи лософского образа человека. Философское учение о человеке, представленное множеством идей и концепций, называется философской антропологией. Оно зародилось в древности, и приобрело особую актуальность в современной духовной ситуации.
Ни в одну прежнюю эпоху взгляды на происхождение и сущность человека не были столь неопределенными и многообразными, как в нашу. За последние десять тысяч лет истории, писал виднейший представитель философской антропологии ХХ века Макс Шелер, наша эпоха – первая, когда человек стал совершенно проблематичен. Он больше не знает, что он такое, но в то же время знает, что он этого не знает.
В течение ХХ века и особенно на рубеже третьего тысячелетия обостряется интерес к проблеме человека. Осуществляемый в настоящее время цивилизационный поворот, трансформация индустриальной, техногенной цивилизации в информационное, антропогенное общество резко повышают роль человеческой индивидуальности, творческого начала в человеке в развитии всех сфер общества. Как отражение этих императивов современной эпохи сегодня во всей мировой философии происходит “антропологический поворот”.
В чём же заключается специфика философского знания о человеке? Философия как стержень мировоззрения выражает отношение человека к миру. Это не просто знание, но знание, облаченное в ценностные (значимые для человека) формы. Она исследует не мир, как таковой, а смысл бытия человека в мире. Человек для нее не просто объект, вещь среди вещей, но субъект, способный к изменению мира и самого себя. Именно поэтому философия рассматривает человека в мире и мир в человеке. Опираясь на конкретно-научное знание о человеке, она исследует его в более широком культурно-историческом контексте, рассматривая уникальные особенности, которые присущи только человеку и никому более.
Философский подход к человеку предпола гает выявление его сущности, конкретно-исторической детерминации форм его активности, раскрытие различных исторически существовавших форм его бытия. Философия выявляет место человека в мире и его отношение к миру, анализирует вопрос о том, чем человек может стать, развертывая свои возможности, каково в нем соотношение биологического и социального, что такое человек как личность, какова структура личности, в чем суть социально-психологических типов личности и т.п.
Человек оказывается проблемой для самого себя, когда задает себе вопрос о смысле собственного существования, о границах своего бытия, об отличии от себе подобных, от всех живых существ. Лишь проблематизируя основы собственной жизни, человек действительно становится человеком. Сократовское “познай самого себя” – это не призыв к решению какой-то конкретной задачи, имеющей однозначный и окончательный ответ, а установка на постоянное задавание и решение этого вечно актуального вопроса всей человеческой жизни.
Проблема человека не является чисто теоретической проблемой, для размышления над которой выкраивается время на досуге; это практическая, жизненная проблема для каждого человека. Как только он перестает размышлять об этом, он перестает быть собственно человеком, превращается в вещь-объект, застывает в определенных границах, срастается с определенной социальной ролью, функцией, перестает быть самим собой.
Активный интерес к проблеме человека сегодня обусловлен прежде всего потребностью осмыслить и решить жизненно важные проблемы современности: катастрофическое разрушение природной среды человеческого существования; неожиданное распространение новейших пандемий, грозящих опустошить Землю; накопление ядерных вооружений; перспективы генной инженерии, клонирования; изобретение препаратов изменяющих личность, болезненная острота психологических проблем; стремительные изменения в социальной сфере и привычных формах общественной жизни – всё это рождает ощущение тотальной незащищенности человека, возможной гибели всего человечества. К сожалению, в ХХ веке возникли предпосылки, ведущие к истощению “культурного гумуса” (“гумус” в почвоведении обозначает плодородие почвы), утрате человечности, гуманности в человеке. Расовая и религиозная нетерпимость, культы насилия и техники, “массовая культура”, секс и порнография, наркомания и алкоголизм, зоологическая агрессивность – все это бросает вызов человеческой культуре. А две мировые войны, уничтожившие миллионы людей, концентрационные лагеря и газовые камеры, оружия массового поражения, современный международный терроризм ... Все эти трагические коллизии есть результат не природных стихий или злого провидения, а человеческой деятельности. Стало очевидно, что историческое развитие общества обречено на неопределенность будущего и это подвело человечество к своеобразному футурологическому “шоку”: страх перед неопределенностью в жизни, утрата смысла своего существования, снижение уровня самооценки и духовная апатия. Поэтически это выразил И. Губерман:
“Двадцатый век настолько обнажил
Конструкции людской несовершенство,
Что явно и надолго отложил
Надежды на всеобщее блаженство”.
Философская антропология как философия человека – это попытка разбудить человека, повернуть его от мелочных повседневных дел и забот к размышлениям о собственной сути, предназначении, смысле жизни и истории человечества; это философское учение о спасении человека: как жить человеку, чтобы остаться человеком, как сохранить свое человеческое достоинство перед постоянными социальными потрясениями и катаклизмами, перед неизбежностью смерти.
Известно, что в различные исторические эпохи эта проблема “высвечивалась” неодинаково: менялись приоритеты и аспекты ее осмысления. Философская мысль в определенные периоды то растворяла человека в природе (космоцентризм - натурализм) или в обществе (социоцентризм), то относилась к нему как существу самодовлеющему, противопоставляя его природному и социальному миру (антропоцентризм) или ставила его в полную зависимость от божественного провидения (теоцентризм-провиденциализм).
В каждую эпоху человек исторически своеобразен - он таков, какова эпо ха, которую люди сознательно или бессознательно создают. Вместе с тем от эпохи к эпохе человек сохраняет свои общие черты: способность к труду и мышлению, общественный характер своей жизнедеятельности, взаимодействие с природой, способность к художественному освоению мира, нравственную жизнь и др. Сохраняя эти черты и вместе с тем непрерывно развиваясь, человек остается вечной проблемой для самого себя. Поэтому вопрос: "Что такое человек?", "В чём сущность человека?" проходит через всю историю философии и оказывается центральным в современных дискуссиях о человеке. В разные времена мыслителям казалось, что они близки к разгадке "вечной" тайны, но она ускользала, растворялась, порой превращалась в свой антипод, чтобы появится вновь на качественно новом витке человеческого познания. Поэтому попытка разобраться в современных взглядах на природу и сущность человека окажется бесплодной без, хотя бы, краткого анализа вопроса в истории философской мысли.
Проблема человека в истории философии, пишет академик И.Т.Фролов, решалась, как правило, с помощью методов, образующих некоторую "дополнительность": идеалистических, абсолютизирующих духовное начало в человеке, и натуралистических, придающих первостепенное значение природно-биологическим его особенностям. Этот дуализм души и тела - извечная тема философских трактатов о человеке. Вместе с тем, проблема человека ставилась еще и как вопрос о внутренних и внешних (природа, социальная среда, воспитание...) факторах, определяющих самое существо человека.
Но нельзя сводить философские поиски к однолинейному противопоставлению материализма и идеализма, иначе мы ничего не поймем в антропологической проблематике древнеегипетской, древнеиндийской, древнекитайской и др. философии.
Уже в Древнем Египте обнаруживается эта "антропологическая направленность" философской мысли. Традиционные представления о "вечной жизни" в потустороннем царстве контрастируют с представлениями, ориентирующимися на земные деяния. В "Песне арфиста" и "Беседе разочарованного со своим духом", особенно ярко выражено стремление отразить внутренний мир человека, его мысли и настроения в их противоречиях. На антропологические знания Древнего Египта, конечно, оказали влияние естественнонаучные знания эпохи об анатомии человека, кровообращении и др., но все это облекалось в основном в религиозно-мифологические формы, отражающие примат духовного, божественного начала. Подобные тенденции развивались и в Древнем Вавилоне, что получило свое отражение в литературном памятнике "Разговор господина и раба о смысле жизни".
Неповторимый пласт философско-антропологической мысли дала человечеству индийская философия. С ведической литературы, где философские идеи тесно переплетены с религией и мифологией ведет свое начало вопрос о высшем назначении человека, о путях его духовного развития в вечном круговороте различных воплощений. Сущность первоосновы человеческого бытия в Упанишадах (философской части Вед) составляет единство духовного и телесного начала, чтобы достичь своего предназначения в мире, человек должен проявить активность и жить согласно законам, предусмотренным свыше. Впоследствии в философских учениях индуизма и буддизма наряду с другими вопросами стали рассматриваться различные состояния человеческой психики, специфика чувств, первопричина человеческой деятельности, нравственные нормы поведения людей и т.д.
Эта традиция - обращенность к человеку, социально-этическим проблемам - была заметно выражена и в древнекитайской философии.
В ней человек и мир рассматриваются как нечто целое, как единая система живой организации, где все взаимосвязано и взаимообусловлено. Вместе с тем, по Конфуцию, назначение человека в эволюции мира - привести все существа к совершенству, гармонии. К высотам своего развития, считал он, мир идет через человека. В социально-этическом плане конфуцианство явилось учением о том, как подчинить человека государству-обществу и господству аристократии. Этому соответствовало и конфуцианское представление о гуманизме. Человек в древнекитайских учениях выступал не как индивид, а как часть некоей социальной общности, лишь постепенно "человек вообще" обретал свою индивидуальность. Конфуцианство получило развитие в представлениях Мо-цзы о врожденных качествах (в частности, добра) у человека. У Мо-цзы, Сюнь-цзы и представителей школы легистов содержались идеи о преобразующей активной роли деятельности человека, о значении воспитания. Специфическое понимание уникальной природы человека содержалось в даосизме, где она объявлялась непознаваемой, т.к. подвержена скоротечной изменчивости.
Таким образом, даже фрагментарное изложение развития антропологической проблематики на Древнем Востоке свидетельствует об известной традиции, получившей органичное продолжение на Западе. И на Востоке, и на За паде в общих мировоззренческих учениях о бытии отчетливо прослеживается главное в философии — ее обращенность к человеку, хотя это по-разному проявлялось в различных философских школах.
В античной философии человек рассматривался, с одной стороны, как органическая часть природы, космоса (с позиций космоцентризма), а с другой - либо как существо, производное от объективного бытия вечных идей и идеальных сущностей, либо как нечто самоценное и первоосновное.
Уже представители Милетской школы (6 - 5 вв. до н. э.) высказывали догадки об естественном эволюционном характере возникновения и развития человека. Так, согласно Анаксимандру, первый человек произошел от “животных другого вида”. Демокрит полагал, что членораздельная речь возникла в ходе общения живых существ между собой и их деятельного отношения к миру. В рамках подобных представлений о развитии человеческого существа формировалось и новое понимание природы души человека, которая стала соотносится не только с телесной субстанцией, но и, как это было, например, у Гераклита, с логосом, т.е. порядком, законом, мышлением, идеальной сущностью. Важное место занимают проблемы человека в учении софистов. Через столетия прошло крылатое выражение софиста Протагора: “человек - есть мера всех вещей”, согласно которому человек - это главный критерий всего существующего. Однако только в философии Сократа проблема человека переместилась в центр исследования, став основной. Сократ размышлял о состоянии добра и зла в обществе, ратовал за добродетельную жизнь людей, отстаивал идеи нравственного поведения и необходимости целостного развития личности. Целью познания, согласно учения Сократа является, прежде всего, самопознание.
Принципы познания человека, выдвинутые софистами и Сократом, были использованы с противоположных позиций Демокритом и Платоном. У материалиста Демокрита природа человека определяется объективными процессами космоса, но она оказывается и результатом воспитания, обучения. Натуралистическая концепция человека была развита в дальнейшем в философии Эпикура и Лукреция, которые утверждали земное видение человека.
В философии объективного идеализма Платона природа человека определяется объективным миром идей, который относится к материальной действительности (миру вещей) как абсолютное бытие к возникновению. Дуализм души и тела, их вражда составляют, по Платону, то, что определяет сущность и существование человека. Платоновские идеи о человеке исходят из представления о бессмертии души, гармония которой не на рушается благодаря господству в ней разумного нравственного начала. Поэтому в своей социальной утопии Платон придавал большое значение воспитанию аскетических нравственных принципов.
Дальнейшее осмысление проблемы человека в древнегреческой философии мы находим у ученика Платона Аристотеля, который стре-мился преодолеть дуализм души и тела и соединить космологически-натуралистический и религиозно-этический подходы. Человек пред-ставляется Аристотелем как вер шина мировой иерархии: он, с одной стороны, внутренне связан с природой, а с другой - противостоит ей, поскольку обладает душой, которая хотя и является "формой тела", но определяется как разумная, "высшая форма". Человек как "социальное животное" обнаруживает это свое качество, по Аристотелю, лишь в государстве.
Образ человека, который сложился у античных мыслителей космоцентричен. Античные философы рассматривают человека как часть Космоса, своеобразную Вселенную – “малый космос” - микрокосмос, как аналог и воспроизведение законов макрокосмоса – всей Вселенной. Человек и его душа – это “эхо и символ Вселенной”. Этим подчеркивалось что человеческая душа может быть столь же богатой и неисчерпаемо разнообразной как и Вселенная, которую мы наблюдаем. “Душа, - отмечал Аристотель,- есть в известном смысле все”. Античные греки открывают “душу”, но понимают под ней нечто квазителесное, скрытое внутри тела и приводящее его в движение. Поэтому душой обладает не только человек, но и животное, и растение. Не случайно Аристотель относит науку о душе - психологию, к биологии.
Человеческий разум понимался как отражение и воплощение Вселенского разума-закона – Логоса. Логос как космическая Мысль мыслит через человека. Для грека человек мыслит всем телом, а следовательно, для того, чтобы хорошо мыслить, надо уметь хорошо бежать, хорошо метать диск, хорошо стрелять из лука, хорошо бороться. Поэтому для него естественно то, что достаточно дико для нас: величайший философ мог, одновременно, быть олимпийским чемпионом.
Тот, кто живет в согласии с самим собой, со своим внутренним “демоном” (совестью), состоит в гармонии с Вселенной-универсумом, ибо и строй Вселенной, и строй человека есть не что иное, как различные проявления одного и того же общего фундаментального принципа мироздания. Исходя из принципа космоцентризма греко-античный человек чувствовал себя в полном равновесии с мирозданием и знал, что никакая внешняя сила не может нарушить его.
Древнеримский философ стоик Марк Аврелий показал, что сущность человека не зависит от внешних обстоятельств. Главное в нём – внутренняя установка души. Заслуга стоической концепции человека в том, что она дала индивиду одновременно и глубокое чувство гармонии с природой и чувство моральной независимости от неё.
Стремясь постичь природу и специфику человека, мыслители античности связывали ее с обществом, указывая на разумность, социальность, человечность как характерные черты людей. Они впервые высказали и обосновали идею о природном равенстве всех людей, вывод о счастье и благе как цели человеческой жизни, сформировали рационалистический подход в трактовке и исследовании человека.
Высказанный софистом Протагором тезис “человек есть мера всех вещей” наиболее ярко представляет гуманистическую позицию античной философии в понимании человека. С тех пор идея гуманизма сопровождает человечество на всем пути его общественного, социокультурного развития.
Если античный образ человека космоцентричен, то средневековый - теоцентричен. В средние века в христианской философии человек провозглашался составной частью миропорядка, исходящего от Бога, творением Божьим (идея креационизма). Понять этот образ, значит, прежде всего, погрузиться в ритмы исходных представлений ранних христиан, воплощенных в образе святого. Человек Средневековья не верит в себя, он верит в Бога. Его глаза обращены к потустороннему миру – это для него подлинный, духовный мир. Посюсторонний, земной мир, как и сам человек, рассматриваются не как самостоятельная реальность, а лишь как момент движения человека к Богу. Сам же по себе этот мир - юдоль греха и печали.
Человек был создан Богом по образу и подобию Божию, и в своем первоначальном состоянии был равен своему прототипу. Но все это утрачено им после грехопадения, когда он вкусил плод с древа познания добра и зла. С этого момента первозданная мощь и чистота его разума померкла и вернуться к ней своими силами человек не может для этого нужна Божественная благодать. Разум человека слаб, он не может указать нам путь к ясности, истине и мудрости, пока он не просвещен особым Божественным откровением. Поэтому человек не может доверять себе. Огромное значение придается промыслу Божьему, проявлению “божественной воли” во всех событиях в мире. Считается, что человек не может самостоятельно добыть знание, оно открывается ему в откровении. Не может он и преодолеть свою греховную природу без Божьей благодати, способной, по выражению Л. Шестова, бывшее сделать не-бывшим, сжечь грех.
Подобным образом противопоставлены друг другу бессмертная душа и смертная плоть человека. Заботиться нужно только о спасении души, в том числе и при помощи ущемления тела. Двигателем человеческого существа является душа, устремленная к Богу. Но природа человека двойственна, противоречива, он есть полузверь-полуангел.
И потому душа человека - арена постоянной борьбы между низменными страстями и возвышенными помыслами, ибо человек наделен от Бога и свободой воли. Подобная трактовка имеет и сегодня немало приверженцев среди неотомистов.
Проблемы соотношения души и тела, веры и разума, разума и воли – в центре внимания религиозно-философской антропологии Средневековья. В этих идеях средневековых философов (Августина Блаженного, Фомы Аквинского и др.) заложено отличное от античности понимание человека как личности (несущей в себе лик Божий), заключающей в своем внутреннем мире напряженную духовную жизнь, переживания души и идеи духа.
Средневековая культура сформировала в человеке потребность и способность самоанализа, самоотчета в форме религиозных духовных практик – молитвы и исповеди, чем, несомненно, обогатила внутренний мир человеческого бытия.
Эпоха Возрождения (Х1У-ХУ1 вв) с ее глубоким интересом к культурному наследию античности явилась подлинным “открытием человека”, когда стала утверждаться идея о том, что человека можно понять, не вторгаясь в области трансцендентного, а лишь анализируя условия его реальной земной жизни, от которых зависят его свобода и достоинство личности. Ренесансный гуманизм проникнут пафосом автономии человека, его уникальности и безграничных творческих возможностей. Возрождаются идеалы античной культуры, учение о целостности индивидуального духовно-телесного существования человека и его органической связи с природой. У истоков европейского гуманизма стоят Ф.Петрарка, А.Данте, Леонардо да Винчи, Э.Роттердамский, М.Монтень, Пико делла Мирандола, Т.Кампанелла и ряд других выдающихся мыслителей и ученых, поэтов и художников. Они выступали против духовного засилья церкви, призывали к свободомыслию и исследованию реального человека средствами науки, философии и искусства. Гуманистическая мысль эпохи Возрождения оказала заметное влияние на формирование прогрессивных философских представлений Нового времени о человеке, его месте в мире и воспитании людей в духе свободного развития всех человеческих качеств, сил и дарований.
Дальнейшее осмысление проблема человека получила в философии Нового времени в учениях английских и французских материалистов
17- 18 вв и в трудах представителей не мецкой философии. Английские материалисты, прежде всего Бэкон, Гоббс, Локк, подвергли резкой критике христианское учение о человеке, обосновав представление о материальной, телесной природе человеческого существа. Высшей задачей познания они провозгласили усовершенствование человеческой жизни. Человек рассматривается ими не только как отдельная личность, но и в качестве деятельного члена общества. Многие из философов этого периода отстаивали мысль о необходимости развития научного знания, способствующего обретению человеком власти над природой. В ярко выраженной форме эта мысль содержалась в учении Ф. Бэкона, для которого человек - это, прежде всего, "слуга и истолкователь природы", способный стать хозяином своей жизни на основе того, что “знание-сила”.
Французские материалисты 18 века рассматривали человека как величайшее творение природы, подчиненное ее законам. Проблематика "человек - природа", "человеческой природы" проходит через все произведения Ламетри, Дидро, Гольбаха, Гельвеция, хотя она получает у них неоднозначную интерпретацию. Из "естественной организации" человека следует, по их мнению, и принцип полезности и интереса, являющийся основой морали человека и находящий свое выражение в его стремлении к счастью как удовлетворению основных физических потребностей. Однако эти потребности, а также нравственные, добродетельные задатки человека могут быть деформированы или не реализованы в условиях общества, которое не соответствует "человеческой природе". Отсюда вытекает ответственность общества за человека и зависимость социальных законов от естественной организации человека. Однако представление о "человеке вообще", абстрактном человеке, и с другой стороны, сведение общества к сумме индивидов, а социальных законов – к природным, механическим приводили французских материалистов к утопическим футурологическим построениям в духе "общественного договора", когда возможна, по их мнению, полная гармония личных и общественных интересов.
Для философов эпохи Просвещения главной сферой человеческой деятельности становится познание и просвещение как условие пере-устройства мира и общества на разумных началах в соответствии с естест-венной природой человека. Способ реализации социальных проектов — воспитание и просвещение. Правильно воспитанный и просвещенный человек займет позицию “разумного эгоизма”, принцип которого – живи сам и давай жить другим. Следуя этому принципу человек будет стремится к установлению строя, обеспечивающего юридическое равенство всех граждан вне зависимости от сословных, национальных, конфессиональных различий между ними. Такой строй даст возможность каждому получать выгоду (минимум страданий, максимум удовольствий), не ущемляя личные интересы всех других. Признавая движущими силами действий и поступков людей их ощущения удовольствия и страдания, принцип “разумного эгоизма”, французские материалисты 18 века (А.Ламетри, Д.Дидро, К.Гельвеций, П.Гольбах) пришли к пониманию решающей роли интересов как осознанных потребностей, мотивирующих поведение человека.
По иному анализируется человек с философских позиций немецкой клас сической философии 19 в. В рамках классической немецкой философии сложилась кантовская ригористическая этика - этика долга, которая поставила под сомнение принцип наслаждения и счастья, и подчинила его принципу человеческого долга, как требования быть человеком несмотря ни на что. По Канту, человек – двойственное по своей природе существо, принадлежащее и к миру природной необходимости, и к сфере нравственной свободы. Нравственные поступки, соответствующие высоким нормам морали, может совершать только свободный человек как мыслящее существо, своим разумом сам определяющий свои цели. Внутренняя свобода человека – мера его самоуважения и достоинства в борьбе с естественными эгоистическими стремлениями, толкающими его к нарушению долга. Человек как сознательно-моральное существо должен относится с уважением не только к себе, но и к другим людям. “Поступай всегда так, чтобы максима твоей воли могла стать нравственным законом для всех”, чтобы человек для тебя всегда был только целью, но никогда не средством. В этом категорическом императиве Канта суть его гуманистической позиции. Последующее развитие немецкой классической философии привело, как известно, к субъективно-идеалистической трактовке человеческого Я в учении Фихте, в котором подчеркивалось преобладающее значение этико-волевых элементов сознания, и к объективно-идеалистическим концепциям, в которых утверждалось преобладание эстетико-эмоционального (Шеллинг) и логико-рационального (Гегель).
Фихте акцентирует внимание на деятельной природе человека, утверждая, что истинная цель человеческого существования не разумное бытие, а разумное становление через свободу. Цель становления - в объ-единении, сплочении человечества, отсюда предназначение человека — жить в обществе, только тогда он становится настоящим, законченным человеком. Назначение же человека в обществе - общее совершенствование самого себя и общества.
У Шеллинга человек является итогом развития природы, которая представляется им в виде одухотворенного, всеобщего организма, который одухотворяется не какими-то внешними причинами, а единой "мировой душой". Своего высшего развития одухотворенная природа достигает в человеке, разум которого делает возможным осознание цели и целенаправленность сознательной деятельности. Человек обладает изначально присущей ему свободой духа, которая реализуется через определенные самоограничения в правовом строе общества.
В философии Гегеля проводится идея о первенстве мирового духа, который подчиняет и использует индивидов для достижения всеобщей цели, человек же в конечном счете есть не что иное, как самоотчуждение мирового духа. Учение Гегеля об индивидуальной и общественной жизнедеятельности людей нашло свое выражение в "Философии духа", пронизаной идеей развития, историзма, свободы. Гегель попытался показать диалектику становления человека в индивидуальном и историческом развитии, а также вскрыть феномен отчуждения человека. Эта диалектика предстает у Гегеля как процесс самоотчуждения и снятия отчуждения в сфере духа, т.к. без этого невозможно прогрессивное развитие.
Уже в 30-40-е гг. 19 столетия осуществляется поворот философской мысли от анализа абстрактной сущности человека к проблеме конкретного человеческого существования. В нем можно выделить несколько направлений. Одно из них связано с датским философом С. Кьеркегором, который создал своеобразную религиозно-философскую пессимис-тическую концепцию человека, положившую начало экзистенциализму. Кьеркегор, которого современники не случайно называли Анти-Гегелем, исходит из того, что для каждого человека самое главное не абстрактные идеи, а конкретные проблемы его жизни, его реального существования. Настоящее бытие человека есть отношение к самому себе. Именно через познание самого себя, которое осуществляется в полной изоляции от других людей, сконцентрировав внимание на собственном "Я", человек понимает свою зависимость от Бога. Это понимание, считал Кьеркегор, присоединяет человека к вечному и бесконечному, приводит к уяснению временности своего существо вания (экзистенции) в мире абсурда. Человек, по мысли философа, изначально грешное и конечное существо, замкнутая духовная монада и всякие естественные формы человеческой общности (род, семья, государство), как и другие люди, находятся с ним только во внешних отношениях. Эти отношения не носят глубинного, сущностного характера и поэтому не затрагивают личное и субъективное. Благодаря этому человек способен на неповторимо индивидуальное понимание "действительного смысла" своего существования, отчуждения от общества, реальных жизненных отношений, в которые заброшен он не по своей воле. Таким образом, Кьеркегор создает своеобразную религиозную антропологию. Однако при зыв к безоглядной верности Богу, утверждение абсолютной независимости человеческой субъективности от объективного мира не может разрешить проблему, что такое человек.
В этот период формируется и совсем иной подход антропологический материализм Л.Фейербаха, который утверждал, что центральной проблемой философии должен быть человек как телесное, природное, земное психофизическое существо, у которого душа и тело не могут быть отделены друг от друга. Они две стороны той реальности, которая называется человеческим организмом и является звеном в развитии че ловеческого рода. Поэтому сущность человека рассматривается как "род", внутренняя всеобщность, связывающая множество индивидуумов природными связями. Родовая сущность человека неизменна, поскольку дана ему природой, а самым сущностным свойством человека является любовь и потому человек ее обожествляет. Вот почему Бог, согласно христианскому вероучению, есть Любовь. Следовательно, нет никакого Бога, ибо идея Бога – это результат отчуждения сущностных сил человека. Поэтому христианскую религию, основанную на вере в Бога Л.Фейербах предлагает заменить религией любви человека к человеку, где “человек человеку Бог”. Антропологический материализм Фейербаха, утверждая природную сущность человека, не объясняет, однако, специфику социального бытия человека, его истории, связи с прошлым и настоящим.
Вопрос о человеке, его сущности и природе является одним из централь ных и в диалектико-материалистичекой философии марксизма. Гуманистические идеи особенно зримо про сматриваются в ранних произведениях Маркса. Уже во "Введении" к критике гегелевской философии права", написанном в к. 1843 - нач. 1844 г., он приходит к важному выводу о том, что единственно достойный человека общественный строй - демократия, создающий предпосылки для расцвета свободной человеческой личности, а высшая цель общества - гармоническое и всестороннее развитие человека, так как только в этом случае достигается дальнейшее поступательное развитие самого общества. Марксистская концепция человека исходит из единства человека и природы, что было свойственно Фейербаху и другим философам- материалистам. Но Маркс рассматривал человека не просто как высший продукт развития природы, наделенный сознанием, а как деятельное природное существо, воздействующее на природу, в результате чего видоизменяется как внешняя, так и собственная природа человека. Кроме этого, согласно Марксу, человек не существует вне общества, которое является продуктом взаимодействия людей, представляет систему связей и отношений между ними, и которое воздействует на человека. Поэтому сущность человека понимается Марксом с позиций социоцентризма как совокупность его общественных отношений.
Философия Нового времени положила начало “деятельностной парадигмы”, в рамках которой человек этой эпохи осознавал себя. В наибольшей степени она была выражена в концепциях Гегеля, Фихте, Фейербаха, раннего Маркса, сложных синтезах английской политической экономии А. Смита и Д. Рикардо.
В философии объективного идеализма Гегеля акцент был сделан на мышлении, мыслительной деятельности, но в философии Фейербаха и раннего Маркса—на предметности и на понимании деятельности, прежде всего, как предметной, материальной деятельности.
Человек есть предметное существо, он всегда имеет дело с предметами и действует предметным способом. Будучи предметным существом, он не сводится к мышлению и сознанию. Это лишь одна из способностей целостного человека. Элементарной клеточкой предметной деятельности является противоречивое единство опредмечивания и распредмечивания. Опредмечивание есть превращение деятельностных способностей человека (его идей, замыслов) в свойства предмета. Распредмечивание — превращение характеристик предмета в деятельностные способности человека. Опредмечивание есть в то же время и распредмечивание, ибо опредмечивая предмет, человек, в то же время, распредмечивает себя. И наоборот.
В рамках деятельностной парадигмы, возведенной на уровень практики, сформулированы следующие критерии, отличающие человека от его животных предков:
Животное не производит, а приспосабливается, человек производит.
Животное действует только сообразно мерке и потребности своего вида, человек — по мерке любого вида, умеет приложить к предмету его мерку. Он строит также по законам красоты.
Животное действует в соответствии с физической потребностью. Человек же действует подлинно по-человечески, когда свободен от такой потребности.
Животное действует узко утилитарно, человек способен действовать универсально.
Животное непосредственно тождественно своей жизнедеятельности. Человек же делает свою жизнедеятельность предметом своего анализа
Поскольку его собственная жизнь является для него предметом, его деятельность является свободной деятельностью. Он достигает высшей формы деятельности: самодеятельности.
В силу всего этого сознательная жизнедеятельность непосредственно отличает человека от животной инстинктивной жизнедеятельности.
Сознательная деятельность это способ существования челове-ка – таков основной вывод деятельностного подхода к человеку, сложившегося в новоевропейской рационалистической философии.
Все названные характеристики резюмируются понятием “субъект”, которое соотносится с понятием “объект”. Суть этого понятия в том, что человек не вещь среди вещей, лишь включенных в систему природных и социальных детерминаций, он есть существо, способное, по Канту, начинать причинный ряд, осуществлять то, что получило название детерминации из свободы. В качестве субъекта человек есть творец мира и самого себя, но не произвольно, а в определенных, заранее данных, наработанных историей и природой объективных обстоятельствах и условиях.
Взлеты и трагедии 20 века во многом по-новому заставили задуматься философов над тем, что же такое человек в мире и каков мир человека? Эти во просы стали центральными в "экзистенциальной философии", хорошо просле живаются они и в других философских направлениях: герменевтике, структур ной антропологии, социобиологии, фрейдизме и др. Главной проблемой философии с этих позиций должно стать существование человека, на первый план выдвигается личность, индивидуальность, конфликт личности и общества, жизни и смерти и т.д. Именно в конкретной индивидуальности, реальном гума низме, заботе и внимании к каждой личности заключается сильная сторона этой философии. Проблемы жизни и смерти, "пограничной ситуации'', нравственной ответственности личности близки каждому думающему человеку, что и делает эти философские концепции особенно привлекательными.
Попытку найти ответы на все вопросы человеческого бытия, начиная с его сущности, природно-биологических, психических и духовных качеств и кончая личностными, социальными, по словам М. Шелеpa, предприняла "новая философская антропология", возникшая в 20-х годах ХХ в. в работах М. Шелера, А. Гелена, О.Ф. Больнова и др. Для неё характерно стремление объединить философские, естественнонаучные (в основном биологические) и религиозные подходы, порывающие с традиционными воззрениями.
Культурно-философская антропология выступает против односторонне го биологизма. Э. Ротхакер, М Линдман представляют человека в его целост ности, в единстве его природно-биологического существования и духовной деятельности как творца культуры и ее творения, но вместе с тем, они недооценивают эволюционно-биологические факторы для понимания природы человека. Взаимодействие природно-биологических факторов и социальных в становлении человека прослеживается и в филоссфско-антропологических взглядах Тейяра де Шардена. Согласно его учению человек воплощает и резюмирует в себе все развитие мира, он - вершина эволюции. Эволюция же это сущность космоса, и она пронизывает всю историю человечества от его возникновения до полного развертывания ноосферы (сферы коллективного разума), на высшей стадии возвышаясь до бога, где преодолевается конфликт науки и религии, достигается их синтез, а соединение разума и мистики позволяет человеческому духу найти высшую степень своей жизненной силы. Тейяр де Шарден отверга ет грубые, вульгарные формы материализма, по его мнению, человек возвышается к "сверхжизни" и "сверхличности" с помощью любви, по законам социальной наследственности, которую он отождествляет с психической, устной или письменной передачей человеческого опыта.
Есть в философии и попытки соединить психоаналитические идеи Фрейда с некоторыми марксистскими взглядами на личность, как это делает, например, Э. Фромм. Он признает роль социальных условий, но сущность человека определяется в конечном итоге не ими, а скрытыми конфликтами и стремлениями в области бессознательного. Отсюда он выводит и одно из главных понятий своей теории - понятие социального характера, которое может быть раскрыто как взаимосвязь индивидуальной психической сферы и социоэкономической структуры. Многие подходы Фромма разделяет также Г. Маркузе, вводя эрос, "биологическое измерение" для понимания сущности человека. Особую роль в многообразных формах современного биологизма играет такое научное направление как социобиология, которое заслуживает и пристального внимания и объективной оценки. Но даже этот беглый и поверхностный обзор философских направлений показывает, что ни одно из них не в состоянии охватить всю совокупность проблем, связанных с постижением человека. Это подтвердили и дискуссии на 18 Всемирном философском конгрессе в Брайтоне, специально посвященном проблеме человека. Уже в ходе первых рассуждений обнаружились различные подходы к постижению феномена человека. Одни философы пытались осмыслить проблему, опираясь на историко-философский материал; другие стремились к сопиологизации философского знания, анализируя различные социальные и культурные структуры, в которых человек обнаруживает себя через присущие ему функции, третьи искали пути синтеза различных традиций.
Интенсивный интерес к проблеме человека в современной философской литературе обусловлен потребностями конкретного индивида решать жизненные проблемы повседневного существования. Катастрофическое разрушение природной среды, интенсивное ее заражение ядерными отходами, оскудение ландшафта, распространение новейших пандемий, - все это ставит человека в предельно критическую ситуацию, порождает ощущение незащищенности, гибели всего человечества. К философскому размышлению о человеке в еще большей степени побуждают мировоззренческие и социальные проблемы. Современная биология, этнография, психология, культурология, история и другие науки накопили множество разноречивых сведений, требующих обобщения, философского анализа "Для более глубокого проникновения в проблему человека, - отмечал на конгрессе К.Ф. Вессель, - философия должна активнее осваивать новые достижения специальных наук... Одной из важнейших задач современности, стоящей перед философами, является интенсивная разработка проблем бытия и становления человека на основе результатов, полученных специальными науками".
Таким образом, мы по-прежнему далеки от разрешения загадки человека, как и века назад проблема человека остается основным вопросом философии, но сегодня ясно, что разрешать ее нужно объединив усилия конкретных наук, искусства, различных философских концепций.
Для постижения сущностных особенностей человека важное значение имеет выяснение его происхождения. В противовес мифам и религиозным преданиям о чудесном порождении человека сверхъестественными силами, наука и научно ориентированная философия целеустремленно исследуют подлинную историю возникновения человека и его последующего развития. Любой анализ проблемы человека, так или иначе, возвращается к истокам, к вопросу о возникновении человека и общества, труда и производства, мышления и речи.
Традиционный взгляд на проблему ведет свое начало от учения об эволюции органического мира Жана Батиста Ламарка и эволюционной теории Ч. Дарвина, основанной на триаде "изменчивость – наследственность - естественный отбор". Взгляды Дарвина, несмотря на ограниченность, обусловленную состоянием науки того времени, дали значительный толчок развитию научной мысли и вызвали неослабевающий интерес человечества к проблеме собственного происхождения из животного мира. Опираясь на эволюционную теорию, Ф. Энгельс в работе "Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека" выдвинул трудовую гипотезу антропосоциогенеза. Труд не отменил действия биологических механизмов изменчивости и наследственности. Однако он преобразовал характер и направление действия естественного отбора, "введя" такой принципиально важный момент, как способность формирующихся людей создавать и использовать искусственные орудия труда и сотрудничать с себе подобными, сплачиваться в коллективы и совместным трудом преобразовывать окружающую среду, а не просто адаптироваться к ней. В силу этого естественный отбор постепенно терял свое значение (концепции самоустраняющегося естественного отбора придерживается и ряд отечественных ученых. Я.Я. Рогинский, В А Кремянский и др.). Концепция естественного отбора Дарвина и трудовая теория Энгельса взаимодополняли друг друга: если первая анализировала естественнонаучные предпосылки, начальную стадию антропосоциогенеза, то вторая пыталась раскрыть его сущность, вызревание социальности.
Ф. Энгельс в "Диалектике природы" исследовал генетический аспект взаимосвязи природного и социального. Он пытался обосновать, что во-первых, становление Ноmo sapiens опиралось на длительную предшествующую эволюцию Вселенной в целом и Земли в частности и что, во-вторых, само природное в человеке постоянно подвержено влиянию социального. Исходя из материального единства мира и объективного характера смены одних структурных уровней материи другими, более высокими, Ф. Энгельс подчеркивал, что разум, мыслящий дух появляется там, где в вечном круговороте движущейся материи складываются благоприятные условия для органической жизни, для возникновения существ, осознающих себя и природу. Из этого следует, что материальная основа антропосоциогенеза не может быть ограничена лишь биологическими предпосылками. Биологическое выступает не как изолированное от остальной природы, а как ее неотъемлемая часть, органически входящая в единую систему природных (земных и космических) процессов. Особенно рельефно подход к социальной жизни как космическому феномену проявился в идеях К.Э. Циолковского о заселении космоса и в учении В.И. Вернадского о внутрисистемных взаимодействиях биосферы и связи ее с ноосферой.
В.И.Вернадский, взяв за основу понятие "ноосфера" французских ученых Е. Леруа и П. Тейяра де Шардена, использовал его для обозначения очагов разума, преобразованной мыслящими существами природы. Будучи частью Вселенной, биосфера Земли стала естественноприродной средой, "колыбелью" (К Э. Циолковский) формировавшегося человечества, которое постепенно насыщало ее искусственными средствами труда и быта, превращая ее наиболее освоенную часть в биотехносферу, в объект целенаправленного преобразования и средство удовлетворения людьми своих важнейших потребностей. Со временем производственная деятельность людей становится, по словам В.И. Вернадского, сравнимой по своим результатам и последствиям с геохимическими и геологическими процессами, достигая планетарных, а в перспективе и неземных (эту тенденцию подчеркивал и Циолковский) масштабов, т.е. превращаясь в фактор космического порядка. Он отмечал ограниченность дарвинской концепции происхождения видов, полагая, что ее автор недооценивал роль глобальных, в том числе, космических, факторов биологического развития. Вернадский подчеркивал связь эволюции с развитием и строением биосферы.
Опираясь на достижения естественных наук последующих десятилетий, ученые все более отчетливо улавливали взаимосвязь между иерархией структур биосферы и структур во Вселенной, между циклами эволюции и ритмами геофизических и космических процессов. Ряд специалистов считают, что материально-энергетическое воздействие ближнего космоса как части Вселенной на антропосоциогенез осуществлялось по двум основным "каналам": через изменение неорганической природы (климата, ландшафтов и т.д.) и через изменения органической природы (мутации, естественный отбор и др.). Так, например, крупные исследования проводились по установлению зависимости климата и ландшафтов, а также биологических процессов, происходящих на Земле, от характера и степени солнечной активности. Еще А.Л.Чижевский показал, что периодические и эпизодические колебания магнитного поля Солнца непосредственно воздействуют на нервную систему и сердечную деятельность. Такого рода стрессы в процессе антропосоциогенеза могли вызвать, как показывает генетика, мутации исходного вида.
Наука также накопила материал о вероятном ''вмешательстве" в эволюцию живых существ (особенно высших) космического фактора в форме периодической смены магнитных полюсов Земли, когда "щит" из электромагнитных полей, защищающих биосферу за несколько тысячелетий ослабевал настолько, что ионизирующая радиация космического происхождения усиливалась” по подсчетам, на 80%. Это, по крайней мере, вдвое увеличивало частоту мутаций в зародышевых клетках гоминидов. Советский исследователь Г. Н Матюшин выявил любопытное совпадение датировки многочисленных находок останков гоминидов в Африке на период от 3.06, до 2.8 млн. лет назад, когда относительно часто (не менее 4 раз) менялась полярность магнитного поля, а также специфическую синхронность времени жизни видов ископаемого человека с конкретными магнитными эпохами.
Кроме того, следует подчеркнуть, что космические воздейсвия галактики - вселенского масштаба помимо климатически-ландшафтных изменений оказывали влияние на тектонические, сейсмические, вулканические, радиационные процессы и др. Так, французские палеоантропологи придерживаются точки зрения о значительной роли похолодания и повышения сухости климата в происхождении человека. Но и помимо всего этого, должны были быть дополнительные "толчковые" факторы атропосоциогенеза, ведь под влиянием внешних изменений, труда менялся фенотип, а для изменения генотипа нужны мощные мутагенные факторы. Что к ним можно отнести?
Г.Н.Матюшин обратил внимание на то, что обнаруженные к настоящему времени стоянки человека "умелого" и древнейших предков типа австралопитековых находятся в местах повышенной радиации - зоне Великих Восточно-Африканских разломов. Вулканизм, землетрясения, выходы на поверхность земли магмы, залежи урановых руд и особенно открытый недавно учеными феномен естественного атомного реактора в Окле (Африка), образовавшегося миллионы лет назад являются источниками естественной радиации, к воздействию которой живые существа тем чувствительнее, чем выше уровень их биологической организации. Результатом этого, считают многие специалисты, например Г.А Васильев, мог стать биологический эффект, называемый "синдром Бьюси-Клювера", т.е. существенные изменения в физиологии и поведении нашего зоологического предка /огрубление хватательных функций задних конечностей, предпочтение мяса растительной пище, интерсексуальность и т.д.
В последнее время выяснилось, что помимо внешних природных воздействий источником мутаций выступают стрессы. Психолог Ф.Клике утверждает, что скудость жизненных ресурсов, частая неудовлетворенность основных биологических потребностей были причиной постоянных стрессовых состояний наших предков. Это, с одной стороны, воздействовало на совершенствование поведенческих стереотипов, а с другой, через гормоны выводило из состояния гомеостаза весь организм, включая иммунную систему и наследственность. В целом совокупность природных факторов, участвовавших" в той или иной мере в зарождение и успешном протекании процесса антропосоционеза,
И.Л. Андреев выражает в виде схемы:
Вселенная
Ближний космос Солнце
Экология
Тектонизм
Сейсмизм
Вулканизм
Антропосоциогенез ----------------------Естественные атомные реакторы
Залежи урана
Экологическая адаптация
Мутации
Метисизация и дрейф генов
Естественный отбор Уменьшение числа хромосом
Эта схема показывает, что проблема антропосоциогенеза требует многофакторного, системного исследования.
Бурное развитие современной науки, появление новых отраслей и методов исследования, фактов и гипотез ведут к известному дроблению проблемы, но это в свою очередь, обостряет потребность их обобщения и интеграции на философском уровне. По мнению ряда специалистов, одним из аспектов этой целостности выступает диалектическая связь основных взаимодействующих компонентов процесса антропосоциогенеза: экологического (внешнеприродного), антропологического (анатомо-морфологического) и социального. Связующим звеном первых двух компонентов является главным образом перестройка жизнедеятельности высших антропоидов, а антропологического и социального фактора - формирующиеся труд, сознание и речь.
Важнейшая черта антропосоциогенеза - его комплексный характер. Поэтому принципиально неверно было бы утверждать, что сначала "возник труд", "потом" - общество, а "еще позднее" - язык, мышление и сознание.
Различные школы, признавая роль труда, отводят ему различное место в процессе становления человека, но даже если признавать труд в качестве центрального антропогенетического фактора, это значит лишь, что в связи с ним формируются и членораздельная речь, и общежитие, и начатки рационального мышления. Но труд и сам имеет генезис, превращаясь в полноценную предметно-практическую деятельность лишь во взаимодействии с такими факторами социализации, как язык, сознание, нравственность, мифология, ритуальная практика и т.д. Так, например, есть свидетельства, что производство простейших орудий началось на 1 - 1,5 млн. лет раньше, чем появилась речь и мышление. Долгое время оно развивалось в "животной форме", т. е. внутри стада гоминидов, еще не похожего на человеческое сообщество. Однако, вероятно, было бы неправомерным приписывать подобному производству непосредственную социотворческую функцию. Оно лишь создавало объективную потребность в обществе, которая не могла быть реализована без помощи языка, простейших культурно-нравственных норм и развивающегося категориального мышления.
Советский психолог А.С. Выготский показал, что язык, понимаемый в узком смысле как специализированная информационно-знаковая деятельность (речь), с одной стороны, имеет ярко выраженный предметный характер, с другой - сам обеспечивает успешное развитие предметно-практической деятельности людей. Язык не просто пассивно фиксирует независимо от него появившиеся предметы и смыслы, а участвует в создании предметной среды и социального единства людей. В примитивных обществах один из наиболее простых речевых актов - называние - был священным, ритуальным действием, сплачивавшим участников, тем самым способствуя созданию социальности. Кроме того, с помощью называния внешняя среда расчленялась впервые на роды практически значимых предметов, выделялись такие важнейшие практические категории как жилище, одежда, утварь и т.д. А это значит, что и предметно-практическая деятельность в полном смысле слова могла сформироваться не раньше, чем появился язык.
Огромную роль в процессе антропосоциогенеза сыграло и радикальное изменение системы брачных отношений. Существуют разительные различия в воспроизводстве между животным стадом и простейшей формой человеческого сообщества - первобытнородовой общиной. Стадо основывается на эндогамии, которая серьезно ограничивает для своих членов возможность выбора брачных партнеров среди представителей других стад. В итоге потомство воспроизводится благодаря близкородственным половым отношениям. Община же основывается на принципах агамии (исключения близкородственных брачных контактов) и экзогамии. Причины перехода к экзогамии пока не ясны. Одна из гипотез, выдвинутая антропологами-генетиками указывает на возможность мощных мутаций, вызванных скорее всего усилением радиационного воздействия, т.к. стадо с достаточно ограниченным генофондом наиболее чувствительно к мутагенным факторам (мутации у стадных животных обычно ведут к самым пагубным последствиям). Есть также основания допустить, что ближайшим побуждением к экзогамии явилась потребность во внутристадном мире. Чтобы положить конец убийственной, орудийно-вооруженной половой конкуренции самцов, надо было сделать "гарем самок" ничейным, т. е. наложить запрет на все половые связи внутри своей группы (закрепляли это тотемистические культы). В итоге брачные связи переставали быть средством воспроизведения стадно-видовой общности и подчинялись определенному социокупьтурному порядку, хотя и представленному иррационально.
Табу на близкородственные связи - один из первых нравственно-социальных запретов, возникших в древности и сохранивших свое значение до сих пор. Нравственно-социальные запреты существенно отличаются от стадных инстинктов любой степени сложности: они касаются всех членов родовой общины, тогда как в стаде запреты существуют лишь для слабейших особей; они несводимы к инстинкту самосохранения, диктуя человеку поступки, подчас индивидуально вредные; за нарушением запрета следует неизбежная кара (община отворачивается от преступника, изгоняет его из племени и т.д). Уже в древнейших сообществах известны такие нравственно-социальные требования как запрет на кровосмесительство, на убийство соплеменника, требование поддержания жизни любого из соплеменников, независимо от его приспособленности к жизни. Эти требования существенно отличаются от развитой морали, но сохраняют свое значение до сих пор, образуя тот фундамент, на котором создается все многообразие моральных ценностей и норм.
Развитие морального сознания человечества - это одновременно и преемственность в отношении простейших нравственных требований, и преодоление их ограниченного смысла. Таким образом, в ходе антропосоциогенеза совершился необратимый переход к человеческому нравственному существованию.
Социально-нравственное единство общины и производственно-хозяйственная кооперация открыли возможности осмысленной работы при строгой коллективной дисциплине и преданности общине. В процессе трудовой деятельности уже формировались воля и конструктивные способности людей, их интеллект и воображение, росло многообразие отношений к окружающей природе и друг к другу. Свидетельством этого так называемая "неолитическая революция" - переход от собирательства и охоты к производственному жизнеобеспечению (земледелию, скотоводству, ремеслу). В течение нескольких тысячелетий люди овладели огнем, приручили животных, изобрели колесо, перешли от кочевого к оседлому образу жизни. Сложились крупные племенные союзы, начались обширные миграции и т.д. "Неолитическая революция" впервые обнаружила ускоряющийся производственнс-технический прогресс, который после никогда уже не прекращался.
На основании всего этого, ряд авторов, в частности И.Т. Фролов, выделяет определенные характеристики людей как общественно-исторических существ:
Мы знаем, что в человеке заложено две программы - инстинктивная и социально-культурная. По своей телесной организации и физиологическим функциям человек принадлежит к животному миру. Существование животных определяется инстинктами и они не способны выйти за пределы своих инстинктов. Человек же утратил свою первоначальную родину - природу. Социальность, культурные стандарты диктуют ему иные образцы поведения. Развитие культуры позволило человеку преодолеть голос инстинктов и выработать уникальную систему ориентиров, внеприродных по своему существу. Вот почему как считают многие советские философы, нстинкты в человеке ослаблены. Они вытеснены чисто человеческими потребностями и мотивами, "окультурены". Но новейшие исследования показывают, что слабая выраженность инстинктов вызвана не развертыванием социальности
(во всяком случае, предок человека обладал "приглушенными" неразвитыми инстинктами, в этом проявлялась его ущербность как биологического существа). В.М Вильчек предложил оригинальную версию антропогенеза, суть которой в том, что человек как биологическое существо был обречен на вымирание, т.к. инстинкты в нем были слабо развиты еще до появления социальной истории.
Однако природа способна предложить каждому живому виду множество шансов, для человека таким шансом стало свойство бессознательно подражать животным. Превращаясь то в одно, то в другое существо человек в результате не только устоял, но постепенно выработал систему ориентиров, которые надстраивались над инстинктами, по-своему дополняя их. Дефект постепенно превращался в достоинство, в оригинальное средство приспособления к окружающей среде.
Уникальность человека, считают многие авторы, в частности П. С. Гуревич, лежит вовсе не в том, что он является самым совершенным биологическим творением (мы только что говорили об обратном), а в проблеме соотношения рациональных и эмоциональных сфер человеческой психики.
В истории философии, как мы видели, человека рассматривают не только по аналогии с животным, но и посредством уподобления его с машиной. По существу, речь идет о том, чтобы выяснить, как соотносится в человеке интеллектуальное и телесное. В современной философской и социологической литературе просматривается попытка связать данные палеоантропологии с новейшей информационной наукой. Так, в статье японского ученого И.Масуды отмечается, что человек только тогда отдалился от животного, когда он обрел интеллект. По его мнению, развитие лобной доли, сложный речевой орган и необычайное владение пальцами, - вот те антропологические признаки, которые характеризуют современного человека. Эти качества подсказывают аналогию с компьютером. Оригинальные свойства человеческого ума, как полагает автор, создали известную "сращенностъ" генетической эволюции и культурной истории. Человеческие гены воздействуют на формирование разума. Тот, в свою очередь, позволяет задуматься над человеческой природой и видоизменить ее. Здесь на первый план выдвигается интеллект. Но возникает вопрос: разве человек – только интеллектуальная машина? Куда же тогда отнести его способность страдать, проявлять благородство, достоинство и т.д.? Выделяя дар сознания не только в качестве главенствующего, но и всеисчерпывающего, мы, по существу, стираем иные, сугубо человеческие свойства (это оспаривал еще и Августин Блаженный). В экзистенциально-феноменологической традиции разум не рассматривается в качестве единственного признака человека, выражения его своеобразия и незаменимости.
Сферой специфически человеческого здесь выступает необозримое пространство субъективности. Человек преодолевает свою природу через самые неожиданные присущие ему задатки (например, способность к фантазии). "Несомненно, сила воображения относится к основным способностям человеческой души, - отмечает феноменолог Е. Фиккона проявляется в ночном сновидении, в полуосознанной дневной грезе, в представляемых влечениях нашей инстинктивной жизни, в изобретательности беседы, в многочисленных ожиданиях, которые сопровождают и обгоняют, прокладывая ему путь, процесс нашего восприятия". Рассматривая основные экзистенциальные феномены, Е.Фиккона приходит к убеждению, что человек не обладает твердо фиксируемой сущностью, т.е. трудно выделить такое человеческое качество, которое являясь каким-то задатком, выражает всю меру его самобытности. Отсюда возникает загадка; может быть, уникальность человека вообще не связана с самой человеческой природой, а проступает в нестандартных формах его бытия очевидно, существо вопроса не в том, что человек обладает неразвитыми инстинктами, ущербной телесностью или интеллектом, а в особенном сплетении этих качеств. Между человеком и реальностью возникло огромное пространство символов и смыслов, которое мы называем культурой, т. к. она является той сферой, где раскрывается творческий потенциал человека. "Культура - это специфика человеческой деятельности, - пишет А. де Бенуа, - то, что характеризует человека как вид. Напрасны поиски человека до культуры, появление его на арене истории само по себе надлежит рассматривать как феномен культуры. Она глубочайшим образом связана с сущностью человека, является частью определения человека как такового". Таким образом, поиск уникальности человека в сфере его бытия может оказаться более продуктивным, нежели стремление отыскать главенствующую черту его природы.
Не трудно видеть, что в основе разных пониманий сути антропосоциогенеза таится вопрос о соотношении биологического и социального в человеке, или, говоря иначе, вопрос о природе человека. В философской литературе сложились две позиции по этому вопросу. Согласно одной, природа человека всецело социальна. Согласно другой, она не только социальна, но и биологически нагружена. При этом речь не идет о том, что жизнедеятельность человека имеет и биологические детерминанты, определяющие зависимость человека от набора генов, баланса вырабатываемых гормонов, обмена веществ и бесконечного множества других факторов.
Существование этих, факторов признают все. Речь идет о том, существуют ли биологически запрограммированные протосоциальные схемы поведения человека.
Несмотря на всю значительность социальной сущности человека, ее нельзя отрывать или противопоставлять природному, биологическому началу. Человек - сложное природное образование, живой организм, обладающий биологическими потребностями, функциями, высшими интеллектуальными и другими формами психики. Он находится в сложных биологических отношениях к другим людям, как биологическим существам, к животному и растительному мирам и неорганической природе. Биологическая природа человека составляет необходимый уровень человеческой сущности. Чтобы быть существом социальным, человек должен быть прежде живым существом, обладающим наиболее сложной среди живых существ биологией. Сегодня, в эпоху НТР, биологические основы человеческого существа подвергаются мощному деформирующему воздействию. Нервно-психологические стрессы, загрязнение окружающей среды и т.д. сделали одной из глобальных проблем сохранение человека как биологического вида. Это заставляет во многом переосмысливать проблему соотношения биологического и социального в человеке.
Как биологический вид человек чрезвычайно пластичен. В отличие от животных других видов биологическая организация человека позволяет ему адаптироваться к весьма широкому диапазону внешних условий. Однако и его возможности не безграничны - сейчас мы близки к порогам, за пределами которых биологическая организация человеческого существа претерпевает необратимые, разрушающие ее изменения. Никогда ранее среда обитания человека не была так насыщена ионизирующими излучениями и загрязнена химическими веществами, вредными для самого его существования и крайне опасными для его будущего, поскольку активизировался мутационный процесс, возросло его отрицательное воздействие на наследственность человека. Особую сложность нынешней ситуации придает то, что пагубное воздействие многих факторов (например, радиации) непосредственно не ощущается людьми и скажется лишь в будущем. Все это делает пренебрежительное отношение к биологии человека недопустимым. Тем более что биологическая организация человеческого существа есть нечто самоценное, и никакие социальные цели не могут оправдать насилия над ней.
С другой стороны следует подчеркнуть, что успехи современной науки в исследовании биологии, генетики и психики человека открывают перед ним возможности, позволяющие лучше адаптироваться к новым факторам природной и искусственной среды и даже, в известной мере, преобразовывать свою биологическую природу применительно к новым задачам в сфере познания и практики. Это в свою очередь, ставит ряд вопросов: изменится ли при этом внешний облик человека и в какую сторону? Не возникнут ли какие-то новые формы человеческого существования, соединенного с кибернетическими устройствами? Hе вступает ли человечество в новую стадию своей эволюции при непосредственном участии генной инженерии и биокибернетики? и др. Эти вопросы, касающиеся биологии, генетики и психики человека будущего, активно дискутируются в современной науке.
Итак, человек - одновременно и природное, и общественное существо, но не только. Он еще и духовное существо, несводимое к его социальным функциям. Хотя этот аспект не менее значим, чем два другие, далеко не все исследователи включают его в определения человека. А ведь единство основных качественных характеристик (природное, социальное, духовное), практически нерасчленимых и равноправных, свойственно любому из нас как нормальному представителю человеческого рода Можно сказать, что обретение духовности есть основная цель, назначение, даже предназначение человека: лишь с достижением стадии духовности природно-социальная человеческая индивидуальность может реализовать себя как личность. И в этом плане можно согласится с Н. Бердяевым: "Завоевание духовности есть главная задача человеческой жизни".
С философской точки зрения целесообразно выделить в составе человеческого бытия три части: дух, душа и тело.
Понятие духа первоначально имело исключительно религиозный смысл. Так, в христианстве Дух Святой есть одно из лиц божественной Троицы. Выражение же “духовная жизнь” означало и нередко означает сегодня жизнь религиозную. Это та часть жизни человека, которую он непосредственно посвящает Богу. Со временем понятие духа приобрело более широкий смысл, далеко выходящий за пределы религиозного. Однако известная связь между религиозным и философским понятием духа сохранилась. Дух — это сфера ценностей неутилитарного характера. Это также сфера идеалов. В духе человек поднимается до определения и уяснения высших ценностей. Он мысленно освобождается от непосредственных потребностей и рутины повседневности. В то же время человек может быть охвачен не только духом добра, но и духом злобы. Но и в том и в другом случае дух остается тем, что выше человека, управляет им. Если духовная жизнь складывается благополучно, то человек устремляет свою душу ввысь в поисках возвышенного смысла и идеалов, способных облагородить его жизнь и его самого. В духовном процессе, при условии внимания к нему со стороны самого человека, формируются принципы, которые он считает незыблемыми и во имя которых он порой готов пожертвовать своей жизнью. Понятие духа фиксирует ориентацию человека на отыскание устойчивых оснований своего бытия. Без свойств чисто духовных невозможен человек. Дух в человеке не существует без биологического субстрата, но не равен ему. Дух преображает животную природу человека, которая от этого не теряет своей биологической природы, но окрашивается по-человечески. Воздействие духа превращает жизнь из животного процесса в человеческий, а простое воспроизводство и смену поколений — в развитие истории и культуры. Понятие духа открывается через самоанализ, самоуглубление, через всматривание в свой внутренний мир. Как только человек понимает, что он (т.е. его “Я”) есть дух, он превращается в хозяина самого себя. Дух постигает только тот, кто чувствует в себе его присутствие и развивает его в себе. Дух — это скрытое сокровище, открывающееся через преодоление разбросанности, через сосредоточенность. Сохранение духа выступает необходимым условием личной независимости и свободы. Дух есть то, что находится в постоянном противоборстве, в постоянном движении. Жизнь духа есть жизнь человеческого “Я”, с ее сомнениями и колебаниями, с радостями и печалями. Наиболее полно духовная жизнь реализуется в сферах духовной культуры: искусстве, литературе, науке, религии, философии и др.
Понятие души еще более древнее. Если понятие духа мы находим только в развитых религиозных системах, то понятие души присутствовало уже в первобытных верованиях. Примитивные племена склонны были одушевлять не только человека и животных, но и всю природу.
Понятие души сопоставимо с понятием духа, но не тождественно ему. В духе человек как бы поднимается над собой, душа же есть непосредственно данное. Душевная жизнь (в отличие от духовной) — это сфера непосредственных переживаний, впечатлений, мыслей. В понятии души больше присутствует интимно-личностный аспект. В понятии же духа ярче выражено общее, универсальное. Душа более подвержена колебаниям и более подвижна, чем дух, который стремится сохранить устойчивость и основательность.
В связи с ростом влияния естествознания и техники вновь и вновь возникают попытки исключить понятие души (как и духа) из философии и в целом из культуры. Сторонникам естественнонаучной ориентации эти понятия представляются недостаточно строгими, не соответствующими стандартам научности. В частности, их пытались заменить понятием сознания. Однако сознание есть важная, но только одна часть души, наряду с другими. Это стало особенно очевидно с открытием бессознательных структур человеческой психики.
Понятию души действительно свойственна некоторая неопределенность, отличающая его от многих понятий естественно-математических наук. Но в этой неопределенности можно усмотреть не только недостаток, но и преимущества. В силу своей неоднозначности понятие души ассоциативно. Оно вызывает множество ассоциаций художественного, поэтического, религиозного и другого характера. Ассоциативность понятия души подчеркивает сложность и многоплановость душевной жизни. Сохранение в философии понятия души поддерживает связь философского знания с другими формами культуры, в которых идея души играла и играет значительную роль. Наличие в современной философии понятия души позволяет также не утрачивать связь с историей и культурой прошлого, которая немыслима без понятия души.
Понятие тела отражает материально-вещественную, природную сторону человека. Изучением телесных проявлений человеческого существа непосредственно заняты конкретные науки: биология, анатомия и физиология, медицина и др. Философию же интересует не столько тело само по себе, сколько взаимная зависимость тела, души и духа.
Конечно, человек не есть бесплотный, т.е. бестелесный, дух. Но очевидно, что тело, или вещество человека, не есть сам человек. Что же такое человек? Видимо, не все в человеке является собственно человеческим. Целесообразно, следовательно, отличать человеческое в человеке от того, что таковым не является, но тоже присутствует в человеке. Человеческое, с одной стороны, не есть скотское. С другой — человеческое не есть “ангельское”. Собственно человеческое располагается между животной (инстинктивной) и духовной (идеальной) сторонами человека. Следовательно, человек — это возможность стать человеком. Это свобода выбора. Человек может пасть даже ниже животного состояния. Но он может и возвыситься до высоких образцов благородства и духовности. В каждой точке своего бытия он заново стоит перед проблемой выбора. Человек как бы никогда не завершен, он есть непрерывное становление. Свобода человека делает его отношения с миром и с самим собой исключительно сложными, подвижными, изменчивыми.
Очевидно, что проблематика “природы человека” переплетается и отчасти совпадает с проблематикой “смысла жизни”.
Вопрос о смысле жизни есть вопрос о предназначении человека. Не ”почему", а для чего живет человек! С незапамятных времен он занимал человека. Есть, пишет известный французский моралист и философ Альбер Камю в эссе “Миф о Сизифе”, только один фундаментальный вопрос философии. Это вопрос о том, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить. Все остальное— имеет ли мир три измерения, руководствуется ли разум девятью или двенадцатью категориями— второстепенно. Сама постановка этого вопроса свидетельствует о том, что он рождается из сомнения в существовании такого смысла. Сомнение же предполагает, что сама действительность, возможно, разорвана, непоследовательна и абсурдна.
Тогда проблема, как ее сформулировал Камю, состоит в том, “существует ли логика, приемлемая вплоть до самой смерти?” Среди многих подходов к решению этой сложной проблемы можно выделить три главных: смысл жизни изначально присущ жизни в ее глубинных основаниях; смысл жизни за пределами жизни; смысл жизни созидается самим субъектом. Для всех трех подходов характерно представление, что жизнь, как она фактически есть, бессмысленна по формуле Екклезиаста: “Все суета!”, само же понимание смысла жизни разнится.
Для первого подхода наиболее характерно религиозное истолкование жизни. Единственное, что делает осмысленной жизнь и потому имеет для человека абсолютный смысл, есть не что иное, как действенное соучастие в Богочеловеческой жизни. Именно так ответил Христос на вопрос что делать?: “Вот дело Божие, чтобы веровали в Того, Кого Он послал”. Не переделка мира на началах добра, но взращивание в себе субстанционального добра, усилия жизни с Христом и во Христе. Бог сотворил человека по своему образу и подобию. И мы своей жизнью должны проявить его. Эмпирическая жизнь мира бессмыслена, так же, как выдранные из книги клочки страницы бессвязны (С. Л. Франк).
В основе второго подхода, характерного для эпохи Просвещения и для марксизма, лежит секуляризованная религиозная идея. Человек способен переустроить мир на началах добра и справедливости. Движение к этому светлому будущему есть прогресс. Прогресс, таким образом, предполагает цель, а цель придает смысл человеческой жизни. Критики давно заметили, что в рамках этого подхода будущее обоготворяется за счет настоящего и прошлого. Прогресс превращает каждое человеческое поколение, каждого человека, каждую эпоху в средство и орудие для окончательной цели— совершенства, могущества и блаженства грядущего человечества, в котором никто из нас “не будет иметь удела” (Бердяев).
В соответствии с третьим подходом, жизнь нe имеет смысла, проистекающего из прошлого или будущего, тем более, из потустороннего мира. В жизни самой по себе вообще нет никакого раз и навсегда заданного, однажды определенного смысла. Только мы сами сознательно или стихийно, намеренно или невольно самими способами нашего бытия придаем ей смысл и, тем самым, выбираем и созидаем свою человеческую сущность. “Только мы и никто другой”, пишет в своей книге “Время человеческого бытия” (М., 1987) талантливый философ Н. Н. Трубников. Уязвимая пята этого подхода— релятивизм и субъективизм.
В заключение следует сказать, что при всей важности вопрос о смысле жизни и тем более о его конструировании по принципу “делать жизнь с кого? С товарища Дзержинского” не должен быть абсолютизирован, ибо он способен поработить человека при помощи общих идей, подменить “драму жизни” “логикой жизни”, вносимой в эту жизнь извне.
Уже стали крылатыми слова Ф.М Достоевского, что человек есть тайна и разгадывать ее нужно всю жизнь. Сегодня, как никогда ранее, человечество сосредоточенно вглядывается в самого себя и порой как бы вновь открывает Человека: то с радостным изумлением и восхищением, то с горьким разочарованием. Человек - уникальное и изумительное существо, поразительное творение природы и истории, утверждают одни мыслители. Человек - ошибка природы, у него нет будущего, он обречен на вырождение и гибель, считают другие. Потому что человеческая природа отличается разнообразием и непостоянством. Можно, вероятно, указать на одно поистине уникальное свойство человека: открытость, незавершенность его как субъекта творческой деятельности. В отличие от всех других живых существ человек способен преодолевать собственную видовую ограниченность, быть неотторжимой частью живого мира и возвышаться над ним. В этой особенности – удивительное и существенное своеобразие человека. Это во многом и определяет проблему человека как открытую и вечно незавершенную, которая аккумулирует в себе данные естественных и гуманитарных наук, восприятие человека средствами искусства, но которая была и остается неисчерпаемой.
Бытие духовного реализуется как духовный мир, духовная деятельность человека и общества в виде индивидуализированного духовного (субъективный дух) и внеиндивидуального духовного (объективный дух). Способы осмысления духовного бытия в различных культурных традициях и философских концепциях связаны с использованием таких основных понятий как дух, душа, духовность, психика, разум, мышление, сознание. В современной европейской философии сложилась традиция рассматривать в качестве ключевой категории духовного бытия – понятие сознание. Следуя этой традиции можно выделить три основных проблемы, находящиеся в центре внимания различных течений:
а) существует ли качественное отличие сознания от физических, материальных процессов и явлений (В этой связи полезно вспомнить, что с регулярностью примерно в 20 лет медики и философы поднимают вопрос о «взвешивании души». В конце Х1Х в. душа «весила» 12 граммов, ныне - 6 грамм. В официальной фундаментальной науке этот вопрос не будируется).
б) является ли сознание атрибутом человека или это явление надчеловеческое, космическое
в) как соотносятся между собой сознание и близкие ему реальности – психика, душа, духовное, идеальное
Понятие сознания. Немногие философские категории обладают столь сложной и противоречивой судьбой, какой отличается понятие сознания. Его содержание вобрало множество значений. Та роль, которую сознание играет в жизни людей, определяет его ближайшее и этимологическое значение (сознание) как совокупности знаний человека о мире, себе и других людях. Сознание – это универсальная способность человека приобретать знания, преобразовывать, хранить и воспроизводить их вновь; обеспечивать регуляцию и ценностные ориентации людей, общаться и обмениваться опытом, накапливать и передавать опыт другим поколениям. Сознание интегрирует творческие потенции человека, всю культуротворческую деятельность и прогресс свободного развития человека.
Человек – существо сознательное, и это уникальное и во многом очень загадочное свойство отличает его образ жизни от образа жизни всех других живых существ. Человек способен осознавать себя, т.е. выделять и отличать от окружающей среды, осмысливать, оценивать, контролировать, ставить цели и планировать их достижение. Проявления сознания многообразны: научное открытие, предвидения - прогнозы, юмор, смех, любовь, гордость, подлость, хитрость, глупость и т.д. Оно проявляется в состояниях сомнения, убеждения, веры (уверенности), страха, вины, радости и др. В любых своих проявлениях сознание всегда есть осознание бытия.
Сознание – сложное системное качество человека, возникающее как интегральный эффект совокупности весьма разнородных идеальных, психических процессов – мыслительных, чувственных (ощущений, восприятия, представлений), эмоциональных, волевых и мнемических (процессы памяти), а также процессов воображения, интуиции, воспоминания, - достигается за счет связности и согласованности этих процессов.
Все процедуры данности нам мира и переживаний, чувства и мыслей проходят через то, что называют «экраном», «призмой» сознания. Сознание сопутствует человеческому освоению мира, оно входит обязательной «добавкой» во все, что мы воспринимаем как данность. Чтобы войти в состояние сознания, недостаточно просто мыслить, просто переживать, чувствовать, воспринимать: необходимы какие-то дополнительные акты, с помощью которых я не просто мыслю, а «я мыслю, что я мыслю», я не просто переживаю, а «я переживаю, что я переживаю», я не просто что-то знаю, но «я знаю, что я знаю», т.е. осознаю свои мысли, чувства, знания, но часто могу мыслить и чувствовать, не осознавая этих процессов.
Сознание - это особое состояние, свойственное только человеку, в котором ему одновременно доступен и мир, и он сам. Сознание мгновенно связывает, соотносит то, что человек увидел, услышал, и то, что oн при этом почувствовал, подумал, пережил.
Следовательно, сознание и психика не тождественны. Сознание – это способность человека фиксировать, осознавать свои психические процессы и состояния, управлять ими и соотносить с факторами внешней и внутренней среды. Психика - регулятор неосознаваемого поведения и у человека, и у животных. Сознание – специфически человеческий способ организации деятельности и отношения человека к миру, другому человеку и к самому себе со всеми присущими ему конкретными и разнообразными значениями.
Многие философы определяют сознание как чудо из чудес мироздания, как великий благостный дар человеку, но при этом всерьез полагают, что сознание одновременно и крест, тяжесть, «проклятый дар» Божий человеку и без него человек был бы счастливее, ибо не знал бы душевных страданий. В сознании дано не только все знание о мире, но и вся боль мира. Не случайно, чтобы унять боль (душевную или физическую), отключают на какое-то время сознание с помощью наркотиков, алкоголя и т.д. Именно потому, что у человека есть сознание, он способен к душевному страданию; самоубийство — чисто человеческий акт: животные, не обладая сознанием, не знают и самоубийства.
Проблема сознания — одна из самых трудных и загадочных. Познать, описать, определить сознание очень трудно, поскольку оно не существует как отдельный предмет или вещь. Его реальность прячется, ускользает. Нам все дано благодаря сознанию: оно непременно присутствует в каждом нашем образе восприятия без нашего на то согласия и контроля. Оно мгновенно связывает, соотносит то, что человек увидел, услышал, и то, что он при этом почувствовал, подумал, пережил. Сознание нельзя «вытащить» из этой содержательной связи, потому что вне ее оно не существует. Поэтому-то вплоть до XX в. философия занималась лишь описанием способа существования вещей в сознании, «растягивала» во времени и пространстве акт сознания, выделяя такие его «шаги», как ощущение, восприятие, представление и т.д. Фактически философский анализ сознания сводился к психологическому. В ХХ столетии философы дерзнули задать вопрос: как и почему эти «шаги» мгновенно сворачиваются в образ, благодаря которому возникает связь человека с миром и с самим собой. Ответить же на вопрос, как возможно восприятие психического образа, значит объяснить феномен сознания.
Каждая эпоха имела свои представления о том, что такое сознание. В итоге то, что называлось сознанием в одной эпохе, могло не признаваться в качестве такового в другой. Представления о сознании тесно связаны с господствующими мировоззренческими установками, а потому античный космоцентризм, средневековый теоцентризм и антропоцентризм Нового времени формировали разное понимание сознания. В свою очередь от того, как представляли себе сознание люди той или иной эпохи, зависел их образ жизни и образ мира, их понимание нравственности, политики, искусства, самих себя, ибо сознание всегда «вплетено в язык реальной жизни» (К.Маркс), тесно связано с характером жизнедеятельности людей, является культурно-историческим феноменом.
Философы античности поняли, что сознание есть специфическая всеобщая связь человека с миром и выразили эту связь в метафоре «воск-печать», сравнив сознание с процедурой получения печати на воске. Метафору печати на воске для описания сознания применяли Платон, Аристотель: как буквы отпечатываются на дощечке воска, так объект отпечатывается на «дощечке разума».
Античная философия открыла только одну сторону сознания – направленность внимания человека на внешний мир. Другая особенность сознания — умение человека сосредоточиваться внутри себя, направлять свое внимание на внутренний мир — не была проработана античной философией. Причина одностороннего видения проблемы сознания кроется в специфике реального мировоззрения и мироощущения античного грека, внимание которого было всецело направлено на окружающий мир, у него нет еще навыка сосредоточивать внимание на самом себе и своем внутреннем мире. Античный человек живет природой, Космосом и вещами, он философствует о Космосе и о внешнем мире, вырабатывая соответствующие идеи в духе натурфилософии и космоцентризма.
Античный грек знает о душе, философы античности рассуждают о ней. Но душа еще не воспринимается как начало интимности. Тема души для них — это тема обнаружения скрытого движителя вещей и человека в том числе. Душа как движитель приписывается не только человеку: она есть у животных, у растений, минералов и т.п.
Таким образом, античный космоцентризм породил и вполне соответствующие ему философские представления о сознании.
Христианская культура сформировала потребность человека во внутреннем сосредоточении, что было вызвано необходимостью общения с Богом. Возникла практика такого общения — молитва. В ней человек должен погрузиться внутрь себя, отключиться от потока жизни, от чувственных восприятий, освободиться от диктата тела. Молится душа. Появляется и отличное от античности понимание ее. Молитву всегда сопровождают душевные переживания. Вот они-то и становятся предметом внимания средневековых философов, которые начали искать формы и способы их выражения. Наряду с молитвой возникла практика исповеди, стимулировавшей умение совершать самоанализ, нравственный самоотчет. В процедуре исповеди способность к самооценке закреплялась институционально. IV Латеранский собор (1215 г.) предписал каждому христианину ежегодную исповедь, но далеко не сразу прихожане научились исповедоваться: не хватало навыков самоанализа и самоуглубления.
В средние века была открыта новая грань проблемы сознания: сознание теперь понималось не только как знание о внешнем мире, но прежде всего как способность знать свой внутренний духовный мир. Проблема сознания стала рассматриваться одновременно и как проблема самосознания. Именно так начинают понимать сознание основатель неоплатонизма — Плотин (III в. н. э.) и Августин Блаженный (V в. н. э.).
Какой смысл имели понятия «сознание» и «самосознание» В духовном опыте высшим считался тот уровень, где, человек молитвенно приобщался к Божественной простоте, испытывал блаженство слияния с ней. Чтобы выйти на этот уровень, надо, пробудиться от своего тела, прийти к самому себе, стать недосягаемым для внешнего мира, прожить лучшие моменты своей жизни. Но долго находиться в этом состоянии человек не может в силу своей греховности, он с необходимостью опускается на второй уровень своего духовного опыта— рефлексии и рассуждения. Это уровень, на котором человека одолевает многообразие чувств, мыслей, помыслов, связанных с жизнью «по стихиям мира сего», здесь он только вспоминает о состоянии отдохновения в Божественном. Это воспоминание, выполняющее функции самосознания и есть сознание. Оно не самостоятельная реальность, а отражение того, что случилось на высшем уровне существования духа. Сознание не только вспоминает, но и пытается зафиксировать содержание воспоминания в языке. Но языковые средства и метод рефлексии не в состоянии полностью и адекватно передать состояние отдохновения в Божественном. Отсюда рождается осознание человеком своей беспомощности. Сформировалось понимание сознания как явления чисто духовного и вторичного в структуре духовного опыта. Третий уровень духовного мира человека— низший. Здесь господствуют инстинкты и страсти нашего тела.
Будучи воспоминанием, отражением, сознание выступало как нечто второстепенное, не самое подлинное, не самое высокое и лучшее из того, что есть в человеческом духовном опыте. Более того считалось, что именно сознание ввергает человека в муки и страдания. Потому что оно напоминает ему о его греховности и в силу этого отпадения человека от Божественного света, от вечности.
Сознание - это какой-то центр между двумя теневыми зонами: безмолвной, не осознающей себя жизнью нашего «я» в Боге, и молчаливой, бессознательной жизнью нашего тела.
Человек имеет божественно-духовную сущность, и для того, чтобы стать тем, что он есть, он должен ощутить, пережить жизнь своего «я» в Боге, т. е. «побывать» на высшем уровне своего духовного опыта, прикоснуться к святости. Пробудить в себе духовное существо очень трудно, ибо занятые заботами о земных делах, о телесном, мы слабо ощущаем в себе жизнь Духа, не всегда умеем отгородиться от всякого постороннего шума, от телесных желаний, для того, чтобы душа наша могла остаться наедине с Богом. Сознание дано нам для того, чтобы мы помнили: в своей обычной жизни мы удалены от Бога, однако можем совершить переход на уровень Божественного отдохновения с целью очищения. Сознание есть своеобразная память о нашей земной ничтожности и нашей возможности достигать Божественное, становиться образом Божиим.
Античный грек не понял бы плотиновскую трактовку сознания; как замечено выше, то, что называется сознанием в одной эпохе, может не восприниматься таковым в другой.
Итак в христианской средневековой философии сформировалось понимание сознания как явления чисто духовного.
Сознание выступает как наказание человека за грех Почему? Во-первых, благодаря сознанию, человек понимает, как он наказан тем, что не может долго пребывать в состоянии Божественной простоты. Сознание постоянно напоминает ему об этом состоянии, заставляя страдать и мучиться. В сознании «я» живет раздвоенной жизнью: ему приходится постоянно соотносить жизнь «по стихиям мира сего» и жизнь в Боге.
Во-вторых, сознание есть отпадение человека от вечности в силу той же греховности. Акт сознания уже знает время, ибо знает, что что-то было «до» сознания. Строгое противопоставление настоящего, прошлого и будущего - это сущность сознания. Только для него существует необратимость времени. Время есть форма сознания. Сознание смертно: оно существует небольшой и конечный отрезок времени. Вечность — высшая ценность, время — это бренность, тлен, смерть. Бытие во времени, а значит в сознании, менее подлинно, чем бытие в вечности. И если бы люди не были греховны, они могли бы обойтись без сознания. Состояние сознания - следствие греха человека.
В-третьих, сознание напоминает человеку, что он есть не только природное, физическое и физиологическое существо, но и нечто иное - духовное. Сравнивая в сознании состояния Божественного экстаза с состоянием телесных потребностей и отправлений, человек начинает стыдиться своих природно-телесных свойств и влечений. Притча об Адаме свидетельствует: пока Адам жил в Духе, он не знал стыда. Только сорвав запретный плод с древа познания добра и зла, он узнал, что он наг, и устыдился. Стыд — оповещение об отпадении человека от вечности и от Бога, оповещение о сознании. Сознание — это обреченность человека на выбор: духовность или телесность? Данный выбор каждое новое поколение и каждый рожденный человек делают заново, вновь и вновь. В таком выборе — тяжесть одного из противоречий человеческой жизни, и сосредоточена эта тяжесть в сознании.
Связь сознания и страдания признавали в дальнейшем многие философы. Так, Н. А. Бердяев считал, что сознание дано людям, чтобы они испытали муки души, потерявшей единение с Богом. Э. В. Ильенков писал, что «вся боль мира существует, особенно, только в сознании».
Эпоха Нового времени вошла в историю под знаком того события, которое Ницше выразил в афоризме «Бог умер» и описал это событие в своей работе «Веселая наука». Отказ от Бога не был результатом каких-то учений, философских построений. Это было всемирно-историческое движение тех народов земли, которые вовлечены в сферу влияния Нового времени, новой цивилизации. Дело в том, что идея Бога — это целая цивилизационная структура, которая задавала меру объяснения мира в целом и жизни отдельных людей, не давала людям погрузиться в стихию инстинктов, требовала от людей строить свое бытие по типу должного, т. е. выходить за рамки сиюминутных материально-экономических интересов и потребностей в сферу возвышенных духовных ценностей. Отказ от идеи Бога означал неизбежное изменение способа человеческой жизни, и формирования иного, по сравнению со средними веками, духовного опыта людей, понимания содеянного, оценок и осмыслений. Произошел отказ от Абсолюта, человечество отпало от Вечности, перестало соотносить с этим понятием свои мысли, чувства и действия. Человек сам захотел стать богом на земле, царем природы. Он абсолютизировал свою индивидуальность и свой разум. Эту ситуацию и почувствовал Ницше, выразив ее в словах безумца: «вы убили Бога».
Для нас важно отметить, что отказ от Бога свидетельствовал о формировании, нового духовного опыта людей, в котором не оказалось места для того высшего его уровня, который Плотин называл Божественной простотой, отдохновением в Божественном. А это значит, что прежний механизм формирования сознания, его понимания и объяснения был сломан, разрушен. Если нет Бога и нет того уровня в духовном опыте, воспоминания о котором и составляли содержание и сущность средневекового сознания, то требовались какие-то иные объяснительные принципы. Возникла необходимость переоткрыть сознание, по-новому его истолковать.
Итак, переоткрытие проблемы сознания происходило в обстановке, когда человек освободился от власти и опеки сверхчувственного, божественного, перестал признавать свою принадлежность двум мирам: земному и неземному, стал объяснять свое происхождение только через природную эволюцию, согласившись впоследствии с теорией Дарвина, согласно которой человек произошел из животного царства.
Европейские философы и мыслители Нового времени совершили переход от теоцентризма к антропоцентризму: человек был объявлен началом и причиной всего, что с ним случается в мире. Нет ничего, кроме самого человека, что обеспечивало бы ему возможность реализовать себя как человека. Человек сам, своей деятельностью творит свой мир, в котором он что-то может делать и жить. Единственной несомненной реальностью был признан индивид и его сознание. Р. Декарт — основоположник новоевропейской философии — объявил, что акт «я мыслю», мышление, разум является самым простым и самым очевидным основанием существования человека в мире, а также самого мира. Можно сомневаться, существует ли объективный мир (Бог, природа, люди, даже мое собственное тело), но нельзя сомневаться в том, что я мыслю, чувствую, следовательно, существую, прежде всего как это мыслящее, чувствующее существо. Философия возвеличила субъекта, абсолютизировала человеческую деятельность и человеческие способности.
«Смерть Бога» и трансформация структуры духовного опыта — явления одного и того же порядка. «Смерть Бога» сопровождалась появлением «новой» популяции людей, которые потеряли способность мистического единения с Богом, боялись мистификаций со стороны духовного, с энтузиазмом воспринимали любую рациональную конструкцию. Предполагалось, что человеческая мысль сама себя порождает и сама себя детерминирует. Акты мышления автономны и самодостаточны в силу автономности и самодостаточности ее носителя — индивида. Отсюда, и новая метафора сознания: оно не восковая дощечка, на которой отпечатываются образы реальных вещей, а некий сосуд, в котором содержатся идеи и образы до того, как оно включается в общение с миром. Ортега-и-Гассет так охарактеризовал эту метафору: «Вещи не входят в сознание извне, они содержатся в нем как идеи». В истории философии такое учение было названо идеализмом, в отличие от античного реализма.
Наработанное в средние века умение человека обращать внимание на свой внутренний духовный мир, сохранилось и стало основой новоевропейской культуры. Поэтому при объяснении феномена сознания никто не сомневался в том, что сознания нет без самосознания. В акте самосознания сознание знает свое содержание и проясняет его структуру.
Выше уже говорилось о том, что в Новое время появляется и новая структура духовности. Смысл ницшеанского афоризма «Бог умер» был связан прежде всего с изменением внутреннего мира людей. Произошел «распад души», реальное изменение структуры духовного опыта: когда Бога в душе уже нет и человеку больше не нужен наработанный в средние века духовный опыт молитвенного слияния с Божественным духом. Внутреннее духовное пространство сжимается как шагреневая кожа до предметно-логического, рационального содержания и переживаний, связанных с проблемами преобразования внешнего объективного мира. Не случайно Декарта интересует не доказательство бытия Бога, а метафизическое обоснование существования внешнего для человека мира. Сознание стало средством, обнаружения объективно-природного мира, средством доказательства его существования. Сознание в актах самосознания обращало внимание только на предметное содержание, т. е. такое содержание, которое было связано с характеристиками объективно-предметного мира. И в этом Новое время повторило античное понимание сознания. Таким образом, в новоевропейском сознании соединились античная установка на ценность предметного мира, направленность внимания на него и средневековый навык работы сознания с самим собой.
В Новое время рациональное сознание объявлялось основополагающей инстанцией в структуре духовного опыта. При объяснении сознания мыслители сделали акцент на воображении как выражении активной творческой природы сознания. Когда сознание работает в режиме воображения, то не предметы запечатлеваются в нем независимо от его воли, а оно само вызывает их к жизни. С помощью воображения сознание творит и конструирует предметы, разбирает их на части, идеализирует их, соединяет и разъединяет. Содержание сознания приходит к нам не извне, это мы извлекаем его из собственных глубин.
Проблему сознания как воображения наиболее полно проработал немецкий философ И. Кант. Изучая мир, мы вкладываем в содержание проводимых с ним исследований какие-то параметры, которые принадлежат нашему сознанию. Сознание — это творчество. Человек взял на себя миссию творения мира на уровне явления (того, что дано чувствам), он стал «маленьким богом» (Лейбниц), верховным законодателем Природы (Кант). После Декарта и Канта была признана участность (от слова «участие») сознания в бытии, его активная роль и первичность.
Для философов Нового времени сознание есть единственная несомненная реальность, а уровень рефлексии и рассуждения рассматривался ими как основополагающий в структуре духовного опыта.
Эпоха классического рационализма отождествляет сознание с мышлением, логические процедуры которого всегда ориентированы на очищение от эмоционально-личностных переживаний и эмоций. Мышление претендует на бесстрастность.
Сознание-мышление в декартовской трактовке размышляет о себе, погружается в себя как единственную и несомненную реальность. Это и дало возможность идеализму объявить сознание единственной несомненной реальностью
В этом и проявляется дух новой культуры «без Бога»: исходной точкой отсчета для понимания мира, истории становится человек и его сознание. Все, что совершается и наблюдается в мире и истории, связывается только с его творческой деятельностью. Сознание, отождествленное с рефлексией и размышлением, способно прояснить, высветить все, даже самые темные уголки духовного внутреннего мира человека, а потому бессмысленно говорить о бессознательном.
Сознательное преобладает в человеке над бессознательным; если учесть, что в связке «сознание-бессознательное» под последним, вплоть до Нового времени, понималось мистическое содержание духовного общения с Богом, то многие религиозные философы Нового времени рассматривали в преобладании сознательного над бессознательным «признак близости конца для человечества» (Эд. фон Гартман).
Философы Нового времени отождествили сознание с интеллектуальной деятельностью субъекта познания, заложили основы отождествления сознания и души с предметно-логическим, рациональным содержанием. Религиозные и мистические компоненты опыта сознания были утеряны, в нем восторжествовали правила логики, а поскольку была признана участность сознания в конструировании мира явлений, то возникло убеждение, что весь мир и все вещи созданы и существуют по правилам логики. Отсюда и родилась нацеленность сознания: переделать все, подправить, улучшить в соответствии с этой логикой. Сознание перестали отличать от познания. Люди создали образ мира, соответствующий структуре их духовного опыта. Человек «принужден» был «жить в тех категориях, в которых он мыслит» (Л. Шестов). Мыслит же он в категориях не экзистенциальных, а логических, рациональных. Человек Нового времени воспринимал такой образ мира и такой способ своей жизни как само собой разумеющееся, ибо каково сознание, таково и бытие человека, и наоборот.
К середине Х1Х в. сложились социальные предпосылки пересмотра новоевропейский метафоры сознания. Человечество в своей рационально-сознательной ориентации открыло могущество социальных, материально-экономических, психологических и иных факторов. Оно реально ощутило силу того мира, который Плотин называл низшим, считая его слабым по сравнению с высшим миром божественного присутствия. Утвердилось миропонимание, в котором «возвышенные» категории бытия и ценности перестали играть заметную роль, их влияние ослабло. Низшее стало наделяться изначальной силой, а высшее оказалось бессильным
(М. Шелер). Во времена, совпавшие с жизнью К. Маркса и Ф. Энгельса, противоречия буржуазного общества проявились столь явно, а давление социально-экономических факторов на все сферы жизнедеятельности людей обнаружилось столь отчетливо, что никто уже не сомневался в первичности, базисности материального, экономического интереса. Люди и окружающая природа стали в чистом виде объектом хозяйственной и только хозяйственной деятельности. Материальные потребности стали ведущими, а материальное производство — основополагающим, доминирующим способом производства. Люди признали этот способ жизни, что свидетельствовало о том, что соответственно изменилась и структура их духовного опыта. В нем произошла перестановка ценностных ориентаций: материальный интерес и материальные потребности были признаны главными ценностями. Началась открытая и осознанная борьба классов за материальный успех.
К. Маркс изучал именно такой способ жизни людей, а также механизм формирования соответствующего ему сознания. Он сформулировал идею вторичности сознания, его обусловленности, детерминированности внешними для него факторами, и прежде всего - экономическими.
Маркс начинает утверждать, что не сознание определяет бытие, не сознание конструирует мир явлений, а наоборот: бытие определяет сознание, сознание есть осознанное бытие. Заметим, что под бытием он понимал реальные условия жизни людей в буржуазном обществе, в котором все поставлено на службу материальному успеху. Данное обстоятельство роковым образом повлияло на ценностные ориентации людей. Само собой разумеющимся считалось мнение, согласно которому морально все, что приносит материальный успех, поэтому морально использовать любые средства для его достижения. Изменилась и смысловая оценка межчеловеческих отношений: они стали вещными, достоинство человека стало определяться количеством вещного или денежного богатства. Социально значимой признавалась только деятельность, ориентированная па пользу и успех.
Маркс зафиксировал реальный факт: буржуазные отношения могли состояться только при одном условии-- изменении сознания людей. Причины этого изменения он стал искать во внешнем для самого сознания мире социально-экономических отношений. Другими словами, Маркс показал, что буржуазный способ производства породил таких людей, духовный опыт которых не мог быть описан не только в терминах Плотина, но даже близкого по времени к этим людям Декарта. Действительно, как мог например человек выжить в условиях кредитных операций, сопряженных с риском для кредитора? Если он будет стремиться к духовности, наслаждаться состояниями Божественной простоты, он просто разорится. Чтобы такого не случилось, ему надо следить за «тайнами личной жизни человека, ищущего кредит», разглашать временные неудачи этого человека для того, «чтобы, вызвав внезапное потрясение его кредита, убрать с дороги соперника» (К. Маркс).
В сознании, как показал Маркс, проявляется вся сущность человеческого бытия. Сознание детерминировано самыми низшими, с точки зрения Плотина, формами жизни— материальными. Для Маркса человек и его сознание, вся его духовная жизнь определены «стихиями мира сего», безблагодатными общественно-экономическими отношениями.
Можем ли мы винить Маркса за то, что он так «заземлил», принизил человеческое сознание, духовный опыт? Конечно же, нет. Напротив, он показал людям, что ведомые только материальным интересом, они «измельчали», их сознание стало утилитарно-прагматичным, они ни о чем не могут более думать, кроме материальной выгоды, они борются не за высшие идеалы и страдают не по поводу своего несоответствия образу Божию; они изобрели способ жизни, где все замыкается на материальный успех, выгоду, деньги. Капитал стал целью человеческой деятельности, а экономические отношения и зависимости— главнейшими фактическими зависимостями. Сознание людей с неизбежностью должно было перестроиться в соответствии с новыми социальными реалиями.
Как же осуществлялась перестройка сознания в период перехода от средневеково-феодальных к новоевропейским буржуазным отношениям?
Проблема перестройки сознания в переходные периоды истории. Проведя анализ генезиса капитализма, Маркс открывает одно онтологическое обстоятельство: социальная система может стабильно функционировать лишь при постоянном воспроизводстве такого содержания сознания, которое было бы адекватно содержанию системы. В противном случае социальная система не может функционировать стабильно. То есть к условиям ее существования относятся не только экономические, производственные, политические и иные связи и отношения, но и содержание сознания людей. Бытие сознания является необходимым моментом функционирования общественного бытия; при этом, чем больше сознание тяготеет к естественной, близкой к автоматизму вплетенности в реальные процессы жизни, чем более оно адекватно по своему содержанию социальной системе, тем она устойчивее.
Следовательно, возникновение той или иной формационной структуры должно сопровождаться изменением сознания, перестройкой сознания, присущего предыдущей формации. Как же происходит эта перестройка?
Маркса интересовал более конкретный вопрос: как и почему появились люди с сознанием, соответствующим капитализму? Речь при этом шла о вполне конкретных людях: капиталистах и рабочих. Формирование пролетариата происходило как исторический процесс отделения, отчуждения производителя от средств производства. В этом и состоял смысл первоначального накопления капитала нарождающейся буржуазией. Она начала свое утверждение с экспроприации земли у сельского производителя, крестьянина. Маркс писал, что этот процесс, «когда значительные массы людей внезапно и насильственно отрываются от средств своего существования и выбрасываются на рынок труда в виде поставленных вне закона пролетариев» служил «рычагом для возникающего класса капиталистов».
В переходный период от феодализма к капитализму совершалась грандиозная переделка, перестройка сознания людей с помощью насилия. Насильственное изменение содержания сознания огромного большинства людей явилось историческим условием капиталистического способа производства.
Насилие, как историческое условие становления капитализма, сопровождало процесс первоначального накопления во всех странах. Маркс, изучая формы и методы первоначального накопления, приходит к выводу, что во всех странах, переходящих к капитализму, пользуются государственной властью, т.е. «концентрированным и организованным общественным насилием, чтобы ускорить процесс превращения феодального способа производства в капиталистический, сократить его переходные стадии. Насилие является повивальной бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым. Само насилие есть экономическая потенция».
Торжество нового социального строя зависит от активности «новых», их энергии и умения «принудить» подавляющую часть населения принять новый способ жизни. Поэтому нельзя утверждать, что развитие буржуазных отношений из феодальных было «фатальным» (неизбежным) следствием кризиса средневековых порядков. Тем самым изменение сознания людей, приспособление его к новым порядкам всегда представляет собой одну из главных задач «новых». Укрепление нового способа производства зависит в первую очередь от перестройки сознания большого количества людей, в расширении круга «новых», появлении им сочувствующих и их поддерживающих.
Проблема перестройки сознания людей была одной из самых актуальных и в переходный период от капитализма к социализму в нашей стране. В. И. Ленин, понимая это, неоднократно подчеркивал, что «так вдруг» переменить психологию людей, навыки их вековой жизни нельзя. Можно «попробовать загнать население в новый строй силой, но это приведет к всероссийской мясорубке. О том, что такая «мясорубка» все же была использована в переходный период, написано много. Причем многие теоретики и практики большевизма приветствовали жестокие силовые приемы (вплоть до расстрела) воздействия на людей, видя в них метод выработки из человеческого материала капиталистической эпохи коммунистического человечества.
Общественное сознание и общественное бытие. Общественное сознание- это массовидное сознание. Оно формируется общественными связями и отношениями, и его содержание надындивидуально, всеобще. В нем проявляется «всеобщий характер отношений людей друг к другу и к природе» (К. Маркс). Говорить об общественном сознании можно только в том случае, когда социальная система уже сформировалась и стабильно функционирует. Тогда она автоматически производит «нужное» ей массовидное сознание, которое обеспечивает ее нормальное существование. Общественное сознание становится условием существования социальной системы. В стабильно функционирующем обществе сознание «вплетено в язык реальной жизни» и без него просто нет общества. Более того, как мы показали выше, возникновение нового типа социальных отношений возможно только при условии изменения содержания сознания. Прежде чем возникает новый тип социальных отношений, происходит переворот в сознании людей. Философы «замечают» это изменение ранее других людей, а потому они могли зачастую прогнозировать будущее развитие человечества.
Итак, вырисовывается очень сложная картина взаимодействия общественного сознания и общественного бытия. В переходные периоды, когда идет становление нового общества, ведущей» и во многом определяющей стороной выступает сознание, вернее, его изменение, совершаемое часто под воздействием внешнего насилия. Оно является исторической предпосылкой нового способа социальной жизни. Затем, когда этот способ жизни утверждается, он сам начинает воспроизводить то содержание сознания, которое до того выступало исторической предпосылкой его становления. Сознание как бы становится вторичным явлением по отношению к общественному бытию. Но это— «вторичность» элемента системы по отношению к целостной системе. Сознание - функция социальной, системы, ее необходимый момент. Как живой организм не может существовать, например, без такого своего элемента, как дыхание, так и общество воспроизводит сознание в качестве элемента жизненно для него важного. В результате сознание одновременно и условие существования общества и обусловленное им.
Воспроизводя адекватное себе сознание, социальная система поддерживает стабильность своего существования.
Исторический опыт существования социализма в кашей стране также свидетельствует о том, что жизнеспособность системы социализма обеспечивалась прежде всего адекватным сознанием людей: отсюда и трудовой героизм, и победа в Великой Отечественной войне. Не случайно такое большое внимание уделялось воспитанию подрастающего поколения, преемственности традиций и т.д.
Маркс проработал проблему общественного сознания для развитого капитализма, где обнаружилось классовое противостояние. Поэтому он связывал содержание сознания того или иного индивида с его классовой принадлежностью. В антагонистических формациях, к которым принадлежит капитализм, средний член класса не в состоянии реально возвыситься над тем, что он есть в действительности, ибо индивиды подводятся под класс как под род. И такое «подведение» будет до тех пор, пока будут классы, отстаивающие свой особый интерес. Средний представитель класса думает как все, чувствует как все, интерпретирует события как все. «Класс определяет их жизненное положение, а вместе с тем и их личную судьбу, подчиняет их себе» (К. Маркс). Одним словом, сознание индивида становится функцией надындивидуального сознания. Индивидуальное сознание полностью определяется содержанием коллективных форм мышления и чувствования. Каково бытие людей, таково и их сознание, и наоборот. Отдельные индивиды «повторяют» в своем сознании содержание коллективных интересов и потребностей, причем, происходит это зачастую стихийно, без контроля со стороны самосознания, «я».
Маркс изучал общественное сознание того общества, где доминантой бытия были классы со своими особыми экономическими и политическими интересами. Отсюда и пафос учения Маркса: до тех пор, пока в обществе будет расслоение экономических интересов, индивиды не смогут сполна реализовать свои сущностные силы, не обретут способность стать творческими личностями, их сознание не будет свободным.
Что же происходит с социальной системой, когда люди, по тем или иным причинам, перестают воспринимать способ ее существования как естественный, само собой разумеющийся? Появление в сознании людей размышлений по поводу истинности или неистинности существующей общественной жизни, ее человекоразмерности, справедливости и т.д. - признак перехода социальной системы в режим нестабильного существования. Поэтому во все времена и эпохи существующий способ производства препятствовал проникновению в массовое сознание мыслей тех, кто его критиковал. Для своего сохранения социальная система вынуждена блокировать силой (аресты, тюрьмы, заказные убийства и т.д.) всякого рода несовпадения содержания сознания отдельных индивидов с логикой своего развития. Когда такое «несовпадение» становится характерным для сознания подавляющего числа людей, система обречена. Так, с появлением у рабов античного общества осознания себя личностями, «рабство влачит уже только искусственное существование и не может дальше служить основой производства» (К. Маркс). А когда рабочие капиталистического общества начали понимать, что продукты их труда не могут принадлежать только капиталистам, когда они оценили условия своего труда как несправедливые, насильственные, классический капитализм потрясли мощные социальные взрывы. Под воздействием социализма, построенного в нашей стране, проходило «просвещение» соз-нания всех трудящихся. Этим и обусловлен тот факт, что капиталисты вы-нуждены были идти на серьезные уступки в сфере распределения продукта труда, социальной защиты трудящихся. Классический капитализм транс-формировался в посткапиталистический, а затем и в постпосткапи-талистический не без влияния успехов социалистической системы.
Как правило, критики существующего способа производства появляются в периоды проявления противоречий общества. Но в условиях развившихся противоречий живет уже другое поколение людей, которое не участвовало в создании существующего способа производства и жизни. Ему, этому позднейшему поколению «условия бытия прошлых поколений кажутся чем-то случайным, односторонним, не соответствующим природе человека. И этот свой взгляд на прошлый способ бытия как «на оковы» «позднейшие поколения» приписывают также и прошлому времени». Приведенное высказывание Маркса имеет прямое отношение к событиям, совершающимся в нашей стране сейчас. Представители нового поколения, воспитанные в сытости и довольстве, не испытавшие всех трудностей, которые выпали на долю их отцов и дедов в построении первого в мире социалистического общества, не принимавшие участия в его защите, не испытавшие ужаса порабощения фашизмом и т.д. измеряющие все степенью материальной обеспеченности, бездумно твердят, что советские люди — это несчастное поколение рабов, не знающее ни материального достатка, ни радости жизни. Духовное же самочувствие прошлых поколений и восприятие их жизни поколением молодых — разные вещи. Люди, отдававшие добровольно все свои силы на построение социализма и его защиты от внешних и внутренних врагов, бесспорно, не считали себя обделенными радостями жизни. Их чувства, мысли в основной своей массе были искренни, а это — необходимое условие полноценной жизни, соответствующей природе человека.
Марксов метод анализа сознания.
Впервые в истории философии Маркс стал изучать сознание и его содержание через анализ предметно-практических форм человеческой деятельности, т.е. анализировать сознание, «вплетенное» в бытие людей. Последнее он понимал как «реальный процесс их жизни». Общественное сознание людей, несмотря на какие-то всеобщие элементы содержания все же дифференцировано по носителю, а значит, и по содержанию.
В зависимости от того, к какому классу, нации, другой социальной группе принадлежит индивид, содержание его сознания будет иметь специфические особенности. Классики марксизма неоднократно отмечали, что соответственно трем классам в XIX в.— феодальной аристократии, буржуазии и пролетариату — существуют одновременно и параллельно три формы морали.
Общественные отношения и связи были рассмотрены Марксом в качестве предельных детерминант сознания агентов капиталистического способа производства. Поэтому он анализировал их сознание одновременно с изучением политической экономии капитализма, не прибегая в ходе данного анализа к терминам самосознания, столь популярным для философии Нового времени после Декарта. Общественное сознание потому и «общественное», что оно не связано только с субъектом и его способностью к самосознанию, рефлексии. Оно вплетено в реальное бытие реальных людей, и если это бытие одинаково для какой-то группы людей, то будет продуцироваться и примерно одинаковое содержание сознания представителей названной группы. Поэтому содержание сознания можно, по Марксу, выяснить, если знать, «что» и «как» люди производят. В этом и состоял материалистический метод анализа сознания, предложенный и успешно примененный Марксом.
Современен ли Марксов метод анализа сознания? Открытый Марксом метод анализа сознания, безусловно, не является универсальным. Почему? Во-первых, в нем слишком сильно утверждается зависимость содержания сознания от предметно-практической деятельности и материально-экономических побуждений. Но ведь история человечества демонстрирует духовные устремления индивидов и даже целых народов, которые никак не связаны с заботами о земном благополучии и с корыстной борьбой за материальные интересы. Достаточно вспомнить о сознании исихастов (гр. hesychia— внутреннее спокойствие, отрешенность) в Византии XIV в., которое затем стало одним из компонентов православной веры. Григорий Палама, Григорий Синаит в Византии, а затем Нил Сорский, Сергий Радонежский в России призывали к строгому аскетизму, смирению перед Богом, к отказу от устремленности к земному, материальному благополучию.
Во-вторых, Марксов подход к анализу сознания безличностен. Он дает возможность охарактеризовать общее содержание какого-то усредненно-надындивидуального сознания, которое выступает в качестве принудительной силы по отношению к сознанию индивида. Этим умаляется активность и самостоятельность индивида, а также его ответственность за содержание собственного сознания. Всегда есть возможность оправдать индивидуальное сознание ссылкой на обстоятельства. Индивидуальное сознание, в случае признания его полной детерминированности обществом, выводится за пределы всякой нравственной ответственности. Тогда все преступники могут быть оправданы, ибо объяснить их извращенное сознание можно ссылками на несовершенство общества. Индивидуальное сознание ищет тогда своего оправдания в чем-то надличностном или сверхличностном, что порождает один из самых страшных пороков человеческой натуры— умственную и нравственную лень.
Происходит сужение его собственного сознания, подавляются или вытесняются многие существенные черты сложной эмоциональной и интеллектуальной жизни человека. Работа индивидуального сознания прекращается, а содержание его порождается не свободным творчеством самого индивида, а коллективными внушениями и демагогией. Духовная жизнь индивида как автономный творческий акт прекращается.
Такие серьезные возражения в адрес Марксова анализа сознания формулируют многие мыслители, предлагая отказаться от данного анализа и рассматривать сознание только как уникально-личностный процесс, процесс творческого разрешения культурно-исторических конфликтов, совершаемый каждым индивидом по-своему. Сознание, считают критики Маркса, надо рассматривать как духовную деятельность, протекающую в уникальном внутреннем мире человека.
Правы ли критики Маркса? Да, поскольку сознание существует только там, где индивид сам решает все смысложизненные вопросы, сам делает выбор жизненной позиции, сам оценивает свое место в жизни и т.д. «Сам»— это означает, превозмогая давление обстоятельств, подняться на вершины личностной ответственности за все, что происходит с тобой. В любом обществе жили люди, сознание которых не было нерефлексивным, бездумным повторением мнения своей социальной группы или общества в целом. Они сохраняли свою индивидуальность вопреки официальной ортодоксии. В основном это были разрушители традиций: социальных, этических, эстетических и др. К людям такого типа относятся, например, все ниспровергатели социальных устоев, от киников до «демократов», начавших революционную ломку СССР и социализма.
Иметь личностное сознание — значит иметь готовность к свободе. Подобная «готовность» может реализоваться двумя способами: либо человек «свободно» решается разрушить существующий социальный мир, заменить его новым, переделать его любыми способами (таков путь киников), либо он становится на путь личностного самосовершенствования и тем самым совершенствования жизни (это путь Сергия Радонежского). И киники, и Сергий Радонежский имели личностное сознание, имели готовность к свободе, но по-разному направляли свои усилия: один— на преобразование внешнего мира, насильственное разрушение традиций, другой- на совершенствование внутреннего мира собственной души и «просветления духовного зрения» своих сподвижников для совершенствования и укрепления традиций.
Европа нового времени выбрала путь киников: насилие стадо «повивальной бабкой истории» (К. Маркс). В XX в. Запад отказался от насилия в деле переустройства социальной жизни, «дух кинизма» трансформировался во всякие молодежные движения сопротивления буржуазной цивилизации и, соответственно, традиционной буржуазной морали. Европа по-прежнему ценит нонконформизм личности, ее стремление к независимости от общества и традиций. Выступая в мае 1995 г. перед студентами Московского университета, президент США Клинтон отметил одно, с его точки зрения, достоинство американских университетов: в них стремятся сделать молодежь, не похожей на своих отцов, т. е. воспитать поколение духовных киников, не ориентированных на традиции, претендующих на уникальность, личностную независимость в делах и мыслях.
Однако весь вопрос в том, какова степень этой «уникальности»? Ведь если американский университет планомерно воспитывает у молодежи установку на «несхожесть» с отцами— старшим поколением и традицией, то налицо все черты социальной ортодоксии, только в меньших размерах, по сравнению, например, с социальной ортодоксией тоталитарного общества. Более того, молодежь как бы объединяется рамками своей принадлежности к определенному поколению, и каждый индивид культивирует свою «уникальность», «неповторимость», стараясь сознательно, а часто в бессознательно, соответствовать «духу» своего поколения. Например, хиппи, борясь за право быть индивидуальностями в обществе, в котором власть денег «подминает» под себя всякую индивидуальность, все же имели корпоративное сознание: примерно одинаковые жизненные установки, ценности, что проявлялось в схожести внешнего вида, поведения и т.п. Поэтому говорить о полной свободе сознания от общества, об абсолютной уникальности и неповторимости каждого индивида, по-видимому, нельзя. Жить в обществе и быть свободным от него невозможно.
В современном обществе существуют разделение труда и соответствующие пм классы и иные социальные слои, государства с их политикой, нации с их самосознанием, религии с их догматами и т.д. Отдельные люди, как общественные существа, формируются в сфере реального, конкретного разделения труда, действительного на данное время государства с его интересами, данной национальности и религиозности и т.д. Эти сферы являются всеобщими формами бытия определенных конкретных индивидов, в силу чего индивидуальность опыта их сознания не сводится только к неповторимости и уникальности, а включает в себя и всеобщее содержание. Индивидуальность сознания непременно кореллируется в соответствии с установками, ценностными ориентагутми того социального слоя, к которому принадлежит конкретный человек: будь то религиозная община, молодежное движение, политическая партия, круг людей, занятых бизнесом, и пр. Люди, принадлежащие к тон или иной социальной группе, вынуждены принимать и «правила ее игры». Современный мыслитель Фромм считает, что этому способствует присущий людям страх одиночества, боязнь изоляции и остракизма (гр, ostrakon — черепок). В Древней Греции остракизмом называли изгнание граждан, опасных для государства, решавшееся тайным голосованием посредством черепков, на которых писались имена изгоняемых.
Потребность быть вместе с другими — одна из сильнейших. Чтобы не быть изгнанным из группы (сверстников, коллег, других социальных слоев), многие люди стараются уложить свои мысли и.поступки, а также речевой сленг в стандарты, созданные данной группой. Тогда, как неординарные личности часто осознают причины своего «подчинения» правилам групповой игры, понимают таящуюся в таком подчинении опасность утратить самотождественность, индивидуальность. Здесь возможны два варианта поведения этих людей: одни из них начинают жить «двойной» жизнью в ситуации «раздвоенного» сознания — внешне идентифицируют себя с группой, внутренне живут по другим меркам и ценностям; другие — не выдерживают диктата данной группы: они или принимают коллективные ценности какой-нибудь иной группы, или вырываются в область переживания себя как «гражданина мира». Первых называют изменниками и предателями, вторых — космополитами. Гражданин мира, или космополит, не должен идентифицировать себя с каким бы то ни было государством, нацией, религией и т.д. Он как бы над всем этим. Казалось бы, что именно осознание себя в качестве гражданина мира делает сознание личностным, экзистенциально-уникальным. Но и в этом случае главные компоненты содержания его сознания обусловлены той или иной духовной парадигмой данной цивилизации. Так, современный «гражданин мира» никогда не сможет почувствовать себя античным человеком или монахом средневековья. Эпоха Нового времени создала свои уникальные для нее ценности и установки, о которых мы уже не раз говорили.
Итак, с одной стороны, мы утверждаем, что критики Марксова анализа сознания правы, когда говорят о его «невнимании» к индивидуальному сознанию в рамках этого анализа. С другой, мы признаем, что существуют какие-то всеобщие (групповые, классовые, национальные и т.д.) формы восприятия мира, ценностные ориентации и переживания, которые воспроизводятся в индивидуальном сознании. Естественно возникает вопрос: что есть сознание? Индивидуальный творческий уникальный акт или содержание духовного опыта, детерминированное положение человека в структуре общественных отношений и потому особенно не отличающееся от сознания других индивидов, занимающих то же место в обществе? Кто более прав — Маркс с его идеей общественного сознания, или его оппоненты, утверждающие уникально-личностную, а не общественную природу сознания?
Дело в том, что Маркс никогда не отрицал, что сознание есть всегда «мое сознание», что каждый человек переживает свою национальную сопричастность на «свой лад», верует в Бога на «свой лад», понимает и переживает классово-групповые интересы на «свой лад» и т.д. Как нет двух одинаковых листьев на одном и том же дереве, так нет и двух одинаковых людей, и соответственно-двух одинаковых форм духовного опыта. Но как листья связаны с жизнью дерева, так и люди «подпитывают» свой духовно-внутренний мир «соками», идущими от социальных слоев, к которым они принадлежат, от общества, в котором они живут, и в итоге—от всего рода человеческого. Разумеется, человеку дан дар свободы выбирать «древо» своей жизни, и он может менять источники своей духовной «подпитки», однако освободиться полностью от них ему не дано. Поэтому пока существуют государства, разделение труда, нации и т.д., Марксов метод анализа сознания нельзя списыватьв архив истории.
Скрытые детерминанты сознания. Социальное (коллективное) бессознательное. Открыв факт детерминированности сознания внешними, объективными по отношению к нему факторами, Маркс сделал еще одно открытие: он показал, что процесс детерминации скрыт от сознания, не представлен в его опыте. Реальная жизнь формирует содержание сознания индивидов вне сознательного контроля с их стороны. Люди часто не осознают, что их сознание обусловлено способом их жизни. Проблема бессознательного - это проблема наличия скрытых детерминант сознания, т. е. не представленных в сознании. Ему кажется, что оно свободно в своем содержании, тогда как на самом деле его свобода иллюзорна. Человек и его сознание оказываются заложниками тайных, невидимых причин.
Когда мы говорим, что Маркс открыл бессознательную мотивацию сознания, то имеем в виду лишь тот факт, что он впервые стал искать ее в сфере предметно-практической, материально-экономической жизни людей. Проблемой бессознательного до Маркса занимались Спиноза, Гегель. Главная мысль Маркса заключалась в том, что сознание не есть «нечто данное, заранее противопоставляемое бытию, природе»: оно рождается в материальной деятельности и материальном общении людей, оно «вплетено» «в язык реальной жизни», порождается материальными отношениями людей.
Но сама «реальная жизнь», материальные отношения складываются объективным способом, не зависящим от воли и сознания отдельных людей. Каждый индивид что-то планирует для себя, реализует какие-то свои частные цели, и из столкновения этих бесчисленных стремлений и отдельных действий формируются бессознательным для каждого отдельного индивида способом общественные коллективные отношения. В сложных общественных формациях, к примеру таких, как капиталистическая, люди, вступая в общение между собой по поводу производства товаров, «не осознают того, какие общественные отношения при этом складываются, по каким законам они развиваются и т.д. Например, крестьянин, продавая хлеб, вступает в «общение» с мировыми производителями хлеба на всемирном рынке, но он не сознает этого, не сознает и того, какие общественные отношения складываются из обмена» (В. И. Ленин).
Так, люди никогда не могли контролировать процесс разделения труда. Он складывался стихийно, а потому люди никогда не были полными «хозяевами» в «своем собственном доме. Производственный «организм» всегда формировался как бы за спинами товаропроизводителей. В таких условиях люди не могут взять под свой сознательный контроль формы своей жизнедеятельности и формирование мыслительного и чувственного содержания сознания. Стихийное разделение труда — один из главных источников бессознательной мотивации духовного опыта людей, считал Маркс. Творят историю реальные люди, но из всего бесконечного многообразия форм жизнедеятельности отдельных индивидов складывается вне их воли и сознания объективная закономерность, не зависящая от воли и сознания отдельных людей. Человек и его сознание попадают в зависимость от этих объективных факторов, которые складывались и действуют «за его спиной». Такая зависимость человеку не ясна, он не видит и не осознает ее. Непроясненность для сознания его зависимости от внешних детерминант— основа человеческого рабства. В результате, человек и его сознание оказываются марионетками на подмостках истории.
Преодолеть такого рода рабство человек может только одним способом - преодолев иллюзии сознания, осознав, т, е. узнав, как и почему формируется его сознание. А для этого надо идти по пути все большего осознания действительного положения вещей в обществе, осознания человеком своего реального места в нем.
Бессознательное, по Марксу, имеет социальный характер, а потому его преодоление может произойти только в ходе общественных изменений. Человек не может стать свободным от рабства бессознательного в одиночку»: необходимо освобождение всего общества. Маркс искал препятствия в обществе, мешающие человеку свободно реализовать свои способности, и создавал теорию того общества, где данные способности могут развиться беспрепятственно. Обществом, соответствующим человеческому в человеке, он считал коммунизм. Коммунизм, с его точки зрения, это прежде всего контроль людей над своим способом жизнедеятельности и общения. Он надеялся, что при коммунизме люди смогут общественно - планомерно распределить рабочее время, установить прозрачные отношения между различными трудовыми функциями и различными потребностями, сделать «рабочее время» мерой «индивидуального участия производителей в совокупном труде», а тем самым определить точную долю индивидуально «потребляемой, части всего продукта». А когда общественные отношения людей к их труду и продуктам их труда станут прозрачно ясными как в производстве, так и в распределении, люди избавятся от рабства социального бессознательного, социальной стихийности. «Прозрачность » этих отношений не оставит места, полагал Маркс, стяжательству, его скрытой форме— зависти и иным человеческим порокам.
Маркс действовал как «социальный психоаналитик» (Э. Фромм). Он стремился освободить сознание людей от диктата бессознательного (стихийного) путем устранения тех социальных и экономических сил, которые формируют невидимым и тайным для людей способом их мысли и переживания. А для этого, считал он, необходимо изменить общество, устранить противоречие между потребностью человека в свободном и полном развитии своих способностей и препятствующей этому данной социальной структурой.
Практика построения социализма в нашей стране показала огромную трудность установления полного контроля со стороны людей за сферой производства, распределения, потребления. К тому же оказалось, что потребность в полной реализации своих способностей не осуществляется автоматически, даже при наличии соответствующих условий в обществе. Например, в СССР существовало право всех на всеобщее полное среднее образование. До Октябрьской революции казалось, что достаточно сделать доступ к учебе свободным для всех, как сама собой разрешится проблема умственно-интеллектуального неравенства. Однако при этом не учли, что право на образование не делает всех образованными: учеба—это тяжелейший и изнурительнейший труд, на который надо добровольно согласиться и на который способны не все. Можно привести и другие примеры, показывающие, что Марксово учение о возможности избавить человеческое сознание от бессознательных мотиваций, истоки которых находятся в социально-экономической жизни, не бесспорно. В нем есть элементы утопизма.
Бессознательное и проблема социальных фильтров. На сегодняшний день можно констатировать, что ни одна общественно-экономическая структура не сумела сделать «прозрачными» и строго контролируемыми сферы производства, потребления, распределения. Они по-прежнему формируют бессознательную мотивацию человеческих мыслей, поступков и переживаний. Впрочем, это не единственная основа рабства человеческого сознания, а следовательно, и самого человека. Существуют и иные скрытые от «глаз» социальные детерминанты содержания индивидуального сознания, которые Маркс не учел. Какие?
Во-первых, чтобы стать фактом сознания, человеческие мысли, переживания должны пройти через фильтр господствующих в данном обществе структур духовного опыта. Например, если для новоевропейского человека в структуре духовного опыта отсутствует тот уровень, который Плотин называл высшим, то всякого рода переживания, связанные с актами откровения, не войдут в сознание, не будут осмыслены.
Во-вторых, каждая культура нарабатывает свой определенный набор слов, с помощью которых осуществляется перевод состояний духовного мира на уровень сознания. Переживания, для которых в языке нет подходящих слов, остаются за пределами сознания, в виде смутных и неясных томлений души и т.п. Так, европейские языки являются номинативными, т. е. приспособленными в основном для передачи информации о свойствах и закономерностях объективного мира. В них мало слов для передачи мотивацинно-эмоционального содержания. В таком языке европейцы отразили свою ориентированность на интеллектуально-рациональное отношение к миру. За исключением поэтов, они редко могут осознанно и полно передать в слове свое переживание красоты, любви и т.д. Поэтому, как считает Фромм, психоанализ дает лучшие результаты, если пациент— не европеец, ибо тот не имеет в своем распоряжении адекватного языка для передачи содержания своих переживаний и многое из этого содержания остается навсегда не проясненным не только для врача, но и для самого пациента.
В-третьих, содержание сознания скрыто детерминировано господствующей в той или иной культуре логикой, направляющей мышление. К примеру, если господствует правило, утверждающее, что «невозможно, чтобы одно и то же в одно и то же время было и не было присуще одному и тому же в одном и том же отношении», т. е. правило, запрещающее противоречие в мышлении, то представителям данной культуры очень трудно будет вывести на уровень осознания амбивалентность (двойственность) переживания, выражающуюся в том, что один объект вызывает у человека одновременно два противоположных чувства: симпатию и антипатию, любовь и ненависть и т.п.
В-четвертых, в любом обществе всегда существуют какие-либо социальные табу — запреты на высказывание некоторых идей и обнародование тех или иных чувств. Эти табу пресекают путь к осознанию большой части духовного опыта. При этом, по мнению Фромма, необходимость вытеснения переживаний из области сознания тем больше, чем меньше общество представляет интересы всех своих членов. Так, господствующий класс для своего сохранения использует всякие средства для вытеснения чувства негодования и злобы у представителей других членов общества. Поэтому одной из главных задач партий, защищающих угнетаемые и социально униженные слои населения, является блокирование такого вытеснения. Грандиозные эксперименты по вытеснению целых пластов духовного опыта людей были проведены в период первоначального накопления в Европе XV—XVI вв. (о чем мы писали выше), в период коллективизации в нашей стране. Сейчас мы являемся свидетелями того, как социально табуированными становятся переживания, связанные с патриотизмом, военно-патриотическим долгом, интернационализмом и т.д. Через средства массовой информации людям (особенно молодым) внушаются определенные идеологеммы, которые настолько глубоко овладевают умами, что людям кажется, что мысли в их головах есть результат их собственного мышления. В итоге современная молодежь, которая не имеет еще опыта жизни, плохо знает отечественную историю, с завидной легкостью выдает, как свои собственные, суждения о прошлом нашей страны, считая ее «тюрьмой» народов, отказывается признавать нашу победу в войне с фашизмом великой, воспринимает как свой собственный выбор желание жить не «в этой» стране, а на Западе.
Итак, в каждом обществе существуют своеобразные социальные и культурные фильтры, через которые «просеивается» содержание духовного опыта перед его допуском в сферу сознания. Содержание последнего формируется в рамках тех ограничений, которые существуют в конкретной цивилизации и в конкретном обществе. Об этом же сви-детельствует факт непредставленности в сознании людей вплоть до XX в. проблем секса и безумия. Такая «непредставленность» явилась следствием наличия социальных табу, объявляющих идеи и чувства, связанные с этими сторонами жизни, непристойными, запретными.
Тема социального бессознательного, открытая Марксом, была в последующем существенно расширена и углублена.
Фрейд: открытие бессознательного в душевной жизни человека. Идея бессознательной мотивации сознания стала предметом внимания австрийского врача 3. Фрейда. Как и Маркс, он исходил из признания детерминированности со- знания объективными по отношению к нему факторами, не представленными в опыте самого сознания, а потому бессознательными. Но, в отличие от Маркса, 3. Фрейд относил к этим факторам психологические и биологические потребности, вызывающие неосознаваемые переживания. Именно ему принадлежат слова о том, что «я» не «является хозяином в собственном доме», и что сознание человека вынуждено «довольствоваться жалкими сведениями о том, что происходит в его душевной жизни бессознательно».
В сжатой и несколько упрощенной форме суть учения Фрейда сводится к следующим положениям. В человеке спрятана великая сила - «бессознательное», или, как он его называл, «Оно». Этой силой управляет и ее распределяет либидо (лат. libido - влечение, желание, страсть) - гипотетическая психическая энергия сексуальных влечений. Сила и содержание бессознательного проявляется в снах. Кроме «Оно», в структуре человеческого духовного опыта присутствуют общественные нормы и социальные установки, которые ученый назвал «Сверх-Я». «Сверх-Я» образует систему социальных фильтров, о которых мы говорили выше. То, что не пропускается через фильтры «Сверх-Я», загоняется в бессознательное, «вытесняется» из сознания, становясь впоследствии причиной серьезных психических расстройств... Одной из таких причин является «эдипов комплекс» — неосознаваемое желание ребенка—мальчика—юноши убить отца. Бунт против отца и желание быть рядом с матерью или даже обладать ею уходит своими истоками в архаику, когда сыновья сговорились и убили отца — властелина первобытного племени. С тех пор в человеческом духовном опыте наследуется и воспроизводится структура «эдипова комплекса». Этот сексуальный «дефект»—причина многих неврозов. Культура, развитие цивилизации предполагают бесконечную работу по отлучению людей от инстинктов. Но когда культура чрезмерно подавляет инстинкты, они вырываются наружу, как джин из бутылки, и уничтожают культуру.
Как и Маркс, Фрейд считал, что бессознательное— причина и основа человеческого духовного рабства. Однако если Маркс видел в этом рабстве истоки социальной несвободы, то Фрейд-врач сводил его к душевным заболеваниям. Он изучал бессознательное с целью понять причины душевных расстройств людей. По его мнению, врач-психотерапевт обязан помочь больному осознать действующее за его спиной бессознательное и тем расширить сферу свободы человека, избавить его от власти «Оно». В отличие от Маркса, Фрейд жестко не связывал свободу человека с общественными изменениями. Он исходил из того, что в любом обшестве человека можно превратить в самосознающего и свободного, самостоятельно определяющего свою судьбу, если сделать осознанным его индивидуальное бессознательное.
Открыв в структуре духовного опыта человека три уровня - «Сверх-Я» (отеческие догмы, традиции, идеалы, совесть и другие ценностные представления, доминирующие в культуре), «Оно» (бессознательное, инстинкты), «Я» (сознание), Фрейд дал точный диагноз своему времени, вернее, человеку своего времени. Чрезмерное давление «Сверх-Я», не считающегося с миром человеческих бессознательных инстинктов, создает неполноценную личность, уводит людей в мир иллюзий по поводу возможности чисто социальными «уловками» творить природу человека, подправлять и изменять ее. Фрейд напомнил людям о существовании «Оно», которое по мере развития цивилизации вытесняется, но не исчезает. Вытесненные бессознательные инстинкты сравнимы с пороховой бочкой, готовой взорваться внезапно в виде психических срывов, а также всякого рода социальных бунтов. Чрезмерное давление «Сверх-Я» как бы провоцирует усиление мощи «Оно». В результате человек оказывается заложником сил, не подчиняющихся его «Я». Отсюда и пафос учения Фрейда-врача: найти осмысленный баланс «Сверх-Я» и «Оно» и тем самым дать возможность «Я» свободно и разумно конституировать самое себя, быть жизнеспособным. Пока человек живет в обществе, ему не избавиться от влияния «Сверх-Я»; аналогично, пока он жив и живо его тело, ему не удастся полностью освободиться от силы инстинктов. Выход - в осмыслении существования этих сил и их влияний и установления между ними какого-то компромисса. Только в этом случае расширяется пространство человеческой свободы, а, следовательно, пространство сознания.
Заявляя, что «человек не хозяин в своем собственном доме», что «интеллект человека бессилен в сравнении с человеческими влечениями», Фрейд не обрекал человека на безнадежность: он требовал от человека и человечества постоянной работы по превращению «Оно» в «Я». «Там, где было «Оно», должно стать «Я»,—таков лейтмотив его учения. Он утверждал, что в конечном итоге разум и сознательный опыт окажутся сильнее «Оно». Фрейд был уверен, что единственно возможный и нормальный путь для человечества в будущем— жить, постоянно укрепляя в себе самосознательное «Я», освобождаясь от давления стихии бессознательного.
Однако своим учением Фрейд спровоцировал некоторые эффекты в культуре, которых не желал и не ожидал. Когда его учение стало известно деятелям искусства: писателям, художникам, эстетам, философам, — они восторженно приняли магию бессознательного, восхитились его тайной силой, демонизировали «Оно». Так идея бессознательного стала центральной в творчестве экспрессионистов, сюрреалистов, «театра абсурда» и т.д. Фрейдовскую идею о необходимости скоррелировать воздействие «Сверх-Я» на структуры бессознательного вульгаризовали, довели до опошления: «Сверх-Я» сбросили со счетов, с ним перестали считаться вообще, от учета его влияния отказались. Если в Новое время люди «освободились» от Бога, то в новейшее время последователи Фрейда в искусстве предложили людям освободиться от социальных норм и ценностей, и прежде всего от стыда. Он был объявлен ложным и мешающим жить чувством. Мир искусства занялся бесстыдным показом всех скрытых пороков человека, его тайных инстинктов и желаний, забыв о главной теме в учении Фрейда: победить «Оно».
Крестовый поход бессознательного, «Оно», на сознание, «Я», был обусловлен не только вульгаризацией деятелями искусства учения Фрейда. В обществе XX в. произошли реальные изменения, связанные с отказом от традиций, ценностных норм и представлений идеалов и т.п. Репрессивный и воспитательный аспекты влияния общества на индивида реально ослабли. Бессознательное, «Оно», одержало верх над «Сверх-Я». Началась опасная для общества и человечества в целом анархия разнузданного «Оно», инстинктов. «Я» погрузилось в темный хаос «Оно». Идеальные требования «Сверх-Я» оказались бессильны.
Если следовать логике учения Фрейда, то укротить буйство бессознательного, «Оно», можно только одним способом: усилить «Сверх-Я», увеличить репрессивную функцию культуры и тем поставить на пути разрастания непредсказуемого «Оно» сдерживающие преграды. Иными словами, чтобы «Я», сознание укрепили свое положение, нужно создать осмысленный баланс между двумя стихиями, воздействующими на человека и его «Я»: стихией надындивидуальных общественных норм и установок культуры - и стихией бессознательного. В противном случае человечеству грозит опасность опрокинуться в варварство.
Рассмотрев различные историко-философские традиции толкования проблемы сознания, можно сделать несколько выводов. Во-первых, философы не изобретали то или иное понимание сознания: они воспроизводили реальную, для определенной эпохи, структуру человеческой духовности и реальное место сознания в ней. Во-вторых, структура духовного опыта во все времена была тесно связана со спецификой мировоззрения эпохи. Поэтому в зависимости от того, какое мировоззрение было господствующим космоцентристское, теоцентристское, антропоцентристское, социоцентристское - менялось и понимание сознания. В-третьих, деформация внутреннего опыта людей имела устойчивую тенденцию к «снижению» уровня духовности. И если во времена Плотина и Бл. Августина в структуре внутреннего опыта приоритетным был уровень Божественной простоты, то в Новое время говорить о нем считалось неприличным. «Бог умер», а «высший» уровень духовного опыта истощился. Сознание перестало пониматься как отражение и функция Божественного: оно стало претендовать на то, чтобы быть не функцией, а самостоятельной реальностью, причем самой очевидной и достоверной, ни от чего не зависящей. С развитием буржуазных отношений в структуре внутреннего опыта стали доминировать материальные интересы, и сознание стало ничем иным, как осознанием этих интересов. И, наконец, с усилением процессов эгалитаризации (фр. egalite— равенство) и либерализации (лат. liberal is—свободный), а соответственно, с уменьшением контролирующего влияния общества на жизнь человека, в структуре духовного опыта стало доминировать бессознательное, «Оно». Сознание превратилось в его служанку, оправдывая и обосновывая права инстинктов на господство.
Мы рассмотрели своеобразную историю сознания, которая отражает реальную историю бытия людей. Прав оказался Маркс, утверждая, что сознание есть «осознанное бытие». Менялись люди, их бытие, и вместе с ними изменялись механизмы формирования их сознания, его содержание.
Конец XX в. знаменуется тем, что человечество вновь, как и во времена Парменида, осознало «безопорность» своего существования. Экзистенциальный страх, сопровождающий осознание того факта, что все «базовые опоры» — Бог, разум, социальность и т.д.— разрушены, породил попытку искать основания бытия и сознания в общении людей, в их коммуникации. Но к концу XX в. стало ясно, что коммуникативные цепочки разорваны, связь поколений, межпоколенное общение уничтожены; осталось какое-то неопределенное пространство, заполненное информацией, сообщениями, которые бродят по каналам коммуникации, не зная ни точного адресата, ни источника. Сознание «встраивается» в этот информационный поток, ловит информацию, пересказывает ее на языке современников, не понимая и не зная, кто, кому, когда и с какой целью ее передал. Так толкуют сознание философы постмодерна, а литераторы этого направления демонстрируют такое сознание в своих произведениях: в них имена и даты стерты, стили и времена смешаны, текст представляет коллаж из анонимных цитат. Современные постмодернистские философы, писатели, эстеты толкуют сознание как поток речепроизводства и текстопроизводства, назначение которого состоит в том, чтобы случайные сигналы и послания ниоткуда выразить в языке и передать неизвестно куда и кому. Сознание отпускается в свободный полет по информационному пространству, а его содержание начинает напоминать шизофренический бред. Провозглашенная свобода сознания от социальности («Сверх-Я»), бессознательного («Оно»), от высшего авторитета или Абсолюта (Бог, Разум, Дух и т.д.) оборачивается новой, еще более жесткой его несвободой и слепотой, ибо сознание в таком случае принципиально не в состоянии определить свои истоки и детерминанты. В ситуации ожидания случайной информации сознание отвыкает трудиться над созданием личности, перестает быть направленным на восприятие внутренних переживаний человека. Оно больше не «всматривается» в бездну духовного опыта личности, не включается в личную работу разрешения открытых им в этой бездне противоречий. Его главным состоянием становится «праздность души».
Конечно, нужно учитывать, что такое понимание сознания, созданное в XX в. философствующей и эстетствующей элитой, отражает только тенденции в духовной культуре общества. Каждый конкретный индивид приобщается к этой тенденции по-своему, в разной степени. Люди потенциально (т.е. в возможности) являются свободными участниками своего духовного становления и созревания, что предполагает самостоятельную работу ума и души каждого. Но работа эта очень трудная, а потому не все ее выдерживают и на нее соглашаются. Тогда сознание начинает «работать» по облегченному варианту: оно или подчиняется власти слепых бессознательных сил, не пытаясь их прояснить, или направляет свое внимание вовне, не задерживаясь внутри личного духовного опыта с его сомнениями, противоречиями и иными трудностями. И в том и в другом случае формирование и рост личности прекращается, так как остается невостребованной главная способность сознания— иметь мужество вынести тяжесть мировой скорби и боли, быть «крестом» и мерой человеческого в человеке.
Основные понятия:
деятельность; цель; средства; ценность; идеал; норма; чувственное; рациональное; практика; истина (объективная, абсолютная, относительная); принцип конкретности; научное знание; критерии научности знания (основные, производные); научное исследование и его структура; научный метод и его структура; практические (эмпирические) методы; теоретические методы; научный факт; теория; задача; проблема; гипотеза.
Деятельность – специфически человеческая форма активности. Ее важнейшая особенность определяется, в конечном счете, преобразованием окружающего мира. В процессе деятельности человек, или ее субьект, противостоит некоторому фрагменту объективного мира, или ее обьекту, как материалу, из которого получается необходимый человеку продукт.
Многообразны виды деятельности, Прежде всего, следует выделить практическую и духовную деятельность. Практическая деятельность (практика) – это действительное преобразование наличного материального бытия. Духовная деятельность связана с преобразованием этого бытия лишь в сознании человека. Духовную деятельность можно понять только на основе анализа практической деятельности, рассматривая ее, с одной стороны, как регулятор и программу практической деятельности, с другой стороны, как результат развития последней. И практическая, и духовная деятельность носит общественно-исторический характер и основывается на совокупном опыте человечества.
Один из «вечных» философских вопросов – что движет человеком в его практической и духовной деятельности? Ответ на этот вопрос требует привлечения таких философских понятий, как цель, средство, результат, мотив, ценность, норма, идеал и др.
Целью называется идеальное, мысленное предвосхищение результата, ради которого предпринимаются те или иные действия. Постановка целей, связанное с ней проектирование деятельности – специфическое качество человека, его исключительное достояние. Показателем важнейших характеристик цели, в частности необходимым критерием ее реальности, является отношение к средствам, т.е. к вещам, материальным условиям, завоеваниям человеческой культуры, которые используются в ходе достижения этой цели. Если средства не достаточны, то, естественно, невозможно продвижение к намеченному результату, и субъект попадает в проблемную ситуацию. Использование средств, которые не являются необходимыми для достижения поставленной цели, дает, как правило, побочный результат, обнаруживая расхождение с нею. Случайные открытия в науке, неожиданные эффекты многих изобретений в технике хорошо иллюстрируют такого рода результаты.
Отношение цели и средства является особой, наиболее сложной формой детерминации. Ведущую роль здесь играют средства. Подобно тому как причина вызывает некоторое следствие, средство обусловливает идеально положенный в виде цели результат, предопределяет и ограничивает ее. Средства – важнейший, хотя и не единственный критерий отбора целей. Последние находят в средствах свою «земную» основу.
Однако отношение цели и средства нельзя сводить к простой причинно-следственной связи. Дело обстоит значительно сложнее. Однажды возникнув, цель сама становится основой деятельности, как закон определяет способ и характер действий. Поэтому можно выделить, с одной стороны, процессы целеполагающей деятельности, когда средства обусловливают цели, с другой, - процессы целесообразной деятельности, при которой цели направляют анализ, выбор и создание средств.
Формирование и достижение цели зависит не только от средств. Многое определяется предметом, преобразуемым с помощью средств и отражаемом в содержании цели. Цель может оказаться беспредметной, если содержащийся в ней образ желаемого предмета – фикция, вымысел, ничего общем не имеющий с обьективным положением дел. Естественно, что такая цель принципиально недостижима, направляемая ею деятельность с необходимостью вступает в противоречие с законами развития природы или общества. Например, неоднократно ре-продуцированная в истории техники идея создания «вечною двигателя» – непрерывно действующей машины, которая, будучи однажды эапущенной, совершала бы работу без получения энергии извне, – противоречит закону сохранения энергии и потому неосуществима. Многие социальные проекты остались неосуществленными не из-за их необеспеченности средствами, а по причине расхождения с тенденциями общественного развития.
В научных исследованиях, художественном творчестве и т.д. предмет предстает изначально в неполном и недостаточно оформленном виде, что сказывается на содержании цели, которая так же расплывчата и иеоднозначна, существует лишь в виде первичном замысла. Становление предмета и соответствующей ему цели происходит на всем протяжении данной деятельности, в ходе смены, конкретизации, решения целого ряда иерархически упорядоченных промежуточных задач.
Еще один аспект цели раскрывается в ее отношении с определенными потребностями и жизненными интересами человека, которые, будучи зафиксированы его сознанием, формируют мотивы деятельности. Поскольку одна и та же потребность может быть удовлетворена разными путями, постолько одному и тому же мотиву могут соответствовать разные, альтернативные цели. Раскольниковым, героем романа Ф.М.Достоевского «Преступление и наказание», движет стремление вырваться из нищеты и упрочить первые шаги своей жизненной карьеры. Перед ним встают разные альтернативы действий – заработать уроками, взять в долгу своего друга Разумихина и т.д., но из всех возможных способов действий он выбирает самый опасный и предосудительный – убить старуху-процентщицу и завладеть ее накоплениями. Таким образом, расхождение результата с первоначально намеченной целью может иметь мотивационную основу.
В ряде случаев мотивы приобретают доминирующее значение, и стремление удовлетворить некоторую потребность оказывается настолько сильным, что грозит рассогласованием с объективно сложившимися обстоятельствами, в частности, с имеющимися в наличии или допустимыми к применению средствами. Потребность перестает быть «разумной». Смысл деятельности при этом сводится, как правило, к «подстегиванию» событий, навязыванию им умозрительных, далеких от естественных закономерностей схем. Здесь же берет свое начало и иезуитский тезис «цель оправдывает средства», допускающий применение любых средств ради удовлетворения некоторой потребности, Но цель, для которой требуются неправые средства, не есть правая цель.
Бывает и так, что конечные цели человеческой деятельности заслоняются средствами, более того, именно они становятся ее действительными целями. Мир средств, живущий по своим особым законам, начинает навязывать людям свою логику. В условиях современной технологической цивилизации с ее духом техно - и экономоцентризма эта инверсия целей и средств приобрела характер опасной тенденции, давшей основание многим современным мыслителям говорить даже о кризисе западной культуры. Известный немецкий философ К.Ясперс обозначил данное явление как “парализующий триумф средств над целями». Его следствием оказалось забвение первичных ценностей человеческого бытия.
Подобную метаморфозу претерпела практика социалистического строительства в СССР. В 30-е годы конкретные средства, которые в соответствии с учением Маркса, Энгельса, Ленина входили в набор строительных материалов нового, более богатого, справедливого и свободного общества, заняли место его целей. Сами же цели были примитизированы, выхолощены и отодвинуты в необозримое будущее, а прогресс нового общества стал измеряться не тем, насколько оно обогнало старое по эффективности производства, развитию демократии и человеческих сущностных сил, а по темпам обобществления собственности, вытеснения рынка планом, индивидуального крестьянского труда – коллективным и т.д.
Сегодня мы являемся не только свидетелями, но и действующими лицами отмеченного выше явления. Уси лиями идеологов, политиков и экономистов рыночные преобразования, происходящие во многих странах Вос точной Европы, из средства социального прогресса пре вращаются в самоцель. Налицо игнорирование коренных интересов миллионов людей, приобретение реформами антигуманистической направленности.
Итак, любая цель связана с вопросами:
Что нужно сделать? В этом вопросе фиксируется предметный аспект цели. Его решение предполагает пре образование предмета в продукт, получение конечного результата.
Как и на основе чего нужно действовать? Здесь отчетливо просматривается связь цели со средствами своего достижения, а также соотношение последних между со бой при их движении в процессе преобразования предмета. В этой связи проявляется ситуационный аспект цели.
Ради чего нужно действовать? Этот вопрос фиксирует мотивационный аспект цели.
Мотивы деятельности человека имеют общественную природу. Фиксируя его потребности и интересы, они, вместе с тем, соотносятся с господствующими в обществе ценностями, во многом определяются ими.
В широком смысле слова ценность – это положительная или отрицательная значимость объектов (чувственных или абстрактных) для человека, их достоинство. В самом деле, всякий объект, вовлеченный в сферу человеческой жизнедеятельности, «поворачиваетсяэ к человеку той или иной стороной и может быть оценен в плане пользы или вреда, красоты или безобразия, допустимого или запретного и т.д.
Однако есть более узкий смысл слова, которого мы будем придерживаться в дальнейшем: под ценностями понимаются абстрактные представления и идеи, выступающие эталонами должного, составляющие осевой смысл человеческого бытия. В соответствии с зтим определением чувственные, материальные обьекты не являются ценностями, но они тесно связаны с последними, так как выступают в качестве средств их реализации. К ценностям же относятся, в частности, мир между людьми, жизнь человечества (общечеловеческие ценности), представления о добре и зле, социальной справедливости, свободе, равенстве, правах и обязанностях людей (социально-классовые ценности), о дружбе, любви, доверии (ценности общения), творчестве, познании истины (ценности деятельности), красоте и безобразии (эстетические ценности) и т.д.
В различных общественных системах ценности проявляются в обычаях, нравственности, общественном мнении, вкусах и т.д. Их закрепление в сознании людей носит преимущественно нечеткий и интуитивно-эмоциональный характер.
В отличие от цели ценность не теряет своей устремленности в будущее в процессе реализации, не содержит более или менее ясного результата, не обладает какими-либо пространственными характеристиками. Однако она придает смысл всей жизнедеятельности человека, образует основу его отношения к окружающей действительности и к самому себе. Благодаря ценностям у человека вырабатывается определенная жизненная позиция, формируются способности к выбору целей и сознательному руководству собственним поведением, преодолению непосредственных побуждений. Иными словами, ценности составляют основание свойства человеческом сознания, называемом рефлексией.
Ценности – необходимое условие формирования человеческой личности. Разрушение ценностных систем чревато негативными последствиями. Личность деградирует, становится аномальной, если ломается ее смысложизненный стержень. Такие явления, как рост преступности, алкоголизм, наркомания, получившие широкое распространение в жизни нашего общества в последнее время, в немалой степени связаны с потерей накопленных ценностей.
Не менее опасна другая крайность – превалирование ценностей в жизнедеятельности человека, попытки безоговорочно подчинить ее однажды усвоенным поведенческим клише. «Не поступиться принципами!» – главная жизненная установка людей такого сорта. Здесь ценности становятся фрагментами иллюзорного, ложного сознания, идеологии, где идеи превращаются в первичную силу по отношению к земным источникам их происхождения, к действительным интересам людей. Любые изменения реальности оказываются враждебными таким ценностям. Их носители - это, как правило, люди, которым свойственны догматизм, фанатизм и нравственная глухота.
Различая ценности и цели, следует иметь в виду, что разделяющая их граница весьма условна и относительна. В пестром перечне целей, в их иерархии есть такие воображаемые цели, к которым субъект в своей деятельности стремится приблизиться, но никогда их не достигает. Такие цели называются идеалами. Идеал, вместе с тем, обладает всеми признаками ценности. Он есть высшая ценность, определяющая направление и способы общественного или индивидуального развития. Таковы идеалы красоты, человеческого совершенства, общественного устройства и т.д. Общественные идеалы выступают как последние основания целей и сила, организующая людей ради решения конкретных, исторически назревших задач.
Близки идеалам социальные нормы, хотя и отличаются от них более конкретным, инструментальным характером. Социальная норма – это общепризнанное в данном сообществе средство оценки существующих и складывающихся ситуаций, а также правило их воспроизведения и изменения. Важнейшая функция социальной нормы – регуляция поведения членов данного сообщества, характера их взаимоотношений, взаимодействия и общения.
Вопрос о том, как соотносятся ценности со знаниями о внешнем мире, привлекал внимание многих поколений философов. Особое значение ему придавалось в рамках поверхностных, в частности, созерцательно материалистических представлений о назначении философии и науки. В соответствии с ними всякая философия и наука рассматривают мир «как он есть», констатируя лишь то, что имеется в наличии и нисколько не влияет на действительность. Но тогда ценности полностью выпадают из научного рассмотрения. Доброе, например, это не то, что «есть», а что “должно быть». Идеал, в соответствии с которым мы должны поступать, никоим образом не обнаружим при научном исследовании внешних предметов. Поэтому наряду с научным способом мышления следует допустить возможность иного, ценностного видения мира.
Диалектический материализм устанавливает между ценностями и знаниями глубокие и тесные взаимосвязи. Конечно, деятельность человека строится в соответствии с его ценностными установками. Но если они противоречат законам развития внешнего мира, то весьма скоро обнаруживают свою утопическую сущность. Так происходит отбор ценностей. Действительные ценности соответствуют закономерностям внешнего мира и содержат знания о нем. Например, идеалы революционно настроенных масс всегда выражали протест против существующей несправедливости и устремления к полной справедливости. Одновременно в неосознанной форме они отображали тенденции, законы исторического развития общества. Осознавались же они в общественной теории. Поэтому наука об обществе всегда имеет ценностный характер. В ней ценности принимают форму научного мировоззрения.
Важнейшей разновидностью духовной деятельности человека является познание окружающего мира, и вопрос о способности познавать окружающий мир составляет вторую сторону основною вопроса философии – об отношении мышления к бытию. В соответствии с теорией познания диалектического материализма тождество мышления и бытия достигается в долгом и трудном процессе отражения, т.е. идеального воспроизведения предметов внешнего мира (объекта) в сознании человека (субъекта). Конечный продукт этого процесса – образы, знания – отличаются достоверностью, точностью, существенностью отображаемых свойств и отношений.
Диалектико-материалистическая трактовка познания противоположна различным его идеалистическим истолкованиям. Так, в объективном идеализме, в частности у Гегеля, этот процесс интерпретируется как изначальное совпадение субъекта с объектом, поскольку в основе действительности, как утверждают представители этого философского направления, лежит саморазвитие духа, который является абсолютным субъектом, имеющим в качестве объекта самого себя. Субъективный идеализм, не допускающий существования реальности вне и независимо от нашего сознания или рассматривающий ее как нечто полностью определяемое его активностью, отождествляет объект с чувственными впечатлениями о нем. Самое большее, что может познать субъект, по утверждениям субъективных идеалистов, – это его собственные чувственные впечатления, бытие же самостоятельного и многообразного мира объектов нам никто не гарантирует.
Процесс познания протекает в различных чувственных и рациональных формах. К чувственным формам относятся ощущения, восприятия и представления. Рациональными формами являются понятия, суждения, умозаключения, проблемы, гипотезы, теории и др.
Ощущение – отражение предмета (ситуаций, событий) при их непосредственном воздействии на некоторую из чувствительных систем – зрение, слух, обоняние, вкус, осязание и др. Эго исходный пункт познавательного процесса, его единственный источник и необходимая предпосылка. Ощущение непосредственно связывает человека с внешним миром, превращает энергию внешнего раздражения в факт сознания. Существуют многообразные виды ощущений: зрительные, осязательные, слуховые, температурные, вибрационные, обонятельные, вкусовые, болевые, мышечно-суставные, ощущения равновесия, ускорения и т.д.
Целостное отражение предметов в результате их непосредственного воздействия на органы чувства называется восприятием. Восприятие связано с активным обнаружением, различением и синтезом свойств и сторон предметов с помощью, например, рук, позволяющих установить формы этих предметов, глаз, прослеживающих их видимые контуры, органов слуха, улавливающих соответствующие звуки. Благодаря восприятию достигается связывание и соотнесение предметов в пространстве и времени. Тем самым обеспечивается ориентировка познающего субъекта в окружающем мире.
В представлении теряется непосредственность отражения и формируются образы предметов на основе припоминания или продуктивного воображения. Как и восприятие, представление неотделимо от индивидуального субъекта и ограничено его возможностями. Но если восприятия противостоят лишь наличному данному, настоящему, то представления соотносятся и с настоящим, и с будущим, и с прошлым. Кроме того, в отличие от восприятий представления могут обобщать сходные черты предметов, одеваясь в языковую оболочку, но оставаясь, тем не менее, формой чувственного отражения в виде наглядно-образного знания, фиксирующего внешние стороны предметов.
Процесс отражения в рациональных формах называется мышлением. Отправляясь от чувственного опыта, мышление преобразует его, дает возможность получить знания о таких отношениях в объективном мире, которые недоступны чувственному восприятию.
Важнейшей формой мышления является понятие. В нем концентрируется отображение существенных признаков предметов. Содержание понятия прямо или косвенно строится на основе представлений. При этом признаки предметов, данные в представлении слитно и нерасчлененно, в понятии подвергаются анализу и фиксируются как расчлененные с выделением существенных среди них. Единый чувственный образ как бы препарируется и преобразуется с определенной точки зрения. Например, в житейской практике можно иметь представление о треугольнике, которое, в частности, даст возможность отличить предметы треугольной формы от предметов других геометрических форм. Но уже в курсе школьной геометрии, на уровне понятия знание о нем предстает совершенно иным – расчлененным и упорядоченным в своих компонентах.
Образование понятия – процесс рефлексивный. Рефлексия – существенное свойство сознания, состоящее в осмыслении и осознании его собственных форм и предпосылок. Понять нечто в окружающем мире – это значит не просто зеркально отразить его в своем сознании, но и «пропустить через усвоенные ценности, нормы, идеалы, накопленный опыт, преломить через призму стоящих задач. Поэтому возникновение, развитие и существование понятий связаны с анализом, критикой, оценкой и преобразованием хода познавательного процесса и его результатов.
Если с помощью понятия отражается совокупность существенных признаков предмета, то при посредстве суждения раскрывается какая-то одна из его сторон, выражается наличие (отсутствие) в нем какого-то признака. При этом данный признак может быть как существенным, так и несущественным. Например, в понятии «изобретение» мыслятся такие существенные признаки, как «техническое решение задачи», «результат, обладающий новизной», «результат, обладающий производственной при-менимостью», и не обязательно мыслятся несущественные признаки, выра-женные словами «процесс, сопровождаемый научными исследованиями» или «результат научно-технического творчества группы лиц».
В суждениях же «Изобретение есть техническое решение задачи», «Изобретение сопровождается тщательными научными исследованиями» и других указывается на связь предмета мысли с одним из его многочисленных признаков. Причем в первом суждении выражена связь предмета с одним из существенных признаков, а во втором – с одним из несущественных (может оказаться, что такая связь отсутствует вовсе и данная мысль является ложной).
Как и понятие, всякое суждение содержит в себе элемент рефлективности. Судить о чем-либо – значит не только указать на принадлежность или не принадлежность признака предмету, но и выразить свое отношение к содержанию высказанной мысли в форме знания, убеждения, сомнения, веры. Это отношение либо подразумевается, либо явно выражается с помощью различного рода оценочных предикатов «истинно», «ложно», «необходимо», «возможно», «хорошо», «плохо», «допустимо», «запрещено», «правильно» и др. Любое знание человека можно подвести под такой предикат как критерий оценки.
В процессе познания отдельные суждения связываются между собой и преобразуются по особым правилам. Так рождается новое знание без непосредственной опоры на органы чувств. Форма мышления, посредством которой на основании одного или более известных суждений получается новое суждение, называется умозаключением. Значительная часть положений современной науки добывается выводным путем, т.е. способом умозаключений.
Действительный процесс познания осуществляется при взаимопроникновении чувственных и рациональных форм. Чувственное и рациональное оказываются сторонами единого процесса. Выделение и рассмотрение их по отдельности возможны благодаря абстрагирующей силе человеческом разума. Конечно, бывает непросто связать любое понятие (например, мнимое число в математике) с наглядным образом. Однако изучение формирования понятий и выработка взгляда на них как на абстракции от абстракций дают основание заключить, что такая связь безусловно имеется. С другой стороны, любой наглядный образ «нагружен» мысленным содержанием. Иное дело, что в одних случаях (например, в науке) преобладает рациональный компонент, в других же (например, в искусстве) – чувственный.
Связь чувственного и рационального имеет характер взаимообусловленности: не только рациональное зависит от чувственного и формируется на его основе, но и наоборот – чувственное предопределяется рациональным, как бы выполняет его установки. Как отмечал известный русский физиолог И.М.Сеченов, «мы слушаем, а не слышим, смотрим, а не только видим». В этом (но не только в этом) проявляется одна из важнейших особенностей отражательного процесса – его активность.
Вопрос о соотношении чувственного и рационального был предметом оживленных дискуссий между представителями различных философских школ. Сенсуалисты, в особенности Гассенди, Гоббс, Локк, утверждали, что главной и определяющей формой достоверного познания является чувственность и что деятельностью органов чувств можно объяснить все содержание человеческого сознания. Им возражали рационалисты, считавшие основой познания и поведения людей разум. К основному тезису сенсуализма «Нет ничего в разуме, чего прежде не было бы в чувствах» Лейбниц, один из главных представителей рационализма, добавил: «Кроме самого разума». Тем самым он отвел разуму роль единственного источника знаний и критерия их истинности.
Слабость сенсуализма – в неспособности удовлетворительно объ-яснить природу теоретического уровня познания. Сенсуалисты, например, заходили в тупик при истолковании природы математических понятий, ло-гических правил вывода и т.д. Но и рационалисты столкнулись с иной, хо-тя и не менее серьезной трудностью – дать непротиворечивое объяснение объективному характеру знания, наличию частного, случайном в нем.
Материалисты в прошлом придерживались тезиса о непосредственной достоверности чувственных образов и постулировали как бы зеркальное отображение внешнем мира в сознании человека. С развитием науки и философии стало очевидным, что это упрощенные представления: субъект не есть нечто пассивное, страдательное, в процессе познания он действует активно и целенаправленно, отчего всякий познавательный результат несет на себе печать этой субъективности.
Знания как один из моментов духовной деятельности генетически связаны с практической деятельностью. Она, многократно повторяясь, позволяла, в частности, устанавливать, что с помощью предметов, различных в каких-то отношениях, можно производить одни и те же действия. Например, зверя можно убить заостренной палкой, и различия между отдельными палками в массе, длине и т.д. в определенных пределах не имеют при этом существенного значения. Топор, независимо от того, изготовлен ли он из камня, меди или железа, в известных условиях действует с одинаковым эффектом. Воспроизведение такого рода процессов по удовлетворению потребностей людей запечатлевались в их мозгу, они (как, впрочем, и звери) мысленно научались отличать внешние предметы, служащие удовлетворению их потребностей, от всех других предметов. Практическая деятельность, таким образом, явилась источником мысленного объединения предметов в классы, обобщения их по существенным признакам.
Следует обратить внимание на то, что в сознании человека предметы внешнею мира отражаются прежде всего теми сторонами и свойствами, которые способствуют ему в практической деятельности, в достижении поставленных целей. Именно эти стороны и свойства кладутся в основу образования понятий и формирования знаний о способах освоения и преобразования внешнего мира.
Практика пронизывает всю познавательную деятельность человека, включая ее самые абстрактные сферы. Возьмем, например, такую абстрактную науку, как математика. На первый взгляд, ее развитие есть продукт далеких, отвлеченных от реального мира творческих устремлений человека или, как у Гегеля, порождение одних идей другими идеями. В полном соответствии с гегелевской терминологией сложение положи-тельных чисел, например, отрицается в вычитании, а это в свою очередь отрицается на более высоком уровне арифметики, включающем в себя как положительные, так и отрицательные числа. Таким образом, историю математики можно представить как своеобразную «феноменологию духа». Вместе с тем верно и то, что, во-первых, математические понятия суть отражения отношений в объективном мире, в противном случае они не находили бы практического применения; во-вторых, получение самых абстрактных математических истин реализуется с помощью логических законов, сформировавшихся, в свою очередь, на основе практической деятельности людей и отношений объективного мира. По словам В.И.Ленина, «практическая деятельность человека миллиарды раз должна была приводить сознание человека к повторению различных логических фигур, дабы эти фигуры могли получить значение аксиом»11.
Однако это вовсе не означает, что между практическими действиями и сформированными на их основе логическими формами и предписаниями существует полное соответствие. Логические формы – идеальное выражение внешнего бытия. Они фиксируют всеобщее в нем и абстрагируются от единичного, которое характерно для всякого чувственного образа. Но, будучи однажды возникшими, логические формы становятся предпосылкой идеальных планов дальнейшей практически преобразующей, чувственной деятельности. Их приложение к действительности происходит не безболезненно, не без коллизий и алогизмов, что обнаружили и хорошо выразили в своих вопросах уже древние философы. В наиболее отчетливой форме эти вопросы представлены в рассуждениях, известных под наименованием апорий Зенона Элейского.
Наш опыт, в частности, убедительно свидетельствует о том, что тело, имеющее большую скорость, догоняет и перегоняет другое тело, движущееся в том же направлении с меньшей скоростью. Но попытки применить для описания данного обстоятельства привычные нам логические категории наталкиваются на значительные трудности. Это хорошо иллюстрируется с помощью рассмотренной ранее апории «Ахиллес и черепаха». Данное рассуждение обнаруживает бессилие логического мышления, опирающегося на понятия конечности и прерывности, в сферах, где господствует бесконечность и непрерывность.
Действительность, окружающий мир, наша практическая деятельность несравненно богаче применяемых к ним логических средств. Апории Зенона – своевременный намек самоуверенному научному мышлению о ненадежности однажды выработанных понятий и методов, используемых в новых, неисследованных областях.
Понимание знания, с одной стороны, как продукта практической деятельности, а с другой стороны, как основы ее идеальных планов и программ является исходным принципом диалектико-материалистической теории познания, позволяющим раскрыть сущность единства познания в действительности.
Данный вопрос – один из центральных в теории познания. Он занимал людей с самых древних времен. К его разрешению обращались Платон и Аристотель, Бэкон и Декарт, Кант и Гегель, Маркс и Ленин, Гуссерль и Гадамер. И это не случайно, ибо истина является конечной целью всей познавательной деятельности человека.
Философы по-разному отвечали на этот вопрос. Платон и Аристотель являются родоначальниками древнейшей, классической концепции истины – истина есть соответствие мыслей действительности.
При всей простоте и очевидности классическая концепция истины столкнулась с немалыми трудностями, когда речь шла о способах установления соответствия мыслей действительности, особенно в теоретических областях знаний. Этими трудностями не преминули воспользоваться ее противники. Они утверждали, что в процессе познания человек имеет дело непосредственно не с объективным миром, а с продуктами его чувственного восприятия и концептуального осмысления, т.е. со знаниями. Поэтому нет и быть не может гарантий верного мысленного воспроизведения действительности и устранения из мыслей субъективных привнесений. Представители домарксового материализма, взявшие на вооружение классическую концепцию истины, не смогли справиться с этим (и не только с этим) возражением. Проблема была разрешена на более высокой стадии развития материалистической философии – в диалектическом материализме.
Продолжая классическую традицию в понимании истины, диалектикоматериалистическое учение является качественно новым этапом в его теоретическом развитии, преодолевает присущие классической концепции недостатки. В нем более глубоко и всесторонне обосновывается понятие объективной истины. В.И.Ленин, в частности, обращает внимание на то, что это понятие характеризует такое содержание человеческих представлений, «которое не зависит от субъекта, не зависит ни от человека, ни от человечества» [Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.18. С.123). Какой бы субъективной ни была форма человеческих знаний, они имеют объективное содержание и соотносятся не просто с миром ощущений, а лежащим вне и независимо от него объективным миром, воспроизводят его. Поэтому объективно-истинное знание неопровержимо. Тем самым диалектико-материалистическое учение отмежевалось от любых попыток игнорирования объективной истины.
Важнейшей отличительной чертой диалектико-материалистического подхода является рассмотрение объективной истины в связи с практикой. Роль практики определяется тем, что она – связующее звено между объектом и субъектом познания. Предметы внешнего мира задаются субъекту через практику, в ней выделяются те их свойства, которые становятся предметом знания.
Связывая субъект и объект, практика тем самым представляет собой единство двух сторон – субъективной и объективной. Первая включает человека с его способностями, навыками, знаниями и формирующимися на их основе целями и действиями, вторая – условия, средства, исходные материалы и продукты, получаемые из исходных материалов под воздействием средств в определенных условиях деятельности. При этом объективная сторона практики может охватывать не только фрагменты природы, но и людей с их отношениями и деятельностью.
Практически включаясь во внешний мир, человек не только видоизменяет его, но и подчиняет свою субъективность его законам и возможностям. Если мы считаем человека частью природы, то и дела рук человеческих, производственные в том числе, надо рассматривать в рамках природы. В процессе практики человек может действовать только так, как действует природа, изменяя лишь формы вещества. Законы внешнего мира составляют основу целесообразной деятельности человека. Деятельность, рассогласованная с природой и ее законами, приводит человека к неудачам. Но поскольку, прежде чем что-то сделать, он составляет соответствующие проекты, планы и программы, строит прогнозы, выдвигает гипотезы и .д., то отсюда ясно, что практика – критерий отбора на предмет их истинности, т.е. соответствия действительности.
Знания, имеющие форму высказываний, теорий, являются истинными, если они соответствуют объективному миру, но не объективному миру самому по себе, как его представляли домарксовские материалисты, а тем его свойствам, которые выявлены практикой данной исторической эпохи. Именно это отношение и определяет содержание объективной истины в диалектико-материалистическом понимании.
Рассмотрение понятия истины в связи с практикой позволяет отвергнуть доводы противников классической концепции истины. Практика разрывает круг, в который они попадают, и выступает каналом выхода за пределы знания, соотнесения его с объективным миром.
Знания, имеющие форму высказываний, теорий, являются истинными, если они соответствуют объективному миру, но не объективному миру самому по себе, как его представляли домарксовские материалисты, а тем его свойствам, которые выявлены практикой данной исторической эпохи. Именно это отношение и определяет содержание объективной истины в диалектико-материалистическом понимании.
Объективная истина не есть нечто застывшее и окаменевшее. Она находится в постоянном развитии, становится более полной с каждым новым открытием. Диалектический процесс изменения и развития объективной истины характеризуется понятиями относительной и абсолютной истины.
Относительная истина – это знание, которое приближенно и неполно воспроизводит объективный мир. Специфические свойства относительной истины – приближенность и неполнота – органически присущи процессу познания, поскольку человек не может познавать мир, не фиксируя своего внимания на одних его сторонах и не отвлекаясь от других.
Противоположностью относительной истины является истина абсолютная. Каким бы односторонним и ограниченным ни было некоторое знание, оно содержит в себе элемент, который никогда не отбрасывается, выступает предпосылкой дальнейшего развития познания и в снятом виде содержится в его новых результатах. Это – абсолютная истина. Например, геометрия Евклида представляет собой относительное знание, поскольку обобщает человеческий опыт в привычных для нас, трехмерных пространственных условиях и непригодна относительно больших пространств. Вместе с тем в рамках повседневного опыта она является абсолютной и вечной истиной, предельно полным и точным знанием.
Отказ от признания в относительной истине зерен абсолютной истины (релятивизм) ведет к отрицанию объективности познания, к агностицизму. Точно так же неверен и противоположный подход, когда игнорируется относительность истинных результатов познания в угоду признания их абсолютности (догматизм).
Одновременное наличие в знании абсолютных и относительных моментов предполагает его использование в строго определенных объективных границах. Его распространение за эти границы ведет к ошибкам и заблуждениям. Иными словами, истина конкретна. Принцип конкретности – один из главных принципов диалектического подхода к познанию. В соответствии с этим принципом требуется точный учет всех условий, в которых находится объект познания, рассмотрение главных, существенных связей, свойств, тенденций его развития вместе с их проявлениями. Крайний случай неконкретного подхода – рассуждения, претендующие на истинность не только в данном контексте пространства и времени, но и вне всякого контекста, рассуждения, «истинные» сами по себе, всегда и везде.
«Пагубна или благотворна война?» – вопрос, которым Н.Г.Чернышевский иллюстрировал диалектическое понимание принципа конкретности. «Вообще, – писал он, – нельзя отвечать на это решительным образом; надобно знать, о какой войне идет дело, все зависит от обстоятельств, времени и места... Например, война 1812 года была спасительна для русского народа; марафонская битва была благодетельнейшим событием в истории человечества. Таков смысл аксиомы: «отвлеченной истины нет; истина конкретна» [Чернышевский Н.Г. Соч. М., 1986. Т.1. С.281]. Добавим, что в наши дни любая война, чреватая применением ракетно-ядерного оружия, будет, безусловно, пагубной для человечества.
Истине противостоит заблуждение, т.е. принимаемое за истину искаженное представление о действительности. Было бы неверным считать заблуждение чем-то сугубо субъективным, что можно исключить при желании из познавательного процесса. Какими бы точными и надежными ни казались методологические регулятивы и правила, указывающие дорогу к истине, они не могут соответствовать всему кроющемуся в неизведанном разнообразию объективного мира и потому неизбежно сталкиваются с предметами, находящимися за пределами своей применимости. Таким образом, заблуждение – вполне естественный этап в освоении новых, еще неизвестных сфер бытия.
Итак, истина есть процесс. Благодаря ему совершается переход от незнания к знанию, от знания менее полного и точного к знанию более полному и точному. Решение вопроса об истинности наших знаний, т.е. соответствии их действительности, имеет практическую основу.
Процесс познания осмысливается глубже, если выявить его особенности в науке.
Наука – это форма познавательной деятельности человека (наряду с искусством, религией и т.д.), специфической функцией которой выступают выработка и совершенствование объективно-истинных знаний. Понятие науки включает в себя как деятельность по получению нового знания – научное исследование, так и результат этой деятельности - научное знание. Далеко не всякое знание является таковым. Имеются многообразные формы вненаучного знания – мифическое, религиозное, мистическое, магическое, художественное, бытовое и др. В наши дни широко распространяются и многими бездумно воспринимаются знания из таких вненаучных сфер, как астрология, хиромантия, ясновидение и т.п.
Генезис и развитие науки непосредственно связаны с осознанием особой роли истинных представлений, которая определялась тем, что они были благом для человека, служили опорой в его практических делах, открывали надежные пути к овладению внешним миром. Но уже в древности было замечено, что истинность некоторого положения может быть кажущейся или случайной, а потому требует глубокого изучения и обоснования. Объективно-истинное и обоснованное знание впоследствии стали называть научным.
Основой научного знания является знание обыденное, или здравый смысл, формирующийся как продукт непосредственно практического отношения к внешнему миру. Здравый смысл имеет дело преимущественно с явлениями. На уровне явлений познаваемый объект отождествляется с образом, получаемым в представлении. Однако «обычное представление схватывает различие и противоречие, но не переход от одного к другому»12. Оно слабо отражает глубинные, сущностные связи предметов. Поэтому здравый смысл наряду с объективно-истинными положениями включает в себя массу поспешных, даже противоречивых обобщений. Гегель характеризовал его как «такой способ мышления какой-либо эпохи, в котором содержатся все предрассудки своего времени»13.
Если наука стремится вникнуть в каждую из вновь открываемых истин, пытается обосновать ее, поставить под сомнение все, что, казалось бы, «овеяно веками», то здравый смысл, напротив, весьма настороженно относится к непривычному, новому, выходящему за рамки обыденности. Но ясность и прозрачность здравого смысла оказываются весьма обманчивыми, поскольку все, за что он ратует, как правило, некритично усвоено и принято на веру.
Наряду с истинностью и обоснованностью научное знание обладает другими особыми характеристиками – системностью, направленностью на отражение сущностных свойств изучаемых объектов, опережением практики. Специфичен язык науки. Однако все эти свойства, как и многие другие, являются вторичными по отношению к истинности и обоснованности, производны от них.
Возьмем первое из этих свойств – системность. Очевидно, что оно есть результат процедуры систематизации, непременно сопутствующей совершенствованию научного знания. Формы систематизации могут быть самыми разнообразными. Важнейшие среди них – доказательство, классификация, аксиоматизация. Но для каждой из этих форм характерна первичная связь, которую можно выразить с помощью союза «если, то». Им обозначается наличие основания и обосновываемого. Для классификации – это связь между различными классами (например, родом и видом), для аксиоматизации – между аксиомами и теоремами и т.д. Осознание одной единственной связи «если, то» уже свидетельствует о появлении концептуальной системы, хотя и простой, состоящей всего лишь из двух элементов. Но, как правило, система знания представляет собой множество таких связей, выступающих в органическом единстве между собой. Введение некоторого положения в систему знания является одним из наиболее важных шагов в его обосновании.
Присущие научному знанию истинность и обоснованность результатов органически сочетаются с познанием сущности изучаемых объектов. Сопоставление возможных оснований при принятии решения, выбор из них наиболее эффективных связаны с движением к сущности. Чем лучше обосновано то или иное положение, решение, действие, тем глубже познание ситуаций, в которых человеку приходится действовать. Верно и обратное. Поэтому одной из основных задач научного познания является вскрытие глубинных, сущностных связей объективного мира, формулирование законов науки, создание научных теорий.
Знание законов, которым подчиняется жизнь объекта, позволяет рассматривать его возможные, в частности, будущие состояния, от-сутствующие в нынешней практике людей. Объективная истинность рас-смотрения, стремление к обоснованию знаний, таким образом, влекут за собой опережающее отражение действительности и прогнозирование прак-тической деятельности. Настоящий ученый всегда опережает свое время.
Задачи, связанные с открытием истинных положений и их обоснованием, породили потребность в специфическом языке науки. Разговорный язык не отвечает этим задачам. Его выражения, связи между ними, как правило, многозначны, нечетки и потому не могут обеспечить строгость обоснования, влекут за собой неверные выводы. К тому же отличие вновь открываемых истин от уже известных требует новых знаковых средств фиксации и сообщения таких истин.
Научный язык создается на базе разговорного. При этом посредством особого рода определений вводятся новые языковые выражения, уточняются уже существующие и, таким образом, вырабатывается научная терминология, т.е. совокупность слов с точным, единственным значением в рамках данной научной дисциплины. За разговорным языком сохраняется роль универсального средства популяризации научных знаний.
Итак, научное знание возникло на базе жизненно важных представлений, сложившихся в результате длительных наблюдений и практического опыта многих поколений людей, т.е. на базе того, что обычно называют здравым смыслом. Решающее значение при этом имело осознание того факта, что предпосылкой и гарантом успешных действий в окружающем мире являются истинность и обоснованность такого рода представлений. Стремление людей сделать свои представления как можно более истинными и обоснованными, в конечном счете, привело к возникновению научного знания и науки вообще. Эти черты определяют специфику ее развития по настоящее время.
Содержание понятия науки не исчерпывается суммой готовых, сформировавшихся к данному моменту знаний. Она имеет вторую, не менее важную сторону, которая характеризуется деятельностью по получению новых знаний. Отдельный акт этой деятельности, направленный на получение целостной единицы истинного и обоснованного знания, называется научным исследованием.
Научное исследование есть разновидность труда. Поэтому оно обладает всеми структурными характеристиками последнего. Ему присущи выделенные К.Марксом «простые моменты»: предмет труда, средства труда и целесообразная деятельность.
В качестве предмета труда в научном исследовании выступает все то, что надлежит «вырвать» из его непосредственной связи с проти-востоящим исследователю объектом и преобразовать в искомый результат. Предмет, таким образом, есть некоторая сторона или часть объекта.
К средствам научного исследования следует отнести то, что так или иначе влияет на организацию, стимулирование и регулирование исследовательской деятельности, обеспечивает заранее намеченное в предмете получение научного результата. Это вещи, помещаемые между исследователем и объектом труда, материальные условия, при которых он совершается, идеальные регулятивы исследования (методы, образцы, нормы, идеалы деятельности и т.д.).
Как целесообразная деятельность научное исследование представляет собой совокупность упорядоченных познавательных действий. Действие есть процесс, подчиненный представлению о том результате, который должен быть достигнут, т.е. процесс, подчиненный сознательной цели. Таким образом, цель – центральное звено действия.
Как было показано выше, цель образуется на основе мотива, средств и предмета действия. Мотив отвечает той или иной потребности и отражает направление развития последней. В научном исследовании роль мотива выполняет некоторая совокупность ценностей, отображающих общественные или личные потребности исследователя. Важнейшая среди этих ценностей – истина.
Поскольку цель выступает образом того предмета, который исследуется, «наполнена» его содержанием, она предметна. В той или иной мере связанная со средствами своего достижения, она предопределяет возможность их выбора, т.е. она ситуативна.
Эффективное планирование исследования развертывается с учетом всех обстоятельств, обусловливающих его цель, – мотива, предмета и средств. Отсутствие или игнорирование хотя бы одного из них негативно сказывается не только на постановке и достижении отдельной цели, выработке и выполнении программы исследования, но даже на судьбах целых научных направлений и дисциплин. Цель, не обеспеченная средствами исследования, остается благим пожеланием. Пренебрежение законами жизни предмета ведет к вырождению науки, превращению ее в утопию, как это случалось, в частности, в нашей стране с экономической наукой, биологией и др. в период культа личности Сталина. Отсутствие высоких мотивов также деформирует научный прогресс, он перестает отвечать насущным потребностям общества.
Предмет, мотив и средства исследования всякий раз требуют самостоятельного обоснования и анализа. При этом необходимой оказывается интеграция самых разнообразных областей знания. Например, при научно-исследовательских разработках в технике в качестве средств используются прежде всем предыдущие достижения технических наук. Однако формирование и обоснование предмета вызывает надобность в использовании естественнонаучных знаний. Мотивационная сторона разрабатывается преимущественно в общественных науках.
Наука развивается не только благодаря деятельности целесообразной. Ее прогресс связан также с целеполагающей, целепроектирующей деятельностью. Не только средства сообразуются с целью, но и цель определяется наличными обстоятельствами. Здесь – главный источник появления новых целей в науке, как и ее относительно автономного развития вообще.
Как разновидность труда научное исследование имеет ряд особенностей. Так, одной из важных специфических черт предмета научного исследования (по сравнению, например, с предметом производственною или управленческого труда) является то, что вначале он задается в весьма общих, неопределенных чертах, предвосхищается и прогнозируется в незначительной степени. Окончательно он «вырисовывается» в конце исследования. Приступая к нему, ученый не может представить его в чертежах и расчетах. Что нужно «вырвать» из объекта и синтезировать в продукте – об этом исследователь имеет поверхностное, одностороннее, не исчерпывающее знание. Поэтому формой фиксации предмета исследования является вопрос, проблема, а не директива, распоряжение, приказ, как это имеет место в управленческой, производственной и многих других видах человеческой деятельности.
Постепенно преобразуясь в продукт исследования, предмет обогащается и развивается за счет неизвестных вначале признаков и условий его существования. Внешне это выражается в смене вопросов, дополнительно встающих перед исследователем, последовательно разрешаемых им и подчиненных общей цели исследования.
Особенности предмета исследования прямо сказываются на его цели. Последняя, заключая в себе образ предмета исследования, отличается свойственной предмету неопределенностью: он задается множеством целей, и исследователь стремится не к конкретной, а к любой целевой ситуации из намеченного множества, которая соответствовала бы отобранным средствам, и таким образом приближает конечный результат.
Своеобразны средства научного исследования. Их нормальной характеристикой являются неполнота, недостаточность для достижения поставленной цели. В связи с этим возникают трудности при планировании исследовательских работ. Ученый, как правило, находится в затруднении при представлении подробного плана научного поиска с указанием сроков исполнения, списков необходимого оборудования, материалов и т.д. План составляется и совершенствуется в процессе научной работы.
Важной особенностью средств научно-исследовательской деятельности, особенно на ее развитом, теоретическом уровне, является наличие среди них особого рода конструктов – так называемых идеализированных объектов. В отличие от реальных, идеализированные объекты характеризуются не бесконечным, а вполне определенным числом свойств, которые, к тому же, берутся в «предельном» случае. Таковы, например, точка, прямая, плоскость в геометрии, идеальный газ, абсолютно твердое тело в физике и т.д. «Предельное» рассмотрение позволяет исследователю иметь дело с наиболее существенным в изучаемом объекте – законами его деятельности. К тому же, в силу отвлечения от случайного, он получает возможность действенно контролировать поисковый процесс.
Наконец, средства научного исследования приспосабливаются к тому, чтобы распознавать и квалифицировать результаты с точки зрения их истинности и обоснованности. Например, выработанные в различных эмпирических науках общие требования к проведению экспериментов – их воспроизводимость, предсказуемость результатов, надежный контроль за их ходом и др.– обеспечивают беспристрастность при оценке достоверности фактов. Логические правила позволяют выводить и считать истинными одни суждения, если установлена истинность других суждений.
Средства научного поиска находятся в постоянном изменении и развитии. То, что некоторые из них успешно применяются на одном этапе развития науки, не является достаточным гарантом их согласования с новыми сферами реальности и потому требуют усовершенствования или замены. Здесь наблюдается явное и неизбежное противоречие: средство, необходимое для достижения цели, показывает себя одновременно непригодным для этого. В этом противоречии – источник исторически преходящего характера критериев научности, и некоторое средство, подход, результат может отвечать этим критериям даже при его расхождении (конечно, временном) с действительным положением дел.
Для раскрытия своеобразия научного исследования как деятельнос-ти – процесса соединения средств и предмета исследования – вос-пользуемся Марксовой характеристикой всеобщего и совместного труда. «Следует различать всеобщий и совместный труд, – писал К. Маркс. – Тот и другой играют в процессе производства свою роль, каждый из них переходит в другой, но между ними существует также и различие. Всеобщим трудом является всякий научный труд, всякое открытие, всякое изобретение. Он обусловливается частью кооперацией современников, частью использованием труда предшественников. Совместный труд предполагает непосредственную кооперацию индивидуумов»14. Всеобщность научно-исследовательской деятельности определяется тем, что она не просто аккумулирует в себе опыт и знания предшественников и современников, но и осуществляет сознательный отбор этого опыта и знаний. В противном случае она просто немыслима. Поэтому развитие науки необходимым образом связано с ретроспективным анализом. Всеобщность научного труда проявляется также в экстерриториальном и наднациональном характере науки.
Таким образом, наука есть, с одной стороны, упорядоченная сово-купность истинных и обоснованных (с точки зрения исторически меня-ющихся критериев) знаний. С другой стороны, она представляет сложный, в особых условиях протекающий и особыми средствами обеспечиваемый, целенаправленный процесс получения и совершенствования этих знаний с целью их дальнейшего практического применения.
Метод как совокупность правил, приемов и операций практического и теоретического освоения действительности служит, прежде всего, получению и обоснованию объективно-истинного знания. Применяемые в науке методы – мерило ее зрелости и совершенства, показатель сложившихся в ней отношений. История ее развития, психология творчества свидетельствуют о том, что новое в познании рождалось не столько благодаря улучшению психологических качеств отдельных личностей, сколько путем изобретения и совершенствования надежных методов работы. «При хорошем методе и не очень талантливый человек может сделать многое. А при плохом методе и гениальный человек будет работать впустую и не получит ценных точных данных», – писал И.П.Павлов15. По справедливому замечанию Леонардо да Винчи, методы предостерегают изобретателей и исследователей от обещания себе и другим вещей, которые невозможны.
Характер метода существенно определяется предметом исследования, степенью общности поставленных задач, накопленным опытом и другими факторами. Методы, подходящие для одной области научных исследований, оказываются непригодными для достижения целей в других областях. В то же время мы являемся свидетелями многих выдающихся достижений как следствий переноса методов, хорошо зарекомендовавших себя в одних науках, в другие науки для решения их специфических задач. Наблюдаются, таким образом, противоположные тенденции дифференциации и интеграции наук на основе применяемых методов.
Учение о методах называется методологией. Она стремится упорядочить, систематизировать их, установить пригодность применения в различных областях, ответить на вопрос о том, какого рода условия, средства и действия являются необходимыми и достаточными, чтобы реализовать определенные научные цели и, в конечном счете, получить новое объективноистинное и обоснованное знание.
В структуре метода центральное место занимают правила. Правило есть предписание, устанавливающее порядок действий при достижении некоторой цели. Согласно Гегелю, правило состоит в подведении особенного под общее. Правило является таким положением, в котором отражена закономерность в некоторой предметной области. Эта зако-номерность образует базовое знание правила. Кроме того, правило вклю-чает некоторую систему операциональных норм, обеспечивающих «подве-дение», т.е. соединение средств и условий с деятельностью человека.
В базовом знании интегрируются результаты самых разнообразных наук. Можно выделить философское, общенаучное, конкретно-научное содержание научного метода. Особое место в базовом знании принадлежит его предметно-образному компоненту, закрепленному в различного рода методиках.
Философское содержание составляют положения онтологии, логики (диалектической и формальной), этики, эстетики. Все они, за исключением, пожалуй, законов формальной логики, не существуют в форме жесткой системы норм, рецептов или технических инструкций и фиксируются в самых общих ориентирах научного познания. Образно говоря, философия – это компас, помогающий определить правильный путь, но не карта, на которой заранее расчерчен путь до конечной цели.
Методологическая ценность философии находится в прямой зависимости от того, в какой мере она опирается на познание всеобщих существенных связей в объективном мире. История науки, практика научных исследований свидетельствуют о том, что надежным мировоззренческим базисом развития знания является материалистическая диалектика.
Концепции, положения которых справедливы по отношению к целому ряду фундаментальных и частных научных дисциплин, составляют базовое знание общенаучного характера. Таковы положения математики, теоретической кибернетики, семиотики, теории систем и других наук, оперирующих понятиями информации, сложности, системы, структуры, организации, модели, управления, элемента, знака, алгоритма, вероятности, разнообразия, гомоморфизма и т.д. Методы этих наук глубоко проникли в самые различные отрасли современного познания.
Знания о совокупности принципов и методов, применяемые в той или иной специальной научной дисциплине, составляют ядро конкретно-научной методологии. Специфический набор методологических средств имеют, например, исследования в биологии, физике, химии и т.д. В то же время результаты этих наук могут транслироваться в методы более конкретных наук. Например, для техникознания огромное регулирующее значение имеют закон сохранения и превращения энергии, второе начало термодинамики, запрещающие работы по изобретению «вечном двигателя». Тесная связь инженерной деятельности с практическими потребностями вызывает необходимость своевременном учета в технических науках многобразных и быстро изменяющихся регулятивов социально-экономического характера.
Знания, применяемые на предметно-чувственном уровне некоторого научного исследования, составляют базу его методики. В эмпирическом исследовании методика обеспечивает сбор и первичную обработку опыт-ных данных, регулирует практику научно-исследовательской работы – экспериментально-производственную деятельность. Теоретическая работа тоже требует своей методики. Здесь ее предписания относятся к деятельности с объектами, выраженными в знаковой форме. Например, существуют методики различного рода вычислений, расшифровки текстов, проведения мысленных экспериментов и т.д. На современном этапе развития науки как на ее эмпирическом, так и на теоретическом уровне исключительно важная роль принадлежит компьютерной технике. Без нее немыслимы современный эксперимент, моделирование ситуаций, различные вычислительные процедуры.
Всякая методика создается на основе более высоких уровней знаний, но представляет собой совокупность узкоспециализированных установок, включающую в себя достаточно жесткие ограничения – инструкции, проекты, стандарты, технические условия и т.д. На уровне методики установки, существующие идеально, в мыслях человека, как бы смыкаются с практическими операциями, завершая образование метода. Без них метод представляет собой нечто умозрительное и не получает выхода во внешний мир. В свою очередь, практика исследования невозможна без управления со стороны идеальных установок. Хорошее владение методикой – показатель высокого профессионализма ученого.
Научные методы можно разделить по разным основаниям – в зависимости от стоящих при их использовании задач. Позволительно, в частности, говорить о методах общих и специфических, практических и логических, эмпирических и теоретических, употребляемых при открытии и обосновании. 0бщими мы называем методы, которые применяются в человеческом познании вообще, в то время как специфическими – те, которыми пользуется только наука. К первым относятся анализ, синтез, абстрагирование, сравнение, индукция, дедукция, аналогия и др., ко вторым – научное наблюдение, эксперимент, идеализация, формализация, аксиоматизация, восхождение от абстрактного к конкретному и т.д. Практическими являются методы, применяемые на практическом, т.е. предметно-чувственном уровне научного познания, в то время как логические методы – это логические «фигуры», которые являются результатом обобщения миллиарды раз повторяющихся практических действий. К числу первых относятся наблюдение, измерение, практический эксперимент, предметное моделирование, к числу вторых – доказательство, объяснение, выведение следствий, оправдание, мысленный эксперимент, знаковое моделирование и др. Одновременно наблюдение, измерение, практический эксперимент, предметное моделирование относятся к эмпирическим методам, как и сопровождающие их и с ними «слитые» доказательство или выведение следствий. Такие же методы, как идеализация, мысленный эксперимент, восхождение от абстрактного к конкретному, являются теоретическими. Существуют методы, приспособленные преимущественно к обоснованию знаний (эксперимент, доказательство, объяснение, интерпретация), другие же «работают» больше на открытие (наблюдение, индуктивное обобщение, аналогия).
Рассмотрим некоторые из методов подробнее.
Первые научные обобщения возникли на основе практических действий, направленных на удовлетворение жизненно важных потребностей людей. Здесь же, на основе практики, сформировались и первые методы научного познания. Например, методы, разработанные в статике и гидростатике Архимеда, были ответом на животрепещущие практические проблемы античности: перемещение грузов; установление равновесия сил; распределение тяжести между опорами; остойчивость морских судов и т.д. Общим свойством этого типа методов является их орудийно-предметный характер. Они называются практическими, или эмпирическими методами научного познания.
На общенаучном уровне к практическим методам относятся, прежде всего, наблюдение, изме рение, эксперимент. Наблюдение — это преднамеренное и целенаправленное (обусловленное задачей исследования) восприятие объекта. Основные требования к научному наблюдению – однозначность замысла, наличие строго определенных методов и средств (в технических науках – приборов), объективность результатов. Последняя обеспечивается возможностью контроля путем либо повторного наблюдения, либо применения других методов исследования, в частности, эксперимента.
Измерение – метод исследования, при котором устанавливается отношение одной величины к другой, служащей эталоном, стандартом. Наиболее широкое применение измерение находит в технических науках, но с 20 – 30-х годов XX в. оно входит в употребление и в социальных исследованиях.
Возникновение современного естествознания (У.Гильберт, Г.Галилей) связано с экспери ментом16 — методом, при помощи которого явления действительности изучаются в контролируемых, управляемых, точно учитываемых условиях17. Можно сказать, что эксперимент – идеализированный опыт. Он дает возможность следить за ходом изменения явления, активно воздействовать на него, воссоздавать, если в этом есть необходимость, прежде чем сравнивать полученные результаты. Поэтому эксперимент является методом более сильным и действенным, чем наблюдение или измерение, где исследуемое явление остается неизменным. Это высшая форма эмпирического исследования. Эксперимент позволяет изучать не только то, что бросается в глаза, но и то, что нередко скрыто в глубине явления, выражает его сущностные характеристики.
Эксперимент обычно включает выделение объекта исследования (некоторой вещи, явления, процесса), создание необходимых условий (материальные факторы воздействия на объект исследования, устране ние нежелательных воздействий – помех). Как правило, экспериментирование связано с использованием более простых практических методов – наблюдений и измерений.
Важнейшее требование к эксперименту – чистота его проведения. Эксперимент тем чище, чем полнее изолируется исследуемый объект от внешних влияний. Затем на него воз действуют контролируемыми факторами. Число таких факторов конечно, и потому в границах эксперимента перед исследователем открывается возможность описания любого состояния объекта в прошлом и будущем. Ситуации, близкие к экспериментальным, встречаются и в естественных условиях. Пример – Солнечная система, по отношению к которой возможны предсказания и ретросказания.
Поскольку эксперимент не проводится, как правило, без наблюдений и измерений, то он должен отвечать их методическим требованиям. В частности, как и при наблюдениях и измерениях, эксперимент может считаться доказательным, если он поддается воспроизведению любым другим человеком в другом месте пространства и в другое время и дает тот же результат.
В настоящее время наука использует разные виды эксперимента. Различают практический и мысленный эксперимент. На уровне предметно-чувственной деятельности используется практический эксперимент. Его простейшая разновидность – качественный эксперимент, имеющий целью установить наличие или отсутствие предполагаемого явления. Более сложен измерительный эксперимент, выявляющий количественную определенность некоторого свойства. На абстрактно-логическом уровне познания применяются мысленные эксперименты.
Своеобразны и разнообразны социальные эксперименты. Многие из них проводятся с целью внедрения в жизнь новых форм социальной орга-низации и оптимизации управления обществом. Объект подобного экспе-римента — определенная группа людей — является таким его участником, с интересами которого приходится считаться, а сам исследователь оказы-вается включенным в изучаемую им ситуацию. Путешествия известного норвежского исследователя Тура Хейердала на “Кон-Тики”, “Ра”, “Тигрисе”, осуществленные с целью получения знаний о прошлом, по существу также являются социальными практическими экспериментами.
Как одна из форм практики, причем практики специфически организованной18, эксперимент выполняет важную роль критерия истинности научного познания в целом. В органической связи с наблюдением и измерением эксперимент образует эмпирическую основу научного познания.
На теоретическом уровне познания особую роль играют методы моделирования, идеализации, мысленного эксперимента, системного анализа.
Моделирование (ит. modello – образец) – это метод исследования на моделях, т.е. на аналогах (схемах, структурах, знаковых системах) определенных фрагментов действительности, которые называются оригиналами. Исследователь, преобразуя эти аналоги и управляя ими, расширяет и углубляет знания об оригиналах. Возможность моделирования, т.е. переноса результатов, полученных в ходе исследования модели, на оригинал, основана на том, что: а) модель воспроизводит его признаки, важные с точки зрения поставленной задачи; б) она способна замещать оригинал в определенных отношениях;
в) получаемая с ее помощью информация допускает опытную проверку;
г) имеются в наличии четкие правила перехода от модельной информации к информации об оригинале. Логической основой метода моделирования являются выводы по аналогии.
Модель – это прежде всего то, с чем сравнивают. И это не обязательно «дела рук человеческих», как и что-то более простое, чем оригинал19. Главное, чтобы между моделью и оригиналом было сходство в каких-то физических характеристиках, или в структуре, или в функциях. В процессе исследования временное замещение оригинала моделью и работа с нею позволяет во многих случаях не только обнаружить, но и предсказать его новые свойства.
Существуют различные виды моделирования. Основные среди
них — предметное (прямое) и знаковое моделирование. Предметным называется моделирование, в ходе которого исследование ведется на модели, воспроизводящей определенные физические, геометрические и пр. характеристики оригинала. Предметное моделирование используется как практический метод познания. При знаковом моделировании моделями служат схемы, чертежи, формулы, предложения естественного или искусственного языка и т.д. Поскольку действия со знаками есть одновременно действия с некоторыми мыслями, постольку всякое знаковое моделирование по своей сути является моделированием мысленным.
Теоретический уровень познания необходимо предполагает использование в моделировании процедуры идеализации. Под идеализацией понимается мысленное конструирование ситуации (объекта, явления), которой приписываются свойства или отношения, возможные в "предельном" случае. Результатами такого конструирования являются идеализированные объекты. Таковы, например, точка, прямая, плоскость в геометрии, идеальный газ, абсолютно черное тело в физике, процесс товарного производства в марксовой теории капитализма.
Идеализированные объекты гораздо проще реальных объектов, что позволяет применить к ним математические методы описания. Благодаря идеализации процессы рассматриваются в их наиболее чистом виде, без случайных привнесений извне, что открывает пути к выявлению законов, по которым эти процессы протекают20.
Процесс идеализации можно проиллюстрировать на таком примере. Допустим, что некто, идущий по горизонтальной дороге с багажной тележкой, внезапно перестает ее толкать. Тележка будет двигаться еще некоторое время, пройдя небольшое расстояние, а затем остановится. Существует ряд способов удлинения пути, проходимого тележкой после толкания, например смазка колес, устройство более гладкой дороги и т.п. Чем легче вращаются колеса и чем ровнее дорога, тем дальше будет двигаться тележка. Смазка колес и сглаживание неровностей пути приводят к уменьшению внешних воздействий на движущееся тело. Экспериментально устанавливается, что, чем меньше внешние воздействия на движущееся тело, тем длиннее путь, проходимый этим телом. Иначе говоря, обнаруживается обратно пропорциональная зависимость между внешними воздействиями на движущееся тело и путем, проходимым этим телом. Мы можем находить все новые и новые способы уменьшения внешних воздействий на движущееся тело и, соответственно, все новые способы удлинения пути, проходимого движущимся телом. Однако все внешние воздействия устранить невозможно. Выявленная же нами закономерность (зависимость между внешними воздействиями на движущееся тело и длиной пути, проходимого этим телом) дает нам возможность сделать решающий шаг – признать, что если совсем устранить внешние воздействия на движущееся тело, то оно будет двигаться бесконечно и при этом равномерно и прямолинейно. Такой вывод и был сделан в свое время Галилеем и наиболее четко сформулирован спустя поколение Ньютоном в виде закона инерции: всякое тело сохраняет состояние покоя или равномерного прямолинейного движения, если только оно не вынуждено изменять его под влиянием действующих сил.
Таким образом, то, что не могло быть достигнуто непосредственно экспериментальным путем, достигается посредством мышления, процесса идеализации.
Процесс идеализации можно разбить на следующие этапы:
1. Изменяя некоторые условия, в которых находится изучаемый объект, мы делаем их действия убывающими (иногда соответственно возрастающими).
2. При этом обнаруживаем, что какие-то свойства изучаемого объекта также единообразно изменяются.
3. Предполагая, что действия условий на изучаемый предмет сводятся к нулю, мы совершаем мысленный переход к предельному случаю, и тем самым к некоторому идеализированному предмету21.
Идеализированный предмет в отличие от реального характеризуется не бесконечным, а вполне определенным числом свойств и потому исследователь получает возможность полного интеллектуального контроля над ним. Идеализированные предметы моделируют наиболее существенные отношения в реальных предметах.
Итак, идеализация — процесс мысленного конструирования понятий об объектах, не существующих в действительности, но сохраняющих некоторые черты реальных объектов. Любая наука пользуется процедурой идеализации. Плодотворность научных идеализаций проверяется в экспериментах и производственной практике.
Моделирование и идеализация являются предварительными условиями проведения мысленного эксперимента – способа познания, при котором исследователь производит операции с воображаемыми объектами22. Модель при этом оказывается воображаемым объектом, преобразуемым в соответствии с правилами, пригодными для данной ситуации. Недоступные практическому эксперименту состояния раскрываются с помощью его продолжения – мысленного эксперимента.
В качестве иллюстрации можно взять модель, построенную К.Марксом и позволившую ему основательно исследовать капиталистический способ производства середины ХIХ века. Построение этой модели было связано с рядом идеализирующих допущений. В частности, было предположено, что в экономике отсутствует монополия; отменены всякие установления, препятствующие перемещению рабочей силы из одного места или сферы производства в другую; труд во всех сферах производства редуцирован к простому труду; норма прибавочной стоимости одинакова во всех сферах производства; среднее органическое строение капитала во всех отраслях производства одинаково; спрос на каждый товар равен его предложению; длительность рабочего дня и денежная цена рабочей силы постоянны; сельское хозяйство осуществляет производство так же, как и любая иная отрасль производства: отсутствует торговый и банковый капитал; экспорт и импорт сбалансированы; существуют только два класса - капиталистов и наемных рабочих; капиталист постоянно стремится к максимальной прибыли, действуя при этом всегда рационально.
В результате получилась модель некоего “идеального” капитализма. Мысленное экспериментирование с ней позволило сформулировать законы капиталистического общества, в частности, важнейший из них — закон стоимости, согласно которому производство и обмен товаров совершаются на основе затрат общественно необходимого труда.
В последние десятилетия мысленное моделирование связано с применением вычислительной техники, информационных сетей, банков знаний, экспертных систем. Возникло особое направление — компьютерное моделирование, позволяющее исследовать весьма сложные системы. Так, уже к 1988 году с помощью компьютеров было построено около 100 моделей глобального характера — модели климата, “ядерной зимы”, стратегического баланса и др.23
В XX в. одно из ведущих мест в научном познании занимает системный подход – направление в методологии, в основе которого лежит исследование объектов как систем. Система (от греч. systēma – целое, составленное из частей) – совокупность элементов, или частей, находящихся в отношениях и связях друг с другом, образуя нечто целое. Предпосылкой формирования системного подхода явился переход к решению задач, связанных с освоением сложных, развивающихся объектов, границы и состав которых далеко не очевидны и требуют специального исследования в каждом отдельном случае. К наиболее сложным системам относятся целенаправленные системы, поведение которых подчинено достижению определенных целей, и самоорганизующиеся системы, способные в процессе функционирования видоизменять свою структуру, т.е. сеть связей и отношений, которая остается относительно постоянной независимо от воздействий на систему.
Философские аспекты системного подхода выражаются в принципе системности, содержание которого раскрывается в понятиях целостности, структурности, взаимозависимости системы и среды, иерархичности, множественности описания каждой системы и др.
Понятие целостности отображает принципиальную несводимость свойств системы к сумме свойств составляющих ее элементов и невыводимость из последних свойств целого и, вместе с тем, зависимость каждого элемента, свойства и отношения системы от его места, функций и т.д. внутри целого.
В понятии структурности фиксируется тот факт, что поведение системы обусловлено не столько поведением ее отдельных элементов, сколько свойствами ее структуры и что существует возможность описания системы через установление ее структуры..
Взаимозависимость системы и среды означает, что система формирует и проявляет свои свойства в постоянном взаимодействии со средой, оставаясь при этом ведущим активным компонентом взаимодействия.
Понятие иерархичности ориентирует на то, что каждый элемент системы может рассматриваться как система, а исследуемая в данном случае система является одним из элементов более широкой системы.
Возможность множественности описаний системы существует в силу принципиальной сложности каждой системы, вследствие чего ее адекватное познание требует построения множества различных моделей, каждая из которых описывает лишь определенный аспект системы24.
Системный подход лежит в основе системного анализа, исследовательского процесса, который обеспечивает подготовку и обоснование решений по сложным проблемам в конкретных областях знаний и сфер деятельности – политической, экономической, социальной, военной, технической и пр. Его центральной процедурой является построение обобщенной модели, которая отображает линию действий, совершаемых исследователем на пути к принятию решения. Линия действия состоит из следующих этапов: а) формулировки проблемы; б) ее адаптации к методам решения; в) выдвижения гипотез; г) их анализа; д) их оценки; е) выбора (принятия решения).
Осваивая действительность самыми разнообразными методами, научное познание проходит различные этапы. Каждому из них соответствует определенная форма развития знания. Основными из них являются факт, теория, проблема, гипотеза, программа.
Факт и теория. В обычном смысле слово "факт" (от лат. factum - сделанное, свершившееся) является синонимом слова "истина", "событие", "результат". Как категория методо логии науки факт - это достоверное знание о единичном в рамках некоторой научной дисциплины. Факты выражаются, например, в высказываниях: "Вода при давлении в 1 атм закипает при 100° С", "Медь - хороший проводник электричества", "Вторая мировая война началась 1 сентября 1939 года".
Научные факты генетически связаны с практиче ской деятельностью человека. В повседневном опыте происходил отбор фактов, которые составили фундамент науки. Большую роль в выработке и накоплении фактов, особенно в естествознании, всегда играли наблюдения и эксперименты.
Можно утверждать, что наука начинается с фактов. Каждая научная дисциплина проходит достаточно длитель ный период их накопления. Для естественных наук - физики, химии, биологии он охватывает XV - XVII столетия и совпадает со стадией становления капиталистического способа производства. Значительную роль в формировании фактологической базы естествознания сыграли великие географические открытия.
Становление факта - длительный и, как правило, противоречивый процесс, требующий использования специально выработанных и проверенных методов. В естествознании, прикладной социологии, экономической науке, технических дисциплинах в качестве их выступают, например, статистические методы. Фактом признается не всякий полученный результат. Отдельный эксперимент, наблюдение или измерение, как правило, является следствием взаимодействия таких факторов, как а) обстоятельства исследования, б) случайное состояние приборов, в) специфика изучаемого объекта, г) возможности и состояние исследователя. Чтобы прийти к знанию, выступающему в форме факта, необходимо множество исследовательских операций и процедур и их статистическая обработка. Поэтому посло вица "семь раз отмерь, а один отрежь" имеет не только повседневный, но и глубокий научно-методологический смысл.
Фактом становится лишь такое знание, в истинности которого может убедиться любой ученый, использовав научные методы в оговоренных условиях. Поэтому сообщения о передаче мыслей на расстоянии (телепатия), передвижении предметов мыслью (телекинез) и прочих "чудесах" не признаются в качестве фактов.
Теория – это высшая, самая развитая форма организации научного знания, дающая целостное представление о закономерностях некоторой области действительности и представляющая собой знаковую модель этой сферы. Эта модель строится таким образом, что некоторые из ее характеристик, носящие наиболее общий характер, составляют ее основу, другие же подчиняются основным или выводятся на них по логическим правилам. Например, классическая механика может быть представлена как система, в фундаменте которой находится закон сохранения импульса ("вектор импульса изолированной системы тел с течением времени не изменяется"), тогда как другие законы, в том числе известные каждому студенту законы динамики Ньютона, являются его конкретизациями. Строгое построение геометрической теории, предложенное Евклидом, привело к системе высказываний (теорем), которые последовательно выведены из немногих определений и истин, принятых без доказательств (аксиом).
Положения теории отображает существенные связи некоторой области действительности. Но, в отличие от фактов, они представляют эти связи в обобщенном виде. Каждое положение теории является истиной для множества обстоятельств, в которых проявляется эта связь. Поэтому оно выражается с помощью общего высказывания, в то время как факт – с помощью единичного.
Обобщая факты и опираясь на них, теория, между тем, согласуется с господствующим мировоззрением, картиной мира, направляющей ее возникновение и развитие. Известны случаи, когда теории или отдельные их положения отвергались не в силу противоречия фактическому материалу, а по причинам мировоззренческого, философского характера. Так случилось с известными физиками Э.Махом, В.Оствальдом, не принявшими атомной теории. «Предубеждения этих ученых против атомной теории, – писал А.Эйнштейн, – можно несомненно отнести за счет их позитивистской философии. Это – интересный пример того, как философские предубеждения мешают правильной интерпретации фактов даже ученым со смелым мышлением и с тонкой интуицией”.
Теории разделяют по различным основаниям. Исходя из особенностей предметных областей, выделяют математические, физические, биологические, социальные и прочие теории.
С логической точки зрения можно выделить дедуктивные и недедуктивные теории. Основу дедуктивной теории составляет понятие логического следования. Говорят, что из высказывания А логически следует высказывание В тогда и только тогда, когда истинность А гарантирует истинность В, и не бывает так, что А истинно, а В ложно. Для построения фундамента дедуктивной теории важно отобрать положения соответствующей ветви знания (аксиомы), которые бы, во-первых, не противоречили одно другому. В противном случае система аксиом будет противоречивой, и, соответственно с законами логики, в пределах теории можно получить любое положение, она потеряет свою познавательную ценность. Во-вторых, из множества аксиом должно следовать максимальное количество истинных положений данной ветви знания (система аксиом, из которой выводятся все истинные положения области знания, называется полной). В-третьих, аксиомы должны быть независимы друг от друга, т.е. не должны находиться между собой в отношении логического следования. В противном случае система аксиом окажется избыточной.
Дедуктивный способ построения теории используется прежде всего в математике, логике, математическом естествознании. Но нужно иметь в виду ограниченность применения дедуктивного метода в науке. Австрийский математик К. Гёдель доказал теорему о неполноте формализованных систем. В соответствии с этой теоремой ни одна дедуктивная теория содержательно богатой области знаний (например, арифметика) не может быть полной. Это означает, что существуют такие истинные положения этой области, которые не следуют из множества первона чально взятых аксиом. Поэтому надежды на возможности дедуктивных теорий не должны быть слишком большими.
Недедуктивные теории характерны для опытных наук. Здесь "господствуют" вероятностные формы выводов - аналогия, индукция и др. Недедуктивным путем идет большинство естественных наук, а также науки гу манитарного и обществоведческого циклов. Теории в этих науках опираются на изучение действительности, исполь зуя наблюдения, эксперименты, реконструируя ход собы тий по отображению в памятниках культуры.
С точки зрения глубины проникновения в сущность изучаемых явлений теории делятся на феноменологические и эссенциальные. Глубина познания в феноменологических теориях не выходит за рамки сферы явлений и поэтому характеризуется использованием близких к опыту понятий. Эссенциальные теории идут значительно дальше и отображают внутренние механизмы изучаемых процессов. В эссенциальных теориях широко применяются абстрактные понятия, которые характеризуют наблюдаемые объ екты. Феноменологические теории, как правило, возникают на начальных стадиях развития науки и с течением времени поглощаются эссенциальными.
В последнее время среди исследователей в различных областях знаний пристальное внимание привлекает разделение эссенциальных теорий на теории простых и сложных систем. К простым системам относятся такие, что отличаются однородностью, линейностью и устой-чивостью протекающих процессов. Знания об эволюции простой системы позволяют иметь всю информацию и по любому моментальному состо-янию однозначно предсказать ее будущее и восстанавливать прошлое. Классическим приме ром простой теории служит механика Ньютона.
Но большинство систем окружающего мира имеют неоднородный, нелинейный, неустойчивый и необратимый характер. В разработке теорий таких систем особая роль принадлежит лауреату Нобелевской премии бельгийскому ученому И. Пригожину. Поведение сложной системы во многом зависит от случайных факторов и поэтому характеризуется неопределенностью и непредсказуемостью. Владея теорией сложной системы, можно делать достоверные предсказания, но, как правило, на коротких временных интервалах, и по прохождению некоторого времени предсказания не совпадают с ходом событий. К наиболее сложным системам относится человеческое общество, и именно здесь предсказание связано с особым риском.
Можно выделить теории завершенные и незавершенные. Завершенная теория представляет собой окончатель ную знаковую модель некоторого целостного фрагмента реальности с точно установленными границами. Положения завершенной теории - научные законы как достоверные высказывания о сущности познаваемых процессов. Незавершенная теория является вариационной, во многом гипотетической знаковой моделью. Границы развития такой теории пока что неизвестны, они носят открытый характер в том смысле, что отсутствуют представления о предметах, к которым она неприменима. О ее обобщениях нельзя утверждать как о достоверно установленных законах. Примерами завершенных теорий могут служить геометрия Евклида, механика Ньютона. Сегодня точно известна сфера применения евклидовой геометрии - трехмерное пространство. Но до открытия неевклидовых геометрий она существовала в виде модели, которая варьировалась в связи с попытками доказательства знаменитого пятого постулата. То же происходило и с механикой Ньютона до начала XX столетия, пока не была уточнена область ее применения - множество макротел. Рожденная XX столетием квантовая теория на сегодняшний день не является завершенной, о чем свидетельствуют многие модели, которые конкурируют между собой в рамках ее развития.
В развитой науке теория и факт - соотносимые понятия. Наличие одного из них немыслимо без наличия другого, одно из этих понятий имеет своей предпосылкой другое. По словам А. Эйнштейна, "не существует эмпирического метода без чисто умозрительных понятий и систем чистого мышления, при более близком изучении которых не обнаруживался бы эмпирический материал, на котором они строятся".
На развитом уровне науки в факте воплощается некая теоретическая конструкция. В качестве его для теории выступает не все богатство связей, которые можно наблюдать и преобразовывать в повседневной деятельности, а их ограниченный комплекс, выделенный соответственно фиксируемым в теории отношениям. Земля вращается вокруг Солнца, солнечные процессы воздействовали и воздействуют на все, что совершается на Земле. Благодаря им возникли и существуют материки и океаны, горы и долины, био- и ноосфера. Но небесную механику как теорию в данном случае интересует не все. Для нее фактом является, например, то, что материальная точка одной массы движется вокруг материальной точки другой массы с некоторой скоростью на определенном расстоянии.
Ни одна практическая задача не решается математическими средствами до того времени, пока она не будет сведена к соответствующей математической задаче и не преобразуется, таким образом, в факт, соотнесенный с некоторой математической теорией. Сведение сопровождается абстрагированием от многих заключенных в условиях задачи обстоятельств, которые с точки зрения этой теории носят несущественный, привнесенный характер. Об аналогичных процессах в гуманитарной сфере точно сказал А. Блок: "Есть факты неоспоримые, но сами по себе не имеющие никакого значения, например: Бэкон Веруламский - взяточник, Спиноза - стекольщик, Гаршин - переплетчик. Горький - социал-демократ". Такого рода несущественности Гегель называл дурной единично стью, в отличие от которой единичность факта - форма необходимости.
Таким образом, факт - это не просто "кусочек бы тия", а результат сложной мыслительной процедуры, при которой изо всей эмпирической данности выделяются характеристики, соотносимые с некоторой теорией. То, что не является фактом в одной теоретической системе, может оказаться им в другой. При переходе от одной теоретической системе к другой, с одного уровня знаний на другой меняется и совокупность характеристик научного факта.
По отношению к фактам теория выполняет ряд познавательных функций, важнейшие из которых описательная, объяснительная и предсказательная. 0писательная функция состоит в том, что сведения об итогах наблюдений, измерений, экспериментов излагаются на языке данной теории, и, таким образом, происходит их первичная обработка. Описание является предварительным условием объяснения события, явления, процесса. При объяснении из элементов теории выбираются некоторые законы, которым подчиняется объясняемый факт, и которые позволяют осмыслить соответствующие ему явления в системе теоретического знания. Предсказательная функция теории связана с ее способностью к дальним и точным прогнозам, к опережению наличной практической деятельности людей. Как заметил известный австрийский физик Л.Больцман, нет ничего практичней хорошей теории.
Вопрос о предсказательных свойствах теории заслуживает особого внимания. Предсказательная мощь теории зависит в основном от двух взаимосвязанных обстоятельств: во-первых, от глубины и полноты отображения сущности изучаемых предметов; очевидно, чем глубже и полнее такое отображение, тем надежней опирающиеся на теорию прогнозы. Во-вторых, теоретическое предсказание находится в обратной зависимости от сложности и нестабильности исследуемого процесса, и чем сложнее и неустойчивее этот процесс, тем рискованнее прогноз.
К относительно простым системам причисляются, как из вестно, системы, изучаемые небесной механикой. Уже первоначальные обобщения астрономических таблиц, сделанные древними китайцами более 2000 лет до н.э., позволили им с большой точностью предска зывать солнечные затмения. Геоцентрическая система Птолемея была более мощной в своих предсказаниях и позволяла предвидеть также расположения планет на небосклоне, моменты равноденствий и др. Пользуясь ею, прокладывали пути своих каравелл Диаш и Колумб, Васко да Гама и Америго Веспуччи. Но ее беспомощность во многих предсказаниях, как, например, при оп ределениях длительности года, в конце концов привела к созданию гелиоцентрической теории Коперника, где трудности, с которыми столкнулась тогдашняя астроно мия, оказались снятыми.
Сложнее дело с неустойчивыми процессами. Классическим и простым примером неустойчивой системы может служить маятник в его верхнем положении. Можно предсказать, что, в конце концов, он займет нижнее положение и превратится в стабильную систему, но поскольку альтернативы его движения влево и вправо являются равновероятными и зависят от случайных причин, то предсказать направление движения весьма трудно. Вероятность предсказания увеличивается с улучшением знаний о сущности процесса, т.е. с повышением уровня теоретического владения предметом познания.
Проблема. Так как всякий новый факт осваивается средствами уже сложившейся теории, то возможны ситуации, когда она не в состоянии объяснять или предсказывать новый факт по причине неприменимости к нему понятий, которыми она оперирует. Это бывает весьма часто, когда человеческое познание вторгается в неизвестное и когда исследователь продолжает «вопрошать природу» на языке старой теории. Так, при открытии составных частей атомных и субатомных объектов ученые пытались применить к ним категории классической механики. "В этом случае, – писал П.Ланжевен, – мы поступали так, как поступают физики во всех случаях, когда им приходится иметь дело с совершенно новым явлением: мы попытались объяснить неизвестное с помощью уже известного и использовать в данном случае представления, оказавшиеся пригодными для других явлений. Другого пути не существует”.
Расхождение теории с фактами, противоречие между ними свидетельствует об ограниченности теоретической системы знания. Вместе с тем такое противоречие является источником дальнейшего развития знания, его совершенствования. Прежде всего оно приводит к постановке новых проблем в науке.
Как форма развивающегося знания проблема фиксирует недостаточность познавательных средств для достижения поставленных в науке целей. Это не только недостаточность теории для объяснения или предсказания фактов. Источником недостаточности может быть противоречие между различными теоретическими системами, осваивающими один и тот же объект, между совокупностями фактов, между объектом и методом науки и др.
Перенесение старого знания на новые, неизвестные прежде явления, с одного уровня реальности на другой, более глубоко лежащий и подчиняющийся своим особым закономерностям, нередко приводит к появлению так называемых мнимых проблем науки. При столкновении с проблемой элементарных частиц, например, физики полагали, что электроны, как и привычные нам предметы, обладают положением в пространстве и определенной скоростью в данное время, поэтому ставили вопросы о том, где находится данная элементарная частица и какова ее скорость. Но опыт, показал, что в один и тот же момент невозможно точно определить положение и скорость элементарной частицы, и что такая постановка вопроса неправомерна. Классическими примерами мнимых проблем являются также проблема «вечного двигателя», проблема «квадратуры круга» и др.
Гипотеза. Попытки разрешения проблем связаны с выдвижением гипотез. Гипотеза – это предположительное решение некоторой научной проблемы. Важнейшее требование к гипотезе – ее принципиальная проверяемость фактическим материалом, означающая возможность соотнесения гипотезы с данными экспериментов, наблюдений, измерений. Связь между гипотезой и соотносимыми с ней фактами характеризуется логической, или индуктивной, вероятностью, означающей, что факты обеспечивают ту или иную вероятность истинности гипотезы.
Хорошо удостоверенная гипотеза становится теорией или ее фрагментом – научным законом. Методами обоснования гипотезы, превращения ее в достоверное знание выступают, прежде всего, подтверждение и доказательство.
Итак, теория, факт, проблема, гипотеза – важнейшие формы, в которых протекает процесс развития научного знания. Если теория и факт применяются прежде всего для оформления готовых, сложившихся знаний, то проблема и гипотеза используются на переходных этапах их становления. Между различными формами не существует жестких границ, для них характерны диалектические связи, взаимопереходы и взаимопроникновения.
Для социально-гуманитарного познания характер но все то, что свойственно познанию как таковому. Это описание и обобщение фактов (эмпирический этап), тео ретический и логический анализ с выявлением законов и причин исследуемых явлений, построение идеализирован ных моделей, адаптиро ванных к фактам, объяснение и предсказание явлений и т.д. Но единство всех форм и видов познания не исключает и определенных внутренних различий между ними, выражающихся в специфике каждой из них. Обладает такой спецификой и познание в социально-гуманитарной сфере.
Проблема соотношения естественных наук и обществознания активно обсуждается и в современной литературе. Существует две крайние (а значит ошибочные) позиции в этом вопросе: а) натуралистика — некритическое, механичес кое заимствование естественнонаучных методов, что неизбежно культивирует редукционизм в разных вариантах — физи-кализм, физиологизм, энергетизм, бихевиоризм и др.; б) гума-нитаристика — абсолютизация специфики социально-гуманитарного познания и его методов, сопровождаемая дискредитацией «точных наук». Но в принципе естествознание и гуманитарные науки — ветви одной науки как целого. По одному образному выражению, естественник и гуманитарий «едят одно блюдо», хотя с разных концов и разными ложками. Сказанное не означает, что между естество- и обществознанием нет различий и, что каждое из них не обладает будто бы своей спецификой.
Социально-гуманитарные и естественные науки отличаются прежде всего спецификой своих предметов. Социально-гуманитарные науки имеют дело с людьми и их деятельностью, следовательно, с потребностями, интересами, ценностями и целями социальных групп и индивидуумов, и ставят своей задачей обнаружить, описать и раскрыть сущность этих потребностей, интересов, ценностей и целей. Природа же не обладает подобными свойствами. Таким образом, рассмотрение человеческой деятельности во всех его формах и на всех стадиях – главный ориентир социально-гуманитарного познания.
В XX в. одно из ведущих мест в научном познании занимает системный подход – направление в методологии, в основе которого лежит исследование объектов как систем. Система – совокупность элементов, или частей, находящихся в отношениях и связях друг с другом, образуя нечто целое. Предпосылкой формирования системного подхода явился переход к решению задач, связанных с освоением сложных, развивающихся объектов, границы и состав которых далеко не очевидны и требуют специального исследования в каждом отдельном случае. К наиболее сложным системам относятся целенаправленные системы, поведение которых подчинено достижению определенных целей, и самоорганизующиеся системы, способные в процессе функционирования видоизменять свою структуру, т.е. сеть связей и отношений, которая остается относительно постоянной независимо от воздействий на систему. Человеческие сообщества и общество в целом представляют собой именно такого рода целенаправленные системы.
В общей форме процесс развития социально-гуманитарной системы можно представить состоящим из следующих стадий: а) формулировка цели; б) ее адаптация к средствам достижения; в) выделение альтернатив деятельности; в) их анализ; г) их оценка; д) выбор (принятие решения).
Соответствие логики познания процессу развития социально-гуманитарной системы – непременное условие в успешном решении познавательных задач в сфере гуманитарных наук.
-
Основные понятия:
общество; натуралистический подход к объяснению общества; идеократический подход к объяснению общества; реляционный подход к объяснению общества; социальная система; источник саморазвития общества; социальный организм; способ производства материальных благ; социальная структура общества: этническая, демографическая, поселенческая, классовая, стратификационная, профессионально-образовательная; общность; род; племя; народность; нация; народонаселение; демографический закон; миграционная подвижность; урбанизация; концепции происхождения городов; рурализация; класс; страта; каста; интеллигенция; законы развития общества; случайное в истории; объективное и субъективное в истории; стихийное в развитии общества; линейные и нелинейные интерпретации направленности исторического процесса; общественно-экономическая формация; социальная революция; культурно-исторические типы; общественный прогресс.
Понятие общества. Понятия «общество», «общественный», «социальный», чрезвычайно распространены, хотя их смысл часто оказывается весьма многозначным и недостаточно ясным. Общество — продукт целенаправленной и разумно организованной совместной деятельности больших групп людей, объединенных на основе совместных интересов и договоре. Латинский глагол «социо» означает соединять, объединять, затевать совместный труд. Отсюда первоначальное значение понятия «общество» — общность, союз, сотрудничество. Русский термин «общий» восходит к праславянскому корню «общий», что означает «то, что вокруг».
Необходимо различать философский и общесоциологический подходы к изучению общества. Социологию в основном интересует то, что обозначается термином социальная структура. Это — способ организации и связи отдельных элементов социальной системы в единое целое. Характер структурирования социальной системы определяется как свойствами ее элементов, так и основным системообразующим фактором, упорядочивающим элементы. В современной социологии приводится более десяти способов объяснения, специфики социальной структуры различных обществ и сущности различных социальных групп. Философия акцентирует такие понятия, как цель, движущие силы, смысл и направленность развития общества. Философский смысл понятия общества состоит в определении специфики типа связей индивидов в единое целое. Основными типами таких связей считаются духовные (Августин, Фома Аквинский), конвенциональные (философы XVII — XVIII в.), материальные, основанные на взаимодействии людей (Маркс).
Выбор того или иного способа объяснения генезиса и функционирования общества зависит от исходной мировоззренческой установки, в связи с чем философия общества — это другая сторона философии человека, его роли в мире и отношения к универсуму. Чело-
век — субстрат любой формы социальности, от простейшей общности до современных цивилизационных и политических суперсистем. Поэтому философский взгляд на общество неотделим от философских проблем личности человека, хотя, разумеется, несводим к ним.
Итак, чтобы понять феномен общества, необходимо уяснить противоречия человека как социального «атома», а далее разобраться в характере закономерностей, объединяющих людей в некое единое целое, в общественный «организм». В принципе выделяются три основных подхода, к объяснению этих связей и закономерностей.
Первый может быть обозначен как натуралистический. Суть его в том, что человеческое общество рассматривается как естественное продолжение закономерностей природы. С этих позиций тип общественного устройства и ход истории определяется ритмами солнечной активности и космических излучений (А. Чижевский, Л. Гумилев), особенностями географической и природно-климатической среды
(Ш. Монтескье, Л. Мечников), спецификой человека как природного существа, его генетическими, расовыми и половыми особенностями (сторонники социобиологии — Э. Уилсон, Р. Докинс и др.). Общество предстает как своеобразный эпифеномен природы. В рамках этого направления предполагается также, что общество может изменить форму своего бытия, «уйти» в Космос, и там начать новый виток своей эволюции (К. Э. Циолковский и другие «космисты»).
Другой подход — идеократический — предполагает, что сущность связей, объединяющих людей в единое целое, усматривается в комплексе тех или иных идей, верований, мифов. История знала немало примеров существования теократических государств, где единство обеспечивается одной верой, которая тем самым становится государственной религией. Многие тоталитарные режимы основывались на единой государственной идеологии, которая в этом смысле выполняла роль скелета общественного устройства. Рупором этих идей выступал обычно религиозный лидер или «вождь» нации и народа, а те или иные исторические действия (войны, реформы и т.д.) зависели от воли этого человека, которая опиралась на данную идеологическую или религиозную систему.
Третий подход объяснения общественного устройства — реляционный. Он связан с философским анализом межчеловеческих связей и отношений, которые возникают в соответствующих природных условиях и при наличии тех или иных верований, но имеют самодовлеющий, определяющий характер.
Возможен атомистический взгляд на общество как сумму индивидов, связанных тем или иным взаимным договором. Хотя в «естественном» состоянии человек человеку волк (Т.Гоббс), люди, следуя гражданским законам, идеям свободы и равенства, могут обеспечить себе существование. В данной модели общество представляет собой конгломерат индивидов, связанных условными связями.
В органистической модели общество предстает как целое, определенная система, структурированная особым образом на части, к которым оно полностью не сводится. При этом понимании человек реализует себя в зависимости от места, занимаемого им в обществе и участия в общем процессе. Отношения людей определяются не договором или контрактом, а согласием членов общества (консенсусом), в котором учитываются объективные закономерности исторического развития. В этом смысле справедливо утверждение, что социальные действия — это результат человеческих действий, а не человеческих намерений.
К. Марксом была разработана концепция материалистического понимания истории, суть которой составляет положение о способе производства, который складывается объективно, т. е. независимо от воли и сознания людей. Связывает людей в «социальный организм» не общая идея или общий Бог, а производительные силы и производственные отношения, видоизменения которых составляют основу общественно-экономических формаций как этапов мировой истории. Эти системообразующие факторы зависят, в свою очередь, от ряда природно-климатических условий, средств общения, языка, культуры и т.д. Однако определяющим является общественное бытие людей, т.е. своеобразная «социальная материя», которая предстает как «реальный процесс» жизни людей. Материалистическое понимание истории делает упор на объективность процессов, происходящих в обществе на принципах детерминизма, согласно которому из определенной формы материального производства «...вытекает, во-первых, определенная структура общества, во-вторых, определенное отношение людей к природе. Их государственный строй и их духовный уклад определяются как тем, так и другим» (К. Маркс). Общество можно изучать как «естественноисторический процесс», подобно тому, как естествознание изучает природу и ее законы. Общественные законы, в отличие от законов природы, возникают позже, реализуются только в сознательной деятельности людей, более сложны по механизму проявления и в высокой степени вероятностны («законы-тенденции»).
Марксизм не отрицает субъективного фактора в истории и свободы воли, но предполагает каждый раз исследование корней, причин, объективных условий, которые решающим образом оказали влияние на действия личностей. В этом особенность данного подхода к объяснению истории, ибо он не уповает на волю внечеловеческих сил (Бог, Дух, Вселенная, «пришельцы» и т.д.) и пытается преодолеть «дурную субъективность» (Гегель) в действиях великих личностей, которые, как и все люди, обуреваемы эмоциями, страстями, предрассудками и т.д. В основе общественной связи людей лежит, по Марксу, система материальных общественных отношений, которые при всей их материальности (т. е. первичности и независимости от сознания) не являются вещественными. Образно говоря, «социальную материю» нельзя пощупать (или чувственно ощутить каким-то другим способом), но она очень реально, а подчас и трагически определяет жизнь миллионов людей. Известно, чем кончаются попытки «обхитрить», обойти действие закона стоимости, равно как и других закономерностей исторического процесса. Навязывание ходу истории своей воли, пусть даже и самой «железной», подстегивание событий, проявления революционного нетерпения, чревато, как показал опыт XX в., выпадением из общего потока развития мировой цивилизации, замедлением темпов прогресса и т.п. Не менее порочным выглядит на практике и упование на «крота истории», который «роет глубоко», на то, что объективные законы рано или поздно выведут человечество из нынешнего состояния в царство свободы и справедливости.
Все возможные способы объяснения общества и хода истории имеют нечто общее, а именно представление системной организации данного феномена и закономерностях его саморазвития. Остановимся на этом подробнее.
Общество как саморазвивающаяся система. Общество представляет собой сложную систему, развивающуюся на своей, собственной основе. Под социальной системой понимается все относящееся к характеристике общества как определенной целостности, объединяющей индивидов разнообразными связями и отношениями. В известном смысле слова индивид тоже может рассматриваться как социальная система, но чаще это относится к государству, нации, классу, элементам структуры общества (политика, право, экономика и др.).
Характер объединения элементов в систему трактуется в соответствии с тем или иным способом объяснения сущности человека и его истории. Поэтому основной системообразующий фактор может быть усмотрен, как уже отмечалось, либо в материальных, либо в духовных связях людей. Социальная система характеризуется открытостью, определенной степенью согласованности своих подсистем и в то же время известной неравновесностью, что позволяет описывать ее динамику с помощью нелинейных математических моделей.
Необходимо обозначить принципиальные различия системной организации животных сообществ и человеческого общества. Все способы организации жизни стада, стаи и других сообществ мира живого связаны с их генотипом и наличием врожденной программы поведения. Специалисты в области этологии (науки о поведении животных) и социобиологии в последние десятилетия установили наличие очень четких и строгих закономерностей в групповом и индивидуальном поведении животных, птиц, рыб и т.д. В аспекте нашей темы привлекают внимание два фактора: наличие строгой иерархии полового поведения самцов и самок; формы организации при защите таких ценностей, как добычи
(у хищников), территории, собственного тела, самки и детенышей.
При внешнем сходстве телесных функций человека и животных (еда, питье, выделение и т.д.) именно в этих процессах начинался и расширялся водораздел биологического и социального. Самые древние нормы — запреты (табу) — были связаны с пищевым и половым поведением человека. Обеспечение себя пищей и водой, защита от погодных и климатических явлений, ритуализация половой и детородной функции требовали все более и более совершенной организации жизни общины.
Постепенный переход от присваивающего типа хозяйства к производящему означал нарастание потенциала социальных форм в плане преобразующей деятельности. Новая стадия развития потребовала принципиально новой организации, сущностью которой было обеспечение технологии деятельности путем управления людьми. В этом заключается глубинный смысл феномена власти и идеи государственности.
Следует подчеркнуть, что и самообеспечение и управление как социальные явления принимали форму символического выражения. Люди не просто ели, укрывались от холода и опасности, размножались и старели, но культивировали процесс осуществления этих биологических потребностей, порождая формы, до сих пор удивляющие наших современников. Самовыражение в пирах и оргиях, одежде и постройках, празднествах и мистериях, войнах и походах имело не только и не столько утилитарный смысл (насыщение, укрытие и т.д.), но и далеко превосходящее его символическое значение.
Феномены культуры все время обозначали и подтверждали со-циальный статус человека и общества. По характеру сооружений (на-пример, пирамид) оружия и утвари, одежды и украшений можно до-статочно точно судить о состоянии следующего компонента культуры — ее духовной сферы. Если первые два как-то ограничены ресурсами и физическим потенциалом данного общества, то мир духовной культуры в точном смысле слова беспределен. Постепенно он становился в сознании многих людей доминирующим, ибо служение Богу, культу предков и т.д. рассматривалось как основная сфера самовыражения и личности, и общества.
Итак, можно обозначить первый источник саморазвития общества — противоречие природной и культурной организации человека и его сообществ. Это обстоятельство необходимо четко осознавать при всех способах интерпретации общественных явлений, а особенно в конце XX в. Все мыслимые проекты устройства и переустройства жизни миллионов людей должны основываться, прежде всего, на необходимости поддержания жизни всей биосферы и возможностей существования и развития каждого человеческого существа. Это не прекраснодушные мечтания о царстве всеобщей любви и гуманизма, а суровая действительность. Она требует, чтобы витальность как императивная установка на поддержание самого феномена жизни была стержневой, определяющей ценностью общественного развития. Отсюда вытекает необходимость осознания важности глобальных проблем человечества (в том числе и экологической) именно как проблем жизни и смерти. Только в этой связи можно и нужно рассматривать комплекс экономических, социально-политических, национальных, религиозных и прочих проблем человечества. Они в принципе не могут быть адекватно разрешены помимо взаимоотношений человека с миром природы и миром «второй» природы, т. е. культуры.
Именно в этом ключе следует рассматривать такие конкретные механизмы «запуска» общественной жизни, как разделение труда. Говоря об общественном производстве, следует особо подчеркнуть, что оно мыслится как взаимосвязанный процесс, в котором выделяются четыре основных компонента: производство материальных благ, воспроизводство самого человека, воспроизводство материальных общественных связей и отношений и духовное производство.
Эти виды производства в реальной жизни переплетены и могут рассматриваться изолированно в теоретической абстракции, поскольку взаимно предполагают друг друга. На самых ранних этапах антропо- и социогенезиса производство в значительной степени определялось природными закономерностями, ибо человек, по словам К. Маркса, выступал как «родовое существо, племенное существо, стадное животное». Люди были тогда всецело озабочены воспроизводством самих себя вначале путем присвоения готовых продуктов природы, а затем натуральным хозяйствованием на земле. Земля в этом смысле являлась, по определению К. Маркса, природной предпосылкой человека, образующей, «так сказать, лишь его удлиненное тело». Отсюда вытекает и определенная простота общественных связей и отношений, что являлось основой для мнения об ушедшем золотом веке человечества, о рае, который оно утратило с течением истории.
При всем огромном разнообразии природно-климатических условий, в которых протекала деятельность первобытных сообществ (равно как и современных примитивных общин, сохранившихся еще в ряде регионов планеты) основным двигателем истории было разделение труда. Вначале оно носило характер полового и возрастного, а затем непрерывно усложнялось, вплоть до высокоспециализированных форм труда в современном компьютеризированном производстве.
Развивая производство, человек все более и более воздействовал на окружающую природу, изменяя тем самым и свою собственную природу. Это было бы возможно при примитивных формах общения; поэтому уровень и степень системной организации человеческих сообществ стал превосходить соответствующие структуры животного стада. Человеческий труд как фактор, не только удовлетворяющий телесные потребности (пища, одежда, жилище и пр.), но и формирующий человеческое общество через систему общественных связей и отношений, выступает как основа всей истории.
Вместе с тем, развитие и усложнение трудовой деятельности немыслимо вне эволюции форм семейно-брачного поведения людей. Поэтому формы воспроизводства человека (деторождение, воспитание, социализация, инициации и пр.) неотделимы от собственного производства материальных благ, тем более на ранних стадиях развития общества, когда от физических возможностей человека, его здоровья и работоспособности зависело само существование общины.
Еще более сложен для анализа второй источник саморазвития социальных систем, связанный с общественными отношениями, возникающими в процессе трудовой деятельности человека. Для философского анализа общества центральным вопросом является анализ мотивов и побуждений к труду и деятельности, поскольку этот момент во многом определяет отношение человека к миру и другому человеку. Выделяют несколько ведущих мотивов и стимулов деятельности.
Во-первых, поддержание собственного существования, выживание индивида. Такая ситуация складывается у героев различных «робинзонад», оставшихся один на один с природой.
Во-вторых, продолжение жизни рода (особенно труд родителей ради поддержания жизни детей). В любом обществе есть немалое количество людей, работающих и живущих ради семьи и детей, рода и клана. В периоды бурных социальных потрясений семья, родные и близкие зачастую оказываются единственной надежной опорой человека, смыслом его жизни и деятельности. Невнимание к проблеме семьи со стороны государства оборачивается, как правило, деструкцией социальных связей, утратой идентичности человека и деградацией общества.
В-третьих, удовлетворение самой потребности в труде, труд ради творчества, приносящий радость и ощущение полноты бытия. В этом смысле труд перестает быть необходимостью, а является свободной игрой творческих сил человека. Разумеется, такое возможно при удовлетворении определенного (и исторически изменчивого) уровня биологических потребностей человека.
В-четвертых, борьба с другими людьми за присвоение продуктов труда или ради помощи людям. Соотношение этих двух компонентов последней группы стимулов меняется в зависимости от этапа развития общества, однако в любом обществе молено увидеть и острую непримиримую борьбу людей, групп, классов за удовлетворение их потребностей за счет других и примеры бескорыстного служения людям вопреки даже собственным потребностям. Антагонизмы и сотрудничество — два полюса взаимодействия людей в обществе, а между ними находится основная масса человеческих взаимоотношений по поводу труда и его плодов.
Третий источник саморазвития общества — его духовный потенциал. Данная проблема необычайно сложна и имеет две основные грани. Первая — многочисленные попытки реализовать в действительности религиозный идеал, устроить жизнь общества по модели догматической части какой-либо религий. Идея теократии, т. е. правления обществом и государством со стороны высших духовных лиц и авторитетов была весьма популярна, начиная с Древнего Египта и до современных концепций исламского фундаментализма.
Другим примером может быть этика протестантизма, которая, как показал немецкий социолог Макс Вебер, легла в основу капиталистического отношения к труду как к призванию человека. Любопытно отметить, что сам термин «индустриальный», переводимый как «промышленный», означает по-латыни «трудолюбивый» Человек «предопределен» Богом к вечной жизни либо к вечной смерти, и кальвинистское направление протестантизма полагает, что избранность определяется не по характеру мирских поступков, а по их результатам. Успех, приносящий власть — единственный критерий избранности человека и эффективности функционирования общества.
Исламский путь организации общества его теоретики связывают с понятием «хакимийя», что означает власть Аллаха над миром. В Коране человек рассматривается как «наместник Бога на Земле», а идеалом устройства общества является мусульманская община «умма». Понятие «гражданин» в европейском значении этого слова в исламе отсутствует, его заменяет преданность мусульманина Закону. В этой связи подчеркивается, что идеалом мусульманского государства является не теократия, а номократия, т.е. власть Закона и соответствующего порядка, обязательного для каждого, принявшего ислам. Мусульманский мир (дар ул-ислам) это особое цивилизованное образование, основанное на господстве специфического образа жизни и государственного устройства, что имеет большое значение для мира в целом на рубеже XX — XXI вв.
Вторая грань организации жизни общества на основе идеи связана с формулировкой земного идеала равенства и справедливости. Он, как правило, генетически связан с религиозным (христианским) идеалом. В 50-е гг. XX в. глава англиканской церкви настоятель Кентерберийского собора, лауреат Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами» Хоюлетт Джонсон произнес серию страстных проповедей, объединенных общей темой: «Христиане и коммунизм». В них он обосновывал тезис, согласно которому «синтез этих двух антагонистических лишь по видимости, а не по существу образов мышления и укладов жизни возможен и что в конечном итоге он принесет счастье человечеству».
Основоположники концепции коммунизма, как известно, резко отвергали этот подход, считая религию «опиумом народа» (К. Маркс), а религиозную идею «невыразимейшей мерзостью» (В. И. Ленин). Воинствующий атеизм и упование на объединяющую общечеловеческую идею приводит к ситуации, описанной в романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание». Один из героев (Разумихин), рассуждая о «нормальном» устройстве общества, говорит так: «У них не человечество, развившись историческим, живым путем до конца, само собой обратится, наконец, в нормальное общество, а, напротив, социальная система, выйдя из какой-нибудь математической головы, тотчас же и устроит все человечество и в один миг сделает его праведным и безгрешным, раньше всякого живого процесса, без всякого исторического и живого пути!.. Оттого так и не любят живого процесса жизни: не надо живой души...»
Идея социализма действительно прекрасна в своем словесном выражении, и можно понять тех людей, которые во имя нее отдавали жизнь, жертвовали всем, что имели. Махатма Ганди, размышляя по этому поводу, говорил так: «Социализм чист, как горный кристалл. Следовательно, для достижения социализма требуются столь же кристально чистые средства. Нечистые методы способны лишь опорочить цель... Следовательно, и в Индии, и в мире построить социалистическое общество могут лишь обладающие чистым сердцем, истинные социалисты, следующие принципу ненасилия».
В этом вся суть дела, ибо для того, чтобы реализовать в жизни и практике миллионов людей принцип социализма, нужно отобрать часть дохода у преуспевающих и отдать ее неконкурентоспособным. Перед Богом и Идеей в этом смысле все равны, но как показывает история, все попытки вырваться из порочного круга насилия, порождающего ответное насилие, бывают тщетны. Как заметил тонкий знаток русской жизни А. П. Чехов: «...что создано историей, то и сокрушается не чиновничьими головами, а тою же историей, т. е. историческими движениями в народной жизни».
Поэтому вопрос исторического самодвижения, несмотря на многовековые попытки решить ее, остается во многом открытым как для науки, так и для практики.
Общество — это сверхсложная система, включенная в суперсистему Космоса и Земли и обладающая значительной спецификой в своем генезисе, функционировании и развитии. Источник ее развития столь же сложен и очевидно представляет вектор разных сил — природных, собственно социальных и духовных, соотношение которых меняется в ходе истории и не может быть предсказано с абсолютной точностью.
Итак, общество — вероятностная система, в ходе развития которого реализуются далеко не все потенциальные возможности, а непредсказуемость многих событий является общей закономерностью. Есть основания полагать, что мировая цивилизация в целом находится на рубеже, когда необходимо определять новые горизонты развития с целью неотложного решения глобальных проблем современности.
Понятие социальной структуры. В рамках социальной системы формируются и функционируют различные общности и группы, большие и малые — роды, племена, классы, нации, семьи, коллективы в разных сферах общественного производства и т.д. Все они представляют собой элементы структурной организации общества.
В порядке рабочего определения можно сказать, что социальная структура общества есть целостная совокупность всех функционирующих в нем общностей, взятых в их взаимодействии. Социальная структура может быть рассмотрена как: этническая, демографическая, поселенческая, классовая, профессионально-образовательная.
Все структуры, составляющие в своей совокупности и взаимодействии социальную структуру общества, имеют двоякое происхождение. Две из них — этническая и демографическая — по своим корням связаны с биологической природой человека и в самой значительной степени, хотя и под эгидой социального, представляют это биологическое в общественной жизни. Три других — поселенческая, классовая, профессионально-образовательная — социальны в полном смысле слова, т.е. цивилизационны, и сложились в результате трех великих общественных разделений труда, перехода к частной собственности и классообразования.
Род и племя.
Доклассовое общество выработало свои, обусловленные, в конечном счете, экономическими причинами, формы общности людей — род и племя.
Род представлял собой объединение кровных родственников, обладающих общностью происхождения, общим местом поселения, общим языком, общими обычаями и верованиями. Род был основной ячейкой первой в истории общественно-экономической формации, причем ячейкой многофункциональной: не только этнической, но и произ-водственной, и социальной. Экономической основой рода являлась общин-ная собственность на землю, охотничьи и рыболовные угодья. Такие про-изводственные отношения (включая уравнительное распределение про-дуктов) соответствовали крайне низкому уровню производительных сил.
Более высокой исторической формой общности людей в пределах той же первобытнообщинной формации явилось племя — объединение вышедших из одного корня, но впоследствии отделившихся друг от друга родов. Как и род, племя продолжает оставаться этнической категорией, поскольку в основе ее продолжают оставаться кровнородственные связи. И в то же время образование племени уже положило начало расчленению единой многофункциональной общности. Поскольку племя несло лишь часть общественных функций (хозяйственной ячейкой оставалась родовая община), то тем самым было положено начало обособлению этнической общности от непосредственно хозяйственных функций. Когда возникла парная семья, появилась тенденция к обособлению семейно-брачных отношений, кровнородственных связей от этнических общностей.
Народность.
В основу следующей, более высокой формы общности — народности — легли уже не кровнородственные, а территориальные, соседские связи между людьми. В.И. Ленин критиковал в свое время Н.К.Михайловского, не понявшего этого принципиального отличия народности от племени. По Михайловскому, народность есть просто разросшееся племя. Таким образом, он не видел распада, предшествовавшего возникновению народностей родоплеменных связей и формированию на этой основе принципиально новой исторической формы общности людей — уже не сугубо этнической, а социально-этнической. Мы знаем немало таких народностей, которые образовались не только из различных этнических групп (болгарская, венгерская), но и различных рас (например, итальянцы). Процесс этот был очень длительным: «сосуществование» племен и народностей характерно для всего периода рабовладельческого общества, а своего развитого состояния народности достигают лишь при феодализме. Народность — это исторически сложившаяся общность людей, имеющая свой язык, территорию, известную общность культуры, зачатки экономических связей.
Далее мы проанализируем подробнее эту общность в ее взаимосвязях с нациями, проследим ее эволюцию в историческом процессе и т.д. Сейчас же укажем только на необходимость соблюдения принципа историзма при исследовании природы и сущностных черт народностей.
Во-первых, народности претерпевают в ходе своего развития самую настоящую метаморфозу, в связи с чем было бы ошибочно отождествлять народности эпохи рабовладения с народностями эпохи феодализма. Встречающееся в литературе предложение различать первичную народность, возникшую непосредственно в процессе разложения родоплеменных общностей, и вторичную, представляющую собой результат дальнейшего развития первичной, позволяет подойти к анализу народностей конкретно - исторически.
Во-вторых, народности принадлежит определенное историческое место между родоплеменными общностями и нациями под углом зрения такого критерия, как степень развития внутриобщностных экономических связей. В первобытных общностях господствовало натуральное хозяйство, для наций, как мы вскоре увидим, характерна экономическая целостность на базе развитой специализации и разделения труда между отдельными районами страны. Народность еще не может «похвастаться» такой целостностью экономической жизни, но она уже выгодно отличается от исторически предшествующих ей этносов серьезными подвижками в этом отношении. Эволюция сугубо натурального хозяйства в натурально-товарное как нельзя лучше выражает эти подвижки.
Нация.
Формирование следующей, еще более высокой формы общности людей — нации — совершенно справедливо и в марксистской, и в немарксистской литературе связывается с развитием капитализма. При этом отнюдь не игнорируется то обстоятельство, что все предшествовавшее капитализму экономическое, политическое и духовное развитие общества явилось подготовкой материальных и духовных предпосылок для образования наций. И все же в докапиталистическом обществе нации вызреть не могли. Если такие предпосылки консолидации народностей в нации как общность территории, общность языка, определенные черты культурной общности, зачатки хозяйственной целостности можно обнаружить еще при феодализме, то становление общности экономической жизни связано уже с процессом генезиса и утверждения капитализма, сломавшего всякого рода феодальные перегородки и установившего прочные экономические связи между различными районами той или иной страны.
Итак, нация характеризуется следующими признаками.
Во-первых, это общность территории. Люди и даже сравнительно большие группы людей, пространственно оторванные друг от друга в течение длительного времени, никак не могут принадлежать к одной и той же нации. В то же время и проживание на одной территории само по себе не консолидирует людей в единую нацию. Восточнославянские племена, а затем народности, занимали территорию европейской части нашей страны издавна, тем не менее, формирование здесь русской и украинской наций произошло лишь в последние века в связи с развитием капитализма, а формирование белорусской нации смогло завершиться только в послеоктябрьский период.
Во-вторых, к общности территории, для того, чтобы речь могла идти о нации, должна прибавиться и общность языка. Национальный язык — это общенародный разговорный язык, понятный для всех членов нации и прочно закрепившийся в литературе. Только такая языковая общность обеспечивает совместную экономическую, политическую, духовную жизнь миллионов и десятков миллионов людей. Но этот, как и любой другой, признак нации нельзя абсолютизировать и рассматривать изолированно. Нередко случается, что один и тот же язык выступает в качестве национального языка нескольких наций (английский язык у англичан, североамериканцев, австралийцев, новозеландцев; немецкий — в ФРГ и в Австрии; испанский — у испанцев, мексиканцев, кубинцев). Общность языка должна обязательно рассматриваться в неразрывной связи с общностью территории, хотя и этих двух признаков самих по себе тоже недостаточно для вывода о рассматриваемой социально-этнической общности как нации. Эти признаки обязательно должны дополняться еще одним.
Таким третьим основным признаком нации является общность экономической жизни, заключающаяся отнюдь не в том, что вся нация производит один и тот же продукт. Мы уже говорили, что общность экономической жизни возникает на основе хозяйственной специализации различных районов страны и упрочения торгово-обменных связей между ними. Этот процесс специализации различных районов, их усиливающейся хозяйственной зависимости друг от друга и был одновременно процессом экономической консолидации наций.
На базе исторически длительной общности территории, языка, экономической жизни формируется четвертый признак нации — общие черты психического склада, закрепленные в культуре данного народа. Психический склад нации не является чем-то врожденным, он является отражением в сознании нации особенностей ее экономического и политического развития, взаимоотношений с другими народами, конкретных географических условий. Психический склад нации проявляется в особенностях национального быта народа, в нравах, привычках, склонностях людей той или иной нации, в особенностях их песен, танцев, фольклора, живописи и т.п. Известна, например, такая особенность психического склада американцев, как непрерывная спешка, выработавшаяся как гипертрофированное следствие деловитости. Об этой черте мы встречаем у Ильи Эренбурга: «Несколько французов поспорили, почему американцы всегда куда-то спешат, решили проверить. Один француз подкараулил обыкновенного американца, когда тот часов в девять утра выскочил из подъезда своего дома. Француз последовал за ним. Задыхаясь от волнения, американец купил газету, не развернул ее, купил на лету сигару, ворвался в метро, расталкивая всех; пробовал заглянуть в газету, но не мог — явно волновался, что опаздывает; выйдя из метро, помчался к одному из небоскребов; увидев, что лифт собирается взвиться вверх, переменил рысь на галоп; доехал, наконец, до своего тридцать шестого этажа и поспешно открыл ключом дверь в свою контору. Дверь была стеклянной; француз припал к стеклу. Американец лихорадочно повесил пиджак на вешалку, сел в кресло, закурил сигару, развернул газету и тотчас уснул. Дел у него не было, и торопился он только потому, что не умел не торопиться» 25.
Особо следует остановиться на таком нациообразующем признаке, как национальное самосознание, или сознательное отнесение себя к той или иной национальной общности, идентификация с ней. Данный признак, в отличие от всех уже рассмотренных, является субъективным по своей природе, и именно эта субъективность служит зачастую аргументом против его существенности. В действительности же о нации как реально существующей и нормально функционирующей общности можно говорить только в том случае, когда признаки объективные дополняются четко выраженным национальным самосознанием. В противном случае можно говорить только об этническом происхождении людей, а не об их национальной принадлежности. Имеются индикаторы, позволяющие довольно точно определять уровень и степень национального самосознания. Среди них — знание истории своего народа (историческая память), отношение к национальным традициям, праздникам и обычаям, отношение к языку своего этноса, чувство национального достоинства и т.д. Но главными, интегрирующими, очевидно, являются самодистанцирование, отлучение себя от лиц иных национальностей, с одной стороны, и осознание неразрывных связей своего «я» с жизнью и судьбами данного этноса.
В качестве генеральной общности демографической структуры общества выступает народонаселение — непрерывно воспроизводящая себя совокупность людей. В этом смысле говорят о народонаселении всей Земли, отдельной страны, региона и т.д.
Народонаселение наряду с географической средой является первейшим условием жизни и развития общества, предпосылкой и субъектом исторического процесса. Ускоренные или замедленные темпы общественного развития, прозябание или расцвет общества в значительной степени зависят от таких демографических показателей, как общая численность населения, его плотность, темпы роста, половозрастная структура, состояние психофизического здоровья, миграционная подвижность. К рассмотрению этих факторов мы сейчас и переходим.
Народонаселение и экономика.
Народонаселение непросто заполняет собой все социальное пространство, но и неразрывно связано со всеми другими компонентами единого социального организма, прежде всего, с экономикой.
Ускорение или замедление темпов экономического развития зависит уже от такого, казалось бы, поверхностного, показателя, как общая численность населения. Так, оптимальное количество населения для хорошо интегрированного, единого производственно-рыночного пространства определяется сегодня специалистами примерно в 250 млн. человек: при гораздо меньшем народонаселении становится экономически невыгодной дальнейшая межгосударственная специализация и кооперирование производства, при гораздо большем — резко возрастают расходы на транспортировку продукции. Заметим, что указанному оптимуму народонаселения отвечает Европейское экономическое сообщество, так же как отвечал ему и Советский Союз.
Заметное влияние на экономику оказывает и плотность народонаселения. В регионах с редким населением затруднено разделение труда, и доминирующей остается тенденция к сохранению натурального хозяйства, экономически невыгодным является наращивание информационно-транспортной инфраструктуры (строительство шоссейных и железных дорог, прокладывание кабельных коммуникаций и т.д.).
К числу наиболее активно воздействующих на экономику демографических факторов относятся темпы роста народонаселения, тем более что это — фактор сложный, определяемый не только показателями естественного прироста населения, но и его половозрастной структурой, а также темпами и направлением миграции. Для нормального развития общества и, прежде всего, его экономики одинаково вредны и стремящиеся к минимуму и стремящиеся к максимуму темпы роста народонаселения. При крайне низких темпах роста воспроизводство личностного элемента производительных сил происходит на суживающейся основе, что сказывается и на величине совокупного национального продукта, а значит и национального дохода. Мы не говорим уже о явлениях депопуляции, когда смертность начинает превышать рождаемость, и над нацией нависает угроза исчезновения. При чрезмерно высоких темпах роста народонаселения развитие экономики тоже замедляется, ибо все более значительная часть совокупного продукта и национального дохода отторгается просто на физическое сохранение вновь родившихся.
Темпы роста народонаселения во многом зависят от того, что представляет собой половозрастная структура населения. Любой перекос в этом отношении (нарушение пропорций между мужской и женской частями населения; постарение населения, т.е. увеличение доли неспособных к деторождению возрастных групп) самым прямым образом сказывается на темпах роста народонаселения, а через них — и на развитии экономики. Но есть и другие каналы воздействия. Так, старение населения означает увеличение удельного веса возрастной группы пенсионеров, содержание которых уменьшает долю совокупного продукта, направляемого на производственное потребление. Нарушение пропорций между мужской и женской частями населения приводит в одних случаях к «дефициту женихов» (так обстоит дело в наших текстильных центрах), в других — к «дефициту невест». Результат в обоих случаях один — усиление миграции, наносящее ущерб экономике.
Разумеется, ущерб экономике наносит не любая миграция. Миграционная подвижность населения в целом есть феномен положительный, поскольку такая подвижность делает возможным более равномерное распределение населения в социальном пространстве, его перераспределение между трудоизбыточными и трудонедостаточными районами, способствует выравниванию профессионально-производственного опыта людей. Какой эффект — положительный или отрицательный — оказывает миграция в каждом конкретном случае, зависит от ее темпов, направленности и структуры миграционных потоков
И, наконец, состояние психофизического здоровья населения как фактор экономического развития. Наконец, по порядку рассмотрения, а не по значимости, ибо этот фактор среди всех является наиболее интегрирующим и, пожалуй, наиболее важным, в особенности в условиях научно-технической революции, предъявляющей повышенные требования к здоровью работающих. Ухудшение психофизического здоровья населения ведет к снижению производительности труда в народном хозяйстве, требует отвлечения дополнительных средств на здравоохранение и содержание инвалидов. Но самое страшное — если психофизическое здоровье населения ухудшается из поколения в поколение, начинается деградация генофонда нации, и это — наряду с депопуляцией — нависает над ней дамокловым мечом. Сокращение продолжительности жизни, наблюдающееся у нас, служит грозным предостережением.
Народонаселение и духовная жизнь общества.
Воздействие демографических факторов дает себя знать не только в экономике: трудно назвать такой компонент социума, в котором бы оно не обнаруживалось, но формам духовности здесь принадлежит отнюдь не последняя роль.
Самой чуткой в этом отношении является, пожалуй, мораль. Любой сбой в демографических отношениях, а тем более в демографической структуре в целом, тут же откликается в практике нравственных отношений и — в рефлексированном виде — в нравственной психологии и этике. Достаточно вспомнить моральные последствия Отечественной войны, связанные с обвалом семейной структуры общества, распадом многих миллионов семей. В определенном смысле в этом же направлении воздействует и миграция, в особенности, если она принимает гипертрофированный характер. Трудности профессиональной и социокультурной адаптации, бытовая неустроенность, выход из-под морального контроля прежней социальной микросреды и возможность (в особенности на первых порах) анонимного поведения в новой служат почвой и фоном для сексуальной распущенности, пьянства и уголовных преступлений.
Специфическое отражение демографических факторов мы наблюдаем в политике и праве. В отличие от сферы морали, где сначала под демографическим воздействием видоизменяется нравственная практика, а уже постфактум — моральное сознание общества вырабатывает осуждающие либо поощряющие нормативы, в политике и праве демографические деформации и изменение демографической ситуации в целом сначала должны быть осознаны и только после этого в политическую и правовую практику вносятся коррективы. Отслеживание демографических изменений и реагирование на них составляют важную часть политики (можно с достаточным основанием говорить о такой отрасли политики, как политика народонаселения) и права (что находит свое отражение в семейном праве, трудовом законодательстве и т.д.). В то же время демографические факторы врываются во все другие разделы политики как внутренней, так и внешней. На наших глазах, например, вносятся коррективы в законы о воинской службе, видоизменяются проекты военной реформы, поскольку нельзя не учитывать замедляющиеся темпы роста народонаселения и ухудшающееся состояние психофизического здоровья молодежи.
Особенности демографического бытия данного общества находят свое концентрированное отражение в общественной психологии, в менталитете народонаселения. Имеются в виду и социально-психологические сдвиги, связанные с переходами к новому демографическому качеству, и социально-психологические традиции, тяготеющие над обществом и мешающие ему «вписываться» в новые условия.
Так, переход от локальных социумов (род, племя) к государственным образованиям означал возникновение «большого общества», т.е. такой по численности населения общности, при которой уже невозможна интеграция всех людей на прежней основе — визуальной, вербальной, эмоциональной. На первый план в большом обществе выступают более абстрактные интегративные формы — идеи типа «национальной идеи», известной формулы «православие, самодержавие, народность» и т.д. С переходом к большому обществу в общественной психологии постепенно формируется и новая устойчивая модель мироздания26.
С другой стороны, социально-психологические традиции и ценности, сложившиеся в конкретных демографических условиях локального социума (например, общинное сознание, чувство единства с сородичами и соплеменниками и т.п.), тормозят формирование большого общества. Эти консервативные традиции не обошли стороной в свое время и такого великого мыслителя, как Аристотель, который считал, что число жителей каждого государства должно быть таким, чтобы все граждане могли знать друг друга. Даже в уже сформировавшемся большом обществе указанные психологические традиции выступают постоянно действующим дезинтегрирующим его фактором. Негативное действие этого фактора мы наблюдаем сегодня в Восточной Европе и на территории бывшего СССР.
И, наконец, демографические характеристики сказываются на облике общества в целом, облегчая его прогрессивное развитие, либо, напротив, вызывая его деградацию. Так, вслед за снижением численности населения до критического минимума общество становится неспособным воспроизводить социальные отношения во всей их полноте.
Законы народонаселения: биологичны или социальны?
Мы рассмотрели вкратце воздействие: демографических характеристик на различные стороны жизни общества. А какова же природа самих законов народонаселения, которые стоят за этими характеристиками, детерминируя их движение и принципиальные изменения демографической ситуации в целом?
Многие теории народонаселения основаны на утверждении о детерминированности всех демографических процессов исключительно биологическими факторами.
Наибольшее распространение среди этих теоретических течений имеет мальтузианство по имени английского экономиста и священника Томаса Мальтуса, который в 1798 г. выступил с попыткой обосновать «вечный закон народонаселения». Суть этого закона, по Мальтусу, состоит в «постоянном стремлении, свойственном всем живым существам, размножаться быстрее, чем это допускается находящимся в их распоряжении количеством пищи» 27. Мальтус даже попытался придать своему закону математическое выражение, заключив, что численность населения из поколения в поколение растет в геометрической прогрессии (1, 2, 4, 8...), а количество средств существования лишь в арифметической прогрессии (1, 2, 3, 4), в результате чего народонаселение удваивается раз в 25 лет, а дефицит средств существования постоянно возрастает. Кстати, вывод об удвоении был сделан Мальтусом на материалах североамериканской статистики, относившихся к региону, в котором удвоение населения действительно наблюдалось, но не за счет естественного прироста, а за счет большого притока мигрантов. Удвоение же народонаселения раз в 25 лет наблюдалось в истории довольно редко в виде недолгосрочных и экстремальных по своему характеру демографических ситуаций.
По своему методологическому обличью теория Мальтуса представляет яркий образец вульгарной социологии, не признающей специфики социального организма по сравнению с другими формами бытия. В живой природе действительно обнаруживаются и геометрическая с арифметической прогрессии, о которых говорил Мальтус, и «ножницы» между ними. Но для общества такой закономерности не существует: в частности, в развитых странах объем производимого продовольствия рос и растет быстрее, чем население.
Законы народонаселения с необходимостью имеют исторический характер, поскольку демографические процессы находятся под определяющим воздействием социально-экономических факторов. В этом нетрудно убедиться, анализируя так называемую «демографическую революцию» (или «демографический переход»). Этот переход включает четыре периода. Для первого из них характерен высокий, близкий к физиологически предельному, уровень рождаемости и высокий уровень смертности. Прирост населения в этот период даже в годы отсутствия эпидемий и голода низок. Во втором периоде отмечается значительное снижение смертности, в то время как рождаемость остается на высоком уровне. В результате происходит быстрый рост населения. В третьем периоде смертность продолжает уменьшаться, однако темп снижения рождаемости опережает темп снижения смертности, в результате чего темпы роста населения замедляются. В четвертом периоде смертность стабилизируется на низком уровне (равно как и рождаемость), и темпы роста населения остаются невысокими. Вполне понятно, что хронологически переходы от одного периода к другому в различных регионах земного шара не совпадают: то, что в Западной Европе происходило в XVIII в., во многих странах Азии и Африки разворачивается только сегодня. И, сравнивая эти процессы, нетрудно увидеть, что каждый раз переход к новому демографическому периоду был обусловлен развитием производительных сил, позволяющим обеспечить прогресс здравоохранения, и культурным возвышением общества (укажем на интересующие нас в данном аспекте возвышение социально-гигиенической культуры и сознательное регулирование количества людей). Более того, оказывается, что в пределах одного и того же региона эти переходы совершаются по-разному в зависимости от конкретных исторических условий.
Итак, законы народонаселения представляют собой яркий пример того, как преобразуется биологическая форма движения материи, входя в состав социальной. В связи с этим законы народонаселения точней было бы называть биосоциальными. Раскрытие их сложного содержания остается важной задачей междисциплинарных исследований, включающих в себя и философское осмысление взаимодействия «социум — народонаселение», и реконструкцию конкретного развития демографической структуры общества силами историков.
Рассмотренные нами этническая и демографическая структуры общества биологичны по своему происхождению и первичным конкретно-историческим формам. В этом отношении поселенческая структура, будучи порождением причин сугубо социальных — например, общественным разделением труда — принципиально от них отличается.
Поселенческая структура есть пространственная форма организации общества. Это понятие выражает отношение людей к территории их обитания, а еще точнее — отношения людей между собой в связи с их принадлежностью к одному и тому же либо к разным типам поселения (внутрисельские, внутригородские и межпоселенческие отношения). Здесь мы обнаруживаем отличие, дифференцирующее поселенческую структуру от других структур: люди, принадлежащие к разным этносам, разным классам, разным возрастным и профессионально-образовательным группам, как правило, не оторваны друг от друга пространственно, напротив, именно сосуществование в едином пространстве делает возможным взаимодействие между ними и нормальное функционирование общества в целом. По поселенческому же принципу индивиды размежеваны в пространстве — они, в зависимости от типа поселения, являются либо горожанами, либо селянами.
Комплекс знаний о поселенческой структуре общества чрезвычайно важен для глубокого понимания прошлой истории, современных процессов, прогнозирования будущего. Можно без преувеличения сказать, что история цивилизации в самой значительной степени была историей взаимоотношений между городом и деревней, двумя основополагающими поселенческими общностями. К. Маркс по этому поводу определился еще более резко в своем выводе о том, что вся экономическая история общества резюмируется в движении противоположности между городом и деревней28.
Город.
Каждый из основных типов поселения — деревня и город — может быть правильно понят только в условиях соотносительного рассмотрения, при скрупулезном их сравнении друг с другом. При этом город может быть избран в качестве зеркала, в которое смотрится общество, чтобы понять, что оно приобрело и что потеряло в результате выделения городов из некогда абсолютно сельского социального пространства.
Вопрос о причинах появления городов до сих пор в исторической науке и социальной философии является дискуссионным или, скажем иначе, неоднозначно решаемым. И это несмотря на то, что данной проблемой в течение столетий занимались крупнейшие философы и историки (на Западе — Г. Гегель, Г. Maypep, Г. Белов, К. Бюхер, М. Вебер; в России — В.О. Ключевский, П.Н. Милюков, НА.Рожков, М.Н.Тихомиров, Б.А. Рыбаков и др.). Основные конкурирующие между собой концепции возникновения городов можно свести к следующим:
- вотчинная теория, считающая, что города в Западной Европе возникают как центры крупных феодальных поместий. В отечественной историографии на этих позициях по сути дела стояли С.В. Бахрушин, П.И Лященко и др., видевшие в русских городах до XV в. лишь феодальные центры, которые только в XVI-XVII вв. превращаются в центры ремесла и торговли;
- общинная теория, согласно которой город вырастал из сельской общины на основе развития крестьянского ремесла, не связанного с крупными феодальными вотчинами. Как мы видим, общинная теория выводит возникновение городов из общественного разделения труда, отделения ремесла, а вместе с ним и торговли, от земледелия. В отечественной историографии таковы были позиции М.Н. Тихомирова («Древнерусские города», 1956) и Б.А. Рыбакова («Ремесло Древней Руси», 1949), пришедших в результате обобщения огромного фактического материала к выводу о высоком уровне развития ремесла на Руси уже в IX-XIII вв.
Особого мнения, но все же в русле концепции происхождения города из общественного разделения труда, придерживался В.О.Ключевский, правда, сильно преувеличивавший роль торговли в общественно-экономической жизни Киевской Руси;
- оборонная теория возникновения городов как укрепленных пунктов для защиты от внешнего нападения (К. Бюхер, Г. Маурер,
М. Вебер);
- политико-правовая теория (Г. Гегель, Г. Белов, представители «государственной школы» в русской историографии) отдающая приоритет среди причин возникновения городов факторам политического и правового характера: города возникают, прежде всего, как территориально-управленческие центры. Такова, в частности, была позиция П.Н. Милюкова, считавшего, что древнерусские города были явлением, искусственно насажденным сверху. «Раньше, чем город стал нужен населению, — писал Милюков, — он понадобился правительству», в силу чего «городское население приходилось создавать насильно» 29.
Мы обязательно погрешим против истины, если попытаемся решить проблему возникновения города с помощью одной из этих концепций, начисто отвергая все другие. В общем и целом процесс размежевания города и села, конечно, связан в первую очередь с отделением ремесла и торговли от земледелия, однако в каждом конкретном случае не могли не действовать и иные факторы, модифицировавшие этот процесс. В одних случаях города действительно первоначально могли возникнуть как пункты обороны и именно как таковые они сразу же начинали притягивать к себе нуждавшееся в защите ремесленное и торговое население. В других случаях города создавались как управленческие центры, но и в этом качестве они должны были притягивать к себе ремесленников и торговцев, находивших в таких поселениях состоятельных покупателей и благоприятные условия для рыночного обмена. Разнотипность городов по происхождению подтверждается, в частности, историей России. Если в городах Киевской Руси уровень развития ремесел был довольно высок уже в X в., то такого нельзя сказать о городах Северо-восточной Руси, где даже в XIV-XV вв. еще не было ремесленных цехов30.
Каковы же наиболее характерные черты, позволяющие городу дистанцироваться от другого основного типа поселения — села? Обычно среди этих черт называются следующие:
а) профессиональная занятость населения преимущественно несельскохозяйственным трудом, причем значимость этого показателя близка к абсолюту в крупных городах и стремится к минимуму в малых;
б) преобладание такого рода занятий, которые позволяют иметь урегулированное рабочее время и, следовательно, определенный объем свободного времени;
в) качественно иной уровень доступа к получению образования, особенно высшего, к приобретению желательной профессии, к потреблению духовных благ в связи с концентрацией в городах вузов, разнообразных профессиональных училищ, театров, музеев и т.п.;
г) большая по сравнению с селянами миграционная подвижность, что обусловлено целым комплексом причин, в том числе и непривязанностью к земле;
д) большая свобода в выборе микросреды (приятельского окружения, трудового коллектива), а также большая возможность в случае желания или необходимости изолироваться от нее;
е) большая политическая активность, что объясняется большей организованностью и концентрацией горожан по месту их профессиональной деятельности, более высоким образовательным уровнем, а также теми чертами, которые уже отмечались — большей подвижностью и большим объемом свободного времени;
ж) специфическая и качественно, и количественно городская
семья отличается от сельской меньшей средней величиной и отпадением (либо сужением) ряда функций, прежде всего, хозяйственно-производственной.
Разумеется, демаркационная линия между городом и деревней в современных условиях оказывается довольно размытой. Разрыв между ними по всем указанным моментам в двадцатом веке значительно сократился, идет процесс идентификации образа жизни. Причем в нормальных общественных условиях сокращение разрыва достигается, прежде всего, за счет подтягивания деревни до уровня города, в экстремальных же — за счет деградации города.
Город и деревня в их взаимоотношениях.
Взаимоотношения между городом и деревней прошли большой исторический путь в своем развитии. Появление поселений с некоторыми признаками будущих городов (исследователи поздней первобытности называют их протогородами) означало возникновение различия между типами поселения. Тем самым была заложена основа для развитого противоречия между ними, связанная с тем, что горожане и селяне оказываются включенными в различные технологические способы производства. Отделение города от деревни обусловило формирование специфических сельского и ремесленно-городского образов жизни. В городе зачастую вместе с разделением труда разделялся и сам человек. Развитию одной-единственной деятельности приносятся в жертву все прочие физические и духовные способности. Это калечение человека возрастает с прогрессирующим разделением труда, с все большим дистанцированием труда умственного от труда физического. В мануфактуре, а затем в индустрии рабочий все больше низводится до роли простого придатка к машине. Однако однобокое освещение городской, ремесленной среды и крестьянской жизни только с негативной стороны было бы неверным. Развитие аграрной культуры и ремесла вело к общему развитию труженика села и города, к появлению шедевров технического и градостроительного мастерства и достижений в скотоводстве и сельскохозяйственном производстве. Соответственно и различие культур носит взаимодополнительный характер, как и сам облик товаров производства села и города.
Впрочем, противоположность между городом и деревней вырастает не только из причин технологического плана. На эту, можно сказать, технологическую канву накладывается воздействие, идущее от экономических способов производства, для которых характерно разделение общества на классы. При таком наложении неравномерность развития города и деревни превращается в противоположность, т.е. в межпоселенческие отношения подчинения и эксплуатации. Это, разумеется, не означает, что все горожане эксплуатируют всех селян или наоборот: эксплуататором выступает тот класс, который господствует в городе или деревне экономически и политически. Так, при феодализме город подчинен господствующему в деревне классу, который сдерживает развитие ремесленного производства, регламентирует торговлю, ущемляет политические права города и горожан. В дальнейшем гегемония в этом отношении переходит к буржуазии, и город и деревня как бы меняются местами. Именно тогда начинается массовое изгнание крестьян с земли, появляются пресловутые «ножницы» между ценами на сельскохозяйственную продукцию и ценами на промышленные изделия и т.д. Хотя дискриминация деревни с веками смягчалась, но она не исчезла и сегодня. Отсюда популярность (и не только в нашей стране) лозунга «Вернуть долги деревне!» 31.
Феномен противоположности между городом и деревней имеет и международный аспект, ибо продолжает существовать деление планетарного пространства на «мировой город» (условно: Север) и «мировую деревню» (условно: Юг). Пока эта противоположность сохраняется, международные отношения чреваты новыми катастрофами.
Урбанизация или рурализация?
Вся история цивилизации в интересующем нас сейчас аспекте может быть представлена как история урбанизации (от лат. urbanus — городской), т.е. как процесс возрастания роли городов, поглощения ими все большей доли народонаселения, приобщения даже тех, кто остается жить в деревне к материальным и духовным приобретениям городской культуры.
Если учесть то, о чем говорилось выше, объективная и субъективная подоплека процесса урбанизации становится легко объяснимой. С одной стороны, стремительный рост индустрии, который до самого последнего времени рассматривался как беспредельный по своим возможностям, с необходимостью поощрял миграцию в уже существующие города и в массовом масштабе превращал в крупные промышленные центры ранее безвестные села. С другой же стороны, действовал закон социального сравнения, причем селян привлекает в городе не какое-то одно из его реальных преимуществ, но превосходство города как среды обитания в целом. Бегством в город многие из них пытались приобщиться к городской культуре.
К тому же рост производительности труда в сельском хозяйстве, повышение урожайности в результате «зеленой революции», индустриальная организация животноводства и т.д. — все это делало избыточной основную массу фермерства. Даже искусственно сдерживаемое правительствами индустриальных стран бегство из села не отменяет того факта, что в наши дни достаточно 2-4% населения в сельской местности, чтобы обеспечить все население страны сельскохозяйственной продукцией. В этом плане, урбанизация — объективный процесс перераспределения трудовых ресурсов.
Однако урбанизация постепенно высвечивала и негативные стороны городской жизни: превышающие всякие нормы загрязнения воздуха и воды, сведение к минимуму «зеленого пространства», превращение населения города по мере роста его численности и концентрированности в «толпу одиноких» в отличие от характерных для деревни тесных эмоционально-положительных связей между односельчанами; взлет нервно-психических и сердечно-сосудистых заболеваний в связи со сверхнапряженным городским темпом жизни, шумовыми помехами, отключенностью от физического труда и малоподвижностью. В связи с этим сегодня во многом справедливо говорят, что апогей городской цивилизации уже позади и наступил кризис города как традиционной формы поселения.
Но что это означает? И, прежде всего: означает ли это, что процесс урбанизации однозначно сменится противоположным ему по направленности процессом рурализации (от лат. rural — сельский, деревенский)?
Конечно, речь не может идти о рурализации в полном смысле слова. Во-первых, подобная рурализация означала бы свертывание большинства индустриальных отраслей и возвращение массы трудоспособного населения к сельскохозяйственному труду, что вряд ли реально и прогрессивно. Во-вторых, подобная рурализация перечеркнула бы все то позитивное, что нес и несет в себе город.
Данный вопрос не может решаться по принципу «или-или», или урбанизация или рурализация. Если в процессы, как это не раз было в прошлой истории человечества, не вмешается политический и экономический субъективизм, результатом их явится синтез всего позитивного, что заложено в каждом из типов поселения. Уже сейчас, хотя синтез этот осязается только в зародыше, можно обнаружить его основные направления и тенденции: а) использование рекреационных возможностей сельской местности для краткосрочного (ночного и в конце недели) и долгосрочного (во время отпуска) отдыха горожан и их лечения;
б) подключение горожан к сельскохозяйственному труду на собственных земельных участках, дачах; в) перенос из города многих учебных заведений; г) дальнейшая урбанизация — в оптимальном варианте — хозяйственной деятельности и социальной инфраструктуры в сохраняющихся сельских поселениях.
Классы и экономические отношения.
Учение об общественных классах возникло еще в домарксовский период. В письме к К.Вейдемейеру от 5 марта 1852 г. К.Маркс отмечал: «что касается меня, то мне не принадлежит ни та заслуга, что я открыл существование классов в современном обществе, ни та, что я открыл их борьбу между собой. Буржуазные историки задолго до меня изложили историческое развитие этой борьбы классов, а буржуазные экономисты — экономическую анатомию классов» 32.
Однако все домарксовские концепции классов страдали либо метафизичностью, отсутствием исторического подхода, и тогда классы превращались в вечную категорию, в естественный и непреходящий признак общества (у классиков английской политэкономии), либо идеализмом, неспособностью увидеть экономическую сущность классов
(у французских историков). Сопоставляя свои взгляды с воззрениями предшественников, Маркс писал в упомянутом письме к Вейдемейеру: «То, что я сделал нового, состояло в доказательстве... что существование классов связано лишь с определенными историческими фазами развития производства».
Выяснилось, что классы не всегда существовали и не всегда будут существовать, что они связаны только с теми экономическими способами производства, которые основаны на частной собственности. С таким подходом, разумеется, не все согласны. Особо отметим различные теории насилия, согласно которым социологи ищут причины разделения общества на классы в политическом насилии, в покорении одних людей или народов другими. В действительности, и это объяснял еще Ф.Энгельс Е.Дюрингу, насилие может лишь ускорить и углубить классовое разделение общества там, где для этого существуют экономические причины, а не создать его. Насилие может передать имущество одного владельца другому, но не может создать частную собственность как таковую.
Возникновение классов.
Самая глубокая причина возникновения классов обусловлена, прежде всего, определенным уровнем развития производительных сил и характером соответствующих им производственных отношений. В основе образования классов лежит общественное разделение труда, закрепление определенных видов деятельности за большими социальными группами. При этом имеется в виду не технологическое разделение труда (таковое в определенных формах существовало в первобытном обществе и сохранится в обозримом будущем), а разделение труда общественное, которое, в отличие от технологического, складывается не в процессе непосредственно производства, а в сфере товарного обмена. Именно обмен устанавливает связи между уже существующими, но пока еще довольно независимыми сферами человеческой деятельности, превращая их постепенно в кооперацию зависимых друг от друга отраслей совокупного общественного производства (земледелие, скотоводство, ремесло, торговля, умственный труд).
К процессу классообразования «подключается» и институт частной собственности. Если общественное разделение труда закрепляет людей за определенным видом деятельности, то частная собственность разделяет людей по отношению к средствам производства и присвоению результатов труда, причем те, кто владеет средствами производства, имеет реальные возможности эксплуатировать тех, кто лишен их.
Конкретно-исторически образование классов происходило двояким путем.
1. Выделение внутри общины или союза общин эксплуататорской верхушки, состоявшей первоначально из лиц, облеченных важными общественными полномочиями (старейшин, жрецов, военачальников, надзирателей за орошением и т.п.), а потом и из более широкого слоя богатых людей. Ф. Энгельс указывал: «Нам нет необходимости выяснять здесь, каким образом эта все возраставшая самостоятельность общественных функций по отношению к обществу могла со временем вырасти в господство над обществом; каким образом первоначальный слуга общества, при благоприятных условиях, постепенно превращался в господина над ним; каким образом господин этот выступал, смотря по обстоятельствам, то как восточный деспот или сатрап, то как греческий родовой вождь, то как кельтский глава клана и т.д.; в какой мере он при этом превращении применял, в конце концов, также и насилие и каким образом, наконец, отдельные господствующие лица сплотились в господствующий класс. Нам важно только установить здесь, что в основе политического господства повсюду лежало отправление какой-либо общественной должностной функции...» 33
2. Обращение в рабство сначала чужеплеменников, захваченных в плен, а затем и обнищавших соплеменников, попавших в долговую кабалу. Это становилось возможным и целесообразным в новых экономических условиях, когда производство развилось уже настолько, что человеческая рабочая сила могла произвести теперь больше, чем требовалось для простого поддержания ее. Возможность присвоения прибавочного продукта стимулировала процесс классового расслоения общества.
Марксова концепция классов оказала неизгладимое влияние на всю последующую социально-философскую и социологическую мысль. Объясняя причины этого, Энтони Гидденс (Кэмбридж) пишет: «Марксова концепция классов ведет нас к объективно структурированному экономическому неравенству в обществе, класс соотносится не с убеждениями людей, а с объективными условиями, которые позволяют иметь больший доступ к материальному вознаграждению» 34. Именно это стремление найти объективные критерии для выделения больших социальных групп и определения их общественного статуса и привело к тому, что все возникшие поздние концепции (включая учение о стратах М.Вебера) так или иначе учитывали Марксову, как показал Гидденс.
Определение классов.
Наиболее полное в социально-философской литературе марксизма определение классов было дано В. И Лениным в работе «Великий почин»: «Классами называются большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а, следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают» 35.
Прежде, чем приступить к анализу выделенных В.И.Лениным четырех классообразующих признаков, необходимо учесть следующее.
Во-первых, В.И. Ленин относил классы к большим группам людей. Это — их родовой признак, поскольку в обществе имеются и другие большие группы — возрастные, половые, этнические, профессиональные и т.д. А дальше в ленинском определении перечисляются внутривидовые отличия классов друг от друга. Во-вторых, этими признаками, разумеется, не ограничивается характеристика того или иного класса: очень важны характеристики политических и психологических качеств классов. И если Ленин в своем определении ограничился только четырьмя главными экономическими признаками, то потому, что именно они являются базисными, первичными, а политические, психологические и т.п. надстроечными, вторичными.
В-третьих, все признаки классов надо рассматривать в их органическом единстве, в системе. Каждый из них, взятый отдельно, не только не дает законченную характеристику класса, но и способен исказить ее. Кстати, многие ненаучные теории классов построены именно на извлечении из стройной системы классообразующих признаков какого-либо одного. Пример тому — распределительная теория классов, делящая людей на классы по размерам получаемой доли общественного богатства, хотя способы получения этой доли могут быть принципиально различными.
Теперь разъясним вкратце суть каждого из выделенных Лениным признаков. 1. Место класса в исторически определенной системе общественного производства — это место либо эксплуататора, либо эксплуатируемого. Перечислив рассматриваемые признаки, Ленин тут же добавил: «Классы, это такие группы людей, из которых одна может присваивать труд другой, благодаря различию их места в определенном укладе общественного хозяйства»36. 2. Отношение к средствам производства может быть двояким: классовое общество знает классы, монопольно владеющие средствами производства, и — соответственно — классы, лишенные таковых. 3. Роль в общественной организации труда также может быть принципиально разной. Одни классы в истории выполняли роль организаторов и руководителей производства (рабовладельцы, феодалы, буржуа), другие — рядовых исполнителей (рабы, крепостные, пролетарии). 4. Способы получения доли общественного богатства могут быть трудовые и нетрудовые, размеры их тоже колеблются в весьма зримых пределах.
Еще раз вернемся к анализу ленинского определения классов как системы признаков. Каждый раз, когда речь заходит о системе, возникает вопрос: а какой же из ее элементов является ведущим, основным, системообразующим? Такую роль в системе классообразующих признаков выполняет «отношение к средствам производства». Его стержневая, системообразующая роль обнаруживается в том, что все остальные классообразующие признаки оказываются производными от него. От отношения класса к средствам производства зависит его место в системе производственных отношений (эксплуататор или эксплуатируемый), его роль в организации производства (организатор или рядовой исполнитель), способы получения (трудовые или нетрудовые) и размеры доходов (львиная доля, жалкие крохи, эквивалент трудовому участию).
Межклассовые и внутриклассовые отношения.
На каждой ступени общественно-экономического развития, базирующегося на частной собственности, различают основные и неосновные классы. Основными классами такого общества являются классы, которые порождаются господствующим в нем способом производства и своими взаимоотношениями (как борьбой, так и сотрудничеством) выражают сущность данного способа производства, его основное противоречие. Таковы рабовладельцы и рабы, феодалы и крепостные, буржуа и рабочие. Каждая классовая формация знает и неосновные классы, представляющие собой либо остатки прежних, либо зародыши нового способа производства. Таково, например, крестьянство в условиях капитализма. Если отношения между основными классами всегда являются антагонистическими (а следовательно, сами эти классы суть классы-антагонисты), то отношения между неосновными и основными классами складываются отнюдь не однозначно. Классовые противоречия между трудовым крестьянством и буржуазией при капитализме антагонистичны по своей сути, ибо происходит разорение крестьянства, его массовая пролетаризация; противоречия же между крестьянством и рабочим классом носят неантагонистический характер.
Отношения между классами (а, следовательно, и противоречия между ними) представляют собой целостную систему, внутри которой можно выделить:
При анализе социальной структуры общества очень важно учитывать не только межклассовые, но и внутриклассовые различия. Выделение слоев, составных частей, отрядов внутри того или иного класса позволяет лучше понять условия их общественного бытия и интересы, прогнозировать их социальное и политическое поведение. А противоречия эти в реальной социальной действительности, как показывает исторический опыт, оказываются весьма существенными (противоречия между финансовым капиталом и промышленниками, между малым бизнесом и корпорациями, между занятыми в производстве рабочими и резервной армией труда).
Мы рассмотрели социальную структуру общества в ее основных подструктурах. Однако этим социальная структура общества далеко не исчерпывается, ибо социальное пространство, в котором живет и действует человек, в действительности оказывается более чем пятимерным. Дело в том, что существуют и общности более подвижные и, как правило, менее существенные на первый взгляд, но в действительности играющие важную роль в жизни индивидов, а посредством индивидов — и общества в целом. Речь идет о «стратах» (от. strata — слой — термин, перенятый социологией из геологии). Определяя страты через их совокупность, П.Сорокин писал: «Социальная стратификация — это дифференциация некоей данной совокупности людей (населения) на классы в их иерархическом ранге. Ее основа и сущность — в неравномерном распределении прав и привилегий, ответственности и обязанности, наличии или отсутствии социальных ценностей, власти и влияния среди членов того или иного сообщества» 37.
В отечественной социальной философии и социологии проблемы социальной стратификации в течение десятилетий не только не исследовались, но и открыто третировались как проблемы, исследуемые буржуазной социологией, «направленной против марксистско-ленинской теории классов и классовой борьбы»38. В рамках господствовавшей в нашей политической и идеологической жизни доктрины «два класса — один слой» (рабочий класс, колхозное крестьянство, интеллигенция) реальная структура общества, механизм ее формирования и развития не могли получить объективного научного отражения. Конечно, само по себе изучение рабочего класса, колхозного крестьянства и интеллигенции, если оно проводится по нормам, обязательным для научного исследования, представляет большой интерес. Но в рамках этой доктрины не оставалось места стратам, феномену горизонтальной и вертикальной неоднородности, т.е. выяснению таких сторон социальных отношений, которые подчас не менее важны, чем классовые. Более того, доктрина эта наносила огромный вред общественному сознанию (и разумеется, общественной практике), укореняя в нем на основе идей «полной однородности», «стирания различий» ошибочное мнение о закономерности примитивной социальной структуры нашего общества.
Нельзя сказать, что в марксистской традиции слои совершенно не принимались во внимание, однако речь шла только о слоях внутри того или иного класса (мелкая, средняя и крупная буржуазия; бедняки, середняки и кулачество в крестьянстве и т.д.). Между тем множество страт, как мы увидим далее, или не имеют прямого отношения к классовому делению общества или имеют межклассовый характер. Это не отменяет того обстоятельства, что все страты при глубоком их познании оказываются все равно порождением социальной макроструктуры данного общества. Примечательно, что одна из первых (веберовская) попыток подойти к обществу под углом зрения его стратификационной структуры исходила из марксова анализа классов, но стремилась расширить веер классовых различий, рассматривая и такие из них, которые напрямую не связаны с собственностью — профессиональное мастерство и квалификация, социальный престиж (статус), партийная принадлежность.
Социальная стратификация — функционально необходимая, а потому и обязательная черта любого общества. При этом наблюдается такая закономерность: чем организованней общество, чем нормальней оно функционирует, тем оптимальней выглядит его стратификационная характеристика. И наоборот, примитивно организованному обществу (а таковыми являются и первобытные образования, и современные деспотии) соответствуют либо примитивное, либо сверхсложное, деформированные стратификационные пространства.
Страты в современном обществе.
Итак, сегодня в отечественной социологии и социальной философии наблюдается когнитивный кризис, связанный, во-первых, с дефицитом достоверных знаний о социальной стратификации общества и, во-вторых, с трудностями их «добычи» в связи с деформированностью нашего общества. В таком обществе деформационной коррозии подвержено все, в том числе и стратификационная структура.
В связи с этим исследования стратификационной структуры нашего общества приобретают первостепенную значимость, в особенности в контексте политики реформ. Необходимо, с одной стороны, выяснить специфику каждого из социальных слоев и его отношение к реформам, а с другой — степень возможного воздействия каждого из этих слоев на масштабы и саму вероятность свершения указанных процессов.
Как уже отмечалось, стратификационная структура населения — понятие многомерное, что связано с многообразием выполняемых индивидом ролей и соответственно возможностью его изучения, характеристики и типологизации страт с почти беспредельного числа сторон. Трудность каждый раз заключается в том, чтобы выбрать такие основания для структурных срезов, которые оказались бы достаточными для достижения целей и решения задач, стоящих перед исследованием.
В качестве примера приведем типологию оснований для проведения исследований социальной стратификации российского села (1991-1992 гг.):
Напрашиваются некоторые комментарии к этой типологии. Во-первых, стратообразующие признаки 1 и 3 совпадают с соответствующими классообразующими, что подтверждает сделанный выше вывод о взаимосвязях одних и других. Во-вторых, признаки 5 и 6 отражают деформированность нашего общества. Указание на эти признаки, а тем более их учет не встречается в мировой социологической литературе, ибо нормально функционирующие социально-экономические системы не знают проблемы дефицита (тем более острого) элементарно необходимых благ, равно как и не знают широкого распространения протекционистских связей. У нас же протекционизм распространяется и на производственную и на непроизводственную сферу, в особенности на селе. Получение искомой должности, новой техники, лучшего земельного надела, закрытие наряда и подведение годовых расчетов, доступ к потребительским благам и многое другое очень часто зависит именно от протекционистских (семейно-родственных, приятельских, земляческих, а то и чисто коррупционных) связей. Изучение протекционизма как социального феномена важно потому, что его реализация в столь массовых масштабах оказывает серьезное негативное воздействие на все стороны нашей жизни.
Разумеется, в исследованиях, посвященных другим сюжетам, используются и иные основания для выделения страт. Так, если нас интересует вертикальная стратификация в зависимости от профессиональной принадлежности, социальный престиж разных профессиональных групп, то целесообразно использование таких оснований, как размеры легитимных доходов, приходящихся на одного представителя данной группы; размеры жилплощади и т.д.
Сословия и касты.
В докапиталистических общественно-экономических системах классовое деление общества дополнялось и в силу этого в известной степени затушевывалось делением людей на сословия, а в ряде стран Востока — на касты. Во многих своих существенных чертах сословия и касты напоминают нам страты, однако отличаются от них своей строгой, однозначной оформленностью, как правило, либо юридической, либо религиозной.
Сословия — это социальные группы, обладающие закрепленными в обычаях или законах и передаваемыми по наследству правами и обязанностями. Сословное деление, складываясь на базе классового, в то же время не соответствует ему полностью, поскольку привносит в него специфическую иерархию юридических привилегий. В дореволюционной России, например, со времен феодализма существовало сословное деление на дворян, духовенство, купцов, мещан и крестьян, которое, как мы видим, не совсем совпадает с границами классов — буржуазии, феодалов, пролетариев, крестьян. Капиталистический способ производства, там, где он сложился в относительно чистом и классическом виде, упростил социальную структуру общества, упразднив (по крайней мере, в принципе) сословное деление. Пережитки же сословной системы до сих пор встречаются в разных странах. Например, в Великобритании сохраняется практика присвоения наследственного титула пэра, дающего право быть членом палаты лордов, за выдающиеся успехи в бизнесе, управлении государством, в науке и культуре.
Касты (от лат. castus — чистый) представляют собой замкнутые группы людей, выполняющие специфические, передающиеся по наследству, социальные функции. Уже в определении мы обнаруживаем весьма зримые различия между сословиями и кастами. Сословия не замкнуты в себе, ибо не запрещены межсословные браки, равно как существует индивидуальная мобильность их членов, что делает возможным переход из одного сословия в другое. Каста же эндогамна и начисто отрешена от какого-либо подобия вертикальной, межкастовой мобильности.
Есть еще одно существенное различие: у каст по сравнению с сословиями гораздо резче выражена вертикальная иерархия. Это особенно рельефно обнаруживается в возрастающем «запрете на профессии» по мере исследовательского движения сверху вниз по социальной пирамиде кастового общества. Так, в Индии право на занятия воспитанием и преподаванием, исполнением богослужения и совершением жертвоприношений, благотворительностью, сбором урожая принадлежало только высшей касте — брахманам. Уже следующая за ними каста кшатриев, как менее чистая, лишалась права на преподавательскую и церковную деятельность; у касты вайшья отнималось право на занятия в сфере управления и армии. Что же касается касты шудра, то они должны были служить трем чистым кастам и выполнять только самые непрестижные работы. Кастовое деление общества коррелировалось в разных странах (Древний Египет, Перу, Индия во все исторические времена и др.) различными факторами, в том числе принадлежностью к определенной этнической или религиозной общности.
В том, что профессионально-образовательная структура рассматривается последней среди подструктур общества, есть своя внутренняя логика.
Во-первых, профессии и образование в строгом смысле слова появились позднее рода, племени, семьи, классов, в условиях уже послепервобытного общества. Разумеется, появились не из ничего, а из тех предпосылок, которые были уже наработаны нашими предками: профессии — из выделения ремесел (гончарного, кузнечного и т.д.), торговли, обособления труда по управлению общинными делами и по осуществлению культурных функций; образование — из тех зачатков трудового обучения, которые обязательно присутствовали в воспитании молодежи. Общество приобретает профессионально-образовательную структуру лишь с окончательным утверждением трех великих общественных разделений труда — отделением скотоводства от земледелия, ремесла и торговли от сельского хозяйства, труда умственного от труда физического.
Во-вторых, в философской и социологической литературе нет однозначного решения вопроса о статусе интеллигенции — чрезвычайно важном компоненте в профессионально-образовательной структуре общества.
В одних работах интеллигенция определяется как класс39, в дру-
гих — как слой или прослойка. В связи с этим попытки уточнения понятия «интеллигенция» могут быть плодотворными только в том случае, если само это понятие соотносится с уже известными читателю понятиями «класс» и «слой».
Интеллигенция.
Хотя слово «интеллигенция» по своему корню латинского происхождения (intelligens — понимающий, мыслящий, разумный), но своим рождением в качестве термина оно обязано русскому писателю П.Д.Боборыкину (60-е годы XIX в.) и уже затем из русского языка перешло в другие языки.
Почему интеллигенция не класс? Давайте вспомним основной классообразующий признак — отношение к средствам производства. Положение различных отрядов интеллигенции в этом отношении весьма различно. Если говорить о представителях так называемых свободных профессий (писатели, художники, артисты и т.д.), то они в меру своего таланта являются во многих странах владельцами интеллектуальной собственности, но если иметь в виду интеллигентов-служащих (например, отряд инженерно-технической интеллигенции), то они очень близки по основным социально-экономическим параметрам к классу наемных рабочих. В целом же интеллигенция ни в одном обществе, не является классом, ибо не занимает самостоятельного места в системе материального производства.
В каком смысле интеллигенция является слоем? Конечно, это не внутриклассовый слой. Не занимая, как мы только что выяснили, самостоятельного места в системе материального производства, интеллигенция в то же время обслуживает интересы каждого из классов — производственные, идеологические, политические. Есть и такие отряды интеллигенции, которые обслуживают интересы общества в целом: в науке, управлении, образовании, здравоохранении, обороне страны, искусстве.
В нашей философской и социологической литературе широко была распространена и версия, согласно которой интеллигенция является прослойкой. Прослойкой чего? Возможны, очевидно, два варианта ответа.
Интеллигенцию можно рассматривать как прослойку между классами, скажем, в капиталистическом обществе между буржуазией и рабочими. В таком случае интеллигенция должна выполнять либо роль буфера между основными классами, либо являться каким-то переходным от одного к другому, маргинальным образованием. Отметим, что в истории ничего подобного не наблюдалось и не наблюдается.
С другой точки зрения интеллигенция — прослойка внутри каждого из классов. Казалось бы, для положительного ответа на этот вопрос есть внушительные основания, поскольку, как мы видели, существуют отряды интеллигенции, «специализирующиеся» на обслуживании конкретного класса, реализации его интересов в той или иной сфере. Известно, например, что три российских революции подготавливались идеологически и осуществлялись под политическим руководством довольно многочисленной интеллигенции т.н. народнического толка. В плане социально-экономическом эта интеллигенция отнюдь не может быть причислена ни к крестьянам, ни к рабочим. Другое дело — план духовно-психологический. Народническая по своим чаяниям и устремлениям интеллигенция (в том числе и марксисты) многое впитала из менталитета народных масс. Как отмечали в свое время авторы «Вех», это и любовь к уравнительной справедливости, доминирование интересов распределения и уравнения над интересами производства и творчества, и «утилитарно-аскетическое отношение к философии» и другим духовным ценностям и т.д. 40. Но, выступая в качестве идеологов масс, эти интеллигенты отнюдь не превращались в какой-то слой (прослойку) соответствующего класса, ибо, как заметил однажды Маркс, чтобы выражать интересы лавочников, необязательно самому быть лавочником.
Таким образом, интеллигенция не является ни классом, ни внутриклассовым слоем, ни межклассовой прослойкой. Как же в таком случае нам определить интеллигенцию, ее место в социальном пространстве? Очевидно, интеллигенция есть многослойная общность людей, профессионально занимающихся умственным, по преимуществу сложным, творческим трудом. Из этого определения следует, что интеллигенция является одновременно и профессиональной, и образовательной общностью. Это — общность людей с высоким образовательным уровнем, ибо такого уровня требует сам характер их труда. В силу этого именно в интеллигенции сосредоточен основной интеллектуальный потенциал общества. И общество, которое не понимает этого и с пренебрежением относится к своей интеллигенции, не имеет перспектив.
Раскрытие сути общественной реальности, принципов взаимоотношения людей в обществе, побудительных мотивов их поведенческих актов, структуры общественных отношений подводит нас к необходимости специально рассмотреть закономерности развития общества, а также случайное и стихийное в потоке исторического процесса. Нельзя претендовать на знание природы общества и его истории, не изучив социально-исторические закономерности: это решающий принцип в подходе к исследованию любых явлений сущего, в том числе и социально-исторической реальности.
Идея социально-исторической закономерности. История общества отличается от истории природы, прежде всего тем, что первую творят люди, а вторая происходит сама. Биологические формы, какими бы высокоорганизованными они ни были, лишь приспосабливаются к среде. Люди активно воздействуют на природу, видоизменяют ее и приспосабливают к своим потребностям.
Жизнь общества во всей его полноте, со всеми его порой кажущимися абсурдными событиями есть все-таки не хаотическое нагромождение случайностей, а в целом упорядоченная организованная система, подчиняющаяся определенным законам функционирования и развития. В своих действиях люди исходят из своих потребностей и мотивов, преследуют определенные цели, руководствуются идеями, т.е. действуют сознательно. Действия индивидов сливаются в поток действий масс, классов, партий, правительств. В ходе общественной жизни возникают и борются прогрессивные и реакционные, передовые и устаревшие, правильные и ложные идеи.
Люди своими совокупными усилиями, а не какие-то надличностные силы творят историю. Определенные общественные отношения точно так же являются продуктом деятельности людей, как и станок, и компьютер. Не история как некая надлюдская субстанция, а именно люди... вот кто делает все это, всем обладает и за все борется. История не есть какая-то безликая сила, которая пользуется человеком как средством для достижения своих целей. История есть не что иное, как деятельность преследующих свои цели людей, их сообществ. Законы общественного развития, по словам Г.В. Плеханова, так же мало могут осуществляться без посредства людей, как законы природы — без посредства материи. И хотя эти законы проявляются в совокупной сознательной деятельности людей, они, тем не менее, носят не субъективный, а объективный характер, ибо не зависят от воли и сознания отдельных (обычных) индивидов. Поэтому-то хотя законы истории и создаются самими людьми, но люди потом уже подчиняются их власти как чему-то надличностному: тогда говорят, что законы «управляют» ходом исторических событий. Так в чем же суть общественной закономерности?
Законы развития общества — это объективные, существенные, необходимые, повторяющиеся связи явлений общественной жизни, характеризующие основную направленность социального развития. Так, с увеличением материальных и духовных благ возрастают и потребности человека; развитие производства стимулирует потребление, а потребности определяют само производство; прогресс общества закономерно приводит к возрастанию роли субъективного фактора в историческом процессе и т.д.
Само определение законов истории порождает вопрос: аналогичны ли они законам природы или у них есть своя специфика и если да, то в чем она заключается? Разумеется, между этими законами имеется нечто общее: и те и другие отвечают всем характеристикам понятия закона, т.е. вскрывают необходимое, существенное в явлении: как таковые, они действуют объективно. Специфика же общественных законов, во-первых, состоит в том, что они возникли вместе с возникновением общества и потому не вечны. Во-вторых, как уже отмечалось, законы природы происходят, в то время как законы развития общества делаются; ведь они «должны соответствовать физическим свойствам страны, ее климату — холодному, жаркому или умеренному, качествам почвы, ее положению, размерам, образу жизни ее народов — земледельцев, охотников или пастухов, степени свободы, допускаемой устройством государства, религии населения, его склонностям, богатству, численности, торговле, нравам и обычаям; наконец, они связаны между собой и обусловлены обстоятельствами своего возникновения, целями законодателя, порядком вещей, на котором они утверждаются» 41.
В-третьих, это показывает их более сложный характер, связанный с высоким уровнем организации социума как формы движения реальности. Мир разумных существ управляется далеко не с таким совершенством и с такой точностью, как мир физический: хотя у него и есть свои специфические законы, он не следует им с той неукоснительностью, с которой физический мир следует своим законам. Причина этого в том, что отдельные разумные существа, обладая свободой воли и своеволием, могут заблуждаться и поэтому могут и не соблюдать, нарушать (вольно или невольно) законы общества. Следствием нарушения, например, экономических законов может стать состояние разрухи и хаоса. В истории человечества немало примеров политического авантюризма, который всегда находится в кричащем противоречии с объективными законами истории42. В-четвертых, историк имеет дело с тем, что уже свершилось, и не может знать, сколько реальных возможностей упущено. Ему кажется, коль именно данное событие свершилось, то оно и есть закономерное. Он склонен отказывать произошедшему в случайности. В физическом же мире, природе законом считается то, что постоянно повторяется. В истории все уникально, нет повторений, как в жизни: каждое мгновение ново, небывало и своеобразно. Каждое из них ставит новые задачи, а, стало быть, требует новых ответов. В-пятых, в жизни и развитии общества значительно больший удельный вес и место имеют статистические законы: в исторических событиях очень многое подвластно случайности.
О случайном в социально-исторических процессах. Отдельные исторические события во всем богатстве их конкретности, случайности действительно никогда не повторяются. Случайность, как уже сказано, вообще играет большую роль в историческом процессе и в жизни общества. В истории общества в большей мере, чем в природе, действует случай: ведь деятельность людей побуждается не только их идеями и волей, но и страстями и даже пристрастиями. Однако случайность случайности рознь даже в истории. С одной стороны, случайность выступает как более или менее адекватная форма проявления необходимости. Здесь случайности, как бы взаимно «погашаясь», способствуют выявлению определенной закономерности. А случайности другого типа, являясь для исторического процесса чем-то посторонним, вторгаясь в него как бы со стороны, могут внести в него серьезные и подчас роковые коррективы43.
Вольтер резко высмеял точку зрения абсолютизации случайности в социальных событиях. В одном из его произведений мудрец индус утверждает, что его левая нога явилась причиной смерти французского короля Генриха IV, убитого в 1610 г. Однажды в 1550 г. этот индус начал свою прогулку по берегу моря с левой ноги. Во время прогулки он случайно столкнул в воду своего друга — персидского купца. Дочь купца, оставшись без отца, бежала из родных краев с армянином и родила затем девочку, которая впоследствии и вышла замуж за грека. Дочь этого грека поселилась во Франции, вступила там в брак, от которого и родился Равальяк — убийца Генриха IV. Этот индус считал, что если бы он не начал прогулку с левой ноги, то история Франции была бы иной. Общество в своем развитии проходит качественно определенные этапы. На каждом из них действуют и общие законы, характеризующие именно повторяющееся, устойчивое в истории, и специфические, проявляющиеся только в ограниченном историческом времени и пространстве. Общие и особенные законы взаимосвязаны и должны изучаться в единстве, поскольку последние характеризуют качественную определенность каждой общественно-экономической формации, показывая ее исторически преходящий, изменчивый характер. Общие же законы составляют как бы невидимую нить, которая связывает все этапы развития человечества в единое целое.
Говоря о реализации закономерности в историческом процессе, не отрицаем ли мы тем самым роли субъективного фактора в истории? Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо четко представлять себе содержание и сущность объективного и субъективного в истории и их взаимодействие.
Каждое новое поколение людей, вступая в жизнь, не начинает историю заново, а продолжает то, что сделано их предшественниками. Следовательно, деятельность людей в определенной мере уже задана объективными условиями, не зависящими от их сознания и воли и обусловливающими в основном характер и способы деятельности людей, направление и формы их социальной активности. К этим условиям относится в первую очередь совокупность материально-технических реалий: орудия и средства труда, различные предметы, навыки общественного производства, определенные традиции, обычаи, верования, сложившаяся система общественных отношений, те или иные социальные институты, формы власти и т.д., т.е. определенный уровень развития производства и общественных отношений. Все это выступает для каждого поколения как реальная основа того, что составляет отправной пункт его жизнедеятельности. Таким образом, объективный фактор в истории — это прежде всего труд, производство и формы общественных отношений, в значительной мере являющиеся кристаллизацией предшествующей деятельности людей.
Но каждое новое поколение не просто повторяет то, что делалось их предшественниками, а реализует свои собственные потребности и интересы, осуществляет свои собственные цели. Разнообразная деятельность людей, их живой труд и есть то, что составляет сущность субъективного фактора истории. Субъективный фактор потому и называется так, что раскрывает деятельность субъекта истории, каковым являются массы, социальные группы и отдельные люди.
Содержание субъективного фактора раскрывает механизм воздействий людей на объективные условия их жизни, сущность движущих сил истории, показывая процесс обратного влияния политических, социальных, идеологических отношений на экономический строй общества. Все это говорит об относительной самостоятельности субъективного фактора, о его продуктивно-активной силе воздействия на ход истории, особенно в периоды ее крутых поворотов, таких, как, например, нынешние реформы различных сторон жизни нашего общества; требующие решительной мобилизации духовных, творческих возможностей, усилий каждого члена общества, максимальной отдачи его созидательной энергии. Поскольку глубинным ядром субъективного фактора выступает человек как деятельное существо, постольку он есть живой барометр состояния субъективного фактора, показатель его положительной или отрицательной направленности. Субъективный фактор очень динамичен, подвижен, подвержен различным колебаниям, являя собой «веер возможностей», простирающихся от положительной активно-творческой энергии до «злокачественности» (по вредности своего воздействия на социально-экономическую реальность). Он может служить мощным фактором как созидания, так и разрушения, как ускорения общественного развития, так и его тормоза.
Таким образом, реальная канва истории предстает как переплетение и взаимодействие двух факторов — субъективного и объективного. Процесс их взаимодействия характеризуется определенной тенденцией, направленностью. История человечества развивается так, что усиливается практическое значение субъективного фактора, иными словами, роль субъективного фактора в истории постоянно возрастает, и это всеобщая историческая закономерность. Необходимое условие ее реализации — разумное проявление субъективного фактора на основе правильного и строгого учета объективных закономерностей развития общества. Однако эта закономерность отнюдь не означает фатальной предопределенности, ведь в основе общественной жизни лежит активная практически преобразующая деятельность людей, которая регулируется их потребностями, сознанием, волей и т.п. Она заключает в себе и порождает различные возможности. Социальный детерминизм вовсе не отрицает свободы воли человека, напротив, он предполагает сознательный выбор мотивов и целей деятельности. Однако социальный детерминизм несовместим с субъективизмом и волюнтаризмом, нередко смыкающимися с авантюризмом, ведущими, например, в практике политической жизни либо к деспотизму, либо к анархизму. Любое нарушение законов истории не остается безнаказанным: история жестоко мстит за это.
Стихийное и сознательное истории. Из действий отдельных людей, как из бесчисленных ручейков, образуются реки и моря исторических событий. В своей повседневной жизни люди действуют, как правило, сознательно, преследуя определенные цели и так или иначе предвидя последствия своих действий. Однако можно ли на основании этого сказать, что в масштабах общества, истории совокупность их деятельности всегда ведет к сознаваемым ими самими результатам? Нет, общий результат может быть таким, о котором никто и не помышлял: дело делается сознательно, но далеко не все результаты его, а особенно отдаленные, совпадают с предвидимыми44.
В этом случае и говорят о стихийности исторического процесса. В истории стихийное проявляется часто в борьбе не столько «за», сколько «против», так сказать, в виде голого отрицания: протеста, отчаяния, ненависти, утраты веры в незыблемость существующих порядков, выражает как бы возмущение иррациональных глубин человеческого духа. Для стихийности исторического развития характерно то, что люди не сознают объективно складывающихся общественных последствий своей деятельности. Непременной чертой стихийной деятельности является то, что, даже осуществляясь на сознательном уровне, она преследует ближайшие цели, ближайший интерес либо при достижении цели недостаточно учитывает средства их достижения, наличные условия и тенденции общественного развития, содержащиеся в качестве возможностей; в этих наличных условиях.
Сознательной деятельностью в истории является такая, которая строится на соответствии индивидуальных целей участвующих в ней людей общим целям всех членов социальной группы или общества. А это возможно только на основе познания общественных законов, взаимосогласования целей деятельности и средств ее с этими законами.
Социальное прогнозирование и планирование дают реальную возможность учитывать не только непосредственные, но и более отдаленные результаты деятельности. Но и сколь угодно развитое общество не преодолевает стихийности в своем развитии: жизнь слишком сложна, чтобы ее можно было всю без остатка уложить в формулы и цифры даже самых хороших планов, она непременно вносит в них свои коррективы, свежую струю спонтанного творчества масс. Да и надо ли преодолевать такую стихийность? Имея в виду, что в прогрессивном развитии общества происходит как бы уменьшение доли стихийного и увеличение удельного веса сознательного, нельзя, тем не менее, не учитывать их объективной диалектики.
Линейные и нелинейные интерпретации направленности социально-исторического процесса. Философия истории (термин, введенный в науку Вольтером) как попытка осмысления сути развития общества, его идеалов и целей возникла еще в античности и связана с именами Геродота, Фукидида, Полибия, Плутарха, св. Августина, В. Лейбница, Дж. Вико и Ш. Монтескье, Г. Гегеля, А. Шопенгауэра, К. Маркса, О. Шпенглера, А. Тойнби и других выдающихся мыслителей прошлого и настоящего.
Откуда мы и куда мы идем, чего, ждать от настоящего и будущего — вот вечные темы философствования по поводу общества и его истории. У Анатоля Франса приводится восточная легенда, согласно которой юный царь дал задание ученым и мудрецам изложить самое важное в мировой истории, дабы он мог учесть эти уроки. Спустя много лет, когда дряхлый царь, отчаявшись прочесть многие тома, попросил не менее старого ученого сказать ему, что же главное, тот, наклонившись к уху умирающего правителя, сказал, что вся история заключена в трех словах: рождались, страдали, умирали. Тем не менее, человечество всегда будет стремиться познать законы жизни своего социального организма, именуемого обществом.
Как и все в мире, общество существует в определенном времени и пространстве.
Давно было уже замечено, что исторические события происходят в определенном ритме и как бы повторяются. Об этом размышляли еще царь Соломон в Экклезиасте, мудрецы Древнего Китая, Индии и других стран. Так родилась идея циклов исторического развития общества, которых описано немало. Выделяют 4, 12, 36, 100 и 144-летние циклы, «длинные волны» нашего соотечественника Н. Д. Кондратьева, продолжительностью примерно 50 лет и т.д. Один из видных историков нашего века Ф. Бродель говорил, что исторические события — это пыль, а главное — циклы и тренды (т. е. длинные циклы в 100 и более лет.). Специалисты по системному анализу указывают на такие закономерности социальных систем, как соответствие циклов ряду чисел Фибоначчи (3, 5, 8, 13, 21...), соотношение фаз роста и перестройки как 67% и 33% и т.д.
Любопытны наблюдения, говорящие о том, что основные события мировой истории происходили в странах, расположенных около 30 параллели северной широты. На ней находятся египетские пирамиды и Синайская пустыня, развалины Древнего Вавилона и устье Евфрата, место действия «Махабхараты» и верховья Ганга, Лхаса и Янцзы, остров Пасхи и мексиканские пирамиды, Бермудский треугольник и Канарские острова, считающиеся останком Атлантиды. Одним словом, пространственно-вре-менные координаты истории — это во многом проблема, контуры решения которой только намечены. Для философского анализа истории общества крайне важно уяснить общую траекторию развития, что в свою очередь определяется тем или иным пониманием характера развития вообще.
Историческое движение понимается либо линейно — от начальной точки до конечного пункта (например, от сотворения мира Богом до прихода Мессии и тысячелетнего Царства Божия); либо же она течет циклично с «возвращением на круги своя» (Экклезиаст).
Примером линейной модели исторического развития (помимо христианской) является материалистическое понимание истории, выработанное в марксизме. В рамках такого понимания история трактуется как естественно-исторический процесс смены общественно-экономических формаций как определенных, качественно различных ступеней развития общества. Такой взгляд — итог распространения принципа материализма на область общественных явлений, что было осуществлено К. Марксом и его последователями. Теоретической основой для этого послужило представление об объективности общественных (прежде всего производственных) отношений, которые, воспроизводясь, являются основой для усмотрения различных общественно-экономических формаций как особых типов социальных организмов (первобытнообщинная, рабовладельческая, феодальная, капиталистическая и коммунистическая). Формации различаются способом производства материальных благ, который, в основном, детерминирует духовную жизнь каждой эпохи. Согласно этому пониманию, общества, социальные отношения, основанные на господстве частной собственности, порождают антагонизмы, связанные с классовой борьбой, что, в конечном итоге, должно завершиться уничтожением частной собственности и построением бесклассового общества, т. е. коммунизма. Способ производства — одно из ключевых понятий марксистской концепции сущности общества и исторического процесса, понимаемое как единство производительных сил и производственных отношений в ходе создания материальных благ. Он представляет основу общественно-экономической формации и, по словам К. Маркса, «обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще». Динамика способа производства усматривается в том, что производительные силы на определенном этапе развитая общества перерастают рамки производственных отношений, что приводит к социальной революции и переходу к более высокой общественно-эко-номической формации. Это характерно, с точки зрения марксизма, для классовых обществ, которые чреваты социальной революцией. Революция — это коренной переворот в социально-экономической структуре общества, сопровождающийся внезапным, насильственным изменением существующего политического строя. В теории марксизма революция рассматривается как «локомотив истории», закономерный и необходимый результат классовой борьбы в антагонистических формациях, высшая форма такой борьбы. Революция понимается как переход политической власти в руки передового класса (в случае социалистической революции — пролетариата), который обеспечивает резкое ускорение общественного прогресса, открывая новые перспективы для развития производительных сил и социальных преобразований. Противоположный процесс трактуется как контрреволюция, носителями которой являются реакционные классы и группы общества. Революция противоположна реформам и эволюционному пути развития общества.
Идея цикличности исторического процесса представлена в трудах
Н. Данилевского, О. Шпенглера, А. Тойнби и др.
В 1869 г. появилась работа Н. Данилевского «Россия и Европа», посвященная проблемам зарождения и развития Российской цивилизации. Н. Данилевский отрицал существование «человечества» как целого, как «единой цивилизации», признавая реальным субъектом исторического процесса лишь отдельные «культурно-исторические типы», народы с их самобытными цивилизациями, не подлежащими передаче и заимствованию. В этом смысле идеи Н. Данилевского оказались созвучными теоретическим построениям Рюккерта и Риля, немецких историков романтической школы середины XIXв. Культурно-исторические типы, находясь в непрерывной борьбе друг с другом и внешней средой, проходят определенные стадии: от этнографического состояния к государственному и от государственного к цивилизованному. Ход истории выражается в смене вытесняющих друг друга культурно-исторических типов, среди которых наиболее перспективным Данилевским был назван противостоящий культурам Запада — «славянский тип», полнее всего выраженный в русском народе.
Концепция культурно-исторических типов Данилевского, воспринятая первоначально как «литературный курьез» (В. Соловьев), предвосхитила в определенной мере идеи немецкого философа культуры О. Шпенглера, с именем которого связывают появление в 20-30-х гг. XX в. устойчивого интереса к локальным культурам и цивилизациям. В работе «Закат Европы» (1918-1922 гг.), критикуя основные постулаты западноевропейской исторической науки — европоцентризм, панлогизм, историзм, «линейный» прогрессизм, Шпенглер сформулировал теорию культурно-исторического круговорота, которая постулировала цикличность развития множества разрозненных, но равноценных по уровню достигнутой зрелости культурных миров.
Выделив в развитии культурно-исторических миров три стадии: юность (мифосимволическая, ранняя культура), расцвет (метафизико-религиозная высокая культура) и упадок (поздняя окостеневшая культура), Шпенглер считал, что последняя переходит в цивилизацию. Цивилизации везде обладают одними и теми же признаками: они есть симптом и выражение отмирания целого культурного мира как организма, затухания одушевляющей его культуры, возврат в «небытие» культуры, этнический хаос, не порождающий более культурной индивидуальности.
А. Дж. Тойнби, который, работая над всеобщей историей развития человеческой культуры, создал уникальный в своем роде 10-томный труд «A Study of history» (1934-1955).
На философско-исторических взглядах Тойнби сказалось влияние, с одной стороны, интуитивистской философии А. Бергсона, его трактовки движущей силы истории как непрерывного стремления («прометеевского порыва») человеческого разума к слиянию с трансцендентным Универсумом, с другой стороны,- теория исторического круговорота
О. Шпенглера, концепция о повторяемости «ритмов» истории как циклов развития цивилизации.
Цивилизацию Тойнби рассматривал в качестве «умопостигаемого поля исторического исследования», как систему, обособленность которой определяется значимостью связей между ее элементами. Цивилизации зарождаются, по мнению Тойнби, в результате поиска адекватных Ответов на Вызовы, которые предъявляются людям либо природой (стимулы «бесплодной земли» и «новой земли»), либо человеческим окружением (стимулы «удара» и «давления»). Новая цивилизация при этом может возникнуть двумя путями. Во-первых, непосредственно из примитивного общества путем качественного изменения его структуры в результате выделения из общей.массы некоторого творческого меньшинства (элиты), берущего на себя формирование Ответа и разработку новых методов и направлений социальной активности при помощи механизмов мимесиса (мимесис-- социальное подражание, «приобщение через имитацию к социальным ценностям»). Во-вторых, из цивилизации на основе использования достижений генетически предшествующей цивилизации. При этом А. Дж. Тойнби считал, что в качестве хранителя и передатчика «генетической» информации особенно часто выступают конфессиональные институты.
Переход от одной культуры (цивилизации) к другой проходит через стадии: кризис — крушение — очищение — переоценка ценностей — возрождение. В наше время японский футуролог Ф. Фукуяма выдвинул понятие «конца истории» как следствия ухода с исторической арены мощных идеологий и основанных на них государств. Другие исследователи полагают, напротив, что мир сейчас стоит перед точкой бифуркации, где соотношение порядка и хаоса резко меняется и наступает ситуация непредсказуемости. В этой связи прогнозируется конфликт между существующими на планете цивилизациями за ресурсы, энергию, информацию и т.д.
Кроме того, в трудах Н. Я. Данилевского, О. Шпенглера и
П. Сорокина развито представление о кризисе культуры. Под кризисом культуры понимается то состояние, когда жизнь порождает какие-то новые формы деятельности, а люди не успевают к ним адаптироваться или же искусственно консервируются устоявшиеся схемы. Для анализа этого процесса необходим был отказ от представления, что культура и цивилизация — линейные, однонаправленные процессы, основанные на смене общественно-экономических формаций, что считалось основным в марксистской концепции. Каждая культура, по мнению О. Шпенглера, рождается, зреет, живет и умирает подобно организму, взаимодействуя с другими такими же культурами. Существенным моментом при этом является измельчание и исчерпание системы идеалов и ценностей, которые питают данную культуру. Тогда наступает кризис, распадаются социальные связи, люди задаются вопросами: быть или не быть? что делать? кто виноват?
Конец культуры как раз и является сущностью цивилизации.
П. Сорокин видел в распространении таких явлений как утилитарный подход ко всему, культ наслаждений, «денежное сумасшествие», моральный нигилизм и господство силы и насилия. Выход усматривался в религиозно-нравственном возрождении общества, которое должно пройти через муки страданий, к возрождению на основе принципа «альтруистической любви».
Таким образом, в эволюции культуры и цивилизации отмечаются эти этапы, связанные с происхождением кризисных явлений, когда культуры могут впадать в стагнацию, дезинтегрироваться, ассимилироваться с другими культурами и т.д.
Понятие «цивилизация» плодотворно для исторической науки, ибо позволяет синтезировать объективный подход к истории (и основанное на нем формационное деление) и субъективный фактор, связанный с деятельностью человека. Последнее особенно важно для понимания духовной ситуации на каждом этапе истории. Это «человеческое измерение» исторических событий заключается в особой ментальности или менталитете каждой эпохи и цивилизации, под которыми понимается особый путь умонастроения большинства людей, ведущая вера или идея, вдохновляющая миллионы.
Однако уповать только на духовный потенциал было бы не меньшей односторонностью, чем на экономический базис, или социально-политические институты общества. В понятии цивилизации заключена интегральная характеристика, относящаяся и к человеку, и к обществу и представляющая качественное своеобразие данного периода мировой истории и человека, находящегося в нем. В понятии «человек цивилизованный» как бы пересекаются два типа исторического времени — линейное и циклическое. Все мы — дети всемирной истории, капельки ее океана, но в то же время, каждый человек плод одного из ветвей древа культуры своего народа и дома его цивилизации.
Рассмотрение проблем формации и цивилизации позволяет подойти к обсуждению вопроса о сути прогресса и регресса общества, цели истории и ее вектора, исторической необходимости и свободе, индивидуальной и коллективной ответственности за исторические деяния. Комплекс этих проблем составляет поле деятельности философов, историков, культурологов и футурологов. Прежде всего, надо обозначить возможные способы решения проблемы прогресса в общественном развитии и определить его критерии. Само понятие прогресса неразрывно связано с тем или иным представлением о характере развития и его направленности и является оппозицией понятию регресса.
В древности развитие общества понималось в основном как простая последовательность событий, либо как постепенная деградация от исходного золотого века. Кроме того, Платоном, Аристотелем и Полибием история общества рассматривалась как циклический круговорот, повторяющий одни и те же стадии. В христианстве впервые появляется представление о внеисторической цели общества и человека. В XVIII в. появилось немало представлений, основанных на беспредельном могуществе человеческого разума и способности общества к неограниченному движению вперед. У Гегеля понятие прогресса обрело форму саморазвития мирового духа с центральной идеей теодицеи, т.е. оправдания Бога за существование зла в истории. В марксистской концепции общества прогресс связывался с развитием производительных сил общества, ростом производительности труда, освобождением от гнета стихийных сил общественного развития и эксплуатации и овладением стихийными силами природы. Конечной целью и критерием прогресса вы-ступало развитие человека в качестве гармонично развитой и свободной личности. Регрессом считалось движение общества в обратном направ-лении, вызванное реакционными общественно-политическими силами.
На протяжении XX в. с возникновением кризиса современной культуры и цивилизации, появлением глобальных проблем современности и нарастанием нестабильности в мире в целом, критерии общественного прогресса начинают изменяться. Прежде всего, надо осознать парадокс, четко выраженный одним из крупнейших мыслителей XX в. К. Ясперсом. Суть его в том, что прогрессирует знание, техника и т.д., но не сам человек.
История показала, что попытки «выведения» новых пород людей, даже с самыми благими целями, неизбежно ведут к деградации общества, к его регрессу. Поэтому понятие прогресса все более и более связывается с развитием человека в его телесных и духовных характеристиках, с созданием адекватных условий для достойного существования.
Речь идет уже не столько о прогрессе общества, сколько о прогрессе человека и, прежде всего, в основных показателях его жизнедеятельности. Так, в качестве интегративных показателей прогрессивного развития общества предлагаются такие критерии как средняя продолжительность жизни человека, детская и материнская смертность, состояние здоровья, чувство удовлетворенности жизнью, и т.п.
Именно в свете этих, гуманистических критериев прогресса следует рассматривать и оценивать такие феномены жизни общества как реформы и революции, определять историческую вину и заслугу главных «действующих лиц» истории. Сделать это очень непросто, ибо вряд ли найдется хотя бы один великий человек в истории, которому не давались бы полярные, взаимоисключающие оценки и современниками, и потомками. Это обстоятельство иногда порождает пессимизм относительно возможности вообще что-либо понять в человеке и обществе. Как выразился по этому поводу К. Ясперс: «Тот, кто не способен осмыслить три тысячелетия, существует во тьме несведущим, ему остается жить сегодняшним днем». Однако, человек именно тем и специфичен, что должен выходить за пределы ситуации и насущных потребностей, не может не жить «внутри» истории и сам является историей.
Все то, что уже сказано об обществе и его развитии, дает основание рассмотреть проблемы современного этапа эволюции этой глобальной системы. Его называют по-разному: научно-технической революцией, технологической революцией, информационной, компьютерной, телекоммуникационной и т.д. Дело не в терминах, а в существе процесса, происходящего в обществе, которое с 70-х гг. XX в. чаще всего называют постиндустриальным. Эти дефиниции относятся в основном к западной и японской цивилизации, хотя определенные черты этих процессов просматриваются и в других общественных организмах. Главное здесь — рост значения информации в жизни общества в сравнении с веществом и энергией, которые до сих пор определяли темпы развития мировой цивилизации. Появление в 30-е гг. XX в. теории информации, а затем и кибернетики, как науке об управлении и связи в животном и машине резко стимулировало развитие компьютерной техники и технологии, что позволило в корне изменить производство.
Для философского анализа главное в данном процессе — то, что изменилось положение и роль человека в мире, его взаимоотношение с природой и техникой. Чаще всего это определяют как появление информационного общества и информационного человека, своеобразного коллективного интеллекта обитателей планеты. В то же время, рядом современных мыслителей высказывается обеспокоенность нынешним положением, главным врагом человечества. Ортега-и-Гассет писал, что наш век глубоко уверен в своих творческих способностях, но и не знает, что ему творить. Хозяин всего мира, он не хозяин самому себе. Он растерян среди изобилия. Обладая большими средствами, большими знаниями, большей техникой, чем все предыдущие эпохи, наш век ведет себя, как самый убогий из всех, плывет по течению.
Нобелевский лауреат К. Лоренц еще четверть века назад обозначил восемь «смертных грехов» цивилизованного человечества, называя среди них перенаселенность планеты, опустошение жизненного пространства, безудержный рост производства и потребления, разрыв традиции и вследствие этого глубокое отчуждение между молодым и старшим поколением, научное доктринерство, в частности, бихевиористскую доктрину, ядерное оружие.
Все названное заставляет по-новому взглянуть на понятие качества жизни человека как интегральный показатель уровня развития общества. При всех поражающих воображение успехах науки и техники — создании огромного по масштабам мира вещей и банков информации — жизнь человека, в основном, не стала безопаснее и счастливее, здоровее и благополучнее. Более того, все более и более маячит призрак превращения человека в слугу роботизированных компьютерных систем, что волнует не только писателей-фантастов, но и серьезных ученых и политиков.
Рост числа техногенных катастроф, отказ, казалось бы, самой надежной, космической техники и т.п., заставляет еще раз вернуться к оценке и переоценке системы ценностей современного мира. Не зря, практически во всех современных цивилизациях, набирают силы концепции фундаментализма, сутью которых является фанатичное стремление кардинально изменить личность и общество в соответствии с высшими метафизическими представлениями и заповедями. Многие философы, политологи и социологи не без оснований полагают, что фундаментализм являет собой наибольшую угрозу для развития мирового сообщества.
Сторонники фундаментализма готовы железной рукой загнать человечество в рай, устроенный по их представлениям на основе тоталитарной идеологии. Парадокс этого явления состоит еще и в том, что, отвергая многие ценности современного мира: демократию, либерализм, автономию личности и т.д., фундаменталисты охотно воспринимают и берут на вооружение все технико-технологические достижения компьютерной революции.
Когда-то одного из величайших умов XX в. Альберта Эйнштейна спросили: чем будут сражаться люди в третьей мировой войне. Он ответил, что не знает, чем будут сражаться в третьей мировой войне, но точно знает, что в четвертой мировой войне будут сражаться дубинами. Еще в 1915 г. другой выдающийся мыслитель и гуманист Альберт Швейцер сформулировал этический принцип «благоговения перед жизнью», значение которого не только не уменьшилось на рубеже XX — XXI вв., но и колоссально возросло. Реальности информационного общества, новые угрозы и опасности, которые оно несет человеку и человечеству, заставляют все более и более обращаться к познанию механизмов стабилизации, обеспечения устойчивого развития, минимизации возможности непредсказуемых процессов и явлений.
Вспоминаются знаменитые слова основоположника протестантизма Мартина Лютера, произнесенные, как гласит предание, в ответ на вопрос, что бы он стал делать, если бы узнал, что завтра наступит конец света. «Я,- сказал он, — посадил бы у себя в саду дерево».
При всех успехах науки, техники, технологии — главная надежда все же связывается с самим человеком, с его способностью познать то, что раньше называли провидением, а сейчас законами истории и закономерностями развития общества.
Основные понятия:
цивилизация; локально-исторический подход к интерпретации понятия цивилизации; историко-стадиальный подход к рассмотрению цивилизационной динамики; индустриальная цивилизация; постиндустриальная цивилизация; всемирно-исторический подход к анализу цивилизаций; «осевое время»; экономика; политическая экономия; стоимость; теория прибавочной стоимости; трудовая деятельность; капитал; хрематистика; рынок; экономическая информация; экономическое управление; техника; философия техники; технический прогресс; основные этапы развития техники; экология; природа; биосфера; концепция ноосферы.
Понятие «цивилизация» первоначально появилось во французском языке в середине XVIII в. в русле теории прогресса и употреблялось только в единственном числе. В частности, просветители называли цивилизацией идеальное общество, основанное на разуме и справедливости.
Кризис прогрессистских иллюзий просветителей, богатый этноисторический материал, полученный в «эпоху путешествий» и обнаруживший огромное разнообразие нравов и культур вне Европы, привели к тому, в начале XIX в., возникла «этнографическая концепция цивилизаций», в основу которой было положено представление о том, что у каждого народа — своя цивилизация (Т. Жуффруа).
В целом во второй половине XVIII — начале XIX вв. утвердилось три подхода к пониманию «цивилизации»: 1) унитарный (цивилизация как идеал прогрессивного развития человечества как единого целого);
2) стадиальный (цивилизация как этапы прогрессивного развития человечества как единого целого); 3) локально-исторический (цивилизация как качественно различные уникальные этнические или исторические общественные образования).
В это время Ф. Гизо, заложивший основы «этноисторической концепции цивилизаций», предпринял также попытку разрешить про-тиворечие между идеей прогресса единого рода человеческого и реалиями культурно-исторического многообразия народов. Он считал, что, с одной стороны, существуют локальные цивилизации, а, с другой, — над ними есть еще и Цивилизация как прогресс человеческого общества в целом.
Однако дальнейшие попытки разрешить это противоречие завершились утверждением в европейской философско-исторической мысли методологии однолинейного прогрессизма.
Согласно этой методологии в истории действуют силы и законы, имеющие универсальный характер, а национальные истории являются лишь частным случаем их проявления. Мировая история стала рассматриваться как процесс перехода из одного состояния в другое, более развитое и совершенное. Отдельные народы в своей истории — быстрее или медленнее — идут по одной линии прогресса, и поэтому более продвинутые европейские страны как бы задают цель и идеал общественного развития вообще.
В рамках этой методологии появились концепции «исторических» и «неисторических» народов: закон «трех стадий развития нравственности» (семья, гражданское общество и государство) Гегеля; закон «трех стадий эволюции мысли» (теологическая, метафизическая, позитивная) Конта; теория «общественно-экономических формаций» Маркса.
В условиях господства в европейской традиции различного рода философско-универсалистских концепций истории человечества идея уникальности культурно-исторического развития народов теплилась лишь в рамках романтической историографии. Поэтому появление вышеназванной работы Н. Данилевского, посвященной проблемам зарождения и развития Российской цивилизации, было явным диссонансом в ряду аналогичных исследований. Понятие цивилизации для Данилевского является позитивным, характеризующим высокоразвитость культуры. Для О.Шпенглера цивилизация является симптомом упадка культуры, истощения ее творческого потенциала. А. Тойнби использовал понятие цивилизации как наиболее удобное для изучения различных исторических типов культур.
Если Тойнби занимался конкретно-историческим изучением мировых цивилизаций, то в эти же годы польский философ Ф. Конечны предпринял попытку создать «науку о цивилизации». В работе
«О множественности цивилизаций» (1935 г.) он писал, что от истории цивилизаций надо отличать теорию цивилизации. Содержание истории цивилизаций — изучение их борьбы и развития, главная проблема «науки о цивилизации» — происхождение и природа их многообразия.
Ф. Конечны считал, что цивилизация — это «особая форма организации коллективности людей», «метод устройства коллективной.жизни». Цивилизация — это социальная целостность, внутренняя жизнь которой определяется двумя фундаментальными категориями — блага (морали) и истины, а внешняя — здоровья и благополучия. Кроме того, жизнь цивилизации основывается на категории красоты. Конфигурация этих категорий обусловливает своеобразие цивилизаций и их множественность.
Однако ни концепция культурно-исторических миров Шпенглера, ни «наука о цивилизации» Конечны, ни методология исследования цивилизаций Тойнби в силу их умозрительности не получили широкого распространения в западной историографии. Это дало основание одному из видных социологов XX столетия П. Сорокину посетовать в середине
60-х гг. на то, что наука еще недостаточно изучает обширные целостные системы, называемые «цивилизациями», «высокими культурами» или «основными культурно-историческими типами».
Во второй половине XX в. в порядке реакции на тотально-универсалистское и вестернизированное изображение мира в концепциях модернизации и развития произошло как бы новое — после работ
В. Данилевского, О. Шпенглера, А. Тойнби — рождение понятия «цивилизация».
В настоящее время эта категория стала, пожалуй, центральной в системе социогуманитарных представлений о современном мире и его истории; оформилась и особая отрасль знания — «civilisational studies» («исследования цивилизаций»).
Основные подходы к интерпретации понятия цивилизации. В содержательно-методологическом плане можно выделить несколько подходов в интерпретации понятия «цивилизация»: культурологический, социологический, этнопсихологический, географический.
В рамках культурологического подхода М. Вебер, а за ним А. Тойнби рассматривали цивилизацию как особый социокультурный феномен, ограниченный определенными пространственно-временными рамками, основу которого составляет религия. А. Тойнби указывал также и на четко выраженные параметры технологического развития. Некоторые исследователи под цивилизацией понимают не только совокупность отношений между людьми одной конфессии, но и между индивидом и государством, «сакрализованные религиозной или идеологической доктриной, которая обеспечивает стабильность и длительность в историческом времени фундаментальных нормативов индивидуального и общественного поведения» (Л. Малашенко).
Э. Тайлор считал, что цивилизация, или культура, «в широком этнографическом смысле слагается в своем целом из знания, верований, искусства, нравственности, законов, обычаев и некоторых других способностей и привычек, усвоенных человеком как членом общества».
Ряд ученых, оставаясь в пределах культурологического подхода, выносят цивилизацию за пределы ее социокультурного основания. Они адресуют понятие «цивилизация» только тем социокультурным образованиям, которые обладают творческой способностью вырабатывать универсальные символы. В частности, В. Каволис связывает понятие «цивилизация» со способностью данной культурной системы к коммуникации, усвоению и толкованию всеобщих идиом и значений. Поэтому он предлагает положить в основу определения конкретной цивилизации не ее социокультурный код, как это обычно делается, а принцип «соотнесенности» присущих ей всеобщих представлений и значений. При этом, с одной стороны, В. Каволис подчеркивает, что отдельные цивилизации вырабатывают собственные оценки этих универсалий (например, свободы, прав человека, власти и т.д.) и выражают таковые через призмы своих ценностей и исторического опыта. С другой стороны, он признает наличие глобальной конфигурации этих универсально-символических форм и даже глобального сознания.
В русле социологического подхода особый интерес представляет кон-цепция цивилизаций Д. Уилкинса, который отвергает понимание циви-лизации как социума, характеризующегося однородной культурой. Он счи-тает, что культурная гомогенность не является признаком цивилизации — она может быть вполне и разнородной.
Критикуя критерий культурной гомогенности и введя принципы «связанности» и «конфликтности», Д. Уилкинс понятие «цивилизация» употребляет как синоним социального образования, имеющего общий временной и пространственный ареал и кристаллизующийся вокруг городских центров благодаря действию механизмов их связей, в первую очередь социально-политических. Такое образование базируется на отношениях и сотрудничества, и конфликтности, включая войны, неравенство, эксплуатацию и пр.
С позиций этнопсихологического подхода Л. Гумилев связывал понятие цивилизации с особенностями этнической истории. Иногда цивилизационный критерий усматривают в специфике культуры и психологии того или иного народа. При таком понимании цивилизации она по существу отождествляется с национальным характером.
Представители географического детерминизма считают, что решающее воздействие на характер цивилизации оказывают географическая среда существования того или иного народа, которая влияет, прежде всего, на формы кооперации людей, постепенно изменяющих природу (Л. Мечников).
Однако в целом, особенно в отечественной литературе, преобладает культурологический подход к определению понятия «цивилизация». В большинстве словарей термин «цивилизация» интерпретируется как синоним понятия культура. В широком смысле под цивилизацией подразумевают совокупность материальных и духовных достижений общества в его историческом развитии, в узком смысле — только материальную культуру.
Многие ученые склоняются к тому, чтобы определять цивилизацию «как социокультурную общность, обладающую качественной спецификой», как «целостное конкретно-историческое образование, отличающееся характером своего отношения к миру природы и внутренними особенностями самобытной культуры». Иногда к культурологическим характеристикам добавляют политические, экономические и психологические и цивилизацию рассматривают как «сообщество людей, объединенное основополагающими духовными ценностями и идеалами, имеющее устойчивые особые черты в социально-политической организации, культуре, экономике и психологическое чувство принадлежности к этому сообществу» (Л. Семенникова).
В связи с этим надо отметить, что еще в XIX в. прежде всего в странах германского языка, культура противопоставлялась понятию «цивилизация». Так, уже у Канта намечаются различия между этими понятиями. О. Шпенглер прямо противопоставлял цивилизацию, как совокупность технико-механических элементов, культуре, как царству органически жизненного. Поэтому Шпенглер считал, что цивилизация является заключительным этапом развития любой культуры, для которого характерны высокий уровень научных и технических достижений и упадок искусства и литературы.
Многие исследователи сходятся в том, что цивилизация представляет собой внешний по отношению к человеку мир, воздействующий на него и противостоящий ему, в то время как культура является внутренним достоянием человека, раскрывая меру его развития и являясь символом его духовного богатства. Такое утверждение вполне уместно только в рамках деятельностного подхода к пониманию культуры как внутренней интенции жизнедеятельности человека, ее духовного кода. Однако при ценностном подходе к культуре, при котором она интерпретируется как нормативно-ценностное пространство бытия той или иной социальной общности, такое противопоставление культуры и цивилизации выглядит необоснованным. Вместе с тем надо согласиться, что цивилизация по отношению к человеку является внешним миром. Однако при этом не следует противопоставлять понятия «цивилизация» и «культура», ибо культура как надындивидуальная реальность также является внешней.
Во второй половике XX столетия в рамках той отрасли знания, которая получила на Западе название «civilisational studies», сложилось несколько направлений. Одно из них продолжает основываться на представлении о цивилизациях как локально-исторических образованиях, сущность которых сводится к специфике социокультурного кода. Сторонники этого направления считают, что не стоит преувеличивать значимость унификации мира на базе западной экономической системы, ибо эта унификация не затронула главного — духовного кода жизнедеятельности людей. Попытки механической трансплантации экономических и политических институтов в иную социокультурную среду заканчивались, как правило, их отторжением, и, наоборот, они становились эффективным средством решения проблем развития, если вписывались в «горизонт» культурных ожиданий, соответствуя национальному культурному архетипу и менталитету.
Другим направлением «civilisational studies» является новая, не культурологически-редукционистская интерпретация понятия «цивилизация». Большое влияние на исследование цивилизаций в этом русле оказала современная глобалистика, прежде всего, взгляды сторонников «миросистемной перспективы» И. Валлерстайн и глобальной культорологии М. Фезерстоуна. При этом наблюдается сближение цивилизационного и глобалистского подходов на основе того, что современным «цивилизионщикам» тезис о «единстве мировой цивилизации» уже не кажется «ложной концепцией», а «глобалистами» мироцелостность уже не рассматривается сквозь призму европоцентристского, рационально-западного видения мира.
В рамках новой версии цивилизационного подхода современный мир рассматривается как многозначность цивилизаций («polylogue of civilizations»), но сами цивилизации при этом становятся возможными лишь как «встреча цивилизаций» («civilization of meeting»), как их диалог на базе всеобщих символических форм. Некоторые исследователи, в частности Б. Нельсон, вообще рассматривают современные цивилизации как «вызовы» глобальным императивам.
Такая коммуникационно-герменевтическая трактовка цивилизаций намечает преодоление атомистского к ним подхода, при котором цивилизации представляются в виде дискретных социокультурных единиц. Новое в такой трактовке понятия «цивилизация» состоит в том, что одновременно реализуется и цивилизационный, и мироцелостный подходы, признается социокультурная специфика цивилизаций и сохраняется экуменистское видение мира, устанавливается взаимосвязь цивилизаций с глобализмом через посредство универсально-символических форм.
Вместе с тем представители данного подхода продолжают подчеркивать и возрастающее значение социетальных, этнических, культурных и цивилизационных различий в современном мире и то, что идеи глобальности охватывают еще очень узкую часть населения планеты. Поэтому массы воспринимают и осмысливают универсальные выражения и значения через призму своих цивилизаций и исторического опыта, противопоставляя свои ценности и языки «семиотическому империализму» универсальной или глобальной культуры. Западная, исламская, индийская, китайская и другие цивилизации продолжают сохранять свою жизненную силу, ибо они служат основой для самовыражения масс населения, для выработки соответствующего нормативно-ценностного пространства их бытия.
Понятие «цивилизация» в такой интерпретации может быть использовано лишь для описания современного мира, в котором взаимодействие цивилизаций является устойчивой и доминирующей тенденцией, где уже нет «чистых» цивилизационных образований и сохранение их идентичности выглядит достаточно проблематично.
Сближение цивилизационного и глобалистского подхода в понимании феномена мироцелостности, новации в интерпретации понятия «цивилизация» под влиянием современных глобалистских концепций сопряжены, прежде всего, с дискуссией по проблемам глобальной культуры. Сторонники концепции, абсолютизирующей интеграционные тенденции, делают вывод о том, что глобальное взаимодействие культур ведет к становлению и глобальной культурной ойкумены. Так, Н. Моисеев прогнозирует появление в XXI в. единой планетарной цивилизации с новой шкалой общечеловеческих ценностей и далее коллективным общепланетарным Разумом, Памятью и Духовным миром.
Согласно другой точке зрения, единая культура невозможна, поэтому и в условиях процесса глобализации сохраняется устойчивое культурное разнообразие мира. В частности, Э. Баталов считает, что возникнет метацивилизация, которая выступит лишь в качестве цивилизационно-культурного «общего знаменателя», не поглощающего и не вытесняющего национальные, региональные цивилизации, но скорее надстраивающегося над ними.
Проблемы глобального взаимодействия культур оказались неразрешимыми в рамках традиционной культурологии в силу присущего ей дихотомного мышления с его оппозициями: интеграция — дезинтеграция, гомогенность — гетерогенность, глобализация — локализация. Поэтому, как заметил ведущий теоретик глобальной культурологии М. Фезерстоун, «фокус (познания) на планету предполагает необходимость нового уровня концептуализации». Такой уровень задается, с одной стороны, современными теориями «культурного плюрализма», с другой, концепциями глобализма.
С точки зрения теорий «культурного плюрализма» культура рассматривается как связующее звено между странами, регионами, цивилизациями. Поэтому понимание и уважение культурных ценностей и традиций народов — это не вопрос чистой эрудиции, a conditio sine qua nоn (непременное условие) гармонического развития мира.
Типы цивилизаций в истории общества. Цивилизационный подход нашел широкое применение в исследованиях по исторической и культурно-исторической типологии. При этом можно выделить три подхода в интерпретации понятия «цивилизация»: локально-исторический, историко-стадиальный и всемирно-исторический.
Среди сторонников локально-исторического подхода нет единства в вопросе о том, сколько было цивилизаций в прошлом и сколько существует их в настоящее время. Н. Данилевский выделял
(в хронологическом порядке) следующие цивилизации, или культурно-исторические типы: египетскую, ассирийско-вавилоно-финикийскую, индийскую, иранскую, еврейскую, греческую, римскую, аравийскую, германо-романскую (европейскую) и славянскую. О. Шпенглер рассматривал такие культурно-исторические миры: египетский, индийский, вавилонский, китайский, греко-римский (аполлоновский), майя и западноевропейский (фаустовский).
У А.Тойнби в предварительной классификации насчитывается ряд обществ одного вида, которые, как пишет историк, «принято называть цивилизациями»: египетское, андское, китайское, минойское, шумерское, майянское, сирийское, индское, хеттское, эллинское, православное христианское (в России), дальневосточное (в Корее и Японии), православное христианское (основное), дальневосточное (основное), иранское, арабское, индуистское, мексиканское, юкатанское, вавилонское. В более обобщающей классификации Тойнби выделил, кроме «западного мира», «православно-христианское, или византийское общество», расположенное в Юго-Восточной Европе и России; «исламское общество», сосредоточенное в аридной зоне (область сухих степей, пустынь и полупустынь), проходящей по диагонали через Северную Африку и Средний Восток от Атлантического океана до Великой Китайской стены; «индуистское общество» в тропической субконтинентальной Индии к юго-востоку от аридной зоны; «дальневосточное общество» в субтропическом и умеренном районах между аридной зоной и Тихим океаном. Эта классификация цивилизаций была положена в основу концепции
Л. Васильева, который выделил пять современных цивилизаций: «западноевропейскую», «российскую», «исламскую», «индо-буддийскую» и «конфуцианскую».
X. Уайт, используя тропологический подход, выделил четыре цивилизацнонно-исторических типа культуры: иронический (Западная Европа), метафорический (Ближний Восток), синекдотический (Индия) и метонимический (Китай).
В рамках историко-стадиального подхода в зависимости от выбора тех или иных аксиологических критериев выделяют различные типы цивилизаций. Но все они характеризуют развитие общества как единый исторический процесс на всем его протяжении. В современной литературе, например, рассматриваются такие типы, как «устная, письменная, книжная и экранная»; «космогенная, техногенная и антропогенная»; «традиционная и современная»; «эволюционная и инновационная» цивилизации.
Однако в большинстве случаев в историко-стадиальных исследованиях применяется технократический подход, на основе которого выделяют аграрную (доиндустриальную), промышленную (индустриальную) и информационную (постиндустриальную) цивилизации (У. Ростоу, Д. Белл, О. Тоффлер). «Аграрная цивилизация» — это общество с примитивным сельскохозяйственным производством, иерархической социальной структурой и властью, принадлежащей земельным собственникам, церковью и армией как главными социальными институтами.
«Индустриальная цивилизация» — общество, которое характеризуется бурным развитием тяжелой промышленности, широким внедрением достижений науки и техники, резким повышением уровня капиталовложений, увеличением доли квалифицированного труда, изменением структуры занятости, преобладанием городского населения.
«Постиндустриальная цивилизация» — общество «высокого массового потребления», в котором основными становятся проблемы развития сферы услуг, производство товаров массового потребления и теоретического знания.
В современной отечественной литературе сторонники такого подхода (в частности, Ю.В. Яковец) выделяют семь таких исторических стадий-цивилизаций, представляющих, правда, синтез марксистско-формационных и западно-технократических их интерпретаций: неолитическая (VII — IV в. до н. а), восточно-рабовладельческая (III — первая половина I в. до н. э.), античная (VI в. до н. э.- VI в. н. э.), раннефео-дальная (VII — XIII вв.), прединдустриальная (XIV — XVIII вв.), инду-стриальная (60-90-е гг. XVIII в. — 10-70-е гг. XX в.), постиндустриальная (80-е гг. XX в. -- конец XXI — начало XXIIвв.).
В свое время Н. Кондратьев, изучая циклы экономической конъюнктуры, пришел к выводу об их смене каждые 40-50 лет. Эти полувековые циклы Кондратьев рассматривал в качестве элементов цивилизационного цикла, который продолжается по его подсчетам примерно 200-300 лет.
Представители всемирно-исторического подхода полагают, что только на определенном этапе взаимодействия локальных цивилизаций возникает феномен всемирной истории и, по мнению отдельных исследователей, начинается процесс становления экуменической цивилизации. Поэтому основой периодизации исторического процесса в этом случае являются фундаментальные изменения в историческом взаимодействии цивилизаций. В качестве критериев цивилизационной типологизации априорно выбираются разные — как материальные, так и духовные — факторы.
Одной из таких концепций всемирной истории является философия истории К. Ясперса, основанная на экзистенциальных представлениях о становлении и развертывании единой человеческой сущности. В полемике с марксизмом, а также технократическими концепциями мировой истории Ясперс делал акцент на «духовной составляющей» человеческого бытия. Признавая реальность всемирной истории как особой стадии развития человеческого духа, и как результата взаимодействия различных культур, Ясперс отмечал, что подлинная связь между народами не родовая, не природная, а духовная.
Поэтому реальность мировой истории, по его мнению, обусловлена, прежде всего, духовным единством человечества.
В работе «Истоки истории и ее цель» (1949 г.) Ясперс выделил в общественном развитии четыре «среза»: «доистория», «великие исторические культуры древности» (локальные истории), «осевая эпоха» (начало всемирной истории), «эпоха техники» (переход к единой мировой истории).
В «доисторический период» происходило становление человека, что обнаруживается в использовании огня и орудий труда, появлении речи, образовании групп и сообществ, формировании жизни посредством мифов.
«Великие культуры древности», появление которых знаменовало начало человеческой истории, возникают в трех областях земного шара. Это, во-первых, шумеро-вавилонская и египетская культуры, а также эгей-ский мир (с IV тыс. до н. э.); во-вторых, доарийская культура долины Инда (с III тыс. до н. э.); в-третьих, архаический мир Китая (со II тыс. до н.э.).
С 800 по 200 гг. до н.э., в «осевое время», в великих культурах древности или в орбите их влияния начинает, формироваться универсальная духовная основа всего человечества. Независимо друг от друга в разных местах — в Индии, Китае, Персии, Палестине и Древней Греции — возникают духовные движения, сформировавшие тот тип человека, который существует и поныне.
«Осевая эпоха» — это время рождения и мировых религий, пришедших на смену язычеству, и философии, заменившей мифологическое сознание. Прорыв мифологического миросозерцания сопровождался появлением духовной рефлексии. Пробуждение духа являлось, по Ясперсу, началом общей истории человечества, которое до того распадалось на локальные, не связанные между собой культуры.
Таким образом, «осевое время» у Ясперса служит ферментом, который стал связывать человечество во всемирно-историческом постранстве-времени. Вместе с тем «осевое время» служит у него и масштабом, позволяющим определить историческое значение отдельных народов для человечества в целом. В связи с этим Ясперс выделял «осевые народы» (китайцы, индийцы, иранцы, иудеи, греки), которые, последовательно продолжая свою историю, совершили скачок и как бы вторично родились в ней, заложив тем самым основу единой духовной сущности человека и его подлинной истории.
«Эпоха техники», духовно конституируясь в XVII в., приобрела всеохватывающий характер в XVIII и получила чрезвычайно быстрое развитие в XX столетии. Эта эпоха знаменует собой время наступления духовного единства человечества, мировой история, не как идеи, а как реальности. Ситуация единства мировой истории была создана Европой, которая благодаря географическим открытиям, достижениям науки и техники, к концу XX в. обрела власть над миром, усвоившим европейскую технику, но сохранившим в своих устремлениях уникальные культурные различия.
Другой разновидностью всемирно-исторической интерпретации понятия «цивилизация» является своеобразная историческая концепция Д. Уилкинса. Он считает, что существует единая «Центральная цивилизация», зародившаяся при слиянии египетской и месопотамской ци-вилизаций и пережившая все другие 14 цивилизаций. Современный мир — это, следовательно, лишь стадия исторически непрерывной «Центральной цивилизации».
Интерес в этом плане представляет предложенная Л. Васильевым цивилизационная концепция всемирно-исторического процесса. В истории человечества он выделяет три этапа.
1. С древнейших времен до VII — VI вв. до н.э.- время существования локальных обществ «азиатского» типа, традиционных, социоцентристских с авторитарно-деспотической административной системой. Основу такой системы составляли принципы «власти-собственности» и «централизованной редистрибуции»: власть рождала собственность, перераспределение которой было прерогативой государства. Для этих обществ было характерно медленное циклическое воспроизводство общественных структур со сменяющими друг друга в разных регионах периодами существования мощных централизованных государств и периодами феодального типа децентрализации (при минимальных изменениях в традиционной социоцентристской структуре общества и его хозяйстве).
2. VII — VI вв. до н.э.- XIV — XVII вв.- время зарождения и становления общества европейского типа и социальной дихотомии, параллельного сосуществования «европейского» и «азиатского» миров. В результате социальной мутации в Древней Греции появился феномен «античности» как генотип европейской цивилизации, инновационной, персоноцентристской, частнособственнической, гражданской.
3. С XVII в. — время общечеловеческой интеграции и возникновения всемирной истории на путях модернизации и глобальной трансформации. В XVIII — XIX вв. в результате западной экспансии на Востоке происходил симбиоз традиционных и европейских структур, в
XX столетии начался переход от симбиоза к синтезу, большое влияние на процесс которого оказало цивилизационное разнообразие Востока.
При столкновении двух типов развития («традиционного» и «инновационного») в условиях, когда сила государства определялась технико-экономическими и военно-политическими преимуществами, явное превосходство оказалось на стороне европейской цивилизации. Однако конец XX в. обнаружил, с одной стороны, негативные последствия технологической экспансии европейской цивилизации, приведшей человечество к глобальному кризису, а с другой, — выявил духовные преимущества неевропейского варианта развития.
Для того, чтобы более глубоко вникнуть в природу общественной жизни, мы должны проанализировать экономическую и политическую сферы общества. Начнем с анализа сути экономической сферы жизни и развития общества с философской точки зрения.
Экономика являет собой одну из сложнейших систем в жизни общества: она включает в себя совокупность хозяйственных процессов, которые совершаются в обществе на основе сложившихся отношений собственности и организационно-правовых форм.
Экономическая жизнь есть социальный процесс, в котором люди выступают и в качестве непосредственных деятелей конкретного хозяй-ства, и опосредованно в качестве «частей» общехозяйственного организма.
Связи людей, складывающиеся между ними в процессе производства, образуют сложную структурно-функциональную и иерархически соподчиненную систему; эта система образует то, что называют производственными отношениями. Она охватывает и отношения к средствам производства, т.е. форму собственности, и связи между людьми в процессе обмена, распределения и потребления создаваемых благ, и отношения людей, обусловленные их производственной социализацией, т.е. выражающие разделение труда, и отношения сотрудничества и соподчинения — управленческие отношения, и все другие отношения, в которые вступают люди.
Философско-экономический образ мышления. Для понимания сути экономики и; всей сложности экономических отношений необходимо предварительно уяснить, что лежит в основе этих отношений. Основой их являются человеческие потребности: это стержень всякой человеческой деятельности и, прежде всего, труда, а отсюда и экономики. Что такое потребность вообще? Это зависимость субъекта от внешних и внутренних условий своего бытия, это жизненный нерв человека, общества и его экономики: завод нуждается в сырье, орудиях, предприниматель нуждается в заказчике, заказчик, скажем, — в строительстве дома. Жизнь общества пронизана сложнейшей тканью потребностей и способами их удовлетворения. Уже в глубокой древности пришли к пониманию необходимости осмысления хозяйственной жизни. У Аристотеля эта отрасль знания подверглась для той поры очень глубокому сущностному анализу. Он высветил многие стороны хозяйственной жизни. Впоследствии, в Новейшее время, сложилась очень важная отрасль научного знания — политическая экономия. Такое определение этой науки, с прибавкой «политическая», не случайно. Оно говорит о необходимой и очень тесной связке экономики с политикой.
Политическая экономия — это наука, которая с определенных позиций показывает хозяйственные отношения и движения товарных и денежных масс в их качественной и количественной определенности и переплетенности. Ее развитие выявляет систему фактов, а в связи с этим и хозяйственные отношения людей, отыскивает в бесконечном множестве единичностей, которые предстают перед ней, определенные принципы и законы, действующие и управляющие хозяйственной жизнью общества.
Г. Гегель высоко ценил политическую экономию, говоря, что она «делает честь мысли».
Политическая экономия зародилась под знаком прагматизма, т.е. из вполне практических мотивов, из потребности разобраться в сложности хозяйственного механизма жизни общества. Она ориентирована на выработку принципов эффективной хозяйственной деятельности трудовых коллективов и отдельных людей. Экономическая деятельность имеет характер борьбы за жизнь и именно за определенный уровень жизни. Хозяйственная нужда надвигается на нас как неумолимая необходимость, от которой нельзя уйти, не уходя от самой жизни. Экономика изначально тяготеет над человеком и человечеством.
Светлые перспективы цивилизации во многом определяются тем, насколько успешно функционируют общественные системы в их взаимной связи, как единое целое, где каждое звено работает на целое, а целое стимулирует жизнеутверждающую силу частей. Что же можно выявить в тончайшей паутине социально-экономических связей с философско-экономической точки зрения? Какова методологическая роль философской культуры в осмыслении социально-экономической реальности?
Экономическая философия входит в систему социальной философии, составляя ее существенную часть: у нее есть свой особый срез проблем или угол зрения на экономическую жизнь общества. Чтобы ответить на вопрос, что такое экономическая философия как философское учение, следует прежде понять, что такое политическая экономия. Определим ее как науку, изучающую законы, принципы, управляющие производством, распределением, обменом (куплей-продажей) и потреблением жизненных благ на различных ступенях развития человечества.
Политическая экономия исходит из той точки зрения, что в хозяйственной сфере жизни общества существуют известные общие потребности, такие, как потребность в пище, одежде, крове и т.п., и способы, которыми они удовлетворяются. Тут действуют и случайности, и закономерности. Так, почва здесь или там более или менее плодородна, годы различаются по своей урожайности, один человек трудолюбив, другой ленив. Но этот переизбыток произвола порождает всеобщие определения, и все, что кажется рассеянным и лишенным мысли, удерживается необходимостью, которая отыскивает законы, действующие в массе случайностей. «Интересно проследить, как все связи оказывают здесь обратное действие, как группируются особенно сферы, как они влияют на другие сферы и в свою очередь испытывают с их стороны содействие или препятствие. Прежде всего, достойно внимания это взаимодействие, в которое сначала не верится, ибо кажется, что все предоставлено произволу единичного; оно имеет сходство с планетной системой, которая всегда являет взору лишь неправильные движения, но законы которой все-таки могут быть познаны» 45.
Нужда, бедность, повседневная потребность и соответствующие им понятия экономических благ, полезности, потребительной ценности, богатства, благополучия суть естественные явления, в которых вращается жизнь людей, ее вопросы и ответы: спрашивают нужда и потребность, а отвечают человеческий труд и полезность благ46.
Основоположником политической экономии является выдающийся мыслитель Адам Смит (1723-1790), читавший лекции в английских учебных заведениях по литературе, юриспруденции, логике и нравственной философии. Он был знаком с трудами французских экономистов-физиократов Э.Кинэ, А.Р.Тюрго и др. А.Смит — автор фундаментального труда «Исследование о природе и причинах богатства народов». Здесь он обобщил столетнее развитие классической школы политической экономии, обосновал идею товарного производства и обмена как сферу человеческой деятельности, которая развивается по объективным законам, а потому не нуждается в государственном регулировании. При разработке учения о рыночной цене Смит глубоко раскрыл ее зависимость главным образом от производства, от условий предложения товаров на рынке. Однако он не исследовал воздействие спроса покупателей на цену47.
Продолжением учения А. Смита является теория Давида Рикардо (1772-1823). Этот крупный ученый занимался и предпринимательской деятельностью, а в политической экономии развивал трудовую теорию стоимости. Его главный труд — «Начала политической экономии и налогового обложения». В отличие от Смита он не считал, что стоимость определяется трудом только в «первобытном состоянии общества».
Стоимость, по Рикардо, лежит в основе доходов различных классов буржуазного общества: заработной платы, прибыли, процента и ренты. Прибыль — это неоплаченный труд рабочего. Капитализм, с его точки зрения, — единственно возможный и естественный общественный строй, а его экономические законы вечны.
Свое дальнейшее развитие экономическое учение нашло в трудах Карла Маркса. В течение 40 лет он занимался написанием своего главного труда — «Капитал». Здесь он развивал классическую трудовую теорию стоимости и теорию прибавочной стоимости. Грандиозное по своим замыслам и масштабам экономическое учение Маркса получило неоднозначную оценку. Так, американский профессор П. Самуэльсон включил Маркса в немногочисленную плеяду «интеллектуальных гигантов» наряду с А. Смитом, Дж. Кейнсом и другими крупными учеными. Другой выдающийся американский экономист лауреат Нобелевской премии В. Леонтьев советовал: если кто-либо захочет узнать, что в действительности представляют собой прибыль, заработная плата, капиталистическое предприятие, он может получить в томах «Капитала» более реалистическую и качественную информацию, чем та, которую он мог бы найти, скажем, в дюжине учебников по современной экономике. Английский историк экономической науки профессор М. Блаух в известной книге «Экономическая мысль в ретроспективе» констатировал: «Маркс подвергался переоценке, пересматривался, опровергался, его хоронили тысячекратно, но он сопротивляется всякий раз, когда его пытаются отослать в интеллектуальное прошлое. Хорошо это или плохо, но его идеи стали составной частью того мира представлений, в рамках которого мы все мыслим».
Сам Маркс, считая, что в капиталистических странах политическая экономия выражает интересы собственников, стремился поставить свой вариант политической экономии на службу интересам рабочего класса. Однако классовый подход отрицательно повлиял на научную объективность ряда высказанных им положений и выводов. Учение Маркса (наверняка, вопреки его стремлениям) позволило обнаружить неразрешимые противоречия и определенную ограниченность всего классического направления политической экономии.
Так, с одной стороны, трудовая теория стоимости открыла основной закон товарного производства — закон стоимости, согласно которому обмен товаров на рынке совершается в соответствии с общественно необходимым рабочим временем, воплощенным в продуктах труда товаропроизводителей.
С другой стороны, опираясь на этот закон, невозможно объяснить, как образуются цены в условиях капиталистического рыночного хозяйства. Соратник Маркса Ф. Энгельс (помогавший ему в работе над «Капиталом») признавал: закон стоимости действовал в исторически ограниченных рамках — с момента возникновения товарного производства и до XV в., когда последовавший переход к капитализму сопровождался революцией в ценообразовании.
Производство прибавочной стоимости, как утверждал Маркс в I томе «Капитала», основано на эксплуатации рабочего класса, на частном присвоении капиталистами неоплаченного труда наемных рабочих. Но в III томе «Капитала» Маркс отмечал совершенно другое: во все эпохи развития цивилизации прибавочный продукт (продукт труда, создаваемый работниками сверх того, что нужно им для жизни) достается не только собственникам средств производства, но и идет на нужды всего общества, он составляет экономическую основу всей человеческой цивилизации. Поэтому Маркс решительно выступил против того, чтобы даже в будущем обществе прибавочный продукт доставался только рабочим.
По словам Маркса, анатомию гражданского общества следует искать в политической экономии. В этом заключается глубокая истина, если ее не абсолютизировать, не возводить во все определяющий, все детерминирующий фактор, в особое бытие, которое определяет всю духовную жизнь общества по принципу «бытие определяет сознание». Это неверно. Сознание изначально и органично включено во все звенья экономической жизни общества: ведь субъектом экономических отношений является человек, обладающий сознанием. Он сознательно производит и осуществляет обмен, куплю и продажу. Все его действия определенным образом мотивированы и включены в нескончаемую цепь потребностей, целеполаганий, волевых действий, ответственности, право-сознания и т.д. Общество во всем его объеме — это субъектно-объектная реальность, и было бы неверным искать тут пресловутую «первичность и вторичность», запутываясь в паутине загадки «курицы и яйца».
Политическая экономия — одна из сложнейших областей человеческого знания. Она опирается на математику, особенно теорию вероятностей, статистику, что придает этой науке дополнительную точность и строгость в осмыслении фактов и их теоретической интерпретации, ориентированной на истинность и ее максимально эффективное практическое воплощение.
Рынок — это удивительно сильный социально-экономический фено-мен, благодаря которому во многом держится весь социально-эконо-мический порядок общества и совершается исторический прогресс. Истоки рынка уходят в глубь седой старины, когда люди вступали в отношения купли-продажи путем простого обмена товарами, когда они взаимно приобретали то, чего у них не было, но что им было жизненно необходимо.
Рынок, исторически формируясь как объективная экономическая и социальная реальность, развивается и цивилизуется вместе с обществом. Это естественный, в основном саморегулирующийся механизм выявления существующих потребностей и их удовлетворения, единственная, сообразная с разумом форма отношения между производителем и потребителем, форма, освященная практикой многих веков истории человечества. Рынок выступает мощным регулятивом; это своего рода водоворот, захватывающий в своем неумолимом потоке буквально все стороны жизни общества, даже и межличностные отношения. Рынок прежде всего регулирует и контролирует соотношение спроса и предложения, выявляет жизнестойкость тех или иных предприятий, учреждений, фирм, коллективов и даже отдельных лиц, постоянно удерживая интенсивность их деятельности на максимально высоком уровне, стимулируя стремление к конкурентоспособности. Рыночное хозяйство приводится в движение экономической мотивацией, т.е. внутренними побуждениями, устремленными к достижению прибыли. Прибыль, если не вдаваться в финансово-экономические подробности, можно определить как разницу между суммой денег, полученных за проданные товары и услуги, и общими затратами предприятия на их производство и продажу на рынке. Прибыль извлекается при продаже товара по его стоимости.
Экономическая выгода составляет основу всей ткани экономической жизни, которая проходит через горнило рынка: продающий во что бы то ни стало хочет продать подороже, а покупатель — купить подешевле. Ры-
нок — это арена сделок, руководимая экономическими интересами. Но истинно мудрый и опытный предприниматель не может быть легко обманут ложными признаками выгоды. Естественно, что производитель товара и покупатель всегда согласны в том смысле или в том отношении, что один хочет купить то, что другой хочет продать, хотя, правда, не всегда по одной и той же цене. Но всегда есть цена, которая обоих в конечном счете удовлетворяет и примиряет: купля-продажа состоялась. То, что человек покупает, он потребляет, зная, что он будет опять и опять покупать. А тот, кто продает, знает, что он снова и снова будет продавать. Так ткется нескончаемая нить паутины рынка. В желаниях производителей нет антагонистических противоречий, пока у каждого есть покупатели и места сбыта, пока наличествуют спрос и сбыт. Но, по мере того, как объемы производства увеличиваются, каждый из производителей желает производить все больше и больше товара с целью захватить весь рынок сбыта. Желания производителей в таком случае входят в противоречие, и борьба между ними становится неизбежной. Рынок жесток и беспристрастен: на его лике нет ни стыда, ни совести. Он подчиняется только принципу спроса и предложения. Чем больше спрос, тем выше цена и наоборот: вот его немой императив. Что касается потребителей, то чем меньше будет желающих, например, купить товар именно данного вида, тем ниже его цена. Желания потребителей сталкиваются в том случае, когда количество данных вещей, как предметов первой необходимости, так и предметов роскоши, на рынке меньше, чем число желающих их купить. Прежде чем стать предметом рыночного спроса, та или иная вещь через рекламу заявила о себе («как она хороша и нужна») потенциальному покупателю, вызвав тем самым «предупредительный запрос о себе»;
Потребитель через рынок влияет на предпринимателя, производящего товары, и, наоборот, то или иное предприятие, фирма при помощи созданной ею организации властно действует на потребителя, скажем, через рекламу, тем самым, оказывая сильное влияние на рынок, проталкивая новые товары, влияя на психологию потребителя, меняя его вкусы и потребности.
Рынок — это сама процедура купли-продажи, т.е. сами социальные человеческие действия, которые происходят в каждом конкретном случае как индивидуальное действие или, говоря строже, взаимодействие покупающего и продающего. И каждое такое действие, и взаимодействие бывает полно тончайших проявлений человеческой души.
Рынок являет собой совокупность отношений товарного обмена, социально-экономический механизм взаимодействия продавца и покупателя, сферу обмена как внутри страны, так и между странами.
О сущности денег. В глубокой древности, когда начинали скла-дываться операции обмена, люди не ломали себе голову над тем, что такое стоимость вещей. Они просто меняли предметы, которыми располагали в избытке, на то, в чем нуждались. Со временем обмен приобретал все более регулярный характер. Возникла потребность в нахождении посредника-эквивалента, т.е. потребность в таком товаре, который мог бы выполнять роль мерила стоимости того, что продается и что покупается.
У разных народов эту роль выполняли разные предметы, в том числе скот48.
Деньги, по А. Смиту, — это предмет, отчуждение которого есть средство и в то же время мерило труда и через которое люди и народы производят взаимный обмен49. Деньги — это общепринятое средство торговли, которое само по себе не имеет ценности в противоположность вещи как товару, т.е. тому, что имеет ценность и удовлетворяет определенную потребность человека.
Деньги — это вещь, пользование которой возможно лишь потому, что ее отчуждают, т.е. отдают. Но, по мысли И. Канта, такое отчуждение при обращении задумано не как дарение, а как средство взаимного приобретения1. Можно сказать, что деньги есть мера стоимости товаров и средство обращения: в первом случае деньги есть знак (и не более того), а во втором — материальный предмет — будь то слиток золота, серебра или особая бумажка: в них действенна стоимость всех товаров и услуг. Покупая или продавая что-либо, мы интересуемся ценой товара. Цена — это денежное выражение стоимости. Деньги можно определить как особый знак, закрепленный государством в виде правовой нормы, которая придает этому знаку законную власть общепринятого средства обмена товарами.
Поскольку деньги — это знак, выражающий ценность товаров, необходимо, чтобы этот знак был прочным, мало изнашивался в обращении и мог, не разрушаясь, делиться на большое количество частей. Для его изготовления используют какой-нибудь металл, например ценный (золото, серебро). Металл вообще весьма пригоден для того, чтобы служить общей мерой, потому что его легко можно привести к определенному виду.
Когда в Древней Греции еще не знали употребления металлов, греки пользовались вместо денег быками. Но один бык не тождествен другим, тогда как кусок металла может быть вполне тождествен другим таким же кускам металла.
Подобно тому, как деньги служат знаком ценности товаров, бумага служит знаком ценности денег. Если этот знак доброкачествен, то он вполне может их заменить. Следовательно, есть монета реальная и условно-идеальная, знаковая. Процесс превращения реальных монет в условно-идеальную имеет свою историю. Так, от серебряной монеты весом в один фунт отняли половину ее реального веса, тогда она становилась номинальным фунтом (фунтом лишь в сознании людей, т.е. идеально). Затем эта монета уменьшалась в весе еще и еще, становясь, наконец, чисто идеально-знаковой — в виде бумажной банкноты, которая физически и по своей бумажной ценности не сравнима с ценностью соответствующего товара. Каждой монете чисто условно придается (властью государства) любая ценность: деньги суть знаки товаров. Следовательно, деньги имеют лишь косвенную ценность: ведь сами их нельзя потреблять или как таковые использовать для чего-либо. И в то же время деньги — это самое употребительное средство среди всех вещей. Г. Гегель даже полагал, что деньги у нас в кармане — это «самое осмысленное владение, достойное идеи человека» 50. Сторона потребления здесь совсем иная, чем в случае, например, питания, пользования одеждой и т.п. Потребление денег осуществляется в использовании средств купли или продажи. Суть потребности в деньгах состоит в том, чтобы обладать средством обмена. В конечном счете, деньги суть всеобщее средство взаимного обмена результатами труда людей. (Нужно иметь в виду, что наряду с трудом стоимость таится и в иных измерениях, например в эстетической ценности предмета.) Богатство, поскольку оно приобретено посредством денег, есть по существу лишь сумма результатов труда, который люди уплачивают друг другу и который представлен общающимися деньгами. Всякого рода заменители денег (векселя, депозиты и т.п.) имеют условную ценность денег, основанную исключительно на мнении, что и впредь так же, как это удавалось до сих пор, их можно будет обменять на наличные деньги.
Экономисты определяют деньги как особый товар, выполняющий функции меры стоимости, средства обращения, средства образования сокровищ, накоплений и сбережений, средства платежа51. Деньги — это общий масштаб для различных по своей специфике вещей.
Г. Гегель говорит: «Я имею деньги только потому, что этого хочу, эту волю я могу из них изъять» 52. Конечно вопреки желанию нам никто не навяжет деньги: хотение тут необходимо, но этого мало для того, чтобы их иметь. Изъятие воли к приобретению денег — дело, видимо, из ряда вон выходящее, и оно зависит не только от воли человека, но и от обстоятельств. Желая подчеркнуть прихоть, капризы рынка, Гегель пишет: «Я затратил на мою рукопись совсем другие усилия — время, старание и т.д., чем те, которые затратит тот, кто ее купит; я продаю рукопись и хочу получить ее ценность в другой форме, а именно в деньгах. Это неопределенно — ценность может упасть... Самый плохой роман может поэтому иметь большую ценность, чем наиболее основательная работа. Ценность зависит прежде всего от продажи, от вкуса публики»53.
Деньги, сами по себе ничего не знача, обладают чудовищной силой. Они таят в себе не только чисто экономическую, но глубокую нравст-венно-психологическую, а в какой-то степени магически-мифологическую силу: обладание ими (имеется в виду мера этого обладания) порой преобразует человека. Деньги, по словам К. Маркса, превращают верность в измену, любовь в ненависть, ненависть в любовь, добродетель в порок, раба в господина, господина в раба, глупость в ум, а ум в глупость.
О стоимости. Слово «стоимость», по утверждению А. Смита, имеет два разных значения: иногда она означает полезность какого-нибудь пред-мета, а иногда — покупательную силу по отношению к другим благам, которую дает обладание им. Первую можно назвать потребительной стоимостью, а вторую — меновой. Вещи, имеющие огромную потребительную стоимость, часто обладают малой или. не обладают вовсе меновой стоимостью, имеют малую потребительную стоимость или вовсе лишены ее. Так, вода и воздух полезны — без них невозможна сама жизнь, однако при обычных условиях за них нельзя ничего получить в обмен. А золото не обладает такой же силой полезности, как вода и воздух (это не предмет первой необходимости), но оно может обмениваться на большое количество других благ первой необходимости.
Смит считал, что единственным создателем стоимости в простом товарном производстве является труд: именно он определяет меру стоимости товара. Но с развитием товарно-денежных отношений процесс создания стоимости усложняется: в образование стоимости втягиваются и иные факторы. Согласно идее французского экономиста Ж-Б. Сэя, стоимость образуется в результате соединения и взаимодействия трех факторов: труда, земли и капитала. Современные экономисты учитывают и другие существенные факторы: предпринимательский талант и достижения науки. Кстати, уже И. Кант, анализируя природу денег, цены и стоимости, учитывал такой фактор, как умение, а это относится и к труду, и к предпринимательской смекалке, и собственно к интеллектуальному труду. В целом Кант был сторонником трудовой теории стоимости, считая, что труд различного качества должен вознаграждаться различно.
По словам К. Маркса, чтобы произвести товар, необходимо затратить на него или вложить в него известное количество труда. И речь идет не просто о труде, а об общественном труде. Человек, который производит предмет непосредственно для своих собственных надобностей, для того чтобы самому его потребить, создает продукт, но не товар. Чтобы произвести именно товар, человек не только должен произвести предмет, удовлетворяющий ту или иную общественную потребность, т.е. потребность любого члена общества, но и самый его труд должен составлять неотъемлемую часть общей суммы труда, затрачиваемой обществом. Его труд должен быть подчинен разделению труда внутри общества: он — ничто без других подразделений труда и в свою очередь он необходим, чтобы их дополнять54.
Понятие капитала. Капитал можно определить как хозяйственный ресурс в его совокупности, как богатство общества, которое характе-ризуется всем массивом материальных, денежных и интеллектуальных средств и личностных сил, которые используются (или могут быть использованы) в предпринимательской деятельности, в социально-экономической и иных сферах жизни общества. Сумма денег, которой располагает народ, составляет его богатство — финансовый капитал.
Чем значительнее капитал, тем больше возможности расширения предприятия и тем меньшей прибылью может удовлетвориться владелец капитала, а это в свою очередь увеличивает капитал. Так развертывается спираль роста капитала.
Капитал обладает свойством перетекать туда, где ему лучше работается. Субъекта большого капитала можно уподобить азартному игроку в карты — он рискует. Но без большого риска нет дороги к большому успеху. Сама способность к риску есть уже определенный духовный капитал, и не каждый владеет этим капиталом. Недаром же в народе говорят: риск — благородное дело. Экономист П. Самуэльсон утверждает, что «те лица, которые взваливают риск на свои плечи, должны получать за это в сумме положительную величину премии за риск, или прибыли»55. Способ бытия предпринимателя, коммерсанта требует храбрости, терпения, умения сохранять хладнокровие в минуту опасности и потрясений: на постели большого богатства плохо спится.
Но, как говорил Ж.Ж Руссо, из чрезмерного богатства возникают праздность и роскошь. В Священном Писании сказано: «Богатство от суетности истощается, а собирающий трудами умножает его» (Притчи, 13:11). Для Аристотеля быть богатым означает скорее пользоваться, чем владеть: богатство — это действительное осуществление владения или пользования тем, что составляет имущество. Однако для богатой жизни имущество не беспредельно. Этически ценно только то, что необходимо для цели, которой подчинено богатство, и благо есть то, что оказывается не в избытке; то же, чего оказывается больше, чем нужно, дурно. Согласно Аристотелю, между крайностями расточительности, т.е. недостаточной заботы о хозяйственных благах, и скупости или излишнего старания о них, лежит средняя мера в распоряжении имуществом. Это «щедрость», а она есть доблесть свободного и благородного человека. Щедрый наилучшим образом использует богатство: он помогает бедным, раздает блага ради прекрасного, осуществляет, как мы бы теперь сказали, меценатскую деятельность.
Придерживаясь принципа меры, лежащей посередине между крайностями, Аристотель среди различных форм скупости особенно сурово осуждал тот ее вид, который состоит в чрезмерном приобретении, в жажде накопительства, которое превращается в самоцель. Отношение Аристотеля к нему определяется установленным им различением двух противоположных видов, или типов хозяйства — это «экономики» и «хрематистики». Экономика — это правильный тип хозяйственной деятельности, ее цель — разумное удовлетворение хозяйственных потребностей «дома» или семьи — первичной единицы общества и государства. Экономика доставляет семье все, что необходимо для того, чтобы ее члены могли достигать высшей цели — блаженства. Приобретение, осуществляемое экономикой, — «приобретение согласно с природой» 56. Напротив, хрематистика — отрицательный и осуждаемый Аристотелем тип хозяйственной деятельности. Цель хрематистики — служение не высшим задачам человеческой жизни, а неограниченной наживе, беспредельному приобретению и накоплению. Здесь стяжание — самоцель. Оно осуществляется ради самих же хозяйственных благ57.
Государственная политика управления экономикой. Хозяйственная жизнь общества чрезвычайно сложна, и государство не может предоставить все своему ходу, т.е. пустить «на авось», де, мол, как только возникнут потребности, найдутся и средства для их удовлетворения: это произойдет как бы само собой. Отношение произ-водителя и потребителя в гражданском обществе по существу обоюдно.
Экономическая сфера жизни общества подчинена экономическим законам: они выражают отношения, которые складываются между людьми в процессе производства, материальных благ. Экономическая теория призвана выявлять и формулировать эти законы и предсказывать, как и почему будут и должны изменяться определенные отношения в экономической сфере.
Некоторые экономисты (и здесь первым был А. Смит) являются сторонниками идеи отказа от методов активного государственного вмешательства в экономику, считая, что рыночный механизм способен к саморегулированию и выравниванию возникающих диспропорций между спросом и предложением. Наибольшее влияние на внедрение этой идеи получили воззрения М. Фридмана, который придерживался принципа монетаризма (науки о деньгах), суть которого заключается в специфическом подходе к регулированию экономики с помощью денежно-кредитных инструментов. Английский экономист Дж.М. Кейнс и его последователи обосновывали необходимость государственного вмешательства в экономику. Сейчас любой масштабно мыслящий экономист, как бы он ни был предан идеям частной, собственности и свободного предпринимательства, понимает, что государство призвано выполнять множество весьма важных функций экономического регулирования.
Рынок и государственное регулирование экономики. Сегодня экономисты обычно определяют государственное регулирование экономики в рыночных условиях как систему типовых мер законодательного, исполнительного и контрольного характера, осуществляемых правомочными государственными органами, а также общественными организациями в целях улучшения, стабилизации и приспособления действующей рыночной системы к наличным условиям. В конечном счете, такое регулирование имеет своей целью не только улучшение функционирования самого рынка, но и защиту интересов населения.
Наиболее высоким уровнем государственного регулирования является стратегически продуманное экономическое программирование. Его суть состоит в комплексном использовании в глобальных целях всех существенных составляющих рыночной системы функционирования экономики.
Как известно, споры относительно экономической политики государства велись издавна, они продолжаются и поныне. Этих споров не избежали и страны с развитой рыночной экономикой.
Здесь по меньшей мере четвертая часть всего дохода, а зачастую и значительно больше расходуется на социальные нужды58. Государство регулирует, корректирует рынок, в первую очередь, контролируя; правовые институты, обеспечивающие нормальную работу рыночного механизма. Оно ведает судебной системой (карающей экономических преступников), гарантирует выполнение законов, управляет денежно-кредитной системой, на которой строятся, по существу, все рыночные операции. Кроме того, государство обеспечивает соблюдение законодательства в рыночной конкуренции, способствуя предотвращению недобросовестных способов ведения бизнеса, скажем, мошенничества, взяточничества и т.п., а также препятствует возникновению монополий или по крайней мере регламентирует их деятельность. Иначе говоря, государство, призвано исправлять «недостатки» рыночной системы. Ясно, что в число проблем рыночной системы не входит обеспечение общественного благосостояния, особенно там, где права собственности нечетко определены или где у частных собственников отсутствует экономическая мотивация для использования своего капитала в интересах всего общества. Ведь сам по себе рынок не в состоянии должным образом обеспечить нужды государственной обороны, сохранять окружающую среду, гарантировать каждому гражданину нормальное питание, добротное медицинское обслуживание, жилье. Немалое число граждан в силу физической или умственной недееспособности лишено возможности вносить эффективный вклад в рыночную экономику. Поэтому государство, исходя из этических и социальных соображений, обязано помогать таким людям.
Таким образом, глубоко заблуждаются те, кто придерживается точки зрения, согласно которой следует отстранить государство от вмешательства в экономику, особенно в условиях ее реформирования. В переходный период функции государства должны быть более многообразными и более сильными, чем в спокойные времена стабильного действия законов рыночной экономики и частного предпринимательства. Государственную экономическую политику следует нацелить на смягчение и предотвращение спада и тем более разорения предприятий или, как говорят экономисты, предотвращение «перегрева» экономики. Оно призвано держать под контролем кредитно-финансовую систему, следить за количеством денежной массы, которая в данное время находится в обращении, и за тем, как эти деньги расходуются, осуществлять наиболее разумное взимание налогов. Государственное регулирование (в кризисные периоды) должно выступать как часть управления, но не заменять рыночного механизма.
Экономическая психология. В связи с бурным развитием экономики в период становления капитализма, особенно в XX в., интерес к поведению и психологии людей в сфере хозяйственной жизни резко возрос. В рамках психологической науки стала формироваться специальная отрасль — экономическая психология.
Экономика — это грандиозная по своим масштабам и жизненной значимости сфера человеческой деятельности. А там, где действуют и взаимодействуют люди, невозможно обойтись без нравственных и психологических начал. Производство материальных и духовных богатств, стихия рынка, сбор налогов, оплата труда — все это пронизано так или иначе нравственными и психологическими началами.
Специалисты в области экономической психологии отмечают возрастающую роль психологических составляющих в отношениях между производителями и потребителями, между продавцами и покупателями. Здесь чрезвычайно важны выявление и анализ такого экономико-психологического феномена, как интуитивное постижение и осмысление проблемы выбора линии поведения при сделках.
Исход начинаний в любом виде человеческой деятельности неопределен, возможны неблагоприятные последствия деяний, их неуспех, т.е. любая деятельность связана с риском. Он характеризуется мерой не-ожиданности неблагополучия при успехе или определенной вероятностью неуспеха и ожиданием неблагоприятных последствий в этом случае. Риск некоторой потери или даже полного краха всего дела может вызвать моральную и психологическую травму субъекта действия. В эконо-мической психологии мотивированный риск, т.е. рассчитанный на ситуа-тивные преимущества в экономической сфере, и немотивированный — как случай, роковое стечение обстоятельств. Умный и опытный экономист, исходя из соотношений ожидаемого выигрыша и ожидаемого проигрыша при реализации определенного замысла, выделяет оправданный и неоправданный риск. Конечно, профессиональные субъекты экономи-ческой деятельности могут осуществлять выбор между двумя возможнос-тями — менее привлекательными, но более надежными возможностями, и менее надежными, но более привлекательными. Однако в обоих вариантах результат в лучшем случае все же остается проблематичным.
При этом нельзя не учитывать особенностей морального и психологического облика партнера, скажем, меры его надежности и меры его ответственности. В народе недаром говорят, что уговор дороже денег. Партнёры должны быть взаимно уверены в надежности. К сожалению, это не такая уж непременная черта характера и нравственного облика каждого человека, и нельзя считать, что надежность — это нечто само собой разумеющееся. Конечно, опытный коммерсант может полагаться на свой опыт, на свой природный дар интуитивного предчувствия и силу интеллектуального прозрения, но целесообразно использовать и профессиональный опыт психолога, а в какой-то мере и знание самой психологии.
Экономика и нравственность. Здесь уместно напомнить мысль Вл. Соловьева: нет и не было в человечестве такого низменного состояния, когда материальная необходимость добывания жизненных средств не осложнялась бы нравственным вопросом: общество и в своей хозяйственной жизни должно быть организованным осуществлением добра. Особенность и самостоятельность хозяйственной сферы заключается не в том, что она имеет свои роковые законы, а в том, что она представляет по существу своих отношений особое, своеобразное поприще для применения единого нравственного закона. Все острые вопросы экономической жизни, по мысли Вл. Соловьева, тесно связаны с понятием собственности, которое, однако, само по себе принадлежит к области пра-ва, нравственности и психологии, нежели к области отношений хозяй-ственных. Уже это обстоятельство ясно показывает, как ошибочно стрем-ление обособить экономические явления в совершенно самостоятельную и самодовлеющую сферу. Можно сказать, что сущность нравственного решения множества экономических проблем заключается во внутренней связи с жизненными интересами и целями человека и человечества.
Здесь нельзя не отметить, что жажда личной корысти свойственна всем народам мира, представителям и низов, и верхов. Если бы надо было, по словам И.А. Ильина, выразить и закрепить одним словом сущность современной мировой смуты, то «я произнес бы слово продажность». Чем больше эта смута углубляется и укореняется, тем больше люди отвыкают от служения и тем чаще и беззастенчивее они помышляют о добыче. Болезнь продажности простирается по свету, как эпидемия. И «добычей», привлекающей, разлагающей и развращающей, являются не только деньги, но личный успех, личная карьера, власть и закулисное влияние.
Эти явления приобретают особо широкий размах во времена общегосударственных потрясений и материальных трудностей. Неупорядоченная игра экономических факторов и процессов возможна только в смутные времена жизни того или иного общества. В нормальных условиях, в живом и имеющем будущность обществе хозяйственные элементы детерминированы не преступными, корыстными, безответственными решениями и действиями непосредственно тружеников и особенно руководителей всех рангов, а нравственно санкционированными побуждениями. Сам факт экономических неурядиц и бедствий являет собой, как правило, свидетельство того, что экономические отношения не организованы разумным образом, не обеспечены вполне правовыми принципами и не озарены светом нравственных начал. Нравственная красота несовместима с корыстолюбием, с проявлением коррупции и вообще с любыми преступлениями против человечности. Деловой успех — это своего рода экзамен не только на уровень интеллекта, но и на уровень нравственной культуры. Деловой успех нравственно воспитанного и тем более религиозного человека определяется не просто «голой субстанцией прибыли», но и служением ближнему. Подчинение материальных интересов и отношений в человеческом обществе, по словам Вл. Соловьева, каким-то особым, от себя действующим экономическим законам есть лишь вымысел плохой метафизики, не имеющей и тени основания в действительности, поэтому в силе остается общее требование разума и совести, чтобы и эта область подчинялась высшему нравственному началу, чтобы и в хозяйственной своей жизни общество было организованным осуществлением добра.
Итак, мы вкратце изложили тот круг политэкономических идей, которые носят не только конкретно-научный, но и философский характер. Анализ основных экономических вопросов с точки зрения философии позволяет глубже осмыслить природу общества, принципы реальной жизни людей и характер их отношений, завязанных на их коренные потребности и интересы, без которых немыслимо само существование людей. В связи с этим пришлось рассмотреть основополагающие категории политической экономии, разумеется в самых общих чертах. Еще раз подчеркну, что для нормального функционирования экономики огромное значение имеет «зоркий глаз государства», его деликатное, но вместе с тем настоятельное и напористое воздействие (прежде всего через систему правовых норм) на жизнь рынка, на его стабилизацию, на его максимальное служение делу роста как производства, так и благосостояния народа. В заключение хочется сказать об исключительной важности совершенствования нравственно-психологического фактора в экономических отношениях.
Идея управления и необходимость его оптимального информационного обеспечения. В современном производстве, в котором все большую роль играет система управления, немалое значение приобретают отношения, складывающиеся в результате подбора и расстановки кадров с учетом их способностей, опыта, интересов и нужд самого производства, кадровая политика в целом. Важными элементами системы управления наиболее развитых государств являются выработка тактики планирования, внедрение эффективных методов организации труда, системы учета и контроля на основе широкого использования компьютеров, информатики и т.п.
Общество, будучи целостным организмом, развивается как система, элементы которой (сферы общественной жизни) находятся во взаимодействии друг с другом. Отсюда ясно, что и управление обществом должно быть системным, комплексным. Управление внутренне необходимо как для общества в целом, так и для каждой из его частей, поэтому степень организации механизмов управления может рассматриваться в качестве одного из существенных показателей уровня развития и самого общества, и каждой из его сфер. Перефразируем известную мудрость: скажите, как управляется данное государство и как выдвигаются люди на руководящие посты, и я предскажу его судьбу.
Экономика, трудовая деятельность, разделение труда, совместный труд, отношения производителей и потребителей, финансовые и другие экономические отношения предполагают в большей или меньшей мере управление.
В обществе исторически сложились два принципа действия механизма управления — стихийный и сознательный. Стихийное управление выражает такое взаимодействие социальных сил, в котором неустранимо действие случайного, — это усредненный результат, складывающийся из массы целенаправленных сознательных действий, в которых принципиально нельзя учесть все их последствия. Его моделью может выступать, прежде всего, рынок. Но экономическая жизнь общества не является и никогда не была саморегулирующейся системой: она не может обходиться без определенного механизма управления, т.е. участия (в различных формах) планирующей и регулирующей силы человеческого разума.
Управление исследуется в трех аспектах: хозяйственном (управление экономикой), социально-политическом и социально-психологическом. Однако, действуя в целостном общественном организме, управление представляет собой единый и неделимый на отдельные элементы процесс. Проблема управления, являясь, таким образом, глобальной общественной проблемой, составляет фундаментальный аспект философии, в данном случае применительно к экономике.
Наиболее интенсивно проблема управления разрабатывается в связи с развитием двух основополагающих понятий — информация и управление. Особо рассмотрим эти понятия для определения их значимости применительно к сфере экономического управления. Экономическая информация — это, прежде всего, смысловая информация, т.е. такая, которая перерабатывается человеческим сознанием и реализуется в экономической сфере. Она обусловлена экономическими потребностями и интересами и циркулирует в процессе организации производства. Информация специфична с точки зрения не только своей природы, но и своего циркулирования в сфере экономики.
Под экономической понимается та информация, которая циркулирует как совокупность знаний, сведений, сообщений, идей, управленческих решений, распоряжений руководителей, ответных реакций управляемых. Оптимальное управление, преследующее разумные цели, предполагает объективную, истинную и полную информацию: без достоверной и полной информации немыслимо эффективное управление. Специалисты, анализируя развитие передовых обществ, пришли к выводу: в экономике информация занимает гигантское место. Она в определенной мере заменяет ресурсы, снижает потребность во многих видах традиционного сырья, повышает значение новаторских технологий, создающих эффективные материалы из дешевых компонентов.
Как связаны понятия информации и экономического управления? Это своего рода функциональные «близнецы». Там, где есть информация, действует и управление, а там, где осуществляется управление, непременно наличествует и информация. Исходный пункт любого управленческого процесса (главным среди которых является выработка и принятие управленческого решения, а также его исполнение) — получение и обработка информации. Управление — это функция любой организо-ванной системы, направленная на сохранение ее качественной определенности; на поддержание динамического равновесия со средой и на ее развитие. Управление есть своеобразный отклик на всю сумму информационных взаимодействий системы, направленный на придание ей такого поведения и состояния, такой системной организации и тенденции развития, которые соответствовали бы всей накопленной этой системой информации и учитывали бы ее объективные и субъективные человеческие потребности. Управление ориентировано не только на информационное прошлое системы, но и на ее будущее.
Управленческим отношениям присущи две взаимосвязанные стороны — информационная и организационная59. В механизме управ-ления фундаментальная роль принадлежит принципу обратной связи. Там, где этот принцип нарушается или вообще отсутствует, отсутствуют или искажаются смысл и результаты управления. В общей форме данный принцип гласит: в любом взаимодействии источник (субъект информации и управления) и приемник (объект информации и управления) неизбежно меняются местами. Следовательно, и в процессе управления в экономике происходит обратное влияние объекта управления на его субъект. Директор, управляя предприятием, является субъектом управления. Но, действуя на основе информации, получаемой от подчиненных, он уже выступает не только как субъект, но и как объект управления. В свою очередь объект управления, например заведующий отделом, получая то или иное управленческое решение дирекции, в процессе его исполнения действует как субъект управления. Таким образом, субъект и объект управления выполняют двойную функцию — субъектно-объектную.
Субъект и объект управления. Вся совокупность социальных взаимодействий в конечном счете может рассматриваться как взаимодействие субъекта и объекта управления. Как субъект, так и объект управления имеют сложную, многоуровневую структуру. В качестве субъ-екта управления выступают и социальные институты, организации (в том числе общественные), и трудовые коллективы, и отдельные личности. Однако, в конечном счете, управленческие решения фактически прини-мают реальные личности, которые облечены соответствующей властью60, предполагающей высокую меру ответственности. К субъекту управления предъявляются повышенные требования: компетентность, наличие именно управленческого (административного) склада ума, который, с одной стороны, готовится всей системой воспитательных и образовательных средств, а с другой — предполагает природную одаренность.
Необходимым условием принятия субъектом эффективного управленческого решения и осуществления разумного контроля за его исполнением является, как уже говорилось, высокое качество информации, ее полнота, своевременность, оперативность получения и переработки. Данное условие требует от субъекта глубоких и всесторонних знаний значимых свойств, состояний, тенденций движения управляемого им объекта, условий его существования, а также веру (в смысле уверенности) и желание определенных экономических результатов. Это и естественно: человек, во-первых, желает чего-либо, следовательно, стремится к чему-либо и, во-вторых, так или иначе уверен (убежден — ясно или смутно, сознательно или интуитивно) в осуществлении этого желания и средствах его реализации. В этом и заключается компетентность управляющего органа или лица.
Объектом управления, в какой бы форме и на каком бы уровне он ни выступал (будь то предприятие, учреждение), реально и фактически являются люди: коллективы или отдельные личности, которые наделены (или не наделены) умом, волей, талантом, а потому способны (или не способны) принимать соответствующие решения и выполнять их. В этом отражается фундаментальная закономерность всех социально-экономических процессов: чтобы быть реализованным, любой из них должен «очеловечиться», т.е. воплотиться в действиях конкретных людей. В обществе осуществляется управление не только коллективами людей, но и технологией производства, размещением хозяйственных зон и т.д. Однако управление последними также всегда опосредовано управленческими взаимодействиями между людьми.
Принцип обратной связи применительно к социально-экономическому управлению выражается не только в исполнении и систематическом контроле, но, что самое важное, предполагает инициативу, понимание, сотворчество и даже настоящее творчество тех, кто выступает в данной ситуации в качестве объекта управления.
«Если кто-либо знает, какое решение он должен принять, чтобы произвести нечто хорошее, или помешать чему-либо дурному, но не делает этого, то это называется малодушием; если оно велико, то называется боязливостью»61. Управленческий замысел не только исполняется «от и до», а творчески конкретизируется и развивается, превращается в нечто большее, чем первоначальный замысел, влияя на корректировку исходной управленческой позиции на других ступенях управленческих решений. Обратная инициатива предполагает наличие в объекте управления не только некоторой суммы психологических начал, но и чувства ответственности за свое дело, единения воли и действий руководителя и руководимого. В сущности, в этом раскрываются смысл и содержание демократизации управления, столь необходимой для его эффективного осуществления, особенно в экономической сфере жизни общества, реализующейся в работе каждого конкретного предприятия и трудового коллектива.
Принятие управленческих решений. Основная задача структуры управления — выработка и исполнение управленческих решений. Здесь важным является принцип оптимальности, означающий, что при выработке управленческого решения необходимо учитывать максимум возможных вариантов его исполнения и выбирать те из них, которые наиболее полно обеспечивали бы достижение поставленных целей. Следовательно, управленческое решение вырабатывается субъектом с ориентацией на объект управления, на учет его потребностей и интересов, а также его реальных возможностей и условий превращения этих возможностей в действительное исполнение решения. Принятые управленческие решения могут претендовать на реальность в той мере, в какой они осуществимы в принципе.
Характер экономического управления в современных условиях предъявляет к субъекту управления требование повышенной ответственности за принятие управленческих решений, что обусловливается как масштабностью управленческих воздействий, так и сложностью структурной организации объекта управления.
Управленческие команды могут быть жестко детерминированными, когда управляющее воздействие стремится однозначно «программировать» поведение «адресата», и, так сказать, мягко детерминированными, когда управленческая программа предполагает относительно широкий спектр возможных видов и форм поведения объектов управления. Однако в истории редко встречаются жесткие и мягкие принципы управления в «чистом» виде: управление в хозяйственной сфере, как правило, так или иначе, сочетает в себе оба эти принципа. Наиболее парадоксально они сочетаются в системах, в которых осуществляется механизм «стихийного управления», что очень четко видно на примере именно рынка, где действует «невидимая рука», о которой писал А. Смит. С одной стороны, эта «рука» направляет свободную игру стихийных сил, допуская гибкость, податливость конкурирующих сторон, а с другой — диктует жестокие и безжалостные правила игры, неумолимые, как судьба. Рынок властно говорит: производство должно работать на потребителя. По словам Г. Тарда, экономисты уже оказали большую услугу социальной науке, заменив принципы войны, служившие ключом истории, идеей конкуренции — особым родом войны, не только смягченной, но уменьшенной и умноженной одновременно. Наконец, если держаться этой точки зрения, то в основе того, что экономисты называют конкуренцией потребностей и конкуренцией производителей, конкуренцией цен и т.п., нужно видеть и конкуренцию желаний и уверенностей, даже конкуренцию характеров, умов и форм хитростей.
Понятие техники. Под техникой62 понимается система созданных средств и орудий производства, а также приемы и операции, умение и искусство осуществления трудового процесса. В технике человечество аккумулировало свой многовековой опыт, приемы, методы познания и преобразования природы, воплотило все достижения человеческой культуры. В формах и функциях технических средств своеобразно отразились формы и способы воздействия человека на природу. Будучи продолжением и многократным усилением органов человеческого тела (рук, ног, пальцев, зубов, глаз и других органов чувств, а ныне и мозга, например компьютеры), определенные технические устройства в свою очередь диктуют человеку приемы и способы их применения: из лука стреляют, а с помощью комбайна осуществляют сложные сельскохозяйственные операции, молотком забивают гвозди, а с помощью гвоздодера их вытаскивают. Техника возникает, когда для достижения цели вводятся промежуточные средства. Таким образом, техника как «производительные органы общественного человека» есть результат человеческого труда и развития знания и одновременно их средство.
Цель и функция техники — преобразовывать природу и мир человека в соответствии с целями, сформулированными людьми на основе их нужд и желаний. Лишь редко люди могут выжить без своей преобразующей деятельности. Следовательно, техника — это необходимая часть человеческого существования на протяжении всей истории.
Некоторые технические средства созвучны неорганической природе, другие созвучны растительной и чувственной (или животной) жизни, третьи копируют специфически человеческие органы и органические функции63.
Человеческие существа могут реально воспроизводить лишь себя, и в этом самовоспроизведении индивидуальные параметры и функции остаются аналогичными, даже если они возрастают или уменьшаются экстенсивно или интенсивно.
Преобразования экономических отношений в промышленности и сельском хозяйстве, разработка и внедрение новых технологий, обоснованных наукой, — это две стороны единого процесса социально-экономического развития общества.
Техника не есть цель сама по себе. Она имеет ценность только как средство. Конечно, можно рассматривать технику как самостоятельный феномен, но эта самостоятельность относительна: техника органически вписана в контекст социального бытия и сознания, составляя основу цивилизации, она находится в потоке текущего исторического времени и постоянно прогрессирует.
Сама по себе техника не хороша и не дурна. Все зависит от того, что из нее сделает человек, чему она служит, в какие условия он ее ставит, и вопрос в том, что за человек подчинит ее себе, каким проявит он себя с ее помощью. Техника не зависит от того, что может, быть ею достигнуто.
В качестве самостоятельной сущности — это бесплодная сила, парализующий по своим конечным результатам триумф средства над целью64. Как бы могущественно сильна ни была техника в своих созидательных и разрушительных возможностях, она в принципе всегда — и прежде в веках, и в сколь угодно отдаленном грядущем — есть средство, орудие, подчиненное разуму и воле человека. А разум, по Г. Гегелю, «столь же хитер, сколь могуществен»65.
М. Хайдеггер, философски анализируя технику, показал, что исторически возникновение и специализация наук, ориентированных на технику, да и сами науки развиваются во многом благодаря успехам техники, в частности приборостроения. По Хайдеггеру, техника не просто конструирует «технический мир», она подчиняет своему императиву едва ли не все пространство социального бытия, оказывая влияние на осмысление истории, в частности на ее периодизацию. Ныне не вызывает сомнения, что последствия вторжения техники невероятно многообразны, а в отдаленной перспективе даже непредсказуемы. Техника является важнейшим средством обнаружения глубинных свойств сущего, например в медицине, в астрономии, в биологии.
Ныне наблюдается бурное развитие техники, а вместе с тем расширяются и философские исследования феномена техники:
«Философия техники, понимаемая как философия человека, настаивает на том, что скорее техника должна быть подчинена человеческому императиву, чем человек подчинен императиву техническому. Философия техники настаивает на том, чтобы человек относился с уважением к хрупкому равновесию в природе и давал разрешение лишь на такую инструментализацию мира, которая укрепляет это равновесие, не разрушая его. Она настаивает на том, что знание человека не должно быть направлено против остального творения, что знание это не должно быть силой, используемой с целью контроля и манипулирования, но скорее должно служить лучшему пониманию природы вещей и гармоничному в нее включению. Она настаивает на том, что человеческое понятие прогресса должно означать не вымирание других творений природы и в то же время омертвение душевных и чувственных потенций человека, но скорее увеличение своеобразия человека, которое свершится главным образом через расширение его духовности. Философия техники утверждает, что общество и цивилизация преподали нам серьезный урок, к которому в прошлом мы были склонны относиться легкомысленно, но который способен сохранить наши здоровье, единство и целостность через наше сознательное приобщение к природе вещей — приобщение, значительно более глубокое, чем погоня за материальным прогрессом» 66.
Человек и техника. Человек всегда был связан с техникой; он производит и использует или потребляет продукты техники. Но в то же время человек — продукт своей технической деятельности посредством коммуникации и обмена трудом и работой.
Исторический процесс развития техники включает три основных этапа: орудия ручного труда, машины, автоматы. Техника в своем раз-витии сейчас, пожалуй, начинает приближаться к человеческому уровню, двигаясь от аналогии с физическим трудом и его организацией к ана-логиям с ментальными свойствами человека. Пока мы достигли зооло-гической стадии техники, которая действительно значительно разработана.
Чем менее материальной, физической или наглядной является техническая имитация человека, тем сложнее овладеть техникой и контролировать ее. Так как все, что сделано человеком, происходит от его человечности, техника всегда является средством для самореализации и познания самого себя. По словам А. Хунига, техника во все исторические моменты выражает людей и идею человечности данного времени. Это становится ясным в результате разработок в современной технике, особенно в таких отраслях, как микробиология и информатика. Новые открытия и изобретения в этой области могут привести к новому знанию о человеке и человеческом мире.
Одной из важнейших проблем, которой занимается философия техники, является проблема и концепция человека, создающего и использующего технику. Особенность этой проблемы в настоящее время связана с выросшей до беспредельности технологической мощью, имеющейся в распоряжении человека. При этом число людей, которых затрагивают технические мероприятия или их побочные эффекты, увеличилось до громадной величины. Затронутые этими воздействиями люди уже более не находятся в непосредственной связи с теми, кто производит данные воздействия. Далее, природные системы сами становятся предметом человеческой деятельности. Человек своим вмешательством может их постоянно нарушать и даже разрушать. Несомненно, это абсолютно новая ситуация: никогда прежде человек не обладал такой мощью, чтобы быть в состоянии уничтожить жизнь в частичной экологической системе и даже в глобальном масштабе или решающим образом довести ее до вырождения.
Поэтому общество не должно без предварительной экспертизы производить все, что может производить, не должно делать все то, что оно может делать, и, несомненно, не сразу же после открытия новых технических возможностей.
Создав такое орудие труда, как компьютер — кибернетическую систему, моделирующую различные виды мыслительной деятельности, оперирующую сложными видами информации, человек произвел свой интеллектуально-информационный аналог, создал псевдосубъекта. Конечно, компьютерная система — прежде всего орудие труда. Человек активно воздействует на него, постигая при взаимодействии с ним его возможности, изменяет, совершенствует его — это одна сторона взаимодействия, которая условно может быть названа объектовой. В то же время современный компьютер — уже не простое орудие. Хотя и не в полной мере и не в совершенном виде он представляет собой функциональный аналог мыслительной деятельности. Человек, взаимодействуя с ним, испытывает на себе его влияние — это другая, условно говоря, гуманитарная сторона взаимодействия.
По мнению Н. Винера, проблема совместного функционирования, взаимной коммуникации человека и машины является одной из узловых проблем кибернетики67. Производство персональных компьютеров достигло десятков миллионов в год, и в сферу взаимодействия с компьютерами вовлечены значительные массы людей во всем мире. Поэтому проблема взаимодействия человека с компьютером из проблемы кибернетики, психологии и других специальных дисциплин в ближайшие годы может перерасти в глобальную, общечеловеческую.
О демонизме техники. Демонизм — это символ злого начала. Когда речь идет о демонизме применительно к технике, то имеются в виду непредсказуемые губительные последствия ее использования для человека, общества и всего человечества, ее пагубное воздействие на природу.
По словам К. Ясперса, проницательных людей с давних пор охватывал ужас перед техническим миром, ужас, который, по существу, не был еще вполне осознан ими. Полемика И.В. Гете с И. Ньютоном становится понятной, говорит Ясперс, только если исходить из потрясения, которое ощущал Гете, взирая на успехи точных наук, из его неосознанного знания о приближающейся катастрофе в мире людей. Вместе с тем многие социальные мыслители защищали принципы исторического прогресса, возлагая надежды на все более глубокое познание природы и на достижения техники, полагая, что это принесет всеобщее счастье. Некоторые отрицательные последствия использования техники тогда казались лишь следствием злоупотребления, суть которого можно выяснить, а последствия исправить.
Чем же угрожает человечеству технический прогресс? Например, Ясперс считал, что все возрастающая доля труда ведет к механизации и автоматизации деятельности работающего человека: труд не облегчает бремя человека в его упорном воздействии на природу, а превращает его в часть машины. Необходимо подчеркнуть такую мысль: техника, будучи созданной человеком, направлена на то, чтобы в ходе преобразования всей трудовой деятельности преобразовать и самого человека: его мышление, весь склад его души становится все более «технарским». В связи с этим Ясперс замечает, что в технике заключены не только безграничные возможности полезного, но и безграничные опасности: техника превратилась во все увлекающую за собой силу. Никогда ранее человек не располагал такими созидательными техническими возможностями и никогда еще он не владел такими разрушительными средствами. Можем ли мы надеяться на то, что все беды, которые связаны с техникой, когда-нибудь будут подчинены власти человека? Этот роковой вопрос терзает умы и сердца глобально мыслящих людей. Часто можно слышать ответ, проникнутый глубокой грустью: на демона техники нет никакой управы. Увлеченные изобретением, усовершенствованием технических средств, люди уходят всеми силами своей души в сам процесс творчества, к тому же экономически остро мотивированного запросами рынка. Все думают о своем, а в целом все мы движемся к неминуемой катастрофе. И дело, видимо, только во времени.
Вся дальнейшая судьба человека, по словам Ясперса, зависит от того способа, посредством которого он подчинит себе последствия технического развития и их влияние на его жизнь, начиная от организации доступного ему целого до его собственного поведения в каждую данную минуту, в том числе и общения с природой, с ее поникшими жизненными силами.
О единстве человека и природы. Со словом «природа» соединяются весьма разнообразные значения, но когда говорится о природе вообще, без всякого ближайшего определения, то, по словам Вл. Соловьева, всегда подразумевается некоторое существенное и в себе единое начало, произ-водящее из себя все вещи. С этим согласуется и этимологическое значение слова «природа», что указывает в ней на начало произведения или порож-дения вещей. Так как природа все из себя производит, то мы находим в ней основание всех вещей: она есть их единая общая основа. В самом слове «природа» выражен генетический аспект происхождения человека: ведь слово «природа» имеет общий корень со словами «род», «родить».
Человек живет на Земле в пределах тонкой ее оболочки — географической среды. Это та часть природы, которая находится в особо тесном взаимодействии с обществом и которая испытывает, на себе его воздействие. В географическую среду входят не только река, которая прямо или косвенно связана с человеческой деятельностью, но и канал, не только берег, но и дамба, не только лес, но и искусственная лесная полоса, так же как и поля, и выгоны, и пастбища, и луга, и города, и все другие поселения, климатические и почвенные условия, полезные ископаемые, растительное и животное царство.
В географической среде возникла и развивается жизнь. История человечества есть продолжение истории Земли; это, по словам А.И. Герцена, две главы одного романа, две фазы одного процесса, очень далекие на закраинах и чрезвычайно близкие в середине. Географическая среда — это та часть природы (земная кора, нижняя часть атмосферы, воды, почва и почвенный покров, растительный и животный мир), которая составляет необходимое условие жизни общества, будучи вовлеченной в процесс общественного бытия. Мы связаны с географической средой «кровными» узами, и вне ее наша жизнь невозможна: она является естественной основой жизни человека. Между природным и общественным началами нет пропасти, что, разумеется, не означает отсутствия качественной специфики. Несмотря на все свои качественные отличия, общество остается частью более обширного целого — природы.
Со времени появления общества на Земле происходит три рода процессов: собственно природные, специфически общественные и как бы сплавленные, которые сочетают в себе и те и другие.
Диалектика взаимодействия природы и общества такова, что по мере развития общества его непосредственная зависимость от природы уменьшается, а опосредованная — усиливается. Это и понятно: познавая все в большей степени законы природы и на их основе преобразуя природу, человек увеличивает свою власть над ней; вместе с тем общество в ходе своего развития вступает во все более широкий и глубокий контакт с природой. Человек и исторически, и онтогенетически постоянно, изо дня в день общается с природой. Так, по словам И. А. Ильина, обстоит дело у земледельца и у лабораторного ученого, у железнодорожного сторожа и художника... Каждый из них по-своему вступает в общение с природой. Каждый учится у нее, каждый старается приспособиться к ней, использовать ее для своих целей, как бы уговорить ее. И это прислушивающееся уговаривание природы, это овладевающее ею обуче-ние у нее, это осторожное одолевание и подчинение ее является для каждо-го духовно живущего человека одной из радостей в земной жизни. Бывает так, что природа его умудряет, утончает своими красотами его эстети-ческие чувства, иногда и наказует, а иногда награждает его сторицею68.
Взаимодействие общества и природы. Каждое общество преобразует географическую среду, используя достижения предыдущих эпох, и в свою очередь как бы передает ее в наследство будущим поколениям, превращая богатство ресурсов природы в средства культурно-исторической жизни.
Воздействие общества на природу обусловливается развитием материального производства, науки и техники, общественных потребностей, а также характером общественных отношений. При этом в силу нарастания степени воздействия общества на природу происходит расширение рамок географической среды и ускорение некоторых природных процессов: накапливаются новые свойства, все более отдаля-ющие ее от девственного состояния. Если лишить современную геогра-фическую среду ее свойств, созданных трудом многих поколений, и поста-вить современное общество в исходные природные условия, то оно не смо-жет существовать: человек переделал мир, и этот процесс уже необратим.
Но и географическая среда оказывает немаловажное влияние на развитие общества. Человеческая история — наглядный пример того, как условия среды и очертания поверхности планеты способствовали или, напротив, препятствовали развитию человечества. Если на Крайнем Севере, в этой оледеневшей стихии, человек вырвал у негостеприимной, суровой природы средства существования ценой мучительных усилий, то в тропиках, в этом царстве ярких благоухающих цветов, вечной зелени и сочных плодов, необузданная пышность расточительной природы ведет человека, как ребенка, на помочах. Географическая среда как условие хозяйственной деятельности общества может оказывать определенное влияние на хозяйственную специализацию стран и районов.
Понятие биосферы. Природная среда жизни общества не ограничивается географической средой. Качественно иной естественной средой его жизни является сфера всего живого — биосфера, включающая населенную организмами верхнюю часть земной коры, воды рек, озер, морей и океанов, а также нижнюю часть атмосферы. Ее структура и энергоинформационные процессы определяются прошлой и современной деятельностью живых организмов. Она находится под влиянием космических, а также глубинных подземных воздействий: это гигантская природная биофизическая и биохимическая лаборатория, связанная с преобразованием солнечной энергии через зеленый покров планеты. В результате длительной эволюции биосфера сложилась как динамическая, внутренне дифференцированная равновесная система. Но она не остается неизменной, а, будучи самоорганизующейся системой, развивается вместе с эволюцией Вселенной и всего живого. История жизни на нашей планете показывает, что глубокие преобразования происходили уже не раз и качественная перестройка биосферы приводила к исчезновению разных видов животных и растений и появлению новых. Эволюционный процесс биосферы имеет необратимый характер.
Идея ноосферы. Наш выдающийся естествоиспытатель и мыслитель В.И. Вернадский, являясь одним из создателей антропокосмизма, представляющего в единстве природную (космическую) и человеческую (социально-гуманитарную) стороны объективной реальности, исследовал проблему перехода биосферы в ноосферу. Именно он ввел само понятие «ноосфера». Эти идеи развивал далее, но в этом же духе П. Тейяр де Шарден, а у нас эти принципы развивались А.Л. Чижевским в замечательном произведении «Земное эхо солнечных бурь» (М., 1976).
Помимо растений и животных организмов биосфера включает в себя и человека: человечество — часть биосферы. Причем его влияние ускоряет процесс изменения биосферы, оказывая все более мощное и интенсивное воздействие на нее в связи с развитием науки и техники. С возникновением человечества осуществляется переход к новому качественному состоянию биосферы — ноосфере (от греч. noos — ум, разум), представляющей собой сферу живого и разумного. Ноосфера, таким образом, не отвлеченное царство разума, а исторически закономерная ступень развития биосферы, создаваемая, прежде всего, ростом науки, научного понимания и основанного на ней социального труда человечества. Можно сказать, что ноосфера — новая особая реаль-ность, связанная с более глубокими и всесторонними формами преоб-разующего воздействия общества на природу. Она предполагает не только использование достижений естественных и гуманитарных наук, но и ра-зумное сотрудничество государств, всего человечества, и высокие гума-нистические принципы отношения к природе — родному дому человека.
Экология (от греч. oikos — обиталище, местопребывание) есть наука о родном доме человечества, об условиях обитания тех, кто его населяет. В более строгом определении экология — комплексное научное направление, изучающее закономерности взаимодействия живого с внешними условиями его обитания с целью поддержания динамического равновесия системы общество — природа.
Известно, что человеческая деятельность является тем каналом, по которому осуществляется постоянный «обмен веществ» между человеком и природой. Любые изменения в характере, направленности и масштабах человеческой деятельности лежат в основе изменений отношения общества и природы. С развитием практически-преобразующей деятельности человека увеличились и масштабы его вмешательства в естественные связи биосферы.
В прошлом использование человеком сил природы и ее ресурсов носило преимущественно стихийный характер: человек брал у природы столько, сколько позволяли его собственные производительные силы. Но научно-техническая революция столкнула человека с новой проблемой — с проблемой ограниченности природных ресурсов, возможного нарушения динамического равновесия сложившейся системы, а в связи с этим и необходимостью бережного к ней отношения. Если прошлый тип отношения общества к природе носил стихийный (а чаще безответственный) характер, то новым условиям должен соответствовать и новый тип — отношение глобального, научно обоснованного регулирования, охватывающего как природные, так и социальные процессы, учитывающего характер и границы допустимого воздействия общества на природу с целью не только ее сохранения, но и воспроизводства. Теперь стало ясно, что воздействие человека на природу должно происходить не вопреки ее законам, а на основе их познания. Видимое господство над природой, приобретаемое за счет нарушения ее законов, может иметь только временный успех, оборачиваясь в результате непоправимым ущербом и для самой природы, и для человека: не стоит слишком обольщаться нашими победами над природой, за каждую такую победу она нам мстит. Еще Ф. Бэкон говорил: человек должен господствовать над природой, покоряясь ей. Человек не только адаптируется к условиям природной среды, но в своем взаимодействии с ней постоянно адаптирует ее, преобразуя ее в соответствии со своими потребностями и интересами. Однако воздействие человека на природу имеет тенденцию нарушать сложившийся баланс экологических процессов. Человечество вплотную столкнулось с глобальными экологическими проблемами, которые угрожают его собственному существованию: загрязнение атмосферы, истощение и порча почвенного покрова, химическое заражение водного бассейна. Таким образом, человек в результате собственной же деятельности вступил в опасно-острое противоречие с условиями своего обитания.
Осознание возможности глобального экологического кризиса ведет к необходимости разумной гармонизации взаимодействий в системе техни-
ка — человек — биосфера. Человек, превращая все большую часть природы в среду своего обитания, расширяет тем самым границы своей свободы по отношению к природе, что должно обострять в нем чувство ответственности за преобразующее воздействие на нее. Здесь находит свое конкретное выражение общефилософский принцип, связанный с диалектикой свободы и ответственности: чем полнее свобода, тем выше ответственность.
Этот принцип имеет и глубокий нравственно-эстетический смысл. Современная экологическая ситуация требует от человека именно такого отношения к природе, без которого невозможно ни решение встающих перед ним практических задач, ни тем более совершенствование самого человека как «части», порожденной самой же природой. Человеку по мере его развития всегда было свойственно не только рациональное, сугубо практическое, но и глубокое эмоциональное, нравственно-эстетическое отношение к природе. Нравственное отношение человека к природе обусловлено нравственным отношением к людям. Заповедь собственно человеческого труда гласит: с усилием возделывать природу для себя, для всего человечества и для нее самой.
Основные понятия:
власть; закон; право; справедливость; государство; теория разделения властей; «ветви власти»; политика.
Идея власти. Власть — это всегда организованная воля и сила каких-либо субъектов, направленная на людей, независимо от их установок относительно такого влияния. Сама идея власти носит чрезвычайно сложный и многоплановый характер: она уходит своими корнями в природу межличностных отношений и сокровенные глубины человеческой природы, в саму суть характера человека вплоть до его психобиологического начала, не говоря уже об изначальных стадиях становления человеческого общества, когда господство и подчинение, власть одного человека над другим составляли неотъемлемое начало жизни древнейшего социума. Естественно, власть нельзя обеспечить одной лишь демагогией. Последняя может продлить существование власти, но не сохранить ее. Фундамент власти — господство, предполагающее подчи-нение одних воле других. Подчинение может зиждиться на грубой силе — это «уважение» к власти, добытое из-под палки. Уважение настоящее, без кавычек, достигается в том случае, если властная структура базируется на интеллектуальной мощи, помноженной на право и нравственность.
Но желание властвовать так сильно в людях, что оно увлекает не только тех, кто имеет к этому призвание и талант, но и людей, совершенно лишенных необходимых качеств. (По словам Ф. Ницше, политика для тех, кто хочет и может жить, постоянно рискуя; хотя, конечно, это не совсем так). И если бы мы стали разбираться в деталях политической деятельности правителей, записанной в истории народов, то у нас бы, наверное, закружилась голова от неисчислимого множества грандиозных, больших и малых дел властителей: интриги, тайные сговоры, подкупы, склоки, предательства, политические убийства, открытые заговоры, вероломства, нескончаемая борьба политических партий и группировок.
Политическая мудрость требует, чтобы государственный деятель совершенно четко различал, что возможно, а что невозможно: ведь в политике имеет значение не намерения, а то, что получается из них на практике, в жизни.
Правопорядок как власть закона. Учение о праве является частью социальной философии, рассматривающей эту проблему под своим особым углом зрения, разумеется, с опорой на конкретные исследования юридической науки. Идея права неизбежно связана неразрывной цепью таких понятий, как закон, власть, правомерность принуждения, наказания и, разумеется, идея государственности. Право возникло и существует с необходимостью для ограничения произвола, антиобщественных, антигуманных склонностей, побуждений и изволений, которые относятся к ложно понятым личным интересам, к проявлениям болезненных влечений.
Следует различать понятие права и закона. Т. Гоббс, например, защищая идею всемогущего государства, трактовал право как приказ вер-ховной власти. Под законом имелось в виду просто действующее право — обычай, ставший нормой. Адекватное понимание соотношений права и закона мы находим у Г. Гегеля, который разделил искони сложившиеся нормы естественного права и «право как закон», т.е. принятые законодательными органами нормы взаимоотношения людей, скажем, в экономической и иных сферах человеческих отношений. Так что между правом и законом существует взаимосвязь и внутри себя различенное единство, доходящее даже до тождества. Если же подходить к этим понятиям исторически, то следует сказать, что право значительно древнее закона: у древних народов, когда еще не было государства, имели место естественные нормы правового поведения, но, конечно, никто не издавал законов. Право и законы формировались постепенно непосредственно из обычаев в виде освященного временем установления. То, что мы ныне называем правом и законом, в глубокой древности практически отождествлялось с обычаями или волей вождя рода. Это не имело ничего общего с подлинным правом и законом периода сложившейся государственности. По своей сути право и закон связаны субъективно с чувством порядка и сознанием долга, т.е. с нравственными принципами. Уже Аристотель, определявший право как норму политической справедливости, видел в господстве права основной признак разумной формы правления, отличающей ее от деспотии.
Как можно определить право? Право — это социальные нормы, принимающие характер границ поведения человека в рамках данной государственности. Г. Гегель утверждал: «Веление права по своему основному определению — лишь запрет»69. Между тем, говоря словами Вл. Соловьева, подчинение человека обществу совершенно согласно с безусловным нравственным началом, которое не приносит в жертву частное общему, а соединяет их как внутренне солидарных: жертвуя обществу свою неограниченную, но необеспеченную и недействительную свободу, человек приобретает действительное обеспечение своей определенной и разумной свободы — жертва настолько же выгодная, насколько выгодно получить «живую собаку в обмен на мертвого льва»70. Ж.Ж. Руссо в свое время показал различие между понятиями «всеобщая воля» и «воля всех». И.Г. Фихте, соглашаясь с ним, развивал эту мысль. Всеобщая воля устанавливает правовой закон, и для осуществления этого закона не требуется воля всех взятых в отдельности. Единичная воля может нарушить закон, но не устранить его — закон продолжает оставаться в силе, несмотря на отдельные правонарушения. Чуткий к антиномиям, Фихте отметил противоречие в самой идее права. Действительно, из понятия свободной личности с необходимостью вытекает свобода других. Но последняя требует ограничения прав данной личности, передачи ее внешней инстанции. Иначе говоря, свобода требует уничтожения свободы. Решение этой антиномии, по Фихте, состоит в следующем: закон должен содержать такие гарантии свободы, которые каждая личность могла бы принять как свои собственные; закон должен неукоснительно соблюдаться; закон должен быть властью. «Если бы воля не была всеобщей, то не существовало бы никаких действительных законов, ничего, что могло бы действительно обязывать всех. Каждый мог бы поступать, как ему заблагорассудится, и не обращал бы внимания на своеволие других»71.
Если я желаю, говорит Вл. Соловьев, осуществить свое право или обеспечить себе область свободного действия, то, конечно, меру этого осуществления или объем этой свободной области я должен обусловить теми основными требованиями общественного интереса или общего блага, без удовлетворения которых не может быть никакого осуществления моих прав и никакого обеспечения моей свободы. Определенное в данных обстоятельствах места и времени ограничение личной свободы тре-бованиями общего блага, или, что то же — определенное в данных услови-ях уравновешение этих двух начал, есть право положительное, или закон.
Закон — это общепризнанное и безличное, т.е. не зависящее от личных мнений и желаний, определение права, или, по словам
Вл. Соловьева, понятие о должном — в данных условиях и в данном отношении — равновесии между частной свободой и благом целого; определение, или общее понятие, осуществляемое через особые суждения в единичных случаях или делах.
Отмечаются отличительные признаки закона: его публичность — постановление, не обнародованное во всеобщее сведение, не может иметь и всеобщей обязательности, т.е. не может быть положительным законом; его конкретность — как нормы особых определенных отношений в данной сфере, а не как отвлеченных истин и идеалов; реальная его применяемость, или удобоисполнимость в каждом единичном случае, для чего с ним всегда связана «санкция», т.е. угроза принудительно-карательными мерами. Правовые отношения между людьми подчинены принципу: «Я никогда не смогу сделать что-то другому, не предоставив ему права сделать мне при тех же условиях то же самое…»72. Иначе говоря, всякий имеет право делать то, чем он никого не обижает.
Моральность соответствует природе человека, но ее мало. Для того чтобы обеспечить нормальное функционирование общества и жизнь индивида как личности, необходим принудительный закон: принудительная обязательность являeтcя одним из существенных отличий правовой нормы от нравственной. Система правовых отношении должна распространяться не только в пределах данного общества, но и как бы опутывать своей паутиной все существующие общества, являющие в их взаимоотношении единое планетарное целое.
Итак, право — необходимое условие осуществления свободы свободных граждан в обществе. Но если человек хочет быть свободным, он должен ограничить свою свободу фактом свободы других, а это и есть собственно правовое отношение. Право есть нечто святое уже потому, что оно является выражением идеи свободы, идеи законопорядка в жизни общества. По самой своей сути право может быть реальным и продуктивно проявлять себя лишь там, где есть свобода.
В каждом государстве издаются и действуют юридические нормы, представляющие собой веление власти и имеющие целью поддержание справедливого общественного порядка. Эти законы предписывают, что можно делать и от чего надо воздерживаться. Свод законов — это «библия свободы народа»: без законов не бывает порядка. Как говорил Цицерон, мы должны быть рабами законов, чтобы быть свободными. Там, где кончается закон, там начинается произвол. Не быть подчиненным никакому закону, говорил Г. Гейне, значит быть лишенным самой спасительной обороны-законы должны нас защищать не только от других, но и от самих себя. При этом незнание закона не освобождает от необходимости его исполнять. Но сами по себе неплохие законы, не обеспеченные юридическим механизмом реализации, остаются мертвой буквой: действительное право есть то, которое заключает в себе условия своего осуществления, т.е. ограждения себя от неосуществления или преступного игнорирования. Закон сам по себе не действует; действуют лишь конкретные люди со всеми их индивидуальными особенностями. И дело заключается в том, в какой мере тот или иной человек воспринял закон и насколько этот закон стал убеждением людей. Поэтому существенным фактом права является его признанность народом и доверие к данной системе права, строго соблюдаемое и реализуемое самим государством. Если закон не встречает уважения в глазах «блюстителей оного, то он не имеет святости в глазах народа» (А.С. Пушкин).
Обязательность закона предполагает свободное подчинение ему каждого индивида, но и в то же время возможность нарушения закона и, следовательно, необходимость для власти его восстановления, т.е. наказания. Преступление — это проявление злой воли и само в себе есть ничтожество, и эта ничтожность есть сущность преступного действия.
Но то, что ничтожно, должно, по словам Г. Гегеля, проявить себя как таковое, т.е. выставить себя как то, что само должно быть наказано. Стало быть, зло обладает в самом себе принципом бумеранга: совершил зло — получай наказание. Наказание рассматривается как собственное право преступника: «Преступник почитается как разумное существо, и вынесенная судом санкция выражает тем самым уважение к преступнику как к Личности, свободно выбравшей форму своего поведения в виде преступления. Эта честь не будет ему воздана, если понятие и мерило его наказания не будут взяты из самого его деяния»73 .
Человек обретает права постольку, поскольку у него есть обязанности. В нормальном обществе одно вне другого не может быть: обязанности без права — рабство, право без обязанностей — анархия. То самое, что есть право, по Гегелю, есть также и обязанность, а что есть обязанность, то есть и право. Ибо всякое наличное бытие есть право только на основе свободной воли: воля и обязанность переходят друг в друга и сливаются. По существу, это значит: тот, кто не имеет никаких прав, не имеет и никаких обязанностей, и наоборот. К примеру, говорит Гегель, права отца семейства над его членами суть в такой же мере обязанности в отношении к ним, как и обязанность послушания детей есть их право стать благодаря воспитанию свободными людьми. Карательное правосудие государства, его право на управление и т.д. суть в то же время его обязанность наказывать, управлять и т.д., равно как и то, что граждане данного государства исполняют в отношении податей, военной службы и т.д., является их обязанностями и в то же время их правом на охрану их частной собственности74.
«Как жители планеты, размеры которой делают необходимым существование на ней многих различных народов, люди имеют законы, определяющие отношения между этими народами: это международное право. Как существа, живущие в обществе, существование которого нуждается в охране, они имеют законы, определяющие отношения между правителями и управляемыми: это право политическое. Есть у них еще законы, коими определяются отношения всех граждан между собой: это право гражданское»75.
Таким образом, правовые отношения действуют не только в рамках данного государства, но и между государствами. Согласно Ш. Монтескье, международное право зиждется, по натуре вещей, на том основном начале, чтобы различные народы оказывали один другому столь много добра в настроении мирном и столь мало зла в настроении враждебном, сколько это возможно без ущерба для обоюдных своих существенных интересов. Естественное действие международного права — склонять волю правительств к миру и взаимовыгодным отношениям.
Внешнее государственное право касается отношения суверенных народов при посредстве их правительств друг к другу и основывается преимущественно на особых договорах. Заключая между собой договоры, государства таким путем ставят себя в правовое отношение друг к другу.
Социальная справедливость как правовая ценность.
Право есть мера реализации свободы и в то же время, по Аристотелю, есть норма политической справедливости. Иначе говоря, право есть нормативно закрепленная справедливость76. Право покоится на идее справедливости. По словам Г. Гегеля, право не есть добро без блага.
Как приобретенное качество души справедливость, говорит Аристотель, является величайшей из добродетелей (по сравнению с мужеством, умеренностью, щедростью, великодушием и т.д.) и относится к предмету этики: в данном аспекте справедливость — часть добродетели. Но у справедливости есть и иной аспект — отношение к другим; в таком смысле справедливость представляет всю добродетель в человеческих отношениях и относится к предмету политики. Существуют два вида справедливости: распределительная и уравнивающая. Распределительная справедливость как принцип означает деление общих благ по достоинству, пропорционально вкладу и взносу того или иного члена общества: тут возможно как равное, так и неравное наделение соответствующими благами (властью, почестями, деньгами). Критерием уравнивающей справедливости является арифметическое равенство, сфера применения этого принципа — область гражданско-правовых сделок, возмещение ущерба, наказания и т д. Справедливость недостаточна для права: она есть абстрактное выражение того, что должно делаться в соответствии с пра-вом — другой справедливости нет и быть не может. Принцип справедливости гласит: не всем одно и то же, а каждому свое, ибо для неравных равное стало бы неравным! Это и понятно. При естественной неодинаковости людей было бы, по словам Вл. Соловьева, очень печально, если бы все люди были духовно и физически на одно лицо. Тогда и самая множественность людей не имела бы смысла — прямое равенство между ними в их частности или отдельности вовсе невозможно: они могут быть равны не сами по себе, а только через одинаковое свое соотношение с чем-нибудь другим, общим и высшим. Таково равенство всех перед законами, или гражданская равноправность. Хотя идея справедливости выражает чисто нравственное требование (в Евангелии сказано: «И так во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними» (Матф. VII, 12), и, следовательно, принадлежит к этической области, тогда как право относится к сфере юридических отношений, однако между ними существует тесная связь: если организация разумных общественных отношений невозможна без правовых норм и законов, то она столь же немыслима без нравственной сферы.
Справедливость — это не закон природы, который абсолютен она относительна, точнее, ее вообще нет, но она должна быть уже хотя бы потому, что без надежды на нее муторно на душе и чего-то не хватает. Ее можно мыслить хотя бы как роскошь, которой нет в реальности, но есть в виде идеала, к которому нам суждено постоянно стремиться — вольно или невольно. Принцип социальной справедливости навсегда останется как требование постоянного совершенства, как заповедь, обязывающая все общество и власть стремиться к возвышению меры реализации этого священного принципа жизни общества. Право как социальная справедливость — единственный критерий этого процесса. Мудрость и мужество: власти, способной осуществить торжество социальной справедливости как правовой ценности и нравственного императива, власти, которая с достоинством и спокойствием может устранить все шаткое и создать состояние прочной уверенности и подлинное здоровье общества, — вот что является душой истинной демократии. Все это возможно лишь в условиях политической свободы — этой наивысшей ценности на шкале нравственно-психологических, социально-политических и правовых ценностей: нормы права и законы должны искоренять пороки и насаждать добродетели. Как отмечает К. Ясперс, когда под угрозой политическая свобода, приходится мириться со многим. Политическая свобода всегда достигается ценой чего-то и часто ценой отказа от важных преимуществ личного характера, ценой смирения и терпения. Свобода личности не испытывает ограничений, когда ущемляется политически обусловленная борьба за правое дело77.
Идея прав человека. В либерально-демократическом обществе идея прав человека (как гражданина) чрезвычайно дорога для каждого. Права человека указывают на безусловность, на неотъемлемый признак субъекта права, т.е. на нечто такое, из чего с внутренней необходимостью вытекают все требования настоящей справедливости. Гражданин обладает правами на жизнь, на труд, на защиту своей личности, на кров, на свободу мысли и слова и др.
«В государстве дух народа — нравы, законы — являются господствующим началом. Здесь человека признают и с ним общаются как с разумным существом, как со свободным, как с личностью; и каждый отдельный человек со своей стороны делает себя достойным этого признания... по отношению к другим ведет себя так, как надлежит вести себя всем, — признает их за то, чем сам хотел бы быть признанным, т.е. за свободного человека, за личность. В государстве гражданин получает подобающую ему честь благодаря должности, на которую он поставлен, благодаря профессии, которой он занимается, и благодаря любой другой трудовой деятельности. Его честь получает вследствие этого... объективное, от пустой субъективности уже не зависящее содержание».
Не следует отделять судьбу народа от судьбы отдельного человека, развитие государства — от совершенствования каждого из тех, на ком строится государство, кем оно подпирается и из кого, в конечном счете, состоит, ибо достоинство государства зависит, в конечном счете, от достоинства образующих его личностей.
О достоинстве личности. Высокое достоинство человека состоит в том, чтобы быть свободным. Это, по Г. Гегелю, залог того, что исчезнет ореол, окружающий головы земных угнетателей и богов. Философы доказывают это достоинство, народы научатся его ощущать и тогда уже не станут требовать свое растоптанное в грязь право, а просто возьмут его обратно, присвоят его. Дух либеральной демократии порождает в людях чувство социальной справедливости и собственного достоинства. Расширение демократии сообразуется с правом личности на разумное волеизъявление своей человеческой сущности, духовной удовлетворенностью, ощущением свободы и чувством собственного достоинства граждан, проистекающих из участия в общих делах государства. Личность, по словам К. Ясперса, имеет такие притязания: на защиту от насилия и на значимость своих убеждений и своей воли. Защиту предоставляет ему правовое государство, значимость его воззрений и воли — демократия. К нерушимости прав человека как личности присоединяется его право участвовать в жизни общества. Поэтому свобода достижима только при демократии, т.е. при возможном для всех участии в изъявлении воли. Каждый человек в зависимости от уровня его политической зрелости и убедительности его взглядов может рассчитывать на признание. Но прав был Н. Макиавелли, утверждая, что политическая свобода предполагает наличие в гражданах известного рода личной добродетели.
В заключение следует сказать, что политическая система общества, так же, впрочем, как и экономическая теснейшим образом завязаны на духовную жизнь общества. И тут происходят тончайшие взаимодействия, ведущие к взаимоопределению различных сфер социального бытия. Подобно тому, как организм в целом страдает от заболевания особо важных систем организма, точно так же ненормальное или слабое функционирование той или иной сферы в жизни общества ведет к болезни общества в целом. Секрет здоровья общественного организма, как организма единичного человека, зависит от гармонии всех сфер и систем в единстве и целостности социального организма.
Политика как искусство управления государством. Смысл слова «политика» лучше всего выражает его этимология: греч. politike — искусство управления государством. Политика, таким образом, представляет собой участие в делах государства, в определении направления его функционирования, в определении форм, задач и содержания деятельности государства. Целью политики является сохранение или создание наиболее приемлемых для определенных социальных слоев или классов, а также общества в целом условий и способов осуществления власти. Политика — это тонкое искусство государственного управления. Чтобы быть искусством, в высшем смысле этого слова, она должна опираться на достижения наук и соответствовать высшим критериям нравственности, (поскольку именно политическая деятельность является наиболее ответственной из всех видов социальной деятельности.
В структуре политической деятельности в самом общем виде просматриваются три основных момента. Во-первых, умение ставить ближайшие (тактические) и перспективные (стратегические) реальные цели и решать задачи, учитывая соотношение социальных сил, все возможности общества на конкретном этапе его развития. Во-вторых, выработка эффективных методов, средств, форм организации социальных сил для достижения поставленных целей. Наконец, в-третьих, соответствующий подбор и расстановка кадров, способных решать поставленные перед ними задачи.
Задача всякой государственной власти заключается в том, чтобы на путях самостоятельного убеждения и стратегической целеустремленности обеспечить воспитание в народе законопослушания. Власть, подчиняясь принципам правопорядка, должна уметь усматривать стратегические политические и социально-экономические цели и компетентно творить право и порядок, связуя себя с правосознанием народа, с возвышением мотивации деловитости и духовности своего народа. «Высшее искусство управления состоит в том, чтобы твердо знать, каковы должны быть пределы власти, которую следует применять при различных обстоятельствах»78. Выполнение этих принципов является благоприятным условием народного признания.
Настоящий политик привлекает к себе внимание и пользуется уважением прежде всего благодаря мудрой конструктивности своего мышления, широте и культуре духа. Политическая мудрость слагается из опыта и силы личного интеллекта. Но и то и другое предполагает мировоззренческие и методологические регулятивы: нельзя быть мудрым политиком, коль ты движешься «без руля и без ветрил», не ведая конечной цели своих деяний, т.е. того, во имя чего все предпринимается, что защищается и против чего осуществляется борьба. Политик обязан прогнозировать развитие ситуации и делать опережающие шаги. Власть предполагает не только обладание силой, но и наличие четкой программы действий, и приобретается лишь посредством служения людям. Для мудрой политической мысли крайне важен не только глобальный, но и дифференцированный подход, учитывающий уникальное в событиях и конкретных личностях. При этом политику нельзя забывать совет О. Мирабо, о том, что великое искусство подчинять людей заключается в умении брать их с хорошей стороны.
Сущность государства. В системе политической организации общества особо важное место принадлежит государству, в котором, как лучи света в фокусе линзы, концентрируются самые животрепещущие интересы различных общественных сил. Самая общая задача государства заключается в том, чтобы охранять основы общежития, без которых человечество не может существовать, и способствовать развитию всех сил человека. Поэтому некоторые полагали, что государство — это некая организация «охраны порядка», призванная, подобно ночному сторожу, оберегать покой своих граждан79. По словам Ш. Монтескье, государство бодрствует за граждан: оно действует, и они спокойны. Вл. Соловьев определял государство как организованную жалость. Некоторые требовали сильного государства и власти, а иные — «абсолютной» демократии. Думали и так: власть тем лучше, чем ее меньше. Такая пестрота воззрений на государство свидетельствует о том, что последовательно научно не продуман ответ на вопрос о его сущности.
Государство существовало не всегда. Оно — результат исторического развития общества, его закономерной дифференциации на различные социальные группы, результат прогрессирующего развития производительных сил, сопровождавшегося выделением различных видов труда и образованием института собственности. В эпоху первобытно-общинной формации не было необходимости в особом органе власти, так как общественные функции осуществлялись всеми взрослыми людьми. То было самоуправление. Во главе общины или рода стояли избранные всеми старейшины. Авторитет старейшин и вождей держался на их личных достоинствах: большом опыте, смелости, мудрости. Дифференциация и связанное с ней усложнение общественной жизни с необходимостью требовали особого органа, который бы полномочно осуществлял регулирование и управление многообразными функциями общественного целого. Генетические предпосылки образования государства уже существовали в виде верхушки родовой знати, которая концентрировала и прежде подобные регулятивно-управленческие функции. Поэтому можно сказать, что государство возникло не на пустом месте. Правда, в истории был период, когда в общественном устройстве господствовала система выборной «власти» из числа старейшин рода, обладавших особыми личными достоинствами, которые могли справедливо представлять всеобщий интерес.
Однако в разросшемся обществе, основу которого составляла экономическая дифференциация, вполне естественно оказалось и расхождение интересов у разных групп людей. Но общество должно функционировать как единое целое; следовательно, необходим был орган, реализующий управление обществом, выработку способов и форм взаимоотношения между различными народностями, решение вопросов, связанных с войной и миром, т.е. функции власти. Для реализации этих функций требовались определенные — административно-чиновничий ап-парат, законодательство, суды, армия и т.д., в совокупности и пред-ставляющие собой государство. При внешней для государства опасности оно является средоточием мобилизации народа на борьбу с врагом.
Таким образом, государство призвано выполнять многие функции, среди которых важнейшая — социально-экономическая. Культурно-воспитательная функция также присуща любому государству.
К основным признакам государства относят наличие публичной власти — особой системы органов и учреждений, осуществляющих функции власти; определенной территории, на которую распространяется юрисдикция данного государства, и территориального деления населения, приспособленного для удобства управления; права, которое закрепляет соответствующую систему норм, санкционированных государством; суверенитета, т.е. независимости и верховенства государственной власти внутри и вовне страны. Государство осуществляет внутренние и внешние функции. Внешние функции связаны с реализацией внешней политики, в том числе и экономических, военных, с установлением научных и культурных связей, обусловленных внутренними потребностями и интересами общества. Разумные условия международных отношений — это наличие политической воли, учет реальностей и баланс интересов.
Заслуга внедрения в литературный оборот термина «государство» (stato) принадлежит Н. Макиавелли. Этот термин означает общее понятие государства независимо от конкретных форм государственного устройства; оно призвано характеризовать политическое состояние общества, его политическую организацию. Именно в этом аспекте мы и будем вести наше обсуждение (не затрагивая монархии).
Государство — это система органов общества, которая обеспечивает организованную внутреннюю правовую жизнь народа как единого целого, защищает права своих граждан, осуществляет нормальное функционирование институтов власти — законодательной, исполнительной и судебной, контролирует свою территорию, защищает свой народ перед внешней угрозой, гарантирует выполнение обязательств перед другими государствами, сохраняет природную среду и культурные ценности, способствуя выживанию общества и его прогрессу. Государственность проникает во все отношения народа, в его нравы и сознание его граждан. В свою очередь государственное устройство зависит от характера и развития самосознания народа: каждый народ имеет то устройство, которое «соразмерно» и «соответствует» его духу. Г. Гегель уподоблял государство живому организму с присущими ему «государственными» органами: они — члены единого целого, которым нельзя отколоться или изолироваться, не повергая государство в болезнь. Государство — это общественный организм с определенной структурой. Государство — это, прежде всего, носитель социально зрелой общности. Оно являет собой факт зрелого осуществления социальной организации людей в единое целое, что можно назвать их политической совместимостью. Это возможно лишь на достаточно высоком уровне духовности. Собственно социальная субстанция немыслима без определенной сращенности жизни людей в государственном составе целого. А такая жизнь предполагает, чтобы личная добродетель стала в той или иной степени всеобщим мерилом собственно человеческого бытия. Основная сущность государства, в понимании Гегеля, может быть определена так: это конкретное единство эмпирически дискретного множества людей. Так, первое условие наличности государства есть существование человеческих индивидуумов. Без этой обычной и общедоступной видимости, наивно характеризуемой как «много разных отдельных людей», государство невозможно. Люди, входящие в него, ведут конкретно-эмпирическое существование; они подвержены принципам пространственного разъединения, изменчивости во времени и природной необходимости. Они живут земной жизнью, временными и субъективными интересами, среди разрозненных материальных вещей. Это своего рода точки, каждая из которых несет в себе свои собственные ощущения, своеобразные единичные потребности, пользуясь самостоятельностью в своих поступках, обладая свободой выбора. Все вместе они образуют как бы одно тело народа, слагающее действующее государство. Это не простое множество разрозненных людей, т.е. это не толпа, лишенная связи и единства. Такое состояние народа было бы «состоянием бесправия, безнравственности и неразумия». Это не народ, а сброд. Народ не может жить без государства; это было бы чревато хаосом и гибелью80. Таким образом, частные интересы людей должны подчиняться условиям, необходимым для существования целого. Но и само целое должно заботиться о благе частного, т.е. о благе своих граждан.
Как показывает опыт всемирной истории, самое прочное основание всех государств заключается в материальном и нравственном благополучии народа. Государство сущностно изменяется тремя путями: или потому, что государственный строй обновляется, реформируется, или потому, что оно разлагается, или потому, что оно коренным образом преобразуется в ходе социальной революции, когда изменяются уже сами принципы данного государства.
Идея разделения властей и институты власти. Чтобы исключить деспотизм, говорит И. Кант, необходимо строгое разделение власти. В каждом разумно устроенном государстве действуют три ветви власти: законодательная, издающая законы; исполнительная, осуществляющая управление на основании изданных законов; судебная, контролирующая соблюдение законов и осуществляющая правосудие. Деспотизм появляется там, где не обеспечена достаточная независимость одной ветви власти от других. Законодатель не может быть правителем, ибо первый издает законы, а второй подчиняется им. Ни законодатель, ни правитель не могут творить суд: они лишь назначают судей.
В истории политических учений разработано множество идей о разделении властей; классической теорией по этому вопросу считается теория Ш. Монтескье.
Разумеется, наиболее предпочтительна полная гармония между всеми тремя ветвями власти, но гармония предполагает и противоречие, и борьбу. Если же власть законодательная и исполнительная соединены в одном лице или учреждении, то свободы не будет. «Не будет свободы и в том случае, если судебная власть не отделена от власти законодательной и исполнительной. Если она соединена с законодательной властью, то жизнь и свобода граждан окажутся во власти произвола, ибо судья будет законодателем. Если судебная власть соединена с исполнительной, то судья получает возможность стать угнетателем»81.
Главная цель деятельности законодателей заключается в том, чтобы обеспечить своему народу нормальную, спокойную, в меру возможности социально справедливую жизнь. При этом «все, что зависит от законодательной власти, часто лучше устраивается многими, чем одним» 1. «Представительное собрание следует также избирать не для того, чтобы оно выносило какие-нибудь активные решения, — задача, которую оно не в состоянии хорошо выполнить, — но для того, чтобы создавать законы или наблюдать за тем, хорошо ли соблюдаются те законы, которые им уже созданы, — дело, которое оно — и даже только оно — может очень хорошо выполнить»82. Иными словами, если законодательная власть является выражением общей воли государства, то исполнительная — механизмом реализации этой воли.
В свободном государстве законодательная власть имеет право и должна рассматривать, каким образом приводятся в исполнение созданные ею законы. В этом состоит преимущество такого правления над тем, которое имело место у разных народов, когда исполнительная власть не отчитывается в своем управлении перед законодательной властью. Исполнительная власть, по мнению Ш. Монтескье, должна быть в руках одного лица или немногих, так как эта сторона правления, почти всегда требует действия быстрого и лучше исполняется одним или немногими, чем многими: парламент не может осуществлять и исполнительную власть. «Если исполнительная власть не будет иметь права останавливать действия законодательного собрания, то последнее станет деспотическим, так как, имея возможность предоставить себе любую власть, какую она только пожелает, оно уничтожит все прочие власти»83.
Судебная власть, столь страшная для людей, не должна быть связана ни с известным положением, ни с какой-либо партией: она должна быть, так сказать, невидимой для народа. «Люди не имеют постоянно перед глазами судей и страшатся уже не судьи, а суда»84. По словам Цицерона, судья — это говорящий закон, а закон — это немой судья.
В идеале между этими тремя ветвями власти мыслится установление такой гармонии, что правопорядок явил бы собой свое высшее совершенство. Но исторический опыт подсказывает, как трудно последовательно реализовать принцип разделения властей так, чтобы соблюдались их равенство, полная независимость и баланс между ними. На практике происходит постоянное колебание, когда чаша весов одной ветви власти перевешивает другую и возникают противоречия, нередко доходящие до конфликта. Это особенно характерно для переходных периодов, например, при переходе от тоталитарных форм правления к демократическим, когда происходит становление демократических институтов и демократия выступает как нечто «рыхлое» и хаотичное, в ее рядах наблюдается разброд — и идейный, и организационный. В период стабильного развития гармоническое сотрудничество всех ветвей влас-
ти — залог единства государства.
Политика и нравственность. Установить в безусловном нравственном начале внутреннюю и всестороннюю связь между истинной нравственностью и умной политикой — вот главное притязание нравственной философии к частной политике.
Еще Аристотель говорил, что понимание и проведение политики предполагает развитые представления о нравственности, добродетелях, знание этики. Духовно возвышая человека, нравственность, по словам
В. Виндельбанда, может в известных обстоятельствах и разоружать его, ставя житейски в невыгодное положение. Это особенно сказывается при столкновении с наглостью: «Совесть не позволит нравственному человеку пустить в ход такие средства, применение которых может дать решающий перевес над ним его противнику, обладающему менее чуткой совестью... Это относится также и к жизни народов, и это надо принять в соображение, когда вопрос идет об отношении политики и морали»85. Но если политик будет руководствоваться тем соображением, что так называемые высшие цели дают ему моральное право не сообразовываться с нравственными нормами, ограничивающими его произвол, то он может довести общество до самых печальных для него результатов. Мудрый политик считает своей обязанностью согласовывать все свои политические и социальные решения и действия с нормами морали.
Однако в истории политических учений можно встретить утверждение, что политика — дело грязное: она находится по ту сторону добра и зла и с моралью несовместима. По словам Н. Макиавелли, государственная мораль отличается от морали отдельного человека, и государь, желающий удержаться в своем кресле, может и не быть добродетельным, но непременно должен приобрести умение казаться или не казаться таковым, смотря по обстоятельствам. Это он оправдывал тем, что во всех действиях людей... кроме трудностей успеха, есть еще всегда рядом с добром и зло, так тесно с ним связанное, что невозможно пользоваться одним, не подвергаясь другому. Это доказывают все поступки людей. Таким образом, добро достигается с трудом, разве только если счастье настолько благоприятствует вам, что превозмогает это обыкновенное и естественное неудобство86.
Социальные мыслители давно научились четко отличать политические критерии от моральных. Однако необходимо понимание и их единства. Так, Ж-Ж. Руссо осуждал тех государственных деятелей, которые считают, что при конкретной ситуации, когда все решает формула «Цель оправдывает средство», щепетильность в этических вопросах будто бы излишня. Императив всегда быть на высоте нравственных санкций, быть справедливым, честным и не переоценивать себя, свои возможнос-
ти — верный признак мудрости государственного деятеля.
По мнению Ш. Монтескье, «почти все дела портит то, что люди, предпринимающие их, кроме главной цели стремятся еще достигнуть мелких частных успехов, которые льстят их самолюбию и их самодовольству.
Я думаю, если бы Катон был сохранен для республики, он дал бы совершенно другое направление делам. Цицерон, который мог прекрасно играть вторые роли, не был способен к первым. Он обладал великим умом, но обыкновенной душой. Для Цицерона на втором плане стояла добродетель, для Катона — слава. Цицерон в первую очередь думал о себе, Катон всегда забывал себя; последний хотел спасти республику ради нее самой, первый — ради своего тщеславия»87.
Но чтобы ни говорили, политика допускает хитрость, если она сочетается с представлением о большом уме или о великих делах: уловки в политике не оскорбляют ее, если это не вероломство, влекущее за собой несчастья народа. Никакая реальная политика, видимо, невозможна без хотя бы элементов лукавства.
Тот, кто вступил на стезю политического деятеля, обязан понять, что к этому служению необходимо и интеллектуально, и нравственно подготовиться: политика — это одна из самых тонких, глубоких, сложных и, что самое главное, самых ответственных видов деятельности. Ведь известно, что всякой профессии учатся (сапожному, слесарному делу и т.д.), при этом учатся старательно и долго. Но создалось ложное впечатление, будто для такого тонкого дела, как политика, нужны лишь предприимчивость, напористость, ловкость рук и хорошо подвешенный язык. А если, говорит И.А. Ильин, найдется много доверчивых глупцов, так на то им и глупость дана, чтобы доверять и плестись в хвосте более бойких болтунов. И вот последствия этого: множество полуобразованных дилетантов занимается безответственной политикой. Они ставят неверные вопросы, решают их вкривь и вкось, пишут, печатают и фразерствуют... фразерствуют без конца. Именно к такому нахрапу, продолжает Ильин, сводится советская государственность; Октябрьский переворот родился именно из такой политики.
Фальшивые решения незаметно внедряются в сознание, становятся привычными и распространенными воззрениями, незаметно создавая атмосферу безответственной фразы, ошибочности и лжи. Яркий пример тому доктрина марксизма-ленинизма и ее окаменевшие («твердокаменные») последователи — счастливые «обладатели истины», впавшие в тоталитарное безумие с его трагическими последствиями.
В заключение стоит привести слова И.Канта: «Истинная политика не может сделать шага, не присягнув заранее морали... так как мораль разру-бает узел, который политика не могла развязать, пока они были в споре».88
Правда бывает лучшей политикой! Не может пользоваться уважением и доверием народа политик, равнодушный к моральным соображениям.
Основные понятия:
культура; философия культуры; основные модели культуры: натуралистическая, классическая, неклассическая, постмодернист-ская; основные подходы к исследованию культуры: аксиологический, деятельностный, семиотический; формы духовной культуры общества; нравственность (мораль); долг; добро и зло; совесть; эстетика; искусство; основные категории эстетического сознания; религия; абсолют; религиозное знание.
Изучением культуры занимаются многие науки — история, архео-логия, социология, этнография, искусствоведение, антропология. Сущест-вуют несколько сот различных определений того, что можно назвать культурой, десятки подходов к ее изучению, теоретических концепций, моделей культуры. Это приводит и к отказу от идеи поиска утверждения какого-либо осмысления культуры как единственно верного, и к выде-лению и систематизации наиболее распространенных и перспективных в научном и практическом отношениях точек зрения на культуру.
В основе становления понятия «культура» лежит потребность в теоретическом осмыслении существенных сдвигов в общественном бытии человека, которые начались в Новое время и вызвали глубокие изменения в отношении человека к природе, обществу, самому себе. Впервые предметом философского изучения становится культура как одна из центральных категорий просветительской философии истории (Вольтер, Тюрго, Кондорсе, Вико, Гердер), занимающейся интерпретацией исторического процесса и исторического познания.
Идея культуры выражала степень развитости разумного начала, поступательного исторического развития, воплощенного в религии, науке, искусстве, праве, морали как объективациях разума. Кроме того, формируется целостное понимание культуры, рассматриваемой как развитие способностей ума (Гердер), проводится различие между культурой умения как цивилизованностью и культурой воспитания как нравственностью (Кант). Гегель анализировал такие проявления культуры, как искусство, религия, философия (наука) в качестве различных форм самопознания разума, в виде духа народа, творящего историю и формирующего своего рода «лики» культуры. В целом немецкая классическая философия рассматривала культуру как прогресс морального (Кант), эстетического (Шиллер), философского (Гегель) сознаний. Эта философия отождествляла культуру с формами духовного и политического саморазвития человека и общества, исходя из признания множества типов и форм культуры, располагающихся в определенной исторической последовательности и образующих единую линию духовной эволюции человечества.
В «философии жизни» дух, рассматриваемый как субстанция культуры, был истолкован как проявление целостности, организации психической жизни, мировоззрения, а не разума, поэтому явления культуры с точки зрения этой философии требуют особого типа постижения — психологического понимания (Дильтей). На этой основе формируются представления о культуре как о механизме социального подавления бессознательных психических процессов (Фрейд), об исторической самобытности и локальности культур, каждая из которых обладает особым менталитетом, «душевным настроем» жизни.
«Философия культуры» (этот термин в начале XIX в. ввел немецкий романтик А. Мюллер) как относительно самостоятельная область философии стремилась синтезировать теории о сущности и значении культуры как сферы духовной жизни. Основным для философии культуры явился вопрос о существовании культурных универсалей, могущих служить основанием для осмысления сфер культуры, ее судьбы. В качестве таких универсалий как норм культуротворчества, могущих служить основанием для философского осмысления как культуры в целом, так и ее отдельных проявлений, рассматривались:
1) общезначимые временные ценности — логические, эстетические, нравственные (Виндельбанд, Риккерт); 2) логические основания различных сфер культуры (Коген, Наторп); 3) символополагающая деятельность как субстанциональная основа всех сфер культуры, понимания явлений культуры как символических форм (Кассирер); 4) универсальные струк-туры ценностного сознания (Щелер); 5) представления о психобио-логическом единстве человечества (Юнг); 6) идеи об осевой изначальности смысла культуры, по отношению к которому смыслы всех ее последующих разновидностей являются своего рода частными шифрами (Ясперс).
Основные модели культуры в истории философской мысли. В истории философского осмысления культуры можно выделить основные модели культуры.
Натуралистическая модель сводила культуру к предметно-вещественным формам ее проявления, видела в культуре человеческое продолжение природы (Вольтер, Руссо, Гольбах). Натурализм превращает культуру в одно из звеньев природной эволюции, воплощающее развитие способностей «естественного человека». Именно благодаря культуре человек не исключается из природы, а образует высшее звено в ее развитии, обосновывает идеалы разумного человека из его естественных потребностей. Французские просветители заменили понятие «культура» понятием «цивилизация», лишили культуру категориального статуса, свели ее к естественным механизмам человеческого поведения, или судьбам общества, нации. Немецкие просветители в центр своего внимания ставили нравственное воспитание, связывали понятие «культура» с личностным развитием человека, тогда как «цивилизация» отождествлялась ими с социально-политической жизнью людей.
В XIX в. завершается формирование так называемой классической модели культуры. Она является своего рода результатом освобождения человека от жестокой зависимости от природного и божественного миров. В этой модели человек — субъект культуры — выступает как разумное динамичное существо, развивающее свои духовные потенции, как творец культуры.
Классическая модель характерна жестким разделением объекта и субъекта познания, предметом которого выступает надындивидуальная культурная реальность, из которой выводится культура отдельного человека. В основе этой модели культуры лежат принципы гуманизма, рационализма и историзма. Классическая модель полагает определяющей сферой развития человека духовное творчество. Культура выступает чисто духовным образованием, обусловленным актами трансцендирующего из самого себя сознания. Классический идеализм как в его субъективной (Кант: культура есть субъективное состояние и устремление личности), так и объективной (Гегель: культура — этап развития абсолютного духа) интерпретациях не есть вульгарное неприятие предметных форм человеческой деятельности, это своего рода замещение данных форм духовной предметностью.
Отождествление культуры с духовными образованиями в дальнейшем привело к неудовлетворенности классической моделью, к ее критике за умозрительность, неспособность дать объяснение фактическому материалу, получаемому в эмпирических исследованиях конкретных форм культуры. Но накопление эмпирического материала о различных культурах вновь поставило исследователей перед необходимостью его теоретического осмысления, восприятия этого материала как принадлежащего именно культуре. Эта необходимость и привела к созданию культурологии как относительно самостоятельной системы знания о культуре.
В марксистской философии классическая модель культуры получила материалистическую интерпретацию: культура осознается не как чисто духовная проблема воспитания и просвещения индивида, а как проблема создания необходимых условий (прежде всего — материальных) для всестороннего и целостного развития человека. Эта трактовка основана на том, что культура может быть понята не из себя самой, а только в связи с обществом, с трудом, что культура есть не только совокупность его результатов, но и сам процесс человеческой деятельности.
Следует также отметить, что кризис классической модели был вызван не только ее недостаточной методологической эффективностью, но и тем обстоятельством, что данная модель воплощала идеологию европоцентризма: неевропейские формы культуры воспринимались как недоразвитые, неполноценные, уступающие западноевропейской вследствие отсутствия в них многих традиционных ценностей.
Бурное расширение контактов с неевропейскими культурами, кризис колониализма, углубление исследований сущности культуры, сомнения в линейной прогрессивности ее развития, относительная самостоятельность культур — все эти факторы способствовали появлению идеи равноценности всего многообразия культур, их локального существования и цикличного временного развития (Шпенглер). Растущий интерес вызывают представления о так называемом «диалоге культур», о невозможности понять природу любой культуры без ее сопоставления с иными, о важности взаимопонимания людей разных культур. Все это привело к появлению других моделей культуры.
Неклассическая (модернистская) модель ориентируется на повседневную жизнь человека. Культура личности, этноса, социума рассматриваются как элементы культурной реальности, взаимодействующие между собой и воспринимаемые человеком в процессе переживания, а не рационального осмысления своего бытия. Для модернистской модели характерны пессимизм, идея абсурдности, «темнос-ти» мира, приоритет личного перед общественным в жизни человека, тенденции нежелательности упорядоченного моделирования мира.
Классическая и модернистская модели основаны на возможности абсолютного субъекта познания и воспроизводства культурной реальности.
Постмодернистская модель такую возможность отвергает. В онтологическом плане эта модель связана с осмыслением того обстоятельства, что мир как бы противится воздействию на него человека, что порядок вещей «мстит» нашим попыткам его творчески преобразовать, перевести из «неразумного» состояния в «разумное» (классическая модель культуры). Скептическое отстранение от установки на преобразование мира влечет за собой отказ от попыток его систематизации: мир не только не поддается человеческим усилиям, но и не умещается ни в какие теоретические схемы (Бодрийар). Распадается субъект культуры как центр системы представлений о мире, формируется новый тип философского осмысления культуры — философствования без, субъекта. В отличие от классической, постмодернистская модель отказывает в универсальности представлений о сводимости всех проявлений культуры и какой-то первооснове, обращает внимание на их самодостаточность.
Понятие «культура» как предельно общее не может быть выражено через какое-то одно адекватное определение, полученное с помощью формально-логической процедуры причисления к роду или выделения совокупности признаков. Поэтому определения культуры выступают как ее интерпретации в зависимости от того или иного аспекта рассмотрения культуры. Можно выделить ряд достаточно разработанных в зарубежной и отечественной науке подходов к осмыслению феномена культуры.
Аксиологический (ценностный) подход заключается в выделении той сферы бытия человека, которую можно назвать миром ценностей. Именно к этому миру, с точки зрения сторонников данной концепции, и применимо понятие культуры. Она выступает своего рода итогом всего многообразия деятельности человека, как совокупность материальных и духовных ценностей, как сложная иерархия идеалов и смыслов, значимых для конкретного общественного организма. Согласно ценностному подходу, культура есть не что иное, как реализация идеально-ценностных целей, предметный мир, взятый под углом зрения его значения для человека. Этот подход выступает как реализация субъектно-объективных отношений. Его главные проблемы — понимание природы ценностей, их происхождение и общезначимость.
В деятельностном подходе культура выступает специфическим способом человеческой жизнедеятельности. Культура рассматривается как диалектически реализующийся процесс в единстве его объективных и субъективных моментов, предпосылок и результатов. Поиски содержательного определения культуры приводят, таким образом, к пониманию родового способа бытия человека в мире, а именно — к человеческой деятельности как подлинной субстанции человеческой природы. Реализующееся в деятельности единство субъективного и объективного позволяет понять культуру как «систему внебиологически выработанных механизмов, благодаря которым стимулируется, программируется и реализуется активность людей в обществе»
(Э. Маркарян). Другими словами, культура выступает как «способ деятельности» (В. Давидович, Ю. Жданов), «технологический контекст деятельности» (З. Файнбург), что придает человеческой активности внутреннюю целостность и особого рода направленность. Тем самым культура есть способ регуляции, сохранения, воспроизведения и развития общества, она понимается как «технология производства и воспроизводства человека и общества», своего рода «ген» жизнедеятельности людей, основа творческой активности человека, механизм адаптации и самодетерминации личности в обществе. Такой подход тяготеет к технологической трактовке культуры, что вытекает из специфики человеческой деятельности, в которой люди руководствуются внебиологическими выработанными и социально закрепленными средствами и механизмами, образующими культуру. С этой точки зрения она и выступает как своего рода «технология» человеческой деятельности.
При семиотическом подходе культура фиксируется в качестве ее сущностной характеристики: внебиологический знаковый механизм передачи опыта через так называемый социокод как знаково закрепленную совокупность деятель-постных схем, обеспечивающих социальное наследование (М. Петров). Здесь подчеркивается, что, поскольку культура является общественным образованием, принципиально важно для ее понимания рассмотрение роли знаковых систем. Кроме того, символы, знаки являются теми средствами реализации ценностей и смыслов культуры, которые наиболее доступны для изучения. Тем самым культура имеет символически коммуникационную природу.
При структуралистском подходе культура рассматривается как совокупность социальных элементов, «культурных образцов» — носителей ценностных отношений, регулирующих человеческую деятельность (брак, семья, обычаи, тексты, символы и т.п.), но без учета личного фактора.
При «социологическом» подходе культура трактуется как социальный институт, который дает обществу системное качество, позволяет рассматривать его как устойчивую целостность, отличную от природы. Здесь в значительной мере отождествляется функционирование общественных институтов и подсистем культуры (материальной, политической, духовной). Культура рассматривается с точки зрения ее функционирования в конкретной системе общественных отношений и институтов, определяющих роли и нормы поведения людей в обществе.
В ряде концепций подчеркивается роль культуры как источника информации в единстве с ее обработкой, интерпретацией и трансляцией. Культура рассматривается и как механизм передачи социального опыта, отличный от докультурного (узуального). Существуют представления об определяющей роли игры как источника культуры (Хейзинга).
При гуманитарном подходе внимание акцентируется на совершенствовании человека как духовно-нравственного субъекта культуры. В неогуманистических концепциях культура рассматривается как процесс, включающий все виды человеческого творчества и регулируемый человеком как членом коллектива. Выступая в качестве проявления человеческой сущности, культура охватывает все стороны жизни человека, предстает как процесс воспроизводства человека во всем богатстве его свойств и потребностей, универсальности. Культура, таким образом, есть процесс созидания человеком своей родовой сущности, мера человеческого в человеке.
Все эти подходы заслуживают внимания, так как в каждом из них обращено внимание на существенную сторону культуры. Они взаимодополняют друг друга, способствуют выработке более полного и глубокого представления о ней. Вместе с тем сохраняется потребность в формировании обобщенного понимания культуры, которое возможно в русле философской рефлексии.
Идея нравственности. Жизнь людей в обществе подчиняется не только правовым, но и нравственным регулятивным принципам. Нравственная субстанция, по Г. Гегелю, немыслима без социально сращенной жизни людей, т.е. феномен нравственности возможен только в обществе, во взаимоотношениях людей, их отношении к природе, к Богу, а такая жизнь требует, чтобы личная добродетель стала всеобщим принципом человеческого бытия. Существенной добродетелью, например, является моральная твердость воли человека в соблюдении им долга.
Нравственность — это исторически сложившаяся система неписаных законов, основная ценностная форма общественного сознания, в которой находят отражение общепринятые нормативы и оценки человеческих поступков.
Принято считать, что нравственные нормы есть неписаные законы. Это и верно, и не совсем так. Возьмите Библию — это мудрый свод нравственных норм и законов. То же можно сказать и о Коране, о буддийских священных текстах. Другое дело, что подавляющее боль-шинство «простых людей» не знакомо с этими книгами, а руководствуется по изустному преданию. Далее, с древнейших времен о нравственности философами написаны горы книг, но их читают еще меньшее число из гущи народной. Вот почему допустимо говорить о неписаных законах.
Само нравственное начало «предписывает нам заботиться об общем благе, так как без этого заботы о личной нравственности становятся эгоистичными, т.е. безнравственными. Заповедь нравственного совер-шенства дана нам раз навсегда в Слове Божьем и дана, конечно, не для того, чтобы мы ее твердили, как попугаи, или разбавляли собственною болтовнёю, а для того, чтобы мы делали что-нибудь для осуществления в той среде, в которой мы живем, т.е. другими словами, нравственный прин-цип непременно должен воплощаться в общественной деятельности»89.
Принимая то или иное жизненно важное решение, человек, если он нравственно воспитан и тем более религиозен, должен исходить не из соображений внешнего порядка (карьера, выгода и пр.), а исключительно из веления долга. Нравственный человек наделен чуткой совестью — удивительной способностью самоконтроля. Механизм совести устраняет раздвоенность личности. Возьмем пример с преступником на суде. Он, по И. Канту, «может хитрить сколько ему угодно, чтобы свое нарушающее закон поведение, о котором он вспоминает, представить себе как неумышленную оплошность, просто как неосторожность, которой никогда нельзя избежать полностью, следовательно, как нечто такое, во что он был вовлечен потоком естественной необходимости, чтобы признать себя невиновным; и все же он видит, что адвокат, который говорит в его пользу, никак не может заставить замолчать в нем обвинителя, если он сознает, что при совершении несправедливости он был в здравом уме, т.е. мог пользоваться своей свободой выбора».
Нравственность проявляется в отношении человека к семье, своему народу, родине, другим народам. Она распространяется и на отношение личности к самой себе. Если человек занимается самоистязанием или совершает самоубийство, общество осуждает его: человек — общественное достояние. И общество требует от человека, чтобы он относился к себе в соответствии с интересами общества: сохранял свое здоровье, трудился, вел себя достойно.
Нравственное сознание включает в себя принципы и нормы нравственности. Таким образом, нравственность — это и определенная сторона объективных отношений людей, их поступков, и форма сознания. Мы говорим и о нравственном поступке, и о нравственных представлениях, понятиях. Нравственное сознание обладает сложной структурой, элементами которой являются нравственные категории, нравственные чувства и нравственный идеал как представление и понятие о высшем проявлении нравственного, вытекающего из социального идеала совершенного миропорядка.
Основным проявлением нравственной жизни человека является чувство ответственности перед обществом и самим собой и вытекающее из него сознание вины и покаяния. Правила, которыми люди руководствуются в своих взаимоотношениях, составляют нормы нравственности, которые формируются стихийно и выступают как неписаные законы: им подчиняются все как должному. Это и мера требований общества к людям, и мера воздаяния по заслугам в виде одобрения или осуждения. Правильной мерой требования или воздаяния является справедливость: справедливо наказание преступника; несправедливо требовать от человека больше, чем он может дать; нет справедливости вне равенства людей перед законом.
Нравственность предполагает относительную свободу воли, что обеспечивает возможность сознательного выбора определенной позиции, принятие решения и ответственности за содеянное. Если бы поведение людей фатальным образом предопределялось сверхъестественными силами, внешними условиями или врожденными инстинктами, как, например, у насекомых, то не имело бы смысла говорить о нравственной оценке поступков. Но нравственности не могло быть и в том случае, если бы человеческие поступки ничем не обусловливались, если бы царила стихия абсолютно свободной воли, т.е. полный произвол. Тогда не могло бы существовать социальных норм, в том числе и нравственных.
Нравственные нормы, принципы и оценки в конечном счете выражают и закрепляют правила поведения, которые вырабатываются людьми в труде и общественных отношениях.
Истоки нравственности восходят к обычаям, закрепившим те поступки, которые по опыту поколений оказались полезными для сохранения и развития общества и человека, отвечали потребностям и интересам исторического прогресса. Первично нравственность выражалась в том, как фактически вели себя люди, какие поступки они позволяли себе и другим, как они оценивали эти поступки с точки зрения их полезности для коллектива. Нравственное выступало как стихийно обобщенный и устойчивый образ действий людей, как их нравы.
Нравственность в историческом развитии обладает известной преемственностью, относительной самостоятельностью: каждое новое поколение не создает заново всех норм поведения, а заимствует моральные ценности прошлых эпох, видоизменяя, развивая их. В нравственности, как и во всех других областях познания, в общем, наблюдается исторический прогресс. Мораль рабовладельческого общества исходила из представления о рабе как о человеке, «подлом по своей природе», и потому полностью оправдывала обращение с ним, как с вещью или скотом. Несмотря на всю гнусность эксплуатации, в период феодализма имел место некоторый прогресс нравственности: личность стала духовно богаче, усложнились ее отношения с обществом, повысилось чувство ответственности, сформировались и наполнились более богатым содержанием понятия чести, достоинства, долга и т.д. Так, рыцарская честь повелевала вызвать оскорбителя на дуэль. Но мораль феодалов допускала и порку крестьян, и право первой ночи, и др.
Вместе с тем возникли и развивались теоретические поиски пра-вильной нравственной ориентации человеческой личности в ее отношении к обществу, семье, родине. Возникли нравственные воззрения как особая область знания.
Если нравственные нормы столь изменчивы, то можно ли говорить об их истинности? Представители этического релятивизма отрицают саму возможность существования объективного критерия нравственных оценок. На самом деле, как в области науки имеют место истина и заблуждение, так и в сфере нравственности существуют верные и ложные оценки поступков людей. Нормы нравственности подлежат научному обоснованию: истинны те нравственные нормы, которые служат интересам общественного прогресса.
Добро и зло, долг, совесть и счастье. Исходными категориями нравственности являются добро и зло. Добро — это нравственное выражение того, что способствует счастью людей. Безусловно нравственное, каковым является добро, для нас есть, говоря языком Г.Гегеля, единство себя и своего другого, т.е. нравственный синтез относительного и абсолютного, общего и единичного. Добро, и только оно, оправдывает себя и вызывает доверие к нему. Добрый человек оправдывается своими добрыми и правыми делами. По словам И.А.Ильина, чтобы оценить доброту и постигнуть ее культурное значение, надо непременно самому испытать ее: надо воспринять луч чужой доброты и пожить в нем и надо почувствовать, как луч моей доброты овладевает сердцем, словом и делами моей жизни и обновляет ее. Но, может быть, еще поучительнее испытать чужую недоброту в ее предельном выраже-нии — вражды, злобы, ненависти и презрения, испытать ее длительно, всесторонне как систему жизни, как безнадежную, пожизненную атмосферу бытия.
Отрицательные явления в общественной и личной жизни людей, силы тормоза и разрушения именуются злом. Злая воля стремится к тому, что противоречит интересам общества. Однако диалектика истории внутренне противоречива. Зло, по Г. Гегелю, может выступать как форма, в которой проявляется не только тормозящая, но и движущая сила истории. И.В. Гете отмечал, что зло выступает и как отрицание, сомнение, как необходимый момент дерзкого движения человеческого разума к познанию истины, как ирония над человеческими иллюзиями. Всякий новый шаг вперед в истории является протестом против старых «святынь» и оценивается современниками как зло.
Всюду, где человек связан с другими людьми определенными отношениями, возникают взаимные обязанности. Социальные обязанности, налагаемые на каждого члена общества своим народом, родиной, другими народами, своей семьей, принимают форму нравственного долга. Добродетель есть, по И. Канту, моральная твердость воли человека в соблюдении им долга. Действительная нравственность есть должное взаимодействие между единичным лицом и его данной средой — природной и социальной. Перед природой человек тоже находится в долгу. Нравственность признает человеком долга того, кто полезен обществу и содействует его движению вперед, кто нетерпим к нарушениям общественных интересов. Человека побуждает выполнять свой долг осознание им интересов той общественной группы, к которой он принадлежит, и своих обязательств по отношению к ней. Кроме знания моральных принципов важно еще и переживание их. Если человек переживает несчастья родины так же остро, как свои собственные, успех своего коллектива, как свой собственный, тогда он становится способен не только знать, но и переживать свой долг. Иначе говоря, долгом является то, что должно быть исполнено из моральных, а не из правовых соображений. С моральной точки зрения я должен и совершать моральный поступок, и иметь соответствующее субъективное умонастроение.
Совесть являет собой способность личности осуществлять моральный самоконтроль, самостоятельно ставить перед собой нравственно санкционированные цели и осуществлять самооценку совершаемых поступков, испытывать чувство личной ответственности за свои действия. Другими словами, совесть — это осознание личностью своего долга и ответственности перед обществом.
Говоря о совести, мы имеем в виду и силу положительного зова души, и ее укоры за «не то» и «не так» содеянное. Между должным и внутренними мотивами поступков людей имеют место острые коллизии. Их разрешает внутренний суд — суд совести. «Вот, например, — говорит Ф.М. Достоевский, — человек образованный, с развитой совестью, с сознанием, сердцем. Одна боль собственного его сердца, прежде всяких наказаний, убьет его своими муками. Он сам себя осудит за свое преступление беспощаднее, безжалостнее самого грозного закона»90. Иначе говоря, совесть есть внутри-меня творимый суд над моими собственными чувствами, желаниями, помыслами, словами и поступками, т.е. суд моего Я над ним же самим. Механизм совести устраняет раздвоенность человека. Нельзя все правильно понимать, но неправедно поступать. С совестью нельзя играть в прятки. Никакие сделки с ней невозможны.
В системе нравственных категорий важное место принадлежит достоинству личности, т.е. осознанию ею своего общественного значения и права на общественное уважение. Мерилом человеческого достоинства является общественно полезный труд.
Коренной вопрос этики — смысл человеческой жизни, который заключается в совпадении основной направленности субъективных установок, позиций личности с общими тенденциями развития общества. С этим тесно связано человеческое счастье, представляющее собой нравственное удовлетворение, проистекающее от сознания правильности, величия и благородства основной жизненной линии поведения. Секрет счастья — в умении доставить и людям, и себе радость, в умении организовать свою жизнь так, чтобы с наибольшей полнотой выявить свои творческие способности. Источник счастья заключается в полноте проявления физических и духовных сил человека. Счастье многогранно. Главный стержень человеческого счастья — творчество в любой области: в труде умственном и физическом. В творениях человек проявляет свою индивидуальность и осознает, что это его детище, часть его Я, которая вливается в море общей культуры, как чего-то более емкого и долговечного, чем личное бытие отдельного человека.
Каково требование религиозной нравственности? Оно таково: «имей в себе Бога» и «относись ко всему по-Божьи».
В заключение еще раз приведу знаменитые слова И. Канта: «Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, — это звездное небо надо мной и моральный закон во мне»91.
Сущность эстетического и формы его проявления. Эстетическое сознание — это феномен духовной культуры. Как отмечали многие мыслители и как развернуто показал Г. Гегель, разум безжизнен без чувства и бессилен без воли. Понятия Истины и Добра неполны без Красоты, а она в свою очередь проявляется там, где разум приблизился к истине, а воля направлена на добро. «Я убежден, — писал Гегель, — что высший акт разума, охватывающий все идеи, есть акт эстетический и что истина и благо соединяются родственными узами лишь в красоте»92. Ни в одной области нельзя быть духовно развитым, не обладая эстетическим чувством.
Античность активно рефлексировала над своей духовной деятельностью, причем не только над ее содержанием, но и над ее формой, что проявилось во введении эстетических понятий красоты, меры, гармонии, совершенства в состав основных категорий бытия. Свою приверженность к эстетическому античные мыслители объясняли тем, что только эта форма адекватно выражает бытие и мир в целом, имеющий в своей основе глубоко скрытый за вещами, за, казалось бы, хаотичными формами фундаментальный принцип гармонии и красоты. Красота для античности была атрибутом самого мира, а не только взирающего на этот мир человека. Кроме того, красота и гармония являлись также и синонимами разумного, ибо ясно, что устроенный по законам красоты мир не может быть устроен неразумно, и, наоборот, если он устроен разумно, то ясно, что он устроен по законам гармонии. Конкретное воплощение Красоты как принципа мирового устройства трактовалось, конечно, по-разному: она заключалась то в Идее, Уме, как у Платона и Аристотеля, то в Числе, как у Пифагора. Но как бы то ни было, а учение о красоте в античной эстетике, по существу, не отделялось от учения о бытии, а это значит, что вопросы об Истине, Красоте и Благе не были в классической античности разными вопросами: они сливались в нераздельное единство. Не только классическая античность, но и конец античности, и все средневековье характеризуются вхождением эстетического внутрь основных — философских или теологических — обсуждаемых вопросов.
В античности были разработаны не только фундаментальные категории красоты и гармонии, но и более «технические» эстетические понятия, которые лежат в основе современных представлений. Это, прежде всего, понятия мимесиса (подражание) и катарсиса (очищение). В понятии мимесиса античность отразила проблему особой формы подражания миру, которая свойственна ремеслам и искусству, создающим вторую наряду с природным миром реальность, а в понятии катарсиса заложено учение об очищающей психологической силе искусства, которое путем потрясения добивается от слушателя эффекта сопереживания и эстетического удовлетворения.
Специальная рефлексия над эстетическим началась в эпоху Возрождения, когда на первое место был выдвинут человек. Авторитет эстетической терминологии резко возрос, и она вернулась в состав философского знания. В XVIII в. немецкий философ А. Баумгартен ввел специальный термин «эстетика» для обозначения раздела философии, изучающего «теорию чувственного познания». Эстетика (от греч. aisthetikos) — ощущающий, чувствующий, чувственный. Факт обособления эстетики как самостоятельной формы духовной деятельности закономерно привел и к обособлению Красоты, которая раньше внутренне пронизывала, а тем самым и синтетически объединяла Истину и Добро, а теперь вступила в качестве равноправного персонажа в развивающуюся историческую драму, в борьбу за лидирующее положение. Красота была объявлена «совершенством чувственного познания», а местом пребывания Красоты стал мыслиться уже не мир сам по себе (как это было в античности), а искусство как результат творческой деятельности человека. Искусству не только дозволено, но и предписано рассмотрение природы сквозь призму эстетических чувств человека, сквозь призму нравственности. Красота, в которой чувственная привлекательность пронизана нравственной благостью, действует как чудо.
Признание эстетического свойства у одного только искусства лишало эстетическое сознание его синтезирующей функции, обособляло эстетику от всех других видов деятельности, от социальной жизни вообще, превращало искусство в самоцель. С этой точки зрения, истина относилась к миру, а красота — к человеческому творчеству или к красоте природы, взятой вне социума. Впервые в истории между Истиной и Красотой была установлена логическая пропасть, та же пропасть, которая разделяет природу и творческий дух человека.
Наиболее развернутое обоснование этой точки зрения дали романтики (А. и Ф. Шлегели), затем она получила развитие в классическом немецком идеализме (К. Фишер), в неокантианстве XIX и XX вв.
(Г. Коген). Аналогичные построения лежат в основе всех разновидностей собственно эстетической теории «чистого искусства», т.е. искусства ради искусства. Красота здесь ставится выше и Истины, и Добра. Искусство, согласно Б. Кроче, само по себе есть высшая реальность; оно находится вне познания и вне морали. С этой точки зрения, человек как создатель искусства абсолютно самодостаточен, он не нуждается ни в природе, ни в обществе. Истинным миром духа, высшей реальностью бытия является мир искусства (Ш. Бодлер, О. Уайльд), которое одно только способно восполнить недостаточность и ущербность социального бытия (русский символизм) и которое затмевает все «обреченные на неудачу» попытки естественных и общественных наук проникнуть в глубинную, экзистенциальную природу самого человека (Ж.П. Сартр).
Согласно И.В. Гете, между Истиной и Красотой нет резкой границы, напротив, Красота и есть Истина; она суть проявление глубинных законов природы, которые без обнаружения их в феноменах навсегда остались бы скрытыми для нашего взора. Законы природы и законы красоты не могут отделяться друг от друга. Все то, что в природе прекрасно, говорит Гете, является выражением законов природы. Человек здесь уже не самодостаточен для искусства: оно закономерно обращается и к внешнему миру, причем не только к природе, но и к обществу, к другим людям. С другой стороны, и наука не самодостаточна для познания мира. По Гете, тот, кому природа начинает открывать свои тайны, испытывает непреодолимое, страстное стремление к ее наиболее достойному толкованию средствами искусства.
Эпоха Просвещения и практически вся официальная идеология начала XIX в. были пронизаны рационализмом, т.е. были склонны доверить решение основных вопросов бытия естественнонаучному разуму; с этой точки зрения искусство считалось не средством познания мира, а только формой человеческого самоутверждения. С конца XIX в. европейские философы настойчиво заговорили о «кризисе рационализма» (С. Кьеркегор, Ф. Ницше, О. Шпенглер), о необходимости вернуть в культуру принцип триединства разума, воли и чувства, т.е. Истины, Блага и Красоты, утверждая, что в процессе деятельности и познания мира и самого себя человек не должен ограничиваться разумом или волей, что без эстетического восприятия мира и самого себя он теряет главное — свою органичную связь с миром, свою внутреннюю цельность, а значит, и нравственно-психологическую устойчивость. Нельзя относиться к идее прекрасного только как к созданному самим человеком атрибуту совершенных произведений искусства. Эстетическое отношение должно быть распространено и на мир в целом, и на все виды деятельности, и на внутреннюю жизнь самого человека. Только эстетическое обеспечивает целостность культуры93.
Для русской культуры XIX в. был характерен именно гетевский взгляд на сущность прекрасного, причем если в западноевропейских эстетических учениях больший упор делался на соответствии законов Красоты и законов природы, а сами законы Красоты считались все же атрибутом одной только человеческой, деятельности, то пафос русской культуры шел дальше. В нашумевшей диссертации Н.Г. Чернышевского «Эстетическое отношение искусства к действительности» прекрасным считалась сама жизнь, та жизнь, какой она должна быть, т.е. речь шла не просто о соответствии, но о предполагаемом в будущем тождестве Истины и Красоты. Против формального эстетизма, противопоставлявшего себя социальному бытию, выступали В.Г. Белинский, Д.И. Писарев,
Н.А. Добролюбов, Л.Н. Толстой, видевший в искусстве прежде всего средство морального воздействия и нравственного сближения людей, и Ф.М. Достоевский, подчеркивавший религиозное значение красоты.
Неотъемлемым аспектом эстетического сознания являются эстетические чувства. Эстетическое чувство — это просветленное чувство наслаждения красотой мира. «Эмоции искусства суть умные эмоции. Вместо того чтобы проявиться в сжимании кулаков и в дрожи, они разрешаются преимущественно в образах фантазии»94. Эмоционально-эстетическое отношение человека к жизни есть всегда раскрытие (подчас логически до конца не оформленное) каких-то существенных сторон, связей реальности. Эстетические чувства относятся к высшим формам душевных переживаний. Они предполагают осознанную или неосознанную способность руководствоваться понятиями прекрасного при восприятии явлений окружающей действительности, произведений искусства. Эстетические чувства возникают в единстве с нравственными и познавательными чувствами и обогащаются в связи с ними. По степени обобщенности своего предметного содержания эстетические чувства подразделяются на конкретные (например, чувства к тому или иному художественному произведению) и абстрактные (чувство трагического, возвышенного). Начиная от чувства умеренного удовольствия человек может пройти ряд ступеней вплоть до эстетического восторга.
Эстетическое чувство развивалось и совершенствовалось, открывая перед человеком все новые и новые стороны действительности — прекрасные и безобразные, комические и трагические, возвышенные и низменные. Это чувство настолько глубоко дифференцировало духовный мир человека, что со временем даже определенные устойчивые эстети-ческие представления приобрели огромное количество оттенков. Так, объективно-комическое в системе эстетического восприятия получило такие свои оттенки, как чувство юмора, сарказма, трагикомического и т.д. В отличие от сатирического восприятия Действительности чувство юмо-
ра — это способность человека добродушно подшучивать над тем, что ему дорого, проявляя в этом глубоко эстетическое отношение к этому дорогому для него объекту.
Развитое эстетическое чувство делает личность человека индивидуально неповторимой, дифференцирует его внутренний мир и вместе с тем гармонически сочетает в нем духовные качества. Человек с развитым эстетическим чувством — это человек творческого порыва, творческого отношения к жизни.
Характерно, что человек с развитыми здоровыми эстетическими потребностями надолго сохраняет не только духовную, но и физическую молодость, так как творческий, активный импульс его жизни повышает общий тонус жизнедеятельности его организма. Действительно, постоянное общение с природой, умение видеть и создавать красоту в труде, в отношениях между людьми, способность глубоко чувствовать и понимать искусство — все это усиливает жизнеспособность человека, освобождая его от многих ненужных отрицательных эмоций и переживаний. Развитые эстетические потребности делают более высокой общую культуру чувств, очищая их от вульгарных, примитивных и грубых переживаний.
Эстетические эмоции, совершенствуя человечество, совершенствуют и каждого отдельного человека. Благодаря им духовный мир каждого человека становится глубоко индивидуальным и неповторимым. Свободное и широкое развитие эстетических потребностей человека порождает в нем только ему присущий склад эмоциональной жизни, делает его жизнь интересной и красочной, дает ему объективно возникшее ощущение своей оригинальности и социальной значимости.
Эстетическое сознание существует в каждом акте человеческой активности, будь то научное мышление, чувственное созерцание, производственная деятельность или даже бытовая сфера. Человек оценивает с эстетических позиций любое свое проявление, каждое противостоящее ему объективное явление, словом, вообще все, что только вовлекается в сферу его опыта. Эстетическое сознание образует существенную составную часть духовного богатства людей. Эстетические свойства явлений природы дано видеть и слышать лишь эстетически развитому глазу и уху человека. Эстетическими свойствами, художественностью пренебрегают, по Ф.М. Достоевскому, только лишь необразованные и «туго развитые» люди.
Искусство — это профессиональная сфера деятельности, в которой эстетическое сознание из сопутствующего элемента превращается в основную цель. Как бы ни был силен обязательно присутствующий эстетический момент в деятельности, например, ученого, не он все-таки определяет основное содержание его исследований. В искусстве эстетическое сознание становится главным.
Эстетическое есть непосредственно данная чувственная выразительность внутренней жизни предмета, которая запечатлевает в себе двусторонний процесс «опредмечивания» человеческой сущности и «очеловечивания» природы и которая воспринимается человеком бескорыстно и переживается как самостоятельная жизненная ценность. «Человек жаждет ее, находит и принимает красоту без всяких условий, а так потому только, что она красота»95.
Философия искусства. Эстетическое отношение к действительности, содержащееся во всех видах человеческой деятельности, не могло не стать предметом самостоятельного культивирования. Таким особым видом человеческой деятельности, в котором эстетическое, воплотившись в художественное, есть и содержание, и способ, и цель, является искусство; оно «никогда не оставляло человека, всегда отвечало его потребностям и его идеалу, всегда помогало ему в отыскивании этого идеала — рождалось с человеком, развивалось рядом с его исторической жизнью».
Искусство служит средством самовыражения человека, и, следовательно, предметом искусства являются как отношения человека и мира, так и сам человек во всех его измерениях — психологическом, социальном, нравственном и даже бытовом. Гуманитарные науки — и психология, и социология, и этика и т.п. — также имеют своим предметом человека, но все они рассматривают его с какой-либо одной и притом сознательно ограниченной точки зрения. Искусство же не только берет человека в его цельности, но и затрагивает все самые глубокие и еще не изведанные наукой пласты того удивительнейшего феномена в мире, которым является человек — тайна тайн природы. Искусство говорит с нами на своем особом языке, которому надо научиться прежде, чем он станет понятен.
Искусство, зародившись еще в первобытном обществе, приобрело свои основные черты в античности, но и в то время оно не сразу начало мыслиться как особый вид деятельности. Вплоть до Платона (включая и его самого) искусством называлось и умение строить дома, и навыки кораблевождения, и врачевание, и управление государством, и поэзия, и философия, и риторика. Процесс обособления собственно эстетической деятельности, т.е. искусства в нашем понимании, начался в конкретных ремеслах (здесь он привел к созданию, например, орнаментов), а затем был перенесен в область духовной деятельности, где эстетическое также не было сначала обособлено от утилитарного, этического и познавательного.
Искусство как таковое, в отличие от философии, науки, религии и этики, начинается там, где целью эстетической деятельности становится не познание или преобразование мира, не изложение системы этических норм или религиозных убеждений, а сама художественная деятельность, обеспечивающая создание особого (второго наряду с предметным), изящно вымышленного мира, в котором все является эстетическим созданием человека. Две черты составляют его особенность. Во-первых, мир этот не есть порождение чистого вымысла, не имеющего никакого отношения к действительному миру. У автора может быть исключительно могучая фантазия, но то, что изображено в художественном произведении, к какому бы направлению и жанру оно ни относилось, являет собой своеобразную реальность. По словам С. Цвейга, настоящее художественное произведение тогда достигает своей цели, когда в творении забывается, как оно делалось, и оно воспринимается как голая жизнь. Во-вторых, эта реальность, именуемая художественной картиной мира, есть лишь более или менее правдоподобное изображение жизни, но не сама жизнь. Художник интуитивно вкладывает в свое произведение помимо того, что входит в его замысел, и нечто, идущее из сферы бессознательного. В результате подлинное произведение искусства содержит неисчерпаемость истолкований, будто автору было присуще бесконечное количество замыслов96. Для чего человеку необходим этот второй мир, который, казалось бы, просто дублирует первый? Дело в том, что искусство в отличие от всех других видов деятельности есть выражение внутренней сущности человека в ее цельности, которая исчезает в частных науках и в любой другой конкретной деятельности, где человек реализует только какую-нибудь одну свою сторону, а не всего себя. В искусстве человек свободно и полновластно творит особый мир, так же как творит свой мир природа. Если и в своей практической деятельности, и в науке человек противопоставлен миру, как субъект объекту, и тем ограничен в своей свободе, то в искусстве человек превращает свое субъективное содержание в общезначимое и целостное объективное бытие.
Эстетическое переживание произведения искусства, так же как и его создание, требует всего человека, ибо оно включает в себя и высшие познавательные ценности, и этическое напряжение, и эмоциональное восприятие. Искусство обращено не только к чувствам, но и к интеллекту, к интуиции человека, ко всем утонченным сферам его духа. Художественные произведения являются не только источником эстетического наслаждения, но и источником знания: через них узнаются, воспроизводятся в памяти, уточняются существенные стороны жизни, человеческие характеры и межличностные отношения людей. Это внутреннее единство всех духовных сил человека при создании и восприятии произведений искусства обеспечивается описанной выше синкретической силой эстетического сознания. Если, читая научные, публицистические, популярные издания, человек сразу же внутренне настраивается на как бы «фрагментарное» мышление о мире, «забывая все», что ему не пригодится для восприятия данного текста, то, настраиваясь на чтение художественного произведения, он активизирует в себе все свои духовные силы: и ум, и интуицию, и чувства, и этические понятия, и свое самое потаенное Я. Нет ни одного момента в нашей внутренней духовной жизни, который не мог бы быть вызван и активизирован восприятием искусства. Поэтому основной функцией искусства является его синтетическая миссия, обеспечивающая целостное, полнокровное и свободное восприятие и воссоздание мира, которое возможно только при условии совмещения познавательных, этических, эстетических и всех других моментов человеческого духа.
Искусство отличается от науки тем, что оно направлено не просто на изучение сущности вещей, на постижение общего и закономерного в них, а на создание художественных образов, на вымысел событий, но так, чтобы это носило правдоподобный характер. Существенным для настоящего искусства является тонкое психологическое изображение характера личности и жизненно правдивое изображение личностных взаимоотношений, внутреннего мира людей, который раскрывается через эти взаимоотношения.
Синтетической силой искусства во многом объясняется тот удивлявший философов факт, что среди всего многообразия видов духовной деятельности нет ничего, что имело бы равное по своей силе социальное воздействие на человека. Это знали уже в античности. Искусство нередко даже пугало людей своей таинственной силой. Так, высказывалось мнение, что любое стремящееся к порядку государство должно запретить музыку (да и другие искусства), ибо она размягчает нравы и делает невозможной строгую субординацию. Ортодоксальное христианство в первые века своего восхождения запрещало театр и живопись как нечто, оспаривающее суровый аскетизм, которого требовали этические христианские догматы. Даже в Новое время, когда вследствие развития общественной жизни о запрещении искусства уже не могло быть и речи, государство продолжало накладывать жесткие цензурные запреты на литературу, требуя от нее послушного воспевания официального мировоззрения.
Роль искусства в общественной жизни трудно переоценить. Любое глубокое переустройство общественных порядков всегда подготавливалось при активном участии искусства. Так было и в античности, и в эпоху Возрождения. Так было и в начале 80-х гг. нашего века, когда именно писатели как бы исподволь подготовили тот мощный взрыв социальной активности, который мы наблюдаем сегодня. Не случайно именно искусство быстрее, чем, скажем, наука или право, отреагировало на изменение барометра общественной жизни в середине 80-х гг., оказавшись на переднем крае главных событий времени.
Таким образом, эстетическое сознание и его высшая форма — искусство — являются необходимейшей частью общественного сознания, обеспечивающей его целостность и мобильность, его поисковую направленность в будущее, его нравственно-психологическую устойчивость в настоящем.
Однако искусство обеспечивает не только здоровье общества, но и многовековую преемственность культуры, ее нарастающую универсальность. Создавая общезначимые идеи, образы, вырастающие до всечеловеческих символов97, оно. выражает смысл всего исторического развития. Эдип и Антигона, Гамлет и Дон Кихот, Дон Жуан и Кандид, Обломов и князь Мышкин, Мастер и Маргарита — это уже не просто художественные образы, это символы культурно-значимых общечеловеческих ценностей. Искусство вбирает в себя все достижения человечества, по-своему трансформируя и изменяя их. Без использования традиционных, живущих веками культурных символов невозможно включиться в линию преемственности культур, невозможно ощутить историю как единый процесс, имеющий определенное прошлое и только потому определенное настоящее и, главное, будущее.
Относясь к искусству, как к способу своего целостного самовыражения, человек всегда видел в нем средство для обеспечения бессмертия всех других своих достижений. Исторически значимые личности и их дела воспеваются в фольклоре, любое социально значимое событие находит свое отражение в живописи или архитектуре, музыке или поэзии. Так, «Слово о полку Игореве» неизвестного русского автора конца XII в., Ленинградская симфония Д.Д. Шостаковича, написанная в годы блокады, мемориальный комплекс в Волгограде — это выражения истори-ческой памяти народа. Народ без искусства лишен исторической памяти, а без исторической памяти он уже теряет свою национальную целостность.
Итак, синтезирующая миссия искусства проявляется и на уровне отдельной личности, скрепляя воедино все ее духовные силы, и на уровне каждого данного этапа общественного развития, обеспечивая целостное самовыражение народа, и на уровне исторической связи поколений, выражая единство поступательного прогресса культуры.
В заключение подчеркнем, что истинное содержание искусства появляется тогда, когда оно схватывает и порождает представления и образы, раскрывая самые глубокие и всеобщие человеческие интересы в виде уникальных форм их проявления.
Философия религии. Религия являет собой важный и необходимый феномен духовной жизни человека и общества. Это, по словам А. Шопен-гауэра, «метафизика народа», т.е. его философия как неотъемлемый компонент его мировоззрения. Изучением религии занимается, прежде всего, богословие, а также история и философия — каждая под своим особым углом зрения. Богословие стремится к адекватному истолкованию фактов религиозного сознания, данных путем откровения. История религии исследует процесс возникновения и развития религиозного сознания, сравнивает и классифицирует различные религии с целью найти общие принципы их становления. Философия анализирует, прежде всего, сущность религии, определяет ее место в системе мировоззрения, выявляет ее психологические и социальные аспекты, ее онтологический и познавательный смысл, высвечивает соотношение веры и знания, анализирует проблемы отношения человека и Бога, нравственный смысл религии и ее роль в жизни общества, в развитии духовности как человека, так и человечества.
Религия должна рассматриваться в разных аспектах: она осмысливает Бога как Абсолют в его отношении к человеку, природе и обществу. Существенной функцией религии является нравственно-социальное служение: она призвана сеять в душах народа мир, любовь и согласие. Религия воссоединяет жизнь двух миров — земного, природно-социального, и трансцендентного. В религии исключительное значение имеет отношение индивидуальной души к трансцендентному, — с этим связано личное душеспасение. А это предполагает рассмотрение духовного начала в единстве с материальным. При всем разнообразии религиозных воззрений, «религия всегда означает веру в реальность абсолютно-ценного, признание начала, в котором слиты воедино реальная сила бытия и идеальная правда духа»98.
Сам термин «религия» определяют различно: одни производят его от лат. religare — связывать, а другие, например, Цицерон, — от relegere — собирать. Наиболее адекватным корнем является лат. religio — благочестие, святость. По существу, религия являет собой выражение признания Абсолютного начала, т.е. Бога, от которого зависит все конечное, в том числе и человек, и стремление согласовать нашу жизнь с волей Абсолюта. Поэтому в каждой религии99 можно найти две стороны — теоретическую, в которой выражается понимание Абсолюта, и практическую, в которой устанавливается реальная связь Абсолюта с жизнью человека. При этом осмысление Бога может быть чрезвычайно разнообразным и выражаться в почитании камней (литолатрия), растений (фитолатрия), животных (зоолатрия), огня (пиролатрия) человека (различные формы антропоморфизма). Наконец, Абсолют может мыслиться в виде отвлеченной идеи, например различные понимания Бога: деистическое, теистическое, пантеистическое, включая сюда и поклонение идее человечества (культ человечества у О. Конта).
О существовании Христа можно говорить с уверенностью не потому, что существуют отрывочные упоминания о нем в древних источниках. Нет, не упоминания Тацита, Плиния-Младшего, Светония убеждают в этом, а то обстоятельство, что возникло мощнейшее движение — христианство. Следовательно, у истоков его непременно должна быть и выдающаяся Личность, как у истоков буддизма был Будда, у истоков ислама — Мухаммед.
Во всех формах религиозного сознания мы находим признание существования высшего начала и связи его с миром конечных вещей. Этой связью объясняется и необходимость поклонения Богу, молитвы и жертвы, и то, что религия служит не только теоретической потребности ума, но также целям нравственности (сфере нашей воли) и эстетическому началу, прежде всего чувствам.
Таким образом, в религии нельзя видеть выражение деятельности какой-либо одной стороны человеческой души. В атмосфере религии участвует весь человек со всеми его духовными потребностями и склонностями. В связи с этим мыслители обращают внимание на различные стороны религии. Так, некоторые усматривают в религии, прежде всего, эмоциональную сторону, подчеркивая религиозные чувства. И. Кант ставил религию в теснейшую связь с нравственностью, назвав религию признанием законов нравственности за веления Божества. По Канту, религия — это закон, живущий в нас, это мораль, обращенная к познанию Бога. Если не соединять религию с моралью, религия обращается в снискание милости. Гимны, молитвы, хождения в церковь должны давать человеку лишь новую силу, новое мужество к исправлению или же быть излиянием сердца, воодушевленного представлением о долге. Это — только приготовления к благим делам, а не они сами, и нельзя стать угодным Высшему Существу, не становясь лучшим человеком.
В вопросе о происхождении религии еще большее разнообразие мнений, чем в вопросе о ее сущности. Прежде всего, необходимо различать психологические мотивы возникновения религии, а также социальные корни религиозного сознания. Бесспорно, что чувство зависимости, отмеченное Ф. Шлейермахером, а также мотивы нравственного характера, фантазия, символизирующая явления внешнего и внутреннего мира, наконец, разум, склонный к безусловному синтезу знаний о сущем, суть мотивы, игравшие значительную роль в зарождении религии. Но это общие предпосылки, коими нельзя объяснить появление той или иной конкретной формы религиозной веры. Указанные мотивы образуют то, что принято именовать религиозностью человека.
Принципы, лежащие в основании объяснения возникновения религии, подразделяются на две группы: супернатуралистические и рационалистические. Первые говорят о врожденности религиозного сознания и указывают на откровение как на его источник. Вторые предполагают или сознательное намерение и рефлексию человека при образовании религии (евгемеризм), или чисто прагматические стремления определенных лиц (Т. Гоббс, Г. Болинброк) ради удержания власти, или олицетворение известных сил природы (Эпикур, Д. Юм), или объективирование известных душевных качеств (Л. Фейербах, Ж Ренан) или почитание предков (Г. Спенсер). В перечисленных точках зрения много спорного и мало объясняющего: религиозное состояние и содержание души человека — во многом дело сугубо индивидуальное и чрезвычайное тонкое, оно не может быть втиснуто в сухие рамки отвлеченных понятий.
Что касается проблемы гносеологического смысла религии, или проблемы отношения веры к знанию, то она решается в зависимости от общих философских позиций того или иного мыслителя. Известны три подхода к этой проблеме: сциентистски-позитивистское, историческое (эволюционное) и абсолютное. Первый подход толкует религию как низший вид знания и, по существу, сводит ее к суеверию, которое с развитием науки якобы обречено на исчезновение. Сторонники второго подхода усматривают в религии развивающуюся форму знания, сохраняющую всегда свое значение, даже тогда, когда оно входит в составе иного, более высокого уровня знания. Тут подчеркивается не столько собственно ее рациональный аспект (хотя и он не отрицается), сколько чувственный — в форме представлений в единстве с возвышенными, нравственно преисполненными чувствами. При этом такое знание уступает отвлеченному знанию в понятиях (Г. Гегель). И, наконец, третий подход рассматривает религиозное и научное знание как две различные и правомерные формы духовной активности человека: между ними постоянно отыскиваются границы и продумывается специфика как по сути, так и по значимости для человека и общества. Думается, что нет смысла искать две истины (как это делали в средние века) — научную и религиозную. Было бы вернее подходить к самой трактовке сущности истины с учетом специфики объекта познания. Ведь и в науке, как показывает ее история, считалось истиной многое, что впоследствии опровергалось или переосмысливалось, развивалось, уточнялось и т.д.
Приведу глубокую мысль выдающегося российского ученого В.И. Вернадского, имеющую прямое отношение к рассматриваемому вопросу:
«Если мы хотим понять рост и развитие науки, мы неизбежно должны принять во внимание и все другие проявления духовной жизни человечества. Уничтожение или прекращение одной какой-либо деятельности человеческого сознания сказывается угнетающим образом на другой. Прекращение деятельности человека в области ли искусства, религии, философии или общественной мысли не может не отразиться болезненным, может быть, подавляющим образом на науке» 100.
Становление научной картины мироздания не противоречит религии и не ослабляет религиозного восприятия мира. Нельзя считать парадоксом факт, что те, кто внес в науку масштабный вклад (например, такие новаторы, как Н. Коперник, И. Ньютон, А. Эйнштейн, В. Гейзенберг и др.), относились терпимо к религии и размышляли о ней в положительных тонах. Так, И. Кеплер утверждал, что математические принципы являются зримым выражением божественной воли. А согласно В. Гейзенбергу, новое мышление явно не имеет ничего общего с отходом от религии: наука не входит в противоречие с религией. Создатель квантовой механики говорит, что «интимнейшая суть вещей — не материальной природы; нам приходится иметь дело скорее с идеями, чем с их материальным отражением»101.
Великий И. Ньютон глубоко понимал ограниченность чисто механистического воззрения на Природу; он хотел найти глубинные основы сущего. Тщательно изучая алхимию, он искал в этом какие-то диковинные срезы бытия. Для творчества Ньютона характерен обобщающе-глубинный, собственно философский подход к изучению сущего. В его творчестве, научной мысли существовала глубокая связь двух направлений исканий — поиск истинной религии и поиск истинной целостной картины мира. Вместе с тем ему свойствен и третий компонент мировоззрения, связанный с нравственным познанием, с поиском истинных принципов нравственности. Ньютон писал в своем трактате «Оптика», что нравственный закон от начала человека во Вселенной заключался в семи заповедях. Из них первая была — «признать единого господа Бога... И без этого начала не может быть добродетели...»102. Свойственное Ньютону острое, религиозно окрашенное чувство единства и цельности мироздания, пишет И.С. Дмитриев, обусловило в свою очередь и цельность мировоззрения, всех его граней: веры в единого Бога, чувства нравственного долга человека перед Богом и людьми и поиска «совершенной во всех своих частях натуральной философии». В контексте этого немеханистического и неузкофизического мировоззрения Священное Писание представлялось Ньютону не книгой откровений, не доступных разумению, но историческим свидетельством, доступным рациональному исследованию и призванным продемонстрировать людям всемогущество Бога, подобно тому как сотворенная им Природа демонстрирует его безграничную мудрость. Отсюда два пути познания Бога — через изучение Природы и через изучение Истории103.
Спросим себя вместе с М.В. Ломоносовым: откуда в мироздании эта дивная мудрость, эта поражающая целесообразность? Человеку не дано восприятие целостности мироздания. Целостность, по словам И. Канта, имевшего в виду целостность Вселенной, трансцендентна, т.е. запредельна, ибо в опыте и эмпирических науках мы не встречаем этой целостности и не можем спроецировать мироздание как целое, чтобы оно приоткрыло нам свои высшие духовно-разумные свойства. Даже неживая природа может лишь как бы подарить нам чувство гармонии и красоты, если только мы способны и готовы принять этот дар. Тем более акт религиозного осмысления сущего: он выступает, по сути, как акт отк-ровения. Что такое откровение? «Откровение, — поясняет С.Л. Франк, — есть всюду, где что-либо сущее (очевидное, живое и обладающее сознанием) само, своей собственной активностью, как бы по своей собственной инициативе, открывает себя другому через воздействие на него... Есть все же случаи, имеющие решающее, наиболее существенное значение для всего хода нашей жизни, когда мы испытываем нечто иное — в составе нашей жизни встречаются содержания или моменты, которые сознаются не как наши собственные порождения, а как нечто, вступающее, иногда бурно вторгающееся в наши глубины извне, из какой-то иной, чем мы сами, сферы бытия».104 При этом следует оговорить, что само по себе откровение как способ получения духовного знания и переживания еще не гарантирует его ценности. В Священном Писании сказано: «Не всякому духу верьте, но испытывайте — от Бога ли они» (Ин. 4:1). Бывает вдохновение зла и откровение тварно-космических стихий: тут неуместно безоглядное доверие.
Религиозная вера невозможна вопреки разуму и без оснований, от страха и растерянности, как это представляется легкомысленному сознанию или умному человеку, но пребывающему на этот счет в заблуждении. Вера дается Богом человеку через воспитание в условиях религиозной семьи и обучение в школе, а также через опыт жизни и силу разума, постигающего Бога через проявление его творений и удивительную целесообразность самых замысловатых образований и процессов в мироздании.
В мире есть области, где кончаются проблемы и начинаются тайны: это сфера трансцендентного. И мудрый человек может смириться с этим, а для смирения нужно мужество, связанное с готовностью признать и принять, что далеко не все зависит от нас и есть нечто неустранимое и непроницаемое даже для самого проницательного ума. Мы вынуждены смириться и принять конечность нашего земного бытия в мире, нашу доступность страданиям, мы не можем справиться с нашим дурным характером. Эти «проблемы» нельзя решить в процессе «культурного прогресса», отчего, по словам Вл. Соловьева, и сам культурный прогресс не стоит ставить слишком высоко.
В истории философии известна, думается, разумная позиция, согласно которой Бог не может быть непосредственно познан, а светится лучами своей сущности через все сущее и предстоящее перед всеми органами наших чувств, т.е. через все сотворенное им. Если кто-то не может доказать, что Бог существует и поэтому становится воинствующим атеистом, то пусть он попробует доказать, что Бог не существует. Это никому и никогда не удавалось и в принципе никогда и никому не удастся. Никому в принципе не может быть дано осуществить эксперимент, фальсифицирующий религиозную веру. «Веруя, я совсем не вынужден отвергать факты, на которые опирается неверующий. Я только прибавляю к этому, что я знаю еще и другой факт. По существу, спор между верующим и неверующим так же беспредметен, как спор между музыкальным и немузыкальным человеком».105
Свобода религиозных убеждений — одно из основных и неотъемлемых прав человека. Поэтому должно с терпимостью относиться как к представителям других религий, так и к атеистам, которые пребывают в неверии: ведь неверие в Бога — это тоже вера, но с отрицательным знаком.
Действительность Божества есть не вывод из религиозного ощущения, а его непосредственное содержание: то, что ощущается, — «образ Божий в нас» или «подобие Божия в нас». Разумеется, говорит
Вл. Соловьев, от самого искреннего и добросовестного признания того, что с исповеданием высшей истины связаны соответствующие жизненные требования, еще очень далеко до осуществления этих требований; но во всяком случае такое признание уже побуждает к усилиям в должном направлении, заставляет делать что-нибудь для приближения к высшей цели и, не давая сразу совершенства, служит внутренним двигателем совершенствования.106 Когда связь человека с Божеством возвышается до абсолютного сознания, то и охранительное чувство целомудрия (стыд, совесть, страх Божий) обнаруживает свой окончательный смысл как не относительное, а безусловное достоинство человека — его идеальное совершенство, как долженствующее быть осуществленным.
Вера, принципы которой даны в откровении Священного Писания, чтобы их можно было познать, сама по себе не является заслугой, а отсутствие веры или сомнение в ней сами по себе не являются виной: это дело совести каждого. Важнее всего в религиозной вере — это поведение. Отсюда следует, что злонамеренность в душе человека, и в его поступках находится в противоречии с принципами веры в Бога, с сокровенным смыслом религиозных убеждений. Религиозная вера обязывает к деятельному добру.
Для некоторых людей вера является предметом чисто умственного признания и обрядового почитания, а не движущим началом жизни — она определяет характер их поведения и реальное отношение к людям. Гордясь своей верой и любовью к Богу, они не хотят понять той простой и само-очевидной истины, что действительная любовь к Богу, настоящая вера тре-бует сообразовать свою жизнь с тем, во что они верят и что почитают. В противном случае вера приобретает чисто формальный, а потому и ненас-тоящий характер. Никакая святость не может быть только личной, в «себя углубленной»; она непременно есть любовь к другим, а в условиях земной реальности эта любовь главным образом — деятельное сострадание.
В заключение напомним слова Ф.М. Достоевского из поучений старца Зосимы («Братья Карамазовы»): «Любите все создание Божие, и целое, и каждую песчинку. Каждый листик, каждый луч Божий любите! Любите животных, любите растения, любите всякую вещь. Будешь любить всякую вещь, и тайну Божию постигнешь в вещах».107
Искренняя вера для своей реализации с необходимостью должна перейти в индивидуальный нравственный подвиг — в дело служения людям. И поэтому религия способствует единению людей в любви и добре.
Учебное издание
Авторский коллектив: Николай Сергеевич Щекин
Галина Ивановна Касперович
Владимир Федотович Берков
Игорь Геннадьевич Подпорин
Владимир Тимофеевич Новиков
Иван Иванович Таркан
Философия.
Части III-IV
Курс лекций
2-е издание
Ответственный за издание С.С. Жаврид
Под авторской редакцией
Художник обложки О.А. Стасевич
Компьютерная верстка Н.М. Азаревич
Подписано в печать 10.11.2004.
Бумага офсетная. Формат 1/16. Гарнитура «Times»
Печать трафаретная. Усл.печ.л. 23,02. Уч.-изд.л. 24,75.
Тираж 200 экз. Заказ 395.
Академия управления при Президенте Республики Беларусь.
Лицензия №02330/0056905 от 01.04.2004 г.
Отпечатано в редакционно-издательском центре Академии управления
при Президенте Республики Беларусь с оригинал-макета заказчика.
220007, г. Минск, ул. Московская, 17.
Вернадский В.И. Философские мысли натуралиста. М., 1988, с. 412.
Малюкова О.В. Материя, пространство и время с точки зрения физики XX века./ В кн.: Онтология, гносеология, логика и аналитическая философия. Материалы Первого Российского философского конгресса. ТЛИ. Спб., 1997, с. 93.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 496.
Гуревич А. Я. Средневековый мир. Культура безмолвствующего большинства. М., 1990.С.77
Шаров А.А. Анализ типологической концепции времени С. В. Майена. //Конструкции времени в естествознании: на пути к пониманию феномена времени: сб., научных трудов/. Под ред. Б. В. Гнеденко. С.83-95.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 22.
Герцен А.И. Избранные философские произведения. М., 1946. Т. 1. С. 166.
Гегель Г.В.Ф. Сочинения. М.; Л., 1929. Т. I. С. 234.
10 См. Паскаль Б. Мысли. М., 1995, с.107.
11 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.29. С.172
12 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.29. С.128
13 Гегель. Соч. М., 1932. Т.Х. С.29.
14 Маркс К., Энгельс Ф.Соч. Т.25. Ч.1. С.116 .
15 Павлов И.П. Лекции по физиологии высшей нервной деятельности. М., 1952. С.1б
16 То, что экспериментальный метод возникает лишь в Новое время, является, кажется, общепризнанным фактом. Э. Зильзель объясняет это следующим образом: “Эксперимент предполагает физический труд, и потому как в античности, так и в Новое время он возникал в сфере ремесла. В античности научные эксперименты были крайне редки. Поскольку грубая работа делалась рабами, постольку презрение к физическому труду создавало такие препятствия, что лишь наиболее смелые из античных ученых решались их преодолеть” (Цит. по: Мудрагей В.И. Единство научного знания: опыт решения проблемы в философии эмпиризма // Вопр. философии. 1985. № 5. С. 97).
17 С учетом понятия функциональной зависимости определение эксперимента выглядит так: «Экспериментом мы называем ту часть исследования, которая заключается в том, что исследователь осуще ствляет манипулирование переменными и наблюдает эффекты, производимые этим воздействием на другие переменные» (Кэмпбелл Д. Модели экспериментов в социальной психологии и прикладных исследованиях. – М.: Прогресс, 1980. С.34)
18 Интересные мысли об эксперименте как разновидности специфически организованной практики высказывает А.В.Ахутин: "Без особых размышлений мы относим эксперимент к сфере чувственно-предметной практики - это всегда наблюдение или испыта ние реальных вещей и событий. Однако это особая практика. Хотя и она имеет дело с орудиями и машинами (инструментальная техника), ее отношение к предмету и ее цель принципиально иные, чем в прак тике материального производства. Этот род практики непрерывно и целенаправленно переходит в "практику" теоретического мышления, движущегося по своим, логическим законам.
Эксперимент и теоретическое наблюдение, безусловно, развиваются на почве ремесленной, медицинской, навигаторской, сельскохозяйственной и прочей опытности. Они пребывают в том же материале, но теоретическая цель радикальнейшим образом изменяет отношение к этому материалу, преобразует саму форму опыта и иначе направляет наблюдение...
Если практическое испытание направлено на достижение цели, для которой исследуемый предмет лишь средство (например, музыкант может варьировать длину или натяжение струн музыкального инстру мента, чтобы научиться переходить от одного музыкального лада к другому), то то же самое действие становится экспериментальным, т.е. теоретически нацеленным, тогда, когда в него включается противодействие, возвращающее наше внимание к исходному предмету
(в приведенном примере, если цель испытателя - установить закон консонантных отношений вообще). Надо, впрочем, помнить, что при теоретическом отношении к природе целью является не только и не столько та или иная область природы, сколько всеобщие определения природного бытия, такие, например, как "движение", "сила", "пространство-время" (Ахутин А.В. История принципов физического эксперимента. М., 1976. С.12-13).
19 Как справедливо отметил Ю.А.Гастев, «поди ведь узнай, что кому проще! Кусок бумаги с планом города уж на что, казалось бы, проще самого города, но есть люди, прекрасно ориентирующиеся на местности и абсолютно беспомощные при обращении с «бумагой».Так что, пожалуй, действительно не стоит заранее навязывать звание «модели» чему-либо одному: в зависимости от направленности своих интересов в данный момент одни могут считать «моделью» план, а другие – сам город» (Гастев Ю.А. Гомоморфизм и модели. Логико-алгебраические аспекты моделирования. М., 1975. С. 18).
20 Первым, кто обратил внимание на роль идеализации и идеализированных объектов в науке, был английский философ У.С.Джевонс. В советской литературе пальма первенства в их анализе принадлежит физику и методологу И.В.Кузнецову. Он справедливо подчеркивал, что идеализированный объект «в специфической форме воплощает в себе глубинные особенности сущности, специфику исследуемой области явлений, а его способ функционирования – самый общий ее закон. Характер идеализированного объекта, его тип и особенности не выводятся каким-либо простым путем из эмпирического базиса. Его создание – труднейшая теоретическая проблема, при решении которой остаются часто бесплодными усилия множества ученых…Выбор идеализированного объекта имеет решающее значение для построения теории в целом, ибо именно на его основе развертываются все ее элементы и связи. Идеализированный объект по своему назначению в высокоорганизованной теоретической системе фактически играет роль фундаментальной идеи, на которую опирается все здание теории» (Кузнецов И.В. Избранные труды по методологии физики. М., 1975. С.30-31).
21 См.:Горский Д.П. Проблемы общей методологии наук и диалектической логики. М., 1966. С.34 35.
22 В литературе существует и более узкое понимание мысленного эксперимента. “Мысленный эксперимент, — пишет В.С. Меськов, – есть эксперимент с идеальными и идеализированными объектами в теоретически правомерных, но практически неосуществимых условиях” (Меськов В.С. Очерки по логике квантовой механики. М., 1986. С.101).
23 Садовский В.Н. Моделирование глобальное // Филос. энциклопед. словарь. М., 1989. С. 374.
24 В становлении системного подхода велика роль экономиста, философа, политического деятеля и естествоиспытателя А.А.Богданова (1873 – 1928). Он выдвинул ряд тезисов, предвосхитивших некоторые положения общей теории систем и кибернетики. Например: а) системное свойство есть нечто большее, чем сумма свойств элементов, составляющих данную систему; б)неподвижные, неизменяющиеся системы разрушаются, сохранение системы возможно только в процессе ее движения, изменения, развития; в) разрушение систем начинается с их слабых звеньев, а такими чаще всего бывают позднее возникшие фрагменты системы; г) относительную устойчивость систем поддерживают обратные связи; д) эта устойчивость обеспечивается подвижным равновесием с внешней средой через обмен ве ществом и энергией; е) симптомом разрушения системы служат кризисы, выход из которых осуществляется через качественные скачки в количественно-структурных связях; ж) в познании структур большую роль играют метод широких аналогий между са мыми разными науками (Богданов А.А.Всеобщая организационная наука (тектология) 3-е изд. Т.1. М., 1925; т.П, Берлин, 1927; т.III, Берлин, 1929).
25 Эренбург И. Соч. — М., 1961. — Т. 5. — С. 670.
26 См. об этом подробнее:Ахиезер А.С. Россия как большое общество // Вопросы философии. — 1993. — № 1.
27 Мальтус Т. Опыт о законе народонаселения. — СПб., 1968. — Т. 1. — С. 96.
28 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. — Т. 23. — С. 365.
29 Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. — СПб., 1909. — Ч. 1. -С. 241, 243
30 См.: Сахаров A.M. Города Северо-восточной Руси XIV-XV вв. — М., 1959.
31 См.: Сен-Марк Ф. Социализация природы. — М, 1977. — С. 111-124.
32 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 28. — С. 427.
33 К., Энгельс Ф. Соч. — Т. 20. — С. 184.
34 Yiddens, Anthony. Sociology. — Cambridge, 1989. — P. 211.
35 Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т. 39. — С. 15.
36 Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т. 39. — С. 15.
37 Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. — М., 1992. — С. 302. Под классами Сорокин имеет в виду фактически те большие группы, которые составляют страты (см. там же, с. 303).
38 Советский энциклопедический словарь. — М., 1979. — С. 1259.
39 Было в истории российского революционного движения такое течение («махаевшина» — по имени его лидера В.К.Махайского), которое пыталось объявить интеллигенцию не просто классом, но даже классом паразитическим, живущим за счет труда рабочих и готовящим «грядущее мировое господство интеллигенции». (См. об этом: Сыркин Л.Н. Махаевщина. — М.-Л., 1931.)
40 См.: Вехи: Сборник статей о русской интеллигенции. — М., 1990. — С. 2, 3, 8 и др.
41 Монтескье Ш. Избранные произведения. М., 1955. С. 168.
42 Рассуждая о деяниях шведского короля Карла XII, французский мыслитель Ш.Монтескье отмечал, что его военные походы, как правило, были авантюристическими; особенно безрассудным было нападение шведов на русское государство, потенциальные силы которого неизмеримо превосходили силы шведского короля. Согласно Монтескье, не Полтава погубила Карла: шведский полководец все равно погиб бы, если не в этом, то в другом месте. Случайности фортуны можно легко исправить, но невозможно защитить себя от событий, постоянно порождаемых самой природой вещей, т.е. от исторической закономерности. Главным врагом Карла была не столько случайная неудача, сколько и он сам, и объективные обстоятельства. В заключение Монтескье утверждает, что люди в своей деятельности должны руководствоваться не произвольными желаниями, а сообразовываться с существующим положением вещей, т.е. с объективной исторической необходимостью Индивидуальное в истории — это конкретная форма обнаружения существенно общего. Но в общественной жизни, в истории уникальность, неповторимость событий обретает наибольшую полноту. Общее здесь не нивелирует единичное, как бы обезличивая его, но, напротив, может осуществляться только при условии наибольшей полноты проявления уникального, выступая не как динамические законы природы (например, закон тяготения), а как статистические, как тенденция, допускающая отклонения в сторону от магистрального пути всемирной истории. При этом общественный закон выступает не просто как тенденция (которая и сама может оказаться случайной, скоропреходящей), а как ведущая, основная тенденция.
43 Даже самые незначительные случайности могут иметь большие последствия. Б.Паскалю принадлежит знаменитое изречение: «Если бы у Клеопатры нос был короче, весь облик земли был бы другим.
44 В.О. Ключевский, например, описывая реформы Петра I, отмечает, что Петр «просто делал то, что подсказывала ему минута, не затрудняя себя предварительными соображениями и отдаленными планами, и все, что он делал, он как будто считал своим текущим, очередным делом, а не реформой; он и сам не замечал, как этим текущим делом он все изменял вокруг себя, и людей, и порядки... Только разве в последнее десятилетие своей 53-летней жизни, когда деятельность уже достаточно себя показала, у него начинает выказываться сознание, что он сделал кое-что новое, и даже очень немало нового. Но такой взгляд является у него, так сказать, задним числом, как итог сделанного, а не как цель деятельности» (Ключевский В.О. Собрание сочинений: В 8 т. М., 1958. Т. 4. Ч. 4. С. 206, 207).
45 Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. С. 234-235.
46 См.: Булгаков С.Н. Философия хозяйства. М., 1990. С. 14.
47 В кратком экскурсе в историю становления политической экономии использована: Хрестоматия по экономической теории / Сост. проф. Е.Ф. Борисов. М., 1997.
48 Скажем, на быка можно было выменять столько-то злаковых культур. По латыни скот — пекус, а деньги в Греции — пекунья. На Руси хранитель мерила обмена именовался словом «скотник» — тогдашний казначей. Затем стали прибегать к более удобным средствам обмена — мехам. Тогда были в ходу «меховые деньги». Само слово «деньги» (древн. деньга, денга) восходит к тюркскому дамга, тамга (насечка, знак, монета), далее тенге, деньги. Ср.: монг. «тенга», отсюда и перс, танга — серебряная монета (Этимологический словарь русского языка / Ред. А. Преображенский. М.,
1910 — 1914. С. 179). Словом, деньги — это знаки, наполненные государственно-правовым смыслом, знаковой ценностью, т.е. средством обмена товарами. В самом обмене (реальном или: потенциальном) они обретают огромную экономическую силу капитала.
49 См.: Смит. А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М., 1962. Кн. 1.
50 Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. С. 405.
51 См.:Брейли Р., Майерс С. Принципы корпоративных финансов. М., 1997.
52 Там же
53 Гегель Г.В.Ф. Указ. соч. С. 404.
54 Эта мысль из доклада К. Маркса «Заработная плата, цена и прибыль», который он прочитал для рабочих 20 и 27 июня 1865 г. См.: Хрестоматия по экономической теории / Сост. Е.Ф. Борисов. М., 1997. С. 47-49.
55 Самуэльсон. П. Экономика: В 2 т. М., 1997. Т. 2. С. 224.
56 Аристотель. Никомахова этика // Антология мировой философии: В 4 т. Т. IV. 1, 1119 в 26-27.
57 См.: Асмус В.Ф. Античная философия. М., 1976. С. 375-376.
58 По словам Ш. Монтескье, «доходы государства — это та часть имущества, которую каждый гражданин отдает государству для того, чтобы оно обеспечило за ним остальную часть или дало ему возможность приятно ее использовать. Чтобы правильно определить размеры этих доходов, следует иметь в виду как нужды государства, так и нужды граждан. Не следует лишать народ действительно необходимого ради удовлетворения мнимых потребностей государства, т.е. тех, которых требуют страсти и слабости тех, кто управляет: очарование необычного проекта, болезненная жажда суетной славы и некоторое бессилие рассудка перед фантазией. Нередко беспокойные умы, поставленные государем во главе правления, считали, что нужды государства — это нужды их мелких душ. Ни один государственный вопрос не требует такого мудрого и благоразумного рассмотрения, как вопрос о том, какую часть следует брать у подданных и какую часть оставлять им». Далее Монтескье пишет, что при взимании налогов должно быть «принято во внимание, что все нуждаются в равном минимуме необходимого для жизни; что этот минимум не подлежит обложению; что за необходимым для жизни следует полезное, которое следует облагать, но менее, чем излишнее; что высокое обложение излишнего препятствует излишеству» (Монтескье Ш. Избранные произведения. М., 1955. С. 337, 340).
59 Еще великий Платон говорил, что искусство управления предполагает разделение на часть, выносящую суждение, основанное на познании сути дела, и на повелевающую часть, когда субъект управления отдает приказание субъекту исполнения, что делать и как надобно это делать.
60 Как власть управление выступает в виде либо принуждения (законы), либо убеждения (пропаганда), либо признания авторитета (вера), либо, как чаще всего и бывает, в виде сочетания и того, и другого, и третьего.
61 Спиноза Б. Избранные произведения. М., 1957. Т. 1. С. 129.
62 От греч. techne — искусство, мастерство, умение.
63 Техника и техническая деятельность стали предметом философской рефлексии уже в древности, во времена Аристотеля. Появление же философии техники как новой области философского знания обычно связывается с выходом в свет труда Э. Каппа «Основания философии техники» (1877).
64 Природа и сущность техники в ее философском осмыслении трактуются разными авторами по-разному. Мне импонируют размышления К. Ясперса, во многом следующего пониманию известного философа техники Ф. Дессаура, представлявшиеся нам весьма содержательными (см.: Dessauer F. Streit ura die Technik. Freiburg in Breis-gan: Verbag Herder K.G., 1959; Ясперс К. Современная техника // Новая технократическая волна на Западе. М., 1986. С. 119-146.
65 Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. М.; Л., 1930. С. 318-319.
66 Сколимовски X. Философия техники как философия человека // Новая технократическая волна на Западе. М., 1986. С. 249.
67 См.: Винер Н. Творец и робот. М., 1966.
68 См.: Ильин И.Л. Путь к очевидности. М., 1993. С. 319.
69 Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. С. 159.
70 Соловьев B.C. Сочинения: В 2 т. М., 1988. Т. 2. С. 312.
71 См.: Соловьев B.C. Там. же. С. 459, 460, 549.
72 Кант И. Сочинения: В 6 т. М., 1965. Т. 4. Ч. 1. С. 181.
73 Гегель Г.В. Философия права. М., 1990. С. 148.
74 См.: Гегель Г.В.Ф. Сочинения. М., 1956. Т. III. С. 294.
75 Монтескье Ш. Избранные произведения. М., 1955. С. 167.
76 Слово «справедливость» произошло от слова «право» (правый, правда), а в латинском justitia (справедливость) — от jus (право).
77 Гегель Г.В.Ф. Сочинения. М., 1936. Т. III. С. 222-223.
78 Монтескье Ш. Избранные произведения. М., 1955. С. 334.
79 «Когда человек ходит ночью спокойно по улице, ему и в голову не приходит, что это могло быть иначе, ибо эта привычка к безопасности сделалась второй натурой, и мы не размышляем о том, что эта безопасность представляет собою лишь результат особых учреждений. Связь-де государства — так часто мнит обычное представление — поддерживается силой, но действительной поддержкой является лишь основное чувство порядка, которым все обладают» (Гегель Г.В.Ф. Сочинения. Т. VII. С. 277).
80 Так И.А. Ильин излагает чрезвычайно кратко идею Гегеля о государстве, точнее говоря, в нескольких словах подводит к этой идее (см.: Ильин ИЛ. Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека. Т. 2: Учение о человеке. М., 1918. С. 212-213).
81 Монтескье Ш. Избранные произведения. М., 1955. С. 295.
82 Там же. С. 293-294.
83 Там же. С. 296.
84 Там же. С. 292.
85 Виндельбанд В. О свободе воли. СПб., 1994. С. 55.
86 См.: Макиавелли Н. Сочинения. М.; Л., 1934. С. 479.
87 Монтескье Ш. Избранные произведения. М., 1955. С. 100.
88 Кант И. К вечному миру // Трактаты о вечном мире. М., 1963. С. 185.
89 Соловьев B.C. Сочинения: В 2 т. М., 1989. Т. 2. С. 290-291.
90 Достоевский Ф.М. Собрание сочинений: В 12 т. М., 1982. Т. 3. С. 53-54.
91 Кант И. Сочинения: В 6 т. М., 1965. Т. 4. Ч. I. С. 499-500.
92 Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет: В 2 т. М., 1970. Т. 1. С. 212.
93 Одним из первых эту идею высказал Ф.В. Шеллинг: «...раз философия когда-то на заре науки родилась из поэзии, наподобие того, как произошло это и со всеми другими науками, которые так именно приближались к своему совершенству, то можно надеяться, что и ныне все эти науки совместно с философией после своего завершения множеством отдельных струй вольются обратно в тот всеобъемлющий океан поэзии, откуда они первоначально изошли» (Шеллинг Ф.В. Система трансцендентального идеализма. М., 1936. С. 394).
94 Выготский Л.С. Психология искусства. М., 1965. С. 275
95 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Л., 1976. Т. 18. С. 94.
96 Это особенно выражается в игре талантливых и уж тем более гениальных актеров, для которых сцена — любимое поприще для самостоятельного творчества, не ограничивающегося умелым и достоверным изображением того, что задумано автором. Такой актер стремится в олицетворение созданного автором образа вложить свое личное понимание духовной сущности и бытовых условий этого образа. Становясь истолкователем автора публике, он нередко своим пониманием внутреннего мира изображаемого лица уясняет самому автору то, что им, быть может, бессознательно, было вложено в это лицо как возможность, и обращает эту возможность в действительность (см.: Кони А.Ф. Воспоминания о писателях. М., 1989. С. 126).
97 Центральное понятие искусства, по В. Шеллингу, — символ, отличающийся от схемы и аллегории. В схеме особенное созерцается через общее. У ремесленника есть схема изделия, в соответствии с которой он работает. Противоположность схемы — аллегория: в ней общее созерцается через особенное, уникально-единичное. Так, например, поэзия Данте аллегорична в высоком смысле слова, а вот поэзия Вольтера — в более низком. Совпадение общего и уникально-единичного есть символ.
98 Франк СЛ. Сочинения. М., 1990. С. 83.
99 Существует три мировых религии («мировые» потому, что имеют широкое межнациональное распространение): христианство, ислам и буддизм.
100 Вернадский В.И. Избранные труды по истории науки. М., 1981. С. 50-51.
101 Гейзенберг В. Шаги за горизонт. М, 1987. С. 329.
102 Ньютон И. Оптика, или трактат об отражениях, преломлениях, изгибаниях и цветах света. М.; Л., 1927. С. 315, 371.
103 См.: Дмитриев И.С. Религиозные искания Исаака Ньютона // Вопросы философии. 1991. № 6. С. 58-67.
104 Франк C.Л. Реальность и человек. Париж, 1956. С. 135, 137.
105 Франк СЛ. С нами Бог. Париж. 1964. С. 80.
106 См.: Соловьев B.C. Сочинения: В 2 т. М., 1989. Т. 2. С. 563-564.
107 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. Л., 1976. Т. 14. С. 289.