Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Тема 15. Субъективная сторона преступления
§ 1. Понятие и значение субъективной стороны преступления
Под субъективной стороной преступления в науке уголовного права принято понимать психическую деятельность лица, непосредственно связанную с совершением преступления. Образуя психологическое, т. е. субъективное, содержание общественно опасного деяния, субъективная сторона преступления выступает его внутренней стороной. Вопрос о содержании субъективной стороны, а именно о ее соотношении с виной, является дискуссионным в теории уголовного права. Здесь существуют три основные точки зрения.
Некоторые ученые отстаивают тезис, что вина и субъективная сторона преступления — понятия тождественные, поскольку интеллектуально-волевая деятельность человека неразрывно связана с мотивационной и эмоциональной деятельностью1. По мнению П. С. Дагеля, «вина представляет собой внутреннюю, субъективную сторону преступления, психическое отношение субъекта к своему общественно опасному деянию и его последствию, выраженное в преступлении»2. Однако данная дефиниция вступает в противоречие с законодательной характеристикой вины. Согласно ст. 24 УК РФ, лицо признается виновным в преступлении, если оно совершило деяние умышленно или по неосторожности. Следовательно, закон определяет вину как родовое понятие для умысла и неосторожности и иных психологических моментов в понятие вины не включает. Кроме того, законодатель относит к содержанию вины, т.е. к умыслу и неосторожности, лишь сознание и волю, не оставляя места для мотива, цели и эмоций, которые характеризуют психическую активность субъекта в связи с совершением преступления.
Другая группа авторов рассматривает вину как понятие более широкое, чем субъективная сторона преступления. Так, по мнению Ю.А. Демидова, вина «не может сводиться к какому-либо элементу преступления, хотя бы к умыслу и неосторожности, или деянию, взятому с его объективной стороны. Она равно выражается как в объективной, так и в субъективной склоне преступления»3. Ученые, разделяющие эту точку зрения, не считают вину одним из признаков субъективной стороны преступления, а, наоборот, полагают, что вина включает в себя субъективную и объективную стороны преступного деяния, а также все другие существенные для ответственности свойства совершенного преступления4. Такая позиция основана на смешении двух различных значений термина «вина», встречающихся в правоприменительной практике. Если в науке уголовного права вина связывается с наличием умысла или неосторожности, то на практике нередко говорят о вине как о доказанности самого факта совершения преступления данным лицом. Отождествление вины с фактом совершения преступления означает ее объективирование, лишение ее конкретной определенности элемента состава преступления.
Третья группа ученых, чье мнение нам представляется верным, считает, что психологическое содержание субъективной стороны преступления раскрывается с помощью таких юридических признаков, как вина, мотив, цель и эмоции, характеризующих различные формы психической активности человека5. Они органически связаны между собой и зависимы друг от друга, но, тем не менее, представляют самостоятельные психологические явления, ни одно из которых не может включать в себя другое в качестве составной части.
<QUEST1< FONT>Для решения вопроса об уголовной ответственности юридическое значение имеют лишь те элементы психической деятельности, которые законодатель включил в состав преступления. В теории уголовного права их принято называть признаками субъективной стороны состава преступления. В зависимости от того, имеются ли эти признаки в каждом составе, они подразделяются на две группы: обязательные и факультативные. Вина является обязательным признаком субъективной стороны состава преступления, поскольку она присутствует в любом из них. Без вины нет и не может быть состава преступления.
Факультативными признаками служат мотив, цель и эмоции, так как они предусмотрены не всеми составами. Например, они не входят в субъективную сторону состава клеветы (ст. 129 УК).
Перечень признаков, которые являются обязательными для субъективной стороны конкретного состава преступления, зависит от диспозиции уголовно-правовой нормы.
Субъективная сторона преступления имеет важное юридическое значение. Как составная часть основания уголовной ответственности, она позволяет отграничить преступное поведение от непреступного, поскольку не является преступлением причинение общественно опасных последствий без вины, а также неосторожное совершение деяния, наказуемого лишь при наличии умысла, например умышленное причинение легкого вреда здоровью (ст. 115 УК). Кроме того, субъективная сторона преступления позволяет отграничить друг от друга составы, аналогичные по объективным признакам, например убийство (ст. 105 УК) и причинение смерти по неосторожности (ст. 109 УК). Фактическое содержание факультативных признаков субъективной стороны, если даже они не указаны в норме Особенной части УК, учитывается судом при назначении наказания. Следовательно, субъективная сторона преступления имеет важное значение, во-первых, для обоснования уголовной ответственности, во-вторых, для правильной квалификации преступления, и в-третьих, для назначения наказания.
§ 2. Понятие вины и ее основные характеристики
Виновным в преступлении признается лицо, совершившее общественно опасное деяние умышленно или по неосторожности (ч. 1 ст. 24 УК).
В действующем уголовном законе понятие вины не раскрывается, указывается лишь, что оно выступает родовым для умысла и неосторожности. В теории уголовного права большинство авторов выделяют две основных концепции вины: оценочную и психологическую6. Отдельные исследователи указывают также на теорию опасного состояния7. При этом единства мнений, что понимать под той или иной концепцией вины, нет.
Представления ученых об оценочной концепции вины можно разделить на две группы. В первом случае оценочная теория вины трактуется как оценка судом всех объективных и субъективных обстоятельств, связанных с преступлением8. Во втором — под виной понимается морально-политическая оценка действий преступника с классовых позиций9. Изложение оценочной концепции вины можно найти в трудах А. Я. Вышинского, Б. С. Маньковского, Б. С. Утевского и др. Следует отметить, что названные авторы рассматривали вину с классовых позиций, утверждая, что она имеет место только тогда, когда поведение лица заслуживает осуждения с точки зрения социалистического закона10.
Ученые, которые придерживаются психологической концепции, господствующей в современной теории уголовного права, также не едины в своих подходах к определению понятия вины.
Так, А. В. Наумов определяет вину как психическое отношение лица к совершенному им общественно опасному деянию и его последствиям в форме умысла или неосторожности11. Авторы учебника по общей части уголовного права понимают под виной запрещенное уголовным законом психическое, в форме умысла или неосторожности, отношение лица к совершаемому им общественно опасному деянию и его последствиям12. Как психическое отношение лица к совершаемому им общественно опасному деянию, предусмотренному уголовным законом, и его последствиям определяют вину авторы более современного учебника по уголовному праву13. В. В. Лунеев рассматривает вину как психическое отношение лица к совершаемому им общественно опасному деянию, его общественно опасным последствиям и другим юридически значимым обстоятельствам совершения преступления14.
Более сложное определение вины дает В. А. Якушин: вина есть психическое отношение лица к совершаемому им общественно опасному и уголовно противоправному деянию, выраженное в определенных законом формах, раскрывающих связь интеллектуальных, волевых и чувственных процессов психики лица с деянием и являющихся в силу этого основанием для субъективного вменения, квалификации содеянного и определения пределов уголовной ответственности15.
Анализ приведенных выше дефиниций позволяет выделить три объединяющих их момента: первый — вина представляет собой психическое отношение лица к определенным объективным деяниям; второй — вина есть психическое отношение лица не только к совершаемому деянию, но и к его последствиям; третий — лицо осознает общественную опасность совершаемого им деяния и его последствий.
Подводя итог изложенному, можно дать следующее определение вины.
Вина — это психическое отношение лица к совершаемому им общественно опасному действию или бездействию и к наступившим в результате этого общественно опасным последствиям.
Основными признаками психической деятельности человека являются сознание (интеллектуальный) и воля (волевой признак). Их различные сочетания, степень интенсивности и полноты отражаются законодателем в конструировании форм вины.
<QUEST2< FONT>Форма вины — это установленное законом сочетание интеллектуального и волевого признаков, свидетельствующих об отношении виновного к совершаемому им действию (бездействию) и его последствиям.
Форма вины указывает на способ интеллектуального и волевого взаимодействия субъекта с объективными обстоятельствами, составляющими юридическую характеристику данного вида преступлений.
В уголовном законе содержится описание двух форм вины — умысла и неосторожности. Каждая из названных форм делится на виды: умысел— на прямой и косвенный, а неосторожность— на легкомыслие и небрежность. Данным модификациям вины свойственно определенное законом сочетание интеллектуальных и волевых процессов. Вместе с тем прямой и косвенный умысел не имеют значения самостоятельных форм вины, а являются видами одной и той же формы. Связывает их интеллектуальный признак, а именно осознание субъектом общественно опасного характера совершаемого деяния и предвидение его общественно опасных последствий. В отличие от умысла оба вида неосторожности характеризуются отсутствием осознания реальной опасности деяния и предвидения общественно опасных последствий в конкретном случае. Волевой элемент обоих видов умысла заключается в положительном отношении к общественно опасным последствиям, а волевой элемент обоих видов неосторожности состоит в отрицательном отношении к общественно опасным последствиям, наступления которых лицо старается избежать либо вообще не предвидит.
<QUEST3< FONT>Деление вины на формы имеет большое практическое значение.
Во-первых, форма вины определяет степень общественной опасности деяния и позволяет отграничить преступное деяние от непреступного. Так, если законодатель предусматривает уголовную ответственность за какое-либо деяние только при наличии умышленной вины, то схожее по объективным признакам действие (бездействие), совершенное по неосторожности, преступлением не является, например убийство при превышении пределов необходимой обороны (ч. 1 ст. 108 УК).
Во-вторых, иногда законодатель дифференцирует уголовную ответственность за совершение общественно опасного деяния в зависимости от формы вины, которая, таким образом, определяет квалификацию в такого рода случаях. Например, по форме вины разграничиваются умышленное (ст. 111 УК) и неосторожное причинение тяжкого вреда здоровью (ст. 112 УК). Определяя квалификацию, форма вины в то же время позволяет провести четкое разграничение общественно опасных деяний, сходных по объективным признакам.
В-третьих, форма вины учитывается законодателем при классификации преступлений. Так, неосторожные деяния ни при каких обстоятельствах не могут быть отнесены к категории тяжких или особо тяжких преступлений (ст. 15 УК).
В-четвертых, форма вины предопределяет условия отбывания наказания в виде лишения свободы: лица, осужденные за неосторожные преступления, по общему правилу отбывают лишение свободы в колониях-поселениях (ст. 58 УК).
В-пятых, некоторые институты уголовного права, а именно неоконченное преступление, соучастие, рецидив, связаны только с умышленной формой вины.
В-шестых, наличие умышленной формы вины обязывает суд исследовать вопрос о мотивах и целях преступления.
Верховный Суд требует наряду с установлением формы вины раскрывать в каждом конкретном случае содержание умысла и неосторожности. Так, в п. 3 Постановления Пленума ВС РФ от 27 января 1999 г. № 1 «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)» говорится: «При решении вопроса о направленности умысла виновного следует исходить из всех обстоятельств содеянного...»16
Содержание интеллектуального элемента вины зависит от способа законодательного описания преступления. В данный элемент входит осознание характера объекта, фактического' содержания и социального значения совершаемого действия или бездействия. При совершении преступления с материальным составом в интеллектуальный элемент вины включается также предвидение либо возможность предвидения общественно опасных последствий. В тех случаях, когда законодатель вводит в число признаков состава преступления какие-либо дополнительные признаки, характеризующие предмет преступления, место, время, способ его совершения и т. д., осознание этих дополнительных признаков также входит в содержание интеллектуального элемента вины.
Волевой элемент вины также определяется конструкцией состава преступления. Предметом волевого отношения субъекта являются те же фактические обстоятельства, которые составляют предмет интеллектуального отношения. При этом необходимо выделить волевое отношение к главному объективному признаку состава преступления, в котором воплощается общественная опасность данного деяния. Отношение к этому признаку служит определяющим критерием при установлении формы вины17.
Помимо формы и содержания вины в уголовно-правовой литературе и правоприменительной практике употребляются и такие термины, как объем, сущность и степень вины. Под объемом вины в юридической литературе понимается совокупность психических отношений виновного ко всем юридически значимым объективным признакам, вменяемым субъекту, — следовательно, данный показатель отражает конкретные пределы содержания вины. Сущность вины составляет отрицательное (при умысле) либо пренебрежительное или недостаточно внимательное (при неосторожности) психическое отношение к основным социальным ценностям, проявившееся в конкретном преступлении. Степень вины является оценочной категорией и содержит психологическую и социальную характеристику вины в ее количественном аспекте, выражая меру отрицательного, пренебрежительного или недостаточно внимательного отношения лица, виновного в совершении преступления, к основным социальным ценностям18.
§ 3. Умысел и его виды
<QUEST4< FONT>Действующее законодательство подразделяет умысел на два вида: прямой и косвенный. Согласно ч. 2 ст. 25 УК преступление признается совершенным с прямым умыслом, если лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), предвидело возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и желало их наступления.
Все признаки, использованные законодателем, для уголовной ответственности равно необходимы. Признание деяния совершенным с прямым умыслом возможно только при наличии всех названных признаков.
Интеллектуальный элемент прямого умысла заключается в осознании общественной опасности деяния, предвидении возможности или неизбежности наступления общественно опасных последствий.
Поскольку главным социальным признаком преступления выступает общественная опасность, то в содержание умысла включено осознание общественно опасного характера деяния. Из этого следует, что предметом осознания при умысле являются: во-первых, фактическое содержание совершенного деяния, во-вторых, его социальная сущность.
Осознание общественной опасности деяния не следует смешивать с осознанием его противоправности. Здесь в полной мере действует правило: незнание закона не освобождает от ответственности за его нарушение. Противоправность есть юридическое выражение общественной опасности. Для признания лица виновным в совершении преступления не требуется, чтобы оно осознавало противоправность своего деяния. Однако в юридической литературе существует и противоположная точка зрения.
Так, А.И. Рарог считает, что поскольку противоправность является полноправным признаком преступления, то следует признать неотъемлемой чертой умышленной формы вины осознание противоправного характера совершаемого деяния19.
Осознание общественной опасности деяния означает понимание виновным как фактического, так и социального его характера. Таковое осознание предопределяется субъективными качествами человека: жизненным опытом, уровнем образования, общей культуры и т. д.
Вторым интеллектуальным признаком прямого умысла в преступлениях с материальным составом является предвидение общественно опасных последствий совершаемого деяния. Под предвидением подразумевается отражение в сознании тех событий, которые произойдут, должны или могут произойти в будущем, т. е. мысленное представление виновного о вреде, который он своим деянием причинит или может причинить. Для наличия умысла необходимо предвидеть не любые последствия, а только те, которые входят в объективную сторону состава конкретного преступления.
При прямом умысле предвидение последствий может носить характер предвидения неизбежности или же реальной возможности их наступления. Лицо предвидит неизбежность последствия, когда между деянием и последствием имеется однозначная причинная связь, развитие которой осознает виновный, например предвидение неизбежности смерти при ножевом ранении в сердце. Безусловно, речь не идет о фактической неизбежности планируемых последствий, поскольку наступление или не наступление смерти зависит не только от желания и действий субъекта, но и от других обстоятельств. Имеется в виду мысленная модель причинно-следственной связи, в которой деяние обязательно порождает желаемый результат.
При предвидении реальной возможности наступления последствий субъект осознает, что своими действиями он создает такие условия, которые могут повлечь, но могут и не повлечь желаемые последствия. Эти последствия не порождены одним лишь деянием, а связаны с рядом дополнительных обстоятельств. Так, выталкивая жертву из тамбура движущегося поезда, лицо понимает, что и смерть, и вред здоровью потерпевшего той или иной степени тяжести будут — в зависимости от обстоятельств (скорости поезда, положения потерпевшего в момент толчка) — одинаково закономерным результатом его падения.
Предвидение последствий означает осознание субъектом, хотя бы в общих чертах, развития причинной связи между деянием и последствиями. Например, для признания убийства умышленным не требуется, чтобы убийца осознавал, производя выстрел в жизненно важный орган жертвы, какие конкретно возникнут повреждения и какие последствия наступят (внутреннее кровотечение, остановка сердца, прекращение дыхания и т. д.). Достаточно осознания того, что закономерным результатом выстрела станет смерть потерпевшего.
Если в диспозиции статьи в качестве обязательных признаков объективной стороны состава преступления оговорены какие-либо иные обстоятельства, кроме деяния и последствий, то они также должны осознаваться субъектом (в частности, особая жестокость как способ совершения убийства, тайность изъятия чужого имущества при краже и т. д.). Так, в упомянутом Постановлении Пленума ВС РФ «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)» сказано: «...для признания убийства совершенным с особой жестокостью необходимо установить, что умыслом виновного охватывалось совершение убийства с особой жестокостью... когда убийство совершено способом, который заведомо для виновного связан с причинением потерпевшему особых страданий...»20
Волевой элемент прямого умысла в преступлениях с материальным составом состоит в желании наступления общественно опасных последствий. Желание как элемент умысла заключается в стремлении к определенным последствиям, которые могут выступать в качестве:
Обобщая означенные выше оттенки волевого отношения виновного к результату при прямом умысле, можно сказать, что виновный в этом случае относится к результату как к нужному ему событию. В уголовно-правовой науке существует точка зрения, согласно которой представление о последствиях как о побочном, сопутствующем результате действий виновного характерно только для косвенного умысла21. Данную точку зрения вряд ли можно признать правильной. Поскольку, «как неизбежное сопутствующее обстоятельство единой преступной ситуации, они (последствия. — Авт.) с самого начала являются желаемыми в силу диалектики взаимной обусловленности сознания и воли: если желаемым является деяние, которое заведомо повлечет определенные вредные последствия, то желание распространяется и на эти последствия как необходимый элемент этого деяния»22.
Законодательное определение прямого умысла полностью применимо к преступлениям с материальными составами. В отношении же формальных составов в юридической литературе до сего времени нет единства мнений. Ряд ученых считают, что это определение должно быть распространено и на преступления с формальным составом. Большинство же ученых — справедливо, на наш взгляд — придерживаются мнения, что поскольку последствия не являются признаком формального состава преступления, то здесь в содержание прямого умысла не должны входить предвидение общественно опасных последствий и отношение к ним. Волевой элемент в таких преступлениях должен заключаться лишь в желании совершить общественно опасное деяние. Поэтому прямой умысел в формальном составе состоит в осознании общественной опасности деяния и желании его совершить23.
Конструкция умысла в преступлениях с формальным составом как сознательно-волевое отношение именно к деянию постепенно внедряется в уголовное законодательство некоторых стран. Так, в ст. 15 УК Литовской Республики закреплено, что преступление или уголовный проступок признаются совершенными с прямым умыслом, если при их совершении лицо осознавало опасный характер своего преступного деяния и желало так действовать24.
Согласно ч. 3 ст. 25 УК РФ преступление признается совершенным с косвенным умыслом, если лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), предвидело возможность наступления общественно опасных последствий, не желало, но сознательно допускало эти последствия либо относилось к ним безразлично.
В юридической литературе существует справедливое, на наш взгляд, мнение, что с косвенным умыслом могут быть совершены только преступления с материальным составом, так как лишь в этом случае возможно безразличное отношение к общественно опасным последствиям. Безразличное же отношение к своим действиям с одновременным их продолжением невозможно. Если лицо продолжает совершать какие-либо действия, значит, оно этого желает.
Интеллектуальный элемент косвенного умысла состоит в осознании общественной опасности совершаемого деяния и предвидении реальной возможности наступления последствий. Таковая возможность предвидится как реальная, если субъект считает общественно опасные последствия закономерным результатом развития причинной связи именно в данной конкретной ситуации. В отличие от прямого умысла при косвенном лицо не предвидит неизбежность наступления последствий.
Если в ходе предварительного и судебного следствия доказано, что виновный предвидел неизбежность наступления общественно опасных последствий в результате своих действий и все-таки продолжал совершать их, то это, несомненно, свидетельствует о его желании, чтобы такие последствия наступили, т. е. о наличии прямого умысла.
Например, с прямым умыслом на убийство действовал Е., который из неприязни облил свою знакомую С. легковоспламеняющимся нитролаком и поджег. От полученных ожогов потерпевшая скончалась. Е. осознавал общественно опасный характер своих действий, предвидел неизбежность наступления смерти и, следовательно, желал ЭТОГО25.
Волевой элемент косвенного умысла выражается в том, что лицо не желает наступления предвидимых им последствий, но сознательно допускает их наступление либо относится к ним безразлично. При сознательном допущении преступное последствие не является ни целью действий виновного, ни средством ее достижения, ни этапом на пути к цели. При косвенном умысле виновный не стремится причинить общественно опасные последствия, они ему не нужны, он их не желает, на что прямо указано в ч. 3 ст. 25 УК. Лицо, действующее с косвенным умыслом, не заинтересовано в наступлении этих последствий, хотя внутренне с ними соглашается, готово их принять ради достижения другой цели. Данные последствия как бы являются той ценой, которую виновный готов заплатить, дабы достигнуть своих целей.
Это можно проследить на примере. А. установил взрывное устройство в металлической трубе, служившей стойкой забора и калитки, с целью пресечь попытки проникновения на его земельный участок. Когда группа подростков пыталась проникнуть на участок, взрывное устройство сработало, трое были убиты. Калининградским областным судом А. был осужден за умышленное убийство трех лиц способом, опасным для жизни многих людей. Судебная коллегия отклонила доводы адвоката и осужденного о переквалификации умышленного убийства на неосторожное, указав, что А. «сознавал общественную опасность своих действий, предвидел их общественно опасные последствия и сознательно допускал наступление этих последствий»26.
Волевое содержание косвенного умысла может проявляться и в безразличном отношении к наступлению общественно опасных последствий. Безразличное отношение как проявление воли в косвенном умысле, по существу, мало чем отличается от сознательного допущения и означает отсутствие активных эмоциональных переживаний в связи с общественно опасными последствиями, реальная возможность наступления которых отражается сознанием виновного. В этом случае субъект причиняет вред, не задумываясь о вредных последствиях совершаемого деяния, возможность причинения которых представляется ему весьма реальной.
Содержание умысла определяется совокупностью фактических обстоятельств, которые охватывались сознанием виновного, мотивами и целью деяния. Оценка содержания, а затем и установление вида умысла, например, по делам об умышленных убийствах осуществляется исходя из совокупности всех обстоятельств совершенного преступления; при этом учитываются, в частности, способ и орудие преступления, количество, характер и локализация телесных повреждений (например, ранение жизненно важных органов человека), а также предшествующее преступлению и последующее поведение виновного и потерпевшего, их взаимоотношения27.
Прямой и косвенный умысел — разновидности одной и той же формы вины, поэтому между ними много общего. Интеллектуальный элемент обоих видов умысла характеризуется осознанием общественной опасности совершаемого деяния и предвидением его общественно опасных последствий. Для волевого элемента общим является положительное отношение к наступлению общественно опасных последствий. Тем не менее это разные виды умысла, имеющие свои особенности.
В интеллектуальном элементе различие между прямым и косвенным умыслом состоит в неодинаковом характере предвидения преступных последствий. Если прямой умысел предполагает предвидение чаще всего неизбежности, а иногда и реальной возможности наступления указанных последствий, то для косвенного умысла характерно предвидение только реальной возможности наступления преступных последствий. Главное отличие заключается в том, что волевое отношение лица к вредным последствиям проявляется в разных формах. Положительное отношение к ним при прямом умысле выражается в желании, а при косвенном — в сознательном допущении либо безразличном отношении.
Деление умысла на прямой и косвенный имеет не только теоретическое, но и важное практическое значение. Так, преступление с формальным составом может быть совершено только с прямым умыслом, и, следовательно, при отсутствии его признаков отсутствует состав такого преступления. Кроме того, предварительная преступная деятельность — приготовление и покушение (ст. 30 УК) — возможна только при наличии прямого умысла; действия организатора, подстрекателя также характеризуются прямым умыслом.
Деление умысла на прямой и косвенный имеет значение и для индивидуализации наказания, поскольку считается, что общественная опасность преступлений, совершенных с прямым умыслом, выше, чем совершенных с косвенным.
В действующем законодательстве содержатся определения лишь двух видов умысла, но в науке уголовного права выделяют и другие его разновидности. Рассмотренное нами подразделение на прямой и косвенный проводится по содержанию умысла, по различному сочетанию в нем интеллектуального и волевого элемента. По времени формирования в доктрине уголовного права различают умысел заранее обдуманный и внезапно возникший. Однако данная классификация носит условный характер. «Дело в том, что умысел является признаком состава преступления, т. е. возможен только в преступлении, только в связи с деянием. Помимо деяния нет и не может быть умысла. Когда говорят о заранее обдуманном умысле, то имеют в виду психическую деятельность до совершения преступления, а именно: возникновение побуждения, выработку цели и этапы воли, включая принятие решения»28.
Заранее обдуманный — это умысел на совершение преступления, реализованный через значительный промежуток времени после его возникновения. Чаще всего он свидетельствует о настойчивости субъекта в достижении преступных целей и, следовательно, его большей общественной опасности. Однако он может быть связан и с нерешительностью, колебаниями, опасениями виновного, заставляющими его откладывать совершение преступления. В этом случае такой умысел, напротив, служит доказательством меньшей степени общественной опасности лица.
Внезапно возникший — это умысел, сформировавшийся под провоцирующим влиянием жизненной ситуации (в криминологии подобные ситуации называются криминогенными) и реализованный немедленно или через незначительный промежуток времени после возникновения.
В качестве разновидности внезапно возникшего умысла выделяют так называемый аффектированный умысел. Его специфика — в психологическом механизме возникновения намерения совершить преступление. В уголовном праве поводом к его возникновению признается определенное, а именно неправомерное или аморальное, поведение самого потерпевшего по отношению к виновному или его близким (ст. 107, 113 УК). При аффектированном умысле сильное душевное волнение затрудняет, но не исключает сознательный контроль над волевыми процессами со стороны человека. Этим и объясняется смягчение наказания за преступления, совершенные с таким умыслом.
По своему психологическому содержанию и заранее обдуманный, и внезапно возникший умысел может быть как прямым, так и косвенным.
Критерий следующей классификации умысла на виды в литературе именуется по-разному: четкость предвидения общественно опасных последствии, направленность умысла, характер содержания умысла или же степень ясности сознания. По нашему мнению, наиболее точное название — направленность умысла на совершение конкретного преступления. В соответствии с данным критерием умысел делится на два вида: определенный и неопределенный (иногда их называют конкретизированным и неконкретизированным)29.
Умысел признается определенным либо неопределенным в зависимости от того, с большей или меньшей конкретностью отражен в сознании виновного какой-либо из существенных объективных признаков преступления, влияющий на квалификацию. Таким признаком может быть объект преступления, последствия, способ совершения деяния и т.п.
Определенный умысел характеризуется наличием четкого представления о качественных и количественных показателях названных объективных признаков.
При неопределенном умысле у субъекта имеется лишь общее представление об объективных свойствах совершаемого им деяния. Так, виновный, нанося потерпевшему сильные удары по голове, I животу и груди, предвидит, что в результате этого будет причинен I вред здоровью, но четко не осознает размера данного вреда. Здесь налицо неопределенный умысел на причинение вреда здоровью.
Определенный умысел, в свою очередь, подразделяется на простой и альтернативный. При простом умысле лицо предвидит только один конкретный, безальтернативный результат (например, причинение смерти потерпевшему). При альтернативном умысле виновный предвидит примерно одинаковую возможность наступления двух или более конкретно-определенных последствий. В частности, при длительном избиении субъект предвидит либо смерть потерпевшего, либо причинение тяжкого вреда его здоровью.
Действия виновного, совершенные с неопределенным или же альтернативным умыслом, должны квалифицироваться в зависимости от наступившего результата. Однако некоторые ученые предлагают квалифицировать данные преступления по наиболее тяжелым объективно возможным и отражавшимся в сознании субъекта последствиям30.
Следует иметь в виду, что вышеназванные разновидности умысла не составляют самостоятельных форм вины, не заменяют понятий прямого и косвенного умысла, а существуют лишь в их рамках.
В юридической литературе ведется дискуссия по вопросу о том, с каким видом умысла (прямым или косвенным) связаны указанные разновидности. Одни авторы считают, что любая из них требует только прямого умысла31; другие полагают возможным их существование и в рамках косвенного умысла32. С нашей точки зрения, наличие прямого умысла необходимо при совершении преступления с определенным умыслом, в остальных же случаях умысел может быть как прямым, так и косвенным.
§ 4. Неосторожность и ее виды
Неосторожность, наряду с умыслом, является основной формой вины в российском уголовном праве. Действующее законодательство предусматривает два вида неосторожности: легкомыслие и небрежность. <QUEST5< FONT>Согласно ч. 2 ст. 24 УК деяние, совершенное только по неосторожности, признается преступлением лишь в случае, когда это специально предусмотрено соответствующей статьей Особенной части, т. е. когда в статье прямо указывается на неосторожную вину. Так, ст. 109 УК устанавливает ответственность за причинение смерти по неосторожности. Следовательно, в тех случаях, когда диспозиция статьи Особенной части не конкретизирует форму вины, соответствующее преступление может быть как умышленным, так и неосторожным — например, предусмотренное ст. 110 доведение до самоубийства. Такая позиция законодателя вызывает серьезные возражения.
М. А. Кауфман, в частности, замечает: «Во-первых, совершенно необъяснимо, почему умышленные и неосторожные преступления наказываются одинаково (у них общая санкция). Во-вторых, непонятно, чем руководствовался законодатель, когда избирал непозволительно мягкое наказание за причинение умышленного вреда»33.
Поддерживая эти аргументы, добавим, что остается также неясным, к какой категории следует относить данные преступления, поскольку форма вины, наряду с размером санкции, является одним из формальных критериев деления преступлений на категории. Кроме того, означенная позиция законодателя приводит к противоречиям в судебной практике. Так, Санкт-Петербургский городской суд осудил X. за неосторожное доведения до самоубийства, указав в приговоре: «X. путем жестокого обращения довел С. до самоубийства... Субъективная сторона состава данного преступления характеризуется неосторожной формой вины в форме небрежности. X. не предвидел возможности наступления смерти, хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должен и мог предвидеть эти последствия»34. Президиум же Московского городского суда занял противоположную позицию. В приговоре по делу К. говорится: «Согласно закону уголовной ответственности за доведение до самоубийства подлежит лицо, совершившее это преступление с прямым или косвенным умыслом. Виновный сознает, что указанным в законе способом принуждает потерпевшего к самоубийству, предвидит возможность или неизбежность лишения им себя жизни и желает (прямой умысел) или сознательно допускает наступление этих последствий либо относится к ним безразлично (косвенный умысел)»35.
Преступление признается совершенным по легкомыслию, если лицо предвидело возможность наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на предотвращение этих последствий (ч. 2 ст. 26 УК).
Интеллектуальный элемент преступного легкомыслия заключается в осознании общественной опасности своего деяния и предвидении абстрактной возможности наступления общественно опасных последствий.
Поскольку в ч. 2 ст. 26 не указано на отношение лица к своему деянию, в юридической литературе существует точка зрения, согласно которой осознание субъектом общественно опасного характера совершаемого им деяния не входит в содержание интеллектуального элемента легкомыслия36. С нашей точки зрения, более логичной и правильной является позиция авторов, полагающих, что предвидение опасности последствий невозможно без понимания опасности совершаемых действий37. Если бы лицо не осознавало опасного характера своих действий, оно бы и не пыталось каким-то образом нейтрализовать их возможные последствия.
Другие ученые возражают против того, что при наличии преступного легкомыслия субъект предвидит лишь абстрактную возможность наступления последствий, т. е. возможность наступления последствий не в данном случае, а в другом — аналогичном, но не идентичном этому. Так, П. С. Дагель пишет, что лицо потому и рассчитывает на определенные обстоятельства, которые, по его мнению, предотвратят последствия, что предвидит реальную возможность их наступления38. С подобным утверждением вряд ли можно согласиться по следующим соображениям. Самый верный способ избежать причинения вредных последствий — не совершать те действия, которые могут привести к их наступлению. Если же лицо все-таки совершает эти действия, активно не желая наступления вредных последствий, значит, оно не допускает возможности их причинения в данном конкретном случае. Поскольку при легкомыслии субъект рассчитывает на предотвращение последствий, стало быть, он полагает, что в данном случае — здесь и сейчас — они невозможны. Этот расчет делает возможность наступления последствий в сознании субъекта абстрактной.
Отдельные ученые относят к интеллектуальному элементу преступного легкомыслия, кроме прочего, осознание субъектом наличия факторов, сил или обстоятельств, способных, с его точки зрения, предотвратить наступление вредных последствий39.
Волевой элемент легкомыслия состоит в расчете на предотвращение преступных последствий при активном их нежелании. При косвенном умысле лицо также не желает наступления вредных последствий, но там это нежелание пассивно («хорошо, если бы они не наступили») и не подкреплено никакими объективными обстоятельствами. Для преступного легкомыслия, напротив, характерно нежелание последствий, основанное на оценке объективно существующих обстоятельств и сил. При этом виновный может рассчитывать как на собственные силы, так и на предполагаемое поведение потерпевшего, животных, на природные процессы, действие механизмов и т. п. Но его расчет оказывается самонадеянным. Из-за легкомысленного пренебрежения к государственным, общественным или личным интересам субъект не учитывает всех возможных вариантов развития событий, не оценивает значения всех факторов, которые могут повлиять на складывающуюся ситуацию. Иллюстрацией этого положения может служить дело по обвинению Т. в совершении преступления, предусмотренного ст. 106 УК РСФСР. Т. с целью охраны склада подключил колючую проволоку, которой был обнесен склад, к электросети напряжением 220 вольт и вывесил объявление: «Внимание, забор под напряжением, бьет, смерть». Гражданка К. дотронулась до забора руками и была убита электротоком40. В описанном случае Т. действовал с преступным легкомыслием. Он не желал наступления чьей-либо смерти и считал, что поскольку он вывесил объявление, предупреждающее об опасности, то подобные последствия наступить не могут. Но расчет его оказался неточным, так как он не учел, что объявление может не заметить рассеянный, не увидеть — слепой, не прочесть — маленький ребенок, душевнобольной или просто человек, не владеющий русским языком. В результате того, что расчет был самонадеянным, не учитывающим все возможные обстоятельства, наступила смерть потерпевшей.
Таким образом, как свидетельствует приведенный пример, расчет, хотя и самонадеянный, но основанный на конкретных, объективно существующих факторах, способных, по мнению виновного, предотвратить наступление общественно опасных последствий, принципиально отличает легкомыслие от косвенного умысла, при котором такой расчет отсутствует, а имеется лишь надежда на «авось», на то, что преступный результат не наступит.
Преступная небрежность — это вид неосторожности, при котором лицо не предвидит возможности наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно и может предвидеть эти последствия (ч. 3 ст. 26 УК).
Интеллектуальный элемент преступной небрежности характеризуется двумя признаками: отрицательным и положительным. Отрицательный признак означает, что лицо не осознавало общественно опасного характера своих действий и не предвидело возможности наступления вредных последствий.
В литературе описываются три возможных варианта рассматриваемого психического отношения:
Во всех описанных случаях субъект не осознает общественную опасность совершаемого деяния и не предвидит возможности наступления общественно опасных последствий. Следовательно, здесь отсутствует позитивная психологическая связь между субъектом преступления и причиненными им преступными последствиями, что порождает у криминалистов сомнения, можно ли признать небрежность виной в уголовно-правовом смысле42.
Однако наличие положительного признака придает небрежности качество уголовно-правовой вины. Положительный признак интеллектуального элемента небрежности означает, что при надлежащей внимательности и предусмотрительности лицо должно было и могло предвидеть наступление преступных последствий. Для ответа на вопрос, должен и мог ли субъект их предвидеть, следует использовать объективный и субъективный критерии. Первый определяет обязанность, второй — возможность предвидения.
Объективный критерий — это мера предусмотрительности, присущая при данных обстоятельствах той группе людей, к которой принадлежит виновный, или же обязанность лица предвидеть возможность наступления общественно опасных последствий при соблюдении обязательных для этого лица мер предосторожности.
Объективный критерий имеет нормативный характер, т. е. закреплен в тех или иных правилах, которых субъект должен придерживаться в своей деятельности. Обязанность предвидения может быть основана на прямом указании закона, содержаться в специальных правилах, вытекать из профессиональных, служебных или иных функций виновного, а также из общеобязательных правил общежития. Если описанная обязанность отсутствовала, то уголовная ответственность исключается. Но само по себе наличие данной обязанности не влечет автоматически уголовной ответственности. Необходимо выяснить, могло ли именно это лицо в сложившейся обстановке предвидеть наступление вредных последствий.
Субъективный критерий — это мера предусмотрительности, присущая при данных обстоятельствах конкретному лицу с его образованием, опытом, здоровьем или с его физиологическим состоянием в момент совершения преступления, т. е. персональная способность лица в конкретной ситуации и с учетом индивидуальных качеств предвидеть возможность наступления общественно опасных последствий.
Отсутствие одного из названных критериев исключает уголовную ответственность за небрежность.
Волевой элемент преступной небрежности заключается в отсутствии со стороны виновного надлежащих волевых актов правильной оценки своих действий при наличии необходимости и объективной возможности дать такую оценку. Это можно проследить на следующем примере из судебной практики.
X., имея охотничье ружье 12-го калибра, решил похвастаться им перед гостями, которые находились у него дома и распивали спиртные напитки. С этой целью он достал и собрал его. Один из присутствующих сказал, что ружье есть, а патронов нет. Тогда X. взял два патрона 16-го калибра и зарядил ружье. Курки ружья взводятся автоматически. После этого X. стал демонстрировать ружье, водя горизонтально перед лицами гостей с целью пошутить, попугать их. Убивать кого-либо у него умысла не было. По его мнению, выстрела произойти не могло, поскольку патроны он «утопил» в стволы. Неожиданно для него произошел выстрел и заряд попал в Д. Возможно, он и нажал на курок, но как это было, не помнит. От полученного ранения Д. скончалась. Следствием установлено, что выстрел был для X. и всех присутствующих неожиданным. Тем не менее X., грубо нарушая правила обращения с оружием, мог и должен был предвидеть возможность выстрела и, как следствие, смерти кого-либо из присутствующих, а потому коллегия Верховного Суда правильно квалифицировала его действия как причинение смерти по неосторожности43.
Различие между двумя видами неосторожности — легкомыслием и преступной небрежностью сказывается на круге обстоятельств, которые необходимо выяснить в ходе рассмотрения дела. Так, при легкомыслии следует установить конкретные объективные обстоятельства, которые создали у лица уверенность в предотвращении вредных последствий. В случае преступной небрежности необходимо доказать обязанность и возможность виновного предвидеть общественно опасные последствия и не допустить (предотвратить) их наступление.
Законодательное описание неосторожности, так же как и умысла, ориентировано исключительно на преступления с материальным составом. В связи с этим возникает вопрос: возможно ли совершение по неосторожности преступлений с формальным составом? Легкомыслие по своей психологической сущности неразрывно связано с общественно опасными последствиями, без них невозможно сконструировать ни интеллектуальный, ни волевой элемент этого вида неосторожности. Следовательно, в формальных составах легкомыслие существовать не может, нельзя говорить о предвидении или о расчете на предотвращение своих действий, совершаемых сознательно и по собственной воле. Однако и теория уголовного права, и судебная практика признают возможность неосторожного совершения преступлений с формальным составом. Вероятно, речь может идти только о небрежности.
В формальных составах к признакам объективной стороны относятся лишь свойства деяния, т. е. действия или бездействия, поэтому именно они и должны составлять предметное содержание небрежности. Кроме того, социальные свойства совершаемого деяния могут быть предметом только сознания, но никак не предвидения. Следовательно, небрежность в формальных составах можно охарактеризовать как отсутствие осознания общественно опасного характера совершаемого деяния при наличии обязанности и возможности такого осознания. Именно эта дефиниция содержится в ч. 3 ст. 24 УК Республики Беларусь: «Преступление признается совершенным по неосторожности, если лицо, его совершившее, не сознавало общественно опасный характер своего действия или бездействия, хотя должно было и могло это осознавать»44.
В теории уголовного права предлагалось выделять и иные виды неосторожной вины: правовую неосторожность, волевую неосторожность, волевую небрежность и преступное невежество45. Однако эти предложения не нашли широкой поддержки46.
5. Невиновное причинение вреда
Действующий Уголовный кодекс впервые включил норму о невиновном причинении вреда, предусмотрев в ней три его разновидности, хотя статья содержит две части.
Согласно ч. 1 ст. 28 УК деяние признается совершенным невиновно, если лицо, его совершившее, не осознавало и по обстоятельствам дела не могло осознавать общественной опасности своих действий (бездействия) либо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий и по обстоятельствам дела не должно было или не могло их предвидеть.
<QUEST7< FONT>В теории такие разновидности невиновного причинения вреда именуются субъективным случаем или казусом. Первый вид невиновного причинения вреда предполагает, что лицо, совершившее деяние, не осознавало и по обстоятельствам дела не могло осознавать общественной опасности своих действий (бездействия). Например, сбыт при расчете за покупку фальшивой денежной купюры, полученной на сдачу в соседнем магазине, т.е. когда покупатель не знал о поддельности купюры и не имел оснований об этом догадываться. В уголовно-правовой литературе высказана точка зрения, согласно которой данный вид невиновного причинения вреда возможен только в деяниях, содержащих признаки преступлений с формальным составом47. Однако судебная практика стоит на иных позициях.
В состоянии алкогольного опьянения Ф. возвращался с полевых работ на управляемом комбайне вместе с находившимся на подножке Ж. Зная о неисправности тормозной системы, Ф. на спуске не выбрал скорость, обеспечивающую безопасность движения, не справился с управлением комбайном, в результате чего комбайн опрокинулся, придавил Ж. и тот от полученных повреждений скончался на месте происшествия.
Ф. признал вину в части допущенных им нарушений Правил дорожного движения, повлекших опрокидывание комбайна. Относительно смерти Ж. он пояснил, что не знал о нахождении на подножке комбайна потерпевшего, поскольку тот запрыгнул на нее без его ведома и ему это не было видно из кабины. Он следил за дорогой и все время смотрел вперед. Свидетель Г. показал в ходе предварительного следствия, что конструкция комбайна такова, что Ф. не располагал возможностью увидеть из кабины запрыгнувшего на подножку комбайна Ж. По словам свидетеля Ж-на, он ехал на машине за Ф. и видел, как тот перед спуском с плотины приостановил комбайн, «видимо переключал скорость», и как в это время на подножку сзади кабины прыгнул Ж. При съезде комбайн перевернулся.
Оценив данные обстоятельства, Президиум Липецкого областного суда постановил, что Ф. не осознавал и по обстоятельствам дела не мог осознавать общественной опасности своих действий, и поэтому исключил из обвинения нарушение п. 22.8 Правил дорожного движения, предусматривающего запрет на перевозку людей вне кабины автомобиля, трактора и других транспортных средств. Дело было прекращено за отсутствием состава преступления48.
Второй вид невиновного причинения вреда имеет место, когда лицо, совершившее общественно опасное деяние, не предвидело и по обстоятельствам дела не должно было или не могло предвидеть общественно опасные последствия, т.е. когда отсутствует объективный или субъективный критерий небрежности. Рассмотрим это на примере из судебной практики.
Д., встретив своего зятя М., находившегося в сильной степени алкогольного опьянения, попытался увести его домой. Однако М. стал сопротивляться, вырвался от тестя, затем споткнулся, стал падать и потянул Д. на себя. Оба упали. Д., падая, попал коленом в область
груди и живота М. Имея вес 123 кг, Д. причинил М. тяжкие телесные повреждения в виде перелома пятого ребра справа и массивного разрыва печени, от которых М. умер. Свидетели показали, что, находясь в районе автобусной остановки, обратили внимание на двух мужчин, один из которых, плотного телосложения (Д.), тащил за руку молодого парня (М.) щуплого телосложения, находившегося в состоянии алкогольного опьянения. М. оказывал Д. сопротивление — пытался вырваться от него. Свидетели видели, как М. стал падать на землю, увлекая за собой Д. Затем Д. и М. встали и пошли по направлению к дому М. Согласно заключению судебно-медицинского эксперта, смерть М. наступила от острого малокровия, развившегося вследствие разрыва ткани печени. Данное телесное повреждение возникло от воздействия с большой силой твердого тупого предмета.
Таким образом, как следует из материалов дела, Д. не предвидел возможности своего падения на М, попадания при этом коленом в область его живота и груди, наступления смерти потерпевшего в результате этого падения и по обстоятельствам дела не мог и не должен был предвидеть. Следовательно, Д. не может нести ответственность за причинение смерти по неосторожности, поскольку имел место несчастный случай49.
В ч. 2 ст. 28 УК закреплена новая, ранее неизвестная закону разновидность невиновного причинения вреда. Она характеризуется тем, что лицо, совершившее общественно опасное деяние, хотя и предвидело возможность наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), но не могло предотвратить эти последствия в силу несоответствия своих психофизиологических качеств требованиям экстремальных условий или нервно-психическим перегрузкам.
Невозможность предотвратить вредные последствия должна быть вызвана несоответствием психофизиологических качеств лица требованиям экстремальных условий, т.е. таким неожиданно возникшим или изменившимся ситуациям, к которым лицо не готово, когда по своим индивидуальным качествам оно неспособно принять адекватное решение и найти способ предотвращения вредных последствий (например, в обстановке стихийного бедствия, техногенной катастрофы и т.п.) Закон упоминает лишь психофизиологические качества, под которыми обычно понимается острота зрения, слуха, время двигательных реакций и т.д. Уровень «экстремальности» ситуации в рассматриваемом виде невиновного причинения должен быть выше способности лица преодолеть подобную ситуацию.
Другим вариантом невиновного причинения, предусмотренного ч. 2 ст. 28, являются случаи, когда лицо причиняет вред вследствие нервно-психических перегрузок, т.е. нахождения в состоянии глубокой усталости, под влиянием которой оно и не смогло предотвратить причинение вреда. Обязательным признаком таких перегрузок является их вынужденность.
С учетом приведенных признаков вред нельзя считать причиненным невиновно на основании ч. 2 ст. 28 в тех случаях, когда лицо:
При наличии любого из перечисленных обстоятельств вина лица не исключается50.
§ 6. Преступления с двумя формами вины
Понятие преступления с двумя формами вины нашло законодательное закрепление в ст. 27 УК, в которой говорится: «Если в результате совершения умышленного преступления причиняются тяжкие последствия, которые по закону влекут более строгое наказание и которые не охватывались умыслом лица, уголовная ответственность за такие последствия наступает только в случае, если лицо предвидело возможность их наступления, но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на их предотвращение, или в случае, если лицо не предвидело, но должно было и могло предвидеть возможность наступления этих последствий. В целом такое преступление признается совершенным умышленно».
Причиной появления в Уголовном кодексе данной статьи послужила своеобразная законодательная конструкция некоторых преступлений: законодатель как бы объединяет юридически два самостоятельных преступления, одно из которых является умышленным, а другое неосторожным, причем оба могут существовать самостоятельно, но в сочетании друг с другом образуют качественно иное преступление со специфическим субъективным содержанием. «Составляющие части» такого преступления могут посягать как на различные непосредственные объекты, например причинение смерти при изнасиловании, так и на один объект, например незаконное производство аборта, повлекшее по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью. Каждая из составляющих подобной юридической конструкции не утрачивает своего преступного характера и при раздельном существовании.
Не вызывает сомнения тот факт, что при наступлении непредвиденных квалифицированных последствий основное деяние меняет характер и степень общественной опасности. Создается впечатление, что речь уже идет о другом составе преступления и соответственно вина приобретает иное содержание, отличное от законодательного определения умысла и в то же время не укладывающееся в определение неосторожности51.
Некоторые ученые искажают смысл законодательной характеристики преступлений с двумя формами вины. Так, В. Д. Иванов и С. X. Мазуков пишут: «Особенность рассматриваемых преступлений состоит в том, что при их совершении наблюдается неоднородное психическое отношение лица к совершаемым действиям (бездействию) и к наступившим последствиям в материальных составах преступлений, которые содержат последствия в качестве самостоятельного признака объективной стороны».Аналогичные высказывания встречаются и у других авторов52.
В ст. 27 УК речь идет вовсе не о неоднородности отношения к совершаемому действию (бездействию) и его общественно опасным последствиям как равноправным признакам объективной стороны состава преступления, а о различном психическом отношении к разным юридически значимым объективным признакам, один из которых является обязательным признаком основного состава преступления, а другой — квалифицирующим последствием.
Сосуществование двух различных форм вины в одном преступлении обусловлено наличием двух самостоятельных предметов виновного отношения субъекта: умысел (прямой или косвенный) является субъективным признаком основного состава преступления, а неосторожность (в виде легкомыслия или небрежности) характеризует психическое отношение к последствиям, играющим роль квалифицирующего признака. Следует отметить, что каждая из форм вины, сочетающихся в одном преступлении, полностью сохраняет свое качественное своеобразие. Этим и объясняется то, что подобные преступления характеризуются в законе как совершенные с двумя формами вины.
Все предусмотренные уголовным законом преступления с двумя формами вины можно разделить на две группы.
Первую группу образуют преступления с двумя указанными в законе и имеющими неодинаковое юридическое значение последствиями. Речь идет о квалифицированных видах преступлений, основной состав которых является материальным, а в роли квалифицирующего признака выступает более тяжкое последствие, чем последствие, служащее обязательным признаком основного состава. Например, умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее причинение смерти по неосторожности (ч. 4 ст. 111 УК).
Ко второй группе относятся преступления, характеризующиеся неоднородным психическим отношением к действию или бездействию, являющемуся преступным независимо от последствий, и к квалифицирующему последствию. К данной группе принадлежат квалифицированные виды преступлений, основной состав которых является формальным, а квалифицированный состав включает определенные преступные последствия, т. е. является материальным. Например, насильственные действия сексуального характера, повлекшие по неосторожности смерть потерпевшего (п. «а» ч. 3 ст. 132 УК). В составах данной группы умысел в основном составе сочетается с неосторожным отношением к квалифицирующему последствию.
В преступлениях с двумя формами вины могут сочетаться только умысел и неосторожность. Сочетания прямого умысла с косвенным или легкомыслия с небрежностью не образуют двух форм вины. Две формы вины могут параллельно существовать только в квалифицированных составах. В преступлениях с двумя формами вины неосторожным может быть отношение только к квалифицирующим последствиям, т. е. основной состав совершается всегда умышленно.
Согласно ст. 27 УК в целом такое преступление признается умышленным. Это предопределяется умышленной формой вины в основном составе преступления.
Признание преступления в целом умышленным хотя и решает в какой-то мере проблему соотнесения преступлений с двумя формами вины с иными институтами уголовного права, однако ставит, в свою очередь, новые проблемы и противоречит принципу субъективного вменения. Поэтому в уголовно-правовой литературе звучат предложения исключить ст. 27 из Уголовного кодекса.
Противоречия между исследуемым и другими институтами уголовного права особенно ярко проявляются при решении вопроса о возрасте, с которого должна наступать уголовная ответственность за преступления с двумя формами вины: с 16 лет, как за причинение вреда по неосторожности, или с 14 лет, как за умышленное совершение преступления?
При сопоставлении санкций, предусмотренных за совершение преступления с двумя формами вины и за совершение образующих его деяний, выясняется, что в первом случае законодатель установил гораздо более строгие санкции. Например, незаконное производство аборта, повлекшее смерть потерпевшей (ч. 3 ст. 123), наказывается лишением свободы на срок до пяти лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет или без такового, а причинение смерти по неосторожности (ч. 1 ст. 109) — ограничением или лишением свободы на срок до двух лет, незаконное производство аборта (ч. 1 ст. 123)— исправительными работами на срок от одного года ' до двух лет. Таким образом, даже при полном сложении максимальных наказаний за два последних преступления максимальное наказание, предусмотренное ч. 3 ст. 123 УК, будет почти в два раза больше, что вряд ли можно признать обоснованным.
Остается открытым вопрос, возможно ли покушение (о приготовлении речь, понятно, не идет) и соучастие в преступлениях с двумя формами вины.
§ 7. Факультативные признаки субъективной стороны состава преступления
<QUEST6< FONT>К факультативным признакам относятся мотив, цель и эмоции.
Мотив преступления есть обусловленное теми или иными потребностями и интересами побуждение, которым руководствуется лицо, совершая преступление. <QUEST8< FONT>Это осознанное побуждение, обусловленное желанием достигнуть определенной цели. Во всех умышленных преступлениях всегда имеется мотив.
Спорным является вопрос о наличии мотива в неосторожных преступлениях. Одни ученые отрицают таковое, другие допускают возможность присутствия мотива преступления при неосторожной форме вины. На наш взгляд, здесь происходит смешение таких понятий, как мотив преступления и мотивированность поведения, в том числе общественно опасного. Например, в случае причинения смерти по неосторожности хвастовство может выступать мотивом, толкнувшим на определенное поведение, но не на преступление, так как виновный не допускал наступления преступного результата в своем сознании. Следовательно, необходимо различать мотивы преступления, которые могут быть лишь при умышленной форме вины, и мотивы общественно опасного поведения, которые имеются и в неосторожных преступлениях.
Рассматривая процесс формирования желания, ученые выделяют в нем несколько этапов:
Следовательно, мотив рождается из потребностей и в определенной мере способствует формированию цели, а цель вместе с мотивом порождает желание теми или иными способами добиться результата53.
В теории уголовного права существует точка зрения, согласно которой включение специального мотива в диспозицию уголовно-правовой нормы означает возможность совершения соответствующего преступления только с прямым умыслом54. Едва ли с этим утверждением можно согласиться, поскольку специальный мотив преступления указывает только на умышленную форму вины, но вида умысла не предопределяет. Вид умысла в данном составе будет зависеть от его конструкции: в материальном составе может быть как прямой, так и косвенный, в формальном — только прямой.
В литературе мотивы преступлений классифицируются по различным основаниям55. С нашей точки зрения, все мотивы можно разделить на две большие группы: низменные мотивы и мотивы, лишенные низменного содержания. Побуждения, которыми руководствовался виновный, следует считать низменными, если законодатель рассматривает их как повышающие общественную опасность деяния.
Мотив можно считать низменным, если законодатель придает ему значение квалифицирующего признака конкретного преступления, например корыстные, хулиганские побуждения являются низменными, поскольку они существенно повышают опасность убийства и усиливают наказание за него (п. «з», «и» ч. 2 ст. 105 УК).
Мотив также следует признать низменным, если он включен в число обстоятельств, отягчающих наказание, назначаемое за совершение любого преступления (п. «е», «ж» ч. 1 ст. 63 УК).
Анализ действующего законодательства позволяет назвать низменными следующие мотивы: корыстные, хулиганские, мотивы национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды либо кровной мести, месть за осуществление потерпевшим служебной деятельности или общественного долга, месть за правомерные действия других лиц.
Мотивы, не предусмотренные в перечне обстоятельств, отягчающих наказание, а также не используемые в Особенной части УК для усиления наказания, не могут признаваться низменными. К ним относятся месть, ревность, карьеризм, личная неприязнь, сексуальная неудовлетворенность и т. д.
Совершая преступление, субъект может руководствоваться сразу несколькими мотивами, например убивая из мести при одновременном желании воспользоваться имуществом жертвы. Но эти мотивы не должны быть взаимоисключающими. Так, не может быть совершено убийство одного потерпевшего одним виновным одновременно и из корыстных, и из хулиганских побуждений, поскольку хулиганские побуждения — это стремление в вызывающей форме проявить себя, выразить нарочито пренебрежительное отношение к обществу, окружающим, о чем может свидетельствовать совершение деяния без повода либо с использованием незначительного повода как предлога для преступных действий. Корысть же, являясь антисоциальным низменным мотивом, в то же время никак не может быть отнесена к незначительному поводу.
Цель преступления — это мысленная модель желаемого результата, достигнуть которого лицо стремится посредством совершения преступления.
<QUEST9< FONT>Включение специальной цели в субъективную сторону конкретного состава преступления указывает на прямой умысел, поскольку данная цель «свидетельствует о целенаправленном характере деяния, которое в этом случае служит не самоцелью, а способом достижения того конечного результата, который и является целью. Этот результат, а также само деяние и его общественно опасные последствия как способ достижения поставленной цели являются для субъекта преступления желаемыми»56.
Специальная цель, сформулированная законодателем, никогда не включается в составы неосторожных преступлений, преступлений с альтернативной формой вины, даже преступлений, совершение которых возможно с любым видом умысла.
В специальной литературе отмечается, что хотя мотив и цель имеют много общего, они не тождественны. Эту точку зрения разделяют все авторы без исключения. Однако при комментировании отдельных статей УК, в которых признаком состава выступает цель преступления, означенные понятия иногда отождествляются. Так, высказывается мысль о том, что хищение совершается с корыстным мотивом. В примечании к ст. 158 УК субъективная сторона кражи представлена корыстной целью.
Безусловно, в большинстве случаев мотив хищения корыстный. Но не следует исключать и иных мотивов. Если лицо действует из «благих» побуждений, но при этом преследует в том числе и цель незаконного обогащения третьих лиц, то, на наш взгляд, содеянное при наличии остальных признаков хищения следует квалифицировать по статьям УК, предусматривающим ответственность за преступления против собственности. Причем это правило подлежит распространению не только на соучастников преступления, но и на лиц, совершивших хищение единолично.
Представляется, что отождествление мотива и цели — двух разных элементов субъективной стороны преступления — недопустимо. Замена цели мотивом при толковании закона приводит к «декриминализации» деяний. Ведь если есть корыстный мотив, то обязательно присутствует и корыстная цель. Обратное, вообще говоря, неверно. Если лицо преследует корыстную цель, то это еще не значит, что оно действует из корыстных побуждений57.
Мотивы и цели, как любые факультативные признаки, могут выполнять в уголовном праве три основные функции.
Если мотив или цель указаны в статьях Особенной части в качестве обязательного или квалифицирующего признака преступления, то их нельзя повторно учитывать еще и как смягчающее или отягчающее обстоятельство. Так, в случае совершения убийства с целью скрыть другое преступление, квалифицируемого по п. «к» ст. 105, при назначении наказания уже нельзя ссылаться на п. «е» ст. 63 УК.
К факультативным признакам субъективной стороны помимо мотива и цели относятся и эмоциональные состояния
Эмоции — одна из существенных функций нервно-психической деятельности человека, субъективное переживание внешнего воздействия, связанное с познавательной функцией. Психологи и психиатры выделяют в эмоциональной сфере элементарные эмоции (голод, жажда, половое влечение и др.), чувства (горе, радость, любовь и т. п.), аффекты (ужас, ярость, гнев и т. д.), страсти, настроения.
Отечественный уголовный закон из всех эмоциональных состояний выделяет лишь состояние физиологического аффекта. В отличие от патологического, который является разновидностью душевной болезни — временным расстройством душевной деятельности, физиологический аффект не исключает вменяемости. Он предусмотрен ст. 107 и 113 УК в качестве обязательного признака состава преступления. Во всех остальных случаях аффект может учитываться как обстоятельство, смягчающее наказание.
Термин «аффект» появился лишь в УК РФ 1996 г., но и здесь состояние аффекта фактически приравнивается законодателем к состоянию сильного душевного волнения (последнее понятие, без упоминания термина «аффект», использовал УК РСФСР 19660г. в ст. 104 и 110). Поэтому необходимо определить соотношение указанных понятий.
Аффект представляет собой «исключительно сильное, быстро возникающее и бурно протекающее кратковременное эмоциональное состояние, существенно ограничивающее течение интеллектуальных и волевых процессов, нарушающее целостное восприятие окружающего и правильное понимание субъектом объективного значения вещей...Аффективная реакция вызывает "бунт подкорки", означающий приобретение последней той самостоятельности, при которой ослабевает контроль со стороны коры и выявляется бурное и резкое действие незаторможенных примитивных реакций»58.
Основой аффекта, как и состояния эмоциональной напряженности, выступает эмоция, но развивающаяся до аффективного состояния, «когда человек... говорит и делает то, чего он не позволяет себе в спокойном состоянии и о чем горько сожалеет, когда минует аффект».
Поэтому, по мнению ученых, состояние сильного душевного волнения по своей психологической природе и юридическому значению является более широким понятием, чем аффект.59 Для аффекта как обязательного признака преступления необходимо, чтобы он был вызван особым поведением потерпевшего — насилием, издевательством или тяжким оскорблением либо иными противоправными или аморальными действиями.
§ 8. Ошибка и ее уголовно-правовое значении
(автором данного параграфа является Б.В.Волженкин)
1. Уголовно-правовое понятие ошибки
В основе уголовно-правового учения об ошибке и ее правовых последствиях лежит принцип субъективного вменения.
Под ошибкой понимается неправильное представление (заблуждение) лица о каких-либо объективных обстоятельствах совершаемого им деяния (действия или бездействия) и его юридических признаках. <QUEST10< FONT>Исследователей издавна интересовал вопрос об уголовно-правовом значении подобной ошибки. В дореволюционной литературе этому были посвящены специальные работы А. Ф. Кони, А. Верещагина, И. 3. Геллера, 68 главы и параграфы в курсах и учебниках русского уголовного права Н. С. Таганцева, Н. Д. Сергеевского, П. П. Пусторослева и других ученых.
В последующий период непосредственно по данной проблеме был опубликован ряд монографий, защищено несколько диссертаций (С. Е. Данилюк, А. А. Кочетков, М. Б. Фаткуллина, В. А. Якушин). Кроме того, практически во всех учебниках и курсах уголовного права, многих работах по проблемам вины, вменения и ответственности авторы рассматривали вопрос об уголовно-правовом значении ошибок, допускаемых лицами, совершающими преступления.
В теории уголовного права традиционно выделяют ошибку в факте (error facti) и ошибку в праве (error juris).
Под ошибкой в факте, иначе фактической ошибкой, понимается неправильное (ошибочное) представление лица о каких-либо фактических обстоятельствах совершаемого им действия (бездействия). Дело в том, что человек, как существо сознательное, всегда имеет какое-то представление о своих действиях, поступках. Естественно, и преступник (лицо, учиняющее общественно опасное деяние, предусмотренное уголовных законом), будучи вменяемым и достигнув, как минимум 14-16 лет, имеет определенное представление о своем деянии: как-то представляет себе сам характер этого деяния, против кого оно направлено, какие могут наступить последствия, как будет развиваться причинная связь, где, в какой обстановке он действует (бездействует), каким способом и т. д. Однако, во-первых, ни один человек не в состоянии охватить сознанием все без исключения фактические обстоятельства происходящего; во-вторых, некоторые из этих обстоятельств по разным причинам субъект осознает нечетко, приблизительно, не полностью, что объясняется не только недостаточно точным, неполным или неправильным знанием о них (ошибка в познании), но и логически неверными умозаключениями (ошибка в умозаключении). Иначе говоря, всегда, когда обнаруживается какое-то несоответствие между представлением о содеянном и реальностью, между тем, что фактически произошло, и тем, как это отразилось в сознании субъекта, имеет место так называемая фактическая ошибка.
Можно с уверенностью утверждать, что каждый акт человеческого поведения, в том числе общественно опасного, сопровождается большим или меньшим числом фактических ошибок. Однако далеко не каждая из них имеет уголовно-правовое значение. Любое деяние характеризуется огромным количеством разнообразных фактических обстоятельств, относящихся к обстановке и времени его совершения, самому деянию, способу его учинения, особенностям предмета посягательства, последствиям, развитию причинной связи и т. д. Описывая в законе признаки преступлений, конструируя их составы, законодатель отвлекается от частностей, деталей, отбирает некоторые типовые характеристики общественно опасных деяний, вводит их в ранг признаков состава преступления — основного, квалифицированного или привилегированного — и тем самым придает им юридическое значение. Следовательно, ошибка в одном и том же фактическом обстоятельстве может, в связи с особенностями различных составов преступлений, в одном случае быть юридически значимой (релевантной), а в другом — юридически безразличной (иррелевантной).
Представим, что преступник, убивая девушку, не знал, что она не достигла совершеннолетия, так как внешний вид, физическое развитие, поведение давали ему основание считать потерпевшую взрослой. Он, таким образом, допустил фактическую ошибку в обстоятельстве, характеризующем личность потерпевшей, — в ее возрасте, однако эта ошибка никакого влияния на уголовно-правовую оценку совершенного убийства не окажет, поскольку при убийстве возраст жертвы не является юридически значимым признаком, не включен законодателем в число признаков состава преступления, за исключением случаев, когда возраст определяет беспомощное состояние потерпевшего. Напротив, аналогичная ошибка в возрасте потерпевшей при изнасиловании должна заинтересовать правоприменителя, поскольку квалифицированным составом (п. «д» ч. 2 ст. 131 УК) является изнасилование заведомо несовершеннолетней, что может быть вменено преступнику только при осознании им несовершеннолетия жертвы.* Следовательно, как писал Н. С. Таганцев, «к каким бы элементам ни относилось неведение и заблуждение, значение этих ошибочно представляемых обстоятельств по отношению к существу вменяемого в вину деяния может быть троякое:
Таким образом, из трех вариантов фактическая ошибка имеет уголовно-правовое значение только в первых двух, когда она заключается в неправильном представлении об обстоятельствах, являющихся объективными признаками основного состава преступления либо признаками квалифицированного (привилегированного) состава, если таковой предусмотрен Уголовным кодексом.
Как же подобная ошибка может повлиять на уголовно-правовую оценку содеянного? Что должно быть положено в основу этой оценки: субъективное представление лица об обстоятельствах выполняемого им деяния или то, что фактически случилось, независимо от вины субъекта? В самом общем виде ответ на этот вопрос, основанный на закрепленном в российском уголовном законодательстве (ст. 5 УК) принципе вины, очевиден: лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина; объективное вменение не допускается. В основе уголовно-правовой оценки всегда лежит вина субъекта, его субъективное представление о содеянном.
Данное положение сравнительно просто применять в ситуациях, когда субъект не осознавал наличие обстоятельств, определяющих общественную опасность совершенного или повышенную степень этой опасности. Если неосознаваемое обстоятельство определяло преступность деяния, то ответственность возможна лишь за неосторожное преступление, конечно, при наличии и доказанности неосторожной вины. А если закон не предусматривает ответственности за подобные действия, совершенные по неосторожности, то уголовная ответственность исключается вообще. Если сознанием субъекта умышленного преступления не охватывается обстоятельство, усиливающее ответственность согласно диспозиции уголовного закона, данное обстоятельство не может быть вменено ему в вину. Имея в виду такого рода юридически значимые ошибки, профессор П. П. Пусторослев в свое время писал: «Ошибка относительно обстоятельства или факта, обусловливающего преступность или степень преступности деяния, устраняет возможность существования умысла относительно того факта, к которому относится. С устранением же умысла в этом отношении, на стороне ошибающегося лица может оказаться, соответственно постановлениям действующего угол(овного) права, одно из четырех, а именно: в одних случаях — полное отсутствие какой бы то ни было вины в каком бы то ни было преступном) деянии, в других — умышленная вина в однородном прест(упном) деянии, в третьих — неосторожная вина в преступном) деянии и в четвертых — стечение умышленной вины в одном прест(упном) деянии с неосторожной виной в другом»61.
Сложнее решается проблема влияния на уголовную ответственность фактической ошибки, когда она заключается в неправильном представлении лица о якобы имеющемся обстоятельстве, определяющем преступность деяния или обусловливающем более строгую ответственность за его совершение. В юридической литературе и судебной практике нет единства мнений по этому вопросу, хотя и здесь, безусловно, в основу решения должен быть положен принцип субъективного вменения (конкретные примеры будут рассмотрены ниже при анализе отдельных видов фактических ошибок).
В действующем российском законодательстве нет специальной нормы о фактической ошибке, хотя такой прецедент был. Так, ст. 43 Уголовного уложения 1903 г. гласила: «Неведение обстоятельства, коим обусловливается преступность деяния или которое усиливает ответственность, устраняет вменение в вину самого деяния или усиливающего ответственность обстоятельства. При неосторожных деяниях правило сие не применяется, если само поведение было последствием небрежности виновного».
Содержат положения об уголовно-правовом значении фактической ошибки и многие зарубежные уголовные кодексы. В качестве примера можно привести § 16 «Ошибка в фактических обстоятельствах дела» Уголовного кодекса Федеративной Республики Германии: «(1)Кто при совершении деяния не знает об обстоятельстве, которое относится к предусмотренному законом составу преступления,
тот действует неумышленно. Наказуемость за неосторожное совершение деяния остается при этом без изменений. (2) Кто при совершении деяния ошибочно воспринимает обстоятельства, которые могли бы осуществить состав преступления, предусмотренного более мягким законом, тот может наказываться за умышленное совершение деяния только по более мягкому закону»62.
Аналогичные по сути положения изложены в ст. 14 Уголовного кодекса Испании, ст. 28 и 29 Уголовного кодекса Республики Польша, ч. 2 ст. 38 Уголовного кодекса Японии, ст. 14 Уголовного кодекса Болгарии, § 8 Уголовного кодекса Австрии, ст. 19 Уголовного кодекса Швейцарии и др.
Итак, сделаем выводы:
2. Виды фактических ошибок
В юридической литературе предлагается множество классификаций фактических ошибок. Наиболее простым и логичным представляется подразделение фактических ошибок на виды по обстоятельствам, относящимся к объективной характеристике преступлений, включенным в число признаков состава преступления. Такими объективными признаками деяния являются: объект посягательства; предмет посягательства; само действие или бездействие с последствиями ближайшими и отдаленными и причинной связью, их соединяющей; тот или иной способ действия; обстановка совершения деяния (время, место, условия). Поскольку субъект может иметь неправильное представление относительно любого из этих обстоятельств, выделяются следующие виды фактических ошибок: ошибка в объекте общественно опасного деяния; ошибка в предмете посягательства; ошибка в характере деяния; ошибка в развитии причинной связи; ошибка в способе совершения деяния; ошибка в обстоятельствах, характеризующих время, место, условия совершения деяния.
Надо иметь в виду, что субъект, как правило, допускает несколько ошибок и неправильное представление о каком-либо одном объективном обстоятельстве деяния влечет за собой другую ошибку. Так, например, ошибка в развитии причинной связи предопределяет ошибку в последствиях деяния, ошибка в объекте и в предмете посягательства может быть порождена ошибкой в характере деяния, и наоборот, и т. д.
В учебной и научной литературе нередко выделяется ошибка в обстоятельствах, квалифицирующих преступление. Однако квалифицирующие обстоятельства относятся к характеристике тех или иных объективных признаков деяния: предмета посягательства, способа, последствий преступления и т. д. Поэтому предложенная выше классификация охватывает ошибки в квалифицирующих признаках и говорить о них как о самостоятельном виде нет оснований.
Некоторые дореволюционные российские криминалисты особо выделяли ошибку в мотивах преступления. С этим нельзя согласиться. Человек не может ошибиться в мотивах своего поведения. Конечно, тот или иной мотив (ревность, месть, обида и т. д.) может возникнуть и без достаточных на то оснований, но и в этом случае субъект будет руководствоваться именно данным, а не другим мотивом, что и подлежит учету при уголовно-правовой оценке содеянного. Ошибка же в предмете посягательства (личности потерпевшего) при действии по определенному мотиву ничем не отличается от иных подобных ошибок.
Ошибка в объекте преступления (error in objecto). Дореволюционные криминалисты не видели серьезных различий между ошибкой в объекте и ошибкой в предмете посягательства, объединяя обе понятием error in objecto. Современные правоведы, напротив, усматривают принципиальную разницу в содержании понятий «объект преступления» и «предмет преступного посягательства» и соответственно в уголовно-правовых последствиях при ошибке в объекте преступления и ошибке в предмете посягательства.
Объект, понимаемый как охраняемые уголовным законом общественные отношения, блага, ценности и интересы, является обязательным элементом состава любого преступления; поэтому неправильное представление лица о том объекте, на который оно фактически совершает посягательство (ошибка в объекте), должно быть обязательно учтено при уголовно-правовой оценке (квалификации) содеянного в отличие от ошибки в предмете посягательства.
Ошибку в объекте можно констатировать, когда преступник, совершая соответствующее действие, имеет намерение посягнуть на определенные общественные отношения, блага, интересы, ценности, но вследствие допущенной ошибки, независимо от своего желания и даже подчас вопреки ему, объективно совершает посягательство на другой правоохраняемый объект, причиняя ему тот или иной вред. Так, лицо, желая совершить хищение чужого имущества (денег, ценных бумаг), т. е. преступление против собственности, по ошибке похищает у потерпевшего какой-либо важный личный документ. Уголовный закон рассматривает похищение у гражданина паспорта или другого важного личного документа как преступление против порядка управления. Поэтому, если бы виновный правильно осознавал фактическую сторону содеянного и осознавал, что похищает важный личный документ, его действия следовало квалифицировать по ч. 2 ст. 325 УК. Допущенная ошибка в объекте преступления исключает такое решение. Виновный будет нести ответственность в соответствии с направленностью умысла за покушение на хищение чужого имущества.
Другим примером ошибки в объекте может быть следующий случай. Лицо из корыстных побуждений незаконно разглашает сведения, составляющие, по его представлению, коммерческую тайну, т. е. совершает, по направленности умысла, преступление в сфере экономической деятельности, посягающее на отношения добросовестной конкуренции. Оказалось, что разглашенные сведения составляют государственную тайну. Неосознание этого обстоятельства исключает квалификацию преступления по ст. 283 УК (разглашение государственной тайны) как посягательства на безопасность государства.
Многие преступные деяния причиняют ущерб не одному, а нескольким правоохраняемым объектам. Так, насильственные преступления против правосудия или порядка управления (ст. 295, 296, 317, 318) посягают не только на эти объекты, но и на жизнь либо здоровье лиц, осуществляющих правосудие или предварительное расследование, представителей власти либо их близких. Хищение наркотических средств или психотропных веществ (ст. 229 УК) — преступление не только против здоровья населения, но и против собственности. Поэтому лицо, которое похищает какие-либо лекарственные препараты, не зная, что это наркотики, совершает хищение чужого имущества, но не виновно в хищении наркотических средств. Точно так же, когда лицо учиняет насильственные действия в отношении представителя власти, но не осознает последнего обстоятельства, оно совершает только преступление против здоровья (п. 2 Постановления Пленума ВС РСФСР № 3 от 24 сентября 1991 г. «О судебной практике по делам о посягательстве на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции, народных дружинников и военнослужащих в связи с выполнением обязанностей по охране общественного порядка»)63.
Сложной и не получившей единообразного разрешения является противоположная ситуация, когда лицо, имея намерение совершить преступление, посягающее на два объекта, в результате допущенной ошибки учиняет деяние, причинившее ущерб лишь одному из них. Согласно распространенной точке зрения, в подобных ситуациях правовая оценка (квалификация) содеянного определяется направленностью умысла на двуобъектное преступление. Поэтому похищение лекарства, ошибочно принятого за наркосодержащее средство, квалифицируется как покушение на хищение наркотических средств (ст. 30 и 229 УК РФ), а избиение лица, ошибочно принимаемого за представителя власти, — как покушение на применение насилия в отношении представителя власти (ст. 30 и 318 УК РФ).
Однако в подобных случаях второму объекту преступления ущерб причиняется реально и умышленно. Поэтому другая группа авторов усматривает необходимость квалификации содеянного по совокупности преступлений: в приведенных примерах соответственно как покушение на преступление против здоровья населения и оконченное преступление против собственности, покушение на преступление против порядка управления и оконченное преступление против здоровья.
Н. С. Таганцев полагал, что применительно к случаям ошибки в объекте следует рассматривать деяние отдельно по отношению к каждому объекту (предполагаемому и действительному). «По отношению к тому объекту, против которого задумано преступное деяние, со стороны виновного был составлен преступный умысел, быть может, были сделаны приготовления; но самого посягательства не состоялось, так как преступная воля осуществлялась по отношению к другому объекту, так что с точки зрения первого объекта в данном деянии существует обнаружение умысла, приготовление, но не более». В итоге ученый делает вывод, что «при ошибке в объекте мы имеем дело с совокупностью обнаружения умысла или приготовления по отношению к первому объекту и оконченного деяния по отношению ко второму»64. Эта позиция представляется заслуживающей внимания.
От ошибки в объекте преступления необходимо отличать ошибку в предмете преступного посягательства и ошибку в личности потерпевшего (error in persona). Признаки, характеризующие предмет посягательства (личность потерпевшего), сравнительно редко являются юридически значимыми. Как правило, в законе предмет преступления определяется самым общим образом: имущество, официальный документ, наркотические средства и т. д. Индивидуальные характеристики этих предметов для закона безразличны. Поэтому в отличие от ошибки в объекте, которая всегда подлежит учету при правовой оценке содеянного, ошибка в предмете посягательства обычно влияния на ответственность и квалификацию преступления не оказывает.
Например, предметом хищения (ст. 158-162 УК) является чужое имущество. Для квалификации преступления абсолютно безразлично, что конкретно похищено (вещи, деньги или ценные бумаги), какая конкретно вещь похищена, какому именно собственнику это имущество принадлежало и т. п. Поэтому заблуждение виновного относительно таких обстоятельств юридического значения не имеет, на вину и квалификацию содеянного не влияет.
Вместе с тем надо иметь в виду, что закон иногда наделяет некоторые характеристики предмета посягательства свойством юридически значимых признаков состава преступления. Так, при квалификации хищений чужого имущества имеет значение стоимость похищенного, потому что в законе сконструированы несколько составов хищения в зависимости от размера (мелкое хищение, в значительном размере, в крупном размере, в особо крупном размере). В самостоятельный состав выделено хищение предметов, имеющих особую ценность (ст. 164 УК). Неосознание преступником — хотя бы в самом общем виде — этих юридически значимых обстоятельств, касающихся стоимости или ценности похищенного, исключает возможность их вменения. Напротив, когда лицо имеет намерение совершить хищение предметов, имеющих особую ценность, или в особо крупном размере, но вследствие ошибки в предмете ему это не удается, содеянное квалифицируется как покушение на задуманное преступление.
Аналогична по своим правовым последствиям ошибка в личности потерпевшего, которая возможна при совершении преступлений против жизни и здоровья, половой свободы и половой неприкосновенности и некоторых других преступлений. Такая ошибка имеет место, когда виновный, осуществляя преступное посягательство, принимает одного человека за другого.
В этом случае не происходит ошибки в объекте. Жизнь и здоровье — это социальные ценности, которые охраняются одинаково независимо от пола, возраста, состояния здоровья, социального и имущественного положения, национальности и прочих характеристик личности, о которых виновный может и не знать или в которых может ошибиться. Задумав совершить преступление против личности, виновный его умышленно совершает, даже если ошибается в личности потерпевшего. Никакого неосторожного преступления здесь нет.
Подобное понимание уголовно-правового значения ошибки в личности потерпевшего было в свое время законодательно закреплено в ст. 1456 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., которая постановляла: «Кто, имея намерение нанести кому-либо смерть, вместо сего лица, по ошибке или иному случаю, лишит жизни другого, тот подвергается тому же наказанию, какому он долженствовал бы подвергнуться, если бы умертвил того, на жизнь коего он имел умысел». Современная уголовно-правовая доктрина исходит из такого же понимания значения указанной ошибки, что находит поддержку и в судебной практике. Так, Президиум ВС РСФСР в постановлении по делу Т., который покушался на убийство С, но по ошибке выстрелил в ее мужа и убил его, отметил, что действия виновного, выразившиеся в умышленном убийстве по ошибке другого лица, неправильно квалифицированы судом как неосторожное убийство одного и покушение на убийство другого65.
Подобно ошибке в предмете посягательства, ошибка в обстоятельствах, характеризующих личность потерпевшего, приобретает юридическое значение в тех немногочисленных случаях, когда эти обстоятельства выступают признаками основного или квалифицированного состава преступления. Так, возраст потерпевшего является признаком основного состава в ст. 134 (половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста), 135 (развратные действия), 150 (вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления), 151 (вовлечение несовершеннолетнего в совершение антиобщественных действий) и квалифицирующим признаком в ст. 117 (истязание), 121 (заражение венерической болезнью), 126 (похищение человека), 127 (незаконное лишение свободы), 1271 (торговля людьми), 131 (изнасилование) и др. Беременность потерпевшей рассматривается как квалифицирующее обстоятельство в составах убийства (п. «г» ч. 2 ст. 105), истязания (п. «в» ч. 2 ст. 117), похищения человека (п. «е» ч. 2 ст. 126), незаконного лишения свободы (п. «е» ч. 2 ст. 127), захвата заложника (п. «е» ч. 2 ст. 206). Неосознание субъектом этих обстоятельств исключает возможность их вменения ему в вину. Неслучайно в большинстве из этих статей подчеркивается, что преступление совершается в отношении заведомо несовершеннолетнего или женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности.
Как и при ошибке в объекте, сложнее решается вопрос о квалификации, когда виновный ошибочно предполагает наличие юридически значимого признака, характеризующего личность потерпевшего. Это можно проиллюстрировать на примере убийства женщины, которую преступник ошибочно считал беременной. Данная ситуация давно привлекает внимание криминалистов, высказавших по этому вопросу самые различные мнения.
Теоретически возможны четыре решения. Рассмотрев их, С. В. Бородин пришел к выводу, что «меньшей неточностью» при указанных обстоятельствах будет квалификация деяния как оконченного убийства женщины, заведомо для виновного находившейся в состоянии беременности. Таково же мнение Г. Н. Борзенкова, полагающего, что к данной ситуации применимы правила об ошибке в личности потерпевшего, которая не влияет на квалификацию.Это решение вызывает возражения: ведь беременная женщина не была убита. Если руководствоваться подобной логикой, то по п. «г» ч. 2 ст. 105 придется квалифицировать даже убийство мужчины, по ошибке принятого в темноте за беременную женщину, которую преступник предполагал убить.
Многие криминалисты предлагают квалифицировать преступление при наличии данной ошибки как покушение на убийство женщины, заведомо находившейся в состоянии беременности. «При квалификации преступлений, совершенных с ошибочным предположением о наличии квалифицирующих обстоятельств, которые фактически отсутствуют, — пишет А. И. Рарог, — допускается юридическая фикция: фактически оконченное преступление квалифицируется как покушение. Эта фикция оправдана тем, что хотя общественно опасное последствие и наступило, но все же в реальной действительности оно не сопровождалось тем квалифицирующим обстоятельством, которое охватывалось сознанием виновного и которое в соответствии с направленностью умысла обосновывает усиление ответственности»66.
Такая квалификация также ущербна, поскольку умысел на лишение жизни был все же реализован. Непригодность данной квалификации становится очевидной, скажем, в ситуации, когда преступник убивает женщину, ошибочно считая ее беременной, и применяет при этом общеопасный способ, что само по себе уже дает основание считать преступление оконченным убийством, совершенным при отягчающих обстоятельствах.
Иногда рекомендуют квалифицировать деяние по совокупности: как покушение на убийство женщины, заведомо для виновного находившейся в состоянии беременности, и оконченное убийство без отягчающих обстоятельств. Данное решение критикуется, во-первых, потому, что в едином деянии искусственно усматривается идеальная совокупность двух преступлений, посягающих на один и тот же объект; а во-вторых, оно не может быть принято, поскольку в соответствии с действующим законодательством (ч. 3 ст. 69 УК) при совокупности преступлений, относящихся к категории особо тяжких, наказание должно назначаться путем полного или частичного сложения наказаний, назначаемых за каждое из преступлений, входящих в совокупность. В итоге убийство небеременной женщины может быть наказано строже, чем убийство беременной.
Наконец, небольшая группа современных авторов считает возможным вообще игнорировать в данном случае фактическую ошибку в обстоятельстве, характеризующем личность потерпевшего, и квалифицировать содеянное как оконченное убийство без данного отягчающего обстоятельства. При этом если Л. А. Андреева и Т. В. Кондрашова, предлагая такое решение, никак его не аргументируют, то А. Н. Красиков ссылается на положение Конституции РФ (ч. 3 ст. 49) и Постановления Пленума ВС РФ от 29 апреля 1996 г. № 1 «О судебном приговоре» (п. 4),согласно которому все неустранимые сомнения должны толковаться в пользу обвиняемого67.
Последнее решение является предпочтительным. И дело не в том, что сомнения в виновности должны толковаться в пользу обвиняемого. По всей вероятности, если личность потерпевшего не обладает
соответствующим признаком, реально осуществленное посягательство нужно квалифицировать как оконченное преступление без данного квалифицирующего признака, относящегося к личности потерпевшего, независимо от того, осознавал ли виновный наличие или отсутствие этого признака. Нелишне вспомнить слова Н. С. Таганцева: «Если объект посягательства не существует физически, то очевидно, что и всякая попытка посягнуть на него будет мнимой: она заключает в себе голую злую волю, но не имеет свойств преступного деяния, тем более, что в большинстве случаев и самое покушение при подобных условиях бывает невозможно, по крайней мере в тех деяниях, которые предполагают непосредственное воздействие субъекта на объект»68.
Именно такое решение принял Президиум ВС РФ по делу К-на, убившего К., которая сообщила ему о своей беременности и потребовала деньги, угрожая в противном случае заявить о ее изнасиловании К-ным. Судебно-медицинская экспертиза установила, что в состоянии беременности потерпевшая не находилась69.
Ошибка в характере деяния (ошибка в действии). Любое преступление, как известно, — это общественно опасное деяние (действие или бездействие). Ошибка в характере деяния как раз и состоит в том, что лицо в одних случаях, учиняя какое-либо объективно общественно опасное действие (бездействие), по тем или иным причинам не осознает его общественно опасный характер, а в других случаях, наоборот, — намереваясь совершить общественно опасное деяние, фактически совершает деяние, таковым не являющееся. Подобные ошибки могут быть вызваны неправильным представлением о применяемых средствах, особенностях предмета посягательства, развитии причинной связи и т. д.
Умышленное совершение преступления, как с прямым, так и с косвенным умыслом, предполагает осознание общественно опасного характера соответствующего действия (бездействия). В ч. 1 ст. 28 УК четко указано, что деяние признается совершенным невиновно, ^если лицо, его совершившее, не осознавало и по обстоятельствам дела не могло осознавать общественной опасности своих действий (бездействия) либо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий и по обстоятельствам дела-не должно было или не могло их предвидеть.
Фактическая ошибка в характере деяния, — особенно в первой ее разновидности, когда субъект не осознавал общественной опасности совершенного, наличия в деянии обстоятельств, образующих объективную сторону преступления, — встречается в практике довольно часто. Так, ошибку в характере действия совершает медицинская сестра, когда вместо нужного препарата впрыскивает больному по ошибке яд или противопоказанное ему лекарство и больной вследствие этого умирает; мужчина, который совершает половой акт с женщиной, находящейся в беспомощном состоянии вследствие сильного алкогольного опьянения, но полагает при этом, исходя из предшествующего поведения этой женщины, что она была согласна на сексуальную близость; лицо, рассчитывающееся за приобретенный товар поддельными денежными знаками, не зная о подделке, и т. д. Допускает фактическую ошибку в характере действия и лицо, объективно совершающее общественно опасные действия, правильно понимающее фактическую сторону деяния, но не осознающее его общественной опасности, будучи убежденным в том, что учиняет деяние при обстоятельствах, исключающих его преступность. Это мнимая оборона, мнимая ситуация крайней необходимости, неосознание незаконности исполняемых приказа или распоряжения и т. д.
Ошибка в характере деяния может вообще исключить уголовную ответственность, если субъект не имел возможности правильно представить себе общественную опасность совершенного или не мог предвидеть последствия деяния. Ответственность исключается и тогда, когда лицо не осознавало, а только лишь могло правильно осознать общественно опасный характер своего поступка, но уголовно наказуемым считается только умышленное совершение данного деяния (изнасилование, фальшивомонетничество и т. д.).
Вообще же, любое деяние, причинившее вследствие небрежности — да, пожалуй, и легкомыслия виновного — общественно опасные последствия, и есть, в сущности, пример ошибки в характере деяния. При преступной небрежности лицо не предвидит, а только лишь должно и может предвидеть общественно опасный характер деяния и его последствия, фактически их причиняя. При легкомыслии же лицо осознает лишь абстрактную опасность действий, подобных тем, что оно совершает, но в данной ситуации не допускает возможности наступления общественно опасных последствий.
Примером второй разновидности ошибки в характере деяния, когда субъект, желая совершить преступление, учиняет действие, объективно не представляющее общественной опасности, могут быть случаи так называемого «покушения на негодный объект» или «покушения с негодными средствами». Так , «если лицо похитило непригодные к функциональному использованию огнестрельное оружие, комплектующие детали к нему, боеприпасы, взрывчатые вещества или взрывные устройства, заблуждаясь относительно их качества и полагая, что они исправны, содеянное следует квалифицировать как покушение на хищение огнестрельного оружия, комплектующих деталей к нему, боеприпасов, взрывчатых веществ или взрывных устройств» (п. 13 Постановления Пленума ВС РФ от 12 марта 2002 г. № 5 «О судебной практике по делам о хищении, вымогательстве и незаконном обороте оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств»)70.
Ошибку в развитии причинной связи в качестве самостоятельного вида фактической ошибки можно констатировать тогда, когда субъект имеет намерение совершить преступление, но неправильно представляет себе действительное развитие причинной связи между своим поведением и наступившими последствиями. Для вменения преступнику того или иного последствия как умышленно причиненного необходимо установить, что причинная связь, приведшая к данному результату, правильно им осознавалась. Конечно, требуется, чтобы виновный представлял себе развитие причинной связи хотя бы в общих чертах, а не во всех деталях и частностях. Так, если ^преступник стрелял потерпевшему в голову, а попал в сердце, он все равно будет отвечать за умышленное убийство, так как принципиальное развитие причинной связи — наступление смерти в результате именно его действий — предвиделось им правильно.
Характерным примером ошибки в развитии причинной связи, влияющей на квалификацию и ответственность, будет случай умышленного причинения вреда здоровью, повлекшего по неосторожности смерть потерпевшего (ч. 4 ст. 111 УК РФ), как и все другие многочисленные случаи совершения преступлений с двумя формами вины (ст. 27 УК РФ). Виновный ударил потерпевшего ножом в бедро, повредив крупные кровеносные сосуды и причинив таким образом тяжкий вред здоровью. От большой потери крови потерпевший скончался. Между действиями преступника и данным последствием, безусловно, есть необходимая для вменения причинная связь, но виновный вряд ли правильно представлял ее фактическое развитие и предвидел наступление смерти, поскольку от ранений, нанесенных в ногу, смерть, как правило, не наступает. По отношению к смерти потерпевшего вина преступника была неосторожной, так как развития причинной связи — от ранения к смерти — он не предвидел, хотя должен был и мог предвидеть. Следовательно, ошибка в развитии причинной связи может привести к уголовно-правовому выводу о неосторожном причинении последствия или случайном его причинении (казусе), если подобного развития причинно-следственных отношений лицо не предвидело и не могло предвидеть.
Возможны ситуации, когда в развитие причинной связи вклинивается какое-то случайное обстоятельство, изменяющее цепь причинно-следственных отношений, предвидимых преступником. Так, виновный с умыслом на убийство нанес потерпевшему ножевое ранение. Последнему была сделана операция под общим наркозом. Когда после операции действие наркоза стало проходить, началась рвота, рвотные массы перекрыли дыхательные пути и раненый умер от асфиксии. Хотя в итоге наступил желаемый преступником результат, он будет нести ответственность только за покушение на убийство, так как подобного развития причинной связи он не предвидел. П. П. Пусторослев писал: «Для умышленности последствий, при обыденных условиях жизни, необходимо, чтобы человек предвидел, что его поступок войдет в сочетание с другими обыденными условиями жизни и найдет в них себе вероятных, хотя и в точности не известных союзников в деле способствования осуществлению этого последствия... Если же последствие обусловлено вступлением какого-нибудь чрезвычайного исключительного условия в сочетание обыденных условий с внешним поступком человека включительно, то наступлению этого последствия нельзя приписать умышленного характера, за исключением того случая, когда человек, предпринимая свой поступок, предвидел возможность вступления этого исключительного условия в сферу обыденных и сколько-нибудь рассчитывал на его вмешательство»71. В теории уголовного права много лет дискутируются случаи, называемые dolus generalis, когда преступный результат обусловливается не тем действием субъекта, которое для этого предназначалось, а другим, предпринятым позже, в ошибочном предположении, что задуманное последствие уже наступило. Преступник с целью убийства наносит потерпевшему тяжелое ранение, а затем, считая, что жертва уже мертва, сбрасывает тело в воду. Впоследствии выясняется, что смерть наступила именно от утопления, а не от полученного ранения. Большинство криминалистов в настоящее время усматривают в таких ситуациях не единое умышленное преступное деяние, а, признавая наличие ошибки в развитии причинной связи, покушение на убийство и причинение смерти по неосторожности (либо случай — при отсутствии неосторожной вины). В то же время некоторые ученые полагают, что допущенную ошибку в данном случае можно игнорировать, поскольку в итоге от действий преступника наступил результат, им желаемый. Первая из изложенных точек зрения является предпочтительной.
Частным случаем ошибки в развитии причинной связи надо признать так называемое отклонение действия (aberratio ictus). Этот случай заслуживает специального упоминания, так как довольно часто смешивается с ошибкой в личности потерпевшего, что недопустимо: если ошибка в личности потерпевшего {error in persona) на форму вины не влияет и, как правило, на квалификации не отражается, то, согласно господствующей доктрине, отклонение действия на квалификации отразится всегда. При отклонении действия преступник не ошибается в личности того потерпевшего, на которого в соответствии с умыслом было направлено действие, но дальше причинная связь развивается не так, как того хотелось бы виновному, происходит в буквальном смысле отклонение действия и вред причиняется совсем другому потерпевшему. Например, желая избавиться от своего недруга, стоящего у окна, преступник стреляет в него с улицы, но промахивается и убивает другого человека. При отклонении в действии необходимо установить вину в отношении лица, на которого было направлено действие, и в отношении лица, фактически от этого действия пострадавшего. В предложенном случае в зависимости от установленной вины возможны три решения: 1) покушение на убийство и умышленное убийство с косвенным умыслом другого человека (если виновный предвидел и сознательно допускал такое последствие); 2) покушение на убийство и причинение смерти по неосторожности (если виновный не предвидел, но должен был и мог предвидеть смерть другого человека); 3) покушение на убийство и случайное, невиновное лишение жизни другого человека.
Ошибка в последствиях может быть вызвана неправильным представлением о развитии причинной связи, а также другими факторами. В действующем Уголовном кодексе содержится немало статей, в которых в качестве признака основного или квалифицированного состава преступления предусмотрено наступление того или иного последствия, непредвидение которого исключает возможность вменения в вину умышленного причинения данного последствия. Например, квалифицирующим признаком кражи, мошенничества и грабежа является причинение гражданину значительного ущерба. Вменение этого признака будет оправданно лишь при доказанности, что преступник предвидел хотя бы неконретизированно возможность причинения потерпевшему такого ущерба, желал этого или сознательно допускал либо безразлично к этому относился.
Неправильное представление субъекта о каких-либо обстоятельствах, относящихся к способу преступления, месту, времени и обстановке его совершения, сравнительно редко может повлиять на квалификацию, так как в большинство составов преступлений законодатель не включает эти признаки. Однако если в законе специально оговорены способ преступления или некоторые особенности обстановки, места и времени в качестве признака основного состава или квалифицирующего признака, то незнание о наличии таковых исключает возможность их вменения субъекту.
Так, кража и грабеж чужого имущества отличаются друг от друга по способу изъятия имущества: тайное либо открытое. Неосознание особенностей способа хищения имеет важное юридическое значение: если, например, действия по завладению чужим имуществом были очевидны для потерпевшего или иных лиц, но виновный этого не осознавал, содеянное не может квалифицироваться как грабеж, а остается кражей.
3. Юридическая ошибка
Юридическая ошибка (error juris) — это неправильное представление лица о юридических характеристиках и правовых последствиях совершаемого им деяния: о его уголовной противоправности (преступности либо непреступности), уголовно-правовой квалификации, виде и размере наказания, которое лицо может понести за данное преступление.
Ошибочное представление субъекта о том, что его поступок является преступлением, естественно, не дает никаких оснований для привлечения этого лица к уголовной ответственности. Так, лицо, присваивая случайно найденное чужое ценное имущество, может считать, что это уголовно наказуемо, хотя по действующему УК присвоение находки преступлением не считается. «Мнимое преступление» уголовной ответственности повлечь не может в силу положений ст. 8 УК.
Никак не влияют на вину и ответственность ошибки лица, совершающего преступление, в уголовно-правовой квалификации деяния и в установленном за это деяние наказании. Так, убийца может и не знать, какие именно обстоятельства имеют квалифицирующее значение для этого преступления, а лицо, совершающее насильственное завладение чужим имуществом, — чем разбой отличается от грабежа. Но если фактические обстоятельства квалифицированного убийства или разбоя осознавались ими правильно, виновные будут отвечать именно за данные преступления.
Гораздо более сложен вопрос о значении для ответственности неправильного представления лица о совершенном им деянии как о непреступном, когда в действительности деяние нарушает определенный уголовно-правовой запрет, т. е. является преступным и наказуемым.
Многие годы мировая юстиция руководствовалась правилом, выработанным еще римским правом: ignorantia juris semper nocet («незнание закона не исключает ответственности»), но уже в XVIII-XIX вв. появились сомнения в абсолютности данного правила. Сторонники господствовавшей точки зрения, что никто не может отговариваться незнанием закона, подчеркивали, что осознания противоправности не требуется для наличия умысла, и настаивали на презумпции знания закона всеми лицами после публикации данного закона и вступления его в силу. Указывалось также, что требование знания закона как предпосылка ответственности за его последующее нарушение отдает предпочтение невежественному и необразованному человеку и что доказывать осознание противоправности чрезвычайно трудно72.
П. П. Пусторослев писал: «Руководствуясь интересами всестороннего, возможно большего народного благосостояния, требующими точного господства права в народной жизни в борьбе с уголовными правонарушениями, мы должны признать в виде общего правила, что ошибка человека относительно постановлений действующего права о преступности деяния не может устранить вменения этого деяния в вину учинителю».Однако он допускал, что «ошибка человека относительно предписаний действующего угол(овного) закона о преступности деяния является извинительной в том случае, когда действующий угол(овный) закон является новым и возводит в число прест(упных) деяний такое деяние, которое прежде не считалось преступным, а учинитель не мог познакомиться с постановлением этого закона и при том не мог или по физической невозможности, напр(имер), по случаю содержания в заключении, или по психической, напр(имер), по случаю временного психического расстройства от болезни»73.
Но уже Н. С. Таганцев утверждал, что «вполне добросовестная ссылка обвиняемого на незнание им запрещенности содеянного, на незнание бытия нормы или ее содержания может повлечь безнаказанность, во-первых, по отношению к таким деяниям, при которых наказывается только умышленное посягательство на правоохраняемый интерес, и, во-вторых, при посягательствах, учиняя которые обвиняемый не только не знал о запрещенности деяния, но и не мог узнать о существовании запрета». Опасения же, что признание допустимости ссылки на незнание закона сделает эфемерными требования власти и ее органов, представлялись Н. С. Таганцеву значительно преувеличенными74.
Советские криминалисты в течение многих лет единодушно полагали, что ошибочное представление лица о непреступности совершаемых им общественно опасных действий не влияет на форму вины и ответственность. Такое решение было достаточно логичным в период, когда уголовное законодательство не считало противоправность обязательным признаком преступления. Речь поэтому могла идти только об осознании или неосознании общественной опасности содеянного. Однако и после того, как в соответствии с Основами уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. и УК РСФСР 1960 г. преступлением стало считаться лишь такое общественно опасное деяние, которое предусмотрено уголовным законом, практически во всех учебниках до самого недавнего времени утверждалось, что ошибка в противоправности содеянного не может оказывать влияния на виновность лица, поскольку в содержание умысла не входит осознание противоправности деяния. Эта же точка зрения отстаивается во многих работах, написанных уже на основе действующего уголовного законодательства. Профессор А. И. Рарог, в частности, утверждает, что неверная оценка совершаемого деяния как непреступного, в то время как в действительности оно предусмотрено законом в качестве преступления, «не исключает умышленной вины, ибо незнание закона не равнозначно непониманию общественной опасности деяния и не может оправдать лицо, совершившее запрещенное уголовным законом деяние»75.
Однако еще в 1961 г. профессор А. А. Пионтковский писал, что презумпция всеобщего знания закона, лежащая в основе работы органов суда и прокуратуры, может быть опровергнута исходя из конкретных обстоятельств дела: «В исключительных случаях, когда лицо не сознавало и явно не имело возможности сознавать преступный характер совершенного им деяния, следует признать, что подобное заблуждение исключает вину и ответственность лица за совершенные им действия. Необходимо признать отсутствие умысла в действиях лица, когда оно не сознавало запрещенный характер своего поведения, хотя бы по обстоятельствам дела должно было и могло это предвидеть»76.
В настоящее время уже многие специалисты приходят к пониманию того, что обязательным элементом умышленной вины выступает осознание противоправности совершаемого деяния как обязательного признака преступления. «Сознание противоправности, наряду с сознанием общественной опасности, — пишет В. А. Якушин,— является сущностным признаком вины...»77 Общественная опасность целого ряда деяний, предусмотренных Уголовным кодексом в качестве преступлений, связана в первую очередь с тем, что лицо нарушает какое-то правило, запрет, действует незаконно (например, ст. 127, 128, 139, 223,256,260 УК и др.). Поэтому в подобных случаях осознание лицом общественной опасности своего действия (бездействия) при умышленной вине включает понимание им незаконности совершаемого деяния.
В уголовном праве действует презумпция знания закона как предположение, что надлежащим образом опубликованный уголовный закон известен всем. Имея это в виду, органы следствия не обязаны каждый раз устанавливать знание лица об уголовно-правовой запрещенности соответствующего деяния, тем более что относительно наиболее опасных и распространенных преступлений (убийство, изнасилование, разбой, кража, вымогательство, захват заложников и т. д.) это обстоятельство действительно известно всем. Однако презумпция знания уголовного запрета опровержима, и если лицо по обстоятельствам дела не знало, что совершенное им деяние как общественно опасное запрещено уголовным законом, оно не может отвечать за совершение умышленного преступления, а если к тому же и не могло знать об уголовной противоправности содеянного, то такое деяние должно быть признано учиненным невиновно.
В период работы над созданием УК РФ 1996 г. в проекте, подготовленном рабочей группой при Министерстве юстиции и Государственно-правовом управлении Президента РФ, предлагалось законодательно закрепить следующее положение: «Если лицо не осознавало и по обстоятельствам дела не могло осознавать, что совершаемое им общественно опасное деяние запрещено законом под угрозой наказания, такое деяние признается совершенным невиновно и в силу этого лицо не подлежит уголовной ответственности. Если лицо не осознавало, что совершаемое им деяние как общественно опасное запрещено законом под угрозой наказания, но по обстоятельствам дела должно было и могло это осознавать, такое лицо подлежит уголовной ответственности за совершение преступления по неосторожности в случаях, предусмотренных соответствующими статьями настоящего Кодекса». Однако при обсуждении проекта в .Государственной Думе это положение было исключено. Между тем в законодательстве многих стран проблема ошибки в праве нашла свое решение.
Так, согласно § 17 («Ошибка в запрете») Уголовного кодекса ФРГ, «когда у лица, совершающего деяние, отсутствует понимание того, что оно действует противоправно, то оно действует невиновно, если оно не могло избежать этой ошибки». Если лицо могло избежать такой ошибки, наказание может быть смягчено. «Не совершает преступления, — гласит ст. 30 УК Польши, — тот, кто совершает запрещенное деяние, добросовестно заблуждаясь в его противоправности; если ошибка виновного не оправдана, суд может применить чрезвычайное смягчение наказания». Примерно так же решается эта проблема в ст. 122-3 УК Франции, ч. 3 ст. 14 УК Испании, в ст. 20 УК Швейцарии.
Развернутые указания относительно влияния ошибки в запрете на уголовную ответственность и наказуемость деяния содержатся в § 9 Уголовного кодекса Австрии:
«(1)Если лицо не осознает противоправности деяния из-за ошибки в запрете, то оно действует невиновно, при условии невозможности избежать этой ошибки.
(2) Ошибка в запрете невозможна тогда, когда противоправность деяния была доступной пониманию для лица, как для любого другого, или когда лицо не ознакомилось с соответствующими предписаниями, хотя оно обязано было это сделать в силу специфики своей работы, увлечения либо в силу иных обстоятельств.
(3) Если лицо могло избежать ошибки, то следует назначать наказание, предусмотренное за умышленное деяние, если лицо действует умышленно, если оно действует неосторожно — наказание, предусмотренное за неосторожное деяние».
Напротив, согласно ч. 3 ст. 38 УК Японии, «отсутствие умысла совершить преступление не может образовываться через незнание закона; однако в зависимости от обстоятельств возможно смягчение наказания».
Следует также отметить, что в Кодексе РФ об административных правонарушениях 2001 г. в определение умышленной вины (ч. 1 ст. 2.2) включено осознание лицом противоправного характера своего действия (бездействия). Административные правонарушения отличаются от преступлений степенью опасности, которая определяется преимущественно тяжестью наступивших последствий либо масштабами (размерами) правонарушающей деятельности. И если даже при менее опасном деянии осознание виновным противоправности содеянного является обязательным условием его наказуемости, то отрицание необходимости такого осознания при совершении преступления представляется неверным.