Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
The Way I Am Book — полный русский перевод. Часть 1: Предисловие
The Way I Am Book
Часть 1: Предисловие
Я даже не могу вернуться в то место, где я услышал, что случилось с Пруфом {Proof). Я никогда в жизни не чувствовал такой сильной боли. И эта боль со мной по сей день. Боль, которая стала частью того, кто я. Я сел в машину в 7 часов утра, чтобы поехать в больницу увидеть Пруфа… он был убит. Это был худший день в моей жизни. Я, помню, думал: «НЕ ПРУФ, НЕ ПРУФ, НЕ ПРУФ». Пруф был моей опорой, понимаете? С его смертью я упал на колени. Смерть и раньше бывала в моей семье — два моих дяди совершили самоубийство — и это вырвало куски из моей жизни тогда. У каждого есть кто-то, ушедший из его жизни, кто был всем для него. Я не был в том клубе, когда Пруфа застрелили, но, как я понимаю, этот инцидент стал причиной полного непонимания, раздутого в нечто большее. Я стараюсь держаться подальше от таких мест, но Пруф был по-настоящему обычным чуваком. Он зависал на районе даже после своего успеха, а успех на любом районе может вести к зависти. Я бы хотел, чтобы конфликт разрешился лишь кулаками. Но он обострился, и Пруф принял удар. Пруф был очень сильной личностью. Он был не из тех, кто отступает. Если было нажать не ту кнопку, что-нибудь могло в нем сорваться. И все же он был забавным чуваком, он не был гангстой все время.
У него была и глупая сторона, как у всех нас в D12. Несмотря на то, что у Пруфа были две личности, больше всего я помню его доброту. Это чувак, который, когда я жил чертовски бедно, проходя мимо моего дома, заставил меня избавиться от мокасинов из секондхэнда, которые мать мне купила. Мы оба носили 10-ый размер. Он подошел к дому и сказал: «Что за херня у тебя на ногах?» Потом он передал мне пару Nike’oB, почти новых. Это был один из моментов, когда мне хотелось заплакать. Как у всех друзей, у нас с Пруфом были хорошие и плохие моменты. В дороге мы были друг с другом 24 часа, и когда возвращались в Детройт, мы делали перерыв. Потому что, понимаете, я могу быть надоедливым засранцем, как и все остальные. Если мы не виделись долгое время, мы общались по телефону хотя бы пару раз в неделю. К тому же, мы оба стали семьянинами — были заняты с детьми. После того, как его не стало, прошел год, прежде чем я смог снова делать что-то нормально. Мне было трудно даже подняться с кровати, у меня бывали дни, когда я не мог ходить, не говоря уже о написании рифм. Когда я пытался собрать мысли вместе — я говорил бессмысленно, поэтому все пытались держать меня подальше от телевидения и прессы. Мой мозг был рассеян, особенно первые пару месяцев после его смерти. рошло лишь два года, как его не стало, и все это до сих пор тяжело для меня. Теперь, когда я думаю о туре, я задаюсь вопросом, кто будет со мной на сцене? Это самая большая трагедия, которую я мог себе представить, отдельно от того, если бы что-то случилось с одним из моих детей.
Пруф сыграл убитого парня в клипе «Like Toy Soldiers», который был в госпитале. То, что я хотел показать в этом видео, это как рэперы втягиваются в бифы, что это есть на самом деле противостоящие стороны — окружения — в итоге приносящие боль. Вскоре после этого, все, к сожалению, воплотилось в реальность. В течение года после его смерти, я бывало мог уставиться в потолок и думать об этом клипе. Судьба стала причиной того, что это произошло в реальной жизни? Может я? Всегда хочется указать пальцем на кого-нибудь другого, когда случается что-то подобное, понимаете? Пруф был моим ключем ко всему. Он был единственной причиной, по которой меня перестали бить. Я не собираюсь ничего приукрашивать — он был моим пропуском в гетто. Не знаю, осознает ли это кто-нибудь, поэтому говорю об этом сейчас. Ему было похер на то, что его называли Дядей Томом за то, что он дружил со мной. Он заступался за меня, как будто мы были братьями. До того, как я стал знаменит, как у меня появилось все, мы с Ким жили на чердаке у ее мамы, потому что некуда было больше идти. Если бы Пруф не вытащил меня оттуда, не привел меня в Hip Hop Shop и в рэп-игру, не знаю, где бы я был. Уж точно вы бы обо мне не слышали. Он был замечательным другом, кто увидел во мне что-то, что я еще не увидел, и я думаю, я был достаточно умен, чтобы понять, что он был тем, кто смог каким-то образом спасти мою жизнь. Я так долго тонул. Пруф был как спасательный хип-хоп плот и настоящим братом от другой матери. Он смог не только вырастить мой талант, но и увидеть бриллиант на дороге, когда миллионы людей могли смотреть туда же и не видеть ничего. Это не значит, что у Пруфа не было множества своих талантов. Пруф был чуваком в хип-хопе, с которым никто не мог потягаться. Фристайл, битва — никто не мог с ним тягаться. Никто. Он, бывало, приходил с нами на радио — в пятничные вечера были открытые сессии в Детройте. Тогда же я был со своей первой группой, Bassmint Productions. У нас была совместная песня с Пруфом, которую мы должны были исполнить в эфире, а Пруф не выучил свой куплет. Он только помнил первые четыре строки, а дальше стал фристайлить. Невозможно было понять, что он облажался — так хорош он был в этом. Это был дар божий Пруфа — уметь так фристайлить. Пру фу подчинялась вся сцена рэп-музыки Города Моторов в средине 90-х. Он был чуваком с дредами из Детройта, который всех знал. И каждый готов был поклясться, что он станет первым рэпером из Детройта, который выбьется сольно. Я помню, увидел Treach’a и Vinnie из Naughty by Nature на его похоронах. Я поблагодарил их за то, что пришли, но, оглядываясь назад, я понял: «Оу, чего я их благодарил?» Они были там ради него — не меня. Каждый был. Я смотрел на это так, ведь это был мой лучший друг, поэтому некоторые пришли поддержать меня в моей потере. Понятно, что у него были свои близкие связи и отношения. Люди любили его. Я потерял своего лучшего друга, но я гарантирую, что миллион людей скажет: «Да, что ж, Пруф был и моим лучшим другом». Но у нас с Пруфом было это обоюдное чувство. Вот почему я скажу: «Он был моим лучшим другом; я был его лучшим друг
Я ЗНАЛ, ЧТО ХОЧУ СТАТЬ
РЭПЕРОМ
КОГДА МНЕ БЫЛО 14.
В тот же год я встретил Пруфа. Все было так, как я написал в «Yellow Brick Road». Я был на ступеньках средней школы Osborn High, куда шел Пруф, неся флаеры шоу талантов: «I had told him to stop by / And check this out sometime / He looked at me like I’m out my mind shook his head like white boys don’t know how to rhyme /1 spit out a line and rhymed birthday with first place / And we both had the same rhymes that sound alike / We was on the same shit that Big Daddy Kane shit with compound syllables sound combined / From that day we was down to ride somehow we knew we’d meet again somewhere down the line».
Всё что я знаю. Часть 1.
В Осборне, бывало, Пруф затаскивал меня в столовую, чтобы биться и разводить дураков. Мы получали деньги. Пруф говорил: «Ставлю 20 баксов на белого пацана». Это была теория «у белых нет чувства ритма» — никто не думал, что белый мог выиграть. Пруф задавал бит, стуча по столу, и мы шли по кругу, и я выигрывал всех, кто хотел биться. Одного за другим. Мы шли домой и делили деньги. Прибыль» бывала большой — мы были как акулы в бассейне. Но до людей стали доходить слухи об этой игре, так что нам пришлось придумать новую. Вот когда я начал разрисовывать джинсы и кофты. Пруф убил бы меня, если б узнал, что я говорил это людям, но его первый рэп-псевдоним был Maximum. Я написал «Maximum» на его джинсах. Я был серьезно настроен на дело. Я выводил краску на ткани, чтобы сделать границы букв, потом красил внутри. Я воровал краску — я когда -то был немного клептоманом. Я носил пуховую кофту, она была из перьев и всякой такой фигни и у нее были здоровенные карманы. Так что я набивал их маленькими бутылочками краски для ткани. Моей клиентурой были чуваки из окрестностей, которых приводил -ш^.:* Пруф. Он говорил, чего хотят люди, а я говорил: «Как думаешь, сколько мне за это взять?» Если было $60, я давал ему $20. В то время это были для меня большие деньги, как вторая работа. Лучше, чем фабрика, на которой я работал — обдувка песком, готовка на кухне и очистка оборудования — это разрушало мои руки. Как-то Пруф привел одного парня, он хотел Eazy-E сзади на джинсовой куртке. Eazy-E с пистолетом. Когда я начинал рисовать, я не понимал, как долго это займет. Все больше и больше людей хотели разрисовать свою одежду, и заказы стали откладываться. Пруф говорил: «Эй, чувак хочет свою куртку с Eazy-E. Ты когда закончишь?» Eazy был на всю спину. На всю работу ушло, наверно, бутылок 20 краски, которые я спер.
Пруф научил меня стоять на своем и быть мужиком. Он был первым, кто показал мне как нужно драться. Если тебя никогда не били, ты боишься быть побитым, потому что не знаешь каково это. Пруф заставил меня переступить этот начальный страх. Мы с ним боксировали на голых кулаках. Мои удары были такими размашистыми и открытыми, что Пруф постоянно сбивал меня. На Dresden Street жил неотесанный чувак, байкер, который часто стоял у забора и смотрел, как мы деремся. Он всегда кричал: «Давай, Маршалл, вставай! Ты что, девка что ли? Вставай!» А Пруф говорил: «Черт, лежи, чувак, лежи». Но я всегда, блять, вставал. Пока Пруф не добивал
меня почти до бесчувствия, и я просто просил: «Только не выбей мне зубы! Пожалуйста?!» Он не давал мне расслабиться ни на минуту. Когда после мы заходили домой, с окровавленными кулаками, уставшие и вымотанные, мы с Пруфом делали упражнение, когда один из нас подбирал слово, а потом смотрели, как много слов мы могли срифмовать с ним. Либо брали пять слов и рифмовали с ними минуту. А если кто-то не справлялся, получал по лицу. (Шутка.) Мы дрались как братья, но настоящей ссоры между нами никогда не было. Была какая-то связь, которую нельзя было разорвать. Мы дрались из-за самых тупых вещей. Однажды я не встретился с Пруфом, назначив встречу, потому что разговаривал с девчонкой по телефону. Когда я, наконец-то, появился, Пруф сказал, что уже не хочет играть в баскетбол. Я бросил ему мяч, а он сел на переднее сидение моей машины. Он бросил мяч на пол в машине, закрыл дверь и надулся. Мы не разговаривали две недели. Это было странно, потому что мы работали в одном месте — Little Caesars. Как-то, проходя, он ударил меня полотенцем по заднице. «Ах ты говнюк!», я побежал за ним и у нас началась война на полотенцах. Неожиданно, мы снова стали друзьями.
Перед тем, как я пошел в 9-ый класс, мы с матерью переехали на Dresden Street на восточной стороне Детройта. Я все еще ходил в свою старую школу — дорога была суровей зимой! — но я проводил время, зависая в Osborn High School с Пруфом.
ХИП-ХОП СТАЛ
МОЕЙ ДЕВУШКОЙ, ТЕМ, КОМУ Я МОГ ДОВЕРЯТЬ,
ЛУЧШИМ ДРУГОМ.
Мой дядя Ронни впервые ввел меня в хип-хоп, когда мне было 11. У моей бабушки он был поздним ребенком, и, несмотря на то, что он был моим дядей, мы были почти одного возраста и вместе росли детьми в Миссури. Ронни сам записывал кассеты. Он жил в трейлерном парке, у него было два радио с кассетными деками. Одну он использовал как битбокс. Он нажимал воспроизведение — я отчетливо помню, как это было -потом нажимал запись на второй деке и читал под бит.
«That faggot walking down the street / He think that he have a funky beat / Huh-huh, look at him, combing his underwear / He thinks he’s bad, I think he’s sad / But the only reason I am glad /1 am the king of the funky beat /1 know what’s going down». Я сделал копию и взял кассету домой и постоянно слушан ее. Тогда я понял, что хочу сам делать это — читать. Я не касался хип-хопа до этого. Я слушал Майкла Джексона и New Edition, ну вы знаете, «Cool ItNow». Но даже в «Cool It Now» они читали рэп в конце. Я слышал рэп раньше самым первым был «Jam on It» от Newcleus, по радио. Как-то Ронни принес саундтрек к фильму «Breakin’», на нем была тема Ice-T «Reckless». После того, как я послушал кассеты Ронни, я начал собирать все: рэп постарей, типа Mantronix. Я выучил наизусть текст «Тhе Message». И все начало сливаться воедино.
В начале 6-ого класса 3 пацана, с которыми я ходил в школу, научили меня танцевать брейк. Они бросали на пол кусок картона в школьной библиотеке и приступали к делу. Мы жили в общежитии в Саванне, штат Миссури, и с друзьями выходили на игровую площадку со своими картонками — мы привлекали девчонок со всего комплекса. Это было круто! Некоторое время я не видел Ронни, потому что мы с мамой переехали обратно в Детройт. Когда мы на лето приехали в Миссури, Ронни ударился в хэви-метал. Это очень сильно доставало меня. Я знал слова песни LL Cool J «I’m Bad» от а до я. И я, стоя на дороге к дому Ронни, читал ее, выдавая шоу проезжающим машинам.
Никто не мог отличить меня от LL’a!
License to Ш от Beastie Boys сыграл для меня большую роль. Очевидно потому, что они были белыми парнями, читающими в преимущественно черном стиле музыки. И они были просто прикольными. Одно из лучших живых хип-хоп выступлений, которое я видел еще ребенком, был тур Run-DMC «Tougher than Leather». Beastie Boys открывали шоу и они вынесли огромный член на сцену. Хип-хоп был таким живым в то время. Выступление означало все. Если ты лажал, тебя освистывали, прогоняя со сцены. Потому что хип-хоп всегда остается реальным. Мне нравились Beastie Boys потому, что они были самими собой — они не выпендривались. Миллионы детей по всему миру были привязаны к тому, откуда они пришли. Когда Beastie Boys впервые выступили, они заработали себе уважение в андеграунде. Все строилось на этом. Они были собой — это помогло мне понять, как расслабиться и быть самим собой, давало мне чувство, что я могу просто подняться и раскачать майк, закачать миллионы. То, чего хочет начинающий рэпер. Я проводил много времени один — так хип-хоп стал моей девушкой, тем, кому я мог доверять, моим лучшим другом. В нем было столько эмоций: LL мог читать о девчонках, a Rakim, с его игрой слов, мог проникнуть действительно глубоко. Boogie Down Productions могли по-настоящему научить тебя чему-нибудь — что действительно невероятно, когда ты просто слушаешь музыку под настроение. У Masta Асе были удивительные навыки рассказывания историй -его мысли были настолько яркими.
Я ездил на своем Mercury Tracer, отдавая свои кассеты в музыкальные магазины. Именно так все и начиналось.
Эмси были реальными людьми, которые одевались как и ты. Они носили Адидас, как и ты. Хип-хоп был грубым, и я понимал его язык. Он складывал вместе слова и говорил вещи — вещи, которые были у меня на уме: смешные, злые или грустные. Он давал мне уверенность, когда люди понимали, о чем я говорю. Помог мне лучше общаться с девчонками. Он был ритмичен, а ритмичные вещи — как баскетбол — помогают мне выразить себя.
Все эти рэперы и группы были моими учителями, а я был очным студентом хип-хопа. Думаю, вы можете проследить по частице от всех в том, что я сделал.
Первый раз, когда я читал рэп в настоящем клубе, был в подростковом возрасте. Я был чертовски молод. Один из тех моментов, когда ты хочешь попробовать, посмотреть, годишься ли ты для этого. Это было ужасно.
Все происходило на вечеринке под названием The Rhythm Kitchen. Я пришел с друзьями. Глупо — но без Пруфа. Я попытался посмеяться над собой и сказал в тексте что-то типа «сгаскег» или «попку» {белый, оскорбительно}. По какой-то причине я подумал, что прикольно будет подзадорить толпу, но это было большой ошибкой. Я сказал, может, три слова и мгновенно поднялся свист. Этот опыт был одним из худших. Я думал: «Твою мать! Ни хрена я не хорош в этом». Я ушел домой с поджатым хвостом.
Прошло много времени, прежде чем я снова выступил перед публикой, но я продолжал читать. Я записывал песни при любой возможности, но из-за оборудования, которое у нас было, мне приходилось делать все с первого раза. Если я сбивался, я должен был все начинать сначала. Поэтому я не только писал песни — я заучивал их наизусть. В то время я был в группе Bassmint Productions — моей первой рэп-группе. Готовые записи мы отдавали Lisa Lisa и парню по имени DJ Dick — они были ведущими на радио в Детройте и крутили шоу «Ореп Mic» по вечерам в пятницу. Они открыли нам путь, призывая людей послушать нас.
Марк Басе {Mark Bass} услышал нашу песню «Crackers and Cheese» по радио, и она ему понравилась. Он и его брат Джефф {Jeff} владели студией F.B.T. -Funky Bass Team. Он позвонил Lisa Lisa и спросил: «Кто это?» Мы поговорили с ним в эфире, все свелось к тому, что мы поехали к нему на студню и записали демо из трех песен.
Я был слишком молод. Это было слишком рано для моей карьеры. У братьев Басе были связи, они дали послушать наше демо парням из Elektra Records. На лейбле сказали: «Eminem звучит слишком молодо». Мой голос был действительно писклявый (Не то, чтобы он не был таким и на «Му Name Is», но об этом позже). За полученное вознаграждение и немного денег помимо этого я начал записывать больше на F.B.T., Марк Басе, послушав, сказал, что ему нравится. Так он потихоньку начал пускать меня иногда записываться бесплатно. Он видел, что я подхватываю инициативу. Я записывал собственные кассеты и выпускал свои синглы. Я сам нарисовал вкладыш. Вкладыш был мультяшным, а песни назывались «Fuckin’ Backstabber» и «Biterphobia».
Когда кассеты попали ко мне, я даже не знал что с ними делать. Я ходил по району, отдавал их в музыкальные магазины, но они не продавались. Я может продал копии три. Прослушивая эти записи теперь — они отстой, но, наверное, они не были отстоем для того времени.
Когда мне было 18, я запутался в том, по какому пути мне идти: я был хорош в рэпе, но не великолепен. Я думал, может я буду лучшим баскетболистом, чем рэпером. Я серьезно рассчитывал добиться карьеры профессионального баскетболиста. В тот год я играл достаточно хорошо. Я играл на двух площадках — на одной я был лучшим, на второй — вторым лучшим, если тот чувак приходил. Он был выше меня и мог выполнять данки.
Баскетбол был большим вызовом, как и рэп. Vanilla Ice сделал почти невозможное для белого парня, добившись уважения в рэп-музыке. У меня с Пруфом была мечта, и мы играли по-крупному. Мы рванулись за золотом.
Пруф бросил работу в Little Caesars. Он сказал: «К черту все это, я полностью отдамся хип-хопу». Он стал отращивать дреды и был на пути, чтобы стать самой известной в Детройте фигурой в хип-хопе.
Пруф приходил в Little Caesars со своей на то время группой Five Elements. Однажды на парковке мы включили друг другу свои песни — это был определяющий момент для меня, потому что я понял, что могу продолжать. Пруф думал, что моя песня лучше, чем его! Он сказал: «Мне нужно вернуться в студию!» У нас была конкуренция, но в хорошем смысле. Она помогла мне вырасти как писателю, как артисту. После он приходил и включал еще больше песен. Он тусовался с Jaydee (J Dilla, Покойся с миром) и брал биты у него. Звук был таким чистым, в сравнении с ним мое дерьмо звучало плохо. Его биты были крутыми. Если слушать те кассеты, стиль рифмования Пруфа до сих пор звучит круто. За ним наблюдали Tommy Boy Records, и он мотался туда сюда в Нью-Йорк. Все считали, что Пруф будет первым, кто подпишет контракт на соло-запись.
Где-то в 1992 я переехал в другое место в восточной части Детройта, на Novara Street (я упоминал ее пару раз в текстах, например в «Mockingbird»). Наш дом был полон холостяков. Несмотря на то, что у меня была девушка, она не находилась там постоянно. Поэтому когда я возвращался с работы в одиннадцать часов, мы сидели на крыльце, попивали спиртное и читали друг против друга, т.е. фристайл. У одного из соседей, моего друга Butter’а, был майк и проигрыватель.
Денон Портер {Denaun Porter}, Коп Artis в D12, тоже бывал там. В итоге он стал работать с нами в Little Caesars, я отдал ему свою спальню, чтобы он смог поставить свое оборудование. Я спал на диванчике, мне было не важно. Это был честный обмен — ведь парень делал для меня биты. Мы ходили в настоящие студии, типа Mo Master, как только у нас была возможность. И лучше было записать свой куплет за один-два подхода, потому что в кармане было всего 40 баксов, а это аренда студии всего на час.
Денон жил со мной, Ким и Хэйли и на Fairport Street, когда Хэйли только родилась. Пруф обосновал в подвале небольшую студию на четверых. Это были первые шаги создания D12. Но мы этого пока не знали. Мы все были друзьями и компаньонами, в основном через Пруфа и сцену Детройта. Был Bizarre, конечно все знают Биззи. Денон и его друг Kuniva читали вместе и назывались Da Brigade. Bugz познакомил меня со Swift’oM, он был в группе Rabeez с рэпером Bareda -они были круты. Все мы читали и записывались вместе, потому что иногда это позволяло экономить средства. Нам приходилось делиться ресурсами — в Детройте жилось скудно.
С Деноном и его битами, читать вшестером было жестко. Была сильная конкуренция относительно того, кто будет на каком треке, сколько отводится времени на каждого. Если им нравилось, как я зачитал, мы останавливали кассету и решали, кто будет следующим. Так все стояли около моего подвала и ждали своего шанса. Каждый был напряжен. Мы заключили договор — договор неизвестных. Тот, кто первым выбьется, вернется за остальными.
Рэп всегда был для меня как несбыточная мечта, но это все, что у меня было. Потому что, действительно, что мне было делать со своей жизнью? У меня была маленькая дочь. Нас с Ким постоянно либо выселяли, либо наш дом закрывали под снос, либо грабили.
Нам пришлось переехать к родителям Ким на какое-то время — на чердак. Там невозможно было встать в полный рост. Мы положили на пол матрац и называли это спальней. Я слушал биты на стерео и писал рифмы. Я понемногу становился отшельником. Я считал, все, что мне нужно сделать — записать новое демо. Я придумаю как его продать. Но я замедлился на некоторое время. Разгребал дерьмо в жизни, дерьмо в доме. Но Пруф всегда был со мной. Он вытащил меня с того чердака. Он как-то позвонил мне вечером и сказал мне прочитать один из куплетов по телефону. Сказал прийти в Hip Hop Shop, чтобы узнать какую реакцию я получу. Тогда все изменилось.
Я записал пару вещей с парнем по имени Skam — я говорил об этом в треке «Stan». Он рэпер, но еще и классный художник комиксов, он рисовал все для The Slim Shady LP и портреты членов D12, как мы выглядим, когда просто болтаемся. Bizzy с кружкой хип-хоп пива. Я -мумия, представляющая 313. Kuniva в шипованном шлеме, Коп Arris с монтировкой и Swifty с мешком налички. Сумасшедше выглядящий робот — это Proof. И DJ Head (в сосуде), он ездил с нами в турах и был ди-джеем в Hip Hop Shop.
НIP HOP SHOP ИМЕЛ ДЛЯ
МЕНЯ ОГРОМНОЕ ЗНАЧЕНИЕ
Когда Морис Мэлоун {Maurice Malone) открыл Hip Hop Shop, это был магазин одежды. Потом он стал проводить по субботам сессии свободного майка. Пруф вел их, устраивая битвы и соревнования по рифмованию. Морис по-настоящему поддерживал местную сцену. Hip Hop Shop был как Аполло — ты мог быть освистан раньше, чем говно, если не был внимательным. Это было место для тех, кто хотел сделать себе имя, и не только в Детройте — по всему миру. И публика не принимала херни. Они слышали херню — они сваливали.
Пруф был мозговитый парень. В тот день он все спланировал. Мне он сказал, что намечается большая битва и что я должен прийти в конце, когда все начнут расходиться — так мне будет проще туда попасть и получить оценку от меньшего числа людей. Он сказал: «Приходи, посмотришь, понравится тебе или нет. Если нет — ты не будешь обязан возвращаться сюда».
Так я и сделал — пришел за 20 минут до конца битвы. Год был 95-ый. Я зачитал и получил оценку — она была безумной. Люди прыгали и кричали. Тамошние авторитеты спрашивали: «Пруф, ты где нашел этого чувака?»
Я стал ходить туда каждую неделю, подстраивая рабочий график под выступления. Я стал уверен в том, что должен продолжать — и я начал побеждать людей. Я был единственным белым, кто выступал там, и я получал любовь и, наконец-то, уважение, о котором мечтал. Пусть и в маленьком кругу — это было неважно. Меня наконец-то приняли.
Впитывая всю энергию, я возвращался на следующей неделе, и на следующей, и на следующей. Я стал зависим от охов и ахов публики. И с каждым разом толпа увеличивалась. Я начал делать свое имя в Детройте и, к тому же, мне платили за выступления. Все это для меня имело большое значение.
По-настоящему я начал делать шаги после того, как связался со своим менеджером, Полом Розенбергом {Раи] Rosenberg} в 95-ом. Пруф, конечно, познакомил нас, когда я выиграл вторую ежегодную большую битву в Hip Hop Shop (Я был против А-Ля Мир {La Peace}, которого я порвал на А-Ля Части). Пол уехал в Нью-Йорк, чтобы стать адвокатом, но я оставался с ним на связи и в конечном счете выслал ему демо-кассету. Это был костяк, который позже стал The Slim Shady ЕР. Пол послушал кассету — он считал, что материал был намного лучше, чем на Infinite, понимаете? Он нашел какой-то платный телефон, чтобы позвонить мне в Детройт. Он стоял на улице в Манхэттене, его телефонная карточка заканчивалась -он звонил, чтобы спросить, может ли он быть моим менеджером и начать продавать мой материал.
Последнюю песню, которая была на демо 97-ого, я так никогда и не выпустил, она называлась «SIim Shady» — самое начало было потеряно! Также на демо были песни «ЗЧо One Is Iller Than Ме», «Low, Down, Dirty» и «Dumpin’».
Я остался с Полом, когда поехал в Нью-Йорк на концерты, что он пробил, хотя у меня уже был менеджер на то время. Наши со старым менеджером пути разошлись, когда мы кантовались у него дома в Astoria, Queens — я разозлился из-за сэндвича. Чувак собирался в BurgerKing и не спросил, хотел ли я чего-нибудь поесть, зная, что у меня нет денег. Черт, у меня не было даже доллара в кармане. На что я сказал: «Знаешь, пошел ты! Какой ты на хер менеджер?» Я всегда думал, что если ты хочешь быть чьим-то менеджером — ты веришь в него. Инвестируешь в него, делаешь рисковые ставки — это как бросить кость.
После Hip Hop Shop я стал выступать в битвах покруче. В 97-ом я поехал на Scrible Jam в Огайо. Моим соперником был чемпион — Juice. Он выиграл первый раунд, я выиграл второй. Мы должны были биться еще, чтобы выявить победителя. Я узнал, что у его менеджера все соревнование было на подмазках, и что он крутил пластинки. В последнем раунде я выставил против него все, что было — потом облажался и сбился. Juice использовал строки, которые явно были написаны ранее — они были выстроены идеально. Что-то вроде: «This dude wants to stand here and act like he can drop lines /1 just walk right past his ass like a stop sign». Публике сорвало крышу. Juice выиграл приз. Все вокруг хлопали.
Я вернулся в Детройт в депрессии, полностью подавлен. Немного погодя приступил к записи оригинальной версии «Rock Bottom» — представлена на The Slim Shady LP. Это серьезная, грустная песня. Во время той сессии Марк Басе и я узнали, что парень, который, мы думали, предоставит нам контракт с Jive Records, просто работал на приеме почты, и не имел никаких связей. Я окончательно впал в депрессию, в состояние «пропади все пропадом». В ту ночь в студии я впервые попробовал наркотики. Я съел горстку таблеток Tylenol 3s. Все, о чем я тогда думал, было закончить песню, и о том, что это будет последняя песня, которую я запишу. Слава богу, у меня не было толерантности к этому дерьму, и я выблевал все в ванной. Пришлось взять рубашку Марка, чтобы пойти домой.
Пришло время лететь в Лос Анджелес на Rap Olympics, где я побил и обошел всех рэпперов. Я дошел до последнего чувака. Метафоры складывались сами. В раунде я читал фристайл, затем подкидывал написанную ранее оскорбительную рифму. Вся фишка во фристайле состоит в том, что ты говоришь оскорбление, зная, что всем оно понравится, а так как все будут кричать — они не услышат несколько следующих за ним строк. Так что можно говорить все, что угодно.
В финальном раунде я должен был выйти на сцену один на один, лицом к лицу, мужик против мужика. Но чувак, Otherwize, зашел за видео экран и вышел с обратной стороны — позади читающего меня. Получилось, что передо мной не было никого, чтобы порвать. Я не помню ни одной его рифмы, которые он кричал мне в лицо, о том, что вздрючит меня, перережет горло, убьет меня. Не знаю, была ли там рифма вообще. «Bitch I’ll kill you! I’ll fucking drill you! I hate you! I fucking degrade you!» Так вот он меня побил. Приз за первое место был $500 и Ролекс, не знаю, настоящий или нет, но мне нужны были деньги, а $500 были настоящие.
Я был взбешен из-за того, что проиграл в последнем раунде, потому что в Детройте я был непобедим. Было трудно принять поражение от Juice’а, когда я сбился в первый раз, а потом еще раз с лажать на Rap Olympics на ком-то, кто и близко не на уровне Juice’а… Я сдался, я проиграл. Когда я уходил с Rap Olympics, Дин Гайстлингер {Dean Geistlinger) из Interscope — он работал ассистентом у Джимми Айвина {Jimmy Iovine} в офисе — подошел и спросил, могу ли я дать ему свое демо. Я был в таком хреновом настроении, что просто бросил в него кассету.
Все, о чем я тогда думал, было: «И что мне теперь делать?» Потому что я возвращался домой, где не было ничего.
Я записал Infinite в 1995, мой первый альбом. Продал от силы копий 70 и не получил хорошей ответной реакции. Я еще не нашел себя. Многие говорили, что я звучу как Nas — в свое время он имел сильное влияние. Но у меня вышел альбом, и я не мог сказать такого. The Slim Shady ЕР — другая история. Альбом поднял шум в андеграунде, сайты не могли удерживать его в запасе. Мне стали звонить по поводу выступлений
Я ЖИЛ В ДЫРЕ
НА FAIRPORT STREET НА 7-ОИ МИЛЕ,
КОГДА ПРУФ МНЕ ПОЗВОНИЛ.
Он сказал: «Я хочу собрать 12 лучших эмси в Детройте сделать нашу собственную версию Wu-Tang Clan». Он хотел, чтобы было 12 эмси, потому что думал назвать группу Грязная Дюжина {Dirty Dozen}.
Но у нас набралось только шесть. Тогда Пруф толкнул идею, что у каждого из нас будет второе имя. У каждого будет два образа, и каждый будет иметь силу двух эмси. Один из моментов, когда Пруф сыграл большую роль в моей жизни, потому что отсюда пришел Slim Shady. Не Пруф придумал имя, но он подтолкнул меня на что-то по-настоящему стоящее.
Часть 3: Рождение, смерть (и возвращение?) Slim Shady
Имя я придумал, когда сидел на толчке. Серьезно. Я срал, и меня просто озарило. Ну знаете, когда срешь, всегда много думаешь. Ручка и бумага у меня всегда наготове, когда я в туалете.
Думая об имени Slim Shady, я стал думать о миллионе вещей, которые бы рифмовались с ним. Это был поворотный момент. Я понял, что это Альтер-эго сделает больше, чем просто шокирует рэп.
Не то, чтобы я просто хотел шокировать людей, часть меня вышла наружу. Я, которого достал весь мир.
Оглядываясь теперь на ранний этап своей карьеры, смотря себя по телеку, я думаю: «Какого черта я был так взбешен?» Я был таким все время. Эта была вроде как шутка. Я чувствовал себя как Madd Rapper (Как раз в тот момент, когда он пробился и сделал тот скит на альбоме Notorious B.I.G.’a).
Отчасти это было потому, что люди ссылались на меня как на мусор из трейлерного парка. Я осознавал это, потому что чувствовал, что как раз это и показываю… в смысле, в принципе я и был бедным белым куском мусора. Если таким меня считают, тогда я буду представлять все это по полной. Я думал: «Хрен с ним, тогда я просто выложу все это».
Еще одной концепцией Пруфа было то, что мы должны были писать о самых больных, самых странных вещах. Это и была основная идея D12. Как, например, Bizarre читал о том, что трахал пит-булей в жопу, ебал чихуахуа, насиловал свою бабушку…
Отсюда пошел наш стиль. Мы, конечно, не взяли стиль Bizarre — каждый хотел звучать по-своему — мы просто Читали про самое шокирующее дерьмо, о котором только могли подумать. Когда обыкновенный человек сидел и слушал это, его реакцией было: «Что за хрень он сейчас сказал?»
Но я не хотел просто говорить безбашенные вещи. Если я собирался сделать это, я должен был показать и лирические навыки. Я должен был быть вроде лирического акробата, слоги должны были связываться и иметь смысл. В «Just Don’t Give a Fuck» я говорю: «Don’.t take me for a joke, I’m no comedian» {He принимайте меня в шутку, я не юморист}. Сразу после этого я говорю, что изнасиловал женскую команду по плаванию.
Помню, как первый раз выступил в роли Shady. Я выступал в Детройте в месте под названием The Phat House, где-то в 96-97-ом. Я читал с Bizarre и Bugz’oM — еще одним членом D12. Мы просто читали, но с тем юмором, который был частью обычного для Slim Shady. Мы исполнили «Low, Down, Dirty» «Just Don’t Give a Fuck» и еще, может, одну песню.
Slim Shady был не просто другими текстами, он был еще и тем, как я их преподносил — с высоким голосом. Как Shady, я использовал совсем другой голос, так я понял, что это будет полностью новая для меня личность.
Когда я теперь слушаю те песни, я думаю, почему я так читал? Этот высокий голос, не знаю откуда его взял. Возможно из того, что шлялся по округе, имитируя себе друга, и по какой-то причине стал читать именно так. Если послушать мой первый альбом — Infinite — а потом послушать The Slim Shady ЕР, можно заметить, что два этих стиля совершенно разные. Я немного отошел от записи, а когда вернулся, начал так читать.
Услышав Shady однажды, люди больше не хотели ни Маршалла, ни Eminem’a. «I’ve created a monster, because nobody wants to see Marshall no more. They want Shady. I’m chopped liver» {Я создал монстра, потому что никто больше не хочет видеть Маршалла. Все хотят Shady. Мне конец}. Я так говорю в «Without Ме», но мне не конец. Я лучший, кто когда-либо жил. Поймите правильно, для начала. (Шутка.)
Уметь читать как совсем другая личность — это хорошо. Пруф описывал это так: «Slim Shady — это тот, кто . появляется после пары стопок Бакар-ди; Eminem — это эмси, который выходит трезвым на сцену и выдает свои метафоры. A Slim Shady напивается и лезет в драку».
Было здорово иметь кого-то, чтобы обвинять. «Я этого не говорил, это Slim Shady сказал». Но эта отмазка не работала в реальной ,’ жизни — поживи так, и люди назовут — тебя психом. Рэп — это большой Остров фантазии, куда люди уходят, когда реальное время становится беспокойным.
Я, помню, видел Animal House, когда был ребенком. Я любил этот фильм. Больше всего я запомнил момент с дьяволом на одном плече и ангелом на другом. Тот парень с девчонкой, пьяной, почти без сознания — и на плече появляется дьявол: «Трахни ее! Затрахай ее, чтоб аж мозги вывалились!» А ангел на другом плече говорит: «Позор! Если ты хоть пальцем дотронешься до этой бедной, милой, беспомощной девочки…» Примерно такие же отношения между Eminem’ом и Slim Shady.
Dre понимал суть всего этого. Он сказал: «А что если сделать песню, где я хороший, а ты плохой? Сумасшедший больной дурак, вышедший из психбольницы». В молодости я был более безумным, так что был готов ко всему. Это и стало ядром The Slim Shady LP — исследование плохого, слушая хороший звон в моей голове.
Когда мы записывали вместе первый альбом, Dre все время говорил: «У нас есть материал, нам нужен только имидж». Но я никогда не думал о том, как выглядит Slim Shady. В один день, я был под Экстази, гулял по улице с Ройсом {Royce}. Мы зашли в аптеку и я купил бутылку пероксида. До этого я заглотил два колеса — я съехал с катушек. На следующий день я посмотрел в зеркало, забыв о том, что сделал. Я встал в два часа: «Срань господня!» Я выглядел как скунс — я даже не знал, что я сделал с теми препаратами.
Когда я пришел в студию обновленным блондином и в белой футболке — все, что я тогда носил — Dre пронзило мертвое молчание, он просто смотрел на меня, не говоря ни слова. Потом, помню, он сказал: «Вот оно! Мы нашли твой имидж!» Джимми Айвин {Jimmy lovine) приехал в студию, чтобы посмотреть на то, про что возбужденно бредил Dre, и был ошеломлен. «Вот твой образ. Образ, который мы все это время искали».
Я И НЕ ДУМАЛ, ЧТО ТРЮК
С ПЕРОКСИДОМ
СТАНЕТ ТЕМ, КАК Я БУДУ ВЫГЛЯДЕТЬ;
Я ПРОСТО СВАЛЯЛ ДУРАКА ИЗ-ЗА НАРКОТЫ.
Граница, что разделяет Slim’а и Em’а, на самом деле очень тонкая. Где останавливается Shady и вступает Eminem? Думаю, мои фанаты могут определенно назвать рамки каждого.
Есть еще и третье: когда врывается Slim Shady, когда входит Eminem, а когда начинает Маршалл? Скажем так, «Just Don’t Give a Fuck» — это Slim Shady, «Lose Yourself» — это Eminem, a «Mockingbird»«это Маршалл. Думаю это самые яркие и очевидные примеры.
Я использовал Slim Shady как отмазку, когда читал рассерженным, я говорил, что Eminem более лиричный рэпер, более сосредоточенный на своих текстах. Ну а Маршалл — искренний, серьезный парень. Но теперь я знаю, что существует баланс, что они не так противоположны, не так далеки друг от друга. Slim, Em и Маршалл теперь всегда перемешены, когда я пишу. Я нашел способ переходить из стиля в стиль, так что это как бы все я.
У каждого внутри есть свой Slim Shady: «Guess there’s a Slim Shady in all of us. Fuck it, let’s all stand up» {Наверное, в каждом из нас есть Slim Shady. Хрен с ним, давайте все встанем. Аутро из «The Real Slim Shady»}. В одно время каждый из нас бывает говнюком, в другое — умником. Дело в том, что наиболее ответственные взрослые люди знают, как игнорировать такого чувака или телку. В настоящее время я намного лучше.
Slim Shady в итоге стал метафорой происков славы. Например, в песне «When I’m Gone» я говорю: «Shady made me / But tonight Shady’s rock-a-bye baby» {Shady взрастил меня, но сегодня Shady маленький ребенок}. А потом идет припев: «When I’m gone / Just carry on / Don’t mourn / Rejoice every time you hear the sound of my voice» {Когда я уйду, продолжайте, не оплакивайте, радуйтесь каждый раз, когда услышите мой голос}. Я подразумевал, что больше не хочу этой жизни. Мне нравилось, когда со мной был Slim Shady, но он стал настолько знаменитым, что был чертовски близок к тому, чтобы разрушить мою семью.
И Я УБИЛ SLIM SHADY.
ОН БЫЛ МЕРТВ В ПОСЛЕДНИЕ ПАРУ ЛЕТ.
Я ОТДЫХАЛ. РАСТИЛ ДЕТЕЙ.
СМОТРЕЛ, КАК РЭП ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ГАВНО.
Но моя слава все еще со мной. Такова моя реальность, в этом есть и немного трагедии. Не то, чтобы я хочу, чтобы люди плакали обо мне — я и сам неплохо могу (Slim всегда бьет в голову и говорит ЗАТКНУТЬСЯ НА ХЕР, когда я плачу).
Люди интересуются, появится ли Shady на моем следующем альбоме, несмотря на то, что должен быть мертв. Ну, полагаю, пока я есть, будет и Shady.
Часть 4: Новая звезда
НИ КТО
НЕ СМОТРЕЛ НА МЕНЯ ДВАЖДЫ,
КОГДА DRE ПОДПИСАЛ МЕНЯ.
Мы записывались в студии Mix Room в Burbank. Неподалеку был супермаркет, в который я ходил, как обычный парень.
Но все быстро становилось сумасшедшим, а 1999-ый год вообще был безумным. Мы очень много выступали в то время, я чувствовал, что мы в буквальном смысле убиваем сами себя. Мы и пили тоже. Я не был последним алкоголиком, но когда мы поехали в тур — это был просто бред. Иногда, ожидая выступления, будь рядом бутылка ликера — мы просто начинали пить, и следующее, что ты должен сделать -выйти на сцену и выступить. А после, спустившись со сцены, мы пили еще больше. Иногда было два-три концерта в день. Мы работали, пили, вырубались, просыпались и ехали на следующий концерт.
Мы использовали каждый шанс, чтобы заработать денег. Порой нужно было просто показаться или исполнить одну-две песни. Блин, помню, получил $5000 за одну только песню, большие деньги на то время. Мы были работягами.
Все, что я выпустил на то время, было лишь «Му Name Is», и все было в новинку для меня. Я первый раз осветлил свои волосы, и люди тут же стали меня с этим ассоциировать и узнавали меня по этому… Я заходил в тот же супермаркет в Burbank, где никто меня раньше не замечал, несколько людей сразу просили автограф.
Однажды на концерте я упал со сцены. Я запрыгнул на стойку-ограждение, поскользнулся и упал. Сцена была высокой, пришлось опять становиться на стойку, чтобы залезть обратно. Пруф взял меня за руку и затащил на сцен}’. Я сбился и даже забыл, на какой мы были песне. Я упал на последнем куплете «Role Model», а когда залез, забыл, что ее я уже нсполнил. И я начал: «Окау, I’m about to drown myself» {Сейчас я собираюсь утопить себя. Интро из «RoleModel»}, Пруф засмеялся и сказал: «Нет, не собираешься». А я: «Да сэр, собираюсь, сейчас я утоплю себя».
Самые необычные вещи происходят в аэропортах. До выхода The Marshall Mathers LP я как-то летел эконом классом. Ты не узнаешь, насколько ты знаменит, пока не сядешь в пассажирский самолет и люди никак не оставят тебя, блядь, в покое и не дадут поспать.
После того как я выступил на MTV Spring Break в 2000-ом — я и Dre выступили с «Forgot About Dre» — я ждал свой рейс домой в Детройт. Напротив меня у дверей сидели две девчонки. Я спал. Просыпаюсь, а я обслюнявил себя. Они начали смеяться. Одна из них говорит: «Можно посмотреть на твои большие пальцы?» Я: «Большие пальцы?» Она говорит: «Смотри, они загнуты назад». Я даже не замечал до этого: почему-то мои пальцы были сильно загнуты, и верхний конец смотрел назад. Девчонки были восхищены моими большими пальцами и говорили про клип «Му Name Is». Вторая сказала: «Они необычные, но это самые милые большие пальцы». У меня милые большие пальцы. Спасибо. Здорово. Было странно проснуться, понимая, что они обе глазели на меня все это время. Не скажу, что не был немного польщен. Они были безобидны — и милы в тоже время. Но это был один из моментов, когда мне интересно, я что — урод? Я когда-нибудь смогу снова делать обычные вещи, как уснуть на пропускной в долбаном аэропорту?
Потом, на одном из туров — не помню на каком — с нашим самолетом были какие-то неполадки, нам пришлось спать на полу в аэропорту Кеннеди. Я, один из охранников, Пруф, DJ Head, короче, несколько. Там также застряла девочка, лет 16-17, она просто не знала, что делать. Она звонила маме, плакав. Мы с Пруфом выручили ее. Ее родители не хотели, чтобы она садилась в самолет. Люди чудят, если что-то не так с самолетом — они не хотят лететь, даже если его починили. Я взял трубку и сказал ее родителям: «Ваша малышка будет в порядке. Мы посадим ее на нужный самолет».
Пруф и я провели девочку к нужным дверям, и все было отлично. Но я думаю, мы были настолько знамениты, что девочка была потрясена тем, что мы можем сделать что-нибудь такое. Она просто благодарила нас снова и снова, будто мы сделали что-то действительно особенное. Но это просто была человечность, понимаете?
Мы вернулись в наш маленький лагерь на полу, начали рассказывать анекдоты и смеяться. Рядом с нами сидела военная телка, инструктор по подготовке или что-то в этом роде, в камуфляже, в ботинках и т.п. Она сказала: «Эй, членоголовый!» Я посмотрел на Пруфа и, как Де Ниро в Taxi Driver, сказал: «Она говорит со мной? Она говорит со мной? Она, должно быть, говорит со мной, здесь больше никого нет».
Пруф посмотрел на меня самым странным взглядом, типа: мне кажется, она говорит с тобой. А она сказала: «Да, ты слышал меня, членоголовый. Почему бы тебе не заткнуть свой поганый рот, ты пиздюк?» Я не знал, что сказать. Всех нас просто расперло от ржача. Потом эта телка встала, как будто хотела со мной подраться и сказала: «Мне насрать кто ты, ублюдок! Знаменит или нет, я выбью из тебя все говно, если ты сейчас же не заткнешься на хер!»
Я не знал, бояться мне или продолжать смеяться. Чем больше я смеялся и улыбался, тем злее она становилась. Она стала бить по стене. Просто вышла из себя. Блин, можно вечно продолжать эти отстойные истории из аэропортов. Как будто, если ты знаменит, тебе могут говорить все, что угодно. Будто ты уже не настоящий.
Не подумайте неправильно. Я счастлив. Я путешествовал в таких местах, в которых обычный пацан из Детройта никогда и не был, ел всякую экзотическую пищу и отлично проводил время со многими красивыми, и не очень, женщинами. Но быть известным -чертовски безумная вещь, несомненно.
Если бы пришлось выбирать точку, откуда началось все сумасшествие, я бы сказал это был выход «Му Name Is». Dre предупреждал, что надо ждать бурю дерьма с выходом The Slim Shady LP, но в то время я думал так: «Да сколько может того дерьма быть?» В смысле, насколько знаменитым могу я стать? Но даже предупреждая, он подстегивал меня. Я говорил самую нелепую херню, а он смеялся. Dre был из N.W.A., понимаете о чем я? Он был королем скандала, и он любил их раздувать.
Был момент, когда альбом был практически
закончен — был смикширован — и я вернулся в Детройт, чтобы отдохнуть от записи и всего этого ii увидеть Ким и Хэйли, просто побыть с ними. Тогда Geffen н А&М объединились с Interscope, помнЯИ братья Басе говорили мне, что возможно придетсяШ лететь обратно, т.к. был разговор о том, чтобы выкинуть меня, потому что альбом был слишком скандальным. (Этот разговор был по платному телефону, потому что я жил в трейлере).
Некоторые строки из «Role Model» и «Му Name Is» не нравились Джимми Айвину, да, в принципе, щк весь альбом вызывал скандал. Т.к. происходило объединение, очевидно, в Interscope размышляли: «А действительно ли нам нужен кто-то столь скандальный?» Я сел на самолет, и мы с Dre встретились со всеми — это собрание было воссоздано в клипе «The Way I Am», где я собираюсь садиться со всеми за круглый стол и становлюсь разъяренным, бросая бумаги и всякую фигню. В реальности сцена не была столь драматичной, но я пытался не упустить свой случай, понимаете? Мы сидели с Джимми за маленьким круглым столом, и я спросил: «Скажите, что вы хотите изменить, потому что я не понимаю в чем дело. Все сопровождено стакером «Внимание родители», я думал можно можно идти дальше, разве нет?»
Другой проблемой было то, что основной сэмпл, использованный в «Му Name Is», был написан (как мне сказали) геем-активистом, который уехал в Южную Африку, и он не собирался разрешать нам использовать песню, пока не изменим строки: «Му English teacher wanted to fuck me in junior high, only problem was my English teacher was a guy» {Мой учитель английского хотел трахнуть меня в младших классах, единственной проблемой было то, что он был парень).
Мне пришлось изменить их на «Му English teacher wanted to fuck me in junior high, thanks a lot, next semester I’ll be 35» {Мой учитель английского хотел трахнуть меня в младших классах, большое спасибо, мне в следующем семестре будет 35}, но мне это не нравилось. Сначала Dre и я вернулись в студию и попытались сделать новый бит, чтобы не использовать песню того парня, но у нас не вышло. Мы были уверены, что песня станет хитом, так что пришлось пойти на это. Мы оставили сэмпл. Я не получил ни цента за то, что написал «Му Name Is». Ничего. Парень владеет всеми правами на песню. Но, чтобы считать это справедливым, я признаю:
ЕСЛИ БЫ ЭТА ПЕСНЯ ТАК И НЕ ВЫШЛА?
ГДЕ БЫ Я БЫЛ СЕГОДНЯ?
Так что, да, полагаю, гей приложил руку к взрыву Маршалла Мэттерса. Да! Вот так, братья.
Замена строк и вообще все это было оскорбительно. Я так и не понял, зачем это было. Там, откуда я, эти строки были ничем в сравнении с тем, что чуваки использовали друг против друга в битвах. И что вообще случилось со свободой слова? Но все это кажется маленькой ценой для старта моей карьеры.
Я помню, когда Пол впервые сказал мне, что MTV добавило в эфир клип «Му Name Is». Самым первым клипом, который мы сняли, был «Just Don’t Give a Fuck» — еще до того, как я стал обесцвечивать волосы и все такое — но они бы не приняли его, по достаточно явным причинам. Когда Пол сказал, что они приняли «Му Name Is», мы были в его маленьком офисе в Нью-Йорке, они как раз показывали его в тот день. Я впервые увидел клип на MTV тогда в его офисе, потом мы поехали к нему на квартиру и там снова посмотрели его. Это действительно чертовски трудно объяснить, но у меня все еще было чувство неверия.
Думаю, я стал осознавать, насколько серьезно люди воспринимают меня, когда вышел The Slim Shady LP, и до Курта Лодера {Kurt Loder) и MTV дошел оригинальный текст «Му Name Is». Тогда, наверное, и начался весь скандал с геями. А я вроде как: «Ладно вам, это должно было быть смешно, просто шутка».
Я был горькой таблеткой. Я помню, чувствовал себя таким окруженным, как будто мне действительно нужно было следить за всем, что я говорю. Я устал от объяснений, поэтому с The Marshall Mathers LP я просто вошел в эту «зону педиков». Специально, типа «Да пошли вы!».
Даже потом я не верил, что все было наяву. Было трудно осознать, что я был известен настолько, что людям было дело до того, что я говорю. Но еще труднее поверить в то, что они все, блядь, воспринимают серьезно. Но даже со всей той ненавистью, количество моих фанатов продолжало расти. Я, наконец, ощутил весь накал своего успеха, когда The Marshall Mathers LP в первую неделю был продан в количестве 1.76 миллиона копий по Америке.
«The Real Slim Shady» оыл моим лучшим хитом, и VMA 2000 было ключевым событием. Не буду вьшендриваться — я нервничал по поводу этого выступления. Когда я увидел двойников, выходящих из Radio City Music Hall, я, как мог, пытался казаться спокойным и сохранить хладнокровие, но секунд 30 вначале песни я не мог избавиться от беспокойствия. Я недавно просматривал DVD запись и заметил, как я
был напряжен. Живые выступления на телевидении забавная штука: если облажался, то облажался перед миллионами. И у тебя нет шанса вернуться и
исправиться. В тот момент я подумал: «Эй, похоже, я добился успеха. Я выдающийся рэпер с выдающимся талантом!» Единственный способ, как идти на награждение, если спросите меня: это сотня друзей, которые выглядят как ты и могут, надеюсь, бороться как ты. Конечно, не факт, что им пришлось, но все же… надеюсь, они все в итоге переспали с кем-нибудь. Реакция, которую я получил после выступления на шоу награждения, была потрясающей. Выступление помогло людям понять, что я был настоящим, я не играл.
Я не всегда приходил на получение наград. Я начал читать не ради трофеев. Трофеи, за которыми я гнался, были не статуэтки маленьких людей. Я просто хотел уважения на пути, понимаете?
В первый год, когда я был номинирован на Грэмми, я даже не пошел на церемонию. Потому что я не понимал, для чего было это разделение на категории Лучший Альбом и Лучший Рэп Альбом. Почему не просто Лучший Альбом? Зачем отделять рэп-музыку? В том году я выиграл две премии Грэмми, но для меня это не имело никакого смысла. В то время слава была для меня чем-то новым, и я думал: «Да кто вообще за это голосует? Я не пойду на эту херню. Я бы лучше пошел на MTV или BET и получил награду там -потому что эта награда от фанатов, которые действительно покупают диски». Но я все-таки пошел в 2001 году, потому что, ну правда, насколько глупо было продолжать выигрывать и не приходить? Какой же я говнюк? С определенной точки зрения я должен уважать людей в индустрии, кто уважает меня и то, что я делаю. Время вырасти, Маршалл.
Мое выступление с Элтоном Джоном {Elton John} в тот год — вот где писалась история. Он хорошо ко мне относился: он действительно понимал меня и знал, что я не был прямым гомофобом. Элтон рисковал, выступая со мной — с позиции потери фанатов, у которых были проблемы со мной — и я всегда буду уважать его за это. Публика очень сильно помогла, и я не волновался по поводу того, что снаружи были протестанты, которые хотели, чтобы я ушел навсегда. Я получил три премии Грэмми в тот год — даже при всем скандале. Я так рад, что мы разрулили всю ситуацию на сегодня.
ВЕРЬТЕ ИЛИ НЕТ, НО ЭТО БЫЛА МОЯ ИДЕЯ ВЫСТУПИТЬ С ЭЛТОНОМ.
Я ПОДУМАЛ: ЧТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО
ШОКИРУЕТ ЛЮДЕЙ
И В КОНЕЧНОМ СЧЕТЕ ОБЪЕДИНИТ ИХ?
Элтон и я — мы друзья. Он вышел замуж за другого мужчину! Он гей! А мы друзья! Кого волнует? На репетиции Грэмми он выступил против людей, которые были против меня. Думаю, некоторым людям трудно понять, что для меня слово «педик» не имеет никакого отношения к сексуальной ориентации. Я имел в виду что-то вроде говнюков или членоголовых. А когда люди наложили на все это свои руки, я стал использовать его чаще, чтобы разозлить их еще больше. Но я не собираюсь комментировать эту тему, потому что я не гей, и вообще, с кем ты хочешь иметь отношения и что вы делаете в спальне — это ваше дело.
Я объединился с The Roots для исполнения «Lose YourseIf» на Грэмми 2003. Они моя любимая полноценная рэп-группа и я сильно уважаю этих парней. Их музыка идеальна. Период существования их, как группы, идеален. С этой точки я чувствовал, что нахожусь на вершине своей славы. Все, что я мог сделать, чтобы открыть людям глаза, расширить их представление о хип-хопе, я хотел сделать. Когда мы собрались с The Roots для репетиции — это было как магия. Выступление вышло действительно крутым, и это было для меня веселым, отличным опытом.
Когда моя популярность добралась до центральной Америки, люди стали сравнивать.меня с’Элвисом: «А не крадет ли он черную музыку И культуру?» Это было последним, что бы я пытался сделать. Я просто делал музыку, на которой вырос, которую люблю.
ЭТО БЫЛО СУМАСШЕДШЕЕ ВРЕМЯ. Я НЕ МОГ НИКУДА ПОЙТИ, ЧТОБЫ НА МЕНЯ НЕ НАБРАСЫВАЛАСЬ ТОЛПА.
Я старался помнить, каково быть фанатом, поэтому раздавал как можно больше автографов. Каждый автограф я пытался разнообразить, но толпы становились все больше, труднее становилось быть оригинальным. Тогда я стал писать такие вещи как «Будь классным!», «Не спи!», девчонкам я писал что-нибудь вроде «Оставайся милой!» Я всегда с радостью писал их. Я все еще не до конца верил, что делаю это.
Я думал, что The Marshall Mathers LP был настолько сильным, насколько может быть. Разумом я чувствовал, что достиг вершины. Я уже на вершине со своим вторым альбомом. Ну что ж, третий альбом начнет сдавать свои позиции. Но потом я продал столько же копий своей следующей пластинки. Я не знал, как это назвать. Когда я ждал, что все будет замедляться и успокаиваться, темп оставался прежним или даже возрастал.
Будучи звездой, одну вещь мне не стыдно назвать: ограниченная серия кроссовок. Если бы мне когда-то сказали, что будут кроссы Shady или D12, я бы рассмеялся в лицо. Эти Nike все круты, особенно Air Jordan IV, которые были названы «черниченки» — в мире их всего 50 пар. Мы сделали их и Shady Records Air Force 1 Encores, когда я выпустил Encore. Первый кроссовок, который мы сделали совместно с Nike был Air Shady Air Max — я до сих пор ношу эти кроссы. Shady Records Air Force 1 тоже довольно старые. Под гелем на подошве роспись каждого артиста лейбла Shady на то время. Остальные из этих кроссовок — часть девятипарной линии Air Мах, которую мы сделали совместно с Nike, чтобы собрать деньги для их Девятимиллионной благотворительной программы. Все равно я всегда хотел разрабатывать дизайн таких кроссовок, а делать это, в то же время помогая людям — действительно особенно.
Я получал бесплатно все, что в меня бросали: одежду, выпивку, более жесткое, женщин. Гамбургеры. Но я все равно обычный чувак из Детройта. Я поддерживал неизменные отношения с родным городом много лет, потому что я лояльный чувак. Дорога могла быть бурной — и она была -но вечеринка была усеяна наркотой. Забавно то, что я не употреблял наркотики, пока не стал читать о них.
Когда я был помоложе, я предпочитал выпить стопку после работы, ну или, может, покурить немного травки. У меня были друзья, которые экспериментировали с грибами и прочей херней, но я бы не стал. И все же, когда ты в туре, весь мир полностью другой.
Первый раз я был в Амстердаме для продвижения The Slim Shady LP. Мы были молоды. Мне было, наверно, 27. Поехать туда первый раз — дикий опыт. Казалось, что все принимают наркотики — постоянно и везде.
Я не мог преодолеть то, как все свободны в этом. Я ссылался на это в своей музыке, мы даже думали из-за этой поездки назвать второй альбом Амстердам.
Когда я на концертах читал про Vicodin, грибы или Экстази, люди начинали бросать мне это дерьмо. Т.е: куда бы я не пошел, мне говорили: «Эй, чувак, у нас есть Экстази» или «У нас есть грибы». Я не мог поверить, какой эффект оказывала моя музыка на людей — они считали нас настоящими наркоманами и что смогут попасть за сцену, да куда угодно, если принесут нам какой-нибудь наркоты. Это было дико. Я никогда не носил таблеток в кармане, но если у кого-то были, и мне предлагали — что ж, отлично, присоединяйтесь к тусовке. Добро пожаловать на праздник.
Однажды в Техасе мы с Пруфом съели грибов, которые нам дал какой-то чувак днем ранее. В 8 часов мы должны были выступать. Мы не хотели принимать их поздно днем, потому что они очень сильные — долго отпускает, так что мы съели их где-то в полдень. В отеле был внутренний дворик, мы решили побросать мяч на веревке {Nerf football -американская игра}, но он постоянно бил нас по лицу, потому что наше ощущение реальности стало просто ни к черту. Мы просто бросали мяч — смеялись, нам казалось это веселым. Каким-то образом мы попали в комнату, потому что я помню, как мы прыгали на кроватях, вверх-вниз — как маленькие, мать их, дети. Дальше мы упали и свисли с кроватей вверх ногами, смотря друг на друга. Я спросил «Тебя уже отпускает?» Он засмеялся и сказал: «Нет, а тебя?» Я: «Блядь, что делать будем? Нам через полтора часа на сцену»… Никакой интересной развязки в этой истории нет. Простите. Просто эти воспоминания особенны для меня. Наверно потому, что это были я и Пруф, страдали херней.
Многие знают, что для меня все эти события с наркотиками вылились в проблему. Я рад, что понял это и встал на правильный путь, стараясь решить ее. Глупо было даже начинать, но мои молодость и глупость всегда шли рука об руку. Меня окружали хорошие люди, всегда помогавшие мне пройти через все это — моя семья Shady. Мы очень близки.
По очевидным причинам я забыл много всяких мелочей, много деталей о разъездах, но я никогда не забуду каково находиться перед дикой толпой. Ни что не сравнится с хорошим выступлением вживую, ни что!
Помню свой первый концерт, билеты на который были полностью распроданы, как будто он был вчера. В Tramp’s, в Нью-Йорке, в январе 98-го. Там было MTV, я выступал с Royce Da 5’9″. Я был за сценой в раздевалке, когда Пол спустился и сказал, что все билеты проданы и что люди в буквальном смысле протискивались в двери, чтобы войти. «Ни хера себе! Ни хера себе!»- это все, что я говорил в тот вечер, а все, что думал: «Я не верю, что это происходит». MTV взяло у меня интервью после концерта — это было мое первое телеинтервью в жизни.
Другие концерты… блин, я видел людей в первых рядах, которые со мной говорили все: каждый куплет, каждую песню. Я смотрел на них, думая: «Черт возьми, они знают текст лучше меня! Если я забыл слова — они вставляют их. Это круто». Были концерты, на которых люди так кричали, что мы не могли читать минут 10. Помню концерт в Осло, где толпа просто обезумила — тогда мне казалось, что вся моя жизнь лишь сон, настолько хороший, что, казалось, я проснусь, поняв, что моя жизнь — говно, и не буду знать, как быть в жестокой реальности.
Трезвый Тур, также известный как европейский Anger Management. Я, помню, спросил Пруфа: «А что случилось с теми временами, когда мы просто выходили и раскачивали толпу?» Потому что какое-то время я выступал на концертах, где даже не видел людей. Я просто смотрел в никуда. На этом туре я уже не выпячивал удивленно глаза, я пожимал руки и общался с людьми. Я понял, что нас не освистают — люди заплатили, чтобы прийти и посмотреть наше выступление. Так что нам не нужно было волноваться, что нас выпивают еще до того, как мы выйдем на сцену. Нечего было бояться. На этом туре пришло время взять контроль.
Не хочу обидеть Соединенные Штаты, но публика в Европе — в силу того, что не часто видит выступления из США — они просто бешенные. Для них это как что-то особенное. И это здорово. Я выступал перед, может, 70 000 зрителей. А когда ты собираешь такое количество людей, время забить на ушные мониторы -это единственный способ слушать. В таких ситуациях я даже не знаю, как столько людей могут слышать чертову музыку. Особенно люди на дешевых местах.
Одно из лучших воспоминаний о концерте — тур The Slim Shady, в House of Blues в Лос Аджелесе. В перерыве между двумя концертами за сценой я встретил Дастина Хоффмана {Dustin Hoffman} с детьми. Я был приятно удивлен, встретив подлинного Человека дождя, а он стал расспрашивать, кто носил костюм мумии, который мы использовали как реквизит для импровизации. Потом — наверное, чтобы произвести впечатление на детей — он спросил, может ли побыть мумией на следующем выступлении. И он был, а потом показан себя в конце… и толпа разразилась. Дастин Хоффман, тогда, приведший свою белую семью на рэп-концерт… Честно, я бы хотел, чтобы меня запомнили как лучшего из когда-либо державших майк, но если, делая свое дело, я снижаю расовую напряженность — я горжусь тем, что делаю.
Я ХОЧУ ОБЪЕДИНИТЬ ЛЮДЕЙ ВМЕСТЕ.
МНЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО ЭТО МОЖЕТ БЫТЬ
МОИМ ЛУЧШИМ ВКЛАДОМ В ХИП-ХОП
Часть 5: Очень смешно, придурок
ДАЖЕ ЕЩЁ НЕ НАЧАВ ЧИТАТЬ РЭП, Я
ПОДКАЛЫВАЛ ЛЮДЕЙ.
Было это еще в младшей и средней школах. Ну, 8-ой класс и те три драгоценных года, которые я провел в 9-ом. Мне приходилось выбирать: быть клоуном класса или быть застенчивым мальчиком, которого бьют. Каждый раз, когда выбор был, я, почти гарантировано, включал дурачка и начинал клоуничать. Но, сами понимаете, обычно выбирать не приходится.
Когда мне было 9 лет, один пацан, что был немного старше, в один прекрасный день решил просто выбить из меня все дерьмо в туалете школы. Он чуть не убил меня. Об этом я читал в «Brain Damage», некоторые считают, что я все придумал, но нет — такое действительно произошло. У меня было кровоизлияние в мозг, и кровь действительно шла из ушей. Я не впадал в кому, но периодически терял сознание и приходил в него в течение несколько дней. Когда это прошло, моими первыми словами были: «Я могу надрессировать слона». Наверное, чувствовал себя одним из братьев Ринглинг.
Мне пришлось быстро научиться отвечать резким словом. К счастью, подкалывать и быть объектом прикола в какой-то степени готовит тебя для хип-хопа. Во многом похоже на рэп-битву. Ты должен быть сообразительным: если твой ответ не готов или ты высказался слабо или не смешно, будешь звучать как осел. Многое из действительно хорошего хип-хопа — это просто классный бит и парни с первоклассными диссами.
Я должен быть благодарен: если бы я не был избит, я, возможно, никогда бы не стал прикалываться над людьми и тогда, возможно, никогда бы не стал читать рэп. Я бы, наверное, до сих пор готовил в Gilbert’s Lodge за $5.50 в час. В смысле, что я работал там, когда познакомился с Dre. Хэйли была еще ребенком, ей было около года. Знаете, сколько часов нужно работать повором, чтобы заработать на пачку подгузников? — 4-5 часов. В итоге, похоже, я не так уж злюсь за причиненный моему мозгу ущерб.
Я думаю, может отсюда и пошло это восприятие, что я все еще тот отчужденный, тихий парень, а все это дурачество в моей музыке — просто способ обойти застенчивость. Но я на самом деле нормальный парень. Можете спросить моих соседей. Я езжу на велосипеде, я гуляю с собакой, я стригу свой газон. Я каждое воскресенье, разговаривая сам с собой, голый, стригу газон бензопилой.
У прессы, наверно, создается такое впечатление обо мне, потому что в интервью я не всегда прыгаю в долбаном костюме, говорю разными голосами и валяю дурака. Но кто, блядь, будет травить анекдоты, когда у него спрашивают одни и те же чертовы вопросы десять лет подряд? А когда ты все же скажешь что-нибудь бесцеремонное, вроде шутки, это и будет все, что они напечатают. «Каждое утро я сосу слоновий хер». А в следующем месяце ты покупаешь журнал и на обложке видишь большими буквами: «Eminem сосет у слонов!» Неудачный пример, ведь вы знаете, что я действительно сосу у слона каждое утро… сразу после того, как почищу зубы.
В любом случае, я всегда был шутником.
Мы с моим дядей Ронни росли вместе, и все время прикалывались по телефону. Мы просто звонили по случайному номеру и говорили что-нибудь типа «Это ваш врач. Боюсь, у вас лишай» или «Это пожарная служба. Ваш дом горит». Вы беременны, вы скоро умрете, да что угодно. Мы просто пытались быть настолько отмороженными, насколько могли, чтобы как можно дольше удержать людей на линии. Но это не срабатывало. Мы говорили что-нибудь вроде «Вам нужно взять свой кулак и засунуть себе в жопу», и они сразу вешали трубку.
ПРИКОЛЫ ПО ТЕЛЕФОНУ
ЭТО ТО, ЧТО Я ДЕЛАЛ ДЕСЯТИЛЕТИЯМИ.
Когда я впервые увидел шоу Crank Yankers, я подумал, я должен сделать это. У меня до сих пор есть этот юмор шестого, блядь, класса, и это шоу определенно есть элемент его. Я имею это ввиду как искренний комплимент. Я думаю, большинству людей, которые участвовали в Crank Yankers, наверняка звонили продюсеры и просили сделать это. Но не я, я сам звонил в Crank Yankers.
И конечно, я включил много звонков в свои альбомы. Думаю, большинство из них были, на самом деле, смешнее, потому что делал я их для себя. Мне нравится делать такие скиты, потому что некоторые мои песни… скажем, они темные. Я не хочу записывать 13 или 14 таких треков подряд — я бы, наверно, вышел из себя и убил кого-нибудь. Также не хочется вбивать людям в голову только темные песни. Иногда можно привлечь людское внимание и удерживать его дольше, если вставить вещи посветлей, как скиты и интерлюдии. Вставить немного какой-нибудь фигни — это смешно, а когда настает время быть снова серьезным, люди могут полностью, не отвлекаясь, увлечься женоненавистничеством, наркотиками и описаниями трупов.
На самом деле Crank Yankers работали так: продюсеры придумывали основу звонка, например, «Ты парень, постоянно передающий трубку своему брату, и вы оба задаете одинаковые вопросы», все остальное что-то вроде фристайла. Мы сделали 20 или 30 звонков, и они выбрали всего 3 из них для шоу. Меня это устроило, потому что я все равно хорошо провел время, прикалываясь над остальными 27 людьми.
Ha Encore, где я звоню Полу, я хотел, чтобы он послушал звук моего пердежа в туалете. Ведь именно этого я и требую от своей команды: чтобы они слушали и хвалили мой прекрасный, идеально сформированный пердеж. В общем, я взял майк с собой в туалет и просто обосрал его. Ну, не наложил прямо на него — я прицепил его в унитазе, чтобы он мог уловить звук. Ебануто, но это, наверно, одна из самых смешных вещей, которых я когда-либо делал. Непристойно, не так ли?
Большинство из приколов, которые я делал, были пародированием людей. Я начал подражать с младших классов. Я думаю, что все это просочилось в мою музыку в то время, когда я работал с чуваками из D12. У большинства из них чрезвычайное чувство юмора. Проводя с ними время, если у тебя еще нет этого перевернутого юмора, ты его переймешь. Они были как легкий наркотик.
Когда я зависаю с D12, я всегда опираюсь на всех, играя роли и т.п. Вообще-то мы все так делаем по отношению друг к другу, но мне кажется, что я делаю это чаще остальных. По правде говоря, мне нужно делать это, чтобы отдохнуть от дел. Когда записываю альбом, я нахожусь в студии с утра до вечера. Я живу в ней. С ума можно сойти в кабинке для записи. Со стороны все выглядит так: чувак один сидит в обитой комнате, что-то бубня себе под нос, и играет с драм-машиной на протяжении многих дней. И когда я выбираюсь из нее, я постоянно прикалываюсь над людьми, чтобы сконцентрироваться. Видимо, они не смотрят на это с такой точки.
Я всегда коверкаю акценты, когда я со своими людьми из Shady. Мне кажется, у меня неплохо выходит забавный английский акцент — хороший акцент, потому что один из немногих, которые не достают никого, ведь так? Ну, у кого могут быть недопонимания с Англией? Я могу говорить и с оскорбительными акцентами — хорошо получается Центрально-Восточный таксист — я возил Курта Лодера по Детройту, говоря с этим акцентом в интервью в 1999. И, конечно, я могу говорить как сексуально озабоченный, говнюк-наркоман, ненавидящий геев, т.е. своим обычным голосом.
Персонаж Кена Кэнифа {Ken Kaniff}, который я использовал в паре альбомов и на нескольких концертах, тоже вроде как взят из реальной жизни. В Детройте есть место под названием Caniff Street, и я помню, почему-то, как я на переезде попытался составить последовательность слов, начинающихся с одной буквы. Например, много Л, типа: ленивый, лежалый, липовый… ну знаете.
Когда я начал, я вспомнил Caniff, и не знаю почему, сошлось к «Кен Кэниф», моему голубому другу из… у меня не было ни малейшего понятия, откуда он был. Потом я сказал: «Made a couple of crank calls collect» {Сделал пару звонков-приколов за счет абонента), именно так я хотел сделать в песне «Cum On Everybody». А потом я просто хотел продолжить звук К. «Made a couple of crank calls collect [to] Ken Kaniff from Connecticut, can you accept?» {Сделал пару звонков-приколов за счет абонента: Кен Кэниф из Коннектикута, примите звонок?} И когда я сделал это, он стал персонажем. Другие люди, наверное, думают за рулем о чем-нибудь серьезном. А я просто играюсь с алфавитом.
Если я что-нибудь затрагиваю в песне, и это может быть смешным, мы, скорее всего, попытаемся найти способ сделать видео на это. С «Му Name Is», я помню, Dre сказал: «Знаешь, было бы круто, если б ты оделся как Мэрилин Мэнсон {Marilyn Manson}». Тогда я видел не особо много видео с Мэрилином Мэнсоном. Его репутация в центральной Америке была херовой, но когда я упомянул его, я внезапно подумал: «Погоди-ка, лучше бы посмотреть пару-тройку видео, ведь я не знаю, как он себя ведет». После того, как я посмотрел несколько его клипов, у меня было отличное представление того, что я хотел сделать. Образ Мэрилина Мэнсона вообще-то получается почти как настоящий, когда носишь виниловый комбинезон и тонны белого макияжа. Пародия на Мадонну, что я сделал в «Just Lose It», делается почти так же: надень конусовидные сиськи, белый парик, и ты модница, твою мать.
Мы придумываем много смешных вещей в клипах на съемках. Мы составляем основу, а потом на съемках кто-нибудь скажет: «А что, если попробовать это?» «А если установить камеру так, чтобы вышло так?» Когда мы снимали «Without Ме», я вышел из раздевалки в роли Rap Boy’я с кучей носков промеж ног. Ребенком смотришь достаточно мультиков, чтобы понять, что такие парни расхаживают в трусах. Я сказал режиссеру, Джозефу Кану {Joseph Kahn}, установить камеру в машине, низко в ногах, чтобы я читал за этим большим выступом. Он такой огромный, что придется высовываться из-за него. В этом же клипе я пытаюсь встать с унитаза и просто начинаю танцевать брейк в роли Элвиса. Я еле двигался в том большом чертовом костюме. Но я хотел станцевать брейк в любом случае, сделать пару несложных движений, которые знал.
Я прикалываюсь уже продолжительное время, поэтому я не расстраиваюсь, когда подкалывают меня. В смысле, что я пытаюсь не принимать их слишком серьезно. Я думаю, я вырос свои годы. Я взялся за ум. И, самое главное, мой хер сейчас нелепо огромный. Кажется, я добавил дюйм, может два, и в длину и в ширину за последние пару лет. Дамы (и господа), вы были предупреждены.
В этом смысле, я стараюсь все схватывать на ходу. По правде сказать, пока никто не говорит ничего идиотского о моих дочерях, что, я твердо уверен, должно быть запрещено, я спокоен. А если кто-то и собирается говорить об изнасиловании моей матери или о том, чтобы порубить тело Ким, так это буду я. Мы держим такое в семье.
Думаю, одна из тех вещей, что мне нравится делать в своих видео — как в «Му Name Is» например — это сказать все худшее обо мне до того, как это сделает кто-нибудь другой. После той песни, соски знали, что в принципе, меня больше и нечем обидеть. Нечего было сказать, что бы я уже не сказал. В 8 Миле стратегия Джимми {Jimmy} была использовать все, что кто-нибудь мог бы о нем сказать, против них самих. Это была моя стратегия как рэпера. А если кто-нибудь и проскочит — кто-нибудь подшутит над тобой — нужно просто посмеяться с ними. Когда меня в первый раз поместили на обложке журнала Mad — мне кажется, на обложках я был четыре раза — я повесил тот номер в подвале. Я это видел как: «Знаешь, ты пробился, раз ты в журнале Mad».
Weird Аl тоже прицепился ко мне. Он сделал видео, как он брал у меня интервью, вставил отрывки из моих старых интервью и выложил в Интернет. Он очень смешной говнюк. Когда что-то такое случается, нужно просто сесть и сказать: «О, он подловил меня». Это приходит к тебе в битвах: учишься спортивному поведению во многом. Хочешь преподнести блюдо — должен сам его попробовать. Я мыл когда-то блюда. Мои руки были как у лоханки для мытья посуды. И что?
Все это особенно применимо к людям, с которыми я близок. Например, Денон из D12 — он же Mr. Porter. Мы давно вместе работаем, но мы также были и соседями по комнате пару лет. Если вы соседи по комнате, да еще и работаете вместе, тогда все и начинается. Нет никаких ограничений. Мы говорили Денону: «Денон, у тебя оленья нога», ну, потому что он был подстрелен в ногу. Вообще-то, Von — он же Kuniva — начал это, с оленьей ногой: «Да заткнись ты, оленья нога». Он говорил, что вокруг ноги Денона летают мухи и всякая хрень. Мы исполняли ритуал пред тем, как идти на сцену: после молитвы мы становились в круг, и Денон ставил свою оленью ногу в центр, а мы все делали небольшие движения руками и издавали жужжание, типа вокруг оленьей ноги летают мухи.
Такие приколы друг над другом всегда идут в двух направлениях, когда я со своей командой. Все под прицелом, в том числе и я. А что люди говорят обо мне? Что я замечательный. Какой я невероятный. Что я гений, мать его. Что у меня прекрасный, идеально сформированный пердеж. И прочую такую хрень. Ну, тебе же лучше знать, жополиз.
Восьмая миля
С момента, как вышел The Marshall Mathers LP, я хотел сделать фильм, показывающий что-нибудь похожее на то, как я поднялся, что-нибудь свободное, основанное на этой части моей жизни. Я всегда считал, что много детей сможет найти отношение к моей истории, истории аутсайдера-неудачника.
АУТСАЙДЕР, КОТОРЫЙ ПОБЕЖДАЕТ
В 2000 году люди предлагали мне роли в кинолентах, приходя ко мне с предложениями на фильмы и т.п. Это было чем-то, в чем я, с какой-то стороны, хотел повариться, но тогда я хотел сфокусироваться на музыке, а сниматься позже. Я немного нервничал по поводу съемок фильма: мне казалось, что это повлияет на мою запись, вытащит меня из студии — вот где я действительно хотел находиться. Также, что если потратить столько времени на фильм, а потом он провалится?
Что поддерживало во мне интерес, так это то, что я знал, что хочу сделать что-то настоящее, что-то, что имело бы причину для существования — я не хотел просто полагаться на свой успех.
А потом Джимми Айвин устроил встречу с Брайаном Грэйзером {Brian Grazer}, который в итоге стал одним из продюсеров моей ленты. Первые полчаса я просто сидел тихо и проникался в его идеи. Брайан говорил, что видел меня на MTV — на «ЕМ TV» в частности, что было специальным выпуском, где я ненадолго был повсюду в телевещании. Он сказал, что, увидев меня с такой стороны, захотел поработать над чем-нибудь со мной. Он увидел во мне потенциал актера. Потом он стал расспрашивать меня о моей музыке, и какая часть ее пришла из реалий моей жизни. Я был уверен, что он хочет сделать что-то реальное, что-то, что будет общаться со мной и другими детьми как я. В конце встречи мы решили, что найдем писателя, разработаем пару идей и будем от них отталкиваться.
ВСЕ БЫЛО НАСТОЛЬКО БЛИЗКО
ТОМУ ПЕРИОДУ МОЕЙ ЖИЗНИ
ПРОСТО НЕВЕРОЯТНО.
Когда первая версия сценария была закончена, мне, помню, казалось, что все было настолько близко тому периоду моей жизни, просто невероятно. Я понял, что именно такую историю я хотел показать. Только через некоторое время я, наконец-таки, взялся за прочтение его — потому что я ненавижу читать. В смысле, если в книге нет картинок — забудь. Единственную книгу, которую я помню, что прочел от корки до корки, была книга LL Cool J’я, и это было, когда я много времени проводил в самолетах (Если ты фанат LL’a, и хочешь узнать по-настоящему личные вещи о нем, то это хорошая книга, черт возьми). Но, возвращаясь, как я начал читать тот сценарий, пройдя первых три, четыре, пять страниц, я полностью утонул в нем. Я позвонил Полу и сказал: «Давай сделаем это». Пруф и я сели со сценаристом, Скотом Силвером {Scott Silver}, и рассказали ему кучу безумных историй. Рассказали, как проводили битвы, рассказали о клубах, в которые ходили, и в сценарии все стало еще больше сходиться.
Конечно, я волновался за съемки. Это был не мой мир. Но Ice Cube однажды дал мне урок. Он сказал мне, что каждый, кто читает рэп, должен владеть и актерским мастерством. Не к тому сказать, что темы, на которые читают рэперы, есть фальшь, но, например, если у тебя есть песня, в которой ты разозлен, и ты записываешь вокал, а потом по какой-то причине меняешь несколько строк, тебе нужно создать ту же агрессию. Она должна подходить к той, которую ты уже записал, так же как и энергия. Что и похоже на актерскую игру в сцене фильма. Или если то, что ты играешь, отражает что-нибудь из твоей реальной жизни, тебе приходится воспроизводить тот опыт так, чтобы выглядело реально.
Когда в первый раз снимаешься, чувствуешь себя некомфортно. Ты не знаешь актеров, с которыми работаешь, а потом, вдруг, тебе надо сыграть злобу для фильма. Думаешь: злоба,- и злишься, а потом: отлично, теперь ты должен его толкнуть, а он толкнуть тебя в ответ. Перед началом съемок для пары сессий я работал с ролевым тренером. Все происходило у меня в подвале. Самый простой способ, которым можно описать мое «театральное» образование: меня учили, как говорить одно и то же разными способами. Просто, но это действительно работало.
В то же время, многое в этой роли было так близко мне, как человеку, что чувствовалось естественным. Не хочу показаться эгоцентричным, но я думал, что это мое. Не то, чтобы кто-то попросил меня сыграть копа -понимаете, кого-то совершенно отличающегося от того, кто я. В фильме я играю парня по имени Джимми {Jimmy}, который растет в Детройте и пытается пробиться как рэпер, и все происходит в 95-ом — когда я жил в Детройте, пытаясь пробиться как рэпер. Все это как вернуло меня в то время, когда я еще не был знаменит.
Отрывок из сценария.
70. ПРИЮТ — НОЧЬ
Джимми проходит через длинный коридор к сцене. Подняв голову. Спокойный. Собранный. Готовый.
Поднимается на сцену. Под ядовитым ярким светом прожекторов. Люди столпились по краям.
LC Lyckety-Splyt уже здесь, стоит рядом с Future. На его тощем маленьком лице хвастающая улыбка.
Мы видим публику от лица Джимми. Это сцена толпы. Шумная. Переполненная. Волнующая. Некоторые из них засвистывают. Сол {Sol} подавлен. DJ Iz обеспокоен. Даже-Чеддер Боб (Chedder Bob} выглядит напуганным.- Джимми замечает Алекс {Alex}, одну. Увидев его, она кивает. Он кивает в ответ, в подтверждение. Он здесь. . *
Люди приготовились.
Джимми видит Уинка {Wink} (белая повязка на его лице), он вместе с Pap Doc, .Lotto и Moochie. Все смотрят на него.
Будущее представляет Lyckety-Splyt’ а. Он первый.
Ди-джей запускает бит. .
LC Lyckety-Splyt по полной прокатывается по Джимми. Говоря о:
1. Провале Джимми■в прошлой битве.•
2. Том, что Джимми белый.
3. Синяке- Джимми.
Джимми просто качает головой под бит, смотря вниз, не реагируя на то, о чем’читает Lyckety-Splyt.
Время. Толпа кричит, аплодирует. •
Lyckety-Splyt улыбается.
Теперь очередь Джимми. Весь свет на нем. Ослепляет. Future представляет его, отдает ма.йк. Некоторые начинают освистывать. Кричат на него всякую херню. Осуждают Джимми.
Джимми качается, собирается с мыслями, настраивается вне окружающего мира. Не слышит его. Вот оно. Только он. И бит.
Бит.
И Джимми срывается:
Вся злость, исходящая из каждой мышцы его тела. В этот момент. Забывая о боли.’ Изрыгает огонь.
——————-
ДОРОГА НА 8 МИЛЕ В ДЕТРОЙТЕ — ЭТО ГРАНИЦА
ЧЕРНОГО И БЕЛОГО РАЙОНОВ.
Какое-то время сценарий был назван как «Детройтский проект без названия». Я был единственный, у кого была идея назвать его 8 Миля. Режиссер, Кертис Хэнсон {Curtis Hanson}, и я сошлись на этом (это дружественный аргумент). Он сказал, что придумал название. Я сказал: «Кертис, без обид, но ты живешь в Л ос Анджелесе и даже не знал, что такое 8 Миля, пока не приехал сюда в Детройт и я не показан тебе окрестности.
Обе стороны Дороги на 8 Миле бедные, но есть определяющая разделительная черта между черной и белой сторонами. Вот откуда пришло название фильма. Барьер, с которым мы сталкиваемся.
На студии не хотели, но я настоял на том, чтобы съемки проходили в Детройте, где я снял много клипов и подобных вещей. Если я могу любым способом помочь в предложении работы здесь, я отдам все. Детройт был в остром финансовом положении слишком долго.
Здорово было оказаться дома, но все же, съемки 8 Мили были тяжелым трудом. У меня был трейлер, где я проводил время со своими дочерями. Дальше, когда наступало время снова идти в гардероб, в дело вступала няня. Я удостоверялся, что у них были раскраски, мелки и все, что они хотели, чтобы развлечь их до тех пор, пока я не вернусь. Когда дети покидали съемки, я перебирался в другой трейлер и приступал к своей работе. Дальше я перебирался в трейлер-студию и записывал вокал — я сидел и писал «Lose Yourself» и «8 Mile» между съемками сцен и заботой о детях.
Все это время, когда я не репетировал свои реплики, я писал тексты. Я держал ручку в руке, пока не было сказано «Мотор!», и мне приходилось отдавать ручку и блокнот кому-нибудь, прежде чем идти сниматься в сцене. Работа над фильмом вернула меня в тот момент, когда меня еще не знали, и все это как бы лишило меня моего эго. Мне пришлось поймать его, вернуться к нему.
СЦЕНЫ РЭП-БИТВ БЫЛИ
НАПРЯЖЕННЫМИ.
СНИМАЯСЬ В НИХ, Я ЧУВСТВОВАЛ
СЕБЯ КАК БУДТО В КЛУБЕ.
У меня были яркие воспоминания. Когда я раньше участвовал в этом с другими эмси, я никогда серьезно не задумывался о театральности. Но, оглядываясь, понимаешь, рэп-битвы всегда были очень наглядными. Если ты закончил свой рэп, сказав, что твой оппонент мусор, возможно, ты достанешь мешок с мусором и бросишь в него. Люди используют много чего в битвах, чтобы оживить текст. Рэп-битва может быть очень даже физической — махать руками, чтобы поставить читку и т.д., перед чьим-то лицом. Это как быть дирижером, только оркестром, которым ты дирижируешь, является твоя собственная тупая задница-Пол и я выбирали биты для битв. Я был непреклонен насчет использования инструментала Mobb Deep’a «Shook Ones Pt. 2». Это была песня с большой буквы в 95-ом, поэтому она отлично подошла к периоду времени, в котором снимался фильм. Музыка была крайне важна. Она помогла поддержать подлинность всего остального. Я был способен ис- пользовать напряжение, которое развилось в битвах, а также продемонстрировать самообладание, в котором нуждается актер, чтобы сделать роль правдоподобной. Думаю, вы все мне поверили!
Мы с Пруфом раньше всегда ходили в St. Andrew’s, чтобы выступать. Это одно из мест, где мы начинали. Сцены битв в 8 Миле снимались в постановке, которая была спроектирована как тамошний подвал, который назывался The Shelter.
ДРАМАТИЧЕСКАЯ ИГРА БЫЛА ПРОБЛЕМОЙ.
Порой я говорил: «Кертис, я бы так не говорил», а он: «Ты не ты в этом фильме. Ты Джимми Смит Младший». Да, но материал был настолько параллелен моей жизни, что мне казалось, что я по-настоящему все это знаю. Мы говорили о персонаже и обо мне в третьем лице: «Я не думаю, что Джимми Смит Младший сказал бы так. Не думаю, что он бы сделал так» и «Маршалл точно бы так не сказал». Я спрашивал у Кертиса, можно ли сказать так, как бы сказал я, и он разрешал. Но я не думаю, что что-нибудь из этого использовалось в фильме. Я понял, мы с Кертисом должны были доверять друг другу. Он доверился мне по части музыки и текстов в фильме, а я доверился ему по части игры роли и режиссуры. В этой игре я был студентом. И здесь я учился.
В некоторых сценах сниматься было проще, в некоторых сложнее. Сцена любви заняла от силы минуты полторы съемок. Было не смешно — быть почти голым перед лицом других мужчин и женщин, которых не знаешь — но, к счастью, для меня показывать свою задницу миру — не большая проблема. Я Дерк Дигтлер {Dirk Diggler) в хип-хопе. Были сцены, которые снимались целую вечность. Сцены ночью в машине были бесконечными. Стекло было опущено, чтобы камера могла близко подъехать к моему лицу, и я просто ехал на ветру зимой в темноте — не так уж прикольно.
Сцена с сожжением дома вызвала проблему в Детройте. Какие-то чуваки протестовали. Когда я рос, была такая вещь, называлась Ночь Дьявола {Devil’s Night}, которая проводилась в ночь перед Хеллоуином. В эту ночь дети сжигали брошенные дома, которых было много в моем городе. Власти Детройта, в конце концов, приняли меры против этого, но Ночь Дьявола еще проводилась в то время, в котором снималась 8 Миля, поэтому она должна была стать частью фильма. Что мы хотели нарисовать в этой сцене — это то, к чему каждый Может себя отнести: детьми мы все делаем глупые вещи, а такие дети просто шляются по округе. В этой сцене я нахожу фотографию -доказательство того, что когда-то в этих останках дома жила семья. Эпизод показывает, насколько херово жить бедно, а позитивное послание фильма в том, что неважно, откуда ты: с северной или южной стороны 8 Мили,- ты можешь вырваться оттуда, если твои мысли и твой путь идут в правильном направлении. Выбиться — вот главная мысль фильма.
Были и странные моменты в 8 Миле. Я зубами и когтями вгрызался (и выиграл), только чтобы сцену с лошадью убрали на хер из фильма, потому что в ней не было никакого смысла. Джимми поссорился с матерью, относит сестренку к няньке по соседству, потом садится и начинает плакать, думая о своей жизни и насколько все херово. Но потом он поворачивается и — вот вам — видит лошадь. Одну из тех, на которых копы ездят и все такое. Он видит эту лошадь во внутреннем дворе и не знает, почему она там. Он подходит и начинает ее гладить. А вот кое-что о лошадях и как они подбрасывают вверх свои головы — они дергают своими головами туда, блядь, сюда. Кертис говорил мне держать уздечку и гладить лошадь. Но лошадь все время делала это бешенное движение головой, и я думал: «В любую минуту эта козлина поднимет свою голову, сломает мне челюсть и на хер вырубит меня». Лошади и я, мы не очень хорошо ладим. Я бы не тягался с лошадью. Если бы лошадь задиссила меня, я бы ничего не сказал в ответ.
Это был определенно странный переход — успех, взрыв после 8 Мили. До того, как вышел фильм, я не защищал свой успех. Конечно, белый парень продал миллионы, но я нормально ко всему этому относился. Но я не знал, что шум вокруг фильма будет таким большим. Начинаешь замечать, что родители приводят свою молодежь на твои шоу. Я думал: «Какого черта вообще происходит?» Все просто слетело с катушек после 8 Мили. В Interscope мне сказали, что возрастной показатель моих поклонников поднялся до людей из конца 60-х — начала 70-х, что никак не укладывается у меня в уме. В смысле, значит, я тебе нравлюсь, и твоему дедуле тоже?
Странно, понимаете, новые фанаты и откуда они. Основные фанаты знают, какое теперь время, знают мою историю и мои личные связи с историей хип-хопа. А остальным — если вам понравился фиьм, и из-за него вы пришли к любви к моей музыке, и вам 86 лет — просто хочу сказать вам спасибо. Спасибо вам отХэйли. За ее колледж уплачено.
Будучи начинающим артистом в андеграунде, я ни когда не хотел продаться, но я уверен, что есть поклонники, которые считают, что я продался. Им я скажу: «Я все равно вас люблю». Я не думаю, что делал музыку, которая меня продала. Да, у меня были совместные треки с поп-артистами, но мои Тексты, читка и владение битом всегда были чистым хип-хопом. Я также читал. Единственная разница была лишь в том, что намного больше людей меня услышали и поддерживали мое искусство. Надеюсь, вы все понимаете, что я не могу контролировать то, кому будет нравиться моя музыка и кому буду нравиться я.
Ну а серьезно, если я сделаю еще один фильм, проблема будет в том, смогу ли я вжиться в роль кого-то, не имеющего ничего общего с реальным мной. Когда думаешь о по-настоящему хорошем актере, как Дензел Вашингтон {Denzel Washington) — наверное, мой любимый актер всех времен — знаешь, что Дензел серьезен. Будь он в роли гангстера или копа — ты забываешь, что смотришь кино. Проблема для меня — суметь показать такой размах, какой показывает серьезный чувак, как Дензел. Он есть вдохновение. Если я собираюсь делать что-то, я должен быть лучшим в этом. Я должен быть суперконкурентноспособным. Уважаемым.
Управление гневом
У МЕНЯ ВСЕГДА БЫЛИ ПРОБЛЕМЫ С
ХАРАКТЕРОМ.
Когда я смотрю на себя в те годы, когда я только выбивался, я думаю: «Может, для начала, я был немного, знаете, чересчур агрессивный и шумный. Что-то вроде, у меня есть голос и он должен быть услышан. «Не лезьте ко мне», к тому, когда люди должны интересоваться: «Чего этот чувак такой злой? Он на Крэке? Сожрал Метамфетамина?» Я смотрю старые интервью и даже теперь мне интересно: «Чего я был такой гиперактивный?»
Я прошел через такое, когда стрелял из пистолета в воздух за студией, когда направлял стволы на ублюдков, тыча пистолетом кому-нибудь в лицо, даже не понимая, что мог сесть в тюрьму за такую херню.
В то время я жил на главной улице, Hayes Street, и случайные прохожие все время приходили и стучались в дверь. Первый альбом стал четырежды платиновым. У меня, наконец-то, появились какие-то деньги. Помню, думал: «У меня есть дом, могу парковаться сзади». Впервые в жизни у меня был дом, который я мог назвать своим, и никто не мог меня выкинуть из него. Прямо напротив был трейлерный парк. Не знали? Иногда дети сидели и ждали, пока я выйду. Другой раз они даже не
удосуживались подождать. Они просто подходили и тарабанили в дверь. Звонок на двери не прекращал звонить. Я чуть ли с ума не сходил. Как только я открывал дверь, вспышки камер ослепляли. Все начинали хлопать. Я терял рассудок. И так я приставил пистолет одному ребенку к лицу. Незаряженный, но все же. Правильно ли это было? Нет, черт возьми. Но я не мог контролировать себя. Слава богу, я достаточно контролирован себя, чтобы не сделать ничего трагического.
Самый первый пистолет, который у меня был, я купил законно. В смысле, что у меня не было разрешения на ношение его, но пистолет был с лицензией.
ЭТОТ МАЛЕНЬКИЙ КУСОК СТАЛИ ПРИНЕС
МНЕ КУЧУ ПРОБЛЕМ,
тот инцидент, произошедший на парковке. Вы слышали суть — я, пистолет, какой-то чувак с Ким и парковка с машинами и людьми.
Мой биф с Insane Clown Posse начался давно, но после инцидента в Royal Oak в 2000 году, кто-то позвонил в полицию. Понимаю, нельзя сравнить пару выходных, которые я провел в тюрьме, со сроком тех, кто
Эй, вы все должны признать, что я человек, у которого есть план. Правда, они не всегда самые продуманные, но есть какая-то идея, положенная в основу моих действий. Я видел один выпуск сериала Копы {Cops}, который был снят про Мичиган, так? В нем говорилось, что в штате Мичиган вы можете получить год принудительных работ за каждый патрон, если у вас нет разрешения на ношение оружия. Моя идиотическая логика тогда была такой: никогда не заряжать больше, чем три патрона в пистолет. В таком случае, если меня поймают, я считал, мне дадут только три года. В конечном счете я пошел и подал заявление на получение этого разрешения на ношение оружия.
Когда меня спросили, зачем мне был пистолет, я сказал: «Ну, я продал три миллиона записей…» В конце концов мне выдали разрешение. Все, что мне нужно было сделать, пройти курс безопасности, который я начал, но так и не закончил. В любом случае, во всем я виню сериал.
Итак, я поехал на парковку с пистолетом без патронов. Оружие это плохо, я вам говорю. Когда все закончилось, я был обвинен в избиении пистолетом человека, который целовал мою жену. Все дело было в том, что в те же выходные, я слегка потолкался с парнем, который работал на старых врагов, Детройтских Insane Clown Posse (ICP). Эта херня не помогала в моем случае, особенно учитывая, что было привлечено оружие. За один уикенд я получил три обвинения в уголовном преступлении. И я был совершенно трезв. Не на таблетках. Лишь порыв гнева. Миллионы людей можно привлечь за преступление в порыве гнева.
У меня были расхождения с законом и раньше.
…ТВОЮ МАТЬ, ВОТ НАМ И РЭП-КАРЬЕРЫ.
Первый раз, когда я попал в неприятности, были Пруф, я и еще один парень, просто шатались без дела. Иногда, когда мы выходили, мы стреляли из ружий — ружий для пейнтбола по случайным жителям Детройта. Мы делали так каждую ночь в Пятницу, после того, как отжигали в Saint Andrew’s Hall. Дело было где-то в 92-ом, до того, как меня подписали, -великое время в хип-хопе, кстати. Мне было 20 лет. В ту ночь мы просто катались, стреляя шариками краски из машины. Я повернул не на ту улицу, и мы остановились около университета Wayne State, где пошли к детям на скейтбордах. Пруф подкрался к одному из них сзади и стрельнул ему в затылок шариками краски раза три -БАХ! БАХ! БАХ!. А на близком расстоянии это чертовски больно! Понимаете о чем я? Но тот пацан был будто под кислотой или чем-то таким. В смысле, он не нагнулся, не закрыл голову, просто продолжил кататься. Как, блядь, в Сумеречной зоне какой-то. А следующее, что было — чертовы сирены, и появились пять коповских машин.
Один из копов выбил из нас все говно. Он положил меня лицом вниз на чей-то газон, одел наручники. Второй схватил меня за серьгу и сказал: «Любишь носить серьги, а, малолетний педик? Ты, маленький белый мальчик». В ушах были маленькие кольца, и он просто сорвал их. Он заставил Пруфа есть траву, в буквальном смысле, взял пучок травы и засунул ему в рот. В какой-то момент женщина коп сказала что-то вроде: «А, у людей есть видеокамеры». Все это происходило возле Rodney King. Хотел бы я, чтобы кто-нибудь это заснял.
Меня и Пруфа посадили в одну машину — просто закинули. Мы оба были в наручниках. Я сказал ему: «Черт, жестко они тебя». А он: «Меня жестко? На себя посмотри!» Они не хотели фотографировать нас из-за того, как мы выглядели. После этого у меня был ушиб ребер. Моя мать была рада судебному разбирательству, поэтому сделал фотографии моих ребер. Они адски болели.
В итоге нас направили в две Детройтские тюрьмы, и пока мы были в одном из этих кишаших тараканами скотном дворе, мы узнали, что один из нас подстрелил кого-то в… член. Мы попали кому-то по шарам шариками: шариками краски! Чувак хотел подать иск, копы говорили нам, что это было нападение — что нам светило минимум пять лет. Мы сидели с детективом, и он спросил: «Вы можете позволить себе адвоката?» Мы были в жопе. Думая: «Твою мать, вот нам и рэп-карьеры, вот нам все».
Но получилось так, что никто из подстреленных нами не явился на судебный процесс, так что мы выплыли на формальностях. Когда мы выходили из здания суда, я, помню, думал: «Фу! Боже мой, спасибо тебе, Господи!»
Так что, да, я имел дела со справедливостью копов и залами суда, но инциденты с настоящим оружием были наиболее печально известными. Мне дали испытательный срок за дело с ICP. За, так утверждаемое, избиение пистолетом я был признан виновным в ношении личного оружия, судья отпустил меня по обвинению в нападении. Подвох был в том, что я должен был посещать консультации по управлению гневом. Не тяжело догадаться, что название для моих туров Управления Гневом {Anger Management}, имевших дурную славу, появилось из-за моей обязанности посещать эти курсы. Они должны были поставить меня на путь и держать подальше от тюрьмы. Вся эта фигня не была столь впечатляющей. Я появлялся, беседовал с чуваком и уходил домой. Не скажу, что это не помогло, но оно и не было особо содержательным.
МОЁ НАСТРОЕНИЕ МЕНЯЕТСЯ РЕЗКО.
Так было всегда. Когда я пил, я мог быть в хорошем настроении — любил всех, и все было замечатеьно -потом кто-то скажет мне что-то не так, не зная того, что мои охранники ничего не смогут сделать, чтобы остановить меня от реакции и хотя бы удара по морде, плевка или нескольких пинков до того, как они доберутся до меня. Меня могла вывести из себя любая херня, например, если кто-то упорно на меня смотрел. И я не мог остановиться, пока не считал, что сделал что-то, что бы сделало этого человека ответственным, заставило его запомнить этот урок. Позже я был полон извинений, постоянно повторяя «Извините». Я чувствовал себя идиотом за такое поведение. Задаваясь вопросом «Почему я не могу контролировать это?»
Все вы видели то, что произошло на MTV Video Music Awards с Триумфом {Triumph}, не так ли? Вот вам замечательный пример. В смысле, вот он я, сидящий в своем кресле, и там объявляют, чтобы я поднялся за наградой, которую вручает Кристина Агилера {Christina Aguilera). Я говорил кое-что о ней в прошлом, Моби {Moby} говорил кое-что обо мне, а я говорил кое-что о нем в ответ. И вот я сижу рядом с Пруфом, а они приводят Моби и садят его прямо сзади нас через два ряда. И я говорю: «Так, что происходит? Что они пытаются сделать?» У меня за спиной Моби, а на сцене Кристина, а потом еще и эта кукольная собака лезет мне в лицо. Я был постоянно занят в турах и другими своими делами, поэтому у меня не было времени смотреть телевизор, и я понятия не имел, что это вообще за собака такая. Все что я видел, были Моби, Кристина и тот чувак, сующий мне в лицо свою руку, пытающийся быть смешным. Я даже не видел той куклы, понимаете? Моей естественной реакцией было: «Отвали от моего лица. Убери свою сраную руку от моего лица» . Тогда я раз, и сорвался… с половиной. Я должен был сохранять самообладание, но вместо этого я сунул свои пальцы практически к самому носу Моби. Прямо ему в лицо, типа, «Иди в жопу».
Когда мне сказали, что я выиграл награду, я вышел и обнял Кристину, потому что у нас не было с ней серьезного бифа. Я диссил ее, чтобы отделить себя, потому что я не хотел, чтобы меня относили к поп-артистам. Когда я ее обнял, я подумал, что был настолько разумным, насколько мог. Но когда я попал за закрытые двери в зеленой комнате, я впал в чертову истерику. Там был холодильник с напитками, и я спросил, не хочет ли кто-нибудь воды или чего-нибудь такого. Никто не хотел. Я взял холодильник и бросил им в стену, фактически засрав всю комнату.
Все дело в том, что в мире хип-хопа, когда говоришь о ком-то, ты не хочешь его видеть, потому что не знаешь, что произойдет. Насчет Моби, не то, чтобы я в буквальном смысле хотел физически наложить на него руки, просто всю мою жизнь меня тренировали реагировать определенным способом в таких ситуациях. Моим инстинктом было: кто-то говорит о тебе, ты увидел его, ты лезешь в драку. Но Моби? Действительно? Я собирался драться с Моби? Я собирался драться с куклой? Не знаю, поймет ли кто-нибудь это теперь. Просто было много разных вещей в одно время -Моби, Кристина, кукла… Я думал: «Что ж, кто-то действительно издевается надо мной».
Оценивая произошедшее: мне нужно было раз-рулить все по-другому, и я искренне верю, что если бы я снова оказался в той ситуации, зная всю фишку кукольной собаки, я бы действовал по-другому. На что я разозлился — на самую смехотворную вещь во всем, мать его, мире. На куклу.
Когда такая херня случается, это заставляет меня задуматься: «Может стоит вернуться к занятиям по управлению гневом. Потому что очевидно, что я не научился этому». Даже сейчас, часть меня считает: «Emi-nem, когда ты пьешь, ты становишься вспыльчивым». Другая часть меня думает: «Нет, когда кто-нибудь достает меня, я становлюсь вспыльчивым». А когда я пьян и кто-то достает меня, это еще хуже. Это причина, по которой я никогда не выхожу таким в общество. Эта проблема не есть что-то, чем я горжусь. В смысле, что сейчас я на много лучше, чем был раньше.
Да. Но, все равно, она есть. Мне 35 лет. Я уже папа. Когда тебе исполняется 30, предполагается, что ты должен быть хотя бы наполовину взрослым человеком, понимаете о чем я? Правда в том, что многие вещи толкают меня на крайность. Даже теперь. Это может быть что-то простое, как миллион заданных мне тупых вопросов или рэпер не моего уровня, пытающийся начать биф со мной. Так много вещей. Бог знает, через 10 лет пути я не хочу, чтобы мои дочери слышали все это где-то и думали: «Он считает, что прикольно так себя вести». Потому что я так не считаю.
Мораль этой истории не в том, что это нормально -ходить грудь колесом, говоря: «Смотрите на меня. Я мистер Крутой Малый, мать его».
Но знаете, когда растешь так, как я рос — прыгая по округе, вступая в драку за каждую мелочь — это делает тебя злым. Просто делает. Я пытался оградиться от этого, но когда я вспоминаю о том, как много школ я сменил и все такое, это заставляет меня осознать: «Не удивительно, что я был так зол на все». Это был способ дня меня ссать в лицо людям, которые ссали на меня всю мою жизнь — ответптть каждому хушиану, цеплявшемуся ко мне, каждому человеку, кто издевался надо мной, когда я рос. Тот факт, что жизнь Хэйли сильно отличается от моей, есть достижение, которым я больше всего горжусь.
Я думаю, возраст взял свое. Хэйли и Элэйна подрастают, и я не принимаю близко к сердцу столько вещей, сколько раньше принимал. В смысле, у меня есть характер, но теперь больше контроля. Ставки высоки, и для меня семья стоит на первом месте. Маршалл Мэттерс не будет мил за решеткой, a Eminem за решеткой — гибель для бизнеса.
Оружие и насилие были вокруг меня всю жизнь — в жизни в семье, в жизни в обществе, везде. У меня всегда была тяга к ним. Я не говорю, что я был бандитом, имел дела с наркотиками или убивал людей. Просто так меня вырастили — ступай выше или на тебя наступят — так что я никогда не считал это проблемой, понимаете?
Когда мне было одинадцать, я жил в Миссури, мои дяди брали меня на стрельбище пострелять. Из АК-47. Они давали мне выпустить всю обойму. Когда мне было 7 лет, я держал в руках 45-ый Кольт своего дяди То да {Todd} — предположительно тот же кольт, из которого он убил парня на стоянке супермаркета. Я стрелял по банкам от пива в этом возрасте. Звучит безумно, но это правда. Любой, у кого есть пистолет,
скажет вам, что сначала он заставляет чувствовать себя сильным. Я был увлечен. Очевидно, теперь я таким себя не чувствую. Я потерял слишком много друзей, членов семьи, любимых из-за оружия. Я бы лучше использовал кулаки (Шутка).
Я не был в очень близких отношениях с дядей Тодом, но он все равно был моим дядей. У него были проблемы, но он не был плохим парнем. В некоторой степени он бы для меня больше как старший брат, которого я не знал очень хорошо. Конечно, он не был идеален, но он любил детей. Он был признан виновным в убийстве парня, который предположительно совращал детей, и получил свое. Когда он освободился пару лет назад, он убил себя — вышиб себе мозги на мой День рождения. Это повергло меня в смятение. Действительно, он был парнем, полным благих намерений, который просто не мог функционировать в обществе.
Депрессия, должно быть, облюбовала мою семью. Другой мой дядя, Ронни, совершил самоубийство, когда мне было 19 лет — это было одно из самых трудных времен в моей жизни. Мне позвонили в доме Ким, звонок не определился с первого раза. Я уронил телефон и упал на колени. Я не пошел на похороны -они были в Миссури — потому что я хотел помнить его таким, каким я его запомнил. Я не хотел видеть его в ящике. Наверно, я смог прийти на похороны Пруфа, потому что к этому времени уже стал взрослым мужчиной. И со всем должным уважением, у Ронни не было головы — а гроб был открыт. Я так и не понял этого. Человек снес себе голову из дробовика — какого черта оставлять гроб открытым?
Когда Ронни было 7 лет, он спалил дом моей бабушки. Когда ему было одинадцать, он посадил хомяка в микроволновку — тот взорвался. Он всегда вытворял безумную хрень. Его также часто бил один из мужей моей бабушки. Когда моя бабушка выходила замуж за того парня (теперь он бывший муж), я видел побои и даже как Ронни скинули вниз по лестнице. Я думаю, что из-за этих побоев его переклинило. У многих в моей семье не хватает болтов в голове из-за побоев. Если вернуться назад и взглянуть на насилие, через которое прошел я, не будет сюрпризом то, кем я стал. Тем, кем я не хочу быть в действительности.
Семьянин
БУДУЧИ ПАПОЙ,
Я ЧУВСТВУЮ СЕБЯ
СИЛЬНЫМ
с той стороны, которой я не знал, и я не хочу злоупотреблять этой силой. Она помогает мне перешагнуть все то плохое из моего детства. Как будто я переписываю свою историю.
У меня есть дочь, Хэйли {Hailie}, племянница, Элэйна {Alaina}, и малышка Уитни {Whitney}, которая биологически не моя. Все они называют меня Папой. Я всех их одинаково сильно люблю, и ко всем равное отношение. Из-за моего успеха, я смог обеспечить их тем, чем моя семья не смогла обеспечить меня. Вот для чего все это. Рэп — вот как я взял под контроль свою жизнь, а теперь и жизнь моих девочек. Я могу только представить, как те вещи, которые я даю им, помогли бы юному мне.
Я стараюсь объяснить моим девочкам, как нам повезло, что у нас есть такие обычные вещи, как машина, чтобы отвозить их в школу и забирать из нее, но я думаю, должно пройти какое-то время, прежде чем они поймут, где я вырос и что Папа сделал для них. Я видел обе стороны — пригород и центр. Было ли то белое, черное или смешанное общество, в котором я жил, но я всегда жил бедно. Всегда. Сыр, картофельная мука, сухое молоко по соцобеспечению — полный список. И в лучшем случае два комплекта одежды из Kmart в год.
Я хочу, чтобы у моих девочек было место, которому они принадлежат и в котором будут чувствовать себя защищенными. Вот почему я говорю, что мое величайшее достижение — то, что я отец, и вот почему я отошел от рэп-игры ненадолго. Нельзя показываться один раз в месяц и называться при этом Папой. Когда я был все время в разъездах, моими любимыми турами были летние, потому что я мог много куда брать с собой девочек. Я брал с собой и Ким — так все хорошо получалось. Порой, если мне нужно было уехать от них на какое-то время, я начинал сильно скучать по ним и возвращался. Если у меня был один день выходной, я летел на частном самолете домой, чтобы повидаться с ними на денек, и на следующий день летел назад, еле поспевая к расписанию тура.
Я не выезжал в туры с 2005 года, но все равно надрывал свою задницу. Я сказал одной из моих дочерей: «Папа так много работает, потому что я не хочу, чтобы вы жили так, как мне пришлось». Пытаешься объяснить такие вещи двенадцатилетней или пятнадцатилетней, а они отвечают: «Ну а почему ты решил, что мы будем так жить?» Не буду врать, обидно слышать такое. Но они не понимают. Потом поймут.
Я хочу, чтобы они ходили в колледж. Я пытаюсь привить им образовательные ценности. Но это может быть трудновато, когда ты не закончил среднюю школу и уровень твоего образования — 8-ой класс. Я заваливал экзамены в 9-ом классе 3 раза, и я еще пытаюсь спорить с ними о поступлении в колледж?! Я стараюсь объяснить, что Папа сделал плохой выбор, бросив школу. Мне просто повезло. Я, считай, выиграл в лоттереи. Я понимаю, что талант тоже играет свою роль, но ведь у многих есть талант. Если бы не Dre, давший мне шанс, если бы со мной не было таких людей, как Пруф, который подтолкнул меня, мы бы жили где-нибудь в трейлере.
Это единственная фотография моего отца, которая была у матери, когда я был ребенком. Она показала мне ее, когда мы жили на Dresden в Восточной стороне.
САМОЕ ХУДШЕЕ
В ТОМ, КАК Я РОС, БЫЛО ТО, ЧТО
У МЕНЯ НИКОГДА НЕ БЫЛО
НАСТОЯЩЕГО ДОМА.
На этой фотографии мне пять или шесть месяцев. Предположительно снято где-то тогда, когда родители разошлись, а я был оставлен с тетей Эдной и дядей Чарльзом.
Я всегда мотался из школы в школу, и эти переезды пагубно повлияли на мой интерес к учебе. Я ходил в два разных детских садика в Миссури. Один был в трейлерном парке, где у каждой группы был свой трейлер. Никогда не забуду, как моя двоюродная бабушка Эдна {Edna} водила меня туда, когда мне было 5 лет, а ей — шестьдесят. Те, кто слушал мою музыку, знают историю из моего детства о том, как я рыдал. В «Evil Deeds» я рассказываю, как меня затаскивали от порога к порогу: «Отец, прости меня, ведь я не знаю, что делаю, просто у меня никогда не было возможности увидеть тебя». Очевидно, что это преувеличение. Текст — метафора того, что я чувствовал. Потом я говорю: «Пока меня не приютили наконец, мои двоюродные тетя и дядя, Эдна и Чарльз {Charles}». Эта часть чистая правда. Чарльз был дядей моего отца, он участвовал во Второй Мировой войне, а Эдна была его женой. Они были моим спасительным благоволением. С момента, когда мои родители развелись, я много раз у них оставался.
Их дом был раем безопасности для меня, местом, где я мог просто сидеть перед телеком и рисовать или делать что-нибудь там. Дядя Чарльз умер 15 лет назад, и Эдна живет одна. Ей сейчас 94 года. Она гордая, чувак, она ничего не принимает от меня, если дело касается денег, а я так сильно хочу ей помочь, понимаете? Если я посылаю ей деньги, она отсылает их обратно с открыткой, в которой говорится: «Брюси, получишь по заднице». Я регулярно с ней говорю. Ей ничего не нужно, кроме беседы. Это одна из причин, по которой я так сильно ее люблю. Ее любовь искренна.
Не буду врать: у меня всегда будут вопросы о моем папе. Но на это я решил, что у меня не будет ответов -так что идет оно на хер. Пошел он на хер. Я не хочу знать этого чувака. Каким нужно быть козлом, чтобы бросить ребенка. Общаться с другими членами семьи -как он общался с дядей — и даже не позвонить ребенку, который не сделал ему ничего плохого. Нет прощения родителю за то, что сделал он. Насрать, даже если они потерялись на Аляске или, блядь, где-нибудь в пустыне — я бы нашел своих девочек.
РЕБЁНКОМ Я ПЫТАЛСЯ ЖИТЬ НОРМАЛЬНО,
НЕ СМОТРЯ НИ НА ЧТО, НО ЭТО БЫЛО ТРУДНО.
Я пытался быть общительным. Быть как все. И у меня получалось. Но, как я уже говорил, каждый раз, как я начинал привыкать и заводить друзей — БУМ! Мы снова переезжаем. Когда тебя переводят в новую школу, знаете каково это — это хреново. Ты никого не знаешь, приходится начинать заново и узнавать всех. Недавно я попытался вспомнить все школы, в которые я ходит. Список оказался длинным, и я не думаю, что он был полным. Меня это расстраивало. Раньше я думал, что провалить экзамены столько раз, сколько я было по моей вине. Но оглядываясь назад, задумываешься, а моя ли?
Заводить новых друзей каждые пару месяцев — это нелегко для любого ребенка, и это было особенно трудно для меня, потому что я был тихоней. Застенчивым. Меня избивали, из носа шла кровь, иногда из уха. Таким был Маршалл Мэттерс. Никогда не был общительным. Никогда не имел много друзей. Что расходится с образом, который я вкладываю в музыку, который выскажет вам все в лицо: мнения и подобную хрень. Такой есть Eminem. Правда в том, что я никогда.не чувствовал себя ужившимся.
Мы переехали в Уоррен, что за Детройтом, мне было около 14 лет. Мы жили у бабушки на Timken Street, потому что нам было негде жить, а она не брала с нас платы. Там я пошел в школу Lincoln в пригороде. Я учился там часть седьмого и весь восьмой класс. Самый долгий срок в одной школе. Там я встретил много ассирийских ребят, они стали моими первыми настоящими друзьями. Было несколько черных детей, но в основном там были белые и ассиршщы — христианские иракцы, приехавшие в Детройт (Кое что чумное о Детройте: Саддам Хуссейн получил ключ от города в 1980 году. Он выделил кучу денег ассирийской церкви и так получил доступ к городу).
К тому времени, когда я должен был идти в 9-ый класс, мы переехали в восточную часть Детройта. И моих друзей уже не было со мной в средней школе, средняя школа — самый важный переход в жизни. Я виню себя, потому что я мог пойти в школу Osborn вместо этого, но я не пошел.
Когда растешь вот так, все время переезжая и никогда не вписываясь никуда, к тебе вечно цепляются, это делает тебя злым. Просто делает. Особенно, когда думаешь о прошлом. Поэтому я пытаюсь оградиться.
Иногда мама давала мне деньги, чтобы я купил ей сигарет. Она давала четыре бакса на Winston Lights 100s, и я воровал сигареты, а деньги оставлял себе, чтобы купить обед. Я был в списке тех, кого бесплатно кормили в школе, потому что мы всегда были на соцобеспечении, что было стыдно. Большинство моих друзей были в списке бесплатников, и они подтвердят, как плохо это было. Самое худшее — когда за тобой стояла хорошенькая девчонка или один из футболистов. Раньше я боялся этих парней, потому что они были больше меня и тусовались по несколько человек. Итак, ты в начале очереди и ты должен сказать «Я в списке бесплатников» какой-то старой женщине, которая почти не видит. У нее еще и очки были кривые. Говоришь: «Моя фамилия Мэттерс». И эта старушка, также плохо слышащая, кричит: «А, ТЫ В СПИСКЕ БЕСПЛАТНИКОВ, ДОРОГУША?» Снова посмотрит и опять: «Я НЕ… Я НЕ НАХОЖУ ТЕБЯ. ЕЩЕ РАЗ, КАК ТВОЕ ИМЯ? МЭТТЕРС?» И так в каждой школе, в которую я ходил. Поэтому, когда я, редко, мог купить себе обед, я чувствовал гордость.
Черт, когда мне было 17 лет, время было трудное: по нескольким причинам я не жил дома, иногда я оставался в доме матери Пру фа и спал на диване. Другой раз оставался в доме матери Ким. В основном ситуация была таковой, что приходилось идти туда, где бы влез. Но я всегда что-нибудь как-нибудь придумывал.
Такая же ситуация была, когда Хэйли родилась -мы с Ким пытались протянуть от одного дня к другому.
Мы были так молоды и боролись изо всех сил Я работал на фабрике, где где я подметал полы и мыл технику минеральными спиртосодержащими материалами, которые ничерта не полезны — очень токсичны. Я делал все: от обдувки песком и мытья полов до приготовления блюд на маленькой кухне — все, что могло принести денег. Все.
Я начинял бургеры и убиратся так, что вы никогда не поверите. Я был как мэр МакЧиз {Mayor McCheese) с механическими руками, идеально подходивший для уборки, уборки и еще раз уборки. Держать Хэйли было легко, потому что мои руки окрепли от начинки бургеров и уборки. Семья Ким помогала нам, что было замечательно. Но в основном мы с Ким усердно трудились. Очень усердно.
Мы не могли позволить себе жить в каком-нибудь хорошем местечке, да мы едва могли себе позволить жить в тех засраных домах, в которых мы жили, поэтому нас вечно выселяли. Я пытался читать рэп, ходить в Hip Hop Shop и всякое такое — мы даже не могли позволить себе бензин, чтобы ездить на работу.
Нас постоянно грабили, но мы привыкли к этому и наловчились. Когда кто-нибудь грабил дом, они заворачивали все в одеяло и оставляли где-нибудь в переулке, а позже забирали. Поэтому мы шли в переулок и забирали все наше барахло обратно. Как-то мы зашли в ломбард и нашли там наш телевизор. Мы брали черный маркер и оставляли маленькую метку на нем, так мы знали, что это наш телевизор.
Когда тебя грабят в одном доме пять раз — и чувак чувствует себя настолько комфортно, грабя твой дом, что снимает куртку, оставляя ее на диване, и делает себе сэндвич с желе и ореховым маслом — кое-что понимаешь. Мы спали на полу с Ким и Хэйли в ожидании, когда он покажется.
В тот раз, когда мы приехали домой, мы услышали шум, будто рота солдат бежала по лестнице, и мы выбежали на улицу. Хэйли все еще была пристегнута в своем кресле в машине, я сел на газон, потому что не знал, что делать. Парень выбежал из подъезда, было похоже, что у него в руке была отвертка, и я погнался за ним. Но когда он повернулся, я увидел, что он держал наш разделочный нож, поэтому я побежал назад в дом. Единственное, что я нашел, была сковородка, и я взял ее. Я пошел искать его по кварталу, он перелез через забор и убежал. Вот когда я и сменил сковородку под диваном на маленький пистолет 25-ого калибра. Я так и не поймал этого чувака.
Один раз Ким так испугалась, что отвезла ребенка к маме. Я был в Атланте с Bizarre, Ким позвонила и сказала, что парень ограбил дом в четвертый раз и что мне нужно немедленно вернуться. Ей было страшно оставаться там одной, и я не виню ее.
В то время был такой момент, когда я почти сломался. Было трудно. Хуже всего было на Рождество. Я рассказываю об этом в «Mockingbird»: «Мама завернула Рождественские подарки и положила под ежу, / И сказала, что часть из них от меня, / Потому что Папа не мог купить их». Я никогда не забуду то Рождество. Я всю ночь просидел плача. Когда я слушаю эту песню, даже сейчас я могу пустить слезу. Или две. Или три. Каждое слово в песне правда.
Это была ситуация, типа «У меня есть маленькая дочка, и, знаете, она для меня все». Тогда я просто знал, что должен действовать. Рождество теперь у нас совсем другое, Спасибо, Иисус. Аллах. Будда. Боже. От всего сердца спасибо тебе.
В принципе, жизни моих девочек стабильны. Они живут в одном доме (ну, в двух, если считать дом Ким), они ходят в одну школу и получают любовь и поддержку от обоих родителей. У нас с Ким есть разногласия, конечно, но между нами сейчас все хорошо. Я не уезжаю из дома так часто, как раньше, но если приходиться — она охраняет крепость, и она делает огромную работу. Здорово, что мы смогли придти к пониманию. Это большой источник стресса, и я рад, что он теперь позади.
Я стараюсь научить своих девочек быть ответственными и обязательными. Они не живут в понятии «все нахаляву». У них есть обязанности по дому. Когда они вырастут, пойдут на работу и узнают, что значит зарабатывать. Конечно всегда будет страхующая сетка — я всегда буду им помогать — но я хочу помогать им, делающим многое самим. Стремлюсь к этому. Они хорошие дети, и я говорю это не только потому, что они мои. Дети есть дети, и, да, мои тоже иногда не слушаются и бывают наказаны. Они спускают меня на землю. Серьезно. И они заставляют меня смеяться. Eminem — обеспокоенный и воспитывающий родитель. Не ожидали, а?
Я забочусь об их защите и стараюсь изо всех сил оградить их от мерзких вещей, которые делал или говорил. Уитни еще мала, чтобы понять мою татуировку «Rot in Pieces» {Разлагайся на части), поэтому я никогда не хожу по дому с голым торсом. Однажды у девочек было много друзей в гостях, а в десятичасовых новостях говорили про то, что Eminem оскорбил какого-то парня. Я пытаюсь переключить на другой канал, чтобы дети не слышали, но один из них услышал и привел остальных. Они толпятся у телевизора, а я пытаюсь спрыгнуть и говорю: «То, что Папа сделал, нехорошо. Это не Папа!»
Иногда я беспокоюсь о том, что они подумают о моих текстах, когда вырастут. Я же не могу ограждать их все время. Люди говорили, что мои песни содержат действительно женоненавистнические тексты. В большинстве раннюю злобу, идущую из моих отношений с Ким. Мы ссорились и расставались, а писал песню вроде «На хер сучек, я ненавижу их всех». А Ким я объяснял, что это я чувствовал в тот момент. Так что она не поднимала скандалов по поводу выпуска этих песен. В основном песни описывали наши отношения, но я всегда примешивал немного другого из опыта с кем-то еще. Ким понимала, а я не думал: «Блядь, мои дети вырастут и услышат это». Я быстро понял, что придет время и дети поумнеют. Когда у моих девочек наступит этот день, я скажу им, что когда Папа злился на Маму, он писал песню, что это была моя отдушина.
Этот день наступит, наверно, уже скоро. Черт, может он уже наступил. Хэйли сейчас в седьмом классе. Когда она хочет что-то сделать и сама прикладывает усилия, она это делает. Странно видеть это в ней, потому что это так сильно напоминает мне меня. Я бы никогда не пожелал славы ни одной из них.
У нас в доме в ходу эта шутка, я говорю Хэйли: «Что ж, если ты хочешь танцевать, танцуй. Но когда дорастешь до определенного возраста, ты бросишь, потому что ты не должна быть знаменитой».
Хэйли родилась не так давно. Если приглядеться, можно увидеть, что мои волосы еше темные и я в футболке из Hip Hop Shop.
Папа, Когда ты вернулся домой сегодня ночью, Наш круг замкнулся. Я чувствовала себя защищенной, когда ты накрыл меня И поцеловал меня в щеку. Сказка, молитва, потом свет выключен, Потом вы с Мамой закрыт дверь, И я пыталась услышать ваш шепот, Пока мои глаза не закрылись. Я Благодарю Бога за то, что он осветич меня Своей божественностью свыше, Сделав тебя моим Папой, За то, что ты наполнил мою Жизнь. С чюбовью.
Я стараюсь защищать их личную жизнь как могу, и, поверьте, это сложно. Имя Хэйли знают большинство, но сможете ли вы найти ее в очереди? Нет. Она как образ в моих текстах. Когда ты знаменит, каждая сделанная тобой мелочь вроде как становится достоянием общественности. И когда мы с детьми пытаемся делать обычные вещи, это может превратиться в цирк. В наше время, со всеми этими камерами в телефонах и прочей херней, я как параноик. Фотографируйте меня сколько, блядь, угодно, только не щелкайте детей. Я хочу, чтобы они могли делать обычные вещи и заниматься своей деятельность настолько обыкновенно, насколько это возможно.
ДАМЫ И ГОСПОДА, РАСТИТЬ ДЕТЕЙ НЕ ПРОСТО!
НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ДЕЛАТЬ ЭТО ДОМА БЕЗ ПРИСМОТРА РОДИТЕЛЕЙ.
Серьезно, это сложная задача — растить их. Я родитель-одиночка, который сотрудничает с другим родителем-одиночкой — Ким. У нас хорошая команда, и отношения между нашими семьями проходят плавно. Они стали привычной реальностью для детей. Моя роль папы важней роли в 8 Миле или моей роли эмси. Но я никогда не забуду о майке, рифмах и своих рассказах. Папа Хэйли все равно лучший рэпер, чем ваш папа.
The Way I Am Book – полный русский перевод. Часть 8: Всё, что я знаю — продолжение.
Опубликовано 03.03.2012 автором Igor Basenko | ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ >>>
The Way I Am Book. Часть 8: Всё, что я знаю — продолжение.
В РЕАЛЬНОЙ ЖИЗНИ РЭП-ЭТО ВСЕ,
ЧТО Я УМЕЮ ДЕЛАТЬ ХОРОШО.
Мне очень нравится фильм «Человек дождя», отсюда и появилась песня «Rain Мап». Название песни пришло ко мне в кабине для записи — оно даже не было записано на бумаге. Я просто сказал: «Человек дождя». Я хотел сказать, что все, что я умею делать хорошо -рэп. Я могу сесть в машину и ил ехать, но я не знаю, как куда попасть. Я не знаю, ни северного, ни южного, ни восточного, ни западного районов. Я практически несведущий в направлениях. В песне идет так: «Не знаю как по-другому, это единственное, в чем я хорош». И это правда. Я вечно теряю свои ключи, права. Когда я ездил в Нью-Йорк с концертами, я мог выйти из метро и оказаться в 14 кварталах от места назначения.
Когда я начал работу над Encore, я был в растрепанных чувствах. Несколько моих невыпущенных песен утекли в массы — «Bully», «Love You Моге», «We as Americans». Эти песни оказались в Интернете, поэтому мне пришлось начинать сначала. Мы решили записываться в Орландо, потому что было лето, а это было бы хорошим местом для детей — Dre и моих. Я приехал туда ни с чем, не было даже концепции. Была лишь строка «You find me offensive / I find you offensive)) {Ты находишь, что я тебя обижаю / Я нахожу, что ты меня обижаешь} у меня в голове, у меня не было ни малейшего понятия, куда все пойдет от нее.
В Орландо мы работали на студии Лу Пирлмана {Lou Pearlman) — что прикольно, ведь он продвигал все те бойбэнды типа Backstreet Boys и N’Sync. Мы с Dre написали 16 песен, взяли 11 из них. Каждый раз, как Dre создавал новый бит, я брал его и шел в соседнюю комнату, чтобы писать. Не знаю, что там такое в Орландо, наверное, есть что-то в воде. Порой у нас с Dre бывают моменты засухи, когда он приезжает в Детройт, чтобы поработать со мной, или я еду в Лос Анджелес, чтобы поработать с ним, а чуда так и не происходит. Но в Орландо, как только мы собрались, мы начали, блядь, летать.
Запись Encore напомнила мне о моей самой первой студийной сессии с Dre в 1998 году. Это правда, что Dre слышал мой фристайл на шоу Sway and Tech «The Wake-up Show», но он даже не думал, что станет моим продюсером, до того как Джимми Айвин дал ему послушать мою кассету The Slim Shady ЕР. Когда мы с Dre в итоге приступили к делу, мы записали «Му Name Is» и еще два трека в первый день в студии, и все
происходило моментально. Не думаю, что я много спал в первые три недели, пока готовил The Slim Shady LP, все, что я делал — писал. Я не спал всю ночь, писав куплеты для «Му Name Is», а на следующий день пришел и записал. Когда я закончил запись, Dre отклонился на спинку кресла и поднял руки. Он начал хлопать, и я подумал: «Охре-неть! Это Dre так реагирует на то, что я сделал».
Первый раз, когда Dre поставил мне зачет за мой полный продакшн, было за «The Way I Am». Я был очень рад. «The Way I Am» была моим возмущением на то, что Interscope просила написать еще одну попсовую песенку для масс. Изначально я думал, что «Who Knew» будет первым синглом с The Marshall Mathers LP. Мы с Dre думали, что альбом готов. Но потом на лэйбле захотели, чтобы я полетел обратно и подумал еще над парой треков. В самолете у меня в голове крутился этот проигрыш на пианино, и я хотел под него зачитать. Так я решил зачитать в этом стиле. Я попробовал обычный бит, но рифмы просто не шли с ним, не подходили.
Потом Dre объяснил мне, что многое из того, что я делал, называлось продюсированием. Я шел к Братьям Басе и напевал что-то им, но я не мог сыграть это. Чему научил меня Dre — это то, что даже просто бубня себе басовую линию, ты уже пишешь музыку.
Работа с Dre действительно помогла мне понять широкий диапазон студии — сколько возможностей в ней, когда задействуешь все устройства и безделушки. Когда знаешь, что это и для чего, инструменты становятся продолжением твоего мозга. В студии с Dre я был как губка, впитывая все трюки ремесла. Я хотел все, что мог получить у него: «Dre, можно взять ту старую ударную установку, которой ты больше не пользуешься?»
Когда находишься в студии Dre, тобой овладевает чувство истории — истории, которую он сделал — и это вдохновляет тебя еще больше делать исторических вещей. Работая с этим человеком, нужно ко многому тянуться. У меня до сих пор есть это чувство, которое возникло, когда я первый раз с ним работал. Он знает, как предельно развить мои идеи. Он видит креативность во мне, даже когда я не пытаюсь быть креативным, и он знает как заставить меня выложить все это в майк.
Dre также показал мне, как делать с моим голосом такое, что я даже не знал, что могу. С ним я кричал в студии! Помню, когда записывали припев для «Role Model», я кричал «Don’t you want to grow up to be just like те?» {He хотите вырасти и стать таким как я?} Горло болело, a Dre все равно: «Еще раз. Давай еще раз». И так мы делали для нескольких треков сразу. Если послушать «Kim», где я кричу, можно услышать влияние «Role Model».
Я всегда хотел делать собственные биты. У меня есть мечта стать достаточно хорошим в этом, чтобы ко времени, когда я больше не буду хотеть читать рэп, я мог продюсировать. Все знают, что невозможно читать рэп вечно. Как только я получил одобрение Dre, я начал продюсировать. Иногда я предпочитаю работать в студии как продюсер. Работа с новыми артистами и наблюдение за их процессом дает вдохновение. Так как я был там, где сейчас они, я могу помочь им, когда они спотыкаются. Я могу посмотреть им в глаза, увидеть, где они ошибаются, и полностью понять, что нужно, чтобы вернуть их обратно на трек: или помочь заполнить пробелы текстом, или изменить что-то в миксе, чтобы слова не закрывались звуком. Это хип-хоп: музыка помогает подчеркнуть слова.
Когда я работаю в роли продюсера, как с 50 Cent, Obie Trice’oM или Cashis’oM, я работаю с каждым артистом по-разному. Базовая рутина — это начать создавать бит. Здесь подвох для меня, как исполнителя: музыка, которую я создавал, бывало, так мне нравилась, что я очень сильно хотел оставить ее для себя. Все, что я даю исполнителям, с которыми работаю, должно быть таким, чтобы я сам хотел зачитать под это. Я бы не стал давать им то, что не хотел бы оставить себе.
В первый раз я сам подошел к 50 Cent в клубе в Лос Анджелесе. Все время говорил только я. Существует какая-то загадка, страх вокруг 50. Он говорил мне, что иногда, когда он идет на собрания управления, ему приходится улыбаться, чтобы люди чувствовали себя спокойно. 50 потрясающий политикан, и когда он говорит, он великолепен. Он один из моих любимых лириков. Одна из моих любимых строк из его текстов — из «Hate It or Love It»: «Проснулся следующим утром, ни-геры украли мой велик». Она погружает в историю. Его тексты дают тебе мысленно увидеть, какая жизнь была у этого парня.
50 идеалист. В этом мы похожи. Каждое слово должно быть идеальным или я все брошу. Но, в крайнем случае, можно все исправить в студии. Если же ты с лажал на выступлении, перед публикой, придется попытаться отшутиться. Даже сегодня, если я выступаю и запорю одно или два слова в строке, я буду сидеть и думать об этом всю ночь и следующий день до следующего выступления. Будучи таким идеалистом, я ненавижу лажать и пару слов.
Я мимолетно встречался с 50 однажды раньше на Lyricist Lounge в Нью-Йорке. Я думаю это было где-то в 98-ом.
В процессе записи альбома Cashis’a, у меня был один бит, который я хотел оставить для себя. Но Cashis был в ударе. Я подумал, надо посмотреть, что он с ним сделает. И он просто разнес бит. Он взял тот бит и съел его на хер. Слава богу, я не оставил его себе.
Моя первая официальная работа в качестве продюсера на своем лейбле была для D12. Люди воспринимают D12 как попсовую рэп-группу, но это лишь потому, что я вел их в этом направлении на нескольких синглах, типа «Му Band». Если послушать тексты пары первых треков с D12 World, становится ясным, что они далеко не попсовые. Пруф раньше записывал микстейпы и говорил: «НЕ ДУМАЙ, ЧТО ЕСЛИ МЫ ДЕЛАЕМ МУЗЫКУ ДЛЯ МАСС, ТЫ НЕ ПОПАДЕШЬ В ЗАМЕС».
Когда я первый раз встретил Swift’а, он был в центре драки, избивал какого-то чувака. Разумеется, мы записывали песни больше с попсовым уклоном — если бы мы делали лишь гангстерские записи, с белым парнем на переднем плане, все бы воспринималось не совсем верно. Поэтому пришлось заставить их адаптироваться к моему стилю. Все сходилось в том, что я уже продал записи, и они хотели продать записи. Но вы будете удивлены. У этих парней есть свои имена на улице.
Это я, 50 и Dre на Shady National Convention. Я адски нервничал. Я много был на студни, и это было мое возвращение на публику. Первые два-три выхода действуют на нервы, пока это снова не впадает в русло, где ты уже привык — свет, камеры, люди. Когда записываешь свою пластинку, мозг настроен совсем по-другому, нежели когда ее продвигаешь. От меня ждут, что я буду смешным и нацеленным на все. Тогда, я помню, я был не совсем на все нацелен.
Порой я задаюсь вопросом: что если я уже достиг своего лирического пика, если смогу забраться на вершину всего, что уже сделал — смогу ли я стать еще лучше? Но дело в том, что чем лучше я становлюсь в продакшене, тем больший вызов себе бросаю. Если я делаю новый бит, совсем другой, меня он больше заинтересовывает, чтобы увидеть смогу ли сделать что-то другое в плане текста.
Знаете, что Jay-Z не записывает ничего, а просто идет в кабину для записи и читает? Timbaland рассказал мне о работе с ним. Jay просто идет в кабину и говорит: «Так, дай-ка подумать минуту. Отлично, пиши это». Говорит две строки и останавливается. «Хорошо, дай мне минуту. Так, пиши это». Раньше я не верил, что это возможно. Мне было трудно поверить, что Jay, читая рифмы такого калибра, каким-либо путем мог придумывать их с ходу. А потом я увидел, как наш исполнитель Cashis так делает. Это удивительный метод. Спрашиваешь, как, блядь, он так быстро их пишет?
Иногда я могу войти в такую полосу, когда я пишу действительно быстро. За последнее время я записал много песен, имея в голове лишь пару строк, я начинал фристайл. Но лучшее из моего делается, когда я сажусь и трачу какое-то время на написание. Я не задаю себе вопросов. Большинство моих песен начинаются со случайных мыслей. В голове рождается строка и БУМ. Одна эта строка выливается в целую песню.
Редко я могу сесть с намерением написать рифму и написать ее. Но когда у меня есть идея, я должен записать ее на первом попавшемся обрывке бумаги: я должен записать идею на бумаге прямо там и тогда, иначе я ее потеряю. Иногда я просматриваю свои старые листы с текстами и не понимаю, как в итоге все пришло к прочитанным строкам. Я могу записать идею, а в песне она окажется годами позднее. Я стараюсь сохранять ряды схем рифмы, раньше я копировал те, которые мне нравились с одного листа на другой. Потом я брал бумажки в кабину и шел по всей странице.
Мне говорили другие рэперы, которых я сильно уважаю, что я первый человек, который собирал слова, что не должны даже рифмоваться — где я перевернул способы произношения. Например, «Look at the store clerk, he’s older than George Burns». «Store clerk» и «George Burns» не рифмуются, технически. Или, «I laugh at the sight of death as I fall down a flight of steps and land inside a bed of spider webs». Эти слова не рифмуются, но если правильно их произнести, тогда да. Некоторые коты в игре поднялись на этом. К примеру, «working ball» и «jerking off». Лишь слоги «ur» и «aw», понимаете о чем я?
Иногда идеи никуда не приводят. Я смотрел на один из своих старых листков, на котором просто было написано «Criminal individual push» {Преступный толчок личности). Не знаю, что это значит. Наверно, я просто пытался придумать рифму и остановился на половине мысли. Но я скрупулезно подхожу к тому, что собираюсь срифмовать. Я бы не стал рифмовать «throat culture» с «black vulture», потому что «throat» и «Ыаск» не рифмуются. Можно было бы срифмовать «coat vulture» и «throat culture». Или «an occult vulture»? «Cult vulture)), «throat culture». Я просто играюсь с вами.
Мое написание сильно пострадало после смерти дяди Ронни, когда мне было 19 лет. На целый год я охладел. А потом, когда снова начал писать, следующим, что повергло меня в кризис, был Treach из Naughty by Nature. Он был настолько хорош, что я решил положить майк. Меня просто снесло его навыками. Treach одни из самых незамеченных рэперов. Тогда я хотел быть лучшим. А если я не мог быть лучшим, в чем был смысл читать рэп?
Когда я, в конце концов, перестал беспокоиться и вернулся в лабораторию, первая настоящая песня, которую я написал, была о Ронни. Она была названа «Troublemaker» {Создающий проблемы). Я зачитал как он. Мне казалось, что к нему всю жизнь относились, как к создающему проблемы, поэтому у него, вроде, и не было другого выбора, кроме как оправдать ожидания всех.
Как по мне, музыка уже не та, что раньше, особенно в то время, когда выбился 50 Cent. Теперь, когда альбомы крадут и выкладывают в Интернете, падают цифры продаж, задаешься вопросом: «А за каким хером мы это делаем?» Nas говорил, что хип-хоп умер. Я не думаю, что он умер. Он просто в застое. Лирикой определенно в застое. Во многих вещах, выпускаемых в наши дни, упрощенные тексты.
Музыка — такая же работа, как и остальные. Люди думают, что если ты делаешь музыку, автоматически становишься богатым, а это не так.
Вся индустрия поменялась, и у меня нет ни малейшего понятия, куда она направляется. Всегда ли люди будут хотеть музыки — нет, людям всегда будет нужна музыка. Что означает: всегда найдётся место для меня в этой игре. Как эмси или продюсер, или, кто знает, делать саундтрекп к фильмам. Будь я чьим-то любимым рэпером или нет, или считают меня одним из лучших или одним из самых наполовину старавшихся, неважно кем — я один из самых личностных рэперов. Вот почему люди находят отношение ко мне, потому что они чувствуют, что я показываю многое о себе. Вот почему, случайные люди, как водители такси, например, называют меня «Маршалл». А причина, по которой я выложил так много о себе: в первую очередь, потому что я и не знал, что буду так знаменит. Понятия не имел, ни, блядь, малейшего. Если бы пришлось опять все это сделать, не знаю, сделал бы я. Но я рад, что моя музыка объединила людей.
Я много сижу дома, потому что не могу пойти куда-либо без сопровождения. Иногда я выхожу лишь для того, чтобы доказать что могу и без него. Я выезжаю из своего района туда, где много людей — людей, которые свободно могут подойти ко мне и попросить автограф или наехать на меня, неважно что. Не то, чтобы я хочу встать посреди ресторана и сказать: «Эй, смотрите на меня!» Если бы вы сидели в комнате, и зашло бы Лохнесское Чудовище — вы бы опешили, стали бы таращиться и тыкать пальцами. Так и на меня реагируют люди — будто я не обычный человек. Так что большую часть времени мне нравится быть вне центра внимания.
Я смотрю много DVD, и я пересматриваю одни и те же так много, что это выводит из себя любого, кто со мной. Иногда я смотрю DVD о Рое Джонсе {Roy Jones}, зная все комментарии наизусть, и начинаю говорить их вместе с комментатором. Рой Джонс, Майк Тайсон [Mike Tyson}, все они — мне нравится возвращаться и пересматривать все еще ближе, изучать все.
Я записываю новый альбом в основном дома. Это все облегчает: нужно только спуститься вниз. Я супер расслаблен. Инженер уже там за несколько часов до меня, настраивает все и работает над нарезками. Как в старые времена, только теперь у меня в подвале побольше всего, чем ржавый четырехтрековый рекордер. Мне тяжело записывать с тех пор, как умер Пруф. И все же у меня сотни песен. Тех, что я делал, чтобы отвлечься — материал для меня и только для меня.
Когда я работаю, я стараюсь, чтобы вокруг не было кучи народу: я не хочу, чтобы кто-нибудь подглядывал за процессом. Быть в студии — это иногда развлечение, но не обязательно. Это работа, это мое ремесло. Если в студии много чуваков, потягивающих косяки и дурачащихся, становится трудно думать и находить верные решения. Итог такой, что кучка накуренных чуваков говорит: «Вот это клевая вещь, Еш!» Или девушки, которые просто хотят быть девушками. Что, конечно, мило. Но не когда я работаю.
РЭП ЗАСТАВИЛ МЕНЯ ИМЕТЬ ДЕЛО С ЛЮДЬМИ В ОБЩЕСТВЕ.
ОН ЗАСТАВИЛ МЕНЯ ПОДНЯТЬ СВОЙ ЗАД И ВЫСКАЗЫВАТЬ ВСЁ ЛЮДЯМ.
И это было хорошо. Хип-хоп был обществом, в котором я мог приспособиться, и неважно было, что я белый. С хип-хопом я почувствовал себя в команде. Я чувствовал, что я не только представляю людей, ответственных за меня, но и соединяю их друг с другом. Вот, что такое для меня хип-хоп. Всегда был.