Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
ФИЛОСОФИЯ НАУКИ
НАУКА КАК ФЕНОМЕН КУЛЬТУРЫ
Книга Природы и Книга Откровения
Галилео Галилей как-то сказал, что Бог создал две Книги – Книгу Природы и Священное Писание. Эти Книги, принадлежащие одному Автору, не могут принципиально противоречить друг другу. Но бывает, что люди неправильно читают ту или другую Книгу, а потому будто бы находят между этими великими текстами противоречие. Подчас люди поклоняются одной Книге и прене брегают другой. Так могут возникнуть два храма – либо храм науки, либо храм монотеизма. Вместе с тем, учил Галилей, эти тексты взаимодополнительны: в Писании изложены всеобщие принципы познания сотворенной природы, а к их пониманию невозможно прийти, не изучая явления этой природы.
Религиозное мышление выдвинуло и своеобразно обосновало ряд важнейших принципов мироустройства, которые наука заимствовала, радикально преобразовала и превратила в свои методологические постулаты. Среди них ‒ принципы единства мира, сохранения энергии, причинности, всемирного тяготения, инвариантности, симметрии, простоты (атомизма), наименьшего действия, происхождения порядка из хаоса, движения мира к концу и хаосу (роста энтропии), подчинения явлений законам, абсолютности скорости света. Особый интерес представляют религиозные откровения о числах и фигурах, нелинейной мистике, согласно которой Троица равна Единице. Из мистики чисел и фигур развилась светская математика, ощущающая ныне тягу к нелинейному мышлению.
Плотские потребности души удовлетворяются путем практического применения знания о материальных явлениях природы. Духовные потребности души сопряжены с познанием глубинных сущностей универсума и Абсолюта. Гармонизация плотской и духовной сторон души достигается согласованным прочтением Книги Природы и Книги Писаний и одинаковым доверием к ним. Религия сосредоточивается на Писании, наука – на изучении Книги Природы. В реальном же индивиде религиозное и научное либо легко уживаются друг с другом, либо конфликтуют между собой. Пропорция духовного и плотского в научном мироотношении индивида обусловливается, с одной стороны, историческими особенностями культуры, в рамках которой ученый творит, а с другой стороны, характером души ученого.
В душе одного ученого может доминировать духовное начало, а в душе другого – плотское. Книгу Природы можно читать и духовно.
Если культура заставляет науку целиком переключиться на изучение материальных свойств природы, то велика вероятность, что в такой науке возобладает материализм. Напротив, исключительный интерес сообщества ученых к духу, просвечивающему сквозь вещественные оболочки качеств, способствует складыванию в науке религиозно-идеалистического мироотношения. Гармонический взгляд на природу как на нерасторжимое единство духа и материи прививает науке иммунитет против крайностей материализма и спиритуализма.
В методологии естествознания европейского типа все еще господствует материализм как belief-вера (плотская вера) в то, что в мире нет никакого иного бытия, кроме объективной реальности, данной нам, потенциально или актуально, в наших внешних ощущениях.
Две концепции науки
Слово наука составлено предлогами на и у. На – предлог, указывающий тот предмет, на который обращено действие. У означает при, подле, личное владение, связь, зависимость. Вероятно, слово наука означает «бытие подле» указанного предмета и овладевание этим предметом. Аналогичное значение имеет латинское слово scientia (наука). Коренной слог сц или ск (sc), то есть «сквозь», обычно характеризует некоторый сквозной процесс. Например, «сцинцилляция» – просвечивание насквозь, свет, блеск; «скальпель» же – средство механического вскрытия. Entia в слове scientia означает «чистое бытие». В английском языке «наука» – «science». Немецкое слово Wissenschaft ‒ «наука», связывает два слова: древнее слово видеть (wissen, визуальное) и Schaft – стержень, древко. Так или иначе, Wissenschaft означает «видение оснований». Слова наука, сайенс и виссеншафт, возможно, прежде означали приближение к предмету, видение его оснований и его освоение.
Вместе с тем уже первоначальный смысл слова наука заключал в себе два пути его понимания и развертывания. Первая интерпретация этого смысла опирается на модель сквозного просвечивания предмета и ведет к пониманию науки как особого видения оснований «нечто», не требующего практического преобразования разглядываемого предмета. Вторая интерпретация сопряжена с моделью острого режущего инструмента, при помощи которого вскрывается невидимая структура изучаемой реальности. Языковая интуиция закрепила в слове наука оба эти значения, разворачиваемые в две альтернативные концепции науки.
Широкая теория: наука есть вид человеческой деятельности, удовлетворяющей потребность общества в познании характера незримых свойств сотворенной природы в ее первозданном, девственном виде.
Но как же увидеть невооруженным глазом внутренность вещей? Здесь возможны два ответа. Первый ответ: подвергнуть целое механическому разложению на части, пытке, испытанию; естествоиспытатель – человек, пытающий естество. Второй ответ: метод пытки неприемлем по соображениям духовного порядка; совесть подсказывает опираться в познании естества на эмпатию (вчувствование) и интуицию, а нравственный разум предлагает выбрать метод аналогии между устройством человека и мироустройством. Человек – часть сотворенной природы, в нем есть то же, что и в окружающем мире. Познавая себя, человек становится мерой вещей (Протагор), их универсальным аналогом.
Вторая, более узкая, теория науки основана на редукции (редукция – сведéние) родового понятия науки – как систематического познавания существенных связей наличных определенностей и выражения этих связей в понятийной форме – к одному из возможных видов науки, а именно к экспериментальной, «пытающей» науке. В свете этой теории наука есть постоянно воспроизводимая деятельность, связанная с превращением природы в объект дознания и пытки. Субъект науки, естествоиспытатель, не ждет милости от природы, не просит ее самооткрываться и быть искренней. Когда приро ду вынудят признаться, она раскроет свои тайны.
Задача экспериментатора, воору женного колющими и режущими инструментами, заключается в умелом проведении дознания, допроса. Естествоиспытатель, подобно инквизитору, получает такое воспитание, дабы его не мучила совесть. Этой задаче лучше всего отвечает материалистическое мировоззрение. Последовательный материализм учит, будто космическая плоть мертва, неодушевлена, лишена чувства боли и муки, а жизнь есть крайне редкое явление природы.
А что если жизнь всеобща и весь космос одушевлен, имеет мировую душу? Если экспериментатор догадывается об этом, то и тогда он оправдывается, что выпытанные им у природы тайны очень полезны людям, делают нашу жизнь комфортной. Но далеко не все люди соглашаются с такой «двойной моралью». Пробуждающееся экологическое сознание Человечества начинает противиться бесконтрольному научному экспериментированию. Первыми бунт против биологических опытов подняли общества по защите животных.
Разве испытуемые обычно искренне раскрывают свою душу мучителю? Кант выразил отношение между испытуемым объектом и выпытывающим субъектом такой философской формулой: субъект познает в объекте только то, что своим действием сам же и вложил в свой объект. Но действие равно противодействию, учил Будда Гаутама. По сути дела, субъект познает не столько естественные вещи, сколько противодействия вещей и искусственные новообразования. Современный философский инструментализм обосновал тезис о том, что естествоиспытатель не способен в принципе узнать вещь-в-себе и что его пониманию подлежит лишь реальность, уже трансформированная человеком и приспособленная к его материальным нуждам.
Многочисленные сторонники учения о науке как нерасторжимом союзе эксперимента и теории не хотят признавать никакого иного видения сущности науки. Они отождествляют науку «вообще» с той ее европейской разновидностью, которая сложилась четыреста лет тому назад.
Условность понятия науки
Существует ли реальная возможность строго установить, какая из очерченных концепций науки «истинна»?
Четыре века тому назад европейское естествознание заключило негласный договор с философией материализма, который отвечал самому духу свободного экспериментирования с явлениями природы ради выпытывания у нее ее тайн. Материализм убеждал ученых: нет ничего надежнее внешних органов чувств человека, если их усилить искусственными органами и приборами, только чувственная воспринимаемость объекта сигнализирует о его реальности, материальный мир – единственная настоящая реальность, достоверно судить о ней позволяют эксперимент и систематическое наблюдение.
Тезис о совпадении науки «вообще» с ее уникальным европейским вариантом в свое время подкреплялся верой в близость «европейской научности» и «истинности». Научный разум, толкуемый в духе узкого понятия науки, объявлялся вершиной человеческого мышления. Ему приписывалась исключительная способность познавания истины и покорения природы. Сегодня выяснилось, что этот разум далеко не разумен, потому что, воплощая свои выводы в технической практике, он подталкивает Человечество к самоуничтожению и экологическому кризису.
Расстояние между «научной истинностью» и истиной (то есть соответствием знания действительности) резко увеличилось.
«Научность» и «истинность»
Научная революция посеяла сомнения в тождественности «научности» и «истинности».
В 1931 г. логик и математик Курт Гëдель (1906 – 1978) доказал теоремы о неполноте. Его вторая теорема гласит:
Не существует полной формальной теории, в которой были бы доказуемы все истинные теоремы арифметики. В любой полной формальной системе всегда отыщутся два взаимоисключающие утверждения, выводимые из одних и тех же взаимоувязанных аксиом.
Широкая (вольная) трактовка результатов Геделя позволяет предположить:
в каждой развитой логической системе есть следствия, которые нельзя определить ни как истинные, ни как ложные.
Само свойство системности научного знания, обеспечиваемое логико-математическими правилами и искусственным языком, неизбежно сопряжено с дилеммами, апориями и парадоксами. Гегель утверждал в «Феноменологии духа», что истинной формой, в которой существует истина, может быть только научная система. Маркс добавил к этому, что истины науки парадоксальны с точки зрения обыденного опыта. Сегодня же приходится говорить совсем иначе.
Наука как системное знание парадоксальна. Истинность ее высказываний не устанавливается внутренними средствами ее разнообразных дисциплин.
Системность и целостность
Европейская наука гордилась своей системностью и сама определяла себя как системно упорядоченное знание о природе. Систематизация зиждется на логико-математическом основании, считавшимся в прошлом целостным и незыблемым. Теперь выяснилось:
логика и математика суть множество разнородных исчислений и систем, которые не удается непротиворечиво обобщить или погрузить в некую предельно объединяющую их систему.
Идеал системности как формы выражения объективной истины, укорененной в вере в точность логико-математического диалога с природой, тускнеет и теряет своих поклонников. Истина мнилась живущей в системе научных высказываний. Ее свойства предполагалось измерять критерием правильности (непротиворечивости, выполнимости). Логический критерий истинности рассыпался на множество кусочечных, частных, технических приемов определения правильности систем высказываний и оказался слабо чувствительным к целостности истины.
Целостность во многом противоположна системности.
Экспериментатор изымает из природного целого тот или иной кусок, насильственно переделывает изъятое в нечто, осмысливаемое как эталонный объект, и субъективно отождествляет свое представление об эталоне с какой-либо частью подлинного универсума. Из-за такого упрощения мир кажется системно устроенным. Через некоторое время обнаруживается, что «эталон» вовсе не совершенен, что на деле он есть всего лишь окультуренный конгломерат вещей и процессов и что связать его живыми нитями с целостной природой не удалось.
Истина – отношение знания к целостной действительности, но не к системно, не к искусственно представленным обломкам когда-то живых частей бытия.
Истина – в «целом», а не в «системе» (И. В. Гёте). Экспериментальное расчленение природы на потребные науке куски-объекты и систематическое обозревание этих объектов обусловлено специфическими для европейской культуры идеалами. Оценивать эмпирию европейской науки следует, прежде всего, в терминах теории правильности. Правильность – соответствие знания установленным правилам и нормам культуры. Системная наука изучает не столько реальные части природы как моменты органического целого и не мир как целое, сколько искусственные образования, иллюзорно представленные в форме картины мира, устроенного просто и рационально.
Понятно, почему дух, душа, жизнь, любовь, надежда и иные подобные категории ускользали из понятийной сетки материалистической науки. Казалось бы, биология, физиология и психология прямо изучают эти предметы, и их выводы имеют практическую ценность для людей. Вместе с тем материалистически понимаемые «дух», «психика» и «жизнь» − не более как технические понятия, смысл которых определяется серией инструментальных процедур. Разве определение, например, сущности жизни как «способа существования белковых тел, обменивающихся веществом с окружающей средой» приблизило нас к разгадке тайны и смысла жизни? Из данного определения жизни всего лишь следует, что некоторый класс аминокислот как-то специфически связан со своим химическим окружением, способен воспроизводить себя (наследственность) и изменяться.
Ф. Бэкон предупреждал: малое знание уводит от Бога, а большое знание приближает к Богу. Эпистемический (лат. episteme – знание) авторитет ученого кончается там, где ученый выходит за рамки своего предмета, когда его суждения о посторонних предметах мало чем отличаются от мнения обывателя. Большинство гениев науки искренне верили в Бога.
Принцип теоретического анархизма
Мировое сообщество ученых стало остро осознавать разрыв между истинностью и научностью. Упадок веры в непременную истинность научного знания дал П. Р. Фейерабенду веские основания провозгласить принцип теоретического анархизма (плюрализма).
Принцип теоретического анархизма. Существует множество равноправных типов знания.
Чем больше у нас альтернатив, тем быстрее растет наше знание, однако оно никогда не приближает нас к заветной «Единственно Истинной Теории».
Во всякой ли культуре есть наука?
Можно дать такое определение науки:
Наука есть позитивное теоретическое знание законов сотворенного мира.
Ни одна культура не обходится без систематического изучения окружающего мира и природы человека, то есть без науки. В одних культурах институт науки имеет сравнительно открытый (светский, публичный) характер, и доступ к профессии ученого свободен для многих людей. Такой характер, например, имела Академия, основанная Платоном в 385 г. до н.э. К ее слушателям предъявлялись следующие требования: иметь хорошее общее образование, развитые математические способности (девиз Академии: «Негеометр да не войдет!»), воздерживаться от плотской любви и мясоедения. В Академии исследовались проблемы философии, математики, астрономии, естествознания. Изобретаемые академиками теории имели свободное хождение в обществе и подлежали публичной оценке. О социальном признании и одобрении Академии можно судить хотя бы по тому факту, что она просуществовала до VI в., а затем возродилась во Флоренции в 1459 г.
В иных культурах институт науки слит с институтом церкви, носит закрытый характер и не афишируется. В них доступ к теоретическому знанию крайне затруднен, обставлен множеством запретов, а продукция сокрытого научного производства проникает в сферу светской жизни в строго ограниченной опредмеченной форме – в виде технических изобретений и рецептурного знания. Логическая связь между теориями и произведенными из них прикладными новациями и рецептами держится в тайне, не доводится до широких слоев населения. Наука как тайный институт и профессия, в которую посвящаются избранные, была характерна для культур Вавилона, Египта, Китая, Индии и ряда других стран древнего Востока.
Противопоставление открытой и закрытой науки, строго говоря, достаточно условно. Всякое общество вынуждено засекречивать определенные научные теории и вытекающие из них технические следствия.
Например, советская культура, казалось бы, открывала в науку путь любому гражданину. Однако на карте нашей страны не были обозначены десятки городов, в которых засекреченные ученые трудились над созданием оружия массового уничтожения людей. Тщательно отобранные в соответствии с идеалами большевистской религии теоретики и практики соблюдали обет молчания. Им запрещалось делиться с посторонними своими знаниями о грозных силах природы. Так что экспериментально-теоретическая наука европейского типа не является полной противоположностью теоретико-рецептурной науке восточных обществ.
Если сказанное верно и если существует преемственность между сменяющими друг друга культурами, то можно сделать вывод, что наука как нечто исключительное и уникальное возникла вовсе не в Европе. Пифагор, Сократ, Платон, Аристотель много заимствовали из сокровенной науки и тайных доктрин Вавилона, Египта и Иудеи, хотя и не слишком распространялись о первоистоке своих познаний. Формулы законов природы монахи шифровали, «запечатывали» в гексаграммы, притчи, иносказания.
Рано или поздно тайное становится явным. Частично расшифрованы научные трактаты восточных мудрецов.
Наука является гранью всякой культуры.
В древних восточных культурах наука была настолько тесно связана с религиозной методологией, что не испытывала особой надобности становиться светским занятием и конфликтовать с религиозными учениями. В европейской культуре последних столетий возможность отделения науки в форме светского института от религиозного фундамента культуры была заложена в самих принципах теизма, в христианском вероучении.
Причины открытости и закрытости науки
Почему в одних культурах наука скрыта от публики и является теоретическим священнодействием, а в других становится светским занятием и быстро эволюционирует благодаря материальной поддержке властей, промышленников, предпринимателей? Возможно, одна из главных причин тому кроется в контрасте между религиями пантеистического и теистического типов. Но тут нужна оговорка относительно ислама.
Ислам руководствовался не только теизмом, но также вводил запрет на вольное экспериментирование с сотворенными Богом вещами и существами. Поэтому мусульманская наука, имеющая публичный характер и открытая всем общественным сословиям, тяготела к умозрительному теоретизированию. Напротив, теизм христиан предусматривал в практическом преобразовании физического мира людьми один из путей к Творцу и уподоблению Богу.
Вспомним, что теизм мыслит Бога пребывающим вне рамок сотворенного Им «из ничего» (но не из Себя) мира. Согласно христианскому теизму, Бог полностью трансцендентен нашему миру. Связь Бога и человека возможна через ниспосланную отдельным людям Благодать. Тварный мир подчиняется вмененным ему Богом «естественным» законам. В силу действия этих законов сотворенная природа относительно автономна. Адам получил от Бога право познавать («называть») минералы, растения, животных и распоряжаться ими по своей воле. Будучи на Земле высшим существом, Адам вправе преобразовывать все на ней в соответствии с уровнем своего постижения сущностей. Созданный по образу и подобию Творца, он наделен творящими силами.
Христианский теизм построен на принципе различения метафизики и физики, знания об абсолюте и знания о сотворенном изменчивом мире. Неудивительно, что предмет теологии столь радикально отличается от предмета естествознания. Из-за этого контраста естественные науки должны были рано или поздно отделиться от породившей их религии.
Именно теизм идейно обусловил экспериментальную науку Европы.
В теизме укоренены причины противопоставления Бога и физического мира, религии и науки. Теизм косвенно ответствен за рождение внутри него, вынашивание и отделение от него идеологии естественно-научного материализма.
Теория двойственной истины
Из доктрин теизма прямо следует, что знание об абсолюте принципиально отличается от знания о сотворенной природе и что эти знания суть две разные истины. Правда, Фома Аквинский не допускал противоречия между истиной религии, воплощенной в Библии, и истиной искренней науки. Арабские теологи и ученые Абу Али Ибн Сина (Авиценна, 980 – 1037 гг.) и Ибн Рушд (Аверроэс, 1126 – 1198 гг.) обосновали теорию двойственной истины, согласно которой религия ищет свою истину, а наука – истину совсем иного рода. Распространение этой теории среди мусульман и христиан предоставляло науке право добиваться независимости от религии и церкви и сосредоточиваться на изучении собственного предмета.
В свою очередь, теистическая религия не учиняла науке особых препятствий и предоставляла ей искомую самостоятельность, если ученые будут признавать, что исследуемая ими природа сотворена Богом, и не станут возражать против приоритета религиозной истины перед истинностью знания вторичных причин миропорядка.
Настороженность церкви к естествоиспытателям вызывалась также важным обстоятельством гносеологического плана. Ученые создавали свои теории применительно к идеализированным и абстрактным предметам − безразмерным точкам и линиям, предельно круглым и твердым шарам и т.п. Они оперировали понятием Абсолюта: «абсолютно твердое тело», «абсолютный эфир». Говорили о реальности предельно малых и бесконечно больших величин, бесплотных по своей сути. Все это не могло не напоминать язык духовных дисциплин. Вместе с тем ученые претендовали на то, что их теории описывают и объясняют посюсторонний мир, освещают устройство вещей. Тем самым они, сами того не желая, отождествляли язык религии и язык науки, представления о духе и материи. А это не могло не вести к материалистическому пантеизму – наделению материи самодвижением и размещению Абсолюта внутри вещества. Вышедшая из недр теизма и отчужденная от него материалистическая наука Европы не могла обойтись без специфической религиозной методологии, культивирующей идеал целостности универсума. Не оставалось ничего иного, как принять на вооружение ревизованный пантеизм. Например, Б. Спиноза, руководствуясь вариантом пантеизма Дж. Бруно, объявил Природу причиной самой себя. Выходило, что наука имеет своим предметом не сотворенную Природу, а субстанцию и ее модусы.
Наука в странах Востока
В странах Древнего и Средневекового Востока наука покоилась на принципиально иной методологической основе, чем на Западе. Она росла в союзе с религиями пантеистического типа. Религиозный пантеизм, свойственный, прежде всего, культурам индуизма, даосизма и буддизма, учит, что Абсолют присутствует в каждой части мира и в том числе в вещах, с которыми имеет дело человек. Отсюда – требование бережного и любовного отношения к природе и духовный запрет на своевольное экспериментирование с вещами и существами.
Например, согласно доктрине реинкарнации, безнравственно вмешиваться в естественный ход событий из познавательного любопытства, поскольку каждое явление может оказаться существом, воплотившимся в соответствии со своей кармой в минерал, растение или животное. Переселившиеся в эти формы души дожидаются повышения своего статуса, питая надежду когда-либо приблизиться к состоянию нирваны. Природа – живое целое. Неумелое обращение с ее органами нарушает циклы превращений, отбрасывает перевоплощающиеся существа на более низкий уровень жизни и вынуждает их снова начинать уже пройденный путь. А это жестоко по отношению к объекту эксперимента и отягощает собственную карму ученого, отдаляет человека от нирваны как своей конечной цели.
В условиях господства такой идеологии потребность общества в научной теории и технических нововведениях способна удовлетворяться только особо отобранными и проверенными учеными. Ученый должен быть глубоко религиозным человеком, умеющим подавлять в себе эгоизм, желания прославиться или разбогатеть на ниве научной деятельности. Ученых нужно защитить от развращающего влияния светского общества. Они обязаны пройти обряд посвящения, дать клятву беречь тайны, вести монашеский образ жизни.
Тайная наука
Китайская «Книга Перемен» написана тайным шифром, ключи к которому европейские специалисты уже подобрали. В ней содержится информация о тепловых и световых процессах, о шестидесяти четырех основных видах внутренних состояний и энергетических связей сил инь и ян. Инь – плотная материя, а ян – тонкое бытие. Эти понятия сравнимы с современными понятиями вещества и поля. Известный физик Давид Бом полагал, что теория взаимосвязи инь и ян есть как раз то учение, к принципам которого сегодня приближается квантовая физика. Современные физики уже отказываются от идеи автономии плотной вещи и трактуют частицы как средоточия (концентрации) полей. При этом «материя» начинает теоретически видеться настолько тонкой, что кажется почти живой и разумной.
Даосистская физическая наука не ограничивалась изложением теоретических положений, но также выводила уроки правильного включения человека в природные ритмы, избегания конфликтов между обществом и природой. Она учит путям к вершинам добра и справедливости. Главный урок этой физики – не разделять целое на части в процессе познавания мира, а полагаться на умение эмпатии – ощущения себя частью живого целого. Скрытое бытие надо постигать изнутри вещей, мысленно соединяя потом усвоенные сущности с их внешне воспринимаемыми проявлениями. Ясно, что этот метод «закрытой науки» Востока во многом противоположен европейскому методу взламывания вещей инструментами. Но именно европейской физике в лице ее видных представителей ныне приходится сознаваться, что ее предельно общие гипотезы приближаются к теоретическим прозрениям даосов.
Почему древние египтяне, индусы, персы, китайцы и другие крупные восточные народы не знали таких быстрых темпов развития, как европейцы? Ведь выросший из генотипов их культур институт «закрытой науки» располагал серьезными теоретическими возможностями, чтобы обеспечить технический прогресс. Это обстоятельство можно, скорее всего, объяснить причинами духовного порядка.
Восточная религиозная наука была запрограммирована так, чтобы не стремиться во что бы то ни стало насыщать общественную жизнь техническими средствами, популяризировать теоретическую мудрость и плодить ученых-профессионалов. Она страховала себя от последствий онаучивания народа – от дестабилизации общественных устоев и ритмов природы. Она исходила из веры в то, что гармония человека и природы будет сохраняться, пока за внедрением технических новшеств существует строгий контроль и пока новации не противоречат древним духовным традициям.
Итак, наука не сводится к ее европейской разновидности и вовсе не обязательно нуждается в союзе с материализмом. Соотношение плотского и духовного в науке определяется исторически изменяющимися особенностями порождающей ее культуры. «И-Цзин» учит, что когда вещи доходят до крайней точки, они непременно возвращаются назад. Быть может, это наблюдение полезно учесть европейским естествоиспытателям. Современная теоретико-познавательная наука прислушивается к критике ее со стороны общества и ищет способы уравновесить в себе плотское и духовное начала. Попытка восстановить союз с космоцентрическими религиями – одна из современных тенденций экспериментально-теоретической науки.