Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
екст взят с психологического сайта http://www.myword.ru
ПОБУДИТЕЛЬНЫЕ МЕХАНИЗМЫ АКТИВНОСТИ (ПОВЕДЕНИЯ) ЧЕЛОВЕКА И ЖИВОТНЫХ
1.1. КРАТКИЙ ЭКСКУРС В ИСТОРИЮ ИЗУЧЕНИЯ
ДЕТЕРМИНАЦИИ АКТИВНОСТИ ЧЕЛОВЕКА И ЖИВОТНЫХ
Потребностные теории мотивации. Научному изучению причин активности человека и животных, их детерминации, положили начало еще великие мыслители древности — Аристотель, Гераклит, Демокрит, Лукреций, Платон, Со крат, упоминавшие о «нужде» как учительнице жизни. Демокрит, например, рас сматривал нужду (потребность) как основную движущую силу, которая не только привела в действие эмоциональные переживания, но сделала ум человека изощрен ным, позволила приобрести язык, речь и привычку к труду. Вне потребностей чело век не смог бы выйти из дикого состояния.
Гераклит подробно рассматривал побудительные силы, влечения, потребности. По его мнению, потребности определяются условиями жизни, поэтому свиньи раду ются грязи, ослы золоту предпочитают солому, птицы купаются в пыли и золе и т. д. Говоря о связи побудительных сил и разума, Гераклит отмечал, что всякое желание покупается Ценою «психеи», поэтому злоупотребление вожделениями ведет к ее ослаблению. В то же время умеренность в удовлетворении потребностей способ ствует развитию и совершенствованию интеллектуальных способностей человека.
Сократ писал о том, что каждому человеку свойственны потребности, желания, стремления. При этом главное заключается не в том, каковы стремления человека, а в том, какое место они занимают в его жизни. Человек не может преодолеть свою природу и выйти из-под зависимости от других людей, если он не в состоянии управ лять своими потребностями, желаниями и поведением. Люди, не способные укро щать свои побуждения, являются рабами телесных страстей и внешней действитель ности. Поэтому человек должен стремиться к минимизации потребностей и удов летворять их только тогда, когда они становятся действительно насущными. Все это приблизило бы человека к богоподобному состоянию, и главные усилия воли и разу ма он смог бы направлять на поиск истины и смысла жизни.
У Платона потребности, влечения и страсти образуют «вожделеющую», или «низшую», душу которая подобна стаду и требует руководства со стороны «разум ной и благородной души».
Аристотель сделал значительный шаг вперед в объяснении механизмов поведе ния человека. Он полагал, что стремления всегда связаны с целью, в которой в фор ме образа или мысли представлен объект, имеющий для организма полезное или вредное значение. С другой стороны, стремления определяются потребностями и связанными с ними чувствами удовольствия и неудовольствия, функция которых состоит в том, чтобы сообщать и оценивать пригодность или непригодность данного объекта для жизни организма. Таким образом, любое волевое движение и эмоцио нальное состояние, определяющие активность человека, имеют природные основа ния.
Близки к этим воззрениям и взгляды Лукреция. Источниками воли, по его мне нию, являются желания, вытекающие из потребностей.
Голландский философ Б. Спиноза считал главной побудительной силой поведе ния аффекты, к которым он относил в первую очередь влечения, связанные как с телом, так и с душой. Если влечение осознается, то оно превращается в желание.
Особое значение придавали потребностям как основным источникам активно сти человека французские материалисты конца XVIII века. Э. Кондильяк понимал потребности как беспокойство, вызываемое отсутствием чего-либо, ведущего к удо вольствию. Благодаря потребностям, полагал он, возникают все душевные и телес ные привычки.
П. Гольбах также подчеркивал определенную роль потребностей в жизни чело века, но делал это глубже и последовательнее. Потребности, писал он, выступают движущим фактором наших страстей, воли, умственной активности. Через моти вы, представляющие собой реальные или воображаемые предметы, с которыми свя зано благополучие организма, потребности приводят в действие наши ум, чувства и волю и направляют их к тому, чтобы предпринять определенные меры для поддер жания существования организма. Потребности человека беспрерывны, и это обсто ятельство служит источником его постоянной активности. П. Гольбах в учении о потребностях утверждал, что для объяснения активности человека достаточно од них внешних причин, и полностью отвергал традиционное представление идеализ ма о спонтанной активности сознания, познавательной, эмоциональной и волевой деятельности.
К. Гельвеции источником активности человека считал страсти. Физические, или природные, страсти возникают из-за удовлетворения или неудовлетворения потреб ностей. Последние он отождествлял с ощущениями.
Большую роль потребностям в понимании поведения человека отводил Н. Г. Чер нышевский. Только через них, считал он, можно понять отношение субъекта к объекту, определить роль материально-экономических условий для психического и нравственного развития личности. С развитием потребностей он связывал и разви тие познавательных способностей. Первичными являются органические потребно сти, удовлетворение которых ведет и к появлению нравственно-эстетических по требностей. Животные наделяются лишь физическими потребностями, которые и определяют их поведение и психическую жизнь.
Также значительную роль в психической активности человека отводил потреб ностям Р. Вудвортс. Благодаря им организм оказывается чувствительным к одним стимулам и безразличным к другим, что, таким образом, не только определяет характер двигательных реакций, но и влияет на восприятие окружающего мира (здесь смыкаются взгляды Р. Вудвортса и А. А. Ухтомского на доминанту и, по существу, рассматривается потребность как доминантный очаг возбуждения).
В 20-е и последующие годы нашего столетия в западной психологии появляются теории мотивации, относящиеся только к человеку (К. Левин [К. Levin, 1926]; Г. Олпорт [0. Allport, 1937] и др.). Здесь, наряду с органическими, выделены вторич ные (психогенные) потребности, возникающие в результате обучения и воспитания (Г. Мюррей [Н. Murrey, 1938]). К ним отнесены потребность в достижении успеха, в аффилиации и агрессии, потребность в независимости и противодействии, в уваже нии и защите, в доминировании и привлечении внимания, потребность в избегании неудач и вредных воздействий и т. д. Свою классификацию потребностей человека дал и А. Маслоу (A. Maslow, 1954) (см. раздел. 9.7).
Как видим, в XX веке понятие «мотивация» остается тесно связанным с поняти ем «потребности». При этом потребностные теории мотивации противопоставля лись взглядам на мотивацию бихевиористов, согласно которым поведение развер тывается по схеме «стимул — реакция».
Бихевиористские теории мотивации. Бихевиористы отмечали, что термин «мо тивация» слишком общий и недостаточно научный, что экспериментальная психо логия под этим названием фактически изучает потребности, влечения (драйвы), имеющие чисто физиологическую природу. Бихевиористы объясняют поведение через схему «стимул — реакция», рассматривая раздражитель как активный источ ник реакции организма. Для них проблема мотивации не стоит, так как, с их точки зрения, динамическим условием поведения является реактивность организма, т. е. его способность отвечать специфическим образом на раздражители. Правда, при этом отмечается, что организм не всегда реагирует на воздействующий извне сти мул, в связи с чем в схему введен фактор (названный мотивацией), объясняющий различия в реактивности. Но снова этот фактор свелся к чисто физиологическим механизмам: различию в чувствительности организма к данному стимулу, т. е. к порогам ощущений. Исходя из этого, мотивацию стали понимать как состояние, функция которого в снижении порога реактивности организма на некоторые раздра жители. В этом случае мотив рассматривается как энергизатор или сенсибилиза тор.
Наиболее видный представитель динамической психологии американец Р. Вудвортс (R. Woodworth, 1918), критикуя бихевиористов, трактовал ответ на внешнее воздействие как сложный и изменчивый акт, в котором интегрируются прошлый опыт и своеобразие внешних и внутренних наличных условий. Этот синтез достига ется благодаря психической активности, основой которой служит стремление к цели (потребность).
В обыденной жизни принято считать, что поведение человека определяется пла ном и стремлением реализовать этот план, достичь цели. Эта схема, как отмечает Ж. Нюттен (J. Nutten, 1984), соответствует реальности и учитывает сложное чело веческое поведение, в то время как бихевиористы в качестве модели принимают лишь элементарную психическую реакцию. Необходимо помнить, пишет Ж. Нют тен, что поведение — это еще и поиск отсутствующих или еще не существующих ситуаций и предметов, а не просто реагирование на них. На этом и основываются взгляды психологов, рассматривающих мотивацию как самостоятельный специфич ный механизм организации поведения человека и животных.
Когнитивные теории мотивации. Еще У. Джемс в конце прошлого века выде лял несколько типов принятия решения (формирования намерения, стремления к действию) как сознательного преднамеренного мотивационного акта. Объекты мыс ли, задерживающие окончательное действие или благоприятствующие ему, он на зывает основаниями, или мотивами, данного решения.
Во второй половине XX века появились мотивационные концепции Дж. Роттера (J. Rotter, 1954), Г. Келли (G. Kelly, 1955), X. Хекхаузена (Н. Heckhausen, 1955), Дж. Аткинсона (J. Atkinson, 1964), Д. Макклелланда (D. McClelland, 1971), для ко торых характерным является признание ведущей роли сознания в детерминации поведения человека. Когнитивные теории мотивации повлекли за собой введение в научный обиход новых мотивационных понятий: социальные потребности, жизнен ные цели, когнитивные факторы, когнитивный диссонанс, ценности, ожидание ус пеха, боязнь неудачи, уровень притязаний.
Р. Кеттелл (R. Cattell, 1957) построил «динамическую решетку устремлений». Он выделил мотивационные диспозиции типа «эргов» (от греч. ergon — энергия, работа), в которых видел своего рода биологически обусловленные влечения, и «энграммы», природа которых содержится не в биологической структуре, а в истории жизни субъекта.
Во многих зарубежных мотивационных концепциях центральным психическим процессом, объясняющим поведение, становится принятие решения.
Психоаналитические теории мотивации. Новый этап изучения детерминации поведения начался в конце XIX века в связи с появлением учения Зигмунда Фрейда (S. Freud, 1895) о бессознательном и влечениях человека. Он придавал решающую роль в организации поведения бессознательному ядру психической жизни, образуе мому мощными влечениями. В основном сексуальными (либидо) и агрессивными, требующими непосредственного удовлетворения и блокируемые «цензором» лич ности — «Сверх-Я», т. е. интериоризированными в ходе социализации индивида со циальными нормами и ценностями. Если у У. Джемса мотивация в решающей степе ни связывалась с сознательным принятием решения (с учетом многих внешних и внутренних факторов), то у 3. Фрейда и его последователей в детерминации поведе ния решающая роль отводилась бессознательному, подавление побуждений которо го со стороны «Сверх-Я» приводит к неврозам.
В этом же направлении разрабатывал свою теорию и У. Макдауголл (W. McDougall, 1923), который считал, что у человека имеется восемнадцать ин стинктов. Он выдвинул «термическую» концепцию, согласно которой движущей силой поведения, в том числе и социального, является особая врожденная (инстин ктивная) энергия («горме»), определяющая характер восприятия объектов, создаю щая эмоциональное возбуждение и направляющая умственные и телесные действия организма к цели. Каждому инстинкту соответствует своя эмоция, которая из крат ковременного состояния превращается в чувство как устойчивую и организованную систему диспозиций — предрасположений к действию Таким образом, он пытался объяснить поведение индивида изначально заложенным в глубинах его психофизио логической организации стремлением к цели.
1 Подробный анализ течений и теорий мотивации и мотива, разрабатывавшихся зарубеж ными психологами в первой половине XX века, можно найти в монографиях П М. Якобсо на (1969) и X. Хекхаузена (1986).
Биологизаторские теории мотивации. Среди них можно отметить те, которые обращаются к понятию «мотивация» лишь для объяснения причин активности орга низма (см. работу Ж. Нюттена, 1975). О мотивации в этом случае говорят как о мо билизации энергии. При этом исходят из представлений, что естественным для орга низма является состояние неактивности и, чтобы произошел его переход к активно сти, необходимы какие-то особые побудительные силы. Если же рассматривать живой организм как активный, то понятие «мотивация», с точки зрения этих уче ных, становится лишним. Несостоятельность этих взглядов в том (как показал оте чественный физиолог Н. Е. Введенский в конце XIX — начале XX века), что состоя ние физиологического покоя является тоже активным состоянием.
Мотивация в работах отечественных ученых. Среди отечественных психоло гов начала XX века, поднимавших вопросы о мотивации поведения человека, следу ет отметить прежде всего А. Ф. Лазурского, опубликовавшего в 1906 году книгу «Очерк науки о характерах». В ней довольно большое место отводится обстоятель ному обсуждению вопросов, связанных с желаниями и влечениями, борьбой моти вов и принятием решений, устойчивостью решений (намерений) и способностью к внутренней задержке побудительных импульсов; высказанные положения не утра тили актуальности и в настоящее время'.
О влечениях, желаниях и «хотениях» человека, в связи с вопросами о воле и во левых актах, рассуждал в своих работах и другой крупный отечественный психолог Н. Н. Ланге (1914). В частности, он дал свое понимание отличий влечений от «хоте ний», полагая, что последние — это влечения, переходящие в активные действия. Для него «хотение» — это деятельная воля.
В 20-х годах и позже вопросы мотивации поведения рассматривал В. М. Боров ский (1927), Н. Ю. Войтонис (1929, 1935), стоявший на биологизаторских позици ях. Л. С. Выготский в своих работах тоже не оставил без внимания проблему детер минации и мотивации поведения человека Так, в учебном пособии «Педология под ростка» (1930-1931) он отводит большую главу вопросу о сущности интересов и их изменении в подростковом возрасте. Он считал, что проблема соотношения влече ний и интересов является ключом к пониманию психического развития подростка, которое обусловлено прежде всего эволюцией интересов и поведения ребенка, из менением структуры .направленности его поведения. Несмотря на некоторую одно сторонность в вопросе об интересах, несомненно положительным в его взглядах было убеждение, что интересы не являются навыками, как считали в то время мно гие психологи. В другой работе — «Истории развития высших психических функ ций» — Л. С. Выготский уделяет большое внимание вопросу о «борьбе мотивов». Одним из первых он стал разделять мотив и стимул, говорил о произвольной мотива ции. В 40-х годах мотивацию, с позиции «теории установки», рассматривал Д. Н. Уз надзе (1966), говоривший, что источником активности является потребность, которую он понимал очень широко, а именно как то, что является нужным для организма, но чем он в данный момент не обладает.
Во многих зарубежных мотивационных концепциях центральным психическим процессом, объясняющим поведение, является принятие решения. Недостатком этих теорий мотивации является рассмотрение лишь отдельных сторон мотивационного процесса, без попыток их объединения. Это связано с тем, что их авто ры отрицают принципиальную возможность создания универсальной теории мо тивации, одинаково удовлетворительно объясняющей поведение животных и че ловека.
1 Ряд положений А Ф Лазурского будут рассмотрены нами при последующем изложе нии вопросов, относящихся к мотивации и мотивам
1.2. СХОДСТВА И РАЗЛИЧИЯ В ДЕТЕРМИНАЦИИ ПОВЕДЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И ЧЕЛОВЕКА
Философы Древней Греции и Древнего Рима достигли значитель ных успехов в понимании детерминации (причинности) поведения человека. Одна ко их рационализм как философское течение обладал и крупными недостатками. Человек представлялся уникальным существом, не имеющим ничего общего с жи вотными. Только он, наделенный разумом, мышлением и сознанием, обладает сво бодой выбора действий. Мотивация, детерминация поведения с этих позиций свя зывалась только с разумом и волей.
В отличие от объяснения поведения человека с позиций рационалистов как ис ключительно разумного, на поведение животных распространялись взгляды иррационалистов: оно несвободно, неразумно, управляется неосознаваемыми биологи ческими силами, проистекающими из органических потребностей. Неслучайно стоиками, представителями одного из философских течений, введено понятие «ин стинкт».
Различия в воззрениях на сущность и происхождение мотивации поведения чело века и животных сохранялись вплоть до середины XIX века. Это было столкновение представлений о главенстве произвольного и непроизвольного, волюнтаризма и не обходимости. Произвольность и волюнтаризм выражали связь с душой как психоло гическим механизмом управления поведением человека, а непроизвольность и не обходимость — с материалистическим пониманием причинности, с рефлексами.
Постепенно произошло сближение позиций рационализма и иррационализма в изучении причин поведения человека и животных. И произошло это благодаря эво люционному учению Ч. Дарвина, позволившему ученым свести к минимуму разли чия между человеком и животными.
С одной стороны, стали изучаться разумные формы поведения у животных, с дру гой — инстинкты и рефлексы у человека, рассматривавшиеся в качестве мотиваци онных факторов. Сближение понимания механизмов поведения у животных и чело века привело к тому, что, например, английский философ Джозеф Пристли (вторая половина XVIII века) считал, что животные обладают зачатками всех способностей человека без исключения, причем отличие их от человека только «в степени, а не вроде». Он приписывал животным волю, рассудок и даже способность к абстрагиро ванию.
Качественное отождествление психики животных и человека, а следовательно и побудительных причин их поведения, допускали многие передовые естествоиспыта тели и философы-материалисты XVIII-XIX веков (Ж. Ламетри, Ч. Дарвин, Н. Г. Чер нышевский и др.). Этот шаг в сторону антропоморфизма был в целом ошибочным, однако и до сих пор вопрос о том, каким образом развивалась в филогенезе мотива ция поведения животных и человека, остается столь же актуальным, сколь и неяс ным.
До сих пор в философской, биологической и психологической литературе приня то говорить о мотивации и мотивах не только человека, но и животных (Н. Ю. Войтонис (1935), В. К. Вилюнас (1986) и др.). При этом под мотивацией понимается любая причина, вызывающая ту или иную реакцию животных и человека. Напри мер, Н. Ю. Войтонис говорит о мотивации гнева, страха, П. В. Симонов (1975) при нимает за мотивы животных их биологические потребности и т. д.
Предложенная П. К. Анохиным (1975) схема функциональной системы, в част ности та ее часть, которая касается принятия решения, приложима как для произ вольного, так и непроизвольного поведения, и это вроде бы дает основание сблизить мотивационные механизмы человека и животного. Действительно, у того и другого присутствует пусковая афферентация (стимул, сигнал, раздражитель), обстановоч ная афферентация (оценка и учет собственного состояния и ситуации), память (ка кая прежде была реакция на данный стимул) и потребность, называемая П. К. Ано хиным мотивацией. У животных и у человека имеется предвосхищение будущих результатов, описываемых в различных схемах поведения как «акцептор действия», «установка», «ожидание», «экстраполяция», «антиципация».
Аналогии можно проводить и дальше. Так, у животных, как и у человека, при орга низации своего поведения проявляется избирательность (предпочтение). Л. Харрис и соавт. (L. Harris, J. Clay, F. Harggreaves, A. Ward, 1933) изучал избирательность пищевого поведения, которая определяется биологической потребностью. Если да вать крысам в течение нескольких дней пищу, лишенную витамина В, а затем пред ложить им на выбор еду, содержащую и не содержащую его, то крысы очень быстро обучаются выбирать пищу с этим витамином.
Зависимость таких предпочтений животного от специфических потребностей организма показал и К. Рихтер (С. Richter, 1936). Однако животные не всегда пред почитают продукты, соответствующие той или иной нужде организма. Некоторые продукты, как показал П. Т. Янг (P. Yang, 1948), предпочитаются из-за особенно стей самого продукта. Так, некоторые вредные вещества оказываются более при влекательными. Для обозначения предпочтения некоторых продуктов, не связан ных с органическими потребностями, Янг предложил термин аппетитность. Очевид но, предпочтение основывается на вкусовых ощущениях, так как перерезание вкусовых нервов устраняло это предпочтение (К. Рихтер, 1942).
В опытах с «ожиданием награды» у животных формируется готовность к получе нию определенного корма, и в случае его подмены вместо пищевого наблюдается поисковое поведение. Все это свидетельствует о том, что, как отмечают О. К. Тихо миров и Т. Г. Богданова (1983), цели человеческих действий и процессы их образо вания имеют биологическую предысторию. Однако внешние сходства в поведении и детерминирующих его факторах не должны заслонять существенных отличий обусловленности поведения у человека и животных. Они видны, например, при рас смотрении потребностей животных и человека. Не только социальные потребно сти, отсутствующие у животных, но и биологические не одинаковы у тех и других. На это обращал внимание А. Н. Леонтьев, ссылаясь на высказывание К. Маркса: «...голод, который утоляется вареным мясом, поедаемым с помощью ножа и вилки, это иной голод, чем тот, при котором проглатывают сырое мясо с помощью рук, ног тей и зубов»1. Для изголодавшегося человека пища тоже перестает существовать в своей «человеческой» форме (потребность в пище «расчеловечивается», по терми нологии А. Н. Леонтьева). То есть, потребляя пищу, человек не просто утоляет го лод, но получает удовольствие, в том числе и эстетическое, от самой обстановки принятия пищи.
Далее: у животных диапазон объектов, выступающих в качестве удовлетворителей потребности, задан от природы, жестко ограничен специфичным для каждого биологического вида кругом приспособительных инстинктивных форм деятельности. У человека же круг этих объектов практически не ограничен, как не ограничены и формы деятельности по их добыче. Главное же в том, что поиск объектов удовлетво рения потребности осуществляется человеком сознательно, с участием второй сиг нальной системы. У животных же образ объекта (пищи, кормушки или хозяина) свя зан с работой первой сигнальной системы, которая обеспечивает им разумность по ведения, но на более низком уровне. Например, по данным Р. У. Липера (R. Leeper, 1935), при возможности бежать по двум коридорам крысы бежали не куда попало, а в сторону воды — при жажде, в сторону пищи — при голоде.
Проявляемая животными избирательность в выборе пищи осуществляется так же на непроизвольном уровне. Поисковая активность и направленное побуждение хотя и целесообразны, но не обладают смыслообразующей функцией, как у челове ка. За животное «думают» условные рефлексы, инстинкты, а направленность и це лесообразность реагирования определяются целью рефлекторно. Правда, некото рые особенности поведения высокоразвитых животных заставляют думать о зачат ках произвольности, а не сводить их поведение только к инстинктам и условным рефлексам, на что справедливо указывается в работах П. В. Симонова. Наблюдая, например, за кошкой, видишь, как она старается своим поведением показать хозяи ну, чего хочет, какая у нее в данный момент потребность: если в пище — она ведет хозяина к месту кормления, если в игре (двигательной активности) — она начинает заигрывать, принимает определенную позу или занимает определенное место и т. д. Животные осуществляют целенаправленную поисковую активность в случае голо да или жажды, и ведет их не запах еды, а образ места кормления и посуды, в которой была пища.
У высших животных возможна и «борьба мотивов», например потребности в пище с инстинктом самозащиты ( животное хочет схватить пищу, но боится). Нако нец, у них проявляется и сила воли: они настойчиво требуют от хозяина пищу, кото рую он ест (бьют его лапой), или не мочатся, находясь дома или в транспорте (при этом, как и люди, испытывают мучительные ощущения).
Маркс К Энгельс Ф Сочинения. 2-е изд Т 46 . ч 1 —М , 1968 —С 28.
Таким образом, поведение животных может быть не только целесообразным, но в определенной степени разумным, произвольным. И если поставить вопрос о том, можно ли говорить о мотивации поведения животных, то ответ следует дать такой это поведение в такой степени мотивированно, в какой оно носит произвольный ха рактер. Такая позиция означает признание эволюционного развития мотивации как произвольного способа управления поведением.
Как бы то ни было, но приведенные данные позволяют сделать два важных выво да: мотивация не сводится лишь к реагированию (безусловно- или условно-рефлек торному), так как подразумевает участие сознания и преднамеренность, а не просто инстинктивную экстраполяцию; мотивация поведения человека и животных (если вообще о таковой у последних можно говорить) не равнозначна.
В основном поведение человека связано с произвольной регуляцией, а значит и с мотивацией, в которой ведущая роль принадлежит не физиологическим, а психоло гическим механизмам, так как сознательно осуществляются анализ ситуации, вы бор цели и построение плана действия.
Вопреки распространенному в психологии и биологии мнению о том, что мотива цией является любая детерминация и любое побуждение, я считаю, что это не так. Говоря о мотивации как, особом виде детерминаций поведения, следует сразу от сечь побуждения, связанные с безусловно- и условно-рефлекторным реагировани ем на внешние стимулы (раздражители). Тогда нетрудно заметить, что вопрос о при чине активности человека оказывается тесно связанным с волей: участвует она в инициации активности или нет, противоречит активность воле (желанию) субъекта или не противоречит. И не случайно мотив и воля часто понимаются как синонимы, причем не только на уровне бытового сознания, но и научного.
Отсюда следует и другое положение: не всякая причинная обусловленность по ведения может считаться мотивом, а только та, которая связана с внутренними по буждениями человека.
1.3. ТРУДНОСТИ В ИЗУЧЕНИИ МОТИВАЦИИ И МОТИВОВ ЧЕЛОВЕКА
Рассматривая мотивацию человека как психологический феномен, ученые столкнулись со многими трудностями. Прежде всего возникла терминоло гическая неясность: одинаково и даже как синонимы употребляются термины «мо тивация» и «мотив». «Мотивация» используется даже охотнее, так как, понимая под ней процессы детерминации активности человека и животных или формирования побуждения к действию или деятельности (А. Б. Орлов, 1989), в это понятие можно включать что угодно; ведь детерминировать и побуждать может безграничное мно жество вещей и явлений. Недаром Д. Дьюсбери (1981) пишет, что понятие «мотива ция» используется обычно как мусорная корзина для разного рода факторов, приро да которых недостаточно ясна. Действительно, мотивацию связывают с потребно стями и мотивами, мировоззрениями человека и особенностями его представления о себе, личностными особенностями и функциональными состояниями, с пережива ниями, знаниями о среде и прогнозом ее изменения, с ожидаемыми последствиями и оценками других людей (В. А. Иванников, 1985, 1991).
Не лучше обстоит дело с понятием «мотив». В качестве его называются самые раз личные психологические феномены: представления и идеи, чувства и переживания (Л. И. Божович, 1968), потребности и влечения, побуждения и склонности (X. Хекхаузен, 1986), желания и хотения, привычки, мысли и чувство долга (П. А. Рудик, 1967), морально-политические установки и помыслы (А. Г. Ковалев, 1969), психиче ские процессы, состояния и свойства личности (К. К. Платонов, 1986), предметы внешнего мира (А. Н. Леонтьев, 1971, 1975), установки (А. Маслоу, 1954) и даже условия существования (В. К. Вилюнас, 1990). Врачи ставят даже такой диагноз, как «немотивированные (!) головные боли», очевидно полагая, что мотив — это любая причина любого явления. Недаром А. Н. Леонтьев писал, что работы по проблеме мотивации почти не поддаются систематизации — до такой степени различны те по нятия, по поводу которых употребляется термин «мотив», и что само это понятие пре вратилось в большой мешок, в который сложены самые различные вещи. О вольном использовании понятия «мотив» литераторами, публицистами, юристами и говорить не приходится. Любая причина поступка исторического или экономического разви тия человечества называется мотивом. Неудивительно, что подчас исчезает сам пред мет обсуждения, т. е. мотив, или же высказываются предположения, что современ ные понятия о нем описывают не одну, а несколько реальностей, не совпадающих друг с другом (В. А. Иванников, 1985).
В результате такой неразберихи практики, имеющие дело с воспитанием людей, оказываются в сложном положении. Так, один из педагогов, Л. П. Кичатинов (1989), резонно задает вопрос: как быть педагогам, как при такой разноплановости в толко вании «мотива» выйти на практическую дорогу его формирования? Пока не ясна суть явления, работа по совершенствованию или преобразованию этого понятия напо минает сказочную ситуацию «сделай то, не знаю что». Превращение «мотива» в «большой мешок», как справедливо указывает Л. П. Кичатинов, ведет к закрытию целого ряда педагогических перспектив.
В зарубежной психологии имеется около 50 теорий мотивации. В связи с таким положением В. К. Вилюнас (1990) высказывает сомнение в целесообразности об суждения вопроса, что такое «мотив». Вместо этого он предлагает сосредоточить внимание на более отчетливом обозначении и описании отдельных феноменов, при нимаемых в качестве побудителей активности. Другой подход предлагает В. А. Иван ников (1985): нужно сузить содержание понятия «мотив» до какой-то одной реаль ности, а для обозначения других ввести новые понятия. Термин «мотив», по его мне нию, нужно закрепить за устойчивыми образованиями мотивационной сферы в виде опредмеченных потребностей, а для обозначения конкретного ситуативного обра зования, непосредственно инициирующего деятельность, использовать термин «по буждение».
В ряде работ «мотив» рассматривается только как интеллектуальный продукт мозговой деятельности. Так, Ж. Годфруа (1994) пишет, что «мотив» — это сообра жение, по которому субъект должен действовать. Еще более резко говорит X. Хекхаузен (1986): это лишь «конструкт мышления», т. е. теоретическое построение, а не реально существующий психологический феномен. Он пишет, что в действительности никаких «мотивов» не существует, они не наблюдаемы непосредственно и по этому не могут быть представлены как факты действительности. Они лишь услов ные, облегчающие понимание вспомогательные конструкты нашего мышления, вставляемые в схему объяснения действия между наблюдаемыми исходными обсто ятельствами и последующими актами поведения. Неудивительно, что в его двухтом ной монографии за «мотив» принимаются либо потребность (потребность во вла ствовании, называемая им «мотивом власти»; потребность в достижении — «мотив достижения»), либо личностные диспозиции (тревожность и другие), либо внешние и внутренние причины того или иного поведения (оказание помощи, проявление аг рессии).
Не лучше обстоит дело и с другими понятиями, используемыми в мотивационных теориях, в частности — с понятием побуждение. Так, В. А. Иванников счита ет, что это понятие вводится как объяснительный конструкт, как нечто, что явля ется необходимым и достаточным условием для начала и поддержания поведения, для достижения намеченной цели. Скептически относится к этому понятию и Р. Хайнд (1963). Он, в частности, пишет, что введение переменной «побуждение» уменьшает количество рассматриваемых связей между внешней и внутренней си туацией и реакцией на них. Но если нас интересует степень независимости рас сматриваемых параметров друг от друга, то это понятие может ввести в заблужде ние и превращается в помеху. Отчасти можно согласиться с этими авторами, так как многие психологические понятия суть конструкты мышления, домыслы уче ных. Но это не означает, что данное психологическое явление или образование не существует в действительности. Обозначение каких-то психологических явлений и феноменов — не плод воображения психологов, а результат анализа фактов. Если же следовать за X. Хекхаузеном и некоторыми другими психологами, то надо признать, что нет и таких психологических феноменов, как воля, состояние, вни мание, мышление и т. д., поскольку их тоже в руки не возьмешь и на приборах прямо не зафиксируешь. Из понимания этого факта следует лишь то, что любое теоретическое построение (касающееся и психической деятельности, предстаю щей перед исследователем как «черный ящик») должно опираться на факты, логи чески увязанные друг с другом, а не быть плодом фантазии и волюнтаризма: как хочу, так и называю, куда хочу, туда и отношу. Например, в учебниках по психоло гии «мотиву» отводится различное место в структуре психологических знаний: то в разделе «Направленность личности», то в разделе «Воля», то в разделе «Дея тельность».
Противоречия существуют и по такому вопросу: к чему относятся мотивы и мо тивация — к действию, к деятельности? А. Н. Леонтьев в 1956 году писал, что мо тив побуждает отдельное, частное действие. Однако в более поздних работах он утверждал, что мотивы относятся только к деятельности, а действие не имеет само стоятельного мотива. Если принять это как частный случай осуществления дей ствий, то правомерность утверждения А. Н. Леонтьева становится очевидной — каждое действие в составе деятельности не имеет собственного мотива, но это не значит, что эти действия не мотивированны. Просто для деятельности и действий имеется общий мотив Однако цели деятельности и каждого действия в ее составе не совпадают, хотя и те и другие обусловлены смыслом деятельности как своеоб разным стержнем осуществляемой программы. В то же время действия могут выступать в качестве поступков. Но может ли быть немотивированным сознательно совершаемый поступок? Ответ очевиден. Поэтому самостоятельные действия должны иметь мотив. Само действие может выступать и в качестве деятельности, если ее содержанием является только это действие. Впро чем, рассматривая подобные случаи, А. Н. Леонтьев (1972) пишет, что когда одни и те же действия становятся деятельностью, то она приобретает самостоятельный мотив. Подобные случаи он обозначает как «сдвиг мотива на цель». Согласно же представлениям Р. А. Пилояна (1984), мотив, наоборот, относится только к действи ям, а деятельность он рассматривает в контексте понятия «мотивация». В этом он солидарен с М. Ш. Магомед-Эминовым (1987), который связывает мотивацию не только с подготовкой деятельности, но и с ее осуществлением.
Таким образом, проблема мотивации и мотивов остается остродискуссионной и, к сожалению, трудноизучаемой экспериментально. Многие зарубежные теории мо тивации построены на основании экспериментов с Животными, поэтому в ряде слу чаев прямая экстраполяция на человека невозможна. Кроме того, возникает вопрос: можно ли вообще эти теории рассматривать как истинно мотивационные? Не явля ются ли они биологическими теориями детерминации поведения?
В то же время, как отмечает П. М. Якобсон (1969), растущий интерес к психоло гии личности (а мотивационная сфера, без сомнения, является ее ядром), к слож ным динамическим переменам в ее деятельности и поступках делает изучение моти вации поведения человека насущной задачей психологической науки. Очевидно, что требуются критическое рассмотрение существующих точек зрения на проблему и поиск нового подхода к ее решению.
ПОТРЕБНОСТЬ КАК ВНУТРЕННИЙ ПОБУДИТЕЛЬ АКТИВНОСТИ ЧЕЛОВЕКА
Как самостоятельная научная проблема вопрос о потребностях стал обсуждаться в психологии сравнительно недавно, в первой четверти XX века. При этом потребность как переживание нужды рассматривалась среди различных эмо циональных проявлений, а порой — и как инстинкты. Очевидно, первой работой, специально посвященной потребностям, является книга Л. Брентано (1921). Он оп ределил потребность как «всякое отрицательное чувство, соединенное со стремле нием устранить его при помощи удаления вызывающей его неудовлетворенности» (с. 10). С тех пор появилось много различных точек зрения на ее сущность — от чисто биологических до социально-экономических и философских. Так, к первым можно отнести представления 3. Фрейда о влечении и Г. Холла (G. Hall, 1961) о «драйве». К последним же относятся представления В. С. Магуна (1978,1983, 1985) о потребностях как отсутствии блага и Д. А. Леонтьева (1992) — как отношении между личностью и окружающим миром. Такой переход от одной крайности к дру гой привел к тому, что потребность как психологическое или психофизиологиче ское явление рассматривается все реже и во многих случаях вне мотивационного процесса. С появлением каждой новой «теории» вопрос запутывается еще больше, поскольку их авторы начисто отвергают представления своих предшественников Сходство у большинства психологов наблюдается только в том, что почти все при знают за потребностью функцию побуждения активности (поведения, деятельно сти) человека. И именно поэтому рассмотрение проблемы мотивации и мотивов мы начинаем с выяснения, что же такое потребность.
2.1. ПОНИМАНИЕ ПОТРЕБНОСТИ КАК НУЖДЫ
Слово «нужда» в «Словаре русского языка» С. И. Ожегова (1985) имеет два значения: недостаток необходимого (дефицит) и потребность в чем-нибудь. Близко к этому и понимание нужды как надобности. В таком значении сло во «нужда» используется в различных сферах общественной и личной жизни, что создает, с одной стороны, условия для различного его толкования, а с другой —толкает некоторых авторов на поиск единого критерия для определения «нужды», а за ней — и «потребности».
Можно, например, постоянно слышать и читать о нужде государства в квали фицированных кадрах для управленческого аппарата, о нужде предприятий в элек троэнергии, сельского хозяйства — в удобрениях, животных — в корме и т. д. Но использование общего слова в различных сферах общественной и личной жизни еще не означает, что за этим словом скрываются тождественные феномены и что обыденное употребление его равнозначно научному и тем более психологическо му. И прежде всего потому, что способ реагирования на отсутствие или необ ходимость, нужность чего-то у разных объектов и систем будет разным. Ка мень при отсутствии оптимальных метеорологических условий трескается и раз рушается, но он не ощущает и не переживает этого эмоционально, как животные с высокоразвитой нервной системой в случае возникновения у них нужды. Поэтому при рассмотрении нужды как потребности требуется дифференцированный под ход.
В психологии нужда чаще всего понимается как дефицит, нехватка чего-то в орга низме, и именно в таком значении она принимается за потребность. Д. Н. Узнадзе (1966, 1969), например, пишет, что понятие «потребность» касается всего, что яв ляется нужным для организма, но чем в данный момент он не обладает. При таком понимании наличие потребности признается не только у человека и животных, но и у растений.
Несомненно, что у человека нужда и потребность тесно связаны друг с другом. Но это не означает, что они тождественны. К. К. Платонов (1986) замечает, что от ношения между потребностью человека и нуждой — это отношения между отра женным и отражаемым.
Мешает отождествлению нужды и потребности и зауженное понимание нужды только как дефицита. В связи с этим В. С. Магун (1983), Ю. В. Шаров (1970) и дру гие справедливо отмечают, что потребности человека связаны не только с дефици том, но и с избытком чего-то, вредного для нормального функционирования организ ма, и появляется потребность в ликвидации этого избытка. О физиологических нуж дах такого рода распространяться не стоит, они знакомы каждому. Но нужда появляется и в отношении психологических раздражителей, возникающих спонтан но, без предшествующего переживания дефицита, а из-за соблазнительности по явившегося объекта. У ребенка появляется страстное желание получить увиденную в витрине магазина игрушку, хотя до этого ни о каких игрушках он не думал. Да и конфету он хочет не из-за дефицита глюкозы в организме, а потому, что вспоминает приятную сладость, увидев ее.
Таким образом, зауженное понимание нужды как дефицита неизбежно приводит к такому же пониманию потребности как психологического явления. В связи с этим следует упомянуть представления А. Маслоу о потребностях человека. Он называ ет «дефицитом» те потребности, неудовлетворение которых создает в организме «пустоты»; они должны быть заполнены для сохранения здоровья организма. А. Маслоу кроме обычных витальных нужд к «дефициту» относит нужду в безопас ности, сопричастности, любви, уважении, признании. При этом он оговаривает, что далеко не все физиологические потребности можно отнести к этой группе, напри мер потребность в сексе, выведении экскрементов, сне и отдыхе. Устранение дефицита приводит к снятию напряжения, восстановлению гомеостаза, равновесию и самозащите, т. е. к самосохранению. Но есть, отмечает А Маслоу, и потребность в развитии, самосовершенствовании. Это вторая группа по требностей, связанных с самоактуализацией, которую он понимает как непрерыв ную реализацию потенциальных возможностей, способностей, как совершение своей миссии, призвания, как более полное познание. Дети, отмечает он, получают удовольствие от своего развития и движения вперед, от обретения новых навыков И это прямо противоречит теории 3. Фрейда, согласно которой каждый ребенок от чаянно жаждет приспособиться и достичь состояния покоя или равновесия. По мне нию последнего, ребенка, как существо неактивное и консервативное, следует по стоянно подгонять вперед, выталкивая из предпочитаемого им уютного состояния покоя в новую пугающую ситуацию. Благодаря же потребности в развитии ничего подобного не наблюдается. В то же время А. Маслоу отмечает, что развитие лично сти складывается в зависимости от того, на чем она «зациклена»: на «ликвидации дефицита» или же на самоактуализации.
Итак, основным препятствием в толковании нужды как потребности является по нимание ее только как дефицита. В то же время справедливо и замечание В. С. Магуна, что если нужда и потребность означают одно и то же, одно из них (у него — нуж да) становится ненужным.
Наиболее распространенной является точка зрения, согласно которой потреб ность — это не сама нужда, а ее отражение в сознании человека. Так, К. К. Плато нов пишет, что потребность — это психическое явление отражения объективной нужды в чем-либо организма (биологические потребности) и личности (социальные и духовные потребности). М. М. Филиппов (1968) рассматривает потребность как психический образ нужды.
Но и вопрос об отражении нужды в сознании решается психологами неоднознач но. У разных авторов результатом отражения являются различные психологические феномены: ощущения, переживания, состояние напряжения, испытываемая необ ходимость. С. Л. Рубинштейн (1946) писал, что конкретной формой существования потребности является эмоция. Многие психологи за потребность принимают пред мет ее удовлетворения. У некоторых же потребность выступает сразу в нескольких качествах: как деятельность и как напряжение, как состояние и как свойство лично сти. Рассмотрим эти точки зрения.
2.2. ПОТРЕБНОСТЬ
КАК ПРЕДМЕТ УДОВЛЕТВОРЕНИЯ НУЖДЫ
Распространенным является взгляд на потребность как на отраже ние в сознании человека того предмета, который может удовлетворить (устранить) нужду. В. Г. Лежнев (1939) писал, что если потребность не предполагает наличие хотя бы в общих чертах того, что ее может удовлетворить, то просто нет и самой потребности как психологической реальности. Многими потребностью считается не только образ предмета, но и сам предмет. При таком толковании потребность как бы выносится за пределы субъекта. Эта точка зрения отражает бытовое, обыденное понимание потребности, когда человек говорит: хочу хлеба, нуждаюсь в деньгах и т. п. Нелогичность принятия предмета удовлетворения потребности за саму по требность можно показать на многих примерах. Во-первых, здесь причина (потреб ность) и следствие (предмет, ее удовлетворяющий) поменялись местами: телега встала впереди лошади. Во-вторых, одна и та же нужда может удовлетворяться раз ными предметами. Если принять эти предметы за потребности, тогда одна и та же нужда превращается сразу в несколько опредмеченных потребностей. В действи тельности же речь должна идти о том, что одна и та же потребность может удовлет воряться разными средствами, которые, как отмечает И. А. Джидарьян(197б), пра вильнее рассматривать как цели.
Взгляд на потребность как на предмет приводит некоторых психологов к тому, что именно предметы рассматриваются ими как средство развития потребностей. Так, в одном из учебников утверждается, что развитие потребностей происходит путем изменения круга предметов, удовлетворяющих их. Выходит, чем больше пред метов окружают человека, тем больше у него потребностей. Думается, что скорее речь должна идти об обогащении способов и средств удовлетворения потребно сти, а не о появлении новых потребностей. Ребенок, например, поиграв с игруш кой, бросает ее и берет другую не потому, что у него исчезла потребность в игре, а потому, что ему надоело удовлетворять эту потребность с помощью одного и того же предмета. При этом у него не возникает «потребность» в конкретной новой иг рушке; он возьмет любую попавшуюся ему на глаза. С другой стороны, даже при наличии интересных книг в домашней библиотеке у многих детей не возникает же лания прочесть их, не появляется любовь к чтению. Маленьких детей подчас прихо дится уговаривать, чтобы они попробовали незнакомый фрукт. Все это свидетель ствует о том, что развитие потребностной сферы человека не осуществляется по типу «стимул—реакция» (предмет—потребность) из-за предъявления ему новых предметов. Это не приводит к желанию иметь их именно потому, что у человека отсутствует соответствующая этим предметам потребность.
Почему в бытовом сознании и даже в сознании психологов предмет отождеств ляется с потребностью? Дело в том, что с приобретением жизненного опыта чело век начинает понимать, каким образом, с помощью чего может быть удовлетворена возникшая потребность. До своего первого удовлетворения потребность, как отме чал А. Н. Леонтьев (1971), еще «не знает» своего предмета, он еще должен быть найден, и, добавим, его еще необходимо запомнить. Поэтому потребности младен цев первоначально с предметами не связаны. Наличие потребности они выражают общим беспокойством, плачем. Со временем дети узнают те предметы, которые по могают избавиться от неприятных ощущений или получить удовольствие. Посте пенно образуется и закрепляется условно-рефлекторная связь между потребностью и объектом ее удовлетворения, его образом (как первичным, так и вторичным — представлением). Образуются своеобразные потребностно-целевые комплексы («опредмеченные потребности», по А. Н. Леонтьеву), в которых потребность конк ретна, а цель — часто абстрактна (нужна еда, жидкость и пр.). Поэтому во многих стереотипных ситуациях вслед за появлением нужды и ее осознанием у человека сразу же, по механизму ассоциации, всплывают образы предметов, удовлетворяв ших эту потребность ранее, а заодно и необходимые для этого действия. Ребенок не говорит, что у него появилось ощущение голода, жажды, а говорит: «хочу есть»,«хочу пить», «хочу булку» и т. д., обозначая таким образом возникшую потребность. Потребности получают словесное обозначение (маркируются), становятся, пользу ясь термином К. Обуховского (1972), «именованными». Таким образом, в сознании ребенка, а затем и взрослого предметы становятся эквивалентами потребностей, наподобие того, как ксилит заменяет диабетикам сахар, не являясь таковым.
Однако в ряде случаев даже у взрослых ассоциативная связь потребности с пред метом ее удовлетворения может отсутствовать. Это бывает, например, когда чело век попадает в неопределенную ситуацию или чувствует, что ему чего-то недостает (но не понимает, чего именно), или же неправильно представляет предмет потреб ности. Можно привести и другие примеры, когда предмет не является характерис тикой потребности, не отражает ее содержания. Если я сосу конфету, это не всегда означает, что я проголодался или захотел сладкого; я могу это делать, чтобы не ус нуть или перебить желание закурить. В данном случае предмет становится не по требностью и даже не целью, а средством, помогающим удовлетворить другую по требность (например, желание досмотреть телепередачу, когда клонит ко сну).
Итак, сказанное означает, что не могут быть сущностью потребности предметы ее удовлетворения. Для социологов потребности выступают как ценности, и харак терно, что многие не отождествляют ценности и потребности.
2.3. ПОНИМАНИЕ ПОТРЕБНОСТИ КАК ОТСУТСТВИЯ БЛАГА. ПОТРЕБНОСТЬ КАК ЦЕННОСТЬ
В. С. Магун (1983) считает, что в психологии понятие «потреб ность» неоправданно сужено и что назрела необходимость «вневедомственного» подхода к разнообразным ее феноменам. В связи с этим он полагает, что экономи ческая традиция, объединяющая промежуточные и конечные потребности (блага) в рамках общего ряда, является более конструктивной, чем психологическая. «Эко номический» подход, по мнению В. С. Магуна, позволит понять механизмы взаимо действия собственных потребностей индивида с потребностями других людей и со циальных систем. Таким образом, он встал, по существу, на тот путь рассмотрения потребностей, который В. Н. Мясищев (1995) называл историко-материалистическим, социальным, связанным с политической экономикой. Но при этом В. С. Магун не учитывает предостережения В. Н. Мясищева, что при таком подходе вовсе не следует, что потребность не относится к психологической области.
В основу своего подхода В. С. Магун положил понятия сохранения и развития (совершенствования) субъекта, научным и обыденным сознанием воспринимающие ся как проявления благополучия человека. Поэтому для их обозначения, считает он, вполне естественно воспользоваться термином благо. Им В. С. Магун обознача ет состояния и процессы субъекта и его внешней среды, которые являются причи нами (правильнее было бы сказать факторами, условиями) сохранения и развития этого субъекта. Поскольку таких причин может быть много, а главное, что между ними существуют множественные причинно-следственные связи (в качестве при мера автор приводит стихотворение С. Маршака о том, как из-за отсутствия гвоздя для подковы командирского коня развернулась цепь событий, конечным звеном которой был захват города врагом), В. С. Магун вслед за экономистами вводит поня тие порядков. При этом под благом первого порядка он понимает, например, состо яние сытости, под благом второго порядка — хлеб, затем — зерно, мельницу, поле, на котором выращивают зерно, и так до бесконечности. Состояние отсутствия блага автор принимает за потребность. Находясь в таком состоянии, субъект как бы требует восстановления своей нарушенной целостности (сохранности), или раз вития, или появления условий, обеспечивающих эти результаты. Отсутствующее благо В. С. Магун называет предметом потребности. Таким образом, потребность в благе X — это состояние отсутствия блага X, а наличие блага X означает отсутствие потребности в нем.
Эта логичная на первый взгляд цепочка рассуждений страдает многими изъяна ми. Логику рассуждений автора можно принять только в отношении потребности и блага первого порядка, т. е. когда речь идет о рассмотрении потребности еще в об щепринятом психологическом плане (да и то не для всех случаев). Когда же мы вы ходим за пределы субъекта и начинаем рассуждать о благах второго и последующих порядков, в рассуждениях автора появляется много брешей и белых пятен. Какая, например, должна была появиться у крестьянина-бедняка потребность, когда он хо тел есть, а хлеба, муки, зерна, не говоря уж о мельнице, у него не было? Немедлен но засевать поле? Или посмотрим на процесс развития человека. Согласно формуле автора, появление этого блага (развития) уничтожает или уменьшает потребность в нем, т. е. в развитии. Но разве можно в это поверить, наблюдая за неуклонным развитием ребенка или тренирующегося спортсмена? Неслучайно Л. И. Божович (1968) называла такие потребности ненасыщаемыми. С другой стороны, появ ление некоторых потребностей само может рассматриваться как благо (в общече ловеческом, а не экономическом понимании), например появление потребности жить после острой депрессии.
Отмечая в одной из своих работ, что блага могут сочетаться с вредными воздей ствиями, В. С. Магун (1985) тем самым делает неправомочным данное им определе ние блага как фактора, способствующего сохранению и развитию человека. Отсюда теряют всякий смысл его рассуждения о ценностях позитивных, в роли которых выступают блага, и негативных, в роли которых выступают потребности. Можно также заметить, что понимание им негативной ценности как чего-то вредного для организма звучит довольно странно; если бы потребность действительно была вред ной, то из-за появления чувства голода (потребности в пище) животный мир давно бы вымер: вредное генетически не закрепляется.
В. С. Магун полагает, что соединение низших благ (состояний субъекта) и выс ших (предпосылок, условий) позволяет существенно расширить эвристические функции понятия «потребность», вывести этот феномен за пространственные гра ницы субъекта. Отсюда, видя причины изменения состояний субъекта (появления потребности) вне человека, он вводит термин «внешняя потребность», хотя и пони мает, что это звучит непривычно. Он выделяет также потенциальные потребности, под которыми понимается все, из-за отсутствия чего могут нарушиться процессы сохранения и развития индивида. Здесь он снова вступает в противоречие с самим собой, так как потребностью становится уже само благо, а не его отсутствие и свя занное с этим состояние субъекта. Кроме того, рассуждения типа: раз у меня этого нет, значит, у меня в этом есть потребность, — далеки от реальности. Отмеченные противоречия вытекают не из неудачных или неточных формулиро вок, а из логики рассуждений В. С. Магуна, которая порой далека от реальной жиз ни и ее психологического анализа. Отбросив психологический подход и опираясь на логико-формальный и социально-экономический подходы в понимании блага и по требности, автор неадекватными средствами попытался решить чисто психологи ческую проблему о сущности потребностей человека. В результате «вневедомствен ный» подход не помог прояснить суть вопроса.
Превращение для человека потребностей в ценности дало повод В. С. Магуну (1978) говорить о том, что удовлетворение потребности (и возникающая при этом удовлетворенность) не всегда приводит к исчезновению или ослаблению силы по требности, а наоборот, может приводить к ее усилению. В данном случае ход его рас суждений таков. Используя известную формулу У. Джемса:
Самоуважение = успех / притязания,
В. С. Магун вместо самоуважения (как частного вида удовлетворенности) подстав ляет обобщенную удовлетворенность, на место притязаний — силу соответствую щей потребности, а на место успеха — объем реально полученного блага. Он крити кует имеющуюся точку зрения об обратной зависимости между силой потребности и удовлетворенностью, утверждающую, что чем больше удовлетворяется потреб ность и снижается ее сила, тем большее удовлетворение испытывает человек. Эта зависимость, пишет В. С. Магун, была бы справедливой, если бы делимое (объем реально полученного блага) было постоянной величиной. Только для этого случая верны положения У. Джемса: «При... уменьшении знаменателя дробь будет возра стать. Отказ от притязаний дает нам такое же желанное облегчение, как и осуще ствление их на деле...» (1991, с. 91) и Т. Карлейля: «Приравняй твои притязания нулю, и целый мир будет у ног твоих» (цит. по: У. Джемс, с. 92). В действительности же, продолжает он, делимое (величина блага) изменяется, и это может привести даже к прямой зависимости между силой потребности и ее удовлетворенностью, т. е. чем больше удовлетворение, тем сильнее потребность, и наоборот, чем сильнее выражена потребность, тем большее удовлетворение испытывает человек. Таким образом, делает вывод В. С. Магун, удовлетворенность влияет на потребность двоя ко: по мере роста удовлетворенности потребность в соответствующем благе может как ослабевать, так и усиливаться. Первое, согласно представлениям А. Маслоу, характерно для «мотивации дефицита», второе — для «мотивации роста».
С одним из положений В. С. Магуна (чем сильнее потребность, тем большее удовлетворение будет испытывать человек после удовлетворения этой потребности) спорить не приходится — это очевидный факт. Вызывает сомнение обратное поло жение: чем больше у человека удовлетворенность, тем сильнее у него будет потреб ность в соответствующем благе. Если не ввести уточнение, что речь идет о знаемой потребности, ставшей для человека ценностью, а не о реальной, испытываемой в данный момент потребности, то согласиться с В. С. Магуном трудно.
Начнем с того, что автору следовало бы разграничивать два понятия: удовлетво ренность и удовлетворение. Как показано в одной из наших работ (Е. П. Ильин, 1981), это далеко не одно и то же. Удовлетворение человек испытывает каждый раз, когда его потребность полностью удовлетворяется (это выражается в переживании удовольствия, облегчения). И именно это имеет в виду У. Джемс, когда говорит, что отказ от притязаний дает такое же желанное облегчение, как и осуществление их на деле. Следовательно, рассматривая и модифицируя его формулу, В. С. Магун дол жен бы говорить именно об удовлетворении, а не об удовлетворенности, ибо послед няя есть выражение положительного отношения к какому-либо фактору жизни, работы в результате неоднократно испытываемого удовольствия и гарантированно го, с точки зрения субъекта, получения этого удовольствия и впредь. То есть в этом случае речь идет о ценностях человека (данный фактор, вызывающий удовлетворен ность, является для человека благом, ценностью). Неслучайно представления А. Маслоу были подкреплены данными исследования Ф. Фридлендера (F. Friedlender, 1965), который проводил опрос американцев с целью выяснить, насколько значимыми и удовлетворяющими являются для них различные обстоятельства жиз ни (т. е. какой фактор более значимый, более ценный). Неслучайно и В. С. Магун в качестве потребностей рассматривает жизненные ценности: цели человеческой де ятельности, принципы жизни или важнейшие качества, необходимые для достиже ния жизненных целей. Но расположение этих ценностей по степени значимости не означает расположения их по силе потребности. Я могу заработок поставить на одно из первых мест, но при этом не переживать из-за отсутствия денег в данный момент, поскольку не испытываю в них нужды.
Тот же факт, что между удовлетворенностью (как отношением) и значимостью той или иной ценности выявляются положительные связи (корреляции), не должен вызывать удивления: чем большая удовлетворенность формируется у данного чело века от конкретного фактора, тем большей ценностью этот фактор становится для него. Но это не имеет прямого отношения к реально переживаемой потребности, что пытается доказать В. С. Магун (если, конечно, потребность он понимает на самом деле как побудитель активности человека; однако очевидно, что это не так, иначе бы он не говорил об относительно пассивных потребностях, ставя под сомнение обяза тельность побудительности потребности. Все это можно принять только в одном слу чае — если речь идет о знаемых потребностях, ставших для субъекта ценностями).
В то же время идея В. С. Магуна о том, что чем сильнее удовлетворенность ка ким-то фактором, тем сильнее выражена у человека актуальная потребность в нем, могла бы быть реализована при рассмотрении переживания потребности как пред вкушения чего-то. Ведь очевидно, что чем более выражено у меня положительное отношение к какому-то объекту или процессу, тем сильнее у меня может быть выра жена тяга к нему, предвкушение удовольствия (поскольку удовлетворенность га рантирует мне его получение). К сожалению, В. С. Магун подобные случаи в своей работе не рассматривает.
2.4. ПОТРЕБНОСТЬ КАК НЕОБХОДИМОСТЬ
Б. Ф. Ломов (1984) определяет потребность как объективную необ ходимость. Однако еще К. Маркс писал, что нужда — это внутренняя необходи мость. Следовательно, потребность может отражать не только внешнюю объектив ную необходимость, но и внутреннюю, субъективную.«Необходимость» в «Словаре русского языка» С. И. Ожегова (1985) трактуется как надобность обязательная, неизбежная, без которой не обойтись. Однако если соотносить потребность с любой надобностью (Б. И. Додонов, 1973; П. А. Рудик, 1967) вне конкретного временного отрезка, то это, как и в предыдущем случае, бу дет слишком абстрактно. Организму, например, чтобы нормально развиваться, в принципе необходимы (нужны) белки, жиры, углеводы, соли, витамины. Но пони мание и словесное обозначение этого является просто констатацией факта, обозна чением наших знаний о зависимости организма от этих веществ, но не обозначени ем нужды в них в данный момент и тем более не переживанием нужды в них. Нужность и нужда — разные вещи. Если нужностъ в каких-то веществах обеспечивается регулярно без нарушения внутреннего гомеостаза, то и нужда как особое, специфи ческое потребностное состояние не возникает. Для того чтобы необходимость отра жала потребность, она должна стать для субъекта актуальной в данный момент, пре вратиться в нужду, чтобы человек захотел того, что ему необходимо. Но и в этом случае соотношения между необходимостью и потребностью могут быть разными, не всегда совпадающими. В жизни бывает, что мы не всегда хотим то, что нам необ ходимо, и в то же время можем сделать что-либо, не испытывая потребности (напри мер, поесть «про запас», зная, что потом долго не представится такой возможности; это как бы удовлетворение предвидимой потребности, которая должна появиться в будущем, а по сути — предупреждение ее возникновения). В пушкинские времена было модным нюхать табак. Потребность была в удовольствии от чихания, а надоб ность была в табаке. Таким образом, необходимость (ее осознание) может быть од ним из побудителей активности человека, не являясь в собственном смысле слова потребностью, а отражая либо долженствование, чувство долга, либо превентив ную целесообразность, либо надобность.
Д. А. Леонтьев (1992) полагает, что критерий необходимости может прилагаться к потребности только в том случае, если она — потребность — необходима для со хранения и развития человечества, а разрушительная или не играющая витальной роли с необходимостью не связана. Но как же трактовать случай с наркоманом, когда ему необходима «доза» для снятия «ломки»? Разве в этот момент у него нет потреб ности? Очевидно, не только полезное является необходимостью и потребностью.
Необходимость может отражать и зависимость организма и личности от конк ретных условий существования, от факторов внешней среды, существенных для соб ственного сохранения и развития. Именно так некоторые авторы и понимают по требность— как зависимость от чего-то. У Б. И. Додонова (1978, 1984): потреб ность — это внутренняя программа жизнедеятельности индивида, отражающая, с одной стороны, зависимость от условий существования, а с другой — необходи мость выполнения этой программы для того, чтобы существовать.
Как отмечает Б. И. Додонов, наиболее четко такое определение потребности дано В. А. Василенко: потребность — это заложенная в нас природой и обществом программа жизнедеятельности. Соглашаясь с этим, Б. И. Додонов дает такому пониманию потребности психологическое обоснование. С этой точки зрения ни нужда, ни отражение нужды в сознании человека (потребностное состояние по А. Н. Леонтьеву) не выражают суть потребности как источника активности чело века, но содержат рациональное зерно — обозначение тенденции к взаимодей ствию человека и животных с внешним миром. Он полагает, и чадо заметить, вполне справедливо, что нельзя рассматривать потребность только как «запрос» организма и личности к объективному миру и подчеркивать лишь «страдатель ный» характер переживания нуждаемости. Потребность есть и требование от себя определенной производительной деятельности (созидания); организм и лич ность активны не только потому, что им надо что-то потребить, но и потому, что надо что-то произвести.
Неясно, однако, почему планирование, программирование созидания является самой потребностью, а не ее следствием. Планирование характеризует психическую активность человека уже после появления потребности: ведь планируется, как удов летворить потребность, а не как ее сформировать. Поэтому создается впечатление, что Б. И. Додонов подменил потребность мотивационным процессом. Неслучайно он в качестве потребности выдвигает и намерение, а в качестве физиологического механизма намерения — «акцептор действия» (П. К. Анохин), справедливо пола гая, что он есть не что иное, как программа поведения. Б. И. Додонов к «теоретиче ским» потребностям относит убеждения, идеалы, интересы; это еще больше убеж дает в том, что в качестве потребности у него выступает все влияющее на мотивационный процесс.
Отождествляя потребность с программой жизнедеятельности (генетически за программированным или прижизненно сформированным поведением), Б. И. Додо нов, по существу, вновь реанимирует старые биологизаторские представления о по требностях как инстинктах или условных рефлексах. Лейтмотивом этих представ лений является отражение зависимости поведения и жизнедеятельности организма от сформированных или врожденных программ. Думается, никто не будет отрицать зависимость живого существа как от конкретных условий его существования, так и от запрограммированных реакций на внешние воздействия. Но стоит ли отождеств лять зависимость с потребностью, как это делают некоторые авторы, в частности П. В. Симонов (1981, 1987)? Конечно, в потребностях отражается зависимость жи вых существ от факторов внешней среды, но зависимость показывает лишь, какие отношения существуют между ними, а не отражает сущность потребностей. Чело век зависит от всплесков активности солнца, от магнитных полей, атмосферного давления и т. п., но разве у него есть потребность в этих всплесках и магнитных бурях?
В связи с этим трудно принять и суждения о потребности, высказанные Д. А. Леонтьевым. С его точки зрения, потребность есть объективное отношение между субъектом и миром. Во многом соглашаясь с положениями Б. И. Додонова, крити кующего современные представления о потребности, он в то же время считает, что общепринятое на сегодняшний день понимание потребности (как происходящей от нужды) несет в себе остаточное содержание биологизированных предшественни ков этого понятия (инстинкт, влечение), из-за чего возникает ряд проблем в пони мании ее сущности и роли. Д. А. Леонтьева не устраивает рассмотрение потребно стей только с психологических позиций, так как оно связано с описанием «довольно поверхностных и вторичных проявлений потребностей», что закрывает путь к объяс нению самих потребностей. С его точки зрения, возник предел, за который нельзя проникнуть, не сменив взглядов. Необходимо, пишет он, подняться с психологиче ского уровня на философский, с позиции нуждающегося потребителя переместить ся на позицию внешнего наблюдателя. Д. А. Леонтьев считает, что потребность нужно определять через формы деятель ности, в которых она реализуется, рассматривать ее как потребность в деятель ности, а не в предметах. Обосновывает он это тем, что каждой потребности отвеча ет не один, а ряд предметов, которые объединяет не что иное, как характер направ ленной на них деятельности; с другой стороны, один и тот же предмет может относиться одновременно к нескольким потребностям и содержать возможность осуществления нескольких видов деятельности. Все это верно и уже отмечалось нами при обсуждении мнения, что потребность — это предмет. Но Д. А. Леонтьеву можно и возразить: ведь одна и та же потребность может удовлетворяться разными видами деятельности (тщеславному человеку не важно, чем заниматься, лишь бы быть на виду). Поэтому подобные рассуждения — не самый сильный довод в его пользу. Главное не в том, через что определять потребность — предмет или деятель ность, а что такое сама потребность. Д. А. Леонтьев отвечает на это так: потреб ность — это соответствующее одному из модусов (разновидности) жизнедеятель ности объективное отношение между субъектом и миром (понимай — зависимость субъекта от окружающего мира), требующее для своей реализации активности субъекта в форме его деятельности. В таком понимании, считает автор, потребность предстает не как негативная характеристика индивида, определяемая через нужду, а как позитивная характеристика, отражающая форму взаимодействия с миром, оп ределенную форму деятельности.
Надо сказать, что такой подход не является новым, он давно разрабатывается философами и социологами, причем их представления, мне кажется, ближе к пони манию проблемы. Так, М. С. Каган с соавторами (1976) пишут, что потребность — это отражение объективного отношения между тем, что необходимо субъекту для его оптимального функционирования, и тем, в какой мере он этим реально обладает; это отражение отношения между необходимым и наличествующим.
В. Л. Оссовский (1985) отмечает, что отношения между субъектом потребности и окружающим миром могут быть генетически запрограммированы (в виде програм мы жизнедеятельности, осуществляющейся через рефлексы, инстинкты) или же могут приобретаться в процессе онтогенетического развития человека. Актуализа ция этой программы жизнедеятельности в определенные моменты приводит к нару шению гомеостатичности системы организм—личность, в результате чего возника ют отношения противоречия между субъектом (человеком) и объектом (окружа ющим миром), между состоянием субъекта потребности и предметом потребности. С точки зрения философов и социологов, человек, чтобы ликвидировать или не до пустить возникновения отношений противоречия, предъявляет к окружающему миру (среде, обществу) требования (скорее — запросы). Некоторые философы при нимают эти требования за потребность (Ф. Н. Щербак, 1976). В результате объекты окружающего мира, могущие удовлетворить требования (потребности) человека, становятся для человека ценностями. Например, В. П. Тугаринов (1969) определя ет ценности как предметы (явления, их свойства), которые нужны (необходимы, полезны, приятны) людям в качестве средств удовлетворения потребностей и инте ресов.
Стремление философов найти общее определение потребности как философской категории понять можно. Однако даваемые ими определения потребности, охватыва ющие все случаи возникновения нужды и необходимости, в том числе и потребности человека, стирают грань между довольно специфичными состояниями живой и не живой природы, между высоко- и низкоорганизованными живыми существами, меж ду человеком как организмом и как личностью. Попытки ряда авторов (В. С. Магун, Б. И. Додонов, Д. А. Леонтьев) обойти эту специфику (а в данном случае — заме нить психологическое рассмотрение потребностей философским или социально-эко номическим), подойти к раскрытию сущности потребностей человека с позиций мак роанализа, обобщенности себя не оправдывают. Более того, вместо решения конк ретного вопроса они переходят к абстрактным рассуждениям, отрывают реалии поведения человека от психологического анализа и еще больше осложняют понима ние сути потребностей человека. И все это несмотря на многие справедливые заме чания этих авторов по поводу существующего взгляда на потребности человека и искреннее желание устранить в своих концепциях недостатки и противоречия.
Во взглядах философов и социологов на потребности человека видны те же не дочеты, что и у психологов (что, впрочем, естественно, так как, говоря о потребно стях человека, они переходят на психологические позиции; на этом фоне тем более странен переход психологов на позиции философские или социально-экономиче ские).
В изложенной позиции философов и социологов ценным представляется мнение об отражении субъектом возникшего противоречия между необходимым и налич ным, однако и они не ушли от абстрактного рассмотрения сущности вопроса о по требностях. В связи с изложенным целесообразнее говорить о требованиях челове ка к окружающему миру не как о потребностях, а как о потребностных отношени ях человека с этим миром. Схематически это можно представить так:
человек <— потребностные отношения —> окружающий мир (ценности).
Возникающее же между человеком и окружающим миром (объектами, ценностя ми) рассогласование (т. е. отсутствие того, что нужно человеку в данный момент) целесообразно назвать потребностной ситуацией, которая может и не отражать ся человеком как личностью, не осознаваться. Поэтому потребностная ситуация является лишь базисом, условием возникновения потребности личности. Матема тически это можно представить так:
необходимое — наличное = Δ (рассогласование).
Потребностная ситуация может обнаруживаться (осознаваться и осмысливать ся) как самим субъектом, так и другими людьми (например, врачом, знающим, что нужно больному, родителями, знающими, что нужно ребенку и т. д.). При этом про исходит оценка значимости устранения обнаруженного рассогласования. Если это устранение значимо только для другого человека, дело может ограничиться сове том (врача, педагога, родителя), как ликвидировать возникшее рассогласование; если же это рассогласование оценивается как лично значимое, то вызывает побуж дение к действиям по его устранению.
В философии, как уже говорилось, рассматриваются потребности не только ин дивида и личности, но и общества (экономические, социальные и т. п.); эти потреб ности выступают в качестве интересов общества, классов, социальных групп и т. д. В связи с этим принято говорить о присвоении человеком потребностей обще ства. Так, В. И. Ковалев (1988) пишет, что возникновение у человека потребностей связано с «присвоением», «ассимиляцией», принятием им нужд общественного раз вития. Например, потребность в труде возникает вследствие осознания обществен ной необходимости, важности труда каждого человека для общества, государства. Потребность общественного развития становится личной потребностью. Это «при своение» происходит через понимание человеком его потребностных отноше ний с обществом и окружающим миром, его зависимости от них и одновременное осознание своей роли как созидателя, преобразователя, способствующего развитию общества.
С этой точки зрения «присвоение потребностей общества» есть не что иное, как воспитание у человека чувства долга, обязанности перед другими, формирование у него понимания необходимости воспроизводства условий существования не только для себя, но и для других, для общества в целом. Требования общества к каждому своему члену выступают в роли мотивационных заданий', после принятия челове ком они становятся долговременными мотивационными установками, которые в определенных ситуациях актуализируются и превращаются в мотивы поведения и деятельности.
В связи со сказанным «присвоение личностью потребностей общества» нельзя понимать буквально, человек не берет потребности общества в готовом виде. Потреб ности (запросы, нужды) общества и личности — явления взаимосвязанные, но не тож дественные.
2.5. ПОТРЕБНОСТЬ КАК СОСТОЯНИЕ
Довольно большое число психологов рассматривают потребность как состояние, в частности — как состояние напряжения (И. А. Джидарьян, В. Н. Мясищев, П. А. Рудик и др.). С этим трудно не согласиться. Ведь переживание нужды, само появление нужды свидетельствует об изменениях состоянии организма и лич ности. Другое дело, какое это состояние и является ли оно единственным выраже нием потребности, т. е. достаточно ли сказать, что потребность есть специфическое состояние организма и личности. Б. И. Додонов, называя переживание нужды потребностным состоянием, считает, что оно еще не потребность, так как не является первоисточником активности человека и вроде бы не выполняет свою главную фун кцию — побудительную. С его точки зрения, потребностное состояние лишь сигна лизирует о том, что удовлетворение потребности натолкнулось на трудности или не может далее осуществляться без тщательной ориентировки во внешней ситуации, т. е. без активизации познавательной деятельности. Потребностное состояние за ставляет искать причину «страдания», выяснять, чего человеку не хватает. Все это так и есть. Странно только, что автор, называя это состояние потребностным, от рывает его от самой потребности, не признавая за ним и функцию побудительности. А ведь это состояние побуждает к поиску причин «страдания».
С других позиций критикует взгляд на потребность как потребностное состоя ние, проявляемое «здесь и сейчас», болгарский философ Любен Николов (1984). Он, например, пишет, что тот, кто принимает, что потребность имеет место только тогда, когда организм находится в состоянии нарушенного равновесия, тот должен принять, что с выходом организма из этого состояния исчезает и потребность. Но разве можно утверждать, продолжает Л. Николов, что после утоления голода по требность в пище перестает быть присущей организму? Тот факт, что в данный мо мент организм или субъект не переживает потребность в форме специфического на пряжения — стремления, отнюдь не означает, что соответствующая потребность перестает быть ему присущей после угасания этой формы ее проявления. Удовлет воренная потребность, пишет автор, не есть отсутствие потребности. Л. Николов считает, что переживание удовлетворенности является одной из форм существова ния потребности.
Сходную позицию занимает и Д. А. Леонтьев (1992). Он считает, что, приняв потребностное состояние за потребность, нельзя говорить о потребностях, которые не проявляются «здесь и теперь», т. е. о латентных потребностях. Получается, пи шет он, что если потребность латентная, то ее как бы и нет. В качестве аргумента он приводит следующий пример: если человек не испытывает в данный момент влече ния к чему- или кому-нибудь, разве он лишен этой потребности?
Конечно, было бы наивно отрицать, что человек как биологическое и социальное существо является обладателем (носителем) потребностей (требований к окружа ющей среде), которые в данный момент не актуализированы, но время от времени появляются. Если спросить у взрослого человека, какие у него могут быть потребно сти, он перечислит с добрый десяток (отнеся к ним, впрочем, и ценности, которыми он хотел бы обладать, чтобы удовлетворить имеющиеся потребности; но эта ошибка свойственна не только обывателям, но и социологам (М. К. Титма, 1969; В. Л. Оссовский, 1985), да и психологам тоже, о чем уже шла речь).
Однако это означает лишь то, во-первых, что человек обладает физиологическими и психологическими механизмами реагирования на нужду, которая у него периоди чески появляется (т. е., что организму и личности присущи эти свойства; очевидно, именно поэтому К. Обуховский считает потребности свойствами), и, во-вторых, что он обладает долговременной памятью на пережитые потребности1. Поэтому по требности «латентные» (Д. А. Леонтьев) или «потенциальные» (В. С. Магун) есть не что иное, как знание о появляющихся потребностях («знаемые потребности»). И точ нее было бы говорить не о «латентных» и «потенциальных» потребностях, а о «знаемых» потребностях и наличии механизмов возникновения и формирования потреб ностей как частного проявления саморегуляции.
Заметим, qto близкое к этому разделение потребностей имеется у Ш. Н. Чхартишвили (1958), который пишет, что следует различать два понятия: потребность и идею потребности. Потребность у него — это динамическое состояние данного мо мента конкретной личности, реальный процесс ее жизни. Идея же потребности — это знание, отражающее потребность вообще, вне указания на какого-либо кон кретного индивида. Поэтому она доступна не только тому, кто фактически имеет эту потребность, но и тому, кто никогда не переживал ее непосредственно. Обладание идеей потребности, пишет Ш. Н. Чхартишвили, не означает наличия самой по требности. Идея потребности лишена силы (энергии), нужной для возбуждения к действию индивида.
' Это, однако, не значит, что «...потребности... хранятся в долговременной памяти», как пишет Р. С Немов (с. 393.). Потребность — это наличное состояние, а в долговременной памяти могут храниться лишь представления о потребностях.
Таким образом, и у Л. Николова, и у Д. А. Леонтьева произошла невольная под мена одного (что человеку присущи потребности) другим (что у человека есть по требность в данный момент).
Очевидно, следует различать словосочетания «испытывать (ощущать) потреб ность» (А. Пьерон, 1970, пишет, например, что испытывать потребность— это, в сущности, ощущать нехватку чего-либо), «иметь потребность» (не осознавая ее) и быть обладателем потребности, т. е. ее носителем как живым реактивным суще ством (наподобие того, как человек обладает разумом, способностями, психически ми функциями и т. д., которые в данный момент вовсе не обязательно должны нахо диться в актуализированном состоянии). Следует иметь в виду, что для человека потребность является одной из побудительных сил, детерминирующей его актив ность (прежде всего психическую), поэтому отрицание взгляда на потребность как на оперативное состояние, заряженное энергией побуждения, заводит проблему произвольной активности человека в тупик. Кроме того, смысл организации челове ка как живого существа состоит не в том, чтобы всегда все было (пусть даже в ла тентном состоянии, наподобие тлеющих углей, которые стоит только раздуть, что бы получить пламя), а в том, чтобы в определенный момент это нужное появилось, самоорганизовалось (недаром И. П. Павлов говорил, что организм человека и жи вотных — это самоорганизующаяся система).
2.6. ПОТРЕБНОСТЬ ЛИЧНОСТИ КАК СИСТЕМНАЯ РЕАКЦИЯ
Итак, рассмотренные точки зрения на сущность потребности содер жат ряд непреложных фактов, которые необходимо учитывать при переходе к про блеме мотивации и мотива. Первое положение заключается в том, что потребность тесно связана с нуждой, понимаемой в широком плане как нужность, желанность чего-то, а не только как дефицит чего-то. Однако прямая аналогия потребности с нуждой недопустима вследствие того, что нужда организма отражает объективное состояние, а потребность личности связана с осознанием и пониманием нужды, т. е. имеет и субъективную сторону. Второе положение заключается в том, что из по требности личности нельзя исключить потребностное состояние, отражающее воз никновение нужды и служащее сигналом для человека о необходимости удовлетво рения возникшего желания. Это состояние является реакцией организма и лично сти на воздействия внешней и внутренней среды, приобретающие для человека (в силу необходимости, привлекательности) личную значимость. Третье непрелож ное положение состоит в том, что возникновение потребности личности является механизмом, запускающим активность человека на поиск и достижение цели, кото рая может удовлетворить эту потребность. Таким образом, потребность является необходимым звеном в процессе самосохранения и развития организма и личности. Четвертое положение заключается в необходимости разделения понятий «потреб ность организма» и «потребность личности».
|
Потребности организма (нужды) |
||
|
не сознаваемые (не ощущаемые) |
осознаваемые (ощущаемые) биологические |
осознаваемые (понимаемые) социальные |
|
Потребности личности |
Рис. 2.1. Виды потребностей человека
Это обусловлено следующими обстоятельствами.
Первое: не всякая нужда организма (органическая потребность, дефицит) осо знается человеком и превращается в побуждение, например нужда в минеральных веществах, витаминах и т. п. Поэтому часть нужд организма (которые не отражают ся в сознании) могут не переходить в потребность личности (рис. 2.1).
Второе: осознаваемые органические потребности (называемые биологически ми) — в пищевых веществах, в кислороде и т. п. — отражаются в сознании челове ка не только в виде ощущений («сосание под ложечкой» при голоде, например), но и как переживание напряжения в виде желания разрядить это напряжение, а порой и усилить, если оно связано с положительными эмоциями. Поэтому потребность личности — это не просто осознание нужды в виде ощущения, это чаще всего трансформированная в переживание и желание нужда. Человек испытывает нуж ду не в белках, жирах и углеводах, а в пище, притом приготовленной определенным способом, не в кислороде, а в воздухе, во вдохе и т. д. Учитывая еще, что многие потребности личности не связаны с биологическими потребностями организма, по крайней мере напрямую, приходишь к выводу, что потребности личности и организ ма — не тождественные образования.
Различия между нуждой (биологической потребностью) и потребностью лично сти отчетливо проявляются при рассмотрении сна человека. Потребность организ ма в сне четко проявляется тогда, когда человек засыпает против своей воли (при чтении книги, при просмотре телепередачи и т. п.); потребность же личности может проявиться, например, тогда, когда человек решает заснуть (ложится раньше, что бы раньше встать).
Говоря о потребности личности как состоянии, важно иметь в виду две ее сторо ны, выступающие в единстве, — физиологическую (биологическую) и психологи ческую. Это видно на схеме чешского психолога Йозефа Шванцера (1978), где пока заны слагаемый и детерминанты мотивации (см. рис. 2.2).
С физиологической стороны потребность, как уже говорилось, является реакци ей организма и личности на воздействие как внутренних раздражителей — эндоген ные потребности, так и внешних (как приятных, так и неприятных, угрожающих) — экзогенные потребности (П. А. Рудик, 1967). При этом переживаемое личностью «здесь и сейчас» потребностное состояние не всегда воспринимается как дискомфор тное, но может быть и положительно эмоционально окрашенным, переживаемым как удовольствие, как предвкушение приятного (сладкая истома, сладостное томление). Именно поэтому Т. Шнейрла (Т. Schneirla, 1966) в своей «двухфазной теории моти вации» подчеркивает, что усиление потребности может служить такой же «награ дой» для живых существ, как и ослабление чрезмерно сильной потребности. Дети, в отличие от взрослых, относящихся к внешним раздражителям более или менее уравновешенно, особо эмоционально реагируют на явления окружающей среды, ее объекты, если они предвещают им какие-то удовольствия. Для малыша, например, мать не просто человек, а объект, вызывающий эмоционально насыщенное пережи вание. Стоит ребенку увидеть маму, как ему сразу хочется к ней на руки, чтобы она утешала его, кормила, ласкала; мама приходит — он смеется, уходит — плачет. Ре бенок переживает и при виде игрушек, предметов, занятие с которыми вызывают у него удовольствие; желание поиграть с ними вызывает положительные эмоции, ра дость.
|
Голод |
аспект биологический: инстинкт самосохранения, активирует потребность в пище |
Поиск пищи |
|
аспект психологический: желание есть, представление еды, мотивирует апперцепция пищи |
Рис. 2.2. Биологические и психологические компоненты потребности
Потребностное состояние связано:
— с возбуждением определенных чувствительных центров, реагирующих на воздей ствие того или иного раздражителя (назовем это специфическим возбуждени ем);
— с возбуждением центров эмоций — например, удовольствия или неудоволь ствия (назовем это возбуждение частично специфическим, поскольку эмоции можно испытывать по поводу воздействия разных по модальности раздражите лей);
— с возбуждением, равно как и напряжением, отражающим возникновение вре менного доминантного очага и требующего своего разрешения (назовем это не специфическим возбуждением, поскольку в этом могут принимать участие не специфические системы возбуждения — ретикулярная формация и гипотала мус).
Если потребность долго не удовлетворяется, то напряжение может перерастать в психическую напряженность.
С психологической точки зрения биологическая потребность представляет отра жение в сознании этих видов возбуждения: специфическое возбуждение отражает ся в виде ощущения возникшего отклонения от гомеостаза (например, ощущение голода), частично специфическое — в виде переживания приятного или неприятно го (комфорта или дискомфорта), а неспецифическое возбуждение — в виде внут реннего напряжения и стремления (желания) усилить или устранить пережива ние.
Психическая компонента биологической потребности имеется не только у чело века, что доказывается экспериментом с животным, которому давали раствор саха рина. Так как у животного появлялись ощущения сладости, в дальнейшем уменьшалось потребление им сахара, из-за нехватки которого, собственно, и возникла по требность, хотя сахарин как источник энергии не заменяет его. С другой стороны, при сравнении эффекта приема пищи нормальным путем и через желудочную фис тулу было замечено, что последнее поступление пищи должно быть более значи тельным, чтобы вызвать равный эффект насыщения (А. Пьерон, 1970). Следователь но, при удовлетворении потребности нужно получать и соответствующие вкусовые ощущения, которые частично снимают напряжение и связанное с ним побуждение.
В возникновении потребностей личности участвует и интеллектуальная компо нента, так как происходит ментализация потребности (Е. Клапаред [Е. Claparede, 1930]). Она связана с пониманием того, чем вызвано появившееся ощущение, пере живание, желание (о чем сигнализирует возникшее потребностное состояние), осо знанием значимости и актуальности потребности в данный момент. Из изложенного выше становится очевидной одна из функций потребности личности — сигнализа ция о появлении дефицита, нужности чего-то, отражения этого в сознании человека.
Итак, на основании вышеизложенного можно дать следующее определение по требности личности, объединяя в нем различные рациональные моменты, высказан ные разными авторами: это отражение в сознании нужды (нужности, желанности чего-то в данный момент), часто переживаемое как внутреннее напряже ние (потребностное состояние) и побуждающее психическую активность, связанную с целеполаганием.
Раскрывая и уточняя данное определение, напомним, что нужда понимается нами не только как дефицит чего-то, но и как желание обладать привлекательным, нужным, необходимым для достижения цели объектом или как желание устранить неприятное ощущение или переживание (либо усилить их, если они приятны). Та ким образом, данное определение потребности не основывается только на дефици те, не рассматривает потребность лишь как отрицательный феномен, связанный только с неприятными переживаниями человека. Потребность может быть связана и с положительными эмоциональными переживаниями.
Поэтому желанием человека может быть не исчезновение данной потребнос ти, а ее продолжение («Я хочу, чтобы лето не кончалось...»). Вспомним опыты Д. Олдса (1958) с самораздражением крыс при вживлении им электродов в «цен тры удовольствия». Такие же «нескончаемые желания» наблюдались в клинике Н. М. Бехтеревой у больных, которым по медицинским показаниям вживлялись в мозг электроды и проводилась электростимуляция. Больные потом преследова ли врачей и просили «пораздражать их еще» (из рассказа сотрудника этой клини ки В. М. Смирнова).
Второе пояснение состоит в том, что в данном определении потребности гово рится о побуждении психической активности, а не о побуждении действий, дея тельности, поступков. Эта психическая активность направлена на понимание сущ ности возникшей потребности и на формирование цели (абстрактной или конкрет ной), т. е. на представления объектов и действий, могущих удовлетворить данную потребность. Это уточнение необходимо потому, что имеются потребности пас сивные, недейственные в обычном понимании, не приводящие к каким-либо резуль тативным действиям и поступкам: желание, чтобы важное для меня событие свер шилось (например, выиграла моя любимая футбольная команда), желание кому-то понравиться, потребность в уважении и любви со стороны других людей (я хочу, чтобы это было, но сам для этого не предпринимаю никаких шагов, хотя бы потому, что от меня ничего в данной ситуации может и не зависеть). Но эти пассивные по требности тоже вызывают психическую активность человека (переживания, реф лексию, раздумья, мечты).
2.7. ВТОРИЧНЫЕ ПОТРЕБНОСТИ ЛИЧНОСТИ
Данное мною определение позволяет говорить не только о базовых, фундаментальных (первичных) потребностях человека, но и о вторичных — о потреб ностях в знаниях, определенных средствах, умениях (П. В. Симонов), называемых А. Пьероном и К. Левином «квазипотребностями», а по существу являющихся чаще всего социальными потребностями, формирующимися в онтогенезе в процессе соци ализации человека, в том числе и в процессе воспитания. Правда, А. Пьерон полагал, что вторичные потребности появляются у человека в результате взаимодействия ба зовых, природных потребностей, но в чем проявляется это взаимодействие, каким образом формируются вторичные потребности, в чем они себя проявляют, остается неясным.
В психологической литературе (Д. В. Колесов, 1991) отмечается, что с годами у человека формируется потребность (привычка) в определенном способе удов летворения первичных биологических потребностей (П. В. Симонов) или само стоятельная потребность в предметах, функционирующих в качестве средств по отношению к другим биологически значимым предметам. Это может быть, например, привычка к определенной сервировке стола, к определенной одежде и т. п. При этом к первичным потребностям добавляется эстетическая сторона потребле ния, которая со временем может стать самостоятельной эстетической потребнос тью (И. А. Джидарьян, 1976). Пользуясь музыкальной терминологией, можно ска зать, что в этих случаях с помощью вторичных потребностей происходит оранжировка первичных. Но как в музыке оранжировка не может заменить мелодию, а только украшает ее, так и вторичные потребности не могут заменить первичные, а лишь придают им эстетический облик. Часто кажется, что многие вторичные по требности происходят только «от разума», от знания того, что необходимо иметь или сделать для достижения данной цели. Такие потребности не связаны с ощуще ниями и по сравнению с основной потребностью могут переживаться с меньшим на пряжением или вообще без него. В действительности же они лишь «обслуживают» первичные (базовые) потребности. Например, необходимость в каких-то орудиях труда возникает из-за наличия у человека потребностей достижения цели и избега ния неудачи, а эти потребности могут основываться на других базовых потребнос тях. Эстетические потребности базируются на первичных потребностях: в получе нии удовольствия, в новизне, в познании. Поэтому можно полагать, что вторичные потребности не подменяют первичные (базовые), а вместе с ними побуждают активность человека (хотя это может быть и не очевидным даже для самого субъек та действия, так как на поверхности его сознания находится только последняя из цепи потребностей, непосредственно связанная с побуждением к достижению цели, получению результата). Так, потребность в красивой сервировке стола не имеет значения при отсутствии потребности в пище, потребность в красивом платье — без потребности получения эстетического удовольствия или удовлетворения самолю бия и т. д.
Именно связь вторичных потребностей с первичными дает возможность согла ситься с мнением А. Пьерона, что мотивация даже сложных форм человеческой де ятельности в принципе сводима к первичным психическим или психофизиологиче ским причинам.
Сложность же решения вопроса о вторичных потребностях и их связи с первич ными (базовыми, природными) состоит в том, что последние еще не изучены во всем своем многообразии. Это приводит к неправильным выводам. Так, часто базовые, но социализированные потребности принимаются за чисто вторичные, социальные потребности (якобы сформированные в процессе онтогенеза человека под влияни ем социального окружения), в результате чего они отрываются от первичных биоло гических потребностей. На самом же деле они являются лишь надстройкой над ба зовыми биологическими потребностями л-го порядка, и чем дальше отстоит та или иная надстройка от своего фундамента, тем более социализированной она являет ся. Если же проследить путь развития той или иной социальной потребности, то оказывается, что во многих случаях она является лишь социальной формой отраже ния базовой биологической потребности, являющейся по отношению ко многим со циальным потребностям, сформированным на ее основе, неспецифической общей потребностью. Этот процесс порождения все новых и новых социальных потребно стей сродни разветвлению большой полноводной реки в дельте на отдельные рука ва. Эти реки могут иметь разное название, но исток у них один и тот же.
В качестве таких общих неспецифических потребностей Г. С. Сухобская (1975) называет, например, познавательную потребность (интерес к новому), потребность в эмоциональной разрядке (можно добавить — ив эмоциональной зарядке), потреб ность в сопереживании. Из них вырастают другие потребности: в развлечении, в общении, эстетические и т. д. В свою очередь потребность, например, в развлече нии приводит к потребности в чтении литературы, посещении театра, кино и т. д.
Вторичные потребности могут возникать на базе двух-трех основных потребно стей, объединяться друг с другом в третичную потребность, в результате чего в мотивационной сфере личности формируется сложная система «знаемых» потребнос тей, становящихся предпочтениями.
2.8. ЭТАПЫ ФОРМИРОВАНИЯ ПОТРЕБНОСТИ ЛИЧНОСТИ
Последовательное углубление отражения в сознании нужды (от возникновения ощущения до понимания его причины) свидетельствует о том, что образование потребности — это стадиальный процесс. Наиболее отчетливо это показано в работе В. М. и И. В. Ривиных (1978) на примере развития у мужчин полового влечения как потребности. Авторы пишут, что возникновение половой потребности обычно связывается с моментом ее осознания в качестве специфи ческого влечения. Предшествующий же этап ее развития (как органической потребности) выпадает из поля зрения исследователей, так как пока потребность неощутима и неосознаваема, она как бы не существует вообще и не влияет на пси хическую деятельность. Безосновательность подобных представлений, пишут авторы, видна даже из того, что у испытуемых, уже через полчаса после появле ния андрогенов, повышается чувствительность специфичных для данной потреб ности рецепторных зон и наблюдается уменьшение чувствительности всех осталь ных (отсюда ясно, что потребность развивается по механизму доминанты), хотя нет еще никаких осознанных переживаний. В связи с этим авторы выделяют ла тентную стадию развитая мотивации (читай — формирования потребно сти личности), в течение которой происходит специфическая «настройка» чув ствительности к внешним раздражителям.
Вторая стадия формирования потребности — неосознаваемая модальность нужды (мотивации). Она характеризуется не как половое влечение, а как ощу щение какого-то нового состояния. Испытуемые отмечали усиливающееся чув ство непонятной тревоги, двигательное беспокойство или, напротив, вялость, которая описывалась как «приятная истома»; у некоторых проявлялись сосудис тые реакции на коже лица и шее. Все это соответствовало первой стадии стрес са — тревоге, описанной Г. Селье. На этой стадии энергия мотивации настолько неспецифична, что может стимулировать поведение другой модальности. Испы туемые не могли усидеть на месте, становились общительнее (неспецифическая разрядка).
Третья стадия — стадия осознания потребности. Она характеризуется появ лением сексуального влечения. Отчеты испытуемых свидетельствовали о возник новении приятных ощущений в области таза и гениталий, мечтаний и планов сексу ального характера, положительных эмоциональных переживаний.
Очевидно, при социальных потребностях вегетативные сдвиги и эмоциональные реакции менее выражены. Возможно, и стадиальность формирования этих потреб ностей будет отличаться от вышеописанной. К сожалению, вопрос этот практиче ски не изучен.
2.9. КЛАССИФИКАЦИЯ ПОТРЕБНОСТЕЙ
Существуют различные классификации потребностей человека, ко торые строятся как по зависимости организма (или личности) от каких-то объектов, так и по нуждам, которые он испытывает. А. Н. Леонтьев в 1956 году соответствен но с этим делил потребности на предметные и функциональные.
Выше уже говорилось, что потребности делят на первичные (базовые, врожден ные) и вторичные (социальные, приобретенные). А. Пьерон предложил различать 20 видов фундаментальных физиологических и психофизиологических потребно стей, создающих базу для любого мотивированного поведения животных и челове ка: гедонические, исследовательского внимания, новизны, поиска коммуникации и взаимопомощи, конкурентные побуждения и др.
В отечественной психологии чаще всего потребности делят на материальные (потребность в пище, одежде, жилище), духовные (потребность в познании окружающей среды и себя, потребность в творчестве, в эстетических наслаждениях и т. п.) и социальные (потребность в общении, в труде, в общественной деятельнос ти, в признании другими людьми и т. д.).
Материальные потребности называют первичными, они лежат в основе жизне деятельности человека. Эти потребности сформировались в процессе филогенети ческого общественно-исторического развития человека и составляют его родовые свойства. Вся история борьбы людей с природой была прежде всего борьбой за удов летворение материальных потребностей.
Духовные и социальные потребности отражают общественную природу челове ка, его социализацию. Надо, однако, заметить, что и материальные потребности тоже являются продуктом социализации человека. Даже потребность в пище у че ловека имеет социализированный вид: ведь человек употребляет пищу не сырой, как животные, а в результате сложного процесса ее приготовления.
П. В. Симонов (1987) считаете что потребности человека можно разделить на три группы: витальные, социальное и идеальные. В каждой из этих групп выделяют ся потребности сохранения и развития, а в группе социальных — еще и потребно сти «для себя» (осознаваемые субъектом как принадлежащие ему права) и «для дру гих» (осознаваемые как «обязанности»). Удовлетворению любой из перечисленных потребностей способствуют исходно самостоятельные потребности в вооруженно сти (средствами, знаниями, умениями) и потребность преодоления препятствий на пути к цели, отождествляемая П. В. Симоновым с волей.
А. В. Петровский (1986) делит потребности: по происхождению — на естествен ные и культурные, по предмету (объекту) — на материальные и духовные; есте ственные потребности могут быть материальными, а культурные — материальны ми и духовными.
П. А. Рудик (1967) выделяет общественные и личные потребности, что вряд ли корректно: каждая потребность является личной. Другое дело — каким целям (об щественным или личным) соответствует удовлетворение потребности человека. Но это уже будет характеризовать мотив, а не потребность.
У В. А. Крутецкого (1980) потребности разделены на естественные и духовные, социальные потребности.
Зарубежные психологи не столько классифицируют потребности, сколько дают их перечисление. Например, У. Макдауголл (W McDougall, 1923), исходя из пони мания потребностей как инстинктов, выделял следующие инстинктоподобные мотивационные диспозиции (готовые способы реагирования):
— пищедобывание; поиск и накопление пищи;
— отвращение; неприятие и избегание вредных веществ;
— сексуальность; ухаживание и брачные отношения;
— страх; бегство и затаивание в ответ на травмирующие, причиняющие боль и стра дание или угрожающие этим воздействия;
— любознательность; исследование незнакомых мест и предметов;
— покровительство и родительская опека; кормление, защита и укрытие младших;
— общение; пребывание в обществе себе равных, а в одиночестве — поиск такого общества;
— самоутверждение; доминирование, лидерство, утверждение или демонстрация себя перед окружающими;— подчинение; уступка, послушание, примерность, подчиненность тем, кто демон стрирует превосходящую силу;
— гнев; негодование и насильственное устранение всякой помехи или препятствия, мешающих свободному осуществлению любой другой тенденции;
— призыв о помощи; активное обращение за помощью, когда собственные усилия заканчиваются полной неудачей;
— создание; создание укрытий и орудий труда;
— приобретательство; приобретение, обладание и защита всего, что кажется по лезным или привлекательным;
— смех; высмеивание недостатков и неудач окружающих нас людей;
— комфорт; устранение или избегание того, что вызывает дискомфорт (смена позы, местонахождения);
— отдых и сон; склонность к неподвижности, отдыху и сну в состоянии усталости;
— бродяжничество; передвижение в поисках новых впечатлений.
Из этого перечня ясно, что у Макдауголла речь идет о феноменах, чаще всего весьма далеких от потребностей.
Г. Мюррей (Н. Murrey, 1938) выделяет следующие психогенные потребности: в агрессии, аффилиации, доминировании, достижении, защите, игре, избегании вре да, избегании неудач, избегании обвинений, независимости, неприятии, осмысле нии, познании, помощи, покровительстве, понимании, порядке, привлечении вни мания к себе, признании, приобретении, противодействии, разъяснении (обучении), сексе, созидании, сохранении (бережливости), уважении, унижении.
Э. Фромм (1998) считает, что у человека имеются следующие социальные по требности: в человеческих связях (отнесение себя к группе, чувство «мы», избега ние одиночества); в самоутверждении (необходимость удостовериться в собствен ной значимости, для того чтобы избежать чувства неполноценности, ущемленности); в привязанности (теплые чувства к живому существу и необходимость в ответных — иначе апатия и отвращение к жизни); в самосознании (сознание себя неповторимой индивидуальностью); в системе ориентации и объекте поклонения (причастность к культуре и идеологии, пристрастное отношение к идеальным пред метам).
Психологи говорят также о потребности сохранения и развития, дефицита (рос та); о потребности быть отличным от других, единственным, незаменимым (т. е о потребности, связанной с формированием и сохранением собственного «Я»); о по требности в избегании; о потребности в новых впечатлениях; о первичных и базальных потребностях — с одной стороны, и о вторичных потребностях — с другой.
Выделяют также группу невротичных потребностей, неудовлетворение которых может привести к невротическим расстройствам: в сочувствии и одобрении, во влас ти и престиже, в обладании и зависимости, в информации, в славе и в справедливости.
Б. Ф. Ломов выделяет потребности человека в веществе, энергии и информации, Г. Олпорт (1953) и А. Маслоу (1998) — «потребности нужды» и «потребности рос та», Э. Фромм (1998) — потребность в связях с людьми, познания, потребность отождествления себя с классом, нацией, религией, модой и т. д. Выделяются также потребности, считающиеся принципиально не выводимыми из биологических по требностей в пище, сексе и т. п.: потребность в общении, потребность в самоцель ных действиях, например игры, и потребность в абсолютной истине. Пожалуй, только А. Маслоу дал стройную классификацию и систему потребно стей, выделяя их группы: физиологические потребности, потребности в безопасно сти, в социальных связях, самоуважении, самоактуализации. Потребности низших уровней он называет нуждами, а высших — потребностями роста. При этом он счи тает, что эти группы потребностей находятся в иерархической зависимости от пер вой к последней, т. е. каждая более высокая потребность может быть удовлетворена лишь при удовлетворении всех предшествующих низших. Очевидно, что здесь А. Маслоу допускает ошибку. Как справедливо замечает А. И. Юрьев (1992, с. 88), с позиции А. Маслоу трудно объяснить поведение Яна Гуса и Джордано Бруно, со жженных на костре (и добавим, тем более трудно — акты самосожжения, ставшие в наше время не столь редкими, как форма протеста против социальной несправед ливости).
Очевидно, что предложенные классификации и деления потребностей на груп пы не отражают их разнообразие.
2.10. ХАРАКТЕРИСТИКИ И ИНДИВИДУАЛЬНАЯ ВЫРАЖЕННОСТЬ ПОТРЕБНОСТЕЙ
Характеристики потребностей. Потребности характеризуются модальностью (в чем именно возникает нужда), силой (степенью потребностного напряжения), остротой. Под последней характеристикой, введенной Л. В. Кулико вым (1997), понимается субъективное восприятие и субъективная оценка степени неудовлетворения потребности (или полноты ее удовлетворения). Поэтому речь должна идти, очевидно, об остроте переживания человеком неудовлетворенной или не до конца удовлетворенной потребности, причем чаще всего вторичной, соци альной потребности: в профессиональном росте, в удовлетворенности работой, в уважении окружающих и т. п.
По временной характеристике потребности делятся на кратковременные, устой чивые и периодически возникающие.
Индивидуальные особенности потребностей. Известно, что у разных субъек тов потребности выражены по-разному. Для биологических потребностей значимы ми оказываются типы телосложения, темперамента, конституции, которые в конеч ном итоге связаны с интенсивностью обменных процессов в организме. Так, пикни кам в силу интенсивности их обменных процессов требуется частое употребление пищи, астеники же состояние голода переносят легче. Пикники более чувствитель ны и к отсутствию воды. При нормальном же пищевом и водном режиме астеники более чувствительны к тепловому режиму.
Потребность в движении более актуальна для людей атлетического телосло жения, чем для астеников и тем более для пикников. Поэтому гипокинезия (огра ничение двигательной активности) больше влияет на самочувствие и настроение атлетиков. Пикники предпочитают даже «обездвиженность», она для них более комфортна, чем физические нагрузки. В исследованиях Н. П. Фетискина (1979) и Е. А. Сидорова (1983) выявлена связь потребности в двигательной активностис типологическими особенностями нервной системы: у лиц с сильной нервной си стемой и преобладанием возбуждения по «внутреннему» балансу потребность в двигательной активности больше, чем у лиц с противоположными типологически ми особенностями, т. е. со слабой нервной системой и преобладанием торможе ния. По данным Н. П. Фетискина, это различие может достигать трехкратного раз мера.
Имеются и половые различия в выраженности биологических потребностей От сутствие пищи и воды хуже переносят мужчины. Недаром говорят, что путь к серд цу мужчины лежит через его желудок. У мужчин чаще проявляется потребность в чувстве риска, соперничества, в уважении, во власти. У женщин более выражена потребность в общении, заботе о других.
МОНИСТИЧЕСКИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О СУЩНОСТИ МОТИВА
Как уже говорилось в предисловии, взгляды на сущность мотива у психологов существенно расходятся. Но, несмотря на это, все они сходятся в од ном: за мотив принимается какой-то один конкретный психологический феномен (но разный у разных авторов). В основном психологи группируются вокруг следующих точек зрения на мотив: как на побуждение, на потребность, на цель, на намерение, на свойства личности, на состояния. Ниже анализируется каждое из этих представ лений.
3.1. МОТИВ КАК ПОТРЕБНОСТЬ
Во многих работах потребность рассматривается как побудитель действий, деятельности, поведения человека.
Принятие потребности за мотив происходит прежде всего потому, что она объяс няет в значительной степени, почему человек хочет проявить активность. Кроме того, как писал С. Л. Рубинштейн, в потребности содержится активное отношение (стремление), направляющее человека на преобразование условий с целью удовлет ворения нужды. Следовательно, потребность объясняет, откуда берется энергия для проявления человеческой активности.
Эта роль потребностного побуждения обстоятельно и с критических позиций рассмотрена в обзоре зарубежных работ Е. Н. Баканова и В. А. Иванникова (1983). Ниже будут изложены основные положения этого обзора.
Принятие потребности за побудитель приводит к двум следствиям: 1) как толь ко субъект переходит в состояние потребностного напряжения (драйва, нужды), начинается активность организма с высвобождением и тратой энергии; 2) чем выше напряжение потребности, тем интенсивнее побуждение. Поэтому в случае, когда условия не позволяют удовлетворить потребность, энергия должна возрастать и проявляться во все увеличивающейся «нецеленаправленной», «спонтанной», «об щей» активности субъекта. Именно такое представление о детерминации активно сти господствовало в экспериментальной психологии в течение нескольких десятилетий и сохраняется у многих авторов сегодня. Оно получило эксперимен тальное подтверждение во многих работах. Но уже в 50-е годы Д Кемпбелл и Ф. Шеффилд (В. Campbell, F. Scheffild, 1953) на основании наблюдений высказали предположение, что потребностное напряжение не влияет на изменение активнос ти, а вызывает лишь снижение порога ответа на внешние стимулы. В ряде более поздних работ также были зарегистрированы либо стабильность, либо снижение активности у обезьян и крыс при лишении их пищи и увеличение активности лишь в ответ на внешнюю ситуацию Затем было показано, что происходит не только снижение «общей» активности животных, но изменяется ее структура, в связи с чем Ж. Нюттен (1975) высказал мнение, что активность, вероятно, никогда не яв ляется «общей», «ненаправленной».
Все эти данные заставили большинство исследователей отказаться от драйв-кон цепции в пользу гипотезы о том, что активность вызывается лишь стимулом и на личными способами действия с ним. Таким образом, из изложенного выше следует, что органическая потребность (нужда), а именно о ней все время шла речь, не при водит прямо к активности по устранению нужды, а лишь создает повышенную чув ствительность к воздействию соответствующих ей внешних раздражителей. При этом возникает состояние «оперативного покоя» (А. А. Ухтомский), отражающее появление доминантного очага возбуждения в пищевых центрах животных.
Конечно, и эта точка зрения при ее абсолютизации имеет слабости. Вряд ли жи вотное будет находиться в состоянии сниженной активности долгое время; как го ворится, «голод не тетка», сидя или лежа и умереть можно, рано или поздно оно проявит активность в поиске пищи.
Однако, даже учтя все это, надо признать, что возникновение потребности не может объяснить целенаправленную активность животных и человека, выбор того или иного способа (предмета и действия) удовлетворения потребности; в отноше нии перечисленного потребностное напряжение (состояние) слепо. Кроме того, было выявлено, что исследовательское и манипуляторное поведение у животных наблюдается и при отсутствии «первичных» потребностей, а актуализация послед них либо снижает, либо оставляет без изменений исследовательскую активность (Р. Батлер и X. Харлоу [R. Butler, H. Harlow, 1954] и др.). Была сделана попытка объяснить такое не вызванное органическими потребностями поведение тем, что имеется врожденная потребность нервных тканей в функционировании, проявлени ем которой является исследовательское поведение (Р. Вудвортс [R. Woodworth, 1918]). Конкретизацию эта точка зрения приобрела в гипотезе Д. Хебба (D Hebb, 1949)^нужде организма в оптимальном уровне активации нервной системы, кото рый достигается при различных проявлениях активности: исследовательской, манипуляторной, игровой, познавательной. Однако и эта гипотеза не получила полно го подтверждения, в связи с чем ряд ученых выдвинули новую гипотезу о «внешне вызванном драйве» (X. Харлоу [H. Harlow, 1953]; К. Монтгомери [К. Montgomery, 1953]). Под этим термином понимается потребностное напряжение, которое не яв ляется сигнализацией внутреннего состояния организма, а вызвано внешними при чинами. Но ряд авторов считают, что и это мало что проясняет, так как в отношении исследовательского поведения драйв не выполняет функции побуждения.
Не избавляет от трудностей и постулирование процессуальной потребности на «психическом уровне», например, «потребности в компетентности» (Е Деси[E. Deci, 1976]), мотивирующей игровую, исследовательскую и познавательную де ятельность. Так, с позиции этой потребности трудно объяснить, почему в каждый отдельный период времени человек не во всем хочет быть компетентным, что его потребность «предпочитает» определенный круг вещей и странным образом не за трагивает тысячи других, а в следующий отрезок времени она переходит на другой, тоже ограниченный круг вещей. Таким образом, «потребность в компетентности» не помогает объяснить ни предпочтений, ни их смен, а значит предсказать, что, как и когда будет делать субъект.
Из своего обзора работ (в основном зарубежных авторов) Е. Н. Баканов и В. А. Иванников делают заключение, что понятие потребности выходит из круга су щественных признаков побудителя деятельности, так как, во-первых, тканевой де фицит сам по себе не вызывает активности, а во-вторых, в процессуальной деятель ности (игровой, исследовательской и т. д.) вообще не удается найти никакого дефи цита, вызываемого депривацией объекта.
Проведенный этими авторами обзор работ показывает, насколько сложна про блема мотивации. В то же время делать широкие обобщения из полученных фактов, на которые авторы ссылаются в своем обзоре, тоже не следует. Во-первых, в боль шинстве случаев исследования проводились на животных, стоящих в иерархии жи вотного мира не на самых высоких ступенях развития (в основном на крысах). По этому такие данные не всегда можно прямо переносить на человека: ведь нервная организация последнего намного выше, и вряд ли он станет подчиняться только био логическим закономерностям возникновения потребностного напряжения.
Во-вторых, изучались только биологические потребности.
В-третьих, тот факт, что в процессуальной деятельности животных (исследова тельской, игровой) отсутствуют характерные для потребности черты (такие, как усиление драйва по мере нарастания депривации и феномен насыщения, т. е. редук ция потребности), может говорить и о том, что существуют потребности иного рода, о которых мы еще мало знаем, не обязательно связанные с дефицитом и потреблени ем чего-то. По этому поводу П. В. Симонов замечает, что «...изучение исследова тельского и игрового поведения у животных, ...опыты с сенсорной (информацион ной) депривацией у человека, последствия социальной изоляции и подобное пока зывают, что в основе представлений о наличии каких-то иных факторов вне и помимо потребностей, инициирующих поведение, лежит крайняя ограниченность наших знаний о многообразии реально существующих потребностей» (1987, с. 43).
В-четвертых, данные, противоречащие положению об оптимальном уровне акти вации нервной системы и нарастании потребностного напряжения при депривации, представляются не очень убедительными и скорее могут рассматриваться как част ные проявления конкретной ситуации. Так, по данным Т. Н. Лебедевой (1971), если в какие-то дни двигательная активность школьников была снижена, в последующие дни они увеличивали свою активность сверх нормы, компенсируя таким образом ее дефицит.
Другое дело, что нарастание потребностного напряжения не всегда приводит к повышению активности, обеспечивающей полную разрядку этого напряжения; пря мо пропорциональной зависимости между ростом потребностного напряжения и внешней активности может и не быть. Но отсюда вовсе не следует вывод, что по требность лишена побудительной функции (то, что человек ничего не делает, чтобы устранить чувство голода, еще не говорит о том, что у него нет побуждения поесть). С этой точки зрения критерий для определения наличия побуждения при потребно сти (уровень активности) выбран не очень удачный, так как реализация побужде ния у животных (не говоря уже о человеке) может блокироваться многими фактора ми, которые порой трудно учесть. Другое дело, что, даже признав за потребностью функцию побуждения деятельности, невозможно объяснить весь мотивационный процесс: почему выбирается этот объект, а не другой, почему потребность удовлет воряется с помощью этой активности, а не иной и т. д.
Очевидно, такое понимание приводит некоторых авторов к игнорированию роли потребностей в активации поведения и деятельности, и эта роль приписывается ис ключительно мышлению и речи. «Источником активности человека, — пишет А. Р. Лурия, — служат планы, перспективы и программы, которые формируются в процессе сознательной жизни людей; они социальны по своему происхождению и осуществляются при ближайшем участии сначала внешней, а потом и внутренней речи. Всякий сформулированный в речи замысел вызывает целую программу дей ствий, направленных к достижению этой цели» (1978, с. 125). В другой работе он более детально развивает ту же мысль: «На первых порах ребенок подчиняется при казу матери; на последующих этапах, когда ребенок сам начинает владеть речью, он начинает использовать собственную речь как средство, детерминирующее его пове дение» (1977, с. 74).
По этому поводу П. В. Симонов (1987) резонно задает ряд вопросов: почему ре бенок подчиняется приказам взрослых? Зачем ребенок начинает воспроизводить речевые инструкции (ведь он может их и не воспроизводить)? Во имя чего, давая инструкции самому себе, ребенок подчиняется им, начинает выполнять их (ведь он может не подчиняться и не выполнять)? Впрочем, заключает П. В. Симонов, с точки зрения теории, где деятельность предшествует потребности и создает ее, подобные вопросы и не возникают. При этом он приводит слова Л. С. Выготского, что «...сама мысль рождается не из другой мысли, а из мотивирующей сферы нашего сознания, которая охватывает наши влечения и потребности, наши интересы и побуждения, наши аффекты и эмоции» (1956, с. 379). Однако, защищая значение потребностей в детерминации поведения человека, П. В. Симонов впадает в другую крайность — он считает, что потребности являются основой и движущей силой человеческого пове дения, и отождествляет их с мотивами.
На этих же позициях стоит и Д. В. Колесов (1991), разработавший оригиналь ную концепцию развития психики, движущей силой которой являются потребно сти. Связи организма с внешней средой он называет потребностными связями, которые могут иметь разную степень напряженности (активность и покой, возбуж дение и торможение). Он вводит понятие потребностного цикла как единицы жиз недеятельности и единицы структурно-функциональной, включающей в себя как морфологическую основу, так и определенные соответствующие ей процессы. Началом потребностного цикла является возникновение в организме дефицита веществ, энергии, информации. Напряжение потребностных связей со средой есть потребностное возбуждение, которое у высших существ может иметь определен ную модальность, окраску (голод, жажда и т. п.). Потребностное возбуждение в его отношении к последующей деятельности есть потребностное побуждение. У человека оно может сохраняться в течение длительного времени, проявляясь при каждом подходящем случае. Такое побуждение, имеющее тонический харак тер, автор называет установкой.
При удовлетворении потребности заканчивается потребностный цикл. Удовлет ворение потребности, пишет Д. В. Колесов, — это овладение предметом потребно сти и его использование. При этом существуют способы как овладения, так и ис пользования, причем первые более разнообразны, так как связаны с конкретными условиями, в которых происходит удовлетворение потребности. Исполнительская активность существа, ориентированная в направлении его потребностных связей с окружающей средой, понимается автором как деятельность.
Д. В. Колесов говорит о ядре потребности, которое состоит из модели потреб ного результата — МПР (соответствующего, по П. К. Анохину, «акцептору дей ствия») и генератора потребностного возбуждения (побудительной активности). Исходящее из генератора возбуждение побуждает исполнительную систему к дея тельности (к воздействию на определенный объект окружающей среды). Информа ция о полезном результате проходит через МПР, играющую роль фильтра, к ядру потребности и ведет к затормаживанию генератора, т. е. к угасанию потребностного возбуждения; и деятельность исполнительной системы на время прекращается, существо «успокаивается».
Естественно, возникает вопрос, каким образом приводится в действие генератор возбуждения. Автор рассматривает три варианта: 1) возбуждение в генераторе воз никает спонтанно, как результат формирующегося в ходе обмена веществ дефици та. При этом возбуждение генератора (гипоталамуса) не только «запускает» оче редной потребностный цикл, но и повышает чувствительность детектора к имею щимся в окружающей среде полезным веществам, что облегчает их обнаружение;
2) возбуждение в генераторе возникает вследствие внешнего воздействия значимо го объекта (это и обнаружение опасного объекта и уклонение от контакта с ним);
3) совмещение спонтанного возникновения возбуждения с воздействием на детек тор полезного объекта. Это свойственно потребности в продолжении вида: накопле ние гонадотропных и половых гормонов и восприятие обладающего необходимыми свойствами существа противоположного пола.
В отличие от А. Н. Леонтьева, Д. В. Колесов считает, что любая потребность за ранее «знает», что ей нужно («На то и потребностные эталоны!» — восклицает ав тор), но не «знает» или не всегда «знает», через какой объект внешнего мира (т. е. путем взаимодействия с каким объектом, путем усвоения какого объекта и т. д.) она это получит: это «знание» приобретается в ходе накопления жизненного опыта, пу тем проб и ошибок, благодаря научению, хотя некоторые ключевые сигналы действи тельно имеют врожденный характер, равно как и некоторые способы деятельности.
Соотношения между потребностями и мотивами, исходя из высказанных в психо логической литературе точек зрения, можно систематизировать следующим образом:
1) между потребностью и мотивом возможны далекие и опосредствованные отно шения;
2) потребность дает толчок к возникновению мотива;
3) потребность преобразуется в мотив после опредмечивания, т. е. после нахожде ния предмета, могущего ее удовлетворить;
4) потребность — часть мотива (В. А. Иванников, например, считает, что если по буждение принять за мотив, то частью этого побуждения является потребность);5) потребность и есть мотив (Л. И. Божович, А. Г. Ковалев, К. К. Платонов, С. Л. Рубинштейн и многие другие).
Против того, что потребность и есть мотив, возражает С. П. Манукян (1984), считающий, во-первых, что потребности нельзя отождествлять с мотивами, а во-вто рых, что потребности не могут являться побудителями деятельности. Конечно, мне ние С. П. Манукяна, что потребность не побуждает деятельность и поведение, в оп ределенной степени справедливо. Ведь потребность детерминирует поведение че ловека не прямо, а опосредованно, через другие психологические образования. Однако без потребности, часто принимающей у человека форму долженствования, побуждение к деятельности становится невозможным, если речь идет о сознатель ной, произвольной активности человека.
Отождествить мотив с потребностью не позволяет ряд обстоятельств. Во-пер вых, потребность не полностью объясняет причину конкретного действия или по ступка, почему делается так или иначе, — ведь одна и та же потребность может быть удовлетворена разными средствами и способами. Во-вторых, мотив-потреб ность отделяется от идеальной (представляемой человеком) цели, поэтому не ясно, почему мотив имеет целенаправленность. А. Н. Леонтьев по этому поводу пишет, что субъективные переживания, хотения, желания не являются мотивами, потому что сами по себе они не способны породить направленную деятельность. Действи тельно, в случае принятия потребности за мотив нельзя ответить на вопросы «за чем», «для чего» человек проявляет данную активность, т. е. не ясны цель и смысл активности. В-третьих, принятие потребности за мотив ведет к тому, что говорят об удовлетворении мотива, а не потребности, о цели как средстве удовлетворения мо тива, а не потребности, о наследственных и приобретенных мотивах (В. С. Мерлин, 1971), что не совсем корректно.
Таким образом, при принятии потребности за мотив остается много вопросов, неясностей и появляется некорректность в использовании терминов и словосочета ний. Поэтому закономерны попытки ряда психологов подойти к пониманию мотива с других позиций.
Начало этому в отечественной психологии положил А. В. Веденов (1956), кото рый считал, что вопрос об основных источниках поведения личности еще не решен, и что хотя удовлетворение потребностей имеет большое значение в жизни челове ка, однако его жизнь и деятельность не сводятся к удовлетворению им своих соб ственных потребностей. Человек зачастую действует на основе потребностей всего общества, на основе требований общества и коллектива.
Возникшая по этому поводу в отечественной психологической литературе дис куссия отразила неопределенность понимания не столько мотива, сколько потреб ности (о чем говорилось в главе 1 данной книги). Например, В. Н. Колбановский (1956) писал, что потребность личности и потребности общества — явления одина ковой природы (выражают определенную необходимость) и поэтому побуждают и направляют поведение человека при помощи одного и того же психологического механизма. С этим решительно не согласен Ш. Н. Чхартишвили (1958), который разделяет потребности личности и потребности общества, считая первые психоло гическим феноменом, а вторые — социально-экономическим (с чем я согласен и о чем речь шла в начале главы 1). Он дает подробное обоснование этих различий, в котором главным тезисом является то, что личность в состоянии осознать потребности общества, но процесс осознания не есть потребность, он не содержит в себе импульса, нужного для активности, не обладает силой, необходимой для приведе ния в действие актов поведения. Потребности общества удовлетворяются производ ством, а потребности личности — потреблением.
Ш. Н. Чхартишвили пишет, что «потребность является самым основным факто ром активности человека. Нет поведения, которое не имело бы в виду потребнос ти... Без отношения к потребности активность личности потеряла бы всякий смысл и значение.
Однако это не значит, — продолжает он, — что поведение личности всегда по буждается и направляется живым процессом потребности, что личность всегда при ходит в действие под влиянием непосредственного давления потребности и ставит себе целью удовлетворение этой потребности, которую она испытывает в данный момент; что сама личность вне импульса потребности вообще лишена способности ко всякой активности» (1958, с. 118). «...Личности удается возвыситься над импуль сами потребностей лишь благодаря той ее особенности, которую можно назвать во лей» (там же, с. 120). В связи с этим Ш. Н. Чхартишвили (1958, 1967) выделяет импульсивное поведение, когда человек руководствуется потребностью («я хочу») и волевое поведение, когда человек исходит из понимания чувства долга («я дол жен»).
В то же время при попытке объяснить активность человека не только потребнос тями ряд авторов впадают в другую крайность, так как потребности фактически от деляются от мотива.
3.2. МОТИВ КАК ЦЕЛЬ
(ПРЕДМЕТ УДОВЛЕТВОРЕНИЯ ПОТРЕБНОСТИ)
В «Словаре русского языка» С. И. Ожегова говорится, что цель — это то, к чему стремятся, и то, что надо осуществить. Таким образом, целью может являться как предмет, объект, так и действие.
С. Л. Рубинштейн предмет удовлетворения потребности тоже рассматривает как цель, когда говорит о том, что предметы становятся объектами желаний и воз можными целями действий субъекта, когда он включает их в практическое осо знание своего отношения к потребности. Поэтому, когда А. Н. Леонтьев и сторон ники его точки зрения говорят о предмете, могущем удовлетворить потребность, как о мотиве, правомерно отнести это к той группе представлений, в которой в качестве мотива выступает цель (хотя сам А. Н. Леонтьев и его последователи в большинстве высказываний этот мотив отделяют от цели, принимая в качестве последней только действие по удовлетворению потребности или вообще не уточ няя ее).
Правда, А. Н. Леонтьев не отвергает возможность превращения цели в мотив: «Генетически исходным для человеческой деятельности является несовпадение мо тивов и целей. Напротив, их совпадение есть вторичное явление: либо результат приобретения целью самостоятельной побудительной силы, либо результат осозна ния мотивов, превращающего их в мотивы-цели» (1975, с. 201). В другой работе(1972) он подчеркивает, что термин «мотив» употребляется им не для обозначения переживания потребности, а как обозначающий то объективное, в чем эта потреб ность конкретизируется в данных условиях и на что направлена деятельность Вос принимаемый (представляемый, мыслимый) предмет приобретает свою побудитель ную функцию, т. е. становится мотивом. Следует отметить, что мотивом деятельно сти он называл как идеальный (представляемый), так и материальный предмет потребности. Для А. Н. Леонтьева, например, стакан с водой тоже является моти вом. Впрочем, такая точка зрения на мотив существует и в быту, и в литературе, и в юриспруденции (когда, например, в качестве мотива преступления объявляются деньги, драгоценности и т. п.).
По А. Н. Леонтьеву, направленность побуждению придает именно объект (кста ти, понимаемый довольно широко, не только как предмет, вещь). Он выступает в роли стрелочника, указывающего направление реализации имеющегося у челове ка побуждения. Больше того, «опредмечивание потребности», как выражался А. Н. Леонтьев, придает этому побуждению смысл, и, по существу, побудителем деятельности выступает не сам предмет, а его значение для субъекта Недаром он приписывал мотиву смыслообразующую функцию. Отсюда становятся понят ными рассуждения о «сдвиге мотива на цель», когда побуждает к деятельности уже не желание завладеть предметом, а выполнение самого действия (вследствие пробуждения к нему интереса), получение от него удовольствия. Об этом, кстати, говорил еще Г. Олпорт (Allport G., 1937), когда формулировал принцип функцио нальной автономии: первоначально инструментальные действия, выполняющие вспомогательную роль как средства, могут приобретать самостоятельную (интринсивную) привлекательность. По существу, речь идет о приобретении действием самостоятельного смысла (и поэтому точнее было бы сказать, что на цель сдвига ется не мотив, а смысл).
Придерживается взглядов А. Н. Леонтьева на роль предметов в побуждении де ятельности и С. П. Манукян. Он считает спорной или даже ошибочной точку зрения философов-материалистов Древней Греции Аристотеля, Лукреция Кара (а в наше время — Л. И. Божович и др.) о том, что нужда заставляет человека создавать пред меты удовлетворения потребностей.
Согласно представлениям С. П. Манукяна, определенные предметы и явления (объекты) порождают потребность с конкретным предметным содержанием. Это содержание каждый раз актуализирует данную потребность, если человек встре чается с этим объектом или образ его по каким-то причинам воспроизводится в со знании. Значит, делает вывод С. П. Манукян, но потребность вызывает деятельность (при актуализации потребности начинается деятельность человека по ее удовлет ворению), а предмет потребности или его образ. Этот вывод автор распространяет и на биологические потребности, когда утверждает, что они не являются побудителя ми целеустремленной деятельности человека. Биологические потребности вначале выступают как психическое состояние напряженности, при котором человек не зна ет, чего ему хочется. Только после того как он встречается с объектом, могущим удовлетворить эту неизвестную человеку потребность или снять напряжение, та кое состояние превращается в стремление к данному объекту. Многократное повто рение подобного положения порождает новую потребность с определенным пред метным содержанием. Можно понять логику рассуждений С. П. Манукяна и даже частично согласить ся с ним, если использовать понятия нужды и потребности личности. Тогда психи ческое состояние напряженности («неизвестная потребность», по не очень удачно му выражению автора) будет отражать нужду, а опредмеченная потребность — по требность личности. Однако автор не использует эти понятия, и в то же время такое понимание нужды и потребности не устраняет ряд неясностей в его рассуждениях. Так, автор не разделяет порождение потребностей объектами и актуализацию по требностей объектами, а это не одно и то же. Можно согласиться с тем, что появив шийся перед человеком объект может актуализировать (оживить) какую-то потреб ность, если ее удовлетворение с помощью этого объекта доставляло в прошлом че ловеку удовольствие. В отношении же порождения потребности появившимся объектом или его образом, хочет того автор или нет, он скатывается на позиции де терминации поведения по типу стимул—реакция (S—/?), где потребность вообще-то и не нужна. Например, С. П. Манукян пишет, что каждый раз, когда в сознании человека по какому-то поводу воссоздается образ знакомых людей, актуализирует ся потребность встречи с ними. Хотя этот пример относится к актуализации потреб ности, очевидно, что утверждение автора далеко не бесспорно. Образы знакомых могут вызвать потребность общения с ними (если мы, например, давно не виделись), но могут и не вызвать такую потребность. Тем более трудно согласиться с тем, что «овладение» предметами культуры само по себе порождает потребности как соци альные, так и биологические.
Некоторая прямолинейность высказываний А. Н. Леонтьева о мотиве как пред мете удовлетворения потребности дает основание для буквального их понимания, что, естественно, вызывает критику его представлений со стороны ряда психологов (К. А. Абульханова-Славская, 1980; Л. И. Божович, 1969; И. В. Имедадзе, 1986; и др.). Действительно, как можно принимать за мотив стакан с водой (притом не представляемый, а реальный)? В лучшем случае он может быть стимулом. А как известно, внешние стимулы могут оживлять, побуждать потребности своей привле кательностью, но сами не могут быть психологическими образованиями, именуе мыми мотивами.
Л. И. Божович не без оснований считает сомнительным то, что предметы по рождают потребность. К чему это понимание генезиса потребностей (А. Н. Леонтьевым, С. П. Манукяном и другими) может привести, видно из высказывания само го С. П. Манукяна: «Важно, что человек не по своей воле стремится к объекту, а объект по каким-то причинам приобретает притягательную силу для человека» (1984, с. 132). Такая детерминация походит на инстинктивное поведение, в лучшем случае — на влечение.
Фетишизируя объекты как источники активности человека1, С. П. Манукян не очень задумывается над тем, почему у человека возникают образы тех или иных объектов, оживляющих потребности. «По какому-то поводу», — так пишет он, но это не объяснение. Справедливо утверждая, что объекты побуждают тогда, когда в сознании отражается их значение для человека, автор не задумывается над тем, чем обусловлено в данный момент значение этого объекта. Только при наличии какой-то потребности объект становится значимым в данной ситуации, так как у человека уже имеется опыт его использования для удовлетворения такой потребности. Дру гое дело, что появление нужного объекта может усилить энергию потребности, на править ее в определенном направлении. Но это не значит, что объект обладает по будительной энергией в отношении деятельности, сам по себе побуждает деятель ность, является конечной причиной поведения.
1 О роли объектов (предметов) в мотивации деятельности и поведения человека см. так же раздел 6.6.
Более справедливым представляется взгляд на этот вопрос И. М. Сеченова, ко торый писал: «...жизненные потребности родят хотения, и уже эти ведут за собой действия; хотение будет тогда мотивом или целью, а движения — действием или средством достижения цели... Без хотения как мотива или импульса движение было бы вообще бессмысленно» (1952, с. 516).
Надо сказать, что в своем критическом порыве некоторые психологи «вместе с водой... выплеснули и ребенка» — то ценное, что имеется во взглядах А. Н. Леонтьева. В частности, И. В. Имедадзе (1986) отрицает, что конкретную направленность побуждению придает объект удовлетворения потребности, считая, что побуждает деятельность даже не мотив, а потребность.
Та же крайность имеется и в критике педагога Л. П. Кичатинова, который спра шивает: каковы задачи воспитателя (если он придерживается точки зрения А. Н. Леонтьева) по формированию мотивов — формировать предметы деятельно сти? Для воспитателя важно отношение к предметам, смысл работы, заключает автор. Но ведь именно для придания смысла деятельности А. Н. Леонтьев и выдви нул свои представления о мотиве. И вот это-то глубинное понимание мотива мно гими читающими его работы и не воспринимается, тем более что сам А. Н. Леонть ев отдельными своими высказываниями заставляет читателя понимать все по-дру гому. Так, он говорит о мотивах-стимулах,, выполняющих роль побудительных факторов, но лишенных смыслообразующей функции (в качестве таковых у него выступают деньги).
Такая позиция А. Н. Леонтьева близка представлениям К. Левина (1970), писав шего, что вещи и события мира для нас не нейтральны; многие из них предъявляют по отношению к нам определенную «волю». У человека нет власти над своим пове дением, кроме той власти, которую имеют над его поведением вещи, продолжает он (так, например, хорошая погода, красивый ландшафт влекут нас к прогулке). Сила требований, с которыми подступают к человеку вещи, может быть различна: от не преодолимого влечения до слабого «напрашивания». Но К. Левин ставит побуди тельную силу вещей в связь с потребностями и намерениями субъекта', измене ние «характера требований» происходит соответственно изменениям потребностей и интересов человека. Власть вещей над поведением человек подчиняет себе, за ставляет служить своим целям, направляет по-своему.
Л. И. Божович, соглашаясь с А. Н. Леонтьевым в том, что потребность не может определить целенаправленное действие человека, а может, вызвать лишь неоргани зованную активность (исключая инстинктивные биологические потребности, кото рые связаны с врожденными механизмами их удовлетворения), считает, что пред меты, постоянно удовлетворяющие ту или иную потребность, как бы фиксируют в себе эту потребность. В результате они и приобретают способность побуждать по ведение и деятельность человека даже в тех случаях, когда соответствующая по требность не была предварительно актуализирована: сначала эти предметы только реализуют, а потом и вызывают (очевидно, по механизму условного рефлекса) соот ветствующую потребность. Следовательно, предметы, в представлении Л. И. Божович, являются лишь побудителями потребностей, а не действий или деятельно сти. Без оживления потребности под воздействием предмета активность человека проявиться не может.
Но и отбросив все двусмысленное и негативное, что имеется во взглядах А. Н. Леонтьева на мотив, оставив только все положительное, принять предмет-цель за мотив не представляется возможным, даже если учесть ограничение, введенное Д. В. Колесовым: предмет выступает в качестве мотива лишь у маленького ребенка (из-за неразвитости произвольных функций) или в том случае, если он новый (т. е. является мотивом исследовательской деятельности). Во-первых, мы не получим от вет на вопрос, почему человек совершает данное действие, поступок; ведь одна и та же цель может удовлетворять разные потребности, т. е. соотноситься с разными причинами. Во-вторых, принятие за мотив предмета практически устраняет возмож ность говорить о таких характеристиках мотива, как его сила и устойчивость; нельзя же сказать, что предмет обладает силой, а сочетание «устойчивость предмета» ско рее будет понято с точки зрения физики, чем психологии. Предметы могут обладать степенью (силой) привлекательности, но это скорее характеристика стимула, а не мотива. Возникают и другие стилистические недоразумения, когда говорят, напри мер, об активно достигаемых человеком мотивах (В. К. Вилюнас), понимая под этим овладение предметами. В-третьих, в связи с представлением о мотиве как предмете говорят о роли мотива в формировании потребностей, а не о роли потребностей в формировании мотива, т. е. процесс мотивации ставится с ног на голову. Между тем В. К. Вилюнас справедливо отмечает, что даже психического отражения предмета недостаточно для того, чтобы вызвать деятельность субъекта. Для этого должна быть еще актуализирована потребность, которой отвечает этот предмет, иначе жи вые существа, столкнувшись с предметом потребности, каждый раз приступали бы к ее удовлетворению вне зависимости от того, есть ли в данный момент в этом нуж да или нет.
Аналогичной точки зрения придерживаются также философы и социологи. На пример, В. И. Оссовский пишет, что переживание индивидом ценностей-объектов далеко не всегда сопровождается восприятием их как предметов удовлетворения потребности. Нужда возникает лишь по отношению к объекту, который признается человеком значимым (ценным). Это означает, что объект может выступать в роли стимула лишь тогда, когда человек подготовлен для такого его восприятия, т. е. когда есть потребность в нем или ему подобных. В этом случае у человека возникает побуждение к овладению этим объектом. Поэтому Ш. Н. Чхартишвили считает, что мотив — это объективная ценность (продукта деятельности, знания).
3.3. МОТИВ КАК ПОБУЖДЕНИЕ
Еще с прошлого века мотив многими психологами трактовался как побудительная (движущая) сила, как побуждение (говорить о «побудительных» мо тивах, как часто делается, это все равно что сказать «масло масляное»: мотив всегда побуждает либо что-то делать, либо не делать). При этом, как всегда, нестрогость в использовании понятий привела к тому, что за мотив стала приниматься любая при чина, вызывающая побуждение, а не только само побуждение. Отсюда мотивами стали любые стимулы, а «побудитель» и «побуждение» стали синонимами. При этом биологи, физиологи и психологи-бихевиористы за мотив в основном принимали внешний стимул (даже И. М. Сеченов писал, что первая причина всякого человече ского действия лежит вне его). Между тем Г. Олпорт справедливо отмечает, что в качестве объектов, побуждающих деятельность человека, могут выступать и отсут ствующие (представляемые или воображаемые) объекты. Таким образом, побудите лей (детерминант) поведения может быть много, и они могут быть как внешними, так и внутренними (например, боль). Однако не все они могут быть отнесены к мо тивам. Возникает вопрос: что может служить критерием различения мотивационных и немотивационных детерминант, т. е. какие причины можно рассматривать как мотивационное побуждение, а какие — нет?
В западной психологии распространенным решением этого вопроса является различение способа (как) и причины (почему) поведения: к мотивации относят толь ко причины. При этом считается, что мотивация отвечает за стратегическую направ ленность поведения на цель, тогда как способ поведения, его тактическая реализа ция определяются не причиной, а опытом и научением. Но, как отмечает Ж. Нюттен, в этом случае понятие «мотивация» становится излишним, так как процессы стимуляции и научения достаточны для объяснения поведения. Кроме того, с точки зрения В. К. Вилюнаса (1990), отдельные механизмы мотивации отвечают именно за способ поведения, т. е. за то, как делается.
Разграничение мотивационных и немотивационных причин, т. е. побуждения и стимула, целесообразно осуществлять и по механизму ответных реакций человека: произвольному или непроизвольному. «Мотивация — через психику реализующая ся детерминация», — писал С. Л. Рубинштейн. Поэтому должна быть детерминиро вана не только и не столько физиологическая реакция, сколько психическая, затра гивающая высшие уровни психической регуляции, связанная с осознанием стимула и приданием ему той или иной значимости. Только после этого у человека может появиться желание или осознание необходимости реагировать на стимул тем или иным способом, определяется цель и появляется стремление к ее достижению. Вследствие этого большинство отечественных и зарубежных психологов считают, что мотив — это не любое возникшее в организме человека побуждение (понимае мое как состояние), а внутреннее осознанное побуждение, отражающее готов ность человека к действию или поступку. Таким образом, стимул вызывает (побуж дает) действие или поступок не прямо, а опосредованно, через мотив: побудителем мотива является стимул, а побудителем действия или поступка — внутреннее осоз нанное побуждение, принимаемое многими психологами в качестве мотива. X. Хекхаузен по этому поводу пишет, что мотивация — это побуждение к действию опре деленным мотивом (обратим внимание: не стимулом, а именно мотивом). Последовательным сторонником точки зрения, что мотив — это осознанное по буждение, является В. И. Ковалев. Побуждение он рассматривает как самостоятель ный психологический феномен, хотя и проистекающий от отражения в сознании потребностей, но имеющий свою специфику. В связи с этим он отделяет мотив от установок, целей, отношений, состояний, влечений, желаний. У М. Ш. Магомед-Эминова (1987) мотив — только один из видов побуждений, наряду с потребностя ми, диспозициями (устойчивыми свойствами личности), интересами и т. п. В то же время ряд психологов (в частности, А. А. Файзуллаев, 1985, 1987, 1989) не сводят мотив к побуждению и даже более того — отделяют мотив от побуждения.
Таким образом, различные соотношения между мотивом и побуждением, декла рируемые разными авторами, можно представить в виде следующих схем:
мотив —> побуждение —> действие (X. Хекхаузен),
побуждение (мотив) —> действие (В. И. Ковалев),
побуждение —> мотив -> действие (А. А. Файзуллаев).
Ограниченность этих схем очевидна. Если оторвать побуждение от мотива, то он теряет побудительную силу и говорить о нем становится просто бессмысленным. В то же время свести мотив только к побуждению также нет достаточных оснований.
Во-первых, побудительностью обладает и потребность, о чем уже говорилось в предыдущей главе, причем побуждение можно рассматривать как состояние внутрен него (потребностного) напряжения — состояние, одинаковое для разных мотивов.
Во-вторых, побуждение в силу своей неспецифичности не раскрывает содержа тельную сторону мотива, не объясняет причину и смысл проявляемой человеком активности (если, конечно, не принимать, как это, к примеру, у В. И. Ковалева, за побуждение сам мотив).
Например, побуждение к занятиям спортом может быть сначала обусловлено необходимостью укрепления здоровья, затем получением удовольствия от процесса выполнения физических упражнений, потом — стремлением достигнуть определен ного спортивного результата и т. д.
Как видим, побуждение не дает ответов на вопросы — почему, для чего, из-за чего? А ведь понятие мотива нужно прежде всего для того, чтобы получить ответы на эти вопросы. Неслучайно X. Хекхаузен, говоря о мотивации, делает упор на том, что она должна дать ответ на вопрос «зачем?»; он отмечает, что по отношению к непроизвольной активности этот вопрос лишен смысла, поскольку ей нельзя припи сать намерения.
В-третьих, мешает принятию побуждения за мотив и то, что у человека имеются поступки, связанные с обоснованным (мотивированным) отказом что-то делать. Причина отказа есть, а побуждения к действию нет. Поэтому трудно согласиться с утверждением, что мотив — только то, что заставляет человека действовать. В соответствии с мотивом можно и бездействовать. Такие мотивы называют отри цательными.
Признавая в большинстве случаев за мотивом побудительную силу (функцию), психологи, естественно, задумываются о том, откуда эта побудительная энергия берется. И тут снова возникают различия во взглядах об истоках побудительности. Одни считают, что побуждение берется от потребности, другие — от предмета удов летворения потребности. Кроме того, и сама роль побуждения рассматривается по-разному. У одних — это побуждение к действию, у других — это то, что побуждает к постановке целей. Наконец, в ряде случаев побуждение как состояние, как энерге тический заряд подменяется причиной побуждения: идеалами, ценностными ориен-тациями, потребностями, целями, интересами.
3.4. МОТИВ КАК НАМЕРЕНИЕ
К. Левин (К. Lewin, 1969) понимал намерение как такой волевой акт, который создает ситуации, позволяющие человеку положиться на действие внеш них стимулов так, что выполнение намеренного действия становится уже не воле вым действием, а чисто условно-рефлекторным. В доказательство он приводит при мер с почтовым ящиком. Я решаю опустить письмо, для этого запоминаю соответ ствующую связь между почтовым ящиком и своим действием. В этом и только в этом видит К. Левин существо намерения, которое, как он отмечал, похоже на потреб ность (он называет ее квазипотребностью). Я создал известную связь, которая даль ше будет действовать автоматически, на манер естественной потребности. Стоит мне сейчас выйти на улицу, и первый же почтовый ящик заставит меня автомати чески проделать всю операцию опускания письма. Намеренность и основывается на том, пишет К. Левин, чтобы создать действие, вытекающее из непосредственного требования вещей (окружающего поля).
Л. И. Божович намерения рассматриваются в качестве побудителей поведения в тех случаях, когда принимаются решения. При этом она отмечает, что намерения возникают на базе потребностей, которые не могут быть удовлетворены прямо и требуют ряда промежуточных звеньев, не имеющих своей собственной побудитель ной силы. В этом случае они выступают в качестве побудителя действий, направ ленных на достижение промежуточных целей.
В работах других авторов отмечается, что намерение формируется тогда, когда цель деятельности отдалена и ее достижение отсрочено, и что оно является резуль татом влияния потребности — с одной стороны, и интеллектуальной активности человека (связанной с осознанием средств достижения цели) — с другой. Таким образом, в намерении подчеркивается интеллектуальная сторона возникающего побуждения, приводящая к принятию человеком решения.
Хотя ни в одной работе намерение не отождествляется прямо с мотивом и не рассматривается их соотношение, признание за намерением побудительной силы указывает на то, что оно самым тесным образом связано с мотивацией и мотивом. Неслучайно в психопатологии одним из нарушений мотивационной сферы счита ется ослабление намерения (Б. В. Зейгарник, 1969), а К. Левин говорил о действи ях по намерению. Зная намерения человека, можно ответить на вопросы: «чего хочет достичь?», «что и как хочет сделать?», т. е. значительно продвинуться в по нимании оснований действия или поступка. Намерение подчеркивает устремление человека в будущее, его замысел, предположение, готовность что-то сделать, ос мысленность принимаемого решения. И наоборот, когда говорят: он это сделал без всякого намерения (т. е. без определенной цели, неумышленно, ненарочно, случай но), хотят подчеркнуть отсутствие предварительного осмысления действия и его последствий («У меня и в мыслях не было», — часто говорим мы; А. С. Пушкин в «Евгении Онегине» писал: «Не мысля гордый свет забавить», т. е. не имея такого намерения). Таким образом, в намерении наиболее ярко проявляется смысл пред полагаемых действий и поступков, их произвольный характер.
Но намерение не раскрывает первоначальную причину действия или поступка, не отвечает на вопрос «почему?», а в ряде случаев не содержит и побуждения (именно из-за того, что цель, выбираемая человеком, может быть отдаленной по времени; например, подросток может заявить, что по окончании школы намерен поступить в институт; к этому случаю нельзя применить слова: «в крови горит огонь желанья», огня-то нет, а есть задумка, предположение, возможно, трезвый расчет).
3.5. МОТИВ КАК УСТОЙЧИВЫЕ СВОЙСТВА (ЛИЧНОСТНЫЕ ДИСПОЗИЦИИ)
Точка зрения, что мотив — это устойчивые характеристики лично сти, в основном характерна для работ западных психологов, но имеет сторонников и в нашей стране.
В западной психологии устойчивые (диспозиционные) и переменные факторы мо тивации (М. Мадсен [М. Madsen, 1959]), устойчивые и функциональные переменные (X. Мюррей [Н. Murrey, 1938]), личностные и ситуационные детерминанты (Дж. Аткинсон [J. Atkinson, 1964) рассматриваются как критерии разделения мотива и моти вации. Авторы отмечают, что устойчивые характеристики личности обусловливают поведение и деятельность в такой же степени, как и внешние стимулы. Личностные диспозиции (предпочтения, склонности, установки, ценности, мировоззрение, идеа лы) должны принимать участие в формировании конкретного мотива.
Ряд отечественных психологов (К. К. Платонов, В. С. Мерлин, М. Ш. Магомед-Эминов) тоже считают, что в качестве мотивов, наряду с психическими состояния ми, могут выступать и свойства личности. Б. В. Зейгарник, опираясь на введенный Г. Олпортом для обозначения механизма развития личности термин «черта», счита ет, что это не черта личности, а черта-мотив, черта-интерес.
Однако принятие свойств личности за мотив тоже не решает проблемы, тем бо лее, что многие личностные свойства (диспозиции) скорее являются потребностя ми, например стремление к деятельности, к наслаждению, потребность в новых впе чатлениях, либидо, потребность в самосохранении, в знаниях, стремление к само уважению, к творчеству, художественная потребность. В то же время устойчивые свойства личности (интересы и склонности, предпочтения и идеалы, установки и мировоззрение) могут оказывать влияние на принимаемые человеком решения; т. е. свойства личности могут быть включены в основание действий и поступков человека.
3.6. МОТИВ КАК СОСТОЯНИЕ
Такой подход (мотив как состояние) обозначен в «Философском эн циклопедическом словаре» (1983) и в работе Р. А. Пилояна (1984), в которой он пи шет, что мотивом называется особое состояние человека, заставляющее его действо вать или бездействовать. Дж. Гилфорд (J. Guilford, 1956) тоже не исключает состоя ния как фактора начала и поддержания активности, а Е. Р. Хилгард (Е. Hilgard, 1957) прямо пишет, что мотивом является любое состояние организма, которое имеет влияние на его готовность к началу или продолжению определенного поведения К этим авторам можно добавить и тех, кто за мотивы принимает эмоции, ведь они по суще ству тоже являются состояниями.
Конечно, нельзя отрицать, что побуждение к действию или поступку может быть обусловлено возникновением того или иного состояния. Ведь переживание нужды (как одного из компонентов потребности личности) тоже является состоянием, и именно это переживание дает толчок к проявлению человеком психической и фи зической активности. Однако свести мотив только к состоянию так же неправомер но, как и принять за мотив нужду. Поэтому трудно согласиться и с развиваемым А. М. Мейерович (1987) взглядом (самим по себе интересным), что мотивом дея тельности является «модель потребного состояния».
Автор некритично воспринимает положение А. Н. Леонтьева о том, что по требность, еще «не зная» своего предмета, не способна направлять и регулиро вать деятельность; на этом основании он полагает, что образ не существующего в действительности предмета не может возникнуть на основе потребности. Отсю да возникает, пишет А. М. Мейерович, проблема определения того звена, кото рое опосредствует связь между потребностью и «незнаемым» предметом, способ ным ее удовлетворить. Им, по его мнению, является отражение в сознании того состояния личности, которое возникает в ситуации удовлетворения потребнос ти. Формированию образа предмета потребности предшествует предвосхищение, моделирование «потребного» состояния личности (т. е. предвкушения состояния удовлетворения). Эта «модель потребного состояния» и является, по мнению А. М. Мейеровича, мотивом деятельности, отражающим то, ради чего она совер шается.
Можно согласиться с автором, что такое предвосхищение может иметь место и что оно обладает побудительной силой, но принять только его в качестве мотива трудно. Ведь по сути «модель потребностного состояния» является одним из видов цели (целевым состоянием).
3.7. МОТИВ КАК ФОРМУЛИРОВКА
Такое понимание мотива предложено польским психологом и пси хотерапевтом К. Обуховским (1972). Оно весьма близко к пониманию другого польского психолога, А. Левицкого: «Мотив — это психический процесс, который изнутри стимулирует нас к постановке цели и принятию соответствующих средств действия» (цит. по: К. Обуховский, 1972, с. 20-21). К. Обуховский заменил слово «процесс» словом «формулировка», считая, что мотив — это формулировка цели и средств. Он намеренно сужает понятие «мотив», не включая в него побудительные факторы, связанные с состоянием напряжения как следствием потребности; за мо тивом оставляется только содержательная сторона (мотив как довод, аргумент, ко торый может быть приведен и другим человеком, поэтому автор пишет, что мотив можно внушить). К. Обуховский (1972, с. 17) рассматривает мотив как фактор, ко торый дает возможность человеку сформулировать решение о начале деятельности «Если человек не сформулировал мотива совершенного или совершаемого действия. Это практически означает только то, что он не имел мотива действия и, следователь но, действие его было немотивированным», — пишет он. Таким образом, формули ровка помогает человеку уяснить цель действия и дает возможность принять реше ние о начале действия.
Несомненным достоинством точки зрения К. Обуховского на мотив является то, что она акцентирует внимание на осознанности цели и средств ее достижения, и это сближает ее с пониманием В. Н. Мясищевым (1957), И. В. Имедадзе (1989) и други ми авторами мотива как основания своего действия и поступка. Однако нельзя не видеть и ограниченность такого понимания мотива только как толкования, объясне ния причины действия, лишенного энергетического потенциала. Мотив, по К. Обуховскому, придает лишь характер разумности активности человека, возникшей как бы помимо его воли. Он прямо пишет, что фактор, динамизирующий действие, это что-то иное, а не мотив.
Во взглядах К. Обуховского остается непонятным, почему формулировка и вер бализация цели и средств ее достижения (последнее он называет программой) дает возможность человеку начать действие.
Да и сам К. Обуховский понимает, что его трактовка мотива не позволяет полу чить ответы на вопросы о причинах действий и поступков. Так, придавая определен ное значение в формировании мотива установкам, он пишет, что они помогают по нять, почему человек в данный момент и в данной ситуации выбирает тот, а не иной мотив поведения, но не объясняет, почему возникает сам процесс выбора, почему человек прилагает усилия, чтобы выполнить зачастую кропотливое и требующее нервного напряжения исключение мотивов (т. е. тех или иных аргументов, доводов). С его точки зрения, это объяснение дают потребности, которые в состав мотива им не включаются. Однако вольно или невольно этот психолог сам пришел к выводу, что без включения в рассмотрение потребностей понять причины поведения и дей ствий человека невозможно и что формулировка цели и средств ее достижения не может полностью объяснить сознательную активность человека, т. е. такую актив ность, которая направлена на достижение заранее запрограммированного резуль тата.
Сходную с К. Обуховским позицию во взгляде на мотив занимает и П. И. Иванов (1967). Мотивами действий он называет все то, чем определяется степень приемле мости целей и путей, ведущих к достижению этих целей. Мотив — это ответ на во прос, почему человек ставит перед собой эту цель, а не другую, действует так, а не иначе. Поэтому все вышеуказанные замечания можно отнести и к его мнению по данному вопросу.
3.8. МОТИВ КАК УДОВЛЕТВОРЕННОСТЬ
Удовлетворенность в качестве мотива рассматривается В. Г. Асее вым (1976), А. Г. Ковалевым (1969) и П. М. Якобсоном (1969). Наиболее подробно это понимание мотива изложено в работе последнего автора. Правда, он использует термин «удовлетворение». Эта, казалось бы, небольшая терминологическая неточ ность существенно изменяет суть обсуждаемого вопроса. Дело в том, что удовлетворение является следствием достижения цели — удовлетворения потребности Удовлетворение — это эмоциональное состояние, возникающее вследствие реали зации мотива. Поэтому удовлетворение не может быть ни самим мотивом, ни вли ять на его формирование, потому как следствие не может быть причиной самого себя.
Другое дело — удовлетворенность, понимаемая большинством психологов и со циологов как отношение к выполняемой деятельности, образу жизни (Т. А. Китвель, 1974; Н. Г. Крупное и И. Г. Столяр, 1972; А. А. Мурутар и П. А. Вихалем, 1972; Н. Ф. Наумова, 1970; К. Р. Хаав, 1978). Удовлетворенность выполняет долгосроч ную оценочную функцию, поэтому она является положительным оценочным отно шением, а неудовлетворенность — отрицательным. На основании положительного отношения к своей деятельности субъект имеет долгосрочную мотивационную установку на ее выполнение. Таким образом, удовлетворенность выступает одним из факторов, влияющих на принятие решения о продолжении деятельности (в ос новном профессиональной), но не более того. Удовлетворенность скорее усиливает мотив, а не является непосредственным побудителем. Она может служить основа нием, т. е. содержательной стороной мотива, объяснять, почему человек занимает ся данной деятельностью столь длительное время. Однако мотивирующее воздей ствие удовлетворенность оказывает не всегда. Например, самоуспокоенность до стигнутым результатом может снижать силу мотива.
Подведем кратко итоги. Есть психологи, которые за мотив принимают любой фак тор, имеющий, с точки зрения самого человека, особое значение как стимул к какой-либо деятельности, определяя ее ход и результаты. К. Обуховский, справедливо кри тикуя такой подход, отмечает, что в этом случае мотивом может быть и наличие алкоголя в крови, и боль, вызванная уколом булавки, и препятствие на пути к цели, т. е. — любые внешние стимулы. Детерминация поведения не всегда означает его мотивацию. Мотивация — это внутренняя детерминация поведения и деятельности, которая, конечно же, может быть обусловлена и внешними раздражителями, окру жающей человека средой. Но внешняя среда воздействует на человека физически, в то время как мотивация — процесс психический, преобразовывающий внешние воздействия во внутреннее побуждение.
Б. Ф. Ломов отмечает, что в исследовании психических явлений попытка искать одну-единственную детерминанту того или иного явления — это тупиковый путь. Любое явление определяется системой детерминант. Справедливость этой мысли видна из изложенного в данной главе.
Рассмотрим ряд равенств: мотив-потребность, обладает побудительной си лой, но не имеет направленности; мотив=предмет удовлетворения потребнос ти, обладает направленностью, но не объясняет ее причину; мотив=основание, дает объяснение причины и смысл действия или поступка, но лишен побуждающей функции. Монистические подходы к рассмотрению сущности мотива, когда за него принимают то потребность, то цель, то намерение, то побуждение, то свойства лич ности, то состояния, себя не оправдывают; нет единства взглядов и по другим вопро сам. Например, существенно расходятся мнения о том, откуда берется побуждаю щая действие или поступок сила. Одни считают, что она берется из потребности, другие — из предмета удовлетворения потребности, третьи — из личностного смыс ла деятельности, четвертые — из эмоционального переживания потребности. Не удивительно, что для многих авторов (В. Г. Асеев, В. И. Ковалев, Р. С. Немов) мотив является лишь одним из видов побуждений, наряду с потребностями, целями, стрем лениями, интересами и намерениями.
Во многом это связано с тем, что нет четкого понимания самих этих феноменов: что такое потребность, что принимать за цель, каковы соотношения между потреб ностью и нуждой, детерминацией и мотивацией, мотивацией и мотивом.
Принятие разными авторами за мотив различных психологических феноменов приводит одних к пессимизму и отказу изучать, мотивы как психологическое явле ние, а других — к выбору наиболее «удобной» для той или иной научной дисципли ны трактовки мотива. Так, один из педагогов (Л. П. Кичатинов, 1989), рассмотрев ряд подходов к пониманию сущности мотива, сделал заключение, что педагогиче ским запросам в большей мере соответствует понимание мотива как личностного смысла деятельности субъекта. С его точки зрения, такая трактовка мотива педаго гически перспективна, так как указывает главное направление по его формирова нию: научить воспитанников гармонично сочетать личное и общественное в своей деятельности. Таким образом, автор на первый план поставил педагогическую целе сообразность такой трактовки мотива, а соответствует ли эта трактовка реально сти, его не очень волнует. Ведь легче желаемое принять за действительное.
МОТИВАЦИЯ КАК ПРОЦЕСС
4.1. ПОНИМАНИЕ ТЕРМИНА «МОТИВАЦИЯ»
Впервые слово «мотивация» употребил А. Шопенгауэр в статье «Че тыре принципа достаточной причины» (1900-1910). Затем этот термин прочно во шел в психологический обиход для объяснения причин поведения человека и жи вотных.
В настоящее время мотивация как психическое явление трактуется по-разному. В одном случае — как совокупность факторов, поддерживающих и направляющих, т. е. определяющих поведение (К. Мадсен [К. Madsen, 1959]; Ж. Годфруа, 1992), в другом случае — как совокупность мотивов (К. К. Платонов, 1986), в третьем — как побуждение, вызывающее активность организма и определяющее ее направлен ность. Кроме того, мотивация рассматривается как процесс психической регуляции конкретной деятельности (М. Ш. Магомед-Эминов, 1998), как процесс действия мо тива и как механизм, определяющий возникновение, направление и способы осуще ствления конкретных форм деятельности (И. А. Джидарьян, 1976), как совокупная система процессов, отвечающих за побуждение и деятельность {В. К. Вилюнас, 1990).
Отсюда все определения мотивации можно отнести к двум направлениям. Пер вое рассматривает мотивацию со структурных позиций, как совокупность факто ров или мотивов. Например, согласно схеме В. Д. Шадрикова (1982), мотивация обусловлена потребностями и целями личности, уровнем притязаний и идеалами, условиями деятельности (как объективными, внешними, так и субъективными, внутренними — знаниями, умениями, способностями, характером) и мировоззре нием, убеждениями и направленностью личности и т. д. С учетом этих факторов происходит принятие решения, формирование намерения. Второе направление рассматривает мотивацию не как статичное, а как динамичное образование, как процесс, механизм.
Однако и в том и в другом случае мотивация у авторов выступает как вторичное по отношению к мотиву образование, явление. Больше того, во втором случае моти вация выступает как средство или механизм реализации уже имеющихся моти вов: возникла ситуация, позволяющая реализовать имеющийся мотив, появляется и мотивация, т. е. процесс регуляции деятельности с помощью мотива. Например, В. А. Иванников (1985) считает, что процесс мотивации начинается с актуализации мотива. Такая трактовка мотивации обусловлена тем, что мотив понимается как предмет удовлетворения потребности (А. Н. Леонтьев), т. е. мотив дан человеку как бы готовым. Его не надо формировать, а надо просто актуализировать (вызвать в сознании человека его образ).
Однако при таком подходе остается непонятным, во-первых, что же придает по будительность — ситуация или мотив, во-вторых, каким образом возникает мотив, если он появляется раньше, чем мотивация. Высказывания авторов о соотношении мотива и мотивации не проясняют этого вопроса. Так, Р. А. Пилоян пишет, что мо тивация и мотив — взаимосвязанные, взаимообусловленные психические катего рии и что мотивы действия формируются на базе определенной мотивации (т. е. мотивы вторичны). И в то же время он утверждает, что через выработку отдельных мотивов мы можем влиять на мотивацию в целом (т. е. уже мотивация зависит от мотивов, которые становятся первичными). Кроме того, автор считает, что мотивы относятся к действиям, а мотивация — к деятельности, не давая этому какого-либо обоснования.
Нелегко выяснить соотношения между мотивацией и мотивом и в книге И. А. Джидарьян (1976). Она пишет, что, в отличие от мотивации, мотив имеет более узкое значение. В нем фиксируется собственно психологическое содержание, а именно тот внутренний фон, на котором развертывается процесс мотивации поведения в целом. Именно мотив энергизирует и направляет действия человека на каждый момент вре мени. Спрашивается — в чем же тогда состоит роль мотивации, если все осуществ ляется с помощью мотива? В этом случае понятие «мотивация» становится лишним. В. Г. Леонтьев (1992) выделяет два типа мотивации: первичную, которая прояв ляется в форме потребности, влечения, драйва, инстинкта, и вторичную, проявляю щуюся в форме мотива. Следовательно, в данном случае тоже имеется отождеств ление мотива с мотивацией. В. Г. Леонтьев полагает, что мотив как форма мотива ции возникает только на уровне личности и обеспечивает личностное обоснование решения действовать в определенном направлении для достижения определенных целей, и с этим нельзя не согласиться.
Во многих случаях психологи (а биологи и физиологи — постоянно) под мотива цией имеют в виду детерминацию поведения, поэтому выделяют внешнюю и внут реннюю мотивацию.
Наряду с психологами проблема мотивации и мотива разрабатывается и крими налистами'. Среди них тоже нет единого понимания мотивации. В одном случае она понимается как метод самоуправляемости личности через систему устойчивых по буждений, т. е. через мотивы (К. Е. Игошев, 1974), в другом случае — как процесс формирования мотива поведения (В. Д. Филимонов, 1981), в третьем — как сово купность мотивов, как сложная и противоречивая, изменчивая динамическая систе ма (Н. Ф. Кузнецова, 1975).
Таким образом, ни в понимании сущности мотивации, ее роли в регуляции пове дения, ни в понимании соотношений между мотивацией и мотивом нет единства взглядов. Во многих работах эти два понятия используются как синонимы Выход из создавшегося положения нам видится в том, чтобы рассматривать мотивацию как динамический процесс формирования мотива (как основания поступка).
1 Кстати, первыми работами по мотивам в России были труды юриста Л. И Петражицкоео, например «О мотивах человеческих поступков» (1904).
4.2. ЭКСТРИНСИВНАЯ И ИНТРИНСИВНАЯ МОТИВАЦИЯ
В западной психологической литературе широко обсуждается во прос о двух видах мотивации и их различительных признаках: экстринсивной (обус ловленной внешними условиями и обстоятельствами) и интринсивной (внутрен ней, связанной с личностными диспозициями: потребностями, установками, инте ресами, влечениями, желаниями), при которой действия и поступки совершаются «по доброй воле» субъекта (обзор работ, посвященных этой дискуссии, можно най ти в книге X. Хекхаузена ). В 50-х годах и в нашей стране среди психологов развер нулась острая дискуссия по поводу того, являются ли потребности (как внутренний фактор) единственным источником мотивации. Положительно на этот вопрос отве чали Г. А. Фортунатов, А. В. Петровский (1956) и Д. А. Кикнадзе (1982). Против этой точки зрения выступали психологи, изучавшие проблему воли. В. И. Селива нов (1974) наряду с другими считал, что не все мотивы обусловлены потребностя ми, что воздействие окружающего мира порождает много мотивов, и не связанных с наличными потребностями. Он отстаивал точку зрения, что различные воздействия, исходящие от других людей и предметов окружающей среды, вызывают ответные действия человека помимо его потребностей или даже вопреки им. Это соответству ет представлениям о социальной обусловленности поведения человека, о ведущей роли волевой регуляции, об обусловленности поведения человека чувством долга, пониманием необходимости или целесообразности и т. д.
Эта дискуссия в значительной степени оказалась бесплодной. Живя в обществе, человек не может не зависеть в своих решениях и поступках от влияния окружения. Эта зависимость может быть нескольких видов. Референтная зависимость обна руживается тогда, когда человек, не задумываясь, некритически заимствует уста новки, нормы поведения, образ жизни, надеясь благодаря этому стать похожим на «настоящих людей», быть причисленным к определенному кругу, определенной ре ферентной для него группе. Здесь срабатывает механизм подражания.
Повышение социального статуса (хотя бы в собственных глазах) является важ ным мотивом поведения многих людей. Неудивительно, что многие методы рекла мы основаны на том, что рекламируемый товар объявляется излюбленным предме том потребления людей с высоким социальным статусом. Желая приобщиться к данной категории лиц, потребитель постарается приобрести внешние признаки высокого статуса — машину определенной марки, костюм, путевку на модный ку рорт и т. д.
Информационная зависимость возникает в тех случаях, когда человек, стре мясь к какой-то цели, не располагает необходимой информацией. Он вынужден не критически использовать информацию, полученную от человека, которого считает более информированным. Властная зависимость — это зависимость индивида от человека, наделенного специальными полномочиями или обладающего высоким авторитетом. Таким образом, мотивация может испытывать сильное давление со сто роны и принимать внешнеорганизованный характер.
Как отмечает X. Хекхаузен, описание поведения по принципу противопоставле ния как мотивированного либо «изнутри» (интринсивно), либо «извне» (экстринсивно) имеет такой же стаж, как и сама экспериментальная психология мотивации. Соответственно и критика такого жесткого противопоставления имеет давнюю тра дицию, еще с Р. Вудвортса (1918). Критика получила максимальное выражение в 50-х годах, когда различным высокоразвитым животным (от крыс до обезьян) иссле дователи стали приписывать различные внутренние влечения (манипулятивные, исследовательские и зрительного обследования), в противовес Д. Холлу (D. Hall, 1961) и Б. Скиннеру (В. Skinner, 1954), объяснявшим поведение исключительно внешними подкреплениями. X. Хекхаузен отмечает, что на деле действия и лежа щие в их основе намерения всегда обусловлены только внутренне.
С моей точки зрения, мотивация и мотивы всегда внутренне обусловлены, но могут зависеть и от внешних факторов, побуждаться внешними стимулами. И имен но поэтому западным психологам не удалось выделить в чистом виде экстринсивную и интринсивную мотивации. По сути, авторы ведут речь о внешних и внутрен них стимулах, побуждающих развертывание мотивационного процесса.
Когда говорят о внешних мотивах и мотивации, то имеют в виду либо обстоя тельства (актуальные условия, оказывающие влияние на эффективность деятель ности, действий), либо какие-то внешние факторы, влияющие на принятие реше ния и силу мотива (вознаграждение и прочее); в том числе имеют в виду и припи сывание самим человеком этим факторам решающей роли в принятии решения и достижении результата, как это имеет место у полезависимых и с внешним локусом контроля. В этих случаях более логично говорить о внешнестимулируемой, или внешнеорганизованной, мотивации, понимая при этом, что обстоятельства, условия, ситуация приобретают значение для мотивации только тогда, когда ста новятся значимыми для человека, для удовлетворения потребности, желания. Поэтому внешние факторы должны в процессе мотивации трансформироваться во внутренние.
4.3. О ПОЛОЖИТЕЛЬНОЙ И ОТРИЦАТЕЛЬНОЙ МОТИВАЦИИ
В. Г. Асеев (1976) считает, что важной особенностью мотивации человека является двумодальное, положительно-отрицательное ее строение. Эти две модальности побуждений (в виде стремления к чему-либо и избегания, в виде удовлетворения и страдания, в виде двух форм воздействия на личность — поощре ния и наказания) проявляются во влечениях и непосредственно реализуемой по требности — с одной стороны, и в необходимости — с другой. При этом он ссылает ся на высказывание С. Л. Рубинштейна о природе эмоций: «Эмоциональные процес сы приобретают положительный или отрицательный характер в зависимости от того, находится ли действие, которое индивид производит, и воздействие, которому он подвергается, в положительном или отрицательном отношении к его потребно стям, интересам, установкам* (1946, с. 459).Таким образом, речь идет не столько о знаке побуждения, мотивации, сколько об эмоциях, сопровождающих принятие решения и выполнение его.
Замечу, что значение предвосхищающих принятие решения эмоций как промежу точных переменных показал еще О. Маурер (О. Mowrer, 1938) в связи с выяснением роли боязни (страха). Он рассматривает страх как сигнал предстоящей опасности, как неприятное состояние, побуждающее к поведению, помогающему избежать угро зы. Значительно позже (в 1960 году) О. Маурер изложил свою концепцию мотивации, основывающуюся на предвосхищаемых положительных и отрицательных эмоциях.
Он объяснял всякое поведение, с одной стороны, индукцией влечения — когда поведение имеет наказуемые последствия (что обусловливает закрепление предвос хищаемой эмоции страха: происходит научение страху, т. е. попадая вновь в дан ную ситуацию, человек начинает ее бояться), а с другой стороны, редукцией влече ния — когда поведение имеет поощряемые последствия (что обусловливает закреп ление предвосхищаемой эмоции надежды: происходит научение надежде).
О. Маурер говорит также о предвосхищающих эмоциях облегчения и разочаро вания. Облегчение связано с уменьшением, в результате реакции, эмоции страха (редукция влечения); разочарование — с уменьшением, в результате реакции, на дежды (индукция влечения). Согласно автору, эти четыре типа предвосхищающих положительных и отрицательных эмоций (страх и облегчение, надежда и разочаро вание) в зависимости от увеличения ил« уменьшения их интенсивности определя ют, какие способы поведения в данной ситуации будут выбраны, осуществлены и заучены (подкреплены).
Таким образом, предвосхищающие эмоции ожидания позволяют человеку адек ватно и гибко принимать решение и управлять своим поведением, вызывая реакции, которые усиливают надежду и облегчение или уменьшают страх и разочарование.
Но вернемся к гипотезе В. Г. Асеева о двумодальности мотивации, используя представления О. Маурера о предвосхищаемых эмоциях ожидания.
В случае прогнозирования возможности удовлетворения потребности влечения возникают положительные эмоциональные переживания, в случае же планирова ния деятельности как объективно заданной необходимости (в силу жестких обстоя тельств, социального требования, обязанности, долга, волевого усилия над собой) могут возникнуть отрицательные эмоциональные переживания.
Против двумодальности мотивации выступает В. И. Ковалев (1981), однако, с моей точки зрения, все его критические стрелы прошли мимо цели, поскольку он и В. Г. Асеев говорят о разном. И причина этого — в отсутствии единообразной терми нологии, чем грешат оба автора. В. Г. Асеев говорит о мотивации и понимает под ней побуждение. В. И. Ковалев же говорит о мотиве и понимает под ним потребность. Отсюда обвинения последнего в адрес В. Г. Асеева в том, что тот говорит об «отрица тельных потребностях» и «отрицательных мотивах», неправомерны. В. Г. Асеев ни о чем подобном не говорит. Наоборот, он о потребности и влечении говорит как о по буждениях с положительным эмоциональным переживанием.
Другое дело — правомерно ли вообще говорить о знаке побуждения, мотива и мотивации. В. И. Ковалев считает, что мотив как побуждение — одномодален. С этим (мотив — побуждение) можно согласиться. Но мотив — это не только по буждение. В нем выражается и отношение к тому, что человеку предстоит сделать. А отношение является двумодальным. Таким образом, построение мотива и, следовательно, мотивационный процесс может сопровождаться как положительными, так и отрицательными эмоциональными переживаниями, которые сохраняются и во вре мя деятельности (В. И. Ковалев считает, что двумодальность присуща именно дея тельности, но рассматривает ее положительную и отрицательную оценку с соци альных позиций, а не с личностных, что тоже свидетельствует о неадекватности выбора им предмета дискуссии).
Если уж критиковать В. Г. Асеева за его представления о двумодальности побуж дения, то надо было бы указать на неправомерность отождествления побуждения с мотивацией, а также на то, что в основном у него речь идет о двух формах побужде ний (потребность, влечение — с одной стороны, и долженствование, обязанность — с другой), которые могут не соотноситься прямо с переживанием только положи тельных эмоций или, в другом случае, — только отрицательных. Например, нахож дение рядом с объектом своего влечения не всегда доставляет человеку радость (на пример, в случае неразделенной любви).
4.4. СТАДИАЛЬНОСТЬ МОТИВАЦИОННОГО ПРОЦЕССА
На необходимость стадиального (поэтапного) рассмотрения мотивационного процесса, хотя и с разных позиций, указывали многие исследователи (В. А. Иванников, М. Ш. Магомед-Эминов, Ж. Нюттен, С. Л. Рубинштейн, А. А. Файзуллаев). Близки к этому и представления других психологов, например О. К. Тихо мирова (1983), с точки зрения которого образование цели может носить характер развернутого во времени процесса.
Стадиальную модель принятия морального решения разработал С. Шварц (S. Schwarz, 1977). Ценность его модели состоит в тщательном рассмотрении эта пов оценки: ситуации, приводящей к возникновению желания помочь другому чело веку, своих возможностей, последствий для себя и для нуждающегося в помощи (подробно эта модель рассматривается в разделе 11.2).
В. И. Ковалев рассматривает мотив как трансформирование и обогащение сти мулами потребности. Если стимул не превратился в мотив, значит, он или «не по нят» или «не принят». Таким образом, возможный вариант возникновения мотива, пишет В. И. Ковалев, можно представить следующим образом: возникновение по требности —.ее осознание — «встреча» потребности со стимулом — трансформи рование (обычно посредством стимула) потребности в мотив и его осознание. В про цессе возникновения мотива происходит оценка различных сторон стимула (напри мер, поощрения): значимость для данного субъекта и для общества, справедливость и т. д. Им же в общих чертах описан и поэтапный характер мотивации, хотя сам он эту этапность с ней не связывает. Так, он пишет, что ощущение голода, жажды вы зывает в сознании образ предмета, который мог бы удовлетворить потребность; под влиянием этого образа возникает импульс к действию (побуждение), которое соот носится человеком с внешними условиями (ситуацией), а также с морально-психо логическими установками личности. Этот процесс соотнесения, осуществляемый с помощью мышления (анализ условий, средств и путей решения задачи, учет послед ствий), и приводит к постановке цели и определению плана действий.
Рис. 4.1. Этапы мотивационного процесса (по А А. Файзуллаеву)
Этапы I — осознание побуждения, II — принятие мотива, III — реализация мотива, IV — закрепление мотива, V — актуализация побуждения 1, 2, 3, 4, 5 — мотивационные крити ческие состояния, возникающие при переходе от одного этапа к другому Мотивационные образо вания' А — неосознанное побуждение, В — осознанное побуждение, С — принятый мотив, D — реализуемый мотив, Е — потенциальное побуждение Линии сплошная со стрелкой — путь развертывания мотивационных тенденций, пунктирная со стрелкой — путь свертывания мотивационных тенденций, зигзагообразная со стрелкой — путь образования мотивационных кризисов, крестики на сплошной горизонтальной линии — блокировки этапов формирования мотивационных образований.
А. А. Файзуллаев (1989) выделяет в мотивационном процессе пять этапов (см. рис. 4.1).
Первый этап — возникновение и осознание побуждения. Полное осознание по буждения включает в себя осознание предметного содержания побуждения (какой предмет нужен), действия, результата и способов осуществления этого действия. В качестве осознанного побуждения, отмечает автор, могут выступать потребнос ти, влечения, склонности и вообще любое явление психической деятельности (об раз, мысль, эмоция). При этом побудительный аспект психического явления может и не осознаваться человеком, быть, как пишет автор, в потенциальном (скорее — скрытом) состоянии. Однако побуждение — это еще не мотив, и первым шагом к его формированию является осознание побуждения.
А. А. Файзуллаев считает, что, для того чтобы говорить о мотиве, и осознания побуждения недостаточно, хотя поведение может быть обусловлено и одним осо знанным побуждением. Такое ситуативное поведение часто приводит к сожалению о содеянном, поскольку человек постфактум обнаруживает, что мотивационные ис точники поступка были не совсем адекватны принятым человеком ценностям и установкам. ^
Второй этап — это «принятие мотива». Под этим несколько нелогичным назва нием этапа (Если до сих пор речь не могла идти о мотиве, то что же можно принять? А если он уже был, на втором этапе речь должна идти о принятии решения — «де лать — не делать»)1 автор понимает внутреннее принятие побуждения, т. е. иден тификацию его с мотивационно-смысловыми образованиями личности, соотнесение с иерархией субъективно-личностных ценностей, включение в структуру значимых отношений человека.
1 Нелогичность названного этапа подметил и А А Реан(1994) если осознанное побуж дение не принято, то оно еще не мотив, а если мотив, тогда это уже принятое побуждение Зачем же дважды принимать одно и то же?
Говоря другими словами, на втором этапе человек, сообразуясь со своими нрав ственными принципами, ценностями и прочим, решает, насколько значима возник шая потребность, влечение, стоит ли их удовлетворять. Неслучайно А. А. Файзуллаев говорит о свойствах принятости или осмысленности данного мотивационного образования. Мотив как единица рассматриваемой фазы процесса мотивации при обретает не только побудительность, осознанность, направленность, но и смыслообразующую функцию.
В принципе нельзя отказать автору в логичном выстраивании событий в процес се мотивации. Однако нельзя не заметить не очень четкое использование основных мотивационных понятий. Так, он не обозначил свое понимание мотива (отсюда не ясно, что значит «принять мотив»), понятие «побуждение» используется им и в ка честве понятия «побудитель» (т. е. стимул). Автор обходит стороной вопрос о том, каким же является поведение, основанное только на осознанном побуждении (а не на «принятом мотиве»), — мотивированным или немотивированным. Можно ли случайно осознать побуждение, как отмечает автор? Все это говорит о том, что схе ма формирования мотива по А. А. Файзуллаеву нуждается в уточнениях и разъяс нениях.
Как видно на рис. 4.1, мотивационный процесс, по А. А. Файзуллаеву, на втором этапе не заканчивается. Третий этап — это реализация мотива, в течение которого в зависимости от конкретных условий и способов реализации может измениться психологическое содержание мотива. При этом мотив, как считает автор, приобре тает новые функции (удовлетворения, насыщения потребности, интереса), что при водит к переходу к следующему этапу мотивации — закреплению мотива, в резуль тате чего он становится чертой характера.
Последний этап — актуализация потенциального побуждения, под которой име ется в виду осознаваемое или неосознаваемое проявление соответствующей черты характера в условиях внутренней или внешней необходимости, привычки или жела ния.
А. Н. Зерниченкои Н. В. Гончаров (1989) выделяют в мотивации три стадии: фор мирование мотива, достижение объекта потребности и удовлетворение потребно сти. Если бы речь шла о мысленном осуществлении этих стадий, то с авторами мож но было бы и согласиться. Однако у них вторая и третья стадии связаны с реальным действованием. Поэтому связывать саму исполнительскую деятельность с процес сом мотиваций (точнее — принимать ее за мотивацию) вряд ли справедливо. Это все равно что принять схему развертывания процессов управления поведением в функциональной системе П. К. Анохина (1975) за мотивацию. Между тем в этой схеме мотивации соответствует только первая ее часть, связанная со стадией аффе рентного синтеза.
В разработанной Д. В. Колесовым (1991) концепции потребностного поведения понятие «мотивация», по существу, не используется, вместо него автор использует, с моей точки зрения не очень удачно, понятие «мотивационное поле», функцией ко торого является в конечном итоге формирование мотива и удовлетворение потреб ностей индивида. Мотивационное поле, как пишет автор, это функциональный орган головного мозга, задачами которого являются упорядочение потребностей и выбор оптимального способа достижения состояния удовлетворения как конечной цели поведенческих реакций.
Формирование побуждения, направленного на удовлетворение потребностей, проходит, по Д. В. Колесову, ряд последовательных стадий (зон). Потребностное возбуждение сначала попадает в зону потребностных эталонов, затем — в зону представительства потребностей, в зону обработки потребностного возбуждения и зону формирования программы действий и на конечном этапе — в зону (центры) подкрепления.
В зоне потребностных эталонов расположены ядра потребностей и модели по требного результата. Последние имеют устойчивую (в подлинном смысле слова эта лонную) часть и часть динамичную, развивающуюся в ходе развития потребностей.
В зоне представительства потребностей накапливается потребностное возбуж дение от ядер всех потребностей. Функцией этой зоны является, во-первых, «пере ключение» чрезмерно накопившегося возбуждения одной потребности на другую, получившую доступ к исполнительной системе. Как считает автор, это чрезмерное удовлетворение одной потребности за счет другой. По-моему, речь скорее должна идти о неадекватном способе разрядки возникшего потребностного напряжения («выпускание пара», без удовлетворения самой потребности) и о переключении на другую деятельность, чтобы «вытеснить» неудовлетворение, разочарование от пре дыдущей. Во-вторых, функцией зоны представительства является задержка потреб ностного возбуждения для его последующей обработки в следующей зоне, так как последняя не должна «захлебываться» от чрезмерности поступающего в нее воз буждения.
В зоне обработки потребностного возбуждения происходит конвергенция по токов информации: потребностного возбуждения, поступающего из зоны предста вительства потребностей; возбуждения, несущего информацию о возможных предметах удовлетворения потребностей; возбуждения, несущего информацию об условиях, сопутствующих успеху (на основании предыдущего опыта). В дан ной зоне, пишет Д. В. Колесов, потребностное возбуждение дважды конкретизи руется, т. е. привязывается к реальности, согласуется с ней — по предмету и по способу его достижения. Эта конкретизация, по мнению автора, и есть процесс формирования мотива, а то, что в результате получается, является собственно мотивом.
В четвертой зоне мотивационного поля — зоне формирования программы дей ствий — мотив трансформируется в исполнительную активность, в которую он входит в качестве компонента. Когда программа действий полностью сформирова на, но непосредственного импульса к началу соответствующей деятельности нет, то данное состояние, пишет автор, есть побуждение к деятельности. Пусковая афферентация, сформировавшийся «пусковой» мотив (по А. Н. Леонтьеву) переводят его в актуальную деятельность.
Пятая зона мотивационного поля — центры подкрепления — взаимодействует с тремя предыдущими, подкрепляя (усиливая или ослабляя) происходящие в них про цессы.
Ряд зарубежных психологов рассматривают стадиальность мотивационного про цесса в рамках гештальт-подхода. Речь идет о цикле контакта, сутью которого явля ется актуализация и удовлетворение потребности при взаимодействии человека с внешней средой: доминирующая потребность появляется на переднем плане созна ния в качестве фигуры на фоне личного опыта и, удовлетворенная, вновь растворя ется в фоне. В этом процессе выделяется до шести фаз: ощущение стимула — его осознание — возбуждение (решение, возникновение побуждения) — начало дей ствия — контакт с объектом — отступление (возвращение к исходному состоянию). При этом отмеченные фазы могут четко дифференцироваться или накладываться друг на друга.
Таким образом, каждый автор процесс мотивации рассматривает по-своему. У одних — это структурно-психологический подход (А. Г. Ковалев, О. К. Тихоми ров, А. А. Файзуллаев), у других — биологизированный морфо-функциональный, в значительной степени рефлекторный подход (Д. В. Колесов), у третьих — гештальт-подход (Ж.-М. Робин). Положительные моменты есть в каждом из них, но целостно го впечатления о процессе мотивации и этапах формирования мотива не возникает.
Стадии мотивации, их количество и внутреннее содержание во многом зависят от вида стимулов, под влиянием которых начинает развертываться процесс форми рования намерения как конечного этапа мотивации. Стимулы могут быть физиче скими — это внешние раздражители, сигналы и внутренние (неприятные ощуще ния, исходящие от внутренних органов). Но стимулами могут быть и требования, просьбы, чувство долга и прочие социальные факторы. Могут влиять на характер мотивации и способы целеобразования. Например, О. К. Тихомиров отмечает, что заданные (принятые человеком) и самостоятельно сформированные (по желанию) цели различаются характером связи, образующейся между целью и мотивом (по требностью): в первом случае связь формируется как бы от цели к мотиву, а во вто ром — от потребности к цели.
ВНУТРЕННЕОРГАНИЗОВАННАЯ МОТИВАЦИЯ
5.1. МОТИВАЦИЯ, ОБУСЛОВЛЕННАЯ ПОТРЕБНОСТЯМИ ЛИЧНОСТИ
Рассмотрим этапы формирования мотива, когда стимулом является биологическая потребность личности, проявляющая себя в виде нужды, влече ния (см. рис. 5.1).
Первый этап (стадия) — формирование первичного (абстрактного) мотива. Он состоит из формирования потребности личности и побуждения к поисковой ак тивности.
Для того чтобы нужда (органическая потребность) превратилась в потребность личности1, надо, чтобы человек принял ее, сделал значимой для себя ее ликвида цию. А для этого необходимо, во-первых, чтобы нужда была осознанна, т. е. чтобы появилось чувство голода, жажды и т. п.; во-вторых, нужно, чтобы чувство голода, жажды достигло по интенсивности некоторого порога, за которым начинается бес покойство человека по поводу возникшего дискомфорта, переживание этого чув ства как неприятного.
Чтобы нужда стала побудителем активности, она должна найти отражение в пе реживании, отмечала Л. И. Божович. Возникновение переживания порождает, про должает она, состояние напряжения и аффективное стремление избавиться от него, восстановить нарушенное равновесие. Следовательно, появление желания устранить нужду является третьим моментом в формировании потребности, под влиянием которой возникает побуждение к поиску путей и средств ее удовлетворе ния.
Таким образом, потребность, как аккумулятор, заряжает энергией всю дальней шую поисковую активность человека. На этом этапе предмет удовлетворения по требности выступает в качестве обобщенного образа, понятия (мне нужна пища, жидкость, или мне нужно поесть, попить), т. е. сначала появляется абстрактная цель, без ее конкретизации (что поесть, что попить) и без продумывания пути ее нахождения. При этом, как отмечает Ж. Нюттен, чем сильнее выражена потребность, тем менее специфичен объект ее удовлетворения: потребность удовлетворя ется тем, что подвернется. Появление абстрактной цели ведет к формированию по буждения, к поиску конкретного предмета удовлетворения потребности. Появле ние этого побуждения означает конец формирования первичного (абстрактного) мотива (в структуру которого входят и потребность и цель) и побуждение к поиску конкретной цели, т. е. к проявлению человеком какой-то активности. Такие мотивы, когда конкретная цель не поставлена, А. Н. Леонтьев называл недейственными. С таким названием трудно согласиться, так как первичный мотив действен хотя бы потому, что вызывает у человека поисковую активность. Сколь это важно для ма леньких детей в познании окружающего мира, много объяснять не надо. Ведь имен но в результате поисковой активности малыши познают предметы, их свойства, оце нивают их полезность, т. е. приобретают знания, опыт.
Рис. 5.1. Развернутая схема формирования мотива при наличии органической потребности (нужды).
Можно предполагать, что первичные мотивы сыграли большую роль и в разви тии первобытного человека.
Прекрасную иллюстрацию первичного мотива (в связи с абстрактной целью) мож но найти у А. С. Пушкина в «Евгении Онегине» при описании им состояния Татьяны. При появлении желаемого объекта (Онегина) абстрактный мотив превратился в конкретный.
Но вернемся к рассмотрению первого варианта формирования мотива (см. рис. 5.1).
Вторая стадия формирования конкретного мотива — поисковая внешняя или внутренняя активность.
Внешняя поисковая активность осуществляется человеком в том случае, ког да он попадает в незнакомую обстановку или не обладает необходимой для приня тия решения информацией и под влиянием первичного мотива вынужден заняться поиском во внешней среде реального объекта, который мог бы удовлетворить име ющуюся потребность (по принципу «что подвернется»).
Внутренняя поисковая активность связана с мысленным перебором конкрет ных предметов удовлетворения потребности и условий их получения. Значимость этого для формирования мотива была очевидна уже Аристотелю, который писал: «Движет то, чего хочется, и благодаря этому приводит в движение рассудок, так как желаемое представляет исходную точку для практического ума» (1937, с. 106). Приводимый в движение рассудок и осуществляет выбор цели и путей ее достиже ния с учетом многих факторов: конкретных внешних условий (местонахождения человека, имеющихся под рукой средств и т. д.), имеющихся знаний, умений и ка честв, нравственных норм и ценностей (наличия определенных убеждений, идеа лов, установок, отношения к чему-либо), предпочтений (склонностей, интересов) и уровня притязаний (см. рис. 5.1). По этому поводу С. Л. Рубинштейн писал, что мотив как осознанное побуждение для определенного действия формируется по мере того, как человек учитывает, оценивает, взвешивает (см. табл. 5.1) обстоя тельства, в которых он находится, и осознает цель, которая перед ним встает; из отношения к ним и рождается мотив в его конкретной содержательности, необхо димой для реального жизненного действия. Ж. Нюттен тоже рассматривает моти вацию как процесс интеллектуальной обработки потребностей и воплощение их в планы, цели, способы действий с учетом средовых и личных возможностей, само оценок и т. п.
То, что для инициации поведения недостаточно иметь актуализированную по требность и предмет ее удовлетворения, а нужны наличие и учет многих внешних и внутренних факторов, отмечают и другие психологи. Так, в частности, А. М. Матюшкин (1979), говоря о ситуативной познавательной потребности, отмечает, что она рождается тогда, когда в ходе достижения поставленной задачи возникает нару шение сложившегося стереотипа деятельности. Новые условия порождают позна вательную потребность (как достичь цели) и вызывают поисковую активность, на правленную на обнаружение неизвестного, которое выступает как новая и первич но неосознаваемая цель познавательной потребности. Это означает, что, приступая к поиску, человек не знает еще, что он найдет или что выберет. Это можно отнести и к тем случаям, когда условия деятельности — неопределенные.
Я остановился на этом так подробно, потому что высказываются и другие точки зрения. Так, П. В. Симонов считает, что отказ от взгляда на мышление как на перво источник и движущую силу деятельности человека и признание потребностей в ка честве определяющей причины человеческих поступков представляют величайшее завоевание марксистской философской мысли, что и послужило началом подлинно научного объяснения целенаправленного поведения людей. При этом он, конечно, ссылается на Ф. Энгельса, писавшего: «Люди привыкли объяснять свои действия из своего мышления, вместо того что бы объяснять их из своих потребностей (которые при этом, конечно, отражаются в голове, осознаются»)1.
Безусловно, первопричиной деятельности, поступков являются потребности (правда, люди не всегда это понимают). Настораживает в приведенных выше выска зываниях другое: придание потребности определяющей причины активности чело века и отрицание роли мышления как движущей силы поведения и деятельности, сведение роли мышления только к осознанию потребности. Ведь при выборе вари антов удовлетворения потребности человек осуществляет подчас сложную мыслительную деятельность (табл. 5.1), которая по существу и определяет, будет удов летворяться потребность или нет, совершит человек поступок или откажется. По этому переоценивать роль потребности в инициации активности человека нет осно ваний. Отдавая дань роли потребности в придании энергии мотиву, в осознании нуж ды, все же надо видеть ограниченную ее роль в направлении энергии по определенному руслу. Иначе человек просто оглупляется. Как пишет К. Роджерс (1984), даже самые первичные, исходные потребности и стремления могут действо вать у человека лишь при том условии, если они поддержаны соответствующими нормативами.
Таблица 5.1. Мотивационные операции
|
Размышляют |
Проверяют |
Набрасывают |
|
(обдумывают, |
обсуждение |
Прогнозируют |
|
раздумывают, |
Анализируют |
Предусматривают |
|
обмозговывают, |
Оценивают |
Просчитывают |
|
продумывают) |
Взвешивают |
Гадают |
|
Замышляют |
Сопоставляют |
Сомневаются |
|
(обсуждают) |
Соизмеряют |
Согласовывают |
|
Советуются |
Учитывают |
Ссылаются |
|
(спрашивают |
Обосновывают |
Зондируют |
|
мнение других) |
Намечают |
Узнают (собирают |
|
Детализируют |
Планируют |
информацию) |
Задачей второго этапа мотивационного процесса прежде всего является опреде ление субъективной вероятности достижения успеха при различных способах поведения и деятельности. Этот прогноз делается человеком с учетом своих воз можностей и ситуации, в которой он находится (см. рис. 5.2).
Другой важной задачей второго мотивационного этапа является предвидение (прогнозирование] последствий выбираемого пути достижения цели. Здесь прежде всего учитываются нравственные критерии того или иного поступка, которые могут сыграть роль морального запрета для реализации намечаемого плана достижения цели. Может учитываться также реакция других людей на предполагаемое действие или же как скажется достижение цели на самом субъекте (вредное воздействие ни котина на организм курящего, опасность получения травмы и т. д.).
Наличие второй стадии формирования мотива показывает, что в мотивации мо жет быть несколько причин и побуждений: одни приводят к поисковой активнос ти, другие — к выбору цели и путей ее достижения. Поэтому мотивацию правиль нее рассматривать не как сочетание одной причины и одного побуждения, а как совокупность и определенную последовательность ряда причин и побужде ний.
Учитываемые в процессе формирования мотива факты (оценка внешней ситуа ции, своих возможностей, склонностей и т п.) составляют мотивационное поле. Оно может быть широким (когда учитывается много факторов) и узким (когда при нимаются во внимание один-два фактора, лежащих на поверхности сознания).
Рис. 5.2. Факторы, учитываемые при определении субъектом вероятности дости жения успеха
Третья стадия формирования мотива — выбор конкретной цели и формирова ние намерения ее достичь. После рассмотрения различных вариантов удовлетво рения потребности человек должен на чем-то остановиться, выбрать конкретную цель и способ ее достижения. Мысленная постановка человеком перед собой конк ретной цели («образа потребного будущего» по Н. А. Бернштейну или «акцептора результатов действия» по П. К. Анохину) связана, как уже говорилось выше, с пред восхищением не только средства удовлетворения потребности (объекта, предмета потребности) и процесса ее удовлетворения (принятия еды, питья), но и результа та этого процесса (например, удовольствия). В ряде случаев целью является и до стижение определенной ситуации, в которой потребность может быть удовлетво рена с помощью данного объекта. В связи с этим, вслед за Ф. Хоппе, целесообраз но говорить о представляемой цели как о структурном психологическом образовании или (если принять представление О. К. Тихомирова, 1977, о цели как осознанном образе будущих результатов) о сложном многокомпонентном об разе того, чего человек хочет достигнуть. Можно согласиться и с И. В. Имедадзе (19896), который пишет, что цель, выступая для субъекта как задача, включает в себя значительно более обширное ситуационное содержание, чем только пред мет. Правда, настораживает его стремление отделить предмет потребности от цели деятельности.
Конечно, нельзя отрицать, что обладание средством удовлетворения потребно сти может быть и самостоятельной целью действия на данном отрезке времени. Но при выяснении конечной цели становится ясно, что эта цель является все-таки про межуточной. Так, зарабатывание денег в большинстве случаев является лишь эта пом и средством достижения другой (конечной) цели — удовлетворение биологических и социальных потребностей посредством пищи, вещей, ценностей, приобре таемых на эти деньги. Процесс удовлетворения этих потребностей и является ко нечной целью труда человека. Или еще пример. Перед участниками антигитлеровс кой коалиции, несмотря на общность цели, стояли разные задачи (собственные цели): у США — стать мировой державой, обеспечить свое присутствие в Европе, у СССР — расширить коммунистическое влияние на Восточную Европу и т. д. Таким образом, победа над Германией являлась лишь средством достижения других конеч ных целей.
Выбор — действовать или нет в данной ситуации, а также выбор конкретного предмета и способа удовлетворения потребности связан с принятием решения, ко торое порой может быть мучительным для человека, затрагивая его нравственные и мировоззренческие установки. В ряде ситуаций принимаемое решение носит веро ятностный характер, когда оно связано с предвидением результатов, последствий поступка или с поиском реального объекта удовлетворения потребности. Возможна и разработка человеком запасных вариантов удовлетворения потребности при веду щей и первоочередной роли одного из них. Об этом хорошо написал в свое время У. Джемс:
В каждое его (принятие решения. — Е.И.) мгновение наше осознание является чрезвы чайно непростым комплексом взаимодействующих между собой мотивов. Вся совокупность этого сложного объекта сознается нами несколько смутно, на первый план выступают то одни, то другие его части в зависимости от перемен в направлении нашего внимания и от «ассоциа тивного потока» наших идей. Но как бы резко ни выступали перед нами господствующие мо тивы, ...смутно сознаваемые объекты мысли, находящиеся на заднем плане... задерживают действие все время, пока длится наша нерешительность. Она может тянуться недели, даже месяцы, по временам овладевая нашим умом.
Мотивы к действию, еще вчера казавшиеся столь яркими, убедительными, сегодня уже представляются бледными, лишенными живости. Но ни сегодня, ни завтра действие не совер шается нами. Что-то подсказывает нам, что все это не играет решающей роли; что мотивы, казавшиеся слабыми, усилятся, а мнимо сильные потеряют всякое значение; что у нас еще не достигнуто окончательное равновесие между мотивами, что мы в настоящее время должны их взвешивать, не отдавая предпочтения какому-либо из них, и по возможности терпеливо ждать, пока не созреет в уме окончательное решение.
...Но в один прекрасный день мы вдруг начинаем осознавать, что мотивы для действия основательны, что никаких дальнейших разъяснений здесь нечего ожидать и что именно те перь пора действовать. В этих случаях переход от сомнения к уверенности переживается со вершенно пассивно. Впрочем, мы при этом не испытываем никакого чувства принуждения, сознавая себя свободными. Разумное основание, находимое нами для действия, большей час тью заключается в том, что мы подыскиваем для настоящего случая подходящий класс случа ев, при которых мы уже привыкли действовать не колеблясь, по известному шаблону
Можно сказать, что обсуждение мотивов по большей части заключается в переборе всех возможных концепций образа действия с целью отыскать такую, под которую можно было бы подвести наш образ действий в данном случае... Люди с богатым опытом, которые ежедневно принимают множество решений, постоянно имеют в голове множество рубрик, из которых каждая связана с известными волевыми актами, и каждый новый повод к определенному ре шению они стараются подвести под хорошо знакомую схему (1991, с. 326-328).
И еще: ...Нередко ни для одного из возможных способов действия нам не удается подыскать ра зумного основания, дающего ему преимущество перед другими. . Колебание и нерешитель ность утомляют нас, и может наступить момент, когда мы подумаем, что лучше уж принять неудачное решение, чем не принимать никакого. При таких условиях нередко какое-нибудь случайное обстоятельство нарушает равновесие, сообщив одной из перспектив преимущество перед другими, и мы начинаем склоняться в ее сторону, хотя, подвернись нам на глаза в эту минуту иное случайное обстоятельство, и конечный результат был бы иным... Мы как бы пред намеренно подчиняемся произволу судьбы... (там же, с. 329).
У. Джемс разбирает и другие случаи принятия решения при недостаточности сведений:
Нередко при отсутствии побудительных причин действовать в том или другом направле нии мы... начинаем действовать автоматически... мы говорим мысленно: «Вперед. А там будь что будет!» Это беспечное, веселое проявление энергии, до того непредумышленное, что мы в таких случаях выступаем скорее пассивными зрителями, забавляющимися созерцанием слу чайно действующих на нас внешних сил, чем лицами, действующими по собственному произ волу. Такое мятежное, порывистое проявление энергии нередко наблюдается у лиц вялых и хладнокровных. Наоборот, у лиц с сильным, эмоциональным темпераментом и в то же время с нерешительным характером оно может быть весьма часто. У мировых гениев (вроде Напо леона, Лютера и т. п.), в которых упорная страсть сочетается с кипучим стремлением к дея тельности, в тех случаях, когда колебания и предварительные соображения задерживают сво бодное проявление страсти, окончательная решимость действовать, вероятно, прорывается именно таким стихийным образом (там же, с. 329-330).
У. Джемс говорит еще о двух типах решимости. Один из них связан с наличием у человека страха и печали, которые парализуют влияние легкомысленных фантазий и побуждают человека к серьезным поступкам. В результате этого происходит нрав ственное перерождение человека, пробуждение у него совести, т. е. духовное его обновление. Другой случай проявления решимости — когда человек не имеет ра зумного основания и побуждение к действию обусловлено усилием воли, заменяю щим санкцию разума. Это случаи, когда мотиватором является чувство долга, не возможность совершить безнравственный поступок и т. д.
Цель характеризуется не только содержанием (чего хочу, что надо), но и уров нем, качеством (какой результат нужен — высокий, низкий). Поэтому ее выбор определяется имеющимся у человека уровнем притязаний. Субъективная трудность достижения цели определяет степень мобилизации человека, его старание, терпе ливость, настойчивость. Уровень притязаний, наряду со многими факторами, опре деляется имеющейся у человека установкой (потребностью в достижении успе ха или избегание неудачи). Первые (с первым типом решимости), правильнее оценивая свои возможности, обладают адекватным уровнем притязаний. Вторые, имея завышенную или заниженную самооценку, обладают и неадекватным (завы шенным или заниженным) уровнем притязаний.
Таким образом, на третьей стадии формирования мотива возникает намерение достичь цели, побуждение воли, выражающееся в сознательном преднамеренном побуждении к действию. Именно это побуждение приводит к действию человека, и именно с его возникновением заканчивается формирование конкретного мотива. Отсюда видно, почему ошибочно принимать побуждение за мотив: оно является лишь частью (компонентом) мотива, уподобляясь висящей капле: она уже обладает потенциальной энергией, готова сорваться вниз, но в то же время составляет целое а с остальной жидкостью. Как видно из изложенного, мотив — это системное образо вание, а побуждение — это его энергетическая сторона, определенное состояние готовности начать действие (неслучайно Дж. Роттер [J. Rotter, 1954] обозначает его как потенцию действия, а Л. Фестингер [L. Festinger, 1957] — как мотивационное давление).
Следует отметить, что намерение и побуждение — не одно и то же. В словаре С. И. Ожегова намерение трактуется как замысел, предположение сделать что-ни будь. Намерение может быть и без побуждения, например когда человек намерен что-то не делать (у А. С. Пушкина в «Пиковой даме» Германн говорит: «Я не имею намерения вредить вам»). При наличии намерения у человека может не хватить ре шимости осуществить задуманное, т.е. он не сможет проявить силу воли.
Итак, все вышеизложенное в этом разделе свидетельствует о том, что в мотиве происходит сознательное отражение будущего на основании использования опыта прошлого.
Формирование мотива нельзя представлять как всегда линейный процесс, в кото ром одна стадия и этап последовательно сменяются другими без возврата на какие-то исходные позиции. Мотивация, как отмечает В. А. Иванников (1991), — это реше ние частных задач, протекающее не только линейно, но и с циклическими возвраще ниями к предыдущим задачам. Например, человек по каким-то соображениям выбрал предмет удовлетворения потребности или способ его достижения, но в процессе при нятия решения у него возникли сомнения в вероятности успеха или по поводу боль шой трудоемкости выбранного способа, и тогда он снова может вернуться ко второй стадии, к перебору других вариантов. Возвратные механизмы могут действовать и при осуществлении принятого человеком намерения (как корректировка мотива дея тельности) в связи с вновь обнаруживающимися обстоятельствами.
Схема на рис. 5.1, как мне представляется, помогает устранить основные неяс ности и противоречия во взглядах на мотив и мотивацию, имеющиеся в психологи ческой литературе. Во-первых, становится бесплодным спор о том, что является мо тивом — потребность или цель, побуждение или намерение, так как они все вошли в структуру мотива, все необходимы для обоснования действия и поступка. Во-вто рых, становится очевидным, что различные психологические феномены, составив шие «мотивационный мешок», привлекались авторами для понимания сущности мо тива не случайно и не волюнтаристски, а в силу необходимости объяснить истоки действий и поступков как сознательных преднамеренных актов.
Таким образом, все перечисленные психологические феномены, в том числе и «устойчивые свойства личности, могут влиять на формирование конкретного моти ва, но ни один из них не может подменить мотив в целом, так как они являются лишь его компонентами. И в то же время только при их наличии мотив в большинстве случаев может осуществлять свои функции. Так, изъятие потребности из мотива (или другого психологического феномена из потребностного блока) делает непонят ным, откуда взялось побуждение найти цель и добиться ее; изъятие цели делает не понятным, почему побуждение направлено именно на этот объект, каков смысл дей ствия или поступка; изъятие психологических детерминант, через которые на вто рой стадии формирования мотива осуществляется фильтрация средств и путей достижения цели (выбираются из них только приемлемые для данного человека, а другие отбрасываются), делает непонятным, почему предпочтена именно эта цель, какое значение имеет для индивида планируемое действие или поступок.
Изложенное выше дает основание говорить о неправомерности отождествления мотива (мотивации) и стимула, что отмечал еще Л. С. Выготский. Он писал, что мотив есть в известном смысле реакция на стимул (правда, точнее было бы ска зать, что реакцией является мотивационный процесс, процесс формирования моти ва) и что стимулы как бы вызывают к жизни союзников (установки), вводят их в бой и сражаются за общее двигательное поле, вооруженные мотивами. При этом Л. С. Выготский подчеркивал, что более сильный стимул может стать более сла бым мотивом, и наоборот.
Итак, процесс формирования мотива как основания действия, поступка и побуж дения к ним, начинается с возникновения потребности личности и заканчивается воз никновением намерения и побуждения к достижению цели, если эта цель необходи ма человеку. Между этими двумя психологическими феноменами располагается про межуточный этап мотивационного процесса, в котором актуализируются имеющиеся у человека психологические образования, обеспечивающие обоснованный выбор им предмета и способа удовлетворения потребности (личностные диспозиции); их необ ходимость подчеркивается в когнитивных теориях мотивации у зарубежных авторов и в ряде работ отечественных психологов (Б. В. Зейгарник, В. Г. Асеев и другие). Отсюда мотивация — это процесс формирования мотива, проходящий через оп ределенные стадии и этапы, а мотив — это продукт этого процесса, т. е. мотива ции (в связи с этим уместно вспомнить, что еще Д. Н. Узнадзе понимал мотив как сложное психологическое образование, возникающее в результате многоэтапного процесса мотивации).
Необходимость во многих случаях промежуточного интеллектуального этапа в мотивации с учетом многих факторов, личностных диспозиций важно подчеркнуть в связи с тем, что, как отмечает В. Г. Асеев (1976), для многих западных психологов характерно одностороннее понимание мотивации: лишь как энергетического источ ника активности человека, не включающего в себя содержательную сторону, конк ретные механизмы «распределения» энергии, регуляции поведения. «Так, — пишет В. Г. Асеев, — 3. Фрейд все мотивационные закономерности понимал только как ди намически-энергетические; Фриер считает, что мотивация — это энергетический ас пект опыта и реакций; Браун и Форбер определяют мотивацию как энергетическую, динамическую функцию, в отличие от обучения как ассоциативной, регулятивной функции. Многие психологи, не формулируя столь явно своей позиции, фактически преувеличивают, абсолютизируют роль энергетических моментов, игнорируя роль содержательной стороны мотивации (Д. Гилфорд, Г. Мэрфи)» (1976, с. 8-9).
Между тем принятие социально зрелым человеком решения к совершению того или иного поступка, действия находится под постоянным давлением моральных, нравственных<норм и принципов и осуществляется с учетом его возможностей (зна ний, умений, качеств), состояния в данный момент, ситуации. Именно учет этих фак торов в одном случае дает выход потребностной энергии, а в другом — нет, опреде ляет способ ее использования и придает этому смысл.
Мотивация, обусловленная долженствованием. Ш. Н. Чхартишвили спра ведливо подчеркивает, что «Поведение, направленное на удовлетворение той по требности, которая самовозбуждает и направляет (т. е. биологической потребно сти. — Е. Я.), имеет совершенно иную психологическую природу, нежели то пове дение, которое не опирается на актуальные потребности настоящего и ни в коей мере не способствует ее удовлетворению. Первое наполняет радостью и удовлет ворением жизнь человека в настоящем, тогда как второе зачастую требует от него поступиться этим настоящим, отказаться от удовлетворения актуальной потреб ности и иногда даже рисковать жизнью ради цели, ценность которой не определя ется состоянием субъекта в данный момент». В связи с этим он выделяет импуль сивное и волевое поведение. Первое связано с удовлетворением сиюминутных потребностей и побуждается и направляется импульсом потребности. Второе управляется самой личностью и не зависит от имеющегося у субъекта состояния, но зависит от переживания «я должен...», а не от переживания «я хочу...» (1967, с. 74-75).
С этим разделением мотивации нужно согласиться. Долженствование действи тельно придает особую психологическую окраску и мотивации, и поведению чело века, свидетельствует о его социальной зрелости, о формировании у него чувства долга. Однако долженствование может быть разной природы. Одно дело, когда че ловек сам в данной ситуации говорит себе «я должен», без понуждения извне. В этом случае можно говорить о внутреннеорганизованной мотивации. Другое дело когда долженствование связано с приказами, требованиями, предписаниями, т. е. воздействиями извне. Тогда речь должна идти о внешнеорганизованной мотивации (см. раздел 6.4).
В то же время отделение Ш. Н. Чхартишвили волевого поведения (мотивации долженствования) от потребностей не совсем корректно. Поведение по долженство ванию тоже обусловлено потребностями, только не «низшими», идущими от желуд ка, а более высокого порядка, идущими от разума, нравственности человека. Это потребности в самоуважении, в уважении со стороны других людей, в альтруизме и т. д. Они связаны с той социальной ролью, которую человек принимает и исполня ет и которая часто требует от него значительных жертв в данный момент, заставля ет подавлять потребности, удовлетворение которых доставляет человеку удоволь ствие.
Потребность исполнять определенную роль актуализируется внешней ситуа цией, в которой человек оказывается в тот или иной отрезок времени. Домашняя ситуация актуализирует потребности, связанные с исполнением роли отца, мате ри, хозяина дома или домохозяйки. Производственная ситуация актуализирует по требности, связанные с профессиональными обязанностями и т. д. Однако здесь нет навязывания извне того или иного действия или поступка, преднамеренного воздействия, что имеет место при внешнеорганизованной мотивации. Ситуация скорее напоминает человеку о его обязанностях, о том, что ему надо сделать то-то и то-то. Поэтому в данном случае человек сам организует свое поведение, вслед ствие чего такую мотивацию по долженствованию я отношу к внутреннеорганизо ванной.
5.2. МОТИВАТОРЫ
Психологические факторы (образования), участвующие в конкрет ном мотивационном процессе и обусловливающие принятие человеком решения, я называю мотиваторами (мотивационными детерминантами)', они при объясне нии основания действия и поступка становятся аргументами принятого решения. Можно выделить следующие группы мотиваторов:
— нравственный контроль (наличие нравственных принципов),
— предпочтения (интересы, склонности),
— внешняя ситуация,
— собственные возможности (знания, умения, качества),
— собственное состояние в данный момент,
— условия достижения цели (затраты усилий и времени),
— последствия своего действия, поступка.
Выделение мотиваторов имеет принципиальное значение. Ведь именно их мно гие авторы называют мотивами. Отсюда у А. Н. Леонтьева появляются «знаемые» и «реально действующие» мотивы. Первые связаны с пониманием причин необходи мости совершения того или иного поступка, проявления активности. Но эти причи ны не приводят к конкретному поступку или действию, не обладают побудительной силой. Например, школьник знает, что домашнее задание надо сделать, иначе учи тель поставит двойку, его будут ругать и т. д. Понимая эти причины (мотиваторы, а не мотивы!), ребенок тем не менее реально начинает заниматься только в том слу чае, если ему за выполнение задания будет обещано что-то для него привлекатель ное. И именно это становится «реально действующим» мотиватором (а не моти вом), новым смыслом (ради чего надо сделать домашнее задание). Таким образом, в процессе мотивации (при выборе цели и способов ее достижения) многие мотива торы остаются только «знаемыми», «понимаемыми», а «реально действующими» становятся только те, которые приобретают наибольшую значимость для человека и приводят к формированию побуждения. Сформированный же мотив всегда дей ствен, потому что включает в себя побуждение к достижению цели «здесь и сей час».
Следует отметить, что мое понимание мотиваторов отличается от понимания факторов-«мотиваторов» Ф. Герцбергом; под ними он имеет в виду факторы, прино сящие человеку реальное переживание удовлетворения от процесса труда: призна ние, продвижение, достижения и т. д.
5.3. «УКОРОЧЕННАЯ» МОТИВАЦИЯ.
АВТОМАТИЗИРОВАННЫЕ И ИМПУЛЬСИВНЫЕ («НЕМОТИВИРОВАННЫЕ») ДЕЙСТВИЯ И ПОСТУПКИ
В случае выполнения человеком привычных действий процесс мо тивации оказывается свернутым. Об этом писал еще В. Вундт (1897):
Как только сложные волевые процессы, в основе которых лежат одни и те же мотивы, повторяются большое число раз, борьба мотивов облегчается: мотивы, стоявшие в прежних случаях на заднем плане, выступают при новых повторениях сначала уже слабее, а наконец, и совсем исчезают Сложное действие переходит в таком случае в действие, вытекающее из побуждений; .если обычное повторение действий будет продолжаться, то, в конце концов, и тот мотив, который определяет действие, вытекающее из побуждений, становится все слабее и мимолетнее.. Таким образом, движение, вытекающее из побуждения, переходит, наконец, в автоматическое движение (с. 229).
Рис. 5.3. Схема, отражающая параллельное формирование потребности и цели в процес се укороченной мотивации
Конечно, речь не идет о том, что автоматизированные действия становятся немо тивированными. Как отмечает В. А. Иванников, действие автоматизируется не толь ко в исполнительной, но и в мотивационной части. Поэтому возникновение потреб ности прямо ведет (по механизму ассоциации) к появлению образа того конкретного предмета, который в данной ситуации чаще всего удовлетворяет данную потребность, и образу тех действий, которые связаны с этим предметом. В результате первый этап мотивационного процесса сразу смыкается с третьим этапом (см. рис. 5.3).
В жизни можно наблюдать еще более простые случаи, когда автоматизирован ные действия выполняются нами по таким мотивам, которые и мотивами-то назвать трудно. Например, когда мы идем по улице и огибаем встречных прохожих, в луч шем случае у нас в голове на долю секунды может промелькнуть мысль: «надо обой ти». На самом же деле за этим «надо» скрывается обоснование того, почему это надо сделать. В данном случае свертывание обоснования (мотива) происходит потому, что такая ситуация встречалась нами уже тысячи раз и мы знаем, что при ее новом появлении целесообразно поступать именно таким образом. Если бы в памяти не было этого обоснования действий, то мы шли бы по улице прямо, как маленькие дети, не обращая внимания на людей, идущих навстречу.
Таким образом, можно говорить о формировании у человека с опытом мотивационных схем (аттитюдов, поведенческих паттернов), т. е. знания о том, какими путями и средствами можно удовлетворить данную потребность, как вести себя в данной ситуации. Репертуар мотивационных схем тем богаче, чем больше опыт челове ка Мотивационные схемы являются составляющей мотивационной сферы человека
«Укороченная» мотивация за счет блока «внутреннего фильтра» встречается и в случае импульсивных действий и поступков. Импульсивность — это особенность по ведения человека, заключающаяся в склонности действовать по первому побужде нию, под влиянием внешних обстоятельств или эмоций, когда человек не обдумыва ет последствия своего поступка, не взвешивает все «за» и «против». Импульсивные действия особенно свойственны детям дошкольного и младшего школьного возраста в связи со слабым контролем за своим поведением. У подростков импульсивные дей ствия часто являются следствием повышенной эмоциональной возбудимости, харак терной для этого возраста. У старших школьников и взрослых причинами импуль сивного поведения являются аффекты, утомление и некоторые заболевания нервной системы.
В ряде случаев импульсивность отождествляется с непроизвольностью дей ствий, с чем трудно согласиться. Импульсивные действия, несмотря на быстроту принятия решения (намерения), всегда преднамеренные, следовательно — произ вольные. Другое дело, что при формировании намерения ослаблен волевой и нрав ственный контроль за процессом мотивации импульсивных действий.
О таких поступках говорит, например, Д. В. Колесов, называя их немотивиро ванными. Их возникновение он связывает со слабостью механизма задержки потребностного возбуждения в зоне представительства потребностей1. Возбуждение «проскакивает» все последующие зоны мотивационного поля без задержки, необхо димой для его обработки, и по типу «короткого замыкания» выходит на ту или иную систему неадекватно ситуации. В результате поведение человека в тот или иной момент оказывается подчиненным совершенно случайным побуждениям. Слабость функции задержки возбуждения может проявляться, по мнению автора, и в том, что «переключение» энергии потребности происходит хаотично, и одна потребность «разряжается» через другую, совсем для этого не подходящую.
Однако трудно представить себе, что у человека все это происходит рефлекторно, без участия его сознания. Поэтому вряд ли можно говорить об импульсивных действиях как немотивированных, хотя внешне это может выглядеть и так. Речь дол жна идти, на мой взгляд, об укороченной мотивации, когда не продумываются сред ства достижения цели, последствия ее достижения, свои возможности и т. п., т. е. когда из процесса мотивации практически исключается «внутренний фильтр».
Таким образом, так называемые немотивированные действия и поступки в дей ствительности таковыми не являются. И в импульсивных действиях, и в автомати зированных есть потребность (желание) и цель. Разница между ними состоит в том, что при импульсивных действиях вследствие чрезмерного возбуждения «внутрен ний фильтр» проскакивается, а при автоматизированных действиях (действиях по ассоциации) — участие «внутреннего фильтра» игнорируется ввиду знакомости (стереотипности) ситуации, для которых у человека имеются установки поведения (например, приветствие при встрече со знакомым и т. п.). Тут нет проблемности си туации и оснований для раздумий.
ВНЕШНЕОРГАНИЗОВАННАЯ МОТИВАЦИЯ
6.1. МОТИВАЦИЯ, ОБУСЛОВЛЕННАЯ
ВНЕШНИМИ ВТОРОСИГНАЛЬНЫМИ СТИМУЛАМИ
Под внешнеорганизованной мотивацией мною понимается воздей ствие (в основном оперативное, срочное) на процесс мотивации субъекта А со сто роны субъекта Б (или группы других лиц, или средств массовой информации) с це лью либо инициации мотивационного процесса, либо вмешательства в уже начатый процесс формирования намерения (мотива), либо стимуляции, увеличения силы по буждения, мотива. Речь, таким образом, идет об условном названии, отражающем психологическое влияние извне на мотивационный процесс, а не о действительном формировании мотива посторонним человеком (многочисленные примеры и приемы такого влияния описаны в книге Роберта Чалдини, 1999).
В связи с этим замечу, что нельзя извне в процессе воспитания формировать мотивы, на что уповают многие педагоги. Можно только способствовать этому про цессу. Мотив — сложное психологическое образование, которое должен постро ить сам субъект. В процессе же воспитания и социализации личности формирует ся тот строительный материал, который будет в дальнейшем использоваться для мотивации того или иного действия или поступка. Этим материалом являются та кие личностные образования, как интересы и склонности, нравственные принципы, установки и самооценка, формирование которых является задачей педагогики. Сле довательно, извне формируются не мотивы, а мотиваторы (и вместе с ними — мотивационная сфера личности).
Эти воздействия, влияния могут иметь вид просьбы, требования, совета, внуше ния, намека и т. д. и принимать характер информирования, инструктирования, сти мулирования и запрета (интердикции). Информирование влияет главным образом на представления индивида о том, каково наиболее вероятное направление разви тия ожидаемых событий и каковы последствия избранной им альтернативы поведе ния. Инструктирование предписывает индивиду наиболее эффективные способы достижения поставленных перед ним целей Стимулирование направлено на уси ление мотива (см. раздел 11.2). Интердикция связана с препятствием осуществле нию субъектом его намерений путем запрета, ограничений правилами и т. п Часто целью воздействий (влияний) субъекта Б (инициатора влияний) на субъек та А (адресата влияния) является такое изменение мотивов, намерений последнего, которое служило бы удовлетворению потребностей, склонностей, интересов перво го. Казалось бы, цель педагога, воспитывающего ребенка, — изменить в лучшую сто рону его поведение. В действительности же он делает это еще и потому, что у него есть потребность, желание заниматься воспитанием детей. О влиянии на намере ния других людей с целью личной выгоды (под прикрытием благих намерений: для пользы дела, для общества, для другого человека) много говорить не приходится. Например, учитель может влиять на мотивацию поведения детей с целью удовлет ворения своей потребности в ощущении власти, потребности в самоутверждении. Таким образом, при внешнеорганизованной мотивации может происходить конку рентная борьба мотиваций двух взаимодействующих в процессе общения субъек тов. Поэтому психологические воздействия на субъекта А со стороны субъекта Б могут привести как к согласию, так и к отказу первого выполнить просьбу, требова ние и т. п. Однако это не значит, что отказ человека выполнить приказ или требова ние не мотивирован. При отказе формируется мотив не действия, а поступка. По этому и говорят о мотивах отказа, понимая под ними его причины. Рассмотрим вариант формирования мотива, обусловленный внешними второсигнальными сти мулами (просьбами, приказами, требованиями, распоряжениями и т. п.). Ниже при водятся списки внешних причин — табл. 6.1 и 6.2' и реакции субъекта на внешние воздействия — табл. 6.3.
Эффект внешних воздействий (степень навязанности), т. е. учтет их субъект А при формировании намерения или нет, зависит от взаимодействия двух слагаемых: характеристик субъекта А и субъекта Б (или группы).
Внешние причины (воздействия, обстоятельства), приводящие к мотивации второго типа (долженствование, обязанность, вынужденность) — императивные стимулы
Таблица 6.1
|
Велели |
Привлекли |
Запретили |
|
|
Вызвали |
Потребовали |
Задержали |
|
|
Завлекли |
Поставили |
Отменили |
|
|
Заставили |
(задачу) |
Отложили |
|
|
Навязали |
Приказали |
Отсрочили |
|
|
Понудили |
Скомандовали |
Перенесли |
|
|
Поручили |
Санкционировали |
Переиграли |
|
|
Разрешили |
Предписали |
Перерешили |
|
|
Согласились |
Посоветовали |
Передумали (пошли |
|
|
Предложили |
(настоятельно) |
на попятную) |
1 Здесь и далее значения этих слов см.: «Бытовой словарь терминов, характеризующих мотивационную сферу личности» (приложение II)
Таблица 6 2
Внешние причины (воздействия), приводящие к мотивации второго типа (согласие)
|
Попросили |
Убеждали |
Разубеждали |
|
Упрашивали |
Уламывали |
Урезонивали |
|
Умоляли |
Склоняли |
Увещевали |
|
Уговаривали |
Агитировали |
Образумливали |
Таблица 6.3
Реакции субъекта (принятое решение) на внешние воздействия
|
Надо: Повиноваться |
Смириться |
Склониться |
|
Подчиняться |
Сдаться |
Согласиться |
|
Послушаться |
Следовать |
Довериться |
|
Уступить |
Вызваться |
Отступиться |
|
Не послушаться |
Отвергнуть |
Отговориться |
|
Не согласиться |
Отстраниться |
Упорствовать |
|
Отказаться |
Увильнуть |
Характеристиками субъекта А могут быть его личностные свойства, способству ющие или препятствующие принятию внешнего воздействия (внушаемость — не внушаемость, конформность — нонконформность, принципиальность — бесприн ципность и т. д.), и наличные состояния (тревога, апатия, утомление, страх и дру гие).
Характеристиками субъекта Б могут быть как его внешний вид, так и личност ные свойства (авторитет, манеры и т. д.). Имеет значение и степень информиро ванности субъекта А, а также на каком этапе у него находится формирование мо тива.
Степень принятия внешнего воздействия (навязанности) определяется (М. О. Олехнович, 1999): наличием или отсутствием у субъекта гипотезы и коли чеством вариантов решения задачи (чем больше вариантов, тем меньше проявля ется навязанность), сложностью разрешаемой задачи, принимаемого решения (чем они сложнее, тем в большей степени проявляется навязанность), степенью неопределенности, творческим характером деятельности (чем она более творче ская, тем сильнее сказывается значение внешнего канала информации). При этом если решение приходит в результате навязывания, то оно менее вариабельно, хуже воспроизводится и больше контролируется. Со временем навязанное реше ние должно превратиться в собственное, что обеспечит его устойчивость.
6.2. НЕИМПЕРАТИВНЫЕ ПРЯМЫЕ ФОРМЫ ВНЕШНЕЙ ОРГАНИЗАЦИИ МОТИВАЦИОННОГО ПРОЦЕССА
К неимперативным прямым формам воздействия на субъекта отно сятся просьба, предложение (совет) и убеждение.
Просьба. Для людей с флегматическим темпераментом просьба является мощ ным стимулятором их активности, выводящим их из «состояния анабиоза». Если же говорить серьезно, то эта форма внешней инициации мотивационного процесса субъекта используется в том случае, когда не хотят придавать воздействию офици альный характер или когда кто-то нуждается в помощи. Во многих случаях субъек там (особенно детям и подчиненным) льстит, что вместо приказа, требования стар ший по возрасту или должности использует форму обращения к ним, в которой про является некоторый элемент зависимости просящего от того, к кому он обращается. Это сразу меняет отношение субъекта к такому воздействию: в его сознании может возникнуть понимание своей значимости в возникшей ситуации.
В исследовании Дж. Дарли и Б. Латане (J. Darley, В. Latane, 1968) изучались условия, при которых просьба чаще побуждала людей на улице к оказанию помощи. Выявлено, что имеет значение, с какой просьбой обращались к прохожим. Инфор мационная помощь (о времени, о том, как пройти куда-то и т. п.) оказывалась чаще, чем материальная. Причем большое влияние оказывала манера обращения. Деньги давали чаще, если сначала спрашивали время или называли себя; в случае, когда говорили о потере кошелька или о необходимости позвонить по телефону, на просьбу откликались две трети прохожих. При этом женщины-просительницы име ли больший успех, особенно у мужчин. Деньги давали чаще и в тех случаях, когда просящий был с кем-то.
Просьба оказывает большее влияние на намерения субъекта, если облекается в ясные и вежливые формулировки и сопровождается уважением к его праву отка зать, если выполнение просьбы создает ему какие-то неудобства.
Предложение (совет). Предложить кому-либо что-то — значит представить на обсуждение это что-то как известную возможность (вариант) решения проблемы. Принятие субъектом предлагаемого зависит от степени безвыходности положения, в котором он находится, от авторитетности лица, которое предлагает, от привлека тельности предлагаемого, от особенностей личности самого субъекта. Так, приме нительно к темпераменту человека отмечают следующее: холерик на предложение скорее ответит сопротивлением, сангвиник проявит к нему любопытство, меланхо лик ответит избеганием, а флегматик — отказом или затяжкой времени, так как ему нужно разобраться в предложении.
Убеждение как форма воздействия на принятие субъектом решения. Убеж дение — это метод воздействия на сознание личности через обращение к ее соб ственному критическому суждению. Основой убеждения служит разъяснение сути явления, причинно-следственных связей и отношений, выделение социальной и лич ной значимости решения того или иного вопроса. Об этом поэт И. С. Никитин ска зал в одном из стихотворений: «Ваши речи мне в душу запали». Убеждение можно считать успешным, если человек оказывается в состоянии самостоятельно обосно вать принятое решение, оценивая его положительные и отрицательные стороны Убеждение апеллирует к аналитическому мышлению, при котором преобладает сила логики, доказательность и достигается убедительность приводимых доводов. Убеждение как психологическое воздействие должно создавать у человека убеж денность в правоте другого и собственную уверенность в правильности принимае мого решения.
Установлено, что доводы (аргументы), приводимые другим человеком, убежда ют нас сильнее, чем аналогичные доводы, приводимые самому себе. Самыми слабы ми являются доводы, приводимые мысленно, несколько сильнее — приводимые себе вслух и самые сильные — те, что приводит другой, даже если он это делает по на шей просьбе.
Убеждение может осуществляться двумя методами: дидактическим и сократи ческим (диалектическим). При первом методе в основном говорит убеждающий, при втором — вовлекается в дискуссию убеждаемый (при этом он может выражать свое несогласие по пунктам, которые кажутся ему неубедительными или неверными).
Формирование убежденности человека может происходить прямо и косвенно (в последнем случае — за счет уменьшения тревожности, неуверенности, сомне ний, опасений, неведения). Убеждать можно не только словом, но и делом, личным примером.
Кроме упомянутых выделяют также следующие методы убеждения:
— фундаментальный — представляет собой прямое обращение к собеседнику, которого сразу и открыто знакомят со всей информацией, составляющей основу доказательства правильности предлагаемого;
— метод противоречия — основан на выявлении противоречий в доводах убежда емого и на тщательной проверке собственных аргументов на непротиворечивость с целью предотвратить контрнаступление;
— метод «извлечения выводов» — аргументы излагают не все сразу, а постепен но, шаг за шагом, добиваясь согласия на каждом этапе;
— метод «кусков» — аргументы убеждаемого делят на сильные (точные), средние (спорные) и слабые (ошибочные); первых стараются не касаться, а основной удар наносят по последним;
— метод игнорирования — если изложенный собеседником факт не может быть опровергнут;
— метод акцентирования — расставляются акценты на приводимых собеседни ком и соответствующих общим интересам доводах («ты же сам говоришь …»);
— метод двусторонней аргументации — для большей убедительности излагают сначала преимущества, а затем и недостатки предлагаемого способа решения вопроса; лучше, если собеседник узнает о недостатках от убеждающего, чем от других, что создаст у него впечатление о непредвзятости убеждающего Особен но эффективен этот метод при убеждении образованного человека, малообразо ванный же лучше поддается односторонней аргументации;
— метод «да, но...» — используется в тех случаях, когда собеседник приводит убе дительные доказательства преимуществ своего подхода к решению вопроса, сна чала соглашаются с собеседником, потом после некоторой паузы приводят дока зательства недостатков его подхода,— метод кажущейся поддержки — это развитие предыдущего метода: доводы со беседника не опровергаются, а, напротив, приводятся новые аргументы в их под держку. Затем, когда у него сложится впечатление о хорошей осведомленности убеждающего, приводятся контраргументы;
— метод бумеранга — собеседнику возвращают его же аргументы, но направлен ные в противоположную сторону; аргументы «за» превращаются в аргументы «против». Убеждение эффективно в следующих случаях:
— когда касается одной потребности субъекта или нескольких, но одинаковой силы;
— когда осуществляется на фоне малой интенсивности эмоций убеждающего; воз бужденность и взволнованность интерпретируются как неуверенность и снижа ют эффективность его аргументации. Вспышки гнева, брань вызывают негатив ную реакцию собеседника;
— когда речь идет о второстепенных вопросах, не требующих переориентации по требностей;
— когда убеждающий сам уверен в правильности предлагаемого решения; в этом случае определенная доза вдохновения, апелляция не только к уму, но и к эмоци ям собеседника (путем «заражения») будут способствовать усилению эффекта убеждения;
— когда предлагается не только своя, но рассматривается аргументация и убеждае мого; это дает лучший эффект, чем многократные повторы собственных аргумен тов;
— когда аргументация начинается с обсуждения тех доводов, по которым легче дос тичь согласия; нужно добиться, чтобы убеждаемый чаще соглашался с доводами: чем больше поддакиваний удастся получить, тем больше шансов добиться успеха;
— когда разработан план аргументации, принимающий в расчет возможные контр аргументы оппонента; это поможет выстроить логику разговора, облегчит пони мание оппонентом позиции убеждающего. При убеждении целесообразно:
— показать важность предложения, возможность и простоту его осуществления;
—представить различные точки зрения и сделать разбор прогнозов (при переубеж дении — включая и отрицательные);
— увеличить значимость достоинств предложения и уменьшить величину его недо статков;
— учитывать индивидуальные особенности субъекта, его образовательный и куль турный уровень и подбирать наиболее близкие и понятные ему аргументы;
— никогда прямо не говорить человеку, что он неправ, таким образом можно лишь задеть его самолюбие, и он сделает все, чтобы защитить себя, свою позицию (луч ше сказать: «Быть может, я неправ, но давайте посмотрим...»);
— для преодоления негативизма собеседника создать иллюзию, что предлагаемая идея принадлежит ему самому (для этого достаточно лишь навести его на соот ветствующую мысль и предоставить возможность сделать вывод);
— не парировать довод собеседника тотчас же и с видимой легкостью, он воспри мет это как неуважение к себе или как недооценку его проблем (то, что его муча ет долгое время, другим разрешено в считанные секунды);— критиковать в споре не личность собеседника, а приводимые им доводы, спорные или неправильные с точки зрения убеждающего (при этом желательно критику предварить признанием правоты убеждаемого в чем-либо, это поможет избежать его обиды);
— аргументировать максимально ясно, периодически проверяя, правильно ли вас понимает субъект; аргументы не растягивать, так как это обычно ассоциируется с наличием у говорящего сомнений; короткие и простые по конструкции фразы строить не по нормам литературного языка, а по законам устной речи; использо вать между аргументами паузы, так как поток аргументов в режиме монолога притупляет внимание и интерес собеседника;
— включить субъекта в обсуждение и принятие решения, так как люди лучше пере нимают взгляды, в обсуждении которых принимают участие;
— противопоставлять свою точку зрения спокойно, тактично, без менторства.
Некоторые люди обладают даром убеждения, в частности, по отзывам многих таким был Гитлер. Вот что пишет Иоахим Риббентроп, министр иностранных дел фашистской Германии:
Когда он (Гитлер) хотел привлечь кого-нибудь на свою сторону или добиться чего-нибудь от собеседника, он делал это с непревзойденным шармом и искусством убеждать, Я видел, как к нему входили сильные личности, министры и гауляйтеры, даже сам Геринг, распирае мые желанием немедленно «открыть фюреру истину» Они были полны решимости со всей категоричностью заявить ему, что вот-вот произойдет катастрофа и они не могут взять на себя ответственность, если то или иное его распоряжение не будет отменено А через полчаса выходили от него сияющие и довольные и зачастую с такой же убежденностью отстаивали точку зрения Гитлера, нередко противоречащую той, которую они хотели ему высказать1
Используемая при убеждении аргументация часто бывает некорректной, манипулятивной. Это бывает в тех случаях, когда она направлена:
— к авторитету — ссылка на высказывания и мнения выдающихся людей, обще ственное мнение, собственный авторитет; часто расчет делается на то, что лишь одно упоминание известного имени может оказать воздействие на колеблющего ся человека;
— к верности — вместо обоснования предлагаемого склоняют субъекта к его при нятию в силу верности, привязанности, дружбы и т. п.;
— к выгоде — агитация за принятие предложения вследствие его выгодности в эко номическом, моральном или политическом отношении;
— к жалости — взывание к человеколюбию и состраданию, возбуждение жела ния помочь, уступить, ссылаясь на свое тяжелое положение, усталость, плохое самочувствие; при этом часто преследуется цель избавить себя от выполнения каких-то поручений, обязанностей;
— к здравому смыслу — вместо реального обоснования — апелляция к обыденно му сознанию, которое нередко обманчиво, если речь не идет о повседневных де лах или обыденных вещах;
— к. личности — ссылка на личные особенности субъекта, их обсуждение вместо доказательства (обоснования) предложения;
— к невежеству — использование фактов и положений, неизвестных субъекту (действует на субъекта, который не хочет признаваться в том, что чего-то не знает);
— к публике — ссылка на мнения, чувства, материальные интересы субъектов;
— к силе — угроза неприятными последствиями или применением каких-то средств принуждения;
— к тщеславию — расточение неумеренных похвал в надежде, что тронутый ком плиментами субъект станет мягче и покладистей. Сюда же, при использовании метода, который называется «задеть самолюбие», можно отнести и апелляцию к самооценке и самоуважению личности (усомниться в возможности субъекта со вершить что-либо, сообщить обидную для него оценку со стороны других, срав нить его с кем-либо, т. е. осуществить так называемую антиподную мотива цию);
— к фикции — к принципам и идеям, не имеющим (или имеющим косвенное) отно шения к реальности, которых, однако, придерживается значительное число лю дей (мнения — стереотипы, приметы);
— к человеку — в поддержку своей позиции приводятся основания, выдвигаемые противной стороной в споре («ты же сам сказал, что...») или вытекающие из при нимаемых ею положений. Сопротивление субъекта убеждающим воздействиям зависит от его морального состояния. При подавленности человека, понимании им бесперспективности того, что он делал раньше, его сопротивление резко уменьшается.
А. Шпеер, министр фашистской Германии, пишет в своих мемуарах:
Еще в декабре 1944 года нечего было и думать о том, что он (Гитлер. — Е. И) когда-нибудь выразит желание выслушать мое мнение о бесперспективности дальнейшего продол жения военных действий. Невозможно было представить себе, что он согласится пойти на уступки и пересмотреть свой приказ о применении тактики выжженной земли... В последние недели жизни Гитлер... вышел из состояния оцепенения... Он вновь начал прислушиваться к аргументам, которые прежде безоговорочно отвергал Но это вовсе не означало, что он снова почувствовал себя внутренне свободным. Гитлер скорее производил впечатление человека, осознавшего, что дело его жизни окончательно погибло; благодаря еще не до конца растра ченной энергии он по инерции двигался по накатанной колее, но на самом деле уже махнул на все рукой и покорился судьбе1.
6.3. ВНЕШНЕЕ ВНУШЕНИЕ КАК СРЕДСТВО ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ НА ПРОЦЕСС ФОРМИРОВАНИЯ МОТИВА
В ряде случаев эффективным средством воздействия со стороны на процесс образования мотива является внешнее внушение. Оно понимается как пси хологическое воздействие одного человека (суггестора) на другого (суггерента), осуществляемое с помощью речи и неречевых средств общения и отличающееся сниженной аргументацией со стороны суггестора и низкой критичностью при восприя тии внушаемого содержания со стороны суггерента.
При внушении суггерент верит в доводы суггестора, высказываемые даже без доказательств. В этом случае он ориентируется не столько на содержание внуше ния, сколько на его форму и источник, т. е. на суггестора. Внушение, принимаемое суггерентом, становится его внутренней установкой, которая направляет и стиму лирует его активность при формировании намерения.
Польский психотерапевт К. Обуховский считает, что мотив человеку можно вну шить, подсказать. Однако приводимые им примеры скорее свидетельствуют о том, что эти подсказки внушают не мотивы как сложные целостные образования, а те действия, поступки, которые могут снять возникшее напряжение во взаимоотноше ниях (например, совет откровенно поговорить, подарить цветы и т. д.). То есть в луч шем случае психотерапевт помогает пациенту правильно сформулировать пробле му (понять ее причину), корректирует способы достижения цели, облегчает приня тие решения, т. е. влияет на процесс мотивации, но не определяет его целиком, не «задает» в готовом виде пациенту тот или иной мотив. Он способствует лишь раци ональному использованию пациентом в процессе мотивации «внутреннего фильт ра» и формулированию цели, адекватной ситуации. Психотерапевт предлагает иной аргумент (мотиватор), помогающий самому пациенту найти правильное решение. Пациент принимает аргументы (доводы) психотерапевта либо в силу их убедитель ности, либо в силу изменения своего состояния (успокоения).
Существуют три формы внушения: сильное уговаривание, давление и эмоцио нально-волевое воздействие. По критерию наличия цели и применяемых суггестором для внушения усилий выделяют преднамеренное и непреднамеренное внуше ние. Первый вид внушения характеризуется наличием конкретной цели: суггестор знает, что и кому он хочет внушить. В зависимости от особенностей суггерента внушающий подбирает наиболее эффективный в данной ситуации прием внуше ния. Второй вид внушения характеризуется тем, что суггестор не ставит перед со бой цель внушить суггеренту ту или иную мысль, действие или поступок (напри мер, веру или неверие в свои силы), но своим поведением, ненароком брошенной фразой воздействует на суггерента. Характерной особенностью непреднамеренно го внушения является то, что человек, производящий его, сам может этого и не подозревать.
Интересен случай, когда один боксер прогнозировал успех или неудачу своего поединка по поведению тренера перед боем: если тот был не уверен в победе своего ученика, то, волнуясь, поправлял галстук. Обозначаемая таким образом неуверен ность тренера передавалась и боксеру, который в таких ситуациях действительно часто проигрывал.
По содержанию внушение определяют как специфическое и неспецифическое. Непосредственное отношение к мотивации имеет только специфическое внушение, так как с его помощью суггеренту внушаются конкретные мысли, действия и по ступки. Неспецифическое внушение влияет на те или иные психические состояния, настроение (эмоциональный подъем или спад и т. п.).
По способу воздействия внушение делится на прямое (открытое) и косвенное (закрытое). Первое характеризуется открытостью цели внушения, императивнос тью, прямой направленностью на конкретного человека. Фразы отличаются однозначностью, безапелляционностью, твердостью, произносятся настойчивым, не до пускающим сомнений тоном. Для усиления воздействия используются невербаль ные средства: немигающий взгляд в глаза суггерента, наклон вперед. Прямое вну шение применяется, если человек не оказывает сопротивления или если оно не очень большое. Косвенное внушение характеризуется опосредованным воздействи ем на суггерента. Содержание внушения включается в передаваемую информацию в условном или скрытом виде. Используются более мягкие формулировки, меньшие категоричность и давление, чем при прямом внушении. Этому виду внушения со противляющийся, самоуверенный, эгоцентричный суггерент поддастся быстрее, чем прямому внушению. Таким образом, косвенное внушение, как отмечает А. Г. Ковалев, является внушением «окольным путем», например в форме намека, когда мысль подбрасывается мимоходом, но достаточно определенно. Намек может осуществляться поведением суггестора, его вопросом или утверждением о чем-то, связанном с элементами побуждения, просьбой о совете и т. д. Однако при косвен ном внушении суггерент приходит к решению сам.
Приемами косвенного внушения могут быть и следующие:
— суггеренту рассказывают о других лицах или событиях, при этом ключевая фра за или повороты сюжета акцентируются с различной интенсивностью и «про зрачностью»;
— в присутствии суггерента обращаются к другим лицам, а текст содержит фразу или сюжет, намекающий на определенные выводы или действия, которые он дол жен сделать;
— высказывание в условной форме: «если... (совершить какие-то действия), то... (результат будет таким-то)». Такая форма может быть воспринята двояко: так, как сказано, и инверсивно, т. е. если действие не совершить, то результат будет противоположным;
— использование неоконченных фраз, силлогизмов; окончание додумывает сугге рент либо по аналогии, либо, при интонационной остановке, исходя только из мелодики фразы;
— произнесение ключевой фразы и сразу за ней отвлекающего текста, не дающего возможности осмыслить первую фразу и сделать вывод, а загоняющего его в под сознание.
Условия успешности прямого внушения. Поскольку при внушении общение происходит между внушающим (внушающими) и внушаемым, успех этого процесса зависит, как уже говорилось, от особенностей того и другого (см. рис. 6.1).
Отношения между суггестором и суггерентом: доверие — скепсис, зависи мость — независимость, доброжелательность — враждебность — существенно вли яют на успешность внушения. Способствуют успешному внушению установление эмпатического сопереживания, душевного резонанса, близкие межличностные отноше ния, доброжелательная, дружественная атмосфера, т. е. все, что называют раппортом. Для установления раппорта используются следующие средства: расширенное инфор мирование суггерента, детализация текста суггестора, спокойная доброжелательная уверенность, открытые жесты, мягкая эмоциональная манера внушения.
Содержание внушения, способ его конструирования. Внушение недействен но, если его содержание противоречит морали и мировоззрению суггерента. Усили вают эффект внушения сочетание логических и эмоциональных компонентов, использование информации, подтверждающей взгляды, к которым склонен, с которы ми согласен суггерент.
Рис. 6.1. Факторы успешности внушения
Обстоятельства, при которых происходит внушение, существенно влияют на его эффективность. Повышают эффект внушения (внушаемость) низкий уровень осведомленности суггерента в обсуждаемом вопросе, малая степень значимости для него этого вопроса, отсутствие опыта поведения в данной обстановке, дефицит вре мени для принятия решения, неожиданность сообщения. Кроме того, имеет значе ние состояние суггерента.
Особенности личности суггестора, внушающее воздействие которого может быть в данной ситуации наибольшим, следует учитывать при его выборе. При этом целесообразно обращать внимание на его обаяние, склонность к доминированию (то, что в быту обозначают как «сильный характер»), к демонстрации своего интел лектуального превосходства. Но главной характеристикой является авторитетность суггестора, которая складывается из следующих моментов:
— его социальный статус;
— принадлежность его к референтной для суггерента группе;
— наличие прежних заслуг, опыта; ореол известности;
— мнение окружающих о нем как о высоконравственной справедливой личности;
— обладание тем или иным видом власти (власти вознаграждения, принуждения, знатока и т. д.);
— престиж используемых им источников информации;
— таинственность его образа, приписывание ему особых способностей или возмож ностей.
Для хорошего суггестора характерны такие особенности, как желание много го ворить, непосредственность, уверенность, свобода поведения, внешнее и внутрен нее спокойствие, актерство, игра роли в процессе внушения.
В зависимости от ситуации и своих особенностей суггестор может использовать четыре варианта поведения: «неоспоримый авторитет», интеллектуальный, эмоцио нальный и пассивный. При первом варианте суггестор всем своим поведением дол жен показать, что он нисколько не сомневается в своей правоте, при втором —дол жен подробно аргументировать свою позицию, при третьем — использовать потребность суггерента в симпатии, безопасности и хорошем самочувствии, при четвер том — заверять суггерента, что без его помощи ничего не сможет сделать, создавая иллюзию, что тот все делает сам.
Особенности личности суггерента также существенно влияют на эффект вну шения ему той или иной точки зрения, на учет при этом того или иного обстоятель ства. К таким особенностям прежде всего относятся внушаемость, конформность, негативизм.
Внушаемость — это склонность субъекта к некритической (непроизвольной) податливости воздействиям других людей, их советам, указаниям, даже если они противоречат его собственным убеждениям и интересам. Это безотчетное измене ние своего поведения под влиянием внушения. Внушаемые субъекты легко заража ются настроениями, взглядами и привычками других людей. Они часто склонны к подражанию. Внушаемость зависит как от устойчивых свойств человека — высоко го нейротизма, слабости нервной системы (Ю. Е. Рыжкин, 1977), так и от ситуатив ных его состояний — тревоги, неуверенности в себе или же эмоционального возбуждения.
На внушаемость влияют такие личностные особенности, как низкая самооцен ка и чувство собственной неполноценности, покорность и преданность, неразви тое чувство ответственности, робость и стеснительность, доверчивость, повышен ная эмоциональность и впечатлительность, мечтательность, суеверность и вера, склонность к фантазированию, неустойчивые убеждения и некритичность мыш ления.
Повышенная внушаемость характерна для детей, особенно до 10-летнего возрас та. Объясняется это тем, что у них еще слабо развита критичность мышления, кото рая снижает внушаемость. Правда, в 5 лет и после 10 лет, особенно у старших школь ников, отмечается спад внушаемости (А. И. Захаров, 1998; рис. 6.2). Кстати, сниже ние внушаемости у старших подростков отмечали еще в конце XIX века А. Бине (A. Binet, 1900) и А. Нечаев (1900).
Внушаемость женщин выше, чем внушаемость мужчин (В. А. Петрик, 1977; Л. Левенфельд, 1977).
Конформность — это склонность человека к добровольному сознательному (произвольному) изменению своих ожидаемых реакций для сближения с реакцией окружающих вследствие признания большей их правоты. В то же время если наме рение или социальные установки, имевшиеся у человека, совпадают с таковыми у окружающие, то речь о конформности уже не идет.
Если человек склонен постоянно соглашаться с мнением группы, он относится к конформистам; если же имеет тенденцию не соглашаться с навязываемым ему мне нием, то — к нонконформистам (к последним, по данным зарубежных психологов, относятся около трети людей).
Различают внешнюю и внутреннюю конформность. При внешней конформности человек возвращается к своему прежнему мнению, как только групповое давление на него снимается. При внутренней конформности он сохраняет принятое групповое мнение и тогда, когда давление прекратилось. Конформность называют также внутригрупповой суггестией, или внушаемостью (заметим, что некоторые авторы, напри мер А. Е. Личко и соавт., 1970, не отождествляют внушаемость и конформность, отмечая отсутствие зависимости между ними и различие механизмов их проявления). Исследования В. Н. Куликова (1978) показали, что эффект внушения, направлен ного на члена коллектива, намного превосходит воздействие на относительно изо лированную личность. Объясняется это тем, что при внушении в коллективе на личность действует каждый член коллектива, т. е. имеет место множественное вза имовнушение. При этом большое значение имеет численный состав группы. Если на субъекта воздействуют два-три человека, эффект группового давления почти не проявляется; если три-четыре человека — эффект проявляется, однако дальней шее увеличение численности группы не приводит к увеличению конформности. Кроме того, имеет значение единодушие группы. Поддержка субъекта даже одним членом группы резко повышает сопротивляемость групповому давлению, а иногда и сводит его на нет.
Степень подчинения человека группе зависит и от ряда других факторов, кото рые были систематизированы А. П. Сопиковым (1969). К ним относятся:
— возрастно-половые различия: среди детей и юношей конформистов больше, чем среди взрослых (максимум конформности отмечается в 12 лет, заметное ее сни жение — после 15-16 лет); женщины более податливы групповому давлению, чем мужчины;
— трудность решаемой проблемы: чем она труднее, тем в большей мере личность подчиняется группе; чем сложнее задача и неоднозначнее принимаемые реше ния, тем конформность выше;— статус человека в группе: чем он выше, тем в меньшей степени он проявляет кон формность;
— характер групповой принадлежности: по своей воле или по принуждению вошел субъект в группу; в последнем случае его психологическое подчинение часто бывает только поверхностным;
— привлекательность группы для индивида: референтной группе субъект поддает ся легче;
— цели, стоящие перед человеком: если его группа соревнуется с другой группой, конформность субъекта увеличивается; если соревнуются между собой члены группы, конформность уменьшается (то же наблюдается при отстаивании груп пового или личного мнения);
— наличие и эффективность связи, подтверждающей верность или неверность конформированных поступков человека: при неправильности поступка человек мо жет вернуться к своей точке зрения.
При выраженном конформизме увеличивается решительность человека при принятии решения и формировании намерений, но при этом уменьшается чувство его индивидуальной ответственности за поступок, совершенный вместе с други ми. Особенно это проявляется в недостаточно зрелых в социальном плане груп пах.
Негативизм (от лат. negativus — отрицание), т. е. лишенное разумных основа ний (так называемое «немотивированное») сопротивление субъекта оказываемым на него психологическим воздействиям, снижает внушаемость субъекта. Негати визм возникает как защитная реакция на воздействия, которые противоречат по требностям субъекта. Поэтому отказ от выполнения требования или принятия сове та является способом выхода из внутреннего конфликта и освобождением от его травмирующего влияния. Чаще всего негативизм встречается у детей по отноше нию к требованиям взрослых, предъявляемым без учета потребности детей в одоб рении, общении, уважении, эмоциональном контакте.
Негативизм усиливается в состоянии перевозбуждения нервной системы и при утомлении.
Слабой формой негативизма является упрямство, имеющее тот же механизм и выполняющее ту же защитную функцию. Однако, в отличие от негативизма как чер ты личности, упрямство возникает ситуативно и часто по поводу самоутверждения. Негативизм тоже может быть ситуативным, когда в силу каких-то причин внушае мый в принципе человек упорно и предубежденно не приемлет какую-то точку зре ния и вследствие этого не формирует адекватное ситуации решение.
6.4. ИМПЕРАТИВНЫЕ ПРЯМЫЕ ФОРМЫ
ОРГАНИЗАЦИИ МОТИВАЦИОННОГО ПРОЦЕССА
К ним относятся приказы, требования и принуждение.
Приказ, требование. В случае приказа, требования (т. е. понуждения) или просьбы особенностью формирования мотива является то, что человек принима ет их как цель. В связи с этим В. А. Иванников говорит о двух родах целей: цель как конкретное наполнение мотива (это первый вариант формирования мотива, рассмотренный выше) и цель, задаваемая другими людьми и обществом в целом. В этом случае взаимоотношение цели с потребностями имеет особый характер: цель не возникает из развития потребностей субъекта, а накладывается на уже существующую систему потребностей, соответствуя ей в различной степени. Важным психологическим моментом является здесь принятие этой цели как соб ственной, отвечающей его интересам, моральным установкам, ценностям (схема на рис. 6.3).
Рис. 6.3. Схема формирования мотива при заданной извне цели
Это происходит в том случае, когда у человека сформирована внутренняя пози ция (социальная установка) долженствования в отношении выполнения им опре деленной роли (солдата, ученика, подчиненного и т.д.). Например, если ребенок, придя в школу, внутренне занимает позицию школьника (т. е. принимает роль с обязанностью (долженствованием) подчиняться учителю), дорожат ею, он без тру да принимает и выполняет предъявляемые ему требования. Принятие человеком требований роли (я должен), преобразование приказа, требования, внешнего сигна ла в мотив (необходимо сделать) можно рассматривать как формирование своеоб разного защитного психологического механизма (стремление к избеганию наказа ния), создающего ощущение независимости и основание для самоуважения (вспом ним: «свобода — осознанная необходимость»).
Поскольку цель уже сформулирована другим, оказывается ненужной тщатель ная отработка вариантов, т. е. — вторая и третья стадии формирования мотива в развернутом виде. Исключение составляют случаи, когда в приказе или просьбе перед человеком не ставится конкретная цель или же когда человек не имеет опыта в решении поставленной задачи. Тогда формирование мотива идет по схеме, пред ставленной на рис. 5.1, с формулированием абстрактной цели.
Однако в любом случае формирование мотива начинается с восприятия внешне го стимула (приказа и т. п.), с осознания его значимости в данный момент и в данной ситуации для приказывающего и для самого субъекта и с возникновения стремле ния отреагировать на него (т. е. выполнить приказ). Это значит, что стимул принят субъектом как личностно значимый, и у него возникло чувство долга, обязанности. Как писал С. Л. Рубинштейн, для совершения действия недостаточно того, чтобы задача была субъектом понята, она должна быть субъектом принята. Возникающее при этом намерение выполнить приказ или просьбу К. Левин относил к «квазипо требностям».
Таким образом, общественно значимые цели должны стать личностно значимы ми или, как может быть выражено термином, предложенным Н. В. Кузьминой, дол жен возникнуть мотивационно-целевой резонанс.
В противном случае достаточно было бы человеку поставить цель, как он оказал ся бы замотивированным. В одной из работ А. Н. Леонтьев так и писал: обществен ные условия несут в себе мотивы и цели. Отсюда и даваемые человеку инструкции, приказы и прочее многими авторами принимаются за мотивы. Не вследствие ли это го появилась бытовавшая в недавнее время в нашей стране лозунговая система вос питания («Партия сказала— надо, комсомол ответил— есть!»; «Выполним пяти летку досрочно!» и т. д.)?
Здесь в умах некоторых психологов, педагогов, политиков происходит явная под мена одного явления другим. Одно дело, например, когда призыв партии касался ее членов: партийная дисциплина заставляла всех действовать в соответствии с этим приказом, так как у них уже была сформирована социальная установка на подчине ние распоряжениям сверху. Это распоряжение (призыв) действительно оказывало мотивирующее действие на членов партии. Другое дело — воздействие на непар тийных людей. Мотивирующее действие этих призывов и лозунгов зависело от того, в какой степени они являлись привлекательными для данного человека (насколько он сочувствовал этим призывам, имел ли коммунистические убеждения), т. е. на сколько они, как говорили вожди, соответствовали его чаяниям, а проще — его по требностям. Поэтому и общественные условия, и призывы, лозунги и т. п. являют ся лишь стимулами, которые могут быть приняты человеком, а могут быть и отвер гнуты, если не отвечают его потребностям, установкам, т. е. если они для него не значимы. О необходимости принятия личностью общественных требований и при зывов упоминают С. Л. Рубинштейн и В. И. Ковалев.
Когда общественно значимая цель не становится личностно значимой, не акту ализирует какую-либо потребность человека, она выступает в роли нежелаемой необходимости, а деятельность осуществляется благодаря принуждению извне и самопринуждению. Однако это не означает, что действия человека при этом не мотивированы, не связаны с потребностями, как считают некоторые психологи. В действительности, что отмечает В. Г. Асеев, учащиеся посещают нелюбимый урок ради того, чтобы избежать неприятностей, чтобы не портить себе табель, а за этим скрывается их потребность в самоуважении, в самосохранении; рабочие вы полняют неприятную для них работу ради удовлетворения материальных и духовных потребностей с помощью зарабатываемых денег и т. д Неслучайно Л. П Кичатинов, ссылаясь на взгляды И. Канта и Г. Гегеля, рассматривает потребность как разновидность необходимости.
Приказ или требование как формы воздействия могут использоваться в случаях, когда один человек имеет право распоряжаться поведением другого (других) При этом надо учитывать, что требование психологически воспринимается субъектом как проявление другим своей власти, как принуждение и даже в ряде случаев как насилие над своей личностью. Естественно, это приводит к внутреннему сопротив лению выдвигаемым требованиям, так как человек не хочет быть послушной игруш кой в руках другого. Он хочет, чтобы требования имели для него определенную зна чимость, отвечали бы имеющимся у него потребностям, установкам, моральным принципам.
Снять эту негативную реакцию можно путем тщательной аргументации выдви гаемого требования. Это способствует осознанному, а не слепому выполнению тре бования, особенно когда удается придать ему смысл общественной и личной ценно сти. Тогда требование из внешнего побудителя становится внутренним.
Аргументация должна снять с требования окраску волевого воздействия стар шего по должности или положению и придать ему характер общественных норм, принятых всеми членами общества. Чем основательнее аргументация, чем большее общественное значение она имеет, тем сильнее доверие субъектов к требованию и тем большее желание возникает его выполнить, особенно у детей. Такая аргумента ция взрослых: «Дети должны нас слушаться, потому что они дети» последними не принимается.
Аргументации можно придать любой характер: гражданский, нравственный, эс тетический, даже эгоистический. Каждое требование может быть аргументировано по-разному, в зависимости от обстоятельств. Однако при выдвижении аргумента ции, особенно в педагогической деятельности, следует учитывать ряд общих пра вил:
— аргументация не должна превращаться в постоянное чтение морали, назидание, наставление; превращенная лишь в прямое разъяснение, она изживает себя, при этом профанируется ее смысл;
— аргумент, хотя и может быть заготовлен, должен выглядеть экспромтом; в связи с этим нельзя повторять уже высказанную раз аргументацию в прежнем виде, надо для нее найти новую форму;
— строя аргументацию, необходимо учитывать возрастные, половые и личностные особенности субъекта;
— нельзя использовать аргументацию-угрозу. Она не дает возможности увидеть в требовании социальный смысл. Больше того, субъект начинает расценивать это как вседозволенность людей, занимающих более высокое административное по ложение, как проявление сущности общественной жизни. Принуждение как форма инициации мотивационного процесса Эта форма воздействия используется обычно в тех случаях, когда другие формы воздействия на мотивацию и поведение субъекта оказываются недейственными или когда нет времени, чтобы их использовать. Принуждение выражается в прямом требовании согласиться с предлагаемым мнением или решением, принять готовый эталон пове дения и т. д. при несогласии субъекта с этим. Принуждение действенно только в том случае, если принуждающий имеет более высокий социальный статус, чем принуждаемый. Авторитет первого облегчает вы полнение распоряжения. Как постоянная форма воздействия на субъекта принуж дение малопригодно, но и полностью от него отказываться, особенно в воспитатель ном процессе, нецелесообразно.
Положительной стороной принуждения является то, что оно может способ ствовать снятию конфликтной ситуации на данном отрезке времени и выполне нию субъектом необходимых действий. Кроме того, это один из способов воспита ния чувства долга. «Человек, который не умеет принудить себя делать то, чего не хочет, никогда не достигнет того, чего хочет», — писал К. Д. Ушинский (1974, с. 478).
Несмотря на то что при всех формах внешнеорганизованной мотивации, в том числе и при использовании императивных форм воздействия, последнее слово в при нятии решения и формирования намерения остается за самим субъектом, основа ние его действий и поступков приобретает другое содержание. Суггерент переносит ответственность на воздействовавших на него людей, которые как бы заменяют со бой его совесть и санкционируют действия.
Используя второсигнальные (речевые) виды воздействия на мотивацию адреса та влияния, следует думать не только о содержании произносимых слов, но и о том, как их произносить, какими действиями (жестами, мимикой) их сопровождать. Как показано А. Меграбяном (A. Mehrabian, 1971), при первой встрече адресат влияния на 55% верит невербальным сигналам другого человека, на 38% — паралингвическим сигналам (громкость речи, интонация, смешки, покашливание и т. п.) и лишь на 7% — содержанию речи. Лишь при повторных встречах это соотношение меня ется, но все равно невербальные и паралингвические сигналы не теряют своего зна чения.
Кроме того, нужно учитывать, что в большинстве случаев мотивы, связанные с внешними влияниями, уступают по силе мотивам, формирующимся под влиянием внутренних побуждений человека. По этому поводу знаменитый физик Б. Паскаль говорил, что мы обыкновенно лучше убеждаемся причинами, которые нашли сами, чем теми, которые пришли на ум другим.
6.5. МАНИПУЛЯЦИЯ
Под манипуляцией понимают скрытое от адресата побуждение его к изменению отношения к чему-либо, принятию решений и выполнению дей ствий, необходимых для достижения манипулятором собственных целей. При этом важно, чтобы адресат считал эти мысли, решения и действия своими собственными, а не «наведенными» извне и признавал себя ответственным за них.
Для манипуляции используются следующие приемы:
— поддразнивающие высказывания («Тебя что, так легко заставить подчинить ся?»);— подзадоривающие высказывания («Вряд ли ты можешь на это решиться»),
— «невинный» обман, введение в заблуждение;
— замаскированные под малозначительные и случайные высказывания оговор и клевета, которые могут быть приняты за таковые якобы лишь по недоразумению;
— преувеличенная демонстрация своей слабости, неосведомленности, неопытно сти для того, чтобы пробудить у адресата стремление помочь, сделать за манипу лятора его работу и т. п.;
— «невинный» шантаж (дружеские намеки на промахи, ошибки, допущенные адре сатом в прошлом; шутливое упоминание «старых грехов» или личных тайн адре сата).
6.6. МОТИВАЦИЯ, ВЫЗВАННАЯ ПРИВЛЕКАТЕЛЬНОСТЬЮ ОБЪЕКТА
Имеется немало сторонников точки зрения, что поведение челове ка целиком определяется внешними стимулами. Как пишет А. Маслоу, деятельность человека не столько «толкается» (pushed) изнутри, сколько привлекается (pulled) извне возможностью удовлетворения. Этой же позиции придерживается в своих взглядах на мотив А. Н. Леонтьев — таковым является у него предмет удовлетворе ния потребности. Внешние стимулы действительно могут влиять на мотивационный процесс, в связи с чем в западной психологии говорят об экстринсивной мотивации. Я предпочитаю использовать для этих случаев другое название — внешнеобусловленная мотивация, могущая быть разновидностью внешнеорганизованной мотива ции (например, когда поступок человека вызван рекламой).
Рассмотрим теперь второй вариант формирования мотива, когда в качестве де терминант поведения оказываются привлекательные объекты (см. список внеш них причин табл. 6.2), вызывающие у человека желание ими обладать. Исследова ния К. Левина показали, что предметы, окружающие человека, обладают способно стью побуждать его к определенным действиям: красивый ландшафт влечет к прогулкам, ступеньки лестницы побуждают маленького ребенка подниматься по ним и спускаться, игрушки побуждают к игре, пирожное и шоколад «хотят быть съеден ными». К. Левин различает «позитивный» и «негативный» характер требований, т. е. одни вещи побуждают стремиться к ним, а другие — отталкивают.
Л. И. Божович, развивая эти положения К. Левина, считает, что предметы, по стоянно удовлетворяющие ту или иную потребность, как бы фиксируют в себе эту потребность, в результате чего они и приобретают способность побуждать поведе ние даже в тех случаях, когда соответствующая потребность не была предваритель но актуализирована: первоначально эти предметы только реализуют (удовлетворя ют) потребности, а затем начинают их вызывать (табл. 6.4).
Продолжая эту мысль, можно сказать, что возникновение тесной связи между потребностью и предметом ее удовлетворения может вызвать, по механизму ассо циации, как образ предмета — при появлении потребности, так и образ потребно сти — при появлении предмета ее удовлетворения, если в предыдущем опыте его использование доставляло человеку удовольствие, наслаждение или, наоборот, приводило к неприятностям. Тогда разворачивается мотивационный про цесс, связанный либо с намерением овладеть предметом, либо защититься от него, удалиться.
Внешние побудительные факторы (воздействия), приводящие к мотивации третьего типа (вызывающие желание, влечение, интерес)
Таблица 6 4
|
Вдохновили |
Заинтриговали |
Подзужили |
|
Воодушевили |
Затравили |
Подначили |
|
Заворожили |
Зарезали |
Приохотили |
|
Обворожили |
Обольстили |
Раззадорили |
|
Приворожили |
Обаяли |
Раздразнили |
|
Пленили |
Подзадорили |
Растравили |
|
Прельстили |
Соблазнили |
Совратили |
|
Заинтересовали |
Подстрекнули |
Однако потребность и связанная с ней мотивация могут возникать и при отсут ствии предшествующей связи между потребностью и предметом, когда привлека тельный объект появляется впервые, например когда он актуализирует познаватель ную потребность (любопытство).
Психологическими механизмами осуществления мотивации второго типа явля ются заражение и подражание.
Заражение. Заражение как психологический механизм понимается и узко — как процесс передачи эмоционального состояния от человека или группы другому (другим), и широко — как подражание и внушение. И то и другое обусловлено нали чием внешних факторов, влияющих на процесс мотивации, на формирование побуж дения к осуществлению каких-то действий, совершению каких-либо поступков.
Как отмечает Б. Ф. Поршнев (1966), заражение как психическое явление зало жено очень глубоко и по своему происхождению является очень древним. «Одна ко, — пишет он, — для современной общественной жизни более характерен отказ индивида поддаться непроизвольному заражению. Чем выше уровень развития об щества и вместе с ним самого человека, тем критичнее последний по отношению к силам, автоматически увлекающим его на путь тех или иных действий и пережива ний... Иными словами, развитый человек нуждается в убеждении, а автоматическое заражение действует на него ослабленно или вовсе не действует. Однако когда это соответствует его убеждению, он может весьма охотно поддаваться заражающему действию данной человеческой среды» (1966, с. 152-153). Подтверждением этому может служить объяснение одного любителя-аквалангиста, почему он не может прекратить ныряние на большие глубины, несмотря на неоднократные решения больше не делать этого: как только он видел, что приятели погружались под воду, не выдерживал и снова надевал акваланг.Б. Ф. Поршнев отмечает, что феномен заражения, хотя и в ослабленной, подчас почти неуловимой, форме действует во всей окружающей нас жизни и особенно ярко проявляется в трудовом энтузиазме, воодушевлении бойцов на фронте и бо лельщиков на стадионе.
Эмоциональное заражение отчетливо проявляется в поведении людей во время массовой паники (греч. partition — безотчетный ужас). Она обусловлена многократ ным отражением в толпе эмоционального состояния (страха) и нарастает в силу вза имной индукции. Особенно сильно проявляется эмоциональное заражение при на личии общности оценок ситуации и установок, ожидании каких-то событий (кото рое достигается распространением слухов, подкрепляющих эти ожидания), низких сплоченности группы и авторитета ее лидера, а также уподобления кому-то.
Человек легче заражается теми эмоциями, которые связаны с имеющейся у него потребностью: вспомним болельщиков на стадионе, страстно жаждущих гола.
Чем выше уровень самосознания человека, тем труднее он поддается заражению, хотя роль самосознания в сдерживании заражения не так велика, а скорее направ ляется на большую продуманность действий (например, на поведение при возник новении паники).
Заражению способствуют: высокая энергетика поведения человека, оказываю щего влияние на субъекта, артистизм поведения, создание интриги, загадочность поведения, прикосновение и телесный контакт.
Подражание. Подражание — это следование какому-либо примеру, образцу, принятие и воспроизведение внешних и внутренних особенностей других людей, привлекательных для данного субъекта.
Исторически подражание у высших живых существ возникло на основе физио логических механизмов (инстинкт подражания), но у человека оно принимает спе цифические психологические формы, отличные от инстинктивных (например, наме ренное подражание моде в устройстве быта). В связи с этим выделяют разные виды подражания: непроизвольное и произвольное, логическое и внелогическое, внутрен нее и внешнее, подражание-мода и подражание-обычай; подражание внутри одного социального класса и подражание одного класса другому (например, подражание придворных — королю, служащих аппарата — его руководителю; вспомним «увле чение» многих высших функционеров теннисом в не столь отдаленные времена).
Подражание, способствуя научению, адаптации к условиям существования и вы живания, выполняет разные функции. В младенческом возрасте оно служит уста новлению первых контактов с окружением; начиная с дошкольного возраста — обу чению и воспитанию (в частности, путем использования имитационного механизма при овладении предметными действиями, навыками самообслуживания, нормами поведения, речью), постепенному проникновению в процессе сюжетно-ролевой игры в смысл деятельности (от внешних ее форм, наблюдаемых у взрослых, к внут реннему содержанию, смыслу деятельности); подражание создает основу для груп повой мотивации и группового поведения. В подростковом и более старшем возрас те оно направлено на идентификацию себя со значимой личностью или референт ной группой.
Подражанию субъекта способствуют: «модное» поведение и образ жизни других людей; демонстрация высокого мастерства; примеры милосердия, доблести, служе ния идее; публичная известность. К внешнеорганизованной мотивации потребителя можно отнести рекламу това ров, туристических маршрутов и прочего, связанных с соблазном, совращением и т. п. Частично этот вопрос рассматривается в разделе 10.6.
6.7. ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ МОТИВАЦИИ
Процесс формирования мотива может иметь индивидуальные осо бенности в зависимости от свойств личности. Так, К. Обуховский отмечает, что пси хастеники предъявляют необычайно высокие требования к своему моральному облику, поэтому у них в формировании мотива непременное участие должен прини мать такой мотиватор, как нравственный контроль. У других же лиц такие пробле мы не возникают, так как при обосновании принимаемых решений они руководству ются иными ценностями, например личной преданностью руководителю, началь нику.
Вот, например, описание поведения Гиммлера, данное английским историком X. Р. Тревор-Коупером: «В течение многих лет у Гиммлера вообще не было никаких проблем (в осуществлении своих служебных обязанностей, т. е. в выполнении роли палача. — Е. И.), потому что отсутствовала необходимость доходить до чего-либо своим нескладным умом. Принцип верности, который лежал в основе всей его жиз ни, всех успехов, всей системы ценностей, щадил его и оберегал от любых трудно стей, связанных с самоанализом и размышлением. Этому принципу он доверял це ликом и полностью, несмотря на то что в самом принципе было заложено столько двусмысленности, неясности, нестабильности и несуразности. Но благодаря этому принципу жизнь Гиммлера текла просто, без всяких осложнений, в полном согла сии с его наивной верой в метафизическую чепуху нацистской религии. Защищен ный такой волшебной броней, он ни о чем не думал и ни в чем не сомневался, но просто верил и действовал»'. Таким образом, фанатизм любого направления избав ляет человека от необходимости сомневаться в правильности принимаемых реше ний и поступков, избавляет его от мучительных переживаний, и процесс формиро вания мотива совершается у него легко и быстро.
Особенности личности вмешиваются в процесс формирования мотива на всех этапах. Так, легкость возникновения потребности, ее интенсивность (сила) зависят от индивидуальной «чувствительности» человека к стимулу второсигнальному воз действию (ситуации); еще Оноре Бальзак писал: «Существуют нежные натуры: чу жие мысли глубоко внедряются в них и. производят опустошения; есть также нату ры, мощно вооруженные, черепа с медной броней; воля других сплющивается о них и падает, как пуля, отраженная стеной; есть еще натуры, дряблые и рыхлые; чужие идеи увязают в них, подобно ядрам, попавшим в мягкий грунт редутов»2. Возникно вение и переживание состояний (обиды, злости и т. п.), приводящих к желанию при менить ту или иную форму агрессии, в значительной степени зависят от выраженности у субъекта конфликтных черт личности: вспыльчивости, обидчивости, нетер пимости к мнению других и т. п. Эти черты личности заставляют воспринимать кон фликтную или фрустрирующую ситуацию острее.
' Тревор-Коупер X. Р. Последние дни Гитлера. — СПб., 1995 — С. 282. 2 Бальзак О. Отец Горио. Гобсек. — Л., 1974. — С. 89.
На стадии принятия решения сильное влияние на процесс мотивации могут оказывать такие волевые качества, как решительность и смелость. Нерешительность может затягивать принятие решения, а боязливость может привести к отказу совер шить то или иное действие. По данным М. Л. Кубышкиной (1997), высокая мотива ция на социальный успех (стремление к признанию, достижениям в значимой дея тельности, соперничеству) связана с уверенностью человека в собственном обая нии, в привлекательности своей личности. При этом женщины высоко оценивают свои деловые качества (практичность, организованность, предприимчивость, пре дусмотрительность), а мужчины — качества, необходимые общественному деяте лю (интеллект, умение ладить с людьми, личное влияние).
Стремящиеся к признанию наиболее высоко оценивают свои коммуникативные качества (общительность, воспитанность, обаяние, умение ладить с людьми) и ча стично — свойства социального интеллекта (юмор, проницательность). Эта само оценка подкрепляется действительной выраженностью у этих субъектов экстравер сии, манипулятивности и авантюристичности.
Субъекты с преобладанием мотива соперничества высоко оценивают свою пред приимчивость, волю. Они рассчитывают на свою энергию, напор, доказательством чему является жесткость их поведения — доминантность и агрессивность.
Те же, кто более всего стремится к достижениям в значимой деятельности, склонны выделять свои деловые качества, такие, например, как практичность, орга низованность, предприимчивость, воля, предусмотрительность. Реально эти само оценки подкрепляются ответственностью и деловой направленностью этих субъек тов.
Таким образом, данные М. Л. Кубышкиной хорошо иллюстрируют положение, что направленность мотивации определяется теми или иными особенностями лич ности и их самооценкой субъектом.
О том, какую роль на втором этапе мотивации играют установки (аттитюды), мировоззрение, предпочтения, много говорить не надо.
Имеет значение и развитие интеллекта. Как отмечает К. Обуховский, легкость формирования мотива наблюдается, с одной стороны, у лиц с примитивным мышле нием, с другой — и у лиц высокой духовной культуры. Утонченные интеллектуалы, привыкшие постоянно контролировать себя, испытывают трудности в выборе целей и средств их достижения. Часто формулирование цели становится для них невоз можным, и поэтому они характеризуются непоследовательностью действий, внезап ностью порывов и отказов от намеченного.
В связи с этим можно говорить о различных стилях мотивации. В частности, к ним можно отнести выделенные В. Н. Азаровым (1988) стили действования: импуль сивный и управляемый (рефлексивно-волевой), которые в значительной степени отражают особенности фррмирования мотива. Под импульсивным стилем действо вания автор понимает склонность реализовывать ситуативные тенденции при мини мальном обдумывании вариантов и последствий своих действий, а под рефлексив но-волевым — стиль, характеризующийся выраженной регуляцией действий, опосредуемых развернутым анализом возможных способов достижения цели. Другими стилями мотивации могут быть особенности построения основания по ступка (мотива) с опорой на свои возможности, усилия или же на обстоятельства, случай. Этот аспект мотивации рассмотрен Дж. Роттером (1954) в его концепции о внесшем и внутреннем локусе контроля (внешнего и внутреннего контроля подкреп ления). При внутреннем локусе контроля речь идет об убеждениях, касающихся собственной деятельности и того, насколько человек собственными усилиями мо жет добиться желаемого. Несмотря на то что такие убеждения могут зависеть и от особенностей ситуации, Дж. Роттер указывает, что одно и то же подкрепляющее событие (желательное последствие действия) может вызывать у разных индивидов различные реакции.
В одном случае индивид считает, что достижение успеха зависит от него самого, в другом — от внешних обстоятельств или случайности. Это сказывается на уровне притязаний — индивиды с внутренним локусом контроля чаще выбирают легкие задания, а при обосновании своих действий они опираются чаще на потребность, чем на долженствование, лучше просчитывают последствия и объект удовлетворе ния потребности (А. В. Ермолин, 1996).
Близка к концепции Дж. Роттера и концепция Р. де Чармса (R. DeCharms, 1976), различающего два типа личности: «самобытная» и «пешка». Самобытная личность относится к своим действиям как к свободным, самостоятельным (в смысле приня тия решения), «пешка» же видит себя как объект, подчиненный внешнему управле нию и принуждению. Правда, автор пишет, что это различие относительно: в одних случаях (обстоятельствах) индивид ощущает себя больше как самобытная личность, а в других — больше пешкой. Этот личностный аспект — гораздо более важный мотивационный фактор, чем реальные события, продолжает Р. де Чармс. Если лич ность ощущает себя «самобытной», то для предсказания ее поведения это имеет большую значимость, чем любой другой объективный показатель принуждения. И напротив, если личность считает себя «пешкой», то ее поведение будет сильно зави сеть от внешних факторов, хотя объективные данные свидетельствуют о ее свободе. «Самобытному» индивиду присуще сильное чувство личной причастности, ощуще ние, что локус сил, влияющих на его окружение, находится в нем самом. Обратная связь, подкрепляющая это ощущение, определяется теми изменениями в окруже нии, которые приписываются собственным действиям. В этом и состоит суть мощ ного мотивационного воздействия этого фактора на поведение. «Пешка» ощущает эти силы как неподвластные ему, как личностные силы других людей. Из этого скла дывается чувство бессилия, подчиненности другим людям.
Значительное влияние на процесс мотивации при осуществлении руководства могут оказывать такие свойства личности, как властность или же боязнь ответствен ности. Их наличие может обусловливать стихийное формирование стиля руковод ства (авторитарного, демократического, либерального), существенной характери стикой которого является единоличное или групповое принятие решения что, как и когда делать.
По данным Е. П. Ильина и Нгуэн Ки Тыонга (1999), склонные к демократическо му стилю руководства обладают большей полезависимостью, чем склонные к авто ритарному и либеральному стилям; у «автократов» более выражена направленность на результат деятельности, а у «либералов» — на процесс деятельности. У «демо кратов» больше выражена склонность к альтруизму, а у «автократов» и «либералов» — к эгоизму. Стремление к власти явно больше у «автократов» и меньше все го — у «либералов».
Еще одна стилевая особенность процесса мотивации связана со стремлением субъектов к успеху или избеганию неудачи (Д. Макклелланд, Д. Аткинсон). Если человек ориентирован на успех, он не испытывает страха перед неудачей, а если ориентирован на избегание неудачи, то будет тщательнее взвешивать свои возмож ности, колебаться при принятии решения. Поскольку лица с мотивацией избегания неудачи боятся критики, они в качестве психологической защиты чаще, чем лица, стремящиеся к достижению успеха, мотивируют свои поступки с помощью деклари руемой нравственности (А. В. Ярмолин).
Возрастные особенности детей оказывают влияние на мотивацию. П. М. Якоб сон (1969), показал, например, что готовность школьников подчиняться требовани ям взрослых резко снижается от 4-го к 7-му классу, что свидетельствует о сниже нии роли внешнеорганизованной и увеличении роли внутреннеорганизованной мо тивации. К сожалению, этот факт редко принимается во внимание как родителями, так и педагогами.
Этнические особенности мотивации. В ряде работ показаны этнические раз личия в мотивации, обусловленные как образом жизни, так и национальными тради циями и характером. Сравнение американских и российских студентов, проведен ное О. С. Дейнека (1999), показало, что для первых «разумная осторожность» при принятии решения более характерна. Американцы реже поступают на авось, лучше осознают стили поведения в ситуации риска, более дифференцированно относятся к риску принятия решения, рискуют более взвешенно.
В. М. Вызова (1997), изучая психологические особенности коми и русских, вы явила, что у девочек русской этнической группы была более выражена потребность в самопрезентации, самопроявлении, желании быть в центре событий, чем у дево чек коми; у русских подростков и юношей по сравнению с коми более выражена агрессивная тенденция и потребность в самопроявлении. У коми девочек оказалась сильнее выраженной эмпатия и потребность в эмоциональном тепле. У коми деву шек выражены потребность в познании, стремление к достижению высокого поло жения в обществе (за счет профессионального роста), а также потребность в само утверждении (за счет обладания внешними атрибутами социального успеха — мод ной одежды и т. п.). У коми юношей выявлена выраженная подчиненность по отношению к тем лицам, с которыми они общаются. У них же имеется выраженная потребность в поддержке со стороны других людей и сотрудничеству. Характерной особенностью коми молодежи является готовность к пониманию чужой точки зре ния, терпимость к взглядам и мнениям других. Все это свидетельствует о том, что у нее легче детерминировать и изменять мотивационный процесс извне, со стороны, чем у русской молодежи.
Из сказанного выше о мотивации вытекает ряд следствий. Во-первых, рассмат ривая мотивацию как начало произвольного акта, нелогично говорить о произволь ной и непроизвольной мотивации, что имеется у В. А. Иванникова. Во-вторых, нет необходимости выделять «вырабатываемые в течение жизни мотивы», как это дела ют некоторые авторы. Мотивы всегда формируются в индивидуальной жизни человека, а не имеются в готовом виде уже при рождении. В-третьих, мотивы не могут действовать непроизвольно, как считает Л. И. Божович (она пишет, что мотивы лич ного интереса, сформировавшиеся в раннем детском возрасте, действуют у детей младшего школьного возраста непосредственно, на непроизвольном уровне; она полагает также, что и нравственные мотивы, действующие сначала как намерения, т. е. произвольно, приобретая все большее значение, тоже начинают действовать непроизвольно). В-четвертых, не может быть внешних и внутренних мотивов, о чем говорят Ю. М. Забродин и Б. А. Сосновский и другие авторы (как и внешней и внут ренней мотивации, что постулируют некоторые психологи). Мотивы всегда внут ренние, в отличие от стимулов, вызывающих процесс мотивации, которые могут быть и внешними, и внутренними (интероцептивными). Когда же говорят о внешней мотивации и мотивах, то имеют в виду либо внешние воздействия других лиц, либо привлекательность каких-то объектов.
МОТИВ КАК СЛОЖНОЕ ИНТЕГРАЛЬНОЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ
Как говорилось в главе 3, монистический подход к пониманию сущ ности мотива, когда за него принимаются разные и отдельные психологические фе номены, себя не оправдал. В то же время в каждой монистической концепции сущ ности мотива имеется рациональное зерно, отражающее одну из сторон мотива как основания действия, поступка, деятельности, поведения. Так, принятие в качестве мотива потребности дает возможность получить ответ, почему осуществляется ак тивность человека; принятие за мотив цели позволяет дать ответ, для чего (ради чего) проявляется эта активность; а принятие за мотив устойчивых свойств лично сти дает ответ, почему выбраны именно эта цель, этот способ ее достижения. Побуждения же и состояния в качестве мотивов раскрывают только их энергетиче скую сторону. Поэтому очевидно, что решение вопроса о сущности мотива как осно вания и побудителя активности человека возможно лишь при объединении суще ствующих взглядов в единой и непротиворечивой концепции. И неслучайно в по следние годы все более отчетливо выкристаллизовывается мысль, что детерминация поведения и деятельности обусловливается не просто разрозненными факторами, а их совокупностью, каждый из которых выполняет в целостном процессе детермина ции свои определенные функции (Б. Ф. Ломов, В. А. Иванников, М. Ш. Магомед-Эминов). Отсюда и мотив правомерно рассматривать как сложное инте гральное (системное) психологическое образование.
Справедливости ради надо отметить, что подобные взгляды на мотив высказыва лись и ранее, но во всеобщей разноголосице услышаны не были. Так, еще В. Вундт (1897) понимал мотив как соединение представлений и чувств; первые яв ляются основанием поступка, а вторые — побудительной причиной его. Правда, приоритет В. Вундт отдавал все же потребностям и чувствам, а не представлениям.
Д. Н. Узнадзе (1969) понимал мотив как сложное психическое образование, воз никающее в результате многоэтапного процесса мотивации.
О сложной многомерной структуре мотива говорят М. Ш. Магомед-Эминов (1987) и В. А. Терентьев (1970), но первый не раскрывает его структуру, а второй подходит к ее раскрытию с традиционных общепсихологических позиций, постулирующих трехкомпонентность всякого психического явления, т. е. наличие в мотиве интел лектуального, волевого и эмоционального компонентов. При этом он считает, что в одних случаях в мотивах преобладает интеллектуальное начало, в других — эмоци ональное. Возможно и их равновесие, но, как правило, они находятся в антагонизме друг к другу.
В. Г. Леонтьев (1992) рассматривает мотив как системное образование лично сти, как системный способ организации активности человека. Внутренняя психоло гическая структура мотива состоит, пишет он, из двух подструктур: подструктуры свойств, образующих мотивационное ядро, и подструктуры функций, в которых про являются его свойства. В свою очередь, в ядерной части мотива им выделяются та кие свойства, как содержательные, установочные, волевые, а также направленность, значимость, динамичность, эмоциональность. Среди этих свойств В. Г. Леонтьев наиболее важными считает содержательные свойства, которые включают в себя первичные побудители. Именно они задают, по мысли автора, другие компоненты ядерной части мотива. Например, на основе потребности или какого-либо другого побудителя формируются: направленность — как избирательная форма активнос ти; значимость — как личностный смысл побудителя; динамичность — как сила, напряженность, подвижность, устойчивость действия мотива.
Функциональная подструктура тоже состоит из целого ряда взаимосвязанных функций: селективной, когнитивной, целемоделирующей, смыслообразующей, ре гуляторной и побудительной.
Надо отметить, что эти представления В. Г. Леонтьева о структуре мотива не отличаются логичностью. Функция не может быть структурой или подструк турой. Функция показывает лишь, для чего нужна та или иная часть структуры (образования). Включение же автором функций в структуру произошло потому, что он рассматривает мотив как тип мотивации, а мотивация — это динамичный про цесс. Отсюда свойства мотивации как процесса перенесены автором на структуру мотива как психологического образования, что, с моей точки зрения, делать не сле довало бы.
7.1. ГРАНИЦЫ И СТРУКТУРА МОТИВА
Из изложенного выше следует, что границами мотива являются, с одной стороны, потребность, а с другой — намерение что-то сделать, включая и побуждение к этому. Это значит, что в структуру мотива не входят стимулы, и в то же время он сам не залезает в структуру исполнительского действия, хотя у неко торых авторов это и происходит. Так, Р. А. Пилоян (1984) пишет, что мотив в окон чательном виде формируется уже в ходе выполнения действия, имея в виду, для примера, соотнесение своих возможностей с особенностями соперника во время спортивного единоборства. Но ведь учет возможностей соперника скорее приведет к корректировке программы деятельности, чем к изменению ее цели (победить) Очевидно, мотиву может принадлежать лишь стратегия деятельности, а тактика получения потребного результата формируется уже после формирования намере ния другими психофизиологическими структурами и механизмами, отвечающими за исполнение принятого намерения (например, акцептором действия по П. К.Ано хину).
Рис. 7.1. Перечень компонентов, могущих создавать структуру разных мотивов Линиями обозначены мотивы мотив А — сплошной, мотив Б — пунктирной, мотив В — штрих пунктирной).
В противном случае мотив превращается в произвольное действие, и надобность в этом понятии отпадает.
Установление границ мотива и рассмотрение стадий его формирования позволя ют обозначить те психологические компоненты, которые могут входить в структуру мотива (рис. 7.1). Эти компоненты, в соответствии со стадиями формирования мо тива, можно отнести к трем блокам: потребностному, «внутреннему фильтру» и це левому.
В потребностный блок входят следующие компоненты: биологические и соци альные потребности, осознание необходимости, долженствования («квазипотребно сти» по К. Левину); в блок «внутреннего фильтра» — нравственный контроль, оцен ка внешней ситуации, оценка своих возможностей (знаний, умений, качеств), пред почтения (интересы, склонности, уровень притязаний); в целевой блок — образ предмета, могущего удовлетворить потребность, опредмеченное действие (налить воды, решить задачу), потребностная цель (удовлетворить жажду, голод и т п.), представление процесса удовлетворения потребности (попить, поесть, подвигаться и т. п.). Все эти компоненты мотива могут проявляться в сознании человека в вербализованной или в образной форме, притом не все сразу. В каждом конкретном слу чае в каждом блоке может быть взят в качестве основания действия или поступка (принимаемого решения) один из компонентов. Структура же каждого конкрет ного мотива (т. е. основания действия) строится из сочетания тех, компонен тов, которые обусловили принятое человеком решение. Таким образом, компо ненты, как кирпичики, позволяют создать здание, именуемое мотивом. Образ этого «здания» закладывается человеком в память и сохраняется не только в момент осу ществления действия или деятельности, но и после их завершения. Поэтому о моти ве можно судить и ретроспективно (но не только ретроспективно, как утверждают Ю. М. Забродин и Б. А. Сосновский, 1989).
Набор компонентов в каждом конкретном мотиве может быть разным. Но и сход ство внешней структуры мотива у двух лиц (тождество входящих в мотивы компо нентов) не означает их тождества по смысловому содержанию. Ведь у каждого че ловека свои склонности, ценности, интересы, своя оценка ситуации и возможно стей, специфичное доминирование потребностей и т. д.
В идеале мотив должен дать ответы на вопросы: почему, для чего, почему именно так, каков смысл. В ряде случаев желательно получить ответ и на вопрос: для кого, ради кого? Ведь деятельность и поступки человека могут иметь как личностный, так и общественный смысл (поэтому Л. И. Божович говорит о личностных и обществен ных мотивах).
До сих пор речь шла о горизонтальной структуре мотива, но у него может быть структура и вертикальная. Ведь в состав мотива могут входить два или три компо нента из одного блока, один из которых играет главную роль, а остальные — со путствующую, соподчиненную. Например, среди нескольких потребностей, одно временно побуждающих к выбору одной и той же цели (получению высшего обра зования), ведущей может быть желание стать учителем, а сопутствующими — желание повысить свой статус в обществе, повысить свой культурный уровень. Такие же отношения между компонентами могут складываться и в блоке «внут реннего фильтра», и в целевом блоке. Как отмечает О. К. Тихомиров (1977), в ре альной деятельности образуется некоторое множество целей, между которыми складываются иерархические и временные отношения (параллельные и последо вательные цели).
Таким образом, структура мотива как основания действия или поступка — мно гокомпонентная, в ней чаще всего находят отражение несколько причин и целей.
Совокупность условий и факторов, обусловливающих мотивационный акт, чеш ский психолог Йозеф Лингарт (1970) обозначает термином «мотивационная кон стелляция», что соответствует нашему пониманию мотива как интегрального пси хологического образования. Дав обозначение различным компонентам, могущим входить в структуру мотива, и выявив эти компоненты у конкретного человека в конкретном случае, можно мотив его поступка или деятельности записать в виде формулы. Вот как выглядит перечень компонентов, могущих входить в структуру того или иного мотива':
1 Подробная расшифровка этих компонентов мотива дана в методике изучения структу ры мотива (раздел 17.1).
Потребностный блок: П — потребность; Пб — потребность биологическая; Пс — потребность социальная; Д — долженствование, обязанность.
Блок «внутреннего фильтра»: Пвнеш — предпочтение внешнее (по внеш ним признакам); Пвнут — предпочтение внутреннее (склонности, интересы); НКдек — нравственный контроль декларируемый; НКнедек — нравственный конт роль недекларируемый; Ов — оценка своих возможностей (знаний, умений, ка честв); Ос — оценка состояния в данный момент; Уу — учет условий достижения цели; Пп — предвидение последствий поступка, деятельности.
Целевой блок: Цп— потребностная цель; Од— опредмеченное действие; ПудП — процесс удовлетворения потребности.
Соответственно этим обозначениям, формула структуры мотива может быть та кой: или Пб, Ос, Уу, Цп или Д, НКдек, Пп, Од и т. д.
Уяснение структуры мотива важно и для практических психологов, и для педаго гов, и для юристов, да вообще для всех, кто имеет дело с людьми (в семье, школе, на производстве и т. д.). Акцентирование внимания только на одной из причин может привести к неправильному суждению о человеке и к непоправимым ошибкам
Рассмотрим один из случаев.
Девочка регулярно воровала деньги у одноклассников Выяснение обстоятельств, почему она это делала, привело к неожиданному результату, изменившему негативное мнение о ней учителей и товарищей. Оказывается, она не могла без сострадания воспринимать тот факт, что многие ребята не ходят в школьный буфет из-за постоянного отсутствия денег и захотела устранить это социальное неравенство, решив покупать им угощение. Для этого и нужны были деньги Таким образом, причиной ее поступка была не личная корысть, не жажда денег, а желание помочь своим нуждающимся товарищам И она им действительно помогала Решаю щим для оценки ее поведения оказалось «вскрытие» учителями «блока внутреннего фильт ра», выявление сострадания, а не выбора неадекватного пути удовлетворения возникшей по требности девочки
Роль этого блока с его обилием разных мотиваторов в выяснении причины того или иного поступка видна и из выделения низменных и высоконравственных моти вов.
А. Н. Леонтьев говорил, что функция мотивов, взятая со стороны сознания, со стоит в том, что они как бы оценивают жизненное значение для субъекта объектив ных обстоятельств и его действий в этих обстоятельствах, придают им личностный смысл.
К сожалению, справедливо замечание Б. В. Зейгарник(1969) о том, что психоло гия мало занимается изучением истинного «лика» действий человека и что это явля ется скорее уделом художественной литературы. Между тем значимость выявле ния у субъекта структуры мотивов общения и деятельности очевидна. Как отмечает Б. В. Зейгарник, содержание психотерапевтических и психокоррекционных меро приятий состоит в том, чтобы пациент осознал истинный смысл своих действий, что бы он мог увидеть себя со стороны. Только при этом условии возможна адекватная регуляция своего поведения. Можно сослаться и на мнение А. К. Марковой с соав торами (1983), которые пишут, что, зная особенности мотивационной сферы школь ников и тенденции ее становления, учитель точнее ориентируется и в причинах, изменяющих их отношение к обучению.
7.2. ПРОБЛЕМА ПОЛИМОТИВАЦИИ ПОВЕДЕНИЯ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Долгое время соотношение между мотивом и поведением (деятель ностью) рассматривалось с мономотивационной позиции. Исходя из того что мотив является системообразующим фактором деятельности и поведения, психологи тес но привязывают их к конкретной потребности (принимаемой за мотив). Это нахо дит выражение в тезисе: каждому мотиву (потребности) должна соответствовать своя деятельность, и наоборот. Например, Д. Н. Узнадзе пишет: «...нет одного и того же поведения, которое могло бы иметь различные мотивы. Было бы правильнее го ворить, что есть столько же поведений, сколько мотивов, дающих им смысл и значе ние» (1966, с. 403).
Из такого понимания соотношений между мотивом и поведением (деятельно стью), отмечает И. В. Имедадзе (1984), вытекают три следствия. Первое состоит в формуле: один мотив — одна деятельность. Второе — мотив именует деятельность и благодаря этому выступает критерием выделения различных видов и форм поведе ния. Третье следствие заключается в том, что мотив определяет содержательную характеристику деятельности.
Однако в последние годы среди многих отечественных психологов стала распро страненной точка зрения, что деятельность и поведение человека обусловлены од новременно многими мотивами (Л. И. Божович, В. К. Вилюнас, И. В. Имедадзе, В. И. Ковалев, А. Н. Леонтьев, В. Ф. Петренко, М. М. Филиппов). А. Н. Леонтьев, например, выдвигая положение о полимотивированности деятельности, отталкива ется от факта, что сложные формы поведения и деятельности, как правило, побуж даются несколькими потребностями. Первый вариант полимотивации, по А. Н. Леонтьеву, состоит в обусловленности учебной деятельности как познавательными мо тивами, так и социальными, придающими этой деятельности двоякий смысл. Второй вариант полимотивации — это сочетание смыслообразующего мотива, осуществля ющего функцию побуждения, направления и смыслообразования, с мотивами-сти мулами, которые играют роль лишь дополнительной стимуляции данной деятельно сти.
Психологи настолько уверовали в непогрешимость постулата о полимотивиро ванности деятельности и поведения, что считают его аксиоматичным. Например, В. К. Вилюнас пишет: «У человека одновременное проявление и действие мотивационных факторов различного происхождения представляет собой практически посто янный фон жизни. Поэтому актуальной является не сама по себе констатация поли мотивированности человеческой деятельности, а проблема ее форм и механизмов» (1990, с. 187). Но, пожалуй, в наиболее крайнем проявлении этот взгляд выражен А. Маслоу, который полагает, что любое поведение обнаруживает тенденцию к детерминированности скорее несколькими или всеми базовыми потребностями одно временно, чем единственной из них.
Попытку разобраться в том, насколько состоятельна та и другая позиция психо логов, предпринял И. В. Имедадзе (1984). Критикуя мономотивационную позицию ряда психологов, он отмечает, что при предметно-потребностной трактовке мотива требование того, чтобы у каждой деятельности был свой мотив, оборачивается по иском специфической потребности для каждой деятельности, а это приводит к не адекватному истолкованию того, что делает человек. Например, продолжает он, труд, будучи особой формой деятельности, должен иметь свою потребность (потреб ность в труде, т. е. в непосредственном процессе или результате труда). Но такая потребность, по замыслу классиков марксизма, возникнет у человека только в ком мунистическом обществе. И получается, что современный человек может добросо вестно трудиться всю жизнь, не имея таковой потребности и, следовательно, не осу ществляя трудовую деятельность (исходя из формулы, что каждой потребности дол жна соответствовать своя деятельность). Неправомерность такой интерпретации, отмечает И. В. Имедадзе, показана рядом авторов.
Таким образом, заключает И. В. Имедадзе, при отождествлении потребности и мотива становится невозможным реализовать положение «один мотив — одна дея тельность», поскольку всем хорошо известно, что одну деятельность, как правило, побуждает несколько потребностей. В связи с этим он говорит о полипотребностной природе деятельности и поведения.
Мне кажется, что здесь И: В. Имедадзе несколько переусердствовал в своей кри тике. Уже его оговорка по поводу своего тезиса («как правило...») говорит о том, что в отдельных случаях (а может быть, и значительно чаще) между видом потребности (мотива) и видом деятельности может существовать и содержательное, и семанти ческое сходство, т. е. положение «один мотив — одна деятельность» может отра жать действительность. Другое дело, что из названия деятельности часто не следу ет такое же название потребности, ее обусловившей (например, упоминание о «спортивной деятельности» вовсе не говорит о наличии у человека, ею занимающе гося, «спортивной» потребности, или что коммерческая деятельность обусловлена коммерческой потребностью). И именно в этом может проявляться несоответствие вида деятельности и вида потребности.
Кроме того, он, по существу, не отрицает и формулу: «один мотив — одна дея тельность», а просто более правильно смотрит на структуру мотива. Так, отрицая тождество потребности и мотива, И. В. Имедадзе рассматривает его как основание поведения (деятельности) со стороны субъекта, в котором должно учитываться все содержание деятельности: как эмоционально-потребностное, так и когнитивно-си туационное. Человек учитывает ситуацию, наличие объективных и субъективных возможностей, наличие противоположных потребностей. Поэтому мотив в пред ставлении И. В. Имедадзе сложная структура, не сводимая к одной какой-либо по требности.
Он настаивает на том, что деятельность может обусловливаться многими потреб ностями, которые, сосуществуя в рамках одной деятельности и устанавливая различ ные взаимосвязи друг с другом, создают единый мотив, служа одной интегральной цели. В подтверждение этого можно привести высказывание Л. И. Божович: «Отмет ка в качестве мотива учебной деятельности может воплощать в себе и потребность в одобрении учителя, и потребность быть на уровне своей собственной самооценки, и стремление завоевать авторитет товарищей, и желание облегчить себе поступление в высшее учебное заведение, и многие другие потребности» (1972, с. 27).
Надо заметить, что во многих случаях речь о полимотивации идет только потому, что за мотивы принимаются не только потребности, но и различные мотиваторы. Поэтому точнее было бы говорить о полимотиваторной природе поведения и деятель ности. В западной психологии акцент в основном делается на одновременной обу словленности поведения и деятельности многими целями или личностными диспози циями (Дж. Аткинсон [J. Atkinson, 1964]; Дж О. Рейнор [J. Raynor, 1969]; X Хекхаузен, 1986, и др.). Таким образом, во многих случаях авторы рассуждают, по существу, о мифическом феномене полимотивации из-за того, что мотив понимается слишком зауженно: то как потребность, то как цель, то как один из мотиваторов.
В то же время, как и И. В. Имедадзе, я считаю возможным говорить и об истин ной полимотивации. И. В. Имедадзе по этому поводу пишет, что, в строгом смысле слова, с полимотивацией мы имеем дело только тогда, когда одновременно действу ют несколько мотивов, в состав каждого из которых могут входить множество по требностей. Однако в этом случае реально психологически осуществляется несколь ко деятельностей, каждой из которых соответствует свой мотив.
Истинная полимотивация, по моему мнению, имеет место при достижении чело веком отдаленной цели, например в процессе учебной (получение образования) или спортивной (достижение рекордного результата) деятельности, которая направля ется долговременной мотивационной установкой. И учебная и спортивная деятель ности связаны с рядом частных деятельностей, каждая из которых побуждается и обосновывается частными по отношению к общей направленности поведения моти вами. Они как бы встроены в общий мотив и, являясь относительно самостоятель ными психологическими образованиями, способствуют достижению конечной цели.
«Встроенными», по существу, являются мотивы деятельностей, связанных с за рабатыванием денег. В этом случае тоже нет прямой связи между потребностями человека и предметами их удовлетворения. Она опосредована целым рядом деятель ностей, имеющих свои мотивы. Таким образом, на пути достижения отдаленной по времени, но главной на данном этапе жизни человека цели может выстраиваться цепочка таких «встроенных» мотивов, реализация которых будет неуклонно прибли жать человека к заветной цели.
7.3. ФУНКЦИИ МОТИВА
Мотивам приписываются различные функции. Сначала выделили побуждающую и направляющую функции. Первая отражает энергетику мотива, вторая — направленность этой энергии на определенный объект, на определенную активность. Побуждающая функция мотива связана с возникновением потребностного состояния, которое вызывает мобилизацию энергии. Этот процесс мобилиза ции энергии в случае возникновения биологических потребностей хорошо показан В. М. и И. В. Ривиными (1978), которые, исходя из эндокринной природы биологи ческих потребностей человека и животных и генетического характера программы функционирования каждого из эндокринных органов («органов потребностей»), свя зывают изменения, происходящие в организме при появлении потребности, с повы шенной секрецией определенных гормонов; эти гормоны становятся стрессорами, активизирующими мозговые структуры, через которые в реакцию на раздражитель вовлекаются другие физиологические системы (вегетатика, сенсорика — повышение чувствительности и т. д.), т. е. происходит мобилизация энергетического потен циала. Возникающее возбуждение может носить и спонтанный характер, без направ ленности на определенный объект. Поэтому наличие в мотиве цели и позволяет ему осуществлять направляющую функцию.
Говоря о побуждающей функции мотива и ее связи с энергетикой, нельзя не вы делить и другую функцию мотива — стимулирующую, которая связана с продол жением побудительности и при осуществлении намерения. Дело в том, что мобили зуемая при возникновении потребностного состояния энергетика не исчезает до тех пор, пока не будет удовлетворена потребность, а во многих случаях процесс удов летворения потребности занимает определенное время; пока длится это удовлетво рение (до момента насыщения), сохраняются и состояние напряжения (желания), и возбуждение вегетативных отделов центральной нервной системы, мобилизующих энергию. Спад напряжения и возбуждения происходит постепенно, в связи с чем в ряде случаев для окончания деятельности требуется дополнительная волевая сти муляция (проявление силы воли). Стимулирующая функция мотива, отражающая напряжение потребности, наряду со значимостью цели позволяет говорить о силе мотива.
М. Ш. Магомед-Эминов и ряд других психологов считают, что побуждающей и направляющей функции мотива недостаточно для объяснения детерминации деятельностд, ибо такой подход ограничивается рассмотрением лишь «пусковой» фун кции мотива (которую П. А. Рудик обозначает как директивную: делать или не де лать, быть или не быть). При этом, замечает М. Ш. Магомед-Эминов, непонятно, как деятельность дальше детерминируется, разворачивается, управляется и как трансформируются указанные выше функции мотива. С его (и других психологов) точки зрения, за пределами внимания остается регулятивная функция, являющая ся центральной в процессах мотивации.
Если быть точными, то следовало бы ставить вопрос об управляющей функции мотива, поскольку в последнюю входит и планирование действия (результата и спо соба), в то время как регуляция является частью управления и направлена на стаби лизацию функционирующей системы с помощью контроля. В связи с этим можно говорить об организующей функции мотива и мотивации (деятельность мысленно организуется, но внешне еще не проявляется; это еще замысел, а не его осуществ ление). Близко к этому пониманию организующей функции мотива и представле ние О. К. Тихомирова о структурирующей функции мотива: важность конечного результата (цели) приводит к более тщательному анализу ситуации, элементов за дачи, к большей вербализации ходов (путей решения задачи) и критической их оцен ке и т. д.
К частному проявлению управляющей функции мотива следует отнести и конт ролирующую его функцию, о которой говорил А В. Запорожец. Правда, как полага ет он, эта функция осуществляется не прямо, а через механизм «эмоциональной коррекции»: эмоции оценивают личностный смысл происходящих событий и в слу чае несоответствия этого смысла мотиву изменяют общую направленность деятель ности личности. По своему содержанию эта функция близка смыслообразующей функции мотива, о которой писал А. Н. Леонтьев.
Функция мотивов, взятая со стороны сознания, писал он, состоит в том, что они как бы «оценивают» жизненное значение для субъекта объективных обстоятельств и его действий в этих обстоятельствах, придают им личностный смысл (советский разведчик Д. Быстролетов писал, что за всю зарубежную жизнь для себя он не сде лал ни одного глотка алкоголя, не выкурил ни одной сигары и сигареты, не спустил ся ни разу в ночной кабак, но он научился делать это для них и делал хорошо, совер шенно естественно). А. Н. Леонтьев подчеркивает, что личностный смысл прямо не совпадает с понимаемым объективным его значением. Он отмечает, что при опре деленных условиях несовпадение смыслов и значений в индивидуальном сознании может приобретать характер настоящей чуждости между ними, даже их противопоставленности.
Надо сказать, что обоснование А. Н. Леонтьевым смыслообразующей функции мотива не безупречно, в связи с чем ее наличие рядом авторов отрицается. Так, В. И. Ковалев пишет: «Выделение смыслообразующей функции нам представляется нецелесообразным, малообоснованным, ибо "личностный смысл" относится к са мой сущности мотива (в нашем понимании этого термина), а не к одной из его фун кций» (1988, с. 40). Заметим, что это не мешает, с нашей точки зрения, приписы вать мотиву смыслообразующую функцию, так как, являясь основанием действия, поступка, он должен давать ответ на вопросы «для чего?», «ради чего?», «какой смысл?». Однако дальнейшая критика В. И. Ковалевым самого понятия «личностно го смысла» (по А. Н. Леонтьеву) правомерна. Так, далее он пишет: «Личностный смысл рассматривается А. Н. Леонтьевым как отношение мотива к цели... Психоло гическое содержание этого отношения мотива (объекта потребности, или предмета потребности, или предмета деятельности по А. Н. Леонтьеву) к цели (предполагае мому результату деятельности) представить довольно трудно, особенно отношение мотива-цели к цели. Еще труднее выделить основание деления мотивов на смыслообразующие и стимулирующие. Кроме того, поскольку деятельность обычно связа на с целой совокупностью мотивов, это должна быть и совокупность "личностных смыслов". Деятельность, следовательно, должна быть и "многосмысловой". Но у А. Н. Леонтьева этого не обнаруживается, а наоборот, все время предполагается строгая определенность (единственность) смысла той или иной деятельности» (там же, с. 40).
Можно сомневаться и в обоснованности разведения понятий «смысл» и «значе ние»; ведь говорят же о личном и общественном значении (смысле) для человека осуществляемой им деятельности.
Философы и криминалисты рассматривают еще отражательную функцию мо тива. Это отражение в сознании человека потребностей и целей, средств их дости жения и своих возможностей, последствий для себя и нравственного самочувствия. Именно через эту функцию формируются структура и содержание мотивационной сферы личности. Мотивация, с этой точки зрения, отражает все предшествовавшие влияния социальной среды, т. е. по сути — личность. Отсюда, зная структуру моти ва, ведущие мотиваторы, можно судить и о степени социальной зрелости личности.
Н. Е. Ерошина (1973), Е. И. Головаха ( 1979) и другие выделяют объяснительную функцию мотива, под которой понимается сознательно формулируемый личностью источник ее поведения. Выделение этой функции указанными авторами справедли во, так как мотив является основанием (обоснованием) действия или поступка.
Наконец, К. Обуховский говорит о защитной функции мотива и о защитных мо тивах, в которых истинная цель подменяется «официальной версией», необходимой для сохранения требуемого решения, для создания видимости рациональной дея тельности. В связи с этим выделяют мотивационный феномен, который принято на зывать мотивировкой (см. раздел 7.6).
7.4. ХАРАКТЕРИСТИКИ МОТИВА
Выделяют динамические (силу, устойчивость) характеристики мо тива, иначе называемые энергетическими, и содержательные характеристики (пол нота осознания структуры мотива; уверенность в правильности выбора, принятого решения; направленность мотива — личностная, индивидуальная или обществен ная, коллективная; ориентированность на внешние или внутренние факторы при объяснении своего поведения; на удовлетворение каких потребностей — биологи ческих или социальных — они направлены, с какой деятельностью — игровой, учеб ной, трудовой, спортивной — связаны).
Сила мотива определяется интенсивностью мотивационного возбуждения, ко торое, в свою очередь, зависит, как отмечает К. В. Судаков (1972), от гипоталамуса, приходящего в состояние возбуждения от недостатка каких-то веществ в организ ме. Гипоталамо-ретикулярные центры оказывают восходящее активирующее влия ние на кору головного мозга. Таким образом, гипоталамус выступает в роли генера тора энергии, необходимой для формирования побуждения к действию.
Однако силу мотива определяют и психологические факторы: знание результа тов деятельности, а не выполнение работы «вслепую», понимание ее смысла, опре деленная свобода творчества, а не жесткое регламентирование.
Сила мотива во многом определяется сопровождающей его эмоцией, из-за чего мотив может приобретать аффективный характер. Яркая эмоциональная окраска мотива указывает на преимущественно экспрессивный его характер, требующий немедленной и исчерпывающей «энергетической разрядки» в соответствующей внешней деятельности. К таким мотивам обычно относится вопрос: «Тебе что, заго релось?» Аффективные побуждения ситуативно-импульсивного типа встречаются чаще всего у детей, но могут быть и у взрослых. Однако у них больше возможностей преодолеть это побуждение. Даже небольшое затягивание аффективного разряда (например, счет до десяти) может привести к снижению силы эмоций, а следова тельно и силы мотива, дает время подумать о последствиях.
Сила мотива больше, если мотивация внутреннеорганизованная, т. е. когда че ловек сам детерминирует свою деятельность, исходя из внутренних побуждений (по требностей, желаний).
К. Левин полагал, что намерение, т. е. постановка цели, носит в себе напряже ние, направленное на достижение цели. Поэтому сила мотива (потребностное на пряжение) слабеет, если цель достигается (что можно связать с затуханием доми нантного очага возбуждения — по А. А. Ухтомскому). Однако считать это верным для всех без исключения случаев нельзя. Во-первых, этому противоречит возникно вение у человека экстаза, в процессе развития которого возбуждение и напряжение нарастают (в то время как, казалось бы, чем дольше удовлетворяется потребность, тем меньшее напряжение должно оставаться; вспомним, в связи с этим, и опыты Дж. Олдса (1977) с самораздражением мышами «центра удовольствия», во время которых они нажимали на рычаг для замыкания электроцепи до 2000 раз подряд!). Во-вторых, потребностное напряжение может ослабевать или даже исчезать совсем при переходе мотива в оперативную мотивационную установку, т. е. когда достиже ние цели становится в данный момент невозможным. Следовательно, цель не до стигнута, а напряжение ослабевает.
Измерение силы мотива представляет значительные трудности.
По Дж. Аткинсону (J. Atkinson,1964), сила стремлений человека может быть оп ределена при помощи следующей формулы: М = Пду х Вдц х Здц, где М — сила мотива ции (стремления); Пд — сила мотива достижения успеха как личностное свойство (диспозиция); Вдц— субъективно оцениваемая вероятность достижения поставлен ной цели; Здц— личностное значение достижения данной цели для человека. Выра женность П, В и 3 в совокупности и определяет силу мотива.
По Дж. Роттеру (J. Rotter, 1954), сила стремления (поведенческий потенциал) выражается формулой: ВРХ,SiRa = f /EX,Ra,Si& RVa,Si /, где Ra — цель, х— соответству ющая данной цели форма поведения, Е — ожидание того, что данное поведение х приведет к желаемой цели, Ra,Si — ситуация, в которой находится человек в данный момент времени; ВРХ,SiRa— поведенческий потенциал, связанный с формой поведе ния х в ситуации St рассчитанной на достижение цели Ra, RV — ценность или значи мость для человека достижения цели Ra в ситуации Si, & — знак обязательного объ единения, совместного действия соответствующих переменных.
Ожидание связано, по Дж. Роттеру, с локусом контроля, т. е. со склонностью человека приписывать ответственность за результаты своей деятельности внешним силам либо собственным способностям и усилиям (внешний и внутренний локусы контроля). При наличии у человека внутреннего локуса контроля он более настой чив в достижении цели, чем при наличии внешнего локуса.
В. Вроом и Е. Деси (V. Wroom, E. Deci, 1972) считают, что сила стремлений зави сит от сочетания вероятности достижения привлекательных целей в заданной ситу ации и ожидания того, что предпринятое действие в самом деле приведет к достиже нию поставленной цели.
В. С. Мерлин (1971) для измерения силы мотива предлагает два пути: измерение степени нужды и измерение степени влияния мотива на эффективность деятельно сти.
Первый показатель, по сути, измеряющий силу потребности, неоднократно ис пользовался в опытах на животных. Критерием служила скорость, с какой живот ное устремляется к пище. Например, в одном эксперименте животных приучали находить кормушку в сложном лабиринте. В случае, когда животные голодали двое суток, скорость поиска (т. е. пробежки к кормушке) была большей, чем при голода нии в течение одних суток. Другой раз все животные голодали одинаковое время. Обнаружилось, что скорость пробежки у них увеличивается по мере приближения к цели. Отсюда можно предполагать, что при этом сильнее становится и мотив (по требность). Эту закономерность американский психолог Г. Холл (G. Hall, 1961) на звал градиентом цели.
Нечто подобное градиенту цели обнаруживается и у человека. Так, у работаю щих людей физиологи труда выявили эффект «конечного порыва», когда прибли жение финиша увеличивает работоспособность. Роль близости или дальности цели видна и в данных Е. П. Ильина и Е. К. Фещенко (1999): настойчивость (до стижение отдаленной по времени цели, несмотря на возникающие препятствия) опрашиваемые оценивали у себя во многих случаях ниже, чем проявление упор ства, т. е. достижение близкой («здесь и сейчас») цели несмотря на неудачные попытки.
В одном из исследований было показано, что у детей проявляется разная степень интереса и старательности при изготовлении бумажных изделий в зависимости от обещания отдать им эти изделия сразу или через неделю. В мотивах индивидуаль ной деятельности дальность цели влияет на активность детей в большей степени, чем в общественных мотивах. Когда дети делали изделия для себя, но не получали эти изделия неделю, это снижало их активность. Когда же они изготавливали изде лия для других, то снижения активности не было.
Конечно, в реальном поведении человека провести подобные измерения слож но. Приходится обходиться такими показателями (в основном для биологических потребностей), как количество съеденного, выпитого, нахоженного (для удовлет ворения потребности в движении). Поэтому во многих случаях приходится дове рять мнению самого субъекта о степени выраженности у него той или иной потреб ности.
Использование второго показателя измерения силы мотива (эффективности де ятельности) обосновывается так: чем более выражен у человека интерес к какому-нибудь делу, тем успешнее он его делает (В. С. Мерлин). Однако сам автор отмеча ет, что успешность деятельности зависит от многих факторов, а не только от силы мотива. Поэтому данный показатель можно использовать лишь в простейших зада ниях (прыжке в длину, удержании усилия на заданном уровне и т. п.) при сравне нии силы мотива во время соревнований одиночек или команд (в последнем случае у большинства сила мотива увеличивается, что приводит к большей мобилизации и к лучшему результату).
Но и в этом случае определяется не абсолютная, а относительная сила мотива. При этом надо иметь в виду, что прямая зависимость между силой мотива и эффек тивностью деятельности встречается только при возрастании силы мотива до опти мального уровня; дальнейшее увеличение ее и нарастание возбуждения приводят к снижению эффективности деятельности (закон Йеркса—Додсона).
Характеристикой мотива считается и его устойчивость. По существу, под этим понимают устойчивость (инертность) потребности и устойчивость (ригид ность) установок, мировоззрения, ценностей человека, его склонностей, интере сов. Можно говорить и об устойчивости намерений, но тогда речь должна идти уже о мотивационных установках.
В качестве примера измерения этой характеристики мотива можно привести опыты М. Овсянкиной (М. Ovsiankina, 1928), проведенные в лаборатории К. Леви на, во время которых испытуемые, после прерывания выполнения задания, сами, без всякой инструкции, возвращались к его выполнению, объясняя это наличием напряжения (потребности, побуждения); это напряжение у одних оказывалось инертнее, чем у других.
Устойчивость как характеристика в большей мере относится не к мотивам как таковым, а к другим мотивационным образованиям: мотивационным установкам, интересам, привычкам (о которых речь пойдет в разделе 8.2).
7.5. ОСОЗНАВАЕМОСТЬ МОТИВА
Вопрос об осознаваемости мотива, как и многие другие, относящие ся к проблеме мотивации, до сих пор не получил однозначного решения. Во многом это связано с неодинаковым пониманием сущности мотива. В определенный пери од мешали этому и идеологические барьеры. Как отмечает Л. И. Божович, долгое время в советской психологии и педагогике считалось одиозным обращаться для объяснения тех или иных поступков человека к его бессознательной сфере. Поэто му говорить о бессознательности побуждений и мотивов было нельзя. Между тем И. П. Павлов писал: «Мы отлично знаем, до какой степени душевная психическая жизнь пестро складывается из сознательного и бессознательного». Большим недо статком современной ему психологии он считал именно то, что она ограничивается изучением лишь сознательных психических явлений. Психолог, по его образному выражению, оказывается в положении человека, который идет с фонарем в руке, освещающим лишь небольшие участки. «С таким фонарем, — замечает И. П. Пав лов, — трудно изучить всю местность» (1951, с. 105).
В 70-е годы отношение к бессознательному в нашей психологии изменилось. Ста ли говорить и о неосознаваемых мотивах (Л. И. Божович, В. А. Иванников, М. В. Матюхина, В. С. Мерлин, А. Н. Леонтьев, М. Оссовская [М. Ossowska, 1949J) наряду с осознаваемыми. А. Н. Леонтьев, например, писал, что, в отличие от целей, мотивы актуально не осознаются субъектом: когда мы совершаем те или иные дей ствия, то в этот момент мы обычно не отдаем себе отчета о мотивах, которые их побуждают. Правда, при этом он замечает, что мотивы не отделены от сознания, но представлены в нем в особой форме — эмоциональной окраски действий. С. Л. Ру бинштейн трактует неосознанные действия не как явления, совсем не представлен ные в сознании, а как явления, которые не получили более или менее широкой смыс ловой связи с другими побуждениями, не были соотнесены, интегрированы с ними. М. В. Матюхина (1984) утверждает, что мотивационные явления могут иметь раз ный уровень осознания, от глубоко осознанных до неосознаваемых непроизволь ных побуждений; но она же пишет о малоосознанных побуждениях, наименее осоз наваемых мотивах (но все же осознаваемых!), противопоставляя им осознанные. Эти добавления авторов, их разъяснения весьма существенны, так как свидетель ствуют о том, что неосознавание мотива понимается все-таки как малое осознавание и что осознание мотива может происходить в различной форме (о чем уже гово рилось в главе 2, когда речь шла об осознании нужды) и на различных уровнях пси хики. Иначе трудно понять, как мотив одновременно может и осознаваться, и не осознаваться.
Не очень логично говорить и о том, что школьники осознают далеко не все мо тивы учения и что осознание этих мотивов происходит постепенно в процессе воз растного развития и овладения учебной деятельностью (Л. И. Божович и др., 1976). Очевидно, речь идет о том, что школьники еще не понимают социальной значимос ти учения или не придают ей значения. Но раз это так, то эта значимость и не по буждает их к учению, т. е. не является мотивирующим фактором. Как говорил Об ломов: «Я не могу хотеть того, чего не знаю».Другие психологи утверждают, что мотив, если речь идет о нем, не может быть неосознаваемым. Так, Л. П. Кичатинов отмечает, что человек может действовать и несознательно, не отдавая себе отчета в своих действиях (например, в привычном поведении). Отражая потребности, выражая их, эти действия в то же время, по мне нию автора, представляют собой немотивированные действия, поступки без моти вов. Он считает, что нецелесообразно объединять сознательное и бессознательное при рассмотрении мотива.
Сходную позицию занимает и К. Обуховский, который пишет, что человек осу ществляет действие только тогда, когда он смог вербально сформулировать мотив, т. е. цель и средства ее достижения (именно так он понимает мотив). Действие яв ляется немотивированным, если выходит из-под контроля рассудка, например вслед ствие психического расстройства. Bq-o же время он замечает, что мотив не всегда является точным отражением в сознании фактора, влияющего на возникновение деятельности.
Причин, обусловливающих противоречивость взглядов на осознанность моти вов, может быть две. Одна — принятие за мотив различных феноменов. Одно дело — принять за мотив склонность, влечение, установку, которые плохо или со всем не осознаются. Тогда и мотив в представлении такого психолога становится неосознаваемым или слабо осознаваемым. Другое дело — принять за мотив цель и средства ее достижения; тогда мотив может быть только осознаваемым. В действи тельности же в мотиве, как сложном многокомпонентном образовании, одни моти ваторы могут и должны осознаваться (например, если не будет осознания потребно сти, то человек не будет ничего делать для ее удовлетворения), а другие — нет. Но в целом (полностью) структура мотива не может не осознаваться, даже при импуль сивных действиях. Другое дело, что это осознание не получает развернутого вер бального обозначения.
По этому поводу А. Ф. Лазурский писал:
Попытка точно сосчитать число мотивов (читай: мотиваторов. — Е. И.), действующих в каждом данном случае, заранее должна быть признана несостоятельной. Затруднение увели чивается еще и тем, что каждый мотив не представляет из себя чего-нибудь простейшего, неразложимого, а очень часто является сложным комплексом, в состав которого входит целая группа чувств и влечений, более или менее тесно между собою связанных (1995, с 194).
Вторая причина разногласий в трактовке осознанности мотива может состо ять в том, что одни психологи понимают под осознанием ощущения и пережива ния потребностного состояния, а другие — понимание мотива как основания действия или поступка, что, естественно, не одно и то же. Можно осознавать — ощущать, переживать — наличие нужды и не понимать, что конкретно нужно (вспомним одну из стадий формирования потребности личности — неосознание модальности потребности (см. раздел 2.8): человек ощущает дискомфорт, но не понимает его причину. Именно в этом аспекте следует, очевидно, воспринимать и рассуждения А. Н. Леонтьева о неосознаваемых мотивах как непонимаемых. Так, он писал, что предметное содержание мотива так или иначе воспринимает ся, представляются цель, средства ее достижения, более отдаленные результаты. А вот смысл действий понимается не всегда (поэтому он выделял смыслообразующие мотивы).Можно не понимать не только смысл, но и главную причину своего поступка, например один из компонентов блока «внутреннего фильтра» (склонность, предпоч тение, установку). Вот один характерный пример.
Знаменитый генерал Брусилов писал своей старой знакомой, которую не видел двадцать лет, предлагая стать его женой:
Почему я именно к Вам обратился, а не к кому-либо другому, почему Вас предпочел? Точ но на это я, откровенно говоря, ответить не могу, знаю лишь, что я полгода боролся с мыслью вообще жениться, а потом мне было прямо отвратительно даже думать о какой бы то ни было женщине, кроме Вас одной. Почему — не знаю. Вы мне раньше, давно, очень нравились, но ведь мне, случайно, многие нравились1.
Конечно, со слов самого Брусилова видно, что эту женщину он выбрал в жены не случайно. Но понять эту неслучайность он не смог. Осознание склонности или пред почтения не означало понимания причины сделанного выбора. И это встречается в жизни людей довольно часто, например при выборе рода занятий, профессии по склонности, обычно называемой призванием.
Таким образом, само по себе осознание отдельных компонентов мотива не обес печивает еще понимания его как основания поступка или действия. Для этого чело веку надо проанализировать осознаваемое и привести к общему знаменателю.
Правда, такому анализу может препятствовать ряд моментов. Во-первых, во мно гих случаях человеку не надо углубляться в такой анализ, так как ситуация для него очевидна и поведение в ней у него уже отработано. В этом случае многие компонен ты мотива, особенно из блока «внутреннего фильтра», скорее подразумеваются, чем осознаются и вербально обозначаются. Поэтому X. Хекхаузен, например, пишет, что причины поступков, их цели и средства часто очевидны для современников, при надлежащих к той же культурной среде, следовательно, при нормативном поведе нии вряд ли кому-нибудь, исключая психологов, вздумается ставить вопрос «За чем?» В крайнем случае, пишет он, в порядке объяснения можно ответить, что все так делают или вынуждены делать.
И при вопросе: «Почему ты помог ему?» на поверхности сознания спрашиваемого часто оказывается какая-нибудь одна распространенная причина, в основном свя занная с оценкой ситуации: «Ему плохо», «Больше некому», «Одному грустно» и т. п. В действительности же ситуация была лишь внешним толчком, а внутренним побу дителем являлась недекларируемая нравственность субъекта. Но до этой причины можно докопаться, только поставив перед человеком ряд вопросов, которые бы за ставили его поглубже разобраться в причинах своего поступка.
Во-вторых, в сознании человека один мотиватор (причина) может подменяться другим. Например, наиболее часто, как уже говорилось в главе 2, потребность под меняется в сознании предметом ее удовлетворения, и поэтому человек говорит, что пошел на кухню, потому что ему нужен хлеб, а не потому, что он голоден.
В-третьих, у человека может отсутствовать желание докопаться до истинной причины своего поступка из-за нежелания выглядеть в собственных глазах безнрав ственным. На поверхность сознания им будет выдвигаться другая, более благовид ная причина, могущая оправдать его поступок, причем действительно актуальная, но не главная, не решающая.
Брусилов А. А. Письма к Н. Желиховской //Источник. — 1994. — № 5. — С. 18.
Классический пример недопущения до ясного осознания фактов, которые мог ли бы изменить мотив поведения, имеется в дневниковых записях писателя Лео нида Андреева. Длительное время он был сторонником продолжения в 1917 году войны России с Германией, поддерживал союзников России и боролся в своих публицистических статьях против «пораженцев». Но победа большевиков в октяб ре 1917 года и последовавшие за этим жестокие репрессии изменили взгляды пи сателя на войну. О том, почему это не произошло раньше, он пишет в дневнике в апреле 1918 года:
Любопытно, как я, полусознательно, удерживал мое воображение, чтобы оно не представ ляло существа войны... Почти независимое, оно подчиняло себе и мысли, и волю, и желания, и особенно сильно оно бывало в представлениях картин ужаса, боли, страданий, внезапное и роковое. Не знаю, как это удалось, но мне действительно удалось наложить на него узду и сделать его в отношении войны чисто формальным, почти официозным, не идущим далее правительственных сообщений и газетной бездари.
Но это лишь наполовину спасало меня, не давая сразу погрузиться в тьму безначалия. Ибо наряду с верхним, правительственным воображением, введенным в рамки строгой официоз ности, работало тайное (есть такое!) подпольное воображение; и в то время как в бельэтаже благолепно и чинно разыгрывались союзные гимны, в подвале творилось темное и ужасное. Туда были загнаны «безумие и ужас», и там они живут и поднесь. И оттуда шлют они по всему телу смертоносные яды, эти дурманы головы, эти сверлящие боли сердца1.
Хотя цели, которые ставит перед собой человек, сознательны, однако они не.всегда ему ясны до конца. В связи с этим О. К. Тихомиров выделяет цели поисковых проб («посмотрим, что получится... »), которые относятся им к классу неопределен ных предвосхищений. Не всегда продумываются и последствия достижения цели. Особенно часто такие не до конца обоснованные решения и намерения возникают у человека при наличии у него азарта, эмоций борьбы или когда у него нет времени на обдумывание (решения, принимаемые в спешке).
Таким образом, в вопросе об осознаваемости мотивов можно выделить три ас пекта: собственно осознание (ощущение, переживание), понимание и обдумы вание, которые могут быть более и менее полными, отчего и появляются моменты осознанного и неосознанного, обдуманные и необдуманные действия (последние — из-за некритического, «на веру», принятия совета, из-за недостатка времени на об думывание, в результате аффекта).
Понимание, «чего» я хочу добиться, означает понимание цели; понимание, «по чему» — понимание потребности, а понимание «для чего» — смысл действия или поступка.
Некоторые психологи утверждают, что об истинном мотиве (причине) можно узнать только постфактум, когда деятельность уже началась или, более того, закон чилась. Это утверждение может быть справедливым, если иметь в виду понимание истинной (решающей) причины, и то не для всех случаев (ведь часто результат не совпадает с ожиданиями, заложенными в мотиве, т. е. с целью). Когда же речь идет об осознании компонентов мотива, то по отношению к ним эта точка зрения вряд ли применима. Если основные компоненты мотива (потребность, цель) не будут осо знаваться, то что же тогда побудит человека к произвольной активности? Неслу чайно В. С. Мерлин подчеркивал, что действия человека определяются главным образом сознательными целями, а К. Обуховский замечает, что мотив — это вербали зованный (а следовательно — и осознанный) побудитель активности человека.
АндреевЛ. Верните Россию. — М , 1994. —С. 182-183.
Таблица 7 1
Связь выбора мотиваторов с типическими свойствами личности
|
Свойство личности |
Степень выражен ности |
Компоненты мотива |
|||||||||||
|
П |
д |
My |
Предп. |
нк |
Пп |
Ов |
Цп |
Од |
Пудп |
||||
|
Внеш. |
Внут. |
Дек |
Недек |
||||||||||
|
Экстраверсия |
низкая |
+ |
+ |
+ |
+ |
+ |
|||||||
|
высокая |
+ |
+ |
+ |
+ |
+ |
||||||||
|
Нейротизм |
низкая |
+ |
+ |
+ |
+ |
+ |
+ |
||||||
|
высокая |
+ |
+ |
+ |
||||||||||
|
Самооценка |
низкая |
+ |
+ |
+ |
+ |
+ |
|||||||
|
высокая |
+ |
+ |
+ |
+ |
+ |
+ |
|||||||
|
Потребность в достижении |
низкая |
+ |
+ |
+ |
+ |
+ |
+ |
||||||
|
высокая |
+ |
+ |
+ |
+ |
+ |
||||||||
|
Избегание неудачи |
+ |
+ |
+ |
+ |
|||||||||
|
Стремление к успеху |
+ |
+ |
+ |
+ |
+ |
||||||||
|
Импуль- |
низкая |
+ |
+ |
+ |
|||||||||
|
сивность |
высокая |
+ |
+ |
+ |
|||||||||
|
Локус |
низкая |
+ |
+ |
+ |
+ |
+ |
+ |
+ |
|||||
|
контроля |
высокая |
+ |
+ |
+ |
+ |
+ |
Таблица 7.2
Связь выбора мотиваторов с полом опрашиваемых
|
Пол опрошенных |
Компоненты мотива |
|||||||||||
|
П |
Д |
My |
Предп. |
НК |
Пп |
Ов |
Цп |
Од |
Пудп |
|||
|
Внеш. |
Внут. |
Дек. |
Недек. |
|||||||||
|
мужской |
+ |
+ |
+ |
+ |
||||||||
|
женский |
+ |
+ |
+ |
+ |
Примечание:
1. Знаком «+» обозначено, с каким полюсом проявления свойства лич ности чаще выбирается тот или иной мотиватор
2 Расшифровка этих обозначений дана в разделе 7 1.
А. Н. Леонтьев считает, что по ходу выполнения действий мотив не осознается, осознаются только цели действий. С этим частично можно согласиться: ведь в каждый конкретный момент человек не думает, почему он совершает это действие, а думает о том, что должно получиться, что получается. Правда, надо принять во вни мание, что цель тоже является частью мотива, поэтому частично мотив все же осо знается, как и смысл деятельности в целом, т. е. конечная цель, предвидимый ре зультат.
Я уже говорил, что в сознании субъекта отражается (по крайней мере на верба лизованном уровне) не вся структура мотива, а только один-два мотиватора. Как показано А. В. Ермолиным (1997), то, какой из мотиваторов чаще актуализируется в сознании субъекта, зависит как от постановки вопроса («почему?» или «для чего?»), так и от личностных свойств субъекта. Полученные им данные приведены в табл. 7.1. Из нее видно, например, что потребность как причина поступка чаще все го называется лицами экстравертного типа, с низким нейротизмом, высокой само оценкой, со склонностью к избеганию неудач и т. д., в то время как долженствова ние (как причина поступка) называется чаще лицами, имеющими противополож ные личностные свойства.
С другой стороны, экстраверты среди мотиваторов чаще называют потребность, мотивационную установку, внутреннее предпочтение (склонность), оценку возмож ностей и процесс удовлетворения потребностей, а интроверты — долженствование, внешнее предпочтение, недекларируемую нравственность, прогноз последствий и потребностную цель.
Такой мотиватор, как оценка своих возможностей (способностей), используется лицами с разной мотивацией по-разному. Лица с мотивацией стремления к успеху объясняют свой успех наличием способностей, а лица с мотивацией избегания неуда чи объясняют неудачу отсутствием способностей. При этом, как видно из табл. 7.2, лицами с мотивацией избегания неудачи оценка своих возможностей используется при объяснении своих поступков чаще, чем лицами с мотивацией достижения успеха.
Таким образом, стремящиеся к успеху свои достижения приписывают внутрен ним факторам (способностям, старанию и т. п.), а избегающие неудачи — внешним факторам (легкости задания, везению и т. п.).
А. В. Ермолиным выявлены и некоторые половые различия в частоте представ ленности тех или иных мотиваторов в осознании субъектов. Так, из табл. 7.2 следу ет, что мотиватор «потребность» чаще называется лицами мужского пола, а мотива тор «долженствование» — женского. Это согласуется с данными ряда авторов, до казывающих большую предрасположенность школьниц к усвоению общественных норм и требований.
Мужчины чаще называют в качестве мотиватора оценку своих возможностей, своего состояния, а женщины в той же ситуации ориентируются на то, как они вос принимаются со стороны (идет им или нет та или иная часть гардероба и т. п.).
7.6. МОТИВИРОВКА, ЕЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ МЕХАНИЗМЫ
Вскрытие структуры мотива означает не что иное, как «залезание в душу» себе или другому человеку, а этого хочется не каждому. Нежелание человека раскрываться перед другим или признаться самому себе в истинных причинах по-ступка приводит к появлению «защитных механизмов», о которых говорил 3. Фрейд: вытеснению, замещению, проекции, сублимации. В этих случаях психологу и педа гогу приходится иметь дело уже не с мотивами, а с мотивировкой, при которой ис тинные причины заменяются выдуманными.
Мотивировка определяется как рациональное объяснение субъектом причин действия посредством указания на социально приемлемые для него и референтной группы обстоятельства, побудившие к выбору данного действия (поступка). С по мощью мотивировок личность иногда оправдывает свои действия и поступки, при водя их в соответствие с нормами поведения в обществе и со своими личностными нормативами. Вследствие этого мотивировки-высказывания могут не совпадать с действительными мотивами (причинами) поступка и даже сознательно их маски ровать.
Герой романа А. Моруа «Скука» говорит:
Я только и делал, что приходил в студию и тут же уходил под любым ничтожным предло гом, какой только мог придумать, чтобы оправдать свой уход пойти за сигаретами, которые были мне не нужны, или выпить кофе, которого совсем не хотелось, или купить газету, кото рая меня не интересовала'
На риторический вопрос: «Почему люди обманывают себя, одобряя в мотиве лож ные цели?», К. Обуховский отвечает, что человек только тогда охотно смотрит прав де в глаза, когда она ему приятна, а именно это и позволяет делать ложная цель, оправдывая поступок в собственных глазах. С помощью замещения как психологи ческого механизма защиты (по 3. Фрейду) человек пытается уклониться от угрызе ний совести, упреков других людей и т. д. Мотивировка, следовательно, часто явля ется тем, что в быту называют отговоркой.
Психологическим базисом для объяснения причины появления отговорок (мо тивировок) может служить теория когнитивного диссонанса Л. Фестингера (L. Festinger, 1957)2. Согласно этой теории, система знаний человека о себе и о мире стремится к некоторому согласованию (консонансу). При возникновении рас согласованности (диссонанса) человек чувствует дискомфорт, от которого стремит ся избавиться Таким образом, диссонанс является негативным побудительным со стоянием, при котором субъект одновременно располагает двумя психологически противоречивыми «знаниями» об одном и том же объекте или событии. Позднее Л. Фестингер определил диссонанс как следствие недостаточного оправдания выбора. Стремясь усилить оправдание поступка, человек либо изменяет свое отно шение к объектам, с которыми связан поступок, либо обесценивает значение по ступка для себя и других, либо изменяет поведение.
Л. Фестингер установил, что после принятия решения диссонанс обычно реду цируется. Это происходит за счет придания большей ценности решению, которое принято, а не тому, которое отвергнуто. Человек невольно начинает искать допол нительные, оправдывающие принятое решение аргументы и тем самым искусстве,н-но повышает для самого себя ценность избранной альтернативы. Одновременно с этим он обнаруживает склонность игнорировать неприятную для него информацию, говорящую о том, что принято не самое лучшее решение
Субъект задним числом повышает ценность действия и в том случае, если оно приводит к нежелательному результату, чтобы уменьшить возникший диссонанс
7.7. ЧТО ОЗНАЧАЕТ «БОРЬБА МОТИВОВ»?
Вопрос о «борьбе мотивов» обсуждается в психологической литера туре с конца прошлого века. В. Вундт (1897) связывал борьбу мотивов с процессом выбора, а В Штерн (W. Stern, 1900) — с проявлением человеком решительности А Ф. Лазурский (1906) писал, что возбудителем борьбы мотивов можно считать такое стечение обстоятельств, при котором у человека наряду с одним каким-ни будь желанием или влечением, отличающимся значительной силой и стремящимся перейти в действие, возникают другие желания, противоположные первому, затруд няющие его осуществление (например, столкновение между чувством долга и лю бовью к близким, между желанием достигнуть какой-либо цели и страхом перед опасностью и т. д.).
А. Ф. Лазурский рассматривал борьбу мотивов как одно из проявлений психи ческой задержки Он подчеркивал, что внутренняя борьба — это такой процесс, в котором все важнейшие запросы и потребности человека выступают нередко с чрез вычайной яркостью. Очевидно, для него это имело принципиальное значение, так как он пишет:
Нередко приходится встречаться с недостаточным различением между борьбой мотивов и обдуманностью поступков или даже с полным отождествлением этих двух сторон волевого процесса Действия и решения, которым предшествует выбор, иногда прямо называют обду манными действиями Такое отождествление нельзя считать вполне правильным Правда, между ними существует, несомненно, тесная зависимость, так как усиленная борьба мотивов может благоприятствовать более полному их обсуждению, но все же бывают случаи, когда оба названных качества не идут рука об руку Иногда напряженная борьба стремления до того наполняет все сознание человека, до того сосредоточивает на себе всю его психическую энер гию, что ему положительно нет времени обдумывать или соображать что бы то ни было С другой стороны, есть немало таких людей, которые в высшей степени обстоятельно и благо разумно обсуждают и взвешивают все подробности предстоящего им поступка, а когда наста нет час выбирать и действовать, поступают как придется, совершенно забывая при этом все свои прежние соображения, и бывают способны наделать большие глупости Таким образом, если борьба мотивов может во многих случаях способствовать более подробным обсуждени ям поступков, то обратное заключение далеко не всегда оказывается справедливым (с 194)
Это замечание А. Ф. Лазурского справедливо, и его следует принимать во вни мание, когда речь идет о сложной мотивации Но, с другой стороны, он сам допу скает, на наш взгляд, известное упрощение, чрезмерно сблизив борьбу мотивов и принятие решения. Альтернативный выбор не всегда означает борьбу мотивов, мо тиваторов, потребностей. В этом отношении его ссылки на работу В.Штерна по определению дифференциальных порогов представляются некорректными, реши тельность-нерешительность человека при вынесении суждений не является пря мым показателем борьбы мотивов. Часто борьбу мотивов сводят к борьбе мышления (рассудка) с чувством; человек как бы раздваивается: «Ум говорит одно, а сердце (чувство) — другое». Если побеж дает ум, то могут возникнуть отрицательные эмоции.
Как отмечает Н. Д. Левитов, словосочетание «борьба мотивов» вошло в тради цию, что нельзя считать удачным; если его и сохранять, то как условный термин. Называя внутреннюю борьбу, возникающую перед принятием трудного решения, «борьбой мотивов», мы тем самым подчеркиваем безличностный характер этого состояния, пишет Н. Д. Левитов.
Дело фактически представляется так, как будто бы в сознании человека имеются неза висимые от личности и от самого сознания мотивы, имеющие определенную силу; эти моти вы сталкиваются, один вытесняет другой, и в результате этих столкновений получается ре шение. На самом деле то, что принято называть «борьбой мотивов», всегда является внут ренней борьбой, или конфликтом личности. Не мотивы борются, а человек напряженно размышляет, сопоставляя разные мотивы, он борется сам с собой. Эта внутренняя борьба всегда отражает внешние, объективно данные противоречия, конфликты. Неудовлетвори телен термин «борьба мотивов», — продолжает Н. Д. Левитов, — и потому, что он обедня ет содержание тех психических состояний, которые возникают при трудностях принятия решения. Дело не только в том, чтобы отдать предпочтение какому-то мотиву, хотя это име ет очень существенное значение, но и в том, чтобы в нужный момент все необходимые мо тивы имелись в сознании, и не только мотивы, но и цели и средства для достижения цели, между которыми надо делать выбор. Да и всегда ли делается выбор? Не бывает ли часто так, что решение принимается без всякого выбора, а для оправдания этого решения пост фактум оно рационализируется (с. 172-173).
Нельзя не признать справедливость этих слов Н. Д. Левитова, хотя лучше было бы говорить о сопоставлении при размышлении не мотивов, а мотиваторов.
Л. П. Кичатинов тоже считает, что утвердившийся в нашей литературе термин «борьба мотивов» недостаточно точно отражает суть явления. Он употребляет этот термин в значении взаимопереходов мотивов вследствие переосмысления личност ного значения деятельности. Таким образом, у него борьба мотивов превратилась в смену мотивов, что тоже не отражает суть явления: ведь смена мотивов может про исходить и без всякой борьбы.
Имеются и другие взгляды на борьбу мотивов. А. А. Файзуллаев (1989) предпо читает говорить о блокировке личностью принятия мотива, М. В. Демин (1977) — о борьбе различных влечений и тенденций в мотиве (что, с моей точки зрения, бли же всего к истине), В. К. Вилюнас (1990) — о конкурирующих побуждениях. Все это свидетельствует, что «борются» в человеке различные доводы, установки, жела ния, влечения, т. е. различные компоненты мотива, а не мотивы в целом. Борьба идет в процессе мотивации, когда мотив еще не сформирован. Когда же он сформи рован, то бороться уже нет надобности, его надо реализовывать, запускать в дей ствие. «Побежденные» мотиваторы (доводы, аргументы, установки) уходят из поля сознания, вытесняются как ненужные в данной ситуации. Если же их вытеснить не удается, то человек, реализуя намерение, продолжает сомневаться в правильности своих действий и при появлении обстоятельств, усиливающих сомнение, может пре рвать выполнение задуманного.
Сказанное дает основание говорить о том, что можно сознательно действовать наперекор какому-то влечению, желанию (потребности), если доводы в пользу дру гой необходимости оказались сильнее, но нельзя действовать наперекор мотиву, как утверждает В. С. Мерлин, иначе это действие становится немотивирован ным.
Правда, имеются случаи, когда вроде бы можно говорить и о борьбе мотивов в целом, когда конкурировать начинают намерения. Так, может сложиться ситуация, когда долго откладывавшиеся намерения концентрируются в одном временном от резке. В этом случае человек обычно заявляет: «Не знаю что и делать, и это надо сделать, и это». Но если разобраться, то, во-первых, конкурируют между собой мотивационные установки (нереализованные или отложенные мотивы), во-вторых, в результате этой борьбы «конкуренты» не «уничтожаются», а выстраивается опреде ленная последовательность выполнения намерения: одна мотивационная установ ка снова превращается в мотив, в побуждение к действию, а другие на время так и остаются установками. Именно так мы понимаем иерархию мотивов, о которой пи сал А. Н. Леонтьев; иерархизируются мотиваторы, а не мотивы в целом, и мотивационные установки, а не устойчивые мотивы. В этом процессе главную роль играют ценностные установки человека: что ему кажется более существенным, главным не столько в данный момент, сколько в жизни вообще.
Очевидно, что истинная борьба мотивов возможна только тогда, когда противо борствуют намерения двух и более людей, что, например, встречается в спорте, в научных коллективах (где решение одной и той же проблемы предлагается разными учеными с разных позиций, разными способами. Именно тогда встает вопрос о фор мировании «коллективной мотивации»).
Надо отметить, что «борьба мотивов» может проходить как на сознательном, так и на бессознательном уровне. Последнее особенно характерно для органичес ких потребностей (выявляется, какая из нужд пробьется на уровень сознания, если они возникают одновременно). Очевидно, борьба между ними осуществляет ся по механизму доминанты: более сильный очаг возбуждения тормозит более сла бый.
При «борьбе мотивов» человек может решать разные задачи: действовать или не действовать, быть или не быть, обещать или не обещать и т. д., т. е. сказать себе или другим «да» или «нет». Это соответствует внутреннему мотивационному конфликту типа «стремление — избегание» («и хочется, и колется»). Другая ситуация —дей ствовать надо, но возникает вопрос — как. При этом в одном случае все способы удовлетворения потребности ясны, известны, но равнозначны. Это внутренний мотивационный конфликт «стремление — стремление». И если при первом типе кон фликта выбранное действие обычно кажется более привлекательным, чем отвергну тое, то при втором типе — менее привлекательным. Особенно сложен выбор, когда человек понимает, что «и так плохо, и так плохо», и ему приходится выбирать из нескольких зол меньшее. Это конфликт «избегание — избегание». В этом случае помогает сделать выбор внешнее воздействие, но это зависит от степени референтности (авторитетности) того, кто воздействует.
Когда выбор все-таки сделан, немедленно возникает состояние когнитивного дис сонанса, стремление оправдать свой выбор. Обычным способом такого оправдания является переоценка альтернативы выбора: подчеркивание положительных черт выбранного объекта (или способа) удовлетворения потребности и негативных черт отвергнутого, и наоборот, преуменьшение негативных черт первого и положитель ных второго (Д. Брэм [J. Brehm, 1959]; Л. Фестингер [L. Festinger, 1957]).В ряде случаев не совсем ясны перспективы и пути достижения цели, а ответ ственность на человеке лежит большая (ошибочное решение может привести к на казанию субъекта или гибели других людей). В этом случае борьба мотиваторов при формировании мотива может приводить к существенному психическому напряже нию человека и не всегда вызывает уверенность в правильности принятого реше ния. Для снятия этого напряжения могут использоваться разные способы: оттяги вание принятия окончательного решения о цели, условное принятие цели, исполь зование жребия, обращение за советом к другим людям, ссылка на то, что «все так делают», «сделаю один раз и больше не буду» и т. д. Многое зависит от решительно сти человека как его личностной особенности. У нерешительных борьба аргументов в пользу принятия того или иного решения проходит дольше и мучительнее. Одина ково сильные аргументы или потребности приводят к временному или окончатель ному отказу от выбора и как бы парализуют волю.
Для последнего случая человек часто использует жребий. На роли жребия как вспомогательного средства выхода из тупика, созданного тем, что все альтернати вы, влияющие на принятие решения, равноценны или их столько, что человек не в состоянии как следует оценить каждую, подробно останавливается Л. С. Выгот ский (1983). Ссылаясь на приведенный Спинозой пример с ослом, испытывающим одновременно голод и жажду и находящимся на одинаковом расстоянии от пищи и воды, Л. С. Выготский замечает, что если на месте этого осла представить челове ка, который должен погибнуть от голода и жажды из-за невозможности сделать выбор, то такого человека следовало бы считать не мыслящим существом, а постыднейшим ослом. Поведение человека в ситуации буриданова осла как раз пока зывает различие между человеком и животным. Человек мыслит, т. е. познает со здавшуюся ситуацию и ищет способ, который вывел бы из нее. Одним из таких способов и является жребий.
Австрийский философ и социолог О. Нейрат, как отмечает Л. С. Выготский, раз вил положение об использовании вспомогательных средств в учение о так называе мых вспомогательных мотивах (простейшей формой которых является жребий), роль которых заключается в том, чтобы воздействовать на собственное решение (вы бор) при помощи нейтральных стимулов, приобретающих от этого значение и силу мотивов ( в развиваемой мною концепции — мотиваторов, имеющих решающее зна чение). Человек, например, заранее, для себя, оговаривает условие: если выпадет черная кость, то он сделает что-то намеченное, если белая — то не будет делать. Или как в примере К. Левина с человеком, находящимся в неведении относительно того, вернется ли в комнату и когда человек, с которым он имел дело. Затянувшееся ожидание и отсутствие информации приводят человека к мысли, что о нем забыли и нужно уходить. Однако он колеблется и преодолеть нерешительность в принятии решения — остаться или уйти — ему помогает брошенный на часы взгляд. Человек принимает решение уйти из комнаты, когда стрелка дойдет до определенной цифры. Следовательно, положение стрелки часов становится как бы вспомогательным мо тиватором. Вариантов жребия — множество; можно сказать, что обращение к нему — это перевод ответственности за принимаемое решение с себя на внешнее обстоятельство.
Нельзя, однако, не заметить, что ряд примеров, приведенных Л. С. Выготским и якобы показывающих роль «вспомогательных мотивов» (внешних обстоятельств, добавочных стимулов), не совсем соответствуют описанному выше принятию реше ния «что делать». Так, он приводит описание У. Джемса утреннего вставания чело века с постели. Человек после пробуждения знает, что ему нужно встать, но его тянет полежать еще немного. Происходит, как считают упомянутые авторы, борьба мотивов. Оба мотива чередуются в сознании и сменяют друг друга. Помогает реше ние встать на счет «три».
На первый взгляд здесь действительно происходит борьба понимания необходи мости встать с желанием еще полежать (т. е. вроде бы человек тоже решает, что делать). Однако фраза «человек после пробуждения знает, что ему нужно встать» свидетельствует о том, что намерение встать у него уже имеется (т. е. он знает, что нужно делать), и речь идет только о том, когда встать, в какой отрезок времени, т. е. когда начать осуществление намерения. Следовательно, можно и должно говорить в данном примере не о формировании намерения (побуждения) встать, а об инициа ции действия вставания. Счет «три» придает человеку большую решимость, увели чивает импульс инициации, проявление им волевого усилия, направленного на пре одоление желания полежать. Такую же роль выполняет и положение стрелок часов в примере К. Левина.
Таким образом, внутренняя борьба связана с принятием решения не только о том, что делать, но и когда делать, в какой момент начать действие при наличии противоположного желания, тормозящего инициацию (запуск) нужного действия. В приведенном примере речь идет в общем о том же, что и в случае с человеком на вышке: он знает, что нужно прыгнуть в воду, намерен это сделать, но не решается осуществить свое намерение и оттягивает момент начала действия из-за испытыва емого страха.
7.8. О КЛАССИФИКАЦИИ МОТИВОВ
Попытки классифицировать мотивы делались неоднократно и с раз ных позиций. При этом выделение видов мотивов и их классификация зависят у многих авторов от того, как они понимают сущность мотива. Так, деление мотивов на биологические и социальные, выделение мотивов самоуважения, самоактуализа ции, мотивов-стремлений к результату (мотивы достижения), мотивов-стремлений к самой деятельности, мотивов к успеху и избеганию неудачи в своей основе бази руются на выделении и классификации различных видов потребностей человека (биологических и социальных). В ряде случаев, как я уже говорил, основой для де ления мотивов является принадлежность стимулов, вызывающих потребности, к внешним или внутренним (это имеет место и у А. К. Марковой с соавторами, 1983). Деление мотивов на личностные и общественные, эгоистические и общественно значимые связано с установками личности, ее нравственностью, направленностью (Л. И. Божович). Сюда же следует отнести, по В. И. Ковалеву, и идейные и нрав ственные мотивы (так как они отражают убеждения личности, ее мировоззрение, нравственные нормы и принципы поведения), и мотивы коллективистские (которые базируются на таких аттитюдах (установках), как нормы жизни данного коллекти ва, принятые личностью). Таким образом, обозначение (название) мотивов в большинстве случаев происходит по ведущему (наиболее ярко выраженному) мотивато ру. Такие мотивы можно назвать, пользуясь термином Л. С. Выготского, «однознач ными», в отличие от «многозначных», в которых имеется сразу несколько мотива торов, имеющих для человека противоположное значение — притягивающие и от талкивающие, приятные и неприятные.
Другой подход к выделению и классификации мотивов — по видам активно сти, проявляемой человеком: мотивы общения, игры, учения, профессиональной, спортивной и общественной деятельности и т. д. Здесь название мотива определя ется видом проявляемой активности.
Еще один распространенный подход к классификации мотивов — с учетом их временной характеристики. С одной стороны, это ситуативные и постоянно (пе риодически) проявляющиеся мотивы, с другой — это мотивы кратковременные и устойчивые. Последние я называю мотивационными установками: оперативными — отсроченными для исполнения, и перманентными, долговременными, характеризу ющими направленность личности (о перманентных Б. М. Теплов говорил как о дале кой мотивации в отличие от короткой мотивации, когда человек побуждается к дея тельности только ближайшими задачами).
Мною выделяются мотивы на основании их структуры: первичные (абстракт ные) — с наличием только абстрактной цели, вторичные — с наличием конкретной цели; последние делятся на полные (с присутствием компонентов из всех блоков: потребностного, «внутреннего фильтра» и целевого) и укороченные (сформировав шиеся без участия блока «внутреннего фильтра»).
Сходная классификация мотивов дана в книге И. А. Васильева и М. Ш. Магомед-Эминова (1991). В ней выделены: обобщенные устойчивые мотивы, которые выра жаются в индивидуально-личностных особенностях (мотив стремления к успеху, мотив избегания неудачи — неважно, в какой деятельности или ситуации, здесь и успех и неудача выступают как абстрактные цели, одна со знаком «плюс», другая со знаком «минус»), конкретные устойчивые мотивы, которым свойственна систе матически воспроизводимая активность (например, при профессиональной деятель ности: изготовление деталей, занятия наукой и т. п.), общие неустойчивые моти вы, у которых имеется обобщенное предметное содержание, без дифференциации и иерархизации, конкретные неустойчивые мотивы, которым свойственна узкая временная перспектива при наличии конкретной (временной) цели.
Вообще же общепризнано, что единой и удовлетворяющей всех классификации мотивов нет. Классификации мотивов могут быть разными в зависимости от целей исследователя, угла рассмотрения вопроса и т. п. Единственно, что можно требо вать от этих классификаций — чтобы они не противоречили сущности мотивов, их генезису. Так, например, трудно согласиться с делением В. С. Мерлиным (1971) мотивов на наследственные и приобретенные: все мотивы являются приобретенны ми, сформированными в процессе жизни человека, в онтогенезе.
Е. И. Головаха (1979) выделяет три вида мотивов на основании их функций: ре ально действующие неосознанные мотивы, выполняющие только побуждающую функцию; реально действующие осознанные мотивы, выполняющие побудитель ную, смыслообразующую и объяснительную функцию; «понимаемые» мотивы, вы полняющие либо объяснительную, либо смыслообразующую, либо ту и другую фун кции одновременно.В заключение остановимся на выделении некоторыми психологами и филосо фами антимотивов, антипотребностей и антимотивации (Г. В. Суходольский, 1988). Исходными предпосылками для такого выделения являются общеизвест ные факты: пресыщение потребности превращает ее в побуждение «отрицатель ной модальности» (В. Г. Асеев, 1976), вызывает активное отвращение, отталкива ние от тех предметов, которые прежде притягивали субъекта, удовлетворяли его потребность. Точно так же все, что определенно или предположительно является для человека вредным, опасным, отталкивает и отвращает его. Такие состояния субъекта, противоположные потребностям, Я. Дитрих называет антипотребнос тями.
Антипотребности реализуются в антинаправленности, опредмечиваются анти мотивами (согласно пониманию мотива А. Н. Леонтьевым); антимотивы конкре тизируются в антицелях, т. е. предвидимых антирезультатах, оцениваемых как вредные и избегаемые. Антинаправленность понимается как установка действовать противоположным чему-либо образом, что проявляется в эгоцентризме, нонконфор мизме и т. п. Антимотив — это принцип избегания либо обобщенный запрет (вра чебное — «не навредить», административное — «с начальством не спорить», воен ное — «приказы не обсуждать»). Антицель — это предвидимый конкретный вред ный результат. Условия, препятствующие получению полезного результата, Г. В. Суходольский называет антиусловиями. Он подчеркивает, что приведенные рассуждения — не жонглирование словами, а имеют определенный смысл. Так, на пример, с его точки зрения, борьба мотивов осмысливается как борьба мотивов и антимотивов в оценке всех «за и против», а сознательный выбор целей (целеполагание) — как выбор между целями и антицелями.
Думается, что при обосновании необходимости выделения антимотивов, анти потребностей, антицелей Г. В. Суходольский слишком акцентировал положения, высказанные другими авторами. В. Г. Асеев действительно говорит о положитель ной и отрицательной модальности побуждений, но, по сути дела, имеет в виду знак переживаемых человеком эмоций — удовлетворения или страдания, а не знак по буждения. Не сучайно обсуждение вопроса о двумодальности побуждений он на чинает с цитаты Аристотеля из трактата «О душе»: «По деятельности отвращение и стремление тождественны, способность стремиться (к чему-нибудь) также не отличается от способности избегать, они не разнятся ни друг от друга, ни от ощу щаемой способности, но способ их проявления различен» (1976, с. 100) (курсив мой. — Е. И.).
Антипотребности Я. Дитриха (1981), т. е. состояния, якобы противоположные потребностям, рассматриваются психологами как переживание долженствования, как мотивация с участием волевого усилия, а не как антимотив. Даже установка «без обсуждения выполнять приказы» имеет в своей основе потребность избежать наказания (кстати, в психологии широко используется термин «мотив избегания», а не антимотив). Если человек знает, что данная цель может нанести ему вред, это не всегда превращает ее в «антицель» (примером чему являются курильщики, ал коголики, наркоманы). Поэтому существующая мотивационная терминология по зволяет описывать мотивационные процессы без использования приставки «анти», а попытка Г. В. Суходольского внедрить планетарное мышление (миры—антими ры) и в понимание активности человека только запутывает и без того непростые вещи. Чего, например, стоит следующая фраза: «Инициированный антипотребно стями и антимотивированный процесс последовательного достижения антицелей при определенном комплексе антиусловий может быть назван антидеятельнос тью». Антидеятельность — это «деятельность наоборот». Все это нагромождение «анти» понадобилось Г. В. Суходольскому только для того, чтобы сказать триви альную вещь, антидеятельность — это не что иное, как разрушение (или созида ние препятствий), делающее деятельность невозможной, и элементами этой раз рушающей, препятствующей деятельности являются противодействия (антидей ствия по его терминологии)
МОТИВАЦИЯ И ЭФФЕКТИВНОСТЬ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
15.1. СИЛА МОТИВА И ЭФФЕКТИВНОСТЬ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Как уже говорилось, одной из характеристик мотива является его сила. Она влияет не только на уровень активности человека, но и на успешность проявления этой активности, в частности — на эффективность деятельности
С силой мотива связана его устойчивость. Если она проявляется ситуативно, «здесь и сейчас», то говорят об упорстве, если устойчивость характеризует мотивационную установку, то говорят о настойчивости.
М. Уинтерботтом (М. R. Winterbottom, 1958) показал, что сильномотивирован ные дети проявляют большее упорство в выполнении задания, чем слабомотивированные; у взрослых эта зависимость выражена слабее (Дж Аткинсон и Г Лит вин [J. Atkinson, G. Litwin, I960]) или вообще отсутствует (Е Френч и Ф. Томас [Е. French, F. Thomas, 1958]). X. Хекхаузен (1986) показал, что сильномотивиро ванные и мотивированные на успех склонны планировать свое будущее на боль шие промежутки времени.
Исторически изучение этого вопроса началось в первой четверти XX века в свя зи с исследованием влияния различной по силе стимуляции на уровень активности, силу эмоциональной реакции и эффективность научения. При этом под мотивацией понималось всякое стимулирующее воздействие на активность человека и живот ных, вплоть до введения фармакологических препаратов Было выявлено, и прежде всего опытами Йеркса и Додсона (1908) по различению двух яркостей, что чрезмерная стимуляция приводит к замедлению скорости научения В эксперименте дава лась задача, предполагавшая три уровня различения, предусматривались и три уров ня стимуляции (мотивации): сильный, средний и слабый удары электрическим то ком как наказание за ошибку.
Полученные при этом результаты представлены на рис 15.1. По оси абсцисс от ложены уровни силы электрического тока, по оси ординат — число проб, необходи мых для достижения хорошего различения; три кривые соответствуют трем уров ням трудности задачи. Результаты эксперимента показывают, что в каждом случае имеется оптимум силы тока (мотивации), при котором научение происходит быстрее всего. Важно также, что оптимум стимуляции зависит и от трудности задачи: чем она труднее, тем оптимум ближе к пороговой величине стимула. Следователь но, при сложной задаче нужна слабая мотивация, а при легкой — сильная.
Рис. 15.1. Схема, иллюстрирующая закон Йеркса—Додсона
Выявленные закономерности получили название закона Йеркса—Додсона, ко торый приобрел широкую известность как за рубежом, так и среди отечественных психологов Между тем, говоря об этом законе, необходимо сделать некоторые за мечания Начну с того, что по своей сути этот закон ничем не отличается от закона оптимума—пессимума, который сформулировал русский физиолог Н Е Введен ский (1905) и распространял и на поведение человека Так, он писал, что одним из условии плодотворности умственного труда является соблюдение закона оптиму ма, под который он понимал «мерность» и ритм работы. Слишком быстро идущий человек скорее утомляется, писал Н Е Введенский, но и идущий слишком медлен но — тоже (например, когда взрослый приспосабливается к детскому шагу) Поры вистость в работе, внезапное ее усиление оказываются неблагоприятными для про изводительности Но это же правило справедливо и для высших видов нервно-пси хической и умственной деятельности
Н Е Введенский понимал, и это особо следует подчеркнуть, что оптимум инди видуален для каждого человека: «По-видимому разным людям присущ более или менее различный ритм работы С этим приходится считаться в войсках на походе когда переход длинен и труден, солдатам предоставляется идти вольным шагом, так что один может шагать чаще, другой — реже, так как маршировка в ногу и строгое подчинение общему темпу движений утомляет отдельных индивидуумов скорее Подобно тому, непривычное быстрое чтение быстро утомляет внимание слушате ли и притом в различной степени, так что и для умственной работы следует допустить некоторый, более или менее определенный для каждого индивидуума, темп нормальной деятельности»(1952, с 866)
Как видим, закономерности, полученные на нервно-мышечном аппарате, Н Е Вве денский переносил на деятельность человека понимая всеобщий характер открытых им закономерностей Поэтому не очень справедливо утверждение М Г Ярошевского, что проблема мотивации совершенно не интересовала Н Е Введенского Так, как мотивация понималась, а подчас понимается и сейчас (как стимуляция, как актива ция), работы Н Е Введенского имели к ней прямое отношение Поэтому, говоря о законе Йеркса—Додсона, не следует забывать и о его законе оптимума—пессимума, несомненно, отражающем и связь силы мотива с эффективностью деятельности
Далее, закон Йеркса—Додсона (впрочем, как и закон оптимума—пессимума), если учитывать экспериментальные данные, на основании которых он сформулиро ван, касается силы детерминации (стимуляции), силы внешних раздражителей, но не мотивации как внутреннего (психического) процесса и не силы мотива как внут реннего побудителя И все же очевидно, что этот закон и закон оптимума—песси мума имеют отношение и к самостимуляции, и к силе возникающих желании, а сле довательно, и к мотивации и мотиву Как отмечает Ж Нюттен (1975), идея оптиму ма мотивации столь же стара, как и человеческая мысль, и моралисты всегда осуждали чрезмерные страсти, из-за которых человек терял контроль над собой Поэтому психологи разных стран признавали, что интенсивная стимуляция отрицательно сказывается на нашей эффективности, на адаптации к задачам, которые не прерывно ставит перед нами среда
В справедливости этих рассуждений сомневаться не приходится, однако пробле ма состоит в том, что экспериментального подтверждения их очень мало Все экс перименты сводятся к тому, чтобы создать условия, при которых человек захотел бы сделать нечто быстрее, лучше, но какова была у него при этом сила мотива (по требности, стремления, желания) сказать нельзя, так как она не измеряема напря мую, о ней можно судить только косвенно Мы лишь предполагаем, что при усиле нии стимуляции (как правило, внешней, но лучше было бы — внутренней, исходя щей от самого субъекта) увеличивается и сила мотива В этом отношении и эксперименты Йеркса—Додсона не являются доказательством того, что речь в них идет о мотивах Скорее всего, эффективность научения менялась в связи с различным уровнем тревоги, страха перед наказанием
И все же прежде всего практика подтверждает, что оптимум мотивации и силы мотива существует. Вот примеры, подтверждающие это.
В одном из исследований (Е П Ильин, В В Скробин и М И Семенов, 1967) школьникам давалось задание делать постукивающие движения кистью руки (фик сировавшиеся на приборе), в одном случае — в быстром, но произвольном темпе, а в другом случае — как можно быстрее Оказалось, что в значительном числе случаев, при попытке постукивать максимально часто, результаты оказывались хуже, чем при выполнении движений в свободном темпе При этом, чем младше были школьники, тем чаще это наблюдалось в 12-13-летнем возрасте ухудшение было у 50-70% учащихся, а в 17-летнем — только у 29% учащихся. Аналогичные данные получены мною и в отношении дополнительного произволь ного расслабления мышц руки. Попытки снизить тонус покоя путем расслабления мышц потряхиванием часто приводили даже у взрослых к обратному эффекту — повышению твердости мышц. У детей же, до периода полового созревания, допол нительная произвольная стимуляция вообще не приводила к успеху, чаще всего да вая обратный эффект.
Имеются наблюдения, что школьники, которые отвечали на экзаменах хуже обычного, — это лица со сверхсильной мотивацией, отличающиеся завышенной са мооценкой и неадекватным уровнем притязаний. На экзаменах у них ярко проявля ются признаки эмоциональной напряженности.
Поэтому не приходится сомневаться в справедливости слов известной пловчи хи, олимпийской чемпионки, которая говорила, что, если ее ориентировать по мак симуму и вообще на определенный результат, она хорошего времени не покажет. Ее надо ориентировать не на секунды, а на правильное прохождение дистанции. В связи с этим совершенно неверно поступают спортивные руководители, кото рые перед отправкой спортсменов на Олимпийские игры или чемпионаты мира «на качивают» их на собраниях, проводах, берут с них обязательства выиграть медали и т. п. Все это лишь закрепощает спортсменов, прежде всего — психологически. Аналогично ведут себя и некоторые учителя, ради повышения ответственности уча щихся нагнетая страх перед контрольными или экзаменами.
Надо отметить, что измерение силы мотива, т. е., по существу — энергетической характеристики потребности, до сих пор встречает значительные трудности. По пытки определить напряженность органической потребности у животных делались многими учеными Например, Н. Миллер (N. Miller, 1941) судил о степени жажды у животных по трем показателям: силе нажатия на рычаг, с помощью которого жи вотное получает доступ к воде, количеству выпитой воды, концентрации хинина в воде, вызывающей прекращение питья Можно, конечно, и у человека для измере ния силы органических потребностей использовать некоторые из этих показателей, однако это будут измерения пост-фактум. Желательно же во многих случаях знать силу потребности (и мотива) до ее удовлетворения, в частности, для того, чтобы предупредить асоциальное, а подчас и противоправное поведение человека Кроме того, мешает объективному измерению, например потребности в пище ее вкус, при влекательность или непривлекательность (П. Янг IP Yang, 1948]). О сложности из мерения силы социальных потребностей и говорить не приходится. В большинстве случаев исследователи вынуждены довольствоваться субъективными оценками силы потребности и мотива, выявляемыми с помощью различных опросников.
15.2. МОТИВАЦИОННЫЙ ПОТЕНЦИАЛ
РАЗЛИЧНЫХ ВИДОВ СТИМУЛЯЦИИ
Под мотивационным потенциалом понимают силу того воздействия, которое оказывает на энергетику мотива данный стимул. Проиллюстрировать эту характеристику стимулов можно отрывком из стихотворения Н. А. Некрасова «Пья ница».
Вот эта искусительность стимула, соблазн и характеризует его мотивационный потенциал. Искушение, обусловленное силой потребности, как бы устраняет «внут ренний фильтр», делает его доводы несущественными
Внешние стимулы могут усиливать или ослаблять силу мотива, причем чем ру тиннее работа, тем в большей степени. И в зависимости от того, какую роль игра ют имеющиеся у человека мотивы (социально положительную или социально от рицательную), задача воспитания состоит в том, чтобы использовать мотиваци онный потенциал стимулов в нужном направлении (т. е. применять их или устранять).
Сила мотива зависит от многих факторов, что показал еще Н. Ах (N. Ach, 1910) Он выявил зависимость силы мотива от степени осознанности и ясности объекта мотивации, назвав ее законом специальной детерминации воли. На силе мотива сказывается закрепленность навыка, притягательность объекта воздействия Ожидае мый результат, идеализированный объект усиливают мотив. Под влиянием сильной мотивации событие, которое является нежелательным, кажется менее вероятным, чем оно есть на самом деле.
На силу мотива могут влиять похвала или порицание, соревнование с другими, задетое самолюбие, проблемность и загадочность стоящей перед человеком зада чи, привлекательность объекта и т. п. Рассмотрим роль главных из этих факто ров.
Роль похвалы, морального поощрения и порицания, наказания. Роль этих воздействий обсуждается давно и не только в научной, но и в художественной литературе. Н. Гоголь, например, считал, что слова одобрения больше активизиру ют людей, чем слова укора, и вложил эту мысль в уста кошевого, обратившегося к Тарасу Бульбе: «Еще не большая мудрость сказать укорительное слово, но большая мудрость сказать такое слово, которое бы, не поругавшись над бедою человека обо дрило бы его, придало бы духу ему, как шпоры придают духу коню, освеженному водопоем»'. Вопрос о влиянии поощрения и наказания изучается психологами в ос новном в связи с проблемой обучения, где они рассматриваются как положительное и отрицательное подкрепления. Э. Торндайк (1935) выяснял влияние ободрения на повторение желательной реакции и неодобрения — на торможение нежелательной реакции и пришел к выводу, что первое действует сильнее, нежели второе Однако дальнейшие исследования этого вопроса за рубежом и у нас в стране выявили про тиворечивость получаемых результатов1 одни авторы утверждали, что похвала яв ляется побудителем большей силы, чем порицание, другие же утверждали обрат ное, третьи доказывали действенность и похвалы и порицания. Например, по дан ным П. А. Журавлева (1970), после поощрения увеличили волевое усилие 94% учащихся, а после порицания — 81 % учащихся. Слабое порицание увеличивало во левое усилие еще чаще (у 92% учащихся) Сильные порицания и поощрения приво дили к ослаблению волевого усилия.
Н. Гоголь Собрание сочинений В 6-ти томах, т 2 — М , 1952 —С 94
На основании подобных данных Г. Томсон и С Канникатт (G Thomson, С. Hunnicutt, 1944) сделали заключение, что как похвала, так и порицание могут быть нера зумно использованы учителем начальной школы, если он не будет учитывать психо логические особенности учащихся
Так, например, при разделении детей на группы интровертных и экстравертных было выявлено, что у первых большая эффективность занятий была при похвале, а у вторых — при порицании
Сами авторы обзорной статьи не пришли к какому-то определенному выводу, но очевидно, что роль похвалы и порицания в усилении мотива зависит от многих внешних и внутренних факторов. В. В Маркелов (1972), например, установил, что и похвала и порицание оказывают стимулирующее воздействие только в том случае, если повторяются подряд не больше четырех раз. Длительно используе мое порицание (впрочем, как и похвала) приводит к негативным последствиям как для эффективности труда, так и для развития личности. Недаром М. Горький как-то сказал, что если говорить человеку все время «свинья», так он и хрюкать нач нет.
Как показано А. П. Журавлевым (1970), учителя в своей практической работе часто применяют порицание и очень редко используют поощрение. ,
Между тем установлено, что порицание часто отрицательно влияет на лиц со слабой нервной системой. Похвала действует на них положительно, а на лиц с силь ной нервной системой почти не оказывает стимулирующего действия ,
Публичная похвала очень хорошо оценивается людьми, в то время как публич ное иронизирование вызывает самое отрицательное отношение Что же касается выговора наедине, то больше половины людей реагируют на него позитивно.
Отрицательная оценка оказывает положительное (стимулирующее) влияние, если она полностью обоснована и дана тактично, с учетом ситуации и состояния человека, его индивидуальных особенностей. Характерно, что самые худшие результаты работы, по данным А. Г. Ковалева, обнаружились не у тех, кого порицали, а у тех, кого никак не оценивали. «Незамечаемые», т. е. никак не оцениваемые, люди начинали работать все хуже и хуже вследствие снижения силы мотива к выполняе мой работе, так как считали, что она никому не нужна.
А. Г. Ковалев положительные и отрицательные оценки делит на глобальные, ког да оценивается вся личность, и парциальные, частичные, связанные с какой-то кон кретной деятельностью (конкретным заданием). Он считает, что глобальная оценка, как Положительная, так и отрицательная, вредна. В первом случае она внушает чувство непогрешимости, что снижает самокритичность и мобилизационный потенциал личности (требовательность к себе), а во втором случае подрывает веру чело века в себя, что приводит и к снижению силы мотива.
При парциальной положительной оценке человек сознает, что еще не все сдела но, что успех не дает оснований для самоуспокоения; при отрицательной же парци альной оценке он не теряет уверенности в себе, не снижает мотивационный потен циал, понимает, что неудачу можно преодолеть, так как он имеет для этого доста точно возможностей.
А. Г. Ковалев отмечает, что люди предпочитают прямую оценку их деятельнос ти, если она положительна При этом чем значительнее успехи, тем больше человек ощущает потребность в прямой публичной оценке И наоборот, при неудаче прямая оценка неприятна, а потому человек предпочитает косвенную, когда конк ретно его не называют; в этом случае он стремится с большей активностью вести дело.
Естественно, оценка должна быть, как правило, адекватна действительным до стижениям человека Однако в ряде случаев для стимулирования активности ста рательного, но не очень способного или неуверенного в себе человека следует по хвалить его и за небольшие и даже мнимые успехи Здесь можно привести слова И В Гёте, который писал, что, обращаясь с ближними так, как они того заслужи вают, мы делаем их только хуже Обращаясь же с ними так, будто они лучше того, что представляют в действительности, мы тем самым заставляем их становиться лучше.
Существенным моментом является регулярность и своевременность оценки ре зультатов деятельности. С этой точки зрения учет успеваемости в вузах только на основании сдачи экзаменов в зимнюю и летнюю сессии нельзя признать удачным, исходя из стимуляции учебной активности студентов. Отсутствие, как в школе, по стоянных опросов с отметками расслабляет студентов, не делает необходимыми ре гулярные самостоятельные занятия по учебникам и конспектам лекций.
Материальное поощрение (вознаграждение) В начале XX века роль денеж ного вознаграждения признавалась ведущей в стимуляции работающего, в связи с чем возникла концепция «экономического человека». Другие мотиваторы, усилива ющие трудовую деятельность, либо вообще не признавались, либо их влияние счи талось незначительным. Была введена «побудительная» система заработной платы: величина заработка возрастала в соответствии с ростом производительности труда. Однако, если материальное вознаграждение остается на одном и том же уровне, оно снижает со временем свой мотивационный потенциал; чтобы этот стимул сохранял свою эффективность, необходим рост величины вознаграждения. Оно более эффек тивно в том случае, когда выполняемая работа может измеряться количественно, и менее эффективно там, где результаты работы трудно выразить в точных показате лях. Кроме того, имеет значение, как часто человек получает вознаграждение — через короткие или длинные промежутки времени; во втором случае мотивацион ный потенциал вознаграждения снижается. Очевидно, неслучайно в царской Рос сии рабочим заработная плата выдавалась еженедельно.
Вообще отношение к деньгам у людей разное, отсюда и стимулирующее воздей ствие вознаграждения различно П Вернимонт и С Фитцпатрик (P. Wermmont, S. Fitzpatrick, 1972) показали, что, наряду с положительным отношением к ним (деньги как мерило удачливости и благополучия, как социально приемлемый атри бут бытия, как консервативная коммерческая ценность), у ряда лиц наблюдается и отрицательное отношение (деньги как моральное зло, как объект презрения). По данным А.Фенэма (A Furnham, 1984), отношение к деньгам определяется полом, социальным окружением, экономическим статусом, личностными особенностями По его же данным, женщины больше, чем мужчины, подвержены фантазиям и на вязчивым идеям о деньгах, они больше верят, что заработок должен зависеть от усилий и способностей работника. По данным М Принс (М Prince, 1993), женщи ны выражают более сильную фрустрацию по поводу отсутствия денег и больше завидуют тем, кто их имеет. Правда, Р. Линн (R. Lyr.n, 1991) при обследовании представителей сорока трех стран было выявлено, что и у мужчин имеется тенден ция придавать деньгам повышенную ценность (исключение составили лишь две страны).
В то же время людей, демонстрирующих фанатичное стремление зарабатывать деньги, немного (А. Фенэм, 1984; О. С. Дейнека, 1999).
Неслучайно исследования психологов уже в начале 20-х годов XX века показа ли, что имеются более существенные побудители трудовой деятельности человека, чем заработная плата или, по крайней мере, что зарплата является не единствен ным средством усиления мотивов трудовой деятельности человека.
В качестве стимуляции может выступать и моральное поощрение, что обстоя тельно показано в работе А. А. Русалиновой (1974).
Соревнование как стимулирующий фактор. С давних пор соревнование широко применялось в педагогике для увеличения силы мотива учения. Еще Ян Амос Коменский в 1653 году в «Правилах поведения, собранных для юношества», рекомендовал школьникам состязаться в прилежании. А в начале XX века рядом исследований было установлено, что нахождение личности в контакте с другими пробуждает у нее дух состязательности, стимулирует ее деятельность (В. М. Бех терев, Н Трипплет, Ф Олпорт). Даже воображаемая связь (заочный контакт) мо жет стимулировать человека. Это явление получило название «эффект соперни чества»
Роль соревнования в повышении силы мотива наиболее отчетливо проявляется в спорте, и неслучайно основные факты, подтверждающие это, получены при изуче нии психологами именно данной сферы деятельности человека.
А. Ц. Пуни (1959) на примере юношей, тренировавшихся в беге на 100-метрой дистанции, показал, что очное соревнование с другим бегуном заметно улучшает время забега, но еще большее улучшение наблюдается в том случае, если одновре менно бегут две команды. Т. Т. Джамгаров, подтвердив эту закономерность на при мере горнолыжников, показал, что имеет значение не только то, в каких соревнова ниях участвуют спортсмены (личных или командных), но и как эти соревнования проводятся: при одновременном спуске или заочно (при спуске друг за другом). В первом случае стимулирующий эффект был большим.
Подобные закономерности были получены в самых различных условиях, в том числе и в лабораторных, при измерениях выносливости к статическому усилию (М. Н. Ильина; 1976) или максимального темпа движений (Н. Р. Богуш, 1962). По данным Дэшиелла, рабочая активность людей была больше даже при простой ос ведомленности, что в соседних помещениях люди выполняют ту же работу, а по данным Н Р. Богуш, — при представлении, что субъекты выступают на соревно ваниях. Правда, при этом увеличивалась лишь скорость работы, а ее точность, ка чество могли и снижаться.
Однако стимулирование деятельности через соревнование — дело психологи чески тонкое, не терпящее шаблона, требующее учета многих обстоятельств. Так, дети, как правило, стимулируются при нахождении друг с другом в большей степе ни, чем взрослые. Играет роль и значимость присутствующих людей. Особенно острое соперничество возникает между братьями, что приводит нередко не к улучшению, а к ухудшению результатов Это же происходит, если спортсмен знает, что за ним наблюдает тренер сборной, чтобы решить, орать его в команду или нет. Ухудшение эффективности pa6oты может быть и в том случае, когда выполняется групповое задание, а у членов группы возникает соперничество, а не сотрудниче ство.
Имеют значение и типологические особенности людей. Лица с сильной нервной системой больше стимулируются соревновательной обстановкой, чем лица со слабой нервной системой, особенно если это очень важные соревнования
Стимулирующая роль соперничества зависит и от знания результатов других Например, в исследовании В. Д. Шадрикова (1982), при обучении одному и тому же навыку, в одной группе (экспериментальной) каждый член группы знал только свой результат, но не знал результатов товарищей и среднегруппового. Другая группа (контрольная) получала всю информацию Было выявлено, что лучших ре зультатов в процессе обучения достигла первая группа, имевшая ограниченную информацию. Выяснение причин этого обнаружило, что знание результатов това рищей по группе оказывало разное влияние С одной стороны, оно вносило дух соревнования, делало работу более интересной. Ряд обучающихся, ориентируясь на среднегрупповые результаты, старались, чтобы у них результат был не ниже среднего, другие ориентиром своих достижении выбирали ближайшего к ним по результату товарища. С другой стороны, если расхождение между ближайшими результатами достигало большой величины, то отстающий снижал силу мотива, выбывал из «погони» и в дальнейшем ориентировался только за свой результат. Испытуемые с высокими результатами вели себя различно в зависимости от уров ня их притязаний и положения в группе: у лиц с высокой самооценкой появлялось желание еще больше «оторваться» от группы, у лиц со средними притязаниями знание того, что они лучшие по результату, успокаивало и приводило к снижению силы мотива.
Таким образом, самолюбивые субъекты в большей степени стимулируются со ревновательной ситуацией, больше «заводятся»
В исследовании В. Л. Марищука и Л К Серовой (1980) показано, что соревнова тельные мотивы имеют коллективистскою и индивидуалистическую направлен ность. Лица с первой направленностью хорошо выступают и в командных, и в лич ных соревнованиях, а со второй — только в личных, причем тенденция эта довольно устойчива, хотя и может несколько изменяться пол влиянием коллектива
Влияние присутствия других людей (coaction effects). Еще В. М Бехтерев отмечал, что имеется три типа людей социально возбудимые, социально тормози мые и социально индифферентные. В дальнейшем это было подтверждено многими исследованиями его сотрудников. Показано, например, что в присутствии других детей одни дети стимулируются, а другие — нет, и что дети стимулируются друг другом в большей степени, чем взрослые
Многие работают хуже, когда чувствуют на себе чужой взгляд. Большое значе ние имеет степень сложности и прочность навыков: простые и прочные навыки в присутствии других людей в большинстве случаев выполняются лучше, а еще толь ко осваиваемые и сложные по координации навыки могут выполняться хуже Имеет значение и степень интеллигентности: чем она выше, тем в большей степени возбуждается человек в присутствии других, тем больше он не хочет «ударить лицом в грязь». Высокотревожные люди скорее обнаруживают отрицательную реакцию на присутствие других (зрителей, болельщиков), чем низкотревожные, а лица с высоким уровнем притязаний на поддержку зрителей чаще всего реагируют положительно.
Все эти факты свидетельствуют о том, что существует «эффект аудитории», который оказывает на мотивы людей как стимулирующее (усиление энергии человека в присутствии других людей называется фацилитацией), так и тормозящее влияние (школьники могут стесняться отвечать на уроках, боясь насмешек товарищей, взрослые могут бояться публичных выступлений в незнакомой аудитории и т. д.).
Влияние успеха и неудачи. Значительное влияние на силу и устойчивость мотивов оказывает успешность деятельности человека. Успехи воодушевляют его, а постоянно возникающее удовлетворение от достигнутого результата приводит к удовлетворенности родом занятий, т. е. к стойкому положительному отношению к своей деятельности. Неудачи приводят к возникновению состояния фрустрации», которое может иметь два исхода в плане влияния на силу и устойчивость мотива. В одном случае неудачи, повторяющиеся неоднократно, вызывают у человека желание оставить эту деятельность, так как он полагает, что мало способен к ней. Эта интропунитивная форма фрустрации, направленная на самого себя (самообвине ние), может привести к свертыванию целей деятельности, замещению их более про стыми, доступными, или только к мысленному их достижению, или вообще к отказу от них.
В другом случае при экстрanyнитивной форме реагирования на неудачи у человека возникает агрессивная реакция, направленная на внешние объекты, сопровождающаяся досадой, озлобленностью, упрямством, стремлением добиться намеченного во что бы то ни стало, даже вопреки реальным возможностям. При этом неуда ча рассматривается как случайность из-за сложившихся внешних обстоятельств, В результате мотив усиливается, но действия, предпринимаемые человеком под его влиянием, часто носят импульсивный и иррациональный характер: они продолжают осуществляться даже тогда, когда уже не целесообразны.
Однако и регулярно повторяющиеся успехи таят в себе определенную опасность: к роли успешного (преуспевающего) в каком-либо деле некоторые люди быстро при выкают. У них вырабатывается неумеренно завышенная самооценка, появляются самоуспокоенность, пренебрежение к коллегам или соперникам. Это свидетельству ет о появлении у таких субъектов «звездной болезни» и приводит к снижению силы мотива — зачем стараться, если и так все получается.
Чем больше выражена «звездная болезнь», переоценка своих возможностей, тем более сильным будет внутренний конфликт в случае неудачи. Именно у таких лю дей порог фрустрации оказывается сниженным. Поэтому педагогам в воспитатель ных целях следует иногда создавать такие условия, чтобы ученик помимо успехов испытывал и неудачи. Для этого можно давать более трудные задания, к которым он еще не готов, устраивать соревнования с более сильными соперниками, искусствен но занижать достигнутые результаты и значимость успеха (т. е. использовать более жесткие критерии оценки) и т. д. Оценка успеха или неудачи самим человеком всегда субъективна. Она определя ется имеющимся у человека уровнем притязаний, сравнением своего достижения с достижениями других и т. п. Поэтому то, что для одного человека является успе хом, другим будет расценено как неудача. Так, победителем многих соревнований или конкурсов второе или третье место в каком-то состязании будет расцениваться как неудача, а для дебютанта того же состязания это означало бы громадный успех, тем более, если он на него не рассчитывал. Кроме того, важно учитывать, какой ре зультат — количественный или качественный — является для человека важнее На пример, спортсмен на Олимпийских играх побил мировой рекорд, но расценивает свое выступление как неудачное, потому что не стал олимпийским чемпионом, и в какой-то степени он прав: рекорды можно устанавливать на многих соревнованиях, а олимпийским чемпионом становятся, как правило, раз в жизни.
По Ф. Хоппе (1930), переживание успеха—неуспеха возникает только в тех случаях, когда человек связывает их со своим усердием, способностями, т. е при писывает себе достигнутый результат («внутреннее приписывание»). «Приписы вания» нет при легких и трудных заданиях или при выполнении незнакомого задания, в отношении которого еще не сформировалась субъективная шкала трудно сти, когда успехи и неуспехи единичны, не приводят к изменению уровня притязаний и расцениваются как случайные, зависящие от ситуации или других людей («внешнее приписывание»). Отсюда, кстати, возникло и дифференциально-личностное направление в психологии — изучение локуса контроля: внешнего, если человек считает свое поведение результатом действия факторов и сил, лежа щих за пределами его власти и контроля (судьба, счастливый случай, действия других людей и т. д.), и внутреннего, когда человек полагает, что его поведение определяется им самим.
Социально-психологический климат в коллективе, группе значительно влия ет на отношение человека к выполняемой им работе, на силу его мотива. Освобожде ние от неукоснительного соблюдения формальных требований администрации, воз можность определять режим своей деятельности, обсуждение всем коллективом об щих вопросов, дружеская атмосфера способствуют удовлетворению потребности человека в уважении со стороны других, потребности считаться значимым членом группы, принадлежать этой группе, ставшей для него референтной. Удовлетворен ность социально-психологическим климатом в группе, коллективе значительно вли яет и на общую удовлетворенность работой, создает устойчивость мотива к этой ра боте.
Большое значение для усиления мотива деятельности имеет ценностно-ориентационное единство в коллективе. Так, Т. А. Пушкиной (1980) показано, что побужде нием к учению является положительная оценка учебного процесса большинством учащихся класса. В этом случае учебная деятельность рассматривается подростком либо как одно из условий (одна из форм) общения с одноклассниками, либо как со ревнование, отвечающее потребности в самоутверждении.
Влияние общественного внимания (моральных стимулов). Роль этого факто ра в усилении мотива отметил в начале XX века выдающийся русский физиолог Н. Е. Введенский. Но особое значение ему стали придавать в 20-30-х годах в связи с пришедшей на смену тейлоризму теории «человеческих отношений» (Э. Мэйо). Даже минимальные проявления внимания и заботы к нуждам трудящихся (напри мер, улучшение освещения в рабочем помещении, моральное поощрение на собра нии и т. п.) повышает производительность труда. Но особенно повышается мотива ция, когда человек знает, что его труд нужен обществу.
Роль общественного внимания проявляется во всех сферах деятельности чело века. Так, известно, что школьники лучше выполняют общественные поручения, если видят, что они важны для коллектива и их деятельность находит понимание и одобрение у одноклассников. В этом случае общественная работа расценивается как поручение коллектива, а не только учителя, возникают мотивы, связанные с коллективистскими устремлениями, с сознанием своего общественного долга. По этому В. Г. Хроменок (1967) на основании опроса учащихся пришел к выводу, что расположение класса к подростку является наиболее действенным стимулом, по буждающим активно выполнять данное ему поручение.
Неудивительно, что выбор профессии во многих случаях определяется ее пре стижностью: человеку важно, как к этой профессии относятся в обществе.
Особенно остро вопрос об общественном внимании стоит в публичных сферах деятельности человека: среди артистов, спортсменов, политиков. Отсутствие обще ственного внимания (не упоминают в прессе, не показывают по телевидению и т. п.) отражается на силе и устойчивости мотива к деятельности, вызывает депрессию с ее отрицательными последствиями.
Однако чрезмерное проявление общественного внимания может иметь и нега тивные последствия (может появиться, например, «звездная болезнь» со всеми ее отрицательными сторонами — сомнительными компаниями, вечеринками и т. п.), которые меняют направленность личности, ослабляют устремленность к творче ским достижениям.
С другой стороны, и повышенная ответственность людей с высокой тревожностью может привести к тому, что, излишне волнуясь, желая оправдать общественное внимание, человек может снизить эффективность своей деятельности. Известны многочисленные случаи, когда спортивная команда, играющая на «своем» поле, вы ступает хуже, чем в гостях. И причиной этого является желание не «ударить в грязь лицом» перед своими болельщиками.
Общественное внимание к деятелям культуры и спорта нередко связано не только с восхвалением, но и с критикой, порой субъективной и несправедливой. Про фессиональный разбор их деятельности приобретает часто характер общественного критического обсуждения. Естественно, не все люди обладают иммунитетом к этому. Для некоторых такая критика может явиться толчком к развитию состояния фрустрации, к конфликту с окружением; человек начинает стремиться к одиноче ству, к изоляции от общества, и в ряде случаев покидает Родину или же прекращает свою деятельность.
Привлекательность объекта потребности. Сила потребности и энергетика мотива определяются привлекательностью объекта, вызывающего потребность. Привлекательность же часто связана с таинственностью объекта или с запретом его использования. Запрет что-то открыть, посмотреть, попробовать приводит часто к обратному результату вследствие возникающего у человека любопытства, появлению значимости запрещаемого. Во многих сказках и легендах отражена идея сла дости запретного. Можно вспомнить древнегреческий миф о ящике, полученном Пандорой от Зевса с категорическим запретам открывать eгo, и к чему привело возросшее из-за запрета любопытство Пандоры
Также и маленьких детей, в слvчае их отказа что-либо сделать, легче уговорить, сказав: «тебе этого нельзя делать, ты еще маленький» и т.п.
Привлекательность другого человека для субъекта обозначают словом аттрак ция (от лат. attrahere — привлекать, притягивать) На основе ее возникает привя занность как личностная потребность в общении с этим человеком, как особая соци альная установка на этого человека, как специфическое эмоциональное отношение к нему (симпатия и даже любовь) Одним in Факторов, вызывающих этот феномен, является сходство воспринимающего и воспринимаемого субъектов по структуре ус тановок и оценок. Однако природа этого явления остается до сих пор невыясненной
Привлекательность содержания деятельности. Деятельность может при влекать, интересовать человека с разных сторон Эго может быть неизвестность загадочность конечного результата (для ученого путешественника, геолога, читате ля детективов), это и трудность решаемой задачи, которая «бросает вызов» самолюбию человека (смогу или не смогу).
Чем старше школьники, тем больше им нравится решать трудные задачи, требующие значительных интеллектуальных усилий. Можно вспомнить и то, с каким интересом решают кроссворды взрослые люди Оче видно, решая задачу, проблему, человек испытывает удовольствие от напряжения и продуктивности деятельности, и, как следствие, у него повышаются сила и устойчи вость мотива ее выполнения
Привлекательности интеллектуальной (учебной) деятельности способствует проблемность в обучении, поэтому она получила значительною разработку в дидак тике как метод формирования интереса к усвоению учебного материала. Проблем ность, создавая затруднения в обучении, побуждает школьника к умственному по иску (М. И. Махмутов, 1975). Близок к вопросу о проблемности и принцип «обуче ния на высоком уровне трудности» (Л В Занков, 1970)
Ситуация затруднения вызывает потребность либо в новых знаниях, либо в но вом способе обучения, либо в том и в другом. Затруднение выступает как несоответствие между личным опытом ученика и научными знаниями Потребность в новых знаниях создается также кажущимся или реальным противоречием в изучаемом материале (например, наличием разных определении одних и тех же понятий, не совпадением фактов).
Проблемность в обучении может быть адресована любому учащемуся, но наибо лее действенное влияние она оказывает на учеников с интересом к учению с разви той любознательностью.
Обратный эффект вызывает простая и однообразная работа (с отсутствием про блем), быстро приводящая к скуке, апатии, а при ее длительности — и к состоянию психического пресыщения (отвращения к работе). Как показано Н. П. Фетискиным (1993), однообразная деятельность присуща не только конвейерному про изводству, но и многим другим профессиям (слесарям-сборщикам, штамповщикам, ткачихам, преподавателям). С монотонностью тренировочного процесса связаны хореография, многие виды спортивной деятельности, особенно циклического характера или требующие формирования технически сложных двигательных навы ков.
Устойчивости мотива (мотивационной установки) в этом случае способствует наличие у человека монотоноустойчивости, которая в значительной мере опреде ляется типологическими особенностями проявления свойств нервной системы. Ин тересное в этом плане исследование проведено А. М. Никитиным и В. А. Сальнико вым (1981). Они изучали устойчивость перспективы достижения высоких спортив ных результатов у штангистов, тренировочная деятельность которых весьма монотонна. Оказалось, что спортсмены, сохранившие перспективу своего роста, имели типологические особенности, способствующие устойчивости к монотонности, а у спортсменов, утративших такую перспективу, типологические особенности препятствовали этой устойчивости. Имеются существенные индивидуальные различия в устойчивости людей к однообразной деятельности (монотонофилы и монотонофобы). Естественно, на те виды работ, где монотонность является глав ной характеристикой деятельности, желательно принимать монотонофилов (которым такая работа даже нравится, «потому что там не надо думать», как заявляют некоторые из них) или лиц с высокой монотоноустойчивостью, т. е. с более по здним развитием состояния монотонности.
Вопрос о привлекательности той или иной деятельности имеет большое значение при выборе профессии. Очень часто интерес к той или иной профессии или виду спорта основывается на поверхностном знании, на внешней привлекательности, а не на адекватном представлении о тех требованиях, которые данный вид деятельно сти предъявляет к человеку. По данным А. Т Колденковой (1977), у пятикурсников полнота сведений о профессии и ее требованиях вдвое превышает объем аналогич ной информации, имеющейся у поступивших на первый курс вуза. Неудивительно, что по данным ряда авторов уже 30-50% первокурсников разных вузов хотели бы поменять избранную ими специальность. По данным В. И Журавлева (1983), про цент таких учащихся в средних профессиональных учебных заведениях еще выше: в педагогических училищах — 75%, в медицинских училищах — 63%, в технику мах — 54%.
Естественно, у этих учащихся вследствие отрицательного отношения к выбран ной специальности сила мотива учения невелика Это относится и к тем выпускни кам школ, которые, не поступив в вуз, временно устроились на какую-либо работу (а таких, по данным В. И. Журавлева, среди выпускников школ — 80%).
К сожалению, лишь немногие студенты, понявшие, что они выбрали не ту профессию, способны на решительный шаг — бросить учебу в данном вузе и наметить новую перспективу в жизни. По данным Н. П. Фетискина (1987), на это решаются в основном студенты, имеющие определенные личностные и индивидные особенности, в частности типологические особенности свойств нервной системы, способствующие проявлению решительности (сильная нервная система, подвижность нервных процессов, преобладание возбуждения по «внешнему» балансу) и высокую самооценку Следует отметить и то, что большинство отсеившихся (71%) поступили в институт по совету родителей, а не по призванию.
Таким образом, для устойчивости мотивации необходимо иметь адекватное пред ставление о выбираемой профессии.
Наличие перспективы, конкретной цели. В ряде исследований показано, что сила мотива и эффективность деятельности зависят от того, насколько ясно осозна ется человеком цель, смысл деятельности. Так, среди оканчивающих школу девочки чаще, чем мальчики, предполагают идти в вуз; и в значительной степени это связано с тем, что мальчики ожидают призыва в армию. Неопределенность будущего снижа ет мотивацию учения, целеустремленность. Наблюдалось резкое снижение успева емости и учебной дисциплины и у студентов, когда они со второго курса вуза призы вались в армию Так же ведут себя и взрослые, для которых будущая перспектива неясна, уволят с работы или нет, переведут в другой отдел или не переведут и т д , желание работать в этом случае тоже снижается.
Реальность достижения цели создает для личности перспективу Перспектива, или, как говорил А. С. Макаренко, «завтрашняя радость», придает мотивам осо бенно сильный побудительный характер Но она должна быть непрерывной, с по стоянно возрастающими по трудности частными целями, поэтому целесообразно ставить перед собой и другими не только отдаленные, но и промежуточные, и близ кие цели
Дело в том, что близость цели, равно как и наличие представления о конечных результатах деятельности, сильнее побуждают к достижению этой цели Это осо бенно подчеркивалось в «матетике», сторонники которой, ссылаясь на «градиент цели» С. Халла, пытались перевернуть всю последовательность процесса усвоения начинали обучение с последнего действия, ведущего непосредственно к конечному результату, а затем только обучали действиям, все далее и далее отстоящим от него Подобный эксперимент проделали и в одном электротехническом вузе, где перво курсники не хотели учить физику, считая ее далекой от того, чем им придется заниматься в будущем — конструировать и совершенствовать телевизионные системы Тогда преподаватели решили идти другим путем: на первых же занятиях студентам предлагали починить испорченный телевизор; те с удовольствием брались за дело, но отсутствие знаний по теоретической физике не позволяло им добиться успеха Осознав это, студенты стали серьезно относиться к лекционному курсу по физике
В то же время длительное ожидание, откладывание на неопределенный срок удовлетворения потребности часто приводит к «охлаждению» человека, к потере желания, интереса. Тот же эффект оказывает и неясность цели, ее неконкретность Как часто, например, мы, желая почитать что-нибудь на сон грядущий, начинаем перебирать книги и в результате затянувшегося перебора вообще теряем интерес к чтению и отменяем свое намерение.
С позиции близости и конкретности цели можно понять и данные, полученные Н. А. Курдкжовой (1997), изучавшей связь успеваемости с мотивами на приобре тение знаний и получение отметки в средних и старших классах школы Вопреки распространенному мнению, что учиться следует ради знаний, а отметки лишь отражают уровень овладения этими знаниями и являются вторичным побудите лем учебной деятельности, она выявила, что лучшая успеваемость была как раз у школьников, у которых мотив на отметку был выражен сильнее, чем мотив на приобретение знаний (в средних классах), или, по крайней мере, равен ему (в старших классах).
Это можно объяснить тем, что отметка является для школьника средних классов более близкой и реальной целью учебной деятельности, достигаемой вскоре после проделанной предварительной работы (например, выполнения домашних заданий). Приобретаемые же знания из декларируемого мотива (цели) становятся реальной и значимой целью в старших классах, когда начинается более или менее реальное профессиональное самоопределение, зависящее и от уровня знаний, полученных в школе. Поднятию «престижа» мотива на приобретение знаний способствует и то, что именно в старших классах школьники начинают осознавать, что отметки явля ются отражением уровня их знаний.
Следует отметить, что помимо градиента приближения к «положительной» цели Выделяют и градиент избеганий «отрицательной» цели.
Однако во всех случаях цель будет стимулировать человека только тогда, когда ее достижение имеет для него какой-то смысл. Бессмысленная работа не только снижает силу мотива, но и унижает достоинство человека.
Прогноз и активность человека. При выборе цели человек строит прогноз о вероятности ее достижения в данных условиях, при этом учитывается, естествен но, прошлый опыт — положительный или отрицательный. В зависимости от знака этого опыта эффективность деятельности может быть различной. Это видно из эксперимента с решением взрослыми задач разной трудности. На начальном этапе исследования испытуемые первой группы получили очень трудные задачи, ни одну из которых им не удалось решить (0% успеха); вторая группа получила очень простые задачи, все их легко решили (100% успеха); испытуемые третьей группы получили; задачи, очень неравномерные по трудности, и в среднем справились только с каж дой второй (50% успеха). После этого всем трем группам предъявили серию задач не имеющих решения, т. е. у всех процент успеха был равен нулю. Вслед за этим всем предложили средние по трудности, но вполне посильные для них задачи. Лучше всех с этим заданием справились испытуемые третьей группы, у которых вероят ность достижения успеха не была высокой, если учитывать их предшествующий опыт в решении задач. Высокий вероятностный прогноз неудачи в первой группе привел к неуверенности этих испытуемых в своих силах. Тот же результат получил ся и при переходе от высокого положительного к высокому отрицательному прогно зу у испытуемых второй группы.
Как отмечает Е. Б. Фанталова (1992), одной из существенных детерминант мотивационной сферы человека является подвижное, постепенно меняющееся в процес се деятельности и в зависимости от жизненных обстоятельств соотношение между параметрами «ценность» (Ц) и «доступность» (Д). Они не являются полярными ха рактеристиками мотивационной сферы, напротив, побудительная сила различных мотивов во многом зависит от характера соотношения между «ценностью» и «доступностью». Применительно к конкретной жизненной сфере показатель расхож дения Ц-Д может иметь, пишет автор, двухмерную характеристику в зависимости от того, какой параметр оценивается выше. Максимальное расхождение между ними (когда Ц значительно больше Д) будет означать стойкий, глубокий внутренний кон фликт. Обратное соотношение (когда Д больше Ц, т. е. ценность неинтересна человеку и легкодоступна), будет, по мысли автора, означать отсутствие побуждения к обладанию этой ценностью, состояние «внутреннего вакуума», душевной пустоты. В соответствии с этими представлениями Е. Б. Фанталова разработала методику определения уровня расхождения между Ц и Д в различных жизненных сферах (см. приложение IV).
Используя эту методику, Л. В. Куликов (1997) показал, что наибольшая разность в уровнях ценности и доступности характерна для жизненной сферы (шкалы) «материальнообеспеченная жизнь»; большое отличие Ц от Д и в шкалах «любовь», «сча стливая семейная жизнь». Меньшая, но тоже достаточно большая разность наблю дается по шкале «здоровье», отрицательная разность (Д больше Ц) — по шкалам «активная, деятельная жизнь» и «красота природы, искусство, переживание пре красного». Е. Б. Фанталову соотношение между Ц и Д интересовало прежде всего как причина возникновения внутренних конфликтов. Можно, однако, полагать, что степень расхождения между Ц и Д определяет не только и прежде всего — не столько внутренний конфликт (до него дело может и не дойти), сколько оценку че ловеком целесообразности приложения усилий для достижения цели в данной си туации. Поэтому можно говорить не только о соотношении Ц и Д, но и о соотноше нии потребность (П) и доступность (достижимость — Д). Можно полагать, что при одинаковой силе потребности побуждение к достижению цели будет зависеть от оценки степени ее доступности. При очень большой удаленности (фактически — недостижимости) цели побуждение будет очень слабым или равно нулю, так как у человека возникает понимание нереальности достижения цели, ощущение безна дежности задуманного мероприятия. Но и при очень малом разрыве между потреб ностью и достижимостью цели (т е. при ее легкой доступности) побуждение тоже не будет сильным. Очевидно, наибольшая сила побуждения будет при средней (оп тимальной) дистанцированности достижимости от потребности. Цель должна как бы дразнить человека возможностью своего достижения, разжигать его самолюбие, говорить человеку «Меня можно достичь, но сделать это будет нелегко. Посмот рим, удастся ли тебе».
Недостижимая в настоящее время цель будет обладать побудительной силой, если у человека имеется жизненная перспектива.
Функциональные состояния. Имеется ряд состояний человека, которые рез ко уменьшают его мотивационный потенциал. Так, при монотонности жизни, психи ческом пресыщении, утомлении исчезает желание выполнять работу, к которой вна чале имелся положительный мотив. Но особенно сильно и длительно влияет на сни жение мотивационного потенциала состояние депрессии, возникающее у здоровых людей. Депрессия (от лат. depressio — подавление) — это аффективное состояние, характеризующееся отрицательным эмоциональным фоном (подавленностью, тос кой, отчаянием) из-за неприятных, тяжелых событий в жизни человека или его близ ких. Возникает чувство беспомощности перед лицом жизненных трудностей, неуве ренности в своих возможностях, сочетающиеся с чувством бесперспективности. Сила потребностей, влечений резко снижается, что приводит к пассивному поведе нию, безынициативности.
В то же время при утомлении, тревоге у здоровых людей могут возникать навяз чивые состояния (непроизвольно, внезапно появляющиеся в сознании тягостные мысли, представления или побуждения к действию), при которых мотивационный потенциал резко увеличивается
Большое влияние на снижение мотивационного потенциала оказывает «про фессиональное выгорание». Синдром «выгорания» (burnout) представляет собой многомерный конструкт, набор негативных психических переживаний, «истоще ние» от длительного воздействия напряжения в профессиях, которые связаны с интенсивными межличностными взаимодействиями, сопровождающимися эмоциональной насыщенностью и когнитивной сложностью. Впервые термин «выгора ние» был введен американским Психиатром X. Фреденбергером в 1974 году для характеристики психического состояния здоровых людей, находящихся в интен сивном и тесном общении с клиентами при оказании им профессиональной помо щи. Первоначально под «выгоранием» понималось состояние изнеможения с ощущением собственной бесполезности, затем оно стало содержательно неоднознач ным и многокомпонентным, что вызвало значительные затруднения в его изучении. В настоящее время выделяют около 100 симптомов, так или иначе связанных с «выгоранием». Среди них есть такие, которые связаны с мотивацией на работу (по теря энтузиазма, интереса к тем, кого обслуживают). Б. Пелман и Е. Хартман (В. Pelman, E. Hartman, 1982), обобщив многие определения «выгорания», выде лили три главных компонента: эмоциональное и/или физическое истощение, де персонализация, сниженная рабочая продуктивность
Эмоциональное истощение проявляется в ощущениях эмоционального перена пряжения и в чувстве опустошенности, исчерпанности своих эмоциональных ресур сов. Человек чувствует, что не может отдаваться работе, как раньше. Шпеер, один из сподвижников Гитлера, так описывает его состояние перед самым крушением фашистской Германии: «...Гитлера уже ничто не волновало, и мне вновь показалось, что под его телесной оболочкой царит полная пустота. Он как бы выгорел внутри дотла»1.
Деперсонализация связана с возникновением равнодушного, негативного и, даже циничного отношения к людям, обслуживаемым по роду работы. Контакты с ними становятся обезличенными и формальными; возникающие негативные уста новки могут поначалу иметь скрытый характер и проявляться во внутренне сдержи ваемом раздражении, которое со временем прорывается наружу и приводит к конф ликтам.
Сниженная рабочая продуктивность (редуцирование личностных достиже ний) проявляется в снижении оценки своей компетентности (в негативном воспри ятии себя как профессионала), недовольстве собой, уменьшении ценности своей деятельности, негативном отношении к себе как к личности. Появляется безразли чие к работе
Быстрота возникновения «выгорания» зависит от личностных особенностей. Необщительные, застенчивые, эмоционально неустойчивые люди, импульсивные и нетерпеливые, с меньшей самодостаточностью, высокой эмпатией и реактивностью более склонны к развитию «выгорания».
Имеют значение и производственные факторы. «Выгорание» развивается рань ше, если работник:
Шпеер А Воспоминания —Смоленск—М , 1977 —С 631
а) оценивает свою работу как незначимую;
б) не удовлетворен профессиональным ростом;
в) испытывает недостаток самостоятельности, считает, что его излишне контроли руют;
г) полностью поглощен своей работой (трудоголик);
д) испытывает ролевую неопределенность вследствие нечетких к нему требовании,
е) испытывает перегрузку или, наоборот, недогрузку (последнее порождает чувство своей ненужности).
Состояние «выгорания» развивается подспудно, в течение длительного времени Поэтому целесообразно время от времени проводить обследование работников для выявления ранних симптомов этого состояния и предупреждения снижения мотива к выполняемой профессиональной деятельности (см методики в приложении IV)
ВИДЫ МОТИВАЦИОННЫХ ОБРАЗОВАНИЙ
В зависимости от того, на какой стадии остановился мотивационный процесс, какова степень осознанности (понимаемости) причин возникающего побуждения, а также степень удовлетворения потребности (достижения цели, за планированного результата), мотивационные образования могут иметь не только разную структуру, время существования, но и разные названия.
8.1. МОТИВАЦИОННЫЕ СОСТОЯНИЯ
В разделе 2 5 уже говорилось, что актуальную потребность можно рассматривать как потребностное состояние. Поскольку оно связано с мотивацией, его можно отнести к мотивационным состояниям.
Разновидностями потребностного состояния в определенной степени являются влечение и любопытство; именно так, как состояния, их рассматривает Н Д Леви тов (1964). Он говорит и о заинтересованности как состоянии, отражающем акту ализацию интереса. Но если ситуативную заинтересованность (как переживание интереса, увлеченность) можно отнести к состояниям (правда, скорее уже к про цессуальным, деятельностным состояниям, а не мотивационным), то устойчивая заинтересованность характеризует, очевидно, уже отношение, а не состояние Кро ме того, заинтересованность имеет и другой смысл — как интерес материальный, получение выгоды Поэтому по всем этим причинам заинтересованность я не отно шу к мотивационным состояниям.
Когда человек говорит, что он соскучился, то это тоже означает, что у него воз никло мотивационное состояние, обусловленное появившейся потребностью в об щении с близкими или желанием, например, поработать после длительного отдыха, вынужденного перерыва.
Имеется ряд состояний, связанных со вторым и третьим этапами мотивации — перебором вариантов удовлетворения потребности и принятием решения Это со стояния когнитивного диссонанса, сомнения, неуверенности, растерянности, заме шательства, страха (боязни), надежды. Когнитивный диссонанс («познавательное несоответствие»), негативное побу дительное состояние, возникает в ситуации, когда субъект одновременно распола гает по крайней мере двумя противоречивыми мнениями о чем-то или о ком-то, и эти мнения не могут быть согласованы друг с другом. Это порождает у субъекта стрем ление к устранению возникшего диссонанса через:
— изменение поведения;
— пересмотр пришедшего в противоречие представления;
— изменение отношения к объектам, связанным с принятием решения;
— обесценивание значения предстоящего поступка;
— поиск новой информации, усиливающей одну из точек зрения или приводящей к смене убеждений;
— увеличение согласующихся друг с другом знаний.
Состояние сомнения Н. Д. Левитов рассматривает как сложное состояние, в которое входят: неуверенность, недоумение, раздумье о правильности, сознание недоказательности, неубедительности, переживание неудовлетворенности тем, что выдается за истину. Он отмечает, что состояния сомнения настолько разнообраз ны, что назвать их словом «сомнение» можно только условно.
Сомнение является показателем критического отношения, вдумчивости челове ка и его ответственности за принимаемое решение («положительное» сомнение) и следствием неуверенности или скептицизма. Состояние скептического сомнения Н. Д. Левитов подразделяет на два вида. Первый порождается хорошими намерени ями: человек ищет абсолютной достоверности, желает все познать больше и глуб же; то же, что известно, его не удовлетворяет. И вместе с тем это обычно мрачное состояние, неприятно действующее и на самого человека, и на окружающих.
Другой вид — скептицизм как выражение развязности и рисовки, обычно связан с неуважением к авторитетам. Эта форма скептического сомнения проявляется тог да, когда человек, формируя намерение, мотив, пренебрегает советами других, бо лее опытных и знающих людей. Очевидно, что состояние сомнения, связанное с не уверенностью, и состояние сомнения, связанное с отражением личностной особен ности человека — скептицизмом, разные по своей сути и к мотивационным состояниям можно отнести только первое из них. Состояние сомнения усиливает ся, если человек несколько раз подряд потерпел неудачу в достижении цели, и уменьшается, если попытки достичь цель были удачными.
Вообще-то, строго говоря, ни неуверенность (уверенность), ни сомнение в ис тинном значении состояниями не являются. Неуверенность отражает оценку веро ятности совершения события, правильности принимаемого решения; сомнение — это отсутствие убежденности в истинности чего-то, в том числе и того средства и пути удовлетворения потребности, которое при формировании мотива рассматри вается человеком. Недаром сомнение Н. Д. Левитов рассматривает и как раздумье о правильности чего-то. Но и сомнение, и неуверенность приводят к переживаниям, которые могут выражаться в состояниях тревоги, боязни. У человека могут воз никать состояния растерянности, нерешительности, когда он не знает, как по ступить, что предпочесть. Может наступить и более отрицательное состояние — замешательство, смятение как выражение паники.
Противоположным этим состояниям является решимость. А. Ф. Лазурский (1995) говорит о своеобразном чувстве решимости, которое специфично для всех волевых актов и относится к числу возбуждающих стремление к устранению напря жения, связанного с потребностью. В этом состоянии отражается готовность к дей ствию.
От решимости как состояния следует отличать решительность как волевое каче ство, характеризующее время принятия решения в значимой для человека ситуа ции. Решительность является характеристикой быстроты принятия решения в си туации неопределенности, выбора.
Следует также иметь в виду, что пять типов решимости, о которых говорил У. Джемс (раздел 1.1), скорее отражают пять ситуаций принятия решения и прояв ления решительности, нежели пять видов состояния решимости; она во всех ситуа циях будет, очевидно, одинаковой.
С физиологической точки зрения состояние решимости можно рассматривать как состояние оперативного покоя (по А. А. Ухтомскому). Это концентрированное и напряженное ожидание сигнала спортсменом на старте, это побуждение к действию как конечная фаза мотивационного процесса. В случае если по каким-либо причи нам начало действия отодвигается, то решимость переходит в остро переживаемое состояние нетерпения, а затем и раздражения. Чем сильнее выражена потреб ность (желание), тем сильнее выражены и эти состояния человека.
Н. Д. Левитов выделяет состояние мечтательности. Это погружение в мечту, фантазию, сопровождающееся переживанием положительных эмоций удовлетворе ния, радости (см. раздел 8.3).
Надежда является одним из мотивационных состояний, связанных с пережива нием, возникающим у человека при ожидании желаемого события, и отражающих предвосхищаемую вероятность его реального осуществления. Надежда формирует ся на основе субъективного опыта, накопленного в прошлом в сходных ситуациях, и познания объективных причин, от которых зависит ожидаемое событие. Предска зывая возможное развитие событий в сложившихся обстоятельствах, надежда иг рает роль внутреннего регулятора деятельности, помогающего человеку определять ее последствия и целесообразность. При сильно выраженной потребности надежда может сохраняться и при отсутствии обосновывающих ее условий (в расчете на слу чай, везение, удачу).
И мечта и надежда связаны с наличием у человека мотивационной установки.
8.2. МОТИВАЦИОННАЯ УСТАНОВКА
Выше уже говорилось, что с началом действия (или деятельности) мотив не исчезает, он остается в памяти, придавая смысл этому действию, а цель действия фиксируется в механизме его контроля — аппарате сличения в виде эта лона, с которым происходит сопоставление достигаемого результата.
При достижении запланированного результата и удовлетворении потребности мотив теряет свою актуальность и как побуждение «здесь и сейчас» утрачивает свою энергию, но закрепляется в долговременной памяти как опыт. Мотив становится «знаемым», как и его компоненты — потребности и цели, а также пути их достиже ния. По мере развития личности возникает своеобразный «мотивационный банк данных», хранящий в долговременной памяти основные и регулярно возникающие потребности, средства и способы их удовлетворения и получавшийся при этом эмо циональный фон. В зависимости от знака последнего (положительных или отрица тельных эмоций) пережитая потребность с объектом ее удовлетворения может стать ценностью или антиценностью для данного человека; он не прочь при каждом удобном случае актуализировать положительные ситуации либо, наоборот, устра нять ситуации, провоцирующие актуализацию негативных потребностей и спосо бов их удовлетворения.
Часто, однако, цель не достигается, и потребность остается не удовлетворен ной. Причинами этого могут быть блокирование путей достижения цели (запре ты), отстутствие предмета удовлетворения потребности, откладывание по каким-то причинам достижения цели (например, потому что в данный момент человеку некогда или складывается неподходящая ситуация), насильственное прерывание деятельности, ведущей к ее достижению (реализации намеченного). Все это мо жет приводить к трем вариантам. При первом варианте мотив «затухает» либо ес тественным путем (феномен забывания намерений по 3. Фрейду), при втором — появляется более сильная потребность, которая подавляет по механизму доминан ты прежнюю. При третьем варианте потребность остается и требует своего удов летворения. Этот вариант изучался в психологической школе К. Левина. Было по казано, что нерешенные задания образуют напряжение, которое привязывает че ловека к данной деятельности до тех пор, пока проблема не будет решена. Так, например, многие дети, которым не дали закончить урок (или игру), возвращались к прерванному занятию без всякого внешнего понуждения, несмотря на сложность задания (причем при таком перерыве происходила лучшая фиксация урока в памя ти, чем без перерыва).
Эти эксперименты объясняют и многие случаи, связанные с решением повсе дневных «задач». Возникающее у человека напряжение в связи с неудовлетворени ем потребности способствует закреплению в памяти сформированного намерения. У человека остается понимание необходимости удовлетворения потребности, до стижения цели. Однако при этом мотив видоизменяется, трансформируется в новое психологическое образование — мотивационную установку; чем дольше она не реализуется, тем все более снижается острота переживания потребности, а следо вательно снижается побудительное напряжение (правда, это не относится к витальным потребностям — в пище, воде, воздухе, на удовлетворение которых тем больше направлены мысли человека, чем дольше они не удовлетворяются).
Мотивационная установка — это задание для себя, запланированное, но отсро ченное, или намерение, которое будет осуществлено при появлении нужной ситуа ции, повода. Ее можно рассматривать как латентное состояние готовности к удов летворению потребности, реализации намерения (наподобие того, как пламя «пе реходит» в тлеющие угли, но, стоит только подбросить дров, как вспыхивает вновь).
Мотивационная установка может возникать и без неудачных попыток достичь цели как долговременное намерение (замысел). При этом Мотивационная установ ка-намерение может проявляться в различных формах: в виде принятого задания, взятого обязательства, данного обещания, мечты.
В ряде случаев Мотивационная установка превращается в навязчивую идею, в частности — при возникновении пристрастия к чему-нибудь (курению, спиртному, наркотикам). Тогда человек ищет любой повод и предлог, чтобы удовлетворить свою страсть (повод — это обстоятельство, способное быть основанием совершения по ступка, действия; его следует отличать от предлога, т. е. от внешнего обстоятель ства, которое человек использует для своего оправдания при нарушении им нрав ственных и общественных норм поведения, внешних запретов и т. п.).
К навязчивым мотивационным установкам можно отнести и страсть к коллек ционированию, фанатичное «боление» за любимую футбольную команду или рок-группу и т. д. В этом случае можно говорить о том, что мотивационная установка превратилась в направленность личности или, при меньшей выраженности, в ин терес.
Намерение как мотивационная установка, по существу, понимается и Л. И. Божович (см. раздел 3.4). Напомним, что, согласно ее точке зрения, намерения форми руются, во-первых, когда цель деятельности отдалена и ее достижение отсрочено, во-вторых, когда удовлетворение потребности не может быть достигнуто непосред ственно, а требует достижения промежуточных целей, не имеющих собственной по будительной силы. В этом случае возникшее у человека намерение выступает в ка честве побудителя действий, направленных на достижение промежуточных целей. Здесь, очевидно, подходит пример, описываемый А. Н. Леонтьевым, с зарабатыва нием денег для удовлетворения имеющихся потребностей: деньги не удовлетворя ют потребности непосредственно, а лишь служат для приобретения предметов удов летворения потребностей. Работа для зарабатывания денег побуждается намерени ем, но при этом у человека может отсутствовать желание (потребность) работать. Намерение базируется на понимании необходимости, долженствования.
Побудительная сила намерения, пишет далее Л. И. Божович, является синтезом двух образующих: влияния непосредственной потребности и воздействия интеллек туальной активности, посредством которой человеком осознаются средства, позво ляющие достичь удовлетворения потребности. Следовательно, намерение представ ляет собой возникающее в процессе психического развития человека новое функци ональное образование, в котором в неразрывном единстве выступают аффективные и интеллектуальные компоненты.
Побуждения, идущие от намерения, обладают теми же динамическими свой ствами (силой, напряженностью и другими), что и побуждения, идущие непосред ственно от потребности. Человек, побуждаемый принятым намерением, может дей ствовать даже вопреки непосредственному желанию. Таким образом, заключает Л. И. Божович, намерение организует поведение человека, позволяет ему произ вольно действовать с целью удовлетворения потребностей.
Следует, правда, заметить, что предшествующие два абзаца содержат известное противоречие во взглядах Л. И. Божович на намерение. Если вначале она говорила о намерении как мотивационной установке (в моем понимании), то потом она стала характеризовать намерение как мотив со всеми присущими ему признаками В об щем, это и неудивительно, так как намерения можно рассматривать не только как долговременные (мотивационные установки), но и как срочные, оперативные (о чем я уже говорил, рассматривая этапы мотивации). Если оперативные намере ния приводят к возникновению побуждения «здесь и сейчас» (как справедливо за мечает В. А. Иванников (1990), побуждение всегда остается ситуативным образова нием, оно никогда не хранится в памяти), то намерения долговременные хранятся в памяти, но в данный момент лишены побуждения. Последнее трансформирует ся в готовность осуществить намерение при появлении соответствующих усло вий. При этом важным свойством намерения — мотивационной установки — явля ется то, что, оставаясь в долговременной памяти, оно может использоваться много кратно и без предшествующего формирования всей структуры мотива (правда, возможны различного рода поправки в этом намерении, касающиеся средств и спо собов удовлетворения потребности).
Таким образом, мотивационная установка является тем психологическим обра зованием, которое рядом авторов (В. Г. Асеев, В. И. Ковалев) относится к потенци альным мотивам, которые сформировались, но не проявляются в данный момент.
Следует подчеркнуть, что мое понимание мотивационной установки расходится с определениями, даваемыми другими авторами. Например, И. Г. Кокурина (1980) под мотивационной установкой понимает такую социальную установку, когнитив ный элемент которой представляет собой смысловое суждение, а эмоциональный — оценочное суждение по поводу значимых в деятельности объектов.
8.3. МЕЧТА КАК РАЗНОВИДНОСТЬ МОТИВАЦИОННОЙ УСТАНОВКИ
Одним из психологических образований, относящихся к мотиваци онной сфере человека, является мечта. В «Словаре русского языка» С. И. Ожегова мечта определяется как предмет желаний, стремлений, мысленно представляемый, воображаемый. Однако такое понимание мечты не подчеркивает ее специфики по сравнению с другими видами желаний.
К. К. Платонов (1986), по существу, повторил эту трактовку, когда написал, что мечта — это воображение, создающее образы желанного. В других психологиче ских словарях этот феномен вообще не упоминается. Отсюда можно сделать вы вод, что по каким-то причинам психологи предпочитают не касаться его. Возмож но, они находятся еще под влиянием прежнего отношения к мечте, когда, напри мер, известный французский психолог Т. Рибо (1886) смотрел на нее как на своего рода пустоцвет, появляющийся на древе творческого воображения, когда оно «за гнивает» вследствие бессилия воли человека. По его мнению, мечта — удел сенти ментальных, а действительно страстные люди мечтателями не бывают.
В зарубежной литературе сущность и функции мечты рассматриваются с психо аналитических и бихевиористских позиций как замещение реального действия, по ведения, как способ уйти от реального совершения того, что связано со слишком большим риском или трудом. Это способ «спустить пары» своих излишне горячих стремлений. С. Фешбах (S. Feshbach, 1970), например, показал, что после «агрес сивных» мечтаний реальная агрессивность уменьшается. Таким образом, в запад ной психологии мечта понимается как способ разрядки возникшего потребностного напряжения, как квазиудовлетворение потребности. Как отмечает Б. И. Додонов (1976), это зауженное понимание мечты и ее роли. Конечно, мечтание иногда помо гает человеку отступить от цели, заменить реальное действие воображаемым, но в то же время оно дает возможность удерживать цель, так как в процессе мечтания создаются внутренние модели «потребного будущего» (по Н. А. Бернштейну), кото рые обладают большой побуждающей силой. Именно это и позволяет относить меч ту к мотивационной сфере личности, рассматривать ее как вид мотивационной уста новки.
Б. И. Додонов выделяет следующие характеристики мечты: она всегда проявля ется в воображении, рождая образы желаемого будущего; она имеет яркую эмоци ональную окраску; она осознанна и прочно закреплена в личности, т. е обладает устойчивостью. Это одобряемое самим субъектом желание, всесторонне оценен ное личностью, сопоставленное с другими ее стремлениями.
Тесная связь мечты с воображением привела к тому, что она рассматривается многими психологами как вид воображения, но не мотивации. Конечно, для этого есть основания; мечтая, человек не только планирует пути удовлетворения потреб ности (по Б. И. Додонову, это мечта-план), но и проигрывает в уме выполнение са мой деятельности, поведенческий акт, т. е. мысленно как бы выходит за границы мотива, часто получая удовольствие от воображаемой активности. Неслучайно, как мы уже отмечали, в западной психологии мечта рассматривается как своеобразный способ разрядки нестерпимого эмоционального напряжения (Т. Шибутани, 1969) и выполняет, следовательно, функцию компенсации, когда реальная деятельность (по веденческий акт) по каким-то причинам невозможна. В результате мечта способ ствует, как пишет Т. Шибутани, поддержанию слабых надежд, смягчению чувства неполноценности или уменьшению каких-то обид.
Б. И. Додонов выделяет в связи с этим мечту-игру, характерную для детей и подростков, у которых предмет желаний часто бывает настолько нереальным, что его недостижимость осознают даже сами мечтатели (по сути, речь идет о фантазии, грезах). Чаще всего дети и подростки прибегают к таким мечтам ради самоутешения или «самоуслаждения». Однако мечты-грезы могут быть и у взрослых (вспомним Бальзаминова из пьесы А. Н. Островского). В советской педагогике и психологии к грезам отношение было отрицательным как к пустой, бесплодной, необоснованной мечтательности, расслабляющей человека, заменяющей ему жизнь в реальном мире жизнью в воображении, в мире грез, отрывающей от созидательного труда на благо своей страны. Б. И. Додонов указывает на неправомерность такого отношения к фантазированию. Он отмечает, что в детском, подростковом и юношеском возрасте фантазирование является своеобразной игрой и необходимым элементом душевной жизни развивающейся личности. Почти каждый человек проходит в своем развитии через эту стадию наивного мечтательства (вспомним: плох тот солдат, который не мечтает стать генералом). Важно, чтобы с возрастом мечта-игра (фантазия) перера стала в мечту-план, т. е. в мотивационную установку. И в этом можно видеть одну из важных задач педагогов и родителей. По сути, мечтая, ребенок учится строить мотив, т. е. находить пути и средства удовлетворения потребности. Мечтание — это упражнение в мотивации.
Поэтому мечту можно рассматривать во многих случаях, особенно у юношей и взрослых, как положительно эмоционально окрашенную долговременную мо тивационную установку, направленную, как и мотив, в будущее, но лишен ную непосредственного побуждения. Неслучайно и Б. И. Додонов попытался связать мечту с фиксированной установкой, вырабатываемой с помощью вообра жения. Кроме того, он отмечает, что мечта может появляться и при недостатке эмоций, а не только при их избытке. Она становится как бы своеобразным эмоци ональным переживанием; переживая, субъект стремится доставить себе удоволь ствие.
Так или иначе, мечтание сказывается на поведении человека, т. е. помимо ком пенсаторной, насыщающей эмоциями функции мечта обладает и побуждающей фун кцией.
8.4. ВЛЕЧЕНИЯ, ЖЕЛАНИЯ, ХОТЕНИЯ
Среди мотивационных образований особое место занимают влече ния, желания и хотения. Как и в отношении других психологических понятий, свя занных с мотивацией, их толкование далеко не однозначно и имеет длинную исто рию.
Попытку разобраться в понятиях «желание» и «хотение» предпринял еще И. М. Сеченов в «Рефлексах головного мозга» (1863). И то и другое он рассматривал в аспекте произвольного управления поведением и действиями и с точки зрения раз виваемой им рефлекторной теории считал, что и желание и хотение являются реф лексами без конца, без удовлетворения. «Желание в страстном психическом акте то же, что мысль в обыкновенном — первые две трети рефлекса», — писал И. М. Сече нов (1953, с. 105).
При этом он явно не отождествляет желание и хотение с органической потреб ностью (нуждой). Так, он писал, что жизненные потребности родят хотения, что желание у взрослого человека вытекает из какого-нибудь представления и является страстной стороной мысли, т. е. ощущением, переживанием эмоции: «Желание как ощущение имеет всегда более или менее томительный, отрицательный характер» (1953, с. ПО). Процесс появления желания у детей И. М. Сеченов описывает следу ющим образом:
Рядом с развитием страстных психических образований в ребенке появляются и желания. Он любил, например, образ горящей свечки и уже много раз видал, как ее зажигают спичкой. В голове у него ассоциировался ряд образов и звуков, предшествующих зажиганию. Ребенок совершенно спокоен и вдруг слышит шарканье спички — радость, крики, протягивание руки к свечке и пр. Явно, что в его голове звук шарканья спички роковым образом вызывает ощу щение, доставляющее ему наслаждение, и оттого и радость. Но вот свечки не зажигают, и ребенок начинает капризничать и плакать. Говорят, обыкновенно, что каприз является из не удовлетворенного желания.
Очевидно, что воспоминание о наслаждении, будучи страстным, отличается, однако, от действительного наслаждения, подобно тому как голод, жажда, сладострастие в форме жела ния отличаются от наслаждения еды, питья и пр. Желание, как с психологической, так и с физиологической точки зрения, можно вообще поставить рядом с ощущением голода Зри тельное желание отличается от голода, жажды, сладострастия лишь тем, что с томительным ощущением, общим всем желаниям, связывается образное представление... (1953, с. 102)
Таким образом, в желании И. М. Сеченов видит две составляющие: «томитель ное ощущение» (ощущение нужды) и образ (представление) того, что человек жела ет, т. е. цель. В то же время он ставит желание в один ряд с намерением.
И. М. Сеченов пишет, что желанию и хотению часто придают различные значе ния. Про желания говорят, что они капризны и противятся воле. Хотение, наоборот, часто принимают за акт самой воли: я хочу, но не исполню своего желания; я устал и мне хочется спать, а я продолжаю бодрствовать. Считают, что человек, если захо чет, может поступить противоположно своему желанию.
И. М. Сеченов связывает это с неправильностью языка, считая, что желание и хотение суть одно и то же: мне хочется лечь — означает, пишет он, желаю лечь, у меня есть желание лечь. Он считает, что тут какая-то неточность или в способах выражать словами свои ощущения, или даже в самих ощущениях и связанных с ними понятиях и словах, и пытается разобраться в этом; но выбирает для разделе ния понятий «хотение» и «желание» очень шаткий, трудноопределяемый критерий: степень выраженности страстности (эмоционального переживания). Хотение ме нее страстно, более «холодно», желание более страстно (вспомним А. С. Пушкина: «В крови горит огонь желаний»). Но это всего лишь допущение, главным же для И. М. Сеченова является не их разведение, а их тождество: и хотение и желание есть рефлекс без конца, мысль. Но это означает также, что и тот и другой феномен не сводимы к нужде (органической потребности).
К сожалению, многие высказывания И. М. Сеченова не дают основания говорить о том, что вопрос им решен окончательно. Это скорее размышления над поставлен ным вопросом. В самом деле, заявляя о тождестве понятий «хотение» и «желание», он пытался затем найти критерий для их разведения.
Сложность разрешения этого вопроса доказывается тем, что и до сих пор разли чия в понимании желаний и хотений одними психологами признаются, а другими — нет. Те же, кто эти различия признают, четко, а главное — доказательно, их не фор мулируют. Положение усложнилось еще и тем, что, благодаря 3. Фрейду, к феноме нам желания и хотения присоединился третий — влечения. В результате к сегод няшнему дню наметились две линии в их рассмотрении: как выражение активности потребностей (а порой и отождествление их с потребностями) и как проявление различных видов стремлений к удовлетворению потребностей. Правда, стремле ния многими понимаются как активная сторона потребностей, так что в какой-то части эти два направления смыкаются. Однако в ряде работ стремление — это не только влечения, желания, хотения, но и интересы, идеалы, склонности, призвание и т. д. Под стремлениями подразумевают либо такие потребностные отношения, в которых предметное содержание еще в значительной степени свернуто (т. е. не ясен предмет удовлетворения потребности), либо такие, в которых динамическая сторо на (побуждение) особенно ярко выражена.
Таким образом, несмотря на близость стремлений к влечениям, они не тожде ственны. В связи с этим заметим, что название книги польского психолога К. Обуховского Psychologia dozen ludskich, переведенное как «Психология влечений че ловека», не очень соответствует истине, так как dazeri — это стремление, а не вле чение; неудивительно, что в самой книге о влечениях говорится очень мало (глава о сексуальной потребности).
Рассмотрение влечений, желаний и хотений как различных форм потребности связано прежде всего с именем С. Л. Рубинштейна. Все эти три формы отражают, с его точки зрения, стадии развития потребности. Влечение — это начальный этап в осознании потребности, переходная форма от органических ощущений к более вы соким формам — желанию и хотению. По С. Л. Рубинштейну, при влечении пред мет, способный удовлетворить потребность, еще не осознается. Но в то же время он пишет, что содержащаяся во влечении направленность не заложена в индивиде сама по себе, вне его связи с внешним миром, а фактически порождается потребностью в чем-то, находящемся вне индивида.
По мере того как предмет удовлетворения потребности осознается, влечение пе реходит в желание. В его характеристике С. Л. Рубинштейн подчеркивает прежде всего возникновение предметной определенности, т. е. осознание предмета удовлет ворения потребности. Однако, хотя желание уже включает знание о цели действия, в нем еще нет готовности к достижению этой цели. Когда же эта готовность возни кает, то такую потребность С. Л. Рубинштейн называет хотением. Хотение, пишет он, это устремленность не на предмет желания сам по себе, а на овладение им, на достижение цели. Хотение, продолжает он, имеется там, где желанна не только сама по себе цель, но и действие, которое к ней приводит. Тем самым С. Л. Рубинштейн, используя понятие «хотение», подчеркивает побудительную, действенную сторону потребности.
Такое деление потребностей или их активной стороны — стремлений признано правомерным рядом психологов (П. И. Иванов, К. К. Платонов, П. А. Рудик). Они считают, что влечение — это смутное малодифференцированное стремление или потребность; желание характеризуется наличием осознанной цели, но пути и сред ства ее достижения еще не осознаны. Когда же они осознаются, то, по П. И. Ивано ву, возникает хотение, а по К. К. Платонову — интерес.
Правомерность выделения трех форм проявления потребностей И. А. Джидарьян (1976) обосновывает так: влечение— генезисом, исходными природными предпосылками развития; желание — включенностью в целостный внутренний мир личности как выражение значимых для нее предметных отношений и связей с внешним миром; хотение — действенностью как выражением ее исходного побуж дения.
Однако такое понимание влечений, желаний и хотений и различий между ними поддерживается не всеми психологами. Для того чтобы понять причину этого, рас смотрим, как понимаются влечения, желания и хотения разными авторами
Влечения. 3. Фрейд, понимая влечения (Treibe — импульсы) как пограничные образования между физическим и психическим (соматическим и душевным), харак теризовал их четырьмя аспектами: источником, целью, объектом и силой (энергией) Таким образом, он связывал влечения и с целью как действием, и с целью — объектом удовлетворения потребности
Решительно высказывался против точки зрения, что при влечениях цель не осо знается, Н. Д. Левитов Он, в частности, писал, что неверно отличать влечения бес предметностью или неясностью, смутностью объекта. Напротив, человек, пережи вающий влечения, словно приковывается к объекту, связывается им, находится под его гипнозом. Когда человек говорит, что его влечет, он знает, к чему; в одних случа ях Объектом является более широкая сфера (музыка, природа), в других — более узкая (конкретный человек). Н. Д. Левитов выделял во влечении две характеристи ки — «властность» объекта над человеком и эмоциональную насыщенность пере живаний; он же писал, что влечение часто вызывается весьма ясной, временами навязчивой целью. Недаром А. С. Грибоедов говорил, что влечение — род недуга Если под влечением понимать фанатизм, влюбленность, то он был близок к истине Например, Ф. Ларошфуко сравнивал любовь с горячкой: тяжесть и длительность той и другой не зависят от нашей воли.
В. С. Дерябин (1974) отмечает, что влечение заключается в длительном состоя нии напряжения, связанном с тяготением к определенному объекту и имеющем тен денцию проявляться в ряде действий, направленных на овладение этим объектом Отсюда он, вслед за Н. Н. Ланге, рассматривает влечение как двухкомпонентный феномен, включающий в себя потребность в чем-то и двигательную тенденцию к удовлетворению этой потребности (побуждение). При этом В. С. Дерябин рассмат ривает слова желание, хотение, влечение, потребность, вожделение как синонимич ные, выражающие лишь различные стороны и оттенки одних и тех же переживаний, и поэтому предпочитает пользоваться только одним термином — влечение. Он вы деляет органические влечения (потребности) — голод, жажду, половое влечение и психические влечения — к труду, к организаторской или научной работе и т. д. Пер вые связаны с неприятным ощущением недостатка чего-то, вторые — с положитель ным чувственным тоном (очевидно, за этими влечениями скрываются интересы, склонности).
Влечение как целенаправленную потребность понимает и П. В. Симонов (1981). Однако с физиологической точки зрения осознания цели для целенаправленного поведения вовсе не требуется, так как целенаправленность определяется механиз мом инстинкта. Неслучайно некоторые авторы употребляют слово «инстинкт» в смысле «влечение»; разница лишь в том, что влечение обозначает более сильный аффективный процесс, а инстинкт — специально «твердо отчеканенную» форму действия. Так, А. Н. Лук (1972) в качестве первичного феномена рассматривает не потребности, а врожденные влечения, унаследованные от предков и генетически закрепленные: стремление к сохранению своей жизни (пищевой и защитный ин стинкты), стремление к продолжению рода (половой и родительский инстинкты), стремление к активности (рефлекс цели, рефлекс свободы, ориентировочный реф лекс), стремление к общению с себе подобными (инстинкты подражания и самовы ражения).
Перечисленные влечения, пишет А. Н. Лук, отражаются в человеческой психике в виде тех или иных чувств (эмоциональных переживаний), а последние конкрети зируются в форме желаний. Врожденное влечение неотчетливо, оно не облекается в слова. Желание же всегда конкретно, выражено словами, пусть не вслух, а посред ством внутренней речи, даже свернутой. Желание возникает из взаимодействия врожденного влечения с приобретенным опытом. Оно является психологическим мостом от чувства к мысли. Как видим, трактовка желания А. Н. Луком существен но расходится с сеченовской: у того желание — это сама мысль, а не мостик к ней.
Своеобразно понимание А. Н. Лука и отношений между влечениями и потребно стями: последние, отражая социальный опыт, формируются на основе влечений, но, будучи сформированными, воздействуют на поведение наравне с влечениями и даже приобретают главенствующую роль. В итоге отношения между влечениями, жела ниями и потребностями у него выглядят так:
А. Н. Лук пишет, что человек, как правило, не осознает всей этой цепочки. На последнем этапе ее он с помощью мышления устанавливает для себя цель. И в даль нейшем ему самому именно этот момент осознания цели кажется отправной точ кой, побуждением к деятельности. При этом чувственная мотивация этой деятель ности остается нераскрытой. Между тем, заключает автор, поступки человека вы текают из его потребностей (что справедливо), а не из мышления (с чем трудно согласиться, если учесть роль «внутреннего фильтра» в формировании намерения). У А. Н. Лука мышление — лишь промежуточный этап между потребностью и до стигнутым результатом. Вообще, трудно представить себе, чтобы человек не осознавал ни влечения, ни потребности личности. Поэтому в справедливости утверждения этого автора об осознаваемости только желания можно усомниться. В то же время он правильно подме тил подмену в сознании человека потребности целью, о чем я говорил в главе 2.
Конечно, вопрос о том, что во влечении осознается, а что не осознается, весьма сложен. Если говорить об инстинктивных влечениях, характерных для животных, то формула Н. Н. Ланге: влечения — это чувство плюс некоторая двигательная тен денция, возможно, и верна, и влечение отражает в данном случае лишь чувствен ную сторону инстинкта. Например, эмоция страха вызывает ряд типичных для жи вотного инстинктивных действий в соответствии с врожденным защитным рефлек сом. На основе ощущений, возникающих при осуществлении двигательного рефлекса, у животного возникают двигательные представления, которые, сливаясь затем с чувством страха, придают последнему характер влечения, т. е. чувства, в котором есть уже сознательная импульсивность к определенным движениям. По Н. Н. Ланге, инстинктивное влечение превратилось в «опытное» влечение, связан ное с приобретением животным опыта.
Но если уже у животных признается сознательность влечений (правда, в приве денном Н. Н. Ланге примере как-то странно говорить о влечении, поскольку оно обычно связывается с притягательностью объекта, а страх не предполагает тако вой), то что же говорить о человеке? Поэтому трудно согласиться с мнением ряда психологов, что влечение — это неосознанная потребность (К. К. Платонов). Кроме того, здесь происходит смещение акцента в рассмотрении сущности влечений: не осознается не предмет потребности, а сама потребность. Сравним, например, пони мание влечения П. И. Ивановым (человек при влечениях осознает, что ему чего-то не хватает, что-то нужно, но что именно, т. е. какой объект, он не понимает) с тем, что говорится в «Кратком психологическом словаре» (М., 1974): влечение — это психологическое состояние, выражающее недифференцированную, неосознанную или недостаточно осознанную потребность субъекта. Правда, это противоречие может быть снято, если знать, что под потребностью авторы понимают предмет по требности.
Итак, итогом рассмотрения различных взглядов на сущность влечений может быть констатация факта, что критерий отличия влечений от желаний и хотений (неосознаваемость цели) признается не всеми. Да и сам С. Л. Рубинштейн, между про чим, писал, что осознание влечения совершается через осознание того, на какой предмет оно направлено (заметим, речь идет об осознании не желания или хотения, а именно влечения).
Наличие у влечения осознаваемой цели (объекта) подтверждается многими фактами. Влечение проявляется в симпатии, влюбленности, но ведь не может быть симпатии вообще, ни к кому, не говоря уже о влюбленности. Их объект всегда из вестен. Да и само слово «влечение» означает, что какой-то конкретный объект (бо лее или менее конкретный или обобщенный) влечет к себе человека, придает его стремлению направленность, целеустремленность. Если бы объект не осознавал ся, то не было бы и влечения, а была бы просто осознанная или плохо осознанная нужда.
В понимании влечения как потребности с неосознанной целью (неопредмеченной потребности, если пользоваться терминологией А. Н. Леонтьева), хотят того психологи или нет, находит отражение фрейдовское понимание потребности и вле чения как инстинкта. Неслучайно в 1949 году П. Я. Гальперин упрекал С. Л. Рубин штейна за использование понятия «влечение». Так, он говорил, что С. Л. Рубин штейн критикует фрейдизм, а сам использует основное понятие фрейдизма — вле чение. Конечно, нельзя согласиться с такой критикой и отказаться от этого понятия на том основании, что его предложил 3. Фрейд. Но нельзя не видеть и ограниченно сти понимания 3. Фрейдом явления влечения.
Понимание влечений как свойств, близких к инстинктам, проявляющееся у раз ных авторов в той или иной степени, очевидно, не случайно. Над влечениями посто янно «витает дух» невольности, плохой осознаваемости. Как писал А. С. Пушкин: «Когда б не смутное влечение чего-то жаждущей души». Вопрос только в том, что происходит невольно, что плохо осознается или вообще не осознается. В инстинк тах непроизвольным моментом является двигательная активность, направленная на удовлетворение потребности. Во влечениях же непроизвольным является появле ние тяги к объекту, побуждения, но не движение, не реакция удовлетворения по требности. Такая мысль высказывается рядом ученых. В. С. Дерябин (1974) говорит о внутренней независимой от воли человека силе, движущей к объекту, Н. Д. Леви тов (1964) — о непроизвольном или не совсем произвольном состоянии, когда чело век чувствует себя как бы прикованным к предмету («Невольно к этим грустным берегам меня влечет неведомая сила», — писал А. С. Пушкин; или в стихотворении «Звуки» у А. Н. Плещеева: «И мнится мне, что слышу я знакомый голос, сердцу ми лый; бывало, он влечет меня к себе какой-то чудной силой»). Речь, таким образом, идет о механизмах возникновения влечений, которые могут быть связаны и с не произвольностью («неведомая сила», «какая-то чудная сила»). Однако, понимая это, не следует «перегибать палку» и считать, что влечения имеют наследственное про исхождение (В. С. Мерлин,1971). Врожденное, наследственное и генетически обус ловленное — это разные понятия. Генетическая обусловленность биологических влечений (например, полового, связанного с гормональными изменениями в орга низме в период полового созревания) сомнений не вызывает. Но у человека и эти влечения контролируются и не вызывают активности, направленной непосредствен но на удовлетворение потребности. Они проходят через «цензуру» личностных об разований, т. е. «внутреннего фильтра».
Что же касается плохой осознаваемости влечений, то дело здесь не в неосозна ваемости объекта влечения, а в непонимаемости того, чем этот объект привлека ет, манит к себе. Именно в отождествлении понимания с осознанием кроется, на мой взгляд, причина противоречивых взглядов на сущность влечений. Например, в одном из учебников по психологии сказано, что о влечении можно говорить тогда, когда не осознаны внутренние побуждения, т. е. не взвешена их личная и обще ственная значимость, не учтены их последствия (особенно при страсти). Но разве здесь речь идет просто об осознанности ощущений, переживаний? Поэтому наибо лее точно, по моему мнению, вопрос об осознании влечений выражен в «Психоло гическом словаре» (1983), где говорится, что влечение может быть и хорошо осо знанным, а недостаточная его осознанность бывает связана не столько с отсутстви ем представления о его объекте, сколько с непониманием существа потребности в нем, т. е. с непониманием почему и для чего он нужен. Человек обычно в той или иной степени знает, к чему его влечет, но часто не отдает себе отчета в причине этого влечения.
Безусловно, влечение подростков и юношей к противоположному полу осозна ется ими в качестве потребности личности, но не всегда понимается причина этого влечения, т. е. те гормональные сдвиги и связанные с этим органические потребно сти, которые происходят в период начала полового созревания и ощущаются ими. В то же время слабо понимается и то, что привлекает в объекте влечения. Привле кательный объект становится целью, но его характеристики (привлекательные сто роны) либо вообще не выделяются, либо осознаются весьма смутно.
Вслед за К. К. Платоновым влечение можно рассматривать как примитивную эмоциональную (или преимущественно эмоциональную) форму направленности личности.
Желания. Нет однозначного понимания психологами и другого феномена — желания. У Ж. Годфруа (1992) желание — это ощущение потребности; в других источниках — это переживание, отражающее потребность, перешедшее в действен ную мысль о возможности чем-либо обладать или что-либо осуществить; у Р. С. Немова (1994) — это состояние актуализированной, т. е. начавшей действовать, по требности, сопровождаемое стремлением и готовностью сделать что-либо конкрет ное для ее удовлетворения (т. е. то, что у С. Л. Рубинштейна называется хотением). В «Психологическом словаре» желание трактуется как особая форма активности человека, стремящегося удовлетворить осознанную им потребность с помощью оп ределенного предмета; а в «Философской энциклопедии» желание — это мотив дея тельности, который характеризуется осознанной потребностью.
Как видно из этого перечня, диапазон психологических явлений, принимаемых за желание, достаточно большой — от ощущения потребности до мотива и даже исполнительской активности (деятельности). Правда, есть в этих определениях и общие моменты: тесная привязка желания к потребности и осознание конкретной цели (предмета или действия). Но разве нет этого и во влечении? Что же касается того, что во влечениях субъектом не все понимается, то это может быть присуще и желаниям, и хотениям. Ведь говорим же мы: «Ты сам не знаешь, чего хочешь», «У вас нет твердого намерения, а скорее всего это — лишь смутное желание». Та ким образом, очевидно, что есть и неопределенные желания, поэтому и с этой точ ки зрения предложенное С. Л. Рубинштейном разделение влечений и желаний не убедительно.
Имеется даже точка зрения, что желания и хотения вообще лишены цели. Так, А. Н. Леонтьев (1971) пишет, что хотения, желания не являются мотивами, потому что сами по себе не способны породить направленную деятельность. Она возникает только тогда, когда будет понято, в чем состоит предмет данного хотения, желания или страсти. Конечно, оценивая это высказывание, надо иметь в виду, что под моти вами А. Н. Леонтьев понимал именно эти предметы. Но это высказывание лишний раз показывает, что концепция С. Л. Рубинштейна не получила всеобщего призна ния.
Желания могут проявляться не только как потребности и стремления, с ними свя занные, но и как рассуждения (желательно бы, неплохо бы, не мешало бы), что ука зывает на их большую по сравнению с влечениями рассудочность. Поэтому действенность желаний не является их обязательной характеристикой. Об этом говорит и С. Л. Рубинштейн: желание часто остается на уровне представлений, воображения, поскольку не всегда оказывается соотнесенным адекватно с возможностями его удовлетворения и даже не всегда включает в себя мысли о средствах удовлетворе ния. Поэтому желанию сопутствуют не столько практичность и действенность, сколько мечтательность, а порой и эмоциональность.
К. К. Платонов тоже говорит о том, что желания могут быть пассивными, когда цель недостижима, и превращаться либо в мечты, либо в грезы. В связи с этим не всякое желание можно отнести к стремлению как активной стороне потребности.
Таким образом, различия между влечениями и желаниями, о которых говорит С. Л. Рубинштейн, в действительности не столь очевидны. Отпадает постулат, что у влечения цель неосознаваема, а у желания — осознаваема. Влечение целенаправ ленно, а желание может и не иметь конкретной цели. Уже это ставит под сомнение положение С. Л. Рубинштейна, что влечение, желание и хотение — это стадии раз вития потребности, т. е. что влечение переходит в желание, а желание переходит в хотение. Однако есть и другие доводы, опровергающие эту динамику. Так, очевид ным является тот факт, что большинство желаний не вырастают из влечений. Труд но, например, утверждать, что, если человек захотел есть, то у него появилось вле чение к еде (если, конечно, он не гурман и удовольствие от пищи не является его страстью). Другое дело, что каждое влечение выступает и как желание: если меня к чему-то влечет, значит, я желаю (хочу) этим обладать (физически или духовно, это не столь важно).
Хотение. Совершенно не очевидны различия между желанием и хотением. На помним, что И. М. Сеченов разделял их только по степени страстности, т. е по эмо циональности переживаний. Ж. Годфруа определяет хотение как осознание стрем ления к известному объекту, что равнозначно определению желания С Л. Рубин штейном. Да и в обыденной речи слова «хочу» и «желаю» синонимичны. В романе И. А. Гончарова Обломов говорит: «Я не могу хотеть, чего не знаю», а мог бы сказать и по-другому: «я не могу желать...». Один литературный персонаж произнес и такую фразу: «Я хочу отсутствия желаний», а мог бы сказать и наоборот: «Я желаю ничего не хотеть». Употребление слова «желаю» в современном разговорном языке звучит несколько высокопарно, поэтому чаще пользуются словом «хочу». Неслучайно в «Словаре русского языка» пишется, что хотеть — значит иметь желание.
Вообще, если принять данное П. И Ивановым определение хотения как более высокой формы потребности, при которой осознаются не только цель, но и способы и средства ее достижения, то оно практически соответствует структуре мотива, если последний понимать как сложное интегральное психологическое образование. А этапность формирования мотива в мотивационном процессе — по С. Л. Рубин штейну и П. И. Иванову — соответствует этапности развития потребности. В об щем-то, это и неудивительно: для них потребность и является мотивом.
Таким образом, признание у влечений, желаний (хотений) наличия не только потребностей, но и целей заставляет говорить о них не просто как о потребностях, но и как о сложных мотивационных образованиях (опредмеченных актуальных либо «знаемых» потребностях); и при наличии активности (побуждения) они могут считаться мотивами (в качестве таковых рассматривают желания В А. Крутецкий, 1980; и А. В. Петровский, 1986), а при отсутствии активности, но наличии намерения — мотивационными установками Если же нет и намерения, то желание (хоте ние) выступает в виде мечты и грезы
Представление желания (хотения) в форме мотивационной установки и мечты объясняет его «холодность», бесстрастность во многих случаях. Например, когда говорят1 «Я хочу летом поехать на юг», это не значит, что я переживаю в данный момент потребность. Больше того, это не значит, что у меня на этот счет уже приня то твердое решение. Это может быть просто мечта. Слова выполняют разные функ ции, иногда они просто выражают настроение. Когда в момент отчаяния человек говорит, что ему хочется умереть, совсем не обязательно понимать его буквально, вполне возможно, что слова, брошенные им в порыве отчаяния и воспринятые дру гими как заявление о намерении, на самом деле были не чем иным, как разрядкой эмоций. Отсюда не следует понимать буквально и угрозы, которые имеют место при разгоревшемся конфликте. Когда человек говорит: «Я тебя убью»,— это не значит, что он действительно имеет такое намерение и уж тем более не значит, что он мог бы совершить это злодеяние.
Различия в мотивационной напряженности «хотения» тонко подметил К. К Пла тонов. Он пишет, что иногда для удовлетворения своего «хочу» человек может «горы сдвинуть», а вот из-за «хочется» ему бывает лень и пальцем пошевелить. «Хочется» порой безвольно, так же как прихоть, т. е. объективно неоправданное хотение. Оно может породить упрямство, но никогда не порождает настойчивости. Это тот случай, когда человек просто желает вкусненького, а не испытывает настоящий голод
Таким образом, желание (хотение) скорее всего выступает как собиратель ный, обобщенный термин для обозначения различных мотивационных образо ваний, феноменов. Влечение тоже можно рассматривать как разновидность жела ния. Многозначность этого понятия может проявляться и в обозначении этапов формирования мотива: желание избавиться от неприятного ощущения или усилить приятное — на этапе формирования потребности, желание проявить поисковую активность — на этапе формирования первичного (абстрактного) мотива, желание удовлетворить потребность именно этим способом (предпочтение)— на этапе «внутреннего фильтра», желание достичь цели — на конечном этапе формирования мотива. Можно сказать, что в процессе мотивации возникает столько желаний, сколько ставится промежуточных и конечных целей, а желание (хотение) выступа ет то в роли потребности (я хочу, чтобы меня уважали, любили), то в роли намере ния (я не намерен (не хочу) это делать).
Итак, подытоживая все вышесказанное, можно сделать вывод, что попытки ряда психологов разграничить такие понятия, как влечение, желание и хотение, оказались не очень продуктивными. Особенно это касается двух последних понятий. Больше того, анализируя научное и бытовое употребление в речи этих понятий, приходишь к выводу, что понятие «желание» («хотение») является родовым мотивационным термином, который может относиться и к обозначению потребности, и к обозначе нию мотива в целом, мотивационной установки, мечты, грез, влечений. И различия надо искать скорее между различными видами (формами) желаний (хотений).
1 Намерение в «Психологическом словаре» определяется как сознательное стремление завершить действие в соответствии с намеченной программой, направленной на достижение предполагаемого результата. Влечения в зависимости от их силы и устойчивости Н. Д. Левитов делит на увле чение и страсть. Увлечение — это еще более оформившееся и более захватываю щее личность влечение1. Увлечения имеют различную продолжительность, но они всегда ограничены временем, пишет Н. Д. Левитов. Если увлечение затягивается на длительный срок, оно обычно переходит в страсть. Страсть — это не просто про должительное увлечение, она имеет свою особенность — силу, что сближает ее с аффектом. Это, по С. Л. Рубинштейну, одержимость, выражающаяся в любви, не нависти, скупости, в интересе к искусству, науке и спорту (кстати, и Н. Д. Левитов' писал, что состояние увлечения близко к состоянию заинтересованности, однако у последней нет прикованности к объекту). Страсть может проявляться по отноше нию к алкоголю, наркотикам, карточной игре, коллекционированию, рыбной ловле и т. д. Страсть всегда выражается в сосредоточенности, собранности помыслов и сил, направленности на единую цель, писал С. Л. Рубинштейн, т. е. с физиологиче ской точки зрения это доминанта. Она не всегда приятна для человека, может осуж даться им, переживаться как нечто нежелательное, навязчивое. В этом случае гово рят о мании (например, о токсикомании) — болезненном психическом состоянии с сосредоточением сознания и чувств на какой-то одной идее, одном желании. Это относится и к мании величия.
8.5. СКЛОННОСТЬ
Понятие «склонность» закрепилось в отечественной психологии в 40-е годы XX века (Б. М. Теплов, С. Л. Рубинштейн). Однако до сих пор оно не полу чило однозначного толкования. В одном случае склонность понимается как направ ленность на определенную деятельность (С. Л. Рубинштейн, 1946), как профессио нальная направленность (А. Г. Ковалев, 1969), как потребность в каком-либо виде деятельности (Н. С. Лейтес, 1960; А. Г. Ковалев и В. Н. Мясищев, 1960; Г. А. Форту натов и А. В. Петровский, 1956), в другом случае — как одно из проявлений соци альной направленности личности (К. К. Платонов).
А. В. Орлов (1981) считает, что под склонностью следует понимать не любую, а вполне определенную, внутренне мотивированную предрасположенность к деятель ности, когда привлекательными оказываются не только достигаемые цели, но и сам процесс деятельности. Склонность выступает как «потребностное отношение» к деятельности, к которой данное лицо особенно неравнодушно.
Обозначу специфические особенности склонности:
а) как побуждение к деятельности она всегда соответствует содержанию этой дея тельности (она внутренне мотивирована своим содержанием, типом деятельно сти; например, при выборе вида спорта склонность к работе «взрывного» характера приводит к занятиям спринтом, склонность к разнообразной деятельнос ти — к занятиям спортивными играми и т. д.);
' Правда, на обязательности выделения увлечений Н. Д. Левитов не настаивал, замечая, что термины «влечение» и «увлечение» часто употребляются в жизни как синонимы. В то же время нам представляется, что термин «увлечение» — более емкий и связан не только с вле чениями (например, увлечение модой не есть влечение к ней: я одеваюсь, как все, чтобы не выделяться, а не из-за влечения к тому, что модно).
б) определяемая чаще всего стабильными типологическими особенностями свойств нервной системы (Е. П. Ильин, 1986), уровнем активированности мозга (Б. Р. Кадыров, 1990), она является устойчивым вектором выбора вида деятельности;
в) деятельность в соответствии со склонностью всегда личностно значима, занима ет важное место среди ценностей человека, способствует формированию направ ленности личности, определенного видения мира;
г) склонность при выборе адекватной ей деятельности перерастает в стойкий инте рес. Как отмечает В. Н. Мясищев, склонность — это неустанное внимание к из бранной деятельности, это неутолимая любовь к ней, это негаснущее увлечение;
д) при отсутствии деятельности, соответствующей склонности, у человека появля ется скука и неудовлетворенность своими занятиями.
Р. Кеттелл (R. Cattell, 1957) различает общие склонности (common traits), кото рые свойственны всем людям, подвергавшимся социальным воздействиям, и уни кальные склонности (unique traits), характеризующие определенную индивидуаль ность. В последних, в свою очередь, он выделяет относительно уникальные (inteisically unique), которых нет ни у кого другого.
Р. Кеттелл различает склонности и по признаку модальности. Если они направ ляют человека на достижение определенной цели, то их он называет «динамически ми склонностями», если они касаются эффективности, то — «склонностями-способ ностями» (ability traits), если они связаны с энергичностью, эмоциональностью, то — «темпераментными склонностями». Более важное значение Р. Кеттелл прида ет первым склонностям — «динамическим».
Следует отметить, что не всякое положительное отношение к деятельности, к ее содержанию следует считать склонностью. Характерной особенностью склонности является то, что человек, как правило, не осознает ее истинных глубинных причин. Он не может в большинстве случаев объяснить, почему ему нравится именно эта деятельность, и называет чисто внешние признаки, базирующиеся на содержатель ной характеристике выбираемого вида активности (например, называет вид спорта, которым хотел бы заниматься, не объясняя почему («просто нравится»). Положи тельное же отношение к деятельности может быть обусловлено и другими фактора ми: заработной платой, режимом труда, близостью места работы к месту прожива ния, ее содержанием и т. д.
Важность распознавания склонности связана с тем, что спутником истинной и ярко выраженной склонности к какой-то деятельности часто является способность к этой же деятельности. А отсюда не так далеко и до определения призвания чело века.
8.6. ПРИВЫЧКИ
Привычки как психологический феномен до сих пор не получили достаточного освещения в психологической литературе. Неясно даже, к какому раз делу общей психологии их относить: к мотивации или действиям, поведению. В даваемых привычкам определениях акцент делается на том, что привычки — это автоматизированное или автоматическое действие, сложившийся способ поведе ния, и лишь потом добавляется: которое (который) стало потребностью, приобрело характер потребности, включает потребность. Такой подход к привычкам можно найти еще в работах конца XIX века. Например, один из основоположников научной психологии У. Джемс в учебнике по психологии 1892 года говорит о привычках то как о навыках, динамическом стереотипе, то как о факторе, определяющем поведе ние человека. Вот что он пишет:
Привычка играет в общественных отношениях роль колоссального махового колеса это самый ценный консервативный фактор в социальной жизни Она одна удерживает всех нас в границах законности и спасает «детей фортуны» от нападок завистливых бедняков. Она одна побуждает тех, кто с детства приучен жить самым тяжелым и неприятным трудом, не остав лять подобного рода занятий. Она удерживает зимой рыбака и матроса в море, она влечет рудокопа во мрак шахты и пригвождает деревенского жителя на всю зиму к его деревенскому домику и ферме; она предохраняет жителей умеренного пояса от нападения обитателей пу стынь и полярных стран Она принуждает нас вести житейскую борьбу при помощи того рода деятельности, который был предопределен нашими воспитателями или нами самими в раннюю пору жизни (1991, с 49) (курсив мой. — Е. И ).
С ролью привычки как мотивационного фактора согласен и С. Л. Рубинштейн, который пишет, что образовавшаяся привычка означает возникновение не столько нового умения, сколько нового мотива.
Таким образом, именно мотивационный подход к привычкам в большей мере по зволяет подойти к пониманию их сущности. Акцентирование же внимания на авто матизированном действии заставляет рассматривать любое сформированное дей ствие как привычку. В результате привычкой становится любое умение: ходить, писать, держать ложку и т. д. Именно такой подход имеется у У. Джемса, рассмат ривающего образование привычек как простое «проторение» в мозгу нервных пу тей, в результате чего, как он считает, из произвольных движений образуются не произвольные, неосознаваемые.
Очевидно, следует отличать привычные действия (привычное по определе нию — это знакомое, известное, к которому приучились) от привычки как мотива ционного феномена. Первые связаны с умениями и знаниями, что и как делать в данной ситуации, вторая связана с потребностью делать что-то. Кроме того, при вязка привычек к действиям, присутствующая в определениях, значительно сужи вает их состав. Например, вредные привычки, связанные с употреблением никоти на, наркотиков, спиртных напитков и отражающие зависимость организма челове ка от них, не вписываются в эти определения, так как не имеют никакого отношения к автоматизированным действиям.
Таким образом, и в вопросе о привычках мы сталкиваемся с тем, что потребность подменяется целью (действием), а вместо привычек рассматриваются психофизио логические механизмы осуществления привычных действий, механизмы контроля за этими действиями (осознаваемы или нет эти действия).
Такая подмена произошла, вероятно, в силу того, что привычек без многократно го повторения определенного действия не возникает. И результатом этого повторе ния может быть, с одной стороны, формирование навыка, а с другой — формирова ние потребности в осуществлении этого навыка. Навыки (действия) — на виду у всех, а потребности в их осуществлении — внутри субъекта. Отсюда привычные действия легче принять за привычки, чем потребность в этих действиях
Однако и понимание этого оставляет ряд вопросов. Главный из них — почему к одним действиям человек привыкает, т. е. они становятся потребностью, а к другим — нет. В «Психологическом словаре» (1983) сказано, что «решающее значение в форми ровании привычек приобретает вызываемое самим функционированием действие фи зического и психического самочувствия, окрашиваемое положительным эмоциональ ным тоном "приятного удовольствия"». К. К. Платонов же считает, что привычка — это навык, сформировавшийся на фоне положительных эмоций. Возможно, в ряде случаев это имеет место, хотя положительный эмоциональный фон скорее сопутству ет формированию вредных привычек (например, эйфория, кайф при употреблении спиртного и наркотиков), т. е. привычек, содержанием которых являются не сами дей ствия, а вызываемые ими состояния. Что же касается привычек как потребности в определенных действиях, движениях, то дело здесь, думается, в другом.
Чтобы разобраться в этом, вспомним некоторые наши привычки. Начну с полез ных привычек, формирующихся путем воспитания; в основном это гигиенические привычки и привычки, связанные с культурой поведения. Говорить о том, что у ре бенка они формируются на фоне положительных эмоций, не приходится, наоборот, часто это сопровождается недовольством и слезами ребенка. Следовательно, не эмоциональная привлекательность выполняемых действий способствует формиро ванию привычного поведения, а что-то другое. Очевидно, превращение действий из необходимых в желаемые, из действий, осуществляемых по самопринуждению и принуждению извне, в действия, осуществляющиеся как бы сами собой, происхо дит по механизму ассоциации: ведь человек испытывает потребность в определен ных действиях только в определенных ситуациях, обстоятельствах. Последние слу жат условным раздражителем, сигналом, вызывающим потребностное состояние, состояние напряжения, которое человек устраняет путем осуществления привыч ных действий. Важно при этом отметить, что эти действия становятся составляю щими динамического стереотипа поведения человека, и устранение одного из них может разрушить поведение. В качестве анекдота в литературе приводится случай, действительно имевший место.
В одном из зарубежных университетов некий профессор физики во время лек ций имел обыкновение сходить с кафедры, вызывать к себе какого-нибудь студента и, разговаривая, покручивать пуговицы на сюртуке этого студента. К концу лекции эти пуговицы, как правило, отрывались. Студентам это надоело, и в следующий раз студент-жертва пришел на лекцию в сюртуке без пуговиц. Профессор, как обычно, протянул руку и стал искать пуговицы, но, не обнаружив их, заявил: «Господа, лек ция отменяется!».
Ослабление сознательного контроля за привычными действиями не означает, что эти действия не мотивированны. Человек осознает потребность в выполнении этих действий и поэтому ищет способы ее удовлетворения (например, при игре в шахматы он привык вертеть что-нибудь в руках, поэтому, расставив фигуры на дос ке, он тут же начинает искать подходящий для этого предмет; естественно, делает он это не автоматически, а сознательно).
Если же речь идет о привычках, связанных с соблюдением гигиенических правил или правил вежливости, то тут вообще трудно говорить об их неосознанности, поскольку они осуществляются по долженствованию: не «из-за чего», а «для чего» (чтобы не считали неаккуратным, грязнулей, невежливым, невоспитанным и т. д.). Усвоенные правила становятся для человека мотивационными установками, кото рые актуализируются каждый раз, как он попадает в знакомую ситуацию.
В процессе своего формирования полезные привычки связаны с освоением чело веком постоянной для него ситуации. Он привыкает к обстановке, его окружающей, узнает, где что расположено, чем можно пользоваться при необходимости; т. е. у него возникает ориентировочная основа поведения. Это приводит к значительно му сокращению времени и усилий, уходящих на принятие решения, в связи с тем, что намерение формируется без участия в мотивационном процессе блока «внут реннего фильтра». О роли этого момента в осуществлении привычных действий У. Джемс писал:
Нет существа более жалкого, чем человек, которому привычна лишь нерешительность и для которого необходимо особое усилие воли в каждом отдельном случае, когда ему надо за курить сигару, выпить стакан чаю, лечь спать, подняться с постели или приняться за новую часть работы. У такого человека более половины времени уходит на обдумывания или сожа ления о действиях, которые должны были бы до такой степени войти в его плоть и кровь, что стали бы бессознательными (1991, с. 50-51). (По моему мнению, точнее было бы написать, «...как будто бы бессознательными». — Е. И )
Иные механизмы проявления — у ряда вредных привычек, связанных с употреб лением алкоголя, наркотиков, с курением. Здесь привыкание к вредным для организ ма веществам происходит на клеточном, биохимическом уровне. Привычкой стано вится не столько что-то делать, сколько потреблять: человек, например, привыкает курить не потому, что ему надо держать папиросу во рту, а потому, что у него форми руется органическая потребность в никотине, зависимость организма от него.
В этих привычках особенно отчетливо проявляется их мотивационная роль. По требность в курении, наркотиках и т. п. не просто осознается, а доставляет челове ку мучения, если не удовлетворяется через определенное время. Осуществляемые человеком действия связаны уже не с мотивационной установкой, а с мотивом, ко торый формируется «здесь и сейчас».
Итак, подведем итоги. Сказанное выше свидетельствует о том, что привычка яв ляется обобщенным понятием, под которым понимаются привычные действия, при вычная обстановка, привыкание (как адаптация и как зависимость, потребность в определенных действиях и веществах). Поэтому, когда говорят о привычках, нужно сразу обратить внимание на то, какой их аспект — мотивационный или действен ный — имеете в виду.
Привыкание как явление только частично сродни привычке, так как оно может отражать не только возникновение зависимости организма или личности от чего-то, но и адаптацию, которая характеризуется отсутствием реакции на раздражитель (или, по крайней мере, уменьшением реакции) при его многократном воздействии на человека. Например, мы не ощущаем на себе одежду, привыкаем к темноте и т. д. Все это, отражая привыкание, не имеет отношения к привычке.
В заключение приведем слова У. Джемса:
В воспитании великое дело сделать нашу нервную систему нашим другом, а не врагом. Добиться этого — значит превратить приобретения в чистые деньги и жить спокойно на про центы от капитала. Мы должны по возможности в самом раннем возрасте сделать привычными для себя как можно более полезных действий и остерегаться, как заразы, укоренения в нас вредных привычек (1991, с. 50).
Таким образом, многое зависит от того, какие потребности мы сумеем сформиро вать у ребенка и какие сумеем предотвратить. В контексте предупреждения форми рования негативных привычек поведения у детей и подростков интересной представ ляется предложенная В. А. Худиком классификация вредных привычек (1993, с. 42-52), в которой потребности и мотивы реализации последних рассматривают ся с учетом условий воспитания ребенка в семье, школе, других социальных инсти тутах. В частности, им выделяются: а) аморальные и асоциальные привычки поведе ния; б) привычки поведения, обусловленные невротическими состояниями; в) ано мальные привычки интоксикационного генезиса. Профилактика этих привычек во многом зависит от конкретных жизненных условий, а также от формирования свойств индивида, определяющих дальнейшее развитие его потребностно-мотивационной сферы.
8.7. ИНТЕРЕСЫ
Среди различных психологических феноменов, принимаемых за мо тив или побуждение к деятельности, большое внимание уделяется интересам.
По противоречивости суждений, высказываемых психологами, философами, экономистами, социологами по поводу того, что из себя представляет интерес, он не уступает другим феноменам, рассматриваемым в качестве побудителей активно сти человека. Оставляя в стороне рассмотрение интереса социально-экономиче скими науками, посмотрим, как понимают его возникновение, роль и сущность пси хологи.
Как считает Д. А. Кикнадзе (1968), потребность только тогда порождает инте рес, когда ее удовлетворение встречает затруднения в силу каких-либо объектив ных или субъективных факторов. Беспрепятственное удовлетворение потребности не порождает интереса. Таким образом, с точки зрения этого автора интересы выра жают противоречия между потребностями и условиями их удовлетворения. Когда потребность порождает интерес, неизбежно появляется цель деятельности; поня тия «цель» и «интерес» — однопорядковые, пишет болгарский философ Васил Вичев (1978). Потребности приобретают сознательную, «смыслообразующую» силу через интерес, т. е. через полное понимание сущности потребности и способов ее удовлетворения, в результате чего мотивационный процесс принимает ясную и оп ределенную направленность. Через интерес, пишет В. Вичев, осуществляется свое образный переход от объективного к субъективному. И Гегель отмечал, что интерес преодолевает «произвол потребностей».
А. В. Петровский пишет, что интересы заставляют личность активно искать пути и способы удовлетворения возникшей у нее жажды знания и понимания. Б. И. Додонов считает, что интерес — это специальный психический механизм, побуждаю щий человека к деятельности, приносящей эмоциональное насыщение. Наконец, в «Словаре по этике» (М., 1983) говорится, что «в человеческой психике интерес про является как побуждение, волевой импульс, направляющий действия человека. Осознанный интерес выступает как мотив, намерение, сознательно поставленная цель». Именно поэтому интерес рассматривается среди прочих мотивационных об разований не только психологами, но и философами и социологами, хотя имеется и точка зрения, что интерес — не мотив и не стимул (Н. Г. Морозова, 1967).
Интерес, как отмечал И. Кант, принадлежит только человеку, а не животным. Он предполагает целеобразование, волю, чувства. При этом философы и социологи подчеркивают различия между потребностями и интересами. В отличие от потреб ностей, которые рассматриваются ими как непосредственное отношение к предме ту потребления, интерес — это опосредованное отношение к последнему. Предмет ное содержание интереса — это не предмет потребности, а средства его достиже ния (Г. К. Черкасов, 1972). Интерес — это активное отношение субъекта к выбору оптимальных возможностей реализации цели.
Л. С. Выготский (1984) отмечает, что в субъективистской психологии интересы отождествлялись то с умственной активностью и рассматривались как чисто интел лектуальное явление, то помещались в сферу эмоциональных переживаний и опре делялись как радость от происходящего без затруднений функционирования наших сил, то выводились из природы человеческой воли. Э. Торндайк (1926) определял интерес как стремление посвятить свои мысли и действия какому-нибудь явлению, обращая внимание на его двигательную, побуждающую силу, на его динамическую природу. Он отмечал, что интересу сопутствует чувство подъема, умственного воз буждения, притяжение к предмету. В. Макдауголл (1923) считал, что в основе вся кого интереса лежит врожденное инстинктивное стремление.
Вследствие таких разногласий С. А. Ананьин (1915) сделал вывод, что интереса как самостоятельного и единого психологического явления нет и что само это поня тие должно быть изгнано из психологии и педагогики. К его предложению психоло ги не прислушались, да и вряд ли бы им это удалось, настолько прочно это понятие вошло в обыденный и научный лексиконы.
Л. С. Выготский под интересами понимал целостные динамические тенденции, определяющие структуру направленности реакций человека. Понимаемые так ин тересы он рассматривал как жизненные, органические процессы, коренящиеся глу боко в органической, биологической основе личности, но развивающиеся вместе со всей личностью. Именно из-за тесной связи интересов с биологической основой личности Л. С. Выготский считал, что интересы не приобретаются, а развиваются. Интерес появляется на основе влечений, и эту мысль он доказывает на примере полового созревания подростков: вместе с появлением полового влечения у них по являются и новые интересы. Вслед за К. Левиным он относил интересы к квазипо требностям, т. е. к ненастоящим потребностям, которые, однако, обладают такой же побудительной силой, как и настоящие.
Многообразие взглядов на интерес уже в наше время отмечали многие, в том числе А. Г. Ковалев и Б. И. Додонов, посвятившие ему как психологическому фено мену специальные главы в своих монографиях. Так, первый отмечает, что одни пси хологи сводят интерес к осознанной потребности, другие — к направленности вни мания, большинство же склоняется к определению интереса как познавательного отношения личности к действительности. Б. И. Додонов, в свою очередь, замечает, что интерес предстает перед нами то в виде мимолетного состояния, то в виде свой ства личности и его проявления в систематически повторяющихся переживаниях и деятельности. При этом он предполагает, что за «веером» противоположных мне ний об интересе кроются не заблуждения исследователей, а «схватывание» каждым из них тех или иных отдельных его сторон и проявлений, частично совпадающих с проявлениями других образований психики, например со склонностью.
Интерес как потребность. Большинство психологов связывают интерес с по требностью, но понимают эту связь по-разному. Одни сводят интерес к определен ной форме самых разных потребностей, не только познавательных, другие считают, что интерес — более сложное и широкое явление, чем простая потребность. Третьи полагают, что интересы (познавательные, эстетические) перерастают в первую жиз ненную потребность человека, четвертые — что интерес вырастает из познаватель ной потребности, но не сводится к ней, однако утвердившийся интерес может стать потребностью. А. В. Петровский же полагает, что интерес — это лишь эмоциональ ное проявление познавательных потребностей человека. Таким образом, читая пси хологическую и философскую литературу, трудно понять, что первичнее — потреб ность или интерес. Неслучайно Б. И. Додонов видит основной узел противоречий и дискуссий по данному вопросу во взаимоотношении интересов и потребностей.
Многими интерес связывается с познавательной потребностью и деятель ностью человека. А. Г. Ковалев пишет, что потребность в познании выступает как общая потребность в ориентировке: человек нуждается в знании мира, в котором живет, у него имеется стремление к познанию специфических явлений действи тельности (склонность к наукам). А. В Петровский считает, что интерес — это эмо циональное проявление познавательной потребности, форма проявления этой по требности. Сходную мысль можно найти и в «Психологическом словаре»: интерес определяется как потребностное отношение человека к миру, реализуемое в по знавательной деятельности. Наконец, еще в 1956 году А. Н. Леонтьев писал, что интерес — это специфическая познавательная направленность на предметы и яв ления действительности и что интерес приводит к накоплению знаний об интере сующем предмете.
В то же время некоторые психологи не отождествляют стремление к познанию с интересом. Так, А. Г. Ковалев пишет, что каждый интерес включает в какой-то мере познавательное отношение личности к объекту, но не может быть сведен к нему. Нечто подобное можно найти и в высказываниях Б. И. Додонова, утверждающего, что познавательное отношение к объекту — это еще не интерес, учить можно и без интереса. В то же время познавательное отношение есть и у кошки, с интересом посматривающей на хозяйкину кошелку. «Но есть ли у нее интерес?» — сомневает ся Б. И. Додонов.
Другой подход состоит в том, что интересы могут вообще не иметь связи с позна вательными потребностями и познавательной активностью человека, а могут воз никать на основе любой потребности. В этом случае авторы дают интересам более обобщенное определение, не исключающее познавательные интересы, но и не сво дящее все интересы только к ним. Например, Б. И. Додонов в качестве рабочего оп ределения обозначает интерес как особую потребность личности в определенных предметах и видах деятельности как источниках желанных переживаний и сред ствах достижения желанных целей. В таком понимании отчетливо проступает заин тересованность человека не только в получении удовольствия от процесса деятель ности, но и стремление получить полезный результат, связанный с достижением цели. Неслучайно поэтому выделение Б. И. Додоновым двух видов интересов: про цессуальных,, при которых целью является наслаждение переживаниями от опреде ленной деятельности, и процессуально-целевых, при которых человек стремится соединить приятное с полезным.
Последнее соответствует широкому, бытовому пониманию интереса: я заинте ресован в том-то, т. е. в каком-то значимом для меня результате, и соответствует буквальному переводу латинского слова «interest» — имеет значение, важно. Но поскольку для человека при наличии потребности важным, имеющим значение, становится либо объект, либо деятельность, общение, то акцент в понимании по требности-интереса переносится на цель, которая как бы «метит» интерес, пока зывает, к чему он проявляется. Так же как и влечение, интерес не может быть «вообще», и у того и у другого адрес всегда известен, хотя может быть не конкрет ным, а представляет какую-то более-менее широкую область деятельности (склон ность) или совокупность предметов (предпочтение). Поэтому точка зрения ряда психологов, заключающаяся в том, что интерес несводим к потребности, право мерна. Другой вопрос — правомерно ли интерес отрывать от потребности, всякая ли потребность связана с интересом, а если нет, то какие потребности перераста ют в интерес.
Четкого ответа на эти вопросы в психологии пока не дано. Ряд ученых попыта лись дифференцировать потребности и интересы, выбирая различные критерии. В. Н. Мясищев и В. Г. Иванов различают интерес и потребность на том основании, что потребность направлена на обладание предметом, а интерес — на его познание, и, таким образом, уходят от широкого понимания интереса. А. Г. Ковалев такой под ход считает односторонним, отмечая следующее: во-первых, овладение предме том — это не только его потребление, во-вторых, познание объекта тоже есть свое образное потребление, овладение им.
С. Л. Рубинштейн отмечает, что интерес отражает потребность, но не сводится к ней. Потребность отражает необходимость, а интерес выражает личную приязнь к объекту действительности. В то же время он пишет, что углубившийся интерес может стать потребностью в освоении какой-то деятельности, области знания. Как видим, и здесь нет четкой позиции в понимании того, как соотносятся интересы и потребности. Если интерес основан на потребности, то получается, что одна потреб ность может стать другой потребностью. Но тогда возникает вопрос — что же это за потребности, чем они отличаются друг от друга?
Б. И. Додонов различает потребности и интересы по двум позициям: потребно сти удовлетворяются чем-то знакомым, привычным, а интерес удовлетворяется чем-то новым; потребность удовлетворяется результатом, а интерес — процессом вы полнения деятельности. И здесь позиция автора не безупречна. Интересной может быть и привычная работа (удовлетворение потребности привычным способом), в то время как не каждая объективная новизна может вызывать интерес. Новое появляется перед человеком постоянно (например, прохожие на улице), но большинство новых объектов не вызывают интереса. Заявляя, что интерес, в отличие от потреб ности, удовлетворяется процессом, а не результатом, Б. И. Додонов противоречит самому себе: ведь именно он выделил процессуально-целевые интересы, в которых получение удовольствия от процесса сочетается с получением полезного резуль тата. Правда, рассуждения Б. И. Додонова и других вышеприведенных авторов можно рассматривать не с позиций отделения интереса от потребности, а с позиций того, что в интересе имеется от потребности. Это можно предполагать, в частности, в свя зи со следующими мыслями Б. И. Додонова. Он пишет, что во всех конкретных ис следованиях явственно проступает теснейшая связь интересов с потребностями, сходство этих феноменов, отсутствие ясных границ между ними. И в то же время большинство исследователей интуитивно уверены в несводимости одного из них к другому. Интерес если и есть модифицированная потребность, то какая-то совсем особая, не похожая на все иные. Однако отличие это очень тонкое; его многие хоро шо «чувствуют», но, начиная объяснять, называют признаки, которые на самом деле не могут служить основанием для дифференциации.
Интерес как, отношение. Многими психологами интерес понимается как отно шение. Так, в «Словаре по этике» (М., 1983) интерес определяется как целеустрем ленное отношение человека, общества в целом к какому-либо объекту его потребно сти. Как уже говорилось, в «Психологическом словаре» интерес трактуется как потребностное отношение человека к миру; у С. Л. Рубинштейна интерес — это избирательное, эмоционально окрашенное отношение человека к действительнос ти; у А. Г. Ковалева — это эмоциональное и познавательное отношение и т. д. В то же время А. Г. Ковалев отмечает, что не любое эмоциональное отношение составля ет интерес. Радость может и не выражать интереса. Следовательно, полагает он, обязательным признаком интереса может быть только устойчивое положитель ное эмоциональное отношение личности к объекту. Но последнее есть не что иное, как склонность, предпочтение чего-то из множества, и неслучайно в ряде ра бот интересы рассматриваются либо как склонности, либо как трансформация в них (П. А. Рудик, Б. И. Додонов, А. В. Петровский). Однако понимание интереса как склонности возвращает все на круги своя: ведь склонность — это проявление по требности в осуществлении интересной для данного субъекта деятельности.
Возникающее противоречие в понимании интереса, с одной стороны, как ситуа тивного психологического феномена (потребности), а с другой — как устойчивого психологического феномена, свойства личности (отношения), Б. И. Додонов попы тался решить следующим образом. Ключ к пониманию сущности интересов он ви дит в рассмотрении динамики отношений между потребностями и эмоциями, кото рая приводит к возникновению интересов-отношений, интересов-свойств личнос ти. Эта динамика состоит в следующем: выступая в первую очередь как индикаторы потребностей человека, эмоции сами постепенно все более становятся «предме том» его особых психологических потребностей, приобретают известную самоцен ность, начинают заранее им предвкушаться. В «механизм» каждого интереса, пи шет Б. И. Додонов, входят потребности, которые приобрели служебную функцию. Поэтому, с его точки зрения, интерес — это потребность в переживании отноше ний, жажда положительных эмоций, духовная потребность. Таким образом, по сути он повторяет понимание интереса А. Г. Ковалевым как устойчивого положительно го эмоционального отношения, показывая истоки возникновения этого отношения. Правда, его рассуждения требуют одного уточнения. Эмоции действительно могут быть индикаторами потребностей человека, однако не только положительными, но и отрицательными. Поэтому превращаться в положительно-эмоциональное отно шение могут только положительные эмоции, которые возникают в основном при удовлетворении потребности, а не при ее появлении. Именно регулярное удовлет ворение потребности создает положительное отношение (интерес) к объекту или деятельности, удовлетворяющим потребность.
Удовлетворяя потребность в удовольствии, пишет Б. И. Додонов, человек в то же время удовлетворяет другие потребности — в служении обществу, в самовыра жении, самоутверждении, обеспечении себя необходимыми для жизни средства ми. Таким образом, важна не только приятная сторона деятельности, но и резуль тат. Однако, по мнению Б. И. Додонова, только одна заинтересованность в исходе деятельности при отсутствии приятных переживаний приводит к исчезновению ин тереса. По мнению Б. И. Додонова, хотя интерес-склонность и объединяет в себе разные потребности личности (и, прежде всего, наиболее специфичные для нее «эмоциональные потребности»), только ими содержание этого понятия не исчер пывается. Интерес-склонность содержит в себе, считает автор, особую программу организации переживаний, некоторую общую схему удовлетворения потребностей посредством действий в определенной предметной сфере (очевидно, только пото му, что человек уже действовал в этой сфере и знает, что она может доставить ему удовольствие).
Таким образом, в представлении Б. И. Додонова интерес-склонность (отноше ние) действительно является сложным психологическим образованием, напомина ющим по структуре мотив или мотивационную установку.
Испытываемые человеком в процессе интересующей его деятельности эмоции (процессуальные интересы) Б. И. Додонов называет чувством интереса. Это, как он пишет, чувство успешно удовлетворенной потребности в желанных переживани ях. Оно может быть разным и порой порождается обычными потребностями, еще не образовавшими особого механизма интереса-склонности. Деятельность, в которой выражают себя интересы через это чувство, может носить разный характер; иногда она может ограничиваться только познавательными процессами, и тогда отмечают, что люди на нечто смотрят с интересом, нечто слушают или изучают с интересом. Но человек может и работать с интересом, и играть с интересом и т. д. При этом, полагает Б. И. Додонов, в зависимости от конкретного характера деятельности, ин терес будет выражаться через разные эмоции, иметь разную эмоциональную струк туру. В то же время он пишет, что, для того чтобы понять природу человеческих интересов, их сущность надо искать не в специфике «чувства интереса», а в чем-то совсем ином. В чем именно — он не раскрыл. Это может быть и потребность в но визне, и привлекательность неизвестного, загадочного, и желание испытывать удов летворение от сделанного.
Любопытство. Рассматривая интерес, большинство психологов сознательно или непреднамеренно ничего не говорят о таком психологическом явлении, как лю бопытство. Между тем, по С. И. Ожегову, любопытство — это стремление узнать, увидеть что-то новое, проявление интереса к чему-нибудь. В частности, любопыт ный факт — это интересный, возбуждающий интерес, содержащий какую-то интри гу. Отсюда заинтриговать — возбудить интерес, любопытство чем-то загадочным, неясным. Любопытству сродни понятие любознательный, т. е. склонный к приоб ретению новых знаний.
Сказанное свидетельствует о том, что исключать любопытство из рассмотрения вопроса об интересе нет никаких оснований. Очевидно, что любопытство и любознательность являются проявлениями познавательного интереса, несмотря на то, что в ряде случаев любопытство может быть мелочным и пустым (т. е. интерес проявля ется ко всяким случайным или несущественным обстоятельствам, фактам и т. п.), или, как пишет П. А. Рудик, любопытство является начальной стадией развития ин тереса при отсутствии четкого избирательного отношения к объектам познания.
Другое дело, равнозначен ли интерес-любопытство интересу-отношению, инте ресу-склонности. А. Г. Ковалев пишет по этому поводу, что у маленьких детей инте рес выступает первоначально в форме любопытства. Но эта направленность на объект носит временный характер и может быть названа предынтересом. Собствен но интерес (отношение) возникает в дошкольном возрасте.
Таким образом, любопытство можно, по А. Г. Ковалеву, рассматривать как про явление ситуативного интереса. Однако К. К. Платонов определяет любопытство как свойство личности, выражающееся в нецеленаправленной эмоционально окрашенной любознательности. И с этим тоже можно согласиться, если вспомнить детей 4-5 лет, которых называют «почемучками». Имеются и взрослые, у которых «совать нос не в свои дела» стало привычкой. Но, с другой стороны, разве не каждый может сказать про себя, что в определенных ситуациях он тоже проявляет любо пытство в отношении новых, поражающих воображение, удивляющих, интригую щих фактов, объектов? И разве, читая художественное произведение (роман, детек тив), мы не проявляем все то же любопытство: что будет дальше, чем закончится?
Поэтому Н. Д. Левитов прав, когда говорит о том, что любопытство имеет разные формы и было бы неправильно думать, что все формы любопытства являются выра жением поверхностной, несерьезной любознательности. Об этом, кстати, писал еще Ф. Ларошфуко: есть две разновидности любопытства: своекорыстное — внушенное надеждой приобрести полезные сведения, и самолюбивое — вызванное желанием узнать то, что неизвестно другим'.
Н. Д. Левитов выделяет непосредственное, наивное любопытство, которое мо жет не содержать в себе ничего плохого. Такое любопытство свойственно малень ким детям. Новому для них человеку они могут задать самые разнообразные вопро сы: «Почему вы такой большой?», «У вас есть маленькая дочка?» и т. д. Такое же любопытство, отмечает Н. Д. Левитов, бывает и у взрослых, когда им приходится обращать внимание на что-то новое, непривычное или когда они попадают в новую обстановку.
Н. Д. Левитов говорит и о серьезном любопытстве, которое свидетельствует о любознательности человека. Это своего рода кратковременный концентрат любо знательности. Неслучайно, замечает он, слова «любопытство» и «пытливость» име ют общий корень; через любопытство формируется пытливость, пытливость выра жается в любопытстве; оно же является одним из показателей умственной актив ности, живости и широты интересов человека. Н. Д. Левитов подчеркивает роль любопытства в науке: оно часто является толчком к постановке исследования.
Когда же с пренебрежением говорят о любопытстве, продолжает он, то имеют в виду его особую форму — праздное любопытство. Это означает, что любопытство направлено на предмет, не стоящий внимания, или что источником его является область, в которую данному человеку проникать не следует. К праздно любопытствующим он относит зевак, а также сплетников, желающих узнать что-то сенсаци онное.
Интерес как внимание. Ряд психологов определяют интерес через внимание. Так, К. К. Платонов пишет, что интерес — это окрашенное положительной эмоцией сосредоточение внимания на определенном феномене. С. Л. Рубинштейн рассмат ривает интерес как сосредоточенность на определенном предмете мыслей, помы слов.
Правда, не все согласны с таким пониманием интереса. А. Г. Ковалев считает, что интерес не совпадает с направленностью внимания; последнее может быть на правлено на объект не вследствие интереса к нему, а по обязанности, необходимо сти. Произвольное внимание меньше всего связано с интересом, заключает он.
Последний довод А. Г. Ковалева неубедителен. Более правомерной представля ется позиция Б. И. Додонова, который считает, что интерес проявляется не просто во внимании к тем или иным фактам, а прежде всего в страстном и непреходящем увлечении определенной деятельностью.
Таким образом, интерес и внимание, несомненно, связаны друг с другом, но в зависимости от того, что понимается под интересом, эта связь выглядит по-разно му. При любопытстве и процессуальных интересах связь эта тесная, так как в этом случае внимание является психофизиологическим механизмом проявления интере са1. При интересе-отношении внимание проявляется ситуативно, в момент актуа лизации этого интереса в сознании человека.
Итак, анализ положения дел с пониманием сущности интересов как психологи ческих образований, имеющих мотивационное значение, показывает правоту мне ния А. С. Ананьина, что интереса как единого психологического явления нет. Мож но говорить о любопытстве как кратковременном проявлении интереса к чему- или кому-либо. Но можно говорить и об интересе-отношении, интересе-склонности как устойчивом образовании личности (интересе к искусству, науке, спорту, своей про фессии и т. д.). При этом интересы-отношения могут быть процессуальными (не посредственными), связанными с получением удовольствия от процесса деятельно сти (нравится слушать эту музыку, читать остросюжетный детектив, выполнять дан ную работу; в быту говорят еще: «Я люблю...»), и целевыми (опосредствованными), связанными с получением результата, выгоды (рис. 8.1). Б. И. Додонов говорит еще о процессуально-целевых интересах, при которых сочетаются удовольствие и ре зультат.
Но о каком бы виде интересов ни шла речь, непременными являются два обстоя тельства: наличие в них потребности и положительное переживание этой потребно сти. И то и другое входит практически во все определения интереса, даваемые раз ными авторами. При этом имеется узкое и широкое понимание интереса. При узком подходе интерес связывается только с познавательной потребностью, и авторы в связи с этим признают только познавательные интересы. При широком подходе ин тересы связываются и с другими потребностями, а не только с познавательными. Но при таком широком подходе интерес как особое психологическое явление теряет свою специфику. Поэтому-то, очевидно, Б. И. Додонов так настойчиво связывал интерес с положительными переживаниями. И, следуя за ним, можно сказать, что интересы связаны не со всеми потребностями, а только с положительно переживае мыми.
Рис. 8.1. Виды интересов
А. В. Петровский выделяет следующие характеристики интереса: содержание, цель, разновидность и устойчивость.
Развитие интересов. Между интересом-любопытством и познавательным ин тересом-отношением существует преемственная связь, так как: во-первых, в онто генетическом развитии человека сначала появляется любопытство как безусловно-рефлекторная ориентировочная реакция (рефлекс «Что такое?»), затем — как про извольная познавательная активность (любознательность «почемучек») и лишь потом устойчивый избирательный интерес-отношение к какой-либо сфере знаний; во-вторых, при формировании интереса-отношения актуализация этой установки происходит в форме любопытства, любознательности с включением механизмов внимания (поэтому некоторые авторы, как уже говорилось, принимают внимание за интерес; но внимание — это только механизм проявления ситуативного интереса). Таким образом, интерес-отношение реализуется многократно в процессе интере сующей человека деятельности. Интерес-отношение — это, по сути, мотивационная установка, отражающая готовность человека осуществлять деятельность, вы зывающую у него интерес, удовлетворение от познания нового, неизвестного, от переживания загадочности, таинственности.
Естественно, интерес-отношение формируется на базе неоднократно получае мого удовольствия от проявления ситуативного интереса. Положительное отноше ние к чему-либо потому и возникает, что это что-либо как бы гарантирует получе ние удовольствия (при чтении книг, при просмотре кинофильмов, при посещении спортивных соревнований и т. д.).
Переход интереса с одной стадии своего развития на другую не означает исчез новения предыдущих. Они остаются и функционируют наравне с вновь появивши мися формами. Так, и у взрослого проявляются ориентировочный рефлекс и любознательность, несмотря на наличие устойчивых избирательных интересов к чему-то. Больше того, и интерес-отношение может эволюционировать, превращаясь в направленность личности (А. Г. Ковалев, А. Н. Леонтьев, К. К. Платонов).
К развитию интереса можно отнести и случаи преобразования познавательного интереса в учебный интерес. А. Я. Миленький (1977) изучил специфику учебного интереса, отличающую его от других видов познавательного интереса. Основным объектом учебного интереса является содержание изучаемого по программе учеб ного материала и способы его усвоения. Поскольку учебный интерес формируется в процессе взаимодействия педагога и учащегося, возникновение учебного интереса зависит от профессионального мастерства и авторитета педагога, который сам мо жет быть источником этого интереса. В то же время учебный интерес формируется на фоне обязательного усвоения учебного материала, контроля за этим усвоением, что может вызвать первоначально негативное отношение к предмету, т. е. «отрица тельный» мотив учения, который необходимо побороть.
8.8. НАПРАВЛЕННОСТЬ ЛИЧНОСТИ
По мнению большинства психологов, направленность личности яв ляется сложным мотивационным образованием.
Понятие «направленность личности» ввел в научный обиход С. Л. Рубинштейн как характеристику основных интересов, потребностей, склонностей, устремлений человека.
Практически все психологи под направленностью личности понимают совокуп ность или систему каких-либо мотивационных образований, явлений. У Б. И. Додонова — это система потребностей; у К. К. Платонова — совокупность влечений, желаний, интересов, склонностей, идеалов, мировоззрения, убеждений; у Л. И. Божович и Р. С. Немова — система или совокупность мотивов и т. д. Однако понимание направленности личности как совокупности или системы мотивационных образова ний — это лишь одна сторона ее сущности. Другая сторона заключается в том, что эта система определяет направление поведения и деятельности человека, ориен тирует его, определяет тенденции поведения и действий и, в конечном итоге, опреде ляет облик человека в социальном плане (В. С. Мерлин). Последнее связано с тем, что направленность личности представляет собой устойчиво доминирующую сис тему мотивов, или мотивационных образований (Л. И. Божович), т. е. отражает до минанту, становящуюся вектором поведения (А. А. Ухтомский).
Сказанное можно проиллюстрировать следующим примером.
Выпускник школы, занимающийся спортом, решил поступить в педагогический вуз, что бы стать учителем физкультуры К этому решению его привела совокупность мотивационных факторов интерес к физкультуре, интерес к работе с детьми и престижность учительской профессии Кроме того, этому решению могло способствовать и желание иметь диплом о выс шем образовании Таким образом, в отношении данного выпускника школы можно сказать, что у него имеется физкультурно-педагогическая направленность личности
Направленность личности, как отмечает В. С. Мерлин, может проявляться в отношении: к другим людям, к обществу, к самому себе. М. С. Неймарк (1968),например, выделены личная, коллективистская и деловая направленности лично сти.
Д. И. Фельдштейн (1995) и И. Д. Егорычева (1994) выделяют следующие типы личностной направленности: гуманистическую, эгоистическую, депрессивную и суицидальную. Гуманистическая направленность характеризуется положитель ным отношением личности к себе и к обществу. Внутри этого типа авторы выделяют два подтипа: с альтруистической акцентуацией, при которой центральным мотивом поведения являются интересы других людей или социальной общности, и с индиви дуалистической акцентуацией, при которой для человека наиболее важным являет ся он сам, окружающие люди при этом не игнорируются, но их ценность, по сравне нию с собственной, несколько ниже. Эгоистическая направленность характери зуется положительным отношением к себе и отрицательным — к обществу. Внутри этого типа также выделены два подтипа: а) с индивидуалистической акцентуаци ей — ценность для человека собственной личности так же высока, как и при гума нистической направленности с индивидуалистической акцентуацией, но при этом ценность окружающих еще более низкая (отрицательное отношение к окружаю щим), хотя об абсолютном отвержении и игнорировании их речи нет; б) с эгоцент рической акцентуацией — ценность собственной личности для человека не очень высока, концентрируется он только на себе самом; общество для него не представ ляет почти никакой ценности, отношение к обществу резко отрицательное. Депрес сивная направленность личности характеризуется тем, что для человека он сам не представляет никакой ценности, а его отношение к обществу можно охарактеризо вать как терпимое. Суицидальная направленность наблюдается в тех случаях, ког да ни общество, ни личность для самой себя не представляют никакой ценности
Такое выделение типов направленности показывает, что она может определять ся не комплексом каких-то факторов, а только одним из них, например личностной или коллективистской установкой и т. п. Точно так же направленность личности может определяться каким-то одним чрезмерно развитым интересом: к футболу, балету и т. п., в связи с чем и появляются футбольные фанаты, балетоманы, мелома ны, коллекционеры, профессиональные картежники. Таким образом, структура на правленности личности может быть простой и сложной, но главное в ней — это устойчивое доминирование какой-то потребности, интереса, вследствие чего человек «настойчиво ищет средства возбуждать в себе нужные ему переживания как можно чаще и сильнее» (Б. И. Додонов).
В связи с этим сведение направленности личности просто к потребностям, инте ресам, мировоззрению, убеждению или идеалам, как это делается в некоторых учеб никах по психологии, неправомерно. Только устойчивое доминирование потребно сти или интереса, выступающих в роли долговременных мотивационных устано вок, может формировать стержневую линию жизни. В связи с этим подчеркну, что присущих оперативной мотивационной установке свойств, определяющих готов ность и конкретные способы поведения и действий человека в данной ситуации, не достаточно, чтобы считать ее одним из видов направленности личности. Направля ет действия и деятельность, и любая цель. Установка должна стать устойчиво до минирующей, а таковыми чаще всего бывают социальные установки, связанные с межличностными и личностно-общественными отношениями, отношением к труду и т. д. Из сказанного выше следует вывод, что направленность личности в мотивационном процессе притягивает к себе и направляет активность человека, т. е. в какой-то степени облегчает принятие решения о действиях в данной ситуации.
В то же время направленность личности как психологический феномен во мно гом остается неопределенной, на что в свое время обратил внимание П. М. Якобсон. Например, он говорит о том, что направленность личности может быть временной, и ссылается на влюбленность, которая на какое-то время подчиняет себе распоря док жизни, определяет доминирующий мотив поведения. То же можно сказать и про другие увлечения человека, которые, как известно, меняются на протяжении жизни.
П. М. Якобсон ставит вопрос и о том, может ли быть у индивида сразу несколько направленностей. Человек, например, устремлен в область техники, пишет он, но неравнодушен к женщинам, любит детей и при этом очень восприимчив ко всем об щественным событиям. Поэтому, делает он вывод, следует говорить о различных видах направленности, иногда перекрывающих друг друга, иногда же находящихся в разных плоскостях.
То, что у человека могут быть разные и одновременно сосуществующие направ ленности, видно на примере мотивационных свойств личности.
8.9. МОТИВАЦИОННЫЕ СВОЙСТВА ЛИЧНОСТИ
А. Н. Леонтьев пишет, что основной узловой вопрос становления личности превращается в вопрос о том, как мотивы (побуждения) превращаются в то устойчивое, что характеризует данную личность. С. Л. Рубинштейн тоже говорил, что закрепившиеся мотивы становятся свойствами личности. Если под мотивами по нимать потребности, как это имеет место у С. Л. Рубинштейна, то он прав. Сильно выраженная потребность, становящаяся устойчивой и доминирующей над всеми ос тальными, действительно может характеризовать личность (чревоугодие — чрево угодник; любознательность — любознательный, дотошный; сластолюбие — сласто любивый и т. д.). Однако чаще всего свойствами личности становятся закрепив шиеся и предпочитаемые способы формирования мотивов поведения и деятельности (стили мотивации, см. раздел 6.7). Эти способы формирования мотивов, как уже го ворилось, разделяют на экстернальные и интернальные. Первые характеризуются податливостью человека к воздействиям извне, вторые — противодействием этим воздействиям и формированием мотива исходя из собственных побуждений.
К мотивационным свойствам личности, связанным с экстернальностью, отно сятся:
а) безропотность, кротость, покорность-послушность, безоговорочное подчинение чужим требованиям, приказам (про обладателя таких свойств говорят, что он кроткий, безропотный, покорный, послушный);
б) уступчивость, покладистость, податливость на уговоры;
в) реактивность — легкость возникновения побуждения к совершению чего-нибудь под влиянием внешних воздействий (про таких людей говорят, что они «завод ные», азартные).К мотивационным свойствам личности, связанным с интернальностью, отно сятся:
а) инициативность — стремление к самостоятельному принятию решения, без по сторонней помощи, подсказки;
б) упрямство — неуступчивость внешним воздействиям, стремление добиться сво его вопреки разумным доводам, необходимости.
Можно выделить также мотивационные свойства личности, связанные с особен ностями принятия решения, работой «внутреннего фильтра»:
1) догматичность— опора на положение, которое субъект считает непрелож ной истиной, неизменной при всех обстоятельствах (такого называют догмати ком, доктринером);
2) капризность, своенравность, самодурство — принятие человеком решения без учета обстоятельств, взбалмошность поступков («так хочу, так считаю»; такого называют самодуром);
3) эгоистичность — склонность к предпочтению своих, личных интересов в противовес интересам других людей, общества; пренебрежение последними при принятии решения (человека с такими склонностями называют эгоис том);
4) нерешительность — наличие колебаний, необоснованных раздумий при при нятии решения (выборе средства и способа удовлетворения потребности);
5) легкомыслие — поверхностность в принятии решения, планирование поступ ков без учета последствий;
6) безрассудность — не сдерживаемое доводами рассудка принятие решения (от сюда — безрассудные поступки как свойство личности);
7) безответственность — легкомысленность, игнорирование при принятии ре шения чувства долга, обязанности, неприятных последствий для других людей, общества;
8) авантюрность — планирование поступков, действий в расчете на случайный успех (склонный к авантюризму — авантюрист);
9) делячество — проявление п-ри принятии решения узкого практицизма, при котором упускается из виду общественная сторона дела (обладатель этого свой ства — делец, деляга);
10) импульсивность — проявление активности под влиянием случайных импуль сов, без рассмотрения возможных последствий; торопливость в принятии ре шения действовать;
11) корыстолюбие— учет при формировании намерения прежде всего личной выгоды;
12) самоуверенность — большая уверенность в себе, в своих возможностях (са моуверенный человек пренебрегает предостережениями и советами других при принятии решения);
13) самонадеянность (самонадеянный человек) — то же, что самоуверенность (самоуверенный);
14) своеволие— принятие решения по собственной прихоти (своевольный чело век пренебрегает законами, нормами общежития и т. п.);
15) своенравие — проявление упрямства, капризности (своенравный человек по ступает так, как заблагорассудится);16) предусмотрительность— учет при принятии решения возможных послед ствий (предусмотрительный человек тщательно планирует свои действия и по ступки; его программа отличается доскональностью, скрупулезностью);
17) дальновидность (дальновидный человек) — то же, что предусмотрительность (предусмотрительный человек);
18) благоразумие— обдуманность в поступках, тщательное взвешивание всех «за» и «против» (благоразумный человек — антипод авантюристу);
19) обстоятельность (обстоятельный человек) — то же, что благоразумие (бла горазумный человек);
20) самостоятельность — склонность к принятию решения без посторонних вли яний и помощи;
21) рисковость — склонность к принятию планов, решений, могущих привести к неудаче, опасности (рисковый человек принимает решения вслепую, безогляд но, безрассудно, наобум, наудачу, напропалую, наугад).
Свойства личности могут определяться силой мотивов (желаний, влечений), их устойчивостью; человек может характеризоваться в этих случаях фанатичностью, одержимостью, заядлостью, страстностью, падкостью. Таких людей называют фа натиками, одержимыми, заядлыми, страстными, падкими до чего-то. Говорят также о мечтателях, фантазерах (склонных к мечтаниям, фантазиям), искателях (увлечен ных исканиями, поисками нового).
Таким образом, между мотивацией и свойствами личности имеется обоюдосто ронняя связь: свойства личности влияют на особенности мотивации (у А. С. Пушки на эпиграф к «Евгению Онегину» прекрасно иллюстрирует это: «Проникнутый тщеславием, он обладал сверх того еще особенной гордостью, которая побужда ет признаваться с одинаковым равнодушием в своих как добрых, так и дурных по ступках» [курсив мой. — Е. И.], а особенности мотивации, закрепившись, стано вятся свойствами личности.
В связи с этим, как отмечает П. М. Якобсон, имеет смысл поставить вопрос, в какой мере личность выявляется в ее мотивационной сфере. А. Н. Леонтьев, на пример, писал, что основная структура личности представляет собой относитель но устойчивую конфигурацию главных, внутри себя иерархизированных, мотивационных линий. П. М. Якобсон, однако, справедливо отмечает, что далеко не все то, что характеризует личность, сказывается на ее мотивационной сфере (можно сказать и обратное: не всякие особенности процесса мотивации превращаются в свойства личности). И Г. Олпорт (G. Allport, 1938) об этом же говорит, что будет неточным, если сказать, что все мотивы являются чертами; некоторые из черт име ют мотивационное (направляющее) значение, а другие более инструментальное значение.
Безусловно, к первым можно отнести такие особенности личности, как уровень притязаний, стремление к достижению успеха или избеганию неудачи, мотив аффилиации или мотив отвергания (склонность к общению с другими людьми, к сотруд ничеству с ними или, наоборот, боязнь быть не принятым, отвергнутым), агрессив ность (склонность решать конфликты путем использования агрессивных действий) (см. раздел 12.2).
Стремление к достижению успеха по Ф. Хоппе (F. Норре, 1930) или «мотив достижения» по Д. Макклелланду — это устойчиво проявляемая потребность индивида добиваться успеха в различных видах деятельности. Впервые эта диспозиция (мотивационное свойство) была выделена в классификации Г. Мюррея, который понимал ее как устойчивую потребность в достижения результата в работе, как стремление «сделать что-то быстро и хорошо, достичь уровня в каком-либо деле». Эта потребность носит генерализованный характер и проявляется в любой ситуа ции, независимо от конкретного ее содержания.
Д. Макклелланд начал изучать «мотив достижения» в 40-х годах XX века и со своими сотрудниками создал первый стандартизированный вариант методики его измерения — Тест тематической апперцепции (ТАТ). При этом были выявлены два вида «мотива достижения»: стремление к успеху и стремление избежать неудачи. В дальнейшем В. Мейер, X. Хекхаузен и Л. Кеммлер (W. U. Меуег, Н. Heckhausen, L. Kemmler, 1965) создали вариант ТАТ для обоих «мотивов достижения». Мотив стремления к успеху понимается как склонность к переживанию удовольствия и гордости при достижении результата. Мотив избегания неудачи — как склонность отвечать переживанием стыда и унижения на неудачу.
Разные авторы по-разному смотрят на соотношение между стремлением к успе ху и избеганием неудачи. Одни считают (например, Д. Аткинсон), что это взаимоис ключающие полюса на шкале «мотива достижения» и если человек ориентирован на успех, то он не испытывает страха перед неудачей (и наоборот, если он ориенти рован на избегание неудачи, то у него слабо выражено стремление к успеху). Дру гие доказывают, что отчетливо выраженное стремление к успеху вполне может со четаться с не менее сильным страхом неудачи, особенно если она связана для субъекта с какими-либо тяжелыми последствиями. И действительно, имеются дан ные, что между выраженностью стремления к успеху и избегания неудачи может быть положительная корреляция. Поэтому скорее всего речь идет о преобладании у того или иного субъекта стремления к успеху или избеганию неудачи при наличии того и другого. Причем это преобладание может быть как на высоком, так и на низ ком уровне выраженности обоих стремлений.
Субъекты, мотивированные на успех, предпочитают задачи средней или чуть выше средней трудности. Они уверены в успешном исходе задуманного, им свой ственны поиск информации для суждения о своих успехах, решительность в неопре деленных ситуациях, склонность к разумному риску, готовность взять на себя от ветственность, большая настойчивость при стремлении к цели, адекватный сред ний уровень притязаний, который повышают после успеха и снижают после неудачи. Очень легкие задачи не приносят им чувства удовлетворения и настояще го успеха, а при выборе слишком трудных велика вероятность неуспеха; поэтому они не выбирают ни те, ни другие. При выборе же задач средней трудности успех и неудача становятся равновероятными и исход становится максимально зависимым от собственных усилий человека. В ситуации соревнования и проверки способно стей они не теряются.
Субъекты со склонностью к избеганию неудачи ищут информацию о возможно сти неудачи при достижении результата. Они берутся за решение как очень лег ких задач (где им гарантирован 100% успех), так и очень трудных (где неудача не воспринимается как личный неуспех). Бирни с коллегами (R. Birney, H. Burdick, R. Teevan, 1969) выделяют три типа боязни неудачи и соответствующие им защит ные стратегии: 1) боязнь обесценивания себя в собственном мнении, 2) боязнь обесценивания себя в глазах окружающих и 3) боязнь не затрагивающих «Я» по следствий.
По данным Д. Макклелланда, формирование «мотива достижения» во многом за висит от воспитания ребенка в семье, начиная с раннего детства (соблюдение режи ма, ориентация ребенка на овладевающее поведение и самостоятельность).
Р. В. Уайт (White, 1959) для тех, кто стремится к высокому мастерству, ввел тер мин «мотивация эффективности». Он считает, что человек активен потому, что испытывает потребность в эффекте своих действий. Когда попытки приводят к удов летворению этой потребности, возникает чувство компетентности, сопровождаю щееся переживанием радости и удовольствия. Очевидно, что этот вид мотивации близок по смыслу мотивации достижений.
У некоторых людей и особенно у женщин существует мотив избегания успеха, потому что они боятся негативных последствий, прежде всего — социального от вержения за свои карьерные успехи. Этот мотив возникает у мужчин и женщин в ситуациях, когда их профессиональный выбор не соответствует традиционным полоролевым представлениям общества (например, профессия няни или воспитателя детского сада — для мужчин, роль предпринимательницы или министра обороны — для женщин).
Выделяют также «мотив избегания усилия», который представляет собой стрем ление выйти из ситуации достижения кратчайшим путем и с наименьшими затрата ми. Это мотивационное свойство формируется исключительно при участии семьи и окружения. Оно образуется на основе фрустрационного опыта ребенка в сочетании со слабым стремлением к успеху и сильным избеганием неудачи. Причем «мотив избегания усилия» существенным образом отличается от «мотива избегания неуда чи». Индивид с «мотивом избегания неудачи» заинтересован в успехе деятельности, а достигнув его, повышает активность. Индивид же с «мотивом избегания усилия» заинтересован не в результате, а в выходе из ситуации, и при успешном решении задачи он резко снижает активность.
Родители, не оказывающие поддержки своим детям, постоянно ограничивающие их инициативу, создают тем самым предпосылки для формирования у своих детей «мотива избегания усилия».
Показательна роль школьного воспитания в формировании «мотива избегания усилия». Учителя, прибегающие к социальному сравнению при оценке работ учени ков, способствуют развитию этого мотивационного свойства личности.
С «мотивом достижения» связаны и такие свойства личности, как настойчи вость и упорство.
Мотивационные свойства личности влияют не только на процесс принятия ре шения, т. е. на мотивацию, обусловливая ее индивидуальные особенности, но и на сам процесс поведения. Так, доминирование у человека потребности в аффилиации приводит к стилю общения, характеризующемуся уверенностью, непринужден ностью, открытостью и социальной смелостью. Если же преобладает мотив отвергания, то у человека проявляются неуверенность, неловкость, скованность. Мотив аффилиации коррелируется со стремлением человека к одобрению со стороны окру жающих, к самоутверждению. Вследствие этого он проявляет большую активность и инициативу в общении с окружающими (в переписке, в разговорах по телефону, на собраниях и т. д.), предпочитает такого партнера по общению, который обладает чувствами привязанности, дружбы, верности. При этом и сам человек, хорошо отно сясь к людям, пользуется симпатией и уважением окружающих, их отношения стро ятся на основе взаимного доверия.
Боязнь быть отвергнутым, наоборот, создает трудности в общении Такие люди вызывают недоверие к себе, они одиноки, у них слабо развиты навыки общения
Следует отметить, что мотивационной особенностью личности является не про сто стремление быть среди людей, а соотношение этого стремления с боязнью быть отвергнутым. Преобладание того или другого (акцентуация) и становится мотива ционной особенностью личности, определяющей постоянные особенности ее пове дения, т. е. склонность к тому или иному способу поведения, его планирования. Склонность же, как уже говорилось выше, является одним из мотиваторов или, как принято говорить в западной психологии, — личностной диспозицией
Акцентуация стремления человека к власти над другими людьми («мотив вла сти») приводит к такой личностной особенности, как властолюбие. Впервые по требность во властвовании стала изучаться неофрейдистами (А. Адлер [A. Adler, 1922]). Стремление к превосходству, социальной власти, компенсирует естествен ные недостатки людей, испытывающих комплекс неполноценности. Стремление к власти выражается в склонности управлять социальным окружением, в возможно сти награждать и наказывать людей, принуждать к совершению определенных дей ствий вопреки их желанию, контролировать их действия (неслучайно Д Верофф [J. Veroff, 1957] определил мотивацию власти как стремление и способность полу чать удовлетворение от контроля над другими людьми, от возможности судить, ус танавливать законы, нормы и правила поведения и т. п.). Если контроль или власть над людьми теряется, это вызывает у властолюбца сильные эмоциональные пере живания. В то же время он сам не желает подчиняться другим людям, активно стре мится к независимости.
Проявление «мотива власти» как личностной диспозиции заключается также в склонности обращать на себя внимание других, выделяться, привлекать сторонни ков, сравнительно легко поддающихся влиянию властолюбца и признающих его сво им лидером. Властолюбцы стремятся занимать руководящие посты, но неважно чув ствуют себя в групповой деятельности, когда вынуждены следовать одинаковым для всех правилам поведения и тем более подчиняться другим.
К мотивационным особенностям личности можно также отнести альтруизм и его противоположность — эгоизм. В психоаналитической концепции 3. Фрейда аль труизм рассматривается как невротическая потребность субъекта в ослаблении чув ства вины либо как компенсация им первобытного эгоизма, подвергнутого вытесне нию. Исходным для формирования человека как альтруиста является наличие у него желания оказывать помощь другим. Однако альтруистическими такие стремления становятся тогда, когда эта помощь оказывается бескорыстно, а подчас и в ущерб себе. В результате закрепления у человека формируется альтруистическая уста новка, становящаяся для него моральным принципом.
Альтруизм рассматривается в западной психологии как мотив помощи Данный мотив (need nurturence, заботливость по Г. Мюррею [Н. Murrey, 1938]), проявляет ся в сочувствии, в удовлетворении потребностей беспомощного, в стремлении опе кать, утешать, защищать, заботиться, успокаивать и исцелять тех, кто в этом нуж дается. Альтруизм проявляется по собственному убеждению, без какого бы то ни было давления со стороны и базируется на нравственных нормах общества, таких, например, как чувство долга, социальная ответственность. У верующих альтруизм основывается на религиозном постулате «возлюби ближнего своего». Важную роль в проявлении альтруизма играет способность человека к сопереживанию (эмпатии).
Эгоизм означает предпочтение при выборе линии поведения собственных инте ресов и потребностей интересам общества, потребностям других людей и является наиболее открытым проявлением индивидуализма. Способствуют возникновению эгоизма неправильные воспитательные воздействия родителей, формирующие у ребенка завышенную самооценку и эгоцентризм. Последний означает неспособ ность человека, сосредоточиваясь на собственных интересах, желаниях, потребно стях, влечениях, понять стремления, переживания других людей. В то же время эго центризм и эгоизм — не одно и то же. Эгоист может не быть эгоцентристом; он мо жет хорошо представлять себе цели других людей, но сознательно пренебрегать ими.
Эгоцентризм наиболее ярко проявляется в детском возрасте и преодолевается в большинстве случаев к 12-14 годам. В старческом возрасте он снова возрастает. Нередко эгоцентризм проявляется при некоторых психических заболеваниях (ши зофрении, психопатии, истерии).
8.10. МОТИВАЦИОННАЯ СФЕРА ЛИЧНОСТИ
В психологических работах часто можно встретить понятие «мотивационная сфера личности». В отличие от направленности личности, которая связа на с доминирующими потребностями и интересами, под мотивационной сферой личности понимают всю имеющуюся у данного человека совокупность мотивационных образований: диспозиций (мотивов), потребностей и целей, аттитюдов, пове денческих паттернов, интересов. С точки зрения развитости, ее характеризуют по широте, гибкости и иерархизированности (Р. С. Немов, 1994).
Под широтой мотивационной сферы понимается качественное разнообразие мотивационных факторов. Чем больше у человека разнообразных мотивов, потребностей, интересов и целей, тем более развитой является его мотивационная сфера.
К такому пониманию широты мотивационной сферы необходимо сделать ряд уточнений. Вряд ли можно напрямую связывать развитие мотивационной сферы человека с количеством имеющихся у него разнообразных потребностей, склонно стей, интересов. Конечно, плохо, когда сфера интересов человека слишком заужена и ограничена только одним-двумя видами развлечений, аспектами профессиональ ной деятельности и т. п. (например, увлечение только футболом и то лишь в роли «болельщика»). Но вряд ли можно приветствовать и другую крайность, когда чело век проявляет интерес (весьма поверхностный) ко всему, серьезно ничем не зани маясь. Дилетантство и его пороки известны, и связывать с ним уровень развития мотивационной сферы, стремиться к такому ее развитию вряд ли разумно.
Кроме того, мотивационную сферу как подструктуру личности — по В. И. Кова леву — составляют не столько актуальные потребности и актуальные мотивы, сколько устойчивые латентные мотивационные образования (направленность лич ности, интересы, мотивационные установки, желания), которые он и многие другие авторы называют потенциальными мотивами. Следовательно, мотивационная сфе ра личности сама является латентным образованием, в котором конкретные мотивы как временные функциональные образования появляются лишь эпизодически, по стоянно сменяя друг друга.
Широту мотивационной сферы не следует путать с широтой мотивационного поля, которое участвует в образовании актуального мотива.
Гибкость мотивационной сферы характеризуется, по Р. С. Немову, разнообрази ем средств, с помощью которых может быть удовлетворена одна и та же потребность. То есть речь идет фактически о замещении одной цели другой.
Иерархизированность мотивационной сферы — это отражение в сознании чело века значимости той или иной потребности, мотивационной установки, других мотивационных диспозиций, в соответствии с чем одни имеют доминирующее значе ние при формировании мотива, а другие — подчиненное, второстепенное; одни ис пользуются чаще, другие — реже.
Целенаправленное формирование мотивационной сферы личности — это, по су ществу, формирование самой личности, т.е. в основном педагогическая задача по воспитанию нравственности, формированию интересов, привычек.
Итак, мною рассмотрены мотивационные образования, одни из которых скорее всего отражают потребности человека (интересы как познавательная потребность, влечения, желания, привычки, собственно потребности), другие — намерения, т. е. мотивы, лишенные в данный момент побудительной энергии, «запала» (мотиваци онные установки, мечты, направленность личности). В их понимании имеется еще много спорного, неясного, и представленная наша точка зрения — это скорее по пытка найти противоречия и выход из них, чем истина в последней инстанции. Что, однако, очевидно, — так это некорректность ряда авторов в использовании слово сочетаний, относящихся к мотивационной сфере человека. Так, говорят: потребнос ти реализуются, мотивы удовлетворяются. Правильнее же говорить потребности (и интересы) удовлетворяются, мотивы реализуются, проявляются, желания и меч ты осуществляются.
ОНТОГЕНЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ
МОТИВАЦИИ
И СТРУКТУРЫ МОТИВА
Поскольку процесс формирования мотива (мотивация) связан с ис пользованием многих личностных образований, постепенно формирующихся по мере развития личности, очевидно, что на каждом возрастном этапе будут иметься какие-то особенности мотивации и структуры мотива.
Но прежде чем перейти к изложению этого вопроса, считаю необходимым под черкнуть, что новообразованием является не мотивация, как пишут некоторые ав торы, а мотиваторы, т. е. психологические факторы, влияющие на процесс мотива ции и формирование намерения.
9.1. ПЕРИОД МЛАДЕНЧЕСТВА
Сказать, с какого возраста у ребенка появляются мотивированные, т. е. сознательные действия, чрезвычайно трудно. Альбрехт Пейпер писал: «Мы от казываемся судить о содержании сознания грудного ребенка; последнее недоступно исследованию; невозможно установить, когда именно у растущего ребенка появля ется сознание. Ведь единственным способом узнать об этом является самонаблюде ние, а его в первый год жизни не существует». И еще: «Поэтому невозможно избе жать грубых ошибок, когда грудным детям приписывают субъективную среду взрос лого, что часто имеет место» (1962, с. 468).
Все это так. И все же трудно представить себе, что на протяжении целого перво го года ребенок живет как существо, активность которого проявляется только по типу стимул-реакция.
Так, ребенок трех месяцев кричит во время подготовки к кормлению, поскольку ожидание для него непереносимо; однако к концу года в той же ситуации он может смеяться, предвосхищая удовольствие. Речь, следовательно, должна уже идти об эмоционально положительном переживании потребности в связи с восприятием предмета и условий удовлетворения потребности. В этот же период у младенцев обнаруживаются не только витальные (пищевые) потребности, но и зачатки духов ных во взаимодействии со взрослыми (Т Бауэр, 1979), в интимно-личностном об щении, в обмене положительными эмоциями (М. И. Лисина, 1986). Такие попытки я наблюдал у младшего сына, когда ему было около трех месяцев. Он, например, лежа на спине, играл в прятки- набрасывал себе на лицо платочек, потом сдергивал его и улыбался. По данным М. И. Лисиной, уже в первые полгода жизни появляется потребность во внимании и доброжелательности взрослого.
Конечно, не все поведенческие реакции в первые недели после рождения следу ет считать мотивированными, как, например, в случае, описываемом чешским пси хологом Йозефом Шванцера (1978). Он пишет, что «поведение самых маленьких детей... мотивировано также проявлениями, которые иногда обозначаются как "творческая экспансия". Признаки таких тенденций можно наблюдать уже на тре тьей неделе жизни. Это, например, движения пальчиков, за которыми ребенок на блюдает. Он не реагирует здесь на внешний стимул, он спонтанен, причем это про явление имеет выборочный характер... Значит, совсем маленький ребенок "выбирает" (хотя и бессознательно), в каком направлении и на какие стимулы он "хочет" направить свою активность» (И. Шванцера и др., 1978, с. 153). Но если ребенок вы бирает бессознательно, а слово «хочет» взято в кавычки, то о какой же мотивиро ванности действий младенца может идти речь?
Вопрос о времени появления мотивированных действий можно связать с воп росом о появлении у младенцев первых произвольных движений, хотя и в отноше нии них много еще неясного. Считается, что первые произвольные хватательные движения грудных детей появляются в возрасте 4,5-7 месяцев. Произвольные же движения напрямую связаны с волей, преднамеренностью, следовательно и с мо тивами.
Для «ползунков» и малышей характерно повторение определенного действия, например бросание игрушки на пол. Эти повторяющиеся действия приписываются влиянию циркулярного рефлекса Однако поражает настойчивость ребенка в осу ществлении этих действий, которые к спонтанным не отнесешь, они явно доставля ют ему удовольствие. Та же настойчивость проявляется маленькими детьми, умею щими еще только стоять, в надевании очков родителям, если те их снимают. В этом же возрасте мой старший сын отказывался брать знакомую игрушку в правую руку, беря ее левой Правой рукой он брал только незнакомую игрушку, т. е. проявлял избирательность, похожую на осмысленность.
И. Шванцера отмечает, что «ползунки» могут переживать мотивационный конф ликт первого типа (по К. Левину), при котором имеются две положительные альтер нативы: ребенок хочет завладеть новой игрушкой, но не выпустить из рук и ту, кото рую держит.
Поведение ребенка до года зависит от доминирующей потребности (проявляю щейся постоянно), поэтому его направленность на определенный объект из мно гих имеющихся может создать для наблюдателя иллюзию сознательного выбора (предпочтения) и мотивированности поведения, в то время как, считает Л. И. Божович, на самом деле все может обстоять проще — срабатывает потребностная доминанта. Так это или нет, сказать трудно. Возможно, имеет значение и то и дру гое.
9.2. ПЕРИОД РАННЕГО ДЕТСТВА (1-3 ГОДА)
В возрасте полутора лет наряду с такими побудителями, как пред мет или родители, относящимися (по К. Левину) к «психическому полю», возника ют и внутренние психические побудители — представления и образы воображе ния (цели), вызывающие стремление ребенка к достижению внешнего стимула (на пример, игрушки) даже тогда, когда этот стимул исчезает (прячется взрослыми) из поля непосредственного восприятия. Так, если раньше достаточно было убрать при влекавшую ребенка игрушку (вещь), чтобы он успокоился, позабыл о ней, то в воз расте 14-15 месяцев ребенок уже настойчиво добивается ее, несмотря на попытки отвлечь или переключить его внимание на другой предмет. Если вещь убирается, он плачет и ищет ее, а при переключении внимания через некоторое время снова воз вращается к поиску исчезнувшей вещи. Это объясняется тем, что внешняя среда начинает у ребенка переноситься во внутренний план, который все чаще определя ет его поведение.
В возрасте около двух лет важным моментом в развитии ребенка становятся пе реживания выбора, когда он поймет, что на указания родителей можно ответить не только «да», но также и «нет». Однако выбор предметов желаний еще затруднен в связи с тем, что все желания обладают одинаковой силой и соподчинение их отсут ствует.
Например, если ребенка 2-3 лет попросить выбрать себе одну из нескольких новых игрушек, он будет долго рассматривать и перебирать их. Затем все-таки выбе рет одну, но, после просьбы уйти с ней в другую комнату, снова начнет колебаться. Положив игрушку на место, ребенок будет перебирать остальные, пока его не уве дут от одинаково притягательных вещей.
Таким образом, развитие детского самосознания до 3-летнего возраста связано с выделением побуждений к выполняемым действиям (желаний), с формулирова нием ребенком цели своего действия, поступка, с отнесением желаний к самому себе. Наличие же представляемой цели, желания означает, что поведение ребенка стало мотивированным, совершаемым под влиянием мотива. Правда, первые фор мы мотивации еще несовершенны, подвержены импульсивности: потребности не устойчивы, ребенок не может их контролировать, сдерживать. Это, как отмечает Л. И. Божович, только начало, за которым ребенок должен научиться действовать не только вопреки внешним, но и внутренним препятствиям, научиться преодоле вать свои желания. Пока же он почти целиком зависит от взрослых, его потребнос ти не удовлетворяются им самим. «Взрослый — главный предмет, в котором крис таллизуются все потребности малыша», — пишет Л. И. Божович. Естественно, это накладывает отпечаток на структуру большинства мотивов малышей. Возникнове ние потребности, ее осознание и вербализация приводят ребенка не к поиску пред мета удовлетворения потребности и пути его достижения, а к обращению к родите лям: «Хочу, дай». Поисковая активность в большинстве случаев исключается, в ре зультате чего первая стадия формирования мотива сразу переходит в третью, связанную с формированием намерения (чаще всего — обратиться к взрослым). Мотивы оказываются редуцированными и плохо осознаваемыми. При этом у 3-лет-них детей наблюдаются случаи проявления строптивости, когда ребенок стре мится настоять на своих желаниях, недоволен всем, что ему предлагают и что дела ют другие.
Структура мотивационной сферы ребенка 2-3-летнего возраста характеризует ся значительной аморфностью, отсутствием устойчивой иерархии потребностей и ценностей, а следовательно и мотивов. У него имеется рядоположный набор знаемых потребностей, сменяющих друг друга в случайном порядке. Жизненно важные потребности и капризы (необоснованные желания) часто имеют для него одинако вую значимость. Побуждения сменяются во времени, не подчиняясь сознательно-волевому контролю.
Желания в этом возрасте носят ситуативный характер: висящий плод вызывает у ребенка желание съесть его, вид игрушки — поиграть с ней и т. д. По этому пово ду С. Л. Рубинштейн писал:
Каждое непосредственно на ребенка воздействующее побуждение имеет в раннем дет стве еще очень большую власть над ребенком Поэтому внутренняя мотивация еще очень не устойчива' при каждой перемене ситуации ребенок может оказаться во власти других побуж дений. Неустойчивость мотивации обусловливает известную бессистемность действий (1946, с 532).
Таким образом, для детей этого возраста характерна мотивация третьего типа, возникающая из-за привлекательности объекта.
Еще одной особенностью мотивов детей 2-3-летнего возраста является эмоцио нальная насыщенность их желаний. С. Л. Рубинштейн писал, что каждое их жела ние сродни аффекту. Эмоции ребенка непосредственно переходят в действия, что означает отсутствие второго этапа в процессе формирования мотива и значитель ное редуцирование третьего, последнего этапа, т. е. обдумывания. Поэтому пове дение ребенка раннего возраста характеризуется импульсивностью (чрезмерной зависимостью от потребности) и ситуативностью (чрезмерной зависимостью от случайных внешних обстоятельств). То и другое связано с ближайшей действи тельностью, с сиюминутностью.
И. Шванцера тоже отмечает эти особенности побуждений детей: быструю «истощаемость», «забываемость» при небольшой актуальности потребности, а в случае значительной актуальности — установку на быструю, иногда немедленную, реали зацию побуждения и в случае неудовлетворения — возникновение аффективной реакции, которая является своеобразной формой «разрядки» эмоционального воз буждения. Выражением этого может быть появляющееся у детей 3 лет упрямство. Ребенок настаивает на чем-то не потому, что ему этого очень хочется (может, ему уже расхотелось или не очень хочется), а потому, что он желает, чтобы с его мнени ем считались. Он не может отказаться от своего первоначального решения даже при изменившихся обстоятельствах, с которыми не хочет считаться.
В 3-летнем возрасте ребенок начинает решать мотивационные конфликты вто рого типа (по К. Левину), т. е. делает выбор между двумя отрицательными альтер нативами (из двух зол выбирает наименьшее). А несколько ранее, приблизительно в 2-летнем возрасте, он решает конфликты третьего типа, т. е. выбирает между по ложительной и отрицательной альтернативами (например, конфликт нормативной ценности и реальной: «хочешь быть хорошим или злым ребенком», тогда как дей ствительной ценностью для него является игрушка, прогулка и т. п.). У детей этого возраста, да и у более старших, в большинстве случаев встречаются близкие и «небольшие» цели, превращающиеся затем при соответствующем воспитании в при вычные (умывание, определенные способы еды и т. п )
В общем, можно сказать, что в этом возрасте дети в большей мере являются ра бами своих желаний, чем сознательными личностями В силу своей беспомощности они являются рабами и своего окружения. Сохранение такого положения до взрос лости приводит к деформированному развитию личности. А. Маслоу пишет, что если человек находится в таком зависимом положении, то вряд ли можно считать его хозяином своей судьбы. Он должен держаться источников желаемого удовлет ворения, подчиняться их правилам, вынужден удовлетворять их желания и капри зы, ибо в противном случае он рискует потерять все. Он обязан быть ориентирован ным на других людей и не может не зависеть от их одобрения, расположения и доб рой воли. Иными словами, такой человек вынужден приспосабливаться, подгоняя себя под внешнюю ситуацию.
И все же уже на третьем году жизни в мотивационный процесс могут включать ся мотиваторы из блока «внутреннего фильтра», так как начинает формироваться нравственная сфера ребенка (он начинает понимать со слов старших, что хорошо, а что плохо, что правильно, а что неправильно, как красиво, а как некрасиво себя вести и т. д., причем эти критерии он принимает «на веру»). Таким образом, его нравственность ориентирована на взрослых, и оценка себя и своих поступков осу ществляется с учетом их оценок и мнений А это означает, что у малыша становит ся выраженной потребность в сотрудничестве со взрослыми и в получении от них одобрения.
Интересный в этом плане пример приводит Н. А Менчинская, наблюдавшая по ведение своего маленького сына и ведшая в связи с этим дневник (1957, с. 14). Она пишет.
Ему очень хотелось тронуть игрушку, он сел на корточки у ванны и повторял несколько раз «не тогаю», спрашивал «мозьна мотеть?» Но потом, после очередного «не тогаю», он схватил одну из игрушек
В данном случае желание 2-летнего ребенка все-таки победило запрет трогать игрушки, но борьба потребности с долженствованием (запретом) выразилась очень отчетливо.
А в возрасте 2 лет 7 месяцев он, совершив недозволенный поступок (плюнул в сторону отца), отказался затем по моральным соображениям от кофе, заявив при этом «Я не буду пить кофе, я плохой» Он как бы сам наказал себя за свое плохое поведение
В 3 года поведение ребенка начинает мотивироваться не только содержанием ситуации, в которой он оказывается, но и отношениями с другими людьми При этом в общении со взрослыми у него преобладают мотивы сотрудничества (ожидание участия взрослых в его делах).
У детей 3 лет появляется желание делать все самому («я сам»); а гипертрофиро ванная тенденция к самостоятельности приводит к своеволию детей. Однако они еще не могут организовать свои действия в соответствии с заранее намеченной це лью, которую легко утрачивают. Они любят, например, рисовать, но рисуют караку ли и очень редко придают им значение какого-либо объекта, т. е не могут сказать, что они нарисовали. Лишь немногие дети этого возраста придавали своим «рисун кам» смысл (К Бюллер [К. Buller, 1924]; X. Хетцер [Н. Hetzer, 1931]).В конце третьего и начале четвертого года жизни у ребенка появляется умение различать степень затруднительности достижения цели, оценивать свои возможно сти, т. е. определять возможность успеха или неудачи (X. Хекхаузен).
9.3. ПЕРИОД ДОШКОЛЬНОГО ДЕТСТВА
Ведущий в этот возрастной период вид деятельности дошкольни ков — игра — способствует развитию мотивационной сферы ребенка. Возникают новые интересы и связанные с ними цели. При этом начинает реализовываться сфор мулированный О. К. Тихомировым закон онтогенетического развития целеобразования. постановка цели и ее достижение, первоначально разделенные между деть ми и родителями, затем объединяются в деятельности ребенка. Многие четырехлет ние дети, например, уже до рисования говорят, что собираются нарисовать, т. е. обозначают цель-объект. В пятилетнем возрасте уже 80% детей составляют пред варительный план рисунка, в шестилетнем — все дети при рисовании обозначают цель, т е. то, что должно получиться.
Такое постепенное формирование целенаправленности характерно и для других видов деятельности ребенка-дошкольника. Однако даже для 6-7-летних детей еще характерно окончательное оформление цели в их сознании по ходу выполнения дей ствия, что зависит от предметной ситуации и от «строительного» материала (фор мы, цвета кубиков при постройке дома). Все же важно отметить, что уже с 4 лет начинает проявляться смыслообразующая функция мотива, так как ребенок на чинает планировать смысл своей деятельности.
В 4 года появляется соподчиненность потребностей, желаний. Они приобрета ют разную силу и значимость. Появляются доминирующие установки: у одних — престижные (эгоистические), у других, наоборот, — альтруистические, у треть их — на достижение успеха. Правда, у некоторых детей даже к 7 годам доминирую щие мотиваторы не появляются.
Разнообразные интересы приобретают относительную устойчивость. Вследствие всего перечисленного начинает складываться индивидуальная мотивационная система (сфера) ребенка.
В процессе игры со сверстниками дошкольники учатся подчинять свое поведе ние определенным правилам, вступающим в противоречие с их мимолетными жела ниями Как отмечал Л. С. Выготский, в игре ребенок учится действовать в познавае мой, т. е. мысленной, а не видимой ситуации, опираясь на внутренние тенденции и мотивы, а не на мотивы и побуждения, которые идут от вещи. Этим облегчается пе реход от мотивов, имеющих форму аффективно окрашенных непосредственных же ланий, к мотивам-намерениям, связанным с самоконтролем.
Сдерживанию непосредственных побуждений ребенка способствует присутствие взрослого или других детей. В более старшем дошкольном возрасте ребенок начинает сдерживаться уже при воображаемом контроле других: образ другого человека по могает ему регулировать свое поведение вследствие предвидения осуждения, наказа ния. В последующем начинается усвоение этических норм, которые тоже учитывают ся ребенком при планировании своих поступков. Происходит подавление внутренних побуждений в связи с привлекательностью предметов, а не только выбор одного предмета из многих, как у младших дошкольников. Этот переход хорошо обрисовал Д. Б. Эльконин (1960). Он пишет, что у младшего дошкольника желания носят ха рактер аффекта: не ребенок владеет желаниями, а они владеют им. Он находится во власти желаний так же, как раньше находился во власти притягательных предме тов. Старший дошкольник уже может во многих случаях побороть и свои желания.
Если у младших и средних дошкольников «внутренний фильтр» используется детьми в процессе мотивации от случая к случаю, то в преддошкольном возрасте он начинает принимать активное участие в процессе принятия решения, что связано с развитием не только нравственной, но и волевой сфер личности. К шести годам у детей отчетливо проявляется способность ставить себя на место другого человека (идентификация) и видеть вещи с его позиции, учитывать не только свои желания, принимать их в расчет. Появляется чувство долга, регулирующее поведение ре бенка в простых ситуациях.
Ради достижения желаемой цели старшие дошкольники могут выполнять рабо ту, не вызывающую у них интереса: подметать пол, мыть посуду (чтобы разрешили поиграть, посмотреть кинофильм и т. п.). Это свидетельствует о том, что появляют ся мотивы, формирующиеся на базе не только желаний («хочу»), но и на базе осо знания необходимости («надо»).
К концу дошкольного возраста ребенок начинает оценивать себя с точки зрения усвоенных правил и норм поведения уже постоянно, а не от случая к случаю. Обога щение представлений о самом себе ведет к появлению потребности в уважении, во взаимопонимании с окружающими, в их сопереживании (М. И. Лисина). Однако осознаваемость мотива остается еще слабой. В реальной жизни ребенок постоянно сталкивается с собой как с не знающим, не могущим, не понимающим, что к тому же подкрепляется взрослыми: «Ты неправ!», «Ты еще маленькая, вырастешь— пой мешь». Ребенок в этом возрасте постоянно обнаруживает самонедостаточность. Очевидно, это связано и с неумением дошкольников, в связи с малым словарным и понятийным запасом, анализировать побудительные причины и вербализовать свои потребности и эти причины. Поэтому на данном этапе возрастного развития имеет ся много непонятых и невербализованных мотиваторов. Вместо них дети указывают на внешние обстоятельства, которые их привлекают или способствуют удовлетво рению их потребности. Так, они говорят, что хотят в школу, потому что «там ребя та», «там весело», «там будут ставить отметки», не понимая, что за этими внешними атрибутами стоят потребности в общении, в повышении своего социального статуса в глазах близких и товарищей. Лишь в беседе и экспериментальных играх эти по требности выявляются отчетливо.
В преддошкольном возрасте у детей появляются новые мотивы: достижения ус пеха, соревнования, соперничества, избегания неудачи. Равнодушие младших до школьников к удачам и неудачам сменяется у средних дошкольников переживани ем успеха и неуспеха (успех вызывает у них усиление мотива, а неуспех — умень шение его). У старших дошкольников стимулировать может и неуспех. В игровой мотивации смещается акцент с процесса на результат: если дети 3-5 лет получа ют удовольствие от процесса игры (поэтому, по данным ученицы Е. Ф. Рыбалко В. П. Вальковой, 1972, 5-летние дети в половине случаев предпочитают для игры тех, с кем интересно играть), то 5-6-летние получают удовольствие не только от процесса, но и от результата игры, т. е. от выигрыша (Н. И. Гуткина, 1993).
В связи с этим, как отмечает В. П. Валькова, в 6-7 лет дети более дифференциро вание подходят к выбору партнеров по играм, называя несколько причин: их умение играть в группе, умение хорошо играть, наличие у них творческих способностей в игре, оказание помощи в процессе игры. В связи с этим Е. Ф. Рыбалко (1990) счита ет, что формирование игровой мотивации является одним из важных показателей зрелости психического развития дошкольников.
Наиболее сильным стимулятором для дошкольника является поощрение, полу чение награды. Более слабое стимулирующее воздействие оказывает наказание (в общении с детьми — это, в первую очередь, исключение из игры). Еще слабо дей ствует собственное обещание ребенка, что свидетельствует о неустойчивости его мотивационных установок. Поэтому высказывается точка зрения, что требовать от детей обещаний не только бесполезно, но и вредно, так как они не выполняются, а ряд невыполненных заверений и клятв подкрепляют формирование таких негатив ных личностных качеств, как необязательность и беспечность.
Но самым слабым внешним воздействием на принимаемые ребенком решения обладает прямое запрещение каких-то его действий, не усиленное другими допол нительными мотиваторами, хотя взрослые чаще всего возлагают надежды именно на этот вид воздействия.
9.4. ПЕРИОД МЛАДШЕГО ШКОЛЬНОГО ВОЗРАСТА
В этот период появляются новые мотивы (потребности, интересы, желания), происходят перестановки в иерархической мотивационной системе ре бенка. Старые интересы, мотивы теряют свою побудительную силу, на смену им приходят новые. То, что имеет отношение к учебной деятельности, оказывается значимым, ценным, то же, что имеет отношение к игре, становится менее важным. В то же время у младших школьников по-прежнему заметно преобладание мотивов над мотивационными установками, так как в основном ими ставятся цели на бли жайшее будущее, связанное с настоящими событиями. По-прежнему ведущими яв ляются «непосредственно действующие мотивы» (Л. И. Божович, 1972), а прини маемые намерения «идут на поводу» у непосредственных побуждений, желаний (Л. С. Славина, 1972). По данным Л. Кольберга (L. Kohlberg, 1963), 70% семилет них детей ориентируются в своем поведении на возможное поощрение или наказа ние «здесь и сейчас».
У младших школьников появляются новые социальные установки, новые соци альные мотивы, связанные с чувством долга и ответственности, с необходимостью получения образования («быть грамотным»). Так, по данным И. М. Вереникиной, в период от 8 до 10 лет возрастает число детей, мотивирующих свою учебную дея тельность чувством долга, но уменьшается число детей, которые учатся с интере сом. Однако часто эти мотивы остаются только «знаемыми», декларируемыми. Ре ально действующим мотивом является получение высокой отметки или похвалы; ради их получения ребенок готов немедленно сесть заниматься и старательно вы полнить все задание.
В соревновательной ситуации у первоклассников мотив работы на себя, по дан ным Н. Н. Власовой (1977) и других исследователей, оказался более действенным, чем на команду, однако в 3-м классе уже сильнее выражен общественный мотив («за класс»), чем индивидуальный («за себя»). При этом, если в 3-м классе обществен ные мотивы выражены у мальчиков и девочек одинаково, то в 4-м классе эти мотивы чаще проявляются у девочек (А. И. Высоцкий, 1979).
Усиливается роль «внутреннего фильтра» в процессе мотивации и потому, что половина младших школьников ориентирована на самооценку, имеющую большое значение при формировании мотива. Очень важно и то, что у младших школьников развивается смысловая ориентировочная основа поступка — звено между жела нием что-то сделать и разворачивающимися действиями. Это интеллектуальный момент, позволяющий более или менее адекватно оценить будущий поступок с точ ки зрения более отдаленных последствий и поэтому исключающий импульсивность и непосредственность поведения ребенка. Прежде чем действовать, ребенок теперь нередко начинает размышлять. У него начинает формироваться предусмотритель ность как черта личности. При этом происходит переход от мотивов только «знаемых» к мотивам «реально действующим».
Младшие школьники в большей мере, чем дошкольники, способны подавлять свои желания ради блага других. Так, Л. С. Славина (1972) предлагала младшим школьникам, увлеченным игрой, сделать другую работу — вырезать и оклеить цвет ной бумагой картонные квадратики для детского сада. Половина детей бросили игру и, что важно, — в дальнейшем они интересовались, как в детсаде оценили их работу. К концу младшего школьного возраста большинство учащихся при изменении общего смысла деятельности могут изменять конкретную цель. Это свидетельству ет о том, что начинает функционировать возвратный механизм формирования моти ва, о котором говорит А. А. Файзуллаев. У школьников младших классов совершен ствуется умение планировать свои действия.
Социальные мотивы учения по-разному выражены у школьников с разной успе ваемостью. Как отмечает И. Ю. Кулагина (1983), мотивы неуспевающих школьни ков специфичны. При наличии сильного мотива получения хорошей отметки и одоб рения круг их социальных мотивов учения сужен. Некоторые социальные мотивы у них появляются только к 3-му классу.
Первоклассников, проучившихся только одну четверть, спрашивали, что им нра вится и что исправится в школе. Будущие отличники и будущие троечники (и неус певающие) давали разные ответы. Первые подчеркивали ценность учебного содер жания и школьных правил («нравится, что уроки задают», «нравятся уроки» и т. п.). Вторые отмечали моменты, связанные с досугом («нравится продленка, там все иг раем», «нравится, что в школе бывают каникулы»). Хорошо успевающих детей при влекают разные, в том числе самые сложные учебные предметы, отстающие же про являют интерес чаще всего к наиболее легким, с их точки зрения, дисциплинам-— пению, физкультуре.
Неуспевающие ученики ориентируются на процесс выполнения отдельных, част ных действий и на протяжении всех лет обучения в начальной школе сохраняют склонность к облегченной учебной работе, механическому копированию действий учителя. Интерес к содержанию предмета обычно связан с новизной материала, сме ной конкретных видов работы, наглядной стороной обучения и игровыми элемента ми урока.
У детей с высокой успеваемостью ярко выражена мотивация достижения успе ха — желание хорошо выполнить задание, сочетающееся с мотивом получения вы сокой отметки или одобрения взрослых. У слабо успевающих школьников началь ных классов мотив достижения выражен значительно хуже, а в ряде случаев вооб ще отсутствует.
Престижная мотивация, связанная с соперничеством со способными однокласс никами, присуща хорошо успевающим учащимся с завышенной самооценкой и ли дерскими наклонностями. У неуспевающих учеников престижная мотивация не раз вивается.
Мотив избегания неудачи присущ как хорошо успевающим, так и плохо успе вающим учащимся младших классов, но к окончанию начальной школы у после дних он достигает значительной силы, так как мотив достижения успеха у них практически отсутствует. Почти четверть неуспевающих третьеклассников отри цательно относятся к учению из-за того, что у них преобладает мотив избегания неудачи.
В этом же возрасте школьники испытывают потребность реализовывать себя как субъекта, приобщаясь к социальным сторонам жизни не просто на уровне понима ния, но и как преобразователи. Главным критерием оценки себя и других становят ся нравственные и психологические особенности личности (В. Н. Лозоцева, 1982).
9.5. ПЕРИОД СРЕДНЕГО ШКОЛЬНОГО ВОЗРАСТА (ОТРОЧЕСТВО)
В этом возрасте, называемом переходным, происходят существен ные изменения в организме и психике ребенка, обусловленные половым созревани ем. Как отмечал Л. С. Выготский (1984), это существенно изменяет сферу интере сов ребенка. При этом, ссылаясь на исследования О. Кро (О. Kroh, 1926), В. Петерса (W. Peters, 1927), Ш. Бюллер (Ch. Buhller, 1926), он пишет, что в переходном пери оде можно отчетливо проследить две волны (фазы) в развитии интересов: волну по явления новых влечений, создающих органическую основу для новой системы инте ресов, а затем и волну созревания этой новой системы интересов, надстраивающей ся над новым влечением. Фаза влечений длится обычно около двух лет. Она характеризуется В. Петерсом как фаза резких колебаний и столкновений психоло гических установок, фаза крушения авторитетов. В этой фазе происходит свертыва ние и отмирание прежде установившейся системы интересов (отсюда ее негатив ный, протестующий, отрицательный характер), вызревание и появление первых органических влечений, связанных с половым созреванием. Именно сочетание обо их моментов, взятых вместе, пишет Л. С. Выготский, характеризует тот на первый взгляд странный факт, что у подростка наблюдается как будто общее понижение, а иногда даже и полное отсутствие интересов. Эта опустошающая фаза, в продолже ние которой подросток окончательно изживает свое детство, дала повод Л. Толсто му назвать этот период «пустыней отрочества».Для этой фазы характерны также пессимизм, распад коллективных связей, раз рыв сложившихся прежде отношений между детьми, в том числе и дружествен ных, стремление к одиночеству, резкое изменение отношения к другим людям, пре небрежение правилами общественного поведения (Л. Вечерка [L. Vecerka, 1926]; П. Л. Загоровский, 1928).
Вторая фаза — фаза интересов — вначале характеризуется их многообразием. Затем постепенно, путем дифференциации, выбирается и укрепляется некоторое основное ядро интересов. Романтические стремления уступают место реалистично му и прагматичному выбору одного наиболее устойчивого интереса, большей час тью непосредственно связанного с основной жизненной линией подростка и опре деляющего направленность его личности. Для этой фазы характерным является так же расширение и укрепление общественных связей. Вторая фаза существенно зависит от материальных условий жизни, окружения. При неблагоприятных, тяже лых условиях она сжата по времени, заторможена в своем развитии, из-за чего круг интересов подростка мал и беден.
В исследованиях К. Рейнингера (К. Reininger, 1924), Л. Вечерка (1926) и Г. Хетцер (Н. Hetzer, 1927) показано, что в протекании этих фаз имеются существенные половые различия. Негативная фаза у мальчиков наступает позднее (в связи с более поздним половым созреванием), но протекает она более бурно и длительно, негати визм выражен сильнее.
В мотивационной сфере подростков, как отмечает Л. И. Божович, происходит чрезвычайно важное событие, заключающееся в том, что они в значительной степе ни способны руководствоваться в своем нравственном поведении теми требования ми, которые сами себе предъявляют, и теми задачами и целями, которые перед со бой ставят. Следовательно, происходит переход от «реактивного» следования тре бованиям извне к активному построению своего поведения в соответствии со своим собственным идеалом.
У школьников средних классов отмечается большая, чем прежде, устойчивость целей, достаточно развитое чувство долга, ответственности. Интересы уже не ситу ативны, а возникают постепенно по мере накопления знаний. Отсюда — устойчи вость ряда мотивов, базирующихся на интересах и поставленных самими учащими ся целях.
У подростков интерес к чему-нибудь часто приобретает характер увлечения. Счи тается, что подростковый возраст без увлечений подобен детству без игр. Увлечения подростка — сильные и часто сменяют друг друга, но иногда принимают «запойный» характер; как правило, они не связаны с учебной деятельностью. А. Е. Личко делит их на интеллектуально-эстетические (увлечение историей, радиотехникой, музыкой, рисованием и т. д.), эгоцентрические (увлечение модными сферами деятельности — спортом, художественной самодеятельностью, редким иностранным языком и т. п. — ради демонстрации своих успехов), телесно-мануальные (занятия спортом, вожде ние автомобиля или мотоцикла, занятия в столярной мастерской и т. п. — ради полу чения удовольствия от самого процесса деятельности), накопительские (коллекцио нирование во всех его видах), информативно-коммуникативные (стремление к новой, не слишком содержательной информации, не требующей глубокого осмысления и ус воения; потребность в легком общении со сверстниками, позволяющем обменивать ся такой информацией). Некоторые из этих увлечений могут способствовать развитию личности подростков, так как удовлетворяют их познавательную потребность, способствуют формированию полезных навыков. Однако при определенных личност ных особенностях они же могут искривлять развитие личности, формировать склон ность к накопительству, пустому времяпрепровождению, лихачеству (у рокеров) с нарушением общественного порядка. О пагубном влиянии увлечений азартными иг рами, алкогольными напитками, наркотиками нет нужды и говорить.
Важно, что в мотивах подростков содержится аргументация и предвидение по следствий принятого решения, что свидетельствует о значительно более полном осознании процесса мотивации и структуры мотива, а также о большом участии в формировании мотива блока «внутреннего фильтра». Это снижает импульсивность действий и поступков подростков, особенно старших
Кроме того, самооценка у подростков становится более многогранной и приобре тает большее значение, чем оценка окружающих. Поданным Е. И. Савонько (1972), наибольшее число учащихся, ориентированных на самооценку, приходится на 6-й класс. Наличие идеалов, самооценок, усвоенных норм и правил общественного поведения свидетельствует о значительном развитии личности подростков, о фор мировании у них «внутреннего плана», являющегося существенным фактором мо тивации и организации собственного поведения. Однако этот «внутренний план» еще не организован в целостную систему, недостаточно обобщен и устойчив. Так, имеющийся идеал неконкретен и часто меняется (сегодня подростку нравится один герой, которому хочется подражать, а завтра — другой). Требования подростка к себе нуждаются в постоянной поддержке со стороны. Отсюда — и неустойчивость ряда мотивов, изменчивость поведения Кроме того, характерным для данного воз раста является несоответствие целей возможностям, что свидетельствует о завы шенном уровне притязаний и является причиной частых неудач в осуществлении задуманного.
Стремление старших подростков утвердиться в собственном мнении в большей мере, нежели во мнении окружающих, приводит к тому, что мотивы у них формиру ются прежде всего и главным образом с учетом собственного мнения, что в конеч ном итоге выражается в их упрямстве.
9.6. ПЕРИОД СТАРШЕГО ШКОЛЬНОГО ВОЗРАСТА
Как отмечает Л. И. Божович, в старшем школьном возрасте на осно ве совершенно новой, впервые возникающей социальной мотивации развития про исходят коренные изменения в содержании и соотношении основных мотивационных тенденций.
Прежде всего это проявляется в упорядочивании, интегрировании всей систе мы потребностей их формирующимся мировоззрением. Старшие школьники, как и младшие, обращены вовне, но не просто познают окружающий мир, а вырабатыва ют о нем свою точку зрения, так как у них возникает потребность выработать свои взгляды на вопросы морали, самим разобраться во всех проблемах. В связи с этим принимаемые решения и формируемые мотивы приобретают у школьников все боль шую социальную направленность. Под влиянием мировоззрения возникает достаточно устойчивая иерархическая система ценностей, влияющая на взгляды и убеждения учащихся. Последние явля ются довольно строгим контролером возникающих у старшеклассников желаний и в то же время побуждают их к самопознанию, самосовершенствованию, самоопреде лению, в том числе и к выбору профессии. Если у подростков выбор профессии (ско рее декларируемый, чем обоснованный) еще в значительной степени импульсивен, совершается нередко под влиянием внешних обстоятельств (общественной моды, внешней романтичности и т. п.) или является актом подражания старшим товари щам, то у старшеклассников этот выбор осуществляется на основе предварительной подготовки, внимательного анализа той деятельности, которую они готовы выбрать в качестве своей профессии, и тех трудностей, с которыми придется столкнуться.
При этом старшеклассники уже способны взвешивать внешние и внутренние обстоятельства, что позволяет принимать достаточно осознанные решения. А это значит, что в процессе формирования социально направленных мотивов «внутрен ний фильтр» начинает играть ведущую роль. Чем более зрелым в социальном плане является старшеклассник, тем больше его устремлений направлено в будущее, тем больше у него формируется мотивационных установок, связанных с намечаемой перспективой жизни. Поданным В. А. Алексеева (1965), в 14 лет только 17% под ростков представляют свое будущее, а в 15 лет уже 84% планируют его. Это касает ся и выбора профессии. У социально незрелой личности преобладают мотивы, свя занные с удовлетворением потребностей «здесь и сейчас».
Большая осознанность процесса формирования мотивов приводит и к большему проникновению в причины поступков других людей. Поэтому в ходе онтогенетиче ского развития ребенка этическая оценка поступка (своего и других людей) смеща ется с оценки последствий поступка (полученного результата) к оценке причины, импульсов, побудивших человека (в том числе и самого ребенка) к поступку.
Таким образом, чем более социально зрелой становится личность, тем больше в ее сознании находят отражение первый и второй этапы формирования мотива, тем шире становится мотивационное поле. При этом больше уделяется внимания про гнозу последствий планируемых действий и поступков, и не только с прагматиче ских, но и нравственных, этических позиций. Чаще используется самооценка (по данным И. М. Подберезина, 1948, она проявилась у 21% младших школьников, у 53% подростков и у 66% старшеклассников). Усложнение и расширение мотивационного поля с возрастом создает предпосылки для более обоснованного принятия решений и формирования намерений, что в конечном итоге приводит к более разум ному и адекватному ситуации поведению школьников.
По данным Л. В. и О. Л. Усачевых (1999) у десятиклассниц больше выражен мо тив общения, а у десятиклассников — мотивы саморазвития, самореализации, раз вития личности. В то же время и у тех и у других сформированы лишь краткосроч ные жизненные планы. О своем будущем многие из них серьезно еще не задумыва ются.
К сожалению, мотивы взрослых людей изучены плохо Между тем и у них могут наблюдаться интересные особенности мотивационной сферы. Например, Д. Пельц и Ф. Эндрюс (1973) спад продуктивности творческой деятельности ученых среднего уровня в интервале от 30 до 50 лет объясняют изменением в этот период структуры их интересов. У них в эти годы увеличиваются семейные и родительские обязаннос ти, появляются и доминируют потребности, связанные с семьей. У крупных ученых производственная роль в научном коллективе и соответствующие ей интересы до минируют в течение всей жизни, поэтому спад творческой продуктивности у них может наблюдаться, и то не всегда, только в преклонном возрасте Упомянутые ав торы отмечают, что спад слабее выражен у тех научных работников, которые прояв ляют большой интерес к своей работе.
Любопытные данные получены В. А. Корчмарюком (1998), изучавшим мотива цию служебно-боевой деятельности офицеров МВД разного возраста (правда, сам автор не связал выявленные им факты с возрастом обследованных, а провел анализ по воинским званиям, но очевидно, что старшие офицеры и по возрасту значительно старше). Если у младших офицеров главными ценностями были свобода, товарищи, друзья, обеспеченная жизнь, то у старших, наряду с профессиональной деятельнос тью, большое значение приобретали семейная жизнь и здоровье.
Как показано американскими психологами, у пожилых людей, оставивших тру довую деятельность, происходит сосредоточение интересов на своем внутреннем мире, пропадает желание участвовать в общественной жизни. Однако интерес к иг ровой деятельности (авторы имеют в виду коллекционирование, занятия непрофес сиональной живописью и т. п., что относят к хобби) и особенно к учебе с возрастом не ослабевает.
Еще не так давно психологи считали, что для основной части пожилого населе ния главным мотивом является «боязнь неудачи», которая в конечном итоге приво дит к пассивности и нежеланию изменять существующее положение. Однако в по следние годы было выявлено, что у 70-80-летних людей с высшим образованием «мотив достижения» выражен так же, как и у 20-летних студентов. Различия же проявляются в направленности мотивации: молодые более ориентированы на внеш нюю сторону деятельности, а пожилые — на содержательную.
9.7. ДОМИНИРУЮЩИЕ ПОТРЕБНОСТИ
В РАЗЛИЧНЫЕ ВОЗРАСТНЫЕ ПЕРИОДЫ
У новорожденных и младенцев, наряду с органическими потребно стями в пище, тепле и т. п., имеются и потребности, отражающие их психическую активность. Многие авторы (Л. И. Божович, 1968; М. Ю. Кистяковская, 1965; А. М. Фонарев, 1977 и др.) отмечают наличие у детей потребности во впечатле ниях. После рождения ребенок обнаруживает тягу к новым впечатлениям, жадно ловя лучи света, прислушиваясь к разным звукам, замирая от прикосновения к сво ему телу. При этом чем сложнее и необычнее объект, тем больше он приковывает внимание ребенка, тем дольше ребенок проявляет к нему интерес. С течением вре мени потребность во впечатлениях постоянно увеличивается (Ж Пиаже, 1969, Д. Бруннер, 1971).
Другой ярко выраженной потребностью детей, начиная с младенческого возра ста, является потребность в активности, отражающая «нужду» органа в активности («работа строит орган»). Дети постоянно придумывают себе занятия, перехо дя от одних манипуляций с предметами к другим, от одной игры к другой. Вялость ребенка, его пассивность служат признаком его болезненного состояния или дефек тов развития («анакликтическая депрессия» у детей с явлениями госпитализма, опи санная Р. Спиц). Еще одной потребностью маленьких детей является нужда в мате ринской заботе, ласке, нежности, любви, а она со временем трансформируется в потребность в поддержке и признании (Д. Б. Эльконин, 1989; Т. В Драгунова, 1961; Л. И. Божович, 1968).
С возрастом изменяется не только структура мотива (увеличивается число фак торов, учитываемых при формировании намерения), но и ее содержание за счет смены доминирующих мотиваторов, в частности доминирующих потребностей. Например, А. Маслоу считает, что у человека с момента рождения последователь но появляются и сопровождают взросление следующие семь классов потребностей (рис. 9.1): 1) физиологические (органические) потребности; 2) потребности в бе зопасности; 3) потребности в принадлежности и любви; 4) потребность в уваже нии (почитании); 5) познавательные потребности; 6) эстетические потребности; 7) потребность в самоактуализации.
Неслучайно Л. С Выготский считал, что сущность переходных или критических периодов развития коренится в изменении потребностей и побуждений ребенка.
Рис. 9.1. Последовательность появления потребностей в онтогенезе — снизу вверх (по А Маслоу).
По данным Т Бауэр, М. И Лисиной и других психологов, у 6-летнего ребенка обостряется потребность в познании объектов внешнего мира, значимых для общества, к 9 годам получают развитие потребности в признании другими людь ми, в 15 лет основное место занимают потребности в развитии способностей, приобретении умений, в 15-17 лет отчетливо проявляется потребность в само реализации. При этом потребность в признании другими людьми, в определенном положении в системе общественных отношений в разном возрасте понимается по-разному. У подростков — это положение (социальный статус) в группе сверстни ков, а у старшеклассников — положение как членов общества (Л. И Божович)
Как показал Л. П. Кичатинов, среди факторов, влияющих на побуждение к пред метной деятельности, в младшем дошкольном возрасте ведущую роль играет по лучение удовольствия от деятельности и стремление к овладению деятельностью (формированию умений). В старшем дошкольном возрасте чаще всего называется стремление к овладению деятельностью, в младших классах школы — опять удо вольствие, полученное от деятельности. В средних классах деятельность приобре тает другой смысл: она рассматривается многими как средство самосовершенство вания. В старших классах поводом для деятельности является интерес не вообще к ней, а к конкретному ее виду.
Потребность в справедливости и щедрости, по данным Н. В. Рогава (1977), у младших школьников находится в зачаточном состоянии. У многих подростков она уже выражена, а в старшем школьном возрасте активно формируется. При этом старшеклассники активно защищают свои и чужие права.
Изменяются с возрастом и эстетические потребности. В 2-3-летнем возрасте проявляется устойчивое осознанное стремление детей к музыке, а на 4 году жизни резко увеличивается число детей, импровизирующих при пении (К. В. Тарасова, 1988). В 7-10 лет проявляется повышенное стремление к музыкальному исполнительству и творчеству, в 12 лет начинает появляться интерес к истории и теории музыки, отчетливо проявляются музыкальные предпочтения. Характерно, что во всех возрастных группах эстетические потребности больше выражены у девочек и девушек.
9.8. ВОЗРАСТНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ НАПРАВЛЕННОСТИ ЛИЧНОСТИ
В каждом возрасте устанавливается своя иерархия потребностей, ведущие из которых определяют направленность личности, например гуманисти ческую (общественную) или индивидуалистическую. При этом мотивы обществен ной работы школьников с общественной направленностью могут существенно раз личаться от таковых у лиц, не имеющих такой направленности (рис 9.2).
Д. И. Фельдштейн (см. его классификацию направленности личности в разде ле 8.7) выявил, что большинство подростков (55%) характеризуются индивидуа листической акцентуацией. При этом пик индивидуалистической направленности приходится на средних подростков, а к старшему подростковому возрасту доля индивидуалистов несколько уменьшается; общество, другие люди интересуют их опосредованно, через самих себя. Девочек с гуманистической направленностью зна чительно больше, чем мальчиков, в то же время больше мальчиков с эгоистической направленностью личности. Д. И. Фельдштейн связывает эти различия с социальны ми ролями, выработанными обществом для лиц мужского и женского пола. От жен щины общество ждет в большей степени дисциплинированности, исполнительно сти, чем самостоятельности и независимости, в большей степени способности сопе реживать, принимать чужую точку зрения, чем отстаивать свою. Женщина в большей степени должна быть лояльна, терпима, уметь прощать и уступать, что в значительной мере соответствует гуманистической направленности личности. Роль мужчины предписывает мальчику более мужественное, активное, самостоятельное и агрессивное поведение, большую независимость суждений и поступков. Таким об разом, его поведение более индивидуалистично.
Рис. 9.2. Мотивы общественной работы школьников 1 — важное и необходимое дело, 2 — дает моральное удовлетворение, 3 — из-за чувства долга, 4 — заставляют. Незаштрихованные столбики — данные для школьников с общественной направленностью, заштрихован ные — без общественной направленности
У младших подростков, по данным Д. И. Фельдштейна, самый высокий процент с индивидуалистической акцентуацией гуманистической направленности. Это, как считает автор, «остаточные» явления предыдущего возрастного периода: младшие школьники, как отмечают многие психологи, с готовностью откликаются на все виды совместной деятельности, с большим желанием помогают друг другу, ориентирова ны на интересы коллектива, хотя их коллективизм носит поверхностный характер и заключается в желании быть со всеми вместе. С депрессивной направленностью было 15% младших подростков, а с суицидальной — 9%Среди средних подростков появляются лица, обладающие гуманистической на правленностью с альтруистической акцентуацией (среди младших подростков та ких вообще не было) и значительно снижается число лиц с депрессивной направ ленностью личности (до 4%). Значительно увеличивается количество девочек с эго истической направленностью (с 8 до 41 %) и уменьшается с индивидуалистической акцентуацией гуманистической направленности Д И. Фельдштейн связывает это с «обездоленностью» девочек в связи с упразднением в школах общественных орга низаций, в которых они занимали «руководящие посты» чаще, чем мальчики
Среди старших подростков (14-15 лет) число лице альтруистической акцентуа цией гуманистической направленности возрастает (с 20 до 41 %) Уменьшается чис ло подростков с эгоцентристской акцентуацией эгоистической направленности В то же время увеличивается число девочек-подростков с суицидальной направлен ностью (до 17%); мальчиков с такой направленностью не было.
9.9. ОНТОГЕНЕТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ИНТЕРЕСОВ
Зачатки интересов можно наблюдать на первом году жизни ребен ка. Основой их возникновения являются ориентировочная реакция (рефлекс «Что такое?») и развивающиеся потребности. Постоянный и непосредственный контакт ребенка с предметами, сопровождающий процесс удовлетворения потребностей, является одним из условий возникновения его интересов Первоначально интерес проявляется в непроизвольном сосредоточении внимания на ярком, звучащем или передвигающемся предмете, в стремлении схватить этот предмет, в реакции удовольствия от контакта с ним. Затем возникает интерес к игре, в том числе и к ролевой, становящийся ведущим в дошкольном возрасте. В четыре года сильно вы ражен познавательный интерес.
В преддошкольном возрасте появляется интерес к бытовым и трудовым операци ям взрослых, к рисованию, лепке, пению, танцам и музыке. Интересы дошкольника непосредственны, неустойчивы, определяются конкретной ситуацией.
В младшем школьном возрасте появляются интересы ко всем видам работы в школе, которые в 3-4-х классах начинают дифференцироваться. Появляется инте рес к коллекционированию.
Исследование развития интересов школьников-подростков позволило Д И. Фельдштейну выявить стадиальность этого процесса. Первая стадия характеризуется раз бросанностью интересов, стремлением все попробовать, во всем принять участие. Поэтому более 60% учащихся 10-11 лет состояли в трех и более кружках, секциях и т. п. (правда, посещали их только по 1-2 раза). На второй стадии подросткового периода, в 12-13 лет, интересы детей стабилизируются. В трех и более кружках зани мались уже 50% школьников. На третьей стадии подросткового возраста (14-15 лет) три занятия выбрали только 28% школьников, а больше половины отдали предпочте ние только 1-2 занятиям.
У подростков отмирают старые интересы и появляются новые: к общественной жизни, технике, чтению книг приключенческих и о героическом; у многих выраже ны спортивные интересы. У юношей познавательные интересы дифференцируются еще больше, их интере суют отдельные науки и учебные предметы. Появляется интерес к вопросам мора ли, мировоззрения, психологии людей.
Возрастные этапы становления профессиональных интересов школьников изучены Л. А. Головей (1996). Ею выделены четыре этапа. На первом этапе, в воз расте 12-13 лет, профессиональные интересы характеризуются высокой изменчи востью, слабо интегрированы, не связаны с психологическими особенностями личности и являются в основном познавательными. На втором этапе, в 14-15 лет, отмечается тенденция к большей сформированности профессиональных интере сов, их интеграции, включенности в общую структуру индивидных и личностных особенностей. На третьем этапе, в возрасте 16-17 лет, усиливается интеграция профессиональных интересов и в то же время возрастает их дифференцированность в соответствии с полом; имеет место объединение познавательных и профес сиональных интересов, усиливаются связи последних с индивидуально-психоло гическими свойствами. Четвертый этап относится уже к юношам, выбравшим про фессию, т. е. связан с начальной профессионализацией. Происходит сужение познавательных интересов, определяемое сформировавшейся профессиональной направленностью.
Зарубежные авторы в профессиональном самоопределении выделяют три этапа: фантазийный выбор (от 10 до 13 лет), период поисков (14-16 лет) и реальный выбор (17 лет и старше).
В. И. Журавлев (1983) показал, что внешкольная социальная среда не является для учащихся референтным основанием для выбора профессии. Она скорее выпол няет роль источника информации, на основе которой осуществляется профессио нальный выбор. К сожалению, учителя в этом деле тоже оказываются плохими по мощниками. Таким образом, решающая роль принадлежит интересам школьников либо родителям, по совету или настоянию которых выпускники школ поступают в то или иное профессиональное учебное заведение.
Большое значение имеет престижность того или иного рода деятельности в кон кретных социальных условиях. В 30-60-х годах в нашей стране высокий престиж имели военные, инженерные профессии, в 70-80-х годах — гуманитарные, в 90-х — коммерческая деятельность, работа в сфере обслуживания, профессии бухгалтера, экономиста, юриста, переводчика, социолога, психолога.
По данным Д. И. Фельдштейна, выбор престижных профессий у школьников раз ного возраста (от 10 до 15 лет) превалирует и встречается от 50 до 70% без замет ной возрастной динамики. В то же время с возрастом растет интерес подростков к массовым рабочим специальностям (с 12 до 25%).
Л. А. Головей (1996) выявила в формировании профессиональной направленно сти роль индивидуально-психологических особенностей личности: интеллектуаль ных, психомоторных, эмоциональных. К окончанию школы тип направленности ока зывается уже достаточно сформированным. Правда, как это ни парадоксально, это мало влияет на готовность выпускников к выбору профессии. По данным Л. А. Голо вей, у 75% школьников отсутствует четкий профессиональный план, они обнару живают низкую активность в выборе профессии. Степень уверенности в выборе хотя и возрастает от подростков к юношам, но в целом невелика. Сформированный про фессиональный план имеют старшеклассники с более высоким уровнем интеллектуального развития, морально созревшие и добросовестные, обладающие высокой тревожностью.
Сходные данные получены и В. И. Журавлевым. Он отмечает, что профессиональ ные планы школьников сложны по своему составу и динамике. В них обнаружено на личие идеальных, реальных и резервных проектов (например, поступить в МГУ (у ино городних), в местный вуз, на временную работу). Между планом и фактическим само определением расхождение наблюдается у 50% выпускников школы. Это значит, что у старшеклассников процесс профессионального самоопределения не завершился.
На профессиональное самоопределение и общее перспективное планирование жизни существенное влияние, по данным Л. А. Головей, оказывают половые разли чия учащихся. Девушки опережают юношей по показателю осознанности профес сионального выбора и определенности путей получения профессии. Среди девушек преобладает социальная, артистическая направленность, а среди юношей — пред принимательская и исследовательская. У юношей на профессиональное самоопре деление влияют факторы дальней перспективы: чем более определенны планы на дальнейшую жизнь, тем выше уровень сформированности профессионального пла на и степень уверенности в правильности профессионального выбора. У девушек жизненное и профессиональное самоопределение не связаны между собой, для них характерна большая эмоциональность и ситуативность самоопределения, менее це лостное мировоззрение. У юношей же профессиональное самоопределение форми руется в русле общей жизненной перспективы и органически входит в него. Бли жайшие планы девушек определяются в основном познавательными интересами и уровнем эмоциональной возбудимости. У юношей на планирование ближайшей пер спективы большое влияние оказывают интеллектуальные показатели (комбинатор ное мышление, общий уровень интеллекта) и уровень самоконтроля; от 9-го к 11-му классу у них возрастает число требований к своей будущей профессии, т. е. прини мается во внимание все большее число факторов. У девушек же число требований к будущей профессии возрастает незначительно.
9.10. ВОЗРАСТНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ПРЕДСТАВЛЕННОСТИ В СОЗНАНИИ СТРУКТУРЫ МОТИВА
Как показано А. В. Ермолиным, с возрастом (от младших школьни ков к студентам) снижается число ответов на вопросы о причине поступка, не свя занных со структурой мотива, и, соответственно, увеличивается число ответов, зат рагивающих тот или иной блок мотива. Это значит, что чем старше школьники, тем реже они ссылаются на внешние обстоятельства и факторы при объяснении соб ственных действий и поведения. О смещении с возрастом мотивационных детерми нант в сторону внутренних факторов говорят и изменения соотношения между вне шним и внутренним предпочтениями в сторону последнего мотиватора.
Возрастает и частота упоминания мотиватора «прогноз последствий», что свиде тельствует об увеличении в процессе мотивации интеллектуальной сферы человека: ведь учет последствий возможен при достаточном развитии прогностической спо собности, базирующейся на когнитивных процессах (Л. А. Регуш, 1997)Распределение ответов по таким мотиваторам «внутреннего фильтра», как дек ларируемая и недекларируемая нравственность, не выявило существенной возра стной динамики, что связано, вероятно, с формированием базисных нравственных установок уже в дошкольном возрасте.
Мотиватор «оценка своих возможностей» в большей степени был выражен у младших школьников.
В целевом блоке мотива наиболее заметные возрастные различия выявлены А. В. Ермолиным по такому мотиватору, как «процесс удовлетворения потребнос ти», а именно снижение с возрастом числа ответов, относящихся к нему. В то же время выявлена, хотя и не очень отчетливая, тенденция увеличения с возрастом числа ответов, относящихся к мотиватору «опредмеченное действие», что может свидетельствовать о смещении процесса мотивации в сторону более четкого осозна ния предмета потребности.
С возрастом происходит изменение и мотивации общения. Однако об этом речь пойдет дальше (см. главу 10).
Итак, обобщая изложенное в этой главе, можно констатировать, что структур ные и содержательные изменения в мотивах заключаются в следующем:
1) по мере развития личности ребенка появляются новые психологические образо вания, которые усложняют как процесс мотивации, так и структуру мотива, рас ширяя состав образующих мотив компонентов; это приводит к более обоснован ному принятию решений и формированию намерений;
2) происходит развитие ранее возникших компонентов мотива: становится более многосторонней самооценка, увеличивается число интересов, обогащается нрав ственная сфера и т. д.;
3) рядоположность психических образований, побуждающих к действиям и поступ кам, сменяется их иерархией, системностью;
4) происходит периодическая смена доминирующих потребностей, ценностей, иде алов и других мотиваторов, в связи с чем меняется направленность личности в разные возрастные периоды; так, социальные мотивы, в том числе и имеющие общественную направленность, с возрастом начинают занимать доминирующее место в жизни молодого человека;
5) увеличивается осознаваемость структуры мотива, собственное поведение пред стает в сознании детей как внутренне побуждаемое, а не как «реактивное», обус ловленное только внешними влияниями и обстоятельствами;
6) с возрастом увеличивается число случаев блокировки потребностных побужде ний (желаний), т. е. чаще появляются «отрицательные» мотивы;
7) увеличивается число мотивационных установок;
8) в разные возрастные периоды ведущую роль в объяснении основания поступка играют различные мотиваторы.
Текст взят с психологического сайта http://www.myword.ru
Текст взят с психологического сайта http://www.myword.ru