Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Для людей моего поколения среди всех потерь, разочарований и смятенных чувств, вызванных превратностями нынешнего времени, одно из самых, наверное, саднящих - чувство горечи от осознания величайшей нелепости российской действительности.
Как получилось, что нынешнее состояние нашей страны (как впрочем, и на протяжении почти всей нашей истории) столь унизительно и стыдно несообразно ее могучему потенциалу и тому, чего можно было бы достичь?
Как получилось, что наша жизнь так разительно и нелепо всегда отличалась от благополучия многих наших соседей, достоинства и наследие у которых едва ли лучше наших?
Надо быть абсолютно равнодушным к своей стране человеком, чтобы хотя бы единожды не пережить чувство обидного стыда перед той же Европой за нашу вечную нищету и неспособность рачительно распорядиться тем, что дано нам по природе и по наследию.
Я думаю, что ответ на этот вопрос достаточно прост. И он заключается отнюдь не в том, чем так долго была забита голова российского обывателя: наша страна, дескать, пережила немало нашествий врагов-супостатов, беды наши от происков злокозненных евреев, кавказцев и пр. или в суровых климатических условиях.
В той же благополучной Европе немало народов пережило не меньшее число нашествий и разрушений. Евреев и своих горячих «кавказцев» там не меньше чем у нас. Что же касается природно-климатические условий, то в более благополучной, чем мы Скандинавии, они явно похуже, чем в нашей средней полосе.
А потому стоит признать: живем мы хуже многих других народов лишь потому, что не можем нормально самоорганизоваться, наладить свое общенациональное общежитие.
Причем со времен достаточно древних. Помните знаменитое: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет: приходите княжить и владеть нами».
Однако при этом возникает достаточно обидный вопрос: так мы что, глупее других? Вроде бы нет. И нации нашей есть чем и кем гордиться. Так в чем же великая тайна несостоятельности наших попыток самоорганизоваться и наладить нормальную жизнь на своих землях? Почему с самого зарождения своего государственная власть у нас была всегда чужеродной народной жизни, а потому и не способной опираться на самопобудительное движение нации к развитию?
Ведь трудно оспорить тот факт, что мощные импульсы, которые получало наше общество на пути к прогрессу были инициированы скорее пинками державного сапога (начиная с петровских ботфорт), чем самодвижением нации к благополучию.
Традиционные объяснения этому, меня, по крайней мере, никогда не удовлетворяли. Потому, что приводимые обстоятельства можно было отнести к любому другому народу, однако у них эти обстоятельства все же не получили столь роковых как у нас последствий.
И лишь об одном факторе, действительно отличающемся от обстоятельств других народов и на самом деле определившем нашу печальную судьбу, официальная российская державная идеология предпочитает не распространяться. Ибо это для нас священная корова и предмет национального комплекса - территория.
Справедливости ради надо сказать, что фразу «порядка в ней нет» в древние свои времена могли бы отнести к себе практически все народы. Безусловно, что они, как и мы, переживали общие проблемы, связанные с разобщенностью и межплеменной враждой. Однако в их и наших обстоятельствах, все же было нечто принципиально отличное, что позволило им быстрее нас научиться самоорганизации и наладить свое общежитие в широком смысле этого слова, как общее житие. И этим «нечто» была не Богоизбранность, не расовое превосходство, а именно территория.
Европейским народам, которые налаживали свое хозяйство в условиях густонаселенности вольно или невольно приходилось учиться уживаться друг с другом. Кроме того, территориальная ограниченность и постоянно возрастающая ценность этой территории неизбежно обращали европейцев к интенсификации своей экономики.
Другое дело у нас. Изначально становление восточно-славянских народов шло на территории, характеристика которой, по крайней мере, двумя главными пунктами принципиально отличалась от того, что досталось народам Центральной и Западной Европы.
Первое отличие заключалось в том, что в эпоху великого переселения народов доставшаяся нашим предкам территория была непривлекательной для их более развитых соседей, а также для разных пришлых племен, которые бурным потоком двигались к перемене свой судьбы.
- Эта территория была более суровой по климату, чем та, в которой привыкли они обретаться.
- Эта территория, лесистая и болотистая была труднодоступна и, в общем-то, не подходила к хозяйственному укладу народов, которые были главной пружиной пассионарного и переселенческого толчка в 4-5 веке нашей эры.
- Племена, населявшие эту территорию, были бедны настолько, что не представляли интереса для других народов.
Вследствие этого изначальная наша территория в меньшей степени, чем это было в Европе (проходной двор!) была подвержена различного рода пришествиям, прошествиям и нашествиям других народов.
В традиции нашей историографии сие обстоятельство принято воспринимать как благо и предмет национальной гордости. Дескать, благодаря этому мы сохранили свою самобытность, а она почему-то «a priori» считается главным залогом счастливой жизни.
Однако с точки зрения исторической перспективы нации, а тем более с точки зрения личного благополучия человека, «благость» этого обстоятельства оценивается далеко неоднозначно.
Да, мы в меньшей мере были подвержены внешним влияниям, но ведь вследствие этого и в меньшей мере испытывали на себе стимулирующий эффект «перемешивания» культур, их взаимного обогащения и развития.
Любопытно, что исторический опыт Европы вполне наглядно подтверждает: практически ни одна более менее проявившая себя нация и народность, сварившаяся в средневековом этническом котле, не только не исчезла до нашего времени, но и сумела сохранить свою самобытность. При этом в отличие от нашей самобытности она не носит реликтовый, характер, а является динамичной, активно питающей себя плодами прогресса других народов и в тоже время сохраняющей свое отличие от них.
Тем более не осталась в накладе и отдельная личность, ни по возможностям для самореализации, ни в плане личного чисто материального благополучия.
Второе отличие заключалось в том, что у восточных славян был относительный избыток территории. Они не были стеснены в свободе перемещения, когда в силу тех или иных причин вынуждены были покидать обжитое место. Например, если оно переставало удовлетворять с точки зрения продуктивности, то можно было найти более обильную территорию, не тратя усилий на интенсификацию производства на старом месте. Или не ужившись с соседом, более слабый мог, в конце концов, плюнуть на все и уйти. Отсюда возникающие конфликты разрешались чаще всего не вынужденным перемирием и компромиссом (без чего просто невозможна организация общего жития, да и сама устойчивая цивилизация), а уходом.
Любопытный парадокс: в России, которая всегда обладала избыточной территорией, отношение к ней куда трепетней и куда более затабуировано, чем у многих других народов, страдающих от недостатка земель.
В народном сознании наши громадные просторы – символ нашего могущества, залог благополучия и вообще физического существования. Словно на меньшей площади российская душа просто бы не поместилась. Более того, величие нашей нации, благополучие и само существование мыслится нами зачастую как прямые производные обладания большой территорией.
Однако самый обидный для нашего национального самосознания парадокс заключается в том, что могущество державы, процветание ее граждан и вообще само существование нации давно уже непосредственно не зависит от размеров территории ее проживания.
Стоит отметить, что территориальная экспансия естественное свойство всех народов на ранних ступенях их развития. Тогда площадь территории проживания, возможность ее расширения действительно была важнейшим условием выживания человеческого племени, как любого чисто биологического вида. Однако переход от экспансивного освоения территории к интенсивному (связанному с развитием производства, совершенствованием технологий и пр.) - один из главных признаков покидания человеком чисто животного мира и перехода к цивилизации.
Впрочем, инерция экспансии, как пережитка видового примитивизма, определяла фабулу человеческой истории на протяжении многих эпох. Пик расцвета этой тенденции – держава Александра Македонского, Римская империя. В средние века территориальные захваты уже не носили таких масштабов как в древности. Они, если можно так сказать, стали более рациональны. В новое время экспансия сменилась колониализмом, в котором главную роль играло уже не прямое присоединение территории, а возможность ее экономической эксплуатации.
Тридцатые и сороковые годы прошлого века знаменовалась бурным рецидивом экспансионизма, который, судя по всему, может остаться последним примером активной роли этой тенденции в развитии человечества.
Однако главный урок, который преподнесен человечеству этими примерами очевиден: после завершения эпохи первоначального накопления капитала территориальные ограничения в некотором смысле является одним из главных стимулов технологического и экономического прогресса. Правда, при условии, если хозяйственная территория не изолирована, скажем, природными условиями или идеологическими запретами от других, т.е. имеется возможность относительно свободного обмена технологическим опытом.
И наоборот большая территория и тем более избыток ее является важнейшим фактором, тормозящим развитие населяющей ее народности.
Этот тезис можно было бы представить как социально-политическую аксиому. Хотя бы потому, что такая закономерность засвидетельствована бесспорной исторической практикой.
1.Все реально великие державы нашего времени имеют относительно небольшую территорию. Причем за исключением США, эти державы существенно малы.
2.Государства, в которых самые высокие доходы на душу населения, а также самый большой уровень социальной защищенности и обеспеченности прав человека также относятся к этой категории.
3.Даже самые маленькие государства и народности не только уцелели на карте мира, но имеют сегодня реальные условия для сохранения своей самобытности. Даже в условиях глобализации экономики и чудовищной экспансии универсальной масс культуры.
Однако если аксиома – истина не требующая доказательств, то в объяснении она все же нуждается.
Итак, почему избыток территории в исторической перспективе тормозит развитие нации?
- Создаются условия для неэффективного ведения хозяйства, когда происходит не развитие его продуктивности, а простое воспроизводство за счет вовлечения новых ресурсов, что тормозит технологический прогресс нации.
При этом чем больше территория, тем больше непроизводительные затраты, которые вынуждено нести общество для ее освоения, а значит меньшая доля средств может направляться на обеспечение индивидуальных благосостояний. Усилия по вовлечению новых территорий в хозяйственный оборот буквально истощают нацию, не оставляя средств на продуктивное освоение новых территорий. Пример тому – печально знаменитая БАМ. Дорогу осилили, но средств на разработку прилегающих ресурсов у нас уже не хватило.
- Большие территории вплоть до 90-х годов прошлого века были практически неуправляемыми из центра в силу несовершенства коммуникаций. Только факс, и Интернет позволили нивелировать разницу между компактными и великими территориями в плане обеспечения управляемости.
- Большая территория создает условия для разобщения нации. Для нас житель Камчатки, Якутии или Сахалина даже больше чем иностранец. Он дальше от нас чем, чем европеец. И даже не в географическом смысле. Парадокс, но «среднеполосный» россиянин знает больше о том, как живут французы или немцы, чем о жителях наших окраин.
- Кажущаяся неисчерпаемость и бесконечность восполняемости естественных ресурсов ведет не только к отставанию в разработке интенсивных технологий, но и к задержке актуализации экологически безопасных и природо-сберегающих технологий.
При этом видимые преимущества обладания большими территориями неизбежно оборачиваются для нации своими неприглядными последствиями:
бескрайность просторов и неисчерпаемость ресурсов – расточительностью, экологическим варварством;
избыток свободных территорий – неэффективностью хозяйствования и отсутствием опыта по самоорганизации общего жития.
А сформированные под влиянием обладания большой территорией качества, которыми мы так гордимся и относим к разряду наших национальных достоинств, неизбежно получают свое негативное отражение: широта души скрывает элементарную безалаберность, независимость натуры - катастрофическую неуправляемость. И прочее и прочее…
В конечном счете, именно большая территория стала для России проклятием, которое обрекло ее на отставание от тех народов, которые были лишены подобного «подарка» судьбы.
Не думаю, что представленный мной вывод о «погибели» земли Русской от самой себя, то бишь, от избытка территории большинство воспримет без эмоций. Уж слишком это задевает наш традиционный патриотизм и может быть вообще воспринято как прямое указание на «целесообразность» территориального расчленения России. Учитывая болезненность «курилського мозоля», ситуацию с Калининградской областью, растущий национальный и исламский экстремизм, проблема территории становится слишком горячей, чтобы в отношении к ней преобладал рациональный, а не зачастую истерический подход.
Поэтому стоит сказать сразу: упаси Боже, я также свято убежден, что ни пяди земли своей России терять нельзя! Я убежден в этом не только по соображениям патриотическим, но и сугубо экономическим. Ибо считаю вполне реальным превратить нашу сверхтерриторию из нашего проклятия в реальный источник благополучия. Причем сделать это в самые короткие сроки и без малейшего ущерба для ее территориальной целостности и нашей национальной гордости.
Чисто патриотический лозунг: «Ни пяди земли врагу!» должен быть заменен прагматически-патриотическим: «Ни пяди земли без выгоды для Руси!»
Парадоксально, но рецепт как сделать это, весьма прост и давно известен. Проблема лишь в том, что воспользоваться им не дает табуирование «под любым соусом» темы территории и ура патриотическая слепота.
Мы должны научиться извлекать выгоду из своей территории. Причем за счет давно обкатанного европейской цивилизацией и, в общем-то, стандартного набора приемов:
- Создание свободных экономических зон на территориях изолированных от «большой земли» - Калининградская область, Камчатка, Сахалин.
Какая польза нашему Отечеству, если на Сахалине, там где могла бы быть вторая Япония (в экономическом смысле) – разруха, нищета и прозябание! Англичане каторжанами обустроили богатейшую цветущую колонию – Австралию. Мы сто лет назад тоже попытались сделать свою Австралию на Сахалине. А что получилось? Каторга! Разруха, уродование человеческих судеб, волей рока заброшенных на несчастный остров. Мучение жителям Сахалина, убыток стране, разворовывание и пропивание ресурсов.
- Широкое использование концессионной практики.
- И наконец достаточно радикальные меры: сдача в аренду пустующих и малонаселенных территорий, с предоставлением прав автономных анклавов в составе РФ с местным законодательством, приближенным к законодательству стран-арендаторов; создание автономных колоний, аналогичных тем, которые создавались в России с легкой руки Екатерины II.
Однако исполнить эту программу с реальной пользой для страны можно только в том случае, если мы учтем и примем разумом ряд существенных обстоятельств.
Во-первых, (возможно это покажется нелогичным по отношению к вышесказанному), мы должны продолжить жесткий курс на укрепление вертикали власти. С существенной оговоркой: власти административной. Только это может стать гарантией, что нашу территорию действительно не растащат.
При этом упрочение административной вертикали должно быть сопряжено с созданием условий для усиления культурной автономии территорий.
Сегодня для этого есть все естественные условия. Главное из них коммуникативная революция, обеспечивающая управляемость территорий.
Что же касается культурной автономизации, то она – естественное «противоядие», альтернатива производственно-экономической глобализации, смягчающая негативные стороны интеграционных процессов.
Во-вторых, процесс интеграции России с Евросоюзом должен быть ускорен. Граница европейской цивилизации должна проходить по восточным и южным рубежам России. Это наше единственное спасение в условиях конфликта двух культурно-исторических типов цивилизаций - Христианской и Мусульманской. Культурная наша самобытность достаточно устойчива, чтобы опасаться ассимиляции.
В-третьих, полученные от использования территории средства необходимо направлять только (закрепив это законодательно) на развитие науки, образования, наукоемких технологий и беспроцентные суды для инвестирования обновления основных средств в промышленности и сельском хозяйстве. Категорически никаких расходов на социальные нужды из этих средств! Категорически никаких распределений через чиновников.
Наряду с этим и в нашем сознании должны произойти существенные перемены, которые бы позволили более прагматично подходить к проблемам территорий.
Скажем, изменить свой взгляд на ура-патриотическое возражение противников свободных зон, концессий и пр.: а за что кровь свою проливали? Чтобы на нашей земле хозяйничали те, с кем мы еще вчера были на ножах?
А вы задайте этот вопрос, например, французам и немцам в современной Европе. Еще в прошлом и позапрошлом веке они изрядно повоевали друг с другом чтобы, извлечь из этого урок: взаимная кровь пролита не напрасно лишь только потому, что стала очевидной бессмысленность кровопролития. Формирование мирового рынка, коммуникативная революция делает нерациональной территориальную изоляцию и тем более защиту ее ценой человеческих жизней.
Нам также важно понять, что реальные ценности, позволяющие обеспечивать устойчивое развитие общества уже не те, на которых строилось благополучие наций в прошлом веке: природные ресурсы, территория и пр.
В условиях неизбежной глобализации экономики главную ценность составляют не природные богатства, а финансовые ресурсы и ноу-хау, т.е. технологии, фундаментальные научные разработки. Именно они сегодня обеспечивают устойчивость национальных экономик, а также их относительную независимость от природных обстоятельств, в том числе и от истощения внутренних минеральных ресурсов и определяют влияние государства на мировую политику.
Поэтому, если мы действительно хотим сделать Россию могучей, пора превратить мертвый капитал в живой и научиться извлекать из своей избыточной территории выгоду. Пока не поздно.