Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
З. БЖЕЗИНСКИЙ
ВЕЛИКАЯ ШАХМАТНАЯ ДОСКА (ГОСПОДСТВО АМЕРИКИ И ЕГО ГЕОСТРАТЕГИЧЕСКИЕ ИМПЕРАТИВЫ)
С того момента, как приблизительно 500 лет назад континенты стали
взаимодействовать в политическом отношении, Евразия становится центром
мирового могущества. Различными путями, в разное время народы, населяющие
Евразию, главным образом народы, проживающие в ее западноевропейской части,
проникали в другие регионы мира и господствовали там, в то время как
отдельные евразийские государства добивались особого статуса и пользовались
привилегиями ведущих мировых держав.
Последнее десятилетие XX века было отмечено тектоническим сдвигом в
мировых делах. Впервые в истории неевразийская держава стала не только
главным арбитром в отношениях между евразийскими государствами, но и самой
могущественной державой в мире. Поражение и развал Советского Союза стали
финальным аккордом в быстром вознесении на пьедестал державы Западного
полушария - Соединенных Штатов - в качестве единственной и действительно
первой подлинно глобальной державы.
Евразия, тем не менее, сохраняет свое геополитическое значение. Не
только ее западная часть - Европа - по-прежнему место сосредоточения
значительной части мировой политической и экономической мощи, но и ее
восточная часть - Азия - в последнее время стала жизненно важным центром
экономического развития и растущего политического влияния. Соответственно
вопрос о том, каким образом имеющая глобальные интересы Америка должна
справляться со сложными отношениями между евразийскими державами и особенно сможет ли она предотвратить появление на международной арене доминирующей и
антагонистичной евразийской державы, остается центральным в плане
способности Америки осуществлять свое мировое господство.
[...]Евразия, следовательно, является "шахматной доской", на которой
продолжается борьба за мировое господство, и такая борьба затрагивает
геостратегию - стратегическое управление геополитическими интересами. Стоит
отметить, что не далее как в 1940 году два претендента на мировое господство
- Адольф Гитлер и Иосиф Сталин - заключили недвусмысленное соглашение (во
время секретных переговоров в ноябре 1940 г.) о том, что Америка должна быть
удалена из Евразии. Каждый из них сознавал, что инъекция американского
могущества в Евразию положила бы конец их амбициям в отношении мирового
господства. Каждый из них разделял точку зрения, что Евразия является
центром мира и тот, кто контролирует Евразию, осуществляет контроль над всем
миром. Полвека спустя вопрос был сформулирован по-другому: продлится ли
американское преобладание в Евразии и в каких целях оно может быть
использовано?[...]
ГЕОПОЛИТИКА И ГЕОСТРАТЕГИЯ
[...]Для большей части истории международных отношений фокусом политических
конфликтов являлся территориальный контроль. Причиной большинства
кровопролитных войн с момента возникновения национализма было либо
удовлетворение своих национальных устремлений, направленных на получение
больших территорий, либо чувство национальной утраты в связи с потерей
"священной" земли. И не будет преувеличением сказать, что территориальный
императив был основным импульсом, управляющим поведением государства-нации.
Империи также строились путем тщательно продуманного захвата и удержания
жизненно важных географических достояний, таких как Гибралтар, Суэцкий канал
или Сингапур, которые служили в качестве ключевых заслонок или замков в
системе имперского контроля.
Наиболее экстремальное проявление связи между национализмом и
территориальным владением было продемонстрировано нацистской Германией и
императорской Японией. Попытка построить "тысячелетний рейх" выходила далеко
за рамки задачи по воссоединению всех немецкоговорящих народов под одной политической крышей и фокусировалась также на
желании контролировать житницы Украины, равно как и другие славянские земли,
чье население должно было предоставлять дешевый рабский труд имперским
владениям. Японцы также страдали навязчивой идеей, заключавшейся в том, что
прямое территориальное владение Маньчжурией, а позднее важной
нефтедобывающей Голландской Ост-Индией было существенно важно для
удовлетворения японских устремлений к национальной мощи и глобальному
статусу. В аналогичном русле веками толкование российского национального
величия отождествлялось с приобретением территорий, и даже в конце XX века
российское настойчивое требование сохранить контроль над таким нерусским
народом, как чеченцы, которые живут вокруг жизненно важного нефтепровода,
оправдывалось заявлениями о том, что такой контроль принципиально важен для
статуса России как великой державы.
Государства-нации продолжают оставаться основными звеньями мировой
системы. Хотя упадок великодержавного национализма и угасание
идеологического компонента снизили эмоциональное содержание глобальной
политики, в то время как ядерное оружие привнесло серьезные сдерживающие
моменты в плане использования силы, конкуренция, основанная на владении
территорией, все еще доминирует в международных отношениях, даже если ее
формы в настоящее время и имеют тенденцию к приобретению более
цивилизованного вида. В этой конкуренции географическое положение все еще
остается отправной точкой для определения внешнеполитических приоритетов
государства-нации, а размеры национальной территории по-прежнему сохраняют
за собой значение важнейшего критерия статуса и силы.
Однако для большинства государств-наций вопрос территориальных владений
позднее стал терять свою значимость. В той мере, в какой территориальные
споры остаются важным моментом в формировании внешней политики некоторых
государств, они скорее являются не стремлением к укреплению национального
статуса путем увеличения территорий, а вопросом обиды в связи с отказом в
самоопределении этническим братьям, которые, как они утверждают, лишены
права присоединиться к "родине-матери", или проблемой недовольства в связи с
так называемым дурным обращением соседа с этническими меньшинствами.
Правящие национальные элиты все ближе подходят к признанию того, что не
территориальный, а другие факторы представляются более принципиальными в
определении национального статуса государства или степени международного
влияния этого государства. Экономическая доблесть и ее воплощение в
технологических инновациях также могут быть ключевым критерием силы.
Первейшим примером тому служит Япония. Тем не менее все еще существует
тенденция, при которой географическое положение определяет непосредственные
приоритеты государства: чем больше его военная, экономическая и политическая
мощь, тем больше радиус, помимо непосредственных его соседей, жизненных
геополитических интересов, влияния и вовлеченности этого государства.
До недавнего времени ведущие аналитики в области геополитики
дебатировали о том, имеет ли власть на суше большее значение, чем мощь на
море, и какой конкретно регион Евразии представляет собой жизненно важное
значение в плане контроля над всем континентом. Харольд МакКиндер, один из
наиболее выдающихся геополитиков, в начале этого века стал инициатором
дискуссии, после которой появилась его концепция евразийской "опорной
территории" (которая, как утверждалось, должна была включать всю Сибирь и
большую часть Средней Азии), а позднее - концепция "сердца" Центральной и
Восточной Европы как жизненно важного плацдарма для обретения доминирования
над континентом. Он популяризировал свою концепцию "сердцевины земли"
знаменитым афоризмом:
Тот, кто правит Восточной Европой, владеет Сердцем земли;
Тот, кто правит Сердцем земли, владеет Мировым Островом
(Евразией);
Тот, кто правит Мировым Островом, владеет миром.
Некоторые ведущие германские политические географы прибегли к
геополитике, чтобы обосновать "Drang nach Osten" (стремление на Восток)
своей страны, в частности адаптацию концепции МакКиндера Карлом Хаусхофером
применительно к германским стратегическим потребностям. Более
вульгаризированный отголосок этой концепции можно уловить в подчеркивании
Адольфом Гитлером потребности немецкого народа в "Lebensraum" (жизненном пространстве).
Некоторые европейские мыслители первой половины этого века предвидели сдвиг
геополитического баланса в восточном направлении, при этом регион Тихого
океана, в частности Америка и Япония, должен был превратиться в преемника
Европы, вступившей в пору упадка. Чтобы предупредить подобный сдвиг,
французский политический географ Поль Деманжон, как и прочие французские
геополитики, еще перед второй мировой войной выступал за более тесное
единство европейских государств.
Сегодня геополитический вопрос более не сводится к тому, какая
географическая часть Евразии является отправной точкой для господства над
континентом, или к тому, что важнее: власть на суше или на море. Геополитика
продвинулась от регионального мышления к глобальному, при этом превосходство
над всем Евразийским континентом служит центральной основой для глобального
главенства.
ГЕОСТРАТЕГИЧЕСКИЕ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ ЦЕНТРЫ
[...]Активными геостратегическими действующими лицами являются государства,
которые обладают способностью и национальной волей осуществлять власть или
оказывать влияние за пределами собственных границ, с тем чтобы изменить - до
степени, когда это отражается на интересах Америки, - существующее
геополитическое положение. Они имеют потенциал и/или склонность к
непостоянству с геополитической точки зрения. По какой бы то ни было причине
- стремления к национальному величию, идеологической реализованности,
религиозному мессианству или экономическому возвышению - некоторые
государства действительно стремятся заполучить региональное господство или
позиции в масштабах всего мира. Ими движут глубоко укоренившиеся, сложные мотивации, которые лучше всего объясняются
фразой Роберта Браунинга: "... возможность человека дотянуться до чего-либо
должна превосходить его возможность это что-то схватить, иначе для чего же
существуют небеса?" Таким образом, они тщательнейшим образом критически
оценивают американскую мощь, определяют пределы, в рамках которых их
интересы совпадают или за которыми вступают в противоречие с американскими,
и после этого формируют свои собственные более ограниченные евразийские
задачи, иногда согласующиеся, а иногда и противоречащие американской
политике. Соединенные Штаты должны уделять особое внимание евразийским
государствам, движимым такими мотивами.
Геополитические центры - это государства, чье значение вытекает не из
их силы и мотивации, а скорее из их важного местоположения и последствий их
потенциальной уязвимости для действий со стороны геостратегических
действующих лиц. Чаще всего геополитические центры обусловливаются своим
географическим положением, которое в ряде случаев придает им особую роль в
плане либо контроля доступа к важным районам, либо возможности отказа важным
геополитическим действующим лицам в получении ресурсов. В других случаях
геополитический центр может действовать как щит для государства или даже
региона, имеющего жизненно важное значение на геополитической арене. Иногда
само существование геополитического центра, можно сказать, имеет очень
серьезные политические и культурные последствия для более активных
соседствующих геостратегических действующих лиц. Идентификация ключевых
евразийских геополитических центров периода после холодной войны, а также их
защита являются, таким образом, принципиальным аспектом глобальной
геостратегии Америки.
С самого начала следует также отметить, что, хотя все геостратегические
действующие лица чаще являются важными и мощными странами, далеко не все
важные и мощные страны автоматически становятся геостратегическими
действующими лицами. Так, в то время как идентификация геостратегических
действующих лиц представляется относительно легкой, отсутствие в таком
перечне некоторых очевидно важных стран может потребовать обоснования.
В текущих условиях в масштабе всего мира по крайней мере пять ключевых
геостратегических действующих лиц и пять геополитических центров (при этом два последних, возможно, также частично квалифицируются как действующие лица) могут идентифицироваться на
новой евразийской политической карте. Франция, Германия, Россия, Китай и
Индия являются крупными и активными фигурами, в то время как Великобритания,
Япония и Индонезия (по общему признанию, очень важные страны) не подпадают
под эту квалификацию. Украина, Азербайджан, Южная Корея, Турция и Иран
играют роль принципиально важных геополитических центров, хотя и Турция, и
Иран являются в какой-то мере - в пределах своих более лимитированных
возможностей - также геостратегически активными странами. О каждой из них
будет сказано подробнее в последующих главах.
На данной стадии достаточно сказать, что на западной оконечности
Евразии ключевыми и динамичными геостратегическими действующими лицами
являются Франция и Германия. Для них обеих мотивацией является образ
объединенной Европы, хотя они расходятся во мнениях относительно того,
насколько и каким образом такая Европа должна оставаться увязанной с
Америкой. Но обе хотят сложить в Европе нечто амбициозно новое, изменив
таким образом статус-кво. Франция, в частности, имеет свою собственную
геостратегическую концепцию Европы, такую, которая в некоторых существенных
моментах отличается от концепции Соединенных Штатов, и она склонна
участвовать в тактических маневрах, направленных на то, чтобы заставить
Россию проявить себя с невыгодной стороны перед Америкой, а Великобританию -
перед Германией, даже полагаясь при этом на франко-германский альянс, чтобы
компенсировать свою собственную относительную слабость.
Более того, и Франция, и Германия достаточно сильны и напористы, чтобы
оказывать влияние в масштабах более широкого радиуса действия. Франция не
только стремится к центральной политической роли в объединяющейся Европе, но
и рассматривает себя как ядро средиземноморско-североафриканской группы
стран, имеющей единые интересы. Германия все более и более осознает свой
особый статус как наиболее значимое государство Европы - экономический
"тягач" региона и формирующийся лидер Европейского Союза (ЕС). Германия
чувствует, что несет особую ответственность за вновь эмансипированную
Центральную Европу, что в какой-то мере туманно напоминает о прежних представлениях о ведомой Германией Центральной Европе. Кроме
того, и Франция, и Германия считают, что на них возложена обязанность
представлять интересы Европы при ведении дел с Россией, а Германия в связи с
географическим положением, по крайней мере теоретически, даже придерживается
великой концепции особых двусторонних договоренностей с Россией.
Великобритания по контрасту не является геостратегической фигурой. Она
придерживается меньшего количества значимых концепций, не тешит себя
амбициозным видением будущего Европы, и ее относительный упадок также снизил
ее возможности играть традиционную роль государства, удерживающего баланс
сил в Европе. Двойственность в отношении вопроса об объединении Европы, а
также преданность угасающим особым взаимоотношениям с Америкой превратили
Великобританию в никому не интересное государство в плане серьезных
вариантов выбора будущего Европы. Лондон в значительной степени сам исключил
себя из европейской игры.
[...]В восточной периферии Евразии заключен парадокс. Япония явно
представляет собой крупную державу в мировых отношениях, и
американо-японский альянс часто - и правильно - определяется как наиболее
важные двусторонние отношения. Как одна из самых значительных экономических
держав мира Япония, очевидно, обладает потенциалом политической державы
первого класса. Тем не менее она его не использует, тщательно избегая любых
стремлений к региональному доминированию и предпочитая вместо этого
действовать под протекцией Америки. Япония, как и Великобритания в случае
Европы, предпочитает не вступать в политические перипетии материковой Азии,
хотя причиной тому, по крайней мере частичной, является давняя враждебность
многих собратьев-азиатов в отношении любой претензии Японии на ведущую
политическую роль в регионе.
В свою очередь, такая сдержанная политическая позиция Японии позволяет
Соединенным Штатам играть центральную роль по обеспечению безопасности на
Дальнем Востоке. Таким образом, Япония не является геостратегическим
действующим лицом, хотя очевидный потенциал, способный быстро превратить ее
в таковую, особенно если Китай или Америка неожиданно изменят свою нынешнюю
политику, возлагает на Соединенные Штаты особое обязательство тщательно
пестовать американо-японские отношения. И это вовсе не японская внешняя
политика, за которой Америке следует тщательно наблюдать, а японская
сдержанность, которую Америка должна очень бережно культивировать. Любое
существенное ослабление американо-японских политических связей
непосредственно повлияло бы на стабильность в регионе.
Легче обосновать отсутствие Индонезии в перечне динамичных
геостратегических действующих лиц. В Юго-Восточной Азии Индонезия является
наиболее важной страной, но ее возможности оказывать влияние даже в самом
регионе ограничены относительной неразвитостью экономики, продолжающейся
внутриполитической нестабильностью, рассредоточенностью входящих в архипелаг
островов и подверженностью этническим конфликтам, которые усугубляются центральной
ролью китайского меньшинства во внутренних финансах страны. В чем-то
Индонезия могла бы стать серьезным препятствием для китайских южных
устремлений. В конце концов Австралия признала это. Она какое-то время
опасалась индонезийского экспансионизма, но позднее начала приветствовать
более тесное австралийско-индонезийское сотрудничество в области
безопасности. Но потребуется период консолидации и устойчивого
экономического успеха, прежде чем Индонезию можно будет рассматривать как
доминирующее в регионе действующее лицо.
Индия, наоборот, находится в процессе своего становления как
региональной державы и рассматривает себя как потенциально крупное
действующее лицо в мировом масштабе. Она видит в себе и соперника Китаю.
Возможно, это переоценка своих стародавних возможностей, но Индия,
несомненно, является наиболее сильным государством Южной Азии, и стала она
таковой не столько для того, чтобы запугать или шантажировать Пакистан,
сколько чтобы сбалансировать наличие у Китая ядерного арсенала. Индия
обладает геостратегическим видением своей региональной роли как в отношении
своих соседей, так и в Индийском океане. Однако ее амбиции на данном этапе
лишь периферически вторгаются в евразийские интересы Америки, и, таким
образом, как геостратегическое действующее лицо Индия не представляет собой,
по крайней мере не в такой степени, как Россия или Китай, источник
геополитического беспокойства.
Украина, новое и важное пространство на евразийской шахматной доске,
является геополитическим центром, потому что само ее существование как
независимого государства помогает трансформировать Россию. Без Украины
Россия перестает быть евразийской империей. Без Украины Россия все еще может
бороться за имперский статус, но тогда она стала бы в основном азиатским
имперским государством и скорее всего была бы втянута в изнуряющие конфликты
с поднимающей голову Средней Азией, которая, произойди такое, была бы
обижена в связи с утратой недавней независимости и получила бы поддержку со
стороны дружественных ей исламских государств Юга. Китай, похоже, также
воспротивился бы любого рода реставрации российского доминирования над
Средней Азией, учитывая его возрастающий интерес к недавно получившим независимость государствам
этого региона. Однако если Москва вернет себе контроль над Украиной с ее
52-миллионным населением и крупными ресурсами, а также выходом к Черному
морю, то Россия автоматически вновь получит средства превратиться в мощное
имперское государство, раскинувшееся в Европе и в Азии. Потеря Украиной
независимости имела бы незамедлительные последствия для Центральной Европы,
трансформировав Польшу в геополитический центр на восточных рубежах
объединенной Европы.
[...]Политика в отношении создания объединенной Европы должна также
обратиться - хотя бы и совместно с европейцами - к крайне важному вопросу о
географических границах Европы. Как далеко на восток должен расширяться
Европейский Союз? И должны ли восточные пределы ЕС совпадать с восточной
границей НАТО? Первый из этих двух вопросов - это скорее вопрос, по которому
решение должно приниматься в Европе, однако мнение европейских стран по
этому вопросу окажет прямое воздействие на решение НАТО. Принятие решения по
второму вопросу, однако, предполагает участие Соединенных Штатов, и голос
США в НАТО по-прежнему решающий. Учитывая растущее согласие относительно
желательности принятия стран Центральной Европы как в ЕС, так и в НАТО,
практическое значение этого вопроса вынуждает фокусировать внимание на будущем статусе Балтийских республик и, возможно, на статусе
Украины.
[...]До какой степени
следует оказывать России экономическую помощь, которая неизбежно приведет к
усилению России как в политическом, так и в военном аспекте, и до какой
степени следует одновременно помогать новым независимым государствам в их
усилиях по защите и укреплению своей независимости? Может ли Россия быть
мощным и одновременно демократическим государством? Если она вновь обретет
мощь, не захочет ли она вернуть свои утерянные имперские владения и сможет
ли она тогда быть и империей, и демократией?
Политика США по отношению к важным геополитическим центрам, таким как
Украина и Азербайджан, не позволяет обойти этот вопрос, и Америка, таким
образом, стоит перед трудной дилеммой относительно тактической расстановки
сил и стратегической цели. Внутреннее оздоровление России необходимо для
демократизации России и в конечном счете для европеизации. Однако любое
восстановление ее имперской мощи может нанести вред обеим этим целям. Более
того, именно по поводу этого вопроса могут возникнуть разногласия между
Америкой и некоторыми европейскими государствами, особенно в случае
расширения ЕС и НАТО. Следует ли считать Россию кандидатом в возможные члены
в обе эти структуры? И что тогда предпринимать в отношении Украины?
Издержки, связанные с недопущением России в эти структуры, могут быть крайне
высокими - в российском сознании будет реализовываться идея собственного
особого предназначения России, - однако последствия ослабления ЕС и НАТО
также могут оказаться дестабилизирующими.[...]
ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ ПЛАЦДАРМ
Европа является естественным союзником Америки. Она разделяет те же
самые ценности; разделяет главным образом те же самые религиозные взгляды;
проводит ту же самую демократическую политику и является исторической
родиной большинства американцев. Прокладывая путь к интеграции
государств-наций в коллективный надгосударственный экономический и в
конечном счете политический союз, Европа указывает также направление к
образованию более крупных форм постнациональной организации, выходящей за
узкие представления и деструктивные эмоции, характерные для эпохи
национализма. Это уже самый многосторонне организованный регион мира. Достижение успеха в области политического объединения
этого региона может привести к созданию единой структуры, объединяющей 400
млн. человек, которые будут жить в условиях демократии и иметь уровень
жизни, сравнимый с тем, который существует в Соединенных Штатах. Такая
Европа неизбежно станет мировой державой.
Европа также служит трамплином для дальнейшего продвижения демократии в
глубь Евразии. Расширение Европы на восток может закрепить демократическую
победу 90-х годов. На политическом и экономическом уровне расширение
соответствует тем по своему существу цивилизаторским целям Европы,
именовавшейся Европой Петра, которые определялись древним и общим
религиозным наследием, оставленным Европе западной ветвью христианства.
Такая Европа некогда существовала, задолго до эпохи национализма и даже задолго до последнего раздела Европы на две части, в одной
из которых господствовало американское влияние, в другой - советское. Такая
большая Европа смогла бы обладать магнетической привлекательностью для
государств, расположенных даже далеко на востоке, устанавливая систему
связей с Украиной, Белоруссией и Россией, вовлекая их во все более крепнущий
процесс сотрудничества с одновременным внедрением в сознание общих
демократических принципов. В итоге такая Европа могла бы стать одной из
важнейших опор поддерживаемой Америкой крупной евразийской структуры по
обеспечению безопасности и сотрудничества.
Однако прежде всего Европа является важнейшим геополитическим
плацдармом Америки на Европейском континенте. Геостратегическая
заинтересованность Америки в Европе огромна. В отличие от связей Америки с
Японией, Атлантический альянс укрепляет американское политическое влияние и
военную мощь на Евразийском континенте. На этой стадии американо-европейских
отношений, когда союзные европейские государства все еще в значительной
степени зависят от обеспечиваемой американцами безопасности, любое
расширение пределов Европы автоматически становится также расширением границ
прямого американского влияния. И наоборот, без тесных трансатлантических
связей главенство Америки в Евразии сразу исчезнет. Контроль США над
Атлантическим океаном и возможности распространять влияние и силу в глубь
Евразии могут быть значительно ограничены.
Проблема, однако, заключается в том, что истинной европейской "Европы"
как таковой не существует. Это образ, концепция и цель, но еще не
реальность. Западная Европа уже является общим рынком, но она еще далека от
того, чтобы стать единым политическим образованием. Политическая Европа еще
не появилась. Кризис в Боснии стал неприятным доказательством - если
доказательства все еще требуются - продолжающегося отсутствия Европы как
единого организма. Горький факт заключается в том, что Западная Европа, а
также все больше и больше и Центральная Европа остаются в значительной
степени американским протекторатом, при этом союзные государства напоминают
древних вассалов и подчиненных. Такое положение не является нормальным как
для Америки, так и для европейских государств.
Положение дел ухудшается за счет снижения внутренней жизнеспособности
Европы. И легитимность существующей социоэкономической системы, и даже
внешне проявляемое чувство европейской идентичности оказываются уязвимыми. В
ряде европейских стран можно обнаружить кризис доверия и утрату
созидательного импульса, а также существование внутренних перспектив,
которые являются как изоляционистскими, так и эскапистскими, уводящими от
решения крупных мировых проблем. Не ясно, хочет ли даже большинство
европейцев видеть Европу крупной державой и готовы ли они сделать все
необходимое, чтобы она такой стала. Даже остаточный европейский
антиамериканизм, в настоящее время очень слабый, является удивительно
циничным: европейцы сетуют по поводу американской "гегемонии", но в то же
время чувствуют себя комфортно под ее защитой.
Три основных момента явились когда-то политическим толчком к
объединению Европы, а именно: память о двух разрушительных мировых войнах,
желание экономического оздоровления и отсутствие чувства безопасности,
порожденное советской угрозой. К середине 90-х годов, однако, эти моменты
исчезли. Экономическое оздоровление в целом было достигнуто; скорее
проблема, с которой все в большей степени сталкивается Европа, заключается в
существовании чрезмерно обременительной системы социального обеспечения,
которая подрывает ее экономическую жизнеспособность, в то время как
неистовое сопротивление любой реформе со стороны особых заинтересованных
кругов отвлекает европейское политическое внимание на внутренние проблемы.
Советская угроза исчезла, тем не менее желание некоторых европейцев
освободиться от американской опеки не воплотилось в непреодолимый импульс к
объединению континента.
Дело объединения Европы все в большей мере поддерживается
бюрократической энергией, порождаемой большим организационным аппаратом,
созданным Европейским сообществом и его преемником - Европейским Союзом.
Идея объединения все еще пользуется значительной народной поддержкой, но ее
популярность падает; в этой идее отсутствуют энтузиазм и понимание важности
цели. Вообще, современная Западная Европа производит впечатление попавшей в
затруднительное положение, не имеющей цели, хотя и благополучной, но
неспокойной в социальном плане группы обществ, не принимающих участия в реализации каких-либо более
крупных идей. Европейское объединение все больше представляет собой процесс,
а не цель.
И все же политические элиты двух ведущих европейских стран - Франции и
Германии - остаются в основном преданными делу создания и определения такой
Европы, которая может стать действительно Европой. Таким образом, именно они
являются главными архитекторами Европы. Работая вместе, они смогут создать
Европу, достойную ее прошлого и ее потенциала. Однако у каждой стороны
существуют свои собственные, в чем-то отличные от других представления и
планы, и ни одна из сторон не является настолько сильной, чтобы добиться
своего.
Это положение предоставляет Соединенным Штатам особую возможность для
решительного вмешательства. Оно делает необходимым американское участие в
деле объединения Европы, поскольку в противном случае процесс объединения
может приостановиться и постепенно даже пойти вспять. Однако любое
эффективное американское участие в строительстве Европы должно определяться
четкими представлениями со стороны Америки относительно того, какая Европа
для нее предпочтительнее и какую она готова поддерживать - Европу в качестве
равного партнера или младшего союзника, а также определиться относительно
возможных размеров как Европейского Союза, так и НАТО. Это также потребует
осторожного регулирования деятельности этих двух основных архитекторов
Европы.[...]
НОВОЕ ГЕОПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ РОССИИ
[…]Крах Советского Союза стал заключительным этапом постепенного распада
мощного китайско-советского коммунистического блока, который за короткий
промежуток времени сравнялся, а в некоторых зонах даже превзошел границы владений
Чингисхана.
[…]Самым беспокоящим моментом явилась потеря Украины. Появление
независимого государства Украины не только вынудило всех россиян
переосмыслить характер их собственной политической и этнической
принадлежности, но и обозначило большую геополитическую неудачу Российского
государства. Отречение от более чем 300-летней российской имперской истории
означало потерю потенциально богатой индустриальной и сельскохозяйственной
экономики и 52 млн. человек, этнически и религиозно наиболее тесно связанных
с русскими, которые способны были превратить Россию в действительно крупную
и уверенную в себе имперскую державу. Независимость Украины также лишила
Россию ее доминирующего положения на Черном море, где Одесса служила
жизненно важным портом для торговли со странами Средиземноморья и всего мира
в целом.
Потеря Украины явилась геополитически важным моментом по причине
существенного ограничения геостратегического выбора России. Даже без
Прибалтийских республик и Польши Россия, сохранив контроль над Украиной,
могла бы все же попытаться не утратить место лидера в решительно действующей
евразийской империи, внутри которой Москва смогла бы подчинить своей воле
неславянские народы южного и юго-восточного регионов бывшего
Советского Союза. Однако без Украины с ее 52-миллионным славянским
населением любая попытка Москвы воссоздать евразийскую империю
способствовала бы, по всей видимости, тому, что в гордом одиночестве Россия
оказывалась запутавшейся в затяжных конфликтах с поднявшимися на защиту
своих национальных и религиозных интересов неславянскими народами; война с
Чечней является, вероятно, просто первым тому примером. Более того, принимая
во внимание снижение уровня рождаемости в России и буквально взрыв
рождаемости в республиках Средней Азии, любое новое евразийское государство,
базирующееся исключительно на власти России, без Украины неизбежно с каждым
годом будет становиться все менее европейским и все более азиатским.
Потеря Украины явилась не только центральным геополитическим событием,
она также стала геополитическим катализатором. Именно действия Украины -
объявление ею независимости в декабре 1991 года, ее настойчивость в ходе
важных переговоров в Беловежской пуще о том, что Советский Союз следует
заменить более свободным Содружеством Независимых Государств, и особенно
неожиданное навязывание, похожее на переворот, украинского командования над
подразделениями Советской Армии, размещенными на украинской земле, -
помешали СНГ стать просто новым наименованием более федерального СССР.
Политическая самостоятельность Украины ошеломила Москву и явилась примером,
которому, хотя вначале и не очень уверенно, затем последовали другие
советские республики.
Потеря Россией своего главенствующего положения на Балтийском море
повторилась и на Черном море не только из-за получения Украиной
независимости, но также еще и потому, что новые независимые государства
Кавказа - Грузия, Армения и Азербайджан - усилили возможности Турции по
восстановлению однажды утраченного влияния в этом регионе. До 1991 года
Черное море являлось отправной точкой России в плане проекции своей
военно-морской мощи на район Средиземноморья. Однако к середине 90-х годов
Россия осталась с небольшой береговой полосой Черного моря и с неразрешенным
спорным вопросом с Украиной о правах на базирование в Крыму остатков
советского Черноморского флота, наблюдая при этом с явным раздражением за
проведением совместных, Украины с НАТО, военно-морских и морских десантных маневров, а также за возрастанием роли
Турции в регионе Черного моря. [...]
ДИЛЕММА ЕДИНСТВЕННОЙ АЛЬТЕРНАТИВЫ
[…]Главный момент, который необходимо иметь в виду, следующий: Россия не
может быть в Европе без Украины, также входящей в состав Европы, в то время
как Украина может быть в Европе без России, входящей в состав Европы. Если
предположить, что Россия принимает решение связать свою судьбу с Европой, то
из этого следует, что в итоге включение Украины в расширяющиеся европейские
структуры отвечает собственным интересам России. И действительно, отношение
Украины к Европе могло бы стать поворотным пунктом для самой России. Однако
это также означает, что определение момента взаимоотношений России с Европой
- по-прежнему дело будущего ("определение" в том смысле, что выбор Украины в
пользу Европы поставит во главу угла принятие Россией решения относительно
следующего этапа ее исторического развития: стать либо также частью Европы,
либо евразийским изгоем, т.е. по-настоящему не принадлежать ни к Европе, ни
к Азии и завязнуть в конфликтах со странами "ближнего зарубежья").[...]
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
[...]...Расширенные Европа и НАТО будут способствовать
реализации краткосрочных и долгосрочных целей политики США. Более крупная
Европа расширит границы американского влияния - и через прием в новые члены
стран Центральной Европы также увеличит в европейских советах число
государств с проамериканской ориентацией, - но без одновременного
образования такой интегрированной в политическом плане Европы, которая могла
бы вскоре бросить вызов Соединенным Штатам в геополитических вопросах,
имеющих крайне важное для Америки значение, в частности на Ближнем Востоке.
Политически оформленная Европа также необходима для прогрессивной
ассимиляции России в систему мирового сотрудничества.[...]