Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
СОДЕРЖАНИЕ
Автор:
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ |
||
Карты ограниченной рациональности: психология для поведенческой экономики |
Д. Канеман |
5 |
Логика и смысл в экономической психологии (комментарий к статье Д. Канемана) |
С. М. Пястолов, И. Е. Задорожнюк |
29 |
СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ |
||
Психологические механизмы поведения личности в условиях безработицы |
А. Н. Дёмин |
31 |
Четырехслойная модель аффективной преданности работников организации: опыт применения на российской выборке |
Б. Г. Ребзуев |
44 |
КОГНИТИВНАЯ ПСИХОЛОГИЯ |
||
Мотивация и интуиция в регуляции вербальных прогнозов при принятии решений |
О. В. Степаносова, Т. В. Корнилова |
60 |
Мнемический эффект Струпа и эффект мнемического улучшения: зависимость от скорости предъявления стимуляции |
Р. С. Шилко, Ю. Б. Дормашев, В. Я. Романов |
69 |
ПСИХОЛОГИЯ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ |
||
Профессиональный стресс в процессе организационных изменений |
А. Б. Леонова, И. А. Мотовилина |
79 |
Точность субъективной оценки временных ограничений деятельности как фактор успешности решения задачи на слежение |
В. В. Плохих |
93 |
ПСИХОЛОГИЯ РАЗВИТИЯ |
||
Влияние материнской депривации и неврологических заболеваний на речевое развитие детей первых трех лет жизни |
Е. Е. Ляксо, А. Д. Громова, А. В. Куражова, О. А. Романова, А. В. Остроухов |
102 |
СТРАНИЦЫ БУДУЩЕЙ КНИГИ |
||
Проблема преодоления стресса. Часть 2. Процессы и ресурсы преодоления стресса |
В. А. Бодров |
113 |
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ |
||
XII Европейский конгресс по психологии труда и организационной психологии |
Т. В. Бендас |
124 |
стр. 1
Международная конференция по проблемам жизнеспособности детей и подростков |
А. В. Махнач |
129 |
VII Международная конференция Российского общества экологической экономики |
И. А. Шмелева |
131 |
II Международная научная конференция "Этнопсихологические и социокультурные процессы в современном обществе" |
В. В. Гриценко |
136 |
Хроника |
|
142 |
стр. 2
Экономическая психология. КАРТЫ ОГРАНИЧЕННОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ: ПСИХОЛОГИЯ ДЛЯ ПОВЕДЕНЧЕСКОЙ ЭКОНОМИКИ
Автор: Д. КАНЕМАН
© 2006 г. Д. Канеман
Факультет психологии Принстонского университета, Нью-Джерси, США
Данная статья - отредактированная версия лекции Даниэля Канемана, прочитанной им 8 декабря 2002 г. в Стокгольме, Швеция, при получении премии Банка Швеции памяти Альфреда Нобеля за вклад в экономические науки2 . Автор возвращается к проблемам, которые исследовались им совместно с Амосом Тверски много лет назад, и к дискуссии, развивающейся уже несколько десятилетий. Изложение основано на анализе эвристиках суждений, проведенном совместно с Шэйном Фредериком [56]3 .
Работа, отмеченная Нобелевским комитетом, была проделана мною совместно с Амосом Тверски (1937 - 1996) в течение длительного и необычайно тесного сотрудничества. Вместе мы исследовали психологию выбора и интуитивных представлений, их ограниченную рациональность. Задолго до этого Герберт А. Саймон [103, 104] предложил рассматривать принимающего решения человека как ограниченно рационального. В разработанной им модели максимизация полезности была заменена стремлением к удовлетворенности. Наша работа была попыткой составить карту ограниченной рациональности (map of bounded rationality) посредством исследования систематических отклонений реальных представлений и решений людей от оптимальных, предполагаемых на основе моделей рациональных агентов. Модель рационального агента стала основной предпосылкой для формулировки исходной гипотезы и отправной точкой исследования, рассматривавшегося Тверски и мною, в первую очередь, как психологическое, и лишь во вторую - как позволяющее сформулировать выводы, которые могут оказаться полезными для экономической теории. Мы были вовлечены в дискуссию по междисциплинарным вопросам экономистами, надеявшимися получить от психологии полезные идеи для формулировки теоретических положений и, косвенно, исследовательских гипотез [111 - 114]. В определенной степени эти надежды оправдались, претворившись в новые работы в области поведенческой экономики [18, 66, 116].
Моя работа с Тверски включала в себя три различные программы, некоторые аспекты реализации которых были выполнены в сотрудничестве с другими коллегами. В рамках первой программы изучались эвристики, используемые людьми, и те решения, к которым они склоняются, формулируя свои суждения в условиях неопределенности, в том числе - прогнозы и оценки исходных признаков [64 - 66]. Вторая связана с теорией перспективы (prospect theory), моделью выбора в условиях риска [66, 123] и избеганием потерь в ситуации выбора с отсутствием риска [59, 60, 121]. Третье направление исследований было связано с эффектами обрамления4 и их соотнесением с моделью рационального агента [118, 120]. В данном эссе эти три линии исследований пересматриваются в свете сегодняшних достижений психологии выбора и интуитивных суждений. Многие представляемые здесь идеи были предугаданы десятилетия тому назад, но попытка объединить их в рамках единого подхода была сделана лишь недавно.
Со стороны экономистов нередко слышится критика, что психологические исследования имеют свойство генерировать множество ошибок, а поэтому не в состоянии предложить четкую и понятную альтернативу модели рационального агента. Такие претензии оправданы лишь частично: конечно, психологические теории интуитивного мышления не так элегантны и точны, как формальные нормативные модели убеждения и выбора, однако это лишь другой способ сказать о том, что модели рационального выбора психоло-
1 Права на публикацию принадлежат Фонду Нобеля (© The Nobel Foundation 2002) и публикуется с его разрешения. Перевод с англ. С. М. Пястолова при участии студентов факультета психологии ГУ-ВШЭ Е. Борисюк, Л. Катковой, Е. Черниковой и др. (Прим. ред.)
2 Оригинальная версия статьи была опубликована в сентябре 2003 г. в журнале American Psychologist; данная версия - в The American Economic Review в декабре 2003 г.
3 Автор выражает благодарность Ангусу Дитону, Дэвиду Лэйбсону, Мишелю Ротшильду и Ричарду Тэйлеру за подробные комментарии, сделанные в ходе работы над статьей, и Джеффри Гудвину, Амиру Горену и Курту Шоппе за содействие в проведении исследования.
4 От англ. frame - рамка, обрамление. Имеются в виду эффекты, получаемые при манипуляции формулировкой задачи. (Прим. ред.)
стр. 5
гически нереалистичны. Более того, альтернативой для простых и точных рациональных моделей является отнюдь не хаос. Психология предлагает интегративные концепции и обобщения среднего ранга, которые заслуживают доверия, поскольку способны объяснить, казалось бы, несовместимые феномены из различных областей человеческой деятельности. В указанном смысле данное эссе предлагает единый подход к рассмотрению выбора и интуитивных суждений, основанный на более ранних исследованиях связи между предпочтениями и установками (attitudes) [62], а также расширяет предложенную недавно модель эвристик формирования суждений Канемана и Фредерика [56]. Ключевые идеи таковы: (1) большая часть выборов и большая часть суждений делается интуитивно; (2) правила, которым подчиняется интуиция, в основном сходны с правилами восприятия. В соответствии с этим обсуждение правил построения интуитивных суждений и выборов будет опираться во многом на аналогии со зрительным восприятием.
В разделе I данной статьи представлены различия между двумя универсальными когнитивными функциями, относящимися условно к интуиции и размышлению (reasoning). В разделе II описаны факторы, определяющие относительную доступность (relative accessibility) различных суждений и ответов. В разделе III с точки зрения теории перспективы рассматривается базовое утверждение о большей доступности изменений и различий по сравнению с абсолютными значениями. Раздел IV посвящен объяснению эффектов обрамления в терминах дифференцированной выраженности (salience) и доступности. В разделе V рассматривается модель атрибутивных замещений в эвристических суждениях. В разделе VI представлено особое семейство эвристик, именуемое эвристиками прототипов. В разделе VII обсуждается взаимодействие между интуитивным и взвешенным (с тщательным обдумыванием) мышлением. Раздел VIII служит заключением.
I. АРХИТЕКТУРА ПОЗНАНИЯ: ДВЕ СИСТЕМЫ
Можно выделить два способа мышления и принятия решений, которые в грубом приближении соответствуют обыденному представлению о размышлении и интуиции. Размышляем мы тогда, когда умножаем 17 на 258, заполняем налоговую декларацию или сверяемся с картой. Интуиция задействована тогда, когда мы с легкой улыбкой читаем утверждение "Билл Клинтон - скромный человек" или же когда мы чувствуем внутреннее сопротивление тому, чтобы съесть нечто, что, как мы знаем, сделано из шоколада, но изготовлено в форме таракана [96]. Размышление происходит обдуманно, с приложением усилий; интуитивные догадки, по-видимому, приходят в голову спонтанно, без особых усилий, обдуманного поиска и расчетов. Случайные наблюдения и систематические исследования указывают, что большая часть мыслей и действий в этом смысле носят интуитивный характер [31, 40, 42, 124].
Несмотря на то, что свободное мышление без усилий является нормой, некоторый контроль (monitoring) над ментальными операциями и реализуемыми действиями также имеет место. Выражение наших мыслей или осуществление действий не происходит по первому же импульсу. Однако контроль обычно слаб и позволяет выразиться многим нашим интуитивным суждениям, в том числе и ошибочным [56]. Эллен Дж. Лангер и др. [74] приводит хорошо известный пример того, что она называет "бездумным поведением". В ее исследовании помощник экспериментатора пытался получить доступ к копировальной машине без очереди, приводя при этом различные заранее оговоренные "извинительные" аргументы. В результате наблюдений выяснилось, что неаргументированные просьбы (например, "Извините, можно я воспользуюсь ксероксом?") отклонялись, однако почти все обращения, сформулированные в форме объяснения, были удовлетворены (включая такое: "Извините, можно я воспользуюсь ксероксом, потому что я хочу сделать копии?"). Поражает достаточность столь поверхностного объяснения.
Фредерик (2003) использовал простые головоломки для изучения когнитивного самоконтроля, например: "Ракетка и шарик стоят вместе $1.10. Ракетка дороже шарика на $1. Сколько стоит шарик?". Почти каждый испытуемый сообщал о первом импульсе ответить "10 центов", потому что, вполне очевидно, сумма $1.10 раскладывается на $1 и 10 центов, а "10 центов" похоже на правильный ответ. Фредерик отмечает, что многие неглупые люди готовы подчиниться этому немедленному импульсу: 50% из группы студентов Принстона (47 человек из 93) и 56% студентов Мичиганского университета (164 человека из 293) дали неверные ответы на этот вопрос. Очевидно, данные ответы были получены без их предварительной проверки. Удивительно высокий уровень ошибок в такой простой задаче иллюстрирует, насколько поверхностно происходит контроль протекающего без усилий ассоциативного мышления. Люди не привыкли серьезно задумываться и доверяют первому пришедшему на ум суждению, выглядящему как правдоподобное.
В обсужденных выше примерах интуиция связана с плохими результатами, однако интуитивное мышление может быть мощным и точным инструментом. Применение хороших навыков, приобретаемых в процессе длительной практики, осуществляется быстро и без усилий. Как в изве-
стр. 6
стном примере с мастером шахмат, который проходит мимо игроков и, не останавливаясь, констатирует: "Белые делают мат в три хода" [105]. В этом случае он действует интуитивно, как и опытная медсестра, способная по едва заметным симптомам угадать приближение сердечного приступа [37, 69].
В последнее время психологи уделяли большое внимание различиям между интуицией и размышлением (см., например, [20, 42, 106, 109]). Достигнуто общее соглашение по поводу характеристик, различающих два типа когнитивных процессов, для которых Станович и Уэст [108] предложили нейтральные наименования: Система 1 и Система 2. Схема на рис. 1 обобщенно представляет эти характеристики. Операции в рамках Системы 1 протекают быстро, автоматически, без усилий, они ассоциативны, зачастую эмоционально окрашены и управляются привычками, поэтому их сложно контролировать и модифицировать. Операции Системы 2 происходят медленнее, последовательно, с интеллектуальными усилиями и намеренным контролем; они также относительно гибки и потенциально подвержены влиянию правил.
Различия в усилиях являются наиболее показательным индикатором того, к какой системе - Системе 1 или Системе 2 - должен быть отнесен данный ментальный процесс. Поскольку общие возможности для ментальных усилий ограничены, в ситуации совмещения двух и более задач трудоемкие процессы имеют тенденцию создавать помехи друг другу, в то время как не требующие усилий их не создают. Так, способность водителя поддерживать разговор во время движения является точным индикатором объема внимания, требуемого в настоящий момент для вождения. Двойные задачи использовались в сотнях психологических экспериментов для измерения потребности во внимании в ходе той или иной ментальной активности (обзор см. в [87]). Исследования, в которых применялся метод двойных задач, предполагают, что функции самоконтроля связаны с трудоемкими операциями Системы 2. Люди, занятые выполнением интеллектоемкой задачи (например, те, кто старается удержать в памяти несколько цифр), чаще отвечают на вопросы другой задачи наобум, первое, что приходит в голову [40]. Выражение "Система 2 контролирует активность Системы 1" используется здесь как сокращенная формулировка гипотезы о том, что произойдет, если процессы Системы 2 прерваны. Так, довольно легко предсказать изменение процента ошибок в ответах на вопрос о шарике и ракетке, если респондентов попросят во время ответов держать в активной памяти некий список слов.
В терминах данной статьи перцептивная система и интуитивные операции Системы 1 порождают впечатления (impressions) об атрибутах объектов восприятия и мысли. Эти впечатления спонтанны, и их не требуется выражать словами. Суждения, напротив, всегда эксплицитны и намеренны - независимо от того, выражены они явно или нет. Таким образом, Система 2 задействована во всех суждениях, независимо от того, являются они продуктами впечатлений или же размышлений. Термин "интуитивные" используется для обозначения суждений, непосредственно отражающих впечатления.
Рис. 1 иллюстрирует идею, с самого начала направлявшую наши совместные с Тверски исследования. Она заключалась в том, что интуитивные суждения занимают позицию - возможно, соответствующую истории эволюции - между автоматическими операциями восприятия и осмысленными операциями размышления. Все характеристики, приписываемые Системе 1 исследователями интуиции, являются также свойствами операций восприятия. Однако, в отличие от восприятия, операции Системы 1 не ограничены процессами текущей стимуляции. Как и в Системе 2, операции Системы 1 имеют дело и с перцептами, и с концептами и могут быть выражены языковыми средствами. Такой взгляд на интуицию предполагает, что большой объем научных знаний о феноменах восприятия может служить источником полезных гипотез о работе интуиции. О способах построения таких аналогий будет сказано в следующем разделе.
II. ПРОСТРАНСТВО ДОСТУПНОСТИ
Ключевой характеристикой интуитивных мыслей является то, что они приходят в голову спонтанно, как и перцепты. Доступность (accessibility) - технический термин, используемый для
Рис. 1. Три когнитивные системы.
стр. 7
Рис. 2. Примеры различающейся доступности.
Рис. 3. Различающаяся доступность статистических свойств.
обозначения того, насколько легко приходит на ум то или иное психическое содержание [44]. Чтобы понять интуицию, надо уяснить, почему некоторые мысли доступны, а некоторые - нет. В этом разделе понятие доступности будет введено с использованием примеров из области зрительного восприятия.
Рассмотрим рис. 2а и 2б. При взгляде на объект, изображенный на рис. 2а, сразу же появляется непосредственное впечатление о высоте, площади верхнего блока и, возможно, об объеме башни. Хотя потребуются определенные интеллектуальные усилия для того, чтобы выразить их в единицах длины или объема, эти впечатления как таковые высоко доступны. Для других атрибутов таких впечатлений нет. Так, не является перцептивно доступной общая площадь, которую займут кубики, если башня будет разобрана, хотя эта величина может быть оценена при помощи интеллектуальных операций: надо посчитать площадь одного кубика и умножить ее на их количество. Очевидно, что ситуация на рис. 2б обратная. Теперь кубики разложены, и непосредственно доступным становится впечатление об общей площади, чего не скажешь о высоте башни, которая могла бы быть собрана из этих кубиков.
Доступными являются и некоторые относительные качества объектов. Так, с первого взгляда заметно, что на рис. 2а и 2в изображены разные объекты, но в то же время они более похожи друг на друга, чем каждый из них на объект рис. 2б. Также и некоторые статистические свойства комплексов объектов более доступны, чем другие. Обсудим, например, вопрос: "Какова средняя длина линий на рис. 3?" Это простой вопрос. Когда перед наблюдателем предстает - одновременно или последовательно - множество объектов одного типа, репрезентация данного множества, содержащая более-менее точную информацию о среднем, формируется автоматически [4, 23]. Репрезентация прототипа высоко доступна и носит характер перцепта: мы формируем впечатление о типичных признаках, не задумываясь об этом. Единственное назначение Системы 2 в этой задаче - картографировать (map) впечатление о типичной длине в соответствующем масштабе. В противоположность этому, ответ на вопрос "Какова общая длина всех отрезков на рисунке?" требует существенных усилий. Как видно из данного примера, некоторые атрибуты более доступны, чем другие, как в случае их восприятия, так и в случае формирования суждений о них. Атрибуты, производимые перцептивной системой или Системой 1 в автоматическом рутинном режиме без специальных намерений и усилий, были названы естественными оценками (natural assessments) [119]. Канеман и Фредерик [56] составили примерный список таких естественных оценок. В дополнение к физическим характеристикам, таким как размер, расстояние, громкость, в список включены более абстрактные качества: сходство, обусловленность (causal propensity), необычность, аффективная валентность и настроение.
Особенно важной формой естественного оценивания является оценка стимулов в качестве "хороших" или "плохих". Получаемые как в поведенческих [9, 126], так и в нейрофизиологических исследованиях (например, [75]) данные подтверждают предположение о том, что оценивание объектов в качестве "хороших" (которых нужно достичь) или "плохих" (которых нужно избегать) осуществляется быстро и эффективно при помощи специализированных областей нервной системы. Проведенный Баром [9] замечательный эксперимент иллюстрирует скорость процесса оценки и ее прямую связь с решениями о достижении или избегании объекта. Перед участниками эксперимента на экране высвечивались слова с четко обозначенным аффективным зарядом - позитивным (например, ЛЮБОВЬ) или негативным (например, ТОШНОТА), но их смысл не имел от-
стр. 8
ношения к заданию. Само задание заключалось в том, чтобы путем перемещения рычага очистить экран, как только на нем появится слово. Половина участников эксперимента перемещала рычаг на себя, другая половина - от себя. Несмотря на то, что ответная реакция поступала за доли секунды, в течение которых смысл слова-стимула еще не осознавался, его эмоциональная валентность производила заметный эффект. Испытуемые сравнительно быстрее двигали рычаг на себя (приближали), когда появлялись позитивно заряженные слова, и сравнительно быстрее отталкивали его, когда заряд слова был негативным. Склонность к сближению или отталкиванию вызывалась автоматически процессами, происходящими без волевого контроля. Было сделано несколько психологических комментариев о влиянии этой системы первичного оценивания (она включена здесь в Систему 1) на установки (attitudes) и предпочтения (preferences), которые люди формируют осознанно и по своей воле [31, 62, 107, 126].
Данная дискуссия определяет пространство доступности. На одном его конце мы обнаруживаем операции, имеющие свойства восприятия и интуитивной Системы 1: они осуществляются быстро, автоматически и без усилий. На другом - расположены медленные, последовательные, требующие усилий операции, для осуществления которых людям нужна особая причина. Доступность - это континуум, а не дихотомия, и одни трудоемкие операции требуют больших усилий, чем другие. Некоторые детерминанты доступности, возможно, заложены генетически, остальные развиваются посредством опыта. Приобретение навыка постепенно увеличивает доступность полезных ответов и продуктивных способов организации информации, пока деятельность, требующая данного навыка, не начнет осуществляться практически без усилий. Подобный эффект практики не ограничен моторными навыками. Мастер по шахматам видит доску по-другому, чем новичок, и визуализация башни из множества кубиков после длительной практики происходит почти без усилий.
Впечатления, которые становятся доступными в любой конкретной ситуации, определяются, главным образом, реальными свойствами объекта суждения: башню легче увидеть на рис. 2а, чем на рис. 2б, потому что на последнем она присутствует лишь виртуально. Выраженность физических характеристик (physical salience) объекта также определяют доступность: если одновременно демонстрируются большая зеленая и маленькая синяя буквы, "зеленый" придет в голову в первую очередь. Тем не менее, влияние фактора выраженности может быть преодолено специальным усилением внимания: инструкция искать маленький объект повысит доступность всех его характеристик.
Аналогичные эффекты выраженности и непроизвольного/произвольного внимания проявляют себя в ситуациях с более абстрактными стимулами. Например, высказывания "Команда А победила команду Б" и "Команда Б проиграла команде А" передают одну и ту же информацию, но так как каждое из них привлекает внимание к своему подлежащему, они делают доступными разные мысли. Доступность отражает также временные состояния активации ассоциативного ряда. Например, упоминание о знакомой социальной категории усиливает на время доступность характеристик, стереотипно ассоциируемых с ней, на что указывает снижение порогов узнавания моделей поведения в качестве индикаторов этих характеристик [34].
Дизайнеры глянцевых журналов хорошо знают, что мотивировационно релевантные и эмоционально возбуждающие стимулы спонтанно привлекают внимание. Рекламодатели используют глянцевые журналы потому, что привлечение внимания к объекту делает доступными все его характеристики, включая те, которые первоначально не являлись мотивационно или эмоционально значимыми. В "разогретом" состоянии эмоционального и мотивационного подъема заметно повышается доступность мыслей, связанных с актуальными потребностями и эмоциями, и снижается доступность других мыслей [30, 80, 81]. Эффект влияния эмоциональной значимости на доступность был обнаружен в важном исследовании Юваля Роттенстрэча и Кристофера Си [95]. Люди демонстрировали меньшую чувствительность к вариациям вероятности, когда оценивали шансы получения эмоционально нагруженных результатов (поцелуев или электрошока), чем в случае, когда результат выражался в денежном эквиваленте.
Рис. 4. Влияние контекста на доступность.
стр. 9
Рис. 5. Зависимость от точки отсчета в восприятии яркости.
На рис. 4 (представленном по [16]) демонстрируется известный эффект влияния контекста на доступность. Неоднозначный стимул воспринимается как буква в контексте других букв и как число - в контексте чисел. В более общей формулировке: ожидания (осознанные или нет) являются мощной детерминантой доступности.
Другое важное свойство, которое иллюстрирует рис. 4, - полное подавление неоднозначности в осмысленном восприятии. Данный эффект восприятия будет испорчен, если рассмотреть сразу обе версии рисунка. Но когда последовательности букв и чисел будут демонстрироваться по отдельности, наблюдатели спонтанно не догадаются об альтернативной интерпретации. Они "видят" более соответствующую контексту интерпретацию объекта, но не знают о субъективных индикаторах других возможных толкований образа. Неоднозначность и неопределенность подавляются в интуитивных суждениях, так же как и в процессах восприятия. Сомнение является феноменом Системы 2, осознанием способности человека думать по-разному об одном и том же. Главным открытием в изучении интуитивных решений, как пишет Кляйн [69], является то, что профессионалам с богатым опытом принятия решений в стрессовых ситуациях (например, капитанам пожарных команд), редко приходится делать выбор между различными вариантами, потому что в большинстве случаев в голову приходит единственное решение.
Схематически представленная здесь сложная когнитивная система - это поразительное вычислительное устройство. Оно хорошо адаптировано к своему окружению и может приспосабливаться к изменениям двумя способами: путем краткосрочного гибкого трудоемкого процесса и долгосрочного процесса наработки навыка, который помогает действовать эффективно и с малыми затратами. Система имеет тенденцию видеть то, что она ожидает увидеть - это форма Байесова приспособления; и она способна также эффективно реагировать на неожиданные вызовы. Однако эта замечательная конструкция в некоторых важных аспектах отличается от модели рационального агента, принятой в экономической теории. Данные различия исследуются в следующих разделах, в которых представлен ряд результатов, столь же известных, как и эффект доступности. Параллельно рассматриваются возможности развития теоретических моделей поведенческой экономики.
III. ИЗМЕНЕНИЯ ИЛИ СОСТОЯНИЯ: ТЕОРИЯ ПЕРСПЕКТИВЫ
Основным свойством систем восприятия является то, что они предназначены для улучшения доступности изменений и различий. Восприятие зависит от выбора точки отсчета (reference-dependent): воспринимаемые характеристики рассматриваемого в настоящий момент стимула отражают контраст между ним и контекстом предыдущих, а также других присутствующих в то же время стимулов. В данном разделе будет показано, что интуитивные оценки результатов также зависят от выбора точки отсчета.
Роль предшествующего стимулирования известна по экспериментам с температурами. Помещая руку в воду с температурой 20°С, вы чувствуете приятное тепло после того, как продержали ее достаточно долго в гораздо более холодной воде, и приятную прохладу после горячей воды. Зависимость зрительного восприятия от точки отсчета иллюстрирует рис. 5. Два расположенных рядом квадрата одинаково освещены, но они не кажутся одинаково яркими. Смысл демонстрации состоит в том, что яркость области не является функцией только одного параметра достигающей глаза световой энергии от данной области - как и восприятие температуры не является функцией только параметра температуры, воздействующей на вашу руку. Для расчета воспринимаемой яркости или температуры необходима точка отсчета - базовый сравнительный параметр (часто называемый уровнем адаптации), значение которого зависит от контекста текущей или предшествующей стимуляции.
С точки зрения исследователя восприятия довольно удивительным выглядит то, что в традиционном экономическом анализе полезность возможных исходов решений всецело определяется тем, что в конечном счете заложено в них и, следовательно, не зависит от точки отсчета. В контексте выбора в условиях риска данное допущение связано с блестящей работой Д. Бернулли, впервые заложившей основы теории ожидаемой полезности [13]. Бернулли предположил, что уровни богатства имеют определенную полезность и что максимизация ожидаемой полезности богатства является правилом принятия решений в рискованных ситуациях. Язык эссе Бернулли - предписывающий, в нем указывается, что практич-
стр. 10
но или разумно делать; его теория была задумана также как описание выбора разумного человека [39]. Как и большинство современных исследователей принятия решений, Бернулли не признает наличия противоречий между предписанием и описанием. Предположение, что субъект, принимающий решение, оценивает его исходы по полезности конечных активов, сохраняется в экономических теориях уже более 300 лет. Это довольно примечательно - ведь легко показать ошибочность данной идеи; я называю указанный феномен "ошибкой Бернулли".
Тверски и я поставили множество мысленных экспериментов в начале наших исследований выбора в условиях риска, которые легли в основу теории перспективы [65]. Примеры 1 и 2, приведенные ниже, а также подобные им убедили нас в неадекватности использования функции полезности богатства как объяснения выбора.
Пример 1
Согласны ли вы участвовать в игре, в которой предлагается
с 50% вероятностью выиграть $150 и с 50% вероятностью проиграть $100?
Изменился ли бы ваш выбор, если все ваше благосостояние было меньше на $100?
Немногие согласятся принять участие в этой игре. Эксперименты свидетельствуют, что большинство людей будут отказываться от участия в игре с равными шансами на выигрыш и проигрыш, пока возможный выигрыш не превысит сумму возможного проигрыша, как минимум в два раза (см., например [121]). И, конечно, ответ на второй вопрос будет отрицательным. Рассмотрим пример 2:
Пример 2
Что вы выберете:
точно проиграть $100 или с вероятностью 50% выиграть $50 и с вероятностью 50% проиграть $200?
Изменился ли бы ваш выбор, если все ваше благосостояние было больше на $100
В примере 2 участие в игре выглядит гораздо более привлекательным, чем гарантированный проигрыш. Результаты экспериментов свидетельствуют, что в задачах такого рода большинство респондентов предпочитают рисковать [65]. И здесь предположение о том, что изменение общего богатства на $100 повлияет на предпочтения, также не может рассматриваться серьезно.
Мы исследовали множество ситуаций парного выбора такого типа в наших ранних работах и пришли к заключению, что очень резкий переход от избегания риска к его поиску не может быть удовлетворительно объяснен при помощи функции полезности богатства. Выяснилось, что предпочтения определялись, скорее, установками по отношению к выигрышам и потерям, где последние определяются в соответствии с точкой отсчета (reference point), но теория Бернулли и его последователей не включала в себя такие понятия. Поэтому мы предложили альтернативную теорию риска, в которой носителями полезности являются выигрыши и потери, т.е. изменения в уровне богатства, а не его величина. Элементом научной новизны теории перспективы стало то, что она была эксплицитно сформулирована как формальная дескриптивная теория выборов, которые в реальности совершаются людьми, а не как нормативная модель. Это было отходом от моделей выбора, которые длительное время несли двойную нагрузку - являлись нормативно-логическими и идеализированно-описательными.
Характерные для теории перспективы прогнозы вытекают из формы функции ценности, изображенной на рис. 6. Функция ценности, определенная на множестве выигрышей и потерь, характеризуется тремя свойствами: (1) она вогнута на интервале выигрышей, отображая избегание риска; (2) она выпукла в области потерь, отображая склонность к риску; (3) самое важное, функция имеет резкий перегиб в точке отсчета и имеет характер избегания потерь (loss-averse) - на участке потерь она проходит примерно в 2 - 2.5 раза круче, чем на участке выигрышей [62, 122].
Почему же так долго использовалась формулировка Бернулли, если она очевидно непригодна
Рис. 6. Схематическое представление функции ценности для изменений.
стр. 11
в качестве описательной модели выбора в условиях риска? Скорее всего, ответ в том, что приписывание полезности богатству - аспект рациональности, и поэтому соотносится с основными допущениями о рациональном поведении в экономической теории [54]. Рассмотрим пример 3:
Пример 3
Два человека получили свои ежемесячные отчеты от брокера:
А узнает, что его капитал изменился от 4 млн. до 3 млн.
Б узнает, что его капитал изменился от 1 млн. до 1.1 млн.
Кто из двоих имеет больше оснований быть удовлетворенным своим финансовым положением?
Кто сегодня более счастлив?
Пример 3 высвечивает контрастирующее различие в интерпретациях полезности в теориях, определяющих исходы как абсолютные состояния, и в теориях, трактующих исходы как изменения богатства. В анализе Бернулли уместным является только первый из двух вопросов примера 3, и только долгосрочные последствия обладают значением. Теория перспективы, напротив, имеет дело с краткосрочными исходами, и функция ценности в большей степени отражает предвидение валентности и силы эмоций, которые будут переживаться при переходе от одного уровня богатства к другому [52, 53, 85].
Какая же из этих концепций полезности является более пригодной? Традиционные представления о человеке, разумно принимающем решения, предпочитают долгосрочный взгляд на вещи мимолетным эмоциям. Безусловно, признание широкой перспективы и долгосрочного рассмотрения является аспектом рациональности на языке повседневной жизни. Поэтому интерпретация полезности исходов по конечному состоянию хорошо укладывается в модель рационального агента.
Такие рассуждения поддерживают нормативный и предписывающий статус определения результатов по Бернулли. С другой стороны, принятие во внимание исключительно долгосрочной перспективы делает эти предписания неплодотворными, поскольку человек живет настоящим, а не ориентируется на длительные промежутки времени. Полезность не может быть оторвана от эмоций; эмоции же включаются под воздействием изменений. Теория выбора, которая полностью игнорирует чувства - боль от потерь и сожаление по поводу ошибок - не только описательно нереалистична, но и ведет к предписаниям, которые не максимизируют полезность исходов в том смысле, как они переживаются (что имел в виду Бентам, говоря о полезности) [51, 52, 67].
Ошибка Бернулли (рассмотрение конечных состояний в качестве носителей полезности) не ограничивается процессом принятия решений в условиях риска. Действительно, неверное допущение о том, что первоначальная наделенность (endowment) не имеет значения, является основанием теоремы Коуза и ее многочисленных приложений [59]. Ошибочное допущение о независимости от начальной точки отсчета встроено в стандартные представления карт безразличия (indifference maps). Для психолога удивительно, что они не включают представлений о различных благах, которыми в текущий момент владеет человек, принимающий решение, - аналога точки отсчета в теории перспективы. Этот параметр, конечно, не учитывается, поскольку теория потребителя исходит из того, что он не имеет значения5 .
Ключевая идея теории перспективы, состоящая в том, что функция ценности имеет перегиб в точке отсчета и отражает несклонность к риску, оказалась полезной для экономистов, когда Тэйлер [111] использовал ее для объяснения выбора в отсутствии риска. Избегание риска объясняет, в частности, результаты, противоречащие теории потребителя, которые Тэйлер выявил и назвал эффектом первоначальной наделенности (endowment effect): цена, по которой человек готов продать приобретенный им потребительский товар, значительно превышает цену покупки (часто в два раза и более). Ценность товара представляется индивиду большей, когда он рассматривается в качестве того, что можно потерять, чем когда этот же товар оценивается как потенциальный выигрыш [59, 60, 121].
Когда случайным образом выбранная половина участников эксперимента с куплей-продажей товаров получила некий товар (кружку) и было разрешено его продать, количество сделок оказалось вдвое меньше, чем предсказывалось исходя из допущения о том, что ценность товара не зависит от того, что изначально в него заложено [59]. Издержки сделки не объясняют этот пример, противоречащий теореме Коуза, потому что те же участники никоим образом не отказывались осуществлять торговлю, когда предметами купли-продажи были жетоны с обозначением денежной суммы. Результаты этих экспериментов предполагают, что их участники ценили кружку не как объект, который они могли употребить или владеть им, но как нечто, что они могли полу-
5 Действительно, кривые безразличия не могут включать информацию о наделенности по определению. Однако этот эффект может быть представлен в форме кривых бюджетного ограничения. (Прим. перев.)
стр. 12
чить или потерять. Джон Лист [77, 78] обнаружил интересное явление заметного затухания этого эффекта для участников, имевших большой опыт торговли открытками. Опытные торговцы (которые были также и покупателями) в меньшей степени демонстрировали несклонность к обмену одного товара на другой (это были не только открытки, но и кружки, а также другие предметы), как будто они научились оценивать свой выбор в долгосрочной перспективе, а не подчиняться мгновенным эмоциям, ассоциирующимся с получением или отказом от объектов.
Зависимость от точки отсчета и избегание потерь позволяют найти объяснение нескольким феноменам выбора. Известное наблюдение, что убытки при оплате наличными оцениваются как гораздо большие, чем при альтернативных формах оплаты, легко объяснимо, если рассматривать эти исходы с опорой на разные части функции ценности. Различие между "реальными" потерями и потерями возможностей признается в разных вариантах в законодательстве [24] и в институциональных нормах справедливости рыночных взаимодействий [58]. Избегание потерь помогает также объяснить зафиксированный в экспериментах сдвиг к статус-кво (status-quo bias) [97]. Ввиду того, что точка отсчета обычно и соответствует статус-кво, характеристики альтернативных вариантов оцениваются как преимущества или недостатки по отношению к данной ситуации, и недостатки альтернатив высвечиваются ярче, чем их преимущества. Другие приложения понятия избегания потерь приводятся в нескольких главах книги Канемана и Тверски [66].
IV. ЭФФЕКТЫ ОБРАМЛЕНИЯ (FRAMING EFFECTS)
Одна и та же характеристика - общая высота набора кубиков (см. рис. 2) - легко доступна на одном изображении и трудно - на другом, хотя оба изображения содержат одну и ту же информацию. Это наблюдение не несет в себе ничего необычного: нас не удивляет, что некоторые атрибуты стимулов воспринимаются автоматически, в то время как другие требуются вычисления или что один и тот же атрибут воспринимается на одном изображении, но должен высчитываться на другом. Однако в контексте принятия решений аналогичные наблюдения бросают вызов модели рационального агента.
Важнейшим аспектом рациональности считается допущение, что предпочтения не зависят от незначительных вариаций описания результатов; оно названо протяженностью (extensionality) [6] или инвариантностью [120]. Инвариантность нарушается в случаях проявления эффектов обрамления, когда эквивалентные с точки зрения рациональности описания приводят к различным решениям при расстановке акцента на различные аспекты проблемы.
Тверски и Канеман [118] впервые представили проблему эффектов обрамления на следующем примере:
Азиатская болезнь
Представьте, что США готовятся к вспышке необычной азиатской болезни, которая может погубить 600 человек. Были предложены две альтернативные программы борьбы с болезнью. Предположим, что точные научные оценки последствий программ следующие:
Если программа A будет принята, 200 человек будет спасено.
Если программа B будет принята, с вероятностью 1/3 все 600 человек будут спасены, с вероятностью 2/3 - никого не удастся спасти.
В этой версии примера подавляющее большинство респондентов предпочло вариант А, демонстрируя избегание риска. Другие респонденты, выбранные случайным образом, получили вопрос, в котором та же самая ситуация сопровождалась другим описанием вариантов:
Если будет принята программа A1 , 400 человек погибнут.
Если будет принята программа B1 , с вероятностью 1/3 никто не погибнет и 2/3 - погибнут 600 человек.
Подавляющее большинство респондентов в данном случае предпочли вариант Вь демонстрируя стремление к риску. Несмотря на то, что не было существенного различия между версиями, они вызывали разные ассоциации и оценки. Это легче всего увидеть в варианте гарантированного исхода, поскольку исходы, предполагаемые наверняка (со 100% вероятностью), перевешивают высоко или средне вероятные [65]. Таким образом, гарантированное спасение людей является чрезвычайно привлекательным, в то время как неминуемая их смерть вызывает чрезмерное отвращение. Респонденты, дающие непосредственные аффективные ответы, предпочитают, соответственно, вариант A варианту B и вариант B2 варианту A1 . Как и на рис. 2а и 2б, различные представления исходов высвечивают одни характеристики ситуаций и маскируют другие.
Томас Шеллинг в эссе об этике политики [98] представляет блестящий реалистичный пример дилемм, вызванных эффектами обрамления. Он попросил своих студентов оценить вариант налоговой политики, в которой для богатых предлагались большие налоговые льготы в связи с рожде-
стр. 13
нием детей, чем для бедных. Неудивительно, что его студенты признали это предложение возмутительным. Тогда Шеллинг обратил внимание студентов на то, что в стандартной налоговой таблице при расчете налогов за основу берется случай бездетной семьи, а для семей с детьми расчет производится с учетом поправочных коэффициентов. Аудитория согласилась с тем, что сложившаяся шкала налогов может быть переписана так, чтобы точкой отсчета стала семья с двумя детьми. В такой формулировке бездетные семьи должны платить дополнительный налог. Должен ли этот дополнительный налог быть столь же большим для бедных, как и для богатых? Конечно, нет. Обе эти версии вопроса о том, как вести себя по отношению к бедным и богатым генерируют интуитивные предпочтения защищать бедных, но эти предпочтения непоследовательны. Пример Шеллинга выдвигает на первый план важный момент: эффекты обрамления не являются лишь предметом любопытства лабораторных исследований, но представляют собой повседневную реальность. Налоговая таблица может быть оформлена тем или иным способом, каждый из которых повысит доступность одних ответов и сделает менее вероятными остальные.
Определенный тип эффектов обрамления, когда предпочтение варианта A или B определяется выбором в качестве точки отсчета одного из них, привлек особое внимание исследователей в области поведенческой экономики. Вариант, определенный как точка отсчета, имеет заметное преимущество даже в случаях весьма серьезных решений. Эрик Джонсон и другие [49] привели весьма показательный пример. В штатах Пенсильвания и Нью-Джерси водителям предлагался выбор между видами страховки, один из которых предоставлял неограниченное право возбуждать судебные иски, а другой - менее дорогой - не давал такого права. Первый стал точкой отсчета в Пенсильвании, а второй - в Нью-Джерси, и сборы в целом составили 79 и 30% в каждом из штатов, соответственно. Джонсон и Даниель Гольдштейн [48] оценили, что водители в Пенсильвании тратят в целом 450 миллионов долларов в год на приобретение того, что они бы не приобрели, если бы выбор был представлен так, как для водителей из Нью-Джерси.
В другом исследовании Джонсон и Гольдштейн [48] сравнили соотношение количества населения, занесенного в списки организаций добровольных доноров человеческих органов в семи европейских странах, в которых такое членство было нормой, и в четырех странах, где не было. В среднем по группам стран, уровень участия в донорских программах составлял 97.4% и 18% соответственно. Пассивное принятие предлагаемой формулировки имеет значительные последствия в данном случае, а также и в других недавних исследованиях. Так, обнаружено, что способ оформления пенсионного страхования - формы 401 (k), которую заполняли рабочие - оказывал влияние на их окончательный выбор [22, 84].
Основной принцип эффекта обрамления заключается в пассивном принятии предлагаемой формулировки. Вследствие пассивности люди не вырабатывают каноническую репрезентацию, позволяющую воспринимать различные описания ситуации как эквивалентные. Они не рассчитывают спонтанно высоту башни, которая может быть построена из набора кубиков, так же как и не трансформируют спонтанно репрезентацию проблемы в ситуации принятия решения. Очевидно, никто не способен распознать "137 x 24" и "3288" как "одинаковые" числа без дополнительных сложных расчетов. Инвариантность не может быть достигнута ограниченным в своих возможностях разумом.
Невозможность инвариантности вызывает большие сомнения в описательной реалистичности моделей рационального выбора [120]. В отсутствие системы, которая способна надежно вырабатывать соответствующие канонические репрезентации, интуитивные решения будут зависеть от факторов, определяющих доступность различных характеристик данной ситуации. Наиболее доступные характеристики повлияют на решения, в то время как слабо доступные черты, по большей части, будут игнорироваться - и корреляция между доступностью и обдуманными суждениями в случае полной информации не обязательно будет высокой.
В особой степени нереалистичным утверждением из модели рационального агента является то, что он делает свой выбор, принимая во внимание все, что имеет отношение к контексту: все релевантные признаки актуальной ситуации и ожидания по поводу всех будущих возможностей и рисков. Многое говорит в пользу альтернативного утверждения: ситуации принятия решения и исходы воспринимаются людьми в "узких рамках" (narrow framing) [61, 90, 112, 113] Таким образом, превалирование восприятия исходов с точки зрения выигрыша/проигрыша, а не с точки зрения их материальной ценности, обсуждавшееся в предыдущем разделе, теперь может рассматриваться как отдельный случай "узких рамок". Общим свойством всех этих примеров является то, что решения, принятые в ситуации "узких рамок", далеко не столь нейтральны в отношении риска, как решения, принимаемые в более содержательном контексте.
Преобладание восприятия в "узких рамках" является эффектом доступности, который может
стр. 14
быть понят с помощью рис. 2. Тот же самый набор кубиков представлен как башня на рис. 2а и как множество кубиков на плоскости на рис. 2б. Несмотря на то, что вполне можно "увидеть" башню на рис. 2б, гораздо легче сделать это на рис. 2а. "Узкие рамки" как правило отражают структуру среды, в которой принимаются решения. Ситуации выбора предстают перед человеком по одной, и принцип пассивного принятия предполагает, что альтернативы будут рассмотрены в таком виде, в каком они возникли. Актуальная проблема в ситуации выбора и прямые последствия ее решения гораздо более доступны, чем все другие соображения и, как результат, данная проблема будет восприниматься гораздо более узко, чем это предполагает рациональная модель.
V. ЗАМЕЩЕНИЕ АТРИБУТОВ: МОДЕЛЬ ЭВРИСТИК СУЖДЕНИЯ
Первая исследовательская программа, которую мы реализовали совместно с Тверски, состояла из серий исследований различных типов суждений о неопределенных событиях, включая числовые прогнозы и оценку вероятностей гипотез. Наше заключение по результатам этой работы было таким: "Люди полагаются на ограниченное количество эвристических принципов, которые сводят сложные задачи по оценке вероятностей прогнозируемой ценности к более простым операциям суждения. В общем, эти эвристики довольно полезны, но иногда они приводят к серьезным и систематическим ошибкам" [117, с. 1124]. В статье были представлены три эвристики - репрезентативность (representativeness), пригодность (availability) и заякоренность (anchoring), - которые использовались для объяснения целого ряда систематических отклонений в суждениях в ситуации неопределенности, включая нерегрессивный прогноз, игнорирование базовой информации (neglect of base-rate information), самоуверенность, переоценку частоты возникновения наиболее легко припоминаемых событий и др. Некоторые из них были объяснены систематическими ошибками в оценках известных величин и статистических фактов. Остальные определялись несоответствиями между тем, что свойственно интуитивным суждения и принципам теории вероятности, Байесовым предположениям и регрессионному анализу.
Канеман и Фредерик [56] недавно пересмотрели ранние результаты изучения эвристик суждения и предложили формулировку, в которой сведение сложных задач к простым операциям достигается замещением атрибутов (attribute substitution). "Принято считать, что суждение опосредуются эвристикой, когда индивид оценивает определенный целевой атрибут объекта путем подстановки (замещения) свойства этого объекта эвристическим атрибутом, который легче приходит на ум" [56, с. 53]. В отличие от ранних работ, эта концепция не ограничена областью суждений в условиях неопределенности.
Рассмотрим пример замены атрибутов из области восприятия: "Что можно сказать о размерах двух лошадок по тому, как они изображены на рис. 7?" В действительности, объекты идентичны по размеру, но рисунок вызывает непреодолимую иллюзию. Целевой атрибут, который должны оценить наблюдатели, - это размер объекта в двухмерном пространстве. Но они не могут сделать это достоверно. В своих суждениях наблюдатели переносят впечатление размера в трехмерном пространстве (эвристический атрибут) на единицы длины, которые соответствуют целевому атрибуту, и соотнесены с масштабом страницы. Эта иллюзия вызвана дифференциальной доступностью конкурентных интерпретаций образа. Впечатление трехмерности - это единственное впечатление о размере, которое приходит на ум наивному наблюдателю (художники и фотографы мастерски этим владеют), и оно вызывает иллюзию при восприятии размера картинки.
Исследование Фрица Стрэка и др. [ПО] иллюстрирует роль замены атрибутов в другом контексте. Студенты колледжа в данном исследовании должны были без раздумий ответить на два вопроса: "Насколько вы счастливы в своей жизни в целом?" и "Сколько свиданий у вас было в прошлом месяце?". Корреляция между двумя ответами была равна 0.12, когда вопросы появлялись в вышеуказанном порядке. Для респондентов, ко-
стр. 15
Рис. 8. Два теста замещения атрибутов в прогностической задаче.
торым предъявлялись те же самые вопросы, но в обратном порядке, корреляция составила 0.66. Психологическая интерпретация высокой корреляции6 логически выводима и проста. Вопрос о свиданиях, без сомнения, вызвал во многих респондентах эмоционально окрашенную оценку их личной жизни. Эта оценка оказалась высоко доступна, когда вопрос о счастье в жизни был предъявлен следующим, и определила масштаб карты общего счастья. В предлагаемой здесь интерпретации, респонденты отвечали на вопрос о счастье, передавая то, что приходило им в голову, и не замечали, что они отвечали на вопрос, который не был задан - когнитивная иллюзия, аналогичная зрительной иллюзии на рис. 7. Наиболее очевидное свидетельство замещения атрибутов приведено Канеманом и Тверски [64] в примере с категориальным предсказанием. Было сформировано три экспериментальных группы. Первая - группа базовых оценок (base-rate group), вторая - группа сходства (similarity group), третья - группа вероятности (probability group). Участники группы базовых оценок определяли относительные частоты распределения аспирантов по девяти категориям специализаций7 . Средние оценки варьировали от 20% для гуманитарных наук и педагогики до 3% для библиотечного дела.
Две другие группы участников получали тот же самый список специализаций со следующим описанием вымышленного аспиранта.
Том В. обладает высоким интеллектом, хотя ему не хватает настоящей креативности. Ему необходимы порядок и ясность, аккуратность и структурированная среда, в которой каждая деталь находится на своем месте. Его стиль письма, скорее скучный и механистичный, иногда оживляется солеными шуточками и фантастическими образами. Очень стремится быть компетентным. Похоже, он обладает минимумом сочувствия и симпатии к окружающим и не любит контактировать с другими. Эгоцентричен, но, с другой стороны, высокоморален.
Участники эксперимента в группе сходства ранжировали девять специальностей по степени, в которой Том В. "похож на типичного аспиранта" (данной специализации). Описание Тома В. было преднамеренно составлено так, чтобы сделать его более репрезентативным для наименее популярных специальностей, и эта манипуляция удалась: корреляция между средними рангами репрезентативности и данными группы базовых оценок была - 0.62. Участники эксперимента в группе вероятности ранжировали эти девять категорий в соответствии с тем, с какой вероятностью Том В. мог бы специализироваться в каждой из них. Респонденты в последней группе являлись аспирантами факультета психологии. Им было сказано, что характеристика личности Тома В. была дана психологом, когда Том учился в вузе, на основе личностного теста сомнительной валидности. Эта информация направлена на дискредитацию описания как источника валидной информации.
Логика статистических корреляций проста. Описание, базирующееся на ненадежной информации, не будет иметь особого веса, и прогнозы, сделанные в отсутствие валидного свидетельства, должны вернуться к базовым оценкам. Это рассуждение подразумевает, что суждения о специализации Тома по тому или иному предмету должны иметь высокую корреляцию с оценками первой группы.
Психология задачи также очевидна: схожесть Тома В. с разными стереотипами - это высоко доступная естественная оценка, в то время как суждения о вероятности трудны. Ожидалось, что респонденты заменят требуемые суждения о вероятности на суждение о сходстве (репрезентативности). Таким образом, две инструкции - на уровень сходства и вероятности - должны привести к аналогичным суждениям.
Диаграмма рассеяния средних показателей для суждений двух групп представлена на рис. 8а. Как видно на рисунке, корреляция между суждениями о вероятности и сходстве практически абсолютна (0.98). Корреляция между суждениями о вероятности и базовыми оценками составляет -0.63. Ре-
6 Полученная величина 0.66 недооценивает реальную корреляцию между переменными из-за ошибок измерения всех переменных.
7 В качестве категорий выступали: деловое администрирование, информатика, инженерное дело, педагогика и гуманитарные науки, юриспруденция, библиотечное дело, медицина, физика и естественные науки, социальные науки и социальная работа.
стр. 16
зультаты идеально соответствуют гипотезе о замещении атрибутов. Они также подтверждают наличие смещения (bias), вызываемого игнорированием базовой информации (base-rate neglect) в этой прогностической задаче. Результаты особенно убедительны, потому что ответами являлись ранги. Большая вариабельность средних рангов обоих атрибутов означает высокую согласованность ответов и почти полное совпадение систематических дисперсий.
На рис. 8б представлены результаты другого исследования, организованного по тому же сценарию, в котором респондентам предъявляли описание женщины по имени Линда и список из возможных профессий и видов деятельности, где она предположительно занята в данный момент. В списке было две основные позиции: утверждение N 6 ("Линда - банковский кассир") и связанное с ним утверждение N 8 ("Линда - банковский кассир и активистка феминистского движения"). Другие шесть позиций не были связаны между собой (например, "учительница начальной школы", "сотрудник социальной психиатрической службы"). Как и в примере с Томом В., некоторые респонденты ранжировали восемь пунктов по схожести Линды и категориальных прототипов; другие ранжировали те же позиции по вероятности ее занятия тем или иным видом деятельности.
Линда - 31 год, незамужем. Искренняя, очень яркая личность. Специализировалась в философии. В студенческие годы Линда выступала против дискриминации и за социальную справедливость, также участвовала в демонстрациях против ядерного оружия.
Как и следовало ожидать, 85% респондентов в группе сходства поставили позицию N 8 вьше, чем неполное утверждение, показывая тем самым, что Линда имеет больше сходства с образом банковского кассира-феминистки, чем со стереотипным образом банковского кассира. Такой порядок расположения двух позиций имеет разумное обоснование для суждений о сходстве. Гораздо сложнее объяснить, почему 89% респондентов из группы вероятности также поставили сложносоставную позицию N 8 выше, чем один из ее элементов. Этот паттерн вероятностных суждений нарушает монотонность и назван ошибкой конъюнкции (conjunction fallacy) [119].
Подтверждаемый наблюдениями вывод о том, что смещения в суждениях являются систематическими, быстро был признан релевантным в спорах об основных допущениях рациональности в экономической теории [6, 28, 43, 73]. Обсуждалась также роль специфических смещений суждений в экономических феноменах, особенно в области финансов [26, 89, 101, 102]. Наблюдающееся в последнее время распространение представления об эвристиках на область эмоций может оказаться особенно уместным в диалоге психологии и экономической науки, потому что в его основе лежит понятие предпочтений. Как говорилось ранее, аффективная валентность относится к естественным оценкам, которые производятся автоматически и всегда доступны. Такой базовый оценочный атрибут (хорошо/плохо, нравится/не нравится, приблизиться/избегать) является, следовательно, кандидатом на замещение в любой задаче, где требуется положительный или отрицательный ответ. Словик и его коллеги (см., например, [107]) представили концепцию эвристики аффекта (affect heuristic). Они показали, что аффект (приятие или неприятие) является эвристическим атрибутом для многих целевых атрибутов, например, при оценке затрат и выгод различных проектов. В статье, удачно озаглавленной "Риск как чувства", Лоуэнштейн и др. [82] обосновали предположение, что представления о риске часто являются выражением эмоций.
Если различные целевые атрибуты находятся под сильным влиянием одних и тех же аффективных реакций, можно ожидать, что размерность пространства решений и суждений, относящихся к оцениваемым объектам, будет неоправданно мала. Действительно, Мелисса Финюкэйн и др. [33] обнаружили, что суждения людей о затратах и выгодах различных технологических проектов коррелируют отрицательно, особенно когда эти суждения формируются в условиях дефицита времени. Проект, который нравится, оценивается как мало затратный и высоко выгодный. Очевидно, эти суждения смещены, поскольку в реальном мире корреляция между затратами и выгодой обычно положительна. Канеман и др. [67] получили сходные данные. Отношения людей к различным общественным благам (например, готовность платить, уровень морального удовлетворения от пожертвований) порождает по существу равнозначный рейтинг ряда вопросов политики. И в этом случае, по-видимому, базовый аффективный ответ является общим фактором.
Канеман и др. [67] предположили, что решения людей часто выражают аффективные оценки (установки), не укладывающиеся в рамки логики экономических предпочтений. И чтобы понять предпочтения, нам необходимо понимание психологии эмоций. Мы не можем считать само собой разумеющимся, что предпочтения, контролируемые сиюминутными эмоциями, будут внутренне согласованными или даже разумными с точки зрения безэмоциональных критериев рефлексивного размышления. Другими словами, предпочтения Системы 1 не обязательно соответствуют предпочтениям Системы 2. В следующем разделе будет показано, что решения о выборе в некото-
стр. 17
рых случаях не столь чувствительны к изменениям количества и затрат и лучше описываются как выражения аффективных реакций, чем как экономические предпочтения.
VI. ЭВРИСТИКИ ПРОТОТИПА
Представленное на рис. 8 обобщение результатов показывает, что в утверждениях относительно Тома В. и Линды более доступный атрибут сходства (репрезентативности) замещал требуемый целевой атрибут вероятности. Задача данного раздела - рассмотреть эвристику репрезентативности как элемент более широкого класса эвристик прототипа, которые имеют общий психологический механизм - репрезентацию категорий посредством их прототипов, - и объясняют общую закономерность смещений.
В изображении линий на рис. 3, средняя длина линий была высоко доступна, а сумма их длин - нет. Оба наблюдения довольно обычны. В классических психологических экспериментах установлено следующее: всякий раз, когда мы смотрим или думаем о множестве (комплексе, категории), достаточно гомогенном для того, чтобы у него имелся прототип, информация о прототипе становится автоматически доступной [88, 93]. Прототип множества характеризуется средними значениями наиболее выраженных свойств входящих в него элементов. Высокая доступность информации о прототипе обеспечивает важную адаптивную функцию. Это позволяет эффективно распределять новые стимулы по категориям посредством сравнения их характеристик с характеристиками прототипов соответствующей категории8 . Например, хранящийся в памяти прототип множества линий способствует быстрому принятию решения о новой линии - принадлежит ли она множеству? Аналогичной очевидной функции для автоматического подсчета сумм в каждом конкретном случае не существует.
Низкая доступность сумм и высокая доступность прототипов имеют важные последствия при рассмотрении задач, в которых задействованы суждения о множествах, как в следующих примерах:
(1) определение категории (например, вероятность того, что категория банковских кассиров включает Линду как элемент);
(2) оценка стоимости общественных или частных благ (например, индивидуальная долларовая ценность спасения определенного числа мигрирующих птиц от гибели в нефтяных пятнах);
(3) общая оценка прошлого опыта в длительной перспективе (например, полное неприятие болезненной медицинской процедуры);
(4) оценка вклада ряда наблюдений для проверки гипотезы (например, вероятность того, что цветной шар был вынут из той, а не иной урны).
Объектами суждений в этих задачах являются множества или категории, а целевые атрибуты имеют общую логическую структуру. Атрибуты, отражающие протяженность (extensional attributes), подчиняются общему принципу условного дополнения (conditional adding), согласно которому каждый элемент в пределах множества добавляет его совокупной ценности некоторую величину, зависящую от уже включенных в него элементов. В простых случаях ценность является аддитивной: общая длина множества линий на рис. 3 является просто суммой длин каждой линии. В других случаях, каждый положительный элемент множества увеличивает совокупную ценность, но правило их объединения не аддитивно (обычно субаддитивно). Атрибуты прототипа категории не протяженны - они являются средними (averages), в то время как протяженные атрибуты схожи с суммами.
Предыдущее рассуждение ведет к предположению, что задачи, которые требуют оценки протяженных переменных, будут относительно сложными и что интуитивные ответы могут порождаться замещением протяженного атрибута атрибутом прототипа. Эвристика прототипа задействует целевой (протяженный) и эвристический (характерный для прототипа этой категории) атрибуты. Эвристики прототипа ассоциируются с двумя основными типами смещений репрезентативности, представленными в предыдущем разделе:
(1) Нарушения монотонности (violations of monotonicity). Добавление элементов к множеству может снизить значение среднего и привести к снижению достоверности оценки целевой переменной, вопреки логике протяженных переменных. Преобладающее высказывание, что Линда менее похожа на банковского кассира, чем на активную феминистку - банковского кассира, является иллюстрацией такого смещения.
(2) Игнорирование протяженности (extension neglect). При прочих равных условиях, расширение категории приведет к увеличению значения протяженных атрибутов, но оставит неизменны-
8 Сохраненная информация об индивидуальных образцах также способствует категоризации.
9 Если суждение монотонно соотносится с аддитивной масштабной шкалой (например, при подсчете количества птиц), его формальная структура известна в метрической литературе как "расширяемая структура" (extensive structure в [83, гл. 3]). Могут также существовать атрибуты, которые не имеют аддитивной шкалы, в этом случае структура известна в литературе как "положительная цепная структура" (positive concatenation structure) [83, гл. 19, с. 38]).
стр. 18
ми значения атрибутов ее прототипа. Примером является очевидное игнорирование базовых оценок распределения аспирантов по специализациям в суждениях о Томе В.
Ниже представлены результаты исследований этих двух типов смещений в различных контекстах.
А. Ценообразование
Цена набора благ - это протяженная переменная. Если цена определяется привлекательностью прототипичного элемента этого набора, нарушение монотонности и игнорирование протяженности вполне предсказуемы.
Игнорирование масштаба (neglect of scope). Полное или почти полное игнорирование протяженности нередко наблюдается в исследованиях готовности платить за общественные блага, где этот эффект называется "игнорирование масштаба". Наиболее известен пример, приведенный в работе Уильяма Десвуга и др. [27]. В этом исследовании респондентам предлагалось обозначить свою готовность пожертвовать деньги на предотвращение гибели мигрирующих птиц10 . Предполагаемое количество спасенных птиц варьировало в различных выборках. Приблизительные суммы, которые семьи были готовы пожертвовать $80, $78 и $88, чтобы спасти соответственно 2.000, 20.000 или 200.000 птиц. В данном случае целевым атрибутом является готовность платить и эвристическим атрибутом, по-видимому, является эмоция, вызванная образом птицы, тонущей в нефтяном пятне или, возможно, образом птицы, спасенной от гибели [62].
Фредерик и Баруш Фишхофф [35] рассмотрели многочисленные проявления подобного игнорирования масштаба в исследованиях готовности платить за общественное благо. Канеман и Кнетч, к примеру, обнаружили, что респонденты проведенного в Торонто опроса были готовы заплатить за очистку озер в маленьком районе Онтарио столько же, сколько за очистку всех озер этой провинции (приводится по данным [58]). Вопрос игнорирования масштаба является ключевым при обсуждении возможности применения пропорционального оценочного метода в определении экономической ценности общественного блага, и он был предметом горячих дебатов (см., например, [19]). Сторонники этого метода сообщали о результатах экспериментов, в которых отмечалась определенная чувствительность к масштабам, но даже эти эффекты были слишком незначительными, чтобы удовлетворять требованиям экономической логики ценообразования [29, 62].
Нарушения монотонности. Лист [77] сообщил о результатах эксперимента, которые подтвердили наличие нарушений доминирования в условиях реального рынка, которое Си [46] ранее представил как решение гипотетической задачи ценообразования. В эксперименте Листа торговцы открытками назначили значительно более высокую цену для набора из десяти открыток "в отличном состоянии / почти в отличном состоянии", чем набору, который состоял из тех же десяти открыток и трех дополнительных с пометкой "в плохом состоянии". В ряде последующих экспериментов Джонатан Алеви и др. [3] также подтвердил значительную разницу (изначально предположенную Си) между ценами, которые люди заплатят, когда они видят только одно из благ (отдельное оценивание), или когда они оценивают оба блага одновременно (совместное оценивание). Блага были схожи с теми, которые использовал в своем эксперименте Лист. Предсказанное нарушение принципа доминирования наблюдалось при отдельном оценивании, особенно для относительно неопытных участников рынка. Эти люди предложили цену в среднем $4.05 за маленький набор карточек и только $1.82 за больший набор. Нарушения доминирования полностью отсутствовали при условии совместного оценивания, когда назначенная цена за малый и большой наборы равнялась соответственно $2.89 и $3.32.
Алеви и др. [3] заметили, что Система 1, похоже, доминирует в ответах при отдельном оценивании, тогда как Система 2 подчиняется правилу доминирования, когда для этого предоставляется возможность. В данной работе и в работе Листа [77] наблюдался определенный эффект рыночного опыта. В предложениях очень опытных торговцев также отмечались нарушения монотонности в отдельных случаях назначения цены, но эффект был значительно меньше.
Б. Оценки длительных эпизодов
Общая полезность опыта, простирающегося во времени, является протяженным атрибутом [51 - 53, 67]: продолжительность опыта является
Рис. 9. Интенсивность боли по сообщениям пациентов колоноскопии.
10 Птицы регулярно погибают, попадая в нефтяные пятна в местах аварий танкеров. (Прим. перев.)
стр. 19
мерой его протяженности. Полученная в результате опыта полезность, ассоциируемая с репрезентативным моментом эпизода, является соответствующим атрибутом прототипа. Замещение атрибутов предполагает, что общие оценки эпизода демонстрируют и игнорирование длительности, и нарушения монотонности.
Игнорирование длительности (duration neglect). В исследовании, описанном Редельмайером и Канеманом [91], пациенты, подвергающиеся колоноскопии, сообщали об интенсивности боли каждые 60 секунд в течение всей процедуры (см. рис. 9) и в заключение оценивали болевые ощущения в целом по итогам всей процедуры. Корреляция общих оценок с продолжительностью процедуры (которая колебалась от 4 до 66 минут в этом исследовании), была 0.03. С другой стороны, общие оценки коррелировали (r = 0.67) со средней степенью болевых ощущений, испытанных в момент, когда боль была на своем пике, и сразу перед тем, как процедура заканчивалась. Например, пациент A (см. рис. 9), сообщил о более негативной оценке процедуры, чем пациент B. Тот же паттерн игнорирования длительности и оценок "пик/конец" наблюдался и в других исследованиях ([36]; см. для обсуждения [52]). Эти результаты соответствуют гипотезе о том, что длительный эпизод (который может рассматриваться как упорядоченный набор моментов) представлен в памяти типичным моментом этого опыта.
Нарушения доминирования (violence of dominance). Рандомизированный клинический эксперимент был проведен сразу после описанного выше исследования с колоноскопией. Для половины пациентов, инструменты не были удалены сразу после окончания клинического исследования: врач ждал примерно минуту, оставив инструмент на прежнем месте. Ощущения в течение дополнительного времени были не из приятных, но это гарантировало, что колоноскопия никогда не закончится сильной болью. Пациенты в таких условиях эксперимента давали достоверно более благоприятные общие оценки, чем в контрольных условиях [92].
Нарушения доминирования были подтверждены также в исследованиях выбора. Канеман и др. [61] подверг испытуемых двум испытаниям с холодной водой, по одному на каждую руку: "короткий" эпизод (погружение одной руки в воду 14°С на 60 секунд) и "длинный" эпизод (короткий эпизод плюс дополнительные 30 секунд, в течение которых вода постепенно нагревалась до 15°С). Когда у них позже спросили, какое из двух испытаний они бы предпочли повторить, подавляющее большинство участников выбрали продолжительное испытание. Этот паттерн выборов был предсказан согласно правилу оценок "пик/конец", описанному выше. Аналогичные нарушения принципа доминирования наблюдались в экспериментах с неприятными звуками переменной громкости и длительности [99]. Эти нарушения доминирования подсказывают, что выбор между знакомыми впечатлениями производится интуитивно, с предпочтением того, "что нравится".
Длительные эпизоды представлены в памяти типичным моментом, и желательность или неприятие эпизода определяется влиянием запомнившейся полезности этого момента [51]. Когда нужно сделать выбор, предпочитается вариант, который ассоциируется с наиболее высокой запомнившейся полезностью (тот, что больше понравился). Такой способ выбора, скорее всего, приведет к тому, что будут выбраны варианты, в которых не максимизируется действительная полезность [67].
В. Другие эвристики прототипа
Паттерн результатов, полученных в ходе разнообразных исследований эвристик прототипа, требует унифицированной интерпретации и бросает серьезный вызов подходам, имеющим отношение только к одной области исследований. Ряд авторов предлагает конкурирующие интерпретации таких феноменов как игнорирование базовой информации [25, 71], нечувствительность к масштабу при определении готовности платить [72], и игнорирование длительности события [5]. Эти интерпретации игнорирования протяженности характерны для конкретных задач, и было бы неправильным переносить их на другие задачи, которые обсуждались выше. Вместе с тем подход, предлагаемый здесь (и разработанный Канеманом и Фредериком более детально [56]), одинаково применим к разнообразным задачам, которые требуют оценки протяженного целевого атрибута. Обсуждавшиеся до сих пор случаи являются лишь иллюстрациями, но не исчерпывают список эвристик прототипа. Например, рассмотренная выше форма мышления объясняет, почему оценка медианы годового числа убийств в Детройте в два раза превышает оценку количества убийств в Мичигане [56]. А также, почему в профессионально подготовленных прогнозах более высокая вероятность приписывается землетрясению, способному вызвать наводнение, в котором погибнет более 1.000 человек, в Калифорнии, чем в каком-либо другом месте Соединенных Штатов [119].
Рассмотрение указанных примеров свидетельствует, что против нарушения монотонности нет гарантированной защиты. Как может синоптик, прогнозирующий наводнение, гарантировать, что не будет других дополнительных событий (в тот же промежуток времени), которые произойдут с еще большей вероятностью? Таким образом, представленные в данном разделе результаты
стр. 20
вскрывают глубокую проблему несовместимости между возможностями, операционными правилами интуитивного суждения и выбора, с одной стороны, и нормативными стандартами для убеждений и предпочтений - с другой. Логика формирования представлений и логика выбора требует точной оценки протяженных переменных. Интуитивное мышление индивида, напротив, оперирует образцами и прототипами, имеющими различные характеристики и измерения (the dimensionality of individual instances), но не протяженность.
VII. ГРАНИЦЫ ИНТУИТИВНОГО МЫШЛЕНИЯ
Суждения, выражаемые людьми, действия, которые они совершают, и ошибки, которые допускают, зависят от функций контроля и коррекции Системы 2, как и от впечатлений и общих тенденций, генерируемых Системой 1. В данном разделе представлен обзор результатов исследований и предположений о функционировании Системы 2. Более подробное изложение дано в работах Канемана и Фредерика [55, 56]. Суждения и выборы обычно интуитивны, используют уже выработанные навыки, беспроблемны и достаточно успешны [69]. Превалирование эффектов обрамления и другие свидетельства поверхностности процесса переработки информации, как в примере с ракеткой и шариком, подсказывают: люди в большинстве случаев не задумываются слишком серьезно, а Система 2 довольно слабо осуществляет отслеживание суждений. Иногда производимая Системой 2 проверка обнаруживает потенциальную ошибку, и тогда будет сделано усилие для ее исправления. Основной вопрос этого раздела может быть сформулирован в терминах доступности: когда у человека возникают сомнения относительно интуитивных суждений? Ответом, как водится в психологии, является список соответствующих факторов.
Исследование выявило, что способность избегать ошибок в интуитивных суждениях ослабевает под давлением дефицита времени [33], при параллельном участии в другой когнитивной задаче [40 - 42], выполнении работы вечером у "жаворонков" и утром у "сов" [15] и, что удивительно, когда человек пребывает в хорошем настроении [14, 47]. Усиление Системы 2, напротив, позитивно коррелирует с уровнем интеллекта [109], личностной характеристикой, которую психологи называют "потребностью в познании" [100], и с расположенностью к статистическому мышлению [1, 2, 86].
Вопрос о точных условиях, при которых наиболее вероятно предотвращение ошибки интуиции, представляет методологический интерес для психологов, поскольку некоторые существующие в литературе противоречия по когнитивным иллюзиям разрешаются при принятии во внимание этого фактора (см.: [55, 56]). Один из таких методологических вопросов - вопрос о различии между отдельным и совместным оцениванием - вызывает особый интерес [45].
Например, в условиях отдельного оценивания, когда в эксперименте Листа изучались нарушения доминирования, различные группы участников купли-продажи торговались по поводу двух наборов бейсбольных карточек; в совместном оценивании каждый из них оценивал одновременно оба набора. Результаты же получились очевидно различающимися. Нарушения монотонности, которые были очень заметны при межгрупповом сравнении, исчезли в условиях совместного оценивания. Участники в последнем случае явно осознавали, что один из наборов товаров включал другой и поэтому должен стоить дороже. Обнаружив отношение доминирования, они сразу же пересмотрели свои предложения, чтобы следовать этому правилу. Данные решения опосредуются Системой 2. Таким образом, выявляются два различных режима выбора: "выбор симпатией", при котором отбирается наиболее привлекательный вариант, и "выбор по правилам", совершающийся с учетом эксплицитного ограничения.
Теория перспективы ввела то же самое различие между режимами выбора [65]. "Нормальный" процесс соответствует выбору наиболее понравившегося варианта: человек оценивает каждый игровой вариант из данного множества, затем выбирает игру с максимальной ценностью. В теории перспективы этот режим может привести к выбору доминируемого варианта11 .
Тем не менее, теория также рассматривала возможность выбора по правилам: если один вариант явно доминирует над другим, человек выберет его без дальнейшей оценки. Для того, чтобы проверить эту модель, Тверски и Канеман [120] разработали эксперимент с использованием пары игр, удовлетворявших следующим трем критериям: (1) игра А доминировала над игрой Б; (2) ценность исхода Б, согласно теории перспективы, была выше ценности исхода А; (3) игры были комплексными, и отношение доминирования появлялось только после группирования исходов. Как и ожидалось по аналогии с другими результатами исследований эффектов обрамления, большинство участников в эксперименте оценивали игры так, как они были сформулированы первоначально, не видели связи между ними и выбирали вариант, который им больше всего понравился. Тем самым демонстрируется предсказанное нарушение доминирования.
11 В кумулятивной теории перспективы [122] эта особенность отсутствует.
стр. 21
Уже упоминавшийся эксперимент с холодной водой [60] демонстрирует близкую аналогию с неочевидным доминированием, результаты исследования которого были представлены Тверски и Канеманом [120]. Подавляющее большинство участников эксперимента нарушали принцип доминирования в простых и, казалось бы, очевидных ситуациях выбора между возможностями испытать воздействие холодной воды. Тем не менее, постэкспериментальный опрос показал, что в действительности доминирование не было столь очевидным. Участники эксперимента не замечали, что более продолжительный этап эксперимента включал и короткий, хотя понимали, что эпизоды отличались по длительности. Не обнаружив, что один из вариантов доминировал над другим, большинство участников делали выбор так, как обычно поступают люди: "выбирали то, что нравится больше" - тот вариант, где присутствовала большая полезность, и тем самым лишнее время терпели ненужную боль [51, 67].
В результате анализа комплексного паттерна результатов в исследованиях доминирования при помощи экспериментов с отдельным и совместным оцениванием были получены три основных вывода: (1) действительно существуют случаи, когда выбор производится по правилам рациональности, но (2) эти выборы ограничиваются необычными обстоятельствами, и (3) активация данных правил зависит от факторов внимания и доступности. То, что Система 2 "знает" о правилах доминирования и "хочет" им подчиняться, гарантирует только одно: правилам будут следовать, если потенциальное нарушение принципа доминирования явно обнаружится.
Система 2 имеет способность корректировать и другие ошибки, помимо нарушений принципа доминирования. В частности, замещение в суждении одного атрибута другим неизбежно приводит к ошибкам в определении значимости (весомости) источников информации, и это - по крайней мере, в принципе - можно было бы обнаружить и скорректировать. Например, участник эксперимента в примере с Томом В. (см. рис. 8а) мог бы рассуждать следующим образом: "Том В. выглядит как студент специализации библиотечного дела, но таких немного. Следовательно, мне нужно сопоставить мое впечатление с реальной вероятностью присутствия таких студентов". Хотя данный уровень аргументации был доступен студентам, которые отвечали на вопросы о Томе В., как показано на рис. 8, немногие (если вообще таковые были) сообразили скорректировать свои прогнозы с учетом различных базовых распределений альтернативных результатов. Объяснение этого результата в терминах доступности просто: в эксперименте не было дано ключей к референтным распределениям.
Информация о референтных распределениях не была полностью проигнорирована в экспериментах, в которых давались более четкие ключи, однако эффекты от введения этой переменной были небольшими, по сравнению с эффектами информации, непосредственно относящейся к данному случаю [32]. Многочисленные исследования подтверждают следующие выводы: (1) вероятность того, что человек определит незначимость некоторых аспектов информации, зависит от степени выраженности ключа по отношению к данному фактору; (2) если неправильное распределение весов среди аспектов информации будет обнаружено, будет предпринято усилие, чтобы это исправить; (3) данная коррекция, скорее всего, будет недостаточной, и суждения, в конечном итоге, вероятно, останутся "на якоре" исходного интуитивного впечатления [21].
Экономисты могут быть потрясены таким сильным акцентом на роли контекстных ключей и отсутствием денежных стимулов в списке основных факторов, влияющих на качество решений и суждений. Тем не менее, утверждение о том, что высокие ставки предотвращают отклонения от рациональности, не находит экспериментального подтверждения, даже при тщательном изучении источников [17]. В растущем объеме научных публикаций по теме исследования появляется все больше свидетельств из области экспериментов о крупных и систематических ошибках в финансовых решениях, имеющих самые серьезные последствия, включая выбор инвестиционных проектов [7, 12], а также в действиях на рынке недвижимости [38]. Средства массовой информации каждый день преподносят новые свидетельства о плохих решениях с серьезными последствиями.
Приводимый здесь анализ помогает объяснить, почему влияние денежных стимулов не является ни достаточно заметным, ни сильным. Безусловно, высокие ставки привлекают больше внимания и заставляют людей вкладывать больше усилий в свои решения. Но внимание и усилия сами по себе не обеспечивают рациональность решений и не гарантируют их качества. В частности, когнитивные усилия, потраченные на обоснование уже принятого решения, не повысят его качества. Исследования подтверждают, что при высоких ставках растет доля времени, уделяемого именно таким усилиям [76]. Усилия и концентрация, возможно, вызовут более широкий спектр соображений, но это может приводить к худшему решению до тех пор, пока оценка их веса будет относительно низкой. В некоторых случаях слишком большие когнитивные усилия на самом деле снижают качество результата [125]. Кляйн [70, гл. 4] приводит примеры ситуаций, когда мастера принимают лучшие решения именно тогда, когда до-
стр. 22
веряют своей интуиции, чем когда проводят детальный анализ.
VIII. ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ
На языке нашего подхода рационального агента экономической теории можно описать как вооруженного единой когнитивной системой, которая обладает логическими свойствами безупречной Системы 2 и низкими затратами на вычисление Системы 1. Теории поведенческой экономики в целом сохранили основную структуру рациональной модели, добавив положения о когнитивных ограничениях для учета специфических аномалий. Например, агент может быть рациональным, за исключением оценки исходов как изменений или тенденции делать поспешные выводы. Представленная здесь модель агента имеет другую структуру, которую, возможно, сложнее перевести на языке экономической теории. Ключевыми идеями представляемого подхода являются двухсистемная структура, большая роль Системы 1 и сильная зависимость от контекста, подразумеваемая понятием доступности. Главной характеристикой агентов является не то, что они плохо рассуждают, а то, что они часто действуют интуитивно. И поведение этих агентов определяется не тем, что они способны посчитать, а тем, что им удалось увидеть в данный момент.
Эти предположения выдвигают следующие вопросы для эвристики, которая смогла бы предсказать или объяснить поведение в данных условиях: "Как бы повел себя импульсивный агент?", "Какой способ действий наиболее подходит для данной ситуации?" Ответы на данные вопросы часто указывают на суждения по поводу способа действий, свойственного большинству людей. Более естественно в незнакомой ситуации, например, присоединиться к группе людей, бегущих в одном направлении, чем мчаться в противоположную сторону. Однако двухсистемный подход предполагает постановку и других вопросов: "Не вступает ли интуитивно привлекательное суждение или способ действий в конфликт с правилами, которые принял агент?" Если ответ положителен, то следующий вопрос должен быть таков: "Есть ли некая вероятность, что в данной ситуации соответствующее правило придет в голову вовремя, чтобы перебороть интуицию?" Такой тип анализа, очевидно, позволяет существовать различиям в поведении индивидов и групп. То, что является естественным и интуитивным в данной ситуации, не одинаково для каждого: разный культурный опыт поддерживает различные интуитивные суждения о смысле ситуации, и, по мере накопления навыков, новые паттерны поведения становятся интуитивными. Даже учитывая эти сложности, схематично представленный здесь подход к пониманию и предсказанию поведения является довольно простым для понимания и применения, позволяя выдвигать гипотезы, в целом, правдоподобные и в чем-то удивительные. Этот подход опирается на интеллектуальную традицию в психологии, делающую упор на "власть ситуации" (the power of the situation) [94].
Данное исследование развивает несколько тем со следующим содержанием: интуиция и размышление являются альтернативными способами решения проблем; интуиция похожа на восприятие; иногда люди вместо ответа на сложные вопросы выбирают вопросы более простые; процесс обработки информации часто происходит поверхностно, категории представлены прототипами. Все эти характеристики когнитивной системы в той или иной форме существовали в нашем сознании, когда мы начали с Амосом Тверски исследование в 1969 году, и большинство из них гораздо раньше появились в голове у Герберта Саймона. Однако роль эмоций в формировании суждений и принятии решений привлекла меньшее внимание в настоящем исследовании, чем перед началом когнитивной революции в психологии в 1950-х. Современные разработки восстановили центральную роль эмоций, которая была включена в изложенные здесь представления об интуиции. Полученные данные, касающиеся роли оптимизма в принятии риска, влияния эмоций на весовые значения аспектов решений, роли страха в предвидении ущерба и роли приятия или неприятия в предсказании развития ситуаций, существенны: все они означают, что традиционное разведение представлений и предпочтений при анализе принятия решений психологически нереалистично.
Включение психологии здравого смысла и интуиции в модель экономического агента станет серьезным вызовом, особенно для формальных теоретиков. Однако вдохновляет то, что первая волна такого включения психологии в экономическую теорию появилась более 20 лет назад и прошла довольно успешно.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Agnoli F. Development of judgmental heuristics and logical reasoning: Training counteracts the representativeness Heuristic // Cognitive Development, April-June 1991, 6(2), pp. 195 - 217.
2. Agnoli, Franca and Krantz, David H. "Suppressing Natural Heuristics by Formal Instruction: The Case of the Conjunction Fallacy". Cognitive Psychology, October 1989, 27(4), pp. 515 - 550.
3. Alevy, Jonathan E.; List, John A. and Aclamowicz, Wiktor. "More is Less: Preference Reversals and Non-Market Valuations". Working paper, University of Maryland, 2003.
стр. 23
4. Ariely, Dan. "Seeing Sets: Representation by Statistical Properties". Psychological Science, March 2001, 72(2), pp. 157 - 162.
5. Ariely, Dan and Loewenstein, George. "When Does Duration Matter in Judgment and Decision Making?" Journal of Experimental Psychology: General, December 2000, 729(4), pp. 508 - 523.
6. Arrow, Kenneth J. "Risk Perception in Psychology and Economics". Economic Inquiry. January 1982, 20(1), pp. 1 - 9.
7. Barber, Brad M. and Odean, Terrance. "Trading is Hazardous to Your Wealth: The Common Stock Investment Performance of Individual Investors". Journal of Finance, April 2000, 55(2), pp. 773 - 806.
8. Barberis, Nicholas; Huang, Ming and Thaler, Richard H. "Individual Preferences, Monetary Gambles and the Equity Premium". National Bureau of Economic Research (Cambridge, MA) Working Paper No. W9997, May 2003.
9. Bargh, John A. "The Automaticity of Everyday Life," in Robert S. Wyer, Jr., ed., The automaticity of everyday life: Advances in social cognition, Vol. 10. Mahwah, NJ: Erlbaum, 1997, pp. 1 - 61.
10. Benartzi, Shlomo and Thaler, Richard H. "Myopic Loss Aversion and the Equity Premium Puzzle". Quarterly Journal of Economics, February 1995, 110 (1), pp. 73 - 92.
11. Benartzi, Shlomo and Thaler, Richard H. "Risk Aversion or Myopia? Choices in Repeated Gambles and Retirement Investments". Management Science, March 1999, 47(3), pp. 364 - 381.
12. Benartzi, Shlomo and Thaler, Richard H. "Naive Diversification Strategies in Defined Contribution Saving Plans". American Economic Review, March 2001, 91(1), pp. 79 - 98.
13. Bernoulli, Daniel. "Exposition of a New Theory on the Measurement of Risk". Econometrica. January 1954, 22(1), pp. 23 - 36. (Original work published 1738.)
14. Bless, Herbert; Clore, Gerald L.; Schwarz, Norbert; Golisano, Verana; Rabe, Christian and Wolk, Marcus. "Mood and the Use of Scripts: Does a Happy Mood Really Lead to Mindlessness?" Journal of Personality and Social Psychology, October 1996, 71 (4), pp. 665 - 679.
15. Bodenhausen, Galen V. "Stereotypes as Judgmental Heuristics: Evidence of Circadian Variations in Discrimination". Psychological Science, September 1990, 1(5), pp. 319 - 322.
16. Bruner, Jerome S. and Minturn, A. Leigh. "Perceptual Identification and Perceptual Organization". Journal of General Psychology, July 1955, 53, pp. 21 - 28.
17. Camerer, Colin F. and Hogarth, Robin M. "The Effect of Financial Incentives". Journal of Risk and Uncertainty, December 1999, 79(1 - 3), pp. 7 - 42.
18. Camerer, Colin F.: Loewenstein, George and Rabin, Matthew, eds. Advances in behavioral economics. Princeton, NJ: Princeton University Press (forthcoming).
19. Carson, Richard T. "Contingent Valuation Surveys and Tests of Insensitivity to Scope," in R. J. Kopp, W. W. Pommerhene, and N. Schwartz, eds. Determining the value of non-marketed goods: Economic, psychological, and policy relevant aspects of contingent valuation methods. Boston, MA: Kluwer, 1997, pp. 127 - 163.
20. Chaiken, Shelly and Trope, Yaacov, eds. Dual-process theories in social psychology. New York: Guilford Press, 1999.
21. Chapman, Gretchen B. and Johnson, Eric J. "Incorporating the Irrelevant: Anchors in Judgments of Belief and Value," in Thomas Gilovich, Dale Griffin, and Daniel Kahneman, eds. Heuristics and biases: The psychology of intuitive thought. New York: Cambridge University Press, 2002, pp. 120 - 138.
22. Choi, James J.; Laibson, David; Madrian, Brigitte and Metrick, Andrew. "Defined Contribution Pensions: Plan Rules, Participant Decisions and the Path of Least Resistance," in James M. Poterba, ed. Tax policy and the economy, Vol. 16. Cambridge, MA: MIT Press, 2002, pp. 67 - 113.
23. Chong, Sang-Chul and Treisman, Anne. "Representation of Statistical Properties". Vision Research, February 2003, 43(4), pp. 393 - 404.
24. Cohen, David and Knetsch, Jack L. "Judicial Choice and Disparities Between Measures of Economic Value". Osgoode Hall Law Review, 1992, 30(3), pp. 737 - 770.
25. Cosmides, Leda and Tooby, John. "Are Humans Good Intuitive Statisticians After All? Rethinking Some Conclusions From the Literature on Judgment and Uncertainty". Cognition, January 1996, 58(1), pp. 1 - 73.
26. De Bondt, Werner F. M. and Thaler, Richard H. "Does the Stock Market Overreact?" Journal of Finance, July 1985, 40(3), pp. 793 - 808.
27. Desvousges, William H.; Johnson, F. Reed; Dunford, Richard W.; Hudson, Sara P.; Wilson, K. Nichole and Boyle, Kevin J. "Measuring Natural Resource Damages with Contingent Valuation: Tests of Validity and Reliability," in Jerry A. Hausman, ed. Contingent valuation: A critical assessment. Amsterdam: North-Holland, 1993, pp. 91 - 164.
28. Diamond. Peter A. "A Framework for Social Security Analysis". Journal of Public Economics, December 1977, 8 (3), pp. 275 - 298.
29. Diamond. Peter A. "Testing the Internal Consistency of Contingent Valuation Surveys". Journal of Environmental Economics and Management May 1996, 30(3), pp. 155 - 73.
30. Elster, Jon. "Emotions and Economic Theory". Journal of Economic Literature, March 1998, 26(1), pp. 47 - 74.
31. Epstein, Seymour. "Cognitive-Experiential Sell-Theory of Personality," in Theodore Millon and Melvin J. Lerner, eds. Comprehensive handbook of psychology, volume 5: Personality and social psychology. Hoboken, NJ: Wiley & Sons, 2003, pp. 159 - 184.
32. Evans, Jonathan St. B.T.; Handley, Simon J.; Over, David E. and Perham, Nicholas. "Background Beliefs in Bayesian Inference". Memory and Cognition, March 2002, 30(2), pp. 179 - 190.
33. Finucane, Melissa L.; Alhakami, AH; Slovic, Paul and Johnson, Stephen M. "The Affect Heuristic in Judgments of Risks and Benefits". Journal of Behavioral Decision Making, January/March 2000, 13(1), pp. 1 - 17.
стр. 24
34. Fiske, Susan T. "Stereotyping, Prejudice, and Discrimination", in Daniel T. Gilbert, Susan T. Fiske, and Gardner Lindzey, eds. The handbook of social psychology, 4th Ed., Vol. 1. New York: McGraw-Hill, 1998, pp. 357 - 411.
35. Frederick, Shane W. and Fischhoff, Baruch. "Scope (In)sensitivity in Elicited Valuations". Risk, Decision, and Policy, August 1998, 3(2), pp. 109 - 123.
36. Fredrickson, Barbara L. and Kahneman, Daniel. "Duration Neglect in Retrospective Evaluations of Affective Episodes". Journal of Personality and Social Psychology, July 1993, 65(1), pp. 45 - 55.
37. Gawande, Atul. Complications: A surgeon's notes on an imperfect science. New York: Metropolitan Books, 2002.
38. Genesove, David and Mayer, Christopher J. "Loss Aversion and Seller Behavior: Evidence from the Housing Market". Quarterly Journal of Economics. November 2001, 116(4), pp. 1233 - 1260.
39. Gigerenzer, Gerd; Swutink, Zeno; Porter, Theodore; Daston, Lorraine; Beatty, John and Kruger, Lorenz. The empire of chance: How probability changed science and everyday life. Cambridge: Cambridge University Press, 1989.
40. Gilbert, Daniel T. "Thinking Lightly About Others: Automatic Components of the Social Inference Process," in James S. Uleman and John A. Bargh, eds. Unintended thought. Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall, 1989, pp. 189 - 211.
41. Gilbert, Daniel T. "How Mental Systems Believe". American Psychologist, February 1991, 46(2), pp. 107 - 119.
42. Gilbert, Daniel T. "Inferential Correction", in Thomas Gilovich, Dale Griffin, and Daniel Kahneman, eds. Heuristics and biases: The psychology of intuitive thought. New York: Cambridge University Press, 2002, pp. 167 - 184.
43. Grether, David M. "Recent Psychological Studies of Behavior Under Uncertainty". American Economic Review, May 1978 (Papers and Proceedings), 68(2), pp. 70 - 74.
44. Higgins, E. Tory. "Knowledge Activation: Accessibility, Applicability, and Salience", in E. Tory Higgins and Arie W. Kruglanski, eds. Social psychology: Handbook of basic principles. New York: Guilford Press, 1996, pp. 133 - 168.
45. Hsee, Christopher K. "The Evaluability Hypothesis: An Explanation of Preference Reversals Between Joint and Separate Evaluations of Alternatives". Organizational Behavior and Human Decision Processes, September 1996, 67(3), pp. 247 - 257.
46. Hsee, Christopher K. "Less is Better: When Low-Value Options are Valued More Highly Than High-Value Options". Journal of Behavioral Decision Making, June 1998, 11(2), pp. 107 - 121.
47. Isen, Alice M.; Nygren, Thomas E. and Ashby, F. Gregory. "Influence of Positive Affect on the Subjective Utility of Gains and Losses: It is Just Not Worth the Risk". Journal of Personality and Social Psychology, November 1988, 55(5), pp. 710 - 717.
48. Johnson, Eric J. and Goldstein, Daniel G. "Do Defaults Save Lives?" Working paper, Center for Decision Sciences, Columbia University, 2003.
49. Johnson, Eric J.; Hershey, John; Meszaros, Jacqueline and Kunreuther, Howard. "Framing, Probability Distortions, and Insurance Decisions". Journal of Risk and Uncertainty, August 1993, 7(1), pp. 35 - 51.
50. Kahneman, Daniel. "Comment", in Ronald O. Cummings. David S. Brookshire, and William D. Schultze. eds. Valuing environmental goods. Totowa, NJ: Rowman and Allenheld, 1986, pp. 185 - 193.
51. Kahneman, Daniel. "New Challenges to the Rationality Assumption". Journal of Institutional and Theoretical Economics, March 1994, 150(1), pp. 18 - 36.
52. Kahneman, Daniel. "Evaluation by Moments: Past and Future", in Daniel Kahneman and Amos Tversky, eds. Choices, values, and frames. New York: Cambridge University Press, 2000a, pp. 693 - 708.
53. Kahneman, Daniel. "Experienced Utility and Objective Happiness: A Moment-Based Approach", in Daniel Kahneman and Amos Tversky, eds. Choices, values, and frames. New York: Cambridge University Press, 2000b, pp. 673 - 692.
54. Kahneman, Daniel. "A Psychological Perspective on Economics". American Economic Review, May 2003a (Papers and Proceedings), 93(2), pp. 162 - 168.
55. Kahneman, Daniel. "A Perspective on Judgment and Choice: Mapping Bounded Rationality". American Psychologist, September 2003b, 56(9), pp. 697 - 720.
56. Kahneman, Daniel and Frederick, Shane. "Representativeness Revisited: Attribute Substitution in Intuitive Judgment", in Thomas Gilovich, Dale Griffin, and Daniel Kahneman, eds. Heuristics and biases: The psychology of intuitive thought. New York: Cambridge University Press, 2002, pp. 49 - 81.
57. Kahneman, Daniel; Fredrickson, Barbara L.; Schreiber, Charles A. and Redelmeier, Donald A. "When More Pain is Preferred to Less: Adding a Better End". Psychological Science, November 1993, 4(6), pp. 401 - 405.
58. Kahneman, Daniel; Knetsch, Jack and Thaler, Richard. "Fairness as a Constraint on Profit-seeking: Entitlements in the Market". American Economic Review, September 1986, 76(4), pp. 728 - 41.
59. Kahneman, Daniel; Knetsch, Jack and Thaler, Richard. "Experimental Tests of the Endowment Effect and the Coase Theorem". Journal of Political Economy, December 1990, 98(6), pp. 1325 - 1348.
60. Kahneman, Daniel; Knetsch, Jack and Thaler, Richard. "The Endowment Effect, Loss Aversion, and Status Quo Bias: Anomalies". Journal of Economic Perspectives, Winter 1991, 5(1), pp. 193 - 206.
61. Kahneman, Daniel and Lovallo, Daniel. "Timid Choices and Bold Forecasts: A Cognitive Perspective on Risk Taking". Management Science, January 1993, 39 (1), pp. 17 - 31.
62. Kahneman, Daniel; Ritov, liana and Schkade, David. "Economic Preferences or Attitude Expressions? An Analysis of Dollar Responses to Public Issues". Journal
стр. 25
of Risk and Uncertainty; December 1999, 19 (1 - 3), pp. 203 - 235.
63. Kahneman, Daniel; Slovic, Paul and Tversky, Amos, eds. Judgment under uncertainty: Heuristics and biases. New York: Cambridge University Press, 1982.
64. Kahneman, Daniel and Tversky, Amos. "On the Psychology of Prediction". Psychological Review, July 1973, 80(4), pp. 237 - 251.
65. Kahneman, Daniel and Tversky, Amos. "Prospect Theory: An Analysis of Decisions Under Risk". Econometrica, March 1979,47(2), pp. 263 - 91.
66. Kahneman, Daniel and Tversky, Amos, eds. Choices, values, and frames. NewYork: Cambridge University Press, 2000.
67. Kahneman, Daniel; Wakker, Peter P. and Sarin, Rakesh. "Back to Bentham? Explorations of Experienced Utility". Quarterly Journal of Economics, May 1997, 112(2), pp. 375 - 405.
68. Keren, Gideon and Wagenaar, Willem A. "Violations of Utility Theory in Unique and Repeated Gambles". Journal of Experimental Psychology: Learning, Memory, and Cognition, July 1987, 13(3), pp. 387 - 391.
69. Klein, Gary. Sources of power: How people make decisions. Cambridge, MA: MIT Press, 1998.
70. Klein, Gary. Intuition at work: Why developing your gut instincts will make you better at what you do. New York: Doubleday, 2003.
71. Koehler, Jonathan Jay. "The Base-Rate Fallacy Reconsidered: Descriptive, Normative, and Methodological Challenges". Behavioral and Brain Sciences, March 1996, 19, pp. 1 - 53.
72. Kopp, Raymond. "Why Existence Value Should be Used in Cost-Benefit Analysis". Journal of Policy Analysis and Management, Winter 1992, 11(1), pp. 123 - 130.
73. Kunreuther, Howard. "The Changing Societal Consequences of Risks From Natural Hazards". Annals of the American Academy of Political and Social Science, May 1979, 443(443), pp. 104 - 116.
74. Langer, Ellen J.; Blank, Arthur and Chanowitz, Benzion. "The Mindlessness of Ostensibly Thoughtful Action: The Role of 'Placebic' Information in Interpersonal Interaction Journal of Personality and Social Psychology", June 1978, 56(6), pp. 635 - 642.
75. Le Doux, Joseph E. "Emotion Circuits in the Brain". Annual Review of Neuroscience, March 2000, 23, pp. 155 - 184.
76. Lerner, Jennifer S. and Tetlock, Philip K. "Ac counting for the Effects of Accountability". Psychological Bulletin, March 1999, 125(2), pp. 255 - 275.
77. List, John A. "Preference Reversals of a Different Kind: The 'More Is Less' Phenomenon". American Economic Review, December 2002, 92(5), pp. 1636 - 1643.
78. List, John A. "Does Market Experience Eliminate Market Anomalies?" Quarterly Journal of Economics, February 2003a, 118(1), pp. 47 - 71.
79. List, John A. "Neoclassical Theory Versus Prospect Theory: Evidence From the Marketplace". National Bureau of Economic Research (Cambridge, MA) Working Paper No. W9736, 2003b; Econometrica, 2004 (forthcoming).
80. Loewenstein, George. "Out of Control: Visceral Influences on Behavior". Organizational Behavior and Human Decision Processes, March 1996, 65(3), pp. 272 - 292.
81. Loewenstein, George. "Emotions in Economic Theory and Economic Behavior". American Economic Review, May 2000 (Papers and Proceedings), 90(2), pp. 426 - 432.
82. Loewenstein, George; Weber, Elke U.; Hsee, Christopher K. and Welch, N. "Risk as Feelings". Psychological Bulletin, March 2001, 127(2), pp. 267 - 286.
83. Luce, R. Duncan; Krantz, David H.; Suppes, Patrick and Tversky, Amos. Foundations of measurement, volume 3: Representation, axiomatization, and invariance. San Diego, CA: Academic Press, 1990.
84. Madrian, Brigitte and Shea, Dennis. "The Power of Suggestion: Inertia in 401(k) Participation and Savings Behavior". Quarterly Journal of Economics, November 2001. 116(4), pp. 1149 - 1187.
85. Mellers, Barbara. "Choice and the Relative Pleasure of Consequences". Psychological Bulletin, November 2000, 126(6), pp. 910 - 924.
86. Nisbelt, Richard E.; Krantz, David H.; Jepson, Christopher and Kunda, Ziva. "The Use oi Statistical Heuristics in Everyday Inductive Reasoning". Psychological Review, October 1983, 90(4), pp. 339 - 363.
87. Pashler, Harold E. The psychology of attention. Cambridge, MA: MIT Press, 1998.
88. Posner, Michael I. andKeele, Stephen W. "On the Genesis of Abstract Ideas". Journal of Experimental Psychology. Pt. 1, 1968, 77(3), pp. 353 - 363.
89. Rabin, Matthew. "Inference by Believers in the Law of Small Numbers". Quarterly Journal of Economics, August 2002, 17(3), pp. 775 - 816.
90. Read, Daniel; Loewenstein, George and Rabin, Matthew. "Choice Bracketing". Journal of Risk and Uncertainty, December 1999, 79(1 - 3), pp. 171 - 197.
91. Redelmeier, Donald A. and Kahneman, Daniel. "Patients' Memories of Painful Medical Treatments: Realtime and Retrospective Evaluations of Two Minimally Invasive Procedures". Pain, July 1996, 66(1), pp. 3 - 8.
92. Redelmeier, Donald A.; Katz, Joel and Kahneman, Daniel. "Memories of Colonoscopy: A Randomized Trial". Pain, July 2003, 704(1 - 2), pp. 187 - 194.
93. Rosch. Eleanor and Mervis, Carolyn B. "Family Resemblances: Studies in the Internal Structure of Categories". Cognitive Psychology, October 1975, 7(4), pp. 573 - 605.
94. Ross, Lee and Nisbett, Richard E. The person and the situation. New York: McGraw-Hill, 1991.
95. Rottenstreich, Yuval and Hsee, Christopher K. "Money, Kisses and Electric Shocks: On the Affective Psychology of Risk". Psychological Science, May 2001, 72(3), pp. 185 - 190.
96. Rozin, Paul and Nemeroff, Carol. "Sympathetic Magical Thinking: The Contagion and Similarity Heuristics", in Thomas Gilovich, Dale Griffin, and Daniel
стр. 26
Kahneman, eds., Heuristics and biases: The psychology of intuitive thought. New York: Cambridge University Press, 2002, pp. 201 - 216.
97. Samuelson, William and Zeckhauser, Richard. "Status Quo Bias in Decision Making". Journal of Risk and Uncertainty, March 1988, 7(1), pp. 7 - 59.
98. Schelling, Thomas O. Choice and consequence: Perspectives of an errant economist. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1984.
99. Schreiber, Charles A. and Kahneman, Daniel. "Determinants of the Remembered Utility of Aversive Sounds". Journal, of Experimental Psychology: General, March 2000, 129(1), pp. 27 - 42.
100. Shafir, Eldar and Le Boeuf, Robyn A. "Rationality". Annual Review of Psychology, February 2002, 55(1), pp. 419 - 517.
101. Shiller, Robert J. Irrational exuberance. Princeton, NJ: Princeton University Press, 2000.
102. Shleifer, Andrei. Inefficient markets: An introduction to behavioral finance. New York: Oxford University Press, 2000.
103. Simon, Herbert A. "A Behavioral Model of Rational Choice". Quarterly Journal of Economics, February 1955, 69(1), pp. 99 - 118.
104. Simon, Herbert A. "Information Processing Models of Cognition". Annual Review of Psychology, February 1979, 30, pp. 363 - 396.
105. Simon, Herbert A. and Chase, William G. "Skill in Chess". American Scientist, July 1973 67(4), pp. 394 - 403.
106. Sloman, Steven A. "Two Systems of Reasoning", in Thomas Gilovich, Dale Griffin, and Daniel Kahneman, eds. Heuristics and biases: The psychology of intuitive thought. New York: Cambridge University Press, 2002, pp. 379 - 396.
107. Slovic, Paul; Finucane, Melissa; Peters, Ellen and MacGregor, Donald G. "The Affect Heuristic", in Thomas Gilovich, Dale Griffin, and Daniel Kahneman, eds. Heuristics and biases: The psychology of intuitive thought. New York: Cambridge University Press, 2002, pp. 397 - 420.
108. Stanovich, Keith E. and West, Richard F. "Individual Differences in Reasoning: Implications for the Rationality Debate?" Behavioral and Brain Sciences, October 2000, 23 (5), pp. 645 - 665.
109. Stanovich, Keith E. and West, Richard F. "Individual Differences in Reasoning: Implications for the Rationality Debate?" in Thomas Gilovich. Dale Griffin, and Daniel Kahneman, eds. Heuristics and biases: The psychology of intuitive thought. New York: Cambridge University Press, 2002, pp. 421 - 440.
110. Strack, Fritz; Martin, Leonard and Schwarz. Norbert. "Priming and Communication: Social Determinants of Information Use in Judgments of Life Satisfaction". European Journal of Social Psychology, October-November 1988, 18(5), pp. 429 - 442.
111. Thaler, Richard H. "Toward a Positive Theory of Consumer Choice". Journal of Economic Behavior and Organization, March 1980, 1(1), pp. 36 - 90.
112. Thaler, Richard H. "Mental Accounting and Consumer Choice". Marketing Science, Summer 1985, 4(3), pp. 199 - 214.
113. Thaler, Richard H. Quasi rational economics. New York: Russell Sage Foundation, 1991.
114. Thaler, Richard H. The winner's curse: Paradoxes and anomalies of economic life. New York: Free Press, 1992.
115. Thaler, Richard H. "Mental Accounting Matters". Journal of Behavioral Decision Making, July 1999, 72(3), pp. 183 - 206.
116. Thaler, Richard H. "Toward a Positive Theory of Consumer Choice", in Daniel Kahneman and Amos Tversky, eds. Choices, values, and frames. New York: Cambridge University Press, 2000, pp. 268 - 287.
117. Tversky, Amos and Kahneman, Daniel. "Judgment under Uncertainty: Heuristics and Biases". Science, September 1974, 735(4157), pp. 1124 - 1131.
118. Tversky, Amos and Kahneman, Daniel. The Framing of Decisions and the Psychology of Choice". Science, January 1981, 277(4481), pp. 453 - 458.
119. Tversky, Amos and Kahneman, Daniel. "Extensional Versus Intuitive Reasoning: The Conjunction Fallacy in Probability Judgment". Psychological Review, October 1983, 90(4), pp. 293 - 315.
120. Tversky, Amos and Kahneman, Daniel. "Rational Choice and the Framing of Decisions". Journal of Business, October 1986, 59(4), pp. 5251 - 5278.
121. Tversky, Amos and Kahneman, Daniel. "Loss Aversion in Riskless Choice: A Reference-Dependent Model". Quarterly Journal of Economics, November 1991, 106(4), pp. 1039 - 1061.
122. Tversky, Amos and Kahneman, Daniel. "Advances in Prospect Theory: Cumulative Representation of Uncertainty". Journal of Risk and Uncertainty, October 1991, 5(4), pp. 297 - 323.
123. Tversky, Amos and Redelmeier, Donald A. "On the Framing of Multiple Prospects". Psychological Science, May 1992, 3(3), pp. 191 - 193.
124. Wilson, Timothy D. Strangers to ourselves: Discovering the adaptive unconscious. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2002.
125. Wilson, Timothy D. and Schooler, Jonathan W. "Thinking Too Much: Introspection Can Reduce the Quality of Preferences and Decisions". Journal of Personality and Social Psychology, February 1991, 60(2), pp. 181 - 192.
126. Zajonc, Robert B. "Emotions," in Daniel T. Gilbert, Susan T. Fiske, and Gardner Lindzey, eds. Handbook of social psychology. 4th Ed. Vol. 1. New York: Oxford University Press, 1998, pp. 591 - 632.
стр. 27
MAPS OF BOUNDED RATIONALITY: PHYCHOLOGY FOR BEHAVIOUR ECONOMICS
D. Kahneman
Princeton University, New Jersey, USA
Daniel Kahneman received the Nobel Prize in economics sciences in 2002, December 8, Stockholm, Sweden. This article is the edited version of his Nobel Prize lecture. The author comes back to the problems he has studied with the late Amos Tversky and to debates conducting for several decades already. The statement is based on worked out together with Shane Federik the quirkiness of human judgment.
стр. 28
Социальная психология. ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ МЕХАНИЗМЫ ПОВЕДЕНИЯ ЛИЧНОСТИ В УСЛОВИЯХ БЕЗРАБОТИЦЫ
Автор: А. Н. ДЁМИН
© 2006 г. А. Н. Дёмин
Кандидат психологических наук, доцент каф. социальной психологии и социологии управления Кубанского государственного университета, Краснодар
Механизм преодоления безработицы раскрывается через связи исходных и процессуальных (мотивационных, рефлексивных, социально-сетевых) характеристик личности с результатами преодоления. В эмпирическом исследовании установлены конкретные психологические и социально-демографические переменные, через которые реализуются механизмы преодоления безработицы. Выявлена динамика механизма преодоления. Разработан опросник "Самоорганизация в ситуации безработицы".
Ключевые слова: безработица, механизм преодоления, самоорганизация личности.
Современные интерпретации разнообразных кризисов личности позволяют заключить, что их преодоление является формой преобразовательной активности, которая реализуется во внутреннем и внешнем планах, направлена как на окружающие обстоятельства, так и на самого человека, включает мотивационные, волевые, рефлексивные, коммуникативные аспекты, зависит от сложившихся личностных образований и текущих взаимодействий личности с условиями жизнедеятельности [4, 11, 13, 15, 24, 26].
За рубежом преодоление безработицы как одного из кризисов личности рассматривается в рамках теории ожидаемой ценности [34], атрибутивных концепций [32, 33, 50], моделей совладающего поведения [18, 42]. В число наиболее острых проблем, встающих перед исследователями, входят соотношение устойчивых и ситуативных характеристик личности в преодолении безработицы, определение специфических для данной ситуации стратегий, способов, факторов преодоления, анализ их прогностической ценности.
Учитывая общетеоретические положения о кризисах личности, результаты зарубежных и отечественных исследований безработицы [8, 9, 18, 20, 22, 23, 33, 35, 38, 39, 40, 42, 50], мы выделяем три группы компонентов в структуре ее преодоления. Одну группу образуют исходные мотивационные, рефлексивные, социально-сетевые характеристики личности, с которыми она вступает в кризисную ситуацию. Другую группу составляют процессуальные характеристики, актуализирующиеся или формирующиеся у человека непосредственно в условиях безработицы (примером могут служить поиск работы и принятие соответствующих решений). В третью группу входят результирующие характеристики; они делятся на объективные (трудоустройство или иные варианты социальной мобильности) и субъективные (тот или иной уровень психологического благополучия) [18, 42, 47, 48].
Взаимодействие исходных и процессуальных характеристик личности с результирующими образует механизм преодоления безработицы. В нашей работе это взаимодействие ограничено содержанием и уровнем влияния на достигаемые результаты. Соответственно, механизм преодоления может быть как продуктивным (если приводит к социально и личностно приемлемым результатам), так и непродуктивным. В целом такое понимание соответствует мнению Л. И. Анцыферовой о том, что психологические механизмы - это "закрепившиеся в психологической организации личности функциональные способности реализации ее психической жизни, в результате чего меняется режим ее функционирования. Психологические механизмы являются механизмами реальных или мысленных преобразований взаимоотношений человека с обществом, с миром в целом" [2, 8].
Основная цель работы - изучить особенности влияния исходных и процессуальных характеристик личности на результаты преодоления безработицы в российских условиях, а также выявить динамику механизма преодоления.
Гипотеза исследования формулируется следующим образом: результаты преодоления безработицы зависят от особенностей мотивационных, рефлексивных, социально-сетевых характеристик личности, с которыми она вступает в кризис и проходит его; содержание механизма преодоле-
__ Исследование выполнено при финансовой поддержке Министерства образования РФ (грант Г02 - 1.7 - 399).
стр. 31
ния будет отличаться на разных стадиях безработицы.
Трудоустройство и сохранение психологического благополучия считаются основными критериями (результатами) преодоления безработицы [47]. Выделяются и другие критерии [18, 42], но в данном исследовании ограничимся двумя названными. При этом мы исходим из того, что трудоустройство - ведущий критерий, поскольку в обществе современного типа именно оплаченный труд является основой выживания человека.
Исходный мотивационный фактор преодоления операционализируется нами через (1) трудовые и жизненные ценности и (2) ожидания, планы, притязания в сфере занятости. Каждый из этих компонентов релевантен проблематике рынка труда. В то же время, их можно соотнести с инициативными и притязательными проявлениями активности личности [1, с. 20, 22].
Содержание исходного рефлексивного фактора конкретизируется через способы объяснения людьми результатов своего поведения и жизненных событий. Как показывают исследования Б. Вайнера [49], М. Селигмана [14] и ученых, реализующих их идеи при исследовании безработицы [32, 33, 50], способы объяснения успехов и неудач порождают определенные эмоциональные переживания и состояния, влияют на мотивацию достижения, облегчают преодоление трудностей или препятствуют этому. Еще один важный компонент рефлексивного фактора - общая самоэффективность, обозначающая веру человека в свою способность достигать цели и справляться с проблемами. Предположение о его значении для преодоления безработицы вытекает из идей социально-когнитивной теории А. Бандуры [30], исследований зарубежных авторов [38] и собственных исследований [8, 9]. Можно обратить внимание на то, что содержание рефлексивного фактора соответствует ответственно-саморегулятивным характеристикам активности (по К. А. Абульхановой [1, с. 29]). Абульханова полагает, что ответственность связана с гарантированием личностью достижения результатов своими силами [1, с. 20], а в саморегуляции происходит соотнесение внешних и внутренних условий активности, деление семантического пространства на зависящее и независящее от субъекта [1; с. 22].
Исходный социально-сетевой фактор преодоления безработицы включает несколько компонентов: ожидание поддержки в социальной сети; поиск такой поддержки; включенность в социальные обмены (материальные, информационные, эмоциональные) с родственниками, друзьями, коллегами, организациями, т.е. получение реальной поддержки. Известно, что особенности контактов и обменов влияют на поиск работы и решение более общих проблем социальной адаптации [16, 37, 46 и др.]. Содержание социально-сетевого фактора в общепсихологическом плане соотносится с коммуникативным аспектом психики [19], в социально-психологическом - с социальной компетентностью личности, в экономико-социологическом - с понятием укорененности экономического поведения в социальных отношениях [36].
Мотивационный, рефлексивный и социально-сетевой аспекты преодоления имеют конкретные процессуальные воплощения в ситуации кризиса, т.е. реализуются в текущих мыслях, оценках, действиях. На эти компоненты преодоления большое внимание обращают представители ситуационного подхода в психологии совладающего поведения [39, 43], отечественные исследователи процессов саморегуляции функциональных состояний и произвольной активности [12, 21, 25]. С нашей точки зрения, в совокупности эти мысли, оценки, действия образуют конкретное психологическое содержание процесса самоорганизации в индивидуальном кризисе занятости.
МЕТОДИКА
Проверка гипотезы о механизме преодоления безработицы осуществлялась в 2002 - 2003 гг. в рамках двух лонгитюдных схем, которые дополняют друг друга и в совокупности охватывают годичный интервал времени. В рамках первой схемы (извещение об увольнении - пребывание в ситуации безработицы в течение шести месяцев - трудоустройство или продолжение безработицы) изучался полный цикл преодоления. Опрашивались работники, получившие уведомление о сокращении (n = 57). Опрос проводился на территории двух предприятий Краснодара по согласованию с их администрацией, а также среди клиентов одного кадрового агентства, которые на момент обследования работали, но ожидали сокращения. Через шесть месяцев респонденты были опрошены повторно. Из 57 человек удалось встретиться с 49, из них 25 человек трудоустроились, а 24 остались безработными. Для последующего анализа были отобраны только те, кто опрашивался дважды. Средний возраст респондентов составил 38 лет, среди них было 84% женщин.
В рамках второй организационной схемы (пребывание в ситуации безработицы в течение шести месяцев - трудоустройство или продолжение безработицы по истечении еще шести месяцев) изучался неполный цикл преодоления. Здесь исходным факторам соответствуют те характеристики личности, с которыми она вступает в данную стадию кризиса. По своим временным параметрам вторая схема дополняет первую и в сочетании с ней позволяет анализировать процесс преодоления в годичном интервале.
стр. 32
Опрос в рамках второй схемы проводился в двух отделах Краснодарского городского центра занятости населения и на одной частной бирже труда. Средний срок безработицы респондентов составил около шести месяцев, большинство из них имели официальный статус безработного. Выборка квотировалась по полу, возрасту, образованию. При первом опросе анкеты заполнили 77 человек. Повторный опрос был проведен через шесть месяцев. Встречи согласовывались по телефону и проводились на дому у респондента или у него на работе. Из 77 человек оказались доступны 60, среди которых 23 человека трудоустроились, 37 по-прежнему не имели работы. Для последующего анализа мы оставили только тех респондентов, которые опрашивались дважды. Их средний возраст составил 41 год, среди них было 58% женщин.
Методики, отобранные для проведения первого опроса и нацеленные на измерение факторов преодоления безработицы, были сгруппированы в четыре блока.
В мотивационный блок вошли вопросы о трудовых и жизненных ценностях, планах на ближайший год (использовалась 5-балльная шкала для оценки намерений совершать те или иные действия, например, браться за любую работу, осваивать новую профессию и т.д.), притязаниях на заработную плату.
Рефлексивный блок составили:
- Опросник стиля объяснения ASQ (Attributional Style Questionnaire) М. Селигмана. Методика ASQ разработана и применяется для выявления стиля объяснения, свойственного личности. Она содержит 12 ситуаций из профессиональной и межличностной жизни, из которых шесть относятся к неудачам и шесть - к успехам личности. Всего по методике может быть вычислено 11 показателей, три из которых - суммарный негативный атрибутивный стиль, суммарный позитивный атрибутивный стиль, суммарный позитивный стиль минус суммарный негативный стиль - рассматриваются в качестве наиболее валидных и надежных в предсказании депрессии и других психосоциальных эффектов. Показатели первичной психометрической проверки русскоязычной версии ASQ свидетельствуют о возможности ее применения в научных исследованиях [10].
- Шкала общей самоэффективности Р. Шварцера и М. Ерусалема [28].
Социально-сетевой блок включал опросник ожидаемой социальной поддержки SSQSR (Social Support Questionnaire, Short Form) И. Сарасона, Б. Сарасон, Э. Ширин, Г. Пирса. Методика направлена на измерение помощи, ожидаемой личностью от членов своей социальной сети в трудных жизненных ситуациях. Авторы методики обнаружили, что лица с высоким уровнем ожидаемой помощи более точно и позитивно оценивают себя и других, используют более эффективные стратегии совладания и более успешны в межличностном плане. Если ожидаемую поддержку рассматривать в качестве проявления социального оптимизма или как особый аттитюд к членам социальной сети, то ее можно считать личностной характеристикой [44]. Полный вариант SSQ включает 27 вопросов, затрагивающих те или иные аспекты помощи и поддержки. При ответе на каждый вопрос сначала предлагается назвать не более девяти человек, на чью помощь опрашиваемый мог бы рассчитывать (например, при снятии стресса), а затем предлагается оценить удовлетворенность этой помощью в целом. В нашем исследовании мы сочли целесообразным воспользоваться краткой формой SSQ. Она включает шесть вопросов, имеет два итоговых показателя (как и полная версия): общее количество указанных членов сети и общую удовлетворенность полученной или получаемой помощью. Показатели первичной психометрической проверки русскоязычной версии SSQSR свидетельствуют о возможности ее применения в научных исследованиях [10].
В социально-сетевой блок также был включен вопрос о членстве в клубах, общественных объединениях, партиях (использовалась дихотомическая шкала: да - нет).
Социально-демографический блок составили вопросы о социальных, профессиональных, материальных, демографических характеристиках респондентов (трудовой стаж, род занятий, должность, имеющиеся материальные ресурсы, общий уровень материального положения в семье, состав семьи, пол, возраст, образование).
Анкета для повторного опроса включала:
Блок процессуальных факторов преодоления, который составил авторский опросник "Самоорганизация в ситуации безработицы" (ССБ).
Результирующий блок, в который вошли вопрос о статусе текущей занятости (шкала включала 4 позиции: работаю на постоянной основе; имею только временную работу; не работаю, но учусь на курсах переподготовки; нигде не работаю и не учусь), модифицированная шкала общей удовлетворенности жизнью [6] и шкала общей самоэффективности Р. Шварцера и М. Ерусалема.
Кроме этого, респонденты повторно заполняли опросник ожидаемой социальной поддержки (SSQSR).
При обработке собранных данных некоторые первичные шкальные оценки были переведены в производные показатели. Это касалось следующих переменных:
- планирование своей занятости на ближайший год (ответам "да" и "скорее, да" присваивалось значение "1", остальным ответам - "0");
стр. 33
- достигнутый статус занятости (наличие работы получило значение "1", отсутствие работы - значение "0");
- реальная помощь, полученная от других людей за последние три месяца (вычислялся индекс полученной помощи путем суммирования положительных ответов);
- показатели по шкалам ССБ вычислялись в форме средних значений.
Все остальные переменные анализировались в форме первичных шкальных оценок или в соответствии с требованиями использованных методик. При статистической обработке использовались t-критерий Стьюдента для долей и средних значений, непараметрический критерий Уилкоксона-Манна-Уитни, корреляционный и регрессионный анализы.
Отдельно остановимся на опроснике ССБ. В нем были реализованы авторские представления о структуре преодоления, включающей мотивационный, рефлексивный, социально-сетевой аспекты, с одной стороны, и направленности активности безработного на восстановление занятости, взаимодействие с организациями-посредниками на рынке труда или отказ от статуса наемного работника (домашнее хозяйствование, общественная активность и т.п.), с другой стороны. На первом этапе разработки опросника были сформулированы 33 суждения о мыслях, состояниях, способах поведения личности после потери работы. Использовались полученные ранее эмпирические данные о содержании индивидуальных проектов занятости безработных, путях решения ими проблем и способах поведения в сфере занятости [9]. В список также были включены два суждения из опросника Ч. Карвера (COPE Inventory, 1989) об использовании юмора и алкоголя при совладании с трудной ситуацией.
На втором этапе были опрошены 175 безработных (42% мужчин, средний возраст респондентов - 39 лет, средний срок безработицы - 5.1 месяца). Их просили ответить, как часто в данный период жизни у них бывают те или иные мысли, состояния, способы поведения (использовалась 4-балльная шкала).
На третьем этапе собранный массив эмпирических данных был подвергнут факторному анализу, что позволило уточнить теоретически ожидаемые шкалы. После определения их внутренней надежности было решено оставить четыре шкалы: продуманный поиск работы (6 пунктов; значение коэффициента α-Кронбаха - 0.70), расширение социальных связей (3 пункта; значение коэффициента α-Кронбаха - 0.66); ориентация на получение пособия (4 пункта; значение коэффициента α-Кронбаха - 0.57); ориентация на самозанятость и общественную деятельность, или альтернативная активность (3 пункта; значение коэффициента α-Кронбаха - 0.54). В опросник дополнительно были включены еще два показателя: хаотичный поиск работы ("думаю о том, что нужно зарабатывать любым способом, чтобы иметь хоть какой-то доход и быть занятым") и доступность помощи со стороны родственников ("получаю помощь и услуг со стороны родственников в таком объеме, что они позволяют справляться с проблемами"). В каждой шкале корреляции отдельных суждений с общим показателем по шкале оказались высоко значимыми (p ≤ 0.001).
Зарубежные авторы используют аналогичный инструментарий с близкими количественными характеристиками [39]. Поскольку выделенные шкалы упоминаются и другими исследователями в качестве стратегий и форм поведения безработных [20, 39,45], можно говорить о надежности их выделения.
На четвертом этапе определялась ретестовая надежность окончательных версий шкал. Для этого с интервалом четыре недели были опрошены 22 безработных. Для всех четырех шкал показатели надежности оказались высоко значимыми (p ≤ 0.002).
На пятом и шестом этапах проверялась критериальная и конструктная валидность опросника. Было выдвинуто предположение, что его показатели должны варьировать в зависимости от результата адаптации безработных и в зависимости от их социально-возрастного статуса. В первом случае сравнивались безработные, которые смогли трудоустроиться (n = 23; эти данные не использовались на предыдущих этапах), и безработные, которые не смогли этого сделать (n = 37). Во втором случае сравнивались взрослые безработные, которые не смогли трудоустроиться (n = 37), и выпускники вуза, которые остались безработными после окончания учебы (n = 28; эти данные также не использовались на предыдущих этапах). Все четыре шкалы подтвердили свою критериальную валидность (значения t-критерия Стьюдента значимы при p < 0.05).
При проверке конструктной валидности шкал "продуманный поиск работы" и "альтернативная активность" было выдвинуто предположение, что их показатели связаны с общей самоэффективностью личности, т.е. убеждением в своей способности решать проблемы (использовалась шкала Р. Шварцера и М. Ерусалема). Вычислялись коэффициенты корреляции на выборке, включавшей взрослых безработных и безработных выпускников (n = 58). Оказалось, что продуманный поиск работы и альтернативная активность значимо коррелируют с уровнем общей самоэффективности (p = 0.002 и p = 0.016 соответственно), т.е. гипотеза подтвердилась.
Конструктная валидность опросника проверялась также путем соотнесения его показателей с
стр. 34
Таблица 1. Значимые исходные характеристики респондентов в зависимости от достигнутого статуса занятости
Характеристики респондентов |
Значения характеристик респондентов |
Уровень значимости различий |
|
нашедших работу (n = 25) |
оставшихся безработными (n = 24) |
||
Общий стаж работы (среднее значение) |
14 |
22 |
0.005 |
Стаж работы на данном предприятии (среднее значение) |
10 |
18 |
0.012 |
Возраст (среднее значение) |
34 |
42 |
0.018 |
Наличие высшего образования, % |
52 |
21 |
0.032 |
Размер семьи (среднее значение) |
2.2 |
3 |
0.043 |
В течение ближайшего года планируют искать работу в другом месте по своей специальности, % |
63 |
33 |
0.041 |
В течение ближайшего года планируют участвовать в общественно-политических движениях, % |
16 |
0 |
0.047 |
В жизни важным является общественное признание, уважение окружающих (среднее значение) |
3.16 |
3.58 |
0.026 |
В жизни важным является материальная обеспеченность (среднее значение) |
3.6 |
3.9 |
0.027 |
Суммарный позитивный атрибутивный стиль (среднее значение) |
15.95 |
13.42 |
0.01 |
Таблица 2. Процессуальные характеристики респондентов в зависимости от достигнутого статуса занятости
Характеристики |
Средние значения характеристик респондентов |
Уровень значимости различий |
|
нашедших работу (n = 25) |
оставшихся безработными (n = 24) |
||
Продуманный поиск работы |
2.68 |
2.28 |
0.015 |
Расширение социальных связей |
1.77 |
2.06 |
0.13 |
Альтернативная активность |
1.13 |
1.21 |
0.51 |
Ориентация на получение пособия |
1.96 |
2.16 |
0.26 |
Хаотичный поиск работы |
2.52 |
2.79 |
0.35 |
Получение достаточной помощи от родственников |
2.12 |
2.13 |
0.99 |
показателями методики "Личностные факторы принятия решения" Т. В. Корниловой. Данная методика включает две шкалы: рациональность личности и готовность к риску. Было выдвинуто предположение, что эти характеристики связаны с особенностями самоорганизации человека в трудной ситуации. На выборке, включавшей 66 безработных (их данные на предыдущих этапах не использовались), было установлено, что рациональность личности значимо отрицательно коррелирует с показателем ориентации на пособие (r = -0.297, p < 0.01), а готовность к риску положительно связана с показателем продуманного поиска работы (r = 0.25, p < 0.05). Выявленные зависимости хорошо согласуются с мнением Т. В. Корниловой о том, что рациональность и готовность к риску связаны с представлением человека о себе как источнике дальнейших преобразований ситуаций неопределенности [17], и поэтому могут рассматриваться в качестве подтверждения конструктной валидности соответствующих шкал ССБ.
РЕЗУЛЬТАТЫ И ИХ ОБСУЖДЕНИЕ
Исследование механизма преодоления безработицы в рамках первой организационной схемы.
Поскольку трудоустройство является основной характеристикой преодоления безработицы, на первом этапе собранные данные анализировались по критерию трудоустройства. В ходе исследования была собрана достаточно подробная информация о демографических, социальных и экономических характеристиках участников исследования. Было установлено, что трудоустроившиеся респонденды и респонденты, оставшиеся безработными, существенно отличаются друг от друга по целому ряду переменных (табл. 1 и 2).
Различия по показателям стажа работы, возраста, наличия высшего образования подтверждают данные социологов и экономистов [5, 27] и отражают непсихологические факторы преодоления индивидуального кризиса занятости. К ним же относится размер семьи (чем он больше, тем меньше вероятность найти работу). Этот результат согласуется с данными, полученными ранее
стр. 35
на другой выборке безработных [8]. В целом его можно объяснить тем, что наличие семьи, т.е. необходимость заботиться еще о ком-то помимо себя, сковывает маневры безработного на современном российском рынке труда. В литературе имеется подтверждение данному выводу [27], однако таких исследований немного, поэтому вопрос нуждается в дополнительном изучении. В целом же, учитывая небольшие размеры сравниваемых групп, следует осторожно интерпретировать роль социально-демографических переменных.
В число значимых психологических факторов трудоустройства попали исходные мотивационные (планы, ценности) и рефлексивные (стиль объяснения) характеристики, а также одна процессуальная (продуманный поиск работы) характеристика. Если сравнить обобщенные образы успешных и неуспешных респондентов, то первые потенциально более мобильны и социально активны и при этом менее притязательны, более оптимистичны (успехи приписывают себе, рассматривают их как постоянные и универсальные). Они склонны к продумыванию своих действий и анализу возможностей во время кризиса. Представленная картина согласуется с результатами, полученными на других выборках российских безработных [5, 8], а также с результатами зарубежных исследований [18, 33, 34, 38, 46 и др.].
Среди психологических факторов трудоустройства в табл. 1 не приведены характеристики социально-сетевого блока, поскольку различия между группами оказались менее существенными. Трудоустроившиеся респонденты на начало кризиса имели более высокий размер субъективной сети (p = 0.11) и более высокую удовлетворенность помощью (p = 0.074). Эти показатели соответствуют теоретическим ожиданиям [44], но не являются значимыми. Через шесть месяцев после сокращения размер субъективной сети в группе трудоустроившихся уменьшился и стал таким же, как в группе "неуспешных" респондентов; удовлетворенность помощью и в той, и другой группе, уменьшившись, стала мало различимой (p = 0.34).
На втором этапе изучалась структура механизма преодоления безработицы. Чтобы выявить ее, сначала был проведен корреляционный анализ значимых исходных и процессуальных характеристик личности (выявленных по критерию трудоустройства), достигнутого статуса занятости, показателей общей удовлетворенности жизнью и общей самоэффективности во втором опросе. Если одна из соотносимых переменных была дихотомической, вычислялся коэффициент точечной би-сериальной корреляции; там, где обе соотносимые переменные были дихотомическими, использовался φ-коэффициент. Связи между остальными переменными вычислялись с помощью коэффициента линейной корреляции Пирсона. Затем был проведен множественный регрессионный анализ. Он позволяет строить модели, в которых оценивается мера направленного влияния каждой независимой переменной на определенный исход. Для результирующей переменной "статус занятости" использовался метод логистической регрессии, так как эта переменная дихотомическая. Для двух других результирующих переменных использовался метод линейного регрессионного анализа.
Анализ показал, что трудоустройство тесно связано с уровнем удовлетворенности жизнью (p = 0.003) и уровнем общей самоэффективности (p = 0.03) во втором опросе. Два упомянутых показателя психологического благополучия также связаны между собой (p = 0.001). Иными словами, взятые для анализа критерии преодоления образуют хорошо согласованный между собой комплекс переменных по истечении первых шести месяцев безработицы.
Как следует из рис. 1, все значимые характеристики личности, выделенные на первом этапе анализа, значимо коррелируют с достигнутым через полгода статусом занятости (p < 0.05) за исключением одной переменной - размера семьи.
Детерминирующее влияние на трудоустройство оказывает исходная рефлексивная характеристика личности - позитивный атрибутивный стиль (построенная регрессионная модель значима: χ2 = 33.312, p = 0.0001; значение коэффициента регрессии для рассматриваемой переменной: b = 0.466, p = 0.032). В зарубежных исследованиях традиционно обращают внимание на негативный атрибутивный стиль в структуре преодоления безработицы [32, 33, 34]. Наш результат позволяет увидеть роль не только депрессивных, но и позитивных (оптимистических) факторов в преодолении этой кризисной ситуации.
По результатам регрессионного анализа можно также говорить о достаточно высоком (на уровне тенденции) детерминирующем влиянии одной мотивационной (отсутствие ценности общественного признания) и одной процессуальной (продуманный поиск работы) характеристик личности на трудоустройство.
Показатель общей удовлетворенности жизнью связан исключительно с социально-демографическими характеристиками личности: общим стажем работы, стажем работы на данном предприятии, возрастом (все связи отрицательные), наличием высшего образования (связь положительная) и испытывает сильное детерминирующее влияние со стороны размера семьи (регрессионная модель значима: F = 2.075, p - 0.049; значение коэффициента регрессии для рассматриваемой переменной: (β = 0.368, p = 0.024). Роль семьи можно
стр. 36
Рис. 1. Структура механизма преодоления безработицы через шесть месяцев после увольнения с работы. - положительная корреляционная связь; - отрицательная корреляционная связь; → прямая положительная детерминация; 1 - наличие планов искать работу в другом месте; 2 - наличие планов участвовать в общественно-политических движениях; 3 - ценность общественного признания; 4 - ценность материальной обеспеченности; 5 - позитивный атрибутивный стиль; 6 - общий стаж работы; 7- стаж работы на данном предприятии; 8 - возраст; 9 - наличие высшего образования; 10 - размер семьи; 11 - продуманный поиск работы.
объяснить участием близких в обеспечении психологического комфорта и оказании поддержки в трудной ситуации. Более слабое детерминирующее влияние (на уровне тенденции) оказывают наличие высшего образования и небольшой стаж работы на данном предприятии.
Как показывают результаты анализа, общая удовлетворенность жизнью через шесть месяцев после увольнения прямо не связана с психологическими факторами (как исходными личностными, так и теми, которые характеризуют процесс самоорганизации). В большей степени она зависит от места человека в социальной структуре общества и структуре рынка труда. Психологические факторы, по-видимому, влияют на удовлетворенность жизнью опосредованно. Например, чем больше у респондентов стаж работы, тем вероятнее, что переживаемое обесценивание их опыта будет отрицательно влиять на удовлетворенность жизнью.
Еще один субъективный результат преодоления безработицы - общая самоэффективность личности, имеет значимую положительную корреляционную связь только с показателем процессуального фактора "продуманный поиск работы" (p < 0.01). Этот результат хорошо согласуется с идеями социально-когнитивной теории А. Бандуры [30]. Если человек пытается субъективно овладеть ситуацией через анализ возможностей, обобщение промежуточных результатов и т.д., то он чувствует уверенность в своих способностях решать проблемы и справляться с трудностями.
Поскольку регрессионная модель по данному критерию психологического благополучия оказалась незначимой (F - 1.52, p = 0.167), детерминирующие связи на рис. 1 не представлены.
Другой результат проведенного анализа состоит в том, что значимый процессуальный психологический фактор (продуманный поиск работы) не имеет сильных связей с выделенными исходными факторами преодоления за исключением одной социально-демографической переменной - наличия высшего образования. Это свидетельствует о специфичности той преобразовательной активности, которая разворачивается после возникновения кризисной ситуации и отражает процесс самоорганизации личности при взаимодействии с новыми жизненными обстоятельствами. В психо-
стр. 37
Таблица 3. Значимые исходные характеристики респондентов в зависимости от достигнутого статуса занятости
Исходные характеристики |
Значения характеристик респондентов |
Уровень значимости различий |
|
нашедших работу (n = 23) |
оставшихся безработными (n = 37) |
||
В течение ближайшего года планируют получать пособие, % |
22 |
63 |
0.003 |
При поиске и выборе работы важным является ее соответствие специальности (среднее значение по 3-балльной шкале) |
1.52 |
1.95 |
0.03 |
Суммарный негативный атрибутивный стиль (среднее значение) |
10.75 |
12.22 |
0.032 |
Членство в клубах, общественных объединениях, партиях, % |
26 |
3 |
0.001 |
логических и непсихологических интерпретациях самоорганизации указывается на то, что она является относительно автономным процессом формирования новообразований [25, 29 и др.].
Дополнительно было установлено, что помимо продуманного поиска работы с преодолением безработицы коррелирует такая переменная ССБ, как хаотичный поиск работы. Он отрицательно связан с итоговым уровнем общей удовлетворенности жизнью (r = -0.286, p < 0.05), т.е. импульсивные, непродуманные действия в кризисной ситуации понижают психологическое благополучие личности.
Исследование механизма преодоления безработицы в рамках второй организационной схемы.
Рассмотрим факторы преодоления безработицы на примере другой схемы: пребывание в ситуации безработицы в течение шести месяцев - трудоустройство или продолжение безработицы по истечении еще шести месяцев.
Сравнение исходных социально-экономических и демографических характеристик тех, кто к проведению второго опроса нашел работу, и тех, кто ее не нашел, показало, что между двумя группами нет значимых различий ни по одному показателю (пол, возраст, образование, стаж работы и т.п.). Это придает дополнительную дифференцирующую силу психологическим характеристикам.
Между трудоустроившимися и теми, кто остался безработным, не обнаружилось различий по многим параметрам мотивационного фактора. Исключение составили два показателя: намерение получать пособие в течение ближайшего года и ориентация при поиске и выборе работы на ее соответствие специальности (табл. 3).
Планы по поводу получения пособия входят в структуру социального иждивенчества [9], поэтому они вряд ли связаны с активным поиском и нахождением работы. Приверженность имеющейся специальности может рассматриваться в качестве барьера при поиске работы, если учесть нежелание людей обесценивать уже сделанные инвестиции в свою профессию и терпеть эмоциональные издержки при ее смене и неспособность увидеть альтернативные карьерные линии [31].
Среди рефлексивных характеристик различия были обнаружены по показателю негативного атрибутивного стиля.
Результаты сравнения исходных характеристик социально-сетевого фактора показали, что различия имеются только по параметру "членство в клубах, общественных объединениях и партиях". Интервью позволили установить, что речь идет о временном сотрудничестве с политическими партиями, членстве в профессиональных ассоциациях и спортивных клубах. Объяснить этот факт можно тем, что включенность в деятельность общественных организаций расширяет круг социальных контактов и, как следствие, формирует социальный оптимизм, создает предпосылки для получения дополнительной информации о рынке труда. Если речь идет о политических партиях, то сотрудничество с ними позволяет получить еще и дополнительный доход. По всей видимости, ориентация безработного на использование общественных ресурсов важна для его последующего трудоустройства - это согласуется с данными других авторов [18, 46].
Мы предположили, что малое количество социально-сетевых различий "на входе" может быть обусловлено временным фактором, поэтому был проведен дополнительный анализ. В группе трудоустроившихся средний размер "субъективной" помогающей сети во втором опросе почти не изменился, а в группе продолжающих оставаться без работы увеличился; при этом размеры "субъективных" сетей в обеих группах стали отличаться на статистически значимом уровне (p = 0.028).
Результаты, характеризующие динамику социально-сетевого фактора в данной организационной схеме, сопоставимы с динамикой аналогичного фактора, выявленного на выборке лиц, получивших уведомление о сокращении (первая организационная схема). Поскольку обе схемы охватывают в совокупности годичный интервал, мы можем составить более целостную картину о роли социально-сетевых характеристик личности в преодолении безработицы (рис. 2).
стр. 38
Как видно из рис. 2, у тех, кто трудоустроился, в первые полгода после увольнения вера в поддержку снижается, а в последующие полгода стабилизируется. У "неуспешных" респондентов она, напротив, сначала не изменяется, а по мере застревания в безработице начинает расти. Иными словами, эти люди начинают переоценивать возможную социальную поддержку и рассматривают общение как некоторую альтернативу поиску работы и трудоустройству. Не случайно между успешными и неуспешными безработными (в рамках второй схемы) существуют значимые различия по двум процессуальным характеристикам: расширение социальных связей и хаотичный поиск работы (табл. 4).
Различия по параметру "расширение социальных связей" можно проинтерпретировать следующим образом. Если неуспешные безработные изначально не включены в общественные объединения, обладают более низкими социальными ресурсами, то, оказавшись в трудной ситуации, они более активно ищут новые социальные связи. Однако подобные действия носят, по-видимому, компенсаторный характер, уводят от целенаправленного и продуктивного поиска работы и отражают специфику самоорганизации в ситуации безработицы.
Различия по параметру хаотичного поиска также хорошо объяснимы и дополняют результаты других авторов, изучавших стратегии совладания депривированных групп населения (безработных, новых бедных, мигрантов) [3] и адаптированность эмигрантов [7].
При изучении структуры механизма преодоления безработицы использовался алгоритм статистических процедур, аналогичный алгоритму, примененному в первой организационной схеме.
Корреляционный анализ показал, что через двенадцать месяцев после увольнения трудоустройство тесно связано с уровнем общей удовлетворенности жизнью (p = 0.001), но не связано с уровнем общей самоэффективности (p = 0.58), измеренными во втором опросе. При этом два показателя психологического благополучия связаны между собой только на уровне тенденции (p = 0.099). Эти результаты отличаются от тех, что были получены в рамках первой организационной схемы исследования. Поскольку разница между схемами состоит в длительности безработицы, мы можем сделать вывод о том, что по мере увеличения сроков пребывания в индивидуальном кризисе занятости происходит диссоциация критериев преодоления. Они перестают быть хорошо согласованной системой. Иными словами, трудоустройство не обязательно сопровождается сохранением или повышением уверенности в себе. Данный вывод согласуется с результатами других исследователей, обращающих внимание на негативные долгосрочные эффекты безработицы даже после нахождения работы [32, 33, 41, 47], и свидетельствует о возможных психологических издержках для личности при увеличении безработицы более шести месяцев.
Как следует из рис. 3, все значимые характеристики личности, выделенные на первом этапе анализа, значимо коррелируют с достигнутым через полгода статусом занятости (p ≤ 0.05): трудоустройство отрицательно связано с намерением получать пособие в течение ближайшего года, приверженностью своей специальности, негативным атрибутивным стилем и положительно свя-
Рис. 2. Динамика размеров "субъективных" помогающих сетей в течение года: трудоустроившиеся; - оставшиеся без работы.
Таблица 4. Процессуальные характеристики респондентов в зависимости от достигнутого статуса занятости
Процессуальные характеристики |
Средние значения характеристик респондентов |
Уровень значимости различий |
|
нашедших работу (n = 23) |
оставшихся безработными (n = 37) |
||
Продуманный поиск работы |
2.66 |
2.76 |
0.58 |
Расширение социальных связей |
1.91 |
2.31 |
0.039 |
Альтернативная активность |
1.32 |
1.2 |
0.29 |
Ориентация на получение пособия |
2.24 |
2.28 |
0.82 |
Хаотичный поиск работы |
2.23 |
3.05 |
0.004 |
Получение достаточной помощи от родственников |
2.18 |
2.14 |
0.89 |
стр. 39
Рис. 3. Структура механизма преодоления безработицы через двенадцать месяцев после увольнения с работы. - положительная корреляционная связь; - отрицательная корреляционная связь; → - прямая положительная детерминация; -→ - прямая отрицательная детерминация; 1 - наличие планов получать пособие; 2 - ценность работы по своей специальности; 3 - негативный атрибутивный стиль; 4 - членство в клубах, общественных объединениях, партиях; 5 - расширение социальных связей; 6 - хаотичный поиск работы.
зано с членством в клубах, общественных объединениях, партиях.
Непосредственное отрицательное влияние на трудоустройство оказывает одна исходная мотивационная характеристика личности - наличие планов получать пособие (построенная регрессионная модель значима: χ2 = 29.597, p = 0.0001; значение коэффициента регрессии для рассматриваемой переменной: b = -1.962, p = 0.018) и одна процессуальная характеристика - хаотичный поиск работы (значение коэффициента регрессии b = -0.924, p = 0.024).
Показатель общей удовлетворенности жизнью отрицательно связан с хаотичным поиском работы, что вполне закономерно, если учесть, что удовлетворенность является показателем продуктивности предпринимаемых личностью усилий. Отметим, что в первые полгода пребывания без работы психологические факторы не были связаны с рассматриваемым показателем.
На удовлетворенность жизнью сильное детерминирующее влияние оказывает членство в клубах, общественных объединениях (регрессионная модель значима: F = 2.94, p = 0.015; значение коэффициента регрессии для рассматриваемой переменной: β = -0.388, p = 0.006). Это можно объяснить возможностью получения безработным реальной социальной поддержки и избежания изоляции в трудной жизненной ситуации. Данный факт имеет большое значение для организации помощи длительно безработным.
Показатель общей самоэффективности личности отрицательно связан с негативным атрибутивным стилем и хаотичным поиском работы, что соответствует нашим теоретическим предположениям. Если человек оценивает неудачи как персонально обусловленные, постоянные во времени и универсальные, не имеет определенной линии поведения, то он вряд ли будет чувствовать уверенность в своих способностях решать проблемы и справляться с трудностями.
Регрессионная модель по критерию общей самоэффективности оказалась незначимой (F = 1.695, p = 0.141), поэтому мы не рассматриваем предикторы этого аспекта психологического благополучия личности.
Так же, как и в первой организационной схеме, во второй схеме получен интересный результат: процессуальные психологические факторы (в данном случае - расширение социальных связей и хаотичный поиск) не имеют сильных связей со значимыми исходными факторами преодоления. Отсутствие таких связей весьма знаменательно, оно подтверждает специфичность и относительную автономность процесса самоорганизации личности при попадании в кризис.
Особо скажем о негативной роли хаотичного поиска работы в преодолении кризиса. Если в первые полгода безработицы он отрицательно связан только с итоговым уровнем общей удовлетворенности жизнью, то во вторые полгода этот вид активности отрицательно коррелирует и с общей удовлетворенностью жизнью (r = -0.281, p < 0.05), и с общей самоэффективностью (r = -0.298, p < 0.05), и оказывает прямое отрицательное влияние на трудоустройство. Иными словами, импульсивные, непродуманные действия в кризис-
стр. 40
ной ситуации крайне нежелательны, особенно по мере застревания в кризисе.
ВЫВОДЫ
Эмпирическое исследование преодоления безработицы осуществлено в рамках двух организационных схем. Схемы дополняют друг друга, в совокупности охватывают годичный интервал времени и образуют факторно-динамическую модель преодоления безработицы.
В рамках первой организационной схемы (извещение об увольнении - пребывание в ситуации безработицы в течение шести месяцев - трудоустройство или продолжение безработицы) в механизме преодоления безработицы задействован сложный комплекс психологических и социально-демографических, исходных и процессуальных переменных, из которых наиболее сильное направленное влияние оказывают:
* на трудоустройство - позитивный атрибутивный стиль личности (исходная рефлексивная характеристика);
* на уровень общей удовлетворенности жизнью - размер семьи (исходная социально-демографическая характеристика).
По критерию общей самоэффективности надежный результат не получен.
Также отметим, что объективные и субъективные результаты преодоления образуют хорошо согласованный между собой комплекс переменных по истечении первых шести месяцев безработицы, но они детерминируются разными факторами. Это свидетельствует о внутренне противоречивом характере преодоления безработицы.
В рамках второй организационной схемы (пребывание в ситуации безработицы в течение шести месяцев - трудоустройство или продолжение безработицы по истечении еще шести месяцев) в механизме преодоления задействованы в основном психологические переменные. При этом наиболее сильное направленное влияние оказывают:
* на трудоустройство - отсутствие намерения получать пособие (исходная мотивационная характеристика), отсутствие склонности к хаотичному поиску работы (процессуальная рефлексивно-мотивационная характеристика);
* на уровень общей удовлетворенности жизнью - членство в клубах, общественных объединениях (исходная социально-сетевая характеристика).
По критерию общей самоэффективности у нас нет надежных оснований для выделения детерминирующих переменных.
По истечении года после потери работы объективные и субъективные результаты преодоления перестают быть согласованным комплексом переменных и детерминируются разными характеристиками личности. Этот результат объясняет, почему после длительной безработицы наблюдаются выраженные негативные эффекты последействия. Личности приходится прилагать дополнительные усилия для координации объективных и субъективных параметров своей жизненной ситуации.
Сопоставление механизмов преодоления безработицы в рамках двух организационных схем позволяет сделать заключение, что в первые полгода более значимы рефлексивные и социально-демографические характеристики личности. При этом исходные психологические факторы играют относительно более важную роль в преодолении кризиса по сравнению с процессуальными факторами. В течение последующих шести месяцев повышается значение мотивационных и социально-сетевых характеристик, психологические факторы становятся более значимыми, чем социально-демографические, а исходные и процессуальные факторы уравниваются в своем значении.
Как в первом, так и во втором полугодии после потери работы не зафиксировано сильных связей между значимыми исходными и процессуальными характеристиками личности. Это свидетельствует об актуализации непосредственно в кризисной ситуации специфических видов активности, влияющих на результаты ее преодоления. Динамика активностей отражает особенности самоорганизации личности. В первые полгода преодоление безработицы в большей степени зависит от конструктивных процессов (продуманный поиск работы), во вторые полгода - от отсутствия неконструктивных процессов (расширение социальных связей, хаотичный поиск работы) самоорганизации.
Таким образом, гипотеза эмпирического исследования подтвердилась. Выявлены содержание и уровень влияния исходных и процессуальных характеристик личности на результаты преодоления безработицы. Зафиксирована динамика механизма преодоления на разных стадиях кризисной ситуации.
В нашем исследовании личность предстает открытой функционально-динамической системой, реализующей свои потенции и самоорганизующейся в новых жизненных условиях. Обобщая, мы могли бы сказать, что преодоление безработицы в зрелом возрасте в значительной степени строится по "законам" психологических характеристик личности.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Абульханова К. А. Психология и сознание личности (Проблемы методологии, теории и исследования реальной личности): Избранные психологические труды. М.: Московский психолого-социаль-
стр. 41
ный институт; Воронеж: Издательство НПО "МОДЭК", 1999.
2. Анцыферова Л. И. Личность с позиций динамического подхода // Психология личности в социалистическом обществе: Личность и ее жизненный путь. М.: Наука, 1990. С. 7 - 17.
3. Балабанова Е. С. Типы стратегий совладания с жизненными трудностями // Кто и куда стремится вести Россию? Акторы макро-, мезо- и микроуровней современного трансформационного процесса. М.: МВШСЭН, 2001. С. 333 - 339.
4. Василюк Ф. Е. Психология переживания (анализ преодоления критических ситуаций). М.: Изд-во Моск. ун-та, 1984.
5. Гимпельсон В. Е. Уволенные работники на рынке труда: влияние локуса контроля на восстановление занятости // Социологический журнал. 1995. N 2. С. 123 - 140.
6. Головаха Е. И. Жизненная перспектива и профессиональное самоопределение молодежи. Киев: Наукова думка, 1988.
7. Десятникова Ю. М. Психологическое состояние старшеклассников при изменении социального окружения // Вопросы психологии. 1995. N 5. С. 18 - 25.
8. Дёмин А. Н. Достижение успеха в ситуации безработицы // Социологические исследования. 2002. N 10. С. 46 - 57.
9. Дёмин А. Н. Стратегии социальной адаптации российских безработных // Проблемы экономической психологии / Отв. ред. А. Л. Журавлев, А. Б. Купрейченко. М.: Изд-во "Институт психологии РАН", 2004. Т. 1. С. 304 - 332.
10. Дёмин А. Н., Кожевникова Е. Ю., Седых А. Б., Седых Б. Р. Психологическое профилирование на рынке труда. Краснодар: Кубан. гос. ун-т, 2003.
11. Джидарьян И. А. Категория активности и ее место в системе психологического знания // Категории материалистической диалектики в психологии. М.: Наука, 1988. С. 56 - 88.
12. Дикая Л. Г. Психическая саморегуляция функционального состояния человека (системно-деятельностный подход). М.: Изд-во "Институт психологии РАН", 2003.
13. Зеер Э. Ф. Психология профессий: Учеб. пособие для студентов вузов. М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2003.
14. Зелигман М. Как научиться оптимизму. М.: Вече, 1997.
15. Карцева Т. Б. Понятие жизненного события в психологии // Психология личности в социалистическом обществе: Личность и ее жизненный путь. М.: Наука, 1990. С. 88 - 101.
16. Козина И. Реструктурирование рынка труда и каналы мобильности // Занятость и поведение домохозяйств: адаптация к условиям переходной экономики России / Под ред. В. Кабалиной и С. Кларка. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1999. С. 172 - 200.
17. Корнилова Т. В. Психология риска и принятия решений. М.: Аспект Пресс, 2003.
18. Леана К., Фельдман Д. Как справиться с потерей работы. М.: Нива России, 1995.
19. Ломов Б. Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М.: Наука, 1984.
20. Михайлова Н. Б. Опыт психологического исследования ситуации безработицы //Психол. журн. 1998. Т. 19. N 6. С. 91 - 102.
21. Моросанова В. И. Личностные аспекты саморегуляции произвольной активности человека // Психол. журн. 2002. Т. 23. N 6. С. 5 - 17.
22. Муздыбаев К. Переживание времени в период кризисов // Психол. журн. 2000. Т. 21. N 4. С. 5 - 21.
23. Осницкий А. К., Чуйкова Т. С. Саморегуляция активности субъекта в ситуации потери работы // Вопросы психологии. 1999. N 1. С. 92 - 104.
24. Поливанова К. Н. Психология возрастных кризисов: Учеб. пособие для студ. высш. пед. учеб. заведений. М.: Издательский центр "Академия", 2000.
25. Прохоров А. О. Психология неравновесных состояний. М.: Изд-во "Институт психологии РАН", 1998.
26. Стамбулова Н. Б. Психология спортивной карьеры: Учеб. пособие. СПб: Издательство "Центр карьеры", 1999.
27. Тихонова Н. Е. Факторы социальной стратификации в условиях перехода к рыночной экономике. М.: РОССПЭН, 1999.
28. Шварцер Р., Ерусалем М., Ромек В. Русская версия шкалы общей самоэффективности Р. Шварцера и М. Ерусалема // Иностранная психология. 1996. N 7.
29. Югай Г. А. Общая теория жизни: (диалектика формирования). М.: Мысль, 1985.
30. Bandura A. Social cognitive theory of personality // Handbook of Personality. Theory and Research. 2-d ed./Ed. by L. A. Pervin, O. P. John. N.Y.: The Guilford press, 1999. P. 154 - 196.
31. Carson K.D., Carson P.P., Bedeian A.G. Development and construct validation of a career entrenchment measure // J. of Occupational & Organizational Psychol. 1995. V. 68. N 4. P. 301 - 320.
32. Darity W.Jr., Goldsmith A.H. Social psychology, unemployment and macroeconomics // J. of Economic Perspectives. 1996. V. 10. N 1. P. 121 - 140.
33. Darity W. Jr., Goldsmith A.H. Unemployment, social psychology, and unemployment hysteresis // J. of Post Keynesian Economics. 1993. V. 16. N 1. P. 55 - 73.
34. Feather N.T. Expectancy-value theory and unemployment effects // J. of Occupational & Organizational Psychol. 1992. V. 65. N 4. P. 315 - 340.
35. Fugate M., Kinicki A.J., Ashford B.E. Employability: A psycho-social construct, its dimensions, and applications// J. of Vocational Behavior. 2004. V. 65. N 1. P. 14 - 38.
36. Granovetter M. Economic action and social structure: the problem of embeddedness // Amer. J. of Sociol. 1985. V. 91. P. 481 - 510.
37. Granovetter M. Getting a job. A study of contacts and careers. Cambridge: Harv. Univ. Press., 1974.
38. Kanfer R., Wanberg C.R., Kantrowitz T.M. Job search and employment: a personality-motivational analysis
стр. 42
and meta-analitic review // J. of Applied Psychol. 2001. V. 86. N 5. P. 837 - 855.
39. Kinicki A.J., Latack J.C. Explication of the construct of coping with involuntary job loss // J. of Vocational Behavior. 1990. V. 36. N 3. P. 339 - 360.
40. Kinicki A.J., Prussia G.E., McKee F.M. A panel study of coping with involuntary job loss // Academy of Management Journal. 2000. V. 43. N 1. P. 90 - 100.
41. Latack J.C., Dozier J. After the ax falls: job loss and career transition // Academy of Managment Review. 1986. V. 11. N 2. P. 375 - 392.
42. Latack J.C., Kinicki A.J., Prussia G.E. An integrative process model of coping with job loss // Academy of Management Review. 1995. V. 20. N 2. P. 311 - 342.
43. Lazarus R.S., Folkman S. Stress, appraisal, and coping. N.Y.: Springer, 1984.
44. Pierce G.R., Sarason I.G., Sarason B.R. Coping and social support // Handbook of coping: theory, research, applications / Ed. by M. Zeidner and N.S. Endler. N.Y.: John Wiley & Sons, 1996. P. 434 - 451.
45. Rook K., Dooley D., Catalano R. Age differences in workers' efforts to cope with economic distress // The social context of coping /Ed. by J. Eckenrode. N.Y.: Plenum press, 1991. P. 79 - 105.
46. Wanberg C.R., Watt J.D., Rumsey D.J. Individuals without job: an empirical study of job-seeking behavior and reemployment // J. of Applied Psychol. 1996. V. 81. N 1. P. 76 - 87.
47. Warr P. Work, unemployment, and mental health. Oxford: Oxford university press, 1987.
48. Waters L.E. Coping with unemployment: a literature review and presentation of a new model // International Journal of Management Review. 2000. V. 2. N 2.
49. Weiner B. An attributional theory of achievement motivation and emotion // Psychological Review. 1985. V. 92. N 4. P. 548 - 573.
50. Winefield A.H., Tiggemann M., Winefield H.R. Unemployment distress, reasons for job loss and causal attributions for unemployment in young people // J. of Occupational & Organizational Psychol. 1992. V. 65. N 3. P. 213 - 218.
PSYCHOLOGICAL MECHANISMS OF PERSONALITY BEHAVIOR UNDER THE UNEMPLOYMENT CONDITIONS
A. N. Diomin
Ph.D, assistant professor of social psychology and sociology of management chair, Kuban State University, Krasnodar
Unemployment overcoming mechanism is revealed through relationships of primary and procedural motivational, reflexive, socionets personality traits with the results of overcoming. Concrete psychological and sociodemographic variables through which unemployment overcoming mechanisms are realized were determined in the empiric study. The overcoming mechanism dynamics are revealed. Questionnaire "Self-organization in unemployment situation" has been designed.
Key words: unemployment, overcoming mechanism, personality self-organization.
стр. 43
Социальная психология. ЧЕТЫРЕХСЛОЙНАЯ МОДЕЛЬ АФФЕКТИВНОЙ ПРЕДАННОСТИ РАБОТНИКОВ ОРГАНИЗАЦИИ: ОПЫТ ПРИМЕНЕНИЯ НА РОССИЙСКОЙ ВЫБОРКЕ
Автор: Б. Г. РЕБЗУЕВ
© 2006 г. Б. Г. Ребзуев
Кандидат психологических наук, доцент кафедры организационной психологии психолого-педагогического факультета Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена, Санкт-Петербург
Изучалась модель аффективной преданности, зарекомендовавшая себя не только хорошо валидизированным конструктом, но и важным, надежным предиктором абсентеизма, текучести, продуктивности и организационного гражданского поведения. Достоверность проверявшейся четырехслойной модели Райта и Рорбафа (2001) подтвердили результаты опроса 198 работников 10 государственных и частных организаций Санкт-Петербурга. Измерениями контекста работы, психологического климата, характеристик работы и трудового стимулирования объяснялось почти 50% дисперсии оценок аффективной преданности (R 2 = 0.48). Данные проверочных тестов показали, что полученная модель характеризуется хорошим качеством.
Ключевые слова: преданность организации, предпосылки преданности, четырехслойная модель аффективной преданности, структурное моделирование.
Одним из значений английского слова "commitment" является привязанность индивида к некоему образу действий, лицу или группе. Это явление изучалось социальными психологами на протяжении многих лет под разными названиями: сработанность, лояльность, кастовый дух [13], сплоченность [14], равновесие [26], сотрудничество и др. Словосочетание "organizational commitment" одним из первых употребил Барнард [6] в смысле устойчивой привязанности работников к своей компании как одного из измерений организационной эффективности. Синонимами этому понятию в русском языке являются приверженность, верность и преданность. В данной статье мы будем использовать в качестве переводного значения термина "organizational commitment" понятие "преданность организации", полнее всего передающее смысл, который в него вкладывается в большинстве работ в этой области1 .
Начало современным исследованиям преданности положила статья американского социолога Г. Беккера [8], посвященная анализу этого понятия. Он высказал идею, что привязанность к новому образу жизни не возникает внезапно, а выстраивается понемногу, постепенно и зачастую незаметно для самого человека через последовательность "попутных ставок" (side bets) или персональных решений, каждое из которых на первый взгляд не влечет за собой каких-либо важных или серьезных последствий. Например, люди могут привязываться к организациям, в которых они работают, через последовательность таких решений, как взносы в пенсионный фонд, согласие на повышение и более высокие уровни ответственности, покупка дома в кредит с учетом существующего дохода и т.д. Как объясняет Беккер, каждое из таких очевидно не связанных друг с другом решений подобно отдельным кирпичикам, из которых выстраивается стена; она вырастает настолько, что в один прекрасный день человеку становится понятно: ее невозможно перепрыгнуть - сформировалась привязанность, которую уже нелегко разрушить.
Работа Беккера заложила основу первой и наиболее ранней линии исследований в области преданности организации, носящей название социологической, поведенческой, или иррациональной. В таких исследованиях под преданностью в первую очередь понимается специфическое поведение, проявляющееся в том, что человек продолжает трудиться в своей организации, хотя объективно он мог бы себе найти более привлекательную работу. В качестве мотивирующей силы к такому образу действий рассматриваются различные "вложения", совершаемые человеком в процессе
1 В отечественной социально-психологической литературе "commitment" обычно переводится как "приверженность" (Р. Л. Кричевский, И. Р. Сушков и др.). Слово "преданность" не всегда подходит для перевода других устойчивых понятий (например, "goal commitment". Возможно, было бы целесообразнее сохранить этот термин для перевода близкого по смыслу, но иногда специально выделяемого понятия "loyalty" ("лояльность", "преданность"). - Прим. ред.
стр. 44
работы в организации, кумулятивная сила которых со временем начинает играть роль сдерживающего фактора в ситуациях, когда у него возникает намерение ее покинуть. Несмотря на несогласованность отдельных результатов, большинство полевых исследований подтвердило прогнозы, вытекающие из такой модели преданности (например, [4, 17, 30]). В 70 - 80-е гг. она неоднократно модифицировалась под влиянием теорий социального обмена, согласно которым мотивирующей силой, побуждающей человека оставаться в организации, является его стремление к позитивному балансу вознаграждений и затрат. Одной из известных модификаций является "модель вложений" [12, 27], которая проводит различие между удовлетворенностью и преданностью и прогнозирует более сильные связи между преданностью и текучестью, чем между удовлетворенностью и текучестью. Разболт и Фаррелл [12] рассматривают удовлетворенность как функцию позитивного баланса вознаграждений и затрат. В отличие от удовлетворенности, преданность является более сложной переменной, зависящей не только от баланса вознаграждений и затрат, но и от наличия привлекательного альтернативного места работы и величины прежних вложений.
Наиболее сильной стороной поведенческой линии исследований преданности является их способность объяснять и прогнозировать такую форму организационного поведения, как текучесть, или частоту увольнений работников из организации. Однако за постоянной работой человека в одной и той же организации может скрываться большее, нежели простое желание избежать серьезных материальных или иных потерь, связанных с уходом. Попытки отразить другую, "позитивную" сторону преданности привели к возникновению в 70-х гг. второй линии исследований, получившей название психологической, аттитюдинальной, или рациональной. В таких исследованиях под преданностью понимается позитивный аттитюд работника к организации. Исследователи отличают преданность организации от другого часто изучаемого аттитюда, удовлетворенности, по двум основаниям: целевому объекту и характеру. Объектом удовлетворенности является выполняемая работа, а преданности - организация. Если удовлетворенность является аттитюдом к объекту, то преданность - аттитюдом к специфическим действиям по отношению к организации. Согласно существующим представлениям, аттитюды к специфическим действиям (поведенческие намерения) теснее связаны с реальным поведением, чем аттитюды к объектам [1]. Это обстоятельство сыграло важную роль, поскольку определение преданности в позитивных терминах позволило расширить круг прогнозируемых форм организационного поведения по сравнению с поведенческим подходом, а ее определение в терминах поведенческих намерений - по сравнению с удовлетворенностью. В частности, в отличие от поведенческой преданности, на основе которой можно представить только текучесть, аттитюдинальная преданность позволяет прогнозировать все три формы уклоняющегося поведения (текучесть, абсентеизм2 и опоздания), а также продуктивность. В последние годы аттитюдинальная преданность стала также рассматриваться в качестве предиктора организационного гражданского поведения (например, организационного патриотизма, инициативности, оказания помощи коллегам и усердия в работе) [25, 34]. Как и поведенческая, аттитюдинальная линия исследований обладает своими недостатками. Аттитюд - лишь один из факторов, регулирующих поведение. В частности, аттитюд не обладает принудительной (побуждающей) силой. Не случайно, например, что аттитюдинальная преданность уступает мотивационным теориям в своей способности прогнозировать усилия и связанную с ними продуктивность работников. В этом смысле гораздо более привлекательным выглядит поведенческий подход, оперирующий мотивационными факторами. Однако в своем сегодняшнем виде он пока не позволяет охватить большинство интересующих психологов форм организационного поведения.
Настоящая работа посвящена изучению аттитюдинальной преданности организации, которое требует краткого обзора исследований в этой области.
Исследования аттитюдинальной преданности. Как таковой конструкт преданности рассматривался Бачененом (цит. по [28, с. 2]), одним из пионеров в области исследований преданности организации, как аддитивная функция трех составляющих: идентификации с организацией, вовлеченности в работу и лояльности организации. Большинство исследований аттитюдинальной преданности опирается на определение Мэудея и др. [24], в котором под преданностью организации подразумевается "относительная степень идентификации индивида и его вовлеченности в конкретную организацию" (с. 27). В соответствии с этим определением преданность организации может характеризоваться, по меньшей мере, тремя факторами: (а) сильным убеждением в правоте целей и ценностей организации и их принятием (идентификация); (б) готовностью прилагать значительные усилия ради этой организации (вовлеченность); (в) горячим стремлением оставаться ее
2 Абсентеизм - это частота случаев невыхода на работу конкретного индивида за фиксированный период времени (например, за последний год); делится на добровольный (отпрашивание с работы по личным обстоятельствам и прогулы) и вынужденный (невыходы на работу из-за болезни).
стр. 45
членом (лояльность). Для измерения этих компонентов Мэудей и др. [23] разработали опросник, широко использующийся в исследованиях преданности. Они также предложили одну из первых моделей предпосылок и следствий преданности организации [24]. Предпосылки группируются в 4 категории: индивидуальные характеристики (например, пол и трудовой стаж), ролевые (широта функций и ролевая неопределенность), организационные характеристики (например, степень централизации и размер организации) и трудовые переживания (например, стиль лидерства и организационный климат). К следствиям преданности относятся низкий уровень прогулов и опозданий, низкая текучесть и увеличение усилий в работе (продуктивность).
Мейер и Аллен [22] попытались объединить исследования поведенческой и аттитюдинальной преданности организации, выделив в этом конструкте два компонента: аффективный и временной. Аффективная преданность (аттитюдинальный компонент) характеризует убежденность индивида в правильности преследуемых организацией целей, ощущение важности ценностей организации и личного удовлетворения, получаемого от своей вовлеченности в организацию. Временная преданность (поведенческий компонент) зависит от степени воспринимаемых затрат, которые может повлечь уход с данного места работы, и ограниченности альтернативных возможностей трудоустройства. Впоследствии Аллен и Мейер [2, 3] добавили в свою модель третий, нормативный компонент, основываясь на работе Вайнера [33], утверждавшего, что индивиды могут также ощущать преданность организации из-за сильных этических или моральных обязательств. Таким образом, эта трехкомпонентная модель преданности пытается объяснить силу привязанности индивидов к своей организации тем, что они хотят (аффективный компонент), вынуждены (временной) и должны (нормативный) оставаться в ней.
Обе модели послужили толчком к многочисленным проверочным исследованиям, результаты которых (наряду с результатами исследований в русле поведенческой преданности) были подведены в метаанализе Мэтью и Зайац [21]. Их мета-анализ оказал большое влияние на дальнейшее развитие этой области исследований. Во-первых, он позволил выделить наиболее важные предпосылки преданности, прежде всего те, которые определяются текущими организационными условиями и могут использоваться в решении практических задач по формированию преданности. Во-вторых, он показал, что аттитюдинальная и поведенческая преданность имеют различные предпосылки и следствия, что побудило исследователей искать способы объединения прогностических возможностей обоих подходов. В-третьих, он указал на существование взаимосвязей между предпосылками в их влиянии на преданность работников. Это открыло новые возможности в изучении и формировании преданности, так как выяснилось, что некоторые организационные факторы, не имеющие связей с преданностью, могут влиять на другие, которые с ней связаны, ослабляя или усиливая их роль в возникновении преданности. Понимание характера взаимодействия различных организационных факторов позволяет эффективнее прогнозировать и формировать преданность работников.
Перечислим основные направления современных исследований преданности организации. В настоящее время проводится работа по объединению сильных сторон обоих подходов к изучению преданности, выявлению новых ее аспектов и разработке и совершенствованию соответствующих измерительных инструментов (см., например, обзор методов измерения преданности в [15]). Предпринимаются попытки, с одной стороны, отграничить этот конструкт от смежных конструктов преданности работе, профессии, карьере, должности и др. [7, 32], а с другой - оценить сравнительное влияние различных форм преданности в структуре самой организации (преданность непосредственному начальнику, коллективу, руководству и пр.) [9, 10]. Продолжается активный поиск новых, в первую очередь организационных факторов, влияющих на преданность, а также других следствий преданности [19, 29]. Наконец, разрабатываются новые, более совершенные модели преданности, позволяющие учитывать взаимодействие и взаимовлияние уже установленных организационных факторов преданности [5, 16, 35]. Появлению этих моделей способствовал усилившийся в последние годы во всем мире интерес к разработке технологий управления человеческими ресурсами (human resources management, HRM) [35].
Значительный интерес к технологиям управления персоналом существует и в России. Однако в ходе анализа публикаций российских профессиональных периодических изданий за последние 12 лет нам не удалось обнаружить эмпирических исследований ни в области преданности, ни в других прикладных областях организационной психологии и психологии труда. Отсутствие исследований и как следствие - надежных и валидных методов работы с персоналом приводит к обесцениванию психологической прикладной науки, к вытеснению психологов из исконных областей другими специалистами, охотно прибегающими к зачастую непроверенным и неверно трактуемым зарубежным технологиям и к тем обрывочным сведениям о них, которые можно встретить в зарубежных переводных учебниках. Свои исследования преданности организации мы начали с адаптации
стр. 46
и валидизации наиболее распространенного в зарубежных исследованиях Опросника преданности организации Мэудея и др. [23, 24]. Настоящее исследование посвящено проверке одной из наиболее перспективных моделей организационных факторов преданности - четырехслойной модели преданности организации. Оно представляет собой расширенную репликацию исследования, проведенного авторами этой модели, Райтом и Рорбафом, на американских государственных служащих [35].
Четырехслойная модель предпосылок аффективной преданности. Модель Райта и Рорбафа [35] позволяет анализировать предпосылки аффективного компонента преданности, не затрагивая ее временного и нормативного компонентов [2]. Аффективная преданность трактуется в соответствии с традиционным определением как степень идентификации, вовлеченности и гордости индивида своей принадлежностью к конкретной организации [24]. Основная идея модели заключается в том, что обнаруженные в эмпирических исследованиях предпосылки преданности можно классифицировать в четыре основные категории, представляющие собой континуум. На одном его полюсе находятся факторы "ближайшего окружения", т.е. те организационные условия, с которыми работник непосредственно сталкивается в своей повседневной деятельности, а на противоположном - факторы "дальнего окружения", или организационные условия, формирующие общий контекст его трудовой деятельности, с которыми он непосредственно не взаимодействует. Этими четырьмя категориями, или "слоями", каждый из которых содержит специфические предпосылки преданности, являются: контекст работы, психологический климат, характеристики работы и трудовое стимулирование. Категория (а) контекста работы представлена конфликтом организационных целей и уровнем информирования в организации, (б) психологического климата - ролевым конфликтом и поддержкой руководителя, (в) характеристик работы - трудностью и конкретностью выполняемых работником задач, (г) трудового стимулирования - возможностями профессионального роста и наличием зависимых вознаграждений.
Как показано на рис. 1, четырехслойная модель напрямую связывает дальнее окружение (контекст работы) с более близким (психологическим климатом). Оба они оказывают прямое или опосредствованное влияние на ближнее окружение (характеристики работы и трудовую стимуляцию), влияющее на отдельных работников. Психологический климат оказывает прямое влияние на характеристики работы и трудовую стимуляцию и опосредствованное - на преданность организации.
Предполагается, что контекст работы не оказывает прямого влияния на аффективную преданность работника. Считается, что степень конфликта между организационными целями и уровень информирования напрямую влияют на ролевой конфликт и поддержку руководителя, а уровень информирования напрямую и опосредствованно (через поддержку руководителя) - на возможности профессионального роста и зависимые вознаграждения. Когда организация преследует конфликтующие цели, не согласующиеся или несовместимые с ее политикой и задачами, приоритеты для различных ролей, которые должны выполняться работниками, становятся менее четкими. Кроме того, конфликт между организационными целями может создавать неблагоприятный контекст работы для руководителей, препятствующий реализации ими своих властных полномочий и нарушающий выполнение работниками их распоряжений. Вместо поддержки своих руководителей работники могут возлагать на них персональную ответственность за такую неопределенность, а также за турбулентный и непредсказуемый психологический климат на рабочем месте. В свою очередь, информирование руководителей и работников о текущих и стратегических целях и задачах организации вносит ясность в приоритеты выполнения трудовых ролей и позволяет руководителям более эффективно реализовывать свои функции. Помимо этого информирование своих работников, с одной стороны, свидетельствует о внимании к ним организации, а с другой - помогает им планировать свое будущее в ней. То и другое будет способствовать доверию работников к организации и усиливать позитивное влияние зависимых вознаграждений и предоставляемых ею возможностей профессионального роста.
Предполагается, что влияние ролевого конфликта на преданность организации опосредствуется такими характеристиками работы, как ее трудность и конкретность, но противоположным образом. Усиление ролевого конфликта может повышать трудность работы, поскольку преодоление трудностей, создаваемых не согласующимися задачами, противоречивой политикой и смещением приоритетов в работе, требует дополнительных усилий. Однако сильный ролевой конфликт также может снижать конкретность работы из-за создаваемой им неясности в отношении того, на каком уровне должны выполняться конкретные функциональные обязанности, а также в отношении их приоритетности. Таким образом, можно ожидать, что преданность организации, напрямую зависящая от трудности и конкретности работы, будет одновременно возрастать и снижаться по причине опосредствованного влияния ролевого конфликта.
стр. 47
Рис. 1. Дополненная четырехслойная модель Райта и Рорбафа.
Модель подчеркивает важную роль поддержки руководителей в улучшении позитивных характеристик работы и трудового стимулирования, через которые она влияет на преданность работников. Помогая работникам структурировать их функциональные обязанности таким образом, чтобы они не оказывались ни слишком простыми, ни слишком трудными, руководители могут формировать оптимальный уровень трудности работы, который напрямую влияет на аффективную преданность. Разъясняя функциональные обязанности таким образом, чтобы у работников в их отношении формировались отчетливые и конкретные ожидания, руководители могут способствовать большей конкретности работы, которая также будет усиливать аффективную преданность. Сходным образом не вызывает сомнения важная роль руководителей, внедряющих эффективные системы трудового стимулирования. Руководители, обеспечивающие практическую помощь и конструктивные оценки результатов работы своих подчиненных, оказывают прямое влияние на формирование у них трудовых умений и навыков на рабочем месте, а также делают для них доступными тренинговые и образовательные возможности. Кроме того, они используют различные зависимые вознаграждения, по достоинству оценивая хорошие результаты и достижения отдельных работников, групп и бригад.
По сравнению с оригинальной в настоящую модель был включен дополнительный фактор, относящийся к контексту работы, - уровень информирования в организации. Мы сделали это по двум соображениям. Во-первых, в метаанализах исследований преданности отмечается значимая взаимосвязь между уровнем коммуникации в организации и преданностью работников (например, [19]). Во-вторых, при интервьюировании работников различных организаций в ходе наших исследований трудовой мотивации они выражали недовольство отсутствием информации о том, что происходит в их компаниях. Думается, что те, кто заинтересован в своем профессиональном росте или должностной карьере, будут с интересом прислушиваться к информации, помогающей им строить планы на будущее в этой организации. Организационная неразбериха (конфликт организационных целей) может быть временным явлением. В таких случаях работники могут хотя бы надеяться на то, что со временем все уладится и придет в норму. Хроническая же "закрытость" руководства от своих работников - гораздо более серьезный симптом, говорящий о том, что в такой организации им вряд ли следует на что-либо рассчитывать.
МЕТОДИКА
Выборка. Исследование Райта и Рорбафа [35] проводилось в форме почтового опроса государственных служащих 11 федеральных агентств Нью-Йорка. Выборка агентств осуществлялась случайным образом. Из-за технических и финансовых трудностей мы не смогли воспользоваться случайной процедурой формирования выборки и обследовали лишь те организации, которые согласились с нами сотрудничать. При формировании выборки мы стремились достичь относительно равной представленности организаций по их форме собственности (государственные и частные) и характеру деятельности (производство, торговля и сфера обслуживания), что позволяло рассчитывать на определенную внешнюю валидность результатов нашего опроса. Всего было
стр. 48
Таблица 1. Характеристики выборки (n = 198)
Социально-демографические переменные |
Частота |
Процент |
Пол |
|
|
Женщины |
132 |
66.7 |
Мужчины |
66 |
33.3 |
Образование |
|
|
Средняя школа |
15 |
7.6 |
Среднее техническое/гуманитарное |
38 |
19.2 |
Незаконченное высшее |
48 |
24.2 |
Высшее техническое/гуманитарное |
88 |
44.4 |
Высшее с ученой степенью (кандидатская или докторская степень) |
9 |
4.5 |
Профессионально-должностной статус |
|
|
Подсобный рабочий/технический/обслуживающий персонал |
46 |
23.2 |
Служащий с высшим образованием в госсекторе/мелкий частный предприниматель/мастер/рабочий с высшим образованием |
69 |
34.8 |
Менеджер среднего звена в небольшой компании, специалист с высшим образованием в частном секторе, владелец малого бизнеса |
49 |
24.7 |
Руководитель среднего звена, первое лицо небольшой компании/организации |
22 |
11.1 |
Руководитель высшего звена компании/организации, высококвалифицированный специалист, имеющий частную практику |
12 |
6.1 |
Уровень зарплаты |
|
|
менее 3000 руб. |
18 |
9.1 |
3000 - 6000 руб. |
55 |
27.8 |
6000 - 9000 руб. |
38 |
19.2 |
9000 - 12000 руб. |
19 |
9.6 |
12000 - 15000 руб. |
25 |
12.6 |
15000 - 18000 руб. |
12 |
6.1 |
18000 - 21000 руб. |
9 |
4.5 |
21000 - 24000 руб. |
8 |
4.0 |
свыше 24000 руб. |
14 |
7.1 |
отобрано 10 предприятий и организаций Санкт-Петербурга, в том числе 5 государственных (финансовое, судебное и исполнительное учреждения, государственный вуз и страховая компания) и 5 частных (строительная, гостиничная, ресторанная организации, агентство недвижимости и магазин) с общим числом 1337 работников (без учета сотрудников и учащихся государственного вуза).
Для проведения исследования, проходившего в форме индивидуального письменного опроса, были предварительно подготовлены 10 интервьюеров из числа студентов специализации организационной психологии в РГПУ им. А. И. Герцена. Из каждой организации отбирались примерно 20 сотрудников и их руководителей. При этом мы стремились сохранять пропорциональную представленность работников из различных подразделений данной организации. Всего в опросе принял участие 201 респондент.
Процедура исследования. Участникам исследования предлагался опросник из 67 пунктов, измерявший их восприятие контекста работы, психологического климата, характеристик работы, трудового стимулирования, а также их преданности организации. Помимо измерения девяти переменных, релевантных проверяемой модели, также собирались данные по социально-демографическим и некоторым другим переменным. Каждая из девяти переменных исследования измерялась на основе нескольких вопросов. Преданность организации измерялась при помощи сокращенной 9-пунктовой версии Опросника преданности организации Мэудея и др. [23], валидизированной нами ранее в другом исследовании. 4-пунктовое измерение конкретности работы и 5-пунктовое измерение трудности работы были адаптированы
стр. 49
Таблица 2. Возраст и трудовой стаж респондентов (n = 198)
Возраст и стаж работы |
Минимум |
Максимум |
Среднее значение |
Стандартное отклонение |
Возраст |
16 |
63 |
32.4 |
12.0 |
Трудовой стаж в этой профессии |
0.1 |
35 |
5.6 |
6.3 |
Длительность работы в организации |
0.1 |
25 |
3.3 |
3.2 |
из Опросника постановки целей (см. [20]). Пункты для измерения зависимых вознаграждений, конфликта организационных целей, поддержки руководителя, ролевого конфликта и возможностей профессионального роста были адаптированы из работы Райта и Рорбафа [35]. Наконец, нами была разработана 4-пунктовая шкала для измерения уровня информирования в организации.
Пункты всех девяти исследуемых переменных оценивались при помощи либо 7-балльной (кодировавшейся от 1 до 7) шкалы степени согласия (от "совершенно не согласен" до "совершенно согласен"), либо 7-балльной (кодировавшейся от 1 до 7) шкалы частоты наблюдения (от "никогда" до "всегда"). Общая оценка по каждому измерению рассчитывалась суммированием оценок отдельных пунктов. Список пунктов, использовавшихся в измерениях, приведен в Приложении.
Характеристики респондентов. Из полученных от респондентов 201 анкеты 3 были забракованы из-за ошибок, сделанных при их заполнении. Таким образом, анализ происходил на основе данных 198 респондентов. Краткий обзор их демографических характеристик представлен в табл. 1 и 2. Две трети респондентов (66.7%) являлись женщинами. По-видимому, на подобное распределение полов повлияло то, что половина опрошенных были сотрудниками государственных учреждений, где уровень зарплаты ниже, чем в частных компаниях. Респонденты представили информацию о своем формальном образовании. Большинство либо окончили вуз, либо в нем обучались (73.1%), часть из них (4.5%) имела ученые степени. В ходе опроса собиралась информация о текущей работе респондентов с целью получить некоторое представление о характере их деятельности и уровне ее ответственности. Более одной трети считали, что их работа лучше всего описывается в терминах управленческой деятельности (35.8% - как средний менеджмент и 6.1% - как руководство высшего звена). Остальные отнесли себя преимущественно к рядовым исполнителям (58%). Уровень зарплаты дает дополнительное представление об их должностных позициях и степени ответственности в иерархической структуре организации. Чуть более половины респондентов (56.1%) указали уровень зарплаты, не превышающий 9 тыс. рублей, что относит их к категории специалистов от низкого до среднего уровня.
Участников также просили представить информацию о своем возрасте и трудовом стаже; данные табл. 2 показывает существование значительной изменчивости по этим характеристикам. Возраст выборки варьировал в широком диапазоне - от 16 до 63 лет со средним значением 32.4 года и стандартным отклонением 12 лет. Стаж работы респондентов в настоящей профессии также широко варьировал - от 0.1 до 35 лет со средним значением 5.6 года и стандартным отклонением 6.3 года. Стаж работы в организации варьировал от 0.1 до 25 лет со средним значением 3.3 года и стандартным отклонением 3.2 года.
Оценка надежности и валидности измерений. В табл. 3 приведены оценки надежности измерения каждой из девяти исследуемых переменных,
Таблица 3. Корреляции и оценки надежности измерений исследования (n = 198)
Измерения |
1 |
2 |
3 |
4 |
5 |
6 |
7 |
8 |
9 |
1. Преданность организации |
(0.85) |
|
|
|
|
|
|
|
|
2. Конкретность работы |
0.30* |
(0.59) |
|
|
|
|
|
|
|
3. Трудность работы |
0.25* |
0.19* |
(0.76) |
|
|
|
|
|
|
4. Зависимые вознаграждения |
0.43* |
0.14* |
0.07 |
(0.71) |
|
|
|
|
|
5. Профессиональный рост |
0.34* |
0.14* |
0.22* |
0.48* |
(0.81) |
|
|
|
|
6. Ролевой конфликт |
-0.19* |
-0.40* |
0.15* |
-0.10 |
-0.13 |
(0.72) |
|
|
|
7. Поддержка руководителя |
0.30* |
0.49* |
0.10 |
0.27* |
0.40* |
-0.49* |
(0.81) |
|
|
8. Конфликт организационных целей |
-0.42* |
-0.38* |
-0.02 |
-0.26* |
-0.24* |
0.52* |
-0.41* |
(0.78) |
|
9. Уровень информирования в организации |
0.43* |
0.22* |
0.12 |
0.52* |
0.42* |
-0.08 |
0.34* |
-0.44* |
(0.73) |
-----
* p < 0.05; в скобках приведены значения коэффициента альфа-Кронбаха.
стр. 50
Таблица 4. Корреляции и оценки надежности четырех коррелятов преданности организации (n = 198)
Измерения |
1 |
2 |
3 |
4 |
1. Преданность организации |
(0.85) |
|
|
|
2. Трудовая мотивация |
0.28* |
(0.80) |
|
|
3. Интринсивная мотивация |
0.40* |
0.20* |
(0.65) |
|
4. Намерение уволиться |
-0.62* |
-0.21* |
-0.40* |
(0.58) |
-----
* p < 0.05; в скобках приведены значения коэффициента альфа-Кронбаха.
включенных в окончательный анализ, а также корреляции между ними. Проверка надежности измерения переменных (см. рис. 1) осуществлялась на основе внутренней согласованности. В ходе проверки нами были удалены 2 пункта из шкал, измерявших конкретность работы и наличие связанных с ней вознаграждений, снижавших надежность оценок. Все девять шкал достигли приемлемого уровня внутренней согласованности, оценки надежности (коэффициент альфа-Кронбаха варьировал от 0.59 до 0.85).
Почти все корреляции (29 из 36) были статистически значимыми (p < 0.05). В этом отношении наши результаты сходны с полученными Райтом и Рорбафом [35], которые считали, что преобладание значимых связей в данном случае может не только отражать истинные корреляции между переменными, но и являться следствием особенностей изучения такого типа. В частности, размер выборки в этом исследовании был достаточно велик, чтобы оказаться чувствительным к слабым эффектам; обнаружились статистически значимые взаимосвязи (например, r = 0.14), охватывавшие не более 2% дисперсии оценок. Преобладание значимых корреляций между измерениями могло также явиться следствием искажений в результате использования единственного метода измерения или систематических ошибок или ошибок источника, которые могут сопутствовать сбору самооценочных данных в единичный момент времени. Тем не менее, эти измерения все же достаточно отличаются друг от друга. Средняя корреляция по измерениям равнялась 0.29, при этом более двух третей корреляций не превышали 0.40 (т.е. умеренного уровня). Наибольшая связь (между преданностью организации и уровнем информирования в организации) составила 0.52, что говорит об отсутствии измерения, совместная вариативность которого с любым другим измерением превышала бы 30%. Хотя доля совместной вариативности между этими двумя измерениями составляла 0.27, отношение вариативности истинной оценки к вариативности наблюдаемой оценки (коэффициент альфа-Кронбаха) для каждого измерения было гораздо выше - 0.85 и 0.73 соответственно.
В качестве дополнительной проверки валидности измерения главной зависимой переменной - преданности организации - оценивалась связь ее измерения с тремя коррелятами, не включенными в модель: общей трудовой мотивацией, интринсивной (внутренней) мотивацией и намерением уволиться. Общая трудовая мотивация оценивалась на основе 8-пунктового измерения трудовой мотивации из Стандартизированного мотивационного интервью. Два других коррелята оценивались на основе 5-пунктового измерения интринсивной трудовой мотивации 2-пунктового измерения намерения уволиться, адаптированного из работы Райта и Рорбафа [35] (см. Приложение). В табл. 4 приведены оценки надежности для преданности организации и трех ее коррелятов, а также корреляции между ними. Каждый коррелят достиг приемлемого уровня надежности, при этом, как и ожидалось, обнаружилась сильная негативная связь преданности организации с намерением
Таблица 5. Одномерные статистики (n = 198)
Измерения |
Возможный диапазон оценок |
Середина шкалы |
Средняя оценка |
Стандартное отклонение |
Наблюдаемая минимальная оценка |
Наблюдаемая максимальная оценка |
Преданность организации |
9 - 63 |
36.0 |
38.97 |
8.77 |
16 |
61 |
Конкретность работы |
3 - 21 |
12.0 |
15.78 |
3.02 |
7 |
21 |
Трудность работы |
5 - 35 |
20.0 |
23.98 |
5.21 |
7 |
35 |
Зависимые вознаграждения |
4 - 28 |
16.0 |
16.84 |
5.24 |
5 |
28 |
Профессиональный рост |
3 - 21 |
12.0 |
14.37 |
4.16 |
3 |
21 |
Ролевой конфликт |
5 - 35 |
20.0 |
16.87 |
5.36 |
5 |
32 |
Поддержка руководителя |
5 - 35 |
20.0 |
26.29 |
5.66 |
13 |
35 |
Конфликт организационных целей |
5 - 35 |
20.0 |
16.69 |
5.63 |
5 |
30 |
Уровень информирования в организации |
4 - 28 |
16.0 |
18.52 |
5.06 |
7 |
28 |
стр. 51
уволиться и умеренная позитивная - с обоими измерениями трудовой мотивации.
Статистическая обработка данных. Проводился одномерный анализ (парное сравнение корреляционных матриц 10 исходных выборок с помощью программы STATISTICA, версия 5.5A) и многомерный (ковариационный структурный анализ с использованием LISREL, версия 8.72).
РЕЗУЛЬТАТЫ
Одномерный анализ. В табл. 5 приведены одномерные статистики для каждого измерения. Диапазон возможных значений для каждой шкалы варьирует в зависимости от количества содержащихся в ней пунктов и категорий выбора ответа для каждого пункта. В целом респонденты сообщали об умеренных уровнях преданности организации со средним значением чуть выше середины шкалы. Распределения шести (из восьми) оставшихся измерений имели позитивное смещение; респонденты в среднем приводили сравнительно высокие оценки конкретности, трудности работы, зависимых вознаграждений, профессионального роста, поддержки руководителя и уровня информирования в организации. Наибольшим позитивным смещением как от середины шкалы, так и от теоретического минимального значения характеризовались оценки поддержки руководителя. Участники приводили сравнительно низкие оценки в отношении ролевого конфликта и конфликта организационных целей; средние значения оценок по этим измерениям находились ниже середины соответствующих шкал. Все девять измерений характеризовались умеренной степенью вариативности: стандартные отклонения варьировали от 3.0 до 8.8.
Поскольку валидность описанной четырехслойной модели проверялась нами для широкого круга организаций (с различными формами собственности и видами деятельности), следовало также оценить возможность объединения исходных данных, полученных на 10 различных выборках работников. Необходимо было проверить, не различаются ли на статистически значимом уровне корреляции между теоретическими конструктами в этих выборках. Попытка объединения существенно различающихся в этом отношении выборочных данных могла бы привести к дальнейшим ошибочным выводам. Сравнения производились на основе метода обобщенных наименьших квадратов (generalized least squares, GLS), рекомендуемого для сравнения данных, полученных на небольших выборках [31]. Хи-квадрат статистика оказалась незначимой во всех 36 случаях парных сравнений, что позволяет говорить об отсутствии существенных и значимых различий между корреляционными матрицами 10 исследовавшихся выборок.
Многомерный анализ. Опираясь на описанную выше четырехслойную модель аффективной преданности, в отношении каждой из приведенных на рис. 1 взаимосвязей были сформулированы соответствующие гипотезы. Предполагаемые взаимосвязи между независимыми переменными и между ними и зависимыми переменными (см. рис. 1) проверялись в модели структурных уравнений, учитывающей ошибки измерения. Для этого суммарные оценки по отдельным шкалам использовались в качестве общих показателей соответствующих латентных переменных. Это означает, что наблюдаемое значение каждого показателя предположительно связано с истинной оценкой соответствующего теоретического конструкта. В целях учета ошибки измерения для каждого показателя была определена ее дисперсия при ограничении значений, связанных с данным показателем, в тета-, дельта- и тета-, ипсилон-матрицах, равная дисперсии показателя, умноженной на единицу минус оценку его надежности. Путь от латентной переменной к измерявшемуся показателю фиксировался равным квадратному корню из оценки его надежности. Кроме того, в отличие от Райта и Рорбафа [35], при построении модели структурных уравнений мы допустили существование корреляций между переменными, относящимися к одному и тому же слою. Иначе говоря, мы позволили ковариировать дисперсиям ошибок соответствующих латентных зависимых переменных (конкретности и трудности работы, зависимых вознаграждений и возможности профессионального роста, поддержки руководителя и ролевого конфликта) и коррелировать обеим латентным независимым переменным (конфликту организационных целей и уровню информирования в организации).
Соответствие гипотетической структурной модели первичным данным проверялось с использованием четырех показателей качества соответствия, рекомендованных Клайном [18]. Три (из четырех) показателя свидетельствовали о хорошем качестве соответствия данной модели. Стандартизированный средний квадратический остаток (SRMR) составил 0.041, что ниже порогового значения, считающегося необходимым для удовлетворительного соответствия модели (0.05). Показатель качества соответствия (GFI) составил 0.98, а показатель сравнительного соответствия (NFI) - 0.96; оба превышают величину 0.90, говорящую о хорошем уровне соответствия. Из всех тестов только хи-квадрат критерий максимального правдоподобия (χ2 (16) = 29.22, p < 0.05) не отвечал хорошему качеству соответствия. Однако данный показатель очень чувствителен к размеру выборки; при этом большие по численности вы-
стр. 52
Рис. 2. Оцениваемая модель со стандартизированными коэффициентами: ПО - преданность организации, КР - конкретность работы, ТР - трудность работы, ЗВ - зависимые вознаграждения, ПР - профессиональный рост, РК - ролевой конфликт, ПДР - поддержка руководителя, КОЦ - конфликт организационных целей, УИ - уровень информирования в организации.
-----
* p < 0.05 для путевых коэффициентов.
** p < 0.01 для путевых коэффициентов.
борки завышают хи-квадрат и уменьшают вероятность достижения моделями хороших уровней соответствия. В таких ситуациях принято использовать отношение хи-квадрата к числу степеней свободы, которое не должно превышать 3:1. В нашем случае оно не превышает 2:1. Таким образом, результаты указывают скорее на хорошее качество соответствия модели, говоря о том, что теоретическая модель достаточно точно отражает характер взаимосвязей первичных данных. На рис. 2 представлены параметрические оценки для этой структурной модели в форме стандартизированных регрессионных коэффициентов.
Получили подтверждение 13 (из 16) предполагавшихся связей, при этом каждый путь оказался статистически значимым (p < 0.05) и, за исключением единственного случая, в прогнозировавшемся направлении. Получено подтверждение для четырех предполагавшихся предпосылок, параллельно объяснявших почти половину дисперсии оценок преданности организации (R2 = 0.48). (Коэффициенты детерминации для латентных зави-
стр. 53
симых переменных можно рассчитать из данных рис. 2: единица минус дисперсия ошибки соответствующей переменной (E ).) Из этих предпосылок влияние двух показателей характеристик работы на преданность организации оказалось в целом более значимым, чем влияние двух показателей трудового стимулирования. С увеличением конкретности и трудности работы также возрастает преданность организации (стандартизированные коэффициенты 0.29 и 0.15 соответственно). При этом последний показатель не достиг 5%-ного уровня значимости (p = 0.059). Сходным образом преданность организации также возрастает с увеличением зависимых вознаграждений β = 0.55), однако на ней, по-видимому, не сказывается увеличение в работе возможностей профессионального роста (β = -0.06).
Смешанную поддержку получили предполагавшиеся предпосылки двух показателей трудового стимулирования, только три из четырех предполагавшихся путей от уровня информирования в организации и поддержки руководителя к трудовому стимулированию оказались статистически значимыми (p < 0.01). Поддержка руководителя и уровень информирования в организации вместе объясняли две трети дисперсии оценок возможностей профессионального роста (R2 = 0.64). При возрастании поддержки руководителя возрастают и возможности профессионального роста (β = 0.29). На возможности профессионального роста еще больше влияет уровень информирования в организации β = 0.71). Хотя нами ожидалось, что на использование зависимых вознаграждений будут влиять как уровень информирования в организации, так и поддержка руководителя, подтвердилась только взаимосвязь между уровнем информирования и зависимыми вознаграждениями. С ростом информирования в организации также возрастает и использование зависимых вознаграждений (β = 0.41). Однако одной поддержкой руководителя объясняется только 4% дисперсии оценок использования зависимых вознаграждений.
Все предполагавшиеся пути между психологическим климатом и характеристиками работы оказались статистически значимыми (p < 0.01). Получили подтверждение обе предполагавшиеся предпосылки конкретности работы, объяснявшие более 40% ее дисперсии (R 2 = 0.43). Если ролевой конфликт оказывает негативное влияние на конкретность работы (β = -0.36), то поддержка руководителя - позитивное (β = 0.48). Результаты показывают, что трудность работы также напрямую зависит от воспринимаемой работником поддержки со стороны руководителя и от ролевого конфликта, которые вместе объясняют 88% дисперсии оценок трудности работы. И снова направление этих связей совпадает с прогнозировавшимся: как ролевой конфликт, так и поддержка руководителя оказывают прямое позитивное влияние на трудность работы (β = 0.40 и β = 0.39 соответственно).
Предполагавшиеся взаимосвязи между контекстом работы и переменными психологического климата также получили подтверждение. Уровень информирования в организации оказывает прямое позитивное влияние на поддержку руководителя (β = 0.22), а конфликт организационных целей - негативное (β = -0.40). Обе предпосылки объясняют более двух третей дисперсии оценок поддержки руководителя (R 2 - 0.69). В дополнение к ожидавшемуся прямому позитивному влиянию конфликта организационных целей на ролевой конфликт (β = 0.92) был получен неожиданный результат: уровень информирования в организации не уменьшал, а увеличивал степень ролевого конфликта (β = 0.41). При прогнозировании последствий мы везде опирались на рассмотрение простых взаимосвязей между той или иной предпосылкой и ее последствием (в данном случае уровнем информирования и ролевым конфликтом) без учета ее взаимодействия с другими предпосылками (здесь - с конфликтом организационных целей). Однако, как оказалось, уровень информирования, имевший негативную корреляцию с ролевым конфликтом (см. табл. 3), обнаружил позитивный регрессионный коэффициент после включения в регрессионное уравнение другой независимой переменной (конфликта организационных целей). Это говорит о существовании подавляющего эффекта [18], при котором другая независимая переменная в уравнении "подавляет" часть дисперсии в оценках уровня информирования, не связанной с ролевым конфликтом. С учетом сказанного наш результат можно интерпретировать таким образом, что уровень информирования усиливает ролевой конфликт при увеличении конфликта организационных целей и ослабляет - при его уменьшении, а это не противоречит здравому смыслу. Конфликт организационных целей и уровень информирования вместе объясняют 41% дисперсии оценок ролевого конфликта.
Чтобы изолировать влияние на преданность организации предполагавшихся предпосылок, в исследовании контролировались возможные влияния образования, возраста, трудового стажа, профессионально-должностного статуса и уровня зарплаты. Для выяснения того, оказывали ли эти контролируемые переменные значимое влияние, осуществлялся новый процесс моделирования с включением в него названных переменных. Была обнаружена статистически значимая негативная связь между длительностью работы в организации и преданностью организации (p < 0.05). В целях проверки, не улучшит ли первоначальную мо-
стр. 54
дель введение в ее состав контролируемых переменных, запускались повторные процессы построения моделей с последовательным ограничением путей от этих переменных к преданности, вес которых равен 0. Сравнение этих вложенных моделей на основе разностей хи-квадратов показало, что они незначимо различались, вследствие чего была оставлена более экономичная первоначальная модель.
ОБСУЖДЕНИЕ
Несмотря на то что в настоящем исследовании не рассматривался весь конструкт преданности организации, его объектом выступал один из значимых ее компонентов - аффективная преданность, хорошо валидизированный конструкт, важный и надежный предиктор абсентеизма, текучести, продуктивности и организационного гражданского поведения. В отличие от Райта и Рорбафа [35], наше исследование проводилось: (а) на более разнородной по составу выборке (работниках организаций с различными формами собственности и видами деятельности); (б) с включением дополнительной предпосылки аффективной преданности (уровня информирования в организации) и (в) с использованием 9-пунктового Опросника преданности организации (у Райта и Рорбаха - 3-пунктовая шкала).
Проверяемая четырехслойная модель получила подтверждение в результатах опроса 198 работников 10 организаций Санкт-Петербурга. В частности, переменными контекста работы, ее характеристик, психологического климата и трудового стимулирования объяснялось около 50% дисперсии оценок аффективной преданности (R 2 = 0.48); хорошее качество полученной модели подтверждали результаты проверочных тестов.
Согласно результатам, наибольшее прямое влияние на преданность работников своим организациям оказывают зависимые вознаграждения и конкретность работы. На этот факт следует обратить внимание руководителям высокого ранга, ответственным за распределение ресурсов в системах управления персоналом. Как следует из полученных нами данных, обеспечение возможностей профессионального роста не слишком привязывает работников к своим организациям, однако этот факт требует перепроверки, так как на результатах могли сказаться недостаточная дифференцирующая способность шкал, измеряющих возможности профессионального роста, и использование зависимых вознаграждений. Далее, наиболее важное непрямое влияние на преданность оказывают поддержка руководителя и ролевой конфликт. Поддержка руководителя влияет на характеристики работы и использование трудового стимулирования, за исключением зависимых вознаграждений. На наш взгляд, последнее объясняется спецификой российских организаций, где непосредственные руководители реже, чем их зарубежные коллеги, контролируют и оценивают эффективность работы своих подчиненных. Еще большее влияние на применение трудового стимулирования оказывает уровень информирования в организации. Это подчеркивает важную роль прозрачности целей, задач и политики организации в формировании преданности работников. В свою очередь, конфликт организационных целей ослабляет позитивное влияние поддержки руководителя и усиливает ролевой конфликт. Как выяснилось, он также взаимодействует с уровнем информирования, который может усиливать ролевой конфликт при увеличении конфликта организационных целей и ослаблять - при его уменьшении.
На фоне практического отсутствия влияния демографических характеристик на преданность работников обращает на себя внимание обнаружившаяся значимая негативная связь аффективной преданности с длительностью работы в организации. Этот факт противоречит результатам зарубежных исследований, в которых такая связь, как правило, оказывается позитивной. При этом средние оценки преданности в нашем исследовании практически не отличались от оценок исследования Райта и Рорбафа (превышали середину шкалы на 8 и 16% соответственно). Требуются дополнительные исследования, чтобы ответить на вопросы о том, говорит ли это о неоправданно высоких ожиданиях приходящих в российские организации новых работников, которые впоследствии неизбежно оборачиваются разочарованием и снижением преданности; или о том, что российские организации не прилагают усилий по увеличению преданности своих работников; или, может быть, это всего лишь артефакт данного исследования.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Проверявшаяся четырехслойная модель предпосылок преданности работников своим организациям представляет собой лишь один из возможных вариантов. Она не предлагает исчерпывающего набора предпосылок (позволяет объяснить не более половины дисперсии оценок преданности). Тем не менее, на наш взгляд, такая модель обладает определенной теоретической и практической ценностью, в частности не только оперирует небольшим набором достаточно надежных и хорошо проверенных организационных факторов, но и учитывает их прямое и опосредствованное влияние на преданность работников. Она говорит о невысокой эффективности попыток усиления преданности как при условии увеличения кон-
стр. 55
кретности и трудности работы при слабой поддержке работника со стороны руководителя, так и в том случае, если характер его обязанностей, поручаемые ему задачи провоцируют возникновение ролевых конфликтов (например, удовлетворить клиента, не нарушив распоряжения начальства). В свою очередь, поддержка руководителя не будет достаточно эффективной в ситуации конфликта организационных целей.
Как отмечалось, в России практически отсутствуют надежные и валидные инструменты измерения преданности организациям, а также ее предпосылок. Отечественная литература в этой области скудна и зачастую носит спекулятивный характер из-за отсутствия эмпирических исследований. Вместе с тем существующий интерес к проблеме преданности работников (часто называемой в отечественной литературе "лояльностью") создает благодатную почву для исследований российских психологов. В статистическом анализе результатов таких исследований широко используются процедуры структурного моделирования (structural equation modeling, SEM). Этот метод, сочетающий элементы факторного и путевого (регрессионного) анализа, приобрел столь высокую популярность в социальных исследованиях, что с начала 90-х гг. стал выходить соответствующий специализированный журнал. Распространенная в России программа SATISTICA содержит модуль структурного моделирования SEPATH, а свободные версии широко использующейся в зарубежных психологических исследованиях программы LISREL доступны в Интернете. Невзирая на его ограничения (как, впрочем, и любого статистического метода), например необходимость предварительного теоретического и эмпирического обоснования причинно-следственных взаимосвязей, он оказывается чрезвычайно полезен именно там, где появляется необходимость в моделировании сложных взаимосвязей предпосылок или причин возникновения психологических феноменов, таких, как преданность работников своим организациям.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Зависимая переменная
Преданность организации (аффективная)
* Я готов многим пожертвовать ради благополучия этой организации*
* У меня такое ощущение, что эта организация будто создана для меня*
* Я бы согласился почти на любую должность, чтобы только работать в этой организации*
* Я нахожу, что мои ценности и ценности этой организации очень похожи*
* Я испытываю гордость, когда говорю другим, что я работаю в этой организации*
* Эта организация вдохновляет меня демонстрировать в работе лучшее, на что я способен*
* Я очень рад, что выбрал именно эту организацию, а не какую-нибудь из тех, которые я рассматривал, когда искал себе работу*
* Меня глубоко волнует доброе имя этой организации*
* По мне это лучшая из всех организаций, в которых стоит работать*
Предпосылки
Характеристики работы:
Конкретность работы
* Мои обязанности в работе очень четки и конкретны*
* Я отчетливо представляю, какие из моих рабочих функций более важны, а какие менее*
* Я точно знаю, что мне следует делать в моей работе*
Трудность работы
* Задачи, которые приходится решать в моей работе, требуют больших усилий*
* Для успешного выполнения такой работы, как моя, необходима высокая степень знаний и умений*
* Такого рода работа, как моя, требует ежедневной самоотдачи*
* Моя работа держит меня в постоянном напряжении
* Моя работа легкая
Трудовое стимулирование:
Зависимые вознаграждения
* Если я буду успешнее справляться со своими задачами, это увеличит мои шансы на повышение зарплаты*
* Выполнение всех требований к моей работе мало влияет на мои шансы на продвижение*
* Когда я улучшаю свои результаты, мои достижения получают одобрение со стороны начальства
* В нашем подразделении за хорошо выполненную работу выплачивались денежные премии
Возможности профессионального роста
* Эта организация заботится о профессиональном росте своих работников*
* Работники этой организации не получают помощи в совершенствовании важных профессиональных умений*
* В этой организации предоставляются реальные возможности для профессионального обучения
стр. 56
Психологический климат:
Ролевой конфликт
* Чтобы удовлетворить своей работой одних, я вынужден вступать в противоречие с интересами других
* Среди моих функциональных обязанностей есть такие, которые невозможно выполнять на должном уровне без ущерба другим функциональным обязанностям*
* Расставляя для себя приоритеты в работе, мне приходится сталкиваться с необходимостью совмещать несовместимые вещи
* Для достижения одних важных целей в своей работе я вынужден жертвовать другими, не менее важными
* Если результаты моей работы устраивают одних людей, они не устраивают других
Поддержка руководителя
* Я могу свободно обсудить со своим начальником любые проблемы, которые у меня возникают в работе*
* Мой начальник мало интересуется теми, кем он руководит*
* Я всегда могу положиться на начальника, если он что-то пообещал*
* Мой начальник относится к подчиненным с уважением и не унижает их достоинства
* Мой начальник умеет найти подход к людям
Контекст работы:
Конфликт организационных целей
* В этой организации любая попытка удовлетворить интересы одних людей будет неизбежно приводить к ущемлению интересов других*
* Мне кажется, что одни цели этой организации противоречат другим*
* Добиваясь успеха в одних важных делах, она теряет на этом в других, не менее важных
* Внутренняя политика этой организации противоречива и непоследовательна
* Правила игры в этой организации по ходу деятельности часто меняются*
Уровень информирования в организации
* В нашей организации проводятся общие собрания, на которых рассказывается о ее ближайших и перспективных задачах
* У меня нет четкого представления о том, какие цели сегодня ставит перед собой наша организация и с какими проблемами ей приходится при этом сталкиваться*
* Наше руководство заботится о том, чтобы работники были в курсе текущих проблем нашей организации*
* О готовящихся изменениях и планах нашего руководства я узнаю только из слухов
Корреляты
Намерение уволиться
* Я задумываюсь над тем, чтобы сменить эту работу
* Если бы это было возможно, я завтра же уволился бы из этой организации*
Интринсивная (внутренняя) мотивация
* Я прилагаю максимальные усилия для выполнения своей работы, невзирая ни на какие трудности*
* Чтобы довести свою работу до конца, я готов подниматься раньше и уходить позже*
* Меня не увлекает то, чем мне приходится здесь заниматься*
* Вероятно, я не тружусь так упорно как другие, которые занимаются подобной работой
* На этой работе мне кажется, что время тянется бесконечно долго
* Ответы по 7-балльной (от 1 до 7) шкале: совершенно не согласен; не согласен; скорее не согласен; ни то, ни другое; скорее согласен; согласен; совершенно согласен. На все остальные пункты ответы по 7-балльной (от 1 до 7) шкале: никогда; редко; довольно редко; иногда; довольно часто; часто; всегда.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Ajzen I ., Fishbein M. Attitude-behaviour relations: A theoretical analysis and review of empirical research // Psychological Bulletin. 1977. V. 84. N 5. P. 888 - 918.
2. Allen N.J., Meyer J.P. The measurement and antecedents of affective, continuance and normative commitment to the organization // Journ. of Occupational Psychology. 1990. V. 63. N 1. P. 1 - 18.
3. Allen N.J., Meyer J.P. Commitment in the workplace: Theory, research and application. Thousand Oaks, C.A.: Sage, 1997.
4. Alutto A., Hrebiniak L.G., Alonso R.C. On operationalizing the concept of commitment // Social Forces. 1973. V. 51. N 3. P. 448 - 454.
5. Agarwal S., Ramaswam S.N. Affective organizational commitment of salespeople: An expanded model // Journ. of Personal Selling & Sales Management. 1993. V. 13. N2. P. 49 - 70.
6. Barnard C.I. The functions of the executive. Cambridge: Harvard University Press, 1938.
7. Bashaw R.E., Grant E.S. Exploring the distinctive nature of work commitments: Their relationships with personal
стр. 57
characteristics, job performance, and propensity to leave // Journ. of Personal Selling & Sales Management. 1994. V. 14. N 2. P. 41 - 56.
8. Becker H.S. Notes on the concept of commitment // American Journ. of Sociology. 1960. V. 66. N 1. P. 32 - 40.
9. Becker T.E., Randall D.M., Riegel C.D. The multidimensional view of commitment and the theory of reasoned acton: A comparative evaluation // Journ. of Management. 1995. V. 21. N 4. P. 617 - 638.
10. Blau G., Paul A. St., John N. On developing a general index of work commitment // Journ. of Vocational Behavior. 1993. V. 42. N 3. P. 298 - 314.
11. Buchanan B. Building organizational commitment: The socialization of managers in work organizations // Administrative Science Quarterly. 1974. V. 19. N 4. P. 533 - 546.
12. Farrell D., Rusbult C.E. Exchange variables as predictors of job satisfaction, job commitment, and turnover: The impact of rewards, costs, alternatives, and investments // Organizational Behavior and Human Performance. 1981. V. 28. N 1. P. 78 - 95.
13. Fayol H. General and industrial management. N.Y.: Pitman, 1949.
14. Festinger L., Schachter S., Back K. Social pressures in informal groups. N.Y.: Harper and Brothers, 1950.
15. Fields D.L. Taking the measure of work: A guide to validated scales for organisational research and diagnosis. Thousand Oaks, California: Sage Publications, 2002.
16. Fischer R. Rewarding employee loyalty: An organizational justice approach // International Journ. of Organizational Behaviour. 2004. V. 8. N 3. P. 486 - 503.
17. Kantor R.M. Commitment and social organization: A study of commitment mechanisms in Utopian communities // American Sociological Review. 1968. V. 33. N 4. P. 499 - 517.
18. Kline R.B. Principles and practice of structural equation modeling. N.Y.: Guilford Press, 1998.
19. Kwon Y.S. The relationship of HRM practices, trust, and justice with organizational commitment during organizational changes in the Korean public sector: An application of the psychological contract model: Doctoral dissertation completed at the Rockefeller College of Public Affairs and Policy. University at Albany, State University of New York, 2001.
20. Lee L., Bobko P., Earley P.C., Locke E.A. An empirical analysis of a goal setting questionnaire // Journ. of Organizational Behavior. 1991. V. 12. N 5. P. 467 - 482.
21. Mathieu J.E., Zajac D.M. A review and meta-analysis of the antecedents, correlates, and consequences of organizational commitment // Psychological Bulletin. 1990. V. 108. N 2. P. 171 - 194.
22. Meyer J.P., Allen N.J. Testing the "side-bet theory" of organizational commitment: Some methodological considerations //Journ. of Applied Psychology. 1984. V. 69. N 2. P. 372 - 378.
23. Mowday R.T., Steers R.M., Porter L.W. The measurement of organizational commitment // Journ. of Vocational Behavior. 1979. V. 14. N 2. P. 224 - 247.
24. Mowday R.T., Porter L.W., Steers R.M. Employee-organization linkages: The psychology of commitment, absenteeism, and turnover. N.Y.: Academic Press, 1982.
25. Organ D.W., Ryan K. A Meta-Analytic review of attitudinal and dispositional predictors of" organizational citizenship behavior // Personnel Psychology. 1995. V. 48. N 4. P. 775 - 802.
26. Roethlisberger F.J., Dickson W.J. Management and the worker. (6th ed.). Cambridge: Harvard University Press, 1943.
27. Rusbult C.E., Farrell D. A longitudinal test of the investment model: The impact on job satisfaction, job commitment, and turnover of variations in rewards, costs, alternatives, and investments // Journ. of Applied Psychology. 1983. V. 68. N 3. P. 429 - 438.
28. Salancik G. Commitment and the control of organizational behavior // New Directions in Organizational Behavior/Eds. B.M. Staw, G. Salancik. Chicago: St. Claire Press, 1977. P. 1 - 53.
29. Settoon R.P., Bennett N., Liden R.C. Social exchange in organizations: Perceived organizational support, leader-member exchange, and employee reciprocity // Journ. of Applied Psychology. 1996. V. 81. N 3. P. 219 - 227.
30. Shoemaker D.J., Snizek W.E., Bryant C.D. Towards a further clarification of Becker's side-bet hypothesis as applied to organizational and occupational commitment // Social Forces. 1977. V. 56. N 3. P. 598 - 603.
31. StatSoft, Inc. STATISTICA for Windows [Computer program manual]. Tulsa, O.K.: StatSoft, Inc., 1995.
32. Vandenberg R.J., Scarpello V. A longitudinal assessment of the determinant relationship between employee commitments to the occupation and the organization//Journ. of Organizational Behavior. 1994. V. 15. P. 535 - 547.
33. Wiener Y. Commitment in organizations: A normative view // Academy of Management Review. 1982. V. 7. N 3. P. 418 - 428.
34. Williams L.J., Anderson S.E. Job satisfaction and organizational commitment as predictors of organizational citizenship and in-role behaviors // Journ. of Management. 1991. V. 17. N 3. P. 601 - 617.
35. Wright B.E., Rohrbaugh J. Antecedents and correlates of organizational commitment: Testing the contributions of a four-tier conceptual model. Sixth National Public Management Research Conference Papers. November, 2001.
стр. 58
FOUR-TIER MODEL OF EMPLOYEES' AFFECTIVE COMMITMENT: EXPERIENCE OF APPLICATION TO THE RUSSIAN SAMPLE
B. G. Rebzuev
Ph.D, organizational psychology chair assistant professor, department of psychology and education, Herzen State Pedagogical University, Saint-Petersburg
The present study addressed the construct of affective commitment that not only has been well-validated but also highlighted as an important and reliable predictor of absenteeism, turnover, productivity and organizational citizenship behaviors. The four-tier model of Wright and Rohrbaugh (2001) tested here was supported by the survey responses of 198 employees in 10 government and private organizations of Saint-Petersburg. In particular, measures of work context, psychological climate, job characteristics, and work incentives were found to account for almost 50% of the variance in expressed levels of affective commitment (R2 = 0.48). Overall model fit was good, as demonstrated by several distinct indicators.
Key words: organizational commitment, antecedents of organizational commitment, four-tier model of affective commitment, structural equation modeling.
стр. 59
Когнитивная психология. МОТИВАЦИЯ И ИНТУИЦИЯ В РЕГУЛЯЦИИ ВЕРБАЛЬНЫХ ПРОГНОЗОВ ПРИ ПРИНЯТИИ РЕШЕНИЙ
Автор: О. В. СТЕПАНОСОВА, Т. В. КОРНИЛОВА
© 2006 г. О. В. Степаносова*, Т. В. Корнилова**
* Кандидат психологических наук, младший научный сотрудник Йельского университета, Нью-Хевен, США
** Доктор психологических наук, профессор кафедры общей психологии факультета психологии МГУ им. М. В. Ломоносова, Москва
Изучалось соотношение интуитивных и дискурсивных компонентов мышления при построении вербальных прогнозов в ситуации прерывания просмотра специально снятых видеоклипов. Показаны отличия в продуктивных и процессуальных характеристиках принятия решений при разном соотношении склонности субъекта полагаться на интуицию и выраженности различных видов глубинной неспецифической мотивации. Обсуждается возможность выявления структурирующей функции мотивов применительно к мышлению при принятии решений.
Ключевые слова: принятие решений, предвосхищения, вербальные прогнозы, интуиция, готовность к риску, мотивы.
В отечественной психологии регулятивная роль предвосхищений изучалась применительно к различным уровням и видам психологической реальности: поведению, деятельности, построению действий, образам, общению, мышлению [1 - 3, 14, 16, 19, 20 и др.]. При описании процесса предвосхищения как опережающего отражения применялись разные термины: экстраполяция, образ потребного будущего, вероятностное прогнозирование, антиципация, установка, цель, гипотеза, прогноз и др. Многообразие используемых понятий отражает, с одной стороны, то, что процессы предвосхищений пронизывают все уровни человеческой деятельности, а с другой - то, что ее психологическое опосредствование совершается в разнообразных видах и формах прогнозов.
Вербальные прогнозы относительно развития ситуации после наступления того или иного исхода - необходимое звено принятия решений (ПР) как выбора в ситуациях неопределенности. В психологических исследованиях ПР интеллектуальные выборы рассматриваются как опосредствованные мыслительной деятельностью человека и относящиеся к решениям в ситуациях так называемых закрытых задач (decision making) в отличие от обычных для психологии мышления ситуаций решения проблем (problem solving). Актуалгенез предвосхищений, подготавливающий окончательные выборы субъекта, в ситуациях decision making необходимо опосредствуется также личностными критериями приемлемости решения, что отражено в следующих представлениях: выбор есть только в случае принятия человеком ответственности за него; каков человек - таковы и решения; личность делает себя своими выборами и т.д. [10]. Поэтому рассмотрение интеллектуально опосредствованных выборов вне анализа личностно-мотивационной сферы человека уже не удовлетворяет запросам построения дескриптивных2 психологических моделей. При этом актуалгенез мыслительных прогнозов применительно к регуляции ПР остается гораздо менее изученным, чем применительно к процессам решения задач. Неизвестно, в какой степени особенности прогнозирования, установленные при изучении мыслительной деятельности в так называемых открытых задачах, могут характеризовать мысленное опосредствование ПР (в иных условиях неопределенности), и можно ли переносить на ПР те закономерности мотивационной регуляции, которые установлены в психологии мышления.
Необходимо учитывать специфику мышления в ситуации, когда решением является построение вербального прогноза. Л. А. Регуш предложила выделять в качестве особого вида задач - прогностические [15]. Построение вербального прогноза не обязательно выступает в них формальным требованием, однако включается как необходимый этап - формирование предрешения - в ситуации принятия решения [6]. Переход человека от
1 Работа поддержана грантом РГНФ (проект N 03 - 06 - 00020а).
2 Постулирование определенной структуры выбора в системе предписывающих правил и заданных целевых функций осталось за нормативными моделями, авторам которых приходится впоследствии специально доказывать их эмпирическую пригодность. На этом пути, как показывает развитие "проспективной теории" ПР, они необходимо обращаются к субъективным оценкам и личностным свойствам как психологическим факторам регуляции решений [5].
стр. 60
рассмотрения того или иного возможного исхода к пониманию его как предрешения или своего окончательного выбора не может быть сведен к оценке альтернатив и процессам предвосхищений, поскольку предполагает примеривание возможных критериев к себе и заданной ситуации выбора. Однако критерии не всегда заданы, а если и заданы, то вовсе не обязательно, что человек будет принимать решение именно в соответствии с ними. Это специфика закрытых задач - известными здесь выступают альтернативы (возможные исходы), а неизвестным - какая из них будет выбрана. То, что иерархия критериев, стоящая за реальным выбором, может оставаться неизвестной и самому субъекту - даже при постановке специальной задачи на осознание оснований своего решения, - выдвигает в качестве самостоятельной задачи изучение интуитивных компонентов регуляции ПР.
В проведенных нами специальных исследованиях изучалось, как эффективность ПР зависит от соотношения дискурсивных и интуитивных процессов в регуляции предвосхищений, а также мотивационных факторов, отражающих глубинные личностные предпочтения субъекта в способах выхода из ситуаций неопределенности (см. [8, 17]). Показано, что в прогнозировании следует выделять ориентировку, во-первых, на предметное развитие ситуации, во-вторых, на возможность изменения ее развития собственными действиями [12]. В обоих случаях следует учитывать представленность саморегуляции как формы метаконтроля субъектом своих решений, не сводимого к рефлексии или одному уровню самоконтроля (в частности, осознанному).
Результаты ранее проведенных нами исследований показали, что глубинная мотивация влияет на особенности стратегий ПР не прямо, а посредством специфических процессов - принятия риска, оценивания уверенности и ряда других [10 - 13]. Люди, по-разному реализующие мыслительное опосредствование ПР, отличались по таким видам мотивации, как мотивация достижения, агрессии, доминирования, принятия виновности (чувство вины). Эти влияния имеют процессуальный характер, но, как следует из данных кластер-анализа, диагностированные психологические переменные объединяются в устойчивые группировки, в разной степени проявляющие свои регулятивные функции на различных этапах ПР, поэтому эти группировки были проинтерпретированы нами как динамические регулятивные системы [8, 9]. Важно подчеркнуть, что они являются динамическими смысловыми системами, взаимодействующими с когнитивными (и более узко - интеллектуальными) компонентами подготовки выбора, реализуя целостный личностно-интеллектуальный потенциал человека. Согласно выдвинутой гипотезе о роли таких динамических систем в микрогенезе ПР, мы изменили и отношение к постановке проблемы изучения мышления при ПР [9, 10].
Во-первых, это означало разработку идеи многоуровневости регуляции выбора. Мотивация рассматривается при этом как влияющая на процессы принятия риска, уверенности и т.д., и лишь в таком опосредствовании - на эффективность стратегий ПР. Во-вторых, признается важной идея открытости предполагаемых динамических систем, поскольку они могли включать в разных соотношениях личностно-мотивационные и собственно интеллектуальные компоненты, в том числе дискурсивные и интуитивные. В-третьих, человек, принимающий решение, необходимо стал изучаться в контексте присущей ему саморегуляции как метаконтроля. Один из этих аспектов - готовность человека полагаться на неотрефлексированные, интуитивные критерии выбора. Тем самым сформулированная в психологии мышления идея структурирующей функции мотива, как мы предположили, должна быть видоизменена применительно к мыслительным задачам прогнозирования. Возрождающийся интерес к интуитивным компонентам регуляции выбора неслучаен, поскольку процесс, опосредствующий выдвижение вербальных прогнозов, определяет эффективность и адекватность суждений в условиях неопределенности [4, 21 - 25].
Центральной проблемой в современных исследованиях можно назвать оценку рациональности мышления в новом аспекте - адекватности и оправданности использования интуитивных процессов прогнозирования. Если одни авторы характеризуют интуитивные процессы прогнозирования как несовершенные, ведущие к ошибкам и неэффективным вербальным прогнозам [24, 25], то другие признают позитивный вклад, вносимый интуицией в адекватность формируемого прогноза [21, 22].
Другая важная проблема при выявлении вкладов и взаимодействий диспозициональных и ситуационных детерминант ПР, оказывающих влияние на соотношение интуитивных и аналитических компонентов в прогностических процессах, - это раскрытие путей и механизмов мотивационной регуляции выбора. Принятие же предположения об одновременно личностном и мыслительном опосредствовании ПР требует отказа от одноуровневых моделей, где не возникало необходимости включения в них опосредствующих звеньев, фокусирующих на себе взаимодействия тех и других компонентов. Разработанные в отечественной психологии взгляды о рождении мысли из мотивирующей сферы сознания (Л. С. Выготский) и смысловой регуляции мышления (О. К. Тихомиров) подготовили, на наш взгляд, переход к пониманию психологической регуляции выбора как процессуально опосредствованному взаимодействием личностных и интеллекту-
стр. 61
альных составляющих ПР. Исследовательскими задачами являются установление видов этих взаимодействий и конкретизация психологических моделей, раскрывающих функционально-уровневые взаимоотношения процессов и компонентов, посредством которых человек доопределяет и иерархизирует основания своих решений.
Анализ рассмотренных проблем привел нас к постановке задачи изучения взаимосвязей мотивации и соотношения интуитивных и аналитических компонентов в процессуальном опосредствовании прогнозов при ПР.
В отечественной психологии мышления в работах, выполненных в школе О. К. Тихомирова, было сформулировано положение о структурирующей функции мотива, которая проявляется в продуктивности процесса образования промежуточных целей, развернутости вербализованного и невербализованного поиска, в соотношении осознанных и неосознанных предвосхищений, а также в особенностях порождения промежуточных целей [18]. Было показано, что мотивы могут изменять саму структуру мышления, причем изменения мотивации могут осуществляться под влиянием инструкции. На материале анализа интеллектуальных решений в диалоге с компьютером были получены первые данные о регулирующей роли в стратегиях ПР факторов глубинной мотивации [13]. Основания, сложившиеся в теории смысловой регуляции мышления, разработанной школой О. К. Тихомирова, также были использованы нами для формулирования следующей гипотезы: в прогностических задачах, целью решения которых является выдвижение суждений о будущих событиях, мотивы могут выступать в их структурирующей функции, а готовность субъекта полагаться на интуицию может процессуально определять соотношение интуитивных и аналитических процессов, опосредствующих формирование вербальных прогнозов при ПР.
Для экспериментального подхода к ее проверке мы использовали сложившиеся в зарубежной психологии средства измерения готовности полагаться на интуицию, разработка которых была связана с существенными изменениями в понимании стилей как личностных образований. От проблематики когнитивных стилей как парциальных личностных регуляторов восприятия, поведения и мышления психология стала переходить к "укрупнению" представлений о стилевой регуляции, соотнося стили с более целостными основаниями саморегуляции. Применительно к сфере интуитивных процессов это было осуществлено, в частности, при разработке С. Эпстайном шкалы "Доверие интуиции" [26]. Он считает, что интуитивный познавательный стиль проявляется в устойчивом предпочтении человека опираться на интуитивное познание как основу для решений и действий. Эпстайн с коллегами разработали опросник "Рациональный-опытный", который отражает преобладание, согласно самоотчетам испытуемых, дискурсивных или интуитивных оснований выборов. Его апробация осуществлялась в нашем предварительном исследовании.
Цели основного исследования: 1) выявить специфику становления предвосхищений у лиц, склонных и не склонных доверять интуиции; 2) установить роль глубинной мотивации в выраженности интуитивных и дискурсивных компонентов вербальных выборов (при решении прогностической задачи).
Гипотезы:
1. При ПР, условием которого является применение интуиции, соотношение интуитивных и аналитических компонентов размышления зависит от саморегуляции, что, в частности, предполагает реализацию человеком разной степени следования инструкции.
2. Отдельные виды мотивации, неспецифической по отношению к мыслительной деятельности, но отражающей социогенные потребности, связаны с выраженностью интуитивных или дискурсивных компонентов в подготовке мыслительных прогнозов, т.е. соответствующие мотивы выступают по отношению к мыслительным прогнозам в своей структурирующей функции.
МЕТОДИКА
Схема исследования. В предварительном исследовании, посвященном русскоязычной адаптации опросника Эпстайна, приняли участие 315 чел. (из них 238 женщин). Их возраст варьировал от 17 до 55 лет (M = 22.59; SD = 5.76). Основную часть выборки составили студенты-психологи (162 чел.) и студенты - социальные работники (124 чел.); в небольшую группу вошли 29 чел., имеющих высшее образование. Кроме определения показателей надежности шкал были получены предвари-
3 Было выявлено, что в случае более значимой мотивации (тестирование умственной одаренности) для испытуемых характерно наличие длительного неосознанного этапа подготовки осознанных промежуточных целей. Промежуточных целей формируется больше; большее количество невербализованных предвосхищений отражается в речевом плане, чем в случае менее значимой мотивации (нейтральная инструкция). Обнаружено, что при более сильном мотиве в структуре мыслительной деятельности увеличивается представленность более высоких уровней осознания (например, возрастает количество формируемых вербальных предвосхищений - гипотез или целей, обусловливающих избирательность анализа ситуации). Тем самым мотивация выступила как детерминанта, структурирующая мыслительную деятельность в целом и соотношение осознанных и неосознанных компонентов мышления в частности.
4 С. Эпстайн предполагает, что интуитивный познавательный стиль является унимодальным, независимым измерением стилевых особенностей человека и не связан с аналитическим стилем, понимаемым как предпочтение развернутого логического рассуждения и анализа.
стр. 62
тельные данные о связи видов мотивации, выделенных в классификации Г. Мюррея в качестве основных социогенных потребностей и рассмотренных Т. В. Корниловой в контексте иерархии глубинных мотивов, соотносимых с направленностью и полимотивированностью деятельности человека [7]. Применялась методика "Личностный определитель" А. Эдвардса, позволяющая диагностировать виды глубинных - диспозициональных - мотивационных тенденций по индикаторам предпочитаемых человеком способов действий и взаимодействий с окружением, которые представлены на уровне самосознания личности. Модификация опросника Эдвардса включала 10 шкал: "Мотивация достижения", "Любовь к порядку", "Автономия", "Самопознание", "Коммуникативная компетентность", "Толерантность к новому", "Доминирование", "Чувство вины", "Стойкость в достижении целей" и "Агрессия".
Диагностировались также личностные факторы саморегуляции, наиболее тесно связанные с регуляцией решений и действий: рациональность и готовность к риску в варианте методики Корниловой "Личностные факторы принятия решений" - ЛФР [10].
В основном исследовании приняли участие 82 чел. (из них 61 женщина). Все испытуемые были студентами в возрасте от 17 до 20 лет, обучающимися на факультете социальной работы. Каждый из них принимал решения в ситуациях, заданных методикой "Видеоклипы", а также проходил тестирование по указанным трем личностным опросникам (Эпстайна, Эдвардса и Корниловой). В модификации опросника Эдвардса для этой части исследования шкала "Агрессия" была заменена нами на специально разработанную шкалу "Рациональность", которая включала пункты, отражающие направленность на сбор информации при ПР и стремление субъекта разрешать ситуацию неопределенности (готовность к выбору в условиях неопределенности).
Предполагалось сопоставить степень выраженной субъектом готовности полагаться на интуицию и стремление осуществлять анализ ситуации с количественными индексами личностных свойств (по ЛФР) и мотивации (по опроснику Эдвардса). Были применены схемы как корреляционного анализа, так и квазиэкспериментального сравнения разных уровней мотивации у групп испытуемых с высоким и низким уровнями дискурсивных размышлений при подготовке вербального прогноза как решения.
Согласно оригинальной методике О. В. Степаносовой "Видеоклипы" перед испытуемыми ставилась задача формировать вербальные прогнозы относительно развития ситуаций, прерываемых перед завершением действия в них других людей. В этих задачах (всего их было 3) от испытуемого требовался прогноз относительно развития сюжета после момента прерывания. Специальная инструкция задавала требование полагаться на интуитивные процессы при формировании вербальных прогнозов о разрешении конфликтной ситуации; объективно это требование подкреплялось созданием ситуации неопределенности с самыми разными возможными вариантами продолжения межличностного общения (между героями видеоклипов).
После выбора испытуемым своего решения он досматривал клип и мог судить об эффективности сделанного прогноза. С помощью специального опроса мы также получали данные о типе мыслительных процессов, на которые полагается испытуемый при решении прогностической задачи, а также о его уверенности в формируемых прогнозах (с помощью методики балльных оценок). Испытуемые заполняли опросник после просмотра каждой из частей задачи.
В исследованиях, выполненных нами совместно с И. И. Каменевым ранее с применением другого экспериментального материала - принятия решения при логической ориентировке на правило, - была установлена регулятивная роль ряда мотивов на различных этапах решения: предрешений, оценивания эффективности собственных действий и окончательного выбора [12]. На материале использованных нами ситуаций видеоклипов, предполагавших социальную перцепцию и неопределенность развития сюжета вследствие действий другого человека, планировалось сделать дальнейшие обобщения о влиянии разных видов глубинной мотивации на ПР.
РЕЗУЛЬТАТЫ
I . Предварительное исследование
1. Результаты проверки психометрических характеристик адаптированного опросника Эпстайна показали высокую надежность-согласованность пунктов шкалы "Доверие интуиции": α-Кронбаха = 0.87, что соответствует уровню, установленному для американской выборки [26]. Высокой оказалась и согласованность входящих в нее субшкал: для субшкалы "Интуитивная способность" α = 0.73, для субшкалы "Применение интуиции" α = 0.83 (при корреляции между ними 0.71). Распределения значений в целом по опроснику Эпстайна и его субшкалам ("Интуитивная способность" и "Применение интуиции") соответствовали нормальному.
2. Половые различия в склонности полагаться на интуицию обычно преувеличены: нами не было обнаружено значимых различий между мужчинами и женщинами. В то же время на степень выраженности интуитивного познавательного стиля значимо влиял уровень образования: согласно результатам мультивариативного анализа,
стр. 63
Рис. 1. Групповые различия по шкалам готовности полагаться на интуицию.
λ-Вилкса = 0.93, F (2,118) = 4.38 при p < 0.05 (везде для F в скобках указаны степени свободы).
3. Студенты больше доверяют интуиции, чем те, кто имеет высшее образование, а участники эксперимента с гуманитарным профилем более склонны полагаться на интуицию, чем испытуемые с техническим. Тем самым люди ориентируются на усвоенные в ходе получения образования профессиональные ожидания и нормативы решения проблем, согласно которым они определяют для себя ценность, уместность доверия интуиции, что сказывается на выраженности их интуитивного познавательного стиля.
Эффект влияния профессионального профиля, установленный в исследовании: λ-Вилкса = = 0.94, F (2, 115) = 4.28 (p < 0.05). Схематично установленные групповые различия представлены на рис. 1.
Дополнительно корреляционный анализ позволил выявить отрицательную взаимосвязь между возрастом участников исследования и их показателями по шкале "Доверие интуиции" (ρ = = -0.264, p < 0.01), а также по субшкале "Применение интуиции" (ρ = -0.324, p < 0.001).
4. Применение опросника ЛФР позволило установить, что доверие интуиции не связано с выраженностью личностного свойства рациональности, но значимо коррелирует с готовностью к риску (ρ = 0.26 при p < 0.01). В основном исследовании мы наблюдали иную картину: готовность к риску не была связана с другими показателями, при этом прослеживалась связь рациональности с подготовкой прогнозов. Этот аспект исследования обсужден нами в работе [11].
Показатель доверия интуиции положительно связан с толерантностью к новому (ρ = 0.26 при p < 0.01), интуитивная способность отрицательно связана с чувством виновности (принятие ответственности на себя) и коммуникативной компетентностью (в заданных нами пунктах доверия партнерам по общению).
II . Основное исследование
1. Как и ожидалось, в ситуациях, заданных методикой "Видеоклипы", большинство испытуемых отмечали, что во время формирования вербальных прогнозов они полагались на интуитивные процессы (на рис. 2 представлены частотные распределения полученных суммарных оценок). При этом распределение индивидуальных оценок по показателю применения интуиции имеет эксцесс, а по выраженности применения анализа (не отражено на рис. 2) распределение значений приближено к нормальному. Сравнение распределений на рис. 2 свидетельствует в целом о выполнении заданной инструкции (распределение значений по показателю применения интуиции "больше, чем обычно" приближено к нормальному) и, в частности, о том, что можно выделить подгруппу испытуемых, для которых интенсивная ориентация на интуицию является более типичным способом разрешения ситуации неопределенности. Тем самым нам удалось продемонстрировать, что формирование вербальных прогнозов в задаче, одним из условий которой можно назвать применение интуиции, реализуется при разной степени представленности и выраженности интуитивных и аналитических компонентов.
Рис. 2. Распределение балльных оценок, отражающих ориентацию испытуемых на интуитивную и дискурсивную подготовку прогнозов.
А - показатель "применение интуиции"; Б - показатель применения интуиции, отвечающий оценке испытуемых "полагался на интуицию больше, чем обычно".
стр. 64
2. Для оценки эффекта влияния взаимодействия интуитивных и дискурсивных процессов на эффективность вербальных прогнозов мы выделили подгруппы испытуемых с высокими и низкими значениями (по выраженности "применение интуиции" и "применение анализа" на основе 40-го и 60-го процентиля). В результате дисперсионного анализа был выявлен эффект влияния показателя применения интуиции "больше, чем обычно" на "применение анализа" (F (3, 54) = 4.38, p < 0.01).
Рассмотрение интуитивных и аналитических компонентов в качестве факторов, влияющих на эффективность вербального прогноза, позволило установить следующее. Взаимодействие интуитивных (показатель использования интуиции "больше, чем обычно") и аналитических (показатель "использование анализа") процессов способствует повышению точности и эффективности вербальных прогнозов.
На рис. 3 показано, что при слепом доверии интуиции у испытуемых снижена эффективность предсказаний как суждений о будущих событиях, в то время как при интенсивном применении анализа и одновременно стремлении полагаться на интуицию больше, чем обычно, эффективность прогнозирования (и тем самым ПР) существенно выше. Наибольшую эффективность имели предвосхищения, которые были сформированы испытуемыми благодаря не столько применению анализа, сколько слаженному взаимодействию интуитивных и дискурсивных компонентов прогностического процесса.
3. Для выявления эффектов преобладающего типа подготовки решения сравнивались мотивационные характеристики у испытуемых с наименьшими (40-й процентиль) и наибольшими (60-й процентиль) баллами по показателям интуиции и анализа. В отличие от более традиционного рассмотрения эффектов мотивации как воздействующих факторов, в примененной нами схеме дисперсионного анализа мы исходили из того, что актуалгенез стратегий, скорее всего, может претендовать на статус "воздействия", поскольку в нем отражается активность испытуемого в регуляции принятии решения, мотивационные же индексы лишь демонстрировали отличия выбранных контрастных групп. Согласно результатам дисперсионного анализа, испытуемые с высокой и низкой выраженностью аналитической подготовки прогноза значимо различались по следующим видам мотивации.
Любовь к порядку (F (1, 53) = 6.40, p < 0.05) в группе с низким применением анализа оказалась значимо ниже (M = 5.63, SD = 4.17), чем в группе с высоким применением анализа (M = 7.64, D = 3.28).
Испытуемые с высокой и низкой выраженностью интуитивных компонентов формирования прогноза значимо различались по самопознанию (F (1, 61) = 4.04, p < 0.05): полагавшиеся на интуицию в большей степени, чем им это свойственно обычно, характеризовались более выраженной тенденцией к самопознанию (M = 12.19, SD = 3.68), чем те, кто полагался на интуицию в той же степени, в какой им это обычно свойственно (M = 14.09, SD = 3.81).
4. Корреляционный анализ между всеми измеренными индексами и показателями прогностических процессов позволил выявить значимую, хотя и невысокую отрицательную взаимосвязь между мотивацией доминирования и показателями "применение интуиции" (ρ = -0.26, p < 0.05), а также "применение анализа" (ρ = -0.28, p < 0.05). То есть выраженность склонности к доминированию сопровождается снижением эффективности обеих составляющих при образовании предвосхищений. Дополнительно оказалось, что мотивация любовь к порядку положительно связана с показателем "применение анализа" (ρ = 0.27, p < 0.05).
5. Мы проанализировали мотивационные особенности тех испытуемых, которые полагались на интуицию в большей степени по сравнению с обычным способом решения проблем. Испытуемые первой подгруппы, применявшие анализ в небольшой степени, показали наименьшую точность прогнозов, а испытуемые второй подгруппы, в большой степени опиравшиеся на аналитические прогностические процессы, показали наибольшую точность прогнозов. Дисперсионный анализ выявил значимые различия между указанными выборками по таким мотивационным характеристикам, как любовь к порядку, толерантность к новому и автономия (см. таблицу и рис. 4). Испытуемые, которые применяли интуицию в большей степени, чем им это свойственно, но в небольшой степени опирались на анализ, проявляли менее выраженную любовь к порядку; они обладали более выраженной толерант-
Рис. 3. Влияние взаимодействия дискурсивных и интуитивных процессов на адекватность предвосхищений.
5 В то же время эти индексы отражали уровень активности как самосознавания направленности своих личностных предпочтений.
стр. 65
Мотивационные особенности испытуемых, полагавшихся на интуицию в большей степени, чем им это обычно свойственно
Шкала |
Низкий уровень применения анализа |
Высокий уровень применения анализа |
F -тест, p |
Любовь к порядку |
M = 4.88; SD = 2.64 |
M = 7.69; SD = 3.11 |
F (1,23) = 5.53 p < 0.05 |
Автономия |
M = 12.63; SD = 2.07 |
M = 9.56; SD = 3.48 |
F (1,23) = 5.99 p < 0.05 |
Толерантность к новому |
M = 17.25; SD = 3.45 |
M = 12.28; SD = 5.30 |
F (1,23) = 5.94 p < 0.05 |
ностью к новому и автономией по сравнению с теми, кто также полагался на интуицию в большей степени, чем им это свойственно, но в большой степени актуализировал аналитические процессы. Эффектов других видов мотивации в соотношении интуитивных и аналитических компонентов мыслительного процесса обнаружено не было.
ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ
В разработанных нами ситуациях, применявшихся в методике "Видеоклипы", с помощью инструкции и посредством ограничения испытуемых в доступном знании о ситуации задавалось требование использовать интуитивные процессы при формировании суждений о будущих событиях. В действительности, как показали индикаторы прогностических процессов, большинство участников исследования полагались на интуицию и догадки при ПР. В то же время разные испытуемые формировали вербальные прогнозы при различном соотношении и выраженности интуитивных и аналитических компонентов мыслительного процесса. Тот факт, что наибольшую точность в формировании предсказаний показали участники исследования, которые одновременно больше полагались на интуицию, применяя и анализ, а наименьшую - те, кто больше использовал интуицию, однако меньше - дискурсивное рассуждение (мало применял анализ), свидетельствует о процессуальном взаимодействии этих компонентов подготовки прогноза. Это соответствует распределениям балльных оценок, построенным по самоотчетам групп, позволившим нам выделить четыре группы испытуемых: 1) в меньшей степени полагающиеся на интуицию и анализ; 2) в меньшей степени полагающиеся на анализ, а в большей - на интуицию; 3) в меньшей степени полагающиеся на интуицию, а в большей - на анализ; 4) в большой степени полагающиеся как на интуицию, так и на анализ.
Таким образом, хотя объективным условием предъявляемых испытуемым прогностических задач было применение интуиции при формировании суждений о будущих событиях, в действительности участники исследования различались по соотношению и интуитивных, и аналитических процессов, опосредствующих выбор вербальных прогнозов. Тем самым получены эмпирические доводы в пользу гипотезы о роли саморегуляции в процессуальной подготовке вербальных прогнозов, причем не менее чем на двух ее уровнях - осознанной и неосознанной. Осознанная направленность на выполнение инструкции - один из процессов метарегуляции стратегий подготовки решения. В эту метарегуляцию вносит свой вклад и неспецифическая (для мышления и процессов ПР) глубинная мотивация.
В исследовании удалось продемонстрировать, что ряд видов глубинной мотивации может рассматриваться в качестве переменных, опосредствующих решение прогностической задачи, поскольку они сопутствуют различению испытуемых по преобладающему типу мыслительной подготовки ПР. Толерантность к новому и автономия, наиболее свойственные людям, которые делают прогнозы интуитивно и эффективно, подтверждают включенность этих диспозициональных мотивационных предпосылок в актуалгенез ПР. Отличия в мотивационном профиле участников исследования с разным соотношением интуитивных и дискурсивных компонентов прогнозирования, отвечающих стремлениям к независимости и терпимости к изменениям, иным образом проявлялись по вкладу в ПР для других видов мотивации - доминирования и любви к порядку.
Результаты проведенного исследования свидетельствуют также в пользу второй из исходных гипотез, а именно: мотивы выступают в их структурирующей функции и при ПР. Но сама структурирующая функция должна быть переосмыслена. Так, если в развернутых процессах решения задач (problem solving) эту функцию можно рассматривать в контексте эффектов влияний разных видов предварительно измеренной мотивации на показатели решения мыслительной задачи, то для ситуаций выбора в закрытых задачах (decision making), со свернутыми формами интеллектуальной ориентировки, схожие эффекты определяются иначе. Они могут быть установлены как проявления различной степени выраженности того или иного вида мотивов у групп лиц с разны-
Рис. 4. Мотивационно-личностные особенности испытуемых, полагавшихся на интуицию в большей степени, чем это обычно им свойственно.
стр. 66
ми типами регуляции мыслительного прогнозирования, определяемыми по разному соотношению интуитивной и дискурсивной составляющих в подготовке вербального прогноза.
Следовательно, можно считать, что отдельные виды мотивации, неспецифической для мыслительной деятельности, могут оказывать структурирующее влияние на соотношение интуитивных и аналитических компонентов мыслительного процесса при ПР. На материале решения студентами прогностических задач нами было выявлено влияние таких мотивов, как доминирование, любовь к порядку, толерантность к новому, автономия и самопознание. В работах, выполненных на экспериментальном материале выбора "лотерей" при других видах принятия решений, устанавливались иные мотивационные влияния - мотивации достижения и агрессии (см., например, [6]). Таким образом, структурирующая роль разных видов мотивов, внешних по отношению к мыслительной деятельности, проявляется различным образом для разных типов ситуаций ПР, т.е. не может обсуждаться независимо от ориентации человека на содержательные аспекты развития ситуации. Это в целом подкрепляет гипотезу о целостном функционировании личностно-интеллектуального потенциала человека и многоуровневости процессов при подготовке ПР.
В нашем исследовании было показано также, что различия в структурирующей функции связаны как с близостью мотива к уровню личностного самосознания (мотив самопознания), так и с возможностью проявлять регулятивную роль собственного Я в отношении к себе и признании автономии других людей (здесь негативную роль играет мотив доминирования). Так, установлено, что испытуемые с более выраженной мотивацией доминирования при формировании вербальных прогнозов в ситуации межличностного взаимодействия предпочитали в небольшой степени опираться как на интуицию, так и на анализ, что в результате снижало эффективность их прогнозирования. Высокая склонность к доминированию препятствовала проявлению характеристик прогностического процесса, связанных с более высокой точностью формируемых предсказаний, а также более полному использованию интеллектуального потенциала для решения задачи6 . Выраженность мотивации самопознания - как склонности анализировать собственные мотивы и чувства, наблюдать за другими, ставить себя на их место, а также анализировать их чувства и мотивы - сопутствует умению полагаться на интуицию, и испытуемые успешно опираются на интуитивные процессы порождения предвосхищения, что в других ситуациях для них мало характерно. Иным было влияние мотивации любовь к порядку - как стремления к детальной организации жизни, заблаговременному планированию, содержанию вещей в чистоте и порядке. Эта тенденция способствует росту организованности и систематичности мыслительного процесса, опосредствующего порождение предвосхищений. Можно также считать, что высокий уровень любви к порядку повышал в экспериментальной ситуации стремление максимально контролировать собственные интуитивные процессы прогнозирования посредством развертывания осознанного поиска и анализа доступной информации. Следовательно, метаконтроль стратегий в отношении этого мотивационного фактора был двухкомпонентным: испытуемые с большими индексами данной мотивации, согласно требованиям экспериментальной ситуации сознательно реализовывавшие доверие интуиции в своих прогнозах, максимально развивали при подготовке ПР оба типа доступных им ресурсов - интуицию и анализ, что в итоге приводило к росту эффективности вербальных прогнозов.
Испытуемые, которые предпочитают неконвенциональность, независимость и экспериментирование, в меньшей степени применяли анализ и менее тщательно обдумывали ситуацию наряду с тем, что, как они отмечали в самоотчетах, опирались на интуицию в большей степени, чем это обычно им свойственно. Итак, испытуемые, более автономные и толерантные к новому, предпочитали в нашем исследовании оказывать доверие мало привычному для них процессу порождения предвосхищений и включали возникающие интуитивные предвосхищения в формирование вербального прогноза, отказываясь от применения дискурсивных процессов, отвечающих традиционному представлению о рациональности. В результате они формировали менее адекватные вербальные прогнозы. Последнее вновь свидетельствует о важности многоуровневого мета-контроля в мыслительной подготовке ПР.
Таким образом, ведущими в общей системе регуляции актуалгенеза предвосхищений при ПР выступили процессуальные особенности мышления, фокусирующие взаимодействия сознательной ориентированности человека на использование интуиции и свойственных ему характеристик диспозициональной (неспецифической для мышления) мотивации.
ВЫВОДЫ
1. Наиболее эффективные прогнозы при ПР выдвигались людьми, в равной степени полагающимися как на интуицию, так и на дискурсивный анализ ситуации. Слепое доверие интуитивным прогнозам снижает эффективность итоговых
6 В ситуации вербального прогноза с ориентировкой на межличностные отношения участников ситуации студенты с выраженной склонностью к доминированию, видимо, отражали привычку к навязыванию своей позиции, а не к размышлению о том или угадыванию того, как другие люди (которые обладают другими убеждениями, чертами характера и т.д.) могут поступить в конкретной ситуации.
стр. 67
предвосхищений, в то время как осознанное анализирование ситуации само по себе не позволяет достичь максимальной точности предсказаний.
2. Определенные виды мотивов выступают в их структурирующей функции при решении прогностических задач, взаимодействуя с готовностью субъекта полагаться в большей степени на интуитивно или дискурсивно выделенные ориентиры в качестве стилевых предпочтений.
3. Люди, процессуально по-разному строящие свои вербальные прогнозы, различаются диагностируемыми мотивационными профилями. На соотношение выраженности интуитивных и дискурсивных процессов оказывают влияние такие неспецифические по отношению к мыслительной деятельности мотивационные устремления, как любовь к порядку, толерантность к новому, доминирование, самопознание и автономия.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Асмолов А. Г. По ту сторону сознания: методологические проблемы неклассической психологии. М.: Смысл, 2002.
2. Бернштейн Н. А. Очерк по физиологии движений и физиологии активности. М., 1966.
3. Брушлинский А. В. Мышление и прогнозирование (логико-психологический анализ). М.: Мысль, 1979.
4. Гурова Л. Л. Психологический анализ решения задач. Воронеж: Воронежский университет, 1976.
5. Канеман Д., Словак П., Тверски А. Принятие решений в неопределенности: Правила и предубеждения. Харьков: Гуманитарный центр, 2005.
6. Козелецкий Ю. Психологическая теория решений. М.: Прогресс, 1979.
7. Корнилова Т. В. Диагностика мотивации и готовности к риску. М.: ИП РАН, 1997.
8. Корнилова Т. В. Мотивационная регуляция принятия решений: современные представления // Современная психология мотивации / Под ред. Д. А. Леонтьева М.: Смысл, 2002. С. 172 - 213.
9. Корнилова Т. В. Методологические проблемы психологии принятия решений // Психол. журн. 2005. Т. 26. N 1. С. 7 - 17.
10. Корнилова Т. В. Психология риска и принятия решений. М.: Аспект Пресс, 2003.
11. Корнилова Т. В., Каменев И. И., Сшепаносова О. В. Мотивационная регуляция принятия решений // Вопросы психологии. 2001. N 6. С. 55 - 65.
12. Корнилова Т. В., Сшепаносова О. В., Григоренко Е. Л. Интуиция и рациональность в уровневой регуляции прогнозов при принятии решений // Вопросы психологии. 2006. N 2.
13. Корнилова Т. В., Тихомиров О. К. Принятие интеллектуальных решений в диалоге с компьютером. М.: Изд-во МГУ, 1990.
14. Ломов Б. Ф., Сурков Е. Н. Антиципация в структуре деятельности. М.: Наука, 1980.
15. Регуш Л. А. Психология прогнозирования: успехи в познании будущего. СПб.: Речь, 2003.
16. Смирнов С. Д. Психология образа: проблема активности психического отражения. М.: Изд-во МГУ, 1985.
17. Степаносова О. В. Современные представления об интуиции // Вопросы психологии. 2003. N 4. С. 133 - 143.
18. Телегина Э. Д., Богданова Т. Г. О влиянии значимости мотива на процесс решения мыслительных задач//Вопросы психологии. 1980. N 1. С. 121 - 124.
19. Тихомиров О. К. Психология мышления. М.: Академия, 2002.
20. Фейгенберг И. М., Иванников В. А. Вероятностное прогнозирование и преднастройка к движениям. М.: Изд-во МГУ, 1978.
21. Agor W.H. The logic of intuitive decision making. West-port, CT: Quorum books, 1986.
22. Allison C.W., Chell E., Hayes J. Intuition and entrepreneurial behavior // European J. of Work and Organizational Psychology. 2000. V. 9. N 1. P. 31 - 43.
23. Hammond K.R. Judgments under stress. N.Y.: Oxford University Press, 2000.
24. Meehl P.E. Clinical versus statistical prediction: A theoretical analysis and a review of the evidence. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1954.
25. Yaniv I., Hogarth R.M. Judgmental versus statistical prediction: Information asymmetry and combination rules // Psychological Science. 1993. V. 4. P. 58 - 62.
26. Pacini R., Epstein S. The relation of rational and experiential information processing styles to personality, basic beliefs, and the ratio-bias phenomenon //J. of Persona-lity and Social Psychology. 1999. V. 76. N 6. P. 972 - 987.
MOTIVATION AND INTUITION IN VERBAL PREDICTIONS REGULATION IN DECISION MAKING
O. V. Stepanosova*, T. V. Kornilova**
* Ph.D, junior research assistant, Yale University, New Haven, USA
** Sc.D. (psychology), professor of the general psychology chair, department of psychology, Moscow State University after M.V. Lomonosov
Relationship of intuitive and discursive components of thinking in verbal predictions formation in the situation of specially made video clips interruption was studied. The differences in productive and processual characteristics of decision making due to different proportions of subject's disposition to rely on intuition and different kinds of deep nonspecific motivation intensity were shown. Possibility of revealing motives structure-forming function with reference to thinking in decision making is discussed.
Key words: decision making, anticipation, verbal predictions, intuition, risk readiness, motives.
стр. 68
Когнитивная психология. МНЕМИЧЕСКИЙ ЭФФЕКТ СТРУПА И ЭФФЕКТ МНЕМИЧЕСКОГО УЛУЧШЕНИЯ: ЗАВИСИМОСТЬ ОТ СКОРОСТИ ПРЕДЪЯВЛЕНИЯ СТИМУЛЯЦИИ
Автор: Р. С. ШИЛКО, Ю. Б. ДОРМАШЕВ, В. Я. РОМАНОВ
© 2006 г. Р. С. Шилко*, Ю. Б. Дормашев**, В. Я. Романов***
* Кандидат психологических наук, научный сотрудник кафедры методологии психологии факультета психологии МГУ им. М. В. Ломоносова, Москва
** Кандидат психологических наук, доцент кафедры общей психологии, там же
*** Кандидат психологических наук, ведущий научный сотрудник кафедры психологии личности, там же
Изучалась зависимость мнемического эффекта Струпа и эффекта мнемического улучшения от скорости предъявления элементов запоминаемого ряда. Полученные результаты показывают, что скорость предъявления материала влияет на контролируемые процессы селекции и запоминания, требующие единых ограниченных ресурсов умственного усилия или внимания. Мнемический эффект Струпа отражает распределение умственного усилия на процессы селекции и контролируемые процессы памяти, а показатель эффекта мнемического улучшения - недостаток умственного усилия, необходимого для контролируемых процессов памяти.
Ключевые слова: внимание, память, ресурсы умственного усилия, мнемический эффект Струпа, эффект мнемического улучшения, стратегии.
Настоящее исследование продолжает серию работ [4, 8], посвященных изучению взаимодействия процессов внимания и памяти человека.
С этой целью была разработана методика кратковременного запоминания стимулов задачи Струпа. Ее суть состояла в объединении задания на объем памяти и задачи Струпа [4]. Испытуемые запоминали и воспроизводили цвета шрифта предъявленных одно за другим слов, обозначающих названия цветов, в условиях либо совпадения, либо конфликта цвета шрифта и значения слова. В нейтральном условии они запоминали цвета последовательности бессмысленных наборов символов. При апробации данной методики были впервые обнаружены и описаны два эффекта - мнемический эффект Струпа и эффект мнемического улучшения. В конфликтном условии несоответствия значения слова и цвета шрифта объем памяти на последовательность цветов уменьшался по сравнению с объемом памяти на последовательность цветов бессмысленных наборов символов. Этот результат был назван мнемическим эффектом Струпа (МЭС). В условии совпадения значения слова и цвета шрифта объем памяти на последовательность цветов, напротив, увеличивался по сравнению с объемом памяти на последовательность цветов бессмысленных наборов символов. Этот результат получил название эффекта мнемического улучшения (ЭМУ).
Дальнейшее исследование позволило выдвинуть предположение о том, что МЭС и ЭМУ являются показателями взаимодействия процессов внимания и памяти [8]. МЭС возникает потому, что в конфликтном условии единые ограниченные ресурсы умственного усилия [15] распределяются на контролируемые процессы запоминания и дополнительно - на отвлечение от значения слов. Поэтому продуктивность мнемической деятельности в конфликтном условии уменьшается по сравнению с запоминанием в нейтральном условии, где необходимость в отвлечении отсутствует. В случае ЭМУ на запоминание расходуется больше ресурсов умственного усилия, поскольку в условии совпадения происходит автоматическая селекция: значение слова автоматически помогает назвать цвет, и его называние предъявляет меньшие требования к ресурсам, чем в нейтральном условии. Поэтому в совпадающем условии на мнемическую деятельность расходуется больше ресурсов, чем в нейтральном условии, и в результате возникает ЭМУ.
В предыдущих работах указанные выше эффекты исследовались при постоянной скорости предъявления элементов (2.5 элемента в секунду - эл./с) [4, 8]. В настоящей работе мы предположили, что варьирование скорости предъявления элементов запоминаемого ряда может изменить соотношение процессов внимания и кратковременного запоминания и как следствие - величины МЭС и ЭМУ.
Известно, что скорость предъявления материала, с одной стороны, оказывает влияние на объ-
стр. 69
ем памяти (например, [5, 13]), а с другой - выдвигает высокие требования к ограниченным ресурсам системы переработки информации, т.е. к вниманию [11, 15]. Согласно вышеизложенным представлениям о механизмах обнаруженных эффектов, с увеличением скорости контролируемые процессы как памяти, так и внимания потребуют больше ресурсов, что приведет к увеличению ЭМУ и МЭС. При этом увеличение МЭС будет более значительным, чем увеличение ЭМУ, поскольку МЭС требует дополнительных ресурсов умственного усилия.
Таким образом, мы предположили, что при увеличении скорости предъявления элементов запоминаемого ряда величины МЭС и ЭМУ будут увеличиваться, причем это увеличение произойдет в большей степени для МЭС, чем для ЭМУ. Для проверки этой гипотезы был проведен эксперимент.
МЕТОДИКА
Как и в предыдущих работах, во всех опытах данного исследования использовалась разработанная нами методика измерения объема памяти на цвета последовательно предъявляемых элементов ряда [4, 8]. Главное отличие методики настоящего исследования состояло в том, что варьировалась скорость предъявления материала.
Кроме того, было увеличено с трех до пяти число видов элементов, а также изменена форма ответа - с мануальной на вербальную. Первое изменение было сделано потому, что большее разнообразие используемых элементов снижает вероятность появления в запоминаемой последовательности закономерных комбинаций, когда чередуются два вида элементов, например, в совпадающем условии ... СИНИЙ, ЗЕЛЕНЫЙ, СИНИЙ, ЗЕЛЕНЫЙ ... Как показали результаты предыдущего исследования, такие комбинации замечаются испытуемыми и могут использоваться ими для группировки элементов запоминаемой последовательности в более крупные единицы [8]. Проконтролировать же действительное использование такой стратегии крайне трудно.
Как следствие было сделано второе изменение методики: вместо мануальной использовалась вербальная форма ответа. Нажатие на пять различных клавиш значительно затруднило бы работу испытуемого по сравнению с вербальными ответами. Отметим, что различные формы ответов (мануальные и вербальные) используются как в обычной задаче Струпа [12], так и в задаче на объем памяти (например, [13]). При этом показано, что вид ответа не влияет на эффект Струпа и объем памяти при небольшом количестве видов элементов [20].
Материал. При условии совпадения (С) запоминаемый ряд состоит из слов КРАСНЫЙ (41x7 мм, или 5.9x1 угл. град.), СИНИЙ (33x7 мм, или 4.7x1 угл. град.), ЗЕЛЕНЫЙ (41x7 мм, или 5.9x1 угл. град.), ЖЕЛТЫЙ (39x7 мм, или 5.6x1 угл. град.), БЕЛЫЙ (33x7 мм, или 4.7x1 угл. град.), цвет шрифта которых совпадает с их значением (например, слово СИНИЙ написано синим шрифтом). Разный размер этих слов связан с тем, что они включают разное количество букв.
Выбор этих слов-наименований цветов определяется тем, что они обладают наибольшими и сравнительно близкими показателями общей частоты встречаемости в русском языке: "красный" - 371, "синий" - 180, "зеленый" - 216, "желтый" - 109, "белый" - 471 [9]. Кроме того, они примерно одинаковые по длине. И то, и другое важно учитывать при выборе материала запоминания, поскольку длина и частота использования слов влияют на величину объема памяти [1, с. 177 - 178; 2, с. 56 - 57; 22]. Имеет значение и то, что соответствующие этим наименованиям цвета легко воспринимаются как различные [10, 18, 19]. Отчасти поэтому в исследованиях задачи Струпа данные цвета используются особенно часто [14, 16].
При нейтральном (Н) условии ряд состоит из элементов-наборов XXXXXX (39x7 мм, или 5.6x1 угл. град.). Шрифт элемента может быть красным, синим, зеленым, желтым или белым.
При условии конфликта (К) запоминаемый ряд состоит из слов КРАСНЫЙ, СИНИЙ, ЗЕЛЕНЫЙ, ЖЕЛТЫЙ, БЕЛЫЙ, цвет шрифта которых отличается от цвета, обозначаемого словом. Например, слово СИНИЙ предъявляется красным шрифтом.
Скорость предъявления материала задается временем экспозиции элемента запоминаемого ряда. Это время принимает одно из следующих значений: 200, 300 или 400 мс, внутри ряда оставаясь постоянным. Выбор времени экспозиции обусловлен тем, что МЭС и ЭМУ были обнаружены при времени экспозиции 300 мс [4]. Интервал между предъявлениями двух последовательных элементов ряда всегда составляет 100 мс. Таким образом, ряды запоминаемых элементов предъявляются со скоростью 3 1 /3 , 2.5 и 2 эл./с. Последовательность элементов ряда задается в случайном порядке. При этом исключается предъявление дважды подряд элементов с одинаковым цветом шрифта и одинаковых слов-наименований цветов.
В цифровом условии (Ц) запоминаются арабские цифры от 0 до 9 (6x7 мм, или 0.9x1 угл. град.) белого цвета. По отношению к другим условиям (С, Н, К) это условие служит как фоновое. Время экспозиции каждой цифры составляет 300 мс, межстимульный интервал - 100 мс. Таким обра-
стр. 70
Рис. 1. Схема сбалансированного латинского квадрата.
зом, ряды цифр предъявляются со скоростью 2.5 эл./с.
Оборудование. Исследование проводится с помощью установки, включающей в себя компьютер типа IBM с процессором Intel Pentium 100, цветной (SVGA) монитор Daewoo 15", стандартную клавиатуру и активные звуковые колонки.
Процедура. Голова испытуемого фиксировалась с помощью штатива на расстоянии 40 см от экрана монитора так, чтобы горизонтальная линия взора была направлена перпендикулярно плоскости экрана - точно в его центр. Опыты проводились в затемненном помещении с искусственным диффузным освещением умеренной, постоянной интенсивности.
Предъявление и воспроизведение элементов одного ряда составляли одну пробу. Последовательность из 20 проб, соответствовавших одному экспериментальному условию (С, Н, К), составляла серию. С каждым испытуемым проводился один основной опыт по одной из десяти схем, построенных на основе экспериментального плана сбалансированного латинского квадрата (см. рис. 1).
Каждое из десяти условий эксперимента обозначено буквой и цифрой. Буква обозначает вид предъявляемого материала (К - конфликтный, Н - нейтральный, С - совпадающий, Ц - цифровой), а цифра в нижнем индексе - время предъявления одного элемента (200, 300, 400 мс). Например, К200 на пересечении первой строки и первого столбца означает конфликтное условие с временем предъявления каждого элемента 200 мс. Каждая из представленных по горизонтальным линиям квадрата последовательностей из 10 условий составляла схему опыта, проводимого с одним испытуемым. Сбалансированность латинского квадрата состоит в следующем. Во-первых, каждое из 10 условий встречается на каждой из 10 возможных позиций в строках квадрата, т. е. по одному разу в каждом столбце квадрата. Такое расположение условий, благодаря которому средние значения позиций любых двух условий в квадрате являются одинаковыми, позволяет проконтролировать возможное влияние на выполнение задания в каждом условии со стороны таких факторов, как утомление и научение. Во-вторых, каждое из 10 условий предшествует каждому из 9 других условий в строках квадрата только один раз; каждое из 10 условий следует за каждым из 9 других условий только один раз. Такое взаимное расположение условий позволяет проконтролировать возможное влияние выполнения задания в одном условии на выполнение в другом условии.
Перед основным опытом испытуемый выполнял ознакомительную серию из 12 проб - 4 пробы по каждому из трех условий (С, Н, К) при скорости предъявления 2.5 эл./с. Общее число проб с одним испытуемым за один сеанс составляло 212. По желанию испытуемого опыт мог прерваться между пробами на небольшое время.
Каждую пробу испытуемый начинал самостоятельно: он нажимал на клавишу "Пробел", в результате чего в центре экрана появлялся и предъявлялся в течение 1 - 3 с знак "+" (команда "приготовиться"). Сразу после него в том же месте экрана, на однородном фоне черного цвета, последовательно предъявлялись элементы запоминаемого ряда, по окончании которого подавался звуковой сигнал длительностью 100 мс. Скорость предъявления элементов запоминаемого ряда в
стр. 71
Рис. 2. Величины МЭС и ЭМУ при разной скорости предъявления.
По оси абсцисс отложена скорость предъявления, по оси ординат - средняя разница величин объемов памяти при разных условиях: заштрихованные столбики соответствуют МЭС, серые - ЭМУ. Линией над каждым столбиком указано стандартное отклонение.
пробах одной серии постоянна. В межстимульных интервалах на месте элементов предъявлялась маска в виде сетки.
Сразу же после предъявления ряда испытуемый должен был воспроизвести вслух последовательность цветов шрифта элементов в порядке их предъявления. Акцент в инструкции делался на том, чтобы он старался запомнить как можно больше элементов во всех пробах опыта. Завершение ответа он подтверждал нажатием клавиши "Enter".
В первой пробе серии предъявлялся ряд из 3 элементов. Если он воспроизводился правильно, то в следующей пробе длина ряда увеличивалась на один элемент, если же допускалась какая-либо ошибка (пропуск, перестановка или добавление), то длина следующего ряда уменьшалась на один элемент. И так далее для всех проб серии. Объем памяти в каждой серии определялся как средняя длина ряда последних 10 проб серии.
Индивидуальные показатели МЭС и ЭМУ рассчитывались как разница средних объемов памяти в нейтральном и конфликтном условиях (МЭС), в нейтральном и совпадающем условиях (ЭМУ). На основе этих показателей получались средние значения и стандартные отклонения МЭС и ЭМУ по всей группе испытуемых. Статистическая обработка данных проводилась с использованием компьютерной программы общего назначения Excel и специализированных статистических программных пакетов SPSS и Stadia.
Участники эксперимента. В эксперименте участвовали 30 испытуемых в возрасте от 18 лет до 31 года. Данное количество испытуемых определялось схемой латинского квадрата, предполагавшей 10 последовательностей серий (см. рис. 1). Каждую последовательность проходили три испытуемых.
Все испытуемые прошли проверку на нормальную или скорректированную до нормальной остроту зрения и на нормальную цветовую чувствительность [7]. Никто из них в экспериментах с использованием подобных заданий ранее не участвовал. В цифровом условии (Ц) индивидуальные значения объема памяти расположены в диапазоне от 4.7 до 8.1 элемента (эл.), среднее по всей группе испытуемых значение объема памяти составило 6.2 эл. (при стандартном отклонении 0.92 эл.). Эти показатели соответствовали результатам измерения объема памяти на цифры у нормальных взрослых испытуемых (например, [13]).
РЕЗУЛЬТАТЫ
В среднем по всей группе испытуемых и по всем значениям скорости предъявления материала МЭС составил 13%, а ЭМУ - 8%. Средние показатели МЭС и ЭМУ при трех скоростях предъявления (2, 2.5 и 3 Уз эл./с) по всей группе испытуемых представлены на рис. 2. Промежуточные данные и результаты их статистической обработки приведены в табл. 1 - 6.
Средние значения объема памяти по всей группе испытуемых в разных условиях материала и скорости его предъявления представлены в табл. 1.
Как видно из рис. 2, МЭС и ЭМУ получены при всех скоростях предъявления материала. Однако их величина на разных скоростях неодинакова. МЭС, т.е. уменьшение объема памяти в конфликтном условии по сравнению с объемом памяти в нейтральном условии, составляет 7, 19, 13% на скоростях 2, 2.5 и 3 1/3 эл./с соответственно. ЭМУ, т.е. увеличение объема памяти в совпадающем условии по сравнению с объемом памяти в нейтральном условии, составляет 4, 2, 21% на скоростях 2, 2.5 и 3 1/3 эл./с соответственно. Эти различия, кроме МЭС при скорости 2 эл./с и ЭМУ при скоростях 2 и 2.5 эл./с, статистически значимы (см. табл. 2).
При увеличении скорости с 2 до 2.5 эл./с МЭС увеличивается с 0.36 до 0.95 эл. (на 0.59 эл.), но затем, при увеличении скорости с 2.5 до 3 1/3 эл./с, он уменьшается с 0.95 до 0.54 эл. (на 0.41 эл.). Первое изменение статистически значимо, тогда как второе - нет (см. табл. 3).
стр. 72
Таблица 1. Средние значения объема памяти по группе испытуемых в разных условиях (конфликтном, нейтральном и совпадающем) и при разной скорости предъявления элементов
Скорость предъявления, эл./с |
Условия |
Общее среднее значение |
||
конфликтное |
нейтральное |
совпадающее |
||
2 |
4.8 |
5.1 |
5.3 |
5.1 |
2.5 |
4.2 |
5.1 |
5.2 |
4.8 |
3 1/3 |
3.7 |
4.2 |
5.1 |
4.3 |
Общее среднее значение |
4.2 |
4.8 |
5.2 |
4.7 |
Примечание. Средние значения в соответствии с условиями (конфликтным, нейтральным и совпадающим) представлены в столбцах таблицы, а в соответствии со скоростью предъявления (2, 2.5 и 3 1/3 эл./с) - в строках. Таким образом, в девяти клетках таблицы на пересечении разных условий и значений скорости предъявления содержатся девять средних значений объема памяти по группе испытуемых в девяти соответствующих условиях, различающихся материалом и скоростью предъявления. В нижней строке таблицы представлены общие средние значения объема памяти в каждом из условий, полученные путем усреднения средних значений при разной скорости предъявления. То есть в нижней строке таблицы различия между общими средними значениями объема памяти определяются только материалом - стимулами задачи Струпа. В крайнем правом столбце представлены общие средние значения объема памяти при разных значениях скорости предъявления элементов, полученные путем усреднения средних значений в разных условиях. То есть в крайнем правом столбце таблицы различия между общими средними значениями объема памяти определяются только скоростью предъявления элементов запоминаемой последовательности.
Такая же тенденция соотношения средних значений объема памяти в указанных условиях наблюдается и на уровне индивидуальных данных. Так, среднее значение объема памяти в нейтральном условии превышает аналогичный показатель в конфликтном условии у 27 испытуемых; среднее значение объема памяти в совпадающем условии больше, чем в нейтральном, у 24 испытуемых. У всех 30 испытуемых наблюдались превышения среднего значения объема памяти в совпадающем условии над соответствующим значением в конфликтном условии.
Таблица 2. Значимость различий объема памяти (эффектов МЭС и ЭМУ) при разных значениях скорости предъявления элементов (результаты однофакторного дисперсионного анализа данных с повторными измерениями)
Эффект |
Скорость, эл./с |
Значение F |
Число степеней свободы |
Средняя сумма квадр. (MS) |
Значимость (Р) |
Принятие гипотезы на уровне значимости p < 0.01 |
Сила влияния фактора (η2 ) |
МЭС |
2 |
4.069 |
1,29 |
1.944 |
0.053 |
- |
0.496 |
2.5 |
41.065 |
1,29 |
13.633 |
<0.001 |
+ |
1.000 |
|
3 1/3 |
19.202 |
1,29 |
4.374 |
<0.001 |
+ |
0.988 |
|
ЭМУ |
2 |
3.066 |
1,29 |
0.641 |
0.091 |
- |
0.395 |
2.5 |
0.666 |
1,29 |
0.171 |
0.421 |
- |
0.124 |
|
3 1/3 |
35.100 |
1,29 |
11.094 |
<0.001 |
+ |
1.000 |
ЭМУ обнаруживает обратную динамику: с увеличением скорости с 2 до 2.5 эл./с он уменьшается с 0.2 до 0.11 эл. (на 0.09 эл.), но затем, при увеличении скорости с 2.5 до 3 1/3 эл./с, увеличивается с 0.11 до 0.86 эл. (на 0.75 эл.). Первое изменение статистически незначимо, а второе значимо (см. табл. 4).
Как видно из рис. 2, при скоростях 2 и 2.5 эл./с МЭС больше, чем ЭМУ. При скорости 3 1/3 эл./с ЭМУ больше, чем МЭС. Статистически значимым является различие МЭС и ЭМУ при скорости 2.5 эл./с (см. табл. 5).
Изменение индивидуальных показателей МЭС и ЭМУ в зависимости от скорости предъявления материала позволяет обнаружить у 13 (из 30) испытуемых те же тенденции, что и средние показатели по всей группе испытуемых (см. табл. 6). То есть с увеличением скорости МЭС вначале увеличивается, затем уменьшается, тогда как ЭМУ, наоборот, вначале уменьшается, затем увеличивается.
ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ
Ранее при апробации методики измерения объема памяти на стимулы задачи Струпа показатель МЭС составлял 23%, а ЭМУ - 18% [4]. Эти данные были получены у 18 испытуемых при скорости предъявления материала 2.5 эл./с. В настоящем исследовании, проведенном на 30 испытуемых при трех скоростях предъявления материала, эти показатели составили 13% для МЭС и 8% для ЭМУ. Таким образом, в данном исследовании существование ранее обнаруженных эффектов
стр. 73
Таблица 3. Значимость изменения объема памяти в конфликтном и нейтральном условиях (МЭС) при изменении скорости предъявления элементов (результаты двухфакторного дисперсионного анализа): А - при увеличении скорости с 2 до 2.5 эл./с; Б - при увеличении скорости с 2.5 до 3 1 /3 эл./с
А |
||||||
Фактор |
Значение F |
Число степеней свободы |
Средняя сумма квадр. (MS) |
Значимость (p) |
Принятие гипотезы на уровне значимости p < 0.01 |
Сила влияния фактора (η2 ) |
Условия |
23.110 |
1,29 |
12.936 |
<0.001 |
+ |
0.996 |
Скорость |
12.957 |
1,29 |
2.523 |
0.001 |
+ |
0.935 |
Условия x Скорость |
10.562 |
1,29 |
2.640 |
0.003 |
+ |
0.881 |
Б |
||||||
Фактор |
Значение F |
Число степеней свободы |
Средняя сумма квадр. (MS) |
Значимость (p ) |
Принятие гипотезы на уровне значимости p < 0.01 |
Сила влияния фактора (η2 ) |
Условия |
76.088 |
1,29 |
16.725 |
<0.001 |
+ |
1.000 |
Скорость |
89.699 |
1,29 |
15.552 |
<0.001 |
+ |
1.000 |
Условия x Скорость |
3.769 |
1,29 |
1.281 |
0.062 |
- |
0.467 |
Таблица 4. Значимость изменения объема памяти в совпадающем и нейтральном условиях (ЭМУ) при изменении скорости предъявления элементов (результаты двухфакторного дисперсионного анализа): А - при увеличении скорости с 2 до 2.5 эл./с; Б - при увеличении скорости с 2.5 до 3 1 /3 эл./с
А |
||||||
Фактор |
Значение F |
Число степеней свободы |
Средняя сумма квадр. (MS) |
Значимость (p) |
Принятие гипотезы на уровне значимости p < 0.01 |
Сила влияния фактора (η2 ) |
Условия |
2.912 |
1,29 |
0.736 |
0.099 |
- |
0.378 |
Скорость |
0.140 |
1,29 |
0.056 |
0.711 |
- |
0.065 |
Условия x Скорость |
0.353 |
1,29 |
0.075 |
0.557 |
- |
0.089 |
Б |
||||||
Фактор |
Значение F |
Число степеней свободы |
Средняя сумма квадр. (MS) |
Значимость (p) |
Принятие гипотезы на уровне значимости p < 0.01 |
Сила влияния фактора (η2 ) |
Условия |
39.683 |
1,29 |
7.008 |
< 0.001 |
+ |
1.000 |
Скорость |
33.676 |
1,29 |
9.075 |
<0.001 |
+ |
1.000 |
Условия x Скорость |
10.758 |
1,29 |
4.256 |
0.003 |
+ |
0.887 |
Таблица 5. Значимость различий эффектов МЭС и ЭМУ при каждом значении скорости предъявления элементов (результаты однофакторного дисперсионного анализа данных с повторными измерениями)
Скорость, эл./с |
Значение F |
Число степеней свободы |
Средняя сумма квадр. (MS) |
Значимость (p) |
Принятие гипотезы на уровне значимости p < 0.01 |
Сила влияния фактора (η2 ) |
2 |
0.01 |
1,29 |
4.487 |
0.923 |
- |
0.051 |
2.5 |
9.628 |
1,29 |
3208.635 |
0.004 |
+ |
0.851 |
3 1/3 |
3.403 |
1,29 |
1745.072 |
0.075 |
- |
0.430 |
стр. 74
подтверждается на большей выборке испытуемых и в более широких условиях.
Однако величина полученных эффектов оказалась меньше, чем в предыдущем исследовании. Не исключено, что такое различие обусловлено не только варьированием скорости предъявления, но и изменениями, которые были внесены в методику настоящего исследования: по сравнению с ранним исследованием [4] количество видов элементов было увеличено с трех до пяти. Наряду с красным, синим и зеленым использовались также белый и желтый цвета. Это изменение методики, по-видимому, не могло уменьшить МЭС и ЭМУ, поскольку, согласно данным литературы, при увеличении в задаче Струпа количества видов используемых стимулов с трех до пяти время называния цветов увеличивается, тогда как величина интерференции остается неизменной (например, [17]). Скорее всего, основным фактором уменьшения эффектов было изменение скорости.
Сравним показатели МЭС и ЭМУ в предыдущем и настоящем исследованиях на одной и той же скорости предъявления. Если ранее на скорости 2.5 эл./с было получено среднее значение МЭС 23% и ЭМУ - 18% [4], то в данном исследовании на той же скорости среднее значение МЭС составляет 18%, а ЭМУ всего лишь 2%. Поэтому можно сделать вывод, что настоящее исследование полностью подтверждает ранний результат по МЭС и только частично, в виде тенденции, - по ЭМУ.
То, что на скорости 2.5 эл./с в настоящем исследовании ЭМУ практически отсутствует, а МЭС сохраняется, можно объяснить изменением формы ответа с мануальной на вербальную. В предыдущем исследовании перевод запоминаемых элементов в кратковременную память и ответ испытуемого при их воспроизведении предполагают перекодирование зрительной информации (цвет элемента) в вербальную форму (название цвета элемента) и затем из вербальной формы в мануальную. Испытуемый успевает осуществлять такое двухступенчатое перекодирование в совпадающем условии и не успевает - в нейтральном. Так происходит потому, что в нейтральном условии времени на перекодирование зрительной информации в вербальную форму затрачивается больше, чем в совпадающем, где значение слова ускоряет перекодирование цвета шрифта. Поэтому в предыдущем исследовании на скорости 2.5 эл./с был получен ЭМУ.
В настоящем же эксперименте перевод запоминаемых элементов в кратковременную память предполагает перекодирование зрительной информации только в вербальную форму. При скорости предъявления 2.5 эл./с испытуемый успевает перекодировать информацию о цвете как в совпадающем, так и в нейтральном условии, и как следствие ЭМУ отсутствует.
Сходным образом можно объяснить наличие МЭС на данной скорости в настоящем исследовании. В предыдущем исследовании испытуемый из-за необходимости вышеуказанного двухступенчатого перекодирования не успевает перекодировать информацию как в нейтральном условии, так и в большей степени в конфликтном. В результате появляется значительный МЭС. В настоящем же эксперименте вторая ступень (перекодирование из вербальной формы в мануальную) отсутствует: испытуемый успевает перекодировать информацию в нейтральном условии, но
Таблица 6. Значения МЭС и ЭМУ (в %) у каждого испытуемого при разных скоростях предъявления элементов запоминаемого ряда
Испытуемые |
Скорость, эл./с |
|||||
2 |
2.5 |
3 1/3 |
||||
МЭС |
ЭМУ |
МЭС |
ЭМУ |
МЭС |
ЭМУ |
|
К. В. |
18 |
-4 |
20 |
4 |
44 |
13 |
Р. Е. |
10 |
5 |
28 |
-9 |
17 |
34 |
Д. Е. |
4 |
4 |
11 |
-11 |
30 |
-4 |
К. Д. |
11 |
4 |
8 |
4 |
4 |
4 |
С. П. |
-31 |
20 |
-22 |
31 |
8 |
24 |
А. Л. |
31 |
3 |
41 |
-20 |
4 |
24 |
И. Р. |
-9 |
4 |
22 |
7 |
-30 |
55 |
Л. И. |
18 |
11 |
18 |
15 |
30 |
9 |
Г. С. |
-21 |
17 |
16 |
12 |
36 |
27 |
М. Л. |
4 |
-4 |
7 |
29 |
19 |
0 |
Л. Л. |
22 |
10 |
35 |
-6 |
-6 |
69 |
К. М. |
-4 |
0 |
26 |
-11 |
13 |
18 |
А. К. |
0 |
36 |
19 |
0 |
17 |
29 |
Д. Д. |
46 |
7 |
29 |
-11 |
5 |
49 |
П. А. |
10 |
-15 |
5 |
0 |
10 |
10 |
О. К. |
27 |
14 |
20 |
-17 |
-5 |
29 |
Б. Е. |
3 |
7 |
11 |
0 |
-5 |
49 |
Н. Е. |
16 |
-10 |
-24 |
20 |
14 |
28 |
Л. Н. |
16 |
-3 |
4 |
29 |
33 |
-7 |
Б. Р. |
6 |
-9 |
14 |
-4 |
17 |
17 |
З. Е. |
-52 |
58 |
24 |
15 |
5 |
5 |
О. Л. |
24 |
4 |
33 |
-18 |
6 |
57 |
О. Е. |
0 |
8 |
4 |
9 |
4 |
9 |
З. Н. |
0 |
-4 |
28 |
-4 |
30 |
13 |
В. Х. |
21 |
-28 |
21 |
-7 |
-9 |
14 |
Х. О. |
-9 |
4 |
31 |
12 |
5 |
-10 |
В. Е. |
0 |
20 |
23 |
9 |
18 |
55 |
Б. А. |
-17 |
-9 |
27 |
8 |
10 |
-5 |
А. Ю. |
12 |
0 |
38 |
0 |
12 |
67 |
О. Г. |
-9 |
14 |
10 |
5 |
20 |
0 |
стр. 75
не успевает в конфликтном. Это происходит потому, что в нейтральном условии время перекодирования меньше, чем в конфликтном, где значение слова тормозит перекодирование цвета шрифта. И как следствие наблюдается МЭС, хотя и меньший по величине, чем в предыдущем исследовании.
В пользу такого объяснения говорят результаты оценки величин МЭС и ЭМУ при скорости 2 и 3 1/3 эл./с. При скорости 2 эл./с испытуемый успевает перекодировать информацию о цвете элементов как в совпадающем, так и в нейтральном условии. Как следствие ЭМУ практически отсутствует (см. рис. 2). При скорости 3 1/3 эл./с испытуемый успевает перекодировать информацию в нейтральном и не успевает в конфликтном условии. В результате возникает как ЭМУ, так и МЭС (см. рис. 2).
Напомним, что основной задачей настоящего исследования было определение зависимости наличия и величины МЭС и ЭМУ от скорости предъявления материала. При этом мы предполагали, что с увеличением скорости предъявления элементов запоминаемого ряда величины МЭС и ЭМУ будут увеличиваться, причем это увеличение произойдет в разной степени: для МЭС в большей, чем для ЭМУ. Действительно, МЭС был обнаружен при скоростях 2.5 и 3 1/3 эл./с, в то время как ЭМУ - при скорости 3 1/3 эл./с. МЭС при скорости 2 эл./с и ЭМУ при скорости 2 и 2.5 эл./с проявились лишь на уровне тенденции: соответствующие различия объемов памяти статистически незначимы. Таким образом, оба эффекта зависят от скорости предъявления элементов. Однако эта зависимость имеет сложный характер. Как видно из рис. 2, МЭС при переходе с 2 до 2.5 эл./с существенно увеличивается, а затем, при переходе с 2.5 до 3 1/3 эл./с, несколько снижается. ЭМУ при переходе с 2 до 2.5 эл./с снижается, а затем, при переходе с 2.5 до 3 1/3 эл./с, существенно повышается. С увеличением скорости соотношение МЭС и ЭМУ меняется. На меньшей скорости (2 эл./с) МЭС немного больше, чем ЭМУ. На средней скорости МЭС существенно больше, чем ЭМУ. Динамика ЭМУ как бы сдвинута по фазе относительно динамики МЭС. Как мы уже указывали выше при сравнении результатов предыдущего и настоящего исследований МЭС и ЭМУ, объяснение этого факта сводится к тому, что трудности в перекодировании информации о цвете на разных скоростях оказывают влияние на МЭС и ЭМУ в различной степени. Преодоление этих трудностей требует вклада дополнительных ресурсов умственного усилия. В случае МЭС эти трудности возникают уже на средней скорости, а в случае ЭМУ - на большей скорости. Дополнительные ресурсы умственного усилия расходуются на контролируемые процессы запоминания и селекции, которые, в свою очередь, могут определяться стратегиями испытуемых.
Настоящее исследование подтверждает высказанное нами ранее предположение о том, что показатели МЭС и ЭМУ отражают взаимодействие процессов внимания и памяти. Само появление МЭС говорит о том, что отношение между этими процессами складывается в пользу внимания, а его величина пропорциональна степени доминирования процессов внимания над процессами запоминания.
В ситуации ЭМУ нет необходимости в контролируемых процессах селекции. Здесь дополнительные ресурсы умственного усилия расходуются на контролируемые процессы запоминания. ЭМУ возникает тогда, когда ресурсов умственного усилия, расходуемых на контролируемый мнемический процесс перекодирования, оказывается недостаточно. Величина ЭМУ отражает разницу требуемых и вкладываемых в процессы запоминания ресурсов умственного усилия.
Таким образом, показатель МЭС отражает распределение умственного усилия на селекцию и контролируемые процессы памяти, а показатель ЭМУ отражает недостаток внимания как умственного усилия, необходимого для контролируемых процессов памяти. Следует отметить, что данное предварительное объяснение заключает в себе определенное противоречие, которое состоит в различном понимании природы внимания в когнитивной психологии. В настоящее время здесь предлагаются два основных варианта сущностного определения внимания и один основной вариант атрибутивного определения (см. подробнее [3]). С одной стороны, внимание рассматривают как процессы или механизмы селекции [11, 21], а с другой - как ограниченные ресурсы умственного усилия [15]. Получается, что внимание как контролируемый процесс селекции требует внимания как умственного усилия. То есть внимание требует внимания. Это противоречие можно разрешить с помощью атрибутивного определения, согласно которому самостоятельный статус внимания как функции селекции отрицается вообще [6]. Мы можем сохранить представление о внимании как умственном усилии, отрицая при этом представление о внимании как функции селекции. Тогда можно сказать, что МЭС отражает распределение внимания как умственного усилия на контролируемые процессы селекции и памяти, а показатель ЭМУ отражает недостаток внимания как умственного усилия, необходимого для контролируемых процессов памяти.
В пользу такого объяснения полученных результатов говорит тот факт, что диапазон индивидуальных различий величины МЭС и ЭМУ довольно велик. МЭС на скорости 2 эл./с лежит в
стр. 76
пределах от -52 до 46%, на скорости 2.5 эл./с - от -24 до 41% и на скорости 3 1/3 эл./с - от -30 до 44%. ЭМУ на скорости 2 эл./с лежит в пределах от -28 до 58%, на скорости 2.5 эл./с - от -20 до 31% и на скорости 3 1/3 эл./с - от -10 до 69%. Такой широкий диапазон индивидуальных показателей МЭС и ЭМУ свидетельствует, на наш взгляд, о том, что в настоящем исследовании испытуемые использовали разнообразные стратегии. Стратегиями внимания и памяти мы называем соответственно контролируемые процессы селекции и запоминания, выбираемые и используемые испытуемыми для повышения эффективности деятельности. В предыдущем и настоящем исследованиях мы специально не управляли этими стратегиями: испытуемые сами спонтанно, иногда гибко, иногда ригидно, использовали разнообразные стратегии (например, повторение, проговаривание, группировку). Как было показано ранее, величины МЭС и ЭМУ во многом определялись соотношением стратегий внимания и запоминания [8]. Однако проверка этого предположения требует специального исследования.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Исследовалась зависимость мнемического эффекта Струпа и эффекта мнемического улучшения от скорости предъявления элементов запоминаемого ряда. Предполагалось, что с увеличением скорости предъявления элементов запоминаемого ряда величины МЭС и ЭМУ будут увеличиваться в разной степени: для МЭС в большей, чем для ЭМУ. Полученная в эксперименте их динамика оказалась более сложной. МЭС обнаружен при скоростях 2.5 и 3 1/3 эл./с, а ЭМУ - при скорости 3 1/3 эл./с. При переходе с 2 до 2.5 эл./с МЭС существенно увеличивается, затем при переходе с 2.5 до 3 1/3 эл./с он несколько снижается. ЭМУ при переходе с 2 до 2.5 эл./с несколько снижается, затем при переходе с 2.5 до 3 1/3 эл./с существенно повышается. С увеличением скорости соотношение МЭС и ЭМУ меняется. При этом динамика ЭМГУ сдвинута по фазе относительно динамики МЭС: на меньшей скорости (2 эл./с) МЭС несколько больше, чем ЭМУ. На средней скорости МЭС существенно больше, чем ЭМУ. Это говорит о том, что скорость предъявления материала влияет на контролируемые процессы селекции и запоминания, требующие ограниченных ресурсов умственного усилия или внимания.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Андерсон Д. Когнитивная психология. СПб.: Питер, 2002.
2. Бэддели А. Ваша память. Руководство по тренировке и развитию / Пер. с англ. М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс,2001.
3. Дормашев Ю. Б., Романов В. Я. Психология внимания. М.: Тривола, 1995/1999.
4. Дормашев Ю. Б., Романов В. Я., Шилко Р. С. Взаимодействие внимания и кратковременного запоминания: новая методика исследования // Психол. журн. 2003. Т. 24. N 3. С. 72 - 79.
5. Зинченко В. П., Величковский Б. М., Вучетич Г. Г. Функциональная структура зрительной памяти. М.: Изд-во Московского университета, 1980.
6. Найссер У. Познание и реальность. М.: Прогресс, 1981.
7. Рабкин Е. Б. Полихроматические таблицы для исследования цветоощущения. 8-е изд. М.: Медицина, 1965.
8. Романов В. Я., Дормашев Ю. Б., Шилко Р. С. Взаимодействие внимания и кратковременного запоминания: мнемический эффект Струпа // Психол. журн. 2003. Т. 24. N 4. С. 47 - 53.
9. Частотный словарь русского языка / Под ред. Л. Н. Засориной. М.: Русский язык, 1977.
10. Boynton R.M., Olson C.X. Locating basic colors in the OS A space // Color Research and Application. 1987. V. 12. N 2. P. 94 - 105.
11. Broadbent D.E. Perception and Communication. L.: Pergamon Press, 1958.
12. Brown M., BesnerD. On a variant of Stroop's paradigm: which cognition press your buttons? // Memory and Cognition. 2001. V. 29. N 6. P. 903 - 904.
13. Dempster F.N. Memory span: sources of individual and developmental differences // Psychological Bulletin. 1981. V. 89. N1. P. 63 - 100.
14. Jensen A.R., Rowher W.D. The Stroop color-word test: a review// ActaPsychologica. 1966. V. 25. N 1. P. 36 - 93.
15. Kahneman D. Attention and Effort. Englewood Cliffs, N. J.: Prentice-Hall, 1973.
16. MacLeod C.M. Half a century of research on the Stroop effect: An integrative review // Psychological Bulletin. 1991. V. 101. N 2. P. 163 - 203.
17. Ray C. The manipulation of color response times in a color-word interference task // Perception and Psycho-physics. 1974. V. 16. N 1. P. 101 - 104.
18. Shallman H.S., Boynton R.M. Segregation of basic colors in an information display // J. of the Optical Society of America. 1990. V. 7. N 10. P. 1985 - 1994.
19. Shallman H.S., Boynton R.M. On the usefulness of basic colour coding in an information display // Displays. 1993. V. 14. N 3. P. 158 - 165.
20. Sharma D., McKenna F.P. Differential components of the manual and vocal Stroop tasks // Memory and Cognition. 1998. V. 26. N 5. P. 1033 - 1040.
21. Treisman A. Strategies and models of selective attention //Psychological Review. 1969. V. 76. N 3. P. 282 - 299.
22. Watkins M.J. The intricacy of memory span // Memory and Cognition. 1977. V. 5. N 5. P. 529 - 534.
стр. 77
THE MEMORY STROOP EFFECT AND THE MEMORY FACILITATION EFFECT: DEPENDENCE ON STIMULI PRESENTATION RATE
R. S. Shilko*, Yu. B. Dormashev**, V. Ya. Romanov***
* Ph.D, research assistant of the psychological methodology chair, department of psychology, Moscow State University
** Ph.D, assistant professor of the general psychology chair, Moscow State University
*** Ph.D, head research assistant of the psychology of personality chair, Moscow State University
Dependence of the memory Stroop effect and the memory facilitation effect on a stimuli presentation rate was studied. The obtained results show that stimuli presentation rate influences controlled process of selection and remembering, requiring common limited resources of mental effort or attention. The memory Stroop effect reflects allocation of mental effort for the processes of selection and controlled memory processes, whereas the memory facilitation effect reflects a lack of mental effort, needed for controlled memory processes.
Key words: attention, memory, resources of mental effort, memory Stroop effect, memory facilitation effect, strategies.
стр. 78
Психология профессиональной деятельности. ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ СТРЕСС В ПРОЦЕССЕ ОРГАНИЗАЦИОННЫХ ИЗМЕНЕНИЙ
Автор: А. Б. ЛЕОНОВА, И. А. МОТОВИЛИНА
© 2006 г. А. Б. Леонова*, И. А. Мотовилина**
* Доктор психологических наук, профессор, зав. лабораторией психологии труда факультета психологии МГУ им. М. В. Ломоносова, Москва
** Кандидат психологических наук, научный сотр. лаборатории психологии труда факультета психологии МГУ им. М. В. Ломоносова, Москва
В статье представлены материалы лонгитюдного исследования, направленного на изучение динамики профессионального стресса у преподавателей в процессе реорганизации учебного заведения. Проанализированы основные тенденции в развитии стресса на различных этапах реорганизации и специфика синдромов его проявления в зависимости от субъективного отношения сотрудников организации к инновациям. В качестве ведущего фактора развития профессионального стресса выделено исходное отношение персонала к организационным изменениям.
Ключевые слова: профессиональный стресс, организационные изменения, профессиональная адаптация, функциональные состояния, инновационная готовность.
Кардинальные изменения в экономической и социальной жизни общества, развитие рыночных отношений, интенсивное внедрение новых технологий выступают в качестве основных факторов, обуславливающих необходимость постоянных преобразований в современных российских организациях. В научных исследованиях последних лет организационные изменения чаще всего рассматриваются не только как вынужденная мера или ситуативная реакция на интенсивную динамику социальной макросреды, но и как оптимальный способ повышения эффективности деятельности и конкурентоспособности организации в целом, неотъемлемая черта благоприятной организационной культуры [1, 6, 21, 23].
Ключевым ресурсом внедрения инноваций и обеспечения их жизнеспособности является персонал организации. Именно к персоналу во время реорганизации предъявляются повышенные требования по успешному проведению организационных изменений (далее - ОИ) и активизации внутреннего потенциала работников с целью быстрой адаптации к новым условиям и формам реализации трудовой деятельности. Трудности, возникающие в процессе адаптации служащих к изменениям в трудовой ситуации, относятся к числу наиболее существенных источников развития профессионального стресса [7, 12, 22]. Это особенно остро ощущается при проведении системных преобразований организаций в условиях внешней нестабильности, характерных для социально-экономической обстановки в нашей стране в течение последних десятилетий [1, 5, 20].
Сопротивление нововведениям и усугубление негативных переживаний профессионального стресса, проявляющихся в снижении продуктивности деятельности, ухудшении состояния здоровья и развитии профессионально-личностных деформаций у сотрудников организаций, включенных в процесс ОИ, могут существенно снижать эффективность проведения реорганизации в целом [4, 10, 23]. Напротив, инновационная готовность персонала, его включенность и активное функционирование в ходе внедрения ОИ в значительной степени определяют силу их позитивного воздействия [5, 6, 21]. В связи с этим представляется важным иметь детализированные представления о взаимодействии тех организационных и индивидуально-психологических факторов, которые обуславливают особенности синдромов профессионального стресса и динамику его развития у сотрудников организаций, определяя тем самым степень успешности ОИ.
В качестве типичных негативных последствий внедрения ОИ в литературе отмечаются такие непродуктивные проявления стресса как повышение тревожности и уровня фрустрации персонала, ухудшение общего функционального состояния и стойкое психоэмоциональное перенапряжение, возникновение психосоматических заболеваний и затруднений в общении и, как результат, ухудшение социально-психологического климата в коллективе [1, 28]. Вследствие этого у персонала часто возникает также отрицательное отношение к руководству и организации в целом [6, 20, 21]. Пе-
1 Работа выполнена при поддержке РГНФ (грант N 05 - 06 - 06381 а).
стр. 79
речисленные негативные последствия стресса имеют принципиальную значимость, так как их влияние на профессиональную жизнь людей носит пролонгированный характер и выходит за рамки периода собственно внедрения ОИ. Они могут вести к разрушению деятельности как отдельных специалистов, так и всего коллектива и после завершения инновационных мероприятий [4, 10, 28].
Наряду с этим, процесс ОИ может оказывать и явно позитивное влияние на персонал организации. Активизация адаптационных ресурсов у сотрудников нередко сопровождается значительным ростом профессионализма в результате повышения способности к обучению в осложненных условиях деятельности [8, 11, 19]. Принятие новых ролей, изменение характеристик трудовой ситуации также обогащает профессиональный опыт сотрудников. При этом происходит быстрое овладение новыми знаниями и умениями, формирование адекватных стратегий преодоления затруднений и разнообразных способов поведения в сложных ситуациях, повышение творческого потенциала [6, 20, 21]. В данном случае следует говорить о продуктивном "разрешении" переживаний острого стресса в условиях оптимальной организации процесса ОИ.
Согласно устоявшимся в современной психологии представлениям, профессиональный стресс является результатом дисбаланса между наличными внутренними ресурсами работающего человека и требованиями внешней среды, отражающими особенности конкретной трудовой ситуации [7, 24 и др.]. Этот тезис интенсивно разрабатывается в рамках трех основных исследовательских парадигм2 , каждая из которых фокусирует внимание на одном из следующих аспектов:
(а) взаимодействие основных источников и негативных последствий стресса в моделях соответствия "личность-среда" [7, 10],
(б) процессы индивидуально-личностного опосредования в способах субъективной оценки и преодоления стрессогенных ситуаций в когнитивных и/или трансактных моделях стресса [9, 25];
(в) специфика проявлений и накопления стрессовых реакций, отражающихся в синдромах острого и хронического стресса, в моделях регуляции состояний [12, 24, 27].
Интеграция концептуального и методического инструментария, сформированного в рамках каждой из названных исследовательских парадигм, лежит в основе создания комплексной стратегии проведения прикладных исследований стресса [13]. Последовательная реализация этой стратегии позволяет дать развернутую психологическую характеристику профессионального стресса как целостного феномена и особенностей его динамики в условиях существенных изменений организационной среды и соответствующих содержательных характеристик труда.
К сожалению, до настоящего времени комплексных исследований профессионального стресса в реальном процессе внедрения ОИ, а также факторов, определяющих специфику его развития, систематически не проводилось. Вместе с тем, выявление этих закономерностей имеет большое значение для оптимизации трудовой деятельности в различных областях общественной практики, в частности, в сферах обучения и воспитания. В этой связи следует подчеркнуть, что кардинальное реформирование всей системы образования в нашей стране, реализуемое на протяжении двух последних десятилетий, делает проведение исследований профессионального стресса у сотрудников учебных заведений особенно актуальным. Они могут стать источником важной информации о ресурсах психологической адаптации при работе с различными контингентами квалифицированных педагогических кадров, которая необходима для планирования и выбора адекватных форм проведения ОИ в образовательных учреждениях.
Важность эмпирической разработки этой проблемы определяется также и тем, что по своему содержанию деятельность преподавателей и педагогов относится к категории "повышенного риска" с точки зрения развития профессионального стресса [16, 18 и др.]. К числу психологических факторов, ведущих к повышенной напряженности труда преподавателей, обычно относят необходимость выполнять большое количество разнородных функций и обязанностей, творческий по своей природе характер деятельности, высокую личностную включенность в процесс ее реализации, трудность оценки результатов собственной работы, заниженный социальный статус профессии и др. Типичными следствиями длительного переживания профессионального стресса у преподавателей являются различные нарушения физического и психического здоровья: повышенная частота возникновения психосоматических заболеваний, фиксация негативных эмоциональных переживаний и переход их в форму устойчивых личностных свойств (тревожность, агрессию, гнев, фрустрацию), развитие синдрома выгорания и других форм профессионально-личностных деформаций [3, 16, 18]. Проведение радикальных ОИ может существенно усугубить эти проблемы и нивелировать предполагаемые положительные эффекты модернизации образовательных учреждений.
В связи с этим особое значение приобретает психологический анализ содержания, методов и форм внедрения инновационных мероприятий.
2 Для обзора см. Бодров В. А. [1] и Леонова А. Б. [12, 13].
стр. 80
Степень выраженности и качественная характеристика синдромов профессионального стресса на разных стадиях процесса ОИ может выступить в данном случае в качестве критерия их оптимальности. Поскольку проведение ОИ чаще всего обусловлено объективной необходимостью, то важно выявить те психологические механизмы, которые позволяют персоналу организаций принимать участие в этом процессе с минимальными потерями для психического и физического здоровья. Очевидная значимость этих положений отмечается в работах как отечественных, так и зарубежных авторов [1, 5, 21, 22]. Однако до настоящего времени они не получили сколь-нибудь детализированной проработки в конкретных эмпирических исследованиях, проведенных в современных российских организациях.
В нашей работе была предпринята одна из первых попыток комплексного изучения динамики профессионального стресса в процессе ОИ на примере анализа деятельности преподавателей педагогического училища в ходе его кардинальной реорганизации. Главная цель работы состояла в изучении основных тенденций в уровне развития стресса на разных этапах ОИ и специфики синдромов его проявления в зависимости от субъективного отношения сотрудников к реорганизации. Поскольку в современной литературе феномен профессионального стресса рассматривается как возникающий в результате субъективной оценки трудовой ситуации, то в качестве основной гипотезы исследования было выдвинуто предположение о том, что развитие стресса у сотрудников будет определяться, прежде всего, мотивационными факторами и отношением персонала к происходящим изменениям. Реализация такого исследования определила его лонгитюдный характер, а также использование достаточно объемного комплекса методических средств, позволяющих осуществить многоуровневый анализ стресса в рамках иерархической схемы: (1) причины и источники развития стресса; (2) факторы личностного опосредования; (3) проявления на уровне переживаемого человеком состояния [13]. Кроме того, это предполагало опору на комплекс верифицированных психодиагностических методик, позволяющих проводить обоснованное сопоставление данных по разным этапам ОИ на ограниченных по численности выборках обследованных, определяемых размером организации.
МЕТОДИКА
Исследование выполнено в педагогическом училище г. Истра Московской области, одном из базовых и хорошо известных образовательных учреждений по подготовке учителей начальной и средней школы в данном регионе. Оно было осуществлено в форме лонгитюдного обследования учебно-преподавательского состава в период проведения кардинальной реорганизации училища, направленной на получение им нового официального статуса педагогического колледжа.
Данное училище существует около 40 лет и в своем развитии прошло несколько этапов, типичных для жизни организации. После достаточно быстрого становления в середине 1960-х годов последовал более чем 15-летний период успешного функционирования, на протяжении которого была завоевана престижная позиция регионального методического центра подготовки кадров, а профессиональный уровень преподавательского состава был значительно выше среднего. С началом перестройки для училища, как и для многих других образовательных учреждений, последовал период спада, который завершился к концу 1990-х годов развитием кризисного состояния. При этом существенно ухудшилось не только материально-техническое обеспечение училища. Многие формы учебно-методической работы были свернуты, а также резко сократилось число обучающихся. Этот этап сменился масштабной реорганизацией, инициированной новой администрацией училища в начале 2000 г. Именно в это время было начато проведение нашего исследования.
Оценка динамики стресса у преподавателей училища в период реорганизации проводилась на основе сопоставления данных об объективных условиях труда, содержании профессиональной деятельности, отношении сотрудников к трудовой ситуации и формам внедрения ОИ, а также комплекса показателей по психодиагностическим методикам, которые использовались в самом начале и непосредственно по окончании реорганизации. В соответствии с этим, исследование состояло из двух повторных обследований (диагностических срезов) с применением одного и того же набора методических средств:
* 1-й срез был проведен вскоре после информирования коллектива о целях и планируемом содержании инновационных мероприятий, непосредственно перед началом их реального внедрения (март-май 2000 г.);
* 2-й срез - по завершении процесса ОИ, сразу после получения училищем статуса колледжа (апрель-июнь 2002 г.).
В обследованиях приняла участие основная часть преподавательского состава училища, всего 41 преподаватель. Данные по 1-му срезу были получены на выборке 33 преподавателей (26 жен-
3 В дальнейшем изложении термин "профессиональный стресс" будет заменяться редуцированной формулировкой и обозначаться просто как "стресс", не теряя при этом отнесенности к заданной выше области анализа трудовой деятельности [9, 12].
стр. 81
Таблица 1. Перечень используемых методик и основных психодиагностических показателей
N |
Методики |
Показатели* |
Авторство** |
Характеристики трудовой ситуации |
|||
1. |
Специализированная анкета "Отношение к организационным изменениям" |
* Общий индекс отношения к ОИ (удовлетворенность ОИ) |
А. Б. Леонова и И. А. Мотовилина, 2003 |
2. |
Опросник трудового стресса |
* Индекс трудового стресса (JSS: вес) |
Русскоязычная версия теста JSS Ч. Спилбергера - А. Б. Леонова и С. Б. Величковская, 2000 |
3. |
Опросник "Субъективно значимые характеристики труда" |
* Индекс потенциальной мотивации (П-мотивация) |
Русскоязычная версия сокращенной шкалы JDS Дж. Олдхема и Дж. Хакмана - А. Б. Леонова, 2001 |
4. |
Опросник "Психологическая атмосфера в группе" |
* Индекс групповой сточетосгп (Г-сплоченность) |
Русскоязычная версия шкалы Ф. Фидлера - Ю. Л. Ханин, 1980 |
Характеристики эмоционально-личностной сферы |
|||
5. |
Шкала личностной и ситуативной тревожности |
* Индекс личностной тревоги (Л-тревожность) * Индекс ситуативной тревоги (С-тревожность) |
Русскоязычная версия теста STAXI Ч. Спилбергера - Ю. Л. Ханин, 1983 |
6. |
Шкала личностного и ситуативного гнева |
* Индекс личностного гнева (Л-гнев) * Индекс ситуативного гнева (С-гнев) |
Русскоязычная версия теста STAI Ч. Спилбергера - А. Б. Леонова, 2001 |
7. |
Шкала личностной и ситуативной депрессии |
* Индекс личностной депрессии (Л-депрессия) * Индекс ситуативной депрессии (С-депрессия) |
Русскоязычная версия теста STDI Ч. Спилбергера - А. Б. Леонова, 2001 |
Характеристики функционального состояния |
|||
8. |
Тест САН |
* Самочувствие * Активность * Настроение |
В. А. Доскин и др., 1971 |
9. |
Опросник "Степень хронического утомления" |
* Индекс хронического утомления (Х-утомление) |
А. Б. Леонова, 1984 |
10. |
Шкала дифференциальных эмоций (ШДЭ) |
* Индекс текущих позитивных эмоций (П-эмоции) * Индекс острых негативных эмоций (ОН-эмоции) * Индекс тревожно-депрессивных эмоций (Т/Д эмоции) |
Русскоязычная версия опросника К. Изарда - А. Б. Леонова, 1987 |
* В скобках даны сокращенные названия показателей, используемые в дальнейшем тексте.
** Подробное описание и ссылки на публикации можно найти в ряде источников [3, 14, 17].
щин и 7 мужчин в возрасте от 21 до 68 лет). При проведении 2-го среза было обследовано 32 преподавателя (27 женщин и 5 мужчин в возрасте от 23 до 70 лет). В двух повторных обследованиях приняли участие 24 преподавателя. Стаж педагогической деятельности у всех участников обследования в обоих срезах был относительно однородным и составлял в среднем 24.7 и 25.3 года, соответственно.
Методические средства подбирались на основе комплексной стратегии изучения стресса А. Б. Леоновой [13] и были направлены на оценку риск-факторов профессиональной среды, субъективно-личностных особенностей отношения к трудовой ситуации и симптоматики проявлений стресса в текущем функциональном состоянии педагогов.
В соответствии с этим на подготовительном этапе исследования были проведены профессио-графический анализ деятельности для ознакомления с условиями, содержанием труда и интенсивностью рабочих нагрузок у педагогов данного учебного заведения, а также интервью с директором училища о направленности, стратегии и методах внедрения планируемых инноваций. Кроме того, была разработана специализированная анкета "Отношение к организационным изменениям", позволяющая оценить степень индивидуальной удовлетворенности происходящими изменениями [17].
В основной части исследования использовался комплекс стандартизованных диагностических методик, направленных на оценку различных аспектов стресса (см. табл. 1). В состав этого комплекса вошли три блока опросных методик для характеристики:
1. основных источников стресса в трудовой ситуации (вес стрессоров по методике "Опросник трудового стресса" (показатель JSS: вес); индекс групповой сплоченности) и мотивационного отношения к ней (общая удовлетворенность ОИ; индекс потенциальной мотивации к деятельности);
2. особенностей эмоционально-личностной сферы, опосредующих формирование "субъективного образа" ситуации (по доминированию личностных и ситуативных показателей тревожности, гнева и депрессии);
стр. 82
3. субъективных оценок функционального состояния, его текущих и хронических компонентов (субъективный комфорт состояния - самочувствие, активность, настроение, преобладание позитивных или негативных эмоций; степень накопления симптомов хронического утомления).
Описанный диагностический комплекс использовался в полном объеме со всеми педагогами, принявшими участие в 1-м и 2-м срезах. Бланковые варианты методик предлагались для заполнения каждому участнику обследования индивидуально, а затем собирались и кодировались. Анализ собранных материалов проводился в строго анонимной форме.
В процессе первичной обработки результатов подсчитывались стандартные диагностические показатели или индексы по каждой методике, абсолютные значения которых сравнивались с нормативными диапазонами. Для удобства сопоставления данных, полученных по выделяемым группам обследованных в 1-м и 2-м замерах, исходные значения показателей, измеряемых в шкалах разной размерности, были переведены в условные относительные единицы у по формуле:
γ = (Xi - Xфон)/(Xmax - Xфон),
где Xi - среднее по подгруппе значение показателя в конкретном замере, Xфон - среднегрупповая норма, Xmax - максимально благоприятное значение показателя [24].
Дальнейшая статистическая обработка результатов проводилась с помощью программного пакета SPSS (версия 11) и включала следующие процедуры:
* однофакторный дисперсионный анализ и данные описательной статистики (использовались для выявления достоверных тенденций в динамике показателей стресса и качественной характеристики уровня их проявлений);
* факторный анализ по методу главных компонент с последующим Varimax вращением отдельно по данным 1-го и 2-го срезов (применялся для определения основных структурных составляющих в синдромах стресса на начальном и завершающем этапах ОИ);
* методы непараметрической статистики: биноминальный критерий, парный критерий Вилкоксона, критерий Вилкоксона-Манна-Уитни (применялись для сравнительного анализа проявлений и динамики стресса в разных группах педагогов).
Более подробное описание методической части исследования представлено в работе [17].
РЕЗУЛЬТАТЫ И ИХ ОБСУЖДЕНИЕ
1. Содержательный анализ инноваций и динамика отношения персонала к ОИ. В результате внедрения ОИ была достигнута основная цель запланированной реорганизации - официальное получение училищем статуса педагогического колледжа (на основе государственной сертификации). Параллельно с этим в данной организации произошел целый ряд других существенных изменений. Училище снова стало выполнять функции областного центра научно-методической работы, значительно расширились профиль специализаций для обучения студентов и сфера дополнительных образовательных услуг. В целом наметилась тенденция к улучшению материально-технической базы училища и повышению оплаты труда. У сотрудников появились новые возможности профессионального роста.
Однако помимо позитивных изменений, произошли и отрицательные сдвиги в организации профессиональной деятельности преподавателей. В период реорганизации резко повысился объем внеплановой работы преподавателей (обновление программ и аналитических справок, составление новых учебных планов, методических карт, а также оформление и ремонт помещений), выполнение которой не оплачивалось. Кроме того, по завершению ОИ произошло сокращение сроков обучения по ряду основных курсов, что привело к снижению учебной нагрузки педагогов-предметников и, как следствие, сокращению общей численности преподавательского состава. Такая неоднородность эффектов реорганизации нашла отражение в противоречивой динамике отношения преподавателей к ОИ от начала к концу внедрения инноваций.
Хотя и на начальном, и на заключительном этапах реорганизации преподаватели продемонстрировали достаточно высокую степень заинтересованности и принятия реорганизации в целом, наблюдалось значимое снижение общего индекса удовлетворенности ОИ во 2-м срезе (p < 0.01 по критерию Вилкоксона-Манна-Уитни). Иными словами, после завершения реорганизации произошло ухудшение отношения у преподавательского состава училища к произошедшим изменениям по сравнению с исходным уровнем.
Детальный анализ данных, полученных по анкете "Отношение к организационным изменениям", показал, что динамика удовлетворенности ОИ как в отношении содержания, так и методами внедрения инноваций носит амбивалентный характер. Положительное отношение к ОИ во многом было связано с общей неудовлетворенностью кризисной ситуацией, сложившейся в училище перед началом реорганизации, и ожиданием "хоть каких-нибудь изменений". Такой феномен "социальной готовности к ОИ" проявился особенно сильно в ответах на вопросы анкеты, связанные с оценкой генеральной стратегии изменений и хода реорганизации в целом. Однако ответы на вопросы, посвященные конкретным аспектам внедре-
стр. 83
ния инноваций, выявили различия в главных причинах неудовлетворенности ОИ в начале и по окончании реорганизации.
На начальном этапе (1-й срез) преподаватели высказывали неудовлетворенность следующими особенностями ОИ: а) недостатком информации об основных направлениях планируемых преобразований, б) малой включенностью рядовых сотрудников в процесс реорганизации, прежде всего, невозможностью участия в планировании и принятии решений по поводу грядущих инноваций, в) содержанием первоочередных целей ОИ, намеченных администрацией. Однако в силу того, что непосредственно перед реорганизацией ситуация в училище оценивалась практически всеми сотрудниками как крайне неблагополучная, они в целом положительно отнеслись к предложенным администрацией мероприятиям по выходу из кризисного состояния.
На заключительном этапе (2-й срез) отношение к ОИ стало более конфликтным. Результаты анкетирования показали, что в большинстве случаев преподаватели положительно отнеслись к достижению основной цели ОИ - получению училищем статуса колледжа и, как следствие, расширению своих возможностей (перспективы продвижения по службе, улучшение материального обеспечения, увеличение разнообразия деятельности). Однако в отношении конкретных форм внедрения ОИ и достигнутых результатов оценки носили более выраженный негативный характер. Прежде всего, это касалось "слишком большой" масштабности проведенных преобразований, радикального характера изменений в структуре организации и содержании педагогического процесса, что привело к увольнению части сотрудников, перераспределению функциональных обязанностей и повышению учебных нагрузок, а также изменению ценностных ориентации и привычных норм группового поведения. После завершения ОИ повысилась критическая оценка деятельности администрации с точки зрения "жесткости" использованных ею методов проведения реорганизации.
Вследствие этого многие характеристики новой трудовой ситуации стали восприниматься преподавателями как более стрессогенные. Объяснить это можно тем, что при наличии серьезных затруднений в исходной "тупиковой" ситуации сотрудникам не был предложен "эволюционный" способ разрешения проблем путем "пошагового приспособления". Они столкнулись с жесткой необходимостью активно адаптироваться к радикально изменившейся системе организации труда, к чему члены давно устоявшейся организационной системы оказались не готовы.
2. Среднегрупповая динамика стресса от начального к завершающему этапу ОИ. Снижение удовлетворенности ОИ по всей группе обследованных педагогов позволяет предположить, что уровень переживаемого ими стресса останется достаточно высоким не только на протяжении всего периода внедрения инноваций, но и после его завершения. Это подтверждается данными, полученными по комплексу психодиагностических методик в 1-м и 2-м срезах. В сводном виде количественные и качественные оценки по всем показателям представлены в табл. 2. Интерпретация результатов проводилась на основе сопоставления значений по каждому показателю с соответствующими тестовыми нормами. Полученные данные свидетельствуют о наличии выраженной симптоматики стресса у преподавателей как на начальном, так и завершающем этапах ОИ.
К наиболее яркой негативной симптоматике стресса в обоих срезах относятся: высокий уровень личностной тревожности, повышенная агрессивность по шкале личностного гнева, выраженная степень устойчивых и ситуативных проявлений депрессии, сниженные оценки комфортности функционального состояния по тесту САН, выраженный уровень хронического утомления и переживаний эмоций тревожно-депрессивного комплекса (эмоции страха, стыда и вины по методике ШДЭ). Наряду с этим, в анализируемой картине имеют место и позитивные проявления, о чем свидетельствуют достаточно высокое значение индекса потенциальной мотивации к деятельности (по опроснику "Субъективно значимые характеристики труда") и выраженная степень переживаемых положительных эмоций (интерес, радость, удивление по методике ШДЭ). Это, по-видимому, отражает продуктивную включенность преподавателей в трудовую ситуацию и интерес к происходящим изменениям.
Достоверных сдвигов в уровне проявлений стресса между 1-ми 2-м срезами по всему набору использованных показателей было обнаружено мало, и они имели разнонаправленный характер. Сразу после завершения ОИ (2-й срез) произошло только снижение индекса групповой сплоченности и уменьшение уровня ситуативной тревожности. Первое можно интерпретировать как следствие распада устоявшихся отношений в коллективе после реорганизации, а второе - общей стабилизацией трудовой ситуации по окончанию ОИ. Указанные сдвиги статистически подтверждаются данными однофакторного дисперсионного анализа (соответственно, p < 0.01 и p < 0.05).
Полученные результаты говорят о том, что и после формального завершения реорганизации уровень переживаний стресса у преподавателей остался не менее выраженным, чем в ее начале. Однако за относительной стабильностью переживаний стресса в целом прослеживаются существенные изменения в структуре взаимосвязей
стр. 84
Таблица 2. Динамика показателей стресса по всей выборке преподавателей от начального к завершающему этапу ОИ
Показатели |
Диагностический интервал оценок* |
Сдвиги** |
Интерпретация |
|
1-й срез |
2-й срез |
|||
Характеристики трудовой ситуации |
||||
Индекс трудового стресса (JSS: вес) |
умеренно выраженный (23.9) |
умеренно выраженный (24.0) |
нет |
Сохранение трудового стресса на умеренно выраженном уровне |
П-мотивация |
выраженная (123.2) |
выраженная (124.2) |
нет |
Сохранение выраженного уровня потенциальной мотивации |
Г-сплоченность |
высокая (29.1) |
нейтральная (31.3) |
↓ |
Снижение групповой сплоченности до нейтрального уровня |
Характеристики эмоционально-личностной сферы |
||||
Шкала тревожности: |
|
|
|
|
* Л-тревожность |
высокая (49.8) |
высокая (48.6) |
нет |
Сохранение высокой личностной тревоги |
* С-тревожность |
высокая (45.5) |
умеренная (44.7) |
↑ |
Снижение уровня ситуативной тревоги |
Шкала гнева: |
|
|
|
|
* Л-гнев |
высокий (30.9) |
высокий (30.9) |
нет |
Сохранение повышенного уровня личностного гнева |
* С-гнев |
низкий (16.5) |
низкий (16.1) |
нет |
Низкий уровень ситуативного гнева |
Шкала депрессии: |
|
|
|
|
* Л-депрессия |
выраженная (21.7) |
выраженная (20.9) |
нет |
Сохранение выраженного уровня устойчивых и ситуативных депрессивных переживаний |
* С-депрессия |
выраженная (21.8) |
выраженная (21.1) |
нет |
|
Характеристики функционального состояния |
||||
Тест САН: |
|
|
|
|
* Самочувствие |
сниженное (4.6) |
сниженное (4.6) |
нет |
Сохранение сниженных оценок текущего функ ционального состояния |
* Активность |
сниженная (4.8) |
сниженная (4.5) |
нет |
|
* Настроение |
пониженное (4.6) |
пониженное (4.9) |
нет |
|
Х-утомление |
выраженное (25.3) |
выраженное (24.1) |
нет |
Сохранение выраженного уровня хронического утомления |
ШДЭ: |
|
|
|
|
* П-эмоции |
выраженные (25.2) |
выраженные (26.4) |
нет |
Сохранение выраженного уровня текущих позитивных эмоций |
* ОН-эмоции |
умеренные (18.5) |
умеренные (19.6) |
нет |
Сохранение выраженных переживаний эмоций тревожно-депрессивного комплекса |
* Т/Д эмоции |
выраженные (21.5) |
выраженные (20.9) |
нет |
* В скобках приведены средние значения показателей в баллах.
** Наличие сдвигов определялось на основании перехода оценок показателей в другой диагностический интервал: ↓ - улучшение; ↑ - ухудшение.
между отдельными показателями, что свидетельствует о качественных различиях в синдромах проявлений стресса на разных этапах ОИ. Это подтверждается результатами факторного анализа основных диагностических показателей, проведенного отдельно по данным 1-го и 2-го срезов (см. табл. 3).
При факторизации значений показателей в 1-м срезе получено удовлетворительное трехфакторное решение, описывающее 67.4% выборочной дисперсии. Содержательная интерпретация выделенных факторов позволяет следующим образом охарактеризовать структуру синдрома стресса на начальном этапе ОИ:
* 1-й фактор - "Устойчивое эмоциональное напряжение и психосоматическое истощение", включающий проявления тревожности и депрессии как в личностной, так и ситуативной форме, хронического утомления и личностного гнева. Противоположный полюс этого фактора составляют оценки комфортности текущего функционального состояния по показателям самочувствия и настроения.
* 2-й фактор - "Включенность в работу", объединяющий показатели потенциальной мотивации, групповой сплоченности, положительного эмоционального отношения к ситуации и активности по тесту САН, связанные со степенью удовлетворенностью ОИ.
* 3-й фактор - "Негативные эмоциональные реакции на стресс-факторы рабочей среды", отражающий взаимосвязь между общей оценкой стрессогенности трудовой ситуации (JSS: вес) и выраженностью переживаний острых негативных и тревожно-депрессивных эмоций (гнева,
стр. 85
Таблица 3. Факторная структура синдромов стресса на разных этапах ОИ
Начальный этап ОИ |
|||
1-й фактор (вес - 5.85; 34.3% дисперсии) |
2-й фактор (вес - 2.82; 16.6% дисперсии) |
3-й фактор (вес - 2.80; 16.5% дисперсии) |
|
Л-тревожность (.894) |
П-мотивация (.689) |
JSS: вес (.750) |
|
Л-депрессия (.874) |
Г-сплоченность (.687) |
Т/Д эмоции (.722) |
|
С-депрессия (.856) |
П-эмоции (.617) |
ОН-эмоции (.720) |
|
Х-утомление (.801) |
Активность (.555) |
С-гнев (.697) |
|
Самочувствие (-.800) |
Удовлетворенность ОИ (.437) |
|
|
С-тревожность (.792) |
|
|
|
Настроение (-.699) |
|
|
|
Л-гнев (.594) |
|
|
|
Завершающий этап ОИ |
|||
1-й фактор (вес - 4.36; 25.6% дисперсии) |
2-й фактор (вес - 2.94; 17.3% дисперсии) |
3-й фактор (вес - 2.92; 17.2% дисперсии) |
4-й фактор (вес-2.31; 13.6% дисперсии) |
Настроение (-.863) |
ОН-эмоции (.862) |
JSS: вес (.802) |
Г-сплоченность (-825) |
П-эмоции (-.840) |
С-гнев (.800) |
Л-тревожность (.696) |
Удовлетворенность ОИ (.800) |
Самочувствие (-.803) |
П-мотивация (-.578) |
Т/Д эмоции (.627) |
Активность (.618) |
Л-депрессия (.663) |
С-депрессия (.546) |
Л-гнев (.526) |
|
Х-утомление (.568) |
|
|
|
С-тревожность (.560) |
|
|
|
презрения, отвращения, страха и общей обеспокоенности).
Факторная структура проявлений стресса, полученная по результатам 2-го замера, существенно отличается от описанной выше. В этом случае получено четырехфакторное решение, описывающее 73.7% выборочной дисперсии. В составе синдрома стресса на завершающем этапе ОИ можно выделить следующие компоненты:
* 1-й фактор - "Сниженные характеристики функционального состояния и подавленность", на полярных полюсах которого находятся оценки настроения, самочувствия, позитивной эмоциональной окраски переживаний и показатели ситуативной тревожности, общей подавленности (личностная депрессия), психосоматического истощения (хроническое утомление).
* 2-й фактор - "Острое эмоциональное реагирование на ситуацию", объединяющий текущие проявления негативных эмоций, прежде всего, ситуативного гнева и депрессии, которые отрицательно связаны с уровнем потенциальной мотивации.
* 3-й фактор - "Личностная опосредованность оценки стресс-факторов рабочей среды", отражающий взаимосвязь оценки стрессогенности трудовой ситуации (JSS: вес) с такими устойчивыми индивидуальными характеристиками, как личностная тревожность, склонность к тревожно-депрессивным переживаниям и личностный гнев.
* 4-й фактор - "Индивидуальная включенность в работу", на полярных полюсах которого находятся показатели групповой сплоченности и удовлетворенности ОИ с оценками активности по тесту САН.
Таким образом, синдромы стресса у преподавателей на разных этапах ОИ качественно неоднородны. В них отражаются различия в способах психологической адаптации персонала к трудностям наличной трудовой ситуации и используемым стратегиям их преодоления.
В начале ОИ характерной особенностью синдрома стресса является стойкое эмоциональное перенапряжение, развивающееся на фоне выраженного психосоматического истощения (фактор 1). Это приводит к компенсаторному включению механизмов психологической защиты, проявляющихся в форме негативных эмоциональных реакций на повышенную стрессогенность трудовой среды (фактор 3), близких к проявлениям дезадаптационных состояний по типу фрустрации [25]. При этом, однако, сохраняется конструктивная направленность на деятельность, отражающаяся в комплексе проявлений включенности в работу (фактор 2), объединяющем показатели потенциальной мотивации к деятельности, групповой сплоченности, активности и переживания позитивных эмоций, связанные со степенью удовлетворенности ОИ. Последнее свидетельствует о достаточно выраженной инновационной готовности персонала.
По окончании внедрения ОИ среди показателей синдрома стресса на первый план выдвигаются проявления срочной мобилизации ресурсов как способа адаптации к изменившимся условиям труда [1, 19]. Поскольку отношение персонала к результатам ОИ во многом оказалось амбивалентным, а новая трудовая ситуация была связана
стр. 86
с возрастанием требований к преподавателям (см. выше), то на этом этапе отмечалась выраженная эмоциональная окраска составляющих данного синдрома. К этим проявлениям относится симптоматика субъективного дискомфорта, сниженного настроения и повышенной ситуативной тревожности (фактор 1), а также комплекс острых негативных эмоций, которые отрицательно связаны с уровнем потенциальной мотивации (фактор 2). Общая оценка стрессогенности трудовой ситуации (JSS: вес) опосредуется влиянием устойчивых индивидуально-психологических качеств: личностной тревожности, стойких депрессивных тенденций, агрессивности (фактор 3), которые затрудняют процесс текущей психологической адаптации [27]. Поляризация показателей удовлетворенности ОИ и индекса групповой сплоченности (фактор 4) указывает на то, что такой важный ресурс как социальная поддержка не был задействован на этапе завершения реорганизации, что осложнило процесс эффективной адаптации преподавателей к новой трудовой ситуации.
Обобщая полученные данные, следует подчеркнуть, что в описанной динамике проявлений стресса на разных этапах ОИ отражается сложный путь жизни организации в период реформирования. Существенные различия в обнаруженных синдромах стресса достаточно четко квалифицируют два принципиально разных "состояния" училища - (1) "кризисное", дальнейшее пребывание в котором имело бы катастрофические последствия не только для функционирования организации, но и для психического здоровья преподавателей, и (2) "переходное", только открывающее возможности для возобновления успешной жизнедеятельности данного учебного заведения, которое требует активизации механизмов как индивидуальной, так и социальной адаптации персонала.
Как показывают полученные данные, официальный этап завершения ОИ (в нашем случае, получение училищем статуса колледжа) связан с интенсификацией процессов психологической перестройки в сознании персонала, типичных для переходного периода с его многочисленными негативными проявлениями [1]. Выявленный на этом этапе синдром "срочной мобилизации" ресурсов с ярко выраженной аффективной окраской переживаний характерен для начальных стадий адаптации к новым условиям (ср. с alarm reaction по Г. Селье [19] или реакцией тревоги по В. И. Медведеву [15]). Этот механизм может запускать разные "сценарии" дальнейшего развития стресса на индивидуальном уровне - от адекватной мобилизации и эффективной перестройки функциональных систем обеспечения деятельности до деструкции поведения и потери трудоспособности [1, 12]. Среди множества факторов, влияющих на это развитие, особое значение имеют индивидуальные особенности сотрудников организации и, прежде всего, их мотивационные установки [9, 20, 27].
3. Влияние исходного отношения к ОИ на индивидуальную динамику стресса. Анализ динамики показателей стресса от начала к завершению реорганизации училища в зависимости от таких факторов, как пол, возраст, стаж работы и специализация педагогов, выявил ряд интересных фактов, которые свидетельствуют о существенной роли этих индивидуальных характеристик в процессе развития стресса. Так, негативная симптоматика стресса более выражена у представителей средней возрастной группы по сравнению с лицами более молодого и старшего возраста, у преподавателей вспомогательных дисциплин по сравнению с педагогами-предметниками, у педагогов-мужчин по сравнению с женщинами (подробнее см. [17]). Однако наиболее сильное и устойчивое влияние на динамику стресса оказывает один из мотивационных факторов - исходное отношение к ОИ, сформировавшееся у преподавателей на начальном этапе реорганизации училища. Поэтому ниже более подробно будут рассмотрены эффекты воздействия этого фактора.
По результатам специализированной анкеты "Отношение к организационным изменениям", проведенной перед началом реорганизации (1-й срез), весь обследованный контингент преподавателей был разделен на три группы:
* группа A - лица с негативным отношением к ОИ (10 чел., из которых во 2-м замере участвовало 7 чел.);
* группа B - лица с нейтральным отношением к ОИ (11 чел., из которых во 2-м замере участвовало 9 чел.);
* группа C - лица с позитивным отношением к ОИ (10 чел., из которых во 2-м замере участвовало 8 чел.).
Правомерность разделения обследованной выборки преподавателей на эти группы хорошо статистически обоснована. Значимость различий при их попарном сравнении с помощью критерия Вилкоксона-Манна-Уитни по индексу удовлетворенности ОИ в 1-м срезе во всех случаях составляла p < 0.0001. Эти различия нивелируются во 2-м срезе: в группе A удовлетворенность ОИ остается на том же низком уровне, а в группах B и C достоверно снижается (p < 0.05 по парному критерию Вилкоксона в обоих случаях), что соответствует описанной выше тенденции к усилению амбивалентности в отношении к ОИ по окончанию реорганизации училища.
Для каждой из выделенных групп были подсчитаны средние значения γ по всем диагностическим показателям отдельно для 1-го и 2-го срезов. На основании этих данных проводился статистический анализ различий при попарном сравнении выделенных групп в 1-м и во 2-м срезах (по бино-
стр. 87
Таблица 4. Сводные данные о наличии и направленности достоверных сдвигов в проявлениях стресса у групп с разным исходным отношением к ОИ
Показатели |
Достоверные различия между группами на разных этапах ОИ |
||
1-й срез |
2-й срез |
||
JSS:вес |
|
A-B*; A-C** |
|
П-мотивация |
A-C** |
A-C***; B-C** |
|
Г-сплоченность |
(A-C)* |
A-C** |
|
С-тревожность |
(A-C)* |
A-B**; A-C** |
|
Л-депрессия |
A-B**; A-C** |
A-B**; A-C***; B-C** |
|
С-депрессия |
(A-B)*; (A-C)* |
(A-B)*; A-C**; (B-C)* |
|
П-эмоции |
|
A-C** |
|
Т/Д-эмоции |
|
(A-C)* |
|
Самочувствие |
A-B** |
A-C**; (B-C)* |
|
Активность |
(A-C)* |
A-C*** |
|
Настроение |
A-B**; A-C** |
A-B**; A-C**; (B-C)* |
|
Х-утомление |
A-B**; A-C*** |
A-B**; A-C***; B-C** |
|
Показатели |
Направление достоверных изменений между 1-ми 2-м срезами внутри каждой группы |
||
Группа A |
Группа B |
Группа C |
|
JSS:вес |
Негативное*** |
Негативное** |
|
П-мотивация |
Негативное** |
Негативное** |
Позитивное * * * |
Г-сплоченность |
Негативное** |
|
|
С-тревожность |
|
|
Позитивное** |
Л-депрессия |
(Негативное)* |
(Негативное)* |
Позитивное * * * |
С-депрессия |
(Негативное)* |
|
Позитивное** |
П-эмоции |
|
|
Позитивное*** |
Т/Д-эмоции |
|
|
(Позитивное)* |
Самочувствие |
|
Негативное** |
|
Активность |
Негативное** |
Негативное** |
Позитивное*** |
Настроение |
|
|
Позитивное** |
Х-утомление |
(Позитивное)* |
|
Позитивное** |
-----
* p < 0.1 (курсивом в угловых скобках обозначены тенденции к различиям), ** p < 0.05, *** p < 0.01.
минальному критерию и критерию Вилкоксона-Манна-Уитни для независимых выборок) и сдвигов показателей между двумя срезами внутри каждой из групп (по парному критерию Вилкоксона). Данные о наличии достоверных различий и направленности сдвигов представлены в табл. 4 и на рис.
Как показано в первой части табл. 4, количество значимых различий между группами по диагностическим показателям стресса во 2-м срезе увеличивается почти вдвое по сравнению с 1-м срезом (соответственно, 24 и 13 случаев из 36 возможных; p < 0.01 по биноминальному критерию). Это подтверждает предположение о том, что исходное отношение к ОИ является важной индивидуальной характеристикой, влияние которой на особенности проявлений стресса у представителей разных групп значимо усиливается к завершающему этапу реорганизации, несмотря на снижение самого показателя удовлетворенности ОИ в этот период.
Различия между выделенными группами оказались существенными уже на начальном этапе ОИ. Хотя по данным 1-го среза общая оценка стрессогенности трудовой ситуации (JSS: вес) одинаково сильно выражена у представителей всех групп, оценки по целому ряду других показателей достоверно хуже в группе A по сравнению с группой B и в еще большей степени - группой C (см. в табл. 4 данные по 1-му срезу, а также левую колонку на рис.). Так, у представителей группы A значимо ниже индекс потенциальной мотивации, выше показатель личностной депрессии, снижены оценки по таким характеристикам функционального состояния, как самочувствие и настроение, что сопровождается максимально выраженными оценками хронического утомления. В этой группе на уровне тенденций (p < 0.1) проявляются
стр. 88
Различия выраженных проявлений профессионального стресса между группами преподавателей с разным отношением к ОИ на начальном (левая колонка) и завершающем (правая колонка) этапах реорганизации.
также различия со стороны сниженного индекса групповой сплоченности, повышенных значений показателей ситуативной тревожности и депрессии, а также более низкого показателя активности по тесту САН. В то же время, значимых различий между показателями стресса у представителей групп B и C в 1-м срезе обнаружено не было.
Эти данные позволяют говорить о том, что уже в начале реорганизации для лиц с негативным отношением к ОИ (группа A) характерен более выраженный уровень стресса по комплексу показателей, включающему как пониженную мотивационную и личностную включенность в инновационный процесс, так и ухудшение показателей функционального состояния со стороны его текущих и хронических компонентов. Вместе с тем, в этот период преподаватели с исходно нейтральным и позитивным отношением к ОИ (соответственно, группы B и C) по проявлениям стресса не различаются.
На завершающем этапе ОИ выявленные различия между группами существенно усиливаются и становятся разнообразнее. Во-первых, это касается величины сдвигов и возрастания числа показателей, по которым наблюдаются достоверные различия между группой A и другими группами
стр. 89
преподавателей (см. данные по 2-му срезу в табл. 4, а также правую колонку рис.). Упрочивается сила различий по большинству из уже отмеченных показателей, а также появляются новые достоверные сдвиги со стороны не отличавшихся в 1-м срезе показателей: оценки общей стрессогенности ситуации (JSS: вес), степени выраженности позитивных и тревожно-депрессивных эмоций и др. При этом регулярными становятся не только различия между "полярными" группами A и C, но и "смежными" группами A и B. Во-вторых, и это особенно важно, в ряде случаев проявляются значимые различия между группами B и C, у которых оценки ни по одному из показателей в 1-м срезе достоверно не отличались. В частности, наблюдаются более низкие значения индекса потенциальной мотивации и более высокие оценки личностной депрессии и хронического утомления у представителей группы B по сравнению с группой C.
Другими словами, после завершения реорганизации различия между всеми выделенными группами принимают более стойкий и выраженный характер. У лиц с негативным отношением к ОИ (группа A) сохраняется наиболее высокий уровень негативных проявлений стресса. Представители групп с нейтральным и позитивным отношением к ОИ (соответственно, группы B и C) дифференцируются по степени выраженности симптоматики стресса. При этом менее благополучной по ряду мотивационно-личностных характеристик и проявлений хронического утомления становится "нейтральная" группа.
Выявленные различия между группами отражают дивергентный тип динамики стресса у лиц с исходно разным отношением к ОИ. При оценке достоверности сдвигов в проявлениях стресса от начала к концу реорганизации было обнаружено, что в каждой группе доминировала разная направленность изменений (см. вторую часть таблицы 4). Разнонаправленность сдвигов отчетливо прослеживается в отношении всех уровней проявлений стресса (см. рис.) и в обобщенном виде может быть охарактеризована следующим образом:
* В группе A (негативное отношение к ОИ) происходит стабилизация и усиление негативных проявлений стресса. Это выражается, прежде всего, в повышении всех показателей отношения к трудовой ситуации как стрессогенной и негативной динамике уровня активности как показателя текущего функционального состояния. Исключение составляет только небольшое уменьшение степени хронического утомления, хотя по абсолютной величине его значение находится в крайне неблагоприятном диапазоне.
* В группе B (нейтральное отношение к ОИ) доминирует появление сдвигов в негативном направлении. Усиливается общая оценка стрессогенности ситуации и снижается индекс потенциальной мотивации, что сопровождается ухудшением показателей текущего функционального состояния (снижением самочувствия и активности), а также появлением тенденции к нарастанию личностной депрессии.
* В группе C (позитивное отношение к ОИ) картина сдвигов имеет прямо противоположный характер. В этом случае доминируют позитивные изменения на всех уровнях проявлений стресса. Хотя субъективные оценки общей стрессогенности трудовой ситуации и групповой сплоченности не отличаются от исходных, существенно возрастает индекс потенциальной мотивации, происходит значительное улучшение практически по всем показателям эмоционально-личностной сферы и функционального состояния.
Приведенные факты свидетельствуют о том, что исходное отношение к ОИ явилось одним из ведущих факторов, определивших успешность адаптации преподавателей к реорганизации училища. Уже на начальном этапе ОИ в разных группах обследованных педагогов был зафиксирован неодинаковый уровень проявлений стресса по ряду показателей, причем наиболее уязвимыми оказались лица с выраженным неприятием нововведений. В дальнейшем различия в доминирующем векторе развития стресса усилились: у лиц с негативным отношением к ОИ произошло усугубление его отрицательных проявлений, что сделало фактически невозможной активизацию внутренних мотивационных и функциональных ресурсов на новом этапе жизнедеятельности организации. Явно неблагополучной оказалась ситуация и в группе преподавателей с нейтральным отношением к ОИ: относительно приемлемый уровень проявлений стресса в начале реорганизации сменился нарастанием негативных эффектов со стороны мотивационной включенности в деятельность и ухудшением функционального состояния после завершения инновационных процессов. Только в группе с позитивным отношением к ОИ наблюдалось явное улучшение на всех уровнях проявления стресса, свидетельствующее о продуктивной мобилизации внутреннего потенциала как реакции на обновление трудовой ситуации.
Следует подчеркнуть, что именно исходное отношение к ОИ выступило в роли ведущего фактора в развитии описанных типов динамики стресса от начала к концу проведения реорганизации училища. При разделении преподавателей на группы по отношению к ОИ, зафиксированному на завершающем этапе инноваций, никаких различий в проявлениях стресса между ними обнаружено не было. Даже у лиц с высокой степенью удовлетворенности произошедшими изменениями наблюдалась гетерогенная динамика
стр. 90
стресса, не позволившая выявить сколь-нибудь устойчивых или однотипных тенденций [17].
Важно выделить, что исходное отношение к ОИ также не являлось стабильной характеристикой. Как отмечалось выше, этот показатель существенно снижался у большинства обследованных преподавателей к концу реорганизации. Однако это не изменило характера влияния исходно принятой установки (существующей, по-видимому, в форме не всегда осознаваемого приятия или отторжения грядущих преобразований) на дальнейший ход событий, даже при наличии критического отношения к реально происходящим изменениям. Поэтому представляется возможным считать формирование исходного отношения к ОИ "пусковым механизмом", задающим адекватность способа актуализации адаптационных резервов человека и тем самым определяющим продуктивный или деструктивный характер развития стресса.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Обобщая основные результаты проведенного эмпирического исследования, в первую очередь хочется отметить, что динамику профессионального стресса в процессе внедрения ОИ нельзя свести к простому снижению или нарастанию уровня его развития. Достаточно высокая степень и качественное разнообразие симптоматики стресса присутствует как на начальном, так и на завершающем этапах ОИ. Однако структура синдромов стресса принципиально различна на разных этапах ОИ. Она отражает суть задействованных адаптационных механизмов к трудностям в наличной трудовой ситуации - (1) истощения и перенапряжения, ведущего к развитию дезадаптационных состояний в кризисной ситуации перед началом ОИ, и (2) срочной мобилизации ресурсов в период активной перестройки трудовой деятельности сразу после завершения ОИ. Поэтому профессиональный стресс может выступать критерием успешности внедрения ОИ, прежде всего, со стороны наличия адекватных изменений в структуре его проявлений, направленных на продуктивную мобилизацию ресурсов персонала организации, а не кумулятивной динамики отдельных показателей.
Реализованная в исследовании комплексная стратегия анализа стресса выступила в качестве эффективного средства реконструкции целостных синдромов его проявлений, в которых отражается специфика взаимосвязей между субъективной оценкой напряженности трудовой ситуации и возникающим в ответ на это функциональным состоянием сотрудников на разных этапах ОИ. В качестве основного опосредующего фактора при этом выступила индивидуально-личностная обусловленность изменений в отношении к ОИ, проявившаяся как на уровне устойчивых личностных свойств и эмоциональных состояний, так и мотивационной направленностью на деятельность.
К числу индивидуальных особенностей, влияющих на успешность адаптации персонала к ОИ, относятся разные демографические и профессиональные характеристики (пол, возраст, стаж работы, профессиональная специализация). Однако полученные данные убедительно свидетельствуют о том, что ведущую роль в этом процессе выполняет исходное отношение сотрудников к ОИ, формирующееся в самом начале проведения реорганизации. Отражая изначально принятую субъектом мотивационную установку на приятие или отторжение преобразований, эта характеристика определяет разные "сценарии" развития профессионального стресса по типу продуктивной мобилизации или деструктивных нарушений. Это проявляется в полярно противоположной динамике профессионального стресса у лиц с исходно позитивным и негативным отношением к ОИ, выражающейся в отчетливом снижении негативной симптоматики стресса у первой и стойкой фиксации отрицательных проявлений у второй категории сотрудников на завершающем этапе внедрения инноваций. Кроме того, у лиц с исходно нейтральным отношением к ОИ наблюдается выраженная негативная динамика стресса, свидетельствующая об их психологической "дезориентации" в процессе внедрения ОИ.
Учет этого обстоятельства представляется особенно важным для подготовки эффективных мер психологической поддержки и помощи персоналу организации в процессе внедрения инновационных мероприятий. Одним из наиболее ответственных психологических этапов этой работы является формирование положительного отношения к ОИ на самых ранних этапах реорганизации, которое не может быть ограничено повышением некоторой общей или "неспецифической" инновационной готовности персонала, а включает меры по обеспечению активной включенности сотрудников в инновационный процесс [1, 6, 23].
Результаты проведенного исследования имеют, безусловно, ограниченный характер в силу небольшого размера и специфической направленности деятельности обследованной организации. Однако данное исследование позволяет проиллюстрировать целый ряд закономерностей, отмечаемых в современных руководствах по организационной психологии и профессиональному консультированию и не всегда фактологически обоснованных. В силу этого предложенная методология изучения профессионального стресса в отдельных организациях и схема проведения лонгитюдных исследований представляет, на наш взгляд, отдельный интерес. Кроме того, поскольку в нашей работе были рассмотрены особеннос-
стр. 91
ти динамики профессионального стресса только в "активной фазе" внедрения ОИ, в настоящее время осуществляется анализ результатов дополнительного исследования, проведенного на том же контингенте педагогов через два года после завершения инноваций.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Базаров Т. Ю. Управление персоналом развивающейся организации. М.: ИПК ГС, 1996.
2. Бодров В. А. Информационный стресс. М.: ПЭР СЭ, 2000.
3. Величковская С. Б. Зависимость возникновения и развития стресса от факторов профессиональной деятельности педагогов. Дисс. ... канд. психол. наук. М., 2005.
4. Джуэлл Л. Индустриально-организационная психология. СПб.: Питер, 2001.
5. Журавлев А. Л. Психология управленческого взаимодействия. М.: изд-во ИП РАН, 2004.
6. Кабаченко Т. С. Психология в управлении человеческими ресурсами. СПб.: Питер, 2003.
7. Касл С. В. Эпидемиологический подход к изучению стресса в труде // Психология труда и организационная психология: современное состояние и перспективы развития. Хрестоматия / Сост. А. Б. Леонова, О. Н. Чернышева. М.: Радикс, 1995.
8. Китаев-Смык Л. А. Психология стресса. М.: Наука, 1983.
9. Кокс Т., Маккей К. Трансактный подход к изучению производственного стресса // Психология труда и организационная психология: современное состояние и перспективы развития. Хрестоматия / Сост. А. Б. Леонова, О. Н. Чернышева. М.: Радикс, 1995.
10. Купер К. Л., Маршалл Дж. Источники стресса "белых воротничков" // Психология труда и организационная психология: современное состояние и перспективы развития. Хрестоматия / Сост. А. Б. Леонова, О. Н. Чернышева. М.: Радикс, 1995.
11. Леонова А. Б. Психологические средства оценки и регуляции функциональных состояний: Дисс. ... докт. психол. наук. М., 1988.
12. Леонова А. Б. Основные подходы к изучению профессионального стресса // Вест. Моск. ун-та. Сер. 14. Психология. 2000. N 3. С. 4 - 19.
13. Леонова А. Б. Комплексная стратегия анализа профессионального стресса: от диагностики к профилактике и коррекции // Психол. журн. 2004. Т. 25. N 2. С. 75 - 85.
14. Леонова А. Б., Капица М. С. Методы субъективной оценки функциональных состояний человека // Практикум по инженерной психологии и эргономике / Под ред. Ю. К. Стрелкова. М.: Академия, 2003. С. 136 - 166.
15. Медведев В. И. Классификация поведенческой адаптации // Физиология человека. 1982. Т. 8. N 3. С. 362 - 374.
16. Митина Л. М. Психология профессионального развития учителя. М.: Флинта, 1998.
17. Мотовилина И. А. Профессиональный стресс в условиях организационных изменений. Дисс.... канд. психол. наук. М., 2003.
18. Реан А. А., Баранов А. А. Факторы стрессоустойчивости учителей // Вопросы психологии. 1997. N 1. С. 45 - 54.
19. Селье Г. Стресс без дистресса. М.: Прогресс, 1979.
20. Советова О. С. Социальная психология инноваций: Дисс. ... докт. психол. наук. СПб., 1988.
21. Стюарт Дж. Тренинг организационных изменений. СПб.: Питер, 2001.
22. Холл Р. Х. Организации: структуры, процессы, результаты. СПб.: Питер, 2001.
23. Шейн Э. Организационная культура и лидерство. СПб.: Питер, 2002.
24. De Keyser V., Leonova A. (Eds) Error prevention and well-being at work in Wester Europe and Russia: Psychological traditions and new trends. Dordrecht: Kluwer Academic Publ., 2001.
25. Lazarus R.S. Emotions and adaptation. N.Y.: Plenum Press, 1991.
26. Parkes K.R. Personality and coping as moderators of work stress process. Work and Stress. 1994. V. 8. P. 110 - 129.
27. Robert G. Hockey J. Operator functional state as a framework for the assessment of performance degradation // Operator functional state. Eds. G.R.J. Hockey, A.W.K. Gaillard, O. Burov. Amsterdam: IOS Press, 2003. P. 8 - 23.
28. Weinert A.B. Organizationspsychologie. Vollstandig Uberarbeitete Auflage. Weinheim, Beltz: Psychologie Verlags Union, 1998.
PROFESSIONAL STRESS IN THE PROCESS OF ORGANIZATIONAL CHANGES
A. B. Leonova*, I. A. Motovilina**
* Sc.D. (psychology), professor, head of psychology of labour laboratory, department of psychology, Moscow State University
** Ph.D, research assistant of psychology of labour laboratory, department of psychology, Moscow State University
The article is based on longitudinal study of teachers professional stress dynamics in the course of educational institution reorganization. Basic tendencies of stress development at different reorganization stages and syndromes specific character manifestations according to employees' subjective attitude to innovation are analyzed. Staff primary attitude to organizational changes is revealed as professional stress development basic factor.
Key words: professional stress, organizational changes, professional adaptation, functional state, innovation readiness.
стр. 92
Психология профессиональной деятельности. ТОЧНОСТЬ СУБЪЕКТИВНОЙ ОЦЕНКИ ВРЕМЕННЫХ ОГРАНИЧЕНИЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ КАК ФАКТОР УСПЕШНОСТИ РЕШЕНИЯ ЗАДАЧИ НА СЛЕЖЕНИЕ
Автор: В. В. ПЛОХИХ
© 2006 г. В. В. Плохих
Кандидат психологических наук, доцент кафедры психологии Украинской инженерно-педагогической академии, Харьков
Рассматривается влияние точности субъективной оценки временных ограничений деятельности на точность и скорость решения задачи слежения за движущимся объектом. Экспериментальная задача в зависимости от величины дефицита времени могла быть выполнена альтернативными способами, различающимися по точности и скорости получения результата. Установлено, что высокая точность оценки субъектом временных ограничений деятельности позволяет ему наиболее эффективно использовать свои скоростные возможности. Определены понятия критического и экстренного расходов времени действия, рассмотрены: уровни дефицита времени деятельности.
Ключевые слова: точность оценки, дефицит времени, лимит времени, расход времени, своевременность решения.
Высокие динамичность и неопределенность ситуации ведут к существенным изменениям в структуре деятельности и содержании регулирующих действия образов [3, 4, 7, 9, 10]. При этом могут сталкиваться две противоречивые тенденции. Усложнение условий требует от субъекта напряженной интеллектуальной работы и активизации оперативного мышления для своевременного принятия сложных и неординарных решений [8]. Вместе с тем, при нарастающей динамике развития ситуации время для решения и действия существенно сокращается, что способствует удалению из программы реагирования ряда мыслительных операций и эвристических приемов, повышающих качество результата [5, 12].
При анализе противоречия между одновременной направленностью субъекта на высокую точность и своевременность решения обычно мало рассматриваются конкретные изменения в структуре и составе реализуемой программы действий в зависимости от времени, объективно отпущенного на достижение цели. Остается неясным, при каких временных условиях начинаются существенные перестройки в функционировании психологических подсистем, отвечающих за выполнение действий, качество (точность), скорость и надежность результата [9, 17].
Указанные неясности в соотношении временных ограничений и функциональных изменений в системе деятельности обуславливают нечеткость определения понятия "дефицита времени". Последнее трактуется по-разному: например, как "ограниченное время на выполнение некоторой деятельности", "острый недостаток времени, соответствующий пределу возможностей человека выполнить определенные действия" [6, с. 193]; ситуация, когда "расход времени на выполнение определенного действия или их комплекса превышает его лимит" [13, с. 145], (см. также [1, с. 61]).
При рассмотрении специфических особенностей психической регуляции деятельности в различных временных режимах представляется возможным обращение к определениям понятий лимита, расхода, дефицита и резерва времени [1]. В данной работе дефицит и резерв времени выделяются как результат соотнесения двух параметров (рис. 1, а, б ): возможной длительности реализации субъектом необходимого комплекса операций в ненапряженных условиях (расход времени) и времени, отпущенного в критических условиях - лимит времени (рис. 1, а, б ).
Литературные данные указывают, что наиболее сложной является оценка временных ограничений решения задачи на малых интервалах времени, когда использование общепринятых временных мер и хронометров может быть неэффективным [4]. В таких случаях субъекту приходится полагаться на свои "чувство времени" и способность оценивать актуальные, а также антиципировать вероятные изменения.
В процессе антиципации динамические особенности и тенденции развития отслеживаемого процесса переносятся на будущее и, таким образом, в перспективе выделяются ключевые моменты (по существу "опорные точки") для формирования целей и программы действий [7, 9, 11]. При
стр. 93
Рис. 1. Соотношения средних значений и погрешностей субъективных оценок показателей расхода времени и лимита времени при различных режимах деятельности.
Tact - среднее значение субъективной оценки расхода времени;
ΔTact - погрешность субъективной оценки расхода времени;
Tlim - среднее значение субъективной оценки лимита времени;
ΔTlim - погрешность субъективной оценки лимита времени.
этом антиципация времени наступления значимых событий в будущем принципиально отличается от восприятия момента совершения в настоящем и определения времени наступления в прошлом [2, 15, 18]. В отслеживании течения времени в настоящем большое значение имеют ритмика двигательной и органической активности, отсчет, переживание длительности, рефлекс на время. В установлении хронологии минувшего ведущая роль отводится сохраняемым в памяти временным ориентирам и мерам. Антиципация момента совершения будущих событий предполагает синтез перцептивной информации о текущих изменениях обстановки и временной информации, извлеченной из памяти.
Ошибки при определении субъектом информационных составляющих реализуемого в антиципационном процессе временного синтеза (вариабельность восприятия времени) [2, 16], неточности в оценках изменений обстановки [11], погрешности субъективных временных мер и критериев оценки длительности и скорости выполнения действий [4, 9, 14] обусловливают вариативность выделения значимых моментов времени в перспективе, которая "выводит" субъекта на некоторый диапазон значений лимита времени, принимаемых им как один временной интервал (см. рис. 1, в ). В этом диапазоне оказываются значения лимита времени, которые субъект может ошибочно считать в одних случаях достаточными, а в других - недостаточными для своевременной и качественной реализации действий. Между тем, неточности в антиципации моментов времени ожидаемых событий и, как следствие, ошибки планирования выполнения действий негативно отражаются на эффективности регуляции психологической системы деятельности и на успешности решений задач в целом [3, 7, 9].
Гипотеза исследования заключается в том, что при различной величине дефицита времени точность его субъективной оценки обусловливает эффективность функционирования подсистем деятельности, отвечающих за точность и скорость ее выполнения.
МЕТОДИКА
Испытуемыми в исследовании были 40 студентов мужского пола от 18 до 21 года, получающих инженерную подготовку. Опрос испытуемых показал, что никто из них не имел значительного (профессионального или спортивного) опыта решения задач на слежение при выраженном дефиците времени.
В экспериментальном исследовании испытуемые решали четыре задачи: 1) антиципация места остановки равнозамедленно движущейся метки; 2) определение места ее остановки с выбором способа решения; 3) расчет границы отрезка по исходным данным, представленным в числовой форме; 4) пространственная проекция границы отрезка по исходным данным, представленным в образной форме. Экспериментальные задачи были выполнены в виде программ для компьютера.
В задаче антиципации [14] метка во всех режимах перемещалась по экрану видеомонитора слева направо вдоль шкалированной прямой линии ("шаг" шкалы - 5 мм) с начальной скоростью 45 мм/с. Перемещение метки наблюдалось в течение 2 + 0.1 с (вариации времени видимого перемещения метки введены для устранения возможности связывания испытуемыми мест пропадания метки с местами остановки). После исчезновения с экрана видеомонитора метка до момента остановки двигалась "за экраном". От испытуемого требовалось определить и отметить на шкалированной линии ожидаемое место остановки метки (МОМ). Для обозначения МОМ испытуемый должен был подвести указатель устройства "мышь" в нужное место экрана над шкалой и нажать левую клавишу устройства. Действительное МОМ отображалось на экране после свершения двух событий: остановки метки и указания испытуемым ожидаемого МОМ.
стр. 94
В одиннадцати запрограммированных в задаче режимах начальная скорость перемещения метки была одинакова, но отличались величины замедления. Замедления для режимов подбирались так, чтобы расстояния между "соседними" возможными МОМ были в пределах 15.6 - 20.4 мм, а время перемещения метки к этим МОМ отличалось на 0.71 - 0.94 с. Режим для текущей попытки выбирался автоматически с помощью датчика случайных чисел. После завершения попытки программно фиксировались параметры режима, время и координата действительного МОМ, время решения задачи испытуемым и координата указанного им МОМ.
Задача определения места остановки равнозамедленно движущейся метки с выбором способа решения была построена по такой же схеме, как и описанная выше. При решении этой задачи испытуемый мог как антиципировать МОМ, так и использовать альтернативные способы его определения, предполагавшие применение операций расчета или проецирования пространственных отношений. Для расчета или проецирования МОМ испытуемому было необходимо сначала запомнить место пропадания метки относительно значений шкалированной линии. После этого испытуемый запрашивал дополнительную информацию, для чего наводил указатель "мыши" на появлявшийся в правом верхнем углу экрана в момент исчезновения метки прямоугольник (7x15 мм) и нажимал левую клавишу "мыши". В результате сделанного испытуемым запроса в левой верхней четверти экрана появлялся блок дополнительной информации. В этом информационном блоке приводилось отношение пройденного меткой видимого пути к полному (до места остановки) пути в числовой форме (в процентном выражении) и образной форме, как отношение сектора круга (аналог видимого пути метки) к полному кругу (аналог всего пути метки). Расчет МОМ предполагал решение испытуемым простого алгебраического уравнения. Использование для определения МОМ образной информации требовало проецирования отношения сектор-круг на линейную шкалу.
Решение о применении того или иного способа определения МОМ испытуемый должен был принимать, исходя из характера замедления и, соответственно, возможной продолжительности перемещения метки. При этом испытуемый получал инструкцию строго придерживаться установки на деятельность, требующей как можно точнее определять место остановки метки, но при этом успевать до момента ее остановки.
Факт запроса испытуемым дополнительной информации об отношении полного пути к его видимой части, пройденной меткой, программно фиксировался. В последующем он интерпретировался как выбор способа решения задачи расчета или проецирования МОМ. После решения этой задачи испытуемый отвечал на вопрос: "Определяя место остановки метки, при запросе дополнительной информации Вы больше ориентировались на числовые данные или на отношение величины сектора к полному кругу?"
Задачи на определение границы отрезка способами расчета и пространственной проекции строились так, чтобы операциональные структуры их решения были сходны с соответствующими структурами в задаче на определение МОМ. Общими в них были: запоминание "малого" отрезка (пройденного видимого пути), запоминание информации об отношении "малого" и "большого" отрезков (отношение пройденного видимого пути к полному пути), определение границы "большого" отрезка на шкале (расчет или выполнение пространственной проекции МОМ), указание "мышью" установленной границы отрезка (указание ожидаемого МОМ).
Испытуемый должен был определять на метрической шкале, проведенной слева направо на экране видеомонитора, правую границу "большого" отрезка по заданному размеру "малого" отрезка и по известному отношению "малого" отрезка к "большому". В качестве левой границы "большого" и "малого" отрезков выступало начало шкалы. Правая граница "малого" отрезка задавалась путем отображения метки над шкалой на время, равное 1 с. Испытуемый должен был, ориентируясь на показания шкалы, запомнить его размер и, используя автоматически появлявшуюся над шкалой информацию об отношениях отрезков, определить и отметить на экране правую границу "большого". Для указания границы "большого" отрезка испытуемому необходимо было подвести указатель "мыши" к нужному месту на шкале и нажать левую клавишу "мыши". После этого на шкале отчерчивались установленная испытуемым и действительная границы "большого" отрезка.
В одной из задач на определение границы отрезка информация о соотношении их размеров предъявлялась в числовой форме (проценты), в другой - в образной форме, как отношение сектора круга (аналог "малого" отрезка) к полному кругу (аналог "большого").
Каждая из четырех описанных задач решалась испытуемыми в комплексной серии, включавшей тренировочные и зачетные попытки. Серии выполнялись в следующей последовательности: 1) антиципация МОМ; 2) расчет границы отрезка по исходным данным, представленным в числовой форме; 3) пространственная проекция границы отрезка по исходным данным, представленным в образной форме; 4) определение места остановки равнозамедленно движущейся метки с
стр. 95
Рис. 2. Относительные частоты применения способов антиципации, расчета/проецирования и своевременности расчетов/проецирований МОМ.
T - время движения метки к месту остановки (11 режимов);
f - частота применения различных способов решения задачи.
выбором способа решения (см. Приложение). В сериях 1, 2 и 3 от испытуемых требовалась высокая точность решения, в серии 4 - высокая точность и своевременность решения.
Тренировочные попытки во всех сериях испытуемые выполняли до появления у них уверенности в готовности к зачетным попыткам, которые в сериях планировались в следующем количестве: в первой и четвертой - по 45 попыток; во второй и третьей - по 20. В общей сложности испытуемые в среднем выполняли по 270 попыток.
Для каждой попытки в сериях определялись показатели успешности решения: погрешность (отклонение по шкале решения испытуемого от действительного результата) и время решения. В серии 4 также устанавливался факт своевременности решения (если время решения не превышает времени движения метки) и рассчитывалась относительная частота применения испытуемыми различных способов определения МОМ для каждого из возможных режимов движения метки.
При обработке полученных данных проводился отсев грубых погрешностей, проверялась гипотеза нормальности распределений выборок данных, применялись параметрические методы математической статистики (t-критерий Стьюдента, корреляционный анализ).
РЕЗУЛЬТАТЫ
Анализ частот применения испытуемыми в серии 4 альтернативных способов определения МОМ показал, что из 40 испытуемых только 27 наряду с антиципацией, также рассчитывали или проецировали МОМ. В дальнейшем мы остановились на анализе данных выделившейся подгруппы из 27 испытуемых.
Опрос испытуемых данной подгруппы показал, что большинство из них (21 человек) в качестве альтернативы антиципации МОМ рассматривало способ расчета. При этом, практически все испытуемые подгруппы для режимов с наибольшей в серии длительностью движения метки (лимит времени) при определении МОМ предпочитали применять расчет или проецирование. При наименьших значениях лимита времени испытуемые преимущественно антиципировали МОМ.
По индивидуальным выборкам данных (серия 4) было установлено, что изменение предпочтения в применении способов расчета и проецирования у испытуемых в основном происходило, когда продолжительность перемещения метки была равна или меньше среднего времени, затрачиваемого на реализацию этих способов. При этом среднее время расчета МОМ (21 испытуемый) значимо не отличалось от среднего времени его проецирования (6 испытуемых). Учитывая это, а также то, что испытуемые подгруппы в зачетной серии стабильно применяли расчет или проецирование при определенных режимах движения метки, указанные способы принимались как единая альтернатива (расчет/проецирование) антиципации МОМ. Картина распределения относительных частот использования в подгруппе в серии 4 антиципации и расчета/проецирования при различном времени движения метки в значительной степени отразила тенденции в индивидуальных выборках данных (рис. 2).
Для выяснения оснований использования расчета/проецирования для режимов с наибольшей длительностью движения метки рассматривались результаты решения испытуемыми подгруппы задач на антиципацию МОМ в серии 1, на расчет и проецирование границы отрезка в сериях 2 и 3 (табл. 1). Применение задач на определение границы отрезка позволило независимо от способа
Таблица 1. Средние значения (М) и стандартные отклонения (а) погрешностей и времени решения задач на антиципацию МОМ (1 серия), расчет и проецирование величины отрезка (2-я и 3-я серии) в подгруппе из 27 испытуемых
|
Задачи |
||||
Антиципация МОМ |
Расчет величины отрезка |
Проецирование величины отрезка |
|||
T1 |
T2 |
||||
Погрешность, мм |
M |
22.45 |
35.62 |
18.46 |
23.37 |
σ |
11.63 |
8.92 |
9.96 |
8.96 |
|
Время, с |
M |
3.72 |
4.73 |
10.73 |
10.08 |
σ |
0.55 |
0.88 |
3.87 |
4.10 |
-----
Примечание: время движения метки к месту остановки в задаче на антиципацию МОМ: T1 - 2.75 - 5.21 с; T2 - 8.40 - 10.93 с.
стр. 96
антиципации оценить скоростные и точностные возможности способов расчета и проецирования МОМ.
В табл. 1 по задаче на антиципацию МОМ (серия 1) отдельно приведены результаты для режимов с наименьшим (2.75 - 5.21 с) и наибольшим (8.40 - 10.93 с) временем движения метки. Такое разделение продиктовано рядом причин. Во-первых, в литературе [3, 11] в качестве весомого фактора, определяющего точность антиципации движущегося объекта, называется пространственная удаленность антиципируемой точки. Во-вторых, в серии 4 для режимов с наименьшим временем движения метки способ антиципации выбирался испытуемыми наиболее часто.
В серии 1 в подгруппе различие средних значений погрешности антиципации МОМ для режимов, соответствующих наименьшему (4 режима) и наибольшему (4 режима) времени движения метки, существенно (t = 4.45; p < 0.01). Испытуемые в основном значительно точнее антиципировали МОМ при малой продолжительности движения метки.
Посредством корреляционного анализа проводилась фактическая проверка структурного сходства процессов расчета и проецирования МОМ в серии 4 с процессами расчета и проецирования границы отрезка в сериях 2 и 3. В результате для 21 из 27 испытуемых, рассчитывавших МОМ в серии 4, получена значимая связь между погрешностями расчета МОМ и границы отрезка (0.52; p < 0.01). Для 6 испытуемых, проецировавших МОМ, значимо связаны погрешности проецирования МОМ и величины отрезка (0.85; p < 0.01).
Полученные результаты позволяют считать, что операциональные комплексы, реализующие расчет или проецирование границы отрезка в сериях 2 и 3, активно включены в расчет и проецирование МОМ так же, как и в серии 4. Соответственно продолжительности расчета и проецирования границы отрезка с прибавленным к ним временем запроса дополнительной информации в сериях 2 и 3 (в среднем 3.58 с) были приняты как расход времени для этих способов определения МОМ, а погрешности - как показатели точностных возможностей этих способов. Наряду с этим результаты антиципации МОМ в серии 1 рассматривались как точностные возможности и расход времени для способа антиципации в серии 4.
Установлено, что средняя в подгруппе погрешность антиципации МОМ (серия 1), полученная для режимов с наибольшим временем движения метки (8.40 - 10.93 с), значительно больше погрешностей расчета и проецирования границы отрезка (t = 4.84 и t = 6.36; p < 0.01) (см. табл. 1). Статистических различий между погрешностью антиципации МОМ (серия 1) для режимов с наименьшим временем движения метки (2.75 - 5.21 с) и погрешностями расчета и проецирования границы отрезка не выявлено. Также по точности и скорости не отличаются между собой расчет и проецирование границы отрезка (серии 2 и 3).
Так как расчет и проецирование МОМ приняты как единая альтернатива антиципации МОМ, точностные возможности и расход времени расчета/проецирования в подгруппе определялись по обобщенным выборкам данных в сериях 2 и 3. В эти выборки вошли значения погрешности и времени как определения границы отрезка испытуемыми, рассчитывавшими МОМ в серии 4 (21 человек), так и проецирования границы отрезка шестью испытуемыми, выбравшими этот способ нахождения МОМ в серии 4. По обобщенным выборкам были рассчитаны средние значения (M ) и стандартные отклонения (σ) погрешности (M = = 15.28 мм; σ = 6.32 мм) и времени (M = 10.95 с; σ = 3.70 с) определения границы отрезка.
Было установлено значимое превышение погрешности антиципации МОМ (серия 1) для режимов с наименьшей продолжительностью движения метки (2.75 - 5.21 с) над погрешностью обобщенного расчета/проецирования границы отрезка (t = 2.71; p < 0.01).
Таким образом, для серии 4 наибольшая точность решения достигается благодаря расчету и проецированию по сравнению с антиципацией. Поэтому испытуемые нередко использовали эти способы даже в ущерб своевременности решения.
В серии 4 выделяются случаи антиципации МОМ, когда лимит времени с очевидностью позволял рассчитывать или проецировать МОМ, и случаи применения расчета/проецирования, когда времени для этого было явно недостаточно (см. рис. 2). Такие выборы способа определения МОМ нами рассматривались как неадекватные требованиям задачи.
Чем больше время движения метки (лимит времени) в большую или меньшую сторону отличается от среднего времени расчета/проецирования МОМ, тем реже встречаются неадекватные выборы способа решения (табл. 2; рис. 2). Такой результат свидетельствует о наличии некоторого диапазона значений продолжительности движения метки, которые испытуемым было трудно идентифицировать с точки зрения их достаточности или недостаточности для реализации того или иного способа действия.
При выявлении границ диапазона ошибочных определений лимита времени устанавливался критерий оценки адекватности выбора испытуемым способа решения требованиям задачи. Здесь мы исходили из того, что при увеличении темпа предъявления сигналов человек может повышать скорость приема и передачи информации до некоторых пределов, выход за которые ведет к дезорганизации [9, с. 59 - 60] или реорганизации [5] дея-
стр. 97
Таблица 2. Средние значения (М) и стандартные отклонения (а) погрешности и времени определения места остановки метки (4 серия)
|
Способ определения места остановки метки |
|||||
Антиципация |
Расчет или проецирование |
|||||
А |
Б |
|||||
M |
σ |
M |
σ |
M |
σ |
|
Погрешность, мм |
20.10 |
12.96 |
21.16 |
8.84 |
16.29 |
7.32 |
Время, с |
3.37 |
0.35 |
5.67 |
0.76 |
6.27 |
0.86 |
Примечание: время движения метки А) не превышает и Б) превышает верхнюю границу зоны временной неопределенности выбора способа решения.
тельности. В итоге, в качестве искомого критерия была принята правильность определения испытуемыми достаточности лимита времени для реализации самых быстрых расчетов/проецирований МОМ ("среднее"-"стандартное отклонение"). Классифицировались выборы каждого испытуемого в отдельности. Диапазон ошибочно оценивавшихся значений лимита времени с точки зрения его достаточности (недостаточности) для расчета или проецирования МОМ, принимался как зона временной неопределенности (ЗВН) выбора способа решения. В целом, для подгруппы получены следующие параметры распределений для ЗВН: среднее (положение на временной оси) -5.78 с; стандартное отклонение (половина ширины ЗВН) - 1.34 с; границы ЗВН - 5.78 + 1.34 с.
Корреляционный анализ показал наличие значимой связи (0.40; p < 0.05) ширины ЗВН и погрешности расчета/проецирования МОМ в серии 4. С учетом этого для каждого из 27 испытуемых отдельно определялись погрешность и время расчета/проецирования МОМ (табл. 2) для режимов, где время движения метки превышало и не превышало верхнюю границу ЗВН (7.12 с).
Была установлена значимая связь ширины ЗВН и стандартных отклонений: времени антиципации МОМ (0.42; p < 0.05); времени расчета/проецирования МОМ для режимов, с длительностью движения метки, не превышающей верхнюю границу ЗВН (0.40; p < 0.05).
Сравнивались средние значения времени и погрешности расчета/проецирования МОМ для режимов, где лимит времени: 1) не превышает и 2) превышает верхнюю границу ЗВН (см. табл. 2). В первом из указанных случаев время определения МОМ существенно меньше, чем во втором (t = = 2.64; p < 0.05), но погрешность значимо выше (t = 2.04; p < 0.05). Средняя погрешность расчета/проецирования в серии 4 при лимите времени, в пределах ЗВН, значимо больше и средней погрешности по обобщенной выборке данных при реализации этих способов в условиях серий 2 и 3 (t = 2.63; p < 0.05).
ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ
Определяя момент времени остановки метки в серии 4, испытуемые ориентировались на известные им допустимые сроки для определения МОМ. По временным затратам большинство значений попадает в одну из трех групп: антиципации, расчета или проецирования (табл. 2). При этом выполнение расчета/проецирования происходило в ускоренном темпе - время определения МОМ здесь существенно меньше расхода времени для данных способов решения.
Точность сохраняемой в памяти информации о допустимой длительности действий отражается на точности оценок лимита времени при всех режимах движения метки. Такое влияние наиболее выражено, когда лимит времени решения близок по величине к значению минимального времени, требуемого для выполнения расчета/проецирования МОМ. Это подтверждается выявленной связью ширины ЗВН со временем антиципации и расчета/проецирования МОМ при длительностях движения метки, не превышающих верхнюю границу ЗВН. Чем больше время определения МОМ, тем шире ЗВН, т.е. выше вероятность выбора неверного способа действия.
Вариации скорости и точности определения МОМ в связи с оценкой лимита времени отражают перестройки в функционировании подсистем деятельности [17]. В серии 4 для режимов с наименьшей продолжительностью перемещения метки, где при использовании расчета/проецирования точное и своевременное решение маловероятно или невозможно, испытуемые отдают предпочтение способу антиципации. В условиях, когда временные ограничения, по мнению испытуемых, допускают применение расчета/проецирования, соотношение между подсистемами деятельности по определению МОМ более сложное.
В серии 4 испытуемые, ориентированные на самую высокую точность результата, иногда оценивали даже малые длительности движения метки (лимит времени, соответствующий нижней границе ЗВН) как достаточные для своевременного расчета/проецирования МОМ (см. рис. 2). Вместе с тем при лимите времени, близком к возможной минимальной продолжительности расчета/проецирования (диапазон длительности движения метки в границах ЗВН), сталкиваются две тенденции: достигнуть наивысшей скорости или точности решения. С возрастанием у испытуемых неуверенности в своевременном выполнении задания [9, 15] происходит реорганизация в системе деятельности: при увеличении скорости вынужденно снижается (до субъективно допустимого
стр. 98
уровня) точность и растет риск несвоевременности определения МОМ (см. рис. 2).
Когда испытуемые считают лимит времени гарантированно достаточным для существенно более быстрого в сравнении с обычными условиями, максимально точного и своевременного расчета/проецирования (время перемещения метки превышает верхнюю границу ЗВН), функциональная активность и эффективность всех подсистем деятельности по определению МОМ высока и сбалансированна. В данной ситуация сочетаются высокая скорость и близкая к максимальной (характерная для обычных условий) точность решения задачи. Это доказывает, что дефицит времени не однозначно ведет к редуцированию и снижению качества выполнения деятельности: в некоторых пределах он выступает как мобилизующий фактор [10].
При отсутствии временных ограничений достигается наивысшая точность расчета/проецирования МОМ. В этих условиях регуляция субъектом скорости выполнения деятельности уходит на "фоновый" уровень.
Для характеристики представленных выше изменений деятельности по определению МОМ учет точности субъективной оценки временных ограничений важен по ряду причин. Во-первых, она во многом определяет диапазон значений лимита времени, для которых высока вероятность ошибочного выбора способа выполнения задания. Во-вторых, ее высокая точность способствует правильности определения времени, минимально необходимого для нахождения наиболее точного и своевременного решения (верхняя граница ЗВН). В-третьих, выявляется минимальное время, при котором еще возможно своевременное выполнение при субъективно допустимом снижении точности (нижняя граница ЗВН).
В литературе нами не найдено четких определений для значений лимита времени, при которых в условиях его дефицита происходят качественные изменения в функционировании психологической системы деятельности. К. К. Платонов и Б. М. Гольдштейн из соотношений лимита и расхода времени действия выводят достаточно общее представление о дефиците времени, не учитывая специфические изменения в процессе деятельности при различных величинах превышения расхода времени над его лимитом [13]. В соответствии с их определением временных условий деятельности мы предлагаем ввести понятие критического расхода времени для обозначения времени, которое оценивается субъектом как минимально необходимое для выполнения действия с максимальной точностью и скоростью. Время, оцениваемое субъектом как минимально необходимое для выполнения действия на предельной скорости с субъективно допустимым снижением точности, определяется как экстренный расход времени.
Предложенные нами определения критического и экстренного расходов времени устанавливают достаточно четкие ориентиры для различения уровней его дефицита в зависимости от качественных изменений в функционировании подсистем деятельности, отвечающих за скорость и точность решения.
Полученные результаты, позволяют выделить, три уровня дефицита времени.
* Умеренный (лимит времени в интервале между значениями расхода и критического расхода времени), когда субъект может выполнять действие с такой же (или более) высокой точностью, как в обычных условиях, но затрачивая времени существенно меньше обычного.
* Острый (лимит времени в интервале между значениями критического и экстренного его расхода), когда уменьшение (в сравнении с его умеренным дефицитом) времени, необходимого для своевременного выполнения действия, ведет к значимому снижению точности результата.
* Тотальный (лимит времени меньше его экстренного расхода), когда своевременное выполнение действия с требуемой точностью практически невозможно.
Увеличение точности субъективной оценки временных ограничений деятельности способствует сужению границ острого дефицита времени, и, соответственно, уменьшению вероятности негативных результатов из-за несоответствия субъективно допустимой и объективно необходимой точности решений. Такое сужение возможно, если субъект способен четко выделять значения критического и экстренного расходов времени и согласовывать эти значения с действительной продолжительностью своих наиболее быстрых и точных действий.
ВЫВОДЫ
1. В условиях дефицита времени величина погрешности субъективной оценки временных ограничений деятельности определяет диапазон значений лимита времени, которые субъект склонен ошибочно рассматривать с точки зрения возможности максимально точного и быстрого решения и при которых увеличение скорости выполнения до предельного уровня ведет к значимому снижению его точности.
2. Эффективное использование субъектом своих скоростных возможностей в условиях дефицита времени предполагает уменьшение различия между временем, оцениваемым им как минимально необходимое, и тем, которое реально необходимо ему для максимально точного, быст-
стр. 99
рого и гарантированно своевременного выполнения действия.
3. Минимальное время, оцениваемое субъектом как необходимое для максимально точного, быстрого и гарантированно своевременного выполнения действия, может определяться как критический расход времени выполнения действия. Минимальное время, оцениваемое субъектом как необходимое для наиболее быстрого выполнения действия с субъективно допустимым снижением точности, может определяться как экстренный расход времени выполнения действия.
4. Могут выделяться следующие уровни дефицита времени деятельности: умеренный - лимит времени в диапазоне между значениями расхода и критического расхода времени; острый - лимит времени в диапазоне между значениями критического и экстренного расхода времени; тотальный - лимит времени меньше значения экстренного расхода времени.
ПРИЛОЖЕНИЕ
ИНСТРУКЦИЯ (1-я серия)
"После сообщения <По готовности нажмите любую клавишу> нажмите клавишу '(ПРОБЕЛ)' или 'Enter' клавиатуры. Вы увидите на экране движущуюся метку прямоугольной формы. Перемещение метки происходит вдоль шкалированной прямой по закону прямолинейного равнозамедленного движения (через определенное время метка должна остановиться).
Время прослеживания метки (период видимого перемещения метки) ограничено (около 2 с). По истечении заданного промежутка времени метка исчезает с экрана монитора и движется невидимо до момента остановки. За время видимого перемещения метки Вам необходимо оценить величину замедления метки.
Вам необходимо с помощью устройства "мышь", представленного на экране белой меткой, как можно точнее, не отвлекаясь, определить место остановки метки. Для этого Вы должны подвести указатель "мыши" к предполагаемому месту остановки метки и один раз нажать указательным пальцем на левую клавишу устройства "мышь". После этого на линии траектории отобразится предполагаемое Вами место остановки метки. Действительное место остановки метки становится видимым только после реализации Вами своего решения и закономерной остановки метки".
ИНСТРУКЦИЯ (2-я и 3-я серия)
"В предлагаемых задачах Вам нужно определять величину "большого" отрезка, исходя из информации о величине предъявляемого на экране "малого" отрезка и об отношении "малого" и "большого" отрезков.
После инициации Вами очередной попытки (нажатие клавиши "/Пробел/ или 'Enter' клавиатуры) "малый" отрезок предъявляется в средней части экрана видиомонитора. Одна из границ "малого" отрезка - нулевое значение шкалы. Другой границей "малого" отрезка служит отображаемая на 1 с над шкалой (10 мм - выше) метка. Вам необходимо запомнить расположение метки на шкале.
После исчезновения метки с экрана в левой верхней четверти экрана появляется информация об отношении размеров "малого" и "большого" отрезков. Эта информация может даваться в числовой форме (процентное отношение) для расчета (2-я серия) или же в виде отношения сектора круга (аналог "малого" отрезка) к полному кругу (аналог "большого" отрезка) для проецирования (3-я серия).
Вам необходимо , зная размер "малого" отрезка и его отношение к "большому" отрезку, как можно точнее определить и указать на отображенной на экране шкале границу "большого" отрезка. Для указания границы "большого" отрезка Вы подводите к соответствующему месту шкалы указатель "мыши" и нажимаете левую клавишу этого устройства. В результате над шкалой появляются метка, обозначающая Ваше решение, и метка - действительная граница "большого" отрезка".
ИНСТРУКЦИЯ (4-я серия)
"Вам предлагается решать задачу на определение места остановки равнозамедленно перемещающейся метки. В этой серии Вы имеете возможность выбирать способ решения так, чтобы Ваш результат в наибольшей степени соответствовал предъявляемым ниже требованиям.
Один из способов решения (Вам уже известный по первой серии) - это определение места остановки метки путем прослеживания в уме ее возможного перемещения "за экраном" до момента остановки. Два других способа определения места остановки метки - это расчет и проецирование.
Расчет или проецирование выполняются на основании запрашиваемой Вами дополнительной информации об отношении пройденного меткой видимого пути к полному пути (до места остановки). Дополнительную информацию Вы можете запросить после момента пропадания метки, запомнив место ее пропадания (величину пройденного видимого пути относительно шкалы. Запрос осуществляется путем наведения появляющегося в момент пропадания метки указателя устройства "мышь" на прямоугольник в правом верхнем углу экрана и нажатия левой клавиши устройства. В
стр. 100
ответ на Ваш запрос в левой верхней четверти экрана над траекторией движения метки на 1 с появится числовое значение (в процентах) отношения пройденного видимого к полному пути метки (для "расчета"). Над числовым значением также на 1 с появляется сектор круга, соответствующий по величине пройденному меткой видимому пути, когда полному пути соответствует полный круг (для "проецирования").
В экспериментальных попытках этой серии Вам необходимо как можно точнее определять место остановки метки, но при этом успевать до момента ее остановки".
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Абульханова К. А., Березина Т. Н. Время личности и время жизни. СПб., 2001.
2. Багрова Н. Д. Фактор времени в восприятии человеком. Л., 1980.
3. Водлозеров В. М., Тарасов С. Г. Зрительно-двигательная активность человека в условиях слежения. Харьков. 2002.
4. Геллерштейн С. Г. "Чувство времени" и скорость двигательной реакции. М., 1958.
5. Дмитриева М. А. Психологический анализ деятельности авиадиспетчера // Проблемы общей и инженерной психологии / Под ред. Б. Г. Ананьева. Л., 1964. С. 100 - 108.
6. Завалишина Д. Н. Деятельность оператора в условиях дефицита времени //Инженерная психология: Теория. Методология. Практическое применение / Под ред. Б. Ф. Ломова. М., 1977. С. 190 - 218.
7. Завалова Н. Д., Ломов Б. Ф., Пономаренко В. А. Образ в системе психической регуляции деятельности. М., 1986.
8. Зараковский Г. М. Дефицит времени и мышление летчика // Авиация и космонавтика. 1966. N 2. С. 57 - 61.
9. Конопкин О. А. Психологические механизмы регуляции деятельности. М., 1980.
10. Лебедев В. И. Экстремальная психология. М., 2001.
11. Ломов Б. Ф., Сурков Е. Н. Антиципация в структуре деятельности. М., 1980.
12. Панасенко И. М., Вабиков В. М. Коррекция оценок временных затрат и надежность принятия решения оператором // Психол. журн. 1996. Т. 17. N 2. С. 56 - 63.
13. Платонов К. К., Гольдштейн Б. М. Основы авиационной психологии: Учебник для заведений граждан, авиации. М., 1987.
14. Плохих В. В. Временной параметр антиципации в процессе слежения за движущимся объектом // Психол. журн. 2002. Т. 23. N 2. С. 47 - 54.
15. Стрелков Ю. К. Инженерная и профессиональная психология. М., 2001.
16. Фресс П. Восприятие и оценка времени // Экспериментальная психология / Под. ред. П. Фресса и Ж. Пиаже: Пер. с франц. М., 1978. Вып. VI. С. 88 - 135.
17. Шадриков В. Д. Психологический анализ деятельности как системы // Психол. журн. 1980. Т. 1. N 3. С. 33 - 46.
18. Элькин Д. Г. Восприятие времени. М., 1962.
ACCURACY OF SUBJECTIVE ESTIMATION OF ACTIVITY TIME LIMITATIONS AS THE FACTOR OF PROGRESS IN TRACKING TASK ACCOMPLISHMENT
V.V. Plohih
Ph.D, assistant professor of psychology chair, Ukraine engineering-and-pedagogic academy, Kharkov
Dependence of activity time limitation subjective estimation on accuracy and moving object tracking task accomplishment rate is considered. The experimental task subjected to time deficit amount could be accomplished in alternative ways differed in accuracy and rate of getting results. It was established that subject's estimation high accuracy of activity time limitations allowed using his/her speed resource in the most effective way. The concepts of critical and emergency action time expenditure are determined, activity time deficit levels are considered.
Key words: estimation accuracy, time deficit, time limit, time expenditure, accomplishment timeliness.
стр. 101
Психология развития. ВЛИЯНИЕ МАТЕРИНСКОЙ ДЕПРИВАЦИИ И НЕВРОЛОГИЧЕСКИХ ЗАБОЛЕВАНИЙ НА РЕЧЕВОЕ РАЗВИТИЕ ДЕТЕЙ ПЕРВЫХ ТРЕХ ЛЕТ ЖИЗНИ
Автор: Е. Е. ЛЯКСО, А. Д. ГРОМОВА, А. В. КУРАЖОВА, О. А. РОМАНОВА, А. В. ОСТРОУХОВ
© 2006 г. Е. Е. Ляксо*, А. Д. Громова**, А. В. Куражова***, О. А. Романова***, А. В. Остроухов****
* Доктор биологических наук, старший научный сотрудник, ФНИИ им. акад. А. А. Ухтомского Санкт-Петербургского государственного университета
** Аспирантка филологического факультета СПбГУ
*** Студентка биолого-почвенного факультета СПбГУ
**** Старший научный сотрудник акустической компании "ОДИТЕК", Санкт-Петербург
Представлены данные сравнительного анализа речевого развития нормально развивающихся детей и детей с неврологическими нарушениями, воспитывающихся в условиях семьи и Дома ребенка на протяжении первых трех лет жизни. Показано, что различия в уровне речевого развития детей максимальны в группах нормы и депривации по пониманию детьми обращенной к ним речи взрослого, речевому репертуару детей, реализации коммуникации.
Ключевые слова: ребенок, материнская депривация, неврологические нарушения, распознавание, лонгитюдное исследование, метод срезов, уровень речевого развития.
Развитие фонетических способностей детей независимо от их языковой и культурной принадлежности проходит общие стадии, в течение которых языковые способности формируются, модифицируются и закрепляются. Эволюция языковой специализации в раннем онтогенезе основана на вокализациях, в которых проявляются признаки, характерные для речи взрослого [29]. В первые три года жизни ребенок научается произносить сначала звуки, специфичные для его языкового окружения, затем слова и фразы, аналогичные по грамматической организации речи взрослого [16]. Именно к концу третьего года речевые выражения ребенка становятся понятны взрослому, не обладающему знаниями матери об индивидуальных способах его выражения, - нейтральному к нему - что приводит к расширению коммуникативной сферы ребенка [11]. Он начинает свободно пользоваться речью на третьем году жизни при условии, что первые два года его речь развивалась правильно [16].
Успешное развитие ребенка зависит от его взаимодействия с матерью, поведение которой постоянно меняется, начиная с первых дней жизни младенца. Формируется специфическая речь (см., например, [23]), развивается повторение мимической и вокальной экспрессии ребенка, что является основой для становления материнско-детских отношений, в рамках которых осуществляется психомоторное и речевое развитие ребенка и его ранняя социализация.
Заболевание и депривация ребенка приводят к нарушению его нормального развития, значимо замедляя процесс становления речи. Известно, что материнское поведение во многом определяется состоянием ребенка [14]. Характер детской патологии и ее тяжесть влияют на эмоциональные реакции матерей и их речь [6, 15, 20]. При обращении к больным детям они упрощают ее, из-за сложностей в привлечении внимания ребенка часто меняют тему разговора. Тяжелые неврологические нарушения при нормальном функционировании артикуляционного аппарата ребенка и сохранности слуха приводят к более медленному пополнению его словарного запаса и вызывают затруднения в произнесении сложных слов [5].
Материнская депривация приводит к нарушению предречевого и раннего речевого развития детей [4,18], которое в большей степени проявляется при сопутствующих неврологических заболеваниях [12]. У младенцев-сирот отсутствуют положительные эмоции и зрительно-слуховое сосредоточение в процессе взаимодействия со взрослым, наблюдается общая двигательная заторможенность и вялый мышечный тонус конечностей [17]. Депривированные дети начинают говорить позже сверстников, минимально используют голос в социальных контактах, мимическая и звуковая имитационная активность у них отсут-
1 Работа выполняется при финансовой поддержке РГНФ (проект N 03 - 06 - 12024в) и РФФИ (проект N 04 - 06 - 80334а).
стр. 102
ствует или развита слабо [17]. Депривация, начавшаяся на первом году жизни и продолжающаяся около трех лет, приводит к тяжелым последствиям, которые отражаются на интеллектуальных и личностных сферах и практически не поддаются исправлению [19]. Для социально депривированных детей характерно безразличное отношение к взрослым, вплоть до полного отказа ребенка от контакта [17].
Однако, насколько нам известно, отсутствуют данные сравнительного анализа становления разных сторон речи ребенка (пассивного и активного словаря) в зависимости от факторов, отягощающих это развитие, - неврологических заболеваний и материнской депривации.
В работе проверялась гипотеза о том, что в случае отклонения от нормального развития (депривация и заболевание) отставание в речевом развитии ребенка может иметь специфические особенности: у детей группы риска оно будет связано преимущественно с более медленным развитием коммуникативной функции речи, в группе депривации - с пониманием речи и вербальной коммуникацией.
Задачи исследования: сравнение уровня речевого развития детей групп нормы, риска и депривации в каждом анализируемом возрастном срезе; выявление специфических особенностей в речевом развитии детей групп риска и депривации.
МЕТОДИКА
Объектом исследования явилась речепродукция 45 детей первых трех лет жизни, которые на основе анамнеза были отнесены к группам нормы, риска и депривации.
В качестве нормы (группа нормы) рассматривали результаты лонгитюдных исследований речи 5 детей (с 3-го по 36-й месяц жизни), воспитывающихся в условиях семьи и развивающихся в соответствии с возрастными нормами по данным педиатра и невропатолога [9 - 11]. Дополнительно использовали данные по речевому развитию 5 детей первого года жизни (метод срезов).
Группу риска составили 5 детей (с 3-го по 36-й месяц жизни, один ребенок - до 24 мес), воспитывающихся в семье, имеющих диагноз "тяжелые неврологические нарушения" (шифр заболевания Р.91.8 - по МКБ-10 - уточненные нарушения со стороны мозга новорожденных [13]). Дети были обследованы одним и тем же невропатологом. Все младенцы на протяжении первого месяца жизни находились в больнице вместе с матерями. Четырем детям диагноз снят в возрасте 1 года, одному (Н) - в 1 год 5 мес.
Психомоторное развитие детей, воспитывающихся в условиях семьи, с рождения до 1 года 3 мес. оценивали по опроснику KID-шкала (Kent Infant Development Scale), в возрасте от 1 года 3 мес. до 3 лет 6 мес. - по опроснику RCDI (Child Development Inventory). Опросники адаптированы Институтом раннего вмешательства (Санкт-Петербург) для детей Северо-Западного региона.
Группа депривации - дети (n = 30), воспитывающиеся в Доме ребенка и имеющие в анамнезе неврологические нарушения центральной нервной системы (ЦНС) разной этиологии, объединенные общим названием "неврологические нарушения тяжелой степени тяжести". Диагнозы подтверждались и уточнялись невропатологом на момент поступления ребенка и во время его пребывания в Доме ребенка. Диагнозы детей группы риска и депривации качественно не различались. Использовали материалы по 10 детям для каждого среза (1, 2, 3 года). У всех детей первого года жизни диагноз "смешанные специфические расстройства" (ССР). Из группы годовалых детей девять поступили в Дом ребенка из больницы, один (Р) - первые четыре месяца воспитывался в домашних условиях. Дети второго года жизни имели аналогичный диагноз, который у двух из них был отягощен сопутствующими нарушениями: гипоишемическое поражение ЦНС, задержка психомоторного развития (ЗПМР), пирамидно-экстрапирамидная недостаточность (И, О); у второго ребенка (О) дополнительно - алкогольная фитопатия. У двух 3-летних детей (Д, Ю) диагноз ССР отягощался легкой умственной отсталостью.
Речь детей в группах нормы и риска записывали2 в ситуации взаимодействия с матерью, в группе депривации - с экспериментатором. Аудио- и видеозапись речи домашних детей осуществляли на протяжении 40 мин - 2 часов. Запись речи детей, воспитывающихся в Доме ребенка, проводили за то время, в течение которого экспериментатору удавалось привлечь внимание ребенка и вызвать с его стороны какой-либо отклик к взаимодействию (в среднем от 35 до 45 мин).
Из аудиозаписей выбирали 10-минутные отрезки записей речи детей и анализировали типы вокализаций и их количество; учитывали ситуации, в которых ребенок производит вокализации: сопровождение своих действий, ответ на речь взрослого, спонтанная речь, обращение к взрослому. Для описания качественного и количест-
2 Звуковые сигналы детей записывали на аудиомагнитофон "Marantz PMD222" с помощью микрофона "SENNHEIZER e835S". Поведение детей регистрировали на видеокамеру "Sony DCR HC40E". По видеозаписям оценивали невербальное реагирование ребенка (жесты, общая двигательная активность) на обращение к нему взрослого. Аудиозаписи вводили в персональный компьютер, оцифровывали и осуществляли инструментальный анализ в программе "Cool Pro" (Syntril. Software Corp., USA) (см. [9 - 11]). Определяли значение частоты основного тона (ЧОТ, F0) и формантных частот (F1, F2). Ударные и безударные слоги в словах выделяли на основе сравнения длительности гласного [1].
стр. 103
венного состава звуков и звукосочетаний ребенка в каждый возрастной период использовали термин "звуковой репертуар".
Подсчитывали количество имитаций ребенком голоса взрослого. Понимание детьми обращенной к ним речи взрослого (мамы или экспериментатора в зависимости от группы) оценивали по характеру реакции на нее ребенка - как речевой, так и в виде действия (по анализу видеозаписей).
Для выявления возможности распознавания значения детского высказывания взрослыми, нейтральными по отношению к ребенку, слова и звуки детей предъявляли аудиторам в тестах. Каждый фрагмент записи в тесте следовал три раза подряд с интервалом между сходными фрагментами 5 с и с паузой между разнородными фрагментами 10 с.
Тестовые последовательности были подготовлены для каждого ребенка в анализируемые возрастные срезы (из Дома ребенка для 5 детей каждого возраста). Количество звуков, содержащихся в тестовых последовательностях, для каждого из детей было различным, за исключением тестовых последовательностей слов детей 3-летнего возраста группы риска (по 30 слов в каждом тесте). Количество звуков или слов в тестах определялось звуковым репертуаром ребенка в анализируемом возрасте (см. "Результаты"). Тестовые последовательности предъявляли группе слушателей, названных аудиторами. Им предлагалось заполнить таблицу, в которой напротив номера прослушиваемого фрагмента им нужно было написать буквами русского алфавита то, что они слышат. Если тест состоял из слов, оценивалось то, как аудиторы распознают значение слова, а также их способность определять количество слогов и место ударения в слове. В случае тестовых последовательностей, представленных звуками и звукосочетаниями, распознанными считались те звуки, которые аудиторы с вероятностью 0.75 описывали одинаково. Аудиторами являлись 5 чел., имеющих профессиональный опыт работы с детской речью.
Фонетический анализ звукового репертуара детей производили с использованием Международного фонетического алфавита (МФА) [24] и САМПА [31] для русского языка в программах "Praat" и "Cecil". Статистическую обработку результатов осуществляли стандартными методами в программе "Статистика 50" с помощью критерия Манна-Уитни.
РЕЗУЛЬТАТЫ
Анализ уровня звукового развития нормально развивающихся детей показал, что к концу первого года их репертуар содержит гласноподобные звуки (50%), отдельно произносимые согласноподобные (2%) и слоги (48%) (рис. 1, А ). Дети произносят вокализации спонтанно в ответ на обращение взрослого и для привлечения его внимания. В их звуковом репертуаре встречаются все гласные русского языка (рис. 2, А ). В репертуаре годовалых детей уменьшается количество звуков, которые невозможно описать посредством САМПА для русского языка (от 67% в 3 мес. до 33% к 12 мес).
Звуки детей второго полугодия жизни аудиторы относят с вероятностью более 0.75 к гласным [а] [е] [у] [о] и [и]. Гласноподобные звуки детей как гласный [ы] описывают только аудиторы-специалисты [9]. Фонетическая "картина" звуков 12-месячных младенцев, отнесенных аудиторами с вероятностью более 0.75 к гласным на основе символов МФА, описывается как русские гласные: [а] - 59%, [е] - 65%, [и] - 100%, [ы] - 50%, [у] - 100%, [о], - 100% (звуки 9-месячных детей); в символах САМПА: [а] - 72%, [е] - 100%, [и] -100%, [ы] - 85%, [у] -100%, [о] -100% (звуки 9-месячных детей). Согласноподобные звуки описываются в символах МФА как губные [п], [б], [в']; заднеязычные [к], [г], [х]; переднеязычные [т], [д].
К концу первого года жизни в репертуаре ребенка появляются первые слова (аудиторами не распознаются); звукосочетания осмысленны; устанавливается соответствие между звукосочетанием и значением, но его способна определить только мать.
В звуковом репертуаре детей группы риска гласноподобные звуки [а], [е], [ы], [и] были основными на протяжении первого года их жизни (98%). Согласноподобные звуки (1%) [г], [к], [х], [м], [п] и единичные слоги (1%), преимущественно [ма], [ва], выявлены у двух детей (рис. 1, А ). Фонетический анализ показал, что посредством САМПА описывается 30% звуков 12-месячных детей группы риска. Количество звукосочетаний, которые все аудиторы описывали по-разному, составило 32% от общего числа прослушанного. У трех (из пяти) детей выявлена возможность обозначения объекта посредством определенных звукосочетаний. Однако из-за отсутствия однозначного соответствия звукосочетания его значению матери путалась в определении значения детского звукового выражения. По оценке мам, количество звукосочетаний, значение которых они понимают, является единичным (Н - два, А - два, А, С - одно).
Для всех детей группы депривации характерно небольшое количество звуков, которые удалось зарегистрировать во время записи: от двух звуковых сигналов (С) до 10.5 + 5 звуков (Р) (рис. 1, Б ). Звуковой репертуар годовалых детей состоит из гласноподобных звуков, которые аудиторы отнесли к гласным [а], [е], [ы]. Фонетический ана-
стр. 104
Рис. 1. Звуковой репертуар 12-месячных детей групп нормы, риска и депривации (по 10 детей из каждой группы). А - категории вокализаций в звуковом репертуаре детей, Б - количество вокализаций за 10 мин. Г - гласноподобные звуки, С - согласноподобные, СГ - слоги; а - аудиторы. Светлый столбик - данные для группы нормы, темный - для группы риска, заштрихованный - для группы депривации.
***Достоверность различий при уровне значимости p < 0.001 по критерию Манна-Уитни. Вертикальной линией указаны значения стандартных отклонений.
лиз посредством САМПА показал, что гласные [а] - 64% и [ы] - 29% преобладают в репертуаре детей, а гласные [е] - 2%, [и] - 4%, [у] - 1% - единичные явления (рис. 2, А ). Согласноподобные звуки фонетически описываются как согласные [х], [к], [р]. Аудиторы лучше распознают сигналы, состоящие из одного звука. Количество нераспознанных звуков (все аудиторы описывали их по-разному, либо затруднялись подобрать соответствующий символ для обозначения звука) составило 45.8 + 7.5%. Звуки ребенка (С) вызвали наибольшее затруднение при описании (ни одного сигнала, одинаково распознанного всеми аудиторами). У каждого ребенка (из 10) не удалось зарегистрировать звуки, произносимые только в комфортном состоянии, поэтому выборка анализируемых звуков распределена следующим образом: плач - 4%, хныканье - 13%, комфортные звуки - 83%. Только комфортные звуки зарегистрированы у трех детей, у одного - только хныканье.
Для годовалых детей группы нормы выявлена имитация произнесенных матерью звуков и звукосочетаний (25 + 18% от произнесенного). Один ребенок повторял отдельные слова. В группе риска звуковая имитация определена у двух детей: 6-месячным ребенком в виде повторения гласного [а], 9-месячным - повторения последовательности звуков, но не содержащих тот звук, который просила произнести мать. У детей группы депривации имитация встречается редко; за 10 мин у одного ребенка (Я) 2 раза (4.6% от общего количества звуков, произнесенных ребенком во время записи), у двух (М и П) - 3 раза (6%) и 1 раз (4%), у двух других (Р, В) - имитация интонации (2 раза - 9.5% и 3 раза -7.5%).
Анализ акустических характеристик звуков выявил различия между детьми группы нормы и групп риска и депривации по значениям ЧОТ. Эти значения выше в звуковых сигналах детей групп риска (380 - 620 Гц, 486 Гц - медиана) и депривации (387 - 602 Гц, 421 Гц - медиана), чем группы нормы (286 - 530 Гц, 373 Гц - медиана). Характеристики гласных, выделенных аудиторами, не соответствуют значениям гласных взрослой речи, и значимо не отличаются у детей разных групп (рис. 2, таблица).
Сравнение звукового репертуара детей первого года жизни выявило различия между группами по количественным и качественным характеристикам. В группах риска и депривации значимо меньшим оказалось количество вокализаций во время записи; звуковой репертуар состоял из гласноподобных звуков, а звуковая имитация была единичной; значимо меньшее количество звуков описывается фонетическими символами, обозначающими гласные русского языка. Анализ звуков, отнесенных к гласным (рис. 2), показал, что артикуляционные характеристики-распределения по признаку подъема (рис. 2, Б ) и ряда (рис. 2, В ) во всех группах значимо не отличаются.
У всех детей группы нормы (n = 5) на втором году жизни появляются слова, состоящие из двух-трех слогов, содержащих два следующих друг за другом согласных звука. Мамы хорошо распознают значение детских высказываний (85 - 100%) при условии знания контекста ситуации и индивидуальных способов выражения своего ребенка (рис. 3). Аудиторы распознают с вероятностью 0.75 немного слов (от 2 до 15% предъявляемых в тестах), с вероятностью 0.25 - 0.3 - около половины слов. В репертуаре детей увеличивается разнообразие и количество четко артикулированных гласных (вероятность распознавания аудиторами 0.55) и согласных по сравнению с первым годом. На основе МФА согласные описываются по признаку места образования [1] как губные [в, ф],
стр. 105
Рис. 2. Гласные в репертуаре детей (по 5 детей из каждой группы) первого года жизни. А - категории гласных, выделенных на основе фонетического анализа по САМПА. Б - распределение гласных по признаку подъема, В - распределение гласных по признаку ряда. Обозначения, как на рис. 1.
Рис. 3. Понимание взрослыми (м - мамой, а - аудиторами) речи детей (А) и распознавание детьми (Б) обращенной к ним речи взрослого. Обозначение гистограмм, как на рис. 1.
переднеязычные [с, ш, щ, л, т, д, р, п, з, ч], заднеязычные [г, к, х]. На основании большей длительности ударные гласные выделяются в словах двух детей. При распознавании детского слова аудиторы ориентируются главным образом на его слоговую структуру, точно определяя количество слогов (количество слов, в которых аудиторы неверно указали число слогов, по сравнению со значением слова, указанным матерью, составило 15 + 8% от общего числа прослушиваемых), и на гласные звуки, входящие в состав слова.
Таблица. Значения формантных частот (Гц) гласных из звуковых сигналов детей (для 5 детей каждой группы в анализируемые возрастные периоды), распознанных аудиторами с вероятностью более 0.75 (медианные значения)
Возраст |
Группа |
[а] |
[е] |
[ы] |
[и] |
[о] |
[у] |
||||||
F1 |
F2 |
F1 |
F2 |
F1 |
F2 |
F1 |
F2 |
F1 |
F2 |
F1 |
F2 |
||
1 год |
Норма |
900 |
1768 |
756 |
2116 |
900 |
1923 |
872 |
2544 |
840 |
1447 |
760 |
1370 |
Риск |
1300 |
1900 |
1100 |
2450 |
1600 |
2280 |
860 |
3550 |
|
|
|
|
|
Депривация |
818 |
1805 |
753 |
2318 |
839 |
2470 |
|
|
|
|
|
|
|
2 года |
Норма |
740 |
1240 |
750 |
1920 |
|
|
810 |
2565 |
|
|
850 |
1386 |
Риск |
947 |
1228 |
|
|
|
|
818 |
2229 |
775 |
1205 |
|
|
|
Депривация |
1120 |
2300 |
680 |
1650 |
900 |
2350 |
|
|
860 |
1300 |
850 |
1495 |
|
3 года |
Норма |
920 |
1240 |
772 |
2540 |
|
|
660 |
3137 |
715 |
1165 |
613 |
1064 |
Риск |
1100 |
1580 |
1011 |
2597 |
|
|
854 |
3366 |
960 |
1369 |
865 |
1340 |
|
Депривация |
904 |
1290 |
732 |
2842 |
|
|
1290 |
3100 |
743 |
1076 |
904 |
1420 |
|
Взрослый [2] |
900 |
1300 |
600 |
2000 |
400 |
1800 |
300 |
2500 |
500 |
800 |
400 |
600 |
-----
Примечание. F1 - значение частоты первой форманты, F2 - значение частоты второй форманты.
стр. 106
У каждого ребенка из группы риска (n = 5) количество произносимого в двухлетнем возрасте (слова, простые конструкции) индивидуально и широко варьирует (11 - 52 сигнала за 10 мин, среднее - 31.6 + 13.8). Дети произносят звуки в основном в ответ на речь взрослого. Четыре ребенка инициируют взаимодействие, но делают это очень редко (от 1.5 + 1.2 до 6 + 4% от общего количества вокализаций, произнесенных в разных ситуациях). Спонтанное использование речи более частое у двух детей (18 - 40%) и незначительное - у трех (1.5 - 7%). Мать распознает 51 - 95% сигналов ребенка; аудиторы с вероятностью 1.0 распознают 7 - 13% (9.6 + 3%) предложенных слов, а с вероятностью 0.75 - 7 - 23% (16.2 + 5.8%). Аудиторы правильно определяют число слогов в 6 - 23% (12.8 + 6%) слов, место ударения - у трех детей в 5 - 16% (6.8 + 6%) сигналов. В целом, речь детей из группы риска на втором году жизни распознается так же плохо, как и у детей в норме. Дети группы риска хорошо понимают обращенную к ним речь взрослого (81 - 94%), реагируя на нее вербально или жестами и общей двигательной активностью.
У всех детей из Дома ребенка слов в речи практически нет. Пять детей используют интонационно оформленные вокализации, похожие скорее на гуление (в норме характерно для возраста 1.5 - 5 мес.), а не лепет. У одного ребенка (С) можно выделить несколько повторяющихся последовательностей звуков, которым соответствует большое число значений (это похоже на ситуацию в группе патологии). Другой ребенок (С) произносит только гласные звуки. Количество вокализаций индивидуально для каждого ребенка (от 4 до 66 сигналов за 10 мин, среднее - 40.1 + 19.9). В основном дети пользуются речью спонтанно или сопровождают звуком свои действия. Четыре ребенка отвечают речью на речь взрослого (15 - 80%, среднее - 28 + 27% от общего числа произнесенного ими), четыре ребенка инициируют взаимодействие с экспериментатором (1 - 5%, среднее - 2.4 + 1.9%). Понимание речи, обращенной к детям группы депривации, удалось оценить только у одного ребенка (В в ответ на обращение экспериментатора кивала головой в знак согласия или несогласия). Аудиторы выделяют в вокализациях всех детей гласные [а], [е], у четырех детей - гласный [у]. В речи одного ребенка аудиторы распознают гласный [о], у другого - [ы]. У двух детей они выделяют четыре разные категории гласных, у одного ребенка - три, у двух - по две. Среди распознанных звуков преобладают [а] - 56% и [э] - 28%. Остальные звуки распознаются хуже: [у] - 8%, [о] - 3%, [ы] - 4%. Звук [и] аудиторы не выделяют.
Дети группы нормы в два года имитируют звукосочетания, слова и простые фразы (от 45 до 62% от общего количества произнесенного). У детей группы риска имитация встречается редко. У двух детей, которые на первом году начали имитировать звуки и лучше развивались, на втором - имитация встречается чаще: они имитируют слова и все гласные звуки (С - 8.6 + 5%, И - 13 + 7.2% - от общего числа сигналов). Двое детей, которые не имитировали на первом году жизни, в два года произносят вслед за матерью или экспериментатором гласные звуки (0.5 + 0.3%; 3.5 + 2.5%), у одного ребенка (Н) имитация отсутствует. У детей из группы депривации имитация выявлена только у двух: А - 1 раз; В - 3 раза.
Сравнение уровня речевого развития детей двухлетнего возраста показало, что речь детей групп нормы и риска распознается взрослыми вне контекста ситуации плохо, группы депривации - практически не распознается. Однако репертуар детей группы нормы содержит слова, сложные в артикуляционном плане, и слова, состоящие из нескольких слогов, а также простые грамматические конструкции. Для детей группы риска характерно преимущественное употребление простых слов, состоящих из одного-двух слогов (Н - 100%; С - одно слово из трех слогов). Двое детей наряду со словами употребляют простые фразы. Слова отсутствуют в репертуаре детей группы депривации. Дети группы риска меньше имитируют по сравнению с детьми группы нормы, дети же группы депривации практически не имитируют.
Таким образом, на втором году жизни наряду с различиями в уровне речевого развития детей группы нормы и групп риска и депривации усиливаются различия между детьми групп риска и депривации, причем отмечается значимое отставание последних.
Значения фраз и слов нормально развивающихся детей на протяжении третьего года жизни распознаются аудиторами с высокой вероятностью (0.85 - 1.0). Аудиторы определяют количество слогов в словах (до 1.0) и согласные звуки (наиболее успешно - звонкие взрывные). Все гласные распознаются аудиторами с вероятностью более 0.67. В начале третьего года жизни начинает формироваться ударность-безударность слога на основании большей длительности ударного гласного (189 мс - ударный, 137 мс - безударный, медианные значения). В артикуляции появляется признак твердости-мягкости согласного. Несмотря на то что еще не все артикуляторные характеристики сформированы, их становится достаточно для успешного распознания слов вне контекста.
Спектральный анализ гласных показал, что значения ЧОТ остаются высокими и на протяжении третьего года жизни ребенка (медиана - 308 Гц). Значения ЧОТ в ударных гласных выше (384 + 71 Гц, 367 Гц - медиана), чем безударных (293 + 44 Гц, 294 Гц - медиана).
стр. 107
Речевой репертуар всех трехлетних детей группы риска состоит из слов и фраз. Для всех детей характерна большая речевая активность (56.7 + 28.6 высказываний за 10 мин), чем в двухгодовалом возрасте (31.6 + 13.8 звуковых сигналов). Мать распознает почти все, что произносит ребенок (90 - 98% сигналов - для четырех детей), аудиторы - с вероятностью 1.0 от 10 до 23% (17.6 + 6.8%) детских высказываний, с вероятностью 0.75 - 13 - 40% (27.8 + 13.6%). Количество слогов в словах аудиторы правильно определяют в 25 - 33% (29 + 4%) случаев, место ударения - в 27 - 42% (32 + 8.6%). Ударный гласный (155 мс - медиана) отличается от безударного (130 мс) большей длительностью, но эти различия определены на уровне тенденции. Все дети преимущественно пользуются речью только в ответ на речь взрослого, как и на втором году жизни. Однако для одного ребенка (Н) характерно значимо большее число обращений к взрослому (61% от числа всех категорий), чем у других детей. Этот ребенок не проявлял инициативы к взаимодействию со взрослым в двухлетнем возрасте. Понимание детьми речи взрослого, обращенной к ним, высокое (95 - 100%).
Речь трехлетних детей группы депривации состоит из интонационно оформленных звукосочетаний (в них перцептивно выделяется слоговая структура с ударным слогом), слов и простых фраз. Количество высказываний за 10-минутный интервал времени (37.2 + 27.5 сигналов) несколько ниже, чем у детей группы риска. Аудиторы практически не распознают значение звуковых выражений детей (18.7%), но определяют в них количество слогов (89%) и ударение (86%). В случае выделения ударного слога длительность ударного гласного (190 мс - медиана) больше безударного (155 мс), как и в случае группы риска - на уровне тенденции. Речь двоих детей (Ю, В) аудиторами не распознается. Один ребенок пользуется речью в основном для сопровождения действий (В - 56%), другой - для сопровождения действий и спонтанно (Ю - 40%, 4% - соответственно), трое - преимущественно для ответа на речь взрослого. Четверо детей понимают обращенную к ним речь (36 + 32%); их словарный запас похож на словарный запас детей второго года жизни в норме.
Дети группы нормы повторяют за матерью произнесенные ею слова (от 45 до 62%) и активно используют их при построении собственных конструкций. Повторяемые ребенком слова или фразы не всегда полностью соответствуют имитируемым, но они используются им при общении с матерью и другими взрослыми, что приводит к расширению его коммуникативных отношений. У детей группы риска количество звуковой имитации к третьему году значимо не увеличилось. Количество имитаций составило 2.5 - 9% (3.7 + 3.2%) от общего числа произнесенного ребенком во время записи. Один ребенок не имитировал. Существенно, что дети повторяли слова и простые фразы (два ребенка) вслед за матерью только в определенных ситуациях взаимодействия (чаще при чтении книжки и рассматривании картинок) и не использовали их вне этого контекста, как это делали дети группы нормы. В группе депривации имитация наблюдается у четырех детей (12 + 9% от всех произнесенных ими слов).
Сравнение акустических характеристик гласных, выделенных аудиторами, показало, что звуки, произносимые детьми группы нормы, в большей степени приближаются к соответствующим гласным взрослой речи, чем у детей групп риска и депривации (таблица).
На третьем году жизни наблюдается тенденция к выравниванию речевого репертуара детей в группах нормы и риска. Речь детей группы риска усложняется за счет употребления сложных для произнесения слов и речевых конструкций, но из-за несформированности в ней опорных элементов распознается плохо. В группе депривации также наблюдается улучшение по сравнению со вторым годом жизни, но у детей страдает как произносительная речь, так и ее понимание, что тормозит развитие коммуникации.
ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ
В ходе проведенного исследования выявлены значимые различия в уровне речевого развития нормально развивающихся детей и детей с неврологическими нарушениями, воспитывающихся в условиях семьи и Дома ребенка. Дети из группы риска и депривации, участвующие в исследовании, были отобраны на основании сходства диагноза. В связи с этим данный фактор рассматривался как некая постоянная величина при сравнении условий воспитания детей - в семье и Доме ребенка.
На первом году жизни звуковой репертуар детей групп риска и депривации, в отличие от группы нормы, практически полностью лишен слоговых конструкций и имеет меньшее количество звуков, которые фонетически и перцептивно описываются как гласные. В норме появление лепета с 5 - 6-месячного возраста является одним из критериев формирования речеподобных элементов [28, 29] и характеризует динамику речевого развития ребенка. Уровень звукового развития детей групп риска и депривации, состоящий из гласноподобных звуков и практически не содержащий слоговых конструкций, был одинаков.
Дети групп риска и депривации значимо меньше повторяют произнесенные взрослым звуки. Дети группы нормы имитируют гласные, звукосочетания, а один ребенок - слова [7]. Повторяя, ребенок более четко произносит звук, чем "гово-
стр. 108
ря спонтанно, что позволяет взрослым - носителям языка - описать как русские гласные больше имитационных звуков, чем неимитационных [8]. Таким образом, уже на первом году жизни ребенок в процессе имитации отрабатывает четкость артикуляции, приводящую к "правильному" произнесению звуков и звукосочетаний, благодаря чему его произношения становятся более понятны взрослому. Однако условием реализации имитации является взаимодействие между ребенком и взрослым, причем на ранних этапах развития ребенка лидирующая роль принадлежит его матери [8].
Несформированность взаимодействия в диаде "мать-ребенок" или "взрослый-ребенок" может стать причиной отставания ребенка в раннем речевом развитии. Так, у детей группы риска одной из причин низкого уровня звукового развития является сочетание фактора заболевания и, как было показано нами ранее [6], несформированности вокально-речевых взаимоотношений в диадах "мать-ребенок". Речь мам детей группы риска либо не содержала специфических признаков, присущих речи матерей нормально развивающихся детей, либо их было недостаточно для привлечения внимания ребенка. В то же время нами было показано, что разные "оттенки" речи, используемые мамами детей группы нормы при взаимодействиях с ребенком (чтение книжки, привлечение внимания к игрушке), способствуют приобретению новых знаний о среде, в которую включен младенец, и тем самым расширяют его когнитивную компетенцию [6]. Выделение матерями слов посредством ударения и длительности помогает ребенку овладеть начальным лексиконом [27] и является необходимым условием для привлечения внимания ребенка к игрушке в игровой ситуации или к какому-либо объекту при естественном взаимодействии [30]. Внимание, формирующееся у ребенка первого года жизни в процессе манипуляции с объектом, совершаемой при участии взрослого, приводит к лучшему овладению ребенком словами на втором году жизни [26]. У детей групп риска и депривации эти процессы взаимодействия со взрослым отсутствовали, и внимания, оказываемого ребенку воспитателем и мамой, было недостаточно. На основе этих данных можно говорить о частичной материнской депривации детей группы риска. В то же время известно, что, если направить на ребенка "материнскую речь" и подкреплять любую его вокализацию имитаций, даже дети со значительным отставанием в речевом развитии производят гораздо больше вокализаций по сравнению с периодом, когда взрослый не занимался с ними [25]. Таким образом, на первом году жизни детей из групп риска и депривации был нарушен механизм, значимый для овладения ребенком речью. Отсутствие значимых различий в уровне звукового развития детей из групп риска и депривации на первом году жизни связано с влиянием практически одинаковых негативных факторов, воздействующих на них - заболеванием и недостаточным контактом со взрослым.
На втором году жизни не только увеличились различия в уровне речевого развития между детьми группы нормы и групп риска и депривации, но и определились по ряду показателей различия между группами риска и депривации. Сходным в этих группах явилось малое количество звуковой имитации по сравнению с группой нормы. Причиной по-прежнему могут являться два фактора: заболевание и недостаточность взаимодействия со взрослым. Однако в группе риска имитировали четверо из пяти детей, и число имитаций было значимо выше, чем в группе депривации (единичная имитация у двух детей из 10 в группе). Существенно, что в диаде "мать-ребенок" группы риска на протяжении второго года изменился характер взаимодействия. У четырех матерей сформировалась материнская речь, присущая мамам детей группы нормы на первом году жизни; усложнение в репертуаре ребенка подхватывалось и закреплялось ими [6]. В два года дети, по заключению невропатолога, развивались нормально. Именно они имитировали голос матери. Меньшее количество имитаций по сравнению с данными по группе нормы может свидетельствовать о начале "выравнивания" развития ребенка. Возможно, благодаря двум изменившимся факторам - физиологического состояния ребенка и большей настроенности матери на ребенка - в речевом развитии детей наметился прогресс: появились слова и простые фразы, дети начали имитировать звуки материнского голоса. Четверо детей (мамы изменили свое отношение к ним) начинают проявлять инициативу в общении со взрослым. Но процесс артикуляции звуков у этих детей к данному возрасту сформировался еще недостаточно, что приводило к затруднению в интерпретации взрослым значения детского сообщения. В норме в начале второго года жизни возникают словокомплексы, функционирующие как нерасчлененное целое [3]. Их смысл может быть понятен только в конкретной обстановке или благодаря сопровождающим жестам [34]. Ребенок при восприятии и усвоении речи в первую очередь ориентируется на структуру слова, характерную для данного языка в целом [21, 22, 32, 33], реализация фонем при этом носит случайный характер. "Дети никогда не учат звуки: они учат слова, а звуки усваиваются через слова" (Francescato, 1968. P. 148, цит. по: [21, p. 15]). Уровень речевого развития двухлетних детей группы риска соответствует развитию речи у нормально развивающихся детей начала второго года жизни.
Дети из группы депривации имели неврологический диагноз; условия их пребывания в Доме
стр. 109
ребенка значимо не изменились. Они мало произносят, и их высказывания не оформлены в слова. Однако в их вокализациях аудиторы выделяют опорные гласные, характеристики которых значимо не отличаются от характеристик аналогичных гласных, произносимых детьми групп риска и нормы. Эти данные свидетельствуют о том, что речь формируется в результате реализации общебиологической программы развития даже в отягощенных условиях.
Дети в группах риска и депривации значимо отличались по пониманию обращенной к ним речи - в группе риска они с высокой вероятностью правильно реагировали на речь взрослого (звуком, жестом, движением), а понимание речи в группе депривации оценить было практически невозможно (за исключением одного ребенка, кивавшего головой в знак согласия или несогласия).
Овладевая речью, ребенок постепенно расширяет в своем представлении набор структур, характерных для слов его родного языка. Осваивая очередное слово взрослой речи, он не просто повторяет набор звуков, из которых оно состоит, а находит наиболее подходящую структуру из имеющихся в его распоряжении [21]. В этой связи третий год жизни ребенка является важным этапом для его речевого развития. Несмотря на не полностью сформированные признаки, присущие речи взрослого, их становится достаточно для того, чтобы речевые выражения нормально развивающегося ребенка стали понятны взрослому вне контекста ситуации [11].
В группе риска также намечается прогресс в речевом развитии: усложняется репертуар ребенка (на уровне второго года жизни нормально развивающихся детей), улучшается распознавание взрослыми детской речи, но в целом она еще сложна для понимания взрослого. В нашем случае у детей страдает коммуникативная функция речи. С одной стороны, дети малоинициативны в общении со взрослым, что, по-видимому, связано с несформированностью вокально-речевых отношений в диадах с матерью на первом году жизни. С другой, процесс коммуникации редуцирован вследствие сложности понимания взрослым речи ребенка из-за ее недостаточно сформированных акустических характеристик. В этой связи были бы интересны данные о формировании речи нормально развивающихся детей, но со сходным с группой риска взаимодействием в диаде "мать-ребенок". На основе анализа взаимодействия в других 10 диадах "мать-ребенок" (с нормально развивающимися детьми) не выявлено иных коммуникативных стилей взаимодействия матери с ребенком по сравнению с группой нормы.
В группе депривации у детей начинают проявляться опорные признаки, ударные гласные и слоговая структура высказывания, но значительно меньше сформированность артикуляционных систем, чем у детей группы риска. Затруднено и понимание ребенком обращенной к нему речи, что может свидетельствовать о его бедном пассивном лексиконе. Все это обусловлено недостаточным инпутом, воздействующим на ребенка, воспитывающегося в условиях ограниченных социальных контактов. По-видимому, воздействие социальных факторов должно превышать влияние биологических факторов для успешного формирования понимания и произнесения речи в этом возрасте ребенка.
Таким образом, различия в уровне речевого развития детей максимальны в группах нормы и депривации по пониманию ими обращенной к ним речи взрослого, речевому репертуару детей, реализации коммуникации. На первом году жизни уровень звукового развития по всем оцениваемым параметрам ниже в группах риска и депривации по сравнению с нормой, но значимо не отличается. На втором году жизни усиливаются различия между детьми групп риска и депривации, свидетельствующие о значимом отставании последних. В группе риска усложняется речевой репертуар, понимание детьми обращенной речи взрослого - высокое. На третьем году жизни выявлена тенденция к выравниванию речевого репертуара детей в группах нормы и риска. Речь детей группы риска усложняется за счет употребления трудных для произнесения слов и речевых конструкций, но распознается плохо. В группе депривации наблюдается улучшение по сравнению со вторым годом жизни, но у детей страдает как произносительная речь, так и ее понимание, что препятствует развитию коммуникации.
Результаты проведенного исследования позволяют дать практические рекомендации по коррекции отставания речи у детей групп риска и депривации. Для группы риска они связаны в первую очередь с необходимостью проявления первичной инициативы во взаимодействии с ребенком со стороны взрослого. У детей следует развивать коммуникативную функцию речи, стимулируя ребенка к вербальному общению и поощряя его. Для группы депривации целесообразна более тщательная индивидуальная работа логопеда с детьми, а также увеличение количества речевого взаимодействия взрослых с каждым ребенком в отдельности.
ВЫВОДЫ
1. Звуковое развитие годовалых детей группы нормы характеризуется наличием слоговых структур и первых слов, распознаваемых только матерью, и звуковой имитацией. Дети группы риска произносят небольшое количество звуков, практически не распознаваемых матерью; у них
стр. 110
отмечается единичная имитация. Дети группы депривации используют гласноподобные звуки; звуковая имитация у них единична. На первом году жизни уровень звукового развития по всем оцениваемым параметрам ниже в группах риска и депривации по сравнению с нормой, но значимо не отличается внутри этих двух групп.
2. Дети второго года жизни группы нормы произносят сложные в артикуляционном плане слова, значение которых в определенном контексте ситуации распознают мамы. Дети группы риска употребляют простые слова преимущественно в ответ на обращенную речь взрослого; мамой и аудиторами распознается значение небольшого количества слов. Дети групп нормы и риска хорошо понимают обращенную к ним речь. У детей группы депривации слова отсутствуют; они используют интонационно оформленные вокализации или звуки, произнося их спонтанно или сопровождая действия. Понимание детьми обращенной к ним речи оценить не удалось. Дети групп риска и депривации значимо меньше имитируют, чем дети группы нормы.
3. Слова и фразы трехлетних из группы нормы распознаются взрослыми вне контекста ситуации, что расширяет коммуникативные возможности. Для детей группы риска характерна большая голосовая активность, чем в двухлетнем возрасте. Они используют слова и фразы, хорошо распознаваемые мамами и плохо - взрослыми, не обладающими знаниями об индивидуальных средствах выражения ребенка. Понимание детьми групп нормы и риска обращенной к ним речи высокое. Выявлена тенденция к выравниванию речевого репертуара детей в группах нормы и риска. Уровень речевого развития детей группы депривации отстает по пониманию обращенной к ним речи. Произносительная речь соответствует уровню 1.5 - 2-летних детей группы нормы при меньшей инициативе в общении со стороны ребенка.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бондарко Л. В. Фонетика современного русского языка: Учебное пособие. Л.: Изд-во СПбГУ, 1998.
2. Деркач М. Ф., Гумецкий Р. Я., Губа Б. М., Чабан М. Е. Динамические спектры речевых сигналов. Львов, 1983.
3. Жинкин Н. И. К вопросу о развитии речи у детей // Детская речь: Хрестоматия. СПб., 1994. Ч. I. С. 5 - 13.
4. Журба Л. Т., Мастюкова Е. М. Нарушения психомоторного развития детей первого года жизни. М.: Медицина, 1981.
5. Левина Р. Е. Основы теории и практики логопедии. М.: Просвещение, 1967.
6. Ляксо Е. Е. Акустический аспект формирования коммуникативных отношений в системе "мать-ребенок" на протяжении первого года жизни // Коммуникативное поведение. Возрастное коммуникативное поведение / Ред. К. Ф. Седов, И. А. Стернин. Воронеж, 2003. Вып. 1. С. 97 - 107.
7. Ляксо Е. Е. Вокально-речевая имитация в диаде "мать-ребенок": первый год жизни // Психол. журн. 2005. Т. 26. N 3. С. 94 - 106.
8. Ляксо Е. Е. Изучение имитации как одного из механизмов овладения речью: Сб. статей "Фундаментальные исследования в области гуманитарных наук". СПб., 2006.
9. Ляксо Е. Е., Петрикова Н. А., Челибанова О. В., Остроухое А. В., Разумихин Д. В. Звуки русских детей первого года жизни и их восприятие взрослыми // Детская речь. Психолингвистические исследования: Сб. статей / Отв. ред. Т. Н. Ушакова и Н. В. Уфимцева. М.: ПЕР СЭ, 2001. С. 65 - 87.
10. Ляксо Е. Е., Петрикова Н. А., Челибанова О. В. Особенности восприятия русскими аудиторами звуков детей второго года жизни // Физиол. журн. 2003. N 4. С. 456 - 472.
11. Ляксо Е. Е., Громова А. Д., Фролова О. Е., Романова О. А. Акустический аспект формирования речи ребенка на третьем году жизни // Физиол. журн. 2004. Т. 90. N 1 С. 83 - 96.
12. Мастюкова Е. М. Основные формы двигательных, речевых и интеллектуальных нарушений у детей с перинатальным поражением мозга // Дефектология. 1977. N 5. С. 33 - 37.
13. Международная статистическая классификация болезней и проблем, связанных со здоровьем. 10-й пересмотр ВОЗ. Женева. М.: Медицина по поруч. МЗ РФ. 1998. Т. 2.
14. Мухамедрахимов Р. Ж. Мать и младенец. Психологическое взаимодействие. СПб.: Речь, 2003.
15. Савина Е. А., Чарова О. Б. Особенности материнских установок по отношению к детям с нарушениями развития // Вопросы психологии. 2002. N 6. С. 15 - 22.
16. Цейтлин С. Н. Язык и ребенок. Лингвистика детской речи. М.: Владос, 2000.
17. Шпитц Р. А. Поведение депривированных детей. Лишенные родительского попечительства. М.: Просвещение, 1991.
18. Якунин А. Ю., Ямпольская Э. И., Киприс С. П. и др. Болезни нервной системы у новорожденных и детей раннего возраста. М.: Медицина., 1979. С. 62 -68.
19. Ainsworth M. D. S. Attachment: Retrospect and prospect // The place of attachment in human behavior / Eds. C.M. Parkes, J. Stevenson-Hinde. N.Y.: Basic Books, 1982. P. 3 - 30.
20. Cardoso-Martins C., Mervis C. Maternal speech to pre-linguistic children with Down Syndrome // Am. J. Mental Deficiency. 1984. N 89. P. 451 - 458.
21. Croft W., Vihman M. Radical templatic phonology and phonological development. 2003. P. 1 - 43 (reprint).
22. Ferguson C.A., Farwell C.B. Words and sounds in early language acquisition // Language. 1975. V. 51. N. 2. P. 419 - 439.
стр. 111
23. Fernald A. Intonation and communicative intent in mothers' speech to infants: Is the melody the message? // Child Development. 1989. V. 60. P. 1497 - 1510.
24. IPA http://www.arts.gla.ac.uk/IPA/ipa.htm
25. Mahabir N., Pelaez M., Czdenas C., Calvani T. Motherese speech and adult vocal imitation as effective combined treatments to elicit and increase infant rate of vocalizations // www.isisweb.org/isis 2000Program/
26. Markus J., Mundy P., Morales M. et al. Individual differences in infant skills as predictors of child-caregiver joint attention and language // Social development. 2000. V. 9. P. 302 - 313.
27. Menu L., Stoel-Gammon C. Phonological development: Learning sounds and sound patterns // The development of language / Ed. J. Berko Gleason. N.Y.: Merrill, 1993. P. 65 - 113.
28. Oiler D.K. The emergence of the sounds of speech in infancy // Child Phonology, 1: Production / Eds. G. Yenikomshian, J.F. Kavanagh, C.A. Ferguson. N.Y.: Academic Press, 2000.
29. Oiler D.K., Lynch M.P. Infant vocalizations and innovation infra phonology: Toward a broader theory of development and disorders // Phonological Development: Models, Research, Implications / Eds. C.A. Ferguson, L. Menn, C. Stoel-Gammon. N.Y. Timonium M.D.: York Press, 1992. P. 509 - 536.
30. Reissland N., Snow D. Maternal pitch height in ordinary and play situation // J. Child language. 1996. V. 23. P. 269 - 278.
31. SAMPA http://www.phon.ucl.ac.uk/home/sampa/russian.htm
32. Vihman M.M. Phonological development: The original of language in the child. Oxford. UK. Beackwell, 1996.
33. Vihman M., Velleman S.L., McCune L. The construction of a first phonology // Phonetica. 2000. V. 57. P. 255 - 266.
34. Walley A. The role of vocabulary development in children's spoken word recognition and segmentation ability // Developmental review. 1993. V. 13. P. 286 - 350.
MATHERNAL DEPRIVATION AND NEUROLOGIC DISEASE INFLUENCE ON SPEECH DEVELOPMENT OF CHILDREN OF THE FIRST THREE YEARS OF LIFE
E. E. Lyakso*, A. D. Gromova**, A. V. Kurazhova***, O. A. Romanova***, A. V. Ostroukhov****
* Sc. D (biology), senior staff scientist, Scientific institute of physiology of A. A. Ukhtomsky, SPbSU
** Post-graduate student of philological faculty, SPbSU
*** Student of biological faculty, SPbSU
**** Senior staff scientist of acoustic company "Auditech", SPb
Presented below are the data of a comparative analysis of speech development in normally developing children and those having neurological disorders growing in families and in a children's home, during the first three years of life. The biggest difference shown occurs between speech development level in the children from the normal and deprivation group as to their comprehension of adult speech, the child's speech repertory, the realization of communication.
Key words: child, mathernal deprivation, neurological disorders, recognition, longitudinal investigation, shears method, speech development level.
стр. 112
Научная жизнь. XII ЕВРОПЕЙСКИЙ КОНГРЕСС ПО ПСИХОЛОГИИ ТРУДА И ОРГАНИЗАЦИОННОЙ ПСИХОЛОГИИ
Автор: Т. В. БЕНДАС
В 2005 в г. Стамбуле (Турция) состоялся очередной конгресс по психологии труда и организационной психологии под эгидой EAWOP (Европейской ассоциации психологии труда и организационной психологии). В работе конгресса приняли участие около 2000 специалистов, ученых, аспирантов и студентов из 48 стран Европы, Америки и Африки.
Тематика данного конгресса - "Гармоничное общение в организациях и обществе". Доклады и сообщения (устные и стендовые) были сгруппированы по 11 направлениям, разделенным на 170 симпозиумов и тематических сессий. Такая организация позволила обсудить большое число научных проблем, выступить многим участникам, а их коллегам - выбрать для ознакомления наиболее интересные сообщения. Приведем названия направлений, симпозиумов (или тематических секций) и краткое содержание некоторых докладов.
Направление 1 "Психология персонала" объединило 8 тематических сессий и симпозиумов: отбор и оценка работы; система поощрений; обучение и развитие; управление карьерным ростом; различия в менеджменте человеческих ресурсов; оценка достижений и менеджмент; выбор работы и руководство карьерой; моделирование и оценка достижений.
Г. Канюка, В. Лехан и И. Губарь из Днепропетровской Медицинской Академии (Украина) выделили как позитивные (искусство управления, лидерство, интеллект, ориентация на профессиональный успех и социальное одобрение), так и негативные (неспособность обучать подчиненных и решать управленческие проблемы, недостаток креативности) составляющие способностей, которые служат критерием при отборе менеджеров в медицинские учреждения.
Р. Бласко и Ж. Люкас из университета в Барселоне сообщили о стратегиях отбора персонала, которые используются в Испании: как правило, во многих организациях они остаются традиционными (резюме, когнитивные и личностные тесты, нестандартизированные интервью), за редкими исключениями посредством интернета.
Несколько докладов, посвященных аспектам оплаты труда, продемонстрировали культурную специфику этого показателя в разных странах. Так, С. Заппала и др. (Италия) установили, что деньги (в виде оплаты труда) могут служить стимулом для работников частных и государственных фирм и повышать их самооценку и мотивацию достижений (особенно у тех, кто любит сам процесс - "делать деньги"), но не всегда - часть испытуемых воспринимала их как негативное этическое явление ("деньги - это зло").
Иной результат получили их коллеги из Бельгии (С. Гейтер, К. Шеперс и др.). Удовлетворенность оплатой труда - важная составляющая в деятельности работников не только коммерческих, но и некоммерческих организаций (таковыми выступали 3 больших сектора экономики этой страны - школы, культурные центры и госпитали), особенно важными оказались 2 переменные этой составляющей: уровень оплаты и ее рост (административный фактор и получение прибылей, которые обычно учитываются при исследовании коммерческих организаций, были менее значимыми).
К противоположному выводу пришли А. Салимаки, А. Пальва и др. (Финляндия), что в системе оценки и оплаты труда роль администрации очень важна, и эта роль выражается в трех факторах: целеполагании, феномене участия работников в управлении и признании результатов работы (эти факторы составили основу специально разработанной авторами методики исследования администрации).
Л. Кольман, П. Михалек, К. Шамовтова (Чехия) изучали более широкую проблему - мотивацию труда и качество жизни в больших и малых городах, а также в сельских районах своей страны. Оказалось, что у сельских жителей ситуация с работой остается почти неизменной в последние 2 десятилетия. Иное дело - большие города, где изменилась ситуация в организациях, включая методы менеджмента (от посткоммунистических до прозападных); однако, большие возможности, которые предоставляются жителям этих городов в плане реализации своих запросов по отношению к работе, сопровождаются увеличением ответственности и повышением уровня профессионального стресса.
Направление 2 "Эмоции в мире труда" включало 4 тематические секции: эмоции, связанные с работой; управление этими эмоциями; эмоциональный интеллект; эмоции в различных производственных ситуациях.
стр. 124
Т. Кейфер из Лондонского университета (Англия) в своем интересном докладе привлекла внимание к новому понятию "Токсические или вредоносные эмоции на работе", введенному Фростом в 2003 г. и сразу ставшему популярным среди ученых и практиков. В отличие от обычных негативных эмоций, "вредоносные" становятся таковыми, если, во-первых, угрожают здоровью и жизни индивида, разрушают организации и их рабочие команды, и, во-вторых, сопровождаются пятью характеристиками, действующими совместно и одновременно: высокой интенсивностью, изоляцией от окружающих, истощением энергии и жизненных сил, снижением самооценки и потерей значимости работы, отсутствием надежды на позитивное разрешение ситуации.
По мнению Х. Гроенинк с коллегами (Бельгия), чувства вины и стыда играют важную роль в социальном взаимодействии в мире труда, как у представителей индивидуалистических, так и коллективистских культур (местные работники и иммигранты из Турции), однако они могут иметь разные способы выражения: первые сосредоточивались на индивидуальных переживаниях (желании исчезнуть, удалиться), а последние - на реакциях, связанных с окружающими людьми (желании объяснить окружающим, почему им был нанесен вред и нарушены нормы поведения).
Важность эмоций на работе выразилась в выделении особого комплексного качества работников - эмоционального интеллекта, сочетающего эмоциональную и социальную компетентность, позволяющую эффективно взаимодействовать с окружающими и справляться с ежедневными трудностями и проблемами. Это качество изучается во многих странах (Италия, Испания, Греция и др.).
Эмоциональный интеллект позитивно связан с лидерским стилем, обозначаемым как поддерживающий или социоэмоциональный (в отличие от делового, или директивного) - данные исследований, которые провели в Австралии С. Казимир и З. Ли.
И. Цаосис и М. Вакола (Греция) обнаружили, что для работников в сфере торговли высокий эмоциональный интеллект (проявляющийся в восприятии, контроле и понимании эмоций) связан не с экстернальным, а с интернальным локус-контролем.
Е. Хернандес, Б. Морено-Джименес и др. (Испания) установили, что эмоциональная компетентность может смягчать негативные последствия тяжелых переживаний на работе и препятствовать возникновению потери работоспособности и ухудшению здоровья.
Направление 3 "Команды и производственные группы" включало следующие симпозиумы: создание команды и эффективность; киберпространство и виртуальная команда; межгрупповые отношение на работе; групповые и командные процессы; производственная группа, креативность и инновации; различия между производственными группами.
Р. Менесес и его коллеги (Испания) исследовали важный теоретический и прикладной вопрос о том, как совокупность людей становится тем, что мы называем группой. Это сложное понятие рассматривается ими как континуум, где располагаются группы разного уровня развития и в определенный момент они заслуживают наименования "группы" по критериям определенных элементов, групповым процессам (межличностные взаимоотношения, идентификация с группой, ценность социальной задачи, ориентация в групповых целях), структуре (координация элементов) и групповым достижениям.
О результатах впечатляющего исследования (проведенного в 34 странах, участниками которого были около 21 тыс. менеджеров и более 96 тыс. рядовых работников) рассказали М. Еувема с коллегами (Голландия). Групповая сплоченность оказалась позитивно связанной с командной оплатой труда (причем, сильнее - в коллективистских культурах), однако не с ее размером.
Наряду с традиционными проблемами функционирования групп ученые стали изучать новые - в частности, связанные с так называемыми виртуальными командами (во многих организациях коллеги по работе общаются не непосредственно, в контактных группах, а взаимодействуют с помощью электронной почты, телефонов и других технических средств). К. Колатти, В. Руссо и др. (Италия) считают, что успешность дистанционного взаимодействия связана с четким описанием выполняемой работы, взаимностью и частотой обратной связи, признанием важности личностных моментов коммуникации, а не только деловых и профессиональных качеств.
А. Гуртнер и М. Колбе (Швейцария) подчеркнули, что коммуникация посредством компьютеров имеет свои плюсы (гибкость) и минусы (отсутствие невербальных эмоциональных реакций), причем, представители разных культур удовлетворены различными аспектами такой коммуникации: немецкие жители этой страны - гибкостью виртуальной коммуникации, а французские -установлением и сохранением взаимоотношений с коллегами.
Направление 4 "Лидерство и менеджмент".
Не иссякает интерес к этой проблеме и у академических ученых, и у практиков, для организационной же психологии она - одна из центральных. К этой проблеме обращались как в специальных симпозиумах (талантливый менеджмент; лидер-
стр. 125
ство и культура; многообразие и лидерство; многообразие и конфликт; управление конфликтами; процесс переговоров; способности вести переговоры), так и в тематических секциях других направлений.
Кроме классических, изучаются новые аспекты лидерства. Тендерные были представлены в ряде докладов (М. Мартинес-Перец и Л. Оска из Испании, М. Райан и С. Хэлсем из Англии). Т. В. Бендас (Россия, Оренбург) сообщила о разработке 4-х моделей лидерства - конкурентной, кооперативной, маскулинной и фемининной и их личностных коррелятах, полученных во внушительном исследовании русских и казахских лидеров.
Кросскультурные исследования лидерства - также новая тенденция мировой науки (И. Плессис из ЮАР, Х. Синанжил со своими коллегами из Турции). Пока неясно, какова же культуральная специфика лидерства в разных странах.
Как оказалось, исследования лидерства предпринимаются порой с противоположных современных теоретических позиций. Так, сервант-лидерство (известная концепция Р. Гринлифа) рассматривает лидера и менеджера как слугу своих подчиненных. Д. Ван Дирендонк и И. Хиирен (Голландия) в своем докладе отмечали, что должен быть доброжелательный лидерский стиль и внимание к подчиненным, а деструктивное лидерство противоречит многим гуманистическим концепциям (в частности, трансформационной и харизматической). Это понятие ввел С. Эйнарсен с коллегами (Норвегия). В противоположность конструктивному лидерскому стилю он выделил 3 разновидности деструктивного: популярный, но нелояльный; разрушительный ("derailed" - буквально - "сошедший с рельсов") и тиранический. Эти названия еще не устоялись, и норвежские психологи предложили еще один термин, которым обозначается особый тип взаимоотношений менеджера и подчиненного, напоминающий бой быков в Испании - "буллинг" ("bulling" - грубый тон высказываний, рукоприкладство и проч.), против чего, возражали их испанские коллеги, у которых слова, связанные с корридой, вызывают специфические ассоциации.
Нам представляется очень важным этот аспект деятельности лидера и менеджера - негативный - который до недавнего времени почти не исследовался, хотя в сложной рабочей обстановке проявляются не только позитивные качества лидера.
В самом деле, в организациях нередка ситуация, когда источником многих негативных эмоциональных переживаний (огорчение, гнев, фрустрация, досада и др.) для работников выступает их начальник (его эмоциональные и поведенческие реакции), при этом у индивидов с избегающим стилем во взаимоотношениях гнев возникал в ответ на его несдержанность и предательство, а тревожные лица испытывали фрустрацию - при его чрезмерном критицизме (данные английской исследовательницы А. Гейм).
Направление 5 "Стресс и здоровье в организациях". Внимание было обращено на сложную рабочую обстановку в организациях (тематические секции: профессиональное сгорание; многообразие как новый стресс-фактор; самочувствие на работе; создание здорового мира труда; программы помощи работникам).
Проводятся исследования жертв менеджмента, названного "bulling". С ними связаны работы по изучению "мёбинга" ("mobbimg") - психологического террора (нередко включающего и сексуальное насилие), которому подвергается множество работников в организациях. О решающей роли менеджеров в этом процессе сообщили Г. Трентини и др. (Италия). Менеджеры, которые применяют позитивный лидерский стиль ("истинные лидеры"), не прибегают к мёбингу, в отличие от "негативных лидеров". Мёбинг ведет к множеству пагубных последствий: к ухудшению работы и заболеваниям персонала и в целом - к "нездоровью" организации. По данным М. Сейнт-Гермайна (Канада), мёбинг чаще наблюдается в неэффективно управляемых организациях, с плохой коммуникацией, обилием конфликтов и взаимоотношениями, исключающими поддержку. В программу борьбы с мёбингом входят: изменение структуры власти в организации, обучение персонала приемам преодоления мёбинга, изменение поведения "агрессора" и помощь его жертвам.
Ник Шмиел, Президент EAWOP (университет в Белфасте, Великобритания), обратил внимание на то, что при исследовании несчастных случаев в организациях с помощью самоотчетов обычно получают заниженные данные, и безопасное поведение работников (которое создает в целом в организации своеобразный климат безопасности) связано с подчинением соответствующим правилам и возможностью предвидеть повреждения.
К. Крузиол и др. (Бразилия) провели большое исследование психического здоровья персонала организаций. Показано, что для сохранения этого здоровья важными факторами являются: психическое истощение, связанное с работой, ее значимость (как для персонала, так и для общества), контроль за собственной работой, взаимоотношения с коллегами и начальством, профессиональная удовлетворенность, социальная и психологическая поддержка, конфликт между профессиональными и семейными обязанностями.
Направление 6 "Индивидуальная/организационная пригодность" (названия секций: пригодность личности для организации и для команды;
стр. 126
доверие и справедливость в организации; обязательства в организации; психологический контракт; аттитюды и выбор поведения).
Определение пригодности персонала - важная проблема организационной психологии. М. Вианелло и др. (Италия) сообщили о создании своей версии 15-факторного опросника О'Рейли по изучению профиля организационной культуры (диагностика персонала по параметрам пригодности для данной организации). Оказалось, что индивидуальные потребности и требования организации часто вступают в противоречие, и в этой ситуации одни работники отдают предпочтение первым (для них важна социальная поддержка и уверенность в профессиональном будущем), а другие - последним (для них характерна гибкость, значимость инноваций, ориентация на продуктивность).
Согласование требований индивида и организации находит свое выражение в заключении "психологического контракта" - популярного феномена среди европейских психологов.
Т. Расмуссен и Х. Йепесен (Дания) обнаружили достаточно благополучную ситуацию, связанную с заключением такого контракта в своей стране, которая отличается стабильной ситуацией на рынке труда, важной ролью профсоюзов и комиссий по урегулированию конфликтов.
Однако Н. Конвеп с коллегами (Англия) обратили внимание на "эффект храповика" (устройство, позволяющее механизму двигаться только в одном направлении) - как правило, разрыв психологического контракта является односторонним, нарушая принцип справедливости. При этом для работников гораздо более значима ситуация нарушения психологического контракта с организацией, чем выполнение и даже перевыполнение организацией своих обязательств по отношению к работнику (в первом случае негативные последствия влияют на энтузиазм, самочувствие, и удовлетворенность работой персонала сильнее, чем позитивные - во втором).
С. Рейдер (Швейцария) получила данные по 14 организациям в своей стране, подтверждающие, что важным фактором в заключении эффективного контракта является гибкость персонала, и новые контракты отличаются от традиционных (в частности, новые не полностью удовлетворяют потребность работника в своей безопасности). Важную роль психологического контракта в адаптации работника в организации подчеркнули Т. Дюлак и др. (Франция).
Направление 7 "Инновации, обучение, технологии" (секции: рабочие связи и обучение; передача знаний; управление техническими инновациями; личностные технологии в интернете).
Информационные технологии составляют силу и слабость современных организаций. И к последним относится наличие компьютерных вирусов, которые могут затруднить или даже остановить работу персонала. По данным М. Мариани и др. (Италия), самыми важными при предотвращении вирусной атаки является информационная компетентность работников, а также восприятие соответствующего риска.
И. Брюссе и Д. Байенс (Бельгия) сообщили о широком использовании техники в организациях этой страны (итоги исследования 325 больших коммерческих и некоммерческих компаний) - речь идет о создании специфического менеджмента человеческими ресурсами - электронного. В целом организации успешно применяют такой менеджмент, однако его преимущества не используют в полной мере в стратегической и финансовой областях деятельности.
Помимо негативных аспектов, связанных с применением техники в организациях (техностресс и компьютерная тревога), исследуются и позитивные: А. Родригес-Санчес с коллегами (Испания) выявили 3 главных фактора в структуре эффекта "свободного потока" ("flow"), возникающего в работе с компьютером: поглощенность, наслаждение и внутренний интерес. А М. Долорес-Перец и др. (Испания) исследовали преимущества и недостатки обучения персонала с помощью телевидения и телеучителей.
Обучение персонала - важный процесс в современных организациях. Однако его внедрение сложно в связи с наличием определенных трудностей использования существующих теоретических моделей, хотя некоторые из них созданы с учетом специфики конкретных компаний (как модель Рона и др. - для отелей). Об этом - в докладе Дж. Гомес и др. (Португалия).
Направление 8 "Исследования и методология" (названия секций отражают типы исследований и проблем: лонгитюдинальные, кросс-культурные, полевые, экспериментальные исследования; методологические и статистические проблемы; работа и семья).
Важность лонгитюдинальных исследований очевидна: они позволяют проследить динамику развития организаций. П. Джименес (Австрия) изучал, как меняется процесс удовлетворенности работой у персонала. В результате ряда лонгитюдинальных исследований, он установил, что эта удовлетворенность имеет 2 полюса: позитивный (у тех, кто достиг успеха) и негативный (у тех, кто уволился); показателями последнего являются: намерение уволиться, исчезновение мотивации к дальнейшей работе, стресс, профессиональное сгорание, дни болезни.
Создание новых методик и их модификаций - важное направление развития организационной психологии. В этом плане активно работают ита-
стр. 127
льянские психологи, что нашло отражение в тематике их докладов: методики изучения организационной культуры, организационного здоровья (Ф. Авалонне и др.), упоминавшегося буллинга (Эйнарсен и др.; модификация Аргентеро и др.) и процесса тирании, преследования (в том числе сексуального - Бродский; модификация Джианнини и Ди Фабио), личностной и профессиональной пригодности (О'Рейли; модификация М. Вианелло и др.).
Р. Вильяме (Голландия) обратил внимание на методологические проблемы, связанные с использованием знаменитого 16-факторного опросника Р. Кетелла: созданы эквивалентные версии на других языках (в частности, для применения в Голландии и Фландрии) и с учетом особенностей испытуемых (тендерных и других субгрупп).
Стремясь объединить преимущества науки и практики, интеллектуальный и финансовый капитал, многие крупные компании создают корпоративные университеты, которые успешно функционируют в Германии (доклад А. Суессмайера и др. - Университет в Люнебурге и компания "Фольксваген").
Направление 9 "Организационная культура, климат и ценности" (тематические секции: организационная культура и идентичность; культура и ценности на работе; культура и продуктивность работы; климат и продуктивность работы).
Культура организации, компании, корпорации - вот варианты названий нового явления, которое изучают организационные психологи. Его составляющие различны: это и психологический климат, и традиции и ценности организации (и согласованность этих ценностей у персонала - А. Ксеникоу и М. Симоси, Греция). По К. Камеруну и Р. Квину, этих составляющих 4: клановая, "адхократическая" (специально созданная для этой цели), иерархическая и рыночная культура (доклад Т. Рандховера).
Важным является и тип культуры (коллективистская-индивидуалистическая, по Хофстеду), определяющий ее ценности. По данным А. Тона, в стране может существовать не одна, а несколько типов культур, связанных с демографическими субгруппами. В Турции коллективистские ценности проявлялись сильнее у лиц со средним социоэкономическим статусом, чем у лиц других статусов, а индивидуалистические - у жителей больших городов, старшего возраста и не говорящих на иностранных языках (в отличие от литературных данных о других странах, ни тендер, ни религия, ни социоэкономический статус такой роли здесь не играли).
Большое исследование, выполненное в рамках программы GLOBE (она охватывает множество стран, причем применяются одни и те же методики и процедуры) в компаниях Австрии, Германии, Швейцарии, показало, что организационная культура в разных странах имеет свои особенности: наиболее развита она там, где высока ориентация на продуктивность и, напротив, низко избегание неопределенности (Ф. Бродбек и др.).
Направление 10 "Менеджмент, влияющий на изменение и развитие организаций" (секции: процесс изменений в организации; слияние и объединение; идентичность и изменения в организации; консультирование, наставничество и процесс получения рекомендаций).
В изменяющемся мире множество организаций подвержены интеграционным преобразованиям: сливаются и объединяются целые компании, корпорации или их части. Появились новые понятия, отражающие эти процессы: слияние, или мергер (merger), присоединение одной компании к другой (acquisition), уменьшение размеров компании (downsizing), целенаправленное трудоустройство персонала в другие организации, или аутсорсинг (outsourcing) - порой, без его согласия. В успешности этих процессов в Турции, связанных с выживанием на рынке труда, важную роль играют: структурная устойчивость, культуральная адаптация и человеческие ресурсы (по результатам исследования 40 компаний - Х. Синанжил и др., Турция).
Р. Рой (Нидерланды) подчеркнул, что очень часто преследуются коммерческие цели в ущерб человеческим и социальным аспектам. Интересно выделение им 3-х фаз процесса аутсорсинга (трудоустройства персонала): пре-, во-время, постфаза. Э. Макри и А . Хантци (Греция) исследовали эти 3 фазы, обнаружив, что у работников с низким статусом в пре-стадии, хуже протекает процесс идентификации с новой организацией на постстадии (по сравнению с высокостатусными работниками).
Ю. Деллер и др. (Германия) обратили внимание на роль личности в удовлетворенности процессом мергера (слияния компаний), в частности, на покладистость и способность рефлексировать, а также на соблюдение принципа справедливости при принятии решений по мергер-персоналу (тем людям, кого затрагивает этот процесс).
Направление 11 "Новые актуальные проблемы психологии труда и организационной психологии". Среди этих проблем - появление уже упоминавшихся ранее понятий и аспектов организационной психологии (деструктивное лидерство, мёбинг, эффект храповика, организационная культура, тендерные и кросскультурные исследования), появление новых методик (по изучению "буллинга", или организационной культуры).
стр. 128
Некоторые проблемы неожиданны: связь между религиозным опытом и менеджментом в бизнесе (С. Ода); организационная импровизация у опытных работников и новичков (М. Батиста); ограничение времени как фактор усиления креативности (Ф. Бифтинг); исследование тех, кто имеет профессиональные контакты с умирающими (Ф. Сарнин).
По нашим впечатлениям, европейские ученые, почти ничего не зная о российской действительности и научных достижениях, проявляют к ним большой интерес. Остается сожалеть, что на этом конгрессе Россию представляли только 6 психологов из Москвы и Оренбурга и что в столь солидной профессиональной организации, как EAWOP, почти нет наших представителей. Российским психологам следует проявлять больше энергии и активности в установлении международных контактов и утверждении нашей науки за рубежом. А для молодых исследователей, владеющих английским языком - это хорошая практика общения с представителями стран Европы. Этой возможностью можно воспользоваться в 2007 г. в Стокгольме - там будет проходить следующий, XIII Конгресс EAWOP.
Т. В. Бендас, доктор психол. наук, Оренбург
стр. 129
Страницы будущей книги. ПРОБЛЕМА ПРЕОДОЛЕНИЯ СТРЕССА. ЧАСТЬ 2. ПРОЦЕССЫ И РЕСУРСЫ ПРЕОДОЛЕНИЯ СТРЕССА
Автор: В. А. БОДРОВ
© 2006 г. В. А. Бодров
Заслуженный деятель науки и техники РФ, доктор медицинских наук, профессор, зав. лабораторией инженерной психологии и эргономики Института психологии РАН
Процесс преодоления стресса рассматривается с позиций системно-деятельностного и трансактного подходов к оценке ситуации и личных ресурсов, выбору стратегий поведения и контролю за ним. Приводятся классификации процессов преодоления и данные по проблеме осознанного и неосознанного развития этих процессов. Определяется понятие "ресурсы" человека, анализируются ресурсные модели стресса, особенности развития и распределения ресурсов, их виды и специфика влияния на процесс преодоления стресса. Обсуждаются роль трудовой деятельности как ресурса преодоления и способы снижения стресса на рабочем месте.
Ключевые слова: стресс, преодоление стресса, классификация процессов преодоления, осознанность/неосознанность процесса преодоления, ресурсная модель, личные и социальные ресурсы.
ПРЕОДОЛЕНИЕ СТРЕССА КАК ПРОЦЕСС
Процесс преодоления стресса определяется используемыми для его реализации индивидуальными возможностями (ресурсами), а также стратегиями поведения и способами действий в стрессогенной ситуации. Эти факторы формируют механизмы психической регуляции преодоления стресса и характеризуют сущность данного процесса.
Проблема психической регуляции функционального состояния человека (психологической напряженности, стресса, утомления, монотонии, десинхроноза и т.д.) является предметом изучения многих отечественных специалистов (Л. Г. Дикой, А. Б. Леоновой, В. Л. Марищука, В. И. Медведева, А. О. Прохорова, Л. Д. Чайновой и др.). Исследования механизмов зарождения, развития, проявления и преодоления этих неблагоприятных состояний позволяют обосновать и разработать методы их профилактики и коррекции, основанные на знании особенностей патогенетических процессов, функциональных нарушений.
Существенный вклад в развитие теории и методологии изучения этой проблемы сделан Л. Г. Дикой [9, 10]. Согласно разработанной ею системно-деятельностной концепции саморегуляции психофизиологического состояния человека, психическая саморегуляция рассматривается одновременно и как психическая деятельность, и как системное свойство субъекта. Представление о деятельностной сущности этого процесса было обосновано и экспериментально подтверждено на основе использования концептуального аппарата теорий психологической системы деятельности (В. Д. Шадриков), функциональных систем (П. К. Анохин) и психической деятельности. Показано, что специфическая особенность саморегуляции заключается в том, что активность субъекта при регуляции функционального состояния в условиях стресса носит целенаправленный, произвольный характер и становится деятельностью, включающей в себя все ее психологические блоки (мотив, цель, программу, информационную основу и т.д.).
Следует отметить, что на процессы регуляции психических состояний и их преодоления, включая и стресс, влияет степень несоответствия между субъективным восприятием трудной ситуации и ее объективной сложностью. Положение о роли этого рассогласования получило развитие в концепции проблемности как явления психической деятельности, влияющего на механизмы регуляции функциональных состояний.
В исследованиях Ю. Я. Голикова и А. Н. Костина [6 - 8] показано, что усложнение профессиональной деятельности определяет особенности многоуровневых процессов психической регуляции трудового процесса и функциональных состояний. Это приводит к возникновению разных типов проблемности, в том числе связанных с развитием стресса. Содержание этих феноменов ("проблемные моменты", "проблемные ситуации" и "проблемы") и разные формы психической активности (текущая, ситуативная и долгосрочная) отражаются на специфике процесса психической регуляции стресса и действий по его преодолению. Авторы отмечают, что развитие стресса сопровождается повышением роли личностных детерминант, что приводит к возникно-
стр. 113
вению новых типов проблемностей. В их формировании значительную роль начинают играть психологические механизмы регуляции процесса преодоления стресса и, в частности, выбор и мобилизация соответствующих стратегий и стилей поведения.
Одним из свойств личности, обеспечивающим успешность преодоления стресса, является ее стрессоустойчивость. В работах В. А. Бодрова и А. А. Обознова [5, 18] для изучения психических детерминант стрессоустойчивости человека-оператора использован системно-регулятивный подход, основанный на "вычленении" психических процессов в связи с их непосредственной функцией в регуляции операторской деятельности. В исследованиях психической регуляции деятельности выявлены сходные по структуре и составу функциональных звеньев варианты регуляторной системы [14, 16, 21]. На основании этих работ было проведено теоретико-эмпирическое изучение устойчивости к воздействию стрессора ряда функциональных звеньев, входящих в систему психической регуляции деятельности, а именно: 1) "критериев успешности", "заданных программ" и "образов-прогнозов", которые обеспечивают субъективную представленность информации о требуемых результатах и программах их достижения; 2) "предвосхищающих схем" и "оперативных образов", обеспечивающих субъективную информацию о текущих параметрах управляемого процесса; 3) "концептуальной модели", позволяющей оператору проводить постоянное сличение и синтез в единое динамическое представление двух тенденций - той, которая должна быть в настоящем и будущем, и той, которая имеется фактически; 4) "принятия решения", основанного на выборе из нескольких альтернатив - либо оценки сложной ситуации, либо придания ей меньшего значения, либо выполнения определенных действий и т.д.; 5) "планирования" и "коррекции исполнительных действий", которые обеспечивают функцию текущего запуска, реализации и контроля этих действий.
В результате проведенного исследования установлено, что система психической регуляции, включающая перечисленный выше состав функциональных звеньев, обеспечивает стрессоустойчивость человека-оператора. Есть основание утверждать, что критерии успешности и принятия решения играют ключевую роль в системе психической регуляции стрессоустойчивости оператора. Отсюда следует, что в процессе психической регуляции поведения по преодолению стресса ведущими функциональными блоками являются принятие решения при выборе стратегии преодоления на основе предвосхищающей положительной оценки ее реализации.
Преодоление стресса является процессом формирования и реализации когнитивных и поведенческих действий, усилий, а также защитно-приспособительных эмоциональных реакций, направленных на реализацию внешних и внутренних требований среды. Этот процесс включает: 1) мотивационно-целевую направленность на преодоление стресса в конкретных условиях; 2) оценку ситуации и собственных ресурсов человека на основе восприятия и сопоставления информации о них, подготовку и принятие решений об использовании адекватных стратегий поведения; 3) включение механизмов эмоционально-волевой регуляции особенностей проявления выбранной стратегии; 4) мобилизацию энергетических ресурсов для достижения выбранной формы поведения по преодолению; 5) реализацию конкретных действий по преодолению; 6) оценку достигнутого результата и при необходимости - в случае недостаточного эффекта (прогнозируемого или реального) использованных усилий или ограниченных личных возможностей (ресурсов) - когнитивную переоценку стрессогенного события. Таким образом, процесс преодоления стресса представляет собой последовательную смену компонентов психологической системы деятельности по оценке (переоценке) стрессогенной ситуации и ресурсов конкретного человека, а также по выбору и реализации адекватной стратегии поведения и действий в условиях развития стресса. Между этими компонентами имеется тесная связь, характеризующая закономерно следующие друг за другом стадии развития процесса преодоления стресса.
Стрессовые ситуации и их воздействия на человека развиваются в течение определенного отрезка времени: одни длятся лишь несколько мгновений, другие могут сохраняться несколько месяцев и лет. Преодоление стресса является процессом, который разворачивается практически на протяжении всего стрессового события, часто начинаясь даже до возникновения "стрессового случая" и продолжаясь после завершения трудной ситуации.
Процесс преодоления стресса следует рассматривать с учетом нескольких положений. Во-первых, его течение определяется особенностями личных и социальных ресурсов конкретного человека, которыми тот располагает для преодоления стрессовых условий. Во-вторых, этот процесс зависит от проявления специфических когнитивных и поведенческих стратегий, которые использует человек для управления стрессовыми условиями и своими эмоциональными реакциями. В-третьих, существуют индивидуально-своеобразные способы преодоления стресса - адекватные и постоянные для данного человека приемы поведения в определенной стрессовой ситуации или при воздействии разных стрессоров.
стр. 114
В современной науке не существует общепринятой классификации процессов преодоления стресса, и большинство исследователей использует для ее решения два основных подхода. Один подход подчеркивает направленность этого процесса - его ориентацию на саму личность или на деятельность в ответ на воздействующий стрессор. Человек может или предпринять активные действия для решения возникшей проблемы, или попытаться уйти от нее и сосредоточиться только на преодолении вызванных ею эмоций. Другой подход делает акцент на используемом способе преодоления, рассматривая, какая сфера психики привлекается первично - когнитивная или поведенческая. К. Олдвин [22] сравнила два этих подхода и попыталась создать интегрированную концепцию процессов преодоления. Она положила в основу этой концепции индивидуальную ориентацию на стрессор и разделила стратегии преодоления на избегающую и детализирующую. Каждая из двух стратегий, в свою очередь, разделены на категории, которые отражают когнитивное и поведенческое преодоление. С учетом этих дифференцирующих категорий автором предложены четыре базовых типа процессов преодоления: детализирующий-когнитивный, детализирующий-поведенческий, избегающий-когнитивный, избегающий-поведенческий.
Когнитивное детализирующее преодоление включает процессы логического анализа и оценки (позитивной переоценки) ситуации и своей реакции. Такое преодоление связано с фокусировкой внимания и восприятия каждого аспекта ситуации, извлечения и использования информации из соответствующего прошлого опыта, мысленной репетицией альтернативных действий и их вероятных последствий и принятия соответствующей информации с целью ее реструктуризации, выявлением позитивных обстоятельств и форм адекватного поведения. Поведенческое детализирующее преодоление заключается в поиске способов осуществления конкретных действий, чтобы справиться с ситуацией и ее последствиями. Когнитивное избегающее преодоление состоит из реакций, направленных на снижение или отрицание серьезности проблемы и ее последствий, а также на принятие ситуации такой, как она есть. Поведенческое избегающее преодоление представляет собой поиск альтернативных источников снижения эффектов стрессогенных воздействий, например, замещающей деятельности. Этот тип преодоления предполагает в некоторых случаях открытое выражение ярости и отчаяния, а также поведение, снижающее напряжение (употребление транквилизаторов, занятие "хобби" и т.д.).
Остается дискуссионным вопрос о том, являются ли процессы преодоления осознаваемыми или неосознаваемыми. Ранние модели адаптации к стрессу были основаны на представлении о бессознательных реакциях на стрессоры. С точки зрения бихевиоризма, люди автоматически, неосознанно реагируют на воздействия внешней среды, а с позиций психоанализа основой этого поведения являются подсознательные механизмы защиты.
Для трансактной парадигмы процесса преодоления стресса характерно представление о человеке не как пассивно реагирующем на окружающую среду, а как активно взаимодействующем с ней. Сам термин "стратегия преодоления" подразумевает осознанный процесс активной оценки ситуации и своих возможностей, рационального принятия решения. А. Стоун и Дж. Ниэйл высказали положение о том, что преодоление стресса обеспечивается осознанными усилиями по удовлетворению стрессогенных требований [43]. Они, однако, отмечают, что имеется большое количество данных, свидетельствующих о том, что психодинамические защитные механизмы, некоторые из которых являются неосознанными, имеют важное значение для преодоления эмоционального конфликта и личностной травмы. Заслуживает внимания также точка зрения на процесс преодоления стресса, высказанная К. Олдвин [22]. Она полагает, что начальной реакцией на стрессор может стать бессознательная активация, а по прошествии некоторого времени большинство людей оценивает ситуацию осознанно и более реалистично.
Процесс преодоления стресса, связанный с мобилизацией личных и социальных ресурсов и использованием тех или иных стратегий поведения, зависит от особенностей влияния на него и таких факторов, как демографические и личностные качества человека, условия внешней среды, жизненные кризисы, значимость ситуации и других, которые определяют выбор и интенсивность проявления эмоционально-когнитивных реакций и поведения по преодолению стресса [27, 28, 37].
РЕСУРСНЫЙ ПОДХОД К РЕГУЛЯЦИИ СТРЕССА
Одно из современных направлений в развитии теории психологического стресса связано с разработкой концепции о роли ресурсов человека в зарождении, проявлении и преодолении этого состояния. П. Вонг отмечает, что "...преодоление стресса является эффективным в той степени, в какой человек располагает и может использовать соответствующие ресурсы и стратегии преодоления" [46, с. 51].
Развитие и реализация ресурсов преодоления стресса служат, пожалуй, основным фактором противодействия ему. Ресурсы являются теми физическими и духовными возможностями человека, мобилизация которых обеспечивает выполне-
стр. 115
ние его программы и способов (стратегий) поведения для предотвращения или купирования стресса.
В понятие "ресурсы" вкладывается различный смысл. Один из вариантов определения этого понятия основан на предположении, что за ним стоит вполне определенное и объективно регистрируемое явление, например, активирующая функция ретикулярной формации, изменение кровотока или процессы метаболизма гликопротеина в мозгу. Другой вариант определения связан с пониманием ресурса как теоретического конструкта, отражающего некоторое идеальное свойство, присущее системе преобразования информации и энергии и характеризующее степень ограниченности и распределяемости средств ее функционирования. Выделение этого свойства создает принципиальную возможность оценивать количественную меру "вовлеченности" различных средств обеспечения данной системы в решаемую задачу (задачи), т.е. определять функциональную загрузку человека. Согласно третьему варианту под ресурсами понимают возможности регуляции функций организма и психики человека.
По нашему мнению, ресурсы регуляции различных форм активности человека (включая трудовую деятельность) - это некоторый функциональный потенциал, обеспечивающий высокий уровень реализации его активности, выполнения трудовых задач, достижения заданных показателей в течение определенного времени. Если рассматривать психическую регуляцию как функциональную систему, то ресурсы регуляции имеются у каждого из выделенных компонентов, образующих эту систему.
Выдвигая идею множественности ресурсов, Д. Навон и Д. Гофер [40] сформулировали ряд постулатов концепции человеческих ресурсов:
1. "человеческая система" в любой момент времени обладает определенными возможностями по преобразованию информации, которые называются ресурсами;
2. деятельность характеризуется не только количеством использованных ресурсов, но и эффективностью их применения;
3. для конкретного человека в определенный момент времени трудовая задача определяется рядом параметров информации (качество и количество стимулов, кодирование, размещение и т.п.) и человека (личностные особенности, профессиональные способности и подготовленность, субъективная сложность и значимость задач и т.п.), соотношение которых обусловливает ресурсную обеспеченность деятельности;
4. функция деятельности характеризуется соотношением качества рабочей информации (как результата сопоставления условий выполнения задачи и возможностей субъекта) и величины ресурсов.
Таким образом, концепция проявления ресурсов основана на том положении, что человек использует все возможности для правильного распределения своих ограниченных ресурсов. Эффективность использования этих ресурсов зависит от параметров, характеризующих как саму задачу (величина нагрузки) или ситуацию (степень угрозы, ответственности и т.д.), так и возможности человека.
Проблема психологического стресса с позиций ресурсного подхода нашла отражение в соответствующей модели, согласно которой стресс возникает в результате реальной или воображаемой потери части ресурсов, включающих поведенческую активность, вегето-соматические, психические и профессиональные возможности, личностные характеристики [29 - 32].
П. Вонг [46] разработал модель ресурсов и их соответствия требованиям эффективного преодоления стресса, схема которой представлена на рисунке.
Схема модели ресурсов преодоления стресса [по 46].
стр. 116
Важная особенность представленной модели заключается в том, что в ней придается особое значение проактивным процессам преодоления стресса. По мнению автора, если человек постоянно развивает свои ресурсы и разумно избегает рисков, то он тем самым уменьшает вероятность развития у него стресса.
Реактивное преодоление стресса начинается с момента первичной оценки ситуации как проблемы. На этом этапе для эффективного преодоления стресса важное значение имеют следующие требования: во-первых, оценка должна отражать реальность и основываться на объективном определении требований и имеющихся ресурсов; во-вторых, необходимо, чтобы выбранные стратегии соответствовали характеру стресса. Адекватные ресурсы и соответствующие стратегии в конечном счете приведут к снижению стресса. Человек будет способен лучше расходовать, сохранять и восстанавливать личные ресурсы, когда он достигнет определенного успеха в адаптации к конкретным стрессогенным условиям.
Эффективное преодоление стресса обеспечивается за счет творческого, разумного использования имеющихся ресурсов и оценивается по показателям эффективности затрат энергии и ресурсов, достижения цели противодействия стрессу и восстановления функционального состояния, личного развития в виде повышения способностей, самоуважения и благополучия.
В ресурсной модели стресса заслуживает внимания принципиальная возможность оценить его через категорию потери, расхода ресурсов. Однако остается неясным, в какой степени различия в стрессогенных ситуациях отражаются на составе и количестве востребованных ресурсов, как сказывается на процессе расхода ресурса его исходное значение, имеются ли эффекты перераспределения ресурсов и в чем они заключаются.
При анализе ресурсной теории стресса возникают вопросы, связанные с пониманием сущности процессов расхода ресурсов, их специфики, индивидуальных различий в интенсивности расходования в однотипной или разных ситуациях и т.д. Ответы на некоторые из этих вопросов можно найти, в частности, опираясь на представления о "поверхностной" и "глобальной" адаптационной энергии [19]. Гипотеза о существовании двух мобилизационных уровней адаптации подтверждается рядом исследований [2, 12, 15 и др.]. Адаптационная энергия, на наш взгляд, представляет собой часть наличного ресурса человека (энергетического, личностного, поведенческого и т.д.), который оперативно мобилизуется на обеспечение требований стрессогенной ситуации. Данная часть ресурсов человека может рассматриваться как его скрытый и актуализируемый в конкретной ситуации резерв, способный компенсировать эффекты неблагоприятного воздействия внешних факторов среды и субъективной сложности оценочных суждений и процессов.
Выдвинутая гипотеза о соотношении категорий адаптационных ресурсов и резервов нуждается в экспериментальном подтверждении, однако она близка зарубежным идеям о разных уровнях регуляции функциональных состояний [36, 41].
ВИДЫ РЕСУРСОВ ПРЕОДОЛЕНИЯ СТРЕССА
Все ресурсы человека в соответствии с их ролью в регуляции процессов преодоления стресса можно разделить на несколько видов: личностные, социальные, психологические, профессиональные, физические и материальные [3, 22, 25, 42].
Личностные ресурсы включают черты и установки, которые оказывают влияние на регуляцию поведения в различных стрессогенных ситуациях. К наиболее значимым из них относятся: самоконтроль, самооценка, чувство собственного достоинства, "самоэффективность" (оценка собственных возможностей успешно работать и представление о собственном уровне успешности преодоления стресса), оптимизм, чувство связи с миром, мотивация и другие. Социальные ресурсы определяются уровнем социальной и моральной поддержки, жизненными ценностями, контролем доверия (вера в себя, уверенность), межличностными отношениями и т.д. Психологические ресурсы отражают когнитивные, психомоторные, эмоциональные, волевые и другие возможности человека по обеспечению решения проблемы или контроля эмоций. Профессиональные ресурсы - это уровень знаний, навыков, умений, опыта, необходимый для решения задач в трудной ситуации. Физические ресурсы определяются уровнем физического и психического здоровья и функциональных резервов организма. Материальные ресурсы отражают финансовые, жилищные и другие виды обеспечения человека.
В литературе комплекс личностных, психологических, профессиональных и физических ресурсов человека рассматривается как единый личный ресурс человека [4, 22].
Люди, высоко оценивающие свою собственную значимость, свои возможности, в критических ситуациях проявляют, как правило, активность и спокойствие. Те, кто чувствует себя неуверенно, низко оценивают свои личные качества, стремятся избегать подобных ситуаций. В исследованиях А. Бандуры [24] установлено, что уровень собственной значимости проявляется и развивается (повышается или снижается) в таких специфических сферах, как формирование физических, социальных, общеобразовательных зна-
стр. 117
ний и навыков, умения общаться, заботы о детях и т.д.
Оптимизм как черта личности проявляется в устойчивой установке на позитивный исход события, действий и поступков, ожидании положительных результатов, бодрости и вере в будущее. Оптимизм связан с успешностью в физиологической и психологической адаптации к стрессовым ситуациям, потому что для оптимистов характерно фокусироваться на проблеме, вникать в нее и тем самым искать реальные пути преодоления, а не избегать проблемных ситуаций, используя различные защитные механизмы [22, 26].
Чувство оптимизма, т.е. вера в благоприятное разрешение стрессогенной ситуации, придает силы в преодолении стресса, устойчивость к воздействию стрессоров. Вера в свои возможности, чувство собственного достоинства повышают психологический и физический ресурс преодоления за счет более эффективной мобилизации резервов ("поверхностной энергии" по Г. Селье) психики и организма, увеличения волевых усилий и продуктивности когнитивных и психомоторных процессов, проявления тонизирующих эмоций, резистентности и толерантности функциональных систем и т.д. Все это вселяет уверенность в том, что возможно управление ситуацией и противодействие стрессорам.
Чувство связи с миром является личностным ресурсом и представляет собой относительно стабильную ориентацию, отражающую представления человека: 1) о степени структурированности, взаимосвязи и предсказуемости окружающей его действительности; 2) о наличии и достаточности своих и общественных ресурсов, необходимых для взаимодействия с окружающей средой (собственная вера в управляемость внешним миром); 3) о значимости ресурсов и стратегий поведения наряду с представлениями о том, что затраченные на преодоление стрессовой ситуации усилия окупятся [23]. Люди, обладающие высоким чувством связи с миром, предпочитают структурировать ситуацию, принять вызов и определить личностные и общественные ресурсы, которые помогут облегчить процесс преодоления, а также учесть альтернативные варианты преодоления.
Важным личностным ресурсом является вера в жизненные ценности, которая придает уверенность в значимости тех желанных целей в жизни и деятельности, достижение которых возможно путем преодоления закономерных и случайных трудных ситуаций.
Понимание и оценка человеком своих способностей, возможностей успешно действовать в трудных условиях, убеждение, что он обладает знаниями и навыками, адекватными требованиями ситуации, отражает личностную черту, которую А. Бандура назвал "самоэффективность". Она выступает личной схемой компетентности и мастерства. Самооценка эффективности личного поведения и собственных реакций в ответ на возникновение тех или иных событий является компонентом вторичной оценки стрессовой ситуации и своих возможностей по ее преодолению. Те, кто имеет высокую уверенность в своих способностях преодолеть стресс, проявляют, как правило, большую стрессоустойчивость.
Чувство самоэффективности в преодолении стресса выступает как когнитивный медиатор тревоги. В исследованиях, проведенных Бандурой, отмечен ряд неблагоприятных последствий при низкой самоэффективности в преодолении стресса, а именно: высокий уровень субъективного дистресса, повышенное возбуждение вегетативной нервной системы, увеличение катехоламинов в плазме. Ошибочная оценка самоэффективности в преодолении стресса может привести к тревоге и нарушению поведения, но и правильная оценка своих возможностей легко приводит к дистрессу, если требования стрессовой ситуации к человеку очень высоки.
Самоэффективность и внутренний локус-контроль чаще проявляются в стремлении решить проблему, чем избежать ее. Р. Моос [38] обнаружил, что уверенные в себе люди предпочитают полагаться на решение проблемы при преодолении стресса. Этот способ преодоления в качестве основного используют также спокойные, доброжелательные люди. Экстраверты склонны больше к противодействию как методу преодоления стресса и меньше - к пассивному принятию стрессогенного события или безропотному уходу от него. Напротив, импульсивные лица ориентированы обычно на уход, избегание или принятие ситуаций такой, какая она есть.
С самоэффективностью в определенной степени связано и такое личностное качество, как самоуважение, т.е. наличие положительного мнения о себе (своих возможностях, способностях, успехах и т.д.). Установлено, что лица, хорошо противодействующие стрессу, имеют более выраженное чувство собственного достоинства [45].
Д. Терри с соавт. [44] отмечают, что высокое чувство самоуважения предрасполагает человека ощущать уверенность в своей способности преодолеть, справиться с проблемами и не обращать чрезмерное внимание на эмоции дистресса. Кроме того, низкий уровень нарциссизма можно также рассматривать как ресурс для преодоления стресса: в стрессовых ситуациях люди с выраженным нарциссизмом склонны фокусировать свое внимание скорее на эмоциональном дистрессе, чем на принятии решения о целенаправленном поведении. Ряд исследователей отмечает, что нарциссизм связан в наибольшей степени со стратегией избегания при преодолении стресса [25, 39].
стр. 118
Вера человека в возможность осуществления контроля за трудными жизненными ситуациями также влияет на поведение по преодолению стресса. Люди с внутренним контролем, уверенные в своей способности управлять собственными мыслями и чувствами, чаще используют стратегии преодоления, сфокусированные на проблеме, и реже - на эмоциях, а люди с верой в продуктивность внешнего контроля за стрессом (за ситуацией, стресс-факторами) действует, как правило, наоборот, с ориентацией на оценку и коррекцию эмоциональной реакции. К. Карвер с соавт. [26] установили, что лица с высоким уровнем оптимизма, самоконтроля и самоуважения больше полагаются на активное преодоление стресса и планирование своих действий в экстремальных ситуациях.
Большое значение в реакции на стресс и возможности его преодоления придается чувству бессилия, беспомощности в стрессовых ситуациях, возникающему вследствие неудачных попыток справиться с ними. Можно предположить, что это чувство формируется на основе некоторых личностных черт (тревожность, неуверенность и т.п.), при недостаточной подготовленности к продуктивным действиям в условиях стресса и отсутствии необходимой социальной поддержки.
Важную роль в преодолении стресса играет хорошее самочувствие. Этот личный ресурс отражает уровень энергичности и активности, склонность к риску, субъективную оценку морального, психического и физического состояния.
В отечественных исследованиях стресса и его преодоления особое внимание обращено на изучение роли внутренних психологических ресурсов в формировании стратегий и стилей преодоления, влияния на эти процессы мотивационных, эмоционально-волевых, темпераментальных и других особенностей личности. Личностная детерминация стресса рассматривается с позиций ее влияния на механизмы взаимодействия компонентов системы "трудная ситуация - личность - стресс - преодоление стресса".
В работе В. И. Моросановой [17] рассмотрены личностные аспекты саморегуляции произвольной активности человека в контексте субъектно-деятельностного подхода. Показано, что индивидуально-типологические особенности субъекта вместе с его специальными и общими способностями, отражая личностный ресурс субъекта, выступают в качестве предпосылки формирования множества способов (стратегий) и стилей конкретной деятельности, которые могут осознаваться и изменяться в процессе достижения поставленной цели.
А. В. Махнач, С. А. Шапкин, А. М. Боковиков экспериментально подтвердили, что с увеличением стрессогенности ситуации возрастает роль мотивационных и волевых компонентов личности в регуляции деятельности [11]. По данным С. А. Шапкина [20], общую направленность активности субъекта независимо от характера планируемой или выполняемой деятельности задают такие особенности мотивации, как преобладание мотива достижения или избегания неудач, которые, как было показано в наших исследованиях [3], лежат в основе соответствующих стратегий преодоления стресса. Можно предположить, что значение мотивов как личностного ресурса активности субъекта возрастет, если их проявление не ограничится обшей неспецифической оценкой вектора "мотив-цель" в поведении по преодолению стресса, а будет дополнено "опредмечиванием" этого вектора за счет учета специфики способов и условий выполнения этой деятельности [1, 4].
В развитии стресса и процессах его преодоления важную роль, особенно в опасных, вредных, налагающих большую ответственность видах деятельности, играет фактор риска, который рассматривается и как особенность трудной ситуации, и как черта личности. В исследованиях Е. Н. Кирьяновой [13] показано, что способность действовать в условиях риска, т.е. успешно преодолевать воздействие стрессогенных факторов ситуации, зависит от индивидуальной склонности и готовности к риску. На проявление этих индивидуальных качеств оказывает влияние уровнь интернальности-экстернальности, нейротизма, тревожности и некоторые другие характеристики, определяющие личностный ресурс субъекта деятельности.
Особенности ресурсного обеспечения любой деятельности, в том числе по преодолению стресса, связаны с повышением или понижением уровня активации. Разные классы стрессогенных факторов отражаются в системах неспецифической (тонической) и специфической (фазической) активации [20]. В нормальных условиях обе системы ресурсного обеспечения работают по принципу взаимной компенсации (снижение активности одной системы ведет к повышению другой); при нарушении режима труда, сна и т.п. страдают процессы неспецифической активации, а при воздействии неблагоприятных факторов деятельности ухудшаются процессы специфической активации. Основания полагать, что степень активации личностных ресурсов субъекта зависит от особенностей влияния внешних и внутренних факторов жизни и деятельности.
Роль личных и социальных ресурсов в преодолении стресса является существенной при выборе стратегий и стилей поведения в стрессогенной ситуации. Однако, согласно модели стресса Р. Лазаруса и С. Фолкман [35], на этот выбор оказывают влияние и ситуационные факторы, когнитивная оценка которых, наряду с оценкой индивидуаль-
стр. 119
ного потенциала человека, позволяет определить необходимые ресурсы для преодоления стресса.
В ряде исследований отмечается, что семейные и профессиональные ресурсы людей могут влиять на их адаптацию к стрессогенным событиям, способствуя использованию более эффективных стратегий преодоления стресса. Поскольку социальная поддержка со стороны семьи, друзей, сослуживцев может содействовать успешному преодолению стресса, то люди, которые чаще используют этот социальный ресурс, по-видимому, более ориентированы на решение проблемных задач. Так, например, лица, которым оказывалась существенная социальная поддержка в форме советов, сочувствия, доброжелательного отношения и пр., как правило, в большинстве случаев проявляют активное противодействие сложной ситуации, а не избегают, отстраняются от нее. В исследовании установлено, в частности, что лица пожилого возраста, страдающие алкоголизмом, у которых сложились хорошие взаимоотношения с родными и друзьями, чаще полагаются на положительную переоценку ситуации и поиск поддержки и реже - на избегание стрессогенной ситуации и эмоциональную разрядку [39]. В лонгитюдном исследовании выявлено, что большая семейная поддержка способствует повышению степени предотвращения стресса с использованием стратегий разрешения сложной ситуации и уменьшению применения стратегий избегания, ухода от нее в целях преодоления стресса [33].
Существенным ресурсом для преодоления стресса может стать работа, которая является порой не только источником стресса, но и фактором "отвлечения внимания" от неприятных проблем, например, воспоминаний и переживаний, касающихся домашних конфликтов, финансовых неудач, а также способам получения удовольствия от процесса и результата деятельности, формирования чувства уверенности в себе, самоутверждения, уважения со стороны сослуживцев и членов семьи.
В наших исследованиях было установлено, что профессиональный опыт (ресурс) может влиять на систему оценки стресса и стратегию его преодоления [2, 4]. Определенные рабочие условия и поддержка соратников по работе, содержание трудовых задач, выполнение которых требует самостоятельных решений, выбора способа действия, реализации новых трудовых приемов, способствуют активному преодолению стресса. Работа влияет на качество восприятия и оценки проблемных ситуаций путем периодического "столкновения" личных способностей, навыков с требованиями деятельности. Профессиональные ресурсы и стратегии преодоления стресса, используемые для разрешения проблем на работе, часто используются и в других жизненных ситуациях.
Обобщение результатов ряды исследований [22, 34, 42] позволяет выделить три главных направления уменьшения стресса на рабочем месте, которые могут рассматриваться в более широком плане противодействия стрессу в различных сферах жизни и деятельности человека. Одно из них заключается в изменении условий работы таким образом, чтобы они были менее стрессогенными или в меньшей степени препятствовали эффективному преодолению стресса. Однако в той степени, в какой воздействие источников стресса варьирует от работника к работнику или от группы к группе, облегчение проблемы для одного или нескольких человек может приводить к ее усложнению для остальных. Например, усиление контроля за рабочим процессом способствует снижению стрессогенного воздействия на одних сотрудников и возрастанию у других, для которых сам контроль создает стрессовую ситуацию. Стратегия корректировки рабочих условий действенна, главным образом, тогда, когда она приводит к однонаправленному изменению степени стрессогенности для всех работников. Индивидуальные и групповые различия в эффектах воздействия стресс-факторов и в ресурсах преодоления стресса возрастает тогда, когда снижается экстремальность влияния факторов рабочих условий.
В работах по изучению "человеческого фактора", инженерно-психологического (эргономического) обеспечения процесса проектирования, создания и эксплуатации техники большое внимание уделяется профилактике возникновения стресс-факторов в связи с чрезмерной сложностью систем управления и трудовых задач, воздействия экстремальных факторов среды и т.п. Противодействие стрессу за счет рациональных конструкторских и эксплуатационных решений (стратегий превентивного преодоления стресса) приобретает все большее значение в связи с созданием сложных технических комплексов (СТК). В исследованиях Ю. Я. Голикова и А. Н. Костина проведен анализ факторов, влияющих на надежность и безопасность функционирования СТК и являющихся возможной причиной развития состояния стресса [6.8]. Авторы обращают внимание на труднопрогнозируемые свойства СТК, которые могут иметь деструктивный характер с точки зрения самой деятельности и функционального состояния субъекта. Они обосновывают необходимость решения подобных проблем в данном классе техники активной стратегией, включающей целенаправленный поиск, раскрытие и актуализацию потенциальных свойств объекта на всех этапах проектирования и эксплуатации в совместной деятельности разработчиков, операторов и инженерных психологов.
стр. 120
Второе направление уменьшения стресса на рабочем месте заключается в оказании помощи лицам, испытывающим трудности в адаптации к экстремальным, трудно изменяемым условиям. Большинство программ преодоления стресса не срабатывает тогда, когда не учитываются индивидуальные различия между работниками в мотивах и целях поведения, убеждениях, ресурсах и стратегиях преодоления. В таких условиях более целесообразно работать в составе группы людей, которые характеризуются общим типом стрессовых реакций и возможностей адаптации к стрессу.
Третье направление требует определения индивидуальных или групповых связей с рабочими условиями, которые являются стрессогенными, и попытки изменить характер их взаимодействия. Конкретный индивид или группа лиц и рабочие условия рассматриваются как одна аналитическая единица, а не как отдельные компоненты системы "человек (группа) - рабочие условия", которыми управляют независимо друг от друга. В соответствие с этим направлением предусматриваются изменения в рабочих заданиях, чтобы создать более рациональное соответствие между ними и человеком. Кроме того, разрабатываются и проводятся тренинги по формированию навыков преодоления для работников, имеющих одни и те же проблемы в работе. Однако следует учитывать тот факт, что рациональное решение для конкретного человека или в одной рабочей ситуации, может не быть таковым в другой ситуации или для иной группы работников.
Трансактный подход, предполагающий оценку проблемной ситуации и преодоление связанного с ней стресса, обладает большими возможностями, поскольку ориентирован на обеспечение сложной взаимосвязи и взаимодействия человека и условий среды. Этот подход подразумевает, что адаптационные условия являются базовой единицей анализа стресса. Каждый человек в рабочих условиях сталкивается со множеством различных стрессогенных ситуаций. Применительно к каждой из них конкретный человек может использовать одну или несколько стратегий преодоления, исходя из характера наличной ситуации и своих психологических особенностей, жизненного и профессионального опыта и т.д.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Процесс преодоления стресса правомерно рассматривать как психологическую систему деятельности человека по оценке стрессовой ситуации и собственных ресурсов, выбору и реализации стратегий поведения и действий, контроля за эффектом преодоления и, при необходимости его коррекции. Этот процесс отражает особенности развития трудной ситуации, личных и социальных ресурсов человека.
Классификации процессов преодоления стресса основаны на учете либо направленности этого процесса - ориентация на самого человека или на деятельность в ответ на воздействующий стрессор, - либо используемого способа действия, (например, "избегающее" или "детализирующее", "когнитивное" или "поведенческое" преодоление).
Преодоление стресса может развиваться неосознанно, что особенно характерно для начальной стадии некоторых стрессогенных воздействий; в дальнейшем оно проявляется как осознанный процесс формирования и реализации соответствующих усилий человека. Активным и осознанным этот процесс является и при возникновении угрозы, ожидании воздействия стрессоров, воспоминаниях о стрессовых ситуациях.
Понятие "ресурс" человека широко используется при изучении проблемы преодоления стресса. Имеются различные варианты определения этого понятия, анализ которых позволяет рассматривать его как функциональный (психологический, физиологический, профессиональный и др.) потенциал, обеспечивающий устойчивый уровень реализации активности человека и достижения ее заданных параметров на протяжении определенного отрезка времени.
Личные ресурсы человека развиваются в процессе его жизни и деятельности, но они ограничены, а их эффективное распределение и использование зависит от функциональных возможностей человека и условий (состава, интенсивности) воздействия стрессогенных факторов трудных ситуаций.
Существует ряд ресурсных моделей стресса и его преодоления. В одной из них (модель П. Т. Вонга) обращается внимание на проактивные процессы преодоления стресса, т.е. на развитие различных ресурсов человека как основной способ снижения эффектов стрессогенных воздействий.
Выделено^ несколько видов ресурсов человека, определяющих характер необходимых усилий по преодолению стресса и объединяющихся в две группы: личные (психологические, личностные, профессиональные, физические) и социальные (различные формы поддержки со стороны членов семьи, друзей, сослуживцев и материальное обеспечение жизнедеятельности людей, переживших стресс или находящихся в стрессогенных условиях). Существенным ресурсом для преодоления стресса может стать работа, которая сама иногда выступает источником стресса, но в большинстве случаев является фактором отвлечения внимания от неприятных жизненных проблем, воспоминаний и переживаний, а также получения удовлетворения от процесса и результатов деятельности, формирования чувства уверенности в себе, самоутверждения и т.д.
стр. 121
Изучение процессов преодоления стресса в рамках ресурсного подхода свидетельствует не только о его научной перспективности, но и ставит ряд вопросов (методы измерения ресурсов, особенности проявления ресурсов в зависимости от условий стрессовых ситуаций, роль исходных значений ресурсов и т.д.), которые ожидают своего решения.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бессонова Ю. В. Формирование профессиональной мотивации спасателей: Дисс. ... канд. психол. наук М., 2003.
2. Бодров В. А. Информационный стресс. М.: ПЕР СЭ, 2000.
3. Бодров В. А. Психологический стресс: к проблеме его преодоления // Проблемы психологии и эргономики. Тверь. 2001. N 4. С. 28 - 33.
4. Бодров В. А. О психологических механизмах регуляции процесса преодоления стресса // Психология субъекта профессиональной деятельности / Под ред. В. А. Барабанщикова и А. В. Карпова. М. -Ярославль: Аверс-Пресс. 2002. Вып. 2. С. 98 - 117.
5. Бодров В. А., Обознов А. А. Система психической регуляции стрессоустойчивости человека - оператора // Психол. журн. 2000. Т. 21. N 4. С. 32 - 40.
6. Голиков Ю. Я. Методология психологических проблем проектирования техники. М.: ПЕР СЭ, 1999.
7. Голиков Ю. Я., Костин А. Н. Психология автоматизации управления техникой. М.: Изд-во "Институт психологии РАН", 1996
8. Голиков Ю. Я., Костин А. Н. Теория и методы анализа проблемностей в сложной операторской деятельности // Проблемность в профессиональной деятельности: теория и методы психологического анализа / Отв. ред. Л. Г. Дикая. М.: Изд-во "Институт психологии РАН", 1999. С. 6 - 80.
9. Дикая Л. Г. Системно-деятельностная концепция саморегуляции психофизиологического состояния человека // Проблемность в профессиональной деятельности: теория и методы психологического анализа. М.: Изд-во "Институт психологии РАН", 1999. С. 80 - 105.
10. Дикая Л. Г. Психическая саморегуляция функционального состояния человека (системно-деятельностный подход). М.: Изд-во "Институт психологии РАН", 2003.
11. Дикая Л. Г. Итоги и перспективные направления исследований в психологии труда в XXI веке // Психол. журн. 2002. Т. 23. N 6. С. 18 - 37.
12. Китаев-Смык Л. А. Психология стресса. М.: Наука, 1983.
13. Кирьянова Е. Н. Проявление риска в деятельности специалистов опасных профессий: Дисс. ... канд. психол. наук. М., 2003.
14. Конопкин О. А. Психологические механизмы регуляции деятельности. М.: Наука, 1980.
15. Медведев В. И. Психологические реакции человека в экстремальных условиях // Экологическая физиология человека. Адаптация человека к экстремальным условиям среды. М.: Наука, 1979.
16. Моросанова В. И. Индивидуальный стиль саморегуляции. М.: Наука, 2001.
17. Моросанова В. И. Личностные аспекты саморегуляции произвольной активности человека // Психол. журн. 2002. Т. 23. N 6. С. 5 - 17.
18. Обознов А. А. Психологическая регуляция операторской деятельности. М.: Изд-во "Институт психологии РАН", 2003.
19. Селье Г. Стресс без дистресса. М.: Прогресс, 1979.
20. Шапкин С. А. Методика изучения стратегий адаптации человека к стрессогенным условиям профессиональной деятельности // Проблемность в профессиональной деятельности: теория и методы психологического анализа / Отв. ред. Л. Г. Дикая. М.: Изд-во "Институт психологии РАН", 1999. С. 132 - 160.
21. Шадриков В. Д. Проблемы системогенеза профессиональной деятельности. М.: Наука, 1982.
22. Aldwin C.M. Stress, coping and development. New York-London: The Gilford Press. 1994.
23. Antonovsky A. Unraveling the mystery of health: How people manage stress and stay well. San Francisco: Jossey-Bass, 1987.
24. Bandura A. Self-efficacy: Toward a unifying theory of behavioral change // Psychol. Rev. 1977. V. 84. N 6. P. 191 - 215.
25. Benner P.E. Stress and Satisfaction on the Job: Work as a coping resource. New York: Plenum. 1984. P. 42 - 53.
26. Carver C.S., Scheier M.F., Veintraub J.K. Assessing coping strategies: A theoretically based approach // J. of Pers. and Soc. Psychology. 1989. V. 56. N 1. P. 267 - 283.
27. Endler N.S., Parker J.D. Multidimensional assessment of coping: A critical evaluation // J. of Pers. and Soc. Psychology. 1990. V. 58. P. 844 - 854.
28. Folkman S., Lazarus R.S. An analysis of coping in a middle-aged community sample // J. of Health and Soc. Behavior. 1980. V. 21. P. 219 - 239.
29. Freedy J.R., Hobfoll S.E. Stress inoculation for reduction of burnout: A conservation of resources applroarch // Anxiety, Stress and Coping. 1994. V. 6. N 2. P. 311 - 325.
30. Gaillard A.W. Comparing the concepts of mental load and stress // Ergonomics. 1993. V. 36. N 9. P. 991 - 1005.
31. Hancock P.A. Adynamic model of stress and sustained attention // Human Factors. 1989. V. 31. N 5. P. 519 - 537.
32. Hobfall S. Conservation of resources: A new attempt at conceptualizing stress // American Psychologist. 1988. V. 44. N 2. P. 513 - 524.
33. Holahan C., Moos R. Life stress and health: Personality, coping and family support in stress resistance // J. of Pers. and Soc. Psychology. 1985. V. 45. P. 739 - 747.
стр. 122
34. Lazarus R.S. Psychological Stress in the Workplace // J. of Soc. Behavior and Personality. 1991. V. 6. P. 1 - 13.
35. Lazarus R.S., Folkman S. Stress, appraisal and coping. New York: Springer, 1984.
36. Martenuick R.G. Differential effects of shock arousal on motor performance // Perception and Motor Skills. 1969. V. 29. N 2. P. 443 - 447.
37. McCrae R.R. Age differences and changes in the use of coping mechanisms // J. of Gerontology: Psychological Sciences. 1989. V. 161. N 1. P. 161 - 169.
38. Moos R. Conceptual and empirical approaches to developing family-based assessment procedures: Resolving the case of the Family Environment Scale // Family Process. 1990. V. 29. P. 199 - 208.
39. Moos R.H., Brennan PL., Fondacaro M.R., Moos B.S. Approach and avoidance coping responses among older problem and non problem drinkers // Psychology and Aging. 1990. V. 5. N 3 P. 31 - 40.
40. Navon D., Gopher D. On the economy of human information processing systems // Psychol. Rev. 1979. V. 86. N 7. P. 214 - 255.
41. Popkin M.K., Stillner V., Hall R.C. et al. A generalized response to protracted stress // J. of Military Medicine. 1978. V. 143. N 7. P. 479 - 480.
42. Shaw J.B., Fields M.W., Thacker J.W., Fisher C.D. The availability of personal and external coping resources: their impact of job stress and employee attitudes during organizational restructuring // Work and Stress. 1993. V. 7. N 3. P. 229 - 246.
43. Stone A.A., Neale J.M. New measure of daily coping: Development and preliminary results // J. of Pers. and Soc. Psychology. 1984. V. 46. N 4. P. 892 - 906.
44. Terry D.J., Tonge L., Callan V.J. Employee adjustment to stress: the role of coping resources, situational factors and coping resources // Anxiety, Stress and Coping. 1995. V. 8. N 5. P. 1 - 24.
45. Turner R.J., Roszell P. Psychological resources and the stress process // Stress and mental health: Contemporary issues and prospects for the future / Ed. by W.R. Avison, J.H. Gotlib. New York: Plenum Press, 1994. P. 179 - 209.
46. Wong P.T. Effective management of life stress: The resource-congruence model // Stress medicine. 1993. V. 9. N3. P. 51 - 60.
COPING STRESS PROBLEM PART II. COPING STRESS PROCESSES AND RESOURCES
V. A. Bodrov
Honoured science and engineering worker of RF, M.D., professor, head of engineering psychology and ergonomics laboratory, Psychological Institute ofRAS, Moscow
Stress coping process from the standpoints of system-activity and transacts approaches to situation and personal resources estimation as well as to the choice of behavior strategies and its control is examined. Classifications of coping processes and data on the problem of conscious and unconscious these processes development are presented. The notion human "recourses" is defined; stress recourses models, recourses development and distribution characteristics, their kinds and specific influence on the stress coping process are analyzed. The role of working activity as the coping resource and the ways of stress reduction on the working place are emphasized.
Key words: stress, stress coping, coping stress classification, consciousness/unconsciousness of the coping process, resource model, personal and social resources.
стр. 123
Научная жизнь. МЕЖДУНАРОДНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ ПО ПРОБЛЕМАМ ЖИЗНЕСПОСОБНОСТИ ДЕТЕЙ И ПОДРОСТКОВ
Автор: А. В. МАХНАЧ
Летом 2005 г. в Галифаксе (Канада) состоялась международная конференция Pathways to Resilience, посвященная проблемам жизнеспособности детей и подростков в разных культурах.
Исследования жизнестойкости (детей и подростков, семей, жертв насилия и войн и т.д.) стали активно проводиться на Западе в последнее десятилетие. Новое для отечественной психологии понятие "жизнеспособность" также становится объектом исследования. Термин "resilience" буквально переводится как гибкость, упругость, эластичность, устойчивость к внешним воздействиям и обозначает способность человека восстанавливаться физически и психически. В рамках теории жизнеспособности систем понятие "жизнеспособность" определяется как способность к выживанию и развитию, к самостоятельному существованию, длительному сохранению важных свойств и одновременному непродолжительному поддерживанию свойств, которые менее важны, но более актуальны здесь и сейчас, в данных условиях. Жизнеспособность - это способность рационально планировать и эффективно, успешно совершать действия в определенных условиях; в более широком смысле, это сочетание устойчивости системы и ее адаптивности, оптимальности и неоптимальности, самоидентичности и соответствия, полезности, пригодности (Разумовский, Хазов, 1998).
Введение в лексикон отечественной науки этого термина представляет особый интерес, т.к. он начинает использоваться во многих современных исследованиях в психологии, педагогике, психотерапии, философии, социологии и медицине. Не случайно в последнее время фокусом исследований становятся ресурсы личности (Folkman, Lazarus, 1980), жизнестойкость (Maddi, Khoshaba, 1994), жизнеспособность личности (Masten, Best, Garmezy, 1990). Появляются также работы по жизнеспособности семьи, которая рассматривается гораздо шире, чем формирующаяся с помощью семьи жизнеспособность индивида (Walsh, 1996).
Открытие конференции по проблемам жизнеспособности предварила рабочая встреча участников международного проекта "Методологические и контекстуальные проблемы в исследовании детской и подростковой жизнеспособности: международное сотрудничество в исследовании психического здоровья детей и подростков, находящихся в группе риска" (International Resilience Project; http://www.resilienceproject.org). Проект поддержан Советом по исследованиям в области гуманитарных и общественных наук Канады (Social Sciences and Humanities Research Council of Canada) и объединил усилия ученых и практиков из 14 стран: Канады, России, США, Китая, Гамбии, Израиля, ЮАР, Колумбии, Индии, Танзании и др. В ходе рабочей встречи представители стран-участниц рассказали о результатах трехлетнего исследования, направленного на выявление факторов, способствующих формированию жизнеспособности у подростков.
Дискуссии специалистов продолжились в рамках международной конференции по проблемам жизнеспособности детей и подростков, на которой были проведены пленарные семинары и заседания круглых столов по следующему кругу вопросов: факторы обеспечения жизнеспособности в семье; роль замещающих и патронатных семей; предупреждение насилия в семье и обществе; детско-родительские отношения; эмоциональные нарушения и академическая успеваемость детей; жизнеспособность детей с психическими и физи-
стр. 129
ческими отклонениями; профессиональная поддержка специалистов помогающих профессий. На конференции работали секции: "Психическое здоровье и алкоголизм", "Дети войны", "Бездомные и беспризорные дети", "Дошкольная работа с детьми", "Иммиграция и национальное многообразие", "Дети с особыми нуждами", "Криминальность и насилие в обществе", "Защита детства", "Вопросы домашнего насилия", "Школьная неуспеваемость и эмоциональные нарушения", "Патронатные семьи", "Культура приемных семей", "Жизнеспособность общества и семьи", "Терроризм, эмоциональная боль". Было представлено свыше ста докладов, в рамках которых обсуждались новые подходы, методы и парадигмы исследований жизнеспособности подростков и детей, в частности, предварительные результаты исследования жизнеспособности подростков с помощью теста CYRM (Child and Youth Resilience Measure).
Конференцию открыл председатель оргкомитета и руководитель международного проекта М. Унгар (Dr. Michael Ungar), рассказавший о жизнеспособности детей в разных культурах. В его докладе были обоснованы и доказаны четыре гипотезы: (1) жизнеспособность имеет глобальный и культурно обусловленный аспекты; (2) эти аспекты оказывают различное воздействие в разных контекстах; (3) они по-разному связаны друг с другом в зависимости от культурных и контекстуальных связей; (4) оба аспекта жизнеспособности группируются в соответствии с тем, как определяют особенности жизни подростков девять выделенных оппозиционных факторов; инструментальные и эмоциональные потребности, зависимость/независимость, высокая/низкая самоэффективность, принадлежность к мировой/собственной культуре, наличие опыта социальной справедливости/несправедливости, ощущение себя "другим", сформированная/несформированная жизненная философия. С докладом выступил Дж. Гарбарино (Dr. James Garbarino) из Корнельского университета, который на примере случаев заражения холерой рассказал о развиваемой им концепции социально токсичного окружения. В докладе Л. и Г. МакКуббинов (Dr. Laurie Hamilton, Dr. Hamilton McCubbin) из Университета Висконсин-Медисон, посвященном факторам формирования жизнеспособности в семье, была показана роль многопоколенной семьи в формировании жизнеспособности каждого ее члена и семьи в целом. Говоря о переживании травматических событий в семье, особое внимание они обратили на такие важные компоненты в модели жизнеспособности семьи, как культурная и этническая идентичность. Рассмотрение факторов, способствующих формированию жизнеспособности у детей с ПТСР продолжила З. Соломон (Dr. Zahava Solomon) из Университета Тель-Авива. Она представила данные о реакциях израильских подростков на террористические атаки. Было доказано, что для детей и подростков, испытавших опыт войны и насилия, социальная поддержка, их собственные идеологические взгляды и религиозность могут играть значимую роль в смягчении эффекта насилия и усиливать личностный рост и совладание с посттравматическими нарушениями. Связь между этими факторами сложна и зависит от вида лечения, специфики опыта переживания травмы и убеждений подростка. С. Блексток (Cindy Blackstock), представлявшая на конференции Канадскую коалицию по правам ребенка, рассказала об исследованиях жизнеспособности детей из племен канадского Севера, обратив внимание на особенности семейного уклада и семейных ценностей нескольких племен. Было отмечено, что существующие социально-психологические центры не всегда учитывают в своей работе особенности менталитета этих этнических групп.
А. В. Махнач и А. И. Лактионова (ИП РАН, Москва) представили доклад, в котором с опорой на данные тестирования по CYRM на выборке детей-сирот из московских детских домов, интернатов и общеобразовательных школ проанализированы особенности жизнеспособности подростков в нашей стране. Показано, что в основе совладающего поведения российских подростков лежат, в первую очередь, его социальные формы: молодое поколение ожидает помощи - даже если и не обращается за ней напрямую - от социальных институтов (семьи, школы и т.д.). Поскольку такая поддержка детям и подросткам практически не оказывается, возникают проблемы их социальной дезадаптации. Исследуя социальную составляющую жизнеспособности российских подростков, мы пришли к выводу, что на сегодняшний день они не обладают достаточным уровнем жизнеспособности. В ходе анализа некоторых из выявленных в исследовательском проекте факторов, способствующих социальной адаптации и составляющих личностный уровень их жизнеспособности, получены достаточно высокие показатели общего уровня экстернальности в среде подростков, что объясняется состоянием тревожности в обществе как ответной реакцией на произошедшие социальные изменения. Наши данные совпадают с результатами другого кросс-культурного исследования (P. E. Jose et al., 1998), в котором было показано, что российские подростки чаще используют экстернальное совладание со стрессом и социальную поддержку по сравнению с американскими. У молодого поколения в нашей стране преобладает социальный стиль совладающего поведения (Т. Л. Крюкова). И хотя он трактуется как относящийся к продуктивному стилю, постоянное обращение к другим людям
стр. 130
как внешнему ресурсу говорит о социальной зависимости и незрелости субъекта (E. Frydenberg, R. Levi). Поскольку российские подростки ищут поддержки в первую очередь в социуме, но не получают ее в достаточной степени, возникает необходимость оптимизации процесса их социально-психологической адаптации и определения основных направлений работы для психологов и социальных работников.
Материалы исследований участников Международного проекта по изучению детской и подростковой жизнеспособности отражены в коллективной монографии: "Handbook for working with children and youth. Pathways to resilience across cultures and contexts" / Ed. M. Ungar. Thousands Oaks-L. - New Delhi: Sage Publications, Inc. 2005. (Ссылка на монографию в Интернет: http://www.sagepub.com/book.aspx=pid=11310).
Л. В. Махнач, канд. психол. наук, Институт психологии РАН, Москва
стр. 131
Научная жизнь. VII МЕЖДУНАРОДНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИКИ
Автор: И. А. ШМЕЛЕВА
Рассмотрение роли психологических исследований при разработке междисциплинарных проблем и при решении ряда вопросов, стоящих перед регионами, государством, международным сообществом, становится традиционным для европейских и мировых психологических конгрессов и конференций. В то же время, включение вопросов психологии в программы конференций, проводимых по другим предметным областям, и в России, и за рубежом встречается крайне редко. Именно поэтому нельзя оставить без внимания VII международную конференцию Российского общества экологической экономики, проведенную в Санкт-Петербурге в июне 2005 г. Российским обществом экологической экономики (РОЭЭ) и Санкт-Петербургским государственным университетом.
Впервые конференция РОЭЭ носила междисциплинарный характер и в ее формат была включена секция "Психология взаимодействия с окружающей средой (экологическая психология) и этика"1 . Руководители секции - канд. психол. наук, доцент И. Л. Шмелева (Россия) и будущий президент подразделения "Environmnetal psychology" Международной ассоциации прикладной психологии (IAAP), профессор психологии университета Виктории Р. Гиффорд (Канада) - вошли в международный программный комитет конференции. Работали также специально организованные секция "Образование для устойчивого развития" (руководители - проф. Д. Н. Кавтарадзе (МГУ, Россия) и проф. Н. Гудвин (США)), где были представлены доклады по проблеме психологического обеспечения устойчивого развития, и секция "Игровое имитационное моделирование в образовании для устойчивого развития", в рамках которой был проведен мастер-класс под руководством проф. Д. Н. Кавтарадзе.
Конференция получила широкий международный резонанс и поддержку научного сообщества. Ее информационными спонсорами выступили Международное общество экологической экономики, Европейский научный фонд, Британский совет и ряд европейских университетов, включая Санкт-Петербургский государственный университет. Представленной на конференции в рамках трех секций психологической тематике была оказана широкая информационная поддержка со стороны Общественной организации Санкт-Петербургского психологического общества и отделения Психологии взаимодействия с окружающей средой IAAP.
География представленных докладов была впечатляющей: в работе конференции приняли участие более 180 человек из 21 страны мира, включая Россию, Японию, Корею, Австралию, Великобританию, США, Канаду, Францию, Швейцарию, Норвегию, Швецию, Германию, Болгарию, Латвию, Грузию, Украину и др. Российские участники прибыли из семи федеральных округов и 23 городов страны.
С приветственным словом к участникам конференции обратились ректор Санкт-Петербургского университета, проф. Л. А. Вербицкая и почетный гость конференции, консул Великобритании в Санкт-Петербурге, господин Дж. Эдгар.
Междисциплинарный аспект рассматриваемых проблем и особая роль общественных наук в их решении были обозначены в докладах, пред-
1 Здесь приводится двойное название секции. Понятие "экологическая психология" в России принято использовать в качестве синонима для обозначения психологии взаимодействия с окружающей средой. Необходимо подчеркнуть, однако, что это не соответствует наименованию "Environmental psychology", устоявшемуся в современной мировой прикладной психологии, и не согласуется с точкой зрения автора данного обзора (см.: Шмелева И. А. Методологические проблемы развития "Психология взаимодействия с окружающей средой" // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 2004. Вып. 3. С. 110 - 119).
стр. 131
ставленных на пленарных заседаниях и вечерних лекциях. В докладе профессора П. Сёдербаума (Швеция) "Роли и стратегии действующих лиц в процессе институциональных изменений на пути к устойчивому развитию" было подчеркнуто, что устойчивое развитие - это вызов не только естественным, но и социальным наукам. Для того чтобы продвинуться в этом направлении, необходимо пересмотреть "ментальные карты" всех участников процесса. В его стимулировании ключевую роль будут играть индивидуумы и организации с различными возможностями и мотивацией, субъективным восприятием и ценностными ориентациями. По мнению докладчика, без полного анализа стратегий действующих лиц не могут быть продуктивно реализованы такие идеи развития общества, как глобализация или экономический рост.
Участники конференции познакомились с подходами социально и психологически ориентированных экологических экономистов. Так, проф. А. Ватн (Норвежский университет наук о жизни, Норвегия) остановился на рассмотрении несостоятельности бихевиористских предпосылок неоклассической экономической теории. Была предложена модель, рассматривающая индивидуальную рациональность "Я" в соотношении с социальной рациональностью "Мы", и показано, что рациональность ситуации (порожденная мотивацией) будет зависеть от институционального окружения. Были представлены результаты психологических, социально-психологических, социологических исследований и исследований в области права. И обосновано, что политические инструменты могут "вытеснять" включенность в решение экологических проблем через уменьшение социальной ответственности и вовлеченности.
В пленарном докладе психолога проф. Р. Гиффорда (Университет Виктории, Канада) была обоснована роль психологии взаимодействия с окружающей средой как прикладной психологической области в продвижении идей устойчивого развития. Основное внимание было уделено проблеме, являющейся на сегодняшний день ключевой для данного направления психологии и пограничной для эколого-экономических дисциплин, - принятию решения при управлении природными ресурсами. В качестве центральной метафоры здесь была применена дилемма совместного использования ресурсов, или "дилемма общин". Показано, что судьба ресурса зависит от того, какие решения будут приниматься отдельными пользователями и как будет обеспечиваться кооперация между ними. Решение о кооперации, в свою очередь, является функцией четырех факторов, среди которых центральное место занимают социальный контекст, мотивация и сознание пользователей.
Один из междисциплинарных докладов, прочитанных в формате вечерней публичной лекции, объединил сферы интересов психолингвистики, семиотики, лингвистики и психологии взаимодействия с окружающей средой (Ф. Фодор, А. М. Худебайн, Университет Париж-5, Франция). В нем содержались результаты лингвистического и семиотического исследования понятия "устойчивое развитие" и его перевода на ряд европейских и азиатских языков, в том числе и русский. В ходе анализа дискурса СМИ показано, что в настоящее время семантические поля данного понятия лежат в основном в области экономики, в меньшей степени - экологии и еще реже - в сфере проблем человека и развития общества. Авторы полагают, что употребление данного понятия связано с зарождением нового типа мышления и проведенный анализ может способствовать более ясному осознанию необходимости прилагать совместные усилия в продвижении идей устойчивого развития.
Социальные и психологические аспекты проблемы устойчивого развития были отражены и в ряде докладов, представленных на других секциях. Так, проф. Т. Нирена (Хиконе, Япония) "Подход к устойчивому обществу: японская экспериментальная попытка построения экопоселения" вынес на обсуждение идею общества как сложной динамической системы, состоящей из "живущих элементов" с определенными ориентированными в будущее стратегиями выживания. Автором была представлена концепция создания системы динамической устойчивости на уровне сообщества - экопоселения Кобунаки. По его мнению, устойчивое общество не определимо с помощью экономических, политических, промышленных, общественных или культурных показателей; в качестве основы прогресса общества должно рассматриваться качество жизни.
В докладе Т. Н. Карякиной (Волгоград, Россия) "Система целевых установок в решении эколого-социальных проблем человека" говорилось о поиске резервов научно-обоснованного регулирования эколого-социально значимых процессов, в частности, о защите репродуктивной функции населения, что непосредственно связано с возрождением реального социально-ориентированного сектора экономики.
П. В. Касьянова (Москва, Россия) в докладе "Природный и человеческий потенциал России в свете глобализации" подняла вопрос об использовании человеческого потенциала России. С точки зрения докладчика, для этого необходимым является отказ от мифов о западной демократии, отсталости России и представления её империей зла; усиление позиций науки и переход к новой научной парадигме; осуществление реформы сис-
стр. 132
темы образования; выработка государственной информационной стратегии.
На секции "Психология взаимодействия с окружающей средой и этика" было представлено около 30 докладов, которые оказались весьма разнообразными. Её участники из России, Канады, Грузии, Украины, США, Франции, Норвегии, Швеции, Великобритании получили уникальный шанс для обсуждения результатов своих исследований и обмена опытом. Отрадно заметить, что многие выступления привлекли внимание экологических экономистов.
Для того чтобы упорядочить доклады и показать их соответствие актуальным проблемам психологии взаимодействия с окружающей средой, воспользуемся перечнем традиционных и современных проблем в рассматриваемой области, приведенных в работах Р. Гиффорда и Ч. Влека2 .
Личность и окружающая среда. В докладе И. В. Соболевой, Д. Б. Доджиевой, О. Л. Кундупьян "Экологическая психология: этнопсихофизиологические аспекты", рассматривались вопросы исследования психофизиологических механизмов, лежащих в основе адаптации представителей различных этнических групп к биогенным и абиогенным факторам окружающей среды. Была выдвинута гипотеза о том, что сдвиг функциональной асимметрии мозга в сторону правополушарного доминирования у коренного населения северо-востока России, Аляски и других народов является отражением адаптивных перестроек организма человека к климато-географическим условиям, закрепленных естественным отбором. Изучались особенности межполушарной асимметрии мозга и психофизиологические особенности биоэлектрической активности мозга в процессе интеллектуальной деятельности и специфика регуляторных процессов у школьников Калмыкии, принадлежащих к различным этническим группам: этнических калмыков и русских, проживающих в республике Калмыкия.
В докладе О. Д. Волчек (Санкт-Петербург, Россия) "Космофизические флуктуации и человек", продемонстрировано влияние космофизических флуктуации на многообразие проявлений интегральной индивидуальности человека, на материале сезонной и многолетней изменчивости психических процессов человека.
Пространственное познание и ментальная репрезентация среды. Ю. Г. Панюкова (Красноярск, Россия) в докладе "Теоретические и прикладные проблемы экопсихологических исследования" предложила модель пространственно-предметной среды обыденной жизни. В качестве единицы анализа ее репрезентации в сознании человека рассматривается "место-ситуация", отражающая пространственные и временные характеристики среды. Выделены формальный (непосредственно-чувственный) и содержательный (ценностно-смысловой) параметры данной единицы. Формальный компонент репрезентации определяется психофизиологическими закономерностями, лежащими в основе восприятия пространства, а ценностно-смысловой - задается потребностями человека и теми возможностями, которые предоставляет пространственно-предметная среда для их удовлетворения. В ходе эмпирического обоснования модели показано, что в репрезентации окружающей среды жизнедеятельности человека особое значение имеет включение полезной информации в смысловые контексты и семантические поля воспринимающего.
Территориальность и психология взаимодействия с окружающей средой в местах непосредственного проживания (резиденциях). Рассмотрению территориальной идентичности как комплекса когнитивных представлений, эмоциональных состояний и поведенческих интенций, связанных с местом проживания человека, был посвящен доклад И. С. Самошкиной "Территориальная идентичность - психологический феномен и экономический фактор".
Исследование восприятия, познания и оценки человеком своего окружения в зависимости от основной установки сознания (антропо- или экоцентрической), культурных различий, базовых ценностей и убеждений, сформированных в процессе обучения и социализации. В материале О. В. Голубь (Волгоград, Россия) "Система установок экологического сознания современной молодежи" было показано, что формирование установок экологического сознания является важной задачей современного общества на всех уровнях жизнедеятельности человека. Исследование экологической культуры современной молодежи, проведенное в 2004 г. выявило достаточно высокий уровень экологических знаний у подростков и молодежи при отсутствии духовного содержания этих знаний. При распространении информации о тех бедах, которыми варварское отношение к природе обернется для человека, из виду упускается воспитание экологической этики как "этики благоговения перед жизнью" (по словам А. Швейцера).
В докладе Б. Хаммер и М. Вач (Париж, Франция) "Связано ли с системой ценностей представление о глобальном потеплении?" были представлены результаты проведенного в 2003 г. в девяти европейских странах кросскультурного исследования ценностей по методике Ш. Шварца и опроса общественного мнения относительно проблем
2 См.: Gifford R. Environmental psychology: Principles and practice. Optimal books, 2003; Vlek Ch. Essential Psychology for Environmental Policy Making // International Journal of Psychology. 2000. V. 35. N 2. P. 153 - 167.
стр. 133
окружающей среды, в частности, глобального потепления климата. Обсуждалась важность последней проблемы среди других экологических проблем, динамика мнений относительно этой проблемы во Франции. Были предложены добавления в методику Ш. Шварца - два новых типа ценностей, выявленных в результате исследования, обозначены связи между озабоченностью глобальным потеплением и выявленными структурами ценностей.
Доклад Х. Э. Штейнбах и В. И. Еленского (Санкт-Петербург, Россия) "Нерациональное поведение рационального человека" затронул вопрос специфики человеческого и культурного опыта как возможной причины надвигающейся экологической катастрофы. Рассмотрены два подхода к разрешению экологического кризиса через формирование экологического сознания. Задачами первого, "рационального", являются научное обеспечение условий устойчивого развития, процессов управления глобальными процессами, информирования населения, а также использование активных методов обучения и воспитание этических норм, разъяснения необходимости ограничивать потребление ресурсов. По мнению авторов, рациональный уровень не эффективен. Второй подход предполагает формирование экологического сознания на уровне культуры общества через искусство, религию, моду, качество жизни, обеспечение приоритета ценностей, связанных с позитивным отношением к природе.
И. А. Шмелевой в докладе "Психология экологического сознания: тенденция и роль в решении проблем взаимодействия с окружающей средой в современной России" были рассмотрены ключевые аспекты психологии экологического сознания как относительно нового феномена, лежащего на пересечении интересов психологии взаимодействия с окружающей средой, экопсихологии, психологии сознания, психологии личности, социальной и экономической психологии. Показано, что степень его развития на индивидуальном и социальном уровнях непосредственно влияет на формирование "картины мира", системы ценностей, установок, мотивов проинвайроментального поведения, соблюдение моральных и этических норм по отношению к окружающей среде, способы принятия управленческих решений и преодоления конфликтов в области взаимодействия с окружающей средой. Предложены принципы системного описания экологического сознания.
Исследования отношений между раздражающим воздействием среды, стрессом, вызванным воздействием среды, и качеством жизни.
Особенности переживания "видимого" и "невидимого" травматического психологического стресса явились предметом рассмотрения Е. О. Лазебной и М. Е. Зеленовой (Москва, Россия). К категории невидимого стресса, наряду с угрозой биологического и химического воздействия, относится, по мнению авторов, и радиационное поражение. Были представлены результаты сравнительного анализа двух категорий жертв травматического поражения и показаны особенности протекания ПТСР у участников ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
Анализ вклада психологии в реализацию концепции устойчивого развития. В докладе Е. В. Михайловой (Москва, Россия) "Психологические аспекты экологических проблем. Экологическая политика и успешная психология" было продемонстрировано, что любое восприятие экологической проблемы можно представить на трех уровнях. Первый - уровень причиняемого другим вреда, восприятие при котором может быть охарактеризовано как "сочувствие, не выливающееся в действие", а поведение - как результат противоборства двух мотивов: желания противостоять вреду и признания приоритета своих насущных проблем. С этим связаны отсроченность действия и эмоциональная отстраненность индивида. Второй уровень - "возмущение, переходящее в действие" - определяется желанием противостоять наносимому вреду и осознанием трудностей борьбы. С психологической точки зрения проблема может быть охарактеризована как гипермотивация и осознанный (либо вытесненный) страх действия. Третий уровень - "сознательный выбор или игнорирование фактора опасности". Поведение при этом определяется желанием избежать вреда здоровью и получить определенные выгоды для себя; психологический аспект проблемы заключается во фрустрации и вытесненном страхе. Для решения перечисленных психологических проблем предлагается способ надситуативного контроля, например, использование реальной тенденции - достижение личного успеха.
Принятие решения в ситуации "дилеммы общин", моделей и методов изменения паттернов "неустойчивого" поведения. В презентации проф. Р. Гиффорда (Виктория, Канада) была представлена модель принятия решения в управлении природными ресурсами. В ситуации ресурсной дилеммы, предполагающей столкновение индивидуальных интересов (интересов отдельных социальных групп) с интересами других участников взаимодействия, одним из ключевых вопросов является то, какой стратегии поведения придерживаются пользователи. Был предложен математический подход к определению кооперации, включающий соотношение между четырьмя компонентами: первоначальное (или желаемое) количество ресурса, темп регенерации ресурса, темп его использования и число пользователей. Помимо этого кооперация должна измеряться на
стр. 134
индивидуальном уровне (отдельного пользователя или организации) и на уровне сообщества (все пользователи) с учетом степени ограничения (сохранения) или устойчивости (консервации).
Психологическая поддержка в формировании политики в области управления проблемами окружающей среды и принятии решений при оценке риска. К данному направлению может быть отнесена работа О. М. Дерябиной (Москва, Россия) "Опыт влияния психолога на устойчивое развитие (Повестка дня 21 в регионах размещения атомных объектов)", посвященная пятилетнему опыту реализации этого проекта в трех российских регионах, республике Беларусь и Литве, целью которого было выдвижение инициативы "снизу", привлечение общественности к стратегическому планированию развития своего региона. Показано, что процесс устойчивого развития требует формирования активной (гражданской) позиции личности, где неоспорима необходимость психологической помощи.
Этическим аспектам и их связи с проблемами образования для устойчивого развития был посвящен доклад В. Б. Калинина (Москва, Россия) "К этике устойчивого развития". Рассмотрены принципы экологической этики О. Леопольда и представлен разработанный докладчиком и его коллегами курс "Общество, экология, экономика: устойчивое развитие", призванный помочь обучающимся выработать убеждения, стиль мышления и ценности, основанные на принципах этики устойчивого развития и предосторожности.
Ключевая идея секции "Образование для устойчивого развития" была сформулирована в докладе директора Института глобального развития и окружающей среды, проф. Н. Гудвин (США) на примере обучения студентов экономике. Она высказала убеждение, что стандартные курсы экономики описывают экономическую систему так, будто бы она существует в вакууме, в то время как реально экономическая система является лишь одной частью более крупных социально-психологических систем, включающих человеческую мотивацию, культуру, политику, этику, историю и зависящих от созданных человеком технологий, искусственной и природной окружающей среды. Экономические роли людей предполагают не только роли производителей и потребителей, но и роли граждан, членов семей, государственных служащих. Именно социальные и психологические вопросы должны стать определяющими в преподавании курсов экономики, ориентированных на достижение задач устойчивого развития любого общества. Гудвин представила новый учебник экономики, написанный ею совместно с коллективом российских и американских авторов и переведенный на русский язык, где изложен нетрадиционный подход к преподаванию экономики с учетом перечисленных социальных и психологических аспектов. По ее мнению, социально-психологическая переориентация образовательных программ для будущих бизнесменов и управленцев - единственный путь продвижения по направлению к устойчивому развитию.
Актуальность эколого-экономического образования с точки зрения изменения ценностных приоритетов была обоснована также в докладе И. В. Гордеевой (Екатеринбург, Россия). Сообщение Л. В. Романова (Санкт-Петербург, Россия) затронуло вопрос о стратегии образования для устойчивого развития через трансляцию идей социальной ответственности бизнеса и устойчивого развития посредством передачи ценностных изменений и накопленных знаний студентам и молодым специалистам. Два доклада - Л. Н. Иваненко (Киев, Украина) "Табу или осознанный выбор" и Ж. Толордава (Тбилиси, Грузия) "Имитационные природоохранные игры" - были посвящены разработке и применению деловых игр и имитационных технологий для определения возможных вариантов решений экологических проблем и прогнозирования их возможных последствий.
В заключительном докладе Д. Н. Кавтарадзе и А. В. Зайковой "Психологическое сопровождение образовательных имитационных игр по экологии и устойчивому развитию" имитационные образовательные игры рассматривались как средства трансляции культурных ценностей и смыслов. Психологическое сопровождение понимается авторами как неотъемлемая составляющая игры на этапах ее создания, проведения и оценки ее эффективности. В качестве основных задач психолога при сопровождении игр рассматриваются психологическая конкретизация цели и образовательного потенциала, формирование мотивирующей основы и качественная оценка эффективности. Все это позволяет соотносить намеченные цели и средства и управлять процессом игры.
Проведенный в рамках заявленных секций мастер-класс профессора Д. Н. Кавтарадзе "Имитационное игровое моделирование в образовании для устойчивого развития", участникам которого было предложено "поиграть" в интерактивную имитационную игру "Рыболовство", вызвал значительный интерес и эмоциональный отклик у психологов, экономистов и специалистов различной профессиональной направленности.
Подводя итоги конференции президент Международного общества экологической экономики (ISEE) проф. Ч. Перрингз (Йорк, Великобритания) отметил большой вклад в ее работу заседаний секции "Психология взаимодействия с окружающей средой". Отныне заседания этой секции предполагается включить на постоянной основе в
стр. 135
программу конференций Международного общества экологической экономики, проводимых каждые два года.
Заканчивать данный обзор приходится, однако, не на столь мажорной ноте. Мнение специалистов едино: низкий уровень профессиональной экологической культуры, индивидуального и общественного экологического сознания являются значимыми причинами экологического кризиса в России. Влияние человеческого фактора на принятие экономических, управленческих и политических решений в этой области и роль психологии в решении задач перехода России к устойчивому развитию также не вызывают сомнения. В этой связи приходится с сожалением констатировать, что до сих пор в российской прикладной психологии, в системе высшего психологического образования "Психология взаимодействия с окружающей средой" (Environmental psychology) как самостоятельная отрасль и специальность официально не признана и не существует. Несмотря на энтузиазм специалистов, реализующих отдельные индивидуальные исследования и образовательные проекты по данной теме, в нашей стране издается крайне мало статей и монографий, практически не переводится на русский язык обширная современная литература. В то же время, в зарубежной прикладной психологии направление "Environmental psychology" динамично и плодотворно развивается, а результаты проводимых исследований широко публикуются и востребованы обществом.
Хочется надеяться, что успех психологической секции в рамках междисциплинарной конференции, привлечет внимание профессионального российского психологического сообщества к одной из наиболее перспективных и востребованных практикой отраслей современной прикладной психологии.
И. А. Шмелева, канд. психол. наук, доцент, Санкт-Петербургский государственный университет
стр. 136
Научная жизнь. II МЕЖДУНАРОДНАЯ НАУЧНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ "ЭТНОПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ И СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ ПРОЦЕССЫ В СОВРЕМЕННОМ ОБЩЕСТВЕ"
Автор: В. В. ГРИЦЕНКО
Осенью 2005 г. в Балашовском филиале Саратовского государственного университета им. Н. Г. Чернышевского состоялась Международная научная конференция "Этнопсихологические и социокультурные процессы в современном обществе", посвященная 10-летию факультета психологии. Это вторая конференция, которая проводилась в Балашове под патронажем Института психологии РАН, Института социологии РАН, Института этнологии и антропологии РАН. Она стала логическим продолжением состоявшейся в 2003 г. на базе БФ СГУ конференции с таким же названием, которая прошла с большим успехом и вызвала активный отклик со стороны научной общественности.
В работе конференции приняли участие психологи, философы, социологи, историки, культурологи, педагоги из России и сопредельных государств: Армении, Беларуси, Казахстана, Киргизии, Литвы, Молдовы, Эстонии, Узбекистана, Украины, Финляндии. Значительно расширилась география не только стран, но и городов. Исследователи из 74 городов представили на конференцию свои темы для обсуждения, в том числе из 55 городов России и 19 - вышеназванных зарубежных стран.
Основные цели конференции:
- научный обмен информацией о содержании и динамике этнических, социальных, культурных, психологических процессов в изменяющемся мире, анализ и обобщение основных результатов исследований данных процессов в различных областях гуманитарного знания;
- обсуждение задач и перспектив развития междисциплинарных связей в исследованиях, проводимых в рамках этнической и кросскультурной психологии, культурологии, социологии, антропологии, педагогике;
- интеграция усилий исследователей, работающих в одном проблемном поле;
- обсуждение теоретических и практических возможностей интеграции достижений, полученных в различных областях научного знания, которые могут быть использованы для оптимизации процессов межэтнического, межкультурного и межконфессионального взаимодействия.
Основное направление обсуждаемым на конференции проблемам задал пленарный доклад доктора филос. наук В. Н. Волкова (Иваново) "Личность в русской культуре". Говоря о соотношении хаоса и порядка в обществе, он отметил особую роль интеллигенции и ее активную позицию в современном быстро меняющемся мире.
стр. 136
Докладчик подчеркнул, что именно в среде интеллигенции должны формироваться центры "аттракции", т.е. привлечения всех здоровых сил общества, центры стабильности и увеличения степени упорядоченности в обществе.
На конференции были широко представлены доклады, посвященные исследованию такого важного психологического феномена, как этническая идентичность, ее места и роли в структуре социальной идентичности, взаимосвязи с социальной (этнической) напряженностью и толерантностью/интолерантностью. В докладе канд. психол. наук И. И. Кауненко (Кишинев, Молдова) "Особенности этнической идентичности подростков и юношей в период становления государственности Молдовы" сообщалось, что для всех этнических групп Молдовы (как представителей титульного этноса, так и этнических меньшинств) характерен высокий уровень амбивалетности процессов взаимовосприятия и этнической идентичности.
Доктор психол. наук В. В. Гриценко (Балашов) рассказала о результатах кросскультурного исследования этнической идентичности и толерантности представителей кавказских этносов и русских Поволжья. На обсуждение были предложены следующие вопросы: где границы толерантного взаимодействия культур, имеющих различные цивилизационные корни; до каких пределов тому или иному этносу или этнической группе может предоставляться право на проявление культурной идентичности; что делать, если на выражение культурной самобытности влияет отсутствие моральных (нравственных) предпосылок, а также уважения и признания такого же права на культурное самовыражение со стороны представителей других культурных общностей.
Доктор психол. наук Р. М. Шамионов (Саратов) проанализировал особенности социальной (этнической) идентичности представителей различных этнических групп, проживающих на территории Саратовской области, и ее взаимосвязи с уровнем удовлетворенности жизнью.
Весьма актуальными и своевременными в этой связи были сообщения ряда ученых, в которых излагались пути и способы формирования установок толерантного сознания и профилактики экстремизма в современном обществе.
Канд. филос. наук И. М. Сампиев (Назрань) подробно остановился на анализе основных социально-политических факторов этнополитической напряженности на Северном Кавказе, интегративно влияющих на этнополитическую ситуацию и позволяющих прогнозировать ее развитие в данном регионе.
Канд. психол. наук В. В. Константинов (Пенза) привел результаты исследования, проведенного на базе нескольких школ Пензенской области, свидетельствующие о том, что диффузно проживающие подростки русской и татарской национальностей имеют более высокий уровень этнической толерантности, чем компактно проживающие подростки - представители данных этносов.
В докладе Л. С. Столбченко (Балашов) были рассмотрены данные эмпирического исследования, говорящие о наличии тесной взаимосвязи между степенью выраженности религиозной идентичности и способностью к прощению.
Канд. психол. наук С. Г. Достовалов (Курган) рассказал об особенностях формирования доверительного отношения к представителям различных национальностей и детерминантах проявления доверия в межэтническом взаимодействии.
Канд. психол. наук Г. Н. Малюченко (Балашов) познакомил с оригинальной методикой диагностики целостных представлений о мире, позволяющей проводить социально-психологический анализ групповых и индивидуальных моделей мира, устанавливать их динамику и типологию.
Актуальными для обсуждения на конференции стали проблемы развития этнического и гражданского самосознания, формирования полиэтнических ценностей в мировоззрении народов России и ее соседей. Особый интерес вызвал доклад канд. психол. наук В. И. Кайгера (Одесса, Украина), который представил результаты этнопсихологического исследования депрессивных состояний немцев - граждан Украины. В рамках этнофункционального подхода автор раскрыл понятие "этнообусловленная депрессия" и показал, что одной из причин возникновения таких депрессий является конфликт между дисгармоничным образом этнической самоидентификации и высокой значимостью его для респондентов. В докладе отмечалось, что этнообусловленные депрессивные состояния распространены среди значительной части наиболее социально активной возрастной группы немецкого населения.
Н. М. Зайцева (Гомель, Беларусь) подчеркнула, что поиск путей формирования и развития этнического самосознания молодых людей, важнейшим из которых является приобщение к культуре своего народа, ее присвоение и осознание этнических особенностей, - первостепенная психолого-педагогическая задача образовательных учреждений в современных условиях.
Л. Хорозова (Кишинев, Молдова) в подготовленном совместно с А. Болбочану докладе "Язык как основной этнодифференцирующий признак в системе межэтнического восприятия гагаузской и болгарской молодежи" обратила внимание на то, что билингвам присуща толерантность к другим народам. Авторы сделали интересное наблюдение: в условиях преобладания молдавского языка
стр. 137
и культуры среди гагаузов и болгар отмечается ориентация не на молдавский, а на русский язык.
Ш. А. Саламатова (Алматы, Казахстан) говорила о влиянии этнопсихологических исследований М. Муканова на развитие этнопсихологической науки и ее современном состоянии в Казахстане.
Ж. Д. Асекова (Бишкек, Кыргызстан), опираясь на результаты исследования в Кыргызстане, показала роль взрослого в социально-психологической адаптации детей в условиях кардинальных общественных перемен.
На повестке дня конференции были широко представлены доклады, посвященные изучению проблем, связанных с миграцией. В них речь шла о процессах групповой интеграции и дифференциации, социально-психологической адаптации и аккультурации мигрантов, путях оптимизации их эффективного вхождения в новую социо- и этнокультурную среду.
Так, доктор социол. наук В. Н. Петров (Краснодар) рассмотрел основные факторы дистанцирования и объединения в процессе взаимодействия этнических мигрантов и принимающего населения в Краснодарском крае.
Доклад И. Тулушевой (Балашов) был посвящен анализу тендерных аспектов интеграции мигрантов в условиях российской провинции.
Т. Н. Смотрова (Балашов) представила сравнительный анализ структуры ценностных ориентации и предрасположенности к девиантному поведению этнических мигрантов и коренного населения Саратовской области, раскрыла взаимосвязь между определенной системой ценностных ориентации и склонностью респондентов к нарушению социальных норм независимо от их этнической принадлежности.
Тема, предложенная для обсуждения канд. филос. наук С. В. Фроловой (Саратов), касалась психологии эмиграции современной российской молодежи. Эта проблема связана с психологической раздвоенностью, путаницей в национальной идентификации молодых людей. В докладе подчеркивалось, что формирование эмиграционных намерений студентов происходит в тесной связи с ценностно-мотивационной структурой личности и способами смысловой регуляции поведения.
Весьма своевременной оказалась поднятая Н. Е. Шустовой (Балашов) проблема изучения вариативности типов социально-психологической адаптации личности и представленная ею типология моделей адаптации личности в условиях кардинальных общественных и экономических перемен в современном обществе.
Участники конференции активно обсуждали актуальные для современного поликультурного общества вопросы: насколько влияет этничность на положение людей в иерархии современного общества; существуют ли этнокультурные препятствия на пути трансформационных процессов; каковы механизмы повышения эффективности межкультурной компетентности, межконфессионального и межэтнического диалога и мн. др.
Так, А. Г. Дамбаевой (Улан-Удэ) в докладе "Этнопсихология воздействия рекламы как проблема исследования" попыталась сформулировать подход к актуальной не только для Бурятии проблеме воздействия рекламы, которая в условиях современности унифицировалась и не учитывает менталитет народа, его этнопсихологические особенности, вкусы и ценностные ориентации различных слоев населения. Поэтому реклама "не воспринимается" и оценивается негативно.
Доктор филол. наук И. С. Карабулатова (Тюмень) выступила с докладом "Сибирский знахарь в современном обществе: штрихи к этносоциолингвистическому портрету", рассмотрев новое для Сибири явление - знахарство, которое в сложной полиэтнической среде (155 этносов и субэтносов) имеет этнокультурное и конфессиональное своеобразие. Она обратила внимание на трансформацию текстов заговоров и индивидуализацию выполняемых знахарями ритуалов, исходя из личностных особенностей пациентов.
Доктор истор. наук Й. Мардоса (Вильнюс, Литва) в докладе "Светское и святое время в жизни литовского села второй половины XX в.: изменения в восприятии" на основе полевых материалов проанализировал изменения в структуре, а также восприятии светского и святого времени, которые произошли в советский период. Автор приходит к выводу, что в селе во второй половине XX в. наблюдался отход от христианского понимания времени и сложилась модель секулярного времени, которая сохранилась и в начале XXI в.
Содержание ряда докладов было связано с проблемой развития школьников и студентов в рамках поликультурной и полиэтнической среды воспитания и образования.
В частности, в докладе И. Д. Баксан (Кишинев, Молдова) приведен сравнительный анализ результатов своих учителей лицеистами русских и румынских школ, согласно которым русские учащиеся оценивают своих учителей более позитивно, чем румынские, - с позиций уважения и принятия.
Канд. психол. наук Л. В. Карпушина (Самара) представила результаты сравнительного анализа структуры личностных ценностей студентов как представителей русского этноса в Беларуси и России. Она отметила слабую дифференциацию в личностных ценностях указанных групп студентов как регуляторов поведения. Однако у студентов
стр. 138
Беларуси прослеживается большая выраженность ценностей прагматической направленности.
Доктор психол. наук А. В. Сухарев (Москва) с позиций этнофункционального подхода к психическому развитию раскрыл условия возникновения дезадаптированности человека. Автор отметил, что психический онтогенез - это определенная последовательность и содержание стадий развития его отношений к этнокультурной среде. Он подчеркнул роль этнофункционально согласованного содержания материала в процессе сказко-терапии для психопрофилактики и коррекции психических расстройств.
В докладе канд. пед. наук Т. В. Есиковой (Балашов) были затронуты причины духовного кризиса в современном российском обществе и предложены возможные пути его преодоления. Обсуждение темы продолжила канд. психол. наук А. К. Мукашева (Владимир), которая обратила внимание участников конференции на проблему воспитания духовности у молодежи в условиях существования различных менталитетов: православно-российского, коллективистско-социалистического, индивидуально-капиталистического и др.
В докладе канд. филос. наук Н. В. Жуковой (Нижний Тагил) освещались вопросы, связанные с порождением смыслов и развитием личной культуры в образовании. Акцентировалось внимание на внешних и внутренних контекстах субъекта. К внешним контекстам автор отнесла мировую образовательную среду, образовательную среду страны, а также семьи, собственно образовательную среду, среду коммуникативной и информационной культуры; к внутреннему контексту субъекта - его кросскультурный аспект.
В докладе О. В. Кариной (Балашов) указывалось на факт увеличения количества детей, попадающих в различные приюты по воле родителей. Значительное внимание было уделено механизмам психологической защиты, от которых зависит успешность процесса социализации ребенка из приюта.
Доклад Д. И. Антон (Кишинев, Молдова) был посвящен разработке проблемы диагностики и развития творческих способностей у учащихся специальных классов с художественным уклоном. Основной результат эмпирического исследования - наличие взаимосвязи между уровнем креативности и уровнем развития художественных способностей.
Н. В. Цветкова (Киров) рассмотрела проблему самоуважения (самоотношения) подростков в зависимости от системы обучения. Основной вывод: для каждой группы старшеклассников характерна своя структура самоотношения в зависимости от специфики психолого-педагогических условий дидактических систем в начальной школе.
В завершение работы конференции состоялось заседание "круглого стола" , на котором его участники подвели ее итоги и обсудили пути развития научных исследований в области этнопсихологии.
Основная мысль выступления доктора филол. наук И. С. Карабулатовой (Тюмень): обсуждение учеными из разных стран ближнего зарубежья проблем трансформации традиционных моделей этнического поведения в контексте социокультурной модернизации и глобализации, специфики переключения этноязыковых кодов показало, что на постсоветском пространстве ведется активный поиск собственной идентичности (гражданской, этнической, социальной). Прежде всего, это поиск ответа на вопрос, что стало с советским человеком после распада СССР. Выстраивание своей политики в этой связи имеет сходные пути на постсоветском пространстве, однако мульти-этническая личность из советского прошлого переживает собственный кризис из-за многочисленных попыток соотнесения себя с различными этноидентификационными параметрами.
Канд. психол. наук В. И. Катер (Одесса): конференция подтвердила актуальность этнопсихологических проблем личности, связанную прежде всего с изменениями в этнокультурном мире. Тематика выступлений, посвященных психологическим исследованиям социально-психологической адаптации, свидетельствует о востребованности психологами разных стран прикладных аспектов этнофункционального подхода.
Канд. психол. наук И. И. Кауненко (Молдова): участие в конференции дало возможность ознакомиться с исследованиями, которые позволяют лучше понять процессы, происходящие сегодня как в обществе в целом, так и в области межэтнических и социокультурных отношений. Интересно исследование проблемы взаимосвязи между ценностными ориентациями и предрасположенностью к девиантному поведению этнических мигрантов и коренных жителей Саратовской области (В. В. Гриценко, Т. Н. Смотрова, Балашов). Представители различных этнических групп Молдовы массово включены в процесс трудовой миграции, поэтому для нас важно понять (а значит, и спрогнозировать) последствия "встречи" культурных традиционных ценностей и ценностей "принимающей" страны. Исследование трансформации ценностной сферы трудовых мигрантов могло бы стать базой как для профилактической работы с данной социальной группой, так и для проведения адекватной психотерапевтической программы. Интересное исследование депрессивных проявлений как показателей этнофункциональной дезадаптации немцев провел В. И. Кайгер (Одесса, Украина). Он подчеркнул, что влияние исторического опыта этноса (в данном случае - депорта-
стр. 139
ции немцев) на процессы этнической идентичности и "этнической маргинальности" достаточно актуальны и для его страны.
Проблема толерантности и интолерантности не менее значима для Молдовы в период становления ее государственности. Поэтому изучение различных сторон данной проблемы весьма важно для психолога, работающего в поликультурном пространстве. Так, исследование взаимосвязи удовлетворённости жизнью с особенностями социальной идентичности, проведенное Р. М. Шамионовым, Е. Е. Бочаровой (Саратов), дает возможность по-новому понять процесс этнической толерантности.
Канд. психол. наук А. К. Мукашева (Владимир): конференция была насыщена гуманизмом и верой в возможность развития подлинного гражданского общества на основе межкультурных взаимодействий народов, населяющих Россию. Без психологического, нравственно-этического и гуманного сопровождения этих процессов невозможно формирование жизнеспособного общества в нашей стране.
Канд. пед. наук Т. В. Есикова (Балашов): дискуссионный характер имели этнопсихологические и этнопедагогические аспекты межкультурного взаимодействия. Была раскрыта сложность и многофакторность духовных ценностей в развитии современного общества. Различные толкования и подходы к проблеме духовности позволили сделать вывод о необходимости дальнейших исследований в этой области, актуальность которых несомненна, поскольку духовные ценности являются базисом при рассмотрении этнических различий. Актуализация общечеловеческих ценностей в современном обществе способствует консолидации народов и более глубокому пониманию этнических особенностей.
Канд. социол. наук Ю. Н. Долгов (Балашов): современное общество "делает крен" в сторону индивидуализма, в общественном сознании акцент ставится на индивидуальные ценности, т.е. происходит переоценка роли личности, тогда как приоритет должны иметь общественные ценности; поэтому нельзя принижать роль общества, необходимо искать точки соприкосновения.
Канд. психол. наук, доцент С. Г. Достовалов (Курган): конференция позволила определить современное состояние изучения проблем формирования социальной и этнокультурной идентичности, особенностей межличностного взаимодействия в моно- и поликультурной среде, проявления социально-психологических феноменов миграционных процессов и развития толерантных отношений в современном обществе. Как показал анализ докладов и выступлений участников конференции, современные подходы в этнопсихологии отражают комплексность и междисциплинарность изучаемых проблем. Получению целостного представления о процессах, происходящих в этническом и культурном пространстве современного общества, способствовал активный диалог представителей различных отраслей научного знания: психологии, социологии, истории, лингвистики и т.д., проходивший в рамках конференции. Подобное взаимодействие между представителями разных наук и научных школ способствует расширению сферы восприятия этнопсихологических и социокультурных феноменов, не позволяя замыкаться в рамках только одной научной дисциплины и делая возможным рассмотрение традиционных явлений с новых позиций, под новым углом зрения. Это, в свою очередь, открывает нестандартные пути решения проблем, существующих, например, в сфере межэтнических взаимоотношений. Демонстрацией подобного подхода может служить доклад В. И. Катера (Одесса, Украина), представленный на конференции, в котором негативные факты исторического прошлого, связанные с репрессиями в отношении немецкой диаспоры, рассматриваются как одна из причин возникновения депрессивных проявлений у представителей немецкой общины в Украине в настоящее время. На примере данного доклада можно увидеть, что историческая и психологическая наука взаимодополняют друг друга, позволяя получить более целостное и глубинное знание.
В ходе активного общения специалистов из различных регионов России и государств постсоветского пространства наметились перспективные направления совместных исследований по выявлению особенностей этнопсихологических и социокультурных процессов в различных регионах, нахождению их объединяющих и дифференцирующих характеристик. Наличие подобной информации, ее анализ и обобщение помогут определить направление развития общества и составить адекватный прогноз возможных последствий изучаемых процессов в глобальном масштабе. В то же время анализ и обобщение информации по этнопсихологическим и социокультурным процессам, протекающим в обществе, предъявляет особые требования к тем, кто занят в данной сфере исследований. Специалист, работающий в области этнопсихологии, должен обладать не только собственно психологическими знаниями, но и разбираться в истории и культуре определенного этноса или государства, знать основы лингвистики, социологии и т.д. Подготовка специалистов подобного уровня, на наш взгляд, является одним из ключевых направлений развития этнопсихологии, так как именно они могут успешно решать задачи, предъявляемые обществом к этнопсихологии в условиях интеграции знаний из различных областей науки.
стр. 140
Подводя итоги работы, В. В. Гриценко отметила, что конференция продемонстрировала расширение проблемного поля, появление новых направлений в исследовании проблем этнопсихологического и социокультурного характера. Она выразила надежду на то, что в результате работы конференции научное сообщество получит более глубокое представление о содержании и динамике происходящих на постсоветском пространстве этнокультурных и социально-психологических процессов, которое в определенной степени будет способствовать формированию в общественном
сознании ценностей и идеалов демократического гражданского общества. (Материалы конференции опубликованы в сборнике "Этнопсихологические и социокультурные процессы в современном обществе" / Отв. ред В. В. Гриценко. Балашов: Изд-во Николаев, 2005. 575 с.)
В. В. Гриценко, доктор психологических наук, председатель оргкомитета конференции, Балашов
стр. 141
ХРОНИКА
Автор:
На заседании Диссертационного совета Д 002.016.01 при Институте психологии РАН состоялась защита диссертации по теме: "Социальные представления о нравственном идеале в российском менталитете", представленной на соискание ученой степени доктора психологических наук по специальности 19.00.05 - социальная психология Воловиковой Маргаритой Иосифовной.
Впервые в социальной психологии разработана концепция исторических и современных социальных представлений о нравственном идеале в российском менталитете. Выявлены свойства и закономерности функционирования социальных представлений о нравственном идеале в российском менталитете: их ядерная и периферическая структура, индифферентность к противоречиям, телеологичность, рациональность и эмоциональность оценок явлений в нравственной сфере, личностность (представления о конкретной личности, воплощающей нравственный образец). Социальные представления о нравственном идеале являются историческим продуктом и в то же время - перспективой развития российского общественного сознания. Данные свойства, качества и функции имеют свои корни в проявлениях мифологического сознания. Показано, что в условиях резких социальных изменений представления имеют тенденцию сохраняться и одновременно обретать новые функции.
Для построения концепции социальных представлений впервые использован психосоциальный подход и сформулированы его основные принципы: социально-историческая конкретность рассмотрения социальных представлений, многоуровневость - их функционирование на уровнях общественного, группового и индивидуального сознания личности.
Показано, что характерный для российского менталитета нравственный идеал конкретизируется в современных представлениях об образцово-нравственной личности, в морально-правовых представлениях, в представлениях о Родине и др. Историческая составляющая концепции социальных представлений о нравственном идеале в российском менталитете демонстрирует историческую преемственность с христианскими идеалами народа (прежде всего, русских как титульной нации) в дореволюционной России (братские отношения между людьми и народами, любовь к Родине и готовность ее защищать, доброта, доверие, способность прощать, опора на совесть в развитии здорового правосознания).
Выявлена особенность социальных представлений у современного подрастающего поколения - дифференциация, проявляющаяся в ориентации на идеал или на "антиидеал" (притягательности для подростков отрицательных в нравственном отношении черт жестокости, жадности и др.).
Определена этнокультурная и региональная специфичность социальных представлений о нравственном идеале в российском менталитете. Раскрыта тендерная специфичность: в представлениях мужчин доминирует фактор ответственности, женщин - фактор интеллигентности. Впервые идеал русской женщины раскрыт на примере русской женской святости.
Впервые в отечественной социальной психологии исследована позитивная роль праздников в сохранении и передаче новым поколениям представлений о нравственных ценностях и идеалах.
Результаты исследования могут стать основой воспитательных программ для ориентации психологов и других специалистов на повышение нравственно-психологической культуры населения и для разработки социально-психологических тренингов по формированию этнической толерантности.
* * *
На заседании Диссертационного совета Д 002.016.01 при Институте психологии РАН состоялась защита диссертаций, представленных на соискание ученой степени кандидата психологических наук по специальности 19.00.05 - социальная психология.
1. Соснина Лучия Михайловна "Сравнительное исследование социальных представлений о справедливости в различных этнических общностях (на примере русских, молдаван и цыган)" (научный руководитель - доктор психол. наук В. А. Кольцова).
Обоснован теоретико-методологический подход к комплексному исследованию феномена справедливости, опирающийся на теорию социальных представлений. Разработана теоретичес-
стр. 142
кая модель эмпирического изучения проблемы справедливости.
Впервые в отечественной социальной психологии проведено кросскультурное исследование проблемы справедливости на примере трех этнокультурных групп - русских, молдаван и цыган. Теоретически и эмпирически подтверждена зависимость социальных представлений от социально-культурных особенностей исследуемых общностей, конкретно-исторической динамики их развития, условий и традиционного уклада жизнедеятельности.
Разработана авторская методика, позволяющая учесть комплексность феномена справедливости в контексте обыденной жизни.
Практическая значимость проведенной работы состоит в следующем: выделение специфики социальных представлений о справедливости в различных этносоциальных общностях крайне важно для решения задач социального управления, а также для целесообразного осмысления полученных результатов при определении рекомендаций по организации воспитательной работы.
2. Марковская Оксана Вячеславовна "Влияние психологических характеристик культур на социальные представления русских и немцев о гостеприимстве" (научный руководитель - доктор психол. наук Н. М. Лебедева).
Предложен новый теоретический подход к исследованию культурной детерминации поведения человека, разработанный на стыке концепции социальных представлений, психологии ситуации и кросскультурной психологии, который заключается в сравнительном анализе социальных представлений членов разных этнических групп о целях, нормах, правилах и ролевых моделях поведения в культурно-универсальных ситуациях взаимодействия.
Впервые, на примере ситуации гостеприимства в русской и немецкой культурах, разработана теоретико-методическая модель эмпирического социально-психологического исследования влияния психологических характеристик культур на социальные представления о ситуации взаимодействия. Культурная общность социальных представлений обусловлена влиянием одних и тех же психологических характеристик - "фемининность" и "коллективизм" и проявляется в тождественных суждениях о целях взаимодействия.
Практическая значимость результатов исследования заключается в использовании их для выработки научно обоснованных рекомендаций при организации межкультурных контактов в тех областях, где требуется знание психологии представителей других этнических культур.
* * *
На заседании Диссертационного совета Д 002.016.02 при Институте психологии РАН состоялась защита диссертации, представленных на соискание ученой степени кандидата психологических наук по специальности 19.00.01 - общая психология, психология личности, история психологии.
1. Гоголева Елена Николаевна "Феномен воли и волевой сферы в античных и средневековых восточно-христианских представлениях II-VII вв." (научный руководитель - доктор психол. наук, профессор В. В. Большакова).
Проанализировано смысловое поле понятий, связанных с описанием волевой сферы, и динамика его содержания на материале источников Античности и раннего восточно-христианского Средневековья: оригинальных текстов Гомера, Платона, Аристотеля, Цицерона, ранних и поздних стоиков (Сенеки, Эпиктета, Марка Аврелия), а также сочинений раннехристианских апологетов (Григория Нисского, Немезия Эмесского, Максима Исповедника). С помощью метода психологической реконструкции с элементами структуралистического подхода изучены представления о протекании волевого процесса в трудах Максима Исповедника и документах восточно-христианской аскетической письменности; определен статус волевой сферы в системе психических процессов в анализируемый хронологический период; установлена зависимость принципов описания психической деятельности от картины мира.
В результате анализа сделаны следующие выводы:
* отсутствие идеи свободы в античной картине мира предопределило невозможность возникновения психологических понятий, описывающих механизм волевой регуляции и волевые процессы в целом. Вопросы волевой деятельности относились античными мыслителями к сфере этики, при этом воля рассматривалась как производная разума;
* в соответствии со сменой представлений о месте человека в христианской картине мира воля из этико-психологических категорий перешла в разряд онтологических;
* в трудах христианских апологетов II-IV вв. воля осмысливалась как категория, значение которой определялось пересечением интересов богословия, психологии, антропологии, этики и космологии;
* несмотря на различие античного и христианского мировоззрений сохранилось представление о том, что воспитание личности неразрывно свя-
стр. 143
зано с совершенствованием воли, которое становится актуальной задачей христианской аскетики. Полученные результаты исследования могут быть использованы при разработке учебных курсов и методических пособий по истории психологии, общей психологии, психологии воли, психологии личности, спецкурсов по психологическим воззрениям мыслителей Античности и Средневековья для слушателей психологических специальностей вузов.
2. Комков Александр Сергеевич "Интеллектуальный диапазон и продуктивность деятельности" (научный руководитель - доктор психол. наук А. Н. Воронин).
Проанализированы основные подходы к исследованию проблемы соотношения интеллекта и продуктивности. Проведена эмпирическая верификация главных положений модели интеллектуального диапазона В. Н. Дружинина на выборке испытуемых, занимающихся различной профессиональной деятельностью. Разработана и апробирована оригинальная методика оценки продуктивности профессиональной деятельности.
По результатам исследования сформулированы детальные эталоны "психологических профилей" должностей. Создана методика выявления ключевых психологических факторов, влияющих на продуктивность деятельности в конкретных профессиональных группах.
Материалы диссертации целесообразно использовать при решении задач подбора, ротации, адаптации, оценки психологического потенциала персонала, при формировании кадрового резерва организации.
3. Манолова Олеся Николаевна "Темпераментальные основы характера" (научный руководитель - доктор психол. наук, профессор В. М. Русалов).
Осуществлен теоретический анализ современного состояния проблемы индивидуального характера; представлена содержательная характеристика подходов к исследованию соотношения характера и темперамента; обоснована необходимость выделения новой группы черт (факторов), объединенных общими темпераментальными свойствами; экспериментально доказаны положения о взаимосвязи характерологических и темпераментальных черт в структуре индивидуальности.
По результатам исследования очерчены паттерны поведения, характерные для акцентуации или деакцентуации черт характера. Показано, что каждая черта характера отражает определенный специфический комплекс формально-динамических свойств индивидуальности и представляет собой латентную переменную, которая может быть измерена на основании тестирования.
Методики, представленные в работе, применимы в психологической практике, при проведении профотбора, разработке индивидуально-ориентированного обучения и коррекционных программ, оценке внутригруппового взаимодействия.
стр. 144