Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Оглавление
Балканская война: причины и следствия
Владимир Пастухов
Представления о возможных последствиях балканского кризиса для мира и для России существенно различаются в зависимости от глубины понимания природы этого конфликта.
Балканская война возникла на пересечении двух глобальных противоречий, присущих современному миру. С одной стороны, это противоречие между этническим разнообра зием современного общества и территориальной формой его политической организации. С другой стороны, это противоречие между глобализацией международных отношений и суверенной формой организации мирового сообщества.
Конфликт между государством и этносом древен, как мир. Отношения между ними зачастую представляются как отношения между двумя корпорациями. Соответственно, чтобы уладить конфликт, стороны понуждаются к диалогу. Готовность к диалогу поощряется, несговорчивость наказывается. К сожалению, такой подход слишком примитивен и не имеет никакого отношения к реальности. Практические действия, построенные на таких теоретических предпосыл ках, обречены на провал.
Политическое государство и этнос - субстанции настолько качественно разнородные, что говорить о диалоге здесь возможно лишь в том же смысле, что и о столкновении астероида с радиоволнами. Этнос - это первичная рудиментарная форма социальной организации, основанная, в конечном счете, на кровном родстве. Политическое государство является конечной на сегодняшний день точкой эволюции социальной организации по территориальному принципу. С философской точки зрения политическое государство есть полное преодоление, "диалектическое снятие" этноса. В идеальном смысле они не должны пересекаться. Но жизнь далека от идеала, и в ней политическое государство и этнос обречены на далеко не мирное сосуществование.
Реальное современное общество - есть итог длительной эволюции форм социальной организации. Этнос, цивилизация, политическое государство - ступени этой эволюции. Принципиальное значение при этом имеет тот факт, что каждая предшествующая форма не отмирала при появлении более высокого типа организации, а продолжала свое самостоятельное существование в усложнившемся мире. В результате сегодня каждое государственно оформленное сообщество - есть объемный комплекс этнических, цивилизационных и политических отношений, которые сосуществуют друг с другом иногда более, иногда менее гармонично.
Проблема в том, что политическое государство не имеет иммунитета против вспышек этнической активности. И если вирус этнической неприязни вырывается все-таки из-под контроля, государство оказывается бессильно что-либо ему противопоставить. Посланец древности, сохранивший себя, как выясняется, в почти неизмененном виде, спящий глубоким летаргическим сном в подсознании современного общества, этнос может обернуться злейшим врагом привычной нам социальной организации. Этнический конфликт - это злокачественная социальная опухоль, способная в считанные месяцы поразить любой государственный механизм.
Государство как территориальная организация не способна идентифицировать этнос как социальный субъект. Последний существует для государства в другом измерении. Политическое государство ощущает присутствие этноса в своей жизни лишь опосредованно в виде "этнических различий" своих граждан. При этом значение этих этнических различий оно стремится нивелировать, ибо принципом политической организации современного общества является равенство. Однако за "этническими деревьями" государство не видит леса. Когда этнос приходит в движение, государство не может вести с ним диалог не потому, что не хочет, а потому, что не может. Этнос не имеет представителей в политическом смысле слова, с которыми можно было бы договариваться. У этноса есть только военные вожди, но они незнакомы с политическими правилами. Если государство признает вождя, оно перестанет быть государством. Если вождь признает политические правила, он будет отторгнут этносом.
Власть, как правило, борется не с причиной, а со следствиями, она обрушивается на этнических экстремистов. Но в этой бессмысленной и бесплодной борьбе происходит перерождение здоровых "общественных тканей". Отвечая массовым насилием на насилие, политическое государство само превращается в террористическую организацию. В этот момент можно фиксировать политическую смерть общества. Все, что происходит дальше, - это разложение политического трупа.
Известные до сих пор средства разрешения этнических конфликтов, к несчастью, совершенно неэффективны. Если конфликт может быть локализован и обстоятельства позволяют произвести оперативное вмешательство, государство, на территории которого произошел этнический конфликт, может быть расчленено и тем самым спасено от самоуничто жения. При этом обе части надолго останутся инвалидами. Но там, где это невозможно, государство обречено на долгое и мучительное разрушение. Все имеющиеся в арсенале человечества средства способны несколько замедлить процесс, но нет механизмов, позволяющих "снять" этнический конфликт.
То, каким образом мировое сообщество пытается развязать балканский узел, в первую очередь демонстрирует, что мировая политическая элита еще не готова увидеть всю реальную сложность стоящих перед ней вопросов и хочет ограничиться примитивными ответами на вызов времени.
Балканский кризис как никакой другой поставил мировое сообщество перед необходимостью решить острейшую этическую дилемму: о допустимости либо недопустимости вмешательства в этнический конфликт на территории суверенного государства. И то быстрое "да", которым ответил Запад, и то не менее стремительное "нет", которое выпалила Россия, оказались слишком легковесны по сравнению со сложностью вопроса.
Описанная дилемма ненова. Дискуссия на эту тему красной нитью проходит через всю послевоенную историю. Свое идеологическое воплощение она нашла в борьбе доктрины "прав человека", принесшей так много хлопот советскому режиму, с принципом "суверенитета". Однако до последнего времени при принятии решения, как правило, торжествова л консервативный подход. Сопоставляя риск возникновения непредсказуемых последствий нарушения международного баланса сил, мировое сообщество старалось воздерживаться от прямого участия в серьезных внутригосударственных конфликтах. Эта тенденция нашла свое политико-правовое закрепление в принципе невмешательства во внутренние дела.
Ситуация стала меняться только в последние годы. Во многом это происходило под влиянием США. Тем не менее нельзя сбрасывать со счетов и общее изменение мирового общественного мнения. В случае с Косово эта новая тенденция проявила себя наиболее четко и бескомпромиссно. Такая перемена обусловлена целым комплексом объективных и субъективных причин.
Объективной причиной является глобализация общественной жизни. Сегодня практически невозможно оградить мировое сообщество от последствий конфликта, возникшего на территории одного из его членов. В мире, где все связаны друг с другом, где с каждым днем множатся "сквозные" экономические, социальные и политические связи, практически невозможно остаться в роли стороннего наблюдателя и беспристрастного морализатора. И если бы конфликт имел место в Африке, остающейся пока периферией международной жизни, то у него еще был бы шанс протекать без вмешательства посторонних сил. Но верить, что этническая война в центре Европы может идти, не вовлекая в борьбу третьих лиц, - значит не понимать современных тенденций мирового развития.
Запад был вынужден что-либо предпринять. Россия допустила стратегическую ошибку, встав жестко на позицию невмешательства. Чрезмерно увлеченная собой в последнее десятилетие, она проглядела коренное изменение характера международных отношений и поэтому до последнего момента рассчитывала, что балканский кризис "рассосется". В конечном счете это привело к тому, что Россия практически утратила возможность повлиять на форму этого вмешательства, и последнее приобрело немыслимый, одиозный вид.
Субъективной причиной отказа от принципа "невмешательства" стала возникшая на Западе эйфория в связи с распадом СССР и ослаблением влияния России. Эта эйфория проявилась преимущественно в двух формах: как маниакальная убежденность в универсальном характере западных либеральных ценностей и как ощущение безнаказан ности при проведении любых силовых акций.
Под воздействием всех этих факторов, не имея четкого представления о природе конфликта, сам до конца не понимая, что нужно делать, руководствуясь заскорузлой доктриной "прав человека", вынутой на свет из сундука 70-х, загнанный в угол собственными либеральными догмами и в то же время лишенный возможности бездействовать, Запад принял решение об "оперативном лечении" и применил грубую военную силу. Россия громко хлопнула дверью, так и не сказав, что, собственно, нужно было бы, по ее мнению, делать.
То, что НАТО делает на Балканах, - агрессия по форме и акт отчаяния по существу. Это война от безысходности, наивная попытка одним махом избавиться от кошмара. Европа вошла в эту войну, зажмурив глаза, и будет стараться не открывать их как можно дольше.
Сегодня конфликт имеет очевидно двухуровневую структуру. Внутренний круг - это собственно сербо-албанское столкновение. Однако грубое оперативное вмешательство в эту войну привело к "вторичной интоксикации" и, как следствие, к отравлению всей системы международных отношений. Поэтому над Балканами замкнулся второй круг - внешнего противостояния Запада и России. Все будущие предложения по урегулированию кризиса должны будут отталкиваться от этой двойственной структуры конфликта как от объективного факта.
К сожалению, усилия всех действующих лиц драмы неадекватны реальной сложности проблемы. Поэтому кризис будет разворачиваться, подчиняясь исключительно своей собственной логике. Соответствующими будут и последствия его для мира в целом и для каждого участника конфликта в отдельности.
Сегодня, когда миновала острая фаза конфликта, можно сказать, что все стороны в нем уже понесли потери. При этом на Запад легло бремя колоссальных материальных затрат, а России достались моральные издержки.
В качестве реакции на косовский кризис отношения внутри мирового сообщества претерпят изменения как в краткосрочном, так и в долгосрочном плане.
Что касается ближайшей перспективы, то нынешний конфликт уже привел к оккупации части территории Югославии и ее фактическому расчленению. Западу придется тратить немыслимые суммы на поддержание стабильности оккупационного режима. При этом вряд ли значимая часть косоваров пожелает вернуться обратно из приютившей ее Европы добровольно. Со временем выяснится также, что косовары, ради которых ломалось столько копьев, совсем не пай-мальчики и способны наводнить Старый и Новый Свет наркотиками и оружием. Причем все это будет происходить в очень непростом и холодном мире.
Затраты будут расти с каждым годом, так как оккупация не является окончательным решением проблемы. Это всего лишь "отложенная головная боль". При этом все явственнее будет проявляться двусмысленность нахождения европейских войск на территории, формально продолжающей считаться частью Югославии. В стремлении снять эту двусмысленность Запад будет прилагать неимоверные усилия для смещения Милошевича. Однако это самообман, так как уход Милошевича сам по себе не снимет с повестки дня этническую проблему.
Россия в этом мире окажется еще более изолированной. Отношения с Западом будут продолжать ухудшаться. Причем в числе ее главных обвинителей будут те самые сербы, которых она вдохновила и которым ничего не дала.
Таким образом, пережив острую фазу и став хронической болезнью, косовский кризис превращается на наших глазах в постоянный фактор общеевропейской политики.
Гораздо большую обеспокоенность должны вызвать долгосрочные последствия балканских военно-воздушных маневров. Сон политического разума рождает идеологических чудовищ.
Непреклонный в своей наивной вере, что борется в Косово против "диктатуры и варварства" за "права человека", Запад воспринимает позицию России исключительно как рецидив тоталитаризма. На наших глазах формируется новый стереотип, в соответствии с которым русской политической культуре чужды демократические ценности, и либерализм отторгается русским духом как инородное тело. Будут сделаны и соответствующие практические выводы.
Напротив, русские все больше и больше зацикливаются на неисправимом русофобстве европейцев. Любой шаг Запада в России начнут рассматривать как заведомое стремление задушить и расчленить. Из генетической памяти всплывет образ мирового империализма. Мания преследования будет пробуждать подозрительность и агрессивность.
С такими теплыми чувствами друг к другу человечество готовится войти в ХХI век. И в этой обстановке холодного отчуждения предстоит залечивать свои раны почти забытым к тому моменту балканским аборигенам.
Для самой России в краткосрочном и в долгосрочном плане балканский кризис будет иметь разные последствия.
В течение двух месяцев мир живет в ожидании сенсации из России. Скорее всего, этим ожиданиям не суждено сбыться. В самое ближайшее время балканский кризис вряд ли окажет какое-либо существенное воздействие на внутриполитические процессы в России. Тому есть ряд причин.
Во-первых, Россия сегодня слишком сконцентрирована на проблеме передачи власти из рук угасающего Президента, чтобы иметь возможность отвлекаться на что-либо еще.
Во-вторых, сама по себе югославская проблема не так волнует русских, как это может показаться на первый взгляд. Нет ничего более эфемерного, чем лозунг славянского братства, которым оперируют сегодня в Москве. В мирное время сербов и русских мало что связывало. Сербы являются по менталитету одними из наиболее западноориентированных славян. К русским они относятся настороженно (чему есть немало объективных предпосылок) и, лишь загнанные Клинтоном в угол, вынуждены смотреть в сторону Москвы в ожидании долгожданных пушек. Но чем дольше пушек не будет (а их, скорее всего, не будет вовсе), тем сильнее будут другие настроения: разочарования и злости. Справедливости ради надо сказать, что и россияне любят не столько сербов, сколько себя. Панславизм - это русская идея, призванная обосновать русское лидерство в славянском мире. Защищая сербов, русские возвышают себя в своих собственных глазах. Это своего рода спасительная психологическая реакция угнетенного национального духа.
В-третьих, балканский кризис не добавил, в принципе, ничего нового в российский политический процесс. Радикализация и национализация массового сознания продолжаются в России уже несколько лет. Балканские события усугубляют тенденцию, но не создают ее. Изменения имеют скорее количественный, нежели качественный характер. Конечно, нельзя исключить перехода количества в качество, например, в случае начала наземной операции. Более вероятно, однако, что некоторое время кризис будет оказывать на российскую политическую жизнь преимущественно "риторическое" воздействие. Политикам разных уровней придется постоянно отвечать на беспокоящие вопросы о том, зачем мы тратим деньги, посылая бойцов в Косово, и о том, кого, собственно, эти бойцы там защищают.
Есть только один аспект, который можно считать более или менее практическим. Бомбардировки в Косово развязали руки российским военным в планировании чеченской кампании. Маловероятно, что в 1999 году Президент издаст приказ о том, что горы должны штурмоваться силами одной пехоты без огневой поддержки, как это было в 1995-м…
Но это не значит, что Балканы пройдут для России бесследно . Это камешек, который закладывается в фундамент будущего. И в том далеком будущем, о котором сейчас не принято думать и в котором сами балканские события станут историческим воспоминанием, Россия окажется страной, в архитектуре которой будет недвусмысленно угадываться антиамериканизм и скепсис в отношении к демократическим институтам.
Именно рост антиамериканских настроений и разочарование в демократии являются двумя основными следствиями балканского кризиса для внутренней жизни России. Второе особенно важно. Русские увидели, что формальная законность пасует перед политической целесообразностью на Западе так же, как и на Востоке. Они это запомнят. Октябрь 1993 года уже не будет им казаться таким кощунственным нарушением конституционного порядка. И, когда наступит час, русская элита окажется глуха к укорам и упрекам в связи с нарушениями демократических норм, процедур и всяческих договоров.
Сегодня мир может спать спокойно. Маловероятно, что балканский кризис вызовет в России политическую бурю. Легкий бриз не доставит западным лидерам много хлопот. Но, когда завтра миру предстанет "новая" Россия, многие американские и европейские либеральные архитекторы будут неприятно удивлены. Выиграв сейчас тактическое сражение за "балканскую демократию", Запад может упустить стратегическую инициативу в отношении будущего России.
Владимир Пастухов - доктор политических наук.
Оглавление | В начало статьи