Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
15.Социально – экономичское и политическое развитие Нидерландов в п.п. XVI в.
Социально-экономическое развитие Нидерландов
Социально-политические конфликты последней четверти XV в. осложнили экономическое развитие Нидерландов, но в основном борьба завершилась в пользу сил, стоявших за централизацию страны, что вело к укреплению простого товарного хозяйства. Общий товарооборот страны за XV в. возрос в два раза. Именно в XV в. был создан тот трамплин, отталкиваясь от которого Нидерланды осуществили поразивший современников динамичный прыжок в XVI столетие. К исходу XV в. в хозяйственной жизни страны аграрный сектор сохранял первостепенное значение. Несмотря на пестроту его развития в разных регионах страны, главными направлениями были личное освобождение крестьян, унификация их категорий, упрочение строя “чистой сеньории”, быстрое развитие простого товарного хозяйства, распространение разных форм феодальной аренды. Рост спроса на сырье, большие расходы на водозащитные гидротехнические сооружения способствовали распространению в развитых приморских областях посевов технических культур, более трудоемких, но и более доходных. Прогрессировали и сельские промыслы. Во всех экономически развитых областях страны сложились районы торгового земледелия, густая сеть местных ярмарок и торгов. Совершенствовались агротехника и агрикультура. В этих условиях товаризовался не только сбыт, но и самая основа воспроизводства крестьянских хозяйств. Итоги развития ремесла и промышленности дают противоречивую картину. Кризис традиционного экспортного сукноделия, включая и повое сукноделие, исчерпал его возможности во Фландрии, привел к застою в Брабанте, по к расцвету в Лейдене. За XV в. производство сукна здесь увеличилось в 2,5 раза. Зато в Алкмааре и Бефервэйке цеховое сукноделие свернулось. Во Фландрии и Брабанте большие успехи отмечались в изготовлении льнополотна, ковров и гобеленов. Сходные процессы происходили и в области торговли: еще процветали принудительные стапельные рынки в Генте, Дордрехте, Мидделбюрхе, за укрепление своего стапельного рынка боролся Амстердам, но уже пошатнулось былое торговое могущество крупнейшего средневекового порта— Брюгге. Если в 1457 г. в его гавани ежедневно заходило до 66 судов, то в 1499 г. всего 23; более чем в три раза сократились поступления от сбора пошлин. Место Брюгге занял Антверпен, куда переместились конторы всех крупных европейских торгово-банковских компаний. Изменения происходили и в сфере кредита: развивалась система денежных переводов, долговых писем. Однако сильные позиции ростовщичества, преобладание ссуд монархам по сравнению с объемами даже краткосрочного коммерческого кредита сохранялись. Широкое развитие ремесла, торговли, судоходства, рыболовства и промыслов позволило Нидерландам с минимальными потерями преодолеть депрессивную аграрную конъюнктуру XIV—XV вв. Демографическая обстановка характеризовалась небольшим снижением численности населения к концу XV в., в целом же не была кризисной. Но социально-экономическая стабильность в стране не сложилась: наиболее разрушительным стал процесс первоначального накопления капитала. Арсенал его средств был разнообразен, в основном он состоял из мер внеэкономического принуждения. Сеньоры все чаще при смене держателя либо вымогали высокие вступительные взносы у наследника, заставляя его обращаться к ростовщику и разоряться, либо прямо превращали держание в свою полную собственность и сдавали в аренду, обычно краткосрочную (3—9 лет). Нередко сеньоры узурпировали общинные земли, обрекая этим крестьян на разорение. Горожане, владеющие землей, часто также сдавали ее в аренду; в развитых экономически регионах им принадлежало до 30% обрабатываемых площадей. Как правило, горожане приобретали земли посредством ростовщических операций. Мелкий крестьянин обычно не мог расплатиться за долги, и его земля переходила к ростовщику-горожанину. В то же время богатые крестьяне переселялись в города, оставляя за собою земли. Обе эти группы городских землевладельцев отказывались платить налоги, ложившиеся на деревню, и оставшиеся на селе жители должны были покрывать недоимки. Важным рычагом первоначального накопления была налоговая система: к концу своего царствования Карл V взимал с Нидерландов свыше 2 млн гульденов прямых налогов в год, а все расходы на военные цели, включая строительство арсеналов, городских укреплений и т. п., достигали 4 млн гульденов в год. Города и деревни ради уплаты налогов вынуждены были идти в ростовщическую кабалу: к 1514 г. расходная часть бюджетов городов Голландии в основном состояла из уплат по долгам. В деревнях положение было еще более тяжелое. Налоговые квоты для них устанавливались властями земель, т. е. феодалами и магистратами городов. Они завышали квоты деревням, а сборщики и откупщики налогов чинили еще и произвольные вымогательства. Наконец, набирала силу “революция цен”. С 1500 по 1580 г. цены на рожь, пшеницу, землю, арендная плата многократно возросли, а рост заработной платы отставал от них в два раза и более. В годы дороговизны бедный люд голодал, свирепствовали эпидемии. Голодные бунты не могли что-либо изменить, а “бунтовщики” лишались прав на благотворительное пособие. Во Фландрии и в Голландии от 25 до 33% крестьян были безземельными коттерами, бедняками, которые не могли существовать доходами лишь от земледелия; они работали по найму на торфоразработках, ремонте и строительстве гидротехнических сооружений, матросами на кораблях, просто нищенствовали. Тяжелым было положение и городских низов. В Хондсхооте, где 75% населения составляли мелкие ремесленники и наемные рабочие, в 1569 г. 4 тыс. человек жили за счет благотворительности. По данным “Информации” 1514 г. (налоговой описи), в городах Голландии число пауперов и бедняков, не плативших налогов или вносивших символические суммы, составляло: в Амстердаме — 23%, в Хауде — 32, в Хаарлеме — 35, в Делфте — 38, в Хоорне — 40, в Лейдене — свыше 60% населения. Благотворительных взносов не хватало, и магистраты городов санкционировали нищенство работающих ремесленников, выдавая им специальные жетоны на право сбора подаяний в установленных местах. Тысячи бедняков бродили по улицам городов и дорогам страны. С 1501 г. центральные власти стали издавать законы против бродяг, грозившие им тяжелыми карами. Так создавалась резервная армия будущих наемных рабочих для мануфактур, которые поглощали лишь часть свободных рабочих рук. Остальные бедняки пополняли ряды преследуемых бездомных бродяг и нищих. На другом полюсе происходило накопление капиталов и средств производства. Верхушка некоторых цехов шла по пути увеличения количества продукции, накапливая значительные капиталы и относительно дорогостоящее оборудование; при этом они продолжали отстаивать свои цехово-сословные монопольные привилегии и вольности. Большие средства сосредоточивались улиц, занимавшихся ростовщичеством: помимо профессионалов, втайне ссужали деньги в рост некоторые родовитые дворяне,, патрицианские кланы, а также разбогатевшие горожане и крестьяне. Огромные средства наживали “финансисты”, дававшие займы монархам, хотя порою они и разорялись из-за банкротства сиятельных должников. Купцы богатели на выгодных торговых сделках и контрабанде. Обрастали скупленными и просто награбленными землями богатые крестьяне. Среди них изредка уже встречались чистые рантье. Волей случая в “денежные люди” выбивались, обычно нечистыми способами, авантюристы из низов общества. Так формировалась прослойка будущих капиталистов, готовых вложить капиталы в промышленность, торговлю, сферу кредита. Уже в XV в. межотраслевое разделение труда достигло очень высокого уровня: в Антверпене насчитывалось до 250 отраслей ремесла. Внутри наиболее развитых ремесел, в частности в шерстоткачестве, основных отраслей было 10, а вместе с дополнительными — до 30. Такое разделение труда подготовило технико-технологические предпосылки для организации крупных мануфактур, основанных на широком применении наемного труда. Именно мануфактура трех ее основных видов — централизованная, смешанная и рассеянная — становилась ведущей формой капиталистического предприятия. Происходило это в условиях разложения и упадка феодальной ремесленной цеховой системы. Особенно тяжелое положение сложилось в традиционном цеховом сукноделии. Оно оказалось под двойным давлением английской экспансии и сельских центров шерстоткачества. В итоге в 1543 г. в Генте работало лишь 25 ткацких станков, в Ипре в 1545 г. — 100. Цеховые пивовары, хотя и укрупняли производство, тоже терпели неудачи, снижали производство и экспорт. Спасение цехи видели в ужесточении преследований своих конкурентов. В 1531 г., использовав финансовые затруднения Карла V, они добились издания жесткого закона против “внегородских профессий”. Исполнение его встретило большие затруднения — он стал практически осуществляться лишь к 1545 г. к огромному ущербу для сельского ремесла. В условиях роста капитализма цехи искали пути сохранения в усилении монопольной исключительности или пытались приспособиться к буржуазному предпринимательству. Между тем капитализм в Нидерландах динамично развивался, хотя и в специфических условиях мануфактурного периода, когда “торговая гегемония обеспечивает промышленное преобладание”, а общая экономическая конъюнктура не стала стабильной. Фаза роста приходилась лишь на 1518—1520 и 1535—1566 гг., а 1520—1535 гг. знаменовались спадом; после же 1568 г. и вплоть до 80-х годов наступило время тяжелого кризиса, особенно в южной части страны. Среди переходных и раннебуржуазных отраслей шерстоткачества доминировало производство шерстяной саржи в Хондсхооте. В 1485 г. он экспортировал 15 тыс. кусков ткани, в 1563— 1569 гг.— свыше 90 тыс. кусков ежегодно. Хондсхоот, как и другие сельские центры, не избег корпоративных ограничений — с тем, однако отличием, что наиболее строго регламентировалась технологическая сторона процесса. В остальном ограничения были более гибкими, не касались объемов продукции внутри отраслей, хотя пресекали попытки межотраслевых объединений любого рода. В сфере производства господствовал средний предприниматель — суконщик, в сбыте продукции — купцы. Вмешательство магистрата приобретало форму муниципального протекционизма. Динамичная кривая характеризовала рост лъноткачества. На рынках Эклоо, Гента, Куртре к середине XVI в. ежегодно продавалось до 90 тыс. кусков полотна. В Антверпене, Брюсселе, Турне, Камбре, Валансьенне, Лилле изготовлялись полотна высшего качества и кружева. В Генте у льноткачей был цех; в деревнях и местечках Фландрии — сельские промыслы, где энергично работали скупщики, раздатчики и купцы. Формы производства варьировались от простого паломничества до рассеянной мануфактуры. Шелкоделие было относительно новой отраслью, и потому сложившиеся в нем корпоративные формы, как и в Хондсхооте, давали простор предпринимательству предбуржуазного или буржуазного типа. Особое место занимало изготовление гобеленов и ковров. В Брюсселе, Гонте, Ипре, Лилле цехи выпускали роскошные изделия, в Ауденаарде — также и изделия относительно массового спроса; там преобладали работа на дому и рассеянная мануфактура. В число 14 тыс. работников входили члены семей, включая детей. В XVI в. успешно развивалась металлургия, тесно связанная с военным делом. Она концентрировалась в Намюре и Льеже, где число домен, горнов и кузниц с 1500 по 1565 г. возросло с 80 до 220. Однако многие из них работали в сезонном режиме. Литейни Мехельна славились на весь мир своими колоколами. Выплавка металлов оценивалась в 7 тыс. тонн (в Англии в 1580 г.— 9620 тонн). Возникали и отдельные крупные для того времени литейни. Быстро росла добыча каменного угля. Крупные успехи в XVI в. одержали рыболовство, судостроение, связанные с ним подсобные отрасли. Валовая стоимость продукции рыболовства достигала 4,5 млн гульденов. В этих отраслях были заняты десятки тысяч матросов и грузчиков. Значительная их часть, прежде владельцы кораблей или паев в них, обеднела и пошла на службу к богатым судовладельцам. Хозяева крупных верфей имели значительные капиталы; судостроительные цехи разлагались, в них брали верх богатые мастера. В итоге промышленно-ремесленный потенциал Нидерландов в 1570 г., по официальной налоговой описи герцога Альбы, исчислялся в сумме около 50 млн гульденов. В книгопечатном деле крупнейшей была типография компании Плантена в Антверпене, самая большая в Европе. В 1599—1576 гг. в ней работали 10—22 пресса и от 30 до 54 наемных рабочих. Она имела 66 шрифтов на 13 языках. Книги выпускались массовыми тиражами, шли на экспорт. Капитал компании имел почти современную структуру; лишь 1800 гульденов принадлежали самому Плантену, 10 800 гульденов — его компаньонам, а около 7800 гульденов составлял кредит. Крупную компанию для реконструкции городских укреплений в Антверпене возглавлял местный купец Гилберт фан Схоонбеке; ее членом был финансовый фактор Филиппа II. Подряд оценивался в 2 млн гульденов. Схоонбеке создал кирпичные и известковые заводы, транспортный манеж для грузовых перевозок, торфоразработки, лесные вырубки, казармы для рабочих, комплекс из 20 пивоварен. Личная доля Схоонбеке в этом предприятии составляла 26,2%. По завершении работ компания была ликвидирована. Схоонбеке оставил за собою лишь пивоварни и торфоразработки, добившись монополии на торговлю пивом в Антверпене с не столь большой прибылью в 7,6%. Так выглядели “высшие достижения” капитализма в Нидерландах XVI в. В целом в сферу производства и торговли кредит, как составная часть капитала, внедрялся еще медленно. Так, крупнейший купец Хондсхоота Франц Барделоос вложил в экспортные операции 10 500 гульденов, из которых почти 60% составляли его собственные деньги. Путь от торговой к промышленной деятельности был доминирующим. Определяющими событиями в истории европейской внешней и внутренней торговли были образование в развитых централизованных странах национальных внутренних рынков, а также начало складывания мирового рынка, географическим центром которого становился Антверпен. В него стекались импортируемые товары и изделия местного производства. Около 30% импорта составляло сырье, 40 — продовольствие, 30% — готовые изделия; в экспорте до 75% — готовые изделия и лишь 25% — прочие товары. Торговые отрасли ремесла и мануфактуры работали в основном на внешний рынок, тогда как мануфактуры Англии и Франции сбывали в это время свои товары преимущественно на внутреннем рынке. Среди городов Голландии на первое место постепенно выдвигался Амстердам. Его экспорт оценивался в 226 тыс. гульденов. Кое в чем он дополнял Антверпен, а в торговле зерном занимал ведущее место и конкурировал с ним. По объемам морского флота, мореходства, рыболовства он перегнал все остальные города. Основные направления внешней торговли Нидерландов вели в бассейн Средиземного моря, юго-западные германские земли, Балтийское море; в конце XVI в. голландские и зеландские моряки стали проникать на океанские просторы, вести контрабандную торговлю с испанскими колониями. К. Маркс обращал внимание на то, что “расширение внешней торговли... служило в младенческий период капиталистического способа производства базисом для него” 2. Общий объем импорта страны в середине XVI в. оценивался по расчетным данным в 20—22 млн, а экспорта — в 16 млн гульденов. Начало складывания мирового капиталистического рынка и доминирующее положение на нем Нидерландов оказывали все возраставшее влияние на сферу производства. Однако заметна была разнонаправленность торговых интересов: северные земли страны имели более прочные связи с Прибалтикой, севером Европы; южные — со Средиземноморьем и Испанией. Об эволюции внутренней торговли свидетельствует ее валовая стоимость — от 17 до 28 млн гульденов. Формы торговли менялись: сокращались объемы товарной массы цехов; росло значение свободных форм торговли на местных рынках и торгах изделиями свободного ремесла и мануфактур, продукцией из районов торгового земледелия, благодаря чему мелкие города, бурги или крупные села становились оживленными коммерческими центрами. Межобластные связи укреплялись, однако даже и в XVI в. в Нидерландах еще не сложился единый внутренний рынок. Особенно ощущалась разобщенность севера и юга страны. Этому способствовали средневековые партикуляристские пережитки: многие города владели принудительным стапельным правом, территориальным или ассортиментным; сохранялось еще немало местных таможен; не унифицированной, несмотря на ряд попыток Габсбургов, оставалась монетная система. В этих условиях элементы меркантилизма в торговой политике Габсбургов не сложились в общенациональную систему, как это было в Англии. Кредитно-финансовая сфера претерпела существенные изменения, хотя многие задачи остались нерешенными: не удалось ввести монометаллическую основу денежной системы; потерпели крах попытки Габсбургов установить постоянное налогообложение. Систематические государственные банкротства (1557, 1575, 1597 гг.) имели тяжелейшие последствия для финансово-экономической сферы не только Испании и Нидерландов, но и в международном масштабе. Светские власти официально признали практику взимания кредитного процента (до 12%). Становление мирового торгового рынка сопровождалось складыванием и мирового финансового рынка с центром в Антверпене, где в 1531 г. открылась фондовая биржа, ставшая курсообразующим учреждением. Регулятором на ней был обменный курс основных европейских монетных единиц. Даже в мелкой торговле оплата кредита деньгами была сведена к минимуму. В оптовой торговле абсолютно преобладали безденежные операции — переводы, долговые письма на срок, письма-распоряжения, постепенно эволюционировавшие в векселя с передаточной надписью. Ордонанс Карла V 1541 г. санкционировал эту практику и вводил официальную процедуру взыскания задолженности по просроченным векселям. Банкротство Филиппа II в 1575 г., разгром в 1576 г. (“испанское бешенство”) подорвали значение Антверпена как цитадели мирового кредита. Свое стратегическое положение в области финансов он впоследствии сохранял лишь в качестве “рентмейстера” испанской короны. Роль мирового центра кредитно-финансовых операций позднее перешла к фондовой бирже Амстердама и Амстердамскому банку. Успехи Нидерландов — страны городов — в области ремесла, промышленности, торговли затушевывали сохранявшее немалое значение сельское хозяйство. Тем не менее брутто-продукт аграрного сектора был равным примерно объему производства в ремесле и промышленности — около 50 млн гульденов. Развитие производительных сил в земледелии, его интенсификация, начавшаяся уже в XV в., ускорились. Увеличились площади распространения интенсивной системы агрикультуры “дриса”, усложнился ассортимент инвентаря (набор плугов, в их числе одноручный фландрский; специализированные по культурам и профилям почвы косы и серпы; треугольные бороны с нелинейным расположением зубьев, волокуши, катки, молотилки, производительные маслобойки, в том числе мельничного типа для жома растительных масел). Развивалось стойловое содержание скота, расширились посевы технических и огородных культур. Возросла урожайность, улучшилась породность скота. В 1540— 1565 гг. было осушено около 37 тыс. га земель. Значительно усовершенствовалась техника проведения осушительных работ, хотя с 70-х годов их объемы резко сократились. В области поземельных отношений ведущей тенденцией в XVI в. было разложение сеньориального строя, сокращение числа чиншевых крестьянских держаний, рост церковного и городского землевладения, быстрое распространение краткосрочной аренды в различных формах — от феодальной “мейерской” и испольной до чисто буржуазной. Несмотря на сохранение натурально-хозяйственных методов шло неуклонное возрастание товарности сельского хозяйства. Росло число районов торгового земледелия, усиливалась специализация хозяйств, в развитых экономически областях укреплялось воспроизводство крестьянских хозяйств на товарной основе. Одновременно рос импорт зерна: в 1500 г.— до 20 тыс., в 1500-х годах — свыше 110 тыс. т. Недостаток местного зерна с 10—15% вырос в 60-х годах XVI в. до 20—25%. Мясо, скот, молочные продукты шли и па экспорт. Увеличивались капиталовложения в сельское хозяйство. Самым точным показателем уровня товаризации было то, что сельская экономика больше реагировала на конъюнктуру мировых цен, чем на колебания внутренних. Такое направление развития было типичным для экономически развитых провинций — Фландрии, Брабанта, Голландии, Зеландии. Южные валлонские провинции Эно, Намюр, Артуа, Люксембург развивались I значительно медленнее: там сохранилось сильное дворянство, местами преобладала аренда, включавшая отработки, остатки серважа. Сходные порядки существовали в Хелдере (Гелдерне), Оверэйсселе, Северном Бра-банте, Лимбурге, где преобладали малоплодородные земли и возделывались в основном зерновые культуры. Почти повсеместно развились разного рода промыслы: шерстоткачество и льноткачество — во Фландрии, Брабанте, Эно, мореходство и рыболовство — в приморских районах Голландии, Фрисландии, металлургическое дело — в Намюре, керамическое — в Хронингене. Во многих деревнях промыслы становились основным занятием жителей. Имущественное расслоение крестьянства стало уже повсеместным: наряду с массой бедняков и пауперов сложилась богатая крестьянская верхушка. Ее представители владели десятками моргенов земли и голов скота, брали в откупа должности старост, сборщиков податей, занимались ростовщичеством и нередко были обеспечены лучше, чем мелкие дворяне. Сельская верхушка, систематически использовавшая наемный труд, перерастала в буржуазное фермерство. Средняя прослойка крестьянства с трудом сводила концы с концами, обычно занимаясь промыслами, подрабатывая по найму. Привилегированное положение занимали “крестьяне на городском праве” — поселенцы вольных деревень пли переселившиеся из деревень в города, приобретшие городское гражданство, но сохранившие спои земельные участки. В западной части свободные, экономически и социально более однородные вольные фризы, слабо затронутые феодализацией, переходили к ведению товарного и фермерского хозяйства. Дворянство оставалось феодальным. Оно было многочисленно и сильно, сохранило свои земли, баналитеты и сеньориальную власть над крестьянами в Эно, Намюре, Артуа, Люксембурге, Хелдере. Дворяне Фландрии и Брабанта социально были менее однородны. Аристократия жила при дворе наместника, дворяне занимали местные должности, несли воинскую службу. Среди них росла обедневшая прослойка, материально, а порою и социально опускавшаяся до уровня средних крестьян. В Голландии дворяне были немногочисленны, владели примерно 20% земель, их авторитет поддерживался тем, что сеньоры ведали плотинно-шлюзовым и дамбовым хозяйством. В северной части, населенной в значительной мере потомками фризов, почти все земли входили в королевский домен,, а деревни располагали правами самоуправления, близкими к городским. Дворянство пыталось приспособляться к сложившейся экономической ситуации. Большая его часть стремилась отстоять свои прежние нрава. Некоторые вельможи проявляли склонность к выгодным вложениям своих капиталов в ростовщичество, откупа, осушение земель. Отдельные дворяне пытались по-новому вести хозяйство па своих доменах, но прослойки “нового дворянства” английского типа в Нидерландах не сложилось. Сеньоры стремились сохранить или возобновить натуральную ренту и арендные платежи, восстановить былые повинности и ввести новые. В приморской Фрисландии дворянство еще только формировалось, в органах местной власти оно располагало лишь равными нравами с крестьянами и горожанами; в восточной ее части довольно сильным было монастырское землевладение. Таким образом, аграрное развитие отличалось противоречивостью, ломкой старого и рождением нового: рост богатств на одном полюсе сопровождался усилением нищеты на другом. В целом к исходу второй трети XVI в. развитие производительных сил и общественного разделения труда достигали предельного уровня для условий, существовавших в Нидерландах. Феодализм окончательно не изжил себя, но реакционная политика испанских властей и их внутренних пособников настолько обострила обстановку, что ускорила революционный взрыв.
Политическое развитие
Между двумя экономическими центрами Нидерландов — Антверпеном на юге и Амстердамом на севере возникло соперничество, которое чем дальше, тем больше ослабляло первый из этих городов и укрепляло второй. В провинциях Геннегау, Артуа, Люксембург, Намюр, Гельдерн феодальные отношения и позиции дворянства были весьма сильны. Нарождающиеся капиталистические отношения и в этих провинциях подтачивали и разлагали феодальное производство, но эти процессы протекали здесь в замедленном темпе. Нидерландская буржуазия по своему характеру была ещё близка к средневековому бюргерству: это был период превращения средневекового третьего сословия в класс буржуазии. Противоречия между буржуазией, с одной стороны, испанским абсолютизмом и дворянством — с другой, ещё не приняли антагонистического характера. Поэтому нидерландская буржуазия была склонна к колебаниям и компромиссам, особенно в лице своей экономически наиболее сильной части — крупной торговой буржуазии. Лишь передовая часть нидерландской буржуазии начинала осознавать свои классовые интересы. В её состав входили преимущественно владельцы мануфактур и купцы, связанные с внутренним рынком, к ней примыкали представители интеллигенции — адвокаты, врачи и пр. Эти слои населения облекали свои классовые требования в доктрину кальвинизма. Политической формой их организации были кальвинистские консистории, которые оказывали известное влияние на крестьянство, а также на мелкобуржуазные и плебсйско-демократические элементы городов. В среде народных масс большой популярностью пользовались анабаптистские секты, пз которых многие проповедовали насильственное свержение существующего строя, идею имущественного равенства и уничтожения всех властей — светских и духовных. Правительства Карла V и Филиппа II, стремясь установить в Нидерландах абсолютистские порядки, создали разветвленный чиновничий аппарат, который при Филиппе II возглавляла его наместница Маргарита Пармская. При ней в Брюсселе существовал совещательный орган — Государственный совет, из представителей нидерландской феодальной знати; функционировали советы финансовый и тайный (по административно-судебным делам), состоявшие в основном из чиновников-юристов; имелся также верховный апелляционный суд. В провинциях и городах действовали провинциальные наместники (статхаудеры) и различные должностные лица, подчиненные центральным властям. В городских цитаделях и разбросанных по стране замках располагались верные правительству гарнизоны. Однако и в XVI в. весь этот аппарат не смог еще целиком подчинить себе исторически сложившиеся в Нидерландах сословно-представительные учреждения и местные органы самоуправления. Только собиравшиеся по указанию наместницы Генеральные штаты, где главную роль играли феодальная аристократия, высшее духовенство, городской патрициат и богатое купечество, могли давать распоряжения о сборе налогов и утверждали важнейшие законы. Провинциальные штаты ведали разверсткой налогов внутри провинций и решали другие вопросы местного значения. Советы городов обладали большой автономией в решении городских дел. При этом вся страна в целом, а каждая провинция и город в отдельности имели особые вольности и привилегии, которые они ревниво старались оберегать от все возраставшего произвола королевских чиновников. На этой почве возникали многочисленные конфликты между местными учреждениями и испанскими властями.