Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
БЕЛОРУССКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
Кафедра философии и методологии науки
Тема абсурда в экзистенциализме А. Камю.
Контрольная работа по западной философии
Студентки 4 курса заочного отделения
ФФСН
Терентьевой Светланы Евгеньевны
-2006-
Оглавление
1. Введение……………………………………………………………….2
2. Абсурд и самоубийство………………………………………………3
3. Рассуждения с самим собой ………………………………………....5
4. Человек абсурда....................................................................................8
5. Парадоксы бытия……………………………………………………..9
6 Заключение……………………………………………………………12
7. Библиография………………………………………………………...13
Введение
Камю поднимает едва ли не самые глобальные проблемы, касающиеся человеческого бытия и смысла его существования практически во всех своих работах. Абсурд, обнаруженный индивидом однажды, имеет свои цели и причины, скрытые внутри человека. Он также необходим нашему мышлению, как важнейший рычаг, позволяющий вскрыть потенциал, заложенный внутри каждого из нас, позволяющий ему состояться как человеку мыслящему. Человеку присуще не только логическое мышление, но и стремление выйти за пределы собственной конечности. Абсурд позволяет нащупать либо огромные источники силы, заложенные в универсальности человека, либо тупики, которые питают разрушительную мощь сознания, способного привести человека к собственному самоубийству.
Альбер Камю рассматривает виды абсурда и их симптоматику, а также рассматривает совокупный опыт философии в лице известных фигур, высказывавших свое мнение на этот счет. Он также приводит свои принципы и логические доказательства основ бытия человека, не только приводящих к абсурду, но и выявляющих его правомерность.
На примере известных литературных героев философ демонстрирует нам воплощение абсурда в повседневной реальности, показывая его маски и перевоплощения. У нас есть возможность взглянуть по-новому на привычные или хорошо знакомые образы, чтобы разбудить в нас рефлексию и серьезный диалог для того, чтобы научить нас видеть реальность, а не иллюзию.
Камю часто впадает в искушение найти в лице читателя своего сторонника, при этом, в результате предлагая ему лишь набор видимостей и смутную реальность, построенную на шатком основании. Он предлагает поверить ему на слово, но при этом заранее знает, что лишь читателю придется нести за этот выбор ответ.
Если говорить о стиле его письма, то здесь нужно отметить буйство красок и четких дефиниций, позволяющих захватить внимание читателя, при этом не оставляя его интерес до самой последней страницы. Его произведения едва ли не самые захватывающие, т. к. ему удается синтезировать и суть, и форму в своих высказываниях, что, к тому же, не мешает философу демонстрировать нам свое жизненное кредо, где его оригинальная натура предстает перед нами, соскальзывая со страниц его текста.
Абсурд и самоубийство
Не случайно Альбер Камю начинает свое развернутое повествование об абсурде со вступительного слова о самоубийстве так как в последнем находится яд отравления абсурдом, который прочно поработил сознание тех, кого он избирает.
Абсурд просыпается с первыми тенями сумерек сознания, когда неподдающаяся контролю, переодетая ложью мысль, «подтачивает», - как выражался сам Камю, - сознание человека. Сквозная мысль бесцельности существования однажды навещает рассудок, и это есть либо начало конца, либо зарождение спасательной перемены сознания, дающей толчок для взрыва мыслящей вселенной, где дух жизни борется с духом смерти. Именно в этом акте и рождается мысль о самоубийстве, побуждающая протестовать человеческому сознанию против привычного положения вещей. Мысль есть строительный материал для всякого действия, и абсурд это прекрасно знает.
Через мысль о самоизъятии из бытия абсурд раскалывает сознание в результате непреодолимого противоречия. Мышление рождает обнаружение отсутствие цели в жизненном векторе личности, которое и толкает на непременный поиск целенаправленного существования. Другими словами, мы начинаем верить в абсурд, как в безусловную доказанность, т.е. мы принимаем факт абсурдности за истинное положение вещей, который посетил нас, словно откровение, словно молния, разрезавшая тучу. «Привычка жить складывается раньше привычки мыслить»1. Поэтому, натолкнувшись в результате некоторых раздумий, абсурд заявляет о себе, принуждая индивида стать на путь саморазрушения, т.к. его сущностью является отрицательное состояние, редко несущее позитив. От него нельзя отмахнуться, обнаружив себя, он не оставляет личность в покое, заставляя сознание ходить по кругу и не давая выход.
Самоубийство не оставляет шансов на надежду, именно ее абсурд хочет поглотить, чтобы доказать свою тотальную власть в жизни человека. В абсурд именно верят, т.к. это является личностным открытием конкретного человека, и он имеет глубоко идущие духовные корни, подкрепленные логическим мышлением и реальностью жизни. Надежда есть свет в конце тоннеля, которая хочет возвысить индивида над обстоятельствами, абсурд же имеет противоположную природу, т.к. он плавно склоняет к факту бессмысленного существования, пассивности, депрессии и как кульминация – лишение жизни человека. Он есть завуалированный демон, несущий смерть под маской рассудительности.
Абсурд посягает на целостность бытия; куда бы он ни пробрался, он всюду сеет разрушение, взывая к себялюбию человека, которое действует безотказно. Чем более человек начинает концентрироваться на себе, на собственной ущербности, одиночестве, несостоятельности и т.д. (этот список может быть бесконечно длинен), везде абсурд действует под маской любви к самому себе, противопоставляя внешнее внутреннему, других и себя. Не случайно заголовки глав этой увлекательной работы выбираются как можно точнее: «Стены абсурда», «Философское самоубийство». Здесь не скрываем пафос и конкретная идея, рисующая четкий визуальный образ.
Абсурд открывает себя вдруг, внезапно, поворачиваясь к нам оборотной стороной, которую мы не замечали до этого. Привычка жить по шаблону, мысля также, рано или поздно приводит к абсурду, т.к. действия, доведенные до автоматизма, однажды выявляют свою бессмысленность. Но абсурд является лишь лакмусовой бумажкой для того, чтобы мы еще раз, остановившись, задумались о собственном существовании. Он ведет к двум вариантам: либо человек безнадежно безразличен к своей жизни и продолжает жить по привычке, либо он начинает усиленно искать истину, которая приведет его к смыслу его собственной жизни. Наступает миг, когда «декорации, замаскированные нашей привычкой, предстают такими, каковы они на самом деле»2. Декорации – это тот внешний мир, который мы выстраиваем в своем сознании, как удобно нам, за ширму которых мы прячемся всякий раз, когда наталкиваемся на какую-нибудь серьезность, требующую от нас осмысления. В это мгновение мир, словно по волшебству, предстает пред нами в своем непривычном свете. Тот окружающий мир, который всякий раз встречает тебя у порога твоего дома, вдруг изменятся. Ранее ты им восхищался, он был для тебя привычным и дружелюбным, теперь же он обрел серые очертания и безжизненность «пресную безликость», лишенную внутренней сущности. Окружающий мир становится враждебным по причине нашего отторжения его внутреннего опустошения для нас. Знакомые тебе люди предстают в образе отчужденных индивидов, снующих вокруг тебя; и в этом антураже проступает механическая бесцельность. Мир делится на «я» и «других». Даже иногда кажется, что люди враждебно настроены по отношению к тебе. Это создает отчужденность, которая выстраивает глухую стену, окружающую человека, который находится в состоянии отчужденности и одиночества. Абсурд – это особое внутренне состояние, которое отчуждает даже с близкими людьми, который должен быть преодолен только ценой внутренних усилий и собственного понимания. Собственное отражение в зеркале однажды становится также чуждым, оно лишь демонстрирует глаза совершенно незнакомого человека, слишком похожего на тебя. Стены абсурда замыкают тебя внутри, по мере их стеснения дух смерти околдовывает тебя день за днем, час за часом, не давая шансов на временную передышку.
Антиподом абсурда является любовь или влюбленность. Она открывает мир тебе на встречу, зажигая будничность яркими красками новых впечатлений. Мир не меняется – меняется лишь твое представление о нем, где надежда и радость раздают свои щедроты, провозглашая день завтрашний еще одним приключением из удач.
Рассуждения с самим собой
Сократовский призыв познать самого себя является центральным звеном для абсурда, ибо здесь неминуемо впадение разума в крайности. Логика научила нас изощренным уверткам, тешащим собственное «я», но она не может выйти за рамки рационального; здесь она бессильна. Именно за логику цепляется уставший, бунтующий разум, пытающийся во что бы то ни стало оправдать собственную эгоистическую позицию. Познавая мир лишь рационально, отвергая все, что выходит за рамки этого проекта. Мы вряд ли сможем объяснить другие, не менее важные вещи, которые существуют параллельно здравому смыслу.
Абсурд не желает уточнять факты другой действительности, это является его прерогативой, где он может собирать тысячи своих поклонников. Мир гораздо более многозначен и сложен, чем мы можем его зафиксировать научным познанием и своим зрением. Рассудок отменяет все прочие дополнения, твердо указывая пальцем лишь на то, что есть, что называется очевидностью. Человек, пойманный абсурдом, и уже ставший на путь таких рассуждений ощущает себя заброшенным в гущу событий, протекающих во времени, где существуют также и другие индивиды, противостоящие тебе. Хотя они имеют все те же проблемы и нужды, ты отличен от них, живя собственной жизнью твоих индивидуальных проблем и интересов.
В таких ситуациях ты чувствуешь, что космос безмолвствует, а внутреннее запустение требует немедленной реабилитации. В таких условиях несомненно ищешь противостоящего тебе собеседника, которому ты мог бы высказать весь список претензий и инсинуаций, набирающих мощь и силу сжатого кулака. Этим оппонентом вряд ли будет пустое пространство; в роли собеседника мы выбираем либо незнакомого нам прохожего, обратившегося к нам с просьбой, либо чаще всего им выступает христианский Бог, многочисленные претензии к которому и адресованы. Внутренний демон всегда клевещет на Творца, предъявляя свою невиновность, человеческие слабости и эгоизм. Он говорит нашими устами, обращенными к Богу. Именно эгоизм скрывается под этой рациональной, жаждущей истины личиной, говоря человеку, что это Бог во всем виноват, это Его нужно призвать к ответу. Сам же человек невиновен и чист, как утренняя роса, а этот мир безнадежно испорчен, завтрашний день не сулит ничего нового, ибо все – абсурд. Эти мысли высказывали многие писатели и философы, пытаясь перекричать друг друга, и как можно более утвердить собственное мнение, предъявляя в лицо неоспоримые факты действительности. Многими филологами так горячо любимый Достоевский, можно сказать, первым проговорил эти идеи в своем известном романе «Братья Карамазовы», что в дальнейшем дало импульс для губительных брожений в обществе его современников, а также дало благодатную почву для развития этих идей в творчестве многих философов, которые с гордостью переняли эту эстафету.
Этот сценарий прокручивается раз за разом и примерно по одной и той же схеме, предъявляя виновность Богу, которого, однако, прошлая буржуазная эпоха отвергает, заставляя держать ответ за все человеческие проекты, в том числе и за свободу. Возникает странный диалог автора с самим собой на страницах его абсурда, где он отчаянно плюет в небеса, крича до хрипоты, что там никого нет. Но возникает вполне уместный вопрос: зачем оправдываться, если тебя никто не слышит, утверждать пустоту небес, и в то же самое время возлагать вину на пустоту? Камю настаивает на жизни только «здесь и сейчас», ибо за той чертой есть лишь пустота и небытие, и никто не доказал обратное. Тогда возникает все тот же старый вопрос: откуда взялась сама мысль о Творце?
Человек абсурда
Человек абсурда отвергает глубокий смысл бытия. Время движется вместе с ним. Он старается исчерпать многоликие возможности, предлагаемые ему в красочной гирлянде судьбы. Фигуру Дон Жуана, так известную всем, Камю не случайно выбирает для своих рассуждений. Его словно притягивают специфические герои, на которых он так внутренне похож, и именно их образ жизни он стремится оправдать. Доказательством тому служит сами слова автора, которые как нельзя лучше подчеркнут этот факт: «И точно также обстоит дело с теми иррациональными переживаниями, которые не поддаются анализу, - я не могу их практически определить, практически оценить, свести воедино их последствия в умственной деятельности, уловить и обозначить все их обличия, очертить их вселенную. Несомненно, что лично я не скорее всего узнаю актера глубже от того, что увижу его в сотый раз. Но если я соединю всех героев, в которых он перевоплотился, то я могу сказать, что я узнал о нем немного больше, в этом будет своя доля истины. Лицедейство человека, может сказать о нем ни чуть не меньше, чем его искренние порывы»3
Жизнь Дон Жуана лишний раз утверждает бесцельность существования такого образа жизни, где есть место лишь хаотическим сплетениям событий, в которых нет ни цели, ни смысла. Смысл заключается лишь в том, чтобы собрать как можно большую палитру впечатлений, предлагаемых жизнью человека, ищущего лишь собственной куртуазности и признания. Дон Жуан «помышляет не о том, чтобы коллекционировать женщин. Он стремится лишь исчерпать их множество и тем самым исчерпывает свои шансы на жизнь. Коллекционировать – это быть способным жить своим прошлым…»4 Тем самым он не только отрицает себя, но и смысл собственного существования, доказывая лишь отсутствие удовлетворенности собственной жизни. Это его откровенное признание, где жизнь, сводимая к абсолютному ничто, уничтожает всякую осмысленность. В такой жизни есть лишь место эгоизму, внутренней пустоте и одиночеству. Существует много людей, которые тратят большие усилия, для того, чтобы сделать свою жизнь интереснее и веселей. Их единственной целью выступает ежедневно повторяющийся поиск развлечений. Когда они бросаются в гущу событий в окружении других людей, тем самым они вновь обретают себя, и чем шумней и многочисленней публика, тем красочнее впечатления. Но как только они вновь оказываются один на один с самим собой, они, словно оглушаемые одиночеством и пустотой своих мыслей, впадают в безнадежную скуку, их обуревает меланхолия и приступы одиночества, которые вновь стимулируют их искать шумного общества, где они вновь найдут себя и свою привычную среду.
Странствуя по судьбам в поисках новых эмоций, Дон Жуан ничего не черпает в них для себя, он лишь занят собственным отражением в глазах других людей, стремясь как можно больше очаровать их, оставляя шлейф загадочности. Сам же он остается опустошенным, ибо никто его не увлекает так сильно, чтобы ему остановиться на перекрестке судьбы другого человека. Он знает, что лишь стоит ему закрыть дверь, и еще один день будет отдан иллюзии, где нет места для его надежд на подлинность бытия. Везде лишь встречаются искусственные декорации, созданные другими людьми, так же, как и им. Антураж обмана, похожего на правду, столь привычен и удобен, что не хочется от него отказываться, но в глубине души понимаешь, что это лишь звонкая пустота.
Делая свой выбор жить, так как он хочет, наш неутомимый герой не вникает в детали происходящего с ним. Став однажды на путь лицедейства, он так и не смог выйти из лабиринта собственной лжи, где кто-то другой играет его главную роль, и этот другой носит его имя.
В конце повествования о Дон Жуане Камю рисует предположительный образ его будущего, создавая некую легенду для завершенности его судьбы. Он представляет его либо убитым некими недругами, чьи чувства он оскорблял, и тут же рисует другой вариант завершения его жизненного пути. Камю сам, в конечном счете, утверждает, что его жизнь «насквозь проникнута абсурдом», в которой нет места завтрашнему дню. В довершение всего он представляет своего героя в полном одиночестве, где-то на равнинах Испании, в полном уединении и аскезе, где угрюмый пейзаж имеет поразительное сходство с его состоянием души. В этом уединенном месте он уже не думает о шумных буднях прошлого, которые сейчас стали для него не более, чем никчемным воспоминанием; его мысли заняты сейчас исключительно смыслом собственного существования, которое он так долго искоренял из своего сознания, но которые теперь, на склоне лет, явились для него самыми наиважнейшими нитями, связывающими его с тайным познанием и целью своего существования.
Парадоксы бытия
Открывая свою потерянность и одиночество в мире трех измерений, личность устремляется на поиски доказательства правомерности только что обнаруженных очевидностей разума. Она увлечена этим новым открытием, где новизна впечатлений сменяется горькой реальностью жизни. Абсурд провозглашает свои «очевидные истины» чуть ли не аксиомами на основании ежедневного опыта, берущего начало в повседневности.
Разум все же хочет удостовериться в лигитимности своих рассуждений, но при этом он требует пересмотреть старые знания, успевшие нагромоздиться на чердаке нашего сознания. И, конечно же, жажда подтверждения «истины» бросается в скрупулезные изучения предшествующего опыта рационального знания. Но едва, смахнув мыслительным скребком первый слой теорий, разум неизбежно попадает в еще более запутанные джунгли причин и следствий. Чем больше сознание старается обрести некую доступность всех этих нагромождений, тем более он окончательно теряется, убеждаясь в том, что «наука лишь перечисляет явления», не вскрывая глубинный механизм специфически человеческого бытия. Она не может при всей своей мощи ответить на животрепещущие проблемы в любую эпоху. Что есть человек? В чем смысл его существования и как его осуществить? Наука со своим панлогизмом не может доказать отсутствие Бога, как творческого источника человеческой сущности. Без этих откровений человечество чувствует себя неуютно всякий раз, впадает в крайности. Но каждый человек в глубине души ищет смысл своего собственного бытия. Все шедевры творчества, фундаментальные знания и труды, оставленные человеком на земле, не могут отвратить его от объятий смерти, которая толкает человечество оставить хоть едва заметный оттиск, напоминающий о том, что этот конкретный человек когда-то существовал.
Таким образом, весь опыт науки не делает человека счастливее, не открыв ему этих простых истин. Существует много истин, которые мы логически и теоретически можем доказать, но нет истины подлинной, которая бы нам открыла кто есть мы. Все призывает наше внутреннее существо обрести самого себя, «вернуться к самому себе, после утрат себя в безымянным «Оn»», - восклицал когда-то Хайдеггер. Весь его опыт философии в конце концов благоволил более поэзии, где можно услышать музыку мироздания, нежели голосу теоретического разума.
Абсурд низводит порыв души лишь к ее бессмысленным тяготам, сковывая цепью безвыходности жизни. Он утверждает, что бодрствовать, перенося все тяготы жизни, осознавая ее конечность и темный тупик в конце, равносильно тому, чтобы смело покончить с этой вереницей пустых действий и усилий. Разница лишь в том, что в первом случае будет лишь безмолвная усталость и тотальное одиночество; в другом случае можно надеяться на победу, перехитрив судьбу. Вызов жизни, таким образом, для абсурда является главным козырем, выигрышным числом, которое выбираешь ты сам. Абсурд обещает в этом случае победу над обстоятельствами, выраженную в протесте так глупо жить.
«Убийственная игра видимостей» преследует нас за каждым поворотом, где жестокая усмешка абсурда, каждый раз показывает нам свою искаженную гримасу. И тогда наступает безмолвие разума, капитулирующего перед очевидной реальностью, предъявленной абсурдом. Мы хотели научиться заново думать, но обрели лишь горечь и утрату своей целостности. Постепенный распад предшествует окончательной смерти, а за ней может быть нечто худшее, чем просто небытие, ибо последнее возвратило бы нам прежнюю безмятежность.
Если самоубийство означает согласие абсурдности существования, то бунт, напротив, выявляет свое несогласие с гнетом возлагаемым на человека. Коль скоро мы станем подобными Дон Жуану, тем самым мы согласимся на свое бессмысленное существование. «Человек абсурда может лишь все исчерпать и исчерпать самого себя»5. Здесь налицо принятие его в качестве основного источника жизнедеятельности, где наша свобода – лишь номинальность в руках той же стихии.
Упразднить осознанный абсурд возможно лишь отвергнув его, как основной закон жизни, начав поиски в другой сфере. Если нам ничего конкретного не смогла предложить рациональность, то остается прибегнуть к принципу веры, который так или иначе является источником любого научного знания. Мысль, зараженная абсурдом, как говорилось мною ранее, черпает свою силу в сугубо человеческой природе. Принцип разума по большей части стремится оправдать наличное бытие, поставив акцент лишь на исчерпание жизненных источников. Принцип же веры берет свое основание, абстрагируясь от эгоистического «я», обращая свой взор не на умножение перманентных действий, а на внутреннюю положительную суть сознания. Таким образом, личность вновь обретает искомую целостность, которую потерял индивид в результате его скитаний по безжизненной пустыне бытия.
Внутреннее направлено на совершенствование, но не ради такового, а лишь для выхождения на новый уровень познания, которое в свою очередь, стремится реализовать себя на эмпирическом уровне. Странствие во вне открывает те источники потерянного смысла, где индивид творит не в плоскости материального, а на уровне духовного. Последнее имеет иную сущностную природу, работающую по другим принципам. Здесь, сумма отдачи, растущая в геометрической прогрессии, еще более умножает потенциал веры, растворенной в бытии жизни. Материальный принцип действует через другие механизмы, где источник истощения увеличивается по мере его умножения. Стало быть, именно этот принцип и является причиной появления чувства абсурда, т.к. в бодрости абсурд просто не выжил бы.
Существует очевидный выход для каждого человека, проблема заключается лишь в мышлении и предпочтении. Если выбрать первый способ, при котором мы будем реагировать только на доказанные вещи и жить исходя из этого, то тогда неизбежен этот тупик, предлагаемый нам абсурдом, желающий посеять в нас глобальное разочарование.
Есть и альтернативный способ, при котором «эго» не диктует нам свои претензии, а разум в состоянии нащупать позитивный просвет в жизни. В этом случае разум может быть способен раздвинуть горизонт своего познания, стены платоновской пещеры, чтобы увидеть свет за ее пределами. Так же, как и жители пещеры не могут понять нового мышления людей, вырвавшихся на свободу, свет дня которых в корне изменил и они не желают находиться в старом состоянии, увидев новое качество бытия.
Точно также и эгоисту, преследующему лишь свои интересы весьма затруднительно постичь логику свободы познания, для которого абсурд также глуп, как и личностный эгоизм, существующий лишь для себя. Здесь управляют человеком ни его ограниченности, а его возможности, которые могут быть бесконечно огромными. Это два образа веры – именно веры, а не познания, т.к. абсурд не есть тотальная необходимость. Это всего лишь один из вариантов способа мышления, некий надлом сознания для выхождения за его пределы. Внутренний механизм его безнадежно устарел и требует качественного скачка, но скачка не в бездну абсурда, а парение над ним, где не существует видимого горизонта для их слияния.
Человеческое сердце есть встреча двух миров – мира телесного и мира духовного, где каждая категория выражает либо добро, либо зло, оспаривая власть на претензии человека. Здесь зарождаются источники желчи или жизни. Инструментом для распознавания этих стихий служит разум, который должен действовать в целостности «организма», ибо порознь даже самый лучший орган безжизнен. И только в совокупности он дает нормальную деятельность для всего целого.
Заключение
Проблема абсурда характерна для современного философского познания особенно в условиях новой реальности, когда человеческое существование кардинально поменяло свой курс в сторону зыбких теорий и многообещающих перемен. Она раскрывает внутреннюю проблематику многих современных неразрешимых вопросов, пристально изучаемых современной наукой и философией не только для познания глубин человеческой многогранности, но и нахождения адекватных механизмов, позволивших разрешить глубинные вопросы человеческого бытия. В новых условиях современному человеку очень трудно найти себя, когда старые принципы морали уже не действуют, а новые оказываются безрезультатными; в таких ситуациях чувство абсурда, отверженности, депрессии и многих других социальных явлений являются чуть ли не тотальными проблемами современности, требующих конкретных решений от личности.
Невозможно ответить на такие серьезные вопросы однозначно, хотя в последнее время возникает все больше теорий, связанных с обещаниями решить проблемы внутренней разрозненности индивида. Однако победа абсурда означало нивелирование наших общечеловеческих ценностей, выработанных столетиями. «Но также если по мотивам в глубине своего религиозного порядка или скорее, таким, в которых выражает себя вывернутая наизнанку религия, я прихожу к тому, чтобы заявить, что жизни после смерти не существует, то я буду вынужден почти фатально обесценивать свое существование, завершающееся абсолютной бессмыслицей распада, и в любом случае, находящееся в полной зависимости от радикального абсурда чистой случайности», - писал Г.Марсель, говоря о жизни, в которой отсутствует смысл, цель и ценности.6
Ценности претерпели деформацию, ставя на один уровень добро и зло. В их новых вариациях, когда трудно сказать, что теперь «хорошо», а что такое «плохо», эти категории, таким образом, осуществили взаимную диффузию. В результате этого в умах и душах людей произошел раскол, который набирает свои обороты и разрушает личность изнутри. Мораль стала личным делом каждого и личным выбором в предпочтениях, что дает хорошую почву для процветания абсурда, т.к. в обществе, как и в природе в целом все взаимосвязано, и потеря подлинно человеческого бытия отражается как на отдельных индивидах, так и на обществе в целом.
Библиография
1. А.Камю. Миф о Сизифе. «Азбука-классика», СПб., 2005
2. Г.Марсель. Опыт конкретной философии, «Республика», М., 2004
1 А.Камю. Миф о Сизифе. «Азбука-классика», СПб., 2005, С.13
2 А.Камю. Миф о Сизифе. «Азбука-классика», СПб., 2005, С. 21.
3 А.Камю. Миф о Сизифе. «Азбука-классика», СПб., 2005, С.17.
4 Там же, С.86
5 А.Камю. Миф о Сизифе. «Азбука-классика», СПб., 2005, С. 67
6 Г.Марсель. Опыт конкретной философии, «Республика», М., 2004, С.76