Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
4
Суворов Дмитрий Владимирович, кандидат культурологии, лауреат премии им. П. П. Бажова
УБИЙСТВО ШЕДЕВРА, ИЛИ «СЛОВО О ПОЛКУ ЛЮБИМОВОМ»
17 июня на канале «Культура» состоялась акция поистине эпохальная – трансляция из Большого театра новой постановки оперы А. Бородина «Князь Игорь» (режиссер – Юрий Любимов). Это – то событие, которого ждали, как Явления. Для людей, причастных к художественной культуре, тут даже и объяснять ничего не надо; для всех же остальных – сделаю маленький комментарий. Александр Порфирьевич Бородин – один из столпов русской музыки, входящий в десятку величайших классиков музыкального наследия России. Его «Князь Игорь» (на сюжет «Слова о полку Игоревом») – культовое сочинение отечественной и мировой культуры. Наконец, кто такой Юрий Любимов, патриарх и легендарный мэтр Таганки – думаю, разъяснения не потребуются... В общем, это было событие, которого ценители Прекрасного ждали, что называется, затаив дыхание. Тем ужаснее то, что пришлось лицезреть.
«Триллер» начался еще до начала спектакля – во время телеинтервью режиссера с известным музыковедом Станиславом Бэлзой. Суть в том, что задолго до дня премьеры мир искусства поразила шокирующая информация: Ю. Любимов (совместно с привлеченными для работы над «авторской версией» спектакля композиторами Владимиром Мартыновым и Павлом Кармановым) произвел в тексте А. Бородина чудовищные сокращения – купировал полтора часа бородинской музыки (!). Еще раз напоминаю, что мы имеем дело с мировым шедевром, с произведением, которое меломаны знают едва ли не наизусть... Естественно, Станислав Бэлза задал режиссеру вопрос о мотивах проведения столь безжалостных купюр – и получил изумительный ответ: «Опера слишком длинна. Сейчас столько слушать никто не будет, люди уходят с последнего акта. Поэтому нужно сокращать». В этом месте разговора можно сразу же, не отходя от экрана, заработать инфаркт... Ведь это говорит режиссер с мировым именем – высказывая аргумент, достойный представителя быдл-класса, а не человека искусства! Следуя подобной логике, можно предложить: давайте закроем пол-Эрмитажа, подсократим на 50% Третьяковскую галерею, купируем 3-й и 4-й тома «Войны и мира», вырежем траурный финал из 6-й симфнии Чайковского (так веселее будет)! А то ведь нынешний зритель и читатель (особенно юный) не больно интеллектуален... И при этом можно будет рядиться в тогу «защитников интересов потребителя» – так сказать, ближе к народу, коему «принадлежит искусство» (помните Ильича?)... Почему вообще такой вандализм, эстетически и нравственно совершенно запретный по отношению к любым другим сферам и жанрам искусства, стал возможен и даже чуть ли не санкционирован применительно к опере?..
Дальше – больше. Судя по продолжению интервью, маститый театральный старец (Любимову этой осенью исполнится 96 лет) явно находится в состоянии духовной и творческой паранойи. На вопрос Ст. Бэлзы, не жалко ли ему было купировать музыку такого масштаба, Юрий Петрович невозмутимо ответил в духе: наоборот, я делаю Бородину комплимент, что кое-что из его арий оставил (!!!). Это – Любимов по отношению к Бородину, с высот собственного величия... А на вопрос музыковеда, как отнесутся к такому произволу критики – последовала реплика с инонациями «оскорбленного величества: «Кто тут важнее – критик или я?». Эту сцену надо было видеть...
И – началось. Началась не трансляция спектакля – на наших глазах происходило Убийство Шедевра. Достаточно сказать, что в числе варварски вырезанных эпизодов оперы оказалась всемирно известная, ставшая мировым оперным шлягером ария хана Кончака (!). Тот самый номер оперы, который является «лицом» и эмблемой «Князя Игоря»: большей запредельности трудно себе и представить... И это – не эксцесс, а показатель: «в процент уничтожения» попал столь же известный дуэт княжича Владимира и Кончаковны, вдвое урезана знаменитая ария князя Галицкого (тоже «эмблемный» номер произведения), второй хор бояр. Это – только то, что сразу же, дико и болезненно режет слух: о мелких «обрезаниях» и говорить не приходится, им несть числа. Но верх «хирургии без наркоза» – начало спектакля: то, как режиссер и два соучастника-композитора (иначе не скажешь!) обошлись с увертюрой и легендарным хором «Солнцу красному слава» – не поддается описанию. Здесь имеет место не только этически и эстетически недопустимое обращение с авторским текстом, но еще и откровенная аудиальная халтура: все оборвано «по живому» и так же грубо, дилетантски «сшито по шву». Это уже – уровень, элементарно недопустимый даже чисто технически, просто с точки зрения композиторского профессионализма. Последнее вообще поражает: все-таки, и В. Мартынов, и П. Карманов – пусть не мировые светила, но все-таки композиторы в возрасте, с солидным творческим стажем, известные в музыкальном мире. А «сработали» так, что пролог «Игоря» выглядит, как в русской погоорке: «пришивание рукава к заднице»... Все-таки правы были древние греки, когда говорили: то, что положено Юпитеру, не положено быку...
И сценография нынешнего многострадального «Игоря» изобилует множеством «ляпов» и несуразностей, абсолютно неожиданных в свете того, что режиссером является Ю. Любимов – как-никак, признанный мастер сцены (или 95 лет – все-таки не возраст для столь смелых «подвигов»?). Так, в «половецких» эпизодах удручающее впечатление производит стоящий на сцене циклопический бутафорский конь (смахивающий на Троянского коня), вокруг которого все действующие лица совершают некие двигательные манипуляции. В прологе русская рать одета в какие-то «туземные» шкуры и кожуха (напомню: действие оперы происходит не во времена Великого переселения народов, а в 1185 году!), и на головах у воинов – грубо следанные самодельные шишаки в виде подогнанных друг к другу и не прикрывающих головы целиком металлических полос. И у самого князя Игоря – такой же! Что хотели этим сказать постановщики? В те времена такие «эрзацы» могли носить мужики-ополченцы, но никак не профессиональная княжеская дружина (и, тем более – не сам князь!). Там же, в прологе, хористки (изображающие жен и матерей) поют славу князю и его рати – а сами истерически хватаются за рукава мужей и сыновей, как бы не пуская их в поход: аудиальное и визуальное потиворечит друг другу. Получается сцена не из «Князя Игоря», а скорее из «Бориса Годунова» М. Мусоргского... Ну неужели постановщик думал, что Бородин оказался неспособен написать музыку, соответствующую конкретному образу? Просто не надо выдумывать того, чего нет у автора... Наконец, Ярославна – к слову, одетая как колхозница-солдатка времен Великой Отечественной войны – в моменты всех драматических сюжетных перипетий умудряется визуально выглядеть абсоютно безучастной; в таком контексте ее авторские текстовые реплики производят впечатление не только нелогичности, но даже некоторой неадекватности...
В общем, получилось «Слово о полку Любимовом». Произошло то, что и должно было произойти – когда у постановщика вместо благоговейного отношения к первоисточнику, вместо «вхождения в контекст» и «предпонимания» (как охарактеризовал искомое состояние для любой интерпретации великий немецкий философ Г. Гадамер) – на первый план выходит навязчивое желание самоутвердиться любой ценой; точнее – ценой фактического уничтожения интерпретируемого источника. Слов нет, каждый художник имеет право на эксперимент, однако... да простят меня читатели, но на память мне в данном случае приходит известная реплика батьки Ангела из сериала «Адъютант его превосходительства»: «Экскремент сделать хочу (вместо «эксперимент» – Д. С.)... Я ведь могу его и не делать». Лучше и не делать: по мировым шедеврам нельзя ходить грязными сапогами.