Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
ТОЧКА ЗРЕНИЯ
Андрей САХАРОВ
СМУТЫ
И АВТОРИТАРИЗМ В РОССИИ
ПОЛЕМИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ
Сегодня многие участники и наблюдатели политических коллизий в России (распад СССР, быстротечная суверенизация бывших советских республик, сумасшедшие амбиции их лидеров, наркотик сепаратизма и национализма, разъедающий страну) воспринимают их как неповтори мую историческую катастрофу, как конец света, за которым — либо мрак и небытие, либо неизбежное возвращение к «светлому прошлому». Но при этом нельзя забывать, что историю обмануть трудно. Во-первых, таких возвратов ни в России, ни где бы то ни было в мире история не знает, и исключение вряд ли возможно. Во-вторых, политические смуты — мощные, длительные, катастрофические и губительные — стали с давних пор приметной чертой политической жизни России, опре деляющей на долгие годы ее историческое состояние. И после каждой новой смуты Россия выходила на следующий исторический виток обновленной и, как ни странно, усилившейся. Да, мрак на какое-то время наступал, но небытия не случалось.
Эти смуты потрясали еще не родившуюся и не сформировавшуюся Русь в IX—Х веках. Мы помним знаменитые слова Нестора, отнесенные к кануну призвания варягов: «И встал род на род». Они раздирали страну на части и в первой четверти XI века, а потом погрузили ее в тяжелейшую и страшную междоусобицу уже на исходе XI столетия, после великих объединительных свершений Ярослава Мудрого. Со вто рой трети XII века Русь вступила в новую полосу политических смут, которые продолжались, не переставая, в течение всего XII и начала XIII века и закончились потерей страной независимости под страш ными ударами татаро-монгольских завоевателей, а затем и утратой на долгие столетия части исконных восточнославянских земель, которые отошли под власть Польско-Литовского государства, Швеции, Тевтон ского, а позднее Ливонского орденов, Оттоманской империи и ее сател лита — Крымского ханства.
Глубокие политические междоусобицы раздирали русские княже ства в трагический период российской истории — в XIII—XV веках. Борьба за первенство, борьба за гегемонию между Москвой, Тверью, Новгородом, Рязанью, Нижним Новгородом истощала народные силы, бросала Русь в тартарары, откуда, казалось, не было возврата на белый свет. И, едва поднявшись с колен и начав объединяться вокруг Москвы, русские земли волей ее политических деятелей и стоявших за ними сил вновь погрузились в жесточайшую смуту 1425—1462 годов, когда в ходе междоусобной, междукняжеской, межрусской борьбы горели в пламени приступов и сражений русские города, летели прочь головы участников кровавых политических разборок, а вышедший из этой смертельной карусели и взявший наконец власть в руки великий московский князь Василий Васильевич II так и остался в истории с прозвищем Темный,
САХАРОВ Андрей Николаевич — директор Института российской истории РАН, член-корреспондент РАН, профессор.
А. САХАРОВ 90
поскольку был ослеплен своими политическими противниками в наде жде, что это навсегда выведет его из борьбы за власть.
Стабилизация политической жизни России во второй половине XV — первой трети XVI века (около 70 лет) вновь вылилась в короткую, но яростную смуту времен детства и отрочества Ивана Грозного в 30—40-е годы, а затем новая политическая смута была декретирована уже сверху самим царем Иваном IV в период опричнины в 60—70-е годы XVI века, что привело к тяжким социально-экономическим последствиям, крупным политическим катаклизмам и, по существу, подготовило новую страшную российскую смуту начала XVII века, которая продлилась полтора десятилетия, и весь XVII век практически ушел на ликвидацию ее тяжелейших последствий во многих областях жизни страны.
В дальнейшем, по мере укрепления самодержавной власти в стране, становления абсолютизма с его мощной военно-бюрократической систе мой, смуты в России на некоторое время сошли на нет. Жесткий автори тарный режим, основанный на мощной консолидации дворянства, купе чества, церкви, не смогли политически развалить ни дворцовые перево роты, которые касались не его сущностных, а лишь поверхностных характеристик, ни такие мощные крестьянские восстания, как движе ния Разина и Пугачева, ни внешние потрясения вроде тяжелых, изнури тельных войн, и в первую очередь Отечественной войны 1812 года, ни военная авантюра декабристов, ни наскоки народовольцев, будоражив ших лишь радикальную интеллигенцию, ожесточавших правительство, но оставлявших незыблемой всю структуру политической власти.
Однако по мере перехода России в новое качественное социально-экономическое состояние, ее эволюции в пореформенное время, по мере нарастания политического кризиса в стране новый грозный призрак смуты забрезжил на горизонте политической жизни. Ее первыми при знаками стали первая русская революция 1905—1907 годов, последую щие острейшие социально-политические катаклизмы. Но подлинной смутой, вновь, как и в прошлые времена, развалившей страну, стали события 1917 года и последующей гражданской войны.
Долгие годы вновь поднималась из пепла Россия, десятилетия, пол ные колоссального напряжения народных сил, уходили на это возро ждение, сдобренное жестокой сталинской, народно-тоталитарной при правой в виде бесчеловечной коллективизации, тяжких репрессий. И все же государство было снова собрано из, казалось, разлетевшихся по белу свету кусков и воссоздалось в форме СССР со всеми ее союзными и автономными республиками, краями, национальными округами. Форма стала иной, чем прежде, но унитарный характер по-прежнему оставался сущностной идеальной моделью России, как это неоднократно про являлось в ее тысячелетней истории. Эта форма и эта сущность вновь выявили свою недюжинную силу, одолев Германию и ее союзников во второй мировой войне.
Но недолго длилось торжество унитарных принципов организации Российского государства. Уже с 60-х годов заметные сепаратистские тенденции стали разъедать бывший Союз. Политический обвал 1991 года и распад СССР лишь завершили один этап уже начинающейся колоссальной смуты в России и открыли ее новый этап, в который страна вступила в начале 90-х годов XX века. Начались новые круги политического ада.
РАЗНЫМИ БЫЛИ ИТОГИ всех этих смут, разные социальные силы стояли за ними, в разные времена они происходили, но общими для них были их удручающее повторение и их всеохватный характер.
СМУТЫ И АВТОРИТАРИЗМ В РОССИИ
В чем же причина этого грустного политического постоянства на территории России и являлось ли оно уникальным лишь для российской истории?
Политические смуты и политические распады, действие центробеж ных и центростремительных общественных сил всегда были характер ной чертой государственного строительства и в античные времена, и в средневековье, и в первые столетия нового времени. Они затронули, пожалуй, все крупные европейские страны. Во всяком случае, через них прошли Германия, Италия, Франция, Англия, Испания, скандинавские страны, а также государства западных, восточных и южных славян — Чехия, Польша, Болгария, Сербия и многие другие. У каждого в памяти сохраняются длительная история распада на полусамостоятельные вла дения Германии, упорный сепаратизм французских герцогств в пору борьбы их с централизаторскими тенденциями Людовика XI во второй половине XV века, расколовшая Англию на части война Алой и Белой Роз в середине того же XV века или английская революция середины XVII века. Конечно, зачастую эти события представляли собой совер шенно разные социальные и политические явления. Но результаты их были близки: общественная смута.
Некоторые из этих смут носили долговременный характер и приоб ретали, как, скажем, в Германии или Италии, характер сложившейся политической системы, хотя в рамках той же системы существовали весьма стабильные политические структуры, составлявшие аморфное политическое целое всей страны.
Смуты в иные времена и в иных регионах, как и в России, по боль шей части возникали в переломные эпохи, когда рушились прежние социально-экономические, этнические, политические, духовные ценно сти, когда объективный ход исторического развития выталкивал на общественную арену огромные человеческие массы, чьи интересы резко отличались по своей направленности, чьи лидеры вели людей к отстаи ванию этих интересов порой с оружием в руках.
Однако следует заметить, что в странах Европы политические смуты никогда не носили столь ожесточенного, столь обвального харак тера, который бы ставил на грань существование нации. К тому же по мере прохождения европейскими государствами основных этапов циви лизованного развития и постепенного, мучительного, но неумолимого обретения этими государствами основных социально-экономических, политических, культурных, правовых параметров гражданского обще ства и новых уже конституционно-демократических основ регулирова ния общественной жизни европейские смуты, особенно в наиболее раз витых странах, со временем сошли на нет.
Иными путями испокон веков шла Россия, хотя ее общее цивилиза-ционное развитие шло в том же направлении, что и в других сопредель ных ей странах Европы и Передней Азии. Каждая крупная российская смута приобретала для страны поистине фатальный характер. Ее глу бина, длительность, яростность намного превосходили европейские ана логи. И дело было здесь не столько в особом характере народа, в его злой воле, нетерпимости, бескультурье, эгоизме или глупости отдельных его слоев и упорстве и ограниченности его лидеров. Сами геополитические, этнические, социально-экономические, политические, культурные основы страны предрасполагали к такому повороту российской истории.
С первых шагов своей истории восточное славянство стало участни ком колоссальной исторической драмы, развернувшейся на необозри мых просторах Восточно-Европейской равнины. Эта равнина стала своеобразным историческим полигоном, на котором пробовали свои
А. САХАРОВ 92
мускулы различные появлявшиеся и исчезавшие народы и государства. Каждое возникшее здесь крупное государство изначально включало в свой состав различные народы, живущие в огромном квадрате, ограни ченном Балтикой и Белым морем на севере, берегом Черного моря и предгорьями Кавказа на юге, Уральскими горами на востоке и предго рьями Карпат на западе. Через широкие «ворота» между южными отро гами Уральских гор и Каспием в течение сотен лет Азия выплескивала на Восточно-Европейскую равнину свои бесконечные орды, которые принимали деятельное участие в формировании здешних государств.
Каждая из возникавших здесь империй была огромной по террито риальному охвату. В раннем средневековье, когда уже стал слышен голос восточнославянских государственных объединений, лишь Импе рия франков, Арабский халифат, Византийская империя могли сопер ничать по мощи, масштабам с империей, скажем, гуннов или Аварским каганатом.
С начала IX века на первый план в Восточно-Европейском регионе стал выдвигаться новый этнический и политический лидер — восточное славянство, сначала со своими основными государственными центрами в Новгороде и Киеве, а позднее в составе единого государства Руси, которое вобрало в себя не только различные восточнославянские пле менные конфедерации, но и союзы других иноязычных племен — бал тийских, угро-финских, иранских, тюркских и т. д. Эту линию в даль нейшем унаследовали Владимиро-Суздальская Русь и Московская Русь.
Таким образом, на Восточно-Европейской равнине начиная с IX века стало создаваться огромное в территориальном отношении, разно образное по своему национальному составу государство с новым лиде ром — восточным славянством. К концу XI — началу XII века оно включило в свой состав 22 различных народа, К тому же территории, входившие в него, порой весьма резко отличались не только климатиче скими условиями, национальным составом, но и их социально-экономи ческими, политическими, культурными уровнями, характером бытовых традиций, языковым складом людей и т. п.
Все эти территории и народы стягивались воедино, как и в прежних существовавших здесь государствах, прежде всего сильной автократи ческой властью. И все же никогда территория Руси не являлась орга ничным хозяйственным, политическим, духовным конгломератом.
Поэтому, когда возникали причины, способствовавшие очередной смуте,— династические кризисы, междоусобицы, влияние внешних завоеваний (например, вторжения печенегов, половцев) и когда государ ственная объединительная машина давала сбои, то смута на этой терри тории приобретала, как правило, исключительно глубокий и губитель ный характер. Происходило это именно в силу масштабности террито рии страны, различного уровня развития ее частей, разномастного состава населения, большого перепада в развитии городской и сельской экономической и бытовой структур, регионального сепаратизма. Всеоб щий распад приводил к духовной деградации, нравственному оскуде нию, изоляции от мировых цивилизационных процессов. Потом начи нался обратный процесс. Русь оживала. Начинали работать центростре мительные силы. Каковы были причины этого?
ПОСЛЕ КАЖДОЙ СМУТЫ Русь, Московское государство, Россия долго устраивались, возрождая разрушенные экономические связи, создавая соответствующие времени и задачам государственные инсти туты, военные силы, налаживая утраченные внешнеполитические связи, сплачивая воедино расползшиеся было политически регионы. В
СМУТЫ И АВТОРИТАРИЗМ В РОССИИ 93
основе этих процессов лежала обычная логика самовозрождения нации, ее самообеспечения. Народ, его наиболее динамичные политические слои: на ранних этапах — боярство, старшая и младшая дружины, цер ковь, позднее — дворянство, купечество, предприниматели и снова цер ковь, в советское время — партийно-бюрократическая верхушка, армейские верхи, командиры молодой советский экономики, новая советская интеллигенция, — опираясь каждые в свое время на основные массы народа, прилагали определенные усилия для возрождения страны. И на всех этапах ее истории решающую роль играла в этом смысле авторитарная власть.
Выход обнаруживался не на пути к созданию гражданского обще ства, не в опоре на сословия — хотя попытки такого рода в определенной мере предпринимались, их результаты не становились органической частью российской политической жизни. Историческая реальность как бы убеждала в том, что наиболее эффективно возродить страну, отсто ять интересы господствующих классов, выразить одновременно и обще национальные интересы способна только сильная авторитарная власть. Именно авторитарными методами управления Россия собирала свои отделившиеся регионы, вновь загоняла в общероссийское стойло взбун товавшиеся национальные районы. На огромных пространствах, в мно гонациональном государстве при отсутствии рычагов конституционного воздействия авторитарная власть достаточно быстро и эффективно решала задачи ликвидации смут и собирания страны. Платой за это становились консервация российской жизни, ее постепенное отставание от передовых европейских образцов. Оказывалось, однако, что по-иному в тех условиях нельзя было возрождать и собирать страну. Но и сам этот путь был постоянно извилистым, непоследовательным, паллиа тивным. Таково было неизменное противоречие российского обществен ного развития.
Эта практика восходит едва ли не к Владимиру 1, который, придя к власти, несколько лет потратил на успокоение окраин: восстали преж ние племенные конфедерации — вятичи, радимичи, древляне. Владимир силой вернул целостность стране, провел ряд кардинальных реформ. В первую очередь это затронуло область религии: сначала он бросил кость поддержавшей его языческой Руси, укрепив языческий культ, а потом, по мере укрепления своей власти, попытался двинуть страну вперед, скрепив ее христианскими обручами. Вот это сочетание авторитарных методов с достаточно решительными, но не передовыми для своего вре мени или значительно запоздавшими реформами, в том числе и по управлению регионами, и создавало тот эффект успокоения смут, кото рый периодически повторялся в истории России.
Несколько десятилетий спустя после Владимира Русь была собрана властной рукой Ярослава Мудрого, а затем то бурно, то вялотекущая смута конца XI — начала XII века была круто ликвидирована силой и решительной реформистской деятельностью Владимира Монома ха, который вместе со своим сыном Мстиславом Великим сумел на несколько десятилетий удержать распадавшуюся на уделы Русь, что, впрочем, для того времени было европейским политическим стан дартом.
Одновременно в Европе заработали центростремительные обще ственные силы, которые привели к процессу создания централизован ных монархий и одновременно — первым проблескам гражданского общества, прежде всего в городах-коммунах. Эти же процессы просма тривались во Владимиро-Суздальской Руси времен Всеволода III Большое Гнездо и Андрея Боголюбского, когда стали зарождаться эле менты представительных учреждений. Но впоследствии они были смяты
А. САХАРОВ 94
начавшимся татаро-монгольским вторжением и установлением тяже лейшего иноземного ига.
И все же, хоть и с запозданием, русские земли также пошли по пути централизации. Это было социально-экономическим и политиче ским велением времени. Однако, не раз погружаясь на этом пути в глубины смут с экономическими и политическими обвалами, с дегра дацией всей жизни, с торжеством удельного сепаратизма, столь милого сердцу местных российских владык, Московское государство вышло на свет Божий на исходе XV, века сильным, хорошо организованным, задавившим сепаратистские^ тенденции, обеспечившим процветание торговли и городов. И в этом новом, централизованном, унитарном качестве оно шаг за шагом было признано сопредельными странами. В Москву потянулись посольства из Европы, а русские миссии начали прокладывать дорогу в европейские столицы. И вновь в основе этих процессов находились сильная авторитарная власть и сильная автори тарная личность — Иван III, вокруг которого на определенном этапе сплотились верхи общества — часть боярства, дворянство, круп ные города. Именно эта решимость, опиравшаяся на поддержку всей «земли», помогла сокрушить сепаратизм Твери, Новгорода, других соперничавших княжеств.
Москва прочно встала в центре Восточно-Европейской равнины. Но такова уж была упрямая и трагическая судьба любого утверждавшегося здесь государства, упрямая и трагическая судьба этнического лидера этой нескончаемой равнины, лишь изредка перерезаемой невысокими горами и увалами: для того, чтобы существовать, они были обречены на расширение. Веками мощная степная (печенежская, половецкая, татаро-монгольская) и западная (германская, шведская) иноязычные пружины стискивали восточное славянство в узкие рамки территории без выходов к морям, без естественных торговых путей. По мере возвы шения Москвы, обретения этническим славянством централизованного государства, действие этих пружин ослабевало. Стало осуществляться обратное давление по всем направлениям — на запад и северо-запад, на восток и юго-восток, на юг. Лишь юго-западное направление, давно утраченное и ушедшее в лоно Европы, надолго оставалось за семью печатями, хотя именно сюда рвались первые русские рати времен мужающей Руси.
И все же все черты внешней политики Руси, заложенные еще в глубокой древности в разное время, разными правителями, в различных обличьях восточнославянского государства, последовательно, почти маниакально проводились в жлзнь. И чем сильнее, сплоченнее станови лось это государство, тем большее упорство оно проявляло в этих, каза лось, предначертанных самим Богом усилиях.
Расширялась не только территория, все большие народы вовлека лись в орбиту влияния нового восточноевропейского лидера. И тем самым закладывались реальные и устрашающие основы для будущих российских смут. Но остановки на этом пути не было. Могло быть лишь временное движение в обратном направлении под давлением сильных и удачливых соседей. Но основной путь лежал вперед и вширь. Это была гибельная, но единственно возможная на нашей равнине внешнеполити ческая эстафета. Уже в XVI—XVII веках в состав России вошли огромные территории Поволжья с Казанским и Астраханским хан ствами, Зауралье, позднее Сибирь с Сибирским ханством. Русские вла дения продвинулись до берегов Тихого океана, до границ с Китаем. В эти же века начинается вхождение в состав России некоторых народов Северного Кавказа. Одновременно Россия возвращает себе значитель-
СМУТЫ И АВТОРИТАРИЗМ В РОССИИ 95
ную часть земель Украины и Белоруссии, пытается вновь пробиться к берегам Балтики.
Пружина продолжает распрямляться в XVIII веке. В состав страны уже в условиях империи входят территории Прибалтики, Азер байджанские ханства, Прикаспийские регионы, под протекторат России подается часть казахских земель. На повестке дня — вхождение в состав России Закавказья, Средней Азии. На западе после четырех разделов Польши (три при Екатерине II и один в начале XIX века, при Александре 1, после сокрушения Наполеона) к России отходят значи тельные части польских земель, как и Финляндия, ставшая после победы над Швецией в 1809 году российской автономией.
Ни одна империя в мире ни в какие времена не могла переварить столь различные, столь отдаленные от центра и друг от друга регионы. Уже сама эта политика вековой экспансии, закономерная и в то же время противоречивая, а точнее, противоестественная, закладывала мощную взрывчатку под унитарное состояние России. Все остальное зависело от внешних условий ее существования, от внутрисоциальных и внутриэкономических сцеплений. И надо сказать, что в течение трех веков, в период правления династии Романовых, Россия не без трудно стей, потерь, кризисных ситуаций сумела решить задачу сохранения унитарного государства, нашла пути сцепления его многонационального состава и — где силой, где паллиативными уступками, где, опираясь на отсталость и инертность народа,— сохранила социальное и экономиче ское единение страны. Политика российского правительства в отноше нии многонациональных регионов, его линия по отношению к социаль ным составным частям империи — дворянству, духовенству, предприни мательским кругам, крестьянству, позднее мануфактурным работникам и рабочему классу — это особая историческая сага, потому что эта поли тика не была однобокой, она охватывала весь спектр социальных и национальных отношений, где находилось место и высшим, и низшим, и великороссам, и инородцам. Не случайно в течение веков Россия не знала антицаристских народных выступлений: не были таковыми и вос стания Разина и Пугачева. Первыми, кто бросил перчатку царизму как системе власти, были декабристы. И лишь в XX веке широкие слои народа разуверились в самодержавии.
И ВСЕ ЖЕ ЭТА ПОЛИТИКА постоянно балансировала, опираясь на свою верную опору — высшие слои общества, иначе это было бы совсем другое государство, это уже не была бы Московская Русь или Россий ская империя.
Социальное, национальное, региональное напряжение постоянно лежало в основе жлзнедеятельности огромной империи и при известных условиях могло вылиться в общественный взрыв большой силы, на которые Россия была так богата в прошлом.
Начало XVII века преподало в этом смысле России, российскому народу, российскому правительству очередной урок.
Причин Смуты начала XVII века можно найти великое множество, как, впрочем, это делали и делают и отечественные, и зарубежные исто рики. Это и династический кризис, вызванный убийством царевича Дмитрия в 1591 году, а в дальнейшем появление Лжедмитриев 1 и II. Это и социальное напряжение в обществе, усиление наступления на права крестьян и холопов в последние годы жизни Ивана Грозного и в правление Федора Иоанновича, и тяготы, вызванные долгой и изнури тельной Ливонской войной. Наконец, это и давление внешней среды, враждебные происки Речи Посполитой, которая, прикрываясь фигурой
А. САХАРОВ 96
Лжедмитрия 1, попыталась решить вековой спор с Россией в свою пользу раз и навсегда, поставив сначала своего ставленника на русский трон, а затем и вообще сделать Россию частью Польской короны, а также стремление Швеции овладеть ключевыми позициями на русском северо-западе во главе с Новгородом-
И все же Смута — это нечто большее, нежели даже проявление и воздействие всех этих причин. Несомненно, что каждая из них значи тельно расшатывала государственный корабль, но ни одна из них, ни их совокупность не могли подорвать и потопить его полностью, как это случилось в первое десятилетие XVII века. Стремительный распад России, потеря ею государственного управления, в том числе полный распад армии, приказного хозяйства, сведение ее территории едва ли не к одному Московскому уезду, потеря всех экономических связей, гибель всей системы самообеспечения страны были изначально заложены во всем строе огромного государства, с его острейшими геополитическими, региональными, социальными и национальными проблемами. Там, где нарушался баланс власти и общества в целом, как бы ни противоречив и непрочен он был, каким бы однобоким (в пользу определенных социаль ных сил) он ни являлся, там начинался распад нации, распад страны. И тогда в силу вступали изначально заложенные в ней центробежные силы и те факторы, которые созревали как таковые (например, непри миримая вражда между верхами и низами общества) уже в более позд ние эпохи российской истории.
То были времена, когда от России отпали целые части страны: северо-запад, западные районы чуть ли не до Подмосковья, казачьи земли, забунтовали многочисленные народы России, особенно на окраи нах страны, где эти децентрализаторские импульсы были ощутимы сильнее. Речь Посполитая и Швеция рвали страну на части. И, наконец, в Кремле воцарилась власть, представленная польским королевичем Вла диславом, а позднее его отцом королем Сигизмундом. Это уже было политическое дно, горькая чаша оказалась испитой до конца.
Казалось, что наступил тот самый этап в истории Восточно-Евро пейской равнины, когда приходил черед исчезнуть здесь одной империи и заступить на ее место другой. Но, как известно, история, в том числе и российская, не движется лишь в одном направлении. Выявилось также, что возможности государственного развития восточного славянства еще не были исчерпаны полностью. Ни рядом, ни внутри его территории не оказалось мощных противостоящих сил. Мусульманское полукольцо, подходящее с юга, само было в постоянном брожении и переустройстве, а его лидер — Оттоманская империя — уже потерял к этому времени экспансионистскую инерционную мощь. Западно-католический мир был занят своими проблемами, «отрядив» на Восток второразрядную по западным меркам Польшу. В ближайшем от российской территории приграничье не сложился иной этнический лидер, который мог бы раз жевать своими мощными челюстями и выплюнуть прочь доминировав шее здесь восточное славянство. В свое время это не удалось даже мон голам.
Да и различные слои народа, участвовавшие в Смуте (а принимали участие в ней практически все слои, кроме духовенства, которое, за некоторым исключением, по мере сил стремилось сплотить страну на нравственно-патриотической основе), по мере распада России, углубле ния общего социально-экономического, духовного кризиса нашли в себе силы противостоять дальнейшему падению. Инстинкт самосохранения нации, государства подсказал, что начинать надо именно с того звена российской жизни, которое было разрушено первым, открыв эстафету разного рода общественных катастроф,— с организации государства.
СМУТЫ И АВТОРИТАРИЗМ В РОССИИ
97
Государство, как совершенно справедливо отмечал в своей «Истории государства Российского» Н. Карамзин, наиболее проницательный и умный наш историк, во все времена оставалось тем стержнем, на кото рый плохо ли, хорошо ли нанизывалась вся российская жизнь.
Народ как целое чутьем раненого, но еще живого и дееспособного организма прекрасно понял, каким может быть путь к спасению, хотя его отдельные слои вовсе не единодушно видели в новой монархии избавление от своих бед. Так, часть крестьянства и казачества еще долго бунтовала против всего и вся. Но, вероятно (и об этом мы долгое время как-то скромно умалчивали), среди этих бунтующих элементов было немало тех, кто в течение целого десятилетия сделал своеволие, а то и откровенный грабеж смыслом жизни, основным промыслом.
Люди, страна устали от этого полного общественного разложения, от всякого лиха, от насилий и расправ. И неудивительно, что именно из народной среды — из нижегородских слоев — вышли основные силы, выступившие за возрождение Родины, за порядок. К этим силам быстро примкнула остальная здоровая Россия, сделавшая ставку на патриоти ческое возрождение разрушенной российской государственности.
Воцарение династии Романовых как раз и стало началом государ ственной стабилизации, независимо от того, как воспринимали эту власть различные слои общества. А эта власть, опираясь на дворянство, верхушку казачества, часть боярства, города, олицетворявшаяся в 14-летнем Михаиле Романове, за которым очень скоро встал настоящий правитель, его отец — Федор Никитич Романов, патриарх Филарет, очень быстро обуздала те тенденции, которые олицетворяли собой Смуту — развал государственной системы. Заработала верховная власть в содружестве (на первых порах) с земскими соборами, пришел в движе ние тяжелый маховик громоздкой приказной системы, была воссоздана армия, которая сразу же повернула жерло своих пушек против внеш него врага — поляков и шведов. Возродившееся внешнеполитическое ведомство всячески подкрепляло эти военные усилия. Восстановленная система сыска и репрессий обратилась против многочисленных вну тренних повстанцев, «лихих людей», откровенно «уголовного» элемента. Новая власть была суровой властью, и суровой были ее меры. За спиной царя-мальчика заработал десятилетиями отработанный, порушенный и вновь собираемый по крупицам механизм. В строй встали и старые профессионалы, разбросанные по селам и градам Смутой и теперь со бранные в Москве. Рядом с ними появились молодые, способные госу дарственные волки, с которыми не выдержали конкуренции не подгото вленные к этой специфической, жесткой работе такие деятели, как Минин и Пожарский, где нужно было не только обладать качествами патриота и бойца, но и знанием тайных пружин власти и присущим ей цинизмом и жестокостью, способностью к интриге, к угодничеству перед высшими и презрением к низшим, то есть тем, что составляло часть прежнего российского государственного аппарата.
Но это была российская власть, с каждым годом приобретавшая все более автократические черты, независимо от личностных черт того же Михаила Романова и его сына, «тишайшего» Алексея. Это была власть, которая умело покупала одних, подавляла других, уничтожала третьих и в конце концов сумела собрать страну воедино, стабилизировать ее границы, содействовать возрождению экономики в ее тогдашнем фео дально-крепостническом виде. Она дала России новый свод законов — «Уложение» 1649 года. Она воссоединила Украину с Россией, подчинила себе ряд новых территорий на Северном Кавказе, а к концу века отняла у Польши Киев и подписала с ней вечный мир.
И даже призрак новой смуты в лице масштабного казацко-кре-7. «Свободная мысль» № 9.
А. САХАРОВ 98
стьянского восстания и восстания городской бедноты, имя которому дал Степан Разин, не поколебал устойчивой поступи этого возродившегося государства.
Смута начала XVII века еще раз дала России предметный урок: власть в этой стране должна быть только сильной, автократической властью, независимо от ее политической или социальной окраски. Во всяком случае, пока для этого в обществе существовали объективные возможности.
Полтора века после этого, несмотря на тяжелейшие испытания, Рос сии удавалось избежать новых смут. Она страдала (точнее, страдал ее народ), но сохраняла свою государственность, свою территориальную целостность. Расширяясь территориально, не поспевая за социально-политическими, экономическими и культурными веяниями времени, Россия все больше и больше испытывала общественные перегрузки, которые в прошлом нередко опрокидывали ее государственный корабль, но которые со второй половины XIX века возросли во сто крат, делая положение все более и более критическим. И все же страна держалась именно автократическим правлением, которое к тому вре мени, несомненно, становилось анахронизмом.
Социальное напряжение начала XX века, нарастание политиче ского кризиса, династическая неустроенность, военное поражение в период русско-японской войны, невзгоды и новые поражения в ходе первой мировой войны поставили страну на край новой смуты. Хотя именно в эти десятилетия Россия обнаружила большие потенциальные возможности перегруппировки своих общественных, народнохозяй ственных сил, переориентации экономики, политических устремлений, государственно-национальных приоритетов на уровень тогдашней цивилизации. Казалось, что все это можно было сделать при старой или всего лишь несколько обновленной системе. Однако, как это уже не раз было в истории страны, ее переход из одного качества в другое при наличии постоянно действующих центробежных тенденций, при актив ном, как и прежде, воздействии внешнеполитических обстоятельств, при огромном социальном напряжении привели к новой колоссальной смуте, масштабы которой вполне соответствовали масштабам самой страны, накопившимся в ней и неурегулированным противоречиям.
КАК ЭТО БЫВАЛО И ПРЕЖДЕ, новая смута началась с разложе ния, а затем падения центральной власти. Рухнула монархия, а вместе с ней и вся система, долгие десятилетия державшая страну в состоянии пусть и сомнительного, но баланса.
Далее очередная русская смута развивалась по классическим же русским образцам, обозначив разрушение как изначально свойствен ных и взрывоопасных для России общественных черт, так и тех, что появились уже в новое время.
Катастрофически стала распадаться государственная система, огромная армия быстро обращалась в апокалиптическое озверелое ско пище вооруженных индивидов, рвавшихся к земле, домашним очагам, будто смута способна была сохранить и эту землю, и эти очаги. Низы общества (не «пролетариат», не «беднейшее крестьянство», а именно низы) встали против верхов, и это было естественно в условиях, когда обнажились все застарелые социальные язвы общества. Смута развя зала страшную цепную реакцию неповиновения, социального реванша. Попытки Временного правительства всех созывов сохранить или хотя бы модернизировать старую государственную машину не давали резуль тата, стремление ввести в стране сильную власть путем военной дикта-
СМУТЫ И АВТОРИТАРИЗМ В РОССИИ 99
туры в тех неуправляемых условиях лишь ускорило общий распад. Большевики, взяв власть, получили лишь ее тень, жалкое ее подобие во всех смыслах и окончательно добили ее, не дав поначалу ничего взамен. И революционное противостояние низов общества его верхам в России 1917—192 5 годов было лишь частью этой смуты, хотя порой внимание акцентируется лишь на одну сторону событий. Рушилось все — эконо мика, внешние связи; под напором внешних сил — Германии, стран Антанты, Турции, Японии, под натиском национального сепаратизма отпадали национальные регионы — Украина, Грузия, Армения, Азер байджан, подняло голову сибирское областничество. Процесс, начав шийся при Временном правительстве, получил при большевиках, в годы гражданской войны, лишь новые импульсы. Страна переставала суще ствовать: все поднялись против всех, встал, как в старину, «род на род».
Почти каждая крупная губерния, многие уезды провозглашали политическую самостоятельность, все больше разрушая экономику, приводя в негодность города и отбрасывая на абсолютно примитивный уровень сельскую жизнь, задыхаясь без продовольствия, транспорта, погрязая в нищете и варварстве и все дальше отставая от сопредельных цивилизованных стран.
И, как всегда бывало в годы больших русских смут, десятки, сотни, тысячи авантюристов, честолюбцев, злых гениев народа начинали делать свое черное дело — хозяйничать на разваленных просторах Рос сии. Появились свои лжедмитрии, свои шемяки всех социальных и национальных мастей. Казалось, это был настоящий конец России. Но нет, как выявилось, не испила еще страна до конца свою горькую чашу. Не настало ее историческое время.
Как и в прошлом, на огромных пространствах страны не оказалось внешнего исторического соперника. А именно так на этих пространствах скифы когда-то свалили сарматов, а гунны стерли с лица земли скифов, и не иссяк, видимо, до конца источник народных сил, не убита была его тяга к самовозрождению.
Выход из смуты был долгим и страшным. Так или иначе, тем или иным путем, но его начал бы осуществлять любой из победителей в гражданской войне. Победили большевики, представлявшие низы общества, и эта миссия выпала на их долю. И снова обстановка смуты продиктовала методы возрождения страны. На сей раз это были методы низов общества с их традициями, культурным уровнем, менталитетом, вырвавшимся на поверхность чувством социального реванша.
Распрощавшись с одной авторитарной системой, страна очень быстро вступила в другую такую же систему, но лишь еще более реши тельную, более беспощадную. Сегодня уже можно говорить о том, что это была тоталитарная система низов, грубых, некомпетентных, жесто ких, для кого был врагом любой, кто не являлся «своим». Это была система и люди системы, верившие в утопические цели мировой револю ции, которые стали в народной среде сродни лучезарным сказкам о странах с молочными реками и кисельными берегами. Для этих людей отправить в застенок, на расстрел, в концентрационные лагеря сотни тысяч людей, миллионы, связать всю страну мощными идеологиче скими обручами не стоило и ломаного гроша. Но именно эти люди, именно этими методами, а не другими, сумели собрать страну воедино, вновь воссоздать на гигантской Восточно-Европейской равнине новое унитарное государство, заложив в него с ужасающей последовательно стью все те прежние детонаторы, которые могли при известных усло виях вновь произвести взрыв колоссальной мощности и разнести в пух и прах новое государственное здание, возводившееся с таким угрюмым упорством и такими невиданными даже для России жертвами.
А. САХАРОВ 100
И все же именно авторитарная власть (иной Россия на протяжении десяти веков не знала, хотя элементы гражданского, правового обще ства и начинали прорастать здесь с конца XIX века) вновь воссоздала на новом общественном и технологическом витке (и это воссоздание было зеркальным отражением самих строителей этого нового общества и нового государства) прежнюю огромную империю, прекратив ее рас пад, а позднее связав страну в единый унитарный Союз и уничтожив на долгий срок национальный и региональный сепаратизм. Были воссоз даны экономика и общественные отношения в том их виде, как это понимали тоталитарные лидеры страны, Россия выиграла тяжелейшую войну и вновь вступила в сообщество мировых государств, опять же на тех условиях и с теми особенностями (и даже странностями), как это виделось ее тогдашним руководителям.
Казалось, что не было исхода этой крепчайшей общественной системе на территории Восточно-Европейской равнины. Однако срок ее существования был на удивление короток, во всяком случае, не более чем периоды от смуты до смуты в XI или XIV веках — всего лишь несколько десятков лет. И причина этой недолговечности и приближе ния очередной смуты в России заключалась не только в постоянно дей ствующих геополитических факторах, ведущих к распаду России, но и в том, что тоталитарный режим, презрев накопленное веками, пусть и далеко не идеальное, умение управлять Россией, умение маневрировать, уступать, отступать, наступать, выработанное на протяжении столетий (тоже в условиях авторитарной модели управления) наиболее умными, дальновидными, расчетливыми и циничными представителями старого режлма, противопоставил этому, казалось, эффективные, решительные, но на деле примитивные и исключительно силовые методы — директив ный метод политического и хозяйственного руководства, репрессии, борьбу с инакомыслием, депортации и т. д. Стихийные и плановые эко номические интеграционные процессы все более оказывались мощной сцепляющей силой, но и они не в состоянии были прикрыть брешь общей хозяйственно-политической немощи режима.
На круги своя вернулась за эти десятилетия и социальная напря женность в обществе между верхами режима — партхозноменклатурой и примыкавшей к ней и обслуживающей ее частью населения, в том числе идеологически ангажированной интеллигенцией и значитель ными массами народа, в том числе демократической интеллигенцией, уже оторвавшейся во втором и третьем поколениях от простоты и нати ска «первопроходцев» и не принимавшей идеологического давления ментально отставших от них верхов. Налицо было и сильнейшее влия ние внешнего фактора — противоборства в «холодной войне», где победа ощутимо клонилась на сторону более мощного экономически и более изощренного политически и идеологически противника — стран Запада. К тому же к исходу XX века в стране по-прежнему не существовало гражданского правового общества, действительно конституционного регулирования общественных процессов, которое могло бы компенсиро вать возможные кризисные ситуации.
Таким образом, новая российская смута была предопределена задолго до того, как она действительно началась попытками либераль ной номенклатуры подгримировать старый, уже исчерпавший себя режим. Давно уже стал проявляться национальный и региональный сепаратизм, в кризисное состояние вступило народное хозяйство, появи лись элементы внешнеполитической изоляции, падала нравственность общества, коррозии подвергалась святая святых режима — армия и внутренние войска. Тот выплеск преступности и насилия, который охва тил страну на исходе 80-х — начале 90-х годов, возрастал прежде в виде
СМУТЫ И АВТОРИТАРИЗМ В РОССИИ 101
ненависти низших слоев к высшим, полной бесхозности экономики, рас пространившегося в обществе лицемерия и цинизма, глубокого падения нравов. Все это сдерживалось до поры до времени лишь силой, страхом.
Сегодняшний развал однобоко ориентированной экономики, гибель подорванного старой системой сельского хозяйства, всеохватность пре ступного мира, национальный и региональный сепаратизм были отмо билизованы задолго до того, как либеральная номенклатура известила народ о начавшихся реформах.
Но народ уловил главное — неспособность власти управлять стра ной, по-прежнему держать ее в узде, неспособность дать реальную аль тернативу. Система отжила свое. Это была старая беда России; срабо тала она и на сей раз.
Практически все компоненты, составлявшие сущностную основу прежних больших российских смут XVII — начала XX века, были налицо. Сценарий их развития оказался также схожим. Стремительно падал престиж власти, лихорадочные попытки спасти положение раз личного рода кадровыми перестановками, паллиативными мерами не давали эффекта. И тут же глухо заворочались национальные окраины и огромные регионы унитарной страны. Гибнущая власть уже отпустила вожжи народного хозяйства. Оно покатилось под откос. Из некогда крепкого социального организма в аморфное образование превратилась армия. Распад партии привел к подлинному взрыву общественных дви жений. Мощно проявилось, как это обычно бывало в таких ситуациях и прежде, движение «снизу». Смута началась по всем классиччским кано нам российской жлзни.
С каждым месяцем обвал становился все более стремительным. Отпадение «союзных республик» и развал СССР в 1991 году были лишь этапом на этом пути, который до сих пор продолжает набирать силу. Катящаяся под уклон Россия, кажется, снова испытывает судьбу.
Раздираемая противоречиями «справа» и «слева», обруганная и про клятая ее старыми и хорошо организованными внешними и внутрен ними врагами, атакуемая бывшими «союзными республиками» и взры ваемая изнутри собственными «автономиями», дискриминируемая в мировом сообществе она еще бредет по стезе истории, но уже на полусог нутых ногах. Снова авантюристы и честолюбцы, опьяненные вседозво-ленностью, устраивают политические пляски на полуповерженном теле России, а мародеры всех рангов пытаются растащить ее на куски.
Главный идеологический удар, по аналогии с прежними временами, все, кого устраивает подобное положение вещей, наносят сейчас по еще не состоявшемуся авторитаризму, прекрасно сознавая, что в прежние времена именно эта форма власти, независимо от ее социальной сущно сти, прекращала политический шабаш, стягивала страну воедино, обес печивала внешнеполитические условия ее существования, подводила необходимый фундамент под функционирование экономики. Сегодня, на мой взгляд, эта политическая панацея, принимая во внимание состоя ние страны, вышедшей из недр тоталитарного общества, а также учиты вая всеохватный и, возможно, наиболее глубокий характер российской смуты за последние по крайней мере три века, вовсе не исключается. Хотя и ныне сущность этого авторитаризма может быть самой различ ной — от демократической до неокоммунистической, как не исключа ется и гармоническое сотрудничество авторитарного режима с граждан ским обществом и правовым государством, образцы которого каждая по-своему преподали в свое время Франция, Бразилия, Чили и к кото рому Россия, кажется, начинает приближаться через кровь и разруху.