были в одном провинциальном городке два юных существа

Работа добавлена на сайт samzan.net:

21 добрая сказка (Сказки древнего Бая)

Сказка первая, в которой всё только начинается…

Жили - были в одном провинциальном городке два юных существа. И так сплелись их нити судьбы, что встретившись, полюбили друг друга. И появилась объединяющая фамилия, судьба и рождение нового пути. Попросту мама Ира и папа Слава, как они себя в шутку называли и не задумывались о том, что готовит им жизнь в качестве сюрприза. Но недолго шуткой были их прозвища и родились у них две замечательные девочки, которых они прозвали  именами ласковыми Ладушкой и Любавушкой. Так появилась семья Дальних. Оба родителя работали преподавателями и отличались глубокой порядочностью и честностью. Но уже не те времена были, когда хорошие люди могли жить счастливо. И молодым специалистам выпало бремя остаться без работы. Кто-то очень грозный и злой решил, что страна должна быть глупой и пустой, потому и закрывались повсеместно и ВУЗы и училища, да и школы тоже. Остались без работы и мама и папа. Был собран семейный совет и постановили на нём, надо уезжать в поисках лучшей жизни куда-нибудь, где власть ещё  не добралась до людей, не испортил их квартирный вопрос, да и где природа осталась не тронутой. Одним словом, решено было собрав свой нехитрый скарб, запродав квартирку малую, отправиться куда глаза глядят. Завершив все дела, поклонившись на последок родным могилкам, семья Дальних водрузившись на грузовую машину, нанятую специально для переезда, отправились в путешествие. Дорога шла ровная, по краям стояли столбы, да щиты с указателями, кругом поля не ухоженные и грустная картина не заставляла биться сердце. Так закончился первый день путешествия. Остановившись на ночлег, водитель грузовика ушёл в гостевой придорожный домик, а семья, устроившись на ночлег, решила узнать, что кому приснилось поутру следующего дня. Пробежавшая ночь принесла новое испытание. Сквозняком из окна продуло дочек, и две прекрасные девочки, проснулись с кашлем и температурой. Мама огорчённо старалась спрятать слёзы, но они всё равно прорывались и катились по её красивому лицу, падая на макушки детей, когда она обнимала, прижимая их к себе. Папа был сумрачен, но дождавшись водителя грузовика, тем не менее, приказал продолжать путь. Машина, заведясь, покатилась дальше. И стоило проехать им три часа, как показался свёрток с дороги, уходящий куда-то в лес. Старшая дочь Ладушка, что сидела на коленях у отца, а старшей она была на целых три минуты, глядя на приближающийся лесок тихо, но отчётливо произнесла:

- Папа, а мне снился именно такой же лесок, и за ним поля, луга и даже целая деревня.

- А мне снилась речка, в которой так вились рыбки и дети что счастливо плескались в ней.-  Так же тихо поведала младшая дочь Любаша, что сидела на коленях у мамы.

Водитель, вслушиваясь в голоса детей, вёл машину на лес, что приближаясь с каждой минутой  всё ближе, мотнув головой, притормозил возле щита, где значилась надпись: «Ненарадовка».

- Никогда не слышал о такой деревне.

Сказал водитель, и тут произошли несколько событий, определивших весь дальнейший жизненный путь молодой семьи.

Машина, обиженно чихнув, заглохла, мама, услышав название деревни, глядя на отца и мужа, проговорила, что и ей во сне пришло именно это название, но она не знало что это и зачем, а теперь у неё заныло сердце, будто вернулась она в родной дом, да только не знает что он ей родной. Отец семьи, оглядев всех своих родных, будто что-то принимая для себя, проговорил:

- Будет так. Значит судьба такая.

И стоило произнести ему эти слова, как машина, вздрогнув, завелась, и вновь покатилась по дороге, что вывела их к полям закинутым, лугам не кошеным, лескам березовым, да елочным. Вдали уже плескалась речка широкая, а на самом взгорке красовалась деревня, казалось заброшенная. Не было там ни движения, ни видимой жизни. Солнышко, припекая кабину грузовика, радовало и слепней, что бились о лобовое стекло и кузнечиков, что играли в высокой траве. Стоило проехать грузовику лесок, как асфальтовая дорога закончилась и началась грунтовая колейка, убегающая к самой деревне. Начало трясти и водитель, чертыхаясь, переведя передачу на пониженную, тихонько стал прокрадываться в сторону деревеньки. Первыми признаками жизни стало стадо коровёнок, пасшихся за березовой рощицей, казалось само по себе. Температура у девочек всё повышалась и они, впав в сонное состояние, уже не наблюдали за тем, как их ввезли в деревеньку. Папа и мама, рассчитавшись  с водителем, стали сгружать свой нехитрый скарб, остановившись на околице деревни. Дети, аккуратно вытащенные из машины, были помещены на тюки с вещами и продолжали мирно спать. Жар температуры повышаясь заставлял их немного постанывать во сне. Родители растерянно оглядывая место высадки размышляли с чего же начать жизнь на новом месте.

Запылив, убежал грузовик, обратно в грязный и замазученный городок, а молодые родители очутились перед широкой улицей, на которой стояли два ряда домов. Причем ближе к задворкам практически все они были заколочены. Папа, приняв решение устремился воплощать его в жизнь, оставив маму, он пошёл искать живых людей. Его поиски оказались удачными.  В одном из домов  огороженных плетнями он набрёл на дымящего трубкой  местного жителя. Подойдя и поздоровавшись, он не таясь рассказал всё о себе и своей семье, что в поисках лучшей жизни оказалась в этой милой деревне. Так познакомившись с местным стариком Михеем, он разузнал, что властей тут нет, регистрироваться не надо, а заходить можно в любой заколоченный дом. Хозяева тех домов либо уехали, либо умерли, так что заходи и живи на радость. Папа Слава был человеком честным и потому предложил  заплатить деньги, как за постой, но Михей отмахнувшись, посоветовал дойти до дома Фёклы Гавриловны, где и определится пока на постой. А уж потом, переночевав и выбирать себе дом по соседству. Намекнув, что старуха с характером, после непродолжительных уговоров, согласился пойти с приезжим, дабы обеспечить ночлег у вдовой Фёклы. Прихрамывая и блюдя неспешность, он пошёл за мужчиной и оказавшись напротив узлов, оглядывая их с прищуром, стал осматривать и всех приезжих пожаловавших к ним в деревеньку. Почесав курчавую бороду, и глядя на старшёго в семье, он, поманив его пальцем, ткнул в дом, что стоял немного обособленно от всех остальных. Папа, погладив проснувшихся дочек по голове, поспешил за направившимся дедом Михеем, и вскоре достигнув дома вдовы Фёклы, стал свидетелем, такого разговора:

- Здоровеньки булы Фёкла.

- И тебе не кашлять Михей. Чего надобно?

Бабка Фёкла одетая во всё чёрное, была похожа на ворону. На старую, взлохмаченную ворону. Голос каркающий, выдавал и  соответствующий древний возраст, одежда что ещё больше старила, но вот лицо не отличалось злобностью и одержимостью. Казалось, милая старуха просто ворчит для порядка, дабы ни кто не забыл, что она и только она может быть главной, а все остальные её дети. Причём дети непутёвые

- Да вот людей определить к тебе на постой надобность возникла. Пришлые они. Пока обживутся, пока то, да сё. А у них виш ты, и детевы заболели от сквозняка.

- А чего я то? Домов боле нет?

Тут вмешался папа:

- Уважаемая Фёкла Гавриловна,  я понимаю что создаю вам определённые неудобства. Но приняв нас на постой, вы своими мудрыми советами поможете нам влиться в жизнь вашей деревни, так сказать акклиматизироваться. Ведь мы решили, что здесь лучше всего начать новую жизнь, после душного города. Мы не долго вас потревожим. У нас есть деньги, и мы заплатим за постой.

- А нашто они мене?

Обратила внимание на него бабка Фёкла?

- Ты здесь видел чего нить, где их потратить можно? У нас и пенсия то приходит когда, мы стараемся её отдать выездным, кто по приезду сюда, привозит, чего кому требуется. А Люська поштальонша ужесь была. Да и Никитична вродясь тока чрез месяц обещалась материи завести. Так шо не надоть мене твоих бумажек. Живите, кто ж пришлого прогонит, еслив он с добром. Да с семьёй. Чай не от сладкой жизни-то убёг из города?

Папа сконфуженный замолчал, понимая, что здесь другие ценности и ему воспитанному в городе, нельзя лесть сейчас на рожон. Мотнув головой в согласии со словами старухи о сладости жизни в городе, папа расположил её к своему семейству, не строптивостью, но вежеством.

Дед Михей, хитро улыбнувшись, продолжал умасливать бабу Фёклу:

- Скока знаю тебя Фёкла, ты ж доброй была? Кудысь подевалась твоя доброта? Вишь дитятки малые на узлах лежат, кашлют, а ты здесь политесы разводишь?

- Кудынь не надысь. Ты меня добротой не попрекай. Это мы сами определимся. Если двое вас мужиков. Так и чевойт камандыть нами вас никто не ставил. Иди по добру по здорову. Сами определимся, чего и как.

Подергав вдовий платок за концы, бабка Фёкла, устремилась к узлам что скиданы были посреди улицы, и на которых лежали прихворнувшие дети, а возле них расстроившись, бродила мать, которая ума не могла приложить что делать, тем самым поставив точку в разговоре со своим оппонентом.

Папа, поклонившись деду Михею, устремился вслед за Феклой Гавриловной, и под её чутким руководством стал складывать вещи, в указанных местах. Взяв на руки детей, он аккуратно перенёс их на лавки, устланные уже к тому случаю овчиной самой Фёклой, и с усталостью вытерев пот со лба, оглянулся на жену, что оставшись возле дочерей, всё так же тихо плакала. Не решившись, приблизится до нее, ибо там уже возникла неутомимая старуха, он остановился рядом готовый на всё лишь бы обеспечить достойную остановку для всей своей семьи.

Присев рядом с лавкой на старый табурет, баба Фёкла, задушевно спросила маму девочек:

- Ну чего голуба убиваешься? Деток в три четыре дня справим, дом вам найдём. Бабы подмогнут. С хозяйством будете. Чего, али не русские мы? Утри дочка слёзы, а то  по мокрой дороге, беда чаще приходит.

Мама Ира послушно вытерев слёзы, улыбнулась старушке и с благодарностью в глазах, проговорила:

- Спасибо вам.

- Та не за што. Муж то у тебя рукастый? Али мне старухе, надоть топор в руки брать, чтоб значится к баньке дров приготовить?

Заметив кивок женщины, бабка Фёкла повернувшись к мужчине, проговорила:

- Так значится, вот вёдра, вон речка. Воды натаскаешь, в бак деревянный зальёшь. Дров наколешь, во дворе и топор есть и чурок много. Веники токо навязаны, скоро ведь Перунов  день. Самое оно от хвори. В баньке да с парком. А мы с твоей хозяюшкой похлопочем насчёт поесть, да выпить. А там как справишься, так и мы поспеем с картошечкой да молочком. И деток лечить будем банькою, да и вам с дороги обмыться не помешает. Ну, давай двигай. А нам своим делом женским заняться треба есть.

До вечера папа выполнял всё порученное, иногда поглядывая в сторону дома, где затопившаяся печь говорила, что дела женские стали воплощаться в реальность. Баба Фёкла, одобрительно наблюдая за справными движениями мужчины, только и сказала:

- Мой-то Сёмён Алексеевич, тож горазд был до хозяйствования. Наш род Черноскутовых всегда был хозяйственным.

Истопив на несколько раз  баньку, распарив венички березовые да дубовые, перво наперво выпарив деток, а уж потом и сами смывши пыль да неурядицу молодые родители, с удовольствием пили чай в огромной горнице дома бабки Фёклы. Дети, завёрнутые в чистые простыни, лежали на теплой протопленной печи и слушали неспешный разговор взрослых. Молоко и картошка, совместно с деревенским хлебом, сытно и уютно наполнили их пятилетние животики, заставив на время отступить простуду. Но кашель всё равно время от времени пронзал их хрупкие тельца, не давая спать. Хотя солнышко уже и пошло на покой, но взрослые всё ещё разговоры говорили с доброй и простой хозяйкой приютившей их в своём доме, а потому дети измаявшиеся развлекались тем, что слушали беседу взрослых.

- Определю я вас  касатики в другу комнату, а сама уж здесь останусь, и за детьми пригляд нужон, и вам отдохнуть надоть. Завтра трудный, хлопотной день. Идите детки почивать, а мне тут прибрать надоть. Уставшие родители отправились почивать в постеленной кровати и стоило коснуться им перины на кровати, сон сморив их, отправил в страну сновидений, а в это время…

Бабка Фёкла хозяйничая по дому, заметила что девочки ещё не спят, обратилась к ним:

- Чегой-то мои касатики, горлицы мои сизокрылые не спити? Али колыбельную вам спеть? Али сказку рассказать?

Самая храбрая дочка Ладушка, спросила свесившись с печки:

- Бабушка, а вы, почему такая страшная? Во всём чёрном, вы Баба Яга?

- Нет внученька. Та богиней была, а я простая старуха. Вдовий вид такой, во всём чёрном ходить, людям весть подавать, что горе у меня всех родных отняло. Но вот помощник у меня волшебный есть.  Да и внучки у меня появились. Ваши родители добрые люди, вот значит и вы мне теперь как родные. Потерпите котятки, сейчас закончу и вас познакомлю с ним.

Отхлопотав по делам домашним, принялась она, глядя на угасающие огоньки в печи,  что перепрыгивая с полена на полено, забирали у них жизнь, неся тепло в дом, перематывать клубочек с  ниткой шерстяной. Стоило ей закончить и вкрутив кончик положить клубок на лавку, как полилась из её губ нежная колыбельная. Слова, слетающие с её губ, кружили голову девочкам и уносили их воображение в сладкую страну:

Баю, бай, баю бай,

Баю бай, баю бай

Ручки  белые сложи,

Глазки закрывай, спать давай.

В избу Дрема пришла

И по зыбочке брела, 

К внучкам в зыбочки легла,

Внучек ручкой обняла.

Спи-ка, деточки, усни,

Крепкий сон скорей приди.

Ручки белые прижми,

Глазки милые сомкни.

Чувствуя, что глаза уже смыкаются, Любавушка не смело глядя из-за спины Ладушки, скромно так спросила:

- Бабушка, но вы ведь обещали показать волшебного помощника?

- Ой забыла старая, совсем памяти нет  - наигранно запричитала старуха. И тут совсем тихим голосом проговорила:

- Ласковый котик, мягкий животик, появись, поиграй. Наших деток удивляй.

Стоило ей проговорить приговорку, как чёрный сгусток с блестящими и горящими глазами, появился возле лавки. Зажав от внезапности рот рукой, девочки смотрели, как в последних проблесках огня из печи, странный  живой клубок шерсти, вцепившись в клубок шерстяной лежащий на лавке, стал выполнять кульбиты и прыжки. Но вот в отблесках огня, уже не кот играл с клубком, а маленький мужичонка, хитро кося блестящим глазом, то на огонь, то на девочек. Расположился на конце лавки. Лапоточки и сермяга делали гостя пришлым из другого времени и одновременно каким-то родным и близким. Внушающим покой и умиротворение. Тихим приятным голосом он проговорил:

- Зачем звала ведающая мать? Давно люди не беспокоили меня.

- Здравствуй батюшка Бай. Появились у меня две внучки, хотят тебя послушать. Не серчай да сказку скажи, а уж мы тебя и молоком попоим, и словом ласковым попотчуем.

Бог вглядевшись в обстановку дома, в огонь печи, переведя взгляд на больных ещё девочек, смилостивившись начал говорить, рассказывая древнейшую сказку:

- Ну, так слушайте детки. В дремучем лесу жил поживал Косолапый. Звался он Михайлом Потапычем.

- Это медведь что ли? Нам о нём мама читала сказку …

Уже засыпая Ладушка, сквозь сон, произнесла имя лесного хозяина.

Бай не прерываясь всё так же продолжал говорить, и слова его лёгким туманом обволакивали двух девочек, погружая в сон, что несёт выздоровление:

- Был то зверь священный, с именем тайным. Жил он в логовище, что звалось берлога, и вот какая с ним случилась история…

Шёл медведь по броду. Упал медведь в воду. Уж он там кис, кис. Уж он там мок, мок. Выкис. Вымок. Вылез.

А теперь спать детки завтра встретимся.

Но не ответили ему девочки, сладко спали они. И снились им лужайки залитые светом солнца и бабочки разноцветные, и цветы невиданной красоты, и медведь что совсем нестрашным зверем лакомился сочной малиной, да ласково поглядывал на них.

- Благодарю тебя бог Бай, что смилостившись над нами, явился. Силу свою показал, наследниц мудрости определил.

- До встречи ведающая. Кошака накорми, натерпелся ведь посланник, да и бога  в себе подержал, чай тоже не сахар, с первого то разу. Это он потом привыкнет, а сейчас потрудился ой как на славу. А мнесь уж пора, звёзды зовут.

Вспышкой неяркой, славянский бог вновь перекинулся чёрным  котом, в которого он вселился, пройдя по нити связывающей различное время и пространство. Вся деревня Ненарадовка крепко спала.

Сказка вторая, в которой происходит выкрикивание  дома …

Утро в деревне начинается с того, что встающее солнышко будит петухов, а уж они рады стараться и своим криком будят людей. И это утро в своей последовательности не стало исключением. Птицы солнца всё также приветствовали светило, люди всё так же стряхивали с себя остатки сна.

Фекла Гавриловна спозаранку вставшая с лавки, растопила печь из угольев что так и не прогорели  за всю ночь, благодаря хитрым заслонкам которыми была оборудована красавица печь в её доме. Поставила чугунок с картошкой, подоила корову и выгнав её за ограду, стала ожидать когда другие хозяйки погонят своих кормилиц, к задворкам деревни, где уже переминаясь с ноги на ногу ждал деревенский пастух Иван Силантьевич, а попросту Ванька Хромой. Показавшиеся кормилицы со своими хозяюшками, обычным неспешным ходом отправлялись на пастбище, а хозяюшки, остановленные на задворках бабой Фёклой, говорили о вчерашних пришлых людях. Баба Фекла собрав возле себя всех женщин деревни, начала собрание деревенского совета, заставив говорливых не в меру, замолчать, под тяжёлым вдовьим взглядом:

- Ну чего сказать хочу бабаньки. Люди оне новые, но не испорченные. Жить им ясно негде. Избу хозяин один не поставит, не прошлые времена, когда в одно лето ставился дом, да семья корнями прирастала. Мужиков наших нет, кто за длинным рублём в город уехал, кто потерялся, а кто и на Северах зажился. Одно слово, городским нужно дом выбрать. Потому смекается мне, что один из брошенных домов пригодится для них. Говаривала мне прабабка, как делаться то, потому останутся здесь токмо те кто имеют дитёв. Бобылки, вдовы, старухи, не пригодятся. И того восемь женщин хозяек. Одевайтесь в бабкины платья, да ждите меня через час возле дома мово, будем дом кликать.

- Бабка Фёкла, а как же ты? Ты ж вроде вдова?

Рябая баба, прищурившись, смотрела с вызовом на чёрную фигуру Фёклы.

- Ты говори, Клавка, да не заговаривайся. Я может и вдова, да ведающая, может ты, сможешь обряд провести? Думаю я так, стой - не шатайся, говори – не зарекайся, а ходи – не спотыкайся. И ваши силы понадобятся, хозяйка семьи хоть и молода, да квёлая к нашей жизни деревенской, так что помощь общества ей всяко не помещает. Кто с хозяйством определится, поможет, кто с уборкой в доме выбранном, а кто и с остальным подсобит. Согласны бабыньки? Ежлив мы не подмогнём, то кто останется на земле этой?

Дружный согласный гомон подтвердил правильность произнесённой речи. Баба Фёкла уходила победительницей, она не просто уговорила принять пришлых в деревню, но и убедила всех что они осядут здесь, став одними из местных, а значит деревня не просто пополнится новыми людьми, но новой кровью, что дарует возможность выжить и не растворится в небытии.

Подойдя к своему дому, она принялась входить в свою ограду, когда заметила молодуху, что уже поднявшись, собиралась пойти по воду, и даже отыскав коромысло, пыталась приладить его на плечо. Усмехнувшись, бабка Фёкла подошла и таинственно поманив, подальше от дверей, стала говорить с мамой Ирой, на интересующую её тему:

- Ириш, дочка, ты как спала, как почивала?

- Да нормально Фёкла Гавриловна, а чего случилось то?

Фекла ещё хитрее улыбнувшись продолжила со словами:

- Я тут с обществом говорила, ну вот и порешили вам дом аукнуть. Не смотри на меня так. Раньше то как бывало, приезжает новая семья, коровушку кормилицу покупает, да и пускает вдоль домов, где значится место пустое да доброе, там она и ложится, там значится и дом ставить. А так как нету теперь в деревне мужиков, кто твому споможет? Он хоть и хозяин видать, да одному не скоро построится будет. Домов брошенных много, да вот немного в которых жизнь аукнится. Вот значится женщины и помогут мне такой дом для вас сыскать, чтобы значится вас к землице матушке привязать. Али не согласна? Вродясь вчера говорила, что не навремя приехала, вроде не на пересидку времени лихого, а навсегда. Иль старуха, что по глупости попутала?

Мама Ира, вздохнув и зардевшись, только и проговорила:

- Благодарю вас Фёкла Гавриловна за участие к моей семье. Уж и не знаю, как вас благодарить. Нет, не передумали мы, остаёмся на этой земле. Страна хоть и огромная, а нам к сердцу этот уголок приглянулся. Так и муж мой Слава считает. Только моя то какая в этом роль? Я ж ваших обрядов не знаю, да и сама не крещенная.

- Это нечего дочка, всё поймёшь сама. Пойдём в дом пора семью кормить, а там как боги на душу положат.

Взобравшись на крыльцо и оглянувшись на топчущуюся Ирину, поправив чёрный платок, и пробормотала:

- Пошли дочка много дел сегодня. Оставь вёдра, будет, кому воды принести.

Войдя в избу она перво наперво взяла в руки кувшин с парным молоком и добавив в него кусочек масла  с кончика нового ножа, зашептала постукивая при этом по столу лезвием стальным:

- Ты, булатный нож, в огне закаленный, водой окроплённый. Чтобы внуки дети Божии были здоровы, чтобы легкие его расправлялись, чтобы все болести миновались, пресеки их, разруби их, отчеркни их, отрежь от внуков детей Божих,  их. Как с гуся вода, так с ребенков маих худоба.

Отложив в сторону нож стальной, она не скрывая голоса встав по среди комнаты, стала говорить на всё туже крынку с молоком:

- Аз, внучки Сварожьи да Макоши матери, хочу  просить за них, быть им похожею на сестриц Радуниц. От первой сестрицы беру люботу! От второй – красоту! От третьей – густой волос, от четвертой – звонкий голос, от пятой – руки нежные, от шестой – зубы белоснежные, от седьмой – ресницы черные, от восьмой – брови тонки, от девятой – очи жгучие, от десятой – нос востер, от одиннадцатой – алые уста, а как двенадцатая, станут сами! Гой!

Девочки что уже проснулись смотрели с восторгом на действия бабки Фёклы и с воплями слезая с печки подскочили к ней с расспросами:

- А чего это ты баба Фёкла делала?

На правах старшей спросила Лада, её перебив и не дождавшись ответа от старухи, скороговоркой спросила и Любаша:

- А чего мама стоит в дверях и не проходит?

Фёкла Гавриловна протягивая девчонкам крынку с парным и наговорённым молоком, только и сказала:

- Пейте внучки, молоко оно полезное. Надобно бы было конечно на водицу проточную наговорить, да дюже кашель бьёт вас. А мама ваша просто учится у меня, потому и замерла.

И потом, уже обращаясь к маме Ире, сказала:

- Не пугайся дочка, это к добру да для поправки детишек. Иди буди мужа, чай по нему работа соскучилась, а я пока на стол соберу. Времени мало, ещё надо обрядится в наряд бабок наших.

Ира пройдя в комнату и разбудив сладко спавшего мужа отправила его умываться на улицу, а сама прибрав постель, поспешила в горницу, помогать накрывать на стол нехитрый завтрак, состоящий из той же картошки, да молока с зеленью. Вернувшийся папа Слава, покряхтывая от прохладной воды. Прогнавшей остатки ночного сна, с удовольствием потирая руки набросился на еду что стояла на столе, но потом остановившись, и глядя на бабу Фёклу, как бы признавая её старшинство, замер с кусочком луковичной стрелки уже надкусанной, но не доеденной. Всё поняв старуха, проворчала:

-Ешь работник, ешь. Работа она хозяина любит. Ты пока чрево картошкой уминать будешь, я тебе вот что скажу. Сегодня у тебя урок таков будет. Сейчас наперво натаскаешь воды, потом в сарайке возьмёшь литовочку востру косу, да и отправишься к Михею. Попросишь его дать подводу с лошадёнкой, и показать дорогу  к лугам заливным. Он, не удержится и увяжется с тобой. Так на двоих и накосите лужок, и привезёте сюды. Неча заречным парням платить, когда свой хозяин рукастый появился. Точилово для косы, возьмешь там же в сарайке. А мы пока тебе узелок с краюхой, да с солью и лучком соберём. Жбанчик с кваском тоже будет к месту. Так что набирайся сил сынок. У тебя восемь работ впереди. Не спрашивай, что и почём, просто поверь мне старухе так надоть и всё. Ежлив где убудет, туда надо восполнить. А тебе мужчине много знать не положено.

Девчонки опорожнив кувшин с молоком, взяв по ломтю чёрного хлеба, уселись возле печки весело болтая ногами. Ирина ела молча, боясь поднять глаза, в которых плескалось недоумение, но им она не хотела оскорблять хозяйку, понимая, что если не понимаешь, то это ещё не повод сомневаться в правильности происходящего. Слава, поев, вышел во двор, и подхватив вёдра устремился к речке, за водой проточной, а уж потом натаскав в кадушки воды, удалился в сарайку, где и найдя всё перечисленной, приготовился к трудовым свершениям. Баба Фёкла, сделав обещанное, выставила всё на крыльцо, и уже не показавшись, заперла за собой дверь.

В доме начали творится приготовления к обряду и не место там было для мужчин. Пройдя в угол горницы Фёкла Гавриловна, раскрыла два обитых медными полосками сундука. Один из них представлял собой склад одежды для женщин. В другом же были мужские вещи, да сверху лежали детские игрушки. Наперед остановившись перед тем сундуком, где лежали игрушки, она подпустив снующих всюду свой нос девчонок, со словами:

- Выгребайте, скоро гости пожалуют, будя чем заняться вам всем.

Девичьи крики восторга наполнили избу, чего тут только не было:  Различные волчки, костяные, резные деревянные, раскрашенные всеми цветами радуги, погремушки, трещотки, скакалки с костяными резными рукоятками выполненных с особой любовью и красотой, были здесь и резанные фигурки различных зверей лесных и крупных, таких, как медведь, да волк, и мелких, как барсук да заяц. Всего таких игрушек вместе с  изображающих домашних животных было больше тридцати. Но особое внимание девочек привлекли куклы. Они были разными. Здесь были и тряпичные и деревянные. И мужские фигурки петрушек и женские куклы с волосами, но без лица, а только чистым тряпичным овалом. И всё это богатство было перенесено на стол, где тщательно было проинспектировано и определено в последовательности применения для игр, которые уже сами напрашивались у двух детей с богатым воображением. Глядя на умильные лица девочек, баба Фёкла, с грустью, сказала:

- Пусть остаются у них, моя бабка, мать, да и я собирали, всё думала, что родным передам, а оказалось, что роднее теперь чем вы у меня наверное и не будет.

- Но у вас ведь есть родные Фёкла Гавриловна?

Ира пыталась быть корректной и не задевать раны старухи.

- Да откудыж им взяться, родным-то? Была дочка Маруська, да Карачун прибрал. В мороз застыла в снегу, из леса пыталась дров привезти, да для сугреву выпила, вот и не расчитала сил. Мужа уже не было, а мужиков как выкашивать стало в деревне. Так я и осталась одна на земле дочка, так и осталась.

Две мутные слезинки скатившись с морщинистых щек, закончились на подбородке, упав и растворившись в чёрном платке.

- Не дело сейчас мокрое разводить. Готовится надоть. Детёв мы отвлекли, им забавы теперь на весь день хватит. А нам дочка, надо одеваться. Вот рубахи, что ещё моя прабабка носила, вот понёвы. Ты женщина замужняя, вот эту в клетку синюю возьми. Рукава рубахи обручьем створчатым сомкни. Поверх рубахи вот этот тканный пояс возьми, детей рожала, потому он тебе пригодится. Вот эти обережки на поясок надень, да и нож будет кстати. Обувь свою оставь, лапоточки всё равно не наденешь, оставайся уж в туфельках своих, на то вреда не будет. А вот голову обязательно покрыть надоть. Рогатая кичка с покрывалом будет самое оно. Мы ведь не просто дом выкликать будем. Мы у Макоши да и  у Мать сырой земли, да у Живы и у Лады Богородицы просить мира и места будем для всей твоей семью. Надобно к этому подойти серьёзней некуда. Скоро и остальные женщины подойдут, одевайся, да не менжуйся ты так. Смотри, как буду делать я, а ты повторяй, время ещё есть.

Ирина, стараясь не очень отставать от старухи, переодевалась в предложенные роскошные одежды, украсившие бы не один краеведческий музей, и казалось ей, что надев это всё, она незаметно перемещается из своего времени в глубину веков. Отрадно ей было на душе. Баба Фёкла помогла ей привести наряд в носимый вид, там поддёрнула, там подоткнула, там поправила, и вот уже не отличишь бывшую городскую учительницу, от настоящей русской женщины живущий задолго от происходящего в деревне Ненарадовке. Вскоре раздался условный стук в дверь, который разбудил кота. Он казалось жил совсем отдельной жизнью, не подчиняясь ни кому. А потому сейчас открыв глаза и потянувшись, грозно мявкнув направился к двери входной, чтобы и когти поточить и проверить кто пришёл в его дом. Совершив променад до дверей, он отправился к своей миске и нахлебавшись молока, поднялся на печь, дабы от туда вести наблюдение за этими мельтешащими и несуразными людьми, что вот уже готовы куда-то идти.

На пороге дома показалась красивая женщина, державшая за руки двоих детей. Мальчика лет девяти и девочку лет восьми.

- Фёкла Гавриловна, прости, не смогла надеть бабкины наряды.  Мне мой приказал всё выкинуть, даже рубашки не оставила. Не хотела мужа серчать. А от него только и осталось, что вот детишки. Их привела, с ними и посижу.

- Эх, Света, вот потому от тебя твой и сбежал. Не смогла удержать женскими чарами, да женскими узами. Кто ж наследством то бабьим разбрасываться? Сиди уж, чего там.

Баба Фекла была непреклонна. Ирина, улыбнувшись и сделав шаг вперёд, протянула руку и представилась:

- Ирина Георгиевна. Можно по простому Ира. А это мои девчонки. Ладушка и Любавушка.

Пожимая её руку, своей мягкой и нежной рукой, женщина, произнесла:

- А я Света. Живу напротив бабки Фёклы. Это мои. Сынок Кирюха, да дочка Маринка. Оболтус, но добрый, а эта егоза та ещё.

Представив, таким образом, себя и своих отпрысков, она подтолкнула детей к играющим девчонкам, и сама присела к краешку стола, ненароком рассматривая двух женщин, что готовились в ожидании остальных женщин, и уже нервничали. Но вот и остальные семь женщин появились. У всех были дети. У кого-то один, у кого-то двое, так что в скорее дом превратился в шумливо играющий, не признающий различий и возрастов единый организм, увлеченно терзающий игрушки которым было не один десяток лет, а некоторым и сотня перевалила. Но дети есть дети и их не интересовал возраст, их привлекал сам азарт и неуёмная фантазия в которой можно было воплотить в игре.

Взрослые женщины вышли из дома оставив всю ораву под присмотром  соседки Светланы. Наступало время действий. Вздохнув и поправив вдовий платок, на кичке Фёкла Гавриловна, выглядела, преобразившись. Огонь в её глазах казалось, метал отблески на всё , на что падал взгляд женщины. Все подобрались, понимая, что сейчас всё и начнётся. Решено было начать по левой стороне, со стороны дома Светланы. Выстроившись вокруг заколоченного дома женщины, взявшись за руки образовали полукруг. Две крайние, возложив руки на плечи старухи, замкнули на ней эту живую энергетическую цепь. Казалось электричество пробежало по всем присутствующим. Строгие лица, и закрытые глаза старухи, стали отсчитывать секунды перед свершением выбора дома.

Заговорившая распевно Фёкла Гавриловна, уже не казалась древней старухой, но полной сил мудрой женщиной:

- Вот стою я напротив дома жилого, что напротив поля чистого. Зову призываю матерей богородиц в помощь себе. Зову призываю: Макошь матушку, Живу богородицу. Ладу миролюбицу, Мать Сыру Землю кормилицу. Вы придите, помогите. Внучке Свароговой дом укажите. Пусть корнями дом с землёю свяжет, да своё согласье покажет. Гой!

Прошла минута и ни чего не происходило. Фёкла Гавриловна, вздохнув побольше воздуха, вновь на распев стала произносить ещё более древнее заклинание:

- Предки по окнам, чуры по углам. Святая роса на кровельке. Круг моего нового  дому тын железный. Огонь жарок от земли до небеси. В каждом углу по щуру стоит, в самых дверях Сварог сидит. На самой крыше полымя горит, железный тын стоит. Никому не доступно до дому моему. Гой! Все четыре богородицы со мной и с моим новым домом! Гой!

Внезапно от дома повеяло таким холодом, что в жаркий летний день, показалось, будто на секунду наступила зима лютая. Женщина что стояла слева от бабки Фёклы не выдержала и произнесла:

- То ж дом утопленника Семёна, не пустит он к себе. Вот льдом морозным и полыхнуло.

Фёкла Гавриловна грозно посмотрела на посмевшую заговорить, и глазами метнувшими молнию, казалось, пригвоздила ослушницу к земле уличной. А затем практически спокойным голосом, произнесла:

- Ирина дочка, займи Машкино место, болтает много. А говорить, тратя силы в полукруге, не след. У нас ещё стока домов впереди, а она решила на первом сдаться. Занимай дочка место, впереди поиск. Даст Бог соищем что надобно.

Двигаясь посолонь, они обходили один дом за другим, везде произнося слова заклинаний. И если сперва напевала только Фёкла Гавриловна, то после шестого дома, её поддерживали и остальные женщины, запомнившие слова древнего обряда. Но только с сожалением переходя от одного к другому дому, бабка Фёкла, горестно восклицала: «Проклятие», «Поклад», «Завитки», «Закрутки», «Чёрный пост», «Свеча красная», «Свеча чёрная», «Чёрный заговор», «Заговор на крови». И вот уже обойдя практически все дома, они приблизились по правой стороне почти вплотную к дому самой бабы Фёклы. Истощив все силы, они еле стояли на ногах, но оставшийся последний дом, вселял последнюю надежду, что всё было не напрасно. И женщины, совершили этот подвиг. Повторив заклинание над последним нежилым домом, они в ожидании ответа, замерли. И вдруг… Дом ответил. Упали с заколоченных ставенок доски, будто кто-то неведомый отодрал их мощной рукой. Раскрывшиеся ставни, подставили солнечным лучам запылённое стекло рам. Вздох облегчения прошёлся по всем участницам обряда. Баба Фёкла усмехнувшись, только и проговорила:

- Он ещё и с хозяином. Строгий он только, на людей обиженный. Да ничё, привадим, отогреем, накормим, да приручим. Всё бабыньки. По домам. Завтра остальных созову, дом очищать надоть, да в ум приводить. А вы голубушки ни кому ни слова, о том что здесь было. Помните, об том. Пошли дочка. Треба отдохнуть мне крепко.

Войдя при помощи мамы Иры, в дом бабка Фёкла легла в дальней комнате на лавку, оставив на хозяйстве молодую родительницу двух девочек. Остальных детей, разобрали женщины, и каждая при прощании улыбалась особой улыбкой. Казалось, общая тайна объединила этих женщин теперь глубже и надёжней чем, если бы они прожили друг возле друга в подругах не один десяток лет. Ирина с благодарностью кланялась, чуть ли не в пояс, понимая, что сделали незнакомые раньше её женщины, для всей её семьи.  Начистив картошки, и поставив её в печь для готовки, она отправилась в огород и нарвав зелени стала её мыть. Девчонки были при ней, с удовольствием исследуя границы двора бабки Фёклы. Вскорости показалась телега с большущей копной свежескошенного сена. Рядом гордо вышагивал их отец Слава. Неся литовку на плече и другой понукая поводьями, старую лошадёнку, он казался прирождённым крестьянином, живущим на своей земле. Наверное ни кто из их бывших знакомых и не признал бы в улыбающемся мужчине кандидата педагогических наук. Он был просто счастлив вернутся домой, к жене и детям. Девчонки, выскочившие за ворота, кинулись навстречу отцу и наперебой стали рассказывать. Как много у бабушки Фёклы игрушек, и что сказал Митька, и как играла Наташка, и какие новые у них друзья и подруги. В свои неполные шесть лет, они тоже были рады, той чистой радостью, что доступна, только детям и святым. Когда любишь весь мир, и кажется, что этой любви не будет конца.

Дома сгрузив свежескошенное сено под навес, папа Слава, умывшись от солёного пота, прошёл в дом. Поцеловав жену и поприветствовав бабу Фёклу, он голодным взглядом обвёл стол. Старуха, вручив ему веник, указав на дверь, только и сказала:

- Не попарившись, за стол неча садится. Всю боль банька снимет, силы вернёт. Иди касатик, а жена тебе и парку поддаст, да и веничком подмогнёт где надобно.

Согласившись с доводами старого человека, папа побрёл в баньку, что уже была вытоплена и готова к приёму дорогих гостей. Приняв пропарку и какие-то пахучие втирания из рук жены, папа Слава почувствавал как оживает в нём всё мужское. С любовью и нежностью он глянул на жену, та улыбнувшись ему в ответ, сказала:

- Хозяин ты мой ненаглядный. Сейчас девчонок выпарю, да и ужинать будем.

Вскорости вся семья собралась за одним столом. Бабка, встретившая коровушку с пастбища, загремела ведром подойником во дворе и вскоре теплое и сытное молоко было оприходовано за общим столом. Отдельная крынка была для детей. Баба Фёкла, не стесняясь, вновь повторила утренний ритуал наговора на молоко, и девочки с жадностью выпили его. Кашель, что ещё проскакивал в течении дня, к вечеру практически прекратился. Молодые родители удалились к себе в спальню, а баба Фёкла опять села мотать возле печки клубки с нитями. Удобно устроившись на печи, девочки в один голос попросили старуху вновь им спеть колыбельную. Та не став себя уговаривать, затянула новую колыбельную:

- Баю-баю, баю-бай,

Спите дети, баю-бай

Гуленьки-гуленьки
Сели к внучкам в люленьку,
Стали люленьку качать,
Стали внучек величать:
Наши детоньки в дому – 
Что оладушек в меду,
Что оладушек в меду,

Сладко яблоко в саду…

Кот что уже приноровившись вновь вцепился когтями в  клубок ниток, перекувыркнувшись чрез голову, вновь обернулся древним богом Баем. Голос его мягким журчащим ручьем, вплыл в комнату, наполнившуюся волшебством:

- Ну что пичужки, вот мы вновь и встретились?

Ведающая, ты бы в огонёк дровишек подбросила, а то пока к вам добирался совсем продрог.

Баба Фёкла, не споря подбросила толстые поленья в топку печки, жарко вспыхнувший каскад искр, благодарно отсалютовал её действиям. А Бай тем временем продолжал свою речь:

- Поди, по сказкам соскучились?

И заметив заблестевшие от удовольствия глаза девчонок, кхекнув для порядка, проговорил:

- Ну что ж есть у меня сказка. Давненько не рассказывал я её. Видать черёд пришёл и для неё. И так…Однажды три  белки, рыжие озорницы, что проживали на одной из сосен волшебного леса, сговорились отправиться на опушку леса пособирать грибов. Зима была не за горами, а потому припасов требовалось в дупла натаскать много. И осмелившись, рыжие сестрёнки отправились в путь дорогу. С ветки на ветку попрыгивали, пощелкивая, переговаривались. И жизнь им казалась прекрасной, и солнышко светило и уже полянка виднелась вдали, как вдруг на их пути выскочила куница. Придушила ловкая хищница не успевших сбежать белочек, да к себе в дупло приволокла. Долго ли коротко выбрала куница самую крепкую белку и съела её, а остальных оставила отъедаться. В дупле у неё были  и орехи и грибы. Старшая из оставшихся белочка стала есть орехи, а младшая даже и не притрагивалась к ним.  Смекнула она, что дело добром не кончится. Пыталась белочка уговорить сестру, сплотится и напасть вдвоём на куницу, да и победить её, когда та почивать будет. Но белочка старшая отказалась, сославшись, что куница их и кормит, да и грозить их жизни перестала.  Так прошло время, и вновь кунице захотелось есть. Выбрала она вновь, самую крепкую белочку да придушив её, и съела. Младшая же белочка, выбрала пору, когда куница уснёт, да и вцепилась ей в горло. Так исхитрившись отвлечь внимание хищницы, она и свободу себе обрела, да и за сестриц старших отомстила.

Услышав, плачь девочек с печки, Бай, усмехнулся  уголком рта:

- Что белочек стало жалко? А ведь то сказка, да про то ,что всем вместе держаться надо в беде, а уж когда приспичит, и один может подвиг свершить. Не плачьте, завтра новую сказку скажу, весёлую. Спите внучки.

Глаза девочек закрылись как по команде, и в доме наступил покой и тишина.

- Благодарю тебя славный Бай. Мне они как родные, пусть помнят меня, да и тебя добром.

- Да ты ни как ведающая помирать собралась?

- Чую и до зимы не доживу, а успеть надо многое.

- Ну, ну, до встречи на звёздном мосту ведающая.

Дом бабы Фёклы погрузился в сон, и только вернувшийся кот отправился по своим кошачьим делам в сарай, где озорничали мыши.

 Сказка третья, в которой  новый  дом ведунью признаёт…

- Вставай дочка. – тихий голос Фёклы Гавриловны, выдернул из тёплого объятья сна маму Иру. Вскинувшись с постели она заметила, что на улице ещё темно. Молчком не вступая в пререкания Ирина, последовала за старухой, что прихватив объёмную сумку, которую ранее молодая женщина не видела, вышла на крыльцо дома.

- Успеваем, до петухов, дочка. Надоть сделать так чтобы ни кто не видел, как ты будешь соединять линии миров.

Ирина уставилась на бабу Фёклу, серьёзными глазами, требуя во взгляде подтверждения и разъяснения её странных слов.

-Дочка пойдём, всё сперва сделаем, а уж объяснения потом, после того как солнышко встанет, да мир осветит, тогда и до разговору будет время. А сейчас время луны, она всем мудрым потворствует, да дорожку прокладывает.

Произнося эти слова, она остановилась пред новым домом Ирины и Вячеслава. Аккуратно опустив припасённую сумку, она стала ловко раздеваться, показав жестами, что и Ирине предстоит сделать тоже самое.

После чего взяв кочергу за ручку стала очерчивать круг вокруг дома и всей территории огороженной для этого случая жердинами. Совершив круг и вернувшись в то же место, она передала кочергу в руки озябщей Ирине и жестами не нарушая молчания, показала повторять те же действия. Ни чего не оставалось делать молодой женщине, как погрузив в землю навершие кочерги, идти по следу что уже был оставлен мудрой женщиной. При этом признаваясь себе, что каждый сделанный шаг, не только прогоняет утренний холодок, но и разливает по крови живительный огонь, бушующей крови. Сделав тоже что и бабка Фёкла, и вернувшись к ней, она обнаружила старуху, что ножом вырезала странные символы. Немного знавшая славянскую культуру, Ирина, понимала, что символы наносимые имеют магическое значение. Баба Фёкла, довольно резво вырезав три к ряду руны, вытащила нож, уже знакомый Ирине, по вчерашнему дню, он сопровождал её при выкликивании дома. Освободив нож от чехла, старуха, взяв левую руку женщины. Кольнула кончик большого пальца и дождавшись выступившей крови, поднесла руку к начёртанным рунам, что-то стала борматать себе под нос. «Поставлю я около двора железный тын, чтобы через этот тын ни лютый зверь не перескочил, – ни гад не переполз, ни лихой человек ногой не переступил и дедушка – лесной через него не заглядывал». Кровь впитывалась в начертанные руны, принимая жертву от новой хозяйки. Прочитав заговор, баба Фёкла, обьессиленно отпустив руку Ирины, жестами показала, что ей нужна сума. Поднеся её старухе Ирина, замерла, ожидая дальнейших действий. Бабка ловко стала одеваться, чему последовала и женщина. Потом раскрыв суму Фёкла Гавриловна, вытащила от туда миску, кусок хлеба и крынку молока. Наполнив миску молоком и накрошив туда хлеба сотворив таким образом молочную тюрю, она передала миску в руки Ирины и уже спокойно начиная говорить, тихо произнесла:

- Неси дочка к крыльцу, пусть домовой порадуется. Он задобрен должон быть. Ты хозяйка, тебе и прикорм держать. Так надо дочка, не бойся, неси.

Ирина открыв воротину несмело пришла ко крыльцу, с закрытой на щепку дверью. Поставив миску и несмело оглянувшись на бабушку, она как по наитию, произнесла:

- Прими хранитель дома от новой хозяйки подношение. Нужен мне помощник, за детьми и скотом приглядчик, мужу моему в хозяйских делах подмога.

Казалось ни чего не изменилось, если не считать что на крыльце материализовалось сперва туманное облачко, а потом разрастаясь стало увеличиваться в размерах, до великанской фигуры звероподобного образа. Казалось страх начал проникать в душу Ирины, но на поясе стал нагреваться нож, которым была выпушена кровь хозяйки. И она всё поняла. Вытащив лезвие, она воткнуло его в крыльцо и фигура сдувшись, стала похожа на маленького человечка правда с лошадиными ушами, что поклонившись новой хозяйке признал её власть. Довольная собой Ирина улыбнулась домовому ещё до конца не веря, что всё что происходит с ней происходит на самом деле, а не в каком-то мороке. Выйдя с ограды, она полновластной хозяйкой развернулась к дому и отвесила ему поясной поклон. Баба Фёкла стояла и улыбалась. Подойдя к ней Ирина тоже поклонилась старой женщине, та ответила вежливым полупоклоном. Обнявшись как мать и дочь они поспешили к себе в дом. Первые всполохи солнца, обрамляли проясневающееся небо. Новый день наступал.  И его начало, было подтверждено голосистыми переливами птиц солнца, что приветствовали светило по своему, только им известному способу.

Войдя в дом, Ирина начала собирать на стол. Баба Фёкла подоив кормилицу корову Марусю, что  который год ей заменяла ушедшую дочку и даже была названа в её честь, зашла с подойником в дом и разлив молоко по крынкам, вновь повторила вчерашний ритуал. Ирина старалась запомнить каждое слово произнесённое старухой. Та отговорив вышла во двор из дома, чтобы выгнать коровушку в стадо, да и поговорить с местными женщинами о делах предстоящих.

Провожая кормилицу до околицы, она здоровалась с другими хозяйками, и помахивая хворостинами поправляли неспешную прогулку по улице, все кто стремился отправить на пастбище скотинку, для того чтобы вечером с нетерпением ожидать её домой. Проводив и сдав под надзор пастуха Ивана, баб Фёкла как и вчера стала собирать хозяек возле себя, чтобы обговорить, насущные проблемы:

- Ну что хозяюшки, опять требуется помощь всем миром. Надобно всю избу отмыть , отскоблить, да приготовить. Молодые рукастые, отработают. Муж ейный хоть куды. Уроки делать будет, что скажите.

- Чё даже на сеновале?

Дружный смех, взорвал круг женщин.

- Тебе бы Клавка, ток о том и мечтать,  пред кем  подол подать.

Осадила тут же, после смеха Фёкла Гавриловна, вновь вступившую в пререкание тетку. Новый взрыв смеха, лучше всякого аргумента заставил прикусить язык, ту что уже завидовала молодым. Злая мысль ещё не сформировалась у неё в голове, но уже зависть поселилась змеёй в груди у неё, начиная разъедать душу. Поотстав от остальных женщин, Клавка, прошла до дома Гавриловны и тормознув возле её плетня, опёрлась о него. Баба Фёкла понимая, что разговор предстоит трудный, подбоченившись ждала начала атаки. И она последовала:

- Слышь, Гавриловна,  меня почто не учишь, пошто молодухе честь? Чего это ты решила талант на сторону передать, не дело то, что скажешь? С чего пришлой такой почёт?  Свою Маруську не учила, так та и ушла за горизонт пустая, и теперь вона как поворачиваешь? У нас тоже дети, да мужики по паспортам тоже имеются. Или думаешь ни кто не видит как охаживаешь семейку эту? Чего сказать то хочешь?

Побледневшая Баба Фёкла, понимала - это вызов, причём вызов, после которого либо пришлых затопчут всем миром, либо признают и оставят полноправно на этой земле. Выходнув, она подперев старую грудь руками скрешенными, выставив острый подбородок, пошла в контратаку. И хотя на улице не было видно ни кого, но их спор был слышен и потому проиграть она не могла, ради тех кто сейчас был в её доме, под её защитой.

- Ты спрашиваешь почему? Хошь верь, хошь нет. А больше не кому, передовать талант. Тебе чтоли? В душе у тебя Клавка мрак гнездится, и пока не вычистишь ты его, нет тебе моего учения. То что вчерась тебя не позвали, так в том ток твоя заслуга. Да вродясь и семейная ты, и дочь есть, а не всё как у людей. Дочя двадцати годков осела в городе, а к матери  и нос не кажет, да и мужик твой как пять лет уехал, так и пропал без вести. О чём это говорит, о том что нет в тебе мира, потому и гнездо твоё опустело. А пришлая, то она пришлая, да токо кровь в ней наша, чую, быть ей мудрой ведающей. Не одного спасёт и вылечит. Скоко мене осталось токмо богам ведомо, но всё отдам ей. Моей наследницей будет, коль родную дочь прибрала Навь, значит на то воля неба, а ту что послали, ту и буду учить, покудова сил хватит. Ты можешь не приходить в дом к ней. Чую беду можешь токмо принести, так что не утруждайся. Там нужны только чистые сердцами женщины, а ты и так рябая, и так в душе выщербленная. Иди и подумай, авось время тебя излечит, от хворобы, что злость да зависть зовётся.

Пристыженная словами Гавриловны, опустив голову, шла по улице Клавдия, но не раскаяние было в душе у неё, а мысль как сгубить молодых, да силу бабкину отнять…

Зайдя в дом, Фёкла Гавриловна, одобрительно посмотрела на хозяюшку что суетилась в горнице. Папа Слава, девочки, уже сидели за столом, и ждали хозяйку. Вытерев руки о передник бабка присела за стол, чувствуя себе впервые гостьей в собственном доме, за собственным столом. Потом очнувшись от наваждения, она приступив к трапезе, проследила, чтобы крынка молока была опорожнена девчонками, что смотрели влюблёнными глазами на ту что была им роднее любой бабушки.

Отзавтракав, папа Слава, потянувшись пошёл на крыльцо. Там его уже ожидали вёдра. Совершив привычную операцию по наполнению кадушек свежей водой, он уже совсем вознамерился идти в сарайку за косой, но тут его остановил голос бабы Фёклы, которая начала давать ему наказ на сегодня:

- Ты сынок, сегодня не сеном займись, а дров поколи в соседском доме на против. Светка вчерась с детьми твоми сидела, отработать надобность есть. Дабы мир не осудил тя. За спиной папы Славы поскрипывая к воротам подъехала телега, на которой уже восседал дед Михей с косой, что рядом с ним казалась неотъемной частью, этого старичка с проплешиной скрытой картузом. Голос Михея, остановил папу Славу, на пол дороге за топором:

- Ты это чего мужиком командовать удумала, хрычовка стара? Ась мужик сам знат, что ему делать. Урок видишь ли отработать? Чего удумала старая, кто же это дрова летом колет? Когда по морозцу оне и легче и хлестче, разлетаються.

Баба Фёкла замерла с открытым ртом получив отпроведь своего знакомца, и дёрнув концами вдовьего платками, махнув руками вплыла в дом, оставив папу Славу в задумчивости, между топором и косой. Дед Михеей одержав победу, не собирался останавливаться и вновь начал артобстрел словами:

- Ты мужик, аль как? Щас время сенокоса, вот и отрабатывай, хоть всей деревне мужицким. А то так они заёздят тебя, как лошака, а потом ещё и обсудют. Дрова дело доброе.  Тока запомни мил человек, дрова летом, это для того чтобы огонь разводить, они как порох горят, раз и готово, а настоящие дрова , полновесные оне осенью да в морозец уже готовятся да колются. От тех дровишек и тепло и жар долгий, почитай как торф, али как уголь кузнечный. Но энто потом, а счас сено важнее. Как потопаем, так зимой кормилицы полопают. Так что скидавай топор наместо, косу и на возу. Давай, давай. Солнышко уже высоко, а трава ждать не будет, сок уйдёт цалительный из её.

Папа Слава, сдавшись и присевший на телегу, смотрел на дом который его приютил будто прощаясь с ним, понимая, что старуха может и обидится на то что он посмел сделать и пойти вопреки её воли. Дед Михей зудел словно муха, ворчя и выговариваясь, благо что появились новые уши в которые можно много чего влить:

- Зверь баба, это Гавриловна. Вспыхнет, потом отойдёт, есливж с умом. Ты не переживай, она до вечера отправится от своеволия твово. А с сеном, мы с тобой и так в героях ходить будем. Каждый двор обеспечим. Эх раззудись плечо, энто тебе не Ванятка, алканавт прошлый, пастух малохольный. Я твову руку ещё вчерась увидал. Будя толк из тебя паря, будя, но тока у бабья на поводу не иди, заёздють, как пить дать, заёздют.

Так ещё продолжалось довольно долго, пока телега неспеша не выехала за пределы деревни Ненарадовки.

И не видел он, как из ворот смотрела им в след баба Фёкла, да делала охранительные знаки, чтобы сберечь и старого и малого, от лиха.

Ирина Георгиевна  убираясь по дому, вновь суетливо наводя порядок, шныряя в бабий закуток, приготовилась уже сейчас идти к новому дому. Руки у неё так и чесались для работы. Зуд её работящий, был прекращён появлением баба Фёклы, заметив румяное лицо женщины и поняв её нетерпение, она подозвала её в дальнюю комнату и заговорила так:

- Доча, ты ни как решила, что уже сегодня, наведя порядок, вы переедете?

- А разве нет?

Испуганный голос Ирины показал, насколько расстроенной она оказалась.

- Мила, да ты шо? Его токмо недели две окуривать надоть, травами разными, выжигая лихо, да немощь, и то если всем миром взяться. Потом ещё неделю скоблить, мыть да чистить, готовить к приёму и сарай, и подклеть, и овин. Там хозяйство было доброе, много чего надоть восстановить, чтобы добром служило. А раз два и обчёлся, это токмо у вас в городе. Потому там и бездушно всё. А тут мир правит. Тут мы все как на ладони. Тем боле сегодня утром, назвала тебя своей приемницей, то слышали все. Значит с тебя пример будут брать, как хозяйство вести, как детей растить, как мужика беречь. Понимаю что вопросов у тебя накопилось не мало, время пока есть. Достань кф мне из под кровати этой, вон ту суму перемётную. Там травы насущшенной много. На первые разы хватит, а потом в лес все вместе пойдём, научу где какую взять, да как приготовить. И тебе наука и дочкам твоим пригодится. Время у нас с тобой есть. Ну а как не успею, то вон там за чурами в красном углу. Коробочка жестяная, откроешь её, там книженька заветная в чисту тряпицу завёрнута, ещё моей бабкой писаная. Знания там моейной пробабкой сказанные. Там много чего узнаешь, чего уже и я не помню. Не станет меня, сама писать будешь, в ней, если что новое, откроется. Видела я сегодня, как ты с хозяином обошлась. Думала сробеешь, а ты вон как. Раз и всё. Даже я растерялась, а он и подавно, давно такой ведающей не было в этих местах, да ещё со спящим даром. Ты не смотри что страницы тут старые да различные. Свои вставлять будешь, а уж книга сама их выправит под себя. Волшебная она у меня. Хошь верь, хошь нет.

Ирина слушала и поражалась сказанному, вопросы готовы были десятками сыпаться с её языка, но понимая, что уважение надо иметь, как и терпение, она ожидала пояснений от бабы Фёклы, когда та собравшись с мыслями стала раскладывать пучки трав, в одну только её понятную мешанину…

- Ты вот думаешь зачем вчера был весь этот обряд? Правильно думаешь. Я сразу знала, что дом единственный который подойдёт, он возле меня, соседский, так как и на него моя сила распространялась. А вот остальные мертвы оказались. То что назвала я, то тёмным искусством было вызвано. В книжечке о том много чего написано, потом почитаешь. А главное я добилась, что знание не уйдёт теперь в землю, вместе со мной. Оно теперь будет в вас всех жить. И на этих семерых ты можешь опереться как на сестёр. Уже не подведут. С остальным миром тоже справишься, как не будет меня, так вмиг прибегут за помощью. То что ночью с тобой делали, то тема особливая. Два круга положено для принятия тебя. Третий сама ложить будешь, когда семья вся будет дома, он то и будет замыкающим с небом. Руны что мной начертаны были, то для тебя и твоей семью защитой будут от лиха и беды, так моя ещё бабка делала. Главные они из тех, что ещё людьми да нами не забыты. Тока не мешкай, а то всё в пустое уйдёт. Боги иногда шутят, а мы и не ведем как наши поступки возвернутся. Ну теперяче смотри учить буду…

Пучком травы на полу она начертала первый из знаков и произнесла:

- То зовется знаком Берегини. Знак тот — женский образ,  защита и материнское начало Знак этот, ведает и земным плодородием, и судьбами всего живого в доме. Богиня-Мать дает жизнь душам, приходящим, чтобы воплотиться на Земле, и она отнимает жизнь, когда приходит время. Поэтому знак Берегини можно назвать и Жизнью, и  Смертью, и Судьбой ведающей.

Начертив второй знак, стала она рассказывать о нём также подробно:

- То знак , не простой . Опора. Это символ оснований Мироздания, богов предков наших. Опора — это древо, по которому идёт соединение Нави, Прави и Яви. Ведающая нанося знак этот делает свой дом миром для всего мира. Ну, а это знак Крады.

Выведя на полу вновь травами повторяющийся знак, что был нанесён на новый дом, Ирина вся превратилась в слух:

-Крада означает жертвенный огонь. Это знак Огня и духовного и телесного и божественного, устремление и воплощение стремлений будут служить тебе стоит вновь начертать этот знак, где либо. Но воплощение какого-либо замысла всегда есть раскрытие этого замысла Миру, и поэтому Крада- это еще и  знак потери внешнего, пустого - того, что сгорает в огне жертвоприношения. Потому и кровь твоя была пролита в вырезанные мною знаки. Потому дочка и дом теперь твой, если Боги не порешат по другому… Потому и твой муж краду мне зажгёт когда-нибудь.  Но то после….

Стук в дверь отвлёк их от разговора. Вновь на пороге появилась соседка Света со своими детьми, и вновь весело поздоровавшись женщины стали обсуждать насущные вопросы. Вскоре подтянулись и остальные женщины с детьми. Вновь было решено оставить Свету с детьми, а самим вновь отправится к дому и начать его готовить к приёму семьи. Баба Фёкла вручила каждой женщине по пучку трав, и по пути к дому рассказала что и за чем, да в какой последовательности нужно делать. Женщины притихщие слушали её особенно внимательно. Ирина впечатывала каждое слово Гавриловны себе в память накрепко. Вот уже и знакомые ворота и дверь на щепке, выкинув её, хозяйка хотела было войти, но Гавриловна оттолкнув её, довольно резко от порога, только и сказала:

- Эх молодёжь молодёжь. Ну кто из молодых первым в дом входит, а? Либо животное запускают, либо старика, хто первый пред богом предстанет, тем и жертва принесена будет. Мене не долго осталось, животины здесь нет. Так чего захотела домовину примерить раньше срока? А ещё ведающая? Эхо- хонюшки, хо-хо.

Ирина потрясённая замерла на крыльце, пропуская отчитывающую её бабку вперёд. Войдя вслед за ней они начали выполнять в строгости всё что она приказывала. Обкуривающий дымок горьковато сизым дымком пополз по деревне.

Дети играли в игрушки и забыв обо всём на свете радовались тому что практически без присмотра остались одни, а значит можно не только поиграть, но и пошкодить. Так Кирюха решился взяться за бабкиного кота, что гордо выгнув спину гулял по дому. Стоило ему взять его на руки и начать его тормошить, как зверь зашипев, ударил мальчишку лапой с когтями, пометив хулигана и заставив выпустить ворчащее животное на свободу. Весёлый смех был наградой набедокурившему мальчишке. Шлепок мамы по попке, нисколько не уронил престиж мальчугана в глазах сверстников.

В это время в доме шло окуривание каждой щелочки, каждой полочки. Окна и дверь были открыты. Каждый занимался своим делом и в своём углу, расставленный умелой рукой Гавриловны. Но вот в проёме показалась женская фигура и пучок с дымящим кустиком полыни, что был в руках у Фёклы Гавриловны, замер, стоило фигуре переступить порог нового дома семьи Дальних. То была Клавдия и в руках она держала свёрток. Протягивая его приезжей молодухи она пыталась сказать что-то приветливое и уже после улыбки раскрыла рот, как дымок от полыни, свернувшись плотнее, и юркнув к её горлу, плотным кольцом сжал его. Задыхаясь женщина выбежала из дома. Ирина смотрела на бабу Фёклу и не подходила к узелку. Женщины остановившись от своих дел, тоже уставились на ведающую мать, ожидая разъяснений. Баба Фёкла, пошамкав губами, бросила пучок догоревшей полыни на узелок только и сказала:

- Сжечь, али закопать надоть эту мерзость. Наговорено сильно и со злобой лютой. На смерть наговорено. Ни кому не прикасаться к нему. Видно моя судьба в том. И подняв узелок, вышла молчком из дома Ирины. Все остальные женщины потянулись за ней. Не исключением стала и сама Ирина. Выйдя за околицу деревни, баба Фёкла, подняла узелок и подставив его солнцу, призвала светлых богов быть свидетелями злодеяния. Потом со всей силой швырнула об землю его. Толи показалось женщинам, толи померещилось, только все увидели как из узелка того выползать стали змейки да насекомые разные и и скрываться от солнечных лучей. Через несколько секунд, всё было кончено. Ковырнув кочку баба фёкла брезгливо бросила в ямку тряпку от узелка, и накрыв кочкой, повернулась к женщинам со словами:

- Надобно идтить искупаться. Вода она всю скверну смоет. На сегодня усё. Завтра продолжим. И первой направилась в сторону речки. Гуськом как на привязи за ней устремились и остальные. Шествие замыкала Ирина. Напоследок она оглянулась на кочку под которой была похоронена тряпка от узелка Клавдии, и ей почудилось, что земля дрожит в том месте, будто перемалывает что-то инородное, что по недоразумению попало извне.

Выкупавшись и освежившись, женщины, отправились к бабе Фёкле, напились вкусного чаю, обсудили последние сплетни и намечающийся приезд Люськи почтальонши, и веселые отправились к себе по домам. Дети радостно шли рядом с матерями, держа их за руки. Ирина поймала себя на мысли, что она не видела в городе такой картинки практически ни когда. Там уже в пять лет дети старались показать себя независимыми от родителей, а здесь наоборот была какая-то природная нежность и внимание одних к другим. Смахнув слезу, Ирина, отправилась топить баньку, скоро должен был появится её хозяин, её муж и друг Слава.

Вечер не принёс каких либо событий. Всё проходило чинно и благородно. Фёкла Гавриловна, немного подувшись на папу Славу, всё таки согласилась, что сено важнее и запасать его на все тридцать дворов, надо долго. А потому и урок папы Славы можно было считать выполненным. Потому вымытый в баньке и смазанный целебной мазью, папа Слава благоухая как цветочный луг, поедал картошку с зелёным лучком и слушал, как на перебой его любимые девчонки рассказывали, что сегодня произошло в их новой и такой интересной жизни. Потом родители отправились спать, а для детей наступило время свидания с богом Баем. Спев колыбельную вызов, Фёкла подождала когда Бог явится, но ни чего не происходило. Тогда поняв что, что-то не так, она стала вставать, и обнаружила что клубка шерстяных ниток ни где не было, а значит и кота привлечь было не чем. Подбросив в печь пару поленьев, она вернулась к окну и взяв оттуда с подоконника шерстяной клубок, стала перематывать нить, напевая:

- Баю-баюшки, баю,

Не ложися на краю,
Придет серенький волчок,

И утащит во лесок,
Под ракитовый кусток.

Как у котика-кота
Была мачеха люта,
Она била кота,
Колотила кота,
Она била-колотила,
Приговаривала:
Баю, баюшки, баю,
Калатушек надаю,
Калатушек надаю,

Крепко спать тебе велю.

Кот сегодня уже вышедший из одной баталии победителем, смотрел с интересом на ту, что его баловала молоком, а тут вроде как грозилась надавать колотушек. Поняв, что его просто пугают, и бить не собираются, он вновь подошел к хозяйке и вцепившись в клубок ниток, позволил Богу перенестись в этот мир, где его уже ждали. Вспыхнув россыпью искр, кот перекувыркнувшись обратился в мужичонка, что сразу же протянул руки  к горячему пламени:

- Привет сизокрылые голубушки. Соскучились?

Увидев дружные кивки с печки двух детских головок, он довольно покряхтывая, и глядя на ведающую мать, проскрипел:

- Змерз я чегой-то. Хоть бы молочком угостила гостя, что ли? А то как сказки сказывать, это оно самое то, а как молока, так ни капли?

Баба Фёкла степенно поднесла Богу Баю крынку с парным вечерним молоком от кормилицы коровки. Тот  благочинно приняв, осушил до донышка молочко. Сытно крякнув, он, утирая усы и бороду от капель белых, произнёс:

- Ну что будет вам сегодня такая сказка…

Давным-давно в краях северных жил один охотник с семьёй. Вот однажды отправился он на охоту, да и заблудился в лесу. Долго брёл он, совсем выбился из сил и решил остановиться возле сосны, да и передохнуть. Сел он возле дерева, да и уснул. Уснул да и помер. Зимой спать в лесу нельзя, не успеешь оглянуться, как уже всё – замёрз!

Очнулся охотник и видит, что его душа путешествует по нижнему миру. Имя тому миру Навь. Вот доходит он до каменных пещер, и видит там хозяина того мира – Ящера. Поприветствовал он его как положено, да и говорит. Там наверху у меня семья осталась, отпусти хоть попрощаться.- Э, нет, отвечает ему хозяин подземного мира, если я тебя сейчас отпущу, ты там и останешься, застряв между мирами. А так вкуси пищу мира этого, и обязательно вернёшься.                                                                                       Вот охотник и согласился, делать то было не чего. Подали им кушанья, а все плошки, да ложки ущербные. Кружки да крынки битые. Подносы да чугунки мятые. Отведав пищи нижнего мира, чувствует охотник, что прикована часть теперь его души к этому миру, но всё ещё тянет его в мир живых, там и дом и семья. Хозяин нижнего мира и отпускает его, с условием, что чрез три полных луны, вернуться он должен. Тот и согласился. Ткнул в него хозяин нижнего мира, когтем и очнулся охотник возле той же сосны, где и уснул. Встал да побежал по лесу как по ровной дороге, сразу и путь вспомнил до дому. Прибежал домой, а уж его и не чаяли видеть. Садят в почётно место, кушанья подносят, чарку наливают, а  он не может принять. Говорит, а нет ли чего ущербного, да побитого. И ложка и плошка чтоб были не целыми, да чарка с подносом гнутая? Жена его и отвечает: - это что же я добрую посуду ради тебя бить да кромсать буду. Огорчился охотник да ни чего не сказал, стал есть из того в чём подали, чувствует душа его начинает к этому миру привыкать. Проходит две луны и чувствует, он, что начинает таять его тело, становится он прозрачным совсем. Призывает он к себе сыновей и говорит, пока не поздно, открою я вам тайну. Нет меня боле на белом свете, отпросился я у хозяина нижнего мира на три полных луны, и чую срок подходит. Чтоб остался я с вами, да помогал в делах хозяйственных, найти вам надобно мои косточки, да похоронить их под порогом дома этого. Останусь я меж мирами, да и вам от того помощь будет. Огорчились сыновья, но согласились с решением отца и устремились в лес, нашли и сосну и останки отца. Собрали косточки его в мешок, да и кинулись домой. Стоило им дойти до порога дома, как отца уже одна тень осталась, да голос слабый. Вскрыли они порог дома и захоронили кости отца там. Исчез отец из мира живых, но и в мир мёртвых не пришёл. Застрял он между мирами. И стал гостем и там и там. По дому сыновьям да жене помогает, и в нижний мир нет-нет, да угощения занашивает. Так с того времени и повелось. Стоит старику какому уйти из жизни. Его с почестями и хоронили  под порогом дома, чтобы значит и после смерти охранял, да помогал свои родным и близким.  А уж ему и пищу и питьё мира живого для умащивания преподносили на  дни поминовения. Так появились домовые, а уж сейчас они везде и повсеместно по-другому в этот мир являются, но то уже другая сказка.

Дети уснувшие сопели в такт и было уютно и тепло в доме что был длительное время практически пуст. Улыбнувшись, Фёкла поблагодарила Бая, поклоном, тот ответив кивком, исчез. Ночь была на дворе. Пора спать.

 Сказка четвёртая, в которой  знакомство с почтальоншей Люськой заканчивается расставанием с Клавдией …

На этот раз утро в деревне началось не  с того что встающее солнышко разбудило петухов, а с криков и мучительно приглушённого мычания несшегося с  подворья Клавдии. Птицы солнца всё таки приветствовали светило, но не было в криках их обычной радости, что-то подсказывало им что случилась беда. Стук в окошко Фёклы Гавриловны, подтвердили их предположения. Старуха выйдя на крыльцо перекинувшись с кем-то парой слов, метнулась в дом и собрав котомку с травами, вылетела из избы с такой прытью, что и молодым было бы завидно. Мама Ира, вставшая с петухами вслушиваясь в мучительные звуки, отметила про себя, что и собаки вдруг начали, поскуливая подвывать им в такт. Деревенские  стряхивая с себя остатки сна, начинали обыденную жизнь с гармонизации своего пространства.  Обычная утренняя дойка и выпроваживание своих кормилиц в стадо сегодня были нарушены событиями что разворачивались в Ненарадовке.

Мама Ира понимая, что хозяйку можно и не дождаться, подняла почивающего мужа Славу и растерянно проговорила:

-Слава, пошли поможешь мне подоить Марусеньку. Я боюсь, одна не справлюсь. Конечно, я видела как это делает наша хозяйка, но что-то говорит мне, что без твоей помощи не обойтись мне.

Папа Слава, потянувшись и хрустнув суставами, ловко подскочил с кровати и одевшись проследовал к умывальнику на улице. Смыв прохладной водой остатки сна, он  глядя на жену улыбнулся и сказал:

- Я готов, а вот ты нет. Одень что-нибудь бабы Фёклы, кусок хлеба с солью, ну и с богом.

Жена, признавшая правоту мужа, так и поступила. Хоть и боязно ей было, да привыкать да начинать когда-то,  надо было. Пройдя в хлев, в повязанном платке, она, уместив подойник, где и положено, стала выжидательно смотреть на мужа. Тот, подойдя к корове с головы, и протянув ей краюху хлеба начал добрыми словами, отвлекать её от того, что после взмаха его руки, начал творить его супруга. Сперва неловко, а потом всё более уверенно, она стала справляться с поставленной задачей. И вот уже полное ведро молока, готово. И радостная улыбка озарила счастливое лицо мамы Иры. Папа Слава, с гордостью показав ей поднятый палец и поцеловав кормилицу в лоб, с чувством выполненного долга вышел из хлева. За ним вышла  и мама, что устремилась с подойником в дом. Разлив по заготовленным крынкам молоко, мама Ира, решилась на другой отчаянный шаг. Взяв хворостину и смело отправилась опять в хлев. Открыв его и уговорами и похлёстыванием по бокам хворостиной, выгнала Марусеньку на улицу, где уже шли другие коровушки…

Как обычно перед входом в деревню, стояла фигура пастуха Ивана, ждущего своих подшефных. Бабы что уже подстегнули коров в стадо, остановившись стали обсуждать утренние звуки разбудившие деревню, и не досчитавшись Клавки и бабы Фёклы, поняли что, что-то произошло, а увидав Иру в бабкином вдовьем платке и совсем переполошились. Успокоив землячек Ира, пересказала все приключения, что сегодня с ней произошли, и убедила, что ни чего страшного нет.  Улыбаясь и шутя, она в движениях показывала, что и как происходило. Деревенские теплели сердцами и уже с улыбками возвращались по домам. И только потом она осознала, как была не права, когда увидела глаза бабы Фёклы, после возвращения домой…

Мрачная обстановка была в доме. Притихшие дети и мрачной тучей сидевший муж. Фёкла Гавриловна, что увидав маму Иру в своём платке, только сочувственно улыбнулась ей краешком старческих губ, и сказала:

- Здравствуй дочка. Горе у нас приключилось в деревне. Клавка забыла закрыть хлев, а её Зорюшка, кормилица её, нализалась гвоздей да железяк всяких. И не углядела Клавка как, ума не приложу, но, да видать так уж судьбой положено. Пыталась тебя жизни лишить, а вишь как самой-то аукнулось. Ты не серчай дочка, мне пришлось твоим всё рассказать про вчерашнее её явление в дом, недолжно быть тайнам промеж своей семьи.

- Баба Фёкла, а ей больно? – Ладушка решившись задать вопрос, разрядила паузу, что возникла после слов Гавриловны.

- Нет внучка. Я её дурман пойлом опоила. Спит она мученица.

- А она умрёт? – Любавушка в ужасе от того что это может произойти, с надеждой смотрела на бабу Фёклу, готовая услышать, что всё будет хорошо.

- Да внучка, скрывать не буду. До вечера кормилица отмучится и всё. Был бы фельшер какой, иль оборудование, может и спасли бы, а так, только забить чтоб не мучилась скотинка.

А уже потом обращаясь к папе Славе, продолжила его уговаривать, продолжая начатый разговор, что был прерван приходом мамы Иры.

- Ну пойми ты сынок, так надо. Не дай мучится животинке, зазря. Чик и нету. Дед Михей подмогнёт еслив чего. Не отварачивай лица, в жизни бывает всяко. Мужик должон быть готов ко всему, доля у него такая. Бери нож с костяной ручкой и ступай. Вот тебе мои слова сынок. Токмо помни, не бери у Клавки ни чего из рук, как бы не умоляла упрашивала, не слова не говори и уходи. Суд ей божий, не твой. Смотри уже и дед Михей, вон по улице мотыляется. Ты думашь ему легко, я ведь ему тоже всё объяснила, и он-то согласился. Ну пойми сынок не могу я её спасти. Моя прабабка могла бы, она из нутра у человека без ножа и крови  наконечник стрелы вытаскивала. Ая не могу, нет во мне такой силушки. Так что пожалей ты меня, коровушку, да и Клавку эту непутёвую. Пожалей и сделай что должон.

Мама Ира, теперь уже всё понявшая, подошла к мужу и положа ему на плечи руки тихо попросила:

- Слава, раз нет другого выхода, ты обязан помочь.

Папа Слава, молчком взяв нож с костяной ручкой, что уже лежал приготовленным на столе, вышел на крыльцо. Вслед за ним вышли и остальные члены его семьи. Шествие замыкала бабка Фёкла. Дед Михей пыхтя козьей ножкой, мотнул головой вышедшему мужчине и без слов, направился в сторону Клавкиного двора. Горестная фигура Клавдии, плыла вслед за ними. Платок, сорванный с головы, обнажил её волосы, что разметавшись на ветру, жили своей жизнью. Прижав платок ко рту, Клава не давала ни звуку вылететь из своего рта. И только слёзы бегущие ручьями , да вздрагивающие плечи могли показать всю глубину горя, что пронзило её…

Баба Фёкла проводив взглядом это шествие, повернулась к Ирине и проговорила:

- Дойди дочка до Светланы, пусть посидит с детями, а нам пора к дому. Горе горем, но надоть и о твоём гнезде подумать.

Выполнив всё в срок, мама Ира вышла с Фёклой Гавриловной и обнаружила, что посреди улицы происходит импровизированный митинг. Возле мотороллера «Муравей» происходило хаотичное бурление масс женского пола.

- Вот и Люська пожаловала.

Позади вышедших женщин раздался голос Светланы, что тоже вышла за ними привлечённая громкими звуками раздающимися посреди деревни. Мама Ира глядела то на Гавриловну, то на Светку и не могла понять от чего такой ажиотаж, при появлении обычного почтальона. Гавриловна внесла лепту в объяснение ситуации:

- Она ведь не только сейчас пенсию да переводы денежные привезла, но и весточки, да подарки, да на продажу, кому чего надобно. Аккурат к двадцатому часлу всегда так. Только вот последнее время энто двадцатое часло уже месяца два задерживаться. Ну да там на верху видней, когда нам энти бумажонки подкидывать.  Еслив тебе по хозяйству чего надобно, не стесняйся, заказывай, усё доставит, да вот только денежку возьмёт сверху. Ну на то и барышница.

Мама Ира со старухой вклинилась в толпу оживлённо гудящих женщин.

- Эх, распална, полна моя коробочка, есть и ленты и парча…- фальшивя и перевирая слова, голосила сидящая на дерматиновом сиденье мотороллера Людмила Викторовна Грузденко, в миру просто Люська почтальонша. Увидев новеньких, она замолчала и с интересом уставилась на тех кто приближался. Признав Фёклу Гавриловну, она ощерившись в улыбке, раскинула руки, приглашая осмотреть импровизированную лавку позади себя организованную в кузове мотороллера.

- Сколько лет, сколько зим, Гавриловна? Подходи. Выбирай. Кстати пенсия тебе причитаться ажно за два месяца, за дочку твову  Маруську непутёвую. Тратить бушь, али на похороны отложишь? Да подходи. Распишись тока. Документ всё таки.

И сунув в руки Гавриловне мятый листок ведомости, показала где ставить роспись. Отмусолив положенное, она отдала наличность в руки старухе, и жадно глядя на то как деньги готовы сгинуть в бабкиных юбках, только проговорила, жадно облизывая губы:

- Побаловала бы ты себя хоть на старость. Чего их хранить, или думаешь что проживёшь вечно Гавриловна? Кстати хоть представь, кто с тобой? Что за товарка? По виду не вашенская, городская краля, кажись?

- Люська, это новая наша землячка Ирина. Мне она как дочка, так что ты язык то свой блудливый придержи за зубами. Если давно не мучалась ими, могуть и организовать.

Схватившись за зубы, после этих слов старухи, Люська спровоцировала взрыв смеха стоявших вокруг неё женщин.

- Ну, Иринка так Иринка. Подходи… Выбирай, других не держи, денежки токмо плати!

- Кому Иринка, а кому Ирина Георгиевна.- голос задрожал струной у мамы Иры. Взяв себя в руки и поняв, что до этой женщины не дошло её предупреждение, Ирина решила действовать по другому.

Почтальонша подобно полководцу восседала на сиденье и отчаянно размахивала руками. Ирина подойдя и рассмотрев товар, передёрнула плечами. Практически весь товар был китайского ширпотребного производства, не отличающегося не качеством, ни дизайном. Заметив такое отношение к тому что она привезла, Люська стала высматривать кого-то в толпе, а потом обратившись к женщинам, спросила, уже специально игнорируя новенькую, что брезгливо отошла от её мотороллера:

- А где Светка? Чей-то не видно её. Я понимашь кроссовки ейному пацану привезла, весточку от супружника в кои то веки, а её не видать, не слыхать?

Гавриловна кинулась к ней и потребовала:

- Отдай писульку. И где тапочки?

Отдавая письмо в руки Гавриловны, Люська так же продемонстрировала и  китайские кроссовки, что вызывающе новым видом смутили всех кто видел их.

- Баба Фёкла, да в городе можно намного лучше купить и не такую дешёвую подделку.

Ира отдернув, остановила старуху, что уже готова была вытащив деньги рассчитаться с перекупщицей.

- А вы гражданочка чего лезете в базар? На базаре два дурака. Один покупает, другой продаёт. Вам не ндравится? Так и езжайте в город, там отоваривайтесь, а мы тут сами как-никак разберёмся? Правильно я говорю бабыньки?

Одобрительный гул, был ей ответом. Ирина с гордо поднятой головой и в сопровождении бабы Фёклы, отправилась к своему дому. Женщины увлечённые разговорами и пересудами, всё так же оставались возле Люськи почтальонши. Дойдя до дома женщины приступили к обработке и приборке гнезда Ириной семьи. Женщины же раскупив, либо выменяв на натуральные продукты, ширпотребовские обновки, разошлись по домам, каждый к своему дому, забыв на сегодня о помощи Гавриловне. Люська уже собирающаяся стартовать на своём мотороллере, внезапно была остановлено хриплым голосом Клавдии:

- Слышь подруга, тормози. Ну кудысь ты поехала? А с подругой поболакать?

Нетрезвая походка выдавал женщину с головой. Люська глядя на выпившую женщину, почувствовала возможность отыграться за утрешнее поражение. Ведь ни кто почему-то не сделал ни одного заказа, на следующий раз. А это было не просто обидно, но и лишало её дохода.

- Ой, да ни как Клава? А чего мы Клава такие весёлые? Праздник у тебя Клавачка, а чегось раньше-то не подошла, я б тебе каку обновку подогнала?

Шатко подойдя к мотороллеру Клава оперлась о технику и выдохнув запахом перегара на Люську, зло оскалившись, хрипло просипела:

- Да праздник у меня Люся, праздник да такой, что вишь гуляю! Ты представь, городская тока приехала, а Гавриловна над ней шефство взяла, обучает её своим штучкам. Так все и ни чего ей и не говорят. А тут прикинь, Зорька мая нализалась гвоздей. Нет ну ты понимашь? Нализалась гвоздей. И всё.  Чего может неделя какая не удачная? А вот сегодня понимашь… Тю,тю.

Нет больше моей Зореньки. А эта городская ещё и мужика такова привезла рукастого, что любо дорого смотреть. Ну как тут не радоваться подруга? Хошь с тобой поделюсь своей радостью, ну и выпивкой само собой?

Люська смекнувшая, что можно не просто поиздеваться. Но и крепко поживится, сочувственно вздохнув начала готовить почву:

- Да подруга, смотрю я на тебя и понимаю, что не фарт тебе здесь. Вот что ты будешь делать с такой уймой мяса. Ну килограмм десять съешь, а остальное, раздашь. За спасибо? В город, что ли свозить тебя, глядишь чего приторгуешь им?

- А чего свози Люськ, что я хуже этой штучки городской. Продам мяса, оденусь, накрашусь, глядишь и глянет на меня мужчинка то её. Посмотрим кто кого. У меня-то всяко разно есть на что глянуть.

Пьяное бахвальство расслабляет, потому и попалась Клавка в ловушку легко и просто.

- Ну отвести то я тебя отвезу, но ведь это стоить будет. А потом, мясо надоть клеймить. На лапу врачу дай, менту на базаре дай, за место заплати, и ещё и при продаже рубить за бесплатно ни кто не будет. Вот и получается может мне продашь подешевле, а я уж остальным займусь, чтобы значится всем хорошо было? А подруга. А в город не сумлевайся увезу обязательно.

- А иди оно гори синим пламенем. Счас Люся всё порешаем. Подгоняй минут через двадцать своего коня к моей избушке, грузится будем. О цене подруга потом с говоримся.

Шатающейся походкой, с темными кругами под глазами, распущенными волосами Клавдия, не была похожа сама на себя. Это была тень, причём худшая тень той женщины, что когда-то жила в Ненарадовке. Что сделало её такой, может и жизнь, а может и сама, когда перестала радоваться жизни, а стала завидовать, да ёрничать, пропитываясь злобой глухой к более удачливым или более добрым людям.

Подойдя к дому она открыв калитку увидела, что мужчины уже закончили со своим не лёгким делом, им собирались уже уходить. Встав и подперев руки в бока, она в пьяном кураже, стала командовать:

- Чтож это делается? Куды собрались. Стоять! Сейчас обмоем, жаровочкой побалую, подикось такой и не пробовали. А потом, завернём мою Зореньку в белы простыни и повезём в горуд. На продаженьку. Пускай хоть последок порадует хозяйку.

Ни чего не ответили ей мужчины на её слова, а только переглянувшись, и вывешив вдвоём шкуру на козлы, они собрав инструмент, отправились к деду Михею. И ни крикливый голос Клавдии с истеричными угрозами и проклятиями, ни лица в окнах деревенских, ни даже подъехавшая почтальонша Люська не смогли их остановить.

Дед Михей, молчком дойдя до дома, и распахнув калитку жестом показал где у него умывальник, где рушник, чтобы вытереться. И пока папа Слава, умывался отфыркиваясь, дед готовил нехитрую закуску на стол, где уже красовалась бутылка с  мутной начинкой. Присев на лавку, папа Слава дождался деда Михея, и потом всё так же молча выпив по рюмке и закусив чем бог послал, они выдохнув, отдали последний долг кормилице Зорьке, вспомнив её добрым словом. К вечеру папа Слава впервые пришёл домой шатающейся походкой, чем напугал и дочерей и маму Иру, которая раз и навсегда зареклась отпускать мужа для таких дел в деревню.

Вечер в семье был не долгим. Уставшая мама и бабка Фекла, быстро определили детей на печку, и потушив лучину, долго о чём-то говорили. Девчонки из их разговора только и поняли, что какая-то Клавка, что то там сотворила. Заколотив окна дома, и покидав какие-то вещички, да поверх какого-то мяса, укатила в город к дочке. И невдомёк им было, что больше эта женщина никогда не захочет появится на земле деревенской, так как прокляла её страшными словами, и теперь мама с бабушкой думали как снять с земли эту грязь. Порешив, что утра вечера мудренее, баба Фёкла отправила маму Иру спать, а сама опять сев напротив печки с огнём, на лавке принялась, напевая перематывать клубок с  шерстяной ниткой заговорённого клубочка:

- Баюшки-баюшки

Скакали горностаюшки.
Прискакали к колыбели
И на девочек поглядели.
И сказал один горностай:
«Поскорее подрастай!
Я к себе тебя снесу,
Покажу тебе в лесу
И волчонка, и зайчонка,
И в болоте лягушонка,
И на елке кукушонка,
И под елкою лису

Люли - люли - люленьки!  
Люли - люли - люленьки!
Где вы, где вы, гуленьки?
Прилетайте на кровать,
Начинайте ворковать.
Люли - люли - люленьки,
Прилетели гуленьки!
Сели в изголовье...
Спите на здоровье!

Бог Бай появился как всегда после слов вызова, но заметив в каком состоянии ведающая, сперва, обратился к ней:

- Ну и что закручинилась? Сколько слов злых на Русь, кто только не говорил, а она стоит и стоять в веках будет. Собака лает, ветер носит. Кажись не только девчушкам, сегодня буду рассказывать я сказку, но и одной старушке, что забыла, кто на самом деле может оставлять после себя след. Добро али Зло.  И так, молока от вас я чувствую не дождусь, так что вот вам моя сказочка:

Жил-был в стародавние времена один князь. Гордый и воинственный он был. Много земель покорил, и много крови людской пролил. Но самая главная его забава была собирать сокровища, коих ни у кого не было. Были у князя и бояре думные, что в походы с ним хаживали и тоже прониклись увлечением княжьим. Вот бывало соберутся они на собрание при князе да давай хвастать один пред другим. Однажды князь услыхал похвальбу своих бояр, вошёл в светёлку и постановил, что завтрева будет смотр сокровищ. И тот кто сможет затмить сокровища князя, тот будет и обласкан и награждён княжеской милостью. Разошлись бояре по дворам своим, подобрались к сундукам, и всю ночь выбирали из своих сокровищ самые самые. Вот уж и утро наступило и собрались вновь они на дворе у князя. Тот сидя на резном стуле принимал суд. Выстроились бояре и давай показывать сокровища да диковины, чего там только не было. И цветы из драгоценных камней, и животные разные из золота и сребра, и сады чудные из драгоценных минералов, и малёхонькие игрушки, что меньше макова зерна, да такие потешные, что уму только дивишься, как же они двигаются, по златому подносу. А уж прочих вещёй из благородных металлов и не перечесть было. Смотрел на это всё князь, да и прикидывал кому отдать победу, и вдруг заметил, что одного боярина нет. Кликнул он его, не отозвался слуга княжий. Прошло время, послали за ним, вошёл он на княжий двор, а руки пусты у него. Князь ажно опешил. Да и спрашивает слугу свово.

- Где был, что принёс, чем удивишь боярин?

А боярин поклонился князю в ноги и говорит ему. Долго я вчера думал над словами твоими. И вот плод моих мыслей… Нет у меня для тебя на показ сокровищ необычных. Есть простое сокровище, но оно есть у всех людей в твоём княжестве великом.

Задумался князь, а потом махнув рукой разрешил показать боярину молодому своё просто сокровище. Тот же зайдя за ворота княжеские, на секундочку, вновь вернулся да не один. За ним шли его дети погодочки, юноши и девицы, малы детушки, да так хороши они были, чисты да прибраны, что любо дорого смотреть на них было. Глаз радовался, да душа пела. Поняли тогда и бояре да и сам князь, что ни что их сокровища не стоят, против такого чуда, как дети и признав это присудили победу молодому боярину и его детям. Вот такая сказочка горлицы мои ясные.

Девочки вновь спали и видели во сне хороводы и прыжки через костры, общее веселье и блины горками, всё то о чём им рассказывали деревенские дети, делясь впечатлениями о своих самых счастливых мгновеньях.

- Надеюсь и для тебя сказочка полезна оказалась ведающая?

Понятно ли в чём сила, в чём истинное добро  для этой земли?

Понятно ли что Русь до тех пор стоять будет, пока хоть один потомок славных по ней ходить будет? А ты слов бранных испугалась?

Фёкла Гавриловна, молча, поклонилась и за урок и за мудрость богу Баю, тот улыбнувшись, перекувыркнулся через себя с лавочки, и вот уже вместо славянского бога под лавкой вновь сидел её кот. Налив в миску молока Гавриловна потрепала по голове кота и отправилась спать. В деревне Ненарадовке вновь наступила глубокая ночь.

 Сказка пятая, в которой папа Слава сводит знакомство

с зареченскими мужиками …

Новое утро встретила Фёкла Гавриловна в постели, мама Ира, совсем освоившись с хозяйством, подменяла хозяйку буквально во всём. Баба Фёкла глядя из под опущенных ресниц, на ловкие движения женщины, думала про себя, что слава богам, она успела найти ту кто будет заботится и о людях здесь живущих, и о земле матушке, да и о том пространстве и природе что называется мир. Пусть он маленький и всего с деревню. Но в нём как в роднике отражаются все традиции передаваемые от матери к дочери, от отцов к потомкам. Поймав себя на таких мыслях, Фёкла Гавриловна. Улыбалась. Глядя на помощниц, что совсем оправившись от кашля, стремились помочь маме и суетливо метались из закутка, понимая казалось без слов свою маму. Лада и Люба, смотрели с восторгом на новый день и на ответственность, что свалилась на них, так просто и без просьб с их стороны, а потому старались не за страх, а на совесть, дабы мама была покойна насчёт своего дома и семьи. А тем временем мама Ира, подоив корову и внеся молоко в дом, отправилась провожать кормилицу на пастбище. Взяв хворостину и открыв загон, она уже заученным движением поторопила коровушку покинуть ночной приют и отправится на волю в чисто поле, где её уже ждали такие же кормилицы других семей деревни Ненарадовки.

Прогоняя коровушку к месту общего сбора мама Ира чинно здоровалась со своими землячками, и уже сдав Марусеньку на руки пастуху Ивану, она при возвращении в дом к бабе Фёкле, была окликнута Еленой. Одной из женщин, что тоже живя в деревне была и не старой, и хозяйственной, но тоже со сложной судьбой.

- Здравствуй Ирина, я смотрю баба Фёкла совсем тебе доверяет. Уже за нёё какой день коровушку выгоняешь? Пообвыклась? Ну, ну…

Заметив кивок женщины, Лена ещё энергичней продолжила разговор:

- Да, хоть и крепкая она, да года берут своё. Кто же после неё будет пастухам и кнуты заговаривать, да и детишек от хворобы лечить?

Заметив интерес в глазах  молчащей собеседницы, и как бы отвечая на не высказанный вопрос, Лена вновь заинтриговывая чисто по-женски зашептала:

- А ты чаво-о не знала что ль? Вообще между нами, этот Иван, чудной. Были вродясь и до него пастухи, но вот такого не было. Жил будто говорят в большом городе, был богатым сыном у родителей, но вот как они не захотел жить, и отправился он в армию, а там война лиха, ну вот значится и контузило его там малость, а может и не малость. Но как вернулся он, так и не пошёл к отцу с  матерью, а отправился сюды. Дружок что значится служил с ним, был родом отсюдова. Потом его семья съехала, а вот Иван прижился. Тогда ещё живой сын деда Михея, пожалел его. Ужо больно пьющим он оказался, да к землице не способный робить, так значится и определил он его как блажного сторожить коровушек. А потом и родители егось сюды переехали, как разорились, да пошли по миру, так и про сына вспомнили. Да туточки и померев, связали его горемычного с землицей нашей.

- Кто он сын деда Михея, чего то я не слышала о нём?

Проявляя интерес к разговору мама Ира, пыталась вникнуть во все хитросплетения деревенской жизни, что касалось прошлого и настоящего того места где они теперь с семьёй стали жить.

- Как кто? Илья Михееч, кто ж ещё? Он тады был исчо председателем колхоза. Да вот не задача, и ни колхоза, ни председателя не стало. Остались мы брошенки и начальством и мужьями, так вот и живём, тянем лямку. Да , о чём это я? А, об Иване. Так вот это из-за угла мешком напуганный, опервась пил, потом завязал, да и стал пастухом, а в том знамо дело Фёкла постаралась. Кнут ему заговорённый дала, вот он всех коровушек этим кнутом и охроняет и от хышников, да и от людёв.  Кнут то заговорённый до тех пор его от пьянки хранить будет пока он у него в руках, так люди говорят. Знамо дело, у Фёклы и не такие исправлялись. Вот с тех пор он у нас и бессменный пастух, денег нет, так мы ему кто постирает, кто еды сготовит, ну а кто и в доме приберёт. Жены ему не надь, он и так счастливый пока кнут в руках. Родителей тож почитай какой годок нету, уж и могилка заросла давно.  А тут понимашь… Понятно дело, что с Фёклы как бы ни кто и не стребовал, ни чего, но сама понимаешь. Коли ты за неё, так надось определится, как и чем могла бы обчеству подсобить.

Поняв конечную цель навязанного разговора, мама Ира нахмурившись и пронзив взглядом Елену, вызвала у той оторопь:

- Ну, чегось ты , чегось? Мы тут с бабами поболакали, ну вот как бы я и осмелилась. Ты подумай касатушка, мы ж тута все как на ладони, миром живём, миром другу дружке и помощь оказывам. Знамо дело, так то оно легче.

Мама Ира глядя на землячку только и сказала:

- Лена ты иди, я подумаю, и обязательно отвечу тебе, но сама знаешь с кондачка решения не гоже принимать, надо и с мужем совет держать, да и у Фёклы Гавриловны узнать, как да что.

- Ну то понятно, понятно, думай касатушка, думай, нешто не понимаем, усё понимаем, думай ягодка. Ирина свет Георгиевна, ты наша…

Молчаливая улыбка озарила лицо мамы Иры, когда она вошла в знакомую ограду и поднялась по скрипучим ступенькам. Дверь радушно распахнувшаяся  перед ней явила взору, всю семью за одним чисто выскобленным столом, на котором красовалась не хитрая еда, молоко, и за которым сидела в её ожидании вся семья. Муж, дети и даже баба Фёкла. Кот, что выспавшись, метнулся к её ногам, требовал внимания и молока, признавая животными инстинктами за ней главу и кормилицу. Муж неспешно разговаривавший с Фёклой Гавриловной, внимательно выслушивал её речь:

- Плохой сон видела сегодня, пойми сынок, кабы не Люськин язык, может и не было бы беды. А так, точно что-то будет. Она же и к зареченским мотается, так что, сегодня косить тебе придётся быстрей. Михей то скоро подойдёт. О вот и хозяюшка пожаловала.

Ира войдя в дом и пройдя к столу, налила свежего молока и взяв ломоть хлеба начала молчком трапезу не вмешиваясь в разговор старшей женщины и  своего хозяина и мужа.

- О как накликала. Слышишь сынок? То не комариный звон, то зареченские едют. Ну началось веселие. Ладно, надоть силу поднимать, пойду я скоренько.

Подтянув вдовий платок и отдёрнув юбку после вставания с лавки, баба Фёкла, устремилась к одной ей ведомой цели. Папа Слава стал вслушиваться в звук, что увеличиваясь, стал не только раздражающе вызывающим. Но и

несущем угрозу.

- Я так понимаю, сегодня тебе будет не до косьбы сена, дорогой? Я с тобой, куда бы ты ни пошёл.

Мама Ира, встав из-за стола, устремилась за мужем, но глянув на детей, строго сказала:

- Дочи, чтобы не произошло, сидеть в доме, сейчас схожу за тётей  Светой, будете с ней, под приглядом.

Девчонки уже обрадовавшиеся тому что увидят неведомых страшилищ, что зовутся зареченские мужики, скисли, и уныло уселись у открытого окна, надеясь хоть там немного урвать событий, что разворачивались, уже подобно снежному кому. К воротам дома бабы Фёклы, скоро приближался дед Михей, войдя в ограду и приподняв картуз, он бодро заговорил:

- Ну, вот и дождались Вячеслав. То зареченские приехали. Оно и понятно, хлеб ты у них отнял. Вернеее сказать не хлеб, а самогон, но для них тож само. Я уж бабанькам сказал, сейчас соберутся, отбиваться будем. Да тока какие оне воины. Ладно литовочка моя со мной, так что я за твоей спиной, прикрою ежли шо. Папа Слава смотрел на старика и улыбался, понимая, что вот на таких вот мужиках и стоит земля русская. Не беря ни какого оружия в руки он спокойно вышел за ограду дома и встав по среди улицы стал ожидать тех, кто уже причалив к берегу и заглушив мотор, теперь отправлялись на поиски того, кто посмел лишить их калыма. Пять мужиков с аршинными плечами и угрюмыми лицами появились на околице деревни. Воинство из женщин собралось за спиной папы Славы признавая в нём и хозяина и мужчину, что должен дать отпор захватчикам. Глаза женщин с надеждой смотрели на него. И хотя роста и силы он был не богатырского, но что-то бежало по его жилам, наполняя их спокойной осознанностью, того что он в ответе за тех, кто сейчас у него за спиной. На его плечо легла ласковая рука жены и тихий голос её произнёс:

- Слава, мы с тобой все.

Мужики приближались и угрожающе накручивая себя матерились. Остановившись перед ополчением деревни Ненарадовки, они рассмеялись. Один из них, кривя щербатый рот, обратился к тому кто был рядом, но имел бороду лопатой и явно отличался интеллектом, от остальных собратьев «разбойников»:

- Слышь братка Лёх, да этого Кузьму я и один возьму. Вот Люська трепло. Богатырь, рукастый, толпой брать надоть. Хе, хе. На одну ладонь положу, другой прихлопну, и не будя мужчинки.

Леха глядя на бравирующего мужика, только и проворчал себе под нос, но так, что услышали все, так как на улице деревеньки стояла напряжённая тишина и было слышно даже позвякивание цепей у собак, что были умнее хозяев и все спрятались в своих конурах, даже не подавая голоса:

- Не хвались, идучи на драчку Пахом, хвались с неё возвращаясь.

И уже обращаясь к папе Славе, завёл разговор:

- Здоров мил человек. Говорят ты приезжий? Али я чего напутал? Так може ты наших законов не знаешь?. Так мы объясним, да расталкуем. Выставляй магарычь, мы и потолкуем мирком, сядем рядком. Так мужуки?

Все четверо одобрительно загудели. Предчувствие долгой пьянки и возможности избежать кровопролития, всегда радовало и ободряло русского мужика.

- Здрав и ты будь. Да вот только сразу и навсегда уясни. Я может и приезжий, да только это теперь моя Родина и моя земля. А законы на ней таковы. Не пью и другим не советую. Чего пришли и так понятно, так что ребятки собирайтесь и кругаля. Тут вам больше делать нечего. Обломаете рога, так и не на мочив их. Больше здесь не наливают. Свободны у меня всё.

- Ты гляди Лёх, борзый, дай как я яму в пятак и зубы посчитаю,

Волосатый детина, выступив вперёд, стал закатывать рукава несвежей и дурно пахнущей рубашки, сплевывая в бороду.

- Погодь Васько, поперёк батьки в пекло не лезь.

Тормознул его откликнувшийся на имя Леха. И развернувшись  к мужикам стал излагать, что придумалось в его вёртком уме:

- Дело тут не простое. За него бабы. Даже если мы забьём его до смерти, работы нам здесь нессыскать, да и в кутузку загремим все вместе. Его унизить нужно так, чтобы все от него отвернулись. Вот что я надумал, сгоняй-ка, Фёдор до лодки, да принеси весло люминевое, счас мы устроим состязание, век не отмоется. Хозяин понимашь…

Фёдор рысью умчавшийся к берегу, не видел как бабы. Кто с вилами. Кто с граблями и даже с лопатами стали окружать пришлых зареченских. Леха почуявший неладное подняв руку, заговорил:

- Э бабаньки полегче. У нас разговор к пришлому мужчинке. Вас мы не забижали, всё делали, а вы платили. Чего менять то что уже отлажено?

Рассерженный гул голосов, окружающих мужчин женщин, заставил его говорить быстрее:

- Слышь мужик уйми своих. Предлагаю простенько и со вкусом, померяться силушкой. Кто одержит верх, тому и сливки? Согласен?

Папа Слава глянув на деда Михея, мотнул головой соглашаясь. Поливания крови не хотелось, а потому, окликнув деда Михея, он приказал сыскать ему подкову и принести её. Дед умчался выполнять приказ, к себе на двор. Вскорости и весло и подкова были доставлены. Бабы собравшиеся в круг выжидательно смотрели на мужчин. Сейчас решалось, чей верх отныне будет, а это решение быть должно на их глазах, дабы и оспорить нельзя было.

Леха, глядя на Васько, протянул ему принесённое весло и приказал:

- Распотешься Васько, покажи ухарю его место.

Васько не сомневаясь взял весло и положив его на плечи, ухватившись за края, начал тужась его гнуть. Металл, скрепя стал поддаваться. Вскоре к ногам папы Славы упал овал, напоминающий  алюминиевое ярмо.

Папа Слава улыбнулся такому наивному проявлению силы, и взяв в руки подкову, представив так как его учили ещё в армии, стал гнуть её. Вскоре подкова превращённая в рунический знак Сила, была брошена под ноги зареченским мужикам. Те опешив стояли и смотрели на то что было под силу немногим, и уже как-то совсем не хотелось им выяснять какого цвета вьюшка у этого пришлого. Работы хватало и у себя, так что надо было отступать. Такие мысли проносились у всех пятерых, но только Леха, хитро улыбаясь, вновь начал говорить:

- Силён, с таким можно и на равных. Как насчёт выпить да погуторить?

- Я уже всё сказал. А непрошенных гостей, как мне кажется и слышится ждёт сюрприз не из добрых.

Щёлканье пастушьего кнута и мычание коров, подтвердили его слова. Бабы расступившись впервые в своей жизни видели, как коровы, что были их кормилицами выстроившись в боевой клин, бежали со всех ног на улицу, подгоняемые криками и щелчками кнута Ивана пастуха.

Зареченские мужики понимая, что они проиграли и нужно смываться, поспешно стали удаляться под хохот женщин, что устав бояться и сбросив нервное напряжение, смеялись до слёз. Остановившийся клин возле последнего дома в деревне, вскоре успокоившись вернулся в своё сонное состояние, и пастух Иван, посвистывая вновь погнал своих подопечных на зелёную травку, не минуя, проходя мимо папы Славы, подмигнуть ему. Внезапно кнут, что висел теперь без дела упал с его плеча и пастух замерев, стеклянными глазами стал оглядываться. По наитию папа Слава. Поднял кнут с земли и поклонившись подал его пастуху, тот вцепившись в резную рукоятку, как в якорь, вновь обрёл ясный взгляд и уже с улыбкой последовал за своим рогатым воинством. Мама Ира обняв своего героя, отвела его в дом, где уже их ждала и баба Фёкла и Светлана. Попрощавшись с соседкой и отблагодарив её за присмотр детей, семья осталась одна. Мама Ира, разглядывала своего мужа так как будто увидела его в первый раз. А Фёкла Гавриловна сидела и улыбалась, впервые за всё время, в улыбке сбросив лет двадцать. Папа Слава, не выдержав взгляда жены, спросил:

- Родная, что не так?

- Да не знала что в тебе силушка такая.

- Так на что я в армии служил? Там многому нас учили. Вот и вспомнил, как сознание освободить и поверив сделал то что могло нас всех спасти от пролития крови. А как освободил сознание да как почувствовал силушку что шла от всех кто хотел чтобы я победил, так я не только подкову мог согнуть, я бы и лом в морской узел завязал, так люди в меня верили. А вера она ведь чудеса творит родная.

- Правильно говоришь сынок. Только на одну силу надёжы мало, тут надоть думать, как и что делать. Это Люськина работа, надо обмозговать чем ей ответить.

Баба Фёкла перестала улыбаться и глядя на маму Иру, ждала что выдаст та.

- Та, уже обдумывая создавшуюся ситуацию, решилась озвучить то, что придумано было в женском уме. Когда и овцы целы и волки сыты…

- Я думаю пора покупать нам машину, да не просто машину, а на множество мест.

Выпалила она свою заветную мысль и стала ждать реакции мужа. Та не преминула появится:

- Родная ты в своём уме? А дом, а всё в дом? А хозяйство? Да где набраться денег?

Ира беспомощно перевела взгляд на бабу Фёклу, ища у неё поддержки и защиты. Та незамедлительно пришла на выручку:

- Сынок, а ведь это просто находка. Вот смотри сам. Дом у тебя есть, документов точно ни кто спрашивать не будет, их тут отрадясь ни  у кого не было. А бабы за то шо возить их будешь в город, где они сами мочь и молоко, да сметану, да мясо продать, да всего чего треба купить, смогут по своему вкусу, так оне тебя всем снобдят и тратится не надобно будет. И тебе престиж и всем выгода нарисовываться. Ты милок спать ложись день седьня трудный был, завтрева всё и обсудим.

Мама Ирина поймав себя на том, что язык Фёклы Гавриловны ей не просто нравится, а открывает в её душе какие-то потаённые шлюзы и заставляет её говорить точно так же, только и сказала:

- Пора родной почивать. Пойдём. Утро вечера мудренее. Завтрева и обговорим всё.

- Ира, ты же филолог по образованию, мы ещё и недели не прожили, а ты уже говоришь как все женщины здесь. Это пикантно, но что будет с девочками, когда придёт их время?

Папа Слава не отошедший ещё от предложения женщин, поймал себя на том, что его жена склонна врасти в эту землю и оборвав их единственный шанс, истратив все деньги, они не смогут элементарно вернутся и где-то купив жильё, потеряют запасной вариант, даже намерена пойти на то что бы говорить как и все кто живёт рядом с ними.

Мама Ира улыбнулась ему на слова, и уйдя в другую комнату стала готовить супружеское ложе. Баба Фёкла вновь растопив печь и уложив девочек вновь взялась перевязывать нитки в клубках, сопровождая свои действия, песней, призывающей древнейшее божество славян:

- Баю-баюшки-баю!
Во лазоревом краю
Солнце село,
Скрылось прочь,
День угас, настала ночь.

Тишина в лугах, в лесах,
Звезды ходят в небесах,
И дудит им во рожок
Тихий месяц-пастушок.

Он дудит, дудит, играет,
Складно песню напевает,
Да негромкая она,
Только звездам и слышна.

Только звездам, только ночке
В синей сини над селом...
А для наших внучек
Сами песню мы споем.

А мы внучек покачаем
Под припевочку свою:
В ней начало: "Баю-баю!"
А конец: "Баю-баю!"

Лавка на которой сидела баба Фёкла вновь озарилась и вместо кота  всё в том же картузе появился древний бог Бай, со словами:

- Здравы будьте внучки ведающей. Вот вновь и свиделись. Какую же вам сказку сегодня поведать? А, наверное, вот эту, ну так слушайте детки:

Далеко-далеко, в те времена, коих и не помнит ни кто, случилось на земле нашей такое происшествие… Разделились как-то все звери на домашних и на диких. Те, что с человеком остались, были приняты своими дикими сородичами как враги, хотя корня и одного были. Но вот так случилось и уже исправить что-то, было не возможно. В одном поселении людей стала жить собака. Справная, добрая, большая и справедливая. Жила та  собака, как и потом все собаки после неё честно и преданно. Днями и ночами она караулила то человеческие жилища, а то и стада домашней скотины. Совсем неподалёку в тёмном, темном лесу, по соседству жил волк. Частенько подкрадывался он к поселению людскому, но собака громким лаем будила людей, и те прогоняли волка. Злился ближайший родственник собаки и проклиная её, обещался отомстить за службу людям.
Однажды волк встретил лису и говорит ей:
- Ты помнишь, что родня не должна забывать свои корни? Так вот собака продавшаяся людям, предала нас. Помоги мне, лиса, избавиться от собаки. Придумай какую-нибудь хитрость. Если мы уберём её, то и тебе и мне достанется  всё что есть у людей, они глухие и слепые без её лая.
Лиса охотно согласилась и пошла к собаке.
-  Здравствуй, собака! Зачем ты все время лаешь? Бедняжка, совсем ты отощала на службе у людей, одни кости да кожа остались. Не мешало бы тебе отдохнуть. Смотри вон лес, из которого мы вышли все, так может, ты вспомнишь, что мы одной крови?
- Помню я о том, но и забыть клятвы о мести со стороны дикого мира нельзя. Не могу, сестрица, ведь поблизости бродит и злобный волк и большой медведь, да и ты случается, пробираешься в жилище людей.. Если я не залаю, то какой от меня прок людям?. А на лай бегут те кто зовёт меня своим другом. Только их вы и боитесь лесные братья мои.
-  Почему же боимся? Ведь и ты зверь и  мы - кто живёт в лесу.  Мы, все, хотим жить одной семьёй. И быть добродушными к твоим друзьям людям. Стоит тебе с нами подружиться, как никто и близко не подойдет к скоту их, да и к жилищам, а ты сможешь спокойно отдыхать.
-  Но кто помирит меня с лесными братьями? - спросила собака.
-  Это я беру на себя, -  ответила лиса.
Вскоре лиса привела волка, и все трое начали мирно беседовать.
-  Волк сам будет охранять стадо и оповестит всех о вашей дружбе, а ты только перестань лаять.  Другие  лесные братья нападать не будут на твоих людей. Но ты должен отказаться от лая. Дело в том, что все мы совершенно не выносим его, - сказала лиса.
Так лесные жители  и собака вновь стали друзьями. Все шло хорошо, все были довольны. Лиса же уставши ждать, подстроила так, что мимо морды собаки пробежал заяц. Не справившись со своей природой, собака громко залаяла.
- Ты нарушаешь договор,— сказали лесные братья.
- Простите меня, я нечаянно, ведь это вышло случайно,— виновато ответила собака.
Но лесные жители, собравшись в круг, постановили, что собака нарушавшая договор обязана быть наказана. Волк сказал, выступив обвинителем:
- Ты нарушила договор. Имею же право это сделать и я. Не правда ли?
- Ты говоришь правду! — ответила благородная собака.

- Свяжите ей лапы и закройте пасть. После приказа лесные жители ожидали, что волк накажет собаку символически, но у того были другие планы, и он их осуществил.
-Я убью тебя и твоих жалких людишек! — и волк разорвал собаку, а затем напав на поселение людей вырезал из них  многих, пока люди не опомнившись смогли дать отпор лесным жителям. Давно это было, но с тех самых пор, ни кто из людей не забыл что нельзя доверять волкам и другим лесным обитателям. И ни кто из собак не забыл, что служить можно только людям и быть верным только им.

Бай долго смотрел на огонь пылающий в печи и замолчав вроде всей своей фигурой, он всё ещё продолжал говорить с детьми, но уже как-то иначе, только им понятным способом. Глаза двух девчушек сомкнувшись, отрезали их от реального мира, перенеся в мир волшебный, где все люди время от времени бывают, но забывают туда дорогу стоит им стать взрослыми.

- Благодарю тебя древний Бог, вновь ты принёс им мудрость.

Баба Фёкла с тревогой смотрела на древнего Бога Бая, как бы не решаясь задать вопрос, и мучаясь понимая, что и спросить то ей не у кого.

- Ну давай ведающая, спрашивай, чего хотела?

- Ты ведь уже знаешь?

- Да.

- И что?

- Утро вечера мудренее. Положись на тех кого ты зовёшь детьми своими, они всё сделают правильно. Прощай, мне пора, ведающая.

Дом Фёклы Гавриловны, озарившись вспышкой, погрузился во тьму. Старушка тоже отправилась спать, утро должно было принести хоть немного ясности.

Сказка шестая, в которой перековка врагов в друзей всё таки возможна…

Это утро в Ненарадовке началось с совпадения многих обстоятельств. И если считать что это утро встретили разные люди и по разному, но в конечном итоге положившаяся дорожка дала дальнейшему развитию деревни Ненарадовка. И так началось всё с того, что вчерашние разборщики из зареченских, не смогли уплыть восвояси, так как мотор лодки и так дышавший на ладан, совсем отказался служить. Потому путь к возвращению по реке был отрезан, поняв что попали в трудную ситуацию зареченские, не осмелившись вернутся в деревню с таким хозяином и охранником покоя людского, переночевав и вымокнув до костей от росы, трясясь от похмелья и отчаянья они всё таки остатками разума решились вернуться туда откуда были изгнаны, но теперь уже просясь их принять. Потому отправив самого тороватого из них Алексея к деду Михею, они столпились возле ограды вслушиваясь в разговор двух мужчин. После этого их дороги разошлись на некоторое время. Все зареченские мужики вновь устремились к берегу, а дед Михей. Устремился к дому Фёклы Гавриловны. Закурив козью ножку дед осмотрев крыльцо и притулившись на сухой плашке, стал щурясь посылать кольца горького дыма в сторону двери бабкиного дома. Фёкла Гавриловна по стариковской привычке уже вставшая, и почувствовавшая посторонние запахи, выскочила на крыльцо и вступив в перепалку с дедом Михеем. Разбудила молодых, что тоже встали, с утренним солнышком и ворчанием их хозяйки. Та всё продолжала разоряться:

- Ты ж старый хрычь, пришёл за когось просить? Оне вчера чуть сынка не порешили, а ты сегоднясь за них просишь?

- Фёкла то вчерась было, седняж дело то другое. Буди хозяина с ним и говорить буду. Нечя бабе в разговор мужеский лесть. Не твово ума дело. Не тваво. Так то.

- А ну брось цигарку, старый мухомор. У меня в хате детки спят, неча им отравой твоей дышать, весь дом провонял, сам пропах, так хочешь и им вред нанесть? А ну туши говорю, а то водой окачу кочерыжка квёлая.

Дед Михей поплевав на окурок, загасил самокрутку и с выжиданием посмотрел на дверь из-за которой стал раздаваться характерный стук вставших людей. Вскоре взрослые постояльцы дома бабы Фёклы вышли на крыльцо. И если мама Ира уже по привычке отправилась к кормилице коровушке Маруське, то папа Слава усевшись рядом с дедом Михеем, прищурившись стал рассматривать летнее солнышко, что уже красовалось в небесах, обещая прекрасную погоду и чудесный сенокос.

- Ты слышь Славк, дело тут такое. Ты не горячись как Фекла, выслушай, а уж потом принимать решение будешь.

Заметив одобрительный кивок  мужчины,  дед Михей чуть заискивающе стал говорить :

- Оно конечно так. Вчерась ты задал урок неплохой заречным. И железяку согнул так, что  я и не слыхивал чтобы такое возможно было, да и теперь вишь ты нужён твоё одобрение иль совет, как хошь понимай. Ну понимашь, сломалась у них лодка. Оне с перепою, толь сожгли там чегось в движке, толь занасилили так его, что отказ вышел полный. Вернуться им нет возможности, к себе восвояси. Я так кумекаю, пущай здесь впахивают, а я тебя в город свожу на телеге моей, там и починят движок, а оне пока за нас и с покосом управятся, да и дров наготовят, а время останется, так и по хозяйству нашим бабынькам подмогнут. Оне дюже охломоны конечно же, но на работу справные, уж я по возврату за ними пригляжу, ты не сумлевайся. Вот и получаться и свой авторитет укрепишь, и работников надёжных приобретешь. Вообщем и целом кругом сыр с маслом, куда не кинь. Чего ответишь Игоричь? А меня над ними старшим поставишь, так с них с живых не слезу…

Раздухарился дед Михей, выставив свою курчавую белёную сединами бороду. Папа Слава выслушав деда Михея, раздумывал о чём-то своём не более минуты, а потом, уже всё решив про себя, стал говорить обращаясь скорее к кому-то в доме, чем деду Михею.

- Я так понимаю, что говорить с ними нужно обязательно. Поэтому, ты сходи до них дед Михей пускай приходят всё и обсудим, чего да как. Скажи вообщем согласен, в частностях договоримся, обоим сторонам выгодно будет то.

Дед закуривая потушенную самокрутку, одобрительно покачивая головой, отправился к себе, не дойдя буквально несколько шагов до своего дома увидел, как все зареченские мужики водрузив себе на плечи лодку пошатываясь приближаются к его ограде. Открыв им дверь, дед Михей, заставил их погрузить лодку на верстак стоявший тут же во дворе. Сняв  при помощи зареченских мужиков двигатель, дед Михей погрузил его на телегу, впряг лошадёнку и указав на место в повозке Алексею, довольно выехал на деревенскую улицу. Бабы что уже шли от края деревни, сдавши своих кормилиц на выгул, с интересом смотрели на старого ворчуна, что ехал в сторону бабы Фёклы на телеге гружёной странным механизмом и вчерашним ещё врагом из числа зареченских. Не обращая внимания на косые взгляды, дед Михей со всеми ровно здоровался и понукая лошадёнку вскоре остановился возле двора бабы Фёклы. Привязав вожжи к колышку палисадника дед Михей дав знак Алексею, проследовал в открытую дверь двора. Мужик не робкого десятка Алексей, будто школьник плёлся за ним следом, глядя себе под ноги. Остановившись за спиной деда, он впервые подняв глаза на собеседника что заговорил с ним как с равным:

- Здравствуй Алексей. Вокруг да около ходить не буду. Двигатель отремонтируем в городе, будет лучше чем свежеиспеченный, это первое. Лодку дед Михей, вам просмолит и законопатит, так что плавсредство у вас будет как новенькое, это второе. Третье оставляю за себя свою жену в этой деревне и на этой земле, она у меня не робкого десятка и как у вас говорят ведьма, так что не рискуйте её злить. Лягушками надеюсь, ни кто в семьи свои,  вернуться не хочет, это третье. А теперь вот какие условия вашего нахождения здесь. Время покоса в самом разгаре. Скоро Ильин день, так что сами понимаете, еду и ночлег отрабатывать будете по полной. Теперь после обеспечения сеном населения этой деревни, займётесь рубкой и заготовкой дров, после этого личные просьбы населения. Кому чего помочь, и так далее. Вопросы есть?

Алексей понимая, что бить его не будут и условия нужно либо принимать либо отчаливать с чем есть, начал заготовленную и продуманную речь.

- Ты мил человек не серчай на нас. Мы ведь здешние, это ты пришлый. Сразу и не разберешь что у тебя на уме. То что окорот нам дал, то по мужицки правильно. Но вот за так пахать, мои хлопцы не согласятся. Понятно мотор. Понятно лодка, но ведь надоть и чего посущественней. Кажый труд должён быть оплачен, как говаривал классик, понимашь. Так шо, я тебя выслухал, теперь и твой черёд. То что нам предлогаешь, то нам всё знакомо. И с сенокосом управимся и с дровами, и с домашними хлопотами, что мужицкой руки требуют и пригляда, с тем справимся, но наперёд скажи как мне, что за барыш нам будет акромя кормилицы нашей лодочки.

Папа Слава понимая, что одним мотором не отделаться, глянув на Фёклу Гавриловну, что из глубины дома смотрела на него и хмурила брови, подёргивая вдовий платок на морщинистом подбородке, продолжил торг:

- Дом вам отведём, бабыньки кормить и обстирывать будут.

- А выпить?

Перебил его, потирая руки Алексей, понимая, что вот собственно и загнал он этого ухаря городского в угол, из которого не вывернешься. Но тот только глянув в распахнутую дверь и заметив кивок седой головы, усмехнулся чему-то своему и только проговорил:

- Само собой. И выпить и закусить, будет вам, только работай, да пользу миру приноси.

Алексей чувствуя свою победу, проворчал снисходительно:

- Ешь - потей, работай – сохни. Лады, уговор дороже денег . Тока ещё одно из города каких ни наесть гостинцев привези детям да бабам нашим. А то ведь оне нас порвут ежлив мы с пустыми руками ворочаемся, но не дорогих, неча расповаживать.

- Лады, по рукам.

Папа Слава ударил по подставленной руке зареченского Алексея, тем самым скрепив договор между собой и наёмниками, что уже гурьбой сошлись возле бабы Фёклиного дома, и как только услышали удары рук, взревели так, что вся живность вокруг внезапно приумолкла. Папа Слава улыбнувшись кому-то внутри дома, и мотнув головой, пошёл в сарай. На крыльцо вышла мама Ира и загородив караваем проход, прикрыла таинство что творилось в доме. Если бы только Алексей знал, что там происходит, то зарёкся бы от такого гостеприимства на долго. Но промерзший и неопохмелившийся мозг потерял чуйку и смётку, потому и допустил серьезнейший промах, считая себя уже победителем. А в это время баба Фёкла расставив на столе бутыль с самогоном и стопками, пристально вглядываясь в мутноватую жидкость произносила страшные по своей силе слова:

-Богородица Макошь в поле ходила, траву растила, воду скипятила, зелье сварила. Чтобы внуки Дажбожьи не пили  пития хмельного, ни красного, ни белого, ни бурого, ни зеленого, ни синего, ни алого, ни шипучего, ни сладучего, ни горького, ни кислого – никакого. Чтоб не тянуло внуков Божих ни к рюмке, ни к кружке, ни к бокалу, ни к стакану. Пить внукам Сварожьим воду чисту, да чай, да и квас отныне и присно и во веки веков. Гой.

Произносила она эти слова  три раза. Потом взглянув на открытую дверь дома и перестраховываясь, начала читать другое ещё более сильное заклинание:

- Хмель крученый, вейся, завивайся, да все мимо созданий Рода, чтоб не знали тебя и не хотели тебя, ни нынче, ни когда в иные разы. Змий зеленый, вейся, завивайся, да все мимо созданий из плоти и крови бога Рода, в леса ползи да в овраги, в темные буераки. Оставьте их тверезыми по всяк день и всякую ночь. Гой.

Расставив на подносе рюмки и бутыль, нацепив на лицо добрую улыбку, ведающая кхеканьем дала понять маме Ире, что дорога должна быть открыта. Та отступив и улыбаясь, спустилась с крыльца и поклонившись мужчинам предоставила место для ритуального подноса чарки работникам. Фёкла Гавриловна, с добродушно искренней улыбкой как родным, отправив поднос в руки деда Михея, стала самолично наливать в рюмки мутноватый самогон. Алексей, свистнув и в ограде не просто появились зареченские мужики, они казалось материализовались в ту же секунду, как только запах самогона выплеснулся из гранёных рюмочек на подносе. Толкаясь и торопясь, они опрокидывали стопки в рот и быстро отщипывая кусочки от каравая, мычанием выказывали своё восхищение проявленным великодушием нанимающей стороны. Пропустив по второй рюмке, они уже перестали все улыбаться, всё ещё не совсем понимая, что с ними происходит, но когда наступила очередь третьей чарки, то даже самые крепкие, почему-то с сомнением и страхом смотрели на бутыль, что и ополовинится-то не смог. Собравшись с духом, все опрокинули и третью гостевую чарку, но уже без хлеба и быстро удаляясь за периметр дома, откуда понеслись нехарактерные звуки, показавшие что гости больше не хотят ни пить, ни даже смотреть на неё проклятущую.

Папа Слава выйдя из сарая улыбался, дед Михей тоже сообразивший что к чему, ухмылялся, во весь щербатый рот, понимая, что лучшей кодировки от пьянки, чем у Гавриловны, ни у кого бы и не получилось. А так и обряд соблюдён и работнички теперь будут тверёзые, даже и взглянуть на неё теперь не смогут, значит и их путешествие с папой Славой будет спокойней и удачней.

Вылетев как пуля, за всеми остальными Алексей, всё ещё не верил. Что такое возможно, но даже при мысли о бутыле с мутноватой жидкостью ему вдруг становилось очень плохо. Мама Ира, спокойно отвела их всех в Клавкин дом, что ещё не успел остыть от человеческого тепла, и расселив работничком там, сказала чтобы они отдыхали, а уж с завтрашнего дня начинали выполнять всё то на что подписались. На том работники остались в доме, расползаясь по лавкам и обнимая животы, понимая, что в чём то их надули, но вот в чём так и не догадавшись они постарались заснуть, набираясь сил перед завтрашними свершениями. А в это время…

Папа Слава обнимал своих дочек, и уговаривал их не баловать, но слушаться бабушку и маму, обещая приехать с подарками. Дожидаясь прихода мамы Иры, папа перебрасывался словами и с дедом Михеем, что угощался от щедрот Фёклы Гавриловны, перед дальней дорогой.

Мама Ира войдя в ограду дома, поняла что её муж уже всё решил и потому, пройдя в свою комнату и вытащив замотанную в тряпицу стопку банкнот, она отправилась с удовлетворённостью  к супругу. Подавая завёрнутую стопку, она только и произнесла:

- Слава, на твоё усмотрение. Было бы здорово, если бы всё таки ты вернулся с машиной, но если ты просто вернёшься с отремонтированным двигателем для этих мужиков, я всё приму как данное. Возвращайся, мы тебя все ждём!

Собранный обед в узелке был приготовлен Фёклой Гавриловной, а потому проводы были скорыми и слёз было мало. Телега с папой Славой, дедом Михеем и сломанным двигателем лодки выкатилась за пределы деревни Ненарадовки.

Остальной день прошёл как обычно в делах и хлопотах деревенской жизни, вечер же наставший, отличался тем, что впервые мама Ира присутствовала при том, как баба Фёкла, вызывала древнего бога Бая. И если раньше девчонки поведавшие по секрету маме эти события, вызвали у неё усмешку, то теперь она замерев и стараясь не дышать, смотрела во все глаза на то волшебство что творилось устами и руками старой ведуньи Гавриловны. Та как обычно растопив печь, и приготовив клубок нитей, запела колыбельную вызов для перемещения древнего божества в настоящее время и место:

- Ой, баюшки – баюшки

Завела она как обычно и протяжно продолжила далее:

- Жил мужик на краюшке.

Он не беден, не богат,

У него много ребят,

У него много ребят,

Все по лавочкам сидят,

Все по лавочкам сидят,

Кашку масляну едят.

Кашка масляная

Ложка крашеная.

А бай-бай, ба-бай, ба-бай,

 Ты собаченька, не лай,

И гудочек не гуди,

Наших внучек не буди.

Искрящийся клубок, переливаясь и выкручиваясь, растаял, явив маленькую фигурку, что скрипя и кхекая, притянулась к огню, растопырив руки, отогреваясь от космического холода и перехода между мирами. Заговорил бог Бай скоро:

- Я смотрю и преемница твоя, ведающая, здесь? Надеюсь, падать в обморок не будет? Коли дети не испугались, да не забоялись, то уж самой ведьме и подавно Макошь велела, слушать да всё запоминать. Ну что притихли голубушки? Сказку то хотите, али мне опять возвращаться?

- Да -  заголосили с печки влюблённые во всё происходящее сёстры Лада и Люба.

- Ну, так слушайте, касатушки, таку сказку:

Бай поудобней расположившись на лавке, уставился на огонь и заговорил приглушённым голосом:

- Жили-были в стародавние времена муж и жена. Муж был рыбаком, а жена управлялась с хозяйством. Всё бы ни чего, да как  женщина была она очень привередлива в еде. Всё у нее отвращение вызывало. Ничего ей не нравилось: ни зелень или пшеница, ни мясо зайца или корни с плодами лесными, ни одна рыба, кроме щуки.
- Поймай мне щуку,- требовала она от мужа.- Я хочу только щуку иначе умру от голода.
И муж рыбак решил исполнить ее желание.  Испросив разрешение у духов воды, он пошел на берег реки, закинул сеть, наловил много рыбы, только щука ни как не ловилась.
Ему уже надоело стоять в воде с сетью в руках целый день. И вдруг он почувствовал, как сильно затрепетала сеть. «Слава богам! - подумал муж,- поймалась таки большая рыба».
Он осторожно потянул сеть и увидал в воде голову огромной щуки. Вся шкура рыбы была в огромных пятнах напоминающих звёзды. Рыбак понимая, что поймал не простую рыбину, решил бросить сеть и хотел было уже бежать.
- Не бойся добрый человек. – заговорила с ним рыба.- Если уж ты поймал меня,  на то была воля богов. Неси домой.
С опаской приблизился к ней человек и вытянул ту из воды, Он хотел уже подвесить её на посох, как вдруг рыба опять заговорила человечьим голосом:
- Нет, не протыкай меня палкой! Неси как ребёнка спеленатого но только  в сети.
Рыбак так и поступил. Придя домой, он положил рыбу перед женой, а сам вышел, понимая, что всё что происходит с ним, происходит по воле богов. Жена была очень обрадовалась. А когда она уже намеревалась разделать щуку и освободила ту из сети, огромная рыба заговорила человечьим голосом с женщиной:
- Прежде чем ты меня приготовишь и съешь, ответь себе есть ли у тебя новый котелок, новая тарелка и  новый нож? Я не простая рыба, потому оказав мне честь, ты и свою судьбу обретёшь.
Женщина не послушала рыбу и зарезав её приготовила в старом котле, нарезав при этом на куски жирное тело старым ножом, выложив потом всё её мясо в старую тарелку. Стоило хозяйке прикоснутся к первому куску необычной рыбы, как уже нельзя было её остановить. И всю рыбу она съела сама, в одиночку. Ведь это именно была та рыба, которую ей так давно хотелось поесть. Когда все куски уже были практически съедены, женщина вспомнила про мужа и позвала его и предложив ему  последний кусок рыбы. Но тот отказался:
- Боги смилуйтесь. Это была волшебная рыба, ужели ты думаешь, что я стану есть щуку, которая говорит человечьим голосом? Нет, такого гнева богов я на себя вызывать не буду!
Жена доев последний кусок  рыбы, замерла за столом. От бедной щуки не осталось ни чего кроме костей. Наконец-то удовлетворив свое желание, вдруг женщина ощутила у себя в чреве движение.
И вдруг из  живота женщины раздался голос:
- Ну как, не послушавшись, съела? А ведь могла и стать самой счастливой?
- Да, очень надо было. Мне и так хорошо.
- Ну, тогда ответь мне на несколько вопросов?

Женщина приготовилась отвечать, рыба стала спрашивать ее:
- Ты съела все, что было в котелке, и он был старым?
- Да, все съела.
- А разделила ли ты трапезу с мужем своим?

- Нет он заупрямившись отказался от своей доли.

- Приготовься,  тогда и жди свою судьбу!
- Как же мне ждать свою судьбу?
- А какую ты хочешь, себе судьбу?
- Счастливую.
- Но если бы ты хотела счастливую, ты бы послушалась и своего мужа , а потом меня

- И что теперь?

- А теперь я разорву тебя из нутрии, и в этом и будет твоя судьба.

-Но это не справедливо! - закричала женщина.
Но волшебная щука, уже проломив ей живот, вышла наружу через пуп, а женщина умерла.
Когда рыбак вошел в избу, рыба лежала, вытянувшись на циновке рядом с мертвой женой. И была она целой и невредимой, будто только что принесенной из реки.

Загоревал рыбак. А рыба ему и говорит:
-  Не горюй и не жалей свою жену. Она была непослушной женщиной. Могла бы родить богатырей и красавиц, сама стать краше солнца, да жадность и глупость её сгубили. Застыл в изумлении от слов тех рыбак, а рыба продолжала:

.- Как только похоронишь ее, отнеси меня туда, где ты меня поймал. Только опять в сеть заверни.
Погоревал, погоревал рыбак, да делать нечего. Позвал всех родственников и похоронил жену. На следующее утро пропел первый петух, пропел второй, пропел третий, а щука снова говорит:
- Ну вот и настало время. Неси меня к реке.
Человек выполнил приказ рыбы. Он теперь боялся ее и нес очень осторожно, завернув в сеть. Подойдя к реке он замешкался, щука же вновь заговорила человеческим голосом:
- Не оставляй меня здесь на берегу. Войди в воду, там и выпускай меня.
Рыбак так и поступил. Бережно опустив рыбу в воду он смотрел как она уходила в глубь. Уже из глубины реки она вновь поднявшись и высунув голову напоследок сказала ему:
- Слушай и запоминай рыбак, когда будешь жениться второй раз, выбирай жену, которая не была бы такой непослушной. Иначе это будет стоить  ей жизни! Теперь ты под моей защитой до конца дней, за то что был послушным и исполнительным. Откроюсь я бог этой реки, а ты теперь под моей защитой.
Повеселевший рыбак вернулся домой. Всё у него теперь пошло хорошо, вскоре нашел себе другую жену, да такую, которая всем и всегда была довольна. Вот такая сказочка детушки.

Баба Фёкла поклонившись Богу Баю, встала чтобы налить молока  в миску для кота, а бог тем временем подмигнув маме Ире, вновь перекувыркнувшись обратился в чёрного пушистого котищу, с конца шерсти которого падали и тухли  разноцветные искорки. Напившись молока, гордо задрав хвост, кот удалился. Женщины, улыбнувшись друг другу, пошли спать. Дом ведающих погрузился в сон.

Сказка седьмая, в которой зареченские бабы проявляют свою волю…

Скоро сказка сказывается да не скоро дело делается. А уж в России и подавно. Не успела мама Ира и глазом моргнуть как пролетел день и вернулся дед Михей,  Справил, смастырил лодочку зареченским, проконопатил, просмолил её легонькую, самое бы было мотор делать, да нет хозяина, что с мотором в город уехал . Пролетела неделя и всё сено было во дворах Ненарадовских, да при въезде в  деревню словно в линеечку по обоим сторонам, двадцать стожков выстроилось. Вот уж и вторая неделя пошла, зареченские мужики покряхтывают с утра до ночи, шум стоит, треск. Топоры дрова крошат, бабы мужикам щи носят.  Поленица к поленице растёт на перегонки в различных дворах Ненарадовских. Всё вроде хорошо, а нет нет да заболит сердечко у мамы Иры, где же её суженый, верный спутник на все времена. Выйдет за околицу, не видно его. Выйдет на улицу не слышно его. Выйдет тёмной ночкой из дома на крыльцо, не чует скорого прибытия сердечко ретивое. Так продолжалось до самого Ильина дня. Вся работа в деревне переделана, осталось только деревенское поле сжать да пшеницу обмолотить, да землицу матушку к зиме приготовить. Всё налаженным делом шло к подготовке праздника. Баба Фёкла обучала маму Иру премудростям врачевания и заговоров, девчонки росли как на опаре, жизнь продолжалась до одного прекрасного утра. В это утро Ненарадовка стояла в туманном облаке, выгоняя своих кормилиц на пастбище, хозяйки сокрушались что вот и лету красному подходит конец. Пора де к зиме готовится. Со стороны леса, что отделял деревню от всего остального мира с проходящей  трассы послышался моторный звук. Обрадованная мама Ира думала, что это вернулся папа Слава. Потому и не уходя в дом, всё стояла и ожидала когда звук приблизится. Но какого же было её удивление, когда вместо папы Славы и нормальной машины, появился буро-зеленого цвета УАЗик, с фирменной надписью «Полиция». Проскрипев, это средство передвижения для внутренних органов, остановилось посреди деревни Ненарадовки, и в отвалившуюся практически дверь, вывалился толстый полицейский, с не выспавшимся лицом и сержантскими лычками. Со старенького сиденья, он вытащил мегафон, такой же старый и хрипящий, как и  машина, что его привезла, и начал говорить. Правда слова эти были больше похожи на простуженное карканье, но цели он своей добился. Практически все обитатели Ненарадовки высыпали горохом к представителю власти, что собирал их возле себя:

- «Жители деревни Ненарадовки. Требуем выдать захваченных в плен зареченских мужиков, иначе будут ко всем применены санкции по статье похищение заложников!»- прохрипев это ещё раз, толстяк казалось сдулся и вытирая пот с взмокшей головы, стал осматривать всех пришлых пред его машиной. Тряпичные створки, что скрывали внутренности машины были распахнуты, и на женщин уставились испуганные глаза таких же женщин, только всклоченных и немного помятых неблизкой дорогой и нервами. Фёкла Гавриловна пройдя к представителю внутренних дел, обратила на себя внимание уже тем, что стоило ей сделать шаг в его сторону, как женщины уважительно расступившись освободили пространство, образовав своеобразный коридор для бабы Фёклы.

- Ну чего ты болезный разорался. Убери дуделку свою и объясни толком, чего тебе надобно чёртушко?

- Э, старуха, аккуратней на поворотах, я при исполнении.

Полицейский надулся и жирной рукой попытался под своим брюхом, найти кобуру как символ власти и страха.

- Я то старуха, а вот ты милок столько водки будешь кушать, и до старика не дотянешь, так то. И это не угроза, это предупреждение. А теперь оправься, и докладай по форме, чего припёрся к нам. У нас даже депутаты с их враньём не появляются, а уж вас касатиков и подавно только в сорок первом видали, да токо вроде победили мы тогда, а власть почему то сейчас ваша. Чудны Господи  Свароженька дела твои.

Опешивший полицейский смотрел, как смыкается вокруг него угрюмые и злые лица женщин, что сейчас казалось раздавят его нежное тело, что когда-то было поджарым и юным. Но тогда он ещё не глушил свою совесть водкой и украденной колбасой не наедал себе третий подбородок. Вспомнив те добрые деньки, он по инерции поднял руку вверх, и схватившись за фуражку, что больше напоминала  германскую полевую времён второй мировой войны, и со всей силы, швырнув её наземь заверещал что было сил:

- А я чего? Мне приказали, я и приехал. Вон они заявление написали, что у них банда экстремистов взяла в заложники мужей и держат их в рабстве. А у меня даже патронов нет. Чем я спрашивается с этой бандой должен сражаться?

- А ну прекрати истерить, как баба на сносях.

Баба Фёкла была само спокойствие. И уже обращаясь к женщинам сидящим в машине, скомандовала:

- А ну вылась, да спокойно всё объясните. У нас тут из екстремистов тока дед Михей, усе остальные в поле. Чего бабы да не смогут договориться. Вылась, не боись. Дело говорю.

Дверь полицейской таблетки отворилась и на свет и волю деревни Ненарадовки вылезли покряхтывая и постанывая от кошмарной поездки пять женщин. Среднего возраста, практически одинаково одетых, и казавшихся в чём-то одинаково похожих. С измученными жизнью лицами, мешками под глазами, красными пальцами и соломенными паклями, что выбивались из под простых ситцевых платочков. Конопушки сочетались с морщинами на лице и все они были охвачены общим состоянием тревоги и непонимания происходящего.

- Ну бабыньки, кто за старшую?

Баба Фёкла осматривая всех пятерых пыталась высчитать ту с которой ей придётся объяснятся, да ещё так чтобы не навлечь на деревню чего похуже чем этот жирный бурдюк с салом и потными подмышками.

- Вродясь я постарше буду. Марфа я.

Баба Фекла осматривая высокую женщину, мосластую в кости и обтянутую загоревшей кожей фигурой, паклевыми волосами и серозелёными глазами, при всей внешности, было в ней что-то притягательное, если не смотреть на ступни, там в галошах на босу ногу отчётливо проступала нога сорок пятого размера, что совсем портило всю картину восприятия этой скромной женщины.

- А по отчеству тебя как Марфа?

- Ивановна. - прогудела женщина опасливо косясь на товарок.

- Ну, что ж Марфа Ивановна, давай излогай. Или знаешь, ты давай помолчи, а говорить буду я, ежлив чего не так сболтну, ты уже меня и поправишь. Добро?

Заметив, одобрительный кивок всех женщин и заинтересованные взгляды всех односельчанок, баба Фёкла стала говорить:

- Я так понимаю, что недели две так это назад. Приехала к вам в деревню Люська почтальонша. И поведала вам, что теперь Ненарадовка толи куплена, толи оккупирована пришлой семьёю. Да так у них ловко усё получилось, что теперяча посторонних и не пустят никого. Так я понимаю?

Улыбки здоровых, но никогда не знавших зубной пасты ртов, был ей ответом. Поняв, что она приблизительно на правильном пути, Гавриловна вновь повела сказ. И тогда, ваши мужики, уже управившиеся или же почти управившиеся со своими делами, сгуртовались и решились отстоять свой естественный заработок. Приехали оне сюды, а и как в воду пропали? Правильно, аль нет?

- И уже без улыбок  строго испуганные лица вновь подтвердили версию Фёклы в том, что она правильно всё осмыслила, та же продолжала нагнетать обстановку:

- Я предпологаю, что кто-то из вас,  первые денёчки тока вздохнули с облегчением, но вот кто-то видел ещё раз Люську почтальоншу и совсем не давно? Правильно? Ну кто её видел?

Строгие глаза деревенского детектива в юбке чутко осматривали всех пятерых пришлых. Из своей стайки они выдавили одну, что потупив глаза в деревенскую пыль улицы стояла не мертва ни жива. Баба Фекла наставив на неё узловатый палец, только и сказала:

- Дочка, вот ты скажи. Так ли нет. Встретилась тебе Люська и давай страсти рассказывать. Мол рукастый мужик в Ненарадовке, давно он и мужиков в полон взял, и в рабство их определил. Опоил поди тать их, вот они свои буйны головушки то и сунули в петлю к упырю. Так теперь на веки вечные и будут у него в работниках бесправных ходить. И что надоть власть на помощь звать. И чтобы власть та была при пистоле, чтобы значится, убоявшись её, отданы были ваши мужики? Так я понимаю, али что ещё упустила?

Женщина мотнув головой и закусив платок губами, только и промолвила, но так что слышно было всем:

- Она ещё сказала, что там работы не мерено до мужиков, и что раньше зимы мы их не увидим, так что всю картоху там, али пшено с полей токмо после Ненародовких.

Тут уж заворчали все деревенские:

- Ах ты ж дрянь такая, мотоциклетная… Это чтож нас так поганить?... Это мы чтож когда-то повод довали… Ну Люська токмо появись. Космачки повыдераются на раз… Сами выкопам, да и пшена у нас одно поле… Уже какой год боле и не сеем. Убирать то вот этими руками, да этими спинами, без техники как у вас…

Поднятая рука вверх бабы Фёклы, тут же оборвали разгорающиеся слова и реплики.

- А вы так понимаю поверили во усю эту чушь, и прихватив вот энто подобие мужчинки приехали у нас вызвалять свойных мужиков? Так я понимаю?

Кивки пяти женщин были чуть ли не одномоментные, так коровы в стаде одновременно машут хвостами отгоняя паутов, даже если их нет или они не кусают а просто летают рядом. Инстинкт страшная вещь.

- Но ведь это маразм.

Заговорила мама Ира, в которой вдруг проснулась Ирина Георгиевна.

-Остынь дочка, я думаю, что лучшим доказательством будет прогулка до дома Клавы, и дальнейший разговор, а так по пустому уже час потеряли. Ну, давайте за мной армия мстительниц.

Баба Фёкла не торопясь, вышла из круга и за ней подобно утятам за опытной уткой устремились зареченские женщины, сгорающие от любопытства и тревоги за «своё родное».

Дом Клавдии блестя вымытыми окнами и старенькими занавесками встретил их радостно открытыми калиткой и дверью. Как во всех деревнях во се времена, ни каких запоров и замков в Ненарадовке не признавалось. На крайний случай можно было подоткнуть палкой чтобы дверь не открылась, ну или в петля сучок засунуть для ещё большего удержу.

Убрав прут от двери, баба Фёкла, прошла в обжитый мужиками дом. Печь исправно топилась, на столе уже стоял чугунок с картошкой, в топке томилась каша в другом чугунке. На столе живописно были разложены деревенские разносолы, от овощей и зелени рябило в глазах. Жбанки с квасом, были по количеству едоков, тарелки, ложки, всё было чисто и опрятно. Хлеб накрытый полотенцем рушником до поры до времени лежал во главе стола. Окинув взглядом и стол и горницу, заприметив выстиранные рубашки и штаны, висящие напротив лавок, совместно с починенными носками и начиненными сапогами, зареченские бабы зароптали:

-Это значит точно Люська сказала, что их тут держуть за работников. И отпущать  ране зимы не собираются, вишь как стараются ублажить. Усё чистенько и готово, вон мол смотрите, как мы могём за мужиками пригляд держать. Не спешите, там вам не здесь, получатся?

- Ты б молчала Марфа Ивановна и другим рот бы по придержала. Не за то пригляд за вашими мужиками, что вы думаете будто опоили мы их зельем каким, а за то что выпластали честно и по-русски с размахом до Ветрогона всё сено. Дрова в леску теперь на зиму заготовливают. Да свой двигатль и подарки из городу ждут, чтобы к вам законным да  распрекрасным не с пустыми руками припожаловать. Денег у нас отродясь многось не было, а вот так и благодорим за работу, что не сдохнет от голуда зимой скотиняка, не окочуримся в Карачун без дров.

Ну-кась,  выйдем, я вам словцо скажу, а то пред печкой да домашним огнём, нельзя бранится….

Выйдя из дому и выведя за ограду всех проверяющих, баба Фёкла обернувшись к ним, да так ловко, что солнышко припекающее на небе оказалось как раз за её головой, и потому всем кто смотрел на неё казалось, что из вдовьего платка над головой разливается своеобразный нимб, и тем самым отделяет всех наблюдающих от говорящей какой-то святостью. Фёкла же Гавриловна, не уставая поносить и вразумлять, так прочистила мозг зареченским бабам, что они согласны были ждать своих мужиков и до весны, а уж когда узнали, что она самолично закодировала их от пьянки, и что зелёному змию больше не будет податей да жертв, так все пятеро, чуть ли не в ноги ей  стали бросаться и готовы были руки целовать, за свершённое. Подарки что должны были вскоре прибыть из города тоже порадовали их, и уже каждая стала мечтать, что именно законный супруг, привезёт с приработка. Фёкла Гавриловна подливая масла в воображаемый огонь женского самолюбия, живописно описывала все грешки и огрехи Люськи почтальонши, и вот уже все пятеро были на стороне Ненарадовских, что собирались отказаться от такой «связи» с внешним миром.

Полицейский спрятавшийся было в машину, увидев как оборачивается дело, поспешил выползти и тряся огромным животом, подошёл к заявительницам с вопросом:

- Э-э,  гражданочки, что делать-то будем? У нас в отделе заявление на похищение, а тут я так понимаю, они без похищения согласились работать? Так чего не так? Значит и не было умыкания мужиков ваших, значит и делать нам здесь не чего? Пора бабыньки возвращаться  в отдел да и миром писать отказную. Ну вы чего так смотрите-то?

- Ты чего упырь в бабское дело лезешь?

Накинулись на него с вопросом женщины деревни Ненарадовки.

- Ишь ты отъелся брюхо что твой барабан… А потный, что мой боров в яме… А може мы его зажарим да съядим, глядишь вспомним каки таки мужчины на вкус, своих то почитай давненько оприходывали…

Шутливые фразы, делали лицо полицейского всё белей и белей, рука его уже не пыталась найти табельное оружие, а прижавшись к груди, всем видом просила: «Не ешьте меня пожалуйста, вместе с хозяином, мы не вкусные!».

Посмеявшись над властью, бабы расступились перед уазиком, дабы дать возможность впрыгнуть в него полицаю и захлопнуть дверь. Двигатель машины натужно всхрапнул и приготовился к обратной дороге.

Марфа Ивановна как старшая среди зареченских женщин, поклонилась Фёкле Гавриловне и указывая и на себя и на товарок, проговорила:

- Не серчайте на нас бабыньки, Люська полоумная сгоношила, с толку сбила, да кривой дорожкой отправила. Поклон вам за мужиков наших, да за заботу, особливо за леченьице, этак мы вам их будем кажый  год присылати, и подмочь и подлечить. От всех нас проявляя волю скажу, пущай остаются сколь след, а восвояси  придут без худого слова встретим. Передайте, ждём их, кормильцев своих, но со спокойной душой и чистым сердцем, скока требуется. А теперь разрешите и нам до дома до очага возвернутся. Не держите зла за  поход к вам. А Люське укорот дадим жалобу на неё в город настрочим, чтобы не повадно было, откажимся от неё пусчай другая поштальонша приезжат. Можа почестней будет этой хапуги? Бывайте бабыньки, доведется свидимся, да за добро добром и отплатим.

После её слов бабыньки Ненарадовские, с гордостью поклон отвешали, полные величия и спокойствия расступились они перед металлическим пеналом, что поглотив в своё чрево женщин, стал похож на железную продолговатую банку с отлупившейся в нескольких местах краской. Водитель, что до этого сидел прикипевший к рулю, резко дёргая рычаг переключения передач, старался выжать из старичка всё что тот только мог дать. Чёрное облако выхлопных клубов из трубы, скрыли на некоторое время от полицейского улыбающиеся лица ненарадовских женщин, на которые он всё ещё смотрел со страхом и отчаяньем. Повернувшись к водителю, полицейский сержант только и просипел:

- Предупреждали ведь меня, что тут одни ведьмы живут. Не поверил, вот и сподобился познакомиться.

Больше до местного отделения в машине не проронил ни слова ни кто.

Зареченские женщины были погружены в себя, что-то вспоминая, прикидывая, и переглядываясь, всё ещё не веря, что можно, оказывается, прожить и без мужиков, да так что любо дорого смотреть  и на хозяйство, и  на дома, и постройки, и огороды, что вольно раскинулись в этой деревеньке.

А вот местные женщины уже практически забыли о происшедшем, и разойдясь  по своим делам, только и посожалели, что не оказалось Люськи оговорщицы на тот момент в деревне, а то перья и грязь плакали бы по ней. Но, оставив мщение на послед, они занялись своими привычными занятиями, не считая их рутиной, но позволяющими им твёрдо стоять на земле, устойчиво смотреть в будущее и знать, что так было и так будет, пока не кончится их бабий век.

Мама Ира с Фёклой Гавриловной, взяв девчонок с собой, вооружившись корзинками, отправились в лески возле деревеньки по ягоды. Так и закончился для всех этот день. К вечеру они вновь пришли домой все вместе, весёлые и уставшие, напитавшиеся запахом леса и трав, кореньев и листочков, что бабушка Фёкла показывала не только маме Ире, но и им, любопытным, как и все дети в таком возрасте.

Вечером растопленная печка, и уже двое взрослых помогая друг другу, вызывают песней колыбельною древнего бога Бая:

- Спи, усни, Бай, бай, бай!

Угомон тебя возьми…

Спи, посыпай,

Боронить поспевай.

Мы те шапочку купим,

Зипун сошьем:

Зипун сошьем,

Боронить пошлем

В чистые поля,

В зеленые луга.

И стоило маме Ире произнести последние слова заговора «Баю, бай!», как опять рассыпаясь искрами и всплесками солнечных всполохов, похожий на кусочек северного сеяния, появился на лавочке бог Бай, со словами приветливыми. Приняв в руки кувшин молока, ещё теплого и пахнущего травами, он не спеша опорожнив и крякнув на последней капле, вытерев рукавом рубахи рот, вновь за говорил:

- Благодарствую хозяюшки, деткам вашим резвых ножек, ярких щёчек, зорких глазок,  разума да пригожести, за привет да ласку вашу, желаю. А каку сказку пожелати сегодня выслушати? А?.

Девчонки зашевелившись на теплой печи, впервые за всё время, не сговариваясь и не задумываясь произнесли:

- Про папу.

- Эвоно как, про Папу. Соскучились по родителю лапушки?

Бог рассматривал очаровательных, загоревших, пропитанных энергией земли детишек, и улыбаясь своей загадочной улыбкой, только и произнёс:

- Ну про папу, не про папу, а сказка ложь, да в ней урок, кто осилит тому в прок. Слушайте красавицы, следующую сказку.

Усевшись по удобнее на лавке, и глядя в пламя хозяйки печки, он заговорил:

В некотором царстве, в некотором государстве, предавно настолько что и люди забыть успели, случилось как-то вот что… Жил на земле славный народ. Богатым и щедрым он был, да настали времена лихие и стал у этого народа змей идолище поганое девок таскать. Перетаскал красавиц, принялся за женщин, уж что токо люди не делали, а змею всё неймётся, крадёт,  обманом да лестью да в сети свои завлекает, и уж потом к себе в землю гористую утаскивает. Долго ли коротко, но правитель той страны, кинув клич стал ждать богатыря, что победить сможет змея, но ни кто не сыскался. А по ту пору, украл змей и у царя дочь единственну, да ещё и поиздевавшись записку когтём страшным на стене высек: «Я король мира, покоритесь, и тогда верну вам ваших женщин,  тех что захотят вернутся, испробовав моей жизни, моей свободы, моих законов и моей свободы». Сколько не ждали богатыря, всё не то. То один явится, то другой, а то и самозванец выищется, все сгинули безвести, да и змея не победили. Принял решение царь, покорится змею. Принесли ему все клятву в верности, в той земле. Услыхал о том змей, идолище поганое, прилетел, радуется. Женщин обратно вернул, да оне каки-то не таки стали. Мужья уж обрадовались, дети к ним кинулись. А оне вроде как чужие. Собрались все вместе, да чего то обсуждают, жить прежней жизнью не хотят, не желают, требуют, чтобы змей, обратно их к себе забирал. Обрадовался змей, и условия выставляет такие. Кто хочет вернутся ко мне в землю мою камену, тот работать будет до крававого пота, до последней капли золотой, до последней хлебной корочки, всё отдовать будеть мне змею, повелителю. Не будет больше правителей на земле, теперь один змей всем указ. Стал тот народ жить как по писанному, смирившись, с волей женщин да змеевой, а всё жизнь не идёт. Мрут люди, рождения нет, урожаев нет, уже и работать то не кому, с горя мужики в зелено вино, к другому змею на поклон подалися. Так бы и сгинул народ тот без вести, да объявился среди него не богатырь, но светлый человек. Не захотел он под змеем ходить, да дурным жёнам служить. Отправился он в царство змеева, да по доброй воле, да тайной надобности. Решил разузнать, как извести змея того злобного, чтобы и колдовство и власть его закончилась. Шёл он дорогами разными, не всегда прямыми да проходимыми, голод но и холодно было ему, но дошёл он до землицы змеевой. Вот прошёл он как-то лес один, а от леса уже и остались то одни пеньки, да трава суха, но живность мал мала была в том лесочке. Вот и решил человек тот поохотится. Да свил он силок да поймал птицу в него, а  она ему человеческим голосом. Не трожь меня, я  последняя надежда для твоей земли. Отпустил он её, пошёл дальше. Вскорости другая земля пред ним предстала. Вся в камнях, да деревцах хилых. Прикорнул он возле такого кустика, чует сквозь сон, начали ему сапог жевать. Изловчился он, да и поймал степного волка, что от голода страх потерял. Приготовился он разорвать его, да отобедать, а тот взыв, да по человечески стал бормотать: «Не трожь меня, я последней надеждой для твоего народа буду, придёт время». Выдержал человек и это испытание, отпустил и простил зверя степного. Вновь пошёл он по земле змея проклятущего. Один кусок земли прошёл. Реки испоганенные миновал Вышел на другой кусок земли, вновь в лес попал. Тот и по богаче был и по обитаемый. Остановился в нём он и стал присматриваться. Так и день прошёл. Вдруг услышал он в чаще ворчание, да кряхтение, устремился он туда и видит пред собой, большого, но худого и облезлого медведя. Застрял тот в коряге лесной и вот уж смерть ему приходит. Решил добрый человек, чего уж двум погибать, так хоть он насытится, совсем худо человеку. Вот мысль гадкая и проскользнула в голову его. Но медведь обратился к нему человеческим голосом, и сказал только: «Не трожь меня, я последняя надежда твоей души.» Отпустил его добрый человек, да и лёг возле той коряги, думая, жаль ни себя, ни спас, ни землю, ни народ. Умру от голода. Нет больше сил, маяться.

Попрощался он уже мысленно со своими родными, и вдруг видит, идёт по лесу, дева чудная. Вроде и как она человеческая, а кожа другого цвета, одежда совсем чуждая, да и речь вроде как не знакомая. Да девица, не стала обращать на вопли человека внимание, взвалила его на себя и притащила к своему роду племени. Вышел из высокого терема, что сплетен был из кож и веток, её отец, и приказал разжечь костёр. Вот и всё - пронеслось у человека в голове.  Да не тут-то было. Запылал высокий костёр, возле него воины того племени станцевали, усадили возле него и человека что шёл змея побеждать. Вышел старец в одежде звериной, да и кинул в костёр пригоршню травы чудесной. Враз от костра пошёл туман, и проник тот туман в людей что сидели возле костра, и стало им понятно друг друга без слов всяких. Вот тогда-то и понял человек, как ему повезло, что встретился ему этот народ невиданный, тоже змеем уже практически уничтоженный. Выступили они вместе как братья, не далече путь их был. Не успела луна и трижды исщербится как   прокрались они в палаты змеевы. Пал от их рук змей поганый идолище. Разрубил светлый человек брюхо змею, смотрит  а внутри хрустальный ларец. Били долго его, не смогли одолеть люди чуда ларца-то. Тут появился медведь во дворце и пройдя к ларцу, ковырнул его когтём алмазным, раскрошился ларец тот же час, и выскочил из него  кролик пушистый, да такой шустрый, что не появись степной волк, не видать бы было светлому человеку спасения своего народа. Догнав и порвав кролика, степной волк, освободил утицу серую, что взым в облака понеслась быстрее стрелы в тайное хранилище змеево. Погнался за ней человек, и прибежал он к хрустальной горе, на верхушке которой и свила уже гнездо утица серая, дабы высидеть снова яйцо из которого новый змей явится миру. Стал стрелять в неё светлый человек, ни чего не получается отскакивают от нею стрелы калёные. Но тут появилась птица хищная и упав на неё стремительно, разорвала утицу, да так ловко, что по краю горы, скатилось к ногам светлого человека яичко не простое, но светящееся. Взмахнул он им и со всего маху, да и по горе хрустальной ударил, раскололось яичко. Брызнули скорлупки в разные стороны и у самых ног светлого человека оказалось зёрнышко. Поднял он его и не задумываясь, будто подсказал кто ему, воткнул зёрнышко в самый верх той горы хрустальной. Раздался тогда шум страшный. Развалилась гора, рассыпалась власть змеева, распылился морок, да колдовство его на всех людей что навязанный был. Очнулись от поганого сна земли, вздохнули народы, а из самого логово да из дворцовых обломочков, ведут  к человеку царёву дочь. Уж та и красива и спесива, и вроде как и от сна змеева, да от морока идолищного должна освободиться, а всё из себя паву гнёт. Посмотрел на неё светлый человек, да и говорит:

- Вот тебе моя воля. Ступай к отцу батюшке, а я здешнюю деву замуж возьму, да следом в землю нашу вернусь. Может и не было на тебе змеиного морока, коли даже гибель его исправить тебя не может, так может землицей нашей исцелишься, водой, да воздухом насытишь душеньку, а потом глядишь и человеком вновь станешь.

Бог Бай рассказывая сказку казалось на одном дыхании. Приостановился, и глядя на двоих женщин, только улыбнулся, произнеся:

- Детки ваши уже спят, пора и вам. Скоро хозяин пожалует, не печальтесь.

Мама Ира, вскочив с лавки, преподнесла древнему богу молока, но тот не стал дожидаться крынки, перекувыркнулся и в световом круге растворившись, проявился как чёрный кот Гавриловны.

- Пойдём спать, дочка, утро вечера мудренее.

Фёкла Гавриловна, подойдя к маме Ире, ласково положив руку на голову, погладила шёлковые волосы.

- Пойдём, Георгиевна почивать.

В деревне Ненарадовка вновь наступила тёплая августовская ночь.

Сказка восьмая, та в которой в Ненарадовку приходит беда …

Прошло три дня. Это утро в деревне Ненарадовке началось задолго, до криков петухов. Встревоженный пастух Иван Силантьич, прибежал по привычке к дому покойного председателя Ильи Михеича. Ноги блаженного привели к тому дому, что ещё нёс на себе печать власти в деревне. Дед Михей по старости страдая бессонницей, открыл пастуху и выслушав сбивчивую речь, понял, что произошло недоброе. Оказывается сегодняшней ночью, по неизвестным пока причинам были сломаны Чуры, что охраняли их деревеньку от злого глаза и лихого человека. Услышав страшный шум и как  ему показалось сильный стон, Иван устремившись к тому месту откуда было всё и принесено ему ветром, обнаружил святотатство. Чуры стояли на самой опушке леса и были как и встарь охранителями и радетелями проживающих людей на родной для них земле. А Ненарадовские Чуры, стояли ещё тогда когда и прапрапрадеда Михея на земле не было. Передавалась о них только легенда, что пока стоять будут, земля жить будет, плодить будет, люд обитать будет, а не станет их, всё пусто будет. Навьей землёй станется. Дед Михей, накинув картуз и влезши в фуфаечку, всё думал. Одеть сапоги, али и так сойдёт. Но вспомнив что утрами теперь роса не тёплая, втиснул мосластые иструженные ноги в чистых портянках, в изношенные чиненные перечиненные, все в заплатках и суровых швах, но начищенные до блеска сапоги. И указав на взгорок, сказал Ивану:

- Вань, я пойду смотреть что да как. А ты баб не пугай. Всё сам обскажу Гавриловне, може и присоветует чегось да  сделати шобы беду отвесть. Ведьма сильная, не даст злу в деревню прийдтить.

Поохивая, и держась за спину, одной рукой дед Михей, зорко вглядываясь в темноту леса, из-за которого робкими всполохами рдела утренняя зарница, казался былинным богатырём, что один вышел в поле, дабы остановить пелену тьмы, что раскинулась по всей земле русской, пошёл твёрдой и нестарческой походкой из деревни  к границе Ненарадовской земли. Казалось, сама землица насыщала силами своего сына, что жил на ней и любил её больше всего на свете, пока шёл он по ней, оглядывая в расцветающем утре красоту истинную, да незамутнённую.

Долгим был тот путь, трудным, но вернувшись к обеду, дед Михей почернел лицом, и когда вошел он в деревню, не было глаз что взглянув на него, не отвели бы их и в страхе не прикусили бы губы. Он шел по главной улице, как будто после страшной битвы, ноги волочились, с лица лил пот, фуфайчонка растрепанной заплаткой смотрелась на его фигуре, что внезапно так постарела и высохла. Фёкла Гавриловна, что уже обо всём вызнала у Ивана пастуха ещё по утрени, ждала с тревогой возвращений деда Михея. Сегодня в доме  у старой женщины было тягостно тревожно. Всё валилось не только у неё из рук, но и у мамы Иры. Дабы не сорваться на девчонок, женщины отправили их в гости к Светлане соседке, где те уже практически освоившись как у себя дома, пока мама и названная бабушка приводили их новый дом в порядок. Мама Ира смотрела на Фёклу Гавриловну пытаясь понять что так тревожит и гнетёт старуху, но ни чего кроме тоски и редких слёз в глазах не видела. Не выдержав нагнетания, мама Ира спросила открыто:

- Бабушка, ну скажи ты чем плохо-то? Ну упали Чуры, ну сгнило дерево, поправимо же?

Гавриловна смотрела на пришлую и понимала, что как бы ни сильна была ведающая, а нет у неё  той сакральной связи с землицей, с богами, с природою, только ещё впереди у них знакомство истинное. Потому и не понятны ей ни слёзы, ни грусть тоска Фёклины. Но учить то её кому-то надо, потому подёргав вдовий платок и пожамкав губами, баба Фёкла на её вопрос уселась за стол и сложив руки домиком, стала поучать ведающую:

- Вот слушай дочка и запоминай. Крепко накрепко запоминай. Чуры, это ведь не  деревянные истуканы оберёги. Славянский Бог Чур, он не только разделяет землю на свою чужую, народ на близких сторонних, но ведь и миры он разделяет. Сторож он меж разными мирами. Мы с тобой многое можем, но противостоять натиску зла могут только Боги, один из них Чур. Издревле люди резали образы в дереве охранников, если на земле племени мужчина волхв был, Чуров вырезали из дуба, если ведающая мать, то из берёзы. Ведь не идолопоклонники мы, как не стараются нас так назвать. Мы природе поклоняемся, а уж для обжития частички духа и режем и ставим Чуров.  Прабабка моя ещё рассказывала, что стоит свалится Чуру, погибель всему живому будет, нужно будет человеческую жертву приносить. Жертву добровольную. Чуров новых резать, да обряд опахивания делать, да только уже не избы, а деревни всей. Хотя по рассказам прабабки, раньше и края цельные опахивали, не тока деревеньки малые. Но тоды ведьмы были такие, что хоть неделю могли без сна берёзу тянуть.

- Не поняла, причём здесь берёза?

Мама Ира смотрела на старуху с разгорающимся любопытством. Присев за стол и подперев кулачком щёку, как внимательная внучка, она слушала сказку своей бабушки веря во всё произнесённое с тем жаром душевным, что заставляет даже самые невероятные вещи происходить на земле русской. Потому как нет большей веры у народа нашего, чем в чудо, чудо земли нашей. Старуха понимая всё это, продолжала откровения:

- Прежде чем срубить берёзу из которой потом будет резаться Чур, её надо доставить в деревню, а уж потом опахать землю и строения все, коли хочешь чтобы божество знало что нужно охранять. А за всем этим наперёд, нужно украсить березоньку, и хотя русалья неделя прошла, а всё таки праздник для них устроить надобно. Не просто кумится  ведь будем, а защитниц для себя от зла искать будем. Да уж задача не из лёгких, да только кажется мне что это ещё пол беды, всё только начинается, а уж чего и дальше ждать, то нам Михей порасскажет, пора бы уже было старому лешаку вернуться.

Как ответ на её слова. Скрипнула калитка ограды бабы Фёклы и вскоре по крыльцу раздались шаги уставших и чуть шаркающих ног деда Михея. Отворившаяся дверь, и его узловатая фигура украшенная белёхонькой бородой, валилась в дом как непрошенный гость, которого и не чают видеть и понимают, что без него совсем плохо будет.

Фёкла Гавриловна рассмотрев деда Михея, молчком встала и подав крынку с квасом, стала ждать пока старик утолив жажду. Переведёт дух, а уж потом начнёт разглагольствовать. Дождавшись когда вся последовательность действий, будет выполнена как некий ритуал, баба Фёкла уставилась не мигая на деда Михея, беззвучно давя его взглядом что нёс один вопрос, требуя ответа:

- Ну чего ты на меня уставилась. Дыру протрёшь, старая ворона. Да Чуры сломались оба, вроде причины естественные. Можит конечно и от времени, может и от человеков? Но… Нет, руками их не ломали. Инструменты тожа вродясь не применяли, нет тама следов человеческих, акромя Ивашки, да теперь моих. Если тока, кто из людёв, то энто точно по твоёйной линии. Но что-то я не слыхивал что ведьмам така силища была дана, чтобы стоко людёв на смерть обречь, да землю проклясть на три колена вперёд. Значится время для всех нас пришло готовится к Нави?

- Не на три, а на семь. - Не утерпела и уточнила Гавриловна, что смотрела на старика полными глазами слёз.

- Да нам то кака разница?. Ты ж знаешь, что менять их можа только если в деревне согласны будут на обряд, да выисчутся добровольцы. Да и из Нави выдернуть надобность есть нижнюю часть, а как запечатать вход и чем, тожась думать надоть. Доставить тожна проблема и вершки и корешки. А работа, ведь резать надоть от полнолуния до полнолуния. А какой из меня резчик, так одно названье. Нужон Славка, он в деревне за хозяина, ему и ответ держать, мы уж с тобой стары стали. Пущай молодеж расхлёбыват, а мы подмогнём, в случае чего, подскажем, укажем, подсобим одним словом.

- Беда как лихорадка одна не ходит. Ну да нам не привыкать, что смогём то сделаем. А чего не смогём, то Род  батюшка помогёт, да землица матушка. Да Белбог не попустит Тьму на землю русскую. Так тому и быть, возвращайся домой, а завтрева с утра запрягай лошадку и к опушке, загрузим тебе верхнюю часть, а уж там далече наше дело, ты ж будешь вязь древнюю пока изучати, дабы один в один рисунок переняти, да на Нового Чура перенесяти, как бы сказала моя прабабка. Так-то старый. Иди с миром. Нам тут надоть с дочкой кой чего обсудить.

Дед Михей, развернулся и без споров и огрызаний, понимая, что сейчас не то время и не те события, покинул дом ведуньи, отправившись к себе. Отужинав, он лёг пораньше, запасаясь силой наперёд, ибо для Ненарадовки всё только начиналось…

Мама Ира оставшись после ухода деда Михея с Фёклой Гавриловной, стала хлопотать по дому, наскоро сварганив картошки и салат из зелени, она поспешила встретить кормилицу что своим звучным мычанием, как и все остальные предупреждали хозяек что они нагулявшись на свежей траве, возвращаются и требуют чтобы их встречали, да охаживали, будто благородных кровей они были. Вскоре из леска показались и зареченские мужики, с пилами, и топорами. Уставшими и загоревшими лицами, они оживили улицу деревни, но вскоре скрывшись в Клавкином доме, более не стали показываться на людях. После приезда своих жён, они как-то замкнулись, вроде и не произошло ни чего, что могло бы их подвигнуть к замкнутости. Ни кто их не укорил, работу исправляли справно, всё что нужно делали по домам Ненарадовским, а всё чаще глаза  у них наполнялись пустотой и холодом каким-то нечеловеческим. С каждым днём, всё больше они переставали говорить по человечески, всё больше междометьями, а вскоре и вообще только кивками стали общаться, да каким-то рыком звериным. Бабы что навещали их на предмет покормить, обстирать, да заказать какую работу по дому, стали поговаривать, что дело не чисто. Может всё в Клавкином доме дело. Фёкла Гавриловна теперь сидя за столом, пыталась соединить разрозненные куски, чтобы понять, что происходит, и чего надо опасаться, а к чему приготовится как к неизбежному. Последние ночи у неё были видения, да только раньше времени ни кого она пугать не хотела. А тут такое, что и не скроешь, от простых глаз, происходить стало. Поняла она что надобность ей есть в книгу заглянуть старую, что уже передала на изучение своей преемнице Ирине. Дождавшись когда мама Ира зайдёт после дойки коровы в дом, баба Фёкла попросила вернуть книгу, что давала ей для прочтения. Женщина, быстро уйдя в свою комнату, вернулась с завёрнутой в чистую тряпицу книжкой, и бережно передав её из рук в руки, стала напряжённо ожидать, что будет дальше. Старуха развернут тряпицу, и уставившись на книгу, казалось, говорила с ней. Какого же было удивление мамы Иры, когда книга, зашелестев страницами, раскрылась на нужном месте.

- Так я и думала. Это жуткое проклятье  Мары и страшная жертва Чернобогу. Только они могут уничтожить и охранников порубежничков этой земли, и людей, скотину, всё живое, а уж потом и саму землю, сделав её серой от пепла.  Навье царство раскинуть да  входы Пекловы из самой земли сотворить. Это кто ж так ненавидит нас, что свою жизнь и душу не пожалел, всё отдал чтобы только отомстить, да всё проклясть, чтобы погибель здесь была, а не жизнь. Эх, жаль книга не может ответить. Вот раньше были у ведьм книги, всё обо всём знали, и всё сказать умели, а сейчас только и можем, что на примерах стародавних от беды отбоярится. Так, а вот как и предполагала весь обряд в точности прописан. Точнехонько, один рисунок за другим, сплетаться должен, вот тогда и вернётся всё к удумавшему зло, да с тройной силушкой.

Мама Ира уже обрадовавшись, что всё так хорошо сложилось, потеряла улыбку как только услышала следующие слова:

- Да, а кровь человеческая да животная всё-таки должна пролиться. И мужчины и женщины, и лошади и птицы света. Расплата за то жизнь звериная да птичья  сразу, человеческая в срок трехмесячный. Да уж, дела наши скорбные. Мне то не жаль свово. Отжила можно сказать, отмучилась, а вот каково деду Михею али Ивашке, осознать что их нужда придавит кровь отдать для защиты, а жизнь для продолжения рода человеческого на энтой землице.

Глянув на маму Иру, старуха, отмахнулась как будто поняла не заданный вопрос:

- Нельзя вам. Ни тебе, ни Славе, вы тут не прикипевшие. Корнями не связанные. Нужны те, кто имеет пращуров в этой землице, соединить чрез себя для защиты от Тьмы все три мира созданных Родом, да остальные что вокруг сетью роятся, не дать дырке новой образоваться, как бывало уже и не раз с землицей нашей.

Мама Ира, принимая из рук бабы Фёклы книгу, не стала пока её оборачивать тряпицей, а совсем наоборот обняла её, и как бы ища в ней надежду и опору, по наитию произнесла:

- Ой, беда беда в Ненарадовку пришла.

Книга нагревшись в руках мамы Иры, открылась на срединном месте. Где со страницы жёлтой скалило лицо ужасающие чудовище. Мама Ира прочитала, «Волкодлак», а потом подняв голову от книги уставилась на Гавриловну произнеся это слово вслух. Старуха сидевшая как заворожённая, и смотревшая как только что на её глазах. Женщина самого того не ведая, установила связь с книгой и вызвала ту на ответ, да ещё так точно, что только диву даешься. Услыхав же произнесённое слово, она взмыла свечкой из-за стола и совсем не по-стариковски, выбежала из дома, прихватив с собой охапку недавно собранной травы, ещё пахнущую лесом и не успевшую засохнуть. Мама Ира побежала за ней следом. Вечерняя зорька, только зажигала первые звёздочки на небе, луна ещё не появилась в полную силу, а в деревне уже принялось холодом наполняться, будто стужа стала разливаться на улице.  Мама Ира бежала вслед за Фёклой Гавриловной понимая, что ноги её несут к клавкиному дому, где живут зареченские мужики. Влетев в открытую калитку и распахнутую дверь, она застала свою старшую подругу, на пороге дома, что –то бормочущую и выглядевшую до странности загадочной. Сунув в руки несколько трав и жестами показав, что нужно окурить дом, Гавриловна всё так же продолжала читать заклинания, ибо  были они… В это время окоченевшие и неподвижные зареченские мужики застыли в неестественных позах ,  и хотя все пятеро находились  в неподвижности, были  опасны как дикие животные. Остекленевшие глаза, скрюченные пальцы, ощерившиеся в оскале лица, слюна бегущая по шеям, волосы, что больше напоминали загривки зверей, колтунами бороды и животный бардак дома, будто не люди живут здесь, а дикие звери пришли на запах вкусного, да и остались, здесь устроив всё по своему вкусу. Мама Ира получившимся веником, прошмыгнув среди замерших фигур и сунув его в печку, стала освещать дом. Дым валивший от трав, наполнил все уголки дома. Он был резок и горек, но мозг прочищал сразу, стоило вздохнуть его хоть раз. Обойдя весь дом, жилые углы, и даже подняв к верху пройдя весь потолок, мама Ира устало опустилась на лавку, возле всё ещё читающий заговоры Фёклой Гавриловной. Стоило старухе замолчать, как все пятеро фигур свалились, став наподобие ватных кукол, там где их и застали слова ведьмы, когда она только вошла в их дом. Отдышавшись баба Фёкла дождалась, когда  дым от трав развеется и  знаками показав что нужно делать, стала поднимать первого мужчину за ноги. Мама Ира подхватив за подмышки, стала выволакивать обездвиженные тела  во двор при помощи старухи заносящий ноги мужчины. Уже собираясь опустить бесчувственное тело посреди двора, она испытала гневный взгляд старухи на себе и всё поняв без слов, устремилась к открытой калитке. Дотащив тело до лавочки, что была не далеко от плетня вкопана, вдвоём они смогли усадить неподвижно спящего мужчину и отправились за следующим. Сделав ещё четыре захода, баба Фёкла, собрав другой веник, и оставив на улице мама Иру, вновь устремилась в дом Клавдии. Через несколько минут, раздался дикий вой, и из трубы клавдиной избы, в небо вылетела какая-то  темно алая сущность, показавшись пятном, она затмила на секунду другую полную луну в небе, а потом растаяв без следа, в последнюю секунду приняв форму волчьей пасти. Мужики проснувшиеся после дикого воя и скандального лая Ненарадовских собак, дико таращя глаза пытались понять что же происходит с ними горемычными и во что они опять вляпались, а ещё была попытка понять где они и зачем они. Увенчавшись неудачей в попытках ответить на все вопросы сразу, они успокоились стоило им увидеть Гавриловну выходящую из калитки дома и направляющуюся к ним. Скрипучим своим голосом, она как само собой разумеющееся стала отдавать приказы:

- Встали мужичонки и ать-два за мной. Переночуете сегодня в другом месте. Да и жить, скорее всего, будете там же. Вопросов не задавать, завтра пойдёте на подмогу деду Михею. Вещи ваши все сами перенесём, в дом не вздумайте входить. Не ча там делать, я обещалась вернуть вас целыми и здоровыми. А я привыкла свои слова держать. Чего растележились по улице, завтра трудный день, за мной.

Выговаривая всё это, Фёкла Гавриловна подвела пятерых мужиков, что шли за ней, как за поводырем ходят слепцы, к дому в котором предполагалась жизнь приезжей семьи Дальних. Мама Ира понимая, что сделать такой шаг, заставляет бабу Фёклу не обычное желание, а безвыходность положения, не словом не обмолвилась когда все пятеро вошли в её дом и вскоре завалившись спать, беспечно продемонстрировали, что дом не просто жилой, но и сущий от всякой напасти и нечисти. Усевшись на лавочку перед недавно выкрашенным палисадником, две женщины смотрели себе под ноги, чутко вслушиваясь в то, что творится в доме. Мирный храп мужчин, успокоив их, направил уставших ведающих к себе домой, где их ждал сюрприз…

Соседка Света привела не только близняшек девочек, но и своих детей, расположив всех на печке, тихонько напевая, старалась уложить непослушных детей на отдых. Войдя в дом женщины, уставились на гостей секундной заминкой, но поняв что перед ними свои, расслабленно опустились на лавку.

- Что-то случилось Гавриловна? Ира?

- Всё нормально. В два голоса ответили ведающие. Переглянувшись женщины, только и махнули руками, что означало, «где наша не пропадала».

Внезапно с печки раздался голос Любы, спорящей с Маринкой, и подначивающий голос Кирюхи, на дальнейший спор:

- А я говорю, баба Фёкла, может любого бога вызвать. Она ведающая, и нам каждый вечер бог Бай сказки рассказывает. Вот так.

Кирилл, что онемев немного от таких откровений, только и смог проговорить:

- Тю, на тебя. Какой Бай? Докаж сперва.

Внучки бабы Фёклы переглянувшись, умильными голосками с печки проговорили:

- Бабушка, а сегодня сказки будут?

- Будут, будут, не егозите. Дайте бабке отдышаться. Холодно теперь по ночам в деревне. Скоро  Овсень уже настанет.

И уже глядя на Светлану, проговорила:

- Надеюсь своё то детство не забыла? Вот сейчас с ним и встретишся, а уж все разговоры на завтра. Детям спать надобно, да и нам отдохнуть не помешает. Эх, где мой клубочек с нитками. А где мой коток мягонький бочок?

Взяв и то и другое в руки, она стала поглаживать животное рукой, другой стараясь дразнить перекатывая клубочек в ладони перед мордочкой кота. Тот не выдержав вцепился в него когтями, и тогда баба Фёкла на два голоса с мамой Ирой, запели:

-  Баю-баюшки, баю
Моих  милых лю-ли лю
В няньки я к себе взяла
Ветра, солнце и орла.
Улетел орел домой
Солнце скрылось под горой,
После ветер трех ночей
Вернулся к матушке своей.
Ветра спрашивала мать
Где изволил пропадать?
Волны на море гонял,
Златы звезды сосчитал?
Я на море волн не гонял,
Золотых звезд не считал
Малых деточек улюлюкивал!

Уже заходя в песне на второй круг, они вновь увидели чудо когда прорвавшись сквозь пространство пред ними вновь возник бог Бай, повторив по привычке ещё раз приговорку, они уставились на него, ожидая слов древнего божества:

-  Баю-баюшки, баю
Моих  милых лю-ли лю…

- Да, ну вы дали сегодня ведающие. Это ж надо волчий  Велесов дух на раз из деревни выгнали. Да сильны, сильны. Потому и меня можете вызывать, а я всё думал, как мне отговариваться пред другими, что я забыл там, где нас казалось, уже и не помнят добром-то?

Фекла Гавриловна вскочив с лавки и отвесив поясной поклон, богу Баю, только и сказала:

- Мы помним Бай и тебя и многих светлых, пока живы помнить будем, не станет нас, дети, внуки помнить будут.

Бог усмехнувшись только и произнёс:

- Ну, ну, поглядим увидим. Я смотрю деток то прибывает, с каждым разом. Ну да не беда, был бы толк. Чего голубки притихли? Сказку то хотите услыхать, али мне опять восвояси?

- Хотим. Конечно, хотим. А можно?

Слившиеся голоса детей, дали богу ясный ответ на вопрос. Он улыбнувшись и сделав козу руками, в сторону любопытных мордашек, стал говорить:

- Ну что же расскажу я следующую сказку… В те далёкие времена, о которых не помнят самые седые старики, случилось в одном царстве государстве несчастие. Царь который правил этим царством государством помер, а наследников не оставил. Началась драка  за то кто править будет. Ну, так уж устроены люди, всего им мало в жизни, а жизнь кончится, и малого с собой взять не могут. Долго ли коротко ли борьба та была, а решено было мудрецами, обратится к тому кто правил ими до этого, за советом, и за выбором кто будет вместо царя на троне. Кликнули клич, пошли искать добрых молодцев, кто сподобится да в царство Ящера спустится, навиьих стражей не убоится, да обратно живой и с ответом вернётся. Много охочих было, да немного вернулось, а и те кто вернулись не смогли ни чего поведать, так как не там были , не то принесли. И вот в один прекрасный день дошла молва до одной деревеньки, а жили в ней люди простые да работящие. Вслушались они в повеления мудрых людей, да вот решится впуть опасный ни кто вроде и не собирался, акромя одного Ивашки простой сермяжки. Выпросил он благословение у отца с матерью, да и отправился в путь. Шёл он долго и упорно, голодно и холодно было в пути том. Но вот достиг он предела земли и видит стоят два Чура на самом краешке, как столбы стоят воротные, а про меж них синь такая мелькает, что ажно глазам болезно. Подошёл он к ним , шапку в руку, да давай деревянным истуканам честь и вежество оказывать. Вот Чуры и откликнулись:

- Сколь стоим здесь, стережём землю человеческу, а ни кто чести и вежества не проявлял. Чего ищещь человек?

Всё не скрывая рассказал Ивашка и про царску землю и про клич мудрецов, и про дороги. И про испытания что не убоявшись прошёл, и как в воде тонул, да не потонул, и как в огне горел, и не сгорел, и как чуть властелином не стал, да успел выкрутится, и сюда припожаловал. Совсем онемели Чуры от такого рассказа, и спрашивают его по окончанию:

- Так зачем тебе тогда за край земли этой? Ведь понял ты что стоит человек из себя, и что главное в этой жизни.

Отвечает им Ивашка:

- То то и оно что понял. Да только землю свою матушку жальче, любого понимания. Не вернусь от Ящера, беде быть. Надобно мне всеж царя батюшку увидать да разговор с ним иметь задушевный.

- Помолчали Чуры подумали, а потом что правый был, и говорит:

- Есть у меня сестра. Сестра стара - костяна нога.  Живёт она  за синим светом, что промеж нами теплится. Ни кого живьём не пущает, и не выпущает. Ты как пройдёшь меж нами, сразу падай на землю, а потом жди. Подойдет она к тебе, а ты на неё петельку шелкову накинь, затяни, да как бы не просилась, не отпускай. Взмолится она о пощаде, вот тогда спроси её тайное имя. Тот кто знает его, того она ни в жизнь не тронет, да ещё и во всём поможет.

Поклонился Ивашка  двум стражам, двум защитникам да по слову всё и осуществил.  Шагнув  между двух Чуров в синеву запредельную, исполнил он всё как по писаному. И вот уж и  сестра стара- костяна нога, утомилася и уже пощадушки просит, а Ивашка знай петельку потуже тянет. Видит старуха что всё , не обмануть дурака, взмолилась ужо по другому, обещалась клятвой страшной и имя своё назвала, помощь сулила. Отпустил Ивашка богиню, да и рассказал в чём его дело заключаться. Призадумалась костяна нога- сестра стара. Да не долго думалось, долго сказка сказывалась, свиснула гикнула, явилась тройка лошадей . Только и молвила она ему:

-  Ясуня Святогорка  я – древняя богиня земли славной. Давно это было, когда красой блисела. Теперь вишь костяной ногой управляюсь, зато и в том есть правда.

Сели они в тройку, старуха богиня взялась за вожжи, свиснула , гикнула. Только пыль закрутилась...Умчались они на развесёлой тройке, в самое царство Ящурова. Там во палаты камены прошли. Пред старухой, все двери открыты. В зал тронный вошли, самого Ящера увидали. Вышел на перед Ивашка да вежеством и честью, царя Ящера порадовал, да про свою беду рассказал. Царь скучал и потому решил, прежде чем дать возможность с ушедшим царём поговорить, поиспытывать Ивашку  просту сермяжку, загадками разными. Согласился с ним Ивашка. Вот и даёт ему Ящер первое задание:

- А ответь-ка Ивашка, что есть общего между небом и землёй, И там и там важное, да могучее. А чтобы совсем тебе понятно было, умные так говорят:  один махай, четыре гуляй, два – всем страсть, четыре – всем сласть. Иди и без ответа завтра по утру не возвращайся.

Приуныл Ивашка вышел из палат Ящеровых, а старуха за ним, выслушала его и усмехается:

- Эх, ты Ивашка, простая сермяжка чего убиваешься, разве это задание?

Отвечает богине Ивашка:

- А тебе бы Ясуня Святогорка, не ухмылятся а добру молодцу помочь.

- Ну будь по твоему. Ответила ему богиня да , как даст в лоб рукой. Перекувыркнулся Ивашка через голову и превратился в ворона. Замахал крыльями, закаркал, а старуха  и говорит:

- Лети на свет человеческий, найди корову и выдерни у неё волос из хвоста. Да быстрей возвращайся.

Сделал всё Ивашка как приказано было, и на утро пришёл к Ящеру с волоском коровьим. Увидал тот волос коровий и рассмеялся:

- Надеюсь не у Земун из хвоста выдрал? А то она обидчива, Роду жаловаться пойдёт.

- Нет царь Ящер у простой  из хвоста выщипнул, ты ж просил объединяющее найти. Ну не мог я к тебе целую корову притащить, пришлось волосом малым отделаться.

Улыбнулся царь Ящер. А сам во вкус вошел и говорит:

- Придумал я вот какое тебе испытание. Почитай уж девять лет змея одна у меня на яйце сидит, по всему сегодня  ноченькой вылупится должён змеёныш, ты уж Ивашка не сочти за труд, завтрева новорожденного покаж. Порадуй царя Ящера.

Повесил головушку Ивашка да пошел из дворца, а богиня старая за ним, и опять усмехается:

- Ну чего ты опять пригорюнился человечек?

- Да как же мне не горевать, что задание это ещё труднее первого. Али сподмогнёшь и здесь?

Задумалась богиня а потом рассмеялась, тащи четыре зеркала да два железных подноса, да петуха  что во дворе бегает. Выполнил Ивашка всё как требовала богиня, а та его и учит:

-  Змея в течение девяти лет высидят яйцо, то из него появится ужасное существо с четырьмя петушиными ногами, змеиным хвостом и убивающим взглядом. Это — василиск. Защитить от него может петушиное пение. А что спасет от взгляда? Правильно- Зеркало. Вот мы сегодня ночью его и дождёмся да завтра царя распотешем.

Всё по словам богини и случилось. Сделал Ивашка клетку зеркальную, да подносами пол и потолок выстлал. Вылупился Василиск, а Ивашка тут как тут, запер змеёныша, да к царю с утречка принёс. Открыл железный поднос, а тварь уже вылезла, да давай шипеть, глядеть, да всё живое, мертвое каменеть. Взмолился Ящур Ивашку стал просить убрать чудище, тот не сплоховал да и вытащил петуха, дернул того за хвост, тот и закукарекал. Василиск испугался крика и убрался в зеркальный ящик.

Похвалил царь Ящер Ивашку за службу да развлечение, а потом и говорит:

- Назови мне первое слово, больное слово, да слово спасающее от беды. Справишся, дозволю с покойным царём переговорить, да землю от раздора твою спасти.

Вышел Ивашка из палат царских совсем закручинился, старая богиня за ним. И опять ухмыляется:

- Ну а теперь-то что не весел, чего голову повесил?

- Эх, бабушка, были бы вы добры ко мне как и прошлые разы, так не убивался бы я. А так, знать не знаю, ведать не ведаю, что за слово такое?

- Да вот, тут я тебе помочь только так могу…

Проговорила богиня да как опять хватит Ивашку полбу рукой, он перекувыркнулся и в муху превратился, а она ему говорит:

- О том какое слово первое, да больное, да спасающее, о том у тебя ведают лети к себе домой, да ворочайся скорей.

Полетел Ивашка мухой на землю милую в сторону родимую. Прилетел домой смотрит отец с матерью говорят, а у самих на столе миска с водой стоит. От жажды припал он к воде, да не рассчитав плюхнулся в воду, слышит отец кричит:

- Эй, мать, смотри муха в воде.

- Не трожь её, помоги выползти, можа душа сынка нашего прилетела чтобы попрощаться с нами.

Отвечает ему жена и мамть Ивашки.

Стал вытаскивать отец муху из чашки да придавил со слепу, нечаянно, Ивашка разозлился, да как укусит старика, а тот опять в крик:

- Мать моя вся в саже, она ещё и кусатся.

- Пусти животину не мучай, глядишь и нас боги спасут когда время придёт, да душа отойдёт к звёздному мосту.

Только проговорила эти слова мать, как закружился Ивашка в теле мухи и опять предстал пред богиней носившей когда-то имя  Ясуня.Превратился он вновь в человека, и утром отправился во дворец к Ящеру, отвечать на последнюю загадку. Тот уже и царя той земли пригнал, да только говорить ему не даёт, голос отнял до времени. Вышел вперед Ивашка простая сермяжка, поклонился  в пояс, вежество проявил, честь оказал царю Нави. Да на вопрос повторный спокойно так и отвечает:

- Мать. То слово, и первейшее, и защитой от боли оно кричится, да и спасающее от беды , у нас все богини с именем этим, как и женщины лучшие с ним не расстаются.

Согласился царь Ящер и дал Ивашке переговорить с царём земли где жил народ героя. Рассказал  тот ему что и как, где и для чего. Вернулся вскорости в землю ту Ивашка, да давай мудрых людей поучать, да  места показывать, что и как,  где и для чего закрыто было государем для верности. Мудрецы не долго думая выбрали Ивашку царём, да и поставили над собой его править ими. И жили все тогда в чести и радости.

Вот так-то ведающие.

Бог Бай, отведав молока из крынки что была протянута ему мамой Ирой, подмигнул Светлане и перекувыркнувшись через спину, вновь превратился в чёрного кота. Долго трясла головой Света, стараясь доказать себе, что всё что она увидела, это не мираж, тот из детства, а настоящее диво. Уложились в доме Фёклы Гавриловны все женщины далеко за полночь, и только дети спящие на печи улыбались, они были по настоящему счастливы живя в чуде.

Сказка девятая, в которой  возвращаются  заступники Чуры…

Утренний крик петухов разорвал сеть утреннего тумана над деревенской стороной. Уползая в лес последние остатки  дымки цеплялись за ветки деревьев, будто в последний момент на границе полевого полотна и тёмно зелёного леса, происходила битва меж светом и тьмой. Дед Михей, что проворочавшись всю ночь уже не знал куда себя деть, одевшись и запрягая лошадёнку готовился к походу за останками Чуров в лесу. Выведя телегу по раньше и впрыгнув на неё, он уже было отправился к Клавкиному дому, но заметив фигуру возле плетня Фёклы  Гавриловны, решил сперва подъехать к ней. Чёлкнув поводьями и крепким словом в утренней тиши деревни, он заставил встрепенуться свою помощницу, что не очень то и была рада утреннему энтузиазму хозяина. Прорысив до дома старухи, лошадь как по команде остановилась, а уловив запах комкового сахара, исходящего от старухи, так и вообще превратилась в памятник, который не сдвинул бы ни кто, до тех пор пока сахар не оказался в стёртых от возраста зубах лошадёнки Михалыча. Поймав тёплыми губами сухую руку старухи, лошадёнка мечтательно стала хрустеть куском сахара, а про меж двух стариков завязался разговор, который сама лошадь не спешила прерывать, тем более, что после первого куска ей достался ещё один:

- Здрава будь Гавриловна, чего не свет ни заря споднялася?

- И ты Михей здрав будь. Тебя хотела перехватить. Ты ж как немец, ночью не угомонишься прёшь под утро, всё тебе чё-то надоть.

- Ты говари да не за говаривайся, я в последнюю с германцами, пошумел на три медальки и два ордена. Не тебе меня с ними сравнивать. Не дело говоришь Гавриловна.

- Извини Михей, просто зная характер твой, вот и говорю, что это ты не свет ни заря пойдёшь на работу, да на охоту. Вот и караулила тебя. Мужики просто зареченские теперь здеся ночевали и ночевать будут.

Показав рукой на соседний с собой дом, Фёкла Гавриловна ввергла старика в ступор:

- А чего так? И по какому такому случаю, у моего понимашь земляка Славки дом отбираешь, стара кошёлка? И них дите и ещё одно женского полу, и оне без дома ни туды и ни сюды? Али тебе скушно стало так ты решила семью у себя и при себе оставить? Шобы уж точно талант в землю не ущёл?

-Думай что хошь, мухомор трухлявый. На всё воля богов… Да токмо еслиб не Ирка вчерась, ужель не мужики бы по деревне ходили, а после ночки седняшней, пять волков бы в деревне объявились. Ночькой бы уже следущей поверезали  и деток и маток, и стариков всяких, а уж живностью на следущу ночь расправились. Так то. Спасла Ирина всех и тех и этих. И дом свойный не пожалела для них. Пущай живут, пока Слава не приехал, да расчёт с ними не произвёл, а мы уж потома почистим избу то от их духа, и вновь усё в ладу будет. Так что давай без рассуждений айда мужиков будить, потом в лес, да Чуров грузить. Чего окоянный замер, давай, отсюдысь, мене кормилицу выгонять надоть. Ирина сёдня занемогла, вчерась девке досталося.

- Ну, ну, я а я чегось? Я не чегось. Пошёл мужчинок поднимать да работать! Тпру, ну кось пошевеливайся кляча- дернув поводьями дед Михей, оторвал лодашку от сладких воспоминаний о сахаре и вернув в суровую действительность, вновь заставил двигаться, а значит жить и бороться. Сделав несколько десятков  шагов, телега подкатилась к воротам дома, где теперь ночевали зареченские мужики. Алексей, что бы старшим в пятёрке, уже стоял на крыльце и почёсывал живот, радостно зевая поднимающемуся солнцу. День обещался быть теплым и тяжёлым. Вернувшись в дом, он поднял остальных мужиков, что со спанья, были хуже чем с бадуна. Взлохмаченные и растрепанные, они выстроились перед летней кадушкой с дождевой водой и не жалея воды, поливались прогоняя и ночной кошмар, который приснился всем пятерым, будто и не люди они вовсе, будто волками стали и пришли к людям чтоб спросить с них за всё. Скинув и прогнав остатки сна, взбодрившись чистою водой, они стали припоминать, что сегодня день под началом деда Михея, а значит тяжёлый. Это сперва казалось, что за приглядом старика ни чего не стоит, но стоило сделать работу плохо, как тот не ленился заставить их выполнить её ещё раз, да и ужина лишить в целях профилактики. Так что все пятеро уяснили, со стариком шутки не только плохи, но и чреваты голодным урчанием желудков. Фёкла Гавриловна, принесшая целое ведро парного молока и

краюху хлеба с солью и луком, была встречена довольными возгласами и здравницами…

Отзавтракав, они все вместе устремились гуськом после телеги, в которой, не спеша подобно командиру, ведущему в бой, восседал строгий и седой старик Михей. Повстречав пастуха, что ждал своих подопечных на окраине деревни, они раскланялись и отправившись к границам деревни Ненарадовки, стали уже маленькими пятнышками, когда женщины, стали выгонять своих

коровушек на пастбище… Вот тут то на окраине деревни  и состоялся разговор, что в дальнейшем и определил жизнь деревенскую…

Собравшиеся женщины с тревогой слушали бабу Фёклу. Та в красках расписала что могло постичь деревенских ночью, и что сделала мама Ира, для того чтобы беду отвести. Рассказано было  и про дом, что не пожалела для этого. И как вывод, что теперь  она наравне с ней Фёклой Гавриловной ведающая в этой земле. Так что отводить беду от деревни будет проще, и на завтра женщины должны быть готовы к походу в лес, выбирать берёзки для изготовления Чуров, дело не только важное, но и почётное. Эти оберёги не только прямое потомство ограждать да защищать от зла будут, но и всех кто будет не одно поколение жить здесь. Женщины выслушав Гавриловну поняли, что следующий день тяжёлой ношей ляжет на их плечи, и в прямом и переносном смысле. Разойдясь по домам и принявшись за свои обычные деревенские дела, женщины всё ещё обсуждали происшедшее ночью с зареченскими мужиками, и поминая Клавку не добрым словом, но без злости и как-то уж жалостливо, что мол хоть и дрянь, да дура, да всё ж таки оторвана от земли от людей, мечется где-то горемычная и без угла , да судьбы, коль такое выдумала сделать…

Мама Ира напоив парным утрешним молочком дочек. И всучив им по куску хлеба, приговоркой отговорилась:

-Хлеб выкормит, молоко выпоет, а вода вымоет- и со словами этими, отправила их играть на улицу как обычно с другими деревенскими детьми. Надо сказать, что после ночи со сказками от древнего Бога Бая, авторитет близняшек возрос сильно. Не каждый мог похвастать, что им сказки бог рассказывает, но каждый ребенок в Ненарадовке мечтал теперь побывать в гостях у бабы Фёклы, девчонки думали как подойти к маме и бабушке с этим вопросом, но видя, что у взрослых, происходит одна неприятность за другой,  старались не огорчать своих родных людей даже простыми и невинными просьбами. Затеянные догонялки вскоре привели их на берег речки, где уже купаться было нельзя, о вот пускать «блинчики» ни кто не запрещал. Азарт игры заставлял забыть и о времени и о голоде, и вообще обо всём. А что ещё нужно для счастливого детства? Искренняя непосредственность и способность ощущать себя частью вселенной…

В это время мама Ира и баба Фёкла изучали старую книгу, на вопрос как правильно провести обряд опахивания и изготовления защитников территории своей земли они только и смогли вычитать:

-« Почитай землицу матушку как первородительницу всего. Стоит грому небесному грянути по весне ранней, кланейся ей и целуй яё. Землица на коей живёшь очищает  и защищает, лечит и сберегает. Слова правильны произноси и нечего не бойся, всё остальное землица выправит. Мать сыра земля, здоровья давай или к себе принимай, вот слова что произнесены должны быть при том как начинаешь работати с землицей матушкой. Коли возникнет нужда в опахивании землицы родной, то пока плуг из древа тащить будет волховица, одёжа на ней должна быть чистой, да свежей. Тожесь и у тех кто рядом идтить будет. Ибо землица при опахивании поднимается и выходит силушка земли матушки, которая может устрашить смерть, да зло отогнать. Обряд тот самый надежный способ предотвратить или прекратить падеж скота, людей. Должно при том как приступить к опашке сказывать: « Как с гулей вода, с леса роса, с травы цветы, так всяко зло в землю уйди» то начальное дело, зовется он Зачин. Главной же частью, будет обряд хождения босиком. Ведунья и пристяжные что тянуть будут природный плуг, разуты должны быти, главная же что вместо коренной идти будет, должна слова говорить, да про себя таки: «Как родной земли-матушки никому не сломить, не своротить, не испортить, так и детям и внукам Родовым что здесь живут не сломиться, не своротиться, не испортиться. Отныне, и до веку, и во веки веков. Гой. По всему  где пройдёт соха та, откидывать пласт надо от землицы своей,  да в чужу сторону. Ибо ров тот богами освещён и укреплён будя. По тому как завершится опашка землицы родной, наступит Оконец. Вот там то и наступит время, для почитания сохи.»

Прервав чтение вслух, баба Фёкла посмотрела на маму Иру, та же внимая старухе, всё ещё была под воздействием откровений записанных когда-то ведающими женщинами для передачи  другим охранительницам и ведуньям земли этой. Поняв, что на неё смотрят, мама Ира рискнула задать вопрос, что молнией мелькнул у неё в голове:

- Фёкла Гавриловна, это-то понятно, а как же с Чурами быть, ведь не простую болванку ставить надо?

Ведунья смотрела казалось на женщину, но глаза её были устремлены  так глубоко, что и не вэтом мире они были, потому и голос глухой прозвучал отвечая на вопрос, будто и он принадлежал не человеческому существу, а той что равна богам:

- Чуры, всего символы. Их резати должно мужчине что Рода отца представлять может. Рисунок старинный повторит, что и на прежних был, вот только рисунок тот должен быть не меньше в глубину чем одна третья

мизинца. Борозда та должна кровью пропитана быть, пропитана трёх разов, трёмя  разами - трём мирам требу вознося.

Мама Ира вскрикнув, вывела бабу Фёклу из транса, зажав рукой рот и вылетающие фразы. Поймав гневный взгляд старухи, она сделала брови домиком, и только прошептала:

- Да где ж мы стока крови-то возьмём. Это ж всех возьми, да и животин прими туда же  и  то не хватит.

- Потому обряд опахивания и выставления защитников, требует силы и воли всего обчества, детонька. А крови надось не много. Мы ж не людоеды каки. Меня ещё бабка учила готовить охру. Что есть природы кровь, а в неё по капле всех живущей живности вольём, то на первый раз. На второй раз пропитаем тоже охрой, но уж мужеской крови добавим. А в третий и в самый оконец, пойдёт наша женска кровушка, моя на один, твоя на другой Чур. Мне в Навь тебе в Явь, а обоим в Прави быти. На том и стояла земля наша, что живущие могли с тем кто ущёл общаться да совета помощи просить.

- Но ведь Фёкла Гавриловна?

- Успокойся дочка, я сама знаю, что по зиме тринадцать лет стукнет, как ушла дочь моя родная, так время и моё пришло. Токмо снежком присыпет землицу, моя очередь. Не печалься. Всегда приду на помощь коль вопрос встанет. Тебя оставляю за себя и всех, кто помогал здесь живущим. Так богини берегини судили рядили, пряжу выпряли, так значится и быть тому.

Айда готовить охру, её многось надоть будет. Поспеть бы к тому времени, как Михей Чуров сгоношит.

- Так он вроде ещё даже не возвращался,-  проговорила мама Ира, глядя в открытое окно, в котором отражалась честь улицы деревни Ненарадовки и  в которое спокойно влетали звуки с улицы, но не мухи или мошка с комарами. Мама Ира всякий раз поражалась, почему живность, сосущая кровь животных и людей, встречается только на самой окраине деревни, да и то возле самой черты, что как затоптанный когда-то ров, был проведён вокруг деревни. И только сейчас, она поняла, когда, наконец, узнала силу взаимодействия женщины и земли, улыбнулась, глядя на распахнутое окно, что всё ещё не закрывалось даже ночью, при протапливающейся печке.

Выходя из дома за старухой, она собиралась уже войти вслед за ней в сарай, где у Фёклы Гавриловны, были развешаны различные травы, коренья и многое другое, чему мама Ира не могла даже дать названия сперва, но сейчас спокойно классифицировала как нужное в хозяйстве ведуньи подспорье из различных природных ингредиентов, как скрип телеги и увеличивающиеся точки показавшиеся вдали, вымели обеих женщин за ограду, в ожидании появления телеги с зареченскими мужиками дедом Михеем и Чурами, что были убиты, а теперь не было сомнений в этом, чьёй-то жестокой чёрной волей, не побоявшейся взять греха на себя и весь свой род прокляв его и подарив  тьме, что  смогла направиться на живых людей сломав защитников и охранников земли родной. Их везли как павших воинов. Два истукана Чуров, заросших и замшелых, казавшихся дивными пришельцами из такого векового прошлого, что даже дух захватывало. Это были мощные деревянные статуи, больше человеческого роста и больше человеческого обхвата руками. Не было в них звериности или дикости племён, точёными были лики, а узоры укращающие их, местами выглядывали из подо мха. Только концы Чуров были ужасающими… Изломанными в щепки, с нарушенным рисунком, казалось кто-то огромной рукой, раздавил, расплющил, размял, то место где конец дерева соединялся с землёй. Пропитанные влагой, они оба оставляли за собой дорожку, что казалось кровяной, падая в пыль дорожную вода сворачивалась и оставляла серую цепочку следов, сопровождающую защитников к месту где их должны будут отпустить после службы на заслуженный отдых для встречи на звёздном мосту с теми, кто когда-то их поставил для сохранения этой земли. Мужчины и дед Михей шли чинно и были похожи на настоящих русичей, что возвращали павших с поля битвы домой. Поникшие головы, потухшие взгляды, шаркающая походка, с зачерпыванием дорожной пыли сапогами, весь облик вносящих в деревню Чуров был горестно подавленным, будто действительно на телеге ехали не два куска замшелого дерева, а их боевые товарищи которые ещё не давно были с ними в одном ряду, а сейчас лежа на телеге и истекая  водяной кровью, возвращались домой, как когда-то возвращались из страшных сечь на щитах, не отступив и не посрамив славы русской, не пожалев живота, но отдавшего всё за други своя, воины славные.

Женщины как по команде высыпавшие на встречу тяжкому зрелищу, отдавали последний долг проплывающей телеге на которой успокоились два защитника земли Ненарадовской. Глубокие до земли поклоны были, вместо приветствия им, и слёзы, что живительным потоком  бежали по загоревшим щекам, выжигая из душ мелочные обиды и объединяя всех в едином порыве, отстоять себя, своих близких, свою землю, как бывало уже не раз, но как уже сталось забываться многими, но не ими, ибо настоящими детьми земли они были, а не «гостями» пришлыми. Дед Михей правил лошадёнкой и уже подъезжая к своему двору только и оглянулся на Гавриловны двор и увидев её, мотнул гривой седых волос, что венчиком окружали его блестящую лысину. Фёкла Гавриловна ответила на этот кивок и поманя маму Иру, поспешила к дому деда Михея, понимая, что сейчас она больше нужна там, чем если бы занялась изготовлением охры. Войдя в  распахнутые воротины женщины, прикрывая  деревянные створки, не отводили глаз от мужчин, что поднатужившись, стали сгружать Чуров на специально заготовленные  доски. Сбитые наподобие щитов, они ещё больше усилили ассоциацию с погибшими воинами богатырями, что вернулись домой после смертельной сечи, потому и не скрывая слёз своих мама Ира, готова была, когда Гавриловна знаками показала что сейчас будет их время. Отогнав мужчин от Чуров. Она повернувшись к маме Ире, зашептала ей на ухо, перечень трав и ингредиентов, что нужно было срочно принести в дом деда Михея. Запомнив всё в точности женщина, убежала, как ужаленная. Баба Фёкла же стала отдавать команды:

- Натаскать воды, развести огонь, поставить котёл и вскипятить воду, приготовить ковши для поливания…

Мужики зареченские, ни слова, не произнося, кинулись выполнять приказы этой сухой женщины, одетой во всё чёрное, и вроде как не страшной, но в глаза, которой лучше не смотреть. Животный ужас охватывал их каждый раз, когда мысль о мужском бунте против власти старой ведуньи, только проскальзывала в мозгах зареченцев, потому они, цепенея, стремились не просто всё исполнить, но исполнить так, чтобы только была довольна ведьма.

Вернувшаяся буквально через несколько минут мама Ира, с охапкой трав и корешков, и с мешочком, в котором хранились мелочи что не принято показывать людям не посвящённым, встала и приготовилась делать что прикажет Гавриловна, что уже следя за приготовлениями, не забыла одобрительно улыбнуться расторопности своёй приемницы. Закипевшая вода, позволила кинуть в неё травы, повалил крепкий дух, и в воздух взмыл цветной дымок. Пока отвлечённо смотрящие мужики, провожали взглядами дымок, баба Фёкла вскрыв мешочек, стала вкидывать в бурлящую жидкость, новые составляющие. Еще больше столб дыма поднялся над котлом, бурля и разогреваясь до температуры, когда клокотание варева напоминало уже лаву в жерле вулкана. Подхвыатив ковш, Фёкла Гавриловна, стала поливать одного из Чуров, мама Ира последовала примеру старухи, но стоило зареченцам приблизится к котлу, как грозный окрик ведуньи парализовал их на месте. Всучив каждому вместо щётки крылья птицы, что ещё не были растрёпаны по хозяйству и имели новый вид, она жестами показала как очищать с тела Чуров мох, и промывать рисунок. Дело пошло веселее. Мама Ира, не жалея сил, по полному ковшу опускала окуратно на деревянное тело Чуров раствор и не верила своим глазам, под воздействием варева и мягких перьев открывался такой рисунок, что сложно и описать то было. Когда же дошли до лиц, символизировавших Чуров как личностей, мама Ира засмотревшись, чуть не опрокинула на себя варево. Лицо было суровой красоты, черты были правильны и прекрасны. Одухотворённые линии, притягивали к себе и рождали в голове образ прекрасного и сурового Бога, что как страж границ, готов охранять, защищать, отгонять и нечисть и тьму и злобу и скверну, и всё, что только может угрожать тем кто под щитом этого деревянного бога воина. Вскоре тела Чуров, были освобождены от лесной одежды, вот тогда-то и стало ясно, что не все они здесь, а часть их осталась там в лесу. Дед Михей, понимая, что ещё есть время, развернул лошадку и свиснув мужикам, вновь отправился в дорогу скорби и печали, довести то, что осталось от лесных богатырей. Зареченские мужики подгоняемые взглядом бабы Фёклы, устремились за ним. Ближе к вечеру они вернулись с остовами от Чуров, все взмокшие и провонявшие потом и лесной кашей из мха и трав. Баба Фёкла понимая, всю тяжесть участи зареченцев, натопила баню, и выстелив новыми скатертями стол приготовила встречу мужчин после оной, не забыв про чистую одежду и крынки с квасом и  лёгкой брагой. Пока мужики мылись, а бабы кто смог, хлопотали возле них , Гавриловна с мамой Ирой, вновь устремились во  двор деда Михея. Вновь натаскав воды с реки, мама Ира, дождавшись кипения всыпала травы и опорожнила мешочек, помешивая всё варево прутиком, была благодарна улыбке бабы Фёклы, что следила за ней пристально готовясь вмешаться при первой же оплошности, но не сплоховала ведающая, всё запомнила и воспроизвела в точности, не нарушив, и не отступив от правил мама Ира. Выливая на пеньки выкорчёванные из земли, что были останками Чуров, мама Ира вместе с бабой Фёклой удивились рисунку на нижней части. Он был испещрён ещё и рунами, что вписывались в рисунки и создавали картину мироустройства этой вселенной. Какого же было удивление двух женщин когда на самом дне на пяточке обнаружились вырезанные да по особенному на каждом Чуре руны старые. Только проведя рукой по ним Гавриловна смогла признать на одном из них руну Мир, а уже на другом Чуре руну Алатырь. Сняв земляной нарост на теле Чура, она посмотрев на деда Михея спросила:

- А чего же ты старый не говоришь мне каким таким образом запечатаны места установки.

Дед смотрел на Гавриловну восхищёнными глазами, пряча в бороде улыбку, но голос выдал его, и уже не скрывая своего восхищения, подобно тощему кочету, прихлопывая себя руками по высохшим ногам  дед Михей, только произнёс, вытягивая вперёд перевязанную тряпчонкой руку:

- Ну не даром тебя ведьмой зовут, в глубь зришь. Каменные там пробки лежат. Подумали за нас предки, оберегли, я вот коснулся тех каменюк, так только руку порезал от чего-то, что посреди них было. Так и не понял, почто так старики сделали? Вродясь и не штыря и не шило а укололо до крови.

- Да не дано тебе этогось постичь чяго тогда причитаешь ведьма, ведьма? Была когда-то ведьмой, теперь ужо сила не та, вон нова ведающая, так-то. Иш удумал чиго…Сделал дело, вернул защитников земли, теперь  хошь не хошь надоть остальное доделывать. Завтра мы уходим в лесочки, потом найдём дерева, ну а уж потом, опахивание да и изготовление Чуров, за тобой, только смотри времени до праздника Дыма осталось совсем немного, используй зареченских, я если смогу подсоблю, травок там настою, что талант да терпение поднимают, али слова какие найду нужные, но сам понимашь успеть надоть. Возвращаясь уже поздним вечером домой, женщины на этот раз застали у себя в доме не только Светлану и её детей вместе со своими, но и ещё внезапно взявшихся откуда-то девчушек и мальчишек, что со страхом и надеждой смотрели, на реакцию бабы Фёклы и мамы Иры, когда были ими обнаружены и оправданы Светланой. Правда баба Фёкла не удержалась и проворчала:

- Ишь ты пригрели на груди… воспитательницу, теперь всех Ненарадовских детишек таскать ко мне в дом будешь, али как?- уже обращаясь после мамы Иры к Светлане нахмурившись произнесла ведунья.

- А можно? – наивности Светы, можно было только противопоставить грозу в глазах, что блеснули у Гавриловны.

- Ну не всех, так хоть по очереди. Они мечтают об том уже не первую неделю, а?

- Чевой-то давненько не ела я человеченки? Ну кто-сь первым пойдёт на лопату да в печь жаркую?

Шевеление на печке стало интенсивнее и высунувшиеся две девчачьи мордочки смотрелись умильно, потому что выражение лица искренне честное было не обмануть ни сыграть:

- Бабушка ну пожалуйста-а-а! в один голос протянули близняшки.

Ну ка там прекратили елозить, кирпич сотрёте до трухи, сорвиголовые.

Водрузив на стол огромный и блестящий самовар, баба Фёкла крепко задумалась попивая чай с заваренными душистыми травами. Женщины сидевшие тихо как мышки, только и могли что взглядами перебрасываться. Да общаться жестами, чтобы не отвлечь Гавриловну от мыслей важных. Прошло с получас и вот всё взвесив и решив, старушка заговорила, елейным голосом, что отливал металлом и в обсуждении и высказываниях, так же как в дополнениях не нуждался:

- Вот что я надумала голубушки вы мои. Завтрева на рассвете. После выгонки скотинки, собираешь Светка всех деревенских детей в дому, мы же с Ириной да бабами делемся на два рядочка. Один в одну сторону, другой в другу, и ищем да таку берёзоньку, что и в рост и в обхват была под стать Чурам древним. А уж потом и обряд проводить. Тебе дочка сегодня книгу читать в другой комнатке, всё как по написанному должна сделати, ну а мы уж со Светкой, тут детей по забавим, заслужили, хорошим воспитанием.

Светлана выметнулась из-за стола быстрее мысли, налила молока коту мурлыке, принесла клубочек, и замерев на лавке стала смотреть в огонь что начинал растанцовываться в печи. Стоило хозяйке дома подбросить пару палешек берёзовых. Кот по обычаю напившись молока и узрев любимый клубочек стал подкрадываться к нему, видя в нём предмет своих игр и желаний. Баба фёкла не стала дразнить животное и  начав петь колыбельную. Просто кинула клубок коту в лапы:

-   Баюшки – баю…

Я зазнобушек своих,

Я любименьких своих.

Я к чему примерю их?

Летом – к алому цветочку,

Зимой – к белому снежочку.

 

Баю – баюшки – баю

Ушел отец за рыбою

Мать ушла пеленки мыть,

Дедушка – дрова рубить.

Кот заигравшись с клубком стал перекатываться по полу. Искры от меха кота стали сыпаться всё больше и больше. Женщина продолжала петь:

- Брат ушел царю служить:

Он ушел молодой,

А вернется с бородой.

Я баю – баю – баю,

Баю ягодок  моих,

Без каменьица,

Без укладываньица…

Баю – баюшки, бай – бай,

Спи, дитя подоле

Да расти поболе

Баю – баюшки, бай – бай.

Произнеся последнюю строчку на распев, она обернулась на лавке где уже с краю, побалтывая ножками расположился древний Бог Бай. Светлана пропустив появления божества. Невольно вскрикнула, чем вызвала небывалое оживление на печке:

- Ты чего красавица кричишь? Меня бояться не надо, чай не лешак какой. Не водяной хозяин, я ж тока сказки сказываю, да былички ведаю… Ну. Молодежь, готовы к новой сказке?

Дружное и восторженное-  Да! - чуть не снесло божество сказок с лавки.

- Да детки, чуйка говорит мне, что много вас там на печке, а будет ещё больше. Ну да ладно люди вы славного рода, можно и всем сразу таку быличку поведать… Давно это было, тысячелетние дубы тогда ещё желудями были, когда произошло то о чём я вам сейчас поведаю… В свободной и гордой земле жили брат с сестрой.  Звали их просто …Родителей у них не было, и родных у сирот тоже не наблюдалось. Жили они скромно и ни чем особым не выделялись среди простых людей. Честные как все, добрые да работящие, иначе в той земле и нельзя было. Но пришла беда в ту землю, решило Зло захватить ту землю себе, людей подчинить, добро изничтожить, веру в богов извести из памяти всех живущих людей.  Послало то Зло уничтожить всё светлое, орду несметную воинов, и все мужчины проживающие на той земле встали на её защиту. Выиграли они тогда первый бой со Злом, да вот многие полегли, полег в той битве и братХ. Прознала о том сестра его Х и решила, что не дело братниным костям во поле чистом пропадать на усладу хищников доставаться. Собралась она да и пошла, многие поля битвы обошла, но нашла всё же брата по одной ведомой ей примете. На лбу у него пятнышко в монету было, что  на  цветок похоже было. Потой примете и нашла она его скоро. Взвалила тело брата да и принесла в ту деревню где жили они до войны с о Злом. Оплакала, как положено да и похоронила с почестями. Поставила над могилкой  несколько камней, что как памятник должны были указывать, где покоится её любимый брат. Много ли мало ли времени прошло, но могила брата стала цвести цветами. Полевыми да луговыми, и цвели они круглый год, и так случилось, что в камнях пчёлы улей свой состроили, да стали мёдом запасаться. А Зло, что проиграв в первой битве, вот уже готовится к другой. Последние мужчины той земли,  вышли на битву, и уже все до единого полегли в той сечи великой, но не пустили Зло на землю свою. Не стало больше защитников у земли той свободной, и видит сестра сон, будто к ней в гости приходит брат, не посеченный, а живой и улыбающийся, и говорит ей:

- Три ночи сестра сидеть тебе возле моей могилы. Если не испугаешься, соберёшь мёд. Тогда и Зло от земли нашей отвадишь и баб с детишками малыми осиротевшими спасти сможешь.

Проснулась сестра в сомнении, да делать не чего, силы Зла уже наступают, уже в полон не одну деревню взяли. А противостоять им и могут, что дети неокрепшие, да бабы что страх супротив Зла потерявшие да отчаявшиеся.

Первой ночкой, запаслась сестра пряжей да ведёрком деревянным, пришла на могилу к брату, попрощалась с солнышком заходящим, полюбовалась звёздочками загорающимися, да и принилась за работу. Пряжу прядёт, на неё и смотрит. Вот наступила глубокая ночь, и раскалолись камни на могиле у брата. Выезжают от туда ратники чудные на конях. С копьями острыми да шлемами колючими. А свет от них идёт диковинный, вроде как и жёлтый, но вроде как и чёрный. Выехали они в сторону от куда основное Зло шло на землю родную, а камни так и застыли стоят не закрываются. Сестра оглянулась, да увидив что не кому наблюдать за ней.взяла да наполнила ведёрко мёдом, и опять за работу принялась. Так до самого утра,  на десяток рубашек пряжи и сделала. То же было и во вторую ночь, то же и в третью. Стоило солнцу коснутся комней чудных на могиле брата в третий день дежурства сестры, как распались камни и пустотой рассыпались, засыпав и цветы полевые луговые и могилу брата насыпью. Легла спать в следующую ночь сестра  со страхом, понимая, что не всё она ещё сделала. Только уснула. Смотрит а к ней в гости опять брат приходит и говорит:

- Больше я к тебе не приду. Запоминай и делай так-то и так-то. Мёд что набрала в вёдрах не вари. Пряжу что напряла не раздавай, как бы не просил кто. Сшей рубашек из той пряжи, да мёд в бочку перелей из вёдер. Пойдешь с этим добром по земле, и где встретится тебе ребёнок  малый нашей крови, ложку мёда внутрь, да рубашку в мёд, а потом на него, и ступай дальше не оглядывайся. Как всё закончишь возвращайся домой, твоё дело будет сделано. Всё испонила сестра как брат повелел. Тридцать детей нашла, тридцать рубах надела, весь мёд истратила, и вновь пришла к себе домой где до войны со Злом с братом она жила. Только подходит она к дому и видит... Тридцать воинов рост в рост, волос в волос, богатыри что и невиданно и неслыханно для той земли силы да удали. Поняла она что из тех детей волшебный мёд, богатырей за недолгое время вырастил, улыбнулась она им, поклонилась в пояс, да и поведала обо всём им, что испытать ей пришлось. Недолго богатыри гостевали у женщины той. Выбрали себе старшего, да и отправились в последний бой со Злом страшным. Уничтожили его, только о нём и слышали, и потом дозором стали землю ту охранять, не одну сотню лет. И как мне рассказывали знающие в этом толк, что стоило им притомится, да кому другому ту рубашечку медовую передать, так тот богатырём становился да в ряды охранников да защитников принимался. Так-то вот детушки…

Бай улыбнувшись  на последнем слове замолчал. Женщины были поражены его рассказом, дети на печи сопели и смотрели свои чистые и красивые сны. Стояла ночь и пора было как говорится и честь знать. Баба Фёкла с грустной улыбкой протянув Богу крынку парного молока, только и проговорила:

- Благодарствую, от всех нас не разумных.

- Что тоже учуяла от моей рубахи запах мёда, ведающая?

Баба Фёкла кивнула, и оглядываясь на своих подруг, только и сказала:

- Прости меня Бай, разреши, спросить, да слово молвив, от тебя помощи ждать?

Бог глянув на ведунью, улыбнулся и подмигнув маме Ире, скрипуче протянул:

- Уж не про Чуров ли?

Утвердительные кивки уже всех женщин, подтвердил его догадливость

- Завтра как пойдёте из деревни да в первые лесочки не заходите, а вот в среднем от поля. Найдёте два выворотня, высохших, да в сучках  без навершия и с корнями крепкими но уже землю давно покинувших. Боги хранят эту землю, так что не бойся ведающая, всё у вас получится.

Сказка десятая, в которой появляется Никитична с новыми обновками…

Холодное утро наступило в деревне Ненарадовке. Казалось самой природой, овладел траур. Сырой туман и ледяная роса на траве. Бьющиеся в окна мошки и мухи, что казалось взялись ни откуда и о которых люди уже практически и забыли на этой земле. И даже речка казалось хмурилась и потемневшей водой грозила бедами и выражала какое-то ей только ведомое недовольство людьми. Всё труднее и труднее было вставать по утрам Гавриловне, чтобы протопить печь, подоить корову, встретить первый луч солнца на небе, приветливо улыбнуться древнему божеству и почувствовать, что впереди ещё один день жизни человеческой. День что наполнен хлопотами и делами для людей, что окружают тебя, зависят от тебя, любят и ценят тебя как охранительницу их хрупкого мирка.

Но вставать приходилось и в этот раз Гавриловна покряхтев для порядка, всё таки смогла затопить печь на которой расположился целый выводок детворы Ненарадовской. Мама Ира подоив Машку, занесла тёплое молоко и разлив по крынкам приготовила настоящее угощение для маленьких гостей, что уже начинали разлеплять глазки и потягивать ручки, ножки с огромной печи, что как хлебосольный и добродушный хозяин готовый приютить всех, не жалел своего места. Мягкими прыжками они спускались с печки и усаживались вокруг стола. Фёкла Гавриловна выставив  плошку малинового варенья и печёных еще горячих лепёшек,  выманила из царства сна последних лежебок. Миг, и  вот они все уже улыбаясь и уплетая за обе щеки угощение, болтая за столом , строя планы и выдумывая новые шалости, обретали ту сплочённость, что уже ни когда ни при каких испытаниях у них ни кто не сможет отнять. Гавриловна улыбалась и мама Ира улыбалась, но потом взмахнув руками вылетела из дома, и выгоняя корову на пастбище, только и заметила, как неспешно в сторону околицы собралась ведунья, идя  вслед за ней. Сдав свою, а точнее бабы Фёклы кормилицу, мама Ира заделжалась и тем самым остановила всех женщин, пришедшая уже ктому времени баба Фёкла, подёргивала свой вдовий платок и становилась всё мрачнее и мрачнее с каждой минутой. Когда же пыль от кормилиц улеглась и пред Гавриловной предстали молчащие женщины деревни Ненарадовка, она обведя всех взглядом начала вести с ними беседу со слов:

-Здравы будьте женщины. Не думала я что когда-то придёт такое на нашу землю, но вчерась все вы стали свидетельницами того, на что способна злоба людская. Если взглянуть простенько то виноватых не надо искать в том что произошло. Вот они…

Фёкла Гавриловна, указующим перстом ткнула себя в грудь и указала  на маму Иру, продолжая:

- Одна старая, одна младая. Объясню, чтобы убрать все пересуды и вопросы, сразу и навсегда.

- Ой бабыньки, а она мне ни когда не нравилась, прошептала Елена, прячась при этом за своих подруг.

Гавриловна услыхала эти слова, и нахмурившись ещё больше, продолжила:

- Ну чего же ты Лена там за спиной шипишь, выйть да обчеству выговорись. Чего за пазухой камень то держать. Одна такая уже додержала. Из-за её злобы сердешной, Чуры Тьма повалила, а её дуру душу да её потомков к себе теперь навсегда пригрела. Тоже этого хочешь?

- Ой, а я чегось? Я не чегось?. Просто пришлая она, вот из-за таких обычно всё и происходит.

Убежденно заговорила Елена, подёргивая нервно платочек, краешком прикасаясь к носу. Всем своим видом она напоминала двоечницу, что уже провалилась у доски отвечая, но ещё на что-то надеясь, и смотря на всех, кто бы поддержал. Но ни кто из присутствующих не поймал её взгляда , отводя его, и понимая, что вначале надо всё выслушать, а не балаболить, как стрекоза Ленка, что мечется меж словами как мотылёк пред лампой.

Баба Фёкла глядя на всех своих землячек, проникалась к этим женщинам не просто любовью и уважением, но т гордостью за то, что не опустившиеся женщины держали жизнь в ежовых рукавицах, не позволяя ни себе, ни окружающим проявить слабость бабскую, слезливую, после которой и дом встанет и хозяйство разрушится и дети голодными да чумазыми будут.

- Вообщем сестры, дело такое… Коли так судить, то да, Клавкина злоба на нас двоих родила всё это. Если глубже копать, беда ни кого не смогла бы миновать. Не ей бы я дар стала передавать...

Гавриловна вновь заговорила, заставила маму Иру выйти перед народом, как бы выставляя на человеческий суд и обозрение. С жаром продолжала говорить:

- Была бы на её месте Клавка с Тьмой и злобой Навьиной. Враз бы вас извела за одно слово худое, да взгляд косой, Этого бы вы хотели? Вот то-то и оно.

Не думала я сёстры, что когда-нибудь предстоит нам спасать землю свою, вот так в спешке, да видно такова наша участь Макошью выпряжённая. Надоть совершать обряд опахивания, вокруг всего что нам дорого, да что хотим сберечь от зла, да нечестии. Надоть нам и краски охры наварить. Ночку думала я, да решала, како нам люди добрые быть. И вот мой сказ, кто супротив считает прошу сразу сказать, дело общее, злобу не надо таить. Всеми обсудим. А то так получаться, что думаю я, а вдругорядь есть другое мнение. Ну так как до конца выслушаете, али как Ленка стрекоза, сечас вопросами закидаете?

Гул голосов справных женщин указал бабе Фёкле, что она на правильном пути, потому она и начала вновь говорить:

- Вот что мне ночкой-то надумалось. Восемь тех, что дом Ирине выкликали, пойдут с ней в лесочек, да тот что нам один …

Тут она запнулась, и глядя на женщин, с удивлением обнаружила на их лицах улыбки, без злобы, а чистые и озорные, всё понимающие и не осуждающие.

- Вообщем один гость знающий, ещё больше заулыбались женщины, на слова Гавриловны, заставляя её вновь сбится с предложения. Подождав когда все вновь будут серьёзными, баба Фекла стоя перед людьми стала притоптывать ногой, отбивая невидимый ритм, при этом руки у неё по инерции оказались в боках, что ещё больше вызвало у женщин смех. Отхохотав и тем самым сняв всё напряжение предыдущих дней, женщины вытирая слёзы на глазах. Стали готовы выслушать предложения Гавриловны:

- Так вот, думала я что сурьёзные тута женщины, а тут девки с косами не покрытыми  и хохотом во весь рот.

- Да ладно ты Гавриловна, мы ж токмо смехом и спасаемся, от всего, что напасть несёт.

- успокоила её широкая в кости Наталья. Немного скуластое лицо, и ржаная коса, дополняли её, а одежда придавала вид степенной хозяйки, что ударом может и кабана с ног свалить.

- Ты говори, да пора за дело браться, а то так до вечера и простоим, покась кормилиц Ванька обратно не вернёт, права я бабыньки?

Наталья, обернувшись на товарок, оглядела всех взглядом. Всё согласились, кто кхекнув, кто мотнув головой, кто проговорив «ну, да, ну, да».

- Вот я и говорю,- подхватила нить разговора Гавриловна.

- Перво наперво, определим за поиском берёзынек этих восемь женщин, старшая Ирина, она вчерась много чего поняла да уразумела, так ей и искать. А остальных значится, прошу ко мне в дом, с котлами для варки. Детишек всех отводим к Светке, та уж больно с ними горазда сидеть, да присмотр, за ними держать. Нам готовить многось надобно будет крови природной, чобы ещё на одежду хватило. Коли новой нет, так выкипятим да по новой покрасим, на том и богам будет честь отдана и землице приятней будет. У меня всё, давайте, что у кого есть сказать.

- А остальным что делать?

Ещё не совсем старая бобылка Александра, смотрела с надеждой на Гавриловну. Та всё поняв, ткнула в нё пальцем и сказала:

- Вот тебе за это и отвечать. Дели оставшихся на четыре части, как и всю деревню, но во всех домах должно быть чисто, приготовлено поесть, а у мужиков зареченских, так ещё и постирано. Остальная скотина, у кого какая- накормлена, так что много понимаю, но надо Александра, сама понимаешь что надо.

- Ну тык, я не против супротив обчества то кто попробует пойтить?

- Ой, а можно мне с Ириной, у меня хоть будет возможность прогуляться, а то всё дом, да хозяйство. Раз ещё и приготовят за меня, так вообще благодать. Подумаешь ленточку навязать, да кумой березку да подружку назвать?

Лена заискивающе смотрела то на Гавриловну, то на Ирину. Мама Ира, слегка улыбнувшись, согласно кивнула головой, и это стало сигналом для всех, расходится. По-пустому в Ненарадовке не любили говорить, а уж коль всё придумала Гавриловна, то нужно сделать всё точь-в-точь, и жить дальше. По общему убеждению, она «плохого» не могла пожелать ни людям, ни животным, ни земле кормилице, ни природе, что вокруг, на сколько глаз хватало для виденья, обитала.

Вернувшись домой, мама Ира стала вытрясать свои узлы, на предмет нового платья, лент, что в запасах были припасены для дочек, и набрав  всего что требовалось, стала ждать прихода других женщин что должны были стать её помощницами в деле поиска березонек для  новых Чуров. Сгрузив в баньку новую одежду и переодевшись первой сменой белья, прихватив ленты, верёвки, она, улыбаясь и напевая, вышла во двор Гавриловны.

Фёкла Гавриловна, забившись в сарайку, переворачивала свои запасы и складывая всё в одну стопку,  сверялась, хватит ли, али ещё добавить. Вскорости стали подходить и те и другие, помощницы. Взрослые почти девчушки и парни, тащили три котла в которые помещались по три ведра вара, специально предназначенные для вываривания тканей из которых и дошивались большинство обновок, если не было возможности прикупить из города. Бывшая землячка Никитична, что когда-то выйдя замуж и укатив в город, частенько приезжала к ним, и знала практически все размеры деревенских, должна была скоро появится, но за занятостью об этом практически уже все забыли, и потому, команда мамы Иры свершив все положенные процедуры в баньке у ведуньи, выдвинувшись в поисках леска, так и не увидела легковую машину, что вырывая клубы пыли не спеша, ехала в сторону Ненарадовки. А в это время, баба Фёкла командовала парадом в своём дворе, скорые помощники, натаскав дров, развели огонь под котлами и стали ждать когда вскипит вода, которую, не переставая, таскали из речки те, что были помоложе самой Фёклы, и постарше тех, кто сидел теперь во дворе у тетки Светы и играл в ножички. Разношерстная команда с вёдрами, с коромыслами, с песней и смехом, проходя мимо дома деда Михея, старалась заглянуть в таинства, что творили шесть мужчин, во главе самого Михея. Из-за ворот доносились различные слова, но ни одного матерного, так и не прозвучало, о чём и было поведано бабе Фёкле. На что она ухмыльнувшись и собрав морщинистые щёки в улыбку, только и проговорила:

- Им сейчас не до перебранок.  Коли Родов покон соблюдать будут и далее, да главное правило не забудут, не пить много питья хмельного..., так всегда найдут чем руки мужицкие занять.

- Так хмеля вроде как в пиве многось, разве не так бабка Фёкла?

Парень с вызовом смотрел на Гавриловну.

- Ты неслух, Гаврюшка. Слышишь звон, да не знамо где он. Орясиной вымахал, слова то не свои, а папкины повторяешь. Он тожа всё пивко любил, пока живот не отрастил, да на бабу пузату не стал похож, а потом и  удар его шибанул, да так что не встал он боле.

И потом уже обращаясь ко всем своим помошникам начала говорить как по писанному:

- На протяжении  тысячи  и не одной  Русь -матушка не знала иного пития, кроме сурицы, пива да браги. Сурица – настой целебных трав на ключевой воде с мёдом, забродивший под лучами Солнца. Предки наши Солнце само Сурьей называли. Его сила хмельная была, как сейчас в квасе. Пиво и брага делались так же, только для пива использовалось зерно, а для браги – фрукты и ягоды. Силушкой злой той же. Наши предки хоть и пили. Но как? Вот вопрос, ужо точно не как в городе, да и как у нас в деревне совсем недавно. Пили-то иначе, совсем иначе. Согласно преданиям что мне моя бабка ещё говаривала, некогда на нашей земле строжайше соблюдались заповеди  славянского бога Перуна, в том числе такая: «Не пейте много питья хмельного, знайте меру вы в питье, ибо кто много питья хмельного пьёт, теряет вид Человеческий».

Гаврюшка вскинувшись и поняв что может реабилироваться пред своими деревенскими, за глупость что сморозил, произнёс, как бы с интересом, разговаривая старуху:

-Что означало пить много?  И какова тогда норма?

Баба Фёкла с прищуром, взглядываясь в подростка, что уже собирался через год другой уехать в город за вольной жизнью, решила, что полезно будет узнать не только ему, но и тем кто рядом с ним. Смотрят на него как на старшего, да важного, глядишь и в их душах что-то да останется незримо, что встанет щитом от зелёного змея.

- Пить много говоришь? Да была така норма, по которой: в дни празднований весеннего и осеннего равноденствий мужчинам, достигшим возраста в «два круга лет», тость тридцать два годика, выполнившим долг перед Родом, т.е. нарождавшим в семье у себя  не менее девятка здоровых детей, разрешалось торжественно испить полученную из рук волхва  одну чарку сурицы, пива или браги. Мужчинам, достигшим возраста в  сорок авосемь годочков, что по славянски будя как «три круга лет» имеющим полный  круг здоровых детей, а именно шешнадцать, торжественно подносили ещё по одной чарке в дни празднований летнего и зимнего солнцестояний. Вот она русская норма! Имеешь девяток здоровых детишек – получи две чарки в год! Имеешь шешнадцать – получи четыре чарки в год. А в каждой чарке хмельного пития аж по глотку не боле. Так то милы мои. Не верьте тем кто кричат и убеждают что русские пьянь, то токмо вороги говорят, им проще так управляться с нами. И ещё одно сказать хочу, тем кто платья носит, да на Гаврюшку уже глазом косит.

Баба Фёкла обвеля задорным взглядом смутившихся девушек, и произнесла то, что запомнила от своей матери, да своей дочери не смогла внушить. Произнося слова эти, она как бы и её вновь учила в девчушках этих:

- Девушке, женщине  чарку никому и ни когда  даже не приходило в голову поднести, акромя трёх разов в жизни. Но об том не сейчас и не здесь.

Потом вроде как вспомнив о чём-то своём, вернулась вновь к вопросу об зареченских, но уже бурча себе под нос, рассуждая, казалось не замечая окружающих:

-  Теперь они будут снимать рисунки, да готовить инструмент, а дальше уж мы должны им подсобить.

Не уточнив в чём, и зачем нужна будет помощь, баба Фёкла пристально вперилась в один из котлов, что стал закипать раньше других. Высыпая травы она что-то бормотала себе под нос, потом поставив возле этого котла смешливую  девчушку двенадцати лет - Марьянку дочку Натальи, и выдав ей длинную ложку напоминающую весло со словами:

- Помешивая, по часовой стрелки следи чтобы трава не всплывала. Если будешь мешать против, а не посолонь, я тебя зажарю и съем.

- Заметив смешки и бесенят в глазах девчушки, баба Фёкла, осеклась и проворчала:

- Ну, или заставлю собрать тысячу и одну травку, высушить и истолочь её.

Угроза возымела действие, и уже не смеющаяся девушка была возле котла с варевом из трав, а ответственный человек, что выполнял нужную работу.

Расставив, таким образом, возле трёх котлов, самых шустрых и неспособных заснуть над котлами, она обеспечила и поднос дров в огонь, и дополнительное высыпание в бурлящую жидкость травяного многообразия, баба Фекла отправилась на берег Сурожки, за глиной. То была тайна их земли, в стороне от деревни по течению реки Сурожки, находился пласт глиняный цветом сверху белый, а стоило взять в руки, как оставался красный след, будто все руки в крови были. Ещё бабка Гавриловне, когда та была девчушкой, показала тот пласт и пояснила, как выпаривать красную массу, что потом, добавляй в хоть в холодную, хоть в горячую воду, всё едино будет красна краска, только вот разница будет в оттенке, но это потом, когда выкипят котлы и выпарится на листовой прослойки травной масса заветная. Пред походом своим на берег речки, она зашла к Светлане во двор и увидев, что одна из дочек Ирины, не играет вместе со всеми, поманила её к себе. Девочка радостно подбежала к старушке и уткнувшись в чёрную юбку с серым передником, обняла за ноги, детскими ручонками.

- Чего не играется то тебе?

Заметив пожимание плечами девочки, баба Фекла вдруг взглянув как бы по верх головы девочки. Только улыбнулась, да произнесла:

- Пойдём внучка, я тебе интересное покажу. Девочка радостно взяв старушку за руку, даже не попрощавшись с сестрой и остальными детьми, потянула её к выходу из доброго дома Светы. Баба Фёкла, окликнув Светлану, проговорила ей:

- Дочка, я с собой Ладушку заберу, ты её не теряй.

Светлана отвлекаясь от остальных детей, что устроили шумную возню посреди двора, дружелюбно помахав бабе Фёкле рукой, ласково проговорила:

- Гавриловна, с тобой нестрашно отпускать, идите, не потеряю.

Ласково сжимая маленькую ладошку девочки баба Фекла повела Ладушку Дальних, на берег речки, да только туда, куда она даже с подругами и знакомыми мальчишками не разу не хаживала. Бредя по течении реки две фигуры разговаривали между собой. Старческий голос, учил премудростям изготовления охры, а молодой и звонкий с затаённой радостью, выспрашивал всё новые и новые подробности. Косогор, что, то уменьшался, то увеличивался, плавно протягиваясь по самой речке, вывел их неожиданно на странную стену, состоящую из полу засыпанных каменных блоков, что то искорёженными глыбами, а то и вывалившимися от возраста и других причин, блоками, чуть не заслонял дорогу, туда, где и была та самая глина и тот самый пласт, что позволял создавать природную кровь и окрашивать одежду в различные цвета. Фёкла показывая на камни, только и пояснила, что когда-то на этом месте была старинная крепость, а камни, когда ещё были мужики в деревни, они использовали вместо надгробных плит. Вырезая имена усопших родственников с датами жизни и смерти. Пройдя ещё минут двадцать в том же направлении, они наконец-то пришли к такому месту, где пласт белый как снег из косогора уходил куда-то в глубь земли. И где было видно не вооружённым глазом, что человек пользовался богатствами этой земли уже не одну сотню лет. Но пользовался аккуратно и бережно, не расхищая и варварски уничтожая сокровищницу земли матушки, а беря столько, сколько нужно, поддерживая и оберегая от бездумного использования других людей. Набрав в подол передника глиняных лепех до такой степени, сколь нужно было на её взгляд, баба Фекла улыбнувшись, позвала Ладушку назад, в деревню. Та зорко наблюдая за всем, что делала старушка, согласно и как-то уж по взрослому осознанно согласилась пройти обратный путь. Стоило им вернуться как с косогора они увидели корягу в которую были впряжены восемь женщин, впереди которых шла их родная Ирина. Коряга была здоровой, но сухой, потому ленты и веревки украшавшие эту корягу, только гармонично смотрелись на столько, что казалось, что женщины просто несут на руках берёзку, потому что она им понравилась и они захотели принести её домой.  Если бы только за комелем берёзовым не оставался распашенный след от корней и вывороченной земли, что как и пологалось откидывалась одной из женщин в сторону от их территории. Втянув своеобразный плуг в деревню, они устремились к дому деда Михея, не заметив как возле дома Гавриловны, пристала легковушка. Затащив в ограду одну из заготовок под нового Чура, женщины, передохнув минуту, пошли до Фёклы Гавриловны. Во дворе у которой происходило много интересного. Вернувшись с ладушкой с  карьерного глинянного промысла, баба Фёкла увидела во дворе свою старую подругу Никитишну и обнявшись с ней, поднялась сперва на крыльцо, а потом и в дом, чтобы поговорить о новостях. Ребёнка при этом она оставила возле одного из костров, что уже по второму разу, заливали водой, так как выкипевшая вода, и травяная каша прикипевшая к дну котлов начинала наполнять воздух травным духом, от которого хотелось чихать. Проведя подругу в дом, Гавриловна тем не менее, вскоре показалась на крыльце, а когда увидала входящих женщин, то приказала помощникам напоить тех водой, да теплой водой, что грелась на солнце окатить с головы до ног. Дружный визг взорвал деревенскую идиллию. Но понимая что так надо, женщины устремились к баньке и там переодевшись в сухую и вновь новую одежду, поклонившись Фёкле Гавриловне, вновь устремились в тот же лесок, но уже за другой берёзкой, чтобы сделать опашку в другую сторону, дабы замкнуть круг по всей своей земле проведя корнями комеля, что как и было предсказано древним богом, нашлось быстро и в количестве двух штук. Удовлетворив даже самых придирчивых и высотой и толщиной и относительной лёгкостью. Потому и быстро справившись мама Ира, хотела уже сегодня закончить обряд и доставить вторую берёзу к деду Михею. Женщины вновь удалились в лесок, и если бы кто последовал бы за ними то увидел бы и ритуальный танец хоровод и услышал бы специальные песни, обрадовался бы красоте украшений, что были повязаны на дерево и те путы из верёвок, что стоило только всем женщинам дёрнуть, как стоящий высокий комель упал к их ногам, как по волшебству, вывернувшись из земли уже сухими корнями. Увидел бы этот наблюдатель и как впрягались бы женщины в тот плуг, и как велась опашка родной земли, дабы сама земля оградила от Тьмы и Зла людей, животину и всё живое, что относилось к деревне Ненарадовка. И увидел бы тот сторонний не допущенный до старых обрядов и знаний человек, как даже погост старый, заполненный костями когда-то живших здесь людей, женщины не оставили в стороне и  внесли в круг, и пашенную землю и луга и даже стога сена, что увеличили их путь во много, но и их не хотелось отдавать внешним силам, что могли прийти из вне и принести недоброе.

Баба Фекла войдя в сарайку отцепив несколько  больших пучков дикого честнока, направилась наружу и подозвав Ладу, проговорила ей на ухо:

- Внучка слушай и запоминай. Когда выпарится  вторая вода, в каждый котёл, бросай по охапке вот этого дикого честнока и жди когда начнёт выкипать котёл с третьей водой. Вот тогда и позови меня, я же пока с подругой задушевной пойду поговорю, почитай больше месяца не виделись.

Оставив после себя внучку, старуха с чувством выполненного долга, оглядела свой двор, где кипела работа в прямом и переносном смысле. Котлы кипели, помощники, подтаскивали воду, и дрова, кто-то отдыхал ожидая своей очереди, все были чем-то заняты. Вздохнув облегченно, она вошла в дом, что бы поговорить с подругой.  Долгим был тот разговор, о делах что творились в деревне, о новых и ушедших с их земли людях, и были вытащены из сумки клеенчатой и огромной обновки разные, что были ранее заказаны, и был вытащен материал ситцевый да красивый и такой нарядный, что дух просто захватывало и  был там ещё разговор о празднике, что намечался и к которому баба Фёкла готовилась и хотела сделать всем землякам  своим подарки. Много чего было, солнышко уже успело оббежать большую часть небосвода, когда Ладушка вбежав в дом, и глядя на незнакомую старую тётю, только и сказала:

- Бабуль, третья вода выкипела, а трава совсем прикипела к дну, Гаврюшка говорит, что её зубами теперь не выгрысть.

- Много твой Гаврюшка понимает? –вставая из-за стола и прерывая разговор с подругой, ворчливо пробормотав, Фёкла отправилась во двор, где её появления ждали те кто хотел чуда…

Выйдя и увидев что всё идёт как по маслу, баба Фекла, стала накладывать в котлы лепёхи белой глины, что пропитываясь парами и мокрой травой, стала превращаться в бурую кашу. После чего Гавриловна, ковшиком, поливая эту массу, стала показывать тем кто был рядом, сколько нужно ещё воды, и что делать далее… Прошло часа три, и на травяной прокладке остались только бёлые кучки, вкрапления камней, и прочий мусор, от бурой массы не осталось и следа. Приказав погасить огонь, Фёкла повернулась к крыльцу, на котором стояла её подруга Никитишна.

- Пора мне Гавриловна, засветло до дома добраться хочется, хоть и родная мне земля, а всё таки мужа кости там в городе лежат, дети с внуками тоже там. Так что сяду я на своё корыто, и  по-тихому отправлюсь восвояси. На праздник приеду, ты уж тогда собери и деньги и список кому чего надоть в городе. Постараюсь всем помочь. Коли такие дела с Люськой, то теперь  я рада буду вам помочь.

Долгие проводы, лишние слёзы, потому Гавриловна обнявшись с подругой проводила ту до машины, махнула ей когда она отъезжала из деревни, и вернувшись стала подозрительно смотреть на тех, кто без неё всё это время обихаживал остальные два котла. Потушив и под ними огонь,  все стали ждать. Медленно остывая, корка трав потрескивая отскакивала от котлов. Взявшись за деревянную лопатку, Гавриловна ускорила процесс отхождения прокладки от дна. Справившись с вываренной и выкипевшей травой, она приподняв спаянную корку, показала на красный порошок, Ладушке, что не мешая стремилась не упустить из вида все операции что проводила ведунья.

- Так ещё моя пробабка охру вываривала из глины заветной. Вот и тебе внучка сподобилось увидать, как это делается. А теперь беги домой да принеси чисту  тряпицу, будим порошок заветный, выкладывать в неё. Вскоре девочка прибежала с чистой тряпкой в которую с особой тщательностью сложен был выпаренный порошок красного цвета. Три узелка, три тряпицы, вот казалось бы и весь результат целого дня, но Гавриловна знала, что стоит всыпать порошок тот в воду, да добавить каплю крови, как  положено по обряду, человечьей, животной, да птицы света, вот и можно будет тем Чуров защитников  земли и ублажить и примирить с тем чтобы все три мира охранялись ими. Вскоре появились и уставшие женщины, уже почти на последнем дыхании они доставили другой комель к деду Матвею, и уже при зажёгшихся звёздах поспешили смыть с себя пот в баньке, стараясь успеть до того как банник начнёт баловать. Последней мылась мама Ира, и уже выходя из предбанника, оставив обмылочек и исхлёстанный веник, она увидела, как маленький тощий ужасно волосатый человечек-банник, грозит ей пальцем и качает ей кудлатой головой. Кивнув ему как старому знакомцу, мама Ира, поспешила в дом. Напившись парного молока, она только тогда почувствовала, как взвыли все мышцы, после того как живительная жидкость растеклась казалось по всему телу. Преодолевая себя, она поднялась из-за стола и поклонившись подругам, что тянули с ней одну лямку, она только и сказала:

- Благодарю сестры вас за труд. Ради земли, детей, скотины. Не пожалели мы с вами ни сил, ни времени, не здоровья. Мир с вами, и мы с вами.

Все женщины поднялись после её слов и поклонившись ей как равной, вышли и уже во дворе у Гавриловны, услышала мама Ира, как Светлана соседка говорит, что хотела бы отвести ночевать к бабушке Фёкле всех своих воспитанников, так как они себя вели примерно. Бросив взгляд на печь, в раздумьях вместит ли она всех, она заметила там уже свою старшую дочь Ладушку, что следила за матерью не проронив ни слова, будто понимая, всё и видя то что ни кто другой не видит. Какого же было удивление её, когда дочка спрыгнув с печки, обняла маму Иру и произнесла:

- Ты братика, только Иваном не называй, ладно?

Вошедшая в избу в этот момент баба Фёкла замерла на пороге, а потом, так вроде как не взначай, спросила, а как же его назвать внучка?

- Радмиром назовите. Пусть радуется новому миру.

Ответила девочка и как ни вчем не бывало полезла на печку, в которую стала закладывать дрова Гавриловна. Собственно за ними она и вышла вслед за женщинами. Успокаивая себя, и не вслушиваясь в разговор женщин что перекидывались фразами со Светланой, ведунья, поджигая полешки как бы опять невзначай спросила у Ладушки:

- Внучка, а давно ты так стала видеть?

Ладушка зевая и потирая глазки расположившись на печке, только и ответила:

- Сперва  как приехали, вроде как картинками и не всегда было. А теперь, стоит скосить немного глаза в сторону и как бы немного по другому посмотреть, как видеть начинаешь то, что просто так не видно.

Мама Ира не стого ни с сего, усевшись на лавку тихо сказала:

- А, я сейчас банника в бане видела. Он мне пальцем грозил, а я и не знала почему.

Фёкла Гавриловна, уселась возле мамы Иры и поглаживая её по голове, только скорбно вздохнув, произнесла:

- Прости меня старую. Видела ведь, что ты понесла от Славы, но и подругому обряд не произвести. Только брюхатая может тянуть плуг опахивая, и она и земля, может родить, так что богини они обе.

Тут её прервал шум шагов на крыльце и в открывающуюся дверь ввалились и сгрудились возле порога ватага мальчишек и девчонок, с восторгом рассматривая бабу Фёклу и маму Иру, как двух сказочных ведьм, что вот вот сядут на мётлы и взлетят. Фёкла Гавриловна всё прочитав у них в глазах, фыркнула и глядя над их головами, только проворчала:

- Я бы вашу пестунью, схарчила без соли, будь моя воля. Ишь ты какие пугалки придумала рассказывать.

Света густо покраснела и сказала  в своё оправдание:

- А чем мне их приструнить? Они уже и не помнят, как отцы выглядят. А так настоящие ведьмы, это ведь так здорово. И вообще баба Фёкла мы опять на сказки. Угощать нас не надо, правда, ребята? Мы ведь только поели у меня дома?

Увидав кивающие головы и сияющие глаза детей, старушка совсем размякла:

- Кто слушаться тетю Свету не будет, съем, на костях поваляюсь, покатаюсь, да ещё и родителям что таких не вкусных вырастили, пожалуюсь. Всем понятно?

Шуточная угроза, ни кого не напугала, а только рассмешила, тогда мама Ира, уже чуть не падая от усталости, произнесла:

- Влезьте на печь ребятишки, девчонки и мальчишки. Пришла очередь песни петь, да сказки сказывать.

Баба Фёкла услышав усталость в голосе мамы Иры, отправила её в комнату на постель почивать, а сама, подняв клубок с волшебными нитками, позвав котика к себе, стала перематывать клубочек. Кот  отойдя от миски с молоком, привычно стал играть с ним, а Гавриловна, глядя на огонь, запела тихо, тихо, но дети слышали каждое слов, запоминая его на всю оставшуюся жизнь:

- Баю-баюшки-баю,

Баю, детушек, баю!

Приди котик ночевать,

Моих детонек качать,

Качать, прибаюкивать

Уж как я тебе, коту,

За работу заплачу:

Дам кусок пирога

И кувшин молока.

Баю-баюшки-баю,

Баю, детонек, баю!

Искрясь и вызывая оживление на печке среди ребятни, из ниоткуда вместо кота появился древний бог Бай. Лавка скрипнула и он откинувшись на ней, оглядел печку и улыбнувшись, произнёс:

- Здравы будьте люди добрые. Ужель все пришли Бая старого послушать, да над сказками поохать, над быличками поахать?

Фёкла Гавриловна, с поклоном поднесла молока богу, тот не стесняясь осушил кувшин с парным молочком и вытерев капли на своей шикарной бороде, начал говорить:

- Ну, коль, угощение принял, требуется отработать, так спокон веку ведётся. Расскажу я вам, за теплоту да за ласку такую сказку…

В некором царстве, да в далёком государстве жили были сильно могучие богатырки. И правили они страной своей мудро и правильно. На престоле в той стране стояла женщина и управлялась со всеми делами чрез круг женский, куда только ведающие да мудрые жёны входили.. Мужчины в том государстве были нужными  людьми. И воинов, и мастеров и хлебопашцев среди них много было, не было только ведающих людей. Потому и  власть в государстве том была в руках женщин. Так и получалось, что как мужья, сильные люди были нужны, нужны были для нужды мирных и военных, а как правители, не хватало им срока  жизни человеческого. Потому как жили правительницы долго и старость не касалось их тел. Много детей  рождалось у них, и собираясь в отряды большие девы воины уходили из земли своей, но не рвали с Родиной любимой. Так уж получилось, что одна из правительниц Радана Сильномудрая прожила длинную почувствовала старость и немощь в телесах своих. Однажды взглянув в зеркало круглое, не увидела она лица юного, потому запечалилась и занемогла. Собрав круг из мудрых женщин, было решено  отправить поочередно двух своих дочерей – Прежиню  и Вигу за «сурицей солнечной живящей» к городу древних богов небесных гору Меру. Не вернулись сёстры из похода того, не вернулись и мужчины, что последовали за сильномогучими богатырками. Кинув руны священные, последняя надежда государства Легиня, вынула жребий себе идти за сёстрами в дальнюю страну к священной горе. Взяв отряд с собой и мужчин и женщин,  пошла за ними младшая сестра, проходя одно испытание за другим, со своими людьми верными. Вскоре достигли они и горы Меру и города богов древних , что на горе той дивной стоял. Легиня испросила у тех Сурицы для матери своей. Проводили боги людей до реки солнечной, что текла сверкая и искрясь  с древнейшей горы. Указав на волны самый юный из богов, что только стал недавно седым, но ещё с русой бородой произнёс слова, что услышали все, кто был на берегу солнечной реки: «Первый глоток даёт силы, гонит боли, утомление и недуг. Второй глоток даёт веселье и нетленную молодость, изгоняя старость. Третий глоток для  вас людей лишний, он превращает человека в скота. Приходили до вас  две богатырки с людьми своими. Отведали по три глотка, а теперь пасутся, двумя стадами людскими. Всё забыли и уподобились  овцам на лугу зелёном. Сколь не пытались мы до них достучаться, нет у них слуха человечьего и возвращаться в людской вид не хотят. Ибо забыли, кто они и для чего рождены были…».

Первой выпила  два глотка священной реки Солнца Легиня и благодарны слова и гимны сотворив светлым богам, обрела бессмертие, по глотку сделали люди что с ней во всех тягостях были. Испросила теперь уже бессмертная  у богов древних для них возврата рассудка сёстрам своим и людям их.  Вернув разум сёстрам, стали возвращать в человечий вид людей, что были с сильномогучими богатырками, да они воспротивились, не хотя возвращаться к человечьему облику, предпочитая скотский. С горем и плачем вернулись люди со всеми  ними в отчий дом. Поведали обо всём, матери  своей Радане и опечалилась она. Зная  теперь древнюю  меру, испила она лишь один глоток,  ибо не искала она нетленного века, а лишь спасения от старческой недуга. Второй глоток вылила Радана под  корни дуба, берёзы. С тех пор эти деревья на земле той древней почитаются  священными, дающими силу, молодость и долголетие. Женщины же отведавшие солнечных глотков сверх меры, так и не смогли оправится, и мужчины , что сделав по глотку обрели разум мудрых, заменили их со временем, потому как утеряно было долголетие женское, из-за несоблюдения древней меры. Потому и управлением делами человеческими, возложили на сильных телом, но не духом. Так-то в те времена былички сказывают, дело было.

Улыбаясь в бороду, бог Бай осмотрел и печь и прикорнувшую под его рассказ Светлану, и задумавшуюся Фёклу, не стал он более говорить, а вернувшись  к себе, только ещё раз крякнул перед перевоплощением в кота, да и был таков. Фёкла Гавриловна отвела сонную Светлану в постель к маме Ирине и уложив двух женщин разом, пошла в горницу к печи. Ночи стали прохладней, потому подбросив пару поленьев потолще, она  улеглась на лавку, вновь и вновь возвращалась к тому что услышала от бога Бая и понимала, что если не придёт время вновь править женщинам на этой земле, то вскорости и земли да и людей не будет… Горько вздохнув она провалилась в сон. Деревня Ненарадовка вновь спала.

Сказка одиннадцатая, в которой дед Михей режет из дерева новых Чуров…

Утреннее солнце осветив дома в деревне Ненарадовке начало свой неспешный бег по небосводу. Хозяйственные звуки наполнили и оживили картину деревенской жизни. Это утро для деда Михея было особенным, и потому ещё до восхода солнышка он уже сидел на крыльце своего дома и дымил не щадно одну козью ножку за другой. Вскорости подоспевшие зареченские мужики, гурьбой завалившие в его ограду, остановились пред двумя комелями, что были доставлены вчера женщинами после обряда опахивания деревни.

- Эт как же они допёрли то таки брёвна?

Старший из зареченских Алексей, удивлённо потрепал бороду. И если вчера они видели только один, а к вечеру разойдясь не застали появления второго, сейчас разглядев во всей красе берёзовых великанов, поразились и застыв, в нескольких шагах от исполинов, крепко задумались.

Закончив с очередной «ножкой» дед Михей, взглянув на помощничков из под кустистых бровей, бросил им:

- Ну чего други замерли, работы у нас с вами многось, пора готовить Чуров.

Алексей и всегда задумчивый Серго, что и в обычные то дни числился молчунов, а теперь и совсем переставший говорить, отправились вслед за дедом в сарайку и там некоторое время гремя инструментом вновь явились пред очи остальных троих мужиков зареченских. И самый сильный из них Васько и исполнительный Фёдор и задиристый Пахом, с уважением смотрели на тех, что несли в своих руках то, чем гордится и плотник и столяр и резчик по дереву…  Чего только не было в деревянных ящиках, что сбиты были как место для хранения инструмента. Дед Михей покряхтывая, а года давали знать уже своё, только и бурчал:

- Эх, раскудрит твою берёзыньку, нет Игорича, без него как управимся? Долго, ох долго нам придётся с ними маятся. Он дюже головастый, мог чегось и подсказать.

-Да чего он там мог. Железяку согнул, тож мне невидаль, да мы, да я…

Пахом начал соображать чтобы такое примером противопоставить папе Славе.

- Молчи уж Пахом раздухарился больно.

Фёдор со знанием дела одёрнув задиру, стал проверять набор стамесок, прикидывая в руке вес деревянного молотка киянки.

Алексей сгрузив свой ящик на верстак, повернулся ко всем и произнёс:

- Надо братцы сделать, да так чтоб не стыдно было. Сегодня мы им. Завтра при случаи и они нам чем подмогнут. Гордость должна нас охватить от того как работу сделаем. Шобы внукам могли рассказать о том какой нам наказ выполнить удалось.

Дед Михей внимательно взглянув на вожака зареченских проговорил:

- Справно говоришь. Во взаимовыручке земля русская всегда наперёд других была. И хотя сейчас ужо не то шо раньше, всё одно едино, что не делаться, то к лучшему.

- Ну ты дед загнул- прогудел волосатый Васько.

- Вот взрослые вы все мужики, а прям как дети малые, дед Михей, продолжая раскладывать инструменты на верстаках, образумливал зареченских, что с удовольствием слушали старика, «мотая на ус»:

- Вот взять к примеру такое понятие как гордость. Мы русские, это звучит гордо. Но это с одной стороны, с той что на самом виду, а если глубжа копнуть? То-то и оно. Да и почитай само слово гордость, почти гордыня. Так я понимаю. А разве это не грех?

- Э дед, да тебе попом быть, а не в деревне у ведьм жить - решил подколоть старика Алексей.

Не смутившись, дед Михей, продолжал далее, уцепившись за слова вожака зареченских:

- Кем я только не мог бы стать, да вот только одно могу сказать, мудрость не ко времени и не к месту вредна. Тот же кто почитает себя мудрецом, тот и почитает себя и гордецом.  Вот вы по пьянке не разумной, разве о том помните что вы русские? Нет в в вас гордыня играет, да на свет выплёскивается бравадушкой. А надобно, чтоб не гордость была, а достоинство человеческое. Гордеца столкнуть лбом с другим легко, его легко купить, продать. Потому как главное в этом «моё». Я лучше, моё лучше. Игоричь хоть и городской, да не кичится своим умом да смёткой. Руки у него золотые и сердце правильное. Мог бы не здеся жить, а коли преступил бы себя так и в городе приспособился бы, да деньгу с уважением иметь смог. Не таков он, и вы не таки, потому и живём на земле этой, любим её, и стараемся достойно с окружающим миром жить и трудится. Вот главная заповедь русского мужика должна быть по моему разумению, по ней и жить надобно.

Его слова прервали появление нескольких женщин, что придя на двор к деду Михею, принесли ему и его помощникам завтрак сытный с пылу с жару. Быстро разобравшись с едой, мужики поблагодарили женщин за заботу и  проводив их благодарными взглядами, вновь принялись за работу, что теперь состояла в том что бы замерить да перенести один к одному со старых Чуров, всё на новые заготовки. Дед Михей, в продолжении начатого разговора, снова мудрствовал и развивая свою мысль далее, скрашивал работу, совмещая нужное с полезным:

-  Вот взять хотя бы такое слово как Истина. Ведь все мы стремимся именно к ней в своих размышлениях. И получается, что истина - это прямое отражение мира к нам, и она определяет достоинство каждого из нас, как и что мы сделаем, так нам и воздастся. И не на страшном  суде, как бормочут вислобрюхие с крестами на пупе, а уже тутачки, и если не нам, то дитям нашим. Вот и получается делаем мы общее дело. Дело не просто мужицкое, а благородное, для людёв значится. Нужно нам за то награда кака, али деньги, али почести? Нет. Потому как в достоинстве, а не в гордыне наш труд протекает.

Покончив с замерами взялись мужики за инструменты и в считанные часы, уже не два комеля лежали на щитах припасенных, а две заготовки и ростом и обхватом схожие, как близнецы братья сломленным охранителям земли Ненарадовской. Порадовались тому, все кто приложил руку к этому свершению, полдень уже прошёл и солнышко продолжая свой бег, радовало голубым небом и тёплым всё ещё ветерком. Дед Михей, вновь сидя на крыльце и сворачивая «цыгарку самокрутную», смотрел на зареченских мужиков, с которых пот так и катил. На сегодня работу он больше и не планировал, потому  отправил всех вымыться в баньке, что манила своим видом работяг уже давно. Натаскав воды, затопив и протопив баньку мужики по очереди хлестали друг друга вениками, приохивая и приахивая. Дух банный расплывался по всей улице и достигнув дома Фёклы Гавриловны, заставил её поспешить с тем, что она надумала с утра.

Отправившись к дому деда Михея, старая ведунья, прихватила с собой кувшин отвара, что готовила целый день, с подручной своей Ириной, передавая на деле ей искусство и мощь травную.

Подойдя к дому и обнаружив на крыльце земляка, Гавриловна, войдя как к себе домой уселась на крыльце и начала говорить:

- А ну затуши заразу энту. Ишь столб коромыслом. Спалишь ты себя Михей кагда нить.

Улыбнувшись в бороду , тот ответил:

- И тебе Матрёна здорова! Вот когда ты стара язва, будешь как человек приходить? Нет штобы войти, поздоровкаться, вот сразу надоть человеку настроение спортить.

- Тю, на тебя, кочерыжка огрызлая. Это кто тут человек? Ты штоли гриб сущёный?

Фёкла Гавриловна с усмешкой уставилась на деда Михея. Тот не приняв игры, только сделал очередную затяжку и пустив в воздух струю вонючего дыма, выкинул самокрутку молчком давая понять, что не намерен вести разговор, пока Гавриловна, не изменит тон. Та поняв что перегнула, ведь как ни как, самым главным теперь был обозначен он Михей Савельич, сменила тон и  глядя на заготовки, опустив кувшин, произнесла:

- Ладно Савельич, вижу заготовки сделали, на то могу сказать молодцы. Вот туточки, кувшин с зельем. Ты не пей, а мужчинкам зареченским дай. Не бось не потравятся.

Взгляд деда Михея был не доверчив, и вызывающ.

- Ой, ну чего ты Михей? Ну, малость волхонула, так на добро дело ж.  У них и чуйка сыграет и глаз вострится будет, да и руки как жернова молотить будут. А ты значится только следи, чтобы всё, было в точности и скопировано и нанесено. Нет боле мастеров, кто смог бы руническую нить вырезать на Чурах заступниках, так хоть со старых  перенесём. Вечер отметил первый день изготовления заступников людских.

На следующий день, пред тем как начать работу, зареченские мужики, по приказу деда Михея, сделав по глотку из крынки Гавриловны, замерли на минуту, прислушиваясь к ощёщениям, и потом передавая по рукам меж собой, допили до донышка  отвар что был пригшотовлен ведуньями деревенскими. Глаза их зажглись, руки затребовали работы, смётка стала одсказывать как лучше и что сделать, да с какой стороны подойти. И ещё одно что удивило их не меньше всего остального. Теперь они могли общаться без слов, просто подумать о чём-то и тутже об этом знали все остальные, что тоже чудесного напитка глотками отмерили себе.

Закипевшая работа радовала деда Михея, он даже не стал ругаться, когда его попросту отстранили от контроля за глубиной нанесения резьбового рисунка. Чётко заострённый клин с фалангу мизинца взрослого мужика, спокойно проходил по канавкам рисунка, сливаясь в своём прохождении в чудесный рисуночный путь, где сводясь уже наметились пути пересечения миров. Угольный намётки, скрывались под колечками деревянных стружек и рождался новый рисунок, а за ним ещё один и ещё. Проработав до обеда, зареченские даже не заметили пришедших покормить их женщин. Увлечённые работой им казалось что время тянется медленно, но не так было со стороны взглядов Ненарадовских женщин. Им казалось что зареченские крутились как волчки, только и успевая мелькнуть от верстаков к щитам и обратно. Дед Михей подойдя к Алексею и остановив вспотевшего мужчину, сказал:

-Лексей, ты это самое. На сегодня всё. Давай пущай мужики подкрепятся, потом банька да сон. Иж как с вас пот то льётся.

После его слов мужики как по команде остановились и немного замерев, стали складывать инструменты в ящики, Чуров они накрыли ветошью от глаз посторонних, до времени.

С такой же быстротой проглотили они принесённую еду, и в раздумьях уставились на деревенских женщин. Те получившие наказ от Гавриловны, выйдя со двора Михеева, махнули платками и очередной поток еды вновь вплыл в о двор деда Михея. Заулыбавшиеся мужики с новой энергией навалились на еду. Очень быстро расправившись с ней и поглаживая округлившиеся животики, они с удовольствием направились на берег речки, смыть с себя пот. В это время дед Михей, растопил баню, и к тому времени как они пришли с речки, банька была готова, на всех парах, ожидая работящих зареченцев. Новая перемена одежды была тут же сложена на лавке. После принятия баньки и отпаивания всех пятерых чайком, дед Михей, решил поговорить с ними, но те ещё под воздействием волховского напитка молчали и только сверлили его глазами, пытаясь общаться с ним так же как промеж себя. Но он не пивший этот напиток естественно не мог им ответить, потому прекратив попытки, просто произнёс:

- Вы этого того, сейчас идите к себе, отдохните что ли. Завтра, даст бог, основную работу закончим, а уж не загадывая, на третий день и отшлифуем всё, что бы  к Спожинкам успеть. Вячеслав то должон успеть вернуться из города, вот к Хорояру и установим Чуров, подикось не откажите приедете, да сподмогнёте нам.

На этот раз вместо старшого ответил всегда молчавший Сергий, и теперь его слова разразились как гром среди чистого неба:

- Вернёмся, но не на Хорояр, у самих делов многось. А к  Родову празднику обязательно.

Все с изумлением уставились на молчуна, тот же как ни в чём не бывало вновь погрузился в себя, и больше в дискуссии вступать был не намерен. Алексей от всех изумлённых зареченцев только и смог что подтвердить, слова молчуна Сергия:

- Ну, коли молчальник наш, сказал, знать так тому и быть.

Дед Михей что-то прикидывая себе в уме, согласился и разговор плавно потухший, через несколько минут закончился тем, что все пятеро направились в своё новое жилище возле Гавриловны, столкнувшись с ней в дверях, испуганно шарахнувшись от этой одетой во всё чёрное старухи, которая одним взглядом могла вогнать в землю по пояс. Пропустив её, и откланявшись, они, попятившись, поспешили исчезнуть и не мешать двум старым людям, общаться. И ни кто из них не обратил внимание на то, что было в натруженных руках бабы Фёклы…

Вновь взобравшись на крыльцо к старику, Гавриловна молчком выставив перед собой очередной кувшин с волшебной настойкой и уставившись на деда Михея ожидая, что же он скажет, тот не заставил себя ждать:

- Да Гавриловна, знал я, что ты ведьма первостатейная, но такого не ожидал. Они же как заведённые работали, да ещё и со смекалкой, и с радостью какой-то заговорённой. Что хоть это было, и почему всё время молча-то? В разум себе ни как не могу взять это чудо.

Фёкла Гавриловна уставившись в покрытые заготовки, хрипло начала говорить:

- То особый настой, он память человеческой души будит, и заставляет тело работать быстрее, от того и речь становится не нужна, мыслей они общаются. Напиток действительно ведьмин. Такой только ведающие и пьют, когда по весне с Радоницы на день Живы собираются, чтобы землю пробудить. Древний тот напиток, давно его не варили в этих местах, вот покумекав и решила делу нашему им помочь. Знаю что грех совершаю, мужикам дорогу даю в понимании мира и его законов, но по-другому ты бы и до Листобоя не управился.

- А мне то почему запрет на питьё дала. Можа я тоже хочу, попробовать, как энто в нутрях чувтсвуется.

Дед Михей смотрел на бабу Фёклу с интересом и зарождающимся упрямством всё равно попробовать чудной напиток.

- Не смей, он жизнь каждым глотком сокращает на столько, что не успеешь порадоваться светлости душевной, как пред Родом предстанешь.

- Ну, тык рано аль поздно все предстанем, чего её беречь-то.

Старик с вызовом смотрел теперь на Гавриловну, не понимая сути запрета.

- Не гневись Михей, так надо. Они ещё молоды, и совсем не заметят тех тридцати недель, что пролетят за три дня, сердца у них молоды, потому им да, тебе нет.

Встав с крыльца, она направилась в сторону своего дома, махнув земляку рукой на прощание, она чёрной тенью скользнула в вечерних сумерках деревни Ненарадовки. И настал второй, а за ним и третий день. Чуры что стояли теперь на дворе деда Михея, привлекали всех жителей деревни. Практически не было минуты, что бы кто-то не подходил и не любовался на произведение рук человеческих. Заканчивая с последними штрихами и наведение последних приготовлений, зареченские обливаясь потом будто работая возле котлов кочегарных, носились как угорелые. И вот последний момент настал. Чуры торжественно уложены на землю и в их основании стали резаться последние руны, что соединять должны были все миры славянской жизни. Вырезав и сделав всё в точности как было на тех что рухнули, зареченские мужики наконец-то остановились и замерев на минуту, оглядывая друг друга, вдруг рухнули без памяти, посреди, двора деда Михея. Женщины и дети, что были в тот момент возле ограды старика, криком созвали деревенских на помощь. Прибывшая одной из первых баба Фёкла, осмотрев мужчин, с улыбкой сказала:

- Не пужайтесь, теперь трое суток спать будут как убитые. Давайте бабыньки перенесём их в дом, там пусть и отсыпаются помощники. Взвалив на себя мужицкие тела, женщины деревни Ненарадовки внесли с почётом работников в соседний с Гавриловной дом и водрузив их на лавки, обратили внимание на то, как с них льёт пот, и что кожа у тел вроде как посерела, да морщинами пошла. Вытолкав всех из дома, где проживали зареченские, и оставив только маму Иру и Светлану с Натальей, баба Фёкла озабоченно проговорила:

- Неча  смотреть девки  им на то, что творить сейчас будем с мужчинами. Ира дочка, принеси травы, что завернуты, лежат в сарайке, Наталья раздевай этих горемык, Светлана, помогай, да держите язык за зубами, негоже ни кому знать о происходящем тута.

Задёрнув все шторки на окнах, баба Фёкла сняв платок и распустив волосы начала бормотать восстанавливающий силы заговор:

- В дому земляном, в углу черном, на полу домовина , в той домовине жаба сидит. Та жаба лапами гребет, глазами ведет, ротом прядет. Что ей в рот попадет, то в нем пропадет. Лови, жаба жирнючая, внуков Даждьбожьих слезы горючие, пот злючий, забирай их слабость, оставляй токмо силы, забирай хвори, оставляй здоровье, забирай печали, оставляй дух Сварожий чтоб телами крепчали. Хворь, прочь иди, боле внукам Макоши николико не приходи. Остановись время в разудалом беге, пусть вернётся то, что успело стереться. Ныне да будет так. Гой.

Произнося слова эти, она наблюдала за состоянием мужчин. Пот остановившийся, сделал тела влажными. Румянец стал возвращаться на лица мужчин, их кожа перестав морщинится на глазах стала расправляться. Наталья раздевшая к этому времени уже двоих мужчин, с удивлением смотрела на изменения что произошли со всеми. Оставшиеся зареченцы, тоже были раздеты и обтёрты сухой тряпкой. Вернувшаяся мама Ира, со связкой травы, разделив на веники сбор, стала поджигать высушенную мураву, и дымом окуривать тела. Светлана помогая Наталье, стала одевать мужчин в чистое и переносить на лавки, где и оставляли их спать. Закончив со всем, Фёкла глядя на женщин что ждали, её слов, уже завязывая платок на голове по доброму произнесла:

- Девоньки вы уж определитесь кто следить за ними будет. Надоть то всего две ночи продержаться, да неполных три дня. Доча первый день до конца возьми на себя. Ты в положении, тебе боле нельзя. Заметив изумлённые взгляды подруг, мам Ира, почему-то смутилась и кивнув, соглашаясь, взялась за тряпку смоченную в отваре и пахнущую дурманящим запахом леса, чтобы смачивать губы и лбы, пятерым мужчинам, что беззащитно лежали каждый на месте где им определили Наталья со Светой. Попрощавшись, женщины вышли из дома, и оставшаяся мама Ира, взгрустнула.

Гавриловна выйдя из бывшего дома мамы Иры, направилась в свой дом , её сопровождали и Наталья и теперь уже ставшая совсем своей Светлана. Зайдя к старушке и напившись  травяного чаю, Наталья откланявшись отправилась по своим делам, сказав, что на завтра у неё постирушка, а вот следующую ночь и остаток дня, она спокойно возьмёт на себя. На том и порешили. Светлана обратив внимание, что солнышко уже собирается садиться, вышла на улицу и позвав и своих и детей семейства Дальних, загнала их домой, оторвав от важнейшей игры в их жизни. Выслушав их жалобы на несправедливость, она только и сказала:

- Если вы, конечно, решили, что больше вам не надо, умываться, кушать и  сказки слушать, то ваше право вернутся обратно к игре. Но, тогда вы девочки и вы мои родные просто скажите об этом бабе Фёкле.

Дети не посмевшие возразить проделали все процедуры, что, по их мнению, взрослые специально придумывают, чтобы детям было неуютно жить, по скорому выпив молока и съев по куску хлеба с сыром, с удовольствием залезли на тёплую печь, ожидая вновь появления древнего божества.

Баба Фёкла хлопотавшая по домашним делам, указала Светлане, на клубок с нитками и благословив взглядом, дальше стала продолжать ладить работу  что была так нужна не только ей но и всем деревенским. Светлана скрутив клубочек и подкидывая его на руке стала напевать колыбельную, что она слышала ещё от своей матери:

- Бай-бай, бай-бай!

Спи-ко, милы дитяшки,

До восхода солнышка,

До заката месяца.

Бай-бай, бай-бай!

Когда солнышко взойдет,

Роса наземь упадет.

Бай-бай, бай-бай!

Роса наземь упадет,

Тогда кочет пропоёт.

Бай-бай, бай-бай!

Когда кочет пропоёт-

Мамка на работушку пойдет.

 Ни чего не происходило, и кот игравший с клубком и дети что свешались  с печки в ожидании чуда, и даже сама Светлана, чуть не расплакавшаяся, заставили остановиться Гавриловну и затянуть с ней, вновь:

- Баю-баю-баю-бай,
Поскорее  засыпай,
Лю-лю-лю-лю,
Бай бай бай бай.

Спи-ко, детка, до поры,
Не поднимай-ко головы,
Когда будет пора,
Мы разбудим тебя.

Баю-баю-бай-бай,
На дорожке горностай,
Горностая пугнем,
Детке шубочку сошьем.

Нежные голоса родных людей сливались в причудливую музыку где слова с голосом объединяясь вызывали на свет появление чуда. И оно пришло. Заискрившись, разбрызгивая всполохи света, вместо чёрного кота бабы Фёклы вновь на лавке в который раз оказался древнее божество, мудрый Бай.

Приняв крынку молока и осушив одним духом, он озорно подмигнувши, стал подбираться поближе к печке отогревая свои маленькие ладошки. Казалось пламя лижет его ручки, так оно выскакивая тянулось к чистому и доброму богу. Отогревшись, Бай довольно потирая ручки проговорил:

- Вновь значится, вам сказку подавай? Ну, что же завсегда нате…

В некотором царстве, в некотором государстве давным-давно жил поживал царь. Вроде был он как и все цари державен и мудр, да вот как перевалило ему половину жизни, стал он спесивым и самодовольным. Кичился  он и заставлял подданных своих восхвалять его не по праву. Долго ли коротко ли продолжалось так в том государстве сказка умалчивает, но однажды у его приближенных терпенье лопнуло и решили  они проучить царя. Вызвал он их как-то и заставляет собой гордиться, а те ему в ответ:

- Ты наша надёжа государь во всём, но есть и лучше тебя царь.

Огневился государь надёжа и стал собирать войско чтобы того царя победить. Оставил наказ и с войском двинулся супротивника сражать.  Многие страны он прошёл, много людей в полон взял, городов пожёг, но однажды столкнулся с силой более могучей его и был побеждён. Спасться он только чудом, и вот когда уже не было сил у него убегать от преследующих его врагов, оказался он возле одной горы. Все кто был при нём тогда уже полегли и оставшись один долго не стал раздумывать. Взобрался он в неё и обнаружил пещеру, в которой жил отшельник. Зашёл он к нему на огонёк, да всё по правде и без утайки поведал. Только не сказал от чего всё началось, а так всё доподлинно выложил. Выслушал его мудрец и говорит: - Есть у меня зеркало волшебное, глянешь в него и всё понятно станет тебе.

Согласился с предложением поверженный владыка и взяв зеркало смело посмотрелся в него, но вместо отражения или видения какого, увидел он дракона о трёх головах, что из зеркала на него смотрели. Вскрикнул он и вернув зеркало сел и заплакал. Мудрец же дождавшись когда опальный царь выплачется, расспросил его об увиденном. Тот не скрывая от мудреца боле ни чего рассказал и об отражении и об начале своего похода. Задумчиво смотрел на него мудрец, а потом подкинув веточки в огонь, чтобы пламя жарче запылало, проговорил:

- То не дракон смотрел на тебя, а ты сам. Только душа твоя, не человеческой стала за всё время, а животная, вот тебе зверь и привиделся. Ну а что трёх головый так это и так понятно. Три напасти тебя сжигали. Превращая из человека в зверя. Гордыня первая напасть, она долго тебя развращала, зависть вторая напасть, заставила тебя много дурного сотворить, ну а третья напасть это страх, он то тебя и заставил сюда прийти по пути кровавому от твоей земли до этой пещеры.

- Что же мне делать мудрец.

- Победить зверя в себе,  - ответил ему мудрец.

Проникся уважением царь к словам мудрым, им стал жить у мудреца в пещере. Год живёт, другой, третий. Вязанки с хворостом носит на себе, снег топит на чай, пещеру убирает пыль да мусор выметает. Освоился и так ему хорошо и спокойно стало, что не хочет он уходить. Мудрец же всё это время с ним разговоры мудрые ведёт да и смотрит, как человеком вновь царь становится. Вот однажды вечером он ему и говорит:

- Пришло время, взгляни на себя в зеркало.

Не осмелился перечить царь мудрецу и взглянув в зеркало обнаружил там отражение старика с бородой, благородные морщины возлегли вместо венца царского, глаза горят мудростью и пониманием, вместо злобы и гордыни, и понял он, что пора возвращаться к себе в своё царство. Попрощавшись с мудрецом отправился он с той горы к себе в земли. На прощание же мудрец произнёс фразу, что крепко накрепко засела у него в голове:

- Придёт время, возвратишься ты сюда. Да меня не будет, так что других отваживать  от напастей человеческих будешь. А теперь выступая в дорогу помни от чего ты избавился, и что приобрёл, это тебе опять место предков вернёт, ибо по праву оно твоё, хоть и не надолго.

Долго ли коротко ли, но вернулся царь в страну свою. А его никто не узнаёт. На престоле уже давно другой царь, да только смута в государстве, и никто его за царя и признавать не хочет. Злой он и постоянно людям вред чинит. Вот пришёл во дворец бывший царь и говорит:

- Было время, сидел я на этом троне. Было время снялся с этого трона. Настало время вновь на него сесть.

Рассмеялись над ним царедворцы и лизоблюды нового повелителя да и говорят:  - Была такая легенда, что ушёл воевать прежний правитель, да своего коня боевого в поход не взял, наказав, что придёт время, и нового царя, по коню узнаем. Тот, кто рискнёт, тот и царём может стать. Но если не преклонит конь пред ним колени, то в сей же час голова с плеч долой. Ты всё ещё хочешь пройти испытание?

- Да, ответил смиренно путник.

Вывели при всём честном народе коня бывшего правителя пред троном и путником, а тот как узнал своего бывшего повелителя, так на колени пред ним и упал. Другой бы на его месте сразу же возликовал, вот как мол пророчество сбылось. Но другим стал царь. Встал он на колени пред старым другом, да и помог ему подняться на передние ноги. Тут уж все люди признали за ним право на трон. Тот же царь что был до него, выхватил мечь и в злобе кинулся на царя, грозясь его зарубить, но не испугался его вернувшийся властитель и спокойно ожидал приближения. Стоило тому только подойти поближе с мечом, как боевой конь копытом поразил его в самый лоб. Так свершилось, что старый повелитель вновь оказался на троне своих отцов. Только отныне в царстве том законом стало жить праведно, не завидовать, гнев усмирять, да гордыне воли не давать. Прошло с десяток лет, а у царя к тому времени уже и наследник подрос. Вот и стал царь всё чаще над словами мудреца задумываться, а потом решил и отправился вновь туда, где была та встреча. Успел он в самый последний момент. Уже совсем уходил к предкам мудрец, а тут царь, вот и пришлось немного подзадержаться, дабы последние слова сказать:

- Вот ты и вернулся, зеркало твоё, пещера твоя, я тоже был царём да как видишь вместо царства, это выбрал. Выбирай, то твой путь, али нет?

И отошёл за горизонт. Схоронил его царь, а своим людям, что пришли с ним только и наказал:

- Путь к пещере закажите, но дорогу запомните, и на пергаменте записав моему сыну, передайте, если же он станет худым правителем, то скажите, что здесь самое желанное сокровище на земле. Если же добрым, что здесь покоится прах его отца.

С тем он их и отпустил. А сам в пещере ещё долго жил да не одного царя на путь истинный направил, пока его место другой не занял.

Фёкла Гавриловна поклонилась древнему божеству и тот ответив на поклон, вновь устремился к себе, возле лавки только и остался недоумённо крутящий головой кот ведуньи. Светлана по кивку Гавриловны прошла в другую комнату и уснув в кровати мамы Иры видела сны, которые ей были доступны только в детстве, такие уж они были добрые и цветные. Вся Ненарадовка спала счастливым сном, заступники были готовы вновь занять своё место, значит, можно было больше не волноваться о судьбе.

Сказка двенадцатая, в которой  возвращается папа Слава…

Не взошло ещё солнышко ясное над деревней Ненарадовка, а уж Фёкла Гавриловна была на ногах. Сварив зелье она разбудила Светлану и отправила её на смену маме Ире. Ещё сонная женщина сменила свою подругу и начала свою деятельность в доме где спало беспробудно пять зареченских мужчин. Напоив несколькими глотками каждого из них, она всё так же смазывала губы и лбы им, как это делала подруга, будто не здоровые мужики были пред ней но беззащитные дети. Мама Ира же, неспешно выйдя со двора своего бывшего дома, отправилась выгонять кормилицу на пастбище. Здороваясь с остальными женщинами, она отвечала шутками на вопросы, что она делала в доме, где ночевали зареченские. Возвратившись и подняв детей, она накормила их и только собиралась убрать со стола как, в оконное стекло, стала стучать прилетевшая с речки ласточка. Собрав крошки со стола, мама Ира высыпала их на подоконник, утрешняя гостья с удовольствием склевала их и отправилась по своим делам. Гавриловна, улыбаясь, смотрела на маму Иру. Ладушка не с того ни с сего, подойдя к матери, глядя ей в глаза, произнесла:

- А мне папа куклу большую везёт. Ты поможешь мне ей косички плести?

Опешившая мама Ира, взглянула на дочь по особенному, и переведя взгляд на Гавриловну, заметив её кивок, сказала:

- Конечно доченька.

Поняв, что наконец-то возвращается тот кто ей дорог и мил, она озарилась счастливой улыбкой, и та казалось наполнила весь дом, в лучах которой грелась не только Фёкла Гавриловна, но и чёрный котяра, что выгнув спину, казалось тоже радуется приезду хозяина. Фёкла Гавриловна засуетившись по делам, стала готовиться к приезду папы Славы. Бросившись во двор, она стала растапливать баньку, оставив домашнее приготовление на маму Иру. Прошло немного не мало, и уже подходил полдник, как со стороны леса, показалось большое жёлтое пятно. Оно увеличивалось с каждой минутой и дети, что бегали по улице заметив его, радостно закричали, когда новая машина въехала в деревню Ненарадовка. Остановившись возле дома Фёклы Гавриловны, из за руля. Хлопнув дверкой вылез папа Слава, на котором тут же повисли его любимые девочки, а сам он был окружён со всех сторон детворой Ненарадовки. На звук подъезжающей машины, вышли к воротам и Гавриловна и мама Ира, как в прочем и остальные жители деревни что появились возле своих ворот, окон и завалинок. Чувство уважения, не давало сразу же приблизится к машине и закидать вопросами единственного семейного мужчину деревни, потому блюдя степенность, и давая семье первой встретится с мужем и отцом, остальные ждали время достаточное для того чтобы соблюдя приличия, появится во дворе Гавриловны. Местные собаки, уже успевшие познакомится с металлическим чудовищем, подозрительно обходили его стороной. Оно для них было подозрительным и полным новых запахов и ожиданий.

Обнимая вытянувшихся и загоревших дочерей, папа Слава задыхался от счастья. Самые дорогие и любимые его сердцу люди были живы и здоровы. Мама Ира бросившаяся на шею супругу, своим телом чуть не смела его с земли, пошатнувшись от «бури в юбке», он расцеловывая её заплаканные щёки только и шептал: - Ну что ты, что ты, люди смотрят, давай в дом.

Остановившись возле Фёклы Гавриловны и поклонившись ей по сыновьи в пояс, он глядя на улыбающуюся старушку промолвил:

- Здравы будьте Фёкла Гавриловна, все наказы выполнил, гостинцы в машине, усталости нет, хоть сейчас за сенокос возьмусь.

Гавриловна отмахнувшись от смущения, проворчала:

- Ты с дороги баньку прими, грязь городскую соскобли, откушай, да нас послушай, сам скажи, да что положено вынь и положи. Почитай через часа два, тута вся Ненарадовка будет, одно благо хоть зареченские спят, а то и тебы препёрлись ответ с тебя спрашивать.

Не став спорить со своей домашней  хозяйкой, папа Слава по намеченному ведающей плану, через час бани и приятного послебанного отдыха с чаем и свежеиспеченными калачами, немного разморённый выслушивал от женщин все новости, что произошли пока его не было в деревне. Потом и сам держал ответ, что да как было в городе. Почему так долго не было, и кого встретил, и чем это закончилось. И выходило по словам папы Славы, что городки и города вымирали, жизнь начиналась концентрироваться в мегаполисах, или же в поселениях подобно Ненарадовской деревне. Народ возвращался к земле, пытаясь хоть так выжить. Рассказал он и про купленную машину и про секрет её обмолвился. мол и топлива для неё не надо и особого ухода кроме солнышка. Мама Ира подняв брови домиком и пытавшись вопросом способствовать более полному вопросу, как папа Слава, обмолвился, что не сейчашный это разговор, а всё будет им раскрыто потом, предложил сверившись со списком, раскладывать  в доме гостинцы, вместо же почтальонов использовать собственных детей, дав строгий наказ идти только за тем кого будет называть баба Фёкла. Пока получив  первую весточку к кому бежать и оставив взрослых с их серьёзными разговорами , счастливые и гордые полученным поручением длинноногие девчонки умчались к первым счастливцам по списку. Папа Слава, загнав машину во двор в Гавриловне. открыв боковую дверь стал перегружать богатства и гостинцы в дом, где их раскладывая на столе разглядывала Гавриловна и сверяла со списком мама Ира, удивляющаяся от куда это всё изобилие. Когда же папа Слава достал с самого дальнего угла пассажирского салона, четыре здоровенные зеркальные пластины, что переливаясь и отражаясь, тянули за собой целый клубок каких-то разноцветных проводов, зажимов и прочих непонятностей, обе женщины растерялись совсем. Папа Слава не объясняя ни чего с хитрой улыбкой заволок эти самые пластины в сарайку и пристроив их на ворохи целебных трав, подмигнул уже было начавшейся возмущаться Фёкле Гавриловне, но вот когда из кабины водителя, из под его сиденья было вытащен странный ящик, чем-то напоминающий аккумулятор, но больше и с большим количеством проводов, папа Слава пробормотал волшебное слово: «Небольшой электрокроссовер и модернизированные катушки для солнечных батарей и ни какой гадости типа бензина», Гавриловна решила что у папы Славы помутнение разума. Поставив чудной ящик на верстак в ограде, папа  Слава подойдя к бабе Фёкле,  вручил и ей свёрток. Та разулыбавшись и забыв, что хотела отругать постояльца, кинулась в дом, на ходу разрывая обёрточную бумагу. Чёрный с алыми цветами и отличной выделкой по краям платок, вскружил старухе голову. она как заправская модница стала крутится перед старым в пятнах зеркалом, не заметив как выпал из того же свёртка маленький прямоугольный конверт . Папа Слава опять вернувшись к машине достал из кабины ещё одну коробку и уже когда вошёл с ней в дом, то его встретили два гневных взгляда и жены и старушки. На столе поверх всех гостинцев, обувки, постельных комплектов, чайных сервизов и прочей мелочи. лежал разорванный конверт в котором были деньги, практически все что он увозил с собой в город:

- Сынок, ты не пугай меня старуху и жену свою, может сможешь найти минутку чтобы всё объяснить?

От дальнейшего разговора папу Славу спасли прибывшие первые посетители. Быстрым движением, прибрав деньги со стола, Гавриловна завернула их в подюбник и вышла из комнаты. Вернувшись и поздоровавшись с гостями дома, Фёкла Гавриловна сверлила папу Славу глазами, от чего он решил спастись, выйдя на крыльцо, где уже дымя свернутой самокруткой его дожидался дед Михей. Поздоровавшись по мужски и усевшись возле старика, папа Слава, здоровался с входящими гостями и прощался с уходившими со свёртками Ненарадовцами. Женщины с детьми спешили домой рассмотреть, примерить, приладить гостинцы, потому все разговоры были перенесены на следующее утро и день. Дед Михей казалось не замечал приходящих и рассказывал папе Славе, будто держал отчёт перед хозяином, о том, что было им сработано и мужиками зареченскими выполнено. Потом они подошли к машине, и вдвоём вытащив мотор, что сиял новой краской и пах маслом, водрузили его на верстак, на котором уже стоял чудовищный и не похожий ни на что ящик.

- Что это Игорич?

- Да как сказать дед Михей. Понимаешь, в городе у меня был друг институтский ещё. Учились на факультетах разных. Он всё больше механикой да техникой, я же по гуманитарному профилю. А тут понимаешь, встречаю его. Богатым стал, что твой олигарх. Но не зазнался, обрадовался, посидели с ним. Я ему всё честно рассказал и про себя и про деревню нашу. Совсем он один, ни семьи ни детей. Добивался признания, не дали, совершил открытие, так наши его не приняли. А японцам предложил, те сразу и без затей столько выложили ему, что до конца жизни не только ему, но и всем детям его бы хватило. Он мне много предлагал, да я отказался. Тогда он оборудовал мне машину вот эту своим открытием, снабдил солнечными батареями, и теперь, я не только природу  загрязнять не буду, так ещё любого кому надо в город просто и без всякой платы возить буду. Но соображаешь, какое дело. Он сюда, стал проситься, когда я ему всё обсказал как у вас тут, а я ему и ответить не смог. Только пригласил через недельку приехать в гости, мол, тогда с деревенскими переговорю, вот тогда и ответ будет.  Трудно ему там, ведь на него чуть ли не охоту открыли. И ладно бы просто девки какие его денежки пригреть решили, так нет мужики из непростых стали ему кровянку портить. То до одного, то до другого. То в органы вызовут, то в прокуратуру дёрнут. Он ведь ещё и строительством начал заниматься. Трассы интернетные прокладывать, оптиковолокно и ещё много каких там  премудростей в названиях. Это такая дед сеть всемирная. Что бы можно было не вставая из-за стола с другой стороной планеты общаться. И не просто общаться, а обмениваться и знаниями и умениями. Сейчас без этого ни куда. Я ведь понимаю, что можно здесь осесть и в город не ногой. Но ведь так и недолго вымереть. Знаешь сколько брошенных деревень по Руси матушке. И везде одно и то же, или спились или вымерли, на крайний случай, в город подались, а там и растворились. Нам то, что в этом за прок? Я полюбил эту землю, но чтобы она рожала, нас с тобой не хватит. Даже если зареченские помогать будут, всё равно не поднимем мы этот пласт. Тут нужно людей принимать, на землю их возвращать. А как это сделать? То-то и оно, что всем сейчас прогресс подавай. Но у нас то с тобой козырь такой в рукаве, что выиграть может и Ненарадовка и просто хорошие люди. Не смотри на меня дед так. Да, я о Фёкле Гавриловне и о жене своей. Принимая как данность, что они ведьмы, или как принято говорить ведающие, они и будут отфильтровывать народ, что будет сюда ехать. Сейчас самое актуальное это -  экопоселения. Но нам то это не надо. Пускай они консервируются, и вырождаются, потому как нет в том здравой мысли, чтобы от всех обособится. На западе я слышал конечно, что они связаны друг с другом, но там интернет везде. А здесь есть конечно люди способные наладить такое поселение, но до конца такой вопрос не под силу ещё кому-то решить было. Разъединится то легко, а вот сообща, это нужно у любей любовь к друг другу возрождать. И любовь и уважение. А эти… Эх… Так можно несколько лет прожить, но не всю жизнь. Зато мы вот здесь и традиции сохраним и  от людей не отвернёмся. и природу не сгубим, и животину, да то что она даёт нам сохранять сможем и не на неделю, а побольше. Потом связь наладим , опять же интернет.

- Нтернет, говоришь? Что за зверь, с чем едят?

- Дед, ты мне помоги батареи наладить, электричеством обеспечу дом Гавриловны, тогда и спутниковую тарелку поставлю, а уж там и интернет подключу. Если же поселится здесь Володька. Так зовут моего дружка, так всем будет и тарелка и интернет, кто не захочет, так хоть просто свет в доме. Это ж дикость, при лучинах и шить и вязать. Я как показал вышитый рушник, что мне Гавриловна в дорогу положила, так его аж подбросило. Он же тоже историей увлекался в своё время. Сразу же такие планы стал выдавать, что можно и фабрику построить, и заводик маленький, всё экологически чистое, по германским технологиям.

- Эт, чё немчура лучше, чем мы делает? Мы ж их победили? Али чего путаю?

Папа Слава вздохнул, и всё таки рискнул немного просветить деда Михея, о ситуации в мире.

Дед Михей, слушал внимательно, и только борода его грозно топорщилась, когда он слышал о том, что его Родина далеко не впереди планеты всей.

Гости всё входили и выходили, раскланиваясь с мужчинами, но не решались вступить в их «сурьёзный мужской разговор», а папа Слава, закончив с обстановкой в мире, перешёл вновь к  вопросу о Владимире. Расписывая их разговоры, он приводил отрывки и воспоминания, что были у него при встречах с другом:

- Он сразу вас зауважал, когда понял что одним миром живёте да одним решением суд вершите. Подарками всю машину заложил, но не подумай не купить он захотел весь народ, просто реально девать ему денег не куда. А тут такой проект можно сделать. Ему ведь цель нужна, чтобы пустоты в душе не было. Устал он от такой бессмысленной гонки, человеческой жизни хочет, хочет чтобы кто-нибудь и благодарное слово о нём сказал. Ты - то как думаешь, нужен он нам, или отворот поворот.

Дед Михей задумавшись, сделал затяжку и затушив самокрутку об каблук сапога, крякнув  сказал, как отрезал:

- Не то плохо что он богат, да деньгам своим ума не может дать коли все за ними охотятся, а то плохо, что как бы не скупил он тут всё, да нас как крепостных когда-то, не стал использовать. Клавкина дочка такие вещи о богатых из города,  в письмах описывала, что может обчество и не согласится. Ты то с семьёй пришёл к нам, да не кичившись городским происхождением, работать стал на земле, а как знать, за твово друга.   Ежели дурить начнёт, где на него окорот, да управу взять? Это тебе не с зареченскими силушкой мерится.

- Понимаешь дед Михей, нам бы сюда, электричество, школу, магазин, дома бы поправить, землю по науке возделать, производство своё открыть, так смогли бы жить да радоваться.

Снова об заветном и потаенном папа Слава начал по второму кругу, уговаривать старика, понимая. что без его одобрения не примет Ненарадовка изменения, что могли бы их жизнь улучшить. Отбили у народа веру в стоящее крепко. Понимая и сам, что предложи ему кто-то всего год тому назад такое, он бы тоже сомневался, а тут вообще другой менталитет и другие ценности у людей, что уже приговорили себя, и тут вдруг такое…

- Э, Слава, всё было, да прошло, умирает деревня, сам говоришь, вот нас не станет, и остальные кто куда. Правильно всё, но тут думать крепко надоть.

- Нет, дед. Сейчас в городах дюже неспокойно, потому кто поумней в деревни едет. Землю скупает, да дома для себя и детей строит, урожай выращивает, да кормит и себя и городских, что уже совсем от импортных продуктов  больными стали, на одни таблетки работают. А будет здесь электричество, да связь та же спутниковая, так совсем будем независимы, в любой точке мира, с любым человеком не выходя из дома, связь сможем поддерживать. А надо будет, так они к нам ездить будут, а не мы к ним, хоть за теми же рушниками.

Дед смотрел на размечтавшегося папу Славу, и понимал, что как бы не цеплялся человек за естественную жизнь в гармонии с природой, а время всё равно заставляет его идти со всеми вместе, в одной упряжке. Не тайга, в лесу не спрячешься.

- Ладно Слав, давай поживём увидим, что за человек, чем дышит, что на уме, пущай приедет, а там бог видит, кого обидит. Тем более сам говоришь, у нас ведающие есть, они и окорот дадут если в што.

Папа Слава, немного замешкавшись, и передёрнув плечами, заговорил теперь уже в другом тоне:

- Дед, мне твоя помощь нужна. Тут понимаешь, мои женщины деньги обнаружили, не потраченные, так мне впереди ещё разговор предстоит серьёзный, может, когда уж гроза пройдёт,  поддержишь меня, опасаюсь я с ними сейчас тягаться, а уж когда они двое осердятся, может статься, что и ночевать к тебе пойду. А так повинюсь, всё расскажу как есть. Повинну голову говорят и меч не секёт

- Ну, ладно, давай как народ со двора весь уйдёт, тогда и с хозяйками твоими поговорим, чего уж там. Смотри Светка с детями своими в дом идёт, она сейчас при деле. так что понимать надо, что последняя. Опять её с твоми сказки ночью слушать будут. Давай уж, подождём, зайдёт, апосля и мы минут через несколько…

Ободрённый поддержкой старика, папа Слава улыбаясь вошёл в дом после десяти минут и новой самокрутки деда Михея, последней кто был из деревенских была Света, как и предсказал старик, она, оставив свой пост у зареченских, не смогла удержаться и пришла к подруге, разделить и радость и получить обещанный гостинец.  Её дети не стесняясь, сразу же определились на печь, где их ждали друзья в платьях.

Выйдя на свет от лучин,  и заметив мирно беседующих женщин, играющих детей на печи, папа Слава, расслабившись, решил, что гроза миновала, да не тут-то было. За то время что его не было в деревне, женщины сдружились и теперь, вместо двух судей, его ожидали претензии от трёх арбитров. Покаянно повесив голову, он рассказал женщинам всю правду. И про сокурсника, и про то, что именно он переоборудовал новую Славину машину, и что все гостинцы и прочие подарки, и даже ремонт двигателя для зареченских, всё это дело рук Владимира Ивановича Соболева. Его друга и теперь получается благодетеля. Рассказал он и о том, что несчастлив Володя в городе, и что мечется его душа, и большие деньги не в радость, а только вытягивают из него душу, и что творить и изобретать он не перестал, и даже здесь он смог бы сделать не просто «апгрейд деревни», а создать все условия для вольной и независимой ни от кого жизни, но с благами цивилизации для всех, включая  не только людей, но и животных, да и  саму землю.

- Ну, энто ещё коммунисты обещались, строить город  райский сад. Почитай скока годов, как сгинула власть та, а ни тогда, ни сейчас тем более, чего-то раем и не пахнет. - перебила его рассказ Гавриловна.- Не дело это, сынок. Деньги такую власть над человеческим духом имеют, ни одним заговором не отчитаешь. Ты вот говоришь бесплатно всё. А это еслив разобраться, значит, что бес платит. Значит вновь Зло может прийти через энтого человека в деревню. Мало нам горя, что мужики как с ума сошли, да кинули баб с детями разъехались, кто куды, так теперечя пришлых мульонеров сватаешь? Не дело это сынок.

Поджав старушечьи губы, Фёкла Гавриловна, стала снимать с головы платок, подарок папы Славы. На что он только и сказал, что этот подарок он покупал на свои кровные. Баба Фёкла тут же его водрузила на плечи и пригладив седые волосы, стала смотреть на женщин, что они скажут. Мама Ира, задумавшись, решила что в словах мужа есть правда. Если изолироваться совсем от всего мира, можно очень быстро выродится, что и происходило на протяжении, всей известной истории человечества, но вот если произвести синтез старого и нового. Техники и настоящих знаний о собственной сути человеческой. Если дать знания, но под контролем, как когда-то поступали волхвы на Руси, если обеспечить уникальность и сохранность всего того, что русских заставляет чувствовать себя внуками богов, и не отказываться от благ цивилизации при этом ещё и сохраняя природу в нетронутом виде, где нет места загрязнению и бездумному использованию всего что есть вокруг, то тогда может и получится. Но слово «утопия», чуть не сорвавшееся с её языка, могло всё перечеркнуть, потому, она как истинная жена, приняла сторону мужа высказав, что будет день, будет и возможность взглянуть на пришлого, и пока тот не закрепился корнями здесь, так всегда можно будет сказать: - нет, и отправить его обратно в город, из которого тот пытался выбраться как из ловушки. Молчавшая всё это время Света, только и сказала, смахивая слезу с глаз: - А мне его уже сейчас жалко, бедненький, ни угла, ни тепла, как собака безродная. Что толку от фантиков его, если за них не купишь, ни любовь, ни привязанность, ни дружбу, ни гнездо, ни даже спокойную старость?

Дед Михей, подхватив её слова, тоже начал говорить:

- Гавриловна, вот ты посуди сама. Когда мой сынок покойный председательствовал, у нас и землица не стояла, как сейчас, и мужики по домам сидели, потому как работы всем хватало. Дело Слава говорит. Еслив тот мульонщик, хочет для всего народа расстараться, да так чтобы жизнь у людёв сказкой была, так чего супротив энтого выступать? Нам с тобой недолго коптить воздух осталось, а об остальных ты подумала, а об их детях? Чтобы в город все уехали, много ума не надо, надо опять к земле матушке вернуть. Речка, луга, лес, энто для кого мне скажи? Для людёв русских, али для вражины какой, наши предки завоёвывали? Пущай оне у себя там живут, как им совесть на душу положит, мы то, другие. Нам не горькую пить, нам народ возродить надобно, пущай и в отдельной деревне. А скока примером могут, вот так же? Тут мене Слава про Ентернет какой-то рассказал, не знамо что за штука, но видно весчь полезна, еслив мы своё могём людям показать, у других ума разума поучится, и всё энто при условии, что и ехать то не надось ни куда. Энтож яблочко по тарелочке, как в сказках наших. На то ли нам боги всё завещали, чтоб мы за рухлядь держались? Еслив люди да земля в обиде не будет, ужель ты старая ведьма в оговор пойдёшь?

С пылом говорил дед Михей, все его слушали, баба Фёкла понимая, что осталась одна со своим суждением, только и проворчала:

- Будь, что будет, а день завтрашний всех рассудит. Поглядим на него, еслив человек, пущай останется, да попробует людям послабление да сказку сделать, ну а коли почую, что зло от него идёт, не обессудьте родные, выгоню, да так, что и себя забудет и землю тутошнюю. Пока Макошь богиня землю русскую берегёт, не бывать здесь  пришлому темному  человеку, на то мы и нужны ведающие. На то и сила нам дадена.

Провожая и Светлану, на пост её и деда Михея, молодые улыбались и обнимая друг друга за плечи, были счастливы. Постояв немного на крыльце и вдыхая сгущающийся воздух вечера, папа Слава, решил озвучить свою идею, что жгла его вот уже не один день.

-Знаешь Ириш, баба Фёкла права. Нет во мне дара как у тебя, или у неё, чтобы человека насквозь видеть. Приедет, посмотрим. Но если он всё таки с благом к нам. Если Зла не таит для людей и земли. Может тогда, попробуем  школу тут открыть. Как минимум трое преподавателей будут, да вон ещё Светлана, да старики. Это же мечта. Помнишь как у Льва Толстого. У того была Яснополянская, а у нас будет Ненарадовская. Детей наберём, всему их обучим. Останутся здесь, других привлекут, жизнь наладится. Расцветёт Ненарадовка, и мы к этому руку приложим. Не штампами или чем похуже учить будем, а исконной культуре. Исконным знаниям. Да всё течёт, всё меняется, но совместив прошлое и настоящее, мы получим будущее. А там кто знает?

- Да уж на то и Боги, чтобы ведать, а мы предполагать можем, просить можем, служить людям и богам можем, людьми быть можем. Пошли уж мечтатель мой. Школу ему подавай, понимаешь. Будет тебе школа Славушка, будет, да на одного ещё ученика рассчитывай.

Папа Слава замер как пронзённый молнией, а потом с опаской глядя на супругу и ещё не веря своим ушам и глазам, с немым восторгом и тысячами вопросов. всматривался в лучистые глаза супруги. На невысказанные вопросы супруга, мама Ира, смущённо поведя  плечом, только и сказала:

- А чего удивляться-то, мужнина жена, не стара, не хрома, так чего не рожать то от любимого.

Папа Слава обнял супругу свою и стал целовать кончики её ресниц, а потом уже и всё лицо, захлёбываясь от радости что его переполняла. А потом, внезапно отстранив супругу от себя, начал быстро, быстро говорить:

- Подожди, а как же рожать? А больница, а врачи, а как пол определить, подготовится, а как ты, а как дети, а как…

- Успокойся, чего ты раз акакался? Пол я тебе и так могу сказать, даже имя, уже твоя старшая дочь назвала наследнику, вот так-то папаша.

- То есть у меня будет сын?

- Нет. Это у нас будет сын, дорогой. Так что думай, какую жизнь ты для него хочешь. Оказалось, что наша дочь старшая, тоже талантом ведуньи владеет. Вот таки дела, у меня то точно две помощницы будут, а вот у тебя каков наследник уродится, так с тебя и спрос будет.

Счастливый папа Слава, заведя в дом маму Иру, прошёл до койки, и уже опускаясь на неё, почувствовал, как же ему не хватало Ненарадовской земли. Только здесь он мог чувствовать себя как дома. Крепкий и здоровый сон, сморил его практически сразу. Мама Ира помогая по дому Фёкле Гавриловне, смотрела на ту, ожидая каких-то слов от ведуньи. Та всё ещё сердясь, орудовала веником, но стоило девочкам с печки, куда они залезли во время скучного разговора взрослых, попросить её спеть, чтобы вызвать бога Бая, как старуха, сразу же смягчилась, и отложив веник в угол, взяв клубочек заветный с нитками, позвав кота, стала тихо напевать колыбельную призыв:

- Бай-бай, бай-бай,
Поди, бука, на сарай,
Поди, бука, на сарай,
Коням сена надавай.
Кони сена не едят,
Все на буку глядят,
Баю-баюшки, бай-бай!
Поди, бука, на сарай,
Моих внучек не пугай!
Я за веником схожу,
Тебе, бука, пригрожу,
Поди, бука, куда хошь,
Моих внучек  не тревожь.                                                                                   Бай-бай, бай-бай,
Поди, бука,  в дом поспать,
Моих внучек развлекать,                                                                            Сказками славными, песнями явными
Бай-бай, бай-бай.
Зрелище появления древнего бога Бая, было как всегда интересно, но сегодня лицо бога было расстроенным. Не приняв молока из крынки, он сидел нахохлившись и смотрел на всех неласковым взглядом. Фёкла Гавриловна, поклонившись богу. спросила его о причине такого поведения:

- Чем тебя мы прогневили, чем тебе не угодили? Али присказка плоха, али нету молока, аль в печи огонь погас, али нету слов для нас?

Оглянувшись к печке, и заметив потухшие угли, Гавриловна, подскочив. к самому основанию и выхватив несколько мелких полешек, бросила в уже потухшие угли. Пламя, казавшееся уже умершим, тут же вспыхнуло с новой силой. Подкинув ещё несколько поленец потолще, баба Фёкла вновь поклонилась Баю, и произнесла:

- Ты уж прости старуху, не доглядела. Моя вина.

- То-то же. Знала бы ты, как для нас богов огонь важен. И в доме и в душе у людей. Нам без него ни как, мы испаримся без него, без огня того.

Ладошки, обогревшиеся от взметнувшегося пламени, огладили роскошную бороду, и уже озорные глаза бога Бая, смотрели на девчонок, что радостно улыбались, такому родному и уже совсем не страшному божеству сказок. Выпив поднесённое молоко из крынки, он поймал последнюю каплю ртом и облизнувшись, отставил крынку возле себя, при этом глядя на всех присутствующих, проговорил, как бы в сомнении:

- Что же мне сегодня вам поведать рассказать… А знаю. И так. В тридесятом царстве, в тридевятом государстве, произошло такое событие.  В разных концах этой страны жили два человека. Были они разными и по-разному сложились их судьбы. Но оба они пред тем как вступить во взрослую жизнь пришли к одному мудрецу. И один из них сказал. Я люблю золото, как мне разбогатеть?. И мудрец ему ответил: Оглянись вокруг, разве другие люди достойны того чтобы утолилась твоя жажда? Не понял его тот кто вопрошал. И решил для себя, что он имеет право не утруждая себя забрать у того, кто слабее его золото. так и потекла его жизнь. Второй же придя к мудрецу задал такой вопрос: Почему люди любят золото? Тогда мудрец ответил ему : Посмотри вокруг тебя люди? А теперь посмотри в это золотое зеркало. Что ты там видишь? Только себя и золото. Вот тебе и ответ на твой вопрос. Пока ты будешь жить для людей. ты будешь видеть их, если будешь жить ради золота любя его, то и себя забудешь и людей из виду потеряешь. И его жизнь потекла по своему руслу. Но всё проходит. Прошла и жизнь этих двух людей. Ушли из жизни в один день оба они. Один из них грабил, убивал, забирал у людей последнее добро. А вот второй был вроде недурным в жизни человеком. Но уж очень он любил золото, и потому только и мог что хвалить его, имея дар сочинять, он писал на пергаментах ласковые и обольстительные слова прославляющие власть денег и богатой жизни. При жизни этого любителя золотого металла не очень признавали, так как сам-то он от своей искренней любви впал в бережливость, и оберегая каждую монету из чистого золота, боялся потратить даже себе на еду, зарабатывая себе на хлеб тем, что ещё больше прославлял в гимнах людей имеющих много золота. И вот и он умер. Попали  эти двое в нижний мир, а их уже там ждут не дождутся. Обоих приговаривают варится в золотых котлах, где вместо воды лава земная. Перед тем как в котлы их поместить, разрешают им по вопросу задать. Первый что разбойник и спрашивает: - Сколько мне в нём сидеть? Ему и отвечают, пока в памяти людской твои злодеяния не сотрутся. Второй, же начал оправдываться да спорить: _ Почему меня сюда, я ведь не убивал, не грабил, жизни ни кого не лишал? И ответили ему так:

- Ты золото пущё жизни любил, ради него ты людей не ценил, и ещё кто знает, как слова твои на потомков повлияют. Небеса  правых не обижают. Так и потекла их жизнь в нижнем мире…

Под убийцей да разбойником лава вскипает  и мучает его каждой каплей, а под вторым просто клокочет тихонько, даже и особых мучений ему не причиняет. Так прошла тысяча лет, а в котлах то лава уже себя по-другому ведёт. Бурлит, клокочет, мучает их обоих подземный мир. Проходит ещё одна тысяча лет, и в том золотом котле, где сидел разбойник, лава остывает потихоньку и уже не мучит она его так. А там где сидел тот, кто писал о любви к золоту, лава наоборот  ему увеличивает  муки. Но вот прошла и ещё одна тысяча лет, и разбойник в одно прекрасное утро исчезает из котла, а тот кто любил золото начинает испытывать сверхчеловеческие муки. Не выдержав такого испытания, взывает он к властителям нижнего мира и просит их объяснить, за что же так с ним. На что ему и отвечают: - Тот кто рядом с тобой был тот свое получил, нет больше на земле людей кто его злом поминает, за его свершения, а вот твои пергаменты попали в руки не одного царя, и многие народы склонились пред властью золота, потому и мучится тебе нескончаемо, пока хоть один человек будет прельщён золотым металлом, его количеством и  властью над другим человеком.  Так говорят, он и мучается до сих пор в нижнем царстве в своём золотом котле.

Вот такая сегодня у меня для вас сказка ведающие. Ну да не прощаюсь с вами, скоро ведь опять позовёте. Хорошо тут у вас, бывайте хозяюшки.

Ответив на поклон старушки и ведуньи кивком, бог Бай исчез во вспышке искр, и вместо него вновь возле лавки сидел, одуревши, качая головой кот. Подкинув в печь ещё несколько поленьев, баба Фёкла сказала уже другим тоном:

- Может и прав Слава сынок, надоть человеку при жизни дать шанс добра наделать для других, чтобы потом о нём легенды в потомках жили. Ладно утро вечера мудренее, пошли дочка спать почивать.  Иди уж в комнату, там твоя кровать.

Сказка тринадцатая, в которой дед Михей и папа Слава старым Чурам новую жизнь дают…

Ворочалась этой ночью Фёкла Гавриловна, ни как к ней сон не шёл, потому за долго до восхода солнца встала она. Стариковское дело такое, сон им не в помощь да не в отдых, только время их стариковское отнимает. Потому и встала Гавриловна, печку растопила, кормилицу подоила, напекла свежих лепёшек, занесла из погреба малиновое варенье, а рассвет всё не наступал. Не зная чем заняться, она обратила внимание на коробку, что вчера папа Слава занёс, да так и не распечатал, не показал, что там лежит. Снедаемая любопытством, присущим всем женщинам, а не только ведуньям, Гавриловна стала аккуратно распечатывать коробку. Внутри лежало много проводов, бумажет, странных брусков чёрного цвета различных размеров, и самое главное серебряная книжка. Вытащив и поняв, что она ошиблась, не может быть книга такой тяжёлой да ещё и из металла да пластмассы, она вновь её вложила в коробку от греха подальше. Упавшая обёрточная бумага, привлекла кота и тот бросился с ней резвится по всей избе. Подняв шум и тем самым обнаружив баба Фёклу, за содеянным, кот изловчившись всё таки поймал бумагу и немного пожевав её убедился в полной не съедобности данной вещи, успокоился и обратил свой благородный взгляд в сторону глиняной миски, что до верху была наполнена молоком. Первые лучи солнца, наконец-то обогрели ночное небо и продрогшую от росы землю, явили светило во всей его красе на чистый безоблачный небосвод. Мама Ира выпорхнув из комнаты и сладко потянувшись, подошла к печке и погладив всех детей, что там сладко спали, начала помогать Гавриловне, упаковывать то что она прияла за книгу. Улыбнувшись старушке, она тихонько произнесла:

- Матушка, это такой компьютер, ноутбук называется. Слава видать хотел сюрприз сделать, да оставил на послед. Давай закроем коробку, он сам всё расскажет и покажет. Вот кстати и он.

- Утро доброе соня, вставай, петухи уже пропели давно, а мы всё нежимся. Ну, ладно я Марусю на пастбище отгоню, а вы пока завтракайте, да деток поднимите, они лепёшки да молоко, очень уважают.

Баба Фёкла, тоже подошла к сопящей детворе, и ласково, стала будить и своих и Светланиных детей:

- Вставайте касатики, молоко и горячие лепешки, игра на свежем воздухе, и всё чудесное, что только может дать наша земля, ждут вас. Вставайте, потягушечки порастушечки. Умываться и за стол.

Протирая заспанные глаза, дети с удовольствием втягивали запахи свежепечённых лепёшек, и через несколько минут уже сидели за столом, вгрызаясь в хрустящие корки чуда, что сотворила Гавриловна. Позавтракав и убежав играть на улицу, они оставили наедине папу Славу и Фёклу Гавриловну. Убирая со стола, ведунья  начала разговор с того, что спросила:

- Ну что намерен делать сынок? Деревенская то жизнь, поди, теперь тебе не нужна. Приедет мульонер, и всё купит, зачем запасы делать, да жилы рвать?

Ожидавший чего-то подобного папа Слава, выдержанно, только и ответил:

- Насколько вчера мне дед Михей точно сказал, то зареченские практически всё сделали. Осталось пшеницу убрать, да обмолот сделать, да просушить. Но ведь её не много? Или я чего-то напутал?

- Да пшенички матушки немного высадили, потому и урожай не большой, но нам на всех хватает. А всё-таки ты скажи, как жить собираешься сынок?

Папа Слава, задумчиво глядя в окно, с уверенностью в голосе произнёс:

- По правде. Всё сделаю, чтобы и моим детям и остальным было хорошо на этой земле. Моя она и вы мне все родные, значит всё что предпринимать буду, всё будет направленно на то чтобы жизнь здесь продолжалась.

Сказав это, папа Слава пристукнул по столу рукой и встав направился из дома. Навстречу ему в дверь Гавриловны вошла Наталья, что отогнав и свою и Светланы коровёнку, зашла за зельем, чтобы занять свой пост в соседнем доме. Переглянувшись с ведуньей, Наталья улыбнулась папе Славе, и пропустив его, закрыла дверь за ним. Пока женщины были в доме, папа Слава обошёл свою новую машину, и погладив по жёлтому металлическому боку направился в гости к деду Михею.

Мама Ира вернувшись домой взяла две корзинки, и отправилась в лес собирать дары его. Подозвав девочек, она наказала им особо не баловать, и пообещала, что принесёт из леса вкусной ягоды. С тем и отправилась в поход, зная что супруг её остаётся вместе с детьми под чутким взором Фёклы Гавриловны.

В это время папа Слава, дойдя до  двора деда Михея,  с удивлением увидел двух стоящих Чуров, выполненных с такой любовью и искусством, что от них нельзя было оторвать взгляда. Войдя в ограду он поприветствовал старика, и усевшись на лавочку возле верстака, обнаружил на щитах, ещё две деревянный фигуры, возле которых отдельно лежали обломанные нижние части древних  истуканов. Кивнув на них, он спросил у деда Михея:

- Что намерены делать с этими красавцами?

Дед, пыхтя самокруткой, погладив  курчавую бороду ответил:

- Да по-хорошему надобно проводить их. Сжечь, али сплавить по реке, но как-то отдать честь защитникам, столько времени защищавших нас всех.

Папа Слава прикинув их рост, хитро усмехнувшись деду Михею, спросил:

- А если им вторую жизнь дать, да для доброго дела использовать?

- Эт как же?

Дед Михей чуть дымом не поперхнулся, выкашлявшись, он уставился на папу Славу, и вытерев слёзы что набежали на стариковские глаза, вновь спросил:

- Это ты что удумал? Давай рассказывай.

Папа Слава, всё ещё разглядывая идолов, прикидывая, что к чему, задумчиво так протянул:

- Да понимаешь, есть у меня мысль. А что если, нарастить этих идолов, на верху где макушка, установить солнечные батареи, спустить провода, генератор в доме, и через него протянуть и на зарядку батареи для машины, и для освещения дома. Диодные ленты по комнатам пустить, красота будет. Им износа практически нет, а светить будут лучше любых ламп, потреблять энергии совсем  мало. Столбы заземляем, и получается у нас маленькая электростанция. На крыше тарелку установим, ресивер подключим, так и телевизор и интернет спокойно пойдёт, причём за так…

- Эт конечно хорошо придумано, технически понимашь. Но где ещё столбы взять на которые Чуров громоздить собираешься, да где вкапать их, да многое ещё продумать надо. Хотя, если так разобраться, столбы Гавриловны ворот крепкие из лиственницы сделаны, им в жизнь ни чего не будет. Мужиков зареченских попросим, денег дадим, так что они хоть Чуров, хоть нас на эти столбы затянут, только приготовить всё надо. Ото сна мужики только после обеда отойдут. Поесть, попить им дать, а уж там и за работу приниматься, чай до вечера успеем, твои батареи установить.

Приняв за разумность слова старика, они стали подготавливать лежащих на щитах старых идолов. Спилив окончания, где были разломы и щепа, мужчины стали готовить «выпилы» для соединения со столбами ворот Фёклы Гавриловны. Провозившись почти до обеда, папа Слава ушёл к себе, чтобы приготовить всё там. Но главнее всего было для него приготовить к новшествам свою домовую хозяйку. Понимая, что аргументация должна быть железной, он прокручивал про себя все доводы, что должны были смягчить старушку. Дойдя до дома Гавриловны, он собрал всю волю в кулак и войдя на крыльцо, резко выдохнув сделал шаг, казалось бы в бездну. Зайдя в сам дом, он застал старушку за работой. Остановившись и усевшись на лавку подле стены, папа Слава, начал скучающим видом, оглядывать комнату, будто видел её в первый раз. заметив оценивающий взгляд постояльца, старуха прекратила свои дела, и усевшись напротив него, спросила:

- Чего надумал сынок?

Папа Слава не стал упрашивать себя дважды и выложил все аргументы перед старухой. Та выслушала его и только проронила:

- То что Чуров к солнышку поднимем, то здраво, им на светило самое оно смотреть, пред богами за нас просить. А то что охальник на них батареи надумал нацепить, так негоже то.

- Фёкла Гавриловна, так не просто батареи, а солнечные. Они на солнце блестеть будут, заряжаться, а потом нам этот заряд отдавать будут. И дома светло вечерами будет, и можно будет многому дивному удивляться из дома не выходя.

- Это чего, из мово дома проходной двор устроить хочешь. Чтож ты задумал, не жаль старуху-то?

- Фёкла Гавриловна, так к вам и так уважение было до небес, а так самым первым человеком будете, что себе электричество солнечное провели, почитай как от богов в дар полученное. Другим уже не в диковинку будет, и нам проще с Ириной будет. Мы потом от вас к себе подцепим в дом.Ведь здорово, а ?

- Ты это сынок, не серчай, послушай, что я тебе скажу. Вчерась не стали расстраивать тебя, но акромя этого дома, нет у тебя боле угла. Так получилось, что злоба Катькина, её дом поразила, чуть мужиков зареченских в волков не привратила, а остатки этой злобы, что в них были, в твоем доме по углам забились. Оттуда даже домовой ушёл, теперь у меня вон под печкой живёт. Как ни как супругу твову, за хозяйку признал, значит помогать теперь обязан во всём. А в доме том , теперь жить можно, но не долго. Либо ночевать не там, либо раскидывать по брёвнам, да опять собирать, да только после того как каждо брёвнышко на три раза травами окуривая. Так-то, сынок злоба, она ведь ни кого не щадит, кто попадётся того и грызёт. Потому ладно, веди свово энлектричество, думаю добра от того будет больше, чем худа.

Сходив в сарай и занеся домой солнечные батареи, что до времени были там, он начал их осматривать и придумывать как произвести лучшее закрепление их, да раздвижение с пульта , дабы пластинки лучше аккумулировали солнечную энергию. Баба Фекла смотрела за всем происходящим как за ритуалом. И не выдержав произнесла:

- Ты и сам волхв, коли солнышком, пропитывать дом собрался. Да время молодых настало, наверное это правильно сынок. Давай попробуем, лиха не будет.

Поняв что выиграл и пора закреплять успех, папа Слава, вышел из дома, оставив батареи как есть на столе, и взяв лестницу  да приставив её к столбам стал отмечать место пропилов и так увлёкся этим делом, что на заметив ни людей, что столпились, ни Гавриловны, что вышла на крыльцо чтобы позвать его обедать. Ножовка мелькала в его руках, сменив угольник и метр, и вскоре столбы были готовы. Теперь надо было подумать каким образом скрепить  половинки, дабы вся конструкция не рухнув прослужила долго и качественно. Пришлось вновь идти в деду Михею, за советом и помощью. Тот прикинув что-то в уме, вытащил на свет божий восемь скоб, что могли не то чтобы два столба скрепить, а и небо с землёй, запросто удержать, по словам старика. Довольный папа Слава отправился готовить остальные заготовки, снимать воротины, выгонять машину со двора, дел у него было много, и потому забыв отобедать, он весь погрузился в работу, пока не услышал, звуки ударов из соседнего дома, и голос Натальи:

- Иж, чё удумал охальник. я тут им слюни утираю, а оне меня забижать станут.

Вылетающие по одному на крыльцо зареченские мужики, имели вид дикий, голодный и немного не в своём уме. Не соображая, что и где они, натягивая на ходу рубахи и штаны, они рванули по деревне в сторону речки. Окунувшись и придя в себя, все мокрые и жалкие, они подошли к своему дому с опаской обнаружить там Наталью, но не застав, ни кого, осмелели, и запев бравую песню, дали понять Ненарадовским, что они готовы вести диалог. Под командой бабы Фёклы,  деревенские женщины, заполняли стол в избе зареченских мужиков, яствами простыми, но сытными. Не много не мало, а так чтобы в самый раз было, как выразилась  Гавриловна. Отобедав и осоловев немного от съеденного, зареченские мужики, растянулись в тенёчке ограды, бросив на землю, кто что нашёл, предались отдыху. В таком виде их и застал папа Слава, когда пришёл к ним за помощью. Стоило ему войти во двор, как Федор, что был самым исполнительным, поднялся на ноги, и стал оглядываться на остальных, ища поддержки и опоры, следом за ним подскочил Пахом, потом уж Сергий и последними с ворчанием поднялись Васько и Алексей. Задвинув остальных мужиков, вперёд вышел Алексей и поручкавшись с папой Славой, с хитрецой стал смотреть на Ненарадовского хозяина, ожидая от того каких либо слов, либо действий. Папа Слава не сплоховав не стал сразу же что-то говорить, а вперив взгляд в зареченских, стал «ломать» взглядом их вожака. Алексей, почувствовав себя неуютно и пытаясь вспомнить за собой грехи, за которые могут спросить по строгости, разулыбался и начал скороговоркой забалтывать грозного гостя:

- С возвращеньецем, а мы уж как заждались. Долго тебя мил человек не было, пора бы и расчёт получить, а то и жданки все проели, да почитай и своя работа дома стоит. Пшеницу тожа кому-то убирать надо. В гостях как говорится хорошо, а дома оно спокойней будет. Так как хозяин, порадуешь? Али, чего не срастается?

Папа Слава спокойно и с достоинством ответил:

- Здравы будьте мужики. Успокойтесь, всё в порядке. Слово моё твёрдое. Мотор ваш, ждёт своих хозяев, гостинцы ваших жён да детей, да вот только не серьёзно как-то отпускать вас совсем без денег-то. Что же это за «калым» такой , с которого звонкую монету не привозят?

Обрадовавшиеся и довольнёхонькие лица были ему вместо ответа. Это было и так понятно, но папа Слава вёл свою игру дальше:

- Вот я и подумал, зайду к мужикам предложу им последнюю работёнку, глядишь им и самим, потом захочется того же. Только предупреждаю сразу, до того как начнёте, это занятие  вам не знакомо, потому всё делать придётся под моим руководством. Но если вы торопитесь, то лодка у деда Михея, мотор у меня, забирайте вместе с гостинцами и вперед, к бабам и детям, держать не буду.

Чувствуя, как проглатывается наживка, папа Слава улыбался, ведь он прекрасно понимал, что не столько жажда денег, как возможность сделать что-то новое, научится чему-то неизвестному, движет этими простыми и, в сущности, добрыми людьми.

- Ну, ты Игорич не горичись, чего хорошему человеку не сподмочь? Правильно я говорю?

Алексей обратился к мужикам с вопросом, заметив их кивки, он уже от имени всех, начал договариваться с папой Славой:

- Останемся ещё на один денёк. Дней у бога много, так что к дому успеем всегда. Ты лучше расскажи чего задумал, подробней так сказать. А мы уж сметкой да руками крепкими как ни как расстараемся сподмочь.

Объяснял папа Слава не долго, всё схватывали мужики зареченские на лету, потому и отправившись к дому Гавриловны, оценили фронт работы, забрали мотор и отправились в деду Михею.  Там установив мотор на лодку, погрузили подготовленных уже Чуров на телегу старика и захватив металлические скобы, опять вовзвернулись к Гавриловне, дожидаясь пока старенькая лошадёнка довезёт бывших защитников? а теперь опоры под солнечные батареи до ворот Фёклы Гавриловны. Дружно взявшись за дело зареченские мужики под руководством папы Славы и умудрённого деда Михея, вооружившись лестницами и верёвками, стали втягивать Чуров на воротные столбы, всё шло как по маслу и вот уже и скобы были вбиты и укреплены Чуры, да так что удивление вызывали со стороны сбежавшихся Ненарадовцев, а папа Слава ушёл в дом за ещё одним чудом, от которого у остальных открылись рты, когда он вынес из дому то что должно было теперь поставлять электричество в дом Гавриловны. Проверяя их в доме папа слава, учитывал и характерные моменты для крепления батарей, и вот теперь пришло время проверить на практике так ли хорошо всё было продумано. Втягивали пластины очень аккуратно, чтобы не повредить, на самый верх вызвался подняться Сергий, и полегче он всех был, да и удивил тем что высказал просьбу, потому не получив отказа оказался там где до него и бывать ни кто не смел, на самом верху Чура. Укрепив зажимы и отпустив провода, он осторожно стал слазить, чтобы перейти на второй столб, выполнив всё очень осторожно, зареченский мужик осмелев на второй воротный столб практически взлетел, укрепив и там батарею и спустив провода, он посидел некоторое время на верху щурясь от удовольствия. Вид открывающийся с верху был великолепным, и только окрик Алексея, старшего из зареченских, заставил его спустится на землю. Помогая вещать воротины на место, зареченские предвкушали дальнейшее развитие событий. И они не замедлили произойти…

Папа Слава прокинув провода по каналам, что к этому моменту установил и закрепил. Соединил одну батарею в единый пучок выведя всё на маленький пульт, что остался в ограде  дома Гавриловны, другой же канал проложил до бокового окна дома и укрепив их там в заготовленном отверстии, подвёл к рубильничку, что красовался у стены теперь. Подсоединение происходило в молчании, при чём молчали все, казалось даже собаки понимали, что в деревне происходит что-то из рядя вон выходящее, потому и не решались подавать голос, дабы совершать свойственную им перекличку. Вскорости всё было готово, и папа Слава, решил всех удивить. Отвод что со штекером был укреплён возле верстака, тут же руками папы Славы был подключен к чёрному и страшному на вид ящику, на который смотрели все с подозрением. Но слова главного хозяина в Ненарадовке успокоили население:

- Теперь так будем заряжать аккумулятор и ездить в город кому сколько надо и бесплатно.

Весть восприняли с воодушевлением, и только зареченский Пахом, возразил:

- А как же без топливу? Без бензина не побежит.

Папа Слава улыбаясь и показывая на солнышко, а потом на солнечные батареи, только и сказал:

- Побежит, ещё как побежит, и без всякой химии, да без выхлопов, в том-то и прелесть этих зонтиков, что сейчас будут раскрыты.

Подойдя к пульту он стал нажимать на очерёдность кнопок, которыми раскрыл солнечные пластины и выставил правильные углы, всё как было написано на бумаге, которой снабдил его друг Владимир. Засиявшие над воротами солнечные батареи, заставили Ненарадовских и зареченских жителей пережить за этот день второй раз молчаливый шок. А уж когда папа Слава, войдя в дом, с помощью пятерых зареченских мужиков протянул диодовые ленты, да соединил их, да убрал перемычки, да включил рубильничек, да улыбнувшись сказал :- Получилось!, то все кто был в это время на улице ринулся в дом Фёклы Гавриловны. Изнутри дом сиял чистыми огнями диодовых лампочек и казался не рубленым домом, а сказочным теремом. Повосхищавшись и поохав и поахав, люди покидали дом Гавриловны в смутном осознании, что их жизнь наконец-то изменилась раз и навсегда.

Зареченские мужики, прикинув все плюсы такой задумки, смекнув, что это лучшее что может быть, когда и денег не надо платить, и всегда светло, тепло и ни кому не должен, да ещё и над природой не глумишься, отвели в сторону папу Славу для серьёзного разговора. Алексей что был за главного, придерживая папу Славу за локоть, доверительно так начал:

- Ты скажи добрый человек, это у каждого может быть, али только у тебя?

Папа Слава смутился, ведь он не знал истинной цены изобретения своего друга, поэтому не скрывая ни чего, рассказал обо всём что произошло с ним в городе.

- Значит этот богатей приедет сюды жить, и каждому поставит таку же батарею?

Не успокаивался Алексей.

- Да скорей всего, чтобы стать здесь для всех своим, он обязательно сделает это. Но не потому что бы купить уважение. А потому что, это по-настоящему прорыв, когда и людям очень хорошо и природа не страдает. То что это дорого, не сомневаюсь. Но через месяцок другой вернётесь сюда, тогда сами и поговорите с ним. От себя могу только сказать, что слово своё за вас вставлю. Всё мужики пора расходится. Устал я сегодня, завтра торжественно вас проводим, за всё отблагодарим, а потом… Потом давайте не будем загадывать, человек предполагает, Бог располагает.

Солнышко клонившееся к закату высветило одинокую фигуру бредущую по дороге к деревне, что возвращалась с полными корзинками из леса. Дети зоркими глазами запреметившие мать, кинулись её встречать, а папа Слава, отправился с дедом Михеем к нему во двор, довести до конца, то что требовалось.

Лошадёнка довезя деда Михея, всхрапывала и просилась в загон, но дед хлопнув её по морде вожжями, ласково попросил:

- Потерпи родная, ещё дело есть у нас сегодня с Игоричем. Простится с Чурами надо, вернуть их части в нижний мир. Чтобы предки спокойны были. Не думал я , что доживу до этого, но так надо, потерпи немного. Папа Слава, уже открывший ворота, стал выкатывать остатную часть Чуров, что была в земле, подтягивая их к телеге. Поднатужившись, он стал перегружать их в телегу. Дед Михей раскуривая самокрутку, вытирал выступившие в уголках глаз слёзы. Погрузив деревянные болванки, выдохнув и оглянувшись, папа Слава, улыбнулся деду Михею, а уж потом заметив расстроенность старика, спросил:

- Ты чего дед?

Тот отмахнувшись, будто от надоевшего комара, только украдкой проведя по изборождённой в морщинах щеке, проговорил:

- Спасибо тебе Слава, за то, что мужик. За то, что традиции чтишь, за то что новую жизнь людям и земле предлагаешь. Поехали, нам ещё на берег речки надо успеть, до заката. Потом пройдя домой вытащив из поленницы дрова сухие как порох, начал их накладывать на телегу. Сходив в дом, он быстро обернулся, и уже совсем успокоившись, присел на край, тронул вожжами лошадёнку, задавая ей темп движения. Папа Слава уселся рядом.

Телега, тихо поскрипывая, вывезла их на берег речки, совсем скоро. Там выгрузив содержимое, мужчины начали сооружать поминальный костёр. Выложив дрова срубом, они вкатили остатки Чуров в середину, и приготовив таким образом кострище для розжига, отошли полюбоваться собственной работой. Дед Михей, собравшись с духом, вытащил из-за пазухи, огниво и трут, стал разжигать огонь, используя сухую бересту вместо бумаги. Вскоре маленький огонёк, заплясал и на первом и на втором срубе.

- Надо было конечно как положено трением добыть чистый огонь, как предки делали, но надеюсь  простят, и так древним способом разжёг последнее пламя.

Казалось в пустоту проговорил старик, папа Слава стоял и молчал. Завораживающее зрелище, живого потока захватило его воображение. Дерево горело так, будто пыталось своим существованием влить силу в огонь, что пытался достать  уже вечернее небо. Редкие звёзды с небес отсвечивали в отблесках костра, последние солнечные лучики, казалось показывали что и там под землёй за горизонтом есть свой огонь, и он везде. Где ни кинь взгляд. Прогоревшие  порохом головёшки, быстро остывали в вечерней прохладе. Собирая горячий пепел, и перенося его в реку, папа Слава, не думал ни о чём, стараясь только не отстать от вдруг ставшего подвижным старика. Собрав последние остатки костра и сняв одежду, два мужчины принялись плавать в прохладной воде. На берегу их ждали: лошадёнка, что давно смирилась с причудами хозяина и два выжженных на земле пятна. Натянув одежду, ненарадовцы устремились в деревню. Телега доставив к дому деда Михея обоих, встала как прикованная. Простившись со стариком, папа Слава, пощёл к своему дому, который в отличии от всех домов в деревне теперь отличался тем, что из окон лился чистый белый свет, будто из сферы выливались колючие вспышки отпугивая ночную тьму.

Войдя в дом, и вытеревши полотенцем голову , он поцеловал уставшую жену и ни чего не говоря, прошёл в комнату. Переодевшись в сухую одежду, он вернулся в светлую комнату. Девчонки сидя на печке играли в волчки, что стали их самыми любимыми игрушками. Проглотив лепешки и свежего молока, поцеловав на ночь детей, отец семейства пошёл спать. Как истинный мужчина он не любил трескотни слов, предпочитая чтобы дела были его ответом вместо тысячи обещаний. Жена его с любовью глядя на супруга, осталась сидеть за столом, перебирая содержимое корзинок. Рядом с ней суетилась Фёкла Гавриловна, отбирая на завтрашний пирог, самые спелые грибы. Девчонки уставшие играть, свесив головы с печки стали просить:

- Бабушка, ну когда же сказки нам расскажет боженька Бай. Ну пожалуйста позови его.

- Ох вы стрекозы яснокрылые, ласточки мои говорливые, всё ещё не успокоились? Ну да ладно, сейчас с грибками закончим, и позовём его. Ладушки?

Подкинув в печь дров, Гавриловна взяла в руки заветный клубочек и увидев что мама Ира, отпускает её от выбора грибов, начала разматывать нить. Откуда ни возьмись, появился  чёрный кот, что стал играть с концом нити, трогая его лапкой, падая на спину и пытаясь всем видом показать, что он не против и всеми когтями вцепится в весь клубочек. Баба Фекла улыбнувшись, перематывала клубок очень быстро, при этом напевая:

- Спи, усни,-

Бай, бай, бай!

Угомон детей возьми…

Спи посыпай,

Боронить поспевай.

Мы и шапочки купим,

И зипунчики сошьем;

И зипунчики  сошьем,

Боронить пошлем

В чистые поля,

В зеленые луга.

Баю-баю, баю-баю,

Дети рано не вставайте,

Дети, рано не вставайте…

Да обряжаться не мешайте.

А кто рано встает-

Обряжаться не дает…

Тому и мы спать не дадим,

Внучек утром разбудим,

Будем рано разбужать;

Будем рано разбужать,

На работу посылать,

На работу на таку,

Да на веселую страду,

Будем пшеницу косить,

Да будем в кучки носить.

Чтобы было из чего,

Сделать  сделать обмолот.

Из муки из матушки напечь ребятушкам,

Хлеба, лепёшек, крендельков да сушек.

Бай, бай, бай!

Бай, бай, бай!

Поскорее засыпай!

Кот получивший в свою собственность клубочек стал играясь с ним, жаться к печке. Стоило ему запустив когти в нить, как произошёл перенос, и вместо лохматой чёрной шкуры, возле жаркой печи, внезапно проявилась фигурка, что прижавшись к тёплому боку, застыла на минуту. Впитывая тепло и согреваясь Бог Бай, с улыбкой повернулся и увидав что весь дом освёщен, нахмурился. Фёкла Гавриловна, ожидая чего-то подобного, стала его упрашивать не сердится:

- Уж ты батюшка Бай, не серчай. То свет от солнышка нашего. Хозяин так наволховал, что теперь и ночью будет как днём. Знаю, что не должно так быть. Но времена новые, так что должны и мы привыкать к ним.

Бог Бай, улыбнулся грустной улыбкой и проговорил печальным голосом:

- Сколько раз так уже было. Человек приручал и ветер и солнце и воду, даже землю, вернее что под ней. Добра от того было не много, а вот худа для всего человеческого рода хоть отбавляй. Проходили это уже не раз, ну да ладно, вам жить, вам и смотреть. Сказка у меня сегодня для вас будет такая.

В некотором царстве, в далёком государстве жил-был бедный рыбак с семьёю. И жил он на берегу моря и было у него много сыновей. Так случилось что самый младший из рыбацких детей, гуляя по берегу моря встретил в камнях подбитую чайку, и спас её. Выходил, обогрел, окружил заботой и теплом человеческим. И вот когда птица уже была совсем здоровой и собиралась в полёт, она вдруг заговорила с мальчиком на человеческом языке:

- Ты спас меня и можешь просить у меня исполнения трёх желаний, но помни, они могут быть очень опасными. Подумай, прошу тебя дитя человеческое.

Мальчик задумчиво ходил по берегу и пиная камешки раздумывал чтобы такое попросить, чего ни у кого не было, и придумал. Подойдя к огромному валуну, на котором его дожидалась чайка, он ей сказал:

- Я хочу, чтобы каждое моё желание исполнялось через каждые двадцать лет. Ты будешь прилетать ко мне, и я буду загадывать их.

- Хорошо согласилась чайка, пусть будет так, в знак того что я заплатила тебе за твою доброту. Говори своё первое желание.

- Я хотел бы чтобы со мной играла вода, когда я подхожу к ней, земля, когда я иду по ней, огонь, когда я развожу его, и ветер, когда я ложусь спать.

- Да будет так  -  сказала чайка и взмахнув крыльями улетела куда-то в небо.

Шло время, и желание мальчика приносило ему славу по всему побережью. Стоило ему в самый жестокий шторм выйти в море на лодке, как вода усмирялась и была ласковой и послушной. Когда же  он шёл по земле, то под его ноги сами выкатывались изумительной красоты камни, и он, поднимая их, навсегда избавил свою семью от бедности и прозябания. Стоило ему лечь спать, как теплый ветерок напевал ему песни, И огонь ставший его другом, тоже подчинялся ему, возгораясь и лаская ему руки в холодные зимние вечера, готовя для него пищу, что теперь ни когда не пригорала, отпугивая хищников от его дома, свои светом. Так текли двадцать лет, и когда прошли они, вышел мальчик на берег моря к тому валуну и стал ждать, когда же прилетит волшебная чайка. Долго он её ждал, но в один прекрасный день, она появилась, и молодой мужчина завёл с ней разговор:

- Ты обещала прилететь, но задержалась, почему?

- Прости меня мой друг, у меня были другие дела, но я помнила о нашем уговоре, и потому даже пусть с опозданием, но я здесь. Чего же ты хочешь на этот раз?

- Да тоже, но теперь я хочу, чтобы по моему слову вода могла нести смерть, земля разверзаться под ногами моих врагов, огонь сжигать недругов и их жилища, а ветер рвать паруса и топить лодки.

- Что ж пусть будет так. Но поверь мне, недобро ты принесёшь в мир, а зло. И потому эти двадцать лет для тебя будут самыми тяжёлыми.

- Это моё дело. Не птице учить меня, как жить.

Ни чего не ответила чайка, только взмахнув белыми крылами, улетела в синь неба. Время как сумасшедшее побежало в припрыжку, но теперь не слава была у мужчины, а страх. Именно он растекался по всему побережью. Многие славные воины пытались остановить колдуна, что повелевал стихиями. Но ни кто не смог этого сделать. Кровь человеческая лилась рекой и стоны неслись к небу. Двадцать страшных лет прожили люди под пятой колдуна, что управлял по своему желанию и водой, и ветром, и огнём и землёй. Но прошли  эти двадцать лет, и одряхлевший колдун вновь пришёл на берег моря. Не от возраста он был сед, а от содеянного, и не от бедности он был плохо одет и худ до изнеможения, а от того, что люди проклиная его, даже смерти не страшась, не отдавали ему одежду и еду. На всё том же валуне его ждала белая чайка и не успела она ни чего сказать, как кашляющий и хрипящий старик закричал:

- Ты должна мне ещё одно желание, исполняй его.

- Так скажи мне и оно будет выполнено. Проговорила спокойно чайка.

- Я хочу, я хочу быть бессмертным, и сам быть властелином и воды и земли и ветра.

- Да будет так,  - не дослушав его сказала белая чайка и поднимаясь над берегом моря махнула белым крылом. А на месте где стоял злобный колдун, вырос  новый огромный валун. Сделав над ним круг, чайка вновь улетела в синь неба.

Закончив эту грустную сказку бог Бай, отказался от предложенного молока, только и сказал:

- Хорошо, что мужчина ваш отдал честь защитникам земли этой. Смотрите за ним, не всегда желание сделать всех счастливыми, может привести к счастью.  И главное ведь не с кем дружить, а как. Помните и об этом.

Вспыхнув в огненном вихре, бог исчез, и наступило долгое молчание. Женщины казалось, замерли, пытаясь понять к добру или к худу предупреждение бога и как смотреть за папой Славой. Было от чего задуматься обеим. Гавриловна, махнув рукой, только и произнесла :

- Утро вечера мудренее. Завтра и подумаем что да как. Иди спать дочка.

Мама Ира подойдя к рубильнику, выключила свет, и весь дом погрузился в ночную темноту. Вся деревня Ненарадовка спала.

Сказка четырнадцатая, в которой дед Михей и папа Слава устраивают прощание с зареченскими и устанавливают новых  Чуров…

Утренние блики в деревне Ненарадовке отражались теперь в солнечных батареях, что украшали столбы ворот Фёклы Гавриловны, местной ведуньи, и казалось, стремились не только отразится в них, но и вернувшись к солнышку сделать его ярче и чище. Это утро было первым, которому суждено было стать знаменательным по многим причинам, но об этом пока не догадывались ни женщины, что уже вставшие от ночного сна и устремившиеся к работе по делам домашним, ни дети что вдыхая вкусные запахи уже были готовы проснутся, для игр и озорства, ни мужчины, что сегодня собирались совершить несколько поступков, которые только в будущем отзовутся.

Фёкла Гавриловна, по привычке справившись с кормилицей и разлив утрешнее молоко, уже отправляла пирог с грибами в печь, когда в комнату вошла мама Ира, и сразу же огорошила старуху ведунью, тем, что стала говорить о том, что ей приснилось, с спину ведающей:

- Матушка, сон мне сегодня приснился странный . Может, поможешь объяснить мне его?

Старушка, закинув пирог в печь, выставила перед собой лопату, как бы ограждая себя от мамы Иры, а уж потом и произнесла:

- Прости дочка, напугала ты меня. Тихо будто рысь подошла ко мне, да ещё и огорошиваешь таким. Сама почитай не слабее меня будешь? Чего разволновалась. Знамо дело, ведающая, что ребенком ходит, на прямую с богами общается. Давай рассказывай, а там уж будем судить, к добру, али к худу сон твой.

Мама Ира, смутившись стала пересказывать своё видение:

- Вижу себя на лугу, кругом трава, девчонки бегают,  а с небес будто руки ко мне тянутся. и в них ребёнок светится. Потом и сама женщина спустилась. это я сперва ни чего понять не смогла, а потом рассмотрела и лицо и фигуру, но что самое странное рога у неё были на голове, но не коровьи а прямые и вдоль головы длинные. Протянула она мне ребёнка и говорит: - тебе напоить многих придётся, принимайся. Помощница у тебя будет, да о том не говори ни кому. Одна будет в одном мире, другая из другого вести нести будет.

Потом будто бы вижу что дою коровушку и молоком насыщаю людей, а они всё не заканчиваются и идут и  идут, и конца и края им нет. Потом вижу как поднимаемся со Славой куда –то за горизонт, да всё за руки держимся, и за нами кто-то идёт, а повернуться мы не можем, и впереди нас тоже кто-то и лиц не видим, а понимаем что ближе то их и нет.

Замолчав на некоторое время, мама Ира, вопросительно стала смотреть на бабу Фёклу, та пожевав старческими губами и подёргав вдовий платок, только и вздохнула, и сев за стол, со слезой старческой на глазах, проговорила:

- Испугалась Ирина свет Георгиевна?

- Да, испугалась я.

Старуха, замолчав и задумавшись, глядя куда –то в сторону, где стояли деревянные домашние Чуры, только и произнесла:

- Судьбу ты свою увидела дочка. То не просто была богиня. То была сама Макошь. Она и сына тебе принесла, и ему удел определила, быть ему не простым человеком, но тем, кто землю возрождать будет. Новая кровь славных бежать будет в жилах его, с древней перемешавшись.  Да и тебе теперь дочка, обряды все производить, то и мне наказ, долго не задерживаться, да тебе знания передавать. А уж там, и в помощницы к тебе определяться из Нави. Другим, что из Яви  будет тебе дочь старшая, не ломай ей крылья, что у любого дитя за спиной от рожденья, пусть живёт как хочет, сама придёт когда время для того будет. Ну а уж средняя дочь, та напрямки со Славью будет. Вот и получается, что многих тебе напоить молоком знания предстоит. Ну а Слава? Так он всегда рядом, рука об руку и на звёздный мост шагнёте. Так-то дочка.

Сорвавшись с места, старуха мельтеша по избе стала искать платок что достался ей в подарок от папы Славы и найдя его, отправляясь к порогу  дома, при этом проговорив:

- Ты дочка, мужа поднимай, деток ласкай. Молоко на столе, пирог подоспеет скорёхонько, а я уж по хозяйству с кормилицей управлюсь. Надобность мне в том есть. Да и с женщинами надобно переговорить, и зареченских проводить, да и если всё правильно организовать, то и к завтрему надобно бы Чуров поставить.

Мама Ира грустно мотнув головой, стала подходить к печке. Посмотрев, что пирог подостпел. она вытащила его с помощью лопаты. что стояла у теплого бока печи. а потом пошла в комнату будить мужа. Тот проснувшись и понянувшись, обнял за талию свою любимую жену. Быстро одевшись и выйдя к столу, папа Слава начал прикидывать, что и как сделать. Ему, тоже приснился сон, да вот только ни с кем он кроме супруги родной обсуждать не был намерен. Рассказав ей в нескольких словах, всё, он налив молока, стал ласково уговаривать подняться с печи уже проснувшихся девочек. Те обрадованные тому, что папка дома, слетели в миг с печи и оказавшись за столом, стали обнимать отца зарываясь в его кудрявые волосы груди, что через ворот рубахи, были похожи на подушку. Папа Слава полушутя, грозно сказл:

-А ну, попрыгуньи, по местам. Мама пирог испекла, молока принесла. Быстро есть, а потом будет веселье, а уж потом Чуров пойдём ставить на место.

- Как Чуров? А Фёкла Гавриловна, сказала что лучше завтра.

Мама Ира опешив, вступила в пререкания с мужем в присутствии детей, впервые в жизни.

- Так моё солнышко. Так надо, о том мне и было во сне подсказано. Я не стал вечером рассказывать, но мы с дедом Михеем, вчера проводили останки Чуров, так как это принято было в этих местах издавна, теперь, чтобы новые заняли их место, у нас есть световой день. Прости, но надо успеть всё за сегодня.

Проглотив ещё несколько кусков пирога, папа Слава вышел из-за стола, и проверив как работает освещение, стал собираться из дома. Дети и жена безмолвствовали. После того как отец вышел из дома. Старшая Ладушка, только и сказала матери:

- Мама, он правду говорит. Тебе пора браться за книгу бабы Фёклы, а мы пойдём на речку, чтобы не мешать.

Мама Ира согласно кивнула головой, не выходя из-за стола, она всё продолжала сидеть, руки её лежа поверх стола, казалось, жили своёй жизнью. Они перебирали невидимые страницы. И какого же было удивление, когда мама Ира придя в себя и взглянув на стол, обнаружила перед собой старушечью книгу, раскрытую на странице, что значилась как ТРЕБЫ.

Понимая, что в бесконтрольном состоянии онпа уже прочитала многое из того что написано там было, она сосредоточилась на том, что ещё не было прочитано:

«Требу приносить нужно очистив  Сердце свое от всего лишнего  с Сердцем чистым и с намереньями добрыми – Богов Славя за Дары их щедрые.  Требу может приносить либо ведающая мать, либо волхв крови чистой. Может случится так, что и просто глава семьи приносит может требу, и она тоже угодна будет богам. Помнить надобно , что, принося Требу Богам, мы не только Богов Родных почитаем да одариваем, но через огонь соединяемся и с Силой Боговой. Бог во всём, но не получив и отдать не может он. Время, порядок и место принесения Требы  определено в Ведах и только ведающие могут правильно указать на то что угодно Богам.   Перед тем как приносить Требу необходимо выбрать подходящее место  Принося Требу Богам и предкам нужно оборотиться лицом на Север, к звезде ночью, а коли днём будет на то воля то к Солнцу. Требу возлагают на жертвенный огонь, на  камни- алатыри, на воду  или на Землю.  Требу можно приносить в любой час.  Но пред тем как Требу Богам   и предкам воздавать,  помнить должен приносящий об очищение и очищение  места совершения жертвоприношения. Очищать себя и место необходимо всем из чего боги землю сварганили. Водой, али кровью природной если треба серьёзна- побрызгать, воздухом- окурить,  землей- посыпать и огнем- обнести. По завершении всех действ, перед самим жертвоприношением,  нужно взывая к Макоши и Роду  скопить в себе всю любовь к людям, земле, богам и просить о том что надобно. Перед принесением треба  должна лежать на вышитом с обережными знаками рушнике.  Те же кто будут рядом должны взявшись за руки просить помощи у богов родителей. После слов просьбы  возлагают на Землю Матушку либо на Камень Требный, во поле чистом или же перед Древом священным. Также жертвуют, возлагая Требу на Воду – в Реку али же в Озеро. Так же бывает что Требу развеивают и рассыпают. Самая быстрая треба через  Огонь.  Ибо ОГОНЬ  сохраняет Пути постоянного единства Рода, связывая Сваргу и землю единой нитью…»

Про себя мама Ира пыталась запомнить очерёдность принесений требы, а в это время…

Зареченские мужики были разбужены женским гомоном под их окнами и обрывки разговоров их привлекли: «Надоть зареченским устроить хороший пир», «Да уж, поработали на славу мужики», «Гостинцы им сынок из города тоже привёз и денег даст». «А мы и гуся зажарим, и блинков напечём», «А мы такую закусь к кваску принесём, что пальцы оближут». « Ну, бабыньки давайте стол сбирать, да потчевать».

Разговоры оборвались и зареченские прибывая ещё в сонном забытьи, стали мечтать каждый о своём столе, где будут и еда и чарка добрая… Немного попредставляв, они всё таки решили вставать. Все они переоделись в чистое и направившись к умывальнику в живой очереди подначивая друг друга, готовились к празднику и омовению одновременно. Умывшись и вытерев руки рушниками, стали искать еду. Но ни кто сегодня не пришёл к ним рано утром, и они были голодны. За общей суматохой о них просто забыли. Немного рассерженные они решили отправится к дому Фёклы Гавриловны, чтобы поставить «вопрос ребром», как выразился Алексей. Стоило им появится во дворе, как Гавриловна, не выслушивая их жалоб, приказала, пройтись по домам и вытаскивая столы и лавки, всё выставлять посреди деревни. Круговерть праздника всё больше разрасталась. Все старались и через каких-то несколько часов, и столы и  всё что было на них радовали глаз не только зареченских, но и Ненарадовских. Как-то получилось, что папа Слава, на своей машине, уже подъехав к краю деревни, остановил её там, распахнул дверь, из салона были видны и гостинцы и нос лодки. Вернувшись к столам, он был встречен одобрительным гулом. Подняв стакан с квасом он только стал говорить:

- Мужики, здесь собрались все для того, чтобы сказать вам спасибо и поклонившись в пояс, отдать вам должное за труд ваш нелёгкий…

как его прервали дети, с криком,  - К нам едут гости.

Самый смышленый и практически взрослый Гаврюшка подошёл степенно к папе Славе, и как положено, без спешки и криков, проговорил:

- Дядька Слава, там Марьянка дочка Натальи, возвращалась из леска, кудысь ходила по ягоды. да и видела как из леса машина катит. Страшная говорит, чёрная, как туча.

Папа Слава отставив стакан с квасом, вышел из-за стола, по описанию выходило что машина  принадлежала его другу Владимиру, но мало ли было совпадений, и каких людей гнала в эту сторону судьба, не знал ни он, ни люди, что окружили его, соглашаясь, что первым опасность должен встретить вожак.

Пыль на дороге всё увеличивалась и вот уже по прошествии десяти минут, в деревню Ненарадовка объявилась огромная машина, похожая на чёрный дом что на колёсах, непонятно как его держащих, вплыла тёмной тучей…

Осевшая пыль, и минутное молчание со стороны сгрудившихся за папой Славой людей, ещё больше придали трагизма происходящему. Мягко открывающаяся дверка чудо машины, и вот показались несколько человек, что неспешно выходили, сознавая свою силу и мощь. Папа Слава напрягся, понимая. что таким противопоставить что-то не просто сложно, но и практически не возможно, уже был готов взяться за лавку, что бы встать с ней против прибывших гостей…

Но последняя фигура, что вылазила, из машины, была ему знакома, и потому он не сказав ни слова стал ждать « дорогих гостей» к столу. Да это был он, его бывший студенческий друг Владимир, а ныне мультимиллионер и хозяин жизни с охраной из « шкафов», что пёрли как танки на людей, давя их эмоционально и морально одним своим присутствием.  Но был он уже не румян как в последнюю их встречу, а бледен и как-то дёрган, будто не сам он шёл, а что-то или кто-то его вёл на верёвочке.

Впереди папы Славы, вышла Фёкла Гавриловна, в своём новом платке и во всём чёрном, всё так же напоминая старую ворону. Старую и мудрую, что способна разобраться со всем и всеми, кто покусился на её детей и её землю…

Вскинув руки пред идущими на неё людьми, ведунья страшным голосом прорычала:

- Коли свои, стой не шевелись, коли чужые, волчком закрутись!

Тут-то всё и началось. Все фигуры стали вращаться волчком, не исключая и фигуры Владимира. Из пальцев старушки ведуньи внезапно стали появляться световые нити, что протягиваясь до крутящихся фигур стали заворачивать их в световые коконы, всё больше и больше накручиваясь и превращаясь в веретена из которых слышались только глухое ворчание и вой. Через пять минут, все ошарашенные люди только и могли кзасвидетельствовать, что на земле осталось пять чёрных кругов и две фигуры что лежали без дыхания. Крик мама Иры, был похож на крик птицы, что потеряла своих птенцов. Кинувшись к фигуре Фёклы Гавриловны, что куклой не живой лежала на земле, ведающая, подхватила на руки щуплое тело старушки и без посторонней помощи понесла её как ребёнка в дом. Папа Слава, подойдя к фигуре, что лежала тоже без движения, обнаружил, своего друга Владимира спящим глубоким сном. Взвалив его раздобревшее тело, он понёс его в дом, где ещё недавно ночевали зареченские мужики. Остальные люди, боясь произнести какие либо слова, стали расходится по домам. Дед Михей, отозвав зареченских подальше от происходящего, стал с ними вести разговор:

- Хотели мы вас проводить честью, да по- доброму, но вишь каки дела творятся. Так что люди добрые не серчайте, ваши вещи при вас, лодка ждёт в машине, что уже на самом крутом бережку. Там и гостинцы и деньги, что обещал Игорич. Всё по честному. Так что как говорится, вот бог, вот порог. Скатерьтью дорожка, а у нас вишь ты теперь делов много. Не до вас люди добрые. Не держите зла, да лихом не поминайте.

Алексей, что был за старшего только и проговорил:

- Чтож мы не понимаем. Не в претензиях.  Что, что, а нам в дорогу и до дому. В гостях хорошо, дома лучше. Прощевайте, но если, что мы через месяцок заглянем, перед холодами.

- Милости просим. Завсегда рады. А теперь прощевайте люди добрые.

Зареченские всё ещё под впечатлением от увиденного, молчком, раскланивась с женщинами Ненарадовскими. что встречались им по дороге. покидали Ненарадовку тем же путём, по которому они пришли сюда. Дойдя до машины папы Славы. они аккуратно вытащили лодку, мотор, всё установив и спустив её на воду, опробовали. Заревев мотор показал, как  может работать хороший агрегат, смазанный и заправленный полностью. Спустив гостинцы и найдя обещанные деньги в узелках, что были подписаны, зареченские довольно улыбнулись. Папа Слава, не обманув, щедро и от души оплатил их труд в Ненарадовке. Последний раз взглянув в сторону деревни зареченские отчалили от берега, направив свою лодку в сторону дома… Звук мотора сперва громкий вскоре превратился в тихий комариный писк, а вскоре и совсем исчез за излучиной реки, отрезав и шум и тех кто его производил от событий что здесь стали разворачиваться…

В доме Фёклы Гавриловны, мама Ира, хлопотала возле ведуньи, на скорую руку были запарены травы, и мокрая повязка легла на морщинистый лоб. Пожелтевшая пергаментная кожа на лице и руках, показала, что со старухой всё плохо. заострившийся нос, больше подходил покойнику, чем живому человеку. Но тем неменее жизнь была ещё в этом теле, и это бодрило маму Иру на дальнейшие действия. Понимая, что она может и не сделать что-то, что спасёт старуху, она распустив волосы и закрыв окна и дверь. страшным голосом вскрикнула вызывая хозяина дома:

- Появись и служи!

Тёмный клубок показавшийся из-за печки, выкатился на середину комнаты, приняв вид потрёпанной куклы, изображающей старика. Ворчливый голос, был ответом на призыв:

- Не поивши, не кормивши, служить заставляешь. Не по покону это, ведающая!

Мама Ира так гневно метнула в его сторону взгляд, что сжавшийся комочек, чуть не превратился в дым. Тут же слабым голоском завопивший:

- Молчу, молчу, чего прикажешь ведьма?

- Что  с ней, и что надо, чтобы она выжила?

Домовой успокоившись и уяснив для себя суть просьбы, подошёл к лавке на которой лежала старуха и обнюхав её, проскрепел:

- Спит она, сил потратила, так что и не знаю сколь их восстанавливать придётся. А что делать, так ты усё сделала. Поить только надобно зельем через каждый час, да к вечеру бульоном куриным. Ну и ночью караулить чтобы значится душа не отошла от тела, а так всё ты сделала.

Мама Ира, уже не удивляясь ни чему и понимая, что может многое, стала говорить с домовым как со своим помощником:

- Значит так, хозяин. Ты пока всё делаешь для неё, а у нас дело ещё есть, незаконченное. Если не успеем круг замкнуть, да землю Чурами защитить, чую, завтра уже другое зло будет здесь.

Заправив волосы и накинув платок, она поспешила из дома, оставив старушку на попечение домового, что стал выполнять приказ ведуньи, даже и не посмев возразить. А мама Ира уже спешила к дому где она чувствовала её муж. Вбежав в пустующий после зареченских дом, она обнаружила мужа, что пытался, ухаживать за своим другом. Тот был бледен и дыхание его было совсем ничтожным. Казалось нить его жизни оборвётся вот вот. Действуя по наитию, мама Ира, схватив нож, что остался после зареченских, лежавший на столе, и полоснув себя по пальцу несколькими каплями влила драгоценную влагу в рот «уходящему» человеку. Потом тоже проделала и мужу, что без прекословно выполнил, пожелание жены, не задумываясь над тем что она творит. Мужчина задышал полной грудью, и порозовев, распрямился во весь рост на лавке. Выведя из дома мужа, мама Ира, добежав до дома Светы, попросила её приглядеть за мужчиной, что лежал в доме. благо и травный настой ещё был в доме и тряпки используемые как повязки не были выкинуты. Чётко и быстро описав, что нужно делать, мама Ира, глядя на молчавшего мужа, произнесла:

- Слав, зареченские уехали, подгоняй машину к деду Михею, загружайте Чуров, и сюда. Надо ещё всё успеть. Не мешкай. Времени, я чую совсем мало у нас осталось.

Поймав на улице девчонок она попросила их сбегать по всем семерым женщинам, что ещё помогали ей в тот раз когда они выкрикивали дом. Ладушка с Любавушкой устремились в дома Ненарадовок. Вскоре возле двора творилась сутолока и молодёжь, что натаскав воды, и наперегонки гонявшаяся за чёрным петухом по деревне, чуть не прозевала как подъехал от деда Михея папа Слава. В салоне у него уже лежали новые Чуры. Вслед за ним подъехал на лощадёнке и дед Михей. Разместив супругу и чаны с водой в машине, поместив там же и ещё несколько женщин, остальных разместив на телеге, все выехали к границе Ненарадовской земли.

Не прошло и часа, как они оказались возле леска где и стояли старые Чуры. Вынув из салона новых защитников, они стали готовится все к обряду. Более слаженных действий папа Слава не видел давно. Казалось что люди знали всё настолько чётко, что не было нужды, что-то объяснять на словах. Но так продолжалось до тех пор, пока он не услышал в своей голове голос жены:

- Слава, а сейчас приготовься, к тому что ты увидешь, только без эмоций.

Удивлённо взглянув на жену, папа Слава, пошёл к Чурам и совместно с прихрамывающим дедом Михеем, стал вставлять в яму первого защитника. Женщины взявшись за руки, что-то протяжно пели, поднимая время от времени руки к солнцу. Огонь вскипятив воду в котлах, забулькал весело пузырьками, и принял в свои бурлящие объятья узелок, что после каких-то слов, мама Ира опустила для появления крови природной, дабы обряд был завершён.Установив в каменную плиту Чура, мужчины принялись за второго, и женщины вновь закружились вокруг них, и второй котёл из воды, стал готовить кровь бурлящую. Мама Ира, распустив волосы, и закасав руки, вскидывая их солнцу стала просить светлых богов об защите земли и воды, людей и животных, всего что окружает их и зовётся их домом. Обращаясь к Чурам, мама Ира, схватив чёрного петуха, что связанный до времени лежал в кустах,  и взмахнув острым ножом, отправила его душу на встречу в небо к солнцу. Горячая кровь птицы, обагрила столбы, и впиталась в них. Теперь была очередь требы. Каждая из женщин подходя к котлам зачерпывала  кровь природную и выливая на Чуров произносили по одной из просьб обращённых к защитникам. Так продолжалось пока котлы не были опустошены. В последний ковшик с природной кровью, мама Ира тем же ножом, вновь порезав палец и свой и мужа, женщин и деда Михея, сдедив по несколько капель крови, разделив на обоих Чуров, и поднятая мужем и стариком на руки, вылила на самые верхушки. После этого достав из машины веники сплетённые из трав, она от того же огня, что и кипятил котлы, зажгла и окуривая всё вокруг и самих Чуров, стала обходить посолонь вокруг людей, что вновь взявшись за руки были вновь соединены в одну замкнутую цепь, в центре которой были два заступника земли Ненарадовской. После окуривания, она приказала и деду Михею и папе Славе, взять лопаты и землёй засыпать основания Чуров.  Казалось сама земля сыпалась к подножию Чуров и очень скоро Чуры стояли как вкопанные не одну сотню лет назад, а не несколько минут назад. И последняя часть обряда была вновь начата мамой Ирой. Вытащив из машины, березовые чурочки, что как факелы были розданы всем присутствующим, она первой показала пример. За ней ручейком зажигая от костра и не спеша двигались и мужчины и женщины. Обойдя трижды Чуров с факелами, они сложили их пред ними и дождавшись когда последняя головешка потухнет, все как по наитию поклонились в пояс пред заступниками.  Разогнувшись, все обомлели. Из верхушек Чуров в небо били лучи похожие на нити, что поднимаясь сплетались где-то там где их не видел человеческий глаз, но чувствовала душа.

Уставшие, они возвращались домой, солнышко закатываясь освещало их. Идущих обратно и исполнивших свой долг пред землёй и предками, пред живущими  сейчас и когда-нибудь в будущем. Отстоявших своё право пред богами на жизнь. Закрывших от зла, всех кто им был дорог.

Они возвращались победителями… И солнышко будто нимбы высвечивало над их головами. Их ждали всей деревней, и крики радости, были им наградой. Разойдясь не скоро, дети и женщины  пели от счастья песни, водя хоровод пред страшной и темной машиной, что уже не была для них страшна, и была поверженной и обездвиженной тушей животного, что неся угрозу, проиграло им настоящим хозяевам этой земли. Ночное небо и сверкающие звёзды, заставили всех разойтись по домам. Мама Ира ушедшая за ранее, сменила домового, отпустив  его за печку и принялась варить суп из курицы. что ещё час назад бегала по двору. Чугунок в печке, выплёскивал воду на горячие угли, и ругань между огнём и водой, выплывала вкусным парком в окно, что заставило папу Славу, да и детей поспешить к себе домой, на скромный ужин.  Бульон что был сцежен в крынку, занял место возле лавки с Гавриловной, а дети и муж, разделив курицу и оставшийся пирог с грибами, запивая всё это свежим молоком. Оно появилось в доме благодаря усердию Светы, что и встретила кормилицу бабы Фёклы и подоила её, и не раз уже приходила к маме Ире, предлагая помощь, а потом чего-то, засмущавшись, вновь уходившая, но не домой, а к тому, кто лежал в соседском доме, погружённый в богатырский сон. В итоге, мама Ира, не выдержав,  предложила Светлане привести к ней своих детей, а самой идти дежурить хоть всю ночь к пришлому Владимиру. Вспыхнувшая соседка, не сказав, ни слова ушла из дома и через пять минут, появившаяся с детьми  на пороге, улыбнувшаяся, чему-то своему и умчавшаяся в ночь, поставила точку в этом суматошном дне.

Мама Ира, уложив всех детей на печь, и подбросив в топку дров, налила в миску молока, а оставшееся в крынке накрыв куском пирога, унесла за печь и поставив там, тихо шепнула:

- Благодарю, дедушка. Прими не серчай.

В углу заворочалось нечто тёмное и пушистое. Мама Ира повернувшись и от усталости опустившись через несколько шагов на лавку, взяла приготовленный клубок и распустив его начал перематывать нить. Чёрный кот ведуньи был тут как тут. Мама Ира, задумавшись, стала тихо и душевно напевать, строки, что лились из её сердца, чрез алые уста:

- Баю-баю спят все дети,                                                                               Повернись на правый бок.
Только ты один не спишь.
Закрывай глаза, малыш.

Лунный лучик – озорник,
Сквозь окошечко проник,
Примостился на подушке,
Шепчет песенку на ушко.

Ой-люли, люли, люлюшки!
Прилетели гулюшки,
Сели к нам на печушку
Стали гули ворковать,
Стали деточек качать,
Стали гули говорить,
Чем детей родных кормить.
Дайте им творога,
Дайте им пирога,
Дайте им кашки,
Дайте простоквашки.
Баю-баю, баю-бай
И у ночи будет край
А покуда детвора
Спит на печке до утра.                                                                                          Ой-люли, люли, люлюшки!
Улетели гулюшки,                                                                                                Пришло время спать,                                                                                     Пришло время почивать.                                                                                    Баю-баю, баю-бай,                                                                                            Глазки поскорее закрывай.

Пропев последнюю строчку, мама Ира не заметно для себя, не смогла удержать слезу на бежавшую предательски и побежавшую по её щеке. Про себя она подумала, что не сможет вызвать древнее божество. Нет такой веры у неё как у Фёклы Гавриловны. Клубочек выпав из её усталых рук, закатился под лавку где и был атакован, чёрным котом ведуньи. Когти коснувшись волшебной нити, соединили миры, и вот уже из под лавки показался картуз, а вслед за ним и сам древний Бай. Усевшись на другой край лавки, он смотрел на ведающую, а та плакала и не замечала присутствия бога.

- Ну чего сырость разводишь, а ещё ведающая? Где тепло очага, где глоток молока? Сама вызывает. да сама же и не привечает. Вот обижусь и боле, не ходок я в ваш холодок.

Мама Ира, вытерев глаза и ойкнув заприметила божество, тут же бросилась за крынкой с молоком. божество слетев с другого края лавки оказался возле печи, погрев руки и успокоившись, он с достоинством принял крынку из рук новой ведающей. только и проворчал:

- Да раньше, ведающие были другие. Ну да то и раньше, и деревья были выше и коровы упитанней. Эх, ладно, дети уже сказку ждут, не дождутся? Али я не прав, да уже ни кто сказки,  да былички не ждёт?

Дружное «Ждём!» вызвало улыбку на лице божества, что был польщён детской верой в чудо и ожиданием мудрости что шло к ним через сказку. потому не став упрашивать себя, дольше он усевшись на лавку начал так:

- Ну, коль ждёте, получайте. Сказка у меня сегодня для вас особенна. В некотором царстве, в некотором государстве, был большой лес. И на самой опушке этого леса, жил дровосек с женой. Деток  у них не было, жили они бедно, потому и к старости почти не готовились. Однажды пошёл в лес дровосек и ндобравшись практически до середины этого леса, натолкнулся на каменные столбы, что как ворота стояли на полянке. трава вокруг той поляны была лежалая, и вкруговую она была похожа на ковёр из цветов и трав, но только нарисованных, а не настоящих. Вот выбрел на эту траву дровосек, остановился меж двух столбов, и вдруг видит, а между ними люлька стоит, а в ней дитя завёрнутое в легкую да красивую ткань лежит. Гукает, смеётся, на руки просится, не плачет, да никого не боится, а глазками ясными будто вокруг всё освещает. Обрадовался дровосек и взял он младенца этого с собой домой. жену обрадовал чудесный младенц, оставили они его у себя жить. А тот растёт ни по дням, а по часам, и вскоре такой взрослый, да смышлёный стал. Красотой и добротой всех затмив  в том государстве. Испугался за него отец дровосек и поведав о том, как им был найден сын, показал и материю и люльку в которой был найден ребёнок в лесу. Узнав что не родной он дровосеку и жене его, стал просится юноша, чтобы отвёл его в лес на то место где и найден он был. Погоревал  дровосек, но делать нечего, и чтобы спасти его жизнь, пока не добрались до него недобрые люди, отвёл он его в то место где примятая трава, да каменные столбы на поляне в центре леса заповедного. Придя туда, он обнаружил старца, что сидя у огня, читал какую-то книгу. Завидя юношу и дровосека, он отложил книгу и встав поприветствовал обоих. Поблагодарив за спасение младенца дровосека , он попросил оставить юношу у него для обучения. и если юноша захочет, то как закончит обучение, обязательно вернётся к родителям. заверенный таким образом дровосек, покинул поляну ту, а юноша остался у того старика в учениках. Долго ли коротко ли то обучение длилось, то нам не ведомо, но пришло время, и старик вытащив книгу, подал её уже не юноше, но мужчине со словами:

- Ты многому научился у меня. Ты узнал о том, что миров много, и их связывает нить. Ты узнал кто послал тебя сюда, и где твой народ. ты узнал, почему эта планета так важна для нас. Ты теперь знаешь, кого принимают за бога, и где настоящие боги. ты знаешь когда закончится чёрное время и люди, что станут мудрее будут искать тебя и эту книгу, в корешок которой вшита нить. Та самая нить, что зовётся памятью Рода. Когда придут люди, ты должен быть готов не только отдать её, но научить их пониманию сути этой книги. Я не дождался их, может тебе больше повезёт.

Сказав эти слова, старик во вспышке молнии и звуке грома исчез промеж двух камней, что как врата стояли посреди поляны, а мужчина остался ждать людей. Столетия текли, века менялись, но так ни кто и не пришёл за той книгой. Ибо человек так устроен, когда он сыт, то нет у него нужды в знаниях Родовых, а когда становится поздно, то у него уже нет сил на поиск, того леса и той полянки, на которой его ждёт старик с книгой в которую вплетена нить памяти Рода.

Рассказав сказку и полюбовавшись на спящих детей, бог улыбнулся маме Ире, и сказал, трудна у тебя будет ночь, но завтра ведунья очнётся. Вы достойны быть ведающими. Многие из нас гордятся тем, что в вас течет до сих пор наша кровь.

Поклонившись богу Баю, мама Ира дождавшись, когда он исчезнет, начала поить с ложечки не просыпающуюся Фёклу Гавриловну. В деревне Ненарадовке в эту ночь не спали две женщины, и обе они были по своему счастливы, ухаживая за теми, к кому тянулось их нежное сердце.

Сказка пятнадцатая, в которой  папа Слава узнаёт ЗЛО в лицо…

Утро всегда начало нового дня. начало новой надежды. Первые лучи солнца высветили измождённое лицо мам Иры, что всю ночь просидела возле лавки на которой лежала Гавриловна. тяжело и трудно было ей, молодой ведунье, но не отпустила она душу бабы Фёклы из тела, как та не пыталась вырваться уставшая от жизни. Стоило первым лучам солнца показаться на земле, да первым петухам пропеть свои гимны светилу, как открылись глаза старой ведуньи и слёзы покатились по её ещё желтым щёкам.

- Дочка, зачем? Ты справишься лучше, зачем ты не отпустила меня?

Первые вопросы были не связными, и потому мама Ира, тоже расплакавшаяся, только и проговорила:

- Матушка, а вы думаете, мне легко? Я пытаюсь быть идеальной женой, мамой, теперь ещё и ведающей? Сколько сил приходится мне тратить, чтобы сдерживать себя, чтобы примером быть для своих дочерей. Сколько раз хотелось мне закатить скандал, рвать и бить, но останавливая себя, я каждый раз помнила «так надо!». У меня ведь отец был военным, он воспитывал меня так, что любое испытание должно быть преодолимым. Знаешь матушка он мне всегда говорил: «Что нас не убивает, то делает сильнее, мудрее, чище». Вот отвар Фёкла Гавриловна, выпейте, а я пойду Марусю подою, пора поднимать семью. Сегодня кашу наварю им.

Поднявшись от лавки Гавриловны, она отставила опорожненный старушкой кувшин с зельем. Старуха, распробовав варево, только причмокнула губами:

- В прошлом, ведьмам надо было больше двадцати лет учится, варить такой напиток, а ты его вычитала в книге, и правильно приготовила, только на глаз всыпая травы?

Мама Ира удивила старуху ещё раз за утро, ответив ей:

- Матушка, я в книгу не заглядывала, просто представила что нужно сделать, чтобы тебя спасти, вот всё само под руки и попалось. Да ещё и домовой, после вызова подтвердил, что всё сделано правильно, потому и не опасаясь тебя поила всю ночь, чередуя с куриным бульоном.

- Не ошиблась я в тебе дочка. Природная ведунья. Это так редко сейчас. А тут вся семья такая необычная. Да к добру приехали вы на землю эту.

Мама Ира выслушав старуху до последнего слова. согласно кивнула головой и отправилась доить кормилицу, с полным подойником вернувшись в дом, она заметила , что старуха уже пыталась встать, но силы были ещё малыми и потому, всё что она смогла так это сесть на лавку, не двигаясь по дому. Разлив молоко по крынкам, она начал варить в чугунке кашу, из пшена, что привёз папа Слава из города. Дух вскипячённого молока, а потом и преющей каши, волнами разливался по дому, просачиваясь в окна, заставляя соседских собак грустно тявкать, в осознании, что им-то такая вкуснотища не перепадёт. Вся семья мамы Иры поднялась без лишнего напоминания. Папа Слава, наметивший себе уже работу, вскорости ушёл из дома Гавриловны, в сторону деда Михея. Там они обговорив первоначальный план, отправились на поля, где уже колосилась рожь, и на следующее поле, где поспевала пшеница. Окинув масштаб работы, папа Слава, почесав в затылке, только и проговорил:

 - Всех кто сможет работать на поля бы выгнать, да после вчерашнего, надо бы дать хоть денёк другой отдышаться людям.

- Правильно говоришь Игорич, да только не учитываешь, что ещё день другой, и посыплется из колосьев зерно. Сегодня ужо надоть, чтобы успеть.

- А там что?- папа Слава обратил внимание на поля что были за колосящимся золотым сокровищем.

- Там землица отдыхает до другого года. С этого урожай собрать, солому высушить, по хозяйски всё остаточки на энтих полях выжечь, чтобы землица пеплом насытилась. А уж на следующий год эти земли засевать, после вспашки. Так уж мы давно порешили, ещё колхоз только развалился, да мужики умные оставались в деревне, вот мы ни чего с тех пор не меняем.

Объясняя папе Славе, дед Михей, своим прокуренным пальцем не только показывал объём работ, но и давал элементарные знания по земледелию.

- Надоть идти к супружнице твоей, пусть баб собирает. И мы серпы подточем, да боги дадут, сегодня до вечерней зорьки и управимся. Дети что постарше сподмогнут, так что пошли Игорич, в деревню пора инструмент нам готовить, а остальным место готовить.

- Что значит место дед Михей?

- Ох, Слава всё забываю что ты городской. Ну сжал ты колосья, а дальше что? Правильно, их обмолотить надо, высушить, в муку смолоть, да в лари засыпать. Часть понятно до следущего года сохранитьт, чтобы было что в землю положить значит.

Не стал спорить со стариком папа Слава, мысли его уже были в деревне, и направлены они были, на то чтобы убрать с улицы машину на которой вчера приехали Владимир и его непонятные охранники. Вернувшись домой в деревню из полей, мужчины разошлись. Дед Михей кликнув детвору, что носилась по улице в играх, наказал всем чтобы бежали до домов и сносили к нему весь инвентарь для правки и заточки. А папа Слава открыв ворота дома, где лежал его друг, начал забираться в машину, что бы загнать её во двор, рассудив, что техника не виновата, и уничтожать её не надо, можно и ей применение найти. Но стоило ему сесть в машину, как все двери чудо машины оказались заблокированы. Попытавшись открыть их, папа Слава невольно обратил внимание на лобовое стекло, где была прилеплена качественная фотография мило улыбающегося старика, но у которого вместо человеческих глаз, были глаза рептилии. Соединив свои глаза с глазами на фотографии, папа Слава впал в ступор. Казалось фотография была живой и притягивая тянула все силы из мужчины…

Мама Ира, после того как прибежавшие дочки пересказали послание деда Михея, вновь взяв книгу стала готовится к обряду, и не обратив внимание на ёкнувшее сердце, в разговорах с бабой Фёклой, стала переодеваться под её чутким руководством, чтобы всё было так как и заведено на этой земле.

женщины быстро организовавшись, стали сносить к дому деда Михея инструмент, он его править, и буквально через час все способные к работе, уже отправлялись в поля для уборки. Казалось, что ни кто не видит, что происходит в машине с мужчиной. Его остекленевшие глаза, впитывали информацию, что шла от фотографии…

Начавшаяся жатва отвлекала все силы, собрав первые снопа, мама Ира как и положено украсила их лентами и торжественно водрузив их на телегу отправила с дедом Михеем, чтобы довёз их до дома Фёклы Гавриловны. Потом, по совету оставшейся дома Гавриловны она взяла в руки ковш с просом,  подняла его  к  небу  и произнесла:

- Род и Велес, Мать сыра земля и Макошь. Предки наши, суть боги наши, те, которые снабжали нас пищей, снабдите  и  теперь  нас ею в изобилии!

Потом высыпав это ковш возле места, где был сжат первый сноп, она сама взялась за серп, и глядя на ловкие движения Ненарадоских женщин, стала повторять за ними движения. После первого поля, помня наставления бабы Фёклы, мама Ира последние колосья не сжала а завязала узлом, при этом пробормотав сакральные слова, знакомые всем ведающим:

- Велесу на бородку.

Потом разогнувшись и увидев возвращающуюся телегу деда Михея, схватилась за сердце. Чувства беды, не оставляло её, теперь ни на один миг, пока телега не остановившись возле неё и дед Михей, тихо, что бы не напугать всех остальных жнецов, произнёс:

- Беда дочка. Славка закрылся в машине, и ни чего не слышит и не видит. Пора возвращаться тебе в деревню, пока поздно не стало.

Повернувшись в поле, мама Ира глазами искала Наталью. Плотная и ширококостная фигура женщины, выпалывая целые полосы с колосьями ржи, и скручивая их сразу же складывала в снопы. Почувствовав что кто-то ищет её, Наталья разогнувшись увидела плачущую маму Иру, и через всё поле отправилась к ней:

- Что за беда, сестра?

- Наташ, мне придётся вернуться в деревню, а вы начинайте потихоньку свозить снопы в деревню. Там уж знаешь ведь что делать, не кому мне поручить последнюю косичку сделать, так пусть будешь ты, сестра.

- Ладно, всё справим с богом и верой. Не кручинься, поезжай, коли так надо.

Телега с мамой Ирой, поспешила вернуться в деревню. Возле чёрной машины уже хлопотала Гавриловна, но папа Слава сидевший за рулём, ни каким образом не реагировал, на происходившее извне машины, что стала его ловушкой. Мама Ира слезая с телеги и убирая слёзы с глаз, отправилась к машине спешным шагом и увидев Гавриловну, только и спросила:

- Как ты матушка? Зачем встала, меня не позвала?

- Ох, дочка, беда пришла. Ведь предупреждал нас Бай, да не поняли мы его. твой муж, совсем не живой, кажется и не дышит вовсе. Вот посмотри, и грудь не движима и глазами не поводит.

Мама Ира обойдя странную машину вокруг, заметила возле верстака, что прикреплён был к стене ограды, валяющийся и бесхозный молоток, интуитивно подняла его и подойдя к водительской дверке, с напором ударила по стеклу. Пыль мелких осколков осела через несколько мгновений, но даже это не пошевелило папу Славу, не заставило зделать его хоть какое-то движение. Проследив за взглядом супруга и заметив, что он упирается в фотографию на стекле, мама Ира выдохнув, резко всунула руку в кабину и выдернув фотографию, вытащив руку, криком крича, бросила её на землю. И если до земли летела простая карточка, то при опускании на землю, фото превратилась в змею, что пытаясь извиваться норовила заползти под машину от солнечных лучей, что причиняли ей беспокойство. Всё ещё держа молоток в руках, мама ира, выронила его из ослабевших пальцев. Потеряв связь с человеческой рукой, молоток упал, и по стечению обстоятельств, придавил голову змеи, что пыталась укусить стоящих вблизи нее женщин. Из под черенка молотка, дернув хвостом, гадина успокоилась. И тут же вонючий дым, повалил от сгорающей гадины, всё происходящее заняло несколько секунд, но запомнилось на всю жизнь маме Ире. Позади на её плечо легла старческая ладонь Гавриловны и её голос, произнёс:

- Ни чё дочка, эко ты её ловко приложила.

Из кабины раздался вздох и недовольное ворочанье засидевшегося тела молодого мужчины, а уж затем и хрипловато скованный голос папы Славы:

- Кажись закемарил, о как. Сколь же я спал?

- Ты бы сынок совсем не проснулся, кабы не твоя жена.

Голос Фёклы Гавриловны заставил, папу Славу подпрыгнуть на водительском кресле, стирая остатки неподвижности с лица, папа Слава обратил внимание на то, что вся рубаха его покрыта стеклянной крошкой.

Отворив дверцу заколдованной машины, и выскочив на свет, папа Слава увидел, как две женщины поддерживая друг друга отправились в дом по соседству. Сообразив, что дом это Гавриловны, папа Слава отправился вслед за ними. Умывшись водой, что нагретая на солнце, блестела в кадушке на улице, он посвежевший вошёл в дом.

Женщины говорили тихо о чём то своём и прошедший мужчина, усевшись на лавку, только прервал их разговор на минуту.

- Мы ведь всё успели Фёкла Гавриловна. И Чуров поставили до заката, и даже одного из тех странных в дом соседский внесли. За ним присматривает Светлана. детишки её с нашими ещё утром убежали играть. ты почитай и не разглядела их. А вишь ты моя вина, не послушалась сердца, нет чтобы вспомнить где муж мой? Так стремилась людям помочь, что чуть сама одна не осталась.

- Ну этого то ты касатка теперяча не дождёшься. Вы теперь этой земле принадлежите, она вас и защитит и накормит и от беды оградит. ты чего думаешь, супружник смог столько под чарами бороться. Не ужто думаешь, что силы ему человеческих хватило бы?

Папа Слава кхеканьем прочистив горло, показал, женщинам, что не дело обсуждать его в его же присутствии.

Фёкла Гавриловна метнув взгляд в мужчину. строго спросила:

- Ты чего в неё полез? Этоже какую пядь надо иметь в голове, чтобы  в вещь пропитанную злом, добровольно сесть? У тебя хотя бы чувство ответственности за семью сыграло? Нет, герой нашёлся. А если бы не жена твоя? От меня старухи уже толку ни какого. Чтож ты так по глупому-то в ловушку попался?

Папа Слава смотря на женщин замороженными глазами, только и мог сказать:

- Да будто кто-то подталкивал. Помню, как думал о машине, даже примеривался, как там за рулём себя чувствуют. Потом дверку как открыл, как на сиденье сел помню, а потом всё. Как отрезало…

- Ну это то как раз касатик, мы сейчас всё и узнаем, чего у тебя там отрезало.

Баба Фёкла уверенно подошла к мужчине и большим пальцем правой руки надавила ему посреди  лба на только ей видимую выпуклость. Папа Слава, замерев и вытянув руки вдоль тела, продолжил свой рассказ:

- Я встретился с глазами и потерял контроль. Это были глаза самого Зла. Тот, кто был на фотографии живёт уже очень долго, и он, по какой то причине интересовался всем что происходит именно здесь. И почему то интересовался какой-то глиной, мол, по цвету, она белая, а  стоит её приложить к телу становится красная. Я пытался что-то понять, но мне шли какие-то картинки. Перед глазами шла очень древняя война драконов и людей. Солнца и Луны. Жизни и смерти. Показал он мне и свою победу, и заставлял меня склонится перед ним, обещая власть над людьми и землями, только я не мог понять, что-то внутри меня отталкивало его слова. А он вновь посылал картинки как люди и рептилии сходились в браке, и как появлялись потомки их, что становились для людей богами. Не принимала их только одна земля, и это была наша земля. Он называл себя Дерсом. Мастером Дерсом. Я так и не понял, толи ему около тридцати тысяч лет, толи он помнит, как было человечество завоевано тёмными в это время. Он мне показал, как  рептоиды тщательно скрывают своё присутствие на Земле. Показал какие-то пирамиды, скрытые другими пирамидами, и предложил мне одну из них. Кровь вскипала у меня в жилах, а он хладнокровно улыбался и пил из меня энергию, как воду из родника. И ещё что меня поразило в его образе, это не только глаза что становились иногда непрозрачно чёрными, но пальцы на руках, их было шесть. И на одной руке и на другой. Он, говоря со мной казалось, протягивал их ко мне и становилось мне от этого холодно и мрачно будто демон смерти уже забрал мою душу, решая куда бы её поместить. И видел я созвездие Ориона, и всплыло только одно имя – Охотник, и вот тогда когда уже казалось, этот охотник совсем растоптал меня, вдруг свет проник между нами, и всё пропало.

Мама Ира сидела не шевелясь слушая рассказ о видении своего мужа, Фёкла Гавриловна  же, стоило закончить своё повествование папе Славе, только и произнесла:

- У нас в народе звали  их Чёрнобогами, иных Кощеями, иных и просто Ящерами. Значит, глина им наша понадобилась. Но от куда они могли узнать о ней, ведь о том что она у нас здесь хранится в матушке земле, знали только очень испытанные люди?

Мама Ира осмелившись на вопрос, спросила:

- Уж не тали это глина, что позволяет изготовлять кровь природную?

- Да дочка, и стоит в ней им искупаться, как серая их кожа будет подобна нашей, и уже ни кто не отличит их, а значит  и править будут они здесь. Ты думаешь почему такая ненависть к нам? Да потому, что земля наша, богами была так щедро наделена, что и сама стала богиней, и все живущие на ней стали её детьми. Стоило несколько поколениям прожить на ней, не мог он больше злу служить. Но так было раньше, пока любовь к ней была у людей, а теперь, забыли о том люди. Вот и появились вновь ящеры. Да дела…

Папа Слава, всё ещё находящийся под воздействием, того что он вспомнил, резко вскинул голову, на пороге стояла соседка Света, и с ужасом осматривая всех, трясущимися губами пыталась выговорить:

- Володенька, очнулся, но какой-то он страшный. Я боюсь его!

- Не кричи дочка, пойдемте все глянем на него. Авось чего нового узнаем. Только сейчас вот возьму эту крынку, в ней настой целебный, а там как Род сочтёт.

Приговорка бабы Фёклы отвлекла всех от мыслей. Она же подойдя к печи и открыв заслонку вытянула  сосуд с какими-то тремя ручками что ранее ни кем не был виден.  Был извлечён  он быстро и ловко, мама Ира помогла его нести старушке, что уже направлялась к двери. Папа Слава тоже пошёл из любопытства. Не сбавляя шага, он двигался всё ещё как в тумане, но чёрную машину всё таки обогнул, и ворота закрыв. оставил её вне ограды, решив что пока баба Фёкла не даст команды, он к этой страхолюдине и не подойдёт. Взойдя на крыльцо, и открыв дверь, он замер, перешагнув порог.

Три женщины подняв за ручки сосуд из которого валил дым и запах трав кружил голову, держали его над распростёртым телом его друга Владимира.

Тот казалось, опять спал, только пена в уголках его губ говорила, что он сейчас был не столько во сне как под воздействием волховских чар, исходящих от очень сильных ведуний.

Шепча какой-то заговор, баба Фёкла, опускала и поднимала несколько раз сосуд, а потом, совсем опустив его на уровень груди Володи, стала при помощи женщин вливать всё содержимое сосуда в горло мужчины. Травяной сбор, пузырясь, вливался в его рот, и мужчина на глазах просто оживал. Стоило последним каплям достигнуть своей цели, как мужчина открыл глаза и спросил:

- Кто я? Что я здесь делаю? Кто вы? Что вы тут делаете?

Сев на лавку Владимир от слабости покачнулся. Баба Фёкла подняв руки к его голове,помассировав виски инажав ему посреди лба на точку что была одной ей ведома, проговорила:

- Ты милок сам сейчас всё вспомнишь, и нам поведаешь, кто с тобой такое сотворил, да зачем приехал на землю эту.

Мужчина после рук Гавриловны пошёл пятнами, затрясся но слова помимо его воли стали изливаться не контролируемым потоком:

- Учитель Дерс, сказал, чтобы я был здесь. Здесь чисто и есть кровь земли. Здесь скупить нужно всё для учителя. Люди это шлак, учитель приобщит меня к высшей расе, и я стану новым владыкой, моя самка высидит яйца и родятся боги, что будут владеть землёй этой.

Внезапно из рта мужчины стала выползать змейка, чёрной лентой, извиваясь по его груди она старалась избегать взгляда людей. Шлепнувшись на пол, она оказалась под пятой у  старой ведуньи, что сразу же наступив на гадину, оборвала жизнь тёмной сущности. Вонючий дым, и чёрная пыль осталась на полу. Все замерли, а мужчина казалось очнувшись теперь до конца, стал дико озираться. Его рот в судороге. пытался сказать что-то. пальцы нервно тыкали в сторону папы Славы, и мычание закончилось тем, что на лице мужчины выступили слёзы бессилия…

Баба Фёкла отойдя от Владимира, обратила своё внимание на кувшин с водой, что оставался ещё от зареченских, и поднеся его горемычному только и сказала:

- Испей водицы, голос восстановишь, да и нам будут интересно что ты теперь скажешь.

Глотками, захлёбываясь, и судорожно глотая. Владимир заливал внутри себя пожар. Почувствовав облегчение после последней капли, он стал кашлять и из его уст, стали сыпаться маленькие змейки, стараясь быстро уползти в теневые места дома. тут уж не плошал ни кто, все стали давить змеиное отродье ногами, остервенело уничтожая погань, что сидела в живом человеке. Когда был уничтожен последний змеёныш, мужчина вновь упал на лавку и затих, будто и не просыпался он вовсе.

Фекла Гавриловна, выведя всех из дома, тихонько прикрыла дверь и отойдя от жилья на порядочное расстояние, прошептала:

-Чую, не последний подарок нам от Ящера это. Ох, сынок, тебе ведь придётся с ним воевать биться рататься, попомни моё слово. Не оставит Зло нас так просто, не оставит, готовится надо.

Потом переведя взор на Светлану только и сказала:

- Тебе дочка, достаётся самое сложное. Не волховского ты рода, а здравницей будешь. Выходить надо человека этого. Сейчас варева наготовлю, на долго должно его хватить, будешь в воду добавлять, да ему пить довать. Слушай всё что скажет, да нам пересказывай.

Потом отведя взгляд от соседки, и не глядя на маму Иру, с надрывом проговорила:

- А, тебе ведающая, сверх человеческое предстоит. Если не научишься оборачиваться в личину звериную, да не приготовишься к битве, все здесь останемся, косточками в землю сойдём. Знаю, что носишь дитя под сердцем, знаю, что кудеса такие нельзя тебе, да больше не кому. Потому не велю, а прошу от всего народа. Твой это бой ведунья, и твой сынок, да и этого пришлого, если вернём его к человечьей жизни. В троих то должны  встать на порубежье меж Светом и Тьмой. Так- то детки дела завернулись.

В деревню влетала протяжная песня уставших женщин спешащих домой с жатвы. Дед Михей, с инвентарём уже въезжал на деревенскую улицу, когда четыре фигуры, вновь вошли в дом Гавриловны и в окнах загорелся свет ярче солнечного. Светило, утомившись, шло за горизонт на отдых. И потому дом Фёклы был ориентиром для возвращавшегося в деревню стада коров, что шло практически сразу за умаявшимися  на полях женщинами.

Дети прекратив свои бесконечные игры потянулись по домам, причём дети Светланы «по протоптанной дорожке» шли не к себе домой , а в дом бабки фёклы, будто им там мёдом было намазано, как говорили по этому поводу деревенские женщины. Влетев гурьбой в дом, они увидели серьёзных и важных взрослых. потому тихонечко пройдя до лавки уселись, дожидаясь своего час, что бы поужинать, да растянуться на красавице печке, что уже звала их всех свои теплым боком. Баба Фёкла занявшаяся приготовлением варева, отпустила пока молодых женщин, управится с кормилицами. Обе вышли и пропали в сарайках, гремя как и остальные жительницы Ненарадовки подойниками. Потом встретив кормилиц и обмыв их нагулянные вымя, приготовились получить самое чудесное явление в этом мире. Парное, чистое, белое чудо, что не встретишь в городе, но здесь которого было в достатке и звалось оно просто и понятно для всех –молоко.

Подоив своих коровушек, женщины занялись своими делами по домашнему хозяйству. Дети укладывались спать и им снились сказки что в течении дня им рассказывали их новые подруги Ладушка и Любавушка.

Сами же героини Ненарадовских детей сейчас умывшись вместе со Светланиными детьми, хлебали молоко и заедали его  вкуснейшим малиновым вареньем с лепешками. Наевшись и почувствовав тяжесть, они потянулись на своё место, папа Слава на своё, а вдверь уже входила соседка Светлана, в новом платье. Бабка Фёкла увидав женщину в таком виде, только улыбнулась одними губами, не приминув съёрничать по стариковски:

- Эх, девка, тебе сказано было выхаживать человека, а не подолом у него возле носа крутить. Али я чего про это говорила?

Светлана смутившись и зардевшись как юная девчушка пойманная с мамкиной помадой, пролепетала:

- Меня Лучинка изгваздала, зараза рогатая, вот первое что попалось под руку то и надела.

- Ой, мамка кака ты красавица.

С печки раздался голос её сына Кирюхи.

- Да мамка, как прынцесса- подытожила дочь Маринка.

- А наша, в животике братика носит. – проговорила Любавушка, в пику друзьям.

- Ой, правда, подруга? – глаза Светланы зажглись истинной женской теплотой.

- Так вроде уже о том бабушка Фёкла говорила сегодня.

Соседка, засмущалась ещё больше:

- Ой, а я и не слышала, задумалась как-то.

- Задумалась она, как же. Замечталась о прынце.

Съязвила вновь по доброму Гавриловна.

- Да – внезапно вырвалось у Светланы, так и не научившейся сдерживать свои потаённые мысли.

- Так вот зелье и кыш отсюда, пока не осерчала я на тебя.

Баба Фёкла разыгрывая недовольство, подала полную крынку сваренного зелья, и покачивая головой, казалось про себя пробормотала:

- Кудысь катится этот мир? У самой два хвоста, а она тудаж женихаться вздумала?

Светлана как ошпаренная выскочила из дома с крынкой заветного варева, и через несколько минут уже была возле дома, где лежал, тот, что уже смутил её женское сердце и затуманил мозг, даже ни чего не делая для этого, Володя. «Её Володечька» - как она его называл про себя.

Войдя в дом  и сориентировавшись, она выставила зелье на стол и стала искать свечу и спички. Потом передумав зажигать сразу огонёк, она присела возле него, прислушиваясь к его дыханию, ровно на минуту, потом резко встала. вспыхнувшие щёки казалось, пылали даже в темноте… Мужчина вёл себя спокойно пока…  Накапав в воду принесенного лекарства, Светлана, аккуратно стала поить мужчину приподняв его голову, и ласково прижимая её к своей груди, от чего замирало сердце и нежно кружилась голова. Ковшик был выпоен и опустив мужчину, она стала его разглядывать в лунном свете и поняв, что хочет видеть его лицо, зажгла свечу, что стала бросать тени на углы дома, проявляя образ Владимира на всём, что отбрасывало тень в доме. Мужчина был мельче чем папа Слава, и как-то поджарестей. скулы его выдавали упрямого и гордого человека. Поседевшие виски и маленькая родинка на шеке делали его обманчиво беззащитным и с тем же таким притягательным. Светлана, присев рядом на табурет, возле лавки, стала смоченной тряпицей, вытирать высокий лоб, любуясь завитушками на висках мужчины, что спал…

В это время, баба Фёкла сматывала уже волшебный клубочек, заводила протяжно призыв к древнему божеству:

-  А баиньки-баиньки!
Внученьки маленьки
Поехали к бабиньке,
К бабиньке в деревню.
- Бабинька старéнька!
Что нам покажешь?
- Ступу, лопату,
Корову рогату,
Овин с овсом,
Жеребца с хвостом,
Петуха со шпорами,
Ворота с запорами.

А баиньки-баиньки!
Внученьки маленьки,                                                                                      Глазки закрыли, на бочок повернулись.                                                              На бочок на правенький.                                                                               Баиньки баиньки по-баеньки.

Вспышка света озарив комнату и печь, явила вновь древнее божество Бая, что появившись вновь после вызова старой ведуньи, с лукавой улыбкой выпив молока, стал смотреть на огонь, да греть бока. Потом повернувшись к детям, что восторженно смотрели за ним, проговорил:

- Да дети, горжусь я вашими родичами. трудно им сегодня было, да справились. а потому расскажу я и им и вам таку сказку. Авось сгодится.

В одно далекое царство-государство, что стояло на трёх реках, однажды приплыл корабль железный под парусами чёрными. И корабль тот был страшен и необычен, но встретили его люди без злобы. Когда же вышли из корабля того народ необычный, поразились им те кто встречал их. Были они только чуть по виду схожи, да стояли на двух ногах, а обликом были черны и лицом страшны. Вытащили они мечи необычные и напали на людей, что зла им не делали. Дошли до дворца царского, да и повергли его во прах. Сами стали править народом и страной той. Брали себе в жёны только красавиц, и так продолжалось столько времени, пока не узнали о том жители других стран, и стали они войсками идти на помощь людям в страну ту. За жестокость и злобу пришлых тех прозвали - драконами, и каждый витязь мечтал сразиться с ними. Но не все могли выдержать бой с идолищами двуногими. Лучшие богатыри погибали в схватках со страшилищами, но вот казалось бы и выбили всех, ан нет. Остались после них наследнички, что научились людям глаза отводить, так и разбрелись они по белу свету, стараясь везде, где появлялись власть захватывать, да царских дочек и отроков, прельщать.  Вот один такой появился далеко на севере, в другой стране, что и слыхом не слыхивала о драконах, и стал там очень быстро царём. Вздрогнул народ, что всегда был почтителен к тому, кто правил им мудро и справедливо. Стали богатыри жребий кидать, кто биться пойдёт с тем, кто царский трон захватил. Много богатырей в той брани сложили буйны головушки,  но одному свезло. Испросив силы у богов предков своих, богатырь тот рубился три дня и три ночи с чудищем сильномогучим, и победив его  упал без сил, в чёрной крови поверженного ворога по локоть замаравшись. Уснул он сном беспробудным, и снится ему, будто сходят к нему предки его и говорят:

- Зачем же ты добрый молодец, уснул. Кровь нечистую не смыв с себя, сну предался. Ведь проснувшись, ты сам страхолюдом станешь.

И проснулся богатырь, да не узнал себя, вместо рук ног – лапы, вместо лица, кожана маска с глазами страшными. Глянул он на руки, что меч держали, а на них  по шесть крючковатых отростков с когтями аршинными, глянул он на ноги, а на них как у лягушки перепонки. Попробовал он говорить, а из пасти один рык раздаётся. Испугался он в таком виде на люди показываться, и ушёл в горы высокие. Народ же погоревав о богатыре, зажил счастливо и беззаботно, пока другое идолище в землю к ним не нагрянуло. Тогда-то старики и вспомнили об ушедшем в горы богатыре, да и отправили отряд молодцев за ним с просьбой, прогнать чудовищного дракона с земли родной. Выслушал их бывший богатырь, да и пошёл за ними. Хоть и был он в шкуре чёрной да железной, но сердцем был непорочный. Пришли они в царский дворец, а там плачь и горе стоит. Увидала царска дочь бывшего богатыря, хоть и боязно ей было, но подошла и ленту алую на лапу страшную повязала. Покатилась из глаз его слеза чистая, понял он что и жизни не пожалеет ради девицы красной, да земли родной. Вышел он в чисто поле, а уж там его супротивник дожидается. Схлестнулись в сражении том два чудища, рвали они друг друга, так что хлестала кровь из ран как родники. Три дня и три ночи была битва та.  Земля от огня и от крови почернела вся. И под конец упали  оба на поле бездыханные. И к тому, что был когда-то богатырём, подошла царская дочь, признав его по приметочке, и слезами омыла раны его, и косами своими перевила их. Поцеловала его в страшные да  и истерзанные уста, глядь,  уже не дракон пред ней, а добрый молодец. Забилось сердечко ретивое, у царской дочери, а молодец открыл глаза и вздохнув произнёс:

- Ты спасла меня от шкуры звериной избавив. Люба ты сердцу моему. Пойдешь ли за меня красавица?

Не ответила богатырю царская дочь, только голову ему на плечо склонила.

Закопали люди в поле останки идолища, не касаясь его крови чёрной, чтобы самим не стать драконами, да честным пиром и за свадебку сели. Долго пированье было то, по всей земле весть раскатилась. Жил  тот богатырь долго и счастливо, а на землю ту северну входа больше не было драконам, так как уразумели, что секрет их отворен и не полно им здесь места для разгулья.

Спрыгнув с лавки, древний бог Бай, скинул картуз, и склонив голову пред ведающими, проговорил с гордостью:

- Истый люд здесь живёт. Кровь богов в них течёт. Бывайте ведающие.

Растворившись во вспышке света, бог исчез из вида, а на его месте из ни откуда упав на четыре лапы появился чёрный кот Гавриловны.

Баба Фёкла улыбаясь, подошла к маме Ире и пожав ей ласково руку, промолвила:

- Давай спать дочка, завтра будет день, будет и пища, как для ума, так и для тела. В деревне Ненарадовка все спали, кроме одной женщины, что стерегла покой пришлого.

Сказка шестнадцатая, в которой пришлый Владимир становится своим…

Неспешно летели дни в Ненарадовке. Вот уже и зерно было собрано и овощи справлены и лесными дарами запаслись деревенские женщины. Папа Слава, только и успевал мотаться в город, то за стеклянными банками, то отвозил женщин на рынок в город, обычная и рутинная жизнь, казалось перечеркнула все события происходившие до этого. Владимир поправлялся, и вскоре вспомнив практически всё, проводил очень много времени в окружении Светланы. Та став ему и заботливой. и просто хорошим другом, раскрывала пред ним прелести деревенской жизни. Долго гуляли они и разговаривали вечерами на берегу спокойной речушки Сурожки, дети Светланы уже пообвыклись к присутствию мужчины в их доме, да не смотрели такими зверьками затравленными.  А уж после того, как дядя Володя, смастерил игрушку для Кирюхи, а для Маринки привёз из города куклу, так их и оттащить нельзя было от него. При этом дети чувствуя, что взрослые общаются без фальши, всё чаще стали рассматривать Владимира как кандидата к себе в отцы. Как мужа матери, они его пока не рассматривали, так как не было свадьбы, а это как говорил дед Михей «не порядок». Всё чаще молодые семьи засиживались вместе уже после вечера в доме у Гавриловны, споря и выстраивая планы на дальнейшую жизнь. И выходило по тем планам, что в следующем уже году, на месте Ненарадовской деревеньки будут выправлены дома что покосились без мужского надзора, будут пристраиваться дома тех кто приезжать будет сюда жить, выстроится школа, и откроется клуб. Власти кроме как народное собрание, не будет. Всё решать сходом, каждый должен понять, что от его решения и будет зависеть дальнейшее мироустройство пусть даже на таком маленьком клочке земли русской. К холодам решено было закупить обновки всем жителям деревни. Кому что требовалось, тот бы и получил. Так как на этом настаивал Владимир, то ни кто особо и не был против. Но всё таки решено было это обсудить с обчеством, составить списки и выделить день для поездки в город на ярмарку, что вскоре должна была развернутся. Баба Фекла практически не вмешивалась в разговоры молодых, но нет нет да и вставляла своё веское слово. Ей отвечали уважительно и старались убедить в своей правоте. За это время, практически вся Ненарадовка была обеспечена светом, так как Владимир, связавшись со своими друзьями в городе вызвал огромный грузовик с материалами и рабочими, что в течении трёх дней установили и солнечные батареи и спутниковые антенны и даже установили беспроводной Интернет. Всё было хорошо, но где-то на заднем плане всё ещё висела тень мастера Дерса. Нет нет да и возвращались они к этому вопросу. Мама Ира, чтобы сохранить книгу, подаренную ей Фёклой Гавриловной, стала набирать знания, что хранились в ней в тот самый компьютер, что привёз когда-то из города папа Слава. У неё получалось справно, и сама читала, запоминала многое, и детям своим как она считала, могла потом многое открыть, да сохранивши передать. А уж когда подключила она свою машину да вышла в глобальную сеть, так и вовсе обрадовалась, что есть возможность общаться с такими же как она. Только не обрадовало это папу Славу, который не раз убеждал её, что в сети много обмана и просто грязной информации. Мама Ира соглашалась с ним, но продолжала общение с мнимыми ведьмами да колдуньями, что могли якобы и через экран монитора, магичить и кощюны творить. То было время отдыха, от забот  в приготовлении к зиме долгой. Однажды вечером сидя и обсуждая очередное приобретение для деревни Ненарадовки, в разговор вмешалась баба Фёкла, что до этого как раз начищала свой необычный сосуд, на котором были выгравированы всякие только ей понятные символы, словами:

- Всё-то хорошо, но вот завтра праздник Рода, кто его проводить будет. Кто пред предками нашими ответ за жизнь в деревне держать будет? Надобно и сход провести, и главного выбрать, да и определится как зимовать предстоит, когда на выпас коровушек в следующем году выгонять, как земельку к зиме готовить. Да и так вопросов много.  А то вы всё о большом, а кто о малом помнить будет?

Папа Слава переглянувшись с дядей Володей, как теперь называли нового пришлого в деревне, обмолвились, что завтра и организуют и сход и праздник.

Выйдя в ночь оба мужчины пытались собрать мысли  и рассуждая здраво, определится кто и за что отвечать будет.

- Тебе в город нельзя, там этот упырь может тебе встретится, и всё твоё излечение коту под хвост.

Начал говорить папа Слава.

- А что ты прикажешь мне делать? Совсем замуроваться здесь и носа не высовывать? Это знаешь ли совсем улиткой так не долго стать.

Ответил ему дядя Володя.

- Да хоть черепахой.  Лишь бы выправился ты. Не горячись. Землю, права Гавриловна надо к зиме приготовить.  Ты машину свою сможешь вместо трактора использовать?

- А чего, был у меня уже разговор с дедом Михеем. Запросто. На колеса одену цепи, плуги у него ещё с колхозного времени запрятаны от мародёров что за черметом охотятся. Так что завтра по утру, запрягёмся и перепашем всю землицу. А ты?

Папа Слава задумчиво смотрел на свою жёлтую красавицу, которая стояла во дворе и ждала  своего часа.

- Ты знаешь, наверно завтра возьму я с собой Ирину да она прихватит двух трёх женщин, рванём в город, возьмём там кому чего надо, да людям и раздадим. Хотелось мне конечно книг прикупить, со следующего года хочу попробовать и программу составить, чтобы детей учить, да и того же Гаврюшку понатаскать, чтобы поступил если захочет через Интернет поучится куда сердце пожелает.

- Подожди Слава, какой учить, какой поднатаскать? А кто деревней управлять будет? Ты же знаешь, без хозяина, пусть даже на бумаге, нельзя. Сейчас время такое.

- Не моё это. Нужна помощь, пожалуйста, нужен совет, да за ради всех богов, нужно что ещё, только попроси. Но власть не моё Володя. Так что если хочешь, я за тебя людей буду агитировать.

- Только собрался Светлане делать предложение, а ты меня вот так, ещё и другом называешься?

Володя задумчиво почесал затылок, пытаясь совместить открывшиеся перспективы с теми жизненными планами, что у него были уже намечены.

- Одно другому не мешает. И её в глазах людей поднимешь, и дети не сироты будут, И тебе прямая выгода, вбухивать свои денежки будешь в землицу матушку, да в людей, что добром тебе ответят, да памятью светлой.

- Ты так говоришь, будто завтра мне помирать время придёт.

Владимир попытался всё свести к шутке, папа Слава не поддался и горячно возразил:

- Думать надо о будущем так, будто осталось два вздоха, а дел ещё много успеть надо. Станем такими как дед Михей, и тогда нужно будет думать. Вот тогда и почет, и уважение потомков будут.

- Наверное ты прав. Ну что ж давай значит так и порешаем. Пусть сегодня дети у тебя Светланы заночуют, поговорить мне надобно с ней, все точки расставить. Даст согласие, так заодним и всё что надо к свадьбе приглядит да прикупит, по своему выбору. Деньги вот на карточке. Возьми, доверяю тебе как брату. Знаю, что не обманешь.

Протянув пластиковую вещицу, Владимир остался на крыльце, дожидаться Светлану, а папа Слава отправился в дом, готовится к завтрешней прогулке в город. Вставать ему завтра предстояло рано.

Прошла ночь, а за ней наступило хмурое утро. Солнышко уже не радостно вплывало на небосклон, давая всё меньше энергии для заряки солнечных батарей. Папа Слава проверив машину, и выгнав её за ограду, как он делал теперь всегда когда надо было выгонять кормилицу в стадо, стал дожидаться когда выйдет мама Ира, и отправится за подругами. Обговоренное ещё вчера надо было выполнять, и потому мама Ира одевшись в осеннее, подвязав платком живот, устремилась сперва к Светлане, потом к Наталье, чтобы их пригласить в город с собой.

Женщины, быстро управившись с хозяйством, радостно улыбаясь, направились к машине папы Славы. Поездка обещалась быть очень приятной. Стоило им всем только сесть в машину, а папе Славе завести двигатель, и вырулив на улицу отправится в путешествие в город, как не выдержавшая молчания Светлана огорошила всех, признанием:

- Девочки, мне вчера Володенька предложение сделал. И я…я , согласилась.

Женщины, ждавшие этого события давно, радостно стали гомонить и поздравлять, свою лучшую подругу. Так получилось, что у них сложилось что-то подобное «мушкетёрской дружбе» на оборот, чисто по-женски. Став лучшими подругами, они могли теперь надеяться друг на друга во всём, от ведения хозяйства, присмотра за детьми, до тайн, что доверяют только мамам.

В веселом настроении и обсуждениях планов на ближайшее будущее, незаметно въехали они в город, и тут началось…

Беготня по магазинам и рынкам, примерки и закупки, папа Слава смотря на всё это буйное помешательство, только и улыбался. Карточка Владимира, была настолько полна, что капля в море, была не видна. Тратились Ненарадовские женщины так, будто впереди у них была закупка на пять лет вперёд. Машина постепенно заполнялась товарами и продуктами, нужными только женщинам. И вот на горизонте оказался свадебный салон, как произошла неприятная встреча…

- Смотри-ка Наташ, это же Клавдия?- голос Светланы, до этого радостный, упал, и заставил всех сидящих в машине напрячься

- О, Господи, да что с ней такое? – Тихий шёпот Светы, ударил по всем хуже набата.

Папа Слава тормознув машину, и вырулив на стоянку, выпустил женщин и пощёл с ними в сторону, где в это время пошатываясь и не скрывая своего состояния брела в никуда их землячка Клавдия. На женщину было страшно смотреть, спившееся за несколько месяцев лицо, обтрёпанная одежда, сивушный запах, всё это отталкивало от неё прохожих, заставляя отступать как от прокажённой. Да она и была прокажённой в каком-то смысле этого слова. Синяки под глазами, разбитая губа и дорожка из подсохшей слюны, делали лицо женщины карикатурной маской, от которой хотелось чем-то отгородится.

- Клава, Клавочка постой… - голос, Светланы, звонким щебетом, разорвал мир бредущей в ни куда женщины.

Она остановилась и силясь сориентироваться, постаралась признать, кто же её так зовёт. Потому что этого имени она уже давно не слышала, а привыкла отзываться на прозвища, либо уже совсем на непотребные прозвания, что совсем лишали её человеческого облика. Увидев четвёрку направляющуюся к ней, она только только признав их, устремилась в обратную сторону, от людей, что как призрак судей возник пред ней в помутневшем сознании.

- Уйдите, вас нет. Он обёщал… -неслось из искривленного судорогой рта, она пыталась руками размахивая отогнать видения, которые казалось ожили и начали преследовать её с ожесточением ангелов мести.

Светлана вставши на минуту в ступоре, всё таки не оставивши попытки, вновь припустилась за ней, и естественно догнала, схватив за рукав осеннего полинялого, всего облитого чем-то неприятно пахнущим пуховика, неизвестного происхождения и уже не понятного цвета.

- Клава стой, стой тебе говорят. Ты чего землячка?

- Уйди, тебя нет. Чего ты прицепилась, ты сон, тебя нет.- и если сперва её слова были агрессивны, то потом они становились всё жалостней и жалостней, пока из опухших и слезящихся глаз не полились мутными потоками слёзы… - Отпусти, я ещё не умерла. Он обещал, что потом встретимся, не сейчас.

Папа Слава, подозревавший о ком идёт речь, резко нагнал двух женщин, и ставши напротив Клавдии, навис над ней:

- Так, давай-ка по подробней о Нём. То, что ты утопила свою жизнь в бутылке, это конечно твоё дело, но вот то что ты знаешь о Нём, и причастна, как говорит Гавриловна, ко всему, что происходило до сих пор в Ненарадовке, мне лично важно знать. Стоять я сказал, алкашня. Давай выкладывай и быстро!

Резкий голос и намеренное ужесточение в голосе, сыграло свою роль, и Клавдия, совсем растерянная и жалкая начала лепетать…

По её словам выходило, что приехав в город она остановилась у дочери, пока были деньги за проданное мясо коровы, всё было хорошо, но потом дочь поняв, что больше с матери взять не чего просто в один прекрасный день выставила её, поясняя что ей и самой жить не на что, а ещё и нахлебников кормить совсем пупок развяжется. Вот выгнанная она и пошла к Люське почтальонше, благо та дала адрес где ёё найти в городе. Та посочувствовав, напомнила, что кой чему у Гавриловны то была обучена, вот мол и надобно это в дело пустить. Есть в городе специальные конторы, что магией занимаются, на картах гадают, привороты, отвороты делают, нужно идти к ним. Вот она и пошла. Пошла и познакомившись, начала работу, не столько делала сколько дурила голову людям, но всё это было до того времени, пока в городе не появился Он. Настоящий колдун, очень быстро слава о нём разнеслась по всему городу, и все кто работал в подобных заведениях, стали проходить у него переподготовку. А те кто не мог, тех выкидывали, и больше в городе им места не было. Так как начинали их травить на самом высоком уровне. Вся власть города была у него в знакомых и друзьях, всех он оплёл своей паутиной, и ни кто не смог бы и слова сказать против его решения. Так на приёме оказалась и она. Погрузив её в сон, он стал совершать с ней какие-то действия, после которых хотелось пить, а на руках остались еле заметные проколы, будто ящерка, какая укусила. Вот после этого сна, и состоялся разговор, в котором она рассказала и всё о деревне Ненарадовке и о её жителях, и о глине волшебной, что так интересовала его. Как оказалось именно из-за неё он и приехал сюда, да только точно место не знал. Посочувствовав её горю, за то как обошлись с ней, он выпросил у неё дарственную на дом в деревне, а в обмен сказал, что уничтожит всех её врагов. Потом с хохотом правда добавил, что встретится они смогут только после смерти, где она взглянет в глаза тем кого приговорила к мучительной и болезненной смерти. После этого, он отправил её в самую захудалую контору, где её уже через неделю выгнали на улицу. А потом начался ад, совесть что и так её грызла, совсем казалось сбесилась, и единственное утешение она нашла в том что бы напиваться и забываться на некоторое время, пока алкоголь был в ней, но приходил новый день и вновь встававшее происшествие было перед ней, как будто на днях и вновь бутылка, как возможность забыть….

- Вот я и стала такой. Родненькие, простите меня, простите, на коленях прошу….

Неопрятная фигура, рухнув на асфальт, стала ловить руки стоящих перед ней людей, пытаясь их поцеловать. Слезы лились из глаз этой пародии на женщину. Папа Слава отпрял в омерзении и от услышанного и от увиденного.

- Всё сходится. - Отвернувшись от происходящего, он поднял глаза к небесам, с немым вопросом и укором.

- Слава, её надо забрать, проподёд ведь.

Мама Ира с полными глазами слёз, обратилась к мужу. Глаза женщин Ненарадовских, были на мокром месте, и даже Наталья, что суровостью могла поспорить с мужчиной, тоже хлюпала носом, и просящее смотрела на папу Славу.

- Да вы, девчонки соображаете, что предлагаете? Вот это вот, взять обратно?

Сдувшаяся фигура Клавдии, размазанным пятном, лежала на асфальте, изрыгая из себя стоны и причитания, из которых можно было только понять: «Если не заберут, то и жизнь ей не нужна….  Умрёт как собака, без покаяния пред людьми и собой… Руки наложит…. и многое другое»

- Повинную голову меч не сечёт, Игорич – Наталья, со вздохом устремила на папу славу взор, произнеся слова, что положили начало новой волне Клавдиевых причитаний.

- Вячеслав, она ведь наша, мы ведь все люди. Прости и ты, простят и люди. – Светлана. С полными слез глазами, тоже пыталась повлиять и разжалобить мужчину.

- Да у вас мозги где, она ведь нас сдала колдуну, предала землю, прокляла и себя и нас…  И мы же её обратно?

Папа Слава по-новому взглянул на Клавдию. От цветущей женщины не осталось и следа. Передёрнув плечами, он только и сказал:

- По мне так, нет. Но если решили вы, вам пред народом и ответ держать. Только помните, вот «это» я в машину не посажу.

Мама Ира понимая что они в втроем победили, улыбаясь во весь рот, подмигнула девчонкам, при этом, соглашаясь со всем что говорил папа Слава, смысля так, коли уж он простил, то другие и подавно, а отмыть да отчисть, можно кого угодно, главное, что женщина сама смогла душу свою отмыть слезами да наказанием что сама себе прописала, превратившись в нечеловека.

- И во общем – то, недалеко отсюда, я видел баню. Так что вам туда сперва что ли? Только сперва в магазин то зайдите, ну, там ваши штучки какие ни какие то ей нужны.

Ворчание мужа и мужчины женщины приняли с дружным согласием и подхватив под руки, то что раньше было Клавдией, потащили в сторону центра, где и сауны и салярии и прочие женские штучки были в полном объёме представлены. А про магазины и того пуще говорить не хотелось. Деньги, снятые с карточки Владимира, стали утекать как снег попавший в ручей по весне. Через два часа, пред ним предстали четверо женщин, о которых можно было сказать, что они очень даже ни чего.

- Благодарю тебя Слава, ты сам не понимаешь, что ты для всех нас сделал. Ты ведь не просто женщину смог простить и принять, но и человека земле своей вернул.

Мама Ира, обхватив руками живот, головой склонилась к мужу, пока трое остальных женщин, стояли возле машины. Светлана спорила с Натальей, говоря, что надо взять только кольца. А всё остальное , совсем не надо.

Та убеждала, что городскому мужику, надо хоть в этом потрафить, а то и до свадьбы может убёгнуть, и после свадьбы попрекнуть, что не по евоному вышло.

- Я знаю, Володю, ему будет хорошо со мной, в любом наряде. А Гавриловна, не даром говорила про бабкины платья, они счастье приносят, а не эти дурацкие одёжи, где женщина как кремовый торт. Ну их, пущай городские вертихвоски  в них бегають, а нам и так будет не худо.

Поставив точку, в споре, она отправилась в магазин свадебных аксессуаров, Наталья отправилась её сопровождать. Клавдия осталась неприкаянной возле машины. Осмелев немного и смотря на то, как стоят супруги, она всё таки отважилась подойти к папе Славе, со словами:

- Поклон тебе до земли Вячеслав Игоревич. Не дал сгинуть в этом муравейнике. Отработаю, чем хошь.

- Ты Клавдия, очень то не надейся. Как Общество решит, так и будет. А про себя скажу, только одно. Человеком будь, везде и всегда, как бы жизнь не старалась прогнуть под себя.

Замолчала Клавдия, задумалась, а в это время…

Владимир выворачивая руль, проходил  очередную полосу на поле. Сбережённый инвентарь дедом Михеем, был как раз в дело. Немного покумекав как приделать плуг в машине, да как колёса на ней же сделать, чтобы в землю не ушла. Двое мужчин, быстро справившись, выехали на поле. Работа горела в руках, потому и не задумываясь о времени, пока женщины деревни готовились к празднику Рода под руководством всё той же неугомонной Гавриловны, они возделывали поля, дабы уже к весне земля напитавшаяся снегом и золой от сожженных деревянных камелей и остатков колосьев ржи и пшеницы, смогла быть готовой родить новый урожай. И хотя Володя хотел выписать и удобрений и много другого, для лучшего урожая, дед Михей, усмехнувшись хитро, только и оговорил это решение:

- Хочешь здесь жить, живи в ладу с природой. Наши предки, ничем землю не пичкали, потому и пища была живой. А то понимашь понапридумывают, а потом мучаясь вспоминают где каку болячку схлопотали. Мой сын  покойничек не даром говорил: « мы то, что мы едим» так то Володя. Не став вмешиваться в процесс и не споря, мужчины работали и машина способная брать горные кручи и переплывать пороги , преодолевать перевалы, впервые для себя узнала, что такое возделывать русское поле. Всё было закончено уже к тому времени, как от дороги показалась желтая машина папы Славы, что не возможно было не признать, ни не заметить. Ткнув пальцем в приближающуюся технику, дед Михей довольно проговрил:

- Хозяин едет. Пора отчёт давать, чем мы с тобой Володенька день проволандились.

-Сейчас закончим ещё одну полосу, уберём плуг, да и поедем в деревню, там почитай, бабыньки то уже всё приготовили. Как думаешь дед Михей?

- А чего думать, оне не мы, у них соображалка на счёт приготовки соображает быстрее и качественней.

Завершив все дела на поле, уже не страшная ни кому машина, выехала на дорогу ведущую к Ненарадовке. Через двадцать минут они въезжали в деревню, чтобы увидеть как народ, обступив машину Вячеслава, что-то бурно обсуждает. Остановившись, в нескольких метрах, от земляков, из машины выпрыгнули и Владимир и дед Михей, направившись к центру собрания. Женщины и дети расступившись пред ними, явили их взорам такую картину…

Возле машины практически прижатые к ней стояли женщины и рядом Вячеслав,  Ненарадовские женщины громко кричали и размахивая кулаками, на кого-то, кто был в центре этой шеренги. Приглядевшись внимательно, Владимир только и смог выдохнуть:

- Я её знаю, она была там, у мастера Дерса.

Произнесённое имя казалось, одёрнуло всех и молчание, разлившись в людском море, заставило всех перевести внимание с бывшей землячки на пришлого. Рассказы о том что произошло и до и после прибытия в деревню Володи, были известны всем со слов Светланы, что чистой душой не скрывая и не преувеличивая рассказывала жадным и охочим до чудес жительницам Ненарадовки, печальную историю своего подопечного. Потому слова и произвели такой эффект. Фёкла Гавриловна, что была здесь, перевела взгляд на Клавдию и спросила:

- Ну, а ты что скажешь?

Клавдия пряча глаза за тёмными очками, только и смогла снять их с лица, как слёзы всё это время сдерживаемые полились запрудой прорвавшейся, смывая и косметику и последнюю грязь с её души.

- Был он там. После того как рассказала я про Вячеслава Игоревича этому чужеглазому, он стал искать людей, что связаны были с ним. А тут как раз и получилось, что один из их их сокурсников и поведал о дружбе Владимира и Вячеслава. А потом он мне показал их встречу. Видела я всё конечно как во сне, но не узнать Вячеслава Игоревича не смогла. Вот так и получилось что ещё один человек пострадал из-за меня. Люди, простите меня, ведь не чужая я вам. Дайте век здесь дожить, за всех богов молить буду.

Произнеся последние слова, Клавдия как стояла так и опустилась пред людьми на колени. У многих женщин побежали слёзы, многие поджали губы и укоризненно смотрели на это зрелище. дети прятались за юбки матерей и смотрели на всё происходящие исподлобья, готовые тоже заплакать...

Владимир понимая что сейчас может решится не только её судьба, но и его, вошёл в круг что отделял женщин от Клавдии и протянув ей руку, произнёс:

- Что же мы не русские, что ли? Повинную голову не снимают. Лично я не держу на тебя зла, а придет беда, думаю, первая выйдешь чтобы её отвести. Так как думаете народ, не уж то людьми разбрасываться будем?

Женщины смотрели на Фёклу Гавриловну, и ждали её решения. Та задумавшись и глядя куда-то поверх голов женщин, произнесла будто приговор прочитала, что обжалованию не подлежит:

- Коли пришлый человек, снёсший от её глупости, столько, принял да руку подал, не уж то и мы руку сестре не подадим?  Вставай, ты равна нам, земле и богам служи, да помни о том, что люди сделали для тебя.

Клавдия, вцепившись в руку Владимира, поднялась, не переставая плакать, и смешавшись с женщинами, отошла от машины, направившись к своему заколоченному,  после зареченских по новому, дому. Усевшись возле него на лавочку, она казалось, по новому начала дышать, и столько радости было в её глазах, что не посмел ни кто подойти к ней с бранным или осуждающим словом. А в это время Наталья, Светлана, Ирина раздавали обновки для людей и детей. Радости не было предела, пока люди не посмотрев на ценники, стали смущенно возвращаться к машине чтобы вернуть вещи. Мама Ира сперва, не поняв почему, стала уговаривать оставить себе обновки, да только Наталья да Светлана остановили её и глядя на Владимира, взглядами просили его о помощи. Он всё понял глядя на любимую и наречённую, потому подойдя в новь к машине и подняв руки вверх, заговорил, и его остановившись слушали. Слушали как мужчину, и как того кто способен на поступок. А он, засмущавшись немного, но взявший себя в руки, начал говорить:

- Дорогие женщины, сегодня древнейший праздник. Праздник Рода. это ваш праздник, и не мне пришлому говорить вам, как он много значит. Это подарки, не задабривание, чтобы вы приняли меня в своё общество и разрешили жить на этой земле. Это право я думаю можно заслужить, только работая на всеобщее благо Ненарадовки. Нет корысти в моих подарках, так как есть у меня почин, с которым хотел бы обратиться к вам. Вы все знаете Светлану, выросла она на ваших глазах, добрая и открытая женщина. Значит некоторым образом вы все родственники её. У меня нет родных, значит, делая предложение вашей Светлане, я задабриваю всех её родных. Согласны отдать за меня Светлану, а потом на свадьбе отгулять?

Женщины как по команде уставились на Светлану, а та покраснев как маков цвет, согласно махнула головой, не зная куда себя деть от накатившего счастья, ведь вот так у общества, у всей деревни не высватывали ни одну невесту.

- Да чего уж, коли так, так и разговора нет. Бери. - проговорила Елена, первая сообразившая, что за обновки и копейки не надо платить, коли пришлый вроде как «колым» за невесту всей родне преподносит.

Все остальные женщины успокоившись, спокойно стали расходится по домам, примеривать обновки и восхищаться качеством  да удивляться ценам что написаны были чернилами на каждой вещи.

Владимир, подойдя в Светлане  и повинно понурив голову, проборматал:

- Прости, я больше не знал что сказать, чтобы остановить их. Ведь у них так мало радости, пусть хоть так будет маленький кусочек счастья. понимаю, что не в шмотках дело, а в участии к каждому, так что ты простишь меня?

- Володенька да большего для меня ни кто в жизни не делал. ведь это теперь навсегда будет на устах у людей. нас не будет, а люди помнить будут, что такое было, когда одну бабу у всей деревни сватали.

- Не бабу, а женщину.

- Ага, с двумя хвостами.

В тон ему возразила Светлана.

- С двумя чудесными детьми, которые будут мне родными и родные, если конечно появятся, будут им желанными братьями или сестричками. Всех обязуюсь любить крепко и сильно. Ты не представляешь, ведь у меня теперь есть смысл, значит жизнь полна. а теперь нужно наполнить этим смыслом и жизнь других людей.

- То есть?

- Света, ты забыла? У нас праздник, или как?

- Ой, мне же переодеваться надо, да Кирюшке  и  Маринке, гостинцы из города отдать надо. Заждались, небось.

- Ну беги, невестушка, а я со Славой потолкую, есть разговор мужской.

Отпустив Светлану, при этом поцеловав её впервые при всех, он подошёл к Вячеславу, и пристально глядя на него, заговорил:

- Слав, ты знаешь, за то что ты принял меня здесь, я твой должник. Потому, прошу ещё раз подумай. сегодня я так понимаю, выбор будет всего общества. Меня нельзя я пришлый, пойми. ты хозяин для них. У тебя жена ведунья, что для них высшая власть и почёт. Принимай людей, а я на подхвате буду, всю жизнь возле тебя тенью ходить буду. Помогать, да людям служить. Пускай хоть так, судьбу свою с ними свяжу, а там будь что будет.

- Нет Володя, я тоже всё сказал. Советником не так накладно. Вся ответственность будет на хозяине. А я простой учитель, не директор, и даже не председатель колхоза. а вот помнится у тебя в дедах один председатель был. Так что у тебя мил мой это в генах, как говорится сам Бог велел.

Праздник удался на славу. Баба фёкла провела всех под светом факелов в одну из березовых посадок, и там на поляне предстали пред ними древние идолы, что капищем стояли и служили для отправления служб и треб. Праздник был величественен. Зажглись костры, и были принесены в жертву злаки и овощи, дары леса и реки. Огонь поглотил всё и казалось с каждой требой он поднимался всё выше. Баба Фёкла на распев рассказывала богам, о всём что произошло за год в деревне, да так ловко, будто всю жизнь складывала песни и гимны в честь богов покровителей деревни.

Потом были хороводы, а потом пред всем обществом и богами был выбор старшего. И первым назван был людьми Вячеслав, и ему передали посох рябиновый, что был весь в рунах изрезанный. Но он склонив колено пред идолами богов и костром, что зажжён был древним способом на кострище их языческом, произнёс слова отречения от власти над людьми, поблагодарив за оказанную честь, он назвал другого, кто достоин этого жребия. Владимир со слезами на глазах принял и посох, и ответственность за людей деревни Ненарадовка, а потом был пир по возвращению в деревню. Боги были довольны и люди были спокойны. Разойдясь по домам, каждый вновь занялся своими делами. Папа Слава и мама Ира, возвращаясь в дом Гавриловны, думали, что их дети уже спят, но не тут то было, оказывается они не только ждали родителей, но и ещё сказок от какого-то бога Бая. Папа Слава сперва не поверил, но когда Фёкла Гавриловна, перематывая заветный клубочек, стала выводить мелодично:

-  Баю, баю девочку,                                                                                             На полюшке жнеюшку,                                                                                          На лужку грабеюшку.                                                                                         Баю, баю  другу девочку,                                                                                        У стола стряпеюшку,                                                                                                У окошка швеюшку.                                                                                            Баю-баюшки-побай!
Приходил к нам  бог Баян.
Я Баяна молоком угощала,                                                                                               Я бога сказку рассказать упрошала.                                                                Прибежал Баян бегом.                                                                                           Рассказал он сказку с узелком.
Бай-бай! Бай-бай! Баю, баю бай!

Клубок уже сияя и переливаясь переносил древнего бога в нашу реальность, когда папа Слава протерев глаза уставился на  старичка, что сидел на лавке в старом картузе и улыбаясь, подмигивал ему.

Баба Фекла поздоровавшись  и преподнеся крынку молока, дождалась когда бог примет её, и опорожнив, предложит рассказать сказку в таких словах:

- Многими сказками баловал я вас детушки, да видно пришло время и для такой сказки. Слушайте да понимайте, а поймете, смекайте, да дальше передавайте. В некотором царстве, в некотором государстве да в большом лесу, жил поживал один охотник. Ловок был он, добр и приветив. Чистый сердцем и душой, одним словом. Как-то отправился он на охоту, да набрёл на избушку, что стояла на четырёх столбах невысоких, вбитых да огороженных костями звериными. Около самой избушки, пригляделся да различил сани сквозь ветки лесные, а подойдя поближе, так и черепа лошадиные увидел, что белели не вдалеке. Призадумался охотник, да и возьми, спроси как будто про себя:

- Кто ж здесь погребён, да позабыт, позаброшен.

А в ответ слышит:

- Я. Единственна дочь у отца. Потому и здесь погребена.

- За что ж тебя так?

-А у меня ни души ни жалости к людям не было. Весь свой короткий век измывалась я над людьми добрыми. Прокляли меня, вот я без души и прощения, померла. Да не совсем как видишь, а вот так и маюсь.

- Так что же делать, как помочь то тебе?

- Не знаю. спроси того кто умней да обо всём судить может.

Послушался голоса охотник, да и пошёл к волхву, а тот как услышал, загрустил, запечалился. Доброго охотника жалко из рода племени отдавать. А тот просит, помочь деве хочет. Вот и говорит ему волхв:

- Для того чтобы она ожила, ты должен с ней душой поделится, одна она у вас на двоих должна стать. Да прежде себя простить ты должен, ибо тот кто ради другого душой да жизнью своей жертвует - тот человек, но вот кто ему прощение дарит, тот богам подобен.

Задумался охотник, прошёлся среди своих родных и близких, просил прощения и у своих и у чужих, а потом, простил себя, и вернулся к девушке в странном срубе. Окликнул её и предложил, поделится своей душой, что уже и прощённая, и ей достаться готовая.

И голос ответил, что он согласен. Тут пронзило сердце охотника пустотой, а в голове помутилось, поломал он избушку на четырёх опорах стоящую. Вышла к нему дева красы невиданной. Стоило ему взять её за руку, как почувствовал, что и душа вернулась и жизнь поправилась. Взял он ту деву в жёны, да и уехал в своё род племя.

Бог Бай разглядывая свои руки на свет, что казался, лился специально для него из печи. Кашлянув и подняв глаза к печи, заметил, что дети уже спят, только и произнёс:

- По Прави сделали, что приняли человека на землю, да в сердца. Истинно говорю вам правнуки наши, по Прави. Бывайте потомки  славных.

И в единый миг, сиянием озарённый древнее божество исчезло из вида. Поражённый папа Слава, простоявший всё это время, опустился на скамью, и только спросил:

- Это кто?

- Пошли, дорой отдыхать, я тебе всё там и объясню. Пусть все отдыхают.

Фёкла Гавриловна, смахнула ненароком выскочившую слезу, и улыбнувшись чему-то своему тоже отправилась спать.

Ненарадовка спала в счастливом неведении, что вскоре беда придёт в их дома.

Сказка семнадцатая, в которой происходят чудеса самими Богами посланные…

Осеннее утро наступившее в Ненарадовке, принесло с собой первый холодный дождь после которого стало понятно, что скоро очень скоро в свои права вступит зима снежная. Владимир мотавшийся по областным и районным начальникам собирал кучу документов, для того чтобы возродить хоть какую-то видимость того что живут люди на земле которая входит в состав России. Местные чиновники разводили руками и говорили, что и на карте-то уже такой деревни давно нет. Но упорству Владимира можно было только позавидовать. Потому и этим дождливым утром он вновь на своей чёрной машине отправился вновь  к чинушам, что так не хотели проводить дороги, свет и другие блага цивилизации в заброшенный угол. Но Владимир везде показывал рукописные бумаги, подписанные людьми Ненарадовскими, что он их представитель и готов скупать земли вокруг Ненарадовки и саму территорию как сельскохозяйственные земли, для обработки пашни и открытия что-то подобного экопоселениям, что так актуальны на Западе. Местные чиновники при слове Запад важно качали головами и соглашались, но всё оставалось на месте, и тогда Владимир пошёл путём нетрадиционным, но эффективным. Купив время на местном телевидении, он обратился к людям в прямом эфире и объявил, что на территории деревни Ненарадовка строится школа. Но школа эта будет не обычная, а для тех кто хочет сохранить наследство предков и культуры, что всегда была государствообразующей. Потому и приглашаются люди мастеровые, чтобы воссоздать не просто школу, а хоромы как когда-то в древности, для того чтобы даже обучаясь дети видели в каких условиях жили предки, кто не ленился, да своим трудом готовый служить Родине каждый день. Продуманное выступление дало результаты, и потекли к Ненарадовке мужики и мастеровые что соскучились по настоящей работе. Через неделю на месте, где стоял дом в котором он когда-то первые дни ночевал, красовались чудо хоромы, больше похожий на княжеский терем, чем на школу. Приехавшая пресса сделав репортаж, раструбила о происшедшем на всю страну. Потому местным чиновникам, скрипя зубами пришлось выдать все полагающиеся бумаги. Папе Славе, срочно разрабатывать программы по сохранению и приумножению культурных традиций. был собран штат преподователей из числа местных же переселенцев, что пройдя собеседование с мамой Ирой и бабой фёклой, были приняты пока в деревенские дома, на постой. И вот именно этим осенним днём Владимир ехал последний раз, чтобы уже по возвращению обрадовать всех, что они существуют, и теперь будут существовать долго, назло всем кто так желал их видить исчезнувшими с лица земли.

-За последними документами.- думалось ему, выкручивая руль и обдумывая дальнейшие шаги, он совсем упускал, свою личную жизнь.

-Благо, хоть Светка у меня золото, всё понимает и не торопит. Ни чего, пока люди не разъёхались. Сносить буду брошенные дома, возведём новые терема, коли так удачно со школой получилось, и пускай много не хватала, но процесс пошёл, значит всё и у нас получится. Оставляя  за собой деревню, он чувствовал всем своим существом, что там ему верят и ждут с победой. Дорога в городскую администрации района была долгой и ещё этот дождь, что барабаня по кабине навевал грустные мысли, всё это заставило Владимира закусить губы и жать на педаль газа своего автомобиля…

В это время в деревне Ненарадовке, состоялся разговор, который был не в радость, но и избежать которого не было, ни сил, не возможностей. Фёкла Гавриловна, что готовилась к нему уже неделю, взглянув в окно этим утром, решилась и управившись с кормилецей, что уже стояла в сарае и не выходила как и другие коровы на выгон, отозвав  маму Иру от всех подальше, тихо проговорила:

- Собирайся Ириша дочка. Сегодня после дождя трудный для тебя урок будет. Но иначе ни как нельзя. Чую моё время на исходе, надобно многому тебе поучится. Знаю нелегко будет, но надо. Надо дочка, готовся, да мужу до времени ни чего не говори, не тревожь его. Вишь как на своей машинке лихо отплясывает. Грех его сейчас отвлекать.

Папа Слава работающий на миниатюрном компьютере, что был подарен в числе много другого оборудования, новой школе, от Владимира, казалось, забывал обо всем когда дело касалось его детища. Вот уже две недели он ходил не просто счастливый, а окрылённый. Всего полтора месяца назад, он только ещё мечтал, о том что возведен будет дом хоромы со вторым этажом, с крытой комнаткой на верху, для занятий астрономией, с классными комнатами, где даже мебель повторяющая историческую с резьбой, перилами, чтобы всё как в древности. Потом люди, что оказывается тоже мечтали о чём-то таком же, стали прибывать, и вот уже команда из десяти предметников, и у каждого столько планов и энергии, что только воплощай…  И Владимир, что щедро и без всяких отчётов, субсидировал его школу, и новым оборудованием и заботой и вниманием практически к каждой мелочи. И главное дети, что входя к нему в школу, оказывались как, будто в сказке, что оживши, смогла совместить в себе и интернет классы и мастерскую, где резались из дерева игрушки и прялки под руководством деда Михея.  И вот уже две недели как начались занятия. Пусть не как во всех школах первого сентября, а первого октября. Значит это -  будет их традицией. Да и сентябрь, это всегда месяц, когда нужно помогать родителям. А уж воспитательный элемент труда в семье, он всегда воспитательный, а значит и не обходимый. Это не город, мы и этот месяц отставания так подтянем, что пусть хоть из Москвы приезжают, наши дети все будут и воспитаны и образованы. И не будет у них бреда что пропихивается в сегодняшней школы, заменим мы это всё на исконное изучение своего, родного и забытого. Благо интернет, способен выдавать не только грязь, но и нужное. Так думал папа Слава, лихорадочно ища фильмы, выступления, посвящённые Руси славянской, для нового учебного дня, в котором видел и самого себя и глаза детей горящих огнём познания и запоминания, восприятия и постижений самого важного для любого, кто себя считал причастным к этой земле. Воспитать это всё было очень важно. Ведь только потом можно воспитать любовь к другим, когда научишься  искренне любить себя, в понимании что все люди и одинаковы и разняться, но все живут на планете Земля, как в одном корабле.

Закончившийся дождь оборвал поиск  папы Славы. Одев дочек и взглянув на маму Иру, он отправился в школу, что стала  любимым местом всей детворы Ненарадовки. Жена, помахав им рукой, не пошла дальше ворот, объяснять не было причины почему она так поступила, папа Слава поняв, что так надо,  не стал даже узнавать причину, привыкнув к тому, что жена, не только его половина, но и ведунья, у которой могут быть и другие дела. Через пять минут, они были в школе тереме, что радушно распахнув резную дверь, принял их в свои объятья, по единственной улице Ненарадовки, спешили со всей деревни дети, завидев как директор школы идёт на урок. Расписания как таковых не было для занятий, и только загоравшиеся фонари, установленные на резных столбах, ворот школы, говорили теперь уже школьникам, что время идти на занятия в этот терем наук.

Вернувшаяся в дом мама Ира, застала бабу Фёклу со свертком и охапкой высушенных трав, попросив взять всё собранное для требы, старуха сжав губы выскользнула из дома и дождавшись выхода мамы Иры, направилась из деревни, ускоряя шаг, даже не смотря идёт ли ведунья за ней. Выскользнув из деревни, ведающая, стала сворачивать на тропку что вела к огненно рыжим берёзкам, за которыми пряталось капище богов, скрытое от любопытных глаз, сплошным частоколом деревьев. Мама Ира, еле поспевала за старухой. здесь она была один единственный раз тогда ещё на праздник Рода, когда Владимиру её муж вручил рябиновый посох старшего, признав за ним право быть главным на земле Ненарадовской. Пройдя к капищу, и отвесив поклон земной, старушка нырнула за каменный круг и представ пред идолами что почерневшими грозными стражами, впились своими глазами на потревоживших их людей. Мама Ира, войдя в каменный круг, и поклонившись  образам богов, стала раскладывать требу возле жертвенника, за которым уже собирала костёр Гавриловна. Хворост, казалось не намокал в черте капища и потому, разведённый огонь при помощи кресала и огнива, быстро и радостно вспыхнув качнув тёплой волной воздух  в сторону деревянных идолов. Баба Фёкла, читая обращения к богам, просила о том, чтобы задуманное свершилось, да беды ни кому не причинило. Мама Ира уже и подзабывшая, стала осознавать, что сейчас начнётся, то ради чего она собственно и пришла сюда. Но баба Фёкла, повернувшись к ней, позвала её за круг, там немного в стороне, лежал раскоряченный мёртвыми корнями пень, на блестящей поверхности которого была вырезана руна Алатырь. Взявшись вдвоём женщины стали затаскивать пень в круг капищный. Установив его возле каменного алтаря, Фёкла Гавриловна, стала разворачивать свёрток, что принесла с собой. Под тканью, завёрнутой в тугой куль, была шкура животного. После развязывания завязок, шкура развернувшись явила собой полностью выделанную шкуру рыси. Побелевшей и выцветшей она казалось только сперва. Стоило её взять в руки старухе ведунье, как она заиграла и пошла волнами. Накинув её основание себе на голову, баба Фёкла стала специальными завязками притягивать лапы к своему телу. Потом наклонившись к тряпице, вытащила из неё двенадцать серебряных ножей и последовательно воткнув их по часовой стрелке вокруг руны, повернулась к маме Ире, со словами:

- Вот так дочка делают старые ведьмы. Ты природная, молодая, да ещё и брюхатая. Плод в тебе это не только помощник, но и тот кто сможет остановить твои звериные мысли, когда будешь в облике зверя. Запоминай слова, долго я истолковывать не буду. Лучше один раз это испытать, чем сто раз разъяснять.

Подойдя к пню с южной стороны, старуха, сосредоточившись, громко и чётко стала произносить заклинание:

-  Матушка Макошь, Велес Родович сделайте меня оборотнем, чтобы я в образе зверином могла показаться мужчине, женщине, ребенку. Я желаю быть рысью остроухой, дай мне ее тело в этот де день, в эту же ночь. Великие прародители мои, дайте это мне. Я ваша и сердцем, и телом, и душой. Быть мне  мохнатой, у которой на зубах  весь скот рогатый. Зло победить, правду восстановить. Расплавь пули, притупи ножи, измочаль дубины, напусти страх на зверя, человека и гада, чтобы они меня не брали и теплой бы  шкуры не драли. Слово моё твердо. Гой!

Перекинувшись с лево на право, на глазах у мамы Иры, старуха ведунья превратилась в рысь, что опустившись на четыре лапы, тревожно смотрела на молодую ведающую, зелёными глазами мигая и как бы приглашая её последовать своему примеру. Мама Ира вздохнув по глубже произнесла заученные слова, что как-то сразу отпечатались у неё в сознании, засев там накрепко, и перекувыркнувшись через пень, встала возле своей учительницы молодой и грациозной рысью...

Мир перевернувшийся в глазах мамы Иры, стал наполняться такими отзвуками и запахами, от которых сносило человеческое сознание и выплывали какие-то звериные желания. Голос в голове у Ирины, зазвучал, мягко журча и успокаивая:

-Дочка, за лес не ходи. Там смерть. Попробуй себя здесь, в этом теле, за камнями. Ты должна знать на что способно твоё тело.

Кошачьими шагами, осторожно перступая на мягких лапах, две рыси покинули каменный круг. Берёзы, покачивая золотой листвой приветствовали их появление. И тут началось. Прыгая и убегая от дерева к дереву, мама Ира, во всём повторяла движения Гавриловны, что пребывая в образе хищной кошки, не просто помолодела, а казалось, обрела юность и прыткость. Всаживая когти в мягкую после дождя землю, мама Ира сходила с ума от запахов, что окружив её чуткий нос, звали куда-то в неизвестность. Манили и обещали утолить то что невыносимо жгло где-то внутри. И вдруг она остановилась и напряглась вслушиваясь и вглядываясь в берёзовые стволы. Плод ребенка внутри неё казалось заговорил с ней и успокоив, стал упрашивать вернуться в каменный круг. Фыркнув и махнув лапой по усам, мама Ира, головой повернулась к каменному кругу. Заметив что туда уже направилась другая рысь. В несколько прыжков она оказалась тамже. Только теперь её глаза различали, то что обычному зрению было не под силу. Казалось, что мир наполнившись красками и звуками, соблазняет её остаться ещё хоть на минутку в этом облике. Но спокойный голос внутри и голос в голове у женщины, сделали своё дело и подойдя к пню, она поступила также как и другая рысь. Необходимость перекинуться через ножи, что светились вокруг руны справа налево, была для неё как прыжок в холодную воду. И не хотелось, а надо было. Перекинувшись и став вновь человеком, она вновь стала свидетелем, как потускнел мир вокруг неё. Но сила и мощь животного, всё ещё не отпускала её. Мама Ира сжав руки в кулаки, поняла что сейчас, попадись ей под руку колода другая, закинула бы она их, ой как далече. Фёкла Гавриловна понимая какие течения происходят в теле молодой женщины, вынимая ножи из пня, как бы между делом произнесла:

- Ты дочка не сдерживайся, вот видишь и пенёк к месту, убери его за круг капища.

Мама Ира легко и непринуждённо будто пуховую подушку в руках несла, а не несколько пудовый пень, вынесла корягу за черту каменной границы. Гавриловна уже подбрасывая в огонь новые ветки, стала призывать богов принять требу скромную от потомков своих. Потом зажгла принесённые травы собранные в пучок и когда мама Ира подошла к ней и поклонившись идолам. Встала рядом. Ведунья стала дуть на маму Иру, с трёх сторон окуривая её дымом от сгоревших трав, что падая сгоревшими хлопьями и тухнувшими искорками, казалось уменьшали силу Ирины. С этим чувством, потери силы физической, приходило другое чувство. Чувство голода, стало терзать тело молодой женщины, да так явно, что желудок пискнув и рёбенок что в чреве было у неё перевернулся, маму Иру свернуло пополам. Выскочив из капища, она стала нервно дышать, пытаясь успокоится.

- Прости дочка, моя вина, что не смогла уберечь тебя. Сама бы приняла бой, что тебе предстоит. Не могу всего сказать, что вижу. Но и там и тогда, буду с тобой, даже если не будет меня уже в живых. Не понятные слова Гавриловны, смутной лентой слов скользнув в сознание молодой женщины, отпечатались, где-то на задворках рассудка. После того как были сказаны слова, Гавриловна подошла и вырвав волосок из головы мамы Иры, проделала тоже самое с волоском из шкуры рыси в которую была облачена совсем недавно и связав в узелки волоски бросила их в священный огонь. Вспыхнув в последний раз и догорая угольками священный огонь возле идолов погас, давая понять, что всё богами принято и одобрено. Вырвав ещё волосок из шкуры рыси, старушка подошла к маме Ире и развернув дрожащую от голода и усталости женщину к себе спиной, она выделив прядь на голове у ведуньи стала плести науз вплетая и волосок рыси в узел, что теперь ни когда не будет расплётён до самой смерти ведающей. Чтобы облегчить страдания что выворачивали тело ведуньи, Гавриловна, подойдя к каменному пятачку в центре которого стоял рябиновый посох, поклонившись ему вытащила из центра испещренного старинными чертами и резами  палку, и поднеся к маме Ире, просто сказала:

- Дочка оседлай посох и как в детстве представь что вместо палки конь, вокруг капища посолонь пройдись три раза.

Мама Ира с затуманенным от боли сознанием, выполнила что было сказано, и с каждым кругом вокруг капища приходя в себя, к концу уже третьего возвращения к старушке, улыбаясь как забавной игре, протянула обратно палку, со словами:

- Чудно, но помогло.

- Эх, дочка, этот посох при случае и не так поможет. Всему своё время. Запомни, рябина не осина, она тьму не просто убивает, она её разрушает. Потом поймёшь, о чём я говорю. Ладно, постой здесь, я сейчас быстро, всё уберу. Нам сюда ещё предстоит вернуться.

Собрав всё от ритуала, старушка заспешила домой, и подхватив под руку женщину устремилась с ней к тропинке, что должна была вывести их из березового золотисто шумящего огня в сторону деревни Ненарадовка.

Возвращавшийся уже с бумагами Владимир, пытался прокрутить в голове встречу с местными чиновниками, чтобы знать, чего ещё можно ждать, от тех, кто не открыто, но объявил ему и его замыслу войну. Раскладывая всё по полочкам, он начал с того как приехал в районную администрацию, как мурыжили его ожиданием, и как недовольный вальяжный тип с сальным лицом, наконец соизволил принять его, чтобы вручить пакет документов, посетовав, что вроде деловые люди должны знать как уметь вести дела в России. И что нужно, что бы всё шло без сучка и задоренки. Поняв что у него элементарно вытягивают взятку, Владимир улыбнувшись чиновнику, ответил:

- У меня достаточно денег, чтобы купить не только эту деревеньку и земли, но и всю область, стать губернатором и уволить таких как вы. Чтобы люди могли наконец-то вздохнуть спокойно от вашего произвола.

Чиновник побледневший, начал оправдываться, что его не правильно поняли, и что он имел ввиду, только правильность составления бумаг и раставления приоритетов. Но сам взгляд полный лютой ненависти говорил об обратном. Ответив на его взгляд милой уничтожающей улыбкой сильного и уверенного вожака, Владимир вышел из кабинета и направился в другой коридор где ему предстояла ещё одна важная встреча. Она состоялась, как только он вошёл в приёмную. Там был другие чиновники и другие взгляды. Разговор пошёл с Начальником управления лесами области и Генеральным директором лесхоза, человеком, отвечающим за заготовку леса в ближайшем лесхозе. Люди намерены были ругаться и отстаивать свое законное право рубить созревший лес в оформленном ими в аренду лесу, возле самых границ Ненарадовских. Документы которыми трясли перед носом Владимира были многочисленны и все с синими печатями. Понимая, что спасть землю нужно  нестандартными методами, так как уже по-другому не получалось, мужчина рухнул на стол к чиновникам и возлёгши на столешницу скрестив руки на животе, запел. Чиновники онемев, опрокинулись в кресла и переглядываясь, замолчали. Поняв что его готовы слушать, Владимир слез со стола и вновь усевшись в кресло начал говорить о серьезной  проблеме - сведение лесов. В том числе лесов с деловой древесиной. Объясняя что обдумав эту проблему и понял, что происходит это просто потому, что срубаются леса намного быстрее, чем восстанавливаются. И далее он стал сыпать цифрами по области, и по России в целом. Вот поэтому он видит только один выход:

- Переход на выборочную рубку.  Это то, что может спасти мир. Мы ведь задыхаемся, а если не помочь природе, то кто потом поможет нам? Понятно, что с такой вырубкой тоже не все так просто, и сама организация вырубки несколько сложнее, и немного другая техника требуется, но в условиях, когда деньги на лесовосстановление почти не выделяются, лес на месте рубки восстановится намного быстрее, и уже не гнилым осинником, а сразу как минимум смешанным лесом.  Поймите, я готов вложить деньги уверенный в том что вы пойдёте навстречу. Нельзя вечно жить сегодняшним днем, а думать о будущем - это существенно более разумный сценарий. Причём для всех.

Чиновники прислушавшись к его словам, согласились что резон есть и можно попробовать, но где брать артели. На что Владимир сказал, у него есть и возможность построить дома и создать рабочие места для мужчин, что согласятся ехать на постоянное место жительства к нему в экопоселение. Только не мешайте.

Пожав руки и выходя из кабинета, Владимир понял что и эту битву он выиграл. Мысли его уже несли обратно к дому, где есть самое главное, те кого он любит, и кто верит в него как в хозяина.

Заведя машину и выезжая на трассу, он вновь ехал мимо изуродованных лесов, запущенных полей, заброшенных и истлевающих домиков и ферм, горько матерясь про себя, о том что проснуться давно уже всем пора, но это почему-то не происходит, и всё ближе черта от края, за которым и человечества то не будет, одна пустыня. Внезапно на одном из поворотов, при полном безлюдье на дорогу выскочил огромный волк. Впервые Владимир видел такого здорового и матёрого хищника. Подняв голову к верху, животное звучно завыло. Владимир, вывернув рулевое колесо, проехав юзом огибая животное, наскочив на бетонный блок и разбив практически весь перед машины, затих в неподвижности...

Отцепив ремень безопасности, Владимир, открыв дверь искорёженной машины, устремился туда, где увидел белого волка. На  мокрой дороге были видны следы шин и белая шкура, что лежала на обочине смятой кучей. Подойдя к ней, Владимир присвистнул и чуть было не перекрестился, шкура была, но вот самого тела волка не было. Подняв и расправив её, мужчина оценивающе стал рассматривать доставшийся подарок. Выделанная и хорошо выглядевшая шкура привлекала его внимание. Маня и притягивая своей животной магией, шкура что от кончика и до хвоста была чуть меньше самого Владимира, казалось хотела его обнять. Прижав её к себе, Владимир почувствовал такой прилив энергии, что уже силы, которая бы у него забрала такой гостинец судьбы, просто, по его мнению, не существовало. Оглядываясь по сторонам, он не заметил ни кого, а на взгляд из  дальнего ельника просто не обратил внимания. Прижимая к себе, как самую большую драгоценность дар леса, как он его окрестил сразу же, мужчина прошёл к своей искалеченной машине и попытался завести её . Машина не подведя, тихонько заурчала, и мужчина уже не гоня так быстро отправился вновь домой, получив за своё доброе дело по заслугам.

Возвратившийся из школы домой, уставший, но довольный папа Слава, обнаружил только копошащуюся возле печи Гавриловну, что готовила вкусное и полезное для всей семьи. Причём чугунок с картошкой, уже был на столе, но он был пустой и ложка в остатках картошки лежала тут же, с пустой крынкой из под молока, на которой ещё не успело засохнуть молочные капли.

- Сейчас сынок накормлю вас. Проходите пока возле печки погрейтесь, после труда то умственного, подикась устали, поболе чем от пахота в поле.

Раздевшись сам и помогая дочкам, папа Слава, не выдержав, всё-таки спросил:

- А где Ирина?

- Устала она, отдыхает. Не тревожь её сынок, чего надо мне скажи, всё исполню.

- Что с ней? Матушка не скрывай, что-то с ребёнком?

Впервые назвав Гавриловну матушкой, по примеру Иры, папа Слава даже и не заметил, как улыбка скользнула по старческому лицу. Торопливо произнося слова, баба Фекла стала махать на него руками, как бы отгоняя несчастье от всех и указывая ему дорогу в двери:

- Что ты, Что ты. Всё хорошо и с матерью и с плодом, прекрати беду кликать. Сейчас и накормлю и напою кровиночек моих. Переключившись с папы, как с отрезанного, на своих внучек, которых любила день ото дня всё больше. Дети это чувствуя, всегда льнули к старушке, что заменила им всех бабушек и дедушек вместе взятых. Сегоднешний вечер не стал исключением. Обняв за талию, выросшие дети, которым и не Даш на вид шести лет, умильно смотря старушке в лицо только и спросили:

- Бабушка, а что ты приготовила?

- Бабушка, а чем ты нас побалуешь?

- А ну-ка сороки белобоки, кыш с дороги, сейчас и стол накрою и вас привечу, а пока не мешайтесь под ногами.

Успокоенные дети, тут же притихли на лавке возле горячей печки, впитывая её живительное тепло, своими спинами. И так хорошо им стало, что невольно представив себе яркую полянку с лесной земляникой и танцующими бабочками, они чуть не закемарили. Но не тут-то было…

Папа Слава, дошедший до рубильника, включив его, и подождав когда весь дом, озарившись светом, станет выглядеть по-другому, ворчливо, произнёс:

- Всё то у вас, какие-то тайны, всё то дела не понятные. То травы, то зелья всякие. Вы бы Фёкла Гавриловна не забывали, что жена моя всё-таки преподаватель и высшее образование не для того получала, что бы всякие книжки в компьютер перепечатывать. Ей уже надо думать о скором появлении малыша, готовить приданное, узнавать, где по близости доктор какой, чтобы уже начать наблюдаться у него. Ну, или как это у вас всё называется?

Баба Фёкла, грозно посмотрев на папу Славу, с ехидством, ответила:

- Ну, по что ты такой ворчун? Ну, чисто медведь, какой. Ты же вроде не старик, как дед Михей. Так смотри обернешься лесным хозяином, кто тебя акромя жены, да меня старой дуры необразованной обратно-то в человека вернёт? Кому ты тогда будешь свою науку преподовать? На кого ворчать да попрекать неразумностью будешь?  Можа зайцев на полянке, а можа птичек на ветках. То, то и оно.

Девчонки слушая не серьёзную перебранку взрослых, счастливо засмеялись, представив своего отца в образе медведя, что учит на лесной полянке живность мелкую да разную, и сразу же включившись в игру, стали придумывать кто из них кем будет, два как строгому родителю ответ давать будет, да как вести себя будет и так продолжалось, пока баба Фекла не поставив на стол разносолов, не стала звать их ужинать. Только усевшись за стол, они услышали шум подъезжающего автомобиля. Вскоре на ступеньках их дома раздались быстрые и решительные шаги дяди Володи, скрипнув открылась дверь и на пороге появился он сам, с огромной шкурой на руках белого цвета.

- О какие люди, и прям к столу. Проходи дорогой, с дороги, чаю на травах, еды простой, да разговор мужской, чего ещё желать?

Папа Слава обрадовавшись появлению друга, встал из-за стола чтобы его поприветствовать. Тот скинув шкуру возле печки, обнял Вячеслава и усевшись без обиняков за стол начал наворачивать с поставленной  Гавриловной, тарелки. Наевшись, и отдышавшись, выпив чаю с лесными травами, Владимир расстегнув ворот рубахи, начал говорить:

- Всё решилось наконец-то. Теперь будем строить дома, и выращивать лес. Возделывать поля и разводить пчёл. Вроде как протолкнул я всё эту бумажную волокиту, теперь можем не боятся, что придут и отымут. Понимаю что бумажный щит, но люди должны понять, что так жить лучше, когда и по Правде и по Закону. Правда машину угробил, да так, что и в ремонт-то страшно везти. Проще новую купить, да надо от барских привычек  то отказываться, вот и голову теперь ломаю. Да ещё дожди начались. Короче друг что присоветуешь?

-А что с машиной?

Папа Слава искренне участвовавший в каждом вопросе, что рассматривался Владимиром, только поражался, тому как хватало на всё этого человека. Понимая, в глубине души, что всё правильно сделал, передав власть тому кто действительно может всё организовать и прорубить любой затор, он всегда волновался, если у друга что-то происходило неприятное.

Владимир рассказав всё что с ним произошло и ткнув пальцем в шкуру у лавки, только и закончил свой рассказ:

- Вот и думаю, заказать женщинам, пусть душегрейку какую сделают мне из неё. Ты не представляешь. Она даже псиной не пахнет, лесом, будто специально все запахи собрала.

- Да, дела. Папа Слава был в недоумении, от происшествия с Владимиром. Зато молчавшая до этого Фекла Гавриловна, не вмешивающаяся в разговор двух мужчин, внезапно произнесла:

- Белый волк, это магия древнейшего порядка. В такой шкуре ходит сам лесной хозяин. Белый цвет выделяет его ото всех простых волков. Это душа леса. И тот кто убьёт лесного хозяина, молчит об этом всю жизнь, потому как вся сила переходит к такому смельчаку. Но и всё проклятие от леса тоже на нём. Если рассмотреть, что шкура не кровоточит, а выделана, то здесь ты прав паря, это дар. Не просто за какой-то поступок, это дар от хозяина равному. Видать то, что ты делаешь угодно не только лесу, но и богам, раз вот так они тебя отметили.

Тишина после произнесённых слов, была нарушена, вознёй девчонок, что пытались поднять и натянуть на себя волчью шкуру.

Впервые в жизни крик Фёклы Гавриловны, заморозил их на месте:

- Не сметь! Вы что пичужки, захотели по лесам волчатками бегать? Вам дар был, чего играетесь с тем, что мужское? Али до смерти хотите на четырёх лапах прожить, да на луну провыть?

- Эвоно как?- Владимир подскочив к шкуре, стал сворачивать её с намерением кинуть ту в жерло печки. Как  на угрозу он теперь смотрел на неё. И не хотел даже мысли допустить, что мех касающейся его рук, так и льнёт к нему будто ласкаясь.

- Не делай того, о чём можешь пожалеть мужчинка.- грозные слова, теперь были обращены к дяде Володе.

Растерявшись и смотря на старушку, что подойдя к нему вынув из его рук шкуру и принюхиваясь к меху, стала аккуратно сворачивать её в своеобразный рулон.

- Ты толи не слышишь меня, толи не понимаешь. О таком подарке, мечтают все правители, мужики всех мастей. А он дурья бошка в топку её готов кинуть. Тебе что плохо будет если она тебя да народ твой от беды лютой спасёт?

- Это как понимать?

- Придёт время всё узнаешь. И подойдя к нему протянув руку выдернула волосок из головы и из шкуры, быстро связала, не выпуская шкуры из рук, науз, и с силой кинула в топку печки узелок из двух волос. Пламя до этого бывшее спокойным, внезапно выплеснулось да так, что на стенке осталось чёрный силуэт, чем-то напоминающий очертания волка, воющего на луну.  Ни чего не объясняя и далее, вновь вырвав волос из волчьей шкуры, отложив её в сторону от Владимира на лавку, она подошла к нему и ворчливо,произнесла:

- Ну-ка, сядь, когда старшие просят добром.

Мужчина который не боялся ни кого в своей жизни, почувствовал как у него подкосились ноги, и присев на лавку всё у той же печки, подставил обречённо поникшую голову, под руки ведуньи. Та быстро отыскав под шапкой волос, тот самый единственный, что ближе к темени, и ввязав в узелок волчий волос, пришлепнула как бы в шутку, встопорщенные волосы мужчины, произнеся при этом:

- Придёт беда - отворяй ворота. Да чтобы беду встретить, да отвадить, надо будет шкуру одеть да приладить. Как голова к голове, как лапа к лапе, как хвост к уду. Так и быть, так и сплести, так и беду отвести. Слово моё твёрже алатырь-камня. Гой!

- И чего это было? Владимир придя в себя, и выйдя из под магии старушечьего взгляда, начал подниматься с лавки. Старуха убирающая шкуру в сундук, ему только и ответила, как ни в чём не бывало:

- Я ж тебе старшой всё сказала, ты глухой, али от рождения тугодумом был? Как ты свои мульоны то заработал, коли простых слов не понимаешь, да ещё и переспрашиваешь, то чего твоего ума до времени не касается?

- Пойду я наверное, там меня Светлана дожидается?

- Иди касатик, иди. С дороги почитай и отдохнуть надобность есть. Ступай, боги тебе в пороги, да скатертью дорожка. А насчёт дождя не переживай, сдаётся мне, не будет больше дождей, успеешь свои дома для людей построить, да заселить их, до холодов.

Попрощавшись по-мужски и пожав руку папе Славе, Владимир вышел обескураженный и словами и поступками  Гавриловны, чтобы направится к дому, где его ждали всем сердцем и душой. Израненную машину он оставил возле ворот, не став загонять её во двор. Звёзды уже сияли на небосводе и взглянув на сгущающиеся тучи над  деревней, и усиливающийся ветер, он только хмыкнул вспомнив последние слова ведуньи…

Папа Слава напротив, чтобы идти отдыхать, строго глядя на Фёклу Гавриловну, спросил с ворчанием:

- Ну, допустим, я не тугодум, но тоже чего-то не особо понял, что это было?

Баба Фекла засуетившись, убирая со стола тарелки, пробормотала:

- Придёт срок, всё и откроется. Вот же торопыга топтыга, понимаешь. Иди спать сынок, утро вечера мудренее во сто крат. Проводив в комнату к супруге папу Славу, Фёкла Гавриловна, чтобы успокоится, взяв клубочек заветный стала его перематывать. Руки работаюшие споро, не отвлекали её от дум. Потом увидев что осталось совсем немного, а дети ещё не спят, она дружелюбно подмигнув им, стала тихо напевать:

-   Баю, баю, баю, бай,
Поскорее вырастай,
Во лесок  с сестрой пойдешь,
Папе ягод наберешь.

Спи-ко, детонька, в добре,
На соломке, на ковре,

Да на теплой печке, как коток на крылечке.
Лю лю лю, лю лю лю
Бай, бай, бай, бай.

Спи-ко, дитятко, другое
Угомон тебя возьми,
Угомон-то возьмет,
Дитя вырастет. И друго вырастет

Не многу будя  вырасти,
Надо внучкам  ума разума вынести,
Лю ли, лю ли лю лю, лю
Бай, бай, бай, бай.                                                                                              Глазки внучки закрывай.

Вот уже на лавке появился долгожданный бог Бай, а баба Фёкла всё ещё в своих мыслях пребывающая, даже не заметила появления бессмертного. Тот понимая что происходит, кхеканьем привлёк с себе внимание:

- Кхм, ведающая, я конечно понимаю, что ты за один день, нашла трёх воинов,  что подняться смогут, когда тьма придёт на твою землю. Но может всё таки, хоть молочком угостишь? Оно у тебя вкусное да сытное.

Подавая крынку с молоком, старуха вдруг спросила у бога:

- Не гневись светлый бог, почему трёх? Ирина понятно, Володька понятно, а кто третий? Так ты ж сама его сегодня трижды Бером назвала. А то ты не знаешь, что такое матерью сказанный наказ?

- Ой, как же я так?

- Молодая ведунья умная, скинет с них разовую шкуру, не пугайся. Макошь не даром своей сестрой малой назначила тебя здесь. Что должно, то исполнится, что предсказано, не поворотится. Ну, да деток надо сказкой попотчевать, ишь как глазоньки-то поблёскивают. Что же вам сегодня такого поведать, рассказать, поучить, воспитать? Ладно будет вам сказка, слушайте.

В некотором царстве, в тридесятом государстве, жил поживал и горя не знал, один царь, пока не родился у него сынок наследничек. И до того был он упрям и не послушен, что все только диву давались. Как вошёл он в возраст, стал искать себе невесту. Да все ему не так, и всё ему не этак. То тоща, то крива, а то через чур румяна да толста. Мучился с ним царь государь, да в конце концов собрал мудрецов и спросил что ему делать с царским сыном. Мудрецы посовещавшись, присоветовали царю. Тому по нраву оказалось слово мудрое, вот он и вызывает царевича к себе. Говорит ему свою царскую волю:

- То что ты по сердцу не нашёл себе жены, и род наш продолжать не намерился, то дело скверное. Понимаю тебя и уважаю выбор твой. Собрал я мудрецов и вот что они мне присоветовали. А я тебе повелеваю. За хрустальными горами, далеко отсюда, есть дремучий лес. В том лесу посреди поляны растёт дуб, в корнях у дуба растёт цветок.  Зовётся он Жар цвет. Кто тот цветок добудет, у того любое желание сбудется. Вот тебе мой наказ такой и есть. Отправляйся и тот цветок добудь. Глядишь и суженную себе у Жар цветка испросишь, да меня внуками побалуешь.

Не стал спорить впервые царевич, а сел на коня и поскакал. Год прошёл, другой, о том только царевичу ведомо, да только встали пред ним те самые хрустальные горы. И нельзя через них перейти, перепрыгнуть или перелететь. До самых небес острые кромки торчат. А внизу много костей человеческих лежат. Задумался тогда царевич, как же поступить, да так ни чего и не придумав спать лёг. Долго ли ночь длилась коротко, а слышит он сквозь сон, такой разговор:

Говорит  один голос погрубее:

- Вот ещё один сын человеческий. Скоро либо от голода умрёт, либо об горы порежется да разобьётся. Тогда и полакомимся. Много их охотников за Жар цветком было, да только все сгинули без памяти, тут их косточки и остались, мне ещё прадед о том рассказывал.

А другой голосок малёхонький ему и отвечает:

- Да неужто ни кто через горы эти переправится, не сможет ?

- Мог бы любой, если бы разум был. Для того что бы пройти хрустальные горы, надо быть как мы. Мышками малыми, а превратится можно в нас, только если в рожок заветный влесть. Тот рожок у самой паршивой тёлки, что пасётся в лугах и принадлежит бабе Яге. Да за то чтоб просто прикоснуться к ней, надо у старухи три года в пастухах отходить. Ибо только раз в три года засыпает она. Всё видит и всё знает. Тот же кто без спроса дотронется до рожка волшебного, тот съеден ей будет как она его обнаружит. Потому как, не знает ни кто, что в тот рожок можно и подуть, вот тогда то и спастись можно будет и Жар цветок взять, да и ещё кое что в придачу получить, коли разум точно есть. Выслушал всё это царевич, и дальше лёг спать. А по утру, высыпал из котомки хлебные крошки, на том месте где спал, чтобы отблагодарить советчиков маленьких, да и пошёл в сторону заливных лугов. Пришёл он к избушке на курьих ножках, а там его уже Яга дожидается. Он и слова не сказал, а она уже на него набросилась:

- Где ходишь сын человеческий? У меня коровы в лугах разбежались, бери кнут да иди паси. Знаю, за чем пришёл, не знаю с чем уйдёшь. Толи на своих ногах коли по чести, да совести работать будешь, толи светильником на моих вратах. Глянь скока их уже у меня. И все разные.

Пригляделся царевич, а вместо светильников, черепа человеческие, из глазниц так и бьёт свет. Всё кругом освещая. Поклонился Бабе Яге царевич, взял кнут, да и пошёл пасти коров. Так три года, без одного дня и пролетели. Чует баба Яга, что придётся с человеком по честному рассчитываться, да ой как не хочется. Вот она и удумала хитрость. Вроде как решила пораньше спать на один денёк лечь. Пришёл к ней с докладом царевич, что срок его завтра подходит, а она храпит, так что избушка трясётся. Повернулся царевич и не солоно хлебавши, стал возвращаться на пастбище. Проходил он мимо врат, а под ноги ему череп один упал. Не пнул он его, а аккуратно поместил на место, уважил не спустил злость на кость человеческую. Стоило ему сделать пару шагов, как слышит он голос:

- Эх, царевич, дождаться бы тебя здесь да побеседовать, но видно не судьба. За доброту и вежество научу тебя как смерти избежать. День тебе осталось служить, да только Баба яга задумала не правое. Как только ты придёшь, все коровы разбегутся от тебя, злыми пчёлами покусанные. А завтра когда будет принимать их у тебя баба яга, нескольких не досчитается. Так что дождись ночки тёмной и оторвав у самой паршивой тёлки рог, беги. А мы уж завтра не будем светить, баба Яга подумает что ещё ночь и завалится спать на сутки. Ну а сутки пройдут, там уж с нас спроса нет. Как сможешь так и спасайся. Поклонился царевич черепу, и сделал как тот сказал. Рожок от самой худой тёлки оторвался, стоило ему только прикоснуться к нему. Вот царевич и стал убегать с заслуженным. Оказался он через день возле вновь всё тех же хрустальных гор, бросил пред собой рожок, а тот большим стал. Влез он в него, да по костяой дорожке к свету тал бежать. Выбежал и смотрит всё вокруг огромное стало. Да то не огромное всё стало, то он сам до мышки уменьшился. Уменьшился и рожок с ним. Вдруг с неба слышится свист птичий да  крик звериный, это баба Яга, за ним погоню снарядила, стал он среди костей человеческих прятаться. Сколько его не искали слуги ведьмы, не смогли во всех костях найти. Наступила ночь, встретился он с теми мышами что в горе живут. Среди них, да только взрослый уже был и мышонок, что три года назад, помог ему тайну узнать. Узнал его мышонок, да и провёл сквозь хрустальные горы. Три дня и три ночи, ходами они шли, а на утро четвертого дня оказались с той стороны хрустальных гор. Кинул царевич рожок пред собой, и вновь пробежав сквозь него, стал большим да сильным. Поблагодарил мышонка, да и припустил в тёмный лес, на большую поляну к дубу заветному. Вскорости достиг он дуба великого, глядь а в корнях его, и в самом деле Жар цвет растёт. Стоило ему подойти к цветку, как на ветке дуба показалась и хранительница цветка. Сама Жар птица. Перья ее светятся голубым цветом, а подмышки — малиновым. Об ее оперение можно запросто обжечься. Склонился пред ней в поклоне царевич, а она ему песню стала петь. Из ее клюва сыплются жемчуга, все ноги уже царевичу засыпали, а он слушает. Тут чувтсвует, что-то его в бок колет. Смотрит он, а то рожок, бьётся за пазухой, его о беде придупреждает. Вытащил он рожок, как увидела Жар птица рожок, перестала петь заплакала сидючи на ветке. Царевич, схватил и сорвал Жар цветок. Гул по всему лесу пошёл от того, что царевич сотворил. Вдруг с небес в своей ступе, стала спускаться баба Яга, косой машет, жизнь отнять хочет у царевича. Вспомнил слова мудрые царевич, да и давай в рожок трубить. Жар птица и подчинилась ему. Подхватила его лапами и понесла. Да так быстро, что баба Яга не успела их догнать. Через час, уже был царевич в своём государстве. Опустила его Жар птица посреди лугов возле реченьки, а сама рядом присела. Задумался царевич, на что же цветок потратить. Возьми и скажи при этом:

- Коли бы мне досталась така царевна, что ни в сказке сказать, ни пером описать, на то и цветка бы было не жалко.

Только произнёс он слова эти. Ударилась Жар птица о землю и обернулась девой да такой красоты, что и слов не найти для звания. Только плащ на ней  из птичьих перьев, всю красу затмевает. Царевич не долго думая, ударил по нему цветком. И посыпались горы золота, из плаща того, а цветок исчез. Вышла из той кручи золотой дева и сказала:

- Коли не убрал бы ты с меня плащ, чрез три дня вновь бы превратилась я в Жар птицу , а так навеки теперь я твоя.

Привел царевич свою наречённую к царю батюшке. А тот уж как рад стал. Тут же свадьбу объявил, да честным пирком, да ладком о молодых принялся печься. Нарожали они ему внучков да внучек, по прошествии времени и жили долго и счастливо всей семьёй своей человеческой…

Бог Бай, заметив уже спящих детей, оторвался от рассказа присказки, только и сказал:

- Ну тогда и мне пора, не печалься ведающая, боги всё видят и тебя не обидят!

С поклоном проводила божество Фёкла Гавриловна, и выключив свет по всему дому, улеглась спать. Вставать ей предстояло завтра очень рано.

Сказка восемнадцатая, в которой вместо деревеньки появляется

мечта о городке…

Ночь осенняя холодна и похожа одна на другую своим умиранием и затуханием в природе, но сегодняшняя была в деревне Ненарадовке особенной. Встав ещё за темно Фёкла Гавриловна облачившись в соответствующую одежду, что покажет богине Макоше, что пришла её служительница истовая, просить за людей и землю свою, ей богами завещанную, тихонько собиралась на ощупь. Проверив пояс и поправив нож Гавриловна оглядела весь дом, как бы прощаясь с ним. Не знала она, что будет потом, но за то что она намеревалась просить, не жаль было и жизни отдать. Выскользнув в холодную звёздную ночь и покрепче запахнувшись в душегрейку, ведающая отправилась знакомой тропинской в капище, ноги несли её сами, не надеясь на своё зрение, баба Фёкла отдалась на веру своему телу и оно не обмануло. Приведя её старое тело туда куда было собственно ей и надо. Переступив границу заветного березняка, она вошла в каменный круг за которым начиналось капище, поклонившись изображениям деревянным богов, она разжегши пламя возле алтаря камня, стала скидывать лишнюю одежду и платок. Обнажив волосы и распустив их по плечам, она стала глядя на звёзды искать самую яркую Седунь звезду. Найдя её и вознеся руки к небесной Сварге, она стала нараспев взывать к богам, называя их по именам тайным. отдав всем должное, она обратилась к богине Макоши такими словами:

- О богоматерь всего сущего, пред тобой я и люди что живут на земле этой. Пусть дождь перестанет. Земля уже напилась. Сухость нужна дома строить на земле твоей.

Солнечный Световит Бог, вернись к нам, Старое солнце на месяц прошу, вернись к нам, Будь с нами яркими лучами, Будь с нами ясным небом. Люди должны успеть в новые дома зайти и обжить их. Матушка Макошь и ты Световит, сделайте милость над нами, принесите погоду ясную, погоду сухую, а в конце жовтеня, на листопад всю уж воду и вылейте, чтоб земле пред зимой насытится, вновь напитаться.

Переведя дух, она закасала руки, и оголив старческие вены, полоснула себя по ним, капли рубиновыми камешками стали проливаться на каменный алтарь. Внезапно раны оставленные ножом стали вместо крови выталкивать свет, что возносясь к небу соединил Сваргу и Землю. Закрыв глаза, старуха не видела и не слышала ни чего, кроме шума в ушах, представляя как останавливается дождь возле границ не нарадовских, как тучи тёмные обходят эти места стороной, и готовясь расстаться с жизнью, чтобы до последней капли выпросить у богов для людей другой погоды. Повторяя древний заговор, она шептала сквозь зубы, повторяя и повторяя слова:

-Род и пресветлые боги слышали песни  первозданного моря, Богоматери видели рождение земли нашей, Предки наши способны править стихией, управлять непогодой. Взываю  и прошу: Исполните заклинание моё. Да будет так!   Да будет так! Гой!

Открыв глаза и обнаружив затянувшиеся раны, что уже даже новой кожей зарастая белели  на глазах, Гавриловна, стала бить поклоны изображениям богов. Она была услышана, и людям был дарован целый месяц без дождей.

Возвращаясь домой, она непрестанно улыбалась, её жизнь была не напрасна, коли даже так боги отказались забрать её жизнь в обмен на просьбу, значит она нужна была им здесь и сейчас. Вернувшись в деревню и дойдя до своего дома, Гавриловна снова посмотрела на расцветающее небо и услышала первую песню солнечной птицы, приветствующую Солнышко, что неспеша и устало вползало на небо. Открыв калитку, и пройдя в сарай, она привычно подоив корову, с подойником вошла в дом, где все ещё спали. Наступало утро и деревня Ненарадовка встречал свой новый день жизни…

Утро принесло много тревог и забот и папа Слава, переговорив с Владимиром, прицепив его на трос стал готовится к поездке в город, для ремонта автомобиля что пострадал в аварии на дороге, совсем не давно. Двое друзей споря, решали куда лучше сперва ехать в городе. Папа Слава настаивал, что сперва в ремонтную мастерскую, а потом за бланками и печатями. Владимир наоборот хотел сперва покончить с волокитой, а уж потом взяться за машину. Победил папа Слава, и позавтракав они выехали. Стоило им только выехать на трассу, как на встречу им стали попадаться караваны из многотонных машин, что стремились идти по курсу, совсем ранее не изведанному. остановившись и разговорившись с тормозящим их водилой, они смогли понять, что именно им и предназначался груз. Вернее он предназначался экопоселению Ненарадовское, но это было одно и тоже. потому объяснив куда направляться, мужчины решили что неплохо бы было и рекламные щиты сделать, пускай хоть временные, а то время поджимает, а сделать предстоит ой как много. Очертив ещё одну проблему для себя, они вновь отправились в город. Там загнав машину на ремонт и договорившись забрать её через неделю, пересели на жёлтую как солнышко машину папы Славы и вновь отправились решать неотложные дела, забывая о еде и отдыхе. Вымотавшись и решив самые острые и необходимые дела, они возвращались уже ближе к вечеру, когда их застала дождевая непогода. Потоки воды буквально заполоняли всё видимое пространство, но какого же было им увидеть контраст, когда до известного поворота оставалось не меньше трёх минут. Везде светило солнце будто специально, зажженное для того чтобы люди успели решить все свои проблемы. Папа Слава со смехом проговрил:

- Ну убедился, Гавриловна слов на ветер не бросает? Иногда, мне кажется она сможет с кем хочешь договориться, хоть с богами. хоть с погодой. хоть с самим светилом, хоть это и из разряда не научной фантастики.

- А ведь я ей, грешным делом сказать, не поверил.

Владимир задумавшись смотрел в окно машины, пытаясь понять какой же силой надо обладать, чтобы остановить дождь и заставить его обойти землю, что так нуждалась сейчас в людях, дабы жили они на ней, заботились о ней, берегли её.

- ты знаешь, я всё больше чувствую себя не руководителем, а вожаком, что ли. Понимаешь для меня, теперь вы все одна стая. о которой надо заботится, сберегать, кормить, защищать и ради которой стоит не просто жилы рвать, а и жизнь отдать. Ты прав был, говоря, что надо думать о будущем. Вот оно будущее.

И он показывая пальцем на что-то что ещё не привлекло внимание папы Славы, который уже в мыслях был в школе, но видное зоркому взгляду Владимира. А на земле Ненарадовской разворачивалось строительство, новых улиц.  Пока не было Владимира и Вячеслава, кто-то уже отдавал приказы и распределял грузы, нарезал работу строителям и водителям техники, кто-то уже  выстроил за деревенскими домами строительные вагончики. Круговерть впечатляла обоих подъезжающих мужчин. На них ни кто не обратил внимания, все были заняты своими делами. Копошась как муравьи  люди  спешили. Выстраивался процесс который на глазах возводил уже не несколько домов, а стройную  и задуманную архитектурную новинку для этой земли. Процесс шел казалось сам по себе, но тут то там искали какого-то Германа, который оказывается тут рулил всем.  Глаза мужчин округлялись когда всё новые и новые машины оставляли разгружались и уезжали в неизвестном направлении. Подъехав к дому Гавриловны, Владимир выскочив из кабины дома закричал на рабочих, что уже заканчивали разлом дома Светланы. Ошарашенный мужчина смотрел как разрушалось гнездо той, которая приняла его, доверилась ему и которую он не смог оградить от того, что её дом разрушили неизвестные. Работяги постаяв минуты три в молчании на возглас мужчины, вновь стали приниматься за работу. Тем более появившийся бригадир прикрикнув, вновь вернул им рабочее настроение. Подойдя к Владимиру, он строго заговорил с ним:

- Слышь мужик ты чего людей отвлекаешь? Им ещё дом самого руководителя возводить. А потом и дом администрации рядом, чтобы напротив дома культуры,  для которого вон уже видишь возле школы тоже заливают фундамент. Иди мужик отсюда.  Не для кого-нибудь, а для самого Владимира делаем. Владимира Ивановича Соболева, местного богача, как говорит Герман.

- А ты сам то его видел? Богача того?

- А оно мне надо?. Мне Герман сказал, за сегодня дом разобрать, фундамент залить, завтра уже стены возводить. да так, чтобы когда олигарх этот придёт работу смотреть, чтобы комар носу не подточил. Всё сделать просто на двести процентов, а то говорят он мужик суровый, чуть что без оплаты оставит. Не задерживай мужик, ступай себе с миром. Мне вон ещё один фундамент надо идти смотреть. Дом культуры, рядом со школой надо так сделать, чтобы  это центром было этого поселения. Ну Кремль типа, для администрации. Короче мужик, ты всё понял и не лезешь, не до тебя и твой окриков.

Ошарашенный Владимир, замер, поняв, что говорили о нём Владимире Ивановиче Соболеве. Взглянув на друга, он только покачал головой и обойдя машину пошёл в дом к Фёкле Гавриловне, куда уже поспешил и сам папа Слава. Войдя в дом, он обнаружил, что дом изрядно уплотнился. тут и кровати появились и другие вещи из дома Светланы, да и сама она с двумя детьми была тут же. Мужчины пройдя до стола. как два судьи усевшись за него стали молча ждать объяснений. Гавриловна, обрадовано захлопатала возле стола, накрывая его. запахи идущие от печки заставили желудок обоих квакнуть от голода, и отложив объяснения на потом, оба с радостью застучали ложками, но для пущей важности всё ещё хмуря брови. Съев всё поданное, они отвалившись от стола стали наблюдать за тем как дети и женщины, заговорщицки улыбаясь, занялись своими делами. К столу подошла  уже не мама Ира, а Ирина Георгиевна и заговорив, стала объяснять что же стало творится в Ненарадовке, пока двух главных мужчин не было в своей земле:

- Понимаешь, вы уехали. Правильно, правильно? А тут машины, длинногрузы всякие, и всем руководителя подавай. В документах расписывайся о получении грузов. Командуй людьми и указывай кому, куда , зачем. А тут понимаешь он приехал. Говорит, хочу глянуть. А то вся область о чуде пересуды водит, а сам не видел своими глазами. Мы с ним и тридцати минут не общались, а он уже на компьютере и планы накидал, и макеты и чертежи всякие. И людей обошёл, всё у них вызнал. Ну и вот, понимаешь. Света переехала к нам, ну буквально на недельку. Пока новый дом не построен будет.

Потом уже обратившись к владимиру, стала напирать на него:

- А чего было делать Владимир свет Иванович? Вы между прочим женится обещались на моей подруге Светлане Михайловне, или уже забыли? А кто новый дом строить будет для семьи новой, подумали? А где людей принимать будет новый руководитель экопоселения Ненарадолвское? А где детям нашим в библиотеку ходить, по интересам в кружках всяких заниматься.  А про совместные дела да обсуждения и совсем говорить не хочется. Это летом, мы можем возле конца деревни с женщинами вопросы обсудитьт, а зимой куда прикажешь, на каку горку лесть?

- Да ты толком хоть объясни, кто он? То что его зовут Герман, уже знаем, а что за человек, да зачем пожаловал?

- Наглый и усатый как рыжий таракан, но деловущий

голос бабы Фёклы, внёс коррективы в разговор. перехватив отчаенные оправдания мамы иры, Гавриловна, присев пред мужчинами и заговорила:

- Вы сынки не волнуйтесь, человек он сурьёзный, хоть и бывший, но военный. Всех в миг застроил, сказать честно. даже я сперва оробела. Но он так уверенно всё стал делать, что и придраться нельзя. права дочка. времени мало, вас тожа тока двое. Чего разорваться что ли вам? Вот и помощничка думается сами боги вапм и подсуропили. Проверила я его по свойски. нет тьмы в нём. зла не держит ни накого, хоть и пенсия грошевая от государства, но нет уныния. Он вродя даж сказал, что архитектур какой-то был . Городки строил военные. А вот теперь ругайтесь скока душе влезет. Ктож поперёк мужниного слова пойдёт? Орите на слабых женщин, коли совесть ваша мужицкая позволит.

Отбрив таким образом мужчин, что пытались выяснить от куда взялся помощничек и с чем пожаловал, оставила их практически с открытыми ртами. Ладушка не выдержав бросилась на колени к отцу и по секрету ему на ухо прошептала, поглядывая на дядю Владимира, но так чтобы и он услышал:

- А он Фёкле Гавриловне шкуру медвежью привёз. Сказал ещё мол, что хозяину, без одёжи нельзя. Кто ж его за хозяина признает?

Покрутившись на коленях у отца, она уже не скрываясь, громко спросила:

- Пап, а ты правда медвежью шкуру оденешь?

- Ага дочка. завтра же, когда пойду рабочих пугать.

Захлопав радостно руками старшая дочь моментально унеслась в другую комнату, куда уже перебрались на время ссоры взрослых остальных три ребёнка и Светлана, что боялась показаться на глаза будущему супругу.  Владимир вздохнув и позвав жестом Вячеслава на крыльцо вышел из дома. Начинало смеркаться. Осенний день короткий. потому основная горячая пора, уже шла на спад, чтобы не поколечится да не зашибится по темноте. Но так казалось только до тех пор, пока не вспыхнули по всей Ненарадовке, солнечные батареи, что точно рассчитанные были укреплены на вкопанных неизвестно кем столбах, от кабеля что запитывался в школе и ветвистой змеёй, разбросан был до различных столбов. работа продолжалась и ночью. По деревенской дороге, перескакивая через появляющиеся то тут то там препятствия, в сторону дома Фёклы Гавриловны, шёл человек с массивными плечами, и голой безволосой головой, что бликами на лысине от солнечных батарей рождали иллюзию нимба над головой передвигающегося по вечерней улице человека.  Он был коренастым с маленьким животиком и пушистыми усами, что жили казалось своей жизнью. Остановившись перед воротами и обогнув машину, открыл дверь и заметив двух мужчин, что разговаривали на крыльце, человек решительно вошёл в ограду и сделав несколько шагов, остановился, затем чёткео и по военному отрапортовал:

- Герман Францович Ланк. Военный инженер. Полковник в отставке. Тут в качестве архитектора, руководителя работ и прочая, прочая, прочая. А вы, я так понимаю Владимир Иванович Собалев  руководитель Ненарадовки и директор школы Ненарадовской Вячеслав Игоревич Дальних.

Усы при этом у говорящего забавно топорщились, и папа Слава. не выдержав, тихо всё таки сказал:

- Слыш, и правда как таракан.

Закатившись смехом, мужчины, даже на секунду, не сбили бывшего военного. Подаждав когда не уместный смех закончится, он нахмурив брови, только и продолжил:

- По имеющейся у меня информации, вам господа хорошие не смеяться надо, а плакать. Кто начинает масштабное строительство городка без плана, без макета, без учёта топографических характеристик и архитектурного замысла?

-Да мы вроде просто хотели с десяток домов построить, чтобы было где людям зиму провести.

Начал оправдываться Владимир. Его перебив и не дослушав, отмахнувшись старый служака, проворчал:

- А где гармония? Где соединение старого и нового? Вы поназаказывали, и каркасные дома и по канадской технологии и финские домики, и дома из сомана, а ещё пришли и двадцать готовых из оцилиндрованных брёвен заготовок под дома. Так как без плана то, без расчёта сил, без фундаментной основы, без ограждения захоронений и прочего что имеет культовую основу?

Владимир совсем потух, ведь заказывал он, и признавать свою вину, ему пристало. Но тут заступившись за друга, стал говорить папа Слава:

- Ваши предложения уважаемый Герман Францович. Вместо того чтобы тыкать двум мужчинам, мечтающим жить в гармонии с природой, на их недостатки, что вы предлагаете товарищ полковник?

- Так я собственно и шёл сюда для этого. Без вашего согласия на плату ночного труда рабочим и строителям, шабашникам и плотникам, электрикам и прочей братии, я не смогу вовремя сдать объект. Я конечно взял на себя смелость и пообещал им тройную оплату в ночное время и двойную в дневную. Только так и смог заставить их вцепится в работу, но без вашего одобрения, проект не воплотится в жизнь.

- А что вы собственно для себя просите Герман Францович?

Папа Слава, склонив голову, всматривался в фигуру полковника, что внезапно вытянувшись и без доли смущения, начавшего говорить как на параде:

- Первое. Исполнить мою мечту, и построить город сад. Понимаю что фантастика, но на пенсии делать нечего, вот и на фантазировал. что можно в миниатюре соединить древние строения с более современными, синтез так сказать. Второе, если нет вопросов по затратам. А как говорили в области, что миллионер Савельев, может купить себе не одну область, не то чтобы какую-то деревню, то для себя хотелось бы получить дом построенный по моему проекту. Всю жизнь, честно говоря, строил для других, а вот себе как-то не сподвигся.

Последние его слова, уже не были официальными и от них несло человеческой мечтой о собственном угле, о том месте где можно пустить корни. Потому покачивания голов мужчин, он приняв за согласие, и закончил:

Третье. хотел бы чтобы мой дом после моего ухода, остался моим родным. А именно моей дочери и внукам. Они у меня без мужика, так что, если всё пойдет нормально, то сюда перевезти их можно на раз, два, три. Вот собственно и всё. Но если глобально замахиваться, то конечно хотелось бы и пристань чтобы не стыдно было и дом на взгорке с маяком, чтобы как корабль. Одинокий корабль, так сказать в бухте Сурожки, на вечном приколе.

- Вы по национальности кем будете  Герман Францович?

Владимир Иванович, принимая какое-то решение для себя, внимательно уже смотрел на мужчину, не как по принципу нравится, не нравится, а уже как руководитель и вожак. Почувствовав, что вопрос, не праздный, полковник, со всей серьёзностью ответил:

- Обрусевший немец. Предок прибыл при Петре Алексеевиче Романове, с тех пор, весь мой род служил России. Царям, генсекам, президентам. А теперь хочется, просто для себя пожить. Тем более, внучки у меня, а дочь одна. Закат рода так сказать. Верю в Христа, как любой военный, всю жизнь кочевое  бытие. Довольно обо мне. Я вот принёс бумаги, надобно бы печати проставить, дабы люди не волновались. Как сказала Фёкла Гавриловна, именно за ними вы и ездили в город?

Уже вытягивая из бушлата документы, он насторожившись отошёл в сторону. И как оказалось незря. В ворота влетела маленьким ураганом, сметая всё на своём пути Наталья. Увидав папу Славу и Владимира, она с гневным выражением лица направилась к ним. Подперев руки в бока, она склонив голову и набычившись, стала их давить взглядом. Поняв что таким образом ни чего не добьётся, она сменив тактику, стала приговаривать:

- Смотрите что делается, люди добрые? Пришлые, понаехали, людёв домов лишают, понимаешь. Это где это видано, бабыньки? Чего вы там застряли, ну как сюда все. Пусть эти жулики пред честным обчеством ответ держут.

В ворота стесняясь, вошли ещё пятеро женщин, подёргивая платки на голове и боясь поднять глаза, на мужчин, что смотрели на это шествие с увеличивающимся градусом не понимания.

Владимир, как старший сделав с крыльца шаг и оказавшись пред людьми на одном уровне, как бы показывая, что, это его люди и он не ждёт от них дурного, тихо и спокойно спросил:

- Наталья, спокойно объясни, что происходит?

- А то ты не знаешь. Ещё старшим поставили над собой, а он у людёв дома отбирает. ломает их, и видишь ли на ночь глядя в поле отправляет. Так то ты заботищься о людях, старшой?

Тут из-за женщин выскользнул полковник, и кхекнув, дернув себя за усы, начал говорить, да так, что все замерли:

- Позволю себе объяснить диспозицию. Ваши дома не просто разрушаются, они мешают ансамблю. Вас временно переселяют из ветхого жилья, в новые и комфортабельные дома которые уже через месяц будут вашими, абсолютно бесплатно. Я правильно говорю Владимир Иванович?

Владимир схватив и причину и следствия, качнул головой, но обязанность старшего во всём заботится о своих людях, перевешывала, всё остальное. Потому и молчал он, не зная как объяснить людям их же счастье. Они то свое счастье видят по другому, и не ему пришлому учить их жизни. Молчание увеличивало гнетущую тишину и повышало градус недовольства. Тут на помощь другу. пришёл папа Слава, спрыгнув с крыльца, где он оперевшись на косяк, наблюдал до этого происходящее, стал подходить к Наталье, со словами:

- Наталья, ты бы не гневилась по пусту. Послушай что я тебе скажу. Ты всю жизнь прожила в разбитой и лютой по зиме избе. Тебе безвозмездно, дарят новый дом, новую обстановку, какую ты только захочешь, но для этого нужно потерпеть месяц. Причём не в голом поле, как ты это заявила здесь. А в школе. Вот ключи, я как директор школы объявляю каникулы, до тех пор пока дома не будут вам построены, будете жить в ней. Что ещё хочешь спросить? Чем дольше ты здесь стоишь, тем дольше строится будет твой дом. Мебель и прочую ветошь не бери. Самое основное,  документы, всё что есть ценное и в школу. У меня всё. Ещё вопросы?

Не дожидаясь реакции женщин, папа Слава обращаясь к архитектору в отставке, обратился:

- Нас прервали  Герман Францович, что вы хотели показать для обсуждения?

Полковник вытащив наконец-то документы разложив их на крыльце продемонстрировал такой полёт мысли, что все кто стоял у него за спиной, только вздыхали и охали. от дейсвительно захватывающих перспектив своей бывшей деревни, что в одночасье по воле, этого лысого мужчины превращаются в городок, где всё естественно и гармонично для тех кто собирается здесь жить не один год, а всю жизнь.

По толпе женщин поползло шушуканье, и только услышано было папой Славой «во напридумывал прусак…» « Точно приклеится, если ещё и рыжий был» - подумал папа Слава улыбаясь своим мыслям, стараясь понять чтоже за чудесный городок хочет возвести тут за месяц отставной полковник. «Перспективы  фантастические, и какие-то не реально сказочные, но для человека нет невозможного. Если сделает честь и хвала, а нт так и следующее лето есть. Да и  у богов, как говорит Гавриловна дней много» - так думал Владимир, и при всех вытащив печать, наложил в правый угол печать и поставил свою роспись, давая отмашку военархитектору, за месяц сделать чудо. женщины успокоившись, попрощавшись, вышли в ночь из ограды Гавриловны дома, закрыв за собой ворота, и оставив троих мужчин думать, с чего начать и что ещё сделать. Тишину нарушил как ни странно первым полковник, всё ещё прибывающий под впечатлением от только что чуть не случившегося бунта, словами:

- Сколько знаю женщин, всё время, либо, хочется убежать от них, либо на руках поднять и не отпускать, а здесь…

- Что здесь?- поинтересовался Владимир, вроде как и не заинтересовано, но внутренне напрягшись. ведь разговор шёл о его людях, о его стаи, как он воспринимал их всех, от деда Михея, до последней сопливой девчонки из семьи Куриловых, что месяц назад приехали преподавать в школу к Вячеславу.

- Да, знаете ли, хочется «смирно» встать и честь отдать как при подъёме флага. Такая женщина, это ж слов не найти, не описать, мне старому вояке.

- Ох полковник, чую я, не пройдёт и года, как старый волк, одинокий волк, перестанет быть таковым.

Подначив полковника, папа Слава, даже представить не мог, как в дальнейшем отзовутся его слова.

- Ладно, вся лирика потом, как город счастья и мечты построим. Знаете у меня уже и название созрело. Как вам «Ненарадовская мечта», ну или « Чудо Сурожки»

Владимир, вглядываясь в ночное и звёздное небо, просил небо, об одном, только бы получилось, и все были счастливы, здоровы, накормлены и обогреты и физически и духовно. «Этакий рай на земле», поймав себя на этой мысли, владимир усмехнувшись, про себя договорил, что его всё больше смущало «на зелёные бумажки, что так почему-то ценились выше всего»  «А ведь, вот так мог бы каждый воплотить свою мечту, если бы…. ох это если бы» От мечтательных рассуждений его отвлек разговор двух своих собеседников:

- Знаете Герман Францович, я вам завтра в интернете , такие образцы кремля нарою, что любой царь обзавидуется. Зачем нам администрация? Мы и совместим два в одном. И людям удовольствие, и нам почёт. Ведь не скажут Мы пошли в контору, а ведь произнесут, мы к старшому в Кремлевские палаты, обсудить, чего больше сеять ржи али пшеницы. О как, людей поднимем в их самоуважении к себе к труженику.

- Вы Вячеслав, имперскими замашками, область рассмешите, да и не только область.

- А пущай смеются, нам на это с колокольни. У нас свой город мечта! Правильно Слава.-  поддержал друга Владимир Иванович.

- А для вас Владимир Иванович, мы работёнку тоже найдём, завтра надо бы все договора с рабочими, строителями, шабашниками и прочими людьми заключить. Да, аванец выдать, быстрей работа пойдёт, я уже насчёт пьянки предупредил, так что народ надо подмаслить.

- Значит завтра снова в город, Слава я возьму твою?

Увидев кивок друга, он протянув руку полковнику сказал просто:

- Герман Францович, я рад что вы приехали, останетесь или нет, дело ваше, но всё что просили, всё получите. И на остальное карт бланш. Давайте сделаем наш городок мечты вместе. Пойдёмте покажите на месте, где у вас там переулки наметились, да сторожевые дома шпилями. Интересно всё увидеть на точке так сказать. Ты с нами Вячеслав?

- Куда ж я теперь. Пускай наши укладываются, а мы уж потом на полу да возле печки, на зипунах каких ни каких переспим, примем так сказать крешение в полевых условиях новостроя.

В ночь выходили трое мужчин, и их походка была легка, ведь к мечте можно идти только свободной походкой…

В это время Фёкла Гавриловна уже пела обычную колыбельную вызывающую, древнего бога Бая:

- Баю-баю, за рекой
Солнце скрылось на покой,
А у наших у ворот
Зайки водят хоровод.
Заиньки-заиньки,
Не пора ли баиньки?
Вам под осинку,
Деткам  на перинку.

Баю-баю-баиньки,
Спят все детки маленьки.
Спят все, да на печушке горяченькой,
Закрывают глазоньки.
Баю-баюшки-баю,
Не ложится с краюшку.
А ложатся посрединочке
На мягкой  да на периночке.

Вспышка света не была видна из окон дома Фёклы Гавриловны, но она ознаменовала появление божества сказок и быличек. Появившись вновь в этой реальности бог с поклоном принял крынку молока, погрел руки у огня, да и завёл вновь новую сказку:

- В некотором царстве, в некотором государстве жил был царь Берендей. в молодости он путешествовал много и насмотревшись на правителей заморских решил им ни в чём не уступать. Понастроил он в своей стране различных каменных, да дорогих строений. Вроде как и людям престиж, и самому государству, почёт от красот, что людскими руками сделаны. Да всё это, было недолго. Как зима наступает, так камень и лопается. Как лето наступает, так то пожары, то Змей Горыныч налетит всё пожжет, головешек не оставив. Одно слово разорение полное стране и казне. Погорюет, погорюет Берендей, а делать нечего, вновь отстраиваться надо. Вот и получается. что казна с каждым днём всё худей, да худей, а люди всё злей, да злей. Вызвал как-то Берендей своих мудрецов, да давай их за бороды таскать, гнев свой царский изливать. И повелел он им в день придумать как и величие страны поддержать, и казну наполнить, да заморских царей удивить. Ушли мудрецы, страшась гнева царского. А сам царь государь. отправился погулять по берегу речки, отдохнуть от дел государевых. Смотрит он, играет у самого бережка рыбачий сын. Лепит из песка дома, да украшает их ракушками, башенки , да лесенки, соломкой покрывает. И так у него ловко получается, и становится всё занятнее и занятнее город у него. А тут как на грех , подошёл отец ребенка, да и давай песочный город рушить, надавал сыну подзатыльников, да и отправил его за лодкой. Царь подощёл к рыбаку и спрашивает:

- Пошто сына ни за что наказал?

Упал рыбак пред царём, и давай оправдываться:

- Я уж с ним и так и сяк, и по хорошему и по плохому. Чего только не делал, а он всё не уймётся. Разрушу города его, а он на следующий день, ещё краше возводит. Да так настрогался шельмец творить, что уже у самого меня и рука-то не поднимается крушить. Да только, кто же его кормить будет, если он всё из песка забаву себе лепить будет?

- Ну, что же, вот тебе золотой рубль, а к завтреву сына в палаты царские чтобы проводил. да в срок доставил.

ещё больше кланяется рыбак и думает, чем гнев царский на себя навлёк. проплакал он всю ночь,Ю да ктож с царями спорит, привёл как велено было, в палаты царские мальца, а сам в слезах ушёл.

Вот собрал царь мудрецов и спрашивает:

- Ну что надумали?

Молчат все, один за другого хоронится, взгляда царского опасается. Выискался один, подошёл к царскому трону, да поклонившись, молвил:

- Слышали мы надёжа государь, что в царстве Индерийском, есть материал мрамором белым зовётся, что прочный, и ни чего не берёт его. вот если из такого построить дома, да храмы, да башни, да дворцы. То и сносу им не будет. Ни чего с ними не сделается и за тысячу лет.

- И нашим головам сносу не будет, мудрейший. Потому как разорвут нас с тобой в клочки, за то, что последнее золото чужому царю отдали.

Оглядел он всех и подманив рыбацкого сына, проговорил:

- Вот этот парнишка, и поможет нам. расскажи ка чадушко, чем на берегу промышляешь?

Тот не скрываясь и стал говорить, что уж пятый год, как лепит дома, да храмы, да в города всё это соединяет. А как разрушит кто по злобе, али водой из речки размоет, так всё едино возвращается и вновь восстанавливает всё.

Дал царь рыбацкому сыну мешок золотых рублей, да и говорит:

- Поняли мудрецы, что сказал вам отрок сей?

- Нет. о царь.- Ответил тот кто предлагал мрамор из Индерии вывозить.

- Да всё же просто. Строить и храмы и дома, да и башни с дворцами надо из того, чего много и просто восстановить. Сделав при этом краше во сто крат. Потому как новое всегда рождает жажду творить. Вот о чём рыбачий сын вам поведал, мудрецы.

Выгнал он мудрецов из дворца, а сам повелел по всей стране из дерева делать и дома, им дворцы, и храмы с башнями сторожевыми. И так это всем пришлось по вкусу. Что чтобы не случалось в городе каком, так всем миром потом отстраивали, да делали краше во сто крат. Ездили потом  в государство и послы и цари разные, и всё не могли глаз отвести от городов Берендеевских. Так они были хороши, что их дворцы им казались лачугами жалкими. На том и сказке конец. кто смекнул, тот и молодец.

Обращаясь в женщинам, Бог Бай проговорил:

- И вы надеюсь услышали сказку, да на ус намотали. Ну, так прощевайте, да мужчин своих встречайте. Вот вот будут.

Стоило божеству растворится во вспышке света, а чёрному коту шлёпнутся на лавку, как  дверь дома Гавриловны отворилась и в неё через порог вошли двое мужчин, всё ещё говоривших о чём-то своём.

Войдя в комнату, папа Слава, заметив не спящих женщин и сопящих нежно и доверчиво детей, только и смог спросить:

- А чего это вы тут делаете? Спать пора полуношницы.

- Так сейчас вам на полу постелим, да возле печки, благодать одно слово. Вот как вы уляжитесь так и мы тут же.

За всех ответила Гавриловна, став быстро сооружать лежак для мужчин. Выключив свет в доме, она вздохнула спокойно, все были в сборе, все были живы. и все были счастливы. Много ли надо матери, для счастья?

Ненарадовская ночь была неспокойной, смены работающих людей превращали сказку в реальность и так весь следующий месяц. Пока не наступил день, когда всё было закончено и люди довольные стали собираться до дому, уверенные в том, что сделали благое дело для всех живущих здесь, воплотили  чью-то мечту, да и деньгу длинную зашибили… А что самое главное, ещё и на свадьбу приглашёнными угодили…

Сказка девятнадцатая, в которой происходит свадьба Владимира и Светланы…

Утро вновь пролилось дождём. Пролетели дни выпрошенные у богов Гавриловной, и вот уже три дня идут дожди, да такие каких не видывал ни папа Слава, ни Володя, ни даже сам дед Михей.

Папа Слава стоял возле окна и вспоминал….Решено было играть свадьбу как только рассчитаются с последними работягами да и их оставят на свадьбу, чтобы было с кем женщинам Неннарадовским песни попеть, да хороводы поводить, распотешится, да подурачится. Хотя баба Фёк ла и ворчала, что в старину вдовицам да разведёнкам свадьбы не играли, сходились по тихому да и жили, всем миром не одобряемые.  Но все друзья решили что всё таки регистрации быть. Тогда –то Владимир и придумал, что  будет ни столько свадьба, сколько представление для всех молодых, чтобы не забывали так сказать традиций. С чего ни восстанавливай, а всё лучше чтоб культура восстанавливалась со счастья двоих, да всего мира, что любуется этими двоими, но прежде регистрация по гражданским законам России.  На том и порешили. Молодые съездили в город и расписались там. Правда , сперва возникли проблемы, в части касаемой бывшего мужа Светланы. официально они хоть и не были разведены, но покинув давно дом, он не воспитывал детей, ни заботился о доме и естественно не помогал жене в хозяйстве. Потому убедительная просьба Владимира Ивановича и обещание, показать красоты природы, сыграли свою роль. И работник ЗАГСа, развёл и тут же приняв заявления на вступление в брак, без помпы и обычной мишуры, расписав обоих молодых, подсказал чтобы за паспортом молодой придётся подъехать через неделю, вот тогда и поговорят о природе и отдыхе на ней. Улыбнувшись друг другу. Владимир и Света, и не обратили внимание, как глаза работницы то тухли, то внезапно вспыхивали. и как она поправляя цветочек на груди у Владимира, чуть прижалась к нему. Светлана, сперва не обратив внимания на этот факт, вдруг почувствовала что-то чуждое и опасное рядом с Владимиром. Выйдя из ЗАГСа, Светлана, стала осматривать Владимира, но будто не он стоял пред ней, а какой-то чужак. И сам Владимир, вдруг стал совсем другим. дерганным и резким, будто кто занозу какую с ядом всадил под его шкуру. Фёкла Гавриловна, только посмотрела на молодых, что вышли из здания, как тутже сказала маме Ире, что тоже была там, вместе с папой Славой:

- Сурочили обоих. Сейчас не остановим, потом люто возненавидят друг друга.

Как призыв к действию прозвучали слова старой ведуньи. папа Слава, вызелая из машины направился в сторону Владимира, и стал осматривать друга. Тот возмущаясь, крутился. Папа Слава, схватив его за рукав пиджака. пытался удержать. Владимир взбеленившись вырвал рукав из руки Вячеслава, оставив, материю в руках у того кто привёз на регистрацию и Владимира и Светлану. Теряя остатки разума, Владимир разозлившись, и блеснув оскалом, сделав его похожим на поджарого волка, сорвал пиджак и ударил им о землю. Внезапно раздался хлопок, и из под букетика, что торчал в пиджаке стало расплываться чёрное пятно, будто кто-то шутки ради разлил банку с чернилами. Все удивлённо смотрели, на это событие, кроме Гавриловны. Быстро ощупав молодуху и проверив, что ни каких мер к ней не было применено, вздохнув с облегчением. проговорила:

- Так, вот как хотите, а я и минуты в этом гнездовище змей не останусь. Вези меня сынок в деревню. Я вам такую свадьбу устрою. Ещё внукам рассказывать будете. Ишь ты расписались они и хотят от всего мира скрыться.

- Владимир Иванович, наконец-то пришедший в себя, только и мог что промотавшись головой, смотрел на самых близких и понимая, что он их обидел, проборматал:

- Ты ж сама Гавриловна, сказала, что нельзя нам праздник. Нельзя свадьбу. Вроде как у Светланы дети, а это точно что она уже не девушка, а красивая женщина, значит и свадьбы не будет.

Старуха качая головой, только и произнесла:

- Вот всем ты хорош старшой, да только пришлый и останется пришлым, сколько не проживёт на земле деревенской. Ты голубь, и не знаешь, что ранешними временами, девки, что имели добрачных детей ценились выше всего. Это всё поповские сказки, про невинность и прочую ахинею. Скока таких было, возьмут девку чисту, не порчену, а она дитё родить не может. И потом всё прахом идёт. мужик спиваться, родители поедом и молодуху и мужа едят. И глядишь всё пошло поехало да под откос. А так, рассуди, она молодая, ещё тебе на рожает и мальчиков и девочек, так и прикипишь уже своей кровью к земле. То то и оно. мудры были предки. И ты не унывай, будет свадьба я сказала, да такая, что городским и не снилось.

Потом было возвращение в деревню. Легкий дождик начинал свою песню. И Гавриловна смотря на небо, только и произнесла:

- Дождь на свадьбу, к счастью и богатству.  Ни чё, не сахарные не вымокнем. За несколько часов всё приготовим, да по всем нашим обычаям и сделаем.

Наталья, что пришла с остальными женщинами в новый дом к Гавриловне, загородила Герман Францовича, что вот уже как несколько недель не отходил от неё, стала расспрашивать, что да как в городе. Светлана и Ирина стали рассказывать, но когда дошли эпизода с пиджаком, все женщины как одна, выдохнули: «Сурочили ироды».

- Вот вот, именно это и сказала Гавриловна. а вас позвала, чтобы для детей наших свадьбу устроить, пусть шутейную, но всё таки как и положенную на земле этой предками нам завещенную по обряду родовому.

Все закивав одобрительно очень быстро разобрали роли в предстоящих действия и умчались всё организовывать. Дела стали кипеть как котёл на раскалённом огне, куда постоянно подкидывались дрова.

Наталья, что взяла на себя роль матери жениха, готовила брачное ложе у себя в новом тереме, что возвышался теперь напротив дома возведённого Герман Францовичем для себя и своей семьи.  Она не задумываясь предложила это для молодых и те с радостью приняли. поэтому она в поте лица таскала снопы и когда их стало ровно двадцать один, она уложила сверху перину, а потом праздничное одеяло не пожалевши, ну а с верху положила свою новую, совсем недавно купленную специально для неё  Герман Францовичем, шубу из куницы. Возле постели расставила кадки с мёдом, ячменём, пшеницей, рожью. Оглядевшись и поняв что ложе для новобрачных готово, она стала его защищать. Взяв в руки ветку рябины, она стала обходить вокруг неё приговаривая:

- Кунью шубу топтать!
Друг дружку толкать!
Здоровенько спать!
Весёленько встать!                                                                                               Сварог отец помоги, Лада охрани.                                                                       Зло изыди. Слово моё твердо. Гой!

В это время в доме Гавриловны готовился выкуп невесты. Все женщины хлопотали, обряжая Светлану. Фёкла Гавриловна, не пожалев одного из старинных платьев, что были роскошнейшим сарафаном, красным с белоым верхом и расшытыми узорами, что уже сами по себе были такими красивыми, что кружилась при взгляде на них голова, подарила его со словами:

- Это смотри не выкинь. Оно тебе всем миром дарено. Это мать твоя готовила с дня рождения приданное, а ты его на потеху мужу бывшему избавив. выкинула. Так урок навсегда теперь тебе, коли Лада ещё раз тебе дала сопутчика в мужья, береги и платье и мужа.

Кирюха, что уже был здесь, решился заступится за маму, и потому, стал говорить подойдя к Гавриловне:

- Баба Фёкла, ну ты чего мамку расстраиваешь. Ты же добрая. зачем?

- А затем, что дело её такое теперь плакать. Чем больше поплачет перед свадьбой, тем меньше плакать будет от мужа. Обычай и поверье есть такое. А ты чего из-за стола с местом встал. Вот сейчас кто нить из жениховых знакомцев, али друзей место займёт и всё, останешься без выкупа за маму. ну ка кышь на место.

Мальца как ветром сдуло. Оказавшись за столом он схватил косу, что сделали из натурального волоса и разложив на столе, готовились вести торг, подруги Светланы. Папа Слава по такому поводу исполняющий роль дружки, проверял вено, что нужно было заплатить отцу невесты. И оглядывал заодно Владимира, что очень нервничал в шитой рубахе, и с кушаком, что большой лентой поддерживал штаны да начишенный сапоги, в который уже заботливый Вячеслав положил пятак, что упорно давил на ногу, своим ребристым орлом. Монета была старинная и купленная как-то Владимиром, ещё в бытность им простым «мульнером из города», и теперь использованная под чутким руководством деда Михея в дело. Выкуп прошёл по всем правилам. Подруги плакали, пели, выпрашивали то одно, то другое. Устраивали испытания для жениха. То разувая, то заставляя узнать невесту, подсовывая ему ряженных подруг, то требуя сладкого, то солёного и так до тех пор пока не была выкуплено коса и соответсвенно и место. Потом взяв по свече в руки, молодые пошли в сторону капища, что теперь было облагорожено и отличаясь от всех остальных культовых сооружений тем, что строгость здесь была не напускная как в выстроенной тем же Германом Францовичем, часовенки, а настоящая самой природой навеянная. По дороге свечей не зажигали, но когда вошли под сень березовой рощицы, что теперь была окультуренной частью городка, огонь был зажжён на свечах их. Дед Михей при помощи кресала и трута разжёг новый огонь. Впереди молодых выступали рабочие что сейчас выполняли роль плясунов, за  ними  несли коровай, на котором лежали золотые монеты, из той же серии что и у жениха в сапоге. Потом выступали молодые, сзади шли те кого называли осыпало. Две чаши были полны зерном, хмелем. Елена игравшая роль свахи, осыпала из каждой чаши по очереди, то Владимира, то Светлану. Гости, что были из числа женщин Ненарадовских, детей, и оставшихся рабочих, желали на перебой много и часто самые светлыми словами продолжения рода сколько шерстинок в тулупе, долгой жизни как листьев на деревьях по весне, и синего неба да жирной земли. Сваха Лена, после каждого пожелания , посыпала с милостивой улыбкой каждого произносившего слова, пшеном или хмелем, какая чаша была ближе та и шла в ход. дети задорно смеялись, рабочие и женщины улыбались. Мелкий дождик не мешал, а скорее помогал людям в организованности. Вот уже и каменный круг, и там их встречала сама Фёкла Гавриловна, для этого случая опять одевшая на себя рысью шкуру, дабы злых духов отогнать от молодых.

Подойдя к ним и соединив их руки, она взяла рушник, что ей подала сваха, и крепко перевязала соединённые руки молодых. После чего Светлана соединилась поцелуем пред людьми и богами  в капище, со своим мужем. Потом уже опустившаяся жена прильнула к мужниным ногам, присев на корточки, он же накинув на неё, по подсказке папы Славы, полой своего плаща, в знак того что он берёт её под покровительство и защиту.

Потом появилась чаша резная из бересты в руках Гавриловны и наполнена она была мёдом разведённым с водой. Стоя пред изображением богов, Владимир сделал первый глоток, потом Светлана. И так три раза, оставшуюся влагу Владимир опять же после подсказке Вячеслава, вылил на каменный алтарь. После чего бросил чашу под ноги, и начав топтать, стал говорить, повторяя текст услышанный от друга и товарища:

- Пусть так под ногами будут потоптаны те, кто будет сеять меж нами раздоры. Мне быть хозяином дома, тебе хозяйкой. Гой!

Принеся жертвы изображениям богов Владимир и Светлана от своих свечей зажгли и огонь в капище. Языки пламени приняли и каравай и золотые монеты, в него же полетели остатки хмеля и зерна. Все гости дожидались когда молодые выйдут из капища, и старались дёргать их за рукав, да промеж них проскочить. Но Владимир крепко держал руку Светланы, улыбался ей. Она же потупив глаза под покрывалом, смотрела только под ноги, не реагируя на толчки и попытки их разъединить. После такого испытания на прочность молодой пары, гости очень быстро достигли дома Натальи, что с радостью и новым караваем, а также  Германом Францовичем,что держал икону Богородицы, стали дожидаться молодых что шли самыми последними. Их шаги совпали с усилением дождя, что начинал лить уже как из ведра. Гавриловна хитро поглядывая на небо, только и проговорила, это к добру и земля досыта напьётся и деток побольше уродится с таким-то дождиком. Благословив молодых, их отвели за отдельный стол. На нём стояла жаренная курица, одиноко блестя поджаренным боком. Гости же уже начали веселье. На этот раз баба Фёкла сама вытащила большой бутыль пива брожёного, и не осуждая ни кого выставила угощение на стол. Свадьба стала в самом разгаре, походить на весёлое представление. В самый разгар веселья, когда уже стали гости намекать да переглядываться, Владимир вспомнив наставления Вячеслава, взял курицу и жену, не оглядываясь пощёл в комнату, что подготовлена была им Натальей. Вслед молодым неслись слова. произнесённые бабой Фёклой, и подхваченные всеми гостями:

-Гой, гой, Сварог
Проведи через порог.
Гой, гой, Сварог
Ладе, Ладе есть пирог.

Завёрнутый в рушник каравай, был в руках Светланы, и получив в нагрузку ещё и курицу, она внезапно вскрикнув, когда Владимир подняв её на руки, пронёс через порог комнаты, где стояла уже приготовленная для них постель. У дверей, занял пост папа Слава, не пуская ни кого, кто бы ни пытался прорваться к молодым.

Владимир не обращая внимания на смущавшуюся Светлану, завалившись на кровать стал отрывать от курицы ножку и крыло, всё остальное отдав жене. Разломив каравай, они наевшись, встали с постели и пошли вновь к гостям. Папа Слава выйдя вперёд молодых, стал читать благославления, нарытые им для этого случая в интернете:

- Еста, добрые люди!
Гости полюбовные
Званые и не званые,
Усатые и бородатые,
Холостые и не женатые.
У ворот приворотнички,
У дверей притворнички.
По полу ходючи,
По середе стоючи.
Из кута по лавке
По кривой, по скамейке!
Благословляйте!

Все хором ответили ему:

- Благославляем!

Тогда он хитро глядя на рабочих, начал говорить следующие слова, но обращённые к женщинам Ненарадовским:

- Молодые, молодки!
Хорошие походки,
Куньи шубы,
Соболиные пухи,
С поволоками глаза,
С помали голова,
Золотые кокотки,
Серебрены серёжки,
Дочери отецки,
Жёны молодецки!
Благословляйте!

Женщины дружно ответили своё:

- Благославляем!
И вот тогда-то и выдал он обращённые к рабочим уже теперь слова:

-Еста! Малые ребята
Свиные херята!
Кривые желудки,
Жимолостные ноги,
Брюховичные рожи,
На жопу похожи.
Благословляйте!

Дружный хор глоток ответил:

- Благославляем!

Но когда до многих дошли слова сказанные дружкой мужчинам, те рассхохатались и веселье пошло по нарастающей. Владимир продержавший весь  день и вечер Светлану за руку, стали собираться после того как последние гости ушли из дома Натальи. Он помог жене одется и выйти с ним в темноту, которая размыта была по поводу их свадьбы светом уличных фонарей на солнечных батареях, что вписавшись в главную улицу Ненарадовки, что как деревянное кольцо было ядром этого городка. Оглянувшись на сделанное с высоты крыльца Гавриловны дома, Владимир Иванович теперь только осознал, что вот оно счастье. Подведя свою жену к новому дому, где они уже и отмечали новоселье, но не как муж и жена, он по правилам поднял её на руки и перешагнул порог их дома с женой на руках.

Включив свет, они направились в свою спальню. Перед тем, как разделить брачное ложе с молодым мужем, жена стала разувать супруга. В одном сапоге лежала монета и, сняв в правой ноги сапог Светлана улыбаясь вытрясла золотой кругляш.

Жизнь ожидалась счастливая…

Дети Светы и Владимира  участвовавшие практически везде по поводу свадьбы мамы и дяди Володи, которого они уже между собой решили звать папой, были в это время у Фёклы Гавриловны. В новом доме, как и у всех, Ненарадовцев, что решили, не расставаться с деревянным жильём, печками, и погребами с чердаками. Но какие это были дома?  Ни одному городскому жителю не приснилось бы  в самой буйной фантазии, такое сочетание древних традиций с Чурами в углах и новыми антеннами, что провели спутниковую  связь со всем миром, объединив этот городок мечту, не превратив его в островок изоляции, а на оборот чудесно высветил всё то к чему так стремились люди. К полной гармонии. Дети это чувствовали, и потому теперь ночуя в любых домах старых жителей Ненарадовки, они собирали по крохам в свои души, все оттенки чего-то старинного, чтобы не забыть и не выкинуть из своей жизни , то что составляет корень народа с его землёй, как это делают городские и от этого мучаясь даже здесь на природе, не понимая, что вот то что и может стать тем что возрождает. Земля матушка, да дом батюшка. В это время Фёкла Гавриловна,, ворча растапливала дровами печь, что была сложена лучшим печником какого смог найти при помощи всё тех же зареченских папа Слава, и что сейчас немного отмокнув от дождя, что всё усиливался, не хотела разгораться как  назло…

Растопив печь, и выложив мехом основную часть её, Фёкла Гавриловна, загнала туда детей и вновь наматывая нить клубка принялась петь колыбельную вызов:

-  Баюшки баю, люли лю, люли лю.                                                                    Берёзоньки скрипят, скрипят,
Мои внученьки спят, спят...
Мои внученьки  уснут —
Их  сон   всех и унесёт,
Унесёт их во садок,
Под малиновый кусток.
А малинка упадёт,
Каждой внучке в рот попадёт.
Малиночка сладенька,
Спите внучки маленька.
Берёзоньки скрип, скрип,
А внученька спит, и другая спит.                                                                       Все спать хотят, глазки закрывать!                                                             Баюшки баю, люли люли, ой  ли лю  

Папа Слава отправился спать вместе с мамой Ирой на второй этаж дома, что стал их мечтой воплощенной инженерным гением  Германом Францовичем, настоящим полковником и уже постоянным жителем городка Ненарадовка. Если бы папа слава знал, что он больше не увидит Фёклу Гавриловну, то по другому потекла бы эта ночь. Но люди не боги они не знают того что предопределено нитью судьбы. За окном вместо успокоившегося дождя тихо падал снежок, покрывая всю землю саваном первого снега…                                                                

.
Появившийся как всегда внезапно древний бог Бай, был  грустен, он не принял из рук бабы Фёклы угощения, а только глядя на неё произнёс загадочную фразу:

- Ты уверена ведающая? Ведь можно и в Сваргу подняться, ради такого дела?

- Пусть всё будет как обычно давай не будем пугать детей и взрослых. Всё уже определено.

Гавриловна поправив платок с цветастым рисунком, одернув передник присела на лавку резную и приготовилась слушать сказку. Свою последнюю сказку в жизни. Бог начал неохотно, но потом разошёлся:

В некотором царстве, в некотором государстве жили были муж да жена. Долго детей у них не было. Но тут смилостивились боги и послали им ребёнка да такого красивого, да пригожего, что все вокруг только завидовали. Вот однажды так случилось, что маленькая девочка двух лет отроду гуляла возле дома, залезла без спроса высоко на крыльцо , да не удержавшись скатилась с него. Изуродовала она себе лицо и спину сгубила, хорошо хоть руки ноги остались целы. Закручинилась запечалилась мать на дитя глядючи, да вспоминая какое она была и какой стала. И в скором времени от печали этой померла. А девочка росла и крепла, да добрым сердцем радовала отца. Чтобы и кого бы не видела она в беде своими глазами, всем и всему стремилась помочь. Люди, животные, деревья и даже трава от прикосновения её рук казалось оживали для новой жизни. Так текло время, но вот пришло и отец решил, что девочке нужна мать. женился он вновь, да принял женщину с дочкой точно такого же возраста как и его дочь. Но та была груба, неопрятна, ленива и злобна как свора псов. Тут то и начались чёрные дни у девушки. Столько перетерпела она от двух сродственниц, что другая бы от этого и в воду бросилась, а девушка добротой спасалась, да мягкостью людей поражала. Случилось в той стране быть одному волшебнику. И шёл он мимо того дома, да притомился. Присел под яблоню да и уснул с устатку. Увидела его дочь хозяйки, да подкравшись стала избивать старого человека палкой, поливая его седые волосы бранью плащадной. На шум прибежала дочь хозяина, и не выдержала. Впервые она вступилась за человека, подняв руку на сестру сводную. Но тут на беду, увидела всё происходящее мачеха. Вдвоём с дочерью они избили добрую девушку и уже собирались обратить свою злобу на старика. Как тот взмахнул свои волшебным непроницаемым плащом и накрыл их обоих. Под плащом началась возьня и через минуту от туда выскочили две собаки, что в ярости рвали друг друга на клочки. Прибежал и отец этой девочки, прогнав собак он склонился над истерзанным телом своей несчастной и некрасивой дочери и заплакал горькими слезами. Добрый волшебник, сорвал с дерева яблоко и протянув отцу, сказал:

- Когда очнётся дочь твоя отдай ей яблоко. А я спешу прощай.

Поклонился он отцу и коснувшись  лба девочки пальцем, он покинул дом в котором с ним так обошлись. А девушка открыв глаза улыбнулась отцу и свету белому, радуясь, что просто жива. и рядом отец.

Рассказал ей отец, о словах волшебника. Приняла девушка яблоко и пошла в дом. На то время случилась беда в царстве государстве том. Заболел царевич болезнью неизвестной. Что не делал король, не может спасти своего наследника. Тот умирает угасая каждый день. Кликнул тогда он клич, что тому кому удастся спасти царскую кровь, отдаст он пол царства за избавление наследника.

Приснился той девушке в ночь волшебник и поведал ей, что только она может спасти царевича, но прежде чем отдать ему яблоко волшебное, должна она выйти за него замуж, иначе не сможет спасти волшебное яблоко престолонаследника. С тем и пошла девушка в царский дворец. А там уже всё чёрной тканью затягивают, царёв наследник последние минуты доживает. Услышал царь государь, что какая-то страшилка пришла да и говорит, мол спасти могу царевича, так сам к ней и выбежал. Рассказала она всё царю не укрывая ни чего. Подвёл он её к ложу царевича наследника и соединив руками объявил , что муж и жена они отныне и во веки веков. Разломила девушка яблоко и отдала половину царевичу. Тот съел и тут же поправился будто и не было ни какой болезни. Съела и она пол своего яблока. да такой хорошей и пригожей, ладной да складной стала, что не в сказке сказать, ни пером описать. Поженились они и жили долго и счастливо. Вот и вся сказка. Прощайте, больше вы меня не увидите.

Поклонившись ведающей до самой земли, он исчез во вспышке света, и вновь его место занял чёрный кот. Распушив шерсть и беспристанно шипя, он смотрел на Гавриловну и не мог найти себе место. та налив молока ему, только и сказала:

- Сама всё знаю. Служи им верно. Не выбросят, они люди хорошие. А мне надо ещё успеть бумажку им черкануть последнюю. Завещание называется. Взяв ручку и листок она написала в нескольких словах свою волю. Поставила дату и расписалась. После чего поцеловав  руки детей, что свисали с печки она отправилась и выключив свет, легла на лавку…

Через три часа мама Ира была разбужена тихим голосом, что раздался в её голове:

- Дочка не плачь. Больше меня нет в живых. С честью меня придайте огню, как велит обычай наших предков. Я вернусь к тебе духом огненным, душой новой, но вот тело должно быть в земле. Прах вернуться должен во прах.

Вскочив с постели мама Ира заплакав разбудила папу Славу. Спустившись со второго этажа нового дома, они обнаружили свою приёмную мать Фёклу Гавриловну Черноскутову ушедшей за горизонт к началу звёздного моста.

Утро вновь пролилось дождём. Пролетели дни выпрошенные у богов Гавриловной, и вот уже три дня идут дожди, да такие каких не видывал ни папа Слава, ни Володя, ни даже сам дед Михей.

Папа Слава стоял возле окна и вспоминая плакал, смотря как первый выпавший снежок смывал волнами дождь. Нужно было организовывать погребение самого дорогого ему человека, после жены и детей. Ему вновь казалось как когда-то, что он вновь осиротел…

 

Сказка двадцатая, в которой происходит  знакомство мужчин

с Богом Баем…

Минуло ещё три дня. Дождь остановившись собирался с силами набухая свинцовочёрными тучами над землёй Ненарадовской. Это были самые сложные три дня в жизни нового поселения. Женщины все в чёрном, молчавшие и больше похожие на тени, собирали под руководством поседевшей в раз мамы Иры, последнее торжество для проводов Фёклы Гавриловны, папа Слава, руководя мужиками, занимался заготовкой погребального костра, изготовлением ладьи и прочими мужскими делами. Владимир Иванович со Светланой, съездив в город привезли мроморный памятник и кованную оградку, что стилизованностью напоминала железные кружева ранешних времён. Все были собраны и неразговорчивы, не слышно было смеха и возни детей. Они казалось повзрослевшие все,  и теперь напоминали маленьких взрослых, что серьезностью не уступали своим родителям и родным.

Германом Францовичем совместно с Гаврюшкой, была начата работа по копанию последнего приюта для ведуньи в черте погоста Ненарадовского.

Дед Михей, смахивая слёзы со старческих глаз, строгал, вытачивал, шлифовал, ладью, что станет последним транспортом для путешествия к Звёздному Мосту старой ведуньи…

И вот третий день, успокоивший с утра противный осенний  дождь, и скрывший от людей стареющее солнце, дал возможность всем прийти в дом к Гавриловне и отдать ей последние почести. Возле щита, что был сколочен для неё, присев на краешек лавок плакали и причитали женщины, выводя:

-   Попрошу я сиротинушка

Как тебя да родитель-матушка,

Заломи-ко ты заломочку

На пути да на дороженьке.

Как уж я-то да сиротиночка,

Как уж я-то порастоскуюся,

Как приду-то на заломочку,

Поговорю да с родитель-матушкой.

Строгие лица женщин в чёрных платках и сдержанные слёзы, подрагивающие руки и пустые глаза с покрасневшими веками, дети, мужчины… Все они проходили мимо щита где в восковой строгости лежала та что для всех была матерью, сестрой, советницей и утешительницей. Мама Ира стояла во главе тех, кто плакал и причитал, ибо первый раз она теряла близкого человека на этой земле и стала впервые сиротинушкой:

- Вот придет-то лето теплое, 
Закукует в бору кукушечка., 
А я выйду, горька горюшечка, 
На прекрасное керылечко 
Загорюю я, сироточка,- 
Заболит мое сердечушко. 

Запряженная лошадь деда Михея встав возле дома бабы Фёклы, покачивала мохнатой головой, покусывая узду, фыркая ноздрями чуя смерть, чтобыла во всём, от чёрных  платков закрывающих зеркала солнечных батарей, до любого предмета способного отбрасывать тень. Папа Слава совместно с дедом Михеем занёс свежеструганную ладью в дом и при помощи оставшихся в помощницы женщин перенёс тело покойной с щита в ладью. В руки Фёклы Гавриловны был помещён горшок с зерном. В ногах лежали прялка и веретено, сама она была укутана в лучший тулуп с чёрным цветастым платком, что скрывали седые волосы. Торжественная часть погребального обряда началась. Вынося из дома ладью мужчины стали выносить её вперёд ногами из окна, соблюдая древнюю заповедь чрез дверь не носить покойных, дабы не знал он дороги назад. Женщины что остались в доме, тут же стали переворачивать всю мебель кверх ногами и постелив на подоконник окна, что выходил стеклом на улицу рушник поставили на него глубокую чашку с водой и разломанными кусочками хлеба. тут же стали вымывать пол, дабы душа покойницы не вернулась на старое место.

Ладья покинула пределы ограды, вслед за ней вынесли и щит на котором возлежало тело. Занеся его на сани, в которые была запряжена лошадь деда Михея, все стали дожидаться когда тудаже на сани поместят и ладью. И вот всё было окончено. Скорбная процессия направилась в сторону погоста Ненарадовского. Скорбь казалась парализовала всех идущих за тянущей сани лошадёнкой. Вскоре достигнув  ограды процессия увидела приготовленный костёр. Деревянные поленья были выложены в виде прямоугольника, высотой по плечи крепкого и высокого человека. Заготовлено здесь было деревьев в десять раз больше чем ладья с покойной Гавриловной. основание было выстлано белым саваном. На возвышение был возложен щит, а уже сверху крепкие руки Ненарадовцев носом ладьи на закат солнца, была выставлена последняя лодка сделанная руками деда Михея. Сверху всё было вновь покрыто белой тканью и прикрывая от ветра, чтобы не сдувал с бабы Фёклы  белый материал были выставлены милодары и поминальная еда в туесках берёзовых. Приготовленный факел лежал рядом, внутри костра было наложено и щепы и трута, и даже патронного пороха, что не пожелел тот же дед Михей, когда пришёл к нему с этой просьбой Вячеслав. Всё было чинно и тревожно одновременно. Так в Ненарадовке уже не хоронили ни кого, но последняя просьба Фёклы Гавриловны была выполнена её приёмными детьми Вячеславом и Ириной, и люди что стояли полукругом теперь смотрели на них, как на приемников традиций Черноскутовских. Папа Слава, стал раздеваться до пояса, холод пронзал его, но не чувствовал он обжигающего ветра и вновь накрапывающего дождя. Слёзы текли по его лицу когда он стал поджигать факел. Владимир что держал зонтик над двумя женщинами, смотрел на друга и содрогался от внутреннего холода. Мама Ира, раскрыв книгу что досталась ей в наследство от Гавриловны и всех ведающих, что когда-то проживали на этой земле, листала страницы ища ту погребальную молитву, что успокаивала тело, отпускало дух и освобождало душу. Наконец найдя её заледеневшими пальцами она начала водить по строчкам и её хриплый голос дал начало действиям папы Славы. Стоявший спиной к краде, именно так и назывался когда-то у наших предков поминальный костёр, папа Слава, смотрел на огонь. что казалось жил своей жизнью на короткой палке, бывшей продолжением его руки. Внутренность крады набита была с разных боков ещё и  легковоспламеняющейся соломой и ветками. Начав читать молитву мама Ира, запустила хождение папы Славы по кругу, по солнечному кругу с факелом, что отсекал мёртвое тело от живых. После того, как огонь разгорелся, все обратились в слух, стараясь повторять уже забытые слова:

- Се ев а оне ыде
А тужде отроще одьверзещеши врата ониа
 А вейдеши в онь - то б о есе красен Ирий 
А тамо Ра-река теНце 
Якова оделящешеть Сверьгу одо Яве. 
А ЧеНслобог учеНсте дне нашиа 
А рещет богови чеНсла сва. 
А быте дне сварзеню 
Ниже быте ноще 
А усекнуте ты,
 Бо се есе - явски. 
А сыи есте во дне божстем 
А в носще никий есь 
Иножде бог Дид-Дуб-Сноп наш.. .

По окончание молитвы все замолкли  до тех пор,  пока к небу не поднялся огромный столб пламени -  это был знак для Ненарадовских того, что умершая Фёкла Гавриловна наконец поднялась к Сварге, в которую она верила всю жизнь. Костёр подгоняемый холодным ветром, очень быстро сделал своё дело. Не прошло и трёх часов, как Вячеслав и Владимир, собирали кости в маленькую урну, что привезена была из города вместе с памятником, что тоже уже был здесь же на погосте. Всё закончив они опустили аккуратно урну в приготовленную могилу, и остальной пепел, был доставлен туда же. Вслед за этим полетели комки липкой от дождя земли, мелкие монеты и вскоре малый холм был насыпан руками Ненарадовских мужчин, мам Ира только и могла, что почти на автомате произносить после каждого удара комков земли в последнее пристанище Гавриловны, произносить слова:

- Мать сырая Земля, прости и прими! И ты, вольный свет-батюшка, прости её, коли обидела кого в чём! Боги примите дух! Душа с собакой пройдите!

На верх могильного холма был выставлен столп, что представлял собой маленькую избушку «на курьих ножках». Оградка была поставлена, рядом встал памятник, что займёт своё место только тогда когда земля усядет и люди Ненарадовки пролив последние слёзы, отправились в дом Гавриловны, творить тризну. Поминальный обед прошёл быстро. Кутья и блины были съедены молчком. Но вот алкоголь очень быстро и чётко развязав языки людям, показал, кто и что думал о Гавриловне по настоящему. Настоящие ненарадовцы что жили с ней не один год бок о бок, со смехом рассказывали всякие случаи, из которых выходили только благодаря умениям ведающей. Те люди, что жили здесь не давно и только были наслышаны о силе ведающей, тихо шипели «Ведьма!». Мама Ира улыбалась вместе с теми, кто знал и любил Фёклу Гавриловну, понимая, что смехом и улыбками они побеждали смерть и отгоняли уныние, отдавая светлую память её наречённой матери. На столе стояла рюмка накрытая куском хлеба, что сиротливо ещё раз возвращала всех к мысли о Гавриловне. Все уже помянувшие, смотрели на столы, где в нарушение всех неписанных правил всё ещё стояли бутылки с горячительным, стали намекать хозяевам что не плохо бы было дальше продолжить. Все четверо молодых людей не притронувшись к алкоголю, всё таки не смогли отказать людям в едином порыве забыться.  А потом, когда и лимит алкоголя был закончен, мама Ира, встав с места, только и произнесла:

- В радости мы все друзья, благодарю, что и в горе вы оказались теми же! Мужчинам, просьба после того как вернуться в дом, обязательно посмотреть в горящую печь, ну а женщинам, понятно, завести квашню. Испекшая лепешки, да три дня будет угощать  птиц разбрасывая куски их на помин души.  

Тут поднялся из за стола Герман Францович, и с поклоном спросил у мамы Иры:

- Ирина Георгиевна, я конечно очень часто спорил с Фёклой Гавриловной, чья вера лучше, и не раз соглашался, что и то и другое близко для русого человека. Вот значит потому и прошу у вас разрешения, по своему обряду попрощаться с покойной.

Мама Ира, вглядываясь в этого кряжистого мужчину, что тоже не увлекаясь алкоголем, сделал так много для города, не посмела ему сейчас сказать какие-то слова против:

- Будь по твоему Герман Францович. Свеча, да чистый слог молитвы ни кому не помешал. да знаю, что разного держались вы с Фёклой Гавриловной. Но и она не даром говорила, что у Бога имён много, а суть всегда одна. Так что, хочешь службу отвести в своей часовенке? Я не против, и тех кто с тобой пойдёт, не осужу, и  не обижусь на них. Люди на то и люди чтобы быть свободными пред Высшими силами. благодарю за помощь. Мир вам всем.

Поклонившись гостям и столу, мама Ира удалилась из комнаты, где были накрыты поминальные  столы, и где сейчас были практически все жители Ненарадовки, исключая детей, что уже по тёмному времени были отосланы по домам. Не исключением были и её собственные дети, что отправились ещё за светло в новый дом Светланы и Владимира, к своим друзьям. Все стали потихоньку расходится, кланяясь новой хозяйке, что теперь стала ведающей… Все растворились из избы через час, и за столом остались Вячеслав, Владимир, Светлана. Мама Ира, наконец, переставшая сдерживать себя, выплеснула слёзы, что жгли её душу, хуже угольев горючих. Света тут же подхватила инициативу, и две подруги обнявшись поднялись на второй этаж дома, сделанного как и все остальные деревянные дома в виде резного терема, но с современными элементами, одним из которых была витая лестница из железных элементов, что вела на верх. Оставшиеся одни  мужчины, переглянувшись и не чокаясь залили в себя средство от горя, что так последние сотни лет навязывали русскому мужику, как анестезию от всех проблем. Понимая, что проблем этим не решить, забыть этого не возможно, но вот приглушить боль не надолго можно, мужчины и позволили себе этот маленький грех, который привёл их к следующим событиям. В сарае замычав подала голос Маруся коровушка кормилица, что осталась не доенной, и папа Слава взяв подойник собрался к ней, дабы помочь и подоив принести свежего молока. Выпитая рюмка шумела в голове, жаром обдавала чресла и туманила мысли, путая ноги. Мужчина промотав головой и умывшись водой, отправился в то место где и была корова. Без происшествий он подоил и с полным подойником вошёл в дом. Там его уже ждали. Владимир что подперев голову сидел за столом и осоловевшим взглядом следил за другом при этом ел  другой рукой мясо без всяких приборов, ломая при этом печёный хлеб на куски, как и принято на поминках, и чёрный кот, что учуяв запах молока метнулся к папе Славе под ноги, чуть не уронив хозяина, начал заворачивать петли вокруг его ног, жалобно мяукая и требуя свежего молочка. Папа Слава налив полную чашку свежее пахнущего одуряющее молока, остановил попытки кота свалить себя с ног и сев за стол, поставил на него подойник. Кот напившись отошёл от миски и начал гонять что-то по полу. Приглядевшись и поняв что кот играет с клубком ниток, папа Слава, поднявшись из-за стола, подняв его и заметив как переливаются нитки, от греха подальше, бросил клубочек в огонь растопленной печи. Сказать, что в печку попала граната, значит ни чего не сказать. Тепловой волной, мужчину откинуло и ударило о другую стену дома. Всё что было на столе и даже Владимира всё было снесено и перевёрнуто к стене впечатав в неё вещи и людей. Перед самой печкой на секунду разлилось такое сияние, будто бы раскрылись ворота в иное измерение. Спустя некоторое время пред очнувшимися и протрезвевшими мужчинами стоял разгневанный и рассерженный старичок. Роста он был не высокого, но мощь что исходила от всего его облика вдавливала людей наблюдающих за его явлением:

- Кто посмел? Ну, что за люди пошли?

Воинственно вздыбленная борода, придавал воинственности древнему божеству.

Папа Слава первый придя в себя до кондиции произношения слов, прошептал:

- Ты кто старичок?

- Ах ты ж неслух, кто я? Я то бог. Бог Баюн о таком слыхивал? Али мне силу свою применить, чтобы навсегда упомнил, кто пред тобой прах человеческий?

Старичок всем своим видом показывал что шутить он не намерен, и если ему сейчас что-то не понравится, то все кто виновен в таком вызове Бога, поплатится очень дорого и меньшее, что он возьмёт, это жизнь несмышлёнышей, что посмели так поступить.

Владимир, уже придя в себя, и более осведомлённый со слов той же Светланы, кто пред ними, спокойно и уравновешенно сказал:

- Батюшка Бай, не гоже так пугать людей. Мы же ваши потомки. Да, не разумные, но от корня вашего вышедшие.

- То то и оно, как слепили вас, так разума до сих пор не нажили. Кто же волшебной дорогой кидается. Да ещё и в огонь. Как мне вернуться на Звёздный мост, где миры соприкосаются? С чьей душой подняться? А может с той кто в огонь клубочек запустил? Чего молчишь, сын человеческий?

Обращаясь к Вячеславу, Бог тем самым показал, что он знает уже виновника содеянного проступка. Вячеслав не олтпираясь и не выгораживаясь поднялся на ноги, когда из-за печки в сторону Бога кинулось какое-то размытое чёрное пятно, что отчасти напоминало фигуру маленького человечка, и что-то стало шептать на ухо божеству, пока папа Слава, поднимал стол, лавки и друга, что тоже поднявшись начал помогать наводить порядок в комнате, как буд-то обоим только что произошедший диалог просто померещился. Перемигнувшись друг с другом, друзья по быстрому навели порядок и жестом добропорядочных хозяев пригласили к столу божка, что уже освободившись от тёмного сгустка, смотрел даже с некоторым одобрением на мужчин, что не плакать ни вымаливать свои жизни у него не стали. Присев за стол, он стал расти, и рос до тех пор пока не сравнился в росте с плечистым папой Славой. Владимир налив рюмку «горькой» и накрыв её коркой хлеба, другую налил гостю и папа Слава, что наполнил тарелку кутьёй и блинами, поставившим её перед гостем, оба они замерли глядя на божество, что и выпило и закусило, по обычаям их племени.

Подобревшие глаза Бога Бая, дали возможность мужчинам, незаметно вздохнуть спокойней. Дождавшись когда отведано будет угощение, мужчины, степенно приготовились вести разговоры с небожителем. Тот же уважив их,  и отерев  о бороду руки, начал говорить:

- Предположим касатики, мне сейчас домовой обо всём поведал. Да и о том, что даже вам не ведамо, а только твоейной жене Вячеслав, ибо ведунья она у тебя. Сердится на вас охломонов не буду, даже помогу. Сперва советом, а дальше как разговор пойдёт. Слушайте и запоминайте.

Давно это было по вашим меркам, да не давно для нас. Пришли на эту планету драконы, да и начили вас наших потомков под себя переделывать. К Тьме склонять. Выполо так жребием что по очереди одерживали то они победу, то мы. Многие положили голову в той битве. Вам же сейчас предстоит закончить то что, до вас предки творили, сечу последнюю справить. Открою секрет. Ящерам приходит время покидать Землю, ибо освободились планеты для них. Но не могут они без провианта. То есть без крови, что за столько веков, стала их пищёй. Человечков они не могут взять с собой в этот переход, хрупкие они уж очень. А вот природную кровь, это самое оно для них хвостатых. Вам выпал жребий охранять самый большой схорон этой самой природной крови. Столько веков мы охраняли эту тайну. Ваши ведающие матери, передавали это  знание от одной до другой, и не было для драконов следа в этой земле. Знают они что есть такие схороны, и практически все они уже захватили или контролируют при помощи своих помощничков из людей перевёртышей. Но здесь самое большое. Потому сюда и отправлен был один из древнейших драконов, взять и своим передать эту кровь, что в белой глине живёт.

- Мне ведь Ладушка про это говорила.

Папа слава казалось свои мысли вслух произносил, не замечая как вытягивается лицо Владимира. Бог уловив изменения на лицах людей, проворчал:

- Правду твоя дочь сказала, ей открыла ведунья, место схорона. Тебе же  старший, думаешь боги просто так определили место сторожа земли этой?

Взгляд пронзивший Владимира, заставил его поёжится. Бай при этом продолжал:

- Твои открытия, были известны ещё одному человеку смертному. Да его убрали драконы. Тесла его звали. Слыхал о таком?

- Конечно? Крупнейший учёный физик. Бог электричества, как его звали.

Старик засмеялся.

- Человек он, просто богами просветлённый. Лично Перун, ему своей мощи частичку передал, потому с этим самым электричеством он и делал что хотел. Потому и тебе дали возможность вновь возродить знания, что раньше для всех людей обычными были. Ты же продал своё изобретение, потомкам драконов и тем самым открыл им дорогу сюда. Нет конечно худа без добра. Теперь вас четверо, противостоять будут ему. справитесь поди уж. Дух тем более старой ведуньи ещё здесь. Сорок дней будет рядом. А дракон вот вот явится. Да жарко здесь будет людишкам. Но что делать? Придётся погибнуть всем, такова плата за то что бы победить дракона.

Папа Слава вскинулся вместе с Владимиром, только с одной фразой, что слилась в единый порыв:

- Как погибнуть? Не допустим.

- Так оно само собой, не допустите. Коли сами живыми останетесь, то и людей спасёте, а нет. Так пепелище от вас останется, а не деревня с домами да хозяйствами.

- Что делать нужно?

Вячеслав, отбросив всякие сомнения, готов был отдать свою жизнь за людей и землю эту.

- Не торопись торопыга. Перво-наперво, вам надоть будет научится в зверей перекидываться. Ибо звериный лик дракона узрев, человеческое сердце может оборваться от страха. А так зверями лесными, сможете победу вырвать из его когтистых лап.

- Как спасти людей?

Владимир с замиранием сердца ждал ответа на вопрос свой.

- Вот сразу видно старший, над людишками. По этому поводу могу только одно сказать. Есть здание настолько большое чтобы всех укрыть, да потом всем в нём можно было бы жить?

- Есть.  Клуб, что вместо Дома культуры, но там один этаж…

- Нет, клуб нельзя. Школа больше и этажей в ней два не считая светёлки где телескопы стоят.

Голос Вячеслава, прервал слова Владимира. Тот задумавшись на секунду вынужден был согласится.

- Да, школа больше, и там всё для жизни есть, даже если и всех ненарадовцев переселить. В тесноте не в обиде. Запасём продуктов , спальников. Но для чего одно здание? Разве  нельзя всю деревню спасти? Только ведь отстроились. Здесь ведь развалюхи были, а теперь мечта.

- Да прижимистый ты старшой, истинный рачительный хозяин. Но нельзя. Я хоть и Бог, да моя сила может одно место защитить, а не все сразу. Да и мне уже не мульончик лет, молодость прошла. Так что, прежде чем уйду новое место смотреть расскажу вам одну сказочку. Можа и поможет вам в бою с драконом.

Мужчины всё ещё пытаясь понять, за что взяться, за что схватится  чтобы спасти Ненарадовку и людей им доверившихся, стали слушать. И если сперва они слушали поверхностно, то потом прониклись и уже замерев впитывали мудрость что не одно тысячелетие спасала таких как они, от беды да тьмы окаянной.

- В некотором царстве. в некотором государстве…

Начальные строки Бога Бая, совпали с тем, что он перешёл от стола, к печи и усевшись на лавку стал греть свои руки от огня, что пылал в охранительнице очага.

- Жили были, три брата богатыря. Родители их мать с батюшкой по старости собрались уже  совсем в сани садится, а пред смертью завещали всем троим следующее. Людей не обижать, землю охранять, да наследников в мир пускать. А для этого, перво-наперво ехать им по смерти родительской за реку да за Смородину, в другое царство государство, где живёт народ иной, высватать там трёх сестёр. Трёх королевишн. Пришло время и ушли родители за горизонт, по Мышкиной дорога, что для прочих Звёздный мост, в страну предков. Проводили их богатыри. Краду великую по им сотворили. Огонь до самой Сварги поднялся помогая душам вознестись к предкам. И отправились они на поиск коней богатырских, что смогут их до того царство государства пронести, не растрясти. Сколько не искали не смогли найти под стать себе коней богатырских. Притомились они от своих поисков и заехав как-то в лес дремучий уснули на полянке под дубом, и снится им всем трём сон. Да такой яркий, что ажно дух у всех трёх захватывает. Снится им каждому своя королевишна, да только не за свадебным столом. да  не в горнице за рукодельем, даже не во дворе с подругами, а снятся им в плену жутком у Змея Горыныча. в пещерах мрачных, что в горах высоких. Проснулись они, а возле них старичок сидит головой седой качает. Те поднялись ото сна и приветствуют его, как сыновий долг того требует. Тот им в  ответ:

Всё, де знаю, про вас богатыри. Давно вас тут дожидаюсь. А вы и не торопитесь слова родительски исполнить. Повинились богатыри пред стар человеком, а он их вновь поучает уму разуму.

- Собрались жён себе взять, а того не знаете что Змеи Горынычи их прихватили в своё царство змеиное уволокли, да в жёны взяли. И даже если вы освободите их то акромя змеёнышей не будут оне вам никогошеньки рождать производить. Опечалились богатыри, слову мудрому поверив, и спрашивают что же делать. А старичок им в ответ. Перво-наперво, надобно вам рубашки их нательные вызволить из дворцовых палат, а уж потом и самим с каждым змеем сразится. Нет у вас времени много. Потому позову вам своего слугу, Орла поднебесного. Всем вам поможет, коли поняли да к слову моему прислушались. Упали в ноги богатыри старичку белобородому и выпросив благословления, стали славу ему превозносить. Улыбнулся старичок, да как свиснет, как гикнет, так весь лес от посвиста того приклонился и трава малая и дубы столетние. Сверху же тучей чёрною да грозною спускаться стал  призрак Орла великана, что поднебесного царства правителем был.  Оглянулись богатыри, а старичок  котомочку на плече поправил да и не стало его, будто и не было ни кого. С неба же на землю полянки Орёл опустился, да  во плоти предстал пред богатырями. Да такой огромный, что крыльями взмахнёт и пол леса закроет. Уселись богатыри на великого Орла и вознеслись выше леса стоячего, ниже облака ходячего. Да в несколько махов орлиных крыльев оказались в стране, что за речкой Смородинкой была. Спрыгнув со спины орла, да выхватив мечи богатырские, накинулись они на слуг Горынычей, что царские дворцы охраняли. Порубили покрошили уйму народищу, что перевёртышами да выродками змеиными были. Не оставили на расплод ни одного яйца змеиного. Нашли рубашки царевен, да вновь на орла стали садится, а он лететь не хочет. Слезли братья да советуются что делать. Ничего умного в голову не приходит. Легли они спать почивать, возле той реки Смородины, под кустиком и пока не уснули слышат идут старушки, на клюки опираются. да промеж собой разговор ведут:

И одна говорит:

- То что замки они порушили, да змеёнышей повырубили даже началом дела не считается. Им бы знать что Змеи Горынычи, боятся трёх вещей, но на-то и богатыри, чтобы спать богатырским сном, а не людей старых слушать.

А вторая  старушечка и говорит:

- Слышала я, что страшней всего для Змея Горыныча , это крылья когда ему порвут. Летать гадюка  не сможет, тут и смерть ему может приключится.

На то ей отвечает друга старушонка:

- Что крылья, коли у Горынычей, два сердца в тулове его. и те богатыри что одно сражают слева, те обычно потом и погибают от неведения. а вот коли враз оба проткнуть рябиновой палочкой. так и смерть лютая придёт ящерам древним.

Та же, что разговор тот вперёд вела, вновь спорит с сёстрами старушками прохожими:

- Крылья, сердца, экие вы сестры всё таки тоже невежды. Тем убить можно ящеров, но возродится они смогут ещё до первой луны, их матери. Как только повержен будет ящер будет на землю, палец ему надобно огненный отрубить, тогда то вот и возродится из Тьмы ночной не сможет окаянный. вот тогда-то и смерть его настоящая будет. а не только временная да земная. так-то сестры. Да нам ужо пора, кто слышал тот на ус намотал, а кто сном проспал. тот и победу потерял.

И пошли они своей дорожкой чрез мосток, что реку Смородину, с берегами соединял. Поднялись богатыри, а сна как не бывало. Мысленно поблагодарили они старушек, да их спинам вслед поклонились до земли. Пришли они к птице Орлу, а он уже и крылья расправил. Подхватил удальцов, да и вновь в синь небесную взмыл. Долго ли коротко тот полёт длился, то сказка поведать не может. Но вот уже и показались скалистые горы, что пронзали пиками своими небеса, а внизу их были пещеры где логово Змеев Горынычей были. опустил Орёл их возле одной из этих пещер, да и отлетел в сторону, будто стал ждать чего-то.

Поднималась  тут сильная буря, гром  стал греметь, земля задрожала,
камни великие крошками стали рассыпаться: вышел из пещеры трёхглавый змей. Увидал богатырей, да как давай их огнём поливать, что было мочушки.  Спрятались богатыри за своими щитами, да те все поплавились до времени. Схватили тогда богатыри по камушку, да и кинули в крылья сильномогучего Змея Горыныча. лопнули крылышки у ящера и тут смерть ему пришла от мечей богатырских. Не забыли они наказ старушки с моста Калинового и отсекли у того Змея, палец огненный. Орёл же тело Горыныча на кусочки крепкими когтями растерзал, да по ветру пустил. Наступила тут ночь тёмная, и решили богатыри что лучше спать почивать по очереди. заступил первым старший брат богатырь, но сон его сморил. выходил по ту пору из пещеры Змей Горыныч и видел спящих братьев, так того что на посту спал съел он и вновь вернулся в пещеры свои. утром пробудились богатыри. а старшего как и не бывало. А уже вновь из пещер топот страшный раздаётся. Буря ужасная наперёд катится, громами огненными земля пронзается. выходит из той пещеры Змей Горыныч о шести головах. Да как увидел он богатырей, так три головы его огонь мечут в богатырей, а три головы лютым холодом всё вокруг морозят. не спастись бы богатырям от того змея. да Орёл, что над пещерой сидел, тряхнул своими крыльями, выпали два перышка из его крыльев и стали щитами братьям богатырям. Прикрылись они мощью волосяной, да и обнажив мечи, кинулись к чудищу в два сердца сразу его мечами богатырскими поразили. Тут ему и смерть пришла. Растеклась лужа чёрная под телом поражённым. Вдруг вспыхнула оно и без остаточка всего Змея Горыныча стала сжигать. Так бы и сгорел он, да младший брат, не растерявшись подскочил к телу Горыныча змея, да мечом-то и отхватил огненные палец у ящера. Крик тут великий раздался, и не стало больше пламя. Остался остов змеев  лежать обугленный. Слетел Орёл с по над верху пещеры той, да и разорвал на куски тело Змея того, да по ветру мелкими клочками распылил. Вновь настал вечер. Кинули жребий братья, и выпал удел стоять в эту ночь среднему брату в дозоре. Да и он не справился, сморил его сон окаянный, съел и его Змей Горыныч, что опять вышел ночью из пещеры. Утро же было там унылое, возле той пещерки злополучной да безрадостной. Понял брат что один он совсем остался. Но не когда было ему печалится. Ибо вновь из пещеры той ужасной слышался топот страшный, крик звериный, да буря ветром песню заунывную петь стала, всё о смерти завывала. Приготовился младший брат к битве. Вышел Змей Горыныч, да совсем на прежних совершенно не похожий. С одной головой, да без крыльев, с глазами мутными, да замораживающими. Начал он говорить с братом меньшим:

- Что тебе богатырь понадобилось в землях этих. Младшего да среднего брата моих убил, чего тебе ещё надо. Оставь хоть меня на семя, да на развод. нужны тебе те королевишны? Так забирай всех троих в жёны, мы себе ещё достанем.

Усмехнулся богатырь, размахнул мечом да и отмахнул голову Змею Горынычу, без разговоров. Упала голова, да покатилась по каменным крошкам пещеры. А Ящер безголовый подхватил её да пальцем огненным чиркнув прирастил на место и опять говорит:

- Ну чего ты ещё хочешь? Чего не успокоишься? Уже голову срубил, всё можешь считать что дело своё богатырское сделал. А хочешь гору злата серебра как эта куча каменюк, тебе отсыплю. Не одно царство на это можно будет купить?

Усмехнулся богатырь, да и вновь смахнул голову Змею Горынычу. Тот же вновь подхватил её да чиркнув огненным пальцем, на место приставил, будто и не падала она под мечом богатырским. Разозлился Змей Горыныч и говорит:

- Ладно, не женщинами, ни золотом тебя не соблазнить. Хорошо, ты победил. Предлагаю тебе власть над миром и самого себя в слуги. Только не губи, дай только выжить, да деток малых змеенышей потетешкать.

Задумался богатырь… И чем больше представала пред ним власть, тем больше колебался он. Заметил это Змей Горыныч и говорит совсем сахарным голосом:

- А ведь тебе и родители завещали и народ не обижать и землю беречь. То я не знаю этих родителей богатырских. А как же ты не став властелином мира, сможешь наказ родительский исполнить? Ведь только став самым главным и сможешь всех осчастливить. Так говорил он и богатырь всё больше задумавшись, опускал меч свой боевой. Вдруг услышал он клёкот орлиный и очнувшись стал осматриваться вокруг, и видит, что уже и сам стал на половину Змеем Горынычем. Рубанул он тогда себя по левой руке, да и увидав кровь свою алую, стал змеевича кожу с себя кровью смывать. А Змей над ним потешается, да приговаривает:

- Нет такой крови, чтобы от змеиного искуса освободила.

Огляделся богатырь, да и заметил, что возле пещёры той рябина растёт маленько деревце совсем. Вот он подбегает к нему, да и попросив прощения у дерева срубает его. Ящер тут и смеяться перестал ажно присел от страха, вновь его начал уговаривать не рубить, да не убивать его. Тут уж богатырь изловчился, да и махнув мечом, снёс Змею Горынычу сперва огненный палец, а уж затем и голову. Упало тело Горыныча, умерло. А богатырь рябиной в тулово змеева ткнул, да так ловко, что насквозь дерево прошило змея. Оба сердца его чёрных поразил. Распалось тут туша змеиная  на несколько кусков. Разрубил их младший брат и видит, что внутри у змея, тела его братьев. Загоревал он, завыл по звериному, вскричал по соколиному. Спустился тогда к нему Орёл, да ударившись об сыру землю снова стал старичком белобородым. Покачал головой и говорит:

- Ну что же тебе честь выпала, змея главного сразить, тебе и братьев оживлять.

Откинул он свою котомочку и вытащил фляги малые, в одной из которых была мёртва, в другой  да  жива вода. Сложил меньшой брат косточки братьев своих. Спрыснул их мёртвой водой они срослись, да в тела облачились с одеждою. Вспрыснул он братьев живой водой, они и глаза открыли, да потянувшись, встали со словами:

- Как же долго мы спали.

На что им брат меньшой и отвечает:

- Вы бы и совсем не проснулись, кабы не старик …

Оглянулся он в поисках спасителя, а над пещерой, только Орёл крыльями машет. Не поверили ему братья, да и пошли искать королевишн в пещеры Змеев Горынычей. Вывели их на свет из мрака пещер. Глядь, а они  вдруг надуваться стали. И из них змеёныши полезли, да так много, что успевай только мечом махать. Стали братья старшие мечами змеёнышей разрубать. А младший вытащил рубашки припасённые да и исхитрившись на всех трёх их и накинул. Упали они замертво все три, да и загорелись. Пепел один от них и остался. Погоревали братья да делать нечего, сели они на Орла, и вновь в свою сторонушку отправились. Прилетели они, а за то время что путешествовали почитай сто лет прошло. И в том царстве государстве, вновь народились три королевишны. Вот тогда-то и отправились к ним свататься богатыри братья. А там всё сладилось да заладилось. Честь по чести, да по правде да по совести. Стали они все счастливы. Жили долго да удачливо. вот и сказки конец. А кто понял урок, тот удалец.

Мужчины, стряхнув оцепенение уставились на Бога, что повернувшись смотрел на них.

- Ай да сказочка. Прям руководство к действию.

Владимир покачав головой, улыбнулся божеству и встав отвесил ему поклон.

- Да, как убить дракона и самому мертвым не стать.

Вячеслав, последовал примеру друга и поклонившись выложил ключи от школы на стол. Вспышка и ключи унеслись в руки божества. Тот встряхнув их на руках, только и произнёс:

- Есть у вас соколы ясные, ещё деньков с пяток. Ну а потом, встречайте дорогих гостей, да угощеньецем их потчуйте. А пока бывайте, пошёл значится с храмом новым знакомится. Эх, кому расскажу не поверят. У всех идолы, капища, ну на крайний случай каменный столп, а у меня целый терем.

И исчез, будто и не было его только что пред двумя хозяевами земли ненарадовской.

- Пошли спать Володя.

- Пошли Слав. Слушай, а точно не померещилось?

- Володя, завтра всё обсудим туши свет. Пора на боковую.

Мужчины выключив свет в доме,  залезая на печку и укрываясь зипунами, не заметили  как светлое пятно и чёрное встретились посреди комнаты и заговорили на языке, что простым смертным и не слышим был ни когда.    

Сказка двадцать первая, в которой происходит бой с драконом …

Вот уже третье утро в Ненарадовской часовенке, начиналась служба до самой зари. Герман Францович с Натальей, что шла со своим мужчиной, в молельный домик, просили за душу Фёклы Гавриловны. И столько искренних просьб было произнесено и столько свечей было сожжено, что молитвы обращённые к небесам наверное были услышаны…

А под самое утро, когда уже первые строки молитвы произносились в доме семьи Дальних, сквозь сон предстала белым пятном фигура старой ведуньи и тихо, зависнув у спящих в кровати мамы Иры и её подруги Светланы, что уже три дня с погребения не отходила от названной сестры, по причине впадения её в прострацию, тихонько позвала обеих женщин:

- Дочки, не пугайтесь. Не мара я. Открывайте глазоньки свои, да и слушайте, что мне велено было вм передать, да сделать что осталось не заверщённым.

Одновременно открыв глаза  женщины, подскочили на кровати, зажимая рты руками чтобы не разбудить спавших внизу мужчин. А душа, светящимся пятном, колыхаясь от возникшего скозняка, протягивая руки коснулась лиц. Женщины, почувствали будто холодный ветерок коснулся их нежных лиц и остатки сна умчавшись, оставили их пред свершившимся фактом. Фёкла Гавриловна, вернеё её душа, вернулась. Слёзы катились из почерневших от тоски и отчаянья глаз мамы Иры, благодатными потоками смывая коросту боли и отчаянья оставшегося с погоста.

- Ну, ну дочка, поплачь легче станет.

Душа легко трепеща, стала светится, будто слёзы женщины, что-то делали с эфирным её  состоянием.

- Время дорого дочки, потому слушайте. Сделали вы всё правильно, дошла я до звёздного моста и встретил меня чёрный пёс, собрался он проводить меня к предкам, да перегородилась дорога мне. Пока дела не улажу, пока не помогу, не смогу я уйти. Сроку мне дали сорок дён. А потом, либо на отдых, либо новое воплощение, это уж как мне захочется. Но чувствую, что не смогу я надолго вас покинуть. так что дочки надоть готовится к последней битве. Я уже тебе говорила, что мужиков надоть перевёртыванию обучать? Так вот время настало. Сегодня вытащи из сундука шкуры волчью да медвежью, пришёл срок, да следи чтобы из леска не вышли. трудно остановить их будет. Главное для такого дела, чтобы крови не опробовали, тогда последствий для них не будет. Чадо твоё и твоё дочка в людском облике зачаты, так что не будет в них оборотничества.

Света всё таки вскрикнула, не удержавшись когда услышала о том, что она  оказывается тоже ребёнком награждена. Душа повернувшись к ней, вновь тихо стала вещать:

- Хоть и не нашей ты крови ведовской, а придётся тоже подучится. Нет, кроме вас у Ненарадовской земли и людей надежды. Вы, молодые и должны отстоять свой мир от Тьмы.

Мама Ира, задумавшись, спокойно произнесла:

- Матушка, но ведь если ты войдёшь в тело Светланы, то ей самой  и учится небудет нужды?

Душа затрепетав, засветилась переливчатым светом, ответила:

- Нато надоть согласие её спросить. А вдруг, не смогу потом покинуть тело её, али душу её потяну за собой? Должно ей самой решить. Как пожелает так и будет. Но так, оно конечно, будет для всех лутше. Науз ей делать пред битвой не будет нужды делать, старая моя шкура рысья там же в сундуке лежит. Вот и пригодится. Тебе то она ведающая совсем не нужна.

Светлана протерев руками лицо, внутренне собравшись, запустив в густые иссиня чёрные волосы пальцы рук, собравшись с духом тихо произнесла:

- Моему ребёнку худо оттого не будет? Не о себе беспокоюсь, но о том в ком кровь моего любимого течёт.

- Нет, ребёнку на тот случай вреда нет ни какого. Лишняя защита от Тьмы токмо.

-Тогда я согласна.

Душа светлее и прозрачней почти растворяясь в воздухе, прошептала:

- Ложись и закрой глаза. Не думай ни о чём, кроме того, что в тебе есть жизнь и она в опасности. Проси Богов оградить тебя от Зла и скверны.

Светлана так и поступила. Раскинувшись на кровати, она приготовилась к чему-то необычному. Но всё было не так волшебно, как могло нарисовать сознание и разбуженное воображение. Казалось что она плывёт по прохладной реке, что охватив её тело, ласково и осторожно качает на своих волнах. Через минуту, она уже слышала в своей голове голос Гавриловны, что просил, её Светлану, определить то место, где ей быть. И рука женщины, инстинктивно опустилась в место ниже солнечного сплетения, там где развивался плод её любви с Владимиром. Так произошло, то что было самими богами предназначено. Плод Светланы и Владимира, ещё только начавшийся развиваться, получил душу старой ведуньи, определив и пол будущего ребёнка и его дальнейший путь в мире где всегда торжествует справедливость и доброта, как бы не казалось на первый взгляд, что это не так.

Поднявшиеся с пастели женщины, впервые за три дня, решили, что пора заняться домашними делами, вернуть детей в дом, позаботится о позаброшенных мужчинах, и наконец-то увидеть вновь живых людей, ради которых и стоило жить. Услышав стук дверей внизу, они прислушались к разговору несшемуся с первого этажа…

Женский голос принадлежал Клавдии. Теперь уже Клавдии Васильевне, что стала практически не заменимой в делах связанных с бумажной работой, договорами, всевозможными связями с администрацией района и области. Как-то незаметно, она стала правой рукой Владимира, уже нетолько выполняя его приказы, но и сама отдавая их, она всё больше набирала «авторитета» в глазах простых людей. Началось это всё ещё тогда когда нужно было вести работу с рабочими и строителями, с компаниями поставляющими все комплектующие, древесину, блоки и многое другое. Владимир и Вячеслав зашивались, и тут пришла им на выручку именно Клавдия Васильевна, что не имея хозяйства, не была ограничена во времени и зарекомендовав смекалистым и расторопным человеком получила всю полноту власти и ответственности, как бы неся искупление за то что ранее совершила против людей что жили с ней на одной земле. Человеческая память, она всегда избирательна, старается вычеркнуть плохое и оставить только хорошее. в этом залог сохранения сознания в целости. Вот так и произошло замещение с тем, что теперь для всех Клавдия Васильевна была доверенным лицом самого Савельева, вхожей и в его дом и в его дела. Да так, что пластиковая карточка Ненарадовского «мульонера» была у неё  всегда под рукой, так как тот же папа Слава отказался наотрез пользоваться ей, заявив что деньги развращают, а большие деньги совсем выворачивают душу, то и оказалось, что именно Клавдия Васильевна может спокойно владеть ими, правда при этом давая отчёт настоящему владельцу накопленных средств. И вот сейчас состоялся именно такой разбор событий произошедших за два истекших дня.

- Владимир Иванович, по вашему распоряжению могу только сказать, что спальные мешки в количестве ста тридцати штук, фирма отказалась поставить. Сослались видишь ли на то что не сезон . Я взяла на себя смелость и согласовав вопрос с зареченскими в лице их руководителя, договорилась, что и людей и скот они приютят у себя, на время учений, так сказать. Транспорт по договоренности с районом будет предоставлен для расчистки теперь регулярно, в период больших снегопадов, обещаются даже дважды пригонять снегоуборочную технику, чтобы была возможность так сказать организовать бесперебойную работу нашего экопоселения в период разворачивания мероприятий связанных с областными распоряжениями.

Слушающие отчёт женщины, мужчины переглядывались. Всё дело было в том, что буквально два дня назад пришло общение, что Ненарадовка и весь район включён в программу учений связанных с чрезвычайными событиями и ликвидации последствий оных. Рассудив что всё что не делается, всё к лучшему. Руководители Ненарадовки, не стали пока полошить народ  на манер всеобщей мобилизации, а готовились по тихоньку, чтобы тем кому об этом было знать не положено, не начали активных действий раньше положенного срока, в который входил безусловным леймотивом спасение жизней всего живого в Ненарадовке. И странная бумага пришлась как нельзя кстати, и вот теперь такое сообщение, что есть возможность совсем немногих оставив, остальных вывезти из потенциально опасной зоны, были рассмотрены мужчинами как само спасение.

Папа Слава, взяв подойник, и собираясь идти доить кормилицу, уже надев тулуп и натягивая шапку, встретил удивлённый взгляд, а затем и вопрос, что заставил его задуматься:

- Что же вы Вячеслав Игоревич, сами доите коровку? Неужто жена совсем не может? Али помочь вам, так только скажите, всё делать буду по дому? Это вон Владимиру Ивановичу, за деньги воспитательница помогает, а я и так могу, от чистого сердца понимаешь.

Скрытый сарказм остановил папа Славу и заставил взглянуть на женщину зорче. Та смутившись опустила глаза, дожидаясь ответа  с самым невинным выражением на лице:

- Знаете Клавдия Васильевна, как говорила одна моя знакомая, настоящий мужчина должен уметь поджигать хаты и бесить коней, чтобы они летели во всю прыть, тогда мол и у женщин не будет времени лесть в мужские дела, но моё мнение такое. Настоящий мужчина должен уметь делать всё, чтобы его женщина  не чувствовала себя одинокой, не нужной и нелюбимой. Поэтому и подоить корову и построить дворец, всё мы должны, всё мы сумеем.

Выйдя из дома, он направился к сараю, где уже в заснеженной шапке чернела деревянная посторойка скрывающая часть наследства гавриловны, её корову Марусю. Подоив кормилицу, он уже стал возвращаться в дом, как ему на встречу вышла из дома Клавдия, и стрельнув в него глазами, молчком, поправив красивую шаль, подчеркивающую её лицо, прошмыгнула мимо него к воротам, где от старых столбов остались только бывшие Чуры, теперь ещё выше поднятые для лучшей зарядки солнечных батарей. Ему бы вглядеться в глаза женщины, да не таков он был, чтобы не замечать кипящую смолу в душе, но и обвинять подозревая человека в чём-то нехорошем не смел, пока не было доказано это поступками самого человека.

-«А смола может быть у каждого в душе. на то и человек» - подумал папа Слава, пвзойдя на крыльцо и перекинув подойник в другую руку взялся за ручку двери и толкнул её…

Дверь отворившись впустила папу Славу вместе с клубами холодного воздуха в дом. разливая молоко по крынкам, они вновь планировали дела на день. Женщины прибывая уже третий день без еды, оставили им возможность питаться консервами, дети что были под присмотром воспитательницы и ночевали уже который день в доме у Владимира тоже были пристроены в части еды и надзора. Так что поэтому разложив на столе не хитрый завтрак, друзья собирались уже отдаться ему, как сверху раздались лёгкие шаги и к ним на первый этаж спустились их подруги. бледные и немного изможденные они казались им видениями, но видения, не пьют парного молока, так что увидев как жадно ушли две крынки, мужчины продолжать жизнь дальше.

- Кто это был?

Задала закономерный вопрос Светлана. Владимир глядя на супругу влюблёнными глазами, преданно вскочив и укрыв её тёплой шалью, усадив к растопленной им печке, начал оправдываться:

- Да Клавдия заходила. Ты представь, как приготовить людей к тому что их ждёт, если нет возможности даже купить элементарные вещи. А времени осталось ведь совсем чуть чуть.

Светлана взглянув на супруга из под бровей, произнесла ворчливо, да настолько с интонацией бабы Феклы, что все невольно вздрогнули:

- У Бога дней много. Поживём увидим. Ни чего не происходит без того, что мы заслужили.

Мама Ира что бы отвлечь  всех от невольного сравнивания своей подруги с манерой почившей названной матери, тихо и скромно произнесла:

- Вы уж нас мужчины простите. Взвалили на вас всё, а сами в горе позабыли и о вас и о детях да о хозяйстве. Расскажите что хоть происходит.

Папа Слава сосредочившись на том, чтобы вскрыть консервы и разложить их по тарелкам, нехотя начал говорить. По ходу разговора стал он рассказывать и о том что произошло у них с Богом Баем, и с тем что получивши предупреждение, стали они готовится к тому чтобы спасти и людей и скотину от того что может произойти. Вслух про то что должно было произойти не произносилось, из боязни накликать беду. Владимир вставляя свои замечания, пытался шутить, а потом сказал то что для всех стало новостью дня

- Сегодня в обед, я созываю общий сход на нём и официальную версию об учениях озвучим, предложим людям покинуть не надолго землю Ненарадовскую, ну а уж потом как боги на душу положат. Не должны они стать заложниками наших споров  с тем кто явно не с добром к нам пожалует. Так что милые женщины, не до разносолов, садитесь откушать чем неприкосновенный запас послал.

Улыбаясь и шутя, все расселись за стол и быстро успокоив завтрак, молодые стали разбирать навалившиеся проблемы с уже существующими возможностями их решения. Потом осторожно и как бы вскольз мама Ира, обмолвилась, что надобно бы мужчинам приготовится к бою, но чуть по иному. Все замолчав, сделали вид, что слова были произнесены просто так, как альтернатива, вызову частной охраны или правоохранительных органов, что должны были нести охрану и защиту. Все понимали что вести настоящую войну в современном её состоянии, ни кто не разрешит, а мечей кладенцов по близости точно не наблюдалось. Вид то сделали, а вот слова запали каждому в душу. Оглядев всех сидящих за столом, папа Слава, взяв на себя труд всё таки произнести то, что все ждали с потаенной дрожью, но не решались произнести вслух, так не обычно это было для людей знакомых с солнечными батареями и компьютерами последних моделей:

-  Жена права. Надо будет и в зверей обёрнёмся, зубами рвать будем тех кто к нам с «мечом» пожалует. А для того чтобы, не пустословить, предлагаю, после общего схода прогуляться до капища, там и требу богам вознести, да за душу Феклы Гавриловны попросить. Нам всем её не хватает, а если очень просить, то она обязательно вновь воплотится, так говорили ещё старики. Знать бы только где и когда, так я бы эту семью уже сейчас сюда бы перевёз, да на полное довольствие поставил.

Слова были произнесены. Осталось их воплотить. Светлана одевшись потеплее, будто не молодая в ней кровь бежала, а старческая, всегда застывающая, поспешила до дома попроведовать детей, мама Ира. Стала собирать всё нужное для задуманного. Папа Слава и Владимир, отправились к зданию администрации.  Площадь перед ней была выложена каменным булыжником, сделанным по рисунку Феклы Гавриловны. Теперь каждый раз когда наступали люди на место что рисунком своим напоминал круг силы и защиты от Тьмы, то невольно вздрагивали, ощущая как всё что плохое было в них, всё что гнело их и заставляло тревожится, вдруг исчезало, потому уже вскоре эта площадь получила  неофициально название, «круг Прави», ансамбль домов теремов скрупулезно повторяли лучи свастики если бы сторонний наблюдатель смог бы смотреть на них сверху, то несомненно бы именно это пришло бы ему на ум. Переулки лучами  выходящие на большую улицу центрального проспекта, что заканчивался домами Германа Францовича и Натальеным, красовались новыми современно модными и удобными домиками для приезжих, что захотели жить на этой земле, как бы создавая оправу тем жемчужинам зодчества что были в цетре. Невольно залюбовавшись тем что сейчас стала представлять из себя Ненарадовка, папа Слава внезапно улыбнувшись вспомнил и тот эпизод когда в их жизнь пришла семья полковника. Приехавшая семья «прусака» и в самом деле оказавшаяся рыжей и дочь и внучка, больше похожие на солнышки, заселились в одном доме, так что бывший полковник спокойно и как-то незаметно перебрался к Наталье да и остался там. Начав стройку маяка, что уже возвышался и действовал на это время. Поймав себя на том, что рассматривает маяк и дома что спроектировал по своему вкусу Герман Францович с Натальей, папа Слава, понял, что и это можно использовать в ночном бое. Почему именно в ночном бое, он не смог бы объяснить, но как приличный враг Тьма всегда предпочитала ночь, и потому все обычные проявления её она демонстрировала тогда когда Луна была в небесах, на месте Солнца, что способно было бы выжечь нечесть своими лучами. Владимир в это время больше думал не о бое, а о том как и что сказать людям, уже начинающим толпится возле здания администрации. Пройдя с другом в деревянный терем, что только снаружи был стилизован под старину, а внутри напичкан электроникой и офисным оборудованием, они вошли в кабинет, что имел и спутниковую связь и компьютерный безлимитный Интернет, да ещё и выходящий на зал заседаний рассчитанный на сотню человек, где можно было и доклады делать используя современную технику и голографические доски, и думать  обсуждая что и как сделать чтобы жизнь в Ненарадовке стала ещё лучше. Кабинет руководителя остался незакрытым и через некоторое время, в него вошла в строгом офисном костюме Клавдия Васильевна, с сообщением, что народ собрался перед администрацией. Зареченские отзвонились и подтвердили готовность принять семьи что решаться на период учений переехать к ним, со скарбом и скотиной. Владимир Иванович принимающий доклад, взял в руки бумагу из области и ещё раз вчитавшись, прикинул для себя основные моменты речи и подмигнув другу, глянув на выставленного Чура в углу, собравшись с духом, поднялся из офисного кресла. За ним поднялся и папа Слава, что всегда в таких случаях поддерживал своим присутствием друга, внушая всем что они вместе и готовы решать любые вопросы, как настоящие отцы народа что доверил им это право. Каждый раз доказывая что народ Ненарадовский не ошибился, и что если у кого были бы притензии или жалобы, то его бы не отринули, а наоборот постарались бы и выслушать и помочь. Таким образом авторитет заработанный папой Славой, переходил на Владимира, а Владимирова смётка и организационная хватка, подчёркивала мудрое правление этим городком мечты. Выйдя на крыльцо и вздохнув морозный воздух, друзья не остались на резном крыльце, не захотев возвышаться над народом, они вошли в «круг Прави» и среди Ненарадовцев оставшись, стали оглядывать собравшихся. Отмечая и старожил и новеньких, что ещё всего несколько месяцев наза и не знали что есть такая Ненарадовка, а теперь уже вростали корнями в её землю. Всё население городка было здесь, кроме Германа Францович с Натальей, что тоже после службы в своей часовенке подтянулись и стали ждать что же скажет их «вожак». Дождавшись тишины, от собравшихся, Владимир Иванович начал свою речь:

- Дорогие земляки. Братья и сёстры. Все вы знаете, что приближаются холода. Ноябрь очень быстро станет декабрём, а там и до нового года рукой подать. На днях пришла мне такая бумага из области. Не буду её всю зачитывать, но если всё сжать, то можно всё сказать в нескольких словах. Первое на территории района и бывшей деревни Ненарадовки разворачивается полномасштабное учение для преодоления чрезвычайных ситуаций. Принято это было на самом высоком уровне, так что нам остаётся только выполнить это распоряжение. Отсюда следующее вытекает, в течении трёх дней будет предоставлен транспорт и для людей и для скотины, и для скарба и для иных нужд, для переезда в другой район. Зареченские согласились принять нас и разместить. Так как потом, учения перейдут на их территорию, то нам естественно придётся принимать людей у себя.

Второе. Все траты и возможный ущерб, моральный и иной урон будет лично мной компенсирован. Все кто оставляет здесь имущество составляет опись и предоставляет секретарю администрации Ненарадовской Клавдии Васильевне, с точным перечислением оставляемого. К Зареченским рекомендую от себя лично, перебраться семьям с маленькими детьми, и всем кто не хочет по своим взглядам участвовать в учениях. Всё добровольно ни кого принуждать оставаться здесь не имею права. Сам я и моя жена, Вячеслав с упругой остаёмся здесь, дети переселяются в школу, где уже создаются все условия для того чтобы и образовательный процесс вести и была возможность осуществлять ограниченную условиями учений жизнедеятельность. Одинокие, старики, женщины и дети должны быть в безопасности, это моё мнение. Мужчины по усмотрению семей. Подумайте время есть. И третье, что мне хотелось бы сказать вам люди. Сегодня третий день, как мы осиротевшие остались без Феклы Гавриловны. Память ей светлая. Потомки наши должны помнить о таком человеке, и потому я предлагаю школу Ненарадовки именовать в её честь и отныне решением всего схода величать вместо Ненарадовской школы, учебным заведением средней образовательной школой  имени Черноскутовой с со спец уклоном направленным на развитие и возрождение культурной памяти русского народа. И напоследок, пока мы в полном составе, и здесь все взрослые и ответственные люди пред богами и людьми, прошу вас внести предложения, по наименованию улицы и переулков в нашем поселении. Будут заказаны именные таблички и номера для домов. Дабы всё систематизировать и привести в соответствие со стандартами, для работы почтового отделения, магазина, и перерабатывающего мёд предприятия, что вскоре планируется открыть здесь, создав новые рабочие места и давая возможность трудится тем кто приехав из города не сможет сразу же втянутся в деревенскую жизнь. Вы соль этой земли, вам и решать какими названиями украсить эту землю и дома ваши.

Замолчав Владимир смотрел на людей, что ошарашено воспринимали новость о скором переезде, вспоминая все тяготы, связанные со строительством, что ещё не давно гремело над этой землёй. И вот новое испытание для них.

Дед Михей, откашлявшись, и выкинув самокрутку, огладил бороду поверх нового тулупа, что был в числе многих закуплен и подарен как и другим Ненарадовцам Владимиром, начал говорить:

- Ты хозяин, тебе и решать. Но моё мнение тако. Центральную улицу надобно назвать Кормилицей. Вслушайтесь только  - улица Кормилицы, тут тебе и почёт и уважение к земле, тут и память что именно отсюда идут на пастбище наши кормилицы коровушки, что долгое время были единственным способом прокормится для людей живущих здесь. А то молодо зелено, и не вечный ты Владимир свет Иванович, а уж тем более твои мульоны, что как вода сквозь песок утекают на нас всех. Тут надо думать, что может и настанет день, когда снова только коровки да картошка и смогут прокормить нас. Не забижайся старшой, но я старик и много видел в жизни и худого и хорошего, а осторожность всегда надобно иметь близко, тады голым задом на горячую каменку не сядешь.

Звонкий смех разорвал сгустившуюся тишину площади, люди рассмеявшись скинули страх, что парализовал своей неизвестностью.  

- Ну, а что давайте голосовать? Кто за?

Лес рук был поднят на слова Натальи, что звучным голосом расшевелила толпу.

- Принято, - довольно проговорил Владимир. И глядя на Клавдию, при народе произнёс: - Занеси в протокол. Главная улица теперь будет называться- Улица Кормилицы.

Вячеслав увидев подошедших женщин и указан на них Владимиру, активировал таким образом прохождение собрания

- Ну, что землячки осталось поимённо назвать шесть переулков, и к вечеру глядишь потеплеет, от нашего стояния здесь. Так что ли?

Толпа одобрительно загудела на слова старшего принимая его юмор. Со всех сторон посыпались названия «Кривой», «Капищный», «Сурожистый», «Солнечный», « Чуров», « Строительный» « Травник», «Живой» и много других. Папа Слава, отсеяв начертал для себя особо благозвучные и начал перечислять:

- Кто за Капищный?

Все люди протянули правые руки к солнцу. таким образом показав одобрение имени одного из переулков, что действительно вёл в сторону капища.

- Значит так и запишем, Клавдия Васильевна, фиксируйте.

- Уже сделано Вячеслав Игоревич, - игривым голосом ответила Клавдия. Дело пошло веселее. Папа Слава, начав перечислять, отмечал особо понравившиеся по гулу голосов и просил фиксировать названия, так и получилось, что остальные пять переулков, стали носить названия «Луговой», «Сурожистый», «Красный», «Строительный», «Баский». Определившись с переулками, папа Слава, напомнил людям, что второй ряд не имеет названий, а ведь не факт, что и дальше их Ненарадовка не будет расти. Люди приняли и этот факт с одобрением, и опять посыпались названия, выиграли два: «Медовая» и «Полевая», зафиксировав всё в протокол папа Слава, поблагодарил людей за участие в собрание. Владимир, же напомнил, что на раздумья им три денёчка всего. Люди стали расходится, на площади остались Вячеслав, Володя, Ирина, Светлана, Герман с Натальей, и Клавдия, что крутилась возле мужчин сверля их взглядами. Владимир поблагодарил Клавдию и отправил её в офис составлять документ, попросив его занести ему вечером на подпись. Та фальшиво улыбаясь, заверила его что будет всё сделано и предоставлено пред светлы очи начальства. Герман с Натальей грустно смотрели на молодых и по обычаю, качали головой.

- Вы бы Владимир Иванович, супругу бы поберегли, да и Ирине Григорьевне тоже не мешало бы дома посидеть. чего по морозу опять в богомерзкое место идти?

Начал заводить свою шарманку Германа Францович.

Ему ответила мама Ира:

- Герман Францович, мы уважаем ваши религиозные взгляды, даже в честь вас дали одному из переулков имя «Строительный», но будьте любезны держать при себе своё мнение, по поводу наших взглядов и наших действий, это я вам как ведьма Ненарадовская заявляю.

- Да чего с него взять с прусака? – проворчала вдруг хриплым голосом Светлана. Все в изумлении повернулись на её реплику, внутренне уверенные, что не звонкоголосая Светлана произнесла это, а ворчливая баба Фёкла. Наталья истово закрестилась. Герман Францович, тоже наложив размашистый крест, только и произнёс:

- Дело ваше, но Русь уже две тысячи лет крещёная.

- И добрых несколько тысяч языческая, и это только официальной наукой признанный срок. так что давайте друг друга уважать.

Подхватил и переломил спор папа Слава. Обрусевший немец надулся и запыхтев, дёрнул за рукав Наталью, буркнув прощание, подался в свой и её дом в конце улицы, что теперь именовалась  улица Кормилицы. Наталья не оглядываясь, пошла за своим мужчиной. так уж принято всегда было у русских женщин, идти за своей половинкой хоть на край света, хоть в чужую веру, и всё без оглядки, даря себя всю до капли, до донышка.

В окно из  административного здания смотрели чужые глаза, и рука предательски сняв трубку, и набрав громадный номер телефона, на том конце провода кому-то, голос хриплый и чужой произнёс: «Они готовятся к эвакуации людей и что-то затеяли в капище. Старуха ушла три дня назад. Без неё они проиграют даже не начав сопротивление великий мастер Дерс». Вскоре в трубке только жалобно звучал гудок…

Молодые отправились к капищу нахоженной тропинской и всё было практически так же кА к и при Гавриловне, но без её спокойного и чёткого знания. Мама Ира всё время боясь что-либо упустить, смотрела с ревогой на Светлану, а та буд-то всё зная, покачивала головой, одобряя подругу, во всех её пригтовлениях. Вот уже и затещен был пень и воткнуты ножи серебряные. Вот уже и мама Ира перкувыркнувшись предстала пред изумлёнными мужчинами в образе рыси. Вот и обратное обращение, без всякого видимого напряжения. И следом за этим, оборачивание лучшей подруги, что всё таки надела рысью шкуру, как когда-то это делалаФёкла гавриловна. И вот другая красавица рысь уже стояла на против мужчин и своей подруги, нервно прядя ушами и перебирая мягкими лапами землю, что даже сейчас когда вокруг было полным полно снега, здесь буд-то бы и не замечала смены времён года. Перекувыркнувшись женщина с непривычки присела возле пенька. голова у неё кружилась и с двух сторон к ней подскочили муж Владимир и ведунья Ирина, пытаясь придержать Светлану, чтобы та не упала и не выбила ножи. Папа Слава стоял в стороне и немного хмурясь смотрел на супругу. та поднявшись, оставив подругу на попечение мужа, с вызовом посмотрела на Вячеслава. Её глаза говорили о многом, кровь оборотня бурлила и наполняла энергией её тело. Оно натянутой струной призывно манило к себе Вячеслава, и он понял, что если сейчас отступит, то может потерять свою любимую на всегда. да и пример надо было показать Владимиру, у которого от увиденного уже начинала кругом идти голова. Надев медвежью шкуру с уже вшитыми завязками, закрепив морду на голове, папа Слава, покачиваясь и пытаясь представить как ходят медведи, покосалапил к пню, что манил его горящей руной. Грохнувшись с другой стороны пня, и ощутив себя чем-то иным, ослеплённый накалом запахов, цветов, нахлынувших эмоций, забурлившей крови, чудовищной мощи медведь поднялся на задние лапы. Мощнейший рык разорвал тишину березовой рощицы, погрузив в тревожный страх всю мелкую живность на несколько километров, что ещё генетически помнила о том кто в лесу хозяин и господин. И только сорока что сидела на верхушке одной из берёз внимательно косила птичьим глазом на происходящее внизу, будто и дело еёй не было до происходящего, но что-то заставляло её находится там Заметив перед собой человеческую самку что с вызовом смотрела ему в глаза, оборотень ещё раз взревел и уже собирался опустить лапы на ту что посмела дерзить ему, как вдруг, что-то из глубины его мозга, остановило взмахнувшие лапы с острейшими как клинки когтями. Это что-то заставило опустится на все четыре лапы и замотать головой, вытряхивая звериные инстинкты и возвращая ясность мысли. И вот тогда пришла трезвая мысль, что кругом люди и его друзья. Одна из тех что стояла и смотрела на него с вызовом вообще была его жена, носившая его ребёнка. раскаяние затопило его разум. Подскочив к пню, он кувырком прыгнул вперёд как дрессированный медведь в цирке, и вот уже по другую сторону пня, вновь упал на землю изумленный и трясущийся от переполняющих его эмоций папа Слава. Отдышавшись, он подошёл к маме Ире, и обняв её, тихо прошептал ей на ухо: - Прости. На что она ему в ответ, ответила: - Это ты меня прости, я должна была тебя предупредить. Сама ведь впервый раз когда перекидывалась, чуть Гавриловну не порвала на клочки, а уже забыла какого впервой увидеть в себе зверя и позабыть на миг что ты человек. Ты хотя бы немного прикасался к магии Гавриловны, а вот Владимир, вообще может с катушек съехать. Это запросто в таком положении, так что ты бы всё таки взял посох рябиновый. Он, самое оно против оборотней. Если чего стукнешь его по голове, и вот он вновь станет человеком. Меня так матушка Фёкла учила.  Настал черёд и Владимира. Всё прошло как по маслу, если не считать что белый волк ростом с доброго телка попытался всё таки кинутся на мужчину и клацнуть клыками у него на горле. Но получив рябиновым посохом по макушке, потерял сознание…. Тело на автопилоте, вновь прыгнуло от свиста человеческого через пень, и вот уже в бессознательном состоянии пред всеми появился Владимир. Жена Светлана, хлопотавшая возле него, заботливо раскрывшая ворот рубахи, пыталась приподнять его и дотащить до деревни на руках. Владимир придя в себя, молчком поцеловав жену, поклонился ведающей, и пожав руку папе Славе, застыл вглядываясь в посох, что был в руках у друга. Потом отойдя, спросил:

- Это ты меня им, по головушке приложил?

- Прости друг, но как бы ты был готов придя  в себя узнать, что загрыз лучшего друга?. если считаешь чтоя не прав, вон пенёк, жена ножи не вытащила, тебе сделать то и нужно два шага, и потом все обиды будут отомщены.

Владимир взмахнув рукой, показал что всё это пустое, и только ворчливо произнёс:

- Я тебя про голову спросил, а не про горло. Слушай друг чего-то мне так есть захотелось. Кажись дай сейчас быка, слопал бы вместе с копытами, хвостом и рогами.

- Я тоже голоден как медведь шатун, но посмотри на наших жён. Они то держаться молодцом.

Владимир, перекинув взгляд на женщин, что выполняли обычные занятия в капище, как-то: убирали ножи, выволакивали пень оборотный, приносили требу истуканам Богов, возжигали благодарственный огонь пред деревянными символами славянского пантеона, только и проворчал:

- Говорили мне, что любая женщина ведьма глубоко внутри, не верил. Думал, встретил, не такую, как все, а оно во как оказалось.

Светлана вспыхнув, только ворчливо в такт ему с хрипотцой в голосе ответила:

- Слышь милёнок, а ты часом шкуры не перепутал. А то вместо воина, после оборота какой-то зануда появился?

Опешили от таких слов все трое. Потому всю обратную дорогу в деревню, по уже темнеющим сумеркам, и убегающей дорожке, прошли быстро и молча.

В доме их уже дожидалась Клавдия Васильевна, пытаясь по внешнему виду, по манере, по жестам и по поступкам понять где же были молодые руководители и чем же они там занимались. сколько не подходила она к капищу. Сквозь заснеженные берёжки совсем ничего не было видно. а там где тропинка вела промеж них, стоило ей вступить на неё, так она тут же привела её в сугроб, да такой глубокий, что еле вырвалась из ловушки зимней. пришлось Клавдии несолоно хлебавши вернутся и ждать в дому у новой ведуньи Ирины Дальних. Потому сейчас и старалась она выведать как можно больше, но так чтобы не навлечь на себя подозрение, какое либо. Но мужчины были просто уставшими и голодными. Ни каких особых изменений она не заметила. не дано ей было понять и увидеть, что теперь отныне и навсегда в очертаниях теней этих мужчин будут присутствовать звериные части. будто нет-нет, да из тени покажется часть того животного. что теперь поселилось в душах мужчин молодых ненарадовских.   

Мама Ира почувствовав угрозу, исходящую от Клавдии быстро спровадила ту восвояси, дав перед этим разобраться с бумагами Владимиру. Тот быстро всё подписал и развалившись на лавке показал, что аудиенция закончена, прикрыл глаза от бьющего казалось со всей силой в глаза света.

Папа Слава проводил настырную Клавдию до ворот и пожелав спокойной ночи вернулся в дом, не обратив внимание, как в сгустившейся ночной тьме, лицо женщины исходило гримасами ненависти ко всему что было в доме старой ведуньи…

Новый день, принёс новые хлопоты, новые проблемы и новые открытия. Всё смешалось и превратилось в калейдоскоп из отрывочных событий складывающихся в единую картину. Тут и транспорт и отъезд семей, скотины и скарба, тут и проверяющие комиссии, и расчистка дороги. тут же отдельно стоящие и невидимые простому взгляду тренировки в капищном кругу. Привыкание и освоение новых тел. И постоянный присмотр сороки на верхушке березы, так как будто мать родная приглядывает за своими чадоми, чтобы и не показать что волнуется за них, но и иметь возможность вмешатся если вдруг что-то пойдёт не так. Молодые заметив лесную птицу, приветствовали её, она отвечала им стрекотом, будто понимая о чём говорят люди…

Три дня пролетели как во сне. Остались десять семей, что не собирались ни куда ехать. Среди таких был и Герман Францович с Натальей, и дед Михей, воспитатель Нина Александровна, что приглядывала за детьми семей Савельевых и Дальних, и несколько ещё старух и конечно же пастух Иван, что на отрез отказался куда бы то ни было эвакуироваться со своей  малой родины. Так они и жили в ожидании, чего-то, что всё больше было похоже на изматывание нервов и возможность деморализовать противника ещё до начал битвы. Клавдия, сославшись на то что нужно много документов подготовить, тоже отказалась ехать. Принимая продукты, заготавливая спальные мешки, воду и прочую необходимую в чрезвычайных ситуациях экипировку, она старалась влести в доверие к мужчинам, понимая, что женщины её раскусят на раз, как бы она не старалась улыбаться душевно. Но в том то и было дело, что с того раза как она побывала в доме у мамы Иры, всё изменилось до не узнаваемости. Если раньше мужчины видели только её внешнюю миловидность, то теперь казалось, видели её на сквозь и это вызывало такую тревогу, что уже несколько раз она набирала знакомый номер и с тревогой и страхом говорила на тот конец провода о своих опасениях. Но там только слушали клали трубку, считая, что прислушиваться к бабьим страхам ниже достоинства. Так прошёл месяц, и уже приготовленные мужчины, стали не только практически моментально оборачиваться в своих животных, но даже научились делать это без помощи пня и заговорённых ножей, став на какое-то время природными оборотнями. Дороги до Ненарадовки регулярно чистили, само поселение казалось вымерло. Дети пропадали с воспитательницей то в школе, то в клубе, смотря образовательные программы, старухи грели свои кости на печах, и только дед Михей, как старый партизан, покуривая самокрутку, каждый раз встречая молодых после занятий в капище, усмехался и желал им «доброго здоровьичка», будто не было от него ни каких тайн скрытых берёзовой рощицей. Приближался сороковой день и уже должна была покинуть Светлану душа Фёклы Гавриловны, чтобы вместе с богом Баем, подняться и пройти Звёздный мост, как в канун своих сорок дней, прилетела белая сорока и стукнувшись о крыльцо дома Дальних, вошла в незапертую дверь, обернувшись  при этом девой невиданной красы.  Скрипнув дверью, она вошла в жилище языческой ведуньи. Мужчины что ужинали, как сидели, так и замерли, глядя на входящую гостью, что лёгкой походкой прошла в комнату. Женщины вставшие приветствовать необычную посетительницу, улыбались, будто видно им было что-то такое, чего простой взор мужской не смог разглядеть, кроме внешней оболочки парализовавший разум и волю. Хрустальный смех, разлившийся по дому Дальних, как будто кто-то рассыпал серебряные колокольчики, казалось, рассыпался по всему человеческому миру и растаявший в углах дома, заставил мужчин впасть в прострацию. Сияющие глаза пришедшей лучились любовью и нежностью, от которой перехватывало дух и что-то щемящее разрывающее душу на клочки подкатывало к горлу. Усевшись как простая смертная за стол, она пронзила взглядом Светлану и тихо заговорив, первыми же словами погрузила женщину в транс:

- Ты засни красавица мать, нам обсудить надобно с моими сёстрами человеческими как беду лихую отвести.

Светлана как стояла, так и впала в сон. Ирина присев напротив гостьи после её пригласительного жеста и кивка головы. Стала наблюдать как из пупка Светланы, тихой светящейся струйкой выплывало облачко, что вскоре вновь обрело форму души Гавриловны. Только теперь это была точная копия той, что сидела пред ней в плотном теле, гостьи. Душа, не спеша проплыв, уселась подле мамы Иры и так они, вместе замерли пред хозяйкой жизни и судьбы.

- Любо, что узнали меня ведуньи. Так на то я вам и мать и сестра и дочь. Все вы женщины мои,  а я ваша Макошь, так уж самим Родом предначертано. Да не об этом разговор у нас пойдёт. Время пришло уходить, а дело не сделано. Знаю, что нет в том вины твоей сестра.

Обратилась она к трепещущей душе.

- Ведомо мне и то, что специально Ящер, выжидает, чтобы уже точно нанести удар. Будет последняя битва. И не просто битва, а в канун Карачуна, сделает он так, чтобы Световит старое солнце умерло, а молодое Хорса божеча не взошло на небо. В том и план его. Три дня и три ночи Ситиврат, он же Карачун будет властвовать, три дня битва будет идти. И не только здесь на земле, но и во всех мирах. Он лишь тень того, кто вселенную погубить хочет. И от каждой битвы той, будет он либо сильней, либо слабей.

Мама Ира заворожено следила за каждым словом, за каждым жестом великой праматери всего живого. Та продолжала, рассказ, приподнимая завесу тайны, пред смертными людьми, ибо от их мужества зависела и их  небожителей победа.

-  И вот в этом мире как и в сотнях других приближается срок. Должно родится Даждьбогу, молодому Коляде, так было многие лета. И всегда, в эти дни, во всех мирах шли битвы. Так было, но будет ли так дальше, даже мне не ведомо. Раньше люди верили в нас, а мы в них, потому победа была всегда на нашей стороне. Сейчас всё по-другому. Старые боги забыты и преданы поруганию у вас здесь. Ящеры извратили всё, подсунув человечеству мёртвых богов, насадив культ золота и разобщённости. Кучка правителей решает за весь человеческий мир, но не может решить за души людей. Потому я здесь. Не справится вам смертные без моей сестры, дух её уже идёт сюда.

Душа затрепетав разлилась лучистыми всполохами, произнеся:

- Значит…

- Да. Ты моя сестра соединишься со своим духом в теле этой женщины и станешь вновь собой на время битвы и потом возродишься вновь в чаде земном тут на земле этой. Так было решено светлыми Богами, потому я здесь. Бог Бай и сам вернётся в Ирий, пришедши сюда он может только наблюдать да охранить невинных, на его помощь вам не стоит рассчитывать. Только сами, ибо потомки вы наши, и семя наше в вас прорастает изо дня в день, до скончания века так будет. Но можно и заглушив свет пребывать во тьме, а можно из тьмы подняться к свету, то решать только самому человеку.

Мама Ира обрадованная тем что стало для неё открыто, только и спросила:

- Матерь Макош, справлюсь ли я, как ведунья. Ведь в положении, смогу ли я?

Макошь взглядом окинула фигуру мамы Иры и та почувствовала такой прилив сил, что будь сейчас рядом столб вкопанный в землю, так вырвала бы она его как тростинку малую и прогулялась бы сквозь войско чёрное, сколько бы ни было его…

- Думается, теперь справишься. Видела я твою силу в капище, видела и уменья и старанья твои, а уж про знанья да исполнения все дела сами говорят за себя. Не отчаивайся, каждая женщина немного ведунья, но у тебя дар особый, раскрылся он полностью, просто верь в себя и выиграешь там, где другая проиграет.

- Другая?

- Всему своё время ведунья…

Макошь встав из-за стола, тихонько рассмеялась ещё раз, и кивнув на мужчин так и не отошедших за время всего разговора длинного, посоветовала:

- Мужчинам своим скажи, что видели они душу сошедшую из Ирия, чрез  Звёздный  Мост вернувшуюся. А лучше, совсем ни чего не говори, им твоя да вот её поддержка нужна, а не моя. Они богатыри, токмо не знают о том ещё. Бог их отец, а они его дети, потому и тырят накапливают силушку добрую в себе делами светлыми. А уж то что готовы они, их заслуга и твоя женщина да твоя душа ведуньи. Хоть завтра в бой с нечестью, но скорее всего Тьма придёт чрез десяточек дней.  Но три денёчка, да две ноченьки простоять вам придётся. Ситиврат в студены открывает подземные врата и оттуда не только лютый мороз идёт но и всё, что ненавидит мир живых. Против таких врагов надо и хитрости воинские придумать под стать ворогам.

Поклонились Макоши обе, и мама Ира и душа Фёклы Гавриловны, что за заслуги свои пред людьми и богами вновь вернулась на землю Ненарадовскую, ибо сильней её не было защитника среди живущих…

Стоило Богине выйти из дома и хлопнуть дверью входной, как очнулись мужчины, пришла в себя Светлана, в которую уже вернулась душа Гавриловны, чтобы не смущать некрепкие умы мужчин, и всё задвигалось заговорило, задышало временем и жизнью. Казалось даже огонь в печи стал потрескивать громче и яростнее после ухода гостьи от которой остались мокрые следы на полу. На вопросы мужчин, мама Ира искренне ответила что приходила душа Гавриловны. чтобы попрошаться пред дорогой в Ирий что лежит чрез Звёздный Мост, и что душу её сопровождать будет чёрный пёс, а бог Бай пока останется до времени в охранниках школы имени Черноскутовой. Мол поведала при этом душа Гавриловны, что через двадцать деньков можно ждать гостей, да с силой, которую надобно по-русски встретить , да с хлебом с солью, чтобы на век отвадить. мужчины задумались и приняли решение всё обсудить по утру, а пока закончить прерванный ужин за одним и поминув покойную, пожелав её душе лёгкого пути…

Утро следующего дня мужчины начали с того что собрали военный совет с привлечением деда Михея и Германа  Францовича. Не став скрывать основной причины почему удалили людей из Ненарадовки и рассказав «прусаку» всю предысторию с возникновением в их жизни рептилоида, что есть древний дракон, стали держать совет. дед Михей высказался, так:

- Ну, то что чего-то назревало, энто и так было понятно. От власти ждать поддержки нам нечего, оне к энтому не способны. Воровать это да, а защищать кишка у них тонка. так что предлогаю вспомнить славное прошлое и партизанить.

Владимир Иванович посмотрел на деда как на «мамонта» что предлагал врага затоптать ногами, причём из засады. Дед Михей, ухмыльнувшись, стал развивать свою мысль, следующим образом:

- Ты прежде чем сумлеваешься в чём-то старшой, выслушай человека, авось чего и путного скажет. А у меня есть конкретное предложение. Если эти вороги собираются сюда ехать, а дорога то одна, так чего мы будем их всех допускать?. Заложить взрывчатку по всему периметру дороги, и как только первая и последняя машина войдёт в зону поражения, начать взрывать, да так чтобы даже ржавой железки не осталось целой. Потом дорогу отремонтируем, а для людей и объяснение готовое будет. Одно слово – учения.

Герман Францович вслушиваясь в слова старика одобрительно качал головой признавая правильность суждения бывшего фронтовика. От себя только и добавил:

- На мой маяк можно поставить спецоптику и вывести дистанционное управление минами, или взрывчаткой, что достанем. Но вот есть одно, но, и вы забываете о нём. После того как я вас выслушал, я понял, что приезжает к нам не человек  из плоти и крови да со своей бандой, а чужой и совсем не человек даже. В библии дракона что есть Сатаниил, поражает архангел Михаил, серебряным мечом. Судя по тому что изучалось мной, свет и серебро самое действенное оружие против нечести.

- Ага, ты ещё забыл, про осиновый кол, чеснок и святую воду. Давай не будем смешить людей, Герман Францович.

Срезал Владимир бывшего полковника. Папа Слава задумчиво взглянув на притихших женщин, что сидели возле печи и место за столом не занимали, не участвуя в мужском обсуждении, но как бы присутствовали независимыми наблюдателями. Заметив, что мама Ира, хочет что-то сказать, Вячеслав, произнёс:

- Чего мы будем обсуждать как убить нечесть, если у нас есть эксперт, и давайте его выслушаем. все головы повернулись в сторону мамы Иры, а она поднявшись с лавки,только и произнесла:

- В словах  Герман Францовича, есть резон. Во первых, нечесть действительно боится солнечного света, и если поставить на тот же маяк, какое-нибудь освещение, что по силе будет равно солнечному свету, то может сыграть очень даже положительную роль.

- Подождите, подождите, заговорил Владимир- Линзу ультрафиолета, увеличить мощность, преломление через зеркальные фильтры и опа, световой луч, как от светила, только не жаркий, а скажем исполненный в домашних условиях.

Мама Ира взглянув на Владимира, продолжала. – Серебро, понятно выплавлять нет ни времени, ни возможности, но вода с ионами серебра, заменит любую святую воду.

И предупреждая возмущённый вскрик уже готового взорваться Германа Францовича, продолжила: - Да она не обладает зарядом святости, но и мы не христианские апостолы, чтобы бесов изгонять. А любая вода, на лютом морозе. это по всякому неприятный сюрприз, даже для нечести.

- Стоп, я только вчера разговаривал, с начальником пожарных, на нас уже выделили одну пожарную машину, с полным обеспечением. так что залить в резервуары ионы серебра, вобщем-то особой проблемы не будет. Вот только что делать с пожарным расчётом?

Проворчал рассуждая вслух папа Слава.

- Тю, на тебя, не знать что делать с пожарными, что приехали отдохнуть? В баньку, да спирту побольше. А там и через три дня не простнутся, без опохмелки. А давать им опохмеляться надоть так, чтобы и выходить из баньки не хотелось опять.

Дед Михей, закурив самокрутку, напустил дыма, потом спохватившись затушил её и пожав плечами, взглядом попросил прощение у двух женщин, одна из которых уже выделялась солидным животиком, а другая ещё только думала как обрадовать своего супруга новостью. Решившаяся, пока не тревожить его этой новостью, пока всё не утрясётся, сидевшая на лавке спрятанная вставшей фигурой Ирины.  Она отчаянно закутывавшаяся в платок бабы Фёклы и красневшая  по любому брошенному на неё взгляду, потому и сейчас запунцевев, только молчком отогнала от себя облачко сизого дыма, что устремилось в жерло печки, мирно потрескивающей по поводу лютых морозов, что были за стенами уютного дома ведуньи, простила деда Михея за допущенную бестактность по отношению и к подруге и к ней.

Владимир Иванович размышляя над словами произнесёнными умными и проверенными в делах людьми, открыл ноутбук папы Славы и начал быстро искать что-то в поисковиках. Взяв лист бумаги, и начав быстро записывать какие-то цифры, потом всё закрыв, постановил:

- Время делать всё чтобы спасти Ненарадовку. Пока нет конкретики, но уже завтра, я смогу сказать что и как мы будем делать. Всё надо прикинуть. Сейчас закрываем совещание, завтра с утра снова здесь.

Распрощавшись с мужчинами, Владимир, подмигнув Вячеславу, стал собираться в кабинет администрации, для чего начал натягивать тулуп. Папа Слава, последовал его примеру, и вскоре уже оба одетых мужчин отправились в сторону двери. В след им, раздался голос Светланы, но такой хриплый и непохожий, что оба обернулись, чтобы убедится в том, кто говорит:

- Не доверяйте Клавдии. Чует моё сердце, недоброе опять замыслила.

Мама Ира, поддержала подругу, добавила:

- Будьте осторожны и при ней о делах не говорите. Правильно говорит Светлана, есть в ней какая-то темнота. До конца я ещё толком не разобралась, а обвинять огульно не хочу и не буду, пока сама не проявится.

Мужчины как по команде кивнули головой и вышли в мороз. Вся Ненарадовка утопала в снегу. Заброшенные дома, покрывались слоем снега, и только там где теплилась жизнь, терема, были похожи на островки из волшебной сказки, занесённые сюда среди снеговых сугробов, чьей-то волшебной прихотью.

По протоптанной дорожке они быстро дошли до терема администрации и заметив там свет в окнах, поднялись к крыльцу. Открыв дверь, Владимир заметил как быстро положила трубку на аппарате спутниковой связи Клавдия Васильевна, и нервно улыбнулась вошедшим с мороза мужчинам.

- Ой, а я и не думала, что сегодня мужчины пожалуют на работу? Чего это вы Владимир Иванович, не свет ни заря, да ещё с гостем да от молодых жён? Неужто дел больше нет, как в кабинете сидеть?

Нервные вопросы сыпались из Клавдии как горох из прохудившегося мешка. Владимир Иванович, нахмурившись, и глянув пристально на подчинённую, ответил:

- Если вы ещё не забыли, то народ меня выбрал руководить. Вот я и пришёл на благо людей поработать. А что здесь делали вы, Клавдия Васильевна? Вроде по телефону я не давал команды ни с кем связываться?

Забегавшие глазки женщины, показали обоим мужчинам, что сейчас  им будут врать, при чём открыто и беззаветно, как и принято у чиновников, в которую превратилась Клавдия с некоторых пор:

- Так волнуюсь же за людей, Владимир Иванович, вот пыталась выйти на связь с Зареченскими, а они не отвечают. Сердечко болит, как там наши, как детки, как скотинка, как вообще все устроились, может надо им чего?

Владимир подойдя к телефону нажал, на определитель номера последнего звонка высветилась комбинация цифр даже не умещавшаяся на экранном дисплее, и с удивлением произнёс:

- У Зареченских я помню, телефон покороче был, чем этот? Уж не в Австралию вы звонили Клавдия Васильевна?

- Ну что вы Владимир Иванович, кака така Австралия, я там не знаю никогошеньки.

-Клавдия, разыгрывая простую деревенщину, старалась не перегнуть палку. Владимир, который был намерен осуществить свои планы, перестал приставать к женщине с вопросами, решив на всякий случай, отправить её домой из офиса администрации поскорей. Со словами:

- Ну нет так нет. Вдруг думаю, какой сердечный друг завёлся. Вы женщина видная, почему нет? Нам мужики в Ненарадовке нужны. Ладно коли нет, так нет. Идите Клавдия Васильевна домой. Отдыхайте, а то всё как пчелка трудитесь, трудитесь. Надо всегда находить время для отдыха. такие люди всегда нужны в строю. Идите, идите, ни чего, ни хочу слушать.

Было начавшая спорить Клавдия, сочла за благо не спорить с начальством и собравшись, дернула на прощанье плечиком, выразительно глянув на мужчин, покинула администрацию. Мужчины расслаблено вздохнули, теперь таится, не было нужды, и папа Слава, просто спросил:

- Ну, давай хвастай, чего придумал?

-  Бить врага надо его же оружием.

- Не понял?

- Слава, ты когда нибудь слышал что ни будь о Тёмном Интернете?

Папа Слава задумавшись, через минуту произнёс:

- Нет, а что такой тоже есть?

- В том то и дело что есть. Есть  легальная сеть, со всякими провайдерами, поисковиками и прочей ерундой, что представляют из себя свалку всевозможных отходов жизнедеятельности одиноких людей, которым нечем заняться, кроме как пялится в экран монитора. Но это лирика, скажем так. Есть же и обратная сторона. Один дружок мне давал ссылки на конкретные адреса, так вот, поискав по ним, я вышел на телефоны посредников, и сейчас начнётся работа у нас с тобой, да такая, что либо спасёт нас, либо сам понимаешь…

Спутниковая связь и общение с посредниками длились до вечера, папа Слава только успевал по ноутбуку впечатывать расчётные счета, по которым получатели с обратной стороны получали с лицевого счёта Владимира приличные суммы. Так продолжаться не могло долго, и уже когда вся работа была проделана на улице была глубокая ночь и светившая луна, была единственным наблюдателем противоправных действий по спасению жизни от зла, что как раз в выборе средств, для достижения своих целей  не задумывалось. Получалось как в той поговорке «Добро должно быть с кулаками…»

Уже собираясь выходить из офиса мужчин остановил телефонный звонок. Владимир, сняв трубку, обратил внимание, что цифры уже были знакомыми, потому поднеся её в уху очень удивился услышав чуть шипящий голос спрашивающий:

- Клавдия, я был занят на переговорах, ответь. Чего молчишь?

- Её здесь нет, а кто интересуется, можно полюбопытствовать?

Владимир спросив тем самым спровоцировав обрыв разговора с той стороны линии. Только тревожные гудки стали ему объяснениями…

- Где-то я уже этот голос слышал… проговорил он в сомнении пытаясь вспомнить где и при каких обстоятельствах мог слышать подобные шипящие интонации. Но ни чего не приходило ему на ум, поэтому отбросив ненужные размышления, он глядя на Вячеслава, только и произнёс:

- Видишь, жизнь налаживается? Даже у Клавдии появился поклонник, кто бы мог подумать? А оно вона как повернулось.

Вячеслав задумчиво пытался проанализировать ситуацию с предупреждением женщин и связать с поведением Клавдии да и с этим звонком, но друг его перебил размышления, сказав как отрезав:

- Наверное, это кто-нибудь из тех, кто занимался строительством, тогда она со многими деловые  связи завязала. Ну дай ей бог, чтобы и срослось и получилось. Каждый  имеет право на каплю счастья в своей жизни. Пошли друг ночевать. Завтра опять совет…

Утрешнее пробуждение в доме у Вячеслава Игоревича, было сопряжено с появлением здоровенной красной машины, сияющей синим проблесковым маячком, вооружённой водяной пушкой и командой из старшего расчёта, пожарного номера первого, и водителя его же пожарного номера второго.

Гудя и привлекая к себе внимание, машина собрала возле себя, практически всех кто остался в Ненарадовке. Дед Михей, на правах первого кто встретил пожарный расчёт уже перезнакомившись с молодыми и улыбающимися ребятами, обследовал машину и все приспособления, прикидывая, что и как работает, при этом хитрованно улыбаясь слушая пояснения всех троих, что с важным видом расхваливали свою спецтехнику.

Когда к машине подошли Вячеслав и Владимир, они стали свидетелями такого разговора:

- Ну чего хлопцы застыли. Выкатывайте вашу красавицу, и ставьте её рылом в направлении дороги. Да возле самого терема администрации. Допустим придёт приказ, а вы дома, так дойдёте не спеша, и в кабину как белые люди сядите, без спешки и угара. А там токмо приказы выполняй да благодарности от начальства получай. Жить вас определили ко мне, так что сейчас с дороги баньку, а там грибочки, огурчики, самогоночка…. Красота. Все молодые переглянулись с удовольствием представив что их ожидает, но тут заметив мужчин в тулупах, одним из которых был Владимир по описанию подходивший на роль руководителя этого поселения, пожарники захмурели и нехотя отозвались:

- Не положено дед. Руководство должно быт спокойно, а это сам понимаешь чего исключает.

Владимир подмигнув Деду Михею, поздоровался со всеми тремя, и в пику произнесённым словам, проговорил:

- Положено ребятки, положено. Я старший. Зовут Владимир Иванович. Дед Михей всё правильно сказал, кто же это с дороги да сразу на службу, почитай не война, так ерунда учения. Дорогих гостей надо хлебосольно встречать, а то чего о нас в районе подумают?

Водитель, что при этих словах дёрнул кадыком только и протянул:

- А нам в начальник наоборот сказал, что вы дюже  требовательный и пока всё не закончится. Ни, ни.

Владимир усмехнулся, их споры с начальником пожарной инспекции, были не раз сдобрены ругательством и высказываниями на повышенных тонах. Репутация всегда зарабатывается с трудом, но когда надо для дела, можно и репутацией заплатить.

- Так на то и начальство. А мы не звери, всё понимаем. Так что поступаете на довольствие к деду Михею и считайте это приказом, вся ответственность на мне.

Услышав такие слова вмиг повеселели все трое. Но старший расчёта, всё таки вытащив бумагу, попросил сделать отметку в командировке и приложить всё печатью.

- Какой разговор, сейчас я в администрацию, вечером занесём вам всё, не переживайте. Давайте с дороги, отогревайтесь.

-Да нам бы посмотреть подъезды к водоёму, чтобы значится быть во всеоружие, продолжал упорствовать старший, помня инструкцию.

- Подъезды самые что ни наест правильные. При случае всё покажем. Ну давайте ребята, простите дела. А да, начальству позваню доложу что всё в лучшем виде и попрощу поощрить таких бойцов за дисциплинированность и редкое отношение к понятию долга и ответственности.

После таких слов сдался даже старший расчёта, уже предвкушая разворачивающиеся события. Если бы он только знал, что пагубная привычка русского мужика на этот раз спасёт ему и его команде жизнь, он бы может, и вообще отказался ехать в Ненарадовку, после того что потом пришлось ему увидеть, и понять какие учения здесь проходили. Но это всё было в будущем, а сейчас, каждый из них поспешил по своим делам…

Весь день до самого вечера приезжали различные люди, что-то согласовывали, привозили какие-то образцы, о чём-то договаривались, что-то обещали и исчезали, как только всё было закончено и учтено. Такая круговерть продолжалась практически весь декабрь, но наступившее двадцатое декабря все кому было положено знать об этом, встретили в угрюмой уверенности устроить настоящий бой тьме…

Утро двадцать первого декабря для  Ненарадовцев началось с резкого похолодания. Природа казалась застыла в коматозном ощущении вечного и не проходящего холода, что казалось выпивал все остатки жизни. Улицы были пусты, переулки завалены снегом. Из труб нескольких дворов и одной бани в которой отжигали пожарники, вился стоячий дымок что терялся в замерзающем воздухе, растворяясь при вхождении на высоту не более десяти метров. Скованность всей природы, до хруста усиливающегося ветра дополнительной картинкой ложилось в осознание ледяного Апокалипсиса приближающегося для всего живого. Все посты были заняты согласно расписанию боевого  Ненарадовского совета. Каждый понимал свой выбор, каждый нёс ответственность, каждый представлял что делать…

В доме Дальних не было слышно обычного смеха или разговоров. Все были сосредоточены и предельно собраны. Меховые шкуры были приготовлены и уже одеты, арбалеты с серебряными наконечниками были заряжены, мины дожидались своего часа, пульты управления ими уже были в маяке. Жидкое серебро заполнило весь резервуар пожарной машины и как в довершение всего возвышался  компактный огнемёт рассчитанный на  непрерывную работу больше десяти часов к ряду. Для женщин были приготовлены специальные метательные клинки с серебряными жалами и лёгкие кевларовые рубашки, прикрывающие жизненно важные органы. Мужчины от бронежилетов отказались, сославшись на большую мобильность, если на них не будет дополнительного груза. На том и было порешено. Дед Михей куря самокрутку за самокруткой, уже продымив всю кабину пожарников, зорко вглядывался в дорогу, что была пред ним как на ладони, и стоило ему заметить вереницу машин, как тут же был подан им сигнал гудка, по которому всё  пришло в движение. Цепочка машин уже въезжала на территорию что была заминирована, как мама Ира, закричав, остановила папу Славу, от команды Герману Францевичу, на нажатие пульта для дистанционного подрыва мин:

- Это люди, там нет того кого мы ждём!

Папа Слава, сообразивший и сам, что днём тому кому помогает мрак, делать сдесь не чего, по рации дал отбой бывшему полковнику и как ни в чём не бывало одев тулуп и шапку вместе с Владимиром, пошёл встречать приезжих. Оказалось что пожаловало местное начальство, что бегающими глазками, выдало себя, а бессвязными речами только подтвердило, свою роль в разведке обстановки для кого-то кто хотел убедиться, как обстоят дела на месте. Дело ещё ведь было и в том, что через несколько дней после того вечернего звонка, Владимир всё таки вспомнил, кому принадлежал голос. Мастер Дерс, ошибся, и его ошибку нельзя было не использовать. Поэтому сознавшуюся во всём Клавдию теперь держали как двойного агента. Она врала дракону напропалую, и тем самым успокаивала его безопасность. Но хитрая тварь всё-таки что-то почувствовала и потому местные начальнички приехали проверять якобы подготовку к учениям, но на самом деле посмотреть, что же за сюрпризы могли бы ожидать того, кто их купил с потрохами и их продажными душонками. Уяснив, что в деревне всего-то наберётся не больше двадцати человек, пожарники находятся в алкогольной прострации, мужчины выглядят помятыми и не спавшими, а их женщины и вообще бледные и в растрёпанных чувствах, начали выступать что ни видят никаких резонов во всяких учениях и просят побыстрее закончить с проверками, потому как холодно и вообще… Чинуши чему-то загадочно улыбаясь откланялись заверив что вскоре всё всё закончится и на бумаге отчётом будет показано, что всё прошло очень хорошо, они ринулись по машинам и стартовав с места развили такую скорость будто по их следам бежал степной пожар… или…  будто им за эти новости пообещали по личному острову… Ночь прошла спокойно и следующий день был тих и морозен, как затишье пред таким штормом от которого могла не только земля вздрогнуть, но и небеса покачнуться… И вот этот вечер настал…  

Из темнеющей в сумерках дыры между белой стеной заснеженных берёз показались следуя друг за другом чёрные пятна освещённые холодным светом фар следующих друг за другом машин. С маяка раздался хрип рации и слова полковника с условным сигналом:

- Гости пожаловали.

- Подпусти в сектор и начинай полковник. Отбой.

Владимир, встав из-за стола, выдохнул и произнёс:

- Ну, всё ребята, либо мы, либо нас. Третьего не дано. Погнали!

На маяке Герман Францович нервно покусывая губы следил в военный бинокль за приближающимся противником, стоило тому всей своей ударной группой въехать в зону поражения, как палец бывшего полковника утопила кнопку на пульте управления. Взрывы взметнули машины в  тёмно звёздные небеса Ненарадовки.

- С почином тебя полковник – пробормотал прусак, и приготовился к дальнейшему развитию событий. Последняя машина казавшаяся немного припозднившейся остановилась и замерши на минуту, стала сдавать назад, чтобы вернуться в своё логово и привести подмогу, но не тут-то было. Проехав границу, охраняемую Чурами, силы противника активировали защиту от пришлого зла. И стоило машине дать задний ход, как в темноте леса произошёл сильнейший электрический разряд, что высоковольтной дугой, разбрызгивая капли света с шипением разрезали машину на кусочки, показав всем, что дороги назад больше нет ни у кого. И всё будет решаться сдесь и сейчас. Вырвавшаяся вперёд неповрежденная машина ускорила своё движение к поселению людскому, дабы схватится с теми кто представлял силы света на этом крошечном пятачке никому вродебы не нужной земли.

Вышедшие на улицу для последнего боя молодые люди видели, как из разваливающихся на куски машин стала выплывать тёмная масса, что соединившись вокруг первого автомобиля, подобно стене теперь охраняла её. Дальнейшие взрывы мин не принесли успеха. Ловушка, рассчитанная на остановку сил противника, провалилась. Чёрная капля с клубящейся тьмой приближалась к домам людей. Казалось даже что машина не ехала а плыла над землёй, так стремительно она вдруг предстала на границе с жилыми домами что сейчас были заснежены и темны. Скрипнув на снегу рифлёными шинами, тёмная капля остановила свой бег и в открывшуюся дверь, медленно как хозяин положения вышел тот, кто уже был знаком заочно всем встречающим его. Высокая фигура , непропорциональные руки и ноги, бугристая голова и раскосые глаза, маленький нос и щель рта что пламенеющей пиявкой кривился в ухмылке, оглядывая воинство что встало на его дороге. Ничтожные человечишки, читалось в его глазах. За спиной мастера Дерса вырастала стена тьмы, что нет-нет да и вырисовывала звериные оскалы чудовищных габаритов и форм. Лишённые плотной оболочки слуги тьмы, теперь скреплялись в туманную форму непроницаемого мрака, и казалось, что свет, идущий от солнечных батарей, что освещал сегодня Ненарадовку во всю мощь, это последний очажок, в океане разлившейся монолитной темноты. Смерив взглядом людей, мастер Дерс, поднял руку в приветственном знаке. Уже то, что на самых подступах к своему жилищу, ему оказали такой горячий приём, вызывало уважение. А силу тьма уважала всегда. Со строны можно было всё принять за комедийную постановку. Приехал господин в строгом костюме и модном пальто. Одетый отутюженный, и повстречал дикарей, что напялив на себя шкуры зверей готовились встретить цивилизованного представителя чуть ли не с каменными топорами. Усмехаясь, мастер Дерс, всё-таки ощутил кольнувший его приступ страха. «Русские не предсказуемы. Поэтому их и надо уничтожить всех. Иначе все, что придумывалось не одно столетие полетит в никуда. А какие перспективы уже были перед этим. Вроде уничтожили их, растоптали, лишили всего, заменили руководителей на предателей, а они вот на тебе… Шкуры напялили, стрелы наточили и думают что победят. Сейчас голубчики я вам покажу что такое цивилизация и что значит играть по моим правилам…» - проскользнуло в его сознании. Поэтому опустив руку и откинув голову, фигура дракона послала раскат смеха в чернеющее небо, что ответило на его смех, пугающей звёздной пустотой. Отсмеявшись, он вытянул другую руку и все смогли наблюдать, как в ней материализовался металлический кейс, чёрно антрацитного цвета. Шипящий голос, дракона, полетел на встречу замершим в ожидании людям:

- Горячий приём. Хлебом с солью, чисто по-русски, землячки. Неужто вы думали, что какие-то человеческие придумки смогут меня остановить. Меня дракона, что живёт больше чем ваш распятый бог, которому я лично, в руки вбивал костыли, ломая его кости, приколачивал ноги? Где же ваши гуманистические принципы? Ударили по одной щеке подставь другую? Мы ведь с вами по законам мира живём, а в них чётко прописано у кого есть право, а кому надо бы и к адвокатам обратится…

Папа Слава, ещё не общавшийся с этим рептилоидом и не знающий силу его завораживающего голоса, сбил приготовленную речь, своим рассудительным словом:

- Приёмом милейший вы сами себя обеспечили. А нашего Бога на кресте нет, и не было. Ошибочка вышла, любезный, так же как и с тем, что вы наш земляк. Предлагаю уносить ноги, пока целы, уж очень мы сегодня настроены миролюбиво, можете и не вынести чисто русского гостеприимства. Это вам не чиновников охмурять, или души женские насиловать. Так что и адвокаты нам вроде не нужны, да и вам они здесь тоже не помогут. Здесь глушь – закон, медведь хозяин. Проваливайте , без всякого  цивилизованного боя, не ваш сегодня день.

Дракон вступая в полемику, открыл кейс и достав бумаги, стал протягивать их в сторону людей, со словами:

- Ошибаетесь  обходительнейший вы мой, вот документы, по которому дом принадлежащий одному из ваших людей, теперь мой. Так что сегодня говоря вашими словами. Мой день, мой праздник, а вам в сторонку и наблюдать как я хозяйничать буду на своей земле.

Владимир, выступивший, вперёд и еле сдерживающий пальцы на спусковых крючках, арбалетов, только и сказал:

- Это вы ошибаетесь, мастер Дерс, здесь жилья проданного вам Клавдией Васильевной, вашим засланным шпионом нет и быть не может. Нет такого дома и всё. А уж земелька то она вся мне принадлежит, не успели вы вовремя подсуетится. Так что прошу вас вернуться восвояси, мой друг абсолютно прав. Мы сегодня чрезвычайно настроены миролюбиво, и как культурные люди уважающие цивилизацию, но не живущие по её гнилым законам и понятиям, требуем, чтобы вы удалились. Боюсь, что вам не понравится наше доброе отношение к гостям.

Смесь ехидства и напускной вежливости, напоминали разговор людоеда со своей жертвой о его имени. Процесс не отменить так, сказать, но зато новое имя будет внесено в меню…

Дракон, сощурившись, будто плохо видит букашку, что стала произносить вдруг крамольные вещи, плюнув на землю, да так что плевок, зашипев, оставил проталину на заснеженной земле, вытолкнул, из своего горла свистяще шипящие слова:

- Это не тот ли говорит, кто клялся мне служить и выполнять мою волю, как свою? Это не тот ли говорит, чья супруга в моей власти, ибо если я этого захочу, то вот это может, уничтожить её сей же миг.

И для того чтобы совсем добить людишек, в его руках материализовался паспорт Светланы оставленный ей когда-то в ЗАГСе, для переоформления. Люди угрюмо молчали, понимая, что, не начавшись, битва уже практически проиграна.  Маски сброшены, ироничный тон и глумливость больше не поможет. Блеф по поводу непризнания бумаг, ещё можно было справедливо обыграть, но вот документ, несущий энергетику хозяйки, способный уничтожить её, и находящийся в заложниках у самого зла, заставил их опешить, хоть и не подавать виду раньше времени. Но быстрые перегляды, сказали дракону намного больше, чем открытое признание поражения. Ещё шире улыбаясь, он начал сжимать паспорт Светланы, от чего она облаченная в шкуру рыси, вдруг упала на четвереньки, и обняв живот, тихонько заскулила. Владимир, метнув взгляд на свою женщину, вскинув арбалеты, и нажал на спусковые крючки. Все шестнадцать болтов с серебряной начинкой вылетели с ужасающей скоростью, но были отведены от мастера Дерса, и отклонившись пронзили стену тьмы, что стояла за ним. Дыры в окружении дракона, показали, что и тьма не бессмертна, как она это хочет показать, но факты вещь упрямая. Дракон, оглянувшись на своё окружение, вновь засмеялся, запрокинув голову вверх, неся своё презрение, небесам вложив в него всю лютую,  ненависть ко всем живущим здесь теплокровным, что могут быть только пищей. Глупой, самоуверенной пищей, не меняющейся уже многие тысячи лет… И вдруг с небес обрушился маленький блестящий клубок, что светящейся шаровой молнией, пронзил и бумаги на дом Клавдии и паспорт Светланы, да так быстро, что дракон не понял, как только что выиграв, он вдруг проиграл.  Не успели документы чёрным пеплом упасть на землю под ноги дракону, как шар, превратившись в белую сороку, опустился на шею женщине корчившейся  от боли на снегу. Обняв крыльями рысь, сорока, стала растекаться  сверкающим платочком, окутывая всю фигуру Светланы, где вместо крыльев сплетались в узелок два кончика светящихся лучей. Спрятав таким образом  от взглядов женщину помощница людей перестала существовать отдельно в своей ипостаси светлого духа, чтобы через минуту, на том месте где был человек, встала красавица лесная кошка, уже без боли и вся готовая в своём зверином обличии, рвать того кто только что причинил ей страдания сверх человеческой силы. Не выдержав более, Владимир кинулся об землю и перекувыркнувшись встал на снег четырьмя лапами в теле большого белого волка, что оскалив клыки продемонстрировал всем, что мирная фаза переговоров подошла к концу.

Мастер Дерс, ещё не веря, смотрел на свои пальцы, в которых была сила, а теперь был тлен, дико вскричал. И от этого крика стали лопаться стёклопакеты в  жилых домах человеческих.

Хрипло шипя, он смотрел со свирепой ненавистью на людишек, выговаривая слова, что были понятны отчасти всем:

- Дикари, я хотел цивилизованно, а вы… И дальше шли такие слова, которые ни кто и не слышал, ни когда. Ни кто из присутствующих не говорил на древнешумерском, но эмоции и накал не нуждались в переводе. Папа Слава, смотря на бесившегося в неистовой злобе дракона, улыбнувшись, произнёс:

- А у нас не цивилизация победила, а культура. Проигравший должен удалится, последнее предупреждение… Потом будет хуже.

Дракон поняв что над ним откровенно издеваются, вновь перешёл на современный язык и вобрав в грудь воздуха стал раздуваться. Папа Слава, смекнувший, что сейчас может произойти непоправимое, махнул рукой, деду Михею, чтобы тот наконец вступал в игру. Струя воды с жидким серебром, через пушку пожарной машины, обильно стала поливать фигуру дракона, что начинала увеличиваться в размерах как воздушный шар подпитываемый огнём горелки. Мгновения и вода ставшая льдом сковала все члены дракона с человеческой фигурой. Серебряная глыба непрозрачной формы застыла на крепком морозе, сыграв с мастером Дерсом злую шутку. Как впрочем и с любым завоевателем, что когда-то пытался обыграть русских, забывая о том что даже природа всегда на их стороне. Завоевать русских всегда было не возможно, если только их не придавали те кого они считали своими…

Потом разойдясь, дед Михей, выкрикивая матюки, что были слышны даже сквозь толстые стёкла пожарной машины, начал методично расстреливать серебряной струёй под давлением, стену тьмы, что корчась и взвывая, не смела, покинуть господина. Бесславная кончина темного тыла в течении всего одного часа, сопровождалась треском ледяной глыбы, в которую превратилась фигура дракона.

- Бежим! была команда окрикнутая папой Славой и предусматривающая их общую передислокацию под защиту руны, что была изготовлена когда-то по рисунку Фёклы Гавриловны на площади перед теремом администрации. И люди и животные, ринулись в том направлении, осколки ледяной крошки были им последним импульсом показавшим, что сейчас начнётся светопреставление. Фигура освободившаяся от ледяного плена, стала увеличиваться в размерах, и уже сползающая человеческая маска не могла скрыть, того что истинно скрывалось под ней. Великолепный по красоте и мощи зверь поднимался в вышину, сперва сравнявшись с домами, а потом и с башнями в росте, он продолжал расти и в ширь, становясь точной копией, что когда-то оставляли древние художники на своих полотнах и доказывая, что то, что когда –то было нарисовано, было не вымыслом, а скорее приуменьшением того, что сейчас на глазах у людей становилось их врагом во плоти. Крылья кожистыми складками, расправляясь, пробовали себя в работе, поднимая снежную пыль такой плотности, что стена воздуха начинала опрокидывать людей стоящих  в круге Прави. Роговые наросты, вдоль хребта и могучий хвост заканчивающийся шипастым клином. Лапы с когтями способными разорвать стену из титана, как тростниковую занавеску, всё пугающе жутко создавало картину машины Апокалипсиса в зверином облике. Почувствовав свободу монстр, хрустя сочленениями и бронированными пластинами, потянулся, став фиксировать цели для уничтожения, что замерли казалось,  под его пронзительным взглядом.

- Теперь и мой черёд - прохрипев отплёвываясь от снежной крошки, папа Слава, прицелившись он выстрелил в брюхо дракона из своих арбалетов. Болты с ожившим жужжанием улетели в фигуру дракона, в которую трудно было промазать даже в таких условия. Брюхо зверя, хоть и было защищено древними костяными пластинами, все шестнадцать серебряных злых ос, приняло в себя, породив боль, что не привычной была для этого сверх существа. Огненный смерч выплеснулся из костистой пасти, что уже возвышалась над этой землёй в метрах пяти от людей, противостоящей этой громадине.

Выдохнув огонь,  и лапами перебирая, но тающему снегу, дракон, сверкая глазами, распахнул пасть, что бы произнести слова, призывающие его последний аргумент. Аргумент, что обеспечит, так ему нужную победу.

- Клавдия, предавшая, появись. Клавдия предавшая, проявись. Клавдия предавшая, сразись.

Внезапно дом, в котором была закрыта, женщина уже столько натворившая для человека, разлетелся от колец гигантской змеи, что разбушевавшись, разметала дом по брёвнышку и устремилась к своему хозяину. Гигантскими скачками на кончике хвоста рептилия, приблизилась с другой стороны площади Прави, и взяв людишек в кольцо, с преданностью в змеиным глазках с вертикальными зрачками, замерла ожидая воли своего господина и повелителя. С небес раздался ужасающий шипящий хохот с человекоподобными словами:

- Не ждала перхоть такого расклада?

Папа Слава, отбросив не нужные арбалеты, схватил рацию и в неё прокричал:

- Давай Герман, жги!

И уже обращаясь к дракону, прокричал:

- Рано радуешься, не ощипав ясна сокола, хвалишься, змеюка поганая!

- Это кто тут…

Не успел дракон прошипеть слова непонимания русского фольклора, как ему в глаза, ударил луч солнечный, да такой силы, что выжег их с мгновения ока. Боль парализовавшая на секунду огромное тело вылилась в адскую струю пламени, ударившую в маяк с такой силой, что взрывная волна снесла верхушку здания, расплавив каменную кладку будто та была из плассмасы, а не из природного крепкого материала. Тело Германа Францевича посечённое стеклом и ударной волной было выброшено из маяка. Полковник, выполнив свой долг офицера, упал на снег, обняв руками землю, будто даже сейчас старался защитить землю, что стала для него родной.

- Ну, ты достал, червяк переросток.

Папа Слава, брякнувшись оземь, встал в образе свирепого хозяина леса, и переваливаясь с лапы на лапу взглядом стал искать жену. Мама Ира, свиснув и привлекая внимание всех своих друзей в зверином облике, прокричала:

- Всё как планировали. Он ваш, а эта мой бой. Макошь нам в помощь родные.

Бросившись на землю, она поднялась огромной рысью, что зашипев, угрожающе рыкнув, дала начало последней схватке, из которой победителей могло и не быть, прыгнула, больше не боясь за свою жизнь и жизнь ребёнка, в сторону змеи.

Светлана рысь бросками избегая попадаться под хлещущие огненные струи драконовой пасти пробиралась по крыше терема нацелившись на крылья монстра. Ловким движением она с козырька крыши прыгнув на спину дракона стала полосовать кожистые складки, что лоскутьми стали свешиваться вдоль костей крыльев. Дракон ощущая боль, рассвирепев стал крутится на подобе собаки что устроила бег за собственным хвостом. Резким рывком он скинул надоевшую кошку, что отлетев замерла на снегу пятнистой  бесформенной кучей. Волк вгрызаясь в лапы дракона, старался обездвижить его. Медведь рвал его грудь, обливаясь чёрной кровью, что плескалась вокруг и смешиваясь со снегом всё превращала в перемолотую чёрную пустошь.  Дракон передними лапами раскидывая зверей только добавлял им ярости для новых нападений. В одном из таких бросков, он хвостом ударил по машине на которой приехал в человеческом облике, и та как запущенный рукой ребёнка камушек, полетела в сторону школы, чтобы точно ударить в крышу резного терема имени Черноскутовой. Не долетев каких то несколько метров до неё, она была отброшена светящимся экраном, что как купол накрыл школу не давая ни чему проникнуть на территорию что защищалась богом Баем. отрикошетив от божественной защиты, машина как мячик перекинулась и упав  на здание администрации, разрушило его. Подстанция что была за зданием взорвавшись произвела обрушение света на улицах Ненарадовки и вскоре весь свет был потушен. Только горящие дома были как факелы, что освещали битву добра и зла бесстрастно, почти обыденно…

В это время из пожарной машины, под шумок и круговерть боя, практически по пластунски, выполз дед Михей, о котором уже все забыли, и быстрыми перебежками отправился в сторону капища, за одним только ему ведомым смыслом. В школе же где вздрагивая от проникающих звуков боя, дрожали старушки и дети, воспитательница и школьный инвентарь. Вдруг засветившееся появилось пятно, что приняв образ благолепного старичка, оглаживающего бороду и усмехающегося смотрящего на трясущихся от страха людей.

Ладушка соскочив со стула, подбежав к нему обняла и показывая на собравшихся, сказала:

- Дедушка Бай, а мы тут с сестрёнкой и Ниной Александровной, да ещё с бабушками, от чего-то плохого прячимся здеся.

Бог погладив ребёнка по головушке, привлёк и другую дочь ведающей, что тоже кинулась к старому знакомцу ища защиты и утешения в его объятиях, заговорил, шутейно скидывая страх, что уже проник в души людские:

- Так, то шутихи, стреляют… У взрослых так всегда, пошумят, побалуют, а потом глядь, и опять серьёзные. Чего спужалися, я здеся, до утра вам сказки сказывать буду. Так что, залезайте ка вон в те чулки, что вам папки купили специально, да начинайте слушать. Ну чего бабыньки застыли?Ребятишек ко сну я готовить буду, али всё таки вы за них в ответе?

Женщины, поняв, что угрозы нет, а скорей находятся они под защитой древнего божества, искренне разулыбавшись стали укладывать детей, да и сами осваивали новинки, что были специально для такого случая закуплены.

На улице продолжался бой, принявший уже вид битвы где разделённые на две половины, протекали свои схватки.  И если с драконом шла схватка не на жизнь а на смерть, то женская часть битвы протекала по другому. Лесная кошка, увеличившись до размера змеи, танцевала с ней танец смерти. То нападая, то отскакивая, она уварачивалась от клыков сочащихся ядом, когда молниеносные броски старались поразить её звериное тело. Светлана всё ещё прибывая в образе рыси, тихонько приходя в себя, не твёрдо поднявшись на лапы, и тряхнув головой, стала оглядываться соображая, что делать дальше. Поняв, что её помощь мужчинам не нужна, она прыжком оказалась на одной линии со своей подругой. Змея заметив подкрепление, встала в защитную стойку и приготовилась атаковать обеих кошек. Светлана поняв, что её могут смести, отпрыгнула на секудну ранее, чем бронированная морда рептилии ударилась в снеговую крошку. Бросок был такой силы, что приземлившись она очутилась позади змеи и увидав хвост чудовища, не раздумывая, впилась в него. Змея вытянувшись в свечку, открылась и мама Ира, дожидавшаяся чего-то подобного метнувшись молнией, сомкнула свои зубы на шее у змеи, перегрызая чешуйки, обламывая зубы, но не выпуская жертву из сомкнутых челюстей. Обернувшаяся кольцами змея, всё ещё пыталась задушить тело рыси, в последнем рывке, сломать ребра и тем самым уже умирая, забрать с собой ту, что загубила её жизнь…

Через несколько минут всё было закончено. Туша змеи, распустив свои кольца, освободила рысь. И стоило коснуться истоптанной земли её черным кольцам, как происходившая метаморфоза, поразила даже маму Иру. Тело женщины, что когда-то была Клавдией Васильевной, лежало как поломанная кукла, с разорванным горлом и в прекрасном облегающем платье. Смерть стёрла с её лица жестокость и примирила с тем что она проиграла заведомо обречённый на поражение бой. В схватке добра со злом она оказалась не на той стороне, так и не поняв, что в итоге всегда побеждает жизнь потому как именно она и есть свет и добро, что будут всегда защищать и боги и люди.

Дракон почувствовав, что оборотни разобрались с его запасным планом, внезапно взревев, отпрыгнул  от очередной атаки волка и медведя, начал говорить, перестав при этом поливать огнём, всё окружающее пространство:

- Вы ведь разумные люди, давайте договоримся?

Медведь от неожиданности сел на задние лапы и стал скрести в голове огромными когтями больше напоминающими кинжалы. Волк в прыжке куснул воздух, щелкнув зубами показал, что он не намерен договариваться ни скем. но стоило ему поймать взглядом рысь поменьше размером и понять, что его жена жива и с ней всё нормально, то его настроение тут же изменилось, и он как послушный щенок усевшийся на задние лапы, при взгляде на свою половинку закрутил от счастья хвостом, совсем по собачьи выражая радость от того, что родной человек жив и относительно цел. Рыси подошли в оборотням и тоже стали прислушиваться к тому что говорил дракон. Ночь, подходившая к концу, сгущалась перед рассветом. Догоравшие дома, уже не отбрасывали столько света и вскоре вся площадь могла быть погружена в тьму. Нужно было что-то решать. И как можно скорей. До рассвета по его ощущениям оставалось не больше часа, а если постараться и заболтать этих смертных, вынуждая их пойти на уступки, то победа всё же будет за ним. Ведь даже оставаясь в звериных шкурах они оставались в отличии от него людьми.

Дракон поняв, что есть шанс хотя бы вернуться живым от этих упрямых дикарей, доказавших, что не пожалеют своей жизни ради своих убеждений, людей и земли этой, решил что битву можно и отложить. Проигранная битва, не всегда ведёт к продутой войне.

- Говорили мне, предупреждали. Готов признать, что когда сталкиваешься с ведьмами, нужно держать ухо востро. Помнится, когда ещё был в образе человека и занимал высшую ступень власти. Тогда когда звали меня папа Урбант восьмой, я со своей буллой «О ведовстве», многих в земле человеческой уничтожил, но до этих мест не добрался. Вот теперь потому и проигрываю. Я честный и готов признать поражение. Давайте так. Я приму человеческий вид, и уйду. Вы сделаете вид, что полностью меня победили, а за это я оставлю вас и ваше поселение с вашей землёй и глиной в покое?

Заметив колебание среди людей в зверином облике, дракон стал их дожимать, давя на порядочность и воспитание в человеколюбии.

- Разве не цивилизованное соглашение?

И уже перейдя на язык цивилизации, стал умащивать слушающих его оборотней:

- Согласен выплатить компенсацию за урон, что здесь натворили мы все, но мной всё будет восстановлено ещё лучше, чем было. Согласитесь что лучше худой мир, чем война, в которой страдает и земля и люди, что вам доверились.

Ворчание медведя было ему ответом.

- Я сделаю так, продолжал искушать дракон - что ваша земля станет для всех примером того как надо вести бизнес и образование. Сюда приедут лучшие представители всех профессий, и здесь будет рай, который мы с вами построим своими руками. Да такой, что и Боги завидовать будут.

Тут уж раздалось рычание рыси, что с фырканьем перебирала лапами, готовая вновь ринутся в бой.

- Согласен, не будем трогать богов. Пускай думают, что добро победило и их потомки, славно потрудившись, сейчас пожинают просто плоды победы.

Волк щелкнувший зубами, склонил голову прислушиваясь к чему-то, умными глазами сверля, истерзанное чудовище что выторговывало себе жизнь. Зверь тут же отреагировал:

- И здесь будут  рождаться, самые лучшие и самые здоровые дети, не то что по всей стране вашей. Мы с вами построим здесь такой медицинский центр, что и ваша глина будет не нужна. Подумайте? А пока я с вашего разрешения и надеясь на вашу порядочность, опять вернусь в облик человеческий. так мне привычней, и вам даст повод проявить милосердие. Для вас людей это так важно, проявить милосердие, особенно к павшему врагу. Вы же русские не добиваете того кто упал? Знаю, не первый век живу на земле. Значит договорились?

И мощнейшее тело стало потихоньку сдуваться, возвращаясь в человеческие нормы роста и веса. Не было уже того элегантного костюма и пальто что были на нем до битвы, это был скорее человек попавший в крупную переделку, но вышедший из жерновов живым и потому уже бывший довольным,  тем что остался жив. Перекувыркнувшиеся оборотни, тоже приняли , человеческий вид. В звериных шкурах они напоминали действительно дикарей, что танцуют возле костра пытаясь общаться со своими тотемами, для чего и обряжаются в шкуры, чтобы уподобится свои предкам. Только Светлана не смогла стать обратно человеком, как не пыталась. Мама Ира подойдя к дикой лесной кошке, руками стала развязывать узелок у неё на шее. Стоило ей только освободить концы платка, как сам платок впитавшись в пятнистую шкуру исчезая, явил миру Светлану, что своей улыбкой казалось, растворила и холод, что уже уменьшился и тьму, что начинала на горизонте  с востока светлеть. Превращение в человека закончилось и дракон вытащив из кармана спутниковый телефон, начал говорить в него вызывая личный вертолёт, дабы он успел его доставить до того момента, как на небе взойдёт уже молодое солнышко, что в битве выигранное людьми и богами, вновь готово было сиять, греть и радовать всё живое. Позади молодых героев, что совершили подвиг во имя добра, раздалось кхеканье. Дед Михей, покачивая рябиновым посохом, исподлобья смотрел то на молодых, то на дракона, что спрятав телефон и заметив посох всё понял… И начал вновь расти. Но не успел…

Дед Михей, будто рыбача острогой, воткнул ему в грудь посох, проломив грудную клетку зверю в человеческом облике. И когда тело упав стало конвульсивно подёргиваться, он безжалостно выдернув посох, вновь вогнал его в другую сторону грудины. Тело дракона дернувшись замерло навсегда. Выдернув посох и плюнув на поверженного противника, дед Михей смотрел на возмущённых таким варварством молодых, что уже стали находится под обаянием дракона, поверив в то что можно со зверем договорится по хорошему.

- Ну и чего вы здесь наслушались? Наобещал три короба? Кто же дракону верит?

- Но я ему, но мы ему…-  начал говорить Владимир.

- Это ты старшой, ему, что-то может и говорил, может даже что-то и обещал. Я конечно энтого не слышал и не видел, даже не участвовал в разговоре вашем государственном. Я ведь простой крестьянин. Потому знаю змей, в облике человеческом всегда останется змеем. Да и сам посуди, воспитание у меня другое, бывалоча мой дед говорил так. Взялся за дело, не останавливайся. Сделал его, не вспоминай о нём. Так-то.

И повернувшись ко всем спиной, прихватив посох, рябиновый он вновь поковылял шаркающей походкой в сторону капища, возвращать на место то, что когда-то уже у него было в руках, но об этом не знали молодые, а Фёкла Гавриловна ни когда им об этом и не рассказывала…

Бог Бай чувствуя приближение утра, продолжая свои разговоры, окинул божественным взглядом проникающим сквозь стены, что там закончилось всё тем чем и полагалось в мире где они когда-то оставили своих потомков. Улыбкой обогрел уже засыпающих ребятишек. Сказав:

- Эх, чую, я не попить мне молочка вдоволь парного. Уйду и не скоро мы с вами свидимся. Потому на последочек пред самым сладким сном, расскажу я вам не сказочку побасёночку, а вещицу для разума креплёную. Дети мирно вслушиваясь в дивную речь бога, старались включить вновь фантазию, для того что бы ещё сильней представить то о чём им стал ведать Бай:

- Когда-то когда ещё все мамы и папы любили своих детей. Когда мамы были настоящими мамами, что заботились не о работе, а о том какими вырастут их дети, а папы, заботились, охраняли и защищали от невзгод своих детей и семью и всех кто в неё входил. Была одна особенность у тех мам и пап. Для того чтобы ребёнок вырос счастливым и добрым, мудрым и смелым, воспитанным и честным, они рассказывали ему сказку о том, что где-то далеко. Далеко настолько, что не видно даже с самомой высокой горы, живёт вторая половинка у этого ребёнка. Она растёт готовясь стать самой лучшей половинкой, во всём и всегда поддерживать свою половинку, делая их совместную жизнь благополучной. Боги что живут высоко высоко над землей, на самой земле и крепко глубоко под землёй, делают всё, чтобы половинки встретились. Но если одна будет огорчать другую, поступками, делами, или даже просто мыслями, что будут недобрыми, то всё может случится и половинки могут ни когда не встретится. Дети слушая своих мам и пап, понимали как важно вырасти достойными людьми, чтобы их половинкам не было совестно пред богами и людьми, за такой выбор. Потому так и было важно, каждый день совершать хотя бы одно, но действительно доброе дело, хоть один поступок но действительно направленный на то чтобы стать духовно сильней и помочь тому кто слабей, научится чему-то одному из того, что знает мама или папа, осознать мудрость своих бабушек и дедушек, чрез понимание даже одного слова сказанное именно им. И расти и развиваться только так, чтобы твоя половинка, что где-то там далеко далеко гордилась тобой . твоей статностью, твоим разумом, твоим духом. И изо дня в день выдирать из себя сорники дурного, что разлагают душу человека, делая его слабым и обречённым прозябать в болоте жизни. А мамы и папы таких детей видели их рост во сне, и видели их игры, и видели что их чада способны принести много много хорошего и их души улыбались, радуясь тому, что принесли они в мир потомство, что пойдёт по новым дорогам к другим вершинам и будет земля цвести от дел их, и будут люди крепки духом и зло сгинет и тьма рассеется, если две половинки смогут встретится когда это будет суждено им.

Заметив что наконец-то все дети уснули со сопокойными умиотворёнными улыбками, Бог Бай подняв руку благославил их в древнейшем жесте, и свет пролился на каждое юное личико, оставив на нём свой невидимый свет. Отныне именно эти дети становились зарёй новой жизни, что будут искать своих половинок не по состоянию счетов или личной выгоды, а по душевной тяге и внутренней красоте к кому-то кто где-то там далеко-далеко тоже сейчас слушал такую же сказку…

Сказочный эпилог…

Первых несколько дней в Ненарадовке было тихо, папа Слава управляясь с огнемётом, подчищал явные признаки того что здесь происходило. Владимир, же наоборот при помощи всё той же пожарной машины, тушившей всё следующее утро горящие, тлеющие и уже прогоревшие остовы бывшего городка мечты, поливал серебряной водой из пушки, потому когда вылезли пожарники из баньки и увидев, что на месте где когдато стоял дом, теперь развороченное пепелище, они стали крестится так рьяно, что даже протрезвели. Забрав технику и уехав, они не стали рассказывать через каие им последствия учений приходилось проезжать.  Герман Францевич, что был обнаружен в обломках местным пастухом Иваном, был доставлен пред светлые очи начальства, пусть и в порепанном и посеченном виде от осколков и ударов огненной волны, но живым и довольным собой и своим поведением в общей победе. Школа что, потеряв после покидания её Бога Бая волшебный купол непроницаемости, вновь была открыта для всех и Наталья, что первой выскользнув из дверей, бросилась к любимому с причитанием и охами и ахами, была поражена тому, как её ненаглядный произнёс слова предложения соединить свои дороги в одну. Женщина что уже и не мечтавшая о подобном, зарделась и тут же при свидетелях дала согласие. Тогда-то полковник, пусть и отставной, поразил всех присутствующих ещё больше когда, обратившись к маме Ире с просьбой, свершить обряд свадебный над ним и его спутницей. Когда все рассмеялись и выразили удивление, то бывший смотритель маяка, что стоял дымящимся чёрным огарком, только и произнёс: На что ваши боги способны, я видел. Мой надеюсь простит и поймёт. У него работа такая. А нам здесь жить, а значит жить по законам этой земли всегда и во всём, если хотим чтобы нас приняли.

Все стали поздравлять  с событием наречённых молодых и уже даже прикидывать, как отпраздновать свадьбу в школе, где теперь им предстояло жить до самой весны, пока не будет возможность всё восстановить…

А потом был праздник Коляды, потом и остальные праздники, но не шли они ни в какое сравнение с тем что в семействе Дальних наконец-то появился первенец мужчина. Папа Слава, был не просто счастлив, он ликовал, а изучив всё, что связано с принятием ребёнка в Род, было им неустанно выполнено.

Мама Ира отойдя немного от родов впервые вымыла сына в забелённой своим молоком воде приговаривая: «Матушка Богиня Рось, небесная Богородица, своего сына Тарха -Даждьбога мыла да парила и тебе чадо моё водушки оставила». Потом передавая сына Светлане, она только и промолвила:  - Чисто платьице на плечо, здоровье, баса и краса в телеса.

Ребёнок осознанно будто услышал пожелания матери сзал кулачки, и моргнул голубыми глазами. Проведя обряд загрызания грыжи и прочие необходимые вещи для вхождения в этот мир нового человека, мама Ира через десять дней в прекрасный солнечный день, передав ребёнка отцу отпустила его с ним на прогулку.

Вячеслав, размотав спелёнутого мальчика, и аккуратно подняв его к небесам произнёс: - Радуйся сын, это твоё небо!

Подставив его под лучи солнышка, произнёс:

- Радуйся сын, это твоё солнышко!

Поклонившись земле вместе с мальчиком на руках, и показав его земле, произнёс:

- Радуйся сын, это твоя земля!

Дойдя до речки Сурожки, он показал ребёнка  водным потокам, что тихо плескались возле вновь выстроенной пристани:

- Радуйся сын, это твоя вода!

Потом же поднявшись на пригорок с которого открывался вид вновь отстраивающейся ненарадовки, он подняв ребенка на уровень своих глаз произнёс:

- Радуйтесь Боги, у вас ещё один потомок родился! Радуйся сын, у тебя появилась крепкая семья, и предки твои, и потомки твои будут жить здесь.

Детский крик разорвал непривычную тишину замершей Ненарадовки, ребёнок приветствовал всех живых существ, входя в эту жизнь человеком!

- Имя тебе будет сын мой Радомир. Радуйся Мир, Радуйся миру,Радуйся о мире, сын мой. Ты вырастешь достойным потомком своих предков и богов.

Пролетевшие дни и месяцы, вновь порадовали Ненарадовских, теперь уже Светлана разродившись девочкой, и Владимир ставший отцом, признавал своё чадо. Какого же было удивление всех, когда через несколько дней придя в гости к Дальним, ребёнок осознанно смотрел на всех и о чём-то гукал с их тоже ещё совсем юным чадом. Но большее всего удивило мужчин, то что было уже понятно женщинам, когда явно заскучав девочка блестя глазками, стала пуская пузыри что-то лопотать на своём древнем как мир языке, и в ответ на её лопотание из угла где стояли  домашние Чуры, вылетела старая книга принадлежащая роду ведьм Черноскутовых. Книга приветствовала свою вновь рожденную хозяйку. Вопрос с именем отпал сам собой. И с этим согласились  Дальние сговорившиеся быть крёстными для этой чудесной малышки, что уже сейчас сжимала в своих руках великую книгу ведуний. И при этом посматривающая с удовольствием и какой-то осознанностью на люльку где спала её половинка, что теперь звалась Радамир.

- Феклой стану звать тебя дочка.

Папа Володя качая дочь на руках смотрел на неё с такой любовью и нежностью, что душа переливаясь от эмоционального накала, обогревала и защищала её от всего что могло ей повредить.

Выйдя с молодой  и счастливой матерью от друзей, Владимир взглядом окидывал отстраивающуюся вновь возрождающуюся свою мечту.

Он  понимал, что начинается новая жизнь для них. Начинается новый день в Ненарадовке. Начинается новая веха для всех.…                                                 А это уже совсем другая сказка…                                                                                                        03.03.2012 г.

Сказочный Глоссарий для родителей пытающихся

дать детям только лучшее…

Славянский календарь праздников и особо важных дней:

1 января - День Морока (Мороза)
1 по 6 января - Велесовы Дни или Страшные, Ворожные Вечера
6 января - Турицы
8 января – Бабьи каши
13 января - Мара Зимняя
21 января - Просинец
28 января – Кудеса (Кудесы)
1 февраля - Громница
3 февраля - Малый Велесов День или Велес-Волчий Сват
4 - 10 февраля - Малые Велесовы или Волчьи, Святки
11 февраля – Велесов день
12 по 18 февраля - «Велесовы Дни»
16 февраля - Именины Кикиморы
21 февраля - Весновей (Стрибог Зимний)
29 февраля - Кощеев День
1 марта - Навий День
9 марта – Сороки (заклички весны)
18 - 24 марта - Масленичная седмица (неделя)
23 марта - Масленица
25 марта - Весна
30 марта - Именины Домового
3 апреля - Водопол (Именины Водяного)
14 апреля - Воронец
16 - 22 апреля - Русалии
22 апреля - 10 мая – Красная Горка
30 апреля - Родоница
1-7 мая - Вещие дни (Вешние Деды - Навья седьмица).
1 мая - Жива
2 мая (травеня) День Всходов
4 мая - Русалий день (Русалкин Великдень)
6 мая - День Дажьбога
7 мая – Пролетье
9 мая - День Земли
20-30 мая – Грудие Росное
21 мая - «Оленины-Ленничи»
26 мая - 2 июня - ЗелёныеСвятки (Вторые Русалии)
20 - 30 мая - Грудие Росное (Неделя Рода)
30 мая - Змейник весений
4 июня – Ярилин день. Семик.
15 июня - Стрибогов день
19 по 24 июня - Русальи Дни
23 на 24июня - "Бог Купала"
5 июля – именины Месяца
12 июля - День снопа Велеса
19 июля - Летнее Макошье (ЛетниеМокриды)
20 июля – Перунов день
27 июля – праздник Чура
1 августа - Первый Спас, ( медовый или мокрый).
6 августа - Яблочный Спас
8 августа – Ветрогон
15 августа - Спожинки
15 по 28 августа - Бабье лето
16 августа - Хлебный Спас
18 августа - Хорояр
22 августа - Именины Лешего
1 по 7 сентября -"старое бабье лето",
8 и 9 сентября - праздник РОДа
14 сентября - Змейник Осенний
20 сентября - Листобой, или СтрибогОсенний
21 сентября - День Сварога
24 сентября - Радогощ,
1 октября – Покров
4 октября - Проводы Лешего
21 по 27 октября - отмечаются ОсенниеДеды
28 октября – осеннее Макошье
31 октября на 1 ноября - чародейная Велесова (Марина) Ночь
1 ноября – Сварогов день
1 по 7 ноября - Второе, или Великое Осеннее Сварожье
21 ноября – Мара (Морена)
24 ноября – Доля. Ворожба.
30 ноября – Калита
4 декабря - Веста
6 декабря - Встреча Велеса-Мороза (ВелесаЗимнего)
9 декабря - день Дажьбога и Марены
21, 22, 23 декабря – Корочун
25 декабря – Коляда
25 декабря по 6 января - Большие Велесовы Святки
31 декабря – Щедрец

 

 

1.  Словесный портрет Во внешности человека различают элементы и признаки
2. Вексель
3. батькові Факультет Курс Група
4. Тема 33 История развития сообществ организмов эволюция биосферы СОДЕРЖАНИЕ 1
5. Я учитель технологии и изобразительного искусства и мне всегда хотелось превратить уроки технологии в увле
6. вождей; к этим сектам относятся духоборы молокане и др
7. Неопределенность ~ единственное в чем можно быть уверенным Энтони Ма Citigroup глава отдела инвестиций
8. Дух времени ВТОРАЯ ЖИЗНЬ Крупные объемы свободные планировки высокие потолки
9. Сенцова Марина Валентиновна
10. Небо. Яркое освещение что режет глаза.html
11. Кубанды Дата поступления- 2
12. ЛАБОРАТОРНЫЙ ПРАКТИКУМ ПО ЭКОЛОГИИ
13. Задание цветов Зрительный аппарат человека- устройство и чувствительность
14. зачёт Кузнецова Валентина Вильевна Валютный курс и его детерминанты
15. ориентированных языков программирования.html
16. он уверяет что это не так утомительно как по городским улицам
17. реферат дисертації на здобуття наукового ступеня кандидата економічних наук Ки2
18. УТВЕРЖДАЮ СОГЛАСОВАНО Председатель МУ Комит
19. ПРАКТИКУМ 6 Наименование работы- СОСТАВЛЕНИЕ АЛГОРИТМОВ И НАПИСАНИЕ ПРОГРАММ ПОСТРОЕНИЯ ГЕОМЕТРИЧЕСКИХ
20. Анализ линейных стационарных объектов

Материалы собраны группой SamZan и находятся в свободном доступе