доктор философских наук профессор директор Института философии политологии и права им

Работа добавлена на сайт samzan.net:

Академия наук Республики Таджикистан

Институт философии, политологии и права

им. А. М. Баховаддинова

  Мухиба Махмаджонова   Рустамшерози Фархад

РАЗВИТИЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

ИСЛАМСКОЙ РЕСПУБЛИКИ ИРАН

в свете её ядерной программы

Ответственные редакторы:

Шамолов Абдувохид Абдуллоевич-

доктор философских наук, профессор

директор Института философии, политологии и права им.А.Баховаддинова АНРТ,

Сафаров Сайфулло Саъдуллоевич -

Заместитель директора Центра

стратегических исследований при Президенте РТ,

    кандидат философских наук, доцент

Душанбе-2014

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ……………………………………………………………………...……………….3

ГЛАВА 1. Понятия политической идентичности и онтологической безопасности в современной политической науке………………………………………….......................…22

§ 1. Понятие «политическая идентичность»: объем и содержание ………..........................22

§ 2. Внешнеполитическая идентичность и концепция «онтологической безопасности»....47

ГЛАВА П. Взаимоотношения Ирана с Европейским Союзом и Россией в контексте формирования атомной идентичности Исламской Республики Иран  .............................73

§1.Роль и значение стран Европейского Союза и Российской Федерации в формировании новой ядерной политической идентичности Ирана....................................................................73

$2. Ядерная проблема Ирана в аспекте его политической идентичности и онтологической безопасности……………………………………………………………………………………….96

ЗАКЛЮЧЕНИЕ…………………………………………………………………………………133

ЛИТЕРАТУРА…………………………………………………………………………………..147

ВВЕДЕНИЕ

 На протяжении последних 4 тысячелетий, в период государственной истории, человечество задумывается о скрытых механизмах политики, причинах, порождающих политические действия, глубинных истоках сохранения и изменения места и роли государств в мировых отношениях.

Попытки найти ответы на эти и другие вопросы политологии привело исследователей к формированию ряда понятий, характерных для политической науки конца 20 — начала 21 века. Одним из таких понятий выступает - «политическая идентичность». Осмысление процессов формирования политической идентичности  стало одной из наиболее развиваемых тем современной политологии, особенно в свете новых вызовов, подобных появлению нового предмета анализа, - «ядерная идентичность». Отмечается, однако, распадение анализа по предметам и парадигмам политологического знания.

Глобализационные процессы ставят стабильное функционирование и эффективное развитие политических систем различных государств в прямую зависимость от их политической идентичности. Анализ концептуальных, теоретических и практических основ формирования и развития понятия политической идентичности позволяет рассматривать первопричины не только внутренней, но и внешней политики, источники возможных и существующих политических конфликтов, выделить эффективные пути их предотвращения.

Исламская Республика Иран — одно из древнейших государств мира с многообразной историей, одним из ключевых геополитических положений на евразийском континенте, древнейшим государство образующим этносом, с уникальной этно-социальной психологией. Для новейшей истории Ирана, формирования его политической идентичности, ключевым событием выступает исламская апрельская (1979 года) революция, которая послужила толчком для формирования исламской республики, проводящей революционную политику. События, вызванные апрельской революцией и непосредственно связанные с ней, являются основанием для формирования ценностей, установок и онтологий, включаемых в политическую идентичность Ирана. Одним из ее идеологических концептов выступает право Исламской Республики Иран на мирное освоение атома, на овладение ядерными технологиями и получение атомной энергии. И именно данный концепт вызвал наиболее жесткое неприятие со стороны многих иностранных государств, в первую очередь, мировых лидеров, считающих обладание ими мирным атомом, своим неотъемлемым правом. Понадобилось более десяти лет для того, чтобы политическая идентичность ведущих мировых держав изменилась, и они признали за Ираном  право на мирный атом.

Актуальным является теоретический анализ путей и способов обеспечения доступа Исламской Республики Иран к энергетическим ресурсам как основы повседневной жизни каждого современного человека. Ресурсно-энергетический фактор играет в мировой политике не меньшую роль, чем военный и формирует государственную стратегию и внешнюю политику страны. Очевидно, что пока уровень технологий не позволяет человечеству полностью преодолеть зависимость от ископаемого топлива. Увеличивающийся спрос развитых и развивающихся стран на энергоресурсы все больше обостряет вопрос энергетической обеспеченности мира, становясь причиной борьбы за контроль над энергоносителями и их транспортировкой. В этой ситуации все ее участники преследуют собственные интересы, и проблемы энергетики отражаются на международных отношениях, в том числе и на отношениях между ИРИ с ЕС, США и Россией. Политические же интересы и ценности выступают одним из главных элементов политической идентичности как системы.

Обращение к вопросу об иранской идентичности предполагает выявление тех компонентов, которые влияют на формирование иранского представления о роли государства на Ближнем и Среднем Востоке, и своих позиций в системе внутри исламских связей, исходящих из универсальности шиитской революционной идеологии.

Самоидентификация государства представляет собой едва ли не решающий фактор, определяющий его деятельность в сфере проводимой им внешней и внутренней политики. Она вытекает из условий его генезиса, дальнейшей эволюции и, наконец, содержания развивающихся в пределах его территории внутренних процессов. [37; 210; 218]

Исследование проблемы политической идентичности ИРИ связано с актуализацией проблем научно-технического прогресса и цивилизационного развития. Данные процессы происходят в условиях становления и развития государств, в свете новых вызовов эпохи, модернизирующих свою независимость на региональном и международном уровнях. Ключевым для ее формирования является осмысление и отнесение политического субъекта к ситуации многополярного мира, отхода от военно-конфронтационной и блоковой составляющей мировой политики, которая во многом держится на представлении о праве на разработку и примение атомных технологий, как исключительном праве мировых держав.

В современном мире источники преднамеренных угроз также приобретают глобальный характер, выходя за пределы отдельных государств или их союзов. С этой точки зрения  очевидна актуальность исследования политической идентичности ИРИ в свете ее ядерной программы.

Концепция политической идентичности в политологии является одной из наиболее актуальных и активно разрабатываемых в различных странах, однако  степень ее содержательности и логической завершенности, в силу сложной системности и многообразия связей изучаемого предмета, еще недостаточна. Идентичность как особое социальное явление находится в поле зрения не только и не столько политологии, сколько иных социальных наук, где традиция ее изучения глубже и продолжительнее, чем в политологии. Это и психологическая теория личностной идентичности, социологическая теория идентичности, теории этнической и территориальной идентичности. Разработка концепции политической идентичности во многом предполагает использование указанных теоретических конструкций и опору на них, делает ее саму интеграционной.

Важность атомной проблематики, наличие многообразных, порой противоречивых представлений о ней, различная ценностная оценка соответствующих явлений, влияние указанных представлений на принятие политических решений и построение политических программ, как во внутренней, так и внешней политике, позволяет говорить о наличии в общей системе политической идентичности, отдельного элемента - «атомной (ядерной) идентичности».

Концептуализация понятия «атомная (ядерная) идентичность» представляет собой попытку решить проблему познания политической и социокультурной специфики Ирана и причин стремления ИРИ трансформировать свою политическую идентичность в отношениях с Европейским Союзом (ЕС) и Россией (РФ) и имеет выраженную научно-теоретическую актуальность и практическую значимость.

Важным вопросом остается выяснение субъектной стороны процесса формирования политической идентичности, выявление механизмов, способов и приемов, логики данных процессов. Освоение атомных и связанных с ними высоких технологий в странах, не относящихся к числу мировых лидеров 20 века, ставит перед субъектами  политического решения вопрос о механизмах контроля над мирным использованием атома,  о дальнейшем развитии режима нераспространения ядерного оружия, сформировавшегося в международном праве более 40 лет назад. Поиск решения данных проблем осложняется разностатусностью государств в системе международных отношений, наличием не присоединившихся к Договору о нераспространении ядерного оружия государств, противоречивыми геополитическими и мирохозяйственными интересами стран-участников.

Исламская Республика Иран с началом решения задач в ядерной области, осуществления тесного сотрудничества с МАГАТЭ, а также проведения переговоров с привлеченными в проблему сторонами, исходит из того, что право на мирный атом и соответствующие разработки является неотъемлемым правом современного государства, а участие в международных системах контроля и безопасности, - его обязанностью. С самого начала Иран выступил сторонником реальных переговоров по решению ядерной проблемы и правовых действий Ирана в спокойной и приемлемой для сторон обстановке. Однако, ИРИ столкнулось с многочисленными препятствиями Запада на всем протяжении осуществления атомных изысканий и переговоров. Эти препятствия в свою очередь объясняются политической идентичностью участников переговоров, их самоидентификацией как мировых держав, обладающих особым международно-правовым статусом. На протяжении всех переговоров, состав их участников сохранялся постоянным — США, ЕС, Россия, Китай. От имени Европейского Союза в переговорах участвовали  Великобритания, Франция и Германия. При этом каждая из этих стран-участниц в ходе переговоров представляла не столько общеевропейскую, сколько свою, национальную позицию и свой национальный интерес, основанный на национальной политической идентичности. Разновекторность интересов участников переговоров и привела к их конфликтности и излишней длительности.

После Исламской революции и свержения шахского режима, Исламская Республика осталась приверженной продолжению своего членства в составе и обязательствам по Договору о нераспространении ядерного оружия, а также соглашениям Подмона и его Уставу. Несмотря на добрую волю Ирана, у другой стороны не было положительных ожиданий от договоров по иранской ядерной программе. С победой Исламской революции в Иране западные страны заморозили реализацию своих обязательств и соглашений, в том числе по строительству атомной электростанции в Бушере. Компания Siemens отказалась завершить строительство Бушерской АЭС, а западные страны, как и Соединенные Штаты, воздержались от передачи любого оборудования и ядерных технологий Ирану. Страны, подписавшие до революции соглашения по технологиям и исследованиям мирного атома, такие как Франция, Германия, Англия и Америка и т.д. отказались от реализации подписанных законных и находящихся под контролем МАГАТЭ и имеющих финансирование проектов. [81,59]

Западная Европа, особенно Европейский союз не отказались даже от давления на другие страны, такие как Китай и Россия, которые между тем, после Исламской революции начали эффективное сотрудничество в области ядерных изысканий с Ираном. Позиция США и ЕС на переговорах указывает на осуществление ими дискриминационной политики и политики двойных стандартов на международном уровне. Если какая - либо страна следует их указаниям и предписаниям, соглашается пойти на уступки в своих интересах ради интересов «мировых держав», то она не будет сталкиваться с препятствиями. Если же, следуя политике приобретения политического и экономического суверенитета и независимости, страна продолжит самостоятельную внешнюю политику, то страны ЕС и США, под различными предлогами и отговорками любого рода, станут уклоняться от сотрудничества и выполнения взятых на себя обязательств. Примером подобных ситуаций, являются, с одной стороны, - Индия, Пакистан и Израиль, а с другой, - Иран и Северная Корея.

Точка зрения иранских лидеров на мировую систему и идеологию, являющаяся неотъемлемым содержательным элементом политической идентичности ИРИ, вызывала неприятие, своего рода конфронтацию и деструктивное отношение у оппонентов.  Действия Ирана на международном уровне  необходимо оценивать с фактическим учетом, входящих в его политическую идентичность и  доминирующих в иранской культуре и общественной мысли ценностей, таких как устойчивость, целеустремленность, сила, мужество и т.д., противостоящих материальным ценностям и другим выгодам. Другими словами — с учетом приоритета общечеловеческих духовных и социальных ценностей над материальными ценностями. Однако, приверженность Ирана своей идентичности, по мнению большинства политиков, экономистов и экспертов, считается не безопасной и не имеющей достаточных выгод для Ирана.  В этой плоскости политическая идентичность Ирана, его онтологическая безопасность, ядерная безопасность пересекаются с его международными отношениями.

В  свою очередь, конфликтность позиции участников переговоров, различные санкции, принятые в отношении ИРИ под их воздействием, оказали влияние на политическую идентичность Ирана по отношению  к странам Европейского Союза и США, и, как следствие, сказалось на принимаемых им политических решениях, снизив легкость достижения компромисса по ядерной проблематике и внеся ограничения в отношения между этими странами и Ираном.

ИРИ для обеспечения собственной национальной безопасности и геополитического статуса, вынужденно вступила в противоборство с Западной политикой. С началом дискуссий по атомной проблеме ИРИ и передачей данной проблемы в Совет Безопасности в 2005 году, отношения ИРИ с Европой и Россией ухудшились, так как с момента участия в данной проблеме Совета Безопасности, ряд вопросов по оборонной промышленности, ракетостроению, экономике, производству нефти, правам человека и т.д., стали обсуждаться в фокусе атомной программы ИРИ. Это привело к ослаблению статуса ИРИ на международной арене, в особенности в регионе Среднего Востока.

Степень научной разработанности темы исследования. Проблема политической идентичности Исламской Республики Иран изучена крайне мало.

Понятие «идентичность» было введено в научный оборот выдающимся американским психологом Эриком Эриксоном. Данное понятие является ведущим для очень многих исследований в различных социальных науках во многих странах. Обычно, центральным моментом в определении содержания этого понятия выступает отождествление индивида (социальной группы, социума) с определенным образцом социального поведения, статусом, ценностями, определенной картиной мира.

Политическую идентичность можно рассматривать как совокупность политических ценностей, установок, ориентаций, знаний и представлений о месте данного государства в мировой системе, отличительных признаках данного государства, делающего его уникальным среди подобных, о направлениях и перспективах его развития, движущих силах, конечных целях и механизмах этого развития. Н.И. Тимофеев определяет политическую идентичность как самоопределение государства, отражаемое в ключевых нормативных и доктринальных документах страны, укоренное в общественном сознании ее граждан  [145,14]. Данное определение можно принять за рабочее, в первом приближении.

Политическую идентичность можно рассматривать на двух уровнях: личностно-групповом и институциональном. Подавляющее большинство известных нам работ посвящено изучению политической идентичности на личностно-групповом уровне, особенно в связи с электоральным поведением индивида. Институциональный уровень представлен двумя подуровнями: подуровнем институционализированных политических акторов — политических партий и объединений, общественных и религиозных организаций, групп давления и подуровнем государства как единой системы, самостоятельного субъекта политики. Понимание политической идентичности на последнем подуровне совпадает с определением Н.И. Тимофеева.

На личностном уровне политическая идентичность выступает одним из результатов политической социализации. При этом нельзя исключать герменевтического конфликта между различными уровнями, которые являются одной из причин возникновения политических конфликтов.  Предполагается, что вероятность герменевтического разрыва будет выше в период изменения (реформационного или революционного) политической системы общества, а также при преобладании демократического типа политического сознания. Необходимо дополнительное изучение и разработка специальных мер по предупреждению и устранению возникающих герменевтических разрывов данного вида в виде специальных программ со стороны государства и других субъектов политики. Содержание политической идентичности на различных уровнях находится в диалектическом единстве.

Вопросы идентичности и возможности вариантов классификации идентичностей высказываются в работах В.С. Малахова, Дж. Мид, А. Вагнера, Ч. Кули, С.С. Чистяковой, , Н.И. Тимофеева, Т.Г. Стефаненко, М.В. Заковоротной, Э. Гоффмана, М.М. Предовской, Е.А. Беляковой, М.Д. Щелкунова, А.А. Крылова. Идентификация как социальная категоризация рассматривается А. Тэшфелом, Дж. Тернером, К. Клакхоном, О. Богатовой, А.Г. Большаковым [24], Н. Лукманом, П.Бурдье  [27], О. Саркисовой, А. Мокроусовым, Е. Суровой, Ю.В. Олейниковой. В качестве социального конструкта идентичность представлена в трудах О. Оберемко, М.М. Предовской, Е.А. Беляковой, З.Баумана. Среди множества парадигм социального знания, большим потенциалом в объяснении политической идентичности, обладает конструктивизм, представленный работами  Ф. Барт, Б. Андерсон, П. Бурдье, П. Бергер, Т. Лукман, Г. Гарфинкель  [40], М. Бунге, Дж.Р. Серл, Э. Хобсбаум, С.В. Соколовский, В.А. Тишков, Э. Геллнер, Б.Е. Винер, Д.С. Циванюк, Е.А. Белякова, В.Н. Давыдов, М.В. Смагина. Правда, в большинстве указанных работ рассматривается не более узкое по объему понятие «политическая идентичность», а более широкое - «социальная идентичность». Специально же политической идентичности из корпуса конструктивистских исследований, посвящена работа Н.Верта, широко используемая в настоящем диссертационном исследовании.

Политическая идентичность формируется на базе определенного дискурса, понимаемого как не всегда связанный текст, как совокупность более или менее законченных и взаимосвязанных высказываний на соответствующие темы политической жизни, используемый для как частного, так и публичного объяснения принимаемых политических решений. В основе политической идентичности также находятся и различные социальные и экономические факторы и интересы, которые определяют установки, оценки и отношения государства как самостоятельного субъекта и его политических элит к процессам и явлениям, происходящим как внутри государства, так и на международной арене. С учетом данного содержания политической идентичности, воспринятой через СМИ и другие источники политической информации, в первую очередь, через систему образования, установки, ориентации и ценности трансформируются в конкретные политические решения и действия, соответствующие позиции, выраженные через законодательство и решения административных органов данного государства. На принципиальное значение символических форм в формировании современнолй политической идентичности обращает внимание М.Д. Щелкунов [183]. Если в начале исследований политической идентичности в ее основе лежал объективно существующий паттерн, то в современной ситуации постмодерна, он заменяется символическим, искусственно созданным. Последнее вызывает неопределенность, изменчивость политической идентичности, «игры» с ней со стороны элитных и оппозиционных групп, а само формирование политической идентичности становится связанным не с освоением реальных социальных отношений, а с производством символических форм и соответствующих правил их употребления в различных ситуациях. Данный момент хорошо демонстрируется позицией стран Европейского Союза и России в отношении ядерной программы ИРИ.

В структуру политической идентичности включаются такие элементы как нормативные представления и принципы, на основе которых государство оценивается своими гражданами и правящими элитами других государств как определенное уникальное политическое сообщество; система представлений, определяющих место государства в мире, принципы и цели его взаимодействия с другими государствами; как система представлений и интерпретаций прошлого страны, представлений о ее будущем.

Для осмысления формирования политической идентичности Ирана ценен опыт ученых Таджикистана по изучению теоретических проблем политической идентичности и безопасности РТ. Этим вопросам посвящены работы  Махмадова А.Н. [93; 94; 95; 96], Ятимова С.С., Зокирова Г.Н. [65;66;67], Самиева А.Х. [130; 131; 132], Асадуллоева И. [11; 12], Шарипова С.И., Хайдарова Р., Сафарова С.С, Абдулхакова М.М., Хакимова Р., Джалилова К. [49] и др. В них рассмотрена концепция национальной безопасности, ее особенности, концепции национального интереса, политическая идентичность, национальная безопасность в фокусе военной доктрины РТ, защиты национальных интересов и т.д.

В российской политологии имеется множество работ, посвященных выявлению и анализу российской политической идентичности, изучению процессов ее формирования, участию различных институциональных субъектов в ней. К числу таких исследований можно отнести работы В.М. Суханова [140], В.А. Ачкасовf [15], О.В. Поповой  [110], Г.С. Корепанова и др.  Тема настоящего исследования, а также многие смежные с ней вопросы неоднократно являлись предметом пристального внимания историков, политологов, востоковедов, как в Иране, так и в Таджикистане, России и других странах. Тем самым специфика темы исследования предопределила широкий диапазон использованной научной литературы.

Понятийная связь изучения политической идентичности с проблематикой внешней политики, включающая и аспекты ядерной идентичности, осуществляется через понятие «онтологической безопасности», введенное А.Метзоном. Данное понятие включает в себя совокупность факторов, нарушение нормальных значений которых приводит к разрушению или кардинальному переосмыслению идентичности данного государства (социума). В связи с тем, что право на мирный атом выступает существенной чертой современной политической идентичности ИРИ, отказ от него, является угрозой онтологической безопасности Ирана, так как непременно вызовет переосмысление его идентичности как суверенного государства.

При анализе внешней политики более популярны для исследователей проблемы ирано – российских, ирано-американских и ирано-европейских отношений, которые многоплановы и разноаспектны. Следует выделить спектр работ по  воздействию внешнеполитической деятельности России на развитие российско-иранских отношений. В ряде работ, а именно в трудах Е.П. Бажанова [17; 18], К.С. Гаджиева [36], К.Н. Кулматова [87], Ли В.Ф. [90], Е.М. Примакова и других, дается оценка характера, достижений и трудностей в развитии российско-иранских отношений. Практически все российские авторы поддерживают идею многополюсного мира, необходимости расширения экономических и политических связей со всеми стремящимися к этому странами, установления надежного международного контроля за действиями террористических и других экстремистских сил, а также держав, стремящихся утвердить свою глобальную или региональную гегемонию. Иран представляется этим авторам в качестве естественного партнера России в решении этих проблем и заинтересованным не только в экономическом и военно-техническом сотрудничестве с Россией, но и сторонником ее военного присутствия на южных рубежах СНГ. В них затрагивается проблематика современного состояния российско-иранских отношений, интеграции Ирана в систему международных отношений в регионе Ближнего и Среднего Востока. Большинство из них лишь частично затрагивают проблемы ирано-российских отношений 1991-2009гг.  

Специального упоминания заслуживает диссертационное исследование Сухих Е.А. «Процессы и механизмы политического взаимодействия Российской Федерации и Федеративной Республики Германия с Исламской Республикой Иран по проблеме иранской ядерной программы», выполненное в 2010 году в Нижегородском государственном университете [142]. В работах иранских авторов даётся оценка внешней политики ИРИ, состоянию и особенностям развития международных отношений ИРИ в исследуемый период. [4; 123; 225; 247]

Ряд зарубежных исследователей (Дж. Вольф, В. Мизин [226], Дж. Перкович [233], Р. Такей [227], М. Уилле, и др.) посвятили свои работы анализу ситуации вокруг иранской ядерной программы и проблемам сотрудничества с Ираном в сфере ядерной энергетики на рубеже ХХ-ХХ1 веков.  Значительная часть данных исследований посвящена предполагаемой иранской военной ядерной программе, а российская политика научно-технического сотрудничества в ядерной сфере с ИРИ по большей части рассматривается именно в контексте стремления ИРИ обзавестись ядерным оружием. Так же, многие западные специалисты при научном анализе внутриполитических процессов и внешней политики ИРИ исходят из постулата, что Иран - «террористическое государство», стремящееся обзавестись ядерным оружием. Отдельно нужно выделить труды известного американского теоретика современных международных отношений 3. Бжезинского [22; 23], где даётся анализ современной геополитической ситуации Ирана, политики Европейских стран, США и России [192; 195; 198; 199; 200; 201; 202; 210; 211; 248].

Следует отметить, что исследователей как иранских, так и западных, интересовали в основном политические аспекты взаимоотношений Ирана. Представленный библиографический обзор свидетельствует о том, что в отечественной и, отчасти, зарубежной библиографии отсутствует комплексное исследование политических, экономических и культурных связей Ирана, ЕС и России в рассматриваемый период и, собственно анализ, идентичности Ирана, его самоопределения.

Политическая идентичность, как самоопределение государства, выраженное в устойчивой совокупности символических форм, политических ценностях и интересах и отражаемое в ключевых нормативных и доктринальных документах страны, укоренное в общественном сознании ее граждан, определяющее основные направления, механизмы, цели и формы его внутренней и внешней политики.

Так как политическая идентичность и процесс ее формирования являются сложными многоуровневыми системными объектами, то мы рассмотрим особенности предмета на примере отдельного структурного элемента объекта — ядерной идентичности.

В качестве основы исследования выступает совокупность принципов и методов системного анализа проблем формирования политической идентичности Ирана, историко-диалектический подход к анализу политической действительности. В работе использованы общенаучные методы систематизации, классификации, восхождения от абстрактного к конкретному, выявления общего, особенного и специфического. Нормативный анализ применен для анализа отражения изучаемых политических процессов в законодательстве Исламской Республики Иран.

Источниковедческая база исследования состоит из группы иранских, таджикских, российских и международных исследований по проблеме социальной и политической идентичности, безопасности и ядерному суверенитету; законодательные и нормативно-правовые документы международного и национального характера, определяющие основные принципы формирования политической идентичности и ядерной безопасности. В ходе исследования были использованы Конституция ИРИ, Законы Исламской Республики Иран, основополагающие государственные документы по атомной программе ИРИ, нормативно-правовые документы ООН и МАГАТЭ.

Глава1. Понятия политической идентичности и онтологической безопасности в современной политической науке

§ 1. Понятие «политическая идентичность»: объем и содержание.

Самоопределение человека, его отнесение к определенной группе себе подобных, является традиционной темой рассуждений в социальной теории с древнейших времен. Попытки дать более или менее развернутый ответ на вопрос «Кто Я? С кем Я?» встречаются уже у древнегреческих философов.

Столь же продолжительным можно назвать и поиск ответа о сущности государства, власти, политики. В средневековых трактатах, как на Востоке, так и на Западе, поднимались вопросы сотрудничества государств, причины, по которым те или иные государства враждовали друг с другом или, обратно, были союзниками.

В современной литературе имеются лишь небольшое количество таких понятий, которые подобно понятию идентичность (identity) имеет столь широкое толкование и множество значений. Данное понятие имеет близкие и дальние связи с большим количеством понятий, таких как «я»- «I» в именительном, винительном падеже, меня (me),we–мы, себя (self)-собственное самоощущение (selfperseption), самопредставление ((selfimage)-), самосознания (selfrepresentation), самооценки (selfawareness), самостроение (selfconctpt), самоидентификация (selfidentity), эго- (ego) и суперэго (superego), личность (personality). Данное понятие многоплановое, нам представляется, что оно распространено во многих областях знаний, начиная с философии - матери всех наук, и до географии, политологии и политики, администрирования, истории, экономики, литературы и лингвистики вкладывают в него свое значение.

В научный обиход понятие идентичности было введено выдающимся американским психологом 20 века Эриком Эриксоном. Идентичность, по его выражению, признается «всеобщей и универсальной категорией». Она позволяет человеку ощущать себя непрерывным целым, включенным в определенный миропорядок и воспринимать собственную жизнь как опыт сознания, дающий возможность последовательных и взаимосогласованных действий  [188,411]. Идентичность, по Эриксону, представляет собой активный процесс, включающий в себя как сознательные, так и подсознательные элементы и структуры, нормальное функционирование которых приводит к адекватным действиям, а нарушения — к различным конфликтам и фрустрациям, которые могут вызвать разрушение личности  [188,425]. По мнению Эриксона, - моральная и национальная идентичность имеет функцию коллективного эго. Размышляя об идентичности американцев, описывая их национальный характер, он четко обозначил содержательные конструкты идентичности индивидуальной  инициативы: протестантизм, индивидуализм, рациональную адаптацию к опасностям жизни и нахождение в индустриализации своей естественной среды  [188,34]. Идентичность есть метод структурирования особенностей личности, верований, знаний, практики и потенций каждого индивида, которые отличают его от других. Эриксон придерживался гипотезы о том, что идентичность индивида формируется в первых неделях его жизни и продолжается всю его жизнь. Всякие изменения в этом процессе происходят в наиболее значимые моменты его жизни.

Начало широкого применения понятия идентичности в социальных науках относится к 60-ым годам 20 века. Первоначально оно применяется в социологии как «социальная идентичность», а затем, с исследований «мичиганского проекта» - в политологии.

Анализ применения этого понятия в политологии позволяет прийти к выводу о том, что его актуализация в научных исследованиях является не равномерной, а представляет собой как бы три волны, с различными акцентами, преобладающими исследовательскимит методиками и предметами исследования.

Первая волна относится к 1960-ым - 1980-ым годам. Применение термина «политическая идентичность» учеными этой волны наследует много содержательных концептов, относящихся к психологии и социологии. Вполне закономерно, что данное направление возникает в США (М.Шэнкс, У.Миллер, Т.Дж. Колтон, Г.Хайман, Ф.Гринстайн), распространяется к 70-ым годам в Британии (Д.Батлер, Д.Стоукс), затем переходит в Западную Европу и Скандинавию [111,142] .

Представители первой волны находились под сильным влиянием собственно псизхологической теории Эриксона и бихевиоризма. Их работы посвящались в основном партийным  предпочтениям и электоральному поведению. Работы, специально посвященные внешнеполитической деятельности, авторами которых были бы представители этой волны, нам не известны. В своей концептуализации они унаследовали от психологии положения о том, что люди обладают сходствами и различиями, которые пробуждают в них определенные ощущения, эмоции. Люди воспринимают политические различия как существенные и стремятся поддерживать отношения и чувствовать эмоциональную близость с себе подобными. Даже не обладая специфическими политическими и социальными знаниями, не строя дискурс своих высказываний в терминах определенной идеологии или теории, люди обладают определенной ориентацией и установками в политической сфере. Данный вывод уже был широко известен обыденному сознанию, выражаясь в нем через мыслеобраз  - «нет человека, который бы не разбирался в политике». Система указанных ориентаций и установок формируется в процессе социализации и является производной от социального опыта старших и собственного социального опыта и транслируется как формальными, так и неформальными каналами передачи социальной информации.  Политическая идентичность приобретает позитивную оценку исследователей так, как они считают, что она способствует укреплению существующей партийной системы, фиксирует настроения различных групп избирателей и способствует повышению эффективности социального контроля. Оставаясь под воздействием психологии, ученые первой волны также обращали особое внимание на то, что устойчивая политическая идентичность снижает конфликтность и тревожность в обществе, выполняет психотерапевтические функции и приводит к большей предсказуемости политического поведения. Полученные результаты эмпирических исследований уже на первой волне приводят к актуализации социальной феноменологии и этнометодологии А.Шюца [183]  и Гарфинкеля [41], что становится майнстримом  для второй волны.

Это понимание идентичности, которое в начале было свойственно лишь психологическим исследованиям и имело ограниченный ход, вошло в социальные науки через работы таких ученых как Герберт Мидворд. С этого момента в социальных науках начались попытки структурирования данного понятия в теоретическую форму «социальной идентичности» (socialidentity) , а Генри Тачфилд и его единомышленники создали ряд солидных произведений по поводу формирования этого понятия. Г. Тачфилд составив идентичность из психологической и социальной составляющих, а точнее - изящно сочетая два уровня исследования индивида и общества, постарался предложить обобщенный психологический и социальный фокус формирования понятия идентичности. Его известная теория «приобретенности социальной идентичности» развивает мысль о том, что часть идентичности индивида связана с его принадлежностью к социальным группам. Индивиды, находясь в группах, формируют свою идентичность, стараясь приобрести информацию об окружающей среде и стараясь выявить существующие различия между группами, сходства противоположностей. Г.Тачфилд используя понятие «внутри группы», вместил его в особые виды отдельных понятий групповой идентичности (подобно племенной или национальной идентичности). Он считал, что принадлежность к группе является фактором не реальным, а есть интеллектуальным, завершающим формирование социальной идентичности.

В отличие от американских исследователей, считавших, что политическая идентичность формируется в процессе иммитации и подражания, британцы Д.Батлер и Д.Стоукс показали, что она является наследуемой, но со временем, влияние родителей и семейных групп ослабляется, а влияние сослуживцев, соседей, приятелей, - обратно, возрастает. При этом они также показали, что политическая идентичность влияет не только на выбор индивида и его политическое действие, но обобщаясь в различных идеологемах, отражается в партийных и избирательных документах, при этом, «как бы возвращаясь к избирателю».

При переходе на почву Западной Европы и Скандинавии первая волна обогащается представлениями о влиянии на политическую идентичность конфессиональной, этнической и социально-статусной идентичности, теоретическое осмысление которых к тому времени уже в значительной степени было проделано в социологии. Если для амертиканских родоначальников тождественность политической и партийной идентичностей выступала как гипотеза, а ее применение к изучению электорального поведения было обусловлено удобством объекта и практической применимостью результатов исследования, то для европейских ученых первой волны тождество партийной и политической идентичности воспринималось уже как теоретическое положение, обладающее статусом онтологии. Идентичность трактовалась как структурный элемент «среднего уровня» в политическом сознании, относящийся к политическим установкам (промежуточный уровень между политическими ценностями и политическими предпочтениями). Существенно новыми результатами их исследований было установление функций политической идентичности и признание возможной разноориентированности ее. Основными функциями политической идентичности были признаны: ограничение возможности встраивания в политическую систему новых партий, отсечение ненужной («излишней») для избирателя информации о выборах (функция «информационного сита») и определение «своей» по идеологическим основаниям группы и партии [63,16].  Также было установлено, что развитие политической идентичности может осуществляться в двух направлениях ориентации политического действия: 1) «он-другой-иной», допускающей толерантное восприятие при котором политическое действие направлено на интеграцию, укрепление стабильности и предсказуемости, снижение напряженности в обществе и 2) «он-чужой-враг», связанном с формированием политического действия, направленного на противопоставление себя другой социальной группе, борьбу с неприемлемыми политическими идеями и установками, что неминуемо привело бы к возрастанию напряженности, к возникновению или разрастанию скрытых и/или явных конфликтов. Формирование политической идентичности по второй модели ориентации оказывается тесно связанным с распространением национализма, ксенофобии, неприятия и опасения присутствия людей с иными политическими и социальными взглядами, иным образом жизни [185,11].

Возрастание политического многообразия, повышение роли в политике различных общественных организаций и движений, распространие внепартийных форм политического участия привело к тому, что к середине 1980-х годов, базовая предпосылка о тождестве политической и партийной идентичности оказывается подорванной. Это обстоятельство приводит к возникновению второй волны актуальности теорий политической идентичности.

В 1980-х годах важным компонентом теории политической идентичности становится обсуждение модели самоидентификации людей, чьи политические предпочтения не находят у окружения сочувствия. «Отверженные» предпочитают держаться вместе. Р.Барт в конце 1980-х годов объяснял роль межличностной коммуникации в становлении общих политических взглядов людей, используя «модель социальной сплоченности». Его схему поддержали Р.Хакфельд, Э.Даунс, Дж.Спраги. Доверяющие друг другу люди, разделяющие общие нормы (в том числе и политические), некритически «усваивают» передаваемую политическую информацию и более склонны к однотипной политической самоидентификации. Доверие порождает влияние, сплоченность и осознание сходства общих интересов, установок, взглядов. А.Мелуччи в конце 1980-х годов высказал идею об актуальной (ситуативной) политической идентичности, возникающей непосредственно в ходе политических действий, и указал на значение личности лидера в этом процессе.

Формирование «второй волны» теории политической идентичности начинается в Европе в 1970-х годах и ее основаные результаты были связаны с  началом эмпирических исследований формирования общеевропейской идентичности (программа «Евробарометр», публикации Дж.Уэлша); оценкой влияния на политическое поведение различных моделей социальной идентичности, прежде всего этнической, гендерной, конфессиональной, профессиональной; начали появляться работы, посвященные кризисным проявлениям политической идентичности, но они, в основном, касались политической идентичности молодежных группировок, анархических и коммунистических объединений.

На протяжении «второй волны» еще оставались без надлежащего изучения вопросы политической идентичности государства как целого, как самостоятельного субъекта политической жизни, вопросы внешнеполитической идентичности. Это было связано как с тем, что отсутствовала актуальность изучения соответствующих исследовательских предметов, так и с тем, что политология, как самостоятельная наука, еще находилась на той стадии развития, на которой не могли осмысливаться проблемы внешнеполитической идентичности и идентичности государства как целого (работа Д.Истона «Политическая система» была опубликована лишь в 1948 году. Примечательно, что современные американские ученые относят автора к представителям «первой волны» теории политической идентичности).

«Третья волна» теории политической идентичности связана с  1990-ми годами, когда актуальными становятся вопросы идентичности формируемого Европейского Союза; проблемы, связанные с распадом СССР и Восточного блока, формированием новой государственности в бывших социалистических странах и странах социалистической ориентации; усиление политического ислама, появление государств, идеологически отождествляющих себя с ним (к числу проследних относится и Исламская Республика Иран); возрастание роли нетрадиционных социальных групп как политических акторов, как во внутренней, так и внешней политики (движение «зеленых», Гринпис, Мировой Анархический Интернационал, движение секс-меньшинств и т. д.); появление предпосылок  формирования нового многополярного мирового порядка, ориентированного на иные, чем европейско-атлантические, культуральные системы. Ученые и политики осознали практический смысл и необходитмость изучения различных моделей политической идентичности, внешнеполитической идентичности и ее связи с внутреполитической, системные связи внешне и внутриполитической идентичности с идентичностью этнической, региональной, исторической. Развивается концепция «политики идентичности», происходит удвоение объекта анализа: наряду с изучением стереотипов и установок массового и индивидуального политического сознания (а политическая идентичность относится именно к «срединному» его слою - установкам, хотя, безусловно, влияет и на базовые и идеологические ценности, и на политические предпочтения индивидов) активное внимание ученые начинают уделять последствиям проводимой политики мультикультурализма и толерантности по отношению к мигрантам и представителям нетрадиционных для европейских стран религий, а также эффективности и последствиям внешней политики по отношению к странам, принадлежащим иным цивилизациям.

Интересны исследования Т.Райсса, М.Эмерсона, В.Лота, И.Нойманна [103], Б. Страта, Ф.Черутти, в которых показано воздействие наднациональных органов ЕС на процесс формирования европейской идентичности и предпринимаются попытки определить наилучший сценарий идентификационной политики. В.Лот поставил задачу создать многомерную модель европейской идентичности, М.Эмерсона интересует многомерная модель интеграции, И.Нойманн уделяет внимание изучению историко-политической концепции единого европейского пространства, Б.Страт анализирует начало политики идентичности в ЕС. Поиск новой идентичности противоречив: с одной стороны, налицо подъем национальных и националистических чувств и движений, с другой стороны - усиление стремления части общества к самоидентификации с Единой Европой. Однако для многих исследователей, а тем более, рядовых граждан, остается не ясным, что такое новая Единая Европа, совпадает ли стремление к ее строительству с их политическими интересами и установками. Европейская идентичность начинает пониматься как совокупность характеристик, которые отличают европейцев от неевропейцев в культуре, традиции, образе жизни, системе мышления. Такое понимание изначально ориентирует страны ЕС на противопоставление себя другим государствам и содержит в себе конфликтогенный потенциал, подразумевает европоцентризм, что не находит поддержки у большинства других стран мира и их населения.

Последнее обстоятельство становится особенно значительным для отношений между европейскими странами и государствами исламского мира. Это связано с тем, что ислам имеет собственную многовековую политическую традицию, которая была порою более эффективной, чем европейская. Например, Исламская Республика Иран располагается на территории, для которой государственная форма жизнедеятельности социума характерна в течение 4 тысяч лет, что значительно больше истории европейских государств и его политическая история связана с историей крупнейших мировых империй (шумеро-вавилонская, ассирийская, ахеменидская, эллинистическая, сасанидская, арабский халифат, империи монголов и сельджуков). Естественно, что общественное политическое сознание Ирана не может принять европейскую модель даже при наличии сильных аргументов, но не на столько решающих, чтобы опровергнуть традиционное для иранского общества представление о государстве. Подразумеваемый европоцентризм приводит к тому, что в результате герменевтического конфликта, общественное политическое сознание отторгает даже те представления и идеологемы европейской политической идентичности, которые были бы в иной ситуации вполне приемлемыми для ИРИ и явились бы символической базой для достижения согласия на переговорах. В первую очередь это касается вопроса о соблюдении прав человека в ИРИ.

В кризисном обществе распространенной, в политическом сознании и политической идентичности, как его продукте, становится «негативная конверсия», при которой ведущими выступают элементы негативной идентичности, в то время как позитивные образы и установки, а также оценки, размываются и нивелируются. Картину существенно усложняет то обстоятельство, что позитивная идентичность также может определяться через негативные образы: «Мы - не такие.... и поэтому лучше...». В данном случае уместно использовать предложенную Б. Ньюкомом категорию «негативная референтная группа», которая уточняет самнеровское понятие «внешняя группа». Политическое поведение регулируется действиями и позитивных, и негативных референтных групп (первым подражают, вторые вызывают протест и сопротивление, но при этом формируют новые группы и способствуют их интеграции в ходе конфликта). Особенно ярким примером данного явления выступает влияние семейно-гендерной идентичности, связанной с отрицанием в исламских странах прав секс-меньшинств и безбрачия, на политическую идентичность этих государств: «Разве может быть государство эффективным, если оно не способно решить демографическую проблему, а семья в нем, как институт, распадается?».

Эксплуатация ограниченного числа взаимосвязанных и постоянно повторяющихся «символов веры» сочетается с упрощением символики и ритуалов, которая претендует на создание всеобъемлющей универсальной картины мира. При всей простоте и доступности, основные положения идеологии не должны подвергаться угрозе практической проверки и должны основываться на историческом авторитете ее источника. Данная система идей провозглашается вечной, в противном случае возникает угроза ее самоликвидации. Допускается и претензия на тотальный контроль над жизнью своих сторонников. В этом смысле доктрина политического ислама становится достаточно эффективной и приемлемой. Образ «врага», который ассоциируется с образом сторонника евроцентризма и евроинтеграции, помимо деструктивных функций, выполняет и конструктивную функцию, способствуя консолидации вокруг базовых ценностей данной группы и ее лидеров и преодолению имеющихся внутренних разногласий. Отношение к представителям другой политической ориентации как к врагам включает в себя психологическое неприятие, отторжение, предполагает агрессивность поведения, направленного на умаление или даже устранение противника. Это проявляется в разговорном языке, в системе образов, стереотипов, идеологических шаблонов и штампов, которыми оперирует массовое сознание. Используется конфронтационная лексика. Все неприемлемое для данной группы приписывается противоположной стороне, способствуя «канализации» существующих проблем, сохранению и консолидации групповых ценностей [20,98].

Российскими исследователями признается, что политичекская идентичность современного мира и ее изучение становятся кризисными. Противоречивость, многообразие выступают ее сущностными чертами. Так, М.Д. Щелкунов отмечает: «Сегодня исследователи обращают внимание на следующие моменты. Первое – это общая трактовка состояния идентичности как кризисного, и эта оценка касается не только России, но и всего мира, относится как к индивидуальной, так и к коллективной идентичности. Связано это, по мнению Зигмунда Баумана, крупнейшего социолога современности, с невиданным динамизмом современного развития, которое он характеризует как «текучая современность».  Бауман действительно прав в том, что современный человек живет в невиданно неустойчивом, релятивном, постоянно меняющемся мире, где любая попытка отождествить себя с некоторым устойчивым паттерном чревата фиаско.  Паттерны настолько быстро меняются, что мы не можем с вами зацепиться ни за какой-либо статус, ни за какой-либо институт, ни за какого-либо индивида, «всматриваясь» в которые мы собственно выбираем свою идентичность» [185,11].

Другой отличительной чертой теорий «третьей волны» выступает то, что они ориентированы на изучение идентичности в принципиальном ином историческом типе общества — обществе информационном.

В рамках «третьей волны» активно дискуссируется  вопрос о формировании политической идентичности в условиях глобализации и перехода к информационному обществу. В этой перспективе не случайным становится тот факт, что один из наиболее заметных авторов парадигмы «информационного общества», - М.Кастельс, является и автором широко обсуждаемой и признанной монографии по теории политической идентичности - «Власть идентичности» («Power of Identity»), изданной в 1997 году.

В исследованиях, особенно европейских и американских авторов, все громче звучит тезис о снижении значимости национального государства в формировании политической идентичности и замене политической идентичности суверенного государства идентичностью наднациональных объединений, развитии цивилизационных идентичностей, с одной стороны, и усиления влияния региональных и, даже локальных, идентичностей, с другой.У «национального» государства появились конкуренты в борьбе за право выстраивать национальную идентичность: в системе привязанностей индивида и группы важное место заняли сетевые сообщества, транснациональный корпоративный бизнес, наднациональные структуры, диаспоральные миры. «Ценой вопроса» оказывается гражданская лояльность человека эпохи информационного общества. Сама социальная идентичность не мыслится сегодня в категориях выстраивания иерархии ориентиров и предпочтений, но их многозначность, размывая контуры «национального», не перечеркивает его значения. Публичная политика становится ристалищем «борьбы за идентичность». Учитывая исторический опыт,  этнокультурную ситуацию, сложность межэтнических отношений в исламских государствах, в том числе и в ИРИ (проблема курдского сепаратизма), подобное понимание  политической идентичности не может найти в них поддержки. Однако при этом тезис о том, что процессы глобализации приводят к тому, что самым простым способом объединения, позволяющим «людям избежать чувства разобщенности, слабости и беззащитности перед лицом более мощных исторических сил, бушевавших вокруг, стало объединение по этническим признакам» и поэтому этническая идентичность  приобретает политический характер, является для них релевантным и обладает исследовательской перспективой.

Для исследований «третьей волны» свойственно понимание политической идентичности как сложного системного объекта. Так, для М. Кастельса существует три типа идентичности, со своими собственными особенностями: «легитимизирующую», «сопротивления» и «проективную». Первый вариант идентичности порожден индустриальным обществом с его традиционным пониманием гражданского общества и национального государства. Легитимирующая идентичность вводится господствующими институтами для расширения и легитимизации своего господства над политическими акторами и населением. Идентичность сопротивления связана с переходом к новому типу ценностей, создаваемых локальными общностями, идеологическими и религиозными центрами, исследовательским сообществом. Идентичность сопротивления формируется и выражает интересы акторов, находящихся в ситуации их недооценки. Обычно она связана с различными оппозиционными группами, но, в ряде случаев, как, например, в России, может быть представлена и научно-идеологическим истеблишментом (исследователи старших возрастов, придерживающиеся марксистской парадигмы социального знания). Проективная политическая идентичность связана с формированием личности, субъекта и охватывает ситуации, когда социальные акторы, на основе культурно-символического материала, с которым они идентифицируют себя, строят новую политическую идентичность, которая определяет их положение в обществе и направлена на преобразование всей социальной структуры [99,24].  Проективная идентичность и ее механизмы особенно ярко проявились в формировании политической идентичности современной России и бывших республик СССР. Данная классификация поддерживается и российскими исследователями, Н.И.Тимофеевым, в частности.

Для «третьей волны» исследований политической идентичности характерно влияние этнометодологии и символического интеракционизма как общесоциологических парадигм, признание дискурсивного, символического характера политической идентичности. Само понятие «идентичность» не имеет категориальной ясности и находясь в  ряду таких терминов, как «дискурс», «менталитет», «мыслеобраз», «симулякр», оно может обозначать в различных контекстах практически все что угодно. Содержание понятия идентичность пересекается с таким смысловым рядом, как суверенитет, подлинность, самость, «ктойность», самоопределение, тождественность самому себе, о чем уже было сказано выше. Собственно, на латыни исходное понятие «identitas» и означало «тождественность». Это открывает возможность изучения политической идентичности в различных социально-философских парадигмах, включая неокантианские школы, философию дискурса и философию языка. Этим же и объясняется и то, что наиболее существенное влияние на современные зарубежные исследования теории идентичности оказали и продолжают оказывать такие исследователи, стоящие на принципиально различных методологических позициях, как П.Бурдье [28], Э.Гидденс [42;43], А.Шюц [183] и его ученик Ю.Хабермас [158], Н.Лукман и П.Бергер, С.Хантингтон [161] и С.Жижек. Является перспективным и анализ политической идентичности с методологических и социально-философских позиций, предложенных Ж.Деррида [49] и Ж.Делёзом [48].

Теории политической идентичности и конструктивизма в международных отношениях, во многом основаны на концептах социологии знания, которые изложили Петер Бергер и Томас Лукман в книге «Социальное конструирование реальности: трактат по социологии знания» [170,168]. Их позиция такова,  что идентичность выступает одним из механизмов упорядочения, пространственно-временного движения содержания социальной реальности, что социальная реальность есть нечто, создающееся на основе наших представлений, разговоров об этом, нашего анализа его природы, сопоставлений друг с другом через интеллектуальные усилия в составление понятий, используемых для их определения. Другими словами, социальную реальность формирует человеческая традиция. Необходимо отметить, что строят социальную реальность сами акторы, они же действуют в зависимости от нее. Так как данные традиции и их последствия формируют политическую идентичность, это становится причиной их сбережения или же изменения и существует такое мнение, что политическая идентичность влияет на структуры и становится причиной формирования или изменения пределов идентичности, что имеет важное значение в данном понимании. С другой стороны, так как реальности жизни являются одним из видов реальности, факты которых составляют особые случаи, язык является одной из важных систем факторов в формировании политической идентичности, вместе с тем, язык и речь на переговорах так же имеют важное значение [170,173]. В основе идентичности лежат механизмы различения и отождествления. Идентичность возникает из сравнения Я и Другого, Мы и Они. При этом Другой-Иной может априорно определяться и как Враг (К.Шмитт), и как Друг (Ж.-Ж. Руссо). Идентичность призвана свидетельствовать об определенном онтологическом и воображаемом статусе субъекта, будь то индивидуальное или коллективное Я. Сам процесс идентификации является сопряжен с самоописанием, самоопределением того, кто идентифицируется. Однако, если самоописание осуществляется, в основном, через когнитивные механизмы и систему знаний и представлений, то самоопределение безусловно затрагивает эмоциональную сферу и опирающиеся на нее оценки. Особенность политической идентичности, как и основанной на ней субъектности в том, что она имеет субъективно-ролевой, функциональный, сконструированный характер. Формирование идентичности как символической системы предполагает использование как обыденного языка, так и специфического языка науки и идеологии. При этом семантическое пространство соответствующих слов может быть чрезмерно широким. Последнее приводит к возникновению первоначально герменевтических конфликтов и разрывов, которые затем могут объективироваться, через недопонимание смысла высказываний акторами, в препятствия к достижению консенсуса на переговорах и даже к возникновению материализованных конфликтов. Ярким примером подобного явления выступает различное толкование ИРИ и его западными партнерами таких понятий, как «политический ислам», «исламская революция», «исламское государство». А именно данные понятия являются базовыми в содержании политической идентичности Ирана и исходя из их значения строится позиция Ирана во внешней политики. Западные же партнеры придают этим терминам негативную, конфронтационную окраску, за счет смещения акцента на исторически сложившееся, а не сущностное противопоставление ислама и христианства, Востока и Европы. Идентичность как проблема возникает именно тогда, когда она перестает быть самоочевидной и опираться на максимально однозначное значение образующих ее символов, когда начинает происходить отделение символических элементов идентичности от социальноонтологических сущностей, обозначаемых ими. Подобная позиция разделяется и профессором М.Д. Щелкуновым, пишущим: «современное состояние культуры характеризуется тем, что производство социального, то есть реальных отношений, реальных структур и институтов полностью подчинено, поглощено производством различного рода символов, образов, картинок и других символических продуктов, которые принято называть симулякрами, т. е. копиями без оригиналов. Эти симулякры настолько оторвались от изначальных предметов, настолько потеряли связь с ними, что внешне они лишь «как будто бы» что-то обозначают. В итоге процесс поиска своей идентичности, который, кстати, глубоко сопрягается с процессом социализации человека, теперь уже связан не с освоением реальных социальных отношений, а с освоением символов, поскольку производить символы гораздо легче и эффективнее, чем производить настоящие социальные отношения. Это приводит к тому, что современный человек обретает невиданную свободу освоения этой символики, игры с нею, смены своей идентичности.  Если раньше человек свой паттерн – основу идентичности – искал в реальных общественных отношениях, то теперь он соотносит свою самость с миром симулякров. Это приводит к невиданной индивидуализации с точки зрения собственной идентичности» [185,13].

Идентичность возникает путем проведения мыслительных границ, которые затем становятся реальностью и часто продолжают жить собственной, автономной от первоначальных денотатов жизнью. Состояние «позднего Модерна» (Э.Гидденс) обнаружило увеличение разрыва между исконными социокультурными сущностями, представлявшимися в традиционном обществе неизменными и вечными, и социальными идентичностями. Сущность из метафизически неизменной становится контекстуальной, контекст определяет денотат, содержание. Более того, субъективно-ролевая по своей сути идентичность начинает претендовать на место всех былых социально-политических сущностей, связанных с принадлежностью к этносу, религии, классу, государству. Данная тенденция иллюстрирует тот факт, что неизменные сущности в современном быстротекущем мире становятся все большим дефицитом. Идентичность оказывается не тем, чем является субъект на самом деле, но лишь ролью, тем, чем он хочет казаться. Отсюда возникает возможность произвольной смены идентичности, которая больше не тождественна сущности. Среди политических акторов становится распространенной частая смена определения собственной идентичности, «игры» и эксперименты с ней. Примерами могут выступать такие ситуации, как европейский, евразийский, азиатский выбор России, Европа как опора прагматизма и рационализма и Европа как мировой центр культуры, США как сверхдержава и США как гарант развития демократии и соблюдения прав человека в мире. Подобные примеры могут быть многократно  увеличены.

Символическая система социальной, политической, этнической идентичносчти в их единстве и взаимодействии становится инвариантом секулярной религии. Соответственно такая позиция вызывает отторжение со стороны самоопределения в символическом и бытийственном пространстве мировых религий, особенно ислама, что и демонстрируется восприятием западной политической идентичности в Иране и политической идентичности ИРИ на Западе.

Первоначально, концептом, предложившим объяснение взаимозависимости институциональной структуры общества, политического сознания и поведения, стала теория политической культуры, тесно связанная с теорией политической системы. Однако, с другой стороны, поиски подходов к концептуализации политического сознания (через категории ментальности и менталитета, картин мира, архетипов и других перенесенных из смежных научных дисциплин понятий) и его влияния на политический процесс поставили вопрос о необходимости принимать во внимание не только рациональную, но и эмоциональную составляющую поведения человека в политической сфере, необходимость учитывать психологические мотивы и механизмы политического выбора и его культурные (в широком смысле) основания, а также влияние психологической архаики и подсознания на восприятие и переработку политической информации. Столкнувшись с задачей концептуализации синтеза ценностных, эмоциональных и рационально мотивированных оснований политического действия на уровне индивидуальном, групповом и социетальном, политическая наука обратилась к концепту идентичности, в теории которой, в 90-е годы стало обращаться внимание на исследование указанных уровней политической идентичности.

Понятие суверенитет (identity) имеет латинские корни, ему соответствует (identitas) корень iden в подобном значении. На основе данной культуры слово идентичность имеет переносное значение, а второе –отличительное. Эти два по сути противоречивых значения, являются двумя основными аспектами идентичности. Независимо от словарного значения, в общем определении «идентичность» означает наше представление о себе или же общее представление о нашем «бытии» по отношению с другими. Поэтому понятие «идентичность» с одной стороны есть наше познание о себе, а с другой стороны, это познание происходит тогда, когда мы находимся перед другими, или же кем-то еще, по этой причине, высшее его познание о себе есть наше обращение к другому. Таким образом, можно сказать, что понятие идентичности более тесно сопряжено с понятиями восприятие и представление, т.к. это есть в действительности. Наше восприятие «самого себя» и «других», которое и формирует «идентичность». Данная позиция распространяется не только на политическую идентичность государства, но и личности и позволяет говорить о внешнеполитической идентичности.

Также было обращено внимание на то, что формирование политической идентичности связано с переосмыслением исторического опыта и перспектив страны или большой социальной группы. Политическая идентичность может оцениваться и как совокупность представлений и интерпретаций прошлого страны и определяется как особое понимание исторического прошлого, структурированное в рамках определенной логики.

В Советском Союзе, а позднее, - в России, внимание к теориям политической идентичности, в стилу объективных социально-политических причин, было запоздалым. Их освоение здесь не имеет выраженных трех волн, оно происходило одновременно. Необходимо сразу отметить и тот факт, что западные теории политической идентичности вступили во взаимодействие с основанным на марксистско-ленинской методологии социально-психологическим знанием, которое было достаточно самобытным и имело значительные исследовательские перспективы. С самого начала осмысления самоопределения личности (понятие, практически тождественное западному «идентичность») оно было междисциплинарным, представленным на стыке психологии, философии, педагогики и социологии, чему способствовало и единство исторического материализма как общей социологической теории. Проблематика самоопределения личности, формирования коммунистических убеждений, взаимосвязь самоопределения личности и используемого языка (символической формы) уже характерна для работ основоположника марксистской психологии Л.С. Выготского [36].

Подъем обществоведческой мысли в СССР, в середине 60-х годов и с постепенным ослаблением продлившийся до середины 70-х, не обошел стороной и указанную проблематику. В это время было опубликовано большинство работ А.В.Брушлинского, И.С. Кона [83], Г.П. Щедровицкого [184], В.А. Ядова, В.В. Давыдова и др.  Общим для указанных исследований была попытка анализа социокультурных оснований социально-политического процесса в СССР, выполненная в онтологических и терминологических рамках исторического материализма — марксистской общей социологической теории. Так, например, Г.Г.Дилигенский, стоявший у истоков научной школы социально-психологических исследований и нового для советской науки направления - социально-политической психологии, анализируя механизмы экстраполяции массовых потребностей в политическую сферу, увидел такой механизм в «макрогрупповой или средовой идентификации», под влиянием которой «складываются политические предпочтения» [51,106]. Идентификация индивида с большой социальной группой является в любом обществе мощным фактором политического выбора. Эта идентификация восходит к одной из фундаментальных особенностей человеческой психологии - потребности индивида в выделении из всей массы человеческих существ - выделении не только индивидуальном, но и «своей» группы, потребности не только в своем собственном «я», но и в своем «мы», в принадлежности к определенной социальной среде». Вектор развития всех без исключения сообществ - субъектов общественных отношений - определяет коллективная идентичность их членов - комплекс представлений, образующих согласованную, солидарную мотивацию индивидуального и группового поведения. Совокупность представлений человека о своем месте в обществе, тех ценностей и поведенческих моделей, которые утверждаются на основании соотнесения себя с общественно значимыми культурными ориентирами и ролевыми функциями в публичной сфере, с социальными институтами и отношениями, формирует социальную идентичность. Важнейшими референтными группами социальной самоидентификации индивида оказываются «большие сообщества» - социальная группа, профессиональная среда, религиозная община, этнос, нация, цивилизация [51].

В России интерес к тематике идентичности проявляется фрагментарно в начале 1980-х годов в исследованиях психологов и социологов, где встречается лишь упоминание о социальных моделях идентичности, прежде всего о чувстве тождества с позитивной референтной группой. Ситуация меняется в начале 1990-х годов, когда в проекты социологов (В.А.Ядов, Ю.А.Левада, С.Г.Климова) и психологов (А.В.Брушлинский, концепция «я-общество», рассматриваемая через призму категории «социальная дистанция» во взаимоотношении «я» со «своей группой» и «своей группы» с «другими») входит тема политических ценностей. Среди эмпирических исследований этого времени наиболее значимы проекты, выполненные сотрудниками Института социологии РАН в рамках программы «Альтернативы социальных преобразований в российском обществе в 1991-1994 гг.». Под руководством В.А.Ядова был реализован проект «Изменения в идентификации личности» (май 1992 г. - ноябрь 1994 г.). Параллельно проводились интенсивные исследования небольших целевых групп (рабочие, инженеры, занятые на государственных и частных предприятиях, биржевые брокеры и студенты). Созданный в 1987 г. ВЦИОМ (в настоящее время - Левада-Центр) с 1993 г. осуществляет проект «Мониторинг социальных и политических перемен» и целевые программы, изучавшие динамику общественного сознания в постсоветском обществе, в частности, феномен «советской идентичности».

Вторая половина 1990-х годов вплоть до 2003 г. определялась особым интересом российских исследователей к проблемам кризиса прежних моделей политической идентичности, влияния процессов формирования региональных режимов на региональную идентичность, выбора россиянами общегражданской модели идентичности в зависимости от степени успешности адаптации тех или иных групп к рыночной экономике и плюралистическому характеру политического режима.

Появились работы, посвященные символической идентификации граждан со своим государством.

Бум интереса российских исследователей к проблемам политической идентичности начинается в 2001 г. Анализ лавинообразного потока научных публикаций российских исследователей с 2004 г., в названии которых встречается слово «идентичность» - говорят о партийной, идеологической, персонифицированной, этнической, национальной, конфессиональной, профессиональной, статусной, общегражданской, цивилизационной, геополитической и др. - позволяет сделать вывод о расширительном толковании этого явления. Политическая идентичность связывается и с особенностями политической культуры, и с поиском России своего места в общецивилизационном пространстве. Фактически идет подмена содержания самого понятия: политическая идентичность вместо одного из вариантов политической установки, позволяющей человеку отнести себя к той или иной референтной (позитивной или негативной) группе и определенным образом организовывать свое политическое поведение, все чаще начинает трактоваться как менталитет, представление человека о своем месте в мире и в обществе. Если сложившаяся практика определения субъектности идентичности в принципе не вызывает особых возражений (идентичностью может обладать как отдельный человек, так и группа лиц), то попытка обозначать все представления, взгляды, предпочтения индивидов через эту категорию является очевидно беспомощной в научном плане.

Из проведенных эмпирических исследований современных моделей политической идентичности россиян безусловную ценность имеют проекты под руководством Л.М.Дробижевой [60] и М.К.Горшкова. Наиболее важны следующие тенденции развития отечественной теории политической идентичности в 2000-е годы: во-первых, рост внимания исследователей к особенностям дискурсивных практик обладателей различных моделей идентичности; во-вторых, политизации традиционных социальных форм идентичности, множественности моделей политической идентичности и многоуровневости ее проявления; в-третьих, введение в научный оборот проблематики сознательного конструирования политической идентичности; в-четвертых, рассмотрение проблем политической идентичности в контексте общецивилизационных процессов (экономических, культурных и т.д.). Представляется оправданным введение в оборот категории «политическая макроидентичность» и рассмотрение феномена политической идентичности в целом не просто как набора политических установок в отношении основных политических институтов, а как многоуровневого («матрешечного») параметра политического сознания, которое имеет эмоциональную окраску и позволяет индивиду, не затрачивая лишних усилий на рефлексию по поводу происходящих политических событий, достаточно легко формировать отношение к ним и определенную линию политического поведения.

Можно много говорить о том, что социально-ролевое обогащение современного человека, расширение его пространственно-временного и внутреннего опыта несет в себе множество новых и доселе неизведанных возможностей общения, познания и творчества, новых возможностей в самих процессах общественного развития. Но не стоит забывать и о другой стороне медали: сложность и многомерность этого современного человеческого самоопределения и самопонимания ложится на многие души и характеры непосильным бременем. Отсюда - и социо-психологические предпосылки тяготения к реархаизации сознания, к религиозному фундаментализму или же - к возрождению упрощенных революционных идеологий, что в плане собственно-психологическом и социопсихологическом - почти одно и то же: подчас несхожие общественные программы проигрываются, по существу, на одних и тех же полуархаических регистрах человеческой души.

Н.И. Тимофеев определяет политическую идентичность как «как самоопределение государства, отражаемое в ключевых нормативных и доктринальных документах страны, укорененное в общественном сознании ее граждан» [147,151]. Смысловое ядро понятия идентичности в контексте исследования И.Н. Тимофеева, состоит из трех базовых элементов, или кластеров. Во-первых, политическую идентичность можно рассматривать как совокупность нормативных представлений или принципов, на основе которых государство оценивается своими гражданами как политическое сообщество и которые служат ему основанием осознания гражданами страны своей общности. В рамках второго кластера идентичность рассматривается как совокупность представлений, определяющих уникальность политического сообщества (государства) через его соотнесение с актуальными Другими, маркирование его границ, через определение своей роли и места в мире  [147,163].

Пантин В.И. полагает, что «политическая идентичность — совокупность наиболее значимых политических ориентаций, которые во многом определяют политическое поведение и политические установки человека»  [107,14].

В.М. Суханов считает, что «идентичность можно понимать как определенную устойчивость социокультурных, национальных и цивилизационных параметров, создающих социальную интегрированность и ощущение самотождественности у народа» [142,21].

Для В.А. Ачкасовой, идентичность группы обозначает целостность системы социокультурных характеристик общности, которые включают в себя нормы, ценности, идеалы, предпочтения и ожидания, права и обязанности индивидов, реализующиеся в социокультурных ролях и статусах, а так же связи и отношения, возникающие в процессе общей для всех этих членов общности деятельности  [16,30].

По мнению И.С. Семененко, гражданская идентичность является основанием политического самоопределения индивида, структурирует идентичность политическую [139].  Автор придерживается того мнения, что национально-государственную (или национальную) идентичность страны и другие присутствующие в публичном дискурсе основания идентификации национально-государственного сообщества (такие, как гражданская нация) можно рассматривать как макрополитическую идентичность. Такая идентичность остается объектом целенаправленного воздействия государства и групп интересов, политики формирования а, зачастую, и целеориентированного конструирования идентичности. В политической науке понятие «политика идентичности» (identity politics) принято связывать с утверждением права организованных в группы интересов меньшинств на собственную систему ценностных предпочтений и моделей поведения. Политика идентичности стала частью арсенала социальных движений и сама стимулирует их развитие [139,44].

Л.М. Дробижева указывая на основные компоненты политической идентичности, считает, что ими «являются группы, с образом которых связывает себя индивид в формировании которых большое значение имеют представления о «своей группе» (мы-образ) и эмоционально окрашенные отношения» [60,215].

Попова О.В. приходит к обобщающему выводу о том, что «политическую идентичность можно рассматривать как частный случай социальной идентичности. Она рациональна и рефлексивна одновременно. Человек, занимая какую-либо статусную позицию, должен одновременно оценить и свое положение, и свою систему взглядов, а также их соотношение с множеством других индивидов и групп, с рядом политических объектов» [111,143] .

$2. Внешнеполитическая идентичность и концепция «онтологической безопасности».

Сама сущность понятия «политическая идентичность» содержит в себе внешнеполитический аспект, так как в ней заложено представление Других о Нас и Нас о Других. Обращение к проблематике внешнеполитической идентичности тем самым стало неизбежным с момента введение родового понятия в научный оборот.

Обращение к категории идентичности в международно-политических исследованиях имеет преимущественно эмпирические истоки. Когда схемы объяснения поведения государств, основанные на структурном детерминизме или рациональном соотношении расходов и выигрышей, обнаружили свою аналитическую ограниченность, возникла необходимость в альтернативных мотивационных концепциях, которые бы позволяли анализировать решения государств, не обусловленные структурными императивами или рациональным выбором. Категория идентичности представляла собой одну из наиболее оптимальных альтернативных концепций такого рода ввиду её онтологической самостоятельности и относительной целостности. Она не требовала дополнительных промежуточных деноминаторов и могла сама по себе выступать мотивационной силой без привязки к структуре системы или соотношению материальных потенциалов [180].

Радикальный поворот в анализе внешнеполитической идентичности произвело развитие дискурсивного подхода к исследованию международных отношений, что характерно для «третьей волны» развития теории политичес кой идентичности. Благодаря ему существенно усилилось субъективистское течение в изучении внешнеполитической идентичности, понимание её конструированной природы, а также интерес к субъектам, инструментам и процессу конструирования идентичностей. И, главное, речь сегодня идет о концептуализации внешнеполитической идентичности как «комбинации прочно установленных политических идей». Идейные конструкции рассматриваются как ключевые составляющие идентичности, тогда как роль «внедискурсивных реалий» всё больше релятивизируется.

Теоретическая интерпретация и эмпирическая демонстрация интерсубъективного способа формирования политической идентичности и репродукции и актуализация феномена Инаковости (Othering), в первую очередь в работах И.Нойманна, позволили преодолеть доминирующее представление об внешнеполитической идентичности как о сугубо конститутивной категории, не имеющей прямого казуального действия.

Несмотря на множество исследований в 90-е годы и их признанные результаты, не была выработана относительно универсальная теоретическая концепция структуры и содержания внешнеполитической идентичности. 

На основе общего понимания политической идентичности, рассмотренного выше, внешнеполитическая идентичность определяется нами как набор взаимосвязанных исторически укоренённых принципов, направлений, целей и концепций, которые составляют основу субъектности государства, непосредственно ассоциируются с ним и обуславливают его самовосприятие и позиционирование в международной среде, то есть как совокупность таких установок, которые формируют идейную платформу его внешней политики и определяют его внешнеполитические действия. 

Любая внешнеполитическая идентичность содержит исторический, репрезентативный и реляционный аспекты. Исторический аспект отражает отношение к основным события и персонажам истории государства, выделяя те из них, которые детерминируют современное состояние и организацию государства. Репрезентативный аспект обозначает те идеи, качества, принципы, ценности или модели, которые государство определяет как наиболее фундаментальные и на которых оно строит своё позиционирование в международной системе. Реляционный аспект закрепляет отношение к другим субъектам или общностям более высокого уровня, например, к макрорегиону или цивилизации. Степень каждого из указанных аспектов и взаимосвязи между ними могут варьироваться в различных случаях. В случае Исламской Республики Иран ведущими выступают исторический и реляционный аспект. Формирование же репрезентативного аспекта осложняется режимом санкций и ограничений, применяемом по отношению к ИРИ государствами ЕС и США. Гипертрофированность исторического аспекта может ослабить репрезентативный, а конструирование особого отношения к соседнему государству может компенсировать недостаток исторических мифов или собственных репрезентативных позиций. При этом следует помнить, что каждый из этих аспектов может содержать как элементы тождественности, так и элементы уникальности.

В структуре внешнеполитической идентичности присутствует базовый уровень, содержащий наиболее устойчивые и определяющие ее элементы, и производные уровни, отражающие представления об организации международного окружения. От того, насколько глубоко государство включено в регулирование процессов на том или ином уровне международной системы, зависит структура его внешнеполитической идентичности. При этом структура идентичности имеет не только вертикальное, но и горизонтальное измерение: на каждом из существующих уровней присутствуют, как правило, несколько элементов с различной степенью взаимосвязанности.

Если говорить о содержании внешнеполитической идентичности, то выделяют три момента:  – когнитивный, который связан с тем, что индивид должен знать о своем и других государствах, о взаимодействии с ними гражданского общества;  – ценностный, когда индивид должен дать оценку как своему, так и другим государствам, их действиям на международной арене и при решении внутр политических проблем (достойно/недостойно, хорошо/плохо, эстетично/неэстетично, возвышенно/низко);  – отношенческий, когда индивид должен решить для себя, принять или не принять факт своей принадлежности к этому государству, поддерживать его действия, либо принять позицию оппозиции или нейтралитета [185,14].  

Внешнеполитическая идентичность нации (государства) представляет собой сложное, мозаичное образование, в структуре которого можно выделить специфические идентичности, сочетание и смысловое наполнение которых зависит от определенного исторического контекста, общенациональных и региональных традиций и ценностей, социокультурной специфики [85].

Хотя трудно обозначить конкретную дату внедрения понятия «идентичность» в международные отношения, очевидно, что данное понятие используется в этой отрасли как в общественной, так и в индивидуальной составляющей. Так как политологи и международники уже давно используют образ человека, воплощая его в государство, особенности государства в дискуссиях давно уже выражаются через образ человека. Действительно, идентичность в данном контексте указывает на частную территорию, основу и относительную возможность, культурную и др. особенности отдельного государства.

Анализ политической литературы и исследований по международным политическим отношениям ХХ века и по настоящее время показывает, что им свойственны постоянная динамика, развитие и изменчивость теорий и понятий. То, что называлось в международных исследованиях трех или четырехсторонними дебатами (дебаты между утопистами и рационалистами - в 30-40гг прошлого века, саентистами и традиционалистами - в 50-60 гг., неореалистами и неолибералами, марксистами-структуралистами - в 70-х годах, и в наконец - дебаты рационалистов и реформистов в 80-90гг) не зависимо от их рациональной составляющей, истинности и правильности их определений и классификаций, указывают на постоянное расширение и преумножение знаний в области международных отношений. По обе стороны данных дебатов и даже внутри каждой из их направлений, существуют разногласия не только по поводу путей и методов познания и приобретения данных, но даже в отношении основных понятий в международных отношениях и вариантах их определения (и даже иногда в признании позиции основных практических и реальных сущностей). В результате непрерывно появляются, пересматриваются и реконструируются, новые понятия в теории международных отношений.

Феноменом, тесно связанным с внешнеполитической идентичностью и онтологической безопасностью, выступает объект  национальной безопасности. Сущность национальной безопасности состоит в способности государства  осуществлять действия, направленные на устранение или предотвращение следующих угроз:

- угроз по отношению к границам;

- угроз по отношению к обществу;

- угроз по отношению к режиму;

Таким образом, пределы безопасности отдельной страны связаны с двумя факторами: расширением или сокращением угроз по отношению к трем указанным объектам системы суверенитета государства; балансом обороноспособности, эффективности государственных органов и внешнеполитических действий государства, экономического могущества по отношению к своим соседям, союзникам и оппонентам, а также мировым державам.

Важнейшей целью анализа внешнеполитической идентичности и национальной безопасности является сохранение государства. Наиболее важными видами нестабильности отдельной страны является оккупация страны, развал правительства, нестабильность общества - религиозный сепаратизм и ослабление государства под давлением этих факторов.

Осознание значимости политической идентичности в целом, и внешнеполитической идентичности, в частности, для стабильного функционирования институтов политической системы, легитимности государства и его правящего режима в глазах населения своего и другимх государств, эффективности внешнеполитических действий, приводит к анализу угроз, создаваемых для идентичности, способов и методов их избегания и ослабления. Последнее фиксируется через специальное понятие онтологической безопасности как способности государства реагировать на различные виды угроз, направленных на изменение или уничтожение его политической идентичности.

Исследование проблем идентичности в свете ядерной идентичности ИРИ также продиктовало необходимость введения и использования понятия онтологическая или же бытийная безопасность (ONTOLOGICAL SECURITY). Данная теория, разработанная в психологии Лайнгом, в социологии обозначает присущее людям чувство безопасности, упорядоченности и правильности их жизни. Наиболее отчетливо это чувство ощущается в случае устойчивой личной идентичности, не изменяющейся с течением времени [2].

Онтологическая безопасность, тревоги и угрозы являются важными основными составляющими теории человеческого бытия Э.Гидденса. Э. Гидденс считает, что «с онтологической точки зрения безопасность означает иметь в наличии ответы на уровне бессознательного и сознательного, действовать в интересах сущностных вопросов, задаваемых всем человечеством на протяжении всей жизни» [42].

Можно также обратиться к другому, более ясному определению Э. Гидденса, по поводу онтологической безопасности: «Онтологическая безопасность является тревогами и опасениями, дающими индивиду возможность и позволяющие защититься от всех видов условий и ослаблений, которые способны угрожать в будущем» [42,70].

Онтологическую безопасность, согласно концепции Э. Гидденса, составляют четыре компонента. Во-первых, это рутинная практика социальных действий, связанная с ситуациями выбора и социального творчества, ход которой определяет онтологическую основу повседневности индивида. В традиционных обществах онтологическая схема задавалась традицией, которая не предполагала возможности поливариантного будущего. Во-вторых, это вопрос конечности человеческой природы и осознание человеком своей конечности. Третья составляющая – интерсубъективность: "эмоционально-когнитивное обнаружение другого в процессе индивидуального развития". По Э. Гидденсу, это - ключевой элемент, как для самоидентификации личности, так и для восприятия внешних объектов как тождественных и непрерывных. Четвертая составляющая онтологической безопасности – становление самоидентичности, которую Э. Гидденс определяет как "постоянное чувство непрерывной духовной и телесной личности". Самоидентичность, или тождество "Я", не является неизменным набором личностных черт и склонностей, которые проявляются в индивидуальных действиях; самоидентичность поддерживается с помощью личностной саморефлексии относительно биографии: в условиях современной социальной жизни автобиография составляет ее ядро [43,101]

Вопросам безопасности, в частности, онтологической, значительное внимание уделили представители конструктивизма, как особого направления социального знания. Доводы А. Вендта - видного теоретика конструктивизма о том, что государства являются акторами, обладающими субстанциональными особенностями, относятся к подобной политической идентичности. Отдельный актор потенциально имеет отдельную изменчивую идентичность. Конечно, же такая идентичность всегда имеет определенную материальную базу [170,337]. (Подобно новым атомным разработкам ИРИ отражающим новую политическую идентичность Тегерана).

Среди различных теорий международных отношений думается, наиболее важной является теория конструктивизма.

Первым, кто ввел конструктивизм в международные отношения, является Н. Онов в своей книге «Созданный нами мир» в 1989г. В данной книге он показал роль правил в структуре мира. С его точки зрения невозможно самостоятельно и непосредственно вмешиваться в мир, все человеческие действия формируются в социальной среде и там же приобретают смысл. Именно данное структурирование смысла в какой-то мере воздействует на структуру мировой реальности [229,157].

Философские корни данной теории исходят из воззрений О.Конта и лингвистической теории Витгенштейна, где теоретики данного течения уверены в том, что языковые структуры формируют нашу социальную реальность. Основной ценностью «конструктивизма» является утверждение, что без существования внешней реальности невозможно объективное познание мира в качестве некой структуры, с позиции совмещения смысла и меж интеллектуального понимания в многостороннем порядке.

Конструктивизм видит международную политику в онтологическом смысле как взаимосвязи и противоположности истинным направлениям, которые самые фундаментальные явления общественной жизни определяют как созданные и сформированные материальной мощью, указывают на такие факторы, как менталитет и культура, ценности, суверенитет, проекты и т.д. Центром внимания конструктивизма являются нематериальные параметры международных отношений, структурированность реальных событий, опора на взаимодействие структуры с акторами, значение идентичности в формировании понимания акторами таких понятий, как угроза, безопасность и роль закона в урегулировании управления и общественных связей [228].

Теория конструктивизма является мостом в споре между позитивистами и поспозитивистами. Данная теория переместила центр дискуссий международных отношений с гносеологии к онтологии. Конструктивизм, также как и позитивисты, строится вокруг таких понятий как проекты, смыслы, правила, образы и направления как мыслительные предпосылки, как и на материальные предпосылки. Выводы конструктивизма в международных отношениях происходят под воздействием истории и социума на политические явления. На этой основе мир является общественным, больше чем материальным.

Теория конструктивизма отрицает значение анархии в международных отношениях в той интерпретации, которой придерживаются реалисты и даже либералы. Понятие анархии в смысле отсутствия каких либо рамок для государств в международных отношениях, не стоит защиты. В каждом политическом обществе существуют рамки. Центральная власть создает эти рамки, однако рамки не есть лишь источник действий. В то время как от общества ожидается взаимодействие и сотрудничество, это означает, что в в нем в частном или общем виде признаются определенные рамки взаимоотношений, на основе которых развиваются международные отношения. В так называемой, онтологии отношений, оценивая такие ментальные предпосылки как культура, методы и т.д. Центром распространения гуманитарных знаний выполняют в общей и частной форме идентичности, эти знания играют важную роль в международных отношениях.

Независимо от традиционных представлений, в частности, теории реалистов, понятие суверенитет,   в теории международных политических отношений, было устойчивым и методологически обоснованным. К его формулировке, определению объема и содержания, применялся жесткий подход, оно оставалось практически неизменным. Однако, в новейших исследованиях,  как это рассмотрено в нашей работе, данное понятие подверглось значительным изменениям, которые мы рассмотрели с позиции конструктивизма. В настоящее время независимость представляет собой действия и противодействия государств в их межгосударственных отношениях.

Для того, чтобы идентичности стали государствами, с позиции конструктивизма надо, чтобы другие восприняли их официально. Они легализируются тогда, когда идентичность координируется в обществе с культурой и рамками закона.

В этой связи конструктивизм начинает дискурс, подвергая анализу основную гипотезу реалистов о том, что международные отношения имеют анархичный характер, что так же является основой анализа данной теории по поводу международной безопасности. С точки зрения Н. Онова предположение об анархии оригинальны, так как существование власти (rule) не является обязательным для государств. Власть действий является многочисленной, что всегда можно заметить в международных отношениях. [230]. А. Вендт считает анархию чем то, о чем осведомлены государства. В свете его воззрений анархия формируется как инициатива самоопределения на двух уровнях - малом и большом, в то время как малый уровень становится предметом внимания, на основе чего государства пытаются приобрести большую власть для себя. Однако очевиден другой аспект анархии на большом уровне, где имеется ввиду попытка приобретения власти на широком мировом уровне [254,1].

В общем смысле конструктивизм, наряду с основными понятиями международных отношений, создает новые определения, такие как анархия и баланс сил, отношение между идентичностью и интересами государства, понимание и изучение мощности, причины изменения политики мира, отношения между структурой и экспертами. Последние два десятка лет распространенными становятся утверждения о том, что субъективные ценности (subjective ideas) имеют большое значение в понимании влияния роли идей и выводов на структуру международных отношений [242,40]. Исследовательская программа конструктивизма подчеркивает значимость значения культуры и идентичности в мировой политике, теоретизирования политики и культуры в международных отношениях.

Первым важным онтологическим постулатом конструктивизма является то, что мыслительные конструкции и закономерности имеют такое же важное значение, как и материальные структуры, так как существуют «смысловые системы», которые определяют принципы объяснения экспертами (акторами) своего материального окружения.

Вторым постулатом является то, что идентичности формируют интересы и действия. Например, смысловые критерии в отношениях между Ираном и Россией или ЕС основаны на новой иранской идентичности (атомной), которая обособляет идентичность каждой из стран, интересы и действия этих сторон в противоположности друг другу. Понимание того, как формируются интересы и международные действия во взаимосвязи с содержанием идентичности и представлений об онтологической безопасности позволяет избежать ошибок, вызванных их определением в рамках традиции, или же отсутствием внимания на определенные особенности, или же неверным интерпретированием имеющихся смысловых форм.

Третьим постулатом конструктивизма выступает то, что в силу символической природы идентичности, эксперты и структуры соответственно формируют друг друга [217]. Нотсен называет одним из важных аспектов конструктивизма дебаты по идентичности. Он полагает, что идентичность государств является непостоянным, изменчивым и быстротечным явлением, происходящим запутанными внутренними и противоречивыми путями [217].

Одним из важнейших дебатов в онтологии конструктивизма являются дебаты по проблеме идентичности акторов. Идентичность подразумевает понимание и ожидание по поводу себя и своей особой роли. Идентичность невозможно определить вне политического сознания акторов, так как они кардинально нераздельны друг от друга, выступая в качестве формы и содержания. Общественная идентичность демонстрирует особые выводы от собственных действий по отношению к другим акторам и которые стали причиной появления новых идентичностей, формирующих политические инициативы.  Поведение акторов различается в зависимости от представлений о себе по отношению к себе и к другим – как другу, врагу или партнеру [253,51-348].

Конструктивисты определяют идентичность как «ктойность» или самоопределение по отношению к другому. С их точки зрения идентичность дает возможность государствам придать смысл своему миру и определить другие государства своими друзьями или врагами. В этой связи государства могут подвергнуться изменению или сохранению своего статуса - кво, создать союз с какой-либо страной или же предпринимать меры по отношению к другой [255,59]. Действительно, отношения между государствами формируются на основе того смысла, который придается ими по отношению друг к другу, а не на основе их мощи. В этой связи идентичность становится важной темой и, по мнению А. Вендта, идентичность государства имеет 2 важных значения. Первое, общественная идентичность правительства, которая состоит из внутренних, гуманитарных и материальных особенностей и второе, социальная идентичность, которая, суть, отражает смысл, придаваемый актором себе и создает в представлениях других по отношению к себе [253,9].

Понятие идентичности является одной из важнейших тем, рассматриваемых в онтологии конструктивизма и А.Вендт объясняет в этой связи такие явления, как сотрудничество и конфронтацию государств в взаимосвязи с их идентичностью. Социальная жизнь считается конструируемой, на том основании, что она находится под воздействием смысловых параметров (таких как ценности, структуры, течения, идеи и традиции), а идентичность считается формирующейся в соотношении «сам»-«другой», не являющейся заданной и общепринятой, а конструируемой под влиянием социальных традиций и влияющей на интересы, предпочтения людей и государств.

Важнейшим результатом влияния конструирования понятия внешнеполитическая идентичность на становление межгосударственного сотрудничества или конфронтации является то, что оно способствует формированию и реализации интересов государств. Другими словами, идентичность каждого государства представляет собой параметры его представлений и действий. Каждое государство на основе той степени идентичности, которое считает присущим другому, признает другие государства и формирует свои интересы в соответствии с ними. В то же самое время, государство в своих ежедневных действиях реконструирует собственную идентичность, тогда как данная идентичность представляет некое общее понятие и становится основой сотрудничества государств. В противном случае, данное обстоятельство становится эскалатором конфронтаций [159,33].

Внимание конструктивистов к понятию идентичности логически их втягивает в дебаты по онтологической или же бытийной безопасности. На основе теории онтологической (ontological security) безопасности, государства в дополнение к своей физической и материальной безопасности так же стремятся и к собственной идентичности, ее защите. В этом отношении  Дж. Метзон считает, что государства ради защиты своей идентичности иногда готовы подвергать опасности даже свою физическую безопасность [213]. На основе парадигмы конструктивизма, для понимания причин возникновения союзов и конфронтаций на международной арене, следует изучить способы и методы формирования представлений государств об интересах своих соседей, путей формирования политических стратегий и тактик данных государств. Конструктивисты считают, что международные отношения не являются чем-то вне понимания общества и переговоров, а структурируются внутри них [170,49-332; 218,96-99; 223; 240,241-244]. В соответствии с данной позицией, акторы действуют в рамках собственных приоритетов, законов и правил, основанных на их интеллектуальном, историческом и культурном прошлом [253,352]. Ибо государства исторически относятся с особым уважением к своему прошлому, защищая его и строя на его базе свою собственную современную стратегию действий [226].

Подобные исторические дебаты можно резюмировать так, что представления государства о собственной идентичности имеют безусловное значение в формировании их инициатив, формировании собственных интересов, практических шагов в международной политике. Действительно, государства как социальные структуры строят мир на основе своей «базовой» идентичности, создавая особые варианты реализации своих политических планов. ИРИ,  в соответствии с этим, также связывает свою обоснованную идентичность с моделью своей международной политики. Это стало возможно вследствие координации усилий политических акторов на двух уровнях - иранском внутринациональном и вненациональном, через освоение мирных атомных технологий. Данная новая идентичность ИРИ определяет международные отношения и международные связи Ирана, что само по себе является глубокой переменой. Данные наблюдения объясняют перевороты в сотрудничестве и конфронтации в международных отношениях Ирана, в том числе, в отношениях ИРИ с РФ и ЕС. В данном случае так же сотрудничество и конфронтация в соответствии с теорией «конструктивизма», берут начало из понятия «идентичность». Анархичный мир подобен полому сосуду, который мы заполняем в соответствии с нашим межинтеллектуальным представлением о собственном суверенитете таким образом, что в соответствие с видом реализации суверенитета (враждой, конкуренцией, дружбой), можем прийти к конфронтации или сотрудничеству.

В этой связи интересно обратиться, прежде всего, к дебатам о том, что правительства являются теми объектами, которым свойственен политический суверенитет и политические интересы. Так как атомная проблема ИРИ связана с ее новой политической идентичностью, названной «ядерная идентичность», следует отметить, что она оказала воздействие на отношения Тегерана с другими странами. В этой связи следует уточнить, что государства являются акторами, действия которых строятся на основе их различных интересов, вытекающих из их идентичности, которая и определяет и их возможные действия [170, 207-340].

Конструктивизм, начиная с 90-х годов становится преобладающим в  западном дискурсе политических наук и теории международных отношений и является результатом борьбы рационализма и идеализма на данном объектном поле. А.Вендт так определяет конструктивизм: конструктивизм есть структурная теория системы международных отношений основные параметры которой таковы:

А) государства являются первыми единицами анализа в политической международной теории;

Б) ключевые структуры в системе государств больше являются материальными, чем интеллектуальными;

С) важная часть интересов и суверенитета государств, структурируется через эти конструкции, а не под воздействием человеческой природы и внутренней политики государств [129,73-112]. Конструктивизм выделяет причины и факторы, влияющие на картину международных отношений: 1) соотношение между анархией и гармонией сил, 2) отношения между политической идентичностью государства и его интересами, 3)проблемы с потенциалом страны на международной арене и перспективами  изменений мировой политики [170,116].

В отличие от позиции неореалистов, считающих анархию необходимым фактором в международных отношениях, конструктивисты считают, что можно избежать анархии и полагают, что анархия и нестабильность есть то, что создается государствами и представлениями, которые они имеют о международной действительности. Поэтому, в отличие от мнения неореалистов, конструктивисты полагают, государства не обречены и не вынуждены оставаться в состоянии нестабильности, что заставило бы их заботиться о своей мощи. Государства способны изменить стереотипы и меж-интеллектуальную культуру, укрепляющие международную систему, с тем, чтобы на протяжении времени установить миролюбивые интеллектуально обоснованные и неэгоистичные рамки [129,107]. Хотя идеи конструктивизма не отстраняют государства от очагов конфликтов и нестабильности, но позволяют предвидеть их, предотвращать и ослаблять их негативное воздействие.

Власть является центральным теоретическим элементом для двух основных течений в теории международных отношений, т.е. неореализма и неолиберализма. С этой позиции материальная мощь (экономическая или военная) важнейшая база воздействия и потенции в мировой политике. В конструктивизме так же власть является одним из важнейших и осевых понятий, однако различается в определении. Конструктивизм выделяет власть переговоров (за знания, идеи… и материальные интересы) как важные для различных пониманий и заключений о мировых проектах. Теория уделяет большое внимание различным переговорам - текущим или глобальным, обосновывая это тем, что переговоры формируют верования и интересы, или же отображают их, таким образом, создавая предпосылки приемлемых поведенческих моделей. Общее мнение конструктивистов состоит в том, что идеи становятся основой создания межинтеллектуальных структур и элементов идентичности, производя те действия, которые от него ожидаются, другое же их действие заключается в их качестве предсказуемости и воздействии на повышение стабильности международных отношений и внутри политической ситуации. Общественные действия в большинстве случаев снижают смысловые расхождения между реальными акторами в обществе и с этой позиции способствуют повышению доверия, которое создается как результат общих действий и ответов, приобретаемые другими акторами.

Существует большая связь между теориями международных отношений и внешнеполитическими явлениями, в том числе - войной и миром, а также связанными с ними дискуссионными проблемами.  Современные постмодернисты не принимают разобщенности во внутренней и внешней политике, как и превосходства понятий в международной политике и международных отношениях, считая их фундаментом в борьбе за превосходство и преимущества западного общества [104,45-70].  Специалисты этой области находятся на позиции между материалистами – натуралистами или же позитивистами, с одной стороны, и постконструктивистами с другой, по проблемам сущности международных отношений.

Исходя из сказанного и пониманием теории «конструктивизма» в международных отношениях и внешней политики государств, а также ее воздействии на сотрудничество и конфронтацию на международной арене, стоит рассмотреть новое понятие - «суверенитет безопасности», которое так важно для определения «атомного суверенитета» ИРИ.

«Конструктивизм» ввел в рассмотрение понятие «суверенитета» как ключ к пониманию проблем безопасности и внешней политики государств. С позиции «конструктивизма», государства следуют в своих действиях на международной арене в соответствии со своим самоопределением. Суверенитет государств формируется и приобретает силу в их отношениях с другими и в социальной форме [232,268-269]. Конструктивисты пошли дальше в дебатах о влиянии идентичности на безопасность, критикуя и переосмысливая этот вопрос, использование одного из основных методов «безопасности», провозгласили идентичность более объемным понятием, нежели первичный смысл безопасности. Эта мера придает безопасности некую присущую ей идентичность, стараясь найти ответ на вопрос о том, почему некоторые государства вмешиваются в конфликты, к которым не имеют непосредственного интереса [98,737].

В свете теории конструктивизма ряд государств не стремятся воздерживаться от проблем безопасности, которая составляет сердцевину теории конструктивного реализма. С точки зрения теоретиков конструктивизма, рутинизация приводит к чувству безопасности, даже если она есть суть рутинизация угроз безопасности. Например, в общественном сознании ИРИ происходит определенное привыкание к режиму санкций и возможному вооруженному конфликту. В этом случае государства желающие приобрести безопасность, могут быть втянуты в интеллектуальный конфликт. «Стремление к суверенной безопасности» ставит новые смысловые акценты неинтелектуальным конфликтам, тем самым, давая новые пути в международных отношениях [170,341]. В традиционных взглядах на безопасность обращается внимание на физическую независимасти и возможность нанесение/избегания лишь физических удары (вооруженный конфликт) и вреда. Однако теза Метзон заключается в том, что физическая безопасность не есть единственный вид безопасности, которую преследуют государства. «Суверенитет безопасности» может обеспечиваться в следствие само разрушающих отношений, которые подвергают опасности физическую безопасность, а государства, не учитывая своей физической безопасности, могут перейти к конфронтации [170,342].

Конфликтные практики становятся причиной углубления и продолжительности конфликта, тем самым, превращаясь в их идентичность. Если так случается, то изменение конфликтной ситуации становится гораздо сложнее, чем о том говорят реалисты [170,344]. Теза о том, что государства должны избирать процесс рутинизации конкуренции, имеет ввиду то, что государства стремятся к конкуренции как к своей цели и она должна становиться для них обыденной практикой их международных отношений.  Онтологическая безопасность (ontological security) признается официально как конкурентная линия, усиливается и перевоспроизводится субъектами международных отношений, рутинизация чего защищает их суверенитеты [170,360]. Таким образом, то, что служило прежде средством обеспечения безопасности, в дальнейшем становится целью и для сохранения качества дееспособности, делает необходимым постоянное пере воспроизводство конфликта.

Рутинизация, зависящая от конкуренции, все еще остается на практическом уровне, нежели на переговорном. Государства все более рутинизируют конкуренцию, все глубже превращая в этом поле конфронтацию в сотрудничество. Конструктивисты считают, что государства лишь в конфронтации могут определять свою внешнеполитическую идентичность. Онтологическая безопасность обособляет причины, по которым конфликтуют государства между собой в тех ситуациях, в которых не имеют собственных интересов [170,361].

По теории конструктивизма, безопасность не только указывает на внешнюю материальную ситуацию, но также является социальным, меж интеллектуальным, смысловым понятием, которое формируется и утверждается на социальных ожиданиях. Как полагает Мет Макдональд, (Matt McDonald) во первых, форма безопасности, предопределяющая действия определяется центрированием на мнениях ведущих акторов, во –вторых, форма и структура действий определяется удивительным образом с централизацией на время вмешательства. И в конце концов, определение рамок безопасности тогда становится понятным, когда значение действий определяется в зависимости от условий формирования угроз [98,739]. Данным определением обосновывается и определяется то, что перспектива развития отношений Ирана с другими странами мира формируется на основе этой новой «идентичности безопасности». Другими словами, онтологическая безопасность Ирана пересматривается на базе ее новой атомной идентичности. Так, по теории конструктивизма, новая иранская идентичность формирует интересы и последующие действия, которые вероятно не будут восприниматься как исключение Россией и Евросоюзом.

Конструктивисты считают, что существует три онтологических основы социальной жизни, имеющие влияние на внешнюю политику и международные отношения:

1.  Значение ценностных структур, мыслительных идей, подобно материальным структурам.
2.  Значение социальных идентичностей в формирование интересов и действий акторов.
3.  Формирование противоположных экспертных действий.

Конструктивизм придает особое значение воздействиям идей и мыслей. В то время как реалисты опираются на баланс военных сил, а марксисты – на экономическую структуру капитализма, конструктивизм подчеркивает, что идеи и убеждения,-  это общие ценности, которые так же имеют структурное значение и большое влияние на социальные и политические действия. Ментальные структуры, ценности и интеллектуальные системы определяют пути и методы структурирования материальной составляющей международных отношений. С данной позиции события международной жизни действуют посредством познавательных структур, придающих смысл и значение материальному миру, выходящему из этой темы. Поэтому их действия различаются по отношению к друзьям и врагам. Так, общий смысл вытекает из традиций, реально противоречит тем структурам, которые формируют действия акторов.

В отличие от новореалистов и неолибералов, сознательно и намеренно ставящим на один уровень вопросы формирования интересов с формированием идентичности, они оперируют общественными традициями. Конструктивисты уверены в том, что неореалисты неверно интерпретируют или же не учитывают распространенный тип международных явлений, которые являются для рационалистов ключевыми в понимании способов формирования интересов. С их позиции понимание способов определения нематериальных структур со стороны идентичностей акторов важно потому, что данные идентичности формируют интересы, а эти интересы - и есть источник действий [174,162-163]. Так, в соответствие с этой позицией, конструктивисты полагают, что причины становления новой идентичности Ирана заключаются в том, что эта идентичность является следствием другой сущности - как материальной, так и ментальной реальности, - освоении атомных технологий, обеспечивающей в большей части интересы Ирана. Таким образом, мы рассмотрим обстоятельства, приводящие к тому, что основы традиций и приоритетов, связанных с внешней политикой и средой вокруг нее являются совершенно безопасными для России и ЕС, ибо разнообразие связей и форм противоречий находится во взаимовлиянии. Формы внешнеполитических действий ИРИ в послереволюционные годы в основном претерпели существенные изменения под воздействием внутринациональных обсуждений, протекания и результатов межгосударственных переговоров. Вначале произошла, под воздействием революционной риторики, идеологии и дебатов,  существенное изменение акцентов в форме действий, направляющих их на достижение единения нации и государства для противостояния с западом, которая отразилась в форме «Не Восток и не Запад». Затем, в рамках революционных дебатов, религиозный модернизм уступил свое место революционному романтизму.  Другими словами, на всех текущих обсуждениях проблемы «Не Восточной и не Западной» политики, ощущается отражение более широкой дискуссии о идентичности ИРИ, происходящей в обществе. В данной дискуссии обсуждаются темы ортодоксии и модернизма, значения международной системы и верность вере, транснациональной устойчивости национального государства. Данные темы стали предметом бурных обсуждений, возрождающих вопросы о границах идентичности и определении «Чужого», имеющих важное значение для формирования внешней политики ИРИ [105,77-79].

С учетом всех сторон и в качестве вывода можно отметить, что конструктивисты, наоборот, подчеркивают «значение проявляющихся форм в структуре реального мира» и уверены в том, что важнейшей проблемой, связанной с идентичностью и безопасностью является каким образом совмещать в едином контексте идею национальной независимости и международного сотрудничества. В данном случае идентичность представляет собой неустойчивое и случайное явление, подверженное постоянной конкуренции. В этом случае могут помочь определение идентичности и угроз, в смысле самоопределения и от кого должны защищаться, то есть понимание «онтологической безопасности».

Конструктивитсты также анализировали онтологическую безопасность во взаимосвязи с различных сторонами социальной жизни, такими, как «знание» и культура. Они в расширенном формате использовали свои конструктивистские гипотезы в совершенствовании дебатов по социальной безопасности, которые до этого были поставлены  Дуайчем. Важнейшим результатом выдвижения и обоснования этих гипотез явился особый взгляд, который сформировала эта идея в исследованиях по безопасности. Примером этому может служить внимание ряда теоретиков, подобных Метзону, которые под влиянием теорий конструктивизма, стали рассматривать проблемы онтологической безопасности. Данный взгляд, сформировавшийся на базе теории социальной идентичности, утверждает, что результат стремления к независимости (идентичности) – как для индивидов, так и для государств, выражается в их отношениях с другими индивидами или государствами. Значение этих стремлений к идентичности таково, что индивиды и государства для того, чтобы утвердиться в чувстве дееспособности, нуждаются в некоей познавательной и доказательной среде, на базе которой смогут устанавливать взаимосвязи между потребностями и средствами в нужное время. Это познавательное пространство, которое состоит из представлений индивида или государства о себе по отношению к другим и придает им чувство идентичности.

Обращение к анализу положений теории конструктивизма позволяет нам придти к выводу о том, что идентичность государств, стремящихся к сотрудничеству или к конфликту, есть ничто иное, как социальные конструкции и последствия, появившиеся в результате взаимодействия стран друг с другом, исходя из указанных ориентаций их действий. Выраженность данной тенденции зависит от представления о ней руководителей (лидеров) стран  и их представлений о независимости.

В исследованиях по онтологической безопасности, подчеркивается, что политические организации не исключены из процесса формирования идентичности в отношение к индивиду, а также государствам и нациям. Хотя в большинстве текстов по международным отношениям непосредственно не используется понятие идентичности, однако оно постоянно находится в поле зрения исследователей. В последнее время широкое применение понятия внешнеполитической идентичности в исследованиях по безопасности, политологии и теории международных отношений стало причиной особой трактовки данного понятия в каждой из этих областей, что является вполне закономерным и оправданным. В то же время данные понятия стали органичными для теоретического дискурса и системы концептуализации этих сфер исследования.

Изменения в международных отношениях, в том числе, конец холодной войны, создали в теоретических и практических дискуссиях по безопасности условия превращения этого понятия в центральное.

Следует зафиксировать, что применение понятийного ряда «идентичность» позволило теориям международных отношений новые пути решения актуальных для них проблем и обогатить свой концептуально-понятийный аппарат и связать его с аппаратом в большей мере прикладных, теорий безопасности.

Понятие безопасности приобрело значительные изменения в свете дебатов и осуществления политики безопасности. Краткое обращение к данным теориям в фокусе исследований по безопасности показало, что они являются показателями процесса полного взлета позиций, указывающих на присущие безопасности рутинизацию, преувеличения, радикализм. Они указывают на то, что безопасность имеет запутанные (сложные) толкования, ей присущи различные степени и измерения, а также  сложное соотношение идеальности/материальности. Именно эти изменения понятия безопасности, его соотношения с идентичностью позволяют рассуждать об «идентичности безопасности» и «онтологической безопасности».

Процессы, происходящие в осмыслении международных отношений, сами по себе стали причиной появления новых исследований по атомной безопасности, в связи с внешнеполитической идентичностью ИРИ, проблемам эффективного воздействия на международные экономические и политические отношения Ирана с ЕС и их безопасность.

В этом контексте атомная идентичность Ирана в свете различных сведений и информаций о мирных программах Ирана позволяет создать новое понимание и восприятие Ирана в мировом общественном мнении. Это выявление новой политической идентичности ИРИ стало созвучно с международными вызовами, создаваемыми со стороны США и Европы. Однако из-за географического расположения Ирана в Центральной Азии, Россия не восприняла положительно данную новую политическую идентичность Ирана, что будет более подробно рассмотрено нами далее.

Таким образом, акторы стремятся к пересмотру определения своей политической идентичности на международной арене. Внешнеполитическая идентичность позволяет государствам придать смысл и значение своему миру, определяя в других государствах своих врагов и друзей. Государства с подобными представлениями предстают перед необходимостью изменять или защищать свое существующее состояние, входя в союз с одними странами, или предпринимая меры для противодействия с другими. На международном уровне независимость ИРИ, особенно после исламской революции, стала причиной изменения позиций и появления различных противодействий по отношению к этой стране [194,59].

В общем, ментальное поле внешней политики ИРИ после революции приобрело некие утопически черты, впрочем, всем революциям свойственны подобные внешние утопические мечтания. Последняя схватка, приведшая к краху прежнего режима, произошла на фоне непримиримого конфликта между мечтами об утопическом городе (идеальном общественном устройстве) и существующей реальностью. Революционеры, свято веря в реальность и реализуемость собственных идей, считали, что их мечты являются поддающимися анализу проектами. Анализ этих позволяет определить причины веры революционеров в них. В исламской революции опора на идеи об утопическом городе больше устойчива по двум доводам: из-за устойчивости базовых концептов исламского сознания и проективного идеализирующего  характера исламского политического и социального сознания [187,133].

Действительно в годы до исламской революции исламизм превратился в поле политических сражений в Иране. Культура, взращенная в недрах подобного общества, имеет явные идеалистические и политические качества. Эта культура, имеющая определяющее значение в формировании идентичности  ИРИ, характеризуется отрицательной оценкой Запада и он в ней не предстает как место распространения культуры. Между тем, на основе исламских представлений, Запад является очагом империализма, интервентом, злоупотребляющим своими властными правами и разрушителем традиционной иной культуры. Истинной целью исламистских движений больше всего является создание условий для формирования самосознания, способного противостоять культурной и политической гегемонии Запада и сохранить собственную самобытность [237,33].

Если отношения между Ираном и ЕС (Германией, Францией, Англией) рассмотреть по форме и содержанию, можно понять, что в последние годы после победы революции больше развивалась формальная сторона этих отношений. Это обстоятельство с учетом двухсторонних связей иранских органов со странами ЕС на высшем уровне также стоит отметить в свете изменения «критических переговоров» в «конструктивные переговоры» и в итоге – «общих переговоров», которые сами по себе считаются положительным моментом. Это обстоятельство преобразовало одностороннюю критику в переговоры двухсторонние, имеющие обоюдный интерес. Содержательная сторона отношений Ирана и ЕС, в отличие от формальной стороны не претерпела особых изменений, а если и изменилась, то эти изменения не были глубоки и достаточны [237,48].

Действительно, становится очевидным, что двухсторонние отношения пока остаются достаточно хрупкими и зыбкими, а те меры, которые предназначены для устранения данного обстоятельства, не обеспечивают необходимости сознания стратегических отношений.  Атомная проблема Ирана  рассматривается как угроза (вызова) в иранских отношениях с ЕС.

Для более глубокого раскрытия темы политических отношений ИРИ и ЕС, и формирования политической идентичности Ирана, необходимо обратиться к анализу ее внутреннего содержания и истории отношений Ирана с Германией, Францией, США и Россией. Данные вопросы и будут являться предметом рассмотрения в следующей, второй, главе.

ГЛАВА П. ВЗАИМООТНОШЕНИЯ ИРАНА С ЕВРОПЕЙСКИМ СОЮЗОМ И РОССИЕЙ В КОНТЕКСТЕ ФОРМИРОВАНИЯ АТОМНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ ИСЛАМСКОЙ РЕСПУБЛИКИ ИРАН

 

§1.Роль и значение стран Европейского Союза и Российской Федерации в формировании новой ядерной политической идентичности Ирана

Политическая идентичность Исламской Республики Ирана обладает значительным содержанием, и как отмечалось выше, многотысячелетней историей. Несмотря на огромный исторический пласт, формирование политической идентичности Ирана не завершено сегодня, оно продолжается, отражая современные противоречия и результаты как внутренней, так и внешней политики ИРИ.

В основе политической идентичности Ирана лежит исламское мировоззрение и учение мусульманских богословов и мыслителей. По своей сути, как отмечал Д.Вайсс, мировоззрение ислама является текстуальным, основанным на следовании извечно установленному тексту, его комментарию, применительно к новым современным условиям [29].

Политическая идентичность Ирана предполагает свободное волеизъявление  его народа в рамках общеисламской идентичности и веры, независимое развитие собственных политических институтов и традиций, формирование передового общества и его материальной основы. Последним объясняется стремление Ирана, возведенное в ранг принципа внутренней и внешней политики, к получению всеобъемлющего знания, развитию науки и технологии. Этот принцип также признается и в качестве неотъемлемой нормы международного права.

Для Исламской Республики Ирана и ее населения естественным является признание за человеком и любой общностью права на независимую позицию и свободное суждение. Данное право не может быть никем и ничем ограниченно, кроме указаний Аллаха, изложенных в Коране. В самом Иране очевидно, что основополагающие подходы к мировым и региональным проблемам базируются на устойчивом стремлении к обеспечению национальной идентичности, а также обстоятельном анализе происходящего в мире. В Тегеране охотно говорят вслух то, о чем многие предпочитают молчать. И нередко иранцам, выдвигавшим очень смелые для своего времени идеи, удавалось предвосхитить дальнейшее развитие событий. Так обстояло дело как то было с вопросом о более справедливом мировом экономическом порядке и обеспечением прав народов на полезные ископаемые их стран (1951г. Мухаммед Моссадык).

Иранцы акцентируют внимание на том, что страны Запада вступившие в полосу затяжного кризиса, совсем не годятся на роль менторов для государств, имеющих давний опыт самостоятельного развития и достаточно развернутую демократическую систему, пусть и отличную от западной. Они также уверены в том, что их политическая модель соответствует реалиям XXI века и органично вписывается в формирующуюся структуру многополярного мира.

Взгляд на задачи национального развития и внешнеполитическую ориентацию прочно соединился в сознании иранцев со скептическим, можно даже сказать ироничным восприятием попыток Запада представить западный образ жизни и ценности в качестве безальтернативной модели «цивилизованного устройства». Иранцы активно ссылаются на кризисные явления в Евросоюзе, в финансовой системе западных стран, тем более отторжение вызывают «советы» Вашингтона и европейских столиц, высказываемые в неприемлемой, нажимной форме.

Специфичным является и субъектный состав формирования политической идентичности Ирана. Он сочетает в себе привычные для западной модели элементы с уникальными элементами, обусловленными общим исламским мировоззрением, политической историей Ирана и единичной ситуацией апрельской революции. В Иране действует многопартийный парламент, свободные выборы парламента и президента страны, действуют политические партии и общественные организации. В Республике существует сеть мощных средств массовой информации, охватывающих все сферы социальной коммуникации (радио, телевидение, кино и театр, музыка, интернет, газеты и журналы, книгоиздание), на постоянной основе фунционирует несколько известных исследовательских центров по проблемам философии, политологии и социологии. Данные центры изучают не только внутриполитические процессы Ирана, но и его внешнюю политику и процессы, протекающие в других государствах и в мире, в целом. Несколько таких центров (в Мешхеде и Тегеране) обладают международным признанием и авторитетом. Полученные результаты исследований не только удовлетворяют познавательный интерес граждан страны и ее друзей, но и служат рекомендациями для государственных органов при выработке политических решений и законодательства.

Отличительной чертой исламского мировоззрения и его политической культуры выступает постепенность, взвешенность принимаемых решений, глубокая их доктринальная доказанность. Они являются результатом длительного обсуждения в среде авторитетных богословов и ученых. Специфическими субъектам формирования политической идентичности Ирана является Высший совет исламской революции, Совет улемов и Лидер народа — Аятолла. Именно благодаря им, принимаемые решения являются обоснованными и соответствующими положениям всей многовековой социально-политической мысли ислама.

Что касается вопроса формирования внешнеполитической идентичности ИРИ, то оно происходило под воздействием внешней политики страны, которая за последние 30 лет претерпела несколько существенных преобразований. Однако, несмотря на преобразования и перевороты во внутренней политике, разнонаправленные действия во внешней политике, некоторые действия Ирана и основа его политики имели постоянный характер. По этой причине, актуальным оставался вопрос – в чем же истинная причина неровных действий ИРИ во внешней политике? Исследования внешней политики и международных отношений в поиске ответа по поводу причин взлетов и падений внешней политики ИРИ объясняются на основе понятия физической безопасности. Важнейшей причиной неровных внешнеполитических действий Ирана в свете ее онтологической безопасности называется конфронтация и политические поиски для обеспечения своей онтологической безопасности. То есть в своей внешней политике ИРИ больше озабочена защитой своей политической идентичности как исламского государства и отдает предпочтение обеспечению своей онтологической безопасности наполняя ее исламской идентичностью [129,1].

В соответствии с понятием онтологической безопасности ИРИ, а так же в целях обеспечения ею политической идентичности, необходимо учитывать целенаправленное использование Западом процессов, действий и традиций, с помощью которых страны Запада пытаются ослабить исламскую составляющую политической идентичности ИРИ и держать процессы, происходящие в нем, под своим контролем. Они тем самым, добиваются реализации своих интересов и эффективности своих действий и инициатив.  Правительство же ИРИ для защиты собственной онтологической безопасности даже готово противопоставить Западу свою физическую безопасность. По этой причине правительство ИРИ для защиты своей исламской революционной суверенной безопасности обращается к непримиримым путям в своей атомной политике. На этой стезе его действия будут зависеть от рутинных и традиционных изменений, способных в высшей мере изменить политическую идентичность как данного правительства, так и собственное самосознание и самосознание других акторов [72,26].

Современную внешнеполитическую идентичность Ирана невозможно понять в отрыве от истории отношений ИРИ с ведущими странами мира — США, Германией, Великобританией, Францией и Россией.

Если обратиться к истории отношений ИРИ с Германским государством, то можно сказать, что после вторичного объединения Германии в 1369 г.х/1991г. отношения между ИРИ с объединенной Германией представляли собой многомерный процесс, в котором, кроме экономического, были предприняты существенные меры в культурном и политическом аспектах. В то время, как атомная проблема Ирана становится реальным вызовом во внешней политике Ирана и Германии [8].

Ранее, Демократическая Республика Германия признала временное революционное исламское правительство, а Эрих Хонеккер, председатель Госсовета, от имени органов Демократической Республики Германия, ежегодно посылал поздравительные телеграммы по случаю дня революции великому руководителю революции, президенту, премьер министру Временного исламского революционного правительства и другим органам Исламской Республики Иран [93,48].

На основе экономических проблем ИРИ так же признает особый вклад в своем внешнем сотрудничестве со странами, противниками США. В 90-е годы лунного календаря относительный промышленный прогресс Восточной Германии по отношению к другим социалистическим странам Европы стал стимулом сотрудничества с этой страной. После краха коммунистической системы в Восточном блоке,  силами народа в 1369 (1990) была сокрушена Берлинская стена и Германия объединилась, восстановив также единство управления государством.

После победы исламской революции Джеймс Калохан - премьер-министр Англии, на десятый день деятельности исламского правительства официально признает Правительство Бозаргона. Это обстоятельство указывает на то, что Англия, обратив внимание на структурную и политическую сущность Ирана, не уверена в перспективных направлениях и формировании политических отношений с Ираном. Признание с задержкой, но все же - признание политической структуры, показывает, что революция способна влиять на форму отношений с Ираном. Это с учетом того процесса, когда отражаются противоречивые показатели в отношениях Ирана и Англии в различных временных отрезках [27,12].

Двухсторонние отношения после исламской революции Ирана и последующие 10 лет правления Маргарет Тетчер в Англии не отличаются особой спецификой и каждый раз, когда приоткрывалась дверца для развития отношений, не проходило много времени, когда по какой-то причине они быстро ухудшались [27,33].

Одной из истинных причин того, что Англия не встала на сторону Ирана, было ее отношение к произошедшей Иранской революции. Интересы Великобритании были тесно связаны с арабскими правительствами  в Персидском заливе, а иранская революция внесла региональную нестабильность. Взлеты и падения политики на среднем Востоке являются наиболее ярким примером косвенного и непосредственного влияния Ирана на политику мусульманского мира.

Может быть, период правления Хошими Рафсанджани можно назвать оттепелью в отношениях между ИРИ и Англией. После проведения заседания Совета национальной безопасности страны, обсуждавшей роль Англии и признание достаточной уважения ею исламской религии в Тегеране, в Лондоне 5 мехра 1349г.х. со стороны министерств иностранных дел двух стран была принята декларация, что стало причиной некоторого потепления двухсторонних отношений. При этом есть мнение, что атака Ирака Кувейтом стало следствием рутинизации в отношениях Ирана и Англии и причиной улучшения отношений Ирана и Англии, что можно трактовать и как стабилизирующий фактор в регионе [122,17.6.82].

С приходом к власти лейбористской партии в 97-г., в Англии, под руководством Тони Блеэра, и с приходом к власти в Иране, Саида Мухаммада Хотами, в том же году, в качестве Президента ИРИ, стали периодом потепления в политике двух стран [121,6.4.1377].

В период правления Правительства Хотами, в шахриваре 1378 г/2000г., произошел обмен английским и иранским посольствами. Международные и политические отношения двух стран вошли в новый этап своего развития, характеризующийся снятием конфликтов. Казалось, что каждая страна к этому процессу подходила крайне серьезно, к чему имелось множество причин, важнейшими из которых были изменения в международной политической ситуации в отношении к новому иранскому правительству, в особенности, изменение отношения правительства Клинтона-президента США к этому государству, взаимные экономические и геополитические интересы. Новый подход Англии основан на двух столпах: 1-укрепление и развитие двухсторонних отношений с Ираном, в первую очередь, экономических; 2- разрешение атомных противоречий с Ираном путем переговоров и привлечение Ирана к разрешению региональных противоречий и конфликтов [127,87].

Наилучшим периодом отношений Ирана с Францией можно назвать период, когда Иранская революция только формировалась. Правительство Жискара Дестена, ощущая скорый крах правительства Шаха и считая себя нуждающейся в сотрудничестве с Ираном, выражала уважение к революционным взглядам иранского народа.

Во время революции 1979 г. Франция серьезно заинтересовалась революционными проблемами Ирана. С одной стороны, пребывание аятоллы Хомайни во французском Новел Нушото, с другой стороны – убежденность Жискара Дестена в скором крахе правительства Шаха, определили как положительные будущие перспективы двухсторонних отношений Франции и Ирана. Следует учесть, что общее мнение Франции об Иране в это время совпадало до такой степени с ходом революции в Иране, что французская пресса иногда сравнивала Иранскую революцию с Французской.

Кратковременное, но очень значимое пребывание Имама Хомайни в городке Новел Нушото, а так же позитивная роль французской прессы в освещении теорий вождя иранской революции имело большое значение. Больше того, первое интервью Имама Хомайни западной прессе газете «Ле Монд» произошло зимой 1357/1979 года, где свободолюбивое движение Ирана под предводительством Имома Хомайни было названо ключевой силой этой революции [1,277].

Французская газета «Ле Монд» 9 обонмоха 1358 (октябрь, 1980) в статье «Мы празднуем 1789г., год революции Франции» показала, что смогла понять интеллектуальную составляющую революционного движения народа Ирана. Поведение Франции было приветствовано иранским народом. Революционные деятели посылали благодарственные телеграммы в Париж. Народ посылал цветы в Посольство Франции в Тегеране. Это происходило тогда, когда французское правительство старалось как можно больше показать свою нейтральность. В это время Франция подчеркивала, что придерживается политики невмешательство во внутренние дела стран и в то же время, пристально следила за всеми событиями в Иране. Конечно, не стоит забывать, что французы знали о противоречии и вражде ИРИ под руководством Имама Хомайни с США, Англией и СССР и верили в то, что смогут занять место США в Иране. Собственно, им казалось, что история повторяется, а Франция может, как во времена Фатхалишаха Коджара, использовать в свою пользу отвращение иранцев от вмешательства русских и англичан в дела их страны, показывая себя как третью силу и установителя баланса сил.

Навязанная Ираком война против Ирана втянула отношения Франции и Ирана в новую стадию страхов и надежд, ибо Франция с одной стороны опасалась потерять свою выгоду в Иране, а с другой – ввиду близости Ирака к другим арабским режимам, таким как Саудовская Аравия, считала себя вынужденной быть на стороне Ирака.

Кроме того, Франция в случае отказа от покровительства Ираку, считала, что может лишиться своего места в Персидском заливе, которое она старалась приобрести в течение 10 лет. За этим покровительством последовал поток французского оружия в Ирак. В общем, покровительство Франции в Ирако-иранской войне можно разделить на две отдельные части: 1.- хронологическая, которая начинается с начала вторжения Ирака на территорию Ирана, захвата важнейших его частей. 2.- с середины 1341г., т.е. с того времени, когда мощные удары Ирана вынудили Ирак отступить. На начальном этапе вторжения Иракской армии и захвате обширной территории Ирана, Франция под предлогом того, что это внутренняя проблема двух стран и должна решаться политическим путем или же при помощи Совбеза ООН, выразила свой нейтралитет, не выказывая явно своей симпатии к Ираку, однако следовала своим договорам о поставках оружия. Такая позиция позволила Франции через скрытую или иногда явную симпатию к Ираку, во – первых, расширить своё присутствие в Персидском заливе, затем, сохранить дружественные отношения с арабскими странами, что имело большое значение в использование возможностей региона. Во втором периоде, т.е. с середины 1361г. (1983г.), - освобождение Хуррамшахра и многих захваченных иракской армией территорий, посеял страх от экспансии исламской революции в лидирующие страны региона, объединив ее истинных и косвенных акторов в один кулак, называемый «сторонники Ирака» [100,24].

С приходом к власти на пост премьер-министра Франции Жака Ширака, в своей первой речи по поводу Ирана он отозвался о нем как о великой державе, выступив против международной обструкции Ирана. Приветствие этой позиции Жака Ширака премьер-министром Ирана Рафсанджани, открыла новую веху взаимного сотрудничества Ирана и Франции.

Вместе с тем, в большинстве своем, позиция Франции имеющая целью торможение процесса новых экономических санкций США против Ирана, оценивается нами положительно. В этой связи достойны внимания односторонние инициативы Франции против антииранских американских законов (ДОМОТО). Вхождение энергетического гиганта Франции- (ТОТАЛ) вместо американской фирмы (КОНКО) в нефтяное поле Ирана, стало положительным шагом в развитии двухсторонних экономических отношений Тегерана и Парижа [100,30].

Победа Хотами на выборах в Президенты Ирана в хурдодмох 1376 (июнь-1998г.) было с радостью приветствовано французами, которые считали его открытым к реформам. Франция объявила о своей поддержке реформ в Иране, не забывая так же и об осторожности. Поездка Президента Хотами в мехрмохе 1378 г. (ноябрь-2000г.) во Францию считается временем наивысшего развития отношений за последние годы. Надо отметить, что независимо от обсуждаемой тематики во время этого визита лидеры стран не использовали терминологию терроризм, атомные исследования, оружие массового поражения и т.п. [100,31]

Отношения ИРИ с ЕС до исламской революции больше имели экономический характер, когда стороны, с подписанием соглашений в 1340 (1963г.) заложили основу двухсторонним отношениям. Тогда Иран был одним из стран подписавших данные коммерческие и экономические соглашения и страны начали развивать двухсторонние экономические и торговые отношения в рамках, приемлемых для Европы, невзирая на то, что возможности этого соглашения были ограничены и состояли из четырех привычных для Ирана видов товаров [168,28].

После победы исламской революции политические отношения Ирана и Евросоюза стали развиваться неровно. В некоторых моментах двухсторонние отношения были очень холодны и проблематичны. В общем, отношения Ирана и Евросоюза в четырех привлекающих внимание периодах, особенно - двух последних, то есть становления Ирана как ядерной страны, становятся причиной вызовов в двухсторонних отношениях.

Первый этап подразумевает победу революции до первой декады 70-х (90-х гг.), то есть до окончания холодной войны. Во время революции иранские политики и специалисты по Европе верили в то, что Запад может лучше и гибче осуществлять свои отношения с Тегераном. Если считать первой проблемой пехлевийское наследие и обиду иранцев на Западную Европу, особенно, к британцам и их отношения с иранским царем, может быть конструктивные отношения между сторонами могли бы сложиться. Конечно же, ряд вызывающих обстоятельств в начале и середине 60-х (80-х гг.) таких, как Ирако-иранская война, Иранская революция, захват западных заложников в Ливане, стали причиной еще большего осложнения этих отношений [168,28].

Конец войны с Ираком в 1366 г. (1988г.) стал причиной того, что отношения между Ираном и Евросоюзом были забыты. Дипломатические отношения дошли до обнадеживающих, когда произошло разоблачение Салмана Рушди. Последующие за тем защита от новой волны борьбы в Западном мире и ряд дипломатических конфликтов двух сторон, в общем, стали причиной кризиса в отношениях Ирана и ЕС. В общем и целом, в это время двухсторонние отношения оставались холодными и недружественными, в них властвовало недоверие [93,33].

Второй этап имеет ввиду период с начала 70 (90-х) до прихода к власти правительства Хатами (1997\1376г.). В 1371-1372 г.ш.(1993-1994гг.) отношения Ирана в ЕС называли «революционными дебатами». В этой связи в середине 70-х г., когда стали проявляться положительные моменты в двухсторонних отношениях между Ираном и ЕС, решением Берлинского суда Миконос и завершением «критических переговоров» этим отношениям неожиданно пришел конец. В это время еще даже не возникал вопрос об атомной проблематике Ирана.

Третий этап — деятельность правительства Хатами с начала в 1372г. – характеризуется положительным отношением ЕС к внутренним преобразованиям Ирана, поддержкой ЕС реформ, обещающих позитивные для Европы изменения позиции Ирана во внешней политике. Данные установки привели к беспрецедентному потеплению в отношениях между ИРИ и ЕС. С завершением миконосского кризиса и возвращением посольств к местам службы осенью 1372г. (1994г.) устранением препятствий к развитию связей, начался новый этап так называемых «всеобъемлющих переговоров» (осень 1377\июль 1998г.) в Тегеране. ЕС в эти несколько лет осуществлял стратегию улучшения и большей открытости в отношениях Ирана и ЕС, однако в то же время, стремилось к тому, чтобы были внесены изменения в позицию Ирана по некоторым актуальным проблемам, в частности - по атомной проблематике. Форма отношений Ирана с ЕС является отражением двух процессов: с одной стороны, поиска путей осуществления позитивной внешней политики в условиях единства внешнеполитической мысли, идеологических обязательств и революционного оптимизма с более реалистичными или более осторожными планами; с другой стороны - объединение постреволюционного иранского общества стало причиной создания ряда препятствий в реализации данных процессов [127,55].

В начальном этапе этого периода Брюссель не спешил улучшать отношения с Ираном, кроме того, он больше интересовался четырьмя проблемами как предметами его опасений:- проблемой С.Рушди,- прав человека, - атомной и военной проблемы Ирана и политики, связанной с последствиями мира на Среднем Востоке.

Четвертый период данного процесса, имеющий ввиду период после 11 сентября 2001г. (20 шахривара 1380г.) характерен тем, что политика ЕС постепенно стала претерпевать изменения на основе контроля над атомной проблемой Ирана и ее двойственной - враждебно-дружественной позиции. Данный процесс диктует необходимость соблюдения прав человека, противодействия саботированию процесса переговоров по проблеме мира на Среднем Востоке и защите от терроризма в политике США. Например, 15 стран членов ЕС в хурдод 1382 ш. (июне 2003г.), изданием совместной декларации, предупредили иранские власти о том, что переговоры ЕС и ИРИ будут эффективны только в случае признания Ираном позиции ЕС по правам человека, воздержания от создания атомного оружия массового поражения, поддержки терроризма и участия в процессе миротворчества на Среднем Востоке [127,44].

Считается, что после событий 11.09.01. произошли существенные изменения в отношениях ИРИ и ЕС, состоящие в том, что со стороны ЕС в развитие переговоров были выдвинуты условия. Двойственная политическая идентичность Ирана (конфронтационно\миролюбивая) в отношении движения к становлению атомной державы - стремление стать атомной сыграло решающую роль в изменении отношения к нему. В этот период ЕС связывает экономические отношения с политическими. До этого момента отношения стран ЕС с ИРИ в экономической области отличались от отношения США к ИРИ, страны ЕС, как бы, не замечая санкций США, инвестировали в нефтяную и газовую промышленность Ирана. Однако теперь отношение ЕС изменилось и в экономическом плане. Например, ЕС отложило подписание соглашений о торгово-экономическом сотрудничестве с ИРИ и связало их переход в плюс с изменением политического поведения ИРИ по указанным параметрам и в особенности, с атомной проблемой. Это обстоятельство стало приобретать черты предупреждающей о негативной тенденции в развитии отношений [177,27-28]

Политические действия ЕС, в настоящее время иногда называемые новой силой, регулирующей мир, претерпели взлеты и падения по отношению к ИРИ. Правда в том, что ЕС, который больше имеет влияние на европейском поле, по отношению к ИРИ использует однополярные нормы, ценности и мерки, которые не всегда могут рассматриваться как элементы позитивных изменений. Другими словами, внешнеполитические шаги ЕС по отношению к ИРИ, как во времена биполярности, так и в период холодной войны, показывают продолжение краха биполярной системы, приобретая особую значимость для формирования идентичности [93,88].

Одним из важных элементов в воздействии ценностей и норм во внешних шагах ЕС и ИРИ можно назвать 11 статью Соглашения ЕС по поводу осуществлении совместной внешней политики и политики безопасности:

- ЕС и страны-члены осуществляют единую внешнюю политику и политику безопасности, несущую в себе весь спектр внешнеполитических проблем и защиты, определяемой и исполняемой, цели которой состоит в том, что:

-защита общих ценностей в основных интересах, независимости и единых пределов, единства методов и подходов, рекомендованных ООН.

-всестороннее усиление безопасности;

- защита мира и усиление международной безопасности по типу ООН, а так же документов Хельсинки;

- общие цели, в том числе, по отношению к зарубежным пределам (границам);

-развитие международного сотрудничества;

-развитие и укрепление демократии, власть закона и уважение прав человека и политических свобод.

Другими словами, ЕС во внешнеполитической деятельности по отношению с Ираном, как в период биполярности, во время холодной войны, в период свержение режима биполярности, продолжало использовать особые методы. Эти методы и ценности с позиции конструктивизма характеризуются общей переменной и независимой внешней политикой, которая находится в несовместимости с некоторыми методами и нормами, принятыми в Иране. Разнообразие двух обществ становится основным препятствием развития отношений Ирана и Запада и ЕС.

Несовместимость идентичностей и ценностей после революции, между Европой и Ираном есть результат разного подхода к политическим и светским вопросам, к клерикализму Ирана и Европы (либерализм и капитализм), взаимодействующих друг с другом в сфере обмена международными ценностями и нормами и представшими перед вызовами. В действительности же, существуют сомнения в той части, что ЕС является объединенной нормообразующей и материальной силой. ЕС как некая нормообразующая структура присутствует в теоретических и практических вызовах, предстает как противоречивый и разнообразный актор в международных отношениях, но гарантии его позиционирования нормативной политики (единой политики) во всех направлениях и проблемах нет. Поэтому подобное представление о ЕС, хотя и является частью реальности, остается маргинальным, неполным и не бесспорным [182].

Существующая ситуация по поводу Ирана дает ЕС шанс проводить свои интересы в отношениях с Ираном. Интересы же Европы в Иране являются многоаспектными, которые состоят из: 1) Комплекс интересов безопасности; 2) Экономические интересы; 3) Геополитические интересы; 4) Этико-нормативные интересы. Однако, эти широкие и многоплановые интересы, не всегда обязательно дополняют друг друга.

Во- первых, атомную проблему Ирана Европа оценивает как угрозу своей безопасности. Иран, имеющий атомное оружие, обязательно представляет непосредственную угрозу безопасности Европы, особенно, если может прикрутить ядерные боеголовки к своим ракетам. Это явление представляет еще большую опасность для Соглашения о нераспространении атомного оружия (NPT).

Выход ИРИ из NPT после выхода Северной Кореи в 1381г.ш. (2002г.) означает завершение мировой системы распространения атомного оружия. Предположение о том, что Иран поддерживает терроризм, является другой угрозой, особенно, если Иран как член «аль Каиды», дает им приют, и в конце -концов, наиболее опасная форма его поддержки – это предположение о том, что он может повлечь за собой союз атомного проекта ИРИ с терроризмом, что, по словам Хавьера Соланы, является самым худшим сценарием развития атомного проекта Ирана из всех новых угроз безопасности Европы [130,55].

2. Развитие атомной программы ИРИ является важной экономической угрозой. Европа является крупнейшим потребителем нефти и газа в мире и сильно зависит от ввозимого горючего из Персидского Залива. Иран, вооруженный атомным оружием, вносит дестабилизацию в уязвимый регион, подвергая опасности центры добычи энергии для Европы. В то время, когда война за нефть имеет известных противников, но реальность такова, что спокойствие и мир поставщиков энергии в Среднем Востоке является наиболее важной заботой Европы. Конечно, необходимо добавить, что в энергетической политике ЕС и его энергетических перспективах до 2030 Иран, после России и Нигерии, считается третьим вариантом, который может быть ответом на растущие запросы развивающихся стран Европы на источники энергии, особенно газового топлива. Выражаясь яснее, рост в два раза потребления энергии Европой в начале 2030г., связанный с двумя факторами: постепенным уменьшением водных ресурсов на севере и запрете на постепенное увеличение добычи энергии Россией, при росте потребления ЕС к этой дате, являются важнейшими моментами энергетического будущего Европы, которое замыкается на перспективах неизбежного обращения к энергетическим, в особенности газовым ресурсам Ирана [145,87].

В третьих - в отношениях стран ЕС с Ираном, особенно на основе осуществления единой внешней политики, присутствуют несколько моментов. Члены ЕС имеют единое мнение по поводу своих интересов в ИРИ. Создавшиеся условия требуют поиска точек соприкосновения и влияния на Иран для того, чтобы сделать возможным подписание с Ираном протокола по NPT [130,47].

В четвертых - отношения ЕС с Ираном необходимы для обновления двухстороннего сотрудничества Атлантики для Европы. Реконструкция дипломатических отношений Европы с США, координация ее стратегии с Вашингтоном на основе иранской проблематики трактуется в пользу ЕС. В этом случае обратив внимание на значение отношений Тегерана с США, Европа имеет подходящий момент, чтобы завладеть важной ролью и предстать как важный и весомый геополитический актор. Если лидеры Европы желают быть услышанными в формировании региональной геополитики, Иран дает им такой шанс [130,77].  В пятых – ЕС может осуществлять экономические отношения на основе новых коммерческих соглашений, однако эти интересы могут конфликтовать с другими интересами, что связано с отношением к Ирану.

В шестых- члены ЕС желают видеть в Иране достижения в деле продвижения демократии, прав человека, власти закона. Достижения в этой сфере, в некоторой степени, связаны с экономическими интересами Европы в Иране [292].

Опасения о спаде сотрудничества между ИРИ и ЕС и угрозах безопасности указаны в докладе Еврокомиссии от бахмана 1380 (февраль, 2002г.). Еврокомиссия напоминает, что если будет принято решение о расширении и углублении сотрудничества, то следует учитывать в этом плане ряд двухсторонних условий для ЕС и ИРИ, а также односторонних для ИРИ.

Вместе с проблемами прав человека, защиты революционных групп, проблем безопасности и проблем по экономическим реформам, относящимся к вызовам, атомная проблема выступает среди этих вызовов наиболее главной [177,81].

Наряду с вопросами безопасности, доклад комиссии Совету и Парламенту Европы напоминает о том, что ИРИ намерен расширить разработку атомного оружия массового поражения, в особенности - ракет дальнего действия, что является особым опасением Европы. ЕС подталкивает Иран к договоренности с МАГАТЭ о гарантировании режима защиты. Иран многократно заявлял, что свертывание этого режима, подобно предположительным намерениям этой страны подписать договор о полном запрещении ядерных испытаний в Парламенте, должен зависеть от предварительного исключения контроля состояния выпуска на международном уровне. Однако данное условие не принимает ЕС.

Практически на всем протяжении своей новой и новейшей истории Иран  имел различные отношения со своим северным соседом — Россией (Российской империей, Советским Союзом, Российской Федерацией). Эти отношения нельзя назвать ровными и непротиворечивыми, они полны взлетов и падений, но их результатом является глубокое и продолжительное взаимовлияние стран на различные стороны жизни - политические, общественные, культурные и экономические. Последние события показали, что отношения РФ и ИРИ не имеют должной желаемой устойчивости и находятся в хрупких условиях.

Хотя эксперты и внутренние опросы общественного мнения причиной этой хрупкости считают двойственную сущность внешней политики РФ, но прежде, чем обвинять русских во всех грехах и предубеждениях, следует исследовать, в какой мере фокусу зрения и политике ИРИ по отношению к своему северному соседу присущи объективность, интеллектуальная самостоятельности.

Отношения Ирана и России в новый период с самого начала продиктованы особым положением Ирана на международной арене. В развитии и продолжении ирано-российских отношений еще не достигнута необходимая глубина и имеется множество возможностей, делающих их прогресс логичным. По крайней мере, можно сказать, что существующее положение в отношениях Ирана и России сформулированы в ситуации, когда Иран находился под прессингом, организованным по отношению к нему США. Сотрудничество с такой страной как РФ, было бы для него крайне важно. В настоящее время часто забывается, что отношения Ирана с Россией формировались именно в таких условиях. Очевидно, что данные отношения не лишены особенностей, и важно, чтобы следуя своей особой логике, они стали предметом особого анализа и изучения.

Новые Ирано-Российские отношения возобновились с концом навязанной в 1367 (1989г.) войной и выходом Армии СССР из Афганистана, с визитом г-на Х. Рафсанджани - президентом ИРИ и председателем Совета исламского Маджлиса в Москву в 1368 (1990) году, за 2 недели до ухода из жизни Имама Хомайни. Этот визит ознаменовался подписанием двухсторонних соглашений об экономическом и технологическом сотрудничестве на 10 млр. долларов и сотрудничестве в области мирного атома [236,66]. 2 марта 1990г. СССР и ИРИ подписали протокол, в соответствии с которым СССР взамен 2 млрд. кубических метров природного газа построит в Иране 2 атомных реактора мощностью 440 мегаватт. Так же СССР решил доработать и пустить в строй 2 атомных реактора на воде под давлением, которые были заморожены немцами [80]. После распада СССР, новая Россия и новое правительство осталось верным данным документам и постепенно развивало их.

Встреча руководства двух стран на уровне министерств (министров иностранных дел, обороны и госсекретарей Совета безопасности) были продолжением этого процесса. Не взирая на некоторые проблемы и трудности, геополитическую ситуацию и отдаление непосредственных границ России от Ирана, снижения уровня угрозы Тегерану, в связи с появлением общих регионов, Иран встал в ситуацию возрастающего интереса к взаимному сотрудничеству.

В конце 1990г. атомные цели и программы Ирана, особенно атомное сотрудничество между Ираном, Северной Кореей и Пакистаном стали причиной некоторой нервозности в Москве. В 1999 г., в свете покровительства руководящего состава и запрета распространения, в сервисе зарубежной информации Россия ясно предупредили, что информационные службы в этих трех странах, тайно получили доступ к секретным технологиям, особенно военным источникам, и быстро делят их между собой. Эти многочисленные противоречия все больше становились причиной подозрительности.

В.В.Путин в 2000 г. став Президентом РФ, централизовал внешнюю политику Росии, уменьшил неразбериху времени Ельцина, Кремль абсолютно был уверен, что Иран - как важный актор региона, находится в состоянии развития и не достоин того, чтобы к нему применялся двойственный подход. В действительности, В.В. Путин считал атомное сотрудничество важной частью стратегических отношений с Тегераном. В то время, как США провозгласил, что атомная программа Ирана противоречит документам, предотвращающим распространение ядерного оружия, Сергей Иванов, министр иностранных дел РФ, неоднократно утверждал и подчеркивал, что атомная программа иранцев абсолютно соответствует международным нормам и принципам МАГАТЭ и является абсолютно мирной [126].

Однако тогда, когда была раскрыта информация по созданию центрифуг и др. оборудования в Натанзе, связанного с ядерными топливными центрифугами (чарха) Ирана, Россия выразила свою заботу по этому поводу, так как думала, что Иран имеет особое доверие к России и будет извещать обо всех своих атомных разработках. Поэтому в 2002-2003 гг. в России было принято внутреннее распоряжение не распоряжаясь об окончание проекта АЭС Бушер, затягивать его со всевозможными технологическими оговорками. Иран, противодействуя играм европейцев, заявил, что может в любое время заиметь новых друзей. После этого Россия, не нашла поводов для обоснования защиты своего отношения к атомной программе Ирана, поэтому Россия в июне 2003 г. подписала документ, осуждающий действия Ирана, когда Группа Восьми в Авейоне приняла совместную декларацию, написанную в очень жестком и строгом стиле по отношению к Ирану и хотела от Ирана, чтобы он подписал протокол по ограничению.

Иран после распада СССР приложил большие усилия на международной арене, чтобы в странах, вновь приобретших независимость, в Центральной Азии, достигнуть определенных политических и экономических продвижений, облегчить им становление собственной государственности и обеспечение суверенитета. Однако, после того, как Иран получил первоначальное удовлетворение от стабилизации своего культурного и экономического присутствия в регионе, РФ посчитала, что развитие дальнейших отношений с ним по этому направлению, бесперспективно. По этой причине Иран был вынужден обратиться к России с тем, чтобы заполнить пустоту, рождающую кризис, сделав шаг к сотрудничеству с Москвой. Данное сотрудничество проложило путь к завершению 5 летней внутренней войны в Таджикистане между правительственными силами, поддерживаемыми Москвой и объединенной оппозицией, который покровительствовал Иран и исламское руководство. Иран предпринял множество усилий для налаживания отношений с промосковским руководством Таджикистана, которые вбирали в себя все сферы и аспекты [157].

Необходимо отметить, что несмотря на все противоречия и трудности во взаимных отношениях, Россия является единственной страной, которая с 1990 года сотрудничала открыто с ИРИ по атому, из-за чего со стороны США в это время подвергалась жесточайшей критике.

С началом президентства Ахмадинежада, фактор атомной программы Ирана стал оказывать большее влияние на  внешнюю политику ИРИ. В подходах нового правительства Ахмадинежада был пересмотрен ряд установок правительства Хотами, в частности - ось европоцентризма, особенно - отношения с Европой. С другой стороны, стал осуществляться новый подход во внешней политике, обозначенный как поворот к Востоку. В этой связи на 15-ом заседании Совета министров ОКА, министр иностранных дел Ирана сказал: «ИРИ в реализации регионального фокуса в международных отношениях и усиления доверия,  сбалансировал свои внешние связи, которые вытекают из необходимости усиления фокуса на Восток, на основе более полезного и широкого экономического сотрудничества, укрепления мира и безопасности в регионе, решимости в намерении искреннего сотрудничества с другими странами региона». Так же он, отмечая значение «Шелкового пути», сказал, что регион ОКО получил еще один исторический шанс для того, еще раз, как в период действия «шелкового пути», стать важным центром экономического обмена в Азии и в мире.

Доктор Ахмадинежад, обращаясь к президенту РФ в Шанхае в 2012 году, сказал: «С той волей, которую имеют ИРИ и РФ, мы должны осуществить всесторонний перелом в отношениях двух стран». Указывая на позицию Ирана и на будущее двухсторонних отношений, он подчеркнул, что «ИРИ не имеет никаких препятствий для развития двухсторонних отношений с РФ». Он,  отмечая тот факт, что сотрудничество двух стран в атомной области - АЭС в Бушере - стало символом конструктивных отношений ИРИ и РФ, так же сказал: «Две страны могут на этой основе развивать свои отношения и в других областях». Он напомнил, что ИРИ в экономической сфере готово к всестороннему сотрудничеству, торговым отношениям и инвестициям, совместным с РФ и такую же волю имеет для развития отношений культурных и  в других областях» [281]

Подчеркивание политики фокуса на Восток произошло в условиях, когда борьба за разрешение противоречий с Западом не достигла желаемого результата. На основе видения  правительства Ахмадинежада, должно было обращаться больше внимания на Китай и РФ, так как эти две державы могут иметь важную роль в региональных отношениях, создании международной стабильности и режима биполярности. Действительно, если ИРИ, Китай и РФ смогут прийти к единой платформе в области международной и региональной безопасности, то смогут наладить эффективное сотрудничество. Однако для достижения подобной цели, Иран должен учесть, что, наряду с международными рамками Китая и РФ, позиция этих двух стран в области экономических и стратегических интересов в сотрудничестве с ИРИ, являющейся одним из эффективных средств на этой основе - это крупная региональная организация сотрудничества Шанхая, которая может содействовать становлению регулирования многоаспектного сотрудничества  [279]. С позиции девятого правительства атомная программа ИРИ является своего рода противостоянием против мирового гонора и самомнения Европы и США. Поэтому данное обстоятельство считается поводом для того, чтобы в ином аспекте говорить о мире и общерегиональном согласии. В этой связи, в первые месяцы работы девятого правительства, отсчет начался с жесткого противостояния Ирана с Европой по поводу его атомной программы.

В общем, внешнеполитические переговоры ИРИ должны иметь необходимую интеллектуальную и аналитическую базу в его политической идентичности для максимализации возможностей Ирана и достижения наиболее приемлемых результатов. Из-за того, что подобные мероприятия  связаны с национальными интересами и противодействием угрозам национальной безопасности, необходимо обратить внимание на элементы обеспечения безопасности, укрепления мощи и противостояния существующим трудностям на международном уровне в различной форме переговоров.

Исторические и внешние политические свидетельства указывают на то, что до сих пор для обеспечения национальных интересов и безопасности в ИРИ формировались конфронтационные, ценностные ориентиры и установки, предпринимались меры по реформированию внутренней и внешней политики, ее целей, средств и методов, повышению доверия между участниками. До 1980 г. такие элементы, как геополитика, политическая культура, властные структуры, политические лидеры, считались эффективными факторами в политических решениях. Однако после этого, эта ситуация изменилась таким образом, что теперь стали решающими другие факторы в решении и формировании внешней политики. Это обстоятельство свидетельствует о том, что внешняя политика имеет изменчивую и творческую сущность.

История ИРИ показывает, что с 1979г. и после внешняя политика Ирана переживала различные периоды. Такой взгляд показывает, что во внешней политике Ирана были эффективны гарантированные и продолжительные подходы, основанные на внеполитической идентичности и понимании возможных путей устранения угроз онтологической безопасности.  В качестве примера можно привести геополитические и культурные аспекты, как наиболее устойчивые и стабилизирующие признаки. Другими словами, в прошедшие годы не только геополитические конструкции претерпели значительные изменения, и внесли трансформирующие изменения, но и политическая культура Ирана, так же отражает продолжительные изменения. В качестве примера можно отметить изменения в позиционировании и конструировании внешней политики Ирана по таким вопросам как миссионерство, предпочтение к чужим, переговоры по правовым вопросам, глобализацию и претензии исключительности в гуманитарных проблемах. Подобные новые признаки политической идентичности вместе с его атомной программой непосредственно влияют на международные политические отношения стран к ИРИ.

Результаты внешней политики Ирана всегда характеризовались диалектичностью и динамизмом. В общем, те страны, что осуществляют политику поиска безопасности и достижения консенсуса, приобретают реальную возможность достигнуть результата на политических переговорах. Со времени победы Исламской революции по настоящее время прошло более 30 лет и в этот период можно отметить все признаки преобразований, изменений и трансформации в формах политических переговоров Ирана и его позиции, что отражает изменения, происходящие в его политической идентичности .

Находясь под жесткими экономическими санкциями стран Запада и имея сложные отношения практически со всеми соседями, Иран при этом превращается в наиболее важное государство обширного геополитического пространства, включающего Ближний и Средний Восток, Центральную и Западную Азию. Сегодня иранский аспект присутствует едва ли не во всех, находящихся в центре всеобщего внимания, международных проблемах, -ядерное нераспространение, ближневосточный мирный процесс, правовой режим Каспийского моря, центрально-азиатская тематика и многое другое.

$2. Ядерная проблема Ирана в аспекте его политической идентичности и онтологической безопасности.

Ядерная проблематика в Иране, как правило, обсуждается в ее узком, буквальном смысле – рассматриваются технические аспекты, без сомнения важные, но отнюдь не главные. Исходным мотивом иранцев является не само по себе стремление к обладанию ядерными технологиями, а обеспечение на деле неотъемлемого права страны на полный суверенитет во всех его проявлениях. Иранцам нужны твердые гарантии, что с их страной не поступят как с Ираком, Ливией или Сирией. Отсюда желание подкрепить свои международные и региональные позиции силовой составляющей, создать фактор сдерживания против возможного вооруженного вмешательства. Самый короткий и радикальный путь к этому – обретение ядерного статуса.

Иранский ядерный кризис показал, что в этом направлении нужны новые переговорные форматы, встречные шаги потребуются от каждой из сторон. Попытки одностороннего давления и угроз в отношении Ирана не ведут к результату, а лишь меняют конфигурацию не поддающихся решению вопросов.

В дебатах по отношению европейских стран к атомным разработкам Ирана, крайне важно понять цели всех акторов. Каждый из европейских акторов, т.е. Франция, Германия и Англия имеют собственные цели и пристрастия во внешнеполитических шагах. Действительно, за последние несколько лет в европейской политике произошли перемены, которые в определенной мере делают сотрудничество проблематичным.

Среди европейских стран Германия является истинным защитником формирования независимой политической идентичности ЕС. В действительности Германия является единственной страной Европы, которая может постоять за внешнюю политику и общую безопасность ЕС, Совета безопасности и сотрудничество Европы в деле стратегии развития ЕС в сторону Востока [79].

После Второй мировой войны в Германии идея о единой Европе заменила идею о национальном интересе. ЕС преследует цель формулирования понятия безопасности или же по определению Германии-политики мира. В этой связи важнейшей особенностью внешней политики Германии в послевоенное время стал упор на невоенную силу. Лидеры Германии для того, чтобы перевести страну в невоенную, делали упор на невоенные составляющие безопасности и в этом ключе логика невоенного сотрудничества Европы, заменила логику государства и нации. Дипломатическая стратегия, основанная на многоаспектности, так же стала важнейшей силой в реализации внешней политики этой страны.

Германия знаменита тем, что свою внешнюю политику проводит широкие консультации со странами и различными блоками, что является частью обеспечения ею своих интересов внутри многосторонних блоков. Она провозглашает равенство и важность всех блоков и организаций. На самом деле, эта страна проводит свои интересы через многочисленные европейские и международные блоки. Старания Германии стать постоянным членом Совета безопасности ООН, сотрудничество с НАТО и другими важными международными структурами можно привести как пример этому.

В Германии социал-демократы под руководством Шредера уступили место христианско-демократической партии под руководством А. Меркель. Реконструкция внеатлантических отношений между Германией и США является одной из важнейших целей правительства Меркель. На этой основе Меркель предпринимает шаги по снижению напряженности отношений между Германией и ИРИ. Вместе с тем, Премьер-министр Германии некоторое время назад (1389г.х.-2011г.) выразилась так по этому поводу: «В то время, как угроза Ирана не является приемлемой и этой стране еще не удалось исполнить требования ООН по поводу своей атомной программы, Берлин будет продолжать сокращение инвестирования в Иран». Ангела Меркель в своем выступлении в одном из американских университетов отметила: мы сократили свои экономические отношения с Ираном, но на мой взгляд, еще не подведены итоги последствий этого. Меркель отметила, что Германия хочет найти дипломатические пути решения атомной проблемы Ирана, однако Берлин считает жизненным интересом для себя предотвращение доступа Ирана к атомному оружию. Премьер-министр Германии в то же время, останавливаясь на развитие экономических отношений США и Германии, отметила: я уверена, что мы все еще в полной мере не использовали свои возможности [292].

Во-вторых, в результате внутриполитических процессов, французское правительство в последние годы более отчетливо было последователем Америки в отношении спора по атомной проблеме Ирана [130,99].

На этом основании наиболее важным из крупных враждебных моментов правительства Саркози были милитаристские настроения против Ирана. Саркози представляя атомную программу Ирана как крайне опасную, признал неизбежным бомбардировку ядерных объектов Ирана. Затем, министр иностранных дел Франции пошел еще дальше Саркози своим высказыванием: «Мы должны быть готовы к самому худшему и состоянию войны». Подобное позиционирование стало наилучшим поводом для средств массовой информации США и Европы, чтобы начать новую информационную войну против Ирана. Они в этой информационной войне желали, чтобы Французское правительство против Ирана стояло бы рядом с США.

Конечно же, в настоящих условиях политические аналитики надеются на поворот в политике Французского правительства во время правления в нем Оланда. На этом основании Махмуд Воизи - экс замминистра МИД, указывая на выборы президента Франции, отмечает, что Оланд подвергая критике безразличие к ИРИ правительства Саркози, будет вести себя более активно, и считает, что можно предвидеть такую обстановку, что отношения с Ираном будут улучшаться.

Франция, как одна из влиятельных европейских стран и постоянный член ООН, атомная держава, развития экономически и технологически, достаточно мощная в военном плане, всегда старается не терять свои позиции в решении международных проблем Европы и мира [108]. Франция всегда стоит у порога того, чтобы стать одной из сильнейших держав мира, многокрасочное участие Франции в совете министров иностранных дел Европы, Совете безопасности ООН оценивается в этом ключе. Хотя глобализация, сглаживает особенности отношения французов к культуре англичан-американцев, однако лидеры Франции все больше обращаются к проблемам безопасности во имя предотвращения собственного ослабления и пытаются найти силы во французской политической идентичности, видя свою миссию в реализации девиза - сильна Франция, сильна Европа. Франция больше чем другие страны заинтересована в успешности  участия в Евроазиатских проектах, ибо может противостоять расширению Германии на Востоке и Центральной Европе, защите и сохранения своих позиций в Европе, объединению на Западе и Востоке, как традиционной политики сокращения влияния США. Политика Франции показывает, что эта страна в свое время использовала позиции ЕС для достижения своих целей, прежде всего для того, чтобы гегемония США в этом регионе не стала препятствием для присутствия Франции. Это требует от Франции большего инвестирования, на которое Франция сейчас не способна. В общем, можно сказать, что правительство Франции, старается расширить рамки своей внешней политики в ЕС и защищает свои интересы по тем проблемам, тем самым, обеспечивая свои национальные интересы. Присутствие с позиции ЕС, особенно в обществе, где присутствие Франции слабо, а США - сильно, одним из наиболее истинных целей внешней политики Франции является Средний Восток [130,65].

В-третьих, приход Гордона Брауна на место Тони Блера, на пост премьер-министра Англии, связан с 2-мя неожиданными последствиями: стремление представить Англию еще более европейской и постепенное отдаление от США по вопросу вмешательства в дела Ирака и Ирана. В отличие от периода Блера, когда внешняя политика была полностью в руках премьер-министра, прослеживается тенденция, что в новом правительстве решения по этому поводу в основном передаются в МИД. С другой стороны, Гордон Браун, подчеркивает, что Англия должна знать об основном законе страны и Парламент так же должен участвовать в вопросах внешней политики. Поэтому необходимо отметить, что Англия идет к главенству основного закона в решении внешнеполитических проблем. Другим важным моментом политики премьер-министра Брауна есть то, что при принятии решений по поводу основных и важных вопросов их необходимо будет еще ратифицировать в Парламенте. Эта проблема возникла из-за того, что Т. Блер по нескольким важным вопросам, особенно по поводу Ирака, принимал решения единолично [177,44].

На этой основе министр иностранных дел Англии, Вильям Хег назвал атомную программу Ирана реальным и важным вопросом, о визите Гордона Брауна- премьер-министра Англии в США и на встречах с американскими органами в 2009г., сказал: Господин Браун должен наладить тесные, но не в слепую, отношения с Америкой. Он отметил, что основу политики Англии и США составляет единодушное активное противодействие  атомной программе Ирана. При этом он раньше критиковал внешнюю политику Брауна именно по атомной проблемы Ирана. Он отметил: Внешняя политика правительства Г.Брауна по отношению к атомной программы ИРИ не однообразна, но в ней наблюдается некое подобие. Г.Браун в ноябре 2007 обещал осуществить ряд мероприятий по поводу атомной программы ИРИ, в том числе, принятие санкций по материальным ресурсам Ирана, однако, ни один данных шагов еще не прошли согласования [293].

Позиция Британии к последствиям единения Европы является результатом политики выживания и толерантности этой страны. Британия объясняет, что если случится выбор между двумя вариантами «полного членства в союзе» или быть вне союза, она никогда не станет выбирать. Другими словами, выбор среднего пути между этими двумя шансами, есть вариант идеи Великобритании. Британия склонна стать членом Союза, однако в полном смысле не входить в него, в то время, когда быть вне союза так же не является приемлемой ею.

Приемлемым для Британии является то, что США выступают ее истинным союзником, а США стремится превратить НАТО в истинный блок, обеспечивающий безопасность Европы. По этой причине Англия, больше чем интересы Европы, более активна в Трансатлантическом блоке.

Выяснив предпочтения трех Европейских стран являющихся сторонами на переговорах по атомной программе ИРИ, можно прийти к определенным выводам по поводу понимания европейцами безопасности и Ирана. Действительно, претензии по безопасности в отношении Ирана и Европы, являются результатом разных выводов сторон из категориального поля безопасности. На самом деле, категориальное поле безопасности Европы отличается от Иранского, в связи с чем, позиция европейцев по безопасности так же отличается от иранской. Иранская сфера безопасности вбирает в себя ряд угроз источником которых выступают интересы безопасности Европы. Европейцы думают, что Иран должен принять ту реальность, что США как крупнейшая великая держава, использует свою военную мощь для укрепления своего политического и экономического влияния. Поэтому Иран должен стремиться к недопущению использования им военной мощи, Европа также может в этой сфере помочь Ирану. Конфронтация европейцев со Средним Востоком и сопредельными ему странами представляется поступающей и долгосрочной. Другими словами, Европа не готова осуществлять краткосрочные стратегии, а Иран при регулировании своих отношений с Европой должен иметь это обстоятельство в виду. ЕС может в стратегических проектах до определенной степени вступить ради Ирана в противодействие с США. Эти пределы в экономическом русле несколько расширились, однако пределы безопасности довольно сузились.

Следует признать, что Иран не может опираться на Европу в случае угроз его безопасности от США. Европа же не может в случае дестабилизации ситуации на Среднем Востоке, быстро реагировать на это. Хотя использование противостояния Европа - США в сфере экономической и в некоторых степени – политической в какой то мере и возможно, однако крайне осложнено из-за зависимости безопасности Европы от США. Политика Ирана по отношению к Европе так же должна сформироваться с учетом этих реалий. Европа не препятствует экономическому расширению на Среднем Востоке, даже считает приемлемым предоставление экономической помощи и эти два обстоятельства крайне отличаются друг от друга, т.к. для экономического развития требуется экономическое расширение в этом регионе.

Вместе с тем, ближайшим партнером США все же остается Европа, и если будет принято решение о втором среднем факторе или же посреднике между Ираном и США, то лучше всего на эту роль подходит ЕС.

История последних десятилетий с одной стороны и общие международные опасения по поводу опасности распространения оружия массового поражения с другой ясно показывают, как атомная сила и мощь становятся эффективным фактором сближения и сотрудничества стран - членов атомного клуба. Причиной этого является то, что данные государства не хотят упускать исключительные права на владение атомной мощью. Поэтому отрицательная позиция государств атомного клуба по поводу атомных программ других стран, как Иран, поддается пониманию [73].

Для лучшего понимание позиции Европы по поводу отклонения от политического, технологического курса и безопасности и отклонения Ирана от принятого курса следования международному режиму контроля над ситуацией развития оружия массового поражения с точки зрения Европы рассмотрим следующие факторы:

- Политические факторы: так как Иран предстает в регионе в образе исламских экстремистов, Европа выражает озабоченность и оценивает данный фактор как угрозу своей безопасности. По их версии, Иран, получив доступ к атомной технологии, может передать их другим мусульманским странам региона.

Считается, что истинная причина конфронтации ЕС и США по атомной программе ИРИ с политической стороны, является не только их истинный страх по поводу уклонения Ирана от международного режима контроля над нераспространением оружия массового поражения, а защита Ираном исламских движений в регионе - Хамас и Хизбуллах, нестабильность в Ливане, критика вмешательства Запада во внутренние дела Ирака и Афганистана, как новых очагов нестабильности [130,77].

Позиция ЕС ядерной программе Ирана и соответствующие переговоры между ИРИ и группой 5+1 в 2012г. По ядерной программе Ирана являются подтверждает данное предположение. После подписания договора о сотрудничестве между ЕС и Ираном, Катрин Штон, отвечая на вопрос о ядерной программе ИРИ, выразила надежду, что эти переговоры «станут началом конца создания ядерного оружия Ирана». Она также добавила, что примется за эту проблему с полной ответственностью и неуклонностью, и надеется, что станет свидетелем начала успеха. Важнейшей частью этого выступления является утверждение того, что программа создания ядерного оружия в Иране существует. В действительности, Штон этим высказыванием утвердилась в мнении о том, что Иран разрабатывает атомное оружие [271].

С этой позиции Европы Иран является страной, похожей на Германию в начале ХХ века, сильной до той степени, что сложно в ней сохранить баланс, и такой географически малой, что не может играть роли некоего гегемона. Другой особенностью позиции Европы является то, что сегодня в мире ни одно государство не дружит с Ираном, а также имеет приграничных соседей, не проживающих мирно. Вместе с тем, создание Ираном оружия может подтолкнуть к этому другие страны Востока. Вильям Хег - министр иностранных дел Великобритании в своем интервью газете «Дейли Телеграф»(2012г.) сказал: «Если Ирану станет доступно ядерное оружие, за ним последуют другие страны Среднего Востока» [272].

Касаясь технологического фактора, можно констатировать, что ЕС обвиняет Иран в том, что, якобы он приступил к проектированию двух видов центрифуг через две тайные сети. Иран приобрел из - за рубежа определенное количество центрифуг и провел испытания обогащения с лазером и ему уже удалось приобрести обогащенный плутоний в малом количестве, что по мнению Европы указывает на действия с военными целями. Как пример, можно привести центральную тему обсуждений этих стран о ядерных центрах Ирана подобных Фардо на переговорах в Стамбуле, Багдаде, Москве в 2012г.

Привлекает внимание сообщение информационного агентства «Форбс», где даются обширные объяснения по поводу одного из подобных обвинений. В условиях, жесткой информационной войны Вашингтона, появились сообщения о проведении тайных переговоров правительства Обамы - президента США и согласия на дальнейшие разработки по 50% обогащению урана в Иране,  о монтаже нового технологического оборудования и центрифуг в подземных атомных станциях Фардо в Иране, увеличивающие общее количество центрифуг до более чем 3 тысячи [273].

Недоверие со стороны партнеров Ирана по переговорам разжигается сионистсткими кругами, которые через свое издание «Дебеко» пишут, что все 800 центрифуг, существующих в настоящее время на атомной станции в Фардо, нацелены на 20%, обогащение урана, а эта концентрация не много отличается от необходимой для Урана в атомном оружии. Усугубляя конфликт, «Дебеко» добавляет: «Махмуд Ахмадинеджад-президент ИРИ, в начале этого года объявил о том, что Иран неизбежно будет иметь 3 тысячи действующих центрифуг в Фардо, что составит 1/3 от 9 тысяч центрифуг, являющихся конечной целью Ирана. Иран в настоящее время имеет в резерве более 110 кг урана с 20% концентрацией, что в принципе достаточно для создания атомной бомбы. Этот резерв вскоре будет развит в два или три раза» [272].

Международно-правовым основанием существующих разногласий  является разночтение  статьи 4 Договора об атомном оружии (NPT), в которой говорится, что все страны - члены соглашения имеют право иметь атомное оружие. Однако ЕС считает, что это не означает наличия права обогащения в каждой стране, оно должно производиться в рамках 12 и 13 статей, где говорится о том, что страны-члены выступают за нераспространение вооружения. 4 статья NPT должна реализовываться и объясняться во взаимосвязи с другими статьями NPT. Дух NPT имеет ввиду не распространение ядерного оружия, что не означает мирного использования, однако, реально означает то, что должно осуществляться предотвращение от создания составляющих элементов ядерного оружия [130,41].

С позиции ЕС доступ Ирана к технологиям создания атомного оружия станет причиной изменения баланса сил на региональном и мировом уровне. С их точки зрения Иран имеет неустойчивый режим, а нестабильность или изменение режима в нем могут стать причиной потери государством контроля над устройствами и атомным оружием этой страны. ЕС считает так же, что атомные разработки Ирана угрожают гарантированному сохранению безопасности Израиля. По этой же причине ЕС старается приобрести реальные гарантии со стороны Ирана, что связано с тем, что Европа не желает быть свидетелем развития атомной программы какой-либо другой страны без его членства в NPT [130,33].

Кроме этого, европейцы считают Средний Восток особым регионом, где при возможности расширения Ираном своих атомные способностей, приведет к гонке вооружения в регионе и станет большой проблемой для мирового сообщества [114, 41-81].

Атомная угроза Европе означает создание атомной бомбы и атомного оружия. На этом основании Европа в апреле 2012г. в своем докладе на Венской конференции требовала от Ирана выполнить требования Совбеза ООН и осуществлять полномерное сотрудничество с МАГАТЭ для прояснения всех неясностей по атомной программе. В особенности, это касается военных факторов, ставших поводом для подозрений о создании Ираном ядерного оружия [290].

Что касается концепта о мирной атомной деятельности Ирана, то в концепции обеспечении безопасности Запада (США, Европы) не существует понятия «мирное применение атома». Так как расстояния между странами, имеющими атомные технологии в потенции и в реальности очень коротки и незначительны, поэтому к изучению атомных технологий, как и в вопросе использования атомного оружия, должны приступать совместно как потенциально, так и по возможностям.

На этом основании спикер парламента США Эштон в декларации от июля 2012г. останавливается на новом секретном докладе МАГАТЭ и подчеркивает, что открытия нового отчета МАГАТЭ стали причиной новых опасений по поводу сущности мирного Иранского атома. Он выразил сожаление, что Иран полностью не стал сотрудничать и не ответил на шаги МАГАТЭ по предотвращению важных атомных вопросов, в том числе, тех частей проблемы, которые касаются вооружения [291].

В настоящей мировой обстановке знания и атомные технологии региона в полной мере обеспечены безопасностью и разграничением и кроме небольшого количества стран, считающихся безопасными в мировом сообществе, другие не имеют возможности стать членами ядерного клуба. Ядерная деятельность есть прерогатива тех стран, которые уже являются ядерными, то есть тех, кто считаются полностью внушающими доверие, другие же имеют право лишь быть пользователями атомной энергии, а не производителями. Вхождение в ядерный клуб не возможно лишь при наличии технологий, так как необходимо еще признание и согласие мирового сообщества.

В ядерной проблеме Европа не влияет на США. Для понимания позиции Запада на атомную проблему должен быть выработан баланс реалистичной позиции. Европа имеет свою отдельную позицию, отличающуюся от американской. Однако европейская позиция близка к американской, ибо, во-первых, существуют крепкие политические, военные, культурные и социальные связи между Европой и США, и во-вторых, Иран в отношениях между Европой и США имеет слишком малое значение, чтобы иметь тем самым влиять на США по поводу ядерной программы ИРИ [130,59].

Нами отмечается, что ИРИ, если и ведет переговоры формально с «шестеркой », то в реальности переговоры ведутся с четырьмя странами в двух осях:

1.- англо-американская ось. Конечная цель этой оси есть сохранение гегемонии в мировой политике. Приверженность к либеральным ценностям, превалирование роли страны на мировой арене есть важнейшая особенность подобной политической позиции. Поэтому приобретение Ираном доступа к ядерным технологиям воспринимается как прямая угроза гегемонии данной оси. В этой связи совместная тематика Англии и США по этому вопросу достойна изучения в той мере, что обе страны уверены в намерениях Ирана в создании ядерного оружия и направляют все усилия не допустить этого. Из этих двух осей, англо-американская желает, чтобы решение ядерного кризиса Ирана полностью было завершено посредством ЕС. Англия уверена, что совместная коллективная безопасность в Европе должна быть возложена на НАТО и считает опасным любое действие, направленное на свертывание военной миссии США в Европе [203].

По этой причине данная позиция находится в конфронтации с позицией другой оси. Роль Англии заключается в уравновешивании двух осей. Поэтому Англия стремится к одностороннему сжиманию влияния Франции и утверждению Германии на этом поле. А в случае снятия угроз жизненным интересам США, на этих переговорах исполнить роль посредника (в полной мере) [240,66].

2. Ось Париж-Берлин. Решение вопроса в рамках ЕС без обращения к Совбезу ООН есть важнейшей целью этой оси. Германия в этой оси стремится к большему укреплению своей внешней политики и коллективной безопасности Европы. Таким образом, более тесное сближение европейских стран способствует снижению конфронтации и установлению стабильности и безопасности в Европе. Вместе с тем, политика Германии в решении ядерной программы ИРИ строится на увеличении расстояния между США и Англии

Германия желает решить ядерный вопрос ИРИ в той же Европе, без передачи дела в Совбез ООН, т.к. то, что она не член Совбеза ООН, сковывает ее маневренность и действия.

Франция, как единомышленница Германии, так же смогла усилить данную ось тем, что кроме укрепления роли Европы в этом деле, стремится иметь возможность проводить свои претензии и быть лидером в мире. Общее различие политики Германии и Франции в этой оси заключается в том, что Франция-член Совбеза ООН, и она по этой причине не очень заинтересована в решении дела в Европе и даже уверена в том, что передав дело ИРИ в Совет безопасности, увеличит свои шансы по участию в процессе и защите своих интересов в Иране.

Конкретными причинами, вызвавшими беспокойство Европы по поводу ядерной программы Ирана, можно назвать следующие:

- возможность упаковки горючих материалов для установки в атомную ракету;

- испытания двух видов новых центрифуг с многократной мощностью;

- объявление о создания оборудования для обогащения в Фардо;

-разрешение Ахмадинеджада на начало строительства 10 направлений обогащения урана;

-начало 20% обогащения [171,6].

В начале 2003 года дело Ирана было передано в Governing Council (GC) МАГАТЭ. GC, в свете своей основной задачи осуществлять мероприятия в связи с политикой МАГАТЭ, состоит из 35 стран - членов. Из этого количества несколько стран - членов имеют ядерные технологии, ядерное оружие, являются постоянными членами, а часть из них раз в год становятся членами Совета. Если один из членов NPT нарушил свои обязанности по договору, GC должно принять решение по корректирующим мерам к этой стране-члену. Если вред, причиненный нарушением значителен и вызывает серьезные последствия для мирового сообщества, а страна-виновник не может его возместить, GC  оценивает ситуацию как угрозу международному миру и может передать вопрос для решения в Совбез ООН.

Можно сказать, что с хурдодмоха 1382 г. (июня 2003г.) дело ИРИ приобрело широкие международные масштабы, а проблема ядерной деятельности ИРИ была рассмотрена в GC МАГАТЭ. В это время генеральный директор Агентства первый раз представил отчет по Ирану в GC. Затем была принята декларация, где в обращении к Ирану были выдвинуты определенные требования. Иран должен был подписать протокол о свертывании своей атомной деятельности и сотрудничестве с Агентством. Иран принуждался сократить свою деятельность, связанную с обогащением урана. На сентябрьском заседании был принята шестая резолюция против Ирана, где был определен предельный срок для исполнения требований МАГАТЭ. Принятие этого документа стало причиной бурных обсуждений и реагирования в мире, после чего это отразилось на экономической ситуации в ИРИ [240,21].

Только непосредственные переговоры могли вывести ядерное досье Ирана из политического, правового и технологического кризиса. Иран и Европа, имеющие в ядерных переговорах различные и иногда даже противоположные цели, невзирая на это, старались решить за столом переговоров ядерную проблему Ирана. Однако она имеет запутанную и длительную историю, что отразилось на процессе переговоров.

Цели Европы на переговорах с Ираном можно определить следующими:

-предотвращение распространения деятельности и ядерных проектов Ирана в сторону производства ядерного оружия путем реальных шагов, поддающихся контролю и установлению ограничений против Ирана;

-предотвращение распространения ядерного кризиса Ирана, трансформация его в вооруженный конфликт;

-доказательство роли и мощи Европы на мировой арене, признание европейских практик успешными.

С другой стороны, Иран формирует свои цели следующим образом:

-развенчание мифа об Иране как угрозе международному и региональному миру и в итоге,  предотвращение рассмотрения его досье на Совбезе ООН.

-доступ к знаниям по ядерным технологиям и центрифугам путем переговоров и совместной деятельности с МАГАТЭ и заинтересованными странами, привлечение мирового внимания к мирному атомному проекту ИРИ, защита достижений наименьшими затратами.

-терпимость к мировым международным принципам и нормам в рамках сотрудничества с МАГАТЭ;

-позитивное рассмотрение протокола МАГАТЭ с начала и по сей день, согласование его с принятыми декларациями и соглашениями с различными частями международной политики и лидирующими силами. К сожалению, не нашло особого развития рассмотрение протокола GC от 2 июня 2003 года до 24 ноября 2003 года, демонстрирующее постепенную либерализацию требований GC в сторону ограничения атомного проекта ИРИ, а также предусматривающее превращение запрета атомной деятельности во всестороннее ограничение и контроль деятельности центрифуг, в том числе, в качестве пределов доверия - остановку построения реактора и производства тяжелой воды в Ороне.

На этом основании Евросовет подчеркивает, что в 1383 (2004г.) ЕС займется вопросом поиска путей политического решения атомной программы Ирана.

В 2004 г. действия ИРИ по атому понемногу усиливают тревогу европейских стран. Основой переговоров в 2004г. между европейскими странами стали их тревоги по поводу того, что Иран еще решил не все вопросы, связанные с развитием своих технологий обогащения. Такие моменты, как место, объемы, сущность проведенных уже исследований на базе передовых проектов центрифуг, сущность, цели и ширина исследований по реактору тяжелой воды и существенные факты в доказательство претензий по исследованиям плутония 210–остались без ответа. На этом основании ЕС повторно воспринимает положительно резолюции МАГАТЭ от 13 марта и от 18 июня 2004 г. Совета руководителей против ИРИ. Приостановка атомной деятельности Ираном и политика правительства Хатами позволили Западу на этом временном отрезке предположить, что им удастся путем затягивания времени и проведением переговоров, вынудить Иран отказаться от атомных программ и вместо этого осуществлять поддерживающую экономическую политику. Поэтому Европейский Союз, несмотря на сотрудничество Ирана, защищает протокол Совета руководителей МАГАТЭ, где большинство соглашений имеют рекомендующие аспекты, не имея значительных различий по содержанию [130,14].

Франция, Англия и Германия совместно с Ираном продолжают настаивать на своих совместных решениях в Тегеране 21 октября 2003, а так же решениях по поводу срочной реализации всех оставшихся проблем и продолжения полного исполнения данных соглашений. Три европейские страны приветствуют шаги Ирана по увеличению доверия и повторяют, что полное и продолжительное сотрудничество  способствовали улучшению доверия. В этих пределах, три государства активно изучили меры Ирана на конференции в июне 2004г. Совета директоров, с тем, чтобы Совет Агентства после этого на основе отчета генсека, и в соответствии с традиционными методами, мог контролировать выполнение соглашений «Подмон» и «Протокола по нераспространению». В этих же рамках правительство Ирана оповещает о своих мерах по реализации политики доверия  МАГАТЭ, а также проводимых им мероприятий. Правительство ИРИ «подчеркивает, что легализация атомных исследований Агентством в марте 21 октябре 2003 г. покрывает все необходимые случаи, подпадающие под Подмонское соглашение, возникающие в соответствии с будущими соглашениями Ирана, подпадающими во временные рамки протокола о нераспространении и предписанные агентством. Соблюдение данного заявления проверяется традиционными методами для проверки правдивости.

Правительства Франции, Англии, Германии уверены в том, что подобные шаги станут результатом сплочения ЕС и ИРИ, а так же обеспечат достижение результатов переговоров в ИРИ, которые состоятся через 2 месяца. Эти переговоры имеют целью достижение согласия о предоставлении долгосрочных гарантий по программе выработки атомной энергии Ираном. Необходимые рекомендации будут даны до первой недели марта 2003 г., для исполнения больших мероприятий, которые на добровольной основе будут осуществлены правительством Ирана.

Правительства Ирана, Франции, Германии и Англии под эгидой высшего руководства ЕС, в рамках принятых обязательств Тегерана 21 октября 2003 года, намерены двигаться вперед В продолжение процесса переговоров 15 ноября 2004 г. было подписано Парижское соглашение между Ираном и европейскими странами.

Три страны-ЕС и ИРИ подчеркивают свою приверженность NPT. Три страны – ЕС официально признают права ИРИ в рамках NPT на неосуществление насилия. Иран подчеркивает, что в соответствии со статьей 2 NPT, не стремится, и не будет впредь стремиться к производству ядерного оружия. ИРИ готов к полному и открытому сотрудничеству с МАГАТЭ. Иран будет продолжать на добровольной основе следовать протоколу нераспространения. Иран в целях укрепления доверия и на добровольной основе предпринял меры по свертыванию своего атомного проекта, который направлен на обогащение и переобогащение. Предусматривалось серьезное ограничение работ направленных на производство и ввоз центрифуг и их частей, монтаж, испытание или управление газовых центрифуг, работ по выработке плутония, или же создания и управления аппаратами выделения плутония, или же полноценному испытанию или производству всех видов аппаратуры превращения ураниума. Агентство было в курсе процесса этого свертывания и предложило обмен открытой и правдивой информацией по свертыванию. Свертывание будет произведено в назначенные сроки, в том числе агентство до ноябрьского Совета директоров утвердит его. Переговоры по свертыванию были продолжением того процесса, который находится под защитой всех сторон, в соответствии с долгосрочным договором; Три страны будут ознакомлены с тем, что это свертывание есть добровольный шаг по укреплению доверия, а не укрепление прав.

Проведение указанных мероприятий необходимо для достижения долгосрочного многостороннего соглашения. В пределах этого свертывания три стороны и Иран пришли к согласию о том, чтобы начать переговоры ради достижения многосторонних долгосрочных соглашений. Это соглашение должно обеспечить реальные гарантии того, что атомная программа Ирана направлена исключительно на мирные цели. Так же оно обеспечивает жесткие гарантии в области ядерного сотрудничества, технологий и экономики, а также четкие намерения в области безопасности [39,34].

В первой половине декабря 2004 г. было проведено заседание оргкомитета по подготовке этих переговоров, рабочие группы должны были подготовить политические, технологические, ядерные проблемы, а так же вопросы безопасности, сотрудничества. Оргкомитет должен был, по истечении трех месяцев подготовительных работ, отчитаться о ходе подготовки и идти вперед в соответствии с проектами и мероприятиями.

В рамках данного соглашения три страны защищают отчет генсека. В случае выполнения соглашений Подмона  и протокола нераспространения Ираном, концентрируются на оставшихся проблемах. Три страны так же поддерживают намерения генерального секретариата агентства призвать Иран присоединиться к группе экспертов по многосторонней разработке ядерного реактора. С началом свертывания испытаний начались переговоры с ЕС по поводу торговых соглашений и сотрудничеству. Три страны активно начали лоббировать вхождение Ирана в WTO.

Невзирая на прогресс в ядерной программе, три страны ЕС и Иран акцентировали внимание на насущной необходимости борьбы с терроризмом, связанными с деятельностью «аль – каиды» и др. террористических группировок и реакционеров. В этом плане можно наблюдать противоречивые реакции ЕС в деле предотвращения доступа ИРИ к атомной энергии и стремление полностью огравничить его. Так, что 18 декабря 2004 г. была подписана резолюция против Ирана, поддержанная голосованием на Совете директоров со стороны трех стран ЕС. Одной из причин этого, указанной в документах ЕС, стали испытательные результаты 37 центрифуг на урановой обогатительной фабрике Исфагана. По мнению ЕС подобные действия Ирана противоречат гарантиям ранее предоставленными ИРИ и требованиям Совета, изложенным в документе от 18 июня 2004г. [39]

Причины ограничительного характера реакции ЕС, думается, заключаются в том, что Европа стремится больше использовать по отношению к Ирану гибкие долгосрочные механизмы и меры. В то время как США называет Иран оплотом терроризма и использует проблемы - права человека, ядерное оружие и нестабильность на Среднем Востоке, как повод для возможной смены режима в Иране. Европа заинтересована в переговорах по поводу прав человека, как и заинтересована в продолжении торгово-экономического сотрудничества с Ираном. Поэтому если переговоры между ИРИ и тремя странами приобретут конфронтационный характер и заведут переговоры в тупик, проблема будет передана во внешнеполитическую комиссию ЕС, то есть именно туда, где конструируются внешняя политика ЕС, как целого. Эта комиссия не позволяет европейским странам в серьезных ситуациях преследовать лишь собственные национальные интересы, выполняет координирующие задачи и считается представителем всей Европы. В связи этим в результаты переговоров Ирана с председателем внешнеполитической комиссии ЕС, поддержка Ирака со стороны великих держав на Ирано-Иракской войне стали причиной того, что Иран все больше стал ощущать необходимость защиты и сохранения своей независимости, что заставило его укреплять свою мощь, технологию и экономику. Идеологические противоречия Ирана и великих держав, в особенности США, стали причиной того, что ИРИ стал выполнять свои планы тайно, не отчитываясь перед МАГАТЭ о своей атомной деятельности. Через 18 лет, были рассекречены атомные разработки Ирана, в то время, когда США обвинило Ирак в производстве ядерного оружия, то есть в 1381-82 гг. В то же время, рассекречивание атомных проектов Ирана сделали очевидными руководству страны три пути решения вопроса:

-1- постоянное ограничение (приостановка) ядерных работ;

-2- переговоры с реальными силами, имеющими ядерную энергию, в особенности-США;

- 3- переговоры с реальными организациями, действующими на этой основе. Из этих трех путей, первый и второй вариант не являются действенными, по сравнению с ограничением (приостановкой) ядерных разработок, с учетом того значения, которое имеет эта энергия в системе стратегического развития ИРИ. Второй вариант, с учетом внутренних условий и отмеченного противостояния, так же представляется невозможным. Кроме того, шаги в этом направлении становились причиной откладывания подобных разработок. Переговоры с США требовали решения многочисленных вопросов и даже их подготовка требовала значительных предварительных договоренностей, достижение которых не представлялось возможным с той командой, которая была и есть у власти в США. Выбор второго варианта с рациональной позиции был бы приемлемым до того, как начались атомные разработки. Таким образом, ни один из первых двух вариантов решения вопроса не является оптимальным.

Третий вариант, как раз, представляется полностью реализуемым, так как, во-первых, в соответствии с идеей нераспространения, мирное использование атомной энергии или использование атома ради развития человечества делают возможными продолжение атомных разработок Ирана. Во-вторых, в связи с тайной деятельностью Ирана и международным прессингом по нанесению вреда международному имиджу ИРИ, принятием международных решений, делает невозможным продолжение его атомной деятельности. В-третьих, в ситуации, когда США готовятся к вооруженному нападению на Ирак и свержению режима Саддама Хусейна, использования ими стратегии опережающей атаки, увеличивается вероятность силового решения проблемы Ирана со стороны США. В то время, как около пол миллиона американских солдат с передовой военной технологией и вооружением вошли в регион присутствия, наилучшим вариантом было попутное решение проблемы Ирана. И хотя США не имело серьезного намерения нападать на Иран, данная возможность не должна была быть предоставлена Америке. В-четвертых, этот вариант больше совпадает с военными целями, подходами и стратегиями Ирана [40,120].

Не сформированное доверие между странами является основной причиной неудач на переговорах. С позиции ЕС, Иран засекретил свои многолетние разработки (как это было официально зарегистрировано МАГАТЭ) осуществляя их во взаимодействии с черным рынком ядерных ресурсов. Как сообщают многочисленные источники, МАГАТЭ составляет лист вопросов по поводу деятельности ИРИ, которая может быть связана с созданием ядерного оружия, что может являться серьезной угрозой [146,77].

Иран на этом этапе пришел к выводу, что переговоры безрезультатны, стороны переговоров искусственно затягивают время, намереваясь и дальше препятствовать доступу Ирана к атомной энергии. На этой основе генсек АГАТЭ Ирана 12 апреля 2007г. объявил, что Иран является самодостаточным в области центрифуг и добился реального обогащения урана [64,22].

После заявления генсека МАГАТЭ, Ахмадинеджад в своих выступлениях также провозгласил: «Я официально заявляю, что Иран присоединился к атомным державам мира. Центрифуги на уровне испытаний усовершенствованы, молодые специалисты в воскресенье 10 апреля 2007г. смогли добиться обогащения урана, необходимого для атомных станций» [64,18].

С этого момента мы становимся свидетелями поворота в отношениях ЕС с Ираном, вызванного конфронтационной и непримиримой позицией Ирана по атомной программе. Эти шаги Ирана шли в противовес целям и задачам внешней политики ЕС. На этой основе постоянные члены Совбеза ООН и Германия, после отчета генсека МАГАТЭ, в апреле 2007г. приступили к переговорам в Париже по вопросу продолжения исследований по обогащению урана в Иране и большого количества противоречий в вопросе принятия ядерной программы Ирана.

До начала переговоров Англия и Франция представили Китаю и России предварительный текст требований по основным моментам срочной приостановки Ираном действий по обогащению урана. Данный документ утверждает, что работы Ирана приводят к распространению ядерного оружия создают угрозу миру и международной безопасности. Европейские страны впредь будут относиться к Ирану как к стране, имеющей возможность разрушить международный мир и контролировать его.

После Парижских переговоров, 3 апреля 2007 г. три державы - Англия, Франция и Германия, вместе с США передали проект постановлений, предложенных ими в Совет Безопасности. Действительно, ЕС является торговым конкурентом США в регионе, а Иран - неосвоенным рынком, однако с момента перехода угроз Ирана в реальное поле, европейские страны и США объединяются против Ирана.

6 июня 2004 года страны- члены блока 5 + 1 вместе с Германией пришли к соглашению о стимулирующих предложениях по поводу свертывания Ираном его ядерной программы. Этот пакет был предназначен для приостановки Ираном работ по обогащению урана на газовых центрифугах [130,181].

Страны Запада выдвигали предложения заменить совместные ядерные проекты обычным экономическим сотрудничеством и обменом технологиями. В это время, после подписания соглашения группы 5+1 от 12 июня 2004 года тремя европейскими странами, состоялось заседание по передаче досье Ирана в Совбез, в связи с тем, что Иран не ответил на стимулирующие предложения по ядерной энергии, экономике и обмену технологиями. В этой связи была принята резолюция 1696 от 13 июня 2004 года против Ирана.

В августе этого же года Иран приступил к реализации проекта тяжелой воды в Араке и это стало поводом для усиления конфронтации Ирана с Западом. В этой связи 3 страны в рамках группы 5 + 1 решили обсудить наложение эмбарго на ракетную и атомную отрасли Ирана, в случае отказа им приостановки обогащения урана. На этой основе была принята 1737 резолюция Совета безопасности от 23 декабря 2004 года.

Второго марта 2007 г. генеральный секретарь МАГАТЭ объявил о построении атомной станции мощностью 3560 мегаватт в Дорхвине с использованием местных ресурсов и мощностей, что еще больше увеличило опасения европейских стран [288].

Четвертого марта 2007г.  европейские страны под предлогом продолжения переговоров стараются продолжить рассмотрение темы Ирана на Совбезе ООН. Результатом этих усилий явилось принятие 23 марта 2007 года  резолюции 1747 Совбеза ООН против мирных атомных разработок Ирана, где статья 41-7 главы Устава ООН обязывает его осуществлять указанные разработки под контролем европейских стран [288].

Девятое апреля 2007 года является днем вхождения Ирана в период промышленного производства атомной энергии. Через 7 месяцев стали доступны технологии производства тяжелой воды и через год после объявления об усовершенствовании ядерных центрифуг на испытательном уровне, 20.4.2007 г в Иране произошло большое достижение в развитии атомной отрасли. ИРИ с этого дня стал торжественно отмечать вхождение Ирана в период промышленного производства атома и в ряд стран, производителей атомной энергии. На празднике, в комплексе Натанз, в этот день участвовали Президент страны, лидеры страны, ученые атомщики, а также послы иностранных держав. Этот день был назван Национальным днем атомных технологий [288].

25 апреля 2007г. состоялись переговоры ИРИ с Х. Соланой в Анкаре. Доктор Лахиджани сказал о результатах этих переговоров: «Встреча с Соланой была очень плодотворной, а эти переговоры скоро будут продолжены. Думается, что мы близки к единству мнений. На этой встрече разработаны новые подходы, детали которых будут объявлены позднее». Солана так же осветил впечатления от переговоров: «Встреча была положительной, и мы движемся вперед. Атмосфера переговоров была хорошая, и мы продолжим эти переговоры» [288].

30 мая 2007 года состоялась встреча Соланы с Иранской делегацией в Мадриде. Доктор Лахиджани оценив переговоры как конструктивные и положительные, заявил, что эти переговоры будут вскоре продолжены. В этом же тоне высказался и Солана, что на данных переговорах были достигнуты продвижения по важным вопросам.

22 июля 2008 года в Лиссабоне состоялся новый раунд переговоров иранской стороны с Соланой. Это было продолжением переговоров в Анкаре и Мадриде, на них было достигнуто понимание необходимости продолжения переговоров с МАГАТЭ. Необходимость в проведении этих переговоров состояла в том, чтобы конструктивная атмосфера переговоров ИРИ и агентства под давлением некоторых стран не сменилась на  деструктивную.  Пресс-секретарь Соланы, оценивая Лиссабонские переговоры как очень конструктивные, отметил: за день до этой встречи д-р Лахиджани в Вене встретился с Мухаммадом аль Барадеем. В ходе этой встречи были достигнуты определенные продвижения по оставшимся вопросам. Это было положительным шагом к  повышению доверия. Он так же добавил, что Солана надеется, что сотрудничество ИРИ с агентством содействует созданию положительной атмосферы и позволит продолжить отношения [288].

28 сентября 2007г.: это дата принятия декларации министров иностранных дел 6 стран, в том числе, Англии, Германии, Франции в Нью Йорке, В которой вопрос конфронтационной позиции Ирана по ядерной программе подтолкнул три европейские страны к полному объединению позиций с США. В этой декларации Солану попросили переговорить с доктором Лахиджани. Шесть стран участниц так же пояснили, что так как Иран не соблюдал предписания 1737 и 1747 Совбеза ООН - не сократил разработку, переработку, обогащение и повышение секретности, пришли к согласию о том, что будет передана на голосование третья резолюция Совбеза ООН, на основании статьи 41 часть 7 Устава ООН. Хотя отчет от ноября того же года г-на Соланы и д-ра Лобрадо (после решения оставшихся вопросов рабочей программы) можно считать положительным результатом [288].

23.10.2007 г.: состоялись переговоры представителей ИРИ с Соланой в Риме. На этих переговорах доктор Лариджани и доктор Джалили были руководителями иранской делегации. Солана о результатах переговоров сказал: переговоры были конструктивными, следующий этап которых состоится в начале озармоха (конце ноября). Доктор Лариджани также сказал: «Переговоры были посвящены сотрудничеству ИРИ с МАГАТЭ. И на конечном их этапе были разработаны новые конструктивные предложения, которые могут стать основой достижений на переговорах». Джалили отметил благоприятные условия для продолжения сотрудничества: переговоры и сотрудничество являются нашим основным подходом. Исходя из внешнеполитической идентичности Ирана, основные темы, ставшие вызовами между ИРИ и ЕС, имеют способность не только не быть вызовами, а даже могут перейти в причины снятия непонимания в тематике сотрудничества. Действительно, эти переговоры, подобно большинству других, в особенности, начиная с 2005 г., не имеют в содержании никаких изменений. Однако, цель ЕС-предотвращение разработок по обогащению и отказ Ирана от приверженности разработкам по обогащению урана, - оказалась  не приемлемой для иранской стороны [130,44].

30.11.2007г. состоялись переговоры нового секретаря высшего совета национальной безопасности Ирана с Соланой в Лейдене. Д-р Джалили после переговоров оценил переговоры как продолжение подхода, который означает продолжение переговоров и сотрудничество с агентством. Мы нуждаемся в определенных рамках для переговоров и решения противоречий и думаем, что NPT и Агентство и есть для этого наилучшие рамки. Джалили также сообщил, что переговоры с Соланой прошли в атмосфере сотрудничества, демократии, безопасности по вопросам энергии, экономики и атомных проектов и добавил, что по поводу атомного спора предложения Ирана касаются трех осей сотрудничества ради разоружения, предотвращения распространения атомного оружия и мирного использования атомной энергии. Он также сказал, что были подчеркнуты три основы защиты прав Иранской нации как члена NPT, снятие противоречий на этой базе и сотрудничества на базе тематики данного спора. Д-к Джалили так же прокомментировал выступление Соланы о безрезультатности переговоров: «Мы защищаем права иранской нации, а то, что эта тема становится причиной чьего-то пессимизма, так это не наши проблемы» [289].

1 октября 2009 г. вновь начались переговоры Ирана с группой 5+1. Основной тематикой этих переговоров был второй пакет предложений Ирану этих стран. Переговоры в Женеве начались с участием Джалили и Соланы. Эти переговоры так же не увенчались особым успехом в запрещении Ирану в процессе обогащения, так как Иран начал процесс 20 % обогащения урана еще в начале того же года.

Возрастание напряжения в двусторонних отношениях и поведение властей ИРИ становится причиной того, что ЕС отказался от своей выгоды от экономических отношений с ИРИ. В той мере, какой Совет Европы и казначейство США в координации своих инициатив осуществлял еще более жесткие и односторонние санкции против Ирана, Совбез ООН принял резолюцию 1929 против ИРИ.

Лидеры ЕС единогласно назвали эти санкции против Ирана жестокими и жесткими, в том числе, так как они создавали препятствия в инвестициях в нефтяную и газовую отрасли Тегерана, сокращение возможностей по природному газу и его очистке. Данные шаги могли бы централизованно реализоваться в области торговли, банкинга и страхования, транспорта, в том числе, пароходства, авиации, газовой и нефтяной промышленности Ирана [286].

В данной области Совет Европы принимает декларацию стран членов ЕС против мирной атомной программы Ирана, которая гласит:

1.  Совет Европы подчеркивает свою тревогу по поводу атомной программы ИРИ и приветствует принятие резолюции 1929 Совета безопасности ООН, а так же ограничивающих шагов против ИРИ.

2-Совет Европы приветствует последние стремления Бразилии и Турции, направленные на поиск путей продвижения на основе соглашений по поводу исследовательского реактора Тегерана, которые были предложены Ирану в октябре 2009 года со стороны МАГАТЭ. Достижение соглашения с Ираном по поводу исследовательского реактора Тегерана могут стать увеличивающими доверие. Вместе с тем, Совет Европы подчеркивает, что это соглашение не сближается с действительной осью атомной проблемы ИРИ. Совет Европы требует от ИРИ участвовать в дебатах по поводу его атомной программы.

3- Совет Европы еще раз подчеркивает права и задачи Ирана соглашением о нераспространении атомного оружия (NPT). Совет Европы глубоко обеспокоен (сожалеет), что Иран не использовал большинство возможностей, предоставленных ему ради снятия опасений международной общественности по поводу сущности атомной программы. Намерения Ирана по обогащению урана до 20%, которые идут вразрез с его обязанностями по резолюции Совбеза ООН и Совета директоров МАГАТЭ, еще больше увеличивают эти тревоги. На этой почве Совет Европы указывает на последний отчет за 13 месяцев.

4-под этим условием были включены новые ограничивающие меры. Совет Европы, указывает на свою резолюцию от 11.12.2009 г. и с учетом тех шагов, которые предприняты Советом министров иностранных дел, хочет на следующем заседании обсудить меры по осуществлению санкций, в соответствии с резолюцией № 1979 Совбеза ООН, а также сопутствующих мероприятий. Это должно быть согласованно с торговыми центрами, особенно, торговлей товарами двойного использования и больших ограничений по торговому страхованию, товарной части; в том числе - увеличились ограничения иранских банков, в банкинге и страховании, отраслях транспортировки и перевозки ИРИ, особенно пароходных путей ИРИ, ее подчиненность, воздушных суден, ключевых структур нефтяной и газовой промышленности; вместе с запретом новых вложений, технологического сотрудничества, это касалось и перевозок, передачи технологий, оборудования и соответствующих служб подобных центров, особенно, связанных с центрами добычи и обработки природного и жидкого газа, новых запретов по оформлению виз, ограничений на вывоз и зарубежное использование капитала, особенно для членов гвардии защитников революции Ирана.

Для решения ядерной проблемы Ирана и формирования его ядерной идентичности большое значение имеет сотрудничество ИРИ с Российской Федерацией, о чем было сказано выше. Конкретизируем содержание интересов сторон и их влияние на ядерную идентичность Ирана.

Ряд экспертов  выделяют следующие интересы России в сотрудничестве с Ираном по атому:

1.- РФ старается путем сотрудничества с Ираном, получить преимущество перед Западом, то есть разыграть карту Ирана в отношениях с Западом, особенно с США. Один из ярких примеров этого переговоры Гор-Черномырдин в 1995 году, где США и РФ пришли к соглашению по поводу продажи оружия Ирану. Этот секрет был раскрыт позже. Второе важное изменение на этой основе - совместная симпатия руководителей США и РФ в Санкт Петербурге в 2002 году, когда РФ решило не противодействовать своими требованиями нападению на Ирак со стороны США.

2.-геополитическое использование Ирана. С этой позиции России соответствует позиция геополитики Ирана в политических отношениях с Западом. В соответствии с данной позицией Россия выступает против сторонников Атлантики и Запада в собственных политических элитах, которые больше склонны к сотрудничеству с Западом. Поддержка влияния России в Азии и, в частности, сотрудничества с Ираном принадлежит партии националистов, коммунистам, военным, представителям силовых ведомств и военно-промышленного комплекса. В этой позиции геополитическое место Ирана, после казни Саддама Хусейна, Москва представляет собой как объединение региона под ее контролем той или иной степени и в ее интересах.

С позиции национальной гордости и приобретения престижа, ядерное сотрудничество Ирана и РФ относится к предмету национальной гордости России, служит ее укреплению. Хотя экономические интересы процесса атомных технологий для России и важны, однако необходимо так же учитывать национальную гордость и престиж России как наследника Советской империи. С этой позиции, если прекращение ядерного сотрудничества с Ираном, и вызовет экономические убытки, то они не будут на столько значительны, чтобы вызвать в России хозяйственный кризис. Но, в то же время, урон нанесенный национальной гордости и политической репутации Москвы в регионе и мире будут на столько высоки, что руководители России будут воздерживаться от того, чтобы предпринимать серьезные меры против Ирана, особенно, учитываая, что Россия, за последние годы много сделала для того, чтобы восстановить свой потерянный имидж [140].

Ряд других экспертов выдвигают три видениях развития событий по поводу атомного сотрудничества РФ и Ирана:

Первое видение основано на уверенности в том, что правительство РФ будет стараться приобрести контроль над передачей технологий и ядерного сырья в Иран, но не сможет контролировать деятельность внутренних организаций, министерств и различных компаний.

Второе видение основано на уверенности в том, что РФ заинтересована в защите и продолжение особенного сотрудничества с Ираном и хочет, с целью усиления Ирана поддержать его военные нужды. В соответствии с этой позицией, правительство будет не совсем последовательно в предотвращении транспортировки сырья, технологий и атомного оборудования Ирану, хотя внешне будет сохранять хорошие отношения с Вашингтоном и отвечать положительно пожеланиям США.

Третье видение основано на уверенности в том, что РФ будет следовать в отношениях с Ираном политике затягивания времени, или же в решении некоторых проблем Ирана воздержится от развития отношений сотрудничества, передачи оборудования и технологий, для укрепления атомной мощи Ирана (против которого выступает США).

Думается, РФ на деле использует комплекс из этих трех видений, поэтому  его сотрудничество с ИРИ и не являлось ровным и всегда предсказуемум. По этой причине можно сказать, что в основном сотрудничество Ирана в военной и оборонной области не состоят исключительно из атомного [175,2].

По этому поводу Д.А. Медведев на встрече в Давосе утверждал невоенный характер ядерной программы Ирана. Вместе с тем, министр иностранных дел РФ С.Лавров «Раша Тудей» сказал по поводу новой позиции: «Я уверен, что санкции против Ирана практически потеряли свою эффективность. Защита Россией резолюции не означает, что мы защищаем ужесточение санкций против Ирана. Ужесточение санкций против Ирана означает увеличение давления на Иран, что может привести к гуманитарной катастрофе, чего мы не можем допустить». Конечно же, С. Лавров 20.9.1384 г. (2006г.) в интервью русскому информагентству Новости ТВ «Раша Тудей» сказал, что Россия выступает против всяческой политизации проблемы, кроме поддержки режима нераспространения [284].

Эти изменения отношений имеют разные причины, в их числе, можно указать на такие: явления, связанные с президентскими выборами в Иране в 1388 году(2010) и создание лозунгов против РФ не остались безответными в этой стране. Россия в течении 6 месяцев по поводу этих явлений выпустила три заявления. В первом их них Россия подчеркивает, о своем невмешательстве во внутренние дела ИРИ. Во втором, РФ просит ИРИ в своих шагах следовать идеологии соблюдения прав человека. И в последнем, РФ подчеркивает, что Иран должен прекратить насилие над человеком. Причиной подобного изменения мнения можно считать позицию общественного мнения в ИРИ, выраженную в ходе обсуждения проблемы на сайтах и в СМИ. Например, в одном обмене мнений, 94%, отвечавших сказали, что не доверяют России. Более того, на сайте РИА Новости, имеющем тесные связи с МИД РФ, подобный обмен мнений показал, что 96% отвечавших придерживаются такого же мнения. Эти результаты отразились на публикациях по Ирану. Например, в двух статьях Денисова и Сазина указывается на эти результаты и отмечено, что правительство РФ потеряло доверие народа Ирана. Данная проблема отражает ту реальность, что сотрудники международных организаций имеют либеральное видение. Подобные исследовательские центры обычно в сравнение с особо государственной позицией, более интернациональны и на самом деле, выражают большую солидарность с оппозиционными взглядами, нежели с позицией правительства.

Еще одна интересная проблема такова, что большинство экспертов сравнивают ИРИ с СССР. Русские уверены в том, что те меры, что осуществляет правительство ИРИ, подобны тем, которые совершало прошлое правительство СССР. Подобные выступления и исследования по поводу внутреннего состояния Ирана влияют на решения влиятельных органов России и порождают отрицательное отношение к Ирану.1

В период после 11 сентября 2001 года произошли изменения в режиме безопасности РФ и США, что сказалось и на отношениях с ИРИ. В этой связи, можно указать на совершенно открытые указания русских на невозможность доступа ИРИ к Черному морю, участие в учениях на Черном море, хотя ИРИ на протяжении многих лет подчеркивает свое намерение не использовать Черное море в военных целях, на продолжение и развитие двухсторонних отношений, в представление Ирана в свете его деяний [173,48].

Вместе с тем, 11 сентября 2001г. не изменило коренным образом атомное сотрудничество РФ и ИРИ, т.к. хотя международная система после 11 сентября изменила ситуацию в международных отношениях, однако особенных изменений во внутренних факторах, влияющих на международные отношения, не произошло [181].

Из выступлений Путина В.В. можно понять, что политика РФ по отношению к ядерной программе ИРИ после 11.9.2001 г. определяется следующими факторами:

Во-первых, РФ не намерена под давлением Европы и США отказываться от ядерного сотрудничества с ИРИ; Во-вторых, РФ выступает против узурпации ядерного рынка со стороны США. В-третьих, РФ выступает против превращения ИРИ в ядерную державу и приобретения ею независимости от РФ в ядерной сфере. В-четвертых, РФ остается сторонницей решения ядерного досье ИРИ путем переговоров: так, чтобы не упустить интересов на Западе, как и не навредить своим интересам от сотрудничества в ядерной отрасли с ИРИ.

Тем самым мы видим, что Россия ищет подходы к решению ядерной проблемы Ирана с точки зрения собственной внешнеполитической идентичности и в меньшей мере ищет опору для своих решений во внешнеполитической идентичности Ирана, хотя, в отличие от Западных стран, и принимает ее во внимание. Важнейшим моментом является то, что Россия ни в каких условиях не будет принимать ядерный Иран и выступает против того, чтобы Иран стал ядерной силой рядом с его границами [101].

Безусловно, Россия ни в коем случае не желает, чтобы Ирану стали доступны атомное оружие и необходимое оборудование для использования атомного оружия. Если вдруг это станет реальностью, то моментально изменится расклад сил и баланс региона от Кавказа до Центральной Азии против Москвы. Россия с начала 19 века имеет влияние в этом регионе и даже после распада СССР желает сохранить свою позицию в этом регионе. Москва имеет свое особое мнение по проблеме реального режима Черного и Каспийского  морей, границ региона, которые усложняют проблемы Ирана. Если же Иран получит доступ к ядерной мощи, Россия больше не сможет легко не обращать внимания на противоречия с Тегераном на этой почве. Действительно, атомный Иран является серьезным конкурентом России в регионе от Кавказа и до Таджикистана. Атомная мощь может создать такую атмосферу вокруг Ирана и в той мере, что соседние страны, такие как Туркменистан, будут вынуждены осуществлять нужную для Тегерана политику. Данное положение может иметь влияние на запутанную энергетическую проблему Каспийского моря [283].

Ядерные отношения Ирана и РФ с вниманием на политическую идентичность, постоянно подчинены способу самопредставления  руководителями этих стран. Каждый раз, как становятся центром внимания экономические вопросы, отношения складываются искренними и близкими, Бушерская АЭС считается примером сотрудничества двух стран. На самом деле, было большое количество случаев, которые завершались ухудшениями двухсторонних отношений, в том числе, поддержка Россией антииранской резолюции на Совете директоров МАГАТЭ.

В.В.Путин в ходе своего визита в 2012 году в Израиль, сказал жесткие, но противоречивые слова по поводу ядерной программы ИРИ: «Мы в настоящее время больше США осведомлены о ядерной мощи Ирана». В конце своей речи В.В.Путин сказал Нетаньяху, что использование силы со стороны Израиля против ядерной программы ИРИ не имеет необходимости. Это в то время, как Израиль хорошо осведомлен о той помощи, которую оказывала Россия для того, чтобы развить атомную отрасль ИРИ. Он так же сказал по этому поводу: «Существование ядерного оружия в руках Ирана противоречит интересам России. Поэтому эта страна не получит доступ к подобному оружию» [282]. Такая пульсация во внешней политике РФ есть показатель того, что она в своей новой политике не остановится не перед чем ради достижения своих целей. На практике РФ опираясь на эту политику, проводила 2010 год, в котором одним из основных дебатов являлся «договором о новом ПРО». Россия, ради достижения целей по получению помощи для своей модернизации, защитила экономические санкции против Ирана. Осенью 2010 года, для принятия ПРО в трактовке «САНО» США и истинными противоречиям между РФ и США, в Европе был заложен щит от ракетных ударов на США. США предложило новое сотрудничество РФ для получения ее согласия.

В отношениях РФ с Азиатско-Тихоокеанским блоком, внешняя политика русских больше была направлена на развитие торгово-экономических отношений. На многочисленных встречах с лидерами Китая, Южной Кореи, Вьетнама, Индии и др. стран, Президент и премьер-министр РФ подписали большое количество решений, протоколов и договоров. Это в то время, как Россия теряет свою позицию на рынках сбыта вооружений.

Новая внешнеполитическая доктрина России является развитием прежней «доктрины», озвученной в июне 2000 года В.В.Путиным - тогдашним Президентом РФ. В «Новой доктрине внешней политики России» с позиции Медведева Д.А., основными осями являются и находятся на первом плане: увеличение присутствия России в мировых процессах, отказ от идеологического противостояния и наследия холодной войны, внимание к процессам глобализации и их вызовам, отказ от понятия «враг» в отношениях с Западом, а вместо него использование слов «дружба», «сотрудничество», «защита принципов международного права», предотвращение принятия единоличных решений новых мировых режимов, которые вновь формируются и желание активного участия Россия в мировых процессах, и наконец- участие в определении внешней политики Европы и Америки в отношении Африки и Латинской Америки, а также, обращение внимания на страны с общими интересами. Д.Медведев познакомив страну с «Новой доктриной во внешней политике России» объяснил основные пункты программы действий, состоящие в защите национальных интересов страны и защите принципа международности в отношениях. Таким образом, можно сказать, что основные изменения, ожидаемые Западом, осуществились с приходом нового лидера России к власти и Москва была готова к принятию не случившихся односторонних преимуществ. Как бы Москва объявила о готовности не критиковать Запад, осуществляя более гибкую дипломатию и повернуться к новым предложениям по переговорам и конструктивному сотрудничеству [172].

Руководитель МИД РФ, указывая на то, что русские приветствовали посещение атомных объектов Ирана, сказал: причинами их неучастия в программе этих визитов было политическая. Теперь же в ядерной программе Ирана существует 4 противоборствующих стороны. Первая – группа 5+1, которой руководит Европа; вторая сторона- США, путь которого несколько различается от ЕС, хотя они дополняют друг друга, третья сторона-Россия и Китай, а четвертая- Турция, Бразилия и др. страны движения неприсоединившихся. Среди этих четырех сторон  самой доброжелательной является позиция России и Китая.

С созданием Бушерской АЭС Россия «де-факто» уже признала Иран как атомную державу. Это обстоятельство становится причиной того, чтобы будущие интересы носили характер мирного атомного сотрудничества Ирана с Россией. Россия, с одной стороны, желает обеспечения монополии на ядерное топливо для Ирана и используя финансовые прибыли от этого, в сценариях сотрудничества с другими странами Запада, с введением в строй Бушерской АЭС не может не учитывать потребностей Ирана в самостоятельном обогащении. С другой стороны, интересы России в сохранении объемов сотрудничества и баланса с Западом также будет сохранять вместе Иран и РФ. Условием этого нового положения является обеспечение политической атмосферы для развития обсуждений Иранской проблемы. Это обстоятельство может создать еще одну пустоту в тематике других сторон на атомных переговорах с Ираном.

Можно констатировать, что в международном общественном мнении сложилась негативная для Ирана картина его позиции по ядерной проблеме. Участники переговоров считают, что Иран в атомной программе преследует целью создание реакторов полного сгорания атома в самом Иране, приобретения доступа к возможности создания атомного оружия, создание атомного оружия способного атаковать на дальние расстояния внутри и за пределами Центрального Востока.  Обеспечив Иран свободным потоком инвестиций, международное сообщество найдет доступ к международному и региональным рынкам. Может быть, Иран примет то, что с точки зрения науки останется неядерным и с этой позиции останется верным требованиям договора о нераспространении ядерного вооружения, однако Иран будет подчеркивать, что его ядерная программа будет на грани ядерной, т.е., той модели, которой придерживается Япония. То обстоятельство, что, примет такое условие или нет международное сообщество, в определенной степени зависит от вида отношений мировой общественности к Ирану. Можно допустить, что ядерная мощность будет в руках Ирана, государства, которое подобно правительству Шаха, или же правительству, в котором утвердились некоторые демократические изменения. Однако Иран, с его воинственным характером, не будет адекватно воспринят на мировой политической арене и встанет перед ограничениями и экономическими санкциями международной общественности.

В рассмотрении атомных преобразований в Иране, в 1372 год (1994г.) был сопряжен с особенно значимыми явлениями. С этой точки зрения 72 год является поворотной точкой, где большинство стран пересмотрели параметры своего сотрудничества с Ираном и оставили его в одиночестве в стараниях к приобретению ядерных технологий.

В этой связи, в конце 1372 (1994) года был создан Совет по Технологиям. На этом Совете было решено, что с присоединением одного проекта Бушерской станции, так же будут созданы 6 АЭС, в то же время, Иран должен сам обеспечивать топливом АЭС.

Иран в эти годы смог получить доступ еще к нескольким ядерным технологиям на основе реакторов и т.д., в том числе добился:

- создания металлургического предприятия циркония (ZPP)

- предприятия по производству радиоизотопного молибдена, идзенон (Завод Mix)

- многопрофильного предприятия Чобир бин Хаян (11) (JHL)

- испытательного полигона по производству топлива (FFL) (12)

- пилотного предприятия по обогащению топлива (PEEP) (13)

- предприятия по производству и обогащению топлива (FEP) (14)

-предприятия по управлению Забола (WHF)(15)

-хранилища радиоактивного Забола и т.д. [276].

С полной уверенностью правительство Хотами и нового директора атомной энергии атомной Организации Ирана заявили о создание и совершенствование атомного оборудования, тем самым Иран вошел в новую технологическую фазу. В то время, Иран провел ряд консультаций с Россией по поводу развития строительства станции в Бушере.

Подобные консультации прошли в атмосфере, когда США старалась создать препоны в развитии деятельности Ирана, ставшие причиной отмены и замораживания большинства ядерных проектов Ирана [276]

Сегодняшнее правительство при новом подходе постоянно подчеркивает во всех выступлениях и переговорах права Иранской нации на атом. При этом правительство Роухани исходит из того, что возможно и необходимо достичь согласия на переговорах по иранской атомной проблеме, не нарушая идентичности их участников, получая результат, устраивающий все их стороны.   Как бы того не хотела какая-либо страна, сейчас невозможно исключить Иран из рассмотрения и решения важнейших мировых проблем, будь то проблемы Среднего Востока, энергетическая проблема либо борьба с терроризмом.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Выполненная диссертационная работа  содержит теоретический анализ имеющихся источников по проблеме политической идентичности и онтологической безопасности государства. Полученные результаты данного анализа применены к рассмотрению атомной (ядерной) идентичности Исламской Республики Иран, как элемента его внешнеполитической идентичности. Также рассмотрены основные контуры, исторические этапы и результаты процесса формирования внешнеполитической идентичности Ирана на современном этапе.

В главе первой  «Понятия политической идентичности и онтологической безопасности в современной политической науке» рассматриваются имеющиеся в мировой, российской и таджикской научной литературе концепции политической идентичности и онтологической безопасности.

В первом параграфе указанной главы раскрыто содержание и установлен объем понятия «политическая идентичность». Рассматривается краткая история формирования данного понятия в мировой политологической науке, выделяется, вслед за другими авторами, три волны внимания к указанному понятию. Также в этом параграфе отмечается влияние общесоциологических парадигм этнометодологии и социального интеракционизма Гарфинкеля, Гидденса и Шюца на содержание понятия «политическая идентичность». В завершение параграфа автор обращается к пониманию политической идентичности в новейших исследованиях таджикских и российских ученых-политологов, дается аргументированный вывод рабочего определения понятия «политическая идентичность», используемого для целей данного исследования.

Во втором параграфе первой главы исследования обращается к формулированию понятия «онтологическая безопасность», как совокупности угроз политической идентичности государства, реализация которых приводит к ее изменению или уничтожению. В разработке данного концепта автор опирается на теорию конструктивизма, представленную в работах Э.Гидденса и А. Вендта. Раскрывается взаимосвязь онтологической безопасности и внешнеполитической идентичности, классифицируются существующие угрозы и способы их избежания. Рассматривается вопрос о взаимосвязи понятий внешнеполитическая идентичность и суверенитет государства, а также физической и онтологической безопасности. Обращается внимание на тот момент, что в межгосударственных отношениях имеет существенное значение представление об объеме суверенитета другой стороны, которое является элементом внешнеполитической идентичности в части представлений «О Другом». Данный тезис подтверждается наблюдениями того, что партнеры Ирана по переговорам считают его суверенитет ограниченным, не признавая за ним права на ведение самостоятельных разработок в области атомной энергетики без надлежащего контроля с их стороны.

Вторая глава исследования - «Взаимоотношения Ирана с Европейским Союзом и Россией в контексте формирования атомной идентичности Исламской Республики Иран » посвящена применению положений и методов, изложенных выше теоретических парадигм к процессу формированию политической идентичности Исламской Республики Иран на современном этапе. В силу обширности предмета выделяется один из его элементов — формирование «ядерной идентичности Ирана», связанный с наиболее острой для иранского государства внешнеполитической проблемой, - реализацией права ИРИ на мирный атом.

Первый параграф второй главы посвящен анализу содержания политической идентичности Ирана. В нем выделяются такие черты (мыслеформы) как независимость, свободолюбие, следование исламским канонам, вера в торжество идей исламской революции и процветание иранского общества. Также отмечается, что внешнеполитическая идентичность Ирана на современном этапе является результатом сложного, многогранного исторического процесса, не учет которого приводит партнеров Ирана по атомным переговорам к ошибкам в понимании мнения ИРИ по тем или иным вопросам.

Рассматриваются позиции ведущих стран Европы — Германии, Франции, Великобритании и Российской Федерации по атомной проблеме Ирана, выявляются те черты их политических идентичностей, которые обусловили установки этих государств и их интересы на переговорах по данному вопросу. Также выделяются черты внешнеполитической идентичности Ирана, способствовавшие конфронтационному и затяжному характеру переговоров по атомной проблеме. Отмечается неравномерность в отношении ведущих мировых держав как к самой атомной проблеме Ирана, так и к переговорам с ним по ней, что подтверждает сделанный в первой главе вывод об удвоении объекта исследования политической идентичности на изучение самой идентичности и политики идентичности.

Второй параграф главы посвящен конкретным событиям, связанным с атомной проблемой Ирана, ходу переговоров и отражению этих фактов действительности на внешнеполитической идентичности Ирана. Особое внимание обращается на те угрозы онтологической безопасности ИРИ, которые были созданы участниками переговоров для достижения своих целей на них, а также тем способам, которые применялись Ираном для их нейтрализации. На конкретном материале показывается, что если бы участники переговоров изначально учитывали бы внешнеполитическую идентичность Ирана и не прибегали бы к угрозам его онтологической безопасности, достижение позитивных результатов возможно было бы в более короткие сроки. Обращается внимание и на то, что участники переговоров не стремились к сохранению собственной внешнеполитической идентичности в глазах Ирана, изменяя свою позицию либо под взаимным воздействием, либо в силу текущих интересов на международной арене, а затем возвращаясь к более ранней своей позиции. Изученный материал позволяет также придти к выводу о том, что новая внешнеполитическая идентичность Исламской Республики Иран предусматривает и иную ее роль на международной арене, как равноправного партнера с ведущими мировыми державами, как регионального центра силы. Этому спаособствует и факт формирования данной идентичности в не простых условиях конфронтации, под воздействием исламских дебатов, с позиционированием против арабов, сионизма и международного терроризма, противостоянием к вмешательствам в атомную программу Ирана.

В этом параграфе уделено внимание и тому факту, что изменение идентичности участников переговоров, происшедшее в последнее время, позволило им практически уже придти к достижению соглашения, при этом реализовав свои собственные интересы и не понеся потери в собственном статусе как государств.

Далее в параграфе рассмотрена атомная программа Ирана в ее взаимосвязи с отношениями с Россией. Иран и РФ имеют давние исторические, культурные и экономические связи. В послереволюционные годы Иранская политическая идентичность, как международного актора, стала перед кардинальным переворотом. На основе этого переворота, большинство принятых правил в международной системе были отменены в связи с революцией; исламский контекст стал формирующим лейтмотивом этой идентичности с романтическим подходом и Иран был на грани краха системы.  Данная работа рассматривает многогранный подход России к атомной программе Ирана в послереволюционный период и влияние идентичности России и Ирана на вид отношений, сформировавшихся между ними.

В последние годы после революции произошли изменения ценностей и идей в обществе, идентичности Ирана на международном уровне. В результате этих изменений правительство Ирана приобрело антиимпериалистическое и романтическое значение и для большинства великих держав мира стало представляться как непосредственная угроза. Пик этого противостояния был направлен на Запад и в особенности - на США. Но на втором этапе выявились противоречия в отношениях, завязанных с СССР, которые имели колонизаторские особенности.

Постепенно, с крахом СССР, отношения России с Ираном вошли в новый виток. Ядерные отношения Ирана и РФ с вниманием на идентичность всегда были подчинены по виду интерпретации себя перед руководителями другой страны. Каждый раз, когда экономическая тема была под пристальным вниманием, складывались очень близкие и хорошие отношения. В кругу проблем безопасности и обороны, в том числе создания атомной программы Ирана, Россия, с учетом механизма мировой системы и собственных интересов, выступала на стороне Ирана. Так в определенной мере действия России с Ираном, находятся под воздействием идентичности Ирана на мировом уровне.

Основные повороты во внешней политики России по атомной программе ИРИ в последние годы являются показателем недостатка единства в принятии решений в этой стране. Иран, с одной стороны, может быть партнером России для создания баланса сил против присутствия Запада в регионе, с другой стороны, может стать дестабилизатором безопасности и спокойствия. Представление об идентичности Ирана на международной арене, в России составляется из этих двух аспектов.

Пульсация во внешней политике России является показателем того, что эта страна в своей новой политике стремится достигнуть своих целей любыми средствами. Россия в обмен на поддержку Запада в модернизации, встала на сторону экономических санкций против Ирана. Осенью 2010 года в борьбе за принятие «ПРО» со стороны США и появились противоречия между США и РФ по поводу размещения защитного щита от ракет России. США для приобретения голоса РФ, предложила совместное сотрудничество.

Что касается оси Азиатско-Тихоокеанского региона, внешняя политика РФ больше концентрировалась на развитие торгово-экономических отношений во внешней политике. В ходе многочисленных визитов в Китай, Южную Корею, Вьетнам, Индию и другие страны региона, руководители страны подписали большое количество соглашений и протоколов. Это все сопряжено с тем, что Россия встала перед проблемой потери своей позиции на мировых рынках вооружения и хочет играть более значимую роль в своих отношениях со странами региона.

Новая внешнеполитическая доктрина России является развитием предыдущей доктрины, которая была предложена В.В. Путиным - тогдашним президентом РФ в его первый президентских период. В ней нет особо новых моментов. В «Новой доктрине внешней политики РФ» Д.Медведев указал на основные оси, как:

-укрепление роли России на международной арене;

-мировая политика, трансформировавшаяся в международных отношениях, должна быть отложена перед наследством холодной войны и процесса глобализации и вызовы, появившихся в ее следствии, которые не хочет воспринимать Запад; отказ от понятия «враг» и использование вместо него - понятий «конкуренция» и «сотрудничество», защита принципов международного права, предотвращение от односторонних действий новой мировой системы, которая еще формируется, а Россия хочет активно участвовать в том процессе, и наконец, определение внешней политики Европы и США c приоритетом в сторону Африки и Латинской Америки, как к странам общих международных интересов. Д. Медведев, представив стране свою доктрину, расставил в ней акценты, основными из которых остается защита национальных интересов и принципов международного права в межгосударственных отношениях. Таким образом, можно сказать, что основных изменений, ожидаемых Западом, состоявших в предоставлении льгот Западу со стороны нового руководства страны, не произошло. Хотя Москва подчеркивала свои стремления к готовности отказаться от критики Запада, осуществлению более гибкой дипломатии и повернуться к новым предложениям и переговорам о сотрудничестве.

Естественно, в предлагаемом исследовании удалось охватить лишь небольшой по объему материал, относящийся к теме и рассмотреть далеко не полностью ее предметное поле. Сложность и многогранность темы еще ждет своих дальнейших исследований, они могут стать основой самостоятельного направления в современной иранистике. К числу вопросов, требующих скорейшего и серьезнейшего внимания можно отнести следующие.

В предлагаемой работе лишь всколзь затронут субъектный состав процесса формирования политической идентичности Ирана. Как отмечалось в тексте, в Исламской Республике Иран существует ряд органов, принимающих значительное, если не решающее, участие в формировании ее политической идентичности, при этом уникальных для этого государства. К их числу относятся Лидер нации — Аятолла, Высший совет исламской революции, Совет улемов. Более подробный анализ участия каждого из этих органов в разработке политической идентичности и обеспечении онтологической безопасности Ирана должен явиться предметом самостоятельного исследования.

Иран — страна древнейшей истории. Ее политическая история насчитывает более 4 тысячелетий. На Земле не так уж и много государств, которые бы имели такую большую и многообразную политическую историю. Безусловно, что каждый этап истории оставил определенный след в исторической памяти народа и оказывает влияние на современную политическую идентичность ИРИ. Выявление исторически маркированных элементов содержания политической идентичности — предмет следующего возможного исследования.

Результаты проведенного исследования позволяют выдвинуть гипотезу о наличии сходства в содержании и процессе формирования политической идентичности Исламской Республики Иран, Республики Таджикистан и Российской Федерации. Подтверждение или опровержение этой гипотезы также может выступить темой самостоятельного исследования.

Автор надеется, что проделанная им работа и сделанные выводы найдут применение в деятельности государственных органов Исламской Республики Иран, помогут в преодолении еше имеющихся противоречий в отношениях между Исламской Республикой Иран и Российской Федерацией, позволят народам Ирана, Таджикистана и России лучше понимать друг друга, принимать участие в совместном решении актуальных международных проблем и сделать общий вклад в обеспечении мира и безопасности на Земле.

ЛИТЕРАТУРА

1.  Ганковский Ю.В. Новое исследование проблем исламской революции в Иране // Восток. – 1994. – №3. – С. 13.
2.  Stempel, John D. Inside the Iranian Revolution. – Bloomington: Indiana University Press, 1981. – P. 117.
3.  Gnoli, Gherardo. The Idea of Iran. – Roma: Istituto Italiano per il Medio ed Estremo Oriente, 1989. – P. 32 – 33.
4.  Mohamad Tavakoli-Targhi. Refashioning Iran: Language and Culture During the Constitutional Revolution. – Iranian Studies, vol. 23, numbers 4, 1990. – P. 77 – 101.
5.  Savory, Roger. Iran under the Safavids. – Cambridge: Cambridge University Press, 1980. – P. 132.
6.  Katouzian Homa. State and Society in Iran: The Eclipse of the Qajars and the Emergence of the Pahlavis, I.B. Taurus, 2000. – P. 77, 327–328.
7.  Firoozeh Kashani-Sabet, Fragile Frontiers: the Diminishing Domains of Qajar Iran. Int’l. Journal of Middle Easter Studies, vol. 29, 1997. – Р. 205–207.
8.  Хабар-о-назар. – Тегеран, 1980. – № 118, 128.
9.  Ушаков В.А. Иран и мусульманский мир (1979–1998 гг.). – М., 1999. – С. 85.
10.  Аберкромби Н., Хилл С, Тернер Б.C. Социологический словарь, 2008 г.
11.  Махмадов А.Н. Безопасность как основное средство общественных отношений. Душанбе, 2006;
12.  Махмадов А.Н. Концепция национальной безопасности и некоторые ее особенности // Известия АНРТ. Серия философии и политологии.- Душанбе, 2007, №1,2 (на тадж. яз.);
13.  Махмадов А.Н.Безопасность как явление политической системы.- Душанбе, Ирфон, 2007.(на тадж. яз);
14.  Махмадов А.Н.Безопасность: защита национальных интересов и перспективы их развития. (Материалы республиканской конференции 17-18 октября с.2007г.-Душанбе, 2007)(на тадж.яз.)
15.  Зокиров Н.Г. Национальные интересы Таджикистана. Душанбе, 1997, 4-6(2);
16.  Зокиров Н.Г. Политическая независимость. -Душанбе: Сино, 2001 (на тадж.яз);
17.  Зокиров Н.Г. Терроризм. -Душанбе, Хумо, 2004;
18.  Самиев А.Х. У истоков военной доктрины Республики Таджикистан// Народная газета, 1993, февраль;
19.  Самиев А.Х. Военная стратегия будущего Таджикистана// Материалы Международной конференции «Миротворческие процессы в Таджикистане» - Душанбе, 1999;
20.   Самиев А.Х. Военная доктрина Республики Таджикистан и проблемы национальной интересов как фактор развития государственности. Автор.дисс.кан.полит.наук. -Душанбе, 2006;
21.  Асадуллоев И.К. Таджикистан: пограничная зона и экспансия подобия.- Душанбе: Шарки Озод, 2000;
22.  Асадуллоев И.К Экспансия подобия, демократия и Таджикистан. -Душанбе: Шарки Озод, 2002;
23.  Джалилов К. Национальные интересы Таджикистана и вопросы безопасности// Джунбиш, 19сентября 1998 (на тадж.яз.);
24.  Додихудоева Л.Н. Защита внутренней и внешней аспектов безопасности человека // Таджикистан и современный мир. №2, 2003 (на тадж. яз.),
25.  Раджабов Ш.А. Социально-политические проблемы безопасности в современных условиях: опыт Таджикистана. Дисс.канд.полит.наук:23.00.02 - Душанбе, 2007.
26.  Майтдинова Г.М. Пограничные проблемы Таджикистана: реалии и международное сотрудничество по обеспечению безопасности границ \\ Материалы международной научной конференции. Душанбе, 27 марта 2009г.;
27.  Рахмонов А.С. Современные угрозы и вызовы национальной безопасности Республики Таджикистан// Проблемы модернизации и безопасности государств Центральной Азии и России в новых геополитических реалиях. Материалы международной научной конференции (Душанбе, 9 ноября 2010 г), РТСУ, 2011 и т.д.
28.  Архив внешней политики Российской Федерации (АВП РФ). Фонд 94 «Референтура по Ирану».
29.   АВП РФ. Ф.94,Оп.23а.Д. 1 -3.
30.   АВП РФ. Ф.94.0п.24. Д. 13.1. АВП РФ. Ф.94.0п.26. Д.4.
31.   Российский Государственный Архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф.122. «Комиссия ВЦИК и СНК РСФСР по делам Туркестана (1919-1922)».
32.  РГАСПИ. Ф.122.0п.1. Д.261.Л.35
33.   Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). ГАРФ. Ф.130.0п.4. Д. 464(2). Л.87-91.
34.   Али Акбар Велаяти. Конструктивная роль ИРИ в обеспечении региональной безопасности. // Третий взгляд. М., 1997, № 44.
35.   Договор о нераспространении ядерного оружия от 1 июля 1968г.//Сборник действующих договоров, соглашений и конвенций, заключённых СССР с иностранными государствами. М., 1973. — Bbin.XXVI. - С. 45-49.
36.   Доклад Генерального директора МАГАТЭ об осуществлении гарантий МАГАТЭ в Исламской Республике Иран. Документ МАГАТЭ GOV/2003/75. - 2003.- 10 ноября.
37.  Доклад Генерального директора МАГАТЭ об осуществлении гарантий

МАГАТЭ в Исламской Республике Иран. Документ. МАГАТЭ' вОУ/2003/75. - 2003.- 10 ноября.

1.   Доклад Генерального директора МАГАТЭ об осуществлении гарантий - МАГАТЭ в Исламской Республике Иран. Документ МАГАТЭ 00у/2004/60. - 2004.- 4 сентября.
2.   Документы внешней политики СССР. Т. 1. М., 1957.
3.   Интервью президента ИРИ американской телевизионной компании СNN //Третий взгляд. М., 1995. № 39.
4.  Концепция внешней политики Российской Федерации. // Информационный бюллетень МИД РФ. 10 июля 2000г.
5.   Осуществление гарантий МАГАТЭ в Исламской Республике Иран. Резолюция, одобренная Советом управляющих МАГАТЭ. -Документ МАГАТЭ GOV/2004/90. 2004.- 29 ноября.
6.  Постановление правительства Российской Федерации от 21 июля 1998 г. №815 « Об утверждении программы развития атомной энергетики Российской Федерации на 1998-2005 годы и на период до 2010 года» // Российская Газета. — 1998.-3 сент. С.5.
7.  Самый высокий уровень отношений. Интервью с послом ИРИ в РФ Мехди Сафари //Персия. 2001. №1. С.4.
8.   Устав Международного Агентства по Атомной Энергии (МАГАТЭ)// Действующее международное право. М.: Московский независимый институт международного права, 1997.-Т.З. — С.291- 309.
9.   Федеральный закон от 29 декабря 2001 года№191-ФЗ «О ратификации
10.  Договора об основах взаимоотношений и принципах сотрудничества между РФ и ИРИ» // Собрание законодательства РФ. 2001.-31 дек.-№53 (ч.1).-Ст.5027.
11.   Хатами С. М. Страх перед бурей. М., 2001.
12.   Хатами С.М. Выступление в университете Флоренции (Италия) 8 марта 1999г.//Хатами С.М. «В человеке сосредоточены душа Востока и разум Запада». М., 2001.
13.   Хатами С.М. Выступление на ежегодной сессии ООН по вопросам образования, науки и культуры (ЮНЕСКО), Париж, 29 октября 1999 г. // Хатами С.М. «Ислам, диалог и гражданское общество». М., 2001.
14.   Хатами С.М. Ислам, диалог и гражданское общество. М., 2001.
15.   Хатами С.М. Текст выступления на «Саммите тысячелетия» в ООН, Нью-Йорк, 6 сентября 2000г.//Хатами С.М. «В человеке сосредоточены душа Востока и разум Запада» М., 2001.
16.  Агаев C.JI. Иран в период политического кризиса 1920-1925 гг. М., 1970.
17.   Айнхорн, Р. Необходимость возобновления американо-российского сотрудничества с целью предотвращения создания иранской бомбы / Р. Айнхорн, Г. Сеймур // Ядерный контроль. 2002. - Июль-август.-№4.-С.44.
18.  50. Алиев С.М. История Ирана XX век. М., 2004.
19.   Арабаджян 3. А. Иран: противостояние империям (1918-1941). М., 1996.
20.   Арунова М.Р. Российско-иранские отношения: диалог и сотрудничество (1999-2001)// Россия на Ближнем Востоке: цели, задачи, возможности. -М., 2001.
21.   Арунова М.Р. РФ-ИРИ. Политический диалог: 1999-2000 гг // Иран: Ислам и власть: Сб. науч. тр. /Отв. ред.Н.М. Мамедова, Мехди Санаи. М., 2001.
22.   Багиров Э. М. Приоритеты внешней политики Ирана и проблемы региональной безопасности на Южном Кавказе на рубеже XX-XXI вв. Дис. канд. ист. наук. М., 2006.
23.   Бажанов Е.П. Приоритеты России в меняющемся мире. М.: Научная книга, 2000.
24.   Ю.Бажанов Е.П. Эволюция российской внешней политики (1991-1999 гг.). -М, 1999.
25.   П.Бжезинский 3. Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы. М.: Международные отношения, 2005. С. 140.
26.  Бжезинский 3. Выбор: Мировое господство или глобальное лидерство. М., 2005. С.104-105.
27.   Вартанян А.М.Новые аспекты региональной стратегии Тегерана в регионах Центральной Азии и Закавказья. Материалы сборника статей «Институт Ближнего Востока» // М., 2005.
28.  Вишняков В. Россия-Иран и региональная стабильность// Международная жизнь. 1998, №11-12.
29.   Власова, О. Они не откажутся // Эксперт. 2006. - №9. С.28.
30.   Власова, О. Шаг от пропасти // Эксперт. 2006.-№22. С.76.
31.  Гаджиев К.С. Геополитика Кавказа. М., 2001.
32.   Гушер А. Возможна ли ось Москва -Тегеран?//Азия и Африка сегодня. 2002. №1.
33.   Гушер А. Иран и Россия: что мешает их дальнейшему сближению?//Азия и Африка сегодня №5, 2007.
34.  Давыдов, В.Д. Нераспространение и коммерция: споры в средствах массовой информации вокруг сделки России с Ираном // США. Экономика, политика, идеология. 1995. - №9. - С.26-37.
35.   Дипломатический курьер. 2001. №6. - С. 13.
36.  Жизнин С.З. Энергетическая дипломатия. М., 1999.
37.   Жириновский В.В. Перспективы развития российско-иранских взаимоотношений. М.ЛДПР, 1999.
38.   Зобов А. Безопасность России, Иран и американские санкции // Специальное приложение к сборнику Ядерное нераспространение.-2001.-Вып. 1.
39.   Иванова М.Н. Национально-освободительное движение в Иране. М., 1961.
40.   Ивашенцов Г. Россия-Иран. Горизонты партнерства// Международная жизнь. 2004. №10. С. 20-27.
41.   Иллюк A.A. Развитие российско-иранских отношений на рубеже XX и XXI вв. (исторический и политический анализ). Дис. канд. полит, наук. М., 2004.
42.   Иран: диалог цивилизаций. Материалы научной конференции. М., 2003. с.62.
43.   Иран: эволюция исламского правления. М., ИОВ РАН, 1998.
44.   История внешней политики СССР. Т. 1. М., 1976. С. 133.
45.   История Ирана. М: Изд. МГУ, 1977.
46.  Сараганов С. Иран, Россия и ядерное оружие// Российская газета . 11.11.2005
47.   Кисляк, С. Иран: ситуация стало понятнее, но не все вопросы сняты. // Ядерный контроль. 2005. - Т. 11, №2.-С.13.
48.   Кулагина JI.M., Ахмедов В.М. Иран выходит из изоляции// Иран: ислам и власть. М., 2001. С. 161.
49.   Кулибин, М. До бомбы ещё далеко //Эксперт.-2003.-№24. -30 июнь. С.34.
50.   Кулматов К.Н. Восприятие Ирана различными слоями общества в России//Российско-иранское сотрудничество (взгляд из России). Материалы международной конференции 7-8 октября 1999г. М., 2000. С. 73.
51.   Кулматов К.Н. Приоритеты внешней политики России и современные международные отношения. М., 2002.
52.   Куртов A.A. Иран и проблема Каспия.//Иран в современном мире / Под общ. Ред. Е.М. Кожокина; Российский институт стратегических исследований (РИСИ). М., 2003. С.82.
53.  Ли В.Ф. России и Ирану необходим новый полномасштабный договор.//Российско-иранское сотрудничество (взгляд из России). Материалы международной конференции 7-8 октября 1999г. М., 2000.С. 33.
54.   Прокофьев И.В. Нефтегазовый комплекс Азербайджана//Независимый Азербайджан: новые ориентиры. РИСИ. М., 2000. Т.1. С. 316.
55.   Рахматов А. Россия-Иран. На стройплощадке АЭС в Бушере// Азия и Африка сегодня. 2002. №1. С. 61.
56.   Реза Годе М. Иран в XX веке. Политическая история. М., «Наука», 1994.
57.   Резников А.Б. Иран: падение шахского режима. М., 1983.
58.  Сажин В.И. Россия и Иран: партнерство или стратегический союз?//Россия на Ближнем Востоке: цели, задачи, возможности. М., 2001. С. 203.
59.   Сажин В.И. Россия и Иран: проблемы стратегической перспективы // Ближний Восток и Современность. М.: ИИИБВ, 1997. - Вып. 4. - С. 262.
60.   Сайме Д. 1997 год прошел без драматичных потрясений // Международная жизнь. 1997. №11-12.
61.   Самый высокий уровень отношений. Интервью с послом ИРИ в РФ Мехди Сафари // Персия. 2001. №1. С.4.
62.   Санаи М. Отношения Ирана с центрально азиатскими странами СНГ. М., 2002. С. 129.
63.  Сафранчук И. ядерные и ракетные программы Ирана и безопасность России: рамки российско-иранского сотрудничества / И. Сафранчук // Научные записки ПИР-Центра.-1998.-№8. С. 12.
64.   Стокань, С. Цена вопроса / Сергей Строкань // Коммерсантъ. 2006. - 1 сент.
65.   Ткаченко A.A. Состояние и перспективы развития торгово-экономических связей между Россией и Ираном//Российско-иранское сотрудничество (взгляд из России). Материалы международной конференции 7-8 октября 1999 г. М., 2000. С. 47.
66.  У ядерного порога уроки ядерных кризисов Северной Кореи и Ирана для режима нераспространения/Под ред. А. Арбатова; Московский Центр Карнеги. М.:РОССПЕН, 2007. - С.49-58.
67.  Коробка, Дана Сергеевна — 23.00.01 — Москва, 2010-конструктивизм. №1 (1). С. 6-23.
68.   Богатуров А.Д., Косолапое Н.А., Хрусталев М.А. Очерки теории и методологии в международных. отношениях (на примере ядерной программы Ирана)// Полис: Политические науки с позиций социологического конструктивизма// Международные отношения
69.  Угрозы режиму нераспространения ядерного оружия на Ближнем и Среднем Востоке/Под ред. А.Арбатова и В.Наумкина . -М. 2005. с.25.
70.   Уткин А.И. Новый мировой порядок М.: Алгоритм, Эксмо, 2006.
71.   Ушаков: В.А. Ирано-российские отношения на пороге XXI в.//Восток и Россия: на рубеже XXI века. Сборник. М. 1998; С. 177.
72.   Хантингтон С. «Столкновение цивилизаций» М., 2003.
73.   Хлопков, А. Иранская ядерная программа в российско-американских отношениях. / А. Хлопков // Научные записки ПИР-Центра.-2001. - Декабрь.-№ 18.-С. 13.
74.   Энзелийская операция/Гражданская война и интервенция в СССР. Энциклопедия. М., 1983. С. 670.
75.   Юсупов И.А. Установление и развитие советско-иранских отношений (1917-1927).-Ташкент. 1969.
76.   Ядерное оружие после «холодной войны» / Под ред. А. Арбатова и В. Дворкина. М.: РОССПЕН, 2006. - С. 167.
77.   Bill J. The Politics of Hegemony: The United States and Iran // Middle East Policy. 2001. - Vol. VIII, №3. - P. 89-100.
78.   Blank, S. Russia as rogue proliferators // Orbis. Philadelphia, 2000. - Vol. 44,№1.-p. 91-107.
79.   Checking Iran's Nuclear Ambitions/ Ed. by Sokolski H., Clawson P.
80.   Washington, DC.:SSI, January 2004. P. 132
81.   Chubin S. The Geopolitics of the southern republics of CIS // The Iranian Journal of International Affairs. Vol. IV. - 1992. - № 2. - P. 28.
82.   Clawson P. The Khatami Paradox // Iran under Khatami: Political, Economic and Military Assessment. Whashington , 1998. P. 1-13.
83.   Cohen A., Phillips J. Countering Russian-Iranian Military Cooperation // The Heritage Foundation Backgrounder. -2001.-№1425.-April 5.-P.4.
84.   Cordesman A. Weapons of Mass Destruction in the Middle East. Washington, DC: CSIS, 2001. P. 176.
85.   Cordesman A, Burke A. The Proliferation of Weapons of Mass Destruction in the Middle East. Washington DC: CSIS, 2004. - P.95.
86.   Cordesman A. Iran and Nuclear Weapons. Washington, DC: 2000. - P. 40.
87.   Cordesman A. Iran's Military Forces in Transition: Conventional Threats and Weapons of Mass Destruction. Westport, CT: Praeger., 1999. P.448.
88.   Daniel B., Chubin Sh., Ehteshmi A., Greene J. Iran's Security Policy in the Post-Revolutionary Era. RAND, 2001. - P. 113.
89.   Einhorn R., Samore G. Ending Russian Assistance to Iran's Nuclear Bomb // Survival. 2002. - Vol. 44, №2. - P. 51-70.
90.   Eisemtadt M. Living with a nuclear Iran? // Survival. 1999. - Vol. 41, №3. -P. 124-148.
91.   Etaat J. Geopolitics and Iran's foreign policy. Tehran, 1976. - P.181.
92.   Freedman R. Putin and the Middle East // Middle East Review of International Affairs. 2002. - Vol. 6, №2.- P. 1-16.
93.   Freedman R. Russia and the Middle East: Primakov Era // Middle East Review of International Affairs. 1998. -Vol. 2, №2.
94.   Freedman R. Russian-Iranian Relations in the 1990s // Middle East Review of International Affairs. 2000. - Vol. 4, №2. - P. 65-80.
95.   Hunter T. Iran after Khomeini. Washington , 1996. - P. 163.
96.   Iran after the Revolution. Crisis of an Islamic state. I.B. Taurus. L.N.Y. 1996. C.89.110. IRNA 21.06.2007.
97.   John L, James P. The Global Impact of the Iranian Revolution: a policy perspective // The Iranian Revolution its Global Impact. Miami, 1990.-P. 57.
98.   Khatami S. Islam, liberty and development (President's inauguration speech) // Iran News daily. -1999. February. - P. 2.
99.   Koch A., Wolf J. Iran's Nuclear Procurement Program: How Close to the Bomb? // The Nonproliferation Review. Fall, 1997. - Vol. 5, №1. - P. 123-135.
100.   Maleki A. Cooperation a new of the Iranian foreign policy // The Iranian Journal of International Affairs. Vol. 5. - 1993. - № 1.
101.   Maleki A., Afrasiabi K.L Iran's Foreign Policy After! 1 September // The Brown Journal of World Affairs. -Winter/Spring 2003. Vol: IX, Issue 2. P.l-11.
102.   Mizin V. The Russia-Iran Nuclear Connection and US Policy' Options // Middle East Review of International-Relations. -2004: Vol.8, №1. - P.71-84
103.   Orlov V., Vinnikov A. The Great Guessing Game: Russia and the Iranian Nuclear Issue // The Washington Quarterly. Spring 2005. -Vol.28, №2. - P. 49-66.
104.   Perkovich G., Mathews J., Cirincione J. Gottemoeller R., Wolfsthal J. -Universal Compliance. A Strategy for Nuclear Security. Washington, DC.CEIP-2005.-P.220.
105.   Quillen Ch. Iranian Nuclear Weapons Policy: Past, Present, and Possible Future // Middle East Review of International Affairs. 2002. -Vol. 6, № 2. - P. 17-24.
106.   Rubin M.What are Iran's Domestic Priorities?//Middle East Review of International Affairs. 2002. - Vol. 6, №2. - P. 25-39.
107.   Takeyh R. Iran's Nuclear Calculations // World Policy Journal. -Summer 2003.-Vol. 20, №2.-P. 21-28.
108.   The Cultural Viewpoints of the Leader of the Islamic Revolution of Iran Ayatollah Seyed Ali Khamenei. - Tehran, 2000. - P. 249.
109.   The Future Security Environment in the Middle East. Conflict, Stability, and Political Change / Ed. by Bensahel N., Byman D. Corporation, Santa Monica.: RAND, 2004.-P.345.
110.   US Send Data to Russia on Iran // Middle East Newsline 4. 2004. -May 29.
111.   Velayati A. Speech dilivered before the 50-th Session of United Nations General Assembly in the New-York, 26.09.95 // The Iranian Journal of International Affairs. Vol. VII. - 1996. - № 4. - P. 19.
112.   Wehling F. Russian nuclear and missile exports to Iran // The Nonproliferation Review. Winter 1999. - Vol. 6, №2. - P. 134-143.
113.   Wells M. Thermidor in the Islamic Republic of Iran: The Rise of Muhammad Khatami // British Journal of Middle Eastern Stadies. 26(1). 1999. P. 27-39.
114.  Ахмад Гуломахмади. Чахонишудан ва бухрони хувият. Фаслномаи мутолиаи милли. 1380
115.  Эндрю Линк Питер. Вокеъгарои, назарияи иктисоди ва мактаби барсози. Мутарчим Алиризо Тайиб. Чопи 1. Техрон, дафтари мутолиоти сиёси. 1386.
116.  Бори Бузон, Али Шор ва Боб Дувелоу. Чорчуби тоза барои тахлили амният. Тарч. Алиризо Тайиб. Техрон: Пажухишкадаи мутолиоти рохбурди. 1386.
117.   Бехзод Дурон ва Манучехр Мухсини. Хувият: руйдодхо ва падидахо. Дар мабонии назарияи хувият ва бухрони хувият. Гирдоварданда: Алиакбар Алихони. Техрон. Пажухишкадаи улуми инсони в ичтимоии Чиход Донишгохи.1383.
118.  Чон Билис ва Стив Смит. Чахонишудани сиёсат. Равобити байнулмилал дар асри навин. Ч.1. Техрон. Муассисаи фархангии мутолиот в тахкикоти байнулмилалии Аброри Муосири Техрон. 1383.
119.  Чахонгир Раиси. Сиёсати хоричи аз назари таквини ичтимои, рохбурди нашрияи тахкикоти стратежик, № 32 ( бахори 1383.)
120.  Хумайро Маширзода. Таксири маони ва тахаввули мафохим дар равобити байналмилалии Фаслномаи мутолиоти рахбурди, соли 10 №4.(зимистони 1386)
121.  Хумайро Маширзода. Гуфтуги тамаддунхо аз назари созаангори. Мачаллаи Донишкадаи хукук ва улуми сиёсии Донишгохи Техрон. № 63. (бахори 1383).
122.  Хамшахри. От Амиробода до Кремля. 2.6.1381.
123.  Козим Гарибободи. Изучение Соглашения по запрещению атомного вооружения и соответствующих протоколов. Издательство Культурного Учреждения международных исследований современного Ирана. Тегеран. Зима 1383.
124.  Энтони Гидденс. Тачдид ва ташхис: чомеа ва хувияти шахси дар асри чадид. Тарчумаи Носир Муваффакиен. Нашри Най (1375), чопи 4.-
125.  А.А.Вент . Социальная теория международной политики. Перев. Хумайро Маширзода, Тегеран, дафтари мутолиоти сиёси ва байналмилали.
126.  А.А.Вент. Иктидоргарои чизе аст, ки давлатхо худашон мефахманд.\\ Чомеа ва хамкори дар равобити байналмилали. Тарч.Бахром Мустакили. Техрон. Интишороти вазорати умури хоричи.1385.
127.  Саидчалол Дехкони Фирузабади. Амнияти хастишиноси ва сиёсати хоричии Чумхурии Исломии Эрон. Фаслномаи байнулмилалии равобини хоричи. 1388, соли аввал, шумораи аввал.
128.  Саидчалол Дехкони Фирузободи. Тахавули назарияхои мунозиа ва хамкори дар робитаи баналмилали. Мач. Пажухиши хукуки  сиёсат. Шумораи 8 бахор ва тобистони 1382.
129.  Илхом Расулии Сониободи. Хифзи амнияти хастишиносона ва созишнопазири Чумхурии Исломии Эрон дар масъалаи хастаи. Фаслномаи улуми сиёси, шумораи 51.
130.  Носир Ходиен. Созаангори аз равобити байналмилали то сиёсати хоричи. Фаслномаи сиёсати хоричи. Шумораи 4 (1382).
131.  N. Onov. World of our Meking, Sout Carolina: University of South Carolina press. (1989).
132.  См:M. Zehfuss. Constructivism in international Relations. The polities of reality UK: Cambridge University press. 2004.
133.  Alex. J. Bellamy. Security Communities and their Neighbors: Regional Forresses or Global Integrators? London: Palgrave, 2004.
134.  A. Went. Why a world State is Inevitable: Revisiting the logic of anarchy. Paper operated for presentation at the Annual Meeting of the International Studies Association in New Orleans. March, 2002.
135.  Ronald Dannreuther. International Security. The Contemporary Agenda. Polity Press. 2007.
136.  J. Sterling-Folker. Realism and the Constructivist Challenge: Rejecting, Reconstructing or Rereading? International Studies Review. 1-4/73-100 (2002).
137.  A.Went. Collective Identity Formation and International State. American Political Science Review. (1994).
138.  F. Wilmer. The Social Construction of the Man, Statte and War. London Routledge, 2002.
139.  Хайдарали Масъуди. Чанги Эрону Ирок аз манзари созаангори.\Нигини Эрон. Техрон. Маркази мутолеоти чанг.№ 29, 1388.
140.  P. Howard Constructivism and Foreign Policy. Presented at the Annual Meeting of International Politics.2005.
141.  V.Kubalkova. Foreign Policy in a Constructed World, Armonk and London: M.E.Sharpe, 2001.
142.  R.L. Jepperson and A.Wendt, Norms, identity and Culture in National Security, in Peter Katzenstin, the Culture of National Security, New York: Columbia University Press, 1996.
143.  R. Price and Chr. Reus-Smith. Dangerous Liaisons? Critical international Theory and Constructivism. European Journal of International Relations, vol.4,No.3, (1998).
144.  J. Mitzen. Ontological Security in World Politics: State Identity and the Security Dilemma. European Jornal of International Relations, vol.12, No.3, (2006)
145.  Paul A. Kowert. Toward a Constructivist Thery of Foreign Policy, in Vendulka Kubalkova (ed), Foreign Policy in a Constructed World, New York: M.E. Sharpe, 2001.
146.  Махмуд Яздонфом Дигаргунихо дар назарияхо ва мафхуми амнияти байналмилали. Техрон. Фаслномаи муколамахои рохбурди. Соли 10. №4, 1386.
147.  Чахонгири Карими. Сиёсати хоричи аз назари такингароёни ичтимои. Раховард ва нашрияи тахкикоти стратежик, № 31 (бахори 1383).
148.  Нурмухаммад Наврузи. Тахаввули гуфтумони сиёси ва пуёи дар улгуи сиёсати хоричии Эрон. Рохбурд, № 31 (бахори 1383).
149.  Cass Sunsten. Social Norms and Social Rules In Freemarket and Social Justice, ed. Cass Sunstein, New York. Oxford University Press. 1999.
150.  Дж.Эспозито. Ричои Фарханг (1386) дар инкилоби Эрон ва бозтобхои чахонии он. (Идеология ва чахонбинии эрони: судури фарханги инкилоби). Техрон, интишороти Боз.
151.  Siebers. J.a. Diplomacy not enough. Washington. Center for strategic and International studies, 1990.
152.  Манучехр Мухаммади. Муруре бар сиёсати хоричии Эрон дар тули давраи пахлави. Интишороти донишгохи Техрон, 1379.
153.  Али Рахмони. Германия, национальные интересы и безопасность ИРИ.Т.1. Муассисаи Аброри муосири Техрон. 1384.
154.  Бредфорд Дж. Мартин. Таърихи равобити Эрону Олмон. Пайк. Тарч. ва нашр. 1368
155.  Рузномаи Чумхурии исломи,(17.6.82)
156.  Рузномаи Иттилоот. 6.4.1377.
157.  Саид Хусайн Мусавиен. Чолишхои равобити Эрон ва Гарб (баррасии равобити Эрон ва Олмон) Маркази тахкикоти стратежик, 1385
158.  Абдулризо Хушанг Махдави. Таърихи равобити хоричии Эрон. Интишороти Амир Кабир. 1369.
159.  Мино Захирнажод Иршоди. Асноди равобити Эрон ва Олмон. Ч.3. идораи интишороти асноди давтари мутолиоти сиёси ва байналмилали. 1377.
160.  Холзода Саид. Баррасии хамкорихои иктисодии Эрон ва Иттиходияи Аврупо дар ду дахаи ахир. Китоби Урупо-3. Муассисаи аброри муосир. Чопи аввал, фарвардини 83.
161.  Чаъфари Валадонии Асгар. Эрон ва Урупо аз гуфтугуи интикоди то гуфтугуи машрут. Китоби Урупо.2. муассисаи аброри муосир. 1382
162.  Шер Гуломи Халил. Иттиходияи Урупо ва сиёсати хоричии хинчори. Фаслномаи сиесати хоричи. Соли 21, №4, зимистони 1386.
163.  Саид Шамсуддин Хорикони. Равобити Эрон ва иттиходияи Аврупо. Кобилиятхо ва махдудиятхо. Муовинати пажухишхои сиёсати хоричи.
164.  Сухроби Мухаммад. Амнияти энержии Аврупо. Накши Эрон. Муассисаи мутолиоти Эрон ва Авросиё. Соли 4. № 5. Поиз ва зимистони 1388.
165.  Пируз Язди. Нигохи Фаронса ба сиёсати хоричи ва амнияти мутараки Аврупо. Маркази тахкикоти стратежик.
166.  Каёни Довуд. Руикарди Олмон ба сиёсати хоричи ва амнияти муштараки Аврупо. Маркази тахкикоти стратежик.
167.  Накди Нажод Хасан. Рукарди Бритоние ба вахдати Аврупо. Маркази тахкикоти стратеги.с. 61.
168.  Имомзофар Парвиз. 1385. Афзоиши заминахои хамгирои дар бардоштхо ва муносиботи Иттиходи Аврупо ва ИМА пас аз 11 сентябр. Китоби амнияти байналмилали 2. Техрон, муассисаи Аброри Муосир.
169.  Пурахмади Хусайн. Фаслномаи байналмилалии равобити хоричи, соли 2 № 15, бахори 1389.
170.  Daalder, IvOH, 2006. “Are the United States and Europe Heading for Divorce. International Affairs.Vol.77. № 3.”
171.  R.Price. Dangerous Liasion Critical International Theory and constructivism. European Jornal of International Relation, vol. 34. №3 (1998).P.66.
172.  Гарибободи Козим. Парвандаи хастаии ЧИЭ ба ривояти аснод. Маркази чопу интишороти вазорати умури хоричи, Техрон,1382г.
173.  Гароек Занди Довуд. Эрон ва масъалаи хастаи. Техрон. Пажухишкадаи мутолиоти рохбурди. Техрон. 1387
174.  Тархи икдоми мустакил дар иртибот ба дипломосии хамагонии ЕС дар Эрон. Брюсел. 16 феврали 2009. Шурои иттиходияи Аврупо.
175.  Зебокалом Сутуда. Парвандаи хастаии Ирон (3) Муассисаи фархангии мутолиот ва тахкикоти Эрони муосир. Техрон.
176.  Хумоюнруз Самеъ. Киеси амалкарду дастовардхои давлати ислохот бо давлатхои нухум ва дахум. Шанбеи 21 фарвардин, 1389, Ватани имруз, № 391.
177.  Brenda Shaffer. Partners in Need: The strategic Relationship of Russia and Iran. The Washington institute for Near East Policy. May, 2001.
178.  Хабаргузории Чумхурии Исломии Ирон (ИРНА), Тегеран, 19.12.1379.
179.  Р.Кахрамонпур. Руйкарди кудратхои бузург ба мавзуи хастаии Эрон, Муовинати пажухиши донишгохи озоди исломи, 1387.
180.  Russia voices concern over Iran’s Second enrichment plant. (RIA Novosti) September 25.
181.  Sanctions against Iran possible as last resort- Russian president (RIA Novosti). September 25, 2009 ,p.44/
182.  Чахонгир Карими. Тахаввулоти сиёсати хоричии Россия.-Дафтари мутолиоти сиёси ва байналмилали. 1384, с. 197.
183.  Саид Ризои Имоди. Бозии нотамоми Русия бо Эрон-сайт- бошгохи андеша. 1381.
184.  Сиёмак Бехбуди. Накши мохи септембер дар парвандаи Бушахр. Рузномаи Шарк. 10.2.1382.
185.  Чахонгир Карими. Сиёсати амниятии Русия дар баробари Гарб. Техрон. Маркази тахкикоти стратегии дифоъ, Номаи дифоъ,№ 1. 1383.
186.  Шахруд Амир Интихоби. Тахлили накши Амрико дар хамкорихои хастаии Эрон ва русия. Сайти Дониши Сиёсат ва равобити байналмилали.
187.  Мусохиба бо доктор Бахром Амир Ахмадиен. Хабаргузории Шахр, 3.4.1386.
188.  Чон Лук Волосно. Хамохангии Маскав ва Техрон. Тарч. Мучтабо Муфиди. Донишгохи Кабк. Баргирифта аз «Ламонед Дипломатик».
189.  Санотурхои Рус. Русия набояд равобити худро бо Эрон муташаххис кунад. Хабаргузории «РИА Новости-Россия». 12 Озармох, ба накл аз Афифа Ободи.
190.  Чахонгир Карими. Сайт-Эрос-Таърихи шамси, нашри 14.05.1387.

Сайты

1.  President Ahmadinejad's Speech Addressing the U.N. General Assembly Tuesday 23 September 2008.//Официальный сайт президента ИРИ// http;//un.president.ir/ 25.10:2008.
2.   President condemns attempts to deprive Iran modern technology//President.ir. -2005. 27 September/http://www.president.ir/eng/ahmadinejad/cronicnews/ 1384/07/05/ index-e. htm#bl;
3.  Ахмадинежад выступает за расширение стратегических отношений с Poccией.//http://www.iran.ru/rus/news iran.php?act=news by id&news id=47 371 21.06.2007.
4.  Вопросы международной жизни и внешней политики Ирана с точки зрения Президента ИРИ http://moscow.icro.ir 15.01.2008.
5.   Договор об основах взаимоотношений и принципах сотрудничества между РФ и ИРИ /http://www.iran.ru/rus/dogovor.php -21.03.2007.
6.  Договор о нераспространении ядерного оружия. Проблемы продления (Открытый доклад СВР за 1995 год) // Официальный сайт СВР РФ // http://svr.gov.ru/material/4-0.html
7.  Шанхайская организация сотрудничества // http://sco2009.ru/docs/sco/sco info.html 30.06.2009
8.  Арунова М.Р. Алеон А.А.Состояние российско-иранских отношений на современном этапе.// http://www.jimes.ru/rus/stat.htm 06.12.2008.
9.  Визит Сергея Кириенко в Иран // РИА «Новости». 26.02.2006. // http://www.rian.ru/review/20060226/43786852.html
10.  Иран в поисках нового статуса Итоги roÄa//http://www.iran.ru/rus/newsiran.php?act 15.01.2008.33.Иран и Россия: диалог
11.   Кулагина JI.M. Внешняя политика Ирана после президентских выборов 2005г.// http://www.iimes.ru/rus/frame stat.html 20.01.2006.
12.  Рыков А.Г. Кризис вокруг Ирана и возможные сценарии развития событий // Институт Ближнего Востока// http://www.iimes.rU/rus/stat/2006/l 1-05-061л1:т.
13.  Golan G. Russia and Iran. A Strategic Partnership? London, 1998.106. http://www.iran.ru/rus/news iran.php?act=newsbyid& n=l&news id =4997315.01.2008.107.
14.  http://www.iran.ru/rus/news iran.php?act=news by id& Амир Фаррухпаём. Тааммуле дар мафхуми хуввият. Ручуъ кунед ба: www.jahanemrooz.com/articles/social/men/other-aricles/article-15879.aspx
15.  news id=47371 21.06.2007. http:// fa.alalm.ir/ news/327904
16.  http//www.Aftabnews.net.ir//prtjmievouqeiaz.fsfu.html.
17.  http//www.bokhdinews.net.//world-news.
18.  http//www.irdiplomacy.ir./fa/page/1901518
19.  http//www.bokhdinews.net.//world-news.
20.  HTTP/ strategicreview.org/1391/02/12
21.  Хамидризо Азизи. Сиесати хоричии Русияи Путин ва чойгохи Эрон-Русия-Русия, фарвардини 91. www.russian.com
22.  Сайри тахаввулоти хастаии Эрон дар замони раёсати Чумхурии Хотами. Гулулае, ки аз туфанг шилик шуд. www. Forum.iranblog.com
23.  www.hamvatansalam.com\news24294.html; понедельник 10 исфанда 1373.
24.  www.dolati.ir/ NSite/Fu//story/news/? Serv=0&/d=216007
25.  Мачид Девсолор. Руйкарди нигох ба Шарк дар робитаи хоричии Эрон. Пагохи хавза. 2. Шахривари 1387, № 237.
26.  www. Cms.mfa.gov.ir/cms/cms/Tehran/fa/news/99883.
27.  www. dolat.ir/NSite/FullStory/?id=192439
28.  www.tobnak.ir/Fa/news/253945
29.  www.irannuc.ir/index.php?option=com_content&vie
30.  Мухаммад Фархад Камини. Оё мавзуи Русия дар мавзуи хастаи пойдор мемонад?/ www.idsp.ir/fa/pages/3cid=638
31.  www.presstv.ir/detail.fa/148679.html
32.  www.mardumsolori.com/temp late1/news.aspx?NID=79596
33.  www.irdiplomacy.ir/index.php
34.  http:// www.irannuclear.net/node/64
35.  http:// www.irannuclear.net/node/66
36.  HTTP/ radiofarda.com/cjntent/02_eu_us_iran_nuclear/24573479.html.
37.  HTTP/ www.afganstory.com/item
38.  Стратежики Урупо дар киболи фаъолияти хастаии Эрон. Thenonproliferation Review Spring, 2004. Мутарчим Нилуфар Гадири. Хамшахрии дипломатик. 23 ш. (11\7\83) ба накл аз:www.magiran.com/npview.asp
39.  www.farsnews.com/printable.php.ir
40.  Сафаров Р.: О иранской ядерной программе //http://www.iran.ru/rus/news 21.03.2007.
41.  Конституция ИРИ; глава Ю.Внешняя - политика, ст. 152.(неофициальный перевод)// http://www.iranambassv.ru/iran/konst.htm. 10.01.2008.
42.  Путин: Начать войну против Ирана было бы большой ошибкой// http://www.iran.ru/rus/news iran.php. 20.12.2007.
43.   Резолюция 56/6 принятая Генеральной Ассамблеей ООН, 21 ноября 2001 r.//http://daccessdds.un.org/doc/ 21.11.2008.
44.  Курс наставлений духовного лидера Исламской Революции Его Светлости аятоллы Хаменеи о ядерных технологиях Ирана//Русская служба Голоса Исламской Республики Иран //http://www.irib.ir/worlservice/russiaradio/default.htm (10:05.2008)
45.   МИД РФ: Только СБ ООН может ограничить сотрудничество России с Ираном // ИРНА. 2006: - 20апр.//www.irna.ir/ru/news/view/menu-3.ht
46.  Послание Имама Хомейни М.С. Горбачёву // http://www.iranembassy.ru//Иран-Аятолла Хомейни. 25.08.2008.

1   Махмуди, там же.

1. ИнтерСвязь Монтажные работы Наименование Цена.
2.  В электроустановках электростанциях и подстанциях применяются неизолированные жесткие проводник
3. Планирование и прогнозирование финансово-экономических показателей
4. Тема 9. Рынок труда Задание 1 Реаль
5. офисы начали появляться в СанктПетербурге и Москве
6. Теория организации взаимодействия государства и организаций
7. Маса тіла Вивчення нового матеріалу 30 хв 1
8. . Маркетинговая концепция управления фирмой- А.
9. Что называется переменным током 2
10. КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА По курсу Социология труда Выполнил- ст
11. Стандарты схем и их разновидности
12.  Спрос на частное и общественное благо В рыночной экономике любой страны выделяют чистые частные и чистые
13. Історія митної справи та митної політики
14. Российский государственный профессиональнопедагогический университет Институт электроэнергетики и ин1
15. А ВАСИЛИЯ НИКОЛАЕВИЧА ДЕНИСОВА 11 декабря 2009 года в 12 часов дня в своей квартире в Москве скончался ветера
16. те~дік жа~дайынан ауыт~уы
17. Jcques Жить на улице Св
18. М. 1989. С. 2629. Представители французского народа образовав Национальное собрание и полагая что невежество
19. 1 В Древнем Египте ном это- С область; 2
20. темах Играет в квантовой механике такую же важную роль как уравнение второго закона Ньютона в классической

Материалы собраны группой SamZan и находятся в свободном доступе