Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Вино из одуванчиков
http://ficbook.net/readfic/1513652
Автор: believe in larry (http://ficbook.net/authors/believe+in+larry)
Фэндом: One Direction
Персонажи: Louis Tomlinson/Harry Styles
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Психология, Hurt/comfort, AU
Размер: планируетсяМиди, написано14 страниц
Кол-во частей: 6
Статус: в процессе написания
Описание:
Рэй Брэдбери был бесконечно умным человеком, потому что он не только любил жизнь, а и заставлял других любить ее. Только вот знаменитый автор совсем не знал, как это - любить жизнь, когда идет война. Двое парней, читающие 'Вино из одуванчиков' прекрасного писателя знают, что лето - это не только закупоренные бутылки с бесконечными мгновениями счастья, а и кровь погибших друзей.
Посвящение:
Ри Хазз, которой тоже не помешало бы прочесть 'Вино из одуванчиков'.
Публикация на других ресурсах:
Договоримся лично?
Примечания автора:
Если вы еще не читали произведение Рэя Брэдбери 'Вино из одуванчиков', то советую вам это сделать. Особенно если у вас депрессия и вы начинаете разочаровываться в жизни. Особенно, если вы все еще считаете себя ребенком или любите в характере детей их удивительную мудрость, зачастую большую, чем у взрослых людей.
Давайте притворимся, что "Вино из одуванчиков" была издана раньше, чем она была издана на самом деле?
Просто... если вы были здесь - оставьте хотя бы что-то банальное, вроде 'привет, я тут был'. Это важно для меня.
Люблю вас. Ваша Грин.
Вместо предисловия.
Если вы заглянете в самый неприметный бар на Роад-драйв, то непременно обнаружите там русоволосого мужчину, в промежутке между тремя и четырьмя часами дня. Вас, вероятно, удивит то, как он неторопливо посмотрит в пустоту, салютуя ей полупустым высоким бокалом с белым вином, и прошепчет что-то, подозрительно напоминающее фразу «за вас, парни», делая небольшой глоток. Вы удивленно посмотрите на него, как на сумасшедшего, ведь только сумасшедшие пьют в три часа дня, на мигах общаясь с пустотой перед собой, а бармен только пожмет плечами, мол, нечему удивляться, я уже привык. Мужчина и правда будет похож на настоящего сумасшедшего, в его глазах застынет непередаваемое выражение, которое, наверное, встречается лишь у мертвецов. Вы закажете себе стакан минеральной воды, за которым, собственно, и заскочили на мгновение (в приличном обществе так рано не пьют напитки покрепче), а бармен тихо поведает вам историю о странном мужчине, живущем в нескольких кварталах отсюда, и, словно по расписанию, появляющийся в баре ровно в три.
Мужчина всегда заказывает вино из одуванчиков, но никогда его не получает, потому что в заведении такого нету. Тем не менее, словно забывая о том, что этого вина в баре нет, он каждый раз просит именно его, а получая отказ - заказывает сухое белое. Через пару месяцев такого сумасшествия бармен перестал говорить, что вина из одуванчиков у него нет, бросая сочувственные взгляды на блаженного, а стал сразу приносить мужчине обыкновенное вино.
Если вы спросите, окажется, что этого мужчину бармен знает уже давно - он ходит в мрачный бар уже полтора года, каждый раз заказывая одно и то же, никогда не больше и не меньше одного бокала сухого белого вина. Зовут его Луи, - и это единственное, что смог вытянуть из нелюдимого мужчины бармен. В здешних местах даже этого имени у него нет, его называют блаженным. На левой руке у него тонкая сеточка шрамов, тянущихся куда-то под рукава неизменных рубашек и свитеров с длинным рукавом, призванных, вероятно, чтобы и скрывать эти самые шрамы. В уголках глаз у него сеточка морщин, видно, что в свое время он улыбался столько же, сколько и плакал. Это мужчина со строгим лицом и добрыми глазами. Добрыми, потому что безумными.
Вы бы узнали, что в руках у мужчины вы всегда сможете увидеть книгу, не важно в какой день он бы не зашел в бар. Вперемешку с небольшими, изящными глотками из стакана, он будет глотать страницы книги, а когда часы, висящие на стене, пробьют ровно четыре часа, он встанет, оставит ровно два фунта за стакан хорошего сухого вина, и, сложив в сумку книгу, начнет собираться домой. Правда, потом-то и произойдет все самое интересное, но вам уже станет скучно, да и будут звать обыденные дела, именно поэтому вы быстро рассчитаетесь за бутылочку минеральной воды и торопливо покинете бар. Бармен только хмыкнет, больше не удивляясь тому, что люди всегда слушают ровно столько, чтобы удовлетворить острый приступ любопытства, а не для того, чтобы получить знание.
Ни один из невольных слушателей так и не узнает, что так продолжалось не все полтора года, а четыре месяца назад все изменилось... но посетитель уже покинул бар, а это - уже совсем другая история...
1947 год. Часть первая.
Ровно в четыре часа в бар заглянет мужчина с ореховыми кудрями и глазами. На него сразу же обратят внимания все присутствующие, потому что войдет он громко, уверенно, хлопнув дверью так, что зазвенят бокалы на стойке и бармен выверенным жестом придержит их рукой, убирая раздражающий звук. Луи будет уже готов: он будет стоять с сумкой на перевес, на барной стойке будут лежать все те же злополучные два фунта, но только выражение лица русоволосого мужчины с потерянного сменится на удовлетворенное, даже радостное.
- Ну что, Луи, идем домой? - спросит кудрявый парень, обнимая своего друга, который окажется гораздо ниже ростом, и эта очаровательная разница позволит Луи опереться на него, ссутулиться, стать маленьким и незаметным для всего окружающего мира, как он всегда делал.
- Я сегодня пил вино из одуванчиков, - похвастается своими достижениями мужчина, и это будет выглядеть безумно глупо, учитывая то, что на вид ему чуть меньше тридцати. Кудрявый только понимающе улыбнется и погладит блаженного по голове. Бармен улыбнется мужчине с ореховыми волосами и почти незаметно подмигнет ему - он ведь давно положил на него глаз.
- Спасибо, - одними губами произнесет кудрявый, зная, что бармен всегда внимательно следит за Луи и никогда никому не даст его тронуть или оскорбить. Из-за чего бармен так любезен Гарри прекрасно понимает, но старается делать вид, что ему нет до того никакого дела. Симпатии остаются симпатиями; даже бармен, внимательно следящий за ними уже год, когда-то забудет о кудрявом, встретив настоящую половинку, так, как Гарри встретил свою.
Да, этого парня зовут Гарри, и он ежедневно встречает свое одуванчиковое чудо из бара ровно в четыре. Он мог бы быть с ним и в баре, но дело в том, что Луи нужно время, чтобы хорошенько усмирить своих демонов бокалом воображаемого вина из одуванчиков и главой из книги, которую когда-то подарил ему Гарри. Луи нужно подумать обо всем, нужно время, когда его мужчина не будет спасать его от малейшего шороха. Именно поэтому Гарри ведет Луи в бар, а потом, возвращаясь через час, точно так же его забирает.
В любом случае, они уже покидают бар, и на улице, под нежным весенним небом, Луи почему-то сжимается в комок, прячется, а Гарри накрывает его с головой полой своей широкой куртки.
- Не бойся, я словил тебя, - шепчет Гарри своему умалишенному, плотнее запахивая куртку, так, чтобы Луи не видел ни клочка неба - только асфальт под своими ногами. Так они идут вдвоем несколько кварталов, сворачивают на углу Дейв-драйв и заходят в большой, тускло-освещенный дом, кишащий тенями и привидениями еще не забытого прошлого.
Это длится уже давно - полтора года с тех пор, как Луи вернулся, и год, с тех пор, как Гарри переехал сюда. Они заходят в темный коридор, и Луи, наконец, осторожничая, отходит от Гарри, чувствуя себя гораздо лучше в неосвещенном доме.
- Ты почитаешь мне? - задает он главный вопрос, снимая обувь, и Гарри устало кивает, следуя примеру Луи, стаскивая с себя ненужную куртку и ботинки.
- Что будем читать? - спрашивает Гарри, но он даже не сомневается, что ответ будет прежним - как вчера, как на прошлой неделе, как пару месяцев назад. Вино из одуванчиков.
Луи страшно жить, страшно показать голову на улицу, зато он может слушать о вечных приключениях Дугласа и Тома, может вдыхать аромат трав и недавно скошенной травы, может крыть крышу вместе с трудолюбивой бабушкой и даже застывать в страхе перед Оврагом вместе с женщинами городка. Он проживает миллионы жизней, бессильный прожить свою собственную.
Гарри не может ему помочь, здесь Луи обязан справится в одиночку.
- Откуда мне начать? - спрашивает Гарри, садясь на кровать и закинув ногу на ногу. Луи тот же устраивается на его коленях. В такие моменты они кажутся почти нормальной парой, почти, не считая того, что Луи внезапно видит чью-то тень на потолке и едва заметно вздрагивает. Гарри гладит его по голове, успокаивая и баюкая, словно маленького ребенка, и Томлинсон наконец утихает, удобнее переворачиваясь на коленях Гарри и, наконец, выбирая нужную ему часть.
- Сегодня, я хочу про Машину счастья, - сказал Луи, и Гарри только тихонько вздыхает. Одной из самых любимых его частей была часть о Лео Ауфмане и его Машине счастья, поэтому Гарри нашел нужную страницу и начал читать. Луи, разнежившись, лежал на его коленях, закусывая губу, когда попадались особенно вкусные, по его мнению, предложения.
- А что по-твоему Машина счастья? - внезапно спрашивает Гарри, прерывая плавный поток речи, и откладывая книгу. Ему нужно было вытащить Луи из его маленькой ракушки, заставить его открыться, но так, чтобы тот не заметил.
- Читать «Вино из одуванчиков» перед сном, ходить в бар в три и возвращаться к четырем, иметь тебя, - перечисляет Луи, загибая пальцы, - Мне не нужна машина, понимаешь? Я счастлив, потому что уже имею все, чего мне хочется.
- А ты не хотел бы попробовать что-то новое? Вспомни, что раньше делало тебя счастливым? - упорствует Гарри, мягко массируя виски Луи, чтобы тот чувствовал себя расслабленным и довольным.
- Новое? Как что, например? - удивленно спрашивает Луи, смотря своими удивленными глазами на Гарольда так, словно в мире действительно не существовало ничего кроме их богом забытого квартала, бара, в паре улиц от них, их вечно-мрачного дома и продуктового магазина, в который они выбирались по выходным. Крошечный мир Луи Томлинсона сжался до размера одного Лондонского квартала и до одного человека - Гарри Стайлса. Хотел ли он видеть что-то, кроме этого? Нет.
- Новое, как, например, соседний квартал. Говорят, там есть замечательный кинотеатр с мягкими креслами и темным залом… - с улыбкой отвечает Стайлс, словно выходить куда-то за границы привычной территории для них - это обычное дело.
- Гарри? - недоверчиво уточняет Луи, словно этим предложением Гарри предал то, кем Луи являлся, - Мы ведь никуда не пойдем?
Кажется, этот робкий вопрос грозит Гарри сокрушительной истерикой, которая не закончится без медикаментозного вмешательства, поэтому Гарри только мягко проводит рукой за ухом своего мужчины, покачивая головой.
- Нет, конечно, мы никуда не пойдем. Мы останемся здесь и будем читать «Вино из одуванчиков» так долго, как ты захочешь, ну, или пока у меня не заболит горло, - улыбается Стайлс, снова поднося книгу к глазам и продолжая читать так, словно ничего не произошло. А ведь, на самом деле, было страшно.
Страшно - запирать себя, двадцатипятилетнего парня в квартире, ограничиваясь баром, супермаркетом и книгой, которую он практически знал на память. Было страшно - превратиться в маленькую копию Луи, шарахающегося от людей, когда они находятся менее чем в метре от него, и неба: утреннего, ночного, любого неба. Гарри никогда бы не попросил его снова сесть за штурвал его возлюбленного Авро Манчестера, да и что греха таить - он никогда не сел бы за него сам, но безумие Луи переходило все дозволенные границы и Стайлса раздражало то, что первый год он просто пытался смириться.
Смириться с тем, что тебе не по нраву - удел слабаков. Гарри выбрал легкий путь - истерзанный Войной, он больше не мог бороться, он просто сдался, выбрав любить Луи таким, каким он стал, а не таким, каким он был когда-то, до этого затяжного сумасшествия. Он не должен был. Пока тело и разум Луи были мягкими, словно глина, он мог бы одним пинком выставить его на улицу, невзирая на его истерику, закрыть дом и пойти гулять под шатром голубого неба, таща за собой упирающегося ветерана войны.
Но он не стал. Он решил, что его долг, как мужчины Луи, беречь и защищать его, в то время когда он должен был сам принять за него решение. Безнравственно? Пусть.
- «Грохот, лязг, схватка человека с вдохновением, день за днем в воздухе так и мелькают куски металла, дерева, молоток, гвозди, рейсшина, отвертки…» - прочел Гарри, но голова Луи уже потяжелела и он провалился в один из своих тяжелых безумных снов. Наверное, именно поэтому Луи любил, когда Гарри читал ему «Вино из одуванчиков» - его не так часто посещали кошмары. Гарри тяжело вздохнул, - Скажи мне, Лу, какие гвозди мне нужны, чтобы склеить твое разбитое сердце? Какие отвертки мне помогут?..
Луи только заворочался и засопел. Часы в гостиной пробили шесть.
Конец 1946 года. Часть вторая.
Деликатный стук раздался по ту сторону двери, но Луи, кажется, вовсе не спешил открывать. Он лежал на диване, сжавшись в тугой комок, и трясся оттого, что его покой кто-то потревожил.
Стук повторился, в этот раз уже гораздо громче и настойчивее, чем в предыдущий. Луи вздрогнул. Наконец, за дверью все утихло.
Пять минут прошли в блаженном спокойствии и Луи даже начал было засыпать, но стук повторился. Тихий, протяжный и грустный. Не обычный стук. Так стучали только парни из их подразделения: три длинных, один короткий. Чтобы было ясно, что свои, чтобы стало понятно, что в опасности, что головой своей рискуют.
Если Луи и не хотел идти к двери, то ноги, повинуясь отработанным и привычным до боли в косточках инстинктам, поплелись в коридор, чтобы открыть нежданному гостю. В голове, свежо, словно он видел их только вчера, возникло четверо парней - четверо его боевых братьев, один из которых - удивительно особенный.
Луи прислонился к двери и ответил таким же стуком - три длинных, один короткий. На той стороне чье-то тело прислонилось к двери и сползло по ней вниз. Луи сделал тоже самое с этой стороны, все еще представляя четырех парней радостно бегущих к нему от посадочного поля, со шлемами и винтовками в руках: счастливых, а главное - живых. Они бежали к нему не как к главному, не как к их полковнику, чтобы отчитаться за проделанную работу; они бежали, чтобы обнять его, сомкнуть руки на его шее и поплакать всем пятерым, горько, за судьбу свою и чужую поплакать.
- Лу? - раздалось из-за двери, тихо, почти отрешенно, словно без надежды на ответ, но в это мгновение в Луи что-то надломилось и он тихонько прошептал «Я скучаю».
- Тогда открывай, - пробормотал Гарри, поднимаясь с холодного крыльца и кладя руку на прохладный металл дверной ручки.
Луи сбросил секундное оцепенение, шмыгнул носом, и поднялся с пола, мучительно-медленно, так, чтобы дать своему телу шанс отступить и не поддаться, если его разум того захочет. Но почему-то очень сильно хотелось верить, что за порогом не окажется зияющей пустоты, смотрящей на него своими бесконечными глазами, а окажется призрачный кто-то, кто-то из прошлого, который обнимет и скажет, что теперь все обязательно будет хорошо. Просто обязано быть хорошо.
Луи осторожничает - его рука ложиться на дверную ручку по ту сторону от руки незнакомца извне, медленно и неуверенно нажимает, вторая рука тянется к замку, проворачивает, раз-два-три, чтобы точно не отказаться от безумной мысли, чтобы не сбежать обратно под одеяло, чтобы не упиваться одиночеством, раз-два-три, наконец, замок открыт. Осталось самое сложное - отворить дверь. Но кто-то, услышав, что замок открыли, уже не дает Луи Томлинсону шанса сбежать. Этот кто-то распахивает дверь, широко, бросает на пороге все свои вещи, страхи и сомнения, и кидается в объятия, что, конечно же, вызывает у Луи сильнейший приступ панической атаки.
Луи трясется всем телом, его руки дрожат слишком сильно, из глаз катится слишком много слёз, и все настолько слишком, что мужчина, держащий Луи в своих объятиях, пытается сделать что-то не чересчур, что-то, чего будет достаточно для них двоих.
Для Луи он погиб полгода назад, когда прогремел один из последних боев Второй Мировой Войны, для Луи его не стало еще тогда, вместе с десятком лучших парней, вместе с толпой самый сильных и мужественных людей, которых он когда-либо встречал.
- Луи, черт, Луи-Луи-Луи, - шептал мужчина не находя в себе сил успокоиться и перестать судорожно сжимать тело Томлинсона в парализующих объятиях. Тот, кажется, потихоньку отходил от шока, широко и как-то по-детски распахивая глаза, быстро моргая и неотрывно смотря на своего боевого друга. Гарри Эдвард Стайлс, капитан Гарри Эдвард Стайлс.
- Ты… - только и смог сказать он, все так же, не отрывая взгляда от загорелого лица Гарри, от его еле вьющихся волос, от его обветренного лица и проникновенного взгляда.
- Они обманули, Луи, - тихо сказал он, даже не понимая в какой шок привел он Луи своим приходом - он просто не знал о том, что творилось с парнем последние полгода, - Они обманули нас, Луи. Я пришел, как и обещал.
Луи тихонько всхлипнув, очаровательный в своем оцепенении, и только слезы - горькие и большие - побежали из его потемневших глаз.
- А как же?.. - спросил он о чем-то, ведомом только им двоим, наконец, опуская взгляд и на мгновение даже похожим на прошлого, обычного Луи; Луи, которого знал Гарри Эдвард Стайлс. Конечно, его уже давно нет, он исчез полгода назад, переселившись в мрачный дом с нелепыми призраками прошлого и тяжелыми занавесками, за которыми так уютно было скрывать свое безумие от других, но, тем не менее, сейчас, стоял в объятиях того, кого он уже не надеялся увидеть, безумец и сумасброд Луи Томлинсон казался почти нормальным.
- Я выбрался, - тихо ответил Гарри, роняя голову на грудь и смотря в пол - видимо, разговоры об этом до сих пор болели где-то внутри него, не позволяя ему беспрепятственно говорить об этом. После секундного раздумья он добавил, - Я выбрался ради тебя, Лу.
Он и вправду выбрался ради него. Когда все вокруг него только посмеивались и отпускали шуточки, которые можно было сравнить разве что с юмором утопленника, Гарри до последнего верил, и, наверное, эта вера спасла его жизнь. Никчемную до этого, но имеющую смысл теперь, когда ему было о ком заботиться.
- Лиам? - тихо спросил Луи, неизвестно зачем, ведь он и так знал ответ. Гарри коротко покачал головой, мол, нет. У их мальчика не вышло.
Луи сжался в комок и ссутулился, Гарри лишь крепче обнял его и стер большим пальцем слезы с лица.
- Я здесь, я рядом, - прошептал он, зная, что хоть это не излечит все раны, по крайней мере, пока они вдвоем, у них обязательно будет шанс.
Луи понадобится слишком много времени, чтобы привыкнуть к тому, что Гарри рядом. Гарри понадобится слишком много времени, чтобы Луи снова стал собой, чего, возможно, может никогда и не произойти. Им вдвоем нужно жить так, чтобы не забывать все то, что с ними произошло, но и не хранить это на полочке особо болезненных воспоминаний, куда ты возвращаешься, чтобы уничтожить себя морально. Им нужно будет так много всего узнать, так чертовски много пережить, а пока Луи смотрит на вновь обретенного друга и задает главный на данный момент вопрос.
- Ты принес?
Гарри кивает; конечно, принес. Как он мог не принести? Глаза Луи обретают смысл, руки складываются в жесте, схожем с просительным, а Гарри вынимает из пакета то, ради чего они пережили эту Войну, вынимает их жизнь в одной книге. Вино из одуванчиков.
Начало 1946 года. Часть третья.
- Черт бы вас побрал! - закричал кудрявый мужчина, стоя перед каким-то излишне вышколенным клерком в одном из административных зданий воинских частей Северной Англии. Мужчина средних лет, обладатель шикарных ореховых кудрей, был определенно очень и очень зол, пытаясь выяснить какую-то абсолютно необходимую для себя информацию, но так и не получая ответа от клерка.
- Вы сломали мою гребанную жизнь, жизнь капитана Гарри Эдварда Стайлса. Вы сломали гребанную жизнь полковника Луи Уильяма Томлинсона. Скажите, вам хорошо спится по ночам? - спрашивал мужчина, хоть и прекрасно понимал, что спрашивать это у клерка, выглядящего даже моложе чем он, было крайне глупо, и вовсе не этот испуганный и вжавшийся в кресло парень был корнем всех его бед. Ему нужно было выше - к начальству, к тем, кто сделал это с ними.
Служащий все так же пристыжено молчал, что начинало медленно, но верно выбивать Гарри из привычной колеи. Его было нелегко вывести из себя, но когда это происходило стоило просто прятаться и ждать.
- Мистер Стайлс, простите… - начал было он, но Гарри обессилено упал в кресло, роняя на руки голову и всем своим видом показывая, что не желает ничего слышать.
- Я понимаю, что это не твоя вина, парень, - тихо говорит Гарри и потирает виски, - Но и ты меня пойми. Мне нужен генерал Диккенс. Просто мне нужен чертов адрес. Я не прошу многого.
- Но эту информацию нельзя… - испуганно продолжил клерк, просто выполняя свою работу, но Гарри был чертовски зол. Он встал во весь рост, нависая над ссутулившимся под давлением и тяжелым взглядом служащим, и выверенным жестом ухватил его за подбородок. Стул сзади него упал с громким лязгом железа о каменный пол, но ни один мускул на лице мужчины не шевельнулся. Это был военный во всем своем великолепии: не стальные нервы, зато воистину стальная выдержка и чувство собственного достоинства. Легкую сутулость Стайлса исправили еще на первом году обучения в Военной Академии Королевского Авиационного Полка, его идеальная осанка сейчас только придавала колорита картине.
- Охрана… - попытался пискнуть служащий, но рука, теперь плотно приставленная ко рту клерка не дала ему позвать охранников во весь голос. Стайлс второй рукой перехватил служащего за воротничок пиджака и слегка потянул - парень и не думал сопротивляться, подаваясь за крепкой рукой мужчины.
- Слушай, я вижу, ты очень хороший парень, который качественно исполняет свою работу, но дело в том, что я - старший по званию, и мои приказы тоже было неплохо бы выполнять. Понял, дорогой? - грубость смешанная с очаровательным низким голосом вызывает странную реакцию на лице служащего - он боится. Он только судорожно кивает, и Гарри, наконец, отпускает его воротник, разрешая дышать.
Клерк судорожно затягивается воздухом, словно он не дышал годами, и незаметно стирает слезы, выступившие на глазах.
- Вы ведь можете помочь мне с этим, мистер… - Гарри всматривается в бейджик служащего, - Мистер Смит? Я думаю, что мое дело не вызовет затруднений в ваших инстанциях.
Бледный, как мел, мистер Смит только перепуганно кивает головой, абсолютно невпопад, и клятвенно обещает сделать все, что будет в его силах.
Стайлс улыбается - на этот раз мягче, и, не встречая сопротивления со стороны клерка, направляется к личному кабинету генерала, слыша, как за его спиной, несчастный служащий по фамилии Смит пытается дозвониться до его генеральского величия, чтобы заранее рассказать о сумасшедшем, который направляется к нему и остановить которого не представляется возможным.
Гарри хохочет, идя по коридору, ему безумно смешно, он превращается в самого натурального психа, когда дело идет о Луи, когда дело идет о его судьбе, об их общей судьбе - одной на двоих. Система и так заставила их пострадать, поэтому Гарри вовсе не собирался мириться с тем, что происходит.
Он прекрасно понимал почему ему не хотели давать адрес Луи, но так же он не собирался до конца жизни существовать, зная, что у него был шанс. Да, Луи думал, что он мертв. Да, факт о том, что он жив повергнет того в шок, но, тем не менее, Стайлс собирался рискнуть.
- Добрый день, мистер Стайлс, - улыбнулся генерал, видимо, уже осведомленный о том, что за псих к нему идет, как только Гарри толкнул тяжелую дубовую дверь.
- Добрый день, генерал Эдвардс. Приятно видеть вас в добром здравии, - скорее оскалился, чем улыбнулся Гарри, и прошел к столу, присаживаясь на стул прямо перед генералом, даже не спрашивая разрешения. В свое время за такое можно было не то, что схлопотать выговор, можно было пойти под трибунал за несоблюдение субординации, но сейчас он был гражданским и поэтому Гарри было плевать. Плевать на все, кроме заветной бумажечки с адресом Луи Уильяма Томлинсона.
- Вашими молитвами, - улыбнулся генерал, понимая, что с этим безумцем нужно разговаривать только вежливо, не обращать внимания на его выходки и, конечно, стараться убедить, а не запугать, - Вы что-то хотели?
- Да, хотел, - снова оскалился Гарри, и генерал мысленно перекрестился, готовясь к худшему. Он был удивлен тому, что Гарри не стремился к мести, он просто хотел чего-то, о чем пока что генерал не знал, - Мне нужен адрес Луи Томлинсона. Я уверен, что у вас он есть.
- Адрес Луи Томлинсона? - слишком сладко, чтобы быть искренним, улыбнулся генерал Эдвардс, кладя руку на кнопку вызова охраны, - Это кто?
- Не стоит притворяться, - голос Гарри больше не так вежлив, оскаленная улыбка тоже исчезла с лица, сменившись на выражение непоколебимости и уверенности в себе. Гарри знает чего он хочет, и он не уйдет пока не получит этого.
- Ладно, хорошо, мы оба серьезные люди и понимаем кто такой Луи Томлинсон, - тон генерала тоже стал более серьезным, - Зачем вам его адрес? Эта информация конфиденциальна.
Гарри презрительно сощурился, смотря в упор на генерала, на человека, чьи приказы он когда-то выполнял.
- Не для меня, - наконец сказал он, закидывая ногу на ногу, - Луи Томлинсон - мой парень, и вы прекрасно об этом осведомлены.
Генерал попытался изобразить удивление.
- Почему же вы не знаете адрес вашего бойфренда? - вопрос-укол. Вопрос, о котором генерал еще обязательно пожалеет, пожалеет обо всем, что он и его приспешники сделали с ними полгода назад.
- Потому что вы сказали моему бойфренду, что я мертв, - голос Гарри источает неприязнь и ненависть, кажется, воздух здесь искрится от напряжения, стоит лишь только поджечь эту самую роковую спичку - и все сгорит.
- Разве это возможно? Ему приходила похоронка? - генерал пытается выпутаться из паутины, сплетенной ним самим. Не рой другому яму..., - думает Гарри.
- Ему хватило ваших слов, - говорит Гарри, но понимает, что в эти словесные игры они могут играть еще долго - терпением запаслись оба.
- Гарри, - начинает генерал, внезапно закашливаясь, - Гарри, он думает, что ты умер. Это заставило его страдать. Ты уверен, что хочешь появиться в его жизни, и нанести еще большую травму? Он подумает, что сошел с ума, - добавляет генерал, но, кажется, он окончательно заврался. Гарри плевать на бред, который несет высокопоставленный чиновник только для того, чтобы скрыть то, что они натворили. То, как они разрушили жизнь двух многообещающих солдат: капитана Стайлса и полковника Томлинсона.
Поэтому, Стайлс решается на последний пункт своего рискованного плана. Он встает, обходит длинный стол всего в пару ленивых шагов, и, мило улыбаясь, убирает руку Эдвардса с пульта вызова охраны. И снова улыбается. И смотрит в его жирное складчатое лицо. И достает из-за пазухи немецкий Маузер, отобранный им в одном из боев, когда его подбили и ему пришлось сражаться на земле.
Генерал дрожит. У него умоляющий взгляд и Гарри только еще раз просит адрес. Именно, просит. Просительный тон вместе с пистолетом у виска выглядит воистину устрашающим, и генерал сдается - а как по-другому?
Через десять минут Гарри, все так же улыбаясь, покидает здание, сжимая в руке заветный клочек бумаги с адресом.
A/N: Частые главы - не моя вина. Это все вдохновение. Но оно может исчезнуть, если не получит ваших отзывов. Правда-правда. Это не шантаж, я просто реально в вас нуждаюсь. Заранее спасибо. С теплом, Грин.
1945 год. Часть четвертая.
- Луи, ты слышишь меня? - перед глазами Луи Томлинсона уже пять минут щелкала пальцами симпатичная девушка лет двадцати пяти, которую звали Перри. Она была дочерью генерала Эдвардса и она сейчас помогала Луи переехать.
Луи трясло. Ему нужно было выйти из машины, ступить шаг на зеленую траву, но он просто не мог этого сделать. Пять шагов, которые ему придется пройти до его дома казались просто невыносимым препятствием в переезде, пять шагов вели в пропасть, в море, в котором Луи тонул, в воздух, среди которого Луи стремительно летел вниз.
- Луи? - вопросительно склонила на плечо голову Эдвардс, прикусывая розовую губку, - Ты собираешься вытащить свою задницу из машины, или нет? - тон ее был категоричным, но, казалось, ничего не может заставить Томлинсона выйти во внешний мир.
- Слушай, Перри, - тихо начинает он, но никак не может объяснить, что и так вышел из больницы, чтобы сесть в машину только под действием сильнодействующего медикамента, а сейчас выйти под палящее солнце и голубое небо для него не представляется возможным, - Перри, я не могу выйти. Просто не могу. За полтора часа пока мы ехали до моего нового дома, медикамент, который мне вкололи, перестал действовать и я просто физически не могу сделать шаг на тротуар, ладно?
Перри пожала плечами, ничего не понимая.
- Почему ты не можешь выйти? - странно, но раньше Перри казалась Луи действительно разумной; в свое время он даже хотел сделать девушке предложение - на войне было не так много хорошеньких хохотушек, одной из которых и была многообещающая медсестра, дочь генерала Эдвардса. Потом эти мысли ушли, потому что Луи познакомился с кем-то слишком важным в его жизни… Гарри.
Мысли о Гарри всегда заставляли Луи замыкаться в свою маленькую раковину, где он пережидал время, когда было особенно больно вспоминать, и пережидал. Прошло семь месяцев, и Луи явно не был уверен, что этого достаточно для того, чтобы смириться со смертью своих названных братьев и одного, которого он называл своим маленьким чудом.
Как он мог умереть? Как мог оставить Луи одного? Как могло так получиться, что Лу не отдали даже тела? Почему?.. - тысячи вопросов, на которые Луи не мог найти ответов крутились в его голове, неотвеченные, а порой, когда было слишком плохо - даже не заданные.
- Луи? - взволнованно спросила Перри, видимо, замечая что-то, чего все еще не замечал Луи.
- Что? - удивленно спросил он, пытаясь отвлечься от воспоминаний, и чувствуя соленый привкус на губах. Луи плакал. Даже не осознавая того факта, что он плакал. Слезы просто катились по его лицу - без малейших всхлипов с его стороны.
- С тобой все хорошо, Луи? - спросила Перри, наконец, закрывая дверь в машину и усаживаясь поудобнее - готовая слушать и слышать, - Я могу тебе чем-нибудь помочь?
- Нет-нет, Перри, все хорошо, - ответил парень, внезапно, осознав, чего ему хочется, - Позволь мне посидеть в машине до того момента, как стемнеет - ладно? Тогда я смогу быстро выйти и… попасть в дом?
- Как скажешь… - слишком быстро ответила Перри и облокотилась на спинку водительского сидения, - Луи… Расскажи мне, как ты себя чувствуешь?
- Прошло семь месяцев, - тихо ответил Луи, абсолютно точно зная, о чем спрашивает девушка. Стояли не лучшие времена для того, чтобы о гей-отношениях знал кто-то помимо партнеров, но Перри все прекрасно знала - об отношениях Луи и Гарри знала чуть ли не вся страна. Эти двое были словно символом борьбы, их судьбу обсуждало общество, и, их почти не осуждали, - Прошло семь месяцев, Перри.
- Я знаю, - тихо сказала она, с сожалением качая головой, - Целых семь месяцев. Ты не думал, что тебе стоит попытаться?
- Попытаться? - хмыкнул Луи, - И что? Я могу попытаться выйти на улицу, под шатер моего некогда любимого голубого неба, но, боюсь, в этом не будет смысла. Понимаешь, совсем никакого смысла. Без него.
- Я уверена, что…
- Что? Что я встречу кого-то, кто заставит меня забыть? Мне скоро будет тридцать, Перри, я все еще молод, но уже безумен - так думают врачи. Да, я пока что не потерял умения общаться, не потерял возможность социального взаимодействия, но я не могу выходить на улицу, что значит… Совсем скоро меня не будет существовать для остального общества. Я буду наслаждаться одиночеством и шарахаться случайных людей. Я не смогу выходить. И я точно не смогу забыть, - Луи улыбнулся, почти спокойно, почти ласково, но в этой улыбки было слишком много светского, слишком много долга, который он должен был отдать Перри, выслушавшей его.
Луи было больно. И изменить это мог только Гарри.
Какая жалость, что он уже умер.
Начало 1945 года. Часть пятая.
Гарри был самым одиноким заключенным за всю историю Бухенвальда - одним из самых ужасающих лагерей смерти. Жизнь, воспетая Рэем Брэдбери в повести Вино из одуванчиков, оказалась слишком сложной, слишком неправильной. Раньше Гарри считал, что каждый момент достоин того, чтобы закупорить его в бутылку с вином, но сейчас он точно знал - есть места и мгновения, которые нужно забыть - и все. Но места вроде Бухенвальда оставались в твоей душе навсегда: ужасающими шрамами, кровоподтеками, сломанными ребрами, и, что гораздо страшнее, сломленным духом.
Да, Гарри был сломлен - все его силы уходили на то, чтобы надеяться из последних сил и скрывать, скрывать свою истинную сущность, потому что геи в Бухенвальде не выживали, а Гарри был самым настоящим геем.
Это было грязно - поцелуи в полутемных помещениях с измученными польками и русскими девушками, обруч, плотно сдавливающие виски, боль, ненависть, чьи-то лбы и горячие губы с запеченной кровью, запах пота, медикаментов и жженых волос.
Это было больно - первый сдавшийся, первый умерший друг, а все потому, что отличался от других. Зейн Малик, погибший за смуглый цвет своей кожи и за сердце, которое не терпело войн. В войне не бывает победителей, никогда.
Гарри не сближался ни с кем - единственными его друзьями были Лиам и Найл, и, конечно, погибший Зейн. Парни из его летного подразделения, вышедшие в тот день с ним на задание, потерпевшие крушение на территории Германии в самом начале 1945го года, когда немцев активно теснили на их земли, когда практически был взят Берлин - до этого оставалось лишь несколько месяцев. Наверное, взятие Берлина и спасло их в итоге от мучительной смерти, спасло его.
От гомосексуализма здесь лечили. Парни, которые не согласились скрывать свое настоящее лицо, те, кто попали в лагерь смерти вместе со своими любимыми, подвергались пыткам, их ДНК разбиралось по кусочкам, а потом собиралось заново, в кожу вживляли капсулы с мужскими гормонами, призванные сделать из парней гетеросексуалов; мужчины ломались и гибли, один за другим, за свою дурацкую гордость.
Никто, кроме Лиама и Найла, не знал о том, что Гарри любит мужчину, - это было единственным выходом. Стайлс не собирался умирать глупо, умирать за идею, которая, вообщем-то, и не была настоящей идеей. Он считал ниже своего достоинства борьбу за права гомосексуалистов, он считал глупым кричать об этом в таком месте, чтобы что-либо доказать. Не глупым было скрываться и молчать, а в конце, когда наши победят, вернуться к Луи и забрать его в свои теплые объятия, спасти его от ужасов войны, которую они умудрились пережить. Луи умудрился.
Вызывали его к себе нечасто. Для руководства Бухенвальда Гарри был темной лошадкой - никто не знал что ожидать от капитана авиации. Стайлс часто держался в тени, скрываясь ото всех, вызывали его только тогда, когда нужно было выведать планы Британских авиационных полков - но, конечно, Гарри ничего не знал.
А потом грянул гром - Бухенвальд сразила эпидемия тифа, во время которой и погибли его лучшие друзья - Найл и Лиам. Они мучились недолго - вытирая их укрытые испариной лбы и поя водой, проливая ее на пересохшие губы и рты, - он скрывался за самодельными масками, которые никак не могли его защитить. Но вмешался счастливый случай. Гарри выжил.
Гарри даже однажды пытались вживить под кожу какой-то вирус, но опять, счастливый случай спас его из лап Бухенвальдского правительства - он заболел гриппом, царящим в те времена в лагере, и медики не решились соединять два вируса вместе, не понимая как это может отобразиться на эксперименте.
Гарри был нещадно, безумно одинок.
По Луи он скучал часто, но тихо, никому не открывая своей души. Луи тоже был на задании в тот день, на другом задании, и Гарри отчаянно боялся, что его могла постигнуть такая же участь. Гарри не был везунчиком, но в последнее время ему везло так часто, что он начал верить в то, что все сможет наладиться. Только… Только как перенес Луи весть о том, что Гарри заключенный? Не отобразилось ли это на его службе? Не попытался ли он сделать что-то безумное, что всегда было присуще старшему парню?.. А если попытался - не попал ли он под трибунал, по законам военного времени?
Военное время не оставляло шансов. Мало того, что им не было разрешено быть вместе раньше - геев не принимало время, - но помимо этого переживание друг за друга никуда не девалось даже во времена застоя, когда было тихо и взрывы не гремели над их головами.
Любить было запрещено - особенно военным. Было запрещено, чтобы уберечься от боли, чтобы сохранить здравый разум, чтобы пережить смерти безразличных тебе людей. Но разве Любовь это волновало?.. Любовь никогда не выбирала ни времени, ни жертв - она приходила туда, где была необходима.
Гарри Стайлс, самый одинокий заключенный в месте, где все старались держаться вместе, как никто иной знал об этом.
A/N: Простите за эту Новогоднюю-совсем-не-Новогоднюю главу. Я благодарна тем, кто всегда со мной, готов поддержать меня и пройти со мной этот нелегкий путь. Пусть в новом году у вас все получится. Я люблю вас. Ваша Грин.