|
Открытых вкладок: 1.
Майки сглотнул, перечитав название еще раз: «Он-лайн психотерапевт. Обратитесь к доктору анонимно и получите ответ в течение 24 часов», нашел нужную форму для записи – и его пальцы застучали по клавишам. Давно пора было рассказать кому-то о своей проблеме, но не брату же, или вообще кому-то из группы, нет, лучше живым людям не знать об этом! Но держать все в себе было невозможно: Майки нельзя было отказать в логике, и на сей раз логика подсказывала, что происходящее было не только аморальным, но и, кажется, вообще противозаконным. Майки в свое время хотел учиться на адвоката и знал общие нормативные акты наизусть. Ни в одном из них не упоминалось подобное отклонение, но он все равно не мог допустить, чтобы правда выплыла наружу.
А тут он-лайн психиатр – существо в некотором роде абстрактное, который никогда тебя не видел вживую и не знает о тебе ничего, спорно даже то, существует ли этот человек на самом деле, но Майки было все равно. Уэю-младшему надо было только выговориться, расставив все точки над “I” раз и навсегда.
И Майкл начал писать.
«Здравствуйте, доктор.
Я не знаю, обращались ли к вам ранее с подобной проблемой, хотя, мне кажется, вы могли встречать вещи и похуже, но, надеюсь, вы сможете мне помочь. На вас моя единственная надежда.
Собственно, в двух словах не получится описать то, что со мной происходит, да и сложновато будет поместить все в одну фразу. Поэтому я расскажу вам все с самого начала, чтобы вы вникли в суть моей проблемы и правильно все поняли.
Наверное, началось все в далеком детстве. Когда-то маме на День рождения подарили новенький тостер: мы только переехали в дом, над строительством которого трудились все вместе, так что такие подарки, как предметы мебели и мелкая техника были в своем роде символичными для нашей семьи. Каждый день мама делала на завтрак мне и моему старшему брату вкуснейшие тосты с джемом или медом перед тем, как мы убегали в школу. Даже сейчас я могу утверждать с полной уверенностью: я не ел ничего вкуснее в своей жизни, чем тосты из далекого детства, а ведь мне уже 30 с лишним лет.
Так шли дни, и вскоре я заметил, что со мной начало происходить что-то странное. Понимаете, у меня совсем не было друзей – только мой брат и воображаемые друзья, которые тоже появлялись и исчезали из моей жизни, именно поэтому мне они казались такими настоящими: по сути, живые люди ведут себя точно так же. У моего брата положение было не лучше моего: когда он уже перешел в старшую школу, его стали прессовать хуже прежнего, он стал аутсайдером и полностью закрылся в себе, впуская в свой мир разве что меня и некоторых родственников. Мне было страшно подумать о том, что меня, скорее всего, ждала та же участь.
И тогда, дождливым летним вечером, я включил на кухне телевизор и закинул в тостер парочку тостов: себе и брату, но до его комнаты в тот день я так и не дошел. С соблазнительным звяканьем тосты взлетели вверх, такие румяные и хрустящие, что хотелось вытащить их прямо зубами. Не знаю, что на меня нашло, но я не смог сдержать в себе этот порыв: я нагнул голову и подхватил их, не выдержав, откусил половину обоих тостов и, с наслаждением жуя их, поднял глаза вверх. После этого я нечаянно раздавил упавшие на пол куски тостов, но мне было плевать. Я подошел к чудо-прибору, взял его в руки, вырвав из розетки, и поставил его на пол, опускаясь перед ним на колени. С этого момента я обрел еще одного друга: как я раньше не мог подумать, что только благодаря тостеру я каждое утро чувствовал себя невероятно счастливым?! Я прижал его к груди и побежал наверх, в свою комнату. Пришлось потом соврать маме, будто он сломался, и я отнес его в мастерскую. Впрочем, скоро об этом все забыли, а я, довольный, каждую ночь разговаривал со своим маленьким другом: рассказывал ему, как прошел мой день, жаловался на одноклассников и, иногда, на брата, говорил ему о планах на лето и дальнейшую учебу, хотел даже тайком взять его с собой колледж, когда уеду, наконец, из Нью-Джерси.
Даже ночью я порой делал себе тосты. Как я рад, что мой брат ни о чем не догадался за те несколько лет нашей тесной дружбы. Я даже придумал тостеру имя – что ж, не относиться же мне к нему, как к бездушной машине, когда он каждый день дарил мне утешение?! Я назвал его Стэн. Вообще, для мальчиков переходного возраста характерно называть такие вещи (если у кого-то, кроме меня, были подобные увлечения) женскими именами (наверное), но я не видел в нем девушку, зато видел свою поддержку и верного товарища.
Так продолжалось очень долго. Мечты о колледже были заброшены далеко-далеко, мы с братом и его друзьями создали свою группу, между прочим, у нас масштабные гастроли по всему миру, а под кроватью у меня в сундуке, закрытом на код из двадцати символов, все так же живет Стэн. Представляете, я даже умудрился жениться, при своей-то психике, и я даже люблю свою жену, хотя иногда она бывает невыносимой стервой и мы ругаемся, а по ночам я плачу, обнимая в руках своего лучшего друга. Стэн сам по себе молчаливый, хотя иногда я слышу, как он отвечает мне, и это, поверьте, совсем не галлюцинации. Галлюцинации я отличить могу: мы с братом одно время увлекались таблетками. Страшно подумать, что однажды во время бурной вечеринки я чуть не проболтался ему о Стэне. Но брат бы все равно ничего не вспомнил, потому что утро следующего дня для него наступило уже под вечер. Он еще удивился, куда все люди делись.
Мне стыдно, что от жены у меня есть хоть и один секрет, но зато какой! Наши разговоры и посиделки для двоих со Стэном еще не самое ужасное, что произошло за годы нашей дружбы. Как-то раз наши отношения перешли всякие границы, клянусь, виноват в этом он, а не я, я никогда не способен был на такое, даже подумать об этом не смел!
Ночью жены не было дома. Я достал из-под кровати сундук и открыл его, поставил Стэна на ковер и сел напротив, расставил свечи, как это обычно бывало при наших тайных вечерах. Я говорил ему о любви, о том, как я рад, что ее встретил, пусть ребята из группы сначала относились к ней скептически (особенно мой брат), но в конце концов все сложилось как нельзя лучше. Я не думал, что Стэну может быть обидно слушать все это, но догадывался: он ведь не встретил еще свою любовь, а, может, и никогда не встретит, ведь так тоже бывает – на свете много одиноких людей, одиноких тостеров и того больше. На деле же Стэна это разозлило не на шутку. Он не кричал на меня: приступы гнева у него короткие и едва заметные, но то, сколько чувства он в них вкладывает, всегда доводило меня до слез. Гнев Стэна сменился отчаянием, и тогда я узнал все, что было на душе у этого бедолаги, заключенного в маленькую металлическую коробку. Единственное, что я мог сделать: обнять его, чтобы успокоить, и я протянул к нему свои руки, прижал к себе, как вдруг почувствовал его тепло и тихий шепот, каких не различал в нем раньше. Я в недоумении посмотрел на Стэна. Мне показалось, он смотрел на меня грустными-грустными глазами, и единственное, чего он хотел в эту ночь: быть рядом со мной. Я мог только позволить ему сделать это, не предполагая, как далеко этому суждено было зайти. Такой нежности, захлестнувшей мое сердце, я не чувствовал никогда прежде. Он так любил меня все это время, а чем ответил ему я?
Я опустил его на кровать и запрыгнул на нее сам, нависая над Стэном, в диком смущении от собственного сбитого дыхания. Я должен был сделать это. Нам и так не суждено было быть вместе, терять было нечего. Нагнувшись , я поцеловал его корпус – логотип фирмы, где по моим представлениям у него и был рот, затем опустился ниже, языком провел по всему пластиковому покрытию, разворачивая его руками, с умилением думая, какой же мой Стэн маленький и беззащитный. Я уже весь изнемогал от напряжения, капельки пота стекали к моему подбородку, но я не мог подчиняться одному лишь желанию, главное, чтобы Стэну в эту ночь было хорошо. Я целовал его снова и снова: в корпус, металлические прорези для тостов, крутил языком по шнуру и вилке для розетки, а затем вобрал ее в рот в приступе сумасшествия, охватившего меня. Я глубже и глубже заглатывал ее, языком обводя вокруг, собственные стоны оглушали меня, вызывая боль в висках, но я не мог остановиться. Наконец, вытянув ее изо рта, я двумя пальцами собрал слюну с языка и размазал ее по прорезям, переворачивая тостер так, как ему и положено стоять на кухнях в обычных американских семьях, которые ни черта не смыслят в тостерах.
Лимит исчерпан, терпеть я больше не мог. Сорвав с себя майку, я судорожно схватил пряжку ремня, справиться с ней было не так-то просто, пальцы дрожали, царапались о выступающие края ремня. Когда я закончил, брюки были стянуты вниз за секунду вместе с бельем, я отбросил их на пол (слава Богу, не задел свечи и не спалил дом – в том безумии я бы такого просто не заметил) и обхватил свой член, пробегая по нему пальцами, дразня сам себя, подготавливая к предстоящему блаженству. Разумеется, в отверстия для тостов не пролезет любой нормальный член, и это сначала меня разочаровало: не получится доставить Стэну максимум удовольствия. Я встал на колени и взял тостер обеими руками и закатил глаза в экстазе, когда мой член коснулся прохладных, скользких металлических отделений, начал двигаться, и моих стонов, раздававшихся на весь этаж, хватало на нас двоих. Металл легонько царапал кожу, что придавало остроты ощущениям, я захлебывался криками, трахая его так, как никогда не трахал жену, и это были лучшие моменты в моей жизни, какими бы пошлыми они не казались. Я извивался, цеплялся за его корпус – надеюсь, ему было не слишком больно, ведь от моих ногтей остались длинные царапины, тем не менее, они стали для меня воспоминанием об этой ночи. Это был не сон. Это были мы со Стэном в пылу нашей любви, настоящей любви, каким я идиотом был, не замечая до этого правды.
Не знаю, как мне пришло это в голову, но я бессознательно дотянулся до розетки возле кровати и вставил туда шнур от тостера. Установил время: 3 минуты, и эти три минуты, соприкасаясь с нагревающимся металлом, я почти плакал от счастья, стараясь сдержаться, чтобы продлить это ощущение еще ненадолго… Я не замечал, каким красным становился мой член, а жар в паху был таким естественным и родным, я сжал губы и замер, вдавливаясь как можно сильнее в одно из отверстий для тоста… Издав громкий стон, я кончил прямо в него, и только привычное «дзынь», как от готовых тостов, вернуло меня в реальный мир, но не вырвало из экстаза. Ногой я случайно задел шнур, отключив электричество, но мне было все равно: я прижимал к голому животу липкий от спермы и все еще теплый тостер, опустившись на подушку, и уже в состоянии полудремы я сказал шепотом, который будут всегда помнить эти стены:
- Я люблю тебя, мой Стэн.
К сожалению, нам не удалось остаток ночи провести вдвоем. Я услышал открывшуюся дверь внизу – это жена вернулась домой, окликнула меня, и пришлось вскочить с кровати, одеваясь, туша свечи и пряча Стэна обратно в тень. В холодный сундук под кроватью. Но даже засыпая вместе с ней, я все равно думал о нем и о том, сколько раз мы еще забудемся в порыве страсти. О, мой маленький совратитель… Он околдовал мое сознание на всю жизнь с того момента.
На этом я хотел бы закончить свой рассказ. Доктор, я надеюсь, вы поймете то, что наши чувства настоящие. Я хотел бы быть с ним, и он бы ответил мне тем же, но мы с вами знаем, что так нельзя. Хотя он в разы лучше моей жены: готовит вкуснее, всегда выслушает и поможет, а в постели он такой горячий любовник, какой ей не стать никогда. Мы можем только пытаться пережить это, скрывать и бороться, но я не знаю, как с этим мириться теперь. Я жду от вас совета, не бросайте меня в беде, иначе я сойду с ума, и нам со Стэном не останется ничего, кроме как сбежать вместе, куда глаза глядят.
Искренне ваш,
Аноним.
P.S. Я не читал правила, но верю, что никто не захочет вычислить меня по IP. Пожалуйста, пусть это будет врачебной тайной между нами.»
Майки долго думал, нажимать ли Enter. Он не решился перечитывать все. Собравшись с духом, он навел курсор на кнопку «Отправить» и, закрыв глаза, нажал на нее.
Он обернулся. На часах была почти полночь, а Алисия до сих пор не вернулась с посиделок у одной из своих подруг – Майки даже имена не утруждался запоминать, все равно он в жизни их не встречал ни разу. Наверное, она не придет сегодня.
По крайней мере, когда он доставал сундук из-под кровати, он очень на это надеялся.
|
