Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
«Господин Никто»
Привет, Осень.
19/01/2014
Взрослые меняются после того, как посещают ЗАГС. Не знаю, заметила ли это Женя, моя старшая сестра, но я понял это практически сразу. До свадьбы с мамой, Дядя Сережа часто бывал у нас в гостях и никогда не приходил без подарков. Однажды, на мой восьмой день рождения он подарил мне огромный самосвал на радиоуправлении. Мама не могла делать такие подарки на зарплату медицинской сестры и постоянно ругалась: «Итак не хватает денег, чтобы прокормить тебя и твою сестру бестолковую, а тебе лишь бы играться!». Я безумно радовался, когда Дядя Сережа приходил в гости, да и мама стала выглядеть гораздо свежее и плакала реже. Женя, наоборот, стала более замкнутой, угрюмой и постоянно огрызалась на маму. Я не понимал, в чем дело, но мама мне объяснила, сказав, что у нее «переходный возраст». Я очень боялся, что и у меня наступит этот возраст, а мне очень не хотелось расстраивать маму. Около года прошло, прежде чем Дядя Сережа женился на маме. Я был очень рад этому, настоящего папы у меня никогда не было, и я представлял, как мы будем вместе кататься на его черной «Волге», ездить на рыбалку, по грибы и просто играть в футбол во дворе, как другие ребята, которые дразнили меня «безотцовщиной». А я теперь мог им ответить: «У меня есть папа, и он – самый лучший!».
Первое время все было так, как и до свадьбы. Дядя Сережа стал жить у нас, что меня очень обрадовало. Вечерами, когда все были дома, мы смотрели телевизор, устроившись на просторном диване все вместе: Мама, Дядя Сережа, я, Женя – крепкая и дружная семья. Правда Женин переходный возраст затянулся, и она редко проводила время дома, а спустя три месяца и вовсе переехала к бабушке в другой район города. «Неужели этот возраст настолько страшен?» – не уставал донимать я вопросами маму. Она почти всегда молчала, а однажды вечером я услышал из своей комнаты, как она плакала на кухне. Я так давно этого не слышал, что мне стало боязно за маму. Когда я вышел из комнаты и спросил, что случилось, она ответила, что просто резала лук и заплакала от этого. Тем временем и Дядя Сережа, которого я почти привык называть папой, стал появляться дома реже, списывая все на командировки и «завалы на работе».
Мы с мамой остались одни в уже не таком уютном доме. Однажды ночью я проснулся от шороха в прихожей и выбежал, надеясь увидеть Дядю Сережу. Пошатываясь, он безуспешно пытался снять ботинки.
- Папа! – Переполненный радостью бросился я к нему. С момента нашей прошлой встречи прошло около месяца.
- Какой я тебе папа, юнец! – Оттолкнул он меня так, что я упал, ударившись о дверной косяк. – Где твоя мать?! – Он спросил с неприсущим ему животным рыком. Я, еще не поняв, в чем дело, даже не испугался и ответил:
- В спальне. Она спит уже. А где ты был так долго, папа? – еще не осознав ошибки, тихо спросил я.
- Не папа я тебе! И сестре твоей – шлюхе малолетней, не папа! И даже не дядя, не родственники мы, понимаешь?! И мамке твоей – дуре, не муж! – Ярость в его голосе нарастала. Я даже не заметил, как от страха перестал чувствовать свое тело и как из глаз полились слезы, когда забился в угол и закрыл лицо, чтобы не показать, что мне страшно. – Называй меня Господин! Слышишь, ГОС-ПО-ДИН! – Он уже стоял возле меня и с каждым слогом на полном смрада выдохе бил меня остроносым ботинком по ногам и ребрам. Я не знал, как выбраться из этой ловушки, но боялся больше всего, что не смогу защитить маму. Если он доберется до нее, то убьет ее, но я твердо решил, что только после меня. Мне казалось, что эти удары длятся вечность, с каждым новым уколом под ребра становилось труднее дышать. И вдруг, удары прекратились. Я услышал резкий хлопок, но он не причинил мне боли.
- Теперь ты никто, господин. – Послышался такой родной голос. И только после этого я, пересилив страх, решился открыть глаза. Надо мной стояла мама, крепко держа в руках швабру, а Дядя Сережа лежал подле ее ног, уткнувшись головой в стенку. По обоям сверху вниз тянулся шлейф крови.