Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Глава 1.
Месть старушки.
Есть люди, которые несут тьму,
мрак и хаос. Есть люди, которые несут справедливость и покой. А я несу пакетик…
Теплым майским утром баба Аня вышла из восьмого дома по улице Энтузиастов с целлофановым мешочком в руках. Нет, вовсе не любовь к природе двигала ей. В мешочке не было ни корма для птиц, ни снеди для бродячих собак, да и к зарождению рассвета над многоэтажками старушка была равнодушна. Мешочек был совершенно пуст. Вот уже три дня подряд Анна Андреевна вставала в шесть утра, выходила во двор и наполняла его экскрементами дворового кота Вантуса. Нет, она не практиковала лечение подагры фекалиевыми припарками и не гналась за славой Пьеро Мандзони или Александра Бреннера. Анна Андреевна была далека от современного искусства. Весь свой утренний улов она ловко размазывала по капоту Вольво, припаркованного у подъезда. Хозяин машины был её соседом сверху, а столь изощренное наказание заслужил тем, что несмотря на многочисленные протесты бабы Ани, всю зиму парковал своё авто прямо под её окнами. В холода этот мерзавец любил садиться в уже прогретую машину и использовал для этого одно из величайших достижений цивилизации – автозапуск. В семь утра двигатель запускался, а у Анны Андреевны наступала побудка. Ровно через семь минут хозяин машины выкатывался вниз, смачно хлопал дверью и уезжал, оставляя цветы на подоконнике бабули бороться с выхлопами, а её саму - с бессонницей. Весь ужас состоял в том, что Анну Андреевну вот уже десять лет никто и нигде так рано не ждал. По мнению большинства соседей, на пенсию она вышла ещё в меловом периоде, закопав у ручья с красивым названием Амазон свой боевой тамогавк. Этим томогавком, опять же по их авторитетному мнению, она собственноручно истребила последнего динозавра, а потом, устав от бренных дел, поселилась на первом этаже небольшой пятиэтажки, зажив жизнью обычного российского пенсионера. Правительство наделило её ежемесячным денежным довольствием, а Бог - еженочным расстройством сна. При помощи «Сондокса» ей удавалось сомкнуть глаза лишь к трём утра, и просыпаться в семь никак не входило в её планы. Говорят, Наполеон спал четыре часа в сутки, но Аустерлиц и Йена бабы Ани остались в далеком прошлом, постепенно сгладились в памяти даже Ватерлоо с Бородино, но воинственный дух старушки невозможно было истребить, даже сбросив ядерную бомбу на её однокомнатный остров святой Елены. Самостоятельные попытки объяснить соседу, что его авто является не лучшим пейзажем для одинокой пенсионерки, терпели крах, а помощи ждать было не откуда.
Первый муж Анны Андреевны погиб под бомбежкой в июле сорок первого. Вторым она обзавелась только через два года, но и тут не свезло: он спятил. Служить его не взяли из-за проблем с ногой, но легкая хромота не стала помехой для работы в родном колхозе. Ревизии при приемке складов не провели – старый завхоз очень торопился на фронт и сдал народное добро под честное слово. Получив ключи от амбаров и приступив к делу, новый муж Анны Андреевны не досчитался десяти мешков зерна. А, как известно, в Сталинские времена даже за горсть коммунистического зерна в кармане без разговоров ставили к стенке. Адвоката расхитителю соц. собственности не полагалось, и судил его товарищ Маузер. А жить всегда хочется всем. Вот и помешался человек на нервной почве. Страх заарканил его, сбил с ног и протащил через все фазы осознания конца его хрупкой жизни. Эти фазы были похожи на стадии, выявляемые психологами у раковых больных, только словно переставленные в обратном порядке. Сначала на него нашла апатия, и он каждый день смиренно ждал расстрела за то, чего не совершал. Смирение длилось недолго, вскоре оно сменилось бурной деятельностью: мужчина начал активно вооружаться. По всему периметру дома на случай приезда красных инквизиторов были рассованы ножи и заточки, во дворе прямо на дорожке поставлен плохо замаскированный капкан, глубоко в лесу сделан схрон с запасами еды и воды на несколько дней, а всё свободное время муж Анны Андреевны проводил, затачивая топор. На работу он ходил с топором, дома был с топором, ел с топором, пил с топором и даже спал, положив топор под подушку. В общем, время шло, а за ним всё не приходили. Напряжение росло, и, наконец, над его грешной головой разверзлись небеса, нещадно обрушив на помутневший разум шквал отчаяния. Баба Аня до сих пор очень хорошо помнит, какое оно в лицо. С наточенным топором, вздувшимися желваками и выпученными глазами её муж, её надежда и опора в богатстве и бедности, болезни и здравии, носился за ней по дому, выплевывая изо рта децибелы рева. Временами у него получалось взять себя в руки и заставить свой язык произнести какие-то слова, а затем сложить эти слова в предложения. Тогда у него получалось что-то вроде: «Я советских законов не нарушал!» Такое повторялось неоднократно. В общем, жить стало страшно и, более того, опасно. Надежность, которую каждая женщина ждет от замужества, куда-то улетучилась, и баба Аня решила последовать её примеру. Следовать пришлось ночью, в одной рубашке, увернувшись от не метко брошенного в спину топора и перемахнув через капкан во дворе. После этого инцидента с мужьями решено было завязывать. К тому же мужчин после войны стало мало: многие были убиты, ранены или остались калеками, - а родить без мужа в Совке Анна Андреевна так и не решилась.
Пришла весна – пора обновления. Узурпатор сменил дубленку на легкую куртку, но место парковки не сменил; и тут баба Аня вышла на тропу войны. Возможно, граф Монте-Кристо, Арбенин, принц Датский или любой другой персонаж литературной классики в оружие для мести выбрали бы что-то более возвышенное, но Анна Андреевна, окончившая лишь пять начальных классов, понятия о них не имела. Её сознание было угнетено бессонницей и полным бессилием что-либо изменить. Кроме того, Анна Андреевна была женщиной пожилой, сформировавшейся, со своими принципами и взглядами на жизнь. По её понятиям свет непременно тянется к свету, прах к праху, а дерьмо - к дерьму. Поставив в церкви свечку святому Николаю Чудотворцу и потерев на счастье серебряную подкову, Анна Андреевна занялась разработкой карательной операции. Прибегнуть к радикальным мерам и проткнуть все 4 шины соседа шилом она боялась – колеса стоили больше ее месячной пенсии, поэтому она решила за раз ограничиваться лишь одним. Но для исцеления её израненной души этого определенно было мало. Пойти дальше и поцарапать шилом дверь, разбить фару или стекло явно выходило за пределы сметы допустимых расходов. Необходим был менее затратный, но врачующий душу способ возмездия – и выбор пал на целлофановый мешочек. Конечно, со временем сосед найдет для своей машины платную охраняемую парковку, но эти три дня бабушка отрывалась по полной.
Дворовый кот Вантус успешно пережил зиму под теплотрассой, особо суровые морозы он пересиживал на батарее в подъезде. Блудливый март остался для него в прошлом, и теперь он нагуливал бока, расслабленно нежась под майским солнцем. Котофей был всеобщим баловнем, редким обжорой и, как следствие, грандиозным засранцем, поэтому с лихвой предоставлял Анне Андреевне весь необходимый дурно пахнущий материал. В целях конспирации она продолжала здороваться с соседом, старалась не мозолить ему глаза и больше не приставать с просьбами парковаться дальше. Месть – блюдо, которое подают холодным.
Покончив с утренним ритуалом, старушка взобралась на свой первый этаж, притаилась за дверью и приготовилась торжествовать слухом. Каждое утро, когда негодный сосед миновал её дверь, она осторожно перемещалась за штору и незримо участвовала в происходящем уже оттуда. А вот и первые шаги: это Машенька с третьего этажа торопится на работу. «Цок-цок-цок», - поют каблучки по кафелю. Выйдя во двор, Маша как всегда вслух коротким отстраняющим «О!» оценит работу старушки. Через пару минут за ней заедет сослуживица на красном Рено, каблучки проследуют по мраморной дорожке, прыгнут в открытую дверцу и укатят на работу варить кофе и перебирать почту.
Маше 28 лет, не замужем. Она живет наверху вот уже год и всё это время, кроме подруги на Рено к ней никто не приезжал. Не приезжал, но приходил. Это был коллега по работе, судя по всесезонному растянутому свитеру и толстенным стеклам очков, системный администратор. Они не ходили вместе: в парк, в кафе, в кино, поиграть в бильярд - да и вообще никуда не ходили. Маша предпочитала не афишировать их отношений, вероятно, ожидая выудить из стремительно мелеющего озера холостяков более подходящую партию, а коллега по работе вполне подходил для дружеского, ни к чему не обязывающего секса. Но соседей за тонкими стенами не обманешь, особенно, если у тебя скрипучий диван. Маша долго не проявляла и видимости дружелюбия к Анне Андреевне. Часто на улице, не здороваясь, проходила мимо, но недавно, как по волшебству, всё изменилось. Причиной тому стал симпатичный племянник старушки-разбойницы. Он редко бывал в городе, но пару раз успел попасть на глаза Маше, когда подвозил свою любимую тетушку еженедельных закупок в «Матрице» на своей новенькой белой Ауди до подъезда. Став свидетелем сего акта «сыновьей любви», Маша при встрече раскошеливалась на улыбку, которой одаривала самых статусных гостей в приёмной своего босса, и на полнометражное: «Здравствуйте!» Если бы племянник Анны Андреевны жил с ней, то Маша возможно даже подрядилась иногда покупать бабе Ане продукты и, надев ультра-мини, пить вместе вечерами чай со слоном. Ах, если бы этот красавчик был родным сыном Анны Андреевны! Маша стала бы самой преданной слушательницей длинных рассказов старушки о давно минувшей молодости и украдкой на работе гуглила бы в интернете средства от ноющей боли в поджелудочной. Баба Аня слишком долго жила на свете и прекрасно всё понимала, но всегда тепло приветствовала Машу и горячо желала ей попасть во вторую-третью брачную волну.
Следом за Машей в общем коридоре послышатся тяжёлые шаги Виктор Семёныча. Ему 59 лет, астма и 30 килограммов лишнего веса. Живет он с семьей на четвертом этаже, прямо напротив необъявленного врага Анны Андреевны. Жена и дочь искренне надеются, что он дотянет до пенсии и так же искренне верят, что для осуществления этого плана Семёныч непременно должен бросить курить. Официально Виктор Семёнович не курит уже шесть месяцев. Но это лишь официально. Мужчина, тяжело дыша, спустится по парадной лестнице. На уровне почтовых ящиков его шаги остановятся, шумные выдохи станут по-шпионски тихими, он откроет газетную ячейку, хозяин которой давно уже не живет в этом доме, достанет оттуда пачку Винстона и продолжит свой путь вниз. Уже на улице Виктор Семёнович злорадно гыкнет на смачно размазанный по стеклу и капоту шок-контент. Он ничего не скажет вслух. Семёныч родился и вырос в СССР, где хулиганство не поощрялось, но в глубине души он рад испачканному, хромому Вольво. После тридцати лет ударного труда на заводе в карманах у Виктор Семёныча не наберется даже на руль от этой тачки. Зависть объединяет бесов в душах даже самых лучших людей.
Чуть позже по ступенькам пробьют клубный ритм кроссовки жены предпринимателя. Её пробежка начинается на втором этаже, где они с мужем занимают целых две квартиры. Ей 37 лет. Очередное завтра состарит её ровно на один день. То же завтра принесет первую лунную кровь подрастающим нимфеткам. В её прочтении молоденьким хищным сучкам, каждая из которых представляет потенциальную угрозу для её мужа. Родители этих стервятниц добровольно возложили на себя все тяготы бытия, оставив любимым чадам единственную нудную обязанность – учебу. Учебе же, зачастую, время уделяется по остаточному признаку. Основная его часть тратится на преображение своего неземного образа в зеркале и поиска «знаешь, Лен, такого брутального мужчины». Подростки-потребители привыкли брать, что хотят, в их юных головках крепко сидит жажда удовольствий, тяга к красивой жизни, слова, вырванные из контекста правильных песен и тренды, внедренные в мозг талантливыми брендерами. Мальчики хотят перекатывать карандаш с одного конца стола на другой пять дней в неделю, а в пятницу снимать телефонную трубку и проверять с её помощью чью-то работу. Девочки и вовсе не хотят работать – ведь, кто не работает, тот удачно вышел замуж. Вот вожделенный образ их взрослой жизни: быть вечно молодой и красивой, встретить богатого, необыкновенного парня из хорошей семьи; великолепное торжество, экзотическое место, белое платье на ней и белая зависть на лицах окружающих неудачников. А потом - чтобы кровать ломалась; родить за три месяца, пара недель – и у тебя взрослый, необыкновенный малыш, индиго или вундеркинд по-старому, без пеленок, распашонок и прочего. Стоит протянуть руку – и перед тобой распахнутся врата неизведанных возможностей, вокруг полно друзей, все тебя беззаветно и очень вовремя любят. Ребенок растет как-то сам по себе, а впереди – магазины, кафе, путешествия и приключения, приключения, приключения. Ой, кажется, у меня получился сценарий к фильму «Сумерки». Простите, Стеф. Заявленный видеоряд исключает учебу, работу, целлюлит, температуру и жуткие спазмы в животе, несвежее дыхание по утрам, разочарования, готовку, уборку, мытье унитаза, горы нестиранного белья и грязной посуды, а также пробежку по утрам, чтобы избавиться от лишних килограммов.
Да, в детстве всем девочкам твердят, что они принцессы. Но вряд ли настоящей принцессе суждено оказаться перед выбором, что купить сегодня в магазине: игрушку ребенку или мясо для хорошей отбивной мужу. Заметили ли вы, что при таком раскладе вариантов лично для неё просто нет? Для принцесс, конечно, тоже существует работа. Чтобы «не закиснуть», «не деградировать» и «тратить зарплату на дорогое белье и косметику». Только для этого. Не для ипотеки, квартплаты и не для отбивной. И каждая маленькая головка верит, что она рождена носить бриллиантовую корону. Верит до тех пор, пока не выйдет замуж за какого-нибудь Ваню с автомойки. И тут в её воздушный замок вваливается настоящая разудалая жизнь. Жена предпринимателя в свою очередь верит в то, что пробежка по утрам сокращает шансы таких вот принцесс на доступ к её мужу.
Хозяин Вольво выходит из дома вслед за ней. Утро вот уже третий день подряд он начинает, соскребая с капота экс-содержимое желудка существа с лицом бога древних египтян. Упражнение дополняется лёгкой пробежкой вокруг машины с целью оценить ущерб, а заодно и высмотреть по периметру двора негодяя, который мог такое выкинуть. После этой легкой разминки его ждут средние веса: смена проколотого колеса. Держать горе в себе у него не получается, и оно изливается из него добрыми русскими матами.
Анна Андреевна ликует, притаившись за задернутой шторой. В постановке её устраивает почти всё. Я сказала почти, потому что Анна Андреевна, в сущности, добрая женщина и не желает зла никому, кроме негодного соседа. Она родилась, выросла и состарилась в СССР и всегда мечтала быть примером для подрастающего поколения. А это поколение в семь утра уже на ногах. Свидетелем хулиганства Анны Андреевны невольно вот уже третий день подряд становится маленькая зеленоглазая девочка с каштановыми волосами. Девочку зовут Ника. Ей девять лет. Перед школой, в то самое время, когда хозяин Вольво пускается в пляс у загаженного и проколотого авто, Ника спускается во двор выгулять своего мохнатого друга Дарт Вейдера, небольшого доброго фокс-терьера. На лестнице её шагов почти не слышно. Нике ничего не угрожает - ей при всем желании не дотянуться до лобового стекла, а Вейдер слишком мал, чтобы так навалить. Дети не могут не заметить размазанного по стеклу дерьма. Дети могут позволить себе быть детьми и реагировать на это весьма по-детски. Ника обычно прыскает смехом.
Но сегодня был необычный день. Анна Андреевна, как обычно из засады слушала привычные ругательства своего необъявленного врага. Но через пару минут после того, как Ника спустилась с Дартом вниз, на улице раздался непонятный гул, он стремительно нарастал и усиливался, пока не поглотил в себе отчаянный визг девочки. Отбросив осторожность, баба Аня одернула плотную занавеску, служащую ей укрытием, но ничего не увидела снаружи. Ужасная пылевая буря накрыла город и его обитателей.
Глава 2
В полете.
Вы выглядите так, будто прилетели сюда на торнадо.
К/ф Утиные истории
Зеленая юбка задралась почти до самой груди, волосы разлетелись в разные стороны и продолжили своё существование как-то независимо от огромного белого банта и пары невидимок, которые Ника старательно приколола утром. Странно, но она совершенно не думала о том, как бы всё поправить. Когда больше не чувствуешь земли под ногами, а пыль забила нос так, что невозможно дышать, эстетика как-то отступает на второй план. Поводок, портфель и мобильный унесло порывом ветра, но Дарт, напуганный, дрожащий, живой Дарт был все еще с ней. Инстинктивно девочка изо всех сил прижала к себе собачонка. Несколько секунд она удивленно, как впервые в 5-D аттракционе, смотрела на быстро проносящийся мимо мусор: палки, щепки, камни и прошлогодний сухостой. Ника оказалась в центре огромного пылевого хобота, она поднималась все выше и выше, и не знала, как это прекратить. Привычная гравитация, столько раз напоминавшая о себе разодранными коленками, больше не действовала. Под ней в бешеном танце кружились разноцветные фантики. Молодые листочки, беспощадно сорванные с деревьев порывами ветра, сменили наряд из росы на ударную силу мелких придорожных камешков. Вдруг мимо пролетел огромный кусок шифера. Он не причинял ей вреда, но Нике стало не по себе. Наше воображение подкладывает нам самые страшные картинки в самый неподходящий момент. Вот и сознание Ники тут же стало транслировать опустошающие торнадо, проносящиеся время от времени над Техасом, стихийные наводнения в Азии и Европе, случившиеся за последний год, сотни китайцев в марлевых повязках, длинношеих женщин племени Падонг, больных лихорадкой Эбола в Африке, цунами, пожары, эпидемии. В центре пылевого хобота Нике очень кстати вспомнилась программа, рассказывающую о болгарской ясновидящей Ванге. Когда та была маленькой девочкой, тоже попала в пылевую бурю. Некоторое время спустя Вангу нашли недалеко от селения, где она жила, навсегда ослепленную от попавшего ей в глаза песка. Ника отчетливо представила образ слепой шамкающей старухи, казавшейся ей столь уродливой, что девочка тут же в ужасе зажмурилась. Одной рукой она попыталась защитить лицо, но внезапно резкий порыв ветра вырвал у неё Вейдера. Ника широко раскрыла глаза и раскинула руки, цепляясь вокруг за все, что могло оказаться Дартом. Собачонка нигде не было. Она попыталась обернуться, чтобы расширить зону поиска, но тут её больно ударило по голове пролетающее мимо бревно. «Ненавижу сказку про Буратино»,- подумала Ника и потеряла сознание.
Глава 3.
Трасса М-7
Женщина может бросить все, но не платье.
Не каждому повезет родиться на трассе М-7. Мне повезло. Наша деревня стояла прямо на ней. Колхоз развалился еще в девяностые, и работа была только в придорожном кемпинге. Дальнобойщики останавливались здесь на ночевку, купить воды, еды, помыться, подкачать колесо или просто долить тормозухи. Хозяином кемпинга был мой отец.
Все население деревни – одиннадцать полноценных семей и девять одиноких стариков выживали, как могли: копались в огороде, держали скотину, разводили пчёл. Многие мужчины водили фуры или работали вахтами на севере. Женщины стряпали и убирали в кемпинге. Дети ловили рыбу, собирали ягоды, грибы и сбывали все это прямо здесь, на трассе. Шесть брошенных и заколоченных домов обещали быть не последними опустенцами в нашей деревне. При помощи местных мальчишек они лишились стекол, а при помощи их отцов постепенно лишались петель в сарай, изгородей, которые отлично шли на растопку, и всего, на что падал хозяйственный глаз оставшихся в деревне людей.
Говорят, моя мать сбежала с дальнобойщиком, когда мне не было и трех лет. Очень скоро перспектива оказаться на попечении у тетки из Нижнего Тагила или пополнить ряды детей одного из немногочисленных интернатов перестала нависать надо мной, и мы зажили вдвоем с отцом. Помню, долгими зимними вечерами он часто мечтал, как однажды передаст своё дело мне, а сам обретет покой за созерцанием поплавка на водной глади близлежащего озера. Но рос я медленно, поэтому отец повторно женился, и в нашей семье появились чужие. Приход женщины я пережил спокойно. Она была полезна для нас: кормила, убирала в доме, стирала одежду. Она включала мне мультики по телевизору, густо посыпала масло бутерброда сахаром, когда я играл на улице, хвалила, если я был хорошим, ругала, если я был плохим, и просила называть её мама Вика. Потом у мамы Вики стал быстро расти живот. В один совершенно обычный день отец увез её «в больницу» и вскоре вернул назад, без живота, но с маленьким, вопящим конвертом в руках. Этот сморщенный розовый комочек назвали Данилой - в честь главного героя популярной в те годы дыулогии «Брат» и «Брат-2». С появлением Данилы в нашем доме многое изменилось. Вика разочаровалась в мультиках и позволяла мне смотреть всё, что вздумается, совсем перестала ругать, перестала хвалить и стала кормить нас намного хуже. Отец теперь сам стирал вещи, сам разогревал ужин, а когда ему это осточертело, стал допоздна засиживаться в кемпинге и присылать еду и выстиранное служащими белье оттуда. Кроватку Даньки поставили в родительской спальне, чему я был несказанно рад, но в мой шкаф все же перекочевали пеленки и распашонки нового члена семьи. Мои вещи в это время обосновались в огромном дорожном коричневом чемодане, который покоился на деревянном стуле в углу комнаты. Рубашки и брюки, из которых я вырастал, переезжали на полку в шкаф Даньки или шли на тряпки для протирки машин в автосервисе. Всё, что не помещалось в чемодане, связывалось в узел и складировалось прямо под ним. Сам Данька, когда ему исполнилось три, тоже переехал ко мне. Его кровать поставили у противоположной стены, доукомплектовав мою прежнюю детскую огромным раздвижным столом с двумя табуретами и двумя книжными полками. Я был не против. Я даже видел в этом много плюсов. Если раньше моя комната была одиноким морским фрегатом, по палубе-кровати которого разгуливал я, его капитан, то теперь у нас было целых два корабля. Мы могли ходить на абордаж, перескакивая с одной кровати на другую, драться подушками и отбирать друг у друга сокровища. Иногда наша комната превращалась в пещеру огнедышащего дракона, а мой чемодан в сундук с золотом. Я рычал и испускал ноздрями воображаемые языки пламени, а мой маленький братишка пытался украсть у меня камешки – «настоящие» золотые монеты.
В детстве мы часто убегали из дома в кемпинг. Четыреста метров зимой, в дождь, в туман, в ночном полумраке по одной из самых оживленных трасс в России - пустяк для бессмертных детей. Немного попутавшись у отца под ногами и урвав на кухне большой кусок свежевыпеченного пирога с ревенем, мы забирались на крышу придорожной гостиницы и сидели там, завороженно глядя на дорогу. Машины проносились по ней с огромной скоростью. Казалось, будто водители специально давят на газ, боясь застрять здесь надолго. Дорога у кемпинга была коварна. Каждый год по восемь-десять аварий, и все - со смертельным исходом. Мы привыкли к цветам у обочины. Нас уже не пугала отрезанная голова на асфальте, торчащая из тела кость, а чужие слезы отчаяния оставались для нас чужими. Авария становилась просто очередным событием, рассеивающим деревенскую скуку. Дорога давала нам жизнь, а жизнь идет рука б руку со смертью. По этой же дороге я каждый день ездил в школу. Она была в двенадцати километрах от нас, и добирались мы туда на автобусе. Нельзя сказать, что я хорошо учился. Часто вместо уроков, я садился за руль и ехал по проселочной в город, чтобы обеспечить снабжение кемпинга запчастями, продуктами и горючим. В 2002-ом отец решил расширять дело и стал с молоковоза продавать большегрузам ворованное дизельное топливо. Все это проворачивалось нелегально, но доход приносило хороший. В 2004-м году семейный бизнес ждал большой удар - у деревни построили заправку. Тогда я совсем забросил учебу и целыми днями в жару и в дождь стоял у дороги, сложив руки пистолетом, жестами показывая водителям возможность дешево заправиться. Я до сих пор помню удивленные лица проезжающих мимо людей. Пассажиры междугородних автобусов предпочитают не смотреть на грязных мальчишек у дороги, тем более подающих какие-то непонятные знаки, они быстро отворачиваются или, продолжают делать вид, что спят, некоторые, заметив тебя, шевелят губами соседнему креслу: «Смотри, смотри, сумасшедший!». Да, мои жесты были понятны лишь узкому кругу пользователей заправочного пистолета. Мальчик помогал отцу. Мальчик зарабатывал деньги. Мальчик обеспечивал себе будущее.
Помню, в пятом классе учительница попросила нас нарисовать свой будущий дом. Интересно, как бы вы справились? Наверное, на первом плане ваша рука вывела пару улыбающихся человечков. Они стоят рядышком и нежно обнимают двух детей: мальчика постарше и девочку помладше. Позади них виднеется большой дом, утопающий в зелени и солнечном свете. Я прав? Хотя, быть может, вы отбросите стереотипы, войдете внутрь и с помощью карандаша покажете всё оттуда? Гостиная, огонь в вашем камине, вазы с цветами и работы модных современных художников на стенах вашей спальни. Энди Уорхол, Питер Дойг, Марк Шагал, Славинский, Жан-Мишель Баския. Если уж с рисованием совсем никак, и кошелек подсказывает воображению только план своей будущей квартиры, то можно ограничиться и им. Знаете, такой вид сверху, который легко можно получить в приложение к официальным документам на жилье. Лоджия – 6 метров, зал – 25, две спальни по 18 метров, кухня 16 метров, коридор, две ванны. Конечно, быть может, вы любитель туризма, аскет, неформал, панк, хипстер или еще какой извращенец, и нарисуете ветхую хижину на озере где-нибудь в районе субтропика. Вокруг ещё около полусотни таких, и до ближайшего населенного пункта сотни километров. Ваш сосед, Матойи машет вам со своей лодки. Ему уже двадцать пять, а он никогда не ступал ногой на сушу. На вашем рисунке вы живете в этой окруженной со всех сторон водой деревне, и вы, конечно же, счастливы. Здесь нет ваз и картин на стенах, вместо автомобиля у вас ветхая лодчонка, а вместо велосипеда у вашего пятилетнего сына алюминевый тазик и деревянная крышка от кастрюли, чтобы грести. В общем, к черту, я не знаю, что бы вы нарисовали, но тогда я бы нарисовал наш кемпинг. И с воображением у меня всё в порядке.
Вытянутая вдоль трассы одноэтажная, выкрашенная в белый гостиница с черепичной красной крышей. К ней слева примыкает кафе, просто «Кафе», такое вот оригинальное название, а справа – магазин с огромной вывеской «Магазин». Три бокса автосервиса, освещенная автостоянка с рекламным щитом - всё обнесено чёрным железным забором. За гостиницей несколько отдельных домиков на случай наплыва постояльцев, баня, две ремонтные горки и хозяйственные отсеки для топлива и шин. Я нарисовал бы свой будущий дом именно так. Заполнил бы его фурами, перекуривающими на крыльце водителями, снующими туда-сюда механиками, развешивающими на бельевой площадке свежевыстиранным бельем, горничными и запахом вкусного дыма из кухонной трубы. В общем, я не стал бы рисовать нескольких человечков, камин или дома на сваях. Я бы нарисовал наш кемпинг.
Когда мне исполнилось семнадцать, директор выдал мне аттестат за 11 лет обучения, все мои одноклассники уехали учиться в город, а я остался трудиться на благо Российских грузоперевозок. Я был не против. Я привык к кемпингу. В осенний призыв обо мне вдруг вспомнил военкомат, но вопрос был быстро решен посредством внесения н-ной суммы денег в карман правильного военного. Билет мне обещали сделать через год. У всех на меня были свои планы. Мачеха хотела, чтобы я присматривал за отцом – в последнее время он стал много пить. С каждым днём она всё больше походила на бешеную крольчиху с калькулятором. Её мало заботило, голоден ли я, замерз ли, устал ли и что у меня на душе. Единственным, что по-прежнему вызывало в ней стойкий интерес, был её сын и то, сколько мы выручили за сегодня. Отец хотел, чтобы я присматривал за кемпингом. С годами веры в людей у него не прибавилось, наоборот, он стал подозрительным и ему повсюду мерещился обман: то повар крадет мясо на кухне, то уборщица простыни, то слесарь утаивает выручку. Дело выросло. Он захлебывался в заботах, а в редкие часы отдыха уже больше не мечтал, как однажды передаст управление в мои руки. Теперь владение кемпингом стимулировало рост и хорошие оценки моего младшего брата. Данька тоже тонко улавливал тенденции, господствующие в нашей семье, и в свою очередь не уставал что-то от меня хотеть: чаще всего это были деньги на пиво и сигареты. Личной наличности у меня было не много. Платили мне в основном кормежкой, одеждой и мотивацией. Правда планка этой самой мотивации заметно опустилась. Теперь у отца был Данька. В коротких, неловких разговорах за семейным ужином меня называли заместителем генерального директора, топ-менеджером, главным экспедитором – да кем угодно, но больше не хозяином. Через год эти разговоры поутихли - мой младший брат по настоянию мачехи уехал в город получать образование. Соседям и, наверное, больше себе отец объяснил это тем, что Данька очень способный, а я сам в своё время не захотел никуда ехать. Да и, действительно, зачем мне тратить время на учебу, если я и так при деле? Вот так-то: мой брат ловко ускользнул из нашей жизни, окунувшись в нечто иное, недоступное, а в моей собственной так ничего и не изменилось. Накануне его первого учебного года вне дома, Данька возложил мне на плечи особую миссию. Он попросил, чтобы во время его отсутствия я присматривал за его деревенской подружкой. Она была моей ровесницей, на четыре года старше его. Особых умственных способностей у неё не было, поэтому вместо учебы она подрабатывала официанткой в кемпинге. Её звали Света, и, несмотря на отсутствие интеллекта, у неё тоже были свои желания. Всё, что хотела Света - меньше работать и больше отдыхать, именно поэтому она подцепила моего брата. А чтобы иметь возможность не работать в каком-нибудь другом, отличном от нашей деревни месте, она усиленно флиртовала со всеми заезжими посетителями. Чего хотел я - никого не интересовало.
Я снова спал один в нашей комнате, и мои вещи вновь заняли освободившийся шкаф. И вот в одну из тихих сентябрьских ночей, сомкнув отяжелевшие веки перед отходом ко сну, я каждой клеточкой своего тела ощутил ПОКОЙ. Я не хотел есть, не хотел спать, я вообще ничего не хотел. Скажу вам честно, я не сильно бы огорчился, не проснись я следующим утром. Я точно не скучал бы по своей жизни: по отцу, брату, по мачехе или кемпингу. Я вообще не видел смысла скучать. Я никого не любил, я ни о чем не мечтал. На месте, где должно находиться сердце, пылающее, стремящееся, любящее, живое сердце – был смердящий покой. Я живу по накатанной, моё завтра всегда будет точной копией вчера. Я в стотысячный раз отправлюсь в кемпинг, буду заботиться о комфорте наших постояльцев, помогать отцу зарабатывать деньги, которые мне не на что потратить, присматривать за девушкой Даньки, пить пиво вечерами и слушать рассказы дальнобойщиков о местах, в которых я никогда не окажусь. Возможно, когда-нибудь женюсь, родится ребенок, эти два ведра цемента, скрепляющие любой брак, потом второй - уже бетонный фундамент. Я всё так же буду торчать в кемпинге, зарабатывать деньги и тратить их на семью, возможно, раз в год буду вывозить их на море, дарить друзьям на юбилей ненужные подарки и делать вид, что счастлив. Со временем я стану, как отец долго засиживаться в кемпинге, доставать из стола бутылку водки и поминать ею свою непрожитую жизнь. Да, я буду зарабатывать деньги - или я это уже говорил?! Делать, что должно, чувствовать, что должно, и говорить именно то, что от меня ожидают услышать. Я остываю, я замерз, градус моих чувств приблизился к абсолютному нулю. Что отравило меня? Я чувствовал, что не управляю своей жизнью, что плыву, как долбанная щепка по течению, упуская что-то очень важное для меня, и что точно не найду это важное здесь в кемпинге.
Многие из вас покачают головой и подумают, что парень просто бесится с жиру. Мне жить бы да радоваться, а для заботы о себе завести девушку. Но все девушки вырастали, уезжали учиться в город и больше не возвращались. Я был непритязателен и находил некоторых трассавичек вполне безопасными для моего здоровья. Мне они доставались бесплатно. Я был молод, ненасытен, часто подгонял им хороших денежных клиентов и просто поил их горячим чаем зимой. В деревне нет секретов, и рассказы о моих похождениях вечерние бабки сплевывали с семечками на каждой скамейке.
Всё изменила повестка из военкомата. Видимо, мой бог как-то по – своему внял моим молитвам. Меня всё-таки забрали в армию. 18 лет Родина слыхом обо мне не слыхивала, а тут она предъявила мне какой-то долг, размером в год жизни, который я должен был отдать после двенадцати суток в поезде Уфа - Владивосток. Нельзя сказать, что я сильно расстроился. Сердце отчаянно билось в предчувствии новой, свободной, независимой от родительского дома жизни, но оказалось, что я просто-напросто сменил шило на мыло. В армии всякий лучше знал, что мне делать, куда идти, что говорить и как думать, но я прижился. Отдав долг родине, я вернулся домой. Приятно, что в родительском доме мало что меняется. Ты возвращаешься под свой кров, в свою постель, и точно помнишь, как скрипит несмазанная петля на дверце твоего шкафа. Отец к моему приезду уже наточил карандаш, чтобы я сразу с поезда сел за руль грузовика и отправился в город за заготовками. Дела, и правда, шли неважно. Никакой торжественной встречи с массовой пьянкой, никаких разговоров о будущем. Будто бы я не был солдатом целый год, не бегал по плацу, не зомбировался речами командиров о долге, патриотизме и прочей мути. Будто меня не пытались согнуть все, кто не попадя, кто считал себя сильнее, умнее или значительнее. Только Светка Одинцова, которую мой брат променял на какую-то городскую деваху, затащила меня в один из свободных номеров кемпинга и честно заработала себе премию.
Как-то вечером после тяжелого рабочего дня я плюхнулся в кресло напротив телевизора. Смотреть ничего не хотелось, и я просто стал медленно прогуливаться по каналам. Какой-то небритый мужик с экрана телевизора часто сетовал на то, что не понимает людей, «которые не путешествуют по России при первой возможности». С канала «Дискавери» меня спрашивали, видел ли я когда-нибудь дикую антилопу, а «Рашн тревел гайд» издевательски предлагал мне «путешествовать, не выходя из дому». И я начал путешествовать. Я скользил взглядом по холодной глади озера Байкал, охотился на жирафов в Африке, опускался вместе с Кусто в таинственный подводный мир, гонял птиц с гнезд на севере цветущей весной.
Моя мать сбежала с дальнобойщиком. Видимо, страсть к путешествиям у меня от неё. С экрана менеджеры Тойота призывали «управлять мечтой» в их автомобилях. Пока я управлял мечтой моего отца в его же грузовике. Или он управлял моей. На другой частоте советовали «изменить жизнь к лучшему!» Я тяжело вздохнул и переключил канал. Крепкий толстенький мужичок в накрахмаленном фартуке в магазине на диване указал на меня пальцем и пропищал: «Никто не сделает это за тебя». Я щелкнул пультом. «Будь смелей и все получится!» - сказала девушка в синем боди на тренажере. Щелчок. Загорелый белозубый парень в сафари прошептал: «А если вы еще не были в Инд….» Я больше не слушал. Я сидел один в темноте и просто смотрел на голубой экран невидящими глазами. Уехать отсюда и найти своё сердце. Это стало моей первой осознанной, прочувствованной, вымученной мечтой. На следующий день обнаружилось, что старший сын моего отца украл из кассы всю выручку за неделю, прихватил кое-какие вещи, документы, немного еды и, как все посчитали, укатил в неизвестном направлении.
***
А на самом деле…
На самом деле я не успел уехать. Тем теплым майским вечером я встал, собрался и вышел из дома. Все мои пожитки уместились в одну спортивную сумку. По трассе я пешком добрался до кемпинга, открыл отцовский сейф (у меня был свой ключ) и забрал оттуда все деньги. Там было около ста тридцати тысяч рублей. Я вышел на улицу и стал смотреть на дорогу, прикидывая, как быть дальше. Темнело. Пару дней назад приехали рабочие и заменили полотно на нашем рекламном щите. Для меня так и осталось загадкой, что хотел втюхать доверчивому покупателю маленький светловолосый ребенок, тянувший ухоженную женскую руку к закрытой желтой двери на белом фоне плаката. Наверное, это какая-то социальная фишка? А что она продвигает? Счастливое детство? Я просто стоял и тупо размышлял над этим вопросом, но ответ никак не шел в голову. Вокруг было тихо. Стоянка у кемпинга, освещенная в ночи сотнями фонарей, казалась такой уютной, знакомой и безопасной, а весь остальной мир манящим, но одновременно, злым и непредсказуемым. Невдалеке показалась три фуры. Через пару минут они пронеслись мимо, держа меж собой одинаковый интервал. Я загадал, что уеду на десятой. Пятая, седьмая, восьмая, девятая. Я взял сумку в левую руку и приготовился голосовать. Невдалеке зашумел мотор десятой фуры. Я решил отойти подальше от кемпинга, чтобы моё бегство не было столь очевидным. Вдруг, прислушавшись, я понял, что этот шум издает вовсе не двигатель машины, и шум стремительно нарастал. Далекий гул усиливался пока, наконец, не превратился в ревущий ураган. Сильный ветер мгновенно поднял в воздух столбы пыли. Я попытался сойти с дороги, опасаясь проезжающих мимо машин. Я хотел лишь вырваться отсюда, а не стать ещё одной жертвой трассы М-7. Самым разумным было бы вернуться в кемпинг и переждать бурю там, но я не успел. Сильный порыв ветра порвал электрический кабель на столбах освещения, и всё погрузилось во тьму. Чтобы привыкнуть к темноте, я на мгновение зажмурил глаза. Открыв их, я увидел, что попал в гигантский пылевой хобот, и прямо на меня, паря в воздухе, летит многотонная перевернутая вверх дном фура с горящими фарами.
Глава 4.
Шаги.
Старинный дуб огромными корнями врос в почву у обочины дороги. Он давно привык к оседавшим на его листве выхлопам, к освещающим его в ночи фарам огромных фур, а также к удивленным лицам водителей легковушек, неожиданно выносимых здесь мокрой дорогой на обочину. В их округленных глазах ясно читалось осознание острой угрозы их хрупкой жизни, исходящей от столь некстати выросшего здесь дерева. Дуб считывал страх в их глазах, принимая его за уважение, и рос, считая себя очень важной шишкой. Каждый день он одинаково гордо подставлял свою густую крону и солнечным лучам, и лунному свету.
Однажды в ночном сумраке красное авто на бешеной скорости не вписалось в крутой поворот и влетело в дерево. От удара машина деформировалась, из-под капота повалил дым. Водитель-женщина оказалась замурована в хищной утробе, а моросящий дождик был слишком слаб, чтобы погасить вспыхнувшую проводку. Бедняжка никак не могла выбраться – застряла нога. На трассе, как назло, не было никого, кто мог бы остановиться и помочь ей. Несколько секунд она отчаянно билась с искареженным металлом за свободу и двуногую жизнь. Все тщетно – дорогая железяка, разгораясь всё сильнее и сильнее, ни за что не хотела расставаться со своей владелицей. Паника, животный страх, яростное бессилие – все смешалось, неумолимо гоня пульс навстречу смерти. Внезапно инстинкт самосохранения на миг отступил, дав дорогу другому не менее сильному чувству – материнству. Женщина обернулась. На заднем сиденье испуганно хлопал ресницами крепко-накрепко пристегнутый ремнями безопасности ребенок. Девочка. Она не кричала и не плакала. Возможно, она была сильно напугана или просто не знала, что полагается делать ребенку трех лет в данной ситуации. Зажатая мать изо всех сил вытянулась и буквально кончиками пальцев высвободила малышку от смертельных пут. Девочка к счастью не утратила способность двигаться: своими крошечными пальчиками она ухватила маму за руку, а та в долю секунды протащила ее меж двух передних сидений. Обе двери были блокированы. Машину всё больше и больше охватывали языки пламени, едкий, удушающий дым проникал всюду. Вариантов не было: женщине удалось протиснуть малышку в открытое окно и спустить на землю. По щекам матери катились слезы. Она крепко прижала к губам окровавленную ладонь. В последний раз приложив руку с воздушным поцелуем ко лбу ребенка, она легонько подтолкнула его прочь от опасности и громко скомандовала: «Иди!» Крошка хотела заплакать, вцепиться в руку мамы и ни за что не отпускать, но ангел на её плече настойчиво потянул в сторону леса.
Именно так - маленькими шажками - она и пошла от смерти, а в горящей машине продолжала бороться за жизнь её мать.
Глава 5 (+16)
Страшила.
Даже если Вас съели – у Вас есть два выхода.
Шестнадцатого мая в шесть вечера Лиля предстала передо мной вся в обновках. На ней был гламурный оранжевый плащ с огромным чёрным бантом, бежевые сапоги на тонкой шпильке и замшевая чёрная сумка от Гермеса. Эхо высокой моды с опозданием прилетает в такие города, как наш. В Лондоне на пике популярности уже совсем другие формы и другой цвет, но нас от Лондона отделяет 3 часа езды на перекладных и 7 часов лета в тесном эконом классе. Продемонстрировав себя - ослепительную на пороге моей квартиры со всех возможных ракурсов, подруга с чувством призвала меня «собрать сегодня все подснежники в городе». Правда, флористика её вовсе не интересовала. Подснежники? О, боже, нет! В зону её интересов попадали скорее двенадцать месяцев в джинсах, хлопковых рубашках и кожаных куртках: как каждый в отдельности, так и все вместе взятые. Я улыбнулась её настрою, накинула жакет и захлопнула за нами входную дверь.
Лиле шел тридцать первый год. Недавний развод дался ей нелегко. Муж пытался отсудить часть квартиры, машины и половину гонорара за её ещё ненаписанную книгу. Возможно, она б с большим пониманием отнеслась к тому, что бывший муж пытался её ограбить, если бы не маленький сын на руках. Вообще, я отношусь к людям, которые предпочитают общаться с индивидами с меньшим количеством проблем меньше, чем у них самих. Но в любом правиле есть исключения. Особенно приятно их делать для своих любимых. Хотя, неизвестно, чья чаша с головной болью перевесит на весах судьбы. Не буду лукавить, проблем и у меня предостаточно.
Мы, направляемся на Бродвей – обширную парковую зону в центре города. Развязное, агрессивно сексуальное дефиле, сшибающее парней налево и направо, портит то, что приходится боязливо коситься на проезжающие мимо машины. Просто порция воды из грязной лужи сегодня нежелательна, и до Брода мы должны дойти, сохранив товарный вид. Ехать на своей Лиля не захотела. Она говорит, что этим мы неблагоразумно лишим большую часть хороших парней шанса познакомиться с нами и привлечем никому не нужных альфонсов. Действительно, вряд ли нормальные парни, скромно попивающие пиво на Броде, потянут Лильку на её белой мазде CX-5. Наши оттаивающие после зимы сердца требуют восхищенных взоров, поэтому сегодня нам необходим весь активный электорат. Не то, чтобы я хотела с кем-нибудь познакомиться, просто негоже незамужней двадцатитрехлетней девушке в теплый весенний денек сидеть дома и топить лимон в стакане с чаем. Мой любимый уехал жить и работать на север, чему без устали соболезнуют наши друзья. Мой кот, полностью окунувшись в весну, уже второй месяц возвращается домой лишь под утро. Мой отец нашел себе пассию в славном городе Курск и, собрав вещички, перебрался к ней на неопределенное время. В общем, все мои мужики предательски меня бросили. Хорошо, что была Лиля, была весна и еще целых семь лет до кризиса среднего возраста.
На Броде пахло духами, алкоголем и сексом. Секса у меня не было уже давно, поэтому мне показалось, что им пахнет особенно остро. Мы не спеша прогуливались. Лиля по щучьи улыбалась парням, а я пыталась выгнать из головы мысли о минувшем отчете. Да, я бухгалтер. Работаю в банке. Зарабатываю - дай бог каждому, раз в год радую жировые отложения Турецким или Египетским солнышком и каждый сезон могу позволить себе полностью обновить гардероб. Минувшей зимой прикупила норковую шубу и золотой браслет на 25 грамм. У меня своя квартира, свой гараж. Правда, гараж мне ни к чему? Я патологически боюсь машин. Моей маме не повезло с одной из них. Её подвела машина или дерево, или погода, или скользкая дорога. Она врезалась в огромный дуб и сгорела заживо от вспыхнувшей проводки. С тех пор мы живем вдвоем с отцом. Хотя иногда я всё же подумываю о покупке автомобиля. В моих мечтах я выезжаю на нём из салона, чтобы сбить на пешеходном переходе моего «любимого» начальника. Переехать его несколько раз туда и обратно. Этот гад с задатками Нерона понабрал в штат блатных фиф, которые не любят работать и даже не пытаются это скрыть. От присутствия их тощих задниц в кресле бухгалтерий работы не убавляется, а весь её бурный поток направляется прямо на мой стол. Хотя к черту работу – с завтрашнего дня я в отпуске. Отключу телефон и запрусь в четырех стенах. Проведу время с моими внутренними демонами, которые впились в мое сердце и огненными когтями выскребают на нём имя «Сергей».
Сергей - мой, уже, наверное, бывший молодой человек. У меня с детства проблемы со зрением – чтение книг в плохо освещенном туалете наградило меня сложной формой остегматизма. Очки я никогда не носила, потому что стеснялась их. Линзы одевала редко – погулять или на работу. Но в тот самый день, день нашего знакомства, мои глаза были не при чем - это он налетел на меня в магазине. Этого мгновения хватило, чтобы рассмотреть его поближе. И влюбиться. Нельзя сказать, что я ни с кем раньше не встречалась. Встречалась. Просто другие парни по сравнению с ним вдруг показались мне какими-то мутными, а он нет. Он был таким четким, ярким и настоящим. Мне не хотелось, чтобы он пропадал, растворялся среди остальных образов, и я сделала все, чтобы его удержать.
Странно, но мужчина, подаривший мне первый поцелуй, лишивший меня девственности и первый, кого я по-настоящему полюбила, были совершенно разными людьми. До двадцати двух лет я не была с мужчиной. Недостатка в поклонниках у меня никогда не было. Но знаете, бывает, стоишь на остановке - проходит один автобус, потом второй, третий. И ты отчаянно соображаешь, что уже надо уехать, ты почти в панике, но, когда очередной автобус распахивает перед тобой двери, ты не можешь шагнуть внутрь и продолжаешь утрамбовывать грунт. Так было и со мной. А тут появился Сергей. Однажды он мне сказал, что заниматься любовью с того, девственницей не для него. Ну а девственность в двадцать два по его словам была вовсе не показателем высоких моральных качеств, а отсутствием спроса на девушку. Читай отсутствием спроса на меня! И я просто до смерти испугалась помахать ему своим белым флагом из столь презираемого им лагеря. Я истово хотела быть с ним, быть для него идеальной, я просто не могла разочаровать его и легко нашла себе снаряд для легкой тренировки из своих прежних парней. Сначала мы выпили, чтобы расслабиться. Потом разделись, а потом я дала задний ход. Думаю, задний ход надо было дать до того, как мы разделись, но ничего уже не поделаешь. При виде голого мужчины и того, что он хочет в меня запихнуть, всю мою решимость, как рукой сняло. Если бы не врожденный актерский талант и самообладание, доставшееся по наследству от бабушки, всю мою неопытность так и прорвало бы наружу, но я собралась и изобразила видавшую виды женщину. Да, первый раз я делала минет, будучи девственницей. Тогда мне казалась – куда угодно – только не туда. Все мои старания на почве брезгливого лизания, осторожного посасывания и неумелой мастурбации так ни к чему не привели. Парень только распалился и приказал раздвинуть ноги. Это не входило в мои планы, и я решила позорно покинуть поле боя – старый потертый диван. Мои метания в итоге положительно отразились на ощущениях партнера. Вражеская армия с шашками наголо настигла меня на ковре, перевернула на спину и пообещала сделать это «неглубоко, на пол шишки». Я смирилась и в знак доброй воли ноги всё-таки раздвинула. Бессмысленно говорить, что ни о каких «пол шишки» и речи не было. Первая порция мелкими толчками, с трудом прокладывающими путь во мне, вошла внутрь полностью, слегка задержалась и выскользнула. Парень оглядел меня, наверное, как Пикассо оглядывал чистый холст после первого мазка, навис сверху и приступил к делу со всей страстью. Если честно, я совершенно не помню его лица, его слов, его поцелуев в тот момент, потому что ко мне пришел настоящий, нарядный, шокирующий, опустошающий и восхитительный оргазм. Напряжение, сотканное из мельчайших крупиц томления, ручейками скатилось в низ живота со всех частей тела, с самых кончиков ресниц, с пальчиков на ногах, из воздуха в легких. А потом на пятой фрикции плотину прорвало, и я кончила. Он, скрупулезно продолжая теперь уже более понятную мне возню, спросил: «Тебе хорошо?» Идиотская фраза. Я ничего не могла произнести – по губам всё еще бегали искорки тока, я просто прикрыла глаза и покачала головой в такт толчкам. Когда через пару минут, когда это не кончилась, я нашла в себе силы сказать: «Подожди». Не знаю, почему это подействовало, но он прекратил и вынул из меня свой инструмент. Красный, налитый кровью член в презервативе меж широко расставленных мускулистых ног, готовый по приказу хозяина дальше ринуться в бой, вспотевшее тело, огонь в глазах и запах секса вокруг – до сих пор все это запечатлено в моей памяти, как на новогодней открытке. Хотя такая открытка вряд ли понравится детям. Я, воспользовавшись заминкой, вскочила и направилась в ванную. Да, я проявила себя, как отъявленная эгоистка. Своё взяла, и меня не заботило, что парень не получил разрядки. Теперь я кое-что знала о сексе на собственном опыте и готова была продемонстрировать это Сергею. Я надеялась дойти до ванны, закрыть дверь и принять душ, а заодно и оценить понесенный ущерб: много ли было крови. Одноглазый снаряд моего партнера, заметив побег в самый разгар дела, вернул своему хозяину способность двигаться и потащил его за мной. В общем, запереть дверь в ванной я не успела. Хотя не думаю, что это бы кого-нибудь остановило. Он ворвался внутрь, развернул меня задом, облокотил на ванну и продолжил начатое. Обмотав мои волосы на кулак одной руки, второй он нещадно шлепал меня по попе, отчего та стала красной. Он скакал на мне, как бешеный жеребец, но исходом сынов Израилевых из Иерусалима и не пахло. Тогда я вспомнила, что читала где-то в женском журнале, что удовольствие мужчины увеличивается, если сжимать его член вагинальными мышцами. И я начала сжимать. Через пять минут, он пообещал, что «еще чуть-чуть», и еще через минуту он громко кончил, рухнув на меня сверху всем телом. Все полученные кровью и потом знания я вскоре с успехом использовала с Сергеем. Но чем больше жертв ты приносишь на алтарь собственного счастья, тем он недолговечней.
Сережа честно трудился механиком на одном из автосервисов города. Мы встречались уже шесть месяцев, когда он перенял золотую лихорадку от своего дяди и уехал куда-то в Бованенково за перспективой личностного и карьерного роста. Сергей уехал туда на целых ПЯТЬ МЕСЯЦЕВ, а я осталась одна, с квартирой, работой, гаражом, шубой, загранпаспортом, отвоеванном в гигантской очереди ОВИРА на Фрунзе, обширным сексуальным опытом и обновленным весенним гардеробом, но уже без Сергея.
Лиля рассказывает что-то смешное. Я стараюсь улыбаться, получается плохо. Внутри поселилась грусть. Конечно, я не такая умная, как Лиля, не создаю новых идей, и все мои мысли заимствованы из книг, фильмов и журналов, но я тоже стараюсь кое-что понять в этой жизни. Очень стараюсь. И не всегда то, что я понимаю, приходится мне по вкусу. Иногда это даже пугает. И вот сегодня, глядя на маску удовлетворенности жизнью подруги, я, как никогда, боюсь стать еще одним осколком чьего-то потерянного счастья. У неё есть сын. У меня же от Сережи не осталось ничего, кроме воспоминаний. Воспоминаний, которые вскоре изгладит из памяти время, и они превратятся в далекие, расплывчатые, обрывочные образы. Почему люди не ценят то, что у них есть? Если я отвечу на этот вопрос - Нобелевская премия по психологии мне обеспечена.
Формально мы с Сергеем до сих пор вместе, но это лишь формально. Будь у меня мозги моей подруги, я стала бы думать о наших с ним отношениях, и итог этих размышлений мне бы совершенно не понравился. Шесть месяцев встреч не привели к браку, и север окончательно задвинул все перспективы создания нормальной семьи. Сергей уехал. На первый взгляд все правильно: охотник оставил женщину в пещере, а сам отправился на поиски жирного мамонта. Мужчина должен быть сильным, мужчина должен зарабатывать и содержать семью, мужчина должен быть честным и благородным, мужчина должен принимать решения, и решение было принято. Сергей отправился за длинным рублем, бросив мою уютную пещеру. Теперь он будет отдавать большую часть добычи северной женщине и снимать долбанное иглу. Всё, сказанное им на прощальном ужине, я выслушала стоически, улыбаясь и постоянно подкладывая ему картошечки и салату, хотя мне хотелось совсем не этого. Мне хотелось заплакать, закричать, обнять его и никуда от себя не отпускать. Сережа предложил сохранить видимость пары для наших друзей и родных, но в режиме красного кода строжайшей секретности было решено не держаться больше за прежние отношения и пуститься, в свободное плавание (читай «во все тяжкие»). Мир, дескать, полон возможностей и новых встреч, а мы люди прогрессивные и, если что, не станем тыкать в лицо друг другу несказанных слов и неданных обещаний. Так что теперь я была «неофициально» свободна, а у Сергея в плане перепиха был огромный картбланш. Что говорить – оставим друзьям надежду принарядиться и выпить за здоровье молодых на нашей несостоявшейся свадьбе. Оставим Сержу возможность обломиться и вернуться в мою пещеру, поджав хвост. Но что же остается мне? Должность играть «мужнюю жену» бездарно проматывая свой детородный возраст в ожидании звонка с сообщением об окончательном расставании. А будет ли он, этот звонок? Или просто в один прекрасный день в контакте я увижу его обновленный статус «женат» и пойму, что ждать не имеет смысла. Я никогда не была в такой ситуации, и у меня не было плана действий на этот счет. Сережа всегда умело руководил мной. Он всегда решал всё за нас двоих. Решил и теперь. Безапелляционно, в одностороннем порядке. Я просто не могла ему ничего возразить. Иногда я до дури покладиста, и это мой смертный грех перед самой собой. В конце ужина мне уже не хотелось его обнять. Я даже подумывала о том, не разбить ли о его глупую голову заварной чайник. Все позывы устроить скандал я старательно подавила, но как только за ним закрылась дверь, я, как слепок с блондиноки-чарлидера примитивных американских комедий, упала на диван и жалобно заскулила, обращаясь к входной двери: «У нас ведь всё было так хорошо!». Но и через месяц, и через два я не могла отделаться от мыслей о нем. Сергей старательно подпитывал их редкими телефонными звонками и перепиской в контакте. Не знаю, почему после перевода нашей как мне казалось большой и чистой любви в прошедшее время, я продолжала с ним общаться. Он просто обладал какой-то непонятной надо мной властью, мог просто веревки из меня вить. Я страдала от этого и проклинала его за мои несбывшиеся мечты и за вынужденную участь Гриновской Ассоли. Через девять недель разлуки я родила идею о том, что новое увлечение выведет это затхлое пятно на моем сердце. И я стала ходить на свидания.
Весь апрель парни активно разбирали девушек на пляжный сезон. Предложения встретиться и пообщаться поступали оптом, но в процессе разговора выяснялось, что мен, который платит за кофе, резидент полуострова Ямал, Сургута, Нового Уренгоя или чахлых месторождений ХМАО. Передо мной возникал образ Сергея, заинтересованная мина на моем лице тут же скисала, и я ничего не могла с этим поделать. С самого детства мне плохо удавалось контролировать лицо и желудок. После пяти подобных заходов сложилось впечатление, что во всех общагах северных городов на доске объявлений висит мой номер телефона, и я решила взять тайм-аут. К маю активность поутихла и обрела спокойствие и прозрачность воды в унитазе перед его использованием. А с наступлением осени секс вообще мог сделать мне ручкой, оставив меня коротать зимние вечера с телевизором и вязанием в руках. Но этого не будет – май в самом разгаре, мне всего 23, я молода и красива, а кругом полно алчных до всего этого парней.
Мы медленно двигались по стрелке Брода вдоль ровных рядов парковых скамеек. Сидеть было холодно. Парни провожали нас взглядами, угадывая правильные изгибы и выпуклости под одеждой. Лиля была в ударе и едко комментировала наблюдаемый ассортимент:
- О! Смотри. Вот тот - тридцать шесть лет. Друзьям не больше двадцати восьми. Разведенец. Горестно сокрушается по поводу оставленных первой жене дивана, ковра и стиральной машинки. На всех попойках клянется никогда не жениться. Перспектив никаких. Придется слишком долго отогревать его подбитое сердце и завоевывать доверие. Не стоит наших усилий. Первый развод крепко-накрепко засел у него в памяти, поэтому в совместном хозяйстве он не будет тратить кровные на предметы, которые не сможет, если что, унести с собой. Он с радостью купит машину, гараж, ноутбук, сони плей стейшн (и ты лишишься секса), но холодильник – никогда! Кстати, и секса-то от него качественного не получишь, потому что он не кончает из-за постоянного напряженного ожидания звонка в дверь. Ему ведь вот-вот должны принести исполнительный лист! А вот тот, что будто бы решил прогуляться по дороге в магазин - точно маменькин сыночек. Живет с маман и переезжать не собирается. Это так удобно. Мать делает за него все, что должны делать он и его жена. Когда–то давно он разочаровался в женщинах, и теперь предпочитает вести себя с ними, как художник с натурщицей: нахлынет тестостерон – томно глядит в глаза, целует ручку, но в финале тебе, детка, нужно одеваться и топать домой. Видишь его животик – это мама хорошо кормит, - мы дружно смеемся, а Лиля весело подмигивает парню с пакетом под мышкой.
- Подруг этот несчастный таскает по саунам, квартирам друзей и гостиницам. А вон тот, что ездит кругами на своем дорогом авто, скорее всего, женат. Женатик обыкновенный, удовлетворенный. Двое детей, неплохая работа, плавно полнеющая жена, выезды к бабушке в деревню по выходным, лето на море. Из машины не выходит, потому что боится спалиться. Утром, собираясь на работу, без напоминаний захватывает мусор. Вечером в клубе после второго стакана глаз начинает блудливо фильтровать толпу в поисках полузамужней женщины. При возвращении жены из туалета глаз жадно впивается в еду. Женщина нужна, чтобы отвлечься от бытовухи.
Идем дальше.
- Смотри, вот тот парень с мечтательным взглядом с виду неплох. Рискнуть, конечно, можно, но увидит ли он за призраком своей прошлой, обязательно Великой Любви, которая, к слову, наставила ему рога с лучшим другом, живую тебя. Дерзай, если не сдрейфишь конкурировать с идеалом, запрятанным глубоко-глубоко в его сердце.
Мы медленно поравнялись с кучкой ухоженных парней. Нас не удостоили даже взглядом. Всё их внимание было поглощено рассматриванием нового гаджета, счастливым обладателем которого недавно стал один из них. Лиля жестоко мстит:
- Оу, это вообще не наш поезд. Смотри, какие у них у всех обтягивающие джинсы. Уве-ре-на, что когда один из них напивается, то звонит другому и пускает слюни в трубку с воплями: «Андрей! Забери меня отсюда! Я люблю тебя, Андрей!»
Я поморщилась.
- Ты сегодня не сцеживала яд, дорогая?
- Нет. Он мне может пригодиться. Боюсь, нужные нам парни тут не водятся, - Лиля разводит руками.
- Расскажи же, о, сосуд мудрости, сенсей любовной тахикардии, падре-соединитель всех Ромео и Джульетт, какие мужчины обречены быть сцапанными, если попадутся на твоем пути?
- Легко, - я пришвартовываюсь справа от Лили, высвобождая от локонов свое левое ухо. Она продолжает.
- Это довольно редкий вид: он целыми днями пропадает на работе. Встречаться с девушками и рад бы, но после десятичасового рабочего дня, глажки, стирки, готовки, уборки сил не остается. Последнюю надежду на размножение вверил в байты и биты сайта знакомств. Психологически созрел, чтобы уже через месяц предложить мне «замуж». Все его друзья уже там, и ему не с кем повисеть в баре. Он добровольно откажется от мечты стать космонавтом, с легкостью подписавшись работать на наше совместное долго и счастливо. А еще он с удовольствием подпишет брачный договор, который убережет мою квартиру, машину и гонорар моей ещё ненаписанной книги от варварского распила. И еще одно, немаловажное, я буду любить его, а он – меня. И никаких там мифических идеалов!
- И ты действительно веришь, что этот артефакт существует?
- Безусловно. И я найду его.
Мы остановились у компании наших общих знакомых и принялись обсуждать планы на вечер. Вдруг раздался звонок. По рингтону, установленному специально на него, я поняла, что это Сергей, нажала кнопку приема и вынырнула из толпы. Уже через несколько минут, сияя счастьем, я неслась по направлению к дому. Мне было наплевать, окатят ли меня грязью, сломается ли каблук и что обо мне подумают окружающие. Брод раскрасился новыми красками и приобрел какой-то сладковатый запах. Я, безвольная влюбленная идиотка, бежала собирать вещи на завтрашний поезд. Сергей предложил провести отпуск у него.
***
Уже на выходе с Брода вечернее небо густо заволокло тучами. Моё сознание тревожным звоночком вспомнило строки старого школьного стишка: «Люблю грозу в начале мая, когда весенний первый гром….» Но грома не было. Вместо этого поднялся ужасный ветер. Я почувствовала резкую боль в левом глазу и была вынуждена остановиться. Нет, это не соринка, просто порыв ветра снес мою собственную линзу на обратную сторону глазного яблока. Такое уже случалось. Я часто-часто заморгала, чтобы исправить ситуацию, но упрямая линза не хотела покидать своё новообретенное место. Людей в парке почти не осталось – наверное, никто не хотел намокнуть. На улице моментально стемнело. Тусклый свет исходил лишь от огромного рекламного щита с улыбающимся малышом, тянущим ухоженную женскую руку к закрытой двери. Я тяжело выдохнула, зажмурила один глаз и сфокусировала второй на источнике света. Интересно, что они рекламируют? Путешествия? Нет ни адресов, ни телефонов. Только рука, малыш и закрытая дверь. Решив, что это, наверное, какая-то социальная реклама, я продолжила бороться с застрявшей непокорной линзой. Вдруг щит зашатался от ветра. Меня тоже чуть не сбил с ног его сильнейший порыв. Стало страшно. Я подняла голову и увидела над собой колодец звездного неба. Диаметр этого колодца был небольшим. Начинался он где-то за щитом, а заканчивался прямо позади меня. Стены колодца были живыми, движущимися, и закручивались непроглядной чернотой по часовой стрелке. Я ощутила мощное движение у себя за спиной. Это сжимался колодец. Еще мгновение - и я оказалась высоко в воздухе. Меня с бешеной скоростью несло на щит. Последнее, что я успела сделать, перед тем, как врезаться в него, это закрыть лицо руками и подумать о Сергее.