Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
"В СУДАХ ГОСПОДСТВУЕТ ПСИХОЛОГИЯ СТРАХА"
ИНТЕРВЬЮ С ЗАСЛУЖЕННЫМ ДЕЯТЕЛЕМ НАУКИ РФ, ЗАВЕДУЮЩЕЙ
КАФЕДРОЙ СУДЕБНОЙ ВЛАСТИ И ОРГАНИЗАЦИИ ПРАВОСУДИЯ
ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА - ВЫСШЕЙ ШКОЛЫ ЭКОНОМИКИ
(ГУ - ВШЭ), СУДЬЕЙ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РОССИИ
В ОТСТАВКЕ ПРОФЕССОРОМ Т.Г. МОРЩАКОВОЙ
А.А. ОВОДОВ
- Тамара Георгиевна, Вы являетесь соавтором исследований "судебных ошибок" и их причин, а также монографии на эту тему. Каковы основные причины "судебных ошибок", на Ваш взгляд?
- Начать нужно с того, что, к сожалению, нет легального определения судебной ошибки, но есть некие статистические показатели, которые иногда принимают за свидетельство судебных ошибок. Это показатели, связанные с отменой и изменением судебных актов: есть отмена или изменение судебных актов - значит, в судебной системе, судебной деятельности обнаружен "брак". Так обстоять дело не должно. Отсюда начинаются самые вредные для судебной системы последствия, которые исключают возможность изучения действительных, подлинных судебных ошибок и их причин, потому что в судебной системе, чтобы иметь, так сказать, "хороший аттестат", просто решают: "Зачем отменять негодные судебные акты? Какие вынесены, такими пусть и остаются". Это первый из отрицательных факторов, снижающих на самом деле качество судебной защиты и множащих "судебные ошибки", так что его можно считать причиной "судебных ошибок", хотя речь идет совершенно не о подлинных причинах, а об искусственных формах декорирования принимаемых в судах неправильных актов.
Второй отрицательный момент, совершенно искажающий значение судебных решений как актов независимого правосудия и их оценки, связан с привлечением судей к ответственности за вынесенные решения, а по существу за факты их отмены. По международному стандарту и по конституционному стандарту судья не может привлекаться к ответственности за существо вынесенного им судебного акта, но в действительности судьи больше всего боятся как раз того, что их подвергнут ответственности за отмену судебного акта, чего быть не должно никогда: это противоречит принципу независимости суда. Но у нас это распространенная практика. Если судья получил какую-то критику со стороны вышестоящей инстанции и его акт был отменен или изменен, это во всех случаях записывается ему как определенный негативный показатель и при повторении таких ситуаций он будет изгнан из судебной системы. Но ведь вполне возможно, во-первых, что именно этот судья был прав, а не те судьи, которые его решение откорректировали в вышестоящем суде. А во-вторых, далеко не все неправосудные акты исправляются, и значит, не ко всем судьям предъявляются одинаковые требования.
Есть позиции вышестоящих судов, которые нельзя назвать правовыми, которые искажают принципы права, и если судья "внизу", так сказать, судебной системы продолжает надеяться, что он еще может исходить из этих правовых принципов, он все время будет оказываться "плохим", его будут подгонять под общий негодный стандарт. Есть много конкретных примеров. Существует, например, разъяснение Верховного Суда, где прямо указывается судам, что в тех случаях, когда имело место такое преступное деяние, как разбой, повлекший в результате примененного насилия смерть потерпевшего, эти действия нужно квалифицировать по совокупности двух составов преступления: как убийство, сопряженное с разбоем, и одновременно как разбой, повлекший смерть. То есть человеку вменяют за одно деяние два состава, по сути, по фактическому содержанию, одинаковые. И это, конечно, вина высшего суда, потому что такое указание дано им. Это, естественно, обусловлено и недостатками в законодательной регламентации - законодатель не должен позволять себе дважды устанавливать ответственность за лишь внешне разные, по-разному им названные составы преступлений, хотя по сути их объективная сторона представляет собой одно и то же деяние. При такой регламентации и таком толковании норм говорить о том, что есть объективно "судебная ошибка", вообще не представляется возможным. Говорить об этом можно было бы только тогда, когда "снизу" правосудие вершилось бы абсолютно независимыми судьями, а "сверху" существовала бы цель - единственная, подлинная - действительно выявить все ошибки, допущенные нижестоящими судами. Но нет ни первой цели (правосудие вершится "внизу" таким образом, чтобы угодить вышестоящим судам) и нет второй цели (вышестоящие суды вовсе не нацелены на то, чтобы обнаружить и поправить все неправильные судебные акты).
- Какие разъяснения вышестоящих судов, помимо приведенного, Вы могли бы назвать неправовыми?
- Таких немало. Например, есть разъяснение Пленума Верховного Суда, посвященное такому новому виду преступления, как легализация доходов, полученных преступным путем, то, что на бытовом уровне называют отмыванием. И в этом Постановлении содержится совершенно невероятное указание. Ясно, что если человек преступным путем добывает для себя какие-то средства, то он добывает их для того, чтобы их использовать. Он должен быть осужден за то, что он добыл эти средства преступным путем, но, как разъясняет Верховный Суд, его надо осудить еще и за то, что он их потратил. И то, что он их потратил, признается особым составом, называемым по-новому легализацией преступного дохода. Или есть Постановление Верховного Суда об ответственности за незаконную предпринимательскую деятельность, в котором написано примерно следующее: "Закон требует привлекать к ответственности за незаконную предпринимательскую деятельность, если она причинила ущерб в крупном размере или повлекла получение крупного дохода". Ключевым и опасным здесь становится понятие крупного дохода в предпринимательской деятельности. Во-первых, это цель предпринимательской деятельности - получить крупный доход, и, таким образом, согласно закону карается то, что не имеет (и не должно иметь) криминогенного значения. Во-вторых, Пленум Верховного Суда разъяснил, что крупным доходом надо считать весь объем финансовых средств, который был задействован в этой предпринимательской деятельности. Не только прибыль, но и потраченное предпринимателем. У предпринимателя было в обороте 300 единиц на все его производство, из этих единиц 200 составляют вложенные им средства. Его же привлекают к ответственности за преступление, которое связано с получением крупного дохода в размере 300 единиц.
Или, например, в арбитражной практике: арбитражные суды "сломали" презумпцию добросовестности, добропорядочности налогоплательщика. Налогоплательщик изначально признается добросовестным, а если его привлекают к ответственности за неуплату налогов, за другие налоговые преступления, то органы, государственные, осуществляющие это преследование, должны доказать его вину. На них лежит бремя доказывания такого факта, что налогоплательщик не был добросовестным. В налоговой практике теперь, наоборот, налогоплательщику предлагают доказывать, что он добросовестный. Полностью отрицается презумпция, которая прямо закреплена в Налоговом кодексе, вытекает из конституционных норм. И таких искажающих, руководящих, скажем так, разъяснений высших судов очень много.
Есть и решения высших судов по конкретным делам, которые либо оставляют в силе незаконные необоснованные акты, либо, наоборот, отменяют те, что с правовой точки зрения должны рассматриваться как законные и обоснованные. То есть подлинная цель деятельности всех судебных инстанций исчезает. Она же состоит в том, чтобы обеспечивать верховенство права: в суде при рассмотрении любого правового конфликта должно восторжествовать, должно обеспечиваться верховенство права, но эта цель реально отсутствует.
Цели, реализуемые в судебной деятельности, в подавляющем большинстве случаев совершенно другие: чтобы было меньше отмены судебных актов, чтобы было меньше их изменений (иногда теперь это неискренне оправдывается стремлением к стабильности, к правовой определенности), чтобы эти показатели были лучше, чтобы никто не мог предъявить претензии к судье за вынесенное решение - оно же не отменено, и судья будет заранее консультироваться с судами более высокой инстанции, чтобы такие результаты были ему гарантированы. Значит, судья обречен думать, что не всегда он должен защищать право как таковое и обеспечивать его верховенство, и постепенно этот интерес становится вообще неважным для судьи - дает о себе знать профессиональная деформация, а тогда выступает на первое место то, что можно назвать просто ложно понятыми интересами судебной системы. Судебная власть от подлинных своих целей все больше отрекается. Государство должно стимулировать ее к сохранению целей справедливого правосудия.
- Один из Ваших профессиональных интересов - психология правосудия. Каким образом можно противодействовать психологическому воздействию на судью, присяжных?
- Тут нужно понимать, о каком источнике воздействия идет речь, что мы считаем психологическим воздействием. Психологическое воздействие со стороны власти, которая говорит: "Решение по делу должно быть таким"? Нет, это нельзя назвать чисто психологическим. Когда говорят о психологических истоках судебных ошибок, то рассматривают такие психологические явления, которые объективно существуют и могут мешать принять правильное решение, например, этому могут мешать искажения в восприятии свидетеля и изложении его показаний или объективная небеспристрастность судьи.
Думаю, в Вашем вопросе речь совершенно о другом. По-моему, психология здесь может быть привязана к контексту данного разговора только через одно утверждение: в судах господствует психология страха. Это главное чувство, которое испытывает каждый судья. Плюс, конечно, условия ужасного цейтнота, в котором происходит все, что мы называем судебным разбирательством. С дикой нагрузкой и в судах общей юрисдикции, и в судах арбитражной юрисдикции, когда уже даже в силу одной этой нагрузки судья не в состоянии вникнуть в вопрос так, как это необходимо. Но ему даже не так и важно вникнуть в этот вопрос, потому что для него главное - защитить себя от упреков в свой адрес, когда он вынесет какое-то решение.
В судебной системе есть случаи, когда судью лишают полномочий за то, что он отказал органам следствия в избрании в качестве меры пресечения ареста. В связи с последними изменениями, когда по инициативе Президента был принят новый Закон, согласно которому за преступления в сфере предпринимательской деятельности арест не должен назначаться, уже есть факты, когда судью выгоняют - по-моему, в Астраханской области подобное уже произошло. Тогда о чем мы говорим? Это же не психология, это прямые указания делать так или иначе и угроза санкции за то, что ты отступил, хотя бы даже и сделал это в соответствии с законом. Санкции - решения квалификационных коллегий судей (органов судейского сообщества), которые изгоняли судей за то, что они отказывали органам уголовного преследования в избрании арестов в качестве меры пресечения. Это, конечно, воспитание психологии страха. Но это не психологическое воздействие в чистом виде, это угроза расправой. Часто говорят о психологическом воздействии на присяжных заседателей, и почему-то считают, что это психологическое воздействие на присяжных заседателей исходит от адвокатов. Есть даже такое в уголовном процессе часто используемое основание для отмены вердикта присяжных, которое связано с тем, что адвокат своей речью, своим ведением процесса, доказательствами, которые он приводил, воздействовал на присяжных. Но это функция адвоката, его прямая задача, выполняя ее, адвокат, если он убедил присяжных, поработал лучше, чем обвинитель. А у нас это уже воспринимается вышестоящими судами как недопустимое средство, приведшее к неугодному вердикту. И раз адвокат воздействовал таким процессуальным образом на присяжных, хотя это, повторю, его единственная профессиональная задача, значит, вердикт подлежит отмене.
На присяжных могут действительно недопустимо воздействовать и пытаются воздействовать, чтобы добиться от них определенного вердикта, органы, которые осуществляют уголовное преследование. Там действительно используются угрозы всякого рода и другие способы: например, всегда хотят иметь среди присяжных такого, который не должен им быть по закону, чтобы потом, если дело клонится к неугодному вердикту, всю скамью присяжных можно было распустить, сказав, что есть один, который не может быть присяжным. Выявление таких присяжных было делом органов государственного обвинения, и если они знали о том, что присяжный подлежит отводу, и держали эту информацию про запас на случай, когда вердикт окажется не совсем совпадающим с выводами органов расследования, то это что, психологическое давление? Это просто обман.
В любом давлении есть психологический компонент, оно осуществляется с помощью угроз, запугивания и так далее, но это не то, что имеется в виду, когда действительно исследуются психологические трудности в процессе установления объективных фактов по конкретному уголовному делу.
- Тема Вашей кандидатской диссертации была посвящена уголовному судопроизводству двух германских государств. Вами были переведены некоторые Законы ГДР, ФРГ, Австрии. Как Вы оцениваете возможность создания административного судопроизводства в России (на примере Германии)?
- Почему только на примере Германии? Многие страны уже этот путь прошли. Очень известны административные судебные процедуры и в Австрии, и в Польше, последнее нам может быть ближе и понятнее, чем что-нибудь более отдаленное европейское.
Административное судопроизводство серьезно отличается по своим чертам от других видов процедур, в которых рассматриваются конфликты между субъектами, скажем так, одного уровня. В этом процессе речь идет о том, что гражданин, кем бы он ни был, просто гражданином или предпринимателем, спорит с государством, с его органами. Понятно, что в этих процедурах все должно быть иное: и правила доказывания должны быть иными, и положение лиц в процессе должно быть иное, и, безусловно, должно презюмироваться, что именно органам государства надлежит опровергать утверждения о неправильности их действий, в которых они обвиняются частным лицом или предпринимателем, и именно государство несет ответственность, если оно не доказало правомерность своих действий. Конечно, целесообразнее иметь такое судопроизводство хоть в каком-то обособленном виде.
В арбитражном процессе выделены хотя бы коллегии, рассматривающие дела, вытекающие из административных правоотношений. В судах общей юрисдикции нет даже этой внутренней специализации. Конечно, административная юстиция - это большое подспорье, например, для такой ветви юрисдикции, как конституционное судопроизводство, потому что административное судопроизводство решает вопросы незаконности и неконституционности актов власти ниже уровня парламентского закона.
Все, что ниже уровня парламентского закона, может и должно проверяться там. Разве достаточно, что акты ненормативные и нормативные различных федеральных органов исполнительной власти проверяются на уровне судов по гражданским делам в порядке гражданского судопроизводства? Или, например, когда это относится к компетенции Верховного Суда, разве достаточно одной инстанции для того, чтобы обеспечивать контроль судов за содержанием нормативной и ненормативной деятельности органов государственной власти? Ведь она же и последняя. В этих судах, конечно, судьи должны иметь особую дополнительную квалификацию и особую защиту - они принимают решения против государства.
- Вы являетесь членом Совета по развитию институтов гражданского общества и правам человека при Президенте России. Что Вы думаете об уровне развития гражданского общества в России?
- Конечно, мы еще очень недалеко продвинулись в развитии гражданского общества. Но надо сказать, что власть усиленно этому препятствует, потому что все, что было произведено, например, властью на основе Закона о неправительственных организациях, очень существенно сократило силы гражданского общества. Многим организациям просто пришлось самораспуститься, закрыться, они не могли выдержать тех нерациональных требований, которые предъявляет к ним законодатель. Требований нереалистичных и объективно не обоснованных. Например, государством осуществляются проверки только тех организаций, которые оно хочет признать неблагонадежными. Это произвол. И когда бескорыстной деятельности, а гражданское общество всегда так действует, неправительственных организаций противостоят требования, из которых вытекают просто неподъемные для таких организаций затраты на ведение разного учета, особенно сложной бухгалтерии, или представление отчетов, то это ставит такие институты гражданского общества перед необходимостью самоуничтожения.
И потом, мне кажется, что главным стимулом для развития институтов гражданского общества все-таки является то, что голос этих институтов бывает услышан теми, кто реализует функцию государственной власти, что его хотят услышать. У нас голос этих институтов никакие органы государственной власти слышать не хотят. Единственный институт, который допущен властью для обратной связи с обществом и специально создан ею сверху, чтобы в какой-то мере заменить институты гражданского общества, - Общественная палата, но она состоит по большей части из государственных назначенцев, там очень мала доля людей другого свойства, и она содержится на средства государства. Это не та организация, которая может представлять институты гражданского общества, и не та организация, которая действительно в состоянии содействовать развитию гражданского общества. К сожалению.
- В соответствии с Постановлением Конституционного Суда РФ от 26 февраля 2010 г. N 4-П "По делу о проверке конституционности части второй статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан А.А. Дорошка, А.Е. Кота и Е.Ю. Федотовой" суды не вправе отказывать в пересмотре по заявлению гражданина вынесенного им судебного постановления по вновь открывшимся обстоятельствам в случае, если Европейским судом по правам человека установлено нарушение положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении конкретного дела, по которому было вынесено данное судебное Постановление, послужившее поводом для обращения заявителя в Европейский суд по правам человека. Как Вы оцениваете это решение?
- Суды давно уже должны были следовать такому правилу, что, если нарушение признано Европейским судом, значит, наши внутренние решения судебных органов, которые такое нарушение не признавали, являются не отвечающими требованиям Конвенции и поэтому уже должны быть пересмотрены. Ведь Европейская конвенция, как и другие международные договоры Российской Федерации, входит необходимой составной частью в российскую правовую систему и действует непосредственно. А если какой-либо закон, в данном случае это была статья Гражданского процессуального кодекса, противоречит требованиям международных договоров, подписанных и ратифицированных Российской Федерацией, то применяться должен международный договор, а не внутренний закон. Поэтому это вопрос совершенно бесспорный, даже если бы Конституционный Суд не признал эту статью не соответствующей Конституции, все равно, исходя из обязательств Российской Федерации, которые она имеет на международной арене и которые она по своей воле на себя приняла, решения судебных органов, нарушающие предусмотренные Конвенцией права, должны пересматриваться. Потому что Россия обязана устранять нарушения Европейской конвенции, допущенные любыми ее государственными органами, в том числе и судами.
- Хотелось бы услышать Ваш комментарий по поводу другого судебного решения, а именно о Постановлении Конституционного Суда России от 21 января 2010 г. N 1-П по делу о проверке конституционности положений части 4 статьи 170, пункта 1 статьи 311 и части 1 статьи 312 Арбитражного процессуального кодекса. Некоторые комментаторы утверждают, что данным решением в российском правосудии создается прецедентная система вынесения судебных решений. Что Вы думаете по этому поводу?
- Прецедентная система этим решением Конституционного Суда не создается. На самом деле в российской правовой системе все гораздо более строго, чем в системе прецедентного права, потому что если вышестоящий суд, а именно об этом шла речь, каким-то определенным образом истолковал закон, то ясно для всех судов, что они должны толковать его таким же образом. Говорят, что последствием обязательности прецедента является то, что все другие суды должны следовать толкованию, данному высшим судебным органом в этой юрисдикции. На самом деле для этого не нужно никакого прецедентного права, потому что если такое толкование дано, то по нашему законодательству отступление от толкования, данного высшим судом, является основанием для отмены судебного акта. Такая норма существует в арбитражном процессуальном законе, и любой судья знает, что, если он отступит от толкования высшего суда, в частности Высшего Арбитражного, его акт будет обязательно отменен. При чем здесь прецедентное право? Это же действие этого толкования, направленное назад, направленное на то, чтобы с помощью этого толкования изменить ранее вынесенные решения, ранее вынесенные судебные акты. Прецедент же определяет в основном будущее: один суд как-то рассмотрел дело, и другие следуют этому образцу. Здесь же речь не о прецеденте, а о том, что указание суда об определенном толковании правовой нормы является обязательным для пересмотра судебных актов нижестоящими судами, в том числе в силу появившихся после их решений новых правовых обстоятельств.
- Тема Вашей докторской диссертации - "Теоретические основы оценки качества и организации правосудия по уголовным делам. Процессуальные, статистические и социологические аспекты". Вы, может быть, частично уже ответили на этот вопрос: как бы Вы охарактеризовали состояние правосудия в России?
- Правосудие в России и его состояние - это вещь достаточно подвижная. Оно не пребывает все время в одном и том же положении. Наверное, Вас интересует вопрос о том, как оценивать это правосудие, в каком оно состоянии находится сейчас.
Я могу здесь сказать только одно: качество рассмотрения каждого дела может оцениваться только на основании изучения материалов и хода разбирательства по этому делу. Его нельзя оценить никакими статистическими показателями. Если мы хотим оценивать качество рассмотрения дел, то да, мы можем проводить такие выборочные исследования именно для того, чтобы выявить, как проходил процесс по конкретному делу и чем он завершился, и на основе этих данных можем сказать, хорошим ли было качество рассмотрения этого дела. Есть некоторые количественные методы: можно на основе изучения материалов конкретных дел оценить результаты именно конкретного рассмотрения в каких-то цифровых показателях, по какой-то шкале. Так, как ставят оценку, например, на экзаменах. Что можно "поставить" суду за рассмотрение этого дела по разным его аспектам: правильно ли он определил круг обстоятельств, подлежащих рассмотрению, правильно ли он выбрал норму закона, которая подлежит применению? Можно оценить это в зависимости от того, насколько правильно или неправильно это было сделано, каким-то баллом. Это такая условная, немножко искусственная оценка, чтобы понять, какой средний балл за качество рассмотрения будет наиболее характерным, когда мы изучим много таких конкретных дел и таким образом их прошкалируем и подвергнем балльной оценке. Но это ничего не меняет в том тезисе, что качество рассмотрения каждого дела может определяться только конкретно по результатам изучения данного процесса.
- С какими словами Вы бы хотели обратиться к судьям в их положении, что бы Вы хотели им сказать?
- Правильнее было бы не к судьям обращаться, а к власти. Судьям я могу сказать только одно: я им очень сочувствую. Но на самом деле именно власть не выполнила своих обещаний, которые она совершенно официально в Конституции дала судам, судебной системе, судебной власти, потому что им на конституционном уровне гарантировался определенный независимый и самостоятельный статус.
Свои обещания по обеспечению судьям такого независимого и самостоятельного статуса государственная власть и политическое руководство не выполнили. Поэтому остается сказать только одно: если государство хочет иметь независимый суд, то оно должно предпринять вполне определенные меры, опробованные во всем мире, для того, чтобы суд действительно мог стать таковым. Пока этого не будет, очень трудно говорить о том, что можно желать судьям. Судьям можно пожелать выжить в этих трудных условиях и, может быть, сохранить свою высокую квалификацию, свою гражданскую смелость, какие-то свои серьезные волевые качества, которые только и могут обеспечить принятие очень серьезных правовых решений по делам, не утратить эти качества хотя бы как внутренний потенциал до тех пор, когда будет возможно осуществлять правосудие действительно независимо.
- Благодарю.
Беседу вел
А.А.Оводов