Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Содержание
Введение- 3
1. Третья государственная дума (1907–1912): общая характеристика и особеннности деятельности- 5
2. Государственная дума третьего созыва в оценках депутатов- 10
Заключение- 17
Список использованной литературы- 20
ВведениеОпыт первых двух законодательных собраний был оценен царем и его окружением как неудачный. В этой ситуации и был издан третьеиюньский манифест, в котором неудовлетворенность от работы думы списывалась на несовершенство выборного законодательства:
Все эти изменения в порядке выборов не могут быть проведены обычным законодательным путем через ту Государственную Думу, состав коей признан Нами неудовлетворительным, вследствие несовершенства самого способа избирания ее Членов. Только Власти, даровавшей первый избирательный закон, исторической Власти Русского Царя, довлеет право отменить оный и заменить его новым.
Избирательный закон от 3 июня 1907 г., может, и казался окружению царя удачной находкой, вот только сформированная в соответствии с ним Государственная Дума так однобоко отражала расстановку сил в стране, что не смогла даже адекватно очертить круг тех проблем, решение которых могло бы предотвратить сползание страны к катастрофе. В результате, заменяя первую Думу второй, царское правительство хотело как лучше, а получилось как всегда. Первая Дума была Думой надежд на мирный эволюционный процесс в стране, уставшей от революции. Вторая Дума оказалась Думой острейшей борьбы депутатов между собой (вплоть до драк) и непримиримой борьбы, в том числе в оскорбительной форме, левой части депутатов с властью.
Имея опыт разгона предыдущей Думы, наиболее подготовленная к парламентской деятельности, наиболее интеллектуальная фракция кадетов пыталась ввести хоть в какие-то рамки приличия и правых, и левых партий. Но самоценность ростков парламентаризма в самодержавной России мало интересовала правых, а левым было вообще наплевать на эволюционное развитие демократии в России. В ночь на 3 июня 1907 г. последовал арест членов социал-демократической фракции. Одновременно правительство объявило о роспуске Думы. Был издан новый, несравненно более жесткий ограничительный избирательный закон. Тем самым царизм глубоко нарушил одно из главных положений манифеста 17 октября 1905 г.: никакой закон не может быть принят без одобрения Думы.
Дальнейшее течение политической жизни с ужасающей отчетливостью продемонстрировало ошибочность и неэффективность силовых паллиативов в решении кардинальных проблем взаимоотношений различных ветвей власти. Но до того, как за свои и чужие ошибки заплатили кровью Николай II с семьей и миллионы невинных людей, попавших в жернова революции и гражданской войны, были третья и четвертая Думы.
В результате третьеиюньского 1907 г. черносотенного государственного переворота избирательный закон от 11 декабря 1905 г. был заменен новым, который в кадетско-либеральной среде именовался не иначе как "бесстыжий": столь откровенно и грубо он обеспечивал усиление в третьей Думе крайне правого монархическо-националистического крыла.
Только 15% подданных Российской империи получили право участвовать в выборах. Народы Средней Азии вовсе лишились избирательных прав, представительство от других национальных районов было ограничено. Новый закон почти вдвое увеличил число выборщиков от крестьян. Единую прежде городскую курию разделили на две: в первую входили только владельцы крупной собственности, получившие значительные преимущества по сравнению с мелкой буржуазией и интеллигенцией, составлявшие основную массу избирателей второй городской курии, т.е. основных избирателей кадетов-либералов. Рабочие могли провести своих депутатов фактически только в шести губерниях, где сохранились отдельные рабочие курии. В результате на долю дворян-помещиков и крупной буржуазии приходилось 75% общего числа выборщиков. При этом царизм показал себя последовательным сторонником консервации феодально-помещичьего статус-кво, а не ускорения развития буржуазно-капиталистических отношений вообще, не говоря уже о буржуазно-демократических тенденциях. Норма представительства от помещиков-землевладельцев в четыре с лишним раза превосходила норму представительства от крупной буржуазии. Третья Государственная Дума в отличие от первых двух просуществовала установленный срок (01.11.1907- 09.06.1912). Процессы позиционирования и взаимодействия политических сил в третьей Думе царской России поразительно напоминают то, что происходит в 2000-2005 году в Думе демократической России, когда во главу угла ставится политическая целесообразность, основанная на беспринципности.
Целью настоящей работы является исследование особенностей третьей Государственной Думы Российской империи.
1. Третья государственная дума (1907–1912): общая характеристика и особенонсти деятельности
Третья государственная дума Российской Империи действовала полный срок полномочий с 1 ноября 1907 по 9 июня 1912 и оказалась самой политически долговечной из первых четырех государственных дум. Она была избрана в соответствии с Манифестом о роспуске Государственной Думы, о времени созыва новой думы и об изменении порядка выборов в Государственную Думу и Положению о выборах в Государственную Думу от 3 июня 1907, которые были изданы императором Николаем Вторым одновременно с роспуском Второй Государственной Думы.
Новый избирательный закон существенно ограничивал избирательные права крестьян и рабочих. Общее количество выборщиков по крестьянской курии было сокращено в 2 раза. Крестьянская курия, таким образом, имела лишь 22% от общего числа выборщиков (против 41,4% по избирательному праву Положения о выборах в Государственную Думу 1905 года). Число выборщиков от рабочих составляло 2,3% от общего числа выборщиков. Значительные изменения были внесены в порядок выборов от Городской курии, которая была разделена на 2 разряда: первый съезд городских избирателей (крупная буржуазия) получил 15% всех выборщиков и второй съезд городских избирателей (мелкая буржуазия) получил лишь 11%. Первая курия (съезд земледельцев) получила 49% выборщиков (против 34% по положению 1905 года). Рабочие большинства губерний России (за исключением 6) могли участвовать в выборах только по второй городской курии – как квартиронаниматели или в соответствии с имущественным цензом. Закон 3 июня 1907 предоставлял министру внутренних дел право изменять границы избирательных округов и на всех стадиях выборов делить избирательные собрания на самостоятельные отделения. Резко сократилось представительство от национальных окраин. Например, от Польши раньше избирали 37 депутатов, а теперь 14, от Кавказа раньше 29, теперь же только 10. Мусульманское население Казахстана и Средней Азии вообще лишалось представительства.[1]
Общее число депутатов Думы сокращалось с 524 до 442.
В выборах в Третью Думу приняло участие всего 3 500 000 человек. 44% депутатов были дворяне-помещики. Легальными партиями после 1906 оставались: «Союз русского народа», «Союз 17 октября» и Партия Мирного обновления. Они и составили костяк III Думы. Оппозиция была ослаблена и не мешала П.Столыпину проводить реформы. В избранной но новому избирательному закону Третьей Думе существенно сократилось количество оппозиционно настроенных депутатов, и наоборот увеличилось число депутатов, поддерживающих правительство и царскую администрацию.
В третьей Думе было 50 крайне правых депутатов, умеренно правых и националистов – 97. Появились группы: мусульманская – 8 депутатов, литовско-белорусская – 7, польская – 11. Третья Дума, единственная из четырех, проработала весь положенный по закону о выборах в Думу пятилетний срок, состоялось пять сессий.
Возникла крайне правая депутатская группа во главе с В.М.Пуришкевичем. По предложению Столыпина и на деньги правительства была создана новая фракция «Союз националистов» со своим клубом. Она конкурировала с черносотенной фракцией «Русское собрание». Эти две группировки и составляли «законодательный центр» Думы. Заявления их лидеров часто носили характер явной ксенофобии и антисемитизма.
На первых же заседаниях III Думы, открывшей свою работу 1 ноября 1907, образовалось правооктябристское большинство, которое составляло почти 2/3, или 300 членов. Поскольку черносотенцы были против Манифеста 17 октября, по ряду вопросов между ними и октябристами возникали расхождения, и тогда октябристы находили поддержку у прогрессистов и сильно поправевших кадетов. Так сложилось второе думское большинство, октябристско-кадетское, составлявшее около 3/5 состава Думы (262 члена).
Наличие этого большинства определяло характер деятельности III Думы, обеспечивало ее работоспособность. Образовалась особая группа прогрессистов (вначале 24 депутата, потом численность группы дошла до 36, позже на базе группы возникла Прогрессивная партия (1912–1917), занимавшая промежуточное положение между кадетами и октябристами. Лидерами прогрессистов были В.П. и П.П.Рябушинские. Радикально настроенные фракции – 14 трудовиков и 15 социал-демократов – держались особняком, но серьезно повлиять на ход думской деятельности они не могли.
Табл. 1.
Численность фракций в Третьей государственной думе (1907–1912гг)[2]
Фракции Число депутатов I сессия Число депутатов V сессия Крайние правые (русские националисты) 91 75 Правые 49 51 Правые центристы (октябристы) 148 120 Прогрессисты 25 36 Кадеты 53 53 Польское коло 11 11 Мусульманская группа 8 9 Польско-литовско-белорусская группа 7 7 Трудовики 14 11 Социал-демократы 9 13 Беспартийные 26 23Позиция каждой из трех основных групп – правых, левых и центра – была определена на первых же заседаниях III Думы. Черносотенцы, не одобрявшие преобразовательных планов Столыпина, безоговорочно поддерживали все его меры по борьбе с противниками существующего строя. Либералы пытались противостоять реакции, но в некоторых случаях Столыпин мог рассчитывать на их относительно доброжелательное отношение к предлагаемым правительством реформам. При этом ни одна из группировок не могла при голосовании в одиночку ни провалить, ни утвердить тот или иной законопроект. В подобной ситуации все решала позиция центра – октябристов. Хотя она и не составляла большинства в Думе, но от нее зависел исход голосования: если октябристы голосовали вместе с другими правыми фракциями, то создавалось правооктябристское большинство (около 300 человек), если вместе с кадетами, то – октябристско-кадетское (около 250 человек). Эти два блока в Думе позволяли правительству лавировать и проводить как консервативные, так и либеральные реформы. Таким образом, фракция октябристов играла роль своего рода «маятника» в Думе.
За пять лет своего существования (до 9 июня 1912) Дума провела 611 заседаний, на которых было рассмотрено 2572 законопроекта, из которых 205 было выдвинуто самой Думой. Основное место в думских дебатах занимал аграрный вопрос, связанный с проведением реформы, рабочий и национальный. Среди принятых законопроектов законы о частной собственности крестьян на землю (1910), о страховании рабочих от несчастных случаев и по болезни, о введении местного самоуправления в западных губерниях и другие. В целом же из 2197 утвержденных Думой законопроектов большинство составляли законы о сметах различных ведомств и управлений, ежегодно в Думе утверждался государственный бюджет. В 1909 правительство вопреки основным государственным законам изъяло из ведения Думы военное законодательство. В механизме функционирования Думы были сбои (во время конституционного кризиса 1911 Дума и Госсовет были распущены на 3 дня). Третья Дума в течение всего периода своей деятельности переживала постоянные кризисы, в частности конфликты возникали по вопросам реформирования армии, аграрной реформе, по вопросу об отношении к «национальным окраинам», а также из-за личных амбиций парламентских лидеров.
Законопроекты, поступавшие в Думу из министерств, прежде всего рассматривались думским совещанием, состоявшим из председателя Думы, его товарищей, секретаря Думы и его товарища. Совещание подготавливало предварительное заключение о направлении законопроекта в одну из комиссий, которое затем утверждалось Думой. Каждый проект рассматривался Думой в трех чтениях. В первом, которое начиналось с выступления докладчика, шло общее обсуждение законопроекта. По завершении прений председатель вносил предложение о переходе к постатейному чтению.
После второго чтения председатель и секретарь Думы делали свод всех принятых по законопроекту постановлений. В это же время, но не позднее определенного срока, разрешалось предлагать новые поправки. Третье чтение являлось по существу вторым постатейным чтением. Смысл его состоял в нейтрализации тех поправок, которые могли пройти во втором чтении при помощи случайного большинства и не устраивали влиятельные фракции. По завершении третьего чтения председательствующий ставил на голосование законопроект в целом с принятыми поправками.
Собственный законодательный почин Думы ограничивался требованием, чтобы каждое предложение исходило не менее чем от 30 депутатов.
В Третьей Думе, просуществовавшей дольше всего, действовало около 30 комиссий. Большие комиссии, например бюджетная, состояли из нескольких десятков человек. Выборы членов комиссии производились на общем собрании Думы по предварительному согласованию кандидатур во фракциях. В большинстве комиссий все фракции имели своих представителей.
За 1907–1912 сменилось три председателя Государственной Думы: Николай Алексеевич Хомяков (1 ноября 1907 года – март 1910 года), Александр Иванович Гучков (март 1910 – 1911 год), Михаил Владимирович Родзянко (1911–1912). Товарищами председателя были князь Владимир Михайлович Волконский (замещающий Председателя Государственной Думы товарищ председателя) и Михаил Яковлевич Капустин. Cекретарем Государственной Думы был избран Иван Петрович Созонович, товарищами секретаря Николай Иванович Микляев (старший товарищ Секретаря), Николай Иванович Антонов, Георгий Георгиевич Замысловский, Михаил Андреевич Искрицкий, Василий Семенович Соколов[3].
2. Государственная дума третьего созыва в оценках депутатовДо 1970-х годов в отечественной историографии превалировала точка зрения, унаследованная из революционной публицистики начала ХХ века. “Весь буржуазно-помещичий лагерь от Пуришкевича до Милюкова стоял за реформы, за Думу, то есть за “конституцию”, поддерживал столыпинский бонапартизм как единственно возможный контрреволюционный путь; спор шел лишь о темпах реформ. Многочисленным претензиям черносотенцев к существу межреволюционного строя специального внимания не уделялось. С обращением к либеральной публицистике, политическая ситуация в 1907—1917 годах стала трактоваться несколько иначе. Историки констатировали наличие “легитимистской реакции” (включавшей думское правое крыло), деятельность которой была направлена на восстановление старого режима. В терминах позитивистской историософии (потеснившей к тому времени в исследованиях по данной теме собственно марксистскую) возможно было говорить лишь о двух векторах государственного развития — “прогрессивном” и “реакционном”. Таким образом, крайних правых относили к тайным либо явным реставраторам status quo 1904 года, “заговорщикам, взрывавшим Думу изнутри”. “Парадоксальность позиции черносотенцев заключалась в том, что, сидя в Думе, их депутаты в сущности боролись с ней как с общенародным представительным учреждением, настаивая на несовместимости законодательного собрания с самодержавием”.[4]
М. Н. Лукьянов, детально проанализировав взгляды русских теоретиков самодержавия начала ХХ века на парламентаризм в принципе и в его усеченном русском варианте, заключает, что “идея представительного правления оставалась чуждой для российского консерватизма рассматриваемого периода. Это было лишь одним из проявлений архаичности ценностных ориентаций российских консерваторов”. В то же время, по мнению М. Н. Лукьянова, черносотенцы, занявшие кресла в Таврическом дворце, смирились с Думой и стремились максимально использовать ее в своих интересах, рассматривая в качестве желательной перспективы лишь паллиативные меры вроде реформы избирательного закона.
Ю. И. Кирьянов в работе “Правые партии в России. 1911—1917 гг.” приходит к сходным выводам. Правые, пишет он, видели свою задачу в том чтобы, с одной стороны, пользоваться Думой как инструментом воздействия на исполнительную власть и общественное мнение, с другой — способствовать ее преобразованию в законосовещательное учреждение. Историк констатирует “молчаливое несогласие” большинства черносотенцев с установившимся государственным строем. Но лишь небольшая группа крайних правых прилагала усилия (интеллектуальные и практические) к восстановлению неограниченного самодержавия. Преобладающая часть воспринимала создание Думы, пускай и с известными оговорками, как должное.
Общее негативное отношение черносотенцев к Думе в том виде, в котором она была оформлена законодательными актами времен первой революции, несомненно. Но какие конкретные претензии предъявлялись народному представительству? Воспринималось ли оно как неизбежное и преодолимое зло, или же как зло роковое? Видели ли правые монархисты пути и методы выхода из сложившейся ситуации, способы переустройства Думы в институт, адекватный их государственно-правовым установкам?
Первые результаты думской деятельности, несмотря на оформление правоцентристского большинства, к которому поначалу относила себя и собственно правая фракция, подтверждали худшие ожидания. Пуришкевич после трех месяцев работы констатировал в стихотворной форме: “Не вижу дел, их засорил глубоко / Поток бессмысленных речей”. Сколь бы умеренна, ни была Дума, она по-прежнему остается орудием революции. “Реформ стране она не даст желанных, / Но дух растлит далеких деревень”.[5]
Организация думской деятельности, насажденная еще в 1906 году и скопированная, насколько позволяли обстоятельства, с европейских образцов, монархистам была глубоко чужда. Спустя две недели после открытия III Думы в президиум было внесено заявление 32 депутатов (правых и умеренно-правых), предлагавших “вместо многочисленных комиссий, избираемых на началах партийности”, создать 8 отделов, связав каждый с конкретным министерством (предполагалось также сохранить бюджетную, хозяйственную и библиотечную комиссии). “Членами отделов становятся члены Думы по собственному желанию, сообразно своему образованию и практической деятельности”.
Предложение осталось нереализованным, и сходные требования были выдвинуты позднее, при обсуждении Наказа, регулировавшего думские распорядки. Правые выступали против принципа фракционной пропорциональности при образовании комиссий (Н. Е. Марков призывал оппонентов “принести свою самостоятельность в жертву работоспособности Думы”) и вообще пытались всячески ограничить партийный элемент в деятельности палаты.
Не являясь парламентом с точки зрения правоведческой, Дума стала эффективным инструментом насаждения представительного строя. “…Думская практика, — писал Тихомиров, — идет торной дорожкой парламентаризма, все тверже и тверже усваивает себе его наиболее существенные стороны”. Основной причиной падения плодотворности Думы, по мнению Г. Г. Замысловского, главного специалиста правой фракции по юридическим вопросам, обозревавшего ход работ палаты в “Московских ведомостях”, было именно “желание думских заправил играть в парламент”. Это относилось, прежде всего, к практике переходов к очередным делам, принимавшихся после рассмотрения правительственных деклараций, голосований по ведомственным сметам, ответов представителей министерств на депутатские запросы и т. п. Не имея абсолютно никакой законной силы (ведь правительство оставалось ответственно лишь перед Императором), такие переходы, содержавшие оценку работы ведомств и разнообразные рекомендации для исполнительной власти, зачастую вызывали ту или иную реакцию адресатов и непременно усваивались обществом, постепенно становясь нормой государственной жизни. Да и сами запросы, по мнению правых, были деморализующим фактором для ведомств, которые брали за обычай чрезмерно заискивать перед депутатами. “Запрос должен поражать действительные беззакония властей, особенно там, где они перестают быть русскими, но отнюдь не могут предъявляться с определенной целью — подрывать их авторитет”, — заявлял Пуришкевич.
Представители русского “не-парламента” активно включились в работу Межпарламентского союза, что также вызывало негодование правых. Когда председатель Думы Н. А. Хомяков позволил провести в своем рабочем кабинете заседание русской группы Союза, организованной прогрессистом И. Н. Ефремовым, правая фракция открыто ходатайствовала перед министром юстиции о возбуждении уголовного дела: незаконное общество, руководимое из-за границы и действующее без утвержденного устава, обосновалось в самой Государственной думе! И. Г. Щегловитов, однако, предпочел ограничиться отпиской, и препятствий ефремовцам не чинил.
Помимо принципиальных вопросов, большое внимание уделялось “обрядовой” стороне. Крестьян и священников не устраивал сам режим думской работы — общие прения затягивались допоздна; на исходе сессий, в законодательном цейтноте заседания часто назначались на вечер субботы — время воскресной всенощной (Дума вообще не особенно сообразовывалась с православным календарем). Депутаты-крестьяне из правых были особенно недовольны обилием иностранных терминов в речах ораторов. В этом их поддержал Екатеринбургский отдел СРН, в сентябре 1908 года постановивший на общем собрании ходатайствовать перед правыми депутатами о следующем: “на заседаниях Государственной думы очень часто гг. членами употребляются выражения и фразы, плохо понятные коренным русским мужикам… Все прения и разговоры должны вестись как подобает в Русской Государственной Думе, русским разговорным языком, без комичного ввертывания иностранных слов, не существующих даже и в большинстве словарей. В крайнем случае, в силу необходимости, где нужно будет употребить иностранное выражение, там сейчас же произнесенное слово должно быть выговорено и по-русски”, ведь “иностранными выражениями и так за последнее время сбили всю русскую народную массу с истинного пути” (имелась в виду лексика, обогатившая словарь масс в ходе первой революции: “парламент”, “экспроприация”, “аграрный вопрос” и т. п.).
Беспокоило и другое. Малочисленность в III Думе левых радикалов не мешала им планомерно использовать ее как трибуну для обращения к массам — “через головы депутатов”. То, что официозная “Россия”, печатавшая стенографические отчеты целиком, несла в народ речи, написанные в эмиграции Лениным и озвученные с кафедры Покровским, представлялось абсурдом, но хотя бы бедой небольшой — резонанс от материалов гурляндовской газеты был чуть выше, чем от выступлений нелегальной печати. Но думские стенограммы законным образом, безо всяких изъятий в том, что не имело касательства к государственным тайнам, разносились по стране большинством ежедневных изданий — и внимательно читались. Речей левой оппозиции это касалось едва ли не в первую очередь. Сложившейся ситуации был посвящен доклад графа А. А. Бобринского на VI съезде уполномоченных дворянских обществ (1910 год). Может ли дворянство пренебрегать тем, что говорится слева с думской кафедры, — задавал он вопрос; — является ли это тем неизбежным злом, с которым надлежит мириться, или же дворянство должно “возвысить голос”, протестовать. Председатель Совета Объединенного дворянства был убежден, что мириться нельзя, и оправдывал свою позицию необходимостью “охранить Думу, соблюсти ее чистоту, поднять ее престиж”. Сам доклад представлял из себя систематизированную компиляцию думских речей кадетов, трудовиков и социал-демократов (по именам Бобринский ораторов из щепетильности не называл). Первая часть включала продолжительный перечень нападок на помещиков, дворянство, объединенное дворянство, низшую администрацию, полицию, суд, тюрьмы, армию, высшие государственные учреждения — Сенат, Государственный совет, на саму Думу, на правительство, Церковь, самодержавие. Во второй части излагались озвученные в ходе прений “надежды и вожделения” левых (принудительное отчуждение земли, апология революции 1905 года, призывы к стачкам, мятежам, восстаниям). Съезд доклад не обсуждал, ограничившись резолюцией — “представить возбужденный в докладе вопрос на усмотрение правительства”.
Впрочем, покорность думского большинства национал-либеральному курсу строителей “Великой России” вызывала столь же активный протест. Пуришкевич, обвиняя умеренных в “литейном” национализме (то есть, организованном для удовлетворения правительственных интересов), свидетельствовал о Думе: “Старанием Столыпина она обращена во всероссийское губернское земское собрание, председателем коего фактически стал он сам”.
Профессор А. С. Вязигин, подводя итоги третьедумского опыта перед харьковским Русским Собранием в сентябре 1912, сетовал на перегруженность работой — многие частные вопросы, проходящие через Думу, вполне могут быть урегулированы “в порядке управления”, без обращения к Думе и Совету. Мешала также излишняя централизация власти (немалое число местных проблем следовало бы и решать на местах). Законотворчество еще более осложнялось волокитой и канцелярщиной внутридумского делопроизводства.
Что касается претензий к самому депутатскому корпусу: заседания часто превращаются в состязания не в меру словоохотливых риторов. Партийный дух не дает депутатам осознать — они в первую очередь представители всего населения, а не какой-либо классовой, сословной или региональной группы. Много времени уходит на бесплодное политиканство, которое и является настоящим тормозом законодательной работы в стране. Здесь также просматривается подспудное сравнение с Государственным советом, достоинством которого, как правило, выставлялось именно отсутствие вышеперечисленных недостатков.
То, что Думе справа ставилась в вину малая эффективность (на которую сетовали все, вплоть до меньшевиков), должно, пожалуй, свидетельствовать о постепенной интеграции правых в новую политическую систему. Смущает только частая безапелляционность оценок, временами переходящая в безысходность. Как, например, в дневниковом свидетельстве графа Бобринского: “В Государственной думе происходит нелепая толкотня воды по нелепым законопроектам, и грустно, и тошно сидеть в этом… парламенте”. “Какое это скверное, утомительное и бесплодное учреждение”, — резюмировал он чуть позже.
Традиционным стало обвинение в бюрократизации Думы, образовании слоя выборного чиновничества, которое чуждо народу ничуть не менее, чем назначаемое. Лидер екатеринославских черносотенцев В. А. Образцов обращался к соседям слева: “Буйи! Несте ли зряше, яко во своем “высоцем собрании”, сиречь в Думе Государственней, устроили есте бюрократическу паутину, яковы же не бе в департаменте единем, ниже когда имать быти” (из контекста статьи не вполне ясно, почему для обращения был выбран именно церковнославянский язык). Подписался же Образцов следующим образом: “член Гос. думы, созыва же и разгона третьяго”, объяснив упоминание о возможном (и взыскуемом) “разгоне” в примечании: “несть бо русская по духу и массонским влиянием направляется”.
Дума, по самому своему составу, не могла решать задач, стоявших перед страной. Разноплеменная, нерусская Дума занималась чисто русскими вопросами. Этот тезис был подробно развит Березовским. Неспособность представителей национальных меньшинств “подняться и стать на общегосударственную точку зрения”, говорила, по его мнению, о том, что “их не следует допускать до вопросов общегосударственных… Чем меньше будет инородцев в Государственной думе, тем состав ее будет лучше. Пример западноевропейских государств нас в этом убеждает”, — утверждал волынский “союзник” и напоминал, что ни английские, ни французские, ни германские колонии не обладают правом парламентского представительства. Антигосударственная Дума, где добрую треть составляют кадеты, эсеры, социал-демократы и разнообразные “сочувствующие”, занималась государственным строительством. ““Отзовисты” сидят в крепости, а отзываемые в законодательной палате”. Но когда правительство вмешивается в выборы с целью предопределить партийный или национальный состав палаты — это оборотная сторона того же конституционализма. “Устраивать бутафорские выборы не значит даже вводить у нас чужеземный строй; это значит начинать дело с усвоения недугов чужого строя”.[6]
Влияние третьей Думы на русскую государственную жизнь рассматривалось как безусловно негативное. “На кончающуюся Думу надо смотреть как на нарочито отрицательный опыт. Только таким взглядом на нее и может быть оправдано ее практически бесплодное, а немалою частию и вредное существование. Думу не разгоняли, хотя были к тому сотни поводов, ради опыта, дабы ведать, чего надлежит избегать в будущем. Существование этой Думы исторически будет оправдано только в том случае, если следующая ни под каким видом не будет ее продолжать”. Судя по всему, особенных надежд в этом отношении никто не питал.
ЗаключениеВ третьей Думе царской России из 442 мест 147 заняли крайне правые - ярые монархисты и националисты. Резко сократилось количество оппозиционно настроенных депутатов, зато увеличилось число верноподданных избранников, в том числе крайне правых экстремистов типа В.М. Пуришкевича, заявившего с думской трибуны: "Правее меня - только стена!" Свыше 150 мест имели октябристы, казалось бы, вполне вменяемая правая партия, во главе которой стояли популярные лидеры Гучков и Родзянко. Кадеты-либералы вместе с близкими к ним группами получили примерно 100 мест. Ситуация позволяла октябристам и кадетам создавать дееспособное большинство. Однако особенно на первом этапе работы Думы произошел беспринципный альянс двух крупнейших фракций - крайне правых и октябристов - с целью отсечь всех остальных от законотворческого процесса. Либералы пребывали в оппозиции. Октябристы под руководством позера Гучкова явно упивались своим "руководящим" местом и, преследуя тактические цели, способствовали одобрению ряда реакционных по сути антибуржуазных законов, сыгравших впоследствии в стратегическом плане весьма печальную роль.
Кадеты привыкли в предыдущих Думах выступать в качестве думского большинства или в почетной роли рефери на политическом ринге. Пассивное нахождение в оппозиции оказалось для них серьезным испытанием. Либералам пришлось усовершенствовать тактику политической борьбы, чтобы как-то влиять на развитие событий. Они понимали всю непродуктивность нахождения в глухой оппозиции, если их голоса в отдельности ничего не решают. С одной стороны, либералы всегда, когда позволяла ситуация, настаивали на соблюдении и развитии норм буржуазно-демократической законности в условиях стремления исполнительной власти в послереволюционный период произвольно выходить за рамки правового поля. Кадеты тем самым не позволили дезавуировать манифест октября 1905 года. Многие в исполнительной власти стояли на позициях крайне правых, считали манифест временной уступкой, от которой пора отказаться.
С другой стороны, кадеты активно работали в думских комиссиях, особенно в комиссиях по законодательству и по бюджету. Либералы-профессионалы воздействовали логикой разума на октябристов в целях приведения бюджета в приемлемый вид. Здравомыслящие люди понимали - страна не может нормально жить без профессионально выполненного бюджета.
Один из лидеров кадетов Милюков, находясь с визитом в Великобритании, произнес на завтраке у лорд-мэра Лондона речь, в которой назвал либеральную оппозицию в Думе "оппозицией Его Величества, а не Его Величеству". Выступление получило одобрительный резонанс в России у либерального и умеренно-правого электората и было благожелательно воспринято премьером Столыпиным. Необходимо отметить, что Столыпин сыграл большую роль в постепенном отходе октябристов от крайне правых и создании в Думе голосами октябристов и либералов устойчивого правого центра, который как встал на пути черносотенного беспредела, так и сглаживал левые тенденции, иногда проявлявшиеся в либеральной среде.
Правоцентристы добивались расширения своих позиций в местных и центральных органах управления, пытались ограничить влияние бездарной придворной камарильи на государственные дела, взять под свой контроль финансы, реформы армии. Однако октябристско-кадетское большинство в Думе было простым, а не квалифицированным, т.е. в руках крайних монархистов-националистов оставалось достаточно средств, чтобы похоронить многие неугодные им законопроекты. К тому же, стоявшая над Думой вторая палата - Государственный Совет, без согласия которого ни один законопроект не имел силы, в большинстве случаев ставила препоны на пути буржуазно-демократической эволюции.
В третьей Думе махрово расцвел национализм. Так, была создана новая фракция "Союз националистов" со своим клубом. Она конкурировала с черносотенной фракцией "Русское собрание"; обе они подкармливались правительством. Эти две группировки во многом и составляли "законодательный центр" Думы. Фракции тешились национализмом, ксенофобией, антисемитизмом.
Несмотря на свое долгожительство, третья Дума с первых же месяцев образования не выходила из кризисов. Острые конфликты возникали по разным поводам: по вопросам реформирования армии, по извечно не решенному в России крестьянскому вопросу, по вопросу об отношении к "национальным окраинам", а также из-за личных амбиций, раздиравших депутатский корпус и в те времена. Но и в этих крайне трудных условиях оппозиционно настроенные депутаты находили способы высказывать свое мнение. С этой целью депутаты широко использовали систему запросов. На всякое чрезвычайное происшествие депутаты, собрав определенное количество подписей, могли подать интерпелляцию, то есть требование к правительству отчитаться о своих действиях, на что должен был дать ответ тот или иной министр.
Интересный опыт был накоплен в Думе при обсуждении различных законопроектов. Всего в Думе действовало около 30 комиссий. Большие комиссии, например бюджетная, состояли из нескольких десятков человек. Выборы членов комиссии производились на общем собрании Думы по предварительному согласованию кандидатур во фракциях. В большинстве комиссий все фракции имели своих представителей.
Каждый проект рассматривался Думой в трех чтениях. В первом, которое начиналось с выступления докладчика, шло общее обсуждение законопроекта. По завершении прений председатель вносил предложение о переходе к постатейному чтению.
После второго чтения председатель и секретарь Думы делали свод всех принятых по законопроекту постановлений. В это же время, но не позднее определенного срока, разрешалось предлагать новые поправки. Третье чтение являлось по существу вторым постатейным чтением. Смысл его состоял в нейтрализации тех поправок, которые могли пройти во втором чтении при помощи случайного большинства и не устраивали влиятельные фракции. По завершении третьего чтения председательствующий ставил на голосование законопроект в целом с принятыми поправками.
Список использованной литературы1. Бородин А.П. Усиление позиции объединенного дворянства в Государственном Совете в 1907-1914 гг. // Вопросы истории, 1977, №2.
2. Боханов А.Н., Горинов М.М. и др. История России ХХ век. - М.: Издательство АСТ, 2007
3. Демин В.А. Государственная Дума России: история и механизм функционирования. М.: РОССНЕП, 1996
4. Исаев И.А. История государства и права России. - М.: Юристъ, 2007
5. Кузнецов И.Н. История государства и права России (Курс лекций). М.2007
6. Яновская В.Б. Государственная Дума царской России в оценках депутатов и историков// Родина. 2005.№ 3-С.34-42
[1] Демин В.А. Государственная Дума России: история и механизм функционирования. М.: РОССНЕП, 1996.-С.12
[2] Демин В.А. Государственная Дума России: история и механизм функционирования. М.: РОССНЕП, 1996.-С.14
[3] Демин В.А. Государственная Дума России: история и механизм функционирования. М.: РОССНЕП, 1996.-С.15
[4] Яновская В.Б. Государственная Дума царской России в оценках депутатов и историков// Родина. 2005.№ 3-С.36
[5] Яновская В.Б. Государственная Дума царской России в оценках депутатов и историков// Родина. 2005.№ 3-С.37
[6] Яновская В.Б. Государственная Дума царской России в оценках депутатов и историков// Родина. 2005.№ 3-С.38