Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
PAGE 19
Т.Л. Михайлова. Новая системная парадигма как методологическая основа управления социальными
и информационно-коммуникативными системами С.6 –20
___________________________________________________________________________________________________________
УДК З16.001
Т.Л. Михайлова
НОВАЯ СИСТЕМНАЯ ПАРАДИГМА КАК МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ ОСНОВА УПРАВЛЕНИЯ СОЦИАЛЬНЫМИ И
ИНФОРМАЦИОННО-КОММУНИКАТИВНЫМИ СИСТЕМАМИ
НИЖЕГОРОДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ
УНИВЕРСИТЕТ ИМ. Р.Е. АЛЕКСЕЕВА
В статье представлена попытка осмысления принципа системности с точки зрения достижений теорий систем XX века и формирования новой системной парадигмы, понимание которой предполагает синтез идей Л.фон Берталанфи и синергетического подхода. В качестве достижений системно-теоретического мышления рассматриваются тектология А.А. Богданова как «пророка» идеи системности, теория систем Л.фон Берталанфи, «апостола» системного движения и синергетическая теория самоорганизующихся систем. Соотношение этих теорий предполагает выявление позитивного с помощью теоретического инструментария. Таким теоретическим инструментарием является теория аутопойетических систем Н. Лумана, претендующая на статус новой системной парадигмы. Впервые предпринята попытка исследования теории Н. Лумана в философском контексте, что предполагает рассмотрение коммуникации как процесса аутопойезиса, сводящегося к селекции трех ее составляющих: информации, сообщения и понимания. Это выводит на понимание реальности через ее конструирование. Последнее коррелирует с модным сегодня конструктивистским дискурсом, позволяющим преодолеть философию активизма с ее интенцией на постоянное преобразование действительности и служащим основой технологий, лежащих в основе современного управления процессами инновационного развития всех сфер общества.
The article presents an attempt of social communication ontological and anthropological levels differentiation. The connection of these aspects is based on the discovering of unobvious thing by means of theory. So «communicative» and «communication» are compared. The interconnection of ontological and anthropological aspects is described from the system analysis point of view. The main features of social communication are determined. The various concepts of communication (e.g. J. Bodriyare, J. Khabermas, N. Luman) are compared.
Ключевые слова: системная парадигма, тектология, системная дифференциация, тектологическая разность, организационный комплекс, коэволюция, самоорганизация, аутопойезис, коммуникация, составляющие коммуникации.
Key words: system paradigm, tectology, system differentiation, tectological difference, organizational complex, co-evolution, self-organization, autopoyezis, communication, communication components.
«Прагматический мотив» [1, с.5], присутствующий не только в современном социально-гуманитарном, но и естественнонаучном знании, связанный с постнеклассическим этапом развития науки и его акцентуацией на социокультурных детерминантах, – предполагает рефлексию относительно основных методологических принципов научного знания. Одним из таких методологических регулятивных принципов является принцип системности, имеющий объяснительный характер. Многообразие форм «вхождения» системности в современную науку – факт общепризнанный, и в силу этой общепризнанности уже давно обсуждающийся в философской литературе.
Философы обсуждают превращение системности в общеметодологический принцип, рассматривая системность как свойство человеческого мышления, с одной стороны, и научную парадигму, – с другой стороны. Общенаучный процесс накопления нового научного знания, связанный с успехами биологии, генетики, кибернетики, информатики, подкрепляется успехами социологии и гуманитарного знания. Это инициирует смену научных парадигм системно-теоретического мышления, наиболее ярко выраженную в теории систем. Инициация смены парадигмы системности усиливается и самим фактом бытия современного мира с его глобальной конкуренцией, социальными трансформациями, новым типом социальной структуры, именуемой «сетевым обществом», связанной со становлением диффузных сетевых технологий [2, с.10].
Новая информационная сетевая форма организации жизни, коренящаяся в новой социальной логике, объективно требует осознания происходящих инновационных процессов в различных сферах информационного общества. Эти инновационные процессы, как правило, подчиняются логике самоорганизующихся неравновесных систем, что актуализирует рефлексию относительно принципа системности и его трансформаций на различных этапах своего применения. Последнее собственно и является целью данной статьи: с позиций новой системной парадигмы осуществить рефлексию относительно принципа системности как важнейшего регулятива научного познания и управления процессами современного мира.
Итак, необходимость философского анализа системных методов исследования как важнейшего компонента современной науки, играющего большую роль и в объяснении инновационных процессов управления обществом, обусловлена, отчасти, сменой парадигм. Смена системных парадигм предполагает рефлексию относительно центрального понятия «система», постепенное обретение которым статуса научной парадигмы имеет почти полувековую историю. Несколько десятилетий назад введение понятия «система» рассматривалось как новая научная парадигма, противоположная механистической, линейно-причинной парадигме классической науки. Так называемая «системная парадигма» давала возможность апеллировать к таким целостным факторам как симметрия, или упорядоченность системы. Заметим, что акцент делался в большей мере на целостности, что соответствовало классическому этапу развития науки с его интенцией на поиск последних оснований систем.
Таким образом, с одной стороны, абсолютизировалась системная методология как «новая» парадигма, что инициировало в свою очередь другой подход, рассматривающий системность в качестве обязательной черты, присущей мышлению человека по мере освоения мира, выделяющего в нём какие-то «качественные узлы». Итак, с одной стороны, системность – это научная парадигма ХХ века, а, с другой стороны, – это черта, присущая всякому мышлению человека, осваивающему этот мир. Вот собственно та проблемная ситуация, в смысловом поле которой мы ведем разговор о системности. Идея системности проникла во все области научного знания. Понятия «системная парадигма», «системный метод», «системный идеал» являются средствами интенсификации духовного производства. Успехи кибернетики, системотехники, системного движения – объясняют популярность понятия «система» настолько, что нередко мы фетишизируем его, уповая на него как на панацею от всех бед. Не будем изобретать новое понимание этой категории или спорить относительно статуса понятия «система»; постараемся выделить основные подходы к тому, что уже сделано.
Как известно, без обращения к историко-философской предметности, представляется невозможным понимание собственно философских основ любой категории. Скепсис по отношению к историко-философскому материалу затрудняет вычленение философских истоков категорий. Вообще принцип системности впитал в себя атмосферу греческой культуры с ее культом Космоса и противостоящего ему хаоса. Обобщенный образ исследуемой реальности носил форму мифологического обобщения, заменяющего недостаток информации о связях действительности. Нельзя отрицать факта, что античные ученые пытались придать знанию ценностный, личностный смысл; сама же системность в таком понимании выступала как способ жизнедеятельности человека в мире, образ его единства с ним.
Формирование понятия «система» неявно прослеживается в диалоге Платона «Парменид», в котором Платон рассматривает центральные в современной теории систем понятия – части и целого, единого и многого. Проблемная ситуация – ситуация нахождения между Сциллой и Харибдой – интересна не только с точки зрения погружения в историко-философскую предметность, но прежде всего как ситуация, демонстрирующая процесс образования категорий вообще, становления интересующего нас понятия, претендующего на статус категории. С одной стороны, предлагается тезис элеатов: « истинно то, что тождественно самому себе». А с другой – антитезис софистов: «то, что в состоянии познать человек, не может быть тождественно самому себе» [3, с. 358]. Данная проблемная ситуация, типичная для платоновской диалектики, стимулирует как понимание процесса формирования данного понятия, так и способствует истолкованию данного понятия, его семантического наполнения.
Философская аргументация приводится в статье П.П. Гайденко [4], специально посвященной проблеме формирования понятия «система» в работах Платона. П.П. Гайденко рассматривает соотношение категорий «единого» и «многого» в творчестве Платона. Так, Платон в диалоге «Парменид», рассматривая соотношение единого и многого, отмечает: «Другое – не-единое, – как оказывается, таково, что если объединить его с единым, то в нем возникает нечто иное, что и создает им предел в отношении друг друга, тогда как природа иного сама по себе – беспредельность» [3, с.364]. Далее Платон фиксирует диалектику «другого», следующим образом: «Поскольку (другое) обладает свойствами – «быть ограниченным» и «быть беспредельным», то эти свойства противоположны друг другу» [3, с.365].
П.П. Гайденко, интерпретируя Платона, приходит к интересному выводу, что «достаточно единому вступить в первое отношение, то есть получить первый предикат бытия, как образуется система из двух членов, которая, в сущности, включает в себя систему из любого множества членов» [4, с.368], ибо два («неопределенная двоица») есть начало множественности. Используя язык логики, отметим, что конъюнкция понятий «единое» и «бытие» есть понятие системы как «существующего единого». Рефлексия единого-в-себя позволяет получить «существующее единое», которое есть система как нецелое целое, состоящая из имманентно присущих ей частей; эти две части есть рассматриваемые нами категории «единое» и «бытие» [4, с.369].
Историко-философская интерпретация диалога «Парменид» позволяет сделать вывод о том, что понятия единого и многого, части и целого – исторически предшествуют понятию системы. Их «логическая жизнь», «текучесть» порождает новую категорию «система». Заметим что, особенность философии – в вечной рефлексии, обращенности к старым, как этот мир, вопросам и проблемам. Залог молодости философии как особого видения мира в том, что она бросается в бездну своего прошлого, не боясь холодного дыхания вечности. Обращение к истории философии позволяет нам сделать вывод о том, что становление данной категории уже предполагает внутри себя противоречие. Философский подход к любой системе предполагает рассмотрение любой системы через имманентно присущие данной системе противоречия, каковыми являются противоречия части и целого, системы и элемента. Можно сказать, что противоречие системы и элемента есть конституирующее начало любой системы.
Вообще, проблема соотношения части и целого – одна из вечных философских проблем, инициируемых потребностями времени, вновь и вновь требующая осмысления. Кризис современной культуры во многом связан с потерей человечеством целого: «Современная западная цивилизация достигла необычайных высот в искусстве расчленения целого на части, а именно в разложении на мельчайшие компоненты. Мы изрядно преуспели в этом искусстве, преуспели настолько, что нередко забываем собрать разъятые части в то единое целое, которое они некогда составляли» [5, с. 11].
Артикуляция этой проблемы, неявно продолжающая размышления П.П. Гайденко, приводится Н. Луманом: «Традиция, дошедшая до нас из античности, которая старше нашего употребления понятия «система», вела речь о целостностях, состоящих из частей. Проблема этой традиции состояла в том, что целое следовало мыслить дважды: целое как нечто единое и целое как совокупность частей. В таком случае хотя и можно было сказать, что целое есть совокупность частей или является чем-то большим, чем просто сумма частей, но тем самым не объяснялось, каким образом целое, состоящее из частей плюс еще нечто, может обрести единство на уровне частей» [1, с.28].
Спроецируем эти рассуждения на общество как пример исследований социолога Н.Лумана: «Так как в сфере социальных отношений считалось, что общества состоят из отдельных людей подобно целому из частей, то ответ можно было сформулировать на основе взглядов на совместную жизнь. Люди должны были способны познать целое, в котором они живут, и быть готовы организовывать свою жизнь в соответствии с этим знанием. Это можно было считать условием их участия, причастности к целому, и тем самым их природой. Риск такой концентрации на познании (могущем заблуждаться) и на стремлениях (могущих отклоняться) можно было понимать как момент всеобщего разложения или несовершенства человеческой природы, которая со своей стороны, обусловливала необходимость различия частей господствующих и частей подчиненных. При этом проблема выступала особо остро для правящих частей: они должны иметь верные стремления и добрую волю, чтобы «представлять» целое в целом» [1, с.28]. Так Н. Луман пишет о некогда существовавшем подходе к обществу. Сегодня превалирует уже другой подход, но отголоски этого типа мышления еще имели место быть в литературе предыдущих десятилетий в виде философии активизма, суть которой сводилась в констатации необходимости познания социальной действительности ради ее преобразования.
В настоящее время «традиционное различие целого и части заменяется различием системы и окружающего мира» [1, с.29], – так обозначается Н. Луманом выход на принципиально новую парадигму исследования общества. Различие целого и части трансформируется в новую теорию системной дифференциации и уже переформулированное таким образом вписывается в новую парадигму. Эта новая теория системной дифференциации, как и всякая научная идея в своем развитии, закономерно прошла три этапа: 1) «этап пророков», когда она угадывается и намечается; 2) «этап апостолов», когда она реализуется и утверждается; 3) «этап апологетов», когда она размывается и развращается [6, с.69].
К «этапу пророков» можно отнести А.А. Богданова, тектология которого представляет одну из первых попыток отказа от идеологии прогрессизма и в этом смысле служит антиподом диалектике. Подходя к природе как «архитектору выдержанных стилей», как «великому первому организатору» [7, с.71], повторяющему малое в большом, А.А. Богданов выделял на всех ступенях ее организованности, во всех областях опыта одну и ту же общую закономерность: «Системное расхождение заключает в себе тенденцию развития, направленную к дополнительным связям» [8, с.21]. Идея дополнительной связи – одна из идей, выдвинутых А.А. Богдановым, содержащая в себе зародыш будущей теории коэволюции. При исследовании сложного коэволюционного взаимодействия необходимо учитывать не только взаимодействия комплексов, но и их взаимные изменения, происходящие во времени. Анализируя взаимоотношения организационных форм, Богданов обращал внимание на то, что существуют дополнительные соотношения комплексов и их элементов, при которых «части взаимно дополняют друг друга благодаря сохранению их связей» [8, с.14]. Причем, «сущность дополнительной связи сводится к обменной связи: в ней устойчивость целого повышается тем, что одна часть усваивает то, что дезассимилированно другой и обратно» [8, с.19].
Итак, первое, что надо выделить у пророка системного движения, - это идею конъюгации как идею объединения комплексов, которая тождественна идее сотрудничества, центральной для истолкования тектологии как предвестницы будущей теории коэволюции как парадигмы естественных и социальных наук на рубеже XX и XXI веков. Другим важным моментом тектологии является центральное понятие «организационного комплекса».
По Богданову, вопрос о разрешениях противоречий в системе сводится к вопросу о кризисах в этой системе. Кризисы делятся на два типа. К первому типу принадлежат «кризисы С», то есть «конъюгационные или соединительные». Другой тип – «кризисы Д», то есть «дизъюнктивные», или разделительные [8, с.214-215]. Заострив внимание на универсальности общетектологического понятия «кризис», понимаемого как «смена организационной формы», сводящейся к совокупности связей между элементами [8, с.212 ], – автор отмечает, что «все кризисы начинаются с фазы С и также все заканчиваются на фазе Д» [8, с.236]. Кризисы ведут в конечном итоге к нарушению равновесия и в то же время процессу перехода к некоторому новому равновесию.
Поэтому отметим еще одну важную идею тектологии – идею динамического равновесия, возникающего между двумя рядами эволюционных видов, или комплексов. Любая система не безразлична к форме воздействия окружающей среды. Внутри системы возникают процессы, направленные на преодоление внешнего воздействия и восстановление равновесия. Тенденция к равновесию складывается из бесчисленных нарушений равновесия. Равновесность / неравновесность являются в данном случае бинарной оппозицией, обозначение которой значимо для общего подхода к открытым системам. При рассмотрении же реально функционирующих систем эта бинарная оппозиция трансформируется в противоречие «система – окружающая среда».
Смысл рассуждений А.А. Богданова относительно организационной диалектики сводится к обоснованию тектологии как одной из первых попыток отказа от прогрессизма. Вместо этого Богданов предлагает анализ различных форм взаимодействия организационных комплексов. Таким образом, центральным понятием тектологии является понятие «организационный комплекс», т.е. объединение, формирующееся не по субстратному основанию, а организационному и функциональному. В противоположность «старой диалектике», выступающей в философии Гегеля и Маркса «как формальный закон мирового развития, своего рода архитектурная схема мирового процесса» [8, с.267], – тектология должна быть «научной, стремящейся к точности» [8, с.201]. Тектология сводится к рассмотрению тектологического акта, развернутого на три фазы, «составленные из разных частичных кризисов С и Д» [8, с.260].
Вслед за Богдановым остановимся на этих трех фазах. Первый момент тектологического акта есть неопределенно-конъюгационная фаза, для которой характерен подбор элементов, «но общей тенденции, характеризующей развитие возможной системы, еще не намечается» [8, с.258-259]. Второй элемент – «фаза системных дифференциаций», на которой расхождение между элементами направляются в сторону дополнительных соотношений; эти «дополнительные соотношения могут создаваться по разным направлениям, множественные и сложные; но каждое из них, если его познавательно выделить, легко выражается в виде определенной тенденции, «поляризующей» систему в две стороны» [8, с.259]. Наконец, «фаза системной консолидации», достигаемая путем контрдифференциации, в процессе которой усиливаются и закрепляются устойчивые и повторяющиеся соотношения, ослабляются и разрушаются неустойчивые, случайные; «элементы и группировки, стоящие в противоречии со связью целого, отрываются, выделяются из него; целое «консолидируется» [8, с.260]. Одно из замечаний относительно фазы системной консолидации, думается, сохранило некоторую актуальность и сегодня: «чем шире и глубже этот конъюгационный базис, тем меньше дезорганизующая роль частичных расхождений, тем больше они сводятся к дополнительным связям, укрепляющим целое». Иначе говоря, множественность – это путь к консолидации
Понятие дифференциации – одно из центральных понятий и системной теории общества ведущего немецкого социолога Н. Лумана. Общество, как и любая социальная система, определяется на основе дифференциации. Н. Луман отмечает: «…системная дифференциация является не чем иным, как рекурсивным образованием систем ради достижения собственного результата. При этом система, где образуются дальнейшие системы, воспроизводится посредством дальнейшего различения между частной системой и окружающим нас миром. С точки зрения частной системы остальная часть охватывающей системы теперь представляет собой окружающий мир. Тогда общая система для системы частной выступает как единство различия между частной системой и окружающим миром частной системы. Иными словами, системная дифференциация порождает внутрисистемные окружающие миры. Следовательно, речь идет о том, чтобы вновь применить уже часто использовавшееся понятие; o“reentry” различия системы и окружающего мира в то, что оно различает, в систему» [9, с.9-10]. Мы позволили привести длинную цитату из монографии немецкого социолога, считая это началом обсуждения концепции самореферентных систем, что будет предпринято нами далее.
Как и А.А. Богданов, Н. Луман критикует староевропейский стиль мышления с его интенцией на постижение единства разнообразного. Правда, теория Лумана распространяется на общество. «Схема целое/часть коренится в староевропейской традиции… Системная дифференциация как раз не означает того, что целое не разлагается на части… Скорее, каждая частная система воспроизводит охватывающую систему, к которой она принадлежит, посредством собственного (специфического для частной системы) различения системы и окружающего мира. Благодаря системной дифференциации система в самой себе до известной степени умножается с помощью все новых различений между системами и окружающими мирами внутри системы. Процесс дифференциации может начаться спонтанно; он представляет собой результат эволюции, которая может пользоваться удобными возможностями, чтобы осуществлять структурные изменения. Он не предполагает координацию с помощью общей системы, на мысль о чем может навести схема целого и частей» [10, с.11]. Далее Луман продолжает эту мысль: «Переключение анализа общества со схемы целое / часть на схему система / окружающий мир дает возможность улучшить координацию между системной теорией и теорией эволюции. Это переключение позволяет лучше понять морфогенез сложностности. Оно с большей точностью показывает, как единство в самом себе может быть вновь введено через различения; и оно оставляет полностью открытым вопрос о том, сколько таких возможностей существует, и можно ли их скоординировать, а если можно, то в каких формах» [10, с.11]. В данном случае можно выделить как исходную для анализа систем бинарную оппозицию «система / окружающий мир», имманентно содержащую в себе бинарную оппозицию «система / система». Если последняя оппозиция известна традиции, то благодаря различению системы и внешнего мира система постигает мировое единство. «Переключение со схемы целое /часть на схему система /окружающий мир в конечном итоге изменяет положение понятия «интеграция» [10, с.12], – подытоживает свои рассуждения о дифференциации как основе всякого системообразования Н. Луман.
«Этап апостолов» в истории системного движения может быть представлен трудами Л.фон Берталанфи, новый организмический подход которого тесно связан с необходимостью переноса центра тяжести исследования с частей на органическое целое. Суть организмического подхода Берталанфи тесно связана со следующими моментами: а) целостный подход вместо аналитически – суммативного; б) динамическое представление вместо статического и машинного; в) рассмотрение организма как активности [11, с.124]. Именно теория открытых систем Л.фон Берталанфи, позволив объяснить процессы роста, приспособления и регуляции живых систем, легла в основу общей теории систем, ставшей исходным пунктом системного движения во многих странах.
Онтологическая направленность ОТС Л. фон Берталанфи состоит в том, чтобы дать определенную концептуальную характеристику всему универсуму. Но этот подход, представляя собой лишь определенное обобщение теории открытых систем, т.е. в лучшем случае теорию некоторых классов материальных систем, – не охватывает даже всех биологических систем. В подходе Берталанфи импонирует факт неприменимости к анализу систем принципов однозначной детерминации при рассмотрении свойства эквифинальности систем. Понятие эквифинальности предполагает, что у системы существует возможность достижения определенной конечной ситуации из неопределенной начальной ситуации в условиях хаотичного хода событий [11, с.121]. Подобное понимание эквифинальности предполагает правильное осознание недостаточности одних лишь причинно-следственных связей в качестве средства реализации системного подхода. Можно сказать, что Л.фон Берталанфи создает свой вариант общей теории систем как антипод классической науке с ее линейной схемой причинно-следственных связей.
Опираясь на разработки В.Н. Садовского [12] и В.Г. Горохова [11], обобщим достижения Л.фон Берталанфи как «апостола» системного движения. Правомерно выделить ряд основных достижений Л. фон Берталанфи. Во-первых, системный фундаментализм; во-вторых, создание теории открытых систем как обобщения частных теорий; в-третьих, введение абстрактно – теоретического представления системы как комплекса элементов, находящихся во взаимодействии; и наконец, в-четвертых, создание определенных предпосылок системного мышления как интердисциплинарного направления науки ХХ века [13]. Суть системного фундаментализма состоит в выдвижении идеи системности как общего основания описания специфических объектов разного рода.
Известно, что в это же время появляется кибернетический подход Н. Винера, предполагающий некую общность процессов регулирования и информационного обмена живых организмов и машин. При некотором различии кибернетики и ОТС, все же можно выделить общее, состоящее как в междисциплинарности, так и в их методологической направленности. Общими моментами являются отвлечение от вещественного субстрата материальных процессов и рассмотрение их функциональных зависимостей, а также учет иерархического принципа рассмотрения систем. Так или иначе, но это взаимодействие между кибернетикой и ОТС, суть которого в перенесении принципов из биологии и обобщенных в кибернетике, на мир неживой природы и общества, в конечном итоге привело к развитию подхода, сводящегося к рассмотрению систем как самоорганизующихся. Модель самоорганизации будет основной моделью при рассмотрении сложных систем, которые втягиваются в орбиту исследователей в связи с появлением синергетики.
Синергетическая теория самоорганизации материи не ограничивается системами высшей организационной и функциональной сложности. С ее точки зрения явление самоорганизации не рассматривается в качестве «монополии» живых, социально организованных систем и созданных человеком искусственных кибернетических объектов. Оно универсально и реализуется всегда, когда в протекающем процессе имеется соответствующее сочетание внутренних и внешних факторов и условий. Очевидно, универсальность самоорганизации еще нуждается в истолковании. Один из основателей синергетики Г. Хакен сформулировал основной вопрос этой науки как глубокую философско-мировоззренческую проблему, ждущую осмысления философами: «Почему системы, состоящие из столь различных по своей природе компонентов, как электроны, атомы, молекулы, фотоны, клетки, животные или даже люди, когда они самоорганизуются, должны подчиняться одним и тем же принципам, образуя, электрические колебания, структуры в жидкостях, популяции животных или социальные группы?» [14, с.35]. Истолкования? Но с каких позиций? С позиций существующей до сих пор в философии декартовской парадигмы? «Механистическая парадигма и поныне остается для физиков «точкой отсчета», образуя центральное ядро науки в целом. Оказываемое ею и поныне влияние столь сильно, что подавляющее большинство социальных наук, в особенности экономика, все еще находится в ее власти» [5, с.11]. Последнее вполне объяснимо, ибо «теоретический операционализм, в конечном счете, соответствовал операционализму практическому. Научный метод, приводивший к все более действенному господству над природой, также предоставил чистые понятия в качестве инструментов все более действенного господства человека над человеком посредством господства над природой. Господство теперь увековечивает себя и распространяется не только посредством технологии, но и как технология, и она наделяет склонную к экспансии политическую власть, вбирающую в себя все сферы культуры, огромной легитимностью» [15, с.55].
Открытия синергетики таковы, что подводят ученых к выводам о необходимости нового, нетрадиционного миропонимания, которое имеет немало общего с трактовкой единства мира в философии Востока. Невольно встает вопрос о качественно новом понимании места человека в мире, его новом отношении с природой. «Вместо того чтобы рассматривать природу как объект возможного технического распоряжения, мы могли бы относиться к ней как партнеру возможной интеракции. Вместо природы эксплуатируемой мы могли бы стремиться к природе братской. На уровне интерсубъективности ... мы могли бы приписать субъективность животным, растениям и даже камням и вступить с природой в коммуникацию...» [15, с.60]. О нерасторжимой цельности Земли, человечества, науки, связи их с Космосом, поистине «вселенской огромности», окружающей реальности писал еще В.М.Вернадский, учение которого о ноосфере ждет своего осмысления. В.И.Вернадский отмечал, что положение философии Запада усложняется тем, что на Востоке существует другой комплекс философских построений, развивающийся самостоятельно, вне контакта и влияния философии Запада.
Складывающаяся парадигма интересна тем, что она акцентирует внимание на таких аспектах реальности, которые наиболее характерны для современной стадии ускоренных социальных изменений: разупорядоченности, неустойчивости, разнообразии, неравновесности, нелинейных соотношениях. Мы живем в мире, в котором возрастает вероятность маловероятных процессов. Этот очевидный факт актуализирует другое видение истории, основанное на модальной онтологии как варианте неклассической онтологии. Нелинейность исторического процесса не укладывается в привычные для нас причинно-следственные ряды, описываемые «условно-разделительными силлогизмами» по схеме «если – то», а вместо этого – поливалентное взаимодействие факторов в социальной системе, многовариантность развития которой имманентно содержит противоположные возможности своего развертывания. Эти возможности могут реализоваться через преодоление экономического детерминизма с его обязательной линейной поступью развития. Последнее является лишь "модусом" промышленной цивилизации, потесненной «нашей эпохой фрагментации и специализации», девизом которой становится по Ж. Делезу и Ф. Гваттари освобождение от доверия к старым категориям Негативного и развитие мысли, действия, желания посредством «пролиферации и разъединения»: «Отдавайте предпочтение позитивному и множественному, различие предпочитайте однообразному, поток единствам, подвижные… сборки – системам. Не забывайте: продуктивное – это не оседлое, а кочевое» [16, с.29].
В «эпоху апологетов», когда идея системности становится общепризнанной и понятной всем, происходит кризис системного движения, связанной отчасти с отрицанием постмодернистами всех форм монизма и унификации, ведущим к элиминации каких-либо глобальных схем. Нельзя не согласиться с И.С. Лисеевым, который полагает, что судьба данного методологического направления как мощного регулятивного принципа, нуждается в артикуляции, как и обсуждение того вклада, который был сделан «апостолами» и «пророками» системного движения [6].
В последнее время все чаще и чаще говорят о ренессансе системной методологии, связанном с проектированием информационных потоков в сложных системах. Проектирование организационных структур и системный менеджмент основываются на идее аутопойетических и самореферентных систем, развиваемой Н. Луманом. Теория систем Н.Лумана «может рассматриваться как новая парадигма теории систем, основывающаяся на синтезе идей общей теории систем Берталанфи и синергетического подхода и примененная к анализу развития самоорганизующихся социальных систем» [17, с.453]. Центральным понятием теории Лумана является понятие аутопойезиса, введенное У. Матураной и Ф. Варелой. Аутопойезис определяется как «способ организации живых систем» [18, с.234], т.е. аутопойетические системы – это те, которые сами себя воссоздают, поэтому «единственным продуктом их организации являются они же сами, это значит, не существует никакой разницы между производителем и продуктом. Существование и активность любой аутопойетической системы неразделимы, что и составляет особенность ее организации» [19, с.190-191].
Почему же теорию Лумана все чаще рассматривают как новую системную парадигму? Рассмотрим это поподробнее. Критически отвергнув классическую методологию с признанием единственности субъекта и неизбежным различением мышления и бытия, Н.Луман начинает с лингвистического поворота в философии. Он ставит под сомнение продуктивность эссенциалистского образования понятий. Вопросы типа, «что такое общество», «что такое город», «что… есть…» [20, с.69], – лишь ставят социолога в состоянии невозможности исчерпывающего ответа.
Этот факт проблематизирует ситуацию, включая социолога благодаря этому типу вопросов «что?», – в переформулирование вопроса, как возможны теории общества вместо вопроса «что есть общество»? В дискурсе конструктивизма это – самонаблюдение второго порядка, суть которого состоит в том, что система является одновременно наблюдающей и наблюдаемой самой собой. Социология организует себя, таким образом, как аутопойетическую систему, что означает опору на все ее наличные теоретические ресурсы. Поскольку теория общества формируется в обществе, то процесс наблюдения и описания подсистем современного общества, с помощью которых выявляются сходные структуры в различных областях, – зависит от понятийных идеализаций.
Аргументационным основанием правомерности использования понятия аутопойезис как центрального понятия является факт функциональной автономизации и оперативной замкнутости важнейших подсистем общества. Круг замкнулся: своеобразие самовоспроизводящихся подсистем современного общества зависят от способа наблюдений и различений, посредством которых теория общества учреждает саму себя. «Понимание кругового, самореференциального и поэтому логически симметричного способа выстраивания этих систем подводит к вопросу о том, как же могут разрываться такие круги и выстраиваться ассиметрии. Кто же скажет тогда, что является причиной, а что следствием? Или еще радикальнее: что предшествует, а что появляется позднее, что происходит внутри, а что – вовне? Инстанцию, осуществляющую это размышление, сегодня часто называют «наблюдателем» [10,с.58].
Наблюдать, по Луману, это значит просто различать и обозначать. С помощью понятия наблюдения учитывают то, что «различение и обозначение» являются одной единственной операцией, в ходе которой производится и воспроизводится общество. Необходимо отметить, что именно благодаря этой операции производятся элементы аутопойетической системы, а также формируется отношение системы к окружающему миру. Хотя все внешние отношения системы даны как неспецифические, но всякая спецификация отношения к окружающему миру предполагает собственную деятельность системы и ее конкретное историческое состояние как условие ее собственной деятельности. Иначе говоря, «всякая спецификация сама является формой, то есть различением; она состоит в выборе из самоконституированной области выбора (информации), и эта форма может образовываться в самой системе» [10, с.69].
«Свои собственные операции система может конструировать, лишь подсоединяя их к другим собственным операциям этой же самой системы. Но этим не заданы все условия существования, так что следует еще раз повторить вопрос о том, как данную рекурсивную зависимость оперирования от него самого можно отличить от бесспорно сохраняющихся зависимостей от окружающего мира» [10, с.38]. Анализ специфики аутопойетических операций, учитывая скудную объяснительную силу и ценность исходного понятия «аутопойезис», вряд ли что прояснит без обращения к базовому понятию современной науки, которое является центральным в системной теории Лумана, - понятию коммуникация.
Отказываясь от онтологического способа объяснения общества с неизбежным поиском инвариантов бытия, а, следовательно, от дифференциации на субъект и объект, Луман прибегает к эволюционной теории, основывающейся на понятии аутопойезис, как это было показано выше. Если «единицей (квантом жизни) является живущая (выживающая) особь, а не эволюционирующий вид» [10, с.61], то единицей общества является коммуникация. Коммуникация и есть та единственная операция, операция «различения и обозначения», с помощью которой и воспроизводится общество.
«Аутопойезис жизни являет собой единственное в своем роде биохимическое изобретение эволюции; однако из него не следовало, что должны были бы появиться также черви и люди. И то же самое относится к случаю коммуникации. Коммуникация, предполагающая аутопойетическую операцию коммуникации, порождает общество, однако из этого еще не вытекает, какое именно это будет общество» [10, с.65]. С точки зрения Н. Лумана, общество состоит из коммуникаций-событий, которые сменяют друг друга во времени. Структура общества представлена учреждениями, способными связывать эти мимолетные события, а принцип структурирования заключается в дифференциации коммуникаций.
Что принципиально нового в этой теории? Новизна очевидна. Теория начинается с парадокса: люди уже не есть часть общества, к чему приучило нас классическое обществознание; они принадлежат его внешнему миру. Человек элиминируется социальной системой и помещается вовне, ее внешнее окружение, которое не имеет никаких границ, представляя безграничный горизонт системы. «Как целое, человек – реалия внешнего мира, он наблюдатель, строитель теорий. Однако любая сколь-нибудь универсальная теория общества принадлежит обществу (является следствием и тематизируется в процессе коммуникации) и в этом смысле обращена на себя саму, является самосодержащей и самореференциальной «пьесой в пьесе [21, с.71].
Отсутствие центрального наблюдателя, к чьим описаниям присоединились бы другие, ведет к признанию множества наблюдателей, каждый из которых создает свою теорию из материала повседневности. Другими словами, «общество является крайним случаем поликонтекстуального самонаблюдения, крайним случаем системы, принужденной к поликонтекстуальному самонаблюдению и не действующей при этом подобно объекту, о котором можно иметь лишь одно единственное истинное мнение, так что все остальные, отклоняющиеся взгляды можно рассматривать как заблуждения» [21, с.79]. Все, что говорится, говорится неким наблюдателем. Тогда проблемой становится возможность описания общества: исчерпывающие теории общества с их погружением в сущность изучаемого предмета, уходят в небытие. Поэтому актуализируется проблема невозможности описания общества. Тавталогизация и парадоксализация как пути выработки дефиниции общества не продуктивны, ибо «нет такого места, с которого репрезентативным или даже определяющим для всех остальных частей общества могло бы описываться, что есть, или же не есть общество» [21, с.78]. Проблема самоописания существует лишь в функционально дифференцированном обществе.
Дифференцирование возможно благодаря процессам референции (внешней) и самореференции – они действуют в операциях по коммуникации постоянно и с необходимостью, одновременно и соединено. Так система в единстве внешней референции и самореференции (то есть «сравнивая» себя с внешней средой с самой же собой) приобретает свою обособленность и, таким образом, способность к операциональной закрытости своих процессов по переработке информации, воспроизводимых ею элементов и структур [1, с.34]. Под закрытостью подразумевается у Лумана, как и у всех конструктивистов, не термодинамическая изолированность, а всего лишь оперативная замкнутость. Именно оперативная замкнутость есть условие возможностей собственных операций, сосуществующих одновременно друг с другом и состоящих в рекурсивных отношениях, что означает определенную онтологически существующую последовательность операций. Завершение одной операции есть условие возможности другой операции. Это и есть рекурсивные отношения, приводящие к дифференциации систем, замыкание которых реализуется благодаря высококомплексным структурам, сосуществующим одновременно с окружающим миром. Операционная закрытость и есть результат такого рода рекурсивных отношений.
«Общество – это коммуникативно-закрытая система. Оно порождает коммуникацию через коммуникацию. Его динамика состоит в воздействии коммуникации на коммуникации и в этом смысле – в трансформации тех или иных актуальных различений и обозначений; она никогда не выражается в преобразованиях окружающего мира» [1, с. 119]. Это означает, что общество является системой, определяющей себя полностью из себя самой и при помощи себя самой. Никакой внешний мир с его принудительным давлением и влиянием не способен определить общество.
Только «коммуникация сама принимает решения (в случае необходимости – с помощью уточняющих вопросов или непринятия в расчет) по поводу своих собственных притязаний на определенность, а также смысла применения неопределенностей. И последний контроль над самоустановлением в измерении между определенным и неопределенным состоит в вопросе о том, что способствует продолжению, а что – прерыванию текущей коммуникации» [22, с. С.118].
Логично следует принципиально важный вывод: «общество может коммуницировать только в себе самом, но никак не с самими собой и не со своим окружающим миром. Оно порождает свое единство через осуществление коммуникаций в рекурсивном ретроспективном и предвосхищающем обращении к другим коммуникациям. Соответственно если в основу наблюдения им положена схема «система – окружающий мир», то общество обретает возможность коммуницировать в себе самом, о себе самом или о своем окружающем мире, но никогда – с самим собой, никогда – со своим окружающим миром» [1, с.123].
Аргументом Лумана в пользу невозможности воплощения окружающего мира в самом обществе как системе, самого общества в нем самом – является как раз постулирование возможности общества как аутопойетической системы. Круг опять замкнулся: специфический круг операций воспроизводства системы связан с подобной замкнутостью общества как системы, о чем говорилось выше. Конечно без окружающего мира, его присутствия в качестве объяснительного механизма функционирования системы, хоть и операционально-замкнутой, не обойтись. Без окружающего мира ничего не может произойти, он задействован как ответственный за часть необходимых причин, через которые система детерминирует собственные состояния как возможные для дальнейшего ее воспроизводства. Речь идет о производстве как детерминанте собственного состояния системы.
Производство – воспроизводство как основа различения внешнего и внутреннего, есть одна из бинарных оппозиций, без которой невозможно воспроизводство системы как системы, а, следовательно, и ее границ. Без обозначения же границы чего-либо нельзя говорить и об идентификационных параметрах. Такими идентификационными параметрами будут осетевленные операции системы. Только коммуникация может осуществлять коммуникацию и создавать ее элементы и структуры.
Выступая против привычного понимания коммуникации, в частности против тезиса о существовании автора как субъекта коммуникации, Луман рассматривает саму коммуникацию как аутопойезис, то есть самоорганизующийся, самоосуществляемый процесс. Будучи общим принципом образования систем, аутопойезис применительно к коммуникации как системному явлению предполагает выделение в ней трех следующих составляющих: информации, сообщения и понимания.
Коммуникация представляет собой три селекции этих составляющих: информации, сообщения и понимания. Информация представляет собой событие, которое актуализируясь, теряет характер информации. Интерес к информации связан со стремлением к неожиданному. Информация является различением между тем, что могло бы быть и тем, что происходит или сообщается. Эффектом информации является степень вызванного ей различения, причем, она не может быть внесена в систему из окружающей среды, она должна быть произведена в самой системе.
Процессы селекции связаны с отбором и различением. Если селекции не происходит (нет различения информации и сообщения), то имеет место голое восприятие, которое есть, прежде всего, психическое событие без всякого коммуникативного содержания. Это означает недоступность для системы коммуникации без дальнейшей селекции: нет понимания смысла, нет решения, нет коммуникации. Понимание является также селекцией: оно никогда не есть голое дублирование сообщения в нашем сознании. Оно присоединяется к предыдущему опыту коммуникации и становится предпосылкой соединения следующей коммуникации в самой коммуникативной системе. Это собственно и есть условие аутопойезиса социальной системы: она вырабатывает свое собственное понимание (или собственное неправильное понимание) и в этих целях создает процессы самонаблюдения и контроля. В обществе на себя эту роль берут media.
Вне коммуникации нет никакой информации, сообщений и понимания, так как она сама их вырабатывает в качестве круговой взаимной предпосылки. В этом смысле система коммуникации и является полностью закрытой системой, которая сама производит компоненты, из которых и состоит. Лишь коммуникация может осуществлять себя, контролировать и ремонтировать себя, она специфицирует свои элементы и структуру. Коммуникация не имеет никакой цели. Она происходит или не происходит - это все, что о ней можно сказать. Все коммуникации связаны с риском: будет ли сообщение и понятая информация приняты или будут отклонены. Она форсирует ситуацию решения, ибо коммуникация удваивает реальность, создавая два варианта решения: «да» - «нет». Этим самым принуждает к селекции; в этом и состоит аутопойезис системы, гарантирующий ее продолжительность. Механизм возникновения и функционирования коммуникации может быть понят лишь благодаря различению сообщения и информации, также благодаря пониманию этого различия. Вследствие этого последующая коммуникация может соотноситься либо с сообщением, либо с информацией. Причем, эти операции осуществляются с помощью подсоединяющейся коммуникации, которая вновь и вновь воспроизводит дифференциацию сообщения и информации. Этот бесконечный процесс операционного осуществления коммуникации и есть воспроизведение замкнутости системы. «В зависимости от специфики способа ее наблюдения (от того, как она осуществляется, а именно, через различение сообщения и информации) коммуникация воспроизводит диффренциацию закрытости и открытости» [22, с.121].
Из структурного единства информации, сообщения и понимания, становится понятной роль каждой составляющей коммуникации. Сообщение актуализирует возможность рекурсивного отнесения коммуникации к самой системе. Функция же информации как составляющей коммуникации – реферирование своего окружающего мира. Таким образом, артикулирование относительно основных функций сообщения и информации подводит к необходимому, уже очевидному выводу относительно структуры коммуникативной операции системы. Данная структура сводится к форме в виде различения само-референции и ино-референции. Именно посредством этой формы-структуры происходит интегрирование дифференциации системы и окружающего мира в систему.
Далее же проблема недостижимого в операциях окружающего мира смещается из операционной области в область познания. Система воспроизводит, таким образом, себя саму в воображаемом пространстве своих референций, причем, с каждой коммуникативной операцией происходит обновление формы своего аутопойезиса, т.е. различение само-референции и ино-референции.
Единство системы общества состоит в одном лишь отграничении от внешнего. Это отграничение заключено в форме системы, в дифференциации, непрерывно воспроизводящейся в ходе операции. Так, рассмотрение такой сложнейшей системы как общество позволило увидеть специфику лумановского подхода к обществу. Данный подход рассматривает общество иначе: люди не являются больше элементами общества как системы. Единственный элемент – это коммуникация, постоянно в своих операциях воспроизводящая сама себя. В таком обществе, где господствует идол по имени Информация, идеология активизма сменяется идеологией конструктивизма, тесно связанной с социально-гуманитарными технологиями, определяющими конфигурации современного общества. Информация как составляющая коммуникации, есть тот стратегический ресурс, лежащий в основе социальной реальности постоянно воспроизводящий ее, и бросающий вызов человеку, его способностям жить в совершенно новой социальной среде, инициирующей новые смыслы, «распаковка» которых ведет к новой селекции трех составляющих коммуникации. Так вновь и вновь воспроизводится новый тип общества, в котором управление трансформируется в разнообразные формы самоуправления, что детерминируется новыми конфигурациями аутопойетической системы.
В качестве итога статьи представим выводы, в которых содержатся основные моменты наших рассуждений.
1.Новая системная парадигма, будучи синтезом общей теории систем Л.фон Берталанфи и синергетики, актуализирует потребность в обсуждении теоретических основ, на которых она базируется. Это обсуждение в рамках данной статьи позволило с позиций системной теории Н.Лумана, осуществить рефлексию относительно теоретических основ этой парадигмы.
2. В качестве обсуждения теоретических оснований данной парадигмы предлагается исторический метод, что позволяет выделить основные этапы становления новой системной парадигмы конца XX века. Рассмотрение организационной диалектики А.А. Богданова, попытка вычленить общее в тектологии и теории самореферентных систем Н. Лумана – привело к выявлению общего между ними. Понятие системной дифференциации (или «тектологической разности» в терминологии А.А. Богданова) является основным в системных исследованиях А.А. Богданова и Н. Лумана. Дифференцирование есть необходимый процесс системообразования.
3. Существующее различие во взглядах А.А.Богданова, Л. фон Берталанфи и Н.Лумана все же позволяет причислить их к одной парадигме системного мышления, парадигме «система – окружающий мир». Это позволяет выделить в качестве основных бинарных оппозиций системы данную оппозицию; в системной теории Н. Лумана бинарная оппозиция «система – окружающий мир» имманентно содержит бинарную оппозицию «система – система». Данная бинарная оппозиция позволяет рассматривать подход к системам Лумана как специфически уникальный, являющийся методологическим основанием объяснения функционирования как информационно-коммуникативных систем, так и социальных систем. Понятие «аутопойезис, заимствованное из биологии, является центральным понятием для объяснения функционирования этих систем. Аутопойетическая система, с точки зрения Н. Лумана, является открытой относительно внешней среды и закрытой относительно протекающих в ней операций.
4. Осетевленными операциями системы являются коммуникации, которые и есть те идентификационные параметры системы, задающие ее границы. Коммуникация – это процесс аутопойезиса, включающий в себя три составляющие: информацию, сообщение и понимание. Без процесса селекции нет понимания и смысла. Причем, само понимание и есть селекция и предпосылка новой коммуникации. Такой бесконечный процесс операционального осуществления и есть процесс воспроизводства общества как операционально-замкнутой системы.
5. Теоретическая рефлексия относительно глубинных оснований социальной коммуникации, предполагает исследование понятия «коммуникация» как исходного элемента социальной системы, ответственного за ее воспроизводство. Деонтологизация предмета, понимаемая как самореферентность системы, т.е. ее способность постоянно самоопределять отношение самой к себе и дифференцировать себя от отношений к окружающему миру, – позволяет прийти к выводу о перенесении реальности в сфере оперативной, самореферентной репродукции системы. Онтологический аспект, рассматриваемый обычно как объяснительный уровень, сводится к конструированию системы. Поэтому реальность понимается как процесс конструирования. Последнее коррелирует с модным сегодня конструктивистским дискурсом, продуктивно работающим в сфере объяснения как социальности, так и процессов жизни, мышления, когнитивных процессов. Конструктивистский дискурс, позволяя преодолеть философию активизма с ее интенцией на постоянное преобразование действительности, служит основой технологий, лежащих в основе современного управления процессами инновационного развития всех сфер общества..
6. Итак, онтологизация коммуникации означает, что коммуникация приобретает статус социальной реальности, позволяя осуществлять любые типы социальных отношений и воспроизводить правила, по которым эти отношения строятся, интерпретируются, оцениваются. Коммуникация – это не просто операция передачи, трансляции информации, но и процесс некой общности. В данном процессе происходит как смыслопорождение, так и соотнесение новых смыслов со смыслами существующими. Здесь значимой становится роль условий, при которых происходит столкновение смыслов. Именно обсуждение онтологического аспекта коммуникации позволяет приблизиться к сущности как современных общественных процессов, так и «схватить» некие теоретические принципы, выступающие регуляторами в подходе к социальной коммуникации.
7. Онтологическое измерение коммуникации, как было отмечено выше, выявляется в конструктивистском дискурсе, который служит базой определения задач проектной деятельности современных PR-специалистов и менеджеров, формируя необходимый для этой деятельности тип мышления. Тип проектного мышления, востребованный сегодня при объяснении процессов информационного общества, делает Н. Лумана одним из ярких представителей новой системной парадигмы, служащей методологической основой современных социально-гуманитарных технологий.
Библиографический список
PAGE 20
Труды НГТУ им. Р.Е. Алексеева. «Управление в социальных системах. Коммуникативные технологии».
________________________________________________________________________________________________________________________