У вас вопросы?
У нас ответы:) SamZan.net

Лекция 1 Введение

Работа добавлена на сайт samzan.net:

Поможем написать учебную работу

Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.

Предоплата всего

от 25%

Подписываем

договор

Выберите тип работы:

Скидка 25% при заказе до 28.12.2024

Лекция 1. Введение.  Методологические основы научного знания

Предмет методологии науки.

Сущность науки

Исторические типы рациональности

МЕТОДОЛОГИЯ - учение о способах организации и построения теоретической и практической деятельности человека. Философия выявляет общественно-историческую зависимость репертуаров и средств деятельности людей от уровня их развития и от характера разрешаемых ими проблем. В границах обслуживания типовых программ деятельности смысл М. сводим к обеспечению их нормативно-рационального построения. Общественно-историческая и культурная обусловленность М. выявляется в ходе изменения ее оснований, а также в процессах выработки новых методологических средств. Значимую роль в разработке философских проблем М. сыграли Сократ, Платон, Аристотель, Ф. Бэкон, Декарт, Кант, Шеллинг, Гегель и др. Специфический подход к проблеме предлагает системо-мыследеятельностная М. Сложность отношений М. и философии, как известно, определялась тем, что и М. может трактоваться с позиции философии, и философия может характеризоваться в рамках некоей обобщенной М. Пока в науке доминировала вера в незыблемые познавательные стандарты, философия реконструировалась в категориально-понятийных комплексах общей М. познания. Но поскольку в 20 в. познавательные стандарты обнаружили собственную зависимость от самого процесса познания, от развитости познающего субъекта и от типа познаваемых объектов, постольку в основаниях М. выявились социально-исторические, человеческие, личностные, культурные измерения, потребовалось их принципиально иное философское осмысление. В этом плане М. обнаружила свою условность в контексте постоянно воспроизводящихся репертуаров и процедур деятельности людей. В развитии современной М. все большее место занимают вопросы, связанные с динамикой познавательных проблем, культурно-исторической природой познавательных средств, изменчивостью категорий и понятий, формированием новых познавательных установок и т.д. Эти вопросы так или иначе сопряжены с включением в структуру М. философских представлений. Методологическая работа философии не ограничивается анализом познания, она рассматривает схемы деятельности, создаваемые людьми для обновления и воспроизводства социального бытия. Задачей М. становится выяснение, конструирование и преобразование схем деятельности, интегрированных в повседневный опыт человеческих индивидов. М. становится важным пунктом осмысления и переосмысления современной культурной проблематики. Внимание М. к схемам обыденного поведения и мышлению людей объясняется тем, что в их повседневном опыте традиции и стандарты деятельности перестают играть прежнюю роль. Действия и поступки людей, их общение и мышление утрачивают черты естественности стереотипных актов. Автоматизмы человеческого бытия уступают определяющую роль всевозрастающей совокупности оригинальных ориентиров, вырабатываемых людьми в процессах проблематизации, прораммирования, проектирования и решения конкретных жизненных задач. Осуществление новых нетрадиционных схем деятельности становится уделом все большего числа людей. Эффективность этой работы - это вопрос существования и обновления современной культуры. Последняя живет и трансформируется в значительной мере благодаря тому, что, осмысливая собственную методологичность, культивирует общественно-гуманитарные измерения М.

НАУКА - особый вид познавательной деятельности, направленной на выработку объективных, системно организованных и обоснованных знаний о мире. Взаимодействует с другими видами познавательной деятельности: обыденным, художественным, религиозным, мифологическим, философским постижением мира. Н. ставит своей целью выявить законы, в соответствии с которыми объекты могут преобразовываться в человеческой деятельности. Поскольку в деятельности могут преобразовываться любые объекты - фрагменты природы, социальные подсистемы и общество в целом, состояния человеческого сознания и т.п., постольку все они могут стать предметами научного исследования. Н. изучает их как объекты, функционирующие и развивающиеся по своим естественным законам. Она может изучать и человека как субъекта деятельности, но тоже в качестве особого объекта. Предметный и объективный способ рассмотрения мира, характерный для Н., отличает ее от иных способов познания. Например, в искусстве отражение действительности происходит как своеобразная склейка субъективного и объективного, когда любое воспроизведение событий или состояний природы и социальной жизни предполагает их эмоциональную оценку. Н. не ограничивается отражением только тех объектов, их свойств и отношений, которые в принципе могут быть освоены в практике соответствующей исторической эпохи. Она способна выходить за рамки каждого исторически определенного типа практики и открывать для человечества новые предметные миры, которые могут стать объектами практического освоения лишь на будущих этапах развития цивилизации. Постоянное стремление Н. к расширению поля изучаемых объектов безотносительно к сегодняшним возможностям их массового практического освоения, выступает тем системообразующим признаком, который обосновывает другие характеристики Н., отличающие ее от обыденного познания. Ей нужна особая практика, с помощью которой проверяется истинность ее знаний. Такой практикой становится научный эксперимент. Часть знаний непосредственно проверяется в эксперименте. Остальные связываются между собой логическими связями, что обеспечивает перенос истинности с одного высказывания на другое. В итоге возникают присущие Н. характеристики: системная организация, обоснованность и доказанность знания. Далее, Н., в отличие от обыденного познания, предполагает применение особых средств и методов деятельности. Она не может ограничиться использованием только обыденного языка и тех орудий, которые применяются в производстве и повседневной практике. Кроме них ей необходимы особые средства деятельности - специальный язык (эмпирический и теоретический) и особые приборные комплексы. Именно эти средства обеспечивают исследование все новых объектов, в том числе и тех, которые выходят за рамки возможностей наличной производственной и социальной практики. С этим же связаны потребности Н. в постоянной разработке специальных методов, обеспечивающих освоение новых объектов безотносительно к возможностям их сегодняшнего практического освоения. Метод в Н. часто служит условием фиксации и воспроизводства объекта исследования; наряду со знанием об объектах, Н. систематически развивает знание о методах. На первой стадии зарождающаяся Н. еще не выходит за рамки наличной практики. Она моделирует изменение объектов, включенных в практическую деятельность, предсказывая их возможные состояния. Реальные объекты замещаются в познании идеальными объектами и выступают как абстракции, которыми оперирует мышление. Их связи и отношения, операции с ними также черпаются из практики, выступая как схемы практических действий. Такой характер имели, например, геометрические знания древних египтян. Переход к собственно Н. связан с новым способом формирования идеальных объектов и их связей, моделирующих практику. Теперь они черпаются не непосредственно из практики, а создаются в качестве абстракций, на основе ранее созданных идеальных объектов. Построенные из их связей модели выступают в качестве гипотез, которые затем, получив обоснование, превращаются в теоретические схемы изучаемой предметной области. Так возникает особое движение в сфере развивающегося теоретического знания, которое начинает строить модели изучаемой реальности как бы сверху по отношению к практике с их последующей прямой или косвенной практической проверкой. Исторически первой осуществила переход к собственно научному познанию мира математика.

ИСТОРИЧЕСКИЕ ТИПЫ РАЦИОНАЛЬНОСТИ. В современную эпоху, в связи с глобальными кризисами возникает проблема поиска новых мировоззренческих ориентации человечества. В этой связи переосмысливаются и функции Н. Ее доминирующее положение в системе ценностей культуры во многом было связано с ее технологической проекцией. Сегодня важно органичное соединение ценностей научно-технологического мышления с теми социальными ценностями, которые представлены нравственностью, искусством, религиозным и философским постижением мира. Такое соединение представляет собой новый тип рациональности.

В развитии Н., начиная с 17 ст., можно выделить три основных типа рациональности: классическую (17 - начало 20 в.), неклассическую (первая половина 20 в.), постнеклассическую (конец 20 в.). Классическая Н. предполагала, что субъект дистанцирован от объекта, как бы со стороны познает мир, и условием объективно истинного знания считала элиминацию из объяснения и описания всего, что относится к субъекту и средствам деятельности. Для неклассическсой рациональности характерна идея относительности объекта к средствам и операциям деятельности; экспликация этих средств и операций выступает условием получения истинного знания об объекте. Образцом реализации этого подхода явилась квантово-релятивистская физика. Наконец, постнеклассическая рациональность учитывает соотнесенность знаний об объекте не только со средствами, но и ценностно-целевыми структурами деятельности, предполагая экспликацию внутрина-учных ценностей и их соотнесение с социальными целями и ценностями. Появление каждого нового типа рациональности не устраняет предыдущего, но ограничивает поле его действия. Каждый из них расширяет поле исследуемых объектов. В современной постнеклассической Н. все большее место занимают сложные, исторически развивающиеся системы, включающие человека. К ним относятся объекты современных биотехнологий, в первую очередь генной инженерии, медико-биологические объекты, крупные экосистемы и биосфера в целом, человеко-машинные системы, включая системы искусственного интеллекта, социальные объекты и т.д. В широком смысле сюда можно отнести любые сложные синергетические системы, взаимодействие с которыми превращает само человеческое действие в компонент системы. Методология исследования таких объектов сближает естественнонаучное и гуманитарное познание, составляя основу для их глубокой интеграции.

Лекция  2. Основные категории и структура научного знания.

Проблема ,теория, гипотеза, концепция

Проблема — форма теоретического знания, содержанием которой является то, что еще не познано человеком, но что нужно познать. Иначе говоря, это знание о незнании, вопрос, возникший в ходе познания и требующий ответа. Проблема не есть застывшая форма знания, а процесс, включающий два основных момента (этапа движения познания) — ее постановку и решение. Правильное выведение проблемного знания из предшествующих фактов и обобщений, умение верно поставить проблему — необходимая предпосылка ее успешного решения. В. Гейзенберг отмечал, что при постановке и решении научных проблем необходимо следующее:

а) определенная система понятий, с помощью которых исследователь будет фиксировать те или иные феномены;

б) система методов, избираемая с учетом целей исследования и характера решаемых проблем;

в) опора на научные традиции, поскольку, по мнению Гейзенберга, «в деле выбора проблемы традиция, ход исторического развития играют существенную роль», хотя, конечно, определенное значение имеют интересы и наклонности самого ученого.

Как считает К. Поппер, наука начинает не с наблюдений, а именно с проблем, и ее развитие есть переход от одних проблем к другим — от менее глубоких к более глубоким. Проблемы возникают, по его мнению, либо как следствие противоречия в отдельной теории, либо при столкновении двух различных теорий, либо в результате столкновения теории с наблюдениями. Тем самым научная проблема выражается в наличии противоречивой ситуации (выступающей в виде противоположных позиций), которая требует соответствующего разрешения. Определяющее влияние на способ постановки и решения проблемы имеют, во-первых, характер мышления той эпохи, в которую формулируется проблема, и, во-вторых, уровень знания о тех объектах, которых касается возникшая проблема.

Гипотеза — форма теоретического знания, содержащая предположение, сформулированное на основе ряда фактов, истинное значение которого неопределенно и нуждается в доказательстве. Гипотетическое знание носит вероятный, а не достоверный характер и требует проверки. В ходе доказательства выдвинутых гипотез одни из них становятся истинной теорией, другие видоизменяются, уточняются и конкретизируются, третьи отбрасываются, превращаются в заблуждения, если проверка дает отрицательный результат. Выдвижение новой гипотезы, как правило, опирается на результаты проверки старой, даже в том случае, если эти результаты были отрицательными.

Согласно Менделееву, гипотеза является необходимым элементом естественнонаучного познания, которое обязательно включает в себя:

а) собирание, описание, систематизацию и изучение фактов;

б) составление гипотезы или предположения о причинной связи явлений;

в) опытную проверку логических следствий из гипотез;

г) превращение гипотез в достоверные теории или отбрасывание ранее принятой гипотезы и выдвижение новой.

В современной методологии термин «гипотеза» употребляется в двух основных значениях: форма теоретического знания, характеризующаяся проблематичностью и недостоверностью; метод развития научного знания. Как форма теоретического знания гипотеза должна отвечать некоторым общим условиям, которые необходимы для ее возникновения и обоснования и которые нужно соблюдать при построении любой научной гипотезы вне зависимости от отрасли научного знания. Такими непременными условиями являются следующие:

1. Выделяемая гипотеза должна соответствовать установленным в науке законам. Например, ни одна гипотеза не может быть плодотворной, если она противоречит закону сохранения и превращения энергии.

2. Гипотеза должна быть согласована с фактическим материалом, на базе которого и для объяснения которого она выдвинута. Иначе говоря, она должна объяснить все имеющиеся достоверные факты. Но если какой-либо факт не объясняется данной гипотезой, последнюю не следует сразу отбрасывать, а нужно более внимательно изучить прежде всего сам факт, искать новые — более достоверные факты.

3. Гипотеза не должна содержать в себе противоречий, которые запрещаются законами формальной логики. Но противоречия, являющиеся отражением объективных противоречий, не только допустимы, но и необходимы в гипотезе (такой, например, была гипотеза Луи де Бройля о наличии у микрообъектов противоположных — корпускулярных и волновых — свойств, которая затем стала теорией).

4. Гипотеза должны быть простой, не содержать ничего лишнего, чисто субъективистского, никаких произвольных допущений, не вытекающих из необходимости познания объекта таким, каков он в действительности. Но это условие не отменяет активности субъекта в выдвижении гипотез.

5. Гипотеза должна быть приложимой к более широкому классу исследуемых объектов, а не только к тем, для объяснения которых она специально была выдвинута.

6. Гипотеза должна допускать возможность ее подтверждения или опровержения: либо прямо — непосредственное наблюдение тех явлений, существование которых предполагается данной гипотезой (например, предположение Леверье сосуществовании планеты Нептун); либо косвенно — путем выведения следствий из гипотезы и их последующей опытной проверки.

Развитие научной гипотезы может происходить в трех основных направлениях. Во-первых, уточнение, конкретизация гипотезы в ее собственных рамках. Во-вторых, самоотрицание гипотезы, выдвижение и обоснование новой гипотезы. В этом случае происходит не усовершенствование старой системы знаний, а ее качественное изменение. В-третьих, превращение гипотезы как системы вероятного знания — подтвержденной опытом — в достоверную систему знания, т. е. в научную теорию.

Гипотеза как метод развития научно-теоретического знания в своем применении проходит следующие основные этапы.

1. Попытка объяснить изучаемое явление на основе известных фактов и уже имеющихся в науке законов и теорий. Если такая попытка не удается, то делается дальнейший шаг.

2. Выдвижение догадки, предположения о причинах и закономерностях данного явления, его свойств, связей и отношений, о его возникновении и развитии и т. п. На этом этапе познания выдвинутое положение представляет собой вероятное знание, еще не доказанное логически и не настолько подтвержденное опытом, чтобы считаться достоверным. Чаще всего выдвигается несколько предположений для объяснения одного и того же явления.

3. Оценка основательности, эффективности выдвинутых предположений и отбор из их множества наиболее вероятного на основе указанных свыше условий обоснованности гипотезы.

4. Развертывание выдвинутого предположения в целостную систему знания и дедуктивное выведение из него следствий с целью их последующей эмпирической проверки.

5. Опытная, экспериментальная проверка выдвинутых из гипотезы следствий. В результате этой проверки гипотеза либо «переходит в ранг» научной теории, или опровергается, «сходит с научной сцены». Однако следует иметь в виду, что эмпирическое подтверждение следствий из гипотезы не гарантирует в полной мере ее истинности, а опровержение одного из следствий не свидетельствует однозначно о ее ложности в целом. Эта ситуация особенно характерна для научных революций, когда происходит коренная ломка фундаментальных концепций и методов и возникают принципиально новые (и зачастую «сумасшедшие», по словам Н. Бора) идеи.

Таким образом, решающей проверкой истинности гипотезы является в конечном счете практика во всех своих формах, но определенную (вспомогательную) роль в доказательстве или опровержении гипотетического знания играет и логический (теоретический) критерий истины. Проверенная и доказанная гипотеза переходит в разряд достоверных истин, становится научной теорией.

Теория — наиболее развития форма научного знания, дающая целостное отображение закономерных и существенных связей определенной области действительности. Примерами этой формы знания являются классическая механика Ньютона, эволюционная теория Ч. Дарвина, теория относительности А. Эйнштейна, теория самоорганизующихся целостных систем (синергетика) и др.

А. Эйнштейн считал, что любая научная теория должна отвечать следующим критериям:

а) не противоречить данным опыта, фактам;

б) быть проверяемой на имеющемся опытном материале;

в) отличаться «естественностью», т. е. «логической простотой» предпосылок (основных понятий и основных соотношений между ними;

г) содержать наиболее определенные утверждения: это означает, что из двух теорий с одинаково «простыми» основными положениями следует предпочесть ту, которая сильнее ограничивает возможные априорные качества систем;

д) не являться логически произвольно выбранной среди приблизительно равноценных и аналогично построенных теорий (в таком случае она представляется наиболее ценной);

е) отличаться изяществом и красотой, гармоничностью;

ж) характеризоваться многообразием предметов, которые она связывает в целостную систему абстракций;

з) иметь широкую область своего применения с учетом того, что в рамках применимости ее основных понятий она никогда не будет опровергнута; и) указывать путь создания новой, более общей теории, в рамках которой она сама остается предельным случаем.

Любая теоретическая система, как показал К. Поппер, должна удовлетворять двум основным требованиям:

а) непротиворечивости (т. е. не нарушать соответствующий закон формальной логики) и фальсифицируемости — опровержимости,

б) опытной экспериментальной проверяемости. Поппер сравнивал теорию с сетями, предназначенными улавливать то, что мы называем реальным миром для осознания, объяснения и овладения им.

Истинная теория должна, во-первых, соответствовать всем (а не некоторым) реальным фактам, а, во-вторых, следствия теории должны удовлетворять требованиям практики. Теория, по Попперу, есть инструмент, проверка которого осуществляется в ходе его применения и о пригодности которого судят по результатам таких применений.

Концепция - (лат. сопсерсiо — понимание, единый замысел, ведущая мысль) — система взглядов, выражающая определенный способ видения ("точку зрения"), понимания, трактовки каких-либо предметов, явлений, процессов и презентирующая ведущую идею или (и) конструктивный принцип, реализующие определенный замысел в той или иной теоретической знаниевой практике. Она имеет, как правило, ярко выраженное личностное начало, означена фигурой основателя (или основателей, которые не обязательно являются реальными историческими персоналиями, так как в качестве таковых могут выступать мифические персонажи и культурные герои, трансцендентное божественное начало и т.д.), единственно знающего (знающих) исходный замысел.

 

 

Лекция  3. Методология науки в XIX -XX веках.  Позитивизм и постпозитивизм.

Идеи верификации в системе логического позитивизма и фальсификации в теории Поппера.

Связь позитивизма с теорией бихевиоризма. 

Карл Поппер (1902-1994 гг.) – австрийский философ; сокрушитель марксизма, работал с Адлером.

1934 г.- «Логика научного исследования»

«Логика и рост научного знания» 1980-х гг. в СССР по книге «Предположения и опровержения».

Идеи:

  •  Ценны только рискованные подтверждения
  •  Хорошая теория включает запрещения и чем их больше, тем теория лучше
  •  Если мы ищем подтверждение теории, то всегда легко его находим
  •  Если нет даже мысленного события-опровержения, то теория не научна
  •  Формы защиты теорий, которые снижают его ценность
  •  Переинтерпритация теории

Опровержение индукции слова ->уточнение слов->уточнение уточнения.

Кумулятивная теория - сужение в одну точку.

Ориентация теории на границы ее применения.

Объяснение развития науки через рискованные проверки.

Признание исторического значения отвергнутой теории.

Трезвый фаллибинизм - признание погрешности в любой науки, знания.

Факт видится глазами теории.

Опровержение теории Поппера:

  1.  Логический аргумент: фальсификация не имеет самоприменимости
  2.  Исторический: ни одна теория не была опровергнута решающим экспериментом. Теория может быть убрана только при создании новой.
  3.  Генетический: у теории всегда есть изъяны.
  4.  Появление методологии.
  5.  

ПОЗИТИВИЗМ (лат. positivus - положительный) - (1) па-радигмальная гносео-методологическая установка, согласно которой позитивное знание может быть получено как результат сугубо научного (не философского) познания; программно-сциентистский пафос П. заключается в отказе от философии ("метафизики") в качестве познавательной деятельности, обладающей в контексте развития конкретно-научного познания синтезирующим и прогностическим потенциалом; (2) - философское направление, фундированное означенной установкой. В эволюции П. могут быть выделены следующие этапы: I - так называемый "первый П." (Конт, Милль, Спенсер, Э. Литтре, П. Лаффит, И. Тэн, Э.Ж. Ренан и др.); II - "второй П." (Авенариус, Мах); III - "третий П." или неопозитивизм, представленный аналитической философией (Куайн, Поппер, Айдукевич, Лукасевич, Котарбинь-ский, Г. Райл, Дж. Уисдом, П. Строссон, Дж. Остин, М. Блэк, Н. Малкольм, Н. Гудмен, А. Пап и др.) и Венским кружком, на основе которого оформляется логический П. (Шлик, Карнап, Нейрат, Ф. Вайсман, Г. Фейгль, Г. Ган, В. Крофт, Ф. Кауфман, К. Гедель и др.); IV - постпозитивизм, в рамках которого намечается очевидная тенденция к смягчению исходного методологического радикализма и установка на аналитику роли социокультурных факторов в динамике науки (Кун, Лакатос, Тулмин, Фейерабенд, Аналитическая философия, Венский кружок).

ПОППЕР К.  «ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ И ОПРОВЕРЖЕНИЯ».

Рост научного знания (1972)

Я обнаружил, что те из моих друзей, которые были поклонниками Маркса, Фрейда и Адлера, находились под впечатлением некоторых моментов, общих для этих теорий, в частности под впечатлением их явной объяснительной силы. Казалось, эти теории способны объяснить практически все, что происходило в той области,, которую они описывали. Изучение любой из них как будто бы приводило к полному духовному перерождению или к откровению, раскрывающему наши глаза на новые истины, скрытые от непосвященных. Раз ваши глаза однажды были раскрыты, вы будете видеть подтверждающие примеры всюду: мир полон верификациями теории. Все, что происходит, подтверждает ее. Поэтому истинность теории кажется очевидной и сомневающиеся в ней выглядят людьми, отказывающимися признать очевидную истину либо потому, что она несовместима с их классовыми интересами, либо в силу присущей им подавленности, непонятой до сих пор и нуждающейся в лечении.

Наиболее характерной чертой данной ситуации для меня выступает непрерывный поток подтверждений и наблюдений, «верифицирующих» такие теории. Это постоянно  подчеркивается  их  сторонниками.   Сторонники психоанализа Фрейда утверждают, что их теории неизенно верифицируются их «клиническими наблюдениями». Что касается теории Адлера, то на меня большое впечатление произвел личный опыт. Однажды в 1919 году я сообщил Адлеру о случае, который, как мне показалось, было трудно подвести под его теорию. Однако Адлер   легко  проанализировал   его  в    терминах  своей теории неполноценности, хотя даже не видел  ребенка, |о котором шла речь. Слегка ошеломленный, я спросил его, почему он так уверен в своей    правоте. «В  силу моего тысячекратного опыта», — ответил он. Я не смог удержаться от искушения сказать ему: «Теперь с этим новым случаем,  я  полагаю, ваш тысячекратный опыт, по-видимому, стал еще больше!»

При этом я имел в виду, что его предыдущие наблюдения были не лучше этого последнего — каждое из них интерпретировалось в свете «предыдущего опыта» и в то же время рассматривалось как дополнительное подтверждение. Но, спросил я себя, подтверждением чего? Только того, что некоторый случай можно интерпретировать в свете этой теории. Однако этого очень мало, подумал я, ибо вообще каждый мыслимый случай можно было бы интерпретировать в свете или теории Адлера, или теории Фрейда.

С теорией Эйнштейна дело обстояло совершенна иначе. Возьмем типичный пример — предсказание Эйнштейна, как раз тогда подтвержденное результатами экспедиции Эддингтона.

В рассмотренном примере производит впечатление тот риск, с которым связано подобное предсказание. Если наблюдение показывает, что предсказанный эффект определенно отсутствует, то теория просто-напросто отвергается. Данная теория несовместима с определенными возможными результатами наблюдения — с теми результатами, которых до Эйнштейна ожидал каждый1. Такая ситуация совершенно отлична от той, которую я описал ранее, когда соответствующие теории оказывались совместимыми с любым человеческим поведением и было практически невозможно описать какую-либо форму человеческого поведения, которая не была бы подтверждением этих теорий.

Зимой 1919/20 года эти рассуждения привели меня к выводам,  которые теперь  я  бы  сформулировал  так:

(1)   Легко получить подтверждения, или верификации почти для каждой теории, если мы ищем подтверждений.

(2) Подтверждения должны приниматься во внимание только в том случае, если они являются результатом рискованных предсказаний,  то  есть когда мы, не удучи осведомленными о некоторой теории, ожидали события, несовместимого с этой теорией, — события, Опровергающего данную теорию.

Каждая «хорошая»    научная    теория является| некоторым запрещением: она запрещает появление определенных событий. Чем больше теория запрещает, тем[она лучше.

Теория,  не опровержимая    никаким  мыслимым1 событием, является ненаучной. Неопровержимость представляет собой не достоинство теории   (как часто думают), а ее порок.

Каждая настоящая проверка теории является попыткой   ее   фальсифицировать,   то     есть   опровергнуть. Проверяемость есть фальсифицируемость; при этом существуют степени проверяемости: одни теории более проверяемы, в большей степени опровержимы, чем другие; такие теории подвержены, так сказать, большему риску.

Подтверждающее свидетельство не должно приниматься в расчет за исключением тех случаев, когда оно является результатом подлинной проверки теории. Это означает, что его следует понимать как результат серьезной, но безуспешной  попытки фальсифицировать теорию.  (Теперь в таких случаях я говорю о «подкрепляющем свидетельстве».)

Некоторые подлинно проверяемые теории после того, как обнаружена их ложность, все-таки поддерживаются их сторонниками, например,  с помощью введения таких вспомогательных допущений ad hoc или с помощью такой переинтерпретации ad hoc теории, которые избавляют ее от опровержения. Такая процедура всегда возможна, но она спасает теорию от опровержения  только  ценой уничтожения  или  по  крайней  мере
уменьшения ее научного статуса.  (Позднее такую спасательную  операцию   я   назвал    «конвенционалистской стратегией» или «конвенционалистской уловкой».)

Все сказанное можно суммировать в следующем утверждении: критерием научного статуса теории является ее фальсифицируемость, опровержимость, илипроверяемость.

 

Я могу проиллюстрировать сказанное на примере ранее упомянутых теорий. Эйнштейновская теория гравитации, очевидно, удовлетворяет критерию фальси-фицируемости.

Две упомянутые ранее психоаналитические теории •относятся к другому классу. Они просто являются непроверяемыми и неопровержимыми теориями. Нельзя представить себе человеческого поведения, которое могло бы опровергнуть их. Это не означает, что Фрейд иг Адлер вообще не сказали ничего правильного: лично я не сомневаюсь в том, что многое из того, что они. говорили, имеет серьезное значение и вполне может со временем сыграть свою роль в психологической науке, которая будет проверяемой. Но это означает, что те «клинические наблюдения», которые, как наивно полагают психоаналитики, подтверждают их теорию, делают это не в большей степени, чем ежедневные подтверждения, обнаруживаемые астрологами в своей практике1. Что же касается описания Фрейдом Я (Эго), Сверх-Я<Супер-Эго) и Оно (Ид), то оно по сути своей не более •научно, чем истории Гомера об Олимпе. Рассматриваемые теории описывают некоторые факты, но делают это в виде мифа. Они содержат весьма интересные психологические предположения, однако выражают их в непроверяемой форме.

Лекция  4. Учение Куна о парадигме. 

Понятие революции в науке.

Проблема кумулятивизма.

Парадигма в контексте гештальт-психологии. 

Структура научных эволюций.

Томас Кун.

Наука – это то, что является багажом научных исследований и во что верит научное сообщество.

Наука – умственное сокровище научного сообщества.

Идеи:

  •  Невозможно установить точное время и автора

Прорыв – обобщение научного сообщества

  •  Старые системы науки имеют недостающий признак научности
  •  Все имеющиеся факты невозможно объяснить
  •  Фальсификация ни одну торию не опровергла

Парадигма – это определенная таблица слов, которая представляет собой вариативность слова (изначальное слово, инфинитив, падежи и т.д.)

Включает в себя:

  1.  Теория
  2.  Методы (чем и как)
  3.  Мастерство
  4.  Ценности
  5.  Традиции
  6.  Приоритетность открытия (критерии развития)
  7.  Неявные установки

Нестрогость рассуждений порождает множество школ.

Структура – образующая единица дальнейшего исследования.

Формирование научных сообществ:

  1.  Добровольные научные сообщества
  2.  Журналы, курсы в ВУЗах
  3.  Появление учебы

Решение ранее известных проблем. Прогнозирование и решение новых проблем.

Кризис:

  1.  Неудача в решении проблем
  2.  Увеличение фальсификации
  3.  Рассогласованность науки
  4.  Сомнения в основании науки ( появление исключений)
  5.  Сомнения в истинности фундамента

Все это есть, пока не появляется новая теория

КУН (Kuhn) Томас Сэмюэл (1922-1996) - американский философ и историк науки, один из лидеров современной постпозитивистской философии науки. В отличие от логического позитивизма, занимавшегося анализом формально-логических структур научных теорий, К. одним из первых в западной философии акцентировал значение истории естествознания как единственного источника подлинной философии науки. Проблемам исторической эволюции научных традиций в астрономии была посвящена первая книга К. "Коперниканская революция" (1957), где на примерах птолемеевской и сменившей ее копериканской традиций К. впервые осуществил реконструкцию содержательных механизмов научных революций. Коперниканский переворот при этом рассматривается им как переход научного сообщества к принципиально иной системе мировидения, что стало возможным благодаря не только внутринаучным факторам развития, но и различным социальным процессам ренессансной культуры в целом. Свою конкретизацию и наиболее яркое выражение позиция К. нашла в его следующей книге "Структура научных революций" (1962), которая инициировала постпозитивистскую ориентацию в современной философии науки и сделала К. одним из ее наиболее значимых авторов. Анализируя историю науки, К. говорит о возможности выделения следующих стадий ее развития: допарадигмальная наука, нормальная наука (парадигмальная), экстраординарная наука (вне-парадигмальная, научная революция). В допарадигмальный период наука представляет собой эклектичное соединение различных альтернативных гипотез и конкурирующих научных сообществ, каждое из которых, отталкиваясь от определенных фактов, создает свои модели без особой апелляции к каким-либо внешним авторитетам. Однако со временем происходит выдвижение на первый план какой-то одной теории, которая начинает интерпретироваться как образец решения проблем и составляет теоретическое и методологическое основание новой парадигмальной науки. Парадигма (дисциплинарная матрица) выступает как совокупность знаний, методов и ценностей, безоговорочно разделяемых членами научного сообщества. Она определяет спектр значимых научных проблем и возможные способы их решения, одновременно игнорируя не согласующиеся с ней факты и теории. В рамках нормальной науки прогресс осуществляется посредством кумулятивного накопления знаний, теоретического и экспериментального усовершенствования исходных программных установок. Вместе с тем в рамках принятой парадигмы ученые сталкиваются с рядом "аномальных" (т.е. не артикулируемых адекватно в рамках принятой парадигмы) фактов, которые после многочисленных неудачных попыток эксплицировать их принятым способом, приводят к научным кризисам, связанным с экстраординарной наукой. Эта ситуация во многом воспроизводит допарадигмальное состояние научного знания, поскольку наряду со старой парадигмой активно развивается множество альтернативных гипотез, дающих различную интерпретацию научным аномалиям. Впоследствие из веера конкурирующих теорий выбирается та, которая, по мнению профессионального сообщества ученых, предлагает наиболее удачный вариант решения научных головоломок. При этом приоритет той или иной научной теории отнюдь не обеспечивается автоматически ее когнитивными преимуществами, но зависит также от целого ряда вненаучных факторов (психологических, политических, культурных и т.п.). Достижение конвенции в вопросе выбора образцовой теории означает формирование новой парадигмы и знаменует собой начало следующего этапа нормальной науки, характеризующегося наличием четкой программы деятельности и искусственной селекцией альтернативных и аномальных смыслов. Исключение здесь не составляет и тот массив знаний, который был получен предшествующей историей науки. Процесс принятия новой парадигмы, по мнению К., представляет собой своеобразное переключение гештальта на принципиально иную систему мировидения, со своими образами, принципами, языком, непереводимыми и несоизмеримыми с другими содержательными моделями и языками. Видимость кумулятивной преемственности в развитии знания обеспечивается процессом специального образования и учебниками, интерпретирующими историю науки в соответствии с установками, заданными господствующей парадигмой. В силу этого достаточно проблематично говорить о действительном прогрессе в истории естествознания. Усовершенствование и приращение знания отличает только периоды нормальной науки, каждый из которых формирует уникальное понимание мира, не обладающее особыми преимуществами по сравнению с остальными. К. предпочитает говорить не столько о прогрессе, сколько об эволюции (наподобие биологической), в рамках которой каждый организм занимает свою нишу и обладает своими адаптационными возможностями.

КУН. Т. СТРУКТУРА НАУЧНЫХ РЕВОЛЮЦИЙ

(М., 1977)

НА ПУТИ К НОРМАЛЬНОЙ НАУКЕ

В данном очерке термин “нормальная наука” означает исследование, прочно опирающееся на одно или несколько прошлых научных достижений — достижений, которые в течение некоторого времени признаются определенным научным сообществом как основа для его дальнейшей практической деятельности. В наши дни такие достижения излагаются, хотя и редко в их первоначальной форме, учебниками — элементарными или повышенного типа. Эти учебники разъясняют сущность принятой теории, иллюстрируют многие или все ее удачные применения и сравнивают эти применения с типичными наблюдениями и экспериментами. До того как подобные учебники стали общераспространенными, что произошло в начале XIX столетия (а для вновь формирующихся наук даже позднее), аналогичную функцию выполняли знаменитые классические труды ученых: “Физика” Аристотеля, “Альмагест” Птолемея, “Начала” и “Оптика” Ньютона, “Электричество” Франклина, “Химия” Лавуазье, “Геология” Лайеля и многие другие. Долгое время они неявно определяли правомерность проблем и методов исследования каждой области науки для последующих поколений ученых. Это было возможно благодаря двум существенным особенностям этих трудов. Их создание было в достаточной мере беспрецедентным, чтобы привлечь на длительное время группу сторонников из конкурирующих направлений научных исследований. В то же время они были достаточно открытыми, чтобы новые поколения ученых могли в их рамках найти для себя нерешенные проблемы любого вида.

Достижения, обладающие двумя этими характеристиками, я буду называть далее “парадигмами”, термином, тесно связанным с понятием “нормальной науки”. Вводя этот термин, я имел в виду, что некоторые общепринятые примеры фактической практики научных исследований — примеры, которые включают закон, теорию, их практическое применение и необходимое оборудование, — все в совокупности дают нам модели, из которых возникают конкретные традиции научного исследования. Таковы традиции, которые историки науки описывают под рубриками “астрономия Птолемея (или Коперника)”, “аристотелевская (или ньютонианская) динамика”, “корпускулярная (или волновая) оптика” и так далее. Изучение парадигм, в том числе парадигм гораздо более специализированных, чем названные мною здесь в целях иллюстрации, является тем, что главным образом и подготавливает студента к членству в том или ином научном сообществе. Поскольку он присоединяется таким образом к людям, которые изучали основы их научной области на тех же самых конкретных моделях, его последующая практика в научном исследовании не часто будет обнаруживать резкое расхождение с фундаментальными принципами. Ученые, научная деятельность которых строится на основе одинаковых парадигм, опираются на одни и те же правила и стандарты научной практики. Эта общность установок и видимая согласованность, которую они обеспечивают, представляют собой предпосылки для нормальной науки, то есть для генезиса и преемственности в традиции того или иного направления исследования.

РЕВОЛЮЦИИ КАК ИЗМЕНЕНИЕ ВЗГЛЯДА НА МИР

Рассматривая результаты прошлых исследований с позиций современной историографии, историк науки может поддаться искушению и сказать, что, когда парадигмы меняются, вместе с ними меняется сам мир. Увлекаемые новой парадигмой ученые получают новые средства исследования и изучают новые области. Но важнее всего то, что в период революций ученые видят новое и получают иные результаты даже в тех случаях, когда используют обычные инструменты в областях, которые они исследовали до этого. Поскольку они видят этот мир не иначе, как через призму своих воззрений и дел, постольку у нас может возникнуть желание сказать, что после революции ученые имеют дело с иным миром.

Элементарные прототипы для этих преобразований мира ученых убедительно представляют известные демонстрации с переключением зрительного гештальта. То, что казалось ученому уткой до революции, после революции оказывалось кроликом. Тот, кто сперва видел наружную стенку коробки, глядя на нее сверху, позднее видел ее внутреннюю сторону, если смотрел снизу. Трансформации, подобные этим, хотя обычно и более постепенные и почти необратимые, всегда сопровождают научное образование. Взглянув на контурную карту, студент видит линии на бумаге, картограф — картину местности. Посмотрев на фотографию, сделанную в пузырьковой камере, студент видит перепутанные и ломаные линии, физик — снимок известных внутриядерных процессов. Только после ряда таких трансформаций въдения студент становится “жителем” научного мира, видит то, что видит ученый, и реагирует на это так, как реагирует ученый. Однако мир, в который студент затем входит, не представляет собой мира, застывшего раз и навсегда. Этому препятствует сама природа окружающей среды, с одной стороны, и науки — с другой. Скорее он детерминирован одновременно и окружающей средой, и соответствующей традицией нормальной науки, следовать которой студент научился в процессе образования. Поэтому во время революции, когда начинает изменяться нормальная научная традиция, ученый должен научиться заново воспринимать окружающий мир — в некоторых хорошо известных ситуациях он должен научиться видеть новый гештальт. Только после этого мир его исследования будет казаться в отдельных случаях несовместимым с миром, в котором он “жил” до сих пор. Это составляет вторую причину, в силу которой школы, исповедующие различные парадигмы, всегда действуют как бы наперекор друг другу.

Конечно, в своих наиболее обычных формах гештальт-эксперименты иллюстрируют только природу перцептивных преобразований. Они ничего не говорят нам о роли парадигм или роли ранее приобретенного опыта в процессе восприятия. По этому вопросу есть обширная психологическая литература, большая часть которой берет начало с первых исследований Ганноверского института. Испытуемый, которому надевают очки, снабженные линзами, переворачивающими изображение, первоначально видит внешний мир перевернутым “вверх дном”. Сначала его аппарат восприятия функционирует так, как он был приспособлен функционировать без очков, и в результате происходит полная дезориентация, острый кризис личности. Но после того, как субъект начинает привыкать рассматривать свой новый мир, вся его визуальная сфера преобразуется заново, обычно после промежуточного периода, когда она пребывает просто в состоянии беспорядка. С этого времени объекты снова видятся такими, какими они были до того, как были надеты очки. Ассимиляция поля зрения, бывшего ранее аномальным, воздействовала на поле зрения и изменила его. Как в прямом, так и в переносном смысле слова можно сказать, что человек, привыкший к перевернутому изображению, испытывает революционное преобразование вИдения.

В последние годы те, кто интересовался историей науки, считали эксперименты, вроде описанных нами выше, исключительно важными. В частности, Н. Хансон использовал гештальт-эксперименты для исследования некоторых следствий, к которым приводят научные убеждения, подобные тем, которые я здесь затронул3. Другие авторы неоднократно отмечали, что история науки могла быть изложена лучше и быть более осмысленной, если бы можно было допустить, что ученые время от времени испытывали сдвиги в восприятии, подобные описанным выше. Однако, хотя психологические эксперименты и заставляют задуматься, они не могут быть по своей природе более чем экспериментами. Они действительно раскрывают характеристики восприятия, которые могли быть центральными в развитии науки, но они не показывают, что точное и контролируемое наблюдение, выполняемое ученым-исследователем, вообще включает в себя эти характеристики. Кроме того, сама природа таких экспериментов делает любую непосредственную демонстрацию этой проблемы невозможной. Если исторический пример призван показать, что психологические эксперименты вносят свой вклад в объяснение развития науки, то мы должны сначала отметить те виды доказательств, которые мы можем и которые не можем ожидать от истории.

Человек, участвующий в гештальт-экспериментах, знает, что его восприятие деформировано, потому что он может неоднократно производить сдвиги восприятия в ту или другую сторону, пока он держит в руках одну и ту же книгу или газетный лист. Понимая, что ничто в окружающей обстановке не изменяется, он направляет свое внимание в основном не на изображение (утки или кролика), а на линии на бумаге, которую он разглядывает. В конце концов он может даже научиться видеть эти линии, не видя ни той, ни другой фигуры, и затем он может сказать (чего он не мог с полным основанием сделать раньше), что он видит именно линии, но видит их при этом то как утку, то как кролика. Точно так же испытуемый в опыте с аномальными картами знает (или, более точно, может быть убежден), что его восприятие должно быть деформировано, потому что внешний авторитет экспериментатора убеждает его, что независимо от того, чту он увидел, он все время смотрел на черную пятерку червей. В обоих этих случаях, как и во всех подобных психологических экспериментах, эффективность демонстрации зависит от возможностей анализа таким способом. Если бы не было внешнего стандарта, по отношению к которому регистрируется переключение видения, то нельзя было бы и сделать вывода об альтернативных возможностях восприятия.

Лекция  5. Теория науки Хайека.

Критика сайентизма и историцизма. Проблема детерминизма в объяснении психологических феноменов. Теория интеракционизма и система Хайека.

ХАЙЕК (Hayek) Фридрих Август фон (1899-1992) - австро-английский экономист и философ, один из основоположников неоавстрийской школы в политической экономии, классик современного либерализма. С 1918 учился в Венском университете, где изучал право, экономику, философию и психологию. Доктор права (1921) и доктор политических наук (1923). В 1927-1931 директор Австрийского института по исследованию конъюнктуры. В 1931-1950 - профессор политической экономии и статистики Лондонской школы экономики. С 1938 - гражданин Великобритании. В 1950-1962 - профессор социальных наук и этики Чикагского университета. В 1962-1968 - профессор экономической политики Фрейбургского университета (ФРГ). С 1969 - профессор-консультант Зальцбургского университета (Австрия). В 1974 X. был удостоен Нобелевской премии по экономике (совместно с Г. Мюрдалем) "за основополагающие работы по теории денег и экономических колебаний и глубокий анализ взаимозависимости экономических, социальных и институциональных явлений". Основные сочинения: "Дорога к рабству" (1944), "Контрреволюция науки" (1952), "Закон, законодательство и свобода" (тт. 1-3; 1973, 1976, 1979), "Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма" (1988) и др. В первые годы научной деятельности X. занимался преимущественно проблемами теории денег, капитала и экономического цикла. Встревоженный распространением социалистической идеологии до и во время Второй мировой войны, он сделал основной темой своих работ полемику с различными проявлениями этой идеологии, под влиянием которой, как признавался сам X., он находился в юношеские годы. Предпринял попытку показать принципиальную неосуществимость целей, провозглашаемых приверженцами социализма и невыполнимость программ, предлагаемых для реализации этих целей. С экономической точки зрения, кардинальное преимущество рыночной системы перед плановой X. усматривал в способности первой из них посредством ценового механизма использовать такой объем информации, получение и переработка которого невозможны в рамках системы централизованного планирования. Следствием этого считал неспособность плановой экономики обеспечить соответствие структуры производства структуре общественных потребностей, достичь сколько-нибудь приемлемого уровня эффективности. С политической точки зрения, последовательное осуществление принципов планирования, по X., неизбежно приводит к тоталитаризму. План предполагает жесткую иерархию четко определяемых целей, установление которой требует недостижимой в реальности степени общественного согласия. Поэтому планирование обязательно сопровождается применением мер принудительного характера, ограничением и, в перспективе, ликвидацией правового порядка, проникновением государства во все сферы общественной жизни. Если, согласно принципу "невидимой руки" А. Смита, индивид, руководствуясь своекорыстными интересами, способствует общественному благу, даже не имея в виду такой цели, то в данном случае все происходит наоборот: государство, стремясь к общественному благу, вопреки своим намерениям ущемляет интересы индивида. По X., тоталитаризм является неизбежным следствием попытки переноса на общество принципов, по которым функционируют т.наз. "сознательные порядки" - организации типа фабрики или армии и создаваемые с заранее определенной целью по соответствующему плану. Однако развитие общества в целом представляет собой сложный процесс эволюции и взаимодействия "спонтанных порядков" - социальных институтов, моральных традиций и практик, складывающихся без чьего-либо замысла и не поддающихся координации из единого центра. Типичные примеры "спонтанных порядков" - рынок, право, язык, мораль. Координация деятельности индивидов в рамках "спонтанных порядков" осуществляется путем соблюдения универсальных правил поведения с одновременным предоставлением индивиду определенной сферы автономии. Гарантиями такой автономии, позволяющей использовать "рассеянное знание" - многообразие знаний и навыков отдельных людей - являются институты индивидуализированной собственности и частного предпринимательства, политическая и интеллектуальная свобода, верховенство права. Широкое распространение этих институтов, согласно X., стало результатом "... эволюционного отбора, обеспечивающего, как оказалось, опережающий рост численности и богатства именно тех групп, что следовали им". На протяжении всей своей научной деятельности X. выступал против государственного вмешательства в экономику, оставаясь одним из убежденнейших сторонников либерализма.

Фридрих Август фон Хайек - Контрреволюция науки (Этюды о злоупотреблениях разумом) (1944)

Мы не намерены говорить ничего направленного против применения Научных методов в собственно Научной сфере и не хотели бы возбудить ни малейшего сомнения в их ценности. Тем не менее, чтобы предотвратить какие бы то ни было недоразумения, всякий раз, когда речь будет идти не о духе беспристрастного исследования как тактовым, а о рабском подражании языку и методам Науки, мы будем говорить о сциентизме и о сциентистских предрассудках. Слова "сциентизм" и "сциентистский" уже достаточно привычны для английского языка. Нужно подчеркнуть, что мы будем употреблять эти термины для обозначения позиции, в буквальном смысле слова, конечно же, ненаучной, подразумевающей механический и некритичный перенос определенного образа мышления, сложившегося в одной области, в совершенно другие. В отличие от научного, сциентистский взгляд не является непредубежденным, напротив, это очень предубежденный подход, который еще до рассмотрения своего предмета претендует на точное знание того, каким способом его исследовать…

Социальные -- в узком смысле слова, -- или "моральные", как их было принято называть когда-то, науки [в английском языке для обозначения социальных наук в том специфическом узком смысле, который интересует нас, теперь иногда употребляют немецкий термин Geisteswissenschaften (науки о духе); однако этот термин был предложен переводчиком "Логики" Дж. С. Милля с английского на немецкий для обозначения "моральных наук", и вряд ли стоит употреблять эту кальку, имея в своем распоряжении английский оригинал] занимаются сознательной (или же рефлективной) деятельностью человека, то есть его поступками, являющимися результатом выбора одной из нескольких возможных линий поведения, и здесь ситуация принципиально иная. Внешние сигналы, которые можно считать причинами или подводами для подобных действий, конечно же, тоже поддаются описанию в чисто физических терминах. Но если бы мы взялись таким же образом объяснять человеческую деятельность, это было бы самоограничением, поскольку мы задействовали бы далеко не все наши знания о ситуации. Мы предполагаем, что не потому что две вещи ведут себя одинаково по отношению к другим вещам, а потому, что они кажутся одинаковыми нам, вещи эти покажутся одинаковыми другим людям. Мы знаем, что люди могут одинаково реагировать на разные и согласно всем объективным тестам -- внешние сигналы, и возможно также, что их реакция на идентичные -- с физической точки зрения сигналы будет совершенно разной в зависимости от условий, при которых или момента, когда они подвергались этому воздействию. Иными словами, нам известно, что, принимая осознанные решения, человек классифицирует внешние сигналы таким способом, который известен нам исключительно из нашего собственного субъективного опыта подобной классификации. Мы считаем само собой разумеющимся, что вещи, представляющиеся нам одинаковыми или разными, представляются таковыми и другим, хотя эта уверенность не опирается ни на данные объективных проверок, ни на знание того, как эти вещи соотносятся с другими во внешнем мире. Наш подход основан на опыте, говорящем, что другие люди, как правило (хоть и не всегда -- но мы не ведем речи о дальтониках или сумасшедших), классифицируют свои чувственные впечатления так же, как мы.

Но мы не просто знаем это. Было бы невозможно объяснить или понять человеческую деятельность, не пользуясь этим знанием. Ведь не потому люди ведут себя одинаково по отношению к некоторым вещам, что эти вещи тождественны в физическом смысле, а потому, что научились классифицировать их как относящиеся к одной группе, потому, что могут извлечь из них одинаковую пользу или ожидать от их использования эквивалентных результатов. Действительно, объекты социальной, или человеческой, деятельности, чаще всего не представляют собой "объективных фактов" в том специфическом, узком смысле, в каком этот термин используется Наукой, противопоставляющей "объективные факты" и "мнения", и вообще не могут быть описаны в физических терминах. Постольку, поскольку речь идет о человеческих действиях, вещи являют такими, какими считает их действующий человек. 

Лучше всего показать это на каком-либо примере. Подходит практически любой объект человеческой деятельности. Возьмем представление об "орудии", или "инструменте", причем все равно каком -- допустим, о молоте или о барометре. Эти представления, как легко заметить, нельзя счесть относящимися к "объективным фактам", то есть к вещам, не зависящим от того, что думают о них люди. Тщательный логический анализ этих представлений покажет, что любое из них отражает соотношение между несколькими (по крайней мере, тремя) условиями, одно из которых предусматривает наличие действующего или думающего человека, другое -- это желаемый или воображаемый результат, а третье -- это вещь в обычном смысле слова. Если читатель попробует дать определение, он быстро увидит, что тут невозможно обойтись без оборотов вроде "служащий для", "используемый для" или каких-то других выражений, указывающих на предназначение этого предмета… К тому же в определении, охватывающем все частные случаи данного класса предметов, не будет ссылок ни на материал, ни на форму, ни на какой бы то ни было другой физический признак. У обычного молота и парового молота или у барометра-анероида и ртутного барометра нет ничего общего, кроме цели, для которой предназначает их человек...

Мы не знаем лучшего способа выразить эту разницу в подходах естественных и социальных наук, чем назвать первые "объективными", а вторые -- "субъективными".

Индивидуалистический, или "композитивный", метод общественных наук В то время как в естественных науках разница между объектом нашего изучения и нашим объяснением представляет собою различие между объективными фактами и идеями, в социальных науках необходимо различать идеи, конституирующие те явления, которые мы хотим объяснять, и идеи об этих явлениях, складывающиеся либо у нас самих, либо у тех самых людей, действия которых и подлежат объяснению, -- идеи, являющиеся не причиной образования социальных структур, но их теоретическим описанием.

Эта специфическая для социальных наук трудность связана не только с тем, что приходится различать людские мнения (то есть предмет нашего изучения) и наши мнения о них, но также и с тем, что люди, которых мы изучаем не просто руководствуются идеями, но еще и формируют идеи о непреднамеренных результатах своих действий -- так возникают те обыденные теории о всевозможных социальных структурах, или формациях, которые разделяем и мы и которые мы, будучи исследователями, призваны пересматривать и совершенствовать…

Проблема, требующая теоретического объяснения, встает перед нами лишь постольку, поскольку возникает известный порядок, складывающийся из индивидуальных действий, но ни одним отдельно взятым человеком не замышлявшийся. Но, хотя люди, пребывающие в плену у сциентистских предрассудков, часто склонны отрицать существование подобного порядка (а тем самым -- и объекта теоретических наук об обществе), мало найдется (если вообще найдутся) таких, которые решатся быть последовательными в этом отрицании: ведь едва ли можно ставить под сомнение хотя бы то, что четкий порядок, не являющийся результатом ничьего сознательного замысла, существует, скажем, в языке.

Показать быстро и без использования каких-либо сложных техник, как независимые действия индивидуумов приводят к появлению порядка, о котором никто заранее не заботился, можно только на простейших примерах, причем объяснение в этих случаях, как правило, бывает столь очевидно, что мы никогда и не задаемся вопросом о том, какого рода рассуждения нас к нему приводят. Подходящий пример -- образование тропинок в дикой пересеченной местности. Поначалу каждый пытается выбрать самый удобный путь. Но факт, что таким-то путем кто-то уже прошел, делает его более проходимым и, стало быть, увеличивает вероятность, что его выберут снова. Так постепенно след делается все четче и четче, и в конце концов этот путь становится единственным из всех возможных. Передвижения людей в этом регионе начинают укладываться в строго определенную схему, которая, будучи результатом сознательных решений множества людей, тем не менее не была никем задумана заранее. Такое объяснение происходящего есть элементарная "теория", и ее можно было бы применить к сотням отдельных исторических случаев. Своей убедительностью это объяснение обязано не наблюдению за тем, как протаптывалась какая-нибудь реальная тропинка и, тем более, не наблюдению многих таких примеров, а нашим общим представлениям о том, как ведут себя люди (в том числе и мы сами), оказываясь в ситуации, когда нужно выбрать дорогу, и как, благодаря кумулятивному эффекту их действий, образуется тропа. Элементы сложной картины происходящего хорошо знакомы нам по нашему повседневному опыту, но закономерные результаты соединения разрозненных действий множества людей становятся понятны нам только благодаря сознательно направленным усилиям мысли. Мы "понимаем", как получается наблюдаемый результат, даже если ни разу не имели случая проследить этот процесс от начала до конца или предсказать его точный ход и конечный итог.

То, что за неимением лучшего термина, мы будем называть "объективизмом" сциентистского подхода к изучению человека и общества, находит самое характерное отражение в разного рода попытках обойтись без наших субъективных знаний о работе человеческого ума, попытках, которые в той или иной форме воздействовали на почти все направления социальных исследований. Начиная с Огюста Конта, отрицавшего возможность интроспекции, через всевозможные попытки создать "объективную психологию" и кончая бихевиоризмом Дж. Уотсона и "физикализмом" О. Нейрата, многие и многие авторы пытались обходиться без привлечения знаний "интроспективного" характера. Однако любые попытки избежать использования имеющегося у нас знания обречены на неудачу, и показать это совсем нетрудно.

Чтобы быть последовательным, бихевиорист или физикалист не должен исходить из наблюдений за реакциями людей на объекты, которые наши чувства определяют как одинаковые; ему следовало бы ограничиться изучением реакций на сигналы, тождественные в строго физическом смысле. Например, ему бы следовало изучать не реакции людей, которым видится красный кружок или слышится определенный звук, а исключительно действие световой волны, имеющей определенную частоту, на тот или иной участок сетчатки человеческого глаза и т. д., и т. п. Однако ни один бихевиорист об этом всерьез не помышляет. Все они наивно считают само собой разумеющимся, что то, что кажется одинаковым им самим, будет казаться одинаковым и другим людям. Они, хоть их ничто и не заставляет так поступать, постоянно используют осуществляемую нашими чувствами и нашим умом классификацию внешних сигналов на одинаковые и неодинаковые, то есть классификацию, которая известна нам только из нашего личного опыта и не обоснована никакими объективными тестами, подтверждающими, что эти вещи ведут себя одинаково по отношению друг к другу тоже. Это относится не только к тому, что мы привыкли считать простыми чувственными качествами, то есть к цвету, высоте звука, запаху и т. п., но и к нашему восприятию конфигураций (Gestalten), которые помогают нам классифицировать весьма разные в физическом смысле вещи как обладающие общей "формой", будь то круг или определенный тембр. Бихевиористу или физикалисту факт, что мы опознаем эти вещи как подобные, не представляется проблемой.

Здесь необходимо в явном виде сформулировать соображение, неявно присутствовавшее во всех наших рассуждениях на эту тему, соображение, которое, хотя оно вроде бы вытекает из современного представления о природе физического исследования, все же до сих пор является чем-то непривычным. Вот оно: не только те ментальные сущности, которые принято считать "абстракциями" (такие, как "представления" или "идеи"), но все феномены сознания -- чувственные восприятия и образы, также как более абстрактные "представления" и "идеи", -- следует считать актами выполняемой мозгом классификации. Сегодня подобное заявление, возможно, покажется менее странным, чем оно выглядело бы лет 50 назад, поскольку теперь нам известно, какое звено находится между прежними "элементарными" чувственными качествами и понятиями, -- это конфигурации, или Gestalt-качества. Когда мы изучаем то, что происходит в природе, наши ощущения и мысли не являются звеньями в цепи наблюдаемых событий -- это лишь ощущения и мысли по поводу событий. А в общественном механизме они образуют необходимое звено; в обществе силы действуют через эти непосредственно известные нам ментальные сущности: если предметы внешнего мира не ведут себя одинаково или по-разному лишь потому, что они представляются одинаковыми пли разными нам, то уж мы-то ведем себя сходным или различным образом потому, что вещи представляются нам одинаковыми или разными.

Бихевиорист или физикалист, который при изучении поведения человека действительно хотел бы избежать использования категорий, обнаруживающихся в готовом виде в нашем уме, и который пожелал бы ограничиться изучением исключительно реакций человека на объекты, специфицированные в физических терминах, должен, чтобы быть последовательным, воздерживаться от любых высказываний по поводу человеческих действий до тех пор пока экспериментально не установит, каким образом наши чувства и наш ум делят внешние сигналы на одинаковые и неодинаковые. Ему пришлось бы начать с вопросов, какие физические объекты и почему кажутся нам одинаковыми, какие и почему -- нет, и только после этого всерьез браться за изучение человеческого поведения по отношению к этим вещам.

Но давайте на минуту предположим, что нам удалось полностью свести все феномены сознания к физическим процессам. Предположим, что мы постигли механизм, благодаря которому наша центральная нервная система относит какой-нибудь из множества внешних сигналов (элементарных или сложных): a, b, c, ... или l, m, n, ..., или r, s, t, ... -- к тому или иному четко определенному классу, причем выбор обусловлен тем фактом, что такой-то элемент из некоего класса вызывает у нас такую-то реакцию, относящуюся к соответствующему классу : ......... ... или ...... или ......... -- Такое предположение подразумевает: первое, что эта система знакома нам не просто потому, что именно так действует наш собственный ум, но и потому, что для нас стали явными все отношения, которыми она определяется, и, второе, что нам известен также и механизм практического осуществления этой классификации. В таком случае мы смогли бы установить строгое соответствие между ментальными сущностями и четко ограниченными группами физических фактов. И тогда y нас появилась бы "единая" наука, что, впрочем, не помогло бы нам подойти к решению специфической задачи социальных наук ближе, чем теперь. Мы все равно должны были бы использовать прежние категории, хоть и умели бы объяснять, как они формируются, и знали бы, какие за ними стоят физические факты. Мы знали бы, что для объяснения внешних событий больше подходит другой способ систематизации физических фактов, однако, интерпретируя человеческие действия, все равно принуждены были бы пользоваться классификацией, располагающей эти факты соответственно тому, как они представляются умам действующих людей. Дело, стало быть, не в том, что нам, возможно, придется бесконечно долго ждать, пока мы сможем заменить ментальные категории на физические факты; даже если бы это наконец произошло, мы не оказались бы лучше подготовленными к решению задач, стоящих перед социальными науками.

Лекция  6. Место психологии в системе наук. 

Естественнонаучная область психологии

Психология как гуманитарная наука

Психология как естественная наука. Главное нормативное требование естественных наук: логические рассуждения должны быть проверены в опыте, а опытные наблюдения должны независимо обосновываться логическим путём.

Научная теория всегда сводит объясняемое к каким-то основаниям, признанным заранее верным. Такова природа логики. Раньше этот принцип формулировался как объективная характеристика природы (принцип детерминизма: все явления в мире имеют причины) и познающего сознания (принцип познаваемости: эти причины в принципе постижимы). Ярким приверженцем такой точки зрения в психологии был З. Фрейд. Он писал: «В области психического нет ничего произвольного, недетерминированного».2 Именно поэтому для него не существовало ни случайных ошибок, ни непреднамеренных действий. Однако такой жесткий детерминизм нереалистичен и даже опасен.

Во-первых, само понятие причины не слишком понятно. Сегодня мало кто сомневается в том, что природа делает случайные выборы, что она не жестко детерминирована. Тем не менее признание этого не запрещает логического описания природы: просто тогда сам процесс случайного выбора становится основанием для объяснения тех или иных явлений.

Поэтому в поиске оснований (или причин) научная теория обязана где-нибудь остановиться. Выбор такой остановки может быть разным, но он обязательно должен быть сделан. Психологи для обоснования изучаемых явлений избирали в качестве не требующих доказательства оснований либо заимствования из других наук (из физики, биологии, физиологии, социологии и пр.), либо собственно психологические основания (разные в разных школах: само сознание, бессознательное и т.д.). Когнитивизм в качестве основания для объяснения психических явлений выбрал логику познания. Могут делаться и смешанные выборы

Правда, в смешанном случае надо ещё доказывать, чего, к сожалению, обычно не делается, непротиворечивость совместного воздействия разных объясняющих факторов.  

В естественных науках появляется плохо формализуемый, но зато часто поминаемый А. Эйнштейном критерий эстетического совершенства теории.

Парадоксальность естественнонаучного знания

Первый парадокс научного творчества: естественнонаучное знание – самое достоверное знание о мире, которое мы имеем, но это знание заведомо неверно.

 Второй парадокс научного творчества: открытие не может быть сделано умышленно, хотя оно делается лишь в результате целенаправленного (т.е. умышленного) поиска. Осознать новую идею ученый может, только если у него есть готовность к ее восприятию, т.е. в какой-то форме он знает результат открытия еще до того, как его совершил.

Третий парадокс: открытие ничего не открывает, поскольку сообщает ученому о том, что он заранее ожидает увидеть

Четвертый парадокс: научное знание логично только по форме, ибо по существу никогда не может быть логически обосновано. Мир, который нас окружает, таков, каков он есть. Сам по себе он ни логичен, ни алогичен. Логичным его делает лишь описание наукой, которое, тем самым, оказывается лишь одним из возможных описаний.

Пятый парадокс: обоснование само по себе ничего не обосновывает, однако только наличие обоснования позволяет рассматривать какое-либо высказывание как научное.

Итак, научное знание всегда не уверено в себе, заведомо неверно, крайне консервативно и стремится всеми способами сохранить само себя. Открытие в науке не может ничего открыть, обоснование не может ничего обосновать. Подобные построения сыграли важную роль в падении позитивистского мифа. Но некоторые методологи довели эту мысль до абсурда. Раз теории, стали рассуждать методологи, – это всего лишь карикатуры и интерпретации, то, следовательно, они не могут быть верными или неверными. Но тогда нет хороших и плохих теорий, нет вообще никаких критериев оценки теорий. А, значит, нет и Истины. Гильотинирование – это, конечно, эффективный способ излечения от гриппа, но только теряется смысл лечения. Отказ от Истины – это эффективный способ преодоления парадоксов научного знания, но только теряется смысл научной деятельности.

Психология как гуманитарная наука

Гуманитарные науки – особый вид эмпирических наук, где отнесение к тому или иному классу делается исключительно по смыслу. Исходя из этого определения и согласно существующей традиции, будем в дальнейшем всё, что изучают гуманитарные науки, называть текстом. Текстом, таким образом, является не только письменная или устная речь, но и любые события, явления, вещи, поступки. ..Мир, описываемой естественной наукой, полностью бессмысленен. Пусть даже сам мир просто таков, как он есть, и не имеет никакого смысла. Смысл – это то, что привносит в этот мир человек. ..Однако разные люди могут приписать одной и той же ситуации ещё больше разных смыслов. Какой же интерпретации следует отдать предпочтение?

Смысловое совершенство истолкования (аналог логических требований к классификации в эмпирических науках

Переносимость интерпретации на другие тексты (ослабленный вариант проверяемости).

Рассмотрим  теперь принципы, аналогичные конвенциональным нормам в эмпирических науках, однако играющих особою роль именно в гуманитарных науках. Смысл настолько субъективен, что по-настоящему объективизировать его можно только в диалоге, ибо только другой человек способен критически оценить, насколько предложенная интерпретация выглядит как осмысленная и способен её усовершенствовать. Поэтому достижение взаимопонимания в гуманитарных науках выступает как критерий для оценки качества концепции.  Взаимопонимание, в свою очередь, всегда опирается на согласование разных точек зрения на объект понимания. Но, как хорошо знает любой практикующий психолог, человек понимает только то, что готов принять. Важной нормой гуманитарных наук становится соответствие идеалу. Гуманитарные (человеко-ориентированные) науки должны строиться в первую очередь на аксиологических (ценностных основаниях)».

Обсуждаемое требование вводит в деятельность ученого этические и эстетические нормативы. Психолог, утверждает В.Ф. Петренко, должен выбирать ту модель человека, которая наиболее соответствует его нравственным, этическим критериям. Но научное сообщество как сообщество в целом тоже имеет свои идеалы. Поэтому тексты интерпретируются, опираясь на идеалы, принятые в данный момент всем научным сообществом. Ориентация на разные идеалы ведёт не только к разному толкованию фактов, но и к разному подбору этих фактов.

Соответствие традициям. Отсылка к хорошо известной традиции помогает перевести новые идеи на понятный язык.  Поэтому же, как бы плохо ни относится к существующей классификации психических процессов, но оно любое исследование должно быть переводимо на эту классификационную сетку, иначе научное сообщество не примет его результатов.

Требование к описанию результатов (квалификационный уровень истолкователя). Всё, что угодно, можно истолковать как угодно, поскольку смысл текста в самом тексте не содержится. Следовательно, всегда можно любому тексту приписать любой смысл.

Учитывая бóльшую, чем в обычных эмпирических науках, свободу исследователя в выборе интерпретаций, в гуманитарных науках накладываются более жесткие требования к изложению собственных взглядов: новую интерпретацию текста имеет право предложить только тот учёный, который хорошо знает предшествующие интерпретации этого текста.

Конечно, обсуждаемое требование мучает авторов, пишущих оригинальные произведения. З. Фрейд честно признавался, что самая большая небесная кара, посылаемая учёному, – это необходимость читать чужие работы.3 Более того, это требование иногда даже мешает научному сообществу правильно оценить сделанное научное открытие. Однако оно выполняет очень важную охранную функцию: мало знающему нет места на Олимпе гуманитарных наук.

Лекция  7. Принципы психологического исследования 

Принципы проверяемости, простоты.

Принцип проверяемости

Новое знание признается научным только в том случае, если оно проверяемо. Этот принцип – принцип проверяемости – традиционно относится к приоритетным в теории познания, логике и методологии научного исследования.

Проверка всегда осуществляется посредством сличения проверяемого знания с другим знанием – будем называть его проверочным.

Очевидно, что при разных критериях идентичности результат проверки оказывается неоднозначным. Но какой критерий надо принять – это определяется в каждом конкретном случае контекстом, в котором проводится научное исследование. Критерии идентичности, таким образом, не предустановлены природой, они создаются и изменяются в процессе развития науки. Это значительно осложняет постановку проблемы проверки научного знания.

Любой факт, даже воспринимаемый с непосредственной очевидностью, не может считаться не зависящим от наблюдателя. Ведь наблюдатель обращает внимание на данный конкретный факт, выбирая его из многих других одновременно воспринимаемых фактов, вычленяет его с разной степенью точности из ситуации в целом, неизбежно интерпретирует его, выражая с помощью языка, относит этот факт к какому-то классу явлений, применяет к совокупности достаточно произвольно сгруппированных данных статистические методы обработки и т.д.

Проверка эмпирического и теоретического  знания

1. Внутренняя непротиворечивость.

Если непосредственно наблюдаемый факт противоречит наличной системе научного знания, то его непосредственная наблюдаемость или вообще отрицается, или должна ставиться под сомнение до тех пор, пока не будет указано, либо как совместить этот факт с имеющимися знаниями, либо как изменить наличную систему научного знания.

Для наук, основанных на опыте, более подходит гипотетико-дедуктивный метод построения теорий. Центральную роль в такой теории играет идеализированный объект. В состав теории входит также множество исходных фактов, объясняемых с помощью данной теории. Но главное – из такой теории можно извлечь логические следствия, которые подлежат проверке опытом. Таким образом, гипотетико-дедуктивная теория формулируется как система гипотез, из которых выводятся эмпирически проверяемые следствия. Когда гипотезы, лежащие в основе теории, считаются достаточно надежно проверенными, теория воспринимается как проверенное знание. Обычно в научной практике теории наряду с ядром, состоящим из уже проверенных положений и их следствий, включают также еще недостаточно проверенные гипотезы.

Непротиворечивость психологических теорий нередко вызывает серьезные сомнения у приверженцев других теоретических позиций. Так, отмечается, что в психоанализе, с одной стороны, сознание ведет свое происхождение от бессознательного (сознание – это «поздний потомок бессознательного», уверял К.Г. Юнг), но «истинное бессознательное», с другой стороны – это вытесненное из сознания, как неоднократно отмечал З. Фрейд. Сами психоаналитики пытаются разными способами снять это противоречие. Но все же неудивительно, что большинство современных психологов рассматривают психоанализ не более, чем набор метафор, а «академическая психология в целом считает психоаналитическую теорию ненаучной» .

Проверка непротиворечивости теории значительно затрудняется, когда содержание ее терминов и утверждений определяется недостаточно строго

Научение, в изложении бихевиористов, выглядит крайне странно: случайные удачные движения при повторениях постепенно закрепляются и далее совершенствуются. Но ведь между закреплением (т.е. сохранением) и совершенствованием (т.е. изменением) связь дизъюнктивная, а не конъюнктивная: или одно, или другое, но не оба вместе. Научение, продолжают объяснять бихевиористы, характеризуется тем, что человек путем многократного повторения одних и тех же действий постепенно все лучше и лучше делает то, чему он учится. Но ведь если действия одни и те же, то эффективность просто не может повышаться. (В противовес этой странной конструкции и возникает знаменитая формула Н.А. Бернштейна: упражнение есть повторение без повторения).

2. Независимая проверка. В эмпирическом познании независимая проверка состоит в том, чтобы заново провести экспериментальное исследование той же проблемы, но в иных условиях (иными методами, при иных параметрах объекта и т.д.). Простейший способ – проверить, будет ли иметь место тот же самый факт при повторении всех условий. Эта идея опирается на принцип единообразия природы, сформулированный в XIX в. Дж. Ст. Миллем: в одних и тех же условиях одни и те же причины производят одни и те же следствия.

Возможны следующие способы независимой эмпирической проверки: 1) применение теории к уже известным, но не относящимся к ее первоначальному базису эмпирическим фактам; 2) объяснение с ее помощью новых фактов, которые открываются с развитием науки после ее создания; и, наконец, 3) предсказание на основе данной теории таких новых фактов, которые еще неизвестны науке, но должны иметь место в действительности. Если в первых двух случаях теория «работает», то это служит ее подтверждением, в противном же случае ее следует сразу признать не выдерживающей эмпирической проверки. Однако дать объяснение фактов «задним числом», после того, как они уже найдены, нередко с помощью бóльших или меньших натяжек все же удается. А сомнения в правильности такого объяснения остаются. Значительно надежней предсказание не обнаруженных еще фактов.

Требование воспроизводимости особенно типично в таких естественных науках, как физика и химия.

Невозможность вторично наблюдать какой-либо уникальный случай не означает невозможности проверить сведения о нем. Независимая проверка может быть проведена, например, путем поиска дополнительной информации об условиях наблюдения этого случая, сопоставления его с другими, более или менее аналогичными явлениями, согласования его с существующими в науке теоретическими представлениями и т.д. Нахождения данных, косвенно подтверждающих сведения об уникальном событии, позволяет рассматривать эти сведения, по крайней мере, как правдоподобные, а обнаружение данных, противоречащих этим сведениям, заставляет считать их недостоверными. При отсутствии же необходимых для проверки данных вопрос о достоверности сведений остается открытым. Неповторимость и невоспроизводимость единичных, уникальных явлений не является абсолютным препятствием для проверки сведений о них.

Требование воспроизводимости, однако, целесообразно предъявлять к экспериментам, результаты которых не вписываются непротиворечиво в наличную систему знаний и допускают конкурирующие интерпретации (например, о том, что полученные данные ошибочны).

Определение того, что есть то же самое, т.е. отождествление нетождественного, не может быть сделано на основе эмпирических данных. Впрочем, в исследовательской практике здесь редко возникают серьезные проблемы. Просто исследователь должен заранее устанавливать критерии идентичности, точно формулируя проверяемое положение.

Независимая проверка эмпирического обобщения должна осуществляться посредством получения того же самого результата разными методами (гетерометодическое повторение). Такая независимая проверка обычно предполагает хоть какое-то предварительное теоретическое истолкование эмпирических фактов, ибо без него было бы трудно объяснить, как изменение методики исследования должно влиять на его итоги. Б.М. Величковский обсуждает принцип конвергирующих операций, введенный в 1956 г. У.Гарнером, Г. Хэйком и Ч. Эриксеном: контуры «скрытого за поверхностью непосредственно наблюдаемых данных» объекта исследований лучше всего могут быть намечены с помощью разных методических процедур.

3. Интерсубъективная проверка. С повторным воспроизведением опыта связана одна неприятность. Человек склонен неосознанно повторять свои ошибки.

Поэтому более ценна проверка, сделанная другими учеными.

Одной из самых мощных проверок на интерсубъективность является независимое открытие того же самого явления другими учеными.

Эмпирически установленные факты проходят проверку на интерсубъективность тогда, когда они получают признание в научном сообществе, а это достигается благодаря тому, что более или менее многочисленная часть его «вписывает» их в свои представления о реальности и в своей собственной деятельности опирается на них. Но, конечно, и интерсубъективная проверка не всегда избавляет от иллюзий

Для рассмотрения особенностей механизма интерсубъективной проверки научных теорий в современных условиях можно воспользоваться «рыночной» моделью науки. В этой модели наука предстает как рынок идей, теорий и прочих результатов научного труда. Они выступают как товарная продукция, создаваемая усилиями одних ученых и потребляемая другими учеными и практиками в области производства, образования и вообще всюду, где научное знание находит применение. Эта продукция имеет цену, определяемую соотношением спроса и предложения. Речь идет здесь не о денежной цене (хотя научная продукция, как и другие товары, тоже может оцениваться деньгами), а о «научной цене», заключающейся в ценности или важности научного результата как для развития самой науки, так и для общества, для его экономического, социального, культурного развития.

Очевидно, что интерсубъективная проверка теорий в нормальной науке и в период научной революции происходит по-разному. Новые теории, возникающие в рамках существующей парадигмы, легко выдерживают эту проверку, тогда как в эпоху революции теория, притязающая на парадигмальный статус, встречает упорное сопротивление и со стороны последователей старой парадигмы, и со стороны приверженцев конкурирующих версий новой парадигмы.

 Верификация. Сущность этого принципа они истолковали как требование, согласно которому любое научное высказывание не только допускало возможность проверки, но и было бы этой проверкой подтверждено. Если в ходе проверки высказывание не подтверждается, то его нельзя считать истинным. Подтверждение  – это и есть верификация (от лат. verus – истинный, facere – делать) научного высказывания, удостоверяющая его истинность.

Верификационизм  как стратегия поиска подтверждений отражает одну из важнейших особенностей  работы человеческого сознания. Свойство же сознания таково, что, проверяя собственные убеждения, мы ищем лишь ту информацию, которая их подтверждает. И, вообще говоря, всегда можем найти желаемое подтверждение.

Эмпирическая верификация теоретических высказываний позволяет повысить степень их правдоподобия, но она не равносильна их логически строгому обоснованию.

Однако методология верификационизма не приводит к решению проблемы демаркации. Следуя ей, надо было бы признать ненаучными и бессмысленными логические и математические теории, положения которых нельзя свести к наблюдаемым в опыте фактам (чтобы избежать этого, пришлось допустить, что в науке кроме эмпирически подтверждаемых истин есть еще и логические истины). Стоит также заметить, что сам принцип верифицируемости эмпирически не верифицируем

Фальсификация. Дело в том, что единичным наблюдением нельзя доказать истинность какой-либо гипотезы или теории, но вполне возможно одним-единственным наблюдением установить ее ложность.

Фальсификация – это опровержение теории, а фальсифицируемость – лишь возможность ее опровержения. Фальсифицируемость теории не означает, что найдены факты, которые могут опровергнуть теорию. Она означает лишь, что для любой научной теории должны существовать возможные факты, которые в случае их обнаружения опровергают эту теорию.

Хорошая научная теория должна нести в себе много информации, а это означает, что из нее вытекают маловероятные, рискованные предсказания, которые обладают большой фальсифицируемостью.

. На самом низком уровне, считает Поппер, у вас появляется приятное чувство, что вы поняли ход рассуждений. Средний уровень достигается, когда вы можете воспроизвести аргументацию. Однако высший уровень – когда вы способны опровергнуть предложенное доказательство.

Методология фальсификационизма, однако, наталкивается на существенные трудности. Во-первых, существует множество высказываний, которые легко опровергнуть, но от этого они не становятся научными.

Во-вторых, данные опыта не всегда могут быть однозначно соотнесены с проверяемым утверждением.  

 

В-третьих, все усложняется «лингвистическими играми» ученых.

На этой двойственности, в том числе, и основана шутка. Ученые обычно блестяще владеют умением изменять трактовку терминов – но тогда любое высказывание можно согласовать с любым опытом.

Наконец, в-четвертых, методология фальсификационизма не соответствует реальной истории науки. Ученые, как правило, не отказываются от теории сразу, как только обнаружены фальсифицирующие ее факты.

 Конкуренция..

Согласно Лакатосу, в истории науки можно выделить крупные теории, которые определяют развитие науки в течение достаточно долгого времени и становятся основой для теорий более низкого уровня. Такие теории он называет научно-исследовательскими программами (Т. Кун нечто подобное называет парадигмой). В каждой  научно-исследовательской программе  существуют неизменное «жесткое ядро», образующие общее основание серии взаимосвязанных теорий, и «защитный пояс» вспомогательных гипотез,

«Жесткое ядро» программы переходит от одной теории к другой, а «защитный пояс» вспомогательных гипотез может частично изменяться, разрушаться. Таким образом, Лакатос обогатил попперовскую идею столкновения теории с опытом идеей противостояния между конкурирующими научно-исследовательскими программами, с одной стороны, и между ними и опытом, с другой. Главным источником развития науки у него является не взаимодействие теории и эмпирических фактов, а конкуренция исследовательских программ в лучшем описании, объяснении и предсказании фактов.

ПРИНЦИП ПРОСТОТЫ

И. Ньютон так объясняет принцип простоты: «Природа ничего не делает напрасно, а было бы напрасно совершать многим то, что может быть сделано меньшим. Природа проста и не роскошествует излишними причинами явлений». А далее формулирует очень важное правило: «Поэтому, поскольку возможно, должно приписывать те же причины того же рода проявлениям природы».

Принцип простоты в его классической формулировке требует от ученого предпочитать из всех возможных способов решения научных проблем, объяснения эмпирических данных и построения теорий те, которые опираются на наименьшее число исходных предпосылок.

Простота – понятие относительное, зависящее как от уровня развития культуры (и, в особенности, научного и философского знания) общества, так и от индивидуальных когнитивных способностей, эрудиции, «тезауруса» личности. Возможность различной оценки простоты (и сложности) знания ведет к тому, что критерий простоты приобретает субъективный привкус. Поэтому не удивительно, что ученые нередко говорят о нем как об «эстетическом критерии», критерии «внутреннего совершенства» теорий:

чем проще и короче путь решения проблемы и чем меньше делается на нем предположений и допущений, тем вернее нам удастся (при прочих равных условиях) избежать ошибок.

В работах по методологии науки принцип простоты часто связывают также с проверяемостью теорий. Чем теория проще, тем легче ее проверить. К Поппер

Поэтому лучше начинать проверку с простой гипотезы. Если она неверна, мы поймем это быстрее

Формулируя требования, в которых выражается принцип простоты, ученые и методологи науки отмечают в качестве одного из наиболее существенных и пользующихся всеобщим признанием – требование избегать гипотез ad hoc (букв. «для этого»).

Вспомним законы гештальта: элементы изображения объединяются в осознаваемую фигуру не случайно

Человек стремится воспринимать мир, сводя все к простому и знакомому. Как говорят психологи, мы воспринимаем только то, что понимаем, а окружающий нас мир искажаем до узнаваемости. Вряд ли это удивительно. Еще И.М. Сеченов писал: «все бесконечное разнообразие внешних проявлений мозговой деятельности сводится окончательно к одному лишь явлению - мышечному движению. …Миллиарды разнообразных, не имеющих, по-видимому, никакой родственной связи, явлений сводятся на деятельность нескольких десятков мышц». Ч. Шерринготон сформулировал «принцип воронки»: количество информации, поступающее в нервную систему, превосходит количество ее возможных рефлекторных ответов. В когнитивной науке получил распространение метафорический аналог действия «принципа воронки»: количество нервных сигналов, поступающих в кору головного мозга, заметно превышает возможности соответствующего им вербального и невербального выражения.

Перефразируем приведенное выше изречение Ньютона применительно к психологии: Природа психического проста и не роскошествует излишними причинами явлений.

Развернутым примером конструктивного использования принципа простоты при построении психологической теории может служить динамическая теория личности К. Левина. Для анализа причинных связей в психологии он использовал идею физического поля.

Идущая от античности и средневековья классификация психических процессов с помощью плохо определенных терминов (ощущение, восприятие, мышление и т. п.) имеет для современной психологии в лучшем случае такой же теоретический смысл, как для современной химии классификация способов добывания философского камня, созданная алхимиками.

Эта классификация еще 40 лет назад вызвала справедливое негодование Я.А. Пономарева, он прямо называет ее «отживающей» и поясняет: само «понятие "психический процесс" неопределенно», в ней «концы с концами не сходятся», она является «прямым следствием неправомерной подмены психологического аспекта анализа аспектом гносеологическим и поэтому в принципе неприемлема».

Принятая классификация психических процессов противоречит принципу простоты, а потому эвристический потенциал такого членения весьма сомнителен.

Модификации принципа простоты

Здесь действует принцип индуктивной простоты (термин Г. Рейхенбаха). Определите устраивающий уровень точности и выбирайте простейшую кривую. Прямая линия проще параболы или логарифма. Окружность проще эллипса. Полином с меньшей степенью проще полинома с большей степенью. И т.д. Дело во многом в том, что чем сложнее математическая функция (и соответствующая ей кривая), тем труднее дать ей осмысленную интерпретацию.

При эмпирическом обобщении данных из всех способов статистической обработки лучше начинать с самого простого.

Можно выделить и принцип методической простоты. Согласно ему, чем технологически проще организовано исследование, чем проще статистические процедуры обработки данных, тем надежнее и убедительнее итоговая интерпретация. Незачем создавать сложное оборудование или изощренную методику, если поставленная задача может решаться более простым методом. Ибо чем сложнее оборудование, чем изощреннее методика, тем обычно больше факторов влияют на полученный результат и, что опасно, влияют непредсказуемо.

При статистической обработке полученных данных следует иметь в виду: чем сложнее расчеты и статистические техники, тем сложнее и произвольнее интерпретация полученных данных. Чем меньше параметров измеряется, тем точнее будет итоговый результат.

Требование методической простоты распространяется и на процесс классификации. Из ориентации на единообразие вытекает и требование к классификациям – они должны быть просты и удобны в обращении.

. К таким правилам относится принцип смыслового совершенства интерпретации, который выступает в гуманитарных исследованиях как аналог принципа простоты (сравните с формулировкой принципа простоты как требования эстетического совершенства теорий). Исследователь исходит из предположения, что в тексте нет случайных элементов, что всё в нём подлежит объяснению.


Лекция  8. Принципы психологического исследования Принципы идеализации, преемственности.

Принцип идеализации

Принцип идеализации тесно связан с принципом простоты.

Реальный объект — это единичное, отдельное явление (вещь, процесс, событие), наблюдаемое в определенном месте и в определенное время. Абстрактный объект – это обобщенный образ реального объекта. Он несет в себе лишь те признаки, которые одинаково присущи всем объектам данного класса.

Если реальные объекты обладают как общими, так и индивидуальными признаками, то абстрактных объектов, которые являются носителями одних только общих признаков, в действительности нет, они суть лишь образы

Эта операция связана с характерной особенностью восприятия, которую психолог Л.М. Веккер назвал «феноменом обобщенности»:

. Расширяя формулировку Веккера, можно сказать, что в сознании действует закон: все, что осознается, обязательно осознается через принадлежность к некоему классу и отождествляется с другими членами класса (закон классификации и закон отождествления

Абстрагирование от какого-либо признака есть фактически лишь отказ от учета его конкретных значений и придание ему переменного характера.

Абстрагирование, отвлечение от индивидуальных признаков, которое происходит при образовании абстрактного объекта, нельзя понимать как полное исключение их из него. На самом деле абстрагируемые признаки в нем не устраняются, а рассматриваются мысленно как неопределенные переменные, могущие принимать различные значения.

Идеализированные объекты можно рассматривать как своего рода идеалы – в том смысле, что они в «идеально чистом» виде выделяют сущность изучаемых явлений, отбрасывая  все, что к ней не относится. Поэтому в литературе часто такие объекты называют также идеальными (при этом слово «идеальный» производится от слова  «идеал»).

Обыкновенно абстрагирование состоит в том, что какое-то свойство реального объекта лишается определенности и мыслится в качестве переменного параметра, конкретное значение которого не учитывается. При идеализации же объект освобождается от свойств, которые в реальности неустранимы из него. Вместе с тем, их исчезновение означает появление у идеализированного объекта особых воображаемых свойств, которых не имеет и не может иметь никакой реальный объект.

Теоретическая модель, созданная посредством идеализации, – это и есть предмет научной теории. Теоретическая модель должна описываться теорией правильно и точно, т.е. теория должна быть истинной относительно описываемой ею модели

Феноменологическая теория, выведенная из опыта и подтвержденная им, может успешно применяться для описания и предсказания фактов. Однако она, строго говоря, еще не есть теория как особая, высшая форма организации научного знания. Она не выходит за рамки эмпирического описания явлений и не объясняет их сущности. Так, эмпирически найденный закон Йеркса-Додсона в психологии не объясняют механизмов рассматриваемых явлений, например существования оптимума активации. Объяснение найденных фактов и закономерностей предполагает нахождение общих фундаментальных оснований, из которых они могут быть логически выведены. А это требует перехода на более высокий, теоретический уровень научного познания.

Чтобы применить теоретический закон к эмпирическим объектам (реальным и абстрактным), необходимо их представить как приблизительные, искаженные множеством привходящих обстоятельств воплощения идеализированных объектов

На опыте можно проверить теорию, но нет пути от опыта к теории; к основным законам новой теории «ведет не логический путь, а только основанная на проникновении в суть опыта интуиция».

А.Ю. Агафонов приводит еще больше примеров и даже формулирует закон тотальной сохранности мнемических следов. Этот закон есть идеализация, которая наподобие принципа инерции подтверждается массой примеров, оправдывающих ее принятие, но не может быть ни логически, ни эмпирически доказана.

Всякая идеализация вводится как некоторое допущение или гипотеза, из которой затем извлекаются какие-то следствия. Важную роль здесь играют разнообразные мысленные эксперименты. В отличие от реального эксперимента, в мысленном рассматривается не реальный, а идеализированный объект, т.е. теоретическая модель.

Идеализации могут различаться, во-первых, по силе (степени), и во-вторых, по строгости.

Сильные идеализации – те, которые направлены на устранение из изучаемого явления его важных и, возможно, даже весьма существенных сторон. Такие идеализации иногда заходят слишком далеко.

Слабые идеализации ведут к построению теоретических моделей, сохраняющих  многие черты изучаемых явлений и потому несущих большую информацию о них. Такие модели обычно дают возможность более полно и с меньшими погрешностями описать явления. Однако платой за это является сложность моделей, а также громоздкость относящихся к ним теорий, трудоемкость их приложения к реальности и уменьшение области явлений, которые они способна адекватно описывать.

В основе концепции З. Фрейда также лежит идеализированное допущение: ничего из сознания не исчезает бесследно (подобную идеализацию мы уже выше обсуждали). Концепция гештальтистов опирается на  идеализацию изоморфизма физических и психологических полей. Сходную идеализацию принимает и Л.М. Веккер. Весьма разнообразные идеализации предлагаются в различных когнитивистских концепциях. Существенную роль в возникновении когнитивной психологии сыграла «компьютерная метафора» – уподобление человеческого мозга компьютеру и использование теоретических схем, описывающих происходящие в нем информационные процессы, в качестве образцов, по которым строятся модели познавательных процессов

К тому же, по Узнадзе, однажды активизированная установка никогда не пропадает...

. Например, К. Левин  кладет в основу своей психологической теории представление о физическом поле.

По образцу физических понятий формируются понятия психической энергии, психического напряжения, потребности как психологического эквивалента напряжения и т.д

В психологических теориях «высшего» уровня, направленных на познание природы самых фундаментальных психологических реалий – психики, сознания, мышления, личности и т.п., конструирование идеализированных объектов наталкивается на трудности, связанные, прежде всего, с тем, что эти реалии толкуются весьма неоднозначно, а необходимый для их анализа понятийный аппарат заимствован большей частью из лексики обыденного языка с характерной для нее расплывчатостью и многозначностью.

Принцип идеализации служит ориентиром, помогающим ученому выделить «в чистом виде» существенные, наиболее фундаментальные свойства, отношения и законы, объясняющие эмпирически установленных факты, и на этой основе раскрыть сущность изучаемых явлений. Идеализация – методологический прием, в котором нет необходимости на эмпирическом уровне исследований, но который должен использоваться при построении теоретического знания. Для конструирования идеализированных объектов и теоретических моделей, однако, не существует готовых алгоритмов. Идеализация не обеспечивает автоматически успех в теоретическом исследовании. Применение принципа идеализации, нахождение наиболее эффективных идеализаций требует от ученого не только эрудиции и умения анализировать имеющуюся информацию, но и творческого воображения.

ПРИНЦИП ПРЕЕМСТВЕННОСТИ

Новое научное знание создается на основе предшествующего – эта очевидная истина составляет существо принципа преемственности в науке.

Вслед за М.А.Розовым будем различать незнание и неведение. Незнание характеризуется тем, что оно в некотором смысле есть знание, а именно – знание о том, что мы нечто не знаем; неведомое не может быть сделано предметом научного исследования

В психологии область неведомого обычно связана с неосознаваемой переработкой информации. Проблемы известны, а их решения неизвестны.

Оно касается объекта, о котором мы совершенно ничего не знаем и даже не подозреваем, что такой объект может существовать. При незнании мы знаем сам факт нашего незнания. При неведении же нам и факт нашего незнания неизвестен, т.е. не известно даже то, что у нас о некотором предмете нет никаких сведений.

Самая простая идея, вдохновившая, тем не менее, многих философов и методологов науки, предполагает: неведомое может быть открыто только случайно, как неожиданный побочный продукт исследовательской деятельности.  Этот подход хорошо согласуется с позицией бихевиористов.

Представление о случайности открытия, как правило, сопряжено с представлением о непрерывном накапливании (кумуляции) знания. Предполагается, что научные знания последовательно увеличиваются благодаря случайному открытию новых фактов и разработке новых теорий, эти факты объясняющих.

Такое представление о росте научного знания нашло выражение в кумулятивной концепции развития науки, которая утверждает:

Новые знания в науке строятся (пристраиваются, встраиваются, надстраиваются) на основе предшествующих знаний.

Научное знание развивается поступательно, оно совершенствуется и отражает действительность все лучше (надежнее, точнее, глубже, полнее).

На каждом этапе развития науки в составе научного знания остается то, что было правильно установлено на предыдущих ее шагах, а ошибки.

Антикумулятивные концепции из того, что важные научные открытия не просто добавляют к имеющемуся знанию новое знание – они отвергают старое знание и заменяют его новым. В них меняется взгляд на явления, или, как говорят гештальтисты, происходит переструктурирование ситуации. Типичный пример: двойственные изображения.

Следует различать два вида преемственности – конвергентную и дивергентную.

Конвергентная преемственность имеет место тогда, когда новое знание добывается традиционными средствами, а содержание его укладывается внутри существующей в данной области науки теории (или парадигмы).

Дивергентная преемственность отличается тем, что при ней новое знание не поддается объяснению в рамках традиционных методов и требует выхода за пределы сложившихся в науке данного времени теоретических представлений.

Оказывается, однако, что даже тогда, когда старая теория опровергается, ее все же нельзя просто отбросить как нелепое заблуждение. Значит, новая теория должна давать объяснение старой, и сделать это так, чтобы все факты, на которых опиралась старая теория, в новой теории не игнорировались, а соответствующим образом интерпретировались, да к тому же еще предсказывались бы  неизвестные факты. А это предполагает, что новая теория оказывается обобщением старой. Таким образом, между старой и новой теорией возникает определенная преемственность, которая и именуется дивергентной.

Н. Бор формулирует версию принципа преемственности теорий для точных наук – принцип соответствия: «Теории, справедливость которых была экспериментально установлена для определенной группы явлений, с появлением новой теории не отбрасываются, но сохраняют свое значение для прежней области явлений как предельная форма и частный случай новых теорий»

Принцип преемственности позволяет понять, как старые теории «вписываются» в новые системы знаний. Из него следует, что они не «выбрасываются» из науки, но в свете новых теорий устанавливаются границы их применимости и углубляется понимание их смысла. Принцип преемственности выражает генетическую связь между научными теориями. Вопреки тезису о «несоизмеримости» теорий, из него вытекает их «соизмеримость». Принцип преемственности позволяет сформулировать и критерий предпочтительности при выборе научных гипотез. Если существует несколько гипотез, объясняющих данный круг явлений, то при прочих равных условиях, предпочтительнее должна считаться та, которая единообразно, хотя и иным способом, объясняет ранее построенные теории и найденные законы.

Идея преемственности по своему смыслу связано с понятием традиции. Сложившиеся в науке традиции так или иначе определяют и лабораторную обстановку (материалы, аппаратуру, инструментарий и пр.), и знания, на которые ученый может опереться, и правила научной деятельности, которые должны соблюдаться даже тогда, когда ученый находит новые, нетрадиционные способы и методы. Какие бы новации ученый не вносил в науку, ему приходится в рамках существующих традиций объяснять, какую проблему он решил и какие результаты получил. Свои самые оригинальные идеи и самые нетрадиционные ходы исследовательской мысли он должен излагать, пользуясь традиционно сложившимся в данной области науки языком, а, вводя новые понятия, определять их с помощью традиционных терминов. Даже отступление от существующих научных традиций ему надо представить научному сообществу в форме, соответствующей этим традициям. Иначе его труд просто не будет понят и принят научным сообществом. Если труд ученого не будет удовлетворять стандартам, которых научное общество по господствующим в нем традициям считает обязательными, оно не оценит этот труд как научный, и он не войдет в науку. Поэтому преемственность выражается еще и в том, что новая теория должна излагаться в принятых научным сообществом формах.

Принцип преемственности выражает движение науки к познанию все более глубокой сущности вещей.

Проблема преемственности в психологии решается слабо.  Сам Фрейд сравнивает сделанное им с коперниканским переворотом в научной картине мира. Ну, и как же он объясняет со своих позиций предшествующие достижения (например, закон Фехнера или кривую забывания Эббингауза)? Да никак.

В ответ психологи других направлений тоже не до конца всерьез принимают психоанализ. Устами К. Левина они заявляют о переходе от аристотелевского стиля мышления к галилеевском. При этом сам закон Фехнера не отвергается. Он просто исчезает из рассмотрения. Бихевиористы вообще сбрасывают психику и сознание с парохода психологии.

Пожалуй, в когнитивной психологии более всего делались попытки хотя бы уловить линии связи с ранее полученными достижениями. Как только когнитивисты ввели идею фильтров, так тут же они увидели аналогию этих фильтров с цензурой у Фрейда. В психологике В.М. Аллахвердова единым законом Фрейда-Фестингера объединяются вытеснение противоречий, описанное З. Фрейдом, и процесс неосознаваемого сглаживания когнитивного диссонанса, обнаруженный Л. Фестингером. Вообще в когнитивистскую парадигму естественным образом включаются многие достижения предшественников: и Фехнера, и Вундта, и Джеймса, и гештальтистов, и бихевиористов.

Но во всех подобных случаях можно говорить лишь о конвергентной преемственности, когда новые идеи только развивают, дополняют или уточняют предшествующие теории, не производя существенного пересмотра оснований.

Принцип преемственности требует, чтобы любые научные новации так или иначе «вписывались» в корпус ранее добытого наукой знания. Даже самые оригинальные, противоречащие существующим научным представлениям идеи необходимо излагать и обосновывать в соответствии с исторически сложившимися к данному времени традициями, а новые, впервые вводимые понятия – определять с помощью известных ранее терминов. Новые научные теории, выдвигаемые на смену старым, должны, согласно принципу преемственности, не просто отвергать старые, но объяснять и обобщать их. Из принципа преемственности следует, что ученому, вносящему в науку нечто новое, надо не только использовать накопленные в науке знания, но и при опровержения каких-либо старых взглядов не просто отрицать или игнорировать их, а прояснять их смысл и устанавливать границы их применимости.

Практические занятия

Общенаучные методы. Роль эксперимента и наблюдения. Соотношение науки и других форм знания (обыденного, религиозного, псевдонаучного 

В. П. Кохановский.

Эмпирический и теоретический уровни научного познания

(Философия и методология науки. Ростов–на- Дону, 1999)

История познания показывает, что новые идеи, коренным образом меняющие старые представления, часто возникают не в результате строго логических рассуждений или как простое обобщение. Они являются как бы скачком в познании объекта, прерывом непрерывности в развитии мышления. Для интуитивного постижения действительности характерна свернутость рассуждений, осознание не всего их хода, а отдельного наиболее важного звена, в частности, окончательных выводов.

Полное логическое и опытное обоснование этих выводов им находят позднее, когда они уже были сформулированы и вошли в ткань науки. Как писал известный французский физик Луи де Бройль, «человеческая наука, по существу рациональная в своих основах и по своим методам, может осуществлять свои наиболее замечательные завоевания лишь путем опасных внезапных скачков ума, когда проявляются способности, освобожденные от тяжелых оков строгого рассуждения, которые называют воображением, интуицией, остроумием»1. Крупнейший математик А. Пуанкаре говорил о том, что в науке нельзя все доказать и нельзя все определить, а поэтому приходится всегда «делать заимствования у интуиции».

Действительно, интуиция требует напряжения всех познавательных способностей человека, в нее вкладывается весь опыт предшествующего социокультурного и индивидуального развития человека — его чувственно-эмоциональной сферы (чувственная интуиция) или его разума, мышления (интеллектуальная интуиция).

Многие великие творцы науки подчеркивали, что нельзя недооценивать важную роль воображения, фантазии и интуиции в научном исследовании. Последнее не сводится к «тяжеловесным силлогизмам», а необходимо включает в себя «иррациональные скачки». С их помощью, по словам Луи де Бройля, разрывается «жесткий круг, в который нас заключает дедуктивное рассуждение», что и позволяет совершить прорыв к истинным достижениям науки, осуществить великие завоевания мысли. Вместе с тем французский физик обращал внимание на то, что «всякий прорыв воображения и интуиции, именно потому, что он является единственно истинным творцом, чреват опасностями; освобожденный от оков строгой дедукции, он никогда не знает точно, куда ведет, он может нас ввести в заблуждение или даже завести в тупик». Чтобы этого не произошло, интуитивный момент следует соединять с дискурсивным (логическим, понятийным, опосредованным), имея в виду, что это два необходимо связанных момента единого познавательного процесса.

…Эмпирический и теоретический уровни научного познания интуитивного и дискурсивного тесно связано с пониманием. Последнее не сводится только к тому, чтобы изучаемый объект выразить в логике понятий. Понимание — особенно в гуманитарных науках — это проникновение в смысл чего-либо (текста, феноменов культуры и т. п.), постижение посредством диалога чужой субъективности, другой личности (об этом подробнее — в предпоследней главе).

Рассматривая теоретическое познание как высшую и наиболее развитую его форму, следует прежде всего определить его структурные компоненты. К числу основных из них относятся проблема, гипотеза и теория, выступающие вместе с тем как формы, «узловые моменты» построения и развития знания на теоретическом его уровне.

Проблема — форма теоретического знания, содержанием которой является то, что еще не познано человеком, но что нужно познать. Иначе говоря, это знание о незнании, вопрос, возникший в ходе познания и требующий ответа. Проблема не есть застывшая форма знания, а процесс, включающий два основных момента (этапа движения познания) — ее постановку и решение. Правильное выведение проблемного знания из предшествующих фактов и обобщений, умение верно поставить проблему — необходимая предпосылка ее успешного решения

В. Гейзенберг отмечал, что при постановке и решении научных проблем необходимо следующее: а) определенная система понятий, с помощью которых исследователь будет фиксировать те или иные феномены; б) система методов, избираемая с учетом целей исследования и характера решаемых проблем; в) опора на научные традиции, поскольку, по мнению Гейзенберга, «в деле выбора проблемы традиция, ход исторического развития играют существенную роль», хотя, конечно, определенное значение имеют интересы и наклонности самого ученого.

Как считает К. Поппер, наука начинает не с наблюдений, а именно с проблем, и ее развитие есть переход от одних проблем к другим — от менее глубоких к более глубоким. Проблемы возникают, по его мнению, либо как следствие противоречия в отдельной теории, либо при столкновении двух различных теорий, либо в результате столкновения теории с наблюдениями.

Тем самым научная проблема выражается в наличии противоречивой ситуации (выступающей в виде противоположных позиций), которая требует соответствующего разрешения. Определяющее влияние на способ постановки и решения проблемы имеют, во-первых, характер мышления той эпохи, в которую формулируется проблема, и, во-вторых, уровень знания о тех объектах, которых касается возникшая проблема. Каждой исторической эпохе свойственны свои характерные формы проблемных ситуаций.

Научные проблемы следует отличать от ненаучных (псевдопроблем), например, проблема создания вечного двигателя. Решение какой-либо конкретной проблемы есть существенный момент развития знания, в ходе которого возникают новые проблемы, а также выдвигаются те или иные концептуальные идеи, в том числе и гипотезы. Наряду с теоретическими существуют и практические проблемы.

Гипотеза — форма теоретического знания, содержащая предположение, сформулированное на основе ряда фактов, истинное значение которого неопределенно и нуждается в доказательстве. Гипотетическое знание носит вероятный, а не достоверный характер и требует проверки.

В ходе доказательства выдвинутых гипотез одни из них становятся истинной теорией, другие видоизменяются, уточняются и конкретизируются, третьи отбрасываются, превращаются в заблуждения, если проверка дает отрицательный результат. Выдвижение новой гипотезы, как правило, опирается на результаты проверки старой, даже в том случае, если эти результаты были отрицательными.

Так, например, выдвинутая Планком квантовая гипотеза после проверки стала научной теорией, а гипотезы о существовании «теплорода», «флогистона», «эфира» и др., не найдя подтверждения, были опровергнуты, перешли в заблуждения. Стадию гипотезы прошли и открытый Д. И. Менделеевым периодический закон, и теория Дарвина и др. Велика роль гипотез в современной астрофизике, геологии и других науках, которые окружены «лесом гипотез».

Выдающиеся ученые хорошо понимали важную роль гипотезы для научного познания. Д. И. Менделеев считал, что в организации целеустремленного, планомерного изучения явлений ничто не может заменить построения гипотез. «Они, — писал великий русский химик, — науке и особенно ее изучению необходимы. Они дают стройность и простоту, каких без их допущения достичь трудно. Вся история наук это показывает. А потому можно смело сказать: лучше держаться такой гипотезы, которая может со временем стать верною, чем никакой»1.

Согласно Менделееву, гипотеза является необходимым элементом естественнонаучного познания, которое обязательно включает в себя: а) собирание, описание, систематизацию и изучение фактов; б) составление гипотезы или предположения о причинной связи явлений; в) опытную проверку логических следствий из гипотез; г) превращение гипотез в достоверные теории или отбрасывание ранее принятой гипотезы и выдвижение новой. Д. И. Менделеев ясно понимал, что без гипотезы не может быть достоверной теории...

Крупный британский философ, логик и математик А. Уайтхед подчеркивал, что систематическое мышление не может прогрессировать, не используя некоторых общих рабочих гипотез со специальной сферой приложения. Такие гипотезы направляют наблюдения, помогают оценить значение фактов различного типа и предписывают определенный метод. Поэтому, считает Уайтхед, даже неадекватная рабочая гипотеза, подтверждаемая хотя бы некоторыми фактами, все же лучше, чем ничего. Она хоть как-то упорядочивает познавательные процедуры.

Указывая на важное значение гипотез для прогресса научного познания, британский ученый отмечает, что «достаточно развитая наука прогрессирует в двух отношениях. С одной стороны, происходит развитие знания в рамках метода, предписываемого господствующей рабочей гипотезой; с другой стороны, осуществляется исправление самих рабочих гипотез».

Наука нередко вынуждена принимать две или более конкурирующие рабочие гипотезы, каждая из которых имеет свои достоинства и недостатки. Поскольку такие гипотезы несовместимы, то, по мнению Уайтхеда, наука стремится примирить их путем создания новой гипотезы с более широкой сферой применения. При этом выдвинутая новая гипотеза должна быть подвергнута критике с ее же собственной точки зрения.

Таким образом, гипотеза может существовать лишь до тех пор, пока не противоречит достоверным фактам опыта, в противном случае она становится просто фикцией. Она проверяется (верифицируется) соответствующими опытными фактами (в особенности экспериментом), получая характер истины. Гипотеза является плодотворной, если может привести к новым знаниям и новым методам познания, к объяснению широкого круга явлений.

Говоря об отношении гипотез к опыту, можно выделить три их типа: а) гипотезы, возникающие непосредственно для объяснения опыта; б) гипотезы, в формировании которых опыт играет определенную, но не исключительную роль; в) гипотезы, которые возникают на основе обобщения только предшествующих концептуальных построений.

В современной методологии термин «гипотеза» употребляется в двух основных значениях: форма теоретического знания, характеризующаяся проблематичностью и недостоверностью; метод развития научного знания. Как форма теоретического знания гипотеза должна отвечать некоторым общим условиям, которые необходимы для ее возникновения и обоснования и которые нужно соблюдать при построении любой научной гипотезы вне зависимости от отрасли научного знания. Такими непременными условиями являются следующие:

1. Выделяемая гипотеза должна соответствовать установленным в науке законам. Например, ни одна гипотеза не может быть плодотворной, если она противоречит закону сохранения и превращения энергии.

2. Гипотеза должна быть согласована с фактическим материалом, на базе которого и для объяснения которого она выдвинута. Иначе говоря, она должна объяснить все имеющиеся достоверные факты. Но если какой-либо факт не объясняется данной гипотезой, последнюю не следует сразу отбрасывать, а нужно более внимательно изучить прежде всего сам факт, искать новые — более достоверные факты.

3. Гипотеза не должна содержать в себе противоречий, которые запрещаются законами формальной логики. Но противоречия, являющиеся отражением объективных противоречий, не только допустимы, но и необходимы в гипотезе (такой, например, была гипотеза Луи де Бройля о наличии у микрообъектов противоположных — корпускулярных и волновых — свойств, которая затем стала теорией).

4. Гипотеза должны быть простой, не содержать ничего лишнего, чисто субъективистского, никаких произвольных допущений, не вытекающих из необходимости познания объекта таким, каков он в действительности. Но это условие не отменяет активности субъекта в выдвижении гипотез.

5. Гипотеза должна быть приложимой к более широкому классу исследуемых объектов, а не только к тем, для объяснения которых она специально была выдвинута.

6. Гипотеза должна допускать возможность ее подтверждения или опровержения: либо прямо — непосредственное наблюдение тех явлений, существование которых предполагается данной гипотезой (например, предположение Леверье сосуществовании планеты Нептун); либо косвенно — путем выведения следствий из гипотезы и их последующей опытной проверки.

Развитие научной гипотезы может происходить в трех основных направлениях. Во-первых, уточнение, конкретизация гипотезы в ее собственных рамках. Во-вторых, самоотрицание гипотезы, выдвижение и обоснование новой гипотезы. В этом случае происходит не усовершенствование старой системы знаний, а ее качественное изменение. В-третьих, превращение гипотезы как системы вероятного знания — подтвержденной опытом — в достоверную систему знания, т. е. в научную теорию.

Гипотеза как метод развития научно-теоретического знания в своем применении проходит следующие основные этапы.

1. Попытка объяснить изучаемое явление на основе известных фактов и уже имеющихся в науке законов и теорий. Если такая попытка не удается, то делается дальнейший шаг.

2. Выдвижение догадки, предположения о причинах и закономерностях данного явления, его свойств, связей и отношений, о его возникновении и развитии и т. п. На этом этапе познания выдвинутое положение представляет собой вероятное знание, еще не доказанное логически и не настолько подтвержденное опытом, чтобы считаться достоверным. Чаще всего выдвигается несколько предположений для объяснения одного и того же явления.

3. Оценка основательности, эффективности выдвинутых предположений и отбор из их множества наиболее вероятного на основе указанных свыше условий обоснованности гипотезы.

4. Развертывание выдвинутого предположения в целостную систему знания и дедуктивное выведение из него следствий с целью их последующей эмпирической проверки.

5. Опытная, экспериментальная проверка выдвинутых из гипотезы следствий. В результате этой проверки гипотеза либо «переходит в ранг» научной теории, или опровергается, «сходит с научной сцены». Однако следует иметь в виду, что эмпирическое подтверждение следствий из гипотезы не гарантирует в полной мере ее истинности, а опровержение одного из следствий не свидетельствует однозначно о ее ложности в целом. Эта ситуация особенно характерна для научных революций, когда происходит коренная ломка фундаментальных концепций и методов и возникают принципиально новые (и зачастую «сумасшедшие», по словам Н. Бора) идеи.

Таким образом, решающей проверкой истинности гипотезы является в конечном счете практика во всех своих формах, но определенную (вспомогательную) роль в доказательстве или опровержении гипотетического знания играет и логический (теоретический) критерий истины. Проверенная и доказанная гипотеза переходит в разряд достоверных истин, становится научной теорией.

Теория — наиболее развития форма научного знания, дающая целостное отображение закономерных и существенных связей определенной области действительности. Примерами этой формы знания являются классическая механика Ньютона, эволюционная теория Ч. Дарвина, теория относительности А. Эйнштейна, теория самоорганизующихся целостных систем (синергетика) и др.

А. Эйнштейн считал, что любая научная теория должна отвечать следующим критериям:

а) не противоречить данным опыта, фактам;

б) быть проверяемой на имеющемся опытном материале;

в) отличаться «естественностью», т. е. «логической простотой» предпосылок (основных понятий и основных соотношений между ними;

г) содержать наиболее определенные утверждения: это означает, что из двух теорий с одинаково «простыми» основными положениями следует предпочесть ту, которая сильнее ограничивает возможные априорные качества систем;

д) не являться логически произвольно выбранной среди приблизительно равноценных и аналогично построенных теорий (в таком случае она представляется наиболее ценной);

е) отличаться изяществом и красотой, гармоничностью;

ж) характеризоваться многообразием предметов, которые она связывает в целостную систему абстракций;

з) иметь широкую область своего применения с учетом того, что в рамках применимости ее основных понятий она никогда не будет опровергнута; и) указывать путь создания новой, более общей теории, в рамках которой она сама остается предельным случаем.

Любая теоретическая система, как показал К. Поппер, должна удовлетворять двум основным требованиям: а) непротиворечивости (т. е. не нарушать соответствующий закон формальной логики) и фальсифицируемости — опровержимости, б) опытной экспериментальной проверяемости. Поппер сравнивал теорию с сетями, предназначенными улавливать то, что мы называем реальным миром для осознания, объяснения и овладения им. Истинная теория должна, во-первых, соответствовать всем (а не некоторым) реальным фактам, а, во-вторых, следствия теории должны удовлетворять требованиям практики. Теория, по Попперу, есть инструмент, проверка которого осуществляется в ходе его применения и о пригодности которого судят по результатам таких применений.

Роль эксперимента и наблюдения. Соотношение науки и других форм знания (обыденного, религиозного, псевдонаучного).

«Монбланы и Гималаи фактов» в эмпирических науках

Психологи не зря заявляют: мы воспринимаем (т.е. принимаем за факт) только то, что понимаем. Методологи науки говорят практически то же самое: любой факт "теоретически нагружен". И все же в самих фактах есть первозданная очевидность. Люди доверяют именно фактам и даже любят с их помощью убеждать других. seeing is believing, говорят англичане. Увидеть – значит, поверить.

Оценка правильности выбора того или иного варианта связи, той или другой классификации в обычной жизни чаще всего, хотя и не всегда, осуществляется на основе субъективного чувства правильности содеянного. Но в истории человечества наступил момент, когда были выработаны правила (нормы) для оценки достоверности индуктивного обобщения фактов. Так возникли эмпирические науки. 

Однако сразу отметим: сами эти нормы не могли быть извлечены из опыта. Когда основатели английского эмпиризма Ф. Бэкон и Дж. Локк утверждали, что знания мы получаем только из опыта, на основе наблюдений и экспериментов, они не учли, что знание – это всегда обобщение опыта, а любые обобщения, любые иные рассуждения об опыте сами из опыта не выводятся. Д. Юм справедливо заметил, что нельзя, опираясь только на данные опыта, перейти, например, к всеобщим утверждениям. Из того, что ночь всегда до сих пор сменялась днем, нельзя эмпирически вывести, что так будет продолжаться и дальше

Не может быть построена и некая единственно верная индуктивная логика, которая позволяет, опираясь на факты, делать заведомо истинные обобщения. Методологи науки убеждаются в этом с большим удивлением.4 Но дело в том, что, как уже говорилось, никакая логика не является истинной, а разных непротиворечивых логик можно построить достаточно много.

Основное достижение эмпирических наук – построение различных классификаций и типологий. В них пытаются отразить наиболее существенные признаки изучаемых явлений, выявить связи между признаками и произвести упорядочивание этих явлений, т.е. построить систематику. Однако как определить, правильно ли мы упорядочили факты? 

Но эти правила так и не были найдены и, скорее всего, найдены не будут. Потому что, во-первых, вариантов различной классификации не счесть и нет ни одного свойства, которое нельзя было бы принять за основание классификации (это было понятно уже Дж. Миллю5). А во-вторых, не только принципы классификации опыта в самом опыте не содержатся, но и сами классы как таковые в принципе внеэмпиричны, т.е. не существуют во времени и пространстве6. Поэтому никакая классификация не может быть ни объективно предопределенной, ни самой лучшей.

Из ориентации на единообразие вытекает и часто выдвигаемое требование к классификациям – они должны быть удобны в обращении, в частности, признаки отнесения к классу должны быть всеми одинаково понимаемы, в пределе – наглядны. Иначе ими трудно пользоваться. Неопозитивисты, на мой взгляд, сделали ошибку, сформулировав требование наблюдаемости используемых терминов как норму для естественных наук. На самом деле, это требование разумно – и то с существенными оговорками – только для эмпирических наук.

Применение статистических методов, неизбежное в эмпирических исследованиях, тоже опирается на конвенциональные нормы. Например, во многих науках (в биологии, психологии, сельскохозяйственных науках и пр.) при оценке результатов статистической обработки эмпирического материала принято считать достаточным уровень достоверности в 95% (т.е. полученный статистический результат оценивается как верный, если вероятность ошибки не превосходит 0,05). Бессмысленно спрашивать, почему 95%, а не, скажем, 91% или 99%. Такова принятая норма. Ясно, что некое число должно было быть выбрано для единообразия. Ясно так же, что оно должно быть существенно больше, чем 50% (в случае уровня достоверности в 50% мы, по существу, так же надежно измеряем статистические параметры, как если бы мы их определяли путем подбрасывания монеты), но всё-таки меньше, чем 100%. Однако, какое именно число следует считать существенно большим, определяется исключительно из конвенциональных соображений. Так, учитывая недоверие научного сообщества к данным, получаемым в парапсихологических исследованиях, в последних обычно принимается на порядок более высокий уровень достоверности, чем в психологических.

Отсюда возникает еще одна задача, решаемая с помощью классифицирования: установление связей между непосредственно наблюдаемыми и косвенными признаками. Если такие связи установлены, то классификация позволяет диагностировать непосредственно не наблюдаемые явления по наблюдаемым признакам. Чем большей диагностической силой обладает классификация, тем она лучше и надёжнее. Для решения задачи диагностики ученые-эмпирики постоянно разрабатывают и активно применяют статистические методы обработки данных. Отметим, что подобные исследования остаются эмпирическими в той мере, в какой найденная связь между явлениями не может быть объяснена с помощью известных теоретических соображений или, в случае отсутствия таковых соображений, если эта связь не постулируется в качестве исходного основания новой теории. В последнем случае, однако, сама теория должна проверяться и оцениваться уже по иному канону – по канону естественных наук.

. Логические требования: из нескольких возможных лучшей будет признана та классификация, которая осуществляется по одному и тому же основанию… ; один и тот же объект или явление не должны попадать в разные классы; желательно также, чтобы в каждом классе было более-менее одинаковое число членов, и т.д.7 Реальные классификации, конечно же, далеко не всегда удовлетворяют этим требованиям, что хотя и не заставляет отвергать имеющиеся, но побуждает строить новые. Выше простой классификации ценятся классификации иерархические, позволяющие выделять подклассы, подтаксоны, подвиды и т.п. 

Ещё один логический критерий – полнота. Желательно, чтобы классификация была полной, т.е. каждый из подлежащих классификации объектов в пределе должен принадлежать какому-либо классу. Оценивается, насколько удачно предложенная классификация позволяет описать все уже известные наблюдаемые явления. Однако более жестким требованием считается оценка классификации по тому, насколько удачно она не вмещает в себя те факты, которые реально не наблюдаются.

Проверяемость. Оценивается, способна ли классификация строить верифицируемые предположения, т.е. способна ли прогнозировать существование ещё не обнаруженных явлений или, в более жёсткой формулировке, запрещает ли она существование каких-то явлений, которые ранее рассматривались как возможные. Последняя оговорка важна, так как в противном случае любое высказывание может быть подтверждено. Например, если бы кому-то взбрело в голову утверждать, что Луна является представителем класса молочных продуктов и сделана из сыра, то из этого предположения, тем не менее, логически вытекает подтверждаемое в опыте утверждение, что она не принадлежит многим другим классам, например, не является хлебным изделием, ржавым велосипедом и пр. (парадокс подтверждения Гемпеля). Однако никто никогда и не считал возможным, что луна состоит из хлеба или из ржавого металла, а потому опровержение подобных высказываний ничего не дает.

Обнаружение в опыте предсказанных явлений (подтверждение, или верификация гипотезы) является очень сильным аргументом в поддержку правильности сделанной классификации. Следует, однако, иметь в виду, что отсутствие опытного подтверждения ещё не опровергает гипотезу – данное явление может быть обнаружено позднее. Если запрещенное явление наблюдается в опыте (фальсификация гипотезы), то это, разумеется, требует сразу же, по меньшей мере, серьёзной корректировки гипотезы. Таблица Менделеева – один из самых известных примеров классификации большой предсказательной силы. 

Таким образом, классификационная деятельность в своем итоге может поставить под сомнение очевидность любого факта, признаваемого таковым в начале этой деятельности. Более того, когда такое происходит, эмпирическое в своей основе исследование всё более приобретает черты естественнонаучного – принятые основания классификации превращаются в дедуктивную логическую схему, прогнозирующую результаты будущих наблюдений. 

Приведенные примеры еще раз подчеркивают, что факт – вещь условная. А, значит, само существование факта иногда требуется доказывать. Так мы подошли к важной для эмпирических наук норме – требованию воспроизводимости: в тех случаях, когда факт может вызывать сомнение, должны существовать и быть описаны процедуры, позволяющие любому исследователю наблюдать (ещё лучше: воспроизвести) тот же самый факт. Требование воспроизводимости в науке и особенно в психологии часто критикуют, так как отнюдь не все факты могут быть воспроизведены. Эта критика верна, если требовать воспроизводимость всех фактов. 

Итак, требование воспроизводимости осмысленно только для тех случаев, когда сами факты вызывают сомнения. Оно особенно важно, когда факт обнаруживается только в результате достаточно сложных преобразований данных, например, при их статистической обработке. Психологи-эмпирики, к сожалению, весьма редко проверяют, насколько, например, корреляции, обнаруженные ими в одном исследовании, воспроизводимы в другом. Но, видимо, догадываются, что такая проверка, скорее всего, привела бы их к удручающим результатам.8 Поэтому многие из них всячески стараются забыть о том, что даже если однажды найденная корреляция статистически достоверна, то это дает только право не отбрасывать гипотезу о существовании связи, но еще не доказывает наличие этой связи.

Учёные-эмпирики как раз и занимаются коллекционированием. Только они коллекционируют факты. И, как и все коллекционеры, постоянно призывают увеличивать коллекцию, т.е. собирать как можно больше фактов. Но многие выступают как плохие коллекционеры, предлагая собирать любые факты без всякого разбора. 

В некоторых случаях, однако, первоначальный сбор фактов необходим. Так было в эпоху Великих географических открытий. Правда, даже в эту эпоху никто из великих мореплавателей не ставил перед собой задачу плыть туда, не знаю, куда. Сбор фактов нужен, например, тогда, когда задача исследователя состоит в том, чтобы оценить влияние какого-либо события на людей – на изменение их мнений, или их психических состояний, или личностных свойств. Если заранее нет никакого теоретического предположения об ожидаемых  результатах, то изучаемое влияние можно обнаружить лишь по изменению каких-либо показателей. В таких ситуациях, действительно, чем больше сделано измерений "до события", а затем и "после события", тем больше веры у самих исследователей в валидность полученных данных, да и статистическая погрешность хоть чуть-чуть, но уменьшается. Полученное в итоге описание может быть полезным, хотя всё же, каким бы статистически надежным оно ни было, претендовать на его истинность, наверное, не стоит.

Подлинное качество эмпирического исследования вообще не зависит от количества фактов, а зависит разве лишь от удачливости исследователя. Исследователю повезёт, если ему удастся обнаружить явления, не вписывающиеся в известные теоретические построения или классификационные решетки (а ещё сильнее повезёт, если факты будут противоречить им). Тогда эмпирические данные могут стать строительным материалом при построении новых естественнонаучных теорий или новых эмпирических классификаций. Впрочем, удача приходит к тем, кто готов увидеть те или иные явления как принципиально новые. Ведь, как уже говорилось, любой факт всегда теоретически нагружен. 

Самостоятельную ценность имеют эмпирические исследования, демонстрирующие новый метод получения данных. В этом случае, наоборот, очень важно показать, что этим методом обнаруживаются не только новые, но и уже ранее хорошо известные явления. Если новый метод обнаруживает новые явления, то всегда могут возникать естественные сомнения в правомерности использования самого этого метода. Так, некоторые современники Галилея отказывались видеть у Юпитера наличие спутников, хотя и сами непосредственно наблюдали их с помощью созданного Галилеем телескопа. Они вполне резонно утверждали, что наблюдают оптические эффекты, вызванные устройством телескопа, а не какие-то реальные явления.

Поэтому важным требованием в организации эмпирического исследования является требование методической простоты. Чем технологически проще организовано исследование, чем проще статистические процедуры обработки данных, тем надежнее и убедительнее итоговая интерпретация. Незачем создавать сложное оборудование, если поставленная задача может решаться более простым методом. Ибо чем сложнее оборудование, тем обычно больше факторов влияют на полученный результат и влияют непредсказуемо. Если исследовалась связь между собой всего двух показателей, то полученная оценка ее статистической достоверности может рассматриваться как реальная. Если же в исследовании получена сразу тысяча значений коэффициентов корреляции (а это всего лишь связь между 20 и 50 показателями), то утверждение о достоверности связи на уровне 95% означает ошибку в 5%, т.е. 50 коэффициентов корреляции будут заведомо ошибочно приняты за значимые или, наоборот, за незначимые. Если надо оценить достоверность различия средних величин, то лучше именно ее непосредственно и оценивать, не применяя более сложные методы обработки данных (наподобие факторного анализа). Ибо чем сложнее процедура обработки данных, тем менее понятен и менее однозначен итоговый результат измерения.

 Получение эмпирических данных, подтверждающих то, что и так хорошо известно и не вызывает сомнений, практически не имеет никакой цены. Ведь «факты, из которых нельзя сделать выводов, едва ли заслуживают того, чтобы их знать», как отметил Г. Селье.9 Впрочем, и стандартные эмпирические данные иногда нежданно могут востребоваться теоретиками, работающими в парадигме естественной науки, и тогда цена этих данных, конечно, резко возрастает. Один знакомый специалист в области молекулярной биологии мне рассказал, как вполне стандартные исследования, которые на протяжении многих лет велись в его лаборатории, внезапно оказались в центре внимания мирового научного сообщества. Дело в том, что один учёный с мировым именем высказал, как выразился мой знакомый, совершенно шальную гипотезу и предсказал на её основе некоторые экспериментальные результаты. Случайно оказалось, что те самые выше упомянутые стандартные исследования опровергали сделанные предсказания. Ссылки на работу лаборатории сразу же появились в самых престижных журналах, на что по характеру исследования, в общем-то, никто изначально не рассчитывал.

И всё же эмпирические исследования имеют самостоятельную ценность, когда доказывается, что явления, считавшиеся до этого разнородными, подпадают под общие принципы классифицирования, или когда обнаруживаются принципиально новые явления, вписывающиеся, тем не менее, в уже известные схемы. Но вот проблема: как оценить, какие данные являются новыми? 

Конечно, для оценки фактов как существенно новых помогает чувство субъективной неожиданности, возникающее у исследователя при их получении

Для защиты от объявления любых результатов новыми научное сообщество вырабатывает требования к публикации результатов: автор обязан указать аналогичные исследования, выполненные другими учеными. Это, по крайней мере, побуждает исследователя к знакомству с современными данными по тематике его исследования.

Эмпирические исследования неизбежны, когда нет никакой ясной теории. …Поэтому эпоха великих эмпирических открытий, как правило, является обязательным условием становления подлинно теоретической (т.е. естественной) науки. Более того, эмпирические исследования сохраняют своё значение и в том случае, когда эмпирическим путём определяются константы, существование которых предсказано в естественнонаучной теории. Теория, например, может утверждать о конечности скорости света, но конкретное значение этой скорости может быть определено только опытным путём.

Типичный вопрос, который стоит перед естественнонаучным (экспериментальным) исследованием, выглядит так: верна ли гипотеза, предполагаемая автором? Соответственно ожидаемые ответы: да (точнее: вероятно, что да) или нет (скорее всего, нет). Перед эмпирическим исследованием вопрос ставится иной: что получится, если измерить самые разнообразные аспекты данного явления? И нет никаких явных ожидаемых ответов. А поскольку, как говорят психологи, человек видит обычно только то, что ожидает, то, как правило, он и не видит ответа, кроме описания вороха полученных им данных. Беда эмпиризма в том, как заметил А.А. Любищев, что всякому описанию Монблана фактов противостоят Гималаи других фактов, с этим описанием не согласующихся.10 Любую коллекцию можно каталогизировать самыми разными способами.

Опыт по-настоящему открыт только тем, кто знает, что он хочет в этом опыте найти. Эмпирические данные, накопленные вне явной связи с теоретическими конструкциями, порождают лишь тенденцию к разнородным, не сводимым друг к другу классификациям. Эти противоречащие конструкции и создают то эклектическое смешение, которое методологический анархизм объявляет принципиальным. Ибо ввиду отсутствия взаимосвязанных и непротиворечивых оснований классификации (а эти основания осознаются как логически неизбежные только при естественнонаучном подходе) эклектика становится преобладающей. А уж как следствие, дабы избежать внутренних конфликтов и не соединять в одной голове несоединимое, многие школы (типичная позиция не только в психологии, но и, например, в социологии11) не желают идти на контакт с другими и упорно делают вид, что других подходов не существует. Такова, в том числе, цена эмпиризма.

Правда, имена авторов эмпирических классификаций всё-таки редко упоминаются в учебниках по истории науки. Но бывает и так, что им очень повезёт – они обнаруживают нечто совершенно необычайное. Вот тогда память о них может сохраниться в веках, хотя случается это крайне редко. Впрочем, это не удивительно: кто не рискует, тот, как говорится, не пьёт шампанского.

Основные формы духовной культуры.

Миф

Религия

Искусство

Наука

Картина мира

Априорно синкретическая

Априорно логическая

Образное, вымысел

Структурно-логическая

Язык

Устный, сакральный (тайный)

Письменный, литературный

Метафорический, иконостасный, многословный

Терминологический

Обоснование

Вера

Вера и логика

Убедительность переживания

Очевидность, логика, эксперимент

Носитель

Племя, родовая общность

Нация или группа наций

Человечество

Образованная часть человечества

Обратная связь с действительностью

Минимизированная

Подтверждение без опровержения

n>0

Подтверждение сильнее опровержения

n<0

Опровержение активнее подтверждения

Восприятие себя

Буквальное

Буквально-символическое

Образно-относительное

Знаково-вариативная

Б. Рассел:  1935г. - «Наука и религия», основатель математической логики

1872-1970гг. – «Мудрость Запада», «Почему я не христианин?»

Вследствие объединения научных и технических работ произошло Объединение Европы в XIV веке, вследствие этого  объединения научных и технических работ. Соединение теоретической науки и техники.

Инодетерминизм – появлени6е некоторого процесса, который обслуживает старую систему, но может быть преобразован, создавая новую систему.

В Античности были разработаны математика, логика и астрономия.

Логика – для разделения конфликтов между группами.

Геометрия – расчет земельных участков.

Математика – счет, учет.

Астрономия – создание календарей.

В начале ΧVΙΙ веке Кеплер: движение планет.

Несовпадение с аксиомами религии: человек перестае6т быть центром( на других планетах тоже может быть человеческая жизнь)

Ньютон придал астрономическим законам математическую основу.

Галилей открыл новую область науки – движение тел, изобрел телескоп.

Ньютон и Коплер: существует контекст открытий и контекст обоснований.

В результате всех открытий происходит путаница земного и небесного. Следующий был геологический удар.

1788г. – Хаттон (англ.) «Теория Земли», универсальность времени – одинаковое течение в прошлом и настоящем.

Появляются идеи о том, что для развития Земли мало 6 тыс. лет.

1859г.- книги Дарвина, «Происхождение видов»:

  •  Разные формы жизни, идея развития от простых к сложным
  •  Естественный отбор
  •  Человек произошел от обезьян

Развитие медицины: анатомия, вскрытие трупов, двойное кровообращение, метаболизм.

Тело-> дьявол-> душа ->Бог

  1.  Дедуктивный метод не всегда правильный
  2.  Открытия часто делаются из ложных выводов
  3.  Открытия редко делаются безошибочно
  4.  Открытия не сразу принимаются.

Классификация наук 

Естественные, технические, математические, гуманитарные науки. 

Типы наук.

Вошло в традицию разделять науки на естественные, изучающие природу, и общественные (социальные), изучающие общество. Существуют науки, которые не являются ни естественными, ни общественными. Сюда относится комплекс технических наук, а также логика и математика. Есть немало наук, занимающих пограничное, промежуточное положение  между естественными и общественными, частично примыкая к первым, а частично — ко вторым. Например, география включает в себя изучение и природы (физическая география), и общества (экономическая география). На стыке естественных и общественных наук находится экология, изучающая взаимодействие природы и общества. Не ставя целью строить какую-либо классификацию, выделим четыре важнейших типа наук:

  1.  Естественные.
  2.  Гуманитарные (общественные)
  3.  технические
  4.  Математические

Естественные науки.

Предметная область естественных наук — природа. Наиболее общей из них является физика. Ее законы используются как основа для всех других наук, изучающих какие-то виды природных образований, — химии, биологии, геологии, метеорологии, астрономии и т. д. Физика после научной революции XVI-XVII вв. стала и остается доныне для всех естественной. В естественнонаучном познании различаются два рода исследований и, соответственно, два вида или уровня знаний — эмпирическое и теоретическое:

Эмпирическое знание добывается в опыте, в непосредственном или опосредованном (через приборы) контакте исследователя с существующими вне его сознания объектами. Основными методами эмпирического исследования являются наблюдение и эксперимент, с их помощью добываются научные факты.

Теоретическое знание, в отличие эмпирического, строится умственным путем, при отсутствии контакта с изучаемыми объектами действительности. Теоретик работает не с самими объектами, а с их мысленными образами. Специфическим признаком теоретического познания является создание идеализированных объектов и моделей, раскрывающих сущность эмпирически наблюдаемых явлений  основе знаний об идеализированном объекте.

В естествознании обычно используется гипотетико-дедуктивный метод построения теории. Он состоит в том, что исходные теоретические положения формулируются как гипотезы. В ходе разработки теории к ним могут добавляться новые гипотезы и новые понятия, их дополняющие и уточняющие. В результате в теории образуется иерархическая система гипотез различного уровня общности. Из них дедуктивным путем извлекаются выводы, которые подлежат проверке опытом. Чем больше опыт подтверждает эти выводы, тем более достоверными считаются лежащие в их основе гипотезы и, следовательно, вся теория в целом.

Гипотезы и теории должны удовлетворять ряду регулятивных методологических требований, соблюдение которых хотя и не обеспечивает их истинность, но, по крайней мере, дает им право на существование в науке.

Важнейшими требованиями такого рода являются:

  1.  Логическая непротиворечивость.
  2.  Принципиальная проверяемость.
  3.  Фальсифицируемостъ, т. е. принципиальная возможность опровержения.
  4.  Предсказательная сила. Гипотеза (теория) должна не только объяснять факты, для объяснения которых она создана, но и предсказывать новые.
  5.  Максимальная простота. Под простотой гипотезы или теории здесь понимается, прежде всего, ее способность «исходя из сравнительно немногих оснований и не прибегая к произвольным допущениям ad hoc объяснить наивозможно широкий круг явлений». С простотой связаны логическое совершенство, красота, изящество теории.
  6.  Преемственность.

Новые идеи, гипотезы, теории должны вырастать из предшествующего научного знания, быть его дальнейшим развитием и продолжением.

Общественные науки.

Предметная область общественных наук — человеческое общество. Познание общества и человека издавна считалось прерогативой философии. Не сложилось доныне и общепринятого взгляда на соотношение между науками об обществе и науками о человеке («человековедением»). Одни считают, что науки, изучающие человека, составляют часть комплекса общественных наук, поскольку человек живет в обществе и его природа не может быть понята вне учета этого обстоятельства. Другие полагают, что, наоборот, наука об обществе составляет часть комплекса наук о человеке, поскольку общество есть продукт взаимодействия людей. Если при этом науки о человеке называют гуманитарными, то получается, что общественные науки — это часть гуманитарных наук.

«Человековедение» включает:

• естественные науки, изучающие человека как биологический организм (биология человека, анатомия, физиология, медицинские науки);

• общественные науки (история, социология, экономические науки, а также гуманитарные науки — языковедение, филология, искусствоведение, этика, педагогика, культурология, как комплексная наука обо всех формах культуры);

• науки, возникающие на стыке естественных и общественных наук (экология, демография, социальная медицина, антропология, психология);

• философию;

• философские дисциплины, «полуотделившиеся» от философии и ставшие теоретической основой обществоведения (философия истории, социальная философия, философия культуры, философия образования, философия техники);

• вненаучные формы познания (через жизненный опыт, общение, искусство, миф).

Из этого перечня видно, что «человековедение» нельзя понимать ни как науку, ни как комплекс наук, поскольку оно складывается не только из научных, но и из вненаучных знаний. В общественных науках познание социальной реальности предполагает изучение не только фактов, но и мыслей людей об этих фактах. Более того: мысли людей о фактах здесь тоже являются фактами социальной реальности. Но это такие факты, с которыми естественные науки не имеют дела.

Технические науки.

Предметная область этой группы наук — техника, которая, есть особая реальность, занимающая место между природой и человеком. Технические знания накапливались у людей с незапамятных времен, но технические науки появились лишь в XVIII в. У них было два источника: эмпирическое обобщение результатов технической деятельности (например, закон Гука был сформулирован как эмпирически найденная зависимость между силой, действующей на упругое тело, и его деформацией под действием этой силы) и применение физико-математических методов к решению технических задач (например, работы Кеплера по вычислению объема винных бочек).

В качестве самостоятельных технических наук сначала — в XVIII в. — оформились дисциплины, имеющие механико-математический характер (теория машин, баллистика, гидротехника и т. п.). Лишь в XIX в. стали приобретать статус самостоятельных наук теплотехника, химическая технология, электротехника и др., и постепенно произошло осознание того факта, что  технические науки представляют собой особый тип научного знания. В XX в. число технических наук достигает нескольких сотен.

Специфика технических наук определяется особенностями их предметной области. Если в естествознании изучаются природные объекты, то в технических науках — объекты искусственные, создаваемые людьми. Эти науки направлены на то, чтобы познать явления, которые имеют место во «второй природе», в техносфере. Они изучают конструкции технических объектов и процессы, которые в них происходят. Свойствами природных веществ и процессов эти науки интересуются только в той мере, в какой это нужно для того, чтобы получать из природы необходимые материалы, изготовлять из них технические изделия и конструировать технические системы.

Законы, устанавливаемые техническими науками, можно разделить на две группы. Первая — это конкретизированные применительно к заданным условиям общие законы физики. Но из одних только общих физических законов  нельзя вывести все зависимости, возникающие в заданных условиях. Другая группа законов — это специальные законы, действующие только в условиях данной модели. Они, разумеется, не могут вступать в противоречие с общими законами природы, но и не могут быть логически выведены из последних без введения дополнительных параметров.

Эмпирические исследования технических объектов и технологии их производства могут привести к обнаружению эффектов, не поддающихся объяснению в рамках существующих физических представлений. В таких случаях данные технической науки становятся материалом для развития физической теории. Примерами тут могут служить исследования по атомной энергетике, микроэлектронике, производству металлокерамики и др.

Специфика технических наук связана с их нацеленностью на практическую пользу. Другие науки тоже в большей или меньшей мере служат этой цели, но в технических науках она ставится наиболее прямо и отчетливо. Эти науки призваны непосредственно служить руководством для организации эффективной практической деятельности в мире техники.

Практическая направленность технических наук выражается в том, что в них сочетаются два рода знаний: дескрипции (описания и объяснения) и проскрипции (предписания).

Математические науки.

Математика и логика занимают в мире науки особое место. Дело в том, что в них, в отличие от всех других наук, рассматриваются не конкретные явления, вещи и процессы объективной действительности, а абстрактные мыслительные образования — логические отношения, числа, алгебраические структуры, геометрические формы и вообще любые множества элементов, операции с которыми осуществляются по строго определенным логическим правилам. Поскольку абстрактные объекты математики суть построения  человеческого разума, постольку в ней нет эмпирического познания — она обходится без наблюдений и экспериментов. Математик создает и исследует объекты в сфере «мысленного созерцания», чисто теоретически. Математические теории не нуждаются в обосновании и проверке на опыте, они обосновываются и проверяются посредством одних только логических рассуждений.

Но отсюда следует, что «математическая истина» — это совсем не то, что истина в физике, биологии, медицине и др. опытных науках. В последних истинным признается знание, отражающее объективную реальность и проверяемое наблюдениями и экспериментом. А математические теории отражают мысленные, воображаемые конструкции, существующие в уме математика, и «истинность» их обосновывается не опытом, а лишь логическим доказательством их непротиворечивости. Если непротиворечивость теории доказана, то этим доказана, по крайней мере, логическая возможность существования этих конструкций. Соответствует ли таким конструкциям что-нибудь в объективной действительности или же они являются лишь изобретениями изощренного ума — это вопрос, который лежит за пределами «чистой» математики. Ибо она изучает не объекты действительности, а объекты логически возможные. Таким образом, система математического знания как бы отрывается от объективной действительности и замыкается в сфере «чистой мысли». Она превращается в, своего рода, «язык разума», в средство конструирования мысленных структур — независимо от того, что соответствует им в материальном мире. Это существенно отличает ее от других наук.

Типы наук

Предмет исследования

Цель исследования

Критерии

Особенности знаний

Естественные

Природа и ее законы

Истина (почему?)

Истинность представлений о природе

Принципиальная проверяемость. Принцип простоты, преемственности, запрет «ad hok»

Технические

Искусственные объекты, созданные людьми

Полезность (как?)

Успешность работы технической системы

Законы природы

->логика + эксперимент->эмпирическая интерпретация = теоретическая модель

Математические

Абстрактные мыслительные образования

Связанность и непротиворечивость

Логичность и взаимосвязанность высказываний

Несуществующие объекты, гипотетические логические связи.

Гуманитарные

Системы, включающие человека

Система ценностей, соотношение с человеком.

Значение и смысл.

Осмысленность(смысл жизни)

Глубина и широта понимания проблемы

«Во внешнее» событие «встраивается» внутреннее – мотивы

Понятие цели исследования тенденций как  формы закономерности и индивидуальной неповторимости.

Аксиологичность – утверждение цели.


ЕСТЕСТВЕННЫЕ НАУКИ

Предметная область естественных наук — природа. Наиболее общей из них является физика. Ее законы используются как основа для всех других наук, изучающих какие-то виды природных образований, — химии, биологии, геологии, метеорологии, астрономии и т. д. Физика после научной революции XVI-XVII вв. стала и остается доныне для всех естественных

…В естественнонаучном познании различаются два рода исследований и, соответственно, два вида или уровня знаний — эмпирическое и теоретическое.

Эмпирическое знание добывается в опыте, в непосредственном или опосредованном (через приборы) контакте исследователя с существующими вне его сознания объектами. Оно возникает в процессе изучения реального объекта, но истолковывается как знание об абстрактном объекте (металлическом теле, К-мезоне вообще). Это придает эмпирическому знанию общий характер и позволяет распространить его на все реальные объекты, являющиеся «частными случаями» данного абстрактного объекта…

Основными методами эмпирического исследования являются наблюдение и эксперимент. С их помощью добываются научные факты.

Содержание научного факта, как правило, не сводится просто к фиксации данных наблюдения или эксперимента. Факты науки представляют собой знание, основанное на логическом осмыслении этих данных и их интерпретации в свете каких-то теоретических предпосылок. Всякий научный эксперимент исходит из предварительных теоретических предположений, и понять его результаты, не зная их, невозможно. Поэтому эмпирические факты не являются абсолютно независимыми от имеющихся в науке теории (они «теоретически нагружены»).

…Накапливая факты и подвергая их систематизации, классификации, обобщению, ученые находят зависимости между ними — эмпирические законы или закономерности (их называют также феноменологическими).

…Объяснение найденных эмпирически фактов и закономерностей требует перехода на более высокий, теоретический уровень научного познания.

Теоретическое знание, в отличие эмпирического, строится умственным путем, при отсутствии контакта с изучаемыми объектами действительности. Теоретик работает не с самими объектами, а с их мысленными образами. Специфическим признаком теоретического познания является создание идеализированных объектов и моделей, раскрывающих сущность эмпирически наблюдаемых явлений  основе знаний об идеализированном объекте.

Теоретическое исследование, направленное на объяснение эмпирических фактов и закономерностей, может развиваться двояким путем.389 Первый путь — нефундаменталъное теоретическое исследование. Оно состоит в том, что объяснение эмпирических фактов и закономерностей ищется в уже имеющихся в науке теориях. Это может потребовать дальнейшего развития теорий, включения в них новых идей, расширения их предметной области. Но когда на указанном пути не удается добиться успеха, то приходится вступать на второй путь — путь фундаментального теоретического исследования. Оно связано с разработкой принципиально новой научной теории.

Принципиально новое теоретическое знание не может быть получено ни посредством индуктивного обобщения эмпирических фактов, ни посредством дедуктивного вывода из старого теоретического знания. По словам Эйнштейна, исходные идеи, понятия, принципы новой теории являются продуктами «изобретения», «догадки». Они рождаются как «свободные творения разума»…

В естествознании обычно используется гипотетико-дедуктивный метод построения теории. Он состоит в том, что исходные теоретические положения формулируются как гипотезы. В ходе разработки теории к ним могут добавляться новые гипотезы и новые понятия, их дополняющие и уточняющие. В результате в теории образуется иерархическая система гипотез различного уровня общности. Из них дедуктивным путем извлекаются выводы, которые подлежат проверке опытом. Чем больше опыт подтверждает эти выводы, тем более достоверными считаются лежащие в их основе гипотезы и, следовательно, вся теория в целом.

Гипотезы и теории должны удовлетворять ряду регулятивных методологических требований, соблюдение которых хотя и не обеспечивает их истинность, но, по крайней мере, дает им право на существование в науке.

Важнейшими требованиями такого рода являются:

1. Логическая непротиворечивость.

2. Принципиальная проверяемость.

* Из гипотезы (теории) должны вытекать следствия, доступные опытной проверке. В противном случае она является принципиально непроверяемой, т. е. ее нельзя ни подтвердить («верифицировать»), ни опровергнуть («фальсифицировать»). С неверифицируемыми и нефальсифицируемыми гипотезами науке просто нечего делать. «

3. Фалъсифицируемостъ, т. е. принципиальная возможность опровержения.

4. Предсказательная сила.

Гипотеза (теория) должна не только объяснять факты, для объяснения которых она создана, но и предсказывать новые. Чем больше неизвестных явлений предсказывает гипотеза и чем менее вероятными представляются ее предсказания, тем выше ее пред-сказательная сила и тем больший прирост знания она способна дать. Гипотезы, специально придумываемые для объяснения какого-то явления и не имеющие никаких иных следствий, называются гипотезами ad hoc (лат. «к этому»). Такие гипотезы не допускают независимой от данного явления проверки и не приносят никакого достоверного знания. *

5. Максимальная простота.

Под простотой гипотезы или теории здесь понимается, прежде всего, ее способность «исходя из сравнительно немногих оснований и не прибегая к произвольным допущениям ad hoc объяснить наивозможно широкий круг явлений». С простотой связаны логическое совершенство, красота, изящество теории. Оценка гипотез и теорий по этому критерию имеет сравнительный характер: из нескольких равных по прочим критериям гипотез (теорий) предпочтительной является более простая. *

6. Преемственность.

Новые идеи, гипотезы, теории должны вырастать из предшествующего научного знания, быть его дальнейшим развитием и продолжением. Новизна их всегда относительна: старое знание в них не отбрасывается, а используется для построения нового. Из новых идей, конкурирующих друг с другом, предпочтительнее (при прочих равных условиях) та, которая «наименее агрессивна» по отношению к предшествующему знанию, т. е. в наибольшей степени сохраняет его. Это находит выражение в принципе перманентности в математике (Ганкель) и принципе соответствия  в физике (Бор); согласно им новая теория, расширяющая наши знания, должна включать в себя старую как свой частный или предельный случай. Именно так соотносятся евклидова и неевклидова геометрия, геометрическая и волновая оптика, классическая и квантовая механика и т. д.

ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ

Предметная область общественных наук — человеческое общество. Познание общества и человека издавна считалось прерогативой философии. Процесс выделения общественных наук из философии начинается лишь в Новое время, но и до сих пор его нельзя считать завершенным. Ученые-обществоведы, исходя из различных философских позиций, строят совершенно разные теоретические описания общественной жизни. Поэтому неудивительно, что в большинстве общественных наук нет общепризнанных парадигм и концепций.

Не сложилось доныне и общепринятого взгляда на соотношение между науками об обществе и науками о человеке («человековедением»). Одни считают, что науки, изучающие человека, составляют часть комплекса общественных наук, поскольку человек живет в обществе и его природа не может быть понята вне учета этого обстоятельства. Другие полагают, что, наоборот, наука об обществе составляет часть комплекса наук о человеке, поскольку общество есть продукт взаимодействия людей. Если при этом науки о человеке называют гуманитарными, то получается, что общественные науки — это часть гуманитарных наук.

Оставив в стороне подобные дискуссии, я буду называть гуманитарными науки о духовном мире человека, о человеческой культуре. Это приблизительно соответствует тому, что в английском языке называют «the Humanities». В Оксфордском словаре современного английского языка этому термину дается такое определение: отрасль знаний, касающихся искусства, литературы, истории, философии.

Что же касается «человековедения», то оно включает:

• естественные науки, изучающие человека как биологический организм (биология человека, анатомия, физиология, медицинские науки);

• общественные науки (история, социология, экономические науки, а также гуманитарные науки — языковедение, филология, искусствоведение, этика, педагогика, культурология как комплексная наука обо всех формах культуры);

• науки, возникающие на стыке естественных и общественных наук (экология, демография, социальная медицина, антропология, психология);

• философию;

• философские дисциплины, «полуотделившиеся» от философии и ставшие теоретической основой обществоведения (философия истории, социальная философия, философия культуры, философия образования, философия техники);

• вненаучные формы познания (через жизненный опыт, общение, искусство, миф).

Из этого перечня видно, что «человековедение» нельзя понимать ни как науку, ни как комплекс наук, поскольку оно складывается не только из научных, но и из вненаучных знаний.

Методологические особенности общественных наук обусловлены спецификой их предмета. В отличие от природы, где господствуют стихийные силы, лишенные разума и свободной воли, общественная жизнь складывается из действий людей, которые способны разумно планировать свою деятельность и по собственной воле определять ее цели и средства. Природа, по выражению Эйнштейна, «не коварна»: в ней нет места «задним мыслям», она повинуется «принципу единообразия», согласно которому одна и та же причина в одних и тех же условиях порождает одни и те же следствия. Люди же обладают свободой выбора и могут в одних и тех же обстоятельствах вести  себя по-разному. Социальная реальность определяется не только объективными факторами, но и мыслями людей, их субъективными представлениями о ней.

Поэтому в общественных науках познание социальной реальности предполагает изучение не только фактов, но и мыслей людей об этих фактах. Более того: мысли людей о фактах здесь тоже являются фактами социальной реальности. Но это такие факты, с которыми естественные науки не имеют дела.

Иначе, чем в естествознании, приходится ставить в общественных науках и проблему теоретического объяснения фактов. Естественнонаучные теории объясняют явления объективными законами, в силу которых в данных условиях эти явления возникают. Но для объяснения социальных явлений этого недостаточно. Здесь исследователю приходится рассматривать события человеческой истории как действия определенных лиц и выяснять, какими замыслами они руководствовались в своих действиях. Объяснение событий строится как бы в два этажа: на одном они объясняются объективными обстоятельствами, которые закономерно обуславливают возможность (или необходимость) их осуществления, а на другом — субъективными мотивами и замыслами тех, кто их совершает. Субъективные мотивы и замыслы — это тоже влияющие на ход событий обстоятельства, и притом очень значимые. Но с обстоятельствами такого рода естествознание не сталкивается.

Отсюда вытекает принципиальная особенность законов, устанавливаемых в общественно-научных теориях: эти законы не могут однозначно определить ход исторических событий. Ибо если намерения, мысли и представления людей входят в состав обстоятельств, обуславливающих действие законов, то от воли людей — по крайней мере частично — зависит, каковы будут эти обстоятельства. Следовательно, люди могут, изменяя их, влиять на действие закона и результаты, к которым он приводит, или даже создавать такие условия, при которых он вообще лишается силы. На этом основании видный философ нашего времени К. Поппер и многие другие полагают, что в истории нет никаких законов. Мне представляется, что это слишком сильное утверждение. По-видимому, более правы те, кто считает, что законы общественной жизни не имеют той однозначности, необходимости, неотвратимости, которая присуща законам природы. Они являются законами-тенденциями, которые лишь очерчивают «веер» возможных вариантов хода событий, но не определяют, какой из возможных вариантов осуществится на самом деле. Этим объясняется трудность предсказаний в области общественной жизни. Прогнозы будущего здесь могут иметь лишь вероятностный и притом «вилочный», поливариантный характер.

Зависимость социальных явлений от субъективных представлений, замыслов и действий людей делает значимой роль отдельных личностей в развитии общества. Уникальность и неповторимость личности кладет печать и на ее дела. Это приводит к еще одному важному отличию общественных наук от естественных: они предполагают индивидуализированное постижение конкретных явлений в их неповторимом своеобразии.

Ученый-естествоиспытатель, имея дело с реальным единичным объектом, как правило, не интересуется его индивидуальными особенностями: как уже говорилось выше (§ 3.1), с помощью обобщающей интерпретации в данном объекте выделяется лишь то, что дает общее знание о целом классе подобных объектов. Но в общественных науках конкретные явления социальной действительности — не просто материал для обобщений. Каждое из них достойно внимания не только  потому, что несет в себе что-то общее, но и само по себе.

Для естествоиспытателя было бы абсурдом требование, чтобы последующие исследователи вновь имели бы дело именно с теми же самыми экземплярами атомов или вирусов, которыми оперировал предыдущий исследователь. Но для историка или искусствоведа очень важно иметь доступ именно к тем самым единичным предметам, которые наблюдал его предшественник (археологическим находкам, произведениям искусства, историческим документом и пр.), — именно к подлинникам, а не копиям. Без этого он не может ни оценить суждения предшественников, ни добавить к ним что-то новое. Поэтому всякая потеря в архивах или музейных фондах — это невосполнимая утрата. Отдельные социальные события, происшествия, изобретения, войны, судьбы какого-либо народа нужно постичь в их своеобразии и уникальности, а не просто в общих чертах. Развитие знания здесь часто идет не по линии построения общих выводов, а путем включения данного явления в более широкий социально-исторический контекст и установления связей его с другими явлениями.

Не случайно во всех общественных науках первостепенное значение приобретает исторический подход. Чтобы понять единичные социальные явления, необходимо обращаться к его историческим корням. Вне своей истории они загадочны и непостижимы. Поэтому при изучении настоящего в обществоведении постоянно совершаются экскурсы в прошлое. В семействе общественных наук история — это мать, все остальные науки — ее дети.

Далеко не всегда детальное исследование отдельного конкретного социального явления позволяет установить общие законы. Боле того, оно может увести ученого в сторону от построения общей теории подобных явлений. Но ценность такого исследования состоит уже в том, что оно «дает поучительный пример: так можно или так бывает». История немыслима без «историй», т. е. рассказов, повествований о событиях. Педагогика не может развиваться без тщательного анализа конкретных примеров педагогического мастерства. Для всех общественных наук характерна, так сказать, « несвертыва-емостъ» первичного описательного материала: любое сокращение его сопряжено с риском потерять какую-то важную информацию. В естественных науках это не так. Там краткие теоретические выводы способны полностью заменить длинные описания конкретных наблюдений и экспериментов.

Важной специфической чертой общественных наук является то, что они (как и «человековедение» вообще) тесно взаимодействуют с ненаучными формами познания и испытывают на себе их влияние.

Под ненаучным познанием понимается познавательная деятельность, протекающая вне сферы науки — в практической жизни, искусстве, игре. Познавательные процессы тут «вплетаются» в другие виды человеческой деятельности, сопутствуют им. Таким вненаучным путем у людей образуется множество знаний как об обществе, так и о природе. Но познание природы, которое в древности было «вплетено» в трудовую практику людей, в их повседневную жизнь, затем в процессе своего развития вышло далеко за рамки того круга явлений, с которыми человек сталкивается непосредственно в повседневной жизни. Современное естествознание сделало предметом исследования элементарные частицы и строение хромосом, радиоволны и движение недоступных глазу звезд, — разнообразные объекты микро- и мега-мира, которые можно наблюдать только с помощью хитроумных приборов. А социальное познание было и остается «у себя дома» — в кругу вопросов, касающихся человека. Люди не только  познают социальную реальность — они живут в ней. И знание о ней рождается у человека в его повседневном жизненном опыте. Общественные проблемы он чувствует «кожей» и ставит их сплошь и рядом задолго до того, как ими займется наука.

Ученый-обществовед, ведя научную работу, не перестает быть живым человеком, членом общества с представлениями, убеждениями, установками, сложившимися у него вненаучным путем — в его детских играх, в процессе усвоения семейных традиций, в житейском опыте, в общении с другими людьми и т. д. Все это так или иначе сказывается на его понимании общественных явлений, а следовательно — и на содержании его научных исследований.

Наиболее существенным образом вмешательство вненаучных факторов в содержание общественных наук проявляется в том, что они решают одну дополнительную задачу, которой нет у естественных наук. Если последние устанавливают, описывают и объясняют факты, то первые, кроме того, еще и оценивают их. Речь идет здесь не об оценке их истинности или научной значимости — такая оценка необходима в естествознании не меньше, чем в обществоведении. Имеется в виду оценка социальных фактов в свете некоторой ценностной парадигмы), т. е., прежде всего, их ценностно-идеологическая оценка — с точки зрения того, насколько они согласуются с определенными социальными идеалами.

Давать идеологические оценки явлениям природы бессмысленно. Вещи и процессы природы сами по себе не добры и не злы; они не выбирают способа своего поведения, и у них нет никаких — ни добрых, ни злых — умыслов. Иное дело — люди. В пространстве культуры существуют различные ценностные парадигмы, и люди, а в том числе и исследователи-обществоведы, могут придерживаться разных ценностных ориентации. Поэтому неудивительно, что общественные науки являются ареной идеологической борьбы. Борьба эта может вспыхнуть даже вокруг фактов, казалось бы, совсем малозначимых, если в разных идеологических системах их оценки расходятся.

Социальное знание — это не только «знание», но и «мнение»; оно не сводится к бесстрастной регистрации истины. В нем выражается ценностное отношение исследователя к предмету. Идеологические установки могут довести обществоведа до искажения — ненамеренного или намеренного — действительной картины социальной действительности. Известен горький опыт развития общественных наук в советское время, когда господствующая идеологическая установка требовала от обществоведов замалчивания недостатков и осуждала как «злостное очернительство» критику состояния дел в стране. Но это не значит, что в общественных науках, как думают некоторые, вообще отсутствует беспристрастность и объективность. Чем больше культурный кругозор исследователя, чем меньше у него зависимости от узкоклассовой, национальной, религиозной системы идеологических ценностей, тем он более объективен. И тем более он становится «пристрастным» лишь к одному «закону» — высшим общечеловеческим ценностям, с точки зрения которых он и оценивает социальные явления.

Вхождение вненаучного знания в общественные науки проявляется еще в одном плане. Дело в том, что в познании общества и человека сосуществуют два принципиально различных подхода, которые можно назвать «объектным» и «субъектным».

«Объектный» подход представляет собою применение к изучению * мира человека» общих методологических принципов науки, на которых строится естественнонаучное знание. Люди и социальные группы (их жизнь, процессы и продукты их деятельности) при этом рассматриваются как объекты исследования. Они, подобно природным  объектам, ставятся под контроль исследователя. Чтобы добыть информацию о них, он проводит с ними различные операции, экспериментально-наблюдательные процедуры (помещает в специальные условия, подвергает воздействиям и испытаниям, измеряет изменяющиеся при этом параметры и пр.). Объект исследования не имеет «права голоса» — ни решающего, ни совещательного. Все вопросы, касающиеся его, исследователь решает сам. Объект лишь реагирует на воздействия исследователя и тем самым выдает ему информацию о себе.

«Субъектный» подход радикально отличается от «объектного». Он предполагает, что человек должен рассматриваться исследователем не как «отстраненный» от него объект, «природная вещь», а как равноправный партнер по контакту, субъект общения. Исследование в таком случае становится диалогом двух суверенных субъектов.

:" «Любой объект знания (в том числе и человек) может быть воспринят и познан как вещь. Но субъект как таковой не может восприниматься и изучаться как вещь, ибо как субъект он не может, оставаясь субъектом, стать безгласным, следовательно, познание его может быть только диалогическим».394 (»

Задача исследователя здесь состоит в том, чтобы с помощью диалога понять другого субъекта. Но понимание другого субъекта вряд ли возможно без умения встать в его положение, отнестись к нему как самому себе. «Счастье — это когда тебя понимают», — говорит один из героев кинофильма «Доживем до понедельника». Не «знают», а именно «понимают». Понимание в этом смысле есть не просто знание, а еще и сопереживание, сочувствие, соучастие. Понимающий как бы «вбирает» духовный мир другого в свой духовный мир. Правда, человек не может просто воспроизвести чужое «Я» в своем «Я», ибо невозможно быть сразу и самим собой, и другим. Но зато он может, сопоставляя духовный мир другого с собственным, по-своему интерпретировать то, что постигает в другой личности. Поэтому у него возникает, по выражению Бахтина, «избыток видения», дающий такое знание о другой личности, которое она сама о себе, глядя на себя «изнутри», получить не может.

Различие между «объектным» и «субъектным» подходами проявляется не только там, где исследователь вступает в непосредственный контакт с живыми людьми, но и там, где источником сведений для него служат тексты (в широком, культурологическом смысле — исторические документы, археологические находки, произведения искусства, ритуалы и вообще любые «хранилища информации»). При «объектном» подходе текст рассматривается как источник данных, которые надо проанализировать и объяснить. Исследователь стремится выяснить, что кроется «за» текстом. Он устанавливает объективное значение текста подобно тому, как врач, выслушивающий жалобы пациента, ищет действительные причины, вызвавшие их. С позиций же «субъектного» подхода исследователя интересует текст сам по себе, как фрагмент социальной действительности. Не то, что «за» текстом, а именно он сам и есть предмет исследования. Задача состоит в том, чтобы понять текст так, как понимал его автор.

В ряде общественных наук — в экономических науках,социологии, демографии — преобладает «объектный» подход. Эти науки, подобно естественным, опираются на эмпирические исследования действительности. Полученные таким путем факты анализируются и обобщаются с целью найти в них какие-то закономерности. Науки такого рода нацелены на полезные в практическом отношении результаты, которые можно использовать для разработки различного рода социальных технологий (в политике, экономике, финансах, управлении предприятиями и пр.).

В психологии (которая, как указывалось выше, находится в зоне соприкосновения обществоведения с естествознанием) возникли различные научные школы и направления, одни из которых отдают большее предпочтение «объектному», а другие — «субъектному» подходу. Сторонники «гуманистической психологии» (Маслоу, Фромм и др.) выдвигают на первый план «субъектный» подход. Те же, кто пытается строить психологию как естественную науку, сводя психическую деятельность человека к поведенческим реакциям типа «стимул-ответ» (бихевиоризм Уотсона, Торндайка, Скиннера и др.), придерживаются «объектного» подхода. Современный вариант этого подхода развивает В. М. Аллахвердов, который полагает, что фундаментальная психологическая теория (он называет ее «психологикой») должна объяснять работу человеческого сознания естественнонаучными методами, тогда как содержание сознания остается предметом гуманитарных наук.

Но и в таких гуманитарных науках, как культурология, педагогика, языкознание, можно встретиться с обоими названными подходами. Так, в историко-культурологической концепции О. Шпенглера господствует «субъектный» подход. А культурология Л. Уайта, где развитие культур трактуется как прогресс в освоении способов использования энергии, тяготеет к «объектному».396

Однако для гуманитарных наук, в целом, более характерен «субъектный» подход. Вряд ли мы станем высоко оценивать педагогическую теорию, которая рекомендует учителю относиться к своему ученику лишь как к объекту и не искать путей живого личностного общения с ним; «кибернетическая педагогика», в которой обучаемый рассматривается как система, изменяющаяся под воздействием обучающей системы, явно не способна справиться с задачами обучения и воспитания. Искусствоведение немыслимо без попыток проникновения в духовный мир автора и его героев. Любая культурологическая концепция (даже такая, которая прибегает к «объектному» подходу) должна раскрывать «внутреннюю» жизнь различных культур или субкультур. Если она неспособна окинуть их взглядом «изнутри», т. е. дать представление о том, как они видятся их носителями, то никакие содержащиеся в ней «объективные описания» культур и культурных форм с точки зрения внешнего наблюдателя не могут считаться адекватными, соответствующими действительности.

Эта «субъективность» гуманитарных наук (доминирование « субъектного» подхода) выделяет их из всех отраслей научного познания. Если все общественные науки в большей или меньшей степени связаны с ценностным отношением к действительности, то в гуманитарных науках духовные ценности культуры являются определяющим элементом их содержания. Именно поэтому гуманитарные науки неотделимы от духовной культуры и являются ее частью (что отмечалось в § 1.2 данной главы). Они выступают как важное связующее звено, соединяющее науку с духовной культурой общества.


ТЕХНИЧЕСКИЕ НАУКИ

Предметная область этой группы наук — техника, которая, как отмечалось выше, есть особая реальность, занимающая место между природой и человеком. Технические знания накапливались у людей с незапамятных времен, но технические науки появились лишь в XVIII в. У них было два источника: эмпирическое обобщение результатов технической деятельности (например, закон Гука был сформулирован как эмпирически найденная зависимость между силой, действующей на упругое тело, и его деформацией под действием этой силы) и применение физико-математических методов к решению технических задач (например, работы Кеплера по вычислению объема винных бочек).

Первоначально научно-технические исследования не отличались от естественнонаучных и воспринимались как работы по математике, физике, химии. Творцами их были, как правило, ученые, которые занимались одновременно и естественнонаучными, и техническими проблемами, не видя какого-либо существенного различия между теми и другими.

…В качестве самостоятельных технических наук сначала — в XVIII в. — оформились дисциплины, имеющие механико-математический характер (теория машин, баллистика, гидротехника и т. п.). Лишь в XIX в. стали приобретать статус самостоятельных наук теплотехника, химическая технология, электротехника и др., и постепенно произошло осознание того факта, что  технические науки представляют собой особый тип научного знания. В XX в. число технических наук достигает нескольких сотен.

В чем же состоит специфика технических наук?

Во-первых, она определяется особенностями их предметной области. Если в естествознании изучаются природные объекты, то в технических науках — объекты искусственные, создаваемые людьми. Эти науки направлены на то, чтобы познать явления, которые имеют место во «второй природе», в техносфере. Они изучают конструкции технических объектов и процессы, которые в них происходят. Свойствами природных веществ и процессов эти науки интересуются только в той мере, в какой это нужно для того, чтобы получать из природы необходимые материалы, изготовлять из них технические изделия и конструировать технические системы.

Из сказанного вытекают некоторые важные особенности методологии технических наук. Поскольку все технические объекты подчиняются законам природы, постольку любая техническая наука основывается на физике, механике, химии и других естественных науках. Все, что сказано выше о методологии естественнонаучного познания, сохраняет силу и в технической науке. Но задача технической теории состоит не просто в том, чтобы применить законы естествознания к решению технических вопросов. Задача ее — выяснить принципы, определяющие устройство и функционирование технических объектов. Для этого приходится строить идеализированные теоретические модели, которые описывают особые, искусственно создаваемые физические условия, имеющие место в технических объектах.

Законы, устанавливаемые техническими науками, можно разделить на две группы. Первая — это конкретизированные применительно к заданным условиям общие законы физики. Но из одних только общих физических законов  нельзя вывести все зависимости, возникающие в заданных условиях. Другая группа законов — это специальные законы, действующие только в условиях данной модели. Они, разумеется, не могут вступать в противоречие с общими законами природы, но и не могут быть логически выведены из последних без введения дополнительных параметров. Установление таких законов опирается на обобщение опытных данных, полученных в экспериментах над устройствами, в которых реализуются условия, заданные теоретической моделью (такие эксперименты могут проводиться, например, над готовыми техническими изделиями или в стендовых испытаниях опытных образцов). Отсюда — большая роль эмпирических исследований в технических науках. В обнаруженных таким путем закономерностях обычно фигурируют эмпирически найденные коэффициенты, которые характеризуют конкретные особенности испспользуемых материалов и условий, при которых проводятся измерения.

Эмпирические исследования технических объектов и технологии их производства могут привести к обнаружению эффектов, не поддающихся объяснению в рамках существующих физических представлений. В таких случаях данные технической науки становятся материалом для развития физической теории. Примерами тут могут служить исследования по атомной энергетике, микроэлектронике, производству металлокерамики и др.

…Во-вторых, специфика технических наук связана с их нацеленностью на практическую пользу. Другие науки тоже в большей или меньшей мере служат этой цели, но в технических науках она ставится наиболее прямо и отчетливо. Эти науки призваны непосредственно служить руководством для организации эффективной практической деятельности в мире техники.

Практическая направленность технических наук выражается в том, что в них сочетаются два рода знаний: дескрипции (описания и объяснения) и проскрипции (предписания). Это сочетание есть свойственная техническому знанию форма единства главных компонентов технологической культуры — когнитивного и регулятивного…

МАТЕМАТИЧЕСКИЕ НАУКИ

Математика и логика занимают в мире науки особое место. Дело в том, что в них, в отличие от всех других наук, рассматриваются не конкретные явления, вещи и процессы объективной действительности, а абстрактные мыслительные образования — логические отношения, числа, алгебраические структуры, геометрические формы и вообще любые множества элементов, операции с которыми осуществляются по строго определенным логическим правилам. Поскольку абстрактные объекты математики суть построения  человеческого разума, постольку в ней нет эмпирического познания — она обходится без наблюдений и экспериментов. Математик создает и исследует объекты в сфере «мысленного созерцания», чисто теоретически. Математические теории не нуждаются в обосновании и проверке на опыте, они обосновываются и проверяются посредством одних только логических рассуждений.

Но отсюда следует, что «математическая истина» — это совсем не то, что истина в физике, биологии, медицине и др. опытных науках. В последних истинным признается знание, отражающее объективную реальность и проверяемое наблюдениями и экспериментом. А математические теории отражают мысленные, воображаемые конструкции, существующие в уме математика, и «истинность» их обосновывается не опытом, а лишь логическим доказательством их непротиворечивости. Если непротиворечивость теории доказана, то этим доказана, по крайней мере, логическая возможность существования этих конструкций. Соответствует ли таким конструкциям что-нибудь в объективной действительности или же они являются лишь изобретениями изощренного ума — это вопрос, который лежит за пределами «чистой» математики. Ибо она изучает не объекты действительности, а объекты логически возможные…

Таким образом, система математического знания как бы отрывается от объективной действительности и замыкается в сфере «чистой мысли». Она превращается в своего рода «язык разума», в средство конструирования мысленных структур — независимо от того, что соответствует им в материальном мире. Это существенно отличает ее от других наук.

…Математику, однако, отличает от нашего обычного, вербального языка одно очень существенное обстоятельство. Соблюдение правил русского, английского и любого другого языка не обеспечивает непротиворечивости системы высказываний, которые на этом языке делаются. Соблюдение же правил математического языка гарантирует это. От естественных (вербальных) языков математический язык отличается тем, что соблюдение его правил обеспечивает не грамматическую безошибочность оформления мыслей, а логическую безошибочность мышления. Этим объясняется «непостижимая эффективность математики», о которой восхищенно писал известный американский физик Е. Вигнер. Математический язык — одно из важнейших знаковых средств современной культуры…

 

Эмпирический и рационалистический подходы к науке XVII - XVIII в.в. 

Бэкон, Декарт, Локк, Беркли, Юм, исследование основных причин заблуждения и постановка проблем, к решению которых впоследствии приступит научная 

Ф. Бэкон (1561 – 1626гг.)

«О достоинстве и преумножении наук»- 1623г.

«Новая Атлантида» - 1627г.

Генерация идей и изобретений.

  1.  Отказ от аксиологии в научной деятельности
  2.  Оккам – идея двойной истины.

Истина знаний заключается в их полезности.

Два типа опытов:

  1.  плодоносный (немедленный результата)
  2.  светоносный(проливает свет на глубокие связи природы)

«Знание есть сила» - Бэкон.

Воображение дает поэзию.

Разум(1.теология;2.природа: человек  и психология). Дает философию.

«Почему человек заблуждается? –Во всем виновата психика».

Идолы Бекона:

  1.  Призраки рода (иллюзии человека, человек – это неровное зеркало)
  2.  Призраки пещеры (призрак мнений малой группы, человека слишком легко обобщает свой опыт; человек видит то, что хочет)
  3.  Призраки рынка (человеческий язык)
  4.  Призраки театра (теории).

ОСОБЕННОСТИ РАЗВИТИЯ ПСИХОЛОГИИ В НОВОЕ ВРЕМЯ И В ЭПОХУ ПРОСВЕЩЕНИЯ.

Новый этап в развитии психологии неразрывно связан с глобальными изменениями в обществе и науке того времени.

В 15-16 веках возникли новые методы в науке, связанные со стремлением к рациональности и доказательности теоретических положений. В Новое время эти методы разрабатывались. Психология укрепила свою связь с философией, как и в античные времена. Связано это было с тем, что психологии сложнее было избавиться от схоластических догм и отделиться от богословия, продолжая изучать душу, являвшуюся и предметом изучения теологии.

Эта ориентация на философию и сужала предмет психологии, рассматривающей в основном общие закономерности развития психики человека, а не живого мира в целом. Развитие естествознания не давало возможности выстроить полноценную концепцию психического (особенно психики человека) на его основе.

Однако все это не означает, что психология не искала своего конкретного предмета исследования, не старалась определить область своей деятельности. Эта область понималась прежде всего как исследование путей становления у человека картины окружающего мира и самого себя. Главным в нем представлялась осознанность этого процесса, т.к. именно наличие данной способности отличало человека от других живых существ. Таким образом, уточняется предмет психологии как науки о сознании.

Главной темой изучения мыслителей Нового времени становится психология познания, что объясняется стремлением ученых доказать возможности человека в постижении истины на основе знания , а не веры. Изучение содержания и функций сознания подвело ученых к изучению его роли в человеческой жизни и в поведении человека.

Опять встала проблема анализа разницы между аффективным (неразумным) и разумным поведением, установления границы свободы человека. Таким образом, наблюдается два пути развития предмета психологии: 1)изучение сознания и путей его формирования, а также этапов развития образа мира и себя;

2)изучение поведения и движущих сил и регуляций не только внутреннего характера, но и внешней активности индивида.

Существенное влияние на науку того времени и на психологию в частности оказал расцвет механики и появление физики И.Ньютона. Производство часто шло впереди науки и успехи в производственной деятельности обусловливали появление новых научных воззрений. В 17-ом веке, например, утвердился новый взгляд на Вселенную, природу в целом как гигантский механизм. Аналогичный подход развивался и в учениях о человеческом теле, которое представлялось своеобразной машиной-автоматом, работающей по принципу любого механизма по строгим законам физики.

Предвестником Нового времени, научной революции и торжества нового мировоззрения был Галилео Галилей (1564 - 1642), учивший, что природа есть система движущихся тел, не обладающих никакими свойствами, кроме геометрических и механических. Все, что происходит в мире, следует объяснять только этими материальными свойствами. Было ниспровергнуто господствовавшее многие века утверждение, что движениями природных тел правят бестелесные души, цели и формы. Первый набросок психологической теории, использовавшей достижения геометрии и новой механики, принадлежал математику, естествоиспытателю и философу Рене Декарту.

XVII столетие.

Интенсивное развитие капиталистических отношений в ХУ1-ХУП веках повлекло за собой бурный расцвет многих наук и прежде всего естествознания, особенно тех его областей, которые имели практческое значение для производства мануфактурного периода. К их числу относились больше всего «механические искусства», связанные с созданием различных наземных механизмов, техники, машин, речных и морских судов, изготовлением астрономических, физических и навигационных приборов. Успехи и достижения механики имели не только практическое, но большое научное и идеологическое значение. Открытия Н.Коперника, Д.Бруно, Г.Галилея, И.Кеплера, И.Ньютона нанесли первые неотразимые удары по религиозным мифам средневековья. Традиции средневековых алхимиков были подорваны блестящими опытами Р.Бойля. Непоправимые удары по богословским догматам нанесли географические открытия, связанные с мореплаванием, которые позволяли получить многочисленные сведения в области астрономии, геологии, биологии и др. С изобретением и использованием микроскопа существенно изменились представления в области анатомии и физиологии растений и животных. Крупнейшими достижениями следует признать открытие клеточного строения живых организмов и половой дифференциации у растений, обнаружение У.Гарвеем новой схемы кровообращения, описание Р.Декартом рефлекторного механизма поведения животных.

Успехи в развитии естествознания, подрывавшие шаг за шагом средневековую богословскую фантастику, способствовали формированию нового взгляда на природу в целом и месте человека в ней. На смену схоластике, подчинявшей разум и науку религии, все более настойчиво пробивало себе дорогу представление о природном происхождении человека, о его могуществе и неограниченных возможностях в познании и покорении природы. Общее выступление против церковной гегемонии, борьба за освобождение человека, его разума от религиозного гнета, борьба за светский характер науки — является одной из отличительных тенденций в развитии философии и посхологии Нового времени.

Наметившийся коренной перелом в развитии естествознания и сопровождавшие его многочисленные грандиозные открытия выдвигали на передний план и делали особо острыми вопросы общих принципов и методов познания, разрешение которых было невозможно без обращения к основным психическим способностям и функциям человека. При разработке проблем, связанных с методологией, и методов познания, ученые разделились на два течения -эмпирическое и рационалистическое. Разногласия между сторонниками эмпиризма и рационализма возникали в основном по трем кардинальным вопросам. К ним относились вопросы об источниках и происхождении знаний, о природе всеобщих понятий, о соотношении и границах познавательнах возможностей человека, а именно его чувственного опыта и логического мышления. Основатели эмпирического направления Ф.Бэкон, Т.Гоббс, Д.Локк и их последователи полагали, что источником всех знаний является чувственный опыт и общие понятия имеют опытное происхождение. Представители рационалистического течения, пионерами которого выступили Р.Декарт и ГЛейбниц, считали, что источник знаний заключен в самом разуме, а всеобщие понятия имеют априорное происхождение, т.е. выводились из самого ума и врожденных интеллектуальных способностей. В соответствии е этими различиями представители эмпиризма рассматривали в качестве ведущего научного метода индукцию, предполагающую восхождение от частных и отдельных фактов, устанавливаемых в чувственном опыте, к общим принципам и законам, тогда как представители рационализма видели основу приобретения достоверных знаний в дедукции как способе выведения искомых истин из принципов либо ранее установленных, либо врожденных (Р.Декарт, Г.Лейбниц). Противоборство и столкновение рационалистического и эмпирического направлений составляло другую общую тенденцию в развитии философии и психологии Нового времени.

Противоречия, возникшие между учеными XVII столетия в области общей методологии познания обострялись и усложнялись разногласиями в решении другого, не менее принципиального вопроса о природе самих познавательных способностей человека, их отношении к внешнему физическому миру, с одной стороны, к телесному организму, с другой. Споры, возникшие по этому поводу, породили так называемую психофизическую проблему, различные способы решения которой разделили мыслителей на два других непримиримых лагеря - материализма и идеализма. Эта линия борьбы стала ведущей в усилении и дифференциации идейных позиций не только между упомянутыми рационалистическим и эмпирическим течениями, но и внутри них. Так, Р.Декарт, Г.Лейбниц и Б.Спиноза, будучи родоначальниками рационализма, в решении психофизической проблемы были противниками и выступали с разных позиций: Р.Декарт - с позиций дуализма; Г.Лейбниц - идеализма; Б.Спиноза - материализма. Подобным образом и эмпиризм развивался как представителями материалистического направления (Ф.Бэкон, Т.Гоббс, французские и русские материалисты XVIII века), так и сторонниками идеалистических течений (Дж. Беркли, Д.Юм и др.).

Наряду с различиями в подходах к решению психофизической проблемы сторонников рационалистического и эмпирического направлений объединяли и некоторые общие моменты, которые были связаны с состоянием и уровнем науки в целом.

Выше уже упоминалось, что наиболее развитым разделом знаний была механика твердых тел, доминирование которой породило тенденцию и все остальные явления неживой и живой природы трактовать и объяснять в терминах механики. В качестве универсального методологического подхода и способа объяснения и познания окружающего мира механицизм закрепляется и в философии. Из философии механистические принципы переносятся в психологию, и все психические явления, поведение и сознание человека начинают трактоваться и описываться по образцу механических процессов.

Философско-психологические учения Нового времени, будучи механистическими по форме, были вместе с тем и метафизическими по способу мышления. Перенесение в область философии и психологии механистических взглядов, а вместе с ними зародившегося в естествознании принципа расчленения сложных явлений природы на отдельные классы и элементы с последующим рассмотрением их вне взаимной связи и развития, породило односторонность и ограниченность механистических и метафизических моделей поведения и сознания человека, выдвинутых крупнейшими мыслителями XVII-XVIII веков.

Отечественные и зарубежные психологи единодушно признают, что по своим философским основам экспериментальная психология в период ее становления была наукой ХУП-ХУШ веков.

 

Рене Декарт (1596-1650)

В XVII столетии появляется новая методологическая установка — эмпиризм, ориентация на познание посредством наблюдения и эксперимента. Знание, ориентированное только на традицию и авторитет, теперь воспринималось как нечто внушающее сомнение.

.Именно имя Декарта символизирует собой переход к новой эре в современной науке. Им же впервые была развита идея рассмотрения человеческого организма как подобия часового механизма. А потому можно с уверенностью сказать, что именно с его работами связано становление эры современной психологии.

Декарт родился во Франции 31 марта 1596 года. Он унаследовал от отца небольшое состояние, которое позволило ему посвятить свою жизнь наукам и путешествиям. С 1604 по 1612 годы он обучался в иезуитском колледже, где получил хорошее гуманитарное и математическое образование. Также он проявил большие способности в области философии, физики и психологии. По причине слабого здоровья директор колледжа освободил Декарта от

После завершения образования Декарт вел в Париже беззаботную жизнь, полную удовольствий. Но в конце концов такой образ жизни стал тяготить его, и он уединился для того, чтобы посвятить себя математическим исследованиям. Когда ему исполнился 21 год, он несколько лет служил добровольцем в армиях Голландии, Баварии и Венгрии.

Во времена Декарта общепринятой была точка зрения, согласно которой взаимодействие души и тела носит однонаправленный характер: душа, ум может оказывать существенное влияние на тело, однако обратное воздействие крайне незначительно. Современные историки предлагают в пояснение этих взглядов следующую аналогию: взаимоотношения души и тела подобны взаимоотношениям между куклой и кукольником, где кукольник — это душа, а кукла — тело.

Декарт же по этому вопросу занял дуалистическую позицию. С его точки зрения, душа и тело действительно имеют разную природу. Однако он существенно отходит от прежней традиции в трактовке их соотношения. По его мнению, не только душа воздействует на тело, но и тело способно существенным образом влиять на состояние души. Мы имеем здесь дело не с однонаправленным воздействием, а с обоюдным взаимодействием. Эта весьма радикальная для XVII века идея имела ряд важных последствий как для философии, так и для развития науки.

После публикации этих идей Декарта многие его современники пришли к выводу, что нет более оснований считать душу единственным и полновластным господином обеих сущностей — кукольником, дергающим за веревочки. Душа не является полностью независимой от тела. Роль тела стала восприниматься совершенно иначе: те функции, которые прежде приписывались только душе, теперь стали относить к телесным функциям.

В средние века, например, полагали, что душа ответственна не только за процессы мышления и здравый смысл, но и за восприятие, движение и репродуктивную деятельность. Декарт отбросил эти представления. Душа, с его точки зрения, имеет одну-единственную функцию — мышление. Все прочие функции носят телесный характер.

Теория рефлекторной деятельности — представление о том, что движения тела могут происходить без участия воли и сознания, под влиянием внешних воздействий (стимулов).

Тело и душа — это две самостоятельные субстанции. Материя, телесная субстанция характеризуется прежде всего протяженностью (она всегда занимает некоторое место в пространстве) и подчиняется законам механики. Душа, ум не имеют протяженности и не привязаны к какой-либо физической субстанции. Особо революционный характер имеет идея Декарта о том, что, несмотря на все различия души и тела, между ними все же возможно взаимодействие: душа влияет на тело, а тело влияет на душу.

Природа тела. Раз тело состоит из физической материи, оно должно обладать общими для всей материи характеристиками — протяженностью и способностью к движению. Но раз тело материально, то к нему применимы законы физики и механики, описывающие характер движения объектов в физическом мире. Таким образом, функционирование тела сходно с работой машины, подчиняющейся законам механики. Следуя этим рассуждениям, Декарт все физиологические процессы стал объяснять в физических терминах.

Рассматривая природу тела, Декарт напрямую апеллировал к механико-гидравлической модели. По его мнению, возбуждение передается по нервам, как жидкость по трубам, а мускулы и сухожилия подобны двигателю и пружинам. Все движения такого механического тела не произвольны, а вызываются какими-то внешними причинами. По наблюдению Декарта, значительная часть движений человеческого тела происходит без какого-либо участия сознания.

Именно из подобных наблюдений вырастает его понятие движения, происходящее безо всякого участия сознания и воли, поэтому Декарта часто называют автором теории рефлекторной деятельности. Эти воззрения непосредственно предшествуют современным представлениям бихевиористов о стимул-реактивном  принципе поведения. Они полагают, что внешний объект (стимул) является подлинной причиной непроизвольных реакций психики живых существ, включая и человека. Все происходит точно так же, как на приеме у врача-невропатолога, когда он ударяет резиновым молоточком по вашей подколенной впадине. Для ответного действия нет необходимости ни в мышлении, ни в сознании — эти процессы сугубо объективны, как в механизме или автомате.

Позиция Декарта вписывается в рамки более общего движения, рассматривающего поведение человека как детерминированный, предсказуемый процесс. Все движения или действия механического тела можно предсказать заранее, если известны побуждающие стимулы.

Несмотря на то, что физиология добилась значительных успехов в познании деятельности человеческого тела, ее уровень был еще явно недостаточен. Так, нервы представлялись как полые трубки, по которым передаются некие жидкие флюиды — подобно тому, как движется по трубкам вода, приводя в движение механические фигуры. Однако нас в нашем исследовании интересует не столько состояние дел в физиологической науке XVII века, сколько сама идея механического представления деятельности человеческого организма.

С точки зрения Декарта, душа нематериальна (то есть не состоит из какой-либо материи). Душа способна сознавать и мыслить, давая нам таким образом информацию о внешнем мире. Ум не обладает ни одним из свойств материального мира. Его основной характеристикой является способность к мышлению, что и отделяет ум (душу) от всего материального мира в целом.

Однако мыслящий, чувствующий и обладающий свободной волей ум должен неким образом воздействовать на тело и воспринимать ответные реакции. Если в душе рождается намерение, например, переместиться из одного места в другое, то это желание выполняется мускулами, сухожилиями и нервами нашего тела. Аналогичным образом, если тело подвергается воздействию какого-либо стимула (света или тепла, например), именно ум воспринимает и обрабатывает чувственные данные и принимает решение о соответствующей реакции.

Для того, чтобы сформулировать собственную концепцию взаимодействия души и тела, Декарту необходимо было отыскать некий физический орган, в котором они могли бы сочетаться. Поскольку он, в соответствии с давней философской традицией, считал душу абсолютно простой по строению, то есть не имеющей внутри себя никаких составных частей, то взаимодействовать она могла только с каким-нибудь одним телесным органом. По его убеждению, такой орган должен находиться где-то в мозге, поскольку опытные данные показывали, что впечатления движутся от периферии в мозг и, наоборот, все импульсы движения исходят из мозга. Было совершенно ясно, что мозг во всех психических процессах играет какую-то особую роль.

Необходимо было отыскать такую структуру в мозге, которая была бы одновременно единой и единственной (то есть не имела бы внутренних подразделений и не дублировалась бы в каждом из полушарий мозга). Такой структурой — с точки зрения Декарта — является шишковидное тело. Именно этот мозговой орган он и объявил местом встречи души и тела.

Декарт описывает это взаимодействие в типично механистической манере: движущиеся по нервным трубкам животные соки определенным образом запечатлеваются в шишковидном теле, и на этой основе ум создает чувственные образы, восприятия. Иными словами, количество движения (поток животных соков) создает душевное качество (восприятие). Справедливо и обратное: ум неким образом запечатлевает себя в шишковидном теле (не совсем понятно, правда, как это происходит), а последнее, в свою очередь, отклоняясь в ту или иную сторону, направляет токи животных соков к тем или иным мускулам тела. В результате же возникает физическое движение. Таким образом психическое состояние человека вызывает свойственные его телу физические движения.

Учение об идеях. Учение Декарта об идеях оказало существенное влияние на развитие современной психологии. По его мнению, в голове человека содержатся идеи двух типов: врожденные и приобретенные. Приобретенные идеи являются результатом чувственного опыта. Врожденные идеи берут начало не от объектов внешнего мира, но существуют исключительно в нашем уме, сознании. Их существование не зависит от чувственного опыта, хотя они могут обнаруживать себя в тех или иных жизненных ситуациях. К врожденным идеям, с точки зрения Декарта, относятся идея Бога, идея Я, идеи совершенства и бесконечности.

Работы Декарта послужили мощным катализатором для целого ряда течений, впоследствии сыгравших существенную роль в истории психологии. Огромное значение имеют его механистическая концепция тела, теория рефлексов, представления о взаимодействии души и тела. Декарт впервые попытался применить механистическую концепцию к пониманию функционирования тела человека. Понятно, что в соответствии с общим механистическим духом эпохи, вскоре нашлись исследователи, попытавшиеся с механистических позиций истолковать и работу человеческого ума.

Джон Локк (1632-1704)

Джон Локк родился в семье мелкого чиновника-юриста, учился в университетах Лондона и Оксфорда. Степень бакалавра он получил в 1656 году, и вскоре после этого защитил диссертацию на звание магистра. В течение нескольких лет Локк преподавал в Оксфорде греческий язык, литературу и философию, а потом занялся еще и медицинской практикой.

В области психологии наиболее значительным произведением Локка является его «Опыт о человеческом разуме» (1690). В этой работе, которая явилась результатом напряженного двадцатилетнего труда, содержится наиболее полное изложение его взглядов. Именно с момента появления этой работы можно вести отсчет истории британского эмпиризма.

Локк, в противоположность Декарту, отрицает существование врожденных идей. От рождения человек не обладает никакими знаниями, все приходит с опытом. Локк признает, что некоторые идеи, например, идея Бога, могут показаться взрослому человеку врожденными. Но это происходит только потому, что мы усвоили эту идею в раннем детстве и просто не помним себя без нее. Таким образом, врожденный характер некоторых идей — не более чем иллюзия. Появление абсолютно всех идей можно объяснить через обучение и привычку.

По Локку, все знание исходит только из опыта.

Существуют два различных вида опыта: внешний и внутренний. Один из них основывается на чувствах, другой — на осмыслении своих собственных действий и состояний — другими словами, рефлексии. Те идеи, которые происходят из чувств (то есть на основе непосредственного воздействия объектов внешнего мира на органы чувств), представляют собой простые чувственные впечатления. Эти чувственные впечатления воздействуют на наш ум, а тот, в свою очередь, оперирует с чувственными впечатлениями, наблюдая за собственной деятельностью. На основе наблюдения за деятельностью ума и возникает опыт рефлексии. Этот внутренний, рефлекторный опыт вторичен по отношению к опыту внешнему, чувственному.

В процессе развития индивида сначала появляется чувственный опыт, поскольку прежде надо иметь то, что может подвергаться рефлексии. Рефлексируя, мы вспоминаем прежние чувственные впечатления, комбинируем и обобщаем их, создавая тем самым абстракции и идеи более высокого порядка. Таким образом, все идеи возникают на основе чувственного опыта и опыта рефлексии, но конечным источником познания все же остается чувственный опыт.

Локк различает простые и сложные идеи. Простые идеи появляются на основе как чувственного, так и рефлективного опыта, и пассивно воспринимаются нашим умом. Простые идеи совершенно элементарны, они не содержат в себе никаких частей и потому не поддаются анализу или сведению к каким-либо еще более простым идеям. В процессе своей деятельности разум активно создает новые идеи путем комбинирования и сочетания различных простых идей между собой. Эти новые производные идеи Локк называет сложными идеями. Они состоят из ряда простых идей, а потому поддаются анализу и могут быть разложены на компоненты.

Представление о сочетании или соединении идей и обратный процесс их анализа открывает эпоху так называемого психохимического подхода, развиваемого в теории ассоциаций. Согласно этой точке зрения, простые идеи могут взаимосвязываться и образовывать таким образом сложные идеи. Собственно, ассоциация — это тот самый процесс, который современные психологи называют научением. Представление о возможности редукции, сведения всей психической жизни человека к набору простых идей или элементов, а также объяснение сложных идей через ассоциацию простых лежит в основании всей современной научной психологии. Как и часовой механизм, который можно разобрать и собрать, создавая на этой основе новые, более сложные машины, идеи сознания так же можно анализировать и ассоциировать

Большое значение для ранней истории научной психологии имеет локков-ское различение первичных и вторичных качеств. Первичные качества существуют вне зависимости от нашего восприятия. Примером такого рода первичных качеств будут, скажем, размеры и форма здания. Цвет фасада — это пример вторичных качеств. Такие характеристики, как цвет предмета, зависимы от восприятия человеком. Разные люди видят те или иные цвета по-разному. Вторичные качества — такие как цвет, запах, звук и вкус — существуют не сами по себе, а через наше восприятие.

Проводя разграничение первичных и вторичных качеств, Локк тем самым фактически признал субъективный характер большей части человеческих восприятий. Это обстоятельство заинтересовало его и побудило заняться исследованием процесса познания. Собственно, представление о вторичных качествах и появляется как попытка справиться с трудностями проведения строгого соответствия между физическим миром и значительной частью нашего его восприятия.

Однако, коль скоро мы допускаем — хотя бы теоретически — существование первичных и вторичных качеств, одни из которых обладают объективным существованием, а другие — только субъективным и не существуют вне восприятия, то рано или поздно должен был появиться кто-то, кто задался бы вопросом: а существуют ли подобные различия между первичными и вторичными качествами на самом деле? Не являются ли все восприятия вообще субъективными, зависящими от наблюдателя, и в этом смысле — вторичными? Философом, который поставил такой вопрос и попытался дать на него развернутый ответ, был Джордж Беркли.

XVIII столетие.

Джордж Беркли (1686-1753)

Джордж Беркли родился и получил образование в Ирландии. Будучи глубоко религиозным человеком, он был посвящен в сан дьякона англиканской церкви в возрасте 24 лет. Вскоре после этого он опубликовал две философские работы, оказавшие большое влияние на развитие психологии — «Новая точка зрения» ( 1709) и «Трактат о принципах человеческих знаний» (1710).

Беркли полностью принимал тезис Локка о том, что все наши знания о внешнем мире происходят из опыта, но отвергал различение первичных и вторичных качеств. По мнению Беркли, все качества — вторичные. Все знания являются достоянием человека, представляют собой функцию опыта. Через несколько лет его позиция получила название ментализма, что подчеркивает то обстоятельство, что для Беркли весь мир представляет собой не более чем некое субъективное, психическое явление.

Он утверждал: «быть — значит быть в восприятии». Нам недоступны истинные характеристики внешнего, объективного мира, поскольку все, что мы о нем можем знать, — это наше восприятие. Но поскольку восприятие — внутренние ощущения человека и потому субъективны, они не могут с достоверностью считаться отражением внешнего, объективного мира. То, что мы называем объектом, — не что иное, как сочетание различных ощущений в один целостный комплекс, который привычка впоследствии закрепляет как единое целое. Таким образом, по Беркли, чувственный мир есть не более чем сочетание различных ощущений.

Беркли не утверждал, что физические объекты в действительности существуют только в то время, когда их кто-либо воспринимает. Его позиция состоит в следующем: поскольку весь наш опыт существует внутри нас и неотделим от ощущений, то у нас нет достаточно надежного доступа к объективным характеристикам предметов внешнего мира. Мы можем с достоверностью полагаться только на собственные ощущения.

Беркли признавал, что некоторые впечатления обладают определенной независимостью, стабильностью и согласованностью, поэтому ему необходимо было найти объясняющий это обстоятельство фактор. Выход был найден при помощи введения в предложенную схему понятия Бога (поскольку Беркли был все же священником). Бог воспринимает все, что происходит в мире.

Для объяснения процесса познания Беркли использовал теорию ассоциаций. Наши знания преимущественным образом есть сочетания взаимосвязанных простых идей, отдельных психических элементов. То есть сложные представления представляют собой комбинации ряда простых, возникающих благодаря имеющимся у нас органам чувств.

«Сидя в моем рабочем кабинете, я слышу, что вдоль улии,ы едет карета: я смотрю в окно и вижу ее: выхожу и сажусь в нее. Так, повседневная речь склоняет каждого думать, что он слышал,-видел и осязал одну и ту же вещь, а именно карету. Тем не менее на самом деле идеи, вводимые каждым отдельным чувством, совершенно различны и независимы друг от друга; но так как они постоянно наблюдаются вместе, то и высказываются как бы об одной и той же вещи».

Сложное представление кареты состоит из звука ее колес по булыжной мостовой, ощущения прочности ее корпуса, свежего запаха кожаных сидений и зрительного образа ее внешнего вида. Наше сознание конструирует сложное восприятие, соединяя между собой базовые психические строительные блоки — простые представления. Причем механическая аналогия и использование терминов «конструирует» и «строительные блоки» в данном случае не случайны.

Беркли использует идею ассоциаций для объяснения так называемого глубинного, пространственного зрения. Он исследует то, каким образом мы воспринимаем третье измерение, если принять во внимание, что человеческий глаз способен воспринимать лишь два измерения. С его точки зрения, мы воспринимаем трехмерные изображения благодаря предшествующему опыту, проводя ассоциации данного ощущения с другими зрительными ощущениями, которые мы имели прежде, рассматривая этот предмет с различных расстояний. Иными словами, продолжительный опыт рассматривания данного предмета с различных сторон и на различном расстоянии накладывается на непосредственные ощущения, вызываемые сокращениями глазных мускулов. Все это в совокупности дает нам ощущение глубины восприятия. Таким образом, по Беркли, трехмерное восприятие объекта — не элементарное восприятие, а ассоциативное и многоплановое, которое усваивается нами в процессе научения.   

Давид Юм (1711-1776)

Давид Юм, известный шотландский философ и историк, получил образование в университете г. Эдинбурга. Однако ему не довелось закончить полный курс. Он попробовал себя в коммерции, но скоро обнаружил, что это дело не для него. В итоге он отправился во Францию изучать философию. После этого Юм вновь вернулся в Англию, где вскоре приобрел известность и славу как литератор. Его наиболее значительной работой в области психологии считается «Трактат о природе человека» (1739).

Юм разделял представления Локка об объединении ряда простых идей в сложные, однако подверг существенному пересмотру его теорию ассоциаций. Он был согласен с Беркли в том, что материальный мир не существует для индивида до тех пор, пока он не доступен наблюдению. Однако Юм пошел дальше. С точки зрения Беркли, Бог непрерывно воспринимает мир и тем самым выступает гарантом стабильности и постоянства физических объектов. Юм же задает следующий вопрос: что будет, если убрать идею Бога из этой картины?

По мнению Юма, в этом случае у нас не будет никакой возможности знать, «существует ли что-либо вне нашего сознания. Если все знания о "внешнем мире" основываются только на наших представлениях и, следовательно, носят опосредствованный характер, то мы в принципе не можем с уверенностью сказать, существует ли на самом деле "внешний мир" или нет... Возможно, он существует, а возможно, и нет; однако у нас нет оснований утверждать что-либо определенное».

Впечатления и идеи. Юм проводил различие между впечатлениями и «идеями». Впечатления являются базовыми психическими элементами; в современной терминологии — это ощущения или восприятие. Идеи же, появляющиеся у человека в связи с пережитыми ощущениями, — это мысленные переживания, возникающие в отсутствие стимуляции от внешних объектов; в современной терминологии — это воображение.

Юм не пытался дать определение впечатлениям и идеям в терминах физиологии. Он также был в достаточной мере осторожен, чтобы утверждать или отрицать, что впечатления полностью соответствуют наблюдаемому объекту. Впечатления отличаются от идей не по источнику возникновения, а по своей относительной силе. Впечатления представляют собой более сильные и яркие образования, в то время как идеи — просто слабые копии впечатлений. И те и другие психические элементы могут быть как простыми, так и сложными. Простые идеи сходны с простыми впечатлениями. Сложные идеи не обязательно должны иметь сходство с какой-либо простой идеей, поскольку в ходе объединения нескольких простых составляющих благодаря ассоциациям могут возникать совершенно новые комбинации.,

Юм выявил два закона ассоциации: закон сходства, или подобия, и закон смежности, или ассоциации, во времени и пространстве. Чем более сходны идеи друг с другом, чем более они близки в пространстве и времени, тем с большей вероятностью между ними образуется ассоциативная связь.

Закон сходства—чем более сходны идеи между собой, тем с большей вероятностью между ними возникают ассоциативные связи.

Закон смежности —чем более близки идеи в пространстве и времени, тем с большей вероятностью между ними возникают ассоциации.

БЭКОН Ф. НОВЫЙ ОРГАНОН (1620)

XXXVIII
Идолы и ложные понятия, которые уже пленили человеческий разум и глубоко в нем укрепились, так владеют умом людей, что затрудняют вход истине, но, если даже вход ей будет дозволен и предоставлен, они снова преградят путь при самом обновлении наук и будут ему препятствовать, если только люди, предостереженные, не вооружатся против них, насколько возможно.

XXXIX
Есть четыре вида идолов, которые осаждают умы людей. Для того чтобы изучать их, дадим им имена. Назовем первый вид идолами рода, второй - идолами пещеры, третий - идолами площади и четвертый - идолами театра.

XL
Построение понятий и аксиом через истинную индукцию есть, несомненно, подлинное средство для того, чтобы подавить и изгнать идолы. Но и указание идолов весьма полезно. Учение об идолах представляет собой то же для истолкования природы, что и учение об опровержении софизмов - для общепринятой диалектики

XLI
Идолы рода находят основание в самой природе человека, в племени или самом роде людей, ибо ложно утверждать. что чувства человека есть мера вещей. Наоборот, все восприятия как чувства, так и ума покоятся на аналогии человека, а не на аналогии мира. Ум человека уподобляется неровному зеркалу, которое, примешивая к природе вещей свою природу, отражает вещи в искривленном и обезображенном виде.
XLII
Идолы пещеры суть заблуждения отдельного человека. Ведь у каждого помимо ошибок, свойственных роду человеческому, есть своя особая пещера, которая ослабляет и искажает свет природы. Происходит это или от особых прирожденных свойств каждого, или от воспитания и бесед с другими, или от чтения книг и от авторитетов, перед какими кто преклоняется, или вследствие разницы во впечатлениях, зависящей от того, получают ли их души предвзятые и предрасположенные или же души хладнокровные и спокойные, или по другим причинам. Так что дух человека, смотря по тому, как он расположен у отдельных людей, есть вещь переменчивая, неустойчивая и как бы случайная. Вот почему Гераклит правильно сказал, что люди ищут знаний в малых мирах, а не в большом или общем мире.

XLIII
Существуют еще идолы, которые происходят как бы в силу взаимной связанности и сообщества людей. Эти идолы мы называем, имея в виду порождающее их общение и сотоварищество людей, идолами площади. Люди объединяются речью. Слова же устанавливаются сообразно разумению толпы. Поэтому плохое и нелепое установление слов удивительным образом осаждает разум. Определения и разъяснения, которыми привыкли вооружаться и охранять себя ученые люди, никоим образом не помогают делу. Слова прямо насилуют разум, смешивают все и ведут людей к пустым и бесчисленным спорам и толкованиям.

XLIV
Существуют, наконец, идолы, которые вселились в души людей из разных догматов философии, а также из превратных законов доказательств. Их мы называем идолами театра, ибо мы считаем, что, сколько есть принятых или изобретенных философских систем, столько поставлено и сыграно комедий, представляющих вымышленные и искусственные миры. Мы говорим это не только о философских системах, которые существуют сейчас или существовали некогда, так как сказки такого рода могли бы быть сложены и составлены во множестве; ведь вообще у весьма различных ошибок бывают почти одни и те же причины. При этом мы разумеем здесь не только общие философские учения, но и многочисленные начала и аксиомы наук, которые получили силу вследствие предания, веры и беззаботности. Однако о каждом из этих родов идолов следует более подробно и определенно сказать в отдельности, дабы предостеречь разум человека.

XLV
Человеческий разум в силу своей склонности легко предполагает в вещах больше порядка и единообразия, чем их находит. И в то время как многое в природе единично и совершенно не имеет себе подобия, он придумывает параллели, соответствия и отношения, которых нет. Отсюда толки о том, что в небесах все движется по совершенным кругам. Спирали же и драконы совершенно отвергнуты, если не считать названий. Отсюда вводится элемент огня со своим кругом для того, чтобы составить четырехугольник вместе с остальными тремя элементами, которые доступны чувству. Произвольно вкладывается в то, что зовется элементами, мера пропорции один к десяти для определения степени разреженности и тому подобные бредни. Эти бесполезные утверждения имеют место не только в философских учениях, но и в простых понятиях.

XLVI

Разум человека все привлекает для поддержки и согласия с тем, что он однажды принял, - потому ли, что это предмет общей веры, или потому, что это ему нравится. Каковы бы ни были сила и число фактов, свидетельствующих о противном, разум или не замечает их, или пренебрегает ими, или отводит и отвергает их посредством различений с большим и пагубным предубеждением, чтобы достоверность тех прежних заключений осталась ненарушенной. И потому правильно ответил тот, который, когда ему показали выставленные в храме изображения спасшихся от кораблекрушения принесением обета и при этом добивались ответа, признает ли теперь он могущество богов, спросил в свою очередь: "А где изображения тех, кто погиб, после того как принес обет?". Таково основание почти всех суеверий - в астрологии, в сновидениях, в поверьях, в предсказаниях и тому подобном. Люди, услаждающие себя подобного рода суетой, отмечают то событие, которое исполнилось, и без внимания проходят мимо того, которое обмануло, хотя последнее бывает гораздо чаще. Еще глубже проникает это зло в философию и в науки. В них то, что раз признано, заражает и подчиняет себе остальное, хотя бы последнее было значительно лучше и тверже. Помимо того, если бы даже и не имели места эти указанные нами пристрастность и суетность, все же уму человеческому постоянно свойственно заблуждение, что он более поддается положительным доводам, чем отрицательным, тогда как по справедливости он должен был бы одинаково относиться к тем и другим; даже более того, в построении всех истинных аксиом большая сила у отрицательного довода.

XLVII
На разум человеческий больше всего действует то, что сразу и внезапно может его поразить; именно это обыкновенно возбуждает и заполняет воображение. Остальное же он незаметным образом преобразует, представляя его себе таким же, как и то немногое, что владеет его умом. Обращаться же к далеким и разнородным доводам, посредством которых аксиомы испытываются, как бы на огне, ум вообще не склонен и не способен, пока этого не предпишут ему суровые законы и сильная власть.

XLVIII
Жаден разум человеческий. Он не может ни остановиться, ни пребывать в покое, а порывается все дальше. Но тщетно! Поэтому мысль не в состоянии охватить предел и конец мира, но всегда как бы по необходимости представляет что-либо существующим еще далее. Невозможно также мыслить, как вечность дошла до сегодняшнего дня. Ибо обычное мнение, различающее бесконечность в прошлом и бесконечность в будущем, никоим образом несостоятельно, так как отсюда следовало бы, что одна бесконечность больше другой и что бесконечность сокращается и склоняется к конечному. Из того же бессилия мысли проистекает ухищрение о постоянно делимых линиях. Это бессилие ума ведет к гораздо более вредным результатам в раскрытии причин, ибо, хотя наиболее общие начала в природе должны существовать так, как они были найдены, и в действительности не имеют причин, все же ум человеческий, не зная покоя, и здесь ищет более известного, И вот, стремясь к тому, что дальше, он возвращается к тому, что ближе к нему, а именно к конечным причинам, которые имеют своим источником скорее природу человека, нежели природу Вселенной, и, исходя из этого источника, удивительным образом исказили философию. Но легковесно и невежественно философствует тот, кто ищет причины для всеобщего, равно как и тот, кто не ищет причин низших и подчиненных.

XLIX
Человеческий разум не сухой свет, его окропляют воля и страсти, а это порождает в науке желательное каждому. Человек скорее верит в истинность того, что предпочитает. Он отвергает трудное - потому что нет терпения продолжать исследование; трезвое - ибо оно неволит надежду; высшее в природе - из-за суеверия; свет опыта - из-за надменности и презрения к нему, чтобы не оказалось, что ум погружается в низменное и непрочное; парадоксы - из-за общепринятого мнения. Бесконечным числом способов, иногда незаметных, страсти пятнают и портят разум.

L
Но в наибольшей степени запутанность и заблуждения человеческого ума происходят от косности, несоответствия и обмана чувств, ибо то, что возбуждает чувства, предпочитается тому, что сразу чувств не возбуждает, хотя бы это последнее и было лучше. Поэтому созерцание прекращается, когда прекращается взгляд, так что наблюдение невидимых вещей оказывается недостаточным или отсутствует вовсе. Поэтому все движение духов, заключенных в осязаемых телах, остается скрытым и недоступным людям. Подобным же образом остаются скрытыми более тонкие превращения в частях твердых тел - то, что принято обычно называть изменением, тогда как это на самом деле перемещение мельчайших частиц. Между тем без исследования и выяснения этих двух вещей, о которых мы сказали, нельзя достигнуть ничего значительного в природе в практическом отношении. Далее, и сама природа воздуха и всех тел, которые превосходят воздух тонкостью (а их много), почти неизвестна. Чувство само по себе слабо и заблуждается, и немногого стоят орудия, предназначенные для усиления и обострения чувств. Всего вернее истолкование природы достигается посредством наблюдений в соответствующих, целесообразно поставленных опытах. Здесь чувство судит только об опыте, опыт же - о природе и о самой вещи.

LI
Человеческий ум по природе своей устремлен на абстрактное и текучее мыслит как постоянное. Но лучше рассекать природу на части, чем абстрагироваться. Это и делала школа Демокрита, которая глубже, чем другие, проникла в природу. Следует больше изучать материю, ее внутреннее состояние и изменение состояния, чистое действие и закон действия или движения, ибо формы суть выдумки человеческой души, если только не называть формами эти законы действия.

LII
Таковы те идолы, которых мы называем идолами рода. Они происходят или из единообразия субстанции человеческого духа, или из его предвзятости, или из его ограниченности, или из неустанного его движения, или из внушения страстей, или из неспособности чувств, или из способа восприятия.

LIII
Идолы пещеры происходят из присущих каждому свойств как души, так и тела, а также из воспитания, из привычек и случайностей. Хотя этот род идолов разнообразен и многочислен, все же укажем на те из них, которые требуют больше всего осторожности и больше всего способны совращать и загрязнять ум.

LIV
Люди любят или те частные науки и теории, авторами и изобретателями которых они считают себя, или те, в которые они вложили больше всего труда и к которым они больше всего привыкли. Если люди такого рода посвящают себя философии и общим теориям, то под воздействием своих предшествующих замыслов они искажают и портят их. Это больше всего заметно у Аристотеля, который свою натуральную философию совершенно предал своей логике и тем сделал ее сутяжной и почти бесполезной. Химики также на немногих опытах в лаборатории основали свою фантастическую и малопригодную философию. Более того, Гильберт после усердных упражнений в изучении магнита тотчас придумал философию, соответствующую тому, что составляло для него преобладающий интерес.
LV
Самое большое и как бы коренное различие умов в отношении философии и наук состоит в следующем. Одни умы более сильны и пригодны для того, чтобы замечать различия в вещах, другие - для того, чтобы замечать сходство вещей. Твердые и острые умы могут сосредоточить свои размышления, задерживаясь и останавливаясь на каждой тонкости различий. А умы возвышенные и подвижные распознают и сопоставляют тончайшие вездеприсущие подобия вещей. Но и те и другие умы легко заходят слишком далеко в погоне либо за подразделениями вещей, либо за тенями.

LVI
Одни умы склонны к почитанию древности, другие увлечены любовью к новизне. Но немногие могут соблюсти такую меру, чтобы и не отбрасывать то, что справедливо установлено древними, и не пренебречь тем, что верно предложено новыми. Это наносит большой ущерб философии и наукам, ибо это скорее следствие увлечения древним и новым, а не суждения о них. Истину же надо искать не в удачливости какого-либо времени, которая непостоянна, а в свете опыта природы, который вечен.
Поэтому нужно отказаться от этих устремлений и смотреть за тем, как бы они не подчинили себе ум.

LVII
Созерцания природы и тел в их простоте размельчают и расслабляют разум; созерцания же природы и тел в их сложности и конфигурации оглушают и парализуют разум. Это более всего заметно в школе Левкиппа и Демокрита, если поставить ее рядом с учениями других философов. Ибо эта школа так погружена в части вещей, что пренебрегает их построением; другие же так воодушевлены созерцанием строения вещей, что не проникают в простоту природы. Поэтому эти созерцания должны чередоваться и сменять друг друга с тем, чтобы разум сделался одновременно проницательным и восприимчивым и чтобы избежать указанных нами опасностей и тех идолов, которые из них проистекают.

LVIII
Осмотрительность в созерцаниях должна быть такова, чтобы не допустить и изгнать идолы пещеры, кои преимущественно происходят либо из господства прошлого опыта, либо от избытка сопоставления и разделения, либо из склонности к временному, либо из обширности и ничтожности объектов. Вообще пусть каждый созерцающий природу вещей считает сомнительным то, что особенно сильно захватило и пленило его разум. Необходима большая предосторожность в случаях такого предпочтения, чтобы разум остался уравновешенным и чистым.

LIX
Но тягостнее всех идолы площади, которые проникают в разум вместе со словами и именами. Люди верят, что их разум повелевает словами. Но бывает и так, что слова обращают свою силу против разума. Это сделало науки и философию софистическими и бездейственными. Большая же часть слов имеет своим источником обычное мнение и разделяет вещи в границах, наиболее очевидных для разума толпы. Когда же более острый разум и более прилежное наблюдение хотят пересмотреть эти границы, чтобы они более соответствовали природе, слова становятся помехой. Отсюда и получается, что громкие и торжественные диспуты ученых часто превращаются в споры относительно слов и имен, а благоразумнее было бы (согласно обычаю и мудрости математиков) с них и начать для того, чтобы посредством определений привести их в порядок. Однако и такие определения вещей, природных и материальных, не могут исцелить этот недуг, ибо и сами определения состоят из слов, а слова рождают слова, так что было бы необходимо дойти до частных примеров, их рядов и порядка, как я скоро и скажу, когда перейду к способу и пути установления понятий и аксиом.

LX
Идолы, которые навязываются разуму словами, бывают двух родов. Одни - имена несуществующих вещей (ведь подобно тому как бывают вещи, у которых нет имени, потому что их не замечают, так бывают и имена, за которыми нет вещей, ибо они выражают вымысел); другие - имена существующих вещей, но неясные, плохо определенные и необдуманно и необъективно отвлеченные от вещей. Имена первого рода: "судьба", "перводвигатель", "круги планет", "элемент огня" и другие выдумки такого же рода, которые проистекают из пустых и ложных теорий. Этот род идолов отбрасывается легче, ибо для их искоренения достаточно постоянного опровержения и устаревания теорий.
Но другой род сложен и глубоко укоренился. Это тот, который происходит из плохих и неумелых абстракций. Для примера возьмем какое-либо слово - хотя бы "влажность" - и посмотрим, согласуются ли между собой различные случаи, обозначаемые этим словом. Окажется, что слово "влажность" есть не что иное, как смутное обозначение различных действий, которые не допускают никакого объединения или сведения. Оно обозначает и то, что легко распространяется вокруг другого тела; и то, что само по себе не имеет устойчивости; и то, что движется во все стороны; и то, что легко разделяется и рассеивается; и то, что легко соединяется и собирается; и то, что легко течет и приходит в движение; и то, что легко примыкает к другим телам и их увлажняет; и то, что легко обращается в жидкое или тает, если перед тем пребывало твердым. Поэтому, если возникает вопрос о применимости этого слова, то, взяв одно определение, получаем, что пламя влажно, а взяв другое - что воздух не влажен. При одном - мелкая пыль влажна, при другом - стекло влажно. И так становится вполне ясным, что это понятие необдуманно отвлечено только от воды и от обычных жидкостей без какой бы то ни было должной проверки.
Тем не менее в словах имеют место различные степени негодности и ошибочности. Менее порочен ряд названий субстанций, особенно низшего вида и хорошо очерченных (так, понятия "мел", "глина" хороши, а понятие "земля" дурно); более порочный род - такие действия, как производить, портить, изменять; наиболее порочный род - такие качества (исключая непосредственные восприятия чувств), как тяжелое, легкое, тонкое, густое и т. д. Впрочем, в каждом роде одни понятия по необходимости должны быть немного лучше других, смотря по тому, как воспринимается человеческими чувствами множество вещей.

LXI
Идолы театра не врождены и не проникают в разум тайно, а открыто передаются и воспринимаются из вымышленных теорий и из превратных законов доказательств. Однако попытка опровергнуть их решительно не соответствовала бы тому, что сказано нами. Ведь если мы не согласны ни относительно оснований, ни относительно доказательств, то невозможны никакие доводы к лучшему. Честь древних остается незатронутой, у них ничего не отнимается, потому что вопрос касается только пути. Как говорится, хромой, идущий по дороге, опережает того, кто бежит без дороги. Очевидно и то, что, чем более ловок и быстр бегущий по бездорожью, тем больше будут его блуждания.
Наш же путь открытия наук таков, что он немногое оставляет остроте и силе дарований, но почти уравнивает их. Подобно тому как для проведения прямой линии или описания совершенного круга много значат твердость, умелость и испытанность руки, если действовать только рукой, - мало или совсем ничего не значит, если пользоваться циркулем и линейкой. Так обстоит и с нашим методом. Однако, хотя отдельные опровержения здесь не нужны, надо кое-что сказать о видах и классах этого рода теорий. Затем также и о внешних признаках их слабости и, наконец, о причинах такого злосчастного долгого и всеобщего согласия в заблуждении, чтобы приближение к истине было менее трудным и чтобы человеческий разум охотнее очистился и отверг идолы.

LXII
Идолы театра или теорий многочисленны, и их может быть еще больше, и когда-нибудь их, возможно, и будет больше. Если бы в течение многих веков умы людей не были заняты религией и теологией и если бы гражданские власти, особенно монархические, не противостояли такого рода новшествам, пусть даже умозрительным, и, обращаясь к этим новшествам, люди не навлекали на себя опасность и не несли ущерба в своем благосостоянии, не только не получая наград, но еще и подвергаясь презрению и недоброжелательству, то, без сомнения, были бы введены еще многие философские и теоретические школы, подобные тем, которые некогда в большом разнообразии процветали у греков. Подобно тому как могут быть измышлены многие предположения относительно явлений небесного эфира, точно так же и в еще большей степени могут быть образованы и построены разнообразные догматы относительно феноменов философии. Вымыслам этого театра свойственно то же, что бывает и в театрах поэтов, где рассказы, придуманные для сцены, более слажены и красивы и скорее способны удовлетворить желания каждого, нежели правдивые рассказы из истории.
Содержание же философии вообще образуется путем выведения многого из немногого или немногого из многого, так что в обоих случаях философия утверждается на слишком узкой основе опыта и естественной истории и выносит решения из меньшего, чем следует. Так, философы рационалистического толка выхватывают из опыта разнообразные и тривиальные факты, не познав их точно, не изучив и не взвесив прилежно. Все остальное они возлагают на размышления и деятельность ума.

Есть ряд других философов, которые, усердно и тщательно потрудившись над немногими опытами, отважились вымышлять и выводить из них свою философию, удивительным образом извращая и толкуя все остальное применительно к ней.
Существует и третий род философов, которые под влиянием веры и почитания примешивают к философии богословие и предания. Суетность некоторых из них дошла до того, что они выводят науки от духов и гениев. Таким образом, корень заблуждений ложной философии троякий: софистика, эмпирика и суеверие.

Общие и специальные методы исследования в психологии.

Анализ - синтез, индукция – дедукция, моделирование, наблюдение, эксперимент, тестирование, контент-анализ, беседа, психокоррекция, тренинг, интерпретация, реконструкция..

Лукашевич В.К. Средства и методы исследования

(Философия и методология науки. Минск. 2006)

Понятия "средство" и "метод" тесно связаны, о чем свидетельствует афоризм: "Каково средство, таков и метод".

Средство исследования — это материальный или идеальный объект, включенный в направленное взаимодействие с познаваемым объектом, результаты которого (взаимодействия) составляют основу Решения проблемы. Это понятие ассоциируется, прежде всего, с вещественными объектами (реактивами, пробными объектами, экспериментальными установками, контрольными приборами), включенными в Материальное взаимодействие с исследуемым объектом, а также с наглядными представлениями, репрезентирующими (представляющими, замещающими) объект и концептуализирующими накопленное знание, т.е. приводящими его в системную форму. К средствам Познания относятся и ненаглядные знаковые системы (математические и логические исчисления). Наряду с этим данное понятие охватывает также совокупность форм регуляции исследовательского процесса — способов, приемов, принципов, алгоритмов и др. Данные формы должны регулировать познавательные действия исследователя таким образом, чтобы учитывать не только особенности объекта предмета, проблемы, но всю совокупность обстоятельств, при кото, рых проводится исследование, называемых условиями исследования Главной из них является метод.

Научный метод — это система предписаний, регламентирующих содержание и последовательность познавательных действий, операций, процедур исследователя.

В существующих классификациях научных методов их делят на методы непосредственного и опосредованного изучения объектов, на методы, основанные на использовании материальных и идеальных средств исследования, на качественные и количественные, описательные и объяснительные, содержательные и формальные. Эти оппозиции, разумеется, не исчерпывают всей совокупности различных групп методов. Коррелятивно характеру исследуемых проблем и задач выделяют группы методов, разработанных для исследования субстрата, функций или поведения объекта. Соответственно стадиям (этапам) научного исследования, на которых используются существующие методы, их делят на методы постановки проблем, сбора информации, ее систематизации и теоретической интерпретации, обоснования и доказательства полученного решения. На уровне философско-методологического осмысления классификации методов чаще всего делается акцент на их различение по степени общности, т.е. по области применения, способности (обычно опосредованным путем) регламентировать познавательные действия исследователя при изучении более или менее широкой сферы реальности.

Предельно широкую область применения имеют философские методы, представляющие собой системы самых общих принципов, определяющих способ фрагментации и синтеза исследуемой реальности, осмысления условий ее стабильности и направленности 11 нений, а также самый общий способ определения отношения к ней полученного знания. К философским методам относится диалектика и ее альтернативы (прежде всего, метафизика и эклектика), философские версии структурализма, феноменология, инструментализм-операционализм и др. Это всеобщие методы познания.

За ними следуют общенаучные подходы как методы, применяемые во всех сферах научного исследования для решения определенных проблем. Последнее ограничение является главным критерием их отличия от философских методов, выработанным в ходе неоднократных дискуссий о соотношении общенаучных подходов и философских методов. В современной методологии научного познания выделяют несколько основных общенаучных подходов: качественный,количественный, структурно-функциональный, системный, кибернетический, информационный, синергетический.

Третью группу, выделяемую по степени общности входящих в нее методов, составляют конкретно-научные методы, регламентирующие содержание и последовательность познавательных действий, операций, процедур исследователя в той или иной научной дисциплине. Например, метод ядерно-магнитного резонанса, калибровочный метод_в физике, хроматографический метод — в химии, метод ассоциаций и интроспективный метод — в психологии, герменевтический круг — в исторических исследованиях. Многие методы этой группы имеют междисциплинарный характер, что послужило основанием для их выделения в отдельный класс.

Названные ранее варианты классификации научных методов проведены по разрозненным критериям и допускают одновременное включение одних и тех же методов в различные группы. На их фоне наиболее полной по набору критериев и перечню методов выглядит традиционная классификация, объединяющая преимущественно по формальным признакам общелогические методы (приемы), а по содержательным — методы эмпирического и теоретического исследования.

Общелогические методы (приемы) познания

Сравнение — метод познания, состоящий в сопоставлении объектов, однородных по существенным для данного рассмотрения признакам, посредством которого выявляются их качественные и количественные свойства.

Анализ — метод познания, состоящий в мысленном или практическом (материальном) расчленении целостного объекта на составляющие элементы (признаки, свойства, отношения) и их исследовании относительно независимо от целого.

Синтез — метод познания, состоящий в мысленном или практическом соединении ранее выделенных элементов (признаков, свойств, отношений) объекта в единое целое с учетом знаний, полученных в процессе их исследования относительно независимо от целого.

Абстрагирование — метод познания, состоящий в мысленном отвлечении от ряда признаков, свойств и отношений объекта и одновременном выделении для рассмотрения тех из них, которые интересуют исследователя.

Обобщение — метод познания, состоящий в установлении общих признаков, свойств и отношений объекта.

Индукция — метод познания (способ рассуждения), состоящий в наведении мысли на какой-либо общий вывод (правило, положение) на основе частных посылок.

Дедукция — метод познания (способ рассуждения), состоящий в выведении из общих посылок заключений частного характера.

Аналогия — метод познания (способ рассуждения), состоящий в констатации сходства объектов в определенных признаках (свойствах, отношениях) и предположении на этом основании об их сходстве в других признаках (свойствах, отношениях), в результате чего делается вывод о наличии у исследуемого объекта неизвестных ранее признаков (свойств, отношений), идентичных с теми, которые зафиксированы у сопоставляемого с ним объекта.

Моделирование — метод исследования, состоящий в создании и изучении модели, заменяющей исследуемый объект (оригинал), с последующим переносом полученной информации на оригинал.

Методы эмпирического исследования

Наблюдение — метод исследования, в основе которого лежит целенаправленное восприятие явлений, опосредованное рациональным знанием, ориентирующим данный процесс (показывающим, что и как наблюдать).

Описание — метод исследования, в основе которого лежит фиксация средствами естественного или искусственного языка сведений, данных в наблюдении и эксперименте.

Измерение — метод исследования, в основе которого лежит сравнение объектов по каким-либо сходным свойствам, признакам, отношениям посредством эталона и установление их количественных характеристик.

Эксперимент — метод исследования, в основе которого лежит целенаправленное воздействие на объект в заданных контролируемых условиях, опосредованное рациональным (в идеале теоретическим) знанием.

Методы теоретического исследования

Мысленный эксперимент — метод исследования, основанный на комбинации образов, материальная реализация которой невозможна.

Идеализация — метод исследования, состоящий в мысленном конструировании представления об объекте путем исключения условия, необходимого для его реального существования.

Формализация — метод исследования, в основе которого лежит создание обобщенной знаковой модели некоторой предметной области, позволяющей обнаружить ее структуру и закономерности протекающих в ней процессов путем операций со знаками.

Аксиоматический метод — способ построения научной теории, при котором в ее основание кладутся некоторые принимаемые в качестве истинных без специального доказательства положения (аксиомы или постулаты), из которых все остальные положения выводятся при помощи формально-логических доказательств.

Гипотетико-дедуктивный метод — способ построения научной теории, в основе которого лежит создание системы взаимосвязанных гипотез, из которых путем их дедуктивного развертывания выводятся утверждения, непосредственно сопоставляемые с опытными данными.

Математическая гипотеза — метод исследования, основанный на экстраполяции определенной математической структуры (системы уравнений, математических формализмов) с изученной области явлений на неизученную.

Восхождение от абстрактного к конкретному — метод исследования, основанный на выявлении исходной абстракции, воспроизводящей основное противоречие изучаемого объекта, в процессе теоретического разрешения которого выявляются более конкретные противоречия, ассимилирующие более обширный эмпирический материал, в результате чего строится конкретно-всеобщее понятие исследуемого объекта.

Метод единства исторического и логического — метод исследования, в основе которого лежит общая установка на взаимосвязанное изучение исторической эволюции объекта и построение логически обоснованной системы понятий, которая направляет исторический анализ и в свою очередь корректируется его данными.

Дефиниции методов, охватываемых изложенной классификацией внешне представляют эти методы в виде совокупностей определенных познавательных действий. Но метод, как подчеркивалось ранее, это все же не сами познавательные действия, а нечто более высокое по отношению к ним, а именно, знание о содержании, последовательности и основаниях познавательных действий. Спецификой этого знания определяются место и роль метода в научном познании, т.е. его гносеологический статус.

Особый гносеологический статус методу как знанию о содержании, последовательности и основаниях познавательных действий придают основные функции этого знания. Во-первых, выполняемая им регулятивная функция. Это знание должно, как минимум, обеспечивать их целенаправленность, т.е. регулировать содержание и направленность познавательных действий исследователя таким образом, чтобы выполняя их, он достиг намеченной цели (решил проблему в целом или какую-то частную задачу; нашел ответ на один из вопросов; накопил исходную информацию и т.д.). Во-вторых, особый гносеологический статус научного метода определяет его рефлексивная функция, раскрывающая основания предлагаемого в методе образа действий.

Результат исследования

Одним из элементов научного исследования является его результат. Результат исследования — это приращенное знание, представляющее собой решение проблемы, обеспечивающее достижение поставленной цели и задач исследования, а также знание, доказывающее невозможность решения проблемы при данном способе ее постановки. Он фиксируется в форме новых научных фактов, количественных зависимостей между явлениями, понятий, категорий, научной картины исследуемой реальности, а в идеале — в виде научной теории. Коррелируя с целью исследования, будучи на начальных стадиях идеальным представлением об искомом знании, результат (даже в этом способе существования) обеспечивает видение исследовательской работы с позиции общего замысла. На завершающей стадии исследования он не только фиксирует новый уровень изученности объекта, но и способствует более полному осмыслению путей » методов познания, а также особенностей системной организации знания, накопленного в данной дисциплине или области исследования-

Результат исследования, по определению, должен коррелировать с характером решаемой проблемы, целями и задачами исследования-Эго, прежде всего, прямой ответ на содержащиеся в проблеме вопросы…

Вместе с тем результат может содержать информацию, которая изначально не предполагалась быть полученной. Обычно ее квалифицируют в качестве побочного результата (результатов). Грань между плаируемым и побочным результатом бывает достаточно условна. В открытом, нечетком множестве вопросов, которые можно квалифицировать как неявное содержание проблемы (по принципу соотносительности с явно выраженным содержанием) для исследователя всегда остается принципиальная возможность выделить и поставить в явной форме один, два или группу вопросов, которые имеют отношение к делу и, приложив дополнительные усилия в анализе планово полученной информации, получить дополнительный результат. В рамках проблемы инвестиций, манипулируя массивом информации об инвестиционных возможностях населения и его ожидаемой динамике, можно выйти за пределы сугубо экономических данных и проследить предметную зависимость, т.е. зависимость инвестиционной активности различных слоев населения не только от уровня их доходов, но и от уровня образования, конфессиональной принадлежности, миграционной подвижности и др. Осуществление н характер такого рода действий зависят от личных творческих качеств исследователя (его наблюдательности, развитости воображения, жизненного опыта) и, безусловно, от уровня профессиональной компетентности.

Побочные результаты могут быть получены также более затратным путем, а именно, путем дополнительной работы исследовательского характера на более ранних стадиях. В этом случае наблюдается явный выход за рамки изначально поставленных задач исследования (анализ принципиально новой информации из других дисциплин и областей исследования, сознательное или случайное изменение режима наблюдений и экспериментов и т.д.). Характер побочных результатов в таких случаях может оказаться не только неожиданным, но и нетрадиционным. …

Побочные результаты в общем случае стимулируют исследователя к более масштабной, сложноструктурированной и интенсивной работе по осмыслении не только полученного результата, определению его места в системе накопленного знания, установлению структурных и логических связей между его элементами, но и выбору направлений дальнейшей работы в виде процесса сопутствующего решению другой научно-технической проблемы, в виде незапланированных программой действий экспериментатора или обслуживающего инженерно-технического персонала.

Принципы психологического исследования 

Принципы системности, активности, развития, детерминизма, рациональности. 

ЮДИН Э.Г.

Общенаучные предпосылки возникновения системного подхода

(МЕТОДОЛОГИЯ НАУКИ. СИСТЕМНОСТЬ. ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ. М., 1997)

Системный подход явился одним из тех методологических направлений современной науки, становление которых было связано с преодолением кризиса, охватившего научное познание на рубеже Х1Х-ХХвв. Близкими к системному подходу по своему основному методологическому пафосу являются также структурно-функциональный анализ в социологии и структурализм, получивший распространение в ряде гуманитарных наук. В их истоках много общего. В частности, все они выросли из критики некоторых общих оснований классической науки и представляют собой единообразную по духу попытку найти позитивный подход к решению новых научных проблем путем выдвижения новых принципов ориентации научного исследования.

…В конце Х1Х-начале XX в. предпринимается целый ряд попыток построить специально-научные концепции, опирающиеся на новые методологические идеи (принципы целостности и системности, решительный отказ от элементаристских и механистических представлений, переход от концепции однозначного детерминизма к более широкой трактовке причинных связей и т.д.). Строго говоря, эти попытки не прекратились и по сей день, хотя характер предлагаемых концепций заметно изменился по сравнению с началом века. Пожалуй, ни одна из созданных концепций не оправдала первоначально возлагавшихся на нее надежд. Все они оказались в той или иной степени уязвимыми, породив развернутую и нередко беспощадную критику. Однако каждая из них внесла вклад в формирование системного подхода к изучению сложных объектов.

В биологии в этом смысле примечательную роль сыграли так называемые организмические концепции. Главным противником, против которого они направлялись, был механицизм. Ему противопоставлялось убеждение, что интегративные характеристики живого не могут быть выведены из элементаристских представлений. Правда, в ряде случаев это убеждение соседствовало с модернизированными идеями витализма (как это имело место, например, в холизме, в концепции эмерджентной эволюции). Но для многих представителей органицизма наряду с механицизмом был неприемлем и витализм.

…Развитие организмических идей позволило по-новому поставить проблему целостности в биологии: целостность перестала быть только постулатом, поскольку были открыты конкретные пути к обнаружению и изучению ее механизмов.  Еще одна мощная линия перестройки и обогащения концептуального аппарата биологии была связана с развитием экологии,  в рамках которой живая природа предстала как сложная многоуровневая система. В интересующем нас сейчас плане экологические исследования особенно важны тем, что они по существу завершили формирование предпосылок для систематической разработки проблем биологической организации. В результате организованность живой материи была признана не менее важным фактором, чем способность к эволюции.  На этой  базе биология  раньше,   чем какая-либо другая область знания, пришла к осознанию не только множественности связей изучаемого объекта,  но и многообразия типов этих связей. Этот вывод стал одним из главных тезисов системного подхода.

Особая  ветвь организмических концепций  возникла в психологии, причем очень характерен методологический фон, на котором выдвигались эти концепции. С одной стороны, начавшееся еще в XIX в.  внедрение в психологию объективных методов способствовало оформлению ее в качестве самостоятельной   научной  дисциплины,   опирающейся   на контролируемый эксперимент. С другой стороны, из всего арсенала методологических средств на перестройку психологии поначалу наибольшее влияние оказывали именно методы исследования,   а другие компоненты методологии  (прежде всего концептуальные средства и схемы объяснения) формировались  под  непосредственным  воздействием  методов. Поскольку же эти последние заимствовались из гораздо более развитой в то время физиологии высшей нервной деятельности, постольку и обновление концептуально-объяснительного аппарата приняло отчетливо выраженную физиологическую окраску. В методологическом плане это привело к тому, что на смену одной неадекватной схеме объяснения — ассоцианизму,  опирающемуся на элементаристский принцип, — пришла другая,  чисто методологически,  быть может,  еще менее адекватная. В ее основании лежал физиологический редукционизм, т. е. стремление свести психику к мозговым процессам.   Крайней формы  эта линия достигла  в бихевиоризме,  который объявил лишенными всякого научного содержания собственно психологические понятия, такие, как «сознание», «воля» и т.п., а в качестве единственного первоэлемента психической жизни выдвинул связку «стимул — реакция».

Вскоре было обнаружено, что такая трактовка сферы психического принципиально недостаточна и в сущности ведет к утрате психологией собственного предмета. Это стимулировало попытки построения концепций, опирающихся на существенно иные принципы подхода к психике. Первой из таких концепций явилась гештальт-психология. Ее основоположники — В. Келер, М. Вертгаймер и К. Коффка — показали, что в психологических процессах важнейшую роль играют так называемые структурированные целые — гештальты. Этот принципиальный вывод был подтвержден основательным экспериментальным материалом. В результате и в психологии проблема целостности была поставлена в научной форме. Концепция гештальтистов, не была свободна от существенных недостатков, скрупулезно и основательно раскритикованных в литературе. Однако конструктивный методологический подход, провозглашенный этой школой, был удержан и развит практически всей последующей психологией.

В дальнейшее методологическое перевооружение психологии особенно заметный вклад внесла культурно-историческая концепция Л.С.Выготского, развитая в работах ряда советских психологов, и «.генетическая эпистемология» Ж. Пиаже, одна из самых влиятельных школ современной психологии. Трактуя психику как исключительно сложное образование, не допускающее элементаристского подхода, Выготский и Пиаже сделали два новых шага в понимании ее системного строения. Первый из них состоял в утверждении принципа развития — генетического подхода к психологическим структурам. Второй шаг выражал в высшей степени характерный антиредукционизм, направленный против физиологизации психики: вместо поисков объяснения психического, образно говоря, «внизу», в его физиологической подоснове, Пиаже и особенно Выготский предприняли попытку вывести специфические черты психики человека из социальных форм его жизни, т. е. «сверху». Правда, в дальнейшем и этот путь при его практической реализации обнаружил на себе черты редукционизма — ведь в сущности редукция может равно заключаться как в сведении к низшему, так и в сведении к высшему. И тем не менее такой подход, если только он не подвергается универсализации и абсолютизации, ведет к существенному углублению представлений о психике. Можно утверждать, что он позволяет сделать решающий шаг к системной трактовке психики. Этот момент особенно отчетливо выступает в работах Пиаже, в частности, в характерном для него стремлении рассматривать психику со стороны ее двойной обусловленности — биологической и социальной. Такому способу анализа соответствует и выдвигаемое Пиаже требование создания особой «логики целостностей», которая была бы специально приспособлена к изучению психики как системного образования.

В развитии новых методологических идей заметную роль сыграли структуралистские концепции, возникшие сначала в лингвистике, а затем в этнографии. Лингвистическая концепция Ф.де Соссюра, считавшегося отцом современного структурализма в языкознании, показала самостоятельную роль системного плана анализа языка и связанную с этим относительную независимость синхронного и диахронного аспектов его изучения. Хотя из этого тезиса нередко делались (и продолжают до сих пор делаться) крайние выводы в духе отрицания научной плодотворности диахронического анализа, нельзя не заметить, что без методологически (но, конечно, не онтологически) обоснованного разведения синхронии и диахронии вряд ли возможно построение содержательных и конструктивных научных предметов, посвященных специальному изучению процессов функционирования. Реализация этого тезиса в конкретных областях знания сопровождалась в ряде случаев обособлением синхронического и диахронического, функционального и генетического аспектов изучения одного и того же объекта. Порой это обособление становилось настолько значительным, что приводило к формированию практически не связанных между собой предметов изучения. В этой связи возникали взаимные упреки (нередко не лишенные основания): сторонникам синхронического анализа инкриминировалось пренебрежение к принципу историзма, а приверженцы изучения истории объекта обвинялись в отсутствии конструктивности, в телеологизме и субъективизме. Однако рассмотренное в историко-методологической перспективе, такое обособление было в каком-то смысле неизбежной издержкой на пути углубления методологического базиса научного познания, имеющего своим предметом развивающиеся объекты. Положительным результатом этого процесса явилось осознание существенных различий между механизмами функционирования и механизмами развития объекта.

Новые принципы подхода к действительности начинают применяться не только в отдельных специальных науках, но и для решения комплексных проблем, все более настойчиво выдвигаемых перед наукой и практикой в XX в. Попытки решения этих проблем приводят к созданию концепций большой обобщающей силы, причем в их методологическом фундаменте значительное место занимают системно-структурные идеи.

Одним из блестящих примеров в этом отношении может служить учение о биосфере В.И.Вернадского — одного из величайших ученых нашего столетия. В концепции Вернадского на современном научном уровне рассматривается вопрос о глубоком единстве биотических и абиотических факторов существования и развития жизни на Земле, а понятие ноосферы (введенное, правда, не самим Вернадским, а Ле Руа и Тейяром де Шарденом, но на основе идей Вернадского) ставит в связь с этими факторами и развитие человеческой цивилизации. С методологической точки зрения концепция Вернадского существенным образом опирается на принцип целостности, причем впервые в истории познания этот принцип в последовательной научной форме проводится в столь грандиозных масштабах. Если в предшествующей науке речь шла почти исключительно о целостности некоторого заранее данного объекта, достаточно ясно отграниченного от своей среды, то для Вернадского целостность биосферы является не постулатом, а предметом и в известном смысле даже результатом исследования. Иначе говоря, в традиционном исследовании целостность рассматривается как нечто безусловно наличное еще до самого исследования, и задача заключается в том, чтобы выявить специфические связи, делающие эту целостность реальной. Концепция биосферы в этом смысле строится противоположным образом: из детального анализа определенных типов связей делается вывод о целостности объекта, ограниченного этими связями.

Такой тип движения научной мысли получает все более широкое развитие в современной науке. В частности, он составляет одно из методологических оснований экологии^, и не случайно, конечно, концепция Вернадского до сих пор продолжает сохранять роль теоретического фундамента этой дисциплины. Можно, наверное, утверждать, что подобный подход, ставящий во главу угла отыскание реальной системы по некоторому типу (или типам) связей, является специфическим если не для всех, то для значительной части системных исследований. Очевидно, например, проведение этого принципа при проектировании современных технических систем, при решении комплексных проблем управления. В сущности, из этой методологической предпосылки вырастает столь характерная для наших дней проблемная, а не предметная (т. е. привязанная к какой-то уже существующей научной дисциплине) организация научных исследований.

Системные идеи в психологии

Использование принципов системного подхода в современной психологии имеет ряд своеобразных особенностей. С одной стороны, психология представляет собой дисциплину, которая является, пожалуй, наиболее благодатной для применения системных идей (наверное, нет объекта более системного, чем психика). С другой стороны, до последнего времени системный подход в собственном смысле слова на нашел пока широкого распространения в рамках этой дисциплины. Если иметь в виду теорию систем, то ее связь с психологией намечена лишь в нескольких работах Л. фон Берталанфи, но и здесь она выступает лишь в общем виде.

По-видимому, такое очевидное несоответствие имеет под собой целый ряд причин. Одна из основных состоит в том, что в психологии идеи системного подхода начали развиваться, по сути дела, еще в самом начале XXв., т.е. как раз в тот период, когда началось становление системного подхода. Более того, именно психология явилась одним из теоретических плацдармов, на котором формулировались и развивались некоторые существенные принципы системного подхода. В дальнейшем, когда развитие системного подхода пошло по пути построения обобщенных концепций, эта  первоначальная идейная связь его с психологией не получила конкретизации отчасти потому, что психологическая наука со второй четверти XX в. не очень охотно стремилась к теоретическим синтезам, уделяя главное внимание накоплению эмпирического материала и совершенствованию экспериментальной техники, а отчасти потому, что первые варианты теории систем не отличались высокой степенью конструктивности с точки зрения возможности их приложения к конкретным областям знания и, в частности, едва ли существенно расширяли ту исходную методологическую базу, которую начали нащупывать и некоторые психологические концепции в первые десятилетия XX в.

Тем не менее глубокое методологическое родство теоретической психологии и системного подхода является неоспоримым фактом и может служить достаточно веским основанием для их непосредственного сближения уже в самом скором будущем. К такому выводу побуждают склониться как общий характер развития психологии, так и специфические методологические проблемы, возникающие в этой связи.

На том этапе истории психологии, который современные психологи называют обычно донаучным, господствующим и практически единственным методом психологического анализа была интроспекция. В теоретическом плане вершиной основанного на ней подхода явился ассоцианизм, который помимо всего прочего отразил и характерную для всей науки того времени тенденцию к объяснениям элементаристского типа. Утверждение психологии в качестве самостоятельной научной дисциплины происходило под знаком внедрения в нее объективных исследовательских методов. Это позволило не только оснастить психологическое исследование новыми техническими возможностями, но и непосредственно связать его с быстро развивающейся физиологией, в особенности с физиологией высшей нервной деятельности.

Однако довольно быстро стало обнаруживаться, что такой способ развития предмета психологии таит в себе немалые опасности. Уже в силу того факта, что в общем балансе методов, стоявших на вооружении психологии, решающее место и по удельному весу, и по техническому совершенству и чистоте занимали методы не собственно психологические, а физиологические, — открылась объективная возможность далеко идущей физиологизации психологии. Как обычно бывает в истории познания, такая возможность не осталасьчисто потенциальной, и на рубеже XIX—XX вв. основной массив психологических исследований демонстрировал почти безраздельное господство редукционистских установок: для каждой психологической функции пытались отыскать непосредственную физиологическую основу в мозговых процессах. Чтобы избежать недоразумений, нужно еще раз подчеркнуть, что для того времени такой путь развития психологи был, пожалуй, объективно единственно возможным, поскольку психологический анализ естественно начинался с простейших проявлений психики, общих человеку и животным, и поэтому значительная часть эмпирического материала доставлялась психологии сравнительно-психологическими исследованиями.

Несколько позднее получила распространение другая крайность, основанная на попытках свести всю специфику психического к чисто социальным закономерностям. Этот «социологический» редукционизм явился естественной реакцией на попытки физиологизации психики; вместе с тем он положил начало весьма плодотворному анализу взаимосвязи психического и социального. Здесь важно отметить, что в методологическом плане принципы такой взаимосвязи были сформулированы марксизмом в его концепции человека как совокупности общественных отношений. Однако механический перенос этой концепции в сферу психологии был связан с известным издержками, главная из которых состояла в том, что и в этом случае утрачивался специфический предмет психологии.

Несмотря на глубокие различия, обе эти формы редукционизма в сфере общей теории вели практически к одному и тому же результату — к тому, что Л. фон Берталанфи удачно назвал концепцией, основанной на модели робота в человеческом поведении. В самом деле, собственно психическое в обоих случаях оказывалось всецело обусловленным внепсихологическими факторами.

Нельзя сказать, что в настоящее время физиологический и социологический способы обоснования предмета психологии стали делом прошлого. Во-первых, в сфере эмпирических исследований оба они продолжают давать хотя и ограниченную, но в принципе пока вполне приемлемую базу анализа. Во-вторых, основанные на этих подходах модели остаются достаточно компактными.

…Тем не менее в сфере теоретических обобщений современная психология все более заметно стремится к разработке собственного подхода, не допускающего растворения психического ни в биологическом, ни в социальном. Собственно говоря, такой подход начал формироваться еще в конце прошлого века. Методологически его основания, как нетрудно понять, коренились в стремлении сохранить за психологией вполне самостоятельный предмет изучения. С точки зрения эмпирической толчок к такого рода построениям был дан в особенности после открытия Хр. фон Эренфельсом (1890г.) так называемых гештальт-качеств — перцептивных структур, которые относятся к воспринимаемому объекту в целом и не могут быть объяснены из свойств элементов объекта (таковы, например, свойства аккорда в музыке, свойства мелодии, сохраняемые при транспозиции, т. е. при изменении тональности). Не столь, может быть, значительное само по себе, это открытие имело весьма прозрачный методологический смысл, экспериментально фиксируя принципиальную недостаточность элементаристского подхода даже к относительно простым психическим функциям, таким, как восприятие.

В теоретически развернутой форме антиэлементаризм получил выражение впервые в концепции гештальтпсихологии, хотя отдельные моменты целостного подхода к психике были зафиксированы уже в работах О. Зельца (в частности, он трактовал мышление как «дополнение комплексов», т.е. заполнение пробелов, имеющих место внутри «комплексов» понятий и отношений в проблемной ситуации), а также в исследованиях А. Мейнонга, В. Бенусси и ряда других психологов. Основатели гештальпсихологии В. Келер, М. Вертгаймер и К. Коффка первоначально непосредственно опирались на результаты, полученные Эренфельсом, и поэтому их концепция сначала относилась лишь к законам восприятия (этим, в частности, объясняется характерная для «гештальтистов» совокупность понятий, таких, как «поле», «схватывание», «озарение», «инсайт»). Позднее эти законы были распространены на мышление (в работах В. Келера, М. Вертгаймера, а также К. Дункера, Л. Секея) и на изучение личности (К. Левин). Основной тезис гештальпсихологии со стоит в том, что явления психики не строятся путем синтеза элементов, существующих до этого изолированно, а с самого начала представляют собой организованные целостности — гештальты. Ситуативность восприятия или мышления находит выражение в существовании соответствующего поля; решение проблемы состоит в движении по этому полю в сторону совпадения структуры ситуации и структуры ее видения субъектом.

Не обсуждая сейчас собственно психологической проблематики, обстоятельно разработанной гештальтистами (следует лишь подчеркнуть, что эта разработка опиралась на весьма солидную экспериментальную базу), охарактеризуем кратко принципиальные черты методологии этой школы. Наиболее интересным здесь нам представляется то обстоятельство, что гештальпсихология впервые поставила вопрос не просто о функциях, а о целостном функционировании психики, функционировании, обеспечиваемом движением по соответствующим структурам. В этом смысле законы гештальта — это законы организации целого на основе объединения функций в структуры, а деятельность психики описывается как функционирование, содержанием которого является переструктурирование исходного гештальта в поисках «хорошего гештальта» на базе так называемого закона прегнантности. Эта особенность гештальтистской методологии крайне важна и требует точного понимания. Дело в том, что нередко при характеристике гештальпсихологии ограничиваются лишь указанием на ее целостноструктурный подход к психическим образованиям. Но этого мало: чтобы целостность стала не просто именем, ни к чему не обязывающим общим понятием, она должна не только объединять исследуемый объект, но и задавать принципиальную схему его расчленения, которая при сохранении целого обеспечивает возможность его анализа. Именно такую конструктивную роль играет в гештальпсихологии понятие гештальта, позволяющее объяснить функционирование как движение по некоторой последовательности структур.

Конечно, гештальтистскую схему не следует идеализировать. Хорошо известна та разносторонняя критика, которой подвергалась она в психологической литературе и которая в конечном счете привела к распаду школы гештальпсихологии. Наиболее серьезные упреки предъявлялись гештальпсихологии в связи с априористским истолкованием ею психологических структур: такое толкование снимало вопрос  о формировании психики и тем самым противоречило целому ряду фактов. Уязвимым оказалось и решение этой школой психологической проблемы в духе параллелизма: оно, во-первых, обязывало к слишком решительной универсализации психических функций на всех уровнях жизни, во-вторых, вело к переоценке изоморфизма структур психики и реальности. Эти изъяны оказались настолько существенными, что концепция гештальпсихологии как таковая стала делом прошлого. Но вместе с тем нельзя не согласиться с П. Фрессом, когда он говорит о том, что основные методологические идеи психологии формы едва ли принадлежат истории и составляют часть всей современной психологической культуры, а следы их плодотворного влияния можно найти практически во всех главных сферах психологии.

Как мы отмечали ранее, антиэлементаристский подход в психологии получил наибольшее развитие в концепциях Л. С. Выготского и Ж. Пиаже. Близость этих концепций к современным системным исследованиям обнаруживается по нескольким существенным методологическим пунктам. И Л. С. Выготский и Ж. Пиаже исходят из того, что предмет психологии не может быть построен в традиционных рамках (это, впрочем, было характерно для многих теоретических работ в психологии начиная с середины 20-х годов), что для решения этой задачи необходима не простая переформулировка имеющихся психологических понятий, а реализация комплексного, междисциплинарного подхода к психике. Проводя такой подход, Л. С. Выготский опирается на марксистскую концепцию деятельности. Поэтому у него исключительно важными оказываются понятия интериоризации и экстериоризации, а изучение психики тесно связывается с анализом знаковых систем и орудийных средств деятельности.

Что же касается Ж. Пиаже, то он центральным пунктом анализа делает операциональную природу психики. При этом он также опирается на тезис о том, что интеллектуальная деятельность производна от материальных действий субъекта, а ее элементы — операции — представляют собой интериоризованные действия. Но в отличие от Выготского Пиаже интересует (в общетеоретическом плане) прежде всего место, занимаемое интеллектом в ряду психических функций, и его специфика. Можно утверждать, что эти две проблемы рассматриваются и решаются в его концепции с чисто си стемных позиций. В самом деле, весь процесс психического развития трактуется Пиаже как филиация структур: уже чисто биологическое взаимодействие организма со средой выступает для него как система, описываемая в понятиях обмена, адаптации, равновесия, причем способ жизни этой системы выражается через действие, т. е. она является принципиально динамической. Развитие состоит, согласно Пиаже, во все большем усложнении этой исходной структуры — к материальным обменам чисто биологической природы добавляются функциональные обмены, специфические уже для сферы психики, В конечном счете мы получаем вполне определенную иерархию структур, надстраивающихся друг над другом и не сводимых одна к другой. На вершине этой иерархии расположен интеллект, продолжающий и завершающий совокупность адаптивных процессов, линия развития которых направлена к достижению «тотального равновесия», базирующегося на ассимиляции всей совокупной действительности и на аккомодации к ней действия, освобожденного от рабского подчинения изначальным «здесь» и «теперь».

Из такого представляется иерархии структур, естественно, вытекает междисциплинарный характер концепции Пиаже: психические функции и интеллект должны исследоваться одновременно с нескольких сторон — биологической, гносеологической, психологической, логической и социологической.

Системно-структурной является и трактовка Пиаже самого интеллекта. Здесь прежде всего следует отметить резко выраженный антиатомизм этой трактовки. Пиаже категорически утверждает, что центральное в раскрытии природы интеллекта понятие операции не может быть определено само по себе: «единичная операция не могла бы быть операцией, поскольку сущность операций состоит в том, чтобы образовывать системы» [117, с.93]. Развивая этот важный тезис, Пиаже подчеркивает: «Чтобы осознать операциональный характер мышления, надо достичь систем как таковых, и если обычные логические схемы не позволяют увидеть такие системы, то нужно построить логику целостностей». Здесь мы сталкиваемся с одним из пока еще редких заявлений, непосредственно фиксирующих необходимость специального логического оснащения системных исследований. Важно в этой связи добавить, что Пиаже не ограничился простым призывом к построению «логики целостностей», а попытался реализовать это требование. В его концепциисистемная сущность интеллектуальных операций выражается и описывается при помощи понятия «группировка», образованного путем некоторой модификации заимствованного из алгебры понятия группы. Опираясь на это понятие, Пиаже, с одной стороны, строит достаточно развернутую классификацию операций интеллекта, а с другой стороны, получает возможность соединить психологический подход к мышлению с подходом логико-математическим и, следовательно, сделать серьезный шаг на пути к формализации психологического исследования (впрочем, сам Пиаже использует этот момент прежде всего для того, чтобы еще раз подчеркнуть необходимость междисциплинарного подхода к исследованию мышления).

Можно ли считать, что Ж, Пиаже действительно построил «логику целостностей», даже если говорить о ней применительно лишь к сфере интеллекта? На этот вопрос едва ли можно ответить положительно: понятие группировки является, по-видимому, слишком узкой исходной базой для такого рода логики. И тем не менее даже эта, в общем-то не очень развернутая форма конкретной реализации системной интенции оказалась весьма продуктивной и, во всяком случае, явилась одним из важнейших условий, обеспечивающих выдвижение концепции Ж. Пиаже на самые передовые позиции в современной психологической науке. Методологический анализ этой концепции приводит к неоспоримому выводу о том, что сознательное применение в психологии идей системного подхода открывает перед этой дисциплиной широкие перспективы совершенствования ее теоретического базиса.

Операциональная концепция интеллекта Ж. Пиаже использует лишь некоторые из принципов системного подхода, но зато дает им тщательную разработку и доводит их до построения соответствующего формального аппарата.

В современной психологической литературе все более заметной становится и несколько иная тенденция, основанная на попытках более широкого применения системных принципов, однако в сфере, так сказать, описательно-теоретической, без детальной разработки специального аппарата исследования. В этой связи надо прежде всего назвать работы Г. Олпорта, рассматривающие возможность приложения теории систем к изучению личности, и уже упоминавшиеся нами работы Л. фон Берталанфи, в которых делается попытка сформулировать постулаты общей психологической теории, исходящие из принципов теории систем. Эти постулаты, обсуждение которых сопровождается у Берталанфи критикой соответствующих принципов, принятых в настоящее время в психологии, достаточно интересны (заметим только, что в ряде случаев Берталанфи, к сожалению, не указывает работ советских психологов, в которых соответствующие идеи получили не только общую формулировку, но и детальную, в том числе экспериментальную, разработку; это в особенности относится к проблеме роли символов в человеческом поведении, на солидном уровне поставленной и исследованной Л. С. Выготским и его школой).

Другая группа постулатов связана с критикой Берталанфи гомеостатической модели поведения, получившей чрезвычайно широкое распространение в психологии. В подтверждение ее принципиальной несостоятельности Берталанфи приводит известный психосоциальный парадокс: с точки зрения этой модели невозможно объяснить, почему в годы второй мировой  войны  количество  неврозов и  психозов заметно упало,   а  в  современном  западном  обществе  оно   весьма велико.   Если следовать принципу гомеостата,  то картина должна была бы быть противоположной, поскольку во время войны резко сократились возможности удовлетворения потребностей человека и, следовательно,  возможности достижения психологического равновесия,  а в послевоенные годы,  напротив, эти возможности заметно выросли.  Многие современные психологические концепции опираются, по мнению Берталанфи, на «конвенциональную теорию», которая видит в формировании личности, по существу, процесс обусловливания  (такова точка зрения бихевиоризма,   психоанализа). В действительности здесь имеет место процесс самодифференциации, переход от недифференцированного, синкретического состояния ко все более дифференцированному  (такова линия  развития  восприятия,   формирования понятий, языка и т.д.) С этих позиций регрессивные процессы в психике должны быть рассмотрены не как утрата высших функций и возвращение к инфантильному состоянию, а скорее как дедифференциация и дезинтеграция — как утрата целостности психики.

Наконец, Берталанфи говорит о предпосылках психологического исследования, связанных с пониманием глубокой специфики психических явлений. Иерархия универсума включает в себя три глобальных уровня — неорганический, органический и символический, т. е. человеческий. Именно создание и употребление символов отделяет человеческий мир от животного; символы образуют суперструктуру человеческой культуры и истории. Поэтому человеческое поведение нельзя объяснять с позиций зооморфизма, в терминах поведения крыс, голубей или обезьян. Такой подход имеет и непосредственное практическое значение: в психотерапии он предполагает, что причины расстройства должны отыскиваться на разных уровнях, в том числе в сфере ценностей и символов. К этой же группе предпосылок относится и необходимость учитывать в психологическом исследовании, что человек — не изолированный остров, он организован в системы различного уровня, начиная от малых групп и кончая цивилизацией.

Понятно, что эти соображения Берталанфи сами по себе еще не представляют психологической концепции. Он сам говорит о них как о факторах, которые задают новую ориентацию мышлению в психологии, т. е. как о философско-методологических постулатах. Но именно такая смена ориентации и является, по-видимому, важнейшим условием реальных сдвигов в области современной теоретической психологии. Конечно, это предполагает, что теоретические разработки не останутся на уровне формулирования постулатов, а будут подкреплены созданием соответствующего аппарата и развертыванием экспериментальных исследований, т. е. работой такого типа и уровня, какую выполняют, например, Пиаже и его школа, ряд советских психологов.

 

Парадигмы основных школ психологии Парадигмы ассоцианизма, функционализма, бихевиоризма, гештальт-психологии, интеракционизма, когнитивизма.

70. СОВРЕМЕННАЯ ПСИХОЛОГИЯ: КОГНИТИВНАЯ.

Когнитивная психология возникла в середине 60-х годов в США и была направлена против бихевиоризма и исключения психического компонента из анализа поведения, игнорирования познавательных процессов и познавательного развития. Выросла из работ необихевиористов (Э.Толмена, Д.Миллера, Ю.Галантера, К.Прибрама и др.), указавших на необходимость включения когнитивных и мотивационных компонентов в структуру поведения. Основывается на представлении о человеческом организме как системе, занятой активными поисками сведений и переработкой информации. Ведущими представителями являются: У.Найссер, Д.Бродбент, А.Пайвил и др. Наибольшее распространение получил вычислительный вариант (Дж. Фодор, Д.Деннит и др.), в котором познавательные процессы трактуются крайне механистически, психика выступает в виде устройства с фиксированной способностью к преобразованию сигналов.

Возникла под определяющим влиянием информационного подхода, в котором описываются манипуляции и операции компьютера (получение информации, сохранение ее в памяти, извлечение ее оттуда и пр.). На основе этого выдвинуто предположение, что познавательные процессы можно трактовать по аналогии с процессами переработки информации в сложном вычислительном устройстве. Введение в основы психологии компьютерной аналогии получило название «первой когнитивной революции».

Большинство методов основывается на точной регистрации времени ответа на сигналы для определения уровневой организации психических процессов в задачах разного рода. Прилагаются усилия для исследования познавательной активности в реальных жизненных обстоятельствах (изучается обыденное мышление и его развитие, восприятие в повседневной жизни и др.). на формирование когнитивной психологии оказали влияние работы гештальтпсихологии, Бартлетта по памяти и мышлению, теория порождающих грамматик Хомского, генетическая психология Ж.Пиаже, работы по восприятию Гибсонов (Джеймса и Элеоноры).

Основная область исследований - познавательные процессы - память, психологические аспекты языка и речи, восприятие, решение задач, мышление, внимание, воображение и когнитивное развитие.

Все формы человеческого познания рассматриваются по аналогии с операциями ЭВМ как последовательные блоки сбора и переработки информации, фазы или аспекты процесса информационного взаимодействия со средой. Память, перцептивные процессы, внимание, мышление и его вербальные и невербальные компоненты представлены множеством структурных моделей.

Выявлены свойства, присущие познавательной активности: избирательность, определяемость средой, неполнота познавательных схем, их постоянная корректировка в процессе столкновения с действительностью.

Однако в целом в когнитивной психологии не создано единой теории для объяснения познавательных процессов. Найссер отмечает недостаточную экологическую валидность, безразличие к вопросам культуры, отсутствие среди изучаемых феноменов главных характеристик восприятия и памяти как они проявляются в повседневной жизни.

Методологические трудности и противоречия когнитивной психологии, неудовлетворенность трактовкой познания как формального пассивного процесса явились причиной появления новой исследовательской программы, основу которой составляет направленность на изучение использования активными субъектами в решении различных задач символических систем, центральное место среди которых отводится языку. Этот поворот в развитии исследований получил название «второй когнитивной революции».

В настоящее время число приверженцев когнитивной психологии растет и это направление перспективное.


71. СОВРЕМЕННАЯ ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ. 

Гуманистическая психология возникла, как и когнитивная, как антитеза бихевиоризму и психоанализу. Ее появление в качестве самостоятельного направления относится к началу 60-х годов 20-го века (1961 - основание «Журнала гуманистической психологии»). Основными представителями являются Г.Оллпорт, Г.А.Мюррей, Г.Мэрфи, Ш.Бюлер, К.Роджерс, А.Маслоу и др. Предпосылками для ее появления стали исследования по психологии личности конца 30-х годов и после Второй мировой войны. Появление гуманистической психологии как третьей силы совпало с рождением контркультуры хиппи как общественного явления 60-х. Основные акценты на: 10существление индивида как центральной ценности;

2) утверждение ценности самораскрытия в соответствии с лозунгом «давайте жить неформально»;

3) утверждение бесполезности прошлого и будущего;

4) иррациональность как пренебрежение к науке;

5) рациональное решение проблем в пользу интуиции;

6) влияние философии экзистенциализма (Ролло Мэю познакомил американских психологов с идеями Кьеркегора, Хайдеггера и др.).

Основатели гуманистической психологии ставили перед собой цель исправить перекосы бихевиоризма и психоанализа в трактовке человека и выбрать более жизненную психологию, более полезную для жизни. В качестве предмета исследований утверждалось понимание здоровой творческой личности, цель которой не потребность в гомеостазе, а самоосуществление, самоисполнение, самоактуализация.

Гуманистическая психология обращается к способностям, которые отсутствовали или систематически не присутствовали в бихевиоризме и классической психоаналитической теории; любовь, творчество, самость, рост, удовлетворение базисных потребностей, высшие ценности, самоактуализация, становление, спонтанность и др.

В центре больше стоят вопросы практического применения в рамках психотерапии и образования, чем теоретических разработок. Благодаря этому данное направление приобретает широкое распространение.

К.Роджерс разработал теорию полноценно функционирующей творческой личности и соответствующую ей личностно-ориентированную психотерапию, известную под названием «клиентиентрированной терапии». В дальнейшем групповая психотерапия использовала уже подходы различных теоретических школ.

Положительные стороны гуманистической психологии - направленность на конкретную целостную личность с ее реальными проблемами; вера в доброту и собственные силы человека; учет реальности чувств; подчеркивание уникальности личности. Важен и сложившийся здесь опыт единства теории и практики, при котором психотерапия выполняет роль базиса для теоретических построений.

Однако используемые методы противопоставлены общепринятым в науке (тщательное клиническое обследование, наблюдение и искусство интерпретации внутреннего мира другого человека, биографический метод против экспериментальных методов и статистических процедур, принятых в научной психологии).

Гуманистическая психология значительно воздействует на развитие психотерапии и теории личности, на организацию управления и образования, систему консультирования. Психологи данного направления расширили сферу психологии, включив в нее отношения личности и понимание контекста ее поступка, поэтому гуманистическую психологию можно определить как «научное исследование поведения, переживания и интенциональности» (Крипнер К.).


72. ТРАНСАКТНЫЙ АНАЛИЗ; ЛОГОТЕРАПИЯ ФРАНКЛА.

Трансактный анализ получает известность как психотерапевтический метод и направление в психологии в 60-е годы 20-го века. Автор - Эрик Берн (1910 — 1970). Согласно его позиции, в каждом человеке выделяется 3 типа эго-состояний: родительское (Р), взрослое (В), детское (Д). Каждому из них соответствуют определенные чувства, поведение и установки. Эти структуры складываются в процессе жизни и в совокупности составляют планы поведения - скрипты (сценарии). Межличностные отношения (трансакции) осуществляются гармонично, если трансактная реакция соответствует трансактному стимулу.

Логотерапия Виктора Франкла (1905 - 1997), основателя «Третьей Венской школы психотерапии» (первая - психоанализ Фрейда, вторая - индивидуальная психология Адлера). Логотерапия отличается от указанных двух психологии в трактовке базисных мотивов человеческого поведения. Данная школа считает борьбу за смысл жизни основной движущей силой человека. Стремление к смыслу противопоставлено принципу удовольствия, на котором сконцентрирован фрейдовский психоанализ, и стремлению к власти (адлеровская психология).

По мнению Франкла, для человека необходимо обнаружить смысл - логос - своего существования - это и есть признак подлинно человеческого бытия. Отсутствие или потеря смысла создает экзистенциальный вакуум, когда человек теряет содержание своего существования, испытывает скуку, предается пороку, тяжело переживает и пр. Социальный мир - источник этого вакуума. Смысл имеет конкретное содержание применительно к каждому человеку. Обретение смысла делает человека ответственным за свою жизнь.

Смысл можно найти, только обращаясь к окружающему миру, а не в самом себе. Поэтому человеческое существование - это не самоактуализация (Маслоу), а самотрансценденция - выход в другое, в отличие от соматических и психических детерминант существования, духовное измерение, которое и есть смысл.

Смысл достигается:

1) через совершение деятельности;

2) в заботе о других людях: чем больше человек забывает себя, тем больше он становится самим собой и человеком;

3) за счет выработки четких позиций к разным жизненным ситуациям.

Логотерапия считает своей задачей помочь пациенту в поиске смысла своей жизни; является аналитическим процессом и в этом сходна с психоанализом. Рассматривает человека как существо, чья основная миссия - реализация смысла и актуализация ценностей, а не удовлетворение влечений и инстинктов.

Применяется не только к больным людям, но и как профилактическое средство к здоровым. Адресована любому человеку, чтобы убедить его найти смысл в любой жизненной ситуации, помочь мобилизовать свои ресурсы, уберечь от отчаяния, найти силы для сопротивления алкоголизму, наркомании и пр.

Процедуры логотерапии - логотерапевтические техники и методики, направленные на диагностику экзистенциального вакуума.

Роль в современной психотерапии: значительность проблем, составляющих теорию и практику логотерапии, обращение к сознанию человека для обретения смысла жизни, борьба за который признается основной движущей силой человека, подчеркивание духовной природы смысла человеческой жизни, гуманизм в понимании человека, в отношении к каждому как к уникальному в своей неповторимости - все это значительно и пока редко включается в психологию. В отечественной психологии, наверное, только С.Л.Рубинштейн в работе «Человек и мир» обращается к вопросам специфики человеческого способа существования».


73. КРИЗИС В ЗАРУБЕЖНОЙ ПСИХОЛОГИИ.

Кризис централизовался вокруг проблемы сознания и явился итогом развития психологии как науки о сознании. Совпал с периодом обострения экономических и социальных противоречий в буржуазном обществе. Противоречия между личностью и обществом осознавались как извечная несовместимость биологической природы человека с моральными требованиями общества, что приводило к оправданию социальной несправедливости, конфликтов, войн, к выводу о невозможности установления нормальных человеческих отношений. Наиболее распространенные течения в философии: позитивизм Бергсона, немецкая идеалистическая философия жизни, феноменология Гуссерля, волюнтаристские идеи Шопенгауэра, Гартмана, Ницше. Все они оказали существенное влияние на психологию. Многие психологи последовали за философией Маха.

Фундаментальные открытия в физике, химии и иных науках в конце 19-го - начале 20-го веков привели к изменению в понимании положения человека в научно создаваемой картине мира. Источник кризиса - запросы практики, которые привели к осознанию недостаточности классических взглядов и к появлению новых концепций. Основным содержанием периода открытого кризиса и было возникновение новых психологических направлений - бихевиоризма, психоанализа, гештальтпсихологии, французской социологической школы, описательной психологии.

Каждое из них выступило против каких-либо основ (одной), заложенных еще Декартом и Локком. Например:

1) Фрейд разрушил представление об отождествлении психики с сознанием;

2) бихевиоризм сформировался на основе критики субъективности предмета и метода интроспекции с требованием объективного подхода к поведению;

3) французская социологическая школа явилась протестом против индивидуализма ассоцианистической психологии с идеями о социальной природе человеческой психики и о ее качественном изменении в процессе исторического развития общества;

4) целостная психология выступила против сенсуализма и атомизма ассоцианистической психологии;

5) гештальтпсихология создала учение о мышлении и восприятии, основанное на большом количестве конкретных фактов, разработала основы экспериментального подхода к проблемам аффектов, воли, потребностей. Л.С.Выготский дал общую характеристику направлений периода кризиса:

«...в начале каждого направления стоит какое-нибудь фактическое открытие».

На базе этих фактов каждое направление строит общепсихологическую теорию и часто претендует на роль универсальной концепции и мировоззрения, хотя дает материал только для одной главы психологии, как выразился Выготский. Выполнение роли общепсихологической теории становилось не по силам, и они (направления) вынуждены были за счет чистоты своей концепции ассимилировать идеи других направлений.

Процессу распада этих направлений способствовала их взаимная критика, помогавшая обнаружить внутренние противоречия. В результате кризис не был преодолен, хотя каждое из направлений ставило это своей задачей, очевидно, «круг этого кризиса очерчен самой природой того методологического основания..., поэтому внутри себя он не имеет разрешения» (Выготский).

Все направления исходили из старого понимания сознания, которое и было общей основой, выражающейся в «отрыве сознания от практической деятельности, в которой преобразуется предметный мир и формируется само сознание в его предметно-смысловом содержании» (Рубинштейн).

Изменить понимание сознания, объяснить условия порождения и функционирования сознания - вот в чем состояла задача, однако ее решение требовало новых методов. По этому пути пошла отечественная психология.


74. БИХЕВИОРИЗМ.

Возник в США и явился реакцией на структурализм Вундта и Титченера и на американский функционализм. Основоположник - Джон Уотсон (1878 -1958) и его статья «Психология с точки зрения бихевиориста» (1913). Предметом бихевиоризма провозгласил изучение поведения объективным путем и с целью служить практике, чтобы «стать лабораторией общества». Философская основа - сплав позитивизма и прагматизма. От позитивизма: в бихевиоризме признавалось, что научному исследованию доступны только объективно наблюдаемые факты; от прагматизма - отрицалось значение отвлеченного знания о человеке. Научными предпосылками были названы исследования Торндайка по психологии животных, школа объективной психологии, работы Павлова и Бехтерева. Поведение человека как предмет бихевиоризма - это все поступки, слова (приобретенные и врожденные) и то, что люди делают от рождения до смерти. Это всякая реакция (R) в ответ на внешний стимул (S), посредством которой индивид приспосабливается. Это совокупность изменений гладкой и поперечно-полосатой мускулатуры и желез в ответ на раздражитель. Таким образом, поведение понимается широко и включает в себя любую реакцию, однако оно ограничено только внешне наблюдаемым (из анализа исключаются ненаблюдаемые физиологические и психические механизмы). Следовательно, это механистическая трактовка поведения. 2 проблемы бихевиоризма: накопление наблюдений над поведением человека, чтобы можно было ответить наперед, какая будет реакция или какой ситуацией данная реакция вызвана. Все реакции Уотсон классифицирует по 2 основаниям: 1 Приобретенные или наследственные; 2)внутренние или внешние. Следовательно, в поведении выделяются реакции: наружные (видимые) приобретенные; внутренние (скрытые) приобретенные; наружные наследственные; внутренние наследственные. В последующем Уотсон различал еще инстинктивные и эмоциональные реакции. Наблюдение за новорожденными привело к выводу, что число сложных реакций при рождении и вскоре после него относительно невелико и не может обеспечить приспособления. Бихевиорист не находит данных, подтверждающих существование наследственных форм поведения (ползание, лазание, драчливость), наследственных способностей, поэтому для него поведение является результатом обучения. Уотсон верит во всесилие образования. Навык и научение становятся главной проблемой бихевиоризма. Речь, мышление - виды навыков (индивидуально приобретенных или заученных действий). Основа навыка - врожденные элементарные движения. Описал процесс выработки навыка, построил кривую научения. Память - это удерживание навыков. Процесс образования навыков и научения трактуется в бихевиоризме механистически: навыки образуются путем слепых проб и ошибок и представляют собой неуправляемый процесс. Важно, что концепция Уотсона положила начало научной теории процесса формирования двигательного навыка и научения в целом.

Распространился широко к середине 20-х годов в Америке, однако исследователи видели, что исключение психики приводит к неадекватной трактовке поведения. Вследствие этого человек выступает как реагирующее существо, его активная сознательная деятельность игнорируется. При этом данные, полученные при исследовании животных, переносятся на человека - натурализм в его трактовке (Уотсон рассматривал человека как животный организм).

Необихевиоризм попытался преодолеть упрощенную схему поведения «стимул - реакция» за счет введения внутренних процессов, развертывающихся в организме под влиянием стимула и влияющих на реакцию. Существовал в разных вариантах. Результаты исследований получают распространение в разных областях социальной практики. Основы заложил Э.Торндайк (1886 - 1959) («Целевое поведение животных и человека»). Понимал поведение как целостный акт, имеющий собственные свойства: направленность на цель, пластичность, понятливость, селективность. 3 разновидности причин поведения: независимые переменные стимулы и исходные физиологические состояния организма, способности, внутренние переменные - цели и познавательные процессы. Ввел понятие когнитивной карты.


75. ГЕШТАЛЬТПСИХОЛОГИЯ.

Явилось как реакция против атомизма и механицизма всех разновидностей ассоциативной психологии. Стала наиболее продуктивным вариантом решения проблемы целостности в немецкоязычной психологии. Понятие «гештальт» (в переводе - образ, структура) было введено Эренфельсом при исследовании восприятия мелодии, однако самой теории не развил. История гештальтпсихологии начинается с работы М.Вертгеймера «Экспериментальные исследования восприятия движения» (1912), в которой ставилось под сомнение привычное представление о наличии отдельных элементов в акте восприятия. А также он по-новому объяснил факт кажущегося движения («чистое движение», когда испытуемые не воспринимали перемещающегося объекта). Вокруг Вертгеймера сложилась Берлинская школа гештальтпсихологии: Курт Коффка, Вольфганг Келлер, Курт Левин. Исследования охватывали восприятие, мышление, потребности, аффекты, волю. Келер проводит мысль, что физический мир, как и психологический, подчинен принципу гештальта. Объяснение психических процессов должно состоять в нахождении соответствующих структур в мозговых процессах, объясняемых на основе физической теории электромагнитного поля Фарадея и Максвела. Вводилось предположение о существовании электромагнитных полей в мозгу, которые изоморфны структуре образа. Принцип изоморфизма рассматривался как выражение структурного единства мира, физического, физиологического и психического. Психический мир представляет собой точную структурную репродукцию динамической организации соответствующих мозговых процессов. Выявление единых закономерностей для всех сфер реальности позволяет преодолеть, по Келлеру, витализм. Э.Рубин открыл феномен фигуры и фона; Д.Катц показал роль гештальт-факторов в поле осязания и цветового зрения. В 1917 году Келлер распространил принцип структурности на объяснение мышления, Коффка пытался построить на этом принципе теорию психического развития в онто - и филогенезе. Развитие состоит в усложнении примитивных форм поведения, образовании более сложных структур и установлении соотношений между ними. С 1926 года это направление приступает к экспериментальному исследованию намерений, воли и потребностей. Плодотворные исследования продолжались до прихода фашизма в Германию. Центральная проблема - целостности и целостного подхода. Новое понимание предмета и метода психологии: важно начинать с наивной картины мира, изучать переживания, феномены, опыт, как они есть. Одна из основных ошибок традиционной психологии, по их мнению, - расчленение структуры на элементы, лишая ее существенных свойств. Целое нельзя разложить на элементы, иначе оно перестанет существовать. Феноменологический метод противопоставлен методу аналитической интроспекции; его суть: направлен на непосредственное и естественное описание наблюдателем содержания своего восприятия, своего переживания. Требуется описать предмет таким, каким его видят испытуемые в данный момент. Законы восприятия: ^дифференциации фигуры и фона (зрительное поле делится на фигуру и фон); 2)прегнантности (тенденция перцептивной организации к внутренней упорядоченности, к упрощению восприятия). Структуры не являются результатом психической деятельности, образуются в мозгу в результате динамики процессов в нервных полях, которая объясняется физическими законами. При изучении восприятия получены ценные данные, использовавшиеся во время войны (при маскировке). Мышление заключается в усмотрении, осознании структурных особенностей и структурных требований. В динамике мышления выделялись этапы, фазы. Потребность - основание человеческой активности (Левин), стремление к осуществлению цели. Динамическая теория личности Левина оперирует понятиями: психологическое поле, квазипотребности, разрядка, положительная и отрицательная валентности, жизненное пространство. Исследовал проблему ценообразования и целенаправленного поведения. Введенный гештальтпсихологией структурный принцип оценивался Выготским как «великое завоевание мысли». Важны также методики исследования восприятия, мышления, личности.


76. ГЛУБИННАЯ ПСИХОЛОГИЯ: ПСИХОАНАЛИЗ.

Выдвинула идею о независимости психики от сознания и пыталась обосновать реальное существование этой независимой от сознания психики и исследовать ее. Центральное психологическое течение - психоанализ Фрейда, а также концепция индивидуальной психологии Адлера и аналитический подход К.Юнга.

Психоанализ Фрейда (1856 - 1939): формировался в условиях крушения патриархальных принципов, соперничестве политических сил и поражении либерализма, расцвета национализма в Австрии. Взгляды Фрейда, понимание человека, по которому под напором инстинктов сексуальности и в силу бессознательности психических процессов признавалось, что «я» - «не хозяин в собственном доме», объективно отражали кризис буржуазной личности, самоощущение индивида в обществе, однако сам автор выдавал свою теорию за единственную концепцию человека. Психоанализ возник из медицинской практики лечения больных с функциональными нарушениями психики. Влияние оказали исследования и практика лечения истерии гипнозом Ж.Шарко и И.Бернгейма. Понимал невротические болезни как патологическое функционирование «ущемленных аффектов, задержанных в бессознательной области переживаний». Однако отказался от гипноза и искал пути к ущемленному аффекту в толковании сновидений, свободно всплывающих ассоциациях, двигательных расстройствах, оговорках, забываниях и пр. Исследование этого материала он назвал психоанализом - новой формой терапии психоневрозов и методом исследования, ядро которого - учение о бессознательном. Концепция развивалась по трем периодам: 1 )1897 - 1905 годы: психоанализ - метод лечения неврозов с отдельными попытками общих заключений о характере душевной жизни (работы «Толкование сновидений», « 3 очерка по теории сексуальности» и др.). Система душевной жизни имеет строение: сознательное, предсознательное и бессознательное с цензурами между ними. 2)1906 - 1918: формулирует основные принципы своей психологии, описание психических процессов с 3 точек зрения - динамической, топической и экономической. Развивает положения об инфантильной сексуальности, принципах функционирования человеческой психики, распространяет психоанализ на область художественного творчества и пр. Лучшая работа - «Лекции по введению в психоанализ» . 3)1919 - 1939: изменения концепции и философское завершение; изменяется учение о влечениях, структура личности становится учением о 3 инстанциях - «я», «оно», «Идеал-я». Система психоанализа: с топической точки зрения различат 3 сферы психики - сознательное (имеет свойство переживания), предсознательное (скрытое бессознательное, имеет способность сознания), бессознательное (вытесненная бессознательная психика, не имеет способности проникнуть в сознание). Фрейд исключил правомерность физиологических объяснений в психологии и рассматривал факты, не поддающиеся сознательному контролю, - забывчивость, сновидения, описки - как явления, имеющие причины и должные получить объяснение. Психическое объясняется из психического путем анализа объективных проявлений бессознательного. Методы: 1 )основной - анализа свободно всплывающих ассоциаций; 2)толкования сновидений; 3)анализ ошибочных действий. При этом везде Фрейд наблюдал конфликт противоположно направленных душевных сил одной нарушающей и другой нарушенной тенденции, желания. Цензура оказывает сопротивление второй тенденции; под ее влиянием происходит вытеснение идеи, с которой связано несовместимое желание, в бессознательное, где оно продолжает существовать в измененном виде. Скрытые тенденции - это желания, с которыми наше социализированное сознание не желает примириться, т.к. они неэтичны, неприличны и пр. Бессознательное - исходный момент душевной жизни, место сосредоточения влечений; это первичный психический процесс. Экономическая точка зрения принимает во внимание подход к душевной жизни с точки зрения затраты энергии. Течение душевных процессов регулируется автоматически принципом удовольствия - страдания. С динамической точки зрения существует только одно бессознательное - то, которое вытеснено и не может быть сознательным. Терапевтическая практика психоанализа направлена на работу с ним.


77. ГЛУБИННАЯ ПСИХОЛОГИЯ: ИНДИВИДУАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ АДЛЕРА И АНАЛИТИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ ЮНГА.

Альфред Адлер (1870 - 1937) обратил внимание на новый подход Фрейда в лечении неврозов, особенно на его книгу «Толкование сновидений», которую считал величайшим вкладом в понимание человека. Разрыв с Фрейдом произошел на почве теоретических расхождений, т.к. Адлер отрицал сексуальную этиологию неврозов и других феноменов. По его мнению, чувство неполноценности и необходимость компенсировать дефект занимают центральное место в личности и являются факторами развития каждого человека. Чувство неполноценности является стимулом психического развития, заставляя преодолевать его; оно уравновешивается стремлением к совершенству. Вместе они приводят к образованию бессознательных механизмов компенсации и сверхкомпенсации дефекта. С этим чувством связана постановка жизненной цели, которая вырабатывается индивидуально и задает личности целостную индивидуальную структуру (называет ее «стилем жизни»). Стиль жизни отражает уникальность индивида; это понятие здесь приравнивается к «я», к личности. Формирование стиля жизни зависит от семьи, особенно от матери. Социальное чувство выражает связи между людьми в обществе. Оно развивается в 3 жизненных сферах: профессиональной деятельности, социальных контактах с другими людьми, в любви и браке. Личность, не обладающая способностью к кооперации, не может решить этих 3 важных проблем и получает в своем развитии отклоняющееся невротическое направление или развивается по пути трудного ребенка или преступного поведения. Условия, способствующие появлению чувства неполноценности в раннем детстве: 1)наличие физических недостатков, воспринимаемых как жизненные препятствия; 2)неправильное воспитание, результатом которого являются изнеженные дети; 3)неправильное воспитание, в результате которого появляются бессердечные дети. Укреплению веры в свои силы способствует воспитание в детях упорства, отсутствие насмешек, принуждения (бессмысленного), наказаний и др.

Карл Густав Юнг (1875 - 1961) экспериментировал со словесными ассоциациями и обнаружил бессознательные комплексы - психические фрагменты, выделившиеся после психических травм, в центре которых - эмоционально окрашенное содержание. Заинтересовался исследованиями Фрейда. Использовал в своей практике психоанализ, метод контролируемых ассоциаций (модификация ассоциативного эксперимента). Сотрудничает с Фрейдом с 1906 года. Однако в 1912 году критикует Фрейда. Либидо - психическая энергия, выражающая интенсивность жизни и имеющая разные формы проявления в разные периоды человеческого развития, а сексуальность - одна из таких форм. 1914 - разрыв с психоанализом и Фрейдом. Использовал в построении своей концепции анализ материалов, собранных при исследовании примитивных, некультурных народов Алжира, Туниса, Америки (индейцы). Свою концепцию назвал аналитической психологией. Центр - учение о бессознательном и о процессе развития личности; сохраняет деление психики на сознательное и бессознательное и развивает учение о двух системах бессознательного: личном и коллективном. Личное бессознательное - поверхностный слой психики, включает все содержания, связанные с индивидуальным опытом; содержание может пробуждаться в снах и фантазиях. Коллективное бессознательное - главная роль; сверхличная бессознательная психика, включает инстинкты, влечения, представляющие в человеке природное существо, и архитипы, в которых проявляется человеческий дух. Это древнейшая психика, включает национальные, расовые, общечеловеческие верования, наследство от животных и пр. Фигуры коллективного бессознательного выступают и как уровни личности. Индивидуализация - процесс становления личности. Психологически означает уравновешенность, объединение, связность сознательного и бессознательного. Различает 2 базисные установки - экстравертированную (направлена на внешний мир) и интровертированную (направлена на внутренний мир). 4 функции психики: мышление, чувство, ощущение, интуиция. Доминирование установок в сочетании с психической функцией дает о типов индивидуальности.


78. ФРАНЦУЗСКАЯ СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ШКОЛА.

Специально поставила вопрос о социальной природе человека. Основатель школы - Эмиль Дюркгейм (1858 - 1917) - юрист, изучавший бытовое право первобытных народов и на этой основе создавший концепцию первобытного мышления. Его идеи развивал Л.Леви-Брюль; примыкал к школе некоторое время Ж.Пиаже; принадлежали ей М.Гальбвакс и Ш.Блондель.

Дюркгейм пришел к выводу, что обычаи, моральные и юридические нормы господствуют во взглядах малокультурных народов над сознанием каждого отдельного человека, представляют собой общественную силу. Человек - существо двойственное: индивидуальное (биологическое) и социальное. Индивидуальному соответствует биологически определяемая часть психики, оно руководит практическими отношениями индивида с окружающим миром. В сфере материального производства индивид выступает как изолированное существо, его сознание находится под влиянием объектов. Во французской социологической школе индивидуальное отождествляется с биологическим; индивид рассматривается как организм; проблема общественного и индивидуального отождествляется с проблемой социального и биологического. Социальное существо в человеке формируется обществом, ему соответствует социально определяемая часть психики. В этой двойственности - основное отличие человека от животных, а дуализм - характерная черта концепции Дюркгейма.

Общество - это особая реальность, духовное образование: совокупность мнений, знаний, способов действий определенного рода и др., которые отражают различные стороны общественной жизни и называются коллективными представлениями. Они закрепляются в языке, обладают всеобщностью и необходимостью, являются продуктом длительного развития, создаются всем обществом, оказывают принудительное воздействие на человека, эффектно окрашены и принимаются каждым без рассуждения. Дюркгейм понимает общество односторонне, отождествляя его структуру с системой коллективных представлений (общественным сознанием). Развитие мышления в целом не связывается с /развитием человеческой деятельности. Процесс внедрения коллективных представлений в сознание индивида трактуется как взаимодействие индивидуального и общественного сознаний.

Люсьен Леви-Брюль (1857 - 1939) выступил с тезисом о двух Формах, типах человеческого мышления и о специфических особенностях первобытного мышления. Согласно его теории, в процессе развития человеческого общества происходит не только накопление знаний о мире, но и смена типов мышления. Современный тип (логический) пришел на смену первобытному мышлению (пралогическому). Пралогическое мышление имеет магический характер, мир вещей наделен естественными и сверхестественными свойствами (последние наиболее важны). Мышление первобытного человека подчинено закону партиципации, т.е. сопричастия: считается, что все предметы, сходные между собой, имеют общую магическую силу (вера в тень, портрет, имя), которая предается путем соприкосновения. Мышление первобытного человека причинно: оно е признает случайностей, не чувствительно к противоречиям и не требует доказательства фактами. Основные умения первобытного человека - продукты чутья, интуиции, слепого навыка. Влияние общества осуществляется только через систему коллективных представлений, лавным образом религиозно-мистического характера. С развитием общества сектор логического мышления увеличивается, оттесняя пралогическое, поэтому первобытное мышление - это не стадия, предшествующая логичекому мышлению, оно не перерастает в логическое. Даже в современном обществе оно не исчезло полностью.

Морис Гапьбвакс (1877 - 1945) на материале памяти. Шарль Блондель (1876 - 1939) применительно к аффективно-волевой сфере утверждали социальный характер всей психики человека. Гальбвакс связывал психологию и социологию, в «общественной памяти» видел предпосылку культурных институтов и традиций. Блондель считал, что социальная обусловленность индивида начинается задолго о то, как социальный опыт становится доступным человеку в форме идей. Эмоции и воля имеют социальную природу.

Методологические традиции отечественной психологии.  Выготский о кризисе в психологии. Культурно-исторический подход. Теория установки Узнадзе. Теория деятельности Леонтьева. Пономарев об этапах становления психологии.

ВОЗНИКНОВЕНИЕ И РАЗВИТИЕ СОВЕТСКОЙ ПСИХОЛОГИИ.

В новых социально-экономических условиях и в ответ на трудности, с которыми сталкивалась отечественная психология, складывается советская психология. Ее отличительной чертой является методологическая ориентация на марксизм. Провозглашается задача создания «системы марксистской психологии», т.е. науки, построенной на основе марксистской философии, применяющий диалектический метод к разрешению психологических проблем. Директором московского психологического института в конце 1923 года был назначен К.Корнилов, его учреждение и возглавило борьбу за становление новой психологии. В условиях растущей идеологизации, с приходом к власти Сталина марксизм превратился в единственную официальную обязательную методологическую предпосылку психологии. При этом следует отличать искреннее устремление ученых, увлеченных учением Маркса и пытающихся его использовать творчески, от насаждаемого административными методами борьбы с инакомыслием внедрения догматизированного учения Маркса. Часто ссылки на произведения Маркса и Ленина были внешними и вуалировали результаты исследований.

История развития психологии в советский период не была однородной. Осуществлялись исследования, ориентированные на материализм естественнонаучного характера, например, в области психофизиологии. Сосредоточенность ученых на специальных вопросах позволила добиваться крупных успехов в области теории и практики прикладных исследований. Именно в послереволюционный период были разработаны концепции, обогатившие психологию как мировую, так и отечественную: культурно-историческая теория Л.С.Выготского, субъективно-деятельностная психология .Л.Рубинштейна, психология деятельности А.Н.Леонтьева, установки Д.Н.Узнадзе, советские психологи активно участвовали в общественной жизни - в области рационализации производства. Ответом на требование внедрять психологию для повышения производительности труда стало интенсивное развитие в нашей стране психотехники. Ее крупными теоретиками и организаторами были Исаак Нафтулович Шпильрейн (1896 - 1937) и его ученик Соломон Григорьевич Геллерштейн (1896 - 1967), а также С.М.Василейский, А.М.Мандыка и др. в 1921 году создается Центральный институт труда. Различные лаборатории открывались при предприятиях, ведомствах и пр. к 1923 году насчитывалось более 13 научных институтов, занятых изучением проблем труда и производства. Исследовались проблемы: профотбор, профподбор, профкон-сультация, лечение и повышение работоспособности человека, борьба с промышленным травматизмом и аварийностью с точки зрения «личного фактора», психологическая рационализация профессионального образования. Объектом исследований были рационализация рабочего места, трудовой деятельности и условий труда. Изучались и ставились следующие задачи: закономерности процесса формирования навыка; создание тренажеров; процесс обучения профессиям; учет психологических критериев при создании машин; обеспечение полноты проявления способностей; обогащении профессии творчески гранями и др. Н.А.Бернштейн выдвинул биомеханическую программу исследования движении в процессе труда, полученные факты о работе двигательного аппарата на периферии, в исполнительном движении поставили задачу объяснить проблему управления движением со стороны мозга. Сформулировано положение о кольцевой форме связи движения с командами из управляющего центра: изменения напряжения мышцы в процессе движения передают сигналы в центр, нервная система посылает импульсы на периферию и снова получает информацию о ситуации. Сенсорная информация является основанием для корректировки двигательного эффекта. Так биомеханические исследования стали фундаментом концепции построения движений и физиологии активности, оказавших значительное влияние на развитие психологической науки.

В начале 20-х годов 20-го века уже наметились тенденции отделения советской психологии от зарубежной, высказываются мысли о классовом характере психотехники. Особенно критиковался метод тестов как основное средство психотехнических испытаний при решении проблем кадров. В результате уже с 30-х годов начинается свертывание работ по психотехнике; в 1936 году арестован Шпильрейн и расстрелян в 1937; С.Г.Геллерштейн отстранен от научной деятельности; система психотехнических учреждений уничтожена. Это привело к свертыванию работ по психологии труда и восстановлению исследований в области отечественной психологии труда.

Развитие сферы образования и воспитания потребовало также новых психологических знаний. Задача - преодолеть отрыв традиционной школы от жизни, подготовить к общественно полезному труду. В практике разработки новых проектов были и левые настроения (снижение роли учителя; сведение учебы к выполнению конкретных дел; отказ от школьной программы; замена школьных классов текучими бригадами и пр.), однако на первый план вышли задачи разработки возрастной психологии и наиболее рациональной организации ученого процесса. Педология (наука о детском возрасте) составила теоретическую основу их решения. Задача педологии - собрать, систематизировать и изучить все, что касается жизни детей в разных возрастах и во всех отношениях, охватывая и телесную, и духовную стороны развития ребенка. Особенно развилась в России в 20-х - 30-х годах. Развернулась практическая работа педологов в школе. Начало педологическим исследованиям было положено еще в 1904 году при лаборатории экспериментальной педагогической психологии А.П.Нечаева, где организовали педологические курсы для учителей, родителей и всех желающих. Их возглавил Н.Е.Румянцев под научным руководством А.П.Нечаева. Проблемам теории педологии посвящены работы Л.С.Выготского, М.Я.Басова, П.П.Блонского и др. для определения предмета педологии существенны 2 признака: 1 целостность; 2)развитие как прямой объект исследования. Развитие - основное понятие педологии, рассматривающееся в соотношении с понятием роста организма; в число важнейших входит и понятие среды (вопрос о ее роли в процессе развития ребенка). Разрабатывается проблема возраста и возрастной периодизации. Большую проблему в педологии представлял вопрос о методах, признавалось их разнообразие. М.Я.Басов разработал метод научного наблюдения, сохраняющий свою актуальность до сих пор; рекомендовалось использование анкет, естественного эксперимента; особое внимание - использованию статистики; широкое применение у метода тестов. Педологию отличала практическая направленность на решение задач школы. Была создана сеть педологических учреждений снизу доверху; на педологов была возложена обязанность комплектования классов, организации школьного режима, изучения причин неуспеваемости и разработка соответствующих мероприятий по борьбе с ними и пр. Однако были допущены массовые ошибки в области определения запущенных детей как дефективных и направления их в специализированные школы, которых создали в большом количестве по стране. Специальных программ при этом для них не создавали. Это вызвало массовые протесты против педологов, развернулась кампания по их критике. Завершилось все постановлением ЦК ВКП(о) «О педологических извращениях в системе Нарком-проса» в 1936 году, осудившим теорию и практику педологии и упразднившим педологию как лженауку. Работы известных педологов (Выготского, Басова, Блонского и др.) были изъяты из библиотек и научного оборота. Их возвращение началось только с 1960-х годов.

Главное направление теоретической работы в послеоктябрьский период состояло в обновлении психологии в духе марксизма, однако до 1922 года действовало Московское Психологическое общество, проводились психофизиологические исследования в области зрительных ощущений (С.В.Кравцов, Б.М.Теплов), самонаблюдения, внушения и др.

Константин Николаевич Корнилов (1879 - 1957) в борьбе против Челпанова и рефлексологии выступил с программой новой науки в 1921 году - реактологии. Опирался на диалектический материализм. Задача реактологии - исследование поведения как совокупности реакций человека на биосоциальные раздражители. Реакция - акт биологического порядка как выявление функций организма во всей их совокупности, где есть и физиологическая сторона, и ее интроспективное выражение. Это единица поведения человека. 3 компонента в структуре реакции: 1)сенсорный - раздражение органа; 2)центральный -процесс в нервной системе; 3)моторный - двигательный импульс. Сенсорный и моторный компоненты могут быть в скрытой форме. В реакции выделял 3 момента: временной (показатель быстроты реакции), динамический (показатель интенсивности или силы реакции), моторный (формы движения, выражается в величине пройденного пути, скорости движения и пр.). 3 метода изучения реакции: хронометрический (психометрический), динамометрический и моторно-графический. Динамометрический метод разработан Корниловым, как и прибор динамоскоп. Все многообразие реакций составляло так называемую гамму реакций человека: натуральная, мускульная, сенсорная, реакция различения, выбора, узнавания, ассоциативные реакции. Жизнь рассматривалась как совокупность реакций, а каждая реакция — как взаимосвязь организма со средой. Реакция есть не что иное, как трансформация энергии и постоянное нарушение энергетического равновесия между индивидом и окружающей средой. То, что субъективно мы воспринимаем как психические процессы, объективно является не чем иным, как особым проявлением все той же физической энергии — нервной.

Был сформулирован принцип однополюсной траты энергии. Распространение траты энергии является «однополюсным»: чем больше энергии идет на умственную работу, тем меньше энергии остается для двигательной реакции. Теоретическое значение полученных результатов аккумулировалось в следующем положении: есть одна энергия — физическая. Ее трата может быть периферической или центральной. На этом основании был сделан вывод об антитезе между интеллектом и волей. Усложнение раздражителя до предела приводит к взрывным реакциям — это аффекты. Принцип однополюсной траты энергии справедливо расценивался как «сконцентрированное выражение механистической теории равновесия в психологии». Задачу перестройки психики на основах марксизма осуществить не удалось в реактологии.

Дмитрий Николаевич Узнадзе (1886 - 1950) - основатель грузинской школы психологии - психологии установки. Увидел общее основание в разных концепциях психологии, которое назвал «постулат непосредственности» и считал «догматической предпосылкой традиционной психологии». Истоки его видел в ложной ориентации на естествознание, основывающейся на признании факта непосредственной связи между физическими явлениями. Задача психологии -преодолеть этот постулат. Ответом на нее явилась созданная теория установки - попытка объяснить активность живого организма как целого с помощью введения особого внутреннего образования - «установки». Основными условиями возникновения поведения и установки к нему считал потребности и ситуации для их удовлетворения (учет внутреннего и внешнего фактора). Установка - первичное целостное недифференцированное состояние, предшествующее сознательной психической деятельности и лежащее в основе поведения. Разработал метод исследования установок, изучил их виды, процесс формирования, свойства. Дал характеристики психических процессов с позиции установки, произвел классификацию форм поведения и деятельности человека и пр.

Психология установки остро поставила проблему активного субъекта в психологии и назвала свой задачей анализ поведения и деятельности с позиции установки.

Лев Семенович Выготский (1896 - 1934) - один из основоположников советской психологии, внес вклад в разработку ее методологических основ. Создал культурно-историческую концепцию общественно-исторического развития психики человека, получившую дальнейшее развитие в общепсихологической теории деятельности. Выготский ввел понятие о высших психических функциях (мышление в понятиях, разумная речь, логическая память, произвольное внимание и т.п.) как специфически человеческой форме психики и разработал учение о развитии высших психических функций.

Диапазон его исследований широк: детская психология, общая психология, дефектология, психология искусства, методология и история психологии и другие области. Все они объединены общим теоретическим подходом и одной проблемой - проблемой генезиса, структуры и функций человеческой психики. Идея опосредствования как отличительная особенность высших психических функций изложена уже в работах 1928 года. Вопрос о генезисе высших психических функций был главным в теории Выготского. Он сформулировал законы развития высших психических функций: 1)само возникновение опосредствованной структуры психических процессов человека есть продукт его деятельности как общественного человека; 2)в процессе культурного развития складываются новые высшие исторически возникающие формы и способы деятельности - высшие психические функции (закон развития высших психических функций); 3)каждая высшая психическая функция появляется в процессе развития поведения дважды: сначала как функция коллективного поведения, как форма сотрудничества или взаимодействия, как средство социального приспособления (как категория интерпсихическая), затем вторично как способ личного приспособления, как внутренний процесс поведения (как категория интрапсихологическая). Исторически возникновение и развитие высших психических функций связано в развитием трудовой деятельности; это продукт социальной истории. Психологическими орудиями стали язык, письмо, число и т.п. они выступают средством воздействия на самого себя и делают психические процессы произвольными и сознательными. Психологические орудия -знаки, имеющие значение. Исследование значения слова (основного знака) привело Выготского к проблеме системного и смыслового строения сознания («Лекции по психологии. Мышление и речь»). «Изменение функционального строения сознания составляет главное и центральное содержание всего процесса психического развития». Картина возрастного развития сознания представлялась как изменение структуры сознания с последовательным доминированием разных сфер. Основным механизмом развития высших психических функций в онтогенезе является интериоризация. Выготский различает элементарные, низшие, процессы, называя их естественными психическими функциями, и высшие психические функции. Развитие низших психических функций в детском возрасте - генетически первая форма становления человеческой психики и поведения, основа, на которой происходит овладение культурно-психологическими орудиями. Выготский описал 4 стадии развития отдельной психической функции, процесс перехода от интерпсихической к интрапсихологической функции, подчеркивая важную роль общения и отношений между личностью и средой. Высшие психические функции имеют своим источником сотрудничество и обучение, поэтому он пришел к выводу о ведущей роли обучения в психическом развитии. Эти исследования должны были лечь в основу педагогической практики. Для исследования развития высших психических функций был разработан новый метод - экспериментально-генетический (методика двойной стимуляции). Во всех исследованиях Выготского общение ребенка со взрослым выступает в качестве важнейшего условия психического развития. Это общение осуществляется при помощи слов, речи, поэтому она становится центральным условием развития высших психических процессов. С.Л.Рубинштейн и А.Н.Леонтьев выступили с идеей предметной осмысленной деятельности как движущей силы психического развития ребенка, в которой общение органично соединялось с собственной деятельностью. Так начало разрабатываться учение о деятельности.

Александр Романович Лурия (1902-1977) развивал психологическую систему Выготского в разных областях психологии - общей, детской, психофизиологии, дефектологии, нейропсихологии, психолингвистике и т.п. его исследования входят составной частью в школу, которая теперь называется школой Выготского, Лурия, Леонтьева. При этом он и создатель отечественной школы нейропсихологии. В начале 30-х годов провел исследования роли культурных факторов в развитии высших психических функций на материале познавательных процессов у людей неграмотных. Было обнаружено, что изменения практических форм деятельности, основанные на формальном образовании и социальном опыте, вызывали качественные изменения в процессах мышления. Это исследование доказало реальную возможность исторической психологии, наиболее трудно поддающейся экспериментальному изучению.

Исследовал монрзиготных и дизиготных близнецов для демонстрации взаимоотношения биологических и культурных факторов в развитии высших психических функций. Проблема регулирующей роли речи и речевого опосредования в развитии произвольных психических процессов была центральной в его работе.

Изучалось влияние речи на организацию поведения у нормальных детей раннего возраста и детей с разными формами умственной отсталости.

Продолжил исследования Выготского по изучению мозговой организации высших психических функций, работая над локальными поражениями мозга, что вылилось в теорию системной динамической локализации высших психических функций.

Эта теория составила содержание новой области психологии - нейропсихологии. Вопросы нейролингвистики разрабатывались им в связи с проблемами афазиологии.

Лурия вел педагогическую деятельность в Московском университете.

Сергей Леонидович Рубинштейн (1889 - 1960) разрабатывал философские проблемы психологии, сформулировал важнейшие методологические принципы: принцип единства сознания и деятельности составил основу деятельностного подхода в психологии: «Психология изучает психику через посредство деятельности и тем самым психологические особенности деятельности». Признавал деятельность человека сложным явлением, изучаемым разными науками с разных оснований. Специфически психологическая проблематика деятельности связана прежде всего с вопросом о целях и мотивах человеческой деятельности, о ее внутреннем смысловом содержании и его строении. В зависимости от характера мотивации различал деятельность и поведение основные виды деятельности: труд, игра, учение; дал их психологический анализ (описал мотивацию каждого вида, раскрыл их природу и связь с развитием личности). Компоненты внутри деятельности: движение, действие, операция, поступок в их взаимосвязях с целями, мотивами и условиями деятельности. Действие - единица психологии; далее проблемы деятельности изучал А.Н.Леонтьев. Принцип детерминизма: внешние причины, влияния действуют только через внутренние условия. Аналитико-синтетические акты - внутренние условия, в которых отражается внутренняя работа по анализу задачи. Было сформулировано положение о психическом как процессе (при исследовании мышления): «Мышление выступает как процесс, который членится на отдельные звенья или акты...». Процессуальность психического - его характерная особенность, т.к. взаимосвязь любого субъекта с объектом непрерывна. Задача психологии состоит в том, чтобы раскрыть закономерности такого психического процесса. Его последователи выявили и описали свойства психического процесса: динамичность, непрерывность, недизъюнктивность, способность к развитию и др. личность является совокупностью всех внутренних условий, через которые преломляются все внешние воздействия. Поведение человека обусловливают мотивы и способности. Общие принципы Рубинштейна находят свою конкретизацию в трудах его учеников, а его «Основы общей психологии» стали самой читаемой книгой на конкурсе «Психологической газеты» в 1999-2000 годах.

Алексей Николаевич Леонтьев (1903 - 1979) сделал деятельность предметом и методом психологического исследования. Категории деятельности назвал наиболее важными «для построения непротиворечивой системы психологии как конкретной науки о порождении, функционировании и строении психического отражения реальности, которое опосредствует жизнь индивидов». Разработал общепсихологическую теорию деятельности. Показал (теоретически и экспериментально) объяснительную силу деятельности для понимания центральных психологических проблем: сущности и развития психики сознания, функционирования различных форм психического отражения личности. Разрабатывал проблему деятельности, отталкиваясь от культурно-исторической концепции психики Выготского. Считал, что марксистско-ленинская методология позволяет проникнуть в действительную природу психики, сознания человека, а в теории деятельности видел конкретизацию мар-ксистко-ленинской методологии в области психологии. Начало его исследований относится к 30-м годам 20-го века, когда Леонтьев возглавил группу психологов, для которых центральной стала проблема практической деятельности и сознания. Производилось изучение структуры детской деятельности, ее средств, цели, мотива и изменения в процессе развития ребенка. В конце 30-х годов внимание Леонтьева привлекает проблема развития психики: он исследует генезис чувствительности, развитие психики животных. Итогом стала докторская диссертация «Развитие психики» (1946). В ней он разработал концепцию стадиального развития психики в процессе эволюции животного мира, исходя из изменения в этом процессе характера связей животных с окружающими условиями. Каждая новая ступень - переход к новым условиям существования и шаг в усложнении физической организации животных. Выделил 3 стадии: элементарной сенсорной психики, перцептивной и стадии интеллекта. Во время Великой Отечественной войны Эвакуирован в качестве научного руководителя госпиталя по Урал, где возглавил работу по восстановлению утраченной гностической чувствительности и движений после ранений путем специальной организации осмысленной предметной деятельности у раненых. В работах 1944 - 47 годов сформулировал понятие ведущей деятельности, положенное в основу при изучении периодизации психического развития ребенка (Д.Б.Эльконин), исследовал игру как ведущую деятельность в дошкольном возрасте. А также: произведено различие деятельности и мотива, действия и цели, операций или способов выполнения действия; описана динамика их взаимоотношений в процессе реальной жизнедеятельности ребенка; раскрыт механизм сдвига мотива на цель как механизм процесса рождения новых дея-тельностей; описал превращение действия в операцию; раскрыл психическую характеристику сознания (на примере учебной деятельности). Все это легло в основу психологического учения Леонтьева о деятельности, ее структуре, динамике, формах и видах, которое выразилось в работе «Деятельность. Сознание. Личность». Основные постулаты: 1 Деятельность является содержательным процессом, в котором осуществляются реальные связи субъекта с предметным миром; 2)она включена в систему общественных условий; 3)предметность - ее основная характеристика; 4)психика рассматривается как процессы субъективного отражения объективного мира, порождаемые материальной практической деятельностью; 5)значения языка - формы существования образа в индивидуальном сознании; 6) деятельности соответствует мотив, действию - цель, операции - способы осуществления действия; 7) между компонентами деятельности есть переходы и трансформации; 8)внешняя и внутренняя деятельность имеют единое строение; 9)личность - продукт всех отношений человека к миру, реализуемых совокупностью всех разнообразных деятельностей; 10)параметры личности: широта связей с миром, степень их иерархичности и структура. Боролся с натуралистическими концепциями в психологии человека, поддерживал идею исторического развития человеческого сознания (работы 1959 -60-го годов). Выделил 3 вида опыта (индивидуальный, видовой и социальный). Основатель и первый декан факультета психологии МГУ. Ряд работ по инженерной психологии и эргономике, которые способствовали формированию этих отраслей в СССР.

Сделал предметом своих исследований процессуальное, операциональное содержание деятельности, в результате пришел к созданию учения о поэтапном формировании умственных действий и понятий.

Психику во всем диапазоне форм понимал как ориентировочную деятельность субъекта в проблемных ситуациях на основе образа. Предмет психологии - ориентировочная деятельность субъекта. Разработал учение об эволюции психики на основе такого понимания предмета психологии. Согласно ему, психика возникает в ситуации подвижной жизни для ориентировки в предметном поле на основе образа и осуществляется с помощью действий в плане этого образа.

Выделил и описал основные эволюционные уровни действия, намечающие «основную линию развития материи». Уровень физического действия - неорганические материи; уровень физиологического действия - организмы, действия которых регулируются физиологическими механизмами; уровень действия субъекта - животные, действия которых регулируются в плане образа; уровень действия личности - действия человека, регулируемые индивидуальным и социальным опытом. формирующий эксперимент - метод исследования психики как ориентировочной деятельности; является развитием экспериментально-генетического метода Выготского: «...магистральный путь исследования психических явлений - это их построение с заданными свойствами».

В эксперименте должны быть организованы все условия, обеспечивающие формирование новых знаний и умений с заданными показателями: 1 )составляется схема полной ориентировочной основы действия;

2) организация поэтапного выполнения действия сначала на материальных предметах с постепенным переводом его во внутренний план через промежуточные этапы «громкой специализированной речи» и «внешней речи про себя»;

3)систематическая обработка на всех этапах желаемых свойств действия -разумности, обобщенности, сознательности, меры овладения и пр.

Именно путь «извне внутрь» сначала как процесса во внешней среде, доступного контролю со стороны исследователя, а затем воспроизведение этого внешнего процесса через ряд определенных промежуточных форм (в уме, речи, восприятии) позволяет установить структуру ориентировочной деятельности. Получаемый при этом практический результат(сформированные знания, умения, навыки, сложившиеся акты внимания, восприятия и др.) выступает в качестве способа проверки правильности исходных представлений о составе условий, необходимых для их формирования с желаемыми характеристиками, и сходством анализа уже сложившихся форм психической деятельности.

Технология планомерного формирования действия открывает путь к решению проблемы «собственно психологического механизма психических явлений и проблемы строго причинного психологического их объяснения» и как следствие - к их формированию. Особенно важно это для психологов в разных сферах социальной практики.

Связь концепции Гальперина с практикой заложена в самих основах его теории и соответствует методологическому принципу, о котором писал Рубинштейн: «Правильное решение вопроса о детерминации психических явлений - главная теоретическая предпосылка построения и развития психологической науки, связанной с практикой, жизнью и способной служить ее активному изменению, ее совершенствованию». На основе теории планомерного формирования решаются задачи школьного обучения ,. обучения в системе высшего, профессионального, специального образования, спортивной, военной и прочих подготовок.

Борис Герасимович Ананьев (1907 - 1972) защищал комплексный характер исследований в психологии, предусматривающий широкие междисциплинарные связи- Деятельность в его понимании - одна из детерминант развития психики. Ключевая проблема научной концепции - проблема интеграции знания. Психологическое исследование связывал со смежными науками: биологией, педагогикой, медициной, техническими науками. Взаимодействие особенно необходимо при решении практических задач. Развил лучшие традиции Бехтерева, руководствуясь марксистской методологией; просматриваются отдаленные связи с рефлекторной теорией И.М.Сеченова, педагогической антропологией Ушинского и пр.

У истоков концепции Ананьева стоят его исследования по отечественной психологии в позиции понимания ее роли для современной психологии. круг исследований Ананьева: методологические и теоретические проблемы психологии; труды по общей, педагогической, возрастной, индивидуальной психологии, психологии труда и искусства и пр.; фундаментальные исследования по проблемам ощущения и восприятия.

Общая методологическая основа - принцип отражения и развития. Ощущения и восприятие рассматривал как источник познания и психического развития в целом. Генетические исследования: онтогенетическое природное развитие человека рассматривал как «последовательную смену стадий или фаз индивидуального развития - основных моментов целостности человеческого организма». История формирования и развития личности - это жизненный путь человека. Начало личности наступает позже начала индивида, по его мнению, и «связано с образованием постоянного комплекса социальных связей, регулируемых нормами и правилами, освоением средств общения, предметной деятельности». Индивидуальное развитие - внутренне противоречивый процесс, зависящий от наследственности, среды, воспитания и собственной деятельности человека. Методы изучения онтогенетической эволюции человека -возрастные (поперечные) срезы и лонгитюдинальный метод.

Главная проблема творчества - проблема индивидуального развития человека. Впервые указал на важность общения как одной из детерминант, определяющих развитие психики человека, и разрабатывал разные аспекты психологии общения. Общение понимал как вид человеческой деятельности и как компонент других видов деятельности.

Борис Михайлович Теплов (1896 - 1965) разрабатывал проблему индивидуальных различий; основоположник советской дифференциальной психофизиологии; исследовал проблемы общей психологии, методы исследования; изучал восприятие, способности, мышление, историю психологии. В сфере психологии индивидуальных различий разрабатывал теоретические вопросы, касающиеся способностей и одаренности, в частности умственные и музыкальные способности. Предметом специальной разработки стали психофизиологические основы индивидуальных различий (с опорой на учение Павлова о свойствах нервной системы).

После распада СССР начался драматический период переоценки и пересмотра принципиальных позиций советской психологии, ее методологических основ, восходящих к марксизму. Критике подвергся главный тезис - марксизм является единственной теоретической основой психологии. Пришло представление о плюрализме методологических ориентации; стало очевидным отсутствие единой теории, на основе которой можно построить психологию. Критика пришлась как раз на основные положения теории деятельности (о неразрывности связей сознания, психики с деятельностью, общности их строения и пр.). Современная психология стремится выправить искажения науки после революции 1917 года, выразившиеся в изоляции от мировой науки. В области теории не появилось больших новых направлений, хотя исследования охватывают большой круг проблем: история и теория психологии, детская, инженерная, эргономика, психология управления и пр.

ПОНОМАРЕВ А.Я. Типы психологического знания

(МЕТОДОЛОГИЧЕСКОЕ ВВЕДЕНИЕ В ПСИХОЛОГИЮ. М. 1983)

Мы выделяем три типа знания: созерцательно-объяснительный, эмпирический и действенно-преобразующий. Первый из них соответствует группе этапов низшей позиции поэтапной схемы развития познавательного механизма современных знаний, второй — группе этапов средней части этой схемы, третий — группе этапов высшей части схемы.

Все характеристики ранее рассмотренных этапов и их взаимоотношений распространяются, естественно, и на содержание типов знания. Поэтому здесь мы будем фиксировать в самых общих чертах лишь те особенности каждого из выделенных нами типов знания, которые не были в должной мере раскрыты при описании соответствующих этапов развития.

а) Созерцательно-объяснительный тип, соответствуя группе этапов низшей позиции поэтапной схемы развития познавательного механизма современных знаний, побуждается любознательностью и мировоззренческими потребностями общества; этот тип характеризуется тем, что при продуцировании знаний данного типа исследователь не вмешивается преднамеренно, активно, целенаправленно в ход изучаемых событий. Он регистрирует, фиксирует, иначе говоря, описывает их. Именно эта особенность рассматриваемого типа знаний и дает основание назвать его созерцательным. Созерцание формирует конкретные знания, представляющие собой синкретические (нерасчлененные) модели наблюдаемых предметов и явлений.

По мере развития познавательной деятельности общества содержательная сторона созерцательных знаний существенно преобразовывается, обогащается, что определяется позицией, с которой ведется описание, ее исходными установками.

Синкретичность становится все более и более относительной. Она сохраняется относительно природы описываемого явления, хотя внешне описание может выглядеть весьма дифференцированным. Относительной оказывается и созерцательность данного уровня. Она сохраняется в общем типе познавательной деятельности (исследование не вмешивается активно в отображаемые события), хотя попытки объяснения описываемого уже имеются. Можно сказать, что в этом случае и построение и интерпретация синкретической модели ведутся обычно с позиции какой-либо теории. Именно на этом основании мы называем данный тип знания не только созерцательным, но и объяснительным.

Особенно отчетливо объяснительная тенденция проявляется в связи с неравномерностью развития познания различных областей действительности. Такая неравномерность дает возможность переносить (как правило, не вполне адекватно) более развитое знание об одной области действительности на другую, знание о которой менее развито. Это же обстоятельство лежит в основе философских построений, порождающих теории, не вполне адекватные исследуемому явлению.

Если при характеристике этапов развития механизма общественного познания появление теории мы связывали лишь с третьим этапом развития этого механизма, то при характеристике типов знания понятие «теория» приложимо, как мы видим, уже к исходному типу знания (созерцательно-объяснительному). Это, так оказать, первая фаза теории. Однако на данной фазе теория, как это, уже подчеркивалось, в известной мере инородна специфике исследуемого явления. Эта теория «привнесена извне», а потому и не адекватна природе предмета исследования.

В психологии созерцательные знания, вырастая непосредственно из практики, из здравого смысла, житейского опыта, художественной литературы, произведений искусства и т. п., дифференцируют и интегрируют этот опыт, систематизируют то, что доступно каждому интеллектуально развитому человеку — члену общества, то, что минимально необходимо для практического общения людей той или иной эпохи, для их совместной общественной деятельности. Создается относительно живая и в известном смысле целостная картина действительности. Неискушенный потребитель такого знания восторгается тем, что почти все, что в них представлено, непосредственно известно и ему самому, пережито им, хотя и не было собрано до этого в такую стройную последовательность, не было выражено так ясно и внушительно, с такой прозорливостью и блеском. Это и убеждает его в достоверности знаний, в их ценности, вызывает бесспорное уважение к знаниям. Вместе с тем приобретенное им созерцательно-объяснительное знание не изменяет существенно его общение с окружающими, не придает ему проницательности не дает никаких существенных преимуществ в понимании окружающих людей, в обращении с ними. Он становится способным лишь эффектно объяснять то, что понятно и другим, и именно так, как было понятно ему самому до овладения специальными знаниями.

Однако для науки описательные знания имеют значительно большую ценность. Они составляют фундамент науки. Без них невозможно ее дальнейшее движение. Они помогают эффективнее обозревать действительность, чем это было доступно непосредственно, при опоре на житейский опыт, здравый смысл. Житейский опыт получает первое обобщение.

В период расцвета созерцательно-объяснительного типа знания вместе с развитием общественной потребности в знании — социального заказа науке — в недрах исходного типа обнаруживаются зачатки нового типа — эмпирического, впервые открывающего возможность приобретения собственно научных знаний. В развитии созерцательно-объяснительного типа наступает перелом. Знания этого типа продолжают обогащаться, но темп их развития приобретает отрицательное ускорение. С положительным ускорением формируется эмпирический тип.

б) Эмпирический тип знаний, соответствуя группе этапов средней позиции поэтапной схемы развития познавательного механизма современных общественно-исторических знаний, характеризуется прежде всего тем, что исследователь преднамеренно, активно, целенаправленно вмешивается в ход изучаемых событий.

Таким образом, этот тип знания отличается прежде всего опытным подходом, непосредственно отвечающем тому или иному социальному заказу, той или иной практической потребности. Успехи эмпирических исследований оцениваются практикой. Их содержание легко доступно и тем, кто не владеет багажом описательного знания: переложить эмпирические знания на язык здравого смысла не так уж сложно: и то, и другое сохраняет непосредственные связи.

Пока сложность социальных заказов еще не велика и заказы эти не обобщены, они адресуются науке из самых разнообразных областей практики и каждый из них удовлетворяется вне какой-либо отчетливо выраженной связи с другим.

Со временем эмпирический тип занимает ведущее место, наступает период его господства.

Развитие описательного знания затухает (точнее говоря, сфера описаний переносится на область более сложных явлений). Описательный тип знания исчерпывает себя (применительно рассматриваемому направлению исследования, очертившему ту или иную область знания; этому соответствует, например, выражение: «В психологии ничего нового открыть нельзя»).

На эмпирическом уровне происходит скрупулезный анализ различных сторон изучаемых явлений. Исследователь возденет на явление. Однако он не учитывает при этом тех внутренних преобразований, которые происходят   в   самом явлении, в предмете (понимаемом в самом широком смысле, включающем в себя как неживое, так и живое на всех фазах его развития, длоть до социальных систем). В итоге описывается способ воз-действия, достигающего желаемого  эффекта.  Он  и  заключает. себе ту закономерность, которую мы называем эмпирической. "Мощность ее, как мы это уже упоминали, не велика. Она достаточна лишь для решения тех повторных задач, в ситуациях которых состояние предмета воздействия остается весьма близким состоянию его в момент исследования.

Эмпирические закономерности не выходят за пределы логики практической деятельности. Они отображают способ деятельности, достигшей положительного эффекта   в   какой-либо конкретной ситуации. Иначе говоря, они жестко фиксируют лишь «вход» и «выход» воздействия на предмет и не отражают внутрипредметных взаимодействий, фактически,  опосредствующих эффект данного воздействия. Таким образом, внутренний механизм события остается при эмпирическом типе знания «черным ящиком».

В эмпирическом типе знания представлена вторая фаза теории. Она непосредственно связана с практикой.

Специфическая особенность эмпирического типа состоит в том, что критерии, на основании которых выделяются различные стороны явления, субъективны. Количество таких критериев ничем не ограничено. В итоге множества эмпирических исследований возникает то состояние рассматриваемой области знания, которое мы называем эмпирической многоаспектностью: огромная масса эмпирических работ становится необобщаемой; эта масса представляет конгломерат знаний, который захлестывает науку, лишая ее способности к обобщению: наука оказывается не в состоянии осмыслить, использовать порождаемый ею конгломерат знаний во всем его потенциальном богатстве. Другая специфическая черта эмпирического типа знания состоит в том, что предметом исследования в нем всегда выступают целостные, конкретные события, а цель исследования исходит при этом непосредственно из практических задач, исследователь стремится к непосредственной связи получаемых результатов с практикой.

Со временем в динамике развития эмпирического типа знания наступают существенные изменения. Согласно общей закономерности взаимоотношения типов знания кривая эмпирической продукции — числа эмпирических исследований — круто идет вверх. Однако темп подлинного развития приобретает отрицательное ускорение. Знания становятся необобщаемыми. В недрах эмпирии формируется новый тип знания — действенно-преобразующий.

Кривые развития каждого типа знаний, по всей видимости, аналогичны. У каждого типа наблюдаются подъемы и спады   темпа. Максимум кривой первого типа совпадает с точкой отсчета второго типа. Минимум кривой первого типа совпадает с максимумом кривой второго типа и точкой отсчета третьего. В условиях эмпирического типа в подготовке действенно-преобразующего знания важную роль выполняет новый подход, который можно назвать поуровневым или структурно-уровневым (подробнее о нем мы скажем позднее). В нем формируются предпосылки системно-структурного принципа, представления о комплексной проблеме, возникает потребность в разработке стратегии исследования комплексных проблем, появляются попытки разработки необходимого понятийного аппарата, происходит стихийная дифференциация уровней исследований и т. п.

в) Действенно-преобразующий тип знания соответствует группе этапов высшей позиции поэтапной схемы развития механизма общественного познания.

Наиболее характерной особенностью этого типа знаний оказывается то, что место субъективных критериев расчленения явления (при эмпирическом типе знания) занимают объективные критерии, в качестве которых используются структурные уровни организации явлений — трансформированные этапы его развития. По таким критериям происходит упорядочивание накопленной эмпирической многоаспектности. Эмпирические модели явлений преобразуются в абстрактно-аналитические и становятся предметом абстрактно-аналитического исследования. По существу, здесь впервые возникает достаточно обоснованное выделение наук, изучающих абстрактно представленные структурные уровни организации явлений, соответствующие представлению о формах движения материи; каждая из этих наук устанавливает соответствующие данным формам движения законы.

Действенно-преобразующий тип знания не ограничивается, конечно, абстрактно-аналитической стороной. Это буквально лишь одна сторона движения знаний данного типа. Вторая его сторона аналитико-синтетическая. На основе синтеза абстрактно-аналитических законов создаются аналитико-синтетические модели явлений, вскрываются соответствующие им конкретные законы. Именно эти конкретные законы, эти аналитико-синтетические модели явлений после необходимой эмпирической доводки и превращаются в руководства для практических действий.

Таким образом, на смену поуровневому подходу приходит абстрактно-аналитический подход. Он связан с иерархизацией конгломерата эмпирических моделей явлений сообразно структурным уровням организации данного явления, с построением абстрактно-аналитических моделей, отображающих особенности каждого из выделенных структурных уровней организации явления, с их изучением специфическими способами и средствами соответствующего комплекса абстрактно-аналитических наук, связь с практикой у которых оказывается уже не прямой, а косвенной, опосредствованной модельной практикой.

Абстрактно-аналитическому подходу соответствует третья фаза теории. Эта теория строится на основе собственной эмпирии действенно-преобразующего типа знания, соотносимой в данном случае с модельной практикой. Аналитико-синтетическому подходу соответствует четвертая фаза теории. Эта теория, обобщая абстрактно-аналитические теории, является вместе с тем общей конкретной теорией современной практики. В этом случае понятие теории, как и в той ситуации, с которой мы связывали исходное становление теории, вновь по объему приравнивается к логической форме науки.

Стратегия исследования действенно-преобразующего типа. Таким образом, совершенствующиеся комплексные исследования в своем итоге образуют новый тип знания — действенно-преобразующий. Этот тип не отвергает предшественников — эмпирический и созерцательно-объяснительный типы, он включает их в себя в преобразованном виде.

Преемственность различных типов знания просматривается, как это было уже показано, в аспекте их исторического формирования (место современных типов знания в этом случае занимают соответствующие им группы этапов развития механизма общественного познания и те новообразования, которые возникают постепенно в ходе развития путем трансформации пройденных этапов). Особенно же отчетливо эта преемственность обнаруживается в ходе решения творческих проблем, требующих комплексного подхода, когда упомянутые типы знания выступают в их современном виде — в форме функциональных ступеней  решения этих проблем. Именно эта преемственность и положена в основу предложенной нами стратегии (пока что весьма гипотетичной) решения творческих проблем, требующих комплексного подхода.

Психологика как этап в развитии методологии психологического исследования.

Объяснение кризиса современной психологии. Психофизическая и психофизиологическая проблемы Мозг как идеальный объект. Позитивный и негативный выбор. Принцип инодетерминизма.  

М.В.Иванов      

Образ и логика психологики.

Сборник, который уважаемый читатель держит сейчас в руках, имеет, на мой взгляд, особое значение. Эта книга знаменует собой появление новой научной школы в психологической науке. Здесь представлены плоды исследований ученых разной «остепененности» (от студента до доктора наук), но равной преданности идеям психологики. И не только плоды. Видно, что школа работает - дискутирует, отрабатывает разные версии, сомневается и надеется. Слышна «голосов перекличка». И в нее может включится читатель, став участником увлекательного поиска.

Психологика как направление в науке получила свое обоснование в трудах Виктора Михайловича Аллахвердова. Назову итоговые работы: «Опыт теоретической психологии» (СПб,1993), глава «Сознание и познавательные процессы» (в учебнике «Психология» под ред. А.А.Крылова. М.,1998), «Сознание как парадокс» (СПб,2000), «Методологическое путешествие по океану бессознательного к таинственному острову сознания» (СПб,2003). Интерес к идеям В. М. Аллахвердова явно возрастает, поэтому споры о психологике будут разгораться. Я же в свободном жанре хотел бы поделиться мыслями об этом новом научном течении, коснувшись и тех материалов, которые представлены в этом сборнике и которые постараюсь как можно тщательнее изучить после его выхода в свет. Но уже сейчас можно сказать, что психологика получила серьезное экспериментальное подтверждение.

Исходным переживанием создателя психологики было недовольство тем, что психологи смирились с перманентным кризисом в их науке и даже старались из этого извлечь выгоду. Если нет единой теории, то допустимы любые частные концепции и самые экзотические эксперименты «впрок» (авось пригодится). Многофакторность объяснения психологических феноменов выражала не конкуренцию гипотез, а смирение перед сожительством взаимоисключающих интерпретаций. Различные психологические школы стали общаться друг с другом, как Вольтер с Богом: «Мы раскланиваемся, но не разговариваем». Учебники по психологии либо зашоренно любовались одной, близкой автору доктриной, либо под лозунгом объективности и взвешенности занимались перечислением разрозненных концепций. В психологическом мире теоретическая психология стала восприниматься как вечное зыбкое болото. У него , по канону, нужно было проводить очистительные обряды в виде физиологических заклинаний и философских пророчеств. А «твердую почву» находили на все увеличивающихся в количестве островках специальных дисциплин самого экзотического вида: таковы психология спорта, терроризма, менеджмента, гендерная, транспортная, и несть им числа. Это хорошо, что психология находила прикладное применение. Но одновременно происходила девальвация фундаментальных исследований, а значит, в «частных» вопросах допускалось любое  халдейство. Именно поэтому возникла необходимость научного синтеза.

Психологика утверждает, что теория психологии должна быть единой. Коль скоро психологи все равно исходят из неких общих установок, то следовало определить их основное содержание, пусть даже и не сформулированное четко, а затем его оценить. Думаю, что Аллахвердов прав, когда указывает на физиологию как на наиболее авторитетную «порождающую грамматику» психологических теорий. Именно от физиологии идет традиция поиска замеряемых границ психологических процессов (объема памяти, порогов чувствительности  т.п.), представление об их иерархии (ощущение – восприятие – память - мышление), разбиение их на блоки (память кратковременная, долговременная) что открывает широкую дорогу к компьютерной метафоре психики. (И это при том, что компьютер – то психики не имеет). Самый же переход от физиологических процессов к психологическим выступает как мистический. Прежние разговоры о «переходе количества в качество» выглядят как-то неубедительно. Физиологическая модель, перенеснная  в психологию, как раз и слаба тем, что не дает ответа на генезис психики и не определяет сущности психического. Подход психологики ценен тем, что переводит в экспериментальную и методологическую плоскость именно названные проблемы.

Психология полна парадоксов, которые никак не укладываются в унылый здравый смысл. Но самый большой парадокс связан с загадкой сознания. Внятно определить, что такое сознание, очень трудно.

 Очевидная каждому представленность. Воспользуемся аналогией. Сознание подобно киноленте, которая постоянно прокручивается перед нами. Вот сейчас вы, дорогой читатель, держите книгу, видите страницы, чувствуете шершавость бумаги, слышите какие-то звуки вокруг вас. Вы являетесь постоянным свидетелем того, что происходит с вами. Это настолько очевидно, что мы даже не задумываемся о такой стороне нашей жизни. Кажется естественным, что мое реальное тело окружает реальный физический мир с его запахами, шумами, формами, цветами. Мы ходим, слышим, трогаем. Но… почему мы знаем, что ходим, слышим, видим? Зачем нам отслеживать эти процессы? Ведь компьютер, скажем, производит расчеты, записывает и воспроизводит музыку. Исполняет команды мышки, сменяет на дисплее одну картину за другой. Но знает ли он об этом? Воспринимает ли компьютер себя считающим, звучащим, показывающим? – Очевидно, что нет. Для выполнения перечисленных действий компьютеру не нужно сознание. Даже тогда, когда он обыгрывает в шахматы сильнейшего из играющих людей – чемпиона мира.

Наивысшая ценность. Наше сознание мы ценим выше всего. Видимый, слышимый, теплый мир вокруг нас, богатейшие оттенки переживаемых нами телесных состояний – все это драгоценно для нас именно потому, что мы отдаем себе отчет в том, как протекает наша жизнь. Едва ли бы кого-то утешило, если бы ему сказали, что во время сна его кормили вкусной пищей. Едва ли бы человек прельстился бессмертием, если бы оно означало бесконечное продолжение телесного существования, но в бессознательном состоянии.

Завышенные претензии. Наше сознание обладает для нас абсолютной ценностью, а потому мы склонны к неумеренности в отношении к нему. Например, считаем, что осознанное поведение всегда лучше. Но почему тогда лунатик легко переходит по бревну через пропасть, чего не скажешь о бодрствующем? Почему настырное логизирование при решении сложной задачи часто не приводит к успеху, а блестящее решение может прийти во сне? Почему многолетнее мучительное долбление иностранных слов в студенческом возрасте дает не лучший результат, чем месяц пребывания в иностранной  среде дошкольника (не склонного к усиленным раздумьям)? Выходит, сознание может мешать нам успешно действовать, находить оригинальные решения и далеко не всегда является лучшим нашим помощником. Как то ни странно, но именно поклонники всесильного и всеохватывающего сознания чаще всего легко впадают в мистику. Не найдя непосредственных истоков феноменальных результатов человеческой мысли в работе сознания, они начинают глубокомысленно говорить о космическом порядке и высших силах, но категорически отказываются от прдположения, что не следует перегружать сознание ответственностью за предсознательные процессы. А ведь они могут действовать вполне успешно. В статье С.Ф. Сергеева прекрасно продемонстрировано, что в гипнотическом состоянии человек существенно быстрее воспринимает цифровую информацию.   

Но, пожалуй, самое главное в том, что сознанию свойственно ошибаться. И в том заключается не только несовершенство сознания, но и его величие. Потому что при ошибке условного рефлекса нечему понять неудачу – просто условный рефлекс не сработал, и все тут. Организм наказан, но не знает за что. А сознание способно осознать свою ошибку и пережить ее. Именно поэтому вся психическая деятельность человека, протекая в свете сознания, начинает регулироваться не на физиологической основе, а иногда и в противоречии с ней. Без способности ошибаться не существовало бы и чувства юмора, и самокритичности. А сознание самокритично.

Если обратиться к генезису психологики, то приходится признать, что ее мать – когнитивная психология. Да, целью, смыслом человеческого существования признается познание. И все формы человеческой деятельности направлены в конечном счете на постижение истины. Но психологика обладает значительно большей философской, культуральной и методологической мощностью, чем ее родительница. И прежде всего потому, что озабочена обоснованием необходимости рассматривать психологические феномены на базе деятельности сознания.

Первое – и по сути своей кардинальное заявление – направлено на выяснение отношений с физиологией, которая в традиционной парадигме считалась наиболее солидной базой     психологии. Психологика постулирует отказ рассматривать психологические явления на языке физиологии.

          

Физиология XIXXX веков совершила величайшие открытия, без которых не было бы и психологии в ее нынешнем виде. Но и физиологи не всемогущи. Отвечать на коренные вопросы психологии они стали бы примерно так.

Существуют законы эволюции, которые определяют процесс постепенного накопления организмами полезных свойств, закрепляющихся естественным отбором. Выживает, а значит, и передает свой генотип, только тот, кто лучше приспособлен к имеющимся условиям существования. Для животных важно иметь все более правильное отражение действительности, чтобы строить на его основе все более успешные действия. В этом и смысл: лучше отражать (т. е. познавать) и эффективнее действовать. Так как «высшие психические функции» не могут существовать без «низших», то первые выводимы из вторых – а откуда им еще взяться? Нервная ткань и физиологические процессы безумно сложны, так что пока на вопросы о психике даются приблизительные ответы. Но ничто не мешает считать, что со временем и самые сложные проблемы (особенно мозга) будут решены.

Простим фанатикам от физиологии их профессиональный патриотизм и оставим их наедине с действительно интереснейшими вопросами «жизни тела». Но попробуем задать вопросы со стороны психологии.

Когда в технике («в материи») происходят новые открытия, то старые «варианты» выходят их употребления: кто, например, сейчас пользуется велосипедом без руля-педалей-цепи-шин (таков порядок его усовершенствования)? Почему же продолжают существовать животные без мощи человеческой психики? Они и так не вымирают! Тогда зачем им было «психически» усовершенствоваться? Не легче и другой вопрос: а почему некоторые «человекоподобные» виды обезьян «предпочли» вымереть, а не «прогрессировать»?

«Естественнонаучный подход к психике заведомо предполагает, что психика зарождается в недрах физиологического. Физиологические процессы характеризуются теми или иными регистрируемыми и измеримыми материальными изменениями мозговой деятельности.

 Но в сознании отражается не состояние мозга, а внешний мир. Перевод физиологического в содержание сознания не может быть сделан только на основании физиологических наблюдений.

Глухой от рождения человек может смотреть на то, как пальцы пианиста бегают по роялю, но вряд ли потом стоит доверять его рассказу о полученном им музыкальном впечатлении. Физиолог, изучающий сознание только физиологическими методами, находится в положении такого глухого. Ведь он должен трактовать воздействие музыки на языке физико-химических процессов в нервной клетке!» / ПС/

Надо сказать, что Аллахвердов менее всего наклонен принижать значение высшей нервной деятельности и, соответственно, изучающей ее физиологии. Просто им отводится иная -  и грандиозная роль.

Мозг как информационная Вселенная. Не ошибаются лишь автоматические программы. Для штамповочного пресса существует лишь штампование им детали и все прочее, что потенциально можно проштамповать. Человеческий организм функционирует на основе многих автоматизмов (в основном генетически заданных, но есть и приобретенные): глотание, моргание, пищеварение, обеспечение устойчивости при движении и т. п. И для их работы сознание не требуется. Пожалуй, даже будет мешать (представим себе, как бы протекала игра музыканта на фортепьяно, если бы исполнитель осознанно давал бы команды своим пальцам при извлечении каждого звука). И автоматические программы столь сложны, что можно рассматривать психику человека не имеющей ограничений в алгоритмической переработке информации. Многие ученые не случайно уверены, что одна клетка человеческого мозга по мощности не уступает самому совершенному современному компьютеру. Одна! А их - миллиарды.

        Информационная мощность нашего мозга сопоставима с информационной мощностью видимой части Вселенной. Вот так! Мы окружены Вселенной и носим такую же – вторую – внутри себя. Поэтому проблема состоит не в объеме фактов и количестве программ, имеющихся в нас, а в том, как их извлечь. И зачем их извлекать.

Появление сознания может быть объяснено только тем, что всего многообразия автоматизмов оказалось недостаточно, чтобы решать проблемы, встававшие перед предком человека. Речь идет не обязательно о борьбе за выживание, сопровождаемой вечной тревогой. Представим себе, что весьма сложные автоматически действующие программы, «просчитав» ситуацию, предложили несколько равноправных вариантов возможного действия (по причине большой неопределенности ситуации). Как быть? Нужна инстанция, которая бы сделала выбор. Выбор может быть исходно только случайным: например, иди вправо. И здесь «высший арбитр» (зарождающееся сознание) сразу же попадал в сферу влияния автоматизмов. Теперь уже всегда нужно было идти вправо. Если этот метод не срабатывал, то «наказанный» жизнью человек рано или поздно должен был от него отказаться. Если же срабатывал, то человек получал большой новый опыт – опыт полезный. Но никакого продвижения не произошло бы, если бы сознание стало просто новым автоматизмом. В «компьютер» вставили бы еще одну программу, оставив его тем, каким он и был.

Отвергание случайности. Сознание же обладает одним очень важным качеством. Любой результат своей деятельности оно готово абсолютизировать, приписывая своему решению принцип всеобщности: действуй всегда так. Поэтому сознание имеет установку истолковывать все происходящее детерминистски, во всем искать причину, предпочитать причинное объяснение случайному. Известно, что первобытные люди максимально стремились объяснять все события жесткими причинами, важнейшие из которых связывались с действием злых или добрых духов, белой магии или колдовства. Но и в древности возникали ситуации неопределенности, тогда бросали жребий, чтобы найти детерминанту поведения: волю богов. И далее строго выполняли указание свыше.

Предложенная модель появления сознания вызывает ряд вопросов. Если мозг идеальный, то с чего бы ему сталкиваться с неопределенной ситуацией? Ему всегда и все должно быть ясно. Думаю, что такое утверждение опирается на убеждение, что мир неизменен и исчерпаем. Иначе любая заданная программа обработки информации при всем своем мыслимом совершенстве не гарантирована от столкновения с неясной ситуацией. Но мне представляется более серьезным другой аргумент, который присутствует и в рассуждениях Аллахвердова, но незаслуженно отнесен на периферию. Даже математики после Геделя разделяют убеждение, что в любой жестко формализованной знаковой системе (в языке) неизбежно существуют высказывания, о которых нельзя сказать, истинны ли они или нет (типа парадокса лжеца). Чтобы преодолеть возникающую от парадокса неопределенность, приходится имеющийся язык расширять до метаязыка, но у того возникают уже свои проблемы такого же характера.

Но зачем объявлять мозг совешеннейшим автоматом, если ясно, что по законам физики и физиологии он имеет обязательные ограничения как материальный объект (по скорости передачи нервного импульса, по конечному количеству нейронов и т. д.). Вот здесь психологика предлагает изящное методологическое решение: по всем параметрам автоматизированных систем нервные процессы      настолько сильно превосходят работу сознания, что по отношению к сознанию мозг может выступать как идеализированный объект. И это фундаментальный постулат психологики. А из него следует весьма серьезный вывод: все ограничения на протекание психических процессов (скорость узнавания, объем памяти и т. п.) следует обосновывать не физиологическими барьерами, а логикой работы сознания.

         Что богаче: ум ученого или его библиотека? Фактов и мнений в его книжном собрании мы можем получить, пожалуй, больше, чем из самых длительных, исчерпывающе подробных бесед с ученым. Но только в его уме будет представлена картина мира, созданная на основе это книжной информации. Наш мозг подобен библиотеке, а сознание – ее читателю.

«Сознание человека получает, хранит и перерабатывает существенно меньше информации, чем это делает мозг. В этом, вообще говоря, нет ничего удивительного. Ведь в сознании человека не может содержаться ничего такого, что не содержалось бы в каком-то виде в физиологических процессах. Но это меньше открывает совершенно новые возможности для познания. Существование такого механизма обеспечивает активность и избирательность психических процессов. Человек не обречён на пассивное отражение внешнего мира. Он действительно активно конструирует в своём сознании внешний мир и самого себя.» (П С. )

Под сомнение поставлена львиная доля результатов психологических исследований, ибо они опирались на физиологическую метафору, породившую идеи «блоков» психики (кратковременная и долговременная память), иерархию раздельных процессов (восприятие – память – мышление) и неявное, но тем более устойчивое мнение, что психология – это недопознанная физиология. Омрачив свои отношения с физиологизированной психологией, психологика открыла путь к диалогу с гуманитарными науками, для которых именно человеческий аспект сознания обретает не просто профессиональное психологическое объяснение (такое давали и психоаналитики, и представители гуманистической психологии), а есественнонаучное психологическое объяснение. Ибо психологика обосновывает работу сознания на основе теории, получающей экспериментальное подтверждение.

         Итак, сознание появляется как позитивная реакция на неопределенность состояния, в котором оказалась физиологическая система, которой в ситуации логического тупика остается только два пути: или отключиться, или продолжать действовать, как будто противоречия между программами либо внутри программы не существует. В этот момент включается механизм, названный протосознанием: при наличии равноправных вариантов возможного действия оно выбирает случайным обрезом один, а после его реализации приписывает ему статус обязательного: в таких-то ситуациях поступай всегда так! Случайно выбранное становится детерминантой последующего поведения. Оно обретает свою логику, а потому может быть предметом научного исследования.

Сделав выбор между равными автоматически просчитанными вариантами, сознание продолжало существовать для того, чтобы осуществить принцип обратной связи: проследить последствия принятого решения. Вот где и возникла необходимость той самой «киноленты» субъективного опыта: сознание стало соотносить информацию, идущую от разных источников (зрения, слуха и т. п.), чтобы ее согласовать со своими  гипотезами и с результатами дальнейших действий. С развитием сознания люди стали все больше «вторгаться» в мир через реальные действия, проверяя сформированные сознанием гипотезы о мире и человеке. Таким образом проявилось действие еще одного важного механизма – инодетерминизма, суть которого заключается в том, что процесс, возникший по одной причине, начинает протекать по другой, обретая тек самым статус самостоятельного.

Выбрав один из возможных путей, сознание выдвинуло гипотезу, которая нуждается в последующем подтверждении. И первая задача сознания состоит в том, чтобы найти аргументы в ее пользу.

«Рефлекторное прошлое» постоянно толкало сознание к пандетерминизму, к вытеснению случайного в пользу закономерного. Возникал так называемый «защитный пояс» гипотез сознания. Все, что подтверждало сформировавшуюся установку, принималось; все, что не подтверждало, – по первости игнорировалось, а затем перетолковывалось в пользу основной гипотезы. Если, например, магические обряды по вызову дождя не остановили засуху, то причину искали в чем угодно; в колдовстве врагов, в неправильном исполнении магического обряда, в невольном осквернении магических предметов, в невыполнении ритуальных запретов участниками обряда, - только не в том, что самая магия недейственна.

«Защитный пояс» сознания проявляется на всех его уровнях. Мы быстрее и легче узнаем знакомые (т.е. ожидаемые) предметы. Рвзвивающееся по явной логике сюжетное повествование вспоминаем легче, чем простое перечисление разрозненных фактов. Свои успехи мы склонны объяснять личными достоинствам, а неудачи – случайностями. Сознание успешно работает там, где находит логичность, системность, упорядоченность, причинность и целесообразность. Оно приписывает миру организованность (структурность) и последовательность изменения (детерминистичность) в значительно большей степени, чем к этому располагают факты. И здесь кроется сила сознания. Лучше перестараться в поисках отсутствующей закономерности, чем примириться с хаосом полученных данных, в которых скрыта реальная закономерность. Сознание – адвокат закономерного.  Психологика опирается на опыт прошлых исследований в психологии, но придает им иной масштаб. Например, давно известны такие феномены, как явление «фигура-фон» и константность восприятия.

Теория гештальтистов является одним из крупнейших достижений в психологии начала XX века. Они заявили, что человек воспринимает мир целостно, а не складывает его из составных частей, черточек. И целостность эта обеспечивается тем, что восприятие сразу выделяет на «фоне» «фигуру». Например, на листе бумаги мы видим темное пятно – оно и есть фигура на белом фоне. Фигура обычно компактна, занимает меньше площади, замкнута, завершена, симметрична. Несколько разрозненных объектов соединяются в один, если имеют «хорошую форму». Параллельные линии кажутся единой лентой, точки, через которые можно провести линию, кажутся обозначающими направление и проч. Граница между пятном (фигурой) и белым полем (фоном) воспринимается принадлежащей именно пятну-фигуре. А фон кажется аморфным, неструктурированным, не имеющим границы. В дальнейшем гештальт-теория нашла многие подтверждения. Например, при быстром предъявлении (доли секунды) на тахистоскопе (а сейчас и на мониторе компьютера) человеческого лица без глаз изображение воспринимается полным, т. е. с глазами. Это значит, что мы не «суммируем» лицо по чертам, а уточняем общий образ лица более тщательным разглядывание (что при кратком предъявлении невозможно).

«Закон последействия фигуры и фона гласит: то, что однажды человек воспринял как фигуру, имеет тенденцию к последействию, т.е. к повторному выделению в качестве фигуры; то, что однажды было воспринято как фон, имеет тенденцию и далее восприниматься как фон… Белую бумагу мы воспринимаем как белую даже при лунном освещении, хотя она отражает примерно столько же света, сколько чёрный уголь на солнце. Когда мы смотрим на колесо велосипеда под углом, то реально наш глаз видит эллипс, но мы осознаём это колесо как круглое. В сознании людей мир в целом стабильнее и устойчивее, чем, судя по всему, он есть на самом деле. Так действует механизм константности.

Закон константности восприятия говорит о влиянии прошлого опыта на восприятие: человек рассматривает окружающие его знакомые предметы как неизменные». /ПС/

Верность сознания избранной гипотезе, его расположенность к ней вполне созвучны здравому смыслу. Но психологика идет дальше:  сознание последовательно и своей нерасположенности к отвергнутым гипотезам. Они не уподобляются тому, что с воза упало и пропало. Если бы сознание выбирало одно, а прочее обращало в ничто, его деятельность была бы подчинена случайности и сама становилась бы несерьезной игрой. Универсальность сознания в том и состоит, что учтено Все, но это Все разделено на контролируемо принятое и контролируемо отвергнутое. А у сознания есть и материал для работы (осознанное), и резерв (неосознанное).

Позитивный выбор стремится к последующей представленности в сознании, а негативный – к невхождению в него. Значит,  закон последействия фигуры есть частный случай закона последействия фигуры и фона, а тот – частный случай закона позитивного и негативного выбора. Это дает психологике достаточно широко трактовать и понятия фигуры и фона: как воспринятое и невоспринятое, воспризведенное и невоспроизведенное, выделенное значение омонима и невыделенное. В результате открывается возможность в единой теоретической системе трактовать явления, которые традиционная психология разложила по отдельным полочкам (восприятие, память). А действие защитного пояса сознания уже не представляется как удержание осознанного содержания в информационном вакууме. Защитный пояс представляет собой границу между негативно и позитивно выбранной информацией.

Но ведь это значит, что представленная в сознании картина мира состоит только из элементов, отобранных позитивным выбором. И коль скоро она представляет не хаотическое нагромождение фрагментов, а целостный образ, то вполне убедительным  является утверждение, что сознание скорее конструирует мир, чем пассивно его отражает. Серьезным аргументом в пользу такого утверждения является результат эксперимента, проведенного А. Кочновой и описанного в статье В.Ю. Карпинской. Вертикально-горизонтальная иллюзия была известна давно: от середины горизонтальной линии и без касания ее поднимается вертикальная, которая объективно равна ей, но кажется длиннее. Потому это и иллюзия, но иллюзия сознания, а значит, соответствует наблюдению шекспировского Полония: «если это и сумасшествие, то в нем есть своя последовательность». Так вот при изменении длины одной из линий порог его обнаружения воспринимающим не зависит от их объективных размеров, а подчинен иллюзорным представлениям о стимуле: изменение длины вертикальной линии воспринимается при меньшем пороге обнаружения.

Защита должна быть достаточно прочной, чтобы не разрушалась структура осознанного, но и достаточно открытой для получения помощи от блокированного, негативно выбранного содержания в случае, если принятая сознанием гипотеза получает все меньшее подтверждение  своей эффективности.   

Что же мешает сознанию почить на лаврах? Вот оно выбрало гипотезу и сразу же обнесло ее защитным поясом. Вся проникающая в сознание, т.е. процеженная, информация сообщает о полном успехе предсказания: все совпадает, волос в волос – голос в голос. Что ж, сознанию делать больше нечего, и оно отключается. Если повторять одно и то же слово несколько минут, то наступает потеря его смысла (сатиация). Бруно Беттельгейм, бршенный нацистами в концлагерь, понял, что их главная цель состояла в том, чтобы лишить заключенных критичности, заставить выполнять любые приказы со сверхпроводимостью автомата. Такая «выделка нового человека» редко удавалась, но бывали и «успехи». Однако радости от этого не было никому: полностью запрограммированный заключенный просто садился в угол и не реагировал уже ни на что – ни на избиение, ни на голод, ни на холод.

. Психологика утверждает, что сознание способно работать лишь с изменяющейся информацией, которую оно преобразует в соответствии с выбранной гипотезой. Окружающий мир не может быть представлен в сознании ни врагом, ни льстецом – только частично понятным оппонентом. Становится понятной непрерывность во времени этой ленты сознания: протекает вечный «поединок роковой» между человеком познающим и окружающим миром.

Следствием такого истолкования сознания является новый взгляд на  забывания. По традиции его связывали с перегрузкой памяти. В предложенной теории в категории забывания просто нет необходимости. Если тебе предъявляют одну и ту же информацию (скажем, фиксированный текст), которую не надо никак изменять, а требуется просто запечатлеть «один к одному», то сознанию здесь делать нечего. Зубрежка – весьма мучительный и абсолютно непродуктивный способ обучения. Но ведь в педагогике большим почетом пользуется метод повторения. Если его приравнивать к укреплению следа ботинка на глинистой дорожке, то хуже ничего не придумаешь. Желая зафиксировать неизменную информацию, мы должны стремиться не только воспроизводить вспомненное в первый раз,  но и пропускать в этот первый раз забытое. В реальности же повторение не является работой с «тем же самым». При перечитывании текста  уже с первых строк мы воспринимаем вводную информацию на фоне уже известного конца, а значит, переосмысляем ее, т.е. преобразуем. Поэтому не упрощение, а усложнение процесса восприятия информации, позволяющее ее видоизменять в разных контекстах, обеспечивает ее лучшее запоминание. Педагогам есть над чем задуматься.

Впрочем, у сознания есть резерв для самообороны и в ситуациях резкого обеднения информационного потока. Как показывает практика восприятия двойных изображений с примерно одинаковой информативностью фигуры и фона, при пристальном разглядывании они начинают меняться местами: значимое на  блеклой подмалевке оборачивается в ее фон, придавая ей яркость, а затем идет очередная смена смыслового доминирования. Так, при всматривании в полосы тельняшки мы попеременно видим то черные полосы на белом, то белые на черном. Осуществляется циклическая переинтерпретация информации.

Двойные изображения – прекрасный стимульный мтериал для изучения сознания. Стремясь к простоте и однозначности, сознание активизируется как раз при росте сложности и многозначности поступающей информации. В статье М.Г. Филипповой прекрасно показано, как при предъявлении двойных изображений осуществляется позитивный выбор (опознание одного образа) и негативный (блокировка второго), что усложняет работу сознания и требует большего времени для принятия решения.

Но существуют и другие формы компенсации информационного голода. Например, в группах, где привычны интриги, отсутствие реальных событий возмещается распусканием сплетен.

Теперь я встаю на более зыбкую почву и буду осознавать мое дальнейшее истолкование психологики  как предположения, обладающие большей неопределенностью либо из-за моего недопонимания, либо из-за реальной неясности позиции Аллахвердова. Но завлекательность поставленных проблем и важность достоверного их решения столь велики, что стоит о них порассуждать.

Во-первых, непонятно содержимое той области, которая по традиции именуется бессознательным. В.М. предпочитает избегать этого слова, говорить о нерпредставленности в сознании, исчезновении из сознания и прочее. Но и самый термин «сознание» употребляется двояко.

«Слово «сознание» будет использоваться в дух смыслах. Во-первых, сознание как явление будет пониматься как эмпирический факт представленности субъекту картины мира и самого себя, втом числе как выраженная в словах способность испытуемого отдавать себе отчет в том, что происходит. (254)…Во-вторых, сознание будет обозначать некий теоретический (гипотетический) механизм, порождающий или трансформирующий осознаваемую информацию… В таком понимании речь может идти о работе механизма сознания» ( СКП,255)

В первом случае сознание маркировано именно своей представленностью субъекту. Во втором оно уже представляет механизм, работающий на двух уровнях – с разной по содержанию информацией.

«Не осознаваемую в данный момент информацию, которая тем не менее влияет на то, что мы осознаем, будем называть базовым содержанием сознания. Часть базового содержания может стать осознанной, но все базовое содержание не может быть осознанным никогда. В базовое содержание сознания, в частности, включается то, что обычно называется установками, ожиданиями, контекстом, предварительными гипотезами и пр., а также то, что именуется воспринятыми стимулами, сигналами, раздражителями и т.д. На основа базового содержания протосознательные процессы порождают догадки о мире. И выставляют эти догадки на проверку. В процессе проверки часть базового содержания (например, стимулы) сопоставляется со сделанными догадками. Как сами догадки, так и сопоставляемая с ними в процессе проверки информация образуют поверхностное содержание  или поверхность сознания. Поверхностное содержание сознания…есть специальным образом маркированная часть базового содержания. Поверхностное содержание сознания как раз и отличается от базового наличием специальной, субъективно воспринимаемой маркировки, осознанностью.» (СКП, С.313)

На поверхность сознания выходят 1. позитивно выбранные гипотезы, 2. информация, добытая физиологическим механизмом и прошедшая через цензуру базового сознания о внешнем мире и внутренней жизни субъекта. Ясно, что последняя информация должна быть большего объема, чем сведения, подтверждающие правильность рабочей гипотезы. Иначе проверочная деятельность имела бы чисто декоративный характер.

Важно то, что полностью оправдавшая себя гипотеза не просто выбрасывается из сферы осознанного, как ненужный прошлогодний снег, а превращается в грамматику, позволяющую базовому сознанию эффективно и быстро прочитывать «физиологический текст» – со скоростью автомата, разгрузив поверхностное сознание и сориентировав его на поиск смысловых тонкостей.

В.М. Аллахвердов весьма искусно приобщает читателя к обсуждению проблем, который по первости кажутся тривиальными. Такова проблема отождествления. Что значит выполнение сознанием  функции подтверждения гипотезы?  Ведь установка стабильна, а приходящая извне информация никогда не бывает абсолютно одинаковой. Она может быть приравнена прежней с определенной степенью сходства – и встает вопрос о допустимых пределах, внутри которых подобное признается тем же самым. Я не буду углубляться в обсуждение «зоны неразличения дифференциального признака», имеющей важное гносеологическое значение, а сразу обращусь к решению серьезной семиотической проблемы.

Почему мы быстро и достаточно точно схватываем смысл высказывания? Ведь в большинстве слова полисемичны, имеют синонимы и являются омонимами. Как их соединить в осмысленное и непротиворечивое сообщение? Эту лингвистическую проблему психологика решает изящно. Любой входящий в сознание объект должен быть означен, т.е. представлен в виде значения определенного знака. Знак всегда входит во множество, состоящее не менее, чем из двух членов. А это дает возможность отождествлять эмпирические объекты как обозначенные синонимами. Вот почему любой фрагмент осознанной действительности интерпретируется не менее, чем двумя высказываниями, буквальное же повторение текста, да еще многоразовое, приводит к опустошению сознания. Вариативность видов в рамках рода только способствует активизации сознания, отождествляющего схоже-различное. Отождествление же         нетождественного осуществляется как семиотический процесс включения эмпирически несовпадающих объектов в один класс, определенный знаковой системой. Сознание работает с моделями и тем самым не просто отражает, а конструирует мир, осуществляя отождествление «сырой», первичной информации с моделями, порожденными гипотезами.

Особенно привлекательными для меня являются разделы, посвященные проблеме значения текста. Психологика поет гимн отвергнутому и невысказанному – минусу, фону, негативному выбору, неосознанному. Попробую сконструировать образ текста на манер пихологики. Представим себе чашу с жидкостью, которую резко охлаждают с краев. Образуется как бы внутренняя чаша, созданная затвердевшей жидкостью, причем с толстыми краями. Чашу уже можно вынуть. Она стала самостоятельным оформленным предметом. А внутри – во впадине - сохранилась активная влага. Вот на нее-то и направлено внимание, это знак на ледяном фоне. Но могла бы существовать жидкость в «собранном» по определенной форме виде, если бы часть ее не превратилась в затвердевшие границы?  Влага – это позитивно выбранная текстовая гипотеза, тяготеющая к буквальному пониманию сообщения. Лед – это негативно выбранная гипотеза или ушедшая из сознания информация по причине своей полной очевидности. Находясь вне сознания, они не подвергаются трансформации,  «железно» устойчивы и прочны, а потому создают фиксированное обрамление «подвижной»,  пребывающей в вечном перемешивании частиц влаге. Да, сознание обрабатывает эксплицитную, выраженную информацию, но ее определенная и сравнительно тождественная выраженность есть следствие негативной фиксации. Если омонимичное слово воспринято с одним значением, то остальные – отвергнутые – плотной стеной окружили «фаворита» и не позволят ему легко поменять обличье. В филологической практике такой подход играет исключительно важную роль. Опыт специалиста связан не со знанием конкретных текстов, а с пониманием их подразумеваемого содержания, их контекстов – исторических, стилистических, жанровых, - серьезно уплотняющих интерпретацию и определяющих плодотворные направления, в которых имеет смысл уточнять, прояснять, расшифровывать – т.е. трансформировать значение сказанного, выраженного. Филологическая компетентность – способность истолковывать тексты на   базе «само собой разумеющейся»  и потому не зафиксированной информации, которая является «умственным сокровищем» (тезаурусом) автора и его проницательных современников. Это и есть контекст эпохи. Но она уходит, и подразумеваемое теряет свою очевидность, что приводит к ослаблению границы между сказанным и подразумеваемым как естественное или запретное. Открывается простор для нелепых фантазий дилетантов и модернизаций в угоду как примитивному вкусу масскульта, так и богемным вожделениям столичных элит.

В формулировке В.М. Аллахвердова  это звучит так:

«Позитивное значение неустойчиво, так как подлежит постоянной трансформации. Устойчивы только отвергнутые значения. Это значит, что смысл текста сохраняется, прежде всего за счет сохранения отвержений. Тогда, в частности, верный перевод текста – это прежде всего перевод с точностью до отвергнутых значений». (СКП, С. 486)  

Негативность как творящее начало выступает  в психологике и применительно к одному из самых важных «текстов», каковым  является Я-концепция, самосознание личности, развертывающееся как автобиография, ролевая структура, статусная шкала, система Я-образов. И если уж сознание появляется при разрыве физиологической детерминированности, то было бы удивительным, если бы не встал вопрос о свободе воли – о нравственном аспекте проблемы сознания. Признать сознание детерминированным – значит смириться с его несуверенностью. Согласиться с его своеволием, не подвластным никаким регуляторам, - это объявить психологию псевдонаукой. В.М. Аллахвердов  предлагает третий путь: признать последовательность поведения личности и структурность сознания, но…но как следствие его самодетерминированности. Это «само» - источник суверенности – проявляется в связи с действием от противного. Сознание ориентировано на поиски детерминистских объяснений, выдвигая гипотезы о причинно-следственных связях явлений вне и внутри себя. И попадает в логическую петлю. Как оно должно действовать, если выдвинет гипотезу, что оно свободно? В большинстве ситуаций возможны варианты реакций, которые сознание оценивает как адекватные (обоснованные логикой и опытом), неадекватные и неопределенные. При выборе первого варианта у сознания нет никаких оснований выделить себя из окружения. А вот остальные варианты, реализованные в действии, это выделение обеспечат именно за счет отсутствия внеположенных сознанию причин. Но тут же вступит в силу установка сознания на детерминистское объяснение, которое будет признано удовлетворительным, если признает субъекта действия и помышления их причиной. В дальнейшем же положительно выбранная гипотеза о свободе воли будет нуждаться в  подтверждении, которое возможно только в случае совершения очередного действия    при отсутствии причин его вынужденности.

«Обычно считается, что свободное действие – это действие, ничем не обусловленное, ничем не детерминированное. И это приводит к противоречиям. Дабы избавиться от противоречий, достаточно признать свободным то действие, которое все-таки детерминировано, но детерминированолишь тем, что оно не детерминировано ничем». (МП, С.306-307)

Чтобы быть последовательным, на мой взгляд, лучше пойти на грамматическую неправильность и заявить: действие свободно, если оно детерминировано Ничем. В конце концов «ничто» - это логический конструкт, не имеющий никакого соответствия в материальном мире. «Ничто» обретает свой статус существования только в сознании. И для сознания может считаться активной детерминантой,  а не смысловой фикцией, оформляемой в русском языке двойным отрицанием.

Интересные результаты показаны в статье В.А. Волохонского и Е.Я. Вишняковой. Исследовалась реакция испытуемых на точку привязки. Авторы справедливо видят в экспериментальной ситуации такого типа источник для возникновения когнитивного диссонанса. Действительно, человека спрашивают не «сколько?», а «больше или меньше такой-то величины?». Происходит навязывание ответа, а значит покушение на свободу сознания. Просто подчиниться диктату наводящего вопроса сознание не может: это признать свою несуверенность. Просто проигнорировать «цифирь» также нельзя, ибо сознание прежде всего ищет закономерное: ведь зачем-то она названа. И сознание совершает свободное волеизъявление с учетом «подсказки». Как пишут исследователи, «смещение в сторону точки привязки сопровождается повышением уверенности в ответах».

Источник нового знания. И все же важным является вопрос, как же сознание, направленное на поиск закономерного, преодолевает трафаретность своего же решения, прорывая защитный пояс самооправдания? Где источник сил для получения нового знания? Ответ прост: в базовом, те неосознаваемом слое сознания (я бы сказал проще: в бессознательном). В солнечный день альпийские путешественники любят наслаждаться обозреванием снежной вершины Монблана, как-то даже забывая, что гора вырастает из подошвы. Поверхностное сознание подобно вознесенной к небесам снежной мантии Монблана, а базовое – обширной подошве. Первое дает нам такую богатую картину, что нам постоянно кажется: мир и есть то, что мы видим, слышим и осязаем сейчас (на этом принципе строятся, например, жанры в искусстве). Но попробуем выйти за границы воспринимаемого. Вы, читатель, сейчас видите текст книги, руки, которыми ее держите, предметы спереди и по бокам рук, не замечая, что обстановку справа и слева уже не различаете. Согните руку трубочкой и подставьте к глазу, зажмурив другой. И вы обнаружите резкую границу между предметами вдали и пальцами руки. В обычном же варианте граница зрения не обозначена. Юный Лев Толстой, впадая в крайности солипсизма, даже думал, что мир за его спиной не просто не видим, а отсутствует, и пытался резко повернуться назад, чтобы «схватить» пустоту. Но мы привыкли поворачивать голову и не удивляться вновь увиденному, как столь же постоянно не удивляемся исчезнувшему из поля зрения сектору окружения. Так вот и сознание опирается на механизмы, которые обладают бóльшей информацией, чем оно само. Мы знаем больше, чем осознаем в данный момент. И в случае надобности базовое сознание снабжает поверхностное дополнительной информацией.

Психическая интерференция. В психологии со времен Фрейда интерференцией стали называть явление вмешательства одного процесса в другой (скорее как наложение помех). Примером тому служат скороговорки («Карл у Клары украл кораллы»), задания начинающим танцорам на развитие координации (делать вращательные движения правой рукой по часовой стрелке, а левой – против часовой). Фрейд полагал, что травмирующая человека информация уходит в бессознательное, но прорывается в осознанной речи через оговорки или шутки. Но со временем стало ясно, что интерференция – это процесс, с помощью которого можно объяснить очень широкий класс явлений психики.

Проанализируем результаты следующего эксперимента В.М Аллахвердова. Испытуемому зачитывают двенадцать двузначных чисел с предварительной инструкцией запомнить и воспроизвести их. Естественно, что воспроизводятся не все. Затем зачитывается следующий ряд такой же длины и также фиксируются ответы. Рядов зачитывается много. И обнаруживается следующая тенденция. Например, в первом ряду испытуемый правильно воспроизвел число 17, но пропустил число 23. Если в следующем ряду есть это число, то 17 имеет тенденцию быть названным, а 23 – также не воспроизводиться. Запомненное ранее сохраняется, не запомненное ранее выпадает и при последующих предъявлениях. Но обратный результат происходит, если  числа 23 не будет и в следующем ряду. «Обиженное» прошлым беспамятством число 23 всплывает при воспроизведении того ряда, где оно не упоминалось. (Читатель, конечно, понимает, что речь идет не о 100% воспроизведении-забывании, а о статистически значимой вероятности, превышающей случайность).

Итак, запомненное можно считать «фигурой» - оно выделено и зафиксировано; а не запомненное – фоном, отвергнутым и затененным. Первое – это результат позитивного выбора, второе – негативного. Позитивный выбор стремится к последующей представленности в сознании, а негативный – к невхождению в него. Если мы вспомним, так и пробуждалось сознание в окружении автоматизмов. Но негативный выбор не подобен уничтожению, превращению в прах. Негативный выбор вытесняет отвергнутые варианты  в бессознательное, и они там продолжает существовать. Пока ясный контраст фигуры-фона сохраняется, отвергнутое продолжает находиться в «фоновом», затененном сознании. Но как только меняется ситуация, и противостояние данной фигуры и данного фона ослабевает, негативный выбор пробуждается. Он получает возможность проникнуть в сознание. В ряде, где отсутствует 23, отвергнутое ранее, оно всплывает в качестве ошибки, ибо в этой ситуации на него не наложен запрет («не воспроизводить»), так как  запрещать было нечего.

В кризисных ситуациях, когда заданная установка на позитивный выбор уже кричаще нелепа, происходит просто «переворот». Тогда отвергнутое ранее реабилитируется. Например, на одно ухо (правое) дается осмысленный текст, а на другое (левое) – набор случайных слов. И испытуемому дается команда слушать правым ухом. Все идет нормально до тех пор, пока не происходит смена каналов: на правое ухо передается бессмыслица, а на левое («запрещенное!») – продолжение осмысленного текста. И человек, часто не замечая этого, переключает внимание на левое ухо.

Как уже говорилось, базовое сознание  вмещает два типа информации. Во-первых, это информация, во всем соответствующая нашим ожиданиям и тем самым неизменная, а потому автоматически контролируемая (полностью подтвержденный позитивный выбор). Мельник ночью спокойно спит под стук водяного колеса, но пробуждается, когда начинает слышать тишину, наступающую при его остановке. Такая «фоновая» информация легко входит в сознание при первой же необходимости. Во-вторых,– базовое сознание -  это резерв отвергнутых фактов, планов, идей (осуществленных при негативном выборе). Непосредственный доступ этой информации в сознание невозможен. Но даже в состоянии устойчивости позитивного выбора негативный выбор стремится проникнуть в сознание, незаметно интерферируя с осознанной информацией.

Например, испытуемым предлагается «сделать» фильм по заданному сценарию:

ПУХЛЕТЕЛЧАС

ПУХЛЕТЕЛДЕНЬ

ПУХЛЕТЕЛСУТКИ.

Выслушав текст, испытуемый рассказывает, как он видит происходящее на экране. Чаще всего это тополиный пух, летящий в городе или парке (реже птичий), иногда снежный пух. В «тополином варианте» люди с воображением представляют пруды, водоплавающих птиц. Птичий пух чаще всего летит из подушек. На прямой вопрос ведущего: «С кого летит пух?» - сперва отвечают: «С дерева, с тополя». Наконец, понимают, что нужно одушевленно существительное. Называют: «С лебедя, с курицы, с гагары». И только затем – с изумлением – говорят: «С утки!» А ведь именно такой вариант заложен в последнем словосочетании предложения – сценария. Если последнее слово воспринято как временной интервал («сутки»), то «утка» выбрана негативно. Ушла в фон, в тень. Но «всплыла» в «воде», в «пруде», в «гагаре».  Ситуация эксперимента такова, что меняет контекст (фон) в целом: экспериментатор настаивает на том, чтобы ему указали живое существо, с которого летел пух. И если идет групповое обсуждение, то у кого-то наступает озарение: «С утки!» Далеко не все даже в этот момент осознают новизну его ответа, но, видя реакцию других – понявших, наконец-то впускают «утку» в свое сознание. Кстати, этот эксперимент-игра хорошо демонстрирует и то, зачем в познавательной деятельности одного человека нужен другой. Социальная среда – это более богатое поле для проверочной деятельности, когда один человек может снять защитные барьеры сознания другого человека и вернуть в его сознание то полезное, что когда-то было им отвергнуто в процессе негативного выбора. Запертая в подсознании «утка» крякает из него, но упорное сознание в лучшем случае слышит крик «гагары». И мы нужны друг другу, чтобы сделать сознание каждого более свободным, более творческим.

Защитный пояс сознания весьма укрепляется в межличностном взаимодействии. Заслуживает большого внимания исследование Е.Н. Ивановой, посвященное внутригрупповым процессам обсуждения задач «с подвохом». Появление разных вариантов решения одной и той же задачи сталкивалось с убежденностью участников дискуссии, что существует один правильный ответ. Большинство испытуемых приходило к согласию относительно принятого решения, присоединяясь к правильному варианту. Но почти всегда были «труднопробиваемые», которые упорно держались за свое первоначальное мнение. Переубедить их могли скорее наблюдатели за дискуссией, чем прямые участники спора. Дискуссионная группа как бы материально воплощала фланги позитивного и негативного выбора: твои союзники и должны тебя поддерживать, а оппоненты, разумеется!- и должны противоречить, а значит должны получать отпор и блокировку. А вновь пришедшие собеседники «со стороны» не попадали в зону осуществленного негативного выбора, и потому их мнение выслушивалось при смене контекста

Творчество обычно связывают с решением чрезвычайно трудных и социально значимых задач. Психологика признает творческую природу сознания как такового, хотя наиболее ярко она выступает в исключительных случаях. Опираясь на известные эксперименты, В.М. Аллахвердов  дает следующее теоретическое объяснение творчеству.

«Психологи говорят: в процессе решения сложной задачи происходит переструктурирование ситуации, находится новое видение проблемной ситуации. Происходит нечто, аналогичное обращению фигуры и фона: сами условия задачи начинают видеться и пониматься  иначе. Элемент, входящий в “старое” понимание ситуации, в “новой” ситуации приобретает совершенно иной смысл и иные свойства. Нахождение нового понимания происходит внезапно для сознания и сопровождается характерным эмоциональным переживанием типа: “Ага! Вот в чем дело!” Такое переживание и называют “ага-переживанием”, а сам процесс переструктурирования инсайтом (от англ. insight – усмотрение).

«Исследователи творческого мышления выделяют в процессе решения творческой задачи фазу инкубации, связанную с необходимостью перерыва в деятельности после длительных безуспешных попыток решить творческую головоломку. В этот момент требуется переключиться на какой-нибудь другой вид деятельности, уйти в отпуск или просто лечь спать. Фаза инкубации становится необходимым этапом на пути к инсайту - к внезапному озарению… 

Фаза инкубации, определена последействием фона. Действительно, допустим, что человек находит решение в процессе своих напряжённых поисков, но не осознаёт его. Это решение заведомо отвергается или как невозможное, или как бессмысленное, т.е. становится фоном. В таком случае попытки продолжать решать задачу не будут эффективны – фон, как мы знаем, обладает тенденцией к последействию. Когда же мы начинаем заниматься чем-то другим,  происходит смена задачи. В этой ситуации и в задачах восприятия, и в задачах запоминания внезапно в сознание входило то, что ранее было фоном. Аналогично происходит и при решении творческих задач...

И всё-таки человек узнаёт, что решение в неосознанном виде найдено. Об этом сознание получает эмоциональный сигнал. Познавательная деятельность и эмоции тесно связаны друг с другом. В исследовании О.К.Тихомирова было показано, что эмоциональный сигнал о том, что решение задачи найдено, опережает осознание найденного решения». (П. С  )

Чтобы решать свои – принципиально разные – задачи, поверхностное и базовое сознание должны обладать большой долей независимости. Но между ними существует двунаправленная связь. Первое пополняет второе окончательно обработанной (и тем самым неизменной) информацией и негативно выбранными вариантами. Второе же снабжает первое вариантами для выбора, а в случае затруднений работы сознания помогает ему, преодолевая блокировку негативного выбора с помощью механизма интерференции, и предваряет осознание найденного решения эмоциональным переживанием. Как видим, психологика предлагает и новую теорию эмоций.

«Стремление сознания догадаться о том, как устроен мир, позволяет из фрагментарной информации, которую человек в реальности получает от органов чувств, многое узнать о космосе и звёздах, о микромире и кварках, о самом себе (не только  о своём физическом теле, а и  о своём «Я», о своём сознании и бессознательном), об окружающих людях. Появление языка и речи несравненно расширило возможности обмена информацией между людьми, создало историю культуры, которая позволила человеку добиться более глубокого понимания окружающего нас мира. Но свобода сознания в выборе догадок всегда оставляет возможности для ошибок, неточностей, неправильного понимания. Поиск истины не может закончиться. Человек является искателем истины, но не её носителем.

Сознание человека так устроено, что человек всё время старается понять: кто я? каков окружающий меня мир? зачем я явился на этот свет и почему потом уйду? как мне совершить то, к чему призван?.. Он находится в вечном поиске смысла собственной жизни, ибо сознание всему ищет смысл. Правда, сознание может только пытаться угадать ответ. Окончательный результат поиска остается неизвестным. Таинственность результата вводит в этот поиск всё новых и новых героев, которые также не дано узнать полного ответа. Но как раз в этой незаданности ответа при заведомо ограниченном времени поиска и состоит подлинная увлекательность жизни». (П С. )

Читатель, безусловно, заметил, что в конце статьи я стал обильнее цитировать труды В.М. Аллахвердова. Это не случайно. Я выбрал его итоговые высказывания, в которых теоретические формулировки соединены с широким философским взглядом. И у читателя открывается дополнительная возможность осуществить «проверочную деятельность» и оценить, насколько правильно я изложил систему психологики.

На мой взгляд, психологика  дает надежду на создание единой психологической теории больше, чем любая другая из известных мне концепций. Она интересна, эвристична и интеллектуально мощна. Ее структурная часть разработана полнее, чем динамическая. Поэтому наибольшие сложности вызывает понимание процессов порождения нового знания. Пока более перспективным видится исследование интерференции как механизма перевода информации из базового сознания в поверхностное. Думаю, что все равно придется вернуться к термину «бессознательное», дав ему новое научное понимание. Для меня представляется загадочным, как В.М. Аллахвердов соотносит категории «сознание» и «психика» - и в генетическом, и в структурном аспектах. И будет интересно получить ответ. Все впереди.

Однажды на физической олимпиаде школьникам предложили подумать над решением одной парадоксальной ситуации. К Эдисону пришел молодой человек и признался, что хочет создать универсальный растворитель. «Но в чем вы будете его держать?» - спросил изумленный Эдисон. Посетитель, подумав, отказался от своего замысла. И все-таки, как его можно осуществить? – Одно  из предложений было  таким: держать этот растворитель в сдавливающем его магнитном поле. Сознание - достаточно «едкая» сила, способная в принципе «растворить» любой тяжкий камень парадокса. Но чтобы не разлиться в аморфном пространстве бесчисленных предположений, сознанию нужно самоограничение. Вот почему закрепленная периферия отвергнутых гипотез и само собой разумеющихся установок «сдавливает» и «уплотняет»  центр, каковым является непосредственно явленная нам поисковая деятельность сознания – неуемная, неопределившаяся, вечная.

 

1

2 Фрейд З. Психопатология обыденной жизни. // Фрейд З. Психология бессознательного. М., 1990, с.291.

3 Цит. по: Пиаже Ж. О природе креативности. // Жан Пиаже: теория, эксперименты, дискуссии. М., 2001, с.244.

4 Ср. Клайберг Г. Вероятность и индуктивная логика. М.. 1978.

5 Милль Дж. Система логики силлогистической и индуктивной. М., 1914, с.644.

6 Ср. Гудмен Н. Способы создания миров. М., 2001, с.289.

7 Ср. Воронин Ю.А. Теория классифицирования и ее приложения. Новосибирск, 1985, с.32-33.

8 См. Кемпбелл Д. Модели экспериментов в социальной психологии и в прикладных исследованиях. М., 1980.

9 Селье Г. От мечты к открытию. М., 1987, с.130.

10 Любищев А.А. Наука и религия. СПб., 2000, с.219.

11 Джинер С. Сомнительная победа: социологическое познание. // Социология. Хрестоматия. (Сост. Кравченко А.И.). М., 1997, с.25.

PAGE  1




1. ПРОИЗВОДИТЕЛЯМ ТОВАРОВ РАБОТ УСЛУГ В ЦЕЛЯХ ВОЗМЕЩЕНИЯ ЗАТРАТ ПО УПЛАТЕ ЧАСТИ ПРОЦЕНТОВ ПО КРЕДИТАМ ПОЛ
2. Характеристика процесса адсорбции
3. Тема- Почерк особистість та характер людини План 1
4. Молодёжная субкультура проблемы и пути решения
5. Женщина ~ как мебель- ее могут поменять когда захотят и никто никогда не спросит почему сделали именно так.
6. Бизнес-план производственного предприятия
7. Моря и Страны Белгород прт Б
8. 2 УПРАЖНЕНИЯ 1 Вместо точек поставьте соответствующий артикль в нужном падеже и числе где это необходимо
9. либо номера за сутки приводит к тому что потенциальный общий доход гостиницы снижается не достигается макс
10. Растительный мир Украины
11. Характерные примеры включают управляемый термоядерный синтез вспышки сверхновых динамику аккреционного
12. Аналіз діяльності підприємства ТМ Фанн
13. СУЩНОСТЬ ВХЗ В основе ВХЗнаучно обосный проект без котго нельзя рац
14. суицид как социокультурный и педагогический феномен Прочитайте внимательно каждое из приведенных ниж
15. Тема 4 Человеческий фактор в антикризисном управлении
16. СЭЛСА осуществляет перекачку доставку бетона и продажу
17. Курсовая работа- Разработка авторской коррекционной программы для снижения предэкзаменационной тревожности
18. УТВЕРЖДАЮ ПРОРЕКТОР ПО УЧЕ
19. санитарной помощи населению
20. Реферат Введение 1