Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
28.Творчество Т. Манна : концепции мифологического времени в романе «Волшебная гора», переосмысление библейской истории в «Иосифе и его братьях», образ интеллектуала и переосмысление классического сюжета в «Докторе Фаустусе».
«Волшебная гора» — роман Томаса Манна (1924), классическое произведение европейского модернизма и неомифологизма.
Краткое содержание. Действие разворачивается в начале XX столетия (в годы, непосредственно предшествовавшие началу первой мировой войны) в Швейцарии, в расположенном близ Давоса туберкулёзном санатории. Название романа вызывает ассоциации с горой Герзельберг (Греховная, или Волшебная, гора), где, согласно легенде, миннезингер Тангейзер провёл семь лет в плену у богини Венеры.
Герой романа, молодой немец по имени Ганс Касторп, приезжает из Гамбурга в санаторий «Берггоф» навестить своего двоюродного брата Иоахима Цимсена, проходящего там курс лечения. Ганс Касторп намерен провести в санатории не более трёх недель, но к концу намеченного срока чувствует недомогание, сопровождающееся повышением температуры. В результате врачебного осмотра у него обнаруживаются признаки туберкулёза, и по настоянию главного врача Беренса Ганс Касторп остаётся в санатории на более долгий срок. С самого момента приезда Ганс Касторп обнаруживает, что время в горах течёт совсем не так, как на равнине, а потому практически невозможно определить, сколько дней, недель, месяцев, лет прошло между теми или иными описываемыми событиями и какой срок охватывает действие всего романа. В самом конце романа, правда, говорится, что Ганс Касторп провёл в санатории в общей сложности семь лет, но даже эту цифру можно рассматривать как определённую художественную условность.
Собственно говоря, сюжет и события, случающиеся в романе, совершенно не важны для понимания его смысла. Они лишь повод для того, чтобы противопоставить различные жизненные позиции персонажей и дать автору возможность высказаться их устами по многим волнующим его проблемам: жизнь, смерть и любовь, болезнь и здоровье, прогресс и консерватизм, судьба человеческой цивилизации на пороге XX столетия. В романе чередой проходят несколько десятков персонажей — в основном пациенты, врачи и обслуживающий персонал санатория: кто-то выздоравливает и покидает «Берггоф», кто-то умирает, но на их место постоянно поступают новые.
Среди тех, с кем Ганс Касторп знакомится уже в первые дни своего пребывания в санатории, особое место занимает господин Лодовико Сеттембрини — потомок карбонариев, масон, гуманист, убеждённый сторонник прогресса. При этом, как истинный итальянец, он страстно ненавидит Австро-Венгрию. Его необычные, подчас парадоксальные идеи, высказанные к тому же в яркой, часто язвительной форме, оказывают огромное влияние на сознание молодого человека, который начинает почитать господина Сетгембрини как своего наставника.
Важную роль в истории жизни Ганса Касторпа сыграла и его любовь к русской пациентке санатория мадам Клавдии Шоша — любовь, которой он в силу полученного им строгого воспитания в кальвинистской семье поначалу противится всеми силами. Проходит много месяцев, прежде чем Ганс Касторп заговаривает со своей возлюбленной — это происходит во время карнавала накануне великого поста и отъезда Клавдии из санатория.
За время, проведённое в санатории, Ганс Касторп серьёзно увлёкся множеством философских и естественнонаучных идей. Он посещает лекции по психоанализу, серьёзно штудирует медицинскую литературу, его занимают вопросы жизни и смерти, он изучает современную музыку, используя для своих целей новейшее достижение техники — грамзапись и т. д. По сути дела, он уже не мыслит своей жизни на равнине, забывает о том, что там его ждёт работа, практически порывает связи со своими немногочисленными родственниками и начинает рассматривать жизнь в санатории как единственно возможную форму существования.
С его двоюродным братом Иоахимом дело обстоит как раз наоборот. Он давно и упорно готовил себя к карьере военного, и потому рассматривает каждый лишний месяц, проведённый в горах, как досадное препятствие на пути осуществления жизненной мечты. В какой-то момент он не выдерживает и, не обращая внимания на предостережения врачей, покидает санаторий, поступает на воинскую службу и получает офицерский чин. Однако проходит совсем немного времени, и его болезнь обостряется, так что он вынужден вернуться в горы, но на этот раз лечение ему не помогает, и он вскоре умирает.
Незадолго до этого в круг знакомых Ганса Касторпа попадает новый персонаж — иезуит Нафта, вечный и неизменный оппонент господина Сеттембрини. Нафта идеализирует средневековое прошлое Европы, осуждает само понятие прогресса и всю воплощающуюся в этом понятии современную буржуазную цивилизацию. Ганс Касторп оказывается в некотором смятении — слушая долгие споры Сеттембрини и Нафты, он соглашается то с одним, то с другим, потом находит противоречия и у того, и у другого, так что уже не знает, на чьей стороне правда. Впрочем, влияние Сеттембрини на Ганса Касторпа столь велико, а врождённое недоверие к иезуитам столь высоко, что он всецело стоит на стороне первого.
Меж тем в санаторий на некоторое время возвращается мадам Шоша, но не одна, а в сопровождении своего нового знакомого — богатого голландца Пеперкорна. Почти все обитатели санатория «Берггоф» попадают под магнетическое влияние этой безусловно сильной, загадочной, хотя и несколько косноязычной, личности, а Ганс Касторп чувствует с ним некоторое родство, ведь их объединяет любовь к одной и той же женщине. И эта жизнь обрывается трагически. Однажды неизлечимо больной Пеперкорн устраивает прогулку к водопаду, всячески развлекает своих спутников, вечером они с Гансом Касторпом пьют на брудершафт и переходят на «ты», несмотря на разницу в возрасте, а ночью Пеперкорн принимает яд и умирает, Вскоре мадам Шоша покидает санаторий — на этот раз, видимо, навсегда.
С определённого момента в душах обитателей санатория «Берггоф» начинает ощущаться какое-то беспокойство. Это совпадает с приездом новой пациентки — датчанки Элли Бранд, обладающей некоторыми сверхъестественными способностями, в частности умеющей читать мысли на расстоянии и вызывать духов. Пациенты увлекаются спиритизмом, устраивают сеансы, в которые вовлекается и Ганс Касторп, несмотря на язвительные насмешки и предостережения со стороны своего наставника Сеттембрини. Именно после таких сеансов, а может быть, и в результате их былой размеренный ход времени в санатории оказывается нарушенным. Пациенты ссорятся, то и дело возникают конфликты по самому ничтожному поводу.
Во время одного из споров с Нафтой Сеттембрини заявляет, что тот своими идеями развращает юношество. Словесная перепалка приводит к взаимным оскорблениям, а потом и к дуэли. Сеттембрини отказывается стрелять, и тогда Нафта пускает пулю себе в голову.
И тут грянул гром мировой войны. Обитатели санатория начинают разъезжаться по домам. Ганс Касторп также уезжает на равнину, напутствуемый господином Сеттембрини сражаться там, где близкие ему по крови, хотя сам господин Сеттембрини, похоже, в этой войне поддерживает совсем другую сторону.
В заключительной сцене Ганс Касторп изображён бегущим, ползущим, падающим вместе с такими же, как он, молодыми людьми в солдатских шинелях, попавшими в мясорубку мировой войны. Автор сознательно ничего не говорит об окончательной судьбе своего героя — повесть о нем закончена, а его жизнь интересовала автора не сама по себе, а лишь как фон для повествования. Впрочем, как отмечается в последнем абзаце, надежды выжить у Ганса Касторпа небольшие.
В. г. является своеобразной энциклопедией начала ХХ в. (Время действия романа — семь лет. Начиная с 1907 г. и кончая 1914-м, началом первой мировой войны, которая поднимает наконец героя из его «герметической реторты» и заставляет вернуться на равнину прошедшим полный курс воспитания, который одновременно был обрядом инициации — В. г., с одной стороны, относится к традиции «романа воспитания», но, будучи неомифологическим произведением, обряду инициации тоже придает определенную роль.) Психоанализ , исследующий сексуальность и «расчленяющий душу», рассуждения о природе времени в духе модной тогда философии Анри Бергсона, столоверчение и вызывание духов, которым увлекались в конце ХIХ и начале ХХ в., граммофон с записями классической музыки и, наконец, одно из главных чудес начала ХХ в. — кинематограф.
Наиболее важной мифологической фигурой романа является безусловно мингер Пеперкорн. — Вот что пишет об этом исследователь мифологизма в литературе ХХ в. Е. М. Мелетинский:
«Любовная связь Ганса Касторпа с Клавдией Шоша во время карнавала (его прямо называют карнавальным рыцарем) на масленицу, ее исчезновение на следующий день и возвращение через определенный срок с новым любовником — богачом Пеперкорном — хорошо укладывается в схему «священной свадьбы» богини, приуроченной к календарным аграрным празднествам. К этому надо прибавить, что Пеперкорн тут же устраивает для всех веселую попойку, имеющую характер ванхического пиршества и названную им самим праздником жизни. Да он и сам, прославляющий иррациональные силы жизни, парадоксальным образом ассоциируется с Вакхом-Дионисом, разумеется не без ницшевской оглядки на антитезу Диониса и Аполлона.
Самоубийство Пеперкорна из-за наступившего бессилья («поражения чувства перед лицом жизни», как он выражается ведет к другой, но весьма близкой ритуально-мифологической параллели — к описанной Фрейзером в его знаменитой «Золотой ветви» ритуальной смене царя-жреца путем умерщвления одряхлевшего царя, у которого иссякла половая и магическая сила. «Царственность» Пеперкорна всячески подчеркивается. Ритуальное умерщвление царя-жреца, согласно реконструкции Фрейзера, совершается после поединка с более молодым соперником. В романе Томаса Манна ситуация как бы перевернута: здесь сначала старый Пеперкорн занимает место молодого Касторпа, и последний с этим примиряется, а после того, как Пеперкорн своим самоубийством расчищает ему место, он не пытается этим воспользоваться. Вместо ритуального поединка — борьба великодуший».
Волшебная гора является одновременно царством любви и смерти. Как показал Фрейд, «бессознательно» опиравшийся на Шопенгауэра и Вагнера, любовь — инстинкт жизни — переплетается в бессознательных установках человека с влечением к смерти: эрос всегда соседствует с танатосом. Такова и любовь больного Ганса Касторпа к больной Клавдии Шоша, любовь, протекающая на фоне то и дело умирающих пациентов санатория.
Большую роль в В. г. играют рассуждения Ганса Касторпа о природе времени, что несомненно также является частью интеллектуальной энциклопедии жизни культуры начала ХХ в. В начале ХХ в. интерес к философской проблеме природы времени был огромным и разнообразным. И хотя в романе не называются ни Альберт Эйнштейн, ни Анри Бергсон, ни Эдмунд Гуссерль, ни Фрэнсис Брэдли, ни Джон МакТаггарт — все эти мыслители, так или иначе, анонимно присутствуют в рассуждениях Ганса Касторпа о времени, которое то отождествляется с пространством в духе общей теории относительности, то, наоборот, интерпретируется как сугубо внутренний феномен сознания (в духе Гуссерля и Бергсона), недоступный количественному анализу. Можно сказать, что в В. г. мифологическое циклическое время обряда инициации переплетается со становящимся линейным временем романа воспитания. Так или иначе, Ганс Касторп прошел семилетнюю инициацию и вернулся на равнину зрелым мужчиной, правда, не для совершения брака, как это предполагается после инициации, а для возможной гибели на войне, но такова уж новая мифологическая логика столетия, только начинающего показывать свои «страшные зубы».
Пожалуй, в том, что касается особенностей художественной ткани романа, наиболее интересна его артикулированная традиционность стиля. Здесь мы не найдем почти никаких принципов прозы ХХ в., которые характерны для Джойса и Кафки, современников Томаса Манна, или Фолкнера Борхеса, Кортасара и Маркеса.
В В. г. нет потока сознания, хотя из описания косноязычной речи мингера Пеперкорна ясно видно, что Томас Манн потенциально владеет этой техникой. Не найдем мы в В. г. текста в тексте и элементов интертекста, которые потом появятся в большом количестве в романе «Доктор Фаустус».
Но, пожалуй, именно поэтому В. г. представляет собой совершенно удивительное произведение, модернизм которого весь скрыт на глубине художественной структуры, а весьма сдержанный, даже временами «реалистически» сочный стиль делает этот текст уникальным в его одновременной интеллектуальной насыщенности и чисто беллетристической увлекательности.
«Иосиф и его братья»
Красткое содержание. В основе произведения — библейские сказания о роде Израилевом. У Исаака и Ревекки было два сына-близнеца — Исав и Иаков. Первым появился на свет волосатый Исав, у Иакова же не было на теле волос, он считался младшим и был у матери любимцем. Когда слабеющий и почти ослепший от старости Исаак призвал к себе старшего сына и приказал приготовить блюдо из дичи, с тем чтобы отцовскому благословению предшествовала трапеза, Ревекка пошла на подлог: обвязав козлиными шкурами открытые части тела Иакова, она отправила его к отцу под видом старшего брата. Таким образом Иаков получил благословение, предназначавшееся Исаву.
После этого Иаков вынужден был бежать. Сын Исава Елифаз бросился за ним в погоню, и Иакову пришлось умолять племянника сохранить ему жизнь. Тот пощадил дядю, но отобрал у него всю поклажу. Иакову, заночевавшему на холоде, было божественное видение.
После семнадцати дней пути Иаков прибыл в Харран, где стал жить с семьёй Лавана, дяди со стороны матери. Он сразу полюбил его младшую дочь Рахиль, но Лаван заключил с ним письменный Договор, по которому Рахиль станет его женой не раньше чем через семь лет службы у её отца. Семь лет Иаков верно служил Лавану — он не только был искусным скотоводом, но и сумел найти на засушливой земле Лавана источник, благодаря которому тот смог разбить пышные сады. Но у Лавана была ещё старшая дочь — Лия, и отец считал, что прежде надо выдать замуж её. Однако Иаков наотрез отказывался от некрасивой Лии.
По прошествии семи лет сыграли свадьбу. Под покровом ночи, закутав Лию в свадебное покрывало Рахили, Лаван впустил её в спальню к Иакову, и тот ничего не заметил. Наутро, обнаружив подлог, Иаков пришёл в ярость, но Лаван выразил готовность отдать ему и младшую при условии, что Иаков останется в доме ещё на семь лет. Тогда Иаков выставил своё условие — разделить стада.
Так шли годы, и Лия каждый год приносила Иакову сына, а Рахиль никак не могла забеременеть. Иаков взял в наложницы её служанку Валлу, и у той родились два сына, но Рахиль по-прежнему оставалась бесплодной. В это время перестала рожать и Лия, посоветовавшая Иакову взять в наложницы и её служанку, Зелфу. Та тоже принесла ему двоих сыновей. Только на тринадцатом году брака Рахиль наконец забеременела. В тяжких муках произвела она на свет Иосифа, сразу же ставшего любимцем отца.
Скоро Иаков стал замечать, что братья его жён косо посматривают на него, завидуя его тучным стадам. До него дошёл слух, что они замышляют его убить, и Иаков решил уйти со всем семейством и богатым скарбом. Жены сразу принялись за сборы, а Рахиль тайком взяла из отцовского святилища глиняных божков. Это послужило поводом для погони. Однако, настигнув Иакова и учинив в его лагере настоящий обыск, Лаван не нашёл того, что искал, поскольку хитрая Рахиль успела спрятать глиняные фигурки в куче соломы, на которой прилегла, сказавшись больной. Тогда Ладан взял с Иакова клятву, что он не обидит его дочерей и внуков, и ушёл.
Навстречу каравану Иакова выступил Исав с отрядом в четыреста всадников. Однако встреча была дружественной. Исав предложил Иакову поселиться вместе, но тот отказался. Взяв подаренный Иаковом скот, Исав вернулся к себе, а его брат продолжил путь.
Иаков раскинул шатры невдалеке от города Шекема и договорился со старейшинами о плате за клин земли. Четыре года прожил Иаков со своим родом у стен Шекема, когда на его единственную дочь, тринадцатилетнюю Дину, положил глаз княжеский сын Сихем. Старик князь явился свататься. Иаков позвал на совет десять старших сыновей, и те выставили условие: Сихем должен сделать обрезание. Через неделю тот пришёл сказать, что условие выполнено, но братья объявили, что обряд выполнен не по правилам. Сихем с проклятиями удалился, а через четыре дня Дину похитили. Вскоре к Иакову явились люди Сихема, предложив заплатить за Дину выкуп, но братья потребовали, чтобы все мужчины совершили обрезание, причём в назначенный братьями день. Когда все мужчины города приходили в себя после обряда, братья Дины напади на Шекем и освободили сестру,
Иаков впал в ярость от поступка сыновей и велел уходить подальше от места кровопролития. Дина оказалась беременной; по решению мужчин младенца подкинули, едва он появился на свет.
Беременна в это время была и Рахиль. Роды начались в пути и были такими тяжёлыми, что мать умерла, успев только взглянуть на произведённого на свет мальчика. Она завешала назвать его Бенони, что означает «Сын смерти». Отец же выбрал для сына имя Вениамин. Рахиль похоронили у дороги; Иаков очень горевал.
Он дошёл до Мигдал Эгера, где сын Лии Рувим согрешил с наложницей отца Валлой. Иаков, узнавший о его поступке от Иосифа, проклял своего первенца. Рувим навсегда возненавидел брата. Тем временем умер Исаак, и Иаков едва успел на похороны отца.
До семнадцати лет Иосиф пас скот вместе с братьями и занимался науками со старшим рабом Иакова Елиезером. Он был и красивее, и умнее старших братьев; дружил с младшим, Бенони, и заботился о нем. Старшие братья недолюбливали Иосифа, видя, что отец выделяет его.
Однажды Иаков подарил Иосифу свадебное покрывало его матери, и тот стал без удержу им хвастать, вызывая раздражение и гнев старших братьев. Затем, во время работы в поле, он рассказал братьям сон: его сноп стоит в центре, а вокруг — снопы братьев, и все ему кланяются. Спустя несколько дней ему приснилось, что ему кланяются солнце, луна и одиннадцать звёзд. Этот сон привёл братьев в такую ярость, что Иаков был вынужден наказать Иосифа. Однако возмущённые старшие сыновья решили уйти со скотом в долины Шекема.
Вскоре Иаков решил помириться с сыновьями и послал Иосифа их навестить. Тайком от отца Иосиф взял с собой покрывало Рахили, дабы ещё покрасоваться перед братьями. Увидев его в сверкающем блёстками покрывале, они впали в такую ярость, что едва не растерзали его. Иосиф чудом остался в живых. В довершение всего братья связали его и бросили на дно пересохшего колодца. Сами же поспешили удалиться, чтобы не слышать душераздирающих криков Иосифа.
Через три дня проходившие мимо купцы-измаильтяне вызволили Иосифа. Позже они повстречали братьев. Те, представив Иосифа своим рабом, сказали, что бросили его в колодец за недостойное поведение, и согласились продать по сходной цене. Сделка состоялась.
Братья решили все же известить отца о том, что он никогда больше не увидится со своим любимцем, и отправили к нему двух гонцов, дав им перемазанное овечьей кровью и изодранное покрывало Рахили.
Получив вещественное подтверждение смерти Иосифа, старик Иаков впал в такое горе, что не хотел даже видеть явившихся к нему несколько дней спустя сыновей. Они рассчитывали завоевать наконец отцовское расположение, однако навлекли на себя ещё большую немилость, хотя отец и не знал об их подлинной роли в исчезновении Иосифа,
А Иосиф шёл с торговым караваном и своей учёностью и красноречием настолько расположил к себе хозяина, что тот обещал устроить его в Египте в вельможный дом.
Египет произвёл на Иосифа сильное впечатление. В Уазе (Фивах) он был продан в дом знатного вельможи Петепры, носителя царского опахала. Благодаря природной смекалке Иосиф, несмотря на все козни челяди, быстро продвинулся в помощники управляющего, а когда старик управляющий умер, стал его преемником.
Иосиф прослужил в доме Петепры семь лет, когда к нему воспылала страстью хозяйка дома. Дабы приворожить Иосифа, хозяйка на протяжении трёх лет прибегала к разным уловкам, даже не пытаясь скрыть свою страсть. Однако Иосиф считал себя не вправе поддаваться искушению. Тогда Мутэм-энет улучила момент, когда все домашние ушли в город на праздник, и заманила вернувшегося пораньше Иосифа к себе в спальню. Когда же тот отверг её домогательства, она закричала на весь дом, что Иосиф хотел взять её силой. Доказательством служил оставшийся у неё в руке кусок его платья.
Иосиф не стал оправдываться перед хозяином и оказался в темнице фараона, где провёл три года. К нему сразу проникся симпатией начальник темницы Маи-Сахме и назначил его надзирателем.
Однажды в темницу были доставлены два высокопоставленных узника — главный виночерпий и главный хлебодар фараона. Они обвинялись в государственной измене, но приговор ещё не был вынесен. Иосиф был приставлен к ним. За три дня до оглашения приговора оба видели сны и попросили Иосифа их истолковать. Тот счёл, что сон пекаря говорит о скорой казни, а сон виночерпия — о высочайшем помиловании. Так и случилось, и, прощаясь, Иосиф попросил виночерпия при случае замолвить за него словечко перед фараоном. Тот пообещал, но, как и предполагал Иосиф, сразу же забыл о своём обещании.
Вскоре старый фараон умер и на престол взошёл юный Аменхотеп IV. Однажды ему привиделся сон о семи тучных и семи тощих коровах, а потом — о семи полных и семи пустых колосьях. Весь двор тщетно бился над разгадкой сновидения, пока главный виночерпий не вспомнил о своём бывшем надзирателе.
Иосифа призвали к фараону, и он растолковал, что впереди Египет ждут семь урожайных и семь голодных лет и надо немедленно начать создавать в стране запасы зерна. Рассуждения Иосифа так понравились фараону, что он тотчас назначил его министром продовольствия и земледелия.
Иосиф весьма преуспел на новом поприще, провёл реформу земледелия и способствовал развитию орошения. Он женился на египтянке, которая родила ему двоих сыновей — Манассию и Ефрема. Фараон продолжал благоволить к своему министру, а тот жил теперь в большом красивом доме со множеством слуг. Управляющим он сделал своего бывшего тюремщика и большого друга Маи-Сахме. Несколько лет урожаи в Египте и впрямь были невиданные, а потом настала засуха. К тому времени Иосиф сумел создать в стране большие запасы зерна, и теперь Египет стал кормильцем всех соседних земель, откуда непрестанно прибывали караваны за продовольствием. Казна богатела, а авторитет и могущество государства укреплялись.
По указанию Иосифа всех прибывающих в страну регистрировали, записывая не только место постоянного проживания, но и имена деда и отца. Иосиф ждал братьев и наконец однажды из доставленного ему списка узнал, что они пришли в Египет. Шёл второй год засухи. Иаков сам послал сыновей в Египет, как это ни претило ему. Все сыновья к тому времени уже обзавелись семьями, так что теперь племя Израилево насчитывало семьдесят с лишним человек и всех надо было кормить. Лишь Вениамина старик оставил при себе, так как после гибели Иосифа особенно дорожил младшим сыном Рахили.
Когда десять сыновей Иакова предстали перед египетским верховным министром, он скрыл, кто он такой, и учинил им строгий допрос, притворившись, будто заподозрил их в шпионаже. Несмотря на все уверения братьев, он оставил одного в заложниках, а остальных отправил в обратный путь, наказав вернуться с Вениамином. Вдвоём с управляющим Иосиф придумал ещё одну уловку — велел подложить в мешки с зерном деньги, которые братья заплатили за товар. Обнаружив это на первом же привале, братья пришли в изумление. Первый их порыв был вернуть деньги, но затем они решили, что это знак свыше, и стали молиться, вспоминая свои грехи.
Иаков сначала корил сыновей, но когда в конце концов закупленные в Египте припасы истощились и стало ясно, что придётся вновь отправляться в путь, Иаков сменил гнев на милость и отпустил сыновей, на сей раз с Вениамином.
Теперь Иосиф принял братьев у себя, сказал, что снял с них подозрения, и угостил обедом. Вениамина он усадил рядом с собой и во время трапезы постоянно беседовал с ним, выспрашивая о семье и обнаруживая знание таких деталей, о которых никто, кроме Вениамина и Иосифа, знать не мог. Тогда у младшего брата впервые закралось подозрение, что перед ним пропавший Иосиф. Сам же Иосиф решил пока не открываться, а задумал вернуть братьев с полдороги.
Он распорядился, чтобы в торбу Вениамину подложили гадальную чашу, которую он показывал гостю во время обеда. Когда караван был с позором возвращён, братья вновь Предстали перед разгневанным Иосифом. Тот потребовал оставить у него Вениамина, на что Иуда, четвёртый из братьев по старшинству, решил умилостивить Иосифа и, раскаиваясь в грехах, признался, что много лет назад они избили до полусмерти и продали в рабство своего брата Иосифа. Рувима, не участвовавшего в том торге, и Вениамина, который тоже был непричастен к злодеянию, это известие повергло в ужас.
Тогда Иосиф назвал себя и по очереди обнял братьев, показывая, что простил их. Он пообещал переселить весь род Израилев в землю Госен, на окраину египетских владений, где на тучных пастбищах можно пасти несметные стада Иакова. Фараон одобрил этот план, поскольку искренне радовался счастью своего друга.
На обратном пути братья никак не могли решить, как же сообщить старому Иакову счастливую весть. Но невдалеке от места назначения им встретилась дочка одного из братьев, которой и было поручено подготовить деда к радостному известию. Девочка направилась в селение, на ходу сочиняя песню о воскресении Иосифа. Услышав её пение, Иаков сначала рассердился, но братья в один голос подтвердили истинность слов девочки, и тогда он решил немедленно отправиться в путь, чтобы перед смертью повидать любимого сына.
Перейдя египетскую границу, Иаков разбил лагерь и выслал за Иосифом сына Иуду. Когда вдали показалась колесница Иосифа, старик поднялся и пошёл ему навстречу. Радости не было конца.
Фараон назначил братьев Иосифа смотрителями царского скота. Так Иаков со своим родом осел в земле Госен, а Иосиф продолжал вершить государственные дела.
Почувствовав, что умирает, Иаков послал за Иосифом. Тот вместе с сыновьями предстал перед стариком. Иаков благословил юношей, случайно перепутав, кто из них старший, так что право первородства опять было нарушено.
Вскоре Иаков призвал к себе всех сыновей. Кого-то из них он благословил, а кого-то проклял, немало удивив собравшихся. Права старшего были отданы Иуде. Похоронили Иакова в родовой пещере, а после похорон сыновья Лии, Зелфы и Валлы попросили Вениамина замолвить за них словечко перед Иосифом. Вениамин попросил брата не держать на них зла, Иосиф только посмеялся, и все вместе они вернулись в Египет.
Роман о становлении человеческой личности, ее природе, вопрос о том, какое начало господствует в человеке — доброе или злое.
В статье "Иосиф и его братья" (1942) он объяснил свой интерес к мифу желанием изобразить извечность устремлений человека к гуманности.
«Иосиф» построен так, что жизнь и подвиги героя изображены как вечный, вневременной миф. «Во все века» подлинный мужчина, молодой и благородный, берет на свои плечи ответственность за судьбы мира, за решение самых сложных задач, идет ради них на жертвы и страдания, чувствует в себе призвание умножать добро. Эти вечные качества народы мира воплотили в мифах об Адонисе и Озирисе, об Иосифе Прекрасном и Парцифале.
Используя характерный принцип «укорачивания времени», Т. Манн через индивидуальный конкретный образ Иосифа, наделенный мифологическими вневременными качествами, «просвечивает» многие эпохи. В романе даны приметы этих времен. Одновременно Иосиф живет и в век Хаммурапи - перед читателем проходят явления второго тысячелетия .до нашей эры, стиль эпохи великого расцвета Вавилона, его культура, психология, экономика; оказывается и другом фараона Аменхотепа IV (1418 - ок. 1400 до и. э.) -и поэтому живет гораздо позднее, в эпоху великих прогрессивных преобразований в Египте. Мифологический тип, по мнению Т. Манна, не просто возникает в каждую эпоху, но и повторяет в общих чертах один и тот же путь. Вместе с тем Т. Манн - в отличие от представителей мифологической школы - выступает против фатализацйи мифа. Сущность замысла Т. Манна в «Иосифе» - показать не столько относительную устойчивость мифа, сколько его совершенствование.
Обращаясь к мифу, Т. Манн не отказывался от конкретно-исторического анализа и не противопоставлял миф реальности. Тетралогия это и яркий, значительный реалистический исторический роман, к моменту создания которого Т. Майн имел многолетний опыт писателя-реалиста. Иосиф нарисован новаторски. В нем узнаются характер и судьба мифического существа, но мы чувствуем в нем и современника. Глубоко современно его чувство ответственности, его понимание прогресса, ненависть к войне и реакции, готовность возложить на себя самые сложные дела и обязательства. Последние слова Иосифа в романе-«Мы смотрим в будущее» - прозрение этого будущего. В самоотверженных борцах с фашизмом, которые взяли на себя эту. самую тяжелую историческую задачу XX века, в их героическом подвиге Т. Манн видел продолжающуюся жизнь древнего мифа.
«Доктор Фаустус»
Краткое содержание. Рассказ ведётся от лица доктора философии Серенуса Цейтблома. Родившись в 1883 г., он оканчивает гимназию городка Кайзерсашерна, потом университет, становится преподавателем классических языков и обзаводится семьёй.
Адриан Леверкюн на два года моложе. Раннее детство он проводит в родительском поместье, недалеко от Кайзерсашерна. Весь уклад жизни семьи, в которой ещё двое детей, воплощает добропорядочность и прочную приверженность традиции.
В Адриане рано проявляются способности к наукам, и его отдают в гимназию. В городе он живёт в доме дядюшки, который держит магазин музыкальных инструментов. Несмотря на блестящие успехи в учёбе, мальчик отличается несколько высокомерным и скрытным нравом и не по годам любит одиночество.
В четырнадцатилетнем возрасте Адриан впервые обнаруживает интерес к музыке и по совету дяди начинает брать уроки у музыканта Венделя Кречмара. Тот, несмотря на сильное заикание, читает увлекательные публичные лекции по теории и истории музыки и прививает молодым людям тонкий музыкальный вкус.
По окончании гимназии Адриан Леверкюн изучает богословие в университете города Галле, куда перебирается и Цейтблом. Среди профессоров оказывается немало интересных людей: так, преподаватель психологии религии Шлепфус излагает своим ученикам теорию о реальном присутствии магии и демонизма в человеческой жизни. Наблюдая Адриана в обществе сверстников, Цейтблом все более убеждается в незаурядности его натуры.
Леверкюн продолжает поддерживать связь с Кречмаром и, когда того приглашают в консерваторию в Лейпциге, переезжает тоже. Он разочаровывается в богословии и теперь изучает философию, но сам все больше тяготеет к музыке. Однако Кречмар считает, что атмосфера такого учебного заведения, как консерватория, для его таланта может оказаться губительной. В день приезда в Лейпциг Адриана вместо харчевни приводят в публичный дом. К чуждому распутства юноше подходит девушка с миндалевидными глазами и пытается погладить по щеке; он бросается прочь. С тех пор её образ не покидает его, однако проходит год, прежде чем юноша решается её найти. Ему приходится ехать за ней в Братиславу, но, когда Адриан наконец находит девушку, та предупреждает его, что больна сифилисом; тем не менее он настаивает на близости. Вернувшись в Лейпциг, Адриан возобновляет занятия, но вскоре оказывается вынужден обратиться к врачу. Не доведя лечение до конца, врач внезапно умирает. Попытка найти другого лекаря также оканчивается безуспешно: врача арестовывают. Больше юноша решает не лечиться.
Он увлечённо сочиняет. Самым знаменательным его творением того периода становится цикл песен на стихи поэта-романтика Брентано. В Лейпциге Леверкюн сводит знакомство с поэтом и переводчиком Шильдкнапом, которого уговаривает сочинить оперное либретто по пьесе Шекспира «Бесплодные усилия любви».
В 1910 г. Кречмар получает пост главного дирижёра Любекского театра, а Леверкюн переезжает в Мюнхен, где снимает комнату у вдовы сенатора по фамилии Родде и двух её взрослых дочерей — Инесы и Клариссы. В доме регулярно устраиваются званые вечера, и среди новых знакомых Леверкюна много артистической публики, в частности талантливый молодой скрипач Рудольф Швердтфегер. Он настойчиво ищет дружбы Адриана и даже просит написать для него скрипичный концерт. Вскоре в Мюнхен переезжает и Шильдкнап.
Нигде не находя себе покоя, Леверкюн уезжает в Италию вдвоём с Шильдкнапом. Жаркое лето они коротают в горном селении Палестрина. Там его навещают супруги Цейтблом. Адриан много работает над оперой, и Цейтблом находит его музыку в высшей степени удивительной и новаторской.
Здесь с Леверкюном происходит эпизод, детальное описание которого много позже обнаруживает в его нотной тетради Серенус Цейтблом. Ему является сам дьявол и объявляет о своей причастности к тайной болезни Адриана и неустанном внимании к его судьбе. Сатана прочит Леверкюну выдающуюся роль в культуре нации, роль провозвестника новой эры, названной им «эрой новейшего варварства». Дьявол заявляет, что, осознанно заразившись нехорошей болезнью, Адриан заключил сделку с силами зла, с тех пор для него идёт отсчёт времени, и через двадцать четыре года сатана призовёт его к себе. Но есть одно условие: Леверкюн должен навсегда отказаться от любви.
Осенью 1912 г. друзья возвращаются из Италии, и Адриан снимает комнату в поместье Швейгештилей, недалеко от Мюнхена, которое примечает ещё раньше, во время своих загородных прогулок: это место удивительно походит на хутор его родителей. Сюда к нему начинают наведываться мюнхенские друзья и знакомые.
Закончив оперу, Леверкюн снова увлекается сочинением вокальных пьес. В силу своего новаторства они не встречают признания широкой публики, но исполняются во многих филармониях Германии и приносят автору известность. В 1914 г. он пишет симфонию «Чудеса Вселенной». Начавшаяся мировая война Леверкюна никак не затрагивает, он продолжает жить в доме Швейгештилей и по-прежнему много работает.
Инеса Родде тем временем выходит замуж за профессора по фамилии Инститорис, хотя сгорает от невысказанной любви к Швердтфегеру, в чем сама признается автору. Вскоре она вступает в связь со скрипачом, мучаясь, однако, сознанием неизбежности разрыва. Её сестра Кларисса тоже покидает родной дом, дабы безраздельно посвятить себя сцене, а стареющая сенаторша Родде перебирается в Пфейферинг и селится недалеко от Леверкюна, который в это время уже принимается за ораторию «Апокалипсис». Он задумывает своей демонической музыкой показать человечеству ту черту, к которой оно приближается.
Весной 1922 г. в Пфейферинг к матери возвращается Кларисса Родде. Пережив творческий крах и крушение надежд на личное счастье, она кончает счёты с жизнью, выпивая яд.
Леверкюн наконец внимает просьбам Швердтфегера и посвящает ему концерт, который имеет шумный успех. Повторное его исполнение проходит в Цюрихе, где Адриан и Рудольф знакомятся с театральной художницей Мари Годе. Спустя несколько месяцев она приезжает в Мюнхен, а через считанные дни скрипач просит Леверкюна его посватать. Тот нехотя соглашается и признается, что и сам немного влюблён. Через два дня все уже знают о помолвке Рудольфа с Мари. Свадьба должна состояться в Париже, где у скрипача новый контракт. Но по дороге с прощального концерта в Мюнхене он встречает смерть от руки Инесы Родде, которая в порыве ревности стреляет в него прямо в трамвае. Через год после трагедии наконец публично исполняется «Апокалипсис». Концерт проходит с сенсационным успехом, но автор в силу большой душевной подавленности на нем не присутствует. Композитор продолжает писать дивные камерные пьесы, одновременно у него зреет план кантаты «Плач доктора Фаустуса».
Летом 1928 г. к Леверкюну в Пфейферинг привозят погостить младшего племянника, пятилетнего Непомука Шнейдевейна. Адриан всем сердцем привязывается к обаятельному и кроткому малышу, близость которого составляет едва ли не самую светлую полосу в его жизни. Но спустя два месяца мальчик заболевает менингитом и в считанные дни в муках умирает. Врачи оказываются бессильны.
Следующие два года становятся для Леверкюна годами напряжённой творческой активности: он пишет свою кантату. В мае 1930 г. он приглашает друзей и знакомых прослушать его новое сочинение. Собирается человек тридцать гостей, и тогда он произносит исповедь, в которой признается, что все созданное им на протяжении последних двадцати четырёх лет — промысел сатаны. Его невольные попытки нарушить запрет дьявола на любовь (дружба с юношей-скрипачом, намерение жениться и даже любовь к невинному ребёнку) приводят к гибели всех, на кого направлена его привязанность, вот почему он считает себя не только грешником, но и убийцей. Шокированные, многие уходят.
Леверкюн начинает было играть на рояле своё творение, но вдруг падает на пол, а когда приходит в себя, начинают проявляться признаки безумия. После трёх месяцев лечения в клинике матери разрешают забрать его домой, и она до конца дней ухаживает за ним, как за, малым ребёнком. Когда в 1935 г. Цейтблом приезжает поздравить друга с пятидесятилетием, тот его не узнает, а ещё через пять лет гениальный композитор умирает.
Повествование перемежается авторскими отступлениями о современной ему Германии, полными драматизма рассуждениями о трагической участи «государства-чудовища», о неизбежном крахе нации, вздумавшей поставить себя над миром; автор проклинает власть, погубившую собственный народ под лозунгами его процветания.
«Доктор Фаустус» – роман о вселенской трагедии ХХ века, о судьбах гуманизма, бюргерской культуры. Позор Германии – это позор гуманизма. Это роман биографический. В основе его сюжета лежит судьба немецкого композитора Адриана Ливеркюна, о которой последовательно рассказывает близко знавший его человек, ценивший все проявления этой талантливой, но сложной в общении личности. В романе подробно описан каждый этап жизни героя. Пристальное внимание повествователя при этом вызывают не внешние события, а знаки внутреннего развития, беседы и раздумья, отражающие содержание внутренней жизни героя. В контексте истории Адриана главной темой становятся поиски себя, своего истинного призвания в жизни. Герой озабочен правильным выбором. Сначала он увлекается математикой, затем становится студентом факультета богословия, хотя очевидно, что музыка с детства привлекала его внимание, притягивала его вопросом о том, как достигается тот или иной эффект.
Сюжет романа значительно отличается от сюжета классического романа XIX века, воспроизводящего события в их хронологической соотнесенности и прямой логической связи. Манн переосмысливает открытия эстетики и поэтики модернизма (принцип фрагментарности, коллаж, использование «потока сознания» как обоснования последовательности развертывания событий) и вплавляет их в ткань классического романа, серьезно трансформируя элементы структуры классического художественного текста. Особенно заметно новаторство в построении романного сюжета, композиции и хронотопа. Следствием экспериментов писателя с классической художественной формой становится отсутствие четко выраженного эпического начала, фрагментарность в изображении жизни героя, постоянное нарушение хронологической последовательности и смешение временных планов, сложная структура хронотопа. Цельность текста в отсутствии единого последовательно развертываемого сюжета обеспечивает система лейтмотивов. Важную роль в их обозначении играют название романа и эпиграф. В истории музыкального образования Адриана особое значение имеют эпизоды, описывающие занятия с Кречмаром, капельмейстером собора в Кайзерсашерне. Его лекции раскрывают герою природу музыки и позволяют почувствовать его абсолютный дар. Его творческий путь – это тяжелые вериги познания, но только так можно прикоснуться к истине, которая для Адриана изначально важнее всего. Через историю музыкального образования Адриана автор передает историю развития всей художественной культуры от его органических первичных форм к высшим формам современным, в которых, в силу их чрезмерного формализма, современное искусство приходит к саморазрушению.
29. Модернизм в США. Творчество У. Фолкнера , Томаса Вулфа , Г. Стайн , А. Миллера.
Фолкнер.
В историю американской и мировой литературы Фолкнер вошел как создатель эпопеи о жизни рабовладельческого юга Америки со времен Авраама Линкольна и Гражданской войны Севера и Юга до 50-х гг. нашего столетия. Фолкнер вошел в литературу как исследователь сноупизма как разрушительного инстинкта агрессивности и накопительства в специфически американском варианте, родоначальник новой традиции в мировой литературе.
Фолкнер создал роман полифонической структуры, со своим суверенным временем и конкретным пространством, в котором узнаются легко родные места, где писатель родился и жил. Штат Йокнапатофа («расколотая земля») стал в прозе Фолкнера универсальной моделью для познания человека в его борьбе с самим собой и своей природой, в его величии и слабости, человека и окружающего его мира, который он сам создает и от которого страдает. По внешним признакам романы Фолкнера региональны, они воссоздают жизнь Юга Америки. Основное произведение Фолкнера - трилогия о Сноупсах: «Поселок» (1940), «Город» (1957), «Особняк» (1959), входящая в сагу о Йокнапатофе. Это полувековая история провинциального городишки Джефферсона, за которым угадывается родной город Фолкнера.
Главная тема трилогии - рост экономического и политического влияния буржуазии, вытесняющей аристократию. Сноупсы приезжают в заброшенный поселок Французова балка, где все принадлежит Билу Уорнеру, и прибирают все к рукам. Особенно преуспевает Флем Сноупс, для которого накопительство - единственная и всепоглощающая страсть, переходящая в инстинкт. Флем Сноупс («отвратительная гадина») в первом же романе выбивается в люди из батраков благодаря выгодной женитьбе на дочери местного богача Юле Уорнер, которая ждала ребенка от другого.
В романе «Город» - начало карьеры Флема в Джефферсоне, при помощи грязных приемов в условиях свирепой конкуренции ограбившего и обобравшего более слабых предпринимателей и хозяев (сначала он арендует домик на окраине, становится совладельцем ресторанчика, а через 18 лет - президентом Торгово-Земельного банка); он доводит до самоубийства жену, прикарманивает наследство приемной дочери, обосновывается в особняке изгнанного им в результате нечестной сделки Манфреда де Спейна. Здесь он и будет убит Минком Сноупсом.
В романе «Особняк», который стал вершиной творчества Фолкнера, - Флем - президент Земельного банка. Но в этом романе Сноупсу противостоит не только либерал и демократ юрист Гэвин Стивенс, который в предыдущем романе проиграл затеянный им процесс против Флема Сноупса, так как сила денег незыблема, и бедняк Минк («неистребимый, как Джон Ячменное зерно, бесправный труженик Америки»), но и приемная дочь Линда Сноупс - коммунистка. Вместе со своим мужем-скульптором она учится в университете, уезжает воевать в Испанию, возвращается тяжело контуженная, овдовевшая, но несломленная. Борьба между Линдой и Флемом - это символическая борьба, отражавшая политическую ситуацию общества.
Понятия морали, сферы чувства и эмоций неприменимы к собственнику Флему, который не воспринимается как человек. Флем - это функция накопительства, бесцветный человечишка, который стал мертвым задолго до того, как в особняк вошел Минк с ржавым пистолетом и единственной пулей. С холодным сердцем и умом, словно автомат, работающий на получение прибыли, Флем приносит окружающим горе и смерть. Таковы в разной степени и все остальные Сноупсы. Фолкнер не воспринимает их как полноценных людей, описывая их появление в поселке, он сравнивает их с хвостом воздушного змея, который тянется за фургоном. Эта вторичность по отношению к роду человеческому изображена и в гротескной сцене у князя Тьмы, которого Флем довел до ярости, искусно торгуясь о проценте за свою заложенную душу, от которой осталось лишь пятнышко, - так она усохла.
Творчество Фолкнера отличает необыкновенно сложная литературно- стилистическая форма, развившаяся под влиянием модернистской литературы (Джойса), из-за потока перебивающий друг друга мыслей, нагромождения случайных впечатлений и наблюдений иногда трудно уловить смысл. Словно тропинки в лесу, в полифоничной прозе Фолкнера петляют, пропадают и появляются сюжетные линии. Они переходят из одного романа саги в другой, встречаются и в рассказах Фолкнера. С этой особенностью творческого метода Фолкнера связано то, что его причисляют к писателям для критиков, а не для массового читателя.
В романах Фолкнера - размытость сюжета, бесконечные возвраты к одному и тому же эпизоду, повторы, в которых теряется путеводная нить рассказа, главное - раскрытие образа изнутри, через внутренний монолог и потоки сознания. Таким образом, в романе Фолкнера - множественный угол зрения, каждый из персонажей говорит об одном и том же эпизоде, о своей правде. Фолкнера мало интересовала борьба идей и классов, он показывал «борьбу человеческого сердца с самим собой», стихийное, инстинктивное начало в человеке, человека трагического в своей биологической и социальной несовместимости, беспомощного перед смертью, но сильного в сопротивлении ей. Его симпатии на стороне маленьких людей, жалких и обездоленных, униженных и раздавленных, но способных на живые страсти и страдания.
Томас Вулф.
Всю жизнь Вулф писал, по сути, одну бесконечную книгу, которую так и называл – theBook. Формально же это гигантское произведение оказалось разделенным на четыре романа, несколько десятков рассказов, письма, пьесы и т. д. Из четырех романов на русском языке изданы уже три (кстати, два из них были опубликованы на языке оригинала после смерти Вулфа и представляют собой, в сущности, редакторские компиляции из его литературного наследия). Первые же два романа, вышедшие еще при жизни автора – «Взгляни на дом свой, Ангел» и «О времени и о реке», - объединены общим героем, биография которого совпадает – естественно, mutatismutandis[2] – с биографией самого Вулфа. Объем второго романа, центрального в творчестве писателя, самого крупного из четырех и до сих пор не опубликованного на русском, составляет около тысячи страниц. При попытке втиснуть в журнал хотя бы половину этого огромного произведения он просто лопнул бы по швам, так что пришлось ограничиться фрагментами; однако они образуют нечто вроде законченной повести и полностью включают в себя одну из главных сюжетных линий романа.
Начало действия этой повести (и всего романа в целом) относится к 1920 году, когда герой книги Юджин Гант приезжает учиться в Гарвард. Основные же ее события разворачиваются зимой 1924-1925 года в Европе, куда сам Вулф, а вслед за ним и его alterego Гант, отправился с целью непосредственного приобщения к культуре Старого Света (точно так же в свое время поступили и его собратья по перу Хемингуэй, Фицджеральд и Дос-Пассос). Этим путешествием по Европе и завершается роман. Для полноты картины приведем краткое содержание всех его частей, в том числе и оставшихся «за кадром»: герой – будущий писатель - приезжает в Бостон из своего родного южного городка (часть I); учится в Гарварде (часть II); ненадолго возвращается домой, в Северную Каролину (часть III); преподает в Нью-Йоркском университете (часть IV); совершает турне по Европе (части V-VIII). Летом 1925 года Юджин Гант возвращается обратно на родину, чтобы создать и выпустить в свет свою первую книгу – но это уже другая история, отчасти нашедшая свое отражение на страницах двух последних по хронологии романов Вулфа.
Гретруда Стайн
Первое произведение авторства Гертруды Стайн «Три жизни» вышло в 1910 году. Эта повесть отдавала дань экспериментальной литературе, которой американка увлеклась во Франции. «Три жизни» Гертруды Стайн представляют собой три истории, написанные прозой с множеством тавтологий. Через четырнадцать лет после выхода этого произведения писательница опубликовала роман «Становление американцев». В том же году у нее была издана серия словесных портретов «Нежные кнопки».
Позже вышедшие книги Гертруды Стайн – «Автобиография Алисы Б. Токлас», «Войны, которые я видела», «Брюси и Уилли». Кроме того, она написала оперу «Четверо святых в трех актах» и пьесу «Очень молодой человек говорит «да».
Экспериментальная, близкая к кубизму поэзия и проза Стайн (сб. «Нежные бутоны», 1914; роман «Становление американцев», 1925, и др.), ориентированные на европейский авангард, но при этом стремившиеся передать американский дух, колорит, склад мысли и устную речь, никогда не находили широкого читательского признания. Единственным исключением стала «Автобиография Алисы Б. Токлас» (1933), живой и остроумный очерк Парижа в годы перед Первой мировой войной, написанный от лица подруги.
Артур Миллер
Международное признание, огромный сценический успех пришли к Миллеру после постановок пьесы «Смерть коммивояжера», удостоенной Пулитцеривськой премии. Пьеса была следствием высокого вдохновения, продемонстрировала наилучшие качества Миллера-Художника: способность к сочувствию, новизну манеры, психологическую проникновенность, чувство юмора. Главный герой, 63-летний коммивояжер Вилле Ломен, - сложный, многогранный образ, преисполненный общечеловеческой значимости. Оригинальная композиция пьесы. В ней переплелись прошлое и настоящее, реальное время и воспоминания героя; подобные «ретроспекции» разрешили Миллеру воссоздать основные вехи жизненного пути Вилле Ломена. При этом «внешний» сюжет охватывает всего около 24 часа. Три с половиной десятилетия трудился Вилле Ломен, считал, что ему счастливит, полагался на свою внешность и личное обаяние. В этом духе он старался воспитать двух своих сынов, Бифа и Хеппи. Но на самом деле он находился в мире иллюзий, избегал трезво оценивать суровые факты жизни, а успех, к которому он так стремился, его обошел. Зритель встречается с Ломеном в тот горький миг, когда тот оказался без работы, без надежд.
Тематически пьеса неоднозначная, в ней аккумулировались разные проблемы. Судьба страдалица Ломена - безусловное свидетельство впечатлительности «американской мечты», веры в неизбежность удачи в обществе равных возможностей.
Но Миллер не упрощает проблемы, давая понять, что Ломен во многом и сам виновный в собственном падении, ведь склонялся перед обманными идеалами, занимался лишь тем, что продавал и перепродавал, а не брал участия в творческой деятельности. Достаточно сложная и родственная проблематика пьесы, которая нашла свое воплощение в нелегких отношениях Ломена и двух его сынов, Бифа и Хеппи. Семья Вилле фактически распадается. Не находя выхода, он прибегает к самоубийству, чтобы близкие могли получить страховку и спастись от разорения.
Гамма эмоциональных оттенков, от трагического до комического, дала критикам поживу для разнообразных оценок и толкований. Пьесу трактовали как социальную, преисполненную антибуржуазного пафоса, как психологическую, как философскую, что ставит общечеловеческие проблемы смысла жизни, показывает губительность иллюзий, которые находятся в конфликте с реальностью.
Миллера отличают острое социальное зрение и активная гражданская позиция. В основе его трактовой пьесы «Суровое испытание», задуманной как своеобразная народная историческая драма, - пропущенные через призму художественного видения реальные события, суд над «ведьмами» в 1692 г. в Салеми, одному с главных центров фанатичного пуританизма. Содержание пьесы составили перипетии процесса над фермером Джоном Проктором и его женой Элизабет, которые стали жертвой оговора служанки Абигайль, влюбленной в Проктора. В обстановке религиозной истерии Джон Проктор обнаруживает моральное мужество и чувство достоинства. Пьеса, насыщенная спорами, столкновеньями точек зрения в зале суда, воспринималась как произведение актуальное, как своеобразная парабола, которая содержала прозрачный намек на Америку начала 50-х гг. Одна из лучших постановок пьесы была осуществлена в Англии знаменитым Лоуренсом Олив'е.
Одинокость людей, их неприкаянность - тема пьесы «Воспоминание о двух понедельниках», которая переносит зрителя в 30-и гг., что оставили такой заметный след в судьбе Миллера. Эта пьеса составила своеобразную дилогию с другой - «Вид из моста». В ней раскрывается драма в семье рабочего-грузчика итальянца Эдди Карбоне. В доме его поселяются двое иммигрантов, которые нелегально приехали в Америку, Марк и Родольфо, далекие родственники его жены. Это служит причиной откровенную нервозности Эдди; он начинает ревновать свою племянницу Кетрин к влюбленному у нее Родольфо, старается убедить жену в том, что Родольфо на самом деле руководствуется корыстными мотивами, желанием получить американский паспорт. И тогда Эдди осуществляет предательский поступок: он звонит по телефону в службу иммиграции, после чего полиция арестовывает Родольфо. В этой пьесе также отобразилась атмосфера маккартистского поиска, когда предательство стало одной из печальных примет общественной жизни.
Одна из наиболее впечетлительных и одновременно сложных по замыслу - пьеса Миллера «После грехопадения». Действие в ней, как указано в авторской ремарке, происходит «в сознании, в мыслях и памяти» главного героя, 50-пожилого адвоката Квентина, интеллигента, который имеет в себе автобиографические черты. В пьесе, построенной по принципу ретроспекций, близкой к т.н. «драмы потока сознания», появляются и исчезают люди, которые сыграли важную роль в судьбы Квентина.
30. Основные школы русского модернизма ( символизм , акмеизм , футуризм , имаженизм ) время и особенности его развития в России
Декаденство
В русской художественной культуре конца ХIХ – начала ХХ веков получило распространение ДЕКАДЕНСТВО, обозначающее такие явления в искусстве как отказ от гражданских идеалов и веры в разум, погружение в сферу индивидуалистических переживаний. Эти идеи были выражением социальной позиции части художественной интеллигенции, которая пыталась “уйти” от сложностей жизни в мир грез, ирреальности, а подчас и мистики. Но и таким образом она отражала в своем творчестве кризисные явления тогдашней общественной жизни.
В группу русских декадентов так называемого «старшего поколения» в 1880-х — 1890-х гг. входили такие поэты и беллетристы, как Бальмонт, А. Добролюбов, Коневской, Ф. Сологуб, Мережковский, Зинаида Гиппиус, а также «ранний» Брюсов.
Символизм
Многие представители русского символизма приносят в это направление новые, зачастую не имеющие ничего общего с французскими предшественниками. Символизм становится первым значительным модернистским направлением в России; одновременно с зарождением символизма в России начинается Серебряный век русской литературы; в эту эпоху всё новые поэтические школы и отдельные новаторства в литературе находятся, хотя бы отчасти, под влиянием символизма — даже внешне враждебные направления (футуристы, «Кузница» и др.) во многом пользуются символистским материалом и начинают с отрицаний символизма. Но в русском символизме не было единства концепций, не существовало ни единой школы, ни единого стиля; даже среди богатого оригиналами символизма во Франции не встретишь такого разнообразия и таких не похожих друг на друга примеров. Помимо поисков новых литературных перспектив в форме и тематике, возможно, единственное, что объединяло русских символистов — это недоверие к обыденному слову, стремление выражаться посредством аллегорий и символов. «Мысль изречённая — есть ложь» — стих русского поэта Фёдора Тютчева — предшественника русского символизма.
Русский символизм заявляет о себе в первой половине 1890-х годов. Отправными точками его истории обычно называют несколько публикаций; в первую очередь это: «О причинах упадка…», литературно-критическая работа Д. Мережковского и альманахи «Русские символисты», выпущенные за свой счёт студентом Валерием Брюсовым в 1894 году. Эти три брошюры (последняя книжка вышла в 1895 году) были созданы двумя авторами (часто выступающими в рамках этого издания как переводчики): Валерием Брюсовым (как главный редактор и автор манифестаций и под масками нескольких псевдонимов) и его студенческим товарищем — А. Л. Миропольским.
Резкое противопоставление символизма и реализма. “В то время как поэты-реалисты, – пишет К. Бальмонт, – рассматривают мир наивно, как простые наблюдатели, подчиняясь вещественной его основе, поэты-символисты, пересоздавая вещественность сложной своей впечатлительностью, властвуют над миром и проникают в его мистерии”. Символисты стремятся противопоставить разум и интуицию. “... Искусство есть постижение мира иными, не рассудочными путями” , – утверждает В. Брюсов и называет произведения символистов “мистическими ключами тайн” , которые помогают человеку выйти к свободе. Шикарные дома мечты за выгодную цену! Выбирайте в «Новом Тяжино»
Хотите сбежать от городской суеты?
«Новое Тяжино» - идеальное место для жизни и отдыха
Свой дом на своей земле: лучшее будущее для семьи!
Наследие символистов представлено и поэзией, и прозой, и драмой. Однако, наиболее характерна поэзия.
Сложный и трудный путь идейных исканий прошел В. Я. Брюсов (1873 – 1924). Революция 1905 г. вызвала восхищение поэта и способствовала началу его отхода от символизма. Однако к новому пониманию искусства Брюсов пришел не сразу. Отношение к революции у Брюсова сложно и противоречиво. Он приветствовал очистительные силы, поднявшиеся на борьбу со старым миром, но полагал, что они несут лишь стихию разрушения (1905):
Я вижу новый бой во имя новой воли!
Ломать – я буду с вами! строить – нет!
Для поэзии В. Брюсова этого времени характерны стремление к научному осмыслению жизни, пробуждение интереса к истории. А. М. Горький высоко ценил энциклопедическую образованность В. Я. Брюсова, называя его самым культурным писателем на Руси. Брюсов принял и приветствовал Октябрьскую революцию и активно участвовал в строительстве советской культуры.
Идейные противоречия эпохи (так или иначе) повлияли на отдельных писателей-реалистов.
В творческой судьбе Л. Н. Андреева (1871 – 1919) они сказались в известном отходе от реалистического метода. Однако реализм как направление в художественной культуре сохранил свои позиции. Русских писателей продолжали интересовать жизнь во всех ее проявлениях, судьба простого человека, важные проблемы общественной жизни.
Традиции критического реализма продолжали сохраняться и развиваться в творчестве крупнейшего русского писателя И. А. Бунина (1870 – 1953) . Наиболее значительные его произведения той поры – повести “Деревня” (1910) и “Суходол” (1911).
1912 год стал началом нового революционного подъема в общественно-политической жизни России.
Д. Мережковский, Ф. Сологуб, 3. Гиппиус, В. Брюсов, К. Бальмонт и др. – это группа “старших” символистов, которые явились зачинателями направления. В начале 900-х годов выделилась группа “младших” символистов – А. Белый, С. Соловьев, Вяч. Иванов, 'А. Блок и др.
В основе платформы “младших” символистов лежит идеалистическая философия Вл. Соловьева с его идеей Третьего Завета и пришествия Вечной Женственности. Вл. Соловьев утверждал, что высшая задача искусства – “... создание вселенского духовного организма”, что художественное произведение это – изображение предмета и явления “в свете будущего мира” , с чем связано понимание роли поэта как теурга, священнослужителя. В этом заключено, по разъяснению А. Белого, “соединение вершин символизма как искусства с мистикой”.
Признание, что существуют “миры иные” , что искусство должно стремиться их выразить, определяет художественную практику символизма в целом, три принципа которого провозглашены в работе Д. Мережковского “О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы”. Это – “... мистическое содержание, символы и расширение художественной впечатлительности”.
Исходя из идеалистической посылки о первичности сознания, символисты утверждают, что действительность, реальность – это создание художника: Моя мечта – и все пространства, И все чреды, Весь мир – одно мое убранство, Мои следы (Ф. Сологуб) “Разбив оковы мысли, быть скованным – мечтой”, – призывает К. Бальмонт. Призвание поэта – связать мир реальный с миром запредельным.
Поэтическая декларация символизма ясно выражена в стихотворении Вяч. Иванова “Средь гор глухих” : И думал я: “О гений! Как сей рог, Петь песнь земли ты должен, чтоб в сердцах Будить иную песнь. Блажен, кто слышит”.
А из-за гор звучал ответный глас: “Природа – символ, как сей рог. Она Звучит для отзвука. И отзвук – бог. Блажен, кто слышит песнь и слышит отзвук”.
Поэзия символистов – это поэзия для избранных, для аристократов духа. Символ – это эхо, намек, указание, он передает сокровенный смысл. Символисты стремятся к созданию сложной, ассоциативной метафоры, абстрактной и иррациональной. Это “звонко-звучная тишина” у В. Брюсова, “И светлых глаз темна мятежность” у Вячеслава Иванова, “сухие пустыни позора” у А. Белого и у него же: “День – жемчуг матовый – слеза – течет с восхода до заката”. Весьма точно эта техника раскрыта в стихотворении 3. Гиппиус “Швея”:
На всех явлениях лежит печать.
Одно с другим как будто слито.
Приняв одно – стараюсь угадать
За ним другое, – то, что скрыто.
Очень большое значение в поэзии символистов приобрела звуковая выразительность стиха, например, у Ф. Сологуба:
И два глубокие бокала
Из тонко-звонкого стекла
Ты к светлой чаше подставляла
И пену сладкую лила,
Лила, лила, лила, качала
Два темно-алые стекла.
Белей, лилей, алее дала
Бела была ты и ала...
Революция 1905 г. нашла своеобразное преломление в творчестве символистов.
С ужасом встретил 1905 г. Мережковский, воочию убедившийся в пришествии предсказанного им “грядущего хама”. Взволнованно, с острым желанием понять подошел к событиям Блок. Приветствовал очистительную грозу В. Брюсов.
К десятым годам ХХ века символизм нуждался в обновлении. “В недрах самого символизма, – писал В. Брюсов в статье “Смысл современной поэзии” , – возникали новые течения, пытавшиеся влить новые силы в одряхлевший организм. Но попытки эти были слишком частичны, зачинатели их слишком проникнуты теми же самыми традициями школы, чтобы обновление могло быть сколько-нибудь значительным”.
Последнее предоктябрьское десятилетие было отмечено исканиями в модернистском искусстве. Происходившая в 1910 г. в среде художественной интеллигенции полемика вокруг символизма выявила его кризис. Как выразился в одной из своих статей Н. С. Гумилев, “символизм закончил свой круг развития и теперь падает”. На смену ему пришел акмеизм (от греч. “акме” – высшая степень чего-либо, цветущая пора).
Акмеизм
Основоположниками акмеизма считаются такие поэты серебряного века, как Н. С. Гумилев (1886 – 1921) и С. М. Городецкий (1884 – 1967). В новую поэтическую группу вошли А. А. Ахматова, О. Э. Мандельштам, М. А. Зенкевич, М. А. Кузмин и другие.
Акмеисты в отличие от символистской туманности провозгласили культ реального земного бытия, “мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь” . Но вместе с тем они пытались утвердить прежде всего эстетико-гедонистическую функцию искусства, уклоняясь от социальных проблем в своей поэзии. В эстетике акмеизма отчетливо выражались декадентские тенденции, а теоретической основой его оставался философский идеализм. Однако среди акмеистов были поэты, которые в своем творчестве смогли выйти из рамок этой “платформы” и обрести новые идейно-художественные качества (А. А. Ахматова, С. М. Городецкий, М. А. Зенкевич) .
В 1912 г. сборником “Гиперборей” заявило о себе новое литературное направление, присвоившее себе имя акмеизм (с греческого акмэ, что означает высшую степень чего-либо, пору расцвета) . “Цех поэтов” , как называли себя его представители, включал Н. Гумилева, А. Ахматову, О. Мандельштама, С. Городецкого, Г. Иванова, М. Зенкевича и др. К этому направлению примыкали также М. Кузьмин, М. Волошин, В. Ходасевич и др.
Акмеисты считали себя наследниками “достойного отца” – символизма, который, по выражению Н. Гумилева, “... закончил свой круг развития и теперь падает”. Утверждая звериное, первобытное начало (они еще называли себя адамистами) , акмеисты продолжали “помнить о непознаваемом” и во имя его провозглашали всякий отказ от борьбы за изменение жизни. “Бунтовать же во имя иных условий бытия здесь, где есть смерть, – пишет Н. Гумилев в работе “Наследие символизма и акмеизм” , – так же странно, как узнику ломать стену, когда перед ним – открытая дверь”.
Это же утверждает и С. Городецкий: “После всех “неприятий” мир бесповоротно принят акмеизмом, во всей совокупности красот и безобразий” . Современный человек почувствовал себя зверем, “лишенным и когтей и шерсти” (М. Зенкевич “Дикая порфира” ), Адамом, который “... огляделся тем же ясным, зорким оком, принял все, что увидел, и пропел жизни и миру аллилуйя”.
И в то же время у акмеистов постоянно звучат ноты обреченности и тоски. 18+Куда инвестировать?
Творчество А. А. Ахматовой (А. А. Горенко, 1889–1966) занимает особое место в поэзии акмеизма. Ее первый поэтический сборник “Вечер” вышел в 1912 г. Критика сразу же отметила отличительные черты ее поэзии: сдержанность интонаций, подчеркнутую камерность тематики, психологизм. Ранняя поэзия Ахматовой глубоко лирична, эмоциональна. Своей любовью к человеку, верой в его духовные силы и возможности она явно отходила от акмеистической идеи “первозданного Адама”. Основная часть творчества А. А. Ахматовой приходится на советский период.
Первые сборники А. Ахматовой “Вечер” (1912) и “Четки” (1914) принесли ей громкую известность. Замкнутый, узкий интимный мир отображается в её творчестве, окрашенном в тона грусти и печали: Я не прошу ни мудрости, ни силы.
О, только дайте греться у огня!
Мне холодно...
Крылатый иль бескрылый,
Веселый бог не посетит меня.
Тема любви, главная и единственная, напрямую связана со страданием (что обусловлено фактами биографии поэтессы):
Пусть камнем надгробным ляжет
На жизни моей любовь.
Характеризуя раннее творчество А. Ахматовой, Ал. Сурков говорит, что она предстает “... как поэт резко очерченной поэтической индивидуальности и сильного лирического таланта… подчеркнуто “женских” интимно-лирических переживаний…” .
А. Ахматова понимает, что “мы живем торжественно и трудно” , что “где-то есть простая жизнь и свет”, но отказаться от этой жизни она не хочет:
Да, я любила их, те сборища ночные –
На маленьком столе стаканы ледяные,
Над черным кофеем пахучий, тонкий пар,
Камина красного тяжелый, зимний жар,
Веселость едкую литературной шутки
И друга первый взгляд, беспомощный и жуткий.
Акмеисты стремились вернуть образу его живую конкретность, предметность, освободить его от мистической зашифрованности, о чем очень зло высказался О. Мандельштам, уверяя, что русские символисты “... запечатали все слова, все образы, предназначив их исключительно для литургического употребления. Получилось крайне неудобно – ни пройти, ни встать, ни сесть. На столе нельзя обедать, потому что это не просто стол. Нельзя зажечь огня, потому что это, может, значит такое, что сам потом рад не будешь”.
И вместе с тем, акмеисты утверждают, что их образы резко отличны от реалистических, ибо, по выражению С. Городецкого, они “... рождаются впервые” “как невиданные доселе, но отныне реальные явления”. Этим определяется изысканность и своеобразная манерность акмеистического образа, в какой бы преднамеренной звериной дикости он ни предстал. Например, у Волошина:
Люди – звери, люди гады,
Как стоглазый злой паук,
Заплетают в кольца взгляды.
Круг этих образов сужен, чем достигается чрезвычайная красота, и что позволяет добиваться при описании его все большей изысканности:
Медлительнее снежный улей,
Прозрачнее окна хрусталь,
И бирюзовая вуаль
Небрежно брошена на стуле.
Ткань, опьяненная собой,
Изнеженная лаской света,
Она испытывает лето,
Как бы не тронута зимой.
И, если в ледяных алмазах
Струится вечности мороз,
Здесь – трепетание стрекоз
Быстроживущих, синеглазых.
(О. Мандельштам)
Значительно по своей художественной ценности литературное наследие Н. С. Гумилева. В его творчестве преобладала экзотическая и историческая тематика, он был певцом “сильной личности”. Гумилеву принадлежит большая роль в развитии формы стиха, отличавшегося чеканностью и точностью.
Напрасно акмеисты так резко отмежевали себя от символистов. Те же “миры иные” и тоску по ним мы встречаем и в их поэзии. Так, Н. Гумилев, приветствовавший империалистическую войну как “святое” дело, утверждавший, что “серафимы, ясны и крылаты, за плечами воинов видны” , через год пишет стихи о конце мира, о гибели цивилизации:
Чудовищ слышны ревы мирные,
Вдруг хлещут бешено дожди,
И все затягивают жирные
Светло-зеленые хвощи.
Когда-то гордый и смелый завоеватель понимает губительность разрушительность вражды, охватившей человечество:
Не все ль равно?
Пусть время катится,
Мы поняли тебя, земля:
Ты только хмурая привратница
У входа в Божии поля.
Этим объясняется неприятие ими Октябрьской революции 1917 года. Но судьба их не была однородной. Одни из них эмигрировали; Н. Гумилев якобы “принял активное участие в контрреволюционном заговоре” и был расстрелян. В стихотворении “Рабочий” он предсказал свой конец от руки пролетария, отлившего пулю, “что меня с землею разлучит”.
И господь воздаст мне полной мерой
За недолгий мой и краткий век.
Это сделал в блузе светло-серой
Невысокий старый человек.
Такие поэты, как С. Городецкий, А. Ахматова, В. Нарбут, М. Зенкевич не смогли эмигрировать. Например, А. Ахматова, которая не поняла и не приняла революцию, покинуть родину отказалась:
Мне голос был.
Он звал утешно,
Он говорил: “Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.
Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну черный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид”.
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух.
Не сразу вернулась она к творчеству. Но Великая Отечественная война вновь пробудила в ней поэта, поэта-патриота, уверенного в победе своей Родины (“Myжество” , “Клятва” и др.). А. Ахматова в своей автобиографии писала, что для нее в стихах “... связь моя со временем, с новой жизнью моего народа”.
Футуризм
Одновременно с акмеизмом в 1910–1912 гг. возник футуризм. Как и другие модернистские течения, он был внутренне противоречивым. Наиболее значительная из футуристических группировок, получившая впоследствии название кубофутуризма, объединяла таких поэтов серебряного века, как Д. Д. Бурлюк, В. В. Хлебников, А. Крученых, В. В. Каменский, В. В. Маяковский, и некоторых других. Разновидностью футуризма был эгофутуризм И. Северянина (И. В. Лотарев, 1887–1941) . В группе футуристов под названием “Центрифуга” начинали свой творческий путь советские поэты Н. Н. Асеев и Б. Л. Пастернак.
Футуризм провозглашал революцию формы, независимой от содержания, абсолютную свободу поэтического слова. Футуристы отказывались от литературных традиций. В своем манифесте с эпатирующим названием “Пощечина общественному вкусу” , опубликованном в сборнике с тем же названием в 1912 г., они призывали сбросить Пушкина, Достоевского, Толстого с “Парохода Современности”. А. Крученых отстаивал право поэта на создание “заумного” , не имеющего определенного значения языка. В его писаниях русская речь действительно заменялась бессмысленным набором слов. Однако В. Хлебников (1885 – 1922), В. В. Каменский (1884 – 1961) сумели в своей творческой практике осуществить интересные эксперименты в области слова, благотворно сказавшиеся на русской и советской поэзии.
В среде поэтов-футуристов начался творческий путь В. В. Маяковского (1893 – 1930). В печати его первые стихи появились в 1912 г. С самого начала Маяковский выделялся в поэзии футуризма, привнеся в нее свою тему. Он всегда выступал не только против “всяческого старья” , но и за созидание нового в общественной жизни.
В годы, предшествовавшие 1917 году, Маяковский был страстным революционным романтиком, обличителем царства “жирных” , предчувствующим революционную грозу. Пафос отрицания всей системы капиталистических отношений, гуманистическая вера в человека с огромной силой звучали в его поэмах “Облако в штанах”, “Флейта-позвоночник”, “Война и мир”, “Человек”. Тему поэмы “Облако в штанах” , опубликованной в 1915 г. в урезанном цензурой виде, Маяковский впоследствии определил как четыре крика “долой”: “Долой вашу любовь!”, “Долой ваше искусство!”, “Долой ваш строй!”, “Долой вашу религию!” Он был первым из поэтов, кто показал в своих произведениях правду нового общества.
В русской поэзии предреволюционных лет были яркие индивидуальности, которые трудно отнести к определенному литературному течению. Таковы М. А. Волошин (1877 – 1932) и М. И. Цветаева (1892 – 1941). После 1910 г. возникает еще одно направление – футуризм, резко противопоставившее себя не только литературе прошлого, но и литературе настоящего, вошедшее в мир со стремлением ниспровергать все и вся. Этот нигилизм проявлялся и во внешнем оформлении футуристических сборников, которые печатались на оберточной бумаге или обратной стороне обоев, и в названиях – “Молоко кобылиц” , “Дохлая луна” и т.п.
В первом сборнике “Пощечина общественному вкусу” (1912) была опубликована декларация, подписанная Д. Бурлюком, А. Крученых, В. Хлебниковым, В. Маяковским. В ней футуристы утверждали себя и только себя единственными выразителями своей эпохи. Они требовали “Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода современности” , они отрицали вместе с тем “парфюмерный блуд Бальмонта” , твердили о “грязной слизи книг, написанных бесконечными Леонидами Андреевыми” , огулом сбрасывали со счетов Горького, Куприна, Блока и пр.
Все отвергая, они утверждали “Зарницы новой грядущей Красоты Самоценного (самовитого) Слова” . В отличие от Маяковского они не пытались ниспровергать существующий строй, а стремились лишь обновить формы воспроизведения современной жизни.
Основа итальянского футуризма с его лозунгом “война – единственная гигиена мира” в русском варианте была ослаблена, но, как замечает В. Брюсов в статье “Смысл современной поэзии” , эта идеология “... проступала между строк, и массы читателей инстинктивно сторонились этой поэзии”.
“Футуристы впервые подняли форму на должную высоту, – утверждает В. Шершеневич, – придав ей значение самоцелевого, главного элемента поэтического произведения. Они совершенно отвергли стихи, которые пишутся для идеи” . Этим объясняется возникновение огромного числа декларируемых формальных принципов, вроде: “Во имя свободы личного случая мы отрицаем правописание” или “Нами уничтожены знаки препинания, – чем роль словесной массы – выдвинута впервые и осознана” (“Садок судей”).
Теоретик футуризма В. Хлебников провозглашает, что языком мирового грядущего “будет язык “заумный” . Слово лишается смыслового значения, приобретая субъективную окраску: “Гласные мы понимаем, как время и пространство (характер устремления), согласные – краска, звук, запах”. В. Хлебников, стремясь расширить границы языка и его возможности, предлагает создание новых слов по корневому признаку, например: (корни: чур... и чар...)
Мы чаруемся и чураемся.
Там чаруясь, здесь чураясь,
То чурахарь, то чарахарь,
Здесь чуриль, там чариль.
Из чурыни взор чарыни.
Есть чуравель, есть чаравель.
Чарари! Чурари!
Чурель! Чарель!
Чареса и чуреса.
И чурайся и чаруйся.
Подчеркнутому эстетизму поэзии символистов и особенно акмеистов футуристы противопоставляют намеренную деэстетизацию. Так, у Д. Бурлюка “поэзия – истрепанная девка”, “душа – кабак, а небо – рвань” , у В. Шершеневича “в заплеванном сквере” голая женщина хочет “из грудей отвислых выжать молоко”. В обзоре “Год русской поэзии” (1914) В. Брюсов, отмечая преднамеренную грубость стихов футуристов, справедливо замечает: “Весьма недостаточно поносить бранными словами все, что было, и все, что есть вне своего кружка, чтобы уже найти нечто новое”. Он указывает, что все их новшества мнимые, ибо с одними мы встречались у поэтов XVIII века, с другими у Пушкина и Вергилия, что теория звуков – красок разрабатывалась Т. Готье.
Любопытно, что при всех отрицаниях других направлений в искусстве футуристы ощущают свою преемственность от символизма.
Любопытно, что А. Блок, заинтересованно следивший за творчеством Северянина, с беспокойством говорит: “У него нет темы”, а В. Брюсов в статье 1915 г., посвященной Северянину, указывает: “Отсутствие знаний и неумение мыслить принижают поэзию Игоря Северянина и крайне суживают ее горизонт”. Он упрекает поэта в безвкусице, пошлости, и особенно резко критикует его военные стихи, которые производят “тягостное впечатление”, “срывая дешевые аплодисменты публики”.
А. Блок еще в 1912 году сомневался: “О модернистах я боюсь, что у них нет стержня, а только – талантливые завитки вокруг, пустоты”.
Русская культура кануна октябрьской революции 1917 года представляла собой итог сложного и огромного пути. Отличительными чертами ее всегда оставались демократизм, высокий гуманизм и подлинная народность, несмотря на периоды жестокой правительственной реакции, когда прогрессивная мысль, передовая культура всячески подавлялись.
Богатейшее культурное наследие дореволюционного времени, веками создававшиеся культурные ценности составляют золотой фонд нашей отечественной культуры.
Имажинизм
Представители заявляли, что цель творчества состоит в создании образа. Основное выразительное средство имажинистов — метафора, часто метафорические цепи, сопоставляющие различные элементы двух образов — прямого и переносного. Для творческой практики имажинистов характерен эпатаж, анархические мотивы.
На стиль и общее поведение имажинизма оказал влияние русский футуризм. По мнению некоторых исследователей, название восходит к английскому имажизму — англоязычной поэтической школе (Т. Э. Хьюм, Э. Паунд, Т. С. Элиот, Р. Олдингтон), знакомство с которым в России произошло после статьи 3. Венгеровой «Английские футуристы». Связь термина и концепции «имажинизм» с англо-американским имажизмом дискуссионна.
Имажинизм как поэтическое движение возник в 1918 году, когда в Москве был основан «Орден имажинистов». Создателями «Ордена» стали приехавший из Пензы Анатолий Мариенгоф, бывший футурист Вадим Шершеневич и входивший ранее в группу новокрестьянских поэтов Сергей Есенин. Черты характерного метафорического стиля содержались и в более раннем творчестве Шершеневича и Есенина, а Мариенгоф организовал литературную группу имажинистов ещё в родном городе. Имажинистскую «Декларацию», опубликованную 30 января 1919 года в воронежском журнале «Сирена» (а 10 февраля также в газете «Советская страна», в редколлегию которой входил Есенин), кроме них подписали поэт Рюрик Ивнев и художники Борис Эрдман и Георгий Якулов. 29 января 1919 года в Союзе поэтов состоялся первый литературный вечер имажинистов. К имажинизму также примкнули поэты Иван Грузинов, Матвей Ройзман, Александр Кусиков, Николай Эрдман, Лев Моносзон.
Расцвет
В 1919—1925 гг. имажинизм был наиболее организованным поэтическим движением в Москве; ими устраивались популярные творческие вечера в артистических кафе, выпускалось множество авторских и коллективных сборников, журнал «Гостиница для путешествующих в прекрасном» (1922—1924, вышло 4 номера), для чего были созданы издательства «Имажинисты», «Плеяда», «Чихи-Пихи» и «Сандро» (двумя последними руководил А.Кусиков). В 1919 году имажинисты вошли в литературную секцию Литературного поезда им. А. Луначарского, что дало им возможность ездить и выступать по всей стране и во многом способствовало росту их популярности. В сентябре 1919 года Есенин и Мариенгоф разработали и зарегистрировали в Московском совете устав «Ассоциации вольнодумцев» — официальной структуры «Ордена имажинистов». Устав подписали другие члены группы и его утвердил нарком просвещения А. Луначарский. 20 февраля 1920 года председателем «Ассоциации» был избран Есенин.
Помимо Москвы («Орден имажинистов» и «Ассоциация вольнодумцев») центры имажинизма существовали в провинции (например, в Казани, Саранске, в украинском городе Александрии, где имажинистскую группу создал поэт Леонид Чернов), а также в Петрограде-Ленинграде. О возникновении петроградского «Ордена воинствующих имажинистов» было объявлено в 1922 г. в «Манифесте новаторов», подписанном Алексеем Золотницким, Семеном Полоцким, Григорием Шмерельсоном и Влад. Королевичем. Потом, вместо отошедших Золотницкого и Королевича, к петроградским имажинистам присоединились Иван Афанасьев-Соловьёв и Владимир Ричиотти, а в 1924 году Вольф Эрлих.
Некоторые из поэтов-имажинистов выступали с теоретическими трактатами («Ключи Марии» Есенина, «Буян-остров» Мариенгофа, «2х2=5» Шершеневича, «Имажинизма основное» Грузинова). Имажинисты также приобрели скандальную известность своими эпатажными выходками, такими как «переименование» московских улиц, «суды» над литературой, роспись стен Страстного монастыря антирелигиозными надписями.
Распад группы
Имажинизм фактически распался в 1925 году: в 1922 году эмигрировал Александр Кусиков, в 1924 году о роспуске «Ордена» объявили Сергей Есенин и Иван Грузинов, другие имажинисты вынужденно отошли от поэзии, обратившись к прозе, драматургии, кинематографу, во многом ради заработка. Имажинизм подвергся критике в советской печати. Есенина нашли мертвым в гостинице «Англетер», Николай Эрдман был репрессирован.
Деятельность «Ордена воинствующих имажинистов» прекратилась в 1926 году, а летом 1927 года было объявлено о ликвидации «Ордена имажинистов». Взаимоотношения и акции имажинистов были затем подробно описаны в воспоминаниях Мариенгофа, Шершеневича, Ройзмана.
Модернизм
На рубеже веков реализм стал утрачивать свои позиции, он оказался недостаточно выразительным для изображения действительности, бурной, переменчивой. На смену ему приходит модернизм.
Модернизм как новое направление в искусстве зарождается на рубеже веков. Во Франции – Бодлер, Верлен, Рембо. В Скандинавии – Метерлинк. В Англии – Оскар Уйльд. В Литве – Чюрлёнис, Сруога. Позже среди крупнейших писателей модернистов засияли имена Кафки, Фолкнера, Набокова.
Модернизм делится на большое количество течений, но все они объединены поиском новых форм и взглядом человека на место в мире. Модернистская литература по большей своей части космополитична и обычно выражает чувство потерянности в урбанистической среде. Сама суть модернизма, зародившегося между мировыми войнами в обществе, истощенном идеями прошлого, является космополитичной. Писатели, работавшие в это время, экспериментировали с формами, способами, приемами, техниками, чтобы дать миру новое звучание, но темы их оставались вечными. Чаще всего это была проблема одиночества человека в этом разноцветном мире, несовпадение его собственного темпа с темпом окружающей действительности.
Именно модернизм, в отличие от всех предыдущих течений акцентирует свое внимание на человеке, на его внутренней сущности, отбрасывая внешний антураж или видоизменяя его так, чтобы он только подчеркивал основную идею. Критики говорят о литературе модернизма, как о явлении довольно мрачном, но такое ощущение создается преимущественно из-за того, что читатель рассматривает мир, поданный автором, через призму восприятия последнего, окрашенную разочарованием и вечным поиском смысла бытия.
С исторической точки зрения модернизм находится в тесной связи с появлением новых режимов. Чаще всего речь идет о становлении фашизма и коммунизма, и обращении к ним классиков литературы за новыми идеями. По этой причине творчество писателей иногда можно разделить на два периода – увлечения политикой и разочарования нею. И все же большинство модернистов аполитичны, единственный регламент для них – собственное воображение и мировосприятие.
Модернизм (от фр. moderne – современный, новейший) – направление в искусстве и литературе, противостоящее реализму и характеризующееся стремлением к нетрадиционным формам, к условности стиля. Основные признаки модернизма:
1) неверие в разумность миропорядка (реальный мир враждебен человеку, полон грубости и жестокости, а человек в нём слаб и беспомощен), отрицание исторического прогресса и утверждение абсурдности бытия;
2) исключительный интерес к личности вне её социальной принадлежности – одинокой, чуждой миру, игрушке в руках мировых стихий;
3) мифотворческий метод восприятия и объяснения мира (мир непознаваем, каждый художник вправе создавать свою картину мира, это и будет эстетическая победа над мировым хаосом);
4) поклонение искусству как высшей ценности в жизни (отказ от традиционного принципа «искусство служит народу». Искусство не должно служить, это общество должно ему служить. Художнику дозволено всё, ведь он украшает своими творениями жизнь).
31. Символистский роман в России : общая характеристика ( «Петербург» А. Белого , «Мелкий бес» Ф. Сологуба , «Огненный ангел» В. Брюсова , трилогия «Христос и анархист» Д. Мережковского ) . Образ-символ , его роль в литературе ХХ века.
«Петербург» А. Белого
«Летящая в пустоту культура» — вот главная его тема. Каждую историческую эпоху А. Белый воспринимал как определенный тип духовной атмосферы (уровень культуры), обусловленной и воплощенной искусством. Поэтому творчество русских классиков для автора романа есть высший показатель состояния прошлого. «Петербург» и строится на реминисценциях, образах Пушкина, Гоголя, Достоевского, Толстого.
Можно представить, каким красочно-анекдотичным и остро ироничным был воссозданный мир. Евгений из «Медного всадника» превратился в душевнобольного Дудкина; любовная сцена из оперы «Пиковая дама» — в дурной анекдотец. Тема гоголевского «Невского проспекта» обернулась мотивом «ползущей, голосящей многоножки». Сложный, во многом драматичный образ Каренина из романа Толстого снизился до фигуры заводной куклы Аблеухова-старшего, а трагедия Анны Карениной — до плотских развлечений Анны Петровны. Остропсихологические конфликты «Бесов» Достоевского подменились «мозговой игрой». Сопоставления можно продолжить бесконечно. Их средствами А. Белый передал кризис своей современности, когда все противоречия прошлого достигли последней черты.
В «Петербурге» — цепная реакция ущербных побуждений, стихийных процессов — «вихрей сознания». В их лоне созрели уродливые плоды индивидуализма, нигилизма, анархизма, агностицизма, механицизма. Государственная «политика» и революционная практика как равно болезненные явления отвергнуты автором. Но тем сильнее волнует его мечта о духовном возрождении России, о новой Калке ее спасения. Для А. Белого будущее, как он сказал по окончании романа, связано с пробуждением национального самосознания — «подлинного выражения культуры». Функцией такого жизнестроения и должно было обладать новое искусство.
Структура
Структура с разбиением на главки, прологом, эпилогом и словом «конец» пародирует условности классического романа — подобно тому, как за блестящим фасадом Петербурга эпохи классицизма кроется иррациональный мир нищих подворотен. Как бы вырванные из текста наудачу заглавия главок отсылают к «Братьям Карамазовым». Динамику повествования выявляют нестандартная пунктуация и типографика (приёмы, идущие от Стерна).
Ритмика
Роман написан ритмической, или орнаментальной прозой. «В исследовании Иванова-Разумника отмечено анапестическое, насыщенное паузами строение первой редакции „Петербурга“ и амфибрахичность словесной ткани второго издания в связи с изменением отношения автора к сюжету романа», — писал Белый в «Мастерстве Гоголя». «Рессоры анапеста» в романе Белого отмечал и Набоков; в «Даре» он спародировал «капустные гекзаметры» автора «Петербурга».
Цветопись
Эмоциональное состояние героев передаётся цветовой динамикой городского пейзажа, написанного в технике литературного пуантилизма. Белый связывал с цветами определённые эмоции: так, розовый цвет для него символизирует надежду, красный — глашатай конца света. В романе преобладают тусклые оттенки монохромной гаммы, преимущественно тёмные и смазанные. Городской пейзаж — почти нуаровый, с преобладанием дождей и туманов. Протекающая по мостам и проспектам людская толпа распадается на отдельные части тела и «икринки».
«Мелкий бес» Ф. Сологуба
События в романе вращаются вокруг Ардальона Борисовича Передонова, преподавателя гимназии, суетно и гадко проживающем отпущенный ему Богом срок. Но внешнюю череду происшествий не стоит рассматривать как единственный объект пристального внимания Ф.Сологуба. Автор, скорее, сосредоточен на постепенной и окончательной деградации Передонова, на его пути к безумию.
В отличии от многих романов русской классики, в “Мелком бесе” нет даже намёка на возможность благоприятного развития событий, а Передонову не противопоставлен так любимый литературой начала прошлого века положительный герой. Критики, правда, отмечали, что некоторый позитивный заряд несут образы Пыльникова и сестёр Рутиловых, но так ли это? Нет, конечно. Просто мрачный реализм романа побуждает читателя искать на страницах книги хоть что-то, пусть отдалённо, но похожее на нормальные человеческие натуры. Лишь маленькие дети в романе дают очень смутную, почти не ощущаемую надежду.
Современники сравнивали Передонова с Беликовым из “Человека в футляре” А.П.Чехова. Но такое сравнение вряд ли уместно: Беликов нелеп и смешон, его образ вызывает у читателя щемящее жалостливое чувство, Передонов же по-настоящему страшен.
«Огненный ангел» В. Брюсова
«Огненный ангел» был задуман как стилизация под подлинный текст XVI века, рукопись, дошедшую в поздних списках и впервые изданную (в переводе с немецкого) на русском языке с предисловием Брюсова. Поэтому за предисловием Брюсова следовало заглавие, стилизованное под заголовки эпохи Возрождения: «Огненный ангел, или Правдивая повесть, в которой рассказывается о.дьяволе, не раз являвшемся в образе светлого духа одной девушке и соблазнившем ее на разные греховные поступки, о богопротивных занятиях магией, астрологией, гоетейей и некромантией, о суде над оной девушкой под председательством его преподобия архиепископа Трирского, а также о встречах и беседах с рыцарем и трижды доктором Агриппою из Неттесгейма и доктором Фаустосом, написанная очевидцем».
«Повесть» строится как исповедь или воспоминания Р., в которых он рассказывает историю собственной жизни. Рупрехт бывший студент Кельнского университета, приезжает на родину из Америки, где он жил в течение пяти лет.
Его история в чем-то напоминает историю евангельского блудного сына: он украл у отца 25 луидоров и бежал из дома в надежде разбогатеть, но вместо этого он растратил свое имущество. В отличие от евангельского блудного сына Рупрехт не испытывает угрызений совести и не хочет вернуться в дом своего отца нищим и раскаявшимся. Направляясь в Кельн, он знакомится в гостинице с Ренатой, женщиной, общающейся с демонами, которая рассказывает ему историю своей жизни. С детства ей стал являться «огненный, в белоснежной одежде ангел», называвший себя Мадиэлем.
Он носил ее по небу и показывал «неземные, лучезарные селения». Когда Рената стала девушкой, она захотела сочетаться с Мадиэлем, и он в конце концов обещал ей явиться в образе человека.
Спустя два месяца в их местность приехал молодой граф Генрих фон Оттергейм. Рената признала в нем Мадиэля, хотя он и не подтверждал ее догадки, не хотел признавать, что они были знакомы прежде. Рената поселилась в замке графа Генриха, но в конце второго года их жизни он оставил замок и покинул ее. Рената просит Р. разыскать Генриха, и он, полюбивший Ренату, отправляется вместе с ней на поиски. Желая помочь Ренате, Р. вступает в сношения с духами, он погружается в изучение оккультных наук и даже попадает на шабаш к ведьмам. В описание занятий Р. магией Брюсов вложил многое из собственного опыта занятий оккультизмом.
Между героями повести выстраивается роковой треугольник, в котором граф Генрих воплощает небесную любовь, а Рупрехт — демонические соблазны. Действие повести развертывается на фоне исторических событий в Германии 1534-1535 годов, среди ее действующих лиц есть реальные исторические деятели (Аг-риппа Неттесгеймский, Ульрих Цазий), а также мифологические персонажи (доктор Фаустус), упоминаются реальные исторические события (Мюнстерское восстание). Стилизация под рукопись XVI века была исполнена столь мастерски, что немецкий переводчик повести принял ее и в самом деле за издание вновь обнаруженной рукописи XVI века, дошедшей в позднейших списках.
Повесть оканчивается гибелью Ренаты, которую за сношения с дьяволом сожгли на костре. Но сюжет имел продолжение за рамками повести, поскольку ее основное сюжетное ядро, которое образовывал роковой треугольник Рената — Р. — Генрих, отражало сложные любовные переживания Брюсова на почве его увлечения начинающей писательницей Ниной Петровской, незадолго до этого пережившей роман с Андреем Белым.
трилогия «Христос и анархист» Д. Мережковского
В романах трилогии писатель выразил свою философию истории и взгляд на будущее человечества, сформулировал основные идеи, легшие в основу «нового религиозного сознания» и церкви «Третьего завета».
Все три романа трилогии «Христос и Антихрист» были объединены главной идеей: борьбой и слиянием двух принципов, языческого и христианского, призывом к утверждению нового христианства, где «земля небесная, а небо земное». В истории человеческой культуры, считал Мережковский, уже предпринимались попытки синтеза «земной» и «небесной» правд, но они оказались неудачными в силу незрелости человеческого общества. Именно в будущем соединении этих двух правд — «полнота религиозной истины», — считал Мережковский. Трилогия Мережковского (согласно К. Чуковскому) была написана для того, чтобы обнаружить «бездну верхнюю» и «бездну нижнюю», «Богочеловека» и «Человекобога», «Христа» и «Антихриста», «Землю и Небо», слитыми в одной душе, «претворившимися в ней в единую, цельную, нерасточимую мораль, в единую правду, в единое добро».
Взгляды Мережковского достаточно сложны. Сложен и их генезис. Сам Мережковский позже так определил центральную мысль произведения и ее эволюцию: «Когда я начинал трилогию <…> мне казалось, что существуют две правды: христианство — правда о небе и язычество — правда о земле и в будущем соединении этих двух правд — полнота религиозной истины. Но, кончая, я уже знал, что соединение Христа с Антихристом — кощунственная ложь, что обе правды <…> уже соединены во Христе Иисусе <…> что в Нем Едином — не только совершенная, но и бесконечно совершаемая, бесконечно растущая истина, и не будет иной».
Эта четкая и в целом адекватная произведению формулировка, разумеется, не исчерпывает всей проблематики трилогии и, как всякая автохарактеристика, нуждается в корректировке извне. Христос и Антихрист в романах — не однозначные аллегории христианства и язычества, а емкие художественно-историософские символы. Значение их ближе всего к тому, что в романах Достоевского определяют как «богочеловеческое» и «человекобожеское» начала в человеке.
32. Литература русского зарубежья : три волны, их особенности и основные представители. Проблематика и проблематичность этой литературы ( в частности , трагедия младшего поколения эмиграция первой волны – Б. Поплавского , Г. Газданова , Б. Божнева , выход В. Набокова)
Литерату́ра ру́сского зарубе́жья — ветвь русской литературы, возникшая после 1917 года за пределами СССР и России.
Литература русского зарубежья делится на три периода, соответствующие трём волнам в истории русской эмиграции:
1918—1940 годы — первая волна,
1940—1950-е (или середина 1960-х) годы — вторая волна,
1960 (или середина 1960-х) — 1980-е годы — третья волна.
Социальные и культурные обстоятельства каждой волны оказывали непосредственное влияние на развитие литературы русского зарубежья и её жанров.
Первая волна эмиграции (1918—1940)
После революции 1917 года в связи со сложившейся политической обстановкой из страны отъезжало большое количество граждан, которые стали создавать за рубежом «вторую Россию». Начавшаяся в 1918 году первая волна русской эмиграции была массовым явлением (более двух миллионов эмигрантов) и продолжалась до начала Второй мировой войны и оккупации Парижа. В этот период значительная часть русской интеллигенции (философы, писатели, художники) эмигрировали или были высланы из страны. Одна из наиболее известных акций по высылке интеллигенции вошла в историю под названием «Философский пароход».
Расселение представителей русской эмиграции происходило вокруг следующих основных центров: Константинополь, София, Прага, Берлин, Париж, Харбин, Шанхай. Эмигранты уезжали также в Латинскую Америку, Канаду, Польшу, Скандинавию, США].
Жители Финляндии и прибалтийских государств оказались в положении эмигрантов, не меняя места жительства. Там тоже образовались заметные очаги русской культуры.
Несмотря на отсутствие массового читателя и непростое материальное положение большинства писателей, русская зарубежная литература активно развивалась. Выделялось старшее поколение, которое придерживалось направления «сохранения заветов» (И. Бунин, Д. Мережковский), младшее поколение, ценившее драматический опыт эмиграции (Г. Иванов, «Парижская нота»), «незамеченное поколение», писатели, осваивавшие западные традиции (В. Набоков, Г. Газданов).
Некоторые исследователи считают, что работы писателей первой волны эмиграции имеют большее культурное и литературное значение, чем творчество авторов второй и третьей.
Вторая волна эмиграции (1940—1950-е годы)
В конце Второй мировой войны началась вторая волна эмиграции, которая уже не отличалась такой массовостью, как первая. Значительная её часть состояла из так называемых «перемещённых лиц» («ди-пи»). Большая часть эмигрировала в Германию и США. Оказавшиеся в тяжёлых условиях эмиграции поэты и писатели посвящали немалую часть своего творчества теме войны, плена, большевистского террора. Среди эмигрировавших авторов — Д. Кленовский, В. Синкевич, Б. Ширяев, Н. Моршен, Н. Нароков, одним из наиболее видных поэтов второй волны критиками считается И. Елагин.
Некоторые исследователи относят к второй волне эмиграции Ю. Иваска, И. Чиннова, Б. Нарциссова[5], живших в 1920—1930-х годах в прибалтийских государствах, находившихся на окраине литературной жизни русского зарубежья.
Третья волна эмиграции (1960—1980-е годы)
Третья волна связана в большей степени с поколением «шестидесятников» и их не оправдавшимися надеждами на перемены после хрущёвской оттепели. После посещения Н. С. Хрущёвым в 1962 году выставки художников-авангардистов начался период гонений на творческую интеллигенцию и ограничений свобод. В 1966 году был выслан первый писатель — В. Тарсис. Многие деятели науки и культуры стали выезжать из страны после изгнания А. Солженицына в 1974 году, эмигрируя в основном в США, Францию, Германию, Израиль.
Представители третьей волны отличались от «старой эмиграции», часто были склонны к авангарду, постмодернизму, находясь под впечатлением не русской классики, а модной в 1960-х годах американской и латиноамериканской литературы, произведений М. Цветаевой, Б. Пастернака, А. Платонова. Среди крупных представителей третьей волны — А. Солженицын, И. Бродский, С. Довлатов, В. Аксёнов, Г. Владимов, В. Войнович, А. Зиновьев, Ю. Мамлеев, А. Синявский.
"Отдать себе отчет в том, что в России или в эмиграции, в Берлине или на Монпарнасе, человеческая жизнь продолжается, жизнь с большой буквы, по-западному, с искренним уважением к ней, как средоточию всего содержания, всей глубины жизни вообще:", - такой представлялась задача литератора писателю младшего поколения Б.Поплавскому.
"Царства монпарнасского царевич", как называли его современники, Борис Поплавский - самый неоднозначный гений русского зарубежья, сумевший при жизни издать один единственный сборник стихов, да и тот значительно покорёженный пером редактора!
Покинув этот мир на 33-м году жизни, Борис Поплавский оставил после себя два философско-автобиографических романа, воссоздающих атмосферу и быт "русского" Парижа 20-х - 30-х гг. 20-го века, несколько поэтических сборников и литературную критику. А кроме того - свои дневники, "...совершенно особенное художественное целое, живущее по своим законам и в известном смысле самодостаточное».
Даже если герои и философия его романов могут показаться привлекательными не для всех, их стоит почитать хотя бы просто для того, чтобы насладиться поистинне великолепным русским языком: глубоким на мысли, богатым на образы, точным на наблюдения и удивительно плавным в повествовании.
И по жизненному опыту, и по характеру дарования Газданов не ощущал близости к литературе русского Зарубежья, особенно к ее старшему поколению, которое, на его взгляд, продолжало жить представлениями и художественными верованиями, вывезенными из России. В начале 1930-х годов, переписываясь с М.Горьким, который намеревался опубликовать его первый роман на родине, Газданов обсуждал планы своего возвращения в СССР, оставшиеся неосуществленными. В 1936 напечатал статью О молодой эмигрантской литературе, заявив,что сознание нового поколения, на собственном опыте познавшего революцию и Гражданскую войну, органически чуждо ценностям и понятиям, восходящим к Серебряному веку, и что после этого опыта стало невозможно писать так, как писали корифеи русской литературы в изгнании. Существование молодого поколения Газданов объявил мифом, поскольку оно представлено только В.В.Набоковым, тогда как другие писатели по-прежнему не осознали, что давно порвалась связь с «культурным слоем» русской классики, ставшей мертвой для тех, кого эмиграция превратила из интеллектуальной элиты в социальные низы. Статья вызвала острую полемику и обвинения ее автора в «писаревщине», однако они не поколебали веры Газданова в необходимость поиска существенно нового художественного языка, чтобы передать существование «в безвоздушном пространстве... с непрекращающимся чувством того, что завтра все опять «пойдет к черту», как это случилось в 14-м или в 17-м году».
Это чувство преобладает в новеллах и романах Газданова 1930-х годов, которые чаще всего представляют собой вариации мотивов самопознания героя, приходящего к постижению духовной пустоты и повседневной жестокости жизни. Вынужденный постоянно соприкасаться с насилием и смертью, он тщетно ищет некий смысл в той цепочке случайностей, которые неизменно подводят к трагическому финалу.
Особенно полно и нешаблонно эти мотивы воплотились в повести Ночные дороги (закончена в 1941, полный вариант опубликован в 1952), основанной на наблюдениях Газданова над парижским «дном», которое он досконально изучил за годы своей работы шофером такси. Документальная по материалу, повесть представляет собой русский аналог таких произведений, как Путешествие на край ночи (1932) Л.-Ф.Селина и Тропик Рака (1934) Г.Миллера. Газданов описывает нравы трущобных кварталов и опустившейся богемы, воссоздает истории крушения надежд и деградации личности. Заставляя своего автобиографического героя вновь и вновь погружаться в те сферы, где его ждет встреча с «живой человеческой падалью», писатель подвергает строгой проверке еще не преодоленные персонажем либеральные иллюзии и угасающее чувство сострадания социальным жертвам.
В повести последовательно осуществлен взгляд на литературу как на свидетельство, не терпящее умолчаний или фальши, когда необходимо воссоздавать прежде игнорируемые сферы человеческого существования. Ночные дороги передают восходящее к Ш.Бодлеру представление Газданова о том, что истинная поэзия возникает, когда автор пережил экстремальные состояния, одарившие его достоверным, хотя и травмирующим знанием о реальности.
Выход первой поэтической книги Божнева, носившей несколько вызывающее название «Борьба за несуществование» (Париж, 1925), сопровождался не меньшим скандалом в литературной среде русской эмиграции. Стихотворения, вошедшие в книгу, поражали своей противоречивостью: резким контрастом между классически ясной и строгой формой, подчеркнуто чуждой судорожному экспериментаторству и безоглядному «новаторству» разномастных авангардистов, и своим шокирующим содержанием, в значительной мере определявшимся «эстетикой безобразного». Деэстетизация поэтического языка, откровенный эротизм, возвышение традиционно низких, внелитературных тем, эпатирующее снижение традиционно высоких тем и образов – таковы характерные особенности целого ряда стихотворений Божнева, во многом ориентировавшегося на творчество французских «проклятых» поэтов:
Я не люблю оранжереи,
Где за потеющим стеклом
Растенье каждое жирея
Зеленым салом затекло.
И, к грядкам приникая ближе,
Цветов прожорливые рты
Навозную вбирают жижу
В извилистые животы…
(«Я не люблю оранжереи…»)
Или еще хлеще:
Стою в уборной… прислонясь к стене…
Закрыл глаза…Мне плохо…обмираю…
О смерть моя… Мы здесь наедине…
Но ты – чиста… Тебя не обмараю…
Набоков
Пансион набоковской прозы плотно населен малосимпатичными персонажами. Угрюмые, докучливые. То фальшивые, то трусливые, то откровенно подлые. Они и выглядят соответственно. В авторском голосе слышится злость и разочарование: ущербна, пакостно-тягуча, мелочна человеческая натура. То этот внимательный соглядатай заметит на чьем-то лице мясистую бородавку у носа, «словно лишний раз завернулась ноздря» («Круг»), то почует «теплый, вялый запашок не совсем здорового, пожилого мужчины» («Машенька»), и читателю едва не делается дурно, но это еще цветочки; то расскажет, точно уголовный хроникер, как мать, потеряв терпение, утопила двухлетнюю дочку в ванной и потом сама выкупалась – не пропадать же горячей воде («Василий Шишков»). Из каждого человека можно добыть «слабый раствор зла». Безрадостное впечатление. Кретинизм, мерзость…
Набокова обвиняли в бездумности и бездуховности, в аморализме, в подмене добродетельного пафоса приемом. Но так ли это? Взглянем на некоторые его произведения поближе.
Читая роман «Подлинная жизнь Себастьяна Найта», невольно погружаешься в лабиринт зеркал, причудливый мир отражений, который тем более интересен, что за каждым отражением мы находим ускользающие черты самого Набокова.
Исследуя подлинную жизнь Найта, мы вместе с героем романа (да что там, вместе с самим Набоковым) постоянно встречаем подробности жизни и черты характера, столь хорошо знакомые истинным любителям Набокова. Порою кажется, что автор намеренно изобразил себя, умершего в Старом Свете, в образе Себастьяна Найта, и себя, родившегося в Америке, в образе рассказчика. Но для любителя шахматных задач это было бы слишком просто. Автор намеренно играет с Читателем, предоставляя ему возможность увидеть почти готовый портрет Владимира Набокова. Но тут же он затуманивается; еще немного, и вот уже виден только бледный контур; а затем, и вовсе – только улыбка. Впрочем, и она растворяется, но лишь для того, чтобы мы вновь встретились с живым писателем на другой странице. При этом сам автор – это и есть его книги; книги, которые рождаются с обложки и умирают с последней страницей. Во всяком случае, все книги Набокова закрываешь с чувством утраты чего-то неуловимо прекрасного.
Вообще, тема отражений в произведениях Набокова играет очень важную роль. Без осознания значимости этой роли невозможно добиться понимания всего творчества писателя. Со страниц книг на нас смотрит не сам автор, а отражение отражения Набокова, одетого в маскарадный костюм и играющего роль, придуманную им самим.
Или первый роман Набокова-Сирина «Машенька», - наиболее «русский» из романов Набокова. В романе вся атмосфера, воздух некой странности, призрачности бытия окутывает читателя. Здесь воплощена подлинные судьбы, превращенные талантом Набокова в вымышленные. Позже, в 1954г., в «Других берегах» он изложит истинные происшествия, породившие роман, и назовет истинное место действия – берега все той же реки Одереж под Петроградом. Здесь появится как бы «подкладка» этой, говоря словами автора, «полубиографической повести», - сад его дяди В. И. Рукавшиникова; татарский разрез глаз героини, которой он вновь дает псевдоним – Тамара; и пара подруг, которых заботливая судьба вскоре приберет прочь с пути; велосипедные прогулки с фонарем, заряженным магическими кусками карбида. Та же неблагосклонная для любви петроградская зима, кончившаяся тусклым расставанием, в отличие от Машеньки шагнет не в сумерки, «пушисто пахнущие черемухой», а в «жасмином насыщенную тьму».
Но уже в «Машеньке» впервые заявит о себе основная сквозная тема В. В. Набокова: тема двух домов. Дом, где временно проживает Ганин, главный герой повествования, прозрачен не только для грохочущих поездов, но и для читателя – как сущий символ не одного лишь проходного двора изгнания, но и прошлого как такового. В конце герой его покидает и «не вернется больше никогда». Причем Ганин наконец понимает, что любезный его сердцу образ Машеньки тоже остался навеки «там, в доме теней, который уже сам стал воспоминанием». А следом всплывает дом другой, только еще строящийся.
Пожалуй, самая характерная черта, свойственная всем проходным героям Набокова, – их максимальный эгоизм, нежелание считаться с «другими». Ганин жалеет не Машеньку и их любовь, он жалеет себя, только себя, которого не вернешь, как не вернешь молодости и России. И реальная Машенька, как не без оснований страшится он, жена тусклого и апатичного соседа по пансионату Алферова, своим «вульгарным» появлением убьет хрупкое прошлое…
Писательница Галина Кузнецова передает характерный разговор в русской провинциальной библиотеке на юре Франции: «Я спросила о Сирине. – Берут, но немного. Труден. И потом, правда, что вот хотя бы «Машенька». Ехала, ехала и не доехала. Читатель таких концов не любит».
Набоков – писатель интеллектуал, превыше всего ставящий игру воображения, ума, фантазии. Вопросы, которые волнуют сегодня человечество – судьба интеллекта, одиночество и свобода, личность и тоталитарный строй, любовь и безнадежность – он преломляет в своем, ярком метафорическом слове. Стилистическая изощренность и виртуозность Набокова резко выделяет его в нашей традиционной литературе. Его монументальное наследие только начинает публиковаться на родине. Общая оценка его творчества впереди; его место в русской и мировой литературе будет определено впоследствии.
33. Творчество В. Набокова : русский и американский периоды. Роман В. Набокова «Лолита» - исследование психологии современного человека. Культурный код романа
Октябрьская революция заставила Набоковых перебраться в Крым, где к Владимиру пришёл первый литературный успех — его работы печатались в газете «Ялтинский голос» и использовались театральными труппами, во множестве спасавшимися на южном берегу Крыма от опасностей революционного времени. В апреле 1919 года, перед захватом Крыма большевиками, семья Набоковых навсегда покинула Россию. Некоторые из семейных драгоценностей удалось вывезти с собой, и на эти деньги семья Набоковых жила в Берлине, в то время как Владимир получал образование в Кембриджском университете (Тринити-колледж), где он продолжает писать русские стихи и переводит на русский язык «Алису в стране чудес» Льюиса Кэрролла. В Кембриджском университете Набоков основал Славянское общество, впоследствии переродившееся в Русское Общество Кембриджского университета.
В марте 1922 года был убит отец Владимира Набокова Владимир Дмитриевич Набоков. Это произошло на лекции П. Н. Милюкова «Америка и восстановление России» в здании Берлинской филармонии. В. Д. Набоков попытался нейтрализовать стрелявшего в Милюкова черносотенца, но был застрелен его напарником.
Берлин (1922—1937)
В 1922 году Набоков переезжает в Берлин; зарабатывает на жизнь уроками английского языка. В берлинских газетах и издательствах, организованных русскими эмигрантами, печатаются рассказы Набокова.
В 1922 году заключает помолвку со Светланой Зиверт; помолвка была расторгнута семьёй невесты в начале 1923 года, поскольку Набоков не смог найти постоянную работу.
В 1925 году Набоков женится на Вере Слоним. Их первый и единственный ребёнок, Дмитрий (1934—2012) много занимался переводами и изданием произведений отца и способствовал популяризации его творчества, в частности, и в России.
Вскоре после женитьбы завершает свой первый роман — «Машенька» (1926). После чего до 1937 года создаёт 8 романов на русском языке, непрерывно усложняя свой авторский стиль и всё более смело экспериментируя с формой. Печатается под псевдонимом В. Сирин. Печатался в журнале «Современные записки» (Париж). Романы Набокова, не печатавшиеся в Советской России, имели успех у западной эмиграции, и ныне считаются шедеврами русской литературы (особ. «Защита Лужина», «Дар», «Приглашение на казнь» (1938)).
Франция и отъезд в США (1937—1940)
В 1936 году В. Е. Набокова была уволена с работы в результате усиления антисемитской кампании в стране. В 1937 году Набоковы уезжают во Францию и поселяются в Париже, проводя также много времени в Канне, Ментоне и других городах. В мае 1940 году Набоковы бегут из Парижа от наступающих немецких войск и переезжают в США последним рейсом пассажирского лайнера Champlain.
США
В Америке с 1940 до 1958 года Набоков зарабатывает на жизнь чтением лекций по русской и мировой литературе в американских университетах.
Свой первый роман на английском языке («Подлинная жизнь Себастьяна Найта») Набоков пишет ещё в Европе, незадолго до отъезда в США. С 1937 года и до конца своих дней Набоков не написал на русском языке ни одного романа (если не считать автобиографию «Другие берега» и авторский перевод «Лолиты» на русский язык). Его первые англоязычные романы «Подлинная жизнь Себастьяна Найта» и «Под знаком незаконнорождённых» («Bend Sinister»), несмотря на свои художественные достоинства, не имели коммерческого успеха. В этот период Набоков близко сходится с Э. Уилсоном и другими литературоведами, продолжает профессионально заниматься энтомологией. Путешествуя во время отпусков по Соединённым Штатам, Набоков работает над романом «Лолита», тема которого (история взрослого мужчины, страстно увлекшегося двенадцатилетней девочкой) была немыслимой для своего времени, вследствие чего даже на публикацию романа у писателя оставалось мало надежд. Однако роман был опубликован (сначала в Европе, затем в Америке) и быстро принёс его автору мировую славу и финансовое благосостояние. Интересно, что первоначально роман, как описывал сам Набоков, был опубликован в одиозном издательстве «Олимпия Пресс», которое, как он понял уже после публикации, выпускало в основном «полупорнографические» и близкие к ним романы.
Вновь Европа
Набоков возвращается в Европу и с 1960 года живёт в Монтрё, Швейцария, где создаёт свои последние романы, наиболее известные из которых — «Бледное пламя» и «Ада» (1969).
Последний незавершённый роман Набокова «Лаура и её оригинал» (англ. The Original of Laura) вышел на английском языке в ноябре 2009 года. Издательство «Азбука» в этом же году выпустило его русский перевод.
"Лолита" — менее всего роман о прискорбном и частном клиническом случае с криминальной окраской. Это лишь самый поверхностный пласт произведения. И даже не только история болезненной, греховной, извращенной, а потому обреченной, но настоящей любви. Прежде всего, это и роман об искусстве и художнике. Судьба Гумберта Гумберта, его одержимость и мания, блаженство и проклятие, судорожное стремление приручить и удержать "бессмертного демона во образе маленькой девочки" — есть метафора творческого процесса. В середине XX века о подобных вещах можно говорить уже только с горькой самоиронией, если не c самоиздевкой, которая адаптируется в общепонятные на Западе термины фрейдовского психоанализа, в "либидобелиберду", как припечатывает его Набоков.
Это и зашифрованная автобиография самого художника, что, разумеется, не следует понимать буквально: Гумберт — Набоков примерно в том же смысле, какой Флобер вкладывал в слова: "Эмма Бовари — это я". И, наконец, обобщающий план: данный роман — это аллегория взаимоотношений художника Набокова с Америкой, пусть тронутой современной массовой культурой, но все еще "огромной, прекрасной, доверчивой страной", чей нынешний облик и литературное достояние прошлого он изощренным образом использовал для собственного одностороннего интеллектуального наслаждения.
Любовь и вожделение утонченного европейца Гумберта Гумберта к американской девочке-подростку Долорес Гейз — это метафорическое изображение "романа автора с английским языком" и его метаморфозы в американского писателя. И в данном плане Лолита, чьей душой герой тщится завладеть, колеся сначала с ней, а потом в погоне за ней по американским городам и весям, выступает воплощением самой современной Америки.
Ранняя набоковская эстетика автономного и свободного поэтического “я” была тесно связана с его эмиграцией: художник, обладавший по-настоящему мощным самосознанием, может сотворить самого себя в своем искусстве. На самом деле, изгнание способствовало тому, что Набоков представлял себя существующим отдельно от непосредственных обстоятельств своей жизни и независимым от них: он доказал силу своего искусства, превратив то, что могло показаться мучительным, в художественный триумф. Однако последующие события XX столетия складывались таким образом, что такой идеал художника стал казаться неосуществимым. Даже самые далекие от мирских забот таланты были потрясены катастрофами Второй мировой войны, и прежде всего Холокоста.
34. Реализм в XIX и XX веке. Проблематичность метода, его эволюция. Назовите крупнейших реалистов ХХ века и их характерные приемы ( Э-М. Ремарк , Э. Хемингуэй, Г. Грин , Т. Драйзер , Р. Роллан и др.)
В литературе XIX века главенствующую роль играл реализм – художественный метод, для которого характерно стремление к непосредственной достоверности изображения, созданию как можно более правдивого образа действительности. Реализм предполагает подробное и четкое описание лиц и предметов, изображение определенного реального места действия, воспроизведение особенностей быта и нравов. Все это, по мнению писателей-реалистов, является необходимой предпосылкой для раскрытия душевного мира людей и подлинной сущности исторических и социальных конфликтов. Следует заметить, что при этом авторы подходили к жизненным реалиям не как бесстрастные регистраторы – напротив, средствами реалистического искусства они стремились возбуждать в читателях общечеловеческие нравственные стремления, учить добру и справедливости.
На рубеже XIX-XX реализм по-прежнему популярен, в русле реалистического метода творят такие известные и получившие признание авторы, как Лев Толстой, Антон Чехов, Владимир Короленко, а также молодые писатели Иван Бунин и Александр Куприн. Однако в реализме того времени появляются и новые тенденции, получившие название неоромантических. Писатели-неоромантики отвергали «прозаическое существование» обывателей и воспевали мужество, подвиг и героику приключений в необычайной, часто экзотической обстановке. Именно неоромантические произведения, созданные в 90-х годах, принесли известность молодому Максиму Горькому, хотя более поздние его сочинения написаны скорее в рамках традиционного реализма.
Просветительский реализм
Период – XVII - XVIII вв.
Главный принцип – вера в разум человека, надежда на гармонизацию общества через просвещение (будущее – «царство Разума»), развитие творческого начала в человеке.
В русской литературе – А. Н. Радищев, Д. И. Фонвизин (Недоросль), Г. Р. Державин,
в мировой – Д. Дефо, Дж. Свифт, Вольтер, И. Гёте.
Критический реализм
Период – 1840 – 1890-е гг. (формируется в 1830-е годы).
Особенности:
критика социальных пороков общества;
обличительная направленность произведений;
воссоздание жизни в её закономерностях;
изображение «типических характеров в типических обстоятельствах»
Социалистический реализм
Период – 1920 – 1980-е гг.
Основа – коммунистический общественно-политический и эстетический идеал , пафос революционной перестройки мира, вера в социализм и коммунизм.
Представители – Н. А. Островский, М. А. Шолохов, А. Н. Толстой, Д. Бедный, позднее творчество В. В. Маяковского
Эрих Мария Ремарк
(1898-1970)
Э. М. Ремарк - один из самых значительных немецких писателей ХХ века. Посвященные жгучим проблемам современной истории, книги писателя несли в себе ненависть к милитаризму и фашизму, к государственному устройству, которое порождает смертоубийственные бойни, которое преступно и бесчеловечно по своей сути. Страстный антивоенный и антифашистский пафос, хотя и ослабленный индивидуалистической позицией писателя и его героев, демократизм, выразившийся в глубокой симпатии к фронтовым солдатам, к тем, кто гоним и преследуем капиталистическим миром, над чьею жизнью нависла угроза смерти, вера в человека и его достоинство - все это делает лучшие произведения писателя образцами немецкой прозы ХХ века.
Начав как летописец и выразитель настроений «потерянного поколения», Ремарк медленно, с трудом, преодолевал свойственные ему, как и многим другим писателям этой группы, пацифизм и политический нейтрализм. Его герои, беспомощно врученные миру, под мощным натиском исторических событий решались на действие антифашистское, совершаемое в одиночку, решались на сопротивление режиму, отказ от которого был равносилен предательству.
Противоречий и слабостей писателя трудно не заметить. Беспощадный реализм Ремарка временами соседствует со скептицизмом, пессимизмом, следами влияния «философии жизни», философской культуры О.Шпенглера, стилистики буржуазной литературы.
«На западном фронте без перемен»
Эта книга о поколении восемнадцатилетних юношей, посланных со школьной скамьи в огонь войны, в котором сгорели их иллюзии. Опыт одного из представителей этого «потерянного поколения» - Пауля Боймера, от имени которого написан этот роман, включал в себя опыт миллионов простых солдат. Ремарк осудил войну с точки зрения трудящегося человека, и именно это вызвало столь бешеную реакцию. Рекрутство, ожидание первого боя, газовые атаки, ураганный огонь, рукопашные бои, лазарет и пребывание в нем, ранения, смерть… Ремарк показывает войну в ее повседневности, превращающих людей в «людей-зверей», в «бесчувственных мертвецов, могущих только бегать и убивать». С пацифистских позиций осуждает писатель империалистическую войну, явившую высшую меру презрения к человеческой жизни, нанесшей неизмеримый урон человечности, приучившей человека быть равнодушным ко всему, приучить к тому, к чему привыкать нельзя, - к противоестественной смерти в расцвете сил.
Но война не убила в простом человеке его готовность помочь, доверие, самоотверженность, добро, чувство товарищества. Герои знают, что после войны начнется «борьба на жизнь и на смерть». Но вопрос «против кого, против кого?» остается без ответа.
Рядовой Боймер погибает тихим октябрьским днем 1918 года, за несколько дней до перемирия, когда военные сводки сообщали только то, что «на Западном фронте без перемен». Он умер с таким выражением лица, «будто он был почти доволен, что это так произошло».
После выхода романа в свет Ремарк стал объектом шельмовства и преследований со стороны милитаристов и фашистов. Из него сделали «плакатное лицо». Утверждалось, что он никогда не бывал на фронте или что он не солдат, но лейтенант-аристократ, орденоносец, что украл рукопись своего мертвого товарища и т.п. Его называли «не-немцем», «отравителем духа немецкого народа», инструментом красного Интернационала.
Роман «Возвращение» (1931) раскрывает историю распада фронтового товарищества. После последних оборонительных боев немецкое войско возвращается в Германию, потрясенную Ноябрьской революцией. И еще более запутанной и непроницаемой, чем война, предстает перед героями Ремарка послевоенная действительность. В тюрьме оказывается солдат, крестьянин Бетке, стреляющий в нарушившую верность жену. Кончают жизнь самоубийством лейтенант Брейер из-за полученной на фронте болезни, Рае, пытающийся обрести потерянное солдатское братство во Фрейкоре, где он принимает участие в расстреле бывших товарищей. Другие фронтовики приспосабливаются, становясь дельцами-спекулянтами. Рассказчик Эрнст Биркхольц, становящийся учителем в маленькой деревушке, видит, что молодежь по-прежнему воспитывается в милитаристском духе. Душевные и телесные раны не дали людям вернуться к привычной жизни. Страх перед существованием, отчаяние, переживаемое героями, отразили настроения широких слоев населения Германии в годы мирового экономического кризиса.
И горьким пророчеством звучат слова Биркхольца о том, что фронтовые товарищи «когда-нибудь будут снова маршировать плечом к плечу, проклиная, покоряясь, но все вместе».
В «Трех товарищах» (1938) Ремарк, с большой силой выразивший тоску по истинно человеческой общности, показал, сколь иллюзорно воспетое им товарищество как форма защиты от общества. Три фронтовых друга, Роберт Локамп, Отто Кестер и Готфрид Ленц, владельцы мастерской по ремонту автомобилей, пытаются вместе противостоять трудностям быстроменяющейся жизни. Память о военных годах навсегда въелась в их души. Это ощущается на каждом шагу – не только в большом, но и малом, в бесчисленных деталях их быта. Дымящиеся асфальтные котлы напоминают им походные полевые кухни, фары автомобиля – прожектор, выискивающий в ночном небе вражеский самолет, комнаты санатория - фронтовой блиндаж.
Заставляя Роберта заниматься самоанализом, Ремарк исследует думы и настроения «потерянного поколения» в целом. Фактически, это роман не только о трёх товарищах. Разве не относятся к этому же поколению и Фердинанд Грау, Валентин Гаузер, Альфонс и некоторые другие, уцелевшие во время войны, но утратившие душевное спокойствие и теперь пытающиеся выйти из шокового состояния с помощью бесконечных выпивок и потасовок?
Более того, в известной степени к ним можно присоединить и Патрицию Хольман.
Судьба товарищества складывается здесь иначе, чем в «Возвращении»: оно не оказывается иллюзией, выдерживает испытание временем, не распадается, а превращается в дружбу в самом высоком смысле этого слова, причем дружбу действенную, активную, которой мешают только внешние силы, вроде убившего Ленца револьвера.
Самую серьезную проверку товарищество проходит после вспышки заболевания Пат вплоть до ее смерти, накануне которой Отто совершает «жертвоприношение» - продает своего «Карла», о котором Кестер ранее говорил, что он скорее согласится отрубить руку, чем продать этот автомобиль.
Финал романа трагичен: Ленц после посещения политического собрания застрелен противником. Друзья мстят за него убийце. Умирает от неизлечимой болезни, полученной в голодные годы Пат, чья любовь озарила жизнь Роберта, и в его жизни, без цели и пути, остается лишь одно отчаяние. Дружба и любовь бессильны перед смертью, истоки которой в социальных бедствиях общества.
События второй мировой войны заставили Ремарка оставить позиции аполитизма. Антифашистская тема впервые входит в его творчество в романе «Возлюби ближнего своего» (1941) .Это произведение открывает ряд романов, посвященных судьбам немецких эмигрантов, их «хождению по мукам» по странам Европы, правительства которых вкупе с Лигой Наций проводили по отношению к фашистской Германии политику преступного нейтралитета. Австрия, Чехословакия, Швейцария, Франция, Португалия – этапы пути эмигрантов, запечатленные в романе «Ночь в Лиссабоне» (1963).Аресты, облавы, депортации, интернирование и заключение в концлагерь, после которого неминуема выдача фашистам…
В «Триумфальной арке» (1946) изображен Париж накануне национальной катастрофы, мир, катящийся в пропасть новой мировой войны. Единственное, на что хватает сил у эмигранта Равика, это бороться за отсрочку катастрофы, использовать свое мастерство хирурга для спасения жизней человеческих.
Над Парижем бистро, кафе, дешевых отелей и публичных домов писатель символически возвышает Триумфальную арку и Могилу неизвестного солдата, которые напоминают Равику, что живое в человеке нельзя уничтожить. В Лувре статуя богини победы Ники Самофракийской, распростершей над миром крылья надежды, точно парит в свете прожекторов как символ вечного людского стремления к бессмертии человеческого духа. И когда Равика вместе с другими арестованными везут на грузовике во французский концлагерь, Париж, накануне вступления в него нацистов, погружается во тьму, и Триумфальной арки уже не видно.
Убеждение в том, что человек не уничтожим даже «под варварским сапогом», Ремарк выразил еще раз в романе о нацистском концлагере «Искра жизни» (1952), построенном на документальном материале и свидетельствах очевидцев. Герой его - Фридрих Коллер, поставленный в исключительные обстоятельства, преодолевая присущие ему предрассудки, принимает участие в борьбе Сопротивления, организованной коммунистами.
Роман «Время жить и время умирать» (1954) – о второй мировой войне, это вклад писателя в дискуссию о вине и трагедии немецкого народа. В этом романе автор достиг такого беспощадного осуждения, какого его творчество до сих пор не знало. Это попытка писателя найти в немецком народе те силы, которые не смог сломить фашизм. Таков коммунист-солдат Иммерман, таков доктор Крузе, погибающий в концлагере, его дочь Элизабет, становящаяся женой солдата Эрнста Гребера. В образе Гребера писатель показал процесс пробуждения антифашистского сознания в солдате вермахта, постижения им того, в какой мере на нем «лежит вина за преступления последних десяти лет». Невольный соучастник преступлений фашизма, Гребер, убив гестаповца-палача Штейнбреннера, освобождает приведенных на расстрел русских партизан, однако и сам гибнет от рук одного из них. Таков суровый приговор и возмездие истории.
Особое значение романа «Черный обелиск» (1956) в том, что впервые в творчество писателя мощно вторгается трагикомическое, гротескно-сатирическое начало. Изображая Германию 1923 года времен инфляции, зыбкости устоев существующего общественного порядка, мастерски запечатлевая психологию различных слоев общества и в особенности мелких буржуа, озверевших собственников, Ремарк дает широкую картину наступления на провинциальный немецкий городок сил милитаризма. Мир, в котором на полную мощь работают лаборатории и фабрики над изобретением оружия, с помощью которого можно уничтожить весь земной шар, кажется писателю снова озаренным бледными огнями Апокалипсиса. Рисуя в эпилоге судьбы героев романа после второй мировой войны, писатель подчеркивает, что те, кто не принял фашизм или влачит жалкое существование, или погиб, в то время как пособники зла процветают в ФРГ. Мрачная тень бесславного прошлого Германии, символизированная в образе черного обелиска - уродливо-безобразного монумента, полученного в наследие от кайзеровских времен, нависла и над современной рассказчику Германией.
Посмертно опубликованный роман «Тени в раю» (1971) описывает безотрадную участь тех, кто смог добраться до «земли обетованной» - США - «рая» для немцев-эмигрантов. В них еще жива память о нацистском терроре, живы страдания от разрыва с родиной. Благополучие еще больше оттеняет трагизм эмигрантского существования, лишенного веры и цели. Большинство из них, вынесших лишения и удары судьбы, крушение иллюзий, ждет безвыходное отчаяние, гибель, смерть, самоубийство. Многим из них не суждено вернуться на родину, а тех, кому это удалось, как Роберту Россу, ожидает горечь разочарования от встречи с чужим бездушным миром, завистью и трусостью.
Хемингуэй
В начале ХХ столетия он был для солдатов «отцом Хемингуэем», а кем он есть для человечества начала ХХ столетия? Человек чрезвычайных способностей, которая привлекает внимание не только произведениями, а и жизням. Катастрофические пор первой мировой войны, революций, переворотов оставила признака катастрофичности на жизни Хемингуэя. Пребывание на стороне итальянской армии, военный корреспондент, боксер, тореадор. Желание быть все время на границе, за которой - смерть, можно объяснить стремлением создать реальный на сто процентов мир в своих произведениях, чтобы он вошел в сознание читателя и остался как неразрывное звено его собственных переживаний.
Его произведения пронизаны мотивом пессимизма, крайнего неблагополучия; герой находится в атмосфере страдания, внутренней пустоты, которая прячется под внешним цинизмом, равнодушием. Кровь и страдания Первой мировой войны породили людей без чувств, людей, на глазах которых убивали друзей, родственников, людей, которых присматривали девушки, сестры милосердия, и воспринимали их не как мужнин, а как совокупность ран, грязи и разочарование. Тема «утраченного поколения» приобрела ведущее значение в произведениях Хемингуэя. Его представители поражают холодным цинизмом, толстокожестью, а на самом деле - это неспособность даты себе совет в жизни, которой потеряло все ценности, даже веру. Именно таким возникает Фредерик Генри в произведении «Прощай, оружие». На первый взгляд, его могут интересовать только выпивка, проститутки и война, но это она его принудила натянуть маску равнодушия перед своим лицом, опалив этот человека отравляющим дыханием. И лишь мучительное чувство к Кетрин является неприкрытой раной, лишь оно дает ему возможность сознавать себя человеком, а не прибором в ч-тоьих руках на этой войне ради денег, а не ради благородства и романтики.
Джейк Барне, человек, который прошел войну и испытал травм не столько физических, как душевных, уже не может возвратить в нормальное мировоззрение. Он хочет жить, он любит жизнь, но его жизнь - это фрагменты, слабое старание понять, как жить, найти какую-то нишу, броню, через которую нельзя было бы проникнуть в его сердце. Он любит Брет, которая тоже за времена войны испытала не меньшей душевной травмы, об этом свидетельствует лишь то, как они познакомились. Я считаю это отклонением, это ненормально, когда мужчина и женщина начинают любить друг друга в условиях войны, в госпитале, когда он - это сплошную боль и страдание, чувство тоже превращается в боль и страдание, которые постоянно хочется унять. Брет не может быть верной, Джейк не имеет силы и желание даже прийти в негодование - это беспомощность, это неумение жить в нормальных условиях. Они были марионетками на войне, их выбросили, как ничтожество, но никто не сознавал, что в них есть душа.
Человеку тяжело противостоять перед судьбой, перед жизню, которой, как стихия, бурлит, бросает людей куда угодно, и это нам лишь кажется, что наша судьба в наших руках. Старший Сантьяго в повести «Старик и море» - это человек наедине со стихией, с морем - жизнью. Он - олицетворение веры, которая может быть советом в стихии, которая является маяком, на который нужно ориентироваться в море, а не на спесь, амбиции, деньги. Стихия была нехороша к Сантьяго, но скелет той рыбины, который остался по возвращении, был скелетом его веры у себя, в то, что он превзошел себя, осуществил невозможное. Идеться не о бессилии человека и о ее сказочной непреодолимости, а о том, что именно вера является смыслом всего и что она не даст стать треской в бушующих волнах жизни.
Итак, произведения Хемингуэя преисполненные трагизму, которым переполняется мир писателя. Атмосфера отчаяния и беспомощности влияет на сознание. Но я считаю Хемингуэя не проводником пессимизма, а человеком, который совершенно отображает реальность, очень удачно передавая атмосферу, расположения духа, переживание. А в реальной жизни некогда не следует терять надежды, веры. Может, треба видеть в его произведениях за трагическими фигурами и событиями намек на будущее, на вечность, к счастью?
Г. Грин
Через все творчество Грина проходят мотивы веры и безверия, доверия и предательства, ставится коренной вопрос о том, стоит или не стоит жить.
Для творчества Грина характерны следующие особенности:
Разнообразие географии в его произведениях: его герои по преимуществу англичане, реже всего жили на Родине. Судьба забрасывала их в Швецию, во Вьетнам, на Кубу. Литературоведами высказывалось мнение, что, в каком бы месте земного шара ни происходило действие книг, оно всё равно происходит в «Гринландии» - стране, рождённой воображением и талантом писателя. Однако «Гринлэнд» - отнюдь не вымышленная страна. Романы – «путеводители» по ней изобилуют точными приметами реального времени и места, что придаёт особый, не только этнографический, но главное социально – политический колорит конфликтам, которые исследуются писателем. Грин намеренно выбирает местом действия своих романов «горячие» точки планеты – борющийся с французскими колонизаторами Вьетнам («Тихий американец»), Кубу, где правил жестокий режим Баллисты («Наш человек в Тайване»).
Выбор географической местности обусловлен особенностями организации писателем сюжета. Грин отличается тем, что во многих своих произведениях он создаёт критические ситуации, помогающие раскрыть всю сложность человеческих характеров. Персонажи романов Грина попадают в экстремальные условия, способствующие раскрытию их нравственной сущности, заставляющие делать выбор между порядочностью и предательством, за верность своим принципам им приходится расплачиваться свободой, а то и жизнью.
Грина всегда волновали моральные категории. Его занимала природа и сущность добра (для Грина это, прежде всего человечность, сострадание) и зла (догмы, чёрствости, лицемерия).
Говоря о проблеме следования догме, следует отметить, что Грин – католик охотно прощает своим героям и отсутствие веры, и сознательный атеизм. Пожалуй, единственное, что для него неприемлемо ни при каких условиях, - слепое следование абстрактной догме.
Одним из ключевых вопросов для писателя был вопрос о праве личности быть активной. Проблема выбора между активной и пассивной жизненной позицией – ключевая для большинства романов писателя, но её конкретное решение существенно менялось на протяжении долгого творческого пути. В ранних книгах он склоняется к осуждению активных действий, считая их бессмысленными, а иногда губительными. В более поздних произведениях его точка зрения радикально меняется.
Для его произведений бал характерен постоянный мотив одиночества и отчаяния, а также мотив преследования и предопределения. Его герои одержимы мыслью о преследующей их силе (которая никогда не бывает мистической), но перед нею человек всегда беззащитен. Герои, в конце концов, либо кончают жизнь самоубийством, либо, так или иначе, становятся жертвами преследующей силы.
Одним из излюбленных гриновских средств раскрытия жизненных явлений и людских судеб является парадокс. Уже в романах 30-х годов это средство органически связано, более того, прямо вытекает из парадоксальности жизневосприятия самого писателя: его огромной жалости к человеку, усиленной собственной философской концепцией («возлюби человека подобно богу, зная о нём худшее»), пониманием глубин падения человека, пониманием величайших противоречий, которые могут уживаться в его сознании. На этой основе возникают сначала образы Пинки и Феррешта, а потом Пайла, погубившего тысячи людей и побелевшего при виде крови на своём сапоге.
С начала своей литературной деятельности Грин выступал в двух разнородных жанрах – «развлекательного» романа с детективным уклоном и романа «серьёзного», исследующего глубины человеческой психологии и окрашенного философскими раздумьями о природе человека.
Творчество Драйзера — это одновременно и высший взлет, и стремительный закат классического социального романа на американской почве. Натуралист золаистской школы (натурализма), стойкий приверженец идей социального дарвинизма, уравнивающего законы биологии и общественного развития, писал он размашисто и неуклюже, отдавая явное предпочтение типам в ущерб индивидам, обстоятельствам и фактам в ущерб психологии, крупному плану в ущерб тонкой мозаике, жесткой линии и ясному тезису в ущерб непредсказуемым движениям души. Тем не менее, по словам американского писателя Уильяма Фолкнера, художника принципиально иного по самому творческому духу, именно Т. Драйзер своей тяжелой поступью проложил дорогу новым писательским поколениям, тем, что еще при жизни передвинули его из центра на периферию литературной действительности.
Это не просто ритуальный жест в сторону переживающего свой осенний час патриарха. Теодор Драйзер действительно первым попытался, отрешившись от всяческих иллюзий, окинуть национальную жизнь беспощадным взглядом реалиста, первым решительно нарушил канон, сформулированный его старшим современником американским писателем и критиком Уильямом Дином Хоуэлсом — «изображать более приятные стороны жизни, которые одновременно являются и более американскими». Отчасти это, по-видимому, объясняется жизненной биографией писателя.
35. «Экзистенциализм это гуманизм»: развитие гуманистической мысли в творчестве Сартра и Камю. Анализ одного произведения ( «Тошнота», «Посторонний», «Чума» )
Одной из ведущих течений общественной мысли XX ст. есть экзистенциальная философия, которая на первый план выдвинула идею абсолютной уникальности человеческого бытия, сосредоточившись вокруг проблемы человека и его места в мире, проблемы духовной выдержки человека, который попал в поток событий и потерял контроль. Поколение интеллигенции, которое пережило первую мировую войну и приход то власти фашизма, эта философия заинтересовала прежде всего тем, что она концентрировала внимание на кризисных ситуациях в жизни человека и человечества, пробовала рассмотреть человека в условиях сложных исторических испытаний. Одной из составных частей этого течения стал экзистенциализм.
Источника экзистенциализма в учении Серена Кьеркегора (1855). который первым сформулировал понятие "экзистенция", - "внутреннее' бытие, которое постепенно переходит во внешнее. Значительно повлияли на формирование и развитие экзистенциализма также "философия .жизнь "и особенно феноменология немецкого философа Эдмунда Гусеерля (1859-1938). Основная идея феноменологии - невозможность взаимного сведения и в тот же время неразрывность сознания и человеческого бытия, личности и предметного мира, психофизической природы, социума, духовной культуры - со временем трансформировалась в теорию экзистенциализма.
В наше время экзистенциализм есть наиболее влиятельным направлением гуманистической мысли, распространенному во всем мире. Ведущими представителями этого духовного течения есть: в Германии - Мартин Хайдеггер (1889 - и 976), Карл Ясперс (1883-1969); в Франции - Жан-Поль Сартр (1905- и 980), Альбер Камю (1913-1960), Рафаэль Марсель {1889-1973), Морис Умирало-Понти (1908-1961), Симона де Бовуар (1915-1986); в Испании -Хосе Ортега-И-Гасет (1883- 1955); в Италии - Никколо Аббаньяно (1901 - 1977); а также Леопольд Сенгор (1906) в Сенегале, основатель оригинального экзистсоциалистского учения, распространенного в Экваториальной Африке и на островах Карибського моря. Последователи экзистенциализма есть также в США (У. Баррет), в Японии (Нисида, Васудзи), в арабских странах ( Абд-Аль-Рахман Бадави, Таиб Тизини, Ка.мачь Юсеф альхадж) и др.
Экзистенциализм является философским выражением глубоких потрясений, которые постичь западную цивилизацию в XX ст. Его сторонники считают, ело катастрофические события новейшей истории оголили нестойкость, слабость, окончание любого человеческого существования. Самым глубинным знанием о природе человека экзистенциализм признает осознанность ею собственной смертности и несовершенства. Представители екзисиенциализму не делали попыток проникнуть в методологические аспекты науки раскрыть ли природу морали, религии, искусства. В центре их внимания были вопросы вины и ответственности, решение и выбора, отношение человека к смерти и т.п., а проблемы науки, религии, морали, искусства интересовали их лишь настолько, насколько они касались названных вопросов. Основными проблемами экзистенциализма стали: человек как уникальное существо, философия бытия, гуманизм, история западно-европейской цивилизации, проблема свободы и ответственности, смерти как тайной сути человеческого существования, проблема времени как характеристики человеческого бытия. Наша теория, подчеркивал Ж.-П.Сартр, единая теория, которая предоставляет человеку достоинства, единая теория, которая не делает из нее объекта.
Господствующие в классической философии принципы объективизма, на мысль Хайдеггера, обусловили ее кризис. Человек, ориентированный на такой подход, становится вещью среди других вещей, теряет свою индивидуальность. Экзистенциализм стремится постигнуть бытия как полную нерасчлененную целостность субъекта и объекта. Он утверждает бытие как непосредственную данность человеческого существования, как экзистенцию, которую невозможно познать рациональными философскими средствами. Для того, чтобы описать структуры экзистенции, философы-экзистенциалисты обращались к феноменологичному методу Э.Гуссерля . Экзистенция, считали Хайдеггер и Сартр, является бытием, которое направленное к "ничто" и которое сознает свое окончание. Определяя экзистенцию через ее конечность, экзистенциалисты толкуют ее как "временность", реальной точкой отсчета которой есть смерть. Поэтому именно время, считает Хайдеггер, является наиважнейшей характеристикой бытия.
Три формы времени (прошлое, современное, будущее) есть тремя структурными элементами существования. Человеку присущее действительное существование лишь в том случае, когда господствующей формой есть будущее, а преимущество современного приводит к растворению в мире. Специфичность экзистенции раскрывается через неповторимость, уникальность человеческого лица, которое находит свое непосредственное воплощение в целях, замыслах, проектах, повернутых в будущее. Итак, специфичность человеческой экзистенции предвидится в ее постоянной "нацеленности" на будущее.
Еще одним важным определениям экзистенции есть трансцендавание, т.е. выход за свои границы. К.Ясперс определяет экзистенциализм как философию бытия человека, который выходит за пределы человека. Тем не менее понятие "трансцендентное" рассматривается представителями экзистенциализма неоднозначно. С точки зрения Сартра и Камю, трансценденция есть "ничто", которое выступает как глубочайшая тайна экзистенции. А Ясперс и Марсель признают реальность трансцендентного, связывая с ним жизнь и судьбу человека.
Такое неоднозначное толкование трансцендентного дает возможность выделить два основных направлений в экзистенциализме: религиозный (Г.Марсель, К. Яснерс) и атеистический (Ж, -П.Сартр, А.Камю). Первый призывает к движению от мира до Бог, к самоуглублению, которое сделает возможным достижение нового, "трансцендентного" измерения бытия. Самоуглубление, как утверждают представители религиозного экзистенциализма, является расширением лишь индивидуального "Я", так как в этом процессе подрывается эгоистическая замкнутость и приоткрываются горизонты связи со своей эпохой и вечностью. Атеистический экзистенциализм, на мысль Ж.-П.Сартра, есть значительно последовательным. Он учит, что даже, когда Бога нет, то все же есть, по крайней мере, одно бытие, в котором существование предшествует сущности, бытие, которое существует к своему определению с помощью понятий. Этим бытием является человек, человеческий реальность. За Ж.-П. Сар-Тром, человек сначала существует, встречается, появляется в мире, и лишь потом она определяется. А дальше он делает вывод, который экзистенциализм отдает каждому человеку у владение ее бытия и возлагает на нее полную ответственность за существование. В этом суть основного принципа экзистенциализма, из которого вытекают важные следствия: нет заданной человеческой природы, никакая внешняя сила, кроме самого индивида, не может сделать его человеком. Тем самым экзистенциализм проводит важную идею индивидуальной ответственности человека за все, что происходит с ней и другими людьми.
«Тошнота» Сартр
Сартровский роман "Тошнота" стал своего рода образцом и символом экзистенциалистской литературы. Он написан в форме дневника, якобы принадлежавшего историку Антуану Рокантену, который приехал в приморский городок, в библиотеку, где хранился архив французского вельможи конца XVIII - начала XIX в. Жизнь и судьба маркиза де Рольбона поначалу заинтересовали Рокантена. Но вскоре авантюрные приключения маркиза (кстати, по историческому сюжету он бывал в России и даже участвовал в заговоре против Павла I) перестают интересовать Рокантена. Он пишет дневник - со смутной надеждой разобраться в обуревающих его тревожных мыслях и ощущениях. Рокантен уверен: в его жизни произошло радикальное изменение. Ему еще неясно, в чем оно состоит. И он решает, что будет описывать и исследовать состояния мира, разумеется, как они даны, преобразованы его, Рокантена, сознанием, а еще более сами эти состояния сознания. По смыслу здесь есть родство с гуссерлевскими феноменами. Но если Гуссерль выделяет, описывает феномены сознания, чтобы зафиксировать их безличные всеобщие структуры, то Сартр - в духе Ясперса, Хайдеггера, Марселя - использует описание феноменов сознания для анализа таких экзистенциальных состояний как одиночество, страх, отчаяние, отвращение и других поистине трагических мироощущений личности. Поначалу они фиксируются под единым сартровским экзистенциальным символом. Это ТОШНОТА, причем тошнота скорее не в буквальном, а именно в экзистенциальном смысле. Рокантен, по примеру мальчишек, бросавших камешки в море, взял в руки гальку. "Я увидел нечто, от чего мне стало противно, но теперь я уже не знаю, смотрел ли я на море или на камень. Камень был гладкий, с одной стороны сухой, с другой - влажный и грязный", - записал в дневнике Рокантен. Чувство отвращения потом прошло, но нечто подобное повторилось в другой ситуации. Пивная кружка на столе, сиденье в трамвае - все оборачивается к Рокантену какой-то непостижимо жуткой, отвратительной стороной. В кафе взгляд его падает на рубашку и подтяжки бармена. "Его голубая ситцевая рубаха радостным пятном выделяется на фоне шоколадной стены. Но от этого тоже тошнит. Или, вернее, ЭТО И ЕСТЬ ТОШНОТА. Тошнота не во мне: я чувствую ее там, на этой стене, на этих подтяжках, повсюду внутри меня. Она составляет одно целое с этим кафе, а я внутри"20. Итак, прежде всего от человека как бы отторгаются вещи - причем не только действительно отвратительные, но и вещи, которые принято считать красивыми, ладно сделанными человеком или возникшими вместе с самой природой, у многих вызывающей восхищение. Рокантен же видит плюшевую скамейку в трамвае - и его охватывает очередной приступ тошноты. Это побуждает Рокантена вынести обвинительный акт миру вещей: "Да это же скамейка, шепчу я, словно заклинание. Но слово остается у меня на губах, оно не хочет приклеиться к вещи. А вещь остается тем, что она есть со своим красным плюшем, который топорщит тысячу мельчайших красных лапок, стоящих торчком мертвых лапок. Громадное повернутое кверху брюхо, окровавленное, вздутое, ощерившееся своими мертвыми лапками, брюхо, плывущее в этом ящике, в этом сером небе - это вовсе не сиденье. С таким же успехом это мог бы быть, к примеру, издохший осел, который, раздувшись от воды, плывет по большой, серой, широко разлившейся реке, а я сижу на брюхе осла, спустив ноги в светлую воду. Вещи освободились от своих названий. Вот они, причудливые, упрямые, огромные, и глупо называть их сидениями и вообще говорить о них что-нибудь. Они окружили меня, одинокого, бессловесного, беззащитного, они подо мной, они надо мной. Они ничего не требуют, не навязывают себя, просто они есть". Эта филиппика против вещей - не просто описание состояний болезненного сознания, в чем Сартр был великий мастер, с потрясающей силой изображая разнообразные оттенки смятения разума и чувств одинокого, отчаявшегося человека. Здесь - корни той части сартровских онтологии, гносеологии, психологии, концепции общества и культуры, где зависимость человека от первой и второй (т.е. видоизмененной самим человечеством) природы изображается в самом трагическом, негативном свет
Бунтом против вещей - а заодно и против благостно-поэтических изображения природы вне человека - дело не заканчивается. "Тошнота" и другие произведения Сартра содержат выразительный, талантливо исполненный обвинительный акт против природных потребностей, побуждений человека, его тела, которые в сартровских произведениях часто предстают в самом неприглядном, животном виде.
Не лучше обстоит дело и с миром человеческих мыслей. "Мысли - вот от чего особенно муторно... Они еще хуже, чем плоть. Тянутся, тянутся без конца, оставляя какой-то странный привкус". Мучительное размежевание Рокантена с собственными мыслями по существу переходит в обвинение против декартовского cogito, которое выписано как ощущение всяким человеком неразрывности "я мыслю" и "я существую", оборачивающееся, однако, еще одним глубоким болезненным надрывом: "К примеру, эта мучительная жвачка - мысль: "Я СУЩЕСТВУЮ", ведь пережевываю ее я, Я сам. Тело, однажды начав жить, живет само по себе. Но мысль - нет; это я продолжаю, развиваю ее. Я существую. Я мыслю о том, что я существую!... Если бы я мог перестать мыслить! ...Моя мысль - это я; вот почему я не могу перестать мыслить. Я существую, потому что мыслю, и я не могу помешать себе мыслить. Ведь даже в эту минуту - это чудовищно - я существую ПОТОМУ, что меня приводит в ужас, что я существую. Это я, Я САМ извлекаю себя из небытия, к которому стремлюсь: моя ненависть, мое отвращение к существованию - это все различные способы ПРИНУДИТЬ МЕНЯ существовать, ввергнуть меня в существование. Мысли, словно головокруженье, рождаются где-то позади, я чувствую, как они рождаются где-то за моим затылком... стоит мне сдаться, они окажутся передо мной, у меня между глаз - и я всегда сдаюсь, и мысль набухает, набухает, и становится огромной и, заполнив меня до краев, возобновляет мое существование". И опять-таки перед нами - не только и не столько описание того, что можно было бы назвать смятенным состоянием духа Рокантена. На деле здесь и в подобных пассажах сартровских произведений идет существенная корректировка благодушного традиционного рационализма, для которого наделенность человека способностью мыслить выступала как благо, как величайшее преимущество, дарованное человеку Богом. Сартр употребляет все усилия своего блестящего таланта, чтобы показать, что движение рассуждения от "я мыслю" к "я существую", да и вообще процессы мышления могут стать настоящим мучением, от которого человеку невозможно избавиться.
В "Тошноте" и других произведениях Сартр подобным же образом испытывает на прочность глубоко впитавшиеся в европейскую культуру ценности - любовь, в том числе любовь к ближнему, общение и общительность. Даже святые, на первый взгляд, отношения детей и родителей, любящих мужчины и женщины Сартр препарирует поистине безжалостно, выставляя на свет божий те скрытые механизмы соперничества, вражды, измены, на которые сторонники романтизации этих отношений предпочитают не обращать внимания. Пожалуй, наиболее ярко мир общения, как его изображает Сартр, запечатлен в его драматургии.
36. театр абсурда : Э. Ионеско, С. Беккет и др. Причина и время возникновения , основная проблематика. Анализ одной из драм («Лысая певица», «В ожидании Годо», «Носорог»)
В начале 50-х создается театр абсурда, театр парадокса, антидрама. Представители: Ионеско, Беккет, Пинтер, Арробаль, Мрожек (Польша). 1950 – афиша на постановку Ионеско «Лысая певица». Зритель был воспитан на бульварном театре, традиционной тематикой был любовный треугольник, мораль, счастливый конец, но когда зритель пришел на Лысую Певицу, он был обескуражен. Вся стихия пьесы направлена против традиционных устоев. На 1 плане – минус-прием. К Ионеско присоединяется Беккет «В ожидании Годо». Эта пьеса была воспринята как эстетическое хулиганство. Причина появления театра абсурда – кризис сознания. Абсурд – переводится как отсутствие смысла. Мир – как хаос (одна из главных черт и экзистенциализма тоже). Понятие абсурда связано с кризисом гуманизма. Истоки театра абсурда – Альфред Жарри «Убю», Гейом Аполлинер, Кафка, Брехт. Но в отличие от них, у театра абсурда будет боязнь всякой идеи, превращающуюся в идеологию. Это признак дезангажированности.
Огромное влияние на театр абсурда второй половины ХХ века оказала не конкретно философия Ницше, а учения об абсурде экзистенциалистов. Можно назвать представителей антитеатра последователями экзистенциализма, основными представителями которого были Мартин Хайдеггер, Альбер Камю и Жан-Поль Сартр. В интерпретации абсурда они опираются на концепции Кьеркегора и Ницше. Абсурдное сознание — это переживание отдельного индивида, связанное с острым осознанием этого разлада и сопровождающееся чувством одиночества, тревоги, тоски, страха. Окружающий мир стремится обезличить каждую конкретную индивидуальность, превратить ее в часть общего бытия. Поэтому человек ощущает себя «посторонним» в мире равнодушных к нему вещей и людей. В постоянный обиход слово абсурд внедрилось не только под влиянием философии экзистенциалистов, но и благодаря ряду театральных произведений, появившихся в начале 1950-х гг.Это были представители театра абсурда Эжен Ионеско и Самюэль Беккет, а также Фернандо Аррабаль и другие. Первым теоретиком абсурда был Мартин Эсслин, в 1961г. Он опубликовал книгу «Театр Абсурда». Трактуя абсурд, Эсслин говорит о том, что человек не лишает действительность смысла, а, наоборот, вопреки всему человек пытается наделить смыслом нелепую действител Антидрама заняла промежуточное, переходное положение между модернизмом послевоенных лет и «антироманом».. Представители театра абсурда не принимали театр идейный, особенно театр Бертольда Брехта. Ионеско заявил, что «у него нет никаких идей перед тем, как начинает писаться пьеса». Его театр — «абстрактный или нефигуративный. Интрига не представляет никакого интереса. Антитематический, антиидеологический, антиреалистический. Персонажи лишены характеров. Марионетки».Абсурд Ионеско можно назвать нигилистским, ибо отрицание у него всегда было тотальным, даже, в какой-то мере, декадентским.Для создания ощущения абсурда антидраматурги использовали следующие приемы: Автоматизм языка Игра с пространством Смешение реального и призрачного Нарушение причинно-следственной связи в речи героев Алогизм Нарушение обшей памяти Тавтология Гротеск
Самая репертуарная и одна из популярнейших пьес Эжена Ионеско - пьеса «Стулья», жанр которой, как определил сам автор, - фарс-трагедия. В пьесе действует множество невидимых персонажей и трое реальных — девяностопятилетний Старик, такая же Старушка и Оратор. Старик, перевесившись через подоконник, пытается разглядеть подплывающие лодки с гостями, а Старушка просит его закрыть окно, потому что пахнет гнилой водой. Уже в начале читая описание дома, который находится над стоячей водой, от нее исходит мерзопакостный запах, мы понимаем, что речь пойдет о такой же «протухшей» и зря прожитой жизни этих двух стариков. Чета обитает где-то на самом верху дома, но верх - только в буквальном смысле, а так-то они в самом низу социальной лестницы. На исходе жизни Старик со Старухой уязвлены, что жизнь прожита не так, как мечталось. Потому они продолжают грезить, и фантазия оттесняет реальность, начинается главное в трагифарсе - игра воображения. Хронотоп в произведении условно значимый – остров стариков. Истина скрывается за потоком слов.
Носороги. По улице ходил Носорог. Потом – стада носорогов. Но они уже были из людей. На лбу у людей появляется шишка, и они превращаются в носорогов. Главный герой – Беранже. Пьеса заканчивается тем, что и возлюбленная, и друзья героя превращаются в носорогов. Он смотрит в зеркало и боится. Многие исследователи считают, что речь идет о болезни нацизма (коричневая болезнь). Но Ионеско сам сказал, что эта пьеса антифашистская, антисоц, против всякой идеи, которая способна превратить людей в носорогов, т.е. в стадо.
. БЕККЕТ. «В ожидании Годо»
Сэмюэл Беккет (1906-89) – англо-французский драматург и романист, родился в городе Дублин. Беккет учился и преподавал в Париже до оседания на постоянной основе в 1937 году. Он писал в основном на французском языке, часто сам переводил свои произведения на английский язык. Первым опубликованным романом в биографии Сэмюэла Беккета является «Мёрфи» (Murphy, 1938). Произведение служит типичным примером его последующих работ по устранению традиционных элементов сюжета, героев, и окружающей обстановке. Вместо этого, Сэмюэл Беккет описывает время ожидания и борется с наполняющим чувством бесполезности. Страдания от упорства в бессмысленном мире активизируются в последующих новеллах Беккета, включая «Уотт» (Watt, 1942-1944), трилогию «Моллой» (Molloy,1951), «Маллон умирает» (Malone Dies,1951), «Безымянный» (The Unnamable,1953), «Как оно есть»( How It Is, 1961) и «Потерянные» (The Lost Ones, 1972). В этом театре абсурда Беккет сочетает горький юмор с подавляющим чувством боли и утраты. Наиболее известными и спорными его драмами являются «В ожидании Годо» (Waiting for Godot, 1952) и «Конец игры» (Endgame, 1957), которые были исполнены по всему миру. В 1969 году Сэмюэл Беккет был награжден Нобелевской премией в области литературы. Другие работы Беккета, например, – крупное исследование «Пруст» (Proust, 1931), «Последняя лента Краппа» (Krapp’s Last Tape,1959) и «Счастливые дни» (Happy Days, 1961); киносценарий к фильму (1969). Также автор написал ряд коротких историй, – «Дыхание» (Breath, 1966) и «Без» (Lessness, 1970); сборник прозы еще более короткой «Stories and Texts for Nothing» (1967), «No’s Knife» (1967), и «Собрание короткой прозы» (The Complete Short Prose, 1929-1989, отредактированное в 1996 годе С. Гонтарски), сборники накопленных произведений, «Больше лает, чем кусает» (More Pricks than Kicks,1970) и «Первая любовь» (1974) и Поэмы (1963). Его собрания сочинений (16 томов) были опубликованы в 1970 году, а затем скомпонованы в общее издание (5 томов) и опубликованы в 2006 году. Первые произведения Беккета в области художественной литературы и драматургии были опубликованы посмертно, роман «Мечты о женщинах, красивых и так себе» (Dream of Fair to Middling Women, 1932) опубликована в 1992 году, а пьеса «Eleutheria» (1947) в 1995.
Беккет был секретарем у Джойса и учился у него писать. “В ожидании Годо” – 1 из базовых текстов абсурдизма. Энтропия представлена в состоянии ожидания, причем это ожидание – процесс, начала и конца которого мы не знаем,т.е. нет смысла. Состояние ожидания – доминанта, в которой существуют герои, при этом не задумываясь нужно ли ждать Годо. Они находятся в пассивном состоянии. У героев (Владимир и Эстрагон) до конца нет уверенности, что они ждут Годо в том самом месте, где надо. «В ожидании Годо» - повлияло на облик театра ХХ в. в целом. Отказывается от какого-либо драматическ. конфликта, привычной сюжетности. Советовал первому режиссеру, ставивш. пьесу заставить зрителя скучать. Жалоба Эстрагона «ничего не происходит, никто не приходит, никто не уходит, ужасно!» - квинтэссенция мироощущения персонажей, формула, обозначившая разрыв с предшеств. театр. традиц. Персонажи пьесы (Диди, Гого) похожи на 2х клоунов, от нечего делать развлекающих себя и зрителей. Они не действуют, но имитируют какое-то действ. Этот перфоманс не нацелен на раскрытие психологии персонажей. Действ. развивается не линейно, а движется по кругу, цепляясь за рефрены («мы ждем Годо», «что теперь будем делать?», «пошли отсюда»), которые порождает одна случайно оброненная реплика. Повторяются не только реплики, но и положения. Принцип. отличие пьесы Б. от предшествующих драм, порвавших с традиц. психологического театра, закл. в том, что ранее никто не ставит своей целью инсценировать «ничто». Б. позволяет развиваться пьесе слово за слово, притом что разговор начинается ни с того ни с сего, и ни к чему не приходит, словно персонажи изначально знают, что договориться ни о чем не получится, что игра слов - единств. вариант общения и сближения. Диалог становится самоцелью. Но в пьесе есть и определенная динамика. Все повторяется, изменяясь ровно настолько, чтобы подогревать зрительское ожидание каких-то изменений. В начале 2 акта дерево, единств. атрибут пейзажа, покрывается листьями, но суть этого события ускользает от персонажей и зрителей. Это не примета весны, поступательного движения времени. Скорее подчеркивает ложность ожиданий. Использование одной и той же тематики. Она почти повторяется почти во всех его произведениях: отношение времени и человека, выраженное или поиском чего-либо, или ожиданием. Но этот поиск тем более изнурителен, так как большая часть героев - если можно говорить о героях, - его театра неспособны к любому общению. Они говорят, так как нужно провести время, содержание речи неважно, основное - поток слов или его отсутствие. Жизнь, какой она кажется Беккету, похожа бесконечный монолог, напоминающий монолог Луки, когда ему приказывают говорить и никто его не слушает. Люди, берущие слово у Беккета, не слишком красивы: бездомные, старики, клоуны... Обитатели кулис человечества назначили встречу на сцене. И если их вид и одежда свидетельствуют об их физическом состоянии, это не значит, что они лишены психологии и прошлого. Кто может сказать, кем на самом деле являются Владимир и Эстрагон, как не двумя потерянными людьми, существующих лишь в ожидании некоего Годо, который никогда не приходит? Поццо, хозяин, тоже не избалован. Существование этого персонажа настолько обусловлено другими людьми, что он хочет предвидеть воздействие, которое его будущий поступок произведет на них. Так же и Луки, его раб, ему более полезен в качества существа, придающего ему ценность, нежели в качестве слуги-носильщика чемоданов. Из этого можно даже вывести, что Луки не существует, когда он один с хозяином; его роль заключается в том, чтобы придавать тому ценность в присутствии постороннего. Владимир и Эстрагон и являются этими третьими лицами, появившимися из ниоткуда. Все, чем они являются, содержится в смутной дружбе, которую они не осознают. Они ничем не определены, кроме проходящего времени и "оживляющей" их надеждой. Беккет по существу не является пессимистом. Он не очерняет человека, он показывает его без прикрас, таким, какой он есть, лишенным чувств, пытающимся жить, хотя и в ожидании.
Образ дерева – образ распятья. Герои ждут Бога, истину. Эти двое – это все люди. Мы устали бороться. Мы ведем абсурдное существование. 2 дня – это на самом деле годы. Люди зависят не только от вещей, но и друг от друга тоже. Вещи: башмаки, чемодан с песком, шляпа. Поцио и Лаки – модель иерархического социального общества. Беккет признался, что каждую пару персонажей олн списал с себя и его жены. Имена героев интернациональные, чтобы подчеркнуть, что имеются ввиду люде вообще. В произведении присутствует амбиентный диалог – диалог в пустоту. В то время в комедии происходили перемены. В театр проникли открытые приемы клоунады. Клоун – это пародия на культуру. Беккет назвал свою пьесу трагикомедией. Театр абсурда показывает человека не привязанного ни к чему – вне времени, вне культуры, вне эпохи. Это попытка показать, что человек – марионетка в руках судьбы. Комедия стала вбирать в себя и трагедию и мелодраму. Существует 2 трактовки конца:
1) ницшеанское, т.е. бог умер. Они не дождутся годо. Человек сам несет за себя ответственность.
2) Человек все время в ожидании. Но мы уверены, что будущее сулимт нам только хорошее. Для каждого Годо – свой. Мальчик – это символ надежды, ожидание, однако, никогда не кончится. Оно бесконечно.
37. Послевоенная ситуация и развитие литературы. Философия постмодернизма, его основные представители. Посмодернистская ирония и интертекстуальность.
Постмодернизм в литературе, как и постмодернизм в целом, с трудом поддается определению — нет однозначного мнения относительно точных признаков феномена, его границ и значимости. Но, как и в случае с другими стилями в искусстве, литературу постмодернизма можно описать, сравнивая её с предшествующим стилем. Например, отрицая модернистский поиск смысла в хаотическом мире, автор постмодернистского произведения избегает, нередко в игровой форме, саму возможность смысла, а его роман часто является пародией этого поиска. Постмодернистские писатели ставят случайность выше таланта, а при помощи самопародирования и метапрозы ставят под сомнение авторитет и власть автора. Под вопрос ставится и существование границы между высоким и массовым искусством, которую постмодернистский автор размывает, используя пастиш и комбинируя темы и жанры, которые прежде считались неподходящими для литературы.
Постмодернистские авторы указывают некоторые произведения классической литературы как повлиявшие на их эксперименты с повествованием и структурой: это «Дон Кихот», «1001 и ночь», «Декамерон», «Кандид» и др. В англоязычной литературе роман Лоренса Стерна «Жизнь и мнения Тристана Шенди, джентльмена» (1759), с его сильным акцентом на пародию и эксперименты с повествованием, часто упоминается в качестве раннего предшественника постмодернизма. В литературе XIX века также встречаются нападки на идеи Просвещения, пародии и литературные игры, включая сатиру Байрона (в особенности его «Дон Жуан»); «Сартора Резартуса» Томаса Карлейля, «Короля Убю» Альфреда Жарри и его же патафизику; игровые эксперименты Льюиса Кэролла со смыслом и значениями; работы Лотреамона, Артюра Рембо, Оскара Уайлда. Среди драматургов, работавших в конце XIX — начале XX века и повлиявших на эстетику постмодернизма, были швед Август Стриндберг, итальянец Луиджи Пиранделло и немецкий драматург и теоретик Бертольт Брехт. В начале XX века художники-дадаисты стали прославлять случайность, пародию, шутку и первыми бросили вызов авторитету художника. Тристан Тцара утверждал в статье «Для дадаистского стихотворения»: чтобы сделать его, нужно только написать случайные слова, положить их в шляпу и вынуть одно за другим. Дадаистское влияние на постмодернизм также проявилось в создании коллажей. Художник Макс Эрнст использовал в своих работах рекламные вырезки и иллюстрации популярных романов. Художники-сюрреалисты, преемники дадаистов, продолжили эксперименты со случайностью и пародией, прославляя деятельность подсознания. Андре Бретон, основатель сюрреализма, утверждал, что автоматическое письмо и описание снов должны играть важнейшую роль в создании литературы. В романе «Надя» он использовал автоматическое письмо, а также фотографии, которыми заменил описания, иронизируя таким образом над чересчур многословными романистами. К экспериментам со смыслами художника-сюрреалиста Рене Магритта обращались в своих работах философы постмодернизма Жак Деррида и Мишель Фуко. Фуко часто обращался к Хорхе Луису Борхесу, писателю, оказавшему значительное влияние на постмодернистскую литературу. Иногда Борхеса причисляют к постмодернистам, хотя писать он начал ещё в 1920-х. Его эксперименты с приемами метапрозы и магическим реализмом были оценены только с приходом постмодернизма.
Сравнение с модернистской литературой
И модернистское, и постмодернистское направление в литературе порывают с реализмом XIX века. В построении персонажей эти направления субъективны, они уходят от внешней реальности к исследованию внутренних состояний сознания, используя «поток сознания» (прием, доведенный до совершенства в произведениях писателей-модернистов Вирджинии Вульф и Джеймса Джойса) или объединяя лирику и философию в «исследовательской поэзии» наподобие «Бесплодной земли» Томаса Элиота. Фрагментарность — в устройстве повествования и персонажей — ещё одна общая черта модернистской и постмодернистской литератур. «Бесплодная земля» часто упоминается как пограничный пример между литературой модернизма и постмодернизма. Фрагментарность поэмы, части которой формально друг с другом не связаны, использование пастиша сближают её с постмодернистской литературой, однако рассказчик «Бесплодной земли» говорит, что «обломками сими подпер я руины мои. В модернистской литературе фрагментарность и предельная субъективность отражают экзистенциальный кризис или фрейдистский внутренний конфликт, проблему, которую необходимо решить, и художник часто выступает тем, кто это может и должен сделать. Постмодернисты, однако, показывают непреодолимость этого хаоса: художник беспомощен, и единственное убежище от «руин» — это игра среди хаоса. Игровая форма присутствует во многих модернистских произведениях (в «Поминках по Финнегану» Джойса, в «Орландо» Вирджинии Вульф, например), которые могут казаться очень близкими постмодернизму, однако в последнем игровая форма становится центральной, а действительное достижение порядка и смысла — нежелательным.
В центре модернистской литературы стоит эпистемологическая проблематика, тогда как постмодернисты главным образом заинтересованы в онтологических вопросах.
Переход к постмодернизму
Как и в случае с другими эпохами, нет никаких точных дат, которые могли бы обозначить расцвет и упадок популярности постмодернизма. 1941-й год, в котором умерли ирландский писатель Джеймс Джойс и английская писательница Вирджиния Вулф иногда указывается в качестве приблизительной границы начала постмодернизма.
Приставка «пост-» указывает не только на противопоставление модернизму, но и на преемственность по отношению к нему. Постмодернизм — это реакция на модернизм (и результаты его эпохи), последовавшая после Второй мировой войны с её неуважением к правам человека, только что утверждённых Женевской конвенцией, после атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки, ужасов концлагерей и холокоста, бомбардировок Дрездена и Токио. Его можно считать также реакцией на другие послевоенные события: начало Холодной войны, движение за гражданские права в США, постколониализм, появление персонального компьютера.
Начало литературного постмодернизма можно попытаться обозначить через значительные публикации и события в литературе. Некоторые исследователи называют среди таковых выход «Каннибала» Джона Хоукса (англ.)русск. (1949), первое исполнение спектакля «В ожидании Годо» (1953), первая публикация «Вопля» (1956) или «Голого завтрака» (1959). Точкой отсчета могут служить и события литературной критики: лекция Жака Дерриды «Структура, знак и игра» в 1966 году или эссе «Расчленение Орфея» Ихаба Хассана (англ.)русск. в 1971-м.
Послевоенный период и ключевые фигуры
Хотя термин «постмодернистская литература» не относится ко всему написанному в период постмодернизма, некоторые послевоенные течения (такие как театр абсурда, битники и магический реализм) имеют значительное сходство. Эти течения иногда обобщённо причисляют к постмодернизму, поскольку ключевые фигуры этих течений (Сэмюэль Беккет, Уильям Берроуз, Хорхе Луис Борхес, Хулио Кортасар и Габриель Гарсия Маркес) внесли значительный вклад в эстетику постмодернизма.
Произведения Жарри, сюрреалистов, Антонена Арто, Луиджи Пиранделло и других литераторов первой половины XX века, в свою очередь, повлияли на драматургов театра абсурда. Термин «Театр абсурда» был придуман Мартином Эсслином, чтобы описать театральное направление 1950-х гг.; он полагался на концепцию абсурда Альбера Камю. Пьесы театра абсурда во многом параллельны постмодернистской прозе. Например, «Лысая певица» Эжена Ионеско является, по сути, набором клише из учебника английского языка. Одной из крупнейших фигур, которые относят как к абсурдистам, так и к постмодернистам, является Сэмюэль Беккет. Его произведения часто считают переходными от модернизма к постмодернизму. Беккет был тесно связан с модернизмом благодаря своей дружбе с Джеймсом Джойсом; однако именно его работы помогли литературе преодолеть модернизм. Джойс, один из представителей модернизма, прославлял способности языка; Беккет говорил в 1945-м, что для того, чтобы выйти из тени Джойса, он должен сосредоточиться на бедности языка, обратиться к теме человека как недоразумения. Его поздние работы показывают персонажей, застрявшими в безвыходных ситуациях, они пытаются коммуницировать друг с другом и понимают, что лучшее, что они могут делать — это играть. Исследователь Ганс-Питер Вагнер пишет:
«Наиболее связанные с тем, что он считал невозможностями литературы (индивидуальность персонажей; достоверность сознания; надёжность самого языка и разделение литературы на жанры), эксперименты Беккета с формой и распадом повествования и персонажей в прозе и драматургии дали ему Нобелевскую премию по литературе 1969 года. Его произведения, опубликованные после 1969 года, являются, по большей части, металитературными попытками, которые следует читать в свете его собственных теорий и предыдущих произведений; это попытки деконструировать литературные формы и жанры. ‹…› Последний текст Беккета, опубликованный при его жизни, „Движение в неподвижности“ („Stirrings in Still“, 1988), стирает границы между драмой, прозой и поэзией, между собственными текстами Беккета, будучи почти полностью составленным из отголосков и повторений из его предыдущих работ. ‹…› Он был, безусловно, одним из отцов постмодернистского движения в прозе, которое продолжает расшатывать идеи логической последовательности повествования, формального сюжета, регулярной временной последовательности и психологически объяснимых персонажей».
Бит-поколение — такое имя дал недовольной молодёжи материалистических 1950-х писатель Джек Керуак; он развил идею автоматизма в то, что он называл «спонтанной прозой», и создал на её основе максималистский многороманный эпос под названием «Легенды Дулуза» в духе «Поисков потерянного времени» Марселя Пруста. Термин «бит-поколение» часто используется в более широком смысле, чтобы обозначить несколько групп американских послевоенных писателей, таких как Поэты Чёрной горы, Ньй-Йоркская школа, Сан-Францисский ренессанс и т. д. Этих писателей также иногда относят к постмодернистам (например Джона Эшбери, Ричарда Бротигана, Гилберта Соррентино и др.). Один из писателей, связанный с Бит-поколением и часто упоминающийся в качестве постмодерниста, это Уильям С. Берроуз. Берроуз опубликовал «Голый завтрак» в Париже в 1959 году и в Америке в 1961-м; некоторые считают это первым настоящим постмодернистским романом из-за его фрагментарности, отсутствия центрального сюжета; он использует пастиш, собирая вместе элементы популярных жанров, таких как детектив и научная фантастика; он полон пародии, парадоксов, игры; по некоторым сведениям, друзья автора, Керуак и Гинзберг, редактировали текст романа случайным образом. Берроуз известен ещё и тем, что совместно с Брайоном Гайсином создал «метод нарезок» (схожий с «Дадаистским стихотворением» Тцары): слова и фразы вырезаются из газет или другого произведения и перемешиваются для создания нового сообщения. С помощью этой техники он создал такие романы как «Нова Экспресс» и «Билет, который лопнул».
Магический реализм — художественный метод, изобретенный латиноамериканскими писателями, в котором сверхъественное переплетается с обыденным (известный пример: практичное и пренебрежительное отношение к персонажу-ангелу в рассказе «Очень старый человек с огромными крыльями» Маркеса). Магический реализм, корни которого уходят в индейские легенды, стал центральной частью «латиноамериканского бума», движения, примыкающего к постмодернизму.
Вместе с Беккетом и Борхесом часто упоминаемой переходной фигурой является Владимир Набоков; как и они, Набоков начал публиковаться до начала эпохи постмодернизма (1926). Несмотря на это, его самый известный роман, «Лолита» (1955), может быть рассмотрен как постмодернистский, а поздние работы (в особенности «Бледный огонь», 1962, и «Ада», 1969) ещё более очевидно примыкают к постмодернизму.
Границы
Постмодернизм в литературе не является организованным движением с лидерами и ключевыми фигурами; по этой причине гораздо сложнее сказать, закончился ли он, и закончится ли вообще (как, например, модернизм, закончившийся со смертью Джойса и Вульф). Возможно, своего пика постмодернизм достиг в 1960-е и 1970-е, когда были опубликованы «Уловка-22» (1961), «Заблудившись в комнате смеха» Джона Барта (1968), «Бойня номер пять» (1969), «Радуга земного тяготения» Томаса Пинчона (1973) и др. Некоторые указывают на смерть постмодернизма в 1980-х, когда появилась новая волна реализма, представленная Раймондом Карвером и его последователями. Том Вулф в статье 1989 года «Охота на миллиардоногое чудовище» объявляет о новом акценте на реализм в прозе, который заменит постмодернизм. Имея в виду этот новый акцент, некоторые называют «Белый шум» Дона Делилло (1985) и «Сатанинские стихи» (1988) последними великими романами эпохи постмодернизма.
Тем не менее новое поколение писателей во всем мире продолжают писать если не новую главу постмодернизма, то что-то, что можно было бы назвать постпостмодернизмом.
Общие темы и приемы
Ирония, игра, чёрный юмор
Канадский литературовед Линда Хатчеон называет постмодернистскую прозу «ироническими кавычками», так как большая часть этой литературы пародийна и иронична. Эта ирония, а также чёрный юмор и игровая форма (связанный с концептом игры у Дерриды и идеями, высказанными Роланом Бартом в «Удовольствии от текста») являются самыми узнаваемыми чертами постмодернизма, хотя первыми их стали использовать модернисты.
Многих американских писателей-постмодернистов сперва причисляли к «чёрным юмористам»: это были Джон Барт, Джозеф Хеллер, Уильям Гэддис, Курт Воннегут и т. д. Для постмодернистов типично обращение с серьёзными темами в игривом и юмористическом ключе: так например Хеллер, Воннегут и Пинчон говорят о событиях Второй мировой войны. Томас Пинчон часто использует нелепую игру слов внутри серьёзного контекста. Так, в его «Выкрикивается лот 49» есть персонажи по имени Майк Фаллопиев и Стенли Котекс, а также упоминается радиостанция KCUF[11], в то время как тема романа серьёзна и сам он имеет сложную структуру[9][12][13].
Интертекстуальность
Так как постмодернизм представляет идею децентрированной вселенной, в которой произведение индивида не является изолированным творением, то большое значение в литературе постмодернизма имеет интертекстуальность: отношения между текстами, неизбежная включенность любого из них в контекст мировой литературы. Критики постмодернизма видят в этом отсутствие оригинальности и зависимость от штампов. Интертекстуальность может быть отсылкой к другому литературному произведению, сравнением с ним, может провоцировать его пространное обсуждение или же заимствовать стиль. В постмодернистской литературе большую роль играют отсылки к сказкам и мифам (см. произведения Маргарет Этвуд, Дональда Бартельми и др.), а также популярным жанрам, таким как научная фантастика или детектив. Ранним обращением к интертекстуальности в XX веке, повлиявшем на последующих постмодернистов, является рассказ «Пьер Менар, автор Дон Кихота» Борхеса, главный герой которого переписывает «Дон Кихота» Сервантеса — книгу, которая в свою очередь восходит к традиции средневековых романов. «Дон Кихот» часто упоминается у постмодернистов (см. например, роман Кэти Акер «Don Quixote: Which Was a Dream»). Другой пример интертекстуальности в постмодернизме — это «Торговец дурманом» Джона Барта, отсылающий к одноимённому стихотворению Эбенезера Кука. Часто интертекстуальность принимает более сложную форму, чем единичная отсылка к другому тексту. «Пиноккио в Венеции» Роберта Кувера соединяет Пиноккио со «Смертью в Венеции» Томаса Манна. «Имя Розы» Умберто Эко принимает форму детективного романа и отсылает к текстам Аристотеля, Артура Конана Дойля и Борхеса.
Пастиш
Пастиш — это комбинирование, склеивание элементов разных произведений. В постмодернистской литературе он тесно связан с идеей интертекстуальности — это отражение хаотического, плюралистического или переполненного информацией постмодернистского общества. Пастиш может быть данью стилям прошлого или пародией на них. Это может быть комбинация различных жанров, которая или создает уникальное повествование или используется для комментирования ситуации постмодерна: например, Уильям Берроуз использует научную фантастику, детективы, вестерны; Маргарет Этвуд — научную фантастику и сказки; Умберто Эко обращается к детективу, сказкам и научной фантастике. Хотя, как правило, пастиш означает смешение жанров, он может включать и другие элементы (типичные для постмодернистского романа приемы метапрозы и временного искажения тоже можно включить в широкое понятие пастиша). Например, Томас Пинчон включает в свои романы элементы из детективов, научной фантастики и военной прозы; песни, отсылки к поп-культуре; известные, малоизвестные и вымышленные истории, смешанные вместе; реальных современных и исторических персонажей (Микки Руни и Вернер фон Браун, к примеру). В романе «Публичное сожжение» (1977) Роберт Кувер создает исторически недостоверный облик Ричарда Никсона, взаимодействующего с историческими и выдуманными персонажами, такими как Дядя Сэм и Бетти Крокер. Пастиш может быть связан с приемами композиции, такими как «метод нарезок» Берроуза. Другим примером является роман «The Unfortunates» Б. С. Джонсона, страницы которого не переплетены и находятся в коробке, а читателю предлагается самому расположить их в каком угодно порядке.
Метапроза
Метапроза — это текст о тексте; деконструктивистский подход, который делает искусственность искусства и вымышленность вымысла очевидным читателю.
Метапроза часто используется для устранения «репрессивной инстанции» автора, для неожиданных переходов в повествовании, продвижения сюжета по необычному пути, эмоциальной дистанцированности или комментирования повествовательного акта. Так например, роман Итало Калвино 1979 года «Если однажды зимней ночью путник» о читателе, который пытается читать роман с таким же названием. Курт Воннегут также использовал этот метод: первая глава его романа «Бойня номер пять» (1969) посвящена процессу написания романа; в остальных главах мы встречаемся с голосом автора, который пишет эту книгу. Хотя бо́льшая часть романа посвящена собственным переживаниям Воннегута во время бомбардировки Дрездена, Воннегут постоянно подчеркивает искусственность центрального сюжета, который содержит явно вымышленные элементы: инопланетян и путешествия во времени.
Фабуляция
Фабуляция — изначально психологический термин, означающий смесь вымышленного с реальным (в речи и памяти). Постмодернистский автор намеренно отказывается от жизнеподобия и понятия мимесиса, прославляя вымысел и чистое творчество. Фабуляция оспаривает традиционные структуру романа и роль рассказчика, включая в реалистическое повествование фантастические элементы, такие как миф и магия, или элементы из популярных жанров, таких как научная фантастика. Считается, что термин был придуман Робертом Сколсом в его книге «Фабуляторы». Хорошим примером фабуляции является книга Салмана Рушди «Гарун и Море историй».
Пойоменон
Пойоменон (от др.-греч.: ποιούμενον, «создание») — термин, придуманный исследователем Алистером Фаулером для особого типа метапрозы, в котором речь идет о процессе творчества. Следуя Фаулеру, «пойоменон даёт возможность изучать границы вымысла и реальности — пределы повествовательной правды»[19]. Чаще всего, это книга о создании книги, или же этому процессу посвящена центральная метафора повествования. Типичными примерами могут быть «Сартор Резартус» Томаса Карлейля и «Тристам Шенди» Лоренса Стерна, в которых рассказчик безуспешно пытается рассказать свою биографию. Хорошим постмодернистским примером является «Бледный огонь» Владимира Набокова, в котором рассказчик, Кинбот, утверждает, что делает анализ поэмы Джона Шейда «Бледный огонь», однако в том, что, по-видимому, является примечаниями к поэме, мы видим историю отношений Шейда и Кинбота. Другими постмодернистскими примерами пойоменона являются трилогия Сэмюэля Беккета, в которую входят «Моллой», «Малон умирает» и «Безымянный», «Золотая тетрадь» Дорис Лессинг, «Мантисса» Джона Фаулза, «Бумажные людишки» Уильяма Голдинга, «Mulligan Stew» Гилберта Соррентино (англ.)русск.
Историческая метапроза
Линда Хачен ввела термин «историческая метапроза» для обозначения произведений, в которых реальные события и фигуры додумываются и изменяются; известными примерами являются «Генерал в своём лабиринте» Габриэля Маркеса (о Симоне Боливаре), «Попугай Флобера» Джулиана Барнса (о Гюставе Флобере) и «Рэгтайм» Э. Л. Доктороу, в котором представлены такие исторические персонажи как Гарри Гудини, Генри Форд, эрцгерцог Франц Фердинанд, Букер Т. Вашингтон, Зигмунд Фрейд, Карл Юнг. В «Мейсоне и Диксоне» Томаса Пинчона также используется этот прием; например, в книге есть сцена, где Джордж Вашингтон курит марихуану. Джон Фаулз подобным образом поступает с викторианской эпохой в «Женщине французского лейтенанта».
Временно́е искажение
Фрагментация и нелинейное повествование — главные особенности и модернистской и постмодернистской литературы. Временное искажение в постмодернистской литературе используется в различных формах, часто для придания оттенка иронии. Искажения времени появляются во многих нелинейных романах Курта Воннегута; самый известный пример — «отключившийся от времени» Билли Пилигрим из «Бойни номер пять». В рассказе «Няня» Роберта Кувера из сборника «Pricksongs & Descants» автор показывает несколько вариантов события, происходящих одновременно, — в одной версии няню убивают, в другой с ней ничего не случается и т. д. Таким образом, ни одна из версий рассказа не является единственно правильной.
Магический реализм
Характерные черты магического реализма — смешение и сопоставление реалистического и фантастического или причудливого, искусные временные сдвиги, запутанные, подобные лабиринтам, повествования и сюжеты, многообразное использование снов, мифов и сказок, экспрессионистичная и даже сюрреалистичная описательность, скрытая эрудиция, обращение к неожиданному, внезапно шокирующему, страшному и необъяснимому. Темы и предметы часто воображаемые, несколько нелепые и фантастические, напоминающие о снах. Считается, что первой работой в стиле магического реализма стал сборник «Всемирная история бесславья» («Historia universal de la infamia») Хорхе Луиса Борхеса, вышедший в 1935 году. Среди других представителей — колумбийский романист Габриэль Маркес (в особенности его «Сто лет одиночества»), кубинец Алехо Карпентьер. Такие писатели, как Салман Рушди и Итало Кальвино часто обращаются к магическому реализму в своих произведениях.
Технокультура и гиперреальность
Фредрик Джеймисон назвал постмодернизм «культурной логикой позднего капитализма». Термин «поздний капитализм» подразумевает, что общество из промышленного века вступает в информационный. Подобным образом Жан Бодрийяр утверждал, что постсовременность (postmodernity) является переходом к гиперреальности, в которой симуляция заменит реальность. В постсовременности человек перегружен информацией, технологии становятся центральной частью жизни многих людей, а наше понимание реальности опосредовано средствами её симуляции (ТВ, компьютер, мобильная связь, Интернет и т. д.). Многие произведения литературы обращаются к этой теме, используя иронию и пастиш. Например, в «Белом шуме» Дона Делилло герои попадают под «бомбардировку» телевидения: различными клише, названиями брендов и продуктов. Писатели-фантасты, такие как Уильям Гибсон, Нил Стивенсон и многие другие, в научно-фантастических произведениях обращаются к теме постмодернистской информационной «бомбардировки».
Паранойя
Чувство паранойи, вера в то, что за мировым хаосом скрывается определённая система порядка, является частой постмодернистской темой. Возможно, наиболее известным и показательным примером является «Уловка-22» Джозефа Хеллера. Для постмодерниста нет никакой упорядочивающей системы, так что поиски порядка — бессмысленны и абсурдны. Часто паранойя переплетается с темами технокультуры и гиперреальности. Так, в «Завтраке для чемпионов» Курта Воннегута герой Двейн Гувер сходит с ума и начинает испытывать приступы жестокости после того, как ему внушили, что все люди в мире — роботы, а он — единственный человек[9].
Максимализм
Постмодернистская чувствительность требует, чтобы пародийное произведение пародировало саму идею пародии, а повествование — соответствовало изображаемому (т. е. современному информационному обществу), расползаясь и фрагментируясь.
Некоторые критики, например Б. Р. Майерс, упрекают максималистские романы таких писателей, как Дейв Эггерс, в отсутствии структуры, в стерильности языка, языковой игре ради самой игры, отсутствии эмоционального вовлечения читателя. Всё это, по их мнению, снижает ценность такого романа до нуля. Однако есть примеры современных романов, где постмодернистское повествование сосуществует с эмоциальным вовлечением читателя: это «Мейсон и Диксон» Пинчона и «Бесконечная шутка» Д. Ф. Уоллеса.
Минимализм
Для литературного минимализма характерна поверхностная описательность, благодаря которой читатель может принимать активное участие в повествовании. Персонажи в минималистских произведениях, как правило, не имеют характерных черт. Минимализм, в отличие от максимализма, изображает только самые необходимые, основные вещи, для него специфична экономия слов. Минималистские авторы избегают прилагательных, наречий, бессмысленных деталей. Автор, вместо того, чтобы описывать каждую деталь и минуту повествования, даёт только основной контекст, предлагая воображению читателя «дорисовать» историю. Чаще всего минимализм связывают с творчеством Сэмюэла Беккета.
38. Анализ одного произведения постмодернистской литературы ( «Имя Розы», «Маятник Фуко» У. Эко, «Хазарский словарь» М. Павича, новеллы Х-Л. Борхеса, «Червь», «Волхв» Д. Фаулза, «Выкрикивается лот 49» Т. Пинчона и др.)
«Имя Розы» У. Эко
Роман “Имя розы” (1980) стал первой и чрезвычайно удачной пробой пера писателя, который не теряет своей популярности и по сегодняшний день, причем высокую оценку он получил как у придирчивых литературных критиков, так и у массового читателя. Приступая к анализу романа, следует обратить внимание на его жанровую своеобразность (в этих и многих других вопросах, которые касаются поэтики романа, учитель должен обратиться к попытке автоинтерпретации под названием “Замечание на полях “Имени розы”, которой Эко сопровождает свой роман). В основу произведения фактически положена история расследования ряда загадочных убийств, которые произошли в ноябре 1327 года в одном из итальянских монастырей (шесть убийств за семь дней, вдоль которых разворачивается действие в романе). Задача расследования убийства положена на бывшего инквизитора, философа и интеллектуала, францисканского монаха Вильгельма Баскервильского, которого сопровождает его малолетний ученик Адсон, что одновременно выступает в произведении и как рассказчик, глазами которого читатель видит все изображенное в романе.
Вильгельм и его ученик добросовестно стараются распутать заявленный в произведении криминальный клубок, и это им почти удается, но из первых же страниц автор, ни на миг не выпуская из внимания детективный интерес фабулы, тонко иронизирует над такой его жанровой определенностью.
Имена главных героев Вильгельм Баскервильский и Адсон (т.е. почти Ватсон) неизбежно должны вызвать у читателя ассоциации с детективной парой Конан Дойла, а ради большей уверенности автор сразу же демонстрирует и непересекающиеся дедуктивные способности своего героя Вильгельма (сцена реконструкции обстоятельств, вида и даже имени исчезнувшего коня в начале романа), подкрепляя их и искренним удивлением, и растерянностью Адсона (ситуация точно воссоздает типичный дойловский “момент истины”). Немало дедуктивных привычек Вильгельм удостоверяет и дальше, по мере развертывания фабулы, кроме того, активно демонстрирует свою незаурядную осведомленность с разными науками, которые снова же таки иронически указывает на фигуру Холмса. Вместе с тем Эко не доводит свою иронию до той критической границы, за которой она перерастает в пародию, и его Вильгельм и Адсон до конца произведения сохраняют все атрибуты более или менее квалифицированных детективов.
Роман действительно имеет признаки не только детективного, а и исторического и философского произведения, поскольку достаточно скрупулезно воссоздает историческую атмосферу эпохи и ставит перед читателем ряд серьезных вопросов философского звучания. Жанровая “неуверенность” в значительной мере мотивирует и необычность названия романа. Эко хотел снять названием своего произведения подобную определенность, поэтому и придумал заголовок “Имя розы”, что в смысловом отношении есть целиком нейтральным, точнее, неуверенным, поскольку, по словам автора, количество символов, с которыми связан образ розы, неисчерпаемый, а потому неповторимый.
Уже жанровая неуверенность романа может служить, на мысль самого Эко, признаком постмодернистской направленности его произведения. Свои аргументы Эко мотивирует собственной (также представленной в “Замечаниях на полях”) концепцией постмодернизма, который он противопоставляет модернизму. Если последний избегал остросюжетных фабул (это признак авантюрной, т.е. “несерьезной” литературы), злоупотреблял описаниями, порванностью композиции, а часто и элементарными требованиями логики и смысловой связанности изображаемого, то постмодернизм, на мысль Эко, перерастает этот открыто декларированный принцип деструкции (разрушения) норм классической поэтики и ориентиры новой поэтики ищет в попытках объединения традиционного, что идет от классики, и антитрадиционного, введенного в литературу модернизмом. Постмодернизм не стремится запереться в пределах элитарных вкусов, а стремится к массовому (в лучшем понимании) читателя, не отталкивает, а, наоборот, завоевывает его. Отсюда в романе элементы развлекательности и детектива, но это не обычная развлекательность: говоря об отличиях детективной модели собственного произведения, Эко настаивал, что его интересует не собственная “криминальная” основа, а сам сюжетный тип произведений, которые моделируют процесс познания истины. В этом понимании
Эко утверждает, что метафизический и философский тип сюжета - это детективный сюжет. Модернизм, по словам Эко, отбрасывает уже произнесенное (т.е. литературную традицию), тогда как постмодернизм вступает с ней в сложную игру, иронически ее переосмысливая (отсюда, в частности, намеки на Конан Дойла, Борхеса с его образом Библиотеки света и собственной персоной, иронически обыгранной в образе Хорхе и др.). Нетрадиционность поэтики романа подчеркнута самим Эко в названии тех произведений его предшественников, которые он выделяет как ассоциативные источники своего вдохновения (Джойс, Т.Манн, критически переосмысленные работы теоретиков модернизма - Р.Барта, Л.Фидлера и др.). Модернистские признаки произведения находим и в том способе изложения, которое реализуется в сюжете в виде своеобразной игры изменяемости точек зрения: все изображенное в произведении автор подает не прямо, а как перевод и интерпретацию “найденного” им рукописи средневекового монаха. Непосредственно же события описываются Адсоном, когда он достиг старости, но в форме восприятия их глазами молодого и наивного ученика Вильгельма Баскервильского, которым на время тех событий был Адсон.
Кто представляет в романе эти точки зрения и как их аргументирует? Одну из них представляет надсмотрщик фондов библиотеки Хорхе, который считает, что истину дали ощутить человеку сразу с первыми библейскими текстами и их толкованиями, и что углубление ее невозможно, а любая попытка сделать это приводит или к профанации Священного писания, или же дает знание в руки тем, кто использует его в ущерб истине. По этой причине Хорхе выборочно выдает монахам книги для прочтения, на свое усмотрение решая, что вредное, а что ни. Наоборот, Вильгельм считает, что основное назначение библиотеки не сохранять (фактически скрывая) книги, а ориентировать через них читателя на дальнейший, углубленный поиск истины, поскольку процесс познания, как он считает, бесконечный.
Отдельно следует обратиться к анализу одного из ключевых образов романа - образа библиотеки лабиринта, что, очевидно, символизирует сложность познания и одновременно соотносит роман Эко с похожими образами библиотек лабиринтов в Борхеса (”Сад расходящихся тропок”, “Вавилонская библиотека”), а через него с достаточно распространенным у модернистов сопоставлением библиотеки, книги - с жизнью (мир - это книга, созданная Богом, которая, практически, реализует закодированные в другой книге - Библии - закономерности нашего бытия).
39. Основные тенденции современной литературы. Постмодернизм: концепции М. Эпштейна, А. Кирби, Н. Бурьо и др. Что такое «новая искренность» и каковы её пределы ?
Концепция Эпштейна
Понять закономерности развития литературы позволяет концепция стадиальности М. Эпштейна.
Ученый выделял в истории литературы несколько повторяющихся фаз. Каждый цикл литературного развития включает 4 фазы: социальную, моральную, религиозную и эстетическую. Деление условное и основывается на доминирующей в данный момент тенденции. Сначала, как правило, доминирует идея гражданского служения (классицизм), затем мир чувств (сентиментализм), потом, религиозная мистика (романтизм), а после этого начинает преобладать эстетическая установка (модернизм).
В XX веке третий цикл – соцреализм сменился в 1960-е годы оттепелью – морально-сентиментальной фазой, когда особую важность приобрело нравственное совершенствование, усилился интерес к "маленьким людям", (исповедальная проза). Происходил процесс поиска нравственных устоев (А. Солженицын, Р. Распутин, В. Астафьев, Ю. Казаков, Ю. Трифонов, В. Тендряков).
Религиозная стадия проявилась в "тихой поэзии" и "деревенской прозе" (А. Ким, Ю. Мамлеев, В. Тендряков, Ч. Айтматов).
Последняя фаза – эстетическая особенно ярко выражается в постмодернизме с его ориентацией на игровое отношение к предшествующим культурным кодам. Концепция М. Эпштейна выделяет только центральные тенденции в развитии литературы, ценность заключается в том, что предложенные схемы исторического развития искусства позволяют увидеть коренные закономерности и антизакономерности.
Характерным примером новой “актуальной” поэзии — поэзии “постконцептуализма” — стало творчество Дмитрия Воденникова, чей литературный почерк получил название “новая искренность”. “Искренность как прием”, помноженная на опыт раннего футуризма и Д. Пригова, порождает такие стихи:
Да и без нас уже напичкана по горло
Земля, как курица, но вот приснилось мне,
Что мой отец (точнее папа) умер
и на прощанье — озверел во мне.
<…>
И как ни гадок мне его затылок,
Но я хочу его схватить — и не могу,
И он летит, как розовый обмылок,
Выскальзывая с криком в пустоту.
Каковы свойства “новой искренности”, в чем она отличается от “искренности обыкновенной”, теперь якобы невозможной? Очевидно, тем, что новое поэтическое высказывание носит демонстративный характер: эти стихи демонстративно плохи (имитируется искреннее высказывание графомана) и демонстративно циничны (имитируется состояние последней истеричной оголенности души, когда человек высказывает все свои самые мерзкие помыслы). По сути дела перед нами пародия на лирическое высказывание, но, в отличие от пародий Пригова, несмешная.
40. Поэзия ХХ века: Р.-М. Рильке , У.-Б Йейтс , Т.-С Элиот , Р. Фрост , П. Целан , Ч. Милош , С. Платт (анализ творчества одного поэта по выбору)
Томас Стернз Элиот.
Мэтром модернизма в поэзии явился англо-американский поэт Томас Стернз Элиот. Он родился в США, в Сент-Луисе, в 1915 г. переселился в Англию, в 1927 г. принял английское подданство. В 1948 г. ему была присуждена Нобелевская премия. Поэтическая деятельность Элиота началась в Англии. В 1915 г. он опубликовал стихотворения «Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока» (The Love Song of J. Alfred Prufrock), «Портрет леди» (Portrait of a Lady), «Прелюдии» (Preludes), «Рапсодия в ветреную ночь» (Rhapsody on a Windy Night). В стихотворении «Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока» иронически изображаются претензии жалкого человека на искреннее чувство. Ироническая точка зрения раскрывается в пародийном использовании мотивов из Данте, Шекспира, Донна, Браунинга, Теннисона. Стихотворение представляет собой «поток сознания» лирического героя. Альфред Пруфрок осознает, что его переживания смешны. Стихотворение заканчивается мрачным выводом о бесполезности мечты, о неизбежности гибели:
Мы грезили в русалочьей стране
И, голоса людские слыша, стонем,
И к жизни пробуждаемся, и тонем.
(Пер. А. Сергеева)
Урбанистическая тема стихотворения «Рапсодия в ветреную ночь» проникнута глубоким пессимизмом. Жизнь города представлена как жуткое царство роковой силы, как безумное существование:
Здесь уличный фонарь гремит,
Как рока гулкий барабан,
И полночь потрясает память
В безмолвной темноте пространства, словно
Трясет безумец мертвую герань.
(Пер. А. Михалъской)
Стихи Т. С. Элиота холодны; они призваны передать вне-личные чувства людей. В отличие от романтиков и реалистов, Элиот в своих стихах «не высвобождал» эмоции, а бежал от них. Если романтики и реалисты стремились передать неповторимую индивидуальность человеческой натуры, то Элиот создавал деперсонализированную поэзию, в которой не было образа индивидуальной личности. Отказ от эмоционального и индивидуального восприятия жизни - отход от специфики как романтической, так и реалистической поэзии - становится выражением модернистской поэзии Т. С. Элиота.
Раннее творчество Элиота развивалось под воздействием эстетической программы неоклассицизма и имажизма. Родоначальником этих течений в Англии был философ и поэт Томас Эрнест Хьюм, выступивший против романтического искусства. Элиот был помощником редактора имажистского журнала «Эгоист». Поэты-имажисты - Эзра Паунд, Ричард Олдингтон, Хильда Дулитл и другие -выступали сторонниками строгого, точного, образного стиля и цельного ритмического рисунка стиха. Они увлекались французской, ранне-итальянской, китайской и японской поэзией. Т. С. Элиот не принимал хаоса современной буржуазной действительности и стремился к установлению порядка. Этого он старался достичь в своей поэзии, в которой находит выражение идеал строгой системы неоклассицизма. Элиот отрицательно относился к искусству Ренессанса. Он считал, что оно подготовило индивидуализм современных отношений. Образцом поэзии для Элиота явилось творчество английских «метафизических поэтов» XVII в., и прежде всего Джона Донна.
В ряде стихов Элиота есть элементы сатиры, например в стихотворениях, опубликованных в 1920 г.: «Гиппопотам» (The Hippopotamus), «Суини эректус» (Sweeney Erect), «Суини среди соловьев» (Sweeney Among the Nightingales). Среди них выделяется стихотворение «Гиппопотам», направленное против церковников. Модернизм Т. С. Элиота определялся его позицией неверия в общественный прогресс и в нравственные силы людей. Однако поэт сумел выразительно показать вырождение буржуазного мира и отчужденное положение в нем человека.
Поэма «Бесплодная земля» (The Waste Land, 1922) посвящена теме безуспешных действий и бессмысленных треволнений человека, неотвратимо ведущих к смерти. В ярких ассоциативных образах поэт выразил свои представления о деградации современного общества, о безжизненности буржуазной цивилизации. Уже в первой части, которая называется «Погребение мертвого», возникает тема смерти. Ясновидящая Созострис предсказывает смерть. Лейтмотив этой части выражен в стихе: «Я покажу тебе ужас в пригоршне праха». Во второй части -«Игра в шахматы» - поэт развивает идею о том, что жизнь -это игра в шахматы, перестановка фигур, перемена ситуаций; в жизни нет сильных чувств: любовь - это не страсть, а просто игра. И здесь настойчиво говорится о смерти:
Думаю я, что мы на крысиной тропинке,
Куда мертвецы накидали костей.
(Пер. А. Сергеева)
В третьей части - «Огненная проповедь» - говорится о том, что в холодном ветре не слышится ничего, кроме хихиканья смерти и лязга костей. Слепой прорицатель Тересий рассказывает об отношениях между мужчиной и женщиной, не знающих, что такое любовь, об объятиях без взаимного влечения. В четвертой части - «Смерть от воды» - главенствует мотив: труп финикийца в море. В пятой части - «Что сказал гром» - поэт акцентирует тему смерти, тему гибели всего живого. В безводной каменной пустыне гремит гром, но нет дождя. Каждый живет в страхе, как заключенный в тюрьме. Поэма заканчивается мотивом безумия и троекратным повторением санскритского слова «шанти» -«мир».
В поэме «Бесплодная земля» сказалось присущее модернистам тяготение к мифологии. Здесь используются мотивы мифов о святом Граале, об Адонисе и Озирисе. Обращение к мифу означало для Элиота отказ от истории. Антиисторизм поэмы проявляется в совмещении событий и персонажей разных эпох. В поэме акцентируется библейский образ бесплодной земли, возникшей на месте прежних городов, образ долины костей. Стихи в «Бесплодной земле» ироничны и мрачны. Они отличаются усложненностью и фрагментарностью формы. Поэма построена на ассоциативной связи разнородных образов, мотивов, сцен. Элиот использовал отдельные штрихи из «Ада» Данте, из пьесы Шекспира «Буря», включив их в иную поэтическую систему. В поэме есть фразы на различных языках. Все это свидетельствует о том, что произведение было рассчитано не на массы, а на интеллектуальную элиту.
Тема деградации и гибели человека - в центре поэмы «Полые люди» (The Hollow Men, 1925):
Мы полые люди,
Мы чучела, а не люди,
Склоняемся вместе -
Труха в голове...
(Пер. А. Сергеева)
Поэма заканчивается предсказанием конца мира. Апокалиптический мотив намеренно лишен трагизма:
Вот как кончится мир
Не взрыв но всхлип.
В поэме «Великопостная среда» (Ash Wednesday, 1930) звучит искренняя нота, выражающая трагизм разрыва поэта со своим народом и неосуществимое желание соединить свой стон со стоном другого существа.
Содержание некоторых произведений Т. С. Элиота перекликается с характерными явлениями современности. В стихотворении «Кориолан» (1931-1932), написанном по мотивам шекспировской трагедии и бетховенской увертюры к «Кориолану», Элиот создал сатирический образ современного милитариста, фашистского диктатора. В поэме «Четыре квартета» (Four Quartets, 1943) выражен религиозно-философский взгляд на мир, на человеческую жизнь и вечность. Композиция поэмы основана на представлении о единстве четырех стихий - воздуха, земли, воды и огня, четырех времен года и четырех возрастов человека. В «Четырех квартетах» жизнь приравнивается к смерти. Умирание означает для поэта приобщение к божественному разуму.
Поэзия Т. С. Элиота носит философский характер и отличается большой художественной силой. Неясность и запутанность содержания Элиот стремится передать в строгой, упорядоченной форме, однако его ассоциативный стих не способствовал проникновению в туманный смысл произведения. Значительность поэтического наследия Элиота в том, что поэт сумел передать скорбь о гибели человечности в современном буржуазном мире. Сквозь консервативное содержание и модернистскую форму пробиваются подчас искренние ноты недовольства бесплодной буржуазной цивилизацией и протеста против буржуазности «массовой культуры». На русский язык стихи Т. С. Элиота переводили М. А. Зенкевич, И. А. Кашкин, С. Я. Маршак, А. Сергеев.
В 30-е годы Элиот обратился к жанру стихотворной драмы. В пьесах «Скала» (The Rock, 1934), «Убийство в соборе» (Murder in the Cathedral, 1935), «Семейный праздник» (The Family Reunion, 1939) Элиот пропагандирует католические идеи. Еще в 1928 г. Т. С. Элиот так определил свою позицию: «Классицист в литературе, роялист в политике и англо-католик в религии». Современная буржуазная цивилизация претила поэту утратой духовного начала, вырождением культуры. Элиот скептически относится к человеческому прогрессу и совершенствованию человека. Антиисторичность его взглядов с полной очевидностью проявилась в том, что идеал он ищет в средневековье, когда, по его мнению, царил порядок, установленный монархом и католической церковью. Идея цельности мира отождествляется Т. С. Элиотом с богом. В поисках цельности и единства мира он обратился к англо-католицизму.
В ЗО-е годы Элиот сочувственно отнесся к организации фашистского журнала «Британский лев». Но в журнале «Крайтирион», который издавался Элиотом в 20-30-е годы, публиковались произведения авторов, придерживавшихся разных политических взглядов. По словам английского историка-социалиста А. Л. Мортона, Элиот «к марксизму... во все времена был настроен вполне враждебно... И необходимо отметить, что при всех своих критических замечаниях Элиот неизменно относится к марксизму с уважением как к единственно нерелигиозной политической философии, требующей серьезного интеллектуального осмысления»[16].
Т. С. Элиот выступал и как литературный критик. Им опубликован ряд сборников литературно-критических статей: «Священный лес» (The Sacred Wood, 1920), «Польза поэзии и польза критики» (The Use of Poetry and the Use of Criticism, 1933), «О поэзии и поэтах» (On Poetry and Poets, 1957). Т. С. Элиот теоретически обосновывал формализм в литературной критике. Одним из основных принципов Элиота был отказ от рассмотрения художественного произведения в связи с личностью писателя, его биографией. По мнению Элиота, произведение существует совершенно независимо от автора, оно автономно и представляет самостоятельную ценность. Таким образом, художественное произведение рассматривается как отдельная, замкнутая в себе данность. Этот взгляд Элиота лег в основу теории англо-американской «новой критики», которая отказывается от социально-исторического истолкования литературного произведения, настаивая на его имманентной сущности.
По словам А. Л. Мортона, «к концу жизни Элиот превратился в великого патриарха английской поэзии, в высоколобого тори и опору официальной словесности»