Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Вариант №4
Недавно я вспомнил статью, которую прочитал в газете двадцать лет назад: «Промысловиками китобойной флотилии «Дальний Восток» добыт абсолютно белый кит». Молодой учёный В. Латышев, находившийся в этом рейсе на флотилии, рассказал: «Встреча с легендарным китом произошла в Тихом океане. Под вечер на горизонте китобои заметили скопление китов. Среди тёмно-серых был белый кит. Точный выстрел гарпунной пушки - и белая громада на лине. Наконец лебёдки втянули на слип белоснежную тушу ... На земном шаре животные-альбиносы хотя и встречаются, но довольно редко», - читал я дальше рассказ молодого научного работника В. Латышева, и сердце моё закипало бессильной ненавистью к нему.
За этими бездарными, мёртвыми газетными строчками я видел, как в океан опускается солнце. Низкие лучи золотят зыбь. Волны тёмно-синие, густые. Над океаном пахнет рыбьей странной жизнью. Стадо китов провожает светило на ночной покой. Среди стада плывёт белый красавец. Один на десятки тысяч.
Гарпунёр идёт к пушке, ему убить Белого кита - раз плюнуть: море спокойно, а мерцающую белую цель видно и под водой. Латышев кричит: «Белого, белого!» Хлопает выстрел.
Я до сих пор не моту понять: зачем Латышев убил Белого кита? Я понимаю глупое любопытство матросов. Это от молодости, душевной серости, от скуки длинного рейса, от непонимания того, что и зачем делают. И здесь-то Латышев, если он учёный, интеллигент, должен был толкнуть гарпунёра под локоть и обругать капитана за бездумность. И охранять белого кита от дураков, и дать красавцу уплыть дальше в легенды.
«Киты-самоубийцы» - статью с таким названием прочитал я недавно в другой газете. «Стадо китов приблизилось к побережью Калифорнии. И вдруг один за другим киты стали бросаться на скалы и отмели. Острые камни разрывали тела животных, многие из них, быстро теряя силы, оставались на песчаных отмелях и погибали.
Это далеко не первый случай массового самоубийства китов. Что заставляет их «сознательно» идти на верную гибель? Учёные пока ничего не могут ответить на этот вопрос».
Я отлично знаю, что уже давно существуют конвенции по охране китов, что промысел их запрещён. Но кто думает о том, что среди китов шныряют атомные подлодки, ползут бесчисленные тралы, рвутся учебные ракеты, торпеды, мины, снаряды, глубинные бомбы; что в моря ссыпают тысячи и тысячи тонн устаревшего и невзорвавшегося боезапаса, что в моря спускают отходы атомного производства, в моря сбрасывают отравленные воды химических заводов. И, кроме всего этого, по китам палят из пушек учёные типа Латышева, которые не знают, почему киты кончают самоубийством. Пусть это звучит смешно, но я могу допустить, что самоубийства китов - это нечто вроде акта самосожжения. У них нет иного языка, чтобы обратить на себя внимание.
(По В. Конецкому)
Вариант №5
Я помню себя девятилетним мальчиком, вошедшим в первую в моей жизни, маленькую, но казавшуюся в те годы очень большой библиотеку. За высоким барьером под светом керосиновой лампы стояла женщина в очках, она была гладко причёсана и одета в чёрное платье с белым воротничком. Барьер был высок, а дама в белом воротничке показалась мне такой неприступно-строгой, что я с трудом заставил себя остаться. Слишком громким от стеснения голосом я сообщил, что мне уже десять лет и, следовательно, я имею право заниматься в библиотеке. Строгая дама засмеялась и, наклонившись через барьер, чтобы разглядеть нового читателя, возразила, что ей ещё не случалось слышать о подобном праве.
Это была первая библиотека, в которой я почувствовал себя как дома, и с тех пор это чувство неизменно возникает, когда я вхожу в дом, в котором вдоль стен тянутся книжные полки, а подле них стоят люди, думающие только об одном: чтобы эти книги читались. Так было в детстве и юности, когда долгие часы я проводил в отделе рукописей, я проникал в самое сердце этого храма из храмов. Поднимая уставшие глаза, я следил за бесшумной работой библиотекарей и хранителей, к которым неизменно испытывал благодарное чувство. Оно осталось на всю жизнь. Куда бы я ни приезжал, куда бы меня ни бросала судьба, везде я прежде всего спрашивал, есть ли здесь библиотека. И когда я слышал положительный ответ, этот город или городок, село или кишлак сразу становился ближе, как бы озаряясь тёплым неожиданным светом.
Книги собраны, стоят на полках, но вот тут-то и начинается самое главное. В дело вступает одна из самых благородных профессий на земле, требующая терпения, любви к делу, особой силы души. Мне могут возразить, что эти черты необходимы для каждой профессии. Но дело, которому отдаёт свою жизнь библиотечный работник, потому и требует такой любви, такой самоотверженной преданности, что это очень скромное и, на первый взгляд, почти незаметное дело.
Разумеется, среди библиотечных работников есть разные люди, но мне посчастливилось: я встречался в своей жизни с настоящими мастерами библиотечного дела, с полководцами библиотек, которые вели за собой дивизии и армии хорошо вооруженных книг, действуя талантливо и умело. И это не высокие слова!
Для того, чтобы стать одним из мастеров библиотечного дела, нужно не только любить книгу, но и знать и любить тех, в руки которых она попадает, проходя через твои руки. Работа с книгой – это работа с людьми, а что может быть азартнее, увлекательнее и труднее? Здесь и столкновения мнений, и выбор жизненной дороги, и направление умственных интересов, и воспитание воли. Трудно переоценить значение этого оружия. И оно должно попадать в любящие и умелые руки.
(По В. Каверину)
Вариант №6
Много нападают на молодежь. "Она не хочет читать". ". "Она не бережет чистоту языка и наполняет его всякими нелепыми, выдуманными выражениями". "Она уходит от семьи". "Она предпочитает танцы". "Она избегает лекций". Мало ли что говорят про молодежь. В каждом случае, наверное, были какие-то поводы высказать одно из приведённых тяжких обвинений. Даже в ежедневной прессе постоянно можно встречать факты, как бы подтверждающие сказанное. Допустим, что все это так и есть. Но если мы посмотрим в причины происходящего, то ведь прежде обвинения молодежи нужно призвать к ответу старшее поколение.
Много ли сердечности в семье? Притягательна ли домашняя обстановка? Есть ли возможность серьезных устремлений среди быта современности? Есть ли что-то ведущее и восхищающее в трудной домашней обстановке?
Кто прокурил дом свой? Молодежь ли наполнила домашнее вместилище спиртными напитками? Хотят ли в семье говорить с молодежью? Устремлена ли семья к будущему? Где именно рождается равнодушие к добру и злу? Где начинается рассадник осуждения? Где впервые услышала молодежь анекдоты кощунственные? Где впервые слышат много разрушительного и очень мало созидательного? Потому вместо осуждения молодежи посмотрим, так ли она плоха, как часто досужие языки болтают?
Спросим себя: "Знаем ли молодежь, истинно трудящуюся?" Конечно, знаем. "Знаем ли молодежь, несущую в семью все свои заработки?" Конечно, знаем. "Знаем ли мы молодежь, сердечно мечтающую о будущем?" Конечно, знаем. "Знаем ли мы молодежь, устремленную к серьезным книгам и обсуждениям?" Конечно, знаем. "Знаем ли мы молодежь, которая умеет жить в согласии?" Конечно, знаем. "Знаем ли мы молодежь, устремленную к поискам прекрасного?" Конечно, знаем. А сколько вдохновенных и убежденных суждений можно слышать именно от молодежи. А кто же так сердечно встает за правду и возмущается несправедливостью, как не молодые сердца!
Можно равняться по худшему, и такое равнение будет деградацией. Всякое же равнение по лучшему будет ростом. Если каждый непредубежденный обозреватель найдет так много прекраснейших и трогательных примеров среди молодого поколения, то не так уж трудно подтягивать общественное мнение именно к этим проявлениям настоящего блага. Поддержать молодые сердца можно лишь примерами жизни. Никакие разглагольствования отвлеченные не дадут жатвы. Только действия в делах, пример жизни, могут быть убедительными.
(По Н. Рериху)
Вариант №7
Что же такое категория красоты в литературе? И тут возникает миллион вопросов, миллион сомнений.
Красота в отдельных разительных словах? Сравнениях? Метафорах? В ритме? Или единственная красота — это правда действительности, а литература — лишь повторное, бледный слепок окружающего мира?
И все-таки литература — это вторая жизнь, сконцентрированная во времени правда. Эта увиденная художником глубина истины реального мира, человеческих действий и человеческого бытия, правда окружающих его вещей и есть эстетическая красота в искусстве. Та красота, которая заставляет нас испытывать и чувство восторга, и чувство ненависти. Правда и красота — это познанная сущность характера, явлений, вещей, в которую проник художник сквозь внешнюю их форму.
Каковы же средства познания объективного мира? Главное орудие художника — зрение и слух, реализованные в слово, в мысль. Мысль посредством слова. И слово как выражение мысли. Это нерасторжимо.
Но само по себе слово не может нести всю красоту или некрасоту, не может быть прекрасным или дурным, затертым или незатертым только потому, что оно выражает то или иное понятие.
Настоящий художник использует слова, сочетания слов как необходимость, как инструмент, без которого невозможно совершить чудо познания. И дело не в так называемых гладких словах, не в гладкописании фраз. Серьезная проза не может ставить себе цель быть образцово-показательной, то есть такой ватерпасом выверенной, рационально построенной, что глазу не на чем зацепиться. Это ложноклассическое совершенство (во имя ложно понятой красоты) вызывает у нас серую скуку, глаза равнодушно скользят по фразам, ни на чем не задерживаясь, — мы не испытываем толчков волнения.
Слово обретает силу только в том случае, если оно знак «ясновидения плоти». Слово имеет цвет, звук, запах, которые, в свою очередь, обладают энергией, выраженной эмоциональностью. Эта же энергия возникает при точной расстановке слов, при точном эпитете, точном глаголе, точно найденном ритме, ярком сюжете самой фразы, ибо каждая фраза аккумулирует сюжет, мысли, чувства, заряд добра и зла, черного и белого, отрицания и утверждения, стыдливой иронии или же парадоксальности.
Слово — это собственное «я» художника, реализация его сущности, его восприятия. Но словами как первоэлементом человеческого общения оперируют все люди, независимо от того, насколько наделены они чувством гармонии, глубины и красоты. Художник же одарен от природы особой способностью изображать на бумаге словами не плоскостной слепок человека, окружающего мира, отдельного предмета, а глубину его, ощутимую, направленную форму, высекающую чувства и мысль, открывающие в человеке все замочки души.
(По Ю. Бондареву)